Сначала выключили звёзды [Владимир Николаевич Вербов] (fb2) читать онлайн

Владимир Вербов Сначала выключили звёзды

Можно было подумать, что просто небо полностью заволокло тучами. Но, когда Марк набирал в реке воду, то осознал, что видит отражение луны. Четкое и ясное отражение большой и яркой луны. И ни одной светящейся точки. Это наблюдение, вместе с ведром воды, Марк принес к нашему костру. Однако никто из нас поначалу не обратил внимания на его реплику.

— И он такой: "Кмит, Лайпега, Селезнева, день вам на сборы, девочки. Завтра днем полетите на вторые отборочные", — продолжала рассказывать Эмма, сопровождая каждую фразу безжалостным забрасыванием хворостинок в огонь. Свет пламени делал её короткие почти белые волосы рыжими.

— Но это же разве?.. — тонко очерченный в полумраке Лам, весь состоящий из правильных черт, такими же правильными аккуратными движениями освобождал от репейников длинные красивые локоны красивой Лан Фан.

— Ну да!

— М-м. А ты что?.. Не шевелись, Фан. Осталось чуть-чуть.

— А меня прям трясет. Не выдержала. Подошла и прямо в лицо ему…

— Плюнула! — вороново крыло волос Марии на секунду отпрянуло от моего плеча, и она сделала в сторону Эммы победный жест правой рукой.

— Да! — в сощуренных глазах Эммы блеснул озорной огонёк.

— Правда? — в голосе Лан Фан удивление было поровну смешано с восхищением.

— Нет, конечно.

— Ну-у… — репейник разочарования полетел в траву.

— Я просто ему наконец всё высказала. Мол, Альберт Христофорович, Эмма Кмит свои обязательства перед командой выполнила. У Эммы Кмит теперь совесть чиста. А этот ваш второй дивизион ей давно уже, признаться, по веселям через бом-брамселя. Призовые пусть вам эта ваша Стрельникова теперь приносит, а у меня кандидатская ещё с февраля в подвешенном состоянии.

— И ты просто ушла? — резюмировал я.

— И я просто ушла. Из команды прочь, из сердца Христофорыча вон.

— И они ушли, походу…

— Кто ушли? Что ты там бормочешь, Марк?

— Звезды ушли. Не те, что в кино снимаются, а которые габаритные огни галактик. Их нет. Куда-то подевались.

— Тю. Это же просто…

— Не, ни облачка. Луна же на месте.

— Э… эмм, — последний репейник обескураженности исчез во тьме.

— И правда… странноватенько, — задранная к небу голова Эммы холерично дёрнулась. — И как такое может быть, господа геологи? Минута пошла.

— Тут скорее метеорологов надо спрашивать. Какая-нибудь атмосферная аномалия, — Лам одним универсальным движением подвесил над огнем котелок с принесенной водой и пожал плечами.

— Да, — поправляя волосы, вторила ему Лан Фан, — вероятно, некое загустение слоев атмосферы, достаточное, чтобы не пропускать свет звезд. Ну или…

— Скучно, — перебил её Марк. — Занудно и скучно. А ещё — неубедительно. Свет Венеры почему-то это "загустение" пропускает. Во-о-он она.

— А это точно?.. — засомневался было я.

— Точно. Если только для кого-то моё "очень хорошо" по астрономии за 7-й класс недостаточно авторитетно?

Я сразу поднял руки в знак капитуляции.

— Хорошо, астроном, аргументы твои прочны, — Мария ворошила костёр длинной палкой, побуждая его к более активной деятельности. — Тогда давай нам свою версию. И чтоб не занудно, не скучно, да поубедительнее.

На секунду Марк замер, глядя на искры, взлетавшие над пламенем. А затем сказал странным тихим голосом:

— Ладно. На самом деле все просто. Вселенной больше нет. Она умерла. Тихо и спокойно, от старости и скуки. А мы, наша солнечная система — всего лишь пылинка в её последнем выдохе. Скоро и мы исчезнем.

— О-очень убедительная версия, — Эмма запустила в голову Марка свежеоторванным колоском. Промахнулась.

— Марк, ты мрак, — с предельно серьёзным лицом Мария выстрелила настолько увесистым каламбуром, что у него не было никаких шансов долететь до цели. Но, кажется, получилось.

— Зачем так оптимистично? — я самоотверженно попытался отвлечь огонь от друга. — А может, это какой-нибудь совет галактических цивилизаций. Понаблюдали за Землёй, скажем, положенные их законодательством минимальные 10000 лет. Поняли, что от такого бестолкового вида добра не жди. Вот и накрыли, от греха, всю систему непроницаемым барьером.

— Мезудзвёздниы карантин, — кажется, Лан Фан иногда специально выпускает из клетки свой очаровательный акцент. В сочетании с её очаровательной улыбкой — убийственно. Только давно привычный ко всему Лам никак не поменял своего агрегатного состояния и не выглядел растекшейся лужицей умиления. Он и продолжил её мысль:

— Потому что у нас здесь был замечен особо опасный паразит.

— С именем, начинающимся на 'М', — оскалилась Эмма.

— Да-да, и заканчивающимся на 'арк'. Я понял, — Марк всем своим видом демонстрировал, насколько сильно он не впечатлён данной остротой.

— У самой достаточно фантазии для собственной теории? — запустил он ответным колоском.

— Достаточно, — колосок беспомощно отлетел от толстовки Эммы. — Нас банально проглотили. Исполинское животное, блуждающее по Млечному пути в поисках особо самоуверенных планет.

— Проголодавшийся древний бог, — предложил я.

— А почему древний? Почему не новый? — спросил Марк.

— Непринципиально, может быть и новый. Молодой.

— Бог-ребенок. Вчера пять миллиардов лет исполнилось. Сидит среди звезд, слюни пузырями пускает и тащит в рот всякую гадость.

— Нет, не бог, — Мария приподняла голову с моего плеча. — Именно животное. Обычное животное. Просто очень-очень большое. Я даже знаю, какое именно.

— Какое?

— Левиафан. Один из слонов поскользнулся на панцире черепахи и обронил Землю. А там внизу ее тут же скушал кит. Ну и прочие тела нашей системы тоже. Чтоб нам не было совсем уж темно тут ночью.

— А может быть, Создатель просто решил, что концепция звёздного неба себя изжила? — Лам встал и прошелся вокруг костра, позволив своей длинной тени прикоснуться к каждому из нас. — Люди слишком привыкли к виду звёзд, и те их уже недостаточно вдохновляют. Слишком часто произведения наших творцов стали разочаровывать Его. И в эту ночь он решает, создать ему новое небо или новых людей.

Минуту все молчали. Похоже, немного странная речь немного нетипичного Лама произвела на каждого из нас свое особое впечатление.

— Ой, ну всё-о-о, — не выдержал Марк. — Пойду поссу.

Он поднялся и почти сразу исчез в темноте, еще некоторое время напоминая о себе шуршанием шагов.

А мы продолжили сидеть в молчании. Лам и Лан Фан, обнявшись, вместе смотрели на потрескивающий огонь. Эмма ковыряла веточкой землю, пытаясь нарисовать кита с физиогномическими чертами Марка. Голова Марии вернулась на мое плечо — снова стало уютно.

— И ночь сегодня какая-то необычно тихая… — ни к кому не обращаясь, сказала Эмма, закончив своё произведение.

— Здесь всегда тихие ночи, — ответил Лам.

— Да. Но сегодня тишина какая-то… неправильная.

— Ээээй! — неправильную тишину вдруг вспорол голос Марка. — Ребята! Идите все сюда!

— Ну вот. Что еще-то?

— Надеюсь, он не будет нам показывать, как красиво у него получилось нарисовать струей сердечко на песке.

— Снова.

— Да не-е. Он обещал.

— Струей? Снова?

— Не берите в голову, Лан Фан.

Освещая себе путь фонариками, мы быстро нашли стоявшего на берегу и подзывавшего нас Марка.

— У меня сегодня просто вечер странных открытий, — на лице у него была идиотски-озорная улыбка, но в глазах угадывалось и что-то тревожащее.

— Что случилось?

— Река.

— Что — "река"?

— Ну, это… Когда воду ходил набирать, все было нормально. А теперь…

— А теперь? — я посветил на реку: река была на месте, все такая же темная и широкая. — Что не так-то?

— Течение, — делая круглые глаза, тихо произнес Марк.

— Его нет, — закончила за него Эмма.

Мария подошла к краю и погрузила обе руки в воду. Я непроизвольно сделал то же самое. В холодной воде не чувствовалось никакого движения, никаких разводов на поверхности тоже не было видно. Но это ничего не значило. Течение могло бы быть просто неуловимо медленным.

Лан Фан поступила умнее. Сорвав пучок растущей поблизости травы, она бросила его на воду. Опустившись на безупречно гладкую поверхность реки, травинки так и замерли на месте.

— Что за?.. — озвучила общую мысль Эмма. — Ай! Щас огребёшь, Марк!

— Ну вот, ты не спишь. И я не сплю.

— Никто не спит.

Никто не спит. От этой фразы мне почему-то стало очень неуютно. И я не заметил, кто именно это сказал. Может быть, даже я сам.

Настроение для выстраивания сумасшедших теорий в этот раз ни в ком не проснулось. Вшестером мы зашагали обратно к костру. Я держал Марию за руку, приглушая её теплом зашевелившуюся у меня внутри тревожность. Лам, обняв Лан Фан за плечи, что-то тихо ей говорил. Марк старательно ворошил траву шагами, распугивая всех местных сверчков. А Эмма шла, разведя в стороны руки, словно хотела поймать кого-то невидимого во тьме.

— Какие-то вы все невесёлые.

— Заткнись, Марк.

— Огрызаться-то зачем? Ну я же тут ни при чём. Это всё… ну… оно…

— Никто и не говорит, что ты тут при чём-то. Просто заткнись.

— Моя вина только в том, что раньше вас всё подмечаю. Просто вот такой у меня… Ай! Ау!

— Предупреждали? Предупреждали.

— Ох, ну и тяжёлая же у тебя лапа, Эми.

— Так, за "лапу" могу и повторить. Хотя, чего могу? Повторю. Иди сюда, Марципан, куда убежал? А ну!

— Не-не-не!

— Стоять, говорю!

— Я его держу, Эм! Давай!

— И ты, мой Брут детства? Не ждал такого предатель… ой!.. ства… ай!

— Ещё, Эм! Мало ему! Ахахах!

— Мари… ой!.. и ты туда же… оу!

— Стоять!

— Эй! Хахахах! Щекотки я точно… хахах… не переживу! Лучше уж лапой твоей!

— Ах ты!

— А-а-а! Ну всё, всё!

— Уфф… Ладно. Хватит с тебя на сегодня.

— Ни за что уничтожили бедного Марека.

— Вставай.

— Экзекутировали.

— Ну чего ты развалился?

— Развоплотили.

— Ещё клещей насобираешь, дурачок.

— Четвертовали и съели.

— Ну хорош. Давай руку. Мир?

— Ладно… Мир.

Спонтанная дружеская потасовка — боже, будто нам всем снова по десять лет — сработала как спасительный магический ритуал. Он разогнал повисшую над нами вязкую неуютную тень, помог избавиться от состояния мрачного оцепенения. Даже не участвовавшие в весёлой кутерьме Лам и Лан Фан выглядели оттаявшими.

— Нежная, великодушная дружба его вливала в сердце мое отраду, утешение, тогда, когда я готова была погрузиться в ужасное отчаяние, — с четко выверенным выражением явно процитировала откуда-то Лан Фан. За время нашего сравнительно недолгого знакомства она уже несколько раз так делала. Возможно, так она тренировала произношение. Или устраивала маленькие экзамены своей исключительной памяти. Источники её цитат порой были совершенно случайны. И мне почти никогда не удавалось их сходу определить.

— Автор неизвестен, — сказала Мария, видимо, снова беспардонно заглянув в мои мысли. Я уже привык.

— А знаете, — сказала она, сунув хворостину в огонь, — мне ведь накануне приснился сегодняшний вечер. Я прям точно осознавала, что именно сегодняшний. Только во сне не происходило ничего странного и страшного. Эмма все так же пела под гитару. Марк и Лам долго спорили о чём-то страшно занудном, а Лан Фан пыталась их разнять. А потом ты продекламировал свои новые стихи, и они оказались так себе… Ахах! Ну, не обижайся, тигр, я пошутила, этого во сне не было. Твои стихи прекрасны, всегда их буду любить. Какими бы они ни были… Ахахаха! Ну ладно! Ну всё! Больше не буду! Хах… Так вот, ничего необычного. Небо не сходило с ума, а реки не останавливались. Забавно. Будто на один вечер сон решил поменяться местами со скучной реальностью. Только вот…

Она вытащила загоревшуюся хворостину и стала внимательно рассматривать огонёк.

— Я лишь утром, обдумывая этот сон, поняла, что кое-что странное в этом сне. Точнее, кое-чего не было. Кое-кого. В моем сне не было меня. Вообще не было. Никогда. Вы никогда не были знакомы со мной. Даже ты, тигр. Потому что меня не существовало.

На секунду показалось, что сидящая рядом Мария и правда какая-то совершенно другая. Та, которую я никогда не знал. Я невольно поёжился.

Чушь. Нелепость.

— Нелепость какая, — опять, сама того не замечая, прочла мои мысли моя Мария. Она разглядывала кончик ветки, на котором только что погас огонь. — Будто и не горела вовсе…

Я посмотрел на её хворостину. А потом на очаг костра.

— Никто ведь не подбрасывал новых дров в огонь, верно? — Марк снова всё понял раньше остальных.

Не меньше двадцати минут прошло, всё должно было уже прогореть. А вода? Я посмотрел на висящий над огнем котёл. Она не то что не выкипела, даже не забурлила.

— Нет! Стой!

Прежде чем Мария успела остановить мою руку, я сунул палец в воду.

Все, замерев, смотрели на меня.

— Холодная, — ответил я на их немой вопрос, — прямо как в реке.

Казалось бы, что тут такого. Кто-то незаметно подбросил в котёл кусок льда (хотя откуда тут лёд?). Ну, а дрова… А что дрова? Может, обработаны каким-то специальным составом, чтобы от горения была одна только видимость. Может, и не древесина это вовсе. Конечно, непросто провернуть такой очень странный и изощренный розыгрыш. Особенно незаметно. Но уж точно не сложнее, чем остановить реку (экстренная постройка дамбы?). Не сложнее, чем сделать странное с небом (что?). И тем не менее, именно происшествие с костром стало для нас всех переломный моментом. Точкой невозвращения, за которой закончился наш мир. Простой, привычный, скучный, уютный, обыкновенный, горький, весёлый, беспокойный, твёрдый, жестокий, обычный, нелепый, родной, настоящий.

Что-то не так. Что-то очень не в порядке. Теперь в этом нет никаких сомнений.

Я услышал, как, ни кому не обращаясь и ни на кого не глядя, Эмма тихо пробормотала какую-то тарабарщину: "Алазакс отч окьлот я отч…"

Я увидел, как красивое лицо Лан Фан с выражением сосредоточенной внимательности вдруг сморщилось в жуткую гримасу. Гримасу боли? Страха? Обиды? Спрятав эту гримасу на груди Лама, она что-то ему прошептала тоненьким хрупким голосом. Потом они вместе встали. Лам с непроницаемо невозмутимым выражением сказал: "Мы пойдем". И они ушли по направлению к своему коттеджу.

Я почувствовал тупую боль в правом запястье, которое, оцепенев, всё сильнее сжимала Мария.

— Что я только что сказала? — странным, страшным шёпотом произнесла Эмма. — Что я только что сказала?!

Марк встал и исчез в том же направлении, в котором только что ушли Лам и Лан Фан. Минут пять его не было, а когда он вернулся, оказалось, что где-то там в, темноте, он нашёл и надел на себя задумчивый и очень скучный вид. Совершенно невозможный для него. Марк, которого я никогда не знал?

— Странно, — произнёс он задумчивым и скучным голосом. — Я когда дошёл до их коттеджа, там никого не оказалось. Свет не горел, но авто было на месте. Думал, они сюда вернулись.

— А ведь и цикад давно не слышно… — сказала Мария.

— Ну что за дерьмо!

Котелок, повинуясь носку ботинка Эммы, сорвался с зацепа и, расплескивая прохладную влагу, улетел куда-то в кусты. Но через секунду, будто повторяя движения в обратную сторону, по той же самой траектории он вернулся и снова повис над костром. Как если бы кто-то нажал на кнопку "отмотать назад".

— Ахх… Да ты издеваешься! — поперхнулась собственным гневом Эмма и занесла ногу для ещё одного удара.

Но внезапный приступ заливистого хохота Марка эту ногу остановил на середине движения, а Эмму, да и меня с Марией тоже, и напугал чуть ли не больше, чем гротескно абсурдный котелок-бумеранг.

— Я… Ха-хах… Я всё понял! Я понял всё! Аха-ха-ха!

— Что ты понял, жирдяй?!

— Всё понял. Всё, — сказал Марк, даже не пытаясь защитить свою идиотски улыбающуюся физиономию от уже занесенного и в этот раз ни капли не дружеского кулака Эммы.

Я попытался вскочить и схватить Эмму за руку, но меня остановила Мария, крепко вцепившись мне в плечо. По её испуганному взгляду я понял: к Эмме сейчас лучше не прикасаться. С ней тоже было что-то не так. Её удар так и не достиг Марка — рука Эммы замерла, не дойдя всего пару сантиметров до цели, а потом странным дёрганым движением вернулась в исходное положение. Не только рука, всё её тело проделало то же самое. Включая мимику лица. Она замерла на мгновение в точно такой же позе, в которой она стояла несколько секунд назад. А потом словно очнулась. Её лицо лишилось любых следов злости и агрессии. Их место заняли озадаченность и непонимание. Оглядев всё вокруг себя полными растерянности глазами, она тихо вернулась и села на своё место, где застыла в какой-то неловкой, будто бы извиняющейся позе. Марк при этом продолжал довольно хихикать. Кажется, он вовсе не заметил ничего из произошедшего.

— Что… — я сделал глубокий вдох и постарался, чтобы мой голос звучал как можно ровнее и спокойнее. — Что ты понял, Марк?

— Каскадное отключение. Как доминошки. Одна за одной, одна за одной. Ну понял, да?

— Нет…

— Вот дубина. Мы же с тобой аж две недели в той дыре проторчали. Разве можно такое забыть?

Точно. Прошлой весной. "Южный ветер". Простая командировка на пару дней обернулась сущим цирком, то ли шапито, то ли гладиаторским. В котором нам с Марком пришлось побыть и клоунами, и факирами, и загонщиками крокодилов. До последнего никто не мог понять, в чём проблема. Вначале просто без видимых причин вышел из строя один цех. Штатные работники долго пытались решить проблему самостоятельно, но в итоге сдались и вызвали спецов — нас. А когда мы прибыли, оказалось, что какая-то чертовщина творится теперь уже во всём комплексе. Конвейерные линии упорно собирали всё в обратном порядке, автоматические двери блокировались случайным образом, а при попытке их разблокировать срабатывала пожарная сигнализация. Системы сходили с ума и выходили, а затем перегорали одна за одной, по цепной реакции. Весь "Южный ветер" стремительно пожирала смертельная болезнь. Разумеется, автоматика безопасности перестала работать одной из первых, но при этом аварийные источники питания, как назло, включались и работали стабильно. А потому, чтобы остановить распространение "заразы" и предотвратить критическую поломку оборудования, нам с Марком пришлось весь день наматывать километраж по всей немаленькой территории "Ветра". Мы вручную выключали, блокировали, изолировали, отсекали абсолютно всё. Это заняло один день из дюжины, что мы там провели. Остальные мы потратили на тщательную проверку каждого узла и цепи в отдельности, ища причину всего этого. На шестой день я начал терять надежду. На седьмой Марк стал убого шутить, называя меня Сизифом № 3. На девятый я даже стал находить в этом что-то смешное. На десятый во мне угасли последние искры интереса. Только благодаря какой-то сверхъестественной добросовестности, граничащей с мученическим отчаянием, мы наконец докопались до сути. Суть обнаружилась в 73-м дублирующем узле, издевательски далеко от предполагаемого центра аномалии. И была она довольно неприглядна — пара маленьких комков серой шерсти в окружении чёрных потёков запёкшейся крови.

Неизвестно, что заставило крысу забраться в такие непролазные дебри техногенных джунглей и как ей удалось миновать все предпринятые инженерами защитные меры. И почему за ней последовала вторая. Понятно лишь, что исход этого безумного путешествия оказался печален для всех. Крыса А застряла, одновременно наколола переднюю лапу на особенно длинный и острый спай и запуталась задней в проводах. Крыса Б пыталась вытащить крысу А за хвост. Их обеих било током. Напряжение совсем небольшое, недостаточное, чтобы убить на месте даже существ с такой маленькой массой. И слишком слабое, чтобы крыса Б не смогла разжать челюсти, оставить А и уйти. И если бы она так поступила, чертов узел 73 просто вышел бы из строя, а умная страхующая система просто распределила бы его функции между сотней других узлов. И никто бы даже ничего не заметил. Но она не ушла. Б до последнего продолжала пытаться спасти А ("Да просто сожрать она её очень сильно хотела. Смертельно проголодалась." — Марк Цветков, инженер-техник 3-го разряда, 26 лет). До тех пор пока её сердце не выдержало. И тогда случилось самое невероятное. Своим хвостом крыса Б достала до контактов соседнего узла. И это, в сочетании с электрическим сопротивлением двух тел и растёкшейся в нужных местах кровью, создало новую логическую цепь. Цепь, которая заставляла автомат думать, что всё в порядке, но при этом каждые 18 миллисекунд дублировала одну из команд в стеке. В итоге интеллектуальная, сверхгибкая, легко адаптирующаяся к любым ЧП, максимально отказоустойчивая система стала разрушать саму себя.

Что ж, это и правда хорошая версия, Марк. Где-то произошло нечто. Нечто незначительно маленькое, но фатальное. Нечто ломающее самые базовые, самые нерушимые правила естества. То, чего никогда не должно было произойти. Один единственный фотон оказался чуточку быстрее скорости света. Квантовый компьютер размером с солнечную систему поделил на ноль, и у него получилось. Марк пошутил настолько плоскую шутку, что её толщина достигла субатомного уровня и смогла разрезать пространственно-временной континуум. Или же кто-то кого-то полюбил. Той самой идеальной романтической любовью. Которая не зависит от биохимии мозга и психологических комплексов. Про которую слагают стихи и поют песни. Которой не бывает в принципе.

— Ага. Дошло, да? — понял по моим глазам Марк. — Вот и мечется где-то там под изнанкой нашей реальности аварийная бригада архангелов. Лихорадочно выключают они сейчас всё, что сломано, и ещё пока не. Звёзды, течение реки, цик…

Марк вдруг запнулся и замер, глядя в одну точку. В нем что-то сильно изменилось. Настолько, что он даже не был похож на недавнего "незнакомого Марка". Лицо стало совершенно безразличным. И глаза — погасли. Он встал с земли, отряхнулся, произнес одно единственное слово: "Плевать". И ушел в темноту.

И я не стал его останавливать. Мне не было на него плевать, но мне было совершенно не интересно как то, куда он направился, так и его объяснение происходящего. Как и Эмме с Марией. Выключение? Да. Пусть так. Какая разница? Выходит, что всем нам только что — щёлк! ‐ выключили любопытство. От осознания этого было как-то очень… пусто.

Я покрепче сжал… ммм… твои плечи. Почему-то теперь я не смог назвать твое имя. Даже мысленно. Будто я его забыл, хотя это совершенно не так. Я помнил абсолютно все о тебе. Просто твоего имени больше не было. Как и имени… этой девушки, сидевшей с угрюмым видом напротив нас. Хотя я с ней знаком уже два года. И имени того, кто только что ушёл. Он и вовсе мой друг детства. И моего имени. Нам… только что выключили имена. Щёлк!

— Э а-о, — сказала ты, посмотрев мне в глаза.

— Что? — хотел спросить я, но вместо этого получилось одно лишь "О?".

Теперь нет и согласных. Щёлк!

Твои глаза наполнились слезами, и… Всё происходит слишком быстро. В радужках твоих глаз не было нужного цвета. Твоего цвета. Того, который мне так нравился. Его не было не только в твоих глазах, его не было вообще теперь нигде.

Стоп. Хватит. Пожалуйста, остановитесь! Нет! Хватит! Не надо больше ничего у нас забирать! Пожалуйста! Пожалуйста…

Ты уткнулась мне в плечо, а я прижал тебя к себе и зажмурился. Возможно, если мы будем сидеть очень тихо и не шевелиться. Почти не дышать. Притвориться, что нас вообще тут нет. Может быть, тогда мы больше ничего не потеряем. А может быть, даже и все это пройдет как горячечный бред. Но я почему-то и точно знаю, что это никакой не бред и не сон.

Полный животного ужаса вспарывающий саму душу крик вывел меня из оцепенения. Даже при всем моем отсутствии интереса к происходящему вокруг, я вздрогнул и автоматически осмотрелся в поисках источника крика. Им оказалась та, что сидела напротив. Лишь мельком взглянув на нее и по сторонам, я сразу понял, в чем дело и снова закрыл глаза, прижимая тебя к себе еще сильнее. Чтобы ты ни в коем случае не увидела то, что увидел я.

А увидел все то же, что и раньше. Только теперь выключили красоту.

— Э-о-и, э-о-и, э-о-и, — "не смотри, не смотри, не смотри", повторял я, покрываясь холодным потом и изо всех сил подавляя рвотные позывы. Отгоняя мысли про сдирание кожи и выдавливание глаз и стараясь не думать о том, что за существо сейчас держу в объятиях. Всё тело била крупная дрожь, а сердце билось о грудную клетку так сильно, будто перед каждым ударом брало хороший разбег.

Ты вроде бы меня поняла и кивнула, и похлопала меня по предплечью. Я тебя отпустил.

— Э-ы! — крикнула ты, хватая меня за руку. И мы побежали, не открывая глаз.

Не знаю, как долго мы бежали. Кажется, очень долго. И сотню раз должны были споткнуться и упасть. Но будто специально дорога под нами стелилась самая наировнейшая. Или уже просто не существовало такой вещи, как ландшафт. Бежали мы до тех пор, пока мне не стало ясно, что уже достаточно. Когда остановились, я провел пальцами по твоим векам, потому что сказать уже ничего не мог — гласные тоже уже были выключены. Мы вместе открыли глаза.

В этот мир уже не вернется красота, но зато теперь в нем не было и страха.

Мы стояли на поверхности той самой реки, под нашими ногами проплывала одинокая рыбина. И больше не было почти ничего. Ни берегов, ни луны, ни неба. Ни света, ни тьмы. Я мог видеть все, но не видел почти ничего. Только тебя и себя. Каждую клеточку, каждый микрон в наших телах. Тело каждого из нас было размером со вселенную, мы находились в бесконечной дали друг от друга. И одновременно с этим мы были одной единственной точкой в пространстве.

Мы даже не заметили, что уже давно не дышим и наши сердца не бьются. Но это не значит, что мы умерли. Совсем наоборот — умерла смерть.

"Что-то незначительное, но невозможное. Ха."

Мне захотелось смеяться, но это делать, кажется, я уже больше не мог. Поэтому я просто улыбнулся.

"Ну, это точно не из-за меня. Может, это ты?"

Ты улыбнулась в ответ.

"Нет."

И в этот момент выключили…

саундтрек: Worakls — Elea