Двойка чаш. Приворот из гримуара (СИ) [Мара Санкта] (fb2) читать онлайн

0. Шут

Самые важные дни в жизни редко предупреждают о своем наступлении. Чаще всего они сваливаются на голову, как слежавшийся, полурастаявший снег с крыши. И сейчас самый сезон.

Март — странный месяц. Холод еще крепко держится острыми коготками за землю, оставляет льдистые следы на готовых таять водах, запускает пальцы северного ветра за воротник зазевавшимся прохожим. Но человеческое сердце уже чует весну, греется в лучах собственной надежды, как у костра, и начинает биться чуть быстрее. Кошки мурчат на коленях своих людей, сучат лапками, спины выгибают — спокойно и радостно ожидают смену сезона, и заодно напоминают об этом двуногим. А как же иначе, на кошачьей мудрости только и держится мироздание.

По городу пушистые вестники неизбежной весны бродят парочками, хвостами переплетаются, усевшись под какой-нибудь скамейкой, и делают вид, что увлечены исключительно друг другом; на самом деле, они высматривают в шумной суетливой толпе самого грустного, потерянного человека и решают, что теперь его очередь уверовать в светлое будущее. Бегут по пятам, трутся об ноги маленькими головами, оставляют следы шерсти на ткани — чтобы, даже если не получится человека приручить, напоминание о встрече с котами с ним осталось чуть подольше. А главное, они выбивают нового знакомого из привычного потока рутины, заставляют впервые за день действительно присмотреться и прислушаться к улице, к городу, к мяукающему чуду с янтарными глазами. Просто так коты никого не выбирают — они знают, кому нужны сейчас более всего. Кому не хватает немного радости, чтобы дотянуть до оттепели.

Так одним мартовским утром маленькие хранители города и встречают запыхавшуюся, уставшую девушку на пороге неприметной аптеки. Она ворчит что-то под нос, то ли напевает песенку, то ли сама себе на жизнь жалуется; суетливо ищет что-то во внутренних карманах плаща, складках платья, под ковриком на входе. Тщетно. День еще не начался, а уже чем-то успел ей насолить; и, похоже, не впервые — потому что, умей коты переводить с человеческого наречия, то услышали бы об этом несколько крепких слов. Она оглядывается, останавливается, задумавшись — и, осознав, что в проулке нет никого, кроме парочки пушистых хулиганов под стеной соседней лавки, щелчком тонких пальцев отпирает входную дверь. Всполох веселого, трескучего зеленого пламени заполняет замочную скважину, скрипят несмазанные петли. Девушка заходит внутрь, но не раньше, чем в комнату проскальзывает черный кот.

Ахнув, она начинает размахивать руками, пытается прогнать животное, но к нему еще и подружка присоединяется — добротного вида трехцветная кошка с почти беличьим хвостом. Они чинно усаживаются по обе стороны дверного проема, как будто это место решили охранять, и молча, с интересом разглядывают мечущуюся в ужасе девушку.

— Ребята, — разве что не скулит она, хватаясь за голову, — ну не в аптеку же!.. Как я вас людям буду объяснять?

Черныш в ответ лишь веско мяучит, не оставляя никаких сомнений в том, что они не собираются никуда уходить, и что абсолютно точно эта встреча — к лучшему.

После нескольких попыток котов то ли выгнать, то ли подкупить, она сдается и запускает их за стойку — спать в обнимку на единственном стуле в комнате. Блаженно ушками дергать, когда зазвенит колокольчик на входе, и их новая хозяйка наконец начнет свой рабочий день. Слегка запускать коготки в обивку, оставляя на память маленькие следы.

Так и приносит едва наступившая весна в жизнь ведьмочки-аптекарши двух пушистых хранителей, любимцев всей семьи — а любить есть кому!.. Через пару часов после открытия забегает младшая сестренка — звонкая, радостная, даже чуть гиперактивная девчушка. В отличие от старшей, у нее волосы медно-рыжие, но те же ярко-зеленые колдовские глаза, та же сияющая улыбка. Она всегда старается везде успеть, помочь по работе и отцу, и сестре, и еще и с подружками вечерком посплетничать; от котов она приходит в абсолютный восторг, и он взаимен. Ответственное задание — назвать и накормить найденышей — она принимает со всем энтузиазмом.

— Ну вот и здорово, — с облегчением выдыхает девушка, когда два хвостатых чуда, деловито муркнув напоследок, отправляются к ним домой, на знакомство с родителями.

Ее зовут Эстер, и она отлично понимает, что это добрый знак от матери-природы — лучше не придумаешь; только все же в городской аптеке лучше обходиться без животных. Ни в коем случае она не станет прогонять кошек, просто передаст их в добрые руки младшей, а сама примет только послание.

Давно она не получала хороших новостей.

Гостей сегодня немного, как, впрочем, часто случалось в последнее время. Миловидные старушки, вполовину сложившиеся от веса прожитых лет на плечах, которые скрипучими голосами просят у юной лекарки совета; смущающиеся подростки, пытающиеся лечить симптомы переходного возраста на коже; уставшие молодые матери, которые любыми способами хотят успокоить то ли чадо, то ли муженька. Горожане, привыкшие заглядывать к Эстер за микстуркой от всех проблем на свете, и пока хранящие ей верность своего кошелька. Но надвигалось неизбежное: в последние годы стало возникать все больше лавок аптекарей-немагов, ремесленников, постигающих медицину через науку. Они работали много, вдохновленно, искали рациональные пути к решению любых вопросов и за свои труды пока просили сущие копейки. Медленно, но верно выдавливали травниц со своими зельями обратно на окраины, где староверы еще нескоро уверуют в живительную силу человеческой находчивости. И Эстер, может, и не была бы такой противницей прогресса, если бы знала, как ей без этой аптеки жить.

И дело не только в сентиментальной привязанности к потертым шкафчикам с микстурами, воспоминаниях о первых заклятиях или преданности лекарскому делу. Проблема банальная, прозаичная и оттого лишь больнее бьющая — деньги.

Точнее, их отсутствие. Серьезные, неподъемные долги.

Жили они втроем скромно; то, что обе дочери унаследовали магический дар, очень пригодилось в быту, но общей ситуации помогало мало. Лана, младшая, еще не до конца обуздала собственные способности, а обучать ее было некому — в отличие от Эстер, той достались силы огня и света, редкие и опасные, и, к тому же, совершенно бесполезные в аптеке. Она пыталась устроиться подмастерьем к одному кузнецу, но едва на волю духа из горна не выпустила, что начало бы чудовищный пожар. Куда ей податься, пока никто не понимал — оставалось только радоваться, что очаг в доме точно не потухнет. У старика-отца магии не было, только тяжелое, гнетущее прошлое, полное неправильных решений и потерь, за которое они теперь все расплачивались во всех возможных смыслах. Когда умерла его любовь, мать девочек, в поисках нового смысла жизни он подался в игры, где он и просадил в горестном тумане все, что у них оставалось, едва остановился, прежде чем заложить дом. Шли годы, они старались выплатить навалившийся долг, но медленно отец ломался от вины и возраста, и в конце концов вышло так, что Эстер со своей лекарской лавкой осталась единственной кормилицей в семье.

Потом случилась чудесная, светлая полоса, когда впервые за несколько лет будущее перестало вгонять в ужас. Воспоминания о благих днях иногда приносят больше боли, чем сами несчастья; Эстер машинально тянется к тонкой цепочке на шее несколько раз за день, нервно теребит тонкое кольцо — ее личный символ потерянного рая. Она прячет свой печальный кулон в вырез платья, так что покупатели не могут его заметить и начать задавать глупые вопросы. Скрывает от мира, только не снимает никогда.

В конце концов, к микстуре от кашля не должна прилагаться трагичная предыстория лекарки.

Сумасшедшие будни в аптеке помогают Эстер избавиться от главного условия для скорбных стенаний по своей участи на полу — от свободного времени. Она работает столько, что иногда от недосыпа и усталости начинает барахлить магия — и это в последние пару месяцев начало проявляться все чаще и ярче. Пока обходилось без инцидентов, но ведьма, дело имеющая с лекарствами, каких-то проблем себе позволить не может в принципе. Один напыщенный упырь из совета, которому женушка купит зелье для защиты от солнца, получит неожиданный побочный эффект или и вовсе поджарится — и конец наступит не только карьере, но и самой девушке. Поэтому неизбежно увеличивалось время работы над каждой несчастной скляночкой, и это тоже било по кошельку. Эстер старалась не давать себе возможности паниковать, улыбалась и пробивалась через каждый день, как в последний раз; но невольно начинала спрашивать себя, как долго она так сможет продержаться. Мелкие задачи вроде уборки и подсчета ингредиентов она и так передала Лане, но это не спасло.

Так что маленький привет от матери-природы в форме визита от парочки пушистых гонцов был как нельзя вовремя. Это могло значить что угодно: на пути любовь, радостные новости, всепоглощающее счастье или хотя бы лишний четвертак, найденный случайно на дороге!.. главное, что маленькой светлой ведьме напоминали, что она все еще под заботливым взором высших сил, которые не дадут ей окончательно провалиться в бездну. Поэтому сегодня, даже несмотря на редкий звон музыки ветра на входе, Эстер вела дела с легким сердцем; ждала чудес на свою блондинистую голову.

И они не заставили себя ждать.

***

Газеты по центру города всегда разносят одни и те же смешные всклокоченные мальчишки, похожие на воробьев; кличут людей на улицах, стучатся в окна лавочек, сообщают ровно столько свежих сплетен, чтобы заинтересовать, и не раскрыть главной истории. К «тете Эстер» они заглядывают не каждый день, зная, что она не большая любительница слухов, да и лишнюю монетку сейчас скорее отложит; зато у нее всегда можно выпросить сушеных яблок, передать заказ от матери или сестры, или просто погреться, если погода все еще кусается.

Сегодня один из мальчуганов забегает в аптеку, в первую очередь прячась от собратьев — решили поиграть, пока не следят взрослые; тяжело дыша, со смешным тонким свистом на выдохе, он стоит, уперевшись ладонями в худые колени, прежде чем все же поздороваться с хозяйкой.

— Много сегодня хороших новостей? — выцепив свернутую газету из раскрытой сумки-почтальонки, Эстер быстрым взглядом окидывает свежеотпечатанный текст. Кто-то родился, кто-то умер, скоро будет ярмарка, обязательно купите и румяна, и белила для лица; не прислушиваясь к ответу мальчика, ведьма просто бросает монетку в карман сумки.

Ведьминским предчувствием закололо кончики пальцев, когда Эстер прикоснулась к бумаге — проигнорировать его будет просто глупо.

— Нисса спрашивала, когда она сможет зайти за пудрой, — наконец смог выдавить нелепый вестник.

Запросы к аптекарю бывают разные. Чаще всего, люди хотят исправить какую-то проблему. Умные барышни догадывались беды предотвращать, и заказывали у ведуний вроде Эстер различные мази, пудры и припарки, чтобы хранить красоту и здоровье. И не бояться, что от них откажет печень, как от новомодной косметики с асбестом и бог знает, чем еще. Нисса, одна из первых городских красавиц, в Эстер мертвой хваткой вцепилась уже давно — и как в лекарку, и как в девушку, дружба с которой всеми одобрялась. Несмотря на финансовые проблемы, репутация у ее семьи была хорошая — просто по-человечески их многие любили и уважали. Сочувствовали.

— Передай, чтобы через пару дней забежала, почти готово.

Главное, не забыть про нее сегодня вечером.

Дождавшись, когда друзья пробегут мимо двери и умчатся в ложном направлении, мальчишка попрощался с ведьмой и чуть ли не выпрыгнул на улицу; Эстер невольно усмехнулась. Где бы сейчас столько жизнерадостной энергии взять!..

Она вернулась к газете; ее чудо, вероятно, пряталось между чернильных букв. Все слишком ладно складывалось — осталось только знак не проворонить.

Наконец, когда она уже была готова смириться с мыслью, что она поторопилась с интерпретацией и нужно ждать дальше, на глаза попадается небольшое рекламное объявление.

«Внимание ведающим и колдующим! Графство Исендор срочно нуждается в лекаре магического толка, способном работать как с живыми душами, так и с природой. Необходимо излечить людей, растения и животных от проклятия, которое настигло эти благородные и плодородные земли. Граф предоставит Вам, своему новому ассистенту, жилье в своем поместье на все необходимое время и обеспечит достойное жалование — десять тысяч серебром. Он также учтет любые Ваши требования и расходы. Ваша миссия — вдохнуть жизнь и душу обратно в земли Исендора. Если в Вас еще живо стремление спасать, ответьте на призыв с помощью любого магического вестника и отправляйтесь в путь так скоро, как сможете».

Да хранят небеса братца Ниссы и его игры в прятки! Не веря своим глазам, Эстер еще несколько раз перечитывает текст. Исендор — хмурое местечко ближе к северу, которое, несмотря на свое, казалось бы, неудачное расположение, всегда процветало. У торговцев оттуда всегда можно было найти самые редкие травы, удивительные цветы и фрукты; о садах графа слагали баллады, там мечтали побывать все поэты и романтики. Исендор проклят! И им нужен маг-природник… или на ведьму тоже согласятся?

Самой интересной была строчка про вознаграждение. Если граф не лукавит, то за работу магического садовника он готов заплатить целое состояние. О таких деньгах многие даже не мечтают; это то, что может решить все проблемы с долгами в их семье. Не вывести в свет, конечно, просто вернуть обратно на нейтральный уровень, избавить от постоянной тревоги и необходимости выбирать судьбу каждой медной монетки. Но большего и не нужно!.. вот она, благостная весть, которую на хвостах принесли с собой коты утром.

Правильно, конечно, было бы посоветоваться с отцом и Ланой, но тогда Эстер рисковала, что среди читателей окажется другой отчаянный лекарь, готовый тут же сорваться в сомнительное путешествие. Лучше поторопиться; дрожащими руками она на каком-то клочке пергамента пишет краткий ответ. Так и так, ведьма-лекарка Эстер из Флистана будет рада помочь возродить природу чудесного графства Исендор. Готова выехать сразу, как получу подтверждающее письмо. И жирная, в неведомого монстра расплывшаяся чернильная клякса в конце — потому что без этого обойтись ну совсем уж нельзя было.

Открыв дверь, не стесняясь напугать случайных прохожих, Эстер ведет себя не как леди — свистит на всю улицу. Какой-то солидный мужчина чиновничьего вида даже вздрагивает, и недовольно уползает дальше по своим делам, бурча под нос всякого рода непотребства и мнения по поводу распоясавшихся дам.

На зов откликается белоснежная голубка — девушка воспринимает это как еще один хороший знак. Осторожно привязав послание к лапке птицы и погладив ее пальцем по покатой голове, Эстер щелкает пальцами — полупрозрачное зеленое сияние облаком окутывает голубку, и через пару секунд опадает, как густой туман. Теперь вестник точно доберется, куда нужно, и, в отличие от незаколдованных соратников, просто неприлично быстрее.

Такой первый маленький тест от графа. Если вашу птицу придется ждать неделями — извините, другого кандидата выберем. Немного прямолинейно, но справедливо. Если это действительно проклятие, а не проблема с удобрениями, новичку не справиться — а чем дольше ждать, тем сложнее будет исцелить.

Эстер стоит на пороге, следит за удаляющейся белой точкой на небе, пока та окончательно не скроется из виду. От тревоги и предвкушения в животе сворачивается холодный клубок; кажется, ни на что уже не хватит внимания сегодня. Так и будет, как на иллюстрациях к старым сказкам, вздыхая, ждать весточки у окна.

Невольно Эстер снова тянется к цепочке на шее, с усилием проводит по звеньям подушечками пальцев.

Сейчас не время в себе сомневаться. Это — первый шаг на долгом и тернистом пути к звездам.

И она готова его пройти.

I. Маг

Говорят, три — магическое число.

А еще семь. И тринадцать, если темной стороны не гнушаться. Дальше идут совсем уже неприличные — тридцать три те же. Она же не будет больше месяца ответа ждать? К тому моменту уже пора будет смириться, что на работу выбрали другого колдуна, наверное; но пока еще тишину можно списать на раздумья… сочинение долгого, прочувственного, радушного приглашения… трагическую смерть гонца с добрыми вестями по дороге? Птичку было, конечно, жалко, но думать о том, что граф просто увидел «ведьма» и выбросил письмо в камин, хуже.

Сказать, что Эстер волнуется — ничего не сказать.

Семья подозревает, что что-то изменилось, что-то не так; но спрашивать боятся, потому что завитком вопросительного знака могут попасть в только недавно затянувшуюся рану. Кто ее знает, на самом деле; в последнее время она в аптеке проводит гораздо больше времени, чем дома, и секретов могло накопиться немало. Так что тревожное настроение невольно перекидывается на других обитателей дома, как ядовитый плющ; спокойствие сохраняют только коты, абсолютно довольные новой жизнью. Хвостатые хулиганы при любой возможности пытаются вдвоем устроиться на коленях у Эстер, и их совершенно не волнует, что там и для одного-то места маловато. Скатываются обратно на кровать или на пол, тяжело и трагично вздыхают, залезают обратно, напоминают: вот эта барышня — адресат благих новостей, и пока она ждет их подтверждение, наша работа не закончена.

Лана начинает складывать два и два, когда, после полугода тщетной мольбы научить ее хотя бы базовым зельям, наконец получает от старшей сестры толстую, потрепанную, вручную сшитую книжечку с личными рецептами Эстер. Из-за ее огненной магии получится, конечно, не сразу и не все, но мазь от шрамов или микстуру от проклятий на мужское бессилие она сможет сделать. Эстер всегда за лавку держалась, как за собственное детище, это была ее жизнь, ее радость и смысл; а тут передает самые сокровенные секреты? Еще и по собственной воле? Гроза надвигается, не иначе; Лана повадилась за сестрой следить, как никогда прежде, любой необычный жест расценивая как причину волноваться.

До прямой конфронтации пока не дошло. Пока. Все-таки сложно огненной ведьмочке сдерживать собственный темперамент, особенно, когда все чувства на контрасте с закрытой природницей кажутся втрое ярче. Подростковые страсти все это лишь усугубляют. Эстер наблюдает за метаниями младшей и молчаливо благодарит судьбу, что для нее это все уже позади.

Разница в возрасте у них тоже магическая-нумерологическая. Семь лет, и обе одаренные. Как по учебнику.

Заклинания из общей, бытовой магии, которые помогали ухаживать за отцом и держать дом в относительном порядке, младшая уже давно довела до совершенства; на нее было не страшно оставить хозяйство полностью, хоть и увеличилось количество проживающих ровно на две остроухих головы. Эстер невольно ловила себя на том, что, еще не получив ответа на письмо, уже будто бы прощалась с родными стенами. Гладила по шерстяным спинкам котов, и думала: могла ли поторопиться. Обознаться. Пропустить в погоне за вестью из умирающих садов Исендора другой, более прозрачный намек от судьбы? Не зря ведь ответа не слышно уже один, два, три… четыре дня.

Ну и ладно. Не сильно-то и хотелось. Возможность была великолепная, настолько соблазнительная, что почти подозрительная; может, в этом и подвох. Придется все же пойти сложным путем, которым, в общем-то, последние несколько лет и шла Эстер. По сути, ничего и не изменилось… осталось только себя в этом убедить, и задушить на корню невнятную обиду в сторону неведомого графа, чьего имени она даже не знала.

На седьмой день Эстер теряет надежду. На восьмой получает письмо.

На подоконник дома, клацая когтями, приземляется увесистый ворон с почти по-человечески интеллигентным взглядом. К его лапке привязан небольшой свиток и мешочек из темно-зеленого бархата — редкой красоты ткань, при виде платья из такого отреза любая принцесса удавилась бы.

«Граф Кейн невероятно рад Вашему согласию сотрудничать! Для воскрешения земель потребуется немало сил, и мы восхищены Вашим благородством. Выдвигайтесь как можно скорее! Если скромного пособия в послании не хватит на дорогу, Вам все будет возмещено по приезде. В скором времени ждем личного знакомства с Эстер, талантливой ведьмой из Флистана».

Честно? Какой бы там церковный мальчишка ни писал за графа корреспонденцию, Эстер ему всей душой была благодарна. Если бы он не упомянул ее имя, все еще была бы возможность засомневаться, подумать, что какой-то другой целительнице из города попалась та счастливая газета. А так… абсолютная уверенность!

…и абсолютный ужас навалившейся ответственности.

Несколько минут Эстер стоит, пожирая глазами каждый завиток на курсивном почерке, и даже не сразу тянется к мешочку — а ворон терпит, сидит, иногда вздрагивает крыльями, будто подгоняет получательницу. Может, ему еще и отчитаться нужно будет — кто знает, какой именно магией владеет ее новый работодатель в Исендоре. Вполне и заклинателя зверей туда могло занести.

В бархат завернуто всего несколько монеток. Опешив, Эстер даже от ворона отворачивается, когда тянет подарок на зуб проверить — нашла кого стесняться, птицы!.. а это действительно золото.

«Скромное» послание на дорожные траты от графа стоило больше, чем пара месяцев работы в аптеке.

Сомнений быть не могло. Вот оно, то самое долгожданное чудо.

Не выдержав напора эмоций, Эстер возликовала вслух — запищала, как маленькая девочка, и закружилась на месте; от неожиданности ворон озадаченно каркнул и улетел.

Главное послание из ее реакции он уже получил.

***

Весть о расставании на неопределенное время спокойно восприняли только коты.

И Лана, и отец честно старались сделать вид, что от волнения за Эстер буквально с ума не сходят, но получалось неубедительно; разговоров было проведено много, можно было обойтись одним общим, если честно. Все в этой затее им казалось подозрительным и опасным, и Эстер, в принципе, немногое могла этим страхам противопоставить — да, черт его знает, этого графа и что на самом деле отравило его сады, но, если все так складывается, и она сможет оплатить все долги раз в сто быстрее, чем планировалось? Можно и на приключение решиться. Она, в конце концов, не из робкого десятка, при необходимости на ее сторону встанет сама мать-природа — у котов спросите, если не верите!..

Такой себе, конечно, аргумент.

И это казалось сценой с картины. Эстер, сострадательная, благородная, и как-там-ее-еще-назвали ведьма-целительница, стояла в захламленной комнате своего небольшого домика и собирала вещи для предстоящего путешествия. Солнечный свет проникал сквозь старые окна, освещая все вокруг теплым светом и вселяя в нее надежду.

Ее младшая сестра бегала по дому, собирая безделушки и зелья, чтобы помочь сестре в ее походе. В воздухе витала атмосфера суматохи, смешанная с воспоминаниями о нежных моментах между сестрами, будто одновременно подразумевалось, что если девушка и вернется в стены родного дома, то уже совсем другим человеком. Девичий задор Ланы резко контрастировал с сокрытой тревогой Эстер. Комната оживала при каждом их разговоре.

Тем временем их стареющий отец, мудрый мужчина с оплывающим, как свеча, обветренным лицом, чьи годы проступали в каждой морщине, кропотливо мастерил для Эстер посох — символ рода в ее предстоящем путешествии. Его шишковатые руки двигались с точностью ремесленника, наполняя посох защитной магией, чтобы уберечь ее от бед. Несмотря на то, что он не получил доступа к тонким нитям в полотне мира, энергия проникала в его творения — иногда не нужно быть колдуном, чтобы вдохнуть жизнь в амулет. Достаточно быть любящим отцом.

В углу комнаты, на старинном сундуке сидели два озорных и грузных кота. Их глаза-бусинки и довольные ухмылки выдавали в них вестников — вместо того, чтобы присоединиться к беготне, они просто следили за суматохой со смесью веселья и любопытства. Отныне они были верными спутниками ведающих женщин этой семьи, хранителями секретов.

По мере того, как приближалось время отъезда, атмосфера медленно густела, как янтарь, в котором должна была остаться заперта очередная стрекоза; в воздухе витал аромат свежезаваренного травяного чая, пыли и пергамента, люди ходили разве что не на носочках, а коты заинтересованно навострили ушки, готовясь услышать последние шаги на пороге дома.

Второй раз в жизни Эстер готовилась отделиться от этой семьи; возможно, в этот раз действительно получится.

Эстер, сияющая и уверенная, вышла загружать свои вещи на телегу. Воздух в этот прекрасный утренний час был пронизан морозной свежестью.

Суета медленно заполняла улицы, а девушка с легкостью улыбалась встречающим ее прохожим. Она направилась к кучеру, который ждал, не готовый терять времени. Они обменялись вежливыми приветствиями, и Эстер поднялась на телегу, готовая отправиться в свое приключение.

Лана стояла на пороге, смотря на сестру с гордостью и нежностью.

— Только попробуй о нас позабыть! Я буду ждать от тебя письма каждый день. На закате! — прокричала она, махая рукой. Старик-отец, сидя на веранде, склонил голову в молитве.

Телега двигалась по улицам города. Вдалеке мелькали крыши домов и цветочные лавки, словно провожая ее на ее пути. Поездка в отдаленное северное графство была самым волнующим испытанием если не в ее жизни, то хотя бы за последние пару лет. Было неожиданно и непривычно думать о себе, как о сорвиголове, решившейся на резкие изменения. Она чувствовала смесь страха и нетерпения.

Город постепенно исчезал из виду, заменяясь просыпающимися полями и живописными лесами. Огромные сосны и березы украшали пути, а белые облака танцевали на небе.

Время шло быстро, и стук лошадиных копыт нес Эстер ближе к ее цели. Она представляла себе, как вскоре она сможет помочь людям, освободив их от проклятия. Мысли о наступающих переменах и новых возможностях наполняли ее сердце радостью. И о деньгах. Мысли о деньгах, как бы то ни казалось, в этой ситуации были главными. Бедность, конечно, не порок; но неудобство. Возможность просто заниматься любимым делом и не считать каждую монетку казалась такой призрачной, иронично — волшебной.

Это было похоже на сон. Слишком нереально. Эстер проснулась бы в своей постели и посмеялась бы над своими мыслями. Но нет, она действительно ехала в дорожной повозке в отдаленное графство, готовилась к титулу новой спасительницы голодных и проклятых земель.

— Даниэль, — позвала Эстер кучера, — почему мы едем так медленно?

— Дорога слишком сложная, — отозвался он. — Коня лучше поберечь. У нас впереди еще долгий путь.

Эстер кивнула и снова стала рассматривать пейзажи. По обеим сторонам дороги раскинулись поля, уже зеленеющие. Вдалеке виднелись деревенские дома. Эстер почувствовала себя свободно. Она выбрала быструю повозку, чтобы как можно скорее добраться до места, но даже так ощущала спокойствие. Эстер чувствовала, что это важный шаг на ее пути. И путь этот был долог.

— Даниэль, мы остановимся на ночлег? — снова окликнула она кучера.

— Нет, — ответил он. — Еще слишком рано. Лучше доехать до ближайшей деревни. Там и переночуем.

Эстер кивнула. Деревня, в которой они остановились, была небольшой. На ее окраине располагалась гостиница, где путники могли переночевать.

Солнце медленно ползло в небе, бросая теплые золотистые отблески на землю. Неверное, лукавое и кокетливое — до настоящего тепла еще было далеко. Хозяйка постоялого двора встретила их с благодушием провинциальной бабушки, которая так никогда и не научилась читать — деньги за ночлег она приняла исключительно для декорума, и тут же утащила бедного Даниэля в обеденную комнату сплетничать. Расскажи, молодчик, все, что творилось в столице в последние пару десятилетий, порадуй душеньку.

Эстер шагает по запутанным дорожкам деревни. Солнце еще не успели вытеснить тени, и улицы казались укутанными в покров неживой тишины. Она машинально держалась пальцами за поля шляпы, оберегала ее от опасного ветра, который чувствовал в ней служительницу природы и игрался. Шутливо угрожал, но, сжалившись, стал шептать ей на ухо тайны ветхих домов: направо повернешь — голову потеряешь…

Местные жители приветствовали ведьму с улыбками, но их глаза скрывали некую недоверчивость и тайную осторожность. Будто бы она охотница, которую медленно окружает стая перепуганных, но все еще диких зверей. На приручение нет времени, нужно просто не быть растерзанной или не заразиться бешенством — казалось бы, задание простое. Все здесь обманчиво, тонко и призрачно; невольно она задумалась, не предупреждение ли это. Оказавшись в месте, подозрительно похожем на лимб, дальше можно попасть только в одну из крайностей. Или рай, или ад. Готова ли ты, целительница из Флистана, поклясться в уверенности каждого своего шага?

Уже неважно.

В одном из домов горит свеча. Как только Эстер сворачивает на эту улочку, душа ее съеживается в груди, покрываясь тонкими иголочками инея — страшно. Столько бравады, столько надежды, а при встрече с аурой непривычных заклятий становится не по себе.

В этих стенах тоже живет ведунья. Судя по настроению местных, не самого благородного толка — будь это город, к ней давно постучалась бы инквизиция. Только вот здесь ее помощь ценнее условного, далекого и часто нелепого закона.

Осторожно, опасаясь наткнуться случайно на защитное заклятие, Эстер подходит к дому и трижды стучится в тяжелую деревянную дверь.

У женщины по другую сторону длинные седые волосы, заплетенные в сложную косу. Абсолютно ровная, неожиданно молодая кожа без единой складки или родинки; большой, кривой рот, у которого один уголок навечно застыл опущенным. Тяжелые золотые серьги в ушах.

Всего один ярко-зеленый глаз.

***

Она называет гостью «родной», «красавицей», «голубкой». Проводит ее в комнаты, усаживает на какой-то сундук, приносит чашку с чем-то дымящимся, к чему никто в своем уме никогда не прикоснется. Раскладывает на полу карты раньше, чем Эстер успевает задать хоть какой-то вопрос, и красноречиво прижимает к губам тонкий указательный палец. Одной фаланги не хватает.

Эти символы девушка никогда не училась читать, как и руны — относилась к таким магическим ремеслам не без доли презрения. Если можно просто что-то спросить у падающей звезды или непуганной нимфы, зачем ограничивать себя набором из картинок и сюжетов? Подвох был в том, что духи могли слукавить, просто чтобы поиграться с человеком, и понаблюдать за хаосом. Поэтому гадалки своим искусством гордились не меньше одаренных ведуний, и сейчас Эстер воочию наблюдала, как на полотне из несвязных, казалось бы, эпизодов невиданная женщина расставляет вехи ее жизненного пути.

— Смерть, — хрипит женщина, вытаскивает из колоды карту и разворачивает ее к зрительнице. — Не бойся Смерти, дитя. Это не конец, а лишь способ сменить путь. Видишь, встает солнце? — обтянутой кожей костью она тычет в изображение, где мертвый рыцарь на коне заходит в город, и под копытами лежат тела. Рассвет — не то, на что проще обратить внимание. — Начало нового дня. Смерть несет перерождение.

Она переворачивает одну из карт, разложенных на полу, рубашкой вниз, и хищно улыбается.

— Влюбленные! — двое, прикрытые лишь листьями, стоят в райском саду под наблюдением ангела. — Они готовы сделать шаг за врата, совершить первородный грех. Это карта выбора между доводами сердца и разума, между благим неведением и запретным плодом. И все мы знаем, что выбрала Ева!.. так что берегись, зов чувств может вести в бездну.

Новую карту можно было бы и не объяснять — Эстер задерживает дыхание, смотрит, как острые лезвия пронзают алое гигантское сердце на фоне грозового неба. Ничего более — только…

— Три меча, — довольная, ведьма потирает ладони; она знала, открывая дверь хрупкой страннице, что наткнулась на что-то многообещающее. — Потеря, скорбь, душа, растерзанная противоречиями и тщетными попытками исцелиться. Но это, — она вдруг хмурится, — уже в тебе давно…

И для уточнения она вытягивает еще один аркан — и сама себе утвердительно кивает прежде, чем раскрыть теорию гостье.

— Шестерка кубков. Застряла в прошлом, живешь воспоминаниями, и Смерть тебя из этого сладостного тумана и будет выдергивать, — изображение радостной и светлой сцены, где мальчик дарит девочке кубок, полный белых цветов, контрастно смотрится на фоне мрачного неба трех мечей. — Это время прошло, букеты уже завяли, в кубки налили кровь, и она вместе с вином ушла в землю — пора двигаться дальше.

Последнюю карту она поднимает на уровень своего лица — специально, чтобы Эстер не смогла подсмотреть. Итог ситуации. Оценивающе щурится, достает уточняющую, пару секунд ждет и, подумав, молча убирает оба послания обратно в колоду.

— Десятка пентаклей, — сухо сообщает, собирая остальные карты и тасуя их легким, привычным движением. — С семью жезлами в паре. Будешь бороться за место под солнцем, мечтать о стабильности и простоте. Не возгордись — с пьедестала свалишься.

Интересная реакция. Смерть и Влюбленные ей точно показались увлекательнее…

— Я не успела еще на него и взобраться, — пытается отшутиться Эстер, сглатывая ком в горле.

Предсказательница ухмыляется, будто ничего смешнее и нелепее в жизни не слыхала.

— Зачем ты сюда пришла?

— Я в дороге. Утром мы уедем…

— Нет. В этот дом.

Эстер неопределенно ведет плечами. Как-то конкретно сформулировать этот позыв она просто не успела — безымянная-безумная ведунья затянула ее на свой ритуал раньше, чем они смогли друг другу представиться. С легким оттенком разочарования на лице она начинает снова тасовать колоду.

— Ладно. Выбери: совет или предупреждение?

— Совет, — на секунду помедлив, решает Эстер.

Мелькают карты, смешиваются узором рубашек в движении; последнее слово остается за хозяйкой странного дома в глуши, и она донельзя этим фактом довольна.

— Дьявол, — она разве что не мурлычет. — Тебе придется встретиться с Тьмой лицом к лицу… и тебе понравится.

Эстер быстро отводит невольно зацепившийся за бесстыдную иллюстрацию взгляд. Вот тебе и наставление. Карта соблазна.

Хорошо, что в полумраке не видно, как она краснеет.

II. Верховная Жрица

Кучеру пришлось очень абстрактно объяснять, почему им нужно выдвигаться до рассвета. Да, даже если хозяйка постоялого двора предлагает накормить тебя завтраком. Да, даже если ты с этой хозяйкой ночевал. Кого бояться стоит больше — боевую старушку без дара или паникующую ведьму? То-то же.

Проблема была даже не в раскладе. Точнее, не только в нем. Карты не сказали ничего, что Эстер про себя уже давно не знала — а перемены спасибо, что по Смерти, а не по Башне; после встречи с шестнадцатым арканом себя придется по кусочкам собирать. Интригуют Влюбленные — выбор выбором, а может и банально интрижкой проиграться. Подвох она почуяла, когда коллега решила не просить оплату за расклад. У любого действия есть противодействие, у любого заклятия есть цена; если уйти от гадалки с полным кошельком, откат догонит потом обоих. Поэтому, когда Эстер потянулась хотя бы за какой-то мелкой монетой, а одноглазая ведунья начала чуть ли не открещиваться, стало ясно — хорошо это не закончится.

Иногда не помешает быть… чересчур осторожной.

Бедняга Даниэль ворчит, но повинуется, и они отправляются в путь. Они покидают близкие к дому, относительно знакомые земли с пышными полями злаков и изумрудными холмами с лиственными деревьями, переходя в темные, холодные и пугающие леса.

Медленно, почти незаметно, природа перетекает из одного настроения в противоположное. Перед ними простирается массив древних деревьев, их ветви переплетаются, словно паутинки, закрывая небосвод от нежных лучей солнца. Туман зловеще навис над сырыми землями, словно покрывало.

Эстер еле могла сдерживать дрожь в руках, пока повозка шла по извилистой дороге, прокладываемой через неожиданно мрачные лесные просторы. Так далеко от отчего крова она еще никогда не бывала, и теоретическое знание географии тут как-то совсем не поднимало настроение; да, между независимым городом и графством лежат богом забытые чащи. Ведьме ли природнице этого бояться? Стыдно даже.

Густая листва склонилась над путниками, словно свод пещеры. Звуки природы здесь несколько приглушены, похоже, время остановилось, замерло в темных объятьях леса. Неровный полет растрепанных, будто камнями подбитых ворон навевает жуткие мысли. Из-под ветвей доносится шуршание. Одинокий старый дуб возвышается над остальными деревьями, его искривленные ветви словно вытягиваются к небу, образуя зловещую фигуру. Мох покрывает стволы и камни, создавая впечатление, будто земля поглощает все живое, и теряется ощущение перспективы — то ли лес к небу, то ли корни к костям…

Не светлой служительнице матери-природы ежиться от тревоги в таких условиях. А все же что-то пробирает.

Густую тишину спящей чащи прорывает отчаянный, скрипящий крик. Зов о помощи. Эстер просит кучера остановиться, и выпрыгивает из повозки, едва та успевает замедлиться. Это не человеческий голос. Так звучит раненый зверь, пораженный не только болью и опасностью, но и предательством родного леса.

Эстер ступает осторожно, стараясь идти на звук, но ветви на мерзлой земле предательски хрустят под подошвой. Пульс учащается, кровь стучит в висках, и ведьма старается успокоиться, не давая собственным эмоциям затуманить голову и помешать найти зверя.

Корни сплетаются в коварные узлы под ногами, колючие ветви цепляются за подол накидки и платья; девушке несколько раз приходится останавливаться и сворачивать в другую сторону, будто ее пытаются запутать. Сбить с дороги. Предупредить? Помешать? Она не может позволить себе роскоши задуматься об этом, когда вновь слышит крик раненого животного.

Это лиса. Она попала в охотничью ловушку, и ей перебило заднюю лапу; бедное создание все извелось, пытаясь вырваться из металлических тисков, но лишь ухудшало ситуацию. Когда Эстер приблизилась, лиса вновь заметалась в ужасе, не ожидая, что человеческая незнакомка способна проявить сочувствие и помочь.

К ее собственному несчастью, лесная красавица была идеальной целью для браконьера: с густым темным, почти черным мехом и великолепным хвостом. Снег меж деревьев оттаял еще не полностью, и она выделялась среди белизны сугробов, как уголек на шелковом платке. Не рискуя приближаться к раненому зверю и дальше, Эстер медленно и осторожно опускается на колени и прижимает одну ладонь к земле, игнорируя боль от контакта льда и кожи. Вторую она кладет себе на грудь, туда, где можно ощутить участившееся биение сердца.

В слова свои она почти не вкладывает голоса, только чистую, первородную силу. С щелчком распахивается ловушка, освобождая лапу. Ни один рукотворный механизм не способен сопротивляться воле ведуньи; и лечение — главное ее призвание. Между ребер девушки зарождается зеленая искра, через несколько секунд сжимается в сгусток чистой колдовской энергии, и по пальцам вжатой в почву руки перетекает к раненому зверю. Лиса в ужасе пытается отползти, но магия настигает ее быстрее, и забирает всю боль. Соединяет хрупкие кости, затягивает кожу, останавливает кровь. Исправляет жестокую ошибку другого человека; восстанавливает баланс в природе.

Целительницы призваны избавлять от страданий.

Не веря в такую удачу, лиса вскакивает и слегка переминается на месте, будто проверяя, а точно ли боль закончилась. Внимательными, почти человеческими бусинками глаз смотрит на Эстер, еще застывшую в позе призыва. Изучает. Может быть, даже запомнить пытается — вот ты какое, людское сочувствие. Нечастый гость.

Принюхивается, а затем широко машет хвостом пару раз — одновременно благодарность и прощание. И прежде, чем девушка успеет даже на шаг к ней приблизиться, лиса темной молнией отправляется обратно в чащу. Домой.

С облегчением ведунья поднимается с земли, отряхивает юбки, запрокидывает голову и чуть стоит так, наблюдая, как редкая снежная крупа срывается с облаков, и сразу же тает на разгоряченной коже ее лица и рук. Утренняя тревога тихонько отступала. Встречу с таким зверьком тоже можно расценить, как добрый знак — значит, она так и сделает. Дали размяться перед большой работой.

Осталось по этому бурелому обратно добраться до повозки.

***

— Приближаемся к Исендору, — сообщает Даниэль, подстегивая лошадей. — Если не задержимся, на окраине будем уже после заката. Там и до поместья недалеко.

Отлично. Только можно было и не объяснять, на самом деле.

Если леса по дороге были просто пугающими, то чем дальше они ехали, тем больше от каждого дерева начинало сильнее разить смертью. Все покрыло тонким слоем ядовитого пепла после колдовского пожара — кроны склонились к земле, и даже под блеклым мартовским солнцем было видно, что от корней по стволам поднимается черная паутина проклятья. Такое дерево даже на гроб не пустишь, коли хочешь для почившего спокойного посмертия. Все здесь казалось искаженным. Прежде пышные и благодатные поля ныне отторгали любую жизнь, оставляя только пыль и безлюдье. Онибудто пережили не посев, а страшную битву — было видно лишь искаженные стебли, как скелеты погибших воинов. Страшно представить, в каком состоянии реки… скот… люди!

Что ж, Эстер из Флистана, работы у тебя впереди очень много. Смрад черной магии был настолько силен, что воздух ощущался даже влажным от этого; девушка невольно съежилась и посильнее закуталась в дорожный плащ. В этот момент она даже чуть позавидовала вознице — он не маг, а значит, к такому просто не чувствителен. Видит, разумеется, в каком состоянии природа, но может спокойно подставить лицо морозному дуновению ветра и не сдерживать при этом рвотный позыв. Эстер еще никогда ранее не сталкивалась с масштабным проклятием, и она боялась представить, насколько могучим должен быть наложивший его чернокнижник.

Наверное, можно было еще развернуть повозку, пропасть из поля зрения графа, выслать ему оставшиеся деньги и снова открыть двери аптеки; честно признаться родным и себе, что испугалась. Недооценила ситуацию. Попыталась хватать с неба звезды, и сразу же всю кожу на ладонях и сожгла; но… от воспоминания об испуганной лисе в груди у ведьмы защемило. Все здесь смотрит на нее, как тот несчастный зверь. Ждет или помощи, или приговора.

Все же она попробует.

Наконец начинают виднеться дома, главная дорога разветвляется, и они останавливаются на ночь в небольшом поселении. Если бы не пейзаж, чудесное было бы местечко — несколько аккуратных домов, таверна, слегка покосившаяся церквушка. Здесь жили работники тех самых погибающих земель.

И свою будущую спасительницу они приняли интересно.

Когда Эстер сумбурно объясняла, кто такая и зачем явилась, и даже письмо от графа достала, хозяйка местной таверны смотрела на нее долго, с почти рыбьем выражением слепнущих глаз. Ей будто бы требовалось чуть больше времени, чтобы воспринять эту историю, и после неловкой паузы в конце пламенной речи гостьи она просто кивнула, и, слишком растягивая гласные, сказала:

— На графа Ви-и-интера работать. Уда-а-ачи.

Вот и воспринимай это, как хочешь.

На ночь ее разместили в крохотной комнатке под самой крышей, но тут уже выбирать особо не приходилось; не в повозке же спать ложиться. Чуть позже она села за столик в углу зала, где под низким потолком витали запахи тушеного мяса и свежего хлеба. Свет очага мягко освещал ее утомленное лицо. Хозяйка таверны, полная женщина с суровыми чертами, без слов положила перед ней грубо выточенную кружку и тарелку с ужином. Эстер, поблагодарив кивком, попыталась завязать разговор.

— Странно видеть земли графства в таком упадке, — начала она, пробуя отварной картофель. — Исендор всегда мог похвастаться изобилием.

Отвечать женщина ей не стала, просто хмыкнула и ушла обратно; кто-то не настроен на расспросы…

Зато сидящий у огня мужчина в возрасте красноречиво закашлялся. Вряд ли перед ним стояла его первая кружка, и он был рад или обнадежить, или запугать молодую целительницу; он выглядел безумно усталым, лицо было иссечено морщинами, а в глазах теплился огонек знания.

— Земли графства… Они умирают, как и все, что на них пытаются посеять, — медленно, прерываясь, чтобы отхлебнуть из кружки, говорит он. — Многие уже покинули эти места, но граф не сдается. Не знаю, благо это или проклятье.

Заинтересованная Эстер пододвинула к нему стул.

— Вы знаете, что случилось?

Старик взглянул на нее внимательно, словно оценивая ее силу и намерения.

— Точной причины тебе никто не назовет. Но слухи ходят, что граф связан с темными силами. Тихо было до недавнего времени, да. Но теперь… ну, сама видишь.

— И что говорят об этом люди? — не унималась Эстер.

— Люди? — старик хмыкнул. — Говорят, что и в самом графе что-то есть недоброе. Раньше это казалось неважным, пока его дела шли в гору. А теперь, когда земли увядают, и стали мысли о нем другие… Мрачные.

— Насколько?..

Собеседник ухмыльнулся, снова делая глоток. Густые, кустистые усы намокали в напитке и грустно висели кончиками вниз, на одежду капало. Если у него есть жена, по возвращению домой рада она не будет.

— Ну, первый всплеск мерзости произошел ровно в ночь смерти милорда. Вот и думай, красавица. Столько лет мы жили в спокойствии и благоденствии, и тут, когда помирает граф Винтер, резко по земле ползет гниль. Из рек несколько дней вообще пить нельзя было, бедняжек в закрытых гробах потом хоронили. То, что ты сейчас увидела — это дрянь еще поуспокоилась…

— Погодите-погодите, — нахмурилась Эстер, — в смысле — граф умер? А кто меня тогда сюда выписал?

— Так их двое было. Абрахам и Кейн, братья. Про старшего всегда говорили, что он душу тьме продал, чтобы в жизни иметь удачу и благоденствие. Слишком уж просто у него все выходило. Ну и на младшего тень пала, хотя, если ему понадобилась ведьма из города, — мужчина пожал плечами и икнул, — может, и зря.

— И как здесь все… справляются?

— Ах, родная, мы здесь, как семена в выжженной земле. Спим и надеемся на дождь, но дождь не приходит, — произносит он, мечтательно закатывая глаза. — Мы мечтаем о том, чтобы у наших детей было будущее, не такое угрюмое, как наше настоящее.

Поэтично. Хоть и печально. Чем дольше к нему присматриваться, тем яснее становится — наткнулась она сразу на местного блаженного, и хорошо, если безобидного.

— Но ты ведь и приехала нас спасать? — он щурится, и внимательно смотрит Эстер прямо в глаза — ей становится даже неприятно, и она первая отводит взгляд. — Наш новый лучик света. Ты и выглядишь, будто послана всех от тьмы избавить.

Это надо уметь — комплимент сказать таким тоном, чтобы от него по коже пошли брезгливые мурашки, и от отвращения всю передернуло. Чтобы не случилось открытого конфликта, лучше разговор закончить; извинившись, Эстер встает и пытается уйти, подняться к себе в чуланчик. Но старик ловко хватает ее за запястье.

— Не доверяй ему, — он почти рычит. — Эта земля породила столько прекрасных монстров, способных очаровать маленькое наивное сердце вроде твоего. В тебе есть и знание, и сочувствие, и эта гниль попробует из тебя все выпить.

Удивленная Эстер видит в его глазах странный свет, будто он посредник неведомой силы — сумасшедший? Или пророк?..

— Простите, но мне нужно… — начинает она, но договорить ей не позволяют.

— Ты не понимаешь, — он ударяет другим кулаком по столу, опрокидывая посуду, — твои глаза тоже залепил колдовской пепел. Когда ты прозреешь, будет поздно.

Ее сердце бьется быстрее в панике, и Эстер отступает на шаг, стараясь освободиться из безумной хватки мужчины.

— Пожалуйста, отпустите меня, — шепчет она, едва сдерживая подступающие слезы.

Наконец, старик расплетает пальцы, и рука его падает, повисает, будто совсем отказавшая; пустым взором он смотрит вперед, куда-то мимо Эстер, и одними губами вновь и вновь проговаривает свое пророчество. Хозяйка таверны, молча наблюдавшая весь этот спектакль, осуждающим взглядом провожает гостью, когда та с прижатым к груди запястьем убегает по лестнице вверх.

Она с силой встряхивает головой, пытаясь избавиться от остатков неприятного диалога. Эстер садится на краешек жесткой кровати, чувствуя, как медленно уходит напряжение. Нужно было собраться с мыслями и подготовиться к завтрашнему дню.

Теперь она уже и не знала, что думать о предстоящем приключении.

***

Отправились дальше еще до рассвета. Даниэль с местными особенно не общался, но на шуршание то ли мышей, то ли жуков-короедов в стенах жаловался. Туманный утренний воздух дрожал от тревожного предвкушения, когда повозка, скрипя старыми колесами, медленно пробиралась по петляющей дороге через угрюмое графство, которому было суждено стать новым домом для Эстер. С каждым пройденным верстовым столбом уставшие лошади все глубже вздыхали, словно тоже чувствуя тяжесть безысходной атмосферы, окутывающей эти земли. Следы недавнего колдовского пожара были всюду: веяло затхлостью и мокрым пеплом.

Эстер старается прекратить думать. В принципе и конкретно про то, как могут соединиться два предсказания, которые она недавно получила. Оба не совсем по своей воле, в общем-то.

Вдалеке наконец начинает виднеться то самое поместье графа Кейна Винтера. Стены его, увитые плющом, казались скорее живыми существами, нежели холодным камнем. Эстер наблюдает, как утренний туман плавно рассеивается, словно отступая перед их повозкой, и теперь можно разглядеть высокие башни, стремящиеся к небу, и мрачные окна, в которых таится глубокая тьма. Сколько душ держат внутри эти древние стены? И гостеприимны ли будут к еще одной?

Повозка скрипит, остановившись у величественных кованых ворот, и Эстер несколько раз вдыхает и выдыхает, чтобы со спокойным сердцем встретиться с владельцем этих земель. С любопытством она проходит через арку, едва заметно коснувшись рукой старинных решеток, звон которых звучал эхом историй, утекших в века.

Путь к главному входу поместья ведет через древний парк, в котором каждое дерево хранит пока недоступные Эстер секреты. От их коры веет холодом, и голые ветви шепчутся о днях, полных бедствий и потерь. Но Эстер не испытывает страха перед этими знаками умирающей природы; уже поздно. Она должна исполнить то, что пообещала.

Ее уже ожидают.

— Добро пожаловать, — он склоняет голову в уважительном жесте; черный локон спадает на высокий лоб. — Рад познакомиться. Мое имя — Кейн Винтер, и я надеюсь, что вместе у нас получится избавить эти чудесные края от скверны.

Эстер осознает, что даже не задумывалась о том, как может выглядеть этот таинственный граф. Уж точно не ожидала, что он будет всего лишь на несколько лет ее старше, высокий, статный, с аристократическими чертами лица. Черноволосый и кареглазый, к тому же, облаченный в траур, с залегшей между бровей линией — часто хмурится. Так она себе представляла главных героев сентиментальных романов, которые любила читать раньше — где терзаемый противоречиями любовный интерес бросает весь мир под ноги героини просто ради шанса на искупление.

Такое сравнение невольно заставляет ее смутиться. Но она все же делает легкий реверанс, показывая уважение хозяину дома.

— Вы, должно быть, сильно устали с дороги? — участливо спрашивает граф, и перед ними раскрываются тяжелые двери древнего замка.

Эстер не успевает даже ответить. Вместо слов из ее губ вырывается полный ужаса крик, и она пятится, наступает на подол и спиной назад летит на лестницу; Кейн перехватывает ее за талию, не давая упасть. Осторожно тянет к себе, и убирает руки, лишь убедившись, что девушка спокойно стоит на ступеньке. Для полного абсурда не хватало только, чтобы он ей платье поправил.

— Ну что же вы так волнуетесь, — в низком голосе слышатся смешливые нотки. — Он не кусается… пока я не прикажу.

Из прихожей на них пустыми глазницами смотрит слуга — гигантский человеческий скелет. Услужливо придерживает дверь.

Приглашает внутрь.

III. Хозяйка

Похоже, ко всем странностям в своей жизни граф настолько уже привык, что даже заскучал — и за развернувшейся перед ним ведьминской истерикой наблюдать оказалось интереснее.

— Я не подписывалась на это! — разъяренная Эстер мечется вперед-назад по холлу, и гулкое эхо от каблуков разносится между стен. — Чтобы светлая работала на чернокнижника! Да никогда!

— Некроманта, — мягко уточняет Кейн. Он стоит напротив, просто взглядом следуя за хаотичными передвижениями новой гостьи. Рядом с ним, как стойкий костяной солдатик, вытянулся тот самый скелет, якобы случайно загораживая выход. — Между прочим, редкая ветвь черной магии. Уважаемая.

— Кем? — Эстер прижимает ладонь ко лбу, надеясь, что у нее жар и это все лихорадочный бред. — Кем уважаемая?! Господи…

— Ну, с ним у нас как раз отношения натянутые, — граф, похоже, этим разговором искренне наслаждается. — Его служители обычно не в восторге от моего искусства, это верно.

— Я. Не собираюсь. Работать с некромантом, — отчетливо, чуть ли не каждую букву чеканя, повторяет Эстер. Не может избавиться от ощущения, что над ней шутят. Иначе этот контраст в их настроении сейчас просто не объяснить. — Светлая целительница не свяжется с чернокнижником. Все.

— Даже во имя всеобщего блага? — Кейн поднимает бровь. — Вы наблюдали состояние моих земель. Тьма медленно пожирает поля, отравляет воды. Люди и скот чахнут, ссыхаются заживо. Кошмарная несправедливость, которую вы могли бы исправить… стать спасительницей. И вы оставите их погибать просто ради принципа? Так ли много в вас света?

Последняя фраза бьет Эстер прямо в солнечное сплетение; пораженная такой наглостью, ведьма стоит, полуоткрыв рот, и в ее взгляде можно прочитать все проклятья, которые она сейчас сдерживает.

— Так это ваша тьма! Отмените заклятье, откатите ритуал. Возьмите ответственность за собственную скверну, и меня не впутывайте.

— Если бы так, — он вздыхает, возможно, в этот раз с искренней печалью — хотя черт его знает, Эстер пока не способна в пылу собственного возмущения хорошо других людей считывать. — Это прощальный подарок от моего дражайшего почившего братца. Не знаю, каких сплетен вы уже могли наслушаться от жителей, но все, что вам рассказали про Абрахама, можете для достоверности утроить. Невероятной силы был практик, но характер… чудовищный.

— Я не понимаю, — честно сообщает Эстер, прислоняясь к какой-то полуколонне спиной, и вжимаясь затылком в холодный камень, лишь бы почувствовать себя стабильно.

— Братец затеял грандиозный ритуал, в котором мало было смысла, одни амбиции. Хотел воскресить человека, — как у него все обыденно звучит! Какой абсурд! — А не просто поднять. Глупо, безрассудно, да и просто запрещено. Разумеется, его энергией просто по стенам разметало. Хоронить было нечего — осталась оплавленная пряжка от ремня да запекшаяся кровь на потолке.

Пожалуйста, только не вдавайся в подробности; Эстер едва не стошнило просто от мысли о такой картине.

— Смерть некроманта — вообще дело нежелательное, мы и напакостить можем, уходя, — с этой мыслью даже скелет соглашается: кивает медленно, скрипя позвонками. Жуть, жуть, жуть… — Наша магия бессмертна, в отличие от тел. Она просто выплескивается обратно в мир, пока не найдет новый достойный сосуд. По дороге рушит все, что попадется. Так что даже мирно умирающий темный обычно устраивает небольшую катастрофу, а уж в таких условиях… я удивлен, что дом выстоял. Скверна вырвалась в таких масштабах, что я просто не смог ее ни впитать, ни сдержать. Попытался.

В красноречивой тишине он закатывает рукав свободной черной рубахи — одет довольно расслабленно, не помпезно; на расстоянии видно не все, но достаточно. На коже левой руки у Кейна остались грубые рубцы, как от сильного ожога раскаленным металлом; неестественно темные шрамы, которые невольно напомнили девушке о пепле на стволах проклятых деревьев.

— При всем желании просто заполучить силу двух магов по цене одного, мое бренное тело оказалось к этому не готово. Самого чуть не распороло, — он как-то рассеянно задерживает взгляд на рубцах, будто все еще удивлен их видеть. — Так что мрак сорвался с цепи и пожрал все, до чего добрался. Он мне не подчиняется. Въелся в почву, как чернила. Я испробовал все — с посмертной волей братца тягаться не могу. Это графство — все же наш дом, и я не хочу, чтобы оно просто погибло из-за безрассудства Абрахама. Поэтому мне нужна ваша помощь.

Эстер жмурится так, что в темноте на обратной стороне век начинают прыгать искры. Ее предупредили, что это проклятие — но было бы неплохо и про содействие чернокнижникам рассказать! Это абсолютно противоречит всему ее существу. Магия лекарей изначально моральна, она призвана на благие дела и великие свершения. Не на уборку останков осквернителя могил.

— Честно, я не понимаю вашу дилемму, — продолжает Кейн, бесстыдно разглядывая девушку, наблюдая за каждой ее реакцией. — Вам предлагают спасти мир, и еще и заплатят достойно. В графство вернется весна и благодать, вы будете свободны в своем Флистане блистать подвигами и украшениями.

— И помогать злодею, — огрызается Эстер.

Граф устало выдыхает, медленно теряя терпение.

— Ну и какое такое зло я успел сотворить, пока вы тут с колоннами обнимались? Давайте без оскорблений, у меня для светлых тоже немаленький запас интересных определений припасен. Могу даже простить вам «чернокнижника» — исключительно по доброте души.

Ха-ха. Потому что у некромантов нет души. Как остроумно.

— Вы меня обманули!

— Ну вы сами подумайте, откликнулись ли бы на вакансию ассистентки некроманта? Добровольно? С высоты своих моральных ценностей и не посмотрели бы, а моим людям нужна помощь. Ложь во благо.

Кошмар. Самый настоящий кошмар. Слышно, что граф отлично образован — даже без применения магии слова у него имеют силу. Так послушать — и действительно, велика трагедия… главное, игнорировать громадную груду белых костей на входе. Которая, похоже, к речам мессира Винтера прислушивается еще поболее Эстер.

— И откуда уверенность, что это вообще сработает? — наконец спрашивает она. — Что нужен именно лекарь?

— Уверенности нет, — признается Кейн. — Редко все же подобные всплески тьмы происходят — мне не удалось найти никаких записей о том, как с этим справлялись. Похоже, просто покидали землю и ждали, пока порча рассеется. Это даже не обсуждается, так что я в поисках решения. На вас у меня просто ослепительно светлые надежды, миледи. Это же в ваш цех обращаться — за надеждой?

Неловкая тишина повисла под высокими потолками; попытка разрядить обстановку шуткой провалилась с невиданным миру треском. Только скелет несколько раз щелкнул зубами, имитируя смех — наверное, чтобы хозяин не расстраивался. Какая прелесть.

— Держать взаперти я вас, конечно, не буду, — сдается он и бессильно разводит руками. Неужели ошибся с выбором практика? — Не устраивают условия работы — прискорбно, будьте добры отправиться восвояси мирно. Если сочувствие в светлых магах еще не погибло — буду рад показать вам замок и прилежащие сады. А главное, подземелья, где братца взорвало. Что решите?

Чудесный день для контракта с темной стороной.

Конечно, она соглашается. Действительно, истинный светлый просто не сможет бездействовать, увидев, насколько глубоко проникла порча. Покрытые пеплом холмы, темный мех лисы, потерявшие рассудок местные жители. На мир опустилась тень, и она медленно задавит и уничтожит любое живое существо. Им нужна помощь, а Эстер, к тому же, отчаянно нужны деньги.

Признавать это тяжело и унизительно, но в этот раз некромант оказался прав. Она обязана хотя бы попробовать подарить этому графству надежду на будущее.

Попробовать сотрудничать с чернокнижником.

***

— Дамы вперед.

Никто на свете не смог бы убедить Эстер, что до инцидента со старшим Винтером здесь не было пыточной комнаты. Подземелья и без того неизбежно пахнут затхлостью, гниением и сыростью, здесь все было только хуже — застарелая кровь, горелая плоть, сера. Даже не будь они по разные стороны магических баррикад, после такого зрелища она бы в ужасе бежала в родные цветущие края.

Кейн щелкает пальцами, и в факелах просыпается зловещего вида алое пламя.

— Принц, вроде бы, соскреб со стен все, что смог, но если Абрахам понадобится — из урны что-нибудь да достанем, — сообщает он, осматриваясь, проверяя, как тут прибрались. — Костей, жалко, не осталось. Было бы сильно проще.

— Я не буду копаться в останках, — Эстер говорит медленно и вкрадчиво, чтобы не дать себе выругаться.

От запаха и вида камеры ее мутит. Черной магией здесь пропитан каждый камень, тело просто сопротивляется — девушка чувствует, будто она сейчас закипит. Скривившись от отвращения, она прикасается к стене — и молится, чтобы не почувствовать ничего липкого. Волной накатывает ощущение последних секунд жизни — безумное жжение в ладонях, прижатых к колдовскому символу на полу. Он пытается отстраниться, но его приковало к земле. Смрад, заполняющий легкие, оседающий пеплом на коже. Тьма, ползущая вверх по рукам, залепляет глаза, чернилами заливается в горло, выжигает себе путь до сердца. Прежде, чем его разорвет собственной магией, Абрахам видит, как мрак пожирает тело в центре символа. Оно полностью завернуто в грязные от земли и разложения погребальные простыни, и лица нельзя разобрать.

— Страшная смерть, — шепчет Эстер, отстраняясь; у нее подрагивают руки. От взаимодействия с незнакомой, враждебной силой и от простого человеческого шока.

— Сам виноват, — хмыкает Кейн, но за его саркастичной полуулыбкой даже в этом странном свете видно печаль. — Табу у некромантов немного, но воскрешать даже нам запрещено. Но он просто помешался на этой идее, пытался играть в бога. Решил, что нашел лазейку.

— А кого?.. — Эстер сначала говорит, и только потом думает, и это как раз тот случай. Можно было бы свое любопытство-то и придержать.

Граф молчит какое-то время, взвешивает, насколько эта информация важна для лекаря; стоит ли делиться. Присаживается, согнув колени, прямо посреди выжженых линий губительного ритуала и с отсутствующим выражением лица проводит по ним пальцами, собирая пепел, задумчиво растирает его между подушечками. Пытается почувствовать, к чьему праху прикоснулся.

— Скажем так, в семье я был средним ребенком, — все же говорит он, косится на ведьму снизу вверх. — Недолго, правда. Довольно быстро обратно стал младшим.

Теперь и вовсе единственным.

Эстер прикусывает язык. Саван в воспоминании действительно на взрослого бы не подошел. Потянуло спросить еще и про родителей, но она вовремя остановилась. Ради собственного же душевного спокойствия, она вряд ли готова к историям о целой семейке чернокнижников. Вряд ли граф может поделиться трогательными воспоминаниями из детства.

— Будем честны, я слабо понимаю, как вы работаете, — Кейн резко встает и отряхивает ладони, — но, если нужно будет что-то достать — это не проблема. Книги, ингредиенты для зелий, артефакты. Жертвы?

Последнее предложение прозвучало почти игриво. Эстер едва глаза не закатила.

— Хотя, у Ирви какой-то набор юного алхимика имеется, так что, может, это и не понадобится, — продолжает он. — Вот и все, миледи, дальше штурвал исключительно в ваших руках.

Знать бы ей самой, с чего начать.

— Ирви?

— Подмастерье мой. Начинающий отступник и осквернитель, — ухмыляется Кейн, — забавный мальчишка. Способный. Не волнуйтесь, со всеми здесь еще познакомитесь.

У него еще и ученик имеется. Какое счастье.

***

В замке, оказывается, и живая прислуга имеется. Это граф решил сразу лучшим похвастаться перед новой целительницей — когда Принц, тот самый огромный скелет-дворецкий, начал переносить вещи Эстер из повозки, невольно промелькнуло желание все пожитки теперь просто сжечь. Еще и имя ему такое дали!.. Он, конечно, именно откликаться на него не мог — сложно говорить без голосовых связок и языка; но костяную голову на звук поворачивал. Эстер даже чуть испугалась, завидев в холле пожилую, но все еще полностью телесную служанку. Она с ведьмой общаться особенно не желала, отвечала сухо, но вежливо, не распространяясь совершенно ни по каким темам, кроме порядка жизни в поместье.

Что ж, у нее поподробнее про детство Винтеров выведать не удастся.

Зато у Ирви потенциал стать главным сплетником в замке был невероятный; когда Кейн их друг другу представил, Эстер не смогла пропустить загоревшийся в глазах юноши интерес. Он был ровесником Ланы, или даже чуть младше; высокий, худой и нескладный, болезненно-бледный, почти синеватый. Держался достойно и воспитанно, но это при наставнике; Эстер мысленно пометила, что нужно будет за адептиком понаблюдать в естественной среде обитания. Поймать как-нибудь за практикой на заднем дворе, когда он будет пытаться заставить дохлую крысу танцевать.

Само поместье пока казалось удручающе неуютным. Даже попробуй граф всех своих скелетов сначала спрятать в шкаф, скоро ведьма разгадала бы, с кем связалась. Мертвенным холодом тянуло из каждой щели, и это не про сквозняк: здание было в отличном состоянии, было видно, что граф заботится о сохранении отчего дома и прилежащих территорий. Но души здесь не было, казалось, будто даже время здесь застыло в непрекращающемся трауре.

Замок тянулся к небу своими острыми башнями, словно готовый пронзить облака. Его стены были толсты и темны, покрытые мхом и лишайником. За ними скрывались многочисленные комнаты, где веками жила аристократия, окруженная роскошью и изысканностью. В зале с камином стояли дорогие мебель, картины, ковры и вазы. В спальне, куда пригласили Эстер, была огромная кровать с балдахином и шелковыми простынями. В библиотеке хранились редкие и древние книги, некоторые из которых содержали тайные знания и заклинания.

Эстер не могла избавиться от ощущения, что само поместье за ней наблюдает. Она не знала, что ее ждет в этих стенах, но она уже не могла отступить. Множество жизней зависело от того, сможет ли она распутать запутанный клубок проклятий в сердце Исендора.

Замок был полон противоречий. Его высокие потолки создавали ощущение простора и свободы, но в то же время она чувствовала, что задыхается от тяжести воздуха, наполненного тайнами и темными чарами. Когда она ступала по длинным коридорам, которые вились и разветвлялись, как змеи, Эстер не всегда знала, куда идет и что ищет. Сейчас она чуть не прошла мимо очередных закрытых дверей, но ей вдруг послышались шаги, стоны, смех и крики; подслушивать — не занятие для леди, но она здесь не для того, чтобы вести себя подобающе, а чтобы работать. Так что она замирает у входа, пытается выловить конкретные слова или фразы, но не может связать их в какой-то единый разговор; не выдержав, она магией чуть приоткрывает дверь и заглядывает в комнату. У нее в жилах холодеет кровь.

Когда-то это была детская спальня; кровать, укрытая белоснежным кружевом, шкаф с платьями, стол с куклами, полку с книгами и игрушками. Все аккуратно и чисто, как будто кто-то заботился об этой комнате, не давая ей покрыться пылью и паутиной. Но никаких следов жизни, никаких намеков, что здесь кто-то смеялся, плакал, играл или мечтал, Эстер не увидела. Эта комната была могилой, в которой хранятся воспоминания о той, кто ушла навсегда. Больше ничего и не осталось; маленькую хозяйку поглотил взрыв во время ритуала. Старший брат захотел воскресить младшую сестренку, а оставил среднего и без семьи, и даже без их тел.

Голоса умолкли, когда ведьма отперла дверь; мятежные духи этого поместья пока ее не приняли. Может быть, позже, когда поймут, что она пытается помочь Кейну, неупокоенные души смогут раскрыть ей свою историю. Мрачная, но волнующая перспектива; мысль об общении с призраками ее почему-то не так беспокоила, как о работе именно с телами умерших.

Осторожно, стараясь не оставить никаких следов своего присутствия, Эстер закрывает дверь и отправляется дальше. Исследовать.

Она спускается в сады и идет, чувствуя, как холодный ветер пытается забраться к ней под плащ. Оглядывается, чтобы ненароком своим отсутствием этикета не напугать какую-нибудь престарелую экономку, опускается и прямо рукой зачерпывает небольшую горсть земли и мелких камней. Пытается наладить контакт. Эстер сложно поверить, что это были когда-то роскошные сады, полные цветов и плодов. Теперь же все выглядит умирающим и проклятым. Деревья скрючились и склонились к земле, как будто пытались укрыться от чьего-то злого взгляда. Здесь так же, как на границе графства, из-под земли по стволам вверх поднимается тьма, словно черви, пожирающие древесину. Ветви стали сухими и черными, о появлении зеленых почек можно было даже и не мечтать. Не слышно ни пения птиц, ни шелеста ветра, ни журчания ручьев. Только тяжелое молчание, нарушаемое лишь шагами чужачки.

Эстер продолжает свой путь по умирающему саду, стараясь не обращать внимания на то, как тьма и разрушение оставили свой след на каждом цветке и кусте. Если бы не атмосфера непрекращающихся похорон, здесь можно было бы ходить на чудеснейшие прогулки, вдохновляться на поэзию и высокие рассуждения. За садами виднеется густой хвойный лес. Девушка замечает, что между стволами что-то находится чужеродное, рукотворное; небольшой склеп, окруженный невысокими надгробиями. Фамильное кладбище.

Место силы некроманта.

Смутившись, она медлит; стоит ли ей туда сейчас идти? Без сомнения, там скверной магией вся земля пропитана, и предки Кейна вряд ли будут гостеприимны.

К черту; она здесь не преступница, не беглянка, а служительница света, и ей непозволительно даже думать, что темная история этих земель окажется сильнее нее. На ее стороне благо; и, стоит ей преисполниться храбрости и ступить в сторону кладбища, совсем рядом раздается мягкий, насмешливый голос.

— В правильном направлении думаете, миледи. В доме некроманта знакомство надо не с живых начинать. Пожалуй, я как раз вас родным и представлю. Простите только, они очень разговорчивые.

Намек понят. Эстер натянуто улыбается, глядя прямо в карие глаза мужчины напротив. Не вздумай ничего устроить — за тобой следят.

— Конечно, граф Винтер. Вы ко мне чудовищно добры.

Долг долгом, а он все же некромант.

Расслабляться не стоит.

IV. Хозяин

Эстер и Кейн по узкой тропинке приходят к последнему пристанищу семьи Винтеров — фамильному кладбищу в тени готического замка. Похоже, кто-то пытался разбить здесь маленький поминальный садик, чтобы на мраморной скамье часами разговаривать с ушедшими; деревья посадили недавно, стволы были тонкие и хрупкие, и оттого казались еще печальнее. Лишенные листьев и плодов, они тянулись к небу, как будто молились о пощаде. Тщетно.

Ворота были низкие, кованые, с искусными завитками и острыми шипами, и украшены гербом семьи. Эстер еще не успела его ранее нигде заметить, и только сейчас присмотрелась — и опешила. На черном щите серебряный череп, вокруг которого навечно зависли четыре символа: кубок, монета, посох и меч. Под щитом лента с девизом. «Mors magica est vita».

— «В смерти — магия жизни», — переводит граф, заметив, куда смотрит Эстер. — Пафосно, высокомерно, аристократично. Все, как любили мои старшие.

Эстер заходит на кладбище первой. Ее встречает тишина и ряды надгробий, свидетели истории семьи Винтеров. Некоторые были целыми и аккуратными, с именами и датами, которые говорили о достоинстве и почете. Другие — треснутыми и покосившимися, с неразборчивыми надписями, наследием страдания и позора. Несколько остались разбитыми и разбросанными, как будто кто-то их разрушил намеренно, чтобы стереть память о них. По всему кладбищу росли колючки и плющ, обвивая и закрывая камни, как будто хотели поглотить их.

В центре кладбища стоит фамильный склеп в готическом стиле, сложенный из серого камня. Ровно посередине фасада пролегает глубокая трещина, недостаточно глубокая, чтобы здание уже развалилось, но… это явно было всего лишь делом времени. Двери в усыпальницу приоткрыты, как будто кто-то изнутри захотел проветрить комнату; от такой ассоциации у Эстер по спине бегут мурашки.

Кейн поднимается на несколько ступенек и театрально ударяет по камню кулаком три раза.

— Стучаться надо, — поучительно говорит он, — а то вдруг заняты. Не услышали, как мы подходим.

— А вам весело, смотрю? — не выдерживает Эстер.

— Чего ж уже грустить. Тут несколько поколений отдыхает, по каждому времени скорбеть не хватит. Это для вас смерть — конец разговора с человеком, — он как-то хищно улыбается, — а я всегда могу к предкам за советом обратиться.

К тем, от кого осталось, что хоронить. Абрахам и пока безымянная сестренка тут уже не упокоятся. Может, после ритуала дверь и осталась не заперта — скорее всего, все происходило в спешке. Чтобы Кейн не успел все же помешать.

Эстер чуть наклонилась, чтобы присмотреться к надписям на надгробиях.

— И что же, весь род — некроманты?

— Нет, конечно. Просто титул заработали на работе с мертвыми солдатами во славу короне. Много было мелких темных колдунов со скверным характером, парочка пиромантов, дядя по материнской линии монастырем, вроде, заведовал. Все разные. Иногда рождались истинные сыны рода, способные поднять всех предыдущих, — в голосе проскользнула некая гордость. — То, что я и Абрахам подряд вышли одаренные, родители сначала сочли чудом. Потом уже было поздно кого-то по тетушкам ссылать.

Понятно, знакомство с родителями уже началось. Где-то здесь уже прислушиваются к ее тону и шагам. В поместье она больше ни на какую кареглазую старушку не наткнется.

Осторожно, опасаясь неожиданной реакции энергии на чужеродное присутствие, Эстер проводит пальцами по имени, высеченному на одном из памятников, собирает кожей пыль и все тот же треклятый пепел. Погружения в последние моменты, как в подземелье, не происходит — может, магом человек под землей не был, или просто его боль уже «выветрилась» из окружения.

Пытается сосредоточиться, закрывает глаза и тянется душой к многочисленным нитям силы, оплетающим каждый камень в этом месте. Это были следы не только волшебной энергии, но семейной и романтической любви, клятв и предательств; несколько нитей тянулись к стоящему неподалеку Кейну. Заплетались вокруг запястий и груди, светились и пульсировали. Связи с теми, что воспитывали, обучали и любили этого человека. К кому он сюда приходит.

Чьи голоса могут звучать в пустых комнатах замка.

Она чуть давит на камень надгробия, и по кончикам пальцев пляшут зеленые искры; она представляет себя хранителям этой земли, показывает свои силы, чтобы они благословили ее на работу. Сжав зубы в страхе, ждет реакции — боится, что сейчас ее оттолкнут, и дальше либо в каждый ритуал закладывать сопротивление рода, либо просто возвращаться к своему… но из земли между ее ботинок прорезается одинокий подснежник. Хилый, склонившийся сразу на тонком стебле, но — живой.

Наблюдающий за всем этим Кейн довольно хмыкает, лишь больше убеждаясь в правильности своего выбора.

Не открывая глаз, оставаясь в мире линий энергии, Эстер отнимает руки от холодного камня и складывает ладони, сжимает их вместе; контрастируя с черной паутиной проклятья, по земле от нее расползается пульсирующей волной изумрудный свет. Сначала мир сопротивляется, но все же подчиняется той, что ведает. Рахитичные кустики, спутавшиеся друг с другом колючими ветвями, распускаются розовым цветом; оживает засохший плющ, ползет по памятникам, как змея. На тонких деревьицах завязываются почки, набухают бутоны; в воздухе разливается сладковатый аромат.

— Жасмин, — тихо говорит Кейн и тянется к белым цветам. От неосторожного прикосновения темного мага лепестки тут же начинают осыпаться под ноги; он отдергивает руку.

Эстер разнимает ладони и открывает глаза; она чувствует неожиданную слабость во всем теле, будто потратила слишком много энергии сразу. Кружится голова. Она делает несколько вдохов через рот, стараясь найти баланс, и только после уже смотрит на графа.

— Впечатляюще, — даже не отрицает тот. Вокруг него, правда, тьма еще осталась — как обожженное пятно, черный след выделялся в пробивающейся молодой траве. Его заклятие Эстер просто обогнуло, свет не смог рассеять тени. — Забавно, что теперь наше кладбище — самое благое место в землях Исендора.

Иронично, не поспоришь; но ведьма почувствовала, что это было правильным решением. Она пытается противостоять чудовищной по масштабу силе, и поддержкой предков заручиться было совсем не лишним.

— Мне нужно… отдохнуть, — едва слышно произносит Эстер, побелевшая, будто вместе с силой у нее эта вспышка выпила еще и всю кровь.

Кейн понимающе кивает, и ворота раскрываются по его щелчку. Он подходит к девушке вплотную, и подставляет локоть так, чтобы она могла идти, уперевшись и не упасть по дороге. Она чуть мешкает, но помощь принимает с благодарностью.

Маленький жест уважения. Он все же джентльмен.

Не стоит этому придавать слишком большого значения.

***

В своей новой роскошной комнате Эстер сначала чувствует себя некомфортно. Не на своем месте; такой образ жизни часто мелькал у нее в мечтах, но она должна была сама до этого дорасти. Здесь и сейчас, уставшая и вымотанная ведьма не выглядела благородной барышней, и своим хмурым лицом распугала всю живую прислугу.

Как бы не пришлось довольствоваться Принцем.

Честно, теория, что это граф так пытается ее быстрее приучить к местным порядкам и обычаям, казалась вполне логичной. Станется с него; попробует еще как-то напугать, скорее всего. Может, она шкаф откроет, а оттуда кто-то полуразложившийся выпрыгнет. Всегда надо быть настороже…

…говорит себе Эстер и просто лицом вниз падает на мягкую кровать. Из корсета и множества слоев свое бренное тело выковыривать нет просто сил; так засыпать — просто отвратительная идея, но она проваливается в сладостную тьму раньше, чем заставляет себя все же встать и вести себя, как подобает женщине.

Сны у нее соответствующие. Лихорадочные, воспаленные, полные невнятного буйного шепота и быстрых, обжигающих прикосновений. Хочется опуститься с головой в озеро ледяной воды, выдохнуть весь воздух, пока легкие не заболят, и схорониться на дне. Дать духам связать себя по рукам и ногам пресноводными водорослями, и никогда больше не ощущать духоты и жара. Но Эстер будто бы заперта в тесном пространстве с целой толпой, и они все давят на нее, держат толстые церковные свечи, с которых капает воск, и пламя танцует на фитиле. У людей нет лиц, вместо маскарадных масок они на головы надели целые бараньи черепа. Их речь нельзя разобрать, тон у них требовательный, приказной, и Эстер мечется, стараясь не обжечься, и кричит, вопрошая, что они от нее хотят. На ее языке они так и не отвечают. Они просто смотрят на нее провалами глазниц, и наступают.

Эстер пробуждается, хватая воздух ртом, как выброшенная на берег рыба. На секунду теряется, не может вспомнить, где она и почему, и от этого лишь больше впадает в панику; медленно воспоминания возвращаются. Кошмары. Снова. Лана бы к этому моменту уже сидела рядом с ней на краю кровати с чашкой успокоительного отвара и бесконечным запасом теплых объятий. В груди тоскливо защемило. Как скоро новизна сотрется с приключения, словно позолота с фальшивой монеты? Как скоро ее начнет тянуть домой?

Взгляд невольно цепляется за посох, одиноко стоящий в углу. Подарок в дорогу от отца. Эстер никогда не была из тех, кто колдует через предметы — ни палочек, ни других амулетов ей не требовалось. Но от такого жеста как откажешься; отец никогда особенно не вникал в детали магической жизни дочерей, а они сильно и не распространялись — силу сложно объяснять. Есть, конечно, заклинания и зелья, для которых нужны рецепты, но чаще ведьмы действуют по стихийному чутью. Особенно, если воздействие требуется несложное; никто никогда не учил Эстер, как залатать рану, вырастить плодовое дерево или обратиться к духам за помощью и наставлением. Она все магические шишки набила сама, и потом уже передала так много опыта, как могла, Лане. Чтобы дорогая сестренка не совершала те же ошибки.

Потому что старшая уже ударов от судьбы нахваталась за двоих.

Привычным жестом Эстер прикасается к кольцу на цепочке, будто проверяя, не пропало ли. Скучает она не только по дому, семье, аптеке. Но не ко всему… не ко всем получится вернуться.

Ей самой от себя смешно даже. Вон как некроманта насчет его прошлого пытала в первый же день знакомства, даже на кладбище покопалась — вся в него; а сама свои скелеты в шкаф так глубоко прячет, что скоро места там хватать перестанет. Будет перенаселение.

К слову, о скелетах.

Эстер приоткрывает дверь из комнаты, решив проверить одну теорию; как и предполагалось, чинно-смирно у входа застыл Принц. Гигантская костяная зараза, то ли ее охраняет, то ли сдерживает. Когда скрипят петли, он тут же поворачивает в сторону девушки череп. Молодец. Не спит на посту.

— Если так и будешь тут стоять, я решу, что ты теперь мой личный слуга и буду гонять по поручениям, — не без смеха в голосе угрожает Эстер. Сама ситуация настолько абсурдна, что ее это уже не пугает, а веселит.

Похоже, после смерти он стал не самым умным товарищем — ведьма заметила, что на реакцию ему всегда требуется некоторое время. Наверное, побочный эффект того, что мозг его давно стал ужином червей. Но, потянув немного, Принц все же кивает — к звуку скрипа костей придется попривыкнуть.

— Серьезно? Ты теперь моя горничная? Надо же, — хмыкает Эстер, складывая руки на груди. — Граф расщедрился. Тогда сможешь мне купальню приготовить? А то из чистого во мне сейчас, разве что, намерения…

Из вежливости Принц пару раз щелкает челюстью, имитируя смех. На лице без глаз, мышц и кожи эмоции считывать сложновато, так что ведьма решает, что ей достался лучший в мире собеседник — простопридумывай, что он там чувствует, и вуаля! Ты королева юмора, гениальная мыслительница и вообще женщина-подарок.

Гремя костями, Принц отправляется выполнять поручение; как хорошо, что он не сможет Кейну на нее наклеветать, нажаловаться на несправедливые рабочие условия. До смерти загоняла бедняжку! Вряд ли даже некромант способен с ним действительно общаться — только если здоровяк не начнет из осколков слова на полу выкладывать, как в старой сказке… полезно, конечно, когда нужно, чтобы твои тайны никому не разболтали.

Ну ничего. Эстер найдет еще, у кого информацию выпытать.

***

Жертву свою коварная ведьма вылавливает в библиотеке.

Завидев неумолимо движущуюся на него Эстер, бедняга Ирви бледнеет, краснеет, холодеет и просто хочет сбежать куда-нибудь в безопасность; но она не дает ему времени спастись, разве что за грудки не хватает, чтобы не вырвался. Присаживается напротив, подвинув себе стул, и крадет со стола одну из открытых книг. Пролистывает несколько страниц, будто никогда в жизни ничего более увлекательного не видела. Это — бестиарий, и она попала на раздел с бородавчатыми драконами.

— Каких только чудищ земля не породила, — замечает ведьма, ноготком тычет нарисованной рептилии в глаз, развернув книгу к Ирви. — Представляешь, такую морду в окне увидеть? Всю родословную сразу вспомнишь поименно.

— И вам доброго утра, — парнишка в таком ужасе на нее смотрит, что драконом его бы уже не удивили. — Учитель сюда редко ходит… Принца спросите, он вам дорогу в кабинет покажет.

— А я не к графу и пришла, — Эстер честно пытается выдавить самую свою очаровательную улыбку, но из-за натянутости выглядит даже немного маньячно. — С тобой-то мне тоже под одной крышей теперь жить. Решила познакомиться поближе.

Ирви чуть не подавился. В отличие от бессовестного, саркастичного и высокомерного графа, ученик его пока казался вполне приличным молодым человеком, даром, что тоже в могилах копаться будет; Кейна во главе какой-нибудь армии мертвецов Эстер представить могла легко, а вот Ирви… разве что воскрешающего собаку на заднем дворе. Чтобы с питомцем не расставаться.

— Я… я ничего, — бормочет он. — Я пока только учусь…

— Мне вот интересно, как такой интеллигентный парнишка оказался в подмастерьях некроманта, — Эстер складывает руки поверх несчастного дракона. — Я как-то не задумывалась даже, что разорять погосты тоже нужно учиться.

Он мгновенно дергается, подсобирается, готовится защищать свое поганое дело, явно какой-то подобный разговор с ним уже случался. Может, даже просто у себя же в голове. Пытался как-то оправдать собственный путь на скользкую дорожку темных сил.

— Попрошу со мной не фамильярничать, — злится, аж кулаки сжимает, — вы вообще… сторону сменили… чем вы лучше?

Эстер обомлела. Вот это он разогнался! Нахмурившись, она отклоняется на стуле, скрещивает руки на груди и несколько секунд просто смотрит парню в глаза; тот понимает, что перестарался, и, заикаясь, начинает что-то себе в оправдание лепетать.

— Разговор не про то, кто лучше, — все же говорит она, веско разделяя каждое слово, — а про то, что мне хочется понять, с кем я связалась. Как раз потому, что я уже согласилась работать на графа Винтера. На своей стороне и на своих условиях.

Со вторым она немного лукавит; она даже не пробовала как-то обсуждать договоренности между ними, потому что надеялась разобраться с проклятием как можно скорее и убежать с деньгами обратно в Флистан. Нет в ее планах длительных каникул в Исендоре под боком некроманта.

— Простите, — окончательно смущается Ирви и закрывает лицо книгой; Эстер успевает прочесть заголовок: «Проклятия, порчи, привороты и инструкции по применению. Том пятый». Вот это наборчик, еще и на несколько книг. — Я забылся. Могу я вас попросить не рассказывать об этой ситуации учителю? Он не обрадуется…

Вот так. Кейна боится. Неудивительно; вряд ли он ласковый наставник. Не то направление магии, чтобы с будущими практиками нянчиться. Забавно, парниша думает, что граф за нее вступится, или, по крайней мере, самому Ирви за неуважение к ней может прилететь. Хорошая мысль, не прекращай так считать, пожалуйста; неважно, насколько это правда.

— Можешь попросить, — с показным великодушием говорит Эстер, и хитро улыбается уголком рта — Ирви расцветает, заметив смену настроения. — Не волнуйся, незачем мне на тебя жаловаться. Я не собираюсь с вами здесь воевать.

Это ваша работа — силой и жестокостью пробиваться.

Ведуньи предпочитают методы поизящнее.

V. Иерофант

Эстер устраивается поудобнее, голову подпирает рукой, всем видом показывает, что готова выслушать самую дикую историю в своей жизни. Ирви нервно теребит уголок страницы, которую уже минут десять как не перевернет, и старательно ищет слова, чтобы и неожиданный интерес новой обитательницы замка не потерять, и потом не влипнуть в проблемы с наставником.

— Не то чтобы у нас есть выбор, — он лихорадочно оглядывается, то ли боится встретиться снова взглядом с девушкой, то ли за ее спиной заметить графа. — Если вы однажды поднимаете усопшего, особенно при свидетелях — дальше дорога только в гроб или в Гильдию. Любого мага-элементаля можно выучить так, чтобы и в бой, и в поле. Оборотня в армию отправить, или лесником работать. Вампиры и те, в каждой ложе, в каждом совете, при дворе короля. На вас, — он неопределенно повел плечом куда-то в сторону Эстер, — все чуть ли не молятся. Вы не только лекарка, но и природница, можете и город прокормить, и прямо в битве сквозь врага лес прорастить. Узнай про вас двор — предложение графа вам такой мелочью покажется…

— В Флистане лекари уже не ценятся, — вздыхает Эстер, все же польщенная этим неожиданным замечанием.

— Значит, и делать там нечего, уж простите, — возражает Ирви. — Ваше дело, конечно, но я об этом и говорю: вы можете выбирать. У меня дар проявился на похоронах, и большая часть семьи меня там и готова была закопать. Деда поднял прямо в гробу. Он головой крышку пробил… ну и куда мне было после этого податься? В монастырь, греховную сущность свою отмаливать?

Со стыдом ведьма понимает, что от представления такой картины ей на секунду стало смешно. Парень не уточнил, сколько ему было, но воображение сразу нарисовало рахитичного боевого семилетку, который топнул ножкой и разбудил умершего. Абсолютно кошмарная сцена… но отнестись к ней серьезно получается не сразу.

— Должен же быть, наверное, какой-то светлый способ использовать вашу силу, — откашлявшись в кулачок, чтобы улыбка все же не прорвалась, спрашивает целительница.

— Найдете — расскажите обязательно, все вместе посмеемся. Гильдия уже несколько веков борется за то, чтобы нас хотя бы не уничтожали, а тут… спасти, — последнее слово Ирви произносит с такой ядовитой интонацией, что почти звучит, как граф. — Все равно Инквизиторам покоя не дает наша свобода. Проще на костер возвести, чем смириться.

В чем парень прав, так это в том, что Эстер, как ведающую чуть ли не самой безопасной ветвью магического знания, Инквизиция никогда не беспокоила. Не за что им было приглядеться к колдунье за аптекарским прилавком, она не представляла угрозы. Эстер сильно религиозной не была, ей хватало общения с матерью-природой и редких праздников в местной церквушке. Инквизиторы в мирных городах были скорее советниками, чем охотниками, и спокойно могли после обязательной миссионерской поездки так и пустить корни в полюбившемся месте. Истории про пытки и пылающие костры были так далеки и редки, что появления мужчины в белой рясе в доме не боялись — но, конечно, за некромантами они должны были следить… хоть корона и признала, что просто их существования для приговора недостаточно. Нужно уличить в настоящем преступлении.

Гильдию Обсидиана некроманты создали, чтобы друг друга защищать, делиться знаниями и не позволять из себя делать козлов отпущения. По крайней мере, больше, чем уже есть. Легенды об этом тайном обществе отступников ходили по магическим кругам, но мало кто мог похвастаться, что вживую встречал одного из них. Чаще всего темные предпочитали работать поодиночке, или, как Винтеры — семьями. С миром живых старались лишних связей не иметь.

— Матушка только тогда призналась, что знала человека из Гильдии. Он был настолько благороден и добр ко мне, что позволил стать его учеником и делить кров, — Ирви красноречиво разводит руками, показывая: и вот я здесь. — Граф Винтер — один из самых могущественных членов Гильдии, при желании вполне мог бы ее и возглавить. Особенно теперь, когда погиб Абрахам… он все же был искуснее… опять же, прошу: между нами.

То, как он боится, что Эстер проболтается, но при этом продолжает с ней сплетничать, ее очень забавляло.

— Граф не выглядит пораженным скорбью, — она шепчет, даже чуть наклоняется над столом, — и брата, и сестру так потерять. А его будто это совершенно не волнует, он шутки на могилах отпускает.

— Ева умерла больше года назад, — поправляет ее ученик. — Совсем ребенком еще. Конечно, все были поражены и подавлены, но Абрахам и вовсе потерял рассудок, начал искать способы ее воскресить. Восстановить тело, вернуть душу. Изначально провальная идея, от которой мы пытались его отговорить. И все это время настроения в семье были ужасные, они ссорились, Абрахам его даже на дуэль как-то вызвал, но Кейн решил, что лучше прослыть трусом, чем братоубийцей, и отказал.

Взвешенное решение. Вряд ли кто-то стал бы графа за такое презирать. Не Эстер точно, для нее выбор между «убить родного человека» и «обесчестить себя» тоже был бы очевиден.

Так что получается, что трещина в семье пошла еще раньше, чем по фундаменту склепа. Проклятие могло получиться таким сильным не просто потому, что Абрахам был некромантом, а потому, что он перед смертью уже желал зла Кейну. В каком-то смысле пытался утащить младшего за собой, похоронить род Винтеров прямо здесь и сейчас. Интересно.

— Так наслушаешься ваших трагичных историй, и забудешь, что вы темные, — полушутя говорит она. — Начнешь сочувствовать дьяволу.

— Для вас это так важно, — хмурится Ирви, наконец закрывая несчастный учебник. — Не волнуйтесь. Если это так, вы действительно светлая до глубины души. Никто другой об этом даже бы не подумал.

Эстер сглатывает ком в горле, услышав эту фразу. Удивительно, но он попал в очень важную больную точку. Неужели ее так просто считать?

Да, Кейн и Ирви — темные, она все еще презирает и их магию, и их методы, и без общей светлой цели ни за что бы больше минуты в этом замке не провела; размышления об их морали вводят Эстер в ей самой пока непонятное состояние. Но больше ее волнует, что для ее собственной сущности значит этот неожиданный союз.

Их-то уже ничего не исправит и не спасет. Как бы ни были очаровательны речи змея, они ведут к падению.

Сможет ли она не замарать руки, спасая сердце проклятой земли?

***

Очень быстро Эстер начинает сожалеть, что к ней приставили слугу-скелета. Принц, конечно, очаровательный малый, незаменимый в хозяйстве, и великолепный слушатель, но может он, пожалуйста, не каждую секунду по пятам за ней следовать?

Похоже, нет.

Эстер никогда не страдала от страха в замкнутых пространствах, но здесь было что-то совсем иное — когда она снова спускалась в подземелья по крутой винтовой лестнице, и за ней следовал Принц, ей все же стало не по себе. Проходы будто стали уже, потолки ниже, потому что спутник ее занимал столько места, что на хрупкую ведьмочку уже его не оставалось.

— Можно, хотя бы внутрь я зайду одна? — язвительно спрашивает, застыв перед открытой дверью в камеру, откуда поползло проклятие.

Если так продолжится, она будет, вместо того чтобы пытаться распутать проклятье, таскаться за Кейном, чтобы он уж точно не волновался и все мог наблюдать. Сколько он так продержится, день? Может, поймет намек.

Легче дышать в камере не стало. От взгляда на подозрительно багровые мазки на стенах становилось дурно, и воображение тут же подкидывало различные неуместные вопросы. А ты уверена, что это только кровь Абрахама? Кто знает, сколько здесь еще людей погибло до него. Не зря же выбрал именно это подземелье, для темного мага здесь наверняка энергетическое раздолье. Что ты вообще тут забыла, никакие деньги такого не стоят, беги, беги, пока саму по камням не разметало…

Судорожно, тревожно Эстер делает несколько вдохов, ощущая, как затхлый воздух неприятным вкусом оседает на языке.

Она опускается на пол, складывая юбки под колени, чтобы не прикасаться кожей к колдовскому знаку лишний раз. Линии призыва алеют, будто их тоже кровью рисовали, и Эстер, разглядывая их, понимает, что не со всеми рунами знакома даже. Похоже, часть ритуала Абрахам создал сам. Рискованно.

Мерцающий изумрудный свет ее факела бросает на стены пляшущие тени, которые кажутся Эстер воплощением душ, заточенных тут в безвременье. Ее глаза скользят по мрачным символам. Каждое движение руки ведьмы наполнено концентрацией, каждый шепот звучит как плач земли, умоляющий об избавлении от мучительной боли.

Но чем глубже Эстер погружается в потоки магии, тем сильнее чувствует сопротивление. Оно отзывается в ее душе стальным эхом, отблескивает холодом в сердце. Искры колдовского света в ее глазах тускнеют, заклятие грозит сорваться.

Пальцы Эстер скользят по камню, нащупывая границы рун, и ее звонкий голос, полный силы и решимости, взывает к энергии исцеления. Однако тьма подземелья словно сгущается, образуя невидимую стену, за которой скрыта сущность проклятья. Ведьма почти слышит злорадное шипение невиданного зверя, который кормится этими землями, изводит их, оставляя лишь пепел в зубах своих неистовых врагов.

Ее сердце бьется в такт с магическими вибрациями, которые она пытается призвать к содействию, но беспорядок усиливается, превращаясь в хаос. Она ощущает, как каждая руна отвергает ее исцеляющее прикосновение, как каждый символ вместо спасения приносит еще большее отчаяние.

Дыхание Эстер становится прерывистым, а лоб покрывается каплями холодного пота. Сила проклятья непостижимо велика, и каждая попытка его разрушить лишь усиливает хватку. Надежда меркнет в ее усталых глазах, но сдаваться она не собирается — не сразу, слишком многое стоит на кону.

Эстер чувствует, как ее магическая энергия истощается, ускользает сквозь пальцы как песок. Каждый раз, когда она думает, что нашла ключ к оковам проклятья, его зубчатые края ускользают, оставляя лишь боль и разочарование.

Ведьма вздрагивает, когда неожиданно стены подземелья отзываются глухим ударом, будто само проклятье хохочет над ее беспомощностью. Ее голос слабеет, заклинания звучат все тише, пока не становятся почти неразличимым шепотом. Эстер осознает, что ее силы на исходе, что темнота побеждает.

Она собирается с последними остатками воли, пытаясь пробудить в землях искру жизни, но в ответ лишь ощущает растущий хлад. С каждым мгновением все больше казалось, что воздух в подземелье сгущается, становится как жидкий свинец, давящий на ее плечи. Нет, нет, нет, она же смогла победить тогда, на кладбище. Ее же приняли предки, что не так? Почему сейчас она беспомощна?

Энергетический всплеск сотрясает стены подземелья, но проклятье лишь поглощает его, как бездонный колодец, оставляя Эстер пустой и одинокой в обветшалом храме ее неудач. Она понимает, что битва проиграна, но и война еще не окончена.

Девушка сюда вернется. Здесь все началось, и разгадка к свободе от тьмы тоже находится здесь. Осталось только подобрать ключ…

Эстер пытается встать, но ее шатает; споткнувшись о собственный подол, она приземляется лицом вниз и испускает полный ярости и обиды крик, и чувствует, как в груди сжимается ком, и слезы подступают к глазам. Только не хватало разрыдаться. Только не хватало…

— Миледи? — звучит откуда-то издалека обеспокоенный голос.

В пылу битвы с проклятием девушка даже не заметила, как пропал Принц — а тот, вовремя посчитав, что целительница не справляется, ускакал за подмогой на своих костяных ногах. Граф Винтер опоздал на главное действо, и наблюдал только последствия — вокруг свернувшейся в совершенно неподобающей леди манере целительницы лучами расходились следы ее магии. Фигура вышла похожей на цветок хризантемы с Эстер в сердцевине. Линии разрывали старый ритуал, перечеркивали руны, из-под них стало невозможно разобрать изначальное заклятие. Ведьма по-детски тонко всхлипывала, лицом уткнувшись в рукав платья, и не сразу отреагировала на появление Кейна — у нее заложило уши, и она слышала его словно сквозь толщу воды.

— Миледи, — повторяет он, опускаясь рядом с ней, и медлит, не понимая, что делать. — Что же вы делаете…

— Уйдите, — почти рычит Эстер, не поднимая головы. Она не в состоянии выслушивать его саркастичные ремарки, ей нужно просто выдохнуть, просто смириться с первым поражением.

— И не подумаю, — Кейн вздыхает и дает Принцу знак: а вот тебе пора. Оставь нас. — Если вы перегорите, как свечка, в первые же дни, это никому добра не принесет.

— Почему… я не понимаю… — она снова всхлипывает и начинает плакать уже навзрыд, чувствуя, как от слез намокает и без того тяжелая ткань рукава.

Ее выпотрошило, выполоскало, в ней не осталось силы ни на искру — и все зря!.. Нарушен изначальный ритуал, но проклятье все еще висит над Исендором, в воздухе все еще чувствуется вкус мокрого пепла и плесени. Если это только первые шаги, она тут же поломала ноги, и не знает, как скоро сможет двигаться дальше.

— Не вините себя так, миледи. Вы уже за два дня сделали больше, чем я умудрился за несколько недель, — Кейн тихо усмехается, и осторожно, как к дикому зверю, прикасается к Эстер — кладет ладонь на округленную спину, и неловко пытается погладить, успокоить. — Всегда есть какой-то путь, особенно — в магии… может быть, мне нужно будет подобрать вам усилитель.

Он хмурится при этой мысли, будто перебирает в голове, какие еще у них впереди эксперименты — но озвучить их не решается. Начать нужно с тех, которые у светлой вызовут меньше всего сопротивления… колдовского и морального.

Эстер вздрагивает под его прикосновением, но не отталкивает, не пытается сбросить руку. Ощущение человека рядом оказывается неожиданно правильным в этой совершенно немыслимой ситуации. Девушка зажмуривается и на мгновение позволяет себе утонуть в этом тепле, успокаивающем ее лучше любых заклинаний.

— Я не привыкла ощущать себя беспомощной, — тихо признается она, слова едва слышны, как шепот ветра в листве. — Это пугает — понимать, что твоя сила не бесконечна.

Кейн мягко улыбается, убирает руку с ее спины, но остается рядом, словно стена, за которой можно спрятаться от всего мира.

— Мы все сталкиваемся с этим, Эстер. Но беспомощность — не слабость. Иногда она просто напоминает нам, что мы — люди. И что вместе мы сильнее.

Он делает паузу, словно выбирает слова, и продолжает уже более уверенным голосом:

— А усилитель… я знаю пару заклинаний и артефактов, которые могли бы помочь. Мы найдем то, что будет работать для вас — безопасно и эффективно. Я понимаю, что вам хочется отделиться от меня, работать на некроманта, а не с ним вместе. Но я думаю, мы можем обойтись без этой глупой вражды.

Его слова звучали искренне, и в глубине души Эстер знала, что он прав. Этот тонкий мост понимания между ними был чем-то новым и неожиданным. Она осторожно распрямилась, села, опухшими глазами посмотрела на графа рядом — и кивнула.

— Все же привлекать артефакты рискованно, — медленно говорит, вытирая ладонью слезы с щеки. — Не хочется стать очередной пешкой в игре сил, которые я не могу контролировать.

— Мы не пешки, если играем сознательно и по своим правилам, — возражает Кейн, и протягивает шелковый носовой платок, чтобы девушка привела себя в порядок. — Не скромничайте, вы сильнейшая ведьма, и просто какой-то амулет волю вашу не сломит. Это инструмент, и только вам решать, сколько у него над вами власти.

Эстер неопределенно ведет плечами, не соглашаясь, не отрицая; она до этого никогда не слышала, чтобы светлые спокойно могли работать с темными амулетами. А другого Кейну и не удастся создать, слишком глубоко мрак пустил корни в его душе. В какой-то степени, она начинала понимать, почему проклятье его старшего брата приняло именно такую форму, и как иронично ее появление здесь. Попробуй-ка, маленькая ведьма, спасти не только оскверненную землю, но и потерянную душу.

И не потеряй себя в процессе.

VI. Влюбленные

Темные, насыщенные влагой тучи возвышаются над горизонтом, затеняя обширные земли поместья Винтеров. Ветер, который еще минуту назад лишь нежно шептал в листве деревьев, теперь нарастает, вскидывая пыль и листья в воздух, словно призывая к себе внимание всего живого. Первые капли дождя, большие и тяжелые, начинают падать на землю, создавая на поверхности луж маленькие взрывы.

Даже внутри поместья эхо грома дрожит, отдается в стеклах окон, и Эстер, занятая чтением древних манускриптов, вздрагивает, отвлекаясь. Она всегда любила дождь, его ритмичное звучание по крыше приносило ей чувство спокойствия и уединения, но сегодня гроза навевала беспокойство. Когда очередная вспышка молнии озаряет комнату, за окном мелькает что-то. Взгляд девушки мгновенно становится прикован к этой тени.

Секунду спустя, с неба на каменный подоконник с грохотом приземляется почтовая птица — влажная, дрожащая, с перепачканными бурой грязью перьями. В ее клюве зажато письмо, от воды явно защищенное каким-то заклятием. Эстер подходит к окну, позволяя гонцу укрыться от непогоды в тепле комнаты.

— Вот это тебя потрепало, — сочувствует она голубке, как будто та может это понять. — Перехватить пытались? Или просто ветром сбивало?

Недовольно курлыкнув, птица просто начала чистить перья, оставляя получательницу разбираться с конвертом. Эстер ощутила смутное, нехорошее предчувствие. Писать ей больше некому, это весточка из Флистана.

Осторожно она разрезала плотный конверт и извлекла оттуда листок, развернув его с некоторой опаской. Почерк был аккуратным и плавным — дело руки Ланы, ее младшей сестры. Слова танцевали перед глазами Эстер, рассказывая о жизни в родном городе, о небольших радостях и обыденных заботах. Лана упомянула отца, его здоровье, и на момент она почувствовала волну облегчения — все было в порядке, но сестра очень скучала.

Эстер вздохнула, сгибая письмо и кладя его рядом с работой, которая теперь казалась не столь насущной. В ее груди поднялась волна тоски по дому, которую сгладила лишь благодарность за короткое послание от Ланы. Она соскучилась по сестре, и чувствовала себя чуть ли не предательницей, пристыженной проявлением искренности. Эстер домой отправила только одно письмо, и в нем она старательно обходила краеугольный камень всей поездки. Да, родная, замок великолепен. Да, пока не получается снять проклятие полностью, но я уже работаю над этим. Да, граф очень мил и невероятно обходителен… и совершенно точно никак не связан с темной магией. Упущение — лучше лжи? Или она просто пытается себя в этом убедить?

Гроза, казалось, начинала утихать, и ритмичный звук дождя уже не казался таким тревожным. Она подошла к камину, в котором еще тлели угли, и бережно положила в него несколько поленьев. Огонь быстро вспыхнул, рассеивая прохладу и даря уют.

Почтовая голубка, чуть оправившись после битвы со стихией, теперь сидела на спинке стула, вздрагивая каждый раз, когда гром гулко отдавался вдалеке. Эстер протянула руку и ласково погладила ее по мокрой голове.

Эстер подошла к столу и взяла перо и бумагу. Она понимала, что не сможет ответить сразу — птице нужен отдых, а ей самой — время, чтобы собрать мысли и определиться со словами. Письмо Ланы тронуло ее, и она хотела сочинить что-нибудь, что сестру порадует, пусть даже и будет не совсем искреннее. Потом, когда она вернется в Флистан победительницей, можно будет и страшилки про некромантов рассказывать. А сейчас нужно семью успокоить, чтобы Лане не пришлось разбираться с нервными припадками старика-отца.

Собравшись с мыслями, Эстер начала писать, ее почерк был стремительным, смазанным, она несколько раз что-то зачеркивала и ставила кляксы. У нее тряслись руки, после провала в подземельях она восстановилась магически, но не эмоционально. Ей хотелось написать правду, знать, что кто-то разделит ее беспокойство, но все же она не решается. Первый лист она бросает в разгоревшийся камин, берет новый, мысленно настраивает себя на полумедитативное состояние. Нельзя, чтобы Лана что-то заподозрила. Она почти слышит хитрый голосок сестры у себя в голове: «Все же у тебя прекрасно, с чего бы тогда столько исправлений?». И правда. И правда… и правда не попадет в это письмо.

Закончив, Эстер вложила лист в конверт, который запечатала восковой печатью — и только тогда осознала, на что смотрит. Конечно, на печати со стола в библиотеке поместья Винтеров красовался их фамильный герб.

Тот самый, с черепом посередине. Символы таро вокруг него особенно четкими не вышли, а вот эти пустые глазницы ни с чем не перепутаешь; черт. Пришлось вскрывать, перекладывать в новый конверт и специально прокрутить печатку, чтобы вместо герба вышла уродливая лужица воска с щербинками и затеками. Лучше уж так.

Эстер оставила письмо на столе, решив, что отправит утром, чтобы голубка успела восстановиться после непогоды, и без магического воздействия смогла снова отправиться в полет. Девушка пока не решалась воспользоваться силой на живом существе — кто знает, не поломалось ли в ней что… а птичку жалко будет.

Призадумавшись, Эстер подошла к окну и выглянула наружу. Дождь уже прекратился, и сквозь расступившиеся облака пробивался свежий, чистый свет луны, отчетливо освещая промокшие поля и сады поместья. В воздухе повисла мирная тишина после бури, и мир вокруг вновь ожил после хаоса.

— Ведьмин час, — прошептала Эстер с полуулыбкой.

Пора тушить свечи и отправляться спать. Завтра снова спасать мир, как выражается граф.

Только вот героиней она себя уже не чувствует.

***

Планы мирно закончить день обрываются тут же, на выходе из библиотеки.

Принц, который, по обыкновению, должен был стоять около дверей, куда-то пропал — потому что на его месте оказался граф. Вот такое понижение в титуле.

— Вам незачем караулить меня у выхода, — удивляется Эстер. — Вы у себя дома.

— Решил дождаться, пока вы освободитесь. Вы в настроении прогуляться?

— В домашнем платье после бури? — уточняет она, красноречиво поджимая губы. — Конечно же. Мечтаю.

Кейн усмехается, и протягивает ей руку, как в приглашении на танец.

— Не волнуйтесь, всего лишь по замку. Решил, что не помешает показать вам один чудесный чуланчик.

Эстер с ироническим поклоном принимает предложение, и мягкий свет свечи, которую Кейн зажигает, создает на стенах замка причудливые тени. Они направились к главной лестнице. Шаги их отзываются в пустоте коридоров, а в воздухе еще повис свежий аромат после дождя, проникающий в замок через приоткрытые окна.

Узкая винтовая лестница ведет их все выше, к одной из старинных башен, чье присутствие на протяжении веков было свидетелем бесчисленных таинств. Кейн молча ведет Эстер вверх, и каждый их шаг вызывает скрип древнего дерева. Когда они достигают самого верха, лестница завершается проходом к небольшой двери, утопающей в тенях. Кейн щелкает пальцами, и со снопом алых искр скрипят старые петли.

Комната под крышей оказывается уютной и наполненной странным смешением ароматов старинных фолиантов и свежих трав. Из маленького, почти игрушечного окна открывался вид на заспанный лес и поля, теперь мирные после утихшей бури. Небо, очищенное дождем, казалось невероятно глубоким, и первые звезды уже мерцали на его фоне.

— Не совсем чуланчик, правда? — улыбается Кейн, закрывая за собой дверь.

— Вы удивляете меня, — отвечает Эстер, обводя комнату взглядом, — что здесь такого, что требует секретности?

Кейн ставит подсвечник на старинный деревянный стол, оставляя их в мягком багровом свете, который едва достигал углов комнаты.

— Это место — мое убежище, когда мне нужно уединение, — начинает он, в его голосе слышится неожиданная серьезность. — И мне нужно было поделиться с вами чем-то… личным.

Эстер чувствует напряжение в воздухе и, чтобы выиграть себе лишнюю пару секунд, осторожно подходит к столу с рядами запыленных бутылок с эссенциями, маленькими свертками бумаги, покрытыми странными символами и пустым кубком.

— Я все это время искал ключ к одному очень старому заклинанию, — продолжает Кейн, протягивая руку к одному из свертков. — Это заклинание, передававшееся в моей семье поколениями, но, к моему сожалению, последнее звено этой цепи было утеряно моим отцом. Ни со мной, ни с Абрахамом он не решил делиться таким знанием. Все, что осталось — это фрагменты, намеки, обрывки…

Он раскрывает сверток, и Эстер видит древние руны, пляшущие на пергаменте в тусклом свете свечи, как будто ожившие и готовые в любую секунду прыгнуть со страницы.

— И вы считаете, что можете восстановить его? — спрашивает Эстер, чувствуя, как ее собственное любопытство начинает пробуждаться.

Кейн кивает, и в его глазах появляется хитрый огонек, с которым он становится похож на настоящего змея-искусителя.

— Я не просто считаю, я уверен в этом. Но дело в том, что даже если я смогу его восстановить, я не смогу его использовать.

Эстер хмурится, пытаясь понять, куда он клонит.

— Почему?

— Потому что для его активации требуется нечто большее, о чем я когда-либо мог мечтать. Требуется два мага, два рода магической энергии, которые должны… сливаться, — он делает паузу, словно давая ей время на осмысление. — Это заклинание — своего рода магический союз, и я…

Кейн вздыхает, его взгляд становится мягче, когда он смотрит на Эстер.

— Теперь я не могу представить никого, кто был бы достаточно силен, опытен и при этом противоположен мне. Никого, кроме вас. Этот ритуал не смогут провести два некроманта, только темный и светлый… темный и светлая. Я уверен, что проклятие Абрахама, весь этот кошмар на самом деле вел нас к этому. К невероятному могуществу. Незачем ограничиваться спасением Исендора — не будет заклятия, которое будет нам неподвластно.

Так вот в чем дело. Мир мы будем не спасать, а захватывать. И он выглядит вполне уверенным, что Эстер согласится — с энтузиазмом безумца, с планами слуги тьмы. Вся человечность, что она себе в нем напридумывала, мгновенно перестала для нее что-либо значить. Все всегда сводится к одному. Власти.

— Вы готовы рискнуть со мной? Вместе мы можем совершить вещи, о которых даже не мечтали другие маги. Вы и я, Эстер, — произносит он торжественно, как будто это уже часть клятвы.

Он протягивает ей руку и застывает в ожидании, с лихорадочной полуулыбкой на губах. Они стоят в тишине, слышно лишь, как потрескивает горящая свеча, и оттого ответ Эстер звучит гулко:

— Нет.

Свет свечи бросает на стену длинную тень Кейна, делая его фигуру угрожающе гигантской. Он медленно опускает руку, блеск угасает в его глазах, уступая место холоду и расчету.

— Нет? — повторяет он, словно слово это ново для него, неведомо. — Вы отказываете мне?

Голос Эстер звучит твердо и без колебаний:

— Я приехала в Исендор ради благого дела. Я видела, как страдают ваши люди, как изменились звери в лесу, как даже небо будто покрылось пленкой. Вы пытались меня убедить, что некромант — не равно злодей, что вы просто хотите мира. Недолго же маска продержалась, — Эстер с отвращением указывает на свиток. — Как вы можете просить меня стать частью этого? Как вы смеете?

Кейн шагает вперед, его лицо вновь искажается улыбкой, но уже иной — без радости, без безумия. Полной разочарования и сожаления.

— Знаете, Эстер, магия — это инструмент, а как им пользоваться, зависит от владельца. Мы могли бы стать богами среди людей, управлять судьбами наций, изменять течение истории…

— Но зачем? — перебивает его Эстер. — Чтобы стать источником страха и ненависти? Чтобы вместо того, чтобы служить миру, мы поработили его? Ваше видение магии… это путь приведет вас прямиком к Абрахаму.

Кейн отходит назад, складывает руки на груди; алые отсветы пляшут на точеном лице, тени залегают глубже, и он становится поистине пугающим.

— Вы делаете большую ошибку, Эстер. Я думал, вы умнее…

— Не в интеллекте дело, Кейн. В моральных принципах. Вы предлагаете мне путь, по которому я идти не могу, — она не сводит с него глаз, и ее взгляд столь же тверд, сколь и ее слова.

— Тогда мы стоим по разные стороны баррикад, — наконец медленно произносит Кейн. Его голос звучит холодно и отстраненно. — Если вы не со мной, вы против меня. И я не могу позволить вам встать на моем пути.

Эстер едва заметно кивает, принимая его слова как неминуемый итог их разговора.

— Я никогда не была на вашем пути, Кейн, — спокойно отвечает она. — Я всегда шла своим. И буду продолжать идти по нему, независимо от того, куда он приведет.

Кейн медленно поворачивается, чтобы оставить комнату. Его фигура окутана сумрачным светом, прощающимся с теплым отблеском свечи. Он останавливается на пороге, не оборачиваясь:

— Будьте осторожны, Эстер. Выбранный вами путь может оказаться опаснее, чем вы представляете.

С этими словами он исчезает за дверью, оставляя Эстер одну в тускло освещенном чулане, полном тайн и недосказанностей. Она оглядывается вокруг, на пергаменты и бутылки с эссенциями, на мир, который они могли бы изменить вместе, и тяжело вздыхает, понимая весь груз ответственности, который теперь лежит на ее плечах.

Она знает, что выбор сделан, каждое движение с этого момента будет иметь гораздо более ощутимые последствия. Но она также знает, что ценности, за которые она готова бороться, стоят этого риска. Она не может поддаться соблазну, который предлагает Кейн. Ее путь — другой.

Эстер погашает свечу и остается на мгновение в полной темноте, собирая силы для того, что должно последовать. Теперь она знает, что ее путешествие будет одиноким, но она готова идти вперед, ведомая своими убеждениями, несмотря на бури и тьму, которые могут ждать ее впереди. И вот сейчас, когда предложение Кейна отозвалось в ее сердце, она вдруг ясно увидела карты таро, которые ведьма бросила перед ней еще во время пути в Исендор: Влюбленные и Дьявол. Влюбленные — символ выбора, моральных решений, переплетения путей, а Дьявол — представление соблазна, темных сил, страха, который сковывает и заманивает в ловушку.

Стоя в полной тьме, Эстер понимает, что гадалка с седыми волосами предупредила ее именно об этом моменте. Был выбор между светом, который означал верность своим принципам, и тенью, в которую могла затащить власть и жажда господства над другими. Кейн же представлял собой этот самый соблазн — мощную тьму, магнетизм власти, который так легко может обратить властителя в диктатора.

Ведьма ощущает, как внутренняя сила наполняет ее, как уверенность в своем решении укрепляется. Она не будет игрушкой в руках судьбы или пешкой в чьей-то грандиозной игре за власть. Нет, ее путь будет пролегать через правду и свет, который она найдет внутри себя и в тех маленьких делах добра, которые она может совершить в этом мире.

Эстер медленно шагает к двери, ее рука нащупывает ручку и поворачивает. Она направляется вниз по винтовой лестнице, чувствуя, что каждый ее шаг ведет ее к новому дню, полному возможностей и испытаний, которые она встретит с открытым сердцем и ясным умом.

И для этого ей придется покинуть поместье Винтеров.

Целительница решает не дожидаться официального приглашения выметаться — она понимает все и так; к тому же, теперь ей просто неприятно находиться в присутствии Кейна. Какая жалость, что у такого прекрасного, могущественного и влиятельного мужчины оказалась гнилая душа!.. Эстер ведь готова была дать ему шанс показать себя, как готового меняться, способного повернуться к свету.

Впрочем, это уже неважно. Ей нужно быстро собраться, желательно, не попавшись ни разу скелету-горничной, чтобы он не успел наябедничать хозяину. Хорошо, что она не потратила все деньги, которые Кейн ей изначально выплатил — на какое-то время хватит.

Тщательно выверив время, когда поместье вновь погрузилось в тишину и спокойствие, Эстер вышла из своей комнаты и направилась к заднему выходу. Принц, если и был где-то рядом, то, к счастью, с ней не пересекся.

Пробравшись по лестницам для прислуги, Эстер достигла двери, ведущей в сады поместья. Там, под покровом ночи, она смогла скрытно пройти мимо мертвой, неспящей охраны и выйти за пределы усадьбы, не привлекая внимания.

Оглядев последний раз поместье Винтеров, Эстер почувствовала, как ее сердце наполняется какой-то тяжелой грустью, но и облегчением одновременно. Впереди была неопределенность, но и свобода. Свобода выбирать и свобода быть самой собой, независимо от чьих-либо желаний и приказов.

С этой мыслью Эстер направилась в темноту, в ночь, которая обещала ей новый путь, новую жизнь и новые приключения. Мир был полон тайн, и она была готова их разгадывать, опираясь на свои знания, силу воли и чистоту сердца.

VII. Колесница

Таверна «Заснувший дракон» стала одним из символов жизни этих далеких земель, словно старый дуб, корни которого уходят вглубь столетий. Снаружи она выглядела мрачной и неприветливой, но внутри царила уютная теплота. Мягкий свет масляных ламп и запах свежего хлеба встречали путешественников, которые искали приют.

Эстер заняла уединенный столик в углу, где тусклое пламя свечи боролось с тенью. Она устало облокотилась о старую деревянную стену, позволяя мягкому сиянию огня исказить ее лицо. Находясь вдали от поместья Винтеров, здесь, в простом мещанском укрытии, Эстер наконец ощутила, как с ее плеч спадает тяжелая ноша.

Она подумала о Кейне — о том, как его голос колебался между мягкостью и стальной решимостью, как его глаза — темные омуты с потайными течениями — искали в ней отражение своих амбиций. «Мы могли бы стать богами среди людей», — его слова эхом звучали в ее голове, но Эстер была уверена в своем выборе.

Она вспомнила последний взгляд, который бросил ей Кейн, прежде чем покинуть треклятый чуланчик в ту ночь — их последнюю ночь под одной крышей. Думать о нем, как о предателе, коварном искусителе почему-то было больно. Как будто она не знала этого с самого начала!.. как будто стоило чего-то иного ожидать от некроманта.

Разочаровываться страшно. Сама виновата, что очаровалась.

Эстер взяла в руки стакан с теплым напитком, позволяя аромату яблок и специй успокоить ее разум. Вокруг нее разговоры других посетителей сливались в неразборчивый гул, создавая иллюзию анонимности, защиту от внешнего мира.

Глядя в пламя свечи, она планировала свои следующие шаги. Утро принесет новые возможности — поиски забытых заклинаний, встречу с новыми людьми и, быть может, даже столкновение с духами прошлого. Необходимо было собрать все свои знания и опыт, чтобы разгадать проклятие, от которого она так поспешно ушла. Да, она больше не хотела работать на графа Винтера — но ведь люди Исендора не виноваты! Целительница все еще может попробовать им помочь.

Таверна начала пустеть, и тишина угнездилась в укромных углах зала. Эстер еще раз проговорила в уме план на предстоящий день. Она смогла разговорить хозяина таверны, и тот поделился, что на границе с лесом есть старая, заброшенная церквушка, к которой приближаются только люди, которые хотят нажить проблем. Местные легенды предупреждают, что там пару веков назад зарезали ведьму, и оттого здание в нескольких местах обрушилось, часовня полностью ушла под землю. Пожалуй, она оттуда и начнет. Если это история о смерти некроманта, и все живое уже восстановилось, Эстер может найти там важную подсказку. Или просто познакомиться лучше с энергетической изнанкой этого несчастного места.

Эстер опустошила кружку и встала, оставив на столе несколько мелких монет для хозяина таверны. Уже направившись к выходу, она вдруг услышала краем уха, как за столом позади нее разгорелся разговор, где домысли и правда переплетались, как лоза винограда.

— Неудивительно, что сейчас появилась эта девица, — сказал один из посетителей, — после смерти старшего Винтера графу Кейну досталось целое состояние. С такими деньгами какую угодно невесту можно выбрать.

— Свадьбу, говорят, на равноденствие и сыграют, — присоединилась к нему женщина, ради такой сплетни оторвавшись от похлебки.

— Может, она сиротка какая? Чего ж до венца и переехала, срамное это дело…

Эстер застыла на мгновение, охваченная смесью удивления, недоверия и настороженности. Свадьба? С графом? Не про нее ли уже успели новости разнести? Это было столь же абсурдно, сколь и забавно. Исподтишка оглядев сплетников, онарешила исследовать их поближе.

Пройдя несколько шагов назад к столику, она присела на ближайший стул, вслушиваясь в их разговор.

— На такую свадьбу-то уж нужно будет посмотреть, — включилась она, ловко подбирая тон к их беседе, словно актриса, вливающаяся в роль.

— О, да! Вы только представьте, юная барышня в белом и наш мрачный граф. Как в сказке! — одобрительно кивнул один из собеседников, весело подмигивая. — Красавица и чудовище.

— Хм, интересно, — протянула Эстер, прищуриваясь, словно пытаясь вспомнить лицо из давно забытого сна. — И много про эту новую графиню известно?

— Ее видели только издали, знают, что блондинка, и держится, как благородная. Что странно, приехала совершенно одна, ни маменьки, ни папеньки, ни своры фрейлин… вот и думают, что граф в блаженную какую-то влюбился.

Эстер кивнула, как будто она просто еще один любопытный посетитель, согревающийся у очага чужими историями. Впервые в жизни ей захотелось магией скрыть свои светлые локоны, чтобы собеседники не начали ничего подозревать; но сейчас уже поздно, да и мало ли белокурых девушек можно встретить в северном графстве.

Тянет сделать глупость и ввернуть, что даже, будь байка про свадьбу правдой, в белом платье такую невесту не выведут. Второй раз белое все же не надевают; можно сшить что-нибудь нежно-лиловое… честно говоря, Эстер не задумывалась даже о такой перспективе еще.

Но она делает правильный выбор, такую чудесную сплетню оставляет при себе — не хватало разрастись этому образу от бедной сиротки до коварной вдовы. А она еще и ведьма! Кошмар, и кто же тогда больше похож на чудовище? А Кейн… а что Кейн, всего-то в могилах копается в свободное время, чем бы аристократ не тешился. Эстер уверена, что так и звучали ли бы дальнейшие разговоры.

Поэтому все же скрывается в очередной съемной комнатушке, не давая себе возможности только больше усложнить ситуацию.

***

Когда она спрашивает путь к храму у местных жителей, мгновенно даже в самых усталых глазах загорается неподдельный интерес. К любым чужакам относятся с опасением, а эта и вовсе проблем нажить хочет — туристических дорожек к этому месту уж точно не проложили. Эстер постоянно оглядывается, будто пытается поймать преследователя. Не проходит ощущение, что кто-то следит; паранойя чуть утихает, когда ведьма наконец приближается к лесу, но совсем не пропадает.

Под серым небом, скрытым за тяжелыми облаками, стояла заброшенная церковь. Старинное здание было погрязшим во времени и печали, и казалось, что его четыре стены удерживали секреты, тревожившие души тех, кто брался приблизиться к нему.

Путь к церкви был заросшим и запутанным, словно сама природа старалась скрыть это место от любопытных глаз. Вокруг церкви витало ощущение утраченной святыни. Стены, покрытые лишайником, казались искаженными от непреодолимой тяжести прошлого. Части здания обрушились, словно их за собой под землю пыталась утащить душа убитой ведьмы.

Эстер заходит во внутренний дворик церкви. Часовня, однажды служившая местом поклонения, полностью исчезла под мерзлым грунтом, оставив после себя лишь зияющую дыру и городскую легенду. Девушка осматривает стены храма, покрытые резными узорами и рушащимися фресками, которые когда-то символизировали веру и надежду. Теперь они кажутся искаженными и зловещими, словно передающими темную сторону этого места.

— И на чьей же стороне ты была? — спрашивает она, прикасаясь к разбитому столбу. Холод по пальцам проникает во все ее существо, и она невольно отдергивает руку.

«Не на твоей».

Что ж, это прекрасные новости. Никогда бы не подумала, что будет радоваться, что оказалась в погребальной темной ведьмы; Эстер уважительно склоняет голову, показывая свою уверенность и силу, желание разобраться в истории этого места, а вовсе не навредить ему.

Но получается, если спустя столько лет она смогла нащупать энергию погибшей некромантки в этом храме, ее проклятие полностью так и не пропало. Она все еще немым и мстительным призраком витает над крышами, и в траве, что проросла сквозь ее кости, алеют кровавые первоцветы. Неужели у Эстер нет шанса? Сколько времени, сколько сил она должна положить на алтарь спасения Исендора?

Эстер задерживает взгляд на поблекших росписях, где святые и демоны вечно сцеплены в молчаливой борьбе. Ветер ворует последние иголки с нагих ветвей старинных кипарисов, и они ложатся на землю, как невесомые следы людей ушедшей эпохи. Ее собственная тень падает на изогнутые черты каменных стражей, вцепившихся в стены, и кажется, будто их холодные глаза следят за ней, высекая ее судьбу в неумолимом камне.

Эстер опускается на колени на влажную землю внутреннего дворика, где древние камни усыпаны лепестками, чьи цвета — отблески весенних надежд и осенних печалей, теперь растворены в серых тенях сумерек. Она раскладывает перед собой инструменты ритуала — свечи, талисманы, и камни, покрытые мхом времени, когда-то согревавшиеся солнцем и теперь охлажденные морозами забвения.

Закрыв глаза, Эстер взывает к силам, что плетут причудливо-прекрасную ткань мира, и откуда-то из глубин веков приходит к ней эхо. Она открывает взор и видит перед собой энергетические нити, пульсирующие множеством оттенков — от нежного весеннего рассвета до темного фиолета бури. Каждая нить, словно живая лоза, опутывает камни и простирается к небесам.

Эстер протягивает руки, и ее пальцы касаются одной из нитей, но вместо того, чтобы сливаться с ее энергией, нить рассыпается, гниет прямо у нее в руках. Она берет другую, но и она растворяется в воздухе, оставляя лишь ощущение ускользающей влаги. С каждым касанием мир становится все более и более размытым, как будто сама сущность времени начинает разлагаться.

Паника охватывает Эстер. Она собирает оставшиеся обрывки нитей, пытаясь переплести их, пытается вдохнуть в них жизнь с помощью своей энергии, но они осыпаются, словно лепестки поминального венка, что несут в себе память о былом величии и сейчас лишь напоминают о безжалостном цикле жизни.

Тогда Эстер сглатывает ком в горле, и лихорадочно складывает обрывки уже знакомых, но потерявших силу заклятий, пытается мастерить что-то новое, строить ритуал заново. Ее шепот витает среди руин, и под звуки срывающегося голоса ведуньи начинает происходить чудо. Нити не восстанавливаются — они рождаются заново, пробуждаются от забвения и плетутся в новую ткань, уже не такую хрупкую, а крепкую и яркую.

Эстер продолжает говорить, и ее голос становится сильнее. Каждая нить, каждый узелок теперь пропитан новой силой, новым началом. И когда последний слог ее заклятия растворяется в тишине, перед Эстер уже не задушенный тьмой, разрушенный дворик, а переплетение живых, дышащих нитей — символ вечного возрождения, весенней нежности и памяти, бережно хранящей испытания прошлого. Эстер смотрит на ожившую перед ней картину, где каждая нить теперь искрится новыми красками, как если бы сама природа заново наносила кистями цветок на полотно мира.

Она поднимается, и руки ее уже не дрожат — они уверены и наполнены силой. Нити тянутся к ней, окутывая ее в вихре света, и она ощущает их тепло, словно они — лучи солнца, пробивающиеся сквозь утренний туман, или теплый ветер, который нежно касается кожи в первый день весны.

Вокруг нее энергетические нити танцуют, сплетаясь в ажурном венце над разоренной церковью. Теперь каждая из них несет в себе не только воспоминание о былой силе, но и обещание будущего — они как весенние первоцветы, что пробиваются сквозь землю, обещая новую жизнь после долгой зимы.

Ритуал завершается, и Эстер чувствует прилив облегчения и надежды. Часовня, когда-то похороненная под грузом чужих грехов, теперь свободна; целительница смогла подарить искупление земле, жаждущей весеннего обновления.

— Осталось только повторить трюк… пару сотен раз, — усмехается она, чувствуя, как к глазам подступают слезы радости и усталости. Так она действительно может поступить, но, скорее всего, сломается на третьей деревеньке. И это даже не говоря о сердце проклятия в поместье Винтеров.

Проскальзывает совершенно неуместная, оттого еще более навязчивая мысль: Кейн бы ей сейчас гордился.

Вот уж на кого равняться не стоит.

Вздохнув, Эстер оглядывается, наблюдает, как меняется общая реальность, поспевая за колдовской. Конечно, храм это не восстановит, но появилось ощущение, что по запыленному окну прошлись мокрой тряпкой: цвета будто стали ярче, воздух — ароматнее, жизнь взыграла в глубинах хвойного леса.

Большое достижение для маленькой ведьмы. И не нужно никаких усилителей, контрактов по соединению душ, некромантов с карими глазами…

Мысли Эстер прерывает неожиданный шорох откуда-то из кустов. Она собирается, готовая нападать и защищаться, если потребуется; ее немного потряхивает от масштаба потраченной силы, но показывать это не обязательно. Но через пару секунд на лице расплывается улыбка, и девушка протягивает руки вперед:

— Привет, родная! Неужели ты за мной сюда все это время следовала? Это же тебя я пару недель назад излечила?

На ведьму смотрела, слегка склонив острую голову, та самая черная пушистая лиса, встреча с которой Эстер так запомнилась. Этот зверек невольно стал символом проклятья, олицетворением последствий тьмы, покрывшей земли. Она даже и не думала, что вновь встретится с этой хитрой красавицей, тем более — под руинами храма-гробницы.

Лиса медленно выходит из зарослей, ее черный мех лоснится, а умные глаза устремлены прямо на Эстер. Существо движется с непостижимой грацией, свойственной только дикой природе, и в этом движении читается осторожность и какая-то неуловимая мудрость.

Эстер, наблюдая за лисой, почти забывает держать оборону — чувство взаимопонимания и связи с этим лесным созданием окутывает ее. Понимая, что лиса не представляет угрозы, она опускает руки и, полушутя, полусерьезно, говорит:

— Ну что, подруга, новостями делиться будем? Ты даже не представляешь, сколько всего я могу рассказать…

Лисица делает еще несколько шагов вперед, позволяя Эстер осторожно погладить себя по голове. Эстер замечает, как зверь начинает медленно отходить назад, оборачиваясь, чтобы убедиться, что девушка следует за ним. Лисица ведет ее сквозь забытые пути, мимо шепчущих трав и шелестящих лиственниц. Каждый шаг кажется обдуманным, и Эстер не может отделаться от ощущения, что это не просто благодарность зверя, но и немой совет: оставь этот храм, его эхо прошлого может быть тяжелее любого проклятия.

Похоже, мать-природа послала гонца, предлагая простое решение — тишина и уклонение от прямого контакта с темнотой. Ты уже навоевалась, дитя, оставь в покое тайны, которые тебе не принадлежат.

На окраине города лиса останавливается, и ее взгляд словно говорит: «Здесь и путь наш разойдется». Эстер чувствует благодарность, и когда она смотрит в глаза лисы, ей кажется, будто в них отражается мудрость всего мира с искоркой хаоса.

— Спасибо, подруга, — произносит Эстер тихо, когда лисица, последний раз на нее взглянув, разворачивается и исчезает среди деревьев, вновь становясь тенью в сгущающихся сумерках. — Если соскучишься снова, приходи. Может, фамильяром моим станешь.

Ведьма была готова поклясться, что что-то необычное в этой лесной хранительнице все же есть. Слишком осмысленный взгляд для простого зверька, и метка тьмы осталась даже после ритуала — хотя, похоже, она за ним наблюдала. Или пришла на зов знакомой энергии.

Она входит в город, чувствуя себя обновленной, уверенной в том, что пусть ее шаги и будут осторожными и тихими, они неизбежно приведут к свету, к победе над тенью, к восстановлению мира в Исендоре.

Приятно снова осознавать себя на верной стороне истории; не стыдиться каждого шага, не бояться поделиться историей с Ланой… девушка останавливается, пораженная мыслью, которая только сейчас прорывается сквозь поток моральных метаний.

Она так и не отправила письмо Лане! Оставила его на столе в библиотеке Кейна, думала, что утром все будет по-прежнему. Лихорадочно прокручивая в голове воспоминания о той ночи, Эстер пытается понять, рассказала ли она там что-то лишнее, что не должно попасть в руки графа? Он вскроет несчастный конверт, сомнений нет! Чего ему гнушаться, вряд ли это ниже его достоинства.

Взволнованная, она ускоряет шаг; конечно, ничего больше поделать она с этим не может, но сама мысль была ей неприятна. Подойдя к дверям таверны, Эстер остановилась на мгновение, чтобы перевести дух. Открыв дверь, она вошла в уютное помещение, где теплое освещение и запах жареного мяса смешивался с гомоном местных жителей.

Хозяин таверны, человек широкоплечий и крепкий, сразу же подошел к ней, вытирая руки чистым полотенцем.

— Вас искали, — сказал он тихим, но в то же время настороженным тоном.

Эстер остро почувствовала, как ее сердцебиение участилось. В ее голове вспыхнули мысли о том, что могло произойти, о том, кого могли послать за ней. Она слегка кивнула хозяину, спрашивая:

— И кому же я понадобилась?

В ответ хозяин кивнул в сторону укромного угла таверны. Там стоял высокий, плечистый мужчина в белоснежной церковной рясе. Его темные волосы контрастировали с чистотой его одежды, а кожа была смуглой, как у кого-то, кто провел много времени под солнцем. В его постоянно сканирующем взгляде была неимоверная сосредоточенность и чуть заметная жесткость.

Эстер насторожилась. Разве ее было, в чем уличить? Она осталась светлой, и ни разу не применила свои силы кому-то во вред. С другой стороны, Инквизиторы были непредсказуемы, и она знала это. С Кейном она действительно разорвала все связи, но мир ведьм и магов всегда был полон слухов и подозрений, и раз уж местные их чуть ли не поженили — могли ли усомниться?..

Инквизитор заметил девушку и шагнул в ее сторону.

— Мисс Эстер, я предполагаю? — начал он, его голос был уверен и глубок, каждое слово взвешенно и точно. — Меня зовут Тристан. Я представляю Инквизицию Святой церкви. Мне необходимо поговорить с вами наедине.

VIII. Сила

Эстер сдержала вздох облегчения, понимая, что он не схватил ее на месте или не прдъявил обвинений. Однако ее беспокойство не утихло — визит Инквизитора редко предвещал что-то хорошее.

— Конечно, Святой отец. Но позвольте спросить, что вас привело ко мне? — ее голос прозвучал тверже, чем она ожидала, и в нем читалась готовность к любому развитию событий.

Тристан слегка кивнул, признавая ее смелость, а затем медленно указал на небольшой столик в стороне от шумной толпы, где никто не сможет подслушать их разговор.

— Давайте перейдем туда, — предложил Инквизитор, его глаза блеснули при свете свечей.

Эстер, не теряя бдительности, последовала за ним к столику. Они уселись друг напротив друга. Взгляд Инквизитора был пронзительным, но не лишенным доброжелательности. Эстер не могла избавиться от ощущения, что каждый ее вздох, каждый жест изучали, взвешивали и анализировали.

— Я знаю о ваших похвальных делах, целительница. Ваши усилия в борьбе с темными силами не остались незамеченными, — начал Тристан, его голос был спокойным, но не лишенным налета пафоса.

Эстер почувствовала, как невольно села прямо, будто солдат. Расслабляться рано.

— Я благодарна за ваше признание, — ответила она, стараясь скрыть удивление. — Но неужели Инквизитор искал меня просто ради того, чтобы похвалить мои аграрные успехи? Я заставила пару деревьев цвести, и это привлекло внимание церкви?

Тристан наклонился вперед, его взгляд ожесточился.

— Верно подмечено, мисс Эстер. Ваши действия, хоть и направлены на благо, несут в себе больше риска, чем вы можете представить. И мы обеспокоены вашей безопасностью, а также возможным влиянием остатков темной магии, — его голос понизился до шепота. — Мы заметили странности в энергетических потоках, и все дороги вели к поместью графа Винтера, где вы работали. Скажите, после завершения ритуалов, вы не замечали ничего… странного?

Эстер взглянула на него пристально, прикидывая, сколько она может раскрыть. Ей требовалось быть осторожной, чтобы не выдать случайно какую-нибудь информацию, которая могла бы обернуться против нее самой.

— Я видела… некоторые аномалии, — призналась она, выбирая слова. — Но я уверена, что смогу их устранить. Каждое новое испытание делает мои заклинания только сильнее.

Тристан кивнул, его взгляд смягчился.

— Тогда, — продолжил он, — я бы хотел обсудить с вами детали. Мы должны убедиться, что ваши приключения не представляют угрозы для Исендора… или для вас, Эстер.

То, как он продолжал постоянно называть ее по имени, ее начинало раздражать.

— Я понимаю серьезность ситуации, Инквизитор Тристан, — она очень постаралась не звучать, будто его передразнивает, — тем не менее, мне хотелось бы знать, какую именно помощь вы можете предложить в обмен на эту информацию?

Тристан наклонился назад, было видно, что он остался доволен ее благоразумием. Думал, что будет сопротивляться.

— У нас есть ресурсы, — ответил он. — И информацию, которой мы обладаем, могут дать не все. Мы можем предложить вам защиту и поддержку в ваших исследованиях и ритуалах. Уверен, вы знаете, что сотрудничество с Церковью может принести вам множество преимуществ.

Эстер кивнула, понимая, что предложение Инквизитора — это не просто благосклонность, это стратегический шаг Церкви, желание иметь союзника среди тех, кто владеет магией, даже если это и светлая ее сторона.

— Я согласна, — сказала Эстер после краткой паузы. — Взаимопомощь кажется разумной. Как мы можем устроить нашу встречу, чтобы обсудить детали?

Тристан улыбнулся, и его улыбка была сдержанной, но искренней.

— Давайте встретимся завтра утром. Я пришлю за вами кого-то из моих людей. Они проведут вас в безопасное место, где мы сможем спокойно поговорить.

Эстер кивнула, улыбнувшись Тристану с вежливым уважением, ее мысли же кружились в хаотичном водовороте волнений и предположений. Когда она поднялась, чтобы уйти, ее шаги казались уверенными и спокойными, но внутри все рушилось, ее одолела смесь облегчения и неясной тревоги.

Радовало, конечно, что встреча с Инквизитором не обернулась немедленными обвинениями или худшими последствиями, какие только могли прийти на ум ведьме в ее положении. Тем не менее, с каждым шагом к своей комнате Эстер все больше осознавала, что ее связь с Кейном может стать угрозой даже после разрыва.

— Церковь никогда не доверяет полностью тем, кто когда-либо был связан с темными силами, — прошептала она себе, открывая замок.

Закрыв за собой дверь комнаты в таверне, Эстер облокотилась на прохладное дерево, пытаясь утихомирить разбушевавшееся сердцебиение.

— Все будет в порядке, — убеждала она себя вслух, словно пытаясь пересилить собственные сомнения. — Церковникам можно верить. Они защищают этот мир так же, как и я.

Однако глубоко внутри продолжала гнездиться неясная тревога. Работа с Кейном, возможно, была прекращена, но девушка не могла быть уверена, что ее последствия не обернутся против нее самой, ее семьи или даже Кейна, если Тристан или кто-то из его людей все же узнает о прошлом. Как бы они отреагировали, узнав, что она была связана с некромантом? Смогут ли они отделить ее нынешние добрые намерения от теней прошлого, как семена от плевел? Черт, она ведь даже ничего не сделала!.. А все равно тревожится.

Целительница сняла плащ и опустилась на край кровати, все еще слыша в ушах эхо обещаний Инквизитора. На мгновение ей показалось, что в его словах звучит скрытая угроза. Это все Ирви с его речами о кострах и преследованиях. Ей не о чем беспокоиться! Не о чем беспокоиться…

Эстер глубоко вздохнула и закрыла глаза, пытаясь обрести мир во сне, хотя чувство тревоги так и стелилось липким туманом в ее сознании. Завтра она встретится с Тристаном, или кого он там пришлет ее искать, и ей необходимо будет быть максимально осмотрительной и дипломатичной, чтобы защитить себя и тех, кого она любит.

И того, кого презирает.

***

Солнце уже давно было в зените, когда Эстер сидела за столом в углу таверны, уткнувшись в кружку, сделав всего несколько глотков. Ее взгляд прикован к двери, и каждый новоприбывший гость заставляет ее сердце совершать прыжок. Она знала, что встреча с Тристаном влечет важные последствия, но количество часов, проведенных в ожидании, начинало давить на нее, как тяжелый плащ. Эстер понимала, что каждый ее нервный взгляд вызывает все больше подозрений у хозяина таверны, который уже несколько раз мимолетно рассматривал ее с явным недоумением.

Лица гостей сливались в однообразную массу, никто не казался посланцем Тристана, и наконец, Эстер решила, что больше не может сидеть без дела. Она поставила недопитую кружку на стол и, бросив на стойку пару монет, вышла из таверны.

На улице было прохладно и свежо. Ветер играл в голых ветвях деревьев, которые едва начали покрываться тонкими темно-зелеными почками. Эстер направилась к городской реке, где шум воды обещал уединение и покой.

Придя к реке, Эстер остановилась, чтобы вдохнуть прохладный воздух, который пах водой и сыростью земли. Река текла спокойно, отражая небо, испещренное серыми облаками. Там, где солнце пробивалось сквозь тучи, вода искрилась серебром, но большую часть времени она была тусклой и серой, как сталь.

Эстер пошла вдоль берега, смотря, как вода обволакивает камни и ветки, оставленные зимними наводнениями. Она ощущала, как серость и мрак небесного полотна откликаются в ее душе. Мир вокруг ее, казалось, замирал в преддверии весны, но все еще крепко держался за холодные оковы зимы.

Эстер села на берегу, где старый ивовый пень раскинул свои широкие, обветренные корни. Ее пальцы невольно скользнули по шершавой поверхности древесины, изуродованной временем и стихиями. Вода шептала у нее под ногами, бесконечные вариации одного и того же древнего рассказа о течении и перемене.

Мир вокруг нее казался приглушенным, будто весь шум города, беспокойство таверны и тяжесть ожидания были заглушены здесь.

Она знала, что не может бежать от своих страхов, но и не собиралась сдаваться им. Как река, она должна была течь вперед, через препятствия, вокруг камней, иногда медленно и спокойно, иногда стремительно и энергично. Эстер понимала, что ее связь с Кейном может преследовать ее, но она также знала, что не может позволить этому определить ее будущее. Она сильнее своего прошлого и смутных страхов, которые оно вызывает.

Эстер спускалась по крутому склону к самому краю реки, где вода беспрестанно целовала древние камни, упорно и неумолимо формируя их форму на протяжении столетий. В этом месте, укрытом от глаз города обрывом, было тихо, и Эстер чувствовала себя достаточно спокойно, чтобы дать волю своим мыслям и эмоциям.

Склонившись над рекой, Эстер погрузила руки в холодную воду. Ее пальцы затрепетали, когда вода обволокла их, и она закрыла глаза, сосредоточившись на своем дыхании и энергии, которая пульсировала в ее венах. Ведьма попыталась представить, как ее сила, ее дар отделяется от нее и уходит по течению, неся с собой тяжесть прошлой связи с Кейном и омрачающее присутствие его магии. Это было что-то вроде ритуального очищения, медитации на воде, в поисках освобождения от проклятий.

Внезапно тишину нарушил легкий шорох. Эстер открыла глаза и обернулась. Там, среди теней и корней деревьев, стоял мальчик-подросток, его одежда была потрепана, а глаза ожидающе смотрели на Эстер.

— Ирви? — удивилась она, узнавая ученика Кейна.

Он явно чувствовал себя не в своей тарелке, стоя перед целительницей, но его присутствие здесь не могло быть случайностью. Ирви нервно перебирал пальцами и избегал взгляда Эстер, ее вопросительный взгляд заставлял его тревожиться еще больше. С каждым его прерывистым вздохом было понятно, что он действительно боится передать важное послание.

— Мастер Кейн… он очень за вас переживает, — начал Ирви, его голос чуть заметно дрожал. — Он послал меня с этим, — Ирви протянул мешочек, который слегка звякнул монетами при прикосновении. — И просит встретиться на нейтральной территории. На кладбище, этой ночью… будет полнолуние.

Эстер медленно взяла мешочек, на мгновение почувствовав вес золота в своей руке. Ее взгляд перешел с мешочка на Ирви. Кладбище при полнолунии — место и время звучали как приглашение к чему-то таинственному и потенциально опасному.

— Кейн в ярости, — продолжил Ирви, его глаза бегали, и он явно старался контролировать свои эмоции. — Но он понимает, что силой вас вернуть не сможет. Он… он хочет встретиться и предложить новые условия союза.

Слова «новые условия» заставили сердце Эстер биться быстрее. Какие условия мог предложить некромант, и что они могли означать для ее будущего? Могла ли она доверять Кейну после всего, что произошло между ними?

Следующие слова Ирви вырвались из него, словно он не мог удержать их в себе:

— Он сказал, что это важно. Что у нас обоих могут быть проблемы… если вы не согласитесь встретиться.

В глазах Ирви читалась не только спешка, но и страх — страх не столько за себя, сколько за Эстер. Возможно, он и правда знал больше, чем должен был, и теперь эта тяжесть знания вынуждала его быть еще более осторожным в своих словах.

Эстер чувствовала, как в ее жилах течет холод. Она знала, что Кейн не был бы так настойчив, если бы не чувствовал истинной угрозы — или не видел для себя выгоды. Ее первый порыв был отвергнуть встречу, но инстинкт подсказывал, что игнорировать приглашение могло быть еще опаснее.

— Скажите мастеру Кейну, что я буду там, — тихо сказала Эстер, вглядываясь в лицо Ирви. — Но пусть он знает: я приду на своих условиях. И если у него есть в виду какие-то игры… я быстро закончу их.

Ирви кивнул. Разговор был закончен явно быстрее, чем планировалось, и подросток быстро отвернулся, чтобы уйти, все еще шепча что-то вроде извинений или благодарности. Эстер долго следила за ним, пока его фигура не растворилась в дымке, вплетаясь в ткань полуденного леса.

Оставшись одна, Эстер стояла у берега, держа мешочек с монетами. Они были тяжелым напоминанием о том, что Кейн все еще оказывает влияние на ее жизнь, даже не будучи физически присутствующим. Встреча, намеченная ночью, звучала, как обещание или угроза — и возможно, то и другое одновременно.

Поддавшись тихой грусти, она рассматривала течение реки, которое казалось бесконечным и неизменным, в отличие от собственной жизни, полной перемен и неопределенности. Эстер знала, что река, как и время, несет все вперед — беспечные листья осени, ледяные осколки зимы, и теперь, в марте, она несла обещание новой жизни и новых начинаний.

Закрыв глаза, Эстер позволила себе на мгновение утонуть в шуме природы, пытаясь найти в нем утешение и мужество для предстоящей встречи. Сознание Эстер вернулось к наболевшим вопросам, когда она осознала, что встреча с посланником Инквизиции так и осталась в подвешенном состоянии. Эти мысли заставляли ее сердце биться в такт с быстрыми шагами, когда она направилась обратно к таверне.

Ей было необходимо демонстрировать образ примерной вдовы, женщины, полностью отданной благочестивой жизни, ведь в глазах церкви и общества она должна была оставаться непорочной и непоколебимой. Время спасения ее души и покаяния было сейчас важнее, чем когда-либо, учитывая возможную угрозу со стороны Инквизиции.

Вдох и выдох. Эстер напоминала себе о добродетелях и о том, что в ее жизни было светло и чисто. Она напоминала себе о годах служения обществу, о благих делах, воспитании маленькой Ланы и заботе об отце. Все это должно было создать вокруг нее ауру праведности, которую так ценила церковь.

Подойдя к таверне, Эстер взглянула на свои руки, словно проверяя, не осталось ли на них улик. Она поправила одежду, выровняла дыхание и вошла в помещение с настолько миролюбивым выражением лица, на которое только была способна со своим характером.

Внутри таверны было тепло и светло от огня, пылающего в камине. Хозяин, увидев ее, нахмурился, но Эстер подошла к нему с почти блаженной улыбкой.

— Прошу прощения за утро, — сказала она мягким голосом. — Я задумалась о вечных истинах и не заметила, как время прошло. Будьте добры, горячего чая, пожалуйста, и кусочек хлеба.

Удивленный, и окончательно убежденный, что приютил сумасшедшую, хозяин кивнул и отправился выполнять ее просьбу. Эстер села за столик у окна и с мечтательным выражением лица уставилась в пустое небо. Она знала, что в такие моменты важен каждый жест и взгляд, и если Инквизитор или его агенты ее наблюдают, то пусть увидят ее такой, какая она хочет казаться — набожной, искренней и далекой от всякой ереси.

На самом деле, ее мысли были где-то далеко, борясь с беспокойством о предстоящей ночной встрече с Кейном и скрытой угрозой, которую представляла Инквизиция. Но сейчас ей нужно было все это отложить в сторону и сконцентрироваться на сохранении своего нынешнего мира, даже когда ветер перемен уже звучал в ее ушах. Эстер взяла в руки чайник с горячим чаем, который хозяин поставил перед ней, и налила себе в чашку. Пар поднимался над чашкой, и она сделала глоток, чувствуя, как жидкость обжигает губы и язык. Ауч.

В таверне нарастал вечерний гомон, уже знакомые посетители сменились новыми лицами, и каждый раз, когда дверь открывалась, Эстер поднимала взгляд, пытаясь уловить лица тех, кто мог быть посланником Инквизитора. Но ни одно из них не вызвало у нее подозрений, и она вновь возвращалась к своим раздумьям.

Снаружи начало медленно темнеть, и фигуры на улице становились все более размытыми и таинственными. Эстер оставалась неподвижной, ее взгляд теперь полностью сосредоточен на стенках кружки напитка, заказанного, чтобы окончательно не взбесить хозяина, но ее уже полностью был поглощен перспективой полуночной встречи с Кейном.

Время шло, и ожидание становилось невыносимым. Она понимала, что обещанной встречи с посланником Инквизитора не будет. Может быть, это был чей-то злой розыгрыш или, хуже того, тест, организованный самим Тристаном, чтобы проверить ее терпение и наблюдательность. В любом случае, она чувствовала, как разрастается ее злость.

Теперь, когда стемнело, Эстер вышла из таверны, ее шаги были уверенными и наполненными решимостью. Ее путь лежал через город к древнему кладбищу, где вековые деревья и мрачные надгробия находились в постоянном молчаливом диалоге с луной и звездами.

Подняв взор к небу, Эстер заметила, как луна начинает свое восхождение, ее серебристый свет пробивался сквозь разреженные тучи. Полнолуние наступило.

Кладбище встретило ее тишиной, которая нарушалась лишь шорохом и легким ветром, шептавшим среди деревьев. Эстер вдохнула холодный воздух, наполненный запахом земли и увядших цветов. Она чувствовала, как каждая клетка ее тела напрягается в ожидании неизбежной встречи.

Среди мертвых, спящих под каменными плитами, Эстер искала живого — Кейна, владыку мертвых. Ее мысли были сосредоточены на предстоящем разговоре, на том, какие слова нужно сказать, какие условия предложить или отклонить. И почему-то… почему-то в груди щемило. Ведьме не хотелось об этом даже думать.

Наконец, посреди кладбища, у старинной разрушенной капеллы, Эстер увидела фигуру, которая ждала ее в тени. Сердце ведьмы забилось сильнее, и она сделала еще несколько шагов вперед, чтобы престать перед своей судьбой.

Кейн увидел ее — и ухмыльнулся.

IX. Отшельник

Кладбище поглотила тишина, которую иногда нарушал лишь шум листьев, шелестящих под ночным ветром. Кейн стоял у края могильных плит, его фигура казалась размытой и призрачной в лунном свете. Рядом, Ирви был поглощен работой, его молодые руки аккуратно раскладывали символы и закладывали компоненты для ритуала.

— Миледи, — произнес Кейн, его голос звучал мягко и вкрадчиво, будто он пытался ее загипнотизировать. — Я уже волновался, что вы не придете.

— Я думала об этом, — признается девушка. — Решила, что хочу посмотреть, каким способом попробуете меня завоевать обратно.

— Или просто осознали, что со мной лучше сотрудничать, а не враждовать?

Эстер стояла неподвижно, не показывала своего волнения, но в глубине души ощущала беспокойство. Ей было важно скрыть свои истинные чувства — Кейн по-прежнему оставался для нее загадкой, и где-то в глубине души она все еще не могла разобрать свое отношение к этому мрачному владыке мертвых.

Он приблизился к ней, и его присутствие было ошеломляющим. В каждом его движении была некая грация и уверенность, которые не могли оставить Эстер равнодушной.

— Я не просто некромант, Эстер, — продолжил он, и лунный свет преломился в радужке его карих глаз, придавая ему совершенно неземной облик. — Я хранитель древних знаний, и я могу научить вас, как использовать их для блага. Но для этого вам нужно вернуться в поместье. Вы слишком ценна, чтобы скрываться и терять свой дар впустую.

Кейн делал ставку на ее любознательность и жажду знаний, он знал, что эта сторона ее натуры к нему тянулась. Однако Эстер не собиралась так легко поддаваться его очарованию.

— И вы думаете, что представление начнется, когда я скажу «да»? — ее голос был спокойным, но в нем читалась скрытая издевка. — Вы знаете, я не могу принять ваши слова на веру, граф Винтер.

В этот момент Ирви начал произносить заклинание, его голос дрожал, но был полон фальшивой решимости. Он почти кричал, стараясь так самого себя убедить в собственной непоколебимости. Вокруг могилы земля слегка задрожала, и в воздух поднялся столб пыли, так что Ирви закашлялся. Кейн оставил парнишку на волю судьбы, больше обращая внимания на главную звезду сегодняшнего вечера — Эстер. Его глаза словно пытались проникнуть в ее душу, он искал уязвимую точку, на которую он мог надавить и подчинить девушку себе окончательно.

— Миледи, вы великолепна, — улыбается Кейн, хищно сверкая зубами, — особенно в искусстве отрицания собственных желаний.

Раздался треск, Ирви тихо выругался. Эстер следила за молодым некромантом, чувствуя, как в воздухе зарождается нечто могущественное и древнее. Она не могла отрицать внутреннее волнение, которое вызвала эта мистическая сцена, даже если в глубине души протестовала против самой идеи воскрешения — поднятия? — мертвых.

Ирви закончил заклинание, и на мгновение вокруг наступила полная тишина — такая глубокая, что даже ветер, казалось, замер в ожидании. Затем земля на могиле поднялась, и из нее выглянула бледная рука, будто пронзенная лунным светом.

Кейн улыбнулся, словно художник, созерцающий свое творение. Он обратился к Эстер, его взгляд был полон торжества.

— Говорил же, способный парень. Видите, что мы можем сделать вместе? — сказал он. — Это лишь начало, Эстер. Представьте, какие горизонты откроются перед нами, если мы станем работать вместе. Мы войдем в историю — и в том числе, из-за ваших глупых, благородных дел…

Эстер смотрела на поднимающуюся из могилы фигуру, испытывая смешанные чувства. Она не могла отрицать мастерство Ирви и могущество Кейна, но ее собственные убеждения и моральные принципы протестовали. Она сделала шаг назад, ощущая, как расширяется пропасть между ней и графом, несмотря на их близость.

— Мои глупые, благородные дела — это все, ради чего мне даровали эту силу, — глухо произносит она, не понимая, куда ей смотреть — на выползающий из могилы труп, на паникующего Ирви, на довольного Кейна? — Найдите себе другую глупую светлую, и может быть, ей хватит вашей улыбки, чтобы продать все свои принципы.

Эстер делает шаг прочь, и в этот момент она действительно готова отказаться от всего — от денег, от славы, от великой миссии по спасению Исендора, от искорок в карих глазах графа-отступника. Уйти отшельницей в леса, в обнимку с лисицей дождаться рассвета и отправиться в родной Флистан с карманами, полными позора. Она слышит, как шуршат камни, скатывающиеся обратно в яму, откуда пытается выкарабкаться чье-то бренное тело. Бедняга уже начал разлагаться, и одну руку он сломал, пробивая крышку собственного гроба. Эстер просто не могла участвовать в таком. Не могла.

Но когда она пытается отступить, Кейн хватает ее за запястье — поразительно смелый жест, скандальный, если быть честной; кажется, он впервые к ней прикасается так, не через перчатки, не сквозь ткань платья, и в этот раз его руки не несут нежности. Только приказ.

— Миледи, — не скрывая ярости, едва не переходя на рык, говорит он, и резко дергает Эстер за руку, притягивает к себе, — почему вы так боитесь собственной тени? Как там говорят священники — без света нет тьмы?

— Вы не понимаете, Кейн, — сдерживая трепет в голосе, проговорила она. — Или понимаете, но вам это безразлично. Моя тень — это не то, чего я боюсь. Я боюсь, что без моего света, ваша тьма поглотит все вокруг.

Кейн сжал ее запястье чуть крепче. Некромантия давала ему силу над смертью, но не над живой душой такой, как Эстер.

— Мы ведем одну войну, но с разных флангов, Эстер. Вы лечите, а я… я возвращаю. Мы оба знаем, что без смерти не может быть жизни. Ваш свет… — он замешкался, словно теряясь в глубине ее взгляда, — он нужен мне.

Есть все же ирония в том, что Кейн рассматривает ее как свою антитезу, но также и как необходимую часть своего мира. Эстер понимала, что врагов много, и в этом безумном балансе между жизнью и смертью они были вынуждены сотрудничать, чтобы сохранить тонкую грань, разделяющую порядок и хаос. Произойди этот разговор в каком-нибудь, даже погибающем от проклятия, саду, она бы растаяла, как лед на солнце — но они все еще на кладбище.

И Ирви, похоже, закончил работу над своим новым слугой.

Когда-то это был мужчина средних лет, и, судя по куску головы, которого просто не хватало, умер он не от старости. Кости торчали обломками из открытых ран, и он пустым взглядом замутненных глаз смотрел на Ирви сверху вниз, ожидая приказов. Его новый мастер стоял, дрожа всем телом, и ни слова не мог выдавить — заикался так, что этот набор звуков ни на каком языке бы словами не сочли.

Кейн от гордости разве что не засветился, и хватка на руке Эстер мгновенно ослабла — так что она воспользовалась возможностью и вырвалась. Не будь она целительницей, остался бы синяк.

— Хватит с меня, — отрезает девушка, и с наслаждением, с размахом дает некроманту звонкую пощечину.

Мужчина пораженно прижимает ладонь к щеке, где еще пылает след удара — и с ужасом Эстер наблюдает, как эмоции на его лице меняются. От неверия к интересу, и затем — к восторгу.

— Вот о чем я говорил, — улыбается граф, и ночь скрывает алеющую метку на его коже. — В вас пылает огонь, миледи.

Сердце Эстер распадается на куски прямо здесь, на отдаленном погосте. Злость, бурлящая в ее груди, на мгновение заволокла ей глаза. Ведьма понимает, что зернышко тьмы в ее душе начинает прорастать.

Как Кейн и хотел.

Но вот Ирви не обращает на сцену внимания, его лицо светится энтузиазмом, он подает знак рукою, и труп начинает подниматься выше, осыпая землю с плеч и груди, потрескавшаяся кожа на лице обтягивает кости, словно тонкий бумажный покров. Эстер втягивает в себя холодный воздух ночи, ей кажется, она готова бежать, просить о помощи кого угодно. Лишь бы спастись от ужаса, который разворачивается перед ее глазами.

— Ирви, осторожнее! — кричит Кейн, понимая, что что-то не так. Обычно мертвецы вставали медленно, с печальной покорностью. Но этот… этот срывался с земли с яростью неистовой бури. Ирви, ослепленный собственной властью, не обращает внимания на слова учителя, его глаза сияют, как звезды.

Труп поднимается в полный рост, и в этот момент его тусклые глаза внезапно наполняются светом. Он рывком взмахивает рукой, и Ирви взвизгивает, падая назад, когда мертвец хватает его за горло. Время будто замерло, и Эстер чувствует, как ее сердце бьется где-то в глотке, не в силах вырваться наружу.

Кейн без колебания произносит заклинание, и темные искры сыплются из его раскрытой ладони, образуя перед Ирви невидимую преграду. Мертвец отпрыгивает, будто ужаленный, и его руки бессильно свисают вдоль тела. Парнишка без сознания падает на землю, и его голова приземляется опасно близко к одному из камней из разворошенной могилы. Чудом Ирви не разбивает себе череп.

Но тотчас же восставший делает нечто, чего никто не ожидал. С невероятной ловкостью, чуждой усопшему существу, он срывает с земли лопату, которая валялась рядом, и с силой, которая могла бы пробить доспехи рыцаря, швыряет ее в Кейна. Лопата рассекает воздух, словно гильотина. Кейн, обращенный взглядом к своему ученику, слишком поздно осознает опасность. Стальное лезвие врезается ему в грудь, и от удара он отлетает назад, спиной на землю. Ткань дорожного костюма мгновенно намокает, багровеет от крови.

Нет, нет, нет, только не это…

Эстер тянет броситься к раненому, спасти, залатать; но изуродованные останки, поднятые из могилы чужойволей, не станут останавливаться на двух людях, если можно убить и третьего.

Она остается единственной, кто может отправить его обратно в могилу.

Из кладбищенской земли пробиваются зеленые ростки. В считанные мгновения они превращаются в густые лианы и плющ, стремительно обвивая конечности трупа. Но тот, обладая силой, что подвластна лишь ушедшим из жизни, с ревом разрывает растения, будто они были лишь нитями паутины. Колдовские лианы и плющ не сдерживали его, побеги лопались и рассыпались, словно сухие ветки под натиском бури.

Эстер отступает на шаг, понимая, что гербарием здесь не обойдешься — нужно засунуть пацифизм глубоко себе в душу, и биться на смерть. На вторую подряд. Против такой твари нужны не уловки, а сила, грубая и прямолинейная. Сжав руки в кулаки, она жмурится, стараясь сосредоточиться, вызывая внутри себя всю светлую энергию. Ведьма заставляет себя думать о самых радостных воспоминаниях, отгораживается на секунду от происходящего ужаса, представляет перед собой родной дом… маленькую Лану… взгляд любимого жениха за секунду, как она согласится стать его навеки. Все, за что она еще держится, как личность. Ее тело начинает сиять изнутри, как треснувший фонарь, сквозь щели которого просачивается свет.

Эстер произносит новое заклинание. Вокруг ее рук собирается шар чистого света, который она с силой запускает в нападающего. Удар поражает его прямо в грудную клетку, и на секунду кажется, что существо замирает.

Но с рыком закрывает ладонью сломанной руки себе глаза, и движется вперед.

Тот вновь поднимается, и Эстер чувствует, как отчаяние начинает захватывать ее. Она должна действовать быстро, пока Кейн жив, пока у них еще есть шанс.

Складывая пальцы в подобие замка, ведьма истово шепчет, не замечая, как с ее ресниц срываются слезы. Она разъединяет пальцы, и свет окутывает мертвеца, как саван — еще раз. Эстер слышит, как трещит, загораясь, ткань, чувствует запах горелой разлагающейся плоти.

Девушка чувствует, как ее силы истощаются, но она знает, что не может остановиться. Она бросает взгляд на Кейна, который лежит неподвижно, его дыхание еле слышно, но он жив. Ее решимость укрепляется, и она сжимает зубы, увеличивая мощность своего заклинания. Восставший сгорает, как на погребальном костре — он пытается прорвать купол, но лишь пеплом осыпается под опаленные надгробия. Свет гаснет, и тьма стремительно возвращается в свои владения.

Магии в Эстер почти не осталось, она в который раз выплеснулась вся, без остатка, не заботясь о собственном состоянии и благополучии. Энергии хватит, чтобы восстановить либо себя, либо Кейна — и выбор очевиден.

Эстер бросается на колени рядом с раненым мужчиной; он лишь чудом еще жив. Может, смерть не так уж и стремится забирать некромантов. Та самая лопата еще торчит из его груди, и девушка извлекает ее щелчком пальцев, зная, что сейчас начнется самая сложная часть.

— Оставайся со мной, — приказывает она Кейну, впервые обращаясь на «ты» и даже не замечая этого; не до этикета!..

Винтер едва глаза открывает, и, увидев нависшую над ним Эстер, пытается что-то сказать, но он настолько слаб, и в горле тоже уже скопилась кровь — он жестоко закашливается, и чуть не захлебывается. Девушка поворачивает его голову на сторону, чтобы тот хоть что-то сплюнул, и кладет руку графу на грудь.

— Пожалуйста, — шепчет она, наклоняясь так, что ее растрепавшиеся белые локоны оказываются концами в алом. — Пожалуйста…

Молит Кейна, чтобы не посмел умереть. Молит мать-природу о помощи.

Молит себя — не ошибись.

Эстер тянется всей душой к мужчине в ее руках, она слышит сердцебиение, пытается повторить ритм дыхания, словно готовясь подарить ему часть своей жизни. Как тогда, в храме, линии жизни просто рассыпаются при малейшем прикосновении. У некромантов почти нет связей с живым миром. Его сила просто сопротивляется воздействию Эстер — и он лежит, мучаясь, на границе между двумя мирами, в минуте промедления от непоправимой трагедии.

Но она уже знает, что делать. Сжав зубы, рыдая от напряжения и ужаса еще не случившейся потери, Эстер представляет, как из ее груди, из живого, бьющегося сердца протягивается новая нить. Изумрудно-зеленый луч обвивает опустившуюся грудь Кейна, и целительница выливает поток энергии в некроманта через этот хрупкий канал. Отдает часть своей души.

С каждым словом заклинания, с каждой каплей слез, кожа под ее руками начинает медленно сшиваться. Разорванные ткани воссоединяются, кровь прекращает свое зловещее течение, и цвет лица Кейна медленно, но верно переходит от смертельной бледности к слабому румянцу. Ее губы перестают двигаться, и некромант вглядывается в нее, будто впервые видит.

Внезапно, Эстер ощущает, что теряет сознание, силы покидают ее. Она делает последний отчаянный рывок, вкладывая в ритуал всю свою боль, самоотверженность и страсть. И тогда все вокруг затихает — дрожа, она опускается на землю, голова ее клонится к плечу Кейна, и в этот момент мир для нее замирает.

Какое-то время они лежат так, как будто время остановилось для обоих. Жизнь нехотя возвращается к Кейну. Он старается отогнать оцепенение и боль, и обнаруживает, что его рука движется, пусть и медленно. Он приподнимает слегка голову, чтобы увидеть Эстер, без сознания, с испачканными землей, кровью и пеплом волосами и платьем. За ее спиной лежит орудие убийства — треклятая лопата Ирви.

Медленно, сопротивляясь боли в каждой клетке тела, Кейн находит в себе силы подняться на локоть. Некромант тяжело и неглубоко дышит, еще ощущая холод металла между ребер. Нахмурившись, он осматривает девушку, пытаясь найти разгадку или подвох. Зачем?..

Она лежит без сознания, ее дыхание едва заметно поднимает грудь, и на мгновение ему кажется, что ей почти удалось взять его за руку и отвести от темного пути. Мужчина чувствует, как уязвимость прокрадывается в его сердце, место, которое он давно запер на все замки.

— Я вас недооценил, миледи, — шепчет он, и морщится, сглатывая кровь.

С другого конца погоста наконец раздаются полные страдания и ужаса звуки. Ирви обводит взглядом кладбище, и видит, что теперь оно пусто и безопасно — никаких зловещих теней или восставших мертвецов. С облегчением он вздыхает, но тут же бледнеет, осознавая, что мог бы натворить; с опаской вопрошает, издалека не сразу понимая, в каком состоянии Кейн и Эстер:

— Учитель?.. Мисс… в-вы живы?

— На твою беду, — отвечает Винтер таким тоном, что даже любопытная ворона, застывшая на одной из веток неподалеку, взлетает, испуганная. — Молись, чтобы Эстер очнулась раньше, чем я тебя четвертую.

Такие угрозы от Кейна невольно звучат чуть весомее обычного.

Он ведь потом даже после смерти в покое не оставит.

X. Колесо Фортуны

Эстер приходит в сознание в самый неподходящий момент. Веселая компания из кашляющего кровью некроманта-старшего, поскуливающего от боли в голове младшего, и чудом не самоуничтожившейся ведьмы направляется бог знает куда, и Кейн несет Эстер, прижимая девушку к груди. Кривится, когда невольно задевает еще свежий шрам, но Ирви такую драгоценную ношу не доверяет.

Руки у графа неожиданно сильные, и Эстер сквозь туман своего истощения замечает, что прикосновение хоть и уверенное, но очень осторожное — Кейн будто бы боится сделать ей больно. Впервые.

Они останавливаются в заброшенном парке, где деревья стоят как памятники былому величию, сучья обнажены и извилисты, словно дряхлые руки, простирающиеся к небесам в молчаливой мольбе о дожде. Эстер едва чувствует свое тело, и ей помогают опуститься на холодную скамью из камня. Ирви становится позади, явно опасаясь, что она снова потеряет сознание и просто сломает шею при падении.

Кейн начинает нервно ходить туда-сюда, не способный сдержать тревоги. Он молчит, но Эстер видит, что вопросы крутятся в его голове, словно вихрь, который сейчас вырвется наружу.

И вот, наконец, он останавливается, смотрит на нее, и его голос звучит неожиданно мягко:

— И что же вы натворили, миледи?

— Вот и вся благодарность, — вздыхает Эстер, прижимая ладони к вискам, пытаясь сосредоточиться — все перед глазами плывет, будто ее укачало.

— Благодарность? Вы чуть не умерли! — Кейн разводит руками, пораженный, что ему еще смеют перечить по поводу такой очевидной истины. — Что вы сделали, что это было за заклятье?

— Я вам жизнь спасла, — она смотрит на него снизу вверх воспаленными глазами, и хочет сейчас только лечь спать, а вовсе не вести драматичные беседы. — Неужели это что-то непостижимое? Если бы мне в грудь лопату воткнули — вы бы меня там и оставили умирать?

Граф останавливается и смотрит на ведьму с выражением, которое ей сложно прочитать.

— Нет, конечно. Вас бы я не посмел бросить. Но я удивлен, что вы решили спасти меня.

Кейн опускается на корточки перед скамьей, его глаза теперь на одном уровне с ее. Они полны тревоги и… благодарности?

— Простите мне наглость, но теперь я лишь больше настроен заполучить вас обратно. Вы готовы дать мне еще один шанс? — его голос низок и искренен, и в нем слышится нечто большее, чем просто вежливость или обязанность.

Эстер кивает, но ее уста изгибаются в усмешке.

— Только без планов по захвату мира, пожалуйста… хотя бы до оттепели, — отшучивается она, пытаясь избавиться от ощущения, что по своей воле возвращается в ловушку.

— Ваша воля, — Кейн почтительно склоняет голову и выпрямляется. — Надо же. Некромант в долгу у светлой ведьмы. Дожились, миледи. Что дальше? Солнце взойдет с запада?

Они смотрят на ночное небо, испещренное яркими звездами, словно тайными свидетелями их разговора. На явного свидетеля — беднягу Ирви — внимания почти не обращают; у Эстер сейчас просто сил не хватит от еще одного некроманта выслушивать речи о жизни и смерти, а Кейн и так на волоске от того, чтобы парнишку по разным шкатулкам домой отправить. Ирви тревожно теребит рукава своего плаща, на каждую фразу в разговоре реагирует, будто ждет, что вот сейчас, после точки ему и прилетит. Но обходится без насилия; пока эти двое слишком заняты друг другом. Осознают последствия. Пытаются при этом еще хоть какой-то декорум сохранить, хотя, казалось бы, после лопаты стесняться уже поздно.

Черенок еще-немного-и-орудия-убийства Кейн, кстати, о какое-то надгробие сломал, чтобы «случайно» ее в Ирви не метнуть.

Заботится о парнишке, ничего не сказать.

***

Дверь таверны «Заснувший дракон» распахнулась с характерным скрипом. Эстер и Кейн вошли внутрь, и на мгновение все беседы стихли, застыв в ожидании. Здесь, в доме путника, каждое новое лицо могло быть посланником новостей или вестником беды.

Эстер огляделась по сторонам, чувствуя невольное облегчение от возможности снова оказаться в цивилизованной обстановке после всех ночных потрясений. Она шла рядом с Кейном, чье обычно бледное лицо сегодня было особенно изможденным, следы крови на его одежде уже начали застывать характерной коркой.

— Ирви, — окликнул парнишку граф, — поднимайся и забери вещи Эстер. Она вернется с нами.

Вряд ли он был рад роли мальчика на побегушках, но все лучше, чем при каждом случайном движении учителя пригибаться и дергаться, надеясь уклониться от подзатыльника.

Кейн и Эстер подошли к стойке, за которой стоял хозяин таверны. Он протирал кружку кухонной салфеткой, когда они подошли, и остановился, встречая их взгляд.

— Проклятие старого храма снято, — сказала девушка, не вдаваясь в подробности о том, какой ценой это далось. — Место больше не опасно для жителей.

Хозяин таверны оценивающе посмотрел на них, его взгляд задержался на кровавых пятнах на одежде Кейна.

— Слава о ваших подвигах разойдется быстро, Кейн Винтер, — ответил он, складывая ткань. — Вы всегда приносите с собой великолепные новости. Если останетесь на обед, пообщаетесь с местными, много о себе узнаете.

Последняя фраза прозвучала, как смесь угрозы и отцовского наставления; Эстер фальшиво улыбнулась, услышав, как ее заклинание, ее достижения, ее головную боль и жуткую энергетическую ломку!.. мгновенно приписали графу, будто это настолько очевидно, кто в паре бледной маленькой блондинки и мрачного аристократа — одаренный. Кейн едва успел открыть рот, чтобы возразить, но тут же осекся — ведьма вцепилась в его запястье, и красноречиво потянула прочь, ближе к двери.

Эстер почувствовала, как плечи Кейна напрягаются от неодобрения, дискомфорта из-за внезапного внимания. Он предпочитал держать свои дела в тени, ведь в мире, где некромантия вызывала страх и подозрение, любая публичность могла быть опасной.

— Пойдем, — произнес он тихо, и они направились к выходу из таверны. За их спинами зазвучал шепот, полный спекуляций и догадок.

На улице было прохладно, и Эстер содрогнулась от утреннего ветра, который нес с собой запахи леса и дальних дорог. Она посмотрела на Кейна, чья сила воли была единственной причиной, по которой он все еще стоял на ногах после ужасов кладбища.

— Вы уверены, что не стоит хотя бы день отдохнуть здесь? — озабоченно спросила она. — Выглядите… неважно.

Кейн усмехнулся, скрытая боль едва пробиваясь сквозь его маску уверенности.

— Я переживу, — ответил он. — Но если захотите снова меня подлатать, не откажусь. Навести, так сказать, финишные мазки.

Они медленно пошли по улице, осторожно обходя лужи от недавнего дождя. Когда они приблизились к краю дороги, где стояла повозка, на которой они приехали, Ирви уже ждал их там, с вещами Эстер, аккуратно сложенными на сиденье. Как он проскочил мимо них — ведьма не знала, но быстро отмахнулась от этой мысли. Не до Ирви сейчас.

— Все готово, — заявил он, снова довольный и энергичный.

— Хорошо, — кивнул Кейн и помог Эстер забраться в повозку, затем последовал за ней. — Выезжаем. Время возвращаться домой.

Ирви залез на место возчика и натянул поводья. Повозка тронулась, и колеса зашуршали по гравию дороги.

В душе Эстер все еще штормило от пережитых событий, но одно было ясно — ее судьба теперь неразрывно связана с этими двумя магами, и только вместе они могли преодолеть тьму, расстилавшуюся над землей Исендора.

— Ну что, граф, и после сегодняшней ночи продолжите верить в собственное всесилие? — с иронией в голосе спросила Эстер, присматриваясь к темному небу сквозь колыхающиеся верхушки деревьев.

— После сегодняшней ночи я готов поверить всему, что вы скажете, — ответил Кейн, позволяя себе легкую улыбку.

— Ах, вы меня смущаете, — ее тон был игривым, и взгляд — немного вызывающим. — Готовы признать, что случайная светлая повлияла на ход вашего великолепного плана?

— Я готов согласиться с тем, что иногда… случайности играют роль. Но не забывайте, что каждый наш «случайный» выбор может быть частью большой игры, о которой мы можем никогда и не узнать.

— Вот как, значит? — Эстер подняла бровь. — Ну, если это игра, то я намерена нарушать все известные правила, лишь бы выбрать свой путь. Только тогда она будет стоить свеч.

Кейн покачал головой, но в его глазах засверкала искра искреннего интереса.

— Я всегда знал, что вам, святошам, не чужды нотки бунтарства.

— Бунтарство — это второе мое имя, — сказала Эстер с улыбкой, затем ее глаза приобрели серьезное выражение. — Но если серьезно, то, быть может, в этой «игре», как вы ее называете, нет ничего случайного.

— Вы думаете, что мы все танцуем под дудку невидимого божка? — его голос понизился, словно доверяя секрет.

— Я предпочитаю думать, что мы сами можем играть на этой дудке. В худшем случае, иногда выбираем мелодию.

— Мне нравится ваш оптимизм, миледи, — Кейн откинулся на спинку сиденья, непослушный черный локон упал на высокий лоб. — Иногда мне кажется, что судьба — это просто шанс для нас узнать, на что мы готовы ради того, чтобы доказать, что она не права.

— Смею предположить, вы готовы на многое, граф Кейн? — якобы шутя спросила Эстер, но взгляда не опускала — требовала ответа.

— Вы удивились бы, Эстер, — он ответил, и его голос был низким и полным намеков. — Ведь не каждый день встречаешь ведьму, которая может перепутать карты судьбы самому отъявленному фаталисту.

И тогда он протянул руку и мягко прикоснулся к ее запястью, его пальцы были теплыми и нежными. В этом жесте девушка увидела обещание — обещание, что какими бы ни были правила игры, они будут играть вместе. И в этот момент между ними возникло негласное соглашение, что, несмотря на все правила и предопределения, они будут выбирать свой собственный путь.

Вдвоем.

***

Повозка, старинная и массивная, но потертая, явно преодолевшая бури и шторма, медленно поднялась по извилистой дорожке, ведущей к поместью. Серебристый свет луны, пробивавшийся сквозь кроны старых деревьев, рисовал на земле сложный узор из тени и света, придавая моменту таинственную атмосферу. В воздухе витали упоительные ароматы лесных трав и влажной земли, а легкий ветерок играл в волосах Эстер, словно пытаясь уговорить ее изменить свое решение и присмотреться к проклятым землям повнимательнее.

Ирви, паренек с лукавой ухмылкой, сидел на козлах, напевая веселую мелодию, которая резко контрастировала с ощущением, охватившим Эстер, когда они проезжали под тяжелыми воротами. Она не могла избавиться от мысли, что эти кованые зубья напоминали челюсти ненасытного монстра, что зловеще захлопывает пасть, поймав ничего не подозревающую жертву.

Ее передернуло, и она поделилась своей ассоциацией с Кейном.

— Не бойтесь, миледи, — произносит он, не слишком удивленный таким сравнением. — Поместье может и кажется крепостью, но оно не то, чем кажется на первый взгляд. Главное чудовище вы уже приручили.

Как бы ни старалась Эстер играть в холод и шутливую незаинтересованность, на этой фразе она зарделась. Как хорошо, что уже стемнело, и граф может не заметить, насколько ее смутила такая простая фраза.

— И неужели чудовище так легко в это признается? Тогда, возможно, я действительно не о чем не должна переживать.

Поместье стояло неприступной скалой, его тени вытягивались и сливались с ночью, усиливая иллюзию недосягаемости. Но даже тревожная атмосфера надвигающейся опасности не могла заглушить тихого возбуждения, что теперь бурлило в Эстер. Вот же зараза!.. это умение очаровывать ни в чем не повинных барышень и зазывать их в бездну — его преподают вместе с заклинаниями по созданию зомби?

— В таком случае, — произнесла она, собираясь с духом, — я надеюсь, что это чудовище будет ко мне более снисходительно.

Кейн отозвался теплой улыбкой, в которой мерцала доля загадки и, возможно, нотка искреннего восхищения этой смелой женщиной рядом с ним.

— О, я уверен, он будет к вам более чем благосклонен, — его голос звучал нежнее обычного, и Эстер почувствовала, как воздух между ними вибрирует невысказанными словами и эмоциями.

Тепло его взгляда смягчило остроту страха, и когда повозка остановилась у главного входа, она уже чувствовала себя не столько жертвой, сколько героем, готовым к новым испытаниям.

И когда Кейн взял ее руку, чтобы помочь выйти из повозки, она впервые почувствовала, что когда-нибудь — не сейчас — она сможет спокойно вздохнуть в стенах поместья Винтеров, не ожидая увидеть по предателю из каждого угла.

Жаль лишь, что продержалось это ощущение у ведьмы в груди примерно полсекунды. Принц не вышел помочь Ирви с багажом, что уже было странным, но они просто пошли к дверям замка налегке. Силуэт Принца не заметить было сложно — гигантский скелет-слуга, явно составленный хозяином из останков нескольких человек, стоит на главной лестнице и пытается кого-то не запустить внутрь. Сердце Эстер замирает в ужасе — не обмануло ведьминское предчувствие, что-то здесь неладно; и как только ей показалось, что хуже стать уже не может, Ирви тихонько, срывающимся голосом прошептал:

— Вот черт…

Кем бы ни был этот незваный гость, ему здесь не рады.

На лестнице стояла, расслабленно сложив руки на груди, высокая девушка с густой копной медных волос. Она была облачена во все черное, но крой платья на траур не годился; декольте низковато. Казалось, что пламя факелов, освещавших вход, призвано лишь для того, чтобы подчеркнуть ее рыжие волосы и стройную фигуру. Эстер почувствовала, как в груди что-то сжалось — впервые после долгого времени она ощутила прилив определенной тревожности, не желая называть эту эмоцию настоящим именем.

Вряд ли это гостья Принца.

Когда девушка увидела подходящего Кейна, ее лицо озарилось счастливой улыбкой, и она подскочила к нему, словно встречая старого друга.

— Кейн! Как я рада вас видеть! — ее голос звенел от восторга, а глаза сияли — ярко-голубые, того самого оттенка весеннего неба, когда жизнь наконец-то начинает иметь смысл.

Некромант нахмурился, но голову склонил в уважительном полупоклоне.

— Серена, я говорил вам, что визиты надо согласовывать заранее, — его голос звучал сухо и деловито, но без тени гнева.

«Будьте добры нас друг другу представить, граф, пока я не подсыпала вам в чай незабываемый букет трав», подумала Эстер, выдавив неубедительную улыбку. Она смотрела на Серену, стараясь не показать свое волнение, скрыть тревогу; хотя внутри у нее разгорался маленький, но тревожный огонек — не ревность, конечно, просто… беспокойство. да, точно беспокойство.

Серена, тем временем, беззаботно смеялась, отмахнувшись от слов мужчины.

— О, вы всегда так серьезны! Я была неподалеку, и подумала, что навещу старого друга. Неужели вы не рады меня видеть?

Эстер заметила, как Серена внимательно ее оглядела, в ее взгляде было что-то оценивающее. Ведьма ощутила невольное желание встать рядом с Кейном, словно это могло подтвердить ее причастность к его жизни.

— Конечно, мы рады, — мягко вставил Ирви, пытаясь разрядить обстановку. Он только выжил после танца на минном поле, ему не хотелось возвращаться туда снова.

Кейн кивнул, соглашаясь, и подал знак Принцу приоткрыть дверь.

— Давайте продолжим внутри, — предложил он, — незачем нам толпиться у входа.

Казалось, что даже воздух тут стал тяжелее. Каждый шаг по мягкому ковру вестибюля, каждый взгляд на роскошные гобелены на стенах напоминал Эстер, что она здесь чужая, и что мир, в который она вступает, полон тайн и невидимых границ, которые не терпят посторонних.

Серена же, напротив, явно чувствовала себя, как дома, ее уверенность и приспособленность к роскоши поместья были очевидны. Это вызывало у Эстер странное ощущение, не желание соперничать, конечно же, а скорее… невинное желание произвести неизгладимое впечатление на новую знакомую. Именно так это и называется.

И только теперь гостья решает подарить одну из своих улыбок Эстер.

— Что же вы не представите меня своей новой спутнице, граф?

XI. Справедливость

— Конечно, где же мои манеры, — Кейн вежливо улыбается, встает чуть позади Эстер и кладет руку ей на плечо, мгновенно показывая новую расстановку сил в этой ситуации. — Миледи, это Серена Шварт, мой милый друг, одна из глав Гильдии Обсидиана. Серена, познакомьтесь с Эстер… — он вдруг запинается, осознавая, что ни разу не слышал ее полного имени, — целительницей из Флистана, самой талантливой светлой ведьмой из мне известных.

— Какая честь, — Серена подходит ближе и театрально три раза целует воздух у щек Эстер, застывшей в шоке, ожидавшей чего угодно, но не такой фамильярности. — Мы с вами будем лучшими подругами, не сомневайтесь.

— Разумеется, — скалится Эстер, призывая все свое самообладание, чтобы не устроить сцены.

А рыжеволосая уже упорхала обниматься с Ирви — Серена ущипнула парнишку за щеку, как обычно делают бабули с внуками, и взъерошила ему и без того непослушные волосы.

— А ты в какого красавца вырастаешь! — она обошла его по кругу, осматривая Ирви, как чудную зверушку. — Воистину, плодородны земли Исендора — каждого мужчину в этом замке как с картины в наш бренный мир забрали. Будет у меня сын, отдам вам на воспитание, чтобы из него человека сделали.

— Серена, — прошипел Кейн, предупреждая, что в эту тему разговор заводить не нужно; но та на него лишь взгляд кинула — неожиданно озлобленный, без капли былого флирта. — Веди себя прилично…

— Вам ли говорить о приличиях, граф Винтер, — девушка делает сильный упор на форме «вам», напоминая, что на «ты» она переходить не позволяла. — Вы отлично знаете, зачем я здесь. Не нужно строить из себя оскорбленную невинность, и прятаться за спиной своей новой светлой.

Пальцы Кейна на плече Эстер сжимаются, и та невольно дергается от неожиданной боли. Он потерял самообладание — но всего на секунду; тут же он отпускает целительницу и мягко говорит:

— Простите, миледи. Не сдержался. Вы в порядке?

Серена, увидев это, ухмыльнулась и одобрительно похлопала по плечу Ирви, который стоял, не смея вмешиваться в разговор старших некромантов. Она отходит на шаг назад, и ее взгляд становится холодным и расчетливым.

— Гильдия начинает играть по новым правилам, Кейн, и вы это отлично знаете, — теперь в ее голосе не было ни намека на шутку. — И мне кажется, что вы слишком поглощены своими… личными переживаниями, чтобы заметить перемену ветров.

Кейн, несмотря на все волнения, сохраняет внешнее спокойствие. Его взгляд пронзителен, и он направлен прямо на Серену.

— Тогда озвучьте, пожалуйста, ясно и прямо, — его слова отточены, как меч, — какие перемены в Гильдии вы считаете достаточно значимыми, чтобы явиться без предупреждения?

Эстер, стоя немного в стороне, наблюдает за этой дуэлью взглядов. В ее душу начинает прокрадываться подозрение, и это неприятное ощущение стягивает вокруг сердца петлю.

Серена выдерживает паузу, словно выстраивая свои мысли в ряды невидимых фигур на шахматной доске, прежде чем сделать решающий ход.

— Перемены, о которых я говорю, скажем так, принесут множество возможностей для темных, — ее голос низок и полон тайн. — И я здесь, чтобы убедиться, что вы не останетесь в стороне от этой игры.

— Ради Тьмы, леди Шварт!.. — раздраженно восклицает граф, и трет ладонью уставшие глаза. — Мне не до ваших загадок, и уж тем более, у меня нет времени делать вид, что я верю, что без меня в Гильдии не справятся. Вы прекрасно вели дела столько лет без моего участия, зачем прерывать эту чудесную традицию?

— Обсидиану нужен хотя бы один Винтер в совете, — чеканит Серена, поджимая пухлые губы, не скрывая своего презрения и разочарования в ответе старого друга. — И если вы продолжите играть в отшельника, то после Трибунала шансов у вас будет все меньше.

Ирви громко ахает, и прижимает ко рту ладонь; его испуганный взгляд мечется между всеми присутствующими, будто парень надеется, что ослышался.

— Под Трибунал? За что? — его голос аж свистит от подкатывающей паники.

Некромантка морщится, и на секунду запрокидывает голову назад, будто собираясь с последними силами. Шепчет себе под нос что-то, что Эстер расслышать точно не может, но очень уж похоже на «сборище идиотов, за что мне все это», и возвращается в свое обычное, отрепетированно-идеальное состояние. Стреляет глазками в Кейна, чуть опускает взгляд на ведьму — и хитро прищуривается, улыбаясь одним уголком рта. То ли вызов, то ли…

— Душа моя, — томно тянет Серена, обращаясь снова к графу, — не заставляйте меня объяснять вам очевидные вещи. Последняя подсказка: в прошлый раз, когда я вас навещала, Винтеров здесь было аж в два раза больше.

Она по душу Абрахама — ну конечно же; эта догадка приносит Эстер неожиданное облегчение. Братец даже после смерти все продолжает пакостить младшему, и непонятно, когда наконец остановится.

— Абрахама погубила его собственная глупость и тщеславие, — закатывает глаза Кейн. — Вам ли не знать, сколько раз у меня был шанс его прикончить, с его же подачи — но тут он постарался сам.

— Разумеется, — ее слова пропитаны ядовитым удовольствием, — но не в том ли вся суть наших жизней? Стремиться, упасть, стремиться вновь — в бесконечном танце амбиций и поражений. И вот ваш брат… Он стремился, о да, и упал, но кто сказал, что танец окончен?

В глазах Кейна застыл лед, глубокий и тихий, словно под поверхностью скрывалась буря.

— Абрахама разметало тонким слоем по стенам семейного подземелья, — голос его был монотонным, но каждое слово казалось отточенным. — Я сомневаюсь, что нам стоит следовать идеям некроманта, неспособного укротить даже собственную смерть.

Звучит иронично, учитывая события на кладбище — Эстер невольно хмыкнула, удивившись такому высокомерию. Серена взмахнула рукой в воздухе, словно вычерчивая в нем невидимый знак.

— Я думаю, вы так и не поняли своего брата. Он был очарован идеей вечности. Вечная память, вечное влияние… — она приблизилась к Кейну, слишком близко — Эстер снова сжала зубы, чтобы сдержаться и случайно какой-нибудь лианой барышню от него не оттащить. — И кто знает, какие семена он успел посеять, прежде чем его собственная гордыня принесла его жизнь в жертву Тьме?

Эстер, наблюдавшая за этой сценой, поняла, что Серена играет в игру, цели которой гораздо масштабнее и опаснее, чем просто ревность или желание внести раскол в дом. Ее ледяные взгляды, ее манера держаться, все это говорило о том, что ставки в этой игре куда выше, чем просто сердце некроманта или краткий хаос.

— Я вновь прошу вас, — цедит сквозь зубы мужчина, не спуская взгляда с лица непрошенной гостьи, — отбросить загадки, недосказанности и театр — и сказать, ради чего Гильдия решила вспомнить о моем существовании.

— Ради восстановления справедливости, мой милый друг. О смерти Абрахама мы узнали всего несколько дней назад, когда один из информаторов сообщил о вашей трагичной… садовой ситуации, — Серена обводит пальчиком круг в воздухе, и цокает языком. — Когда вы планировали уведомить совет о смерти одного из его членов?

— Неужели я обязан отчитываться в Гильдию о потерях своей семьи? — Кейн нервно усмехается, его улыбка похожа на лезвие — холодное и острое.

— Вы обязаны хранить Обсидиану верность, а не скрывать всплески скверны и, — она взглянула на Эстер, — отношения со светлыми.

— Это просто нелепо. Гильдия всегда будет в курсе того, что она посчитает нужным знать. Может быть, совету стоило выполнять свои обязанности чуть лучше, и не допустить Абрахама к ритуалам воскрешения, — его голос был спокойным, но в нем слышалась сталь. — Я пытаюсь исправить ошибки моего дорогого братца, и миледи мне в этом помогает. Вы не смеете обвинять меня, выставлять меня перебежчиком.

Серена повела бровями, и ее губы изогнулись в искусственной улыбке.

— О, граф, вы не перестаете удивлять. Но пусть будет так. Гильдия желает, чтобы вы явились перед советом, чтобы обсудить вашу роль в судьбе Обсидиана. Мы не можем позволить, чтобы… неконтролируемые элементы… нарушили баланс, который мы так усердно стремимся сохранить.

— И что же случится, если я откажусь с вами пойти, леди Шварт? — он склоняет голову к плечу, картинно-заинтересованно прислушивается. — Вы великолепная ведьма, я отлично это знаю — но одна против троих магов и Принца? Будьте благоразумны.

Серена вздыхает, делает шаг назад. Рыжеволосая колдунья смотрела на Кейна с смешанным чувством уважения и раздражения. Он ухитрился поставить ее в тупик, и это было нечто, чего она, вероятно, не ожидала.

— Ваша правда. Если вы не последуете за мной добровольно, совет пришлет кого-то более убедительного. Я пришла с миром, Кейн, не превращайте это в войну.

— Тогда я буду ждать гостей, — сказал он, его голос был спокойным, но веским. — Я предпочитаю столкнуться с ними здесь, на моей территории, где я могу контролировать ситуацию. Тогда и выясним, на чьей стороне справедливость.

Эстер знала, что в этой игре каждое слово могло быть как кинжалом, так и щитом, и Кейн умело манипулировал ими, чтобы защитить и себя, и Ирви, и даже ее саму.

Серена кратко кивнула, признавая временное поражение в этом противостоянии.

— Понимаю, — ее голос звучал пусто, эхом откликаясь под высокими потолками. — Жаль. Я считала вас умнее, граф. В таком случае, я оповещу Гильдию о вашем решении — но ведь окажете старой подруге услугу, не выгоните босиком на мороз? Давно я в Исендоре не гостила. Все равно они меня сюда отправят подчищать улики, нет смысла уезжать.

Принц, уже застывший наизготовку у дверей, разочарованно заскрипел челюстями. Похоже, даже скелету было тревожно в присутствии этого сиятельного призрака прошлого.

— Разумеется, — выдавил Кейн, складывая руки на груди. — Надеюсь, обойдемся без банальщины, вроде кинжалов у горла, пока я сплю?

Серена окинула холл взглядом, слегка прикусила губу и хлопнула в ладоши, как счастливый ребенок, мгновенно сбрасывая образ посланницы Апокалипсиса, и возвращаясь к рыжей обворожительной бестии.

— Я придумаю что-нибудь поинтереснее. Как в старые добрые времена.

Интересно, если Эстер по стенам ее комнаты пустит ядовитую плесень, Кейн сильно обидится, что она испортила обои?

***

Тень Серены падала на старинные гобелены, преображая каждый узор в историю о подлости и заговоре. Воздух в поместье стал тяжелым, наполненным подозрениями и сторонними звуками, которые раньше казались безобидными, а теперь внушали тревогу. Игры по новым, невысказанным правилам, начались сразу же после того, как Серена осталась, и Кейн нашел себе новое занятие. Со старой подругой — новой угрозой — ему было много, что обсудить, и их чувство юмора, похоже, совпадало. Искры в карих глазах сияли так ярко, что могли, наверное, спровоцировать лесной пожар.

Эстер чувствовала, как все в ней тихо кричит от неопределенности. Не могла она решить, что хуже: угроза, которую Серена представляла для всего замка, или то, как легко Кейн вступал с ней в диалог, как будто не было никаких прошлых схваток и битв между ними. Они словно танцевали вокруг друг друга — игра в кошки-мышки, где каждый следующий шаг мог быть как смертельным, так и изумительно ловким.

Эстер осталась наедине со своими мыслями, и каждый разговор, каждая улыбка Кейна в адрес Серены рождала в душе Эстер новую трещину.

Она ходила по своей комнате, слыша отголоски их разговоров из коридоров. Было слышно, что они через многое прошли вместе, что у них есть история, в которой Эстер не участвовала.

С каждым шагом сомнения копились в ней, как снежный ком, который катится с горы, набирая в пути величину. Она боялась себе признаться, что ее волнение не связано только с потенциальной угрозой для жизни Кейна или ее собственной безопасности. Ее сердце не на месте, потому что она боится, что Кейн может переметнуться на сторону Серены — в магическом плане… и, что еще хуже, в любовном.

В течение дня она наблюдала, как Кейн и Серена спорят, смеются и обмениваются молчаливыми взглядами, в которых было больше общего, чем, разумеется, успело накопиться между ним и Эстер. Целительница боролась с невыразимым чувством предательства, хотя головой понимала, что Кейн ничего такого и не сделал. Она знала, что не имеет права на такие эмоции, знала, что их связь была чем-то большим, чем просто чувства — они были союзниками, друзьями, волшебниками, сражающимися за общее дело. Никто никому ни в чем не признавался, никаких обещаний, кроме рабочих, не давал. Сама придумала, сама потратила на него часть души, чтобы с того света вытащить — а теперь недовольна, когда оказалось, что у него кто-то был в прошлом.

Сама-то до сих пор цепочку с кольцом с шеи не сняла. Носит напоминание о погибшей любви, и даже не упомянула эту ма-а-аленькую деталь в разговорах с графом.

Эстер пыталась занять себя чтением древних свитков и изучением зелий — всем тем, что могло отвлечь ее от мыслей о предательстве и потере. Приезд Серены был пощечиной от реальности — да, за тобой гонялись по всему Исендору, вели обольстительные речи, держали за руку в дороге, рассуждая о судьбе. Ради того, чтобы ты наконец выполнила свою работу. Не ради тебя.

Вечером, прислонившись к окну библиотеки, Эстер наблюдала, как закат окрашивает небо в кроваво-красные оттенки, символизирующие конец еще одного дня. В глубине души она знала, что не может вечно уклоняться от страха, который витал в ее сердце. Но как же поступить? Как встретиться лицом к лицу с тем, что может оказаться более разрушительным, чем любая магия Серены или Гильдии?

Эстер отвернулась от окна и подошла к столу, на котором стоял светильник и несколько разбросанных книг. Ее рука медленно скользнула по переплетам, и на мгновение ее пальцы задержались на кожаной обложке тома. Учебник Ирви, темное знание. То, к чему она не должна иметь совершенно никакого отношения… быстрый взгляд все же не повредит. Просто узнать, что такого он изучает все эти годы под строгим наставлением Кейна.

Эстер открыла гримуар, и ее взгляд невольно зацепился за строки, наполненные описаниями мрачных заклинаний и проклятий, которые казались живыми, словно они могли в любой момент соскочить со страниц и овладеть ее сознанием.

Каждое слово, каждый символ в книге был насыщен мощью, которая тянула Эстер все глубже. Она была поражена разнообразием и сложностью темных искусств, которые здесь были описаны. Но больше всего ее беспокоил собственный интерес к этому.

Если она находит эту сторону магии такой интересной, не говорит ли это о какой-то неисследованной темноте внутри ее самой? Или это губительное влияние Кейна, который, несмотря на все свои улыбки и ужимки, держал Эстер на грани между светом и тьмой?

Каждая страница гримуара обещала силу, знания, которые могли бы дать ей исключительное мастерство над жизнью и смертью, но какой ценой? Вспомнив слова Серены о справедливости и о том, как легко она упомянула о возможности изменить баланс мира, Эстер начала задаваться вопросом, не стала ли она, со своими светлыми намерениями, столь же опасной, как и те, кто откровенно идет по темным путям.

Эстер закрыла книгу, чувствуя, как ее пальцы горят от соприкосновения с таинственным знанием. Она отодвинула том подальше от себя, словно это могло помочь ей сбросить навалившуюся тяжесть. Но вопросы остались, пульсируя в ее голове, подобно тихой, но настойчивой молитве. В ее власти было использовать это знание… или отвергнуть.

Ирви вошел в библиотеку так тихо, что Эстер едва не выпрыгнула из кожи, когда услышала его голос.

— Миледи? Все в порядке?

С лицом, зардевшимся от стыда и испуга, Эстер отскочила от книги, словно от огня. Ее сердце бешено колотилось, и она ощущала, как кровь пульсирует в висках.

— Да, все в порядке, — проговорила она, пытаясь взять себя в руки, но ее голос дрожал. — Просто… решила прибраться на столе… такой тут беспорядок, куда только Принц смотрит.

Ирви подошел поближе, вглядываясь в ее лицо с некоторым беспокойством.

— Вы читали мою книгу? — его взгляд упал на захлопнутый том. В голосе мальчика не было обвинения, скорее удивление и некоторое любопытство. — Не думал, что она вам будет интересна.

— Не больше, чем любая другая книга в этой библиотеке, — ответила она, натянуто улыбнувшись. — Я всегда заинтересована в расширении своих знаний… во благо, разумеется.

— Конечно, во благо, — Ирви улыбнулся, но в глубине его глаз зажегся новый, непонятный пока целительнице огонек. — Просто будьте осторожны, Эстер. Некоторые знания могут быть опасны, если их использовать без умелого руководства.

— Спасибо, Ирви, — сказала она. — Можешь не волноваться за меня, я барышня взрослая, и могу о себе позаботиться.

Паренек кивнул, в его взгляде по-прежнему читалось беспокойство за нее, но он не стал больше ничего говорить.

— Ирви, — начала она, руки ее еще дрожали от испуга. — Расскажи мне, пожалуйста, как Серена и Кейн познакомились?

Ученик расцвел, как майская роза — сплетни, сплетни, ура! Все же, как бы они ни боялся своего мрачного наставника, возможность перемыть ему кости он принял с благодарностью.

— В Гильдии все друг друга знают, но тут была история поинтереснее. Серена когда-то была невестой Абрахама. Но помолвка развалилась… и никто толком не знает, почему.

Последнюю фразу он произнес нараспев, наслаждаясь ситуацией, понимая, что интерес Эстер только привнесет хаос в их жизнь.

— Ходили слухи, — продолжил Ирви, понижая голос до почти шепота, — что Абрахам застал свою невесту и младшего брата вместе… в очень неоднозначной ситуации. И, по всему видимому, пришел в ярость. Но что именно произошло между ними, и правду ли говорят эти слухи, неизвестно.

Ирви покачал головой, то ли осуждая, то ли просто пытаясь отгонять навязчивые мысли о скандале, который омрачал имя семьи его благодетеля.

class="book">— И после всего этого они до сих пор общаются? — удивилась Эстер, чувствуя, как в ее сердце растет смесь любопытства, ревности и волнения.

— Судя по всему. Они оба мощные волшебники, и их отношения… ну, они всегда были сложными, — паренек слегка пожал плечами.

Эстер отвернулась, погруженная в размышления. Она чувствовала, как ее воображение начинает рисовать сцены, наполненные запретной страстью и секретами, которые могли бы объяснить текущее напряжение между Кейном и Сереной. Тем не менее, она также осознавала, что прошлое — это запутанный клубок, и не все его нити следует распутывать. Возможно, некоторые секреты было лучше оставить в покое.

— Спасибо, Ирви, — сказала она, стараясь звучать спокойно. — Это было… поучительно.

Графа Винтера ждет долгий, подробный разговор на эту тему.

И если он попробует убежать, Эстер всегда будет рада напомнить, как крепки объятия ядовитого плюща.

XII. Повешенный

Эстер медленно шла по извилистой тропинке, которая вела к фамильному кладбищу Винтеров. В отличие от остальных садов поместья, где присутствие смерти чувствовалось в каждом углу, здесь, над землей, где покоились предки Кейна, царила странная гармония. Это было место, где она сняла часть проклятия, и теперь, вопреки всему, кладбище представляло собой цветущий островок покоя и благоденствия.

Она прошла мимо аккуратно выстроенных рядов надгробий к разбросанным и разбитым. Эстер задержалась у одного из них, где ветер лишь легко колыхал вьющуюся зелень, и присела под дерево жасмина, ветви которого были усыпаны белоснежными цветами. Тихий шепот прошлого окружал ее, но Эстер не искала сейчас отголосков давних времен. Она пришла сюда разобраться в своем внутреннем мире, который был в таком же хаосе, как и окружающий.

Эстер закрыла глаза, вдыхая сладкий аромат жасмина. Он приносил утешение и успокоение, а вместе с прохладным весенним воздухом казалось, что даже сами мысли начинают проясняться. Здесь, вдали от интриг и властных игр, она могла позволить себе просто быть.

«Почему я так волнуюсь? Из-за того, что Серена может представлять угрозу для Кейна, или потому что он может выбрать ее?» — размышляла она. «Или это просто страх потерять нечто важное, что я еще не поняла, как ценить?»

Подумала она и о том, как странно, что среди всех ужасов и проклятий, о которых она только что читала, ее беспокоят собственные скрытые желания познать темные тайны. «Светлая ведьма, а тянет к темным заклятиям… Что это говорит обо мне? О том, кто я?»

Эстер позволила себе утонуть в этих вопросах, зная, что ответы не придут легко или быстро. Но здесь, на кладбище, где жизнь и смерть были так близки, она почувствовала, что каждый момент прозрения стоит тысячи моментов в неведении.

Поглощенная своими раздумьями, Эстер совершенно забыла о том, что не одна в этом уединенном уголке семейного усадьбы Винтеров. Она почувствовала чье-то присутствие только тогда, когда мягкий голос разрезал тишину:

— Не ожидала здесь найти компанию, особенно такую… миролюбивую.

Эстер вскочила, взглянув в сторону склепа, откуда вышла рыжеволосая женщина, чье присутствие было столь же ярким и непредсказуемым, как пламя. Серена. Она стояла перед входом в склеп, улыбаясь с непринужденной легкостью, которая казалась неестественной в таком месте.

— Серена, — Эстер собрала волю в кулак, стараясь скрыть свое волнение. — Я… я просто пришла поразмышлять в тишине.

Серена медленно подошла к Эстер, каждый ее шаг был наполнен грацией и уверенностью. В ее глазах играла веселая искра, и она казалась совершенно спокойной среди могил.

— Мысль хорошая, — улыбка Серены была теплой, тон — поразительно дружелюбным. — Кладбище — прекрасное место для раздумий. В конце концов, что может быть более мирным, чем место, где уснули те, кто уже прошел свои испытания?

Эстер поймала себя на том, что ее беспокоит именно эта дружелюбность, и ее реакция удивила ее саму. Серена не проявляла никакой агрессии, и тем не менее, в этой улыбке были скрыты глубины и загадки, которые Эстер не могла постичь.

— Не думала увидеть вас здесь, — настороженно проговорила Эстер. — Обычно кладбище не тот уголок, где можно встретить… собеседника. Особенно, угрожающего разрушить жизнь хозяина дома ради какого-то мистического баланса.

Серена вздохнула, и ее голубые глаза подернулись пеленой ностальгии.

— О, дорогая Эстер, моя связь с семьей Винтеров гораздо более сложна, чем просто дипломатические игры Гильдии, — она взглянула на склеп с легким пренебрежением. — Иногда я прихожу сюда, чтобы напомнить себе о прошлом… и о том, что некоторые вещи навсегда останутся погребенными здесь, под землей.

Пауза в разговоре затянулась, и Эстер поняла, что Серена приоткрыла перед ней небольшую часть своей души, пусть и невольно.

Серена медленно провела пальцами по холодному камню одного из надгробий, где мох уже успел оставить свои зеленые следы. Ее голос был тихим, когда она обратилась снова к Эстер:

— В любом случае, я не нашла здесь, кого искала.

Эстер почувствовала легкий холод в груди. Она понимала, что Серена говорит об Абрахаме, и возможно о погибшей сестренке Винтеров. Девушка не была уверена, встречались ли они когда-либо, Ирви об этом не рассказывал, и даже Кейн избегал разговоров о своей семье.

— Иногда судьба жестока, Эстер. Она сводит нас с теми, кому мы можем причинить больше всего вреда, даже не желая этого. — Она показала на трещину в стене склепа, словно сама плоть здания несла шрамы их семейной трагедии. — Я как будто слышу эхо их голосов, осуждающих меня за раскол, который я принесла в эту семью. Абрахам… он был талантливым магом, но его жажда знаний и власти привела к его гибели, — продолжила Серена, в ее голосе прозвучали ноты нежности, примешивающиеся к явной доле презрения. — Он проиграл свою жизнь, искушая судьбу темным ритуалом, который, как он считал, подарит ему силу, подобную божественной. Глупость, Эстер, даже для Винтера.

Эстер наблюдала за Сереной, видя перед собой не только могущественную волшебницу, но и женщину, потерявшую любовь вследствие ошибок мужчины, которого она когда-то желала назвать своим супругом. Видеть такие чувства в Серене было неожиданностью, но они добавили ей в глазах Эстер черт особой человечности.

— Так много ошибок, так много жертв… — прошептала Серена, шагнув к трещине и погладив ее кончиками пальцев. — Каждый из нас несет свою долю вины, и я не исключение.

Эстер молча рассматривала обветшалый склеп, и ей стало ясно, что и в этом месте, как и в жизни, каждая трещина и каждый шрам носили в себе истории, которые часто оставались нерассказанными. Истории о любви, страхе и катастрофах личных амбиций.

Помедлив, она все же нашла в себе смелость спросить:

— Серена, простите мою дерзость, но что на самом деле между вами и графом Кейном?

Серена ухмыльнулась, и ее глаза сверкнули; она нашла этот вопрос забавным и, возможно, была благодарна за прямоту.

— Ах, так вы уже в курсе сплетен, — с усмешкой произнесла она. Ее выражение лица стало задумчивым, словно она перебирала в памяти страницы давнего дневника. — Хотела бы я сказать, что ничего… но между нами с Кейном большое прошлое. Полное ошибок, за которые ни один из нас не захотел платить.

Ее слова повисли в воздухе, словно невидимые птицы, планирующие среди каменных надгробий, и Эстер почувствовала, как в них звучит эхо неисповедимой боли.

— Мы были молоды и горды, каждый из нас считал, что знает, что лучше для другого, — продолжила Серена, и ее голос стал мягче. — Когда произошло то, что случилось с Абрахамом и его сестрой, наши пути разошлись. Мы попытались найти утешение в магии, в должностях, в битвах… но никогда не нашли пути друг к другу.

Эстер внимательно слушала, понимая, что история Серены и Кейна была запутанной, как самые темные заклинания, которые они изучали. В каждом слове чувствовался вес прошлого, от которого нельзя было убежать, но которое можно было только принять.

— Я никогда не хотела ему зла, — Серена взглянула на Эстер с такой откровенностью, что волшебница на миг отвела взгляд. — Но, возможно, именно в этом наша ошибка. Мы не пытались понять и простить.

Целительница не знала, как на это отвечать. Этот разговор не внес особой ясности в историю прошлого графа, лишь усложнил ее; и она опасалась задавать слишком провокационные вопросы, потому что это Кейну есть резон оставить Эстер в живых — а вот его бывшей гораздо проще будет ее сейчас просто похоронить, если та разозлится.

— Не волнуйтесь, миледи, — усмехнулась Серена, — мы все понимаем, что когда сюда доберется Гильдия, я и Кейн встанем по разные стороны баррикад.

Эстер почувствовала, как напрягается при этих словах. В воздухе витали запахи прошлого, но угроза будущего была гораздо более ощутимой.

— Для Совета он преступник, а я — часть Совета, — продолжила Серена, ее взгляд стал стальным, она уже готовилась к неминуемой битве. — Поэтому меня и выбрали посланницей. Знали, что у нас есть общее прошлое, думали, что он пойдет за мной. Но он остался защищать вас. Так что простите нам эти затянувшиеся прощания, и готовьтесь бороться, — она бросила красноречивый взгляд на возвышающееся вдалеке поместье. — Не за сердце графа Винтера, а за его свободу. Гораздо прозаичнее.

— Неужели вы не можете этого просто… не делать? Не нападать на Кейна всей Гильдией из-за действий его брата?

Серена повернулась к Эстер снова. Ее взгляд был проницательным и твердым, в нем читалась решимость, и в то же время — истинная печаль.

— Порядки для всех одни, Эстер, даже для одной из семей-основателей Гильдии, — ее голос звучал безапелляционно. — Личные чувства здесь ни при чем. Это вопрос баланса сил и законов, которые мы все должны соблюдать.

Эстер смотрела на нее, понимая масштаб ситуации, и это знание тяготило ее сердце. Но тогда Серена добавила:

— Если хотите помочь Кейну, уговорите его сдаться мирно. Имейте в виду, что Трибунал его к казни не приговорит, если он не совершил ничего непоправимого. Сейчас он нуждается в том, чтобы не натворить больше ошибок, и быть может, его дар и знания еще сослужат службу. Но это если он случайно другого некроманта не убьет в пылу битвы. Тогда ему никто не помощник. Постарайтесь не допустить этого, миледи, — девушка вздохнула и носком сапога пнула камень на земле, чтобы выпустить пар, — смерть последнего Винтера Исендор просто не переживет.

— Благодарю за совет, — сглотнула Эстер, чувствуя, как в животе распускается тугой узел тревоги и ревности.

Это было удивительно — но некромантка ее успокоила, что, по крайней мере, с ее стороны целительнице ничего, кроме чужих законов, не угрожает. Они не соперницы. Как к Серене относится сам Кейн — конечно, отдельный разговор, но… сейчас важнее сохранить ему голову.

Леди Шварт встала на носочки, чтобы осторожно обломить с деревца маленькую веточку жасмина.

— Чудесный садик вы здесь устроили, — одобрительно хмыкнула она, вдыхая аромат. — Кейну с вами повезло.

— А мне с ним? — полушутя спросила Эстер, и щелкнула пальцами, чтобы обломок тут же вырастил новую ветвь с почками.

Серена хохотнула и спрятала свою добычу в складках черного плаща.

— Правильные вопросы задаете, миледи.

Жаль, что риторические.

***

Эстер беспокойно шла по коридорам замка, ее шаги отдались эхом в пустынных залах. Она заглянула в каждую комнату, осмотрела все углы, где только мог находиться граф, но его нигде не было. Библиотека оставалась пуста, в мастерской царила пыльная тишина, она даже постучалась в его покои, но ответа не получила. Двери были заперты заклятием, которое она не решилась разбить сразу.

Ведьма задыхалась от растущей тревоги. Она почувствовала, что сердце бешено колотится в груди.

Она не могла отбросить мысль, что, пока она беседовала с Сереной, некроманты Гильдии, возможно, уже нашли путь в замок. Могли ли они просто выкрасть Кейна? Или сейчас, в эту самую минуту, разворачивается битва за его жизнь и свободу где-то в тайных уголках поместья или в его окрестностях? Она слишком рано открылась ей, нужно верить, когда люди говорят тебе прямым текстом, что вы враги… черт!

В конце концов, она вспомнила, что граф говорил, что проводит в своей каморке в башне много времени, когда ему нужно подумать; Эстер не хотелось туда возвращаться, потому что она слишком хорошо помнила произошедший там разговор. Страшно даже думать, что целительница так яро отвергала предложение некроманта о слиянии сил, просто ради того, чтобы буквально через несколько дней выполнить похожий ритуал и спасти ему жизнь… Эстер не была уверена, но так было думать легче, чем признаться, что ее тянет в Тьму из-за нее самой. «Я отдала часть души некроманту, и немного его мрака попало мне в сердце» или «у меня не хватило стержня, и я соблазнилась темной властью» — что звучит лучше?

С каждым шагом по винтовой лестнице она чувствовала, как сердце бьется все сильнее, и каждый ее вдох сбивался с ритма от волнения. Узкая лестница закручивала ее вверх, и казалось, что с каждым шагом она все ближе поднимается к небесам. Свет факелов бросал на стены тени, создавая иллюзию движения в пространстве, завороженном временем и секретами.

Наконец, Эстер достигла вершины и стояла перед невзрачной дверью, за которой, как ей казалось, находился Кейн. С надеждой она постучала. Дверь скрипнула, открываясь, и она увидела его силуэт в полумраке комнаты. Он стоял у окна, растрепанный и ошарашенный ее неожиданным появлением, но, к ее великому облегчению, живой и целый.

— Кейн! — воскликнула она, ее голос дрожал от облегчения и радости. — Я так волновалась! Я думала, что…

Но слова оборвались, когда он резко поднял руку, останавливая ее.

— Уходите, — его голос был холоден и бескомпромиссен.

Эстер остановилась, изумленная. В комнате повисла тяжелая тишина, и в воздухе чувствовалось напряжение. В глубине ее сердца зародилось новое тревожное предчувствие. Почему Кейн не рад ее видеть? И что значит… что значит «уходите»? Он с ума сошел?

— Я… я… — девушка заикалась, не зная, как на это реагировать. Она так обрадовалась, наконец найдя его в безопасности, а он ее прогоняет? В груди защемило, и по коже побежали мурашки от осознания неизбежной катастрофы.

— Я прошу вас, миледи, — Кейн выдохнул и чуть собрался, провел рукой по волосам, пытаясь пригладить, он выглядел нервным и раздраженным. — Уходите. Уезжайте. Принц уже собирает ваши вещи, до ближайшего города вас довезет Ирви, а там возьмете кучера. Я заплачу полную сумму, обещанную за ваш труд. Вы заслужили.

Эстер почувствовала, как земля уходит из-под ног. Что произошло в ее отсутствие? Ее брови нахмурились, и голос зазвучал тверже, когда она снова заговорила:

— Почему? Что случилось, Кейн?

Некромант взглянул на нее, и в его глазах блеснула сложная смесь эмоций — вины, беспокойства, решимости. Но тут же всю эту искренность он похоронил глубоко в себе, и отстраненно ухмыльнулся, протянув:

— Целительница может отправляться домой, если знает, что скоро некого будет исцелять. Рано или поздно нагрянет целая свора темных, и мне не нужно еще и за вашу безопасность беспокоиться.

Вот как! Такие мы теперь формулировки выбираем! Эстер ахнула, ярость заполнила ее грудь, словно горячий свинец, и она уже готова была в очередной раз высказать этому высокомерному аристократишке все, что она о нем думает, и какое право он вообще имеет — ее прогонять, как собаку! Но не успела — граф вдруг подошел ближе, и аккуратным, нежным движением вложил ей что-то в руку.

И остался так стоять. Очень близко.

Гнев схлынул; весь воздух из легких почему-то пропал тоже, дышать стало тяжело. Невольно Эстер заметила, что от Кейна пахнет свечным воском, мокрой землей и металлом. Кровью. Не самый чувственный букет, на героя романтического романа все же не похоже, но… но. Искренне. Это — и есть его сущность.

— Сохраните в память обо мне, прошу, — прошептал он, лишь крепче сжимая руки вокруг ее, не давая посмотреть, что он положил в ладонь. Его голос был едва слышен, но каждое слово оставалось в ее сердце, как отпечаток, как ожог.

Она посмотрела в глаза Кейна и увидела там отражение всего того, чего они вместе пережили — бурные чувства, трудные уроки и мимолетные мгновения радости. Она ощутила, как в его присутствии тает вся злость, и что остается — это только непреодолимое желание остаться рядом с ним, несмотря на все опасности.

В ее руке, которую Кейн так крепко держал, она почувствовала что-то холодное и твердое. Наконец, он разжал пальцы, и Эстер увидела там крошечный амулет — простой, из поблекшего серебра, с гравировкой инициалов, которые означали для них обоих очень много.

— Я буду носить его всегда, — тихо произнесла она, и сняла цепочку с шеи, чтобы подарок Кейна повесить рядом с кольцом — как сокровище.

Он улыбнулся — такую усталую, но искреннюю улыбку, которую Эстер запомнит навсегда. Кейн аккуратно коснулся ее щеки, словно хотел запечатлеть это прикосновение в своей памяти.

— Мне жаль, что нам не досталось больше времени, — признался он, его голос звучал на удивление твердо, несмотря на весь вихрь чувств, который бушевал внутри; без формального обращения, без декорума, без масок. — Будь осторожна. И обещай мне, что ты не обернешься. Как в сказках — иди и не оглядывайся.

— Но…

— Пожалуйста, Эстер.

Они медленно спускались по узкой винтовой лестнице, и каждый шаг вниз казался Эстер шагом в неизвестность, которой она страшилась больше всего. Всё её существо стремилось вспять, к безопасному уединению каморки под крышей, где можно было забыть об опасности. Они шли, держа друг друга за руки, и её пальцы, отказывались ослаблять хватку.

Ведьма перебирала в уме всевозможные планы, аргументы, и даже ложь, которую могла бы использовать, чтобы убедить Кейна позволить ей не уходить. Она понимала опасность, которую несла Гильдия, но также чувствовала, что, если начнется сражение, им всем троим будет лучше защищаться вместе.

Они были уже почти внизу, когда раздались чужие голоса. Девушка замерла, понимая, что они опоздали. Крик Ирви, наполненный ужасом, взорвал тишину, пронзая воздух острее холодного клинка.

— Гильдия здесь! — раздалось снизу.

Некромант остановился, оглянулся на Эстер, его глаза искали на ее лице подтверждение того, что она понимает серьёзность момента.

— Нужно действовать быстро, — сказал он, — ты должна скрыться. Сейчас. Я займусь Ирви и остальными.

Но Эстер не двигалась. Все её сомнения и страхи развеялись в один миг — она знала, что не уйдёт, не оставит Кейна одного лицом к лицу с опасностью.

— Я останусь, — просто заявила она.

Мужчина хотел было возразить, но сжав зубы, кивнул — времени спорить уже не было. Двери распахнулись, и они вышли вместе в холл; Принц, разломанный на куски, валялся грустной кучкой костей на полу, рядом с ним на коленях стоял Ирви — Серена обернула энергетический хлыст вокруг его шеи, и держала, как на поводке. Душила.

Рядом с ней стояло трое — женщина средних лет с высокой прической, старик с кудрявой седой бородой и мужчина, испещренный алыми шрамами по всей поверхности тела. Они были одеты строго, в черное, и хищно улыбнулись, завидев Кейна и Эстер в дверном проеме.

— Добро пожаловать в поместье Винтеров, — сухо сказал граф, — душа моя, отпусти ребенка, он ничего не сделал.

Серена щелкнула хлыстом, освобождая Ирви, и послала Кейну воздушный поцелуй. Ученик захрипел, упершись ладонями в пол, и сплюнул кровью.

— Я бы предложил вам выпить чаю, но вы сломали моего дворецкого. Обойдемся без прелюдий, получается?

— Как скажете, милорд, — издевательски прошипел человек со шрамами, и щелкнул пальцами.

Окна распахнулись, вместе с ветром в холл залетела тягучая, осязаемая тьма — и тысячей мелких кинжалов бросилась прямо Кейну в грудь.

XIII. Смерть

Эстер, реагируя мгновенно, вдохнула глубоко и развела руки в стороны. Из пола холла выбились зеленые побеги плюща, переплетаясь и скручиваясь, создавая щит из растительности, который поглотил первый удар магической атаки.

Серена, жестоко улыбнувшись, начала читать заклинание, но Эстер была на шаг впереди. Одно движение рукой — и Серена давится словами, у нее на языке начинает расти мох; быстро, безболезненно, но беспощадно, заполняя ротовую полость и лишая ее способности произносить заклятия, не перекрывая дыхания.

Прорезав стену из растений, мужчина со шрамами бросился на Кейна в рукопашную. Силой, которая казалась несвойственной живому человеку, граф ударил врага об пол. Звук удара был глухим и ужасным, и Винтер, хоть и оставался на ногах, пошатнулся, словно его корни были вырваны из земли, от отдачи собственного удара.

Ирви, откашлявшись и преодолев тяжесть в груди, поднялся на ноги и, собрав остатки сил, замкнул руки, взывая к силам, которые были его наследием и проклятием. Воздух вокруг него заискрился, и стрелы из чистого мрака выстрелили в сторону оставшихся некромантов. Женщина быстро нарисовала в воздухе знак, который вспыхнул защитным барьером, но стрелы Ирви пробивали его, словно иглы сквозь ткань, заставляя ее отступить.

Серена, способная только на мелкие бессловесные заклятия из-за мха во рту, достала из-за пояса метательный нож, но Кейн, уловив ее движение, направил на нее поток энергии, который выбил оружие из рук. Магия вспыхивала яркими всполохами, рикошетила от стен. Эстер уворачивалась от атак Серены, и старалась ее обезвредить, не прикончив. На ее кукольном личике больше не было того ласкового выражения, как на кладбище — нет, Серена была готова вырезать сопернице сердце, если до того дойдет.

Затряслись, оживая, останки Принца — кости взлетели в воздух, даже не пробуя сформироваться в скелет, просто по отдельности начали колотить врагов сверху; это Ирви, скрючив пальцы, как когти диковинной птицы, и не прекращая шептать ни на секунду, нашел способ Принцу все же сразиться на стороне семьи.

Из открытых окон хищными щупальцами потянулись ветви деревьев и схватили женщину, стоявшую ближе всех; они росли, подчиняясь силе Эстер, и сомкнулись вокруг темной ведьмы в живой гроб. Она пыталась прожечь их изнутри, но со скрипом дерево выпрямилось и вытащило женщину наружу через то же окно. Целительница еле сдержала позыв закинуть жертву просто куда ветви дотянутся, разбить ее об землю; ярость клокотала в ее жилах, как лава, но Эстер все же не стала убивать. Она приказала деревьям перенести ее в глушь, чтобы там ее судьбу уже решал лес.

Мужчина со шрамами, собравшись с силами, направил на Кейна разрушительный удар темной энергией. Кейн был готов к защите, но удар пришелся неожиданно сильным, и он шатнулся, отступив на шаг. Эстер в ужасе увидела, как враг уже готовил новое нападение, но тут же рядом с мелькнула Серена, и ей пришлось отвлечься; чудом увернувшись от удара кинжалом, Эстер закричала, подскочила к ней ближе и прижала ладони к лицу девушки. Повинуясь неведомой смеси светлой и темной магии в своей душе, Эстер вцепилась ногтями в ее голову, будто пытаясь дотянуться до черепа, и прорычала несколько зачарованных слов. Белый свет ударил из глаз Серены, как из двух фонарей, и она заскулила от боли. Эстер отпустила ее, ошарашенная собственным поступком; некромантка упала на пол, и сияние померкло. Когда она открыла глаза снова, у нее больше не осталось зрачков. Она ослепла. Ее выжгло изнутри.

Кейн, сплюнув кровь, схватил своего врага за горло, и с невероятной силой он метнул мужчину об стену. Раздался страшный хруст, и он, как игрушка, безвольно сполз вниз. Кейн сломал ему шею.

Эстер, вскрикнув от ужаса, бросилась к поверженному некроманту. Неважно, какой он был враг, каждая жизнь была ценна, и она не могла допустить, чтобы чья-то жизнь оборвалась при ней, даже в такой битве. Слова Серены эхом бились внутри стенок черепа — если Кейн убьет себе подобного, его казнят. Она приложила руки к шее мужчины, нащупала место перелома, и ее пальцы окутались сияющим светом. Зеленоватый блеск исцеляющей магии стал пульсировать, впитываясь в поврежденные ткани. Напряженно сосредоточенная, она ткань за тканью, волокно за волокном восстанавливала его шею, несмотря на хаос вокруг.

Кейн не терял бдительности. Он знал, что каждая потраченная на милосердие секунда могла стоить им всех жизни. Тяжело дыша, он обратил взгляд на старика, единственного, кто активно не участвовал в битве — лишь играючи отклонял атаки останков Принца. Когда ему надоело, он просто обратил заклятие Ирви против него же самого, и приковал паренька к стене клеткой из костей. Он выглядел спокойным и даже смешливым, хотя лицо его было частично скрыто за кудрявой, длинной бородой.

— Учитель, — прохрипел Кейн, разжимая кулаки и склоняя голову. С его губ на пол капнула кровь.

— Впечатляет, Винтер, — голос у старика оказался скрипучий, как старое дерево, и довольно высокий. — Но ты мог просто сдаться.

Эстер почувствовала, как шея под ее руками становится целой. Она отступила, и мужчина вздохнул, его глаза были полны ужаса и недоумения. Он уже попрощался с жизнью; не каждый день враги оказывают такую помощь.

— Меня не за что судить, — рычит Кейн, делает шаг вперед, но его шатает и он еле остается стоять. — Я защищаю свой дом. Абрахам проклял эти земли, а охота — на меня?

— Ты не выше системы, Кейн, — старик подошел вплотную к бывшему ученику. — Ты — ее часть. И должен вести себя соответственно.

Он едва пошевелил пальцем, и граф с криком сложился напополам, пораженный невыносимой болью; Эстер вскочила, чтобы помочь ему, но только излеченный мужчина схватил ее за запястье и дернул так, что она упала и приложилась головой об стену. Целительница потеряла сознание. Старик поджал тонкие губы, и от новой волны силы Кейн рухнул на колени и опустил голову к полу, будто готовый к казни. Учитель наступил ему на спину тяжелым сапогом, и сильнее вжал в землю.

— Кейн Винтер, ты обвиняешься в сокрытии скверны от совета Обсидиана, работе со светлыми, теперь еще и нападении на собратьев. Если бы не твоя карманная блондиночка, — он провернул каблук на позвоночнике Кейна, заставляя того снова захрипеть от боли, — то за убийство Марка я тебя мог бы на месте обезглавить. Но сегодня удача тебе улыбнулась. Обойдемся клеймом.

Он поднял ногу и пальцем в воздухе провел быструю линию; Кейна отбросило назад, и он затылком ударился о пол. Старик навис над ним, таким же движением разрезал одежду на его груди, и на секунду застыл, увидев такие же черные шрамы, как у некроманта, которого спасла Эстер — следы поглощения энергии при всплеске скверны.

— А ты времени не терял, — почти с гордостью заметил учитель, потирая печатку на одном из перстней о ладонь.

Едва собрав силы, сопротивляясь заклятию-пытке, Кейн поднял над грудью руки, сложив пальцы в защитном символе; раскаленный металл кольца зашипел, наткнувшись на преграду. Хмыкнув, старик продолжил давить — он понимал, что вечно Кейн так не продержится, и сдастся. Купол энергии растаял, рука дрогнула, и печатка все же прижалась к груди мужчины — чуть левее, чем планировалось. Там, где должно быть сердце.

— Вот и чудесно, — почти промурлыкал учитель, выпрямившись и поправив складки на плаще. На Кейна, скрючившегося от боли, он особого внимания больше не обратил. — Ты лишаешься статуса основателя в Совете, твой голос больше не имеет никакого веса. Щенок твой, — он пренебрежительно кивнул в сторону Ирви, — до присяги пусть останется здесь, после если сохранит контакт — тоже отбросом станет.

Размеренно, будто торопиться ему и вовсе некуда, он прошел через холл и остановился рядом с Эстер, Сереной и некромантом со шрамами — как выяснилось, Марком. Серена сидела, обхватив колени, и беззвучно плакала, раскачиваясь из стороны в сторону. Марк тоже сел, но все это время продолжал держать Эстер за запястье, чтобы, когда та очнется, иметь контроль.

— Да отпусти ты ее уже, — бросил старик, с интересом разглядывая медленно возвращающуюся в сознание ведьму. — Интересный экземпляр. Жаль, не в наших рядах. Хотя, похоже, малыш Винтер над этим и работает.

Их дело здесь было окончено; осталось только найти женщину, которую Эстер отправила по лесам бродить. Марк взял Серену на руки, и они, как ни в чем не бывало, направились к выходу. Холл остался в полнейшем хаосе: кровь, разбитые стены, куски костей, обрывки растений и обломки ветвей, брошенное оружие. Разрушили все, что смогли, опозорили, ранили, оскорбили.

Погостили, и хватит.

Первым освободился Ирви; когда старик удалился, силы его заклятий ослабли, и паренек снова смог колдовать. Он вытащил себя из костяной тюрьмы, и осторожно, опасаясь непредсказуемой реакции своего учителя, подошел к Кейну — тот сидел на полу, склонив голову, положив руки на колени, и пустым взглядом смотрел в пол. На его груди алела свежая рана — клеймо. Вокруг линий ожога все воспалилось, и в остальном некромант тоже был не в лучшем состоянии. Ему разбили губу, рассекли щеку, пытались задушить — проявлялись лиловые следы на шее. Только вот это все заживет, само или с помощью магии Эстер, если она решит избавить Кейна от лишних страданий — а вот с меткой не справится даже она. Это проклятие древнее, чем она даже смеет подумать, древнее самого рода Винтеров и Гильдии.

Этот знак с ним теперь действительно на всю жизнь.

— Мастер? — с ноткой неуверенности и беспокойства в голосе, Ирви робко позвал Кейна.

Некромант медленно поднял голову, и его глаза встретились с взглядом ученика. Под слоем грязи, крови и синяков проступило выражение глубокой усталости. Ирви уселся рядом, не в силах сложить слова в утешение. Что можно сказать человеку, который только что осознал, что бремя его прошлого стало еще тяжелее?

— Живой? — хрипло спросил граф, не поворачиваясь напрямую к парню. Продолжая смотреть в стену — когда-то там висел семейный портрет, теперь прошла глубокая трещина, а рамка с полотном, поломанная, валялась на полу. — Хорошо с Принцем придумал. Хвалю.

Ирви, не ожидавший совсем этого, зарделся и пробормотал какие-то невнятные благодарности. У него на шее тоже остался след — но от хлыста Селены. Выглядел, будто линия надреза.

— Проверь Эстер, пожалуйста, — попросил Кейн, и попытался сжать и разжать кулаки — не вышло, руки просто задрожали. Тело ему еще не повиновалось. — Я сейчас не смогу идти.

Ирви коротко кивнул; девушка уже тоже пыталась двигаться, но у нее безумно кружилась и болела голова, и, когда она прикоснулась к волосам на затылке, после увидела на ладони кровь.

— М-миледи? — он еще заикался, потерянный и сконфуженный, никогда прежде в жизни не участвовавший в такой битве. Не понимающий, как они теперь будут справляться с последствиями.

— Жива, — подала слабый голос ведьма, пытаясь сфокусировать зрение на стоящем перед ней Ирви. — Не цела, но… жива.

Ирви бережно подхватил Эстер под локоть, поддерживая ее дрожащее тело. Он мельком осмотрел рану на ее затылке, и позеленел от одного вида — будущий страшный, кошмарный некромант, повелитель мертвых…

— Все будет в порядке, — произнес он, стараясь сохранять спокойствие перед лицом боли и беспорядка. — Вы же сможете себя вылечить? Или мне нужно найти лекаря в городе?

— Я не знаю, Ирви, — сипло сказала девушка. — Я попробую.

Кейн с трудом поднял голову, следя за движениями ученика. Следы его собственной битвы красноречиво говорили о цене, которую он заплатил. Он мог командовать мертвыми, но теперь, когда сам оказался на грани полного падения во тьму, стал бессилен.

В воздухе витали страх и растерянность, смешанные с запахами крови и горечью магического дыма. Эстер старалась идти, опираясь на Ирви, но ее колени подгибались, и каждый шаг вызывал острую боль в ране.

Почти сразу ее вырвало. Парень инстинктивно отдернулся, и из-за этого сделал ведьме только больнее.

— Прости, — прохрипела Эстер, вытирая рот рукавом. Нет у нее сейчас платка, да и не до приличий — и вряд ли она это платье сохранит. — Дурно…

Ирви покачал головой и осторожно усадил Эстер у стены — ненамного, но все же ближе к Кейну. С такого расстояния они хоть поговорить смогут, не повышая голос.

— У вас остались зелья какие-нибудь? — спросил он обеспокоенно. — Что мне принести из комнаты?

— Склянки… с голубой такой микстурой, — она поморщилась, тяжело выдохнув. — Возьми все хотя бы отдаленно синие, я просто так не объясню. В ящике ночного столика должны остаться…

Он кивнул, поняв задачу, и умчался вверх по лестнице — рыться в вещах ведьмы. Эстер и Кейн остались наедине, в этом хаосе и разрушении, не смотря на друг друга, сражаясь каждый с собственной болью.

Мужчина нарушает тишину первым.

— Прости меня, — просто говорит он. Эти слова даются ему тяжело, и он делает долгую паузу, собираясь дальше.

— За что? — усмехается Эстер, закрывая глаза — на свет ей больно смотреть. — Я сама решила остаться. Я не жалею.

Она не жалеет, что боролась и защищала его, Ирви и дом. Но о методах своих ей страшно думать; медленно приходит осознание, что она оставила Серену навсегда слепой. Не остановись она в нужный момент, может, и вовсе душу бы ей выжгла; это было уже не защитное заклинание. Это была боевая магия, созданная в пылу гнева. Неконтролируемая. Первородная. Могущественная.

— Ты не должна была все это видеть, — тихо настаивает Кейн. — Страдать… из-за меня.

— Страдать никому не хочется, — хмыкает Эстер, наблюдая, как на ветру шевелятся ветки дерева, которое только недавно было ее оружием. — Но хотя бы все живы. Подлатаем друг друга… восстановимся. Принца, интересно, собрать обратно можно? Он, конечно, жуткий малый, но все-таки я буду немножко скучать.

Граф молчит какое-то время, обдумывая каждое слово.

— Если ты все еще хочешь уехать…

— Хочу? — возмутилась девушка. — Ты меня уговаривал!

— …я пойму, — договаривает он, не прислушиваясь к возражениям. — Я не знаю, как все повернется дальше. Успокоится ли Гильдия на клейме, или продолжит охоту. Останется ли Ирви. Как изменится моя магия. Как изменюсь я.

— Клеймо? — непонимающе спрашивает ведьма, и граф понимает, что она уже была без сознания к тому моменту.

Невольно он чувствует облегчение — ему не хотелось бы, чтобы она видела, как его пытали. Как он не смог сопротивляться. Для него это был настоящий позор, и самому становилось в собственной шкуре некомфортно. Будто он грязный. Слабый. Недостойный.

— Да, — он шумно выдыхает, стараясь успокоиться. — Пометили, как скот. Обычный ритуал для тех, кто нарушает порядки Гильдии — если их на этом ловят, конечно. Вечное напоминание о цене неповиновения. Должно дисциплинировать.

Сердце Эстер рухнуло. Она даже представить не могла, что сейчас чувствует Кейн, но хотела утешить, помочь; только она попробовала встать, чтобы подойти ближе, от боли в глазах все заискрилось, и она упала спиной назад. Двигаться было опасно; где там Ирви черти носят?..

— Я затяну шрам, — говорит Эстер, держась за голову. Сейчас она не способна даже себе помочь. — Будешь как новый.

— Не в этот раз, миледи. Ты, конечно, чудо на земле, — он усмехается, — но против посмертной магии вряд ли что сделаешь. Это не просто метка, а роза с пятью лепестками. Символ перерождения. Трансформации.

— А что плохого в трансформации?

— Для некромантов это значит, что я не успокоюсь, — он сгибает руки, долго смотрит на свои ладони, пытается шевелить пальцами. Медленно обретая контроль. — После смерти не смогу раствориться во Тьме. Останусь призраком. Веками буду портить кому-то жизнь.

В его голосе звучала невероятная горечь и усталость. Словно он на это спокойствие во мраке давно уже надеялся, а тут… даже смерти уже ждать нет смысла.

Наконец зазвучали шаги Ирви, и разговор на этом и прервался — парень нес в руках полный набор юного зельевара, едва балансируя хрупкие склянки друг на друге.

— Мой герой, — искренне выдохнула Эстер, выуживая нужную микстуру.

Она сделала пару глотков — жидкость неприятно обожгла язык, наполняя рот вкусами кислого теста и еловых веток; вздрогнув, она жестом подозвала Ирви ближе — и, когда тот наклонился, чуть зелья налила себе на руку, и осторожным движением прошлась по ране от хлыста. Порез затянулся мгновенно, оставив лишь тонкий намек на шрам; если не знать, специально не приглядываться — не заметишь. От этого проявления заботы у паренька даже глаза заслезились — похоже, он не ожидал, что на него обратят внимание, когда у самих раны гораздо хуже. Он расставил оставшиеся склянки рядом, и даже умудрился ничего не разбить.

— Чудесная примочка от всего на свете, — улыбнулась Эстер, — слабовата, правда, но для скорой помощи — идеально. Спасибо, я немного посижу, и мне скоро станет лучше — смогу хоть колдовать.

Она закупорила бутылочку и вложила ее Ирви обратно в руку ласковым, осторожным движением.

— Отдай Кейну, — попросила она тихо, — и проследи, чтобы остаток выпил. Ему тоже не помешает немного чуда.

На большее она пока не способна.

XIV. Умеренность

Тень обрушенной башни замка тянулась по саду, словно напоминание о недавних потерях. На заре нового дня, когда солнце едва коснулось розового горизонта, Эстер, Кейн и Ирви собрались вместе, чтобы залечить раны этого места, запятнанного не только кровью, но и предательством.

Гармонии здесь было мало: разбитые статуи, рассыпанные как печальные осколки прошлого, свидетельствующие о жестокой схватке, расколотые ступени, выкорчеванные деревья. Они не знали, повеселились так темные гости до того, как зайти в дом, или уже после, чтобы выместить злость за полученные раны — но, в общем-то, это бы поменяло мало что.

Эстер, проходя мимо сгоревших клумб, возобновляла их жизнь прикосновением рук, в которых теплилась исцеляющая сила. Она чувствовала, как каждое мгновение этой работы вгоняет ее в глубокую усталость, и телесную, и душевную. Битва с Гильдией оставила шрамы на земле, но и в ее сердце также зияла своя темная рана, истекающая медленным отчаянием.

Кейн в своем черном плаще был похож на привидение прошлого, бродящее среди руин будущего. Он поднимал камни с земли силой, будто собирая самый тяжелый в мире паззл. Его движения были меткими и точными, но он отвлекался — глаза часто оглядывали сад в поисках девушки. В нем тлела и таяла надежда на то, что Эстер увидит в нем не просто то самое чудовище, ныне еще и под клеймом Гильдии. Он боялся ее нежности, потому что не понимал, как можно сочувствовать такому, как он, искренне.

Ирви, маленький вихрь, бросался от одной задачи к другой, стремясь сгладить остроту невысказанных слов, витавших между Эстер и Кейном. Он знал, что их союз, более тонкий, чем крыло бабочки, требует бдительности и ласки, чтобы не сломаться. Ведьма наблюдала за его стараниями, вспоминая Лану, и тоскуя по семье в родном городе. И все же она не чувствовала, что уже может покинуть это место. Невыполненный долг и невысказанная привязанность тяготели над ней.

Среди этого утреннего труда вокруг замка и сада, где каждый камень и ветка казались символом новой жизни, рождавшейся из пепла старой, веселая троица искала свою умеренность, свой баланс.

Эстер подняла взгляд и улыбнулась, заметив, что Кейн за ней наблюдает. Ее беспокоили его последние попытки оттолкнуть ее, а затем притянуть обратно. Смешанные сигналы. Она не покинет его, как не покинул бы капитан свой корабль в бурю. Не потому, что она не чувствовала искушения отступить, но потому что она знала: если они не выстоят вместе, то потеряют гораздо больше, чем просто эти стены и деревья.

— Смотрите! Саженцы начинают пробиваться! — голос Ирви разрезал тяжелую тишину, удивленный, что замок, несмотря на свою израненность, наполнился признаками новой жизни.

— Ваша заслуга, миледи, — Кейн ей даже подмигнул. Они снова вернулись к формальному, полуофициальному общению, и Эстер это раздражало. Ей не нравилось ощущать себя подвластной течению — волна накатывает, волна спадает… Кейн называет ее чудом, Кейн просит ее бежать и не оглядываться.

Ей было болтаться в этих нейтральных водах. Ей хотелось захлебнуться и пойти ко дну, и знать, что она это чувствует не одна.

Амулет, небольшой серебряный кулон с инициалами «К.В.», так и висел на одной цепочке с обручальным кольцом мертвого мужа. Это их будто приравнивало, и Эстер не полностью понимала, что она чувствует. По погибшей любви она, конечно, до сих пор скорбит и скучает, но… новая связь, настолько неожиданная и необъяснимая, как музыка, которая начинает звучать где-то в глубине забытых комнат, начала пульсировать в ее сердце. Они были из разных историй, которые теперь сплетались в ее настоящем, создавая новый узор судьбы.

Эстер часто ловила себя на мысли, чтодотрагивается до амулета, когда ее взгляд встречается с Кейном, когда она слышит его голос, насыщенный темной силой, которая когда-то пугала ее, а теперь вызывала странное чувство защищенности.

Он, в свою очередь, тянулся к клейму.

Эстер вспомнила, как после битвы, как только ей стало чуть легче и она смогла колдовать, она опустилась на колени рядом с ним. Ее руки, мягкие и проворные, принялись осторожно обрабатывать его раны, впитывая в себя его боль. Она сосредоточенно работала, стараясь сначала залатать глубокие порезы, трещины в костях, и только потом обратить внимание на клеймо — ведь он уже сказал, что здесь она не поможет.

Роза с пятью лепестками уродливым воспалением багровела на коже Кейна. Символ, обманчиво красивый и невинный, но несущий в себе весь тяжкий груз утраченной чести и падения.

Со слабым вздохом она принялась за работу, но каждое произнесенное заклятие и каждый магический жест казались бессильными перед этой меткой. Шрам не поддавался, он лишь слегка мерцал под ее прикосновениями, словно насмехаясь над ее усилиями.

Кейн наблюдал за ее попытками, его глаза темнели с каждой минутой. После нескольких неудачных попыток он положил руку на ее, останавливая ее.

— Хватит, Эстер, — его голос был холоден и отстранен, словно вместе с пониманием тщетности ее действий, он отгородился стеной льда. — Благодарю тебя за помощь.

После этого момента что-то изменилось. Кейн стал чуть более молчаливым, чуть более отдаленным, словно во избежание новой боли он решил укрыться в самом сердце своей крепости из холода и тени.

И теперь она мечется со всей этой невысказанной, ненужной нежностью в груди — и чувствует, что скоро она просто начнет гнить. Перетечет во что-то другое — презрение. Ненависть. Безразличие. Иронично, что именно такой реакции граф от нее сейчас и ждет. Что она просто поддастся течению, и медленно уплывет прочь.

Все же задумается, так ли нужно ей это зубастое чудовище на поводке.

***

Эстер стояла в своей маленькой мастерской, прислушиваясь к звукам пробуждающегося замка. Все вокруг было еще сонно тихим, но в ее мыслях шумели волнения. Она перебирала флаконы и банки, открывала и закрывала ящики и складывала в стопку пустые мешочки, которые еще недавно были полны трав и сушеных цветов. Запасы ее зелий и ингредиентов опасно таяли, а каждый новый день мог принести новые раны и болезни, которые нужно будет исцелять.

Эстер понимала, что сидеть сложа руки в ожидании неизбежного — это не о ней. Нужно возвращаться в город, пополнить запасы. Времени у нее было немного, и она решила не откладывать важное дело.

— Граф, я собираюсь в город за запасами. Составите мне компанию? — ее голос звучал без особого энтузиазма, она полагала, что он откажется, учитывая все, что произошло.

На удивление, Кейн кивнул.

— Конечно, миледи. Разве я могу вас оставить?

Ну, в последнее время у тебя с этим проблем не было.

В дороге они молчат, и Кейн будто пытается совсем с ней взглядом не пересекаться — каждый раз, когда она смотрит на него, тот отворачивается. Невыносимый. Что это, дурацкий тест ее преданности? Сколько ты продержишься на месте, пока я буду тебя отталкивать?

— Я так и не нашел времени спросить, — наконец подает голос он, когда Эстер мысленно его уже трижды прокляла, убила и воскресила, — я ведь до сих пор не знаю вашего полного имени.

Девушка хмыкнула. Хотя бы сейчас у него начала картинка складываться, и на этом спасибо.

— Нет у меня фамильного имени, граф, — вздохнула она, и зацепилась указательным пальцем за кольцо на шее, привлекая к нему внимание. — Мой род со мной погибнет… оба, — поправила себя же она. — У отца — двое дочерей, я свое имя уже променяла, и Лана вряд ли в девах долго останется. Мой супруг в своей семье был единственным ребенком, дожившим до свадьбы. И как вы понимаете… — она сделала паузу, истово пытаясь ладонями разгладить залом на юбке, — у меня детей нет. Поэтому просто — Эстер из Флистана. Без рода и без племени.

— Звучит фаталистично, — откликается Кейн. — Вы будете против, если я спрошу, как ваш муж погиб?

— А вы будете против, если я спрошу, зачем вы увели невесту у своего старшего брата? — ядовито ответила она. Каким-то невероятным секретом это не было — его ограбили и убили разбойники на дороге, а Эстер рядом не было, чтобы защитить и вылечить. Умом она понимала, что ее вины здесь нет, но когда это мешало сердцу зациклиться на самоненависти?

Некромант впервые за это время поворачивается к ней, сбитый с толку вопросом и тоном.

— Влюбился, — просто ответил он, нахмурившись. Было видно, что он о чем-то глубоко задумался — может, наконец начал складывать паззл нынешней ситуации. — В это так сложно поверить?

— Да, — огрызается Эстер. — Не думала, что вы умеете.

— Миледи! — Кейн пораженно вскинул брови.

Миледи, миледи. У тебя была такая великолепная возможность после речи про два умирающих рода предложить погубить еще один… Впрочем, что с некроманта взять. Сейчас лучше слишком сильно не переживать — раны могут снова вскрыться.

Ярмарка в Исендоре пульсировала жизнью, как оазис в центре увядших земель. Пестрый торговый ряд, словно радужные всплески на фоне тусклого городского пейзажа, изобиловал красками и ароматами, которые казались еще ярче на контрасте с окружающей увядшей природой. Здесь, среди прилавков с товаром из соседних графств, Эстер и Кейн искали необходимые ингредиенты.

Стойки продавцов были уставлены свежими травами, сухоцветами и банками с экзотическими смесями. Продавцы, чтобы поддержать интерес покупателей, расхваливали свои товары, каждый стараясь перекричать другого. Несмотря на обилие жизни и суету вокруг, атмосфера между Эстер и Кейном была напряженной.

Эстер, хмуря брови, не могла понять, почему Кейн ведет себя так холодно. Он шел рядом, как тень, ответы его были лаконичны и остры, как бритва. Она отчаянно искала в его загадочных глазах ответы на вопросы, которые терзали ее душу. Но лицо Кейна было непроницаемым, как маска, и каждый его жест казался выверенным до мелочей.

Кейн, чьи мысли заняты борьбой с собственными эмоциями, чувствовал, как невидимые стены между ним и Эстер крепнут с каждой минутой. Он боролся с внутренними демонами, которых в последние месяцы стало как-то слишком много, можно было уже собрать маленький Легион. Его мучало, что прошлое уже не вернуть, а будущее туманно и неопределенно. Чувства Эстер казались ему загадкой, решение которой он не мог найти.

Когда Эстер останавливалась у очередного прилавка, Кейн переводил взгляд на ее лицо, пытаясь разгадать выражение ее глаз. Он видел, как она внимательно изучает каждую деталь, как нежно прикасается к лепесткам редких цветов, единственных свидетелей утраченной красоты их земель. Но когда их взгляды встречались, он непроизвольно отводил глаза, боясь, что его взгляд выдаст тот вихрь эмоций, что бушевал внутри него.

На мгновение Эстер позволила себе представить, что поход на ярмарку был не более чем прогулкой двух людей, свободных от прошлого и забот. Она вдохнула аромат свежих трав, позволив запахам отвлечь ее от груза недопонимания, который витал между ними. Кейн, в свою очередь, изредка позволял себе маленькую улыбку, когда видел, как Эстер восторгается очередной находкой, хотя и старался скрыть это, повернувшись к следующему прилавку.

Каждый раз, когда их пути пересекались между толпой, их руки чуть касались друг друга, и Кейн чувствовал, как ток проходит по его коже. Эти краткие моменты становились для него напоминанием о том, что он все еще способен чувствовать, несмотря на всю свою внутреннюю бурю.

Эстер стояла у прилавка, где было разложение множество засушенных диковинок с таинственными ароматами. Часть растений до этого она видела только в книгах по теории зельеварения, и пыталась понять сейчас, действительно ли ей нужно двенадцать корней ядовитого дерева из южной провинции, или просто ей хочется поиграть с новыми заклинаниями.

— Я боялся, что мы больше не встретимся, — прозвучал низкий голос откуда-то позади.

Нет. Нет, пожалуйста, только же все хоть немного успокоилось…

Рядом с ней стоял, возвышаясь, недавний знакомый. Статный, смуглый, с широкими плечами, он был одет в белую церковную робу, и его появление было настолько неожиданным, что девушка даже не успела услышать его шаги; шум ярмарки ему скрытности, впрочем, прибавил. Инквизитор Тристан, чье имя Эстер давно не произносила вслух, стоял перед ней, его глаза смотрели прямо в ее душу.

Эстер замерла, ее сердце стучало как бешеное. В голове начали вихрем кружиться мысли, она искала выход из этой внезапной ловушки. В прошлый раз она, искавшая поддержки и союзников, оказалась втянутой во внутренние игры церкви. Теперь же связь с Инквизитором казалась не просто ошибкой, но и затеей, которая и Кейну, и ей может стоить жизни. Потому что, когда она согласилась на предложение Тристана, она еще была полностью светлой. Теперь она из тех, на кого Инквизиция охотится.

— Не думала, что я вам еще интересна, — пробормотала она, желая провалиться на месте.

Она видела, с каким лицом на нее смотрел Кейн. Ситуация была до абсурда прозрачная — не получится выкрутиться дурацким «это не то, о чем ты подумал». Его ведьма связалась с Инквизицией и случайно прокололась, выдав свои связи раньше времени.

Предательница.

— Не волнуйтесь, мы с вас глаз не спускали, — елейно протянул мужчина, и повернулся к Кейну, склонил голову в приветствии. — Мое имя Тристан, милорд. Служитель церкви. Истребитель скверны.

— Граф Кейн Винтер, — глухо ответил некромант, фальшиво улыбаясь. От тона его голоса у Эстер сердце оборвалось.

Пожалуйста, только не делай поспешных выводов, пожалуйста…

— Благородный род, — уважительно кивнул Тристан. — Но как неблагодарны люди — вы бы знали, какие только клеветнические речи не витают в воздухе Исендора.

— Вряд ли они страшнее реальности, — он улыбнулся, но скорее — оскалился. — Истина всегда скрывается во лжи.

Кейн чувствовал, как напряжение в воздухе становится густым, почти осязаемым. Его глаза непрерывно скользили между Эстер и Инквизитором, словно искали разгадку в этом внезапном маскараде истин и лжи. Он пытался уловить мельчайшие нюансы их взаимодействия, думая, что понимает игру, которая разворачивалась перед ним.

— Истина, милорд, это то, что мы все ищем. К счастью, Церковь служит великому делу раскрытия её перед заблудшими, — его голос был уверенным, но в его взгляде мелькнула тень, когда он снова перевел его на Эстер.

Ведьма стояла, словно в ловушке, между двумя мужчинами. Её разум искал выход из положения, которое могло стать опасным. Она знала, что слова Инквизитора могли оказаться роковыми, если Кейн истолкует их неверно… и в обратную сторону. Не хватало некроманта еще и на костер отправить.

— Да будет благословлен ваш путь, — сдавленно прошептала она; под взглядом Тристана она ощущала себя, как под лавиной камней.

— Благодарю, миледи, — он улыбнулся, но выражение глаз у него было жестокое. — Я уверен, что всегда смогу рассчитывать на вашу помощь в этом нелегком деле.

— Мне нечего вам рассказать, — солгала Эстер, стараясь не опускать глаз. — Не произошло ничего, достойного внимания Церкви.

Обмануть его вряд ли получилось — Тристан прищурился на секунду, словно пытаясь прорваться сквозь ее душу. Благочестиво поклонился, чтобы показать свое смирение, и сказал:

— Чудесно. Это значит, что мы хорошо выполняем свою работу, и тьма со своими отпрысками медленно покидают Исендор. Радостные новости, воистину. Простите мне мою назойливость, миледи, но вы выглядите нездоровой. Вас ранили? — спросил Тристан, прямо посмотрев на Кейна. Обвиняя.

— Чахотка, — процедил граф, едва сдерживая порыв размозжить череп наглого святоши прямо здесь, на главной городской улице. — Мы и пришли за лекарственными травами.

— Благо, — кивает Инквизитор, делает вид, что поверил. — Что ж, не буду вас и дальше задерживать. Ждите вестей, миледи.

Тристан растворился в бурлящей толпе горожан, и Эстер с Кейном наконец остались вдвоем. Вокруг были люди — но они не имели значения.

От ужаса у Эстер пересохло во рту, она смотрела, как с некроманта спадает каменная маска безразличия; как он смотрит на нее глазами, полными боли, в неверии, что он снова пригрел на груди змею в надежде на искренность.

— Я должен был сразу догадаться, — он усмехается, и закрывает глаза ладонями, будто проверяя, не спит ли он, — что это ловушка. Вы были слишком хороши. Ну что, когда мне ждать крестьян с вилами у своего порога? Я успею хоть от предыдущей атаки прибраться?

— Кейн… — Эстер попыталась взять его за руку, но он отстранился. — Я все могу объяснить.

На последней фразе ее голос все же дрогнул, и девушка разрыдалась; Кейн отвернул голову в сторону, кусая губы, хороня в себе глубоко любые эмоции.

— Что ж, попробуйте.

XV. Дьявол

— Когда я ушла из замка той ночью, — сквозь слезы говорить сложно, выходит скулеж брошенной собаки, а не исповедь оступившейся союзницы, — то не уехала дальше, домой, потому что все еще хотела снять проклятие. Сделать правильный поступок… сделать все по-своему, сделать все по-светлому, — Эстер обхватила локти руками, стараясь успокоиться, сдержаться. — И Церковь предложила мне сотрудничество и защиту, в обмен на информацию о темных проявлениях… потому что я смогла снять проклятие с одного крошечного храма, где убили некромантку.

Кейн слушал, не вмешиваясь, позволяя Эстер говорить. Когда она в очередной раз громко всхлипнула, он не выдержал и протянул ей платок.

— Следующей же ночью я пошла с вами на кладбище, — она пожала плечами, — и больше никогда не говорила с Инквизицией. Выбрала свою сторону.

— И почему я теперь должен тебе верить? — срывается на полурык Кейн, и сцепляет пальцы в замок с такой силой, что белеют костяшки. — Тебе предложили самый светлый из возможных путь, а ты пошла за некромантом? Абсурд.

— Мне больше нет места на светлом пути, Кейн, — Эстер готова была сорваться на крик, но ловила на себе озадаченные взгляды. Не то место они выбрали для выяснения отношений. — Из-за тебя.

Она сделала шаг вперед, и прикоснулась ладонью к его груди — там, где под тканью, под грузом прошлого, под слоем предрассудков и страха билось сильное и горячее сердце. От неожиданности Кейн не успел отпрянуть; и этого секундного замешательства хватило, чтобы сработало заклинание.

Изумрудная, пульсирующая в такт дыханию нить протянулась между двумя сердцами. Пораженный, некромант попытался дотронуться до нее — и от этого прикосновения у них обоих захватило дух; Эстер смотрела на него снизу вверх, слегка приоткрыв губы, и дорожки слез на ее щеках отражали зеленое свечение.

— Ты был на грани, — она говорила совсем тихо, но сейчас он ее не мог не услышать. — Просто лекарской магии оказалось недостаточно… и я просто выпустила всю силу, что была во мне. Вырвала твою жизнь из лап тьмы. Отдала тебе часть души…и свою замарала мраком, — она поджала губы, стараясь сдерживать слезы. — Как бы я посмела тебя после этого предать?

Она опустила руку и сделала шаг назад, не спуская взгляда покрасневших глаз с некроманта. Ощущалось, будто она выносит себя на суд — и решайте, что хотите, граф Винтер. Объятия или эшафот?

Кейн молчал, его взгляд проникал в самую глубину ее души, и в этом молчании было больше слов, чем могли бы выразить тысячи фраз. В его глазах смешались буря эмоций — боль, гнев, разочарование — и теперь они уступали место более тонким ощущениям: пониманию, прощению и, возможно, возрождающейся надежде.

Наконец, он остановился перед ней, их тела почти соприкасались, дыхание смешивалось, и в их глазах — отражение той же самой вулканической страсти и глубокого сочувствия.

Он протянул руку и осторожно обвил ее вокруг ее плеч, притягивая Эстер ближе к себе. Ее тело содрогнулось, когда она чувствовала его крепкие руки, волнение в сердце от прикосновения.

— Смешно признать, миледи, но я так тебя боялся, — прошептал он, его голос дрожал от невиданной ему ранее уязвимости. — Боялся признать, что без тебя мои дни — как безветренные ночи, пусты и неполны.

Эстер подняла свои руки, прикасаясь к его лицу, изучая его, словно в первый раз, ощущая тепло его кожи, следы времени и трудностей в залегшей между бровей морщине, тени под глазами, запечатлевшие моменты их разлуки.

— И я боялась, Кейн. Боялась, что мои чувства будут тебе в тягость, что они отвлекут тебя… Но я устала себя скрывать, — тихо сказала Эстер.

Кейн не стал больше ничего говорить. Он склонил голову и нежно коснулся ее губ своими. Поцелуй был мягким, но полным страсти — они оба понимали, что это прощение, это новое начало, это принятие всех тех темных уголков их душ, которые они так страшно боялись открыть.

На мгновение мир вокруг них отступил, оставив только их двоих, обернутых в магию момента, который, как им казалось, мог исцелить любые раны. Слезы Эстер, высыхая на щеках Кейна, стали символом их обновленной связи, напоминанием о том, что настоящая любовь, как и настоящая магия, всегда находит путь.

Мысли Эстер умчались в прошлое. Она вспомнила расклад, который когда-то, будто в прошлой жизни, получила от странной ведьмы с седыми волосами и одним прозорливым глазом: карты, которые шептали о предстоящем погружении в тень, соблазне и борьбе с прошлым, обещавшие триумф.

В ее воображении вновь всплыл образ Дьявола, та самая карта, которая в тот раз озадачила и напугала ее, но теперь, спустя время, Эстер понимала, как мудро и неожиданно карта предрекла судьбу. Она соединила их с Кейном тонкой, но прочной нитью, предвещая страсть и преодоление, и сейчас Эстер видела в этой карте не беду, а символ их необычной и сложной любви.

Кейн не знал о раскладе, о беспокойстве, которое он вызвал в ее сердце, об образах, которые роились в ее голове на протяжении долгих ночей. И сейчас, когда расклад сбылся, когда они нашли понимание и примирили свои темные и светлые стороны, уже не было необходимости делиться с Кейном этим давним волнением. Ведь все тени и свет, заложенные в арканах, уже ожили в их судьбе.

Эстер тихо вздохнула, уткнувшись носом в его шею и вдыхая запах крови и влажной земли, который всегда исходил от Кейна. Вместе они были силой, о которой шептали карты — темной и светлой, соблазнительной и могущественной.

Непобедимой.

***

Сумерки опустились на городок, пока ведьма и некромант добирались до таверны, скрытой под плющом и тенью старых, усталых деревьев. Свет из окон мягко пробивался сквозь ветви, словно приглашая уставших путников в уютное убежище. Сегодня они решили не возвращаться в поместье, а укрыться от мира в этом тихом уголке.

Владелец таверны, уже запомнивший их обоих, назначил им комнату на втором этаже. Там, в мягком свете масляной лампы, на широкой постели под тяжелым покрывалом, они нашли убежище друг в друге.

Обнимаясь в темноте, Эстер и Кейн позволили своим разговорам нести их через водоворот чувств и страхов. Эстер говорила о своей борьбе с одиночеством, о страхе предательства и об уязвимости, которую она так долго скрывала за маской уверенности. Ее слова были тихими, но каждое из них несло в себе вес тысячи миров.

— Я боялась, что если тебе станет известна вся правда, ты уйдешь и не вернешься, — прошептала она, едва касаясь губами его груди.

Его пальцы нежно скользили по ее спине, удерживая ее близко, как будто боясь, что она может исчезнуть; он сжимал ее крепче и шептал слова утешения, пока не нашел в себе силы признаться в своем собственном страхе.

— Знаешь… — начал он, его слова падали между ними мягко, как то самое облако от одуванчика, обещающее исполнение всех желаний. — Я даже думал попробовать тебя… приворожить. В темной магии есть ритуалы, которые могли бы сломать твою волю, заставить остаться со мной.

Эстер задержала дыхание, ее сердце участилось. Она знала, на что способен Кейн, какие тайны хранит его искусство.

— Но я не смог. В последний момент я понял, что хочу, чтобы ты осталась со мной, потому что ты этого хочешь, а не потому, что я тебя заставил, — он улыбнулся, и в этой улыбке было столько нежности, сколько и самоиронии. — И сейчас я так рад, что остановил себя.

Эстер чувствовала, как ее страхи растворяются в его присутствии. Она подняла голову, чтобы встретиться с его взглядом, в его глазах теперь горело нечто более глубокое и сильное, чем чары могли бы когда-либо создать.

— Я выбрала тебя, Кейн, — ее слова отдавались эхом в тишине. — Без всяких заклинаний и приворотов.

Обнявшись, они легли бок о бок, их тела плавно слились в одно. Таверна скрылась в тиши, вне времени и пространства, в то время как два сердца продолжали биться в такт — медленно, нежно, и синхронно.

Они устроились поудобнее, и теплая тишина комнаты укутала их, как мягкое одеяло. Эстер уткнулась лицом в его грудь, вдыхая знакомый аромат, который смешивался с древесным духом таверны. Кейн, чьи руки были вечно холодны от связи с тенями, находил тепло в ее коже, ее дыхании, ее близости.

— Интересно, догадался ли уже Ирви, — тихо сказал Кейн, его голос звучал задумчиво, но с ноткой иронии. — Какие у него теории, почему мы пропали и не вернулись.

Эстер подавила смешок, представляя себе, как бедняга носится по поместью, выдвигая все более абсурдные версии их исчезновения. От вампиров-похитителей до проклятий древних богов — Ирви всегда имел склонность к драматизму.

— О, я уверена, он уже собрал целое заседание с кухонной утварью, чтобы спланировать наше драматическое спасение. Возможно, ложки уже в полной боевой готовности, — шептала она, уткнувшись ему в шею и ощущая его смех.

Они засыпали так, не отпуская рук, их дыхание синхронизировалось, сердца бились в унисон, а души… души плыли в мире снов, где они были бесконечно свободны и вместе. И когда ночной ветер шептал через щели в стенах таверны, он несли с собой обещание нового дня, новых историй и новой любви, которую укрепила ночь в таверне под плющом.

Рассвет пробивался сквозь занавеси в маленькой комнате таверны, обещая новый день, полный приключений и магии. Вчерашняя ночь оставила после себя сладкое эхо в сердцах Кейна и Эстер, собирались покинуть убежище их тайного уединения.

— У меня есть идея, — сказала ведьма. — Хочу проверить одну теорию.

Кейн, всегда готовый к новым загадкам и экспериментам, ответил улыбкой, увидев в ее глазах озорство и легкость, которых ей так давно не хватало.

Не тратя времени, они отправились к реке, чью мощную стихию Эстер предполагала использовать в своих целях. Спуск по глинистому обрыву оказался более неловким, чем они ожидали. Почва под ногами ускользала, а кусты, казалось, засмеивались над их неуклюжими попытками сохранить равновесие. Когда Эстер, пытаясь устоять на скользком склоне, внезапно почувствовала, что теряет равновесие, ее сердце на мгновение замерло в ужасе — в весенних водах искупаться, чахотки не избежать. Но Кейн оказался рядом и с ловкостью настоящего рыцаря перехватил ее в последний момент, предотвращая падение.

— Осторожно, мы не планировали утреннее плавание, — сказал он, подхватив ее на руки.

Ощущать себя под защитой — необычно, но… приятно.

— Теперь, когда я в безопасности, к моей гениальной мысли, — продолжила Эстер, собираясь с мыслями. — Ночью ко мне пришла идея… если мы зачаруем реку таким образом, чтобы она разносила светлую силу, это может смягчить проклятие.

— Мы? — уточнил Кейн, прицеливаясь камешком в речную гладь. — Миледи, даже с твоим влиянием от меня света, как от куска угля.

— Уголь когда-то горел и светил, — заметила девушка, усмехаясь.

— Твоя правда. Плохая метафора.

Эстер осторожно приблизилась к краю реки, где вода мирно плескалась о каменистый берег. Она прекрасно понимала, что предстоит сделать, и с серьезным выражением лица опустила руки в прохладную течь. Волны обхватили ее ладони, словно приветствуя старого друга.

С закрытыми глазами Эстер вдохнула глубоко, собирая вокруг себя тонкие нити магии. Они собирались вокруг нее, как невидимый туман, сгущаясь с каждым ее вдохом и выдохом. Она начала шептать заклинания, не имеющие определенной формы, но полные силы и намерения, которые родились из ее интуитивного взаимодействия с магическим потоком.

Вода под ее ладонями начала нежно сверкать, словно кто-то проливал в нее жидкое солнце. Тонкие струи света, едва заметные глазу, разливались по реке, разносясь по ее берегам. Целительница вплетала в поток светлую силу, нежно прося ее следовать течению, надеясь, что она проникнет в землю, освободит корни, коснется сердец деревьев и дойдет до самых отдаленных уголков их земель.

Закончив, Эстер открыла глаза и смотрела на реку, ища какие-либо знаки немедленного улучшения. Но поверхность воды оставалась неизменной, спокойной и невозмутимой, без видимых признаков ее воздействия. Ее плечи опустились, и в глазах появилось разочарование, глубокое и острое, словно она вложила в свое заклинание последнюю искру надежды.

— Не бывает весны за один день, даже с твоей чудесной подачи, — сказал Кейн, ласково обнимая ее за плечи. — Ты посеяла семена, миледи. Нам просто нужно дать время им взойти.

Эстер повернулась к нему, чувствуя, как его оптимизм и тепло успокаивают ее беспокойство. Он будто решил стать ее крепостью, ее опорой, и время покажет, это его истинное лицо или просто маска.

Они стояли рядом, глядя на реку, которая тихо несла свои воды дальше, храня в себе тайное заклинание Эстер — она знала, что начала что-то великое.

Ведьма наконец приближалась к своей первой цели.

***

«Драконья» таверна явно останется для них особенным местом. Ощущение приключения еще пульсировало в венах, и сегодняшнее утро казалось целительнице особенно ярким. Кейн поцеловал Эстер в лоб и отправился вверх по скрипучим ступеням таверны, забрать купленные вчера ингредиенты.

Оставшись одна, Эстер обвела взглядом клумбу, усыпанную цветами, разбившуюся под окнами таверны. Эстер огляделась, чтобы убедиться, что хозяин таверны не видит ее, и быстро, но аккуратно, выкопала одну луковицу, спрятав ее в кармане своего плаща. Это не воровство, а перераспределение. Она посадит ее под поместьем.

Как только она выпрямилась, внимание ей привлекла маленькая темная фигура, мелькнувшая на периферии зрения. Это была лиса с темным, почти черным мехом, та самая, которая недавно вывела ее из разрушенного храма, где она распутывала древние проклятия.

— Ну здравствуй, подруга, — произнесла Эстер, улыбаясь и приседая на корточки перед животным. Лиса с изящным движением подошла поближе и остановилась, ее глубокие глаза устремились на ведьму. Взгляд был столь понимающим и проницательным, что девушка не удивилась бы, если бы лиса заговорила.

Эстер протянула руку и погладила лису по мягкой шерсти. Животное потерлось мордочкой о ладонь, словно выражая благодарность и признательность за распутанные чары. Целительница на мгновение забыла о всем остальном, она была рада присутствию посланницы от матери-природы — значит, она все делает правильно.

Тишина была внезапно нарушена шагами, раздававшимися с необычной тяжестью. Обернувшись, она увидела Ирви, выходящего из-за угла дома. Его появление здесь, так далеко от поместья и без всякого предупреждения, было более чем странным.

— Ирви? Что ты здесь делаешь? — ее голос был полон удивления, а в сердце пронзила острая игла тревожности.

Глядя на него сейчас, девушка не могла отделаться от ощущения, что его здесь быть не должно.

— Я… я беспокоился, — произнес он с взолнованным видом, но его глаза не отражали привычной искренности. В них теперь сверкало что-то холодное, расчетливое.

Сердце Эстер застучало быстрее в предчувствии чего-то недоброго.

— Ты уверен, что только из-за этого? — ее тон оставался мирным, но взгляд стал осторожным.

Ирви сделал еще несколько шагов вперед, и свет из окон неожиданным узором упал на его лицо, выделяя все острые черты. И тогда Эстер увидела это — стальной блеск, неприкрытую угрозу, которой не место в глазах ученика Кейна.

— Мне было интересно… Интересно увидеть, сможет ли великая ведьма Эстер справиться с маленьким, но… смертоносным испытанием.

Его рука медленно поднялась, и целительница застыла, ощутив зарождающуюся магию, темную и зловещую, исторгаемую этим мальчишкой, который, казалось, перестал быть самим собой. Весь мир затаил дыхание в ожидании бури.

Взгляд парня был настолько неестественно холодным, что в воздухе, казалось, можно было почувствовать призрачный скрип мороза.

— Ирви, что происходит? Кто заставил тебя прийти сюда? — ведьма старалась звучать спокойно, но лихорадочно обдумывала, как она может сейчас обезвредить паренька, ничего ему не сломав.

Ирви сделал еще шаг вперед, и его рука начала слегка дрожать.

— Они… они сказали, что если я не сделаю этого, то… — его голос сорвался, и на мгновение в его глазах мелькнуло отчаяние, но он вновь утвердился в своем решении. — Извините, миледи. Я должен это сделать.

Слова рассекли воздух, и Эстер поняла, что ситуация выходит из-под контроля.

Ирви резким жестом метнул в сторону Эстер магический удар — поток темной энергии, который сложно было предвидеть и еще труднее отразить. Ведьма, слишком поздно осознав опасность, не успела поднять защитный барьер. Она все еще надеялась, что Ирви отвергнет свои темные намерения, но ее вера в его невиновность была ошибкой.

Заклятие ударило ее напрямую, и она почувствовала, как сила пронизывает ее тело холодом и болью. Ее колени подкосились, и она упала на землю, пытаясь собрать волю в кулак, чтобы противостоять дальнейшему нападению. Но боль оглушила ее сознание, лишая возможности сосредоточиться на магии.

Ирви стоял неподвижно, его лицо было белым как полотно, и казалось, что в этот момент он сам удивлен своему поступку.

А потом он расплылся в улыбке.

— Я об этом мечтал с самого нашего знакомства, — прошипел он, и щелкнул пальцами.

Тьма, живая и осязаемая, поползла из земли и обвила тело Эстер, особенное внимание уделив запястьям, чтобы пленница не смогла колдовать. Девушка попыталась закричать — но мрак заполнил ее рот, горло, запечатал губы энергетическим кляпом.

Тем временем лиса, которую Эстер ранее считала своим фамилиаром, вдруг подняла голову и издала низкий, хриплый звук. В ее глазах не было больше узнаваемого тепла, а вместо этого там блестела холодная решимость и коварство. Животное повернулось и побежало в сторону густого, мрачного леса, и Эстер поняла, что это был сигнал.

Мгновение спустя тьма начала ее подталкивать, принуждая последовать за лисой. Эстер, отчаянно сопротивляясь, пыталась найти способ освободиться, но магические оковы были слишком крепки. Ее ноги, подчиняясь чужой воле, двигались в направлении леса, в то время как ее разум оставался ясным и трезвым, полным страха и ужаса перед неизвестностью, которая ждала ее там.

Взгляд Эстер поднялся к таверне, и она увидела тень Кейна в окне на втором этаже. Внутренне она кричала, пытаясь привлечь его внимание, но ее тело продолжало движение, непреклонно уводимое темной силой и лисой-проводником в глубину леса. Она отчаянно желала, чтобы он услышал ее, почувствовал ее отсутствие, но знала, что уже слишком поздно — а тени леса поглотили ее целиком.

XVI. Башня

Лес был полон теней, которые казались живыми и злобными. Деревья были скрюченные и облезлые, как будто они страдали от неизлечимой болезни. Листья лежали черные и сухие, а ветви напоминали костяные пальцы, жадно хватающие воздух. Земля была покрыта гниющими растениями и животными, которые источалии противный запах. В воздухе витало что-то тяжелое и душное, что затрудняло дыхание. Эстер чувствовала, как ее горло сжимается от удушья и страха.

Она пыталась не смотреть на Ирви, который шел впереди нее, держа в руке черный посох. Он не произносил ни слова, но Эстер слышала, как он шептал какие-то заклинания, усиливая свою власть над ней. Он шел с уверенностью и равнодушием, как будто он не знал, что делает что-то ужасное. Не оглядывался на Эстер, которая боролась за свою жизнь. Он не испытывал ни жалости, ни совести, ни любви.

Эстер вспомнила, как она встретила Ирви впервые, он показался ей милым и скромным мальчиком, которому совсем не подходили его темные силы. Он был по-своему добрым и внимательным, и Эстер полюбила его, как младшего брата. Девушка не подозревала, что он скрывает от нее свои истинные намерения. Она не знала, что он был предателем, который работал на врагов Кейна, или сам и начал плести интриги. Не догадывалась, что он использовал ее доверие, чтобы вывести на нее лису, которая была его шпионом и проводником. Она не могла поверить, что все это было правдой. Не могла принять, что Ирви был злым и жестоким. Она не могла понять, как он мог изменить Кейну, которого он называл своим учителем и другом.

Она смотрела на лису, которая бежала впереди них, и чувствовала, как ее сердце разрывается от горя и обиды. Как наивно с ее стороны было решить, что лиса была ее другом, ее фамилиаром, ее защитником. Все же воспитание в ценностях светлых не давало ей преимущества в обществе темных.

Она смотрела на лес, который окружал их, и чувствовала, как ее душа тонет в отчаянии и безнадежности. Лес был проклят и опасен, полон тьмы и зла. Но никакая скверна, насланная Абрахамом, не могла сравниться с волей людей, с их жаждой власти и преимущества. Лес был лабиринтом, из которого нельзя выбраться, где можно заблудиться и сойти с ума, но лишь потому, что он подчиняется воле предателя. Стоит Эстер освободиться от магических оков, и все вернется на свои места — природа примет ее сторону в битве.

К сожалению, пока гениальных идей в голову не приходило; целительница не видела никакого выхода из этой ситуации, возможности для сопротивления. Она только молилась, чтобы Кейн нашел и освободил ее. Ученик никогда не победит учителя, у Ирви против графа шансов нет; он ведь наверняка почувствует, что была пробуждена тьма, что Эстер схватили… или подумает, что она все же его бросила.

Сердце Эстер бешено колотилось, а тревога и страх проникали все глубже в ее душу. Она понимала, что время работает против нее, и каждую секунду ее шансы на спасение уменьшались. Лес, словно ожив, препятствовал ей в каждом движении. Деревья скрещивали ветви, создавая непроходимые стены, а лианы запутывались вокруг ее ног, пытаясь схватить и удержать ее.

Ирви, не обращая на все это внимания, продолжал идти спокойным шагом вперед, словно зная, что невидимая сила защищает его. Он был полностью поглощен своей темной миссией.

Но Эстер не сдавалась. Она знала, что должна найти способ противостоять этому злу. Ее воля и решимость пробуждались, и она попыталась использовать свои силы света, чтобы победить тьму, которой они окружены, несмотря на связанные руки и заткнутый рот. Сосредоточившись, Эстер начала взывать к своим дарованиям. Она почувствовала, как внутренний свет начал распространяться по ее телу, проникая сквозь каждую клетку. Лес зашевелился, словно под действием невидимой силы, и деревья начали дрожать и изменять свою форму. Скрюченные ветви расправились, превращаясь в изящные ветви, покрытые зелеными листьями. Черная земля превратилась в плодородную почву, на которой распустились цветы. Ирви, остановившись, обернулся и уставился на Эстер с недоумением и страхом в глазах. Недолго думая, он решил воспользоваться посохом, как обычной дубинкой — концом ударил Эстер в солнечное сплетение, и от резкой боли она потеряла контроль.

Как все банально и прозаично…

Лиса, сияющая янтарными глазами, замирает на месте. Ее звериный взгляд медленно преображается, обретая все более осмысленный оттенок. Тени безмолвно кружатся вокруг нее, словно в зловещем танце, и плоть начинает преобразовываться, воплощая истинную сущность — Эстер слышит хруст костей и низкий животный рык, перетекающий в знакомый тембр голоса.

Лиса превращается перед глазами Эстер в мужчину, обвитого темной аурой. Густые, черные волосы окружают его лицо, смуглая кожа отливает золотом в лунном свете.

Пахнет ладаном и свечным воском.

Белая роба чужеродно выглядит на фоне мрачной чащи. Осознание, что за ней следили с самого начала, что у нее не было возможности скрыть от Церкви свое путешествие в Исендор, тысячей иголок вонзается в сердце Эстер. Ей так хотелось поверить, что мать-природа послала ей фамилиара, что ее выбрали и благословили — но она снова оказалась лишь пешкой в чужом плане.

— Ну здравствуй, подруга, — произносит он, не скрывая издевки.

Все это время чудесной, умной лисой, которую Эстер на свою беду спасла в самом начале своего пути, был инквизитор Тристан.

Он оказался оборотнем.

***

Эстер лежала на земле, окруженная ведьмиными кругами. На поляне завивались причудливыми узорами грибницы, им нипочем было даже страшное проклятие Абрахама. Ведьма чувствовала, как ее магия иссякает, утекая через оковы, которые Ирви надел на ее запястья и лодыжки. Перетекает прямо к нему. Он не способен ее поглотить, но пытается узнать. Она слышала его саркастичные комментарии, когда он изучал ее силу, как будто она была каким-то экспериментом. Девушка видела его глаза, полные жадности и любопытства, когда он склонялся над ней, прикасаясь к ее волосам, лицу, шее. Она чувствовала его дыхание, колючее и холодное, когда он шептал ей на ухо, что ее больше некому спасти.

Ведьма пыталась сопротивляться, но тело не подчинялось ей. Она пыталась кричать, но ее голос был слаб и беззвучен. Она пыталась молиться, но ее дух был сломлен и отчаян.

— Про таких как вы, миледи, — насмешливо продолжил Ирви, концом посоха поднимая ее подбородок выше, — целые трактаты писали. Так называемые серые маги, способные на заклятия и самых мерзких, и самых благородных порядков. Я не мог поверить своей удаче, когда понял, что вы натворили. И по своей воле!..

Он вынул из-за пояса тонкий кинжал, больше походивший на нож для разрезания страниц, и сделал аккуратный надрез чуть выше ключицы. Эстер заметалась, скорчившись от боли, пытаясь сбросить с себя чужеродный мрак, но безуспешно.

Алая, горячая кровь заструилась по лезвию.

Тристан, стоящий несколько в стороне, осторожно постучал некроманту по плечу, напоминая о своей роли в этой ситуации. Он следил за поступками Ирви с созерцательной холодностью, заложив руки за спину и слегка покачиваясь на пятках, как бы убаюкиваемый монотонным звучанием ночного леса.

— Подожди, Ирви, — с лукавой улыбкой прервал он, в его голосе звучала притворная мольба, словно он просил отсрочить незначительное, но неприятное дело. — Позволь мне напомнить нашей… гостье… о высшем предназначении нашего дела, ведь не каждый день мы имеем возможность разговаривать с таким… изысканным нарушителем наших законов.

Ирви ухмыльнулся, откладывая в сторону кинжал, словно собирался насладиться шоу. Ведьма застыла, вглядываясь в Инквизитора с смесью страха и растущего отчаяния.

Тристан поднял руку, и его голос наполнил поляну, звуча басом среди дремучего мрака.

— Вам нет прощения, милая леди. Вы попытались обмануть Церковь, спутались с отбросом Тьмы, накладывали сомнительные заклятия на реки и сады. Взирая на прегрешения таких, как вы, мы не должны забывать о милосердии, но… — он задумчиво прикусил нижнюю губу, — милосердие должно идти рука об руку с суровой справедливостью.

Он шагнул вперед, и луна, прорезавшая облака, осветила его лицо, придавая ему бледный и величавый вид.

— Ты, существо, заблудившееся в тени, несешь в мир тьму и хаос, — продолжал он без тени сожаления в голосе. — Церковь же несет свет, и каждый из нас, Инквизиторов, являемся сосудами этого света. Мы очищаем мир от вашего скверного присутствия, открывая дорогу к истинному свету.

Эстер чувствовала, как ее силы покидают ее тело с каждым словом Тристана. Ее магия, когда-то яркая и мощная, теперь казалась лишь мерцанием угасающей свечи перед разразившимся ураганом. Ленты тьмы вокруг ее конечностей буквально высасывали из нее всю энергию. Ирви стоял немного в стороне, осторожными движениями убирая кровь с лезвия, его глаза блестели.

Тристан замер на мгновение, словно давая своим словам осесть на земле, усыпанной недавно оттаявшими потускневшими листьями и россыпью грибов. Он обвел взглядом поляну, устремил его на небо, и затем вернул его к Эстер.

— Конечно, светлые маги… — продолжил он, и его голос стал мягче, словно он пытался рассказать поучительную сказку, — они великолепны в своей службе благому делу. Только они, беспрекословно верные, могут действительно осветить мир. Но такие, как ты, Эстер, обладают уникальнойперспективой. Способностью проникнуть туда, куда Церковь не может. В самое сердце врага, в самое ядро тьмы.

Он взял паузу, улыбка его стала хищной, и в его глазах зажглась искорка, несвойственная здоровому человеку.

— И ты понимаешь уже, что перед тобой — не рядовой Инквизитор, — Тристан вдруг расправил плечи, и его силуэт показался на мгновение более ловким, хитрым, чем мог бы быть у простого слуги Церкви. — Лис-оборотень в клериканских одеждах — кто бы мог подумать? Меня невозможно заподозрить.

Он остановился перед пленницей, и острый взгляд его пронзил ее, как бы насмешливо отмечая их сходство.

— Но ведь именно такие как мы, способные принять чужое обличье, могут стереть грань между светом и тьмой, между добром и злом. Мы можем служить цели, более великой, чем простое противостояние… мы можем стать точкой баланса.

Ирви, до этого момента с интересом наблюдавший за сценой, нахмурился, но не посмел перебить. В его взгляде появилось недоумение; похоже, когда они планировали нападение, обсуждали какой-то другой курс действий.

— Так что, милая Эстер, — закончил он, — перед тобой открываются невероятные возможности применить эту несчастную каплю тьмы в своей душе, чтобы соблюсти баланс… или чтобы его нарушить во имя Церкви. По сути, ты станешь одной из Инквизиторов — без официального сана, конечно. Все же ты, — он скривился, не скрывая презрения, — женщина.

Ирви сделал шаг вперед, его лицо исказила тень гнева и возмущения. На мгновение казалось, что ветер притих, чтобы послушать его слова, так они звучали зловеще и резко против проповеди слуги святых сил.

— Что это значит, Тристан? — его голос был наполнен ядовитым укором. — Ты хочешь вербовать ее? В Инквизицию? — он рассмеялся, но в его смехе не было радости, лишь оттенки скрытого безумия. — Ты не понимаешь, что она должна умереть? Мы же договорились! Ты пообещал, что отдашь ее мне, и я смогу поглотить ее силу!

Ирви обернулся к Эстер, его глаза пылали жаждой мести и мощи.

— Я должен стать сильнее Кейна. Она не может жить, Тристан. Ты же знаешь, что она слишком опасна, чтобы оставить в живых.

Тристан откинул голову назад, и его смех был мягок и спокоен, как будто он находил забавным недопонимание юного некроманта.

— О, Ирви, — сказал он, в его голосе прозвучало нечто отцовское, словно он утешал неопытного ребенка. — Неужели ты думаешь, что я действую без разрешения? Церковь всегда ценила полезные ресурсы. Иногда… иногда потенциально опасные элементы стоит обратить в свою пользу, а не уничтожать.

— Ты хочешь помешать мне, — медленно, вкрадчиво произносит юноша, сжимая пальцы вокруг посоха. Дает ему еще шанс исправиться, понять свою ошибку.

Тристан шагнул в сторону Ирви, и в его движениях было нечто звериное, чересчур плавное.

— Не будь глупцом, — продолжал он, его голос был так же холоден, — ведьма может стать ценной. Она проникнет туда, куда ты никогда не сможешь. И мы будем контролировать ее каждое движение. А ты… ты станешь сильнее по-другому. Есть другие пути… которые не включают убийство тех, кто может служить нашему делу.

Ирви стоял, клокоча от ярости, его рука судорожно сжимала посох. На мгновение казалось, что он готов броситься на Тристана, чтобы утолить свою жажду власти. Но он сдержался — то ли из страха, то ли из расчета.

Инквизитор кивнул, в его глазах мелькнула тень одобрения — он был мастером манипуляций, мог управлять эмоциями других так же ловко, как и своими превращениями.

— Ладно, Ирви, — сказал он тихо, и каждое его слово казалось взвешенным и продуманным. — Я предложу тебе компромисс. Ты сможешь провести над Эстер ритуал Раскола. Ты возьмешь часть ее магии, часть того, что делает ее столь ценной для нас обоих, но ты оставишь ее в живых.

Ирви внимательно посмотрел на оборотня, пытаясь понять, где подвох. Но казалось, что компромисс будет выгоден обоим. Эстер, конечно же, не спросили. Сейчас она была не больше, чем жертвой на алтаре чужих амбиций.

Некромант, возбужденный одобрением священник, уже приступил к подготовке. Он начертал вокруг бессильно лежащего тела Эстер сложные мистические символы. Его глаза почти светились от предвкушения мощи, которую он собирался украсть. Он был как ребенок, которому позволили прикоснуться к запретному — его счастье было ярким и ядовитым.

Тристан стоял в стороне, его лицо оставалось неподвижным, но в его глазах таилось что-то непонятное, странное выражение, в котором переплелись холодный расчет и тени глубокой задумчивости. Пока Ирви, поглощенный своим темным ремеслом, сгорбился над землей, внимательно чертя последние символы ритуала, лишь глаза Инквизитора следили за юношей; он выглядел, как хищник, который терпеливо наблюдает за своей добычей.

И тогда, неожиданно и бесшумно, он вытащил из-за пояса своей белой рясы длинный кинжал с рукоятью, украшенной символами веры. Ирви не слышал ни звука, не чувствовал никакого присутствия за своей спиной до того момента, когда холодное лезвие вонзилось в его шею. Кинжал пронзил кожу, мышцы и сухожилия с леденящей точностью. Острие кинжала вышло с другой стороны, оставляя зияющую, смертельную рану.

Ирви обернулся, его глаза были полны недоумения и боли. Он пытался заговорить, но все, что смог выдавить, — это глухой хрип, когда его собственная кровь заполнила легкие.

— Инквизиция не прощает неповиновение, — произнес Тристан тихо, но его голос был неумолим, как приговор. — И уж тем более не терпит жажды выгоды и гордыни. Твои желания стали твоей петлей, Ирви.

Некромант рухнул на землю, кровь бурным потоком выливалась из раны, окрашивая мерзлую траву в темный, почти черный цвет.

Тристан обернулся к Эстер; ни сожаления, ни радости не было в его чертах — лишь удовлетворение от выполненной работы. Он знал, что сила должна быть в правильных руках, и Ирви, с его темными и детскими амбициями, никогда не мог бы стать тем, кто в итоге принес бы мир и порядок.

Глаза девушки расширились от ужаса, и она вздрогнула, когда тело юноши безжизненно обрушилось на землю. На мгновение ей показалось, что она слышит, как смерть Ирви отгремела эхом в ночи, будто с криком уходила его магия.

Но затем она почувствовала нечто неожиданное — оковы, которые держали ее магию в плену, начали рассеиваться. Заклятия, наложенные Ирви, угасали, словно огоньки, которым нечем было питаться. Эстер почувствовала, как ее силы понемногу возвращаются, хотя и были ослаблены от его предыдущих действий. Она была еще слишком истощена, чтобы попытаться использовать свою магию, но теперь у нее появилась искра надежды.

— Бедная Эстер, — начал Тристан, и его голос звучал как нежный, но мрачный мотив похоронного марша. — Как видишь, Инквизиция всегда делает то, что нужно, чтобы поддерживать порядок. Иногда это требует жертв, иногда — изменений планов.

Он присел на корточки рядом с ней, взглянул в ее глаза, исследуя ее. Эстер чувствовала, как ее силы медленно возвращаются, каждое слово Тристана давало ей драгоценное время.

— Мы могли бы использовать тебя, Эстер. Твои способности могут служить большой цели. Инквизиция нуждается в инструментах, как ты, чтобы бороться с тем, что угрожает нашему миру. Помни, что мертвые не могут служить, но те, кто живы, могут стать частью чего-то великого.

Эстер кивнула, пытаясь казаться слабее, чем она была на самом деле. Ей нужно было выиграть еще больше времени, чтобы восстановить хотя бы частичку своей могущественной магии. В ее голове начал формироваться план побега, контратаки. Она знала, что скоро придет время действовать.

— Даже забавно, что именно земли Исендора породили столько уродцев, — усмехнулся мужчина, носком сапога тыкая в остывающее тело. — Может, мы давно уже все были прокляты. Наказаны за все грехи.

Эстер мысленно сделала себе пометку: сойду с ума, стану злодейкой — не буду тратить время на философию при героях. Они же воспользуются этим, чтобы набраться сил придумать выход!..

…как она и сделала сама.

XVII. Звезда

Эстер, собрав последние остатки силы, сосредоточила свою энергию и, еще лежа на земле, выплеснула ее в Тристана. Светлый столб магии ударил по Инквизитору, словно волна, сбив его с ног. Скорость и внезапность атаки застали его врасплох; он не ожидал, что она способна на сопротивление так быстро.

Тристан рухнул на землю, его глаза вспыхнули гневом и недоумением. Эстер не желала его смерти, она стремилась только к своей свободе, только к тому, чтобы обезвредить его. Но его намерения были совсем иными.

У него способностей к магии не было, но превращение в лиса оберегало его от некоторого урона, помогало быстрее исцеляться. Опытный в ближнем бою, Тристан быстро восстановил равновесие и, с нечеловеческой ловкостью, вытащил несколько метательных ножей из скрытых под робой чехлов. Они засвистели в воздухе, стремясь найти свою цель в теле ведьмы.

Девушка создала защитный барьер, отражая боком летящие лезвия. Тристан ухмыльнулся, видя, что его обычные методы бессильны, и переключился на более грубые средства. Он подошел к телу Ирви, его руки не дрогнули, когда он забрал посох. Он поднял его, готовый использовать искусное магическое оружие, как простую дубинку.

Эстер отскочила назад, ее чары мерцали вокруг нее зыбким пламенем. Ее магия была ослаблена, но ее дух оставался непокоренным, и она не сдастся без боя.

Схватка разгоралась с новой силой. Тристан, охваченный яростью, бросился в атаку, используя все навыки и силу, которыми обладал, как оборотень. Его движения были быстры и опасны, каждый удар был направлен на Эстер, на то, чтобы раз и навсегда закончить эту битву. Целительница изо всех сил пыталась уклоняться и парировать удары, но ее магические силы истощались с каждым мгновением. Ее защитные заклинания мерцали и тускнели, а дыхание становилось все более тяжелым. Тем не менее, она не теряла надежды на спасение — она хотела жить.

В конце концов, после нескольких изощренных маневров, Тристан смог сбить Эстер с ног и прижал ее к земле, его хриплое дыхание смешивалось с ее стонами боли.

— Ты мог бы просто отпустить меня! — выдохнула Эстер, чувствуя, как кожу царапает прикосновение к холодной земле. — Есть другие пути, не все должно заканчиваться смертью!

— Твои слова… пустые разговоры, — процедил Тристан через сжатые зубы, его ярость отражалась в глазах. — Я не могу тебя отпустить. Ты угроза. И угрозы нужно устранять.

Он поднял посох, готовясь нанести последний удар, но в его движении появилась колеблющаяся нерешительность. Возможно, в самой глубине души он понимал, что убийство — это не единственный выход, что она могла быть полезна живой. Но его учение, его обязанности перед Инквизицией, его вера в то, что он делает правильное дело, подавляли в нем любые сомнения.

Эстер, воспользовавшись моментом его колебания, собрала волю в кулак и оттолкнула его, используя остатки своей энергии для магического толчка. Этот жест спасения дал ей возможность освободиться, и она откатилась в сторону, стремясь встать на ноги и вновь приготовиться к защите или к бегству.

Инквизитор, пытаясь восстановить контроль, внезапно пошатнулся, его голова отклонилась назад от удара; ему по лбу прилетело тяжелой костью, и он рухнул на землю, изумленный и ошеломленный.

Когда Тристан пытался поднять взгляд и понять, что произошло, он увидел Кейна — могучего некроманта, стоящего на краю поляны с новой костью в руке. Кейн выглядел устрашающе, в его глазах горел мрачный огонь несгибаемой воли и готовности сражаться до конца.

За Кейном, словно темная волна, подступала небольшая армия, ужасная в своем разнообразии: воины, чьи образы были искажены временем и разложением; существа, которые когда-то были людьми, но теперь были лишь тенями своего былого величия, смертельными орудиями борьбы в этом мире.

Тристан быстро оценил ситуацию. Даже его умения и силы оборотня не смогут сравниться с могуществом некроманта. Святой воин испытал редкий миг страха, но его инстинкты заставили его действовать. Он попытался подняться, чтобы сразиться или бежать, но удар по голове сделал его движения тяжелыми и неуклюжими.

Эстер, все еще ослабленная, но теперь переполненная новой волной надежды, смотрела на Кейна с смесью любви и благоговения. Ее пульс участился, когда она увидела его; он пришел за ней и что он сделает все возможное, чтобы освободить ее.

Кейн повернул голову в ее сторону, но только на мгновение. Сейчас важнее было избавиться от надоедливой лисицы.

— Отходи, Эстер, — его голос звучал как гроза, глубокий и мощный. — Я заберу тебя отсюда.

Тристан скривился, понимая, что предстоит сражение, в котором он может пасть, но его гордость и обязанности перед Инквизицией не позволили ему просто отступить. Он стоял, вооруженный лишь своими инстинктами и посохом, который теперь казался ему не более чем тростью против неминуемого гнева некроманта.

— Нужно было держать проповеди при себе, — прошипел Кейн, не скрывая жгучей ненависти.

Некромант поднял руку, и мертвые, следующие за ним, вступили в бой. Они двигались синхронно, как единое целое, наступая на Тристана со всех сторон, отвлекая его внимание и силы, в то время как сам Кейн собирал свою мощь для решающего удара.

Тристан рвался в бой с мертвецами, его кинжал молниеносно нашел сердце одного из них, но другие продолжали наступать. Они были неумолимы — лишены жизни, наполнены до краев стремлением, не боятся ни боли, ни потери конечностей. В них нет ничего, кроме жажды мести их хозяина.

Кейн сконцентрировал свою магическую силу, вызывая поток темной энергии, которая извергалась из его раскрытых ладоней. Его глаза вспыхнули светом, когда он наконец выпустил в Тристана мощный удар, который обрушился на Инквизитора с разрушительной силой.

Тристан попытался защититься, подняв посох, но было слишком поздно. Магическая волна обрушилась на него, сбивая на землю, сломив его защиту и лишая последней надежды на победу. Его тело было смято и обездвижено весом невидимой, но неодолимой силы, оставляя его беззащитным.

Эстер стояла в стороне, наблюдая за сценой с испугом и облегчением одновременно. Кейн повернулся к ней, его глаза все еще горели решимостью, но в его взгляде теперь было и облегчение. Он быстро перешагнул ослабленное тело Тристана и подошел к Эстер, готовый забрать ее из этого места битвы и привести в безопасность, в место, где они оба могли бы восстановиться.

— Что скажете, миледи? — спросил Кейн, ласковым движением убирая локон с ее измученного, грязного, но самого милого для него лица. — Пощадить мерзавца или казнить?

Один из солдат надавил на шею Инквизитора тем самым посохом так, что у мужчины глаза чуть из орбит не вылезли; чуть увеличить напор — и ему просто пробьют глотку.

Эстер замерла, сбитая с толку таким выбором. Она посмотрела на Тристана, который лежал бездвижно, его глаза полны были страха и недоумения. Она видела в них не только инквизитора, непреклонного охотника на ведьм, но и человека, который был близок к смерти. Этот момент выбора был для нее тяжелее, чем любая магическая дуэль.

С одной стороны, она могла отомстить за все страдания, которые причинил ей Инквизитор. С другой стороны, она знала, что цепь насилия порождает только новое насилие, и убийство наполовину обездвиженного врага не принесет истинного удовлетворения.

— Кейн, — начала она осторожно, но ее голос дрожал от напряжения, — я… я не знаю.

Кейн смотрел на нее и не торопил с ответом. Его мощь была в ее руках, и это дало Эстер чувство контроля, которого она так долго была лишена.

— Убийство не исправит прошлых ошибок, — продолжила она, и ее слова были тяжелы, но решительны. — Он уже обезврежен. Пусть Инквизиция узнает, что мы не стали играть по их же кровавым правилам. Пусть он уходит с жизнью, но и с позором, с поражением, которое он не сможет скрыть.

Солдат, удерживающий Тристана, посмотрел на хозяина в ожидании приказа. Граф лишь кивнул. Солдат убрал посох с шею мужчины, который всхлипнул, впуская воздух в свои воспаленные легкие.

— Сегодня твой удачный день, клериканская крыса, — сказал ему Кейн. — К тебе проявили милосердие, которого, честно, ты не достоин. Живи и помни, что был побежден. Беги и не оглядывайся, миледи может и передумать.

Тристан, с трудом дыша, понял, что ему дан шанс, хоть и сомнительный — шанс выжить. Он тут же вскочил на ноги и, не оборачиваясь, помчался прочь с треклятой поляны; его фигура быстро растворилась среди деревьев.

Только когда Инквизитор исчез, Кейн обратил внимание на тело, лежащее рядом с незавершенным магическим кругом. Он подошел ближе и осмотрел лицо мертвеца.

— Ирви… — вырвалось у него.

Тишина окутала поляну, когда Кейн, потрясенный, опустился на колени рядом с телом Ирви. Некромант смотрел на своего бывшего ученика, пытаясь понять, как талантливый молодой маг мог зайти так далеко. Но теперь Ирви лежал перед ним, побежденный, погибший смертью предателя.

Эстер стояла рядом, охваченная собственной печалью; она взглянула на Кейна и собралась с духом, чтобы рассказать ему правду.

— Кейн… — начала она, и ее голос дрожал от скорби и нерешительности. — Ирви… он пытался стать сильнее тебя. Он хотел выпить мою магию, чтобы обрести силу, которая превзошла бы даже твою.

Кейн медленно повернул голову к Эстер, его карие глаза отражали глубокую, невероятную боль.

— Он всегда жаждал могущества, — тихо проговорил граф. — Но я не мог представить, что он зайдет так далеко… что он посмеет напасть на тебя, Эстер.

Они оба молчали, потерянные в своих мыслях и чувствах. Эстер положила Кейну руку на плечо, пытаясь передать ему хоть каплю утешения.

— Мы оба знали его, как друга, но потеряли, как врага, — прошептала она, отводя взгляд от жестокого зрелища.

Некромант медленно поднялся на ноги. Смерть Ирви поразила его гораздо глубже, чем мог бы признаться самому себе. Ученик, в ком он видел такой потенциал и на которого возлагал столько надежд, стал не больше, чем эпизодом в памяти и предупреждением о том, как амбиции могут исказить душу и повести по пути предательства.

Кейну казалось, что с каждым днем мир становится все холоднее, безлюднее, бессмысленнее. Он многое потерял в своей жизни — друзей, любовь, веру в то, что добро всегда побеждает зло. И в каждой такой потере он видел отражение своих собственных недостатков, своего собственного неумения сохранить рядом дорогих ему людей.

Ирви был для Кейна не просто учеником. В его воспитании он находил надежду на обновление, возможность передать свои знания следующему поколению. В его успехах и достижениях Кейн видел отражение своей собственной жизни, словно Ирви был его сыном. Они разделяли мечты и идеалы, проводили бесконечные часы, поглощенные магическими трактатами и экспериментами. Кейн открыл перед Ирви мир, где магия и знание — это силы, способные изменить все вокруг.

Поэтому предательство оказалось таким резким и болезненным — Кейн не просто потерял ученика, он потерял часть себя, часть своей души, которую он вложил в Ирви. С каждой раной, которую он наносил врагам, он теперь чувствовал еще одну — внутри, от руки того, кого он считал семьей.

Эстер мягко подошла к Кейну, чувствуя тяжесть его скорби, как свою собственную. Она знала, что слова тут бессильны — их исцеляющая сила уступала тишине, которая говорила громче любых речей. Эстер обняла Кейна, окутав его своим теплом, давая понять, что он не один в своем горе.

Некромант, столь давно привыкший к одиночеству и маске строгого самообладания, на мгновение позволил себе открыться перед ведьмой. В его груди накопилась тоска по утраченному, но он не плакал — слезы давно иссякли.

В тепле ее объятий Кейн ощутил нечто, что было потеряно для него настолько давно, что он уже забыл, как его принимать — сострадание. Осознание того, что рядом есть кто-то, кто разделяет твой груз, кто готов стать опорой в моменты уязвимости, было для него бесценным. Это была та самая магия, которую не найдешь в древних гримуарах и заклинаниях, магия искренней близости, дарующая силу пережить утрату и продолжить жить.

Армия мертвецов, призванная графом Винтером, в это время продолжала болтаться рядом. Без приказа некроманта они упокоиться обратно не могли, а он все же был сейчас занят; вот и стояли, у кого глаза еще были — смотрел. Получается, даже после гроба не всем удается избежать неловких ситуаций.

Кейн глубоко вздохнул, не желая отстраняться.

— Миледи, — тихо спросил он, — простишь мне сентиментальность?

— Конечно, — опешила она, — о чем ты?

— Я все же хотел бы забрать тело Ирви. Похоронить в расколотом склепе… пусть он и предатель, много лет он был моим единственным близким человеком, — он осторожно отступает, чтобы посмотреть на реакцию Эстер. — Гораздо ближе Абрахама.

Девушка кивнула, нахмурившись — она ценила, что он решил, что ее голос может в этом случае иметь вес; но для нее все было более чем очевидно.

— Это твой дом и твой ученик, — она прикоснулась к лицу Кейна, чтобы мягко стереть со скулы землю. Активно, похоже, бойцов откапывал. — Не волнуйся, могилу разорять не буду.

Он усмехнулся, понимая, что большего требовать сейчас и не может. Он подхватил Эстер на руки, чтобы ей после такой битвы еще и через корни не пришлось спотыкаться; рядом с ними молчаливо двинулась мертвая процессия, которая несла Ирви. Они дошли до окраины города, где Кейн нашел извозчика, что не будет задавать вопросов — они оба сейчас выглядели, как с войны, да и ощущали себя так же. Похоронная процессия отправилась отдельно; некроманту было проще их отправить сквозь леса пешком, чем накладывать иллюзию на тело Ирви и везти его с собой.

Да и в принципе, хотелось как-нибудь… без трупа на соседней скамье проехать пару часов. Скандальное желание.

Повозка продолжала скользить по дороге, покрывая расстояние между ними и мертвыми солдатами. Эстер смотрела в окно, наблюдая за пейзажем, но ее мысли уводили ее глубже, внутрь ее самой.

Она размышляла о надежде, о том, как она изменилась в течение последних недель. Испытания, которые они прошли вместе с Кейном, сделали ее сильнее, но и лишили ее наивности и иллюзий. Она уже не верила в невероятное, в чудеса и исцеление от всех страданий. Вместо этого, она просто желала почти невероятное — отдых, спокойствие и безопасность.

Рядом с Кейном она чувствовала себя спокойнее, что было парадоксально — он, похоже, действительно притягивал неприятности. Может ли Эстер тогда себя считать неприятностью? Маленькой, взбалмошной, беловолосой проблемой.

Кейн сидел, держа ее за руку. Он чувствовал, как она дрожит от холода и усталости, магического и эмоционального истощения; его сильная, чудесная целительница в очередной раз оказалась иссушена и вымотана, не оставив энергии на саму себя. Он знал, что она нуждается в отдыхе, поэтому они должны были добраться до поместья Винтеров до наступления темноты, чтобы не продлевать ненужные беспокойные часы.

Он сжал ее руку сильнее и прижал ее к себе; Эстер опустила голову ему на плечо и скоро заснула в его объятиях. Растрогавшись, он улыбнулся и поцеловал ее в висок, и осторожно, стараясь не разбудить, сам пристроился так, чтобы провалиться в сон.

Кейн и Эстер медленно подъезжали к поместью Винтеров, ощущая некую тревогу в воздухе. Вечернее солнце погружало окрестности в глубокую тень, а зловещая атмосфера затягивала их в свои объятия. Что-то было не так. Не получалось избавиться от ощущения, что они добровольно заходят в ловушку.

Тихий ветер шептал через трещины старых стен, словно предостерегая о чем-то. Некромант и ведьма медленно поднялись по изогнутой лестнице, оглядываясь, как звери, чудом ускользнувшие от охотников, и теперь неспособные доверять родному лесу.

Эстер сжала руку Кейна, чувствуя, как страх проникает в ее кровь, отравляет тело. Глаза их обвели комнату, и внезапно они заметили фигуру, промелькнувшую в темных углах.

Кто-то был там, и он наблюдал за ними.

XVIII. Луна

— Покажись, — глухо приказал Кейн, готовый нападать и защищаться.

Он не знал, кто это может быть — казалось, уже не осталось людей, кто мог бы его снова предать, попытаться нарушить покой поместья. Тень в углу шевелилась неестественно, будто ее колыхало от сквозняка. Таинственный гость не ответил на призыв некроманта.

— Покажись, — повторил мужчина, приходя в ярость, — кто ты и зачем здесь?

Мгновение напряжение витало в воздухе, словно время остановилось, ожидая откровения. Тень сделала шаг вперед, выступая в свет, и Эстер ощутила тонкие иголки ужаса, вонзившиеся в каждую клетку ее тела.

Она видела его только в его собственных предсмертных воспоминаниях, не встречала в замке ни семейных, ни одиночных портретов; но сходство с Кейном было поразительно, те же аристократические черты лица, высокомерный взгляд, манера держаться.

Перед ними стоял Абрахам, старший брат Кейна. Точнее, то, что от его души осталось — призрак, дух, полтергейст. Он был почти похож на живого, телесного человека. Выбивалась только одна крохотная деталь — весь он был испещрен трещинами, как ваза, которую уронили дети во время игры и попытались склеить, чтобы мама не заметила. Из разрывов в мир проливалась чистая тьма, мрак посмертия, и из-за этого казалось, что обломки пытаются друг от друга отдалиться.

Абрахам медленно поднял глаза, и в их глубинах мерцали множество темных огней, словно угли, готовые сжечь все вокруг. Он не произнес ни слова, но его молчание было ответом само по себе. Брат Кейна не был здесь с миролюбивыми намерениями — вряд ли он вообще был на это способен. Во всех его чертах застыло разочарование, будто даже в посмертии ему не удавалось отдохнуть.

Кейн сделал шаг вперед, чуть загораживая собой Эстер. Открытой конфронтации пока не случилось, но рисковать он не собирался. Он не мог понять, почему его брат пробудился и вышел в мир призраком. Решил отомстить? Поделиться загробной мудростью? Просто испортить младшему жизнь?

— Зачем ты здесь?

— Меня призвали, — гулким, густым, странным тоном все же ответил призрак Абрахама. В его голосе свистел шальной кладбищенский ветер, кричали вороны, трещали, ломаясь, гробовые доски; ни за что бы эти звуки нельзя было принять за речь живого человека. — Твой ученик. Искал во мне союзника. Не додумался, что нельзя с собой на битву потащить призрака, у которого не осталось тела для привязки. Глуповат, — веско вынес вердикт он.

В груди тоскливо заныло. Эх, Ирви, Ирви… решил воспользоваться всеми инструментами ради своей грязной цели.

— Очень удивился, когда понял, что повелевать мной не может, а я тебя убивать отказался, — Абрахам сделал паузу, позволяя Кейну осознать.

Всю жизнь они провели в постоянных ссорах, склоках из-за способностей, внимания родителей, девушек. Абрахам, судя по рассказам, всегда был инициатором их семейных междоусобиц, и только после смерти осознал, что это было ошибкой.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Кейн, его голос звучал осторожно, словно он боялся услышать правду.

— Я наблюдал за тобой, Кейн. Видел каждый твой шаг. Я видел, как ты становился все сильнее, все мудрее. Ты превзошел меня в магических способностях, и я не мог не гордиться тобой. Я ошибался, борясь с тобой, но только после смерти осознал свою ошибку, понял, что все эти годы я был глуп и эгоистичен.

Как это могло произойти? Все эти годы они вели себя как соперники, как враги, и вдруг Абрахам почувствовал, что глубоко внутри него таится гордость за своего младшего брата.

— И мне понадобится ваша помощь, чтобы вернуться обратно, — Абрахам устало вздохнул, и Эстер аж дернулась от неожиданности, насколько он в этот момент был похож на Кейна. — Земли, на которых стоит наше поместье, пронизаны мрачной магией. Я все только усугубил, но началось это раньше. Замок медленно становится чем-то большим, почти своим отдельным существом. Живым. Голодным. Злобным. И в его стенах обитает множество неприкаянных душ. В его глубинах скрывается сила, которая тянет их обратно в мир живых. И если мы не остановим это, замок погрузится во тьму, его влияние распространится на окружающие земли, все, кто захоронен на нашем кладбище, восстанут.

Кейн почувствовал, как озноб пробежал по его позвоночнику. Вот почему у Эстер не получалось снять проклятие с земель вокруг замка, но выходило в отдаленных — чем ближе к сердцу скверны, тем сильнее влияние… то, что у нее вышло тогда даже ритуальный круг разрушить, уже говорило о ее невероятных способностях.

Но все же магии одной Эстер не хватит.

— Похоже, миледи, придется нам все же объединить силы, — он улыбнулся девушке, стараясь ее подбодрить.

Сейчас ведьма была уже не против союза, она доверяла Кейну, знала, на что он ради нее способен, и не боялась быть обманутой; страшнее была сама перспектива прикоснуться к мраку. Переоценить собственное благочестие, и погрузиться в темные воды с головой.

Эстер выдержала взгляд Кейна, искры решимости мерцали в ее глазах. Она кивнула, соглашаясь с неизбежностью их альянса, и в ее сердце зародилось чувство, похожее на надежду — тонкую, хрупкую, что это и есть главный прорыв в ее работе здесь. Если они справятся сейчас, то пробудить природу ей будет до смешного просто.

— Тогда не будем медлить, — она посмотрела на Абрахама. — Как нужно составить ритуал?

Призрак кивнул, принимая на себя важную роль в решении проблемы, и стал давать указания. Кейн собрал древние свитки и талисманы, оставшиеся от предков, могущественных и загадочных, каждый из которых обещал защиту или силу. Пока он метался по поместью, собирая все, не забывал ворчать под нос, что понапрятали важных артефактов, а ему рассказывать, видимо, сочли необязательным. Эстер разложила по углам зала четыре маленьких алтаря — по одному для каждого элемента: земли, воздуха, огня и воды. Они были необходимы для уравновешивания сил и создания барьера против темных энергий. Девушка двигалась, как вихрь, ее переполняла сила, каждое движение и заклинание были точны и уверенны.

Наконец, они встали друг против друга в центре зала, схватившись за руки. Их пальцы переплелись, и они почувствовали, как между ними проходит ток энергии, соединяющей их силы. Взгляды встретились, и в тот момент они оба поняли — они готовы.

— Не бойся, — тихо сказал Кейн, и Эстер уловила в его голосе теплоту. — Мы стоим на пороге неведомого, но мы вместе. И вместе мы способны на многое.

Эстер кивнула, в ее сердце уверенность боролась с тревогой. Но когда она смотрела на Кейна, ее страхи утихали. Она знала, что риски высоки, что они оба могут потерять контроль и стереть весь Исендор с лица земли. Но сомнения — это слабость, и она себе такой роскоши позволить сейчас не может.

Тьма уже начала расползаться по коридорам, она ожила, словно питаясь их страхом и неуверенностью. Тени пульсировали, почти слышно было, как они шепчут свои зловещие заклятья, желая разлучить их.

Энергия их соединенных душ пульсировала, двуцветным ореолом охватывая круг алтарей — алым и изумрудным озарилась комната. Дрогнули стены, будто под землей забилось настоящее гигантское сердце. В воздухе витали ароматы трав и смол, зажженных на алтарях.

Кейн направил поток, произнося древние слова на языке, давно ушедшем в небытие, его голос несся по залу, словно ветер, что гонит перед собой тучи. Эстер подхватила заклинания, ее голос слился с голосом Кейна, возвышаясь в гармонии сил и намерений.

Цель ритуала была проста и в то же время безгранично сложна — разорвать путы, которые связывали замок с миром мертвых, миром, чьи хладные пальцы все еще цепко держались за каждую душу древнего поместья. Чтобы восстановить баланс. Чтобы Абрахам мог найти покой.

Тени обручем окутали их, пытаясь помешать, но вихрь света от их соединенных сил отбрасывал их назад. Энергетические волны исходили от центра зала, где они стояли. Та самая нить между их сердцами зажглась, чтобы усилить единение, не позволить кругу разорваться. Кейн поморщился, ощутив, что начало жечь в груди — ожило, начало сопротивляться клеймо Гильдии. Но он не остановился, не позволил себе поддаться боли.

И вот, когда ритуал достиг апогея, все тени были отброшены, и реальность треснула, словно стекло под ударом — Кейн почувствовал, будто из земли к нему тянутся десятки рук. Это груз вековых проклятий, наследие тьмы, которое его предки оставили в замке — и теперь они требовали своего. Длинные, острые пальцы вцепились в его ноги, и начали тянуть за собой, вниз, в мир мертвых. Туда, где ему и место.

Для Эстер это выглядело, будто из символа на полу повалил черный дым, и окутал некроманта полностью, пытаясь задушить. Она попыталась прогнать мрак, но у нее не выходило: зеленые лучи ее силы огибали его, словно камень.

— Кейн, нет! — воскликнула она, ощущая, как слабеют руки некроманта.

Абрахам наконец принял свое последнее решение. Он медленно вступил в круг, который еще дышал отголосками ритуала. Рукой он коснулся плеча некроманта, и в этот момент мир замер.

— Будем квиты, братец, — произнес Абрахам тихим, но твердым голосом. В его глазах отражалось вечное спокойствие человека, который принял свою судьбу.

Кейн повернулся, чтобы взглянуть на своего старшего брата, в глазах его застыли слезы, которые он не мог сдержать. Все невысказанные слова, все прожитые моменты вместе мелькнули перед его глазами.

Абрахам встретился взглядом с Эстер. В том взгляде было прощение и умиротворение. Он был готов забрать на себя мрак предков, чтобы спасти своего брата и дать ему шанс на новую жизнь.

— Попроси за меня прощения у Евы.

Тени, словно услышав его слова, отступили от Кейна и обернулись вокруг Абрахама, впитывая его сущность. Голоса зашептали, что уничтожат его душу, и он улыбнулся — для него это было сродни искуплению. Мрак сгустился, Абрахам начал слабеть, его тело становилось все более прозрачным.

Трещины, из которых сочилась тьма его неспасенной души, расширились, и призрак разлетелся кусками цветного стекла по замку; медленно они растворились в воздухе, не оставив после себя даже воспоминания.

Кейн упал на колени, ощущая, как тяжесть невыразимой утраты давит на его плечи — жертвы, за которую он будет вечно благодарен. Эстер обняла его, разделяя его боль, и в тишине ночного замка, теперь свободного от теней, они остались вдвоем, чтобы встретить новый день — день новой жизни, освобожденной от мрака прошлого.

***

Свет первых звезд озарял небо, когда Эстер и Кейн, уставшие, но спокойные после окончания ритуала, спустились на ступени, ведущие к величественным дверям замка. Они сидели бок о бок, плечами касаясь друг друга, ища поддержки после пережитых испытаний.

В воздухе все еще витало ощущение магии, но теперь она была другой — светлой, мягкой, наполняющей мир вокруг силой жизни.

— Вот это я понимаю, день выдался, — заметила Эстер, улыбаясь, и изучая звезды над головой. — Ты даже не представляешь, насколько я сейчас хочу крепкого чая.

— Чая? — Кейн чуть поднял бровь. — Я бы подумал, что после такого события тебе захочется чего-нибудь покрепче.

— Ничего серьезнее отвара ромашки, — с усмешкой ответила она. — Оставьте свои пороки при себе, мистер некромант, и не пытайтесь соблазнить светлую скандальными предложениями.

— Соблазны я предпочитаю поинтереснее, это верно, — он ухмыльнулся, и Эстер даже чуть покраснела. Как и подобает леди. — Надо заняться Принцем, собрать его обратно. Грустно как-то без его скрипучей морды в замке… Ирви похоронить. Закончить миссию по возвращению весны в Исендор… столько планов, а. И ни одного приятного.

Он грустно усмехнулся, оперся ладонями чуть позади, и отклонился, запрокидывая голову.

— Так странно осознавать, что Абрахам поменялся уже после смерти. Может, еще не все потеряно, и у меня тоже есть шанс нормальным человеком.

— Постарайся с этим успеть при жизни, пожалуйста. Хотя бы это не откладывай, — поддела его Эстер.

— Да уж… поторопиться нужно, — он нахмурился, и немного помолчал, задумчиво покусывая губы. — Примешь у меня исповедь, миледи? Ты же без пяти минут была святая воительница, зачтется?

Он говорил это полушутя, но Эстер почувствовала, как он невольно напрягся.

— Я слушаю, Кейн. Можешь мне доверять.

— Знаю, — выдохнул он. — Большую часть истории ты уже слышала. Абрахам обручился с Сереной, она стала частой гостьей в замке… любил ее страшно. Любовь некроманта хуже стихийного бедствия, и Серену зажало между вулканом и цунами. Моего интереса она тоже не отвергала — сейчас понимаю, что ей было просто приятно внимание сразу от двух братьев, скандальная ситуация, Серена такое обожала. Я даже не задумывался, что это как-то неправильно, думал, пусть сама выбирает… она и выбрала. Меня.

В его голосе не было уже ни капли самодовольства, только усталая хрипотца.

— Абрахам нас застал, и был просто в бешенстве — в общем-то, справедливо. Серену он не тронул, а вот меня чуть не убил — причем не магией даже, а просто врукопашную, так это его задело. А я как раз отбиваться стал заклятиями, чтобы получить легкую победу… идиот.

Кейн снова сделал небольшую паузу, переводя дух, возвращаясь к делам лет минувших.

— И Абрахам ответил. Начал громить все вокруг, метал такие проклятия, что не в каждом гримуаре отыщешь. В конце концов, он буквально взорвался энергией — мы с Сереной щиты выставили. Только никто не заметил сквозь все крики и вспышки, что на шум пришла Ева, — его голос дрогнул, — ей было всего семь. Магии в ней не было ни на долю. Она не могла защититься.

Перед глазами у Эстер снова встал тот образ из подземелья: детское тело, обернутое саваном. Абрахам своим, темным способом пытался искупить грехи. Исправить страшную ошибку.

У целительницы в груди застыл осколок льда. Эта небольшая, страшная деталь многое проясняла. То, в каком порядке было приказано содержать ее комнату, как после неудавшегося ритуала не закрывали больше двери склепа, как легко Кейн говорил о своей вражде с братом… как он удивился, когда тот решил его защитить.

— Ну, и дальше все понятно. Не было никакой свадьбы, никакой счастливой черно-чистокровной семьи. Серена убежала под защиту Гильдии, параноила, что мы придем за ней, отомстить. А мстить мы стали друг другу, — только сейчас некромант выпрямился, и повернул голову обратно к Эстер. — Потом уже он совсем от вины сломался, дальше ты знаешь. Ритуал. Неудачное воскрешение. Мрак и безнадежность. Вот такая веселая история.

Обхохочешься; увидев, с каким беспокойством на него смотрит Эстер, Кейн мягко улыбнулся и решил разрядить обстановку. Скорбеть уже поздно — мертвым это неинтересно, а живым портит настроение.

— Отпускаешь грех-то, миледи?

— Какой? — хрипло спросила она, пораженная рассказом. — Не ты ведь… Абрахам…

— Прелюбодеяние, миледи. Убийства и вовсе в списке смертных грехов нет, — поправил он ее. — Можешь еще уныние и гнев туда добавить, чтобы сразу букетиком.

— А гордыня?

— Грешен, — согласился Кейн, и театрально сложил руки в молитвенном жесте. — Смилуешься?

Эстер фыркнула, щелкнула пальцами — с них сорвался зеленый огонь, и со снопом искр врезался Кейну в лоб; тот отпрянул, на секунду ошарашенный.

— Нападают! — возмущенно вскрикнул он.

Девушка его шутливо толкнула в плечо. Посмеявшись, она все равно чуть погрустнела, понимая, насколько тяжелую историю слышала сейчас.

— Спасибо, что поделился со мной этим, — тихо сказала она. — Теперь, когда тьма отступила, мы можем начать все заново. С чистого листа. С весны.

Кейн крепко сжал ее руку в знак благодарности, и они оба знали, что, несмотря на все насмешки и подколы, они нашли в друг друге не просто союзника, но и верного друга, спутника и близкого человека.

Дать имя этому чувству все еще боялись.

XIX. Солнце

Туман, который сковывал земли Исендора, начал рассеиваться, отступая под натиском утреннего солнца. Подобно тонкой серебристой пелене, он медленно поднимался над лесами и полями, освобождая путь для лучей, желанных и животворящих.

Эстер и Кейн стояли на высокой башне замка, их взгляды были устремлены вдаль, туда, где когда-то мрак сжимал земли холодными, беспощадными когтями. Теперь же перед их глазами раскрывалась картина возрождения — земли Исендора оживали, возвращаясь к своему естественному зеленому великолепию.

В тенистых черных лесах, где деревья стояли как стражи древних тайн, начали пробиваться первые всходы новой жизни. Темные, почти черные листья начинали сменять свой оттенок на более светлый, насыщенный зеленый, словно краски мира вновь нашли свою палитру. Солнечный свет, проникая сквозь кроны, рисовал на земле сложные узоры, а тепло, казалось, пробуждало все вокруг, призывало к новому дню. Почки,зажатые в бутоне страха и мрака, раскрывались, даря миру свои яркие, дивные цвета. Розы, лилии, георгины, и даже скромные васильки — все они тянулись к ласковым лучам, окрашивая земли Исендора калейдоскопом оттенков. Выросли даже подсолнухи — Кейн готов был поклясться, что их там никогда не было.

Рядом с замком, в тенистых садах, деревья, еще недавно совсем безжизненные, вновь наполнились силой. Цветущие вишни и яблони сотворили над землей розово-белые облака, ароматы которых несли в себе обещание плодородия и изобилия. Ветки, некогда гнущиеся под тяжестью тоски, теперь изгибались под весом бутонов и цветов.

Воздух, пропитанный ароматами цветения и свежести, нес с собой песни птиц и шепот ручьев, которые, очистившись, вновь звонко журчали, пробираясь сквозь зеленеющие луга.

Эстер и Кейн стояли молча, наблюдая за этим чудом. Их сердца были полны гордости и облегчения за то, что их действия вернули миру его естественную красоту. Их магия, их битва не была напрасной. Она вернула жизнь не только замку, но и всему, что окружало его.

— Надо же, какая прелесть, — тихо произнесла Эстер, ее голос был полон восхищения, — как все изменилось.

— Да, — ответил он, в его голосе откликалось то же самое чувство, — это действительно новое начало для Исендора. И для нас тоже.

Так же, как первые лучи весеннего солнца пробиваются сквозь затяжную зиму, мороз и страх отступали от сердец Эстер и Кейна. Как весна, пробуждающая землю ото сна, их чувства начали оживать, нежно и постепенно. Вспоминая о силе совместного ритуала, они с удивлением обнаруживали, что их доверие друг к другу расцвело, словно те самые подсолнухи, что теперь сияли яркими красками в саду под окнами.

Стоя на башне и глядя на оживший пейзаж, Эстер ощутила, как граф нежно взял ее руку в свою. Его прикосновение было легким, как весенний ветерок, что игриво колышет молодые листья на деревьях.

— Ты чувствуешь это? — прошептал он с хитрецой в голосе.

— Что именно? — ответила она, не смея вернуть ему сейчас взгляда.

— Весну, — сказал Кейн, лукаво улыбаясь. — Мы все так долго ее ждали.

Мимолетный взгляд, теплое прикосновение, деликатная улыбка — все это были маленькие жесты, но они говорили о многом. Они находили утешение друг в друге, их смех звучал ярче, чем когда-либо, рассеивая последние тени прошлого, которые могли скрываться в углах их сердец.

Вечером они вместе прошли по саду, чьи деревья цвели нежным цветом, окутывая их волшебным ароматом и обещанием новой жизни. Они остановились у фонтана, вода в котором сверкала под лунным светом, как драгоценные камни. Кейн осторожно поцеловал Эстер руку — жест, полный почтения и восхищения.

— Эстер, — начал он, — ты прибыла в Исендор с целью, и ты ее выполнила. Проклятие снято. Ты вольна… отправляться домой, если пожелаешь.

Он старался скрыть свои эмоции, маскируя беспокойство легким тоном. Кейн не смотрел на нее, словно боясь встретить взгляд Эстер. Он пытался самого себя убедить, что с благодарностью примет любой ответ. У него не получалось.

Ведьма легко пожала плечами.

— Да, Кейн, я свободна уехать. Передо мной весь мир открыт, — сказала она медленно, взвешивая каждое слово. — Но ты знаешь, иногда мы находим свой дом там, где не ожидали. Даже если в этом доме не хватает света.

Девушка улыбнулась, донельзя довольная собственной маленькой шуткой.

Ее слова растворили напряжение в воздухе, и Кейн почувствовал, как из его груди уходит тяжесть.

— Тогда… останься, пожалуйста, — сказал он, голос его был едва слышен, но полон искренности.

— Хорошо, — она преувеличенно-самоуверенно вздернула подбородок, — но у меня есть несколько условий.

— Надо же. Я весь внимание.

— Ты поедешь со мной в Флистан, — коварно прищурилась ведьма. — Будешь убеждать моих родных отдать их светлейшую Эстер в зубы страшного черного мага. Без угроз. Подкупать можно, подкупать приветствуется.

Кейн, услышав это, не мог сдержать усмешки, которая разыгралась на его губах.

— Хорошо, миледи, — ответил он, надменно подражая ее саркастическому тону. — Я принимаю ваше условие. Мне будет честью съездить с вами в Флистан и попытаться убедить вашу семью в моих… — он сделал паузу, с трудом подбирая слова, — скромных достоинствах.

Его глаза сияли, и он уже представлял себе это путешествие, как новое приключение, которое они предпримут вместе. Эстер улыбалась, чувствуя, как наконец-то может подшутить над фасадом всесильного мага, который Кейн пытался поддерживать.

— О, это будет весело, — ее глаза вспыхнули озорством. — Вы должны быть готовы к тому, что моя семья — не так проста, как может показаться изначально. Они могут поставить вас в тупик своими странными привычками и обычаями. И убедить их в чем-либо… — она сделала драматическую паузу, — требуется искусство.

— Позвольте мне быть вашим учеником, — сказал Кейн, в его тоне слышалась игривость и нежное волнение. — Я обещаю быть очень старательным.

Никакого сомнения.

***

Ведьма и некромант вовсю наслаждались этой самодельной весной, старались как можно больше времени проводить в садах. Конечно, туда обычно хотела убежать Эстер — после кошмарного зрелища, которое из себя представляла проклятая природа Исендора, она просто не могла нарадоваться каждой мелочи. И сейчас они уселись на скамью в рощице, разговаривали и строили планы. Эстер думала о том, насколько бы сама удивилась такой картине всего несколько недель назад. Ветер играл прядями ее волос, а солнце, понемногу склоняясь к закату, окрашивало небо в теплые оттенки.

— Кстати, граф, — начала Эстер с легкой улыбкой, — я тут вспомнила один страшный секрет.

— Вот как, от меня еще и секреты держат, — он подозрительно прищурился. — Страшное я люблю, это интересно.

— Мне тебя три раза предсказали.

— И ты все еще сюда поехала? Действительно страшно.

— Кейн! — одернула она его. — Я серьезно. Ко мне утром в аптеку заявилось двое великолепнейших, наглейших котов, и принесли на хвосте благие новости. Это примета такая, что мать-природа посылает своих очаровательных гонцов самым нуждающимся и одиноким. Вечером мне и попалось твое объявление.

Кейн ухмыльнулся:

— Ну коты — это серьезно….

— А потом был расклад таро, — продолжила она, уже с легким оттенком раздражения в голосе. — Интереснейший набор, от тройки мечей, до Смерти, до Влюбленных…

— Я не умею читать карты, — честно признался некромант.

— Страдания, разбитое сердце, трансформация, и Влюбленные… согласно названию, — она смутилась. — Хотя и как выбор между двух зол проигралось тоже. А третье предсказание, — голос Эстер снизился до почти шепота, — было самым странным. Сумасшедший у очага в таверне, по дороге сюда, кричал мне вслед, что мое «маленькое наивное сердце» очарует монстр. Я смеялась, но теперь…

Она красноречиво окинула Кейна взглядом. Его лицо приняло серьезное выражение.

— Знаешь, Эстер, моя тетка тоже была своего рода оракулом. Когда я был мальчиком, она предсказала мне… страшные вещи.

Эстер подняла брови, заинтересованно прислушиваясь, ее сердце замерло в ожидании откровения.

— Она сказала, что я буду стоять перед великим выбором, который может привести к падению целых королевств, — продолжал он, и в его глазах заблестел странный свет.

У девушки даже перехватило дыхание от волнения, и она наклонилась вперед, желая услышать больше.

— И что под этим огромным бременем выбора, — Кейн сделал паузу, и его губы едва заметно задрожали, — я, вероятно, съем слишком много сладкого пирога и поправлюсь, — он внезапно расхохотался, совсем неожиданно переведя свою речь в шутку.

Эстер не сразу уловила смену тона. Она рассмеялась вместе с ним, но на ее лице оставалось недоумение, а в глубине сердца — осадок разочарования. Она хотела поделиться чем-то настоящим, и ожидала того же от него.

Сам того не подозревая, граф Винтер посеял в ее душе дурные мысли.

Она думала о Кейне, о его шутке, которая вдруг начала казаться ей слишком правдоподобной. Неужели он поддался искушению использовать магию, чтобы повлиять на ее чувства? Ее руки, почти самопроизвольно, тянулись к темным гримуарам, которые она раньше старательно избегала.

Перелистав страницы одного из них, Эстер нашла раздел о приворотных заклинаниях. Они были написаны на странном древнем языке, чьи символы плясали перед ее глазами, создавая ощущение головокружения. В сердце Эстер закрадывалось подозрение, словно тяжелый камень, утягивающий ее на дно ясного ручья ее мыслей.

Тот вечер, когда он сказал, что мог бы ее приворожить, его глаза… Вспоминая, Эстер погрузилась в воспоминания. Глаза Кейна светились, но было ли в них признание? Или это просто ее воображение, подстрекаемое страхом и сомнениями, подбрасывало ей неверные трактовки?

Она прогнала эти мысли, пытаясь сосредоточиться на тексте. Мимоходом она касалась строк, шептала слова, пытаясь не дать им силы, а только понять смысл. Ее понимание магии было достаточно глубоким, чтобы распознать настоящее заклинание от пустышки.

Настроив себя на предельное внимание, Эстер начала разбирать магические формулы, ища связь между словами и реальностью. Она знала, что если Кейн действительно использовал приворот, то в этих страницах она найдет подтверждение.

Но чем больше она читала, тем сильнее голос внутреннего скептика говорил ей, что ее подозрения — не более чем результат перенапряжения и беспокойства. Ведь чувства не так просто поддаются влиянию магии, и кроме того, она сама ведьма, она бы почувствовала любое вмешательство.  К ни го ед . нет

Пролистав последнюю страницу, Эстер задумчиво вздохнула и закрыла гримуар. В глубине души она знала, что Кейн не стал бы так поступать. Она чувствовала его искренность, его уважение к ней, как к равной. Ее собственные чувства к нему были слишком яркими и настоящими, чтобы быть результатом колдовства.

И все же… и все же. Не слишком ли много благородства она ожидает от чернокнижника? Эстер решает пока не поднимать эту тему с Кейном снова, но ее мысли продолжали вертеться вокруг этих таинственных возможностей. Сумел бы он действительно воспользоваться запретной магией, чтобы повлиять на ее сердце? Слишком уж много загадок и тайн прячется в тени некромантии.

Теперь, когда семя сомнения было посеяно, Эстер невольно начала выискивать признаки его возможного обмана. В каждом жесте, в каждом взгляде Кейна она искала скрытые мотивы. Ее собственные чувства казались ей теперь загадкой, которую она обязана разгадать.

С каждой встречей с Кейном она внимательно, даже слишком, вслушивалась в подтекст каждой его фразы. Каждое слово, каждое предложение она расчленяла в своем уме, пытаясь выявить намек на манипуляцию. Неужели привычка держать все под контролем, которая так долго служила ей, теперь превратилась в проклятие?

Но чем больше она искала, тем меньше находила. Возможно, она просто боялась признать, что ее чувства могли возникнуть самостоятельно, без какого-либо волшебства. Что она просто влюбилась в некроманта.

***

В просторной, мрачноватой мастерской Кейн сидел на полу, окруженный костями. Бледный свет луны пробирался через щели в ставнях, создавая на каменном полу танец теней. В углу лежали разбросанные черепа, ребра, кости конечностей — останки Принца, который героически повторно погиб в битве с некромантами Гильдии. У хозяина только сейчас руки дошли его собрать.

Кейн спокойно поднял бедренную кость, внимательно рассмотрел ее в мерцающем свете и аккуратно приставил к тазовой. Его пальцы ловко работали, словно он восстанавливал не скелет, а деликатный механизм часов. В зале звучал его мелодичный напев — низкий, умиротворяющий, даже в такой макабрической обстановке.

Каждая кость щелкала на своем месте, и вскоре скелет начал принимать человеческую форму. Кейн осторожно поднял череп Принца, легонько постучал по нему, как старый друг по плечу, и установил на позвоночник.

— Вот так, старина, — пробормотал он, улыбаясь скелету. — Снова в строю, да?

Между костями вспыхивали синие искры, когда Кейн применял немного магии, чтобы скрепить их вместе. Синий свет создавал иллюзию вен, пульсирующих с новой жизнью внутри мертвой тишины каменной комнаты.

Он продолжал работать, прикрепляя рукава к плечам, затем с легкостью вставлял пальцы, каждый к своей кисти. Удовлетворенно кивая на каждый успешный шаг, Кейн снова напевал, словно его голос мог кого-то отвлечь от жути процесса.

Наконец, Принц был цел. Кейн поднялся, отступил на шаг назад и рассматривал свою работу. Скелет стоял перед ним, чистый и готовый к выполнению своих обязанностей, хоть и без мяса и кожи, но с нескрываемым величием.

— Ну что, Принц, как насчет небольшой прогулки? — спросил Кейн, подмигивая пустым глазницам.

Скелет, оживленный магией и заботой своего хозяина, кивнул и, проверяя, все ли закрепилось прочно, бесшумно прошелся по комнате. Ну как. Слегка все-таки поскрипывал.

Эстер стояла в дверном проеме, облокотившись об косяк, и смотрела на Кейна и Принца с легкой усмешкой. Воспоминания о том, как в первый раз она увидела Принца и как ее сердце чуть не выскочило из груди, заставляли ее теперь улыбаться. Тогда, костлявые пальцы скелета, казалось, могли достать ее из самых темных уголков ее снов, но теперь она смотрела на него с легкой насмешкой.

«Теперь понадобится что-то куда более пугающее, чем скрипящая кучка костей, чтобы напугать меня», — подумала Эстер, не отрывая взгляда от завораживающего процесса. Невольно засмотрелась, с какой легкостью работает некромант. Мрачное, отступническое искусство, но все же искусство.

Кейн, обернувшись, заметил ее в дверях и улыбнулся.

— Стучаться нужно, миледи, — он даже пальцем ей погрозил. — А то вдруг Принц не одет. Он же получит моральную травму на всю смерть!..

— Что ж, — ответила Эстер, входя в комнату и подходя поближе к Принцу, — простите меня, Ваше высочество. Виновна.

Принц коротко ей поклонился. Она не могла больше к нему серьезно, а уж тем более — с опаской, относиться. Для Эстер он стал костлявой версией забавного щеночка, который уже лет пять как вырос размером с хозяина, но просто этого не понял, и не научился рассчитывать силу.

— За главного теперь ты, — наставительно сказал ему граф, — пока мы в отъезде. Если будут гости — сначала бей, потом спрашивай.

Учитывая, что ни одного органа речи некромант ему так и не приделал, спрашивать не будут в принципе.

— А ты готова к пути, родная? — спросил Кейн, ласково поцеловав Эстер в висок.

Мгновенно ей стало стыдно за все подозрения в подтасовке чувств — такой трепет в ее сердце вряд ли можно вызвать по книжке. Нет, так может только этот невыносимый, высокомерный, наглый и жестокий еретик. Чудо, а не мужчина.

— Я всегда готова, — она хмыкнула и поправила ему непослушный выбившийся локон на лбу. — Мне кажется, я за всю жизнь столько времени в дороге не провела.

— Есть в этом свое очарование. Дорога, ветер, свобода. Что еще нужно для счастья?

— Безопасность, — предложила Эстер, закатив глаза. Вы только посмотрите, кто романтиком заделался.

— Тут тебе волноваться не о чем, — Кейн сверкнул лукавой улыбкой, — тебя есть, кому защищать.

— Я и сама отлично справлялась, спасибо вам большое, — Эстер фыркнула.

Давайте еще посчитаем, сколько раз кто кого спасал, и посмотрим, в чью пользу счет выйдет, а, граф Винтер?

— Ну, а теперь не нужно, — некромант ласково приподнял ее лицо за подбородок, — теперь это моя забота.

От его поцелуя по венам Эстер заструилась чистая лава; ей мгновенно расхотелось спорить.

Защищайте, граф. Рушьте. Рвите на куски. Собирайте по клочкам.

Вся ваша.

XX. Страшный Суд

Сумерки наползали на деревню, словно тени вековых лесов, окутавших ее покровом мистического спокойствия. Эстер и Кейн, усталые, но беспокойные, остановились на пороге этой укромной деревеньки, где каждый домик, словно капля утренней росы, сверкал в последних лучах солнца, гаснущего за краем мира.

Дома, утканные из темно-коричневых бревен и украшенные резными наличниками, словно старинные сундуки, хранили в себе тайны и судьбы мирных обитателей. Стрекозы, мерцающие над манящей прохладой ручьев, танцевали в воздухе, а бабочки, словно кусочки разноцветного неба, порхали среди вновь распустившихся цветов. Деревья, некогда безмятежные стражи бесплодных земель, теперь покачивали своими зелеными гривами в такт веселому ветру, который приносил с собой ароматы жизни и надежды.

Люди деревни, одетые в простые, но чистые одежды, собрались у центральной площади, где разновозрастные дети, подобно звездам на ночном небе, сверкали своими смеющимися глазами, запуская в небо поделки из цветных бумаг. Женщины, ведомые древними ритмами природы, распевали песни благодарности богам за их милость и щедрость, в то время как мужчины, сильные и гордые, обменивались рассказами о первых всходах, что прорезали насыщенную темно-зеленую землю.

Сердце деревни пульсировало жизнью у костра, который пылал в центре площади, искрами отправляя свои молитвы к небесам. Свет огня танцевал на лицах людей, рисуя истории прошлого и мечты о будущем на их загорелой коже. На мгновение, Эстер и Кейн ощутили себя частью этой древней и вновь обретенной гармонии, забыв о своих заботах и невзгодах.

— Смотри, — шепнула Эстер, указывая на далекий холм, где последние лучи солнца касались тяжелых колосьев, вызревающих под золотым покровом заката, — земля снова дышит.

Кейн, несмотря на свою темную сущность, уловил в своем сердце отголосок той же радости, что заполняла воздух. В эту ночь, когда звезды вышли на свой вековой дозор, души двух путешественников, хоть и ненадолго, нашли покой в объятиях земли, которая, наконец, обрела спасение от своего проклятья.

— Твоя заслуга, миледи, — он преувеличенно-низко поклонился. — Не удивляйся, если тебя сочтут новой богиней весны.

— А ты тогда кем будешь? Дьяволенком на моем плече?

— Злодеем, что украл солнце.

Кейн мягко прикоснулся к ее щеке. Удивительно, как изменчиво сердце, как неисповедимы пути судьбы!.. Как даже в душе, проданной мраку, может расцвести нежность, как одни и те же руки могут быть способны на ласку и на убийство, губы — на поцелуй и на проклятие. Эстер смущенно опустила глаза.

— Кейн, — начала она, набравшись смелости, — ты… ты никогда не задумываешься? Обо всем этом осуждении. Я помню, как сама к тебе относилась в начале. И хотя я увидела, кто ты на самом деле, твое… ремесло… Я вряд ли смогу с этим смириться.

Кейн отвел взгляд от города к ней, его глаза отражали спокойствие заката.

— Знаешь, миледи, — его голос был нежен и уверен одновременно, — мнение толпы меня не волнует. Когда в тебе просыпается сила, ты начинаешь понимать, что их слова — всего лишь шум на фоне. Даже если они звучат громко, они не имеют веса.

Она всматривалась в его лицо, пытаясь прочесть там что-то еще, скрытое и неведомое.

— Ты показала мне, что даже мои темные навыки можно использовать для светлых дел, — продолжил он, протягивая руку и аккуратно убирая прядь волос со лба девушки. — Я никогда не ожидал, что ты полностью примешь мою тьму, как и ты не должна ожидать, что я отвергну ее.

Улыбка скользнула по его губам, добавляя тепла его словам.

— Если мы выбираем друг друга, выбираем каждый момент, проведенный вместе, — глаза его блестели, — то мы выбираем принять все то, что делает нас… нами. И не позволить бездне между нами разрастись.

Эстер взяла его руку, сжала ее крепко, будто закрывая замок. Ей не хотелось об этом даже думать — так близок неожиданный покой, так пленительна надежда на светлое будущее с темным магом.

Кейн наклонился и поцеловал ее в лоб. Кейн отстранился, но его руки остались на плечах Эстер, крепко, словно могли удержать ее от всех бурь мира.

— Эстер, ты должна быть готова к тому, что теперь осудят и тебя. За «смену стороны», за то, что поддалась соблазну и связалась с темным.

Он сделал паузу, словно позволяя этим словам осесть между ними, прежде чем продолжить.

— Я буду защищать тебя всеми силами, ты знаешь это. От угроз, от беды… Но сплетни и разговоры, они всегда находят путь, как вода сквозь пальцы. Я не всегда смогу их остановить.

В ответ Эстер лишь усмехнулась, и в ее улыбке была горькая ирония не без налета высокомерия.

— Дорогой мой властелин мертвых, еретик и вообще зло во плоти, — она вздохнула, сдерживая смех, — я молодая вдова, дочь должника и беглянка от Инквизиции. Я успела себе заработать врагов с обеих сторон, мстить придут как за Серену, так и за Тристана… а я должна бояться городских толков?

— Справедливо, — хмыкнул некромант, — но ведь не я начал разговор о чужом мнении. Все же что-то тебя волнует.

Он был прав, но ведьма пока не могла даже для себя точно указать на причину этой тревоги — беспокойство о собственной репутации после всего, что она сделала для этого мужчины, казалось, пришло с опозданием. Она понимала, что ни ее родной город, ни ее семья не проходили через те же испытания, те же трансформации, что Эстер — они не слышали пустоту в голосе Кейна, когда его клеймили; не ужасались садистскому огоньку в глазах Ирви; не были готовы отдать жизнь и душу за врага, лишь бы больше не пролилось ненужной крови. Они знакомы только со старой версией Эстер, которая уже тогда пресытилась монотонной и безысходной жизнью, сорвалась навстречу приключениям и славе. И ей не было страшно, что ее новую, со шрамами на сердце, с шутками про скелета на побегушках, с мишенью на спине и мраком в заклинаниях просто не примут; ей было страшно, что она сама их за это не сможет осуждать.

Эстер так легко будет защищать Кейна перед всеми — но мысль о том, что ей придется защищаться самой, мечом зависла над ее тяжелой головой.

— Как ты думаешь, — неожиданно даже для самой себя спрашивает ведьма, — ты из детства гордился бы собой нынешним?

Граф хмурится, и с беспокойством смотрит на собеседницу. Это что на нее напало?

— Нет, — категорично, но печально отвечает он. — Маленький Кейн Винтер ни за что бы не согласился на клеймо Гильдии, смерть всех близких и еще и союз со светлой… не во всем был бы прав.

Вот же лис; Эстер усмехнулась, но туч его попытки польстить и пошутить все же не развеяли.

— Вот и я не уверена.

— А тебе и не нужно. Оставь грехи мне, сама займешься добродетелями. С меня гордыня, с тебя — надежда, — он чуть приподнял ее лицо за подбородок, чтобы она не смогла отвести взгляда. — Так будет справедливо. И правильно.

На площади города, где в этот вечер проходила ярмарка, оживленные толпы смеялись и торговали, а воздух был насыщен ароматами свежей выпечки и пряностей. Эстер и Кейн стояли среди этой кипучей жизни, но для них казалось, будто весь шум мира отступил на второй план, оставив их в идеальном мире, где были только они вдвоем.

Закат уже отдал свои последние краски, уступая место бархатной ночи. Небо, полное мерцающих звезд, казалось мостом в другой мир — мир, где сомнения и страхи Эстер на мгновение потеряли свою власть. Она обняла Кейна еще крепче, и его руки ответили ей таким же теплым и сильным объятием.

Вокруг них продолжались гулянья, факелы и яркие лампы освещали улыбающиеся лица, дети с восторгом гнали друг друга среди торговых рядов, а музыканты играли веселые мелодии. Однако в пузырьке их общего тепла время, казалось замедлилось, и каждый момент растягивался в вечность.

Они понимали, что их ждут новые испытания и сложности, что мир за пределами этой ночи не будет таким же понимающим и теплым, как объятия друг друга. Они уже пожертвовали так много, и потеряли еще больше на своем пути, что эта близость, это неожиданное доверие и долгожданная весна были как драгоценные дары судьбы, которые они не были готовы отпускать или подвергать испытаниям.

Эстер опустила голову на грудь Кейна, и он нежно прикоснулся к ее волосам. Их дыхание синхронизировалось, и в этот момент они были как одно целое, защищенное от взглядов и слов мира. Мирно шумела вода в фонтане, и звуки ярмарки соединялись в успокаивающую мелодию, которая казалась написанной именно для них.

Будь что будет.

***

Колеса их повозки медленно перекатывались по извилистой дороге, ведущей к Флистану, родному городу Эстер. С каждой милей пейзаж вокруг менялся, словно кто-то невидимый высасывал из земли все краски и жизнь. Те земли, которые они покидали позади, были полны мягких оттенков весны, рожденной их совместным заклятием — зелень там была сочнее, цветы ярче, воздух наполнен был сладким ароматом цветения и насыщенной влажностью земли.

Однако чем ближе они приближались к Флистану, тем мир казался более блеклым и унылым. Небо светлело до серо-голубого, а облака нависали тяжелым покрывалом, скрывая раздолье света и тепла. Деревья встречали их редкими вспышками зелени, будто их листва еще не решила, стоит ли распускаться полностью, а трава под ногами казалась более жесткой и приглушенной.

Эстер неожиданно для себя осознала, насколько мощна была их магия. Девушка вдыхала воздух, который здесь был более тонким и резким, чем теплый, насыщенный ароматами ветер Исендора. Было ощущение, что каждый сантиметр этого пути замирает в ожидании чего-то, что не приходит.

— Здесь так тихо, — проговорила Эстер, голос ее звучал задумчиво. — Как будто сама природа замерла в предвкушении перемен, которых так и не случилось.

— Может быть, мы даже слегка перестарались, — хмыкнул Кейн, явно разочарованный пейзажем.

Город уже начинал проявляться на горизонте, его силуэты мерцали в серой дымке, которая окутывала его стены и башни. Эстер чувствовала, как в ее груди растет напряжение. Флистан был частью ее прошлого, местом, откуда она бежала в поисках приключений и новых горизонтов. Сейчас же она возвращалась, но уже не той девушкой, что впервые открыла двери аптеки перед пушистыми гонцами матери-природы. Она возвращалась с мужчиной, чья сила и знания были настолько чужды этим землям, ее родным людям, что ее сердце сжималось при мысли об их встрече.

Подъехав к воротам, Эстер и Кейн остановили повозку. Город встретил их усталой мостовой и старинными фасадами, которые выглядели как добрые знакомые из детства Эстер. Кейн, стоя рядом с ней, наблюдал за городской суетой с интересом исследователя, который впервые ступает на неизведанную землю.

— Доставь наши вещи в дом, пожалуйста, — обратилась Эстер к кучеру. — Мы сами пройдемся пешком.

Кучер кивнул, и с ударом хлыста запустил лошадей в глубь городских улиц. Флистан жил своей насыщенной жизнью: здесь было ярко, громко и весело. Южный город блистал красками: ткани продавцов рынка развевались в ритме порывистого ветра, а фрукты и овощи сияли на прилавках, словно драгоценные камни. Магия и прогресс здесь шли рука об руку; в воздухе витали ароматы экзотических специй и звучал свист паровых машин, где-то по соседству с тавернами и магическими лавками.

Люди спешили по своим делам, и лишь краем глаза отмечали странных путников — ведьму и некроманта. Никто не останавливался, чтобы уставиться или обменяться заинтересованным шепотком, каждый был поглощен своими заботами, и это анонимное равнодушие казалось глотком свежего воздуха после напряженного путешествия.

Они шли мимо знакомых Эстер улочек, где каждый камень казался ей свидетелем старых историй. Кейн оглядывал архитектуру, искусство расписных окон и замысловатые флюгера на крышах. Он иногда останавливался, чтобы внимательнее рассмотреть орнамент на стене или механизм часов на городской башне.

Эстер же искала глазами знакомые лица. Она заглядывала в окна лавок, присматривалась к старым домам. Но время шло вперед, и лица, что выглядывали из-за стекол, были ей не знакомы.

— Как тебе мой родной город? — спросила она Кейна, когда они замедлили шаг у фонтана, украшенного изображениями морских нимф и дельфинов.

Кейн улыбнулся, подбирая слова, чтобы передать свои впечатления.

— Он… живой, — наконец произнес он. — Здесь каждый уголок пронизан энергией, каждый звук кажется частью большой симфонии. Я могу почувствовать пульс этого места — и он сильный.

Эстер в ответ лишь кивнула, улыбка тронула ее губы. Она почувствовала, что, несмотря на все перемены, некоторые вещи остаются неизменными. И, может быть, в этом и была ее новая миссия — найти место для своих новых истин среди старых улиц Флистана.

Они миновали главный рынок, где торговцы расхваливали свои товары, а купцы вели оживлённые переговоры за чашкой чая или стаканом местного пива. Запахи еды смешивались с запахами кожи, металла и цветов, создавая удивительный аромат, который можно было найти только здесь, в Флистане.

В конце концов, они свернули на более тихую улицу, где шаги их сапог эхом отдавались от старинных стен. Здесь уже не было той суеты и шума, и Эстер почувствовала, как напряжение, накопленное за время путешествия, постепенно покидает её.

Перед ними возвышался скромный, но аккуратный дом Эстер. Она стояла с Кейном перед дверью, колеблясь. В ее глазах отражалась смесь чувств — ностальгия, страх и небольшой стыд. Она вспоминала изысканную роскошь замка Винтеров, который они недавно покинули, и вдруг её собственный дом показался ей слишком простым, скромным.

— Я… — начала она, но слова застряли в горле. Она хотела извиниться за отсутствие богатства, за мещанский образ жизни, который был так далек от того, к чему они привыкли в последнее время.

Но тут же поменяла решение. Она изначально и согласилась на эту авантюру с возвращением весны исключительно ради вознаграждения, и Кейн вряд ли будет удивлен более чем скромному дому — в конце концов, он достаточно умен, чтобы сложить два и два. Пройдется по скрипучим полам, переживет.

— Не суди строго, — сказала она с легкой улыбкой и открыла дверь.

Едва они переступили порог, как из глубины дома выскочила взъерошенная фигура Ланы — не дав гостям даже представиться, этот огненный гремлин ринулся сестренке на шею, едва не сбивая ту с ног.

— Эстер! Ты наконец вернулась! — воскликнула Лана, обнимая девушку так крепко, будто боялась, что та исчезнет снова.

Ведьма смеялась, отвечая на поцелуи и вопросы, которые сыпались один за другим. Лана была как всегда: буря эмоций и вопросов, вихрь, который не знает покоя.

— И это тот самый граф Винтер? — спросила Лана, с любопытством разглядывая спутника сестры. — Слышали много, а вот вживую не ждали.

И она одарила сестру красноречивым взглядом — мол, и сколько же ты, зараза, не договаривала?

— Он самый, — неловко улыбнулся Кейн, склоняя голову в вежливом поклоне, — последний некромант рода Винтеров. Можно не бояться, я не кусаюсь. Эстер за этим проследит, — он повернулся к ней, ожидая реакции на шутку.

В комнате воцарилась ледяная тишина. Лана застыла с полуоткрытым ртом, и в ужасе переводила глаза с лица сестры на лицо Кейна, и обратно, надеясь, что ослышалась.

Медленно ведьма осознала собственную страшную ошибку.

— Кстати об этом…

Она ведь ни в одном письме так и не призналась в природе магии Кейна, как и в их хрупкой, расцветающей связи. Во всех новостях из Исендора граф звучал просто как таинственный, но вполне себе безопасный, кошмарно богатый помещик — и на этом все. Никаких вам похождений на погосты, никаких клятв под оживающим жасмином, никакой Инквизиции.

— История будет долгая.

XXI. Мир

Огонь свечей тихо колыхался в небольшой столовой, создавая спокойную, уютную атмосферу. Такого рода посиделки обычно сопровождались рассказами о локальных новостях и легкими беседами за ужином. Однако этот вечер был особенным. Эстер сидела за столом, напротив отца, рядом с Ланой, а Кейн — рядом с ней. Ее рука незаметно отыскала его под столом, и они переплели пальцы, искав утешения в знакомом прикосновении.

— Итак, — начал отец, его голос был полон любопытства, — расскажите, как прошло ваше путешествие.

Эстер вздохнула, пытаясь найти слова, которые могли бы передать их переживания, не вызывая при этом слишком много вопросов или беспокойства.

— Ну, мы… мы многое видели, — начала она, стараясь сгладить края самых темных моментов их истории. — Мы путешествовали через Исендор, помогали людям там. Сняли несколько мелких проклятий и одно большое, если так можно выразиться.

Лана вскинула брови, поглощенная рассказом, а отец внимательно наблюдал за ней, пытаясь уловить что-нибудь между строк.

— Местные земли были совершенно поражены прорвавшейся скверной, я никогда прежде не видела подобного разрушения. И я искала заклятие, чтобы вернуть весну.

Лана подпрыгнула на месте, сияя от восторга.

— И у тебя получилось!

— Мне понадобилась помощь, — она неловко сжала пальцы Кейна в поиске поддержки.

Эстер улыбалась, но глубоко внутри чувствовала, как с каждым словом она уходит от полной правды. Она не упоминала об опасностях, с которыми им пришлось столкнуться, о битвах, которые они вынуждены были вести, и о цене, которую иногда приходилось платить за каждое маленькое волшебство.

— И конечно, самое главное, — продолжил за нее Кейн, чуть нервно поджимая губы, — я… мы решили быть вместе.

Взгляд отца перешел с Эстер на Кейна, и в его глазах читалось удивление, смешанное с беспокойством.

— Мы очень рады возвращению Эстер, конечно, — медленно произнес он, — но мы не ожидали… нового члена семьи в комплекте.

Лана, однако, радостно хлопала в ладоши.

— Это так романтично! Вы как герои из книг, что я читала! — воскликнула она, но затем ее энтузиазм угас, когда она заметила напряжение в воздухе. — Разве не так?

Коты, мурлыкая, обошли стол и принялись тереться о ноги Эстер и Кейна, приветствуя хозяйку и нового гостя. Ждали возвращения с деньгами и корзинкой фруктов, а она притащила жениха и психологическую травму. Немного не то, что представляешь, встретив в начале пути пушистых гонцов, но от этого история их становится только интереснее.

Кейн поднял взгляд на отца Эстер, и его лицо приняло серьезное выражение.

— Сэр, можете выделить мне минуту? Я бы хотел обсудить с вами что-то наедине, — мягко проговорил он.

Ответный взгляд отца был полон осторожности, но он кивнул. Мужчины встали, и Кейн с уважением поклонился, прежде чем последовать за хозяином дома в соседнюю комнату.

Лана, оставшись наедине со старшей сестрой, тут же забыла о предыдущей беседе. Ее глаза горели любопытством и волнением.

— А ну, выкладывай все! — она подскочила к Эстер, и встряхнула ту за плечи, как будто на допросе. — От него же разит смертью! Да и ты… — она оглядела сестру и неопределенно махнула рукой в воздухе, не сумев указать на какую-то конкретную выбивающуюся деталь, — тебя как будто подменили.

И тут же она ахнула, пораженная собственной гениальной догадкой, и прищурилась, стараясь высмотреть что-то в чертах лица замершей от неожиданности старшей.

— Приворожил, небось?

Эстер, посмеиваясь, осторожно отодвинулась, как смогла — Лана ей пыталась буквально в душу заглянуть, и села так близко, что яростно дышала ей в щеку.

— Никто никого не приворожил, — без особой уверенности сказала она, — просто мы встретились в беде, а это сближает. Спасали друг друга несколько раз.

Боролись как с церковью, так и с Гильдией. Вытаскивали чуть ли не из-за порога смерти. Долго сидели под жасминовым цветом, разговаривая о жизни, и потом под этим же деревом хоронили твоего ровесника, возжелавшего больше власти, чем он смог бы удержать. Прощались с призраками старого поместья. Клялись в ненависти друг другу, а после все равно возвращались. Этого Эстер говорить не стала — не решилась; просто многозначительно поправила цепочку на шее, так, чтобы стали видны и кольцо, и кулон. Амулет падал на ее грудь почти там же, где у некроманта пылало клеймо.

— Я очень сильно выросла в магическом плане, — Эстер щелкнула пальцами, и распахнулось окно — и оттуда к Лане подобрался побег плюща, который принес ей, как джентльмен, полураспустившуюся алую розу. — Даже не представляешь, какие потоки энергии нужно укротить, чтобы снять последствия смерти некроманта.

Лана прикоснулась к лепесткам, чувствуя их мягкость и свежесть, и в ее взгляде зажглось уважение к изменившейся, сильной девушке напротив.

— И какие же у вас дальше планы? — хмыкнула Лана, машинально оборвав пару лепестков.

В этот момент Эстер ощутила, как в глубине души что-то сместилось. Дом, который когда-то был ее безопасной гаванью, теперь казался тесным, ограничивающим ее новую сущность. Она почувствовала себя гигантом в домике для кукол, где каждый шаг грозил разрушить хрупкие стены реальности.

Она вспомнила, как изысканные залы и мрачные лабиринты замка Винтеров казались бесконечными, как, даже проклятыми, горизонты Исендора оставались величественны и могущественны, и поняла, что той Эстер, которая некогда покинула эти улицы, больше не существует. Она теперь была Эстер, открывшей тайны магии и тьмы, Эстер, повстречавшей любовь посреди хаоса. Эстер, которая больше не могла себя назвать полностью светлой, была здесь лишней.

Лана заметила перемену в ее настроении и осторожно спросила:

— Все в порядке, родная?

— Да, конечно, — полуулыбка изогнула губы ведьмы, но в сердце ее зародился тревожный холодок.

Сидя рядом с Ланой, целительница ощущала, как внутри нее зреет решение. Решение, которое могло казаться безумием или, наоборот, единственно верным шагом в данной ситуации. Поместье Винтеров, со всеми его тайнами и силой, уже не манило ее, как прежде, а Флистан, с его уютными улочками и привычным бытом, теперь казался слишком маленьким для ее новых мечтаний и амбиций.

— Лана, — начала она, словно пробуя мысль вслух, — я думаю, наш путь с Кейном еще не закончился. Мы с ним… мы собираемся отправиться в путешествие.

Та взглянула на сестру с недоумением.

— Но ты же только вернулась. Ты не хочешь отдохнуть?

— Думаю, нам еще рано расслабляться. Вот увидишь, все будет хорошо. Мы должны выбрать новый путь, пока призраки прошлого не оставили нас в покое.

Лана ничего не ответила, многозначительно подняв брови и поджав губы — мол, подруга, как знаешь, отговаривать тебя смысла нет, но звучит все это подозрительно. Эстер же все более отчетливо осознавала, что она и Кейн все еще находятся под угрозой, ведь и Инквизиция, и Гильдия Обсидиана способны проследить за ними.

— Мы не можем остаться здесь слишком долго, — тихо сказала Эстер. — Инквизиция не остановится, пока не уничтожит все, что отличается от их идеала чистоты, а Гильдия… Они не простят нас за то, что мы помешали их планам. Я не могу подвергать опасности семью.

Лана крепко обняла сестру, и один из котов недовольно мявкнул под столом — они всегда были недовольны, когда на кого-то внимания обращали больше, чем на них.

— Я всегда буду ждать тебя, — прошептала она. — Обещай только написать, когда сможешь.

Эстер кивнула, чувствуя, как к глазам подкатывают непрошеные слезы. Когда Кейн и отец вошли обратно в комнату, в воздухе витало это недовысказанное напряжение, первое за долгое время сестринское разногласие. Отец с тяжелым вздохом взглянул на своих дочерей.

— Мы с твоим графом немного поговорили, — начал он медленно, выбирая слова. — И хотя я до конца не понимаю твоего выбора, Эстер, я его принимаю. Ты уже не та маленькая девочка, что была когда-то, и ты уже прошла через многое, в том числе через утрату. Я просто надеюсь, что на этот раз тебе повезет больше.

Отец устало улыбнулся, и тепло взглянул на Кейна.

— А тебе вот что скажу, юноша, — продолжил он, обращаясь к Кейну с легкой улыбкой, хотя в глазах его блестела угроза, — если Эстер принесет на тебя жалобу, хотя бы одну, будь уверен, Лана действительно сожжет тебя на месте. И я ей в этом помогу — магией я не владею, а вот подкинуть хвороста буду рад.

В ответ на эту шутливо-серьезную угрозу некромант улыбнулся, кивнул, и его глаза встретились с глазами Эстер.

— Мне не потребуется жаловаться, отец, — мягко вставила она, уловив момент. — Я в надежных руках.

— Рад, что ты так считаешь, — вздохнул старик, — потому что граф только что попросил у меня благословения на тебе жениться.

В комнате наступила тишина. Лана смотрела то на отца, то на Кейна, пытаясь прочитать их выражения лица и понять, шутит отец или нет. Даже коты замерли в предвкушении то ли всеобщей радости, то ли грандиозного скандала — только кончикиушей подрагивали, улавливая малейшие изменения тона.

Воздух из комнаты будто полностью высосало; Эстер осталась в вакууме, наедине со своим оглушительно бьющимся сердцем. Где-то на фоне остались все испытания, долгие дороги, скрипящие несмазанные кости Принца, кровь и страх. Остались карие глаза с лукавой искрой и зеленая нить между двумя душами.

Два серых сердца — единственные в своем роде, связанные навсегда.

— Я не стану вам препятствовать, — отец явно сдерживался в выражениях, и Эстер ему за это была благодарна — не место и не время для споров по поводу идеологии. — Так что выбор остается за тобой, милая.

Кейн застыл в ожидании, натянутый, как струна; глупый, глупый, так волнуется, как будто возможен какой-то другой ответ. Невольно теребит рубашку над клеймом, и так лишь боль себе приносит, задевая заживающую рану. Где-то в глубине души все еще сомневается, способна ли Эстер его полюбить. Способны ли такого, как он, полюбить в принципе.

Не верит своему счастью так же, как она не верила своему проклятью.

— Что скажете, миледи? — не выдерживает он тишины и тревожно усмехается. — Готовы на вечные скитания в моей компании?

— Только на скитания? — она тянет время, удивленно вскидывает брови, делает вид, что совершенно об этом не думала и сейчас все стороны взвешивает. — Вроде бы и горе, и радость обычно обещают. Пока смерть не разлучит… разве не так?

— После смерти даже не надейтесь от меня избавиться, — Кейн делает шаг вперед и мягко берет ее за руку, опасливо, будто она от неосторожного движения на него нападет или расколется на несколько частей, как фарфоровая фигурка. — Я с ней лично договорюсь, и не дам вам совершенно никакого покоя.

Эстер смотрит на него, слегка задрав подбородок, и, как в первый раз, изучает правильные черты лица. Складку между темных бровей. Острые скулы. Болезненно-бледную кожу. Искусанные губы.

Как много он страдал… как долго искал пристанища рядом с непримиримым врагом.

— Конечно, граф, — наконец говорит Эстер. — Я согласна. Только никаких скелетов на свадьбе, прошу…

У Кейна перехватывает дыхание, он сжимает пальцы ведьмы в своих, даже чуть слишком сильно — но собирается и притворно удивляется:

— А как же Принц?

— Без Принца не получится, и правда. Тогда хотя бы большую часть гостей оставить живыми.

— Только ради вас, миледи.

И он целует ее — мягко и нежно, коротко, чтобы не устроить скандальной сцены перед стариком-отцом и маленькой сестрой. Нет в мире ни мрака, ни света, способного их ослепить, ни слова, ни лезвия, что сможет их разделить.

Коты хитро переглядываются, и, усевшись рядом, громко мурлычат, абсолютно довольные собственной работой. Исполнились все пророчества, намеки от матери-природы и странные расклады от сумасшедшей ведьмы — и все же ведьма и некромант выбрали друг друга по своей воле. Продолжали бороться со всем миром за право больше никогда не размыкать рук.

И одержали победу.