Илларион Николаевич Певцов [С. Д. Дрейден] (pdf) читать постранично

нлларион llC D Iin D

НИКОЛАЕВИЧH td lU ro
Литературно-

театральнм

Всероссийское
общество

МОСКВА

1978

}

Составители: С. Д. ДРЕЙДЕН,
Т. И. ПЕВЦОВА

Общая редакция и комментарии С. Д. ДРЕЙДЕНА
Вступительная статья М. И. ЦАРЕВА

80105— 470
174 (0 3 ) - 7 8

© Всероссийское театральное общество, 19/3

Е

го нет с нами более сорока лет, и события про­
шедшей с тех пор жизни, казалось бы, должны
были стереть в памяти след короткой и поздней
нашей встречи. Но я помню все, что связано с
Илларионом Николаевичем, так ясно, так отчет­
ливо, как будто только вчера вышел из его квартиры
на улице Рубинштейна после затянувшейся за пол­
ночь беседы. Множество лиц прошло передо мной за
эти годы. Одни забылись, смытые временем, другие
слились «в какой-то неопределенной похожести друг
на друга, а это осталось — в строгой четкости черт,
в крупности личности, в неотразимости обаяния ума
и таланта, столь же огромного, сколь неповторимого.
Впервые имя Певцова я услышал в пору моей
театральной юности, когда учился в Ленинграде.
О Певцове писали как о большом и своеобразном
художнике, прекрасном исполнителе таких ролей,
как Павел I. Однако увидеть Певцова на сцене мне
довелось значительно позднее, когда он работал уже в
Первой студии МХТ (МХАТ 2).
Сознаюсь, я шел на спектакль «Расточитель» не
без некоторого опасения. Когда слышишь и читаешь
об артисте много восторженных слов, нередко случа­
ется так, что твое личное впечатление от его игры
оказывается менее сильным, чем представление, со­
ставленное в результате прочитанного и услышанно­
го. В данном случае произошло наоборот—увиденное
превзошло мои ожидания.
С той минуты, как на сцене появился человек в
белой поддевке, с серебряными волосами и темными
тенями вокруг глаз, и вплоть до конца спектакля я
всецело находился в его власти. Мне доводилось
потом немало читать об этой роли Певцова, о разо­
блачительной ее силе. И все-таки, вспоминая свое
собственное ощущение от его Князева, я вижу преж­
де всего человека недюжинного ума и таланта, огром­
ной внутренней энергии, которая бушевала в нем, не
находя выхода, человека, который существовал на
пределе, будто хотел прожить десять жизней в одной,
и не мог, не успевал. И невероятно страдал от мыс­
ли, что и после его смерти люди будут дышать, пить
вино, любить женщин. Он ненавидел за это людей,
М. Царев всех сразу, без разбора. Страшная своей бессмыслен­
ностью, эта ненависть не только придавала образу
ВСЕГДА разоблачительную остроту, но и окрашивала его в
тона трагические: жизнь не давала человеку возмож­
В ПУТИ ности приложить силы, талант, ум иначе, как обра­
тив их против самой же жизни. Это было страшно.

6

М. ЦАРЕВ. ВСЕГДА В ПУТИ

В тот незабываемый вечор я увидел на сцене большого трагиче­
ского актера. Это была одна из тех встреч, что остаются вехами к
вашей собственной жизни и не забываются, даже если за ними не
следует других. Но мне повезло. Через несколько лет, когда Певцов
работал в Ленинградском академическом театре драмы, а я вернул­
ся «в родные пенаты» после странствий по провинции, произошла
мое личное знакомство с Илларионом Николаевичем. Короткая эта
встреча была очень дружественной и очень для меня дорогой и па­
мятной.
Я видел его во многих спектаклях, современных и классических^
всегда удивляясь, как своеобразно трактовал он тот или иной образ,
давно и хорошо мне знакомый. Например, я не раз видел на сцене
лермонтовский «Маскарад», и образ Неизвестного всегда наделялся
исполнителями чертами абстрактной загадочности, — это был не
конкретный человек, а некий символ, представавший в ореоле неоп­
ределенной таинственности. У Певцова в этой роли не было никакой
таинственности и никакой абстрактности. Был реальный человек,
уже немолодой, прошедший через тяжкие жизненные испытания,
жизнью и людьми униженный. Напряженный, исподлобья взгляд,
сутулая спина, сложенные на груди руки — он был такой же, как
все, только без личины, без маски, и этим одним уже выделялся. Не
загадочностью, а обнаженным, открыто высказанным презрением
к людям, и к Арбенину прежде всего.
А когда я видел Певцова в спектакле «Конец Криворыльска»,
где он играл Севостьянова, образ прямолинейно разоблачительный
и даже саморазоблачительный, я ловил себя на мысли: действитель­
но он такой, каким кажется, или, может быть, притворяется, созна­
тельно представляется циником и негодяем? Наделяя некоторой
«загадочностью» предельно ясного Севостьянова, актер придавал тем
самым образу недостающую ему сложность.
Неожиданности всегда привлекательны в актере, они обещают
встречу с интересным человеком на сцене. Идя на спектакли Певцо­
ва, невозможно было предугадать, куда направит актер свою мысль,
в чем увидит в образе главную его суть, какие пути выберет для
ее раскрытия. Вероятно, в этом