2medicus: Лучше вспомни, как почти вся Европа с 1939 по 1945 была товарищем по оружию для германского вермахта: шла в Ваффен СС, устраивала холокост, пекла снаряды для Третьего рейха. А с 1933 по 39 и позже англосаксонские корпорации вкладывали в индустрию Третьего рейха, "Форд" и "Дженерал Моторс" ставили там свои заводы. А 17 сентября 1939, когда советские войска вошли в Зап.Белоруссию и Зап.Украину (которые, между прочим, были ранее захвачены Польшей
подробнее ...
в 1920), польское правительство уже сбежало из страны. И что, по мнению комментатора, эти земли надо было вручить Третьему Рейху? Товарищи по оружию были вермахт и польские войска в 1938, когда вместе делили Чехословакию
cit anno:
"Но чтобы смертельные враги — бойцы Рабоче — Крестьянской Красной Армии и солдаты германского вермахта стали товарищами по оружию, должно случиться что — то из ряда вон выходящее"
Как в 39-м, когда они уже были товарищами по оружию?
Дочитал до строчки:"...а Пиррова победа комбату совсем не требовалась, это плохо отразится в резюме." Афтырь очередной щегол-недоносок с антисоветским говнищем в башке. ДЭбил, в СА у офицеров было личное дело, а резюме у недоносков вроде тебя.
Деревянный двухэтажный барак, добротный такой, еще царской постройки, вместил в себя нынешней зимой военный госпиталь. А зима эта подходила уж к концу, не желая, правда, уступать первенства преемнице своей, и нагоняла, насылала ветра и морозы, словно прикрываясь ими от неминуемого конца. За окнами уже темно, и только вой ветра и лай собак, да скрип фонарей на столбах нарушали привычную вечернюю тишину.
Степаныч (местный кочегар и по совместительству мужских рук мастер) постарался сегодня на славу, и в помещениях госпиталя довольно жарко. «Согреть сынкам косточки, продрогли, чай, там, под Сталинградом; жар-то, он костей не ломит — еще дед мой покойный говаривал, Царства ему небесного.»
Дежурный врач, Вера Анатольевна, скинув овечью душегрейку, читала при керосинке в своем кабинете книгу. Дежурства в последнее время протекали довольно спокойно. Нет уж того прежнего надрыва. Ночью почти никто не беспокоил. Тяжело раненых еще как две недели назад переместили в областной госпиталь, что в 50-ти километрах к югу, ближе к Астрахани. На фронте затишье. Битва на Волге — ну, та Великая, Сталинградская, как назовут ее потом, где сломлен был хребет вермахту, — выиграна! И все, и всё; словно выдохнули в последние дни. Тот ужас осени, а затем и зимы остались в ближайшем прошлом. Конечно, еще никто не отошел от пережитого, и ой как далеко до полной, окончательной победы над врагом, но уже легче, и все, повторюсь, словно выдохнули после непосильной, безмерной ноши и цены, что пришлось за это заплатить. Госпиталь спал… В дверь кабинета постучали.
— Да-да, открыто, — пригласила врач, оторвав свой усталый взгляд от книги, протирая глаза. На пороге появился мужчина.
— Будьте любезны, включите свет, там справа.
Зажегся свет. Мужчина был довольно крепкого телосложения, роста выше среднего с совершенно седыми, как пепел, волосами. Сразу нельзя было понять его возраст, прищуренный взгляд синих глаз обнажал морщинки на их уголках, а когда мужчина не щурился, они превращались в белые линии на его загорелом, обветренном лице. Но старческих морщин пока не видно. «Лет 35–40», — определила про себя Вера Анатольевна, часто моргая, привыкая к свету. А еще она подумала: «Какой жгучий, пронзительный взгляд, аж не по себе становится».
— Добрый вечер.
— Добрый.
— Я к Вам вот по какому вопросу. — Мужчина замолчал, рассматривая кабинет. Одет он был в холщовые штаны и подпоясанный распашной халат, тапочки на босу ногу, в руках держал полупустой вещмешок. — Вы уж извините за вид мой неприглядный, — поймал он на себе взгляд тридцатилетней женщины.
— Да ничего страшного, здесь все так ходят.
— И не сочтите за дерзость, — мужчина вновь замолчал.
— Да говорите уже, что стряслось?
— Да, собственно говоря, ничего, уснуть не могу.
— Вы новенький?
— Новенький, новенький.
— Не видела Вас просто раньше. А из какой палаты?
— Да там, — и он махнул рукой.
Врач поднялась из-за стола и подошла к металлическому стеклянному шкафчику.
— Может, успокоительного Вам дать? У Вас диагноз какой? Вижу не ранены. — Диагноз? Какой же он? — задумался мужчина.
С минуту они молча смотрели друг на друга. — Говорят, срыв нервный, переутомление там какое-то, сознание потерял на построении; сказали полежать недельку, а как тут полежишь, если глаз не сомкнуть.
— Вы из штаба что ли?
— Из штаба, из штаба.
— Зачем Вы постоянно повторяете за мной?
— Волнуюсь немного.
— Сейчас посмотрю что-нибудь.
— Да пустое это, мне бы спирта, если можно.
Вера Анатольевна прекратила шарить в шкафчике и развернулась к мужчине. — Вы не ругайтесь только, помогите, пожалуйста, мочи нет никакой, уж какой день не сплю, кошмары эти одолели совсем; мне бы немного — полстакана всего. — Затем, немного подумав, добавил: Стакан. А я бы Вам тушеночки, хлеба, вот у меня имеется. У Вас семья, наверное, деток кормить надо, — и мужчина принялся шарить в своем вещмешке, доставая и показывая содержимое.
— Да Вы в своем уме вообще? — возмущению Веры Анатольевны не было предела.
— Тише, тише, прошу Вас, — мужчина приставил указательный палец к губам.
— Вы поймите, пожалуйста, не помогают мне успокоительные эти, глаза закрою — лязг этот по всей голове отдается.
— Какой лязг?
— Ну, гусениц этих металлических.
— Проходите, давайте измерю Вам давление, — немного успокоилась врач. — Присаживайтесь вот сюда, — женщина указала на стул рядом с ее столом.
Вздохнув, мужчина сел, всунув свой вещмешок между ног, и обнажил руку. — Да, повышенное, — задумчиво заметила Вера Анатольевна, измерив давление. — Вы расскажите, что видите, когда закрываете глаза, Вам выговориться необходимо; я врач, мне можно.
Мужчина сглотнул.
— Поспать хочется, выпить и поспать.
— Да что Вы все выпить да выпить. Ну, надо как-то успокоиться, взять себя в руки. В конце-концов, всем сейчас тяжело, Вы ведь мужчина.
— Да, мужчина.
Последние комментарии
9 часов 14 минут назад
18 часов 17 минут назад
1 день 17 часов назад
1 день 17 часов назад
1 день 18 часов назад
1 день 18 часов назад