О природе демократии, свободы и революции [Герберт Аптекер] (pdf) читать онлайн

Книга в формате pdf! Изображения и текст могут не отображаться!


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

en

Herbert Aptheker

The Nature
of Democracy
Freedom
and Revolution

International Publishers
New York 1967

Герберт Аптекер

О природе
демократии,
свободы
и революции
Общая редакция и предисловие
д-ра философ, наук проф. В. В. МШВЕНИЕРЛДЗЕ

Издательство „Прогресс"
Москва 1970

Перевод Я. Л. ГАЛИНСКОИ

Редакция литературы по вопросам философии и права
1-5-3
1—70

ПОСВЯЩАЕТСЯ БЕТТИНЕ

СОЦИАЛИСТИЧЕСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ —
ПУТЬ К ПОДЛИННОЙ СВОБОДЕ
И ДЕМОКРАТИИ
(Предисловие)
Имя Герберта Аптекера, одного из видных руково­
дителей Коммунистической партии США, крупного
американского ученого-историка, философа и социо­
лога, хорошо известно советскому читателю. На рус­
ский язык переведено несколько его работ. Г. Аптекер — большой друг советского народа. «Я считаю за
большую честь, — заявил он, когда узнал о готовя­
щемся русском издании его новой книги, — что эта
книга будет предложена вниманию читателей в Со­
ветском Союзе — стране, созданной революцией, кото­
рая больше, чем какая-либо другая в истории, внесла
вклад в успешное достижение действительной челове­
ческой свободы».
Наряду с большой партийно-политической деятель­
ностью Г. Аптекер много внимания уделяет обще­
ственной и научной работе. Выступая на Всемирной
ассамблее мира в Берлине в июне 1969 года, он
гневно бичевал империализм США и ФРГ, расизм
и агрессивную политику Израиля. «Соединенные
Штаты, — подчеркнул оратор, — это страна, хорошо
известная разгулом варварского расизма, свиреп­
ствующего вот уже свыше трехсот лет и практикуе­
мого в отношении всех цветных народов. Сегодня
эта политика проводится во всех областях жизни...».
Г. Аптекер является директором Американского
института марксистских исследований, научного цен7

тра, организованного в 1964 году «с целью поддержки
и поощрения марксистского и радикального образо­
вания в Соединенных Штатах и оказания помощи в
организации разумных дискуссий о марксистском
мышлении, проведения осмысленного диалога между
марксистскими и немарксистскими учеными и писа­
телями». Под руководством Г. Аптекера этот институт
систематически проводит теоретические симпозиумы
по различным проблемам: «Марксизм и отчуждение»,
«Марксизм и демократия» и др.
Предлагаемую читателю книгу Г. Аптекера осо­
бенно актуальной делает то обстоятельство, что со­
временный антикоммунизм и антимарксизм наиболь­
шие усилия сосредоточивает на демагогической спе­
куляции и извращении таких понятий, как свобода,
демократия, революция. Автор подробно анализирует
эти понятия, излагает их марксистскую трактовку и
подвергает аргументированному критическому ана­
лизу взгляды буржузных идеологов.
Ценным в книге представляется умелое сочетание
автором конкретно-исторического и классово-партий­
ного подхода к анализу явлений. Исследуя проблему
свободы, например, Г. Аптекер рассматривает это по­
нятие прежде всего как историческую категорию.
«Необходимо, на мой взгляд, понимать свободу как
исторический процесс, как то, чего еще нужно до­
стичь, и, следовательно, рассматривать в конкретных
условиях времени, страны и социального устройства»
(стр. 19). На примере взглядов Джона Мильтона, То­
маса Джефферсона и Джона Стюарта Милля и опи­
раясь на солидный историко-философский подтекст
автор показывает, что, хотя прошлые взгляды ныне
представляются ограниченными, в свое время они
сыграли положительную роль. Ограниченность этих
взглядов состоит прежде всего в том, что сегодня в
корне изменился социальный контекст понимания сво­
боды, что сегодня свобода немыслима без социализма
вообще и в частности «социализма, построенного в
одной из величайших держав мира». «Спустя 50 лет
революция большевиков стала центральным событием
в мире, а выкованное ею государство — главной си8

лой, борющейся за социальную справедливость, равно*
правие и мир» (стр. 36).
Выяснение природы свободы автор непосредствен­
но связывает с проблемой государства и политичен
ской власти. Он верно подчеркивает, что, в сущности,
вся классическая политическая теория от Аристотеля
до Бёрка рассматривала государство как средство
для сохранения существующего социального, эконо­
мического и политического положения вещей. Литера­
тура этого периода освящала господствующие отно­
шения собственности и в качестве аксиомы утвер­
ждала, что «правительство существует для того, чтобы
защитить частную собственность». С этой аксиомой
тесно была связана идея о том, что «существование
частной собственности является предпосылкой циви­
лизации». За этим непосредственно следовал логиче­
ский вывод: «Управлять могут лишь те, кто обладает
собственностью». А так как частная собственность
объявлялась сущностью цивилизации, то цивилизо­
ванными людьми считались лишь те, кто обладал част­
ной собственностью. Отсюда в обязанность богатых
входило сдерживание бедных во имя самой цивили­
зации.
Буржуазия раннего капитализма в борьбе с фео­
дальными устоями провозгласила «век разума» и сво­
боды. Капитализм отождествлялся со свободным рын­
ком, системой «свободного предпринимательства»,
«естественным порядком вещей». Классический бур­
жуазный взгляд на свободу — это отсутствие сдержи­
вания. Свобода имела здесь отрицательное определение:
поскольку свобода означала отсутствие сдержи­
вания, то граждане считались свободными в той сте­
пени, в какой они пользовались этим отсутствием
сдерживания. Классический буржуазный взгляд сво­
дил также свободу к чисто политическому явлению,
якобы не имеющему отношения к экономике. Более
того, одной из основных особенностей буржуазного
понимания свободы является признание существова­
ния экономического неравенства как критерия и необ­
ходимого следствия свободы. Это как нельзя лучше
характеризует фальшивый характер буржуазных сво9

бод и апологетическую сущность буржуазных концеп­
ций свободы.
Выясняя философско-теоретические предпосылки
и апологетический характер буржуазного сознания,
Г. Аптекер пишет, что буржуазное понимание свободы
покоится на философском идеализме с его отрица­
нием материально обоснованных и структурно побуж­
даемых причин как объясняющих экономические, со­
циальные и политические явления. Это также вполне
логически следует из точки зрения на капитализм как
на естественный порядок.
Одним из характерных признаков современного
буржуазного понимания свободы, раскрывающих его
антигуманистическое содержание, является неприкры­
тая проповедь индивидуализма и элитизма. Выдви­
жение индивидуального на первый план также вполне
логически вытекает из всех постулатов буржуазной
теории свободы.
Реакционным взглядам на свободу Г. Аптекер про­
тивопоставляет марксистское понимание свободы, ко­
торое по самому существу своему является позитив­
ным и стремится рассмотреть свободу не столько в
смысле отсутствия препятствий для каких угодно дей­
ствий, сколько в смысле максимальной помощи тому,
что должно быть сделано. В отличие и в противопо­
ложность буржуазным апологетическим политическим
и социологическим теориям, которые считают, что ка­
питализм есть «естественный и неизменный социальный
порядок», марксизм подходит к оценке капиталисти­
ческого строя диалектически, конкретно-исторически,
отмечая, что «капитализм — это прогрессивная сила
по отношению к феодализму, на смену которому он
приходит, но не прогрессивная система в силу своей
классовой природы и эксплуататорской сущности»
(стр. 68).
Буржуазные теории и сегодня продолжают толко­
вать свободу лишь в политическом смысле, игнорируя
экономические факторы, в то время как последние в
конечном счете существенным образом детерминируют
социальные характеристики и органически связаны
с реальным решением проблемы свободы. Поэтому
10

марксизм рассматривает экономическое неравенство
как неотъемлемую черту несвободного общества.
Автор убедительно показывает превосходство со­
циализма над капитализмом в области моральных и
духовных ценностей, достижения свободы личности и
подлинно равноправных человеческих отношений.
Марксизм-ленинизм отвергает всякий элитизм и счи­
тает, что материальные и духовные блага, являю­
щиеся результатом труда подавляющего большинства
общества, должны принадлежать именно этому боль­
шинству и что при нормальных условиях, как свиде-»
тельствует исторический опыт, трудящиеся массы
вполне способны ими пользоваться. Социализм озна­
чает такую социальную систему, в которой трудя­
щиеся эффективно владеют средствами производства.
Социализм — это осуществление перехода из царства
необходимости в царство свободы, перехода к комму­
нистическому обществу, в котором будет существо­
вать наиболее полная свобода самовыражения лич­
ности во всех областях человеческой деятельности,
не препятствующая самовыражению других. «Это
приведет к такому возрождению культуры и к такому
расцвету человеческой одаренности, о которых люди
Никогда не смели и мечтать» (стр. 77).
Значительное место Г. Аптекер уделяет проблеме
революции и ее связи с демократией. Автор крити­
кует взгляды, согласно которым социальные револю­
ции ныне якобы отжили свой век, в частности утверж­
дение известного американского историка А. Шлезингера-младшего о том, что «современная наука
наделила правящий класс такой силой, которая де­
лает революции масс устарелым понятием» (стр. 80).
Опираясь на действительные исторические факты, ав­
тор подчеркивает, что в современную историческую
эпоху капиталистический социальный порядок на его
империалистической стадии изжил себя и революция
стала необходимой и неизбежной.
Выступая против укоренившихся
буржуазных
взглядов, сводящих революцию к внезапному и на­
сильственному изменению правительства или полити­
ческой конституции государства и, таким образом, не
11

проводящих различия между революцией и контрре­
волюцией, Г. Аптекер определяет революцию как
«исторический процесс, ведущий и в конечном итоге
приводящий к социальному преобразованию, при ко­
тором один господствующий класс заменяется дру­
гим, новым классом, который в отличие от старого
представляет собой растущую производительную
силу и прогрессивные социальные возможности»
(стр. 81, 82).
Основной
причиной
социальной
революции
являются внутренние противоречия между трудом и
капиталом, выражающиеся в борьбе антагонистиче­
ских классов. Автор подчеркивает, что для обыден­
ного буржуазного сознания стало стереотипным оши­
бочное отождествление революции с насилием, равно
как и изображение мирных преобразований как чегото противоречащего революции. На исторических
примерах он глубоко обосновывает, что «источник
насилия, когда последнее имеет место, следует искать
в сопротивлении реакции», а не в силах, выступаю­
щих за революционное преобразование общественной
жизни. Подлинные революционеры XX века, отме­
чает автор, отнюдь не являются приверженцами
силы и насилия; они выступают за коренные социаль­
ные изменения, часто сталкиваясь с организованной
и систематизированной силой и насилием со стороны
защитников отживших и преступных систем. Г. Апте­
кер искусно разоблачает нелепое, ставшее стереотип­
ным противопоставление революции и демократии.
Подобные идеи, рассматривающие революцию как
удел заговорщиков, по меткому замечанию автора,
«находятся в русле голливудских представлений о
революции и не имеют ничего общего с действитель­
ностью». Чем глубже природа революционного про­
цесса, тем демократичнее сам этот процесс и тем
больше он противоречит каким бы то ни было заго­
ворам, тем глубже его корни и с тем большей необхо­
димостью он требует наиболее глубокого и всесто­
роннего участия в нем подавляющего большинства
населения. Автор верно подчеркивает, что именно
контрреволюция является антидемократической и
12

поэтому заговорщической по своему существу. Контр­
революция представляет элиту и эксплуататоров, она
враждебна
интересам
огромного
большинства,
презрительно относится к этому большинству и пред­
почитает действовать украдкой, тайком, прибегая к
заведомому обману и опираясь исключительно на на­
силие.
Не желая и не умея понять подлинной природы
революционного движения масс в современную эпоху,
монополистическая буржуазия не только пытается
всеми силами дискредитировать саму идею револю­
ции, но и навесить на революционный процесс ярлык
«чужеземного влияния». С большим интересом чи­
таются те места книги, где Г. Аптекер со знанием
фактов и глубоким пониманием дела разоблачает
социальную психологию представителей господствую­
щего класса, согласно которой капиталистическая си­
стема изображается как сплошная идиллия, а трудя­
щимся людям внушается мысль о необходимости
чувствовать полное удовлетворение и проявлять пре­
данность в отношении «счастливого строя». «Отсю­
да,— замечает автор, — делается вывод, что, если на­
чинается бурное революционное движение, оно от­
ражает не коренные противоречия, антагонизмы
и несправедливости, заложенные в недрах старого
общества, а, скорее, гнусные махинации психиче­
ски неполноценных индивидов или происки агентов
какой-либо враждебной
иностранной
державы»
(стр. 105).
Органически связывая революционную борьбу тру­
дящихся с подлинно демократическими требованиями,
Г. Аптекер убедительно показывает, что сегодня, ког­
да на повестке дня истории первоочередным становит­
ся вопрос о наиболее полном воплощении во всех
смыслах суверенитета народа, особенно явственно ви­
ден демократический и антизаговорщический характер
революционного процесса.
Специальный раздел книги посвящен критическо­
му разбору весьма ходкого среди идеологов буржуа­
зии антикоммунистического «аргумента» о «высокой
цене» революции, выражающейся в «человеческих
13

страданиях». Автор справедливо утверждает, что
различные лицемерные горестные стенания о так на­
зываемой высокой цене революции основаны на
извращении действительных фактов, полной дезин­
формации, на стремлении изобразить капитализм в
отрыве от тех действительных страданий, которые он
несет народам.
В своеобразной, остро публицистической манере,
путем постановки ряда вопросов Г. Аптекер не
оставляет камня на камне от демагогических возды­
ханий буржуазных идеологов о чрезмерно высокой
цене революционных преобразований, антиимпериа­
листических движений. «Но определялась ли когдалибо цена становления вышеупомянутого империа­
лизма?»— спрашивает автор. За этим следует еще
ряд вопросов: «Разве торговля неграми в Африке и
обращение их в рабство не связаны со становлением
и развитием капитализма? Разве с этим же не свя­
зана политика геноцида, проводившаяся по отноше­
нию к коренному населению двух Америк и Азии?
Разве длившееся столетиями истязание Индии не
связано со становлением британского капитализма и
империализма? Разве подготовка и ведение войн на
протяжении нескольких столетий не были для капи*
тализма самым выгодным бизнесом? Разве не факт,
что исторические обстоятельства, о которых я только
что упомянул, стоили жизни на протяжении тех же
четырех столетий сотням миллионов людей? Разве
трудно привести целый ряд других столь же прису­
щих периоду становления капитализма и характер­
ных для колониализма и империализма примеров
исторических обстоятельств, стоивших жизни и при­
носивших ужасные страдания еще многим и многим
миллионам мужчин, женщин и детей?» (стр. 112).
Основной смысл всей книги Г. Аптекера — это убе­
дительное доказательство того, что социалистическая
революция вызревает внутри капиталистического
общества в результате объективных законов ее раз­
вития, что она есть неизбежный результат историче­
ского процесса и представляет собой единственный
путь к подлинной свободе и демократии.
14

Одним из важнейших условий действенной кри­
тики идеологических противников является творче­
ский подход к самой научной теории — к марксизмуленинизму, при соблюдении верности его основным
принципам, жизненность и истинность которых под­
тверждена историческим опытом. Ни догматизм, ни
ревизионизм не могут служить твердой позицией,
обеспечивающей убедительность критического ана­
лиза. Напротив, представляя собой две крайности
(и в то же время две стороны одной медали), они слу­
жат питательной средой для различного рода анти­
марксистских,
антикоммунистических
взглядов.
В этой связи обращает на себя внимание справедли­
вое критическое замечание Г. Аптекера в адрес юго­
славского философа профессора С. Стояновича,
взявшего на себя неблаговидную задачу противопо­
ставления Маркса Энгельсу. Подобные противопо­
ставления: Маркса — Энгельсу, Маркса — Ленину и
т. д. — весьма характерны для «теоретиков» совре­
менного антимарксизма и антиленинизма. Их цель
состоит в том, чтобы подорвать доверие трудящихся
масс к цельному марксистско-ленинскому учению,
вызвать разногласия внутри марксизма, подорвать
идейное единство мирового коммунистического дви­
жения. Разумеется, может быть, не всегда ясно про­
сматриваются пути, ведущие от сугубо философских
рассуждений в политическую область. Однако вряд
ли можно назвать сегодня такую более или менее
важную философскую проблему, решение которой не
имело бы в конечном итоге выхода в политическую
сферу и которая не была бы предметом самых
разнузданных спекуляций со стороны наших идейных
противников. Все это требует от марксистов-ленинцев
весьма бережного отношения к уже достигнутым тео­
ретическим результатам, принципиальности, творче­
ства и активной борьбы против идеологов буржуазии.
Генеральный секретарь ЦК КПСС Л. И. Брежнев,
выступая на международном Совещании коммуни­
стических и рабочих партий (Москва, июнь 1969 г.),
подчеркивал, что «одержать победу в борьбе против
империализма, добиться укрепления единства нашего
15

движения и всех антиимпериалистических сил невоз­
можно, не развернув самого активного наступления
на буржуазную идеологию» 1.
В предлагаемой книге читатель найдет несколько
интересных мыслей о проблеме нации и национа­
лизме. Мысли эти верны, хотя и весьма отрывочны.
Прав автор, утверждая, что в борьбе против феода^
лизма капитализм «сформировал и современную на­
цию, породив сложное чувство, именуемое национа­
лизмом». Прав он частично и тогда, когда подчерки­
вает, что «возникновение современной исторической
категории нации и идеологии национализма означало,
что верховная власть перестает быть единоличной и
становится общенародной» (стр. 40). Частичная пра­
вильность второго утверждения обусловлена тем, что,
давая краткую характеристику зарождения идеоло­
гии национализма в историческом развитии, сам ав­
тор ничего не говорит о том, что ограничивает себя
вполне определенными рамками. Разумеется, в пору
буржуазных революций зародившееся чувство на«
ционализма было направлено против нелепого отож­
дествления монарха с государством, и оно имело
прогрессивное значение, пробуждая у народа озабо­
ченность интересами всей страны, поднимая чувство
ответственности
и политического
самосознания.
Однако если исследовать явление в более зрелой
форме (только при таком подходе и появляется воз­
можность верной оценки предшествовавших ступеней
в развитии данного явления), а именно современные
формы национализма, то станет ясно, что и в те дале­
кие времена буржуазия делала все для того, чтобы
ограничить национальные движения масс, подчинить
их своим классовым целям и отнюдь не была лишена
способности, спекулируя на чувстве национальной
гордости, натравливать друг на друга целые народы.
И если бы при исследовании этой проблемы автор не
ограничился лишь историческими заметками, нося­
щими скорее хронологический характер, а применил,
1
Л. И. Б р е ж н е в , За укрепление сплоченности коммуни­
стов, за новый подъем антиимпериалистической борьбы, Полит­
издат, М., 1969, стр. 45—46.

16

как это он успешно делает в других местах, метод
подлинного историзма, требующего единства истори­
ческого и логического, то, видимо, национализм по­
лучил бы определение не только психологическое,
не только как «сложное чувство», но и политическое,
как политическое движение.
Значительное место автор уделяет анализу разли­
чия между несоциалистическими и социалистиче­
скими революциями и формулирует основную особен­
ность социалистической революции, которая не про­
сто изменяет формы господства частной собствен­
ности на средства производства, но упраздняет само
господство частной собственности, строит свою сози­
дательную деятельность на основе научного мировоз­
зрения — диалектического материализма, требует вы­
сокого уровня массового самосознания народа и про­
водит плановую политику. Вот почему, пишет автор,
социализм — это система, свободная от периодиче­
ских кризисов и прежде всего от ужаса массовой
безработицы, принципиально враждебная войне и ве­
дущая в конечном счете к созидательной деятель­
ности по построению антиэксплуататорского социаль­
ного порядка и тем самым создающая предпосылки
для развития подлинно гуманистической исторической
эпохи.
Особо следует отметить мысль Г. Аптекера о том,
что грандиозные задачи социалистической революции
«требуют политической партии нового типа», партии
коммунистов, основывающих свою деятельность на
принципах марксизма-ленинизма. Учение о партии, о
ее идеологических и теоретических основах, ее орга­
низационных принципах занимает исключительно
важное место в марксистско-ленинской теории.
В. И. Ленину принадлежит заслуга создания всесто­
роннего учения о коммунистической партии и претво­
рения этого учения в жизнь. Враги ленинизма вся­
чески искажают и извращают цели и политику
коммунистических партий, клевещут на современный
рабочий класс, обвиняя его в «утере революционно­
сти», фальсифицируя практику коммунистического
строительства. Более полное освещение этого вопроса
2

Зак. 630

17

при анализе проблем революции, свободы и демокра­
тии, связанное с критикой современных антикомму­
нистов, сделало бы книгу Г. Аптекера еще содержа­
тельнее.
Советскому читателю будет нетрудно определить,
что некоторые вопросы в книге изложены упрощенно
и рассчитаны именно на американского читателя. Но
при всех обстоятельствах автору следовало бы лучше
и полнее использовать достижения ленинского этапа
в развитии марксистской философии, важнейшие до­
кументы международного коммунистического и рабо­
чего движения, в которых обобщен исторический
опыт последнего пятидесятилетия. Это позволило бы
дать более четкую характеристику не только между­
народным явлениям, но и многим американским со­
бытиям, понять их в свете основного противоречия
современной эпохи — противоречия между капита­
лизмом и социализмом и объективного динамизма
этого противоречия, при котором социализм неуклон­
но становится решающей силой мирового развития.
В целом же книга Г. Аптекера — это интересное
марксистское исследование наиболее важных и акту­
альных проблем современной социальной жизни. Она
написана с боевых революционных позиций и пред­
ставляет собой ценное пособие для действенной борь­
бы против современной буржуазной идеологии.
С согласия автора в книге сделаны незначитель­
ные сокращения.
В. Мшвениерадзе

1. СВОБОДА КАК ИСТОРИЧЕСКАЯ КАТЕГОРИЯ
Начнем с двух кратких высказываний совершенно
разных авторов. Первое принадлежит погибшему в
Испании еще совсем молодым человеком борцу с фа­
шизмом Кристоферу Кодуэллу. «Свобода, — писал этот
герой-коммунист, — представляется мне воистину са­
мой важной из всех проблем»1. Второе — американ­
скому ученому либерального направления Ральфу
С. Брауну-младшему и содержится в его работе
(в целом чрезвычайно ценной) «Лояльность и надеж­
ность. Тесты для найма рабочих и служащих в США»
(1958): «Коммунизм отрицает свободу и стремится
к ее уничтожению».
Необходимо, на мой взгляд, понимать свободу как
исторический процесс, как то, чего еще нужно до­
стичь и, следовательно, рассматривать в конкретных
условиях времени, страны и социального устройства.
Это утверждение можно иллюстрировать очень
известным и часто цитируемым высказыванием трех
выдающихся защитников доктрины свободы — Джона
Мильтона, Томаса Джефферсона и Джона Стюарта
Милля. Когда оправдывают идею абстрактной свобо­
ды, то, несомненно, никого так часто не цитируют, как
их троих. Однако, изучая полные тексты трудов этих
1
C r i s t o p h e r C a u d w e l l , Studies and Further Studies
in a Dying Culture, N. Y., 1958, p. 193.

2*

19

мыслителей, а не только те или иные отдельные их
высказывания, приходишь к выводу, что все трое рато­
вали за успехи человеческой свободы в определенных
условиях, причем они сами страстно боролись за это,
каждый в свою конкретную историческую эпоху и во
имя конкретных исторических целей. Это предопреде­
лило ограниченность как самих мыслителей, так и их
творчества, но именно это же обусловило и сделало
возможным их величие, помогло им действенным об­
разом способствовать движению человечества впе­
ред в реальной, а не абстрактной жизни.
ДЖОН МИЛЬТОН

Чаще всего цитируют мильтоновское изречение,
взятое из его «Ареопагитики». Звучит оно так:
«И пусть все ветры разносят беспрепятственно всякие
учения по земле: раз Истина выступила на борьбу,
было бы несправедливо путем цензуры и запрещений
ставить преграды ее силе. Пусть она борется с
Ложью: кто знает хоть один случай, когда Истина
была побеждена в свободной и открытой борьбе?» '
У читателя сразу же возникает вопрос, когда же
именно Истина встречалась с Ложью «в свободной
и открытой борьбе»? И особенно в тех странах, где
исследуемая проблема имела первостепенное значе­
ние, а социально-политический правопорядок был
эксплуататорским и классовым?
Однако не стоит задавать великому мыслителю
XVII века вопросы, свойственные XX веку. Не лучше
ли взглянуть на Мильтона глазами его современни­
ков и соотечественников, познакомиться с упомяну­
тым памфлетом и установить, что же именно имеет
в виду автор.
Процитированный выше отрывок взят мною из
оксфордского издания 1894 года (стр. 51—62). Впер­
вые опубликованная в 1644 году книга Мильтона ка­
салась споров, возникающих в Англии во времена
1
Д ж. М и л ь т о н , О свободе печати. Речь к английскому
парламенту, «Ареопагитика», М., 1907, стр. 46.

20

гражданской войны. Мильтон в этом конфликте стал
на сторону индепендентов, а последние, борясь за
истину в том виде, в каком они ее понимали, пресле­
довали католиков, запрещали епископальную цер­
ковь, наказывали антитринитариев и сжигали якобы
богохульные книги. Какие же тогда цели ставил пе­
ред собой Мильтон в памфлете, имеющем подзаголо­
вок «О свободе бесцензурной печати», и почему он
ратует в процитированном отрывке за то, чтобы «все
ветры» разносили «беспрепятственно всякие учения
по земле»? Зная в связи с чем было написано это
эссе, а также помня о партийной принадлежности
его автора, можно приступить к ответу на этот во­
прос. Однако совершенно необходимо познакомиться
и с тем, что написано у Мильтона далее, ибо двумя
страницами дальше идет абзац не столь часто цити­
руемый, но без которого, как это нередко случалось,
предыдущий отрывок может быть истолкован непра­
вильно. Послушаем же снова Мильтона:
«Но если все не могут держаться одинаковых убеж­
дений, то кто досмотрит, чтобы они таковых держа­
лись? В таком случае, без сомнения, гораздо целесо­
образнее, благоразумнее и согласнее с христианским
учением относиться с терпимостью ко многим, чем
подвергать притеснению всех. Я не считаю возмож­
ным терпеть папизм как явное суеверие, которое,
искореняя все религии и гражданские власти, само
должно поэтому подлежать искоренению, однако не
иначе, как испытав предварительно все средства люб­
ви и сострадания для убеждения слабых и заблуд­
ших. Равным образом ни один закон, который не стре­
мится прямо к беззаконию, не может допустить того,
что нечестиво или безусловно преступно по отношению
к вере или добрым нравам. Но я имею в виду не это,
я говорю о тех соседских разногласиях или, лучше
сказать, о том равнодушии к некоторым пунктам уче­
ния и дисциплины, которые хотя и могут быть много­
численны, но не должны необходимо вести к
уничтожению в нас единого духа, если только мы бу­
дем в состоянии соединиться друг с другом узами
мира. Между тем, если бы кто-нибудь захотел писать
21

и протянуть руку своей помощи медленно подвигаю­
щейся реформации, если бы Истина открылась ему
раньше других или, по крайней мере, по-видимому
открылась, то кто заставляет нас идти по стопам
иезуитов и налагать на этого человека обременитель­
ную обязанность испрашивать разрешение на столь
достойное дело?»1. (Курсив мой. — Г. А.)
На чьей стороне Мильтон — абсолютно ясно, но так­
же ясны и экстремистские ограничения «ветров», ко­
торые должны разносить «беспрепятственно всякие
учения по земле». Прогресс налицо — борьба против
феодализма, за реформацию, во имя которой Миль­
тон выступал и ради которой выдвигал свою аргу­
ментацию в защиту свободы, причем отнюдь свободы
не абстрактной, а, скорее, в понимании протестант­
ской буржуазно-революционной Англии XVII сто­
летия.
ТОМАС ДЖЕФФЕРСОН

Джефферсона также часто изображают сторонни­
ком идеи абстрактной свободы. К примеру, выдаю­
щийся правовед Уильям О. Дуглас в своей книге
«Права народа» (Нью-Йорк, 1958), направленной
против реакционеров, цитирует слова Джефферсона:
«Истина есть подлинный и достойный антипод за­
блуждения» 2. Суммируя свое понимание кредо
Джефферсона, Дуглас заявляет, будто тот считал,
что если человечеству «разрешить неограниченную
свободу в накоплении знаний, то, по уши погрязши
в макулатуре, оно тем не менее обретет мудрость и
научится справляться со всеми запутаннеишими
головоломными проблемами каждого нового поколе­
ния». Подобным же образом очень часто интерпрети­
руют и другое высказывание Джефферсона, которое
звучит так: «Если в книге... излагаются ложные фак­
ты, докажите их ошибочность, если же книга ложна
1
2

Д ж . М и л ь т о н , О свободе печати, стр. 48—49.
«The Jeffersonian Cyclopedia. A comprehensive Collection of
the Views of Thomas Jefferson». Ed. by John P. Foley, New York,
Rüssel & Rüssel, 1967, Vol. I, p. 310, № 2750.
22

в своей аргументации, опровергните последнюю. Но,
бога ради, давайте беспрепятственно выслушаем обе
стороны» '.
Тут вновь неизбежно возникают вопросы, причем
терминологически они пребывают преимущественно
в сфере опыта нескольких поколений, живших после
Джефферсона. Например, возможны ли только две
точки зрения в любом из споров и не существуют ли
еще многообразные нюансы понятий истинности и
ложности? Отметим также присущую веку разума
непоколебимую уверенность Джефферсона в том, что
путем аргументации и изложения фактов можно
прийти к истине. И что тогда? То есть, не полагает
ли Джефферсон, что, придя к истине, спор заканчи­
вается и на основании установления истины и в со­
ответствии с ней немедленно следует действие?
Однако, если мы хотим понять суть взглядов Джеф­
ферсона и определить, в каком же свете у него пред­
стает проблема человеческой свободы, необходимо
опять-таки рассматривать учение и его создателя соотнесенно с тем временем — Америкой XVIII и нача­
ла XIX века — и родовыми муками великой буржу­
азно-демократической, антиколониалистской револю­
ции. Только так можно правильнее и глубже понять
суть дела. Например, полезно будет узнать, что та
самая рука, которая начертала Декларацию незави­
симости, писала и объявления о беглых рабах. Для
лучшего понимания сути дела полезно узнать и то,
что, объявляя, будто все люди созданы равными, Де­
кларация подразумевала только мужчин, но отнюдь
не женщин. И что при этом имелись в виду только
некоторые из мужчин, а совсем не все. Ибо тогда
в восставших колониях насчитывалось 650 тысяч рабов,
250 тысяч кабальных рабов и 300 тысяч индейцев. Та­
ким образом, сорок процентов всех мужчин страны,
не говоря уже о женщинах, не принимались в расчет
при рассмотрении вопроса о равенстве и были также
лишены всякой роли в осуществлении «народной
власти».
1

«The Jeffersonian

Cyclopedia», Vol. I, p. 102, № 908.
23

Мы говорим об этом совсем не из любви копаться
в мусоре истории и отнюдь не из желания обна­
жить глиняные ноги такого колосса, каким был Джеф­
ферсон. Вообще-то никого не следует идеализировать,
но если уж крайне нужно найти среди людей кумир,
то лучшей кандидатуры, чем Томас Джефферсон, не
сыщешь. Все это говорится для того, чтобы выяснить
ту самую истину, дальнейшему истолкованию которой
Джефферсон и посвятил свою жизнь. Все это говорится в попытке добраться до подлинной сущности по­
нятия человеческой свободы, для претворения которой
в жизнь было так много сделано Джефферсоном.
Рассуждая так и оперируя при этом действитель­
ными фактами истории, опираясь на реальные соци­
альные правопорядки, нынешние и прежние, необхо­
димо также учитывать и ряд других соображений,
касающихся жизни и воззрений самого Джефферсона. Конечно, Джефферсон был выдающимся вождем
революции и в этой своей ипостаси был облечен
серьезной политической властью. Он, к примеру, был
членом Континентального конгресса и губернатором
революционного штата Виргиния.
Среди весьма важных вопросов, которые Джефферсону приходилось решать совместно с остальными
«отцами-революционерами», было успешное проведе­
ние революции и упрочение ее завоеваний в мирных
условиях. В этом смысле одной из решающих про­
блем, стоявших перед «отцами-революционерами»,
было обращение с контрреволюционерами, то есть с
так называемыми тори. Во время революции около
600 или 700 тысяч американцев оставались верными
королю и многие из них на деле подтверждали свою
преданность. У них-то революционеры, в том числе и
Джефферсон, отняли право голоса и право занятия
публичных постов, им запретили быть учителями и
священнослужителями и вообще заниматься любой
общественной деятельностью. У богатых было конфи­
сковано имущество (без суда), многие получили
серьезные телесные повреждения, многие были за­
ключены в тюрьмы (без суда) и на долгие годы об­
речены на принудительный труд, некоторых казнили
24

(в том числе были и казненные без суда), газеты тори
были конфискованы, более 100 тысяч из них были
высланы из страны. Тори были лишены большей ча­
сти прав еще на протяжении шести или семи лет
после того, как прозвучал последний выстрел. Неко­
торые из них, особенно землевладельцы, так никогда
и не вернули себе былого материального благосо­
стояния.
Речь шла о всех важнейших правах человека —
праве на печатное слово, публичные выступления,
праве голоса, собраний, праве на законную судебную
защиту и т. д. И в этих-то правах сознательно отка­
зывалось десяткам тысяч людей на протяжении двенадцати-тринадцати лет. Но если об этом и было ска­
зано хоть единое слово осуждения и неодобрения, то
ни в трудах Джефферсона, ни в высказываниях Мэ­
дисона, Монро, Генри, Вашингтона или Адамсов, не­
смотря на продолжительные поиски, автору данных
строк так и не удалось его найти. Вот вам конкрет­
ный пример того, что во время буржуазно-демократи­
ческой революции ради расширения прав большин­
ства—прежде порабощенных и угнетенных людей —
приходилось уничтожать поддерживавшие такое по­
рабощение институты и лишать свободы меньшинство.
Еще один пример из эпохи Джефферсона. Всем
известны законы о чужестранцах и измене, изданные
в 1798 году во время президентства Джона Адамса
с целью ограничить политическую свободу республи­
канской (джефферсоновской) партии. Тут следует
прежде всего отметить, что Джон Адаме был великим
американским революционером и одним из трех чле­
нов комиссии, готовившей проект Декларации незави­
симости. Небезынтересно также указать и на то, что
именно критика Джефферсоном этих ограничительных
законов в значительной степени способствовала его
избранию президентом в 1800 году. И хотя в период
президентства Джефферсона все оговорки, содержав­
шиеся в законах о чужестранцах и измене ], потеряли
1
На основании закона об измене лица, критиковавшие в пе­
чати политику Джона Адамса, подвергались репрессиям. — Прим.
neрев.

25

силу, сам Джефферсон был весьма обеспокоен на­
стойчивыми и беспринципными нападками на него
со стороны федералистской печати. Характер этих на­
падок станет ясен, если мы скажем, что они были бо­
лее злобными и недостойными, нежели нападки херстовской печати на «Новый курс» К Но не всем извест­
но (это высказывание редко цитируется), что Джеф­
ферсон именно поэтому упорно настаивал на прави­
тельственном вмешательстве с целью предотвращения
такого рода нападок в печати. Так, в 1803 году Джеф­
ферсон писал своему другу губернатору Пенсильва­
нии Маккину:
«Потерпев неудачу в ликвидации свободы печати
при помощи своего закона, принуждавшего к молча­
нию, федералисты, кажется, напали на печать с дру*
гой стороны, то есть довели ее безнравственность и
лживость до такой степени проституирования, что по­
дорвали к ней всякое доверие... Это опасное положе­
ние вещей, и печати следует, по возможности, возвра­
тить ее хорошую репутацию. Для этого достаточно
будет ограничений, имеющихся в государственных
законах, если только их применять. Поэтому я много
думал о том, чтобы отдать под суд нескольких самых
злостных клеветников. Это поможет восстановить
доброе имя печати. Нужны не массовые судебные
преследования, которые могли бы выглядеть гоне­
ниями, а выборочные»2.
Стремясь воссоздать истинный, реальный ход
борьбы за человеческую свободу, следует указать и
на то, что во время Великой французской революции
одним из декретов 1791 года объявлялись вне закона
рабочие союзы за «посягательство на свободу и на
Декларацию прав человека». В то же время другой
декрет грозил смертной казнью приверженцам мо­
нархии. Так расправлялась революционная буржуа­
зия со всеми своими врагами — и с рабочими, и с
аристократами.
1
Прогрессивная коалиция, сформировавшаяся в США в 30-е
годы XX века, представителем которой был Франклин Рузвельт,
и система экономических мероприятий Рузвельта. — Прим. персе.
2 «The Jefiersonian Cyclopedia», Vol. II, p. 638, № 6967.

26

ДЖОН СТЮАРТ МИЛ ЛЬ

Изложенные выше соображения во многом отно­
сятся и к блистательному творчеству Джона Стюарта
Милля, в особенности к его книгам «О свободе», «Со­
ображения о представительном правлении» и к самой
ригористической из всех его работ — «Подчинение
женщин», в которой наиболее заметно, насколько
Милль ушел дальше Джефферсона. Здесь имеется,
конечно, классическая аргументация в защиту демо­
кратических прав, сформулированная ранее в неод­
нократно цитировавшемся бессмертном выражении:
«У истины есть надежда на успех только в том слу­
чае, если каждая грань ее, каждое мнение, олице­
творяющее любую крупицу истины, соответственно
найдет себе сторонников, и те будут так отстаивать
ее, чтобы к этому прислушивались» К
Вспомнив о времени, в которое жил Милль, и о
классе, к которому он принадлежал (время — Англия
середины XIX столетия, класс — верхушка средней
буржуазии, поскольку отец его был крупным чинов­
ником Ост-Индской компании), можно понять значе­
ние тех довольно суровых ограничений, которыми
Милль окружал свою концепцию свободы и предста­
вительного правления. Он писал в то время, когда
усилились политические волнения промышленной
буржуазии и рабочего класса за расширение демо­
кратических прав, и поэтому затронутые им вопросы
имели непосредственное отношение к самым животре­
пещущим проблемам жизни. Главной задачей того
времени, как впоследствии отмечал Гладстон, было
стремление «втиснуть рабочий класс в рамки консти­
туции», то есть добиться для рабочих участия
в политическом управлении с тем, чтобы они не по­
сягали на основные устои статус-кво.
Милль выступал против тайного голосования, он
возражал против выплаты жалованья депутатам пар­
ламента (поскольку только люди зажиточные, распо­
лагающие независимым доходом, могут иметь само* J o h n S t u a r t M i l l , On Liberty, London, p. 94.

27

стоятельные суждения), он требовал, чтобы право го­
лоса имели только налогоплательщики, требовал
введения на выборах образовательного ценза, лишения
права голоса всех бедняков, получающих государ­
ственное пособие, увеличения количества голосов для
людей высшего ранга. Так, чиновник, к примеру, по­
лучал бы больше избирательных бюллетеней, чем ра­
бочий. Милль благосклонно относился и к ограниче­
ниям свободы слова (последнюю Холмс * позднее
назвал «очевидной современной опасностью»). Мож­
но привести целый ряд указаний Милля на то, что
его беспокоила опасность, которую свобода слова
представляет для частной собственности.
Милль был сторонником элитизма и презрительно
относился к коллективной посредственности народа
в целом, признавая решающее влияние талантливых
одиночек.
Милль был колониалистом, причем весьма реак­
ционным даже для того времени, а его англосаксон­
ский шовинизм звучит прямо-таки отвратительно. Он
ненавидел американское общество, претендовавшее
на установление равноправия людей.
Таковы лишь некоторые из весьма серьезных не­
достатков Джона СтюартаМилля. Несмотря на это,
именно его перу принадлежат работы, убедительно
и действенно ратовавшие (если рассматривать их на
соответствующем историческом фоне) за расширение
существовавших свобод для отдельных жителей Анг­
лии того времени. Логика этих работ (как это было
у Мильтона и Джефферсона) во многом справед­
лива, даже если абстрагироваться от того времени и
причин, которые вызвали их появление.
При изучении вопроса о свободе как продукте исто­
рического развития общества, о свободе как процессе,
наиболее существенными являются фактические
успехи человеческой свободы. Там, где эти успехи—
результат социальных преобразований, добившееся
успехов движение одновременно и закрепляет их (или
1
Оливер Венделл Холмс (1809—1894) — американский мыс­
литель и литератор. — Прим. перев.

28

же стремится к такому закреплению) и, как правило,
не позволяет ни сомневаться в этих успехах, ни тем
более их отрицать.
Так, суть французской революции состоит в свер­
жении монархии, и это не подлежит сомнению, коль
скоро речь идет о достижениях революции. Точно так
же наша конституция гарантирует каждому штату
республиканскую форму правления — главный резуль­
тат революции, который также не подлежит сомнению.
Подобным же образом обстоит дело и с 13-й поправ­
кой к нашей конституции. Предполагается, что куплен­
ная ценой грандиозного кровопролития поправка эта
раз и навсегда положила конец существованию раб­
ского труда. И действительно, она запретила это уста­
новление, то есть ту самую систему, которая еще
незадолго до принятия поправки репрезентовала част­
ную собственность на сумму 4 миллиарда дол­
ларов, владение которой было самым драгоценным
правом 350 тысяч рабовладельцев, оказывавших
благодаря этому своему праву давление на прави­
тельство. Вопрос о рабском труде, таким образом,
разрешен в нашей республике на данной стадии ее
развития.
Аналогичным же образом в Потсдаме было реше­
но, что немецкий народ волен учреждать любые пар­
тии и организации, какие он только пожелает, про­
пагандировать и обсуждать любые взгляды, за исклю­
чением фашистских. Ибо фашизм во всех его формах,
обличьях и организационных установлениях необхо­
димо было искоренить, и этот вопрос также в соот­
ветствии с договором не подлежит никакому даль­
нейшему обсуждению.
В связи с этим приведем характерный абзац из книги
Милля «О свободе», который цитируют очень редко,
возможно потому, что он ратует не за абстрактную
человеческую свободу. Милль писал: «По мере того,
как человеческий род будет двигаться вперед по
пути прогресса, вместе с тем будет увеличиваться и
число неоспоримых и несомненных учений, и мерилом
благосостояния человечества может до известной сте­
пени служить число и важность истин, ставших уже
29

неоспоримыми. Прекращение серьезных споров по ка­
ким-либо вопросам является прямым следствием окон­
чательного упрочения известного мнения — упрочения,
которое оказывается столь же благотворным, когда
вопрос идет о правильном мнении, сколь опасным и
вредным по отношению к ложным мнениям Но хотя
такое постепенное сближение границ разногласия во
мнениях вдвойне полезно, будучи в одно и то же время
неизбежным и крайне необходимым условием прог­
ресса, мы все-таки не обязаны из этого выводить за­
ключение, что все без исключения последствия такого
сближения этих границ должны быть всегда благо­
творны» К
Пример Мильтона, Джефферсона и Милля пока­
зывает, какое решающее значение при определении
ими понятия свободы имели классовые соображения.
К этому можно добавить, что в понятии управления
и в трудах об управлении принимаются в расчет
только джентльмены. Это означает предположение,
что, кроме джентльменов, все остальные должны быть
лишь объектом управления и не более того2.
То, что в классово-эксплуататорском обществе сло­
во «Народ» часто писалось с большой буквы, когда
подразумевались люди состоятельные, — факт исто­
рии; а народом или жителями, массами, населением
называли всех остальных людей, проживающих в
стране постоянно, но лишенных всех или почти всех
прав, и уж несомненно — права участия в осуществ­
лении политической власти. Точно так же, как и в
наши дни, когда пишут о делах Общества с большой
буквы, имеют в виду небольшую его верхушку, кото­
рая преуспевает за счет всего общества. И до сих пор
в классовом обществе существует такое же различие
между народом и Народом.
1
Д ж о н С т ю а р т Милль, О свободе, СПб., 1906,
стр. 289.
Удачно написал о Милле Эдмунд Лич: сЕго волновала
проблема свободы английского джентльмена, а не свободы всего
человечества». См. статью Лича «Закон как условие свободы» в
сборнике Девида Бидни (изд.) «Концепция свободы в антропо*
логии» (Гаага, 1963), стр. 75<

30

Это характерно и для ограничений свободы у
самого Мплля. Поэтому он исключает из категории
достойных свободы тех, кого он называет невоспитан­
ными, или недостаточно образованными, или лишен­
ными рациональных умственных способностей. Такое
отношение к бедным вообще свойственно эксплуата­
торам. Бедные потому являются бедными, что у них
нет денег и они лишены умственных способностей, что
опять-таки объясняет отсутствие у них денег. Эта
теория органически связана с расистской концепцией,
а последняя, стимулируемая алчностью капитализма,
дает рационалистическое объяснение человеческой не­
полноценности жертв.
Вот почему Свифт в своих «Мыслях на разные
темы» считал аксиомой, что «законы в свободной стра­
не устанавливаются либо должны устанавливаться
большинством тех, кто владеет землей». Дефо же в
памфлете «Истоки коллективной силы английского
народа» объяснил, что обладатели земельной собстпенности — «настоящие хозяева страны», а другие ее
обитатели — «только лишь временно проживающие,
нечто вроде жильцов меблированных комнат». Воль­
тер, одно имя которого трубит о Французской
революции и является синонимом выражения «Век
разума», писал в 1768 году: «Что же касается народа,
он всегда будет глупым и варварским. Это бык, кото­
рому необходимо ярмо, стрекало и немного сена».
И это Вольтер, не Людовик XIV! Очевидно, в этом и
кроется существенное различие между народом-быком
и тем Народом, представителем которого был Вольтер.
Эта концепция тупости масс важна при объясне­
нии того, почему многие отвергают социализм, считая
его недостижимым из-за человеческой природы. Она
лежит в основе учения Роберта Михельса, изложен­
ного в его известной книге «Социология политической
партии в условиях современной демократии», впервые
вышедшей в 1915 году1. В ней говорится о том, что
1
Роберт Михельс (1876—1936)—немецкий социолог, жил
и работал в Италии. — Прим. перев. На протяжении последнего
десятилетия эта книга появилась в нескольких изданиях (Col­
lier, Dover, Free Press, Peter Smith).

31

«демократия немыслима без организации», а органи­
зация невозможна без олигархии; отсюда следовало,
что демократия неосуществима. Из основных посту­
латов этой работы довольно редко комментируется
следующий: «Массы неразумны почти во всех сферах
политической жизни, и это составляет самую прочную
основу власти лидеров».
Этот постулат является базой всех теорий элиты,
столь распространенных среди неоконсерваторов. Он
характерен, например, для работ Уолтера Липпмана,
написанных в 50-е годы. С этой мысли начинается
ценное исследование подлинной сущности власти пра­
вящего класса в США, проведенное в масштабах од­
ного города молодым американским ученым Е. Дигби
Болтцеллом. Его книга «Филадельфийские джентль­
мены» начинается такой фразой: «Не требуется до­
казательств того, что все комплексные общества —
аристократическое, демократическое или тоталитар­
ное — олигархичны, ибо меньшинство управляет в них
большинством» х.
Постулат Михельса ложен. Некомпетентности
масс как таковой не существует, а существует отстра«
нение их от власти, угнетение и эксплуатация. Отстра­
нение масс от власти приводит к разной степени их
некомпетентности в соответствующих сферах, но этот
недостаток не столь существен, как думается идеоло­
гам высшего сословия. И это вовсе не заколдованный
круг без конца и без начала, ибо вначале осуществ­
ляется эксплуатация, а именно она в свою очередь
и приводит к пресловутой некомпетентности. Уничто­
жение эксплуатации создает возможности для устра­
нения остаточных элементов такой некомпетентности.
ДЕМОКРАТИЯ

И КЛАССЫ

Буржуазия хочет, чтобы область политических от­
ношений была сведена к борьбе между различными
группами имущих, а не к борьбе между имущими и
1
Е. D i g b y B a l t z e l l , Philadelphia Gentlemen: The Ma­
king of a National Upper Class, Free Press, 1958, p. 4.

32

неимущими. Это стремление как в зеркале отраже­
но в конституции Соединенных Штатов, одна из целей
которой состоит в том, чтобы затушевать основные
классовые противоречия и сделать вид, будто прави­
тельство подобно часовому механизму — такое же не­
возмутимое, точное и справедливое. Политические
уступки народу в целом являются важными ступеня­
ми в борьбе, но они одновременно служат для того,
чтобы уводить борьбу в сторону, в каналы, проложен­
ные политическими представителями класса иму­
щих.
Буржуазные революционеры отдают себе отчет в
том, что истинная демократия требует существенной
тождественности интересов, требует ликвидации клас­
сов. Они понимают, что только тогда и может соз­
даться единство. Мэдисон, например, в письме Джефферсону в 1787 году утверждал, что если бы сущест­
вовало такое общество, члены которого имели бы
общие интересы, то «решения могли бы быть выраже­
ны просто в мнении, касающемся общего блага», но
будь это общество еще и в основном однородным, без
«различий частной собственности», то возможна была
бы даже «чистая республика» или «простая демокра­
тия». Но считая все это иллюзией и имея на то соот­
ветствующие исторические основания, Мэдисон видел
свою задачу в защите неравенства при сохранении
республиканской формы, то есть решение вопроса он
усматривал в буржуазной демократии.
В Конституционном конвенте Мэдисон вполне ясно
изложил суть дела: «При формировании общества,
которое существовало бы века, мы не должны упу­
скать из виду изменений, которые принесет с собой
время. Увеличение народонаселения неизбежно увели­
чит и число тех, кто будет трудиться в поте лица и
тайно надеяться на более равномерное распределение
жизненных благ. Этих людей со временем станет
намного больше, нежели тех, кто поднялся над нище­
той. В связи же с равными избирательными правами
власть постепенно ускользнет в руки бедных. В нашей
стране еще не было аграрных волнений, но симптомов
левеллерского духа в определенных местностях, на
3

Зак. 630

33

наш взгляд, появилось предостаточно, и они преду­
преждают о грядущей опасности».
Возвращаясь к этому вопросу вопросов вновь в
30-е годы XIX столетия, Мэдисон признался, что раз­
решить его он не в силах. Как сочетать народную
власть с таким экономическим строем общества, при
котором средства производства принадлежат мень­
шинству? Он был уверен, что по мере того, как будет
увеличиваться народонаселение, потребуются и значи­
тельные изменения в правительстве. Мэдисон считал,
что кризис наступит в 30-е годы XX столетия. «К этим
изменениям — интеллектуальным, моральным и соци­
альным,— писал он, — должны быть приспособлены
все учреждения и законы страны, и тут потребуется
вся мудрость мудрейших из патриотов».
Предсказанный Мэдисоном кризис наступил и ми­
новал, он действительно изменил большую часть ми­
ра, а остальная часть еще претерпевает изменения.
Тут и вправду потребовалось и ныне требуется вся
мудрость и смелость, на которую только способно че­
ловечество. Но заря новой жизни уже наступила и по­
ставила на повестку дня новое определение «народа».
В наши дни это определение бесконечно шире, намно­
го демократичнее, чем во времена Мильтона, Вольте­
ра, Джефферсона, Мэдисона или Милля.
Мы заканчиваем этот краткий обзор некоторых
аспектов истории сложной проблемы человеческой
свободы высказыванием, касающимся не абстрактно­
го социализма, а социализма, построенного в одной
из величайших держав мира. Высказывание это при­
надлежит не коммунисту, ибо в данных условиях та­
кой источник покажется, очевидно, более убедитель­
ным. Гарольд Дж. Ласки, покойный лидер Британской
лейбористской партии, писал в одном из последних
томов своей работы «Свобода в современном государ­
стве» (Нью-Йорк, 1949) о Советском Союзе:
«Одним из пунктов стратегии врагов свободы на­
ряду с приуменьшением достижений Советского госу­
дарства стало утверждение, будто победа досталась
слишком дорогой ценой. В этот вопрос необходимо
внести ясность, что особенно важно для тех, кому
34

действительно дорога свобода. Советский Союз проложил путь новой цивилизации. Он начал осуществ­
лять эту свою задачу в беспримерных, невиданных
условиях. Лидеры Советского государства взяли власть
в стране, привыкшей только к кровавой тирании,
изнуренной и ввергнутой в нищету проигранной вой­
ной. В большинстве своем народы в стране были
неграмотны и неприспособлены к эксплуатации про­
мышленного потенциала, от которого зависит уровень
современной цивилизации. Строительство началось з
разгар гражданской войны и внешней интервенции, в
условиях голода и эпидемий. Первые несколько лет
существования нового строя народ жил буквально в
осаде... но тем не менее факт остается фактом: имен­
но в эти годы была осуществлена потрясающая ре­
конструкция. И более того, реконструкция эта была
проведена так, что уже через десять лет после свер­
жения царизма страна смогла приступить к полному
обобществлению средств производства.
Достижения последнего десятилетия грандиозны:
победа в войне, ликвидация безработицы и неграмот­
ности. А растущее в Советском Союзе изобилие про­
сто-таки резко контрастирует с намеренной организа­
цией голода в капиталистических странах. Советский
Союз стоит в авангарде цивилизации во всем — в от­
ношении к преступникам, в научном подходе к отста­
лым народностям, в приложении науки к промышлен­
ности и сельскому хозяйству, в преодолении расовых
предрассудков и в предоставлении неограниченных
возможностей для каждого индивидуума в отдельно­
сти, ибо тут в полном смысле этого слова открыта до­
рога талантам. Конечно, правда и то, что по сравне­
нию с Великобританией и Соединенными Штатами
жизненный уровень тут еще невысок; по прошествии
двадцати лет страна еще не обрела возможности кон­
курировать с самыми передовыми капиталистически­
ми государствами, которые беспрепятственно развива­
лись на протяжении столетий. Сравнение должно про­
водиться, конечно, с дореволюционной Россией, и
тогда видно, что достижения как в материальной, так
и в духовной сферах грандиозны. Сравнение это в


35

любом случае будет в пользу нового строя: заработная
плата и занятость рабочих, санитарные условия и тех­
ника безопасности, страхование и возможность полу·
чить образование».
Два десятилетия, прошедшие со времени написания
этих слов, на мой взгляд, лишь подтверждают вескость
мыслей Ласки. Спустя 50 лет революция большевиков
стала центральным событием в мире, а выкованное ею
государство — главной силой, борющейся за социаль­
ную справедливость, равноправие и мир.
Замечательные достижения в области экономики,
техники, народного образования, здравоохранения и
культуры, решающий вклад в дело победы над фашиз­
мом, активное противодействие расизму и колониализ­
му, безоговорочная поддержка движения в защиту
мира—-все это делает социализм главной надеждой
человечества.

2. О ПРИРОДЕ СВОБОДЫ

Теперь от рассмотрения исторического аспекта
проблемы свободы как процесса мы переходим к ис­
следованию природы свободы как таковой.
ГОСУДАРСТВО И ПОЛИТИЧЕСКАЯ ВЛАСТЬ

Отправным пунктом нашего исследования будет
вопрос о государстве и характере политической вла­
сти, ибо от них, несомненно, в огромной степени зави­
сит само наличие свободы и ее природа.
В целом классическая политическая теория (от
Аристотеля до Локка и Бёрка) рассматривает госу­
дарство, или управление, как средство сохранения
существующего общественного статус-кво. В качестве
основного признака такого статус-кво этой теорией бе­
рутся имущественные отношения, которые его харак­
теризуют и определяют. Таким образом и была полу­
чена аксиома, будто правительство для того и
существует, чтобы охранять частную собственность.
Считать это аксиомой было вполне естественным, по­
скольку с незапамятных времен все государства строи­
лись на частной собственности на средства производ­
ства. Различия между обществами зависели от разно­
го характера собственности на средства производства,
от образованных в связи с этим различных
производственных отношений, но отнюдь не от самого
наличия частной собственности.
С этим и была связана теория, будто наличие ча­
стной собственности является предпосылкой цивилиза­
ции. Несомненно, идея эта связана с тем фактом, что
37

прогресс техники и повышение производительности
труда, благодаря чему стала возможной современная
цивилизация, были осуществлены на основе разделе­
ния труда, явившегося в свою очередь результатом
частной собственности на средства производства. Из
этого следует (и этот вывод кажется вполне логич­
ным), что управлять дозволено лишь тем, кто принад­
лежит к разряду имущих. А коль скоро частная
собственность является залогом цивилизации и прави­
тельство существует для охраны частной собственно­
сти и поддержания таким образом цивилизации, то
разумеется, что лишь владельцы частной собственно­
сти (и только они одни) по праву должны быть обле­
чены государственной властью. Или, как сформулиро­
вал эту мысль первый верховный судья Соединенных
Штатов Джон Джей, «те, кому принадлежит страна,
должны и управлять ею».
По мере того как идея эта прояснялась, она начи­
нала казаться все более и более разумной тем, кто
извлекал из нее блага, утешая себя мыслью, что, по­
скольку охрана частной собственности является сутью
цивилизации, по-настоящему цивилизованы лишь
владельцы собственности. От этого утешительного
наблюдения оставался всего один шаг к решительно­
му утверждению, будто цивилизованы только облада­
тели частной собственности и из них поэтому должно
состоять правительство (вспомним, что его главная
цель — охрана пресловутой собственности), ибо лишь
они одни и способны осуществлять управление. То,
что имущие действительно способны осуществлять
управление, доказывалось тем, что им удалось стать
владельцами частной собственности. Отсюда следует,
как сказал Джон Адаме (тут мы снова процитируем
высказывание знаменитого американца), что именно
«богатым, родовитым и талантливым, безусловно, дол­
жна быть поручена забота об управлении». В этом вы­
сказывании особого внимания заслуживает убеждение
Джона Адамса в том, что примененный им словесный
ряд синонимичен, то есть что богатые, несомненно, ро­
довиты, а богатые и родовитые, несомненно, талант­
ливы.

за

Из этого делался вывод (который с предельной точ­
ностью сформулирован в классических трудах), что,
поскольку богатые богаты благодаря своим способно­
стям и богатство создает им условия для дальнейшего
развития талантов, бедные в свою очередь бедны по­
тому, что они не талантливы, и поэтому их окружение
лишь усугубляет врожденное отсутствие способностей.
При этом со всей непосредственностью, присущей
правящим классам, предполагалось, что стяжатель­
ство свойственно человеческой природе и что чем
больше человек преуспевает на ниве стяжательства,
тем он человечнее. Иными словами, само понятие ус­
пеха означало богатство, а преуспевающим называли
человека, оказавшегося владельцем крупной частной
собственности. Удачно сложилось и то, что накопление
собственности демонстрировало якобы присутствие
сверхспособностей, и таким образом богатство стано­
вилось как бы справедливым вознаграждением талан­
та и одновременно свидетельствовало о его наличии.
Отметим, что в определенном смысле существова­
ние государства было неизбежным злом, то есть необ­
ходимость государства демонстрировала наличие
врожденного зла, якобы присущего человечеству и
особенно откровенно проявлявшегося в той противо­
законной алчности, которая заставляет человека стре­
миться получить что-либо в свое безраздельное вла­
дение— будь то его жена или другая какая-нибудь
менее одушевленная собственность. Отметим также,
что особенно склонными к такой алчности считались
именно люди бедные, лишенные одаренности и вслед­
ствие этого — неимущие. А отсюда следовал вывод, что
долг богатых — обуздание бедных во имя спасения ци­
вилизации. Вернее, от богатых требовалось, чтобы они
обуздали бедных и управляли ими, поскольку, будучи
богатыми, они относительно менее злонамеренны, не­
жели бедные, за что и осыпаны жизненными благами
троекратно. Вышеупомянутое обуздание становилось
основной всеобщей функцией управления.
Итак, верховная, или политическая, власть — не­
отъемлемое право имущих, причем классическими фор­
мами ее являются тирания или олигархия, и только для
39

незначительных районов с однородным населением —
так называемая демократия. С ростом частного зем­
левладения и с введением землевладельцами контроля
над производительностью труда (что характерно для
докапиталистической формации) все большее разви­
тие получала идея, будто частное владение землей да­
ровано богом, который сотворил земных правителей
по четким и определенным иерархическим шаблонам,
и что эти помазанники божьи владеют своей собствен­
ностью согласно его воле. На вершине же власти вос­
седала земная фигура — монарх (в каждом географи­
ческом районе), особе которого изначально присуще
право верховной политической власти. Поэтому-то
слово «Монарх» всегда писалось с заглавной буквы,
особа его украшалась атрибутами сана и верховной
власти, а имя — выражениями типа «Его Королевское
Высочество», «Его Величество», «Его Светлость»,
«Царственная Особа», «Король-Солнце», «Верховный
Правитель» и другими памятниками словесной изо­
бретательности, соответствующим образом к этому
побуждавшейся и весьма щедро вознаграждавшейся.
В борьбе против феодализма буржуазная револю­
ция подняла на вилы вышеуказанное устаревшее сред­
невековое понятие верховной власти. Уничтожив фео­
дализм, капитализм, во-первых, одновременно сформи­
ровал и современную нацию, породив сложное чувство,
именуемое национализмом. Во-вторых, в ходе ликви­
дации феодального строя капитализму потребовалось
не только оправдание своих посягательств на священ­
ные древние формы правления, но и помощь со сто­
роны малоимущих или вовсе неимущих народных масс
в свержении власти аристократов и землевладельцев.
Первое обстоятельство — возникновение современ­
ной исторической категории нации и идеологии нацио­
нализма— означало, что верховная власть перестает
быть единоличной и становится общенародной. К при­
меру, Франция — это французы, мужчины и женщи­
ны, которые составляли и составляют Францию. Дру­
гими словами, Франция — это вовсе не территория,
находившаяся в пределах досягаемости и во власти
силы меча Людовика XIV, что, по сути, и являлось
40

содержанием его известного высказывания «государ­
ство— это я». Этим Людовик опровергал только вхо­
дившую тогда в моду концепцию нации, утверждав­
шую, что Франция — это вовсе не Людовик, а фран­
цузский народ.
Эта тенденция — отвергать единоличную верхов­
ную власть — поддерживалась буржуазией из такти­
ческих и политических соображений во время ее
революционной борьбы против феодализма. Этот
класс хотел оправдать свои собственные притязания
на верховную власть, стремясь таким непосредствен­
ным путем придать этой власти коллективный харак­
тер, при этом буржуазия требовала помощи масс и
получала ее на том основании, что в управлении
якобы будут участвовать массы. Правда, в начальный
период революции буржуазию, еще тогда революцион­
ную, весьма тревожил вопрос, как далеко могут пойти
массы, насколько серьезно они воспримут идею дей­
ствительного участия в осуществлении верховной вла­
сти и как трудно будет контролировать неисчислимые
народные массы, когда падет феодальный строй. Этим
страхом проникнуты европейские революции XVII и
XVIII столетий; он существовал и во времена нашей
американской революции. Смысл предупреждения
Гавернира Морриса, сделанного им в 1774 году, за­
ключается в том, что он опасался последствий рево­
люционных потрясений. «Для масс, — писал Мор­
рис, — наступило весеннее утро, и я боюсь, что еще до
полудня они начнут кусать» К Моррис полагал, что
массы будут «кусать» не только британских сюзеренов
(что было бы в порядке вещей), но и имущих амери­
канцев (а это уж было вовсе излишним).
Вот в этой-то антифеодальной революции и берет
начало современная теория народного правления (во­
истину словесный парадокс!), отражающая в ходе по­
литической революции ликвидацию многовековой тра­
диции и практики, согласно которой особа монарха
обожествлялась, а смысл его верховной власти сводил­
ся к тому, что он господствовал над массами. В ходе
1
Цит. по: Г. А п т е к е р, История американского народа.
Американская революция 1763—1783, М., ИЛ, 1962, стр. 72.

41

же антифеодальной революции родилась мысль, что
верховная власть вовсе не единолична, а коллективна
и суть ее не в подчинении народа, а в народном правле­
нии, то есть в управлении во имя народа и от его имени.
Правда, эта революция не отрицала частной соб­
ственности на средства производства. Именно поэтому
она и не оспаривала основной идеи, что функция го­
сударства— это охрана подобных отношений собст­
венности. Поэтому при первоначальном обсуждении
теории народного правления, даже в самом определе­
нии того, что такое народ, -из кого он состоит, упорно
отстаивалось одно ограничение. Народом считались
имущие, ибо откровенной задачей управления все еще
оставалась охрана частной собственности. А это оз­
начало защиту от посягательств неимущих, то есть не­
цивилизованных и неспособных. Это означало также,
что только имущие могут принимать соответствующее
участие в осуществлении функций управления. Следо­
вательно, имущие — это народ, а остальная часть насе­
ления— обыватели, жители, массы, но никак не народ.
В связи с этим теоретики нового строя оказались
перед ужасной загадкой. Народ теперь стал суверен­
ным, но большинство людей не владеет средствами
производства, а задача государства — охранять имен­
но такую частную собственность. Как же помешать
большинству применить свою власть в целях ликви­
дации пресловутой собственности и изменения харак­
тера государства? Такой выдающийся мыслитель, как
Джеймс Мэдисон, откровенно признавался, что он не
имеет понятия, каким образом можно разрешить эту
задачу. Как мы уже знаем, он полагал, что полностью
вопрос назреет к 30-м годам XX столетия, и выражал
надежду, что к тому времени человечество накопит
достаточно мудрости, чтобы разрубить этот узел!
О ТЕОРИИ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ

При единоличной верховной власти все политиче­
ские партии, за исключением монархических, счита­
лись бунтарскими и поэтому открыто запрещались:
42

Это происходило в силу самой природы политической
партии — организации единомышленников, стремя­
щихся захватить в государстве власть с тем, чтобы
добиться своих определенных целей, которые, по их
мнению, возымеют великие последствия. Но коль ско­
ро верховная, то есть государственная, власть есть
прерогатива монарха, естественно, никакая группи­
ровка не может законным путем осуществить задачу
захвата власти (для себя или для своей партии).
Именно по этой причине в Англии, стране, которая
первой ликвидировала феодализм, политическая пар­
тия современного типа сформировалась лишь в годы
правления Георга III, то есть в середине XVIII столе­
тия. По этой же причине, когда в Англии сформиро­
валась партия, находившаяся в оппозиции к монар­
хии, ее в насмешку нарекли партией вигов (слово
«виг» на старошотландском диалекте означало «коно­
крад»). Но тем не менее эта оппозиционная партия
все же появилась в XVIII столетии, невзирая на все
политические теории того времени и интенсивное про­
тиводействие со стороны монархии. Она возникла по­
тому, что, уничтожив в стране феодализм и получив
в свои руки государственный аппарат, буржуазия
стремилась прочно закрепить победу. Политические
партии современного типа, по сути дела, являются
результатом наличия различных классов и представ­
ляют эти классы с их разнообразными интересами.
Подъем торгово-промышленной буржуазии в Англии
означал, что этот класс будет добиваться политиче­
ской организации с тем, чтобы отобрать у земельной
аристократии и придворных кругов государственную
власть. Поскольку вся структура управления в Англии
соответствовала доктрине неотделимости верховной
власти от личности монарха, новое движение неизбеж­
но должно было вызвать упорное сопротивление как по
идеологическим, так и по организационным вопросам.
Случилось так, что объективная социальная дей­
ствительность, важным фактором которой было воз­
никновение буржуазии, вызвала к жизни образование
новых партий де-факто. Двор и земельная аристокра­
тия пытались ликвидировать это движение, назвав его
43

беспрецедентным и откровенно бунтарским. Буржуа­
зия же старалась создать прецедент, апеллируя к про­
возглашенным при иных обстоятельствах правам
англичан, а обвинение в бунтарстве опровергала прися­
гой в личной верности монарху, стремясь при этом изме­
нить законный строй расширением власти парламента.
Изменение строя произошло, и этому помогли от­
носящиеся к тому же периоду события — победа аме­
риканской революции, последние годы правления
Георга III и новейшая парламентская система с ее
премьер-министром и кабинетом. Эти социальные и
правовые изменения сопровождались идеологическим
их оправданием, связанным главным образом с име­
нем Эдмунда Бёрка. Именно Бёрк дал неоспоримое
рационалистическое объяснение сосуществования мно­
гочисленных партий, хотя и предполагалось, что каж­
дая из них стремится к захвату власти в государстве.
Как мы уже указывали, этот процесс охватил
жизнь нескольких поколений, начиная с XVI столетия
и почти до конца XVIII, причем он сопровождался
поразительной недолговечностью английских прави­
тельств и чудовищным насилием. На протяжении поч­
ти двух с половиной сотен лет большинство англий­
ских премьер-министров смещалось с поста судом и
приговаривалось либо к смертной казни, либо к дли­
тельному тюремному заключению, либо к ссылке.
Но, поскольку необходимые коренные преобразо­
вания все же произошли, появилось и было одобрено
данное Бёрком идеологическое обоснование событий.
Бёрк говорил о возможности сосуществования мно­
гочисленных партий на основе соглашения по двум
вопросам: лояльное отношение к частной собственно­
сти на средства производства, с одной стороны, и к
символу монархии — с другой. Развивая свою теорию
далее, Бёрк исходил из того, что управление находит­
ся в руках имущих классов и существует в основном
для охраны частной собственности. Согласившись с
этим, джентльмены-собственники могли уже форми­
ровать различные политические партии, основанные
на признании частной собственности самых разных
видов и форм, но при условии, что все эти партии
44

признают два основных упомянутых пункта и будут,
таким образом, лояльными (и законными) политиче­
скими организациями. Различия же между партиями
будут отражать неодинаковый кругозор и разные ин­
тересы отдельных классов имущих. Но эти различия
будут носить лишь тактический характер при сохра­
нении основных интересов государства и цивилизации.
Различия будут касаться только того, как лучше спо­
собствовать укреплению интересов государства и ци­
вилизации, опирающихся на частную собственность
на средства производства. Любая политическая пар­
тия или организация, не согласившаяся с этими уста­
новлениями, не будет считаться правоверной политической партией, а некой бунтарской организацией.
Благодаря своей тяге к бюрократической казенщи­
не англичане умудрились соответствующим образом
оформить и эту систему. Это умение наглядно демон­
стрирует наличие у них правящей партии, то есть
Правительства, и ведущей партии меньшинства, то
есть Самой Лояльной Оппозиции Ее Королевского
Величества. Все пишется с заглавных букв, и все
весьма благопристойно. Это, далее, отражено и в том,
что двум Членам Парламента государство платит по­
вышенное жалованье сравнительно с другими Члена­
ми Парламента. Один из них —Премьер-Министр. Он
получает прибавку за труды в качестве Первого Ми­
нистра Ее Королевского Величества, а второму — Ли­
деру Лояльной Оппозиции Ее Королевского Величе«
ства — платят за исполнение обязанностей Лидера, и
он обязан соответственно заботиться о стабильности
Королевства и цивилизации, возглавляя (тактиче­
скую) Оппозицию.
АМЕРИКАНСКИЙ ОПЫТ

Каково же первоначальное отношение к политиче­
ской партии, когда уже достигнуты успехи в образо­
вании республики, основанной на народовластии? Если
политическая власть фактически находится в руках
народа, то каким образом в теории могут законно су­
ществовать несколько партий, если цель каждой из
45

них — захват государственной власти? Ответ на этот
вопрос сводился к следующему: такие партии не мо­
гут существовать законно, и именно такой была точка
зрения «отцов-революционеров». Они полагали, что
существование политических партий в Англии отра­
жало коррупцию и деспотический характер того пра­
вительства, против которого так успешно восстали
колонисты. Ибо если у власти стоит народ, то меч­
тать о захвате власти может только контрреволюцион­
ная политическая партия, стремящаяся отобрать вер­
ховную власть у народа.
По той же причине первоначальная концепция де­
мократии утверждала, что демократия зиждется на
основе единства, а не различия во взглядах. Такое
единство должно проистекать из общности интересов
всех людей и из их коллективного участия в осущест­
влении политической власти. По этой же причине счи­
талось также, что существование политических партий
в демократической республике — анахронизм и (либо)
вообще явление противозаконное.
Вот почему в конституции Соединенных Штатов
вообще нет упоминания о политических партиях. Вот
почему политические партии как таковые в XVIII и
начале XIX столетия пользовались в США дурной
славой. Именно поэтому в своем последнем послании
конгрессу президент Вашингтон предостерегал, что
появление фракций (тогдашний синоним слова «пар­
тия») представляет угрозу для самого существования
республики. Поэтому-то, когда Джефферсон занялся
формированием партийной оппозиции Гамильтону и
задумал ее, конечно, в виде политической партии, он
делал это тайно и обязал своих друзей, в первую оче­
редь Джеймса Мэдисона, держать все в секрете. Вот
почему мы не находим официальных свидетельств
существования в Соединенных Штатах политических
партий как таковых вплоть до 1816 года, когда впер­
вые был созван национальный съезд политической
партии, откровенно заявивший о своем статуте. Это и
был Гартфордский съезд, который отрекся от партии
федералистов.
Статья конституции, гарантировавшая каждому
46

штату республиканскую форму правления, отражала
концепцию единства взглядов относительно политиче­
ской основы новой республики. «Отцы» полагали, что
основанное на народовластии правительство должно
по форме быть республиканским. Но в самой гаран­
тии такой формы заключен парадокс. Парадокс этот
состоит в том, что обеспечивающий народовластие до­
кумент одновременно заявляет, что форма правления
в каждом из штатов должна быть республиканской,
то есть этот пункт запрещает стоящему у власти на­
роду (а предполагается, что благодаря своей власти
народ всемогущ) ликвидировать республику. Это
означает, что и при народовластии народ (согласно
конституции) не может иметь иной формы правления,
кроме республиканской, то есть, иными словами, на­
роду запрещается выбирать монархию. Другого выбо­
ра под рукой не было, поскольку именно этот строй
был только что сломлен революцией. Заметим, что
монархический строй мог с легкостью прижиться в
Америке, так как английскую корону в то время не
оставляла надежда ликвидировать завоевания аме­
риканской революции, а в самой Америке даже в наи­
высших военных и политических сферах не было недо­
статка ни в монархистах, ни в тори.
Этот запрет окончателен, он не считается с тем,
сколько людей в каждом отдельном штате придержи­
ваются иного мнения. Если, к примеру, 95% населения
штата Нью-Йорк пожелают увидеть своим монархом
мистера Рокфеллера и даже официально нарекут вы­
шеупомянутого джентльмена королем Нельсоном, в
соответствии с конституцией Соединенные Штаты вы­
нуждены будут запретить это, если бы даже потребо­
валось применить силу против преобладающего боль­
шинства, по-видимому, введенных в заблуждение
нью-йоркцев.
Но если это сегодня звучит абсурдно, поскольку
Соединенным Штатам реставрация монархии не угро­
жает, то теоретическое обоснование подобной ситуа­
ции имеется и весьма веское. Так, скажем, именно оно
лежит в основе Потсдамского договора, положившего
конец второй мировой войне. Союзники дали торже47

ственную клятву, что впредь немецкий народ свободен
в выборе формы правления, что он волен избрать лю­
бую форму правления по своему вкусу, лишь бы она
не была фашистской. То есть, если 90% немцев поже­
лают избрать фашистскую форму правления, они не
вправе сделать это. Этот запрет был наложен во имя
прогресса свободы, и провал при его проведении в
жизнь принес бы много вреда делу человеческой
свободы.
ТЕРРИТОРИЯ И ОДНОРОДНОСТЬ НАСЕЛЕНИЯ

В американском опыте формирования республики
имеются две особенности, которые весьма уместно от­
метить при рассмотрении природы свободы. Обе они
касаются вопроса осуществимости и долговечности
республиканско-демократического правления, и обе ча­
сто обсуждаются в трудах классиков политического
учения. Это, во-первых, утверждение, будто такое
правление возможно только в небольшом географи­
ческом районе и при однородном составе населения,
и, во-вторых, убеждение, что даже при удовлетворении
вышеупомянутых территориальных и демографических
требований подобная форма правления долго не про­
существует из-за якобы неизбежной тенденции к
централизации власти в руках все меньших и меньших
группировок людей, пока демократическо-республиканская форма правления не превратится в олигар­
хию или тиранию. С этого момента, полагали клас­
сики, весь цикл начнет свой новый кругооборот.
Эти доводы были, конечно, известны «отцам-рево­
люционерам», создателям американской республики, и
те из них, кто страстно желал сохранения демократическо-республиканской формы правления, разработа­
ли ответную теорию, также состоящую из двух частей,
тесно связанных между собой.
Особенно интересны положения, разработанные
Томасом Джефферсоном и Джеймсом Мэдисоном. Они
утверждали, что обширная территория не только не
является непреодолимым препятствием для создания
жизнеспособной республиканской формы правления,
48

но, напротив, может стать источником ее силы, помо­
жет перейти республике из детского состояния в зре­
лое. Теория заключалась в том, что если при сущест­
вовавших ограничениях в передвижении и связи аб­
солютная демократия в чистом виде потребует очень
узких политических форм (типа древнегреческих по­
лисов), то это не обязательно для демократической
республики, где непосредственное демократическое
правление будет заменено опосредствованным пред­
ставительным правлением.
Для вышеупомянутого типа правления необъятная
территория станет залогом его длительности, ибо
(особенно это касалось Соединенных Штатов, где на­
ряду с огромной территорией существовали четкие
местные и региональные различия) она исключает
централизацию власти в одном каком-то районе
в ущерб могуществу других районов. И точно так же,
как необъятность территории затрудняла бы опасную
централизацию политической власти, своеобразие мно­
гочисленных районов делало подобную централиза­
цию власти весьма невероятной.
Сочетание этих двух особенностей, казалось, дает
реальные гарантии невозможности такой централиза­
ции власти в любом из географических районов, кото­
рая представляла бы угрозу самому существованию
демократическо-республиканской формы правления.
Политическое устройство, отражающее и выражаю­
щее преимущества, проистекающие из обширности
территории и определенных местных различий, назы­
вается федерацией; оно сочетает разнообразные фор­
мы верховной власти каждого из штатов с верховной
властью центрального правительства, пекущегося
о всей нации в целом.
Гарантируемая географией защита от небезопас­
ной централизации власти казалась еще надежнее и
оттого, что на необъятных просторах были рассеяны
различные и часто враждебные друг другу илипо
меньшей мере соперничающие друг с другом эконо­
мические прослойки — плантаторы, мелкие фермеры,
лавочники, финансисты, промышленники, торговцы
пушниной, рыбой и др., чье несходство точно так же
4

Зак. 630

49

препятствовало социальной централизации власти, как
география мешала территориальной. Все это усугуб­
лялось различием национальной и религиозной при­
надлежности людей, составляющих американскую на­
цию, и этот фактор с демографической точки зрения
вновь укреплял уже существовавшую географически и
экономически тенденцию к децентрализации политиче­
ской власти.
Заметим, что в вышеизложенных соображениях
ничто не противоречит основному положению полити­
ческой теории, а именно, что управление существует
ради охраны частной собственности и что поэтому
правителями должны быть имущие, а управляемыми —
неимущие. Проблема тирании сводилась к вопросу
централизации власти в руках небольшой части иму­
щих и применении оной в обход интересов других
группировок имущих. Именно этого не должна была
допускать демократическая республика. Проблема же
анархии представлялась как захват власти неимущи­
ми. Это называли анархией потому, что речь шла об
отказе от классического постулата о задачах управле­
ния и последнее в таком случае превращалось в свою
противоположность. Иными словами, управление ста­
новилось анархией, и в борьбе с ней должны были
объединиться все имущие независимо от того, вла­
дельцами какой собственности они являются, то есть
все респектабельные и -здравомыслящие люди.
«Отцы-революционеры» понимали, что федераль­
ное устройство поможет и в противодействии якобы
изначально присущей демократическим республикан­
ским правительствам тенденции к все большей цент­
рализации власти в руках все меньшего количества
людей вплоть до образования олигархии. Но, по их
мнению, существовало и другое средство предотвра­
щения подобной централизации власти, которая до
тех пор обрекала на неудачу все попытки ввести де­
мократическое правление. И «отцы» полагали, что их
средство окажется действенным, несмотря на свою
твердую уверенность в том, что для простых смертных
власть всегда будет лакомым куском. Эту уверенность
«отцы» высказывали довольно часто, причем в таких
50

выражениях, которыми долго пренебрегали в XX сто­
летии.
Этим средством была система контроля, баланси­
ров и разделения власти, которую приняли за основу
при создании конституции Соединенных Штатов. Счи­
талось, что, сделав все три элемента управления
(власть административная, законодательная и судеб­
ная) независимыми друг от друга и равными друг
другу по силе, можно будет избегнуть централизации
власти в руках одной какой-нибудь клики либо одной
личности, причем личностью особенно опасной (в свете
опыта XVIII столетия) был сам президент. В дополне­
ние к такому разделению власти вводилась система
контроля и балансиров, каковой является двухпалат­
ная законодательная власть. Для принятия какоголибо закона необходимо согласие каждой из палат
с последующим одобрением президента, а в случае
вето его аннуляция производится голосованием при
обязательном большинстве двух третей голосов. Такое
устройство, по мнению «отцов», на тогдашнем этапе
человеческой изобретательности почти исключало по­
явление тирании, особенно в наиболее известном
тогда ее обличье — в виде монархии.
И мы повторяем вновь, что «отцы» думали при
этом не только о предотвращении тирании, но и анар­
хии в том виде, в каком они ее себе представляли,
причем последней они опасались более всего.
Из этого следует, что и федеральное устройство,
и система контроля и балансиров весьма и весьма
затрудняли для народных масс, не владевших сред­
ствами производства, действительное осуществление
настоящей политической власти. Но именно это и яв­
лялось средством, обеспечивающим длительность
демократическо-республиканского
правления, ибо
главной задачей правления как такового (любого
правления независимо от его формы) была охрана
частной собственности на средства производства —
основное, что характеризовало большинство существо­
вавших доныне разновидностей цивилизаций.
Стоит отметить, что если эта последняя задача
часто упоминалась в трудах классиков политического


51

учения, то предыдущая — предотвращение тирании —
была осознана менее полно и обсуждалась не так
часто. Однако оба эти элемента воспринимались
вкупе, что было весьма естественно для владельцев
частной собственности, недавно возглавивших нацио­
нальную антиколониальную революцию, которая бла­
годаря поддержке и участию в ней масс нанесла
поражение британской короне.
В процессе превращения капитализма в монополи­
стический капитализм и империализм частная соб­
ственность на средства производства становится тор­
мозящим анахронизмом (это обусловлено темпами
обобществления производства и нарастающим про­
тестом колониальных народов); оказывается все
труднее и труднее согласовать с теорией народо­
властия положение о правлении имущих и во имя
имущих. Поэтому Джеймс Мэдисон и предполагал,
что капитализм сможет продержаться в своей буржу­
азно-демократической форме лишь до середины
30-х годов XX столетия, а затем, предсказывал
«отец» американской конституции, он лицом к лицу
столкнется с беспрецедентным по своим масштабам
и, вероятно, неразрешимым кризисом.
Система контроля и балансиров исходит из кон­
цепции правительства, милостивого по своей природе,
причем имелось в виду именно то самое правитель­
ство, которое появилось в Новом Свете в результате
победы революции. Это было серьезное отступление
от традиционной идеи правления, согласно которой
его необходимость обусловливалась порочностью че­
ловеческого рода, то есть, следовательно, любое прав­
ление было порочно уже в самой своей первооснове.
В действительности это отступление не было оконча­
тельным, поскольку предполагалось (или, вернее, так
оно и было на самом деле), что новое правительство
будет состоять из имущих и охранять имущих. Это
охранение необходимо было ввиду порочности людей,
в особенности же людей неимущих. И все-таки идея
милосердия присутствовала у истоков формирования
правительства США.
Так, благодаря системе контроля и балансиров
62

правительство изображается беспристрастным отече­
ским судьей. Этот бесклассовый подход к правитель­
ству, который был и остается характерным для аме­
риканского общественного мнения (по крайней мере
для белых американцев), своей жизнеспособностью
обязан тому способу, каким это правительство было
образовано. Оно явилось продуктом народной рево­
люции, а своей настоящей формой обязано обоснован­
ным спорам в кругу самых разумных и благородней­
ших патриотов. Правительство, по сути, было сфор­
мировано с согласия народа (или по крайней мере
с молчаливого согласия народа) и в первоначальной
стадии было наиболее прогрессивным и наиболее де­
мократическим из всех существовавших правительств.
Оно сохраняло в связи с целым рядом объективных
причин эту свою репутацию на протяжении жизни не­
скольких поколений, хотя огромным и единственным
черным пятном на его репутации было существование
кабального рабства (chattel slavery). Но поскольку
рабами были негры, расистская теория оказалась полросту необходимой и удобной для сохранения за пра­
вительством ярлыка подлинно народного и бесконечно
преданного делу охранения благосостояния всех
граждан.
Особенно показателен метод, при помощи которого
было сформировано американское правительство, то
есть дискуссии и плебисцит. Казалось, это подтверж­
дало, что республика Нового Света явилась живым
воплощением века разума. А поскольку полагали, что
с уничтожением феодализма возникла социально-эко­
номическая формация, действительно соответствую­
щая законам природы и ни в коей мере не искусствен­
ная \ то особенно верным казалось, что долг молодой
революционной республики — намеренно создать та­
кую форму правления, которая соответственно отра­
жала бы торжество разума над суеверием и, следова­
тельно, свободы над тиранией.
1
По словам Маркса, филантропы верят в «вечность и есте­
ственную необходимость капиталистического способа производ­
ства» (Соч., т. 23, стр. 458).

3. БУРЖУАЗНЫЕ КОНЦЕПЦИИ СВОБОДЫ
Рассмотрим, далее, какой предстает проблема сво­
боды в соответствующих трудах, написанных в ходе
смены феодализма капитализмом, а также при жизни
поколений, бывших свидетелями становления и упро­
чения капитализма.
СВОБОДА КАК ОТСУТСТВИЕ ОГРАНИЧЕНИЯ

Прежде всего необходимо отметить, что, когда ка­
питализм пришел на смену феодализму, сторонники
этих изменений и приверженцы нового строя заявляли,
будто это и есть победа разума и, следовательно, сво­
боды. Капитализм — а именно свободный рынок, си­
стема свободного предпринимательства и договорных
соглашений свободных равноправных партнеров,
главенство и непреложность закона спроса и предло­
жения, изысканная теория, согласно которой якобы
врожденное стремление к личному возвышению соот­
ветствует успеху прогресса человечества, и при всем
этом гарантия, что заслуги получат вознаграждение,
а отсутствие оных будет наказано, — считался вовсе
не действительной социальной системой в смысле
какого-нибудь человеческого изобретения, а скорее
54

достижением в сфере человеческих отношений разум­
ного и естественного порядка вещей. Закон спроса и
предложения казался таким же неотвратимым, как и
закон земного притяжения. Функционирование свобод­
ного предпринимательства и свободного рынка каза­
лось таким же непрерывным и естественным, как мор­
ские приливы и отливы.
Веком веры называли эпоху феодализма, веком
разума — эпоху капитализма. Разум, который стал от­
личительным признаком новой науки (последняя
в свою очередь сама являлась стимулом развития
техники, логически вытекавшего из зарождения и
становления капитализма и его победы над феодализ­
мом), считался победителем не только в вопросах
физики и астрономии, но и в вопросах политики и эко­
номики.
Все это усугублялось борьбой капитализма против
централизованного, законченного и упорядоченного
феодального строя. Капитализм стремился к отмене
всех искусственных ограничений и к полному простору
действия вновь открытых политических и экономиче­
ских законов. Отсюда и laissez-faire: оставьте мир
таким, как он есть теперь, когда мы восстановили есте­
ственный миропорядок.
Первым компонентом концепции свободы с клас­
сической буржуазной точки зрения, следовательно,
является взгляд на свободу как на отсутствие ограни­
чений. Свобода рассматривается с негативным зна­
ком. Я, конечно, вовсе не хочу этим сказать, что сво­
боду не ценят. Напротив, ее ценят весьма высоко.
Я имею в виду лишь то, что свободу рассматривают
с точки зрения ограничений, налагаемых на прави­
тельство, ее рассматривают с точки зрения оппозиции
к власти и к ее осуществлению. Так, лорд Морли, один
из проницательнейших исследователей проблемы сво­
боды (среди тех, кто придерживается немарксистских
взглядов), в работе, исправленной и дополненной им
самим в 1921 году, подчеркивал, что «свобода — это
не позитивная категория», и рассуждал о «свободе,
или отсутствии принуждения», ясно показывая тем
55

самым, что считает обе категории равнознач­
ными К
Итак, свободу рассматривают пока как отсутствие
ограничений, которое весьма по душе гражданам из
правительства. Именно они свободны настолько, чтобы
наслаждаться отсутствием ограничений. Но из этого
следует логический вывод: необходимо ограничить
правительство, определив границы его власти, по­
скольку отсутствие правительственной тирании есть
следствие ограниченного правления. А иногда наличие
вышеупомянутых ограничений считается даже равно­
значным свободному обществу либо существованию
свободы. Бывший государственный секретарь США
Дин Ачесон заявил в «Иейл ревю» (лето 1959 г.), что
права «англичан... являлись специфическими и дета­
лизированными ограничениями власти». Это довольно
парадоксальное определение прав как извлечений из
ограничений. Однако Ачесон вновь подчеркивает не­
гативный характер прав, а следовательно, и негатив­
ную природу свободы. Поэтому-то в классическом про­
возглашении свободы, в Билле о правах американской
конституции, мы видим, что права эти по сути являют­
ся перечислением того, что правительству запрещено.
Если взглянуть глубже, это есть предположение
злонамеренной природы власти, допущение, что вся­
кая власть является врагом свободы. И этот наш
вывод вовсе не притяйут за волосы, ибо достаточно
припомнить, как использовалась власть на протяжении
истории человечества. Но мысль о том, что злонамерен­
ность власти — всего лишь предположение, так глубо­
ко укоренилась в сознании людей, что зачастую мы об
этом факте вовсе не думаем. Однако вернемся к до­
пущению злонамеренной природы политической власти,
из которого следует аксиома: в какой'мере подобная
власть обуздана, в той же мере наличествует свобода,
1
J о h η V i s c o u n t M о г 1 е у, On Compromise (Thinker's
Library, 1933, 3rd impression, London, 1946), p. 125. В примеча­
нии к этому месту Морли констатирует, что в одном смысле сво­
бода является «позитивной категорией», но далее пишет, что та­
кова она лишь постольку, поскольку оказывает «укрепляющее
влияние на личность».

66

то есть в той же мере отсутствует ограничение лич­
ности.
Эти постулаты справедливы и полагаются дейст­
венными лишь в том случае, если твердо придержи­
ваться основного принципа (мы о нем уже говорили),
будто главным компонентом цивилизации является
частная собственность на средства производства, для
охранения которой существуют правительство и госу­
дарство. Все разговоры о превосходстве капитализма
сводятся к тому, что он создает строй, якобы пригод­
ный для естественного и беспрепятственного функцио­
нирования частнособственнических отношений. А по­
скольку такой строй был создан, то установлена и на­
поминающая закон земного притяжения истина — чем
мягче правление, тем оно лучше. Действительно, при
таком строе само правление становится лишь неиз­
бежным злом.
Оно неизбежно потому, что у нас всегда имеются
бедные. Это те самые неразумные, те самые неспособ­
ные и лишенные заслуг люди, которые вследствие
вышеупомянутых своих качеств бедны и не владеют
частной собственностью на средства производства.
Они-то и порождают необходимость правления. Оно
должно присматривать, как бы бедные, погрязнув в
своем невежестве, жадности и грехах, не ликвидиро­
вали данную общественно-экономическую формацию,
не погубили бы цивилизацию. Правление необходимо
также, чтобы следить за тем, как бы кто-то один или
какая-либо горстка имущих не забылись бы настолько,
чтобы стремиться к узурпации всей полноты власти
с целью обогатиться за счет других владельцев соб­
ственности. При таком устройстве правительство пред­
отвратит и тиранию и анархию. Справедливое прави­
тельство сможет сдержать даже отмеченный разумом
и благословенный богом маятник «естественной» поли­
тической экономии.
СВОБОДА КАК ЧИСТО ПОЛИТИЧЕСКАЯ КАТЕГОРИЯ

Кроме теории ограничения власти и отсутствия
ограничений для граждан, для классической буржуаз57

ной концепции свободы весьма примечательным яв­
ляется сведение свободы к вопросам политики. Иными
словами, в классическом учении свобода — только по­
литическая категория; она не имеет отношения к эко­
номике. Этот вывод следует, если стать на точку зре­
ния, что капитализм есть экономическая свобода; что
капитализм воплощает в себе разумный подход к во­
просам экономики. Такая точка зрения вынуждает
называть всякое вмешательство в вопросы экономики
и регулирование ее в лучшем случае злонамеренным,
а в худшем — тираническим.
Эта точка зрения в XVII и XVIII столетиях была
менее последовательной, чем это представляется мно­
гим сегодня, поскольку в те времена охранение част­
ной собственности было узаконено как первейшая
обязанность правительства и поскольку только иму­
щим разрешалось избирать тех, кто осуществлял
управление, и только наиболее имущим разрешалось
становиться правителями.
Тем не менее вышеупомянутая теория сохраняет
всю свою силу даже в такой развитой буржуазно-де­
мократической республике, как Соединенные Штаты.
Тут всеми еще признается, что частное предприятие
действительно является собственностью его хозяина,
тут и по сей день недружелюбно встречают любые ре­
гулирующие законы, касается ли это техники безопас­
ности труда либо чистоты (или хотя бы безвред­
ности) выпускаемой предприятием продукции. И весь
процесс трудовых отношений все еще считается пре­
бывающим в основном вне компетенции правитель­
ства; последнее вмешивается лишь, когда речь идет
об охране общественной безопасности, либо когда оно
выступает в роли беспристрастного арбитра или блю­
стителя порядка. Противоречивость этой теории про­
является и в том упорстве, с которым вопросы здраво­
охранения и социального обеспечения отдаются на
откуп частной медицинской практике или благотвори­
тельности.
Здесь особенно уместно вспомнить замечание
Маркса:
«Что еще могло бы лучше характеризовать капи58

талистический способ производства, чем эта необходи­
мость навязать ему принудительным законом государ­
ства соблюдение элементарнейших правил гигиены и
охраны здоровья?»1
Маркс верно подчеркивает не только изобличаю­
щий характер этой необходимости, но и тот факт, что
для получения согласия на соблюдение столь элемен­
тарных правил требуется борьба.
То, что классическая идея laissez-faire меняется
и что теории процветающего государства, обществен­
ного законодательства, концепции кейнсианства ста­
новятся все более и более привычными, свидетель­
ствует о противоречиях капитализма) его нестабиль­
ности и о назревающих в нем конфликтах, как внут­
ренних, так и внешних, коренящихся в достижениях
и успехах социалистических обществ.
Но при этом без подготовки и ведения войн капи­
тализму вряд ли удалось бы достичь даже той ничтож­
ной и колеблющейся стабильности, которой он достиг
после окончания второй мировой войны. Зависимость
подобного рода сама по себе все больше и больше
угрожает стабильности капитализма как системы, по­
скольку она порождает также массу вопросов о си­
стеме, которая, чтобы жить, должна быть влюблена в
смерть.
НЕРАВЕНСТВО И СВОБОДА

Рассмотрение свободы как понятия чисто полити­
ческого позволяет проследить совершенно формаль­
ный характер идеи равенства в буржуазной концеп­
ции свободы. Идея равенства здесь существовала
лишь в законах, она не распространялась полностью
даже на сферу политики, потому что малоимущие не
участвовали в избрании высших сановников государ­
ства и не допускались к занятию общественных долж­
ностей. Вдобавок наличие неравенства в вопросах ма­
териальной собственности идеологи буржуазии считали
1

К. M а ρ к с и Ф. Э н г е л ь с , Соч., т. 23, стр. 493.

59

доказательством существования свободной формы
правления. Я вовсе не хочу сказать этим, что счита­
лось, будто существование богатства и бедности само
по себе доказывает отсутствие тирании. Конечно,
классическая теория не стояла на такой точке зрения,
и, юнечно, было хорошо известно, что богатство и
бедность существовали наряду с политической ти­
ранией.
Однако классическая буржуазная политическая тео­
рия учила, что свободная форма правления предпола­
гает свободу для одаренных и неодаренных. Счита­
лось также, что наличие или отсутствие богатства
является основным определяющим фактором нали­
чия или отсутствия одаренности. Отсюда следовало,
что при свободной форме правления и естественном
экономическом строе, то есть при капитализме, чело­
веку беспрепятственно дозволено проявить всю свою
одаренность и поэтому при свободной форме правле­
ния сохранится экономическое неравенство. Таким
образом, экономическое неравенство становилось пер­
воосновой существования политической свободы, дру­
гими словами, свободы вообще, ибо свобода понима­
лась как чисто политическая.
Отсюда основные принципы буржуазной концеп­
ции свободы формулируются следующим образом:
1) капитализм — естественный политический и эконо­
мический строй; 2) отсутствие государственных огра­
ничений; 3) наличие ограничения действий правитель­
ства; 4) для осуществления свободы всякая власть
должна быть подвержена контролю, ибо она по суще­
ству является злонамеренной; 5) свобода имеет отно­
шение только к политике, но отнюдь не к экономике;
6) существование экономического неравенства — перво­
основа и необходимое следствие свободы.
В буржуазной концепции свободы имеются еще три
более важных компонента, которые требуют дальней­
шего разъяснения. Вкратце их можно определить сле­
дующим образом: во-первых, стихийность как неотъем­
лемый элемент свободы; во-вторых, индивидуализм
как вопрос первостепенной важности для проблемы
свободы и, в-третьих, теория «элиты», которая про*
60

ходит красной нитью сквозь все представления о сво­
боде. Рассмотрим каждый из этих трех компонентов
в отдельности.
СТИХИЙНОСТЬ

Стихийность считается важным элементом свободы
в том смысле, что, когда действие стихийно, оно ли­
шено принуждения, ограничения и регулирования. Мы
говорим «свободен как ветер» или «держаться сво­
бодно и непринужденно». Это связано с бунтом против
регулирующей природы феодализма и идеей, будто
капитализм есть естественный строй, функционирую­
щий автоматически, правильно и разумно, коль скоро
он предоставлен самому себе. Отсюда остается лишь
один шаг до утверждения, будто стихийность является
сущностью свободы. Согласно буржуазной теории,
это утверждение особенно справедливо в том случае,
если рассматривать власть как в высшей степени
враждебный акт, откуда следует, что планирование
или организация контроля либо управления, будучи
антиподом стихийности, становится душителем сво­
боды.
В понятии стихийности отразились идеи философ­
ского идеализма с его отрицанием материально обо­
снованных и структурно стимулируемых причин как
основных источников экономических, социальных и
политических явлений. Это логическое следствие рас­
смотрения капитализма как естественного порядка;
в добавление к этому всякие предложения о социаль­
ном изменении, носящем радикальный характер, счи­
таются абсурдными и неуместными.
ИНДИВИДУАЛИЗМ

Огромное значение, придаваемое индивидуализму,
также логически проистекает из всех постулатов бур­
жуазной концепции свободы. Если капитализм есть
естественный социальный строй, то справедлив лозунг
laisser-faire, а если это так, то при стихийном само­
регулировании справедлив также лозунг «каждый за
61

себя», как и любое другое естественное проявление.
Отсюда и сентенции типа «либо пан, либо пропал»,
«каждый должен стоять на собственных ногах», «никто
никому не должен зарабатывать средства к жизни»,
«каждый должен сам сколотить состояние», «нужно
стать безжалостным, если, конечно, хочешь быть
сильным».
Поэтому тут все сконцентрировано в индивиде, а
одобрение вызывает только распространение этого
правила в границах ответственности за семью. От­
сюда уже недалеко до восхваления собственных на­
слаждений и до превращения поиска личных удоволь­
ствий в единственную цель и смысл жизни. Религия
несколько умеряет пыл, но даже и в ней спасение есть
дело индивидуальное.
Это также относится к раннему пониманию инсти­
тута политики как источника самообогащения (такая
политика, например, была узаконена в Англии в XVII
и XVIII столетиях) и к американской «системе исполь­
зования государственных должностей в личных и по­
литических целях» (spoils system), а также к амери­
канскому значению термина «политический деятель»
(politician). В обществе, главным принципом которого
является самообогащение, мы встречаем фактически
полную неразбериху в понятии «должностное лицо»
(public servant). Дело в том, что на такую службу
обычно соглашаются, неудачники, люди некомпетент­
ные. Они становятся учителями, ибо если ты знаток
своего дела, то делаешь его, а если ты неуч, то обу­
чаешь других; либо священниками, последние не от
мира сего и весьма изнежены; либо государственными
служащими, которым всегда не хватает денег и они
превращаются в прихлебателей и мальчиков на побе­
гушках при неизбежных «видных фигурах».
Ригористическое обоснование этой точки зрения
находим в работе, озаглавленной «Чем обязаны друг
другу общественные классы?», которая принадлежит
перу известного американского социолога Уильяма
Грэма Самнера и была написана в 80-е годы про­
шлого столетия.
Мистер Самнер на протяжении многих лет был
62

профессором Иельского университета и более извес­
тен миру по своей книге «Народные обычаи». В упо­
мянутой выше работе (которая в свое время, между
прочим, пользовалась большим спросом) Самнер
полностью становится на позиции грубого индивидуа­
лизма.
Смысл книги Самнера заключен в ответе на во­
прос, вынесенный в ее название. Ставя вопрос, чем
обязаны друг другу общественные классы, Самнер
отвечает: «Ничем». Каких-нибудь семьдесят лет
назад социологи еще не научились применять спеку­
лятивный подход, чтобы отрицать существование клас­
сов, и поэтому Самнер говорит о классах как о все­
ми признанном факте. Но его тревожила волна ради­
кализма, либерализма и «политики добрых дел»
(dogoodism), которая возникла у нас после длитель­
ной депрессии 1873—1879 гг. Поэтому он взялся до­
казать, что в свете «естественной» природы капита­
лизма и неизбежности его прихода любое вмешатель­
ство в тот способ, которым распределялось богатство,
любое нарушение абсолютной неприкосновенности
прав собственности есть невероятное заблуждение и
может привести только к катастрофе. Бедные бедны
в силу своей неразумности или в силу другого како­
го-либо дефекта, а богатые богаты в силу своей пол­
ной противоположности бедным. Любая попытка по­
сягнуть на действие природы в экономической и со­
циальной сферах привела бы к неисчислимым
бедствиям, была бы несправедливой и весьма прехо­
дящей, поскольку, как искусственно ни сдерживай
одаренность и талант, они все равно возьмут свое и
довольно скоро богатые вновь разбогатеют, а бедные
обеднеют.
Именно подобного рода рассуждения сделали для
апологетов капитализма таким привлекательным
применение учения Дарвина к общественному разви­
тию, породив социальный дарвинизм, история кото­
рого со знанием дела описана Джеймсом Бертом Левенбергом и другими. Этим также объясняется
чрезвычайная популярность романов и трактатов
госпожи Эйн Рэнд и появление своеобразного «дви63

жения» в защиту философии высшего и открытого
эгоизма.
На противоположном Эйн Рэнд полюсе буржуаз­
ной политики, то есть среди либералов, а не консер­
ваторов, распространено мнение, будто индивидуа­
лизм и накопление богатства необходимы во имя
«свободы». Эта точка зрения сформулирована в ни­
жеследующем высказывании ректора Колумбийского
университета Жака Барзена:
«Либеральное мировоззрение не составляет боль­
шого секрета. Это мировоззрение свободного чело­
века, свободного потому, что ему не приходится за­
рабатывать себе на жизнь, следовательно, он сам
ответствен за свой свободный выбор и имеет возмож­
ность тратить время на то, что ценит и в чем пони­
мает только он один. Немногие политические инсти­
туты приблизились к пониманию такого рода сво­
боды» К

элитизм
Логическим развитием индивидуализма стал ре­
шительный поворот к теории элиты. Эта теория
лежит в основе господствующего учения о «социаль­
ной стратификации». При капитализме она особенно
могущественна, поскольку этот строй якобы доказы­
вает победу естественного порядка и потому оказав­
шиеся наверху должны там оставаться не в силу
кастовости, наследственности или иной искусственно
изобретенной причины, а благодаря своей сверхода­
ренности. Так-то и образовалась «истинная» аристо­
кратия и «естественная» элита. Предполагается, что
каждый из них «обязан всем самому себе» (selfmade), поскольку он подлинный победитель в «чест­
ной конкуренции» (fair contest). Характерная для
капитализма теория элиты далее усугубляется расиз­
мом, связанным с развитием и ростом капитализма,
1
Цит. по: «The University in America», Occasional Paper,
Center for the Study of Democratic Institutions, Santa Barbara,
1967, p. 27.

64

особенно с сегодняшним капитализмом — империа­
лизмом.
В сущности, для капитализма характерна двоякая
природа теорий элиты. Это, во-первых, внутренняя
теория, согласно которой те, кто владеет средствами
производства и, следовательно, господствует в обще­
стве,
одареннее
преобладающего
большинства
остальной части населения. И во-вторых, внешняя
теория, согласно которой темнокожие народности
земного шара считаются отсталыми (но в ряде слу­
чаев, как, скажем, в нашей стране, эта теория одно­
временно и внутренняя).
Темнокожие существуют для того, чтобы произво­
дить сырой материал для продажи по ценам, назна­
ченным элитой, перевозить его транспортом, принад­
лежащим элите, и продавать по цене, установленной
ею же. «Отсталые» не имеют права выпускать гото­
вую продукцию, они должны покупать ее у высокораз­
витых стран, опять же на продиктованных этими
странами условиях. Упомянутые народности сверхэксплуатируются и поэтому слабо развиты, но η
этой слаборазвитости винят не эксплуатацию, а сами
народности, а эксплуатацию пытаются выдать за до­
казательство неполноценности этих народов. Таким
образом, та самая особенность эксплуататорских от­
ношений, на которой и построена эксплуатация, объ­
является источником отсталости.
Благодаря внешней теории элиты и эксплуатации,
которая ее характеризует, можно несколько сгла­
дить конфликты внутри страны. А именно, в связи с
сверхэксплуатацией отсталых колониальных народов
можно допустить для своих «собственных» неполно­
ценных сравнительно более высокий уровень жизни.
И речь идет не только о более высоком жизненном
уровне, ионосфере политики. Уместно напомнить тут
замечание Энгельса в письме Марксу от 23 мая 1856
года, написанном вскоре после возвращения его авто­
ра из поездки по Ирландии. Энгельс писал: «...и уже
здесь видно, что так называемая свобода английских
граждан покоится на угнетении колоний» !.
1

5

К. М а р к с
Зак. 630

и Ф. Э н г е л ь с , Соч., т. 29, стр. 43.

65

Не случайно развитие буржуазной демократии ß
сторону предоставления избирательных прав неиму­
щим совпадает с развитием империализма. Возмож­
ность предоставить некоторые экономические преиму­
щества избранным слоям «низших» классов метропо­
лии позволяет также расширить и их политические
права, в особенности же потому, что вышеназванный
процесс ведет к появлению в метрополии оппорту­
низма и классового коллаборационизма. В действи­
тельности этот процесс необычайно сложен, и залог
успеха как экономической, так и политической борь­
бы трудящихся в империалистической метрополии
коренится в их собственной борьбе, организации и
силе. Но элита не сбрасывает со счетов возможно­
стей уступок, политики соглашательства, появления
некоего классового «единства», тесно связанных с си­
стемой империалистических прибылей.
Еще одним доказательством является то, что раз­
ложение империализма усугубляется одновремен­
ным крушением обеих теорий господства элиты.
Прежде всего внутренние конфликты подкрепляются
пробуждением «отсталых» народов, а нарастание
внутренних конфликтов в свою очередь влияет на углу­
бление внешних.
Для нас же важно было показать, что понятие
свободы в буржуазной теории и практике, по сути,
есть элитарное и расистское. В такой свободе всегда
имеется нечто от свободы волка, задирающего овцу,
иными словами — свобода первого оборачивается для
последней смертью. Следовательно, концепции сво­
боды в буржазной теории и практике всегда было
присуще некое антигуманное содержание, что вполне
понятно, поскольку речь идет об ограниченности со­
циального строя, пребывающего в вопросах гуманиз­
ма и по сей день еще в каменном веке.

4. МАРКСИСТСКОЕ ПОНИМАНИЕ СВОБОДЫ
В противовес буржуазной концепции свободы
марксисты рассматривают эту категорию не в нега­
тивном, а в позитивном плане. А именно в то время,
как буржуазная концепция свободы основывается на
отсутствии ограничений для каждого отдельного
индивида и на наличии ограничений для правитель­
ства (последнее состоит из перечисления того, что
правительству запрещено), марксистская философия
сосредоточивает все внимание на диаметрально про­
тивоположном полюсе. Она рассматривает проблему
свободы не в свете того, чего делать нельзя, а в свете
того, что делать можно и даже необходимо.
Негативная свобода, пропагандируемая теорети­
ками буржуазии, проистекает из рассмотрения капи­
тализма как естественного и абсолютно благотвор­
ного строя, как общества такого порядка, при
котором торжествует разум и в котором поэтому дей­
ствуют естественные законы. При этих обстоятель­
ствах чем меньше делается, тем лучше. В этом случае
направленные в адрес государства запреты становят­
ся существенным залогом свободы. Чрезвычайно
важно также помнить и то, что отличительным при­
знаком цивилизованного общества и главной функ­
цией государства считаются соответственно частная
собственность на средства производства и охранение
существующих общественных отношений.
5*

67

ГОСУДАРСТВО И ВЛАСТЬ

С точки зрения имущих классов государство есть
зло, однако зло неизбежное, поскольку необходимо
сдерживать неимущих, тех, кто пребывает вне сферы
политики, и поскольку речь идет о международных
отношениях.
Марксистская точка зрения диаметрально проти­
воположна. Марксисты считают капитализм не есте­
ственным и благотворным строем, а искусственным и
паразитическим. Марксистское учение считает, что
капитализм — это прогрессивная сила по отношению
к феодализму, на смену которому он приходит, но не
прогрессивная система в силу своей классовой при­
роды и эксплуататорской сущности. Марксизм учит,
что, вовсе не являясь отличительным признаком ци­
вилизации, частная собственность на средства произ­
водства, которую никак не следует смешивать с дру­
гими формами собственности, есть главная основа
исторически отжившего строя; что с развитием
общественного характера процесса производства со­
хранение частной формы присвоения все более и более
сковывает, тормозит развитие общества не только эко­
номически, но и в социальном, этическом и психоло­
гическом аспектах.
Следовательно, марксистское учение о государ­
стве имеет классовый характер. Марксизм согласен
с классическим буржуазным учением, согласно кото­
рому охрана частной собственности есть главная
функция государства. Но, давая диаметрально про­
тивоположную оценку частной собственности, марк­
систское учение именно в этой функции государства
и видит его порочную сущность. Призывая к измене­
нию имущественных отношений, марксисты одновре­
менно стремятся изменить природу государства,
превратив его из механизма, который охраняет
частную собственность, в механизм, который ее
уничтожает. В первом случае, согласно теории есте­
ственности экономического базиса, вся суть свободы
состоит в отсутствии ограничений; во втором слу­
чае, согласно теории эксплуататорской природы
68

экономического базиса, весь смысл усилий, направ­
ленных на достижение свободы, сводится к активным
поискам путей изменения этого базиса.
Восстав против аристократии и феодализма и
установив по своему разумению окончательный рай­
ский разумный социальный строй, буржуазия, в соот­
ветствии с теориями естественных законов воз­
награждения одаренности и наказания отсутствия
заслуг, все равно будет чрезвычайно подозрительно
относиться к власти per se (по существу). Она будет
рассматривать политическую власть как потенциаль­
ную угрозу буржуазному строю 1. Марксисты также
рассматривают власть с классовых позиций и счи­
тают ее средством сохранения капитализма, то есть
того строя, который придал власти ее специфическое
содержание. Но марксистское учение не относится к
власти per se враждебно или обязательно подозри­
тельно. Все зависит от того, какова эта власть, ка­
ковы ее истоки и в каких целях она применяется.
СВОБОДА ПОЛИТИЧЕСКАЯ И ЭКОНОМИЧЕСКАЯ

Буржуазная концепция свободы имеет лишь поли­
тическое содержание; она полагает, что вопросы эко­
номики несовместимы с проблемой свободы. Это
происходит потому, что для буржуазии, как мы уже
подчеркивали, капитализм является не экономической
системой, а скорее естественным порядком. Для
буржуазии капитализм есть экономическая свобода;
сохранение капитализма требует только невмеша­
тельства в его естественное функционирование. Ко­
нечно, в недавнем прошлом капитализму пришлось
пойти на целый ряд компромиссов по сравнению с
1

С другой стороны, тут действуют и законы диалектики.
Скажем, когда буржуазия чувствует, что не способна управлять
по-старому, она может обратиться к фашизму, то есть к неогра­
ниченному применению государственной власти,4 с тем чтобы пре­
дотвратить свою кончину. Однако, делая это, буржуазия четко
провозглашает идеалы свободы, демократии, равенства и разума,
то есть лозунги, неизменно сопровождавшие ее в период станов­
ления и развития.

69

буржуазным учением в его чистом виде, но компро­
миссы эти лишний раз доказывают, что, находясь в
состоянии общего кризиса, капитализм, следователь­
но, вынужден подправлять и свою идеологию, и прак­
тическую деятельность. Впрочем, компромиссы эти
вовсе не отрицают основного положения буржуазной
теории о внеэкономической природе концепции сво­
боды.
Марксисты подчеркивают искусственную, создан­
ную человеком, исторически сложившуюся и прехо­
дящую природу капитализма и поэтому считают, что
капиталистическая экономика основана не на прин­
ципах свободы, а на принципах принуждения. Далее
марксизм считает экономический базис общественного
строя определяющим в конечном счете его природу и
поэтому полагает, что существование классов, орга­
низация общества на основе разделения людей на
владеющих средствами производства и лишенных их
обеспечивает господствующую роль имущих и подчи­
ненную роль неимущих в этом обществе.
Следовательно, в то время как теоретики буржуа­
зии усматривают в проблеме свободы только полити­
ческое содержание и отказывают ей в связи с вопро­
сами экономики, марксисты считают, что экономиче­
ские отношения являются главным определяющим
фактором как сущности, так и особенностей обще­
ства, а посему с этими отношениями теснейшим обра­
зом связана и проблема свободы. Для марксизма
проблема свободы есть проблема человеческая и,
следовательно, общественная, а не просто политиче­
ская. Поскольку марксистский взгляд является
диалектическим, он ни в коей мере не рассматривает
явления изолированно, разобщенно, поэтому свободу,
как и все другие явления, марксизм рассматривает
в единстве, в целостности, а не как нечто абстрактное
или часть, вырванную из целого.
О РАВЕНСТВЕ

Теоретики буржуазии считают экономическое
неравенство неотъемлемым признаком свободного
70

общества. В своем классическом виде буржуазная
философия защищает тезрсотом, что «все люди созда­
ны равными», не это утверждение носит политический,
правовой, формальный характер. Этим утверждается,
что в вопросах государственного управления и перед
лицом закона ни один человек, каковы бы ни были его
богатство и происхождение, а также ни по какой
другой причине, не должен пользоваться преиму­
ществом (в политическом и правовом отноше­
ниях) перед другими. Однако прежде всего следует
заметить, что сформулированная впервые в 1776 году
теория эта даже в формальных политических и пра­
вовых границах исключала женщин и подразумевала
только свободных белых мужчин, а вовсе не тех, кто
находился в кабальном рабстве (indenture).
И даже по отношению к свободным белым мужчи­
нам она допускала политическое неравенство, по­
скольку существовали дискриминационные правовые
нормы экономического и религиозного порядка. Как
бы важны ни были эти исключения, но, если мы оста­
вим их в стороне и согласимся с вышеупомянутым
утверждением в его общепринятой формулировке, все
равно окажется, что понятие буржуазного равенства,
как и понятие буржуазной свободы, подразумевает
только сферу политики.
Извлеченное из естественности экономики поли­
тическое равенство не может не вызвать к жизни
экономическое неравенство. Это неравенство, явив­
шееся результатом различных способностей, стало,
следовательно, краеугольным камнем «свободного
общества». Даже наиболее просвещенные и револю­
ционные из буржуазных демократов (каким был
Джефферсон, опасавшийся возникновения слишком
резкого экономического неравенства как угрозы для
стабильности общества) стремились не к уничтоже­
нию такого неравенства, а к его замалчиванию и в
крайнем случае к ограничению.
Марксизм считает экономическое неравенство ат­
рибутом несвободного общества. Значение, придавае­
мое экономике как основесоциальной реальности и
как сердцевине действительной власти, естественно,
71

приводит к осуждению экономического неравенства как
фактора, нарушающего свободу. Марксизм отнюдь, не
требует уравнительной справедливости (в анархиче­
ском понимании) ни в тех случаях, когда невозможно
развитие технико-экономического потенциала, могущего
обеспечить изобилие, ни там, где стремление к изо­
билию опережает возможность его получения, ни
в период перехода от капитализма к коммунизму.
И все же в основе своей марксизм за уравнение.
Марксисты отрицательно относятся к значительной
разнице в доходах и полагают, чго такие факты
в основном отражают некоторую ограниченность
технических достижений при социализме. Ликви­
дацию же вышеупомянутого значительного нера­
венства в доходах марксизм считает одной из
важнейших задач при переходе от социализма к ком­
мунизму.
ТЕОРИЯ ИНДИВИДУАЛИЗМА

Марксисты весьма и весьма сомневаются в истин­
ности широко признанной теоретиками буржуазии тео­
рии индивидуализма. Для этого сомнения имеются два
основания: 1) теория индивидуализма выгодна в ос­
новном тем, кому принадлежат средства производства,
и создает условия скорее для безответственности и
гедонизма, чем для действительного развития твор­
ческого потенциала отдельного индивида; 2) в инди­
видуализме содержатся признаки каннибализма, и он
противоречит современной жизни, общественный ха­
рактер которой достиг высокой степени развития. Из
этих соображений извлечено определение, данное
С. Райтом Миллсом: «США [есть] перезрелое общество,
самым отвратительным образом истощающее и
притупляющее человеческую чувствительность, пре­
выше всего почитающее невежество и бодрый автома­
тизм, провозглашающее бесплодные доктрины, радо­
стно и даже с большим энтузиазмом предающееся
сомнительным удовольствиям бездумного и пустопо­
рожнего существования». Хотя в описании нашего об­
щества Миллс не всегда отличает одно явление от
72

другого, в частности с классовой точки зрения, но, на
мой взгляд, люди мыслящие не смогут отказать его
анализу в наличии большой доли правды.
Далее, индивидуализм.вступает в конфликт с кол­
лективными потребностями общества и поэтому прак­
тически уходит все дальше и дальше от своих перво­
начальных принципов. Это в свою очередь порождает
острое чувство вины, внутренней опустошенности и
цинизма, приводя к антиобщественным поступкам и
растущему количеству случаев психического рас­
стройства.
Марксистский взгляд на человечество вообще оп­
тимистичен, в буржуазных же взглядах преобладает
мрачный пессимизм. Правда, на заре революционной
юности буржуазии, стремившейся тогда переделать
мир, было свойственно положительное отношение к
народу, самым блистательным и красноречивым об­
разом выраженное у Шекспира, который (о чем не
следует забывать) сравнивал человека с истинным
богом. Но, считая человека существом благородным,
буржуазия имела в виду имущих, собственников, лю­
дей с положением. Существовавшая на протяжении
всей классовой истории человечества тенденция смот­
реть на человека как на существо отвратительное, как
на червя никогда полностью не исчезала со страниц
буржуазной литературы. Она в ходе загнивания капи­
тализма все более усиливается, как и другие атрибу­
ты увлечения средневековьем.
Марксизм подчеркивает разлагающее влияние
классового общества, но отнюдь не разложение чело­
веческой личности. Более того, в то время как идеоло­
ги буржуазии рассуждают о расслабляющем влиянии
бедности и угнетенности, марксизм подчеркивает
разъедающее влияние классового господства и обла­
гораживающее влияние совместной борьбы. Буржуа­
зия толкует об обессиливающем действии увольнений
рабочих за участие в забастовке или политическом
выступлении. Марксизм знает, что рабочий оказы­
вается жертвой, но не приписывает ему пассивности,
а считает его борьбу непрерывной и созидаю­
щей.
73

Для буржуа иметь предка-раба — позор, но пре­
док-рабовладелец для него признак отличия, и чем
большим количеством рабов он владел, тем это по­
четнее. Марксистские оценки диаметрально противо­
положны.

МАРКСИЗМ И э л и т и з м
Во всех классовых обществах, и в особенности в
капиталистическом, цивилизация рассматривается в ос­
новном с позиций теории элиты. Отражая и оправды­
вая строй, при котором меньшинство эксплуатирует
большинство, созданы теории, оправдывающие такое
устройство. Эти учения, независимо от того, рядятся
ли они в религиозную или мирскую тогу, исходят, в
сущности, из того, что господство меньшинства необ­
ходимо и закономерно, ибо массы менее полноценны
(и более греховны), нежели избранное меньшинство.
При капитализме утверждается, что меньшинство, ко­
торое владеет средствами производства, получает и
сохраняет ее благодаря своей сверходаренности и по­
этому теория элиты есть воистину естественное выра­
жение одаренности.
Идеологически это оправдывают тем, что меньшин­
ство принадлежит к избранным (если применять
теологическую терминологию) или что меньшинство
разумнее (если пользоваться психологической и «на­
учной» терминологией). Последнее более приемлемо
в наш атеистический век, поэтому были сочинены так
называемые тесты — испытания умственных способ­
ностей. Тесты сплошь и рядом искажаются, ими зло­
употребляют, их неверно истолковывают, чтобы дока­
зать, что богатые разумны, а бедные глупы, причем
никого это не удивляет, а элита даже находит в этом
утешение.
Утверждают, будто результатами тестов объясня­
ется положение в обществе, но на деле сами тесты
основаны на расслоении общества, а весь метод тести­
рования, отбора и истолкования отражает все ту же
классовую структуру общества. Итак, одно объясняет
другое и все к лучшему в этом лучшем из миров.
В соответствии с полученными данными строится и
74

система образования, чем вновь обеспечивается до­
стижение аналогичных последствий в надежде сохра­
нить стабильность статус-кво, выработавшего метод
тестирования.
Таковы лишь некоторые из главных идеологиче­
ских одежд теории элиты при капитализме, предна­
значенной для внутреннего употребления, в более или
менее измененном виде существующей в основном с
самых первых дней его официальной истории. Почтен­
ный возраст этой теории, между прочим, придает ей
дополнительный вес.
Капиталистическая экспансия привела к колониа­
лизму в XVII и XVIII столетиях и к империализму в
XIX и XX столетиях. Расширяя и усиливая капитали­
стическую эксплуатацию, колониализм и империализм
сталкиваются с различными народами и обществен­
ными устройствами. Эти общественные устройства под­
вергаются уничтожению, а народы — ограблению и
угнетению. Обе эти отвратительные акции требуют
рационального объяснения, в особенности в связи с
тем, что они явно противоречат религиозным и поли­
тическим идеям, разработанным для внутреннего
употребления. Именно для оправдания грабежа и на­
силия господствующими классами и применяется тео­
рия элиты, которая отражает их мировоззрение. К то­
му же на сей раз жертвы не только исповедуют иную
веру, говорят на ином языке, имеют иные нравы и
обычаи, но у них даже совсем другой цвет кожи.
Отсюда также берет начало разновидность теории
элиты, именуемая расизмом. Внутренняя и внеш­
няя теории элиты эпохи капитализма питают друг
друга, а взятые вместе становятся важным идейным
подспорьем для охранения всей эксплуататорской си­
стемы.
Фактически внешний элитизм стал одним из важ­
нейших источников политической свободы, достигну­
той в капиталистических метрополиях Запада. Как
заявил Джон К. Кэлхоун, только при условии порабо­
щения черных возможна свобода для белых, то есть
империализм признал, что только благодаря сверх­
эксплуатации и массовому угнетению цветных народов
75

мира он может пойти на экономические уступки или
политические реформы у себя дома.
Марксизм категорически отвергает теорию элиты
и расизм, считая их в корне ложными по своей сути.
Сверходаренность правящей верхушки в классовых
обществах прошлого проявлялась главным образом
в форме господства, коварства и обмана, а ее господ­
ствующее положение объяснялось тем, что у нее в ру­
ках были средства производства. Создателями мате­
риальных благ и подлинными творцами истории яв­
ляются эксплуатируемые массы, лишенные средств
производства К
Сверходаренность богатых есть умение управлять;
власть принадлежит им, поскольку они собственники
средств производства. Одновременно с этим господ­
ством возникла и система элитизма, усилиями кото­
рой большая часть человечества лишена культурных,
общеобразовательных, политических и материальных
земных благ. Это означает, что большая часть чело­
вечества лишена свободы, но благодаря этому осталь­
ная часть человечества обладает свободой в различ­
ной мере и в разных ее проявлениях.
Марксизм считает, что блага, произведенные тру­
дом эксплуатируемых масс, по праву принадлежат им
и, если разрешить трудящимся пользоваться этими
благами, они прекрасно смогут ими распорядиться.
Марксизм полагает, что, получив в свое полное рас­
поряжение средства производства, народные массы
смогут преодолеть (а в странах социализма они уже
в разной степени этого добились) то, что Маркс
назвал «царством необходимости». На этой основе,
удовлетворив нужды человечества, можно будет со1
Эта нравственная истина изложена у Марка Твена в книге
«Янки из Коннектикута при дворе короля Артура» в том месте,
где о рабочих говорится, что «это и был народ, подлинная на­
ция; это сословие включало в себя все, что было в нации полез­
ного и достойного уважения; исключите его из нации, и у вас
останутся лишь подонки и отбросы, вроде короля, знати и дво­
рянства, — ленивые, бесполезные, умеющие только разрушать и
не представляющие никакой ценности для разумно устроенного
общества». Марк Твен, Сочинения в 12-ти томах, т. 6, Гослит­
издат, М., 1960, стр. 383.

76

здать, по словам Маркса, «истинное царство свободы» х.
Тогда будет построено коммунистическое общество, в
котором будет существовать полнейшая свобода са­
мовыражения индивида во всех областях человеческой
деятельности, никогда не вступая в конфликт с са­
мовыражением других индивидов.
На земле впервые возникнет общество, в котором
широкие массы будут грамотными, культурными, уве­
ренными в себе, здоровыми и доброжелательными, и
это приведет к такому возрождению культуры и к та­
кому расцвету человеческой одаренности, о которых
люди никогда не смели и мечтать.
о стихийности И ПЛАНОВОСТИ

Как мы уже отметили ранее, одним из компонен­
тов свободы, с точки зрения идеологов буржуазии, яв­
ляется стихийность, поскольку только непредвидимое
может быть свободным. Марксизм придерживается
диаметрально противоположного взгляда.
Говоря о стихийности, можно ли представить себе
что-нибудь более стихийное, нежели судно в бурном
море, на борту которого находится один несведущий
в морском деле человек? Но представим, что человека
обучили морскому делу и он применяет свои знания.
Не утрачивается ли здесь стихийность? Но утеряна ли
свобода? Или наоборот, разве этот человек не обрел
свободу, поскольку теперь он властелин собственной
судьбы в гораздо большей степени, чем раньше? А если
дать этому человеку еще весла и паруса, дабы он
мог применить свои знания с большей пользой, а за­
тем добавить компас, карту, мотор и опытный экипаж,
с которым он мог бы работать и который выполнял
бы различные поручения? Разве каждое из этих до­
бавлений не уменьшает возможность стихийности и
не увеличивает меру свободы?
Плановость кажется вмешательством, если счита­
ется, что господствующий строй саморегулируем и
ничто так ему не мешает функционировать, как вме1

К. М а р к с

и Ф. Э й г е л ь с, Соч., т. 25, ч. II, стр. 387.

77

шательство в саморегулирование. Это помогает идео­
логам капитализма в утверждении, будто при плани­
ровании свобода исчезает постольку, поскольку исче­
зает стихийность. Все это основано на предположении
(и обычно лишено четко аргументированных доказа­
тельств), будто капитализм есть естественный строй
и функционирует естественно. Однако в других отрас­
лях никто не действует таким бесплановым и стихий­
ным порядком. Скажем, никто не стал бы проектиро­
вать строительство здания без некоторого плана; и
никто не стал бы думать о составлении плана для
здания без определенных знаний о свойствах строи­
тельных материалов, о законах физики и архитекту­
ры и т. д. Такое знание и планирование суть необхо­
димые условия строительства, без них и еще без коечего человек не способен (или, иными словами, не
свободен) построить здание.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Если рассматривать действительность и общество
с точки зрения диалектического материализма, то
вещи, очевидные при строительстве здания, становят­
ся столь же очевидными при взгляде на действитель­
ность и общество в целом. Во втором случае все
бесконечно сложнее и труднее, чем в первом, но прин­
цип один и тот же. Таков смысл знаменитой форму­
лировки Энгельса, что «свобода есть познанная необ­
ходимость». «Не в воображаемой независимости от
законов природы заключается свобода, — писал Эн­
гельс в «Анти-Дюринге», — а в познании этих законов
и в основанной на этом знании возможности плано­
мерно заставлять законы природы действовать
для определенных целей». «Свобода воли означает,
следовательно, не что иное, как способность прини­
мать решения со знанием дела» К
• К . М а р к с и Ф. Э н г е л ь с , Соч., т. 20, стр. 116. Ту же
мысль мы находим в трудах прославленного «еретика» и муче­
ника Джордано Бруно, который еще в XVI столетии считал, что
«необходимость и свобода суть одно и то же; следовательно,
действие, вытекающее из естественной необходимости, есть дей78

Таким образом, как указал Энгельс, свобода «яв­
ляется необходимым продуктом исторического разви­
тия». Степень свободы возрастает по мере возраста­
ния знания. Накопление знаний приближает к позна­
нию истины, это и есть путь к познанию объективной
истины. Библейское изречение гласит: «И познаете
истину и истина сделает вас свободными». Освободив
слово «истина» от его религиозного содержания, от
его зависимости от веры, сделав его мирским и поста­
вив в зависимость от науки, мы, согласно марксист­
скому учению, становимся на путь достижения сво­
боды.

ствне свободное». Профессор Белградского университета Светозар Стоянович полагает, что формулировка Энгельса является
«крайним детерминизмом» и что «истинная свобода возможна
только в рамках умеренного детерминизма Маркса». Лично я
такого различия между взглядами Энгельса и Маркса не вижу и
не нахожу никакой крайности в процитированной выше форму­
лировке Энгельса, но мне бы хотелось обратить внимание чита­
теля на точку зрения профессора Стояновича. Она изложена в
его очерке «Этическое учение Маркса» (см. сб.: «Marx and the
Western World», Univ. of Notre Dame Press, 1967, pp. 161—171).

5. О ПРИРОДЕ РЕВОЛЮЦИИ
Исследование природы революции можно начать
с вопроса, уместно ли такое исследование в нашу эпо­
ху. Мы говорим об этом потому, что существует мне­
ние, будто в настоящее время проблема революции
устарела. Профессор Артур М. Шлезингер-младший
в книге «Жизненный центр», опубликованной в
1949 году, писал, например, что «современная наука
наделила правящий класс такой силой, которая делает
революции масс устарелым понятием»1. То, что ми­
стер Шлезингер решил написать об этом в тот самый
период, когда в Китае победила народная революция,
отражает не только неудачный выбор момента, это
доказывает в корне неверное понимание им характера
современной действительности, природы социальной
революции.
Несомненно, начиная с 1949 года неоднократно
демонстрировалась абсурдность теории, будто благо­
даря развитию техники, либо по какой-то иной при­
чине, народные революции стали анахронизмом
1
Иногда этот гезис звучит иначе, будто такие революции
«устарели» на Западе. Так, Дж. Лихтхейм пишет: «В то время
как буржуазная революция на Западе завершена, пролетарская
революция оказывается невозможной...» (см. «Marx and the Wes­
tern World», p. 4). Поскольку Грецию и Турцию из политических
соображений теперь называют «североатлантическими держава­
ми», возможно, подобные же соображения требуют от некоторых
ученых перенесения Кубы на восток!

80

(достаточно лишь вспомнить о революциях в Египте,
Вьетнаме, Ираке и на Кубе). Напротив, мы живем в
эпоху, когда отживший общественный строй, капита­
лизм, на империалистической стадии своего развития
сам поставил в повестку дня вопрос о революции.
Мы живем, собственно говоря, в век, для которого
характерно преобразование мира, когда на смену гос­
подству империализма приходит господство социа­
лизма. Это так же верно, как и то, что какихнибудь пятьсот лет назад народы западной цивилиза­
ции жили в период перехода от феодализма к капита­
лизму.
Создание средств массового уничтожения и разви­
тие средств массовой пропаганды, находящихся в ру­
ках господствующих классов, вызывает необходимость
некоторых изменений в тактике революции. Но теку­
щие события подтверждают, что это не означает зату­
хания революционного процесса.
Наш век действительно является эпохой револю­
ции par excellence (по преимуществу), самостоятель­
ная природа и преобразующая сила которой не имеют
себе равных в истории, количественные масштабы ко­
торой охватывают теперь не отдельные народы, а це­
лые континенты, беспрецедентной по быстроте, с ко­
торой развязывается революционный процесс.
ОПРЕДЕЛЕНИЕ

РЕВОЛЮЦИИ

Как же следует определить понятие революции?
Американский толковый словарь предлагает нижесле­
дующую формулировку: «Внезапное и насильственное
изменение в системе управления или в политическом
устройстве страны, вызванное по преимуществу внут­
ренними причинами». В этом определении я нахожу
очень мало того, с чем можно было бы согласиться,
хотя внимание, уделяемое первостепенному значению
внутренних причин, на мой взгляд, весьма обоснован­
но. Я бы назвал революцией, скорее, исторический про­
цесс, ведущий и в конечном счете приводящий к со­
циальному преобразованию, при котором один господ­
ствующий класс заменяется другим, новым классом,
6

Зак. 630

81

который в отличие от старого представляет собой ра­
стущую производительную силу и прогрессивные со­
циальные возможности. Эта формулировка, на мой
взгляд, предпочтительнее предыдущей в силу многих
причин, одна из которых состоит в том, что в опреде­
лении толкового словаря не чувствуется разницы меж­
ду революцией и контрреволюцией. С моей же точки
зрения, революция и контрреволюция суть два совер­
шенно разных, даже диаметрально противоположных
явления, а любое определение, называющее одним
именем победу Джорджа Вашингтона и победу гене­
рала Франко, скорее запутывает, чем проясняет
вопрос.
История человечества на редкость динамична; из­
менение есть одна из ее постоянных величин, причем
периодически возникают изменения такого характера
и приводящие к таким последствиям, что верно их
охарактеризовать можно лишь при помощи понятия
«революция» в моей формулировке.
Но, дав себе труд подумать об этом, не перестаешь
удивляться. Посудите сами. В прошлом на протяже­
нии тысячелетней истории человечества всякий эксплу­
ататорский, господствующий класс во всех странах
мира держал в своих руках (поскольку он управлял)
эффективные средства экономического и политического
господства. Начнем с того, что в его распоряжении
находились средства производства, он подчинил себе
государственную машину, а также идеологию и куль­
туру общества. В определенных случаях, скажем, при
системе кабального рабства (chattel slavery), господ­
ствующему классу фактически принадлежат не толь­
ко природные и вещные средства производства, но и
сами производители.
КЛАССОВОЕ ГОСПОДСТВО
ПРОТИВ СОЦИАЛЬНЫХ ИЗМЕНЕНИЯ

На первый взгляд, конечно, кажется, что при таких
условиях невозможна смена старого базиса новым.
Если классы осуществляют контроль над производством
средствами связи, системой образования, право82

выми нормами и вообще над всеми идеологическими
формами н всей государственной машиной с ее аппа­
ратом убеждения и принуждения, то кажется, что про­
ще всего сохранять такой строй. Поэтому не удиви­
тельно, что в прошлом всякий эксплуататорский гос­
подствующий класс был убежден, что именно его
строй, или «образ жизни», великолепен, что служило
доказательством его вечности. Но достойно удивления
то, что, хотя каждый господствующий класс во
все эпохи и во всех странах мира настаивал на
теории «здравого смысла», все они всегда и везде
рано или поздно получали доказательства своей не­
правоты.
Если бы в истории человечества возникло всего
одна-две революции, можно было бы их объяснить
случайностью либо исключительно безответственной и
неумной политикой свергнутого господствующего клас­
са. Но вот революция победила, несмотря на все вы­
ступавшие против нее и значительно ее превосходив­
шие явные и скрытые силы; мы не станем говорить
о ее успехах, скажем только, что должно же существо­
вать какое-то главное объяснение этой победы. Разве
не ясно, что должна существовать некая непреодоли­
мая сила, действующая в недрах всех существовав­
ших до сих пор социальных систем, которая, не­
смотря на кажущееся всемогущество господствую­
щего класса, добивается успеха в ниспровержении
этого господства и коренным образом изменяет эти
системы?
КОРНИ РЕВОЛЮЦИИ

Каков же источник этого неоднократно повторяю­
щегося революционного процесса? На мой взгляд, его
следует искать прежде всего в неизбежных коренных
противоречиях, или антагонизмах, которыми до сих
пор характеризовались все эксплуататорские общест­
венные системы. Антагонизмы проявляются в том, что
классовый конфликт, или борьба классов, является
основной движущей силой писаной истории и в этом
смысле, как указали Маркс и Энгельс в «Манифесте
6*

83

Коммунистической партии», «истории всех до сих пор
существовавших обществ».
Основным считается противоречие между средст­
вами производства и производственными отноше­
ниями. Первые — когда они являются частной
собственностью — находятся в антагонистическом про­
тиворечии с последними, которые должны быть обще­
ственными. По мере того как развиваются последние,
развивается и их общественный характер, приводя
данное органическое противоречие к все более и более
критической стадии. Частная инициатива и общест­
венное исполнение в капиталистическом производстве
интенсифицируются по мере расширения капитали­
стического производства, его централизации и моно­
полизации. В конечном счете присущие капитализму
антигуманные и паразитические качества приводят к
преобразованию производственных отношений в соот­
ветствии с производительными силами.
Главным в учении Маркса является то, что он ука­
зал на это неразрешимое противоречие между произ­
водительными силами и производственными отноше­
ниями; он подчеркнул также и то, что, ускоряя пре­
образование производительных сил, капитализм тем
самым развязывает революционный процесс.
В «Манифесте Коммунистической партии» Маркс
и Энгельс отмечали: «Буржуазия не может сущест­
вовать, не вызывая постоянно переворотов в орудиях
производства, не революционизируя, следовательно,
производственных отношений, а стало быть, и всей со­
вокупности общественных отношений»1.
В первом томе «Капитала» Маркс говорит об
«абсолютном противоречии» между техническими
нуждами современной промышленности и обществен­
ным характером, присущим их капиталистической
форме. И далее: «Однако развитие противоречий из­
вестной исторической формы производства есть един­
ственный исторический путь ее разложения и образо­
вания новой»2.
1
2

34

К. М а р к с и Ф. Э н г е л ь с , Соч., т. 4, стр. 427.
К. M а ρ к с и Ф. Э и г е л ь с, Соч., т. 23, стр. 499.

А вот еще три подтверждения основной концеп­
ции марксизма; они взяты из того же бессмертного
произведения: «Вместе с материальными условиями
и общественной комбинацией процесса производства
оно [всеобщее распространение фабричного законо­
дательства как средства физической и духовной за­
щиты рабочих. — Прим. ред.] приводит к созреванию
противоречий и антагонизмов его капиталистической
формы, а следовательно, в то же время и элементов
для образования нового и моментов переворота ста­
рого общества» К
«При капиталистической системе все методы
повышения общественной производительной силы
труда... превращаются в средства подчинения и экс­
плуатации производителя, они уродуют рабочего, де­
лая из него неполного человека [einen Teilmenschen],
принижают его до роли придатка машины, превра­
щая его труд в муки, лишают этот труд содержатель­
ности, отчуждают от рабочего духовные силы про­
цесса труда в той мере, в какой наука входит в про­
цесс труда как самостоятельная сила... Из этого
следует, что по мере накопления капитала положение
рабочего должно ухудшаться, какова бы ни была,
высока или низка, его оплата»2 (курсив мой. —Г. Α.).
И в конце концов сказано прямо: «Централиза­
ция средств производства и обобществление труда до­
стигают такого пункта, когда они становятся несов­
местимыми с их капиталистической оболочкой. Она
взрывается. Бьет час капиталистической частной соб­
ственности. Экспроприаторов экспроприируют»3.
Это противоречие органически присуще природе
капиталистического общества, а следовательно, про­
цесс революции свойствен самой жизни и обществен­
ному развитию. И следовательно также, у господст­
вующих классов, какими бы могущественными они
себе ни казались, никогда в прошлом не было воз­
можности предотвратить свою кончину.
1
2
3

К. М а р к с и Ф. Э н г е л ь с , Соч., т. 23, стр. 512.
Там же. стр. 660.
Там же, стр. 773.
85

В то же время это противоречие проявляется не
только в потере господствующим классом могуще­
ства, оно проявляется в росте сил, сознательности и
организованности эксплуатируемых. Эта двойствен­
ная природа коренного противоречия делает его нео­
долимым, оба элемента взаимополагают друг друга,
одновременно являясь причиной и следствием, стиму­
лом и результатом. Таким образом, отношения между
этими двумя элементами противоречия диалектичны.
Это внутреннее противоречие существенно важно
для объяснения процесса революции. Кроме этого,
существует и так называемое внешнее противоречие,
которое проявляется в факте неравномерного разви­
тия всех до сих пор существовавших общественных
формаций. И действительно, не было случая, чтобы
на всем земном шаре господствовала какая-нибудь
одна и одинаково всюду развитая форма общества;
не было таких обширных территорий на земном
шаре, которые бы не находились по соседству с иной
формой общества либо с подобными же себе фор­
мами, но пребывающими на других стадиях разви­
тия. Это также порождает конфликты и антагонисти­
ческие противоречия, особенно в том случае, если
каждая из аналогичных либо отличающихся лишь
уровнем развития форм общества является, по сути,
паразитической и эксплуататорской. Такое внешнее
противоречие оказывает давление на существующие
общественные порядки, ослабленные уже внутренней
борьбой. И тут опять-таки одни противоречия усугуб­
ляют другие, то есть внешнее противоречие может
обострить внутреннее или внутреннее может углу­
бить внешнее. Взаимосвязь тут, как и во всех других
случаях, не простая и не может быть непосредствен­
ной, ибо господствующие классы располагают неко­
торыми не использованными еще ресурсами, включая
возможность применения внешних противоречий
в качестве громоотвода для внутренних затруднений.
Но в целом неравномерность развития, приводящая
к конфликтам, углубляет внутренние противоречия,
что приводит к борьбе и ликвидации эксплуататор­
ского господствующего класса.
85

Поскольку большая часть человечества пребывает
в состоянии нищеты и невежества, марксизм считает
ликвидацию голода и неграмотности насущными во­
просами проблемы достижения свободы. Весьма
примечательное письмо священника римско-католиче­
ской церкви, опубликованное в мирском католиче­
ском еженедельнике «Коммонвил» (30 июня 1967 г.),
подчеркивает это с такой экспрессией, как будто это
написано пером коммуниста. Преподобный Томас
Р. Мелвилл сообщает из Гватемалы: «Ненависть или
боязнь коммунизма не является доминирующим чув­
ством там, где царят голод и нищета, и уж, конечно,
это не сравнить с тем, как тут ненавидят нищету и
боятся голода».
Дальнейшие слова священника имеют непосредст­
венное отношение к проблеме свободы, и поэтому мы
позволим себе привести здесь пространную цитату:
«Соединенные Штаты объявляют себя защитниками
свободы. Свободы от чего или свободы чего? Они
толкуют о свободных народах мира. В каком же
смысле эти народы свободны? Свободны работать,
где они пожелают? Нет, потому что нет работы. Сво­
бодны жить, где они хотят? Нет, потому что у этих
народов недостает даже пищи для поддержания
жизни. Свободны говорить что им вздумается? Нет,
потому что они не могут поднять голос протеста про­
тив своих эксплуататоров без того, чтобы их тут же
не бросили в тюрьму как коммунистов. Свободны ду­
мать так, как им нравится? Нет, потому что у них
никогда даже и не было возможности учиться. Сво­
бода чего? Один бог это знает».
ПРИМЕР ИЗ АМЕРИКАНСКОЙ ИСТОРИИ

Пытаясь пролить свет на предпосылки революцион­
ного процесса, обратимся к истории нашей страны,
и в частности ко второй американской революции —
гражданской войне, которая закрепила некоторые за­
воевания нашей первой революции.
Чтобы уяснить истоки этой войны, перешедшей
в революцию, необходимо понять, какие же силы вы87

нудили господствующую верхушку рабовладельче­
ского класса избрать путь контрреволюционного го­
сударственного переворота, ибо гражданская война
по природе своей являлась попыткой контрреволю­
ции. По этому вопросу существует обширная литера­
тура, историки стремятся навязать роль главного
преступника Аврааму Линкольну, утверждая, будто
именно он вынудил правителей Юга прибегнуть к на­
силию. Точно такая же уйма литературы существует,
между прочим, относительно Франклина Делано Руз­
вельта. В ней последний обвиняется в том, что именно
он довел императорское японское правительство до
нападения на Пирл-Харбор и тем самым стал истин­
ным виновником вступления США во вторую миро­
вую войну.
Обе теории ошибочны. Что касается развязывания
гражданской войны (о которой только и пойдет речь
ниже), то не требуется доказательств того, что заго­
вор подготавливался лидерами рабовладельческого
класса на протяжении многих месяцев (а некоторые
из них отдали этому движению много лет жизни)
еще задолго до того, как было совершено нападение
на форт Самтер. Самоочевидно также и то, что эти
лидеры осуществили образование так называемых
Конфедеративных Штатов Америки незаконно и во­
преки желанию большинства белых южан (не говоря
уже о неграх, которые составляли треть населения
Юга), набрали войска и отдали армейским соедине­
ниям приказ захватывать арсеналы, почты, военные
форты и военно-морские базы, принадлежавшие Сое­
диненным Штатам. Доказано также и то, что эти же
лидеры повинны в артиллерийском обстреле одного
из фортбв, который отказался сдаться, после чего пра­
вители Конфедерации на несколько дней отдали этот
форт на поругание и насилие.
КОНТРРЕВОЛЮЦИЯ РАБОВЛАДЕЛЬЦЕВ

Говоря о причинах гражданской войны, необхо­
димо прежде всего понять, почему люди, осуществ­
лявшие руководство рабовладельческим классом,
88

избрали такой путь. Они избрали его, впав в отчаяние»
решив, что терять им нечего, а приобретут они все.
В прошлом, когда эксплуататорские господствующие
классы приходили к убеждению, что по-старому пра­
вить нельзя, они (если у них хватало на это сил) ста­
новились на путь организованного насилия, то есть
на путь контрреволюции.
Правящая верхушка рабовладельцев в Соединен­
ных Штатах прибегла в 1860 году к насилию, ибо
пришла к заключению, что, не сделай она этого,
с нею будет в ближайшем будущем покончено, при­
чем самым законным, конституционным образом. Сле­
довательно, рабовладельцы рассчитывали, что путем
контрреволюции им удастся вовсе отменить или зна­
чительно отсрочить свою гибель, которая, по их мне­
нию, была бы неизбежной, если бы они примирились
с результатами выборов 1860 года.
Существовали четыре взаимодействующие силы —
две сугубо внутренние и две сугубо внешние, — кото­
рые заставили господствующую верхушку рабовла­
дельческого класса, отчаявшись, пойти на все, вплоть
до войны. Силы эти таковы (вначале мы их перечис­
лим, а затем охарактеризуем каждую из них): 1) уси­
ливавшиеся волнения среди четырех миллионов ра­
бов-негров и возросшее классовое сознание и недо­
вольство большинства бедных южан; 2) углубление
экономических и социальных противоречий внутри
рабовладельческо-плантаторского строя, что привело
к политике экспансии; в свою очередь это помогло
ускорить решение коренных вопросов будущего феде­
ральных земель и решить в ту или иную сторону про­
блему рабовладения; 3) общественно-экономические
преобразования к северу от линии Мейсона—Диксона,
которые стали серьезной угрозой господству рабовла­
дельческой плутократии в федеральном правитель­
стве; 4) количественный и качественный рост аболи­
ционистского движения.
А теперь вкратце охарактеризуем каждый из пере­
численных пунктов. Рост недовольства рабов и белых
бедняков на Юге достиг апогея в 50-е годы, и рабо­
владельцы действительно опасались (они сами гово89

рили об этом), как бы гражданская война не нача­
лась внутри южных штатов еще задолго до того, как
они смогут навязать ее Вашингтону. Восстания и за­
говоры рабов достигли высшего накала на протяже­
нии 50—60-х годов. Чрезвычайно возросли в этот
период и другие проявления недовольства рабов,
участились побеги. В это же десятилетие значительно
увеличилось число белых бедняков, принимавших
участие в освободительном движении рабов или сим­
патизировавших этому движению. В их среде (они
не были рабовладельцами) начали возникать органи­
зации, политические и экономические платформы ко­
торых противоречили интересам класса плантаторов.
Последнее было характерно для внутренней ситуа­
ции в южных штатах на протяжении всего десятиле­
тия, предшествовавшего сецессионистскому заговору1.
Брожение в южных штатах имело огромное значение,
ввергая в отчаяние класс рабовладельцев.
Рос г процента белых, незадолго до начала граж­
данской войны лишившихся своих рабов, приводил
к усилению противоречий внутри рабовладельческого
строя. Этому способствовало также растущее стрем­
ление к захвату новых территорий с целью увеличе­
ния производительности труда и расширения земель­
ных наделов, чтобы сохранить в неприкосновенности
размеры прибылей. Продолжавшееся побуждение
к экспансии объяснялось необходимостью поддержи­
вать пропорцию между негритянским и белым насе­
лением на поддающемся управлению уровне. Рабо­
владельцы опасались, и не без оснований, что если
когда-либо пределы рабовладения будут четко обо­
значены, то вопрос охраны рабов затруднится на­
столько, что будет граничить уже с самоликвидацией
системы.
Эти два фактора составляли основные внутренние
противоречия, ставившие под сомнение жизнеспособ­
ность американской рабовладельческой системы. Кро­
ме того, вне рабовладельческих штатов, то есть на
1
Сецессионистами называли представителей 11 южных шта­
тов, требовавших государственного отделения южных, рабовла­
дельческих, штатов от США. — Прим. перев.

90

Севере и Западе, осуществлялись преобразования,
вызванные грандиозным увеличением «свободного»
аграрного населения, быстрым ростом промышлен­
ного капитализма и назревающим расколом внутри
торговой буржуазии Севера. Последняя ранее дер­
жала сторону плантаторов, особенно это касалось
нью-йоркской торговой буржуазии. Но по мере раз­
вития промышленности, увеличения производства
пшеницы и кукурузы на севере страны и завоевания
мировых рынков значительная часть северной торго­
вой буржуазии внезапно направила свои главные
усилия на перевозку и продажу продуктов труда
«свободных» фермеров. Это изменение было чрезвы­
чайно важным, поскольку оно вызвало раскол в де­
мократической партии, которая состояла главным об­
разом из рабовладельцев. Так в конце концов в де­
мократической партии образовались северная и
южная группировки, и в 1860 году каждая из них вы­
двинула своего кандидата в президенты, дав возмож­
ность тем самым Линкольну одержать победу, хотя
он был кандидатом относительно молодой политиче­
ской партии и получил меньшее количество го­
лосов.
Интересы классов, возникших в результате этого
преобразования, то есть интересы фермеров, рабочих,
промышленников, некоторых торговцев, были прямо
противоположны интересам рабовладельцев. Это
столкновение интересов проявлялось в противопо­
ложных позициях, занимаемых оппонентами по всем
насущным проблемам того времени, будь то вопросы
гомстедов, протекционистских тарифов, правительст­
венных субсидий «для материального процветания
нации», единой и твердой валютной системы или про­
блемы внешней политики. Поражение 1860 года, сле­
довательно, нанесло чувствительный удар рабовла­
дельческой плутократии и ускорило принятие отчаян­
ного решения.
В конце концов bona fide революционное движе­
ние, то есть движение аболиционистов, в значитель­
ной степени стимулировавшееся указанными обстоя­
тельствами, отбросило в сторону свое сектантство и
91

стало подлинно массовым движением. Оно стало для
большей части Севера политически бдительным, ор­
ганизационно ответственным, решающим противове­
сом политической власти, настоящей идеологической
силой. Это обстоятельство внушало страх рабовла­
дельцам и привело их вкупе с другими обстоятель­
ствами к попытке контрреволюции, то есть к попытке
ликвидировать буржуазно-демократическую респуб­
лику, узаконить кабальное рабство (chattel slavery),
сделав его едва ли не первостепенным для всего Се­
вероамериканского континента.
Взятые вместе, эти внутренние и внешние силы
толкали реакционный класс к насилию. После боль­
ших колебаний и нерешительности коалиции классов,
враждебно относившихся к претензиям рабовладель­
цев и более или менее преданных буржуазно-демо­
кратическим республиканским идеалам, удалось
отстоять республику. Деятельность этой классово не­
однородной коалиции подкреплялась наиболее всеобъ­
емлющим из возможных лозунгов: защитить Соеди­
ненные Штаты, спасти республику! Вначале во имя
единства и сплоченности настоятельно подчеркива­
лось, что вопрос рабовладения не имеет ничего об­
щего с конфликтом. Но поскольку право собствен­
ности на четыре миллиона рабов было основным для
самого определения класса, развязавшего контррево­
люционную ситуацию, и поскольку в этом праве за­
ключалась главная сила этого класса, то, чтобы от­
разить нападение, нужно было посягнуть на сам
институт рабовладения. Следовательно, чтобы защи­
тить древние свободы (целостность республики, свя­
тость правовых и конституционных норм) в новых
условиях, то есть в таких условиях, когда на эти сво­
боды посягали в организованном порядке, возникала
необходимость выковать новые свободы. Итак, чтобы
сохранить Соединенные Штаты, необходимо было ос­
вободить рабов, а чтобы освободить рабов, необхо­
димо было сохранить Соединенные Штаты.
С изменением стратегии изменился и тактический
ход борьбы. Неграм, которые рвались з бой, наконец
92

разрешили принимать участие в военных действиях,
и накануне капитуляции генерала Ли в армии и воен­
но-морском флоте Линкольна уже сражалось 250
тысяч негров, самым решительным последствием чего
и стала упомянутая капитуляция.
Следовательно, в процессе исторического разви­
тия США созревали революционные изменения, кото­
рые отражены в 13-й и 14-й поправках к конститу­
ции \ конфисковавших частную собственность на
сумму более чем три миллиарда долларов без всякой
компенсации и подготовивших почву для дальнейших
усилий по достижению реальной свободы для негри­
тянского народа 2.

1
Принятая в 1865 году 13-я поправка объявляет о запреще­
нии рабовладения; принятая в 1868 году 14-я поправка объявляет,
что все лица, рожденные или натурализовавшиеся в США, яв­
ляются гражданами страны и того штата, где они проживают. —
Прим.
перев.
2
Более подробный анализ гражданской войны в США см. в
книге Г. Аптекера «The American Civil War» (International Pub­
lishers, New York, 1961).

6. РЕВОЛЮЦИЯ, НАСИЛИЕ И ДЕМОКРАТИЯ
НАСИЛИЕ

Вероятно, наиболее привычным стереотипом, свя­
занным с понятием революции, стало отождествление
ее с насилием. Примеров тому существует множество.
Читатель помнит, что определение революции, кото­
рое мы находим в толковом словаре, гласит: «Вне­
запное и насильственное изменение в системе управ­
ления...». Столь же обычно противопоставление рево­
люции мирным изменениям. Так, в своем предисловии
к «Избранной поэзии и прозе Шелли» редактор
К. Кеймеронподводит итог некоторым взглядам
Шелли следующим образом: «Что же касается суще­
ствующего в Англии положения вещей, то первым
делом следует добиваться парламентской реформы,
желательно мирным путем, но в случае необходимо­
сти следует прибегнуть к революции».
Но нельзя отождествлять насилие с сущностью и
процессом революции. Насилие либо применяется,
либо не применяется в этом процессе, и его наличие
или отсутствие не является решающей чертой в опре­
делении революции. Как же следует тогда рассмат­
ривать связь насилия с революцией?
Во-первых, существует определение исторического
материализма, содержащееся в знаменитом замеча­
нии Маркса: «Насилие является повивальной бабкой
всякого старого общества, когда оно беременно
новым». Это замечание, однако, не является
94

пропагандистским, оно — всего лишь наблюдение. Оно
констатирует тот факт (во времена Маркса это был
уже факт), что вде случившиеся до ТЕХ пор в доста­
точной степени кардинальные (дабы их можно было
назвать революциями) социальные изменения не про­
исходили мирным путем. Хотя это замечание исклю­
чает приемлемость для революционера пацифистской
идеологии, оно ни в коей мере не является также про­
пагандой насилия в его устах 1.
То, что это не пропаганда насилия, видно при изу­
чении раздела исторического материализма об отно­
шении между насилием и революцией. Это учение
доказывает, что там, где революционной кульмина­
ции сопутствовало насилие, оно применялось только
потому, что, очутившись перед фактом своей ликви­
дации благодаря общественному развитию, отживший
класс стремится отсрочить такую развязку, прибег­
нув к насильственному подавлению революционных
сил и классов. Источник насилия, когда последнее
имеет место, следует искать в сопротивлении реак­
ции, в ответных действиях на это сопротивление. Если
это сопротивление достаточно сильное, может воз­
никнуть революционный процесс.
Именно такое течение событий характерно для
американской революции, в ходе которой колонисты
просили мирным путем удовлетворить их требования
и дать им «права англичан». Но требования колони­
стов монархией не удовлетворялись и права не га1
Правда, в этом отрывке Маркс не только обращается к ис­
тории прошлого или, точнее, к истории буржуазии, но и к тому
же употребляет слово «насилие» как синоним государственной
власти. Эту цитату можно найти в первом томе «Капитала» в
том месте, где Маркс рассматривает «различные моменты перво­
начального накопления». «Эти методы отчасти покоятся на гру­
бейшем насилии, — продолжает Маркс, — как, например, коло­
ниальная система. Но все они пользуются государственной
властью, то есть концентрированным и организованным общест­
венным насилием, чтобы ускорить процесс превращения феодаль­
ного способа производства в капиталистический и сократить его
переходные стадии. Насилие является повивальной бабкой вся­
кого старого общества, когда оно беременно новым. Само на­
силие есть экономическая потенция» (К. М а р к с и Ф. Эн­
г е л ь с , Соч., т. 23, стр. 761).

95

рантировались. Поскольку требования продолжали
выдвигаться, а организованность и размах движения,
предъявившего эти требования, возрастали, монар­
хия в конце концов прибегла в 1775 году к массо­
вому насильственному подавлению движения в це­
лом. Король двинул десятитысячную армию на Бо­
стон, блокировал порт и послал несколько отрядов
с примкнутыми штыками арестовать лидеров движе­
ния. Монархия первой прибегла к насилию, револю­
ционеры же обратились к помощи силы как к послед­
нему средству и акту сопротивления против приме­
ненного по отношению к ним насилия со стороны
реакции. Сопротивление в конце концов оказалось
успешным и произошла революция. В современной
Испании попытка образовать прогрессивную бур­
жуазно-демократическую республику была встречена
государственно организованным насилием со стороны
не только испанских феодальных и фашистских груп­
пировок, но и немецких и итальянских. Там реак­
ционные классы противопоставили движению за ко­
ренное преобразование общества насилие, и сопро­
тивление этому насилию оказалось безуспешным,
вследствие чего восторжествовал контрреволюцион­
ный путч Франко, а страдания Испании длятся по
сей день.
В случае, когда отсутствует какая-либо иная воз­
можность борьбы за прогрессивное развитие обще­
ства, кроме насильственной, мы сталкиваемся с со­
вершенно иной ситуацией. Таковой она была, напри­
мер, на рабовладельческом Юге в нашей стране.
Рабы, лишенные всех прав, находились, собственно
говоря, в безраздельном владении у своих господ.
Им запрещалось учиться читать и писать, запреща­
лось иметь какую-либо собственность, куда-либо
перемещаться или что-либо делать без специального
на то разрешения своих хозяев. В эгих случаях инди­
видуальное сопротивление могло выражаться лишь
в виде побегов или проявления «наглости» (uppity),
как это называли рабовладельцы, либо в отчаянных
актах насилия. При таком общественном строе орга­
низованная борьба могла вестись лишь в форме
06

стачек, саботажа или же (и это было наиболее распро­
страненной формой борьбы) путем конспирации и
мятежа. Но даже и в этом случае мое утверждение
о связи между революционным процессом и наси­
лием остается в силе, ибо и во время кабального
рабства (chattel slavery) первоначальное применение
насилия осуществляется реакционным классом. Во
времена рабовладения господствует такой обществен­
ный строй, который опирается на осуществление не­
прикрытого насилия либо на откровенную угрозу его
мгновенного применения. Во времена рабства рабов
удерживали в повиновении силой, и сам рабовладель­
ческий строй возник на основе насильственного пора«
бощения бывших пленных.
Рабы были «военнопленными» почти в буквальном
смысле слова, как их и назвал Джон Браун. Следо­
вательно, действительным виновником насилия и по­
следовательной политики его применения является
эксплуататорский господствующий класс, а вовсе не
тот класс, который стремится к основным социаль­
ным изменениям.
Аналогичная ситуация возникает при неприкры­
том колониальном порабощении и при фашизме.
Такие условия, к примеру, существовали в гитлеров­
ской Германии. Монополисты правили там при по­
мощи непрекращавшейся борьбы со своим собствен­
ным населением, которая состояла в систематическом
заключении в тюрьмы, пытках и истреблении сотен
тысяч борцов с фашизмом. Но монополии правили не
только при помощи постоянного насилия внутри
своей страны, но и благодаря беспрестанной насиль­
ственной агрессии за ее пределами. В такой ситуа­
ции, когда насилие применяется теми, кто стремится
к коренным изменениям, оно осуществляется только
в ответ на регулярное обращение к насилию со сто­
роны сил реакции.
Поскольку инициаторами насилия являются реак­
ционные классы, то вопрос, будет оно организовано
или нет, зависит не столько от желания прибегнуть
к силе, сколько от возможности применить ее. Вот
почему в истории марксистского учения в различное
7

Зак. 630

97

время существовали различные мнения касательно
возможности перехода к социализму мирным или
сравнительно мирным путем. Во второй половине XIX
века Маркс, считая, что это возможно в Соединенных
Штатах, Великобритании и Голландии, исходил глав­
ным образом из наличия высокоразвитого буржуазнодемократического уклада, преобладавшего в этих
странах при относительно небольшой еще концентра­
ции военного потенциала. Поскольку в революционной
ситуации произошли перемены, изменилась и оценка,
поэтому в годы первой мировой войны с ее интенсив­
ной милитаризацией Ленин заявил, что переход к со­
циализму мирным путем невозможен. Однако следует
помнить, что эта оценка основывалась на учете силы
реакционных классов, их готовности и способности
прибегнуть к насилию. В апреле 1917 года тот же Ле­
нин усмотрел глубокий разлад в силах российской
реакции и поэтому указал на возможность перехода к
социализму в России того времени мирным путем.
После февральской буржуазно-демократической
революции Ленин настоятельно подчеркивал, что в
стране фактически существует два средоточия власти,
или, как он это назвал, «двоевластие» — Временное
правительство и Советы рабочих и солдатских депута­
тов. Последние верили в честность и благие намерения
первого, но в Советах большевики еще не получили
большинства. Большевики полагали, что в силу своей
буржуазной природы Временное правительство не за­
хочет и не сможет обеспечить настоящий мир, дать
хлеб и землю крестьянам, что оно будет продолжать
вести политику войны, пресмыкаться перед союзника­
ми, сопротивляться любой настоящей аграрной или
социальной реформе и пойдет на компромисс с мо­
нархическими силами. Поэтому большевики считали,
что необходимо отдать «всю власть Советам» и пе­
рейти от буржуазно-демократической революции к
социалистической, поскольку только последняя сможет
принести мир, крайне необходимое стране конструк­
тивное обновление и социальное просвещение.
Здесь уместно заметить, что во время Февральской
революции и на протяжении нескольких месяцев после
98

нее Ленин отказался от лозунга и тактики «прев­
ращения империалистической войны в гражданскую»;
в те месяцы он призывал к политике мирной агитации
и убеждения, призывал доказать большинству в Со­
ветах, что большевики правы в своем анализе ситуа­
ции, и, завоевав большинство на свою сторону, осу­
ществить переход от буржуазно-демократической ре­
волюции к социалистической.
В газете «Правда» от 7 апреля 1917 года в работе
«О задачах пролетариата в данной революции», изве­
стной как Апрельские тезисы, Ленин указал на три
основных свойства, характеризующих период перехо­
да от одной революции к другой — Россия характери­
зовалась: 1) «максимумом легальности (Россия сейчас
самая свободная страна в мире из всех воюющих
стран)», 2) «отсутствием насилия над массами» и
3) «доверчиво-бессознательным отношением» масс к
Временному правительству 1.
Таково было действительное положение вещей,
заключал Ленин, и поэтому большевикам не следова­
ло призывать к гражданской войне. Необходима была
разъяснительная работа, терпеливая разъяснительная
работа: «Пока мы в меньшинстве, мы ведем работу
критики и выяснения ошибок, проповедуя в то же
время необходимость перехода всей государственной
власти к Советам рабочих депутатов...»2
В своей работе «О двоевластии», опубликованной
двумя днями спустя, Ленин вновь призывает отдать
всю власть Советам, ратует «за единовластие, подго­
товленное прояснением пролетарского сознания, осво­
бождением его от влияния буржуазии, а не авантюра­
ми»3. Именно в этой статье Ленин также пишет: «Что­
бы стать властью, сознательные рабочие должны
завоевать большинство на свою сторону: пока нет
насилия над массами, нет иного пути к власти. Мы...
не сторонники захвата власти меньшинством»4.
1
2
3
4

Г

В. И. Л е н и н , Поли. собр. соч., т. 31, стр. 114.
Там же, стр. 115.
Там же, стр. 148.
Там же, стр. 147.

99

В своей работе «Письма о тактике», также опуб­
ликованной в апреле 1917 года, Ленин прежде всего
предостерегал «от всякой игры в «захват власти» ра­
бочим правительством, от какой бы то ни было блан­
кистской авантюры...»1. В статье, опубликованной в
«Правде» 12 апреля и озаглавленной «Бесстыдная
ложь капиталистов», Ленин говорит о лживом обвине­
нии большевиков в пропаганде насилия. Напротив, го­
ворит Ленин, именно буржуазные партии своей про­
поведью насилия и своей ложью о том, кто его пропа­
гандирует, стимулируют насилие и призывают к нему:
«„Правда" и ее единомышленники не только не про­
поведуют насилия, а, напротив, говорят с полнейшей
ясностью, точностью и определенностью, что весь
центр тяжести работы для нас лежит сейчас в разъ­
яснении пролетарским массам их пролетарских задач
в отличие от поддавшейся шовинистическому угару
мелкой буржуазии»2.
В «Проекте резолюции о войне», написанном Ле­
ниным между 15 и 22 апреля, мы находим следующее
высказывание: «До тех пор, пока русские капитали­
сты и их Временное правительство ограничиваются
только угрозами насилия против народа... пока капи­
талисты не перешли к насилию над... Советами... до
тех пор наша партия будет проповедовать отказ от на­
силия вообще...»3
Этот проект резолюции, автором которого был Ле­
нин, предусматривал возможность одновременного
перехода верховной власти в Германии и в России в
руки Советов рабочих и солдат и, в случае если это
произошло бы, предусматривал возможность более
широкого перехода к социализму, может быть даже
в мировом масштабе. Итак, «если в обеих странах, и
в Германии и в России, вся власть в государстве пе­
рейдет всецело и исключительно в руки Советов рабочих
и солдатских депутатов, то все человечество сразу
вздохнет облегченно, ибо тогда будет действительно
1
2
3

100

В. И. Л е н и н , Поли. собр. соч., т. 31, стр. 138.
Там же, стр. 207—208.
Там же, стр. 262.

обеспечен самый быстрый конец войне, самый проч­
ный, истинно демократический, мир между всеми
народами, а вместе с тем обеспечен будет и переход
всех стран к социализму> К
После того как 18 апреля Временное правительст­
во объявило о своем намерении продолжать участие
России в империалистической войне, резолюция Цент­
рального Комитета РСДРП (б), принятая 21 апреля
1917 года, призвала: «Партийные агитаторы и орато­
ры должны опровергать гнусную ложь газет капита­
листов и газет, поддерживающих капиталистов, отно­
сительно того, будто мы грозим гражданской войной.
Это — гнусная ложь, ибо только в данный момент, пока
капиталисты и их правительство не могут и не смеют
применять насилия над массами, пока масса солдат
и рабочих свободно выражает свою волю, свободно
выбирает и смещает все власти, — в такой момент
наивна, бессмысленна, дика всякая мысль о граждан­
ской войне, — в такой момент необходимо подчинение
воле большинства населения и свободная критика
этой воли недовольным меньшинством; если дело
дойдет до насилия, ответственность падет на Времен­
ное правительство и его сторонников»2.
Когда в тот же день премьер-министр Временного»
правительства Львов подал в отставку, среди многих
других причин он указал на то, что правительство бо­
лее не располагает доверием Советов. Впоследствии,
особенно во время июльской демонстрации, когда пра­
вительство Керенского насильственно подавило высту­
пления масс и объявило большевиков нелегальной пар­
тией, тактика и лозунги, намеченные в Апрельских тези­
сах (отсутствие насилия, мирное убеждение, завоевание
большинства, полные права для инакомыслящего мень­
шинства), были отменены и на насилие реакционных
сил ответили насилием, которое привело к победе Ве­
ликой Октябрьской социалистической революции3.
1
2
8

В. И. Л е н и н, Поли. собр. соч., т. 31, стр. 265.
Там же, стр. 309.
Курсив во всех цитатах принадлежит Ленину. Напомним
также о работе Ленина «Привет венгерским рабочим» (27 мая
1919 года), где он отмечает тот факт, что «переход к советскому

101

В Соединенных Штатах забастовки не часто со­
провождаются насилием, хотя следует признать, что
ввиду растущей сплоченности бастующих масс к ним
начинают снова применять насилие, и не так уж редко.
В общем, забастовки и пикетирование нынче уже не
сопровождаются насилием. Но тридцать лет назад
дело обстояло иначе. В 30-е годы появление где-либо
пикетчиков независимо от того, как много их было и
как долго они стояли, почти автоматически вызывало
насильственные действия со стороны полиции, или ху­
лиганов, или каких-либо платных агентов. Перемены
в этом вопросе произошли в наше время не потому,
что полиция или хозяева стали мягкосердечнее. Пере­
мены эти главным образом отражают соответствую­
щий сдвиг в расстановке сил между членами проф­
союзов и капиталистами; если тридцать лет назад
имелось шесть или семь миллионов членов профсоюзов,
то сегодня их насчитывается 17 или 18 миллионов. Су­
ществуют и другие причины этих перемен, в том числе
прост классового коллаборационизма, но вышеназван­
ная причина является главной. И сегодня боссам не
менее прежнего хотелось бы наносить сокрушительные
удары по тред-юнионизму, но в связи с вышеизложен­
ными обстоятельствами у них теперь нет ни той вла­
сти, ни тех возможностей, чтобы поступать, как
раньше.
Поэтому мы можем прийти к выводу, что насилие
не является существенным свойством при определении
революционного процесса и что укоренившиеся пред­
ставления о тождественности насилия и революции
ложны. И мы заключаем, что традиционный взгляд,
возлагающий бремя ответственности за появление
строю» в Венгрии (в то время) был «несравненно более легким
н мирным», чем в России. Ленин говорил, что «это последнее об­
стоятельство особенно важно», что, поскольку сопротивление та­
ким изменениям будет большое и его придется усиленно преодо­
левать, все же в период перехода от капитализма к социализму
главное, «сущность», по выражению Ленина, «не в одном наси­
лии» и «не главным образом в насилии», но скорее в «организо­
ванности и дисциплинированности» рабочего класса, стремяще­
гося «отнять почву у всякой эксплуатации человека человеком»
(В. И. Д е н и и , Поли. собр. соч., т. 38, стр. 384—385).

102

насилия во время коренных общественных изме­
нений на сторонников таких изменений, также аб­
солютно ошибочен. Там, где насилие действительно
сопутствует революционному преобразованию, оно за­
рождается в недрах сил реакции и стимулируется ими
же, ибо это именно они стремятся потопить грядущее
в крови.
Можно с уверенностью сказать, что истинные ре­
волюционеры XX столетия не являются сторонниками
насилия и политики силы, они стоят за изменение
классовой общественно-экономической формации, ко­
торому всегда противоборствует организованное и си­
стематическое насилие со стороны приверженцев от­
жившего и преступного социального строя. Ярчайшим
примером последнего являются кишащие крысами
трущобные гетто «золотой Америки».
ДЕМОКРАТИЯ

Помимо вышеупомянутого стереотипа, отождеств­
ляющего революцию с насилием, так же широко рас­
пространен и тот, который противопоставляет рево­
люцию демократии. Можно часто слышать, что
проблеме перехода к новому общественному строю
свойственна альтернатива — путь демократический или
революционный, причем откровенно предполагается,
что эти два пути взаимоисключают друг друга. Пред­
ставление о том, что революция якобы противополож­
на демократии, содержит в себе и мнение, будто ре­
волюционный процесс в основном протекает конспи­
ративно.
Подобные мнения находятся в русле голливудских
представлений о революции и не имеют ничего обще­
го с действительностью. Каждому из нас приходилось
смотреть «кинобоевики», в которых подлый мятежник
требует, чтобы прелестная королева удовлетворила его
гнусные желания, ибо в противном случае он раздует
пожар революции, а если королева уступит, мятежник
обещает отменить революцию. Такие фильмы, конеч­
но, всегда начинаются с набранного в титрах мелким
шрифтом предуведомления, что всякое сходство меж103

ду тем, что зрители увидят на экране, и реальной
жизнью — чистая случайность. Действительно, как
инсценировка революционного процесса, эта тради­
ционная голливудская версия ничего общего с жизнью
не имеет. Если главный смысл демократии есть широ­
чайшее участие в ней народных масс (а на мой
взгляд, это именно так), то весь революционный про­
цесс и его кульминация вовсе не противоречат прин­
ципам демократии, но представляют собой их квинт­
эссенцию. А чем глубже природа революционного про­
цесса, тем он демократичнее, тем неуместнее станет
конспирация, тем скорее корни революционного про­
цесса приобретут народный характер и тем обязатель­
нее в него будет вовлечено преобладающее большин­
ство населения.
Антидемократична же именно контрреволюция, а
посему она-то и носит конспиративный характер. Контр­
революции чужды интересы широчайших народных
масс, она презрительно относится к массам, и, будучи
по своей природе элитарной и эксплуататорской, она
считает необходимым действовать тайком, путем на­
меренного обмана. Вот почему, мечтая отделить
западную территорию Соединенных Штатов от вновь
образовавшейся республики и создать свою соб­
ственную империю, Аарон Бэрр действовал при помо­
щи всего нескольких сообщников, запасался оружием
ν все надежды возлагал на тридцать сребреников,
присланных пилатами из Франции и Испании. Вот
почему генерал Франко, представляя наиболее реак­
ционные феодальные круги Испании, продался не­
мецким и итальянским фашистам и втайне подгото­
вил план насильственного свержения законно избран­
ного народного правительства, опираясь при до­
стижении своей цели не на испанские, а на наемные
войска.
Вот почему свержение правительств Мосаддыка β
Иране и Арбенса в Гватемале, чьи программы выра­
жали чаяния народа и пользовались его поддержкой,
было подготовлено Центральным разведывательным
управлением Соединенных Штатов. Эти факты пои­
стине антинародного, а потому тайного и конспира104

тивного изменения государственного правопорядка
(не говоря уже о его незаконности и нарушении госу­
дарственного суверенитета), являются примерами не
революции, а контрреволюции.
Обвинение в «заговоре», выдвигаемое господст­
вующим классом против революционного движения,
явно вдохновляется стремлением опорочить это дви­
жение и используется в качестве предлога для того,
чтобы поставить это движение вне закона и преследо­
вать его пропагандистов и приверженцев.
Обвинение в антидемократизме, выдвигаемое про­
тив революционеров в нашей стране, является дема­
гогическим использованием свойственной США давней
демократической традиции и влияния, оказываемого
этой традицией на многие миллионы моих соотечест­
венников.
Основная причина традиционного обвинения в за­
говорщической и антиправительственной деятельности,
на которое, как правило, навешивается ярлык «чуже­
земного влияния», выдвигаемого господствующим
классом, кроется обычно в его собственном классоворационалистическом объяснении своего господства.
Иными словами, эксплуататорские господствующие
классы всегда утверждают, будто система, которой
они правят, есть сплошная идиллия и ничто, кроме
преданности и удовлетворения, не присуще людям, ко­
торым посчастливилось жить при таком правлении.
Отсюда делается вывод, что, если начинается бур­
ное революционное движение, оно отражает не корен­
ные противоречия, антагонизмы и несправедливости,
заложенные в недрах старого общества, а, скорее,
гнусные махинации психически неполноценных инди­
видов или происки агентов какой-либо враждебной
иностранной державы. Таким образом, причины вол­
нений ищутся где угодно — в льстивых речах дьявола,
во влиянии небезызвестной Декларации независимо­
сти, или «Манифеста Коммунистической партии», или
Парижской Коммуны, или московского Кремля, или
издававшейся Гаррисоном в Бостоне аболиционист­
ской газетки «Либерейтор», или в антиамериканских
происках королевы Виктории, или «Протоколов сионЮ5

ских мудрецов», или баварских ясновидцев, — но ни
в коем случае не допускается, что причина коренится
в недрах общественной формации, которую данное
движение стремится ликвидировать. Ибо, будь дело
в этом, ставились бы под сомнение основные дог­
мы строя, права тех, кто при нем господствует, и
оправдывалось бы движение, направленное на ликви­
дацию этого строя.
Более того, подобный образ мыслей естествен для
эксплуататорских господствующих классов, поскольку
«врожденная элитарность» заставляет их с презрением
относиться к народным массам. Они смотрят на про­
стых людей как на отупевших от пьянства роботов
либо как на непослушных детей или сонных живот­
ных; они считают, что простые люди подвержены при­
падкам ярости, легко провоцируются на проявление
зверства и что другие способы выразить свои реаль­
ные нужды и стремления простым людям неподвласт­
ны К Так, с присущей теории элиты «отеческой за­
ботливостью» эксплуататорские классы убеждены,
что им лучше известно, в чем нуждается народ их
страны.
Разительным примером подобного отношения и
тенденций, усугубленных той разновидностью теории
элиты, которая называется расизмом, может служить
реакция американских рабовладельцев на проявления
недовольства среди рабов-негров. Когда бы такое не­
довольство ни возникало, рабовладельцы неизменно
уверяли, будто в этом виноваты прибывшие извне
агитаторы, то есть северные фанатики, мошенники, из
своих личных заблуждений или злонамеренных целей
побуждающие к бунту их рабов. Аболиционисты отвер­
гали это обвинение и настаивали на том, что причиной
волнений рабов является само рабовладение. Они
предложили драматическое доказательство этой своей
теории, убеждая рабовладельцев, что знают велико1
Здесь уместно будет привести отрывок из романа совре­
менного португальского писателя-антифашиста Аквилино Рибейро
сКогда воют волки». В эпизоде суда над политическими заклю­
ченными выступает прокурор: сКак того и ожидали, он предстал
перед судом со своими обычными доводами (этими классиче-

105

Лепное и долгодействующее целебное средство против
восстаний рабов, которое, однако, если его не приме­
нить, становится в то же время залогом продолжения
волнений.
Если вы хотите ликвидировать бунты рабов, гово­
рили аболиционисты, ликвидируйте само рабовладе­
ние. Если рабов освободить в понедельник, то уже во
вторник начнется эпоха, в которую с восстаниями ра­
бов будет покончено навсегда. Однако, если рабов не
освободить, то, несмотря на любые превентивные ме­
ры, восстания будут продолжаться.
Именно эту мысль и внушал во времена американ­
ской революции (которая, казалось, и сама была хо­
рошим уроком) Континентальному конгрессу Бенд­
жамин Франклин в ходе обсуждения налоговой
политики. После его речи депутат от Мэриленда за­
метил, что он не видит необходимости делать различие
между разными формами собственности, когда речь
заходит об обложении их налогом, и поэтому полага­
ет, что принцип налогообложения владельцев рабов
не должен разниться от принципа налогообложения
владельцев овец. Тогда Бенджамин Франклин, отме­
тив, что, поскольку мэрилендцу не удалось увидеть
разницы между такими формами собственности, как
рабы и овцы, спросил его, не может ли он указать
хотя бы на одно восстание овец. Если бы человеческое
существо только и делало, что жевало, испражнялось,
давало потомство, а после смерти его мясо можно было
бы вялить, то, конечно, никаких восстаний рабов и в
помине бы не было, как не было никогда восстаний
овец. Ведь именно способность думать, тосковать,
скими аргументами дискреционной власти), а именно с презумп­
цией, будто всякое народное волнение, или, применяя юридиче­
скую терминологию, «коллективное неповиновение», испытывает
тайное влияние, то есть влияние коммунистических агитаторов.
Он отказывался признать и даже не мог допустить возможности
того, что восстание народных масс может начаться стихийно,
из-за того, что они почувствовали, что им самим и их интересам
грозит опасность. Все это следовало представить плодами дея­
тельности какой-то нелегальной организации, стремившейся на·
рушить покой, счастье, мир и изобилие португальского Эльдо­
радо». (Macmillan, N. Y., 1963, p. 186.)
107

мечтать, планировать, сравнивать, испытывать недо­
вольство и предвидеть ликвидацию его причин, именно
великое стремление к тому, чтобы жизнь стала лучше,
чем она была у нас и у наших детей, — именно это и
является отличительным свойством существ, принад­
лежащих к человеческому роду. Это и есть главная
движущая сила истории, поскольку только антагониз­
мы и противоречия, возникавшие в недрах всех до сих
пор существовавших эксплуататорских обществ, при­
водили в основном к развязыванию революционного
процесса, который в прошлом существовал, развивал­
ся и побеждал, несмотря ни на что К
Понятие демократии рождено революцией, и не
последнюю роль в этом смысле сыграла наша амери­
канская революция. В XVIII столетии американское
слово «конгресс» звучало во всех дворцах мира и
оказывало такое же влияние, какое в XX столетии
возымело русское слово «советы», раздававшееся во
всех особняках мира. А слово «гражданин» означало
ту же приверженность вопросу народовластия, как и
слово «товарищ» сегодня.
В наши дни, когда полнейшее осуществление на­
родного управления во всех аспектах стоит на повест­
ке дня истории, особенно ясна демократическая и
антиконспиративная природа революционного процес­
са. Поэтому Энгельс еще в марте 1895 года смог на­
писать во «Введении» к работе Маркса «Классо­
вая борьба во Франции с 1848 по 1850 г.»: «Прошло
время внезапных нападений, революций, совершаемых
немногочисленным сознательным меньшинством, стоя­
щим во главе бессознательных масс. Там, где дело
идет о полном преобразовании общественного строя,
массы сами должны принимать в этом участие, сами
должны понимать, за что идет борьба, за что они
1
Отметим, что в «Святом семействе» (1845), объясняя бунт
пролетариата против эксплуататорского общества, Маркс говорил
о «возмущении», «которое в этом классе необходимо вызывается
противоречием между его человеческой природой и его жизнен­
ным положением, являющимся откровенным, решительным и все­
объемлющим отрицанием этой самой природы» (К. M а ρ к с и
Ф. Э н г е л ьс, Соч., т, 2, стр. 39).

108

проливают кровь и жертвуют жизнью. Этому научила
нас история последних пятидесяти лет» К
И, мне думается, отрезок истории со времен напи­
сания Энгельсом этих слов в дальнейшем лишь под­
твердил их истинность.
Подведем итог. Революционный процесс был са­
мым демократическим из всех исторических движений
прошлого, а нынче, в современную эпоху, эпоху пере­
хода от капитализма к социализму, революционный
процесс также остается полностью демократическим и
в своей вдохновляющей идее, 2 организации, в своих
целях и формах их достижения .

1
2

К. М а р к с и Ф. Э н г е л ь с , Соч., т. 22, стр. 544.
Приведем, например, высказывание Ленина, аналогичных
которому в его трудах можно найти множество. В своем «При­
вете итальянским, французским и немецким коммунистам», напи­
санном 10 октября 1919 года, Ленин говорил: «Пролетариат пре­
красно знает, что для успеха его революции, для успешного свер­
жения буржуазии безусловно
необходимо
сочувствие
большинства трудящихся (а следовательно, и большинства насе­
ления)» (В. И. Л е н и н , Поли. собр. соч., т. 39, стр. 219),

7. О «ДОРОГОЙ ЦЕНЕ» РЕВОЛЮЦИИ
Широко распространено мнение, будто революция,
принося с собой возможность значительных измене­
ний, достигает этого ценой человеческих страданий и
что эти издержки обходятся слишком дорого. В наши
дни можно услышать заявления следующего содержа­
ния: хотя революции привели к неоспоримым успе­
хам, они были осуществлены ценой чрезмерных му­
чений.
В связи с этим мне хотелось бы предложить для
рассмотрения несколько пунктов.
КАК ОПРЕДЕЛЯЮТ сЦЕНУ»

Во-первых, как правило, те, кто сокрушается по
поводу якобы чрезмерной цены революции, принимают
на веру подсчет цены, обвинения и сообщения, исхо­
дящие от врагов революции. Так, после десятилетий
дезинформации относительно революции в России
американский народ с чувством удивления увидел, как
Советский Союз выстоял против предводительствуе­
мых Гитлером объединенных сил всей Европы, оста­
новил их и в конце концов погнал назад, туда, откуда
они пришли, и еще дальше, располагая при этом не
столь уж существенной помощью извне. И снова, на­
чиная с 1957 года и первого спутника, общее чувство
удивления охватывает огромные слои населения США,
когда у них на глазах демонстрируются грандиозные
технические достижения, несомненно отражающие вы­
сокий уровень образования, науки, техники и промыш110

ленного развития в Советском Союзе, что оказалось
в вопиющем противоречии с преподносившейся амери­
канцам картиной отсталого, нищего, замученного и
невежественного народа.
Впрочем, возвратившись из СССР, такие люди, как
миссис Рузвельт и Эдлай Стивенсон, обеспокоенные
царившим в США крайним неведением и дезинформа­
цией относительно этой страны, заявили, что попыта­
ются дать нечто вроде объективного репортажа, от­
ражающего действительное положение вещей. Говоря
об этом, мистер Стивенсон приоткрыл завесу над при­
чиной такой дезинформации. Он отметил, что трудно
рассказывать правду о поразительных успехах в си­
стеме образования, о достижениях науки и производ­
ства в СССР, не прослыв сторонником социализма!
Что же касается китайской революции, то абсурд­
ное утверждение наших правителей, будто эта страна
может существовать лишь в том случае, если ее при­
знает правительство США, привело к почти полному
отсутствию достоверных сведений из первых рук, а га­
зета «Нью-Йорк тайме» до сего дня еще не знает, что
правильное название столицы Китайской Народной
Республики — Пекин, а не Бейпин!
Люди, твердящие о «слишком дорогой цене» про­
гресса, к которому может привести революция, по су­
ти, опираются на заведомо недостоверные и фальси­
фицированные сведения о революциях, и от этого за­
висят их оценки, что явно не лезет ни в какие ворота.
ЦЕНА ДОСТИЖЕНИЯ СТАТУС-КВО

Во-вторых, те, кто сокрушается по поводу дорогой
цены революции, подразумевают при этом, что цена
достижения статус-кво была незначительной. Мы по­
лагаем, что такая точка зрения требует пересмотра.
В современном мире существует два главных типа
революционного движения (часто они взаимосвяза­
ны) — за национальное освобождение и за социализм.
Оба движения стремятся к ликвидации империализ­
ма. Но определялась ли когда-либо цена становления
вышеупомянутого империализма?
Ш

Разве торговля неграми в Африке и обращение их
з рабство не связаны со становлением и развитем ка­
питализма? Разве с этим же не связана политика ге­
ноцида, проводившаяся по отношению к коренному
населению двух Америк и Азии? Разве длившееся сто­
летиями истязание Индии не связано со становлением
британского капитализма и империализма? Разве под­
готовка и ведение войн на протяжении нескольких
столетий не были для капитализма самым выгодным
бизнесом? Разве не факт, что исторические обстоя­
тельства, о которых я только что упомянул, стоили
жизни на протяжении тех же четырех столетий сотням
миллионов людей? Разве трудно привести целый ряд
других столь же присущих периоду становления капи­
тализма и характерных для колониализма и империа­
лизма примеров исторических обстоятельств, стоивших
жизни и приносивших ужасные страдания еще мно­
гим и многим миллионам мужчин, женщин и детей?
ЦЕНА СТАТУС-КВО

В-третьих, не находите ли вы, что при сетованиях
на серьезные издержки революции одновременно пред­
полагается, будто статус-кво существует ценой совсем
незначительных человеческих страданий? Но справед­
ливо ли это убеждение? Помнят ли о подлинной сущ­
ности ликвидированного статус-кво те, кто сожалеет
ό «максимальных издержках» революции? 1
1
Тут хотелось бы привести высказывание бразильского уче­
ного Элио Жагрибе, который теперь является профессором в
Стэнфорде: «Несмотря на усилия антикоммунистической пропа­
ганды и осознание того, что переход на путь коммунистического
развития обойдется недешево, в странах Латинской Америки все
более и более широкие слои населения начинают постепенно при­
ходить к выводу, что этот образец по крайней мере обеспечивает
надежную перспективу прогресса, тогда как любая другая аль­
тернатива оказывается несостоятельной. Более того, люди начи­
нают понимать, что самая максимальная цена развития все же
ниже, чем цена, уплачиваемая за отсутствие всякого развития».
В очерке «Марксизм и развитие Латинской Америки» из сбор­
ника под редакцией Н. Лобковича «Marx and Western World»,
стр. 245 (курсив мой.— Г. Л·).

m.

Никто не опровергал измышлений сторонников
«дорогой цены» революции решительнее, чем Марк
Твен, вложивший эти вдохновенные идеи в уста своего
янки из Коннектикута:
«Казалось, будто я читаю о Франции и о францу­
зах до их навеки памятной и благословенной револю­
ции, которая одной кровавой волной смыла тысяче­
летие подобных мерзостей и взыскала древний долг —
полкапли крови за каждую бочку ее, выжатую мед­
ленными пытками из народа в течение тысячелетия
неправды, позора и мук, каких не сыскать и в аду.
Нужно помнить и не забывать, что было два «царства
террора»: во время одного убийства совершались в
горячке страстей, во время другого — хладнокровно и
обдуманно; одно длилось несколько месяцев, дру­
гое— тысячу лет; одно стоило жизни десятку тысяч
человек, другое — сотне миллионов.
Но нас почему-то ужасает первый, наименьший,
так сказать минутный, террор, а между тем что такое
ужас мгновенной смерти под топором по сравнению с
медленным умиранием в течение всей жизни от голо­
да, холода, оскорблений, жестокости и сердечной муки?
Что такое мгновенная смерть от молнии по сравнению
с медленной смертью на костре? Все жертвы того крас­
ного террора, по поводу которых нас так усердно учи­
ли проливать слезы и ужасаться, могли бы поместить­
ся на одном городском кладбище; но вся Франция не
могла бы вместить жертв того древнего и подлинного
террора, несказанно более горького и страшного; од­
нако никто никогда не учил нас понимать весь ужас
его и трепетать от жалости к его жертвам» К
ЦЕНА сУМЕРЕННОСТИ»

В-четвертых, разве к сетованиям относительно це­
ны революции не примешивается мысль, что если и
необходимы некие преобразования статус-кво (коль
скоро такая необходимость признается), то осуществ­
лять их можно постепенно, умеренно, так сказать, без
всякого шума? Но если речь идет о действительно ко1

8

М а р к Т в е н , Сочинения в 12-ти томах, т. 6, стр. 384, 385.
Зак. 630

из

ренных изменениях, то в этом случае политика рефор­
мизма, постепенности и так называемой умеренности
есть политика молчаливого соглашательства с господ­
ствующим строем. Разве в прошлом коренных преоб­
разований добивались при помощи политики умерен­
ности? Разве таким путем, к примеру, были образо­
ваны Соединенные Штаты? Разве таким способом
ликвидировались в мире феодальные привилегии?
Разве так в нашей стране было стерто с лица земли
кабальное рабство (chattel slavery)?
Сторонники политики умеренности в вопросе рабо­
владения имелись в Соединенных Штатах, но, конеч­
но, их не было среди самих рабов. Нетрудно кричать
об умеренности, когда на Голгофу ведут не тебя, а
кого-то другого, и особенно если чужие страдания
обеспечивают тебе освященные законом огромные
имущественные права. Но в то время подобная так­
тика никуда не годилась, поскольку она демонстриро­
вала полное непонимание природы рабовладения, тот
факт, что это последнее олицетворяло сумму в не­
сколько миллиардов долларов, что класс, владевший
правом собственности на рабов, сосредоточил на этом
основании в своих руках огромную политическую власть
и что для отмены рабства эту власть следовало
ликвидировать, а не «умерить». Возьми в нашей стра­
не верх сторонники политики умеренности, мы и по
сей день дебатировали бы вопрос о рабовладении, об­
суждая, мудро ли поступим, если в 2612 году издадим
закон о постепенном освобождении рабов, который,
возможно, возымеет эффект к 3200 году нашей эры.
И пока мы все терпеливо разговаривали, обдумывали
и взвешивали, миллионам негров пришлось бы, конеч­
но, по-прежнему оставаться рабами.
Кроме всего прочего, согласно умеренному подхо­
ду, статус-кво рассматривается как нечто статичное,
хотя социальный организм (именно потому, что он
организм) может пребывать в любом, но только не
в статичном состоянии. Социальный организм изме­
няем, причем процесс изменений может быть либо
прогрессивным, либо регрессивным. Общество не тер­
пит лишь одного — статичности. Тактика умерешю114

сти — игнорировать стремление господствующего клас­
са получать все больше и больше выгод из своего гос­
подства и попытки как можно надежнее увековечить
это господство. Суть же дела состоит в том, что так­
тика умеренности не может уберечь эксплуататорский
общественный строй от регрессивного движения, не
говоря уже о том, чтобы обеспечить хоть сколько-ни­
будь существенный и значительный прогресс.
Более того, приемля в принципе статус-кво, сто­
ронники умеренности, или реформизма, стремятся ока­
заться в стороне от всякой борьбы народных масс, от
всякого серьезного массового движения людей, направ­
ленного на смену общественной формации. Но, по
моему глубокому убеждению, прошлая история пока­
зывает, что господствующие классы сами ничего не
дают, и это касается не только таких коренных проб­
лем, как ликвидация рабовладения, это относится и
к таким менее важным вопросам, как право объеди­
няться в профессиональные союзы, движение феми­
нисток или обеспечение пособий по безработице. Эти
успехи были добыты в результате упорной длительной
борьбы масс, и, чтобы закрепить их и приумножить,
требуется постоянная бдительность, борьба масс так­
же и после их достижения.
Мы выступаем здесь не против реформ, а против
реформизма, ибо реформы являются промежуточны­
ми станциямина пути решающего общественного
прогресса, а реформизм есть тактика увиливания от
прогрессивного развития общества. Конечно, главные
усилия социальной борьбы, опирающейся на достиже­
ния борьбы повседневной, сосредоточиваются в ос­
новном на насущных вопросах, имеющих непосредст­
венное значение для огромного большинства народа.
Успехи, достигнутые в такой борьбе, подготавливают
почву для последующих и часто более важных завое­
ваний. Процесс достижения таких успехов есть, да­
лее, процесс организации и воспитания участвующих
в нем масс, объяснения им их собственной мощи и
природы сил, им противоборствующих; таковы неот­
торжимые элементы, обеспечивающие возможность
достижения решающего общественного прогресса.

ь*

115

ЦЕНА ПРОГРЕССА

В-пятых, доказывая глубокую ошибочность теорий
о серьезных издержках революции, мы вовсе не стре­
мились представить дело так, будто революция обхо­
дится без жертв. Конечно, это не так, ибо такое ре­
шительное, длительное и радикальное развитие, кото­
рое совершается в процессе революции, обходится
недешево. При этом будут и человеческие трагедии и
страдания, причем некоторые из них неизбежны, а
часть является результатом недостатков, ошибок и
заблуждений.
Великие дела не свершаются легко и не обходятся
без издержек1. Но революционные движения олицет­
воряют глубокие человеческие потребности и форми­
руют непреоборимые социально-политические силы.
Они коренятся в проистекающих из статус-кво невы­
носимых условиях существования, порождающих то
самое пробуждение масс и их активность, без кото­
рых революция не только не сумеет победить, но вряд
ли может начаться. Исходящий из высшего назначе­
ния человеческого существования — облагораживания
человеческой жизни — реалистический анализ с исто­
рической точки зрения показывает, по моему мнению,
что революционный процесс вовсе не искупается
многочисленными жертвами, а, напротив, скорее яв­
ляется струей свежего воздуха, силой, движущей впе­
ред весь человеческий род.

1
В отличие от своих весьма суровых оценок социалистиче­
ских революций XX столетия историки-немарксисты, как правило,
обычно очень деликатно и, так сказать, «объективно» судят о ре­
волюциях более раннего периода. Типичен в этом смысле отрывок
из статьи о Кромвеле в Колумбийской энциклопедии (2-е изда­
ние, 1950 г.): «Его военный талант и сильная воля признаются
всеми. Он решил задачу сохранения в силе завоеваний граждан­
ской войны и сплочения конфликтовавших между собой группи­
ровок в партии пуритан практически единственно возможным пу­
тем. Это были жесткость, насилие и нетерпимость, очевидно, лич­
но Кромвелю не свойственные» (стр. 483),

8. НЕСОЦИАЛИСТИЧЕСКИЕ
И СОЦИАЛИСТИЧЕСКИЕ РЕВОЛЮЦИИ
ЭКСПРОПРИАЦИЯ ЧАСТНОЙ СОБСТВЕННОСТИ

Каковы же различия между революциями социа­
листическими и несоциалистическими?
Во времена революционных бурь, потрясавших
историю человечества до появления социализма, во
времена перехода от рабовладения к крепостническо­
му землевладению, а от последнего к наемному труду,
частнокапиталистической собственности и интенсив­
ному развитию промышленности в Западной Европе
и северном полушарии Нового Света, оставалось одно
общее для всех этих формаций — рабовладельческой,
феодальной и капиталистической — свойство: средства
производства пребывали в частной собственности у
незначительного меньшинства. При других типах ре­
волюционного преобразования, особенно связанных с
антиколониальным и национально-освободительным
движением (например, образование Соединенных Шта­
тов или наций в Латинской Америке), даже при ко­
ренных политических, экономических и социальных
изменениях опять-таки неизменным оставалось одно:
частная собственность на средства производства.
Именно переход к социалистическому способу про­
изводства, который не мог быть осуществлен во все
прошлые революционные эпохи, и является характер­
ной чертой социалистической революции. В этом слу­
чае, при переходе от капитализма к социализму, про­
исходят коренные качественные преобразования,
117

глубокое отличие которых от изменений, происходя­
щих при переходе от феодализма к капитализму или
от рабовладения к феодализму, заключается в том,
что тут навсегда уничтожается эксплуатация человека
человеком.
Факт остается фактом — несмотря на все значи­
тельные изменения, происходившие на протяжении
тысячелетней досоциалистической истории, оставалась
незыблемой частная собственность на средства про­
изводства. Окончательное и решающее средоточие
экономической и политической власти в руках иму­
щего класса (или классов) делало главной функцией
управления сохранение таких отношений собственно­
сти. Постоянным также было отождествление способ­
ностей с благосостоянием, права собственности с
самой собственностью, права владения с самим вла­
дельцем, богатства с добропорядочностью, а бед­
ные всегда считались неспособными и ничтож­
ными, невежество же мнилось постоянным спутником
нищеты.
Это означало также, что во времена всех преды­
дущих революций возможна была та или иная форма
приспособленчества, что и практиковалось в отноше­
ниях между имущими классами, обретшими всю пол­
ноту власти, и такими же имущими классами, но от­
торгнутыми от власти. То есть, к примеру, с ликвида­
цией рабства рабовладельцы обычно превращались,
как это случилось в Соединенных Штатах, в класс круп­
ных землевладельцев, сохраняя при этом всю
власть и престиж. Во время таких революций ком­
промисс становился правилом, поскольку после
закрепления новой власти устанавливался союз с
прежними правителями, оказавшимися теперь и в
подчиненном, но почетном и уважаемом положении,—
союз, зиждившийся на основе общей оппозиции к не­
имущим.
Далее, во время свершения несоциалистических
революций уже существует развивающийся строй, ко­
торый должен прийти на смену отжившему; успешное
же осуществление революции означает, что новый
строй созрел до такой степени, что уже может отоб118

рать у старого класса его господствующее положение.
То есть капиталистический строй существует еще до
ликвидации феодализма, но наступает такая фаза
развития, когда он уже в силах справиться с феода­
лизмом. Это не значит, однако, что молодой револю­
ционный класс, буржуазия, возник только что; его су­
ществование означает, что капитализм уже появился
и функционирует.
Достигая такой фазы развития, когда феодаль­
ные ограничения кажутся уже невыносимыми, капи­
тализм (в случае, если он обладает политической и
организационной силой, способной произвести насиль­
ственное преобразование общества) осуществляет пе­
реворот. Такое изменение и приход буржуазии к по­
литическому господству лишь утверждают уже суще­
ствующий новый общественный строй, а именно
капитализм. Но теперь, после своей победы, буржуа­
зия использует государство в собственных интересах,
в интересах своего дальнейшего роста и развития. При
этом обычно она допускает пережитки феодализма и
приветствует продолжение рода в аристократических
семьях. Позднее, приобретя всемирный размах и осо­
бенно приближаясь к своему концу и очутившись ли­
цом к лицу с противоборствующим ему социализмом,
капитализм уже активно поддерживает элементы фео­
дализма вне рамок своей системы и даже пытается
возродить в своих же рамках некоторые феодальные
ценности.
Социалистическая же революция отлична во всех
этих отношениях. В смысле отстранения буржуазии
от политической власти и взятия ее рабочим классом
и его союзниками социалистическая революция совер­
шается до прихода социализма. Буржуазия отбирает
у феодалов государственную власть, чтобы дальше
развивать уже существующий капитализм; пролета­
риат же лишает буржуазию государственной власти
и использует последнюю, чтобы начать построение со­
циализма.
Конечно, и во времена буржуазных и социалисти­
ческих революций революционные классы возникают
задолго до осуществления революции! они ее возглав119

ляют. Но при социалистической революции, взяв в
свои руки государственную власть, трудящиеся мас­
сы должны начинать преобразование характера и при­
роды общественно-экономического уклада на голом
месте. Можно глубже осознать значение этого отли­
чия, если вспомнить, что социалистическая революция
ставит своей задачей более глубокое преобразование,
чем любая предшествующая революция. Социалисти­
ческая революция впервые ведет к уничтожению ча­
стной собственности на средства производства, она
впервые ведет к построению такого общества, актив­
ными элементами экономики которого не будут
стяжательство и личное возвеличение; последние при
социализме считаются, напротив, пагубными.
В дальнейшем потребуются более серьезные свер­
шения и их должен будет осуществить класс, которо­
му не довелось приобрести навыков и знаний в сфе­
ре управления и руководства. При переходе от фео­
дализма к капитализму и после победы последнего
у буржуазии уже имеется опыт экономического и
политического руководства и администрирования, то
есть окончательно взяв государственную власть в свои
руки, капиталисты уже имеют опыт участия в госу­
дарственных делах. Они обладают достаточной куль­
турой и образованием, прошли хорошую техническую
подготовку и поэтому представляют собой многочис­
ленный отряд квалифицированных людей, которые
при новом общественном строе могут стать руково­
дителями, дипломатами, экономистами, директорами,
учителями, государственными деятелями.
Но трудящиеся массы, захватив государственную
власть и приступая к коренному преобразованию об­
щественно-экономического уклада, должны делать это,
не будучи приучены во время господства предшест­
вующего общественного строя к ведущим постам на
высших руководящих уровнях. А поскольку это есть
коренное изменение, сотрудничество с вытесненным
классом не представляется возможным 1.
1

Во всех трудах Ленина послереволюционного периода вид­
на озабоченность вопросами управления новым государством,
120-

Общенародный характер государственной власти
и грандиозные задачи, стоящие перед государством
во время осуществления социалистической революции,
делают учение о преобразовании природы государства
главной составной частью марксистской политической
теории. В связи с чрезвычайными трудностями, воз­
никающими при подготовке в таких беспрецедентных
условиях преданных и квалифицированных руководя­
щих кадров, способных к выполнению совершенно но­
вых задач, марксизм специально заостряет внимамание на вопросах защиты революционного госу­
дарства.
Конечно, коренное различие между социалистиче­
ской и несоциалистической революциями состоит в их
отношении к частной собственности на средства про­
изводства. Первая — ликвидирует такую собствен­
ность, вторая — изменяет характер этой собственно­
сти, но оставляет в силе основной принцип; именно
частная собственность на средства производства опре­
деляет характер всех остальных сторон данного об­
щественного строя.
подбора руководящих кадров, преодоления бюрократического на·
следия прошлого, развития принципа личной заинтересованности.
Все это сохраняет свое значение. Вот несколько примеров. «Бю­
рократизм и волокита... Проверяй всю свою работу, дабы слова
не остались словами, практическими
успехами хозяйствен­
ного строительства» («План доклада на II Всероссийском съезде
политпросветов», октябрь 1921 года; В. И. Л е н и н , Поли. собр.
соч., т. 44, стр. 465); «Без личной заинтересованности ни черта
не выйдет. Надо суметь заинтересовать» (записка В. В. Аванесову от 15 октября 1921 года; т. 53, стр. 269); в записке
П. А. Богданову от 23 декабря 1921 года Ленин говорит о бес­
пощадной борьбе с бюрократизмом и наказании за него как
за преступление, поскольку «только так мы эту болезнь всерьез
вылечим» (т. 54, стр. 87); в письме Д. И. Курскому от 20 фев­
раля 1922 года говорится: «Мы переняли от царской России
самое плохое, бюрократизм и обломовщину, от чего мы бук­
вально задыхаемся» (т. 44, стр. 398); другое письмо — Н. Осинскому от 12 апреля 1922 года — является настоящим криком
души: «Чем больше углубляться будем в живую практику, от­
влекая внимание и свое и читателей от вонюче-канцелярского
и вонюче-интеллигентского московского (и совбуровского вообще)
воздуха, тем успешнее пойдет улучшение» (т. 54, стр. 237).

121

ЛУЧШЕЕ ОБЩЕСТВО

В отличие от прежних типов революций, социали­
стическая революция означает более высокий уровень
сознательности в борьбе за ее свершение, а также по­
литику постоянного планирования во имя упрочения
завоеваний революции и построения нового об­
щества.
Социалистическая революция порождает строй,
при котором изменение, развитие является непрелож­
ным законом и никогда не прекращается. В отличие
от предыдущих революций социалистическая револю­
ция не считает себя последней. Она закладывает ос­
новы для появления общественного строя, лишенного
классовых антагонизмов, разрешение которых было
до сих пор главной движущей силой. Взамен этого
при социализме возникает стремление к более полно­
му овладению силами природы, а также появляется
метод критики и самокритики. Эти силы при значи­
тельном техническом прогрессе обеспечивают переход
от социализма к коммунизму, причем различие между
социализмом и коммунизмом заключается в том, что
коммунизм обеспечит всеобщее материальное благо­
получие, всеобщее равенство, отменит существующие
при теперешнем типе государства его ограничитель­
ные функции.
Социалистическая революция впервые позволила
построить общество, которое принципиально не прием­
лет никаких теорий элиты — ни расовых, ни религи­
озных, ни меритократических. Принцип служения на­
роду победит тут принцип возвеличения, а отрицание
элитарности поможет развитию разнообразных да­
рований и талантов, причем признание подлинного
превосходства будет основываться на более значи­
тельном вкладе в общее дело и усиленном служении
народу, а не на большем количестве наград и власти.
Кроме того, в обществе, характеризующемся отсутст­
вием классового антагонизма и объявлением эксплуа­
тации вне закона, учение о роли руководителей, под
которым в буржуазной социологии подразумевались
обман и фальсификация, также изменится и станет
122

означать особенно выдающуюся деятельность и под­
линное руководство массами.
Отрицание теории элиты при социализме наиболее
ярко проявляется в принципиальной нетерпимости к
расизму, поставленному во всех социалистических
странах вне закона. Это означает не только принятие
законов и обязательных постановлений внутри обще­
ства, это помогает определить отношение социалисти­
ческих стран ко всей системе колониализма, которая
в идеологическом плане опирается на расизм.
Такие атрибуты капитализма, как колониализм и
расизм, по существу, означают создание паразитиче­
ских условий в метрополиях, благодаря которым
власть предержащие обеспечивают своему населению
относительно более высокий жизненный уровень и
(часто) предоставляют больше политических прав на
основе лишений и страданий народов, пребывающих
в колониальной зависимости. Весьма печальным про­
явлением этого является империалистическая полити­
ка торможения развития индустрии в колониальных
странах, понуждающая их народы становиться постав­
щиками сырья и потребителями готовой продукции,
причем в обоих случаях цены устанавливаются гос­
подствующей державой.
Социализм не только создает возможности для
быстрейшего роста промышленной продукции у себя
в стране и не допускает повторяющихся кризисов,
имманентно присущих эксплуататорским общественноэкономическим формациям, но у него нет причин
мешать развитию промышленного производства в дру­
гих частях света. Социалистические страны, напро­
тив, заинтересованы в скорейшем развитии экономи­
ческого потенциала во всем мире, поскольку это
совпадает с их собственными интересами.
Итак, социализм превосходит капитализм по на­
правлению и темпам развития производства, и тут
социалистический строй выдержал максимальное ис­
пытание. Дело в том, что на своей последней стадии
капитализм характеризуется в наше время заметным
спадом в уровне развития производства в ведущих
странах, а также тенденцией к сдерживанию темпов
123

развития производства в так называемой отсталой
части мира. Ведь «прогрессивный» характер экономи­
ки империалистических держав базировался главным
образом на отсталости остальной части мира.
Социалистическая революция вырвала из тисков
империализма громадные зоны этого отсталого мира
и за каких-то несколько десятков лет превратила эти
территории в настоящие индустриальные районы,
своим уровнем развития производства бросающие
вызов передовым капиталистическим державам. В то
же время социалистический лагерь проводит политику
активной помощи и тем странам, где еще не востор­
жествовал социализм, поддерживая их стремление к
развитию индустрии.
Поскольку свойственное капитализму противоре­
чие между общественным характером производства и
частной формой присвоения при социализме ликвиди­
руется, этому строю чужды периодические экономиче­
ские кризисы и прежде всего — ужас массовой безра­
ботицы. Опять-таки благодаря ликвидации этого
основного экономического противоречия и сопутст­
вующего ему стремления к получению прибыли социа­
лизм является таким общественным строем, для кото­
рого подготовка и ведение войн ни в коей мере не
могут быть одной из главных движущих сил. Если
экономику передовых капиталистических стран под­
держивают путем громадных ассигнований на произ­
водство средств уничтожения и такие затраты там
являются самым выгодным бизнесом, то при социа­
лизме подобные затраты попросту нецелесообразны.
Социалистическая экономика не только не зависит от
военных ассигнований, а напротив, последние ложатся
на нее тяжелым бременем.
Следовательно, социалистическому строю вообще
свойственно неумолимое, принципиально враждебное
отношение к такому явлению, как война (это отно­
шение возникло впервые в истории и им также харак­
теризуется коренное отличие социалистической рево­
люции от всех предшествовавших ей революционных
переворотов). По мере того как с совершенной оче­
видностью до сознания вес новых и новых миллионов
124

обитателей земного шара доходит тот факт, что сов­
ременная война будет чревата поистине катастрофи­
ческими последствиями и что один строй — капита­
лизм— в ней нуждается и ее готовит, а другой — со­
циализм— войну ненавидит и против нее борется,
все менее привлекательным становится первый и все
больше симпатий вызывает второй.
Отрицательное отношение социализма к элитизму
также означает, что впервые в истории возник строй,
действительно стремящийся к равномерности в раз­
витии человеческих знаний и культуры. Он требует,
чтобы величайшие общечеловеческие сокровища науки
и искусства стали достоянием всех людей, а не какойто горстки богачей и интеллигенции. Это, несомненно,
не только приведет к равномерному всеобщему поз­
нанию этих сокровищ, но и вызовет создание новых
шедевров в таких масштабах, о которых и мечтать не
смели при всех других общественно-экономических
формациях.
Истинное торжество народовластия станет возмож­
ным именно на основе этих достижений благодаря
всеобщему изобилию и миру, а это значит, что социа­
листическая революция действительно претворила в
жизнь идею подлинно народного управления, то есть
правления от имени и во имя народа.
Следует отметить, что все вышеупомянутые пре­
образования и успехи не приходят сразу, так сказать,
автоматически. Всего этого следует активно доби­
ваться путем планирования и организации, причем
достижение цели будет не только стоить многих уси­
лий, но и займет немало времени. Препятствовать же
достижению цели будут не только несоциалистические
системы, но и пережитки прошлого внутри систем со­
циалистических. Некоторые из этих пережитков имеют
многовековую давность, они восходят еще к докапи­
талистическим и дофеодальным временам. Назовем
лишь один из них — чувство мужского превосходства.
Сознательный характер социалистической револю­
ции и грандиозные задачи, стоящие при ее проведении
и закреплении ее завоеваний, требуют и политической
партии нового типа. Это партия единомышленников,
125

мужчин и женщин, руководствующаяся в своей
деятельности диалектическим материализмом; она бо­
рется против строя, культивирующего презрение к
человеку и насаждающего расизм и политику войн;
это партия, вдохновленная идеями и достижениями
социализма, чьей единственной целью стало претворе­
ние этих идей в жизнь.
Пока не созреют объективные и субъективные
предпосылки, невозможно коренное изменение всей
данной общественной системы, но это коренное изме­
нение нельзя ни совершить, ни закрепить, не имея
партии вышеупомянутого типа. Эту партию порож­
дает само коренное изменение, но она одновременно
сознательно ускоряет его темп и руководит им. Эта
партия не оставляет борьбу ни при каких условиях:
ее не останавливает ни вёдро, ни непогода, она про­
ходит через все испытания и заблуждения, познает
горечь поражений и радость победы.
Коммунистические партии в капиталистических
странах подвергались и подвергаются гонениям и
судебным преследованиям, они переживали внутрен­
ние измены и разложение, они даже, как птица Фе­
никс из пепла, возникали вновь после поголовного фи­
зического уничтожения своих членов. Такое упорство
свидетельствует о необходимости этих партий. Социа­
листическая революция — революция сознательная, и
поэтому ее вожди должны быть самоотверженными,
целеустремленными и принципиальными, каковыми
они и являются, и это рано или поздно приводит к
победе.
Трудности велики, но они лишь говорят о величии
конечного результата. Ибо ликвидация частной соб­
ственности на средства производства, завершение соз­
дания социалистического общества, когда сам рабочий
класс возглавляет построение антиэксплуататорского
строя, являются предпосылкой прихода самой гуман­
ной эпохи в истории человечества.

СОДЕРЖАНИЕ
В. В. Мшвениерадзе. Социалистическая революция — путь к
подлинной свободе и демократии

7

1. Свобода как историческая категория
Джон Мильтон
Томас Джефферсон
Джон Стюарт Милль
Демократия и классы

19
20
22
27
32

2. О природе свободы
Государство и политическая власть
О теории политической партии
Американский опыт
Территория и однородность населения

37
37
42
45
48

3. Буржуазные концепции свободы
Свобода как отсутствие ограничения
Свобода как чисто политическая категория
Неравенство и свобода
Стихийность
Индивидуализм
Элитизм

54
54
57
59
61
61
64

4. Марксистское понимание свободы
Государство и власть
Свобода политическая и экономическая
О равенстве
Теория индивидуализма
Марксизм и элитизм
О стихийности и плановости
Заключение
. · . *


68
69
70
72
74
77
78
127