Иллюзорный мир реальности [Александр Горев] (fb2) читать онлайн

Александр Горев Иллюзорный мир реальности

От автора

«Им нравится жить на колесах, им нравится пить вино,

В иллюзорном мире они живут давно».

Группа «Крематорий», 1986.

В 1986 году Армен Григорян, лидер и вокалист группы «Крематорий» утверждал, что кто-то хочет взорвать «их иллюзорный мир» и даже сам не прочь был это сделать. И хотя текст песни «Иллюзорный мир» был явно не о том, о чем пойдет речь в этой книге, тем не менее строки, вынесенные в эпиграф, в полной мере соответствуют реальности и тому миру, в котором мы живем прямо сейчас. А иллюзорным, точнее кажущимся, этот мир назвал древнегреческий философ Парменид из Элеи за пять веков до нашей эры. И как раз потому, что почти всё в этом мире можно взорвать и уничтожить. Не верьте этому, — сказал Парменид (в нашем вольном изложении), — подлинную реальность уничтожить нельзя. С тех пор философская поэма Парменида по праву вошла в золотой фонд европейской философии и до сих пор тревожит умы современных философов. В двадцатом веке немецкий философ Мартин Хайдеггер признался, что основополагающее понятие всей онтологии, «бытие», по-прежнему скрыто от него и представляет собой неразгаданную тайну. Если быть более точным, то гамлетовский вопрос Парменида звучал так: «есть или не есть?» И для всех последующих философов (а также современных филологов) главной задачей в интерпретации бессмертной поэмы являлось внятное, ясное и как можно более конкретное объяснение того, что означает это самое «есть», что означает «существовать», что означает «быть», «быть сущим», «быть реальным». Именно об этом и пойдет речь в этой книге — свои ответы на эти вопросы нам предоставит одно из современных направлений умеренного реализма — онтология определённости…

В чём, собственно, проблема?

В общем виде проблему можно озвучить так: «откуда что взялось»? С давних времён бытует мнение, что из ничего не может возникнуть нечто, а тем более нечто весьма основополагающее. Вот так просто, само по себе. Ни с того, ни с сего. Не было, не было и вдруг… Это больше похоже на фокус, на волшебство, на обман, на чудо и вызывает много других вопросов без ответов. Например, «почему именно сейчас», «где это нечто было раньше». И общий консенсус был таков: это невозможно, так не бывает, этого не может быть, под этим мы никогда не подпишемся. Ведь чтобы возникло «само», это само уже должно быть, иначе оно возникло бы «не само». Значит само возникнуть не могло, значит возникло благодаря чему-то другому. Но тут возникает «редукция» или замкнутый круг — а откуда взялось «другое»? И мы снова оказываемся перед той же самой проблемой. Поэтому вердикт очевидный. Никакого возникновения для первоосновы мироздания не было и быть не могло.

С другой стороны, а какая у нас тогда есть альтернатива? Только одна (с небольшими вариациями) — если наипростейший источник нашего мироздания не появился из ничего (редукцию мы не рассматриваем), значит он существовал всегда, то есть вечно. Именно это и утверждал Парменид. Настоящее, которое есть прямо сейчас, было и будет. «Есть»! «Сейчас». Парменид сделал свой выбор. Вечность стала философской гаванью, которая «спасает от шторма всех». По деталям и частностям мнения разделились. Одни присоединились к платоновскому миру идей, другие назвали вечной материю, третьи указали на Бога. Таким образом, частично указанная выше проблема была решена: источник нашего мироздания существовал всегда и это является одной из характеристик, свойств «подлинного бытия», то есть реальности. Заметим, что словосочетание «подлинное бытие» не случайно, а выражает конкретное отличие нового онтологического термина «определённость» от постпарменидовского термина «бытие» и составляет неотъемлемую часть онтологии определённости. Это отличие обнаружится далее по мере нашего изложения.

Теперь, когда мы знаем, что искать (что-то вечное), нам надо понять «что» это? Именно в этом и заключается главная сложность. Забегая несколько вперед, мы можем сказать, что ни одна из предложенных за всю историю философии моделей мироздания не соответствует онтологии определённости, иначе просто не было бы смысла озвучивать новое направление. Каждая модель мироздания, начиная с Парменида и заканчивая Гегелем, имеет свои недостатки и противоречия, иногда, как в случае с Гегелем, явно надуманные и желанные. Скажем, Парменид запретил думать о «ничто», о «не есть», но разве это остановило последующих философов? Конечно нет! И не только потому, что каждый философ имеет свою точку зрения, а потому, что учение Парменида очевидно ошибочно. Нельзя запретить размышлять о том, о чём размышлять возможно. В онтологии определённости делается попытка избежать таких явных и неявных недостатков, хотя её основой будет именно поэма Парменида, а также множество других философских идей, от пифагорейцев до Гегеля и современных философов. Тем не менее в онтологии определённости есть и совершенно оригинальные термины. С них мы и начнем…

Основные принципы

Онтология определённости базируется на понятии (принципах) целого и на том, из чего оно состоит. Целое само по себе без учёта частей, части и целое как единое, имеющее части. Уникальность, обособленность и то, что их связывает — принцип сочетания, который и приводит к целому.

«Уникальность» и «обособленность». Звучит несколько непривычно. Более привычные термины — качество и количество. Это Аристотель и Гегель. Единое и многое — это Платон. Форма и материя по Аристотелю. Бытие и небытие — здесь аналогия не всем сразу очевидна, но будет объяснена далее. Беспредельное и предел — здесь всё противоречит и Гегелю, и Платону, и даже Пармениду. Сущность и её отрицание — здесь вообще всё непросто. Идеальное и материальное — из современной философии. Время-вечность и пространство — практически физика. Непрерывность и дискретность — математика. Более точно наши термины звучат так: «уникальность без обособленности» и «обособленность без уникальности». Звучат они так потому, что онтология определённости всячески борется с абстракциями, а наше мироздание столь сложно устроено, что упоминая одно, мы невольно цепляемся за другое. Но для ясности и простоты понимания желательно иметь чистый абстрактный термин, поэтому у нас одно явно открещивается от другого, чтобы у читателя даже мысли не возникло посмотреть в противоположную сторону. Эти понятия не есть реальность, хотя частично они где-то там прячутся, но являют себя только разуму, никакой эмпирики! А разум онтология признает, в основном, только в одном виде — в объективном. Поэтому как философское направление данная теория относится к объективному идеализму. А абстракция — это всего лишь метод временного отбрасывания того, что мешает, производимого в уме, то есть является вымыслом — предметом для исследования субъективного идеализма. «Сначала — хорошо, потом — плохо», как говорит герой Василия Шукшина в замечательном фильме Сергея Герасимова «У озера». Вариант «кто нам мешает — тот нам поможет» из известного кинофильма «Кавказская пленница» нам тоже, увы, не подойдет… Поэтому называем абстракции своими именами сразу, как есть, во избежании кривотолков.

Итак, что же такое «уникальность без обособленности»? Представьте себе мир, в котором куда бы вы, и когда бы вы не пошли, вы встретите только одно и то же, и ничего другого. Это и есть уникальность. Она даже чуть-чуть не похожа ни на что другое. И чтобы у вас не осталось ни малейших сомнений в этом — она абсолютно одинока. И хотя уникальностей много, все они «живут» в параллельных Вселенных и никак не пересекаются друг с другом. Каждая уникальность самодостаточна и никаких соседей не имеет. Поэтому уникальность беспредельна и непрерывна. Качество не имеет пределов, хотя Гегель утверждал обратное. Уникальность без обособленности всегда «одна». Более того, понятие «одна» для уникальности не существует, потому что «одним» можно быть лишь напротив компании, а рядом с уникальностью никакой компании нет. И обособляться уникальности просто невозможно. И хотелось бы, да не получится. Уникальность представляет собой вполне конкретное содержание в единственном числе (в единственном — это для нас, для понимания): «небо», «фотон», «твердое тело», «газ», «молекула водорода», «душа», «круг» и так далее. Точнее «мир неба», «мир фотона» и тому подобное. Но что мы можем знать о параллельных Вселенных? Ответ очевиден (ничего) и поэтому Парменид упаковал все эти уникальности в плотное «тело» бытия так плотно, что они потеряли свою уникальность, слились в единое, всеобщее «одно» под названием «всё». Он спрятал уникальности в свое понятие, упростив себе задачу. «Сущее прилегает к сущему». Именно поэтому уникальности, как содержательные сущности, смыслы относятся к бытию. Уникальность есть эйдос Платона. Уникальность всегда отвечает на вопрос «что»! Ей есть, что ответить! А вот «многого» Парменид «бежал», как «чёрт от ладана». По одной простой причине — многое имеет очень неприятное свойство: оно всегда изменчиво, постоянно что-то куда-то пропадает, то одного не досчитаешься, то другого, а это сильно противоречило планам Парменида, поэтому он прямо назвал «отсутствие» чего бы то ни было «иллюзией». И вместе с «отсутствием» он выбросил «многое», как его явный и непосредственный источник, а в придачу и «ничто».

Именно «многое» и есть «обособленность без уникальности», или небытие в постпарменидовском смысле. Что же такое «многое», «количество» само по себе? Ничто! Количество ничего. Обособленность есть, много обособленности, одна сплошная обособленность, но никто и никогда не узнает «обособленность чего и от чего». «Вечный призрак» небытия — это то, что никогда не реализуется. Многое не может ответить на вопрос «что»? Оно отвечает только на вопрос «сколько», да и то предельно невнятно — «много». Ничего более конкретного от «обособленности без уникальности» вы не добьётесь. Но обособленности здесь хоть пруд пруди — сплошные пределы, ограничения, стены, лабиринт Минотавра, из которого нет выхода! Более того, Парменид был так «зол» на обособленность, что даже отказал ей в существовании. А вот среди моделей множеств современных математиков Френкеля и Мостовского есть теории множеств с атомами. «Атомы» не содержат никаких элементов, не имеют содержания, однако отличаются, точнее обособляются, друг от друга и от пустого множества. Вот практически идеальный, современный и даже «научный» (хотя и сложный для понимания) образ «обособленности без уникальности».

Все бесчисленные комнаты этого «лабиринта» похожи друг на друга до полнейшей неотличимости, более того — они пусты, и только «стены» говорят вам о том, что вы находитесь в лабиринте небытия или первичной материи. Потому что именно такое понятие и является с точки зрения онтологии определённости образом «праматерии». Той самой, которая и является источником нашего мироздания, как мы покажем далее, наравне с миром эйдосов Платона. Такой же вечной, как и вечное бытие у Парменида. А можно ли назвать праматерию сущностью? Очень хотелось бы, так и «напрашивается», это сделать но… Можете ли вы назвать самим собой свое собственное отражение в зеркале? Очевидно, что нет. Это скорее «копия» (копия — это яркий признак материального мира). Так вот ничто — это отражение «всего». То самое отрицание, от которого отказался Парменид, чтобы утвердить «бытие». И всё-таки небытие существует, хотя Парменид говорил обратное. Каким же образом? Не так, как подразумевал Парменид, отрицая его существование. Но об этом мы расскажем подробнее чуть далее. И замечание напоследок: в мире «многого» нет и принципиально не может быть ничего в единственном числе (в единственном — это для нас, для понимания).

И, наконец, о главном принципе, без которого наше мироздание невозможно: принцип сочетания, принцип целого, принцип развития, принцип родителей, принцип любви. Это всё названия одного и то же принципа. Как можно было заметить «уникальность без обособленности» и «обособленность без уникальности» явно противопоставлены друг другу. И, как сказал современный философ Михаил Бойко, между ними, между бытием и небытием, пролегает непреодолимая бездна вечности. И эта бездна действительно пролегает и она, увы, действительно непреодолима! Никто не может объяснить, как идеальная, бытийная, всего лишь умопостигаемая сущность может воплотиться в реальную материальную вещь, которую можно потрогать руками. Идея — это идея, а вещь — это вещь. Даже Платон, «отец» объективного идеализма, это утверждал. Но, как оказалось позднее, «принцип целого» столь могущественен, что ничего невозможного для него нет и мост через бездну был найден! Бездна оказалась «заражена» вирусом «развития», который просочился как в бытие, так и в небытие, и преобразовал их так, что они стали несколько ближе друг к другу, в результате чего и появился наш идеально-материальный мир, в котором мы живем. Но это не значит, что чистое бытие и чистое небытие не существуют в реальности, ведь, возвращаясь к первоначальной проблеме «откуда всё взялось» другого ответа не предвидится — всё возникает именно из бытийного вечного мира уникальностей, точнее является им. А теперь немного подробнее о том, как это было с философской точки зрения…

Всё и ничто

Многие давно уже догадались, что всё и ничто есть одно и то же, но с разным знаком (Гегель не догадался). При этом «всё» характеризуется знаком плюс, а «ничто» знаком минус. Плюс применяется тогда, когда мы что-то утверждаем, а минус — когда отрицаем. Формула всего выглядит так: «всё» = «всё-минус» / «всё-плюс» = ничто / «всё-плюс». При этом плюс у «всего-плюс» так сросся с понятием всего, что отпал как ненужный. Его давно уже никто не замечает. Поэтому нам придётся переписать формулу: «всё без знака» = ничто / всё. «Всё без знака» мало кто замечает, и кроме того его название довольно странное, поэтому в онтологии определённости для него есть свое название: «Определённость» с большой буквы. Большая буква как раз и указывает на то, что больше этого понятия уже ничего не может быть. «Определённость» есть абсолютное целое, оно даже больше, чем всё = «всё-плюс». Но кроме абсолютного целого в онтологии определённости много других определённостей, которые являются относительными целыми, потому что их также можно называть и частями. Это зависит от точки зрения. Однако «Определённость» является исключительно целым и всегда только целым, так как больше, чем «всё без знака» ничего быть не может, и «Определённость» не может быть включена во что-то другое как часть. И хотелось бы включить, да некуда…

Абсолютное целое

Начнем немного издалека. Принципы — это хорошо, но они не могут «висеть в воздухе». Поэтому необходимо найти нечто весьма реальное, что будет эти принципы воплощать, способно их эмпирически реализовать. И такое «что» — это пустота, а точнее два её очень интересных и неотъемлемых свойства: способность наполняться и способность опустошаться. Это как бы два направления но одна и та же дорога, одно направление туда, а второе — оттуда. Одно направление к некоему центру, извне внутрь, а другое — изнутри наружу. Эти образы нам пригодятся. Одно направление приводит к сплачиванию, к уплотнению (объединению) и на это направление указал Парменид, описав плотное непрерывное бытие. Другое приводит к опустошению, к разрежению (разделению) и его явно указал Гегель, который за полнотой постпарменидовского бытия увидел пустоту. Видимо, в этом ему помогла его «любовь» к абстракциям. Но он, правда, перегнул палку, когда назвал чистое бытие пустотой. Это история, достойная более подробного разбора.

Кратко необходимое нам изложение Гегеля таково: «Надо с чего-то начать мироздание. С чего? Естественно с бытия. Но сущие нам мешают, отвлекают от главного. Нам нужно бытие само по себе. Давайте выбросим всё сущее и увидим чистое бытие. Оно пусто. Оно — пустота. Значит оно ничто! Ведь и ничто — пустота. Так значит чистое бытие и чистое ничто тождественны и являются одним, и тем же. Но истина в том, что они — различны! Чем они отличаются я вам не скажу, но они точно различны. Значит в самом бытии уже находится ничто. А это значит, что понятия «чистое бытие» и «ничто» тождественны и различны одновременно — и это явное противоречие, из которого нет выхода! Но нам поможет его «снятие», что приведет нас к становлению» и так далее… Здесь мы лишь укажем на то, что такое чистое бытие действительно тождественно ничто и, собственно, ничем от него не отличается, что признавал и сам Гегель. Однако это его не остановило. Публично признав противоречие мнимым, он, тем не менее продолжил свою «Науку логики», возведя противоречие в главный принцип развития Вселенной, и, тем самым, фактически выдал желаемое за действительное.

Один из современных философов Василий Налимов использовал очень показательную формулировку для бытия. В книге «Спонтанность сознания» 1989 года он пишет следующее: «Спресованность смыслов — это нераспакованный (непроявленный) Мир: семантический вакуум». Здесь, в буквальном смысле, прекрасно всё! Упакованность смыслов явно напоминает бытие у Парменида, уникальности сплачиваются до потери смыслов. Термин вакуум говорит нам о ничто у Гегеля, ничто равное чистому бытию. Две разные точки зрения превратились у Налимова в одну. Но он гораздо более близок к Пармениду, чем Гегель. И он гораздо более адекватен, так как не выдает желаемое за действительное. У Налимова неявное бытие превратилось в ничто самым естественным образом. Через понятие «всё», которое Гегель не мог использовать, так как рассматривал абстракции. Совершенно аналогичный подход независимо от Налимова был использован и в онтологии определённости. Только «всё» может «спасти» «ничто» от того диалектического абсурда, который «придумал» Гегель. Но и модель Налимова нереальна, потому что она исключительно идеальна. Однако как промежуточный шаг к идеально-материальному миру она выглядит очень неплохо!

С точки зрения онтологии определённости (а также Парменида) бытие не может быть пустотой, так как бытие — это как раз наоборот — полнота, «всё», те самые содержательные уникальности, сущности, сущие, которые к тому же плотно прилегают друг к другу. Здесь можно сразу уточнить, что в реальном, идеально-материальном мире эти сущности прилегают друг к друг вовсе не так плотно, как это представлялось Пармениду, но и не настолько они далеки друг от друга, чтобы получилась «пустая пустота», как это хотелось бы Гегелю. Реальное состояние нашего мироздания представляет собой наполненную пустоту. Наполненную, но не полностью заполненную.

Таким образом простейшую модель мироздания можно описать как набор уникальных качеств, размещённых в пустоте, олицетворяющей их отрицание, то есть ничто. И схематично это выглядит как целое, состоящее из двух простых частей: бытия и небытия. Двух способов существования, один из которых неизменный, то есть идеальный, а второй — изменчивый, то есть материальный. И если содержание бытия качественно, вечно и неизменно, то содержание небытия есть «качественная» пустота. Небытийный способ существования не предполагает никакого качества. То, что меняется, не может быть «чем-то».

Такое идеальное целое является абсолютным в том смысле, что оно само по себе никак не может быть частью чего-то большего. Такое целое находится на вершине пирамиды. Кроме него рядом больше ничего нет и быть не может. Такое целое хочется назвать сущностью, уникальностью, но это не совсем так. Сущность слишком проста для такой модели. Сущность может не быть целым (например, атом), но абсолютное целое не может не быть целым. В онтологии определённости наполненная пустота получила название «Определённости». Определённость — это то, что разделяет, одновременно объединяя. При этом не возникает никакого логического противоречия, так как части являются двумя сторонами одной медали. Пустота вмещает в себя, объединяет всё, и одновременно она же разделяет все те уникальности, которые находятся внутри нее как части. Это абсолютная определённость и уникальность. Другой такой нет и быть не может. Для примера можно указать относительную определённость: межмолекулярные силы взаимодействия, которые с одной стороны притягивают молекулы друг к другу, приводя к формированию твердого тела, а с другой стороны отталкивают эти же молекулы, не давая им сблизиться слишком сильно. Или, например, можно говорить о сфере, которая отделяет внешнее от внутреннего, одновременно объединяя их в единое «относительное всё». Указанное выше определение для философского понятия «определённость» есть базовое определение. Наше мироздание строится на основе определённостей и само является Определённостью с большой буквы, чтобы подчеркнуть её абсолютный характер. Заметим, что вышеуказанные свойства пустоты пронизывают наше мироздание полностью без каких-либо исключений и, таким образом, «Определённость» является той самой первоосновой, которую искали древнегреческие философы. Пустота объединяет и разделяет что угодно: галактики, атомы, смыслы (сущности). Любое целое представляет собой реализацию принципа сочетания.

А теперь давайте немного попрактикуемся в практической онтологии определённости. Например, Василий Налимов пишет следующее: «Таким образом, в каждой вещи оказывается содержащимся всё».

Здесь повторяется ошибочное представление Гегеля о том, что бытие есть в каждой отдельной вещи. Даже хуже. Здесь не только бытие находится в каждой вещи, но и вообще всё, как в капле воды — весь океан. Нечто подобное, но с обратным эффектом, с отрицанием, высказывал Платон, говоря о парусине: дескать часть ли парусины над вами или вся единая парусина целиком? Вопрос, конечно, хитрый и коварный. Особенно это выражение «вся единая целиком»! Мало у кого хватит смелости сказать — вся целиком. Тем более, что это действительно не так. Но ответ «только часть» — тоже не совсем верный! В чём здесь суть?

Сократ говорит: «например, один и тот же день бывает одновременно во многих местах и при этом нисколько не отделяется от самого себя, так и каждая идея, оставаясь единою и тождественною, может в то же время пребывать во всем». Платон же, находясь в роли Парменида, отвечает: «помещаешь ты единое и тождественное одновременно во многих местах, все равно как если бы, покрыв многих людей одною парусиною, ты стал утверждать, что единое всё целиком находится над многими… Так вся ли парусина будет над каждым или над одним — одна, над другим — другая её часть?» И далее получив ответ «часть», он утверждает: «Следовательно, сами идеи, Сократ, делимы, — сказал Парменид, — и причастное им будет причастно их части и в каждой вещи будет находиться уже не вся идея, а часть её».

Таким образом, Платон делит единое на части! Нам-то как раз интуитивно понятно, что идея как единое не делится на части. Фокус здесь в том, что Платон пытается большое «запихнуть» в малое, а так как понятно, что это невозможно, то приходится «отрывать» кусочек парусины и именно этот кусочек «запихивать в малое». Между тем, ситуация как раз обратная — малое содержится в большом. То есть, часть парусины объединена с остальными частями в единое неделимое целое.

А так как Платон противопоставляет отдельную часть единому целому как «всему», то говоря «часть» — вы реально разрываете парусину на куски. В этом заключена обманчивая манипулятивность так называемой диалектики. Правильный ответ Платон не предложил для рассмотрения. А ведь мы так надеялись, что учёный Платон всегда говорит правду и ничего, кроме правды. Над нами находится целая, единая парусина, но частично, не вся, то есть часть, но часть единой целой, а не разорванной на куски парусины. Однако говоря об единой парусине мы не можем говорить, что вся она находится над нами, как это сделал Налимов или как пытался «протолкнуть» Платон, подталкивая Сократа к нужному ему ответу. Но давайте уже не будем держать парусину над головой, а положим её на землю и сами на ней разместимся. Это мы «занимаем часть парусины». То есть мы «формируем её часть» в уме, а не она «рвётся на части» в угоду нашей прихоти. Так всё-таки есть ли части у целой парусины? Конечно есть, единое целое всегда состоит из частей, но не делится на них! Часть парусины перестает быть её частью в тот момент, когда она фактически отделяется от парусины в целом. И эта отделённая ткань становится отдельным куском парусины, но не её частью. Это «бывшая» часть парусины.

Иными словами, это не сократовский день в нас, а мы в нём. Не всё в нас, а мы во всём.

Возвращаясь к тезису Налимова, повторим, что целое всегда строго больше своей части, и всё никаким образом не может содержаться в каждой вещи. Тем не менее даже такой профессиональный философ как Гегель наступал на эти грабли, причём неоднократно… Он «безжалостно» разорвал единое у Парменида бытие на куски. Но разорванное бытие — уже не бытие…

А теперь о главном. Представленная выше модель нереальна по той причине, что бездна вечности между бытием и небытием (уникальностью и обособленностью) не может привести к их реальному сочетанию. Бытие остается само по себе, небытие — само по себе. Иными словами такое мироздание может «двигаться по этой дороге» только либо туда, либо обратно. Но соединение качества и количества невозможно, как и появление идеально-материального мира. Мир уникальностей, мир смыслов закупорен в своём бытии, в своём семантическом вакууме. Именно такой мир описан у Парменида, а мир праматерии остается по-прежнему качественно пустым, и желание Гегеля изменить это остается всего лишь его желанием — ничто остается ничем.

Вирус сочетания: время и пространство

Что такое целое? Целое — это то, что когда-то было отдельными независимыми частями, но такое положение им не понравилось. Неизвестно почему. Онтология определённости утверждает, что известно почему — потому что они подверглись «нападению вируса сочетания» и это привело к появлению целого. Это символическое утверждение. Метафора. Обратим внимание на то, что мы только что описали процесс, процесс развития, приводящий к появлению чего-то нового, сложного на основе более простых сущностей. Из чего можно заключить, что само по себе целое уже есть признак, явление этого «мифического» вируса развития. И такое целое нам было изначально дано! Иными словами: «порождение вируса» вторглось в нашу жизнь. Какие могут быть последствия? Если этот вирус живуч, то боимся, он не остановится на единственном целом. Эту захватывающую картину онтология определённости использует для того, чтобы утверждать следующее: целое само себе — уже есть запрос Вселенной на развитие, точнее фактическое доказательство существования такого запроса. А развитие предполагает изменчивость или движение.

Что же может меняться там, где, как кажется, нечему меняться? Например, бытие? Ответ: в бытии ничто не может меняться! На то оно и бытие, чтобы не меняться. Мы не будем перечить Пармениду. Но вирус сочетания таков, что может «сочетаться» с чем-угодно. Его ничто не может остановить. И сочетание парменидовского неизменного бытия, мира уникальных сущностей и запроса на развитие приводит к появлению мира эйдосов Платона. Изначально имеющийся набор простых сущностей начинает увеличивать свой объем. Сущности, сочетаясь друг с другом образуют новые сущности, более сложные, смешанные. Условно это выглядит так: идеальное яблоко сочетается с идеальным зелёным цветом и мы получаем устойчивый к изменению сорт «зелёного яблока». Кстати говоря, подобным образом были открыты гены. Условно «горох» не может передавать потомкам смешанный цвет, он либо жёлтый, либо зелёный, но не может быть жёлто-зеленым. Этот научный факт стал известен задолго до открытия генов. Заметим, что в мире эйдосов есть несколько весьма значимых ограничений: то новое, что появляется, уже никогда не может исчезнуть. Это первое. Второе: если две разные сущности сочетались, то повторного сочетания уже не будет. Новая сложная сущность останется «в единственном числе», то есть такой же уникальной, как и всё, что есть в идеальном мире. И это «требование» уникальности объясняет первое ограничение, то есть невозможность исчезновения. Дело в том, что если сложная сущность распадётся, а потом возникнет новая такая же, то возникает естественный вопрос о том, сколько же на самом деле было сущностей? Две или одна? Бытийный мир никак не может допустить такой ситуации, сильно напоминающей о материальном иллюзорном мире, и поэтому в нем всё идет своим чередом. Бытийные сущности, хоть простые, хоть сложные, никогда не исчезают.

О чём же говорит этот актуализированный в бытии процесс размножения сущностей? О том, что Вселенной не обойтись без времени! Точнее о сосуде вечности, который должен наполняться пройденным путём, траекторией по всевозможным состояниям. Мир эйдосов имеет состояние до появления некоторой сложной сущности и состояние после. И эти состояния требуют своего сохранения. А что умеет хранить себя в неизменности лучше, чем бытие? Ответ очевидный — ничто не умеет! Бытие — это также наполнение сосуда вечности, так как полнота и есть свойство, признак бытия. Так «появилось время». Точнее говоря, вечный сосуд для наполнения был готов в тот же момент, в который появилось само мироздание. Вот о чём нам говорит абсолютное целое.

А что же происходит у небытия? Здесь нет сущностей, но есть обособленности. Именно они и начинают сочетаться, приводя к группам, ко множествам, которые появляются и исчезают. Множества приводят к одинаковым и неодинаковым числам, к этому «естественному порядку вещей». Порядок натуральных чисел приводит к возникновению пространства, причём не просто математического. Обособленность уже более не просто обособленность, но место в пространстве. «Мир праха», где всё может появляться и исчезать, мир рождения и смерти, иллюзорный мир готов за одной небольшой особенностью. Пока что он по-прежнему пуст. Но призрачное «виртуальное» движение в нем уже есть. Он напоминает «квантовый вакуум» из современной физики, а также известный мир пифагорейцев, которые по слухам утверждали, что всё есть число. Не всё! Но без чисел не обошлось. Число — это квазисущность, сущность в бывшем небытии, то есть там, где сущности быть не может. Такая квазисущность сама по себе уже есть некое объединение двух несовместимых ранее миров. И такая квазисущность, как мы покажем далее, имеет огромнейшее значение для всей онтологии определённости. Число — это «сущность» иллюзорного мира. Мир эйдосов неупорядочен, мир чисел ценен порядком, отношениями, множеством, границами. Больше, меньше, раньше, позже. Одно граничит с другим. Всё это невозможно в мире уникальностей, так как все они «живут» в параллельных, то есть непересекающихся Вселенных.

Способ существования многого принципиально отличается от способа существования бытийных сущностей. Если вторые вечны и неизменны по содержанию, то содержание многого постоянно меняется. Если бы многое не менялось, то оно стало бы уникальностью и перешло в разряд бытия. Если бы во многом ничего не исчезало и не появлялось вновь, то оно уподобилось бы бытию. Тогда бы нам не о чем было разговаривать.

Таким образом, вирус сочетания привёл к появлению в нашей расширенной модели ещё двух миров, которые уже не разделены принципиально неизменной бездной вечности, к качественному миру эйдосов Платона и к количественному миру чисел Пифагора. И так как никакая бездна вечности уже не лежит между ними, то они готовы сочетаться друг с другом и образовать идеально-материальный мир нашей реальности. Материя готова воплотить форму. Аристотель ликует…

Но заметим, что процесс развёртывания второй модели мироздания, только что описанный, никогда не являлся реальным процессом. Эта модель раскрывает нам детали мироустройства, но не его развитие. Мироздание в своей основе всегда было таким, какое оно есть сейчас. Развитие идет лишь в материальном мире. Миры Пифагора и Платона были даны нам мгновенно, точнее они всегда были естественным образом внутри реального мира и никакого «развития» на себе не испытывали. Мир эйдосов — это потенциал нашего мира, пока ещё полностью не реализованный. А мир праха — вообще пустота пространства. И, как мы понимаем, оба они непосредственно рядом с нами, у нас под боком. И потенциал, и пустота.

И на будущее мы должны запомнить простое правило: время-бытие наполняется, пространство опустошается (или разрежается, то есть «расширяется», что мало кого должно удивить). Это правило легко укладывается в основные принципы. Уникальность беспредельно наполняет, обособленность делит по полного уничтожения.

Смысл и существование

А теперь сделаем небольшое отступление от столь быстрого старта, что мы взяли. Вернёмся к первоначальному вопросу о том, что значит «существование». Надо сказать, что Парменид не обладал всем набором философских понятий, который есть сейчас. Он был первопроходец, поэтому сделал, что смог. Иными словами поэма имеет явные недостатки, мешающие понять её основной смысл. Разговор об этом смысле между философами идет давно и страсти не утихают. В ход идут такие пугающие обычного человека выражения, как «количественный монизм», «предикационный монизм». И как видите «монизм», то есть «нечто одно», превалирует. Хотя главный смысл поэмы вовсе не в том, что бытие одно, и не в том, что оно есть вечное настоящее. Основной смысл поэмы в том, чтобы выяснить что же такое «существование», что значит «истинно быть».

Как минимум это означает, что истинно сущее всегда находится вне времени и пространства. Но для того, чтобы так сказать, надо допустить, что времени и пространства нет, они отсутствуют. Именно так, как это было на наших исходных позициях до построения второй модели мироздания. Но Парменид не мог этого сказать, так как сразу же абсолютно отменил «отсутствие». Он сказал: «считай отсутствующее присутствующим». Поэтому он был вынужден использовать понятия, присущие времени, чтобы объяснить вневременность, а это очень сложно. Термин «сейчас» по отношению к «есть» уводит читателя поэмы в сторону. В конце двадцатого века итальянские философы записывают в учебник философии: «бытие есть вечное настоящее». С одной стороны это почти правда. Онтология определённости интерпретирует парменидовский термин «бытие», как неизменный сосуд, предназначенный для наполнения текущими событиями. Сам по себе текущий момент неизменен, а содержание «текущего момента» постоянно меняется. Но это содержание не есть бытие. Оно идеально-материально. Все эти тонкости не укладываются в сжатую формулировку, которую использовал Джованни Реале. Но самое главное в том, что, повторимся, это не являлось главной мыслью Парменида.

Главная идея поэмы в том, что «быть и мыслить — одно и то же». Мы специально приводим здесь один из самых неясных из существующих переводов с древнегреческого языка. Вопросов к этому утверждению возникает огромное количество. Но с точки зрения объективного идеализма оно означает, что наша Вселенная — это Вселенная смыслов, и «быть» означает «быть смыслом». Иными словами быть идеальной «сущностью». Скажем, если вы «небо», то вы «есть» даже тогда, когда никакого материального неба во всей Вселенной уже не существует. Если вы «ничто», то вы «не есть». А так как Парменид усилием воли (но не мысли) отбросил ничто в сторону, его такая ситуация устраивала. Нас — нет. Ничто нельзя отбросить усилием мысли, потому что оно является неотъемлемой частью мироздания. Как мы уже знаем, в онтологии определённости бытие не существует изолированно от своего зеркального отражения. Бытие и небытие — это две стороны одной медали. С точки зрения онтологии определённости существовать значит быть частью определённости или быть определенностью как целым. Это и есть «подлинное бытие», сверхбытие.

Необходимость именно такого существования вызвана фактом иллюзорного мира, то есть «отсутствием», то есть тем, что как раз Парменид и отбросил! Для него мир материи был иллюзией, миром кажущихся мнений, но мы в этом мире живем. Как же мы можем отбросить самих себя? Таким образом, онтология определённости утверждает, что «быть» означает не только обладание смыслом, но и его потерю (отрицание). Только такая комбинация бытия и небытия означает подлинно «сущее».

Однако здесь возникает вопрос о том, как быть с абсолютным целым, с «Определённостью», с наполненной пустотой. Оно тоже имеет своё отрицание? Если да, то мы впадём в замкнутый круг, в дурную бесконечность. Но просто сказать «нет» недостаточно. Аналогично поступил, как мы помним, Парменид. Поэтому мы должны обосновать такое утверждение, что сама по себе «Определённость» не имеет своего отрицания, своей противоположности, своего «отсутствия». И тут нам на помощь приходит Людвиг Витгенштейн со своим знаменитым: «то, о чём нечего сказать, следует обойти молчанием». Дело в том, что являясь по факту первоосновой мироздания определённость столь вездесуща, что вам не найти ничего, где бы она отсутствовала. Наша Вселенная построена на определённости, и другой Вселенной мы не знаем и никогда не знали. Как только вы делаете попытку конкретно указать на неопределённость, как она тут же превращается в определённость. Если вам что-либо удаётся сказать о неопределённости, то это значит, что вы либо прямо сейчас лжёте, либо говорите об определённости. Например, прямо сейчас автор немного лжёт, но меня извиняет то, что я говорю об определённости. Много лгать будут мои оппоненты, когда будут утверждать о том, что неопределённость есть, или что её нет, каждый раз вкладывая в своё утверждение некоторый смысл (сущность) и тем самым переводя свою псевдонеопределённость в явную определённость (ведь любой смысл мгновенно обретает своё отрицание, что в совокупности и является определённостью). Лично я под такими утверждениями не подпишусь. Я не говорю о том, что неопределённость есть. Я не говорю о том, что неопределённости нет. Я понятия не имею, что это. И поэтому я молчу. Мне нечего сказать! Но «быть и мыслить» для сверхбытия одно и то же. И это не субъективное мнение, а объективный факт, так как предполагается, что онтология никогда не лжёт. Это априорное утверждение любой онтологии. Поэма Парменида на самом деле не о постпарменидовском понятии «бытие», она об «Определённости». Именно такой вариант поэмы читатель может найти в монографии «Ничто как Определённость», вышедшей в издательстве «Летний сад».

Парменид не только обнаружил истинно сущее вне времени, но и свёл его в единое, во всё, в одно единственное и уникальное — это упомянутый выше «монизм», а также совершил неторопливый подход к универсалиям, о чём мы будет говорить позже. Тем самым он ненароком обозначил противостояние единицы и многого, хотя «многое» тут же перевёл в разряд мнений, кажущегося. Этой проблемой вскоре усиленно занялся Платон, что привело его к теории эйдосов. Однако, повторимся, замысел Парменида был куда более основательный, он искал «одно» как первооснову мироздания. Он говорил обо всём как об одном, как о едином, как об абсолютном целом. Но ему не хватило «одного» в буквальном смысле — понятия определённости, у которого нет противоположности, чтобы о ней можно было что-то сказать. Онтология определённости решает и проблему «одного», и проблему «многого» понятием целого, имеющего части.

Процесс материализации

Как утверждалось в книге «Ничто как Определённость», «материализация — совсем не проясненный процесс возникновения материальных объектов как копий предположительно существующих информационных объектов, существование которых и их непосредственная связь с материальными объектами принимается, в сущности, на веру». Но после издания упомянутой книги прошло два года и с тех многое изменилось. Процесс материализации стал более понятен.

Материализация является предметом философии, а не таких научных дисциплин, как физика или химия по той причине, что и физика, и химия не слишком жалуют идеальные сущности, признавая, пожалуй, лишь математику, и таким образом не имеют предмета для изучения. Но мы-то с вами философы! Поэтому перейдем к нашему предмету…

Пустота не просто маленькая потайная дверка между двумя мирами, идеальным и материальным. Она не просто одна и та же, что в идеальном исполнении, что в материальном. Пустота и есть то, что объединяет эти столь разные миры бытия и небытия в самом себе. Пустота принципиально невозможна иначе, чем в идеально-материальном исполнении. Пусть потенциальном, тем не менее! Это сверхбытие. Не абстрактное и недоступное для понимания Единое или Благо у Платона, а вполне реальное, легко доступное для понимания, непротиворечивое сверхбытие онтологии определённости. Пустота математического, идеального пространства почти ничем неотличима от пустоты физического, «материального» пространства. И здесь то обстоятельство, что число является квазисущностью, играет решающую роль.

Как мы помним, принцип сочетания действует только на сущности, на «что-то», он не может действовать на «просто пустоту», на отсутствие, на простую обособленность материального псевдомира, мира праматерии. Но на «пустое место пространства», если это место рассматривать как упорядоченную числовую квазисущность — не только может, но и действует с «превеликим удовольствием». А это означает, что такое «место» готово воплощать смешанные, и, что самое главное, качественные, бытийные сущности. Реальные, физические «атомы», чтобы они из себя не представляли в научном смысле (частицы, фотоны, кварки, струны), появляются в нашем «несколько идеальном» пространстве. Такой вот «казус»! Принцип сочетания сводит вместе и бытийные сущности и небытийные квазисущности. И процесс воплощения бытийных форм, процесс развития идеально-материального, иллюзорного мира реальности запущен. Понятно, что материализация не воплощает все формы сразу. Это бы противоречило принципу материального мира, где постоянно что-то возникает и что-то исчезает, и «процесс» идёт трудно. Потенциал идеального мира реализуется по мере возможности, постепенно, что мы и наблюдаем вокруг себя. Кроме того, остается вопрос, который мы рассмотрим в дальнейшем. Вопрос о том, чем именно является наша жизнь, развитием или всё-таки чуть-чуть творением?

Реальность

«… время есть: отношение бытия к небытию». Достоевский

А что же такое реальность? Реальность — это то, что уже свершилось и что уже никакимобразом нельзя изменить. Такой подход сильно напоминает понятие «бытие» у Парменида. Оно у него тоже никогда не меняется. Онтология определённости отрицает становление как философское понятие. Момент перехода одного в другое, как и сам переход ложен по сути. Миг между прошлым и будущим не существует, потому что он не находится в «безвоздушном пространстве» между чем-то и чем-то. Момент «сейчас» повторяет природу прошедшего — он уже свершился, он уже здесь, он уже с нами. Так называемый настоящий момент, «сейчас» есть лишь «острие» всеобщего развития (или движения), его актуальное текущее состояние. Движение происходит в пространстве. Но учитывая первооснову нашего мироздания, целое, мы должны понимать, что целое не есть просто целое в пространстве, но и целое во времени. Так как «Определённость» — это именно идеально-материальная комбинация и никак иначе, то такое целое не может быть целым без своей истории, без своей траектории движения. А это означает, что прошлое есть неотъемлемая часть любого целого. И такое прошлое не уже «было», а «есть» прямо сейчас. Именно сочетание состояний прошлого и состояния настоящего всего пространства в целом и является подлинной реальностью.

В этом онтология определённости существенно отличается от учения Парменида, который представлял себе все три времени: прошлое, настоящее и будущее как одно целое, вечное, уже свершившееся, настоящее. Онтология определённости не рассматривает будущее как уже свершившееся. Будущее вариационно. Как минимум предполагается некоторая свобода воли, присущая человеку, о чём мы ещё поговорим далее. Кроме того, совершенно понятно, что множество объектов, находящихся в пространстве сразу же формируют поле вероятностей для всевозможных состояний всей совокупности объектов в этом пространстве. Да и современная физика микромира строится на вероятностной модели. Василий Налимов говорил о вероятностном семантическом пространстве смыслов. Вероятность есть небытие. Реальность и будущее — это отношение бытия к небытию. Но Парменид отрицал небытие и «сомневался» в движении. Онтология определённости строится на запросе Вселенной на развитие, заключённом в понятии целого. А раз есть движение, то мы не можем утверждать, что оно уже закончено. Нет, движение продолжается, и именно оно предоставляет нам актуальный момент, который, тем не менее его же (движение) и «заканчивает». Движение определено вплоть до настоящего момента, а дальше — туман будущего, туман небытия, туман вероятностного пространства. Только тогда, когда ближайшее будущее наступит, его можно будет причислить к реальности, то есть к тому, что уже никогда не изменится.

Что касается мифического, неуловимого перехода одного в другое, столь любимого Гегелем, то онтология определённости предлагает более простой, понятный и явный вариант. Одно не переходит в другое, уже имея в себе это другое, как в становлении. Оно остаётся тем же самым, той же самой сущностью, но лишь прибавляет кое-что к себе, или к чему-то другому. Ведь читатель, прочитавший предыдущую фразу не перестал быть самим собой, читая непосредственно это предложение. Движение (изменение) получается не потому, что что-то одно становится другим самым противоречивым образом в самый непонятный момент. Изменение получается смешением сущностей. Когда к одному прибавляется что-то ещё, и тогда оба становятся третьим, не по-гегелевски другим, другим в аддитивном смысле. Вы съели яблоко и стали другим — в вас заменятся молекулы и атомы. Вы прочитали эту книгу и стали другим, «собою-плюс». «Собою-плюс», но «собою», то есть никак существенно не изменились. Возможно, узнали что-то новое. На вас упал солнечный свет — и вы стали другим, получив порцию фотонов, порцию энергии. Здесь нет ничего сверхъестественного, загадочного и противоречивого. Да, допустимо появление и исчезновение, но не допустим «переход одного в другое», то есть «становление».

Движение и конечное время

«Движение может прекратиться, может стать прерывистым; Время же — непрерывно»… Плотин

Древнегреческий философ Зенон из Элеи сильно усложнил жизнь философам, указав на то обстоятельство, что непрерывность пространства (читаем — пустоты) непреодолима, так как предполагает бесконечное деление пути на более мелкие отрезки. И такое бесконечное деление никогда не закончится. Актуальную бесконечность преодолеть невозможно. Бесконечность есть бесконечность. Это делает непрерывное движение невозможным.

Движение реализуется как моментальный переход из одного состояния пространства в другое. А где была «частица» в промежутке между этими двумя состояниями — спросите у физиков. Уточним, что движение более протяжённое или более медленное, чем минимальное, в общем движении уже не фиксируется как моментальное, а выглядит более плавным и непрерывным. Но это детали, иллюзия восприятия. Можно назвать указанные состояния событиями. Насколько минимален в пространстве такой переход принципиального значения не имеет, главное что он не может быть нулевым — отсюда и следует сам факт произошедшего движения. И отсюда следует, что время не является непрерывной прямой, составленной из отрезков. Время это последовательность событий. То, что пресловутый миг не имеет длительности не означает, что его нельзя поймать, и время не существует. Хотя между двумя событиями ничто не мешает нам, для удобства восприятия поместить отрезок, который и начнет формировать прямую. Этот отрезок мы можем называть секундой или миллиардом лет, без разницы. Реальной временной протяжённости между двумя событиями не существует, так как время не есть непрерывное одномерное пространство. Именно отсутствие временной протяженности и означает моментальность. Всё это следует из неразрешимости апорий Зенона «Ахиллес» и «Дихотомия».

Надо сказать, что такой подход к описанию времени не нов. Скажем, ещё Джон Мак-Таггарт в своём труде «Нереальность времени» (1908) говорил именно о событиях. Правда они ему тоже «не понравились». Значит придётся опровергать Мак-Таггарта.

Те, кто представляет нереальность времени по причине отсутствия у момента протяжённости, совершают ту же ошибку, что и Зенон в апории «Стрела». Движение стрелы очевидно происходит как смена её местоположения. Отсюда следует вывод: чтобы говорить о времени необходимо иметь два состояния, а не одно, и таким образом настоящее не существует без прошлого. Как уже говорилось выше, реальность есть прошлое (в данном случае нам хватит одного предыдущего момента) плюс настоящий момент. Прошлое и настоящее неразделимы и реальны одновременно. А соединяет их факт самого движения. Время сильно напоминает песочные часы: песчинка падает на дно — это и есть свершившееся движение, вначале песчинка была наверху, а сейчас внизу. Остальные же песчинки вверху ждут своей очереди и никто не знает, какая из них «наполнит сосуд вечности» в следующий момент. Они — будущее. Те, что внизу — настоящее, смешанное с прошлым, они и составляют время как содержимое сосуда, «траекторию движения». И как видите, нам сложно отличить настоящее от прошлого. Песчинки так похожи.

Еще более реальный образ времени получится, если мы представим, что песчинки падают вместе с различной скоростью. Тогда видно, что лишь одна из них «прибавится» к прошлому прямо сейчас, но при этом есть множество других, которых не остановить, потому что они уже начали свое движение. Они наполовину уже внизу, но лишь когда движение одной из них закончится, эта песчинка станет реальностью настоящего времени. То «становление», которое так долго безуспешно ищут, не есть песчинки, которые становятся другими, а есть движение и оно не является чем-то меняющимся, но именно оно реализует так называемое «становление» в кавычках. Джон Мак-Таггарт (как и Гегель, как и Зенон в своей апории «Стрела») перепутал то, что движется и само движение…

Движение не приводит к изменению реальности, а лишь к дальнейшему наполнению её, к наполнению «сосуда вечности». Свершившееся не может измениться, что было — то было. А корабль Тесея, сколько бы не заменяли его доски, остаётся самим собой, потому что его история есть его неотъемлемая часть.

Мак-Таггарт находился «в плену» гегелевского понятия «становление», когда что-то одно должно одновременно стать другим. Это подход, когда рассматривается миг между прошлым и будущим: «Следовательно, так как то, что происходит во времени никогда не начинает и не перестает быть или быть собой, и так как, если чтобы существовало изменение, оно должно быть изменением того, что происходит во времени (так как безвременное никогда не меняется), я полагаю, что остается только один вариант. Изменения должны случаться с событиями такого типа, чтобы появление этих изменений не мешало событиям быть событиями и теми же самыми событиями и до, и после изменения».

В онтологии определённости нет понятия «одновременно» для времени. Каждое состояние пространства само по себе. Мы в отличии от Мак-Таггарта «в плену» у Гегеля (и Зенона) не находимся и для нас любое реальное событие остаётся самим собой вне зависимости от того, где оно находится. То есть нам достаточно так называемой «В-серии» событий, когда одно из двух событий раньше второго, а второе соответственно позже первого, и в таком состоянии они находятся всегда. При этом нам не требуется, что бы первое событие каким-то невероятным образом стало вторым. Оно конечно не становится вторым, просто само мироздание совершает движение из первого события во второе событие. Оно покидает первое событие (состояние пространства) и оказывается во втором, но сами состояния при этом никак не меняются и не становятся другими. Меняется только наше отношение к ним, что не является существенным для онтологии. Настоящее есть свершившееся и таким оно и останется. Событие не является «изменением» чего-либо. Изменением является В-серия — два события, а не одно, как пытается «ухватить» его Мак-Таггарт.

«Следовательно, без А-серии [прошлое-настоящее-будущее] не существовало бы изменения, а следовательно, В-серии самой по себе недостаточно для времени, так как время предполагает изменение». «…не может быть В-серии, если нет А-серии, так как там, где нет А-серии, нет и времени», — говорит Мак-Таггарт. Учитывая, что мы даже не считают будущее временем, то для нас такое заявление не составляет никаких проблем. Но именно А-серию Мак-Таггарт считает временем, которого не существует в следствие противоречивости представления о нём, и надо сказать, что он не первый…

Нам же как раз вполне хватает В-серии (раньше-позже).

«Прошлое, настоящее и будущее являются несовместимыми определениями. Каждое событие должно быть одним или другим, но ни одно событие не может быть большим, чем одно». «Эти характеристики, следовательно, несовместимы. Но каждое событие обладает ими всеми». Таково противоречие, к которому пришел Мак-Таггарт, имея в виду то обстоятельство, что каждое событие из прошлого было когда-то настоящим, а до этого еще и будущим. Как можно видеть будущее здесь опять портит «кому-то» жизнь. В общем, старая модель времени вызывает много вопросов, как мы можем сейчас воочию убедиться… Двух событий, реального прошлого (настоящего) и вариативного будущего, вполне достаточно, чтобы иметь актуальное движение, то есть ожидаемый переход из одного состояния в другое!

А как же быть с непрерывностью времени? Никак — конечное время конкретного движения является целым, имеющим части и как целое оно неделимо. И так как время — реально, то между двумя соседними событиями нельзя найти еще какие-то события, как это было на непрерывной геометрической прямой пространства. Для времени нет бесконечного деления и неуловимого мига между прошлым и будущим. Этим реальность отличается от «нереальности» в кавычках, точнее от бесконечного непрерывного пространства Зенона. Время частного движения имеет природу конечного, размерного, а не бесконечного. А вот сосуд времени-вечности — бесконечен.

И тут нас охватывает сильное искушение избавиться от прошлого совсем, ведь для движения требуется только настоящее и будущее. А раз будущего нет, но и время исчезает совсем, остается одно пространство. Но если мы вспомним, что время есть всеобщее движение, а отдельные движения начинаются и заканчиваются в разные моменты и при этом мы не можем отбросить прошлое отдельного движения, которое ещё не закончилось, потому, что вместе с прошлым ещё незавершенного движения мы отбросим и само движение, то становится понятно, что от образа времени как нити, состоящей из отдельных волокон нам не избавиться. Вот только волокна вовсе не непрерывны. И так как всеобщее движение продолжается, то отбросить прошлое нам никак не удастся — целостность любого движения как «единичного цельного акта» не позволяет. Однако, пока одна частица пребывает в вероятностном переходе неизвестно где, другие явно обозначают свое присутствие в конкретных местах. Из этого и складывается нить реального времени.

И напоследок о высказывании Плотина. Нам оно представляется совершенно неверным. Неточным. Частное движение может прекратиться, общее — никогда. Время же (связанное с движением) — дискретно, так как представляет собой отдельные состояния (события) движущегося мироздания в целом. Тик-так, тик-так, тик-так…

Что такое небо или проблема универсалий

Николай Кузанский говорил: «небо есть не что иное, как небо». Но в небе можно увидеть, скажем, синий цвет, а он присутствует и в небе, и в море, и в синей птице. Такой синий цвет и есть универсалия. Философы реалисты утверждали и утверждают, что синий цвет существует сам по себе как универсалия и, при этом, каким-то непонятным образом присутствует во всех синих вещах.

С точки зрения концептуалистов, универсальная вещь реалистов не может существовать как вещь в силу противоречивости такой вещи, поскольку или общая вещь существует, и тогда отдельные вещи есть фикции, или они не есть фикции, но тогда универсальная вещь исчезает как универсалия, так как остаются только отдельные вещи. А где вы видели универсальную вещь? Концептуализм вмешался в спор между реалистами, которые придерживались принципа «универсалии до вещей», и номиналистами, которые считали, что «универсалии после вещей», «в уме». Принцип концептуализма: «универсалии в вещах» («in rebus»), что однако, как мы увидим, не совсем единогласно поддерживается.

Но вопросом для концептуализма по-прежнему является вопрос о том, как существует «синий цвет» сам по себе. Все признают, что синие вещи существуют, но как синий цвет в них попадает, почему синие вещи одного цвета. Было бы гораздо проще, если бы и небо, и море, и птица имели бы свой уникальный цвет. Вопрос об универсалиях, в таком случае, даже не появился бы. Но мы имеем то, что имеем: и небо, и море и птица могут быть одного синего цвета. Абеляр, как отец «концептуализма», эту проблему ярко осветил, озвучил, но не решил, в конечном итоге, сведя универсалию к божественному и душевному проявлению «смысла», как связи между вещью реалистов и словом, понятием номиналистов. Он назвал такую связь «концептом» (от лат. conсeptus — схватывание, собрание, восприятие, зачатие). Ясности всё это не добавляет.

Совсем недавно, по философским меркам, Павел Флоренский писал: «Проблема универсалий есть вершина основной проблемы философии, и надо ничего не понимать в философии, чтобы не видеть этой проблемы». Номинализм и концептуализм Флоренский отвергает как «терминизм»: «Терминизм — это и есть ересь, в первоначальном и точном смысле слова». При этом «in rebus» он не относит к концептуализму. Онтология определённости, как направление объективного идеализма, склоняется именно к такому разделению направлений. In rebus — есть умеренный реализм, согласно Павлу Флоренскому.

А теперь мы посмотрим, как решается проблема универсалий в онтологии определённости. Сначала опишем механику (практику), а затем теорию. Определённость есть то, что разделяет и одновременно объединяет. Что такое небо, как целое, имеющее части? Это условно «газ», «сфера» и «гравитация» как источник неба: газовой прослойки между земной поверхностью (твердым массивным телом, создающим гравитационное поле, удерживающее газ) и между открытым космосом. Твердое же тело образовано межмолекулярными силами притяжения и отталкивания, то есть типичной определённостью — одновременное объединение и разделение. Сфера, как нечто разделяющее внутреннее и внешнее, есть также типичная определённость — объединяет и разделяет одновременно. Газ, состоящий из молекул, есть также типичная определённость как целое, состоящее из своих частей — атомов. Теперь вопрос: существуют ли указанные составные части как реальные вещи? О газе и гравитации (массивном твердом теле) мы можем сказать — определённо «да». Так как эти вещи употребляются здесь как общие понятия, то это универсалии, и возвращаемся к вопросу — как они попали «в конкретное небо». Ответ простой: соединились, образовав новое целое. «Небо есть не что иное, как небо» — это пример целостного подхода. А теперь ключевой вопрос: «газ» как универсалия и «газ в конкретном небе» — это разные вещи или одна и та же вещь? Ответ онтологии определённости — разные (здесь можно вспомнить о парусине Платона), но газ в небе «происходит» из «газа» как универсалии, и практически «идентичен» с ним. И теперь переходим к теории.

Целое есть не только суть определённости, которая и объединяет, и разделяет одновременно, но оно же олицетворяет собой, как мы уже говорили, принцип «развития». Целое не просто имеет части, оно «сталкивает их лбами», «толкает их друг к другу», придает динамику, особенно в идеально-материальном мире. Целое не есть просто статика, оно также изначально имеет «запрос на развитие» и реализует его в виде «сочетания»: части уже находятся, сочетаются в целом по факту — «процесс запущен». Сочетание также является «принципом родителей» — оно порождает (хотя и не всегда) потомство — нечто третье, которое несёт в себе определённости обоих родителей. Таким образом, целое — это «ДНК» Вселенной, а само по себе реальное ДНК возможно именно благодаря целому — соединение, сочетание более простых определённостей приводит к возникновению новых — сложных, множественных определённостей, как потомков. Отсюда следует, что в каждой множественной определённости, например в конкретном небе, содержатся «генетические копии» простых определённостей, которые как раз и можно интерпретировать как универсалии, родовые понятия.

Здесь может сложиться впечатление, что мы противоречим сами себе, тому что сказано в главе «Абсолютное целое» о платоновской парусине. Но там речь шла не о многих вещах, а как раз об одной, единой, о сверхбытие в целом. Это мы в нём, а не оно в нас. Здесь же «потомок» является отдельным целым, причем сложным.

По итогу мы имеем «in rebus» — универсалии в вещах. И синий цвет, и синее небо есть реальные «вещи», а сама Вселенная построена в сущности по генетическому принципу, принципу родителей или, что то же самое, по принципу целого. Универсалии как простые идеальные вещи существуют до сложных вещей (это крайний или строгий реализм). И как мы понимаем, термины «простой» и «сложный» являются относительными. Скажем «сфера» — сложная (множественная) определённость (как и небо), составленная из границы между тем и этим (простейшая геометрическая определённость — точка на прямой) и трехмерным пространством. То есть «сфера» сама состоит из универсалий, так же как «атомы» — есть весьма условное понятие, так как сами атомы состоят из элементарных частиц.

Таким образом, онтологию определённости можно отнести к умеренному реализму, если следовать схеме Павла Флоренского. А также можно сказать, что данное направление решает основную проблему философии (опять же, если верить Павлу Флоренскому), не прибегая к чему-то сверхъестественному. Онтология определённости опирается на понятие «целостности», «единства», которое как говорил Декарт: «каждый и без философствования испытывает в себе самом, а именно, что он есть единая личность». Но «единое» не только подобно атому, оно подобно и «целому», так как (позволю процитировать самого себя) «целое не делится, но имеет части». А то, что не делится и есть «единое». А единое, возвращаясь к Николаю Кузанскому, есть «небо», причем весьма конкретное…

Движение как изменение не есть прерогатива материального, оно свойственно также и идеальному. Развитие ДНК Вселенной — это и есть «движение» идеального, правда осуществляется оно, возможно, гораздо быстрее, чем это свойственно материальному. По крайней мере, точно не медленнее.

Проблема универсалий актуальна потому, что знание невозможно на основе единичного (это признавал уже Аристотель). Поэтому приходится говорить об «общем». Но для реализма общее не является проблемой познания, это онтологическая проблема. Если следовать Пармениду, то «тебе не помыслить сущего без бытия». А универсалия очень даже в ходу в мыслительном процессе. Для Парменида проблема познания решалась априори в положительном ключе. Аристотель же выбрал для себя «меньшее из зол» — неделимый вид, то есть ещё не индивидуум, но максимально к нему приближённое обобщение. Собственно двойственная позиция Аристотеля и привела к возникновению номинализма и реализма. Номиналисты перейдя от единичного к феноменам фактически реанимировали слова Гераклита: «каждый день — новое Солнце». А теперь задумайтесь, вы действительно готовы поверить в то, что каждый день видите новое Солнце?

Задача материального начала (небытия, количества) — штамповка копий (генетика), задача идеального начала (бытия, качества) — поддержание тождественности копий за одним единственным исключением — индивидуации — это довесок небытия, количества, и за это качество ответственности не несет. Индивидуация (реальная обособленность) не разделяет универсалию, она лишь воплощает её. Копии не есть бытийное разное, копии есть бытийное одно. А универсалии — это проблема исключительно бытийная. Единичность как обособленность вещи не является её сущностью, она не привносит в сущее нового смысла. Единичность как обособленность есть лишь признак идеально-материального мира, мира комбинации бытия и небытия. Небытие как количество лишь путается под ногами у универсалий, у качеств и выводит их за пределы самих универсалий, что и выглядит как «проблема универсалий».

И да, глядя на универсалии, как на род, можно заметить, что род говорит о рождении и генетике. Поэтому даже на уровне языка мифическая «проблема универсалий» есть «генетическая проблема». И подход онтологии определённости на этом фоне выглядит весьма разумным…

А теперь, для общего развития, стоит упомянуть одного из возможных единомышленников онтологии определённости — Альфреда Уайтхеда. Его понятие «сращение» практически совпадает с принципом «сочетания» онтологии определённости. «Сращение» — это название процесса, в котором универсум вещей приобретает индивидуальное единство в результате подчинения «многих» из них конституированию «одной» новой вещи». Не сказать, что всё предельно ясно, но что-то смутно напоминает…

Смысл жизни

Идеальное — это потенциал, материальное — это его реализация. Без потенциала не может быть реализации, но реализация не является мгновенной и устойчивой, а осуществляется как процесс развития. И материализация явно со временем обогащается. Вопрос в том, чтобы понять существует ли изменение (обогащение) потенциала? Если нет, то человеческая жизнь — это всего лишь «очередная» реализация и не более того. То есть реализация потенциала ради его реализации, хотя актуальная форма явно требуется для последующей. То есть мы живем для того, чтобы умереть во имя будущего и не более того. И никакого другого смысла в нашей жизни нет. Это обидно! Понятно что жизнь и смерть во имя общего будущего далеко не всех может воодушевлять.

Выходит так, что живёт Вселенная, а мы лишь материал для неё. И каковы цели развития Вселенной мы понятия не имеем…

Но если полный потенциал способен обогащаться, то есть в вечном идеальном мире способно появляться что-то новое, чего не было ранее, но что, в отличие от материального мира, останется в потенциале уже навечно, то это звучит для человека как благая весть. Потому что только творческая или по-другому свободная воля способна увеличивать потенциал, а не «механически» реализовывать уже имеющийся. Такой подход явно противоречит парадигме Парменида, который запретил потенциалу изменяться, а стало быть и обогащаться в том числе. И новый подход занимает промежуточное место между идеальным миром Платона и материальным грустным миром атеистов. В мире определённостей ничего не исчезает, но может появляться.

В таком новом варианте требуется понять, как именно это обогащение потенциала осуществляется? Ведь если его источник, скажем прямо, человек, то именно он и является «хранителем» нового потенциала. Ведь не может он обогащенный потенциал «поместить» в «законсервированный» уже имеющийся, при этом чужой. Остаётся одна возможность — творец и есть накопитель и хранитель своего творения. Он и есть «обогащённый потенциал». Это, кстати, прекрасно согласуется с Творением Вселенной. Если Вселенную сотворил и продолжает творить Бог, то какой ему смысл её разрушать? Так же и с творцом-человеком. Именно такой человек и осуществляет «прибавление духовного капитала». А это значит, что он обладает индивидуальным «бессмертием» — вот вам и «благая весть».

Именно из-за накопления потенциала появляются «гении», сверхчеловеки — и добрые, и злые. Один может пожертвовать собой, чтобы спасти других. А второй — уничтожает других, чтобы спасти себя. И оба совершают почти невероятное, невозможное для обычного человека. Потому что потенциал обычного человека значительно меньше потенциала таких «гениев». Обычный человек далёк от того, чтобы стать убийцей-маньяком так же, как он далёк от того, чтобы пожертвовать собой ради других. Но это не значит, что обычный человек не прибавляет потенциал. Просто этот потенциал другой, например, вне этики, скажем шахматный гений и т. п. Все люди разные, у всех разный потенциал и, да, прибавлять его вовсе не обязательно. В конце концов это ваша жизнь…

И если первый вариант (без накопления потенциала) предполагает стиль жизни «как пойдет», «и так сойдет», то второй вариант говорит о возможности для каждого реально повлиять на своё собственное будущее. В первом варианте вы просто «песчинка», болтающаяся по жизни (как говорил академик Николай Амосов, у человека смысла жизни не больше, чем у кошки), во втором — вы человек, отвечающий за своё будущее и будущее вообще. Все мы умрем ради будущего, но в первом варианте у вас его нет и это перечеркивает вашу жизнь. А во втором варианте у вас есть своё будущее, и это сильно греет. Повторюсь, далеко не всех радует общее будущее. И не все такие «герои, которые живут так, как будто они бессмертны» (цитата из известного кинофильма «Обыкновенное чудо»). Такие «герои» и не живут ради будущего, они о нём даже не думают. Но некоторые весьма остро ощущают свой собственный «конец всему» и он их не особо радует! Некоторым жизненно необходимо иметь своё будущее. Причем реальное, а не выдуманное в утешение…

Хорошая новость для них в том, что такой второй вариант не менее возможен, чем первый. Как говорится «пятьдесят на пятьдесят». Онтология определённости явно склоняется ко второму. Как мы помним, в мире вечных эйдосов никогда не исчезает то новое, что в нём появляется. Человек как творец есть накопительная сущность в отличие от обычных простых или смешанных сущностей. Мы знаем множество самых удивительных сущностей. Почему бы не существовать и накопительной сущности? Она не меняется сама по себе. Просто несёт свой багаж, и он может увеличиваться…

Развитие или творение

Вопрос об обогащении мира эйдосов сложен по той причине, что как мы помним этот мир дан нам сразу. Это может говорить о том, что план по гениям уже давно выполнен и собственно нечего обогащать. А это сильно противоречит предыдущей главе и обесценивает её. В чём же тогда смысл стараться, если всё уже произошло? И здесь возникает вопрос о свободе воли творца. Как отдельного человека, так и Бога-Творца. Что есть наше мироздание? Развитие или творение?

Основной (онтологический) вопрос современной философии упирается в понятие «эволюция», которая для всех очевидна. Что это? Успехи учёных привели к тому, что упоминать Бога в философии теперь необязательно. Бога заменила «Природа» сама по себе и её законы, а человек получил свободу вероисповедания. Нынче вера есть акт воли, а не размышление, чем собственно (размышлением) и является философия. Итак, какой же вопрос мы могли бы задать современному учёному об эволюции? «Существовал ли человек в момент Большого взрыва»? Вопрос неточный и более корректно он звучит так: «Существовал ли проект «человек» в планах природы в момент Большого взрыва»? Иными словами, существовал ли человек потенциально миллиарды лет назад?

Ответ «да» означает развитие. В планах Природы на день шестой был запланирован человек, когда эта стадия развития наступила человек материализовался во плоти. Ответ «да» также означает, что некоторое время назад, например, в момент Большого взрыва «человек» (как проект) существовал вне времени и вне пространства. Именно это и имел в виду Платон, представитель объективного идеализма.

Ответ «нет» означает творение. В один прекрасный и не такой уж отдаленный момент Природа решила проявить фантазию и результатом её стал воплощённый человек, сразу безо всякого «проекта», из ничего, точнее из сиюминутной фантазии Природы. То, чего не было ранее — появилось! Собственно здесь один шаг до Ветхого Завета, при желании. И да здравствует Бог! Так как до сих пор учёные не выяснили из какой «материи» состоит фантазия, то философы вынуждены признать фантазию, как нечто идеальное, что, видимо, ближе к субъективному идеализму.

Леонид Леонов в романе «Русский лес» писал: «Грацианский обожал называть советскую эпоху днями творения, причём в том именно и заключалась для него их романтическая привлекательность, что ещё неизвестно было, какие замысловатые диковинки вызреют в самом конце».

Итак, чтобы не обесценивать благую весть предыдущей главы онтология определённости в лице своего автора готова принять волевое решение. Мы выбираем ответ «нет» и тем самым «предаём» нашего «учителя» Парменида. В конце концов акт веры и есть волевое решение. Мы оставляем «диковинкам» шанс на существование и это означает, что человек в полном праве может проявлять свободную волю, являясь при этом реальным со-творцом нашего мироздания. А Природа в этом смысле сильно напоминает Бога! Как видим, снова сверхбытие Определённости значительно отличается от постпарменидовского бытия.

В то же время творение творению рознь. Например, можно сделать что-то из ничего! Но этот вариант, напомним, нам никогда не нравился. И тем более, он вряд ли подойдет человеку. Скорее наш вариант творения или свободной воли выглядит так: есть развилка у дороги, а человек должен выбрать, куда ему идти. Или ехать… Он не сотворил дорогу, дорога существует уже давно. Он сотворил выбор! С точки зрения Вселенной это, возможно, не столь значительно. Тем не менее от его выбора может зависеть многое… А ведь мог бы просто лежать на телеге, расслабившись…

Душа

Есть лишь одна идеальная снежинка, и, в то же время, бесчисленное множество её материальных воплощений, каждая из которых уникальна (зачеркнуто) единична. Представим себе, что по аналогии и человек такой же — есть лишь один идеальный человек, но множество единичных (индивидуальных) земных воплощений. Но человек также носит в себе нечто нематериальное в отличие от полностью материальной снежинки — содержание своей нейросети. И хотя она также материальна, но суть нейросети не в нейронах, а в её уникальном, опять же, содержании. Можно сказать, что суть снежинки в её форме. Но эта форма в физическом пространстве. Нейросеть же у каждого человека физически одинакова, но её уникальное содержание идеально. Этим человек существенно отличается от любой снежинки. Душа человека априори идеальна, а значит подчиняется законам, которым подчиняются идеальные сущности. Какие это законы мы толком не знаем, можем только делать предположения. Философы идеалисты говорят о вечности сущностей. Богословы — о вечной душе. Отдельные представители рода человеческого прямо делятся знанием (а не предположением) о вечности души. И если уникальность (правильно: единичность) снежинки временна, то уникальность человеческой души имеет много оснований, что быть вечной.

Для каждого человека особую важность имеет вопрос о том, в каком виде происходит такая вечность души, что она означает конкретно для каждого? Если брать ту же снежинку, то вряд ли кто-то готов гарантировать уникальность снежинок за большой период времени. И так как её уникальность материальна, то мы скорее ожидаем, что существует или появится другая снежинка, абсолютно похожая на первую. Да и вообще суть снежинки не в том, чтобы иметь уникальную форму, а в том, чтобы «быть снежинкой». Если это предполагает бесконечность её форм, никто спорить не станет. Но всякое материальное воплощение снежинки есть её новое воплощение. Ещё одна копия по функциональному, механическому шаблону с учётом текущей обстановки и только.

А как с душой? Которая, как мы выяснили, может иметь багаж. Почему бы ей не воплотиться в материи повторно, не так, как снежинке? И это не будет другая душа, а та же самая. Содержание нейросети, которая накапливает некоторый объём информации отличается своей целостностью независимо от объёма этого содержания. Скажем, человек во младенчестве — тот же самый человек, что и в старости. То есть суть не в содержании нейросети или в памяти, не в её объеме. А значит новое материальное воплощение возможно с пустой нейросети. И тут возникает вопрос — а что же тогда представляет собой вечная сущность конкретного человека? Комплекс направлений? Импульсов, энергий? Почему один человек явно склоняется к одному, а другой к другому. И это направление не сиюминутное (как у снежинки — её материальное формирование), а складывается из множества моментов. Сиюминутное сталкивается с направлением.

Показательна цитата из воспоминаний Павла Флоренского: «Однако, уже много лет спустя, я пережил ту же встречу перекрестными взорами и ощущение, что меня взор проникает насквозь, до самых сокровенных тайников моего существа. И это был взор приблизительно двухмесячного ребенка, моего сына Васи. Я взял его ранним утром побаюкать полусонного. Он открыл глаза и смотрел некоторое время прямо мне в глаза сознательно, как ни он, ни кто другой никогда не смотрел в моей памяти, правильнее сказать, то был взгляд сверхсознательный, ибо Васиными глазами смотрело на меня не его маленькое, несформировавшееся сознание, а какое-то высшее сознание, больше меня, и его самого, и всех нас, из неведомых глубин бытия».

Кажется, объяснить душу несформировавшимся сознанием, пустой нейросетью не слишком получается. Нейросеть пуста, а сверхсознательный взгляд уже здесь…

Так это буду я? Или не я? Что мне толку от какого-то направления, которое я и понять, и осознать толком не могу? Что мне от потерянного содержания предыдущих воплощений? Есть ли развитие в вечном? Онтология определённости в целом утверждает, что да — мироздание изначально имело запрос на развитие, в том числе развитие идеального мира. И, возможно, не только развитие, но и на некоторый момент творчества. Тогда вполне возможно спиральное общее движение и такое движение в идеальном должно иметь «следы» предыдущих вариантов. И тогда уникальная душа что-то накапливает и воплощается уже с неким идеальным багажом. Этот вариант возможен только в одном случае — если «душа» есть сложная накопительная сущность, а не простая, вроде снежинки или зелёного яблока. То есть она представляет собой не простое «Я», но это «Я» склонно идеально обогащаться. Это не вечный мир чистого, неизменного бытия, а именно тот развивающийся, изменяющийся идеальный мир, который испытывает на себе действие упомянутого запроса на творчество. Причем обратного хода эти изменения не имеют. Таким образом, каждый человеческий поступок может иметь идеальный отпечаток. Нравится это нам или нет, хочется нам этого или нет. Возможно, что такие сущности приводят к некой разной эволюции, и они расходятся разными дорогами. К чему могут привести эти дороги можно только догадываться. И, кто знает, может быть «битва между добром и злом» будет только усиливаться…

Из такого подхода следует несколько вещей. Во-первых, учитывая теснейшую связь идеального и материального, и вообще целостность, наверное, можно утверждать, что душа человека не может воплотиться, скажем, в собаку или в птицу. И в инопланетного «Чужого» из фильма Ридли Скотта тоже не может. Во-вторых, если человеческая эволюция все-таки предполагает разные пути, то идеальные Ад и Рай — возможны чисто гипотетически. Материальная реализация предполагает наше совместное «проживание». Ад для «зверя» это его родной дом, так же как Рай для человека. И человек не может попасть в Ад. Вернее может, но для этого потребуется смешение разных по сути противоположных сущностей. Возможно ли такое? Точно нет. Добро и зло как направление в одном человеке не соединяются, как не бывает холода и жары одновременно. Это если в общем. В реальной жизни мы видим встречу разных сущностей, разных душ в облике разных людей. В третьих, на земле воплощаются души с разным объёмом идеального багажа. Есть юные души, есть многоопытные. Юные просты и наивны, но не менее важны для Вселенной. Каждая душа имеет уникальное отличие от всех остальных душ своим багажом. Вселенная «пробует» разные варианты — в этом и состоит запрос на её творческое развитие. Это развитие идёт не только в материальном мире, но и параллельно в идеальном мире. Есть ли у такого развития цель? Вопрос открытый.

И, наконец, можно задать себе такой вопрос: приведёт ли гибель всех материальных человеческих тел к невозможности новых воплощений? Видимо, да. Если мы примем за постулат целостность идеально-материального объекта. Для человечества это и будет «конец света». Теоретически он возможен, и если человек не выйдет за пределы Солнечной системы — неотвратим. Тогда «человек» навечно «попадёт в Рай», а «зверь» в человеческом облике «попадет в Ад». Но как мы выяснили, это не будет «наказанием» за грехи. Это естественное состояние сущностей — являться тем, чем они являются. Хотя и «грехи» полностью исключать нельзя. Есть, конечно, ещё вариант с другой планетой земного типа и земным повтором — его тоже можно принять в расчёт. То есть, во Вселенной именно человек как сущность присутствует не только на Земле. Онтология определённости — только «за». Любая материя имеет склонность повторяться. В таком случае человек может воплотиться в другой солнечной системе, и возможно уже воплощается, причем таких планет может быть множество.

Так какое мне дело до общего движения Вселенной, особенно если никакой цели у неё нет? Да даже если и есть? Хотим мы того, или нет, но все мы участники как общего движения, так и нашего частного движения. Как говорится: «неисповедимы пути Господни!» Определённо, что можно двигаться в правильном для вас направлении, а можно отклоняться и даже идти в обратном, неестественном для вас направлении. Вряд ли при этом неверном направлении вы будете чувствовать себя в «своей тарелке». В этом и состоит ответ на вопрос: «какое мне дело»…

Хотя надо заметить, что плыть против течения не всегда означает удаляться от своей цели — бывает, что и наоборот — вы быстрее к ней приближаетесь. Но течение всё равно вас сносит, вопрос только куда — может туда, куда вам надо, а может и в обратную сторону.

Иногда Вселенная явно озвучивает некоторое направление. Например, воплощение Иисуса Христа выглядит именно таким бакеном для тех, кто сомневается «куда же плыть». Единственный ли это «знак свыше»? Вряд ли. Таких знаков множество. Как со знаком плюс, так и со знаком минус. Вопрос о цели общего движения открыт. Те, кто с трудом заглядывают внутрь себя, могут ориентироваться на эти знаки…

В целом получается так, что каждый человек является со-творцом Вселенной. Свободу воли никто не отменял… Поэтому некоторые люди склонны задаваться вопросом: «а что же я творю?!»… Это ещё один вариант ответа на вопрос «какое мне дело».

Хотя справедливости ради, можно предположить, что далеко не у каждого есть свобода воли. Легко себе представить человека, у которого её нет. К таким у Бога претензий нет, ибо сказано «блаженны нищие духом». Бог не жесток, человек, который не в состоянии выбрать путь — плывет по течению. Здесь самое главное не ошибиться — не может, или не хочет!

Таким образом, именно наличие запроса на творческое развитие, то есть творение, и доказывает своим существованием тот факт, что каждое воплощение души вносит свой вклад в её собственную частную идеальную копилку. Душа не умирает с физической смертью человека, она лишь берёт некоторый таймаут. Жизнь человека оставляет след, который обязательно проявит себя в будущем именно этой конкретной души… Такое возможно… Так ли это? Никто не знает…

Битва титанов

Материализм против идеализма. Творение и свободная воля могут выйти нам боком. Как? А вот как: давайте назовем их самоорганизацией! Нет никакого мира вечных уникальностей, а есть одна вечная праматерия, которая путем самоорганизации приводит к наблюдаемому природному многообразию. Правда по ходу дела нам придётся ответить на несколько непростых вопросов. Можно ли из одинаковых кубиков сложить человека? Очень сомнительно. Это напоминает то, от чего мы отказались в самом начале: из ничего возникает что-то. Но у нас ведь не ничего, у нас материя! Хорошо… Для чисел хорошо. Один кубик, два кубика… Один ведь отличается от двух! Вопрос тогда в том, получится ли из миллиарда кубиков человек? Увы нет, из миллиарда кубиков получится только миллиард кубиков. Тогда мы скажем по-другому. Вечная материя имеет много разных кубиков и разные комбинации разных кубиков дают совершенно разные результаты, в том числе и человека! Уже лучше. Суть в ингредиентах! Простая и понятная теория. И, кстати, она возникла уже давно и так же у древних греков. Ну и конечно нам ещё понадобится пустота, в которой эти кубики «варятся». Та-дам! Идеализмповержен, он нам ни к чему!..

Следующий вопрос в том, почему наш «суп» часто бывает одинаковый? Как почему — природа тщательно следует рецептам. Одинаковые комбинации всегда приводят к одинаковому результату. Но где хранятся эти рецепты? Нигде не хранятся! Не существует «поваренной книги» рецептов. Всё происходит случайно, хаотичным образом. В этом и состоит творческий процесс. Да, но какие-то комбинации устойчивы, а какие-то нет. Собственно почему? Ведь раз рецепты не хранятся, то природа каждый раз заново «изобретает» человека. А лучше сказать молекулу воды. Что сказать? Так устроена природа, какие ингредиенты — такой и суп. В этом нет ничего необычного. Два атома водорода и один атом кислорода при помешивании образуют молекулу воды и не надо искать здесь скрытых смыслов. Идеализм снова повержен.

А теперь дадим слово идеалистам. Если приглядеться к такой модели мироздания, то можно заметить, что она сильно напоминает идеально-материальный мир, полученный комбинацией мира чисел и мира бытийных сущностей. Уточним одно отличие: хотелось бы понять почему атомы одного вида материи так сильно друг на друга похожи? Они просто сделаны «как по шаблону»! Материалисты утверждают, что «так вышло», таков закон природы. Иными словами им нечего ответить на этот вопрос. И хотя его можно признать маловажным и непринципиальным, тем не менее у объективного идеализма ответ на этот вопрос есть! А у материалистов — нет, но будем считать это мелочью…

Дальнейшая битва титанов философии упирается в ключевой вопрос о природе целостности. Есть два подхода. Один утверждает, что целое есть просто сумма своих частей и ничего сверх этого. Этот подход вполне устраивает материалистов. Второй говорит о том, что целое всегда больше суммы своих частей, что означает невозможность получить некую сложную вещь механическим сложением простых. Объективный идеализм подразумевает, что целое возможно лишь в том случае, если существует идеальная сущность, потенциал которой и может реализоваться при сложении более простых материальных объектов. Иными словами, статуя из бронзы получится только в том случае, если у скульптора есть замысел! Если такого потенциала нет, то как бы мы не старались, никакого целого у нас не получится. Песочный замок на берегу моря рассыпется.

Тем не менее, «просвещенный» материализм и «просвещенный» идеализм легко найдут точки соприкосновения, чтобы мирно договориться между собой. Мир уникальных сущностей материализм подменяет на «законы природы». Хотя обязательно найдутся воинствующие представители материализма, которые скажут, что никаких законов нет, а есть только материя. Мы не будем обращать на них внимания. Мы мирные люди. По итогу можно сказать, что спор между материалистами и идеалистами напоминает спор между верующими в Бога и атеистами. Одни веруют в то, что Бог есть, другие веруют в то, что Бога нет.

На наш взгляд, объективный идеализм может более-менее приемлемо ответить на несколько вопросов больше, чем это может сделать материализм. И кроме того, идеализм менее упрощает многие вопросы философии, в том числе понятие о целостности. Заметим также, что идеальный мир больше и, видимо поэтому, он имеет приоритет перед миром материального. Просто потому, что потенциал всегда больше актуальности.

В современной философии уже достаточно давно спор между материалистами и идеалистами постепенно трансформируется в спор между номиналистами и реалистами. Сравнение этих философских направлений достаточно очевидно. Номиналисты, так же как и материалисты, вряд ли признают существование законов природы где-нибудь ещё, кроме как в субъективном человеческом мышлении. Нет человека — нет законов, нет арифметики, нет универсалий, то есть общих понятий, например, нет «всего», а что может быть более общим понятием, чем «всё»? И наоборот, реалисты как раз рассматривают реальное существование универсалий как существование вечных и самодостаточных сущностей, независимых от мышления человека. Именно поэтому онтология определённости как направление в философии относится к реализму. Объективная реальность — её второе имя!

Бытие и физика

Парменид описал бытие как неподвижный неизменный плотный шар. Если присмотреться, то это просто планета, вроде Земли или Луны. Если абстрагироваться от светового излучения Солнца, то и эту звезду можно считать неизменным плотным шаром. А Вселенная — это пустота, наполненная неисчислимым количеством таких объектов. Иными словами, Парменид описал основной способ существования огромнейших масс. Более-менее… Давайте сравним более подробно бытие и, скажем, Луну. Луна не падает на Землю потому, что сохраняет свою скорость, не направленную к Земле, а если бы она перестала двигаться, как бытие у Парменида, то вместо двух «планет» мы бы получили одну. Чем не версия Парменида? «Сущее примыкает к сущему», сущее притягивается к сущему. Иными словами, дай бытию волю, то вся масса Вселенной слилась бы в одну. Такие же мысли приходили в голову и Ньютону. Вот вам уже физическая модель бытия.

Но онтология определённости учитывает не только сгущение масс, но и их разрежение, не только полноту, но и пустоту. Определённость объединяя, разделяет. Этим данная теория существенно отличается от версии Парменида. Множество планетных систем, раскиданных по космосу — вот какая модель соответствует сверхбытию онтологии определённости. Но сущности, как мы знаем, это бытийные уникальности, это именно полнота, то есть модель Парменида расширяется нашей моделью. Тем не менее нас интересует именно планета, а не открытый пустой космос. Нас интересует бытие. И такое бытие довольно «скучное»: плотная неизменная масса, которую легко представить даже неподвижной. Например, все планеты упадут на Солнце. Ещё «свет выключим» и получим вылитый портрет бытия у Парменида. Иными словами бытие — это просто принцип объединения до полного неразличения частей и он в нашей Вселенной один из главных! Но гравитация — это большая загадка даже сегодня. Как с философской, так и с физической точки зрения.

Что, например, ей противостоит? Или почему орбита Меркурия не укладывается в классический закон Ньютона о всемирном тяготении. Теоретически эту проблему разрешил Альберт Эйнштейн общей теорией относительности, в которой геометрия пространства-времени перестает быть строго евклидовой, а в формулы входит скорость света. Того самого света, от которого мы недавно избавились, «потушив Солнце». Поэтому вопрос о том, для чего нам нужен свет весьма актуальный… Свет и гравитация на первый взгляд никак не связаны. И на второй взгляд не связаны тоже… Чего, собственно, не хватало Вселенной, когда у неё уже была гравитация и было бытие? Видимо, небытия. Ведь и фотоны, существующие только в виде движения и само по себе движение, которое не даёт упасть Луне на Землю, невозможны без многого, то есть небытия. Когда мы включаем свет, то выясняется, что уникальное бытие в нашем мире не единственное и у него есть соседи. Вот такой сам собой напрашивающийся символизм.

Можно ли считать такой подход философским обоснованием общей теории относительности, когда гравитация и свет оказываются противоположными смыслами, связанными единым математическим уравнением — вопрос дискуссионный и чертовски интересный…

Отметим ещё одну деталь. Парменид описал бытие как шар, чем вызвал возражение со стороны Мелисса, который озвучил бытие как неограниченное. А минус для Парменида в том, что непонятно, что же окружает «шар» бытия. Эту проблему Парменид даже не рассматривал. Так кто же прав? И вообще, вопрос о количестве уникальностей пока открыт. Может ли у бесконечности быть охватывающее её «всё». Должно ли всё вообще охватывать? Эйнштейн говорил о замкнутой Вселенной с ограниченным звёздным веществом. Тем самым он избегал так называемого гравитационного коллапса Вселенной. Так как мы не отрицаем «ничто», точнее имеем сверхбытие в виде Пустоты, то нам совсем несложно ответить на вопрос, что именно окружает ограниченный набор сущностей. Но, всё-таки, понять как связаны гравитация и свет мы пока не можем… А для выбора того или иного варианта у нас недостаточно каких-либо оснований.

Если представить себе излучающую свет звезду и гравитационную чёрную дыру антиподами, то легко заметить что свет — это направление наружу, от центра, а гравитация — направление внутрь, к центру. Свет — это убывание энергии (Эйнштейн боялся, что энергия таким образом рано или поздно закончится и поэтому замкнул Вселенную), тьма — её аккумулирование, накопление. Свет — это небытие, а тьма — это бытие. Скажем так — неожиданный вывод. Но такой вывод позволяет связать по смыслу свет и гравитацию, скорость света и скорость гравитации. Указать на философское обоснование общей теории относительности. Но такая скорость меняет лишь направление. Значит ли это, что такая скорость света, так же и «скорость тьмы». В этом смысле данная сущность прямо идеально просится на «звание» определённости как скорость взаимодействия в макромире. По знаменитой формуле Эйнштейна энергия (свет) противоположна, то есть равна с обратным знаком, массе, гравитации (тьме).

Есть правда много различий между нашими антиподами, которые бросаются в глаза. У света постоянна скорость, у гравитации — ускорение. Энергия распространяется мелкими частицами, а гравитация «ценится» за свою массивность! Легкость против тяжести, пустота против плотности. Символический смысл здесь несомненно просматривается. А символ и есть кирпичик Вселенной смыслов. Символ есть уникальность, знак есть обособленность. Поэтому к символам надо присматриваться особенно пристально. Символ + знак как целое и части дают определённость. Так что не будем слишком строги к «чёрным дырам», которые даже для физиков имеют полумифическое существование.

Заметим, что физический подход несколько отличается от онтологического. Онтология описывает мир так, как он есть, физика — так, как он выглядит. Поэтому если выключить свет, то физики ничего не смогут сказать о мире, а философов это не останавливает, так как их главный «физический» прибор — мысль, которая движется мгновенно и без преград.

Кстати говоря, Эйнштейна волновал вовсе не Меркурий, а проблема наблюдения при условии, что распространение гравитации в отличие от скорости света было «мгновенным». И это не укладывалось в его специальную теорию относительности. Мотив Эйнштейна научный, но не онтологический. Скажем, опыт Майкельсона-Морли имеет дело с физическим явлением — фотонами, которые движутся с присущей им скоростью. А так как фотон есть цельность, то ожидать от него разных скоростей — то же самое, что ожидать у стандартной молекулы воды не одного атома кислорода, а, скажем двух или трех. Поэтому скорость света (фотонов) мы легко готовы принять за константу. Но теории Эйнштейна не о физических процессах, а о их наблюдениях, что не представляет для онтологии интереса. Онтология не измеряет ни время, ни пространство. И не совсем понятно, почему свойства фотонов были перенесены на любые материальные частицы и тела. Ситуация напоминает сверхзвуковой самолет, когда вы его видите, но не слышите. Так вот Эйнштейн применительно ко звуку утверждает, что если вы не слышите самолет, значит он «не летит», потому что ничто не может летать быстрее звука. Понятно, что вы уже не можете использовать слух, чтобы определить, где находится самолет, поэтому вы используете зрение, так как скорость света больше скорости звука. Аналогично можно поступить и для сверхсветового самолета, используя, например, гравитацию. Эйнштейн решил, что гравитация вездесуща и поэтому связана с геометрией пространства. Но с философской точки зрения гравитация бытийна, а пространство небытийно. Распространять гравитацию на всё пространство означает превращение части во всё, что невозможно. И ради локальной гравитации «корежить» идеальное евклидово пространство, близкое к абсолюту, слишком неосмотрительно с онтологической точки зрения. А как же обособленность — этот основополагающий принцип мироздания. Ведь локальность и означает обособленность… Отдельное физическое явление, как, скажем, измерение времени с помощью физических часов, никак не может повлиять на всеобщие идеальные сущности. Да, и кстати, даже сами физики признают, что из общей теории относительности вдруг пропала физика!..

Давайте сделаем ещё один заход на физику. Гравитации на Солнце противостоит давление газа, то есть кинетическая энергия, а именно быстро движущиеся простые частицы, начиная с водорода. Столкновение их бывает настолько сильным, что начинается упаковка протонов в более тяжелые элементы, и постепенно Солнце может создать половину таблицы Менделеева и всё благодаря сжатию и сопротивлению этому сжатию. Определённость объединяет, разделяя, и создаёт вещество. Где-то мы это уже слышали… Всё более уплотняясь, бытие Солнца рождает различную физическую материю. Вот такое бытие… И при этом Солнце не сжимается, а увеличивается и, в итоге, этот процесс заканчивается вспышкой сверхновой звезды.

Если сжатие — это потенциальная энергия, то стремление наружу представляет собой кинетическую энергию, то есть скорость. Таким образом, скорость (уже не света) частиц по смыслу противоположно гравитации. Бытие плотно, небытие разрежено. Это символично, можно даже сказать «определённо»…

Инерция или масса есть отсутствие ускорения и стремление удержать это состояние. Например, когда автобус резко тормозит, вы пытаетесь сохранить свою скорость и «летите вперёд». Отсутствие ускорения при равномерном движении более менее понятно — так вышло, но вот стремление удержать его — не ясно отчего — загадка до сих пор! С философской точки зрения — это проявление неизменности, то есть свойство бытия. Бытие сопротивляется изменениям. А как мы помним, инерционная масса и гравитационная масса эквивалентны. Бытие там, бытие здесь… Такая физика…

Иллюзорный мир

Поговорим немного о сходстве базовых положений мироустройства в западной и восточной философиях, несмотря на их кажущиеся различия. Приведём пару цитат из статьи Ю. С. Корневой:

1. «Все многообразные философские учения о мире первоначально сводят к двум большим типам — восточному и западному. Фундаментальным для сопоставления и различения философских доктрин является понимание ими небытия и его соотношения с бытием. При этом западная философия исходит из презумпции онтологической единственности и самодостаточности бытия, в восточной традиции мир имеет два уровня и способа существования — небытие и бытие. Согласно традиции Востока небытие вовсе не есть отрицание бытия, напротив оно есть его утверждение».

2. «Мир небытия в восточной традиции обладает абсолютной ценностью, и наоборот мир бытия наделен столь же абсолютной отрицательной ценностью. Он есть великая онтологическая иллюзия (майя)».

На первый взгляд может сложиться впечатление, что между западной и восточной философией лежит некая пропасть, но это не так. И если помнить о том, о чём писал Парменид, то можно сделать вывод о том, что восточная и западная философия абсолютно идентичны в плане отношения двух понятий: истины и иллюзии. Только слова разные. На Востоке это «небытие-истина» и «майя-иллюзия» (бытие), то есть то, что всё время «течёт», проще говоря наша жизнь, от которой буддизм стремится избавиться. На Западе у Парменида это «бытие-истина» и «мнения-иллюзия», то есть та же иллюзия. Слова где-то противоположные, но смысл один и тот же. Понятие «бытие» у Парменида в сущности есть понятие «небытие» на Востоке. И то, и то — воистину «есть». Остальное иллюзия, мнения, кажущееся, майя.

Интересно, что Ю. С. Корнева именно это и утверждает: «Согласно традиции Востока небытие вовсе не есть отрицание бытия, напротив оно есть его утверждение». Тем не менее между философиями Востока и Запада видят существенные отличия. Но позвольте, в чём же они? Если рассмотреть по существу, а не по форме слов? И там, и там в основные понятия вложен абсолютно одинаковый смысл вечности и преходящего…

Онтология определённости не считает мир преходящего иллюзией, так как он есть неразрывная комбинация бытия и небытия. Более того, есть достаточная вероятность того, что и мир вечности нам (во плоти) тоже доступен. Тем самым онтология определённости лишает западную философию презумпции онтологической единственности бытия. Так или иначе, идеально-материальный мир и есть реальность, но отдавая дань традициям, мы готовы назвать его иллюзией, иллюзорным миром реальности.

Итоги: возвращение в реальность

«Чего ты боишься, смелее входи,

Ведь эта дверь не имеет замка».

Группа «Крематорий», 1986.

1. Онтология определённости отвергает мир мнений Парменида, мир теней Платона и майю Востока как иллюзию. Эта «иллюзия» является частью нашего мироздания и не менее реальна, чем вечное. Мир преходящего близок вечности, да и вечность «задумывалась» исключительно ради мира преходящего. Они образуют неразрывное единство. В идеально-материальном мире столько же вечности, сколько и преходящего.

2. Онтология определённости не приемлет абстракций Гегеля, непостижимое Единое Платона и пустую пустоту Востока. Первооснова мира есть нечто реальное и сложно устроенное, имеющее множество свойств. Пустая пустота Востока и Гегеля заменяется наполненной пустотой, приближающейся к бытийной модели Парменида со множеством сущих. Главное свойство пустоты — не быть полностью пустой, так как без данной нам полноты наш мир невозможен. Полнота придает ему смысл. Наполненная пустота воплощает всё и ничто одновременно, как наличие и отсутствие своего относительного содержания. Наполненная пустота рассматривается как абсолютное целое и единственная подлинная реальность, сверхбытие, «подлинное бытие». И такую пустоту невозможно полностью опустошить.

3. Базой онтологии определённости является целое и целостность. Именно из них проистекают её принципы. Уникальность как абстрактный бытийный объединяющий принцип единого, целого приносит в этот мир конкретное содержание, шаблон, эйдос, форму, вечность, неизменность. Обособленность как абстрактный небытийный разделяющий принцип множества, частей, отвечает за изменчивость, за количество копий, число которых непостоянно, но никак не меньше единицы. Обособленность дробит уникальности и позволяет им перестать быть одинокими и сочетаться друг с другом. Принцип сочетания нарушает изоляцию абстрактных принципов и сводит их вместе. Одновременное «желание» принципов воплощать самих себя, но не быть при этом полностью изолированными, приводит к воздействию их друг на друга. Уникальность даёт неизменность одного, обособленность — изменчивость многого. Одно перестает быть одним. А многое приобретает устойчивость, столь ей несвойственную. Принцип сочетания и есть целое.

4. Такое сочетание абстрактных принципов уже является запросом Вселенной на развитие и даже на творчество. Ни «бытие» Запада, ни «небытие» Востока по отдельности не имеют такого запроса. Им «хорошо» в своём незыблемом одиночестве. Принцип целого, которое больше суммы своих частей, приносит в этот мир нечто новое, то, чего не было раньше, то, что увеличивает многообразие этого мира и как следствие порождает и время, и пространство. Сначала как идеальные сущности, а затем и как материальные. Этот же принцип целого лежит в основе процесса материализации, который задействует «обе стороны медали», и уникальность, и обособленность.

5. Мир познаваем человеком, который обладает мышлением и способностью схватывать уникальности как уникальности, то есть как универсалии, как вечные смыслы. Разум лишь отражает объективную реальность Вселенной смыслов. Ничто не возникает из ничего. Подлинное бытие в виде наполненной пустоты уже имеет все смыслы как потенциал, в том числе вечный небытийный призрак праматерии как множественной обособленности, каждая «ячейка», которой готово вместить и тем самым реализовать смысл простейших сущностей со всеми их способностями к взаимодействию. Разделяющая пустота обеспечивает обособленность относительных уникальностей и реализует частичность. В свою очередь, объединяющая пустота поддерживает и является гарантом целостности. Значение пустоты сложно переоценить. Она и объединяет, и разделяет.

6. Определённость — это то, что объединяет, разделяя. Мир целостен сам и каждая его часть также представляет собой неразделяемое целое. Целое не делится, но имеет части. Относительное целое как целое не «пускает» внутрь себя и отвечает на вопрос «что», но как часть находится внутри другого объемлющего его целого, отвечает на вопрос «сколько» и представляет собой «нечто». «Нечто» не предполагает одно, оно предполагает многое. Целое как целое есть качество, целое как часть есть количество.

7. Онтология определённости отвергает мифическое иррациональное «становление», заменяя его движением, как переходом из одного, уже свершившегося, состояния в другое, возможное состояние. При этом эти состояния не являются чем-то и другим одновременно. Изменчивость реализуется аддитивным смешением разных сущностей, где только одна из них является главной и неизменной. А остальные «приходят и уходят», что является признаком идеально-материального мира. Материальное может появляться и исчезать (но не изменяться), идеальное может накапливаться, но не исчезать, так как идеальное вечное бытие есть накопление. Душа отдельного человека нематериальна и поэтому она существует вечно и способна накапливать собственный «духовный» капитал…

10 мая 2024 года

Кратко

Ничто имеет объём.

Целое не делится, но имеет части.

Определенность — это то, что объединяет, разделяя.

Сущность или качество есть абстракция реальной определённости, взятой как целое, как одно.

Число не есть сущность, число есть квазисущность.

Копии не есть бытийное разное, копии есть бытийное одно.

Содержание небытия есть качественная пустота, качественное ничто.

Бытийные сущности, хоть простые, хоть сложные, никогда не исчезают.

Уникальность, как и качество, не имеет предела.

Время наполняется, пространство опустошается.

Подлинно сущее есть определенность, которая есть комбинация сущности и ее отсутствия.

Символ есть уникальность, знак есть обособленность.

Один символ реализуется во множество знаков.

Онтология определённости отрицает становление как философское понятие.

Оглавление

От автора

В чём, собственно, проблема?

Основные принципы

Всё и ничто

Абсолютное целое

Вирус сочетания: время и пространство

Смысл и существование

Процесс материализации

Реальность

Движение и конечное время

Что такое небо или проблема универсалий

Смысл жизни

Развитие или творение

Душа

Битва титанов

Бытие и физика

Иллюзорный мир

Итоги: возвращение в реальность

Кратко