Чудовища (СИ) [I Have No Skills] (fb2) читать онлайн

Чудовища

1

Начинался обычный день. Такой же обычный, как вчерашний и как позавчерашний; такой же обычный, как все, что были задолго до него, и как все, что еще только будут. В богами забытом городке, что именовался Бланвертом, по определению не происходило ничего хоть сколько-нибудь необычного, значимого, и каждый день здесь был как под копирку, донельзя банальный, тихий и серый. Среди некоторых жителей даже ходило поверье, якобы город издавна проклят какими-то древними колдунами и просто-напросто замер во времени.

Феликс, однако, в эту брехню никогда не верил. Всякие небылицы происходят только в книжках или сказках, думал он, а реальная жизнь, напротив, существует для того, чтобы быть максимально унылой и неинтересной. Нескончаемой череда однообразных недель, тянущаяся подобно потерявшей вкус жвачке — вот она вся суть штуки, которая называется «жизнью». Поэтому парень с нетерпением ждал летних каникул. Именно они должны были прервать привычный ход вещей и даровать свободу от серости, которая, казалось, уже поглотила его с головой. Терпеть оставалось всего ничего — какой-то месяц. И даже предстоящие итоговые тесты не могли испортить этого сладостного предвкушения.

Впрочем, конкретно в сегодняшнем утре поводов для радости было мало. Феликс все еще находился здесь, в плену унылых будней. Прямо сейчас он лениво чистил зубы и таращился на сонного патлатого двойника в зеркале. Ну и морда, подумал он, сплюнув пасту в раковину. Мерзкая прыщавая морда. Он хорошенько умыл ее, затем расчесал волосы, однако это, как ему показалось, не слишком улучшило его внешний вид.

Потом был завтрак с родителями. На кухне жужжал маленький пузатый телевизор с утренними новостями, за столом негромко говорили мать с отцом. Не обращая внимания на звуки вокруг, Феликс почти машинально жевал яичницу. Его настроение немножко приподнялось — очень уж он любил яичницу, особенно на завтрак, — но все равно этого было мало, чтобы исправить сегодняшнее утро.

Минуты на часах сменяли друг друга как будто бы с большой неохотой. Вдруг телевизор захлебнулся помехами и потух. Феликс так и замер с вилкой у приоткрытого рта. Родители тоже замолчали и повернули головы к почерневшему экрану, который ни с того ни с сего перестал изрыгать протухшие новости — то ли позавчерашние, то ли вообще еще с той недели.

— Кажется, он сломался, — заметила мама.

— Почему же сразу сломался? — ответил папа.

— Ну, когда техника сама собой выключается…

— Ты не поняла. Мой вопрос был из разряда «наполовину пуст или наполовину полон».

Мама покосилась на папу, слегка воздев бровь, а затем сказала:

— Просто посмотри, можно ли его включить обратно. А то как-то непривычно тихо стало.

Проверять отцу ничего не потребовалось. В следующую секунду телевизор самостоятельно включился, продолжив вещать как ни в чем не бывало.

— Похоже, теперь и включает он сам себя тоже, — равнодушно сказал отец и продолжил завтрак.

— Что это было? — спросила мама с такой интонацией, будто этот вопрос надо было задать, а не потому, что ее это удивило.

— Да черт его знает, — последовал такой же безразличный ответ. — Не все ли равно?

Феликс все же отмер и таки отправил кусок яичницы, безвольно повисший на вилке, в рот и принялся его жевать. Произошедшее было настолько из ряда вон и так поразило его своей внезапностью, что заставило моментально проснуться. Может быть, сегодняшний день принесет что-то интересное, пронеслась в голове обнадеживающая мысль. Может быть… Махом доев яичницу, он оделся, захватил портфель и пошагал в школу.

Путь его лежал через тропинку, что разрезала небольшой лесок по диагонали. Небо было до тошноты чистое, прямо-таки идеальное, без единой помехи в виде облачка. Дул, шелестя листьями, прохладный ветер, взбодривший парня еще больше и заставивший его руки покрыться мурашками.

Вскоре Феликс вышел из леса и оказался у асфальтированной дороги, по которой иногда проезжали машины. Через дорогу рядком стояли частные домишки, все практически неотличимые друг на друга, как близнецы, а за ними, чуть дальше, уже виднелась крыша школы. Видя, что машин нет, парень не стал дожидаться, когда загорится зеленый свет на светофоре, и торопливо перешел дорогу. Не успел он сделать и двух шагов в новом направлении, как сзади его окликнул знакомый голос.

— Эй, коротыш!

Он обернулся, остановившись, и увидел подругу (и по совместительству одноклассницу), стоявшую чуть неподалеку.

— Ха, отозвался! — просияла та, подходя к нему.

— И тебе доброго утра, Алиса, — приветствовал парень. Они пошагали в школу вместе.

— Доброе оно, ага. Кого ты обманываешь?

— Ты же знаешь, что так принято говорить. А уж доброе оно или нет, это дело десятое.

— Пожа-а-алуй, — девушка прикрыла зевок ладонью.

Курносая, с длинными волосами и карими глазами, худенькая и хрупкая, что тростинка, с бледными руками и лицом, как будто от какой-то болезни, Алиса, тем не менее, была на полтора сантиметра выше Феликса, что его, конечно же, немного раздражало. Не то чтобы у него был какой-то комплекс, но все же когда тебя обгоняет девушка, это не может не задевать гордость.

— Домашку сделала? — задал Феликс привычный вопрос, без которого не обходилось практически ни одно утро.

— Ну, сделала. Тебе дать списать?

— Заметь, ты сама предложила.

— Ага, я заметила. Ты же любопытствуешь всегда только с одной целью, поэтому я решила не тратить время на обиняки.

Алиса натянула на худосочные ручки рукава свитера. На улице было и вправду холодновато, несмотря на приближающееся лето, и это был тот редкий случай, когда Феликс спешил в школу.

— Думал о будущем, Феликс? — вдруг спросила подруга.

— С чего бы? — равнодушно спросил он.

— Ну, это то, про что нам постоянно твердят взрослые. Это же важно как бы. Ну, не как бы. Это действительно важно, — серьезно посмотрела она на него.

— Все как-нибудь образуется, — махнул свободной рукой Феликс.

— «Все как-нибудь образуется»! — повторила Алиса с важным лицом. — Да тебя хоть сейчас добавляй в цитатник великих мыслителей.

— Нет, серьезно, — взбудоражился Феликс, — как я могу понять, чего я хочу от будущего? Меня, если честно, все эти разговоры достали уже. Я ведь даже мира вне этого города не видел. Мы тут живем, как в клетке, окруженные горами да лесами. Ну да, живописно и все-такое, но что с того? У нас, блин, из города всего одна дорога, а до ближайшего соседнего поселения дофигаллион километров ехать.

— Всего-то сто.

— Сто! Это дыра, Алиса! И мы все застряли в ней… А меня всё спрашивают, куда я хочу идти дальше. Не знаю я!

— Ты разыгрываешь драму.

— Может быть немного.

— Очень даже много.

— Знаешь, что? Скорее всего, я просто сделаю так, как советуют родители. Вот и все мои размышления о будущем.

— И тебя это реально ни капелюшечки не волнует?

— Типа того.

Феликс думал весь год. И весь год до этого на самом деле тоже, однако так и не понял, чего хочет, не нашел цели, призвания — или как это называется. Поэтому в один момент он попросту… забил. Предпочел плыть по течению. Будь что будет — это, конечно, не то, чему учили его родители, но… какая разница.

Через минуту они с Алисой добрались до школы. Продолжая болтать о всякой всячине, они прошли через холл, в котором галдела мелкотня, и поднялись по лестнице на второй этаж. Нужная им дверь находилась в самом конце коридора; время начинало поджимать, так что они ускорили шаг.

В классе тоже было шумно, ученики болтали кто о чем, кто-то громче, кто-то тише. Учитель, усатый мужчина с лысиной на макушке, уже был здесь; он стоял перед своим столом и что-то искал в портфеле. Феликс и Алиса, здороваясь по пути с одноклассниками, подошли к парте у окна, за которой сидел их общий друг. Бегая глазами по страницам учебника, тот не заметил их появления. Алиса поспешила исправить это самым беспардонным из возможных способов.

— Жан, приветик! — тоненькой ручкой она умудрилась хлопнуть его по плечу так сильно, что Феликсу на мгновение показалось, что та надломилась, словно веточка.

— А-а! — дернулся Жан в испуге. Он оторвался от своего занятия и повернулся с хмурым лицом к друзьям: — Привет…

— Учишь?

— Как видишь, Алиса, — Жан поправил съехавшие чуть набок очки, за которыми виднелись серые, как у рыбы, глаза. — Я и так на нервах, еще ты тут…

— Перед смертью не надышишься, — усмехнулся Феликс.

Очки, что носил Жан, возможно, кого-то могли обмануть, однако он не был зубрилой. Даже близко. Нервный, постоянно себя накручивающий и что-то выдумывающий, он временами будто пребывал где-то в другом мире. В голове его жили какие-то особенные тараканы, которые не найдешь в прочих головах. Вдобавок к этому Жан был худющий, но зато и высоченный, что хоть потолки им подпирай. Феликс тихо завидовал ему в этом плане, иногда по-белому, иногда по-черному — в зависимости от настроения.

— У меня стойкое ощущение, что сегодня спросят меня, так что, ребята, пожалуйста, отстаньте и дайте сосредоточиться.

— Так, может, тебе просто нужно было выучить домашку, чтобы сейчас быть спокойным? — резонно спросила Алиса.

— Самая умная, что ли? — фыркнул Жан.

Выдать свою колкость в ответ Алиса уже не успела — прозвенел звонок. Они с Феликсом пожелали другу удачи и сели за свои парты. Учитель к тому времени уже закончил рыться в портфеле, поставил его на пол рядом со столом и, устремив глаза на список в журнале, стал проверять, все ли ученики на месте. Первой из троицы друзей очередь дошла до Жана.

— Арди Жан.

— Э… Здесь, — неуверенно ответил тот, слегка дрогнув голосом.

Еще спустя несколько фамилий и имен послышалось:

— Лайпс Алиса.

— Я здесь, — живенько взметнула она руку.

И, наконец, после недолгого ожидания настала очередь Феликса:

— Сорант Феликс.

— Здесь, — он лениво поднял руку.

С удовлетворенным видом учитель поставил последнюю отметку в журнале и начал урок. Он принялся монотонно рассказывать о скучнейших исторических событиях, отчего Феликс почти сразу выключил внимание и уставился на чуть дрожащие на ветру листья кедра, росшего за окном. Время словно замедлилось вдвое, шло медленно и как бы нехотя. Он все пытался чем-нибудь себя занять, то бесшумно стуча пальцами по парте, то рисуя ручкой узоры в тетради. Он взбудоражился ненадолго, когда Жана все-таки вызвали к доске, и тот не смог ничего внятно ответить, но затем его снова поглотила скука. Кое-как он дотерпел до звонка, и когда учитель дал добро, первым подскочил с места.

— Прими мои соболезнования, Жан, — с беззлобной усмешкой сказала Алиса, когда она и Феликс подошли к его парте.

— Я так и знал, — пробормотал тот хмуро, — я так и знал…

— Раз знал, почему не подготовился?

— Делать мне больше нечего, как учить этот дурацкий предмет, — Жан раздраженно захлопнул учебник.

— Ты так про все говоришь, — заметил Феликс.

— Да пофиг. Вы, кстати, видели? — резко сменил Жан тему. — Сегодня ночью… — он замялся.

— Что сегодня ночью? — полюбопытствовала Алиса.

— Хотя забейте, — передумал Жан.

— Нет, так нечестно, — возразила Алиса, — договаривай давай, раз уж начал!

— Да-да, — поддержал Феликс, — мне тоже интересно стало.

— Ну ладно, — вздохнул Жан. — Ночью я проснулся и пошел попить воды, но в окне вдруг увидел какой-то странный туман над лесом. Вы ничего такого не видели?

— Не-а.

— Не. Я спала как убитая.

— Так я и думал. Знаете, вроде туман туманом, а выглядел он как-то зловеще. И, не знаю, уж больно он был серебристым. — Жан нервно потер руки. — Не как обычный туман, а… даже не знаю.

— Да ладно тебе, — сказал Феликс, — как туман может выглядеть зловеще? Вечно ты всякой ерунды напридумываешь, а потом нервничаешь из-за этого и нервируешь всех вокруг.

— Ничего я не придумываю! — горячо возразил Жан. — Я точно помню, что это видел.

— Тебе приснилось.

— Не приснилось. Пятнышко тоже видел!

— Тебе приснилось, что Пятнышко тоже видел.

— Да ну тебя, — фыркнул Жан, обидевшись, — я говорю серьезно, а ты…

— Я верю тебе, — поспешила успокоить его Алиса, — но я ничего не видела.

— Ты пробовал спрашивать других? — добавил Феликс.

— Не, — слабо покачал Жан головой.

— Знаешь, — говорил Феликс, — я думаю, если бы что-то реально произошло, все бы уже знали об этом. Туман там какой-то подозрительный или еще что — слухи бы моментально разлетелись и все бы галдели сейчас об этом. Городишко-то у нас маленький.

— Но все идет своим чередом, — согласилась Алиса. — Тебе не стоит забивать этим голову, — заверила она. — Тем более, это всего лишь туман, что в нем может быть опасного?

— Наверное… — слабо покивал Жан. — Спасибо, ребят, мне стало поспокойнее.

С превеликим трудом Феликс дотерпел до конца учебного дня. Семь уроков ощущались как целая вечность, он не представлял даже, как ему удалось все это высидеть и не помереть со скуки. К счастью, теперь учеба была позади — по крайней мере, на сегодняшний день — и можно было наконец-то заняться тем, чем хочется.

Троица друзей решила немного прогуляться — благо погода выдалась хорошая, воздух успел прогреться и уже был не холодным, как рано утром, но приятно освежающим. Они дошли до небольшого стадиона, который располагался неподалеку от школы, и с удивлением обнаружили тишину и пустоту, хотя обычно к этому времени стадион оккупировала ребятня всех возрастов. «Все сегодня как-то немного не так», — невольно подметил Феликс.

Солнце припекало голову все безжалостнее, поэтому друзья, чтобы немного охладиться, присели в тени старого дуба, который находился здесь, наверно, еще с незапамятных времен. Вроде и города еще тогда не было — а вот дуб уже был.

— Хорошо-о, — довольно выдохнула Алиса, положив рюкзачок на колени. — Тихо и никто нас не трогает… Правда ведь хорошо, мальчики?

— Угу, — задумчиво отозвался Феликс. Жан предпочел промолчать.

— Вот бы этот момент длился вечно, — как-то мечтательно произнесла она.

— Нет уж, спасибо, — сардонически ответил Феликс. — Если этот момент не закончится, то и лето никогда не наступит, и мы так и останемся в школьном рабстве. Не-а. На фиг. Достало.

— Ну, если смотреть с такой стороны, то я с тобой в чем-то согласна…

— Временные петли еще никогда до добра не доводили, — заметил Жан. Он посмотрел на Алису, и его очки блеснули на солнце.

— Временные… че? — не понял Феликс.

— Петли, — повторил Жан. — Это когда какой-то временной отрезок закольцовывается, и ты его вынужден проживать раз за разом, без возможности выбраться. В фантастике частенько такое мелькает.

— В фантастике, значит?.. Ну, у нас тут точно не фантастика.

— Ага. И будь уверена, Алиса, даже хороший момент тебе рано или поздно осточертеет, если ты будешь постоянно его переживать, — сказал Жан, как будто предостерегая ее.

— А может, и нет? — как-то грустно ответила девушка. — Может, не надоест.

— Сомневаюсь, — сказал Феликс. — Сама подумай: одно и то же постоянно — с ума сойти можно.

— Дураки, — вдруг сказала она.

— Почему это? — удивился Феликс.

Алиса протяжно вздохнула.

— Я, наверно, забегаю слишком вперед, но это лето будет последним для нас троих. В следующем году нас ждут экзамены, а затем мы разъедемся кто куда. И неизвестно, когда мы снова увидимся и вообще увидимся ли. Неужели вас это совсем не волнует? Я хочу, чтобы у нас осталось как можно больше теплых воспоминаний на память. Таких вот моментов…

Феликс и вправду почувствовал себя дураком, но не нашелся, что сказать. Зато нашелся Жан:

— А так и будет. Сначала незаметно, но постепенно мы отдалимся друг от друга уже не только в прямом смысле и станем не друзьями… а кем-то другим. Так, старыми знакомыми, возможно, которые спрашивают про твою жизнь больше из вежливости, а не из желания взаправду узнать, как идет твоя жизнь.

— Из тебя так и прет оптимизм, — заметил Феликс.

— Ну спасибо, обнадежил, — фыркнула Алиса.

— Но ведь этого пока не произошло, верно? Все в наших руках, как говорится, — попытался извернуться Жан.

— Блин, лучше бы ты молчал, — сказал Феликс. — Это воспоминание теперь точно не войдет в нашу коллекцию.

— Я просто сказал как есть, — возразил Жан. — По статистике чаще всего оно так и происходит.

— Ну тебя и твою статистику, — цокнула языком Алиса.

Жан стыдливо замолчал, поняв, что наговорил того, о чем никто не просил его говорить. Он хотел выразиться совершенно иначе, подбодрить подругу, но в итоге все вышло так, как вышло. Он испортил всем настроение.

Потянул ветер, чуть встрепав их волосы. Зашептались листья над головой; вдалеке куковала кукушка.

— Я бы хотела остаться в Бланверте, — промолвила Алиса, смотря на одинокое облачко, медленно плывущее по небу. — Здесь все мои друзья и моя семья. Что мне делать в другом городе?

— Так останься, — предложил Феликс.

— Это не дело, — помотала головой девушка. — Здесь нет никаких перспектив.

— Какое страшное слово. «Перспективы», — с иронией повторил Феликс.

— Это я сама пришла к такому заключению, — резко ответила Алиса, нахмурив брови. — А не повторяю чьи-то слова, как некоторые.

— Я и не думал смеяться над тобой, — примиряюще сказал Феликс. — Извини, если задел.

— Ну, ладно… Тогда и ты извини.

— Да нет, ты, вообще-то, все правильно сказала. А на правду, как известно, не обижаются.

Снова повисло молчание. Они сидели еще какое-то время под деревом, наслаждаясь погодой, пока Алиса не сказала, что ей пора идти. «Да мне за сестрой приглядеть надо», — добавила она и, попрощавшись с друзьями, ушла. Следом, меньше чем через минуту, созрел Жан.

— Тоже пошел? — спросил Феликс.

— Ага, — поднялся Жан с земли. — Давай, завтра увидимся.

Так Феликс и остался один. Сам он уходить пока не спешил, чувствуя какую-то странную слабость во всем теле и полное нежелание шевелиться. Может, апатия, думал он, а может, еще что-то, фиг знает… В итоге он просидел так до самого вечера. В конце концов, бронзовый круг в небе, касающийся черепичных крыш, все-таки заставил его подняться, и парень поплелся домой.

Шагая по пустой граничащей с лесом улице (где они с Алисой встретились утром), Феликс вдруг заметил впереди чей-то силуэт. Силуэт пошатывался, ноги у него заплетались, шаги были неуверенные. Вне сомнений, это был Ланго, местная достопримечательность. Лохматый и унылый, как побитый пес, старик опять напился — что подтверждала вонь алкоголя, разившая даже с заметного расстояния — и бесцельно бродил по улицам.

Получасом позже, уже будучи дома и ужиная с родителями, парень привычно слушал их разговор, заключавшийся в обмене впечатлениями, которые подарил им очередной рабочий день. Впечатления, как правило, из раза в раз повторялись, отчего это было решительно невыносимо слушать, однако родители этого будто не замечали, продолжая месяцами и даже годами рассказывать практически одно и то же.

— А вы не слышали про туман над лесом, который был сегодня ночью? — в один момент прервал их Феликс.

Родители посмотрели на него с легким недоумением на лицах. На мгновение между ними повисла тишина — и только телевизор как обычно безостановочно болтал про какую-то чушь.

— Какое землетрясение? — спросил папа.

— У меня друг просто сказал, что видел какой-то подозрительный туман, — пожал Феликс плечами. — Вот поэтому и спрашиваю вас, вдруг вы что-то слышали.

Родители переглянулись.

— Я точно об этом ничего не знаю, — сказала мама.

— У меня тоже на работе никто этого не обсуждал, — сказал папа. — А что это был за друг? Уж не Жан ли?

— Ага, — подтвердил Феликс и, решив, что обсуждать больше нечего, переключился на еду, вонзив вилку в сардельку и откусив от нее знатный кусок.

— У нас в городе ничего не происходит, — напомнила мама. — Если бы этот «туман» стоил внимания, весь город сейчас бы стоял на ушах.

— Я так Жану и сказал, — кивнул Феликс.

— Ну, с тем, что у нас ничего не происходит, я бы поспорил на самом деле, — вдруг заявил папа, откинувшись на спинку стула и положив ладони на полный живот. — У нас тут как-то был пожар. Горел лес.

— А когда это было? — полюбопытствовал Феликс.

— Давно еще, — задумчиво ответил папа. — Году так в двадцать третьем.

— Прошлого века? — уголки маминых губ поползли вверх.

— Да этого, конечно. Не знала, что ли? Тысяча восемьсот двадцать третий. Хорошо тот год мы запомнили. Сорок лет назад это было. — Брови у отца взметнулись вверх, будто он что-то вспомнил: — А вот еще! Двадцать лет назад тут разлили топливо. Вся улица провоняла медузами, и даже поныне запах не выветрился.

— О, так вот почему там так пахнет… — вдруг осознал Феликс. — А я и не знал.

— Тоже мне событие, — изрекла мама, прожевав макароны.

— Потому-то его и запомнили, что других событий не было, — папа выпятил нижнюю губу. — Кстати, вот тебе еще один вариант в копилку, Феликс. Можно податься в энергетику. Ну, как тебе?

— Может быть, — равнодушно ответил парень, — я подумаю. Но что-то я не горю желанием выращивать этих скользких, вонючих и противных созданий.

— Не обязательно выращивать! Можно перерабатывать их в жидкость.

— Это еще противнее.

— Ну, сам решай, взрослый уже.

Закончив с ужином, Феликс отправился к себе в комнату. Он немного повалял дурака, лежа на кровати и тупо глядя в потолок, а затем все же взялся за домашку. Надолго его запала не хватило: он сделал только то, что было достаточно простым и не требовавшим много времени. Когда он закончил, стрелки на часах показывали полдесятого. Заканчивался очередной день. Завтра предстоял еще один такой же. И послезавтра. И послепослезавтра. Хоть вой волком на луну.

2

На следующее утро Феликс с удивлением обнаружил, что на занятия не пришел один из одноклассников — Ким, веселый паренек с черным ежиком на голове. Это, конечно, было немного необычно для серых будней, но все еще в пределах допустимой погрешности. Приболел наверно, подумал Феликс и забыл о нем. Однако на большой перемене Алиса завела неожиданный разговор.

— Вы не поверите, ребят! До меня дошел слух, что в городе пропал человек, — таинственно и почти шепотом, как будто опасаясь, что могут услышать другие, произнесла девушка. Она смотрела на друзей, ожидая их реакции, и тянула ананасовый сок через трубочку.

— Откуда такие новости? — скептически спросил Феликс.

— В магазине случайно услышала.

— А когда пропал? И кто этот человек? — оживился Жан.

Алиса дернула плечом, мол, без понятия.

— А ведь Кима, кстати, сегодня нет… — Жан мгновенно соединил одно с другим.

— Ты че, совсем с дуба рухнул? — усмехнулся Феликс. — С чего ты решил, что это он?

— Ну, он не пришел сегодня… так ведь? — Жан как-то нервно посмотрел на друга.

— И что с того? Существует дофигаллион причин, почему он не в школе. Почему из всего этого многообразия, — Феликс раскинул руками, как бы показывая размер этого «многообразия», — ты выбрал ту версию, где исчезнувшим человеком является он?

— Так если подумать… ты прав, — признал Жан. — Но ведь был еще какой-то туман вчера, — он снова посмотрела на Феликса, затем перевел взгляд на Алису, словно ища поддержки.

— Ни на что не намекаю… но видел его — и продолжаешь твердить — только ты, — заметила девушка.

— И сейчас ты опять себя накручиваешь на ровном месте, — добавил Феликс.

— Наверно… — все же согласился Жан.

— Зря я вообще заговорила об этом, — вздохнула Алиса. — Стоило догадаться, что ты, Жан, снова возьмешься за свое. Это ведь все не более чем слух. Я же сразу предупредила.

— Ну да… — потер Жан затылок.

— Даже если что-то по-настоящему случилось — во что я не верю, — я думаю, с этим человеком все будет хорошо. Сам подумай: ну что в нашем городе с ним может случиться? Здесь и теряться-то негде даже… — закончив говорить, Алиса хотела отпить новую порцию, но пакет сока отозвался шуршащей пустотой. Она поморщилась недовольно.

— Кстати, — вдруг вспомнил Феликс, — вчера вечером я видел, как старикан Ланго опять пьяный по улице шатался. Так может, он и потерялся?

— А-а, тогда все понятно, — сказала Алиса. — Это должно было случиться рано или поздно. Вот и вся мистика, — как бы подвела она итог разговору, сжала пустой пакет и точным броском отправила его в рядом стоящую урну.

М-да уж, подумал Феликс. Только в его голове промелькнула мысль, что в Бланверте в кои-то веки начинает происходить что-то любопытное, как вся загадка разрешилась за полминуты. Воистину, не город, а дыра… или как там говорит Жан? Временная петля? Точно, временная петля.

После школы парень по просьбе матери отправился купить продуктов. Быстро набрав нужное (он уже давно знал, что и на какой полке или в каком углу находится) и оплатив все это, он пошагал домой с распухшим пакетом. Параллельно Феликс думал о предстоящих тестах и так глубоко погрузился в мысли, что не сразу понял, что прошел мимо дома Кима. «А почему бы не проведать его?» — мелькнула идея, продиктованная банальным любопытством. Он развернулся и прошагал обратно, остановившись неподалеку от калитки.

Ким стоял на газончике перед домом и неотрывно глядел в одну точку. Взгляд у него был какой-то взволнованный, а вид — усталый и подавленный. Феликса он не замечал. Феликс хотел махнуть рукой однокласснику, что привлечь его внимание, но понял, что одна его рука занята пакетом, а другая — портфелем. Оставался только один вариант.

— Ким!

Тот вздрогнул и повернул голову.

— А, это ты… привет, — рассеяно поздоровался он.

— Привет-привет, ты какой-то помятый. Чего в школе не был?

— Да так… — нехотя ответил Ким, слабым движением руки проведя по колючкам на голове.

— Приболел, что ли?

— Да… нет, — медленно помотал головой Ким. Он, бывало, прогуливал школу, и все к этому давно привыкли, даже учителя, однако, похоже, сегодня для прогула у него была вполне уважительная причина. — Я здоров. Не беспокойся…

— Эй, чувак, с тобой точно все нормально? — прищурился Феликс. Он заметил синяки под глазами одноклассника.

— Тебе-то какое дело, что со мной? — начал раздражаться Ким.

— Это была всего лишь вежливость…

Ким перестал напоминать статую, быстро подошел к забору, который был ему по пояс, и уставился на Феликса угрюмо:

— За все то время, что мы учимся вместе, ты ни разу не спрашивал, как мои дела. Только «привет» да «пока» — вот и все наше общение. И тут вдруг нарисовался ни с того ни с сего!

— Да ты как-то не давал повода спрашивать. Ты ж весельчак тот еще. Поэтому твоя унылая рожа невольно натолкнула меня на вопрос.

Ким растерял запал.

— Я знаю…

— Слушай, — серьезно говорил Феликс, — это реально не мое дело. Если ты скажешь свалить — я свалю. Но видишь еще, в чем фига: я не забыл, как ты тогда прикрыл нас с Алисой. Если бы не ты, нас бы выкинули на фиг со школы за ту выходку. Ну, или не выкинули бы, но выговор бы нашим родителям конкретный сделали. Так что… э-э, я готов тебе помочь, вот че я хочу сказать.

— Даже не знаю, чем ты тут поможешь, — Ким уперся ладонями в забор и вздохнул. Он помолчал, кажется, раздумывая, а затем сказал: — Ты, наверно, уже слышал про пропавшего человека. Слышал, да? По взгляду вижу. Этот пропавший человек — мой старший брат.

Феликс почувствовал, как у него неприятно засосало под ложечкой. Так это все не шутки? То есть со стариком Ланго тоже была не шутка, но… блин…

— Он ушел за сигаретами вчера в четыре, но домой так и не вернулся, — проговорил Ким дрожащим голосом. — Мы искали его всю ночь, потом утро… Как сквозь землю провалился.

— Это паршиво, — только и мог сказать Феликс, все еще не веря, что это происходит взаправду. Он-то все жаловался, что в Бланверте ничего не происходит. Ну вот, пожалуйста, произошло. Только теперь он был совсем не рад этому.

— Паршиво, — подтвердил Ким. — Скоро снова пойдем искать… Если тебе от этого станет легче, присоединяйся тоже. Не думаю, что кто-то из моих будет против. Лишние глаза точно не помешают.

— Заметано, — с готовностью кивнул Феликс. — Только домой сбегаю — и вернусь!

— Ага, — равнодушно ответил Ким и побрел к дому.

Феликс хотел его как-нибудь ободрить, но, понимая, что на уме нет подходящих слов, промолчал и поспешил к себе домой. Там он быстро раскидал купленное по полкам холодильника и, больше не задерживаясь ни секунды, пошагал обратно.

Вернулся он как раз вовремя. У внешней стороны забора стояли четыре фигуры: Ким, его родители и молодой полицейский, который задавал какие-то вопросы. Рядом с ними, высунув язык, смирно стояла овчарка, полицейская собака, судя по всему. Ким, заметив подошедшего Феликса, отвлекся:

— Ты все-таки пришел, — его губы изогнулись в слабой улыбке: — Я думал, ты говорил… просто так. Ну, знаешь, как это бывает…

— Ты уж совсем плохо обо мне не думай.

Феликс перевел взгляд на полицейского. Высокий, широкоплечий, с крепкими ручищами и квадратным подбородком — прямо-таки образцовый коп, словно выращенный специально для своей работы. Его белоснежное лицо было Феликсу незнакомо. Определенно новенький; нет, конечно, есть вероятность, что этот коп просто раньше не попадался ему на глаза, но верилось в такой расклад слабо.

К слову, у полицейского были удивительные зеленые глаза, будто драгоценные камни. Линзы, что ли? От природы такие точно не бывают. Ну, разве что мутация какая… с генами там или еще чем. Карие глаза — это нормально, куда реже встречаются серые, и только у Генри Коута — общеизвестный факт — были голубые, из-за чего многие считали, что у него в роду затесались некие иностранные корни.

— Вот, держите, — полная женщина, мать Кима, протянула полицейскому пустую и чуть помятую коробочку от сигарет. — Боги, хоть бы это помогло… — проговорила она упавшим голосом.

Полицейский наклонился и дал овчарке обнюхать коробочку. После нескольких секунд она удовлетворенно фыркнула, уткнулась носом в землю и пошагала вперед по тротуару.

— Взяла след? — с надеждой спросила мать Кима.

Овчарка прошла несколько метров, а затем остановилась и обернулась, непонимающе глядя на ждущих непонятно чего людей. Полицейский, проигнорировав вопрос, последовал за собакой, а за ним — остальные. Только мать Кима осталась на месте. Она еще несколько секунд смотрела им вслед, а затем вернулась в дом.

Первый час или около того они мотались по улицам. Овчарка вела то туда, то сюда, как будто постоянно теряя след, но потом снова его находя. Феликс уже несколько раз пожалел о том, что навязался в помощники. Во-первых, помощи от него не было никакой, а во-вторых это ведь и вправду было не его дело, и из-за этого он чувствовал себя не в своей тарелке. Однако откалываться теперь от поисков было бы неправильно и невежливо. Отец Кима несколько раз бросал на него взгляд, будто тоже не понимал, что он тут делает, однако ничего не говорил. На самом деле никто сейчас ничего не говорил — между ними висела какая-то странная тишина. Словно каждый думал о своем — ну, по крайней мере, Феликс точно думал. Однако в один момент молчание все же было нарушено.

— Почему полицейские прислали только вас и эту псину? — раздраженно сказал Ким. — Это даже не поиски… это пародия на поиски! Разве не должно быть задействовано больше людей?

— Ким, — строго сказал его отец, — не надо. Ты как твоя мама — начинаешь паниковать раньше времени. Он уже так уходил однажды, никого не предупредив, когда был твоего возраста. Мы так же его искали. Пропал на два дня, но потом вернулся, цел и невредим. Вот теперь это повторяется снова.

— Он бы предупредил меня… я его знаю! С ним что-то случилось!

— Ким, хватит.

— Нет, не хватит! Я не понимаю, как ты можешь сохранять спокойствие в такой ситуации. Неужели тебе совсем плевать на него? И что, что он «бесполезный неудачник», как ты говоришь? Он все еще твой сын, как и я!

— Тише, — терпеливо сказал полицейский. — Вы сбиваете собаку.

К счастью, этого хватило, чтобы родственники замолчали. Феликс мысленно поблагодарил его за предотвращение семейной драмы. Слушать это было невыносимо.

Вскоре они вышли за город, и собака повела их в рядом растущий лес. На Феликса налетела голодная мошкара, и он проклял все на свете. Потом они стали подниматься на холм; люди, в отличие от собаки, поднимались медленнее, и поэтому она время от времени останавливалась, с энтузиазмом виляя хвостом, и подгоняла их сдержанным лаем.

Они блуждали по лесу еще с полчаса, лазая по кустам и чертыхаясь, пока, наконец, овчарка не вывела их на небольшую полянку, окруженную липами. К этому времени руки Феликса были в красных пятнах от комариных укусов, он весь чесался и просто хотел поскорее закончить. Собака остановилась, поглядела на людей и гордо гавкнула, как бы говоря: «Вот, это здесь, моя работа выполнена». Полицейский присел на корточки рядом с ней и стал внимательно рассматривать траву перед собой.

— Что там? — взволнованно спросил Ким. — Не молчите, пожалуйста!

Полицейский жестом подозвал их. Ким с отцом немедля подошли к нему, Феликс после пары секунд колебаний — тоже.

— Это же… — изумленно проронил Ким, но так и не договорил. Причиной тому был лежащий на траве оторванный кусок ткани. — Я же говорил тебе! — выкрикнул он, впившись глазами в отца. — Это его футболка! Кусок его футболки, брат в ней ушел!..

— Ким… — сдержанно проговорил его отец, — я вижу. Пожалуйста, не кричи.

Одноклассник насупился и выдохнул, дрожа. Он переключил внимание на полицейского, разглядывающего округу:

— Что это значит?

— Трудно сейчас что-то сказать, — задумчиво ответил полицейский после небольшой паузы.

— Почему кусок его футболки оказался здесь? Что мой брат вообще делал в лесу?

— Не факт, что он был в лесу, — спокойно, почти безразлично, заметил полицейский.

— Как так? — удивился отец Кима. — Вот же, улика прямо перед нами.

— Это еще ни о чем не говорит.

Мысленно Феликс был с ним согласен, однако даже не представлял, как так могло получиться. Зато он прекрасно представлял, какая скоро поднимется в городе шумиха. Ему даже стало жаль Кима и его семью. И ведь обсуждать это происшествие будут не из беспокойства, а просто, чтобы лясы поточить…

— И что делать? — спросил Ким взволнованно. — Нужно его найти! Вдруг он в смертельной опасности? Не знаю, из-за чего, но… я просто не могу перестать об этом думать!

Пропустив слова мимо ушей, полицейский поднял кусок футболки и дал обнюхать его собаке. Та, фыркнув в очередной раз, взяла новый след.

— Пойдемте, — сказал он остальным, поднявшись.

Ким не успокаивался:

— Брат! — выкрикнул он во всю силу своих легких. — Если ты где-то рядом, отзовись! Это я! Брат! Морской черт тебя раздери!..

Ким не унимался все те десять минут, что они следовали за собакой по-новому следу. Его отец шел молча и, судя по взгляду, пребывал где-то в совершенно другом месте. Он был поразительно спокоен. У Феликса даже появилась мысль, что он, возможно, что-то знает. Знает, но не хочет говорить об этом сыну. Или боится даже. Феликс, конечно, не был из проницательных, но почему-то именно сейчас у него возникло такое впечатление.

Вскоре, спустившись вниз по холму и преодолев очередные кустарники, они вышли к небольшому озеру. Гладь его блестела на солнечных лучах — тех, которым удалось пробиться сквозь густые кроны окружающих сосен, что возвышались над людьми, словно тонкие исхудалые великаны с пышными шевелюрами.

— Он что, сюда приходил? — спросил Ким, уже минуту как переставший безуспешно голосить на всю округу.

— Все может быть, — не то нехотя, не то утомленно отозвался полицейский. Глупые вопросы ему, очевидно, начинали надоедать. Он походил перед озером вместе с собакой, поглядел на воду некоторое время, задумчиво потирая подбородок, а затем вернулся к остальным.

— Нашлось что-нибудь? — спросил отец Кима.

— Пока мне нечем вас обнадежить, — сказал полицейский с неизменно спокойным, словно деревянным, лицом. — Могу пообещать вам только одно: сейчас я пойду к шефу и скажу, что пора начинать серьезные поиски, — проговорил он, держа в перчатке кусок футболки.

— Лучше перебдеть, чем недобдеть, верно? — это был первый за последние пару часов раз, когда Феликс заговорил.

Полицейский, однако, благополучно пропустил мимо ушей и эти слова. Вообще никто не обратил на парня внимания — в том числе и Ким с отцом, — что только лишний раз напомнило ему, что он тут совершенно лишний.

— Думаю, дальше мы сами, — изрек полицейский. — Возвращайтесь домой и ждите новостей. Если от вас что-то понадобится, мы непременно дадим знать. Вы же найдете обратную дорогу?

— Конечно, — сказал отец Кима.

Сам Ким лишь раздраженно выдохнул. Видимо, от бессилия. Взгляд его соприкоснулся со взглядом Феликса:

— Ты идешь? — спросил он как-то резко.

— Э-э… я другим путем пойду! Не ждите.

Отец и сын пошагали прочь, а полицейский в это же время сделал пару шагов к берегу. Овчарка подбежала к его ноге. Ему пришлось наклониться, чтобы потрепать ее по голове.

— А ты ведь новенький в городе, да? — полюбопытствовал Феликс.

— Даже если так, что с того? — безразлично отозвался полицейский.

— Да ничего. Просто приятно видеть новое лицо. У нас нечасто мелькают новые лица. Почти никогда, можно сказать.

— Ясно.

— Как тебя звать-то?

— Зачем тебе мое имя?

— У нас в городе все друг друга знают.

— А… Это что-то вроде неписаного правила?

— В каком-то смысле, наверное.

— Эрик.

— А я Феликс. Будем знакомы.

— Будем.

Немного помявшись, парень задал терзающий его вопрос:

— Как думаешь, какого фига произошло? То есть… нет, даже так: стоит ли нам беспокоиться?

— Беспокоиться стоит всегда. Даже если кажется, что все спокойно, — был ответ.

3

— Я знаю, ты хочешь это сказать.

— Что?

— Типа «Я ведь вам говорил!», — изобразил Феликс. — Или «А вы надо мной смеялись!».

— И не думал даже, — в непонимании покосился Жан.

— Да? Ну ладно тогда.

Солнце разошлось не на шутку и пекло так, что Феликс прямо чувствовал, как медленно плавится его кожа. Спасал только свежий ветерок, дувший время от времени, да проплывавшие мимо кучерявые облака, что самоотверженно сдерживали своими пушистыми телами горячие лучи.

На небольшой спортивной площадке резвилась ребятня. Троица друзей переводила дух, рассевшись на синтетическом покрытии, теплом от солнца. Алиса сделала несколько жадных глотков воды из бутылки и передала ее Жану.

— Жаль мне Кима, — изрекла она, облизав губы. — Даже не представляю, как бы я себя чувствовала, если бы моя сестра так же пропала. Хотя нет, еще как представляю, поэтому мне и жаль его.

Жан, едва заметно скривив лицо, запястьем вытер горлышко бутылки и отпил немного, едва касаясь его губами. Девушка этого не заметила, но зато заметил Феликс и усмехнулся про себя. Столько лет дружат, а Жан все брезгует.

— Тебе так противно случайно попробовать чьи-то слюни? — бросил он на друга укоризненный взгляд.

Несколько секунд Жан смотрел на Феликса, не шевелясь. Ничего не ответив, он закрыл бутылку и поставил ее между ними.

— Алиса, а ты знала, что ты ему противна? — выпалил Феликс.

Прежде, чем девушка успела что-либо ответить (она успела только повернуть голову в их сторону), Жан сказал, насупившись:

— Я ж вам объяснял. Дело не в Алисе или ком-то еще… У меня нет какого-то там отвращения, просто… ну… микробы. Мне омерзительна мысль, что эти микробы окажутся на мне… или, что еще хуже, во мне. Вы тут ни при чем.

— Но это наши микробы, — заметила девушка. — То есть они как бы частичка нас, правильно?

— И эти микробы повсюду, Жан, — нагнал жути Феликс. — Ты и сам один большой микроб. Ты этого не видишь, но если тебя под микроскопом рассмотреть…

— Да знаю я, — отозвался тот, раздраженно махнув рукой. — Я тоже иногда включал внимание на уроках биологии.

— Не завидую я твоей будущей девушке, — промолвила Алиса.

— Точняк! — подхватил Феликс с широкой улыбкой. — Будете губы друг другу протирать салфеткой, прежде чем поцеловаться.

— Да ну вас, — рассердился Жан. — Вы просто не понимаете…

— Да, — согласился Феликс, — я действительно не понимаю, что в этом такого. Ну подумаешь, микробы. Ты же их не видишь. И тебе ничего не будет, если здоровье у тебя нормальное. Это все просто от головы идет.

— Вот именно. Это у меня в голове. И я не могу от этого избавиться.

Помолчали. Затем Алиса легонько пихнула Феликса в бок. Посмотрев на девушку, он увидел, как та держит в руке влажную салфетку. Поняв намек без слов, он передал ее Жану.

— Спасибо, — отозвался тот и принялся тщательно вытирать руки.

— Насчет Кима, — вернулась Алиса к тому, с чего начала. — Может, мы должны рассказать об этом остальным, а не хранить в тайне?

— Ну, с меня, конечно, никто слова не брал, однако мне кажется, это как-то неправильно, — сказал Феликс.

— Брось, их соседи в момент всем разболтают. От нашего молчания ничего не изменится.

— Твоя правда. Но смысл?

— Может, стоит сходить всем классом, проведать его, подбодрить как-нибудь, вот что я подумала.

— Ты говоришь прямо как наша староста, — заметил Жан. — Плохая идея — сейчас к ним соваться. Им не до гостей совсем.

Алиса легонько пожала плечами.

— Я просто предложила. — Она поднялась, подтянула лосины и подхватила с земли баскетбольный мяч: — Что, продолжим?

— Я пас, — сказал Жан, закончив вытирать руки. Он взял в руки новую книжку.

— Феликс, ну хоть ты составишь мне компанию?

— Сейчас, только встану… Ых… На жаре это дается в два раза сложней. — Он отряхнул свои шорты, но, кажется, к ним и так ничего не прилипло.

В баскетбол они играть не умели, однако это их не волновало. Они бросали мяч в кольцо, кто как может, заинтересованные куда больше в процессе, чем в цели. Проигравших или выигравших не было, хотя по подсчетам Феликса он обгонял подругу на пару-тройку попаданий.

Настала очередь Алисы. С присущей ей неуклюжестью онаподбросила мяч и почти попала. Нет, не в кольцо — в щит. Мяч отскочил от металлической сетки, ограничивавшей поле, и припрыгал прямо к Феликсу в руки.

— Мазила, — хмыкнул он.

— Давай, изобрази что-нибудь получше, — с вызовом ответила Алиса.

— Смотри, как это делается, — парень хорошенько прицелился и бросил. Мяч ударился о дугу кольца, заставив ее задрожать, и полетел мимо.

— Так тебе и надо, — беззлобно сказала Алиса. — Нечего строить из себя непонятно кого.

— И мыслей не было. Это все для того, чтобы ты не почувствовала себя отстающей.

— Тоже мне, рыцарь нашелся, — она подобрала мяч и посмотрела в сторону Жана, по-прежнему сидевшего на земле и читавшего книгу: — Может, все-таки присоединишься?

— Я и так с вами, — пробормотал тот, не отрывая глаз от страниц. — Мысленно.

— Как хочешь, — сказала Алиса и развернулась к кольцу.

Играть с ними Жан не хотел по одной простой причине — ему было сейчас не до этого. Он держал в руках книжку, однако продвинуться дальше первого абзаца ему до сих пор так и не удалось. Он просто не мог сконцентрироваться на чтении, в голове жужжали мысли, постоянно отвлекая.

В Бланверте происходило что-то странное, он чувствовал. Какой-то туман в горах, который никто больше не видел… А ведь светило хорошо так! Теперь вот внезапное исчезновение брата Кима. Полиция, которая неохотно отправила всего одного полицейского с собакой вместо того, чтобы предпринять более серьезные меры — организовать поисковый отряд, например? А если в городе завелся какой-нибудь маньяк? Кто знает! Он перечитал кучу книг и пересмотрел не меньшую кучу фильмов, где именно в таких, тихих городках, прячутся всякие фрики, которые потом терроризируют жителей!..

Нет, скорее всего, он себя просто накручивает. С воображением у него всегда было хорошо… Ну а если нет? А если ему не кажется? Вот это и не дает покоя! Жан вздохнул и поправил съехавшие с переносицы очки. Надо еще раз попытаться почитать, вот что.

Он впился глазами в ровненькие строчки, въедаясь в смысл слов. Постепенно назойливые мысли отступили, и он погрузился в придуманный мир. Спустя какое-то время, однако, его медитацию прервали громкие детские голоса. Он обнаружил, что неподалеку сидят младшеклассники и что-то с интересом и восторгом разглядывают в небольшой пластмассовой коробочке.

— Смотри, смотри, что делает! — воскликнул мальчик с цветными пластырями на пальцах.

— Фу-у! — в отвращении скривила лицо девочка.

— Эй, — крикнул Жан, — давайте потише?

Дети его не услышали.

— Мелочь, я к вам обращаюсь!

Снова никакой реакции. Цокнув языком, Жан отложил книгу, поднялся и подошел к ним. Тут-то он увидел, что младшеклассники с таким интересом разглядывали. По коробочке, будто заведенные, метались туда-сюда четыре таракана, а в углу притаилось примерно тех же размеров паукообразное существо, называвшееся прозрачником из-за своего прозрачного брюха, через которое можно было разглядеть внутренности. Сомнений не было — они соорудили миниатюрную арену. Мальчишки хохотали, явно наслаждаясь происходящим, а девочка с ними все корчила рожи от омерзения и высовывала язык, но почему-то не уходила.

— Что, жучиные бои устроили? — спросил Жан, и на этот раз его услышали.

— А что, нельзя? — тут же с вызовом спросил мальчик с пластырями.

— Можно. Шумите только сильно.

— Книжку мешаем читать? Так иди в библиотеку, там тихо! — еще более дерзко выпалил другой веснушчатый мальчуган, насупившись.

— Ты совсем, что ли? — изумленно посмотрел на него мальчик с пластырями. — А если он тебе сейчас по лбу даст?

— А я не боюсь старшаков! — и он вперил в Жана бесстрашный взгляд.

— Ну и дурак!

Уже не обращая внимания на разговор, Жан присел на корточки и стал наблюдать за происходящим в коробке. Один из тараканов уже лежал вверх ножками, а остальные трое дрались, выясняли между собой, кто сильнее. Прозрачник по-прежнему сидел в углу и потирал передние лапки, явно в предвкушении. Он своего скоро дождется — а вот судьба тараканов незавидна…

— Можно мы не будем их выпускать? — спросил мальчик с пластырями. — Мы кое-как поймали этого паука…

— Я на учителя похож? — сказал Жан.

— Не похож…

— Мы и сами так делали раньше, — признался Жан и легонько улыбнулся: — Да даже сейчас на самом деле интересно за этим наблюдать.

— Он же ядовитый, — как-то осуждающе сказала девочка и посмотрела на своих друзей. — Вдруг он тебя укусит? — она указала пальцем на мальчика с пластырями. — Скукожишься потом и помрешь!

— Человеку ничего не будет от его яда, — ответил тот, а затем перевел взгляд на Жана: — Правильно ведь?

— Меня он кусал разок, — сказал Жан. — Ничего, живой еще, как видите.

Из драки живым выбрался только один таракан, да и тот ослабший. Прозрачник зашевелился, медленно подполз к нему, а затем стремительным рывком вонзил клешни в голову едва шевелящемуся таракану, вызвав у мальчишек настоящий восторг. Сегодня он будет есть до отвала.

4

На следующий день неожиданно для всех — в особенности для Жана — в школу пришел Ким. Выглядел он привычно весело, на его лице не было заметно ни капли волнения или усталости. Его вид так и подталкивал к мысли, что все у него наладилось. Сам Жан спрашивать об этом не стал, но спросил Феликс. Ким подтвердил догадки, а затем, чуть понизив голос, добавил:

— Брат вернулся вчера вечером. Был сам не свой, весь грязный и осунувшийся. Говорит, где-то упал и ударился, а что было после — не помнит. Очнулся неподалеку от въезда в Бланверт и побрел домой. Врач сказал, что все с ним в порядке, поправится.

— Как-то многовато белых пятен, — подметил Жан. — То есть я, конечно, рад, что с твоим братом все в порядке…

— Ну, может быть, и много, — ответил Ким, — но для меня это не имеет значения. Главное, что брат домой вернулся.

— Вообще-то ты прав, Жан, — согласился Феликс, посмотрев на друга, а затем вернул взгляд к Киму: — Где упал твой брат? Обо что ударился?

— Ну, где-то около въезда в город? — ожидаемо предположил Ким. — Там, где и очнулся?

— И никто его столько времени не мог найти? Если предположить, что он там пролежал какое-то время без сознания.

— Не знаю я. Мы там не искали. Мы всё по лесам бродили, потому что в городе бы его давно кто-нибудь заметил.

— Вот о том и речь.

— Бред какой-то, — нахмурился Жан.

— Может, брат потом что-то вспомнит и расскажет, — сказал Ким.

— А что полиция? — не отставал Феликс.

— А что полиция? — переспросил Ким.

— У них не возникли какие-то вопросы? Ну, как у меня сейчас?

— Дело закрыто. Точнее, и дела-то никакого, похоже, не было.

— Они серьезно? — изумился Жан.

— Я это слышал краем уха, и не ручаюсь за правдивость своих слов. Может, я что-то не так понял, — спешно добавил Ким.

— Скорее всего, правда, — сказал Феликс. — Они просто расслабились и не хотят работать. Ну, папа мой так говорил. А что Эрик?

— Какой Эрик? — спросили одновременно Ким и Жан, переглянулись и вновь уставились на Феликса.

— Который полицейский с собакой. Здоровый такой.

— А, ну он, кажется, был чем-то недоволен, — припомнил Ким. Он спрятал руки в карманы, будто не знал, куда их деть. — Но я не уверен. Тоже видел мельком.

— Понятно, — откинулся Феликс на спинку стула и потянулся.

— Спасибо, что помог, кстати.

— Чем это? Тем, что составил компанию в поисках?

— Можно сказать и так.

— Пользы от меня было мало.

— Важен сам факт.

После этого разговора Жан заметно успокоился, хотя и не перестал прокручивать произошедшее в голове. Казалось бы, все вернулось на свои места. Пусть и как-то странно оборвалось, оставив кучу непонятностей, но теперь это позади. Так он думал. Однако спустя пару дней произошло такое, что дало ему понять: недавняя череда событий была лишь началом.

Тем теплым вечером Жан проходил мимо соседского домишка, в котором жила старушка вместе со своим восьмилетним внуком. Сам по себе их дом ничем не выделялся — только ветхий он уже был и будто бы заброшенный, — однако взгляд Жана невольно зацепился за какое-то движение с торца.

Он остановился и присмотрелся. Рядом с собачьей будкой стоял мальчик и, слегка сгорбившись, словно прячась от чужих взглядов, что-то жевал. Выглядело это странно, но вполне ожидаемо, ибо про деспотичный нрав его бабки были наслышаны все соседи. Мальчик, похоже, утащил какую-то запретную сладость и теперь расправлялся с ней втихую.

Жан собирался уже двинуться дальше, как вдруг до его ушей донесся короткий всхлип. Он даже не понял сначала, мальчик ли это, но, мельком окинув улицу взглядом, понял, что издать такой звук больше было некому. Парень подшагнул к ветхому забору и попыталась рассмотреть, что происходит с мальчиком. Тот, однако, стоял к нему спиной, и разглядеть что-либо было проблематично. Но он немного дрожал. Поколебавшись, Жан все же окликнул его:

— Эй, с тобой все в порядке?

Мальчик тут же перестал дрожать, медленно обернулся и посмотрел на Жана перепугано и жалко, будто пойманный за каким-то непотребством. Его губы, подбородок и щеки были перемазаны в чем-то красном, подозрительно напоминающем… кровь. Парень невольно отшатнулся. Со страдальческим лицом мальчик поднес указательный палец к приоткрытому рту, легонько прикусил его, а затем резко сорвался с места и скрылся за домом.

Жан стоял еще несколько секунд на месте, пораженно хлопая ресницами, а затем как будто очнулся. Так же резко он развернулся и быстрым шагом направился домой. Он боялся оглянуться и почему-то спиной чувствовал, что за ним теперь наблюдают. Воображение? Может, воображение. Но что это, черт возьми, было?! Что за дикая картина?

Зайдя в дом, Жан сразу же поднялся в свою комнату и закрылся, как бы отрезав себя от внешнего мира. Упал на кровать, раскинув руки, и замер. Постарался очистить голову от тревожных мыслей. Не получилось. Шестеренки уже крутились вовсю, мыслительный механизм останавливаться не собирался.

В комнате было темно. Окно почти всегда было закрыто шторками, и свет внутрь проникал редко. Хозяин этого места не очень любил солнечный свет. Гораздо больше ему были по душе серые и дождливые дни. В блеклости красок и мелодичном стуке дождя по стеклу было какое-то свое очарование. Книги на полке стояли аккуратненько друг к дружке, расставленные от самой большой к самой маленькой. Банальная и неприметная одежда была запрятана в шкаф, но и там все было аккуратно, выглажено и организованно в определенном порядке. Письменный стол блестел чистотой, в самом его углу стоял одинокий кактус — такой же колючий, как хозяин комнаты, подпускавший к себе лишь ограниченный круг людей.

«Надо позвонить Феликсу, — наконец решил Жан. — Все рассказать, иначе не успокоюсь». С этой мыслью он резко встал с кровати, отчего у него на секунду потемнело в глазах, спустился вниз и прошел на кухню. Телефон висел на стене около холодильника. К счастью, дома никого не было, поэтому Жан мог говорить без утайки. Чуть дрожащими пальцами он набрал номер. Дозвон шел очень долго. Парень хотел уже бросить эту затею, когда с другого конца все же ответили:

— Ало?

Голос Феликса. Но Жан все равно спросил от волнения:

— Феликс, ты?

— А кто ж еще? Или ты ожидал услышать кого-то другого?

— Слушай, я видел кое-что ненормальное!

— Ну вот, начинается… — раздался заранее утомившийся голос.

— Да ты послушай сначала! — раздражился Жан.

— Ладно, ладно, что там у тебя?

Жан резко замолчал. В последний момент он разуверился, что стоит говорить об этом. Он по-любому просто опять напридумывал небылиц. С другой стороны, раз он уже начал, какой смысл теперь сдавать назад? С другого конца линии донесся короткий кашель.

— Ну что ты там? — послышался нетерпеливый голос Феликса.

Жан вытер вспотевшую ладонь о штанину и рассказал другу о том, что увидел.

— Говоришь, рот в крови? Да мелкий, наверно, упал с велосипеда и разбил губу.

— Ты думаешь?

— Ну, это первое, что приходит в голову. Хотя я сильно сомневаюсь, что это была кровь. Слишком уж много ее было по твоему описанию. Скорее всего, мальчишка просто стащил банку с малиновым вареньем и втихаря принялся ее уплетать.

— Ну да, я слышал, что бабка все ему запрещает, и вообще ему с ней не позавидуешь…

— Вот, — продолжал Феликс, — малой сорвался и на радостях ел так неаккуратно, что весь перемазался. Согласись, Жан, это ведь звучит куда правдоподобнее, чем версия с кровью.

— Да… но… а если нет?

— Тогда ты можешь сходить и разузнать все сам, — сказал Феликс, вздохнув.

— Я не полезу к ним.

— Тогда перестань подпрыгивать на ровном месте. Даже если на его лице была кровь, реально — какое твое дело?

Это звучало как-то… неправильно. А если мальчику нужна помощь? Но он соврет себе, если скажет, что не находит мысль друга рациональной. Это оградит его от ненужных проблем. Другие люди прекрасно разберутся и без него, правильно? Нет, ему и вправду не было дела до мальчика и его проблем с бабушкой… Это все просто воображение! Оно не давало ему покоя.

— Жан? Ты еще здесь?

— А, д-да. Думал над твоими словами.

— Вот что я предлагаю. Этот мальчик учится в младших классах, так?

— Я понял, к чему ты клонишь.

— Ага, завтра его и спросим. Ну а если не придет, значит, надо будет сказать о том, что ты видел, кому-то из взрослых. Классной его, может быть. А ты прекращай себя накручивать. Займись чем-нибудь поинтереснее. Телик вон посмотри. Или книжку почитай.

— Спасибо, что выслушал, Феликс.

— Да не за что.

Послышались короткие гудки. Жан тоже положил трубку, чуть взволнованно потер потные руки. Почему он вообще так в это вцепился? Ему правда, что ли, заняться больше нечем?

— Зараза…

Он только проверит. По-быстрому. Просто, чтобы убедиться. Сбегает, посмотрит и тут же вернется.

Спустя минуту он снова стоял рядом с соседским домом. Мальчика снаружи видно не было. Вроде бы внешне все и спокойно, но черт знает, что может происходить в стенах дома… Так ничего не получив, Жан собирался уходить, но внезапно рядом с собой услышал бас:

— А ты ведь одноклассник Кима, да?

Сердце аж кольнуло иголками от неожиданности. Парень медленно повернулся на голос и увидел мужчину с незажженной сигаретой в зубах.

— Д-да, — слабо кивнул Жан. — А вы его знаете?

— Еще бы не знал.

И тут Жан понял: перед ним стоит старший брат Кима. Такой же разрез глаз, смугловатая кожа, волосы, колючками торчащие из головы. Он расхаживал в пожелтевшей от пота белой майке и шортах.

Жану представилась прекрасная возможность, чтобы задать все интересующие его вопросы, однако он постеснялся вот так прямо спрашивать незнакомого человека. «Где ты был?», «Что случилось?», «Как ты там оказался?» — нет, подобное лучше узнавать через Кима. А старший брат скорее пошлет его куда подальше с такими вопросами. Но один вопрос, как казалось, самый безобидный, парень все же решился задать:

— А вы разве не в больнице должны быть?

— С какой это стати? — мужчина достал зажигалку из кармана, чиркнул ею и закурил сигарету.

— Я так понял из рассказа Кима…

— А-а, вон оно как, — мужчина выпустил облако дыма. — Брательник уже всем всё растрепал. А чего, по мне не видно, что я здоров? — чуть развел он руками. С сигареты, которую он в этот момент держал между пальцев, отвалился пепел.

— Да вроде бы нет.

— Ну вот, — на лице мужчины появилась какая-то кривая и неприятная улыбка.

— Я пойду, пожалуй.

— Ты разве не туда собирался? — указал он сигаретой на дом.

— Не-е, какой там, — поспешил возразить Жан. — Что мне там делать?

— Без понятия, пацан. Просто ты так пялился на него.

— Да думал, какой он страшный. Снести бы его уже давно пора.

— Что верно, то верно, — согласился мужчина и затянулся сигаретой. — Ладно, топай давай.

Таким же быстрым шагом, с такой же напряженной спиной Жан вернулся домой. Вот и проверил по-быстрому! Откуда вдруг взялся брат Кима? Их дом в другой части города — что он здесь забыл, блин? Ну да, это конечно просто совпадение… но очень уж удачное совпадение! Странный мальчик, странный мужчина, еще недавно непонятно где пропадавший… А может быть?.. Нет, нет! Зря он вообще начал об этом думать!

Он почувствовал, что пальцы стали липкие и грязные. Жан спешно прошагал на кухню, открыл кран на полную. Струя чуть холодной воды ударила в дно раковины. Парень сунул руки под нее, и мылил и мыл, мылил и мыл их, пока не почувствовал, что они начинают замерзать. Руки, вроде как, были чисты. На какое-то время. От лишних мыслей, однако, очистить разум так и не удалось.

Спал он плохо.

Следующим утром, как и обещал Феликс, они отыскали соседского мальчишку и увидели, что с ним все абсолютно нормально: цел и невредим, никаких ран на лице. Жан даже опешил от этого на пару секунд.

— Значит, все-таки варенье, — выдохнул он.

— Я не упущу момента и скажу: я же говорил! — выдал Феликс. — Как будто могло быть по-другому.

— Извини, Феликс. Опять я начудил…

— Да ничего, — друг легонько хлопнул его пятерней по спине. — Мы уже к этому привыкли.

Но ведь был еще брат Кима… Жан мотнул головой. Нет, хватит. Довольно. Все это бред. Видеть везде какой-то скрытый смысл, связи — это удел шизиков с шапочками из фольги. А он не был таким. По крайней мере, ему хотелось в это верить. У него просто было очень хорошее воображение.

5

Шеф полиции потер двойной подбородок, раздумывая над словами. Другой рукой постучал полными, словно сардельки, пальцами по столу. Повернулся на кожаном офисном кресле сначала в один бок, затем в другой. Наконец, коротко выдохнул и подался вперед, сложив руки в замок. На его губах застыла снисходительная улыбка.

— Вот как, значит.

Для чего был весь этот цирк с минутным раздумыванием, который только что был продемонстрирован, Эрик не знал. Все уже и так было понятно. Очевидно, что шеф откажет.

— Так что вы скажете? — все же спросил молодой полицейский.

— Говоришь, нам стоит почаще патрулировать улицы? — зачем-то переспросил тот, как будто тянул время, подбирая ответ.

— Именно так, сэр.

— Ой, да брось ты это, Эрик. «Шеф» будет достаточно. Мы не в прошлом веке. А что до твоего предложения… Что ж, я буду только за, если ты займешься этим. Но поднимать из-за этого пустяка наших товарищей? Не вижу никакого смысла.

Эрик молча посмотрел на него. Он не выдал ни единой эмоции, хотя был в корне не согласен с шефом.

— Не смотри на меня так. Ведь и сам видишь: проблема решилась сама собой. Пострадавший не упоминал нападения, да и следов этого мы не нашли: побоев нет, ран нет, ничего нет.

— Удушающий прием.

— Прямо как в фильмах про скрытных убийц? Да, Эрик, я тоже их видел. Знаешь, ты прав. Я с тобой согласен. Но такой ли уж тот мужик пострадавший? Сам подумай, ты видел его взгляд. Все он помнит прекрасно, но врет. Не хочет краснеть перед своими, видимо, совестно ему. Мужик загулял, запил, вот и все. Но это уже не наше дело. Нет тут никакой мистики.

Эрика это не убедило. Дело требовало более тщательного расследования, а не ленивой отмашки. Шеф вел себя некомпетентно, однако молодой полицейский не стал его обвинять, а попытался подступить с другой стороны.

— Я не ставлю под сомнение ваше решение. Это банальное беспокойство за город и его жителей, — которое отсутствовало, однако долг для Эрика не был пустым звуком. — Если окажется, что в городе, действует преступник или, что еще хуже, группа преступников, и они начнут творить бесчинства, я не смогу смотреть жителям в глаза, зная, что мог это все предотвратить. Я просто хочу убедиться, что все будет хорошо. Убедиться на двести процентов — сверх того, что мы уже сделали.

Эрик понимал, что, наверно, покажется идиотом, говоря такие слова, но это его нисколько не волновало. Пусть думают о нем, что хотят. Но работу эту он доведет до логического конца, а не так, как некоторые.

— Какой энтузиазм, — шеф как-то глупо улыбнулся. — Все бы относились к работе так же, как ты, Эрик. Серьезно, ты мне нравишься все больше. — Его лицо резко посерьезнело и приобрело поучительный вид: — Но ты послушай вот что: ты нездешний, не знаешь еще этого города. А я знаю. Я тут не одно десятилетие работаю, более того, я родился здесь, учился, женился, в конце концов. Я живу тут всю жизнь, Эрик. И могу с уверенностью тебе сказать: беспокоиться не о чем. В Бланверте никогда ничего серьезного не происходит. Ну город такой, так сложилось. Люди здесь неконфликтные. Негде настоящим преступлениям возникнуть, понимаешь?

«Ты сам в это веришь?» — хотел сказать Эрик, но подавил в себе это желание, продолжив держать лицо кирпичом. Скотина ленивая. Ленивая некомпетентная скотина, а не шеф полиции.

— Понятно, — только и произнес он. Шеф слегка придвинулся на стуле, сложил пальцы домиком.

— Честно, я понимаю твое стремление быть полезным. Сам когда-то был таким же, как ты. Энергия хлестала через край, хотелось изменить мир, сделать для него добро… — (Идиот, подумал Эрик.) — Но вот что я тебе скажу: не стоит делать из мухи слона. Будь все так, как ты сказал, мы бы уже это поняли. Городок-то маленький, все друг друга знают. Всякие подозрительные элементы вычислить — раз плюнуть.

— Я вас понял.

— Хорошо, хорошо, — удовлетворенно покивал шеф. — И знаешь… так если подумать, не будь ты полицейским, именно ты попал бы одним из первых под подозрение — ты же тут элемент извне. Хотя… полицейские тоже не все святые, верно? — противно улыбнулся он. Это, видимо, была такая шутка в его исполнении. — Довольно разглагольствований. Мы закончили.

Дальнейший рабочий день продолжился рутинно, не отметившись чем-то интересным. Вернувшись к шести вечера домой, Эрик быстро принял душ, перебил голод острой лапшой и продолжил работу.

Не нравился ему этот город. С самого момента, как он сюда приехал, не понравился. Нелюбовь с первого взгляда, можно сказать. Что-то в нем было неправильное; атмосфера, что ли, какая-то противоестественная. Полицейский не верил во весь этот паранормальный бред, что иногда крутят по телевизору, но, тем не менее, Бланверт ощущался именно как город, где затаилось нечто темное и зловещее. И от этого «темного и зловещего» спину порою кололи мерзкие мурашки. Хотя внешне казалось, что все спокойно, все идет своим чередом — идиллия какая-то прямо, черт ее побери.

Дело медленно, но верно приближалось к ночи. Небо за окном окрасилось в зловещий буро-красный, тени вытянулись неимоверно, а улицы почти опустели и стихли. Так непривычно тихо, как будто и не живет в городе никого.

Поняв, что отвлекся, Эрик отогнал мысли и включил настольную лампу. С сомнением поглядел на стопку старых газет рядом с собой, которые он выпросил в местной библиотеке. На самом деле он не знал, что надеялся в них найти. Какое-то свидетельство собственной правоты? Что город не так прост, как кажется? Да, пожалуй.

Кто бы мог подумать, что в Бланверте печаталась собственная газета? А она печаталась — так называемый «Каждонедельник», хуже названия не придумаешь. Будь Бланверт нормальным городом, эти газеты стали бы настоящей кладезью информации об его прошлом. Но вот незадача: он читал уже которую газету подряд — восьмую, наверно, — и у него складывалось ощущение, что он читает один и тот же выпуск. Текст даже местами, как будто повторялся, не только предложениями, но даже целыми абзацами. Только даты менялись.

Где-то, наверно, двенадцатой по счету газете все же удалось ненадолго заинтересовать его внимание. Какой-то пожар произошел в здешнем лесу сорок один год назад. Плевый пожар на самом деле, быстро потушили. Никакой мистики, как сказал бы шеф. Банально до жути.

Следующие несколько газет снова оказались бесполезным старым мусором и отправились во вторую растущую стопку уже прочитанного. За окном сгустилась ночь. Эрик зевал и хотел спать, но заставил себя взять еще одну. В глаза сразу же бросился жирный заголовок «Рекимия — наша маленькая, но гордая страна», под ним находилось несколько длинных столбиков текста. Эрику не то чтобы стало интересно, но все же эта статья несколько отличалась от того, что он уже привык видеть, потому он погрузился в чтение.

Статья оказалась пространным патриотическим словоизлиянием бланвертского мэра. «Архипелаг велик и многообразен, и мы лишь его частичка, единственный островочек, затерянный среди тысячи других…», «Каждый рекимиец должен гордиться своим происхождением!», «…другие острова и рядом с нами не стояли!» — и так далее, и тому подобное, и все в таком духе. Любопытство Эрика быстро сменилось легкой тошнотой, но он все-таки заставил себя дочитать до конца. Немного особняком, выбиваясь из общего настроения, стояла лишь следующая ремарка: «Это правда, и нет ничего постыдного в том, что мы обрели долгожданную независимость только двести лет назад…», но в остальном это было невероятно противное творчество.

Вскоре полицейский закончил и с этой газетой, не найдя в ней больше ничего заслуживающего внимания. Потер затекшую шею и решил, что на сегодня хватит. В голове мелькнула мысль, что он занимается какой-то ерундой. Он поднялся со стула, и в этот же момент услышал, как в парадную дверь кто-то постучал. Стук был неуверенный, но отчетливый; несколькими мгновениями позже, пока Эрик колебался в непонимании, раздалось более требовательное «бух-бух». Время уже было позднее… И кого принесло?

Квартирка его была маленькая, все равно что каморка, так что у двери он оказался буквально в несколько шагов.

— Кто это? — спросил он.

— Э-э-эй! Открывай! — послышался сиплый голос в ответ. — У меня-я… эт самое… р-разговор есть!

— Кто это? — настойчивее повторил полицейский. — Пока не назовешься, не открою. Хоть заорись там.

Неизвестный помолчал несколько секунд, точно раздумывая над словами, а затем произнес:

— Ланго.

Эрик уже был наслышан про него. Старик постоянно шатался по городу в пьяном виде, и полиция с этим ничего не делала, предпочитая не обращать внимания на жалобы жителей. «А что? — говорил шеф на вопрос, почему никто не займется Ланго. — Он же безобидный совсем. Ну да, большой любитель выпить, но он ведь безобидный. Ни к кому не пристает, ничего не ломает. Шатается себе иногда. Дети его вон даже не боятся».

— Что ты здесь забыл? — строго спросил полицейский.

— Сказал ж… ха-ачу с тобой поговорить кое о чем. Но о чем — не ска-ажу, пока ты дверь не откроешь, — из-за двери послышался хриплый смешок. Похоже, Ланго был очень доволен своей идеей.

— Ты пьян.

— Па-а-арень, па-арень… — медленно говорил старик, растягивая звуки, — язык меня слу-ушается. А это з-значит, я достаточно трезв. А-аткрывай, маленький полицейский.

Последние слова убедили Эрика открыть дверь. Раз Ланго знает, что он полицейский, значит, он пришел не абы к кому.

— Во-о! — обрадовался Ланго. — Вот это другое дело. — Он икнул. От него воняло алкоголем и отбросами. Дивный аромат.

— Откуда ты знаешь, что я живу здесь?

Старик слегка пошатывался и тупо глядел на Эрика несколько секунд, переваривая вопрос.

— А я видел, как ты идеш-шь домой, — изрек он наконец. — Я пьяный, да… Но я вижу. Мно-о-ого вижу. И слышу. Правда… — Он снова икнул. — Правда, иногда, бывает, всякое чудится…

— Говори, что хотел.

— Щ-щас, — выговорил старик, приподняв указательный палец, — мысли вместе соберу. Да-а… Я тута ходи-ил недавно по городу. Ночью было дело, да-а… Выпил уже тогда знатно… чувствую, в ногах правды н-нету, лег себе на скамейку и… это самое… спать собрался. А дело было у дороги, которая… котор-рая ведет из города. Вдруг вижу: на дорогу выш-шел какой-то человек, а вы-ышел он будто из лесу. Идет себе, идет вроде так уверенно, знаешь, как ходишь ты, а не я, а потом — р-раз! — и шлеп на землю. Ну я пожал плечами и тут ж-же уснул.

— И тебе не стало любопытно, что с ним произошло? Я не говорю уже о том, чтобы побеспокоиться, здоров ли он, — проговорил Эрик.

— Но здоров же оказался в итоге? А я… я всякое вижу и уже пр-ривык не обращать внимания, — старик почесал пальцами заросший подбородок.

— Почему ты пришел ко мне? — терпеливо спрашивал Эрик. — Почему не пришел в полицейский участок?

— К ваш-шему гадюшнику я приближаться не хочу. Но, проспавшись, я понял… п-понял, что мой долг как добропорядочного гражданина, — Ланго, сделав серьезное лицо, положил руку на сердце, — рассказать те об этом. Для ваш-шего расследования, да-а?

Которое закончилось, не успев начаться, мысленно добавил Эрик.

— Ты смог его разглядеть? Заметил ли ты что-нибудь странное?

— Там такущ-щая темень была, да и перед глазами все плыло бу-удь здоров, — старик развел руками. — Я тока видел, как о-он вышел на дорогу… фонарь светил.

— С какой стороны он вышел?

— С левой! Или нет, подож-жди… С правой?.. Не помню, — он потер затылок, а его взгляд сделался каким-то виноватым. — Из-звини, совсем не помню…

— Ясно, — вздохнул Эрик. — А теперь убирайся. Ты мешаешь людям спать.

— Ну во-от, — разочарованно протянул старик и осторожно развернулся, удерживая равновесие. — Помог, называется… даже спасибо не сказал. — Он махнул рукой и стал как бы неумело спускаться по лестнице.

Полицейский глядел ему вслед, пока тот не исчез внизу, а затем закрыл дверь. Прислонился к ней спиной, плотно задумавшись. До этого момента он предполагал, что того мужчину похитили с неизвестной целью, а затем зачем-то вернули обратно, бросив на дороге. Слова Ланго заставили его засомневаться в своей версии. Только вот… можно ли полностью верить показаниям пьяницы?

Эрик вздохнул. Может, здесь и вправду не о чем беспокоиться, как говорит шеф? Вообразил себя сыщиком и ищет подвох там, где его на самом деле нет. Он сухо усмехнулся и пошел спать.

6

За окном уже смеркалось, и на стекле отчетливо виднелись желтые отражения потолочных ламп. Троица друзей, засидевшись в классе допоздна, все только и делала, что клеила, вырезала и рисовала. Они уже морально выбились из сил, но бросить дело не могли, будучи несчастными заложниками учителей, которые заставили их помогать с подготовкой к грядущему концерту для выпускников. На самом деле помогала сейчас практически вся школа. Задействовали даже младшие классы, что Феликс находил грубым нарушением права на счастливое детство. Но что было еще ужаснее, чего парень никак не ожидал, — так это предательство родителей, которые встали на сторону учителей. Мол, труд на благо общества еще никому не вредил.

Феликс посмотрел на липкие от клея пальцы, на затупившиеся ножницы, оценил объем работы, который им еще предстояло осилить, и протяжно вздохнул. Работы еще на несколько дней…

— Не отвлекайся, — сказала Алиса сосредоточенно. — Если не успеем, придется доделывать завтра.

— Нам в любом случае придется доделывать завтра, — буркнул он, потеряв всякую мотивацию продолжать. Ему просто хотелось поскорее свалить из школы. — А даже если мы успеем, нам все равно найдут новое дело. Бли-ин, нам отсюда не выбраться…

— Напомни-ка, Алиса, — встрял Жан, — почему взрослые называют себя взрослыми, но не могут подготовить этот идиотский концерт так, чтобы никто не надрывался от спешки?

— Ты же слышал, — пожала плечами Алиса, продолжая орудовать ножницами. — Они до последнего думали, что не смогут провести его в этом году. Но что-то внезапно изменилось.

— Здесь определенно пахнет взрослой дальнозоркостью, — не унимался Жан. — Блин, мы же в настоящем рабстве находимся! Причем узаконенном. И называют это почему-то продленкой.

— Да ладно вам, ребята, — вздохнула Алиса. — Заканчивайте уже ныть, а то как девчонки.

— Мы не ноем, — возразил Феликс, — мы не согласны с несправедливостью и произволом взрослых! Сколько в школе взрослых, а сколько детей? Чья школа, получается? И что постоянно говорят нам взрослые? Правильно, что это наша школа! Потому — даешь революцию! Власть детям! — Он вскинул кулак в воздух и крикнул: — Власть — детям!

— Вот именно, — согласился Жан, — нам ведь даже не заплатят за потраченные усилия! Наглое и беспринципное использование детского труда! А я-то думал, что это давно в прошлом.

— Ну… идите тогда, — тихо вздохнула Алиса. — Я сама как-нибудь справлюсь.

— Ну нет, — покачал головой Феликс, опустив кулак. — Либо мы уходим вместе, либо не уходит никто.

Жан выглядел так, будто был с этим не согласен, однако промолчал. Они продолжили заниматься делом.

— А нам ведь тоже через год выпускаться, — спустя несколько минут вновь заговорила Алиса. — Мы тоже почти у той черты, которая отделяет детей от взрослых.

— Ага, выпустился из школы — и сразу взрослый, — едко усмехнулся Жан. — Ведь это именно так работает.

— Именно так это и преподносят все вокруг, — спокойно ответила девушка, ничуть не задетая его словами.

— Еще целый год! — чуть не взвыл Феликс. — Это капец как не скоро.

— Всего лишь год, — поправил его Жан. — Я читал, что чем старше ты становишься, тем быстрее течет время.

— А про временные петли там что-нибудь говорилось?

— Не-а, не говорилось.

— Слава морским богам. А если так подумать, кто из нас троих будет взрослей? — вдруг задумался Феликс.

— Предложу свою кандидатуру, потому что мне вечно приходится вас подпинывать, вот даже сейчас, — отозвалась Алиса, аккуратно вырезая ножницами узор на цветной бумаге.

Парни переглянулись, а затем снова посмотрели на девушку.

— Наверное, — согласился Феликс. — Девочки ведь взрослеют быстрее и все такое… А быть взрослым — это вообще как?

— Нашел у кого спросить, — хмыкнул Жан.

— Наверняка в твоих книжках что-нибудь написано про это, — сказал Феликс.

— Я такие книжки не читаю, — помахал кистью Жан как бы с легким отвращением.

— Быть взрослым — это как минимум не ходить в школу, — поделилась соображениями Алиса.

— А если я заболел и сижу дома? Я на это время становлюсь взрослым? А потом снова делаюсь ребенком, когда выздоравливаю? — прицепился Жан с самодовольной улыбкой. — А если я взрослый, и у меня есть ребенок, которого мне нужно отводить в школу? Заходя с ним в школу, я вдруг снова становлюсь ребенком?

Алиса нахмурилась. А хмурилась она редко, и вообще ей подобное выражение лица совсем не шло.

— Хорошо, взрослый — это тот, кто не ходит в школу регулярно. Доволен, придира? Разумничался тут.

— Ты как всегда, Жан, — с укором посмотрел на него Феликс. — Ты же понял, про что она говорит.

— Понял, но она дала размытое определение, которое можно интерпретировать по-разному.

— Не умничай! — косо посмотрела Алиса. — Умников никто не любит.

— Без умных людей мы бы сейчас в пещерах жили, а не делали стенгазету, — парировал Жан.

— А в пещере не так уж плохо жить… все лучше, чем торчать в школе, — негромко заметил Феликс, а друзья все спорили…

— Я говорила не про умных людей, а про умников.

— А это разве не одно и то же?

— К первым у меня претензий нет, а вторые просто-напросто изо всех сил пытаются походить на первых, в чем никогда не преуспевают, — девушка невинно улыбнулась.

— Туше, Алиса. Прямо в самое сердце, — сардонически ответил Жан.

На этом они закончили препираться, и в классе снова повисла тишина. Но ненадолго.

— А все-таки: взрослый — это кто? — задумчиво произнес Феликс.

— Тебе больше нечем заняться, кроме как задаваться этим вопросом? — сказала Алиса.

— Я готов заниматься чем угодно, кроме этого, — Феликс показал ей пальцы, на которых засох клей.

— Вот тебе и ответ. Взрослый отложит все свои хотелки в сторону и доделает дело, за которое ответственен.

— Похоже, теперь начинаешь умничать ты, Алиса, — сказал Жан.

— Да нет же, это прописная истина, — ответила девушка. — И если для тебя это что-то умное — то прими мои соболезнования.

В коридоре вдруг послышались приближающиеся шаги, и в следующий момент в класс зашла староста. Быстро оценив достигнутый друзьями прогресс, она не удовлетворилась и подперла бока руками:

— Что-то вы долго!

— Трудимся не покладая рук, ваше величество, — отозвался Жан.

— И не надо мне тут язвить. Вы должны были уже заканчивать! А что я вижу? Сделано чуть больше половины.

— Мы идем в своем темпе, — спокойно сказала Алиса. — Тяп-ляп делать мы не собираемся.

Старосту это не убедило, а даже наоборот, раздражило. Она наморщила носик, коснулась пальцами оправы очков с толстыми линзами, поправила их и выдала:

— Вы должны ускориться! Сейчас не время, чтобы «идти в своем темпе»! Мы не успеваем…

— Слушай, свали, а? — резко оборвал ее Жан. — Иди займись своим делом. Чего приперлась сюда? Чтобы нам на мозги капать?

Староста задрожала от негодования. Жан лишь внешне выглядел зубрилой, а вот она — была самой настоящей, и внешне, и внутренне. Еще и донельзя правильная, что аж тошно. Феликс не понимал, как из всех возможных кандидатур на место старосты выбрали именно ее.

— Я нажалуюсь учителям! — противно воскликнула староста. Она всегда использовала этот аргумент, когда кто-то ее не слушал или был с нею не согласен.

— Давай, беги в учительскую, — не отступал Жан. — И я тоже побегу. И тоже нажалуюсь, что ты отвлекаешь нас от работы и портишь рабочую атмосферу в коллективе. — Он дал ей несколько секунд подумать, а затем добил: — Ну что? Пошли?

Староста поглядела на него исподлобья.

— Доделывайте побыстрее, — бросила она и, задрав нос, ушла восвояси.

— Грубо ты с ней, — заметил Феликс.

— Она меня бесит, — ответил Жан. — А вас нет?

— Бесит, конечно, но кусаться лишний раз не тянет.

— Она девочка все-таки, — сказала Алиса, проведя тюбиком твердого клея по бумаге. — Мог бы с ней и помягче.

— Нет уж. Никакой жалости к стукачке с моей стороны не будет.

— А ведь когда ты был младше, ты вел себя несколько по-другому, — вспомнил Феликс. — Под «несколько» я подразумеваю «совсем». Ты вел себя не так… колюче. И это мягко говоря.

— Только не начинай, — фыркнул Жан.

— Поздно, уже начал.

Алиса заулыбалась, завидев новую возможность немного подразнить друга.

— Да-а, я помню те времена… — проговорила она, как будто это было давным-давно. — Ты был как кактус, только без колючек. Гладкий такой и милый кактус. Сейчас-то ты их отрастил, но…

— Понадобилось время, чтобы привыкнуть… — пробурчал Жан, стараясь выглядеть как бы непричастным к разговору.

— А я все еще помню, каким ты был скромняшей поначалу.

— Ни слова больше.

— Хорошо помню, как тебе понравилась одна девочка из нашего класса… я специально сохраню ее имя в тайне. И один раз она не сделала домашку, и тогда на помощь к ней тут же явился ты, будто рыцарь в сияющих доспехах. Я уж подумала тогда, ты реально предложишь ей списать, но ты постоял немного, весь из себя такой сияющий, так и не решился и пошел обратно. Милая была попытка подружиться.

— Ч-чего? Не было такого! — Жан слегка покраснел.

— Было-было! Я случайно увидела это, так получилось. Не то чтобы я специально следила за тобой или что-то такое.

— Надо же, — усмехнулся Феликс.

— Даже если такое когда-то было… — Жан попытался принять невозмутимое лицо. — Я уже не такой. Я вырос.

— Никто не спорит, — сказала Алиса, ее губы изогнулись в улыбке победительницы: — Но это твое стыдное прошлое, которым бы будем тебя подначивать до скончания времен.

Феликс из мужской солидарности не собирался давать друга в обиду.

— Кажется, кое-кто забыл, — начал он, стараясь скрыть улыбку, — какой неуклюжей она была раньше. Чемпион по количеству разбитых ваз, перевернутых ведер с водой и неловких падений на ровном месте. Кто бы это мог быть, Жан, не подскажешь?

Жан театрально задумался, наморщив лоб и коснувшись рукой подбородка.

— Да-а, была такая у нас… сейчас, вспомню только, как звать…

— Кажется, ее имя начиналось на «А».

— И заканчивалось тоже на «а».

— Анна?

— Не, по-другому звали…

— Ну хватит, ребят… — засмущалась Алиса.

Парни перестали дурачиться.

— У тебя уши покраснели, — заметил довольный Жан.

Алиса тут же прикрыла их ладонями. На победительницу она уже похожа не была — скорее на побежденную. Побежденную воспоминаниями, которые заставляли ее страшно краснеть. Естественно девушка захотела отомстить Феликсу, и он это понял по ее взгляду, однако она, подумав немного, изрекла как-то разочарованно:

— Я даже не знаю, чем тебя пристыдить.

— А ведь и точно, — покивал Жан. — Не могу вспомнить ни одного косяка с его стороны или чего-то такого, чтобы его проняло. Чист! Как пустой лист бумаги!

— Такого не бывает. Все мы запятнали свою репутацию всякими глупостями.

— Ну а он как-то умудрился избежать этого. По крайней мере, мы с тобой ничего не знаем.

— Ну если уж мы не знаем… то не знает никто.

— Хоть кого-то судьба уберегла от стыдливых воспоминаний прошлого, и он может спать спокойно, не думая об этом перед сном, — усмехнулся Жан.

— Я просто очень скучный, — пожал плечами Феликс. — Самый что ни на есть обычный школьник. Статист. Таких в мультфильмах на заднем фоне даже не прорисовывают.

— Нет, — возразил Жан, — ни фига ты не обычный. То, что тебя нечем вогнать в краску, — необычно. Это необычное отклонение от нормы!

— Ну, еще год впереди. Будет у нас возможность это исправить, — в глазах Алисы мелькнули хитрые искорки.

Разговор сошел на нет. Спустя еще десять или пятнадцать минут пришел учитель математики, ничего не сказал про незаконченную стенгазету и просто отпустил их, чему они были несказанно рады. Парни проводили Алису до дома, распрощались с ней, затем распрощались и друг с другом, пожав руки, и разошлись.

7

На следующий день в помощь добавили двух учеников годом помладше, и дело пошло гораздо быстрее. Пошло быстрее во многом потому, что у друзей как-то не вязался разговор в присутствии двух малознакомых девочек, и они были больше заняты делом. Девочки же как-то в отличие от них умудрялись и языками трепать, и дело делать как надо. Друзья же таким удобным умением, к сожалению, не обладали.

Ближе к четырем часам они таки закончили стенгазету. Испытать облегчение отзаконченной работы и хоть как-то отдохнуть им, однако, не позволили. Как и предполагал Феликс, учителя моментально нашли им новое занятие. Их разделили: Алису отправили надувать и вешать шарики в актовом зале, а парней заставили таскать картонные коробки со всякими принадлежностями для концерта. Феликс подумал, что это немного лучше, чем сидеть на месте и что-то там вырезать да клеить без конца. Он ошибся.

Пришлось хорошенько помотаться между этажами, и когда они с Жаном закончили, то были полностью измождены.

— Рабство, — процедил Жан, утирая пот со лба. — Узаконенное рабство. Эксплуатация детского труда. Я буду жаловаться… не знаю кому…

У парней выдалась свободная минутка, чтобы чуть-чуть перевести дыхание, а затем, к несчастью, они попали в поле зрения старосты. Все еще обиженная из-за вчерашнего она не упустила возможности помучить их и, сославшись на важное поручение учителей, почти что приказала им следовать за нею. Феликс даже слышал, как друг скрипнул зубами.

Втроем они пришли в прихожую, и староста пальцем указала на длинную металлическую вешалку, стоявшую практически посредине коридора.

— Вот, ее надо отнести на третий этаж, в кабинет музыки.

— А больше тебе ничего не надо? — огрызнулся Жан, всю дорогу думавший, как бы ее задеть, но так ничего дельного и не придумавший.

— Больше ничего не надо, — невозмутимо ответила та.

Ничего было не поделать. Парни приподняли вешалку с двух сторон — она оказалась неимоверно тяжелой — и, пыхтя, потащили ее вверх по лестнице. Вредная староста и не думала отставать — она пошла вместе с ними, явно с целью их проконтролировать. Феликс проклял все на свете, пока они поднимались. Наконец, они дотащились до дурацкого кабинета музыки и поставили вешалку у дальней от входа стены. Облегченно выдохнули.

— Спасибо за помощь! — невинно заулыбалась староста.

— Я тебя ненавижу, — утомленно сказал Жан, стерев рукавом пот с лица.

Улыбка мгновенно исчезла с лица старосты, однако было не похоже, что его слова хоть сколько-то задели ее.

— Ты сделал полезное для школы дело. Подумай об этом как-нибудь, — сказала она и ушла восвояси, гордая собой.

— Чтоб тебя акулы слопали, — проворчал Жан. — Все как с ума посходили в последние дни! Ладно, я хочу пить. Погнали в столовую?

Феликс, развалившись на стуле, оторвал взгляд от дрожащих от перенапряжения рук и легонько покачал головой.

— Не, я пока посижу, дух переведу.

— Как хочешь, — Жан удалился.

Феликс окинул кабинет взглядом. Обратил внимание на небольшой черный пакет на парте у окна, который был тут как будто совершенно не к месту, однако секундную вспышку интереса сразу же подавила усталость. О том, что это может быть какая-нибудь бомба, как учили на уроках, он подумал далеко не сразу, а когда подумал — лишь посмеялся себе. Ну какая, блин, бомба? Здесь, в Бланверте? Он Жан, что ли, чтобы пускать подобные мысли в голову?

Он продолжал сидеть не шевелясь. Время шло, Жан не спешил возвращаться, и Феликс просто наслаждался тем, что от него отстали. Может, и остаться тут? Спрятаться от назойливых, как мухи, старост и ей подобных? В кабинете было тихо. Хорошо! И в коридоре тоже стало потише, кажется, а основной шум теперь доносился со второго этажа.

Бесхозный пакет все сильнее раздражал взгляд своей неуместностью. Может быть, думал Феликс, все-таки встать и проверить, что в нем, где-нибудь через минутку… или две… или три… В момент, когда ему показалось, что у него появились силы, чтобы оторвать себя от стула, в кабинет внезапно (бесшумно, словно какой-то призрак!) вошел Ким, быстро прошагал к пакету, взял его и так же быстро утопал прочь, даже не заметив сидящего в углу Феликса.

— Не успел… Да и пофиг.

Минутой позже в кабинет вернулся посвежевший Жан. В руке он держал баночку сладкой газировки.

— Держи, — протянул он газировку другу, подойдя к нему. — У меня, оказывается, монетки завалялись в кармане.

Феликс взял холодную баночку, поглядел на рисунок и скривил губы:

— Водоросли… ты же знаешь, я не люблю водоросли.

— Другой не было, — развел руками Жан. — И эй, не все ли равно? Главное, что холодная. Пей, пока не потеплела.

Феликс так и сделал. Банка открылась с коротким шипением, и наружу из отверстия полезла пена. Парень недолго думая отпил половину. Холодная газировка приятно защипала горло, и он почувствовал, как прямо-таки оживает, словно увядшее растение от дождя. Только сладковато-кислый вкус морской капусты все несколько подпортил. Больше кислый даже, чем сладкий. Сильно на любителя. Добив оставшуюся половину, Феликс с громким стуком поставил банку на край стоящего рядом стола и подавил подступившую отрыжку.

— Ты меня спас, — выдохнул он удовлетворенно.

— К вашим услугам, — Жан посмотрел на парту, на которой недавно стоял пакет. На его лице вдруг отразилось недоумение, и Феликс это заметил:

— Что такое?

Жан молча подошел к парте, смотрел на нее несколько секунд, а затем повернулся к другу:

— Ты видел?

— Что?

— Не видел, что ли? — как-то удивился он.

Ничего не понимая, Феликс поднялся и подошел к Жану. Тут-то он и понял, что привлекло внимание друга. На том месте, где находился пакет, блестели от солнца свежие капельки крови.

— Какого черта? — обронил Феликс.

— Такой же вопрос, — сказал Жан, тупо глядя на капельки. — Это ведь не просто какая-то красная вода, да?

— Ни фига, — согласился Феликс. — Это именно кровь.

— Кто-то поранился?

— Ни фига! Это был Ким!

— В смысле Ким?

Феликс рассказал ему про пакет.

— И что тогда было в этом пакете? — ожидаемо спросил Жан.

— Без малейшего понятия! Может, он вообще не его.

— Но Ким его забрал зачем-то.

— Попросил, может, кто-то, — предположил Феликс. — Но вообще он так быстро зашел и вышел… может, думал, что в кабинете никого нет.

— Если уж пытаться смотреть с другого угла, то и капли могли появиться до того, как он поставил пакет.

— Тоже верно.

— Я ничего не понимаю.

— Аналогично.

— Давай найдем его и спросим.

— Не-е, на фиг. Нас опять впрягут, если мы высунемся отсюда.

— Что верно, то верно…

Они остались бездельничать в кабинете, однако длилось это недолго. Их укрытие оказалось не таким хорошим, как они думали. Их нашел учитель и, сказав: «Вы-то мне и нужны», выдал им новое задание, которое парни, тяжело вздохнув, покорно пошагали выполнять.

Часом позже Феликс по чистой случайности столкнулся с Кимом в подсобке, куда был отправлен за шваброй. Точнее, сначала он даже и не понял, что это был Ким — просто кто-то вдруг загородил дверной проем, а вместе с ним и свет, которого и так было немного, потому что в подсобке перегорела лампочка.

— Эй, можно не загора… — Феликс обернулся и оборвался на полуслове. — А, это ты. Что-то хотел?

Ким стоял неподвижно и молчал. Феликс наконец заметил швабру, которая все это время, оказывается, стояла на самом видном месте, и взял ее.

— Тебе тут что-то надо? Может, я это уже видел, давай подскажу тебе, — предложил он.

Одноклассник по-прежнему не шевелился.

— Может, ты мне тогда дашь выйти? — начинал раздражаться Феликс.

Ким таки ожил, перестав походить на статую.

— Д-да, конечно… — промямлил он в ответ, — проходи.

Оказавшись в коридоре, Феликс увидел, что лицо одноклассника бледно, как мел. Тот опять застыл и не спешил заходить в подсобку. Выглядел он так, будто мыслями пребывал в совершенно другом месте.

— Все нормас? — осторожно спросил Феликс. — Вид у тебя тот еще.

— Утомился просто, — очнувшись, ответил Ким.

— Я бы на твоем месте домой отпросился. Хотя-я… знаешь, если ты упадешь без сил, учителя, может, начнут понимать, что они конкретно так офигели с этой подготовкой и совсем загоняли детей.

Ким слабо усмехнулся.

— Просто я еще весь день не ел, — продолжал он, — в животе ужас как урчит… — Он принюхался. — Кажется, я чувствую запах сэндвичей с моллюсками. А ты?

— Не-е?..

Феликс заметил, как в конце коридора две девочки из младших классов, сидя на скамеечке, достали из цветастых ланчбоксов сэндвичи. Ничего себе у него острый нюх, подумал он. Как у пса прямо. А еще у Кима не было его странной ноши. Да-а, надо бы спросить об этом…

— А где твой пакет, кстати? — резко сменил тему Феликс.

— К-какой пакет?

— Ну с которым ты ходил.

— Я…

У Кима дрогнул голос. В его взгляде, кажется, на мгновение мелькнула паника. Феликс решил его дожать.

— Ты оставил его в кабинете музыки. А потом забрал. Я видел, потому что был там. А знаешь, что я еще видел? Кровь на парте, которая осталась от пакета.

Ким сглотнул. Заминка несколько затянулась.

— Ага, это мой пакет, — усмехнулся он вдруг и как-то весь приободрился. — Я оставил его, потом замотался и совсем про него забыл. Там стейк был. Вот, наверно, от него кровь и натекла, хотя мне казалось, что пакет нормальный, не дырявый.

— Ты притащил в школу стейк? — изумился Феликс. — На фига?

— Да так получилось, — Ким смущенно потер затылок. — Мама просила меня с утра купить. Я подумал, что нас отпустили, и пошел в магазин, а потом, выяснилось, что надо быстрее-быстрее возвращаться. Не знал, куда деть… Глупая ситуация, да? — снова усмехнулся он, явно чувствуя себя не в своей тарелке.

— М-да уж… А сейчас ты уже его отнес домой?

— Нет, пришлось выкинуть. Он пролежал на солнце. Придется покупать новый.

— Понятно все с тобой.

— Ладно, мне нужно найти порошок… — вспомнил Ким.

— Он на верхней полке, — подсказал Феликс.

Ким рассеянно поблагодарил и зашел в подсобку. Взяв коробку стирального порошка, он закрутил головой по сторонам, кажется, ища что-то еще. Феликс, получив ответ на интересовавший его вопрос, оставил одноклассника и пошагал в актовый зал. Лужа воды, наверно, его уже заждалась.

8

Над головой снова звякнул колокольчик, когда Эрик вышагнул из магазинчика. В правой руке он держал свежеприготовленный тако. Втянув пряный аромат ноздрями, он жадно вгрызся в него зубами. Сочный. С крабовым мясом. Острый, что горло обжигает. Убить за такой можно.

На вечернее небо набежали тучки, намекая на приближающийся дождь. Рабочий день уже закончился, и полицейский возвращался домой. В один момент он решил срезать путь и свернул в проулок между парикмахерской и обувным магазином. В проулке было грязно, и воняло мусором, но это совсем не отбило у Эрика аппетит. Он продолжал преспокойно поедать тако, шагая вперед и не обращая внимания на грязь вокруг.

Но затем на границе зрения замаячило что-то белое и пятнистое, и он повернул голову. Рядом с переполненным баком, среди рваных пакетов, вываливших свое противное и вонючее содержимое, лежал мертвый далматинец. Живот трупа был вспорот, на вывалившихся наружу внутренностях плотной жужжащей массой копошились мухи. Полицейский невольно остановился.

Бедняга, подумал Эрик и откусил очередной кусок тако. А ведь породистая собака… но ошейника почему-то не видно. Невольно возникает вопрос — как она тут оказалась в таком состоянии? Что произошло? Напали ли на далматинца какие-нибудь бешеные псы, когда тот бродил себе по городу, или его уже дохлого оставили здесь хозяева? Вариантов на самом деле можно придумать массу.

Полицейский слегка наклонился, поглядел на брюхо. Как будто кто-то прогрыз или даже разорвал… Может, даже волк в город забрел… Хотя Эрик не слышал, чтобы в округе обитали волки. И мухи… Он не эксперт, но насекомые, похоже, налетели совсем недавно; сладковатого мерзкого запаха гниения тоже нет; личинок или яиц тоже не было видно. Труп был совсем свежий.

Эрик выпрямился. Черт, и почему он стоит и разглядывает мертвую собаку? Наверно, будь это дохлая дворняга, он бы и не обратил на нее внимания. Но это был далматинец, и его появление рядом с помойкой в мертвом виде выглядело странным. Впрочем, какая разница. Это все равно не человек.

Полицейский запихнул себе в рот оставшийся кусочек тако, отряхнул руки и пошагал дальше.

9

Друзья сидели во дворе школы прямо на газончике. Феликс и Алиса наслаждались легким свежим ветерком да приятно греющим солнцем — важно было урвать от этого момента как можно больше, потому что в любую секунду их, бездельников, могли снова чем-нибудь занять. Только Жан не разделял их настроения. И хотя он пытался скрыть беспокойство за маской, чересчур задумчивое лицо все же выдавало его.

— Ты сам не свой, — заметила Алиса.

— Я-то? — отозвался Жан.

— Ага, ты-то. На тебя смотрю, а не на Феликса.

— Тебе кажется.

— Не-а, не кажется.

— Да, ты за целый час с нами сказал буквально пару слов. Действительно, это просто мое воображение.

— Да что ты ко мне пристала? — разозлился Жан.

— Балда, я беспокоюсь за тебя, — слегка обиженно ответила девушка. — Не могу я, что ли, побеспокоиться за тебя?

— Можешь. Пожалуйста, беспокойся. Только меня не дергай, ладно?

— Жан, это не красиво, — включился в разговор Феликс. — Ладно еще со мной так разговаривать, но с Алисой?

Жан ничего не ответил, лишь поджал губы и устремил взгляд куда-то вдаль.

— Ну не хочешь — и не говори, — вздохнула Алиса. — Я навязываться не собираюсь.

— Пятнышко пропал, — внезапно сказал Жан.

— Пропал? — переспросил Феликс. — Серьезно?

— Ты не слышал, что я сказал? — раздраженно ответил Жан, но тут же пожалел о своих словах и пробурчал: — Извини.

— Как так-то? Куда мог пропасть твой пес? — не понимала Алиса.

— Я не знаю! Я сам пытаюсь это понять… Обычно кто-то из нас его выгуливает, только вчера это было сделать некому, и мама выпустила его одного, уж очень просился. Но он так и не вернулся… — Лицо Жана помрачнело пуще прежнего, и он проговорил зло: — Тупая школа, дурацкий выпускной… Я сейчас должен искать Пятнышко, а не торчать здесь, занимаясь всякой чушью! Как же меня это бесит, вы не представляете! А вдруг он подрался с дворнягами? Вдруг его машина переехала? Или какой-то придурок решил с ним позабавиться и огрел пару раз железным прутом по голове?

Алиса положила ему руку на спину, но он как будто и не заметил этого.

— Жан, не хочу ни на что намекать, — говорил Феликс, — но, может, ты рано делаешь выводы?

— Другой реакции я от тебя и не ожидал, — фыркнул Жан.

— Ты мне не дал закончить. Почему ты решил, что он именно пропал? Может, Пятнышко просто немного… задерживается? Почему ты сразу думаешь, что с ним случилось что-то плохое?

— Потому что не могу по-другому, понимаешь? И я не успокоюсь, пока не увижу, что с ним все в порядке. От твоих слов ничего не изменится.

— Да уж, что верно, то верно… Так плюнь тогда на все и иди искать его, — предложил Феликс.

Жан как-то недоверчиво посмотрел на друга.

— Что? — спросил тот. — Я серьезно, у тебя уважительная причина.

— Ага, знаю я эти уважительные причины. Вот у Кима была уважительная причина, а у меня что? Какой-то пес? Да всем плевать на это.

— Какой… пессимистичный взгляд на вещи, — сказала Алиса.

— Так просто сейчас никого не отпустят. Каждая пара рук на счету, выпускной же завтра, — всплеснул руками Жан.

— А тебе ли не пофиг? Плюнь ты на школу и иди ищи, — настаивал Феликс. — Знаешь, что? А пошли вместе. Вдвоем потом получать не так страшно, как одному. — Он резко подскочил на ноги. — Ну?

— Я вас прикрою, мальчики, — у Алисы загорелись глаза. — Подурачу маленько учителей, а вы идите. Если повезет, вы даже успеете найти Пятнышко и вернуться обратно!

Жан по очереди посмотрел на друзей с таким взглядом, будто не верил тому, что происходит. Затем он едва заметно кивнул, поднялся с травы и проговорил:

— Спасибо, ребят.

— Мы друзья или как? — улыбнулась Алиса. — Давайте, идите же, пока никто не видит!

Так парни и сделали. Жан не имел ни малейшего понятия, где искать Пятнышко, однако он знал, что других далматинцев в городе больше нет, поэтому они с Феликсом стали расспрашивать попадающихся на глаза жителей, не видели ли те его. Сколько бы они ни спрашивали, тем не менее, никто и ничего подсказать им не мог. Вскоре они дошли до дома Жана и стали доставать вопросами соседей. Те тоже все пожимали плечами, но последний из них, мужчина с бородой, неожиданно рассказал, что видел Пятнышко далеко отсюда.

— Где именно вы его видели? — выпалил Жан взбудоражено.

— Не помню… — почесал затылок мужчина. — Весь день мотался по городу… и, мне кажется, я замечал его в двух местах, а в каких… Прости, пацан, никак не вспоминается, я не обратил как-то внимания. Ну пес и пес…

— Вы можете показать хотя бы примерное направление?

— Да, думаю, да, — сказал мужчина, немного подумав. — Вон там, — указал он пальцем на север.

— Хоть что-то! — раздраженно произнес Жан и быстро пошагал дальше.

— Спасибо вам большое! — сказал Феликс мужчине и поспешил за другом.

Они стали искать Пятнышко в другой части города, придерживаясь той же тактики. Жан пробовал звать его время от времени, но это не помогало. Так миновало полтора часа. Поиски пока не принесли никаких плодов, жители по-прежнему разводили руками и качали головами, а ничего лучше, кроме как приставать ко всем с вопросами, парни придумать не смогли. Пятнышко как сквозь землю провалился. В какой-то момент они проходили мимо полицейского участка, и у отчаявшегося Жана, при взгляде на фасад, возникла идея:

— Может, обратиться в полицию?

Они остановились и поглядели на двери участка. У Феликса отразилось сомнение на лице:

— Ты думаешь, они станут искать пропавшего пса? Без обид, но мне это кажется глупой идеей.

— Если правильно это преподнести… — Жан на ходу развивал свою идею. — Да, верно… Назовем это похищением, и они еще как начнут искать!

— Но ведь не факт, что было похищение.

— Не в этом суть.

— Тоже верно. Ну, и они все равно сидят без дела, — задумчиво произнес Феликс, а затем добавил: — Так мой папа говорит. Да, а если потом обман раскроется? У тебя ведь могут быть проблемы.

— Я еще школьник. К тому же я не из хулиганства хочу это сделать. Простят с высокой вероятностью, — неожиданно уверенно ответил Жан.

— Расчетливо… Ну, тогда флаг тебе в руки, дружище. Но, если честно, я сам немного побаиваюсь туда соваться…

— Пойдем, — серьезно сказал Жан, с новой идеей он как будто обрел второе дыхание и новую надежду на благополучный исход. — Если что, я скажу, что потащил тебя за собой. Тебя это никак не коснется.

Феликса это убедило. Впрочем, он бы в любом случае последовал за Жаном, даже несмотря на небольшой страх и неуверенность. Тут вдруг за спиной друга он заметил знакомого полицейского.

— Эрик! — позвал он, махнув рукой.

Полицейский подошел к парням. В руках он держал тако.

— Чего? — спросил он равнодушно, жуя.

— Вы не видели далматинца? — тут же спросил Жан. — Мы уже, кажется, полгорода обыскали. Нигде моего пса не видно…

Полицейский моментально перестал жевать.

— Так, значит, это ты его хозяин, — изрек он с наполовину набитым ртом.

— Вы его видели? — оживился Жан. — Вы нашли его?

— Можно и так сказать.

— В каком смысле? — странный ответ омрачил радость Жана.

— Пойдемте со мной, — сказал полицейский.

Они прошли совсем немного, может, метров сто, а затем свернули в проулок между парикмахерской и магазином обуви. Почти сразу Жан почувствовал страшную вонь и прикрыл рот и нос ладонью, его примеру последовал и Феликс, Эрик же продолжал преспокойно поедать тако. Они остановились у заполненного контейнера, окруженного мусорными пакетами. В этот момент во взгляде Эрика промелькнуло удивление, и он проговорил:

— Надо же.

— Что мы тут делаем? — сказал Жан недовольно. — Тут никого нет.

— В этом и дело, — отозвался полицейский. — Мертвый далматинец лежал вот здесь. Вон, видишь засохшая кровь? Труп куда-то исчез.

— К-как «мертвый»? — Жана словно ведром ледяной воды окатило. — Почему? В смысле… К-как?

— Слушай, пацан, я не знаю, — серьезно говорил Эрик. — Я бы предположил, что труп забрали хозяева, но раз хозяин ты, и ты ничего об этом не знаешь, значит, о твоем псе позаботился кто-то другой.

— Я ничего не понимаю… — ослабшим голосом проговорил Жан и потупил взгляд.

— Можешь объяснить поподробнее? — вмешался Феликс.

— Нечего тут объяснять. Среди мусора лежал дохлый далматинец со вспоротым брюхом. Восстать из мертвых и уйти сам он не мог. Мусор остался нетронут, поэтому версию с мусорщиками можно сразу отмести, они труп не трогали. Впрочем, простор для догадок от этого не сильно сокращается.

— Ну и дичь… А кто его так… ну, мог ранить? Есть догадки?

Эрик дернул плечом.

— Бешеные псы? Забредший волк? Какой-то психопат? Не знаю. Его кишки валялись на земле, и все было залеплено мухами — это я точно могу сказать.

У Жана изо рта вырвался громкий рвотный позыв. Феликс, к счастью, не был одарен хорошим воображением и потому воспринял слова более-менее спокойно. Хотя в любом случае все это было скверно.

— Я склоняюсь к мысли, что он подрался с другими псами, — он покачал головой. — Красивый пес был. Не повезло бедолаге.

— Раз вы его видели, почему не связались с нами? — выпалил Жан, глядя на полицейского исподлобья. — Пятнышко носил ошейник, а на ошейнике был брелок с адресом и нашим номером телефона! А вы просто…

— Не было никакого ошейника, — невозмутимо сказал полицейский прежде, чем парень успел его обвинить.

— Дела… — проговорил Феликс.

— Как так? — ошарашенно спросил Жан.

— Просто. Не было и все. Предположу, что кто-то снял ошейник. И вот с этим произошедшее уже начинает напоминать преступление.

— Мы должны идти в участок! — решительно сказал Жан.

Эрик задержал на нем нечитаемый взгляд, а затем изрек:

— Пойми, парень этим никто заниматься не будет. Собака — не человек, как бы цинично это ни звучало. И в полиции здесь, поверь моему слову, никто к тебе не прислушается. Это не полиция, это пародия на полицию. Они настолько расслабились, что ничего не хотят делать. И дохлая собака их точно не побудит вспомнить о долге.

— И даже ты не прислушаешься? — спросил Феликс неуверенно.

Эрик сомкнул губы, поглядел на притихшего Жана. Выдержав небольшую паузу, он коротко вздохнул и сказал:

— Я ничего не обещаю, но я попробую что-нибудь разузнать. Мне тоже эта ситуация кажется дикой и странной.

— И на том спасибо… — тихо промолвил Жан.

Полицейский направился к выходу из проулка. Парни пошагали за ним. Когда они оказались рядом с парикмахерской, Феликс сказал Эрику:

— А ты прикольный чувак.

— «Прикольный», «чувак»? — отозвался полицейский. Его лицо оставалось все таким же неизменно безразличным, хотя в интонации, кажется, мелькнула нотка интереса.

— Никогда не слышал таких слов?

— Слышал. Но не в свою сторону. — Он посмотрел на Жана: — Как мне с тобой связаться?

— А, сейчас… — спохватился Жан и стал рыскать по карманам. — Я вам номер телефона напишу, где-то у меня бумажка была… Еще бы ручку найти, у вас есть?..

— Так скажи, — прервал его полицейский.

— А вы не забудете?

— У меня память хорошая.

Жан продиктовал ему номер. Эрик кивнул, поглядел куда-то в сторону и сказал:

— Мне нужно идти. Бывайте.

Он ушел, и парни остались вдвоем.

— Что мне делать, Феликс?.. Почему это произошло? Я просто не верю…

— Будем надеяться, что Эрик что-нибудь найдет, — со вздохом сказал Феликс. — Или, если хочешь, мы можем начать свои поиски. Я тебе помогу.

— Я… не знаю… мне надо это все переварить.

Феликс не стал больше ничего говорить, оставив друга наедине с мыслями. Путь до его дома они провели в полном молчании.

10

День выпускного концерта, ради которого трудилась не покладая рук вся школа, все-таки настал. Не то, чтобы кто-то сомневался, что он настанет, сомнения, скорее, были в том, все ли будет готово к назначенной дате. К счастью для учителей и выпускников, все было готово и сделано как надо. Оставалось только перетерпеть сам концерт, а дальше — можно будет перелистнуть эту темную страничку жизни.

Феликс и Алиса сидели в классе одни, слушая, как трясется потолок и как сверху доносится музыка и пение. Празднество, если это можно так назвать, было в самом разгаре. Сидеть предстояло аж до самого вечера, идти домой было нельзя по одной простой причине — на них повесили уборку в зале после концерта. Вместе с ними дожидаться своего часа должен был и Жан, однако он куда-то утопал, ничего не сказав. Возможно, свалил, наплевав на все, — и вообще-то правильно сделал. Тем более у него была более чем уважительная причина это сделать.

Алиса скучающе вздохнула, откинулась на спинку стула и скрестила руки. Молчание между друзьями несколько затянулось. Феликс вот уже несколько минут задумчиво пялился в черноту вымытой до блеска доски, тогда как девушка наблюдала за серыми облачками в окне, медленно ползущими по небу, словно стадо отъевшихся ленивых барашков. Погода с самого утра была хмурая. Возможно, сама атмосфера не особо располагала к разговорам, но парень, посмотрев на подругу, вдруг подумал, что сидеть в тишине тоже как-то ненормально.

— Думаешь о Пятнышке? — спросил он ненавязчиво.

Алиса словно очнулась. Она оторвала взгляд от окна и посмотрела на Феликса.

— Нет-нет, я не поэтому вздохнула… — сказала она, но затем осеклась и добавила: — Но вообще думала. Даже не могу представить, кто мог сотворить с ним такое. Мне его так жалко! Я ведь чуть не расплакалась, когда вы мне сказали…

— Да уж… — только сказал Феликс.

— Такой милый песик… И такая жестокая судьба. Почему мир обходится с невинными существами так жестоко? Это несправедливо!

— Мир вообще редко бывает справедлив, — многозначительно произнес Феликс. Естественно, в силу возраста и тепличных условий на себе он испытать эту несправедливость пока не успел. То были слова отца, которые пришлись к месту и которые он повторил, как попугай. — Наши учителя вон нас эксплуатировать не стеснялись.

— Вот уж точно, — согласилась Алиса.

— А родители что? А родители ничего. Это ж наш «ученический долг». Таков «воспитательный процесс», нам «прививают трудолюбие» — и все такое… достало уже конкретно. Сами же ведь были такими же, как мы. Должны нас понимать, наверное! Правильно ведь говорю, Алиса?

— Не знаю, — легонько пожала плечами девушка. — Может быть… они же знают больше нас. Наверное. Может, и стоит к ним прислушаться. Ну знаешь, чтобы не наступать на те же грабли, что и они в свое время.

— Не понимаю, как это относится к нашему случаю.

— Ну да, я говорю в общем.

Феликс сменил позу, развернувшись всем корпусом в сторону Алисы и вытянув ноги в проход между партами. Невольно — и с легкой завистью — он подумал, что Жановы ноги загородили бы весь проход, сделай тот так же.

— Правда, похоже, это не про нас, — промолвила Алиса, кажется, подумав о чем-то своем.

— В каком смысле?

— Я про все эти советы и нравоучения.

— Все еще не понимаю.

— Правильно, я ведь и не говорила вам особо об этом. Моя мама очень много работает. Мы ее видим только по вечерам, да и то много не разговариваем. Не то чтобы мы как-то злились друг на друга или между нами была какая-то холодность… просто так получается. Мама хочет пойти на повышение и забрать нас в город побольше и поприличнее, как она говорит. Не могу винить ее за это стремление, однако ее иногда так… не хватает. Мы с Кирой фактически предоставлены сами себе. Я ее ращу. Воспитываю вместо мамы.

Феликс вдруг понял, что за все время видел миссис Лайпс буквально раза два или три, но раньше как-то не придавал этому значения. Вообще, Мама Алисы оставила нормальное впечатление, разве что показалась ему несколько холодной.

— Я не знал.

— Я не говорила же.

— Ну… — Феликс сделал паузу, подбирая слова, но не ничего придумав, спросил банальное: — А почему ты заговорила об этом сейчас?

Девушка пожала плечами.

— Не знаю. Может, надоело мне все это, а может… не знаю.

— Так выходит, ты самая взрослая из нас троих, — припомнил Феликс недавний разговор и усмехнулся. Ему показалось это забавным. — Раз уже кого-то растишь.

— Не кого-то, а сестру, — беззлобно ответила девушка. Она ничего забавного в этом не нашла. — Как Кира будет справляться одна, когда я уеду учиться, даже не представляю…

Феликс не знал, что на это сказать. Наверно, лучшим вариантом было просто промолчать, что он и сделал.

— Хотя, может быть, за год что-то поменяется… Кира-то точно повзрослеет немного. Она молодец, ведет себя по-взрослому и не капризничает, но все равно оставлять ее одну слишком рано… — Алиса спохватилась, вынырнув из мыслей, и сказала: — Извини, Феликс. Я уже говорю с собой.

— Да ничего. Я тоже иногда так делаю, когда меня что-то беспокоит, — попытался поддержать ее Феликс. Это было неправдой: с собой он вслух никогда не говорил.

Алиса чуть заметно и как бы понимающе улыбнулась, будто догадавшись, что он говорит неправду.

— Интересно, а как мы будем выглядеть через год? — резко сменила она тему. — На таком же концерте? В нашу честь ведь тоже по-любому его устроят.

— И мы опять будем торчать в школе до вечера, — без энтузиазма заметил парень. — Хотя, может, и не будем. Если начнем в следующий раз готовиться раньше…

— Я, наверно, как наши выпускницы, напялю платье покрасивше, надухарюсь, накрашусь, — продолжала Алиса, будто не услышав Феликса. В ее голосе слышалось какое-то легкое неприятие, словно ей все это было не по нутру. — Надо будет на этих каникулах что-нибудь подыскать…

— Ну а я надену пиджак с брюками. Выбор не велик особо, — сказал Феликс, представив постаревшего на год себя. — Папа одолжит мне свою бабочку, как обещал. Буду выглядеть как образцовый выпускник.

— А представляешь — прийти на выпускной в шортах? Или футболке? — вдруг сказала Алиса.

— Тебя не поймут.

— Я говорю про тебя.

— Меня, значит, не поймут. Не шибко что-то поменялось.

Алиса водила круги указательным пальцем по столу, ее губы расползлись в задумчивой улыбке.

— Знаешь, — говорила она, — я бы, наверно, оделась во все черное. Как бы не траурное… а готичное, да. И пришла в таком виде на выпускной. Серьезно! Просто для того, чтобы поглядеть, как все на это отреагируют. Ах да, и волосы бы в черный тоже покрасила.

— А пирсинг? Куда же без него? — усмехнулся парень. — В нос там что-нибудь воткнуть. Или в губу.

— Ну не, это уже для меня чересчур. Вот ботинки с высокой подошвой — это да, это можно.

— Даже не знаю, будет ли это все на тебе смотреться, — засомневался Феликс.

— Думаешь, не будет?

— Не знаю, может, это лишь дело привычки. В любом случае, сначала надо увидеть, а потом уже что-то говорить.

— Ловлю тебя на слове, Феликс.

— Стоп, так ты серьезно говорила? Я думал, ты теоретически.

— Кто знает… — загадочно ответила Алиса. — Иногда хочется кардинально сменить имидж. Представь, такая хрупенькая девчушка, как я, — и вдруг мрачная готка! Такого точно никто не ожидает. Ведь хочется немного… внести хаоса в повседневность. — Она вздохнула, перестав выводить пальцем круги. — Но у меня нет на это времени.

— Летом будет.

— Да, если я на подработку не устроюсь.

— Думаешь, устроиться?

— Есть такая мысль. Лишними деньги нам точно не будут.

Вон о каких вещах она задумывается, пронеслось в мыслях Феликса. О серьезных вещах, о будущем — не то, что он. Но на самом деле Алиса думала не столько о будущем, сколько о том, что оно с собой принесет. Неопределенность и… разлуку. И своими словами она пыталась подвести разговор к этому, но он дважды сворачивал куда-то не туда.

«Может, сказать прямо?» — спросила себя девушка. Но это же будет странно! Зато они вдвоем, и никого рядом больше нет. Она рискует посеять между ними ненужную неловкость… но и что? А если другой возможности сказать не представится? Следующий год будет последним для них… и это подталкивало ее признаться.

Алиса поняла, что мнет пальцы, и прекратила это делать, положив руки на стол. Краем зрения она заметила, что Феликс от безделья разглядывает потолок. Хорошо, есть время подготовиться. Может, вообще встать? Какой бред! Зачем вставать? Это будет выглядеть тупо! Но вот то, как она сидит… Алиса попыталась сменить позу на более естественную, опустив руки в ноги и сложив кисти вместе, однако естественно она себя все равно не почувствовала. Ладно, сказала она себе, либо сейчас, либо никогда…

— Феликс? — позвала она негромко.

— А? — отозвался тот и посмотрел на нее.

Нет! Она поняла, что не может с ходу сказать то, что хочет. Нужно что-то побыстрее придумать взамен!

— Что такого интересного в потолке?

— Трещины, наверное, — ответил Феликс после короткой паузы. — Я представляю, что это как контуры на карте. Очертания громадных островов… как их там… материков, да.

— Ага-а…

— От нефиг делать и не такое в голову приходит, — Феликс заметил сомнение в ее интонации. — Вот и представляю, как выглядел мир в древности. До того, как разделился на множество островов.

С потолка и трещин вдруг перескакивать на признание в чувствах было худшим из возможных вариантов, поэтому Алиса решила помолчать, некоторое время выждать и заодно собраться с силами. Не похоже, что концерт сверху пока думает заканчиваться, время у нее есть.

Феликс снова уставился в потолок. Алиса попыталась успокоиться. Сердце так и трепыхалось в груди, как маленький зверек, пойманный в ловушку. Она сжимала руки в замке так крепко, что болели пальцы. Она расслабила их и неслышно выдохнула. Нужно сказать немного. Три слова. Не скажет — пожалеет потом! Скажет, а дальше будь что будет. Решено! Теперь точно!

Выждав еще минутку, она снова позвала Феликса.

— Что? — сначала спросил, а затем и посмотрел на нее парень.

Алиса взволнованно сглотнула, разомкнула губы и…

— Ты мне нравишься! Я долгое время думала, что мне это кажется, что это просто глубокая симпатия или… не знаю… привязанность, но нет! То есть да, и это тоже, но еще ты мне очень и очень нравишься! Мы знаем друг друга с малых лет, ты мне почти как родной человек… То есть не «почти», так и есть — ты родной мне человек, Феликс! Как Кира! Вот, что я чувствую! Прости, что так резко и внезапно вылила все на тебя, но я больше не могла держать это в себе…

— Алиса, ты что-то хотела спросить? — слегка недоуменно сказал Феликс.

Конечно же она не призналась. Она бы не смогла столько сказать за раз, не задохнувшись. Она лишь в очередной раз представила, как ему признается. Что успело стать ее любимым занятием, неизменно заставлявшим ее краснеть.

— У тебя опять уши горят, — заметил парень. — С тобой все нормально? Ты какая-то рассеянная.

Девушка машинально прикрыла уши ладонями.

— Д-да? Это, наверно, от погоды, — улыбнулась она смущенно и, как ей показалось, глупо. — Перепад давления или что-то в таком духе.

— Не знал, что ты этому подвержена.

— Редко, но бывает.

Алиса была даже отчасти рада, что ни в чем не призналась. То, что она представляла в своей голове, звучало так наивно и… стремно! Она бы выглядела как полная дура, говоря такое. Хоть это все и было правдой. Хоть она действительно так думала про него…

Она почувствовала, что обессилела морально. На новую попытку ее уже не хватит. Может, оно и к лучшему, что она ничего не сказала. Впереди целое лето. Она найдет момент поудачнее…

— Так что ты все-таки хотела спросить?

— Ничего, Феликс. Я хотела что-то сказать, но у меня вылетело это из головы в последний момент.

— А, знакомая ситуация, — понимающе покивал парень.

— Я вспомню, если скажу. — Все еще взволнованная, она не сразу поняла, что выдал ее язык. — То есть наоборот!

Постепенно Алиса успокоилась и смирилась с неудачей, а еще через некоторое время музыка сверху стала тише, и послышались многочисленные голоса и шаги, давая понять, что концерт подошел к концу, и сейчас выпускники и их родители дружно повалят на улицу фотографироваться, запускать шарики в небо и заниматься прочей выпускной ерундой.

— Пойдем, Феликс, — сказала Алиса, поднимаясь со стула.

Они вышли из класса, прошагали по коридору и дошли до лестничной площадки, как вдруг на всю школу раздался пронзительный женский крик, полный животного ужаса. Словно острый меч он разрезал полотно окружающего спокойствия, скуки и безмятежности, заставив друзей замереть на месте. К их смятению и непониманию быстро примешались страх и тревога.

— Ч-что это было? — проговорила девушка. — Кто кричал?..

Нутром она понимала, что такой крик не сулит ничего хорошего. Понимал это и Феликс — и притихшие этажом выше люди в том числе. В следующий миг послышались спешные шаги и взволнованные разговоры.

— Кажется, крик был с первого этажа! — бросил Феликс и начал быстро спускаться по лестнице.

— Подожди меня! — поспешила за ним напуганная Алиса. Оставаться одной ей сейчас совсем не хотелось.

Парень сбежал по лестнице и огляделся по сторонам. В конце коридора он увидел небольшое столпотворение и устремился туда, не дожидаясь, пока его догонит Алиса. Подбежав к столпотворению, он увидел, что дверной проем заслонили взрослые. Неожиданно, но Жан тоже был здесь! Он стоял с бледным лицом и глядел вглубь помещения шокированными глазами.

— Жан! — позвал Феликс. — Что там происходит? Эй, ты слышишь? — трепал он его за плечо, но тот никак не реагировал и все на что-то таращился. — Блин!

Бросив попытки дозваться до Жана, Феликс кое-как протиснулся через столпотворение и оказался в первых рядах. Тут-то он и обомлел вместе со всеми. То, что он увидел, было словно кадром из какого-то фильма ужасов. Пол был запачкан свежей кровью. У доски — Феликс только сейчас понял, что это класс младшеклашек — лежал мертвый охранник. Что он мертв, никаких сомнений не было: рваные раны на руках, шее и животе, разорванная и покрасневшая от крови рубашка да отсутствующее дыхание говорили за себя более чем красноречиво.

Рядом с трупом сидел, обняв колени, мальчик — тот самый мальчик, который не давал покоя Жану. Его ладошки тоже были в крови, глаза были пустые, как у куклы, и смотрели в одну точку — куда-то в угол помещения. Он, вне сомнений, был цел и невредим, по крайней мере, физически. «Морские боги, — с содроганием подумал Феликс, чувствуя подступающую к горлу тошноту, — да что тут произошло?!» Его глаза взаправду видели это. Он не спал. Это было наяву. Это было реальностью. В их школе произошло настоящее убийство!

— Вызывайте полицию! — выкрикнул кто-то, опомнившись. — Вызывайте полицию, вызывайте скорую, черт вас побери! Не стойте на месте!

Грузный мужчина с бородой вдруг решительно прошагал к мальчику, взял его на руки, как зашуганного котенка; люди расступились, освобождая ему проход, и мужчина вышел в коридор. В этот же момент в кабинет ворвалась Алиса. Увидев истерзанный труп, она ужаснулась и резко сгорбилась, закрыв рот рукой. Она содрогнулась, и сквозь пальцы просочилась рвота. Девушка развернулась к выходу, намереваясь выбежать обратно, однако очередной позыв остановил ее. Понимая, что уже проиграла эту битву, она убрала руку и исторгла содержимое желудка на пол.

Феликс все это время неподвижно стоял на месте, но затем в его голове как будто что-то щелкнуло, и он таки вернул себе контроль над телом. Он схватил справившуюся с рвотой, но все еще дрожащую подругу за руку и повел ее в ближайший туалет. Он даже не смотрел, чей он — мужской ли, женский ли — он лишь понимал, что подруга сейчас не в себе, и ей нужно помочь.

Он привел ее как раз вовремя. С очередным позывом она скрылась в ближайшей кабинке. Феликс и сам себя нехорошо чувствовал. Увиденная картина так и стояла перед глазами, как будто он все еще был там. Он подошел к раковине и открыл кран, плеснул холодной водой в лицо. В горле застыл тошнотворный комок. Только не блевать, повторял он себе, глядя на отражение в зеркале. Только. Не. Блевать. В фильмах мелькали вещи попротивнее и пострашнее. Ага… только сейчас он находился в реальности, а не в фильме.

Дверь скрипнула — Алиса выбралась из кабинки, заняла соседнюю с Феликсом раковину, открыла воду и стала полоскать рот. Так они и стояли несколько минут под шум и плеск воды. Парень почувствовал, как тошнота пошла на убыль, хоть и не исчезла полностью. Девушка выдохнула, не переставая дрожать. Тумана в ее взгляде уже было меньше. Они закрыли краны и посмотрели друг на друга. Ничего не сказали, как будто лишенные способности говорить. Алиса пошагала к выходу, Феликс последовал за ней.

В коридоре стало еще больше народу. В воздухе повис гам, люди что-то говорили, но Феликс не мог воспринять ни единого слова, все они как будто сделались незнакомыми, непонятными; смысл ускользал от него. Но это было не так уж важно: все было написано на окружающих лицах — хмурых, серьезных, напуганных и взволнованных. Затем взрослые заметили друзей и сразу погнали их подальше от злосчастного кабинета. Один из учителей сказал им идти домой, и они покорно побрели к выходу.

На крыльце школы друзья обнаружили Жана, сидящего на ступеньках. Выглядел он не лучше. Завидев их, он произнес:

— Дичь полная, да? — он помолчал, будто ожидая ответа, а затем добавил: — Что вообще происходит в последнее время…

11

Жестокое и таинственное убийство в школе встряхнуло городок, заставив его очнуться от полудремы серых будней. Разговоры теперь было слышно повсюду; страшную новость обсуждали от мала до велика, не обделила ее вниманием и местная газета, посвятив ей большую часть своих страниц. Никто до конца не верил в произошедшее, находились даже и те, кто называл это какой-нибудь подставой или розыгрышем, однако факт оставался фактом: в Бланверте, позабытом городке, где ничего не случается — случилось убийство.

Событие было настолько из ряда вон, что шеф оторвал свой ленивый зад от стула и лично приехал на место преступления. Эрика с собой он не взял — еще бы он взял какого-то патрульного! — зато вместе с ним поехал какой-то старый полицейский дружок, с которым они выпивали по пятничным вечерам. Подробности происшествия Эрик услышал уже потом со слов сослуживцев. Расспросприсутствовавших на месте людей, судя по всему, помог несильно — ничего подозрительного никто не видел ни до, ни после. Никаких камер в школе тоже не оказалось, так что простор для догадок был поистине богат.

Пока что картина получалась следующая: убийца проник в школу через парадный вход, охранника, по всей видимости, на посту не было. Немного погодя он попытался напасть на младшеклассника, но охранник помешал ему, за что и поплатился жизнью. Убийца затем скрылся, а через некоторое время учительница младших классов обнаружила труп.

Но это было еще не все. Были две детали, из-за которых картина становилась еще более жуткой. Во-первых, у охранника была проломлена голова, причем проломлена чем-то небольшим, но тяжелым, так что он скончался еще до того, как ему были нанесены раны — это уже установили точно. Во-вторых, сами раны были неглубокими и рваными, как будто с него пытались сорвать кожу или даже, скорее, залезть под нее с неизвестной целью. Иными словами убийца скрылся не сразу и успел поиздеваться над мертвым телом, прямо как натуральный маньяк.

С мальчиком была отдельная история. Вскоре после убийства ему резко стало плохо, он потерял сознание, и его отвезли в больницу. До его опекунши — старой женщины — так дозвониться и не смогли, и поэтому полицейские поехали к ней на дом. Когда они стали стучать в дверь, то увидели, что та не закрыта, а затем, зайдя внутрь, и вовсе обнаружили, что старуха скончалась. Как выяснилось позже, умерла она своей смертью тремя днями ранее, а сам мальчик все это время жил и вел себя как ни в чем не бывало. На вопрос, почему он никому ничего не сообщил, он лишь слабо и глупо улыбался — как улыбается иностранец, который не понимает, что ему говорят, но не хочет показаться грубым или недружелюбным.

Шеф припарковался, и Эрик был вынужден отодвинуть размышления в сторону. Он вылез из полицейской машины, захлопнул дверь и мельком окинул окрестности взглядом. В небе над городской ратушей пучились густые грозовые тучи, словно здесь находилось сосредоточие зла. Лицо и кисти покалывали редкие иголочки дождя, дул прохладный ветер — на улице будто была не поздняя весна, а начало осени. Премерзкая погода, подумал Эрик. Шеф тем временем нажал на сигналку, машина пискнула в ответ, игриво мигнув огнями.

Ратуша встретила их поразительной тишиной. Пухленькая девушка в приемной любезно подсказала, куда идти. Они поднялись на второй этаж, свернули в правый коридор и отыскали двести пятый кабинет. На двери под цифрой красовалась табличка с лаконичной надписью: «Д.Д. Акер. Мэр города».

— Мне подождать в коридоре? — спросил Эрик, все еще не понимая, зачем его сюда притащили.

— Нет, пойдешь со мной, — тяжело ответил шеф, часто втягивая ноздрями воздух. Он постучал в дверь полным кулаком и повернул ручку, заглядывая внутрь.

— Да-да, заходите, — послышался голос.

Кабинет был просторный. Мэр стоял перед окном, сложив руки за спиной, и что-то, кажется, высматривал снаружи. Мистер Акер был невысокого роста — ниже среднего даже, — но с широкими плечами и довольного крепкого телосложения, отчего сильно походил на гнома — разве что пышной бороды не хватало. Он развернулся к полицейским, сдержанно улыбнулся одними губами и показал жестом на свободные стулья, стоящие перед его рабочим столом.

Они расселись втроем. Мэр, не переставая улыбаться, сложил руки в замок. Над его головой висел портрет Сиги IV или VI — Эрик точно не помнил цифру, но она была и не столь важна — суть заключалась в том, что Сиги был каким-то рекимийским корольком из стародавних времен, и его появления здесь молодой полицейский никак не ожидал увидеть. В учебниках истории — да, но в кабинете мэра? Весьма необычно. Потом его взгляд упал на папку с аккуратненькой стопочкой листов, лежащую на ближнем краю стола. Он успел заметить на верхнем листе некие графики, прежде чем мистер Акер закрыл папку. На ее обложке красовался золотистый герб Рекимии — четырехглавый морской змей.

— Я хотел обсудить с тобой произошедшее, — сказал мэр, поглядев на шефа. — Вся эта ситуация меня очень беспокоит, и мне хочется услышать от тебя как продвигается дело.

Краем зрения Эрик заметил, как напрягся шеф. Он чувствовал, что здесь он совершенно лишний элемент; намечался расстрел шефа вопросами, мол, почему убийца до сих пор не найден и так далее, и тому подобное, но раз уж он тоже здесь, значит и ему все это слушать…

— На каком этапе находятся поиски? — дружелюбно спросил мистер Акер, чуть сбавив выраженность своей улыбки, будто прилипшей к его губам.

— Все полицейские заняты поисками. Чтоб вы понимали, только я и Эрик в данный момент не занимаемся ими. Остальные делают дело.

— «Делают дело», ага, — несколько задумчиво промолвил мистер Акер. — Несколько размытая формулировка, не находишь? Я вроде бы задал конкретный вопрос, — при всем его доброжелательном виде от мэра исходила какая-то невидимая угроза.

— Убийца не оставил никаких следов, — говорил шеф. — Он как призрак залетел в школу, прикончил охранника и улетел обратно. Никто его не видел. Единственный свидетель, который у нас сейчас есть, — это школьник, но от него получить пока ничего не удалось. Он до сих пор не в себе.

— Воистину, бедное дитя… пережить такое в его возрасте, — Эрику показалось, будто сожаление мэра было целиком и полностью притворным, что тот сказал это просто, чтобы сказать.

— Будем надеяться, что он придет в себя уже скоро, — добавил шеф неуверенно.

— «Надеяться»? Мне кажется, полицейские не должны на что-то там надеяться, — ни в голосе, ни во взгляде мистера Акера осуждения заметно не было — и все же оно было. — Они должны работать с тем, что есть. Бланверт — маленький город. Расспросите жителей, кто-то должен был видеть подозрительную личность, которая, к тому же, наверняка вся была в крови после того, что она сделала с тем беднягой.

— Да-да, конечно, это мы тоже делаем… — покивал шеф нервно.

— Так все-таки, — наседал мэр, — на каком этапе поиски? Ты можешь мне четко сказать?

— …Мы в самом начале, — выдавил из себя шеф после короткой паузы, как будто боялся это произнести вслух. — У нас пока нет ни малейшего представления, кто мог быть убийцей. Мы опросили семью убитого, но и они ничего не смогли нам сказать. Врагов у него не было, ссор с кем-то тоже. Образцовый семьянин и хороший друг.

— Хорошо. Хорошо! Вот, и не так уж это было трудно, верно? — мэр улыбнулся шире, обнажив желтоватые зубы.

Шеф выдавил слабую и напряженную улыбку, мол, да, правильно говорите.

— Но да ладно, я ведь хотел поговорить с вами не только об убийстве, — неожиданно сказал мистер Акер, уже обращаясь не только к шефу, но и к Эрику.

— О чем еще? — удивился шеф. На его лбу проступила обильная испарина. — Сейчас есть что-то более важное, чем убийство?

Повисла пауза. В окне из-за туч пробилось солнце. Лучи осветили лысину мистера Акера, и она засверкала, словно отполированное до блеска стекло.

— Нет, это сущий пустяк, — все улыбался он. У Эрика начало создаваться впечатление, что это следствие защемленного нерва. — Вы не знаете об этом, но с недавних пор у нас в горах работают археологи. Приехали аж из столицы и что-то все копают, копают и копают. Они мне объясняли, но я понял смутно, а потом и вовсе запамятовал. Не суть. У них не так давно тоже произошел небольшой инцидентик на раскопках — ничего такого, о чем стоило бы волноваться — и они попросили меня выделить им пару полицейских.

— Полицейских? — нахмурил брови шеф; выглядел он теперь чуть более расслабленным, нежели минуту назад. — Зачем им полицейские на раскопках? Они хотят, чтобы мы их охраняли или что? Так мы не охранники!

— Без понятия. Думаю, они вам и объяснят, когда вы их навестите. Впрочем, это сейчас не главное. Главное — найти убийцу.

— Ладно, будут им полицейские. По крайней мере, узнаем, чего им надо для начала, — шеф мельком взглянул на Эрика, и тот понял, кому придется ехать на раскопки. На самом деле ему тоже было интересно, зачем археологи обратились с такой необычной просьбой к мэру.

— Замечательно, замечательно, — удовлетворенно сказал мэр и вдруг повернул голову к Эрику: — А вы поразительно молчаливы.

— Не смею вмешаться, сэр, — отчеканил Эрик.

— Он только недавно начал работать в нашем участке, — пояснил шеф. — Переехал из другого города.

— Из другого города, значит? — при этих словах улыбка мэра как будто немножко померкла. — Откуда вы, Эрик? — спросил он, бросив взгляд на нашивку на груди молодого полицейского. — Если это не секрет, конечно.

— Тайкен.

— Не слышал про такой.

— Приморский городок, немногим больше Бланверта.

— Рыбачите?

— Не рыбачу.

— И я тоже нет. Как же вас занесло вглубь острова? Да еще и в Бланверт к тому же? Бланверт, наверно, еще менее известный городок, чем Тайкен, — мэр спохватился. — Простите, если слишком любопытствую.

— Просто так получилось, — сказал Эрик. — За этим нет какой-то истории.

— Просто так ничего не происходит, не могу не заметить, — неустанно улыбаясь, проговорил мистер Акер, и Эрик почувствовал, как хребет кольнуло иголками. Что-то неправильное было в словах мэра, хотя выглядел он по-прежнему. Может, кажется просто… черт разберешь.

— Я знаком с вашей статьей, — припомнил Эрик.

— Моей статьей? — улыбка мистера Акера уменьшилась, но не исчезла полностью, остановившись на ухмылке. — Ах да, та самая! — вновь расцвел он. — Я написал ее так давно, что уже забыл о ее существовании. И как она вам, не могу не спросить?

— Я нашел ее любопытной, — соврал Эрик. Было бы странно, если бы он сейчас честно сказал, что это была напрасная трата бумаги, а не статья.

— Любопытной? — мэр, кажется, хотел услышать более развернутый ответ.

— Да, — коротко подтвердил Эрик, не поддавшись.

— А что именно вам показалось любопытным? — не отступал мэр. — Пожалуйста, я хочу знать. Я бы даже сказал, что для меня это важно. Творец всегда рад услышать, что о его творении думают другие.

Эрик попытался вспомнить прочитанное и что-нибудь с этим придумать.

— Ну, например, мне понравился ваш посыл, что нет ничего постыдного в том, что мы лишь сравнительно недавно в масштабах нашей истории обрели независимость. В этом действительно нет ничего постыдного.

— Да, да, все так! — обрадовался мистер Акер. — Другие бы страны попытались вымарать этот позорный факт из учебников истории, замолчать его, но мы наоборот помним о нем. Потому что только с осознания собственной слабости начинается восхождение к настоящей силе. Мы слабы, такова правда, слабы как никогда. У нас есть независимость — но что эта независимость? Просто фикция по большому счету. Вы ведь тоже так думаете, Эрик?

Шеф молча наблюдал за ними. Он не выражал этого внешне, но был рад, что внимание сместилось с него на подопечного.

— Конечно, — ответил Эрик, лишь бы от него отвязались. Зря он вообще упомянул статью…

— Мы с вами придерживаемся одних взглядов, Эрик. Приятно встретить сторонника. Настоящего патриота, который осознает слабость нашей страны! — воодушевленно говорил мистер Акер. — Было бы у нас больше таких, как вы, глядишь, все бы было по-другому… Один человек — всего лишь бесполезная безвольная песчинка, но миллионы человек вместе, объединенные одной идеей — уже настоящая песчаная буря, с которой приходится считаться.

— Вы безусловно правы, сэр, — вновь согласился Эрик, желая поскорее закончить этот разговор.

— Не нужно «сэр», Эрик, зовите меня лучше Данди. Так будет честно, ведь я тоже обращаюсь к вам по имени.

Молодой полицейский вдруг задумался, откуда мэру известно его имя. Ведь на нашивке виден только инициал. Угадал? Нет, наверно, шеф ему сказал (хотя, казалось бы, зачем?), если предположить, что они периодически созваниваются. Шеф частенько трындел по телефону в своем кабинете.

— У нас в обществе сложилась печальная ситуация, — продолжал вещать мэр. — Людей не волнует, что было раньше, не волнует история. Они считают, что мы должны довольствоваться тем, что у нас есть. А что у нас есть? У нас фактически ничего нет. — Его улыбка впервые практически померкла. — Мы глубоко зависимы от других стран экономически. Даже этот кусочек суши на отшибе мировой карты, который мы зовем своей родиной, могут отобрать в любой момент, если захотят, мы существуем только по их милости. Единственное, что у нас действительно есть — это наша гордость. Ее никто и никогда не отберет. — Он приободрился и сверкнул новой улыбкой. — Но да я увлекся. Прошу простить меня за это. Итак, мы обсудили все, что я хотел. Вы знаете, что делать! Не смею вас больше задерживать.

Мистер Акер кивнул полицейским. Те встали со стульев и молча покинули кабинет.

12

На тумбе рядом с Феликсом, безвольно развалившимся на диване, заверещал телефон. Верещал он громко, словно съехавший с катушек попугай, его звук врезался прямо в мозг. Однако парня это заботило мало. Ему совсем не хотелось шевелиться. Он просто таращился в одну точку на освещенном квадратиками солнца полу и чувствовал от этого полное удовлетворение. Большего ему сейчас было и не нужно.

Прошла минута. Верещание все не успокаивалось. Недовольно вздохнув, Феликс собрал волю в кулак и протянул руку к телефону. Нащупал пальцами трубку, взял ее и поднес к уху.

— Ало? — нехотя произнес он.

— Привет, — послышался голос Жана.

Между ними тут же повисла продолжительная пауза.

— Че звонишь? — спросил Феликс.

— Да так, просто… Как дела?

— Никак. Сижу, не знаю, чем себя занять. Дальше пяти метров от дома отходить запрещено.

— Такая же фигня… Как думаешь, когда у нас возобновятся занятия?

— А ты уже соскучился по ним?

— Не то чтобы… просто без них как-то непривычно. Я бы радовался, если бы каникулы у нас начались пораньше, но после того, что случилось…

— Знаешь, я бы и сам, наверно, предпочел торчать на уроке истории, чем вот так сидеть без дела.

— А телик?

— Не смотрится телик.

— Это как?

— А вот так. Не хочу ничего делать.

Жан протяжно вздохнул.

— У тебя тоже не выходит эта картина из головы? — неуверенно спросил он.

— Я видел кучу жестяка в ужастиках и всегда думал, что в реальности спокойно отреагирую на какую-нибудь ненормальную дичь, но… ни фига. В реальности это совсем по-другому выглядит и ощущается… Стоял там, блин, как вкопанный.

— Все стояли как вкопанные, Феликс. Никто не ожидал, что такое может случиться. Алиса, вон, вообще… ты еще хорошо держался.

— Кстати, а она как? Не звонила тебе случайно?

— Ага, звонила. Мы перекинулись парой слов, но особо она говорить не хотела. Только сказала, что пока маньяка не поймают, Киру она из дома не выпустит. Да и сама не горит желанием вылезать на улицу.

Феликс почувствовал, как внутри него вдруг вспыхнула какая-то искра. Искра быстро превратилась в небольшой огонек, который нагрел его кровь, подпитал силы. Он даже приподнялся на диване.

— Это ненормально, Жан.

— Что?

— Что мы попрятались по домам. То есть понятно, что родители и все такое… но что нам теперь убийцы до конца лета бояться? А если его так и не поймают — что тогда? А, Жан?

— Что ты хочешь сказать? — в голосе друга послышались взволнованные нотки.

— Нас много, а он один. Если мы будем вместе, фиг он нам что сделает. Вооружимся досками или палками… я возьму старую батину бейсбольную биту — пусть только попробует подойти!

— Ну, да… только я не очень уверен, что это правильная идея, — засомневался Жан. — Я даже не представляю, как я буду махать чем-нибудь. Я никогда в жизни не дрался.

— Здесь не надо драться. Одного того, что у тебя с собой будет палка, отобьет у убийцы желание связываться с тобой.

— А если… у него будет нож? Или кусок трубы какой-нибудь?

— Нас будет трое, удачи ему справиться со всеми.

— Я… не уверен, Феликс, — еще больше засомневался Жан. — Это очень странная затея. Тебе экстрима, что ли, не хватает?

— Да какого экстрима! — раздражился Феликс. — Я просто не хочу, чтобы убийца разгуливал в нашем городе как у себя дома.

— Ну, это его дом… это кто-то из жителей Бланверта, скорее всего.

— Больше не его дом. Он больше не один из нас после того, что сделал! Нормальные люди не убивают других людей.

— Тут с тобой не поспоришь.

Феликс стал теребить провод пальцами.

— Да, Жан, а где ты был, когда произошло убийство? Тебя вроде бы не было, не было, а потом раз и появился.

— Домой я уходил. Потом все-таки вернулся и… «вовремя».

— И ты никого не видел?

— Нет, Феликс, никого. Я услышал крик и вместе со взрослыми побежал узнать, в чем дело.

— А кто кричал, кстати, не видел?

— Учительница младших классов. Миссис… как там ее? Довольно молодая такая.

— Я тебя понял. А она что? И она убийцу не видела?

— Нет, насколько я понял.

— Жан, а ты не думал, что убийство охранника и убийство Пятнышка могут быть связаны?

— Да ну, бред не говори. Вообще, у меня мелькала такая мысль, но… просто мелькала. Всерьез я об этом не думаю.

— Почему?

— Потому что это бред!

— А может, и не бред? Ты видел, как убийца поиздевался над трупом охранника? Видел. А теперь вспомни, что было с Пятнышком.

— Я… — Пауза. Феликс знал, что в этот момент у друга в голове закрутились шестеренки: — А ведь в этом есть смысл.

— Теперь ты просто обязан вооружиться вместе со мной!

— Хе-хе, — как-то неуверенно посмеялся Жан и спросил серьезно: — Но зачем ему это делать? Я не спрашиваю, зачем убивать — зачем так калечить?

— Да он ненормальный просто, вот и все.

— Пожалуй… А ведь еще там оказался тот мальчик.

— Ага, я заметил. Да это просто совпадение. Типа, я даже не знаю, каким он тут боком…

— Как-то слишком много совпадений, тебе не кажется?.. Блин, в последнее время события повалили прямо как из рога изобилия.

— Когда-нибудь это должно было начаться, — усмехнулся Феликс.

— Только мне совсем не смешно, — вздохнул Жан. — Ладно, давай, Феликс. Меня тут папа помочь просит, так что я пойду.

— Ага. Я тоже тогда пойду. Пока, Жан.

Парень услышал, как на другом конце линии друг положил трубку, и сделал то же самое. Затем, подскочив с дивана, полный сил, он дал себе мысленную команду: надо искать папину биту.

13

Эрик шагнул в детскую палату. В помещении было чисто, светло и немного прохладно; в приоткрытое окно дул ветерок, слегка вздымая белый тюль. Из шести кроватей занята была только одна — самая дальняя, как раз неподалеку от окна, на ней лежал укутанный в одеяло мальчик; он с большим трудом повернул голову к полицейскому, и стало видно его бледное, болезненное лицо. Полицейский подошел поближе и, дружелюбно поздоровавшись, сел на край соседней кровати.

— Как твое самочувствие? — спросил он мягко.

Мальчик все смотрел на него — или, скорее, сквозь него, — а затем, так не промолвив ни слова, повернул голову обратно и уставился в потолок. Как будто потерял интерес. Эрик не хотел с ходу начинать расспрашивать его о произошедшем в школе — сначала он надеялся показать доброту, чтобы маленький свидетель сам захотел все рассказать. После рассказов сослуживцев у Эрика создалось впечатление, что мальчик чем-то напуган — и нет, дело было не в убийстве, которое, вероятно, произошло на его глазах. Тут было что-то другое — так полицейскому подсказывала интуиция, которая в свою очередь основывалась на личном опыте: когда-то давно он сам был напуганным мальчишкой.

— Смотри, — он сунул руку в карман и вытащил небольшой пакетик с леденцами. — Врач сказал, что эти леденцы тебе можно. Вот, положу у тебя на тумбочке. Захочешь — возьмешь.

Полицейский положил пакетик и посмотрел на мальчика, ожидая хоть какой-нибудь реакции. Прошло не меньше половины минуты, прежде чем тот сначала безмолвно зашевелил губами, а затем все же выдавил из себя:

— Не хочу, — и голос его оказался слабым-слабым, как будто он потратил на эти два слова кучу сил.

— Потом захочешь. Готов поспорить, есть одни таблетки не очень вкусно.

— Не захочу… — еще слабее промолвил мальчик.

— Тебе не нравятся такие леденцы? Хорошо, я куплю что-нибудь другое.

— Нет, — просто ответил мальчик, поставив полицейского в тупик. Впрочем, одно то, что он говорил, а не игнорировал вопросы, как будто пребывая в другом мире, уже было достижением. Эрик уже продвинулся дальше, чем сослуживцы, пытавшиеся разговорить мальчика до этого.

— Пусть будут тут, — сказал он. — Вдруг все-таки захочешь.

Все глядя в потолок, мальчик жалобно попросил:

— Закроете окно? Мне холодно.

Полицейский выполнил его просьбу. Мальчик слабой ручкой натянул белоснежное одеяло почти на подбородок.

— Спасибо.

— Выглядишь ты неважно, врать не буду.

— Я знаю… — тихо проговорил мальчик, а затем посмотрел на Эрика. — В меня все пихают каши… а я их не хочу, они мне не нравятся. Пихают горькие таблетки — они тоже не нравятся.

— От этого никуда не деться. Ты ведь хочешь выздороветь?

— Хочу.

— Тогда придется немного потерпеть. Ты же боец. Для тебя это раз плюнуть, так?

— Я терпел, но это… не поможет, — еще жалобнее произнес мальчик и развернулся к окну, так что видно теперь было только его спину.

— Почему не поможет?

Ответом была тишина. Полицейский попытался зайти с другой стороны.

— Я Эрик. А как тебя зовут?

На этот раз послышалось неразборчивое бормотание. Если это и было имя, то Эрик его не расслышал.

— Ты полицейский, — отчетливо произнес мальчик. — Ты тоже будешь доставать меня вопросами? Другие полицейские постоянно что-то спрашивали меня…

— «Что-то»?

— Что-то спрашивали.

— Ты не слышал их?

— Слышал.

— Ты не понял?

— Понял.

— Тогда почему ты не отвечал на их вопросы? — осторожно спросил Эрик.

— Не хотел. — Мальчик слабенько выдохнул и шевельнул ногой под одеялом. — Ты как они. Одни вопросы.

— Но я почему-то первый, с кем ты заговорил, — не мог не заметить Эрик. — Раз уж мне так повезло, может, все-таки расскажешь мне, что случилось? Послушай, давай ответишь на мои вопросы, и мы все от тебя отстанем. Клянусь своим мизинцем.

Прошло несколько долгих мгновений, прежде чем мальчик изрек:

— Хорошо.

Эрик тщательно обдумал следующий шаг. Опасаясь, что у мальчика в любой момент может поменяться настроение, он решил спросить самое главное, а потом уже перейти к деталям и подробностям.

— Почему ты никому не сказал, что твоя бабушка умерла?

— Я хотел сказать, но…

— Но?

— Я не знал, к кому обратиться, — промолвил мальчик не то виновато, не то испуганно.

— Ты мог обратиться к любому взрослому, — Эрик засомневался в его словах, хотя допускал, что мальчик в силу своей неопытности мог себе чего-то напридумывать, и от этого повести себя не совсем нормально. — Да хотя бы к своей учительнице. Я уже не говорю про то, что тебе следовало позвонить в скорую. Ты ведь знаешь, как звонить в скорую?

— Нет…

Восемь лет — это уже достаточно самостоятельный возраст на самом деле. Он телефоном хоть пользоваться умеет? Что-то тут не так…

— Ты не против, если я пересяду к тебе?

— Нет, — не сразу послышался ответ.

Неуверенный до конца, что именно означает это «нет», полицейский все же пересел к мальчику на кровать. Возражений не последовало. Кровать была большая, как будто и не детская вовсе, так что места хватало.

— Ты не мог бы повернуться ко мне? — Эрик постарался попросить ласково. С его голосом, не привыкшим к таким интонациям, это было почти непосильной задачей.

— Зачем? — отозвался мальчик.

— Чтобы у нас был зрительный контакт.

— Не хочу.

Эрик отступил, не став настаивать.

— Выходит, ты жил совершенно один на протяжении трех дней, я правильно понимаю?

— Да…

— И тебя ничуть не смущал труп бабушки на втором этаже?

— Бабушка всегда была злая и меня не любила, — неожиданно резко сказал мальчик.

— И поэтому ты… — полицейский не договорил.

— Нет, — вновь ответил мальчик односложно.

Эрик решил, что еще вернется к этой теме позже, а пока задал другой вопрос. Основной вопрос, который его интересовал.

— Что произошло в школе?

— Катастрофа.

— Можешь рассказать, как все произошло? С самого начала?

Снова возникла пауза. Она затянулась, и Эрику начало казаться, что мальчик больше не хочет говорить.

— Я помогал убираться в нашем классе. Протирал парты, отковыривал из-под них жвачки, мыл доску… А потом в класс забежал убийца… и тут же за ним забежал дядя из охраны. Я спрятался под партой и… все видел. Охранник проиграл, и убийца убежал. Я подполз к охраннику, хотел помочь, но он уже… Было много крови… — с содроганием закончил рассказ мальчик.

Эрик почувствовал себя бездушной скотиной из-за того, что заставлял его заново это все переживать. Но по-другому было никак, и пока что отставать он не собирался. В рассказе были пробелы и странности — о них полицейский и стал расспрашивать.

— То есть убийца тебя не заметил?

— Да, — робко ответил мальчик.

— Убийца был занят охранником, то есть тебя он не видел, так? Почему ты не выбежал из класса? Почему не позвал на помощь?

— Мне было страшно. — Эрик попытался разглядеть лицо мальчика, но угол был не тот. — Я думал, он и меня… того.

— Понимаю. Просто спрашиваю. А ты один, что ли, в классе убирался? Разве тебе никто не помогал?

— Нас было пятеро. Я заканчивал. Остальные уже разошлись.

— Ясно. А перед тем, как в класс забежали охранник с убийцей, ты что-нибудь слышал? В коридоре что-нибудь происходило?

— Не знаю… был какой-то шум.

— А убийца? Как он выглядел, можешь описать?

— Высокий, — говорил мальчик, немного подумав. — Молодой. Он был одет в сиреневую футболку и джинсы.

«Высокий»? Восьмилетнему мальчику таковыми будут казаться все, кто выше него, так что эта характеристика ни о чем не говорила.

— Насколько он был высокий, можешь точнее сказать?

— Выше некоторых взрослых.

— Насколько молод?

— Не знаю. Молодой… и все.

— Ты мог бы назвать его взрослым?

— Наверное… Он был как ты. Но младше.

— А его лицо?

— Не помню, но… у него были очки.

— Хорошо, это более-менее прояснили, — выдохнул полицейский. — Как он убил охранника, можешь рассказать? Было ли у него оружие?

— У него был молоток. Большой молоток. И он им охранника… по голове, — с болью произнес мальчик, будто это его ударили.

— А что было потом? Откуда на теле взялись раны? Ты сказал, что убийца ушел сразу?

— Я… да. Мне было плохо и страшно, и я ничего больше не помню.

Может быть, убийца вернулся чуть позже, предположил Эрик. В любом случае картина вырисовывалась пока странная и по-прежнему малопонятная. Но и то, что удалось узнать — уже большой шаг вперед. Особенно описание убийцы. Он невольно подумал про парня, которого видел недавно — того, что с мертвой собакой. Подходит ведь. Но он же школьник еще! И вообще звучит это бредово. Не-е, тут что-то другое…

— Эрик…

Слабенький голосок прервал его раздумья.

— Да?

— Я…

Полицейский терпеливо ждал, пока мальчик соберется с мыслями. Так прошло одна минута. Вторая. Мальчик, кажется, передумал говорить.

— Извини, — промолвил полицейский. — Утомил я тебя своими вопросами. Ты очень нам помог. Ты не представляешь, насколько. Спасибо тебе. Больше я тебя не потревожу. Давай, выздоравливай.

Он потянул ладонь, намереваясь легонько потрепать его по плечу, но мальчик резко, словно хищник, дождавшийся нужного момента, приподнялся на кровати и вцепился руками в локоть Эрика. Мальчик уставился на Эрика жалобным и каким-то перепуганным взглядом. Маленькие ладошки были как настоящий лед: такие же холодные и хрупкие.

— Дяденька, я… — задрожали его губы. — Прошу… п-простите меня! Я!..

Он так и не сумел договорить — силы покинули его раньше. Глаза его закатились, и он плюхнулся на кровать, словно марионетка с подрезанными ниточками. Несколько мгновений полицейский пребывал в растерянности, а когда понял, что мальчик больше не дышит, тут же подорвался с места и, зовя врачей на помощь, выбежал в коридор.

Поднялся переполох. В палату ринулись оказавшиеся рядом медсестры и врачи. Полицейский, застыв на месте и решительно ничего не понимая, глядел на то, как мальчика пытаются вернуть к жизни. В коридоре почти моментально нарисовались любопытные пациенты из соседних палат, стали задавать вопросы и мешаться, и тогда одна из медсестер настойчиво попросила их — а заодно и рядом стоящего Эрика — не создавать лишний хаос и уйти.

Не став спорить, Эрик поспешил в участок. Меньше, чем через двадцать минут, он уже был у шефа и пересказывал ему все то, что успел узнать. Тот слушал внимательно, не перебивая, и взирал как-то даже пристально. Когда молодой полицейский закончил, шеф изрек:

— Все-таки заговорил, значит… — он отстучал пальцами дробь по столу. — Даже не знаю, как тебе это удалось, но это, черт возьми, прекрасная новость. Высокий, значит… молодой и в очках? — переспросил он, и Эрик кивнул. — Так вот как выглядит наш душегуб…

— Несколько дней прошло, шеф. Если он не дурак, то, скорее всего, уже уехал из Бланверта.

— Я в этом сильно сомневаюсь. На главной дороге стоит наш пост, который проверяет каждого выезжающего. Желающих выехать было не так много, из них трое — старики, которые никак не годятся на роль убийц, и еще одна — женщина среднего возраста. Кто-нибудь из них, по-твоему, подходит под описание, которое дал тебе мальчишка?

Проблема в том, что никакого описания до недавнего времени не было. И полицейские на дороге ловили непонятно кого, а по сути — просто создавали сложности жителям. И… всего четверо? Неужели? Ну, может, по крайней мере, это немного напугало убийцу…

— А если он выбрался из города другим образом? — не отступал молодой полицейский. — Убежал через лес?

— Что ж, удачи ему в таком случае прошлепать сто километров до ближайшего города, — парировал шеф с усмешкой. — Из Бланверта так просто не убежишь, парень. Вот ты нездешний, а я знаю: это та еще дыра. Как водоворот, который бесконечно тебя затягивает в пучину, вертит по одному кругу, не дает выбраться, но и утонуть тоже не позволяет.

Ну да, конечно, подумал Эрик без энтузиазма. Может метафорический водоворот тогда и убийцу поймает?

— Я не думаю, что он прячется в лесу или где-нибудь в горах. Полицейское чутье подсказывает мне, что он прячется среди нас, живет себе как обычно, будто никого и не убил.

Теперь вот «полицейское чутье». Как будто он какой-то детектив из второсортного фильма. Если серьезно, какое чутье может быть у того, кто по его же словам много лет ни с чем серьезным не сталкивался? Как бы там ни было…

— Просто предложение, но, может, стоит объявить денежное вознаграждение? — сказал Эрик. — Может, кто-то из жителей и рад поделиться информацией, да только мотивации не хватает.

— Какие циничные у нас, оказывается, жители, — равнодушно заметил шеф.

— И да, — продолжал молодой полицейский, — было бы неплохо составить фоторобот, раз мальчик заговорил. Правда, он сейчас… даже не знаю, в каком он состоянии.

— Эрик, Эрик, — проговорил шеф успокаивающим тоном, поднимая грузную тушу из-за стола, — меня не может не радовать твоя заинтересованность. — Он подошел к молодому полицейскому. — Заинтересованный работник — хороший работник, так? — Он похлопал его по плечу мясистой пятерней. — Но! Но. Мне есть с кем обсудить дальнейшие шаги.

Иными словами, не лезь туда, куда не просят. Намек понятен.

— Могу я задать вопрос?

— Конечно. Я весь внимание.

— Мэр упоминал археологов…

— Ах да, с этим уже покончили. Съездили позавчера. Посмотрели, что там у них — все нормально, никаких проблем.

Какой-то максимально размытый ответ, будто шеф не хотел даже об этом говорить. Наверно, это и вправду был сущий пустяк, не заслуживающий внимания.

— Я был почти уверен, что вы отправите меня, — сказал Эрик. — Что-то изменилось?

— А я говорил, что отправлю тебя? — нахмурил брови шеф.

— Нет.

Но говорил его взгляд, мысленно добавил Эрик. Впрочем, могло и показаться… Неважно.

— У меня на самом деле мелькала такая мыслишка, но потом я решил съездить сам из банального любопытства и узнать, в чем дело. Это оказалось потерей времени, — пожал шеф плечами.

Похоже, добиться от него, чего именно хотели археологи, не удастся. Шеф будто намеренно не говорил ничего конкретного. Спросить других полицейских — может, они чего знают? С другой стороны, а стоит ли это внимания? Да нет, пожалуй… Любопытных тоже не шибко любят, а в здешней иерархии он еще не дорос до того положения, когда можно спокойно задавать вопросы и — что важнее — получать на них нормальные ответы.

Да и вообще, если начистоту, он здесь как пятое колесо у телеги — расследование по большому счету ведут без него. Ему не доверяют, он новичок, он не местный, о чем каждый считает своим долгом напомнить, к чему он, впрочем, относится совершенно равнодушно. Что шеф отправил его в больницу поговорить с мальчиком — это от безысходности, и лишь по чистой случайности это принесло плоды.

— Вопросов больше нет, — сказал Эрик.

— Свободен.

14

Алиса встала сегодня немного раньше обычного. Закончив с утренним туалетом и приведя взлохмаченные после сна волосы в нормальный вид, она принялась готовить завтрак. Заморачиваться сильно она не собиралась, однако что-то сообразить было нужно, ибо мама вчера вечером пришла после работы выжатая как лимон и не смогла найти в себе сил, чтобы заняться родительскими обязанностями.

Девушка заглянула в холодильник. Продуктов там оставалось не то чтобы много, так что, похоже, придется идти в магазин. Зато были яйца и вареная колбаса, которые моментально пошли в дело. Спустя несколько минут на ароматные запахи пришла проснувшаяся Кира.

— Сейчас, я уже заканчиваю, — сказала Алиса, дожаривая колбасу. Яичница была готова, и она принялась раскладывать ее по тарелкам.

— А у нас осталось еще молоко-о-о? — зевнула Кира, прикрыв рот ладонью. Она села за стол.

— Не-а. Сейчас поедим, и я в магазин пойду.

— Я с тобой.

— Нет, Кира. Ты ни на шаг из дома не высунешься.

— Говоришь так, будто я наказана.

Да уж, и правда, подумала Алиса. Именно так это и прозвучало. Однако Кира не стала возмущаться, смирившись с запретом. Сестра покосилась на коробку с сахарными медузками (которые на деле представляли собой обычные кругляшки) и ткнула в нее пальцем от безделья. Та качнулась взад-вперед и восстановила равновесие.

Наконец все было готово. Они позавтракали, Кира ушла чистить зубы и умываться, а Алиса надела футболку посвободнее с джинсами и пошагала в супермаркет, который находился в паре минут ходьбы. Честно, ей было страшно выходить на улицу — но что поделать? С пустым холодильником тоже долго не проживешь. И потом, сейчас был день, по улицам ходили люди — у маньяка просто не будет возможности накинуться на нее. Наверное…

В супермаркете было тихо и пусто, что неудивительно — утро, будний день, люди работают и ломанутся сюда только вечером. Алиса взяла корзину и стала ходить меж полок и витрин, набирая нужные продукты. Спустя десять минут корзинка знатно потяжелела, и девушка, убедившись, что взяла все, что им было нужно, направилась к кассе.

На полпути, однако, она наткнулась на странного вида женщину, которая стояла у морозильника со всевозможным мясом и сосредоточенно взирала на него. Странной она показалась Алисе потому, что ее волосы были растрепаны, будто та вот только-только поднялась с кровати и сразу же побежала в магазин, наплевав на все остальное. Вдобавок к этому одета она была лишь в одну мятую и перепачканную чем-то майку и короткие шорты. Телосложение у нее было на удивление крупное и натренированное — не как у культуристов, конечно, но все равно — в спортзале она, похоже, была частой посетительницей.

Проходившие мимо люди бросали на нее любопытные и слегка удивленные взгляды. Девушка же решила вежливо сделать вид, что ничего необычного не замечает, и пошла себе дальше. Тут-то вдруг женщина неожиданно ожила и посмотрела на Алису усталыми глазами. Та невольно остановилась, по взгляду понимая, что ее хотят что-то спросить.

— Прости, дорогуша, ты не подскажешь, где в Бланверте продается нормальное мясо?

— Э… — девушку этот вопрос вогнал в ступор на несколько секунд.

— Я как-то прежде не парилась и довольствовалась здешним филе, — продолжала говорить женщина, — но, черт меня побери, мясо, которое здесь предлагают, и собаке не кинешь. Просто отвратительное.

— Даже не знаю, что вам посоветовать… я всегда закупаюсь здесь, — призналась девушка и бросила взгляд на морозильник. Вроде мясо как мясо. Чем оно не угодило женщине — непонятно.

— Ясно, — сказала странная женщина.

Алисе стало тяжело держать корзинку одной рукой, и она взяла ее в обе. Женщина тем временем, чуть вздернув нос, принюхалась как-то по-кошачьи, а затем ни с того ни с сего наклонилась к девушке и принялась обнюхивать ее плечи.

— Ч-что вы делаете? — растерянно спросила Алиса. Никак не отреагировав на вопрос, женщина уже подбиралась к шее, и девушка почувствовала, как кожу немножко щекочет чужое дыхание. Очень явственно завоняло сигаретами. Оправившись от секундного оцепенения, Алиса резко отпрянула и повторила уже с возмущением:

— Что вы делаете?

— Ой, прости, дорогуша… — женщина выпрямилась. — Ты так приятно пахнешь, не удержалась прямо…

— Чего?.. — удивленно сказала Алиса. — Не хочу лезть не в свое дело, но… вам не нужна помощь?

— Нет-нет, не нужно мне какой помощи, — женщина пренебрежительно помахала мускулистой рукой, посмотрела по сторонам, а затем резко посерьезнела и, слегка понизив голос, сказала: — Убирайся из города, пока не поздно.

Сказать, что странная женщина развернулась на каблуках, было бы неправильно. Поскольку обуви она никакой не носила, то и развернулась она на голых пятках и пошлепала к выходу. Алиса стояла в полном недоумении секунде или две, однако затем пожала плечами, подумав, что в последнее время в Бланверте стало слишком много шизиков, и пошла на кассу.

Вскоре она была дома. Кира помогла ей расфасовать купленное по полкам холодильника, после чего они вместе пошли в зал. Расположившись на диване поудобнее, они стали смотреть телевизор. Смотрели, однако, они его без особого интереса и недолго, и в какой-то момент Кира просто выключила звук, так что на экране остались только мельтешащие картинки.

— Сидеть дома тупо, — заявила она, скучающе вздохнув. — Может, пойдем погуляем? Хотя бы немного? Недалеко от дома? — посмотрела она на Алису, крутя в руках пульт.

— Мне напомнить, что я говорила тебе на этот счет? — сказала Алиса. Кира помотала головой, и ее рыжие кудри запрыгали в такт движениям. — Понимаю тебя, сестренка. Я сама с ума схожу, когда долго нахожусь в четырех стенах. Но куда деваться? По городу гуляет ненормальный. Пока его не поймает полиция, нам лучше будет сидеть дома и не высовываться.

— Неужели он такой страшный? — неуверенно спросила Кира.

— Кира… ты не видела того, что видела я. Мне рассказать тебе, что он сделал с тем бедолагой?

— Не надо, — вновь мотнула головой сестра.

— Вот и правильно. Не нужно тебе это знать.

— Но мама же ходит на работу… — По лицу Киры было видно, что она уже приняла позицию Алисы и не собирается подвергать ее сомнению. Просто спорит ради спора, было у нее такое развлечение.

— Мама ходит на работу, потому что так нужно. Она пойдет туда, даже если, наверно, Всемирный океан захлестнет острова. И она взрослая все-таки.

— Охранник тоже был взрослым, — подметила Кира. — Но это ему не очень помогло.

Иногда Алису немного раздражало, что ее сестра такая сообразительная. Однако она все же придумала, как вывернуться:

— Поэтому нам тем более нельзя показываться маньяку на глаза. Если он со взрослым мужчиной расправился, то с нами… — Алиса не договорила, заметив в глазах сестры нарастающий страх.

— Поскорее бы полицейские поймали его, — проговорила Кира, перестав вертеть в руках пульт.

— Если хочешь, можем поиграть в настолку, — попыталась сменить тему Алиса. О мрачных вещах ей тоже не очень хотелось говорить.

— Не, — без энтузиазма отозвалась Кира. — Не хочу. Надоело. Вдвоем играть не так весело, как вчетвером.

— Ну… Жан и Феликс тоже сидят по домам.

— Даже несмотря на то, что они мальчики?

— Даже несмотря на это.

— А им чего бояться-то? Особенно Жану! Он высокий, — было очевидно, что Кира всерьез так не думает, но Алиса все же ответила:

— Наверно, они и не боятся. Но осторожность лишней никогда не бывает. О чем я тебе и талдычу.

Вот именно — и девушка тоже пыталась быть осторожной. Возможно, слишком осторожной, возможно, контролировать каждый шаг сестры было чересчур — но она ничего не могла с собой поделать. На месте того младшеклассника или — еще хуже — охранника, могла запросто оказаться Кира, сложись события несколько иначе. Если бы сестра задержалась на генеральную уборку класса… Это была всего лишь мысль, выдумка, так и не претворившаяся в реальность, но именно она дала Алисе понять, как тонка грань между спокойной жизнью и полным кошмаром.

— Кстати, а ты призналась Феликсу или нет? — оживилась сестра. — Молчишь как партизан, а мне ведь тоже интересно!

Этот вопрос застал девушку врасплох. Уж слишком круто Кира сменила тему.

— Я так и не набралась храбрости, — призналась она.

— Ну ты даешь! Что в этом такого сложного?

— Даже не знаю, с чего начать…

— А давай я тебе в следующий раз помогу?

— Нет, Кира, спасибо, но я справляюсь как-нибудь сама!

— Пока ты справляешься плохо. Тебе нужен совет знающего человека!

— Ты-то с каких пор им стала?!

Они болтали какое-то время про любовь и все с ней связанное; Кира дала сестре несколько ценных, как ей казалось, советов и заявила, что скоро тоже подыщет себе суженого, на что старшая, естественно, возразила, что еще рановато думать об этом, на что Кира в свою очередь заметила, что Алиса тоже еще школьница, на что та, наконец,не забыла напомнить, что ей вообще-то выпускаться через год, и она уже почти взрослая. Затем, наговорившись вдоволь, они снова уставились в телевизор и убили несколько часов за просмотром разных передач.

Уже после обеда Алиса, видя, что сестра лезет на стену от скуки, все же сжалилась. «А давай погуляем?» — предложила она. «Правда? Ты не шутишь?» — сначала не поверила Кира. — «Не шучу. Погуляем с полчасика рядом с домом». — «Давай! Конечно давай!»

И вот, держась за руки, они стали неспешными шагами ходить вокруг дома. На улице было неожиданно много людей, попадались на глаза и дети — даже довольно маленькие, — никто как будто и не беспокоился особо, что в городе разгуливает убийца. Однако девушка была неспокойна, ладонь ее вся вспотела, и от этого она крепче сжимала ручку сестры, боясь, что та выскользнет.

В один момент Кира вдруг обратила ее внимание на сидящих на скамейке напротив дома мужчину и женщину. Оба были одеты совершенно не по погоде — уж очень тепло: на мужчине была кожаная куртка и потертые джинсы, а на женщине — свитер, не менее потертые джинсы и даже шарф. Двое заметили любопытные взгляды сестер; женщина дружелюбно улыбнулась, отчего у Алисы как-то сами собой губы тоже дернулись в улыбке. Затем она посмотрела в сторону и хотела увести Киру, однако вдруг услышала женский голос, немного ржавый, даже хриплый:

— Девочки, подойдите-ка сюда!

— Спросить кой-чего хотим, — добавил мужчина, его голос оказался гораздо мягче.

Сестры переглянулись, Алиса поколебалась пару секунд, и они подошли к незнакомцам.

— Вы случайно не видели тетеньку в черной майке и шортах? — спросил мужчина даже как-то ласково, словно разговаривал с собственными дочерями.

— От нее еще очень сильно несет куревом, — добавила женщина. — Она постоянно курит.

— Да, — ответила Алиса, — видела, сегодня утром. Это было неподалеку, в супермаркете, знаете который?

— Ага, я тебя понял, — кивнул мужчина. — Спасибо, пойдем, значит, сейчас, там спрашивать…

— А вы ее друзья? — спросила Кира. — Вы ее потеряли?

— Да, деточка, — мягко сказала женщина. — Мы ее друзья. Она на нас разозлилась, и мы хотим перед ней извиниться.

— Ну, тогда удачи вам… — думала уже Алиса закругляться, однако Кира внесла в ее план свои коррективы:

— А вам не жарко? — прямо спросила она. Девушка косо посмотрела на сестру, мол, задавать такие вопросы невежливо. Та ее взгляда, однако, не заметила, зато заметила женщина и усмехнулась:

— Да все нормально! — заверила она. — Знаю, как мы выглядим на общем фоне. Это действительно странное зрелище, но нам правда не жарко, а даже холодно.

— Мы родом из Юнии, — поведал мужчина. — Знаете такую страну?

Алиса припомнила уроки географии.

— Страна далеко-далеко на юге? У нее еще во владении сразу четыре крупных острова.

— «Во владении» звучит так, как будто это какая-то собственность, — сказал мужчина, — но да, все правильно. Мы прямиком оттуда. С самого южного острова, Ки’Гьяна.

— Но вы… — девушка замялась, не зная, стоит ли спрашивать такое.

— Но вы такие бледные, — снова у Киры никакого чувства такта. И это совсем не то, что хотела спросить Алиса.

— И правда, — согласилась женщина, ничуть не оскорбившись. — На коренных жителей с их красной кожей мы не похожи. Мы там родились, но что мои родители, что его, — кивнула она на мужчину, — эмигранты… стоп, или иммигранты? Черт, постоянно путаю! Ну вы, в общем, поняли. Мои родители хотели перебраться в страну потеплее да побогаче, а его…

— А мои бежали от революции, — перебил мужчина.

— Понятно, — промолвила Алиса, легонько покивав. — Но все-таки… раз вы иностранцы, как вы здесь оказались? Я не слышала, чтобы в Рекимию пускали иностранцев. Международная организация — как ее там? — пока не пускает. Ну, разве что в столицу — и то изредка. А у нас тут, очевидно, не столица. У нас деревня по имени Бланверт.

У женщины на лице отразилась какая-то растерянность. Мужчина же скрестил руки на груди и спокойно сказал:

— Всегда есть обходной путь. Нужно лишь знать, к кому обратиться.

— А… ладно, — поняла Алиса и не стала продолжать эту тему.

— Мы приехали посмотреть здешнюю жизнь, — сказала женщина. — Рекимия довольно таинственная страна.

— Думали увидеть что-то интересное, но я, если честно, разочарован. Здесь все то же самое, что и в остальном мире. Никаких железных — буквально — коней, машины ездят на том же медузовом топливе; телефоны, электричество, телевизоры, в конце концов, — все это тоже есть, вы не остались где-то там в семнадцатом веке, как считают у нас в Юнии.

— За кого нас принимают в Юнии? — удивилась Алиса и фыркнула: — Можно подумать, мы какие-то отсталые…

— О, не стоит на это обижаться, — поспешил добавить мужчина, — это просто расхожее заблуждение. Стереотип. Граждане Юнии ни в коем случае не думают о рекимийцах как об отсталых.

— Было бы странно, если бы в стране, которая, по сути, давно ассимилирована и является просто еще одной частичкой обычного мира, была какая-то иная, отличная жизнь, — добавила женщина.

Судя по физиономии Киры, она начинала скучать. Разговор пора было потихоньку сворачивать.

— А вы здесь живете? — вдруг спросил мужчина. — Я не мог не заметить, как вы ходите кругами.

— Нет, — что-то дернуло сказать девушку; краем зрения она заметила, как сестра смятенно посмотрела на нее. — Мы просто гуляли. Мы, пожалуй, пойдем. Приятно было с вами поболтать, — вежливо улыбнулась она.

— Конечно, не смеем вас больше задерживать, девочки, — ответил мужчина.

Сестры пошагали дальше. Они гуляли еще минут пять, сделали пару кругов вокруг супермаркета, а затем вернулись домой. К этому моменту в голову Алисы вдруг пришла мысль, что для иностранцев те двое уже очень хорошо говорят на рекимийском. Без малейшего акцента. Да нет, заливают они. Никакие они не иностранцы. Да только зачем было это представление?.. Впрочем, какая разница. Чудаков и вправду стало слишком много…

Наступил вечер. Алиса положила трубку телефона, так и не набрав номер. Она хотела позвонить Феликсу и поболтать о всяком, просто даже послушать его голос, но в последний момент передумала. Она и так звонила ему чаще, чем следовало. Это некрасиво. И может натолкнуть его на определенные мысли… Она мотнула головой. Нет, ну это все!..

— Кира, хочешь кушать? — громко спросила Алиса, приподнявшись на кровати.

— Пока не! — отозвалась та из зала.

В прихожей вдруг раздался звонок, и тут же послышалось, как сестра подскочила с дивана.

— Я сама открою! Ты ничего не увидишь! — крикнула Алиса и поспешила в прихожую. Глянула в дверной глазок. Убедившись, что это мама, а не какой-то маньяк, она открыла дверь.

Миссис Лайпс была такой же рыжей и веснушчатой, как и ее младшая дочь. Или, вернее будет сказать, Кира вся пошла в нее, унаследовав эти огненные, немного диковатые черты. Хрупкость же и тонкость тела целиком и полностью досталась старшей дочери, тогда как по младшей уже было видно, что она постройнее и как будто бы чуть покрепче Алисы.

— Привет, мам, — поздоровалась Кира.

— Привет-привет, — устало проговорила мама и стала разуваться.

— За тобой не гонялся маньяк?

— Какой… — мама замерла на секунду, смотря на Киру, затем перевела взгляд на Алису: — Это ты ей наплела?

— Не наплела, но…

— И правильно сделала, — продолжила разуваться мама.

Девочки разошлись по комнатам и вернулись к своим занятиям. Спустя несколько минут услышав, как мама зашла на кухню, Алиса сказала погромче: «Мы оставили тебе яичницы и колбасы». В ответ она получила короткое и утомленное: «Хорошо».

На улицу опустились сумерки. Мама к тому времени уже переместилась в зал, а Кира — в комнату к Алисе. Дома было довольно тихо, если не считать монотонно бубнящего телевизора. Девушка читала книгу про принцессу, которую вот уже добрую половины книги все никак не мог спасти рыцарь; сестра рисовала карандашами и фломастерами в альбоме, время от времени любуясь на свой разноцветный браслет на запястье, подаренный ей на день рождения одноклассницей.

Еще один молчаливый будний вечер, подумала Алиса, наконец отложив книгу в сторону. Даже слишком молчаливый… Все заняты своими делами — особенно мама, взявшая работу на дом и возившаяся с какими-то бумажками. Она лишь спросила некоторое время назад, как они с Кирой провели день, однако прозвучало это до боли натянуто, будто ей не было интересно на самом деле, но, тем не менее, ей тоже было неудобно от тишины в доме. А лезть с разговорами и отвлекать от работы тоже было как-то неправильно…

15

Этой ночью капал дождик, было слякотно, но совсем не холодно, даже тепло. Время уже было далеко за полночь, и город крепко спал; изредка и как бы нехотя, словно по привычке, а не по желанию, подвывали да гавкали где-то вдалеке собаки, в остальном же было очень и очень тихо — только босые ноги шлепали по лужам. Ярко светила луна, блестел мокрый асфальт.

По безлюдным улицам неспешно шагала женщина. Выглядела она рассеянно, ее скромная одежда промокла, длинные волосы свисали спутанными черными водорослями, сигарета в зубах погасла и согнулась под тяжестью накопившейся в ней воды. Женщина продолжала идти, сама не зная куда. Она ни о чем не думала. Она устала уже думать. Ей просто хотелось, чтобы дождь растворил ее тело, словно кубик соли, и смыл куда-нибудь в канализацию, где ей теперь самое место, прямо посреди вонючих отходов, грязи и крыс…

Сзади послышались чьи-то приближающиеся шаги. Они догнали женщину, и краем зрения она заметила высокую тень.

— Что ты здесь делаешь одна, подруга?

— Пень… — шевельнула она губами и нечаянно выронила сигарету, — я тебе не подруга.

— Тут ты ошибаешься, Мария. Мы друзья. И мы с тобой, и та парочка — все мы теперь друзья… нет, семья даже, не постесняюсь это сказать.

Они резко остановились. Женщина медленно повернула голову к мужчине, взглянула на него исподлобья. Его лысина блестела в свете луны, будто отполированное яйцо из чуть пожелтевшего алебастра.

— Побереги этот бред для кого-нибудь другого, — равнодушно ответила она.

— Да почему бред-то сразу?

— Ты сам в это веришь? — серьезно спросила Мария, но секундой позже утратила какое-либо желание спорить и кому-либо что-то доказывать. — Знаешь, мне плевать. Иди, куда шел. У меня есть мысли, которые надо обдумать. — Ложь. — И они требуют тишины.

Но мужчина и не думал отставать.

— Послушай, мне… то есть нам нужна твоя помощь.

— Я не собираюсь участвовать в ваших делишках, — безразлично промолвила она.

— А тебе и не нужно, — возразил мужчина, явно ожидав такой ответ. — Просто постоишь на стреме.

— Это называется соучастие, пень.

Мужчина шумно выдохнул.

— Мария, хочешь ты того или нет, но мы должны держаться вместе, помогать друг другу. Иного пути нет, понимаешь? Либо так, либо ты… Ты сама знаешь. Одна ты долго не протянешь.

— Думаешь, меня это хоть сколько-то колышет?

— Нет? А должно.

Он был прав, и женщина ничего дельного не могла на это возразить, кроме как огрызнуться.

— Черт… — раздраженно шепнула она себе под нос.

— Пойдем, — поманил мужчина, — это недалеко.

Женщина заколебалась. Ее вновь затрясло. Она не хотела идти туда, не хотела иметь с ними ничего общего. Но она была заложницей этих людей… нет, заложницей своих новых желаний, скорее. И как бы она ни пыталась не думать о них, ни пыталась их подавить, они теперь были ее частью. Неотъемлемой частью.

Мужчина, полуобернувшись, молча посмотрел на Марию и взглядом как бы спросил, долго ли еще она собирается стоять на месте. Злая на себя, на него и на весь мир, женщина скрипнула зубами от безысходности и последовала за новым «другом».

— Кто на этот раз? — негромко спросила она. Она предпочла бы не знать, но ее губы как будто обрели собственную волю и сами произнесли эти слова.

— Без понятия, кого они сегодня присмотрели, — сказал мужчина. Затем он заметил горящее желтым окно впереди и добавил: — Давай обойдем.

Спустя минуту они были на месте. Через дорогу находился небольшой непримечательный домик, огороженный низеньким белым заборчиком.

— Этот?.. — спросила Мария.

— Этот, — подтвердил мужчина. — И ты бы хоть обулась, — внезапно сказал он.

— Не твое дело.

Из темноты выплыли две фигуры. Они остановились посреди дороги и, кажется, посмотрели на мужчину.

— Стой здесь и гляди в оба, — сказал он Марии и быстро пошагал к ним.

Как же она хотела послать его куда подальше со своими указами. Да только что это изменит? Да ничего не изменит.

Троица тем временем, перелезши через забор, подошла к двери дома, каким-то образом вскрыла замок — Мария не разглядела в темноте, но было это бесшумно — и проникли внутрь. Дождь перестал. Над городом повисла гробовая тишина. Женщина потянулась дрожащей рукой к заднему карману шорт, где находилась пачка сигарет, кое-как двумя пальцами выудила одну и поднесла ее к губам. Из другого кармана достала зажигалку. Зажгла ее не с первой попытки. Закурила. После трех затяжек ей не стало спокойнее ни на йоту.

— Мисс, с вами все в порядке?

Внезапный голос, раздавшийся рядом, заставил Марию вздрогнуть. Она повернула голову и увидела перед собой высокого и широкоплечего мужчину с квадратным подбородком. Под плащом виднелась полицейская форма. Мария почувствовала, как в жилах стынет кровь.

— Простите, что? — сказала она, уже забыв, что он спрашивал.

— С вами все в порядке?

— Более чем, — ответила женщина. Она сделала еще одну затяжку, прикусила сигарету зубами и спрятала дрожащие руки в карманы. — Спасибо за беспокойство.

— На вас нет обуви. И вы стоите вся промокшая.

— Есть такое.

— Одна. Посреди ночи.

— Шагайте мимо, мистер. Я не стою вашего внимания. Я просто курю, — промолвила Мария. — Может дама покурить в тишине и покое?

— Не имею ничего против этого, — спокойно сказал полицейский. — Но я говорил о другом, — он явно не собирался отставать, пока не получит от нее внятный ответ, и увиливания тут не помогут.

— Я… закаляюсь.

— Закаляетесь? — лицо полицейского осталось каменным, голос тоже не выразил ни единой эмоции.

— Верно.

— В такое время?

— Ага. Мне нравится гулять по ночам. В одиночестве, в тишине. Город как будто умирает в это время и кажется, что ты один в целом мире. Вам знакомо это чувство, мистер?

Тот не ответил.

— Послушайте, — Мария старалась говорить спокойно, — я же никому не мешаю. Не нарушаю порядок, не гуляю тут в трусах или еще что. Может, я выгляжу как фрик, но разве не все мы фрики? Кто-то более, кто-то менее… По крайней мере, я никому не мешаю, — повторила она.

Полицейский подумал несколько мгновений, а затем все с таким же непроницаемым лицом изрек:

— Простите за беспокойство, — и пошагал дальше.

Мария едва слышно выдохнула, но почти тут же ее страшно загрызла совесть. «Скажи ему! Скажи, зачем ты здесь! — настойчиво призывала она. — Нет, подожди… лучше сдай остальных! Сдай — так будет правильно! Ты не хочешь им помогать!» Женщина до боли стиснула зубы. Чувствуя, как внутри натягивается струна, она пересилила себя и окликнула полицейского. Он остановился на островке света, испускаемого уличным фонарем, и обернулся.

— Как вас зовут? — Мария думала, что решилась. Ни черта она не решилась и попросту спросила первое, что пришло в голову.

— Данди, — ответил полицейский после короткой паузы.

Женщина кивнула ему. Он выждал несколько секунд и пошел дальше, верно, гадая, к чему был этот внезапный вопрос. Вскоре он скрылся за углом. Она вытащила дрожащие руки из карманов, сделала еще одну затяжку, не чувствуя ровным счетом никакого расслабления, выпустила дым и бросила сигарету на мокрый тротуар.

Посмотрев на дом, где по-прежнему находилась троица, Мария почувствовала отвращение к себе и резко пошагала прочь, подальше отсюда. Плевать, думала она. Плевать на всех. Пусть идут к морскому черту! Друзья, семья… Какие красивые слова они повадились использовать! А на деле они просто преступники, они чертовы… фрики! Ненормальные, сумасшедшие!

Может, оно и к лучшему, что она ничего не сказала полицейскому. Да… так и есть. Хоть кого-то она уберегла этой ночью от беды.

16

Шеф слушал молодого полицейского, наверно, даже не в пол-уха, а в треть. Параллельно он с кем-то разговаривал по телефону — и разговор, судя по всему, был важный, — однако несмотря на это он умудрялся уделять внимание и Эрику, стоящему перед его столом. А вещал Эрик про мальчика, о котором было ни слуху ни духу, что его, собственно, и беспокоило. Так продолжалось с полминуты, затем шефу это надоело, и он отмахнулся, мол, иди уже, делай, что считаешь нужным. Получив благословение, молодой полицейский вновь отправился в больницу.

Во дворе больницы был небольшой садик, клумбы его опериться еще не успели, однако трава повылезала в изобилии и нуждалась в скорейшей стрижке. Там же находилась скамеечка, на которой сидели две старые-престарые с кожей, как сморщенная кожура, бабушки. Эрик прошел мимо них, однако спустя пару шагов вдруг услышал, как одна из них сказала «пропали», и его мозг тут же вцепился в это слово. Конечно, могли пропасть какие-нибудь очки, или деньги, или еще какая-то ерунда. А могли и люди, и эту неопределенность полицейский намеревался исключить.

Он подошел к старушкам и поздоровался. Представился; хотел показать полицейское удостоверение, но затем передумал, решив, что в этом нет необходимости. Одна бабушка была подслеповатая, а вторая подглуховатая, и вместе они дополняли друг друга, как стороны одной монеты.

— Вы, кажется, говорили, что кто-то пропал, — сказал он. — Я не ослышался?

— Чего говоришь? — громко спросила глухая.

— Не кто-то. Что-то! Мои пилюли опять куда-то пропали, — проговорила слепая. — Мне кажется, кто-то их съел по ошибке.

— Опять твои пилюли?! — почти крикнула глухая. — Заладила! Да ты ничего не видишь!

Понятно, подумал Эрик. Это пустая трата времени.

— А вы слышали, что люди уезжают из Бланверта? — неожиданно сказала слепая.

— В каком смысле уезжают? — спросил он, не спеша уходить. Глухая как-то вопросительно посмотрела на соседку по скамейке, видимо, опять ничего не услышав.

— В самом прямом смысле! У нас по палатам недавно стал ходить такой слушок. Уезжают люди. Куда, зачем — поди пойми, — пожала слепая плечами. Далось ей это движение нелегко.

— А! Уезжают люди, да, — подтвердила глухая, серьезно покивав. — Прям кучками.

Они замолчали и выжидающе уставились на полицейского. Тот, естественно, спросил:

— Что еще вы знаете?

— А-а?!

— Да тут нечего больше рассказывать, юноша. — (Для юноши Эрик, конечно, был уже староват, но бабушка этого разглядеть не могла.) — Всех как будто оса ужалила в одно место, и они рванули кто куда на своих машинах. Одна семья, вон, вроде ничего-ничего, а потом раз и решила переехать ни с того ни с сего. А другая парочка рванула в столицу — ладно хоть объявление на входной двери оставили.

Объявление? Необычно. Сама же ситуация, описываемая старушкой, полицейскому какой-то сверхъестественной не казалась.

— Сейчас лето, считай. Неудивительно, что народ куда-то засобирался, — заметил он.

— Да только кого-то из них на работе потеряли! — голосила глухая. — Так внезапно уехал из города!

Тоже ничего не значит. Первое, что приходит в голову: этот человек мог устать от постоянного стресса и захотел смены обстановки. Бросил работу и уехал себе. Не самая обычная ситуация, но и такое в жизни бывает.

— Когда-то жители должны были начать уезжать, — как-то печально покачала головой слепая. — Как приехало в свое время куча народу, так теперь так же и уезжает. Бланверт стареет. Он уже давно пережил расцвет. Молодежи здесь душно. А старикам слишком шумно.

— Слишком шумно? — удивился Эрик. — Да тут тишь и благодать.

— Ой нет, ты не знаешь, юноша. Лет сто пятьдесят назад тут была одна дорога — вся в кочках и ямах — да с десяток домов по пять штук с каждой стороны. Это даже деревней было не назвать. Тут охотники, кажется, обитали. И охотились на всякое зверье. Но я этого не застала, мне моя бабка рассказывала.

Эрик не стал ее прерывать. Ему было интересно послушать историю Бланверта из первых рук.

— Потом приехали серьезные дяди в цилиндрах и с моноклями, — продолжала слепая старушка, а глухая изо всех сил пыталась ее услышать, — разогнали всех охотников и стали строить здесь город. Планы у них были большие. Столицу собирались отгрохать новую. В самом сердце острова. Но что-то потом пошло не так. Что — не знаю, бабку спрашивала, она тоже ничего не знала. То ли денег не хватило, то ли извне кто-то вмешался, то ли чой-то еще… В итоге все свернули, однако охотничья стоянка к тому времени уже успела разрастись до небольшого поселения. И продолжала медленно, но верно расти. Люди съезжались сюда. Кто-то хотел спрятаться подальше от суеты, кому-то не нравилось жить рядом с морем, были и другие причины, но я их уже не вспомню…

— Выходит, Бланверт — это несостоявшаяся столица, — подвел итог Эрик. — Далеко не каждый город может похвастаться такой историей.

— Было бы чем хвастаться! — воскликнула глухая. — Бланверт должен был стать сердцем новой Рекимии, а получился город-недоносок, город-выкидыш! — фыркнула она. Похоже, ей было очень обидно, что серьезные дяди в моноклях не довели задуманное до конца.

— О, это еще не все, юноша, — едва заметно улыбнулась слепая. — Ты наверняка знаешь по учебникам истории, что почти сто лет назад, в тысяча семьсот… э-э… запамятовала год! В общем, сто лет назад в Рекимии случилась революция, это всем известно. Но знаешь ли ты, что началась она здесь, в Бланверте?

— Да ну, — недоверчиво нахмурился Эрик. — Быть такого не может. Вы придумываете.

— Правду говорю, милок. Хочешь верь, хочешь нет. Ты слышал про Генри Коута?

— Слышал. В школе про него рассказывали.

— Мало ли. Может быть, ты спал на уроках или прогуливал их, — на морщинистых губах слепой старушки вновь мелькнула тень улыбки. — Дети не очень любят историю. Все эти факты, даты — это очень скучно…

— Так к чему вы клоните?

— Я хотела сказать, что Коут и его сторонники некоторое время жили в Бланверте, когда скрывались от лап правительства.

— Не думал, что на нашем маленьком островке можно от кого-то спрятаться.

— Сейчас-то нет, а тогда время было совсем другое. Не было всех этих новомодных радио, телевизоров да машин… и спрятаться было куда легче. Удаленность Бланверта сыграла не последнюю роль.

— Если Коут скрывался, разве Бланверт не должны были проверить в первую очередь? — спросил Эрик. — Это ведь логично. Удаленный город да еще в самом центре острова.

Слепая не нашлась, что на это ответить и задумалась. Зато нашлась глухая.

— Старая, ты все перепутала! — прокричала она соседке, а затем посмотрела на Эрика: — Не слушай ее, у нее от старости уже в башке все перемешалось. Когда Генри Коут прятался здесь, Бланверт еще не был Бланвертом. Это был поселочек, дыра. Место, которое не было удостоено даже малюсенькой точечкой на карте. Это потом уже после революции у нас хотели строить столицу. Но вмешалось одно непредвиденное обстоятельство.

— Какое обстоятельство? — видя, что старушка вновь не расслышала, Эрик повторил: — Какое обстоятельство, говорю?

— Наш славный революционер Генри Коут помер, — гораздо тише и не без легкой печали в голосе промолвила бабушка. — Это была целиком и полностью его идея сделать из Бланверта столицу.

— Да, теперь я припоминаю, — покивала слепая, — сначала все остановилось, а затем окончательно сошло на нет. Печально все закончилось. А какие были планы! На вершине горы хотели возвести огромный памятник в форме звезды.

— Кажется, я видел что-то такое в какой-то книге… — припомнил Эрик. Видел он это давным-давно, еще будучи ребенком. — А звезда должна была символизировать прошлое страны?

— Именно, — довольно покивала глухая, — у меня аж уши радуются, что ты знаешь это.

К старушкам подошла медсестра, похоже, с намереньем их куда-то отвести. Эрик вежливо попрощался с ними, поблагодарив за экскурс в историю, и вернулся к основной задаче. Через минуту он уже стоял в приемной больницы. Молодая работница за стойкой приветливо ему улыбнулась; «Я вас слушаю», — сказала она голосом куда менее приветливым, нежели ее лицо. Однако спросить он ничего не успел — в приемную вбежала взволнованная медсестра, и ее взгляд сразу уперся в Эрика.

— Полиция! — воскликнула она как-то даже радостно. — Хорошо, что вы здесь! У нас преступление!

Ее слова были сродни снегу, упавшему на голову.

— Что у вас случилось? — спокойно спросил Эрик.

— Нас обокрали! — взбудоражено говорила медсестра, взгляд у нее был беспокойный. Она замялась на пару секунд, как будто не зная, как описать ситуацию, а потом выпалила единственное слово: — Лекарства! — Поняв, что этого недостаточно, она добавила: — Пойдемте, я вам покажу!

Медсестра повела Эрика. Пока они шли, он задал ей вопрос, который не успел задать в приемной:

— Как себя чувствует мальчик?

— Мальчик? Вы про того самого, да? Он умер недавно, — оглянулась на полицейского медсестра. Она посмотрела на него так, будто он должен был это знать.

— Умер?

— А вы не знали? От истощения.

— Я как-то упустил это из виду…

Он ничего не знал. Ну конечно же он ничего не знал! Кто ему что скажет? Ни начальник, ни другие полицейские не считают это необходимым. И он сам дурак не спросил… Но это сейчас неважно. Это немного потом. Сначала надо разобраться с кражей.

Они зашли в маленькое прохладное помещение с двумя шкафами друг напротив друга, холодильником и, кажется, морозильником. Лекарства в шкафах оказались не тронуты, дверцы были закрыты, чего, однако, нельзя было сказать про холодильник, полки которого зияли пустотой.

— Они забрали из него все подчистую! — негодующе сказала медсестра.

— «Они»? — тут же зацепился полицейский. — Вы знаете, кто это был?

— Нет, не знаю… и не видела…

— Может быть, догадываетесь? Есть какие-то подозрения?

— Нет! Хотя, может быть… нет! Очевидно, что это было несколько человек, потому что столько лекарств за раз нельзя одному утащить!

— Не факт, — с сомнением сказал Эрик.

Он осмотрелся. На шкафах, холодильнике и морозильнике он заметил замки. Еще в комнате было пластиковое окно с плотно закрытой форточкой. Она была достаточно большая, чтобы в нее мог без труда пролезть взрослый человек.

— Когда вы зашли сюда, форточка была открыта или закрыта? — спросил Эрик.

— Закрыта. Мы никогда ее полностью не открываем, только приоткрываем. Вы думаете…

— Пока ничего не думаю, просто спрашиваю… А что с замками? У кого есть доступ к ключам?

— У меня, у Ирмы и Виктории — тоже медсестер, — и у заведующей, конечно же… Обычно ключи должны всегда находиться у заведующей, но мы, если честно, пренебрегаем этим правилом, так что… — медсестра замялась. Она, кажется, пожалела о том, что сказала.

— Хорошо, а что за лекарства вы здесь хранили?

— Дайте подумать… — Медсестра стала по памяти перечислять кучу лекарств, названия которых мало что говорили полицейскому. Среди всего разнообразия наименований он разобрал только «пакеты с кровью», когда она добралась до содержимого морозильника. Морозильник, к слову, был опустошен лишь наполовину. — У нас в бумагах есть более полный и четкий список… Вам нужно?

— Конечно, лишним не будет, — кивнул он, а затем еще раз внимательно окинул помещение взглядом. Рассмотрел поближе замки, проверил окно, открыл его, выглянул наружу — до земли был целый этаж, что ставило под сомнение версию о том, что вор, если он, конечно, действовал в одиночку, убежал именно этим — самым коротким и очевидным — путем. Тогда кто-то должен был закрыть за ним окно, если исходить из слов медсестры. Если только она сама… Но это пока не больше чем догадка, не имеющая под собой твердой почвы.

— Смогли что-нибудь понять? — спросила медсестра. Она нервно мяла пальцы.

— Пока нет, — ответил Эрик задумчиво. — Вы не замечали что-нибудь странное, может быть?

— Ничего странного, — медсестра помотала головой.

— И вчера вечером все было на своих местах?

— Конечно!

Тут в коридоре послышались шаги и голоса. Спустя несколько секунд рядом с проходом остановились люди в медицинских халатах, а в помещение зашли еще двое полицейских, отчего внутри стало тесно. Полицейские — та самая парочка, с которой шеф в последнее время частенько любил пошушукаться в своем кабинете, — увидев Эрика, не скрывала своего удивления. Эрик в свою очередь почему-то совсем не удивился, что шеф решил отправить именно этих двух.

— Ты уже здесь? — спросил худой полицейский. — Когда успел? Звонок был десять минут назад, если не меньше.

— Проходил мимо, — сухо ответил Эрик.

— Это как? — поднял бровь низкий полицейский.

— Спросите у шефа.

— Это неважно, — сказал худой дружку и посмотрел на Эрика, лицо у него было благожелательное: — Ты иди, дальше мы сами тут разберемся.

— Ага, не мешай взрослым дядям делать работу, — гадко усмехнулся низкий.

Эрик — глыба, на три головы выше сослуживца, — ничего не сказал в ответ и вышел в коридор. Он догадывался, что так и будет. Тем не менее, самое важное узнать он успел; он еще не знал, пригодится ли полученная информация, но зато она была получена из первых рук, а не как он привык — довольствоваться крошками слухов и объедками ленивых умозаключений сослуживцев.

Мысли его уже переключились на другое. В коридоре он заговорил с врачом с проседью в волосах. Несколько минут он пытал его вопросами про мальчика и смог узнать следующее: мальчик умер на следующее утро после того, как случился тот припадок; умер он от истощения, несмотря на то, что кормили его исправно три раза в день; отмечалось резкое похудение незадолго до смерти; каких-то внутренних патологий обнаружено не было, мальчик выглядел вполне здоровым до припадка; резкое ухудшение здоровья случилось как раз на момент прихода Эрика; тело было передано в морг, однако вскрытие до сих пор не проводилось. Что из этого получалось? А чушь какая-то получалась!

— Ты все еще здесь, Эрик? — выглянул в коридор худой полицейский. — Разве у тебя нет своей работы? Ты чертов патрульный, а не детектив — так иди и патрулируй! Решил поиграться в детектива? Проваливай отсюда!

— Никуда я проваливать не собираюсь, — сказал Эрик. — Не нравится — свяжись с шефом, и выскажи все ему.

Худому полицейскому этот ответ, естественно, не понравился. Он как-то медленно потянулся рукой к поясу, будто это был какой-то обратный отсчет, призванный припугнуть Эрика, но тот не шелохнулся. Худой взял рацию и поднес ее к губам. Связался. «Что там у вас?» — послышался нетерпеливый и раздраженный голос шефа. «Тут новичок ошивается», — наябедничал худой. «Эрик?!» — «Эрик». — «Какого… А черт…» — «Шеф?» — «Пусть идет патрулирует. Он знает, где».

У худого полицейского на лице расползлась триумфальная улыбка.

— Слышал? — удовлетворенно сказал он, закрепив рацию на поясе. — Давай топай. Без тебя разберемся.

Эрик с каменным лицом пошагал прочь. Он, наверно, выжал из этой ситуации все, что мог. Неизвестно, что эти горе-полицейские сейчас наспрашивают… но это уже не его дело. По пути к выходу он пристал с вопросами еще к одному врачу, немного полному. Ничего нового, однако, ему узнать не удалось, зато подтвердилось уже услышанное.

Следующие несколько часов, пытаясь найти связь между мальчиком и кражей (она была — интуиция подсказывала), Эрик патрулировал северо-западную часть города вместе с другим полицейским, тоже новеньким, которого, впрочем, взяли на службу несколькими месяцами ранее. Никаких событий — будь то совершенно обычных или не очень обычных — в тот день больше не произошло.

Но произошло на следующий день. И произошло такое, чего Эрик никак не мог ожидать.

Когда он зашел в участок после полудня, то увидел, что все были какие-то веселые и довольные. Время потихоньку подходило к обеду. Вдруг до слуха донесся звук вылетающей пробки, а затем плеск жидкости. Обернувшись на звук, Эрик заметил четверых полицейских, которые разливают шампанское по бокалам. Бокалы затем звенькнули, и радостная четверка выпила. Эрик подошел к ним и осторожно поинтересовался, по какому поводу те празднуют. Он думал, что у кого-то сегодня день рождения — у шефа даже, возможно, раз весь участок натянул улыбки, — однако это оказалось совсем не так.

— Убийцу поймали! — довольно произнес один из празднующих. Лицо его было переполнено гордостью, будто он самолично его поймал.

Эрик остолбенел на несколько секунд. Сослуживцы тем временем вновь стали разливать шампанское по бокалам, бутылка закончилась, и они открыли новую с таким же звонким «чпок» на весь участок. Потом они снова чокнулись и выпили. Картина эта была настолько иррациональная, настолько неуместная, что Эрику на секунду показалось, что он спит.

— Поймали? — переспросил он, оправившись от оцепенения.

— Ага, — ответил второй празднующий. — Не слышал, что ли? Мерзавец сам сознался. Явился с чистосердечным. Совесть его замучила.

В голове у Эрика целым роем вертелись вопросы, но задал он лишь один:

— Кто?

— Этот пьяница старый — как его там?

— Ланго?

— Точно он!

Эрик впал в новый ступор, но совсем ненадолго.

— Ланго? Ты уверен?

— Уверен как никогда! — заявил празднующий и отпил из бокала.

— Подождите, вы поверили словам пьяницы? — не понимал Эрик. — И у вас не возникло никаких сомнений? А если…

— Эй, не порть нам веселье, новичок, — сказал третий празднующий, нахмурив пышные, как мохнатые гусеницы, брови. — Он представил все доказательства. Ты нас за идиотов, что ли, держишь? Мы все проверили, все сходится.

Эрик отступил, а четверка продолжила как ни в чем не бывало распивать шампанское. Радости было столько, словно они поймали какого-то серийного убийцу, увертливого и умного, который долго от них прятался и вообще никому жить не давал, терроризируя город. Не хватало только разноцветных букв, подвешенных под потолком, складывающихся во фразу вроде: «С днем поимки убийцы!» Что здесь праздновать? Почему они вообще празднуют? Происходящее напоминало горячечный бред…

Быстрыми шагами Эрик направился в сторону изолятора — который пустовал годами, — однако на полпути столкнулся с низким полицейским из больницы.

— А куда это ты идешь? — по его виду было видно, что все он прекрасно понимает. — Скоро обед, будем праздновать поимку, все наверху, — противно улыбнулся он.

— Успею, — Эрик развернулся и собирался идти дальше, однако низкий заставил замереть его словами:

— Старого алкаша ты там не найдешь.

Эрик непонимающе посмотрел на сослуживца.

— Ты не в курсе? — неподдельно удивился низкий. — Ты как обычно… Вечно новости обходят тебя стороной. Так и быть, я тебя просвещу, — снисходительно говорил он. — Мы никого не арестовывали. Некого было арестовывать. Алкаш застрелился у нас на глазах.

— Что?! — изумился Эрик. Это уже выходило за все рамки!

— Зас-тре-лил-ся, — по слогам произнес низкий полицейский. — Явился с повинной, а затем внезапно выхватил пистолет и застрелился. Мы даже не успели опомниться.

— Откуда у него взялся пистолет?

— Мы это непременно выясним. Позже, после обеда. Расслабься, новичок. Дело закрыто, — почти ласково произнес низкий полицейский. — Ждем тебя наверху! — и он пошел дальше по коридору, насвистывая какую-то мелодию.

Эрик так и остался стоять на месте, окончательно перестав что-либо понимать.

17

Эрик не праздновал. Он не пил шампанское, потому что это казалось ему абсолютно неправильным и неуместным. Он просто стоял с бокалом и делал вид, что пьет, да натягивал на лицо улыбку, когда того требовала ситуация. Ланго не выходил из головы. Где он достал пистолет? Какой у него был мотив убивать школьного охранника? Почему он совершил самоубийство?.. Как-то это совершенно не вязалось с тем, что знал Эрик. Ланго не подходил под описание, которое дал мальчик, — и это только первое, что приходит на ум… А может, он просто ничего не знал на самом деле? Искал подвох там, где его не было? Но интуиция подсказывала, прямо-таки кричала, что он что-то упускает из виду…

Мысли о запутанном преступлении не отпускали его вплоть до позднего вечера, когда Эрик вернулся домой. Наспех разувшись в прихожей, он проследовал в комнатку и плюхнулся на скрипучую кровать. Крепко задумался. Несколькими секундами спустя понял, что так не пойдет, встал, отыскал на столе ручку и блокнот, плюхнулся с ними обратно.

Итак, убийство в школе. Есть мальчик — единственный, кто видел убийцу. В шокированном состоянии доставлен в больницу, скоропостижно скончался там же от истощения, а незадолго до этого была обнаружена мертвой его бабушка у себя дома; насколько известно — смерть была ненасильственная. Эрик зарисовал небольшую схему со словом «мальчик» и идущими от него стрелочками, которые вели к событиям, связанным с ним. Попытался хорошенько обдумать все, что успел узнать про него, но не пришел ни к какому выводу.

Непонятно, собираются ли вскрывать труп в ближайшее время, но доступ к подробной информации вряд ли удастся получить… а это могло бы пролить свет. Слова врачей об истощении звучали очень странно, особенно с учетом того, что мальчик регулярно питался и, по всей видимости, был здоров. От чего он тогда все-таки умер? Еда не всасывалась в кишечнике? Так это противоречит, значит, он все-таки не был здоров! Либо… Есть еще вариант с отравлением. Мальчика могли отравить… и, быть может, убийца носит белый халат? Он запугал его, а затем отравил, перестраховавшись. Но почему не разделался с ним сразу в школе? Почему временил, прежде чем отравить? (Эрик перенес мысли на бумагу.) Непонятно. Ничего непонятно!

Дальше — недавняя кража лекарств. Замешан ли в этом убийца? Если да, то возникает другой вопрос — зачем он украл лекарства? Где собирается хранить, ведь они быстро придут в негодность? В обычном холодильнике? Особенно пакеты с кровью… Нет, не то, мысль пошла немного не туда, это не имеет значения… Другой вопрос: действовал вор в одиночку или кто-то ему помогал? Кто? Та медсестра? Если так, то она прекрасная актриса и сниматься ей надо в кино, а не в больнице работать. Кража, похоже, произошла ночью, и, судя по всему, подозреваемый тоже кто-то из работников больницы — тот, у кого есть доступ к ключам. Или даже та. Медсестра ведь могла как отравить мальчика, так и украсть лекарства. Но — это противоречит описанию убийцы, который является мужчиной.

Эрик почувствовал, как от растущего объема мыслей у него пухнет голова. Видя, что для его художеств не хватает блокнотного листа, он вновь поднялся с кровати, взял со стола тетрадь, сел обратно и зарисовал схему. Поглядел на нее внимательно. Что-то не то… Нужно смотреть шире — что еще произошло в городе за последнее время? (Рука быстро завертелась по листу, вычерчивая кружки и линии.)

Сначала исчез мужчина, любитель покурить и выпить. Потом был… дохлый далматинец? Стоит ли это добавлять? Да черт с ним, пусть будет! Дальше бабка мальчика померла, но это уже отмечено… Потом что? Археологи, упомянутые мэром, — тоже, имеют ли какое-нибудь отношение к делу? Ничего, пусть будет! Потом старушки поделились слухами, что якобы народ из Бланверта стал уезжать… И, наконец, Ланго, застрелившийся на глазах у полицейских. Ничего не забыл? Кажется, нет…

Эрик вгляделся в получившуюся схему, на события и на связи между ними. Попытался объединить все это в некое подобие общей картины. Не получалось, с какого угла ни подойди… Наверно, он зря смешал все события в кашу, это только больше запутало. Хотя стоп. Было еще одно событие… вернее, не событие даже, а кое-что подозрительное. А если добавить в уравнение полицейских, которые с самого начала демонстрировали некомпетентность, а в последнее время и так и вовсе стали вести себя очень странно?

Вот оно! — обрадовался Эрик, но через мгновение его радость погасла. А что это объясняло? Они ленивые и зажравшиеся — в особенности шеф, — но это, по большей части, просто субъективное впечатление. Его почти не подпускали к расследованию — но так это и не его работа. Если уж совсем вдаться в крайность и начать фантазировать, то становится понятным, откуда взялся пистолет у Ланго. Может, он и не застрелился — его застрелили, а потом сделали козлом отпущения… Но это бред же. Эрик усмехнулся себе и покачал головой. Он просто тычет пальцем в небо, в надежде что-то понять, не располагая и толикой нужной информации…

И все-таки… где Ланго раздобыл пистолет? Он же пьяница и бродяга… украл у кого? Мысль, что в этом могут быть замешаны полицейские, казалась бредовой и не такой уж бредовой одновременно, но никаких реальных доказательств, кроме пустых догадок, Эрик в ее пользу привести не мог. Что-то все равно казалось ему неправильным — в поведении шефа, поведении других полицейских… Он не мог сказать что именно, но ощущение было настойчивым.

Нужно как-то попасть в морг — теперь там уже два трупа, которые могут что-то рассказать. И надо бы узнать место, где Ланго застрелился. Может быть, что-нибудь да получится найти… Эрик отложил тетрадь с ручкой в сторону и помассировал виски. Мозг кипел. Ни к каким выводам ожидаемо он не пришел, однако почему-то доверия к полицейским у него стало еще меньше. Все это, конечно, только выдумки… и, тем не менее, — какая-то вероятность, что это правда, есть, и она не нулевая; ничтожная, может быть, близкая к нулю, но от этого не теряющая права на существование.

Вновь ненадолго задумавшись о мертвом далматинце, Эрик вдруг вспомнил про клочок бумаги в нагрудном кармашке, на котором он записал телефон хозяина далматинца. Он достал бумажку, неподвижно глядел на цифры, наверно, с добрую минуту, а затем его осенило резкое осознание, которое, однако, тут же проступило холодным потом по всему телу. На это его натолкнули цифры номера — а что если их несколько? в смысле, преступников несколько? Что если убийца как-то связан… с полицейскими? Не всеми, конечно, но… некоторыми?

Эрик яростно помотал головой. Да нет, бред же! Очевидно, что бред! Как ему вообще пришло в голову подобное? (Он замер всем телом.) Но все же… Это объясняет, почему расследование убийства шло так… лениво и непонятно… и в итоге вообще закончилось странно!

Что-то не так… что-то совсем не так…

18

Сквозь музыку в ушах Жан не сразу расслышал, что на кухне звонит телефон — и то услышал он лишь потому, что трек заканчивался и стал тише. Сняв наушники и бросив их на кровать, он поспешил вниз. Чуть не споткнувшись, он вбежал на кухню и схватил трубку.

— Ало? — послышался незнакомый мужской голос.

— Кто это? — спросил Жан.

— Полицейский. Я говорю с хозяином пропавшего далматинца? — он, кажется, специально сделал акцент на слове «пропавший».

— Да, это я! — оживился парень. — Я вас помню! У вас есть новости? — с надеждой спросил он. — Вы нашли того, кто убил моего пса?

Короткая пауза.

— Пока нет, — ответил полицейский. — Но у меня есть некоторые соображения, которые, мне кажется, тебе стоит знать.

— Я внимательно слушаю! — Жан плотнее прижал трубку к уху, чтобы не упустить ни единого слова.

— Нет, — сказал полицейский. — Об этом лучше не говорить по телефону. Давай встретимся. Сможешь?

— Х-хорошо, — ответил Жан, немного смятенный. — Но где?

— Там же, где в прошлый раз.

— Это где…

— Тихо! — перебил полицейский. — Если понял, о чем я, просто скажи «да». Если нет, я намекну.

— Но к чему эта… — начинал волноваться Жан.

— Потом, — снова перебил полицейский. — Так понял или нет?

— Не совсем. Я хотел уточнить, где именно, потому что…

— Там, где воняло.

— Да, теперь понял. Хорошо! Я прямо сейчас туда побегу! — пообещал Жан. Вместо ответа послышались короткие гудки. Он положил трубку, быстро оделся и выбежал из дома.

Спустя некоторое время он, весь запыхавшийся и вспотевший, стоял в том самом проулке между парикмахерской и обувным магазином. Здесь по-прежнему воняло как в выгребной яме, но парня сейчас это нисколько не волновало, и он жадно хватал ртом воздух, пытаясь отдышаться. Полицейский пришел минутой позже, Жан даже не сразу узнал его, ибо тот оказался одет в спортивный костюм.

— О чем вы хотели поговорить? — нетерпеливо спросил он, уже восстановив дыхание.

— Не здесь, — сказал полицейский и жестом поманил за собой: — Пойдем.

Жан молча последовал за ним, но после двух или трех минут полной тишины между ними не выдержал и спросил негромко:

— К чему вся эта секретность?

— Я объясню позже, — ответил полицейский.

— …Как мне к вам лучше обращаться?

— Как хочешь.

— Вас же Эрик, вроде, зовут? — подождав немного, но так и не получив ответа, парень сказал: — Буду звать вас Эриком.

Вскоре они зашли в многоэтажку, затем поднялись по лестнице и оказались в крохотной квартирке. Полицейский привел Жана на кухню, где было больше всего места. Они сели за пустой стол.

— Так что все-таки происходит? — с ходу спросил Жан. — Зачем эти прятки, как будто мы в каком-то… — он не договорил.

— У меня есть подозрение, что в городе действует преступная группировка. И действует давно, судя по всему.

Жан непонимающе смотрел на Эрика.

— Я много думал последние часы, — продолжал полицейский с серьезным видом, — и пришел к выводу, что это не может быть совпадением. Слишком много необъяснимых событий произошло за последнее время. Можешь назвать меня ненормальным, но меня не покидает чувство, что что-то не так. Оно было с самого начала, как я приехал в Бланверт, но в последнее время оно стало только сильнее.

Если сначала Жан хотел недоверчиво воскликнуть: «Что вы такое говорите?», то сейчас он уже не был так категоричен.

— Это не ненормальность, — сказал он, взволнованно потирая колени ладонями. — Это называется интуиция. Я вас в каком-то смысле понимаю… То есть по вашим словам у убийцы есть сообщники? Их много?

— Конкретного числа не скажу. Но… в этом могут быть замешаны полицейские.

— Полицейские? — изумился Жан. — Почему вы так решили? У вас есть какие-нибудь доказательства?

— В том то и дело, нет у меня доказательств, — Эрик положил правую руку на стол. Внешне он выглядел спокойным и невозмутимым. — У меня есть только мои «ощущения».

— Поделитесь с ними со мной!

— Ты посчитаешь их чушью. Они и есть чушь.

— Не посчитаю. Я сам иногда выдумываю какую-нибудь ерунду на ровном месте, — немного нервно улыбнулся Жан. — Я временами бываю тем еще параноиком. Попаранойим вместе, а потом все наши переживания обязательно — ведь по-другому и быть не может — не претворятся в жизнь, и мы облегченно выдохнем. И потом, вы же меня к себе привели…

— Я не захотел говорить по телефону, потому что мне показалось это небезопасным. Для нас обоих.

— Я так и подумал… Думаете, телефоны прослушивают?

— Не знаю. Вряд ли. Но лучше перебдеть, чем недобдеть. Ладно, — Эрик коротко вздохнул и чуть наклонился, упершись локтями в колени, — слушай.

Он рассказал парню обо всем, что успел узнать. Услышав про странную смерть мальчика, про кражу лекарств в больнице, про внезапно уехавших из города людей и про признание и самоубийство Ланго, Жан серьезно насторожился. Когда к этому всему прибавилось убийство в школе и произошедшее с его псом, получилась совсем гнетущая картина.

— Это что-то ненормальное происходит…

— Значит, я не один, кому так показалось, — не без облегчения заключил Эрик. — У меня вопрос к тебе: ты был в школе в день убийства?

Жан неуверенно кивнул.

— Я не видел убийцы, но я видел мальчика и мертвого охранника. Что именно вы хотите знать? Я попытаюсь вспомнить, — сказал он с готовностью.

— Все. Расскажи, как все было.

Парень рассказал, немного иногда сбиваясь. Эрик поразмыслил несколько секунд, потирая мощный квадратный подбородок с трехдневной щетиной, а затем изрек:

— Все примерно так, как я слышал, — брови его при этом оставались хмуры. — А что насчет мальчика? Ты не заметил в нем что-либо странное?

— Нет… — Разум Жана вдруг словно стрелой пронзило, и он округлил глаза: — Хотя подождите, за день или два до того, как случилось убийство, я видел этого мальчика. Мы соседи, и я, в общем… у него рот как будто был в крови — мне так показалось издалека. Мы с другом потом решили, что это мой бред…

— Его бабка умерла за три дня до происшествия в школе. Ты знал это?

Ошарашенный Жан покачал головой.

— И никто из соседей ничего не заподозрил? — у полицейского почти незаметно дернулась бровь. — Не захотел проверить старушку, которая не появлялась на людях несколько дней?

— Она вообще редко вылезала из дома, насколько я знаю, — пожал парень плечами. — Сидела там как в берлоге. А у вас есть какие-то соображения на этот счет? Как вяжется одно с другим?

— Не знаю. Я не был в их доме, не видел трупа. Не хочу плодить еще больше пустых предположений.

— Да… — согласился Жан. В голове образовалась настоящая каша после того, сколько он всего узнал. — Знаете, что я еще только что вспомнил? Мы с другом говорили недавно, и он предположил, что убийца сначала поиздевался над Пятнышком, а потом его жертвой стал охранник. И мне это показалось логичным.

— Почему?

— Вспомните, каким вы нашли моего пса! Вы сказали, у него было вспорото брюхо, и все торчало наружу. А раны у охранника были тоже страшные, как будто его рвал когтями какой-то зверь!

— Это интересно, — вновь задумался Эрик, наморщив лоб и направив взгляд в сторону. — Еще что-нибудь вспоминается?

— Нет…

В окне за спиной полицейского собирались тучи. На кухне потемнело, однако полицейскому было не до этого, а Жан как-то стеснялся встать и включить свет. Так и сидели почти в полной темноте.

— А ведь мальчик, прежде чем внезапно помереть от истощения, дал мне описание убийцы, — сказал Эрик.

— И как же он выглядел? — с волнением спросил Жан.

— Высокий, молодой, в очках. Одетый в сиреневую футболку и джинсы.

— Ч-что? — дрогнул голос Жана, а затем на несколько секунд на кухне повисла странная тишина. Парень не сразу заговорил: — Это я был в сиреневой футболке и джинсах.

— Еще он сказал, — спокойно продолжал Эрик, — что у убийцы был большой молоток, которым он огрел охранника по голове.

— Не было у меня никакого молотка! — возразил Жан испуганно. — Вы же не считаете всерьез, что убийца — это я?

— Нет, конечно нет. Просто хотел увидеть твою реакцию.

— Я уже испугался! Больше так не делайте, пожалуйста. Я даже молотка в руке никогда в жизни не держал! — Жан понял, что вспотел. Он вытер лоб и посмотрел на переключатель на стене, повернул голову к Эрику: — Можно я свет включу? Совсем темно стало. Дождь, похоже, сильный будет.

Полицейский задумчиво кивнул. Жан щелкнул переключателем, и под потолком зажглась тусклая лампочка, свисавшая на проводе. Не сказать, чтобы она что-то кардинально поменяла.

— Почему мальчик приписал убийце мою внешность? — наконец задал парень беспокоящий его вопрос.

— Перемешались воспоминания от шока, может быть. Трудно сказать, — ответил полицейский. — Либо его заставили так сказать. Запугал его кто-то. Но все это сейчас не более чем догадки…

Они замолчали. Жан тоже стал напряженно думать, и в голову ему пришла совершенно безумная мысль, которую, тем не менее, он решил озвучить.

— А если все гораздо очевиднее, чем кажется? Что если искать настоящего убийцу не нужно?

— Что ты хочешь сказать? — не понял Эрик.

— Я хочу сказать: вдруг убийцей был мальчик?

Пауза.

Эрик смотрел на Жана ничего не выражающим взглядом, и парень остро почувствовал себя дураком.

— На основе чего ты сделал такой вывод? — В голосе Эрика не было ни нотки насмешки или осуждения. Просто сухой вопрос.

— Это всего лишь предположение… Я не строил никаких серьезных логических цепочек. Я просто решил взглянуть с совсем другого угла. Необычного угла. Да, знаю, как это звучит…

— Ты ведь понимаешь, что младшеклассник не мог убить взрослого мужчину?

— Да, но… если все-таки смог?

— Каким образом?

— Не знаю! Может, он как-то обманом…

— …проломил голову? — закончил Эрик с каменным лицом. — Чем?

— Каким-нибудь тяжелым предметом?

— Каким? Какой тяжелый предмет может находиться в школьном кабинете?

— Цветочный горшок разве что? Но что-то мне кажется им вряд ли можно убить… даже если очень постараться. Только если он упадет с большой высоты на голову… Или, может, он нашел еще что-нибудь где-нибудь… — окончательно смутился Жан. Он уже жалел, что вообще повернул разговор в эту сторону.

— Ты помнишь это «что-нибудь» на месте убийства?

— Не помню… кажется. Возможно, я не обратил на это внимание… или там ничего на самом деле не было. Но ведь в теории он могут убить свою бабушку. Каким бы ни был при этом его мотив, правда ведь?

— Такую вероятность я отрицать не стану, — сказал Эрик, выпрямив спину и скрестив крепкие руки на груди. — Но насколько мне известно, она умерла своей смертью. Если, конечно, то, что я слышал, — правда.

Жан немного расслабился.

— Кстати, а что вы там говорили про археологов?

— Забудь, это не стоит внимания. Археологи уж точно никак не связаны с происходящим в Бланверте. Они вообще из столицы приехали.

— Думаете? А вдруг где-то в горах находится логово этой преступной банды? А археологи лишь прикрытие? — живо выпалил парень. Полицейский безмолвно взирал на него несколько мгновений, как будто в удивлении, а затем изрек с мягкой тенью улыбки:

— Ты даже больший любитель повыдумывать, чем я.

— Я же предупреждал.

— И что же тогда выходит? — размышлял вслух Эрик. — Мэр тоже в этом всем может быть замешан? Да, понять бы только, что именно «это все» такое сначала… И имеет ли оно под собой реальный фундамент, а не только мысленный.

— Я чуть не забыл! — воскликнул Жан, чуть не подпрыгнув на стуле. — Извините!.. — добавил он, чуть стушевавшись, а затем говорил: — Однажды ночью я видел какой-то дым в горах. Или туман — не знаю, что это было. Он странно светился, будто серебро какое-то.

— Дым? А место ты запомнил? Сможешь показать мне?

— Не уверен… я был спросонья… — признался Жан. — Но он был как бы над всем лесом, что ли…

Эрик снова задумался.

— Можно спросить? — робко сказал парень после нескольких секунд молчаливого ожидания.

— Давай, — ответил полицейский, все еще задумчиво глядя в одну точку.

— Почему вы решили рассказать все это именно мне? Я понял, что вы не доверяете другим полицейским, но… я же обычный школьник.

Эрик, отвлекшись от раздумий, полностью переключил внимание на Жана.

— Во-первых, я надеялся, что ты был на месте убийства, — и не ошибся. Более того, ты подкинул несколько любопытных деталей в копилку моих домыслов. Во-вторых, если твоя собака действительно как-то связана со всем этим… я посчитал, что ты должен знать, что творится в Бланверте. Нет, не так… ты в любом случае должен знать, что происходит. Просто я никого больше здесь не знаю. Вот и подумал, что позвоню тебе, раз уж ты дал мне свой номер.

— То есть вы мне, типа… доверились?

Эрик промолчал, его лицо в очередной раз осталось пустым на эмоции, будто неисписанный лист бумаги.

— Ну ладно… — сказал Жан.

— Я бы не спешил трубить всем о том, что я тебе рассказал.

— Понимаю… Мы просто пошушукались о своем как два параноика, — натянуто улыбнулся Жан. — В любом случае я не собирался никому говорить. Мне самому еще надо все обдумать.

— Я позвоню тебе, если узнаю что-то еще, — пообещал Эрик.

— А может… вам, ну, нужна помощь? — неуверенно спросил Жан.

— Нет, в свои дела я тебя втягивать не собираюсь.

— Вы уже втянули.

— Еще нет. Иди домой. Или тебя проводить, может?

— Нет, сам дойду, — поднялся Жан со стула. — Хотя будет немного страшновато после вашего рассказа.

19

Легкий свист, с которым металлическая бита разрезала воздух, радовал слух. Феликс занимался, наверно, уже час. Руки его устали, он вспотел и часто дышал, однако останавливаться пока не собирался. Он так и приказал себе мысленно: пока не будет валиться с ног — или в данном случае пока не отвалятся руки — он не перестанет тренировать удар. И на самом деле он уже чувствовал: еще пара-тройка взмахов — и мышцы заклинит.

На улице стоял зной. Лето дало о себе знать в первый же день июня, обрушив на городок жгучие лучи тепла. Впрочем, день был знаменательный не только поэтому: еще сегодня наконец-то начались каникулы, но что самое главное — полиция накануне поймала убийцу, о чем сначала говорили слухи, а потом прямо написали в газете. А это значило лишь одно.

Полная свобода!

Никакого больше сидения в четырех стенах. Они с Алисой уже созвонились и договорились, что он придет завтра к ним с Кирой, и они пойдут куда-нибудь вместе. Может быть, в кафе, чтобы отпраздновать окончание учебного года. Нужно только выпросить денег у родителей… И уговорить Жана все-таки присоединиться.

Феликс сделал последний взмах, и его руки безвольно обвисли как вареные макаронины. Он осел на газончик и стал переводить дыхание, глядя на улицу и редких прохожих. Жизнь текла своим чередом, как будто в школе ничего и не произошло и по городу не разгуливал маньяк. Все кончилось, и кончилось хорошо, и Феликс с радостью забудет эти дни как страшный сон. А еще он извлек урок: бойся своих желаний. Лучше уж пусть ничего не происходит, пусть жизнь будет унылая и серая, но зато тихая и мирная.

Он поглядел на биту, провел пальцами по надписи, которую накалякал фломастерами и которая отдаленно напоминала граффити. Надпись была простая и гласила она: «Дзынь!» — прямо как в комиксах, ему это показалось весьма остроумным. Папа не был против подобных художеств, в конце концов, он этой битой не пользовался лет, наверно, двадцать, и она просто пылилась в чулане. Он даже обрадовался, когда Феликс нашел ей дело. Хотя надобность в самозащите отпала, парня так захватила эта идея, что в ближайшее время он расставаться с битой не собирался. Плевать, что он не умеет играть в бейсбол. Серьезно, можно подумать, биты покупают, чтобы играть в бейсбол…

Как раз когда он думал пойти в дом, чтобы принять душ, на крыльцо вышел отец. Отец сразу обратил внимание на сидящего Феликса.

— Уже закончил? — спросил он, спустившись к нему.

— Ага, — отозвался Феликс. — Руки уже не шевелятся.

— Это хорошо, — одобрил отец. — Значит, удары будут тоже хорошие. — Он встал рядом с сыном и проговорил, щурясь от солнца: — Да уж, вот тебе и лето… Первый день, а жарит-то как.

Феликс поджал под себя скрещенные ноги и положил на них биту.

— Ты ведь когда-то играл в бейсбол? — приподнял он взгляд на отца. Вопрос был риторический.

— Не просто играл, а болел им. Примерно в твоем возрасте. Даже было дело, что ездил на соревнования в столицу. Заняли мы, правда, третье с конца место из двадцати. А потом школа закончилась, началась взрослая жизнь, было уже не до бейсбола, и в итоге я как-то переболел этим. Но биту мне жалко было выбрасывать. Почти как первая моя любовь. А ты с чего вдруг проявил к бейсболу интерес? Ты же вообще у нас спортом не интересуешься.

— Да так, — пожал плечами Феликс, естественно, не став называть реальную причину. — Когда сидишь дома, и тебе нечего делать, начинаешь думать, как убить время. Поэтому я и взял биту, но потом мне вдруг зашло. Не знаю, насколько меня хватит, но… пока что мне это интересно, даже не играть, а просто ею махать. — Чтобы играть, он не знал даже элементарных правил. — А что это за игра — бейсбол? В чем ее смысл?

— Смысл в том, чтобы обыграть соперника, как и в любом спорте, — улыбнулся отец. — А если серьезно, то нужно разбить как можно больше ракушек за отведенное время. Здесь надо не только хорошо владеть битой, но и быстро реагировать, а также просчитывать траекторию. Мастера изворачиваются так, что сбивают по несколько летящих ракушек одним замахом. Иногда это даже походит на какой-то танец. Странный, дерганный, но танец.

— А ракушки откуда летят? Их бросают, что ли?

— Это игра три на три. Двое подающих соперника стоят по бокам поля и в две руки подбрасывают высоко вверх ракушки. Потом вы меняетесь, и уже бьющий соперника ломает ракушки твоих подающих. В этой игре многое зависит от умения приспосабливаться к ситуации. — У отца загорелись глаза: — Я бы мог посвятить тебя в техники бьющих и подающих, если хочешь. Ты не представляешь, сколько всего люди успели придумать.

— Не, не сейчас. Слишком много за раз. А почему игра бейсболом называется?

— Потому что слово «бейсбол» с мертвого языка переводится как «коралл» или «раковина». Это вообще-то древний хоть и ныне несправедливо позабытый в мире вид спорта. За пределами нашей страны он не особо популярен. В остальном мире людям куда интереснее пинать или кидать мячи.

— Я со своей реакцией точно бы пролетел мимо, — представил Феликс, подумав. — Вернее, ракушки бы пролетели мимо меня.

— Это дело поправимое. Ни у кого не получается с ходу бить ракушки как виртуоз. Ну, не считая очень редких исключений.

Феликс утер пот со лба и, опираясь на биту, поднялся на ноги.

— Пойду-ка я сполоснусь, — сказал он.

— Дай-ка биту, — вытянул руку отец, — хоть вспомню, как держать ее в руках.

— Конечно, — протянул ее Феликс и пошел в дом.

Спустя десять минут, чистый, посвежевший и переодевшийся, он позвонил подруге, желая узнать, удалось ли ей уговорить Жана, или ему самому нужно это сделать. Выяснилось, что нет, не удалось, и Жан вообще показался Алисе каким-то угрюмым и наговорил всяких небылиц.

— Каких небылиц? — поинтересовался Феликс.

— Ну, разных. Ты знаешь нашего Жана и какая у него богатая фантазия, — ответила Алиса, на заднем фоне что-то неразборчиво сказала Кира. — Даже не знаю, с чего начать…

— Да с любого начинай.

— Он сказал, что настоящий убийца на самом деле все еще может быть на свободе.

— То есть, по его мнению, Ланго невиновен и его, типа, сделали козлом отпущения?

— А ты вообще веришь, что это был Ланго? Мне, если честно, самой не очень верится… Он хоть и был пьяницей и бездельником, но казался безобидным.

— Видимо, так напился, что крыша совсем поехала, — предположил Феликс.

— Да уж… — согласилась Алиса. — Еще он что-то говорил про кражу лекарств в больнице, про странных полицейских, про то, что люди уезжают из Бланверта и что все это как-то связано с его растерзанным Пятнышком, если я правильно поняла.

— А-а, — протянул Феликс, — вот в последнем, наверно, вся проблема.

— Мне тоже так кажется. Поэтому, Феликс, постарайся его уговорить, — серьезно сказала Алиса. — Любыми средствами. Ему нужно отвлечься. Сидение дома ему на пользу не пошло.

— Я вытащу его оттуда, — пообещал Феликс. — Я к нему, наверно, зайду даже, чтобы у него не было шанса отвертеться.

— Только будь готов к тому, что он обрушит на тебя то же самое. Да, кстати, — вспомнила Алиса, — он еще сказал, что младшеклассник, который видел убийцу… то есть Ланго, умер в больнице. Ты знал?

— Не-а, — слегка удивился Феликс, — не знал. От чего?

— Не знаю. Но, видимо, было что-то серьезное.

Повисла странная пауза.

— Ну, по крайней мере, все это закончилось, да? — заметил Феликс. — Можно спокойно наслаждаться каникулами. А то я уж боялся, что мы так пол-лета по домам просидим.

— Я за Жана боюсь. Как бы у него теперь крыша не поехала.

— Кидаться на других он точно не начнет. Просто закроется у себя в комнате.

— Это-то меня и беспокоит… Ладно, Феликс, пока. В доме надо убраться и постирать, и мама еще сказала, что задержится на работе до следующего утра — у них там какой-то аврал.

— Тебе это там… помочь, может, чем-нибудь?

— Лифчики наши постирать, что ли? — вдруг сказала Алиса, отчего Феликс на несколько секунд растерялся. Заметив это, девушка с хохотом добавила: — Да шучу я! Спасибо за предложение, Феликс. Мы сами.

После упоминания лифчиков парень почувствовал себя так, будто сморозил какую-то глупость. Он же просто помощь предложил — при чем тут нижнее белье? То есть понятно при чем — Алисе вздумалось так пошутить, но… Он погнал мысли прочь и сказал так, будто ничего не слышал:

— Давай, Алиса. Не буду тебя задерживать.

— Пока-пока!

Он положил трубку и пошагал обратно во двор посмотреть, как папа машет битой.

20

От холода стучали зубы, от голода сводило внутренности. Желудок давно не чувствовал хоть какой-нибудь еды, и Эрик понимал, что долго так не протянет. Он сильнее обнял себя руками, пытаясь хоть как-то согреться. Он едва волочил маленькими ослабшими ногами.

Было шумно. Всюду было много, очень много людей, целое море, но никто не обращал на него внимания, никто не замечал его — все были увлечены торжеством. Играла мужественная музыка: ободряюще гремели барабаны, поднимали дух трубы. Эрик не понимал, что происходит, все вокруг были счастливы, улыбались, ликовали, но в то же время все это казалось таким искусственным, таким притворным и таким натужным, в конце концов.

Он стал протискиваться через толпу, желая увидеть, на что все смотрят. Быть может, это последний шанс разжиться едой — если он выбежит туда, куда все смотрят, на него, наконец, обратят внимание. Они не смогут проигнорировать замерзшего больного мальчишку в обносках. Но сначала… Сначала нужно пробраться через густой лес рук и ног, а это было непросто, ой как непросто. Люди постоянно отпихивали и подталкивали Эрика, отдаляя его от цели, а он был слишком слаб, чтобы хоть как-то этому противостоять — он был словно маленький податливый колосочек пшеницы в жерновах. Один раз кто-то так въехал ему локтем в живот, что сбил с ног. Эрик долго лежал на холодной плитке, скуля от боли, затем с большим трудом поднялся.

Наконец, ему все же удалось пробиться в первый ряд. Он обомлел — никогда прежде ему не доводилось видеть нечто подобное. По площади длинным строем маршировали солдаты, их движения были идеально выверены и отточены, они были словно единый механизм, работающий без осечек. На лицах их не было заметно ни напряженности, ни сосредоточенности — абсолютно пустые лица, лишенные каких-либо эмоций, как кукольные. Эрик наблюдал за ними, словно завороженный, а солдаты, гордо выпятив грудь, все шли и шли, менялись только цвета их мундиров.

Какой-то дряхлый старик, стоявший рядом с Эриком, вдруг смачно сплюнул под ноги и прохрипел: «Позорище». Взгляд его был полон презрения. «Это не парад, идиоты. Это даже не его подобие. Это просто посмешище на радость хозяевам», — процедил он себе под нос. Никто его не слышал. Никто, кроме Эрика.

Не сразу, но постепенно он начал понимать, что подразумевал старик. На самом деле солдаты не были солдатами — это были обычные артисты, одетые в парадную форму, которая на них не сидела, и отправленные маршировать. К груди они прижимали автоматы и винтовки, казавшиеся настоящими издалека, но на деле бывшие бутафорскими, игрушечными. А потом, когда прошли артисты, появились танки, бронетранспортеры и прочие военные машины, склеенные не иначе как из картона. Неуклюжие, они ползли по площади; колеса их и гусеницы не крутились, ибо были нарисованные — под картоном можно было заметить ряды начищенных до блеска марширующих сапог.

Эрик напрочь уже забыл про свою первоначальную цель. Ему стало не по себе. Он не понимал, почему все ликуют. Никто не смеялся, ни у кого не было недоумения на лице, наоборот, некоторые люди даже плакали от радости; только один дряхлый старик как будто понимал, что по-настоящему происходит. Но после нескольких секунд растерянности Эрик решил, что это неважно. Ему нужно показать себя. Сделать так, чтобы его заметили. Он уже было сделал шаг к большому танку из папье-маше, как вдруг ему на плечо легло что-то тяжелое, заставив замереть на месте от испуга.

— Туда лучше не лезть, — послышался сзади мягкий голос. Эрику было страшно шелохнуться, но в то же время… в то же время он был рад. — Не бойся. Я тебе ничего не сделаю, — говорил голос. — Если пообещаешь не делать глупостей, я уберу руку. Идет?

Эрик сподобился на кивок. Тяжесть с плеча исчезла.

— Вот и хорошо. Давай просто досмотрим этот цирк, а потом пойдем.

«Куда пойдем?» — пронеслось в голове Эрика. Его моментально перестал интересовать парад, и он, окрыленный словами, самим предложением куда-то пойти, будто он и этот голос были связаны, погрузился в догадки, про что ему говорят. Просто открыть рот и спросить он боялся — от прошлых подобных попыток до сих пор не прошли синяки.

Поглощенный мыслями он не заметил, как парад закончился. Площадь опустела почти в момент, пропали разноцветные шарики, музыка резко стихла, и нависла густая, даже пугающая, тишина, исчезли радостные и ликующие лица, исчезли артисты и их рукодельная военная техника — остались только Эрик и незнакомец. Последний спросил с тенью улыбки на губах:

— Идем?

Эрик заколебался. Хотя за прошедшие минуты он успел пережить несколько вариантов светлого будущего в собственных мыслях, сейчас он стоял здесь, на холодной земле, а не витал в облаках, и банальный инстинкт самосохранения подсказывал ему, что принимать предложение незнакомца — не лучшая идея. Но был ли у него выбор? Страх как хочется есть… Сколько он уже не ел? Дня три, наверное, — или нет, четыре… И погреться бы где-нибудь… пальцы уже даже не болят от холода…

— Ты мне не доверяешь? — незнакомец чуть склонил голову, во взгляде его была озадаченность. — Понимаю, — сказал он со вздохом и, кажется, задумался. — И что мы будем с тобой делать? Оставаться на улице тебе тоже нельзя, знаешь ли… Замерзнешь ведь.

Либо доверься, либо умри, пронеслось в голове Эрика. Все просто. Хотя нельзя быть уверенным, что он не умрет, если доверится… Может, незнакомец — какой-нибудь ненормальный и заманивает его, чтобы поиздеваться над ним? По крайней мере, он проживет немного дольше… Что так ничего хорошего, что этак…

— Давай так поступим, — говорил незнакомец, — постоишь пока в подъезде. Там всяко теплее, чем на улице. Я вынесу тебе чай, попьешь, согреешься. После этого решим, что делать дальше. А? Что скажешь?

Эрик молчал, потупив взгляд.

— Если не хочешь идти со мной, тогда я отведу тебя в полицию.

Эрик задрожал, но не от холода — от страха.

— Только не в полицию, — прошептал он.

— Почему? Ты не похож на беспризорника. Ты потерялся. Родители тебя, должно быть, ищут.

— Только не в полицию… — повторил Эрик.

— Тогда пошли со мной, — серьезно сказал незнакомец. — Чем дольше ты сомневаешься, тем хуже себе делаешь. На улице теплее не становится. Осень, знаешь ли, уже давно перевалила за свой полдень.

— Зачем я вам? — неожиданно не только для мужчины, но и для себя спросил Эрик. — Никто мне не помогал… и никто не замечал.

— И мне ты тоже не нужен, лукавить не буду, — прямо сказал незнакомец. — Но оставить в беде маленького соотечественника я не могу. Совесть не позволяет.

— Со… тече… вика? — с трудом повторил Эрик деревянными губами.

— Ага, соотечественника. У тебя такие же зеленые глаза. Может, ты всего лишь наполовину наш, но это не имеет значения. Если в тебе победили наши гены, значит, ты однозначно один из нас. (Эрик наконец осмелился поднять взгляд и только сейчас понял, что у незнакомца глаза — словно яркие изумруды.) Поверить не могу, что встретил тебя здесь, в Рекимии. Это ж совсем другой край мира!

Эрик не знал, что ответить на это. Однако недоверие к незнакомцу несколько поубавилось. Он уже успел натерпеться из-за своих глаз… Правда, Эрик как-то и подумать даже не мог, что он другой — буквально другой, не рекимиец! А может, незнакомец все-таки врет? Пользуется тем, что у них одинаковые глаза?.. Нет. Он не видел здесь ни одного человека с зелеными глазами — кроме этого, что стоит сейчас перед ним.

Незнакомец, ничего не говоря, протянул руку, крепкую, жилистую. Эрик не протянул свою руку в ответ, постеснявшись и побоявшись, однако он робко шагнул навстречу.

Незнакомец привел его в дом, который был неподалеку. Он не соврал, в подъезде было гораздо теплее, чем на улице, но Эрик это знал и так. Просто прежде его никто не пускал либо быстро прогонял, если ему удавалось попасть внутрь.

Он остановился в пролете между этажами — вторым и третьим, — словно уткнувшись в невидимую стену, дальше которой его ноги идти отказывались, а незнакомец поднялся по лестнице и исчез в квартире. Спустя несколько минут он вернулся с кружкой, пышущей паром.

— Держи, — сказал он. — Я немного его разбавил, так что не бойся обжечься, пей сразу.

Эрик взял кружку. Пальцы обожгло, но это жжение было наиприятнейшим и почти забытым ощущением. Пахло какими-то то ли травами, то ли фруктами. Он подул на кружку, а затем осторожно отпил из нее. Чай оказался сладкий. Эрик сделал еще несколько глотков, и иссохший желудок наполнился теплом; внутри как будто загорелся маленький согревающий костерок.

— Как ты оказался один? — спросил незнакомец спустя некоторое время, когда Эрик немного отогрелся. — Ты, конечно, не обязан мне отвечать. Но я должен тебе помочь, так что будет лучше, если ты все-таки ответишь мне честно. И не только на этот вопрос.

Эрик боялся говорить правду. А вдруг этот мужчина — на самом деле полицейский? Просто не в форме? И поэтому его сейчас будут пытать вопросами, чтобы выяснить, кто он, и затем отвести его обратно…

— Только не звоните в полицию, — вновь повторил Эрик.

— Да что ты так вцепился в эту полицию… Ладно, не буду. Даю слово. — Незнакомец коротко вздохнул. — Где твои родители?

Эрик колебался. Кружка в его руках дрожала.

— За тобой есть кому приглядеть? — спросил незнакомец иначе.

Эрик едва заметно покачал головой.

— Нет?

— Я не помню их. Наверно, у меня их никогда не было.

— Такого быть не может. У всех есть родители.

— Другие дети говорили мне, что у меня нет. Иначе бы я родился с карими глазами, а не зелеными. Я ненормальный.

— А если я тебе скажу, что существует целая страна, где редкими считаются карие глаза, а зеленые наоборот встречаются повсеместно? Брось. Нормальный или ненормальный — все это зависит лишь от того, с какого угла посмотреть. Значит, с родителями ты не живешь… И никто за тобой не приглядывает?

— Нет… Я сбежал… из приюта.

— А-а, — протянул незнакомец, покивав, как будто все для него встало на свои места. — И что ты думаешь делать дальше? У тебя есть какой-то план?

— Нету… — признался Эрик, и горло стало больно распирать. — Я думал, что помру…

Незнакомец шумно выдохнул через ноздри, яростно зачесал затылок — но затем резко перестал, цокнул языком и еще раз вздохнул.

— Идти тебе, выходит, некуда… Не то чтобы я был в восторге от своей идеи, да и с детьми я обращаться не умею, но маленького подданного нашей страны я тоже не могу оставить одного в беде, — сказал он и попытался улыбнуться — вышло неправдоподобно и деревянно. — Ты можешь жить у меня. Если, конечно, не боишься. (Эрик уставился на него квадратными глазами.) Я представляю, как это, наверно, звучит. В конце концов, ты видишь меня впервые в жизни.

— …Я вам немножко верю.

— Но учти, что в таком случае, мы все-таки пойдем с тобой в полицию.

— Вы ведь говорили! — воскликнул Эрик, восприняв его слова как предательство. От негодования он чуть не выронил кружку. — Вы обещали!

— Тебя ищут, малец. У тебя не будет нормальной жизни, пока ты с этим не разберешься, — серьезно сказал незнакомец. — И в приют нам тоже придется сходить, хочешь ты или нет.

— Ни за что!

— Тогда ты останешься сам по себе. Не будет никакого опекунства. Ты уверен, что этого хочешь?

— «Опекунства»? — переспросил Эрик. Он частенько слышал это слово в приюте, но для него и для многих детей оно было чем-то нереальным, недостижимым, сродни оторванной от реальности мечте. — Вы будете моим… папой?

— Никаких пап или дядь, — сказал незнакомец с каким-то даже отвращением в голосе. — Но за тобой я пригляжу какое-то время. Это неправильно, что сын нашей нации, оказавшийся вдали от дома, предоставлен сам себе.

— Сын… нации… — повторил Эрик, смакуя слова. Ему нравилось, как они звучат. — А что делаете здесь вы, если вы говорите, что наш с вами дом далеко-далеко? — полюбопытствовал он без задней мысли.

— Хороший вопрос, мелкий, — заметил незнакомец, и снова натянул бутафорскую улыбку на губы. — Как бы выразиться… Я наблюдаю.

— За чем?

— За всем. Интересная эта страна, Рекимия. С богатой историей. И люди здесь интересные, совсем не такие, как в других странах. Я приехал сюда, чтобы познать культуру.

— Куль… туру?

— Обычаи. Традиции, — подобрал незнакомец слова попроще. — Но больше всего меня интересуют города. Столица — прекраснейший и современнейший город, — с восторгом рассказывал он, — но выглядит, тем не менее, очень уж стерильно. Создается ощущение, будто архитекторы боялись шагнуть в сторону, добавить собственного колорита и оглядывались на города более развитых государств. Наверное, так оно и было. Поэтому я стал копать вглубь. Глубинка — вот что меня интересует. В ней сокрыта настоящая Рекимия, я считаю. Ты когда-нибудь слышал про Бланверт?

Протяжная трель резанула по ушам, заставив Эрика проснуться. Он рукой нащупал дребезжащий будильник и выключил его, затем сел на кровати, протер глаза и закрыл ладонью пол-лица. Какой подробный и четкий сон, подумал он. Из-за того младшеклассника, похоже, у него самого уже детские воспоминания проснулись.

Чувствовал он себя неважно. Полночи не мог уснуть, все раздумывая над происходящим в Бланверте, то убеждая себя, что никакой связи между последними событиями нет и быть просто не может, то вновь начиная придумывать все более фантастичные объяснения. Но пора было собираться на работу… Он сделал усилие над собой и заставил тяжелое тело подняться с кровати.

Когда спустя полчаса он зашел в полицейский участок, на него сразу обрушилась волна всевозможных звуков. Было только утро, рабочий день даже еще не начался, а уже было шумно: кто-то с кем-то разговаривал, слышались шаги, снующие из отдела в отдел, хлопали двери, скрипели стулья да щелкали пишущие машинки — работа кипела так, как не кипела никогда, как будто полицейский участок наконец-то действительно занялся делом, а не пребывал декоративным украшением городской улицы. В сознании сразу завертелись разные мысли, но Эрик погнал их прочь. Он переоделся в раздевалке, где было наоборот необычайно тихо и пусто, и пошел дальше.

Поднимаясь по лестнице на второй этаж — ему нужно было поговорить с шефом — он столкнулся с новичком, с которым они пару раз патрулировали улицы вместе. Новичок сегодня показался каким-то отстраненным: на бодрое приветствие Эрика он ответил сухим кивком, что было совсем не в его стиле. Эрик не придал этому значения (вернее, не придала часть его сознания, отвечавшая за холодную логику, в то время как другая часть — тревожная — уже начала выдумывать всякое) и хотел молча пройти мимо, однако новичок вдруг завел разговор:

— Ты в порядке? — спросил он скучающе. Очевидно, что ему было плевать, но правила приличия, видимо, заставили его задать этот вопрос. — Выглядишь бледным. Приболел?

— Плохо спал, — признался Эрик, поставив одну ногу на ступеньку выше.

— Все пытался понять, почему старик застрелился? — произнес новичок снисходительно, будто ответ был на поверхности, и только неразумный Эрик до сих пор ничего не понял.

У Эрика кольнуло в животе. «Он все знает, он следил за тобой!» — нашептала ему паранойя. «Это просто совпадение. А скорее, он просто наслушался про тебя от шестерок шефа», — подсказала логика.

— Кошмары снились, — ответил он.

— Кошмары — это плохо, — понимающе сказал новичок, видимо, не придумав ничего лучше. — Просто дружеский совет: возьми отгул. Вид у тебя неважный. — Его лицо посерьезнело, он совсем не был похож на самого себя, словно резко повзрослел на несколько лет.

— Я подумаю, — сказал Эрик, а затем кивнул на первый этаж: — Что за переполох сегодня внизу, не знаешь? Я еще никогда не видел их такими оживленными. Опять случилось что?

— Ничего не случилось. Просто прилетел пинок из столицы, и все зашевелились. Мне так сказали, по крайней мере.

Когда-то они должны были, наконец, зашевелиться, подумал Эрик. Может, теперь и за расследование нормально возьмутся — чем черт не шутит.

— Понятно, — проговорил он. — Мне нужно идти, — добавил он неуклюже и как бы не к месту, желая поскорее закончить разговор.

— Угу, увидимся еще сегодня, — отозвался новичок и продолжил спускаться по лестнице.

Зайдя к шефу в кабинет, Эрик застал его в прекраснейшем расположении духа — стоит ли говорить, что прежде он его таким улыбчивым и довольным никогда не видел? Даже сначала показалось, что шеф немного выпил, но это ощущение развеялось, когда тот заговорил:

— А, Эрик! — дружелюбно начал шеф, чуть ли не светясь изнутри. — Как приятно видеть твое лицо с утра пораньше! Хорошо, что ты зашел!

— Да, я хотел…

— Я тоже хотел с тобой поговорить кое о чем, — перебил шеф. — Твое еще успеем обсудить, не волнуйся. Но сначала мое, — маленькая улыбочка прорезалась сквозь жирные черты лица, раздавшиеся как тесто после выпекания.

Эти слова на секунду обескуражили молодого полицейского. Он молча ждал, что скажет шеф. «Он ведет себя ненормально!» — заметила паранойя, и под ложечкой тут же засосало. «Кажется, в его жизни случилось что-то очень хорошее», — возразила ей холодная логика.

— Да расслабься ты, — наконец произнес шеф.

— Я спокоен, — ответил Эрик.

— Вот и замечательно, — шеф откинулся на спинку кресла, и оно завыло, отчаянно пытаясь сдержать давление его веса. — У меня к тебе пара вопросов. Несколько личного характера. Ты ведь не против? — И тут же, не позволяя Эрику что-либо сказать, он добавил: — Конечно не против! Я заметил, что ты, Эрик, не можешь влиться в наш коллектив. Это, естественно, меня беспокоит. Полицейский ты хороший, всем бы с таким энтузиазмом работать, с каким работаешь ты. Поэтому я решил немного помочь тебе. Я расскажу немного о себе, потом ты расскажешь немного о себе — и вот мы уже, считай, товарищи, а? Начнем твою интеграцию. Ну, спрашивай. Что угодно, я обязательно отвечу. Но будь готов к тому, что я тоже могу задать потом какой-нибудь каверзный вопросик в отместку, — весело пригрозил он трясущимся, как сарделька, пальцем.

Эрику не хотелось тратить время попусту, да и шефа он не считал хоть сколько-то интересной личностью, чтобы спрашивать его про вещи, несвязанные с их работой, — но что он мог поделать? Главный тут шеф, очевидно, и главному стрельнуло в голову поговорить по душам.

— У вас что-то произошло? — сподобился Эрик. На самом деле это было единственное, что ему было самую малость любопытно узнать. — Вы выглядите счастливым.

— Я рад, что ты заметил! И не меньше я рад сообщить тебе, что я стал дедушкой!

— Поздравляю, — вежливо улыбнулся молодой полицейский.

— Моя дочь — тоже живет здесь — звонила вчера. Девочка у нее родилась… — и шеф погрузился в длинный рассказ о своих родственниках. Эрик кивал и улыбался, старательно делая вид, что ему небезразлично. Затем, однако, шеф резко перевел тему: — А как поживают твои родители?

— Хорошо, наверное, — нехотя ответил молодой полицейский.

— Хорошо, что хорошо. А где они живут, если не секрет?

— Хотел бы я и сам знать. Но скорее всего, далеко-далеко отсюда.

Радости на лице шефа немного поубавилось, когда он начал понимать, про что говорит Эрик.

— Ты с ними давно общался? — уже осторожней спросил он.

— Может быть, я что-то и лепетал им, будучи годовалым ребенком, — пожал плечами Эрик. — Я не помню их. Ни лиц, ни голосов. Помню только их очень смутное существование в ранние годы моей жизни.

— Зря я заговорил об этом, — улыбка полностью исчезла с лица шефа. — Извини, парень.

— Ничего, — спокойно сказал Эрик. — Это меня нисколько не задевает. Кому-то везет больше, кому-то везет меньше. Не всем же выпадают две шестерки на кубиках. Кому-то должны выпасть и единички, иначе бы вероятность не была вероятностью, правильно?

— Звучит так, будто ты считаешь это нормой.

— Так уж сложилось, что это и есть моянорма для моей жизни. Нормальность — вообще понятие субъективное.

— Подожди, — поднял шеф указательный палец, — то есть ты заявляешь, что отсутствие родителей ты считаешь абсолютно нормальным?

— Именно это я только что сказал, — серьезно ответил Эрик.

— Но это ненормально, очевидно, — возразил шеф. Он занял противоположную позицию, по его глазам было видно, что ему любопытно, куда заведет их этот спор.

— А кто так решил? Кто определил, что нормально, а что не нормально?

— Эрик, ну это же очевидно. Мы, то есть общество. Мы определили, еще издревле. Дети беспомощны и, прости меня, глупы, и нуждаются во взрослых, которые будут их направлять, пока они не окрепнут и не станут твердо стоять на ногах. Я говорю абсолютно банальные вещи, — шеф чуть нахмурил брови. — Да, некоторые животные, как те же черепахи, например, о черепашатах не заботятся, но, во-первых, чтобы эти черепашата вылупились, сначала нужно защитить кладку, а во-вторых, мы все-таки не животные.

Эрик подавил смешок, и шеф это заметил.

— Что?

— Простите, это немного забавно, как вы привели контраргумент собственным словам, а затем снова себе же возразили.

— Мне показалось, что ты это и собираешься сказать. Поэтому я решил сразу тебя обезоружить.

— А я думал другое. Видите ли, шеф, вы сами сказали, что детей должны направлять взрослые. Но эти взрослые не обязательно должны быть родителями.

— Так, — кивнул шеф, — и к чему ты ведешь? Бывают, что за ребенком приглядывают бабушки и дедушки, бывает, что родители приемные — это все тоже вариация нормы, хотя это, на самом деле, уже ближе к ненормальности, дальше от естественного хода вещей. Но все в жизни бывает…

— После того, как я сбежал из приюта, за мной долгое время приглядывал один мужчина.

— Приемный отец.

— По документам — да, но в сути — даже близко не.

— Не понимаю. Ты, мне кажется, сам себя зарываешь, Эрик. Это та же родительская фигура, как ни крути. Родной он или нет — не важно.

— Дослушайте, — спокойно продолжал молодой полицейский. — По документам он был мне приемным отцом, однако на деле он попросту предоставлял мне возможность… не помереть от голода и холода. И всё. Он не воспитывал меня, ничему не учил меня — я сам себя воспитывал. Он же просто-напросто существовал где-то поблизости, пока я был предоставлен сам себе. Мы и не говорили-то никогда особо. Я даже имени его так и не смог узнать.

— Удивительно, как его не лишили родительских прав, а тебя не отправили в приют.

— Я не давал поводов. Мне не очень хотелось обратно. И потом, я был сыт и жил в тепле и уюте.

— Ладно, и чем он тогда занимался, если не тобой?

— Я не знаю, — дернул плечом Эрик. — У него была какая-то работа, которой он был глубоко увлечен и о которой он мне никогда не рассказывал. Он много возился с географической картой острова, однажды проболтался про культуру и тем, как ему интересен Бланверт.

— Бланверт? — бровь шефа заползла на мясистый лоб. — Не думал, что наша дыра может быть кому-то интересна. Чем же его так привлек этот город? — шефу стало любопытно, он аж поближе подкатился на стуле, и его пузо заглотило часть стола, разомкнув складки.

— Его интересовала история города.

— Так в ней ведь ничего интересного нет. Ее буквально нет. Город как город где-то на отшибе. Все равно, что пытаться выудить информацию из пустого листа бумаги.

— Может быть, Бланверт не такой уж и простой. Потому что две старые жительницы недавно рассказали мне, что в свое время здесь прятался Генри Коут и чуть ли не отсюда, собственно, началась революция.

— Ха! — звонко выпалил шеф. — Кому ты веришь? Не было тут никаких революционеров.

— Почему вы так уверены?

— Да просто знаю. Бланверт — это Бланверт. Тихий город, где ничего не происходит, — шеф прочистил горло. — Не происходило до недавнего времени. Но это естественное отклонение от нормы. Следуя твоим же словам про вероятность рано или поздно что-то должно было произойти.

— А вы не допускаете, что это отклонение уже могло иметь место в прошлом?

— Нет, иначе бы Бланверт уже бы не был собой. Его бы так и знали — как город, с которого началась революция. Однако никто об этом, кроме твоих старух-выдумщиц, об этом никогда не говорил. Слишком важная это часть прошлого, чтобы люди ее могли позабыть.

— Этому можно придумать обоснование, — заметил Эрик.

— Вот именно, придумать. Правдой-то оно, тем не менее, не станет. — Шеф чуть отодвинулся на стуле, и внушительная складка его живота сползла с края стола. — Мы немного съехали с темы.

— Возможно, — коротко кивнул Эрик все с тем же каменным лицом.

— На чем мы остановились? — слегка сощурил шеф глаза. — Ах да, ты сказал, что ты жил в тепле и был сыт, а значит, минимальные свои обязанности тот мужчина выполнил. Значит, он, пусть и с большой натяжкой, все-таки был твоим приемным отцом, хочешь ты признавать это или нет, — на его лице застыло самодовольное выражение, он был уверен, что выдал такой аргумент, побить который будет тяжело.

— А вы, помнится, упоминали заботу в своих рассуждениях. Понимаете, шеф, обо мне не заботились.

— Предоставление крова и еды — это что, по-твоему?

— Забота, связана с привязанностью. Между нами никакой привязанности нет и не было. Мы просто сосуществовали вместе. Как комнатные растения, разделенные стеной.

— И вы даже немного не притерлись за… сколько? Несколько лет?

— Пусть будет «несколько лет». Он держал меня на дистанции. Я же сказал, он все внимание уделял своей работе. Готовил еду я себе сам, гладил себе одежду тоже сам — многие вещи я делал самостоятельно с раннего возраста.

— Это была забота, пусть и скупая, — сказал шеф. — Сам факт того, что ты жил под чьим-то присмотром…

— Еще раз — за мной не присматривали. Я был все тем же беспризорником по большому счету. Просто с крышей над головой.

— Если бы эта крыша была каким-нибудь подвалом, и ты был как дворовый кот — я бы с тобой согласился. Но эта крыша принадлежала твоему приемному отцу, а значит, и дом — тоже немаловажная часть семьи…

— Нет, — сдержанно улыбнулся Эрик, — квартира не принадлежала ему, это я могу сказать точно. Этот мужчина вообще был иностранцем. Получается, я все же был беспризорником? Или за мной, по вашей логике, приглядывал настоящий хозяин квартиры, которого я ни разу и не видел?

— Словоблудие, — махнул рукой шеф. — Я уже теряю нить. — И не только нить; судя по взгляду — и интерес к разговору тоже. — Вот что я тебе скажу: ненормальный у тебя был папаша.

— Который из них?

— Да оба, черт возьми.

— Ненормальные, значит… А знаете, это зависит от того, с какого угла взглянуть, — вновь едва заметно улыбнулся Эрик, но затем вернул лицу серьезное выражение. — Вы хотели спросить обо мне что-то еще?

— Не спросить, но сказать тебе кое-что, — шеф тоже посерьезнел и сцепил пальцы в замок. — Понимаешь, я ведь неспроста заладил тут про семью. Мне было любопытно узнать, как ты все это понимаешь. И получится ли у тебя вообще влиться в наш прекрасный коллектив.

Эрик слушал молча.

— Результат интересный… — продолжал шеф. — Твое понимание семьи… — он приподнял глаза, подбирая слова, — не уверен, что ты понимаешь в принципе, что это. То есть я хочу сказать, что ты понимаешь умом, но не сердцем, как говорится. Я вовсе не хочу тебя как-то обидеть, просто такое вот у меня сложилось впечатление после разговора.

— Не задет.

— Но я задет, Эрик, — неожиданно сказал шеф. — Твое поведение меня удручает. Понимаешь, мы — семья, Эрик. И мы просто хотим спокойной жизни.

Молодой полицейский недоуменно посмотрел на шефа, а затем в его голове резко все сложилось. «Тебя раскрыли!» — закричала логика. «Беги! — отчаянно воскликнула паранойя. — Я же говорила, что это были не выдумки!» Эрик попятился на ватных ногах, а затем вылетел из кабинета и резко замер в коридоре.

Он был в западне. С обеих сторон путь преграждали полицейские. Взгляды их были разные: кто-то смотрел равнодушно, кто-то с превосходством, кто-то насмешливо, а кто-то даже с жалостью. Глаза Эрика заметались в поисках выхода, но его не было. Не было! Полицейские, словно какие-то зомби, уже двинулись к нему неспешными шагами, намереваясь окружить его, схватить! Окно! — догадался Эрик. Окно в кабинете шефа, если удастся прорваться… падать будет невысоко, второй этаж всего лишь… Единственный вариант!

За спиной раздался щелчок замка. Эрик почувствовал, как внутри все упало, кровь превратилась в лед. Он обернулся и лихорадочно задергал ручку — но бесполезно, шеф заперся у себя кабинете.

— Не рыпайся — целее будешь, — донесся сзади холодный голос новичка.

Какая-то странная химическая реакция заставила страх моментально превратиться в гнев, и Эрик с разворота яростно махнул кулаком. Однако кулак только разрезал воздух, не попав по увернувшемуся новичку — тот ждал этого, и его губы исказились в кривой ухмылке. В тот же миг остальные полицейские, словно свора собак, набросились на Эрика.

21

Он резко пришел в себя, почувствовав ступнями холодную шершавую поверхность. Перед глазами все плыло, и единственное, что получилось разглядеть — это перекошенный белый прямоугольник впереди. Он светил так ярко, что болели глаза. Впрочем, болеть они могли и по другой причине: все его тело раскалывалось, досталось каждой мышце, били его с энтузиазмом, видно, давно хотели это сделать, да все сдерживались… Он выдохнул дрожа и зашелся кашлем; во рту был мерзкий медный привкус.

Эрик злобно выругался про себя. Черт… он не верил интуиции, он думал, что все это бред, выдумки, а полицейские… они действительно замешаны… Что они задумали? Почему он еще жив? Они ведь убили Ланго, теперь уже нет сомнений — почему не убили его?

Тут он попытался шевельнуться и вдруг понял, что его движения скованы не только болью: руки заведены за спинку стула и крепко связаны, кажется, веревкой; ноги тоже связаны в лодыжках и в коленях, так что вряд ли у него получится куда-либо убежать…

Он заморгал, пытаясь прочистить зрение. В помещении было холодно, и пахло пылью. Голой кожей он чувствовал сквозняк, проникающий через белый прямоугольник. Это, очевидно, был дверной проем, выход находился маняще близко. Полицейский щурился, пытаясь разглядеть, что находится в проеме. Какой-то коридор? Улица? Может, ему кажется, и это все же окно?..

Вдруг белый прямоугольник почти полностью заслонила круглая фигура. Мягкий щелчок — и в помещение хлынул яркий свет, заставив Эрика зажмуриться. Он слышал тяжелые шаги, приближающиеся к нему, а когда приоткрыл глаза, то увидел немного размытого шефа, возвышающегося над ним. Во взгляде толстяка мелькнуло нечто, похожее то ли на жалость, то ли сожаление.

— Зря ты стал разнюхивать, — заговорил он. — Думаешь, никто не замечал? Да мы поняли это с первого же дня. Ты не верил нам, хотя пытался не выказывать этого. Впрочем, ты и себе, похоже, не верил. И поэтому ты теперь здесь, парень. А вот доверился бы интуиции — свалил бы уже подальше отсюда, жил бы себе спокойно и нам не мешал.

Глаза Эрика привыкли к свету. Помещение, в котором он находился, было каким-то подвалом, судя по всему. Стена сбоку была заставлена картонными и деревянными ящиками. Он впился ненавидящим взглядом в шефа, однако тот это проигнорировал, сказав:

— Мне вот что любопытно — почему ты приехал в Бланверт? Не только потому, что тебе про него рассказывал приемный отец, верно? Полицейское чутье мне подсказывает, что тут есть какая-то причина. Какая же, Эрик? Поделись со мной.

— Никакой ты не полицейский, — презрительно выплюнул Эрик; он давно уже хотел это сказать. — Пошел ты к черту.

Шеф шумно вздохнул.

— Может быть, и не полицейский больше, — согласился он. — Так все-таки: почему ты приехал в Бланверт? Почему выбрал именно наш тихий городок, а? Ты, может, скажешь сам?

Эрик молчал, поджав губы.

— Нет? Ничего. Я догадываюсь, кто ты такой. Думаешь, я поверил в эту дичь про приют и потерянных родителей? Лгун ты, Эрик. Бессовестный лгун. У тебя черты лица не рекимийские, твои глаза сразу выделяются. Ты с севера, не так ли? Из Оума? Конфедерация Оум? Что ты здесь вынюхиваешь?

— Я не понимаю, о чем ты.

— Конечно, не понимаешь, — не поверил тот. Он скрестил руки на груди — с его короткими отростками и округлым телом сделать это было довольно непросто. — Никто ничего не понимает и никто ни в чем не виноват, когда хватают за хвост. Но да неважно. Больше ты не проблема. Всё, парень. Закончились игры.

— …Кто вы такие? — резко спросил Эрик. — Чего вы добиваетесь?

— Спокойная жизнь нам нужна, парень. То же, что и всем людям. Разве я не говорил?

— Зачем вы убили Ланго? — с трудом спрашивал Эрик; сил у него было мало.

— Потому что он увидел то, чего видеть ему не следовало. Сам виноват. Нечего было шататься по городу. Напивался бы у себя дома и, глядишь, был бы жив. С другой стороны, он все равно был пьяницей. Ему бы никто не поверил, начни он рассказывать про нас. Но кое-кто из нас решил перестраховаться.

— Больница… — вымолвил Эрик.

— Что больница?

— Вы украли лекарства?! Ваша преступная группировка?

— Мы, — подтвердил шеф. Он стал медленно расхаживать перед Эриком.

— Зачем?

— Потому что нам это было нужно.

— Зачем? — спросил Эрик настойчивее, голос его сочился ненавистью.

— Успеется, — спокойно сказал шеф. — И раз уж на то пошло, убийство в школе тоже произошло по нашей вине. Это вышло совершенно случайно. Никто не хотел убивать охранника.

— Случайно? Да вы поиздевались над трупом — как это может быть случайно! — зло воскликнул Эрик.

— Мальчуган убил его. Проломил ему череп молотком. (Эрик округлившимися глазами посмотрел на шефа, не веря ушам.) Именно так, тебе не послышалось. Мальчик, которого все считали жертвой, на самом деле и есть убийца. Но ты догадывался об этом, не так ли, парень? Где-то в глубине подсознания у тебя мелькала подобная мысль. Но ты не поверил, посчитав ее фантастикой.

— Какого черта?.. — изумленно прошептал Эрик. — Как он это смог сделать? Ты брешешь.

— Как? Я же сказал — молотком! Я говорю тебе правду. Мальчик изголодался, поехал крышей и захотел крови. Притащил молоток в школу, схитрил, поймал нужный момент и проломил череп бедняге. А потом полакомился им.

На несколько мгновений Эрик напрочь позабыл о боли. Спину покрыл холодный пот.

— «Полакомился»? А вы его… И вы тоже… Да кто вы такие?! — выкрикнул он, начиная понимать. — Каннибалы, что ли, чертовы?

— Каннибалы — это слишком грубое слово, — с явным неудовольствием на лице заметил шеф. — Некоторые из нас называют себя кровопийцами. Или вампирами. Кому как угодно. Но я убежден, что мы все еще люди. Пусть с несколько иными потребностями, нежели у большинства. Нам это нужно, чтобы жить. Понимаешь?

— Бред собачий…

— Эрик, я серьезно. Ну зачем мне врать, когда мы себя раскрыли, а ты сидишь связанный в подвале?

Железная логика, черт побери. Но то, что шеф говорит… Он вообще в своем уме? Какие-то вампиры… дети-убийцы… Что это, черт возьми, такое? Такого в реальности ведь не бывает…

— Ты брешешь!

— Вот, — кивнул шеф. — Ты не веришь. И я бы не поверил, окажись я на твоем месте. Думаешь, это какая-то фантастика, да? Я тоже думал так поначалу, парень. Но это уже не фантастика, это реальность. Ты правильно сказал, что многое зависит от восприятия. Тебе просто нужно привыкнуть. И это станет реальностью. Как для нас являются реальностью какие-нибудь телевизоры, которые для древних людей были бы магическими говорящими коробками.

У Эрика это просто не укладывалось в голове. Вампиры… каннибалы… неважно. Они пьют человеческую кровь, потому что этого требует их организм — он правильно понял? Как нормальным людям нужна вода, так и этим извергам — кровь! Это происходит взаправду?..

— Да, Эрик, — сказал шеф, как будто услышав его мысли, — такова реальность. — Он встал на месте. — В больнице нам были нужны только пакеты с кровью. Остальное украли для того, чтобы никто не понял, что именно мы хотели украсть. Хотя это была не моя идея, и я считаю, что это была излишняя осторожность…

— А мальчика… Вы потом его отравили?

— Никто его не отравлял. Он умер потому, что долго не пил крови. Нам надо было проверить, что произойдет, если перестать пить кровь.

— Боги морские…

— Он стал для нас проблемой, — добавил шеф. — Он чуть нам все не испортил.

— Так вы спокойно жертвуете своими? Он же ребенок, ради всего святого! И ты еще называешь вас семьей… что это за семья такая… — вымолвил Эрик. С каждой минутой ему становилось все тяжелее говорить. — Я слышал, люди уезжают из города… Они ведь не уезжают на самом деле?..

Шеф коротко кивнул.

— Нам ведь нужно как-то питаться.

— Ненормальные… — процедил Эрик.

— Зависит от того, с какого угла взглянуть. Твои слова, кстати, — беззлобно заметил шеф. — Для нас это теперь совершенно нормально. Организм чувствует жажду — ты пьешь воду. Так же и у нас. Мы такие же люди. Просто вместо воды у нас кровь. Хотя так если посмотреть, кровь — та же жидкость. Вода, только красная и со специфическим вкусом.

На губах толстяка застыла пугающе спокойная улыбка. Нет, он не был безумцем. Он понимал, что говорил. Он верил в то, что говорил. И это пугало еще больше.

— Ты, верно, считаешь нас чудовищами.

— Вы и есть чудовища, — процедил Эрик, глядя на шефа исподлобья. — Или ты хочешь сказать, что это не так? Тоже будешь оправдывать это моими словами про разные углы?

— Нет, парень. Я вот что тебе скажу: мы были обречены с самого начала. У нас не было ни единого шанса на то, что мы сможем жить прежней жизнью. Думаешь, мы не пытались? Мы начинали с крови коров и свиней, но это не помогло. Мы все равно чувствовали голод. Кто-то однажды предложил устроить с жителями обмен, мол, они будут сдавать кровь, а мы их в свою очередь не будем трогать… и это, возможно, сработало бы — живи мы в другом мире. В этом же мире нас обозвали бы ненормальными, извращенцами, как ты сейчас. Мы могли бы скрываться, устроить схему через больницу, запустить какую-нибудь сдачу донорской крови… но это было сложно и долго, и вряд ли бы эта задумка сработала. Люди бы сдали раз, сдали два, а потом утратили бы к этому интерес, и мы бы остались ни с чем. Можно было бы в теории закупать донорскую кровь, но рано или поздно у кого-то могли возникнуть вопросы, куда девается столько крови. К тому же она замороженная; она может быть заменой до поры до времени, но все же нам нужна именно свежая. У нас не было иного выбора, понимаешь? Нам пришлось похищать людей.

Шеф замолчал, поглядел на Эрика, выжидая, пока тот все переварит.

— И что вы сделали с похищенными?

— А ты еще не понял? Мы организовали ферму крови. У одних мы забираем кровь, пока другие в это время ее восстанавливают. Восстановили — мы забираем у них, а предыдущие отдыхают. И так по кругу. Снова, и снова, и снова.

Эрик молча уставился пустым взглядом себе под босые ноги. У него просто закончились слова. Эти люди — нет, эти нелюди! — они использовали жителей Бланверта как какой-то скот! Да даже к домашней скотине отношение лучше…

— Мы хорошо относимся к этим людям, Эрик, — сказал шеф со взглядом, будто это действительно так.

— Не считая того, что вы их похитили и удерживаете взаперти, забирая их кровь? — язвительно ответил Эрик.

— Да, не считая этого.

— Мерзкими каннибалами от этого вы быть не перестаете.

— Мы не каннибалы, — сдерживая раздражение, проговорил шеф.

— Как скажешь, урод.

— Мы кормим их как следует. Мы аккуратны, когда берем у них кровь.

— Ты кому это доказываешь? — с презрением выпалил Эрик. Шеф засопел недовольно, промолчав. — Что дальше? Зарежешь и меня тоже, как свинью? Не просто так ведь ты мне все это рассказал…

— Ты хотел ответов, парень, ты их получил. Но убивать я тебя не собираюсь, нет, — шеф покачал головой, тряся двойным подбородком. — Мы не убиваем людей.

— Да что ты говоришь!

— Это будет напрасной тратой. Зачем нам убивать, раз нам нужна кровь? Убьем — и потеряем восполняемый источник. Ты сам напросился, Эрик. Честно, я не хотел, чтобы все так закончилось. Ты мне казался толковым парнем.

— Просто закрой уже свой поганый рот, — процедил Эрик сквозь зубы. «Я найду способ выбраться! — думал он. — Я не стану скотом… Я еще с вами поквитаюсь… Вы еще получите свое…»

Шеф, ничего не говоря, посмотрел на Эрика каким-то непонятным взглядом, а затем развернулся и прошагал к выходу. Щелкнул переключатель, и мир снова уменьшился до белого прямоугольника. Недолго его заслоняла толстая фигура, затем послышался скрип петель, а за ним — хлопок, и последний свет померк.

Эрик остался наедине с собственными мыслями и чувствами — но ненадолго. Как бы ни были сильны его гнев и ненависть, тело его оказалось слабее, и он потерял сознание.

22

Ким зашел на кухню и весь напрягся. За столом сидел старший брат и курил, поглядывая в окно. Звуки с улицы, доносящиеся через открытую форточку, разбавляли тишину. Брат сделал затяжку, выпустил мягкое облачко дыма и обратил внимание на неподвижно стоящего Кима.

— Сядь со мной, — сказал он.

Ким выдвинул стул из-за стола и сел. Он почувствовал, как руки стали скользкими от пота. Сидение было как будто с иголками. Он несколько раз кашлянул от едкого дыма, кружившего в воздухе, у него заслезились глаза, однако брат продолжал курить, не обращая внимания.

— Я хочу поговорить с тобой кое о чем, — сказал брат.

— О чем же?.. — неуверенно спросил Ким, стараясь не выдавать волнения. Получалось плохо. Он знал, о чем будет разговор. Этот разговор назрел давно, однако он его постоянно избегал.

Брат выдохнул очередную порцию дыма и постучал сигаретой о стеклянную пепельницу.

— Вся эта шумиха началась только по твоей вине, — сказал он, продолжая смотреть в окно.

— Знаю… — втянул Ким шею в плечи.

— Знает он… А ты знаешь, что из-за тебя нас едва не раскрыли? Боже, неужели было так сложно приглядеть за мальцом, а, братец? Ты мне казался ответственным парнем.

Ким молчал, не зная, что сказать на это. Он не чувствовал себя виноватым. Он был заложником ситуации. Он делал то, что совсем не хотел делать, что было так противно нутру, что его постоянно преследовала тошнота.

— Зачем вообще было его превращать? — хотел он сказать раздраженно, но голос прозвучал предательски слабо и неуверенно. Страх перед этими людьми — и перед старшим братом — был гораздо сильнее, чем сдерживаемая внутри злоба.

— Я откуда знаю? Видимо, бабулька эта хотела внучка на свою сторону перетянуть. Неважно. Что я хочу сказать, Ким, — так это нужно быть осторожнее. Всегда держать ушки на макушке. Никто не должен узнать, кто мы такие на самом деле, ты же понимаешь?

— Я понимаю… — проговорил Ким.

— Хорошо.

Помолчали.

— Я могу идти? — робко спросил Ким, прервав тишину. Старший брат докурил, потушил сигарету в пепельнице и наконец посмотрел на Кима:

— Нет, не можешь. Я еще не договорил. — Его взгляд сделался укоризненным. — Ты пытался накормить мальчика сырой говядиной. Серьезно?

— О-откуда ты знаешь?

— Действительно, откуда. Это уже все знают, братец. Зачем? Разве я тебе не сказал, что это не сработает? Или ты забыл?

— Я помнил!.. Просто… просто…

— Что просто?

— Он с ума сошел! Вроде был нормальный, а потом как накинулся на собаку и стал рвать ей брюхо зубами! — повысил Ким голос в волнении. По виску скатилась капелька пота. — Я подумал, может, ему нужна другая кровь, не человечья… и я… вот… может, даже мясо хочет… — он мямлил, заламывая пальцы.

— Вас видели? — спросил брат ровным голосом.

— Вроде нет, — неуверенно сказал Ким. — Мы сначала убежали, но я потом вернулся и забрал труп. И спрятал его, чтобы никто не нашел…

— Запомни раз и навсегда, братец. Никаких альтернатив не существует. А если бы существовали, мы бы не делали того, что делаем. Чем быстрее ты это примешь, тем будет лучше для тебя. Я понятно выразился?

Ким молчал, потупившись.

— Ну? Понятно или нет?

Парень насупился и слабо покивал.

— Вот и хорошо, — удовлетворился старший брат.

— Что тут хорошего?.. — Киму стоило немалой смелости, чтобы все-таки сказать это. На лице брата отразился вопрос. — Я спросил: что тут хорошего? — повторил он, и это оказалось намного проще, чем в первый раз. Внутри как будто проломило плотину из чувств: — Ты сделал нас всех… этими! Маму, папу, меня — мы теперь не люди, мы теперь не пойми кто! Что здесь хорошего, я еще раз спрашиваю?

Старший брат коснулся переносицы пальцами, закрыв глаза и наморщив лоб. Затем он достал новую сигарету и закурил.

— Я спас вас от фермы, — сказал он наконец, выдохнув дым через нос.

— А ты спрашивал кого-нибудь из нас, нужно ли нам было такое спасение? — выпалил Ким. Страх почти ушел, он чувствовал правду в том, что говорит, и это придавало уверенности. — Ты мог рассказать нам… мы бы были осторожнее! Вовсе не нужно было нас делать… такими!

— Ты ничего не понимаешь, братец.

— Да! Я ничего не понимаю! Потому что я молодой, тупой, неразумный! Так ведь? Школьник, который ничего не понимает в жизни, но ты, взрослый, знаешь, как нужно сделать все правильно! — воскликнул Ким, сжав колени пальцами. Пальцы болели, но он не обращал на это внимания. — А теперь мы вынуждены жрать человеческую кровь… Благодаря тебе!

— А что, по-твоему, было бы лучше? Стать едой? Если ты думаешь, что какая-то осторожность спасла бы нас от этой участи, то ты глубоко ошибаешься. Мы не едим друг друга. Мы не можем есть друг друга. И это лучшая возможная защита — стать такими же.

— И что же нам теперь делать? — Ким перестал сжимать колени, резко почувствовав какую-то слабость по всему телу.

— Жить дальше, братец. Принять новую реальность.

— Я не могу… Я не хочу есть людей…

— Ты и не ешь — ты пьешь их кровь. Это совершенно разные вещи.

— Это одно и то же…

— Ким, послушай, — брат положил недокуренную сигарету на край пепельницы, — мы по-прежнему вместе. Мы семья. И все будет хорошо. Не думай ни о чем больше, все это неважно.

Семья кровопийц, подумал Ким мрачно. Как же это мерзко… как же это низко, подло и противоестественно! Неужели брат этого не понимает? Нет… все брат прекрасно понимает — просто закрыл на это глаза.

— Тебе нужно подкрепиться. Подкрепишься — и все мысли сразу уйдут, — слабо улыбнулся брат. Он потянулся к холодильнику, находившемуся за спиной, и достал из него бутылку с красной жидкостью. Он наполнил стакан, стоявший на столе, и пододвинул его к Киму. — Вот, давай. Выпей.

— Я не хочу, спасибо.

Это было ложью. Запах был такой сладкий, такой приятный, что в глазах темнело. Ким ни разу еще не пил крови. Ни разу с того момента, как его сделали проклятым вампиром. Тело его просило, просило отчаянно. Практически умоляло хотя бы капельку почувствовать на языке, но он держал себя в руках, не позволяя низкой потребности управлять его разумом. Он человек. Он все еще человек! Человек, а не чертов нелюдь!

— Ким, я же вижу, что ты голоден, — вздохнул брат, держа между пальцев сигарету. — Тебе это нужно. Я серьезно.

— Я же сказал, не хочу, — процедил Ким.

— Врешь.

Парень смотрел на стакан словно завороженный. Кровь так привлекательно блестела. Издалека, наверно, можно было подумать, что это томатный сок. Может, просто представить, что это томатный сок?.. Нет! Нет, он ни за что не притронется к стакану! А если… а если это кровь кого-то из его одноклассников?..

— Мы с корешем в тот день здорово надрались и накурились, — вдруг начал рассказывать старший брат. — Не помню, про что мы начали, однако кореш в какой-то момент обмолвился, что все это фигня по сравнению с тем, что у него еще есть в запасе. Я тогда ни черта не понял с затуманенными мозгами, но все же потащился за ним. Кореш, к слову, быстро протрезвел, но я тогда не придал этому значения. А потом я ничего не помню. Очнулся уже на дороге. — Он щелкнул языком. — Я к чему это говорю, братец: выбора у меня особо не было. Кореш поставил меня перед фактом, что я теперь должен питаться кровью. Ну спасибо, что не сделал меня едой, что называется. Ты думаешь, что у тебя есть выбор, Ким. Но у тебя его нет. И не я тебя его лишил, а эта болезнь — или чем этот вампиризм является. Так что не дури, Ким, выпей. Сделай хотя бы глоток, если совсем противно.

Парень сглотнул набежавшую слюну, чувствуя аппетитный аромат, витающий в воздухе и перебивающий собой даже едкий запах сигарет. Потянул руку к стакану и… Внутри вдруг будто бы что-то взорвалось. В отвращении он смахнул стакан со стола; кровь расплескалась по скатерти, раздался звон разбившегося стекла. Ким вскочил со стула, бросил на ошарашенного брата угрюмый взгляд и выбежал с кухни.

23

Под обширным потолком горела богатая хрустальная люстра. Старинный граммофон стоял у окна, из большого рупора лилась мягкая мелодия. В зале звучали разговоры, они были спокойные, чуть громче мелодии. За длинным столом, ломившимся от всевозможных блюд, сидели люди: мужчины были одеты в серьезные смокинги, женщины — в красивые платья; все они окружали лысого и похожего на гнома мужчину, который сидел в центре. Над его плечом в окне алел кровавый закат. Гости взирали на него, как на какого-то мессию, чуть ли не с собачьим обожанием, и он этим откровенно наслаждался.

Подошло время. Данди Акер поднялся, возвысившись над всеми. Он подхватил наполненный бокал и заговорил вдохновенно:

— Дамы и господа, я так рад видеть всех вас здесь! Сегодняшний вечер особенный для нас. Это поворотный момент — величайший момент! — не побоюсь сказать. Момент, когда мы можем, наконец-то, оставить прошлые жизни позади и обратить наши взгляды в будущее. Светлое будущее для каждого из нас. Светлое будущее для нашей великой страны, Рекимии! — Он с улыбкой оглядел гостей, а затем продолжил: — Верно, пока это еще мечты. Но не идет к цели тот, кто не мечтает. У нас еще много работы впереди, но хорошее начало уже положено. Так поднимем же наши бокалы за это! За хороший старт!

Радостные гости стали чокаться друг с другом. Мэр не успокоился, пока не перечокался со всеми и только после этого, осушив свой бокал, сел обратно и приступил к трапезе. Блюда все как одно были безвкусные, словно сделанные из пенопласта; другое дело — различные вина, которые то и дело разливались по бокалам. Данди Акер смаковал: вот это неплохое, с интересной горчинкой — принадлежало особе в годах; вот это сладенькое — от девушки, которая, верно, сидела на фруктовой диете; а это немного острое, сразу бьющее в голову — явно из того крепкого мускулистого мужчины…

«Хорошие, хорошие», — хвалил вина один гость. «Этому вину не сравниться с обычным, — вторил ему другой. — Обычное — все равно, что виноградный сок!» Третий говорил: «Должен сказать, я в полном восторге!» Не отставал и четвертый: «Ба, да это просто прелесть, а не напиток!» Мэр слушал окружавшие его разговоры и не мог перестать улыбаться. Да и не то чтобы он хотел перестать, просто улыбка как будто приклеилась к его лицу.

Потом он говорил с гостями на самые разные темы. Говорил час, говорил два, говорил без устали, все так же вдохновенно и живо. Блюда на столе по большей части так и оставались нетронутыми. В какой-то момент разговор зашел о Рекимии, и мэр, ярый патриот, беззаветно влюбленный в свою страну, не мог не проявить себя:

— Это все неспроста, господа! — начал он. — Видите ли, я всегда верил, что наша нация особенная, что она отличается от прочих наций в лучшую сторону, в чем-то их превосходит. В чем именно я раньше не знал, я просто верил; продолжал верить даже тогда, когда мне казалось, что моя вера ошибочна, и сама реальность, сама история подталкивала меня к этому выводу. Однако сейчас я ясно вижу — это была проверка. И теперь я узрел новый путь, мой путь, наш общий путь, который приведет нашу страну к расцвету! — он взмахнул руками, словно дирижер, и на том закончил свою речь.

Речь пришлась всем по душе. Он видел это по одобрительным взглядам и кивкам. Эти люди были его единомышленниками. Его ближайшая вернейшая свита… Словно Сиги IV, чей портрет висит в его кабинете, он поведет Рекимию вперед! Но это потом, немного потом… пока он еще мэр обычного провинциального городка… нужно сохранять холодную голову.

К блюдам в следующий час так практически никто и не притронулся. Когда людям начали наскучивать разговоры, двери в зал вдруг открылись, привлекши всеобщее внимание, и показались слуги с тележками.

— О, а вот и десерт! — радостно воскликнул Данди Акер. — Наконец-то! Давайте же, подавайте скорее!

Когда слуги подали десерт и вышли из зала, разговоры затихли. Между гостями повисло какое-то неловкое и смятенное молчание, они неуверенно переглядывались. Похоже, для них это было слишком. Мэр, все с той же улыбкой на лице, посмотрел на свой десерт. В его тарелке находились аккуратно разрезанные на кусочки человеческие внутренности. Аромат был что надо!

— Дамы и господа, что за выражения застыли на ваших лицах? — обратился Данди Акер к гостям, кое-как оторвав взгляд от аппетитнейшего десерта. — Вас что-то не устраивает?

Тишина над столом. Только граммофон продолжал играть как ни в чем не бывало.

— Да… — протянул мэр, — я вижу сомнение в ваших глазах. Я вот что вам скажу: это все естественно. Это все часть природы. Сильный съедает слабого. А эти люди были слабы, они не могли больше давать нам кровь — и я подумал: «Не пропадать же добру!». Должен признаться, мне тоже было поначалу страшно. Но в то же время любопытно. Думайте об этом, как об еще одной ступеньке к нашему возвышению, а не поеданию себе подобных. Да что там говорить, поедание себе подобных в природе — обычное дело. Это просто мы, люди, привыкли, что это, де, плохо. Живем в комфорте, в цивилизации, нацепили на себя маски воспитанности, но сущность-то наша животная — она по-прежнему с нами, никуда не делась!

Гости смотрели на мэра, все еще не решаясь притронуться к десерту. Тогда он поднялся из-за стола, окинул присутствующих серьезным взглядом и вновь говорил:

— Знаете, что я хочу сказать? К черту! — и он смахнул со стола часть блюд; тарелки и ошметки еды полетели на пол. Кому-то могло показаться, что он вышел из себя, но это было не так, он был абсолютно спокоен. — К черт всё! — громче выкрикнул мэр, и смахнул еду у соседа, заляпав ему дорогой костюм. — Ну же, помогите мне! Чего вы сидите и смотрите?

Гости один за другим стали повторять за ним. Они смахивали нетронутые блюда, постепенно входя в кураж, и вскоре в зале был полный беспорядок, серьезные смокинги и красивые платья были испорчены. На столе остались только тарелки с десертом. Разгоряченный мэр, тяжело дыша, заулыбался пуще прежнего, довольный картиной перед глазами.

— Правильно, дамы и господа! Правильно! Это я и говорю. К черту устаревшую еду! Нам она больше не нужна! К черту устаревшую мораль! К черту старые надуманные табу! Новым людям нужна новая мораль! Дамы и господа! Я вижу прекрасное будущее! Я вижу его ясно: у прекрасной Рекимии будущего будет новый лик, совсем иной лик, в корне отличающийся от нынешнего! Лик сверхгосударства, стоящего над иными государствами. А направлять эту Рекимию будем мы, сверхлюди, стоящие над обычными людьми. Мы — настоящие цари природы! Мы — вершина пищевой цепочки! Мы съели предыдущего царя!

Гости встретили его слова долгими восторженными аплодисментами. Он, раскинув короткие руки в стороны, наслаждался моментом. Аплодисменты были словно солнце, которое грело его.

Пластинку заело. Вот уже минуту никто не замечал, как граммофон воспроизводит один и тот же фрагмент мелодии.

24

Вчера приходил Феликс и долго и упорно пытался вытащить его из дома. Жан в свою очередь долго и упорно пытался доказать другу, что в городе разбойничает преступная группировка, и что заявление полиции о пойманном убийце — на самом деле ложь. Друг, к огромному огорчению, так и не поверил, но Жан ожидал такого исхода. Он так жалел, что у него не было каких-то реальных доказательств, кроме их с Эриком домыслов… Поэтому он взял с друга обещание быть поосторожнее, тот конечно же пообещал, но не похоже, что отнесся к этому серьезно — даже после того, как Жан настойчиво посмотрел ему в глаза. А идти в кафе он отказался наотрез. Это бы никак ему не помогло развеяться, о чем он и сказал Феликсу, и тот, вздохнув, раздосадованно выпалил: «Ну и сиди дома дальше», а затем ушел.

Был, однако, еще один человек, с которым Жан пока не говорил о страшной правде — его отец. Поэтому вечером, когда отец уже вернулся с работы и они вместе ужинали, он заново завел шарманку. Только на этот раз он сменил тактику и не стал выкладывать все сразу в лоб.

— Пап, ты в курсе последних слухов?

— Каких слухов? — спросил отец, отхлебнув из ложки горячий суп.

— Ну, говорят, что убийца на самом деле был не один… — Жан положил свою ложку в опустошенную тарелку.

— Не знаю, не слышал ничего подобного, — ответил отец, слушая, похоже, одним ухом. Он был целиком и полностью сосредоточен на еде. — А где это такое говорят? — спросил он без особого интереса.

— Да вот, на улице случайно услышал сегодня, — слегка дернул плечом Жан, — люди говорили.

— Бред какой-то. Людям бы только языком почесать, делом заниматься совсем уже не хотят, — проворчал отец. — Им одного убийцы не хватило? Теперь придумали второго? Идиоты, — фыркнул он и взял в свободную руку газету; глаза забегали по странице.

— А еще я слышал, что в этом как-то замешаны полицейские, — продолжал Жан. — Мол, кто-то из них покрывает настоящего убийцу.

— А поймали они тогда кого? Он же потом застрелился, нет? — наморщил лоб отец и чуть опустил газету. — Это же еще больший бред. Полицейские покрывают убийцу, ну! У нас тут что, низкосортный криминальный триллер? Фантазеры! Фантазеры и идиоты.

— А у тебя на работе что-нибудь слышно?

— Нет, — сказал отец, не отрывая взгляда от газеты. Он проглотил еще одну ложку супа. — Люди заняты делом. Им некогда обсуждать всякую чушь.

— Это еще не все, пап.

— Что там еще?

— Мальчика того помнишь? Он помер в больнице.

— А, это я слышал, да. Бедняга. Маленькое сердечко не вынесло столько переживаний. Сначала бабушка отошла в мир иной, и тут же маньяк чуть его не убил. Бедняга, — он со вздохом покачал головой и заел искусственную печаль бутербродом с колбасой.

— И вот еще в довесок, — говорил Жан. — Недавно в больнице якобы украли лекарства, а из Бланверта будто бы уезжают жители. Иногда даже целыми семьями. Ни с того ни с сего.

— Вот тебе тоже нечего делать, кроме как слушать всякие выдумки, Жан, — сказал отец с легким осуждением. — Про лекарства впервые слышу. Может, в газете что написали… А про то, что люди уезжают из Бланверта, это я слышал, да. Лето же началось, ничего удивительного, отпуска. Хотя вот есть у нас на работе один перец — как сквозь землю провалился; причем заявление об увольнении прислал письмом. Кто-то даже сначала перепугался и подумал, что с ним случилось чего. Но потом дозвонились до его родственников: жив-здоров, но работать больше у нас не собирается. Придурочный, скажи, а?

«Вот хороший момент!» — подумал Жан, оживившись. Он зацепился за слова отца:

— А ты не думал, что за его увольнением кроется что-то другое? — осторожно спросил он.

— Не думал, — отрезал отец. — Мне некогда думать о чужих проблемах. Своих хватает по горло.

— Ну этот мужчина так странно уволился, — неуверенно возразил Жан.

— Он всегда был с прибабахом, так что никто не удивился.

— И ты не допускаешь ни малейшей вероятности, что за всеми этими событиями кроется что-то странное?

Отец отложил газету, строго посмотрел на сына и изрек лишь одно слово:

— Заканчивай.

Однако заканчивать Жан не собирался — он только начинал. Неважно, как он сейчас будет выглядеть, неважно, какой будет реакция — отец будет знать, держать это в голове. И если все действительно окажется так, как сказал Эрик… Отец будет готов, он будет в безопасности…

— Пожалуйста, — поднялся Жан, упершись руками в стол, — просто послушай, пап. Я серьезно…

Прежде чем отец успел что-либо сказать, Жан начал рассказывать. Рассказывал он торопливо и сбивчиво, перескакивая с одного на другое. Он перечислил все, что услышал от полицейского, все до единой детали, вплоть до самых фантастичных моментов вроде мальчика-убийцы; не забыл добавить и то, что успел за прошедшее время додумать сам, а затем резко замолчал, выдохшись, и плюхнулся обратно на стул, выжатый как лимон.

Отец был хмур. Помолчав, он прочистил горло и сказал:

— Как тебе такой бред мог в голову прийти?

— Это не бред.

— Бред, и первосортный причем. Так все ловко связать — это только ты умеешь. Тебе книжки сочинять надо, — в его бороде образовалась тоненькая улыбка, однако голос его оставался все таким же серьезным.

— Какие книжки? — ошалел Жан. — Я не шучу! Тут что-то ненормальное…

— Этот полицейский вот прямо привел тебя к себе домой и все рассказал? Потому что ему больше некому было рассказать? — отец неодобрительно покачал головой. — Ты хоть представляешь, как это звучит со стороны?

— Он обещал мне помочь с Пятнышком! — воскликнул Жан. — Но все оказалось гораздо серьезнее, и гибель Пятнышка тоже оказалась тут замешана!

Отец бросил взгляд на пустую миску, стоящую в углу, и вздохнул. Никто из них до сих пор так и не решился убрать ее.

— Я знаю, что в это трудно поверить, но это так! Слухи не берутся на пустом месте, а верить одной газете…

— Жан.

— Неужели у тебя все эти события не вызывают хотя бы малейшего…

— Жан! — стол сотряс крупный отцовский кулак, звенькнули тарелки с ложками. — Достаточно.

Парень замолчал. Отец снова вздохнул и говорил:

— Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Мне тоже жаль Пятнышко, но так сильно сходить с ума из-за этого…

— Я не схожу с ума! — воскликнул Жан раздраженно. — Разве я похож на того, кто сходит с ума?

— Дослушай меня, — строго сказал отец. — Все эти выдумки тебе не помогут. Я вижу, ты пытаешься сбежать от реальности. Ты всегда таким был, любителем помечтать, повыдумывать всякое… я это не осуждаю. Но сейчас меня это начинаетбеспокоить. Сбежать от реальности ненадолго — нормально, в порядке вещей. Всем нам это так или иначе иногда нужно. Но нельзя же отрываться от реальности. Какой бы она ни была, от нее никуда не деться.

— Да при чем тут это?

— При том, Жан, что прошло уже одиннадцать лет, как умерла твоя мама. Это большая утрата, я понимаю… — голос отца сделался неожиданно мягким и нежным, — но нельзя же так. Прошло много времени, ты уже взрослый. Нельзя отрываться от мира, ни к чему хорошему это тебя не приведет.

— Да ты… ты не понимаешь… — Жан ожидал какой угодно реакции — гневной, пренебрежительной, равнодушной, насмешливой, наконец, — но точно не такой. — Да ты сам напридумывал непонятно чего, пап! Это ты выдумщик! Хорошо, не хочешь — не верь, — буркнул он и резко поднялся из-за стола. — Спасибо за ужин.

Он закинул посуду в посудомойку и быстрым шагом пошел в свою комнату. Отец не стал его останавливать и вообще больше ничего не сказал. В комнате Жан упал на кровать, нацепил на голову наушники и включил в аудиоплеере легкий трек, под который проще всего думалось.

Никто ему не верил. Он и себе с Эриком все меньше верил. Это ведь паранойя, так? Паранойя. Он выдумщик просто. Они с Эриком те еще выдумщики, паникеры… У него нет никаких доказательств — кому он что пытается доказать? Ладно за полоумного пока еще не принимают, однако если он продолжит настаивать в том же духе…

А если… если все-таки это не паранойя? Вдруг что-то в этом всем есть? И… и что такое археологи нашли в горах? Что за туман он видел той ночью? Хоть иди и проверяй… Кому еще можно рассказать об этом? Кто в теории может ему поверить? Да никто, наверно, кроме Эрика… и не знал он больше никого. Просто, блин, взять и рассказать какому-нибудь случайному человеку? Ага, и тот человек совершенно случайно окажется одним из преступников! Еще и неизвестно, сколько этих преступников! Может, у них по всему городу глаза и уши… Нет! (Он яростно встряхнул головой.) Это уже точно паранойя!..

Он попытался очистить голову от мыслей и вслушался в музыку. Он реально сойдет с ума, если продолжит в таком же духе. Ему нужно расслабиться хотя бы на полчаса, а там, глядишь, что-нибудь да прояснится.

На следующий день Жан, немного успокоившийся, решил все же присоединиться к друзьям. В голову пришла замечательная мысль — удивительно, что не пришла сразу — он будет не веселиться со всеми, но внимательно следить за окружающей обстановкой, чтобы никто не испортил этого самого веселья.

Время приближалось к полудню, когда он подошел к квартире Алисы. Он нажал на кнопку звонка, и раздалась протяжная трель. Он подождал немного, прислушался. В квартире ничего не слышно, никаких шагов, никаких голосов. Он позвонил снова и прождал, наверно, еще с полминуты, однако ему так и не открыли дверь. Ушли уже, видимо, подумал Жан. Феликс говорил, что они пойдут в кафе, и подразумевал, скорее всего, «Черную кошку» — потому что они давно уже туда собирались. Туда Жан и отправился.

Всю дорогу его не покидало ощущение, что кто-то за ним наблюдает. Он даже резко оборачивался пару раз, когда ощущение жжения в спине становилось совсем невыносимым, — но так никого и не застал врасплох. Все это игра разума, твердил он себе. Игра разума — и только. Нет никаких наблюдателей…

У кафе была вывеска в виде черной кошки, играющейся с белым клубком. Зайдя внутрь, Жан окинул взглядом просторный зал. На фоне играла поп-музыка; посетителей было хоть отбавляй, они смеялись, непринужденно разговаривали, ели. Друзей нигде не было видно. Жан обошел весь зал, но никого не нашел. Он даже спросил официанта, нет ли среди посетителей двух подростков с девочкой помладше, на что получил отрицательный ответ. Он вышел на улицу в раздумьях. Где друзья? Уже ушли? Или еще не пришли? Да время-то… как бы рано уходить. Или они вовсе передумали идти? Или пошли куда-то в другое место? Или… Или что-то случилось? Что-то нехорошее?..

Нет, нет! Жан встряхнул головой. Хватит. Если пару дней назад он был просто выдумщиком, то теперь он мыслит как натуральный параноик! Как существует вероятность того, что Эрик прав, так существует ровно такая же вероятность, что полицейский свихнулся — и Жан свихнулся вместе с ним тоже. Вон ведь люди как ни в чем не бывало отдыхают в кафе, вон по улицам ходят спокойно, жизнь течет привычным чередом… Все ведут себя нормально, и только он, он ищет какие-то проблемы, которых нет! Да, да… Дурак и идиот… Все правы, а он не прав. Папа прав, Феликс с Алисой правильно говорят, а он выдумщик. Возвращайся домой, выдумщик, и больше не выдумывай.

Дома он все же позвонил Феликсу. Трубку взяла его мама и на вопрос Жана, где сейчас друг, ответила, что он ушел гулять с Алисой и Кирой. А вот куда именно, она не знала. Жан поблагодарил ее и положил трубку, а сам протяжно вздохнул и сказал себе: надо было просто идти с ними, а не мучать себя бесполезными мыслями.

25

— Ало, Феликс!

— Привет, Алиса.

— И тебе привет.

— Ты уже встал?

— Ну… типа того.

Феликс стоял в зале с зубной щеткой зубах. Во рту было полно пасты, он уже проглотил немного, пока говорил. Левой рукой он держал трубку.

— У тебя ничего не поменялось? — спросила Алиса. — Мы идем?

— Ага.

— В двенадцать?

— Можно, в двенадцать. Можно и пораньше, если хочешь.

— Давай пораньше, чего полдня ждать. Мы все равно с Кирой сегодня рано проснулись. Я как раз сейчас в магазин за продуктами сбегаю, и нам можно, в принципе, идти.

— Лады. Я сейчас подскочу.

— Жану, может, позвонить? — послышался неуверенный вопрос. — Вдруг передумает?

— Сомневаюсь. Он бы уже позвонил сам, если бы ему было надо. Мне кажется, он надулся на нас. Не хочет — как хочет.

— Мне теперь почему-то стыдно, что я с недоверием отнеслась к его словам, — призналась Алиса.

— А мне нет, — отрезал Феликс.

— Звучал он очень серьезно, когда рассказывал мне по телефону.

— Ага, а я вчера целый час это выслушивал от него вживую, представь. Из-за Пятнышка его конкретно понесло.

С другого конца линии послышался тихий вздох.

— Ну, может быть, лучше его сейчас не трогать… Хотя, если честно, мне этот вариант совсем не по душе.

— Все будет нормально, Алиса. Он определенно не из тех, кто лезет на стену от одиночества.

— Хех. Что верно, то верно. Ну, значит, скоро увидимся?..

— Ага.

Алиса положила трубку, Феликс следом. Он быстро закончил с утренним туалетом, затем напялил шорты и футболку, нацепил кеды в прихожей, поглядел на биту, прислоненную к стене, — захватил ее с собой. Тут его заметила мама.

— А бита-то тебе зачем? — удивленно спросила она.

— Да так, похвастаться. Не волнуйся, я не буду таскаться с ней по всему городу, — заверил Феликс. — Оставлю у Алисы, а потом, когда мы нагуляемся, заберу.

— Ну хорошо, — все же с некоторым сомнением сказала мама.

Приближаясь к дому подруги, Феликс вдруг подумал, что, наверное, лучше будет сразу пойти в супермаркет и помочь ей донести пакеты, если таковые будут. Когда он подошел к супермаркету, то увидел перед входом какое-то столпотворение. Он задержал на нем взгляд: люди живо что-то обсуждали, оглядывались по сторонам и выглядели так, словно что-то произошло.

— Ну, где полиция? — вдруг послышался чей-то нетерпеливый голос.

— Вызвали уже полицию, — ответил другой.

— Уж слишком долго они едут! Девчонка-то… — остальные слова утонули в других голосах.

Внутренности Феликса загрызло тревожное чувство. Это еще ничего не значит, мысленно остановил он себя. То, что здесь что-то случилось — не значит, что Алиса с этим как-то связана. Ты не Жан, не спеши с выводами. Он подошел к людям и спросил стоявшего рядом мужчину:

— Что случилось?

Мужчина никак не отреагировал. Вдруг Феликс услышал, как двери супермаркета открылись, и он моментально повернулся на звук.

26

Алиса все думала о маме, которая позвонила с работы и сказала, что снова задержится, теперь еще и до вечера. Мама, конечно, бывало, и раньше задерживалась допоздна и иногда приходила даже далеко за полночь — но так долго пропадала она впервые. И это начинало беспокоить девушку, хотя ее заверили, что все нормально, беспокоиться не надо — просто очень-очень много работы в последнее время.

— Сестренка, — позвала Кира, дернув ее за футболку. — Мы идем?

Вынырнув из мыслей, Алиса поняла, что засмотрелась на полку с разнообразным печеньем.

— Конечно идем. И не забывай: от меня ни на шаг, хорошо?

Кира сначала посмотрела непонимающе, но затем медленно кивнула. Надо бы побыстрее заканчивать с покупками. Скоро Феликс придет. Может быть, уже подходит… В быстром темпе они обошли остальные полки, закинули в корзину недостающие продукты и пошагали расплачиваться.

Алиса пропустила сестру вперед и поставила корзину на кассу. Краем зрения она заметила справа приближающиеся фигуры — кажется, они хотели пройти, поэтому она немножко прижалась к кассе. Она почувствовала спиной, как двое прошли мимо, и в этот момент кассирша задала дежурный вопрос:

— Вам пакет нужен?

— Да, маленький, пожалуйста, — ответила девушка.

Лицо кассирши вдруг переменилось, и на нем отразился не то страх, не то изумление; глядела она при этом куда-то за спину девушки, в сторону выхода. Алиса обернулась в смятении — и успела лишь поймать перепуганный взгляд Киры, что спустя мгновение исчез вместе с двумя фигурами в дверях. В это мгновение внутри Алисы все упало, рухнуло, разбившись на маленькие кусочки; она моментально осознала, что произошло, и вся похолодела.

— Пох-хитители… — хотела было воскликнуть она, но горло перехватило от страха. — Помогите! — громче выпалила она, и на нее уставились непонимающие и удивленные взгляды.

Вдруг отмерев, Алиса выбежала на улицу, взволнованно завертела головой по сторонам и заметила похитителей на углу супермаркета. Кира безвольно висела на плече какого-то мужчины. Недолго думая девушка бросилась в погоню, громко и отчаянно зовя на помощь. Очень быстро, однако, она поняла, что не может бежать и кричать одновременно — спортсменкой она не была, воздуха быстро перестало хватать, и поэтому ей пришлось замолчать. Она не знала, что делает, действовала на одних лишь инстинктах, не думала ни о чем. Одно она только знала: если потеряет похитителей из виду, это будет конец!

Легкие горели, и с каждым вдохом как будто втягивали все меньше воздуха. Она мчалась изо всех сил, чувствуя, как ее тело все слабеет и слабеет… Вокруг не было видно ни одного прохожего, словно все куда-то специально попрятались. Никто ей сейчас не поможет — она одна, совсем одна!

Алиса совсем отстала, когда похитители вдруг исчезли за поворотом. Уже не чувствуя ни ног, ни легких, она добежала до поворота, стрелой влетела во двор и замерла. Взгляд заметался по окрестностям, выискивая хоть какое-то движение. Все тщетно — похитителей нигде не было видно.

— Кира?! — выкрикнула девушка, а затем жадно схватила воздух ртом. — Кира! — и снова чуть не задохнулась.

Тишина. Весь двор как будто мертвый, застывший во времени, даже листья на деревьях не колышутся… Алиса согнулась, упершись руками в колени. Пот стекал по лицу. Сердце трепыхалось в груди, как бабочка в банке — от бега, но в еще большей степени — от страха. В горле застыл ком, на глаза набежали слезы. Господи… Что же делать?.. Что же делать?! В бессилии и отчаянии она снова и снова задавала себе этот вопрос — но ответа не было.

Вдруг краем размытого от слез зрения девушка заметила, как на газоне неподалеку сверкает что-то разноцветное. Она подошла ближе и поняла, что это рассыпавшиеся бусы. Браслет! — тут же поняла девушка. Кирин браслет! Вернее, все, что от него осталось…

А рядом… Рядом оказалась лестница, ведущая в подвал…

В сознании Алисы тут же зажегся огонек надежды. Быстрым движением она вытерла глаза, торопливо спустилась по ступенькам в самый низ, где путь ей преградила старая железная дверь. Пожалуйста, пусть Кира будет здесь, подумала девушка, пытаясь хоть немного совладать с собой.

Она взяла ручку и, почувствовав животом острый укол, легонько потянула ее на себя. Дверь с легкостью поддалась. Алиса осторожно, почти по миллиметру, тянула дверь на себя, боясь издать малейший звук (и одновременно ругала себя в мыслях за промедление). Вот так… аккуратно… еще немного… Наконец, образовался проем достаточный, чтобы пролезть в него.

Внутри была почти полная темнота, и Алиса смогла разглядеть лишь очертания железных полок и какого-то ящика. Впереди, за пустым дверным проемом, было другое помещение, в котором горел тусклый свет. Оттуда доносились приглушенные голоса. Алиса беззвучно втянула воздух приоткрытым ртом и медленно и так же беззвучно выдохнула. На цыпочках подобралась к дверному проему и прильнула к холодной стене. Тело дрожало от страха.

27

Какой-то старикашка вышел из супермаркета, флегматично взглянул на столпотворение и, прихрамывая, пошагал восвояси. Феликс вернул взгляд к мужчине и спросил еще раз, но громче:

— Что здесь случилось?

Теперь-то мужчина услышал.

— Я сам не очень понял, — ответил он, посмотрев на Феликса. — Говорят, что девчонку какую-то схватили и утащили.

Парень насторожился, крепче сжал рукоятку биты.

— А у этой девчонки были рыжие волосы?

— Не знаю. Но с ней, вроде как, была еще одна, постарше. Сестра, может быть? Говорят, что побежала куда-то…

Словно ледяная вода стекла по спине Феликса. Все прочие мысли в этот момент исчезли, и осталась лишь одна единственная.

— Куда она побежала? — резко спросил он.

— Без понятия, пацан, — развел руками мужчина.

— Куда она побежала?! — чувствуя злобу и страх, выкрикнул Феликс, чем обратил на себя внимание других людей. Он повторил еще раз: — Девушка, у которой похитили сестру — куда она побежала?!

Люди переглянулись между собой, но никто, похоже, не знал.

— Алиса! — позвал он во всю силу голосовых связок. Затем он выбежал на дорогу и еще раз прокричал: — Алиса!

Голос раскинулся эхом по окрестностям; Феликс понимал, что это, верно, бесполезно, он слишком поздно пришел… Ч-черт, где искать Алису?! Что делать-то, блин, что делать? Надо выручать! Но как?! Проклятье, как же так получилось! Сзади посигналила приближающаяся машина; Феликс в напряженных раздумьях спешно вернулся на тротуар.

— Эй ты, — раздался женский голос сбоку. В поле его зрения возникла крупная женщина с черными спутанными волосами. Она просто сказала: — Иди за мной, — и быстро пошагала куда-то.

Смятенный Феликс сначала впал в легкий ступор, но затем до него дошло, что женщина что-то знает, и он догнал ее.

— Вы что-то видели?

— Видела, — ответила женщина, не смотря на него. — И позволила этому случиться. Хочу исправиться. Нам лучше прибавить шагу.

Они побежали.

— Вы знаете, куда побежала Алиса?

— Я знаю, куда забрали девочку.

Этот ответ стал неожиданным для Феликса и насторожил его.

— Кто вы?

— Я одна из них.

— Них? Преступников, которые кошмарят город, в смысле?

— Можно и так сказать. Биту.

— Что?

— Биту дай. Тебе от нее все равно толку не будет.

28

— Ты что, струсил?

— Я не струсил… Дело вообще не в этом…

— Мы же все спланировали! Мы столько времени потратили, следили, искали подходящий момент, прятались, а теперь, когда мы поймали девчонку, ты вдруг решил дать заднюю?

— Я не знаю! Но это же неправильно! Посмотри на нее… Сколько ей? Восемь? Девять?

Замерев, Алиса слушала голоса, доносящиеся из соседнего помещения. Она пыталась дышать глубоко, чтобы хоть немного успокоить сердце, которое билось так сильно, что казалось, будто по стене, к коей она прилипла, ходят небольшие вибрации, которые могут ее выдать.

— Знаешь, что? Прекращай тут распускать нюни! — выпалила похитительница.

— Ничего я не распускаю, — угрюмо ответил похититель. — Но ты меня, похоже, не поняла. Ты еще раз подумай, что ты собираешься сделать! Потому что ты, видимо, не до конца осознаешь!

— О, дорогой, ну хватит, все я прекрасно понимаю. Вот мне сейчас с тобой совсем не хочется спорить и уж тем более ссориться. Ты забыл? Они все равно, что животные. Ты же не задумывался, когда ел говядину или курятину — ты просто ел, потому что это было вкусно.

— Только телят с цыплятами я не ел.

Сердце Алисы пропустило удар. Она почувствовала, как слабеют ноги. Господи, что эти двое собираются сделать с Кирой?! Они что, похитили ее, чтобы… Нет, они ведь не могут взаправду говорить об этом! Не могут же?..

— Откуда ты знаешь, что не ел? — сказала похитительница, вредно усмехнувшись. — Это же было готовое мясо, ты не мог знать, кому оно принадлежало.

— Да потому что — подумай мозгами — животных сначала откармливают, и только потом забивают, — возразил похититель. — Они подрасти сначала должны!

— Ты меня уже утомил своими препирательствами. Признай, ты и сам этого хочешь. Просто ты морально к этому еще не готов, хотя убеждал меня в обратном.

— Я был готов, но сейчас я… не знаю.

— Я не заставляю тебя, дорогой. Я начну, а ты если захочешь — присоединяйся.

— Подожди, — неуверенно сказал похититель. — Ты готова просто взять и… сделать это?

— Колеблешься как баба, право слово! — разозлилась похитительница. — Ты мужик или кто? Куда подевалась твоя решительность?..

Пока похитители спорили, Алиса лихорадочно думала, что ей делать. Их двое, она одна — она не заберет у них Киру… Если бы была только одна женщина, что-то можно было бы сделать, но там мужчина, и он… А ведь можно попытаться уговорить его! Надавить на жалость, растормошить совесть… Да, это выход! Но сначала… Сначала их нужно припугнуть! Показать, что она не лыком шита! Иначе ее слушать не станут… Вдохнув полной грудью, словно собираясь погрузиться в воду, она отлипла от стены и тихо шагнула в помещение.

Алиса моментально узнала их. Это были те самые «иностранцы». Она сразу почувствовала исходящую от них фальшь еще тогда… Если бы только она заострила на этом внимание, если бы только… Бесполезно теперь сокрушаться!..

Двое стояли посреди помещения, которое, судя по всему, было каким-то складом. Тут, однако, был и старый диван с заплатками, на котором лежала без сознания Кира. Выглядела она целой и невредимой, что совсем чуть-чуть, но успокоило Алису. Рядом с диваном стоял столик, на нем — светильник, а около светильника… лежал нож — огромный нож для разделки мяса.

— …не нуди мне тут тогда, — отмахнулась похитительница. — Я хотела ей полакомиться — я полакомлюсь.

— «Полакомиться»? — продрожала Алиса, не веря тому, что ее догадка подтвердилась. — Вы… извращенцы какие-то, что ли? Съесть ее хотите? В-вы… вы не тронете мою сестру!

Двое моментально уставились на нее.

— Она все-таки нашла нас! — цокнул языком похититель. — А я ведь тебе говорил, что это плохая идея! Говорил же, что нужно было дождаться темноты…

— Цыц! — прикрикнула похитительница. — Успокойся ты. Ты чего, девки испугался? Она одна! Что она нам сделает?

— Я не одна! Я вызвала полицию! — заявила Алиса как можно увереннее. Однако колени предательски дрожали, выдавая ее настоящее состояние.

— И что с того? — равнодушно отозвалась похитительница.

— Они сейчас сюда приедут!

— Да, а что дальше-то? — чуть склонила голову похитительница, с некоторым любопытством поглядывая на девушку. Судя по глазам, ей было решительно плевать на полицию.

— Вас схватят!

— Ничего они нам не сделают, — ухмыльнулась похитительница, покачав головой. — И сюда тоже никто не приедет.

Тут-то Алиса и вспомнила слова Жана про полицейских. Он был прав! Какая же она дура, что не поверила ему! Он ведь предупреждал… Девушка вдруг поняла, что у нее в руке даже нет какого-нибудь холодного оружия. Она абсолютно беззащитна. Единственное, чем она могла сейчас защищаться — так это словами. Нужно тянуть время. Осторожно подбирать слова. Попытаться убедить мужчину…

— Кто вы такие? — напряженно спросила Алиса.

— Что это за вопрос? — выгнула бровь похитительница. — Ты хочешь услышать наши имена или что?

— Люди мы, разве не видно? — нахмурился похититель. — На что ты вообще надеялась, побежав за нами?

— А вы на что надеялись? — взволнованно проговорила девушка. — Что я спокойно пойду домой?..

— Ну тогда теперь без обид, — сказала похитительница с холодной улыбкой. — Потому что домой ты уже точно не вернешься.

Алиса и так уже догадывалась об этом. Даже если допустить абсолютно нереальный вариант, где она убегает, бросив сестру в беде, — ее все равно догонят и схватят в два мгновения.

— П-почему вы это делаете? — спросила она почти шепотом, мельком посмотрев на Киру.

— Почему-почему… — закатила похитительница глаза, — потому что по-другому не можем. И нет, мы не будем есть твою сестру. Мы не изверги. Мы всего лишь хотим выпить ее крови.

— «Всего лишь»… да вы ненормальные! Вы ее убьете!

— Держи-ка язык за зубами, девка, — пригрозила похитительница. — «Ненормальные»! Тебе-то легко говорить!.. Ты никогда не испытывала этого голода, ты ничего не знаешь… вообще ничего, так что лучше закройся и больше не говори! — ее это здорово задело.

Алисе не хватило смелости еще раз надавить на больное место. Она побоялась, что ее попросту убьют. Убьют ведь, им ничего это не стоит — видно по глазам — и некому будет спасать Киру…

— Зачем вы пьете кровь? — осторожно спросила Алиса. Ей позволяли пока спрашивать, и она спрашивала, надеясь непонятно на что. Помощи неоткуда ждать. Она одна.

— Потому что нам это нужно, — сказал похититель. — Без этого нам никак не выжить.

— Вы как… вампиры, что ли?

— Наверное. Только удлиненных клыков у нас нет, — похитительница потянула угол рта, демонстрируя зубы. — И кожи бледной тоже нет. И серебра с чесноком мы не боимся. Как и солнечного света тоже. Насчет большей продолжительности жизни ничего не скажу — никто не проверял пока.

— И вы умрете, если не будете пить кровь?

— Точно.

«Они пудрят тебе мозги! — подумала Алиса. — Какие вампиры? Вампиров не бывает, такое только в кино показывают, это выдумка! Но… Жану я тоже не верила — и теперь я здесь…»

— Хватит пустой болтовни, — сказала похитительница. — Дорогой, бери уже нож. Я голодна как волк.

«Постойте!» — хотела сказать Алиса, но губы лишь безмолвно зашевелились. Похититель тем временем взял нож, задумчиво посмотрел на Киру, потом — на застывшую девушку.

— А с ней как поступим? — спросил он.

— Потом разберемся, — пренебрежительно махнула рукой похитительница. — Пусть смотрит, если хочет. — Она села с краю дивана, положила голову Киры себе на колени, и это разгневало Алису:

— Не трожь ее!

— Девочка, ты так очаровательно храбришься, — беззлобно говорила женщина, — ты бы видела себя со стороны. Ты, конечно, можешь попытаться нам помешать, но ты спроси себя — а получится ли это у тебя? Я бы на твоем месте не рыпалась.

Алиса была бессильна. Огромный нож в руке похитителя, грозно блестя лезвием, загипнотизировал ее, сковал ее мышцы, не давая пошевелиться.

— Откуда начнем? — спросил похититель.

— Может, с этой маленькой ручки? — похитительница взяла левую руку Киры и тоже положила ее себе на колени.

— Постойте! — воскликнула Алиса и сделала робкий шаг навстречу. — Вам не нужно это делать!..

— Нам — еще как нужно, — резко сказала похитительница. — Правда, дорогой?

Он не ответил, поджав губы.

— Она ведь совсем еще ребенок, — слабым голосом говорила Алиса, тщательно подбирая слова. — Она никому никогда не делала ничего плохого, она просто… маленькая девочка, которая любит рисовать, смотреть мультики и гулять со своими друзьями…

— Захлопни-ка ты свою варежку по-хорошему, или я ее тебе сама закрою, — злобно воскликнула похитительница. — А ты чего задумался? Не обращай на девку внимания! Она только трепаться и может, она ничего нам не сделает.

Однако похититель проигнорировал ее слова, и Алиса, видя это, проговорила с набежавшими на глаза слезами:

— Пожалуйста… умоляю вас, не делайте этого…

— Дорогой? Ты же не собираешься ее слушать? — холодно сказала похитительница.

Похититель отвел глаза куда-то в сторону, шумно выдохнул, а затем изрек:

— Конечно не собираюсь. Назад пути уже нет, — он склонился над Кирой, приготовив нож.

— Нет! — отчаянно выкрикнула Алиса, сделав еще один шажок вперед. — Возьмите меня! Делайте со мной, что хотите! Пейте кровь, режьте, сколько вам хочется — только отпустите мою сестру!

Нож, приближавшийся к руке Киры, замер. Похититель посмотрел на свою пассию со взглядом, мол, может, так и поступим? Он как будто даже оживился, обрадовался, услышав это.

— И зачем тогда мы столько за вами следили? — фыркнула похитительница. — Зачем тогда мы подбирали хороший момент? Ты не понимаешь: нам нужна именно мелкая, а не ты. Нам твоя старая кровь ни к чему.

— Мне пятнадцать! — соврала Алиса, хотя собиралась вообще сказать, что ей тринадцать, однако в последний момент поняла, что на тринадцать она не выглядит.

— Старовата. Будь ты на пару лет младше…

В этот момент Кира приоткрыла глаза, неожиданно придя в себя. Увидев зависшее над ней лезвие, она широко распахнула глаза, запищала в страхе и попыталась вскочить, однако похитительница не позволила ей это сделать, ухватив одной рукой за талию. Другой рукой она закрыла ей рот и прошипела как змея на ухо:

— Будешь пищать — отрежу язык. Будешь дергаться — переломаю конечности. Я понятно выразилась?

Бедная Кира глядела на нее, ничего не понимая. Она не услышала слов — вернее, услышала, но смысл полностью ускользнул от нее. Она была до смерти перепугана и притихла только из-за леденящего душу голоса похитительницы.

— Сестренка! — позвала Алиса. — Сестренка, я здесь!

Кира увидела ее. На лице Киры возникло жалобное выражение, как у котенка, брошенного хозяевами на произвол судьбы.

— Я с тобой, сестренка! Все будет хорошо, — пообещала Алиса, сама не веря своим словам. — Я не дам тебя в обиду!

— Вот правильно, — одобрила похитительница. — Говори с ней. Успокой ее.

Алисе хотелось выть от бессилия. Она ничего не могла сделать… Ничегошеньки! Только смотреть, как над сестрой измываются два психопата, и пытаться успокоить бедняжку. Она сжала ладони в хрупкие кулаки. Она так жалела, так злилась, что была собою — бесполезной, слабой, неспособной никого защитить.

Лезвие ножа коснулось кожи. Кира плаксиво замычала, но, завидев страшные глаза похитительницы, моментально притихла.

— Не спеши, дорогой. Сначала сделай маленький надрез…

— Кира! — позвала Алиса, пытаясь ее отвлечь. — Смотри на меня! Не смотри на них, только на меня — я с тобой!

«Боже, что я делаю? — пронеслось у нее в мыслях. — Они ведь убьют ее! Может, отобрать у мужчины нож? Но это ведь невозможно! Он быстрее меня зарежет! Но даже если отберу… что я с этим ножом сделаю? Начну угрожать? Они же меня всерьез не воспримут! Господи!..»

Лезвие ножа надавило на кожу маленькой руки, но пока ее не разрезало. Ладонь похитителя дрожала.

— Ты меня совсем утомил, дорогой. Дай-ка нож, я сама все сделаю. Только девчонку придержи.

Он не спешил передавать нож.

— Мы отпустим ее, — вдруг заявил он.

— Еще чего! — воскликнула похитительница негодующе. — Я не для того столько ждала! Я голодна, морской черт меня раздери, и я не собираюсь отпускать деликатес! И она нас видела… они обе нас видели.

— Им все равно никто не поверит, если они про нас кому-то расскажут, — серьезно заметил похититель. — Мы отпустим ее, — повторил он твердо, — когда ты насытишься. Я не притронусь к ее крови.

Похитительница посмотрела на него, нахмурившись, а затем как-то даже обрадовалась, легонько улыбнувшись, и сказала:

— Как скажешь, мой дорогой.

Она взяла у него нож и недолго думая сделала небольшой надрез на тыльной стороне Кириного запястья, заставив ту приглушенно пискнуть. Подождала, пока в ранке наберется немного темной крови, а затем жадно слизала ее. Удовлетворенно причмокнула губами.

— Какой нежный сладенький вкус, какой запах… — прошептала она в удовольствии. — Я… Аж голову затуманивает… Ты не чувствуешь, дорогой?

— Чувствую, — признался тот, сглотнув слюну.

— Ты уверен, что не хочешь попробовать?

— Нет… Я не могу.

— Тогда знаешь что? Я сама. Я выпью все сама… она такая… я даже не могу описать словами…

По щекам Киры бежали слезы. Боясь гнева похитителей, она плакала без единого звука. Алиса сама едва сдерживала слезы. Она в свою очередь боялась, что лишит сестру той ничтожной моральной поддержки, если тоже сейчас заплачет. Вдруг она поняла, что похитители как будто впали в какое-то оцепенение. Мужчина смотрел куда-то сквозь диван, женщина тоже неотрывно глядела в одну точку на полу. Только Кирин взгляд испуганно метался между ними, и когда он вновь с мольбой уставился на Алису, та поняла, что надо скорее что-то сделать, пока есть возможность. Она отберет нож и…

Она не успела подумать, что сделает с ножом, ибо в следующий момент сзади послышались стремительно приближающиеся шаги, в помещение ворвался кто-то крупный, и в воздухе со свистом мелькнул металл. Раздался звонкий удар — голова похитителя, заметившего опасность слишком поздно, резко дернулась вбок, увлекая за собой тело. А затем Алиса моргнула. Похититель уже лежал на полу, его лицо заливала кровь, а над ним возвышалась знакомая босоногая женщина с битой в руке; ее грудь вздымалась, лицо не выражало никакого сожаления от совершенного — одну лишь решимость.

— Алиса? — тихо позвал голос рядом.

Замершая в напряженной позе девушка медленно повернула голову и увидела Феликса. Феликс! Родимый Феликс! Он пришел! Она не одна! Они с Кирой не одни! На глаза набежали новые слезы.

— Нет! — взвыла похитительница. — Ты убила его, Мария! Убила!

Босоногая женщина повернулась к ней и приготовилась к новому удару, занесши биту, однако похитительница внезапно подскочила с дивана, подхватив пискнувшую Киру, и прижала к ее горлу нож.

— Только шевельнись, гнида! — прорычала она подобно разъяренной львице. — Только шевельнись, и я перережу малявке горло! Я отрежу ей башку к чертям! Поняла меня?! Я не шучу!

— Ты ничего ей не сделаешь, — сказала Мария с мрачным видом. Она, тем не менее, не шевелилась. — Свою добычу ты не убьешь. Или ее кровь утратит вкус, за которым ты столько гонялась.

Похитительница нервно хохотнула, взгляд у нее был сумасшедший.

— Ты прикончила его! И прикончишь меня!

— Ты можешь уйти — если уберешь нож и отпустишь девчонку, — сказала Мария, не сводя с похитительницы глаз. — Обещаю, я ничего тебе не сделаю.

— Лжешь! Сейчас не сделаешь — но сделаешь потом… Иначе я разболтаю другим, что ты пошла против своих… Ты этого боишься. Не-ет, ты не отпустишь меня живой, я знаю… Решила захапать все себе, да? Я так и знала! Я с самого начала догадывалась, что ты предашь нас, тварь… Нет уж, ничего тебе не достанется!.. Я не отдам тебе девчонку. Не мне — значит, никому… — и она еще плотнее прижала лезвие к горлу побелевшей Киры. — Подожди… — прошептала она так, точно ее осенила какая-то мысль. — Или ты пришла, чтобы спасти малявку? Совесть, что ли, взыграла?

Алиса просто стояла, боясь что-либо сделать или сказать. Все внимание похитительницы было сосредоточено на Марии, и она не заметила, как Феликс тихо подобрался к ней со спины. Он посмотрел на Марию и легонько кивнул, как бы говоря, что готов действовать.

— Я тебя насквозь вижу, — взволнованно говорила похитительница. — Если другие узнают, что ты пошла против своих, тебя саму прикончат… Предатели нам не нужны… Ты все секреты разболтаешь!

В этот момент Феликс напрыгнул на похитительницу сзади и вцепился в ее лицо пальцами. Она вскрикнула, от неожиданности выпустила Киру, и та, упав на пол, сначала спешно проползла на четвереньках, затем кое-как поднялась на ноги, и в этот момент к ней подскочила Алиса. Сестры тут же забились в угол и, дрожа, наблюдали за происходящим.

Похитительница принялась махать ножом во все стороны одной рукой, пытаясь задеть Феликса, другой же она опиралась на спинку дивана. Так продолжалось секунду или две, а затем она потеряла равновесие, и они вместе упали на пол. Парень сумел быстро отползти, а похитительница, все так же крепко сжимая нож, встала на четвереньки, однако подняться у нее уже не получилось — не позволила подоспевшая Мария. Мария обрушила биту ей на затылок, и похитительница обмякла. Она нанесла еще два мощных удара по голове, и на пол обильно потекла кровь.

Все было кончено.

Феликс поднялся на ноги, косясь на труп. На его предплечье была небольшая рана, он ее, кажется, не замечал. Алиса будто очнулась, отпустила Киру, которую прижимала к себе, как мягкую игрушку, подбежала к парню и спросила взволнованно:

— Феликс! Ты как?

— А? Да я… нормально, — рассеяно ответил он.

— У тебя рана на руке!

— Да? Точно… даже не болит.

Она посмотрела на него безмолвно, а затем произнесла сдавленным голосом:

— Я дура! Я полная дура…

— Вы еще легко отделались… — заметила Мария, убедившись, что оба похитителя мертвы.

— Вы сами-то как? — спросил Феликс, посмотрев на Алису, потом на Киру. Кира робко показала ему рану на руке.

— Если бы не вы… Если бы не в-вы… — пыталась сказать девушка. — Господи… — По щекам побежали слезы, и она принялась утирать их ладонями.

— Все позади, Алиса, — успокаивающе проговорил Феликс, положив руку ей на плечо.

— Не позади, — отрезала Мария, — не позади, и теперь будет становиться только хуже! Я же сказала тебе: уезжай из города, — раздраженно добавила она. — Но ты не послушала. И вот что в итоге вышло.

— Я… я не знала… Эти двое… назвали себя вампирами, — прошептала Алиса, поглядев на женщину. — Что происходит в Бланверте?

— Да! — поддержал ее Феликс. — Расскажите, я хочу знать! Какие еще вампиры?

Мария бросила взгляд на труп похитительницы.

— Если кратко, то… — Она рассказала все от и до; все, что знала сама. — …Бланверт не такой тихий, как может показаться.

— Так Жан был прав… — схватился Феликс за голову. — Никакой он не параноик, это я идиот! Надо рассказать ему… Уж он точно сразу поверит! И родителям тоже расскажу!..

— Уезжайте, — настойчиво посоветовала Мария. — Уезжайте, пока еще можете. Дальше будет становиться только хуже. — Она протянула Феликсу биту: — На, это твое.

Парень взял биту. Мария пошагала к выходу.

— В-вы уходите? — спросила ее Алиса.

— И вам советую, — ответила Мария, не оборачиваясь. — Дальше разберетесь без меня.

— Но!..

— Я с вами нянчиться не собираюсь, — отрезала Мария и вышла на улицу.

Ребята переглянулись. Вздохнув, Феликс сказал:

— Пойдемте.

29

Ближе всего была квартира сестер, поэтому туда ребята и поспешили. Оказавшись дома, Алиса сразу же, не снимая обуви, бросилась к телефону и позвонила маме на работу. После нескольких мучительно долгих секунд ожидания, в трубке послышались короткие гудки. Девушка сбросила звонок и заново набрала номер. Подождала, нервно дергая ступней. Ответ телефона был тем же. Она сделала еще две тщетных попытки под всеобщее напряженное молчание, а затем Кира спросила ее:

— Ты маме звонишь? — она это поняла по кнопкам, которые нажимала сестра.

— Она, похоже, с кем-то сейчас разговаривает… — Алиса очень надеялась, что это именно так.

— Давай моим родителям попробуем позвонить, — предложил Феликс. Девушка, поколебавшись, протянула ему трубку. Парень тоже набрал номер и стал ждать, сжимая трубку у уха. В комнате повисла полная тишина, все внимательно вслушивались в длинные гудки.

— Ало? Кто это? — таки ответил женский голос на другом конце линии, и у Алисы отлегло от сердца.

— Мам, привет, это Феликс. Я из Алисиного дома звоню.

— Феликс, я сейчас немного занята, давай я тебе чуть попозже перезвоню, хоро…

— Мам! — перебил он. — Послушай, мам! У нас тут полный абзац! — Он кратко описал произошедшее, но пока не упоминал никаких вампиров и того, что над городом нависла опасность.

— Боги милосердные… — испугалась миссис Сорант. — Я немедленно расскажу это твоему отцу! Подожди, Феликс, мы быстро!.. Только отпросимся с работы. Оставайтесь дома, никуда не выходите!

— Хорошо, мам.

Миссис Сорант положила трубку.

— …Они работают в одном месте? — спросила Алиса.

— Ага.

— Я не знала.

— Теперь надо позвонить Жану. — Феликс набрал другой номер, подождал и, услышав голос друга, сказал: — Дружище, ты был во всем прав! Зря мы тебя не послушали. Но ты не знал всей правды…

Когда он все рассказал ему, Жан воскликнул:

— Все еще хуже, чем я думал! Это даже хуже самых ужасных моих выдумок! Я сейчас приду, буквально десять минут! — пообещал он и закончил звонок.

Ребята смогли чуть облегченно вздохнуть. Алиса попыталась дозвониться до мамы еще раз, но ответом ей снова были короткие гудки. Она поджала губы, положила трубку и посмотрела на сестру:

— Пойдем, обработаем твою рану.

— А мама?

— Мама пока еще, похоже, занята. Мы потом еще раз позвоним, ладно? Но сначала разберемся с твоей раной.

— Хорошо, сестренка.

— И ты, Феликс, тоже. Тебе бы тоже не мешало заняться раной.

— Она не сильно меня цепанула, — махнул парень рукой. — Само заживет.

— Феликс, — стороже сказала Алиса. — Неизвестно, где этот нож побывал. Столбняк — это тебе не шутка.

— Все будет нормально, — сказал Феликс.

— Как хочешь, — сказала Алиса, у нее не было сил спорить. — Я предупредила.

Парень остался в комнате, а сестры пошли на кухню. Кира стала смывать в раковине подсохшую кровь с руки, а Алиса тем временем открыла навесной шкафчик и достала из него коробочку со всякими медицинскими принадлежностями. Порывшись в ней, она достала йод и бинт.

Рана, к счастью, была неглубокая, кровотечение уже само остановилось. Алиса аккуратно обработала ее йодом, Кира шипела и говорила, что ей больно, но стояла смирно, терпя. Наконец Алиса наложила бинт, и с этим было покончено.

— Ну-ка, покажи горло. — (Кира чуть приподняла подбородок.) — Хорошо, ничего нет… — Алиса обняла сестру и крепко прижала ее к себе. — Ты боец, Кира. Настоящий боец.

— Как ведьма Платина?

— Да, прямо как ведьма Платина, — так, кажется, звали какую-то героиню из ее мультфильмов.

Они переместились в зал. Кира уселась на диван и включила телевизор, но ни она, ни Алиса, ни подошедший Феликс его не смотрели. Он просто работал на фоне — с ним в доме было не так тихо и как-то от этого спокойнее. Как бы возвращало в привычную колею, что ли. Алиса возобновила попытки дозвониться до мамы, но уже со старого телефона, который стоял на тумбе рядом с диваном.

— Это… может, я тогда с того телефона попробую звонить? Чтобы параллельно было? — предложил Феликс.

— Не получится, — ответила Алиса.

Вскоре в прихожей раздалась трель звонка. Феликс пошел и открыл дверь. Вернулся в зал он уже вместе с Жаном.

— Блин, ребята, вы в порядке? — спросил Жан, взвинченный даже больше, чем они трое.

— Относительно целы и невредимы, — слегка пожал плечами Феликс. — Могло быть намного хуже.

— Как же так это произошло? — Жан мельком посмотрел на рану друга. — Я ведь ходил тут недавно, не было никакого народу у магазина… Проклятье! Знал же, что это не на пустом месте паранойя! Дурак, вот дурак! — корил он себя. — Нужно было настойчивее вас убеждать…

— Жан… я сам до последнего не верил, пока не столкнулся с этим.

— Думаете, они правда вампиры?

— Они так называли себя!

— И говорили, что они жить без крови не могут, — добавила Алиса, ненадолго отвлекшись от телефона.

— Но они выглядели как какие-то монстры, — говорил Феликс. — Типа, у них не было каких-то суперсил, и если к ним, наверно, поднести зеркало, то они будут в нем отражаться. То есть они выглядели как обычные люди, вот что я имею в виду. Как ненормальные, но все же люди.

— Ты все еще не веришь? — дернулись брови Жана.

— Я такого не говорил! — сказал Феликс. — Теперь я во все верю. И дважды на одни грабли не наступлю! Хотя та женщина оказалась довольно сильной… Я думал, сразу повалю ее на пол, а она долго продержалась…

— В критической ситуации люди на многое способны, — заметил Жан.

— Где же тогда были мои силы? — невольно промолвила Алиса, слушая короткие гудки в ухе, и парни посмотрели на нее. Она слегка махнула рукой: — Не обращайте внимания.

— Хотя реальные вампиры они или просто каннибалы — это неважно, — сказал Феликс Жану. — В любом случае они ненормальные. И в городе творится что-то противоестественное, это факт.

— Лучше бы это так и оставалось паранойей, — сожалеюще сказал Жан и отвел взгляд.

— Кстати, как вы нашли нас, Феликс? — спросила Алиса.

— Это Мария, она все знала.

— Мы даже не сказали ей спасибо…

— Она это сделала не ради благодарности. Забей.

— Вы ведь в полицию не звонили? — спросил Жан.

— Нет, — ответил Феликс.

— И правильно.

Спустя еще несколько минут пришли родители Феликса. Миссис Сорант сразу бросилась к сыну со словами «мальчик мой» и прижала его к своей груди. Он вырвался и кое-как убедил ее, что рана на предплечье — просто царапина и «заживет как на собаке», и тогда она переключила внимание на девочек. Девочки столкнулись с таким количеством материнского внимания, к какому совсем не привыкли.

Мистер Сорант все стоял в прихожей, он был задумчив. Прошло еще немного времени — и появился мистер Арди. Он был явно недоволен тем, что его выдернули с работы — да еще вдобавок Жан наверняка в своей манере наговорил всякого, чем рассердил его.

Родители попросили ребят детально рассказать о том, что произошло. За это дело взялся Феликс. Рассказывал он ровно, раскладывая все по полочкам, иногда в его слова вклинивалась Алиса, что-то добавляя от себя. Чем больше подробностей слышали родители, тем более хмурыми, удивленными и недоверчивыми становились их лица — особенно недоверчивым выглядел отец Жана. По нему было видно, что он перестал верить в рассказ где-то на половине, когдавпервые прозвучало слово «вампиры». Когда парень стал объяснять, что похищение Киры — лишь часть большего и связано оно с последними событиями в Бланверте, мистер Арди скрестил руки на груди и выставил чуть ногу вперед, всей позой выказывая, что отказывается всерьез воспринимать это.

— И ради этого вы меня выдернули с работы! — недовольно сказал он, когда Феликс закончил. — Вы чего напридумывали, фантазеры? Какие еще кровопийцы? Жан, это ты им наплел?

— Нет! Я сам это узнал от них вот недавно!.. — оправдался Жан. — Я удивился не меньше тебя!

— Так выходит, есть еще большие фантазеры, чем ты, — фыркнул мистер Арди. — У меня настойчивое ощущение, что вы трое вляпались во что-то, но правду говорить не хотите, и вместо этого выдумываете всякую чушь. Вам сколько лет-то? Ладно Кира, но вы трое взрослые уже!

— Мы не врем, — серьезно сказал Феликс.

— Хорошо, пап, — говорил Жан примиряюще, — пусть не вампиры — пусть будут каннибалы. Так ты веришь нам? Каннибалы ведь куда реальнее, чем вампиры, так ведь?

— Это верное замечание, — сказал мистер Сорант, — и на это нельзя просто закрывать глаза.

Мистер Арди посмотрел на него недоуменно.

— То есть вы хотите сказать, что у нас в городе прячется тайное общество каннибалов? Что они устроили какую-то там ферму, где держат похищенных людей и пьют их кровь? И до сих пор об этом никто не знал? Да это бред собачий! — всплеснул он руками, раздраженный. — Вот вы им, похоже, верите, вы с ними тогда и нянчитесь, — сказал он родителям Феликса и развернулся к выходу: — А мне пора возвращаться на работу!

— Пап! — позвал Жан.

— Мне некогда тратить время на всякие бредни, — проворчал мистер Арди, обуваясь в прихожей и, кажется, не слыша сына. — Жан, ты идешь? Тебя подкинуть до дома?

Жан просто стоял и смотрел на него сердито.

— Как хочешь, — сказал мистер Арди и исчез за дверью.

— А я ведь не удивлен совсем, — цокнул Жан языком. — Это было ожидаемо. Наверно, даже если бы похитили меня, а не Киру, он бы все равно не поверил. Сказал бы, что такого здорового лба никто похитить не сможет.

— Вы нам тоже не верите? — негромко спросила Алиса, глядя на родителей Феликса.

— Это все, конечно, звучит как фантастика… — признала миссис Сорант.

— И поверить в это довольно трудно, — согласился мистер Сорант. — Однако Киру похитили и ранили, Феликса тоже поранили…

— Я могу показать вам трупы, — сказал Феликс.

— Не надо! — сказал мистер Сорант. — Я верю и так. По крайней мере, в то, что в городе действительно могут прятаться какие-то извращенцы. Нельзя просто отмахнуться, надо что-то с этим делать…

— И что же нам делать? — спросила миссис Сорант.

— Надо звонить в полицию, что тут думать!

— Нельзя звонить в нашу полицию! — возразил Жан. — Они тоже вампиры!

— Тогда звоним в не нашу полицию — в другой город.

— Тоже опасно. А если разговоры прослушиваются? Один полицейский мне так сказал, не знаю, правда это или нет. Мы позвоним, а за нами потом придут… Может, мы уже накликали на себя беду, когда…

— Даже если нас прослушивают, мы ничего такого не говорили, — заметил Феликс.

— Тогда звоним на экстренный номер! — нашелся мистер Сорант. — Вы звонили? Нет? Надо было сразу звонить!

— Кстати… я как-то не додумался, — сказал Жан.

— Не ты один, — сказал Феликс.

Алиса мигом позвонила на экстренный номер, взволнованно ждала; в трубке была полная тишина, даже не было никаких гудков, что в первую попытку, что во вторую, что в пятую. Как будто кто-то чикнул провод — и все.

— Я не могу дозвониться, — дрожащим голосом сообщила она.

— А если другой телефон попробовать? — предложил Феликс.

— Попробуй. Но без разницы с какого звонить… хотя может этот сломался вдруг, — ответила Алиса. Парень убежал пробовать, но через минуту вернулся и со смятением на лице сообщил, что и там тишина.

— Так, интересно… — мистер Сорант коснулся пальцами подбородка и задумался. Все глядели на него молча, и после недолгких раздумий он сказал: — Знаете, как мы поступим? Мы вдвоем сейчас съездим на работу и попробуем позвонить оттуда, заодно разузнаем, какого черта у нас нельзя дозвониться по экстренному номеру. Вас мы пока мы закинем к нам домой.

— Да и так понятно, почему нельзя дозвониться… — мрачно сказал Жан. — Это все вампиры.

— Сомневаюсь, — ответил мистер Сорант. — Не могут они быть настолько могущественными. Скорее всего, какие-то неполадки. Вот еще что: если и на работе нам не удастся дозвониться, мы возьмем отгул. Вечером или, скорее, завтра рано утром рванем в соседний город и там поговорим с полицией. Не будем упоминать ни про каких вампиров. Просто скажем, что город терроризируют преступники, а наша полиция покрывает их.

— А наша мама? — спросила Кира. — Она ведь ничего еще не знает.

— Мы оставим ей записку дома, чтобы она не волновалась, — сказала Алиса. — Нам лучше сейчас держаться вместе.

— Это точно, — согласился Феликс.

— Я останусь в Бланверте, — твердо сказал Жан.

— Не дури, — сказал Феликс.

— Я не дурю. Хоть отец и упертый как баран, одного я его оставить не могу. Езжайте без меня. Вы же все равно вернетесь через денек, правильно? Надеюсь, за это время со мной ничего не случится…

Друзья переглянулись.

— Мне кажется, твой отец не будет против, если ты уедешь с нами в небольшое путешествие. Тем более, у нас каникулы — делай, что хочешь, — подметил Феликс.

— Ну, я зато против.

— Хорошо, Жан, если ты считаешь, что так будет правильно… — промолвила Алиса. — Я тебя понимаю, я тоже не хочу оставлять маму одну. Но мне еще надо думать о Кире, и мне кажется, мама бы одобрила мое решение. Ладно, пойду я лучше писать записку…

Когда девочки взяли все нужные вещи — а это заняло около получаса — они вшестером загрузились в стоявший у подъезда вишневый хэтчбек. Алиса посадила Киру себе на колени, чтобы они четверо (включая Феликса и его маму) могли поместиться на заднем сидении. Мистер Сорант отвез их до дома, наказал ребятам собираться и уехал с женой на работу.

Не тратя времени на раскачку, ребята принялись собирать сумки. Родители Феликса вернулись через час. Мистер Сорант сообщил, что на телефонных линиях действительно был серьезный сбой, и сейчас ведутся технические работы, сколько они продлятся — пока неизвестно, может, день, а может, и дольше. «И вот еще: поедем завтра утром, — добавил мистер Сорант. — Подождем, возможно, к тому времени сбой как раз устранят. А если прямо сейчас рванем, то приедем посреди ночи — нам и деваться будет некуда». Возражать никто не стал, и они спокойно, без спешки дособрали сумки.

Наступил вечер. Жан надумал идти домой. Он пожелал всем удачи и попрощался. Мистер Сорант предложил подвезти его, но тот наотрез отказался, дескать, не надо тратить топливо, да и вообще ничего с ним не будет, он вон какой высокий и сам, кого хочешь, испугает. Препятствовать ему не стали, хотя Алисе очень хотелось дать ему по башке — одна беда, он был таким же упрямым, как отец, и это бы вряд ли что-то поменяло. Она только взяла с него обещание, что он позвонит, как придет домой. И он позвонил — спустя минут двадцать, когда она уже начала волноваться. Все было нормально. И его отец тоже благополучно вернулся домой…

Потом они стали заниматься кто чем. Алиса чувствовала себя несколько неудобно в доме Феликса, поэтому она вышла на крыльцо, села и стала глядеть на закат. Погода была хорошая. Она немного отвлеклась от произошедшего утром, пока суетилась, но теперь, в тишине и покое, ее мысли снова вернулись к тому темному страшному подвалу. Она поняла, что не хочет больше находиться в одиночестве и уж лучше будет чувствовать неловкость, чем опять думать о плохом, но тут дверь за спиной открылась, и послышался голос Феликса:

— О, ты здесь оказывается. — Он сел рядом. — Думаешь, да?

— Думаю, — легонько вздохнула Алиса.

— Ну ладно, думай. А я просто тут с тобой посижу, если ты не против.

Девушка мягко покачала головой. Она не была против и даже наоборот — только за. Теперь ей уже не хотелось возвращаться в дом. Они так близко друг к другу. Почти касаются плечами. Вот бы оказаться к нему еще немного ближе… Почувствовать тепло его тела…

— Феликс, спасибо.

— За что спасибо?

— Что пришел на помощь.

— Ну… даже не знаю, что на это сказать. Не за что, наверное. Какой бы из меня был друг, если бы я этого не сделал?

При слове «друг» у Алисы кольнуло сердце; она слабо улыбнулась Феликсу, но улыбка быстро сползла с ее лица, и в сердце вновь нахлынула печаль. Она чувствовала, что ей нужно выговориться.

— Знаешь… мне остается только надеяться на тебя, потому что сама я ничего не могу. Не из того теста сделана, оказывается. Вот ты: у женщины был нож, но ты не испугался ее и кинулся…

— Справедливости ради, это все Мария. Я так, чуть-чуть помог, — Феликс с мягкой усмешкой показал пальцами это «чуть-чуть».

— Хотя бы так, — Алиса почувствовала, как к горлу подкатил болезненный комок, — а я просто стояла и ничего не могла поделать, пока они мучали Киру. Как перепуганная овечка, которая беспомощно глядит, как волки раздирают на части ее ягненка. Глаза Киры так и просили: «Помоги мне! Спаси меня! Сделай же что-нибудь!», а я… а я…

— Алиса, ну ты же не супергерой какой-нибудь. И все же ты побежала за похитителями и пыталась им помешать.

— Я не могла по-другому…

— Это очень храбро.

— Мне было страшно. Очень страшно!

— И мне тоже было страшно. Это нормально, Алиса. Одно дело — забояться и убежать, и другое — бояться, но все равно пойти вперед. Может, ты и выглядишь слабой девушкой, но внутри ты сильная. Зря ты себя ругаешь. Ты молодец.

— Была бы молодец, если бы не допустила этой ситуации, — чем больше говорила девушка, тем больнее становилось ее горлу, как будто невидимая рука его сдавливала, душила.

— Это уже лишнее. Ты не могла знать, что это случится.

— Я могла быть осторожнее и внимательнее… Я слишком рано расслабилась. И Жан ведь говорил…

— Моя часть вины в этом тоже есть, если уж на то пошло, — сказал Феликс и вздохнул. — Бесполезно сейчас про все эти «бы» думать. Это ведь ничего не поменяет, ты просто себя накручиваешь.

И это была правда. Девушка хорошо себя накрутила; по щеке скатилась горячая слеза.

— Думаешь, окажись я на твоем месте, я бы много сделал? — продолжал Феликс, смотря ей в глаза. — Да ни фига подобного. Я бы точно так же стоял на месте. Ты оказалась в такой ситуации, что инициатива была полностью на их стороне, ничего не сделаешь. Не зацикливайся на этом, Алиса. Все теперь позади. Вы с Кирой в безопасности.

— Но наша мама… я так до нее и не дозвонилась. Что-то случилось, я это знаю!

— Паршиво это выглядит, отрицать не буду. Но не вешай нос раньше времени. Завтра мы доедем до нормальной полиции, все им расскажем, и они разберутся, что происходит в Бланверте. Завтра мы покончим со всем этим кошмаром. И все будет хорошо.

Алиса посмотрела на Феликса с застывшими слезами на глазах и во внезапном порыве чувств обняла его. Он не сразу, но обнял ее в ответ. Тепло… Так тепло и так успокаивающе. Долго, однако, девушка висеть на нем не посмела. Она отстранилась, утерла слезы ладонью и поднялась.

— Пойду я звонить дальше, — сказала она слабым голосом.

30

Выехали они очень рано: в небе еще только виднелись лилово-алые всполохи солнца, а часы показывали пять утра. До мамы Алиса так и не дозвонилась и из-за этого не находила себе места. Ее похитили, думала она. Похитили, как Киру, и выпили ее кровь досуха, оставив лишь скукоженную оболочку. Другого объяснения быть не могло. Она пыталась отвлечься, не зацикливаться, как советовал Феликс, глядя на мрачные синие горы в окне, чьи макушки как будто обмакнули в красную краску; смотрела на проплывающие мимо дома, смотрела на дорожные знаки, смотрела на деревья… не помогало.

— Блин! — вдруг воскликнул Феликс, привлекши к себе всеобщее внимание.

— Что? — спросила миссис Сорант.

— Биту дома оставил!

— Никуда она не денется, — сказал мистер Сорант.

— Это-то понятно. А вдруг она мне понадобится? Ну, знаешь… чтобы применить по назначению.

— Как женщина, которая вам помогла? — спросила миссис Сорант, и в ее голосе отчетливо слышалось осуждение. — И потом кровь с нее опять оттирать в раковине? Господи, как вспомню, аж в дрожь бросает…

— Мам! Я не такой. Мне она нужна, чтобы у лица недруга помахать, если что. Чтобы не подходил. Никого я ей дубасить не собираюсь. Ну только если сам напросится…

— Сомневаюсь, что она тебе понадобится, — сказал мистер Сорант, и на том все замолчали.

Вскоре они выехали из Бланверта. Шоссе было такое гладкое, они как будто не ехали, а плыли. В салоне повисла гнетущая тишина, поэтому мистер Сорант включил радио, и заиграла бодрая кантри. Алиса не любила кантри, но сейчас даже такая музыка была лучше, чем тишина.

За окном тянулись бескрайние поля и луга, горизонт облизывало восходящее солнце. Удивительно, думала девушка, как до сих пор все это еще не обжили. Столько живут на этом острове, и столько еще свободного места остается. Она почувствовала себя корабликом, который внезапно оказался вне бутылки, в коей был заключен все свое существование. Эта пустота, эти незанятые луга… не на шутку пугали — как будто они, бланвертцы, одни, и никого больше нет в мире, кроме них.

Они уже были в получасе езды от Бланверта. Поля сменились хвойным лесом, дорога заизвивалась змеей. Алиса чувствовала сонливость, глаза слипались. Вдруг Феликс сказал:

— Там что, дорогу делают?

— Похоже на то, — ответил мистер Сорант.

Сон как рукой сняло. Алиса выглянула из-за сидения Феликса. Впереди действительно стояли какие-то машины и погрузчик с большущим ковшом. Мистер Сорант подъехал ближе и остановился.

— Хорошо они встали, — сказал он. — Всю дорогу собой загородили.

Феликс опустил стекло, высунул голову наружу и крикнул «эй!».

— Что-то не похоже, что они там что-то делают, — заметила Алиса, вглядываясь вперед. — Они просто стоят.

— Может, у них завтрак? Или что-то типа? — предположил Феликс.

— Время-то сейчас — еще шести нет, — сказала Алиса. — Что они вообще тут делают в такое время?

— Я сейчас схожу разведаю, — сказал Феликс и потянулся к ремню безопасности.

— Подожди, — сказал мистер Сорант. — Там в кабине кто-то зашевелился.

Погрузчик завелся и затарахтел.

— Даже не знаю, как мы с ним сейчас будем разъезжаться…

Двигатель погрузчика вдруг взревел, из труб вырвался густой черный дым, как из ноздрей дракона. Он опустил ковш, замер ненадолго, как будто-то чего ожидая, а затем из труб вырвалась новая порция дыма, и он попер прямо на них.

— Проклятье! — мистер Сорант быстро дернул рычаг на коробке передач и выкрутил руль до предела.

Кровь в жилах Алисы застыла; она бросила взгляд на сидящую рядом сестру и убедилась, что та пристегнута, а затем вновь уставилась в переднее окно. Огромный механический зверь неумолимо надвигался, словно лавина, угрожающе мигая оранжевыми огнями. Его двигатель рычал как ненормальный. Ковш, будто раскрытая пасть, становился все больше и больше.

— Жми! — крикнул Феликс, в панике глядя на отца.

Алиса одной рукой вцепилась в спинку переднего сидения, а другой прижала к себе Киру. Мистер Сорант ударил по газам, они развернулись, однако уже было поздно. Ковш поглотил их, и вся машина содрогнулась от удара. Слух Алисы заложили крики, один из них, наверно, принадлежал ей самой. Машина завалилась на бок, ремни безопасности врезались девушке в грудь и пояс. В боковое окно она увидела, как плавно удаляется асфальт.

— Он поднимает нас!

— Господи!

— Он нас убьет!

Алиса даже не понимала, кому принадлежали эти голоса. Она зажмурилась и прижала Киру к себе. Потом она почувствовала, как все замерло — но ненадолго. В следующий миг страшно лязгнуло, салон снова содрогнулся, их завалило на другой бок, а затем она поняла, что они падают.

Очнулась Алиса уже на холодном полу. Пахло пылью, потом и штукатуркой. Она открыла глаза, но ничего не увидела: мир был окутан непроглядной тьмой. Ее сознание охватила паника, она вдруг подумала, что ее ослепили, как вдруг заметила тоненькую полосочку света неподалеку и немного успокоилась. Все еще не понимая, где она находится, девушка приподнялась на руках — и тело заныло от боли. Страшно болел и лоб, которым, похоже, она ударилась при падении; казалось, будто в нем образовалась трещина, как на яичной скорлупе.

— Алиса, это ты? — вдруг раздался подавленный голос Феликса. Он прозвучал откуда-то справа, где-то в двух-трех метрах от нее. — Ты так долго не приходила в себя, я боялся…

— Фе… ликс? — едва выговорила она, сумев сесть на полу.

Она услышала, как к ней подползают с двух сторон.

— Сестренка, ты как? Сильно ушиблась? — послышался рядом голос Киры.

Алиса находилась в какой-то прострации секунду, а затем до ее сознания все же дошел смысл вопроса.

— Ты скажи лучше, Кира, — ты как? — слабо спросила она.

— Да так… синяки…

— Точно? Не врешь? Я сейчас не вижу, но если потом увижу…

Она почувствовала, как сестра взяла ее за руку.

— Алиса, мне не больно, мне страшно… — сказала Кира.

— Я рядом, рядом, сестренка, — только и могла сказать девушка, приобняв ее за плечи. Вдруг она поняла, что они тут втроем. Она повернула голову туда, где, как ей казалось, находился Феликс: — А где твои родители?

— Не знаю, — ответил Феликс подавленно. — Зато знаю, где мы. Мы в полной… — окончание фразы утонуло в Кирином восклицании «Я ничего не слышу!», которая, похоже, закрыла уши ладонями.

Глаза Алисы начинали привыкать к темноте. Она заметила смутные очертания крохотного помещения. Тоненькая белая полоска оказалась щелью между дверью и полом. Слева от двери стояли какие-то, кажется, контейнеры, похожие на ведра.

— Опять подвал, — невесело сказала она.

— Любят же они подвалы… — отозвался Феликс.

— Это та… ферма, про которую говорила Мария?

— Не знаю, Алиса. Может быть…

Алиса поглядела на полоску света, потом подняла взгляд чуть выше и рассмотрела ручку.

— Дверь закрыта ведь, да? — без особой надежды спросила она.

— Точняк, — отозвался Феликс. — Будешь дергать ручку, пытаться выбраться, кричать или еще как-то буянить — придет бугай и надает тебе по щам. Да так, что подняться еще долго не сможешь…

— Пожалуйста, скажи, что ты это узнал не на личном опыте!

Раздавшееся в ответ молчание было красноречивее всяких слов. Алиса потянулась к парню руками, пытаясь нащупать его в темноте. Пальцы коснулись, кажется, плеч; одной рукой она нащупала шею, затем и лицо, дотронулась до припухшей скулы. Феликс тихо зашипел от боли, и она тут же отдернула пальцы.

— Бедняжка… — промолвила Алиса, чувствуя себя так, будто это ее ударили по лицу.

— Не надо меня жалеть, — сказал Феликс раздраженно. — Наврал я тебе, выходит… Мы даже отъехать от города толком не успели, как все покатилось к чертям.

Похоже, теперь наступила ее очередь подставлять плечо. Хотя ей самой было ненамного лучше Алиса попыталась взять руку Феликса в свои, но когда она коснулась его пальцев, он отдернул кисть.

— Но ты же в этом не виноват. Ты же этого не знал.

— Да… — согласился Феликс, видимо, поняв, что недавно говорил ей то же самое. — Не знал.

— Вот и не думай об этом. А твои мама и папа… моя мама…

Алиса оборвалась на полуслове, потому что за дверью послышались приближающиеся шаги. Чьи-то ботинки безжалостно задавили полоску света, будто мерзкую маленькую змейку, раздался громкий кашель, затем щелкнул замок. Дверь медленно и со скрипом открылась, впуская в помещение немного света из коридора. В проходе возвышался кто-то крупный и крепкий, как медведь. У девушки затрепетало сердце, и она инстинктивно вжалась спиной в стену.

Здоровяк приблизился к ребятам и опустился на корточки. Алиса не могла разглядеть его лица, но у него была длинная борода, как у стереотипного лесника или байкера.

— Гляжу, ты наконец-то очнулась. Это хорошо, — раздался его густой, немного рычащий голос. — Как вы, детишки? — обратился он уже ко всем. — Не сильно тут заскучали? Понимаю, не самое приятное место. Но вы сами виноваты, что оказались здесь.

Ребята молчали. Дыхание у Алисы дрожало. Пугал даже не сам здоровяк, а то, что он что-то задумал — а он задумал, раз пришел сюда. Она невольно отвела взгляд чуть вбок — было невыносимо смотреть на угрозу, нависшую над ней, — и увидела лицо Феликса. Он был напуган куда меньше нее — он был взволнован, скорее. Вдруг она увидела его руки — вплоть до локтей они были исполосованы многочисленными ранами, — и ее сердце рухнуло вниз, в кишки, и ей стало больно и тошно.

— А теперь вопрос — за кого мне сегодня взяться, раз уж никто вами пока заниматься не хочет? — изрек здоровяк.

Алиса нервно сглотнула, краем зрения заметила сестру, забившуюся в угол как мышка. Он издевался над ней, как над Феликсом? Кире опять пришлось пройти через кошмар? Она не видела, что у той с руками… Когда она попыталась рассмотреть, здоровяк грубо схватил ее своей лапой за подбородок и повернул ее лицо к себе.

— Я с тобой говорю вообще-то, — спокойно произнес он. — Хватит по сторонам смотреть.

Девушка стиснула зубы и сжала кулаки, напряглась всем телом; у нее возникло чувство, что ее сейчас ударят.

— Я понял, как мы сделаем, — говорил здоровяк. — Доверим ваши судьбы случаю.

Он отпустил Алису и указательным пальцем стал по очереди тыкать на ребят, бормоча под нос считалочку.

— Меня давай! — храбрясь, выпалил Феликс. — Одним разом больше, одним меньше!

— Тихо, — цыкнул здоровяк, не останавливаясь. — Мешаешь.

Считал он долго. Маньяк, подумала Алиса с ненавистью. Настоящий маньяк. Он этим наслаждался. Специально затягивал, потом якобы сбивался и начинал по-новому, держа их в напряжении. Наконец, его палец остановился на Феликсе.

— Удача сегодня на твоей стороне, паренек. Но знаешь что? К черту удачу.

Алиса не успела опомниться, как здоровяк резко схватил ее за запястье и поволочил к выходу, будто мешок с картошкой.

— Возьми меня! — прокричал Феликс, медленно вставая на ноги. Голосовые связки его сейчас были сильнее, нежели тело. — Ты, урод! Не трожь ее! Я тебе нужен, а не она!

Здоровяк, не церемонясь, вышвырнул Алису в залитый светом грязный коридор. Затем вышел сам, захлопнул за собой металлическую дверь и, придерживая за ручку, закрыл на замок.

— Поднимайся, — сказал он девушке; это была команда, но как команда она не звучала.

Дверь задрожала — в нее застучал кулаками Феликс.

— Захлопнись! Ты еще успеешь свое получить! — рявкнул здоровяк на дверь, а затем вернул взгляд к Алисе: — Ты чего разлеглась? Я сказал: поднимайся. Или ты не понимаешь по-рекимийски?

Девушка поднялась, опираясь о стену. Здоровяк снова схватил ее за руку и потащил куда-то. Шаги у него были широкие, она едва поспевала за ним, спотыкаясь. Затем он грубо втолкнул ее в какое-то помещение; удержавшись на ногах, она увидела стоящий посередине стул с подлокотниками. Рядом с ним был столик, на котором лежали перочинный нож, полотенце, блокнот и веревка. Пол был в засохшей крови.

— Садись, — сказал здоровяк, и снова его голос прозвучал скорее как просьба, чем команда. Как врач обращается к пациенту, так и он с нею. — Руки на подлокотники.

Алиса, поколебавшись секунду, смиренно повиновалась. Ее крепко-накрепко привязали к стулу веревкой. Здоровяк взялся за нож и стал внимательно осматривать лезвие со всех сторон. Девушка напряженно следила за ним.

— Прошу простить за заминку, — борода здоровяка дернулась в легкой улыбке. У него был ярко выраженный надбровный валик, придававший ему первобытный вид. — Не хотелось бы, чтобы в раны попала инфекция.

— Как будто тебе не все равно, — прошептала Алиса.

— Что-что?

— …

— Повтори, пожалуйста, я не расслышал.

— Как будто тебе не все равно, — чуть громче и неуверенно сказала Алиса.

Здоровяк замер на мгновение, удивившись.

— Вообще-то нет, мне не все равно, — заговорил он оживленно. — Если ты заболеешь или вообще помрешь, никому от этого хорошо не будет. Ты так и не выучишь урок, а мы останемся без источника крови. Предугадывая твой вопрос — урок простой: знайте свое место, шпана. Думали, что сможете так просто свалить из Бланверта? Думали, что мы это не предусмотрели?

Алиса молча и взволнованно глядела на блестящее на свету лезвие. Ей было все еще страшно, но уже не так сильно. Возможно потому, что она слишком много боялась за последнее время. Или возможно потому, что Кире сейчас ничего не угрожало — за сестру она боялась куда больше, чем за себя.

— Готова? — спросил здоровяк, поднеся лезвие к ее руке.

— С-серьезно? — дрогнул Алисин голос. — Ты спрашиваешь?

— Серьезно. Пацан-то потерпит, а вот ты натура хрупкая, и с тобой нужно обращаться нежно.

Девушка ошарашено поглядела на здоровяка.

— А если я скажу нет?

— Значит, я подожду. Но не советую этим злоупотреблять. Я могу быть терпеливым; если ты пойдешь навстречу — я тоже пойду навстречу. Будь покорной, и все пройдет хорошо.

Больной, подумала Алиса с содроганием. Он больной, но пытается изображать из себя нормального.

— Ну? Что скажешь?

Сглотнув слюну, девушка медленно кивнула. Здоровяк сделал неглубокий надрез острием вдоль руки.

— Н-нравится, да? — засопела Алиса, глядя на собирающуюся в ране кровь. Она закусила губу, чувствуя жгучую боль. — Запах манит?

Здоровяк промолчал.

— Маньяк… — прошептала она.

— Не маньяк, — спокойно возразил здоровяк. — Первооткрыватель. Мне не доставляет удовольствия процесс нанесения увечий. — Он отложил нож на столик и взял блокнот с ручкой. Стал что-то в нем записывать. — Запах тоже не сводит с ума, как некоторых моих собратьев, и несет для меня сугубо научный интерес.

— Так ты… ученый? — неуверенно спросила Алиса.

— Не по профессии. Был бы ученый, я бы придумал более гуманный способ проведения своих исследований. Я был мясником раньше. Я умею как следует обращаться с ножами, но с тех пор, как я стал вампиром, меня перестала интересовать разделка свиных и говяжьих туш. Меня потянуло на открытия.

— «Стал вампиром»? Значит, раньше ты был нормальным?

— Я и сейчас нормальный, — сухо сказал здоровяк. — Что до твоего вопроса — да, я не всегда был вампиром. Вампирами не рождаются, ими становятся.

— Я думала наоборот…

— Наше общество образовалось не так давно. Месяц назад, может быть. — (Это откровение стало сюрпризом для Алисы.) — Вижу удивление на твоем лице. Должен сказать, это не такой уж и секрет. Временные рамки, я имею в виду.

— Ты зовешь себя нормальным, и в то же время ты режешь детям руки.

— Это ты-то дите? — усмехнулся здоровяк. — Да ты почти взрослая девушка.

— Почти. Но еще не взрослая.

На это здоровяк, похоже, не придумал, что ответить, и промолчал.

— Садисты… — промолвила Алиса дрожа.

— Смотря что считать садизмом, — продолжал он записывать что-то в блокноте. — Дети, которые отрывают жуку ножки, — садисты? Дети, которые сыплют соль на слизняка, — садисты? Дети, которые устраивают жучиные бои, — садисты?

— А ты взрослый, а не дите малое…

— Я пытаюсь сказать, что мною движет любопытство, как и детей из моих примеров.

— «Любопытство», значит, вот как… — обреченно промолвила Алиса, понимая, что эту стену самоуверенности ей не пробить. — Просто ты всегда был таким… — поникла она.

— Ой нет, тут ты не права. Раньше я был самым что ни на есть обычным человеком. Как ты. Что изменилось? Я стал вампиром, так вышло, мне пришлось принять новую реальность. И так со всеми нами было. Переоценка ценностей происходит быстро. Ты думаешь, будто можешь усмирить голод, но это большое заблуждение. Это голод усмиряет тебя. Приручает тебя. Заставляет забыть о прошлой жизни, о прошлых принципах. Конечно, ты думаешь, что я сбрендил. Я не удивлен. Древний человек в силу отсталости тоже не поймет современного, если представить, что у них завяжется разговор.

Алиса просто промолчала на это, согласившись, что она «древняя». Его слова могли показаться логичными, но в сути своей были полным безумием.

— Продолжим? — спросил он, снова взявшись за нож.

— Тебе действительно нужно мое согласие? — не поднимая глаз, спросила девушка. Она внезапно почувствовала равнодушие к тому, что произойдет с ней дальше. Будто она преодолела какую-то невидимую грань, за которой все было по-другому. — Просто делай, что тебе надо. Не строй из себя не понять что.

Она вдруг поняла, что боится смерти не столько из-за себя, сколько из-за Киры. Кто приглядит за Кирой, если ее не станет? Нет, сестру нельзя оставлять одну ни в коем случае. Какой бы сестра ни была умницей, она все еще ребенок. И поэтому… поэтому надо перетерпеть… для нее… для нее.

Здоровяк проводил свои «исследования» еще долгое время. На самом деле он больше писал в блокноте, чем, собственно, резал ей руки. Раны были неглубокие и небольшие. Закончив, он даже обеззаразил их. По его мнению, наверно, это было проявлением гуманизма. Ненормальный, думала она. Поехавший.

Потом здоровяк развязал ее, отвел обратно в темное помещение, запер дверь и куда-то ушел. Девушка осела без сил и прислонилась спиной к двери.

— Сестренка? — позвала Кира.

— Что такое, Кира?

— Я волновалась за тебя…

— Все нормально.

— Что он делал с тобой? — донесся голос Феликса из темноты; кажется, он сидел у противоположной стены.

— То же самое, что и с тобой…

Феликс вздохнул, дрожа.

— Он у меня попляшет. Только выберемся отсюда. Как же у меня он запляшет… — с ненавистью промолвил он. — В жизни так, наверно, никогда не плясал, как запляшет у меня… Садюга… Еще пожалеет, что появился на свет… Урод…

31

Трудно было сказать, сколько прошло времени. Время в принципе перестает иметь смысл, когда ты сидишь в полной темноте, и снаружи не слышно ни единого звука. Как будто ты утонул, и твое опухшее бренное тело опустилось на дно Мировой впадины, на глубину в двадцать тысяч километров; легкие заполняет затхлая вода, от которой пахнет краской и штукатуркой. Весь мир остался там, далеко наверху, и белеет маленькой-премаленькой крупинкой света. Рыб, моллюсков, да даже экстремофилов здесь нет — ты совсем один. Никто не найдет тебя. Твое тело разложится в этой темноте, станет ее частью…

Феликс очнулся в комнате пыток, все еще привязанный к стулу. На руках, выше локтя, были свежие кровоточащие раны. Кажется, он потерял сознание на какое-то время. Он завертел головой, выискивая здоровяка, и с удивлением обнаружил, что в помещении никого, кроме него, нет.

Зато в коридоре слышались какие-то голоса. Видимо, кто-то с кем-то спорил, потому что разговор шел на повышенных тонах. Парень попытался вслушаться сквозь легкий звон в ушах.

— …да ты совсем сбрендил! — воскликнул первый голос.

— Я не сбрендил. Это ты уперся, — терпеливо ответил второй.

— Я не пойду туда.

— Пойдешь. Пойдешь, черт возьми, я сам тебя силой туда затолкаю!

Это были какие-то другие люди. Голос здоровяка он бы сразу узнал. Кто там? Феликс вдруг понял, что этот вопрос абсолютно не имеет значения. Что куда важнее — это воспользоваться моментом. Раз уж никто сейчас за ним не смотрит, то… Он попытался оценить обстановку. Пошевелил ногами, руками — веревки были завязаны крепко. Фигово. Он взглянул на столик в полуметре от себя — нож лежал на своем месте, где его всегда оставлял здоровяк. Может, получится дотянуться до него и что-то сделать с веревками…

— Я не хочу быть таким, понял, ты?! — закричал голос в коридоре, но слышно его было урывками. — Я волновался за тебя… а взамен получил… был прав на твой счет. Ты бесполезный тюфяк… ничего не хочешь делать… Все ждешь, что тебе все само упадет в руки!

Раздался звонкий шлепок — кому-то отвесили пощечину.

— И упало. Щенок неблагодарный.

Пока вампиры в коридоре выясняли отношения, Феликс сантиметр за сантиметром пододвигался на стуле к своей цели. Вцепившись пальцами в подлокотники, он делал рывки всем телом навстречу столику. Будучи уставшим, давно не евшим и не пившим, он быстро запыхался. Однако он старался не обращать внимания на усталость и не тратил время на передышки, понимая, что сейчас не время себя жалеть. Такая удачная возможность больше не представится…

Наконец, он уперся правым подлокотником в столик. Феликс изо всех сил вытянул шею, но понял, что нож ему ни за что таким образом не достать. На ум сразу пришел вариант опрокинуть столик, но опрокинуть придется, скорее всего, вместе с собой, иначе никак… Будет шумно, вампиры в коридоре услышат… Нет, не вариант. А что же тогда? Можно еще ухватиться зубами за край стола и попытаться наклонить его, чтобы нож скатился поближе… Да, вот это уже вариант.

— Это же аморально, как ты не понимаешь!

— Мне плевать, что ты думаешь об этом. И твоему организму тоже плевать! Есть потребность, которую необходимо утолять.

Феликс игнорировал крики за стеной. Все его внимание было сконцентрировано лишь на одном. Схватившись зубами за край столика, он напряг мышцы шеи и с трудом наклонил его на небольшой угол. Нож пока съезжать отказывался. Ну давай же, мысленно взмолился парень и наклонил столик еще больше, и мышцы стало сводить. Нож медленно покатился вниз. Тут край неожиданно выскочил из зубов, и столик с громким стуком встал обратно на четыре ножки. Сердце Феликса упало, и он испуганно уставился на дверь.

Вампиры в коридоре все кричали друг на друга, похоже, ничего не услышав.

Пронесло!.. Парень выдохнул, по виску стекла капелька пота. Он снова вытянул шею и ухватил нож зубами за рукоять. Хорошо. Дальше что? Лезвие на него направлено… Он осторожно запрокинул голову, отчего рукоять уперлась в уголки губ, и языком развернул нож в противоположную сторону. Отлично, теперь можно резать. Он наклонился к правой руке; лезвие легло на веревку. Крепко сжимая нож в зубах, он задвигал головой. Волокна рвались одно за другим. Почти справился… Еще немного…

Дверь внезапно распахнулась, и кого-то втолкнули внутрь; этот кто-то резко развернулся и крикнул:

— Да пошел ты!.. — он сопроводил слова неприличным жестом в виде оттопыренного среднего пальца.

Дверь с грохотом захлопнулась.

Понимая, что у него ничтожно мало времени, Феликс дернул рукой, пытаясь разорвать веревку, — не получилось. Попытался высвободить — тоже бесполезно, веревка все еще была достаточно крепкой. Проклятье! Он стиснул зубы в отчаянии, не зная, что делать. Он был загнан в угол.

Вампир, зло пробормотав что-то, обернулся. Это был Ким. Феликс застыл в неверии. Точно так же застыл и Ким. Злоба с его лица схлынула вместе с кровью, в глазах отразились растерянность и жалость, губы его задрожали: он хотел что-то вымолвить, но не мог.

— Господи, — таки выдавил он из себя и погрузил пятерни в черные колючки, круглыми глазами глядя на Феликса. Феликс в свою очередь так и сидел неподвижно, не зная, чего ожидать. Изумление прошло, и не будь у него ножа в зубах, он бы уже высказал свое негодование. Даже Ким с ними… предатель…

Ким сделал к нему два робких шага, как будто боясь. Увидел его руки.

— Они и тебя… — пролепетал он. — Прости… прости…

Видя, что одноклассник находится в глубоком замешательстве, Феликс продолжил попытки освободиться. Ким несколько секунд отрешенно наблюдал, а затем вдруг ожил и подскочил к нему. Феликс к этому моменту успел дорезать веревку и освободить руку, тут же он выплюнул нож в ладонь и наставил его на Кима.

— Ты чего?! — ошарашенно воскликнул тот, примиряюще подняв руки. — Это же я!

— Точно ты?

— Конечно же!

— Или, может, кто-то другой с твоим лицом?

— Феликс! Это не смешно!

— Еще как не смешно.

— Я… я не хочу ничего плохого тебе! — продрожал Ким. Он нервно оглянулся на дверь и продолжил, понизив голос: — Это брат притащил меня сюда. Честное слово, я сам себя ненавижу за то, что со мной стало. Но я не хочу вредить людям! Ни тебе, ни кому-то еще… Брат все твердит, что я должен выпить кровь, но я принципиально отказываюсь это делать… пожалуйста, поверь мне.

Он выглядел как загнанный зайчонок. Феликс, ничего не говоря, разрезал веревки на другой руке. Не услышав никаких возражений, разрезал веревки на ногах. Тяжело поднялся со стула. Ким просто стоял рядом и смотрел с печалью.

— Раз ты весь такой из себя не такой — помоги нам, — сказал Феликс. — Помоги нам выбраться отсюда.

— Здесь есть еще кто-то? — ахнул Ким.

— Алиса и ее сестра заперты в соседнем помещении.

— Господи, — прошептал Ким в шоке, — господи… — Ему потребовалось какое-то время, чтобы решиться. Он живо покивал: — Конечно же я помогу! Только… только надо придумать план. Мой брат сейчас на лестнице, курит, наверное… и ждет. Сказал, что не выпустит меня, пока я не выпью твоей крови. Все ключи у него. Надо как-то их отобрать…

— А здоровяк?

— Куда-то ушел по своим делам… надо действовать, пока он не вернулся!

Феликс призадумался, посмотрел на нож в руке, а затем сказал:

— Вот как сделаем: пойдем к выходу, ты позовешь брата и скажешь, что готов. Когда он откроет дверь, мы набросимся и отберем у него ключи. План звучит просто, но будет трудно. Тебе нужно будет убедить его открыть дверь. И… возможно, придется вырубить его. По-другому никак.

— Я понимаю… — вздохнул Ким и поглядел на нож. — Только не порань его. Он бесчувственный урод, но он мой брат.

— Это для самозащиты. Вот здоровяка бы я, наверно, и прирезал… но, видимо, в другой раз… Неважно. Пойдем.

Ким пошел немного впереди. Он приоткрыл дверь и выглянул в коридор, посмотрел по сторонам, а затем махнул Феликсу, мол, путь свободен. Они быстро прошагали по коридору, стараясь ступать тихо, и вскоре оказались у ржавой двери. Феликс прислонился к стене рядом, а Ким встал перед дверью, постучал в нее кулаком трижды и крикнул:

— Брат! Ты там?

Тишина. Феликс навострил уши, и через мгновение услышал спускающиеся по ступенькам шаги. «Идет», — шепнул он Киму, который уже собрался снова звать. Его трясло от напряжения, но он старался держать себя в руках, напоминая себе, что он борется не столько за свою жизнь, сколько за жизни девочек.

— Чего, Ким? — послышался голос из-за двери.

— Я закончил.

— Уже? Минут десять прошло! Мне казалось, ты минимум десять часов там проторчишь, уж подумывал, уйти, может. Что, голод совсем в угол загнал?

— Да… — шепнул Ким, а затем заговорил громче: — Знаешь, кто там был?

— Без понятия, братец.

— Хотя неважно…

— Знакомый какой?

— …Ага.

На мгновение повисло молчание. Затем послышался звон ключей.

— Ладно, я открываю.

Замок щелкнул, дверь с воем открылась.

— Братец! Добро пожаловать в новую жизнь! Ну давай, обними меня, и мы все загладим!

На лице Кима возникло плаксивое выражение, впрочем, оно тут же сменилось решительностью. Он резко рванул вперед, как бегун при выстреле. Феликс бросился за ним, но помощь его уже не потребовалась. Он лишь наблюдал, как брат Кима, потеряв равновесие, падает на ступеньки и моментально обмякает. Связка ключей, выскочившая из его пальцев, звякнула перед ногами.

— Эй… — позвал Ким, растерянно глядя на неподвижного брата. — Ты чего?

Тот не отозвался. Его грудь больше не вздымалась, навсегда застыв. Его глаза превратились в стеклышки. На ступеньке под затылком заблестела кровь.

Феликс схватил ключи и побежал к девочкам.

— Алиса! — позвал он, оказавшись у двери. — Это я!

— Феликс?! — ахнула девушка.

— Я вас сейчас освобожу! — он стал лихорадочно подбирать ключи к замку. Замок все противился, пока парень не дошел, как назло, до последнего ключа. Только тогда он смог открыть дверь.

Алиса и Кира тут же выскочили в коридор.

— Сматываемся! — взволнованно крикнул Феликс. Сердце колотилось в груди как сумасшедшее.

Они добежали до лестницы. Ким стоял подобно статуе, глядя на труп. На ступеньки натекло еще больше крови.

— Не смотрите! Бежим, бежим! — подогнал Феликс девочек. Тем не менее, когда они добежали до середины лестницы, он все же приостановился и, пропустив Алису с Кирой вперед, посмотрел на Кима. Ким был в ступоре. Замер, как и его мертвый брат.

— Соболезную, — шепнул Феликс, — и спасибо тебе, — а затем бросился дальше вверх по лестнице.

Они преодолели еще одну закрытую дверь, тоже железную, и оказались в каком-то темном дворе. В небе горела луна, где они оказались, было непонятно, но это и не имело сейчас значения. Нужно было бежать, бежать подальше от этого места! Бежать без оглядки! Не останавливаясь, ни о чем не думая! Бежать!

32

Мария курила и с небольшим любопытством наблюдала за происходящим. Не то чтобы она намеренно пришла сюда, просто так получилось, что ей страшно захотелось курить, а тут как раз рядом оказался полицейский участок и внушительная недовольная толпа. Вот она и стояла, затягивалась сигаретой да смотрела на то, как люди зовут шефа полиции.

А это еще большой вопрос, выйдет ли он. Он тоже не дурак, чтобы выходить к толпе и отвечать за бездействие полиции. Шеф, скорее, закроется у себя в кабинете и будет ждать, пока людям не надоест стоять под окнами участка, либо, что более вероятно, отправит разбираться кого-то из своих верных прихвостней. Но оба варианта, очевидно, проигрышные и только усилят всеобщее недовольство, которое и так планомерно взращивалось последние неделю-две.

Теперь Мария была заинтригована. Как же поступит шеф полиции? Она сделала очередную затяжку; в этот момент двери участка открылись, и на солнечный свет, будто из берлоги, вылезла заплывшая жиром туша. Надо же, все-таки вышел! А кишка у него не тонка… Хотя, наверно, дело все-таки не в достаточной толщине его кишки, а в двух проигрышных вариантах. Он тоже все понимал.

Завидев полицейскую форму, толпа притихла. Люди как будто впали в смятение на несколько секунд, не ожидав, что к ним все-таки кто-то выйдет. Затем, однако, они загудели с удвоенною силой и на шефа, будто помидоры, посыпались вопросы. Он выставил полные руки перед собой и, напрягши глотку,выкрикнул:

— Не все сразу! Потише, пожалуйста! Вас много, а я один, и я не могу ответить на все ваши вопросы одновременно. — Он подождал, когда гул голосов немного успокоится, а затем обратился к женщине в платье, стоявшей в первом ряду: — Вот вы, миз, скажите, какая у вас имеется претензия?

— Сколько можно бездействовать?! — выпалила она тут же. — Вы разве не видите, что творится? Почему вы продолжаете закрывать глаза?

— Могу с чистым сердцем заверить, что не бездействуем, — заявил шеф. — Прямо сейчас мы работаем не покладая рук.

— Тогда почему в городе происходит непонятно что? — вклинился крупный мужчина. — Мы вон с соседом буквально пару дней назад разговаривали, а вчера утром он вместе с семьей куда-то исчез! Он не говорил мне, что они куда-то собираются! Более того, на работе его тоже потеряли… Их как будто… я не знаю — похитили? Я требую немедленного расследования! Хватит прохлаждаться, пора предпринять какие-то меры наконец! Вы полиция или кто? Или вы только и можете, что сидеть у себя в участке да жрать пончики?

— Люди бесследно пропадают, дома пустуют! — выкрикнул кто-то другой из центра толпы.

— Мне страшно! — с надрывом добавил женский голос оттуда же. — Я не сплю ночами, потому что боюсь, что ночью придут в мой дом и заберут моих детей! Жителей кто-то похищает, и это не просто слухи, это факт!

— А началось это все после того, как застрелился Ланго, — вновь сказал крупный мужчина. — Вы, полицейские, заявили, что покончили с убийцей, но, похоже, у убийцы были дружки, которые теперь терроризируют весь город в отместку! Кто знает, может, все исчезнувшие жители уже мертвы?..

Мария ухмыльнулась. Ей было приятно видеть, что шефа приперли к стенке. Как же он выкрутится? И выкрутится ли? Зрелище перед ней разворачивалось преинтересное. Она докурила сигарету и сунула пальцы в задний карман шорт, пытаясь выцепить из пачки новую.

— Послушайте, — говорил шеф. — Преступников действительно оказалось больше, чем мы предполагали изначально. И мы денно и нощно ищем их… Нам самим не нравится сложившаяся ситуация.

— Плохо ищете! Это же Бланверт! Чего тут искать? Вы уже должны были давно всех переловить!

— Хотел бы я с вами согласиться, но это на самом деле не так просто, как кажется. Преступники ведут себя очень осторожно и заметают следы. У них очень хорошая организация.

— Осторожно, говоришь? — вновь донесся голос из середины толпы. — На моих глазах двое схватили и утащили девочку! (При этих словах Мария замерла на секунду с зажигалкой в руках, но затем все же закурила новую сигарету.) Про это вы слышали хоть? Или не в курсе? Преступники не особо-то и скрывались! Дело было в супермаркете, еще полудня даже не было! И они, ничего не стесняясь, похитили девочку!

А вот это были очень неудобные слова. Тем не менее, к удивлению Марии, шеф придумал, что ответить.

— Этих мы поймали, — заявил он. — Мы нашли их логово — это был подвал в одном из старых домов. Они были вооружены холодным оружием и при попытке задержания оказали сопротивление. Нам пришлось их застрелить. Девочку мы спасли, ей преступники навредить не успели.

Вот значит как, подумала Мария с сухой усмешкой. Она ничуть не удивилась, что шеф обернул это в свою пользу. Но на самом деле… это не очень хорошо. Двое из «семьи» мертвы и шефа с мэром это наверняка заинтересует. Вряд ли они докопаются до правды — все-таки ее сообщники мертвее мертвых и уже не расскажут никому, что она предательница, но все же… Червячок беспокойства грыз мякоть мозга и прекращать пока не думал…

— Ну хоть какие-то хорошие новости, — сказала женщина в платье. — Прям камень с души… я ведь когда услышала про эту девочку от соседей, у меня сердце за нее так болело, так болело!

— В скором времени хороших новостей будет больше, — заверил шеф, растянув толстые губы по лицу. — Даю вам слово, иначе я не полицейский.

— А я в первый раз вообще про это слышу… — негромко сказал парень, стоявший к Марии ближе всех.

— Совсем озверели! — выкрикнул кто-то с густым голосом. — Детей уже наших похищают!

— Вот-вот! — поддакнул кто-то еще. — Сначала было нападение в школе — чуть школьника не убили, а теперь это… Преступники, похоже, на детях зациклены! Вот моя догадка!..

Толпа негодующе загудела. Кого угодно мучайте — но только не детей, так и читалось всеобщее настроение. Дети — это святое и неприкосновенное, и, собственно, примерно поэтому Мария в последний момент отказалась от похищения. Совесть ее чуть с ума не свела. Совесть даже заставила ее пойти против своих. Хотя этих «своих» она в гробу видала…

Мария сделала глубокую затяжку. Проклятье… Мечется из стороны в сторону, не зная, на какой она стороне. Чертов голод не дает думать нормально. Сначала она злится на себя за то, во что превратилась. Потом злится, что распускает напрасные нюни, вместо того, чтобы принять новые правила игры. Наконец, после этого злится из-за того, что, блин, смирилась и приняла эти правила. Биполярное расстройство, не иначе. По-другому не объяснить. А хотя, может быть, — она просто идиотка. Что, впрочем, тоже расстройство мозга.

— Эй, а вы же нам, получается, соврали! — крикнул крупный мужчина. — В газете сказали, что в городе безопасно, а теперь выясняется, что это не так! Вы нам лапши на уши навешали, а мы и спокойны! Дети вон гуляют до сумерек, а мы даже ни о чем не подозревали…

— Это недоразумение, но отчасти наша вина в этом тоже есть, — спокойно сказал шеф. — Да, в газете действительно писалось, что преступник пойман и опасность миновала. Только это заявление делали не мы. Нас никто не спрашивал, это додумки того, кто это писал. Вина же наша заключается в том, что мы и сами в это поверили. И только потом заметили, что у проблемы оказалось больше голов, чем предполагали, а отрубили мы только одну…

Мария сплюнула на тротуар. Вертится, как уж на горячей сковородке. Не-ет, она так врать в глаза людям не может. Увольте. Это надо быть совсем бессовестным. А у нее еще совесть есть. К счастью или несчастью…

Она развернулась и пошла куда глаза глядят. Чем закончится разбирательство, ее уже перестало интересовать.

33

В дверь громко постучали.

— Войдите, — нехотя отозвался Данди Акер, не отрывая глаз от бумаг. Не любил он, когда что-то прерывало его медитативный, почти автоматический танец ручки по пустым графам. Везде надо было отметиться, везде надо было заполнить неприятную пустоту… Он услышал приближающиеся тяжелые шаги по кабинету, а затем такое же тяжелое дыхание перед столом.

— Садись, — сказал мэр, уже поняв, что это шеф полиции. — Подожди минутку, надо закончить.

— Конечно, — сказал шеф, громко сопя. — Я вас не тороплю.

Мэр подписал еще несколько бумаг, но затем, понимая, что настрой уже сбит, плюнул и отложил ручку. Он поднял взгляд и натянул улыбку на лицо, сложив пальцы в замок. Шеф выглядел взволнованным.

— Итак, чем ты меня порадуешь? — спросил Данди Акер дружелюбно. — В последнее время у нас дела идут в гору — полагаю, и сегодня ты пришел с хорошими новостями?

— Увы, — шеф протяжно выдохнул, как будто сказать это единственное слово ему стоило большой смелости. — Сегодня я принес вам ложку дегтя. Здоровенную ложку дегтя. Целый черпак.

— О, вот как? — вздернул бровь шеф удивленно. — Надо же. Это… немного огорчает. Но было бы странно, если бы у нас не возникло проблем по ходу дела, верно? Когда нет проблем — это хороший повод задуматься, все ли идет как надо! Ну же, не томи. Говори, в чем дело.

— Толпа пришла дверям полицейского участка. Жители обеспокоены похищениями людей. Они начинают подозревать. Мне кое-как удалось их успокоить и уговорить разойтись по домам. Что-то с этим нужно делать.

— Да-да, — серьезно покивал Данди Акер, — с этим определенно нужно что-то делать, нельзя пускать это на самотек. Какие у тебя есть предложения?

— На самом деле я пришел посоветоваться с вами, потому что, если честно, я не знаю, как с этим быть. Нам нужно похищать людей. Нам нужно пропитание. Аппетиты растут вместе с нашим числом.

— Вот ты и ответил на свой вопрос. Нам следует остановиться. По крайней мере, на ближайшее время, и использовать ту еду, что у нас уже есть. Люди поворчат, поворчат, но со временем забудут, если все будет нормально. Сейчас главное поддерживать иллюзию, что в городе всё как прежде.

— Жители ждут от нас поимки преступников.

— Ну так поймайте, — широко улыбнулся Данди Акер. — Пусть они увидят, что полиция работает. Чем больше людей увидит, тем лучше. Включите фантазию. Возьмите пушки и разорвите какое-нибудь старое здание в клочья, а затем объявите, что там прятались преступники. Это так, к примеру. Ты можешь придумать и что-нибудь получше. Я тебя знаю.

— Ваш вариант весьма интересно звучит, — натянуто улыбнулся шеф. — Возьму его на заметку. — Он прочистил горло. — И еще, раз уж мы заговорили про поддержку иллюзии… Некоторые члены семьи сами себе на уме, и для нас это начинает выходить боком. Я говорю про тех, что питаются кровью не с фермы, а предпочитают охотиться самостоятельно. Собственно, поэтому жители и начали подозревать неладное. Если мы тщательно подбирали, кого похитить, и делали так, чтобы все выглядело как можно менее подозрительно — в отпуск уехал, или лечиться, или еще куда — то эти подобным не заморачиваются и делают все так, как им нравится, наплевав на конспирацию.

— Да-а, — протянул мэр со вздохом, он разомкнул замок из пальцев и легонько постучал пятерней по столу в задумчивости, — про эту проблему я наслышан. Такие люди совершенно неуправляемы, и решение здесь может быть только одно. — Он серьезно посмотрел на шефа: — Бешеных собак усыпляют. Не могут держать себя в руках — значит, им нет места в нашей семье. К слову, вот и «преступники» для вашего представления! — вновь заулыбался он.

— Этих бешеных собак с каждым днем становится все больше, — заметил шеф с хмурым лицом.

— На что ты намекаешь?

— Только на то, что их становится больше. Поначалу эти люди казались вполне… сдержанными, что ли.

— Как я и сказал, кто-то может сдерживать себя в руках, а кто-то нет. Голод ударяет в голову, и не все с этим могут совладать. Они становятся самоуверенными, безнаказанными… Сейчас зерна отсеиваются от плевел.

— Вы уверены, что об этом не стоит беспокоиться?

— Ты со своими товарищами об этом и побеспокоишься на благо семьи, — хохотнул мэр. Ему это показалось очень забавным.

— А если вдруг я стану таким же, как они?

— Тогда о тебе тоже кто-нибудь побеспокоится. — Данди Акер насладился смятенным лицом шефа, а затем сказал: — Да шучу я. Не станешь ты таким. Вот я же не стал, хотя у меня столько соблазнов было, столько соблазнов! И ты тоже не станешь. Просто люди слабые, и далеко не все готовы к новой жизни. Поэтому мы, сильные, должны о них побеспокоиться. Как лейкоциты — о бактериях.

— Понятно, — сказал шеф, чуть расслабившись. — Есть еще кое-что, что я хотел обсудить…

— Да-да, я внимательно тебя слушаю.

— Вы наверняка слышали про двух вампиров, похитивших девочку.

— Те самые бешеные собаки, про которых я только что говорил, — с легким презрением в голосе произнес Данди Акер. Улыбка с его лица при этом никуда не исчезла. — Хорошо, что вы о них уже заботились. Отличная работа.

— В том-то и дело. Не мы о них позаботились.

Данди Акер молча посмотрел на шефа. Улыбка медленно погасла. Шеф заволновался.

— Вампиры уже были мертвы, когда мы их нашли. По голове их били чем-то тяжелым — куском трубы, может быть, или битой. Очевидно, что девочку кто-то спас.

— Интересно, — сухо сказал мэр, но тут же снова расцвел: — Это не проблема.

— Думаете?

— Конечно думаю, — уверенно сказал Данди Акер. — Сомневаюсь, что девочку посвятили в наши секреты, а даже если эти придурки до такого додумались — ну кто ей поверит, когда она начнет рассказывать про каких-то вампиров? Серьезно, кто в здравом уме поверит малявке? Да даже если у малявки будет подмога в лице ее таинственного спасителя — результат будет один.

— Но ведь было похищение, — приподнял руку шеф, оттопырив указательный палец, — и многие жители слышали о нем. Знают некоторые детали. То, что мы вампиры и пьем кровь, чтобы жить, — это дело десятое.

— Я понимаю, к чему ты клонишь. Вот и займись этим как можно скорее. Верни доверие жителей. Успокой их. Пусть думают, что с преступниками покончено раз и навсегда. — Мэр нетерпеливо постучал пальцами по столу. — По кругу уже заговорили. В любом случае, кто бы наших ни убил, он оказал нам услугу. Кто знает, что бы эта парочка еще натворила, если бы их не остановили.

— Даже если это был один из наших?

— Так даже лучше.

— А если он защищал девочку? — наморщив лоб, спросил шеф. — Если он встал на сторону простых жителей?

— Жрать детей низко — это во-первых, — серьезно сказал мэр. — Во-вторых, ты думаешь, у нас в семье завелся предатель?

— Не все люди так просто готовы расстаться со старой жизнью. Нам на самом деле стоит тщательнее следить за собственными людьми, я считаю. Есть вероятность, что против нас могут что-нибудь задумывать. Нам нужно быть готовыми к этому.

Данди Акер призадумался, потер ладонью гладко выбритый подбородок.

— Если он что-то всерьез предпримет против нас — в чем я сильно сомневаюсь, — мы это сразу увидим и устраним его. Но я не думаю, что нам правда стоит из-за этого волноваться. У него уйдет время, чтобы собрать вокруг себя народ, а в одиночку он бессилен. Нам-то всего и нужно — переловить всех «преступников», и дело в шляпе. Люди хотят спокойствия, мы дадим им иллюзию спокойствия. — Мэр оживился, вспомнив: — Да, у нас же скоро намечается День Солнечного Моря. Как нельзя кстати. Вот и поднимем Бланверту настроение. В последнее произошло много всего, и нам всем не помешает отдохнуть.

— Замечательная мысль, — одобрил шеф. — Я вас понял. Я немедленно всем займусь.

— Всем не надо, — усмехнулся мэр. — Главное — займись своим делом. А подготовку к празднику я уже давно поручил другим людям.

34

Ким бесцельно брел по ночному Бланверту, едва переставляя тяжелые ноги. Его бросало то в жар, то в холод. Мышцы страшно ломило, желудок болел от разъедающей пустоты. Тело отчаянно просило утолить жажду, просило чьей-то живительной крови, но он не обращал на это никакого внимания. Он вообще ни на что не обращал внимания, он даже не понимал, куда сейчас идет. А впрочем, ему все равно теперь некуда было идти, так что и без разницы, куда… Он остался совершенно один, нет ему места ни среди людей, ни среди вампиров…

Мыслями Ким все еще был на той лестнице. Все еще смотрел на неподвижного брата, на его застывшие в укоре стеклянные глаза. Он не хотел этого. Это вышло случайно. Он собирался оттолкнуть его, прижать к стене, чтобы у Феликса и остальных была возможность сбежать… Но все, все пошло не так… И голос в подсознании вот уже в который раз повторял: братоубийца. Братоубийца! Мерзкий братоубийца!

Парень не знал, что ему теперь делать, как теперь жить. Нет, он не вернется в дом. Он не сможет смотреть родителям в глаза. Трагическая случайность это или нет, он убил брата. Ему нельзя больше находиться в том доме, нельзя, нельзя!.. Вампиры — вот, кого он должен держаться. Они его принимают. Только вот… он не принимает их. Он не хочет быть среди этих чудовищ, быть таким же чудовищем. Хотя… он уже чудовище. Братоубийца…

Ким оперся на деревянный заборчик, переводя дыхание. Шаги давались совсем тяжело; сил с каждой минутой становилось все меньше и меньше, они как будто вытекали из него, как кровь из раны. В глазах двоилось. Отчаянно хотелось выпить крови. Прошло уже… сколько дней? Когда он стал вампиром? Он не помнил, и подсчитать не получалось — голова начинала раскалываться. Но казалось, будто миновала вечность, мучительная вечность… От мыслей о крови по губам текли обильные слюни.

Парень встряхнул головой. Нет… Нет! Нельзя думать об этом. Может быть, он дурак! Может быть, он не понимает, что делает… Пускай так. Пускай так… Однако он ни за что не предаст свои принципы. Даже если он умрет от голода… даже если так!.. Уж лучше такой исход, чем реальность, где он живет благодаря людским мучениям.

Ким оттолкнулся от забора, сделал два шага, и его ноги внезапно подкосились. Он рухнул на тротуар, не чувствуя тела; как будто все его суставы, все мышцы разом отключились. Только мозг по какой-то причине еще держался — но недолго. Ким успел заметить размытую луну в небе, а затем зрение поглотила темнота.

Он пришел в себя, почувствовав, как что-то покалывает лицо. Он с трудом разлепил тяжелые веки и понял, что с неба капает редкий дождик. По-прежнему была ночь, луна скрывалась за облаками. Парень чувствовал себя немного лучше, чем раньше, — по крайней мере, физически. Он медленно поднялся на ноги, опираясь рукой о шершавую стену, и вдруг понял, что находится совершенно не в том месте, где потерял сознание. Там был тротуар, а здесь… какой-то дворик с детской площадкой, окруженный домами.

Ким попытался вспомнить, как он попал сюда, но не смог. Не мог же кто-то взять его и перетащить сюда? Нет, конечно нет… Скорее, у него начались провалы в памяти из-за голода… Он чертыхнулся.

— Тут кто-то есть? — спросил чей-то голос. Голос был женский и донесся из беседки неподалеку, освещенной уличным фонарем. В беседке кто-то сидел.

— Извините, если напугал, — промолвил Ким. Он и сам вообще-то испугался от неожиданности. — Я не знал, что тут кто-то есть.

— Я тоже думала, что я сижу одна… — ответил женский силуэт. Возникла пауза. — Знаете, раз уж мы, два полуночника, встретились, то почему бы нам не поговорить немножко? Что думаете?

Это предложение стало для Кима еще большей неожиданностью. Он поколебался немного, но все же приблизился к беседке.

— Садитесь со мной, — пригласила женщина приветливо. — Дождь усиливается. Вы ведь не хотите промокнуть?

Ким сел напротив.

— Я не слышала ваших шагов. Вы как будто подкрались ко мне.

— Ага… — рассеянно ответил парень, лишь частично уловив смысл сказанного. — А вы что здесь делаете в такое время?

Он смог разглядеть женщину получше. Она была уже немолода, лет под пятьдесят, а скорее всего, даже за. При этом у нее было довольно, как ему показалось, спортивное телосложение; одета она была в кофту с воротником и джинсы. Стрижка короткая, волосы будто серебро — на седые не похожи, крашеные, наверно. Она держала в руках блокнотик и ручку и, кажется, что-то записывала, пока Ким ее не прервал.

— Я наслаждаюсь ночью и ее тишиной, — ответила она мягко. — А вы, молодой человек?

— Гуляю, — пожал плечами Ким.

— Не могу не заметить, что для детей неспроста существует комендантский час, — без какого-либо осуждения сказала женщина.

— А вы, как думаете, сколько мне лет?

— Достаточно, чтобы не вспоминать про это правило. Но само то, что вы один бродите по городу в такое время…

— А почему вы думаете, что я брожу?

— Мне так показалось. Вас здесь не было, когда я сюда пришла. А я здесь сижу уже часа два или три.

— Может, я живу в одном из этих домов, мне плохо спалось, и я вышел подышать свежим воздухом?

— Как скажете, молодой человек.

— Знаете, — Ким потер затылок, — вообще-то я был здесь все это время. Вон там, в кустах.

— Да? — удивленно спросила женщина и обернулась, посмотрев туда, куда указывал Кимов палец. — Что вы там делали?

— Лежал.

— Зачем лежали?

— Не знаю. А вот вы зачем здесь сидите?

— Я, кажется, уже отвечала на этот вопрос. А! Или вы про блокнот? На самом деле я пишу стихи. Стихи лучше всего пишутся ночью, в такую тишину — самое романтичное время.

— Да уж, — поддакнул Ким, не зная, как ответить.

— А все-таки: почему вы лежали в кустах? — серьезно спросила женщина, положив ручку с блокнотом на сидение рядом с собой. — Вы в порядке?

— Приболел немного.

— Родители хоть знают, что с вами? Где вы пропадаете?

— Это уже не имеет значение…

Женщина промолчала.

— А вы, может, зачитаете мне одно из ваших стихотворений? — не то чтобы они интересовали Кима — он просто хотел перевести тему.

— Я не думаю, что это хорошая идея, — сказала женщина.

— Почему?

— Я очень стесняюсь показывать свои творения другим людям, — живо заговорила женщина. — Мне они кажутся неказистыми и глупыми, и очень смущают меня. Не хочу смущать других людей тоже.

— Тогда зачем вы продолжаете это делать? Ну, творить? Разве смысл не в том, чтобы показать свои творения другим? Ради этого и живет творец. Мне всегда так казалось.

— Вообще-то, у меня есть определенный круг людей, которым я могу это показать… но не сейчас.

— Семья и друзья?

— Не совсем.

— Я тоже пытался сочинять всякое, когда был в пятом классе. Получилась лютая тупость.

— Вначале всегда получается лютая тупость.

— Наверное. В любом случае, я как начал сочинять в пятом классе, тогда же и закончил. Скажите, вам не страшно ночью торчать тут в одиночестве?

Кажется, женщина улыбнулась — она сидела против света фонаря, и было плохо видно ее лицо.

— Сейчас я уже не одна.

— Но до этого вы были одна.

— Мне не было страшно. Ничуть.

— И все-таки ночью в Бланверте опасно гулять одному.

— Я вообще-то владею боевыми искусствами. Пусть опасность только попробует ко мне подобраться, — весело сказала женщина.

— Я серьезно. Вы наверняка слышали, что происходит в городе.

— И я сама серьезность! Просто не вижу смысла беспокоиться раньше времени. Вот когда кто-то решит меня похитить, тогда и перестану шутки шутить.

— А вы не волнуетесь особо, я смотрю.

Женщина легонько пожала плечом, мол, она такая, какая есть, и ничего с этим не поделать.

— Бланверт ждут большие перемены, — вдруг сказала она. — Этот город уже никогда не будет прежним.

— Да? С чего вы так решили? — Ким напрягся. Кажется, женщина что-то знала. Может, она тоже вампир? Ну точно, почему же еще она сидит в беседке посреди ночи? Конечно же она вампир.

— Такое ощущение возникло, — уклончиво ответила женщина.

— И как же город изменится? В лучшую сторону? Или худшую?

— Не знаю, молодой человек. Это я и хочу увидеть. Мне любопытно, как все обернется.

— А вы сами-то кто такая? — прямо спросил Ким.

— Хм, — женщина задумчиво коснулась подбородка тонкими пальцами, — это довольно резкий вопрос. Даже невежливый, я бы сказала. Но я не оскорблена, не подумай. Я буду… а вот — я ночная поэтесса. Как тебе такое? — Очевидно, что ничего конкретного о себе она говорить не собиралась. Ким и сам бы увильнул от ответа, спроси она его то же.

— А я тогда… я тогда ночной призрак.

— Почему именно призрак?

— Ну я же брожу. Вернее бродил, пока не оказался тут. И бродил без какой-то цели.

— Неважно выглядишь, призрак.

— Я же еще в кустах почему-то лежал, забыли? Конечно после этого я буду выглядеть неважно.

— Точно.

Помолчали. Дождь стучал по крыше беседки. Где-то далеко-далеко лаяли собаки.

— А я все же поделюсь с вами своим творчеством, — сказал Ким.

— Да? — оживилась поэтесса. — Буду рада послушать.

— В моем рассказе все было как обычно: вампиры и люди. Вампиры, правда, были почти неотличимы от людей. Они не спали в гробах, у них не было длинных клыков, которыми они вгрызались в шею и высасывали у жертвы кровь, серебра они не боялись, чеснока тоже. В общем, не было у них каких-то особенностей или преимуществ, какого-то превосходства над обычными людьми…

— И такое написать в пятом классе? — удивилась поэтесса. — Надо же.

— Да ладно вам. Вы даже не читали рассказ, это вам кажется интересным, потому что я пересказываю самую суть. Хотя, вообще-то, я еще не перешел к сути. Вот она: люди в один момент стали называть вампиров каннибалами. И так, если подумать, они были правы: раз пьешь человеческую кровь — это все равно, что каннибализм. Но вампиры не хотели с этим соглашаться. «Каннибалы едят мясо, а мы всего лишь пьем кровь, это не одно и то же! Что в этом такого ужасного?» Они продолжали гордо называть себя вампирами. А вы как думаете? Кто из них прав? Люди или вампиры?

Поэтесса призадумалась.

— Вообще, и те и другие правы по-своему. Но я, наверно, все же склоняюсь на сторону вампиров. Каннибал — это тот, кто сознательно съедает себе подобного, хотя у него есть альтернатива. У вампиров же альтернативы нет, они не могут питаться обычной едой. Им нужно пить кровь, чтобы жить, так? Или у вас было по-другому?

— Нет, вы весьма точно предугадали сюжет моего рассказа. — У Кима не осталось сомнений, что перед ним сидит вампир. Он вздохнул. — Давайте уже говорить нормально, без этих иносказаний.

Поэтесса помолчала, а затем сказала:

— Тебе бы перестать противиться своему аппетиту. Ты так долго не протянешь.

— Наверно…

— Можешь быть уверен, — сказала поэтесса серьезно. Она спрятала ручку с блокнотом в правый карман джинс. — У тебя же есть родственники. Кому, думаешь, станет лучше, если ты умрешь от голода?

— Я лучше умру человеком, — ответил Ким.

— Похвальная верность принципам, — сказала поэтесса после небольшой паузы. — Но ты глупец. Глупец, каких еще поискать на белом свете.

— Знаю… А ты как это все приняла?

— Никак. Я просто стараюсь не думать об этом. Не могу сказать, что жизнь для меня кардинально поменялась. Я никогда особо не придавала значения тому, что я ем. Это было для меня не больше, чем способом продолжать существование. Кровь я смешиваю с томатным соком. Знаешь, как будто и не становилась вампиром. Как пила томатный сок, так и пью.

— Господи, — кисло усмехнулся Ким, — как ты это пьешь…

— Кровь-то с соком? — спросила поэтесса.

— Нет, я про сам сок. Это все равно, что разбавить томатную пасту водой.

— Зря ты так. Ты его не распробовал просто.

— Лизнул один раз. Больше не прикасался.

— Это не считается. Надо сделать хотя бы один глоток, чтобы понять вкус. Я уверена, тебе он понравится.

— А если я попробую кровь, и она мне тоже не понравится? — невольно задумался Ким. — Не из-за каких-то моих моральных принципов, а вот просто… не понравится на вкус — и всё.

— Грустно, наверно, быть вампиром, который не любит кровь. Это как кот, который не любит рыбу.

— А представь, если бы реально такое произошло…

— Такого произойти не может, мне кажется. Люди же пьют воду. Пьют, потому что необходимо организму. Нет таких людей, которые бы не пили воду.

— Она безвкусная. Просто жидкость, которую ты вливаешь в себя. Даже не представляю, кому может не понравиться безвкусный… э-э, вкус. А у крови какой вкус?

— Все описывают его по-разному…

— А как бы ты его описала?

— Как томатный сок, — улыбнулась поэтесса.

Они снова замолчали. Дождь стих. Блестел асфальт в свете фонаря.

— Ты, наверно, самая добрейшая и понимающая из вампиров, — признался Ким. Она просто поговорила с ним, и он чувствовал к ней большую благодарность за это.

— Эй, в первую очередь я такой же человек, как и ты. Вампир — это так, небольшое уточнение.

— Может быть и так…

Поэтесса высунула ладонь из беседки, проверяя, капает ли дождь, затем, убедившись, что все-таки не капает, встала.

— Было приятно познакомиться с тобой поближе, — сказала она как-то даже ласково и вышла из беседки. — Прощай, Ким, — бросила она чуть громче, уже удаляясь.

— И тебе пока! — крикнул парень ей вслед и уставился на крышу беседки, откинувшись на спинку сидения.

Несколько секунд он просто сидел, ни о чем не думая, а затем его словно молния ударила прямо в мозг. Откуда эта женщина знает его имя? Ким резко посмотрел туда, где видел ее в последний раз, но там уже никого не было. Он заметался взглядом по двору, но поэтессы уже и след простыл.

35

Оранжевое солнце, словно долька апельсина, облизывало черепичные крыши домов. Феликс быстро шагал по улицам, нервно озираясь по сторонам. Сердце волнительно колотилось в груди; ему казалось, что вампиры повсюду, наблюдают, ждут момента, следят за каждым его движением, и оттого он крепче сжимал биту в руке. Он мог только догадываться, сколько на самом деле вампиров в городе. Может, за то время, что он был в плену, их число удвоилось или утроилось… а то и вообще все жители сделались вампирами, и только единицы остались нормальными людьми… Феликс встряхнул жирными патлами, гоня лишние мысли. Впереди уже виднелся дом Жана.

Оказавшись у двери, он стал мучать звонок. Он стоял и лихорадочно нажимал на кнопку целую минуту, однако никакого движения внутри слышно не было. Парень уже забоялся, что вампиры добрались до друга, как затем дверь все-таки открыли. Сонный Жан стоял босой в трусах и майке, одной рукой держа дверь, а другой протирая глаза. Моментом позже, однако, он резко проснулся, замер с рукой у лица и произнес удивленно:

— Феликс!..

У Феликса отлегло от сердца. Слава богам, Жан в порядке. Он зашел в дом, заставив друга посторониться, и закрыл за собой дверь. У него было много вопросов (и у Жана, судя по взгляду, тоже), но прежде всего он спросил:

— Как дела в городе?

— Да даже не знаю, так же… по крайней мере, так кажется… Я особо не выходил из дома и слухов не знаю… — Жан потер затылок, обеспокоенно посмотрел на Феликсову биту.

— Сколько времени прошло?

— В смысле?

— В прямом. Сколько времени прошло с того момента, как мы уехали из Бланверта?

— Ты не знаешь? — насторожился Жан. — Третий день вот пошел… то есть, должен был пойти… Подожди, я не понимаю! Дружище, что, блин, произошло? Вы вернулись? Я все ждал твоего или Алисиного звонка и уже начал волноваться, не произошло ли что…

— Произошло, — без эмоций сказал Феликс. Он закатал рукав толстовки и показал раны, вызвав у друга испуганный ох. — Произошло сразу, как только мы выехали из Бланверта.

— Ты выглядишь совсем измученным, — Жан коснулся ладонью его спины. — Пойдем.

Они прошли на кухню и сели за стол друг напротив друга. Феликс, положив биту на колени, рассказал все от и до, а затем замолчал, ожидая, пока друг переварит услышанное. Ждал он добрую минуту; лицо у Жана было растерянное, а руки его, лежавшие на столе, дрожали.

— А твой папа сейчас где? — спросил Феликс.

— На работу ушел… — прошептал Жан. — Феликс… мне так жаль, что вам пришлось через это пройти… боги морские, как же так? — он схватился одной рукой за голову. — Мне надо было поехать с вами, а не отсиживаться дома…

— Чтобы что?

Друг промолчал и отвел взгляд.

— Пережить это с нами? — мрачно усмехнулся Феликс.

— Это прозвучит странно, но да! Мы же друзья, мы должны быть всегда вместе и переживать все вместе — и плохое, и хорошее…

— Прекращай, — усмехнулся Феликс чуть более весело. — Говоришь как девчонка.

— Кстати, а девочки-то где сейчас?

— У меня дома. Отдыхают, надеюсь. Но долго там оставаться нам будет нельзя. За нами могут прийти вампиры…

— И что ты думаешь делать?

— Не знаю, Жан. Не знаю… Я не знаю, где нам укрыться. Вампиры могут быть повсюду, и их никак не отличишь от нормальных людей! Будем думать, что нашли укрытие, а на самом деле окажется, что мы попали в еще одну ловушку этих нелюдей… Куда ни сунься, везде риск…

— Может, вы пока поживете у нас?

— Какой смысл?

— Нам нужно держаться вместе.

— Еще и тебя с твоим отцом подвергнем опасности, — скривив губы, махнул рукой Феликс. — К тому же твой отец не верит во всю эту дичь с вампирами. Он, похоже, в принципе не верит, что в городе могут происходить какие-то преступления, даже если отринуть всю фантастичность ситуации…

— Мы поговорим с ним еще раз! — воскликнул Жан. — Ему придется поверить. Он не сможет закрыть глаза на ваши раны и исчезновение твоих родителей! Вас пытали, блин! Реально пытали! Он упрямец и тот еще скептик, но не настолько же!

— Допустим, мы убедим его. Что дальше-то?

— Мы узнаем мнение папы, у него опыта все-таки побольше в жизни…

— А ты сам что думаешь? — несколько раздраженно сказал Феликс. — Как бы ты поступил? Быть может, твоего папы уже нет, как моих родителей, как мамы Алисы и Киры, и теперь ты должен сам что-то думать. Что ты ему предложишь сделать после того, как мы убедим его?

Жан посмотрел на него уязвленно, затем поправил очки и проговорил немного тише обычного:

— Вряд ли мы сможем что-то сделать. Наверно, у нас только один выход — бежать из города.

— Уже попытались, — фыркнул Феликс. — Чуть не померли.

— Не на машине, — терпеливо сказал Жан. — На своих ногах. Побежим через лес.

— И далеко мы убежим? Нам придется переться не один день, прежде чем мы достигнем другого города, а ведь нам еще с собой надо будет взять какие-то вещи, чтобы не помереть по пути…

— Ну… — замешкался Жан, а Феликс яростно помотал головой:

— В ближайшее время я никуда не побегу. Сначала я разыщу родителей и только потом… — Он закрыл лицо руками, потер его. — Черт, как же все сложно…

— У тебя есть мысли, где их искать?

— Да. Ровно одна мысль. Мне даже сказали точное место.

— В каком смысле?

— Жан, они мертвы, — сказал Феликс безжизненным голосом. — Я не говорил это при девочках, чтобы не пугать их, чтобы они сохраняли хоть какую-то надежду, что реальность может быть лучше, чем есть на самом деле… но перед тобой мне скрывать нечего.

Жан так и замер в шоке, затем опустил взгляд на стол и прошептал:

— Я не верю.

— Вампир, пытавший нас, так сказал, — едва заметно покачал головой Феликс. — Не думаю, что он соврал. Он-то думал, что я не выберусь из его пыточной, чтобы проверить…

— Я просто не могу подобрать приличных слов, чтобы описать, какой же это капец…

Феликс сжал рукоятку биты.

— Я прибью… — сказал он ледяным голосом. — Прибью! Забью этой битой до смерти…

— Феликс? — обеспокоенно позвал Жан.

— Я не шучу, блин. Мне плевать… Эти уроды считают, что могут творить, что хотят, и оставаться безнаказанными… Я покажу им, что это не так! Сам, может, подохну, но парочку перед этим проучу… Пусть только попробуют тронуть девочек или тебя… Бошки поотрываю!

— Феликс… — сказал Жан неуверенно, как будто сомневаясь, что вообще стоит что-либо говорить. — Я тебя понимаю. Вернее, мне кажется, что понимаю. У меня же умерла мама, когда я был маленький… Но ты потерял сразу двух родителей, и это… жестко и неправильно! — говорил он негромко. — Я правда не знаю, что должен сказать, и вообще… можно ли тут что-то сказать, чтобы хоть как-то поддержать тебя, но… Пожалуйста, Феликс, постарайся не делать опрометчивых поступков, держи себя в руках. Я тебя прошу!

— …Я и так держу себя в руках, — медленно проговорил Феликс.

— Вот и хорошо! — Жан аж подскочил с места, уперся руками в стол и вперил взволнованный взгляд в друга. — Мы вместе что-нибудь придумаем. Обязательно, придумаем!

— Придумаем, говоришь…

— Обещаю! Я… я вот прямо сейчас начну думать! Я сделаю что-нибудь! Я спасу город!

Феликс не воспринимал его слова. Он понимал их смысл, однако внутри они не вызывали никакого отклика. И не то чтобы Жан подбирал плохие слова — напротив, он очень старался его поддержать, но внезапная смерть отца и матери — это не то, отчего можно легко оправиться.

— Вот, слушай, что мне только в голову пришло! — оживленно говорил Жан. — Завтра ведь в городе будет праздник, День Солнечного Моря… — он посмотрел на Феликса, ожидая от него реакции.

— Ну да… и что?

— А то, что там будет куча народу. И я возьму и всем расскажу правду о том, что происходит в городе.

— Как ты это сделаешь? Хотя ладно, пропустим этот момент. Куда важнее: ты думаешь, люди поверят твоим словам? — с сомнением спросил Феликс.

— Ну… я еще не все хорошо продумал, — закусил губу Жан.

— Сколько ни продумывай, это дохлый номер, — изможденно вздохнул Феликс. — Мэру, который там точно будет, даже не придется как-то разрушать твою теорию, она сама по себе будет звучать как бред сумасшедшего.

— Я бы не был так уверен, — возразил Жан. — На днях около полицейского участка собирались люди, они были недовольны бездействием полиции. Определенные сомнения у них есть, а значит, этим можно воспользоваться.

— Этого мало.

— Твои раны…

— Что мои раны? — огрызнулся Феликс. — Можно придумать кучу причин, откуда они взялись. Может, я с ножом играть люблю. Или что они вообще нарисованные.

— Если их поближе рассмотреть, они определенно не нарисованные! — сказал Жан.

— Этого все еще мало.

— Но ведь за городом стоит трактор, который переворачивает машины!

— С ходу никто не ринется проверять, а если кто-то все же решит это сделать, дорогу к тому времени освободят.

— Да блин! — в сердцах всплеснул Жан руками. — Я все равно что-нибудь придумаю! Нельзя упускать такую возможность…

— Надеюсь, у тебя что-нибудь получится, — почти безразлично сказал Феликс, понимая, что ничего тут не придумать, и отвел взгляд в сторону.

Повисла тишина, но ненадолго — Жан прервал ее:

— Ты голоден, Феликс? Ты сказал, что вас не кормили, только воды давали иногда… У меня есть сахарные медузки… ну или, если хочешь, что-нибудь более плотное, типа жареной картошки… Хочешь?

— Мне кажется, в меня сейчас ничто не влезет, — отозвался Феликс. — Не знаю, нету голода. Совсем. — Он встал из-за стола, взяв биту в правую руку. — Я пошел.

— Давай я с тобой пойду… — Жан пошел к нему, огибая стол.

— Нет, — отмахнулся Феликс, устремляясь к двери. — Оставайся дома. Жди отца, попробуй доказать ему что-нибудь. А я разберусь со своим делом. Может, голова к тому времени прояснится.

— Феликс, — Жан схватил его за плечо, заставив остановиться и обернуться, — ты уверен, что справишься один?

— Нет, — честно ответил Феликс после секундного молчания. — Ни черта я не уверен. Я вообще ни в чем не уверен. Но с этим надо разобраться, иначе я не успокоюсь. И никого, кроме себя, я в это втягивать не хочу. Понял?

Жан посмотрел на него молчаливо и взволнованно, затем убрал руку с плеча и сказал:

— Пожалуйста, осторожнее там.

Феликс, не подобрав слов, просто кивнул другу и вышел из дома. Затем поглядел на возвышающуюся над городом гору, подножие которой утопало в зелени леса. Ему надо было туда. Здоровяк назвал конкретное место: озеро в лесу. А озеро там было только одно.

Спустя полчаса он добрался до опушки, остановился на минутку, чтобы дать отдых уставшим ногам, а затем продолжил путь. Было прохладно; рыжие лучи восходящего солнца пробивались сквозь темно-зеленую листву. Лес казался тихим и мирным, однако Феликс не доверял этому впечатлению. Вампиры могли быть где угодно — даже прятаться за стволами сосен, стоящими тут и там словно колонны, — и поэтому парень, напряженный и навостривший слух, шел не по протоптанной тропинке, а через густую траву, через колючие кусты.

Наконец, ветки с травой расступились, и он увидел блестящую гладь озера. Тут же на берегу он заметил надувную лодку и два силуэта. Внутренности неприятно кольнуло, Феликс набрался храбрости и стал медленно и осторожно продвигаться вперед. Трава под ногами хрустела как жухлая, будто был октябрь месяц, а не самое начало лета, заставляя выверять каждый шаг. Он приблизился на несколько метров и прильнул к сосне. Чуть выглянул из-за ствола.

Помимо лодки и двух вампиров на берегу виднелась груда из тел в окровавленных одеждах. Все эти люди были без сомнения мертвы. В лодке лежал увесистый булыжник, обмотанный веревкой, — чтобы догадаться, для чего он здесь, не нужны были чудеса дедукции.

Один из вампиров вдруг громко прочистил горло, сплюнул на землю и сказал:

— …Давай за дело. Днем жарко станет, мы тут расплавимся.

— Кого возьмем-то? — спросил второй вампир, поглядев на тела.

— А вот этого давай, — ткнул пальцем первый. — И ее вместе с ним. Они вроде как муж и жена. Надо к ним хоть немного уважения выказать…

Кровь в венах Феликса застыла, однако это были пока только слова. Глубоко в подсознании он все еще сохранял хрупкую надежду на то, что его родители живы, и здоровяк просто наврал ему. Но затем вампиры подняли безжизненное тело его отца, и эта надежда была разбита на мелкие кусочки. Какая-то струна внутри до боли натянулась и порвалась, и горе, которое Феликс сдерживал изо всех сил, огромной волной обрушилось на него, захлестнув сознание.

Вампиры погрузили отца в лодку, затем подняли маму, чье тело все было изранено так, будто над ним поиздевался какой-то безумный хирург. Только лицо — хотя бы ее красивое лицо — они не тронули… Вампиры пренебрежительно бросили и ее тело в лодку. Она упала словно кукла… Феликс и сам стал как кукла. Внутри него умерло все живое, он как будто сделался пустышкой.

— Эй, там! — вдруг раздался третий голос откуда-то слева.

Парень понял, что попался. Сердце его ушло в пятки, когда краем зрения он заметил еще один силуэт. Недолго думая он рванул со всех ног прочь.

— У нас тут любопытный нос! — ударил голос в спину. — За ним, мужики!

Не успел Феликс оправиться от жестокого морального удара, как теперь был вынужден бороться за свою жизнь. Ветер срывал слезы с глаз, он несся без оглядки. Вампиры позади всё орали. Они убьют его, если поймают — прямо на месте и убьют, свернут шею, зарежут как свинью, даже кровь пить не будут, а потом утопят на дне озера вместе с остальными трупами!

Вдруг земля резко ушла из-под ног, Феликс потерял равновесие и кубарем покатился вниз. Когда мир перестал крутиться перед глазами, он обнаружил, что лежит на опавшей хвое, а перед носом снуют по своим делам муравьи. Он зашипел от боли в колене, и стиснул зубы, часто и дрожа дыша. Тут же сверху кто-то зычно крикнул: «Вы видели, куда он исчез?», и парень, напрягши мышцы, подскочил и побежал дальше. Первые несколько метров он прихрамывал, но довольно быстро боль отошла на второй план, и он набрал прежнюю скорость — и как раз вовремя: вампиры вновь заметили его, о чем сообщили новыми криками, перемешанными с ругательствами.

Феликс чувствовал себя дичью, которую медленно, но верно загоняют в угол. Пытаясь скрыться из виду преследователей, он нырнул в пышные кусты. Кусты сопротивлялись и не пускали его, цеплялись за одежду когтистыми ветками, царапали лицо, он едва ли не выл от отчаяния и испуга, спиной ощущая неумолимое приближение опасности. Наконец,потратив неимоверное количество сил, он продрался сквозь ветки и понесся дальше. Сердце разрывало грудь тяжелым стуком. Он уже вообще не понимал куда бежит, все слилось перед глазами в одну зеленую кашу — от слез, от пота. С каждой секундой ему становилось все тяжелее, он чувствовал, что скоро просто свалится без сил, и тогда…

Он вдруг понял, что не слышит голосов преследователей. Неужто оторвался? Неужто его потеряли? Феликс остановился, оглянулся по сторонам, жадно хватая воздух ртом. Снова раздался зычный вампирский голос (сказавший что-то короткое и непонятное), но в этот раз где-то дальше и в другой стороне. Понимая, что еще ничего не кончено, парень юркнул за ближайшую сосну, прильнул к ее обширному стволу спиной и замер.

«Мне конец, — думал Феликс в панике, — мне конец!» Грудь его вздымалась словно кузнечные меха, в висках стучали молотки; разгоряченный, он пытался хоть немного успокоиться и восстановить силы. Он не имел ни малейшего понятия, где находится. В какой стороне Бланверт? Нужно бежать в город! — почему-то решил он, но в ту же секунду засомневался. В городе он будет как на ладони, а в лесу спрятаться легче… наверное… он не знал…

Его размышления прервал шорох, раздавшийся неподалеку. Феликс весь похолодел и еще сильнее вжался спиной в ствол. Легкие отчаянно нуждались в воздухе, но он почти перестал дышать, боясь издать малейший звук. Он слышал, как вампир перетаптывается на месте, видимо, осматриваясь. Затем вампир сделал шаг по направлению к сосне, за которой прятался Феликс; снова, кажется, задумался. Сделал еще один шаг, и опавшая хвоя захрустела под его ногой. Феликс нервно сглотнул загустевшую слюну. Только сейчас он понял, что бита по-прежнему с ним, и он не потерял ее даже при падении. Она словно приклеилась к руке, стискиваемая мертвой хваткой. Он медленно и тихо втянул воздух ноздрями. Хвоя хрустела все ближе и ближе…

Когда шаги остановились с другой стороны ствола, парню на мгновение показалось, что все, может, обойдется. Что ему не нужно выскакивать из укрытия и атаковать, как он уже был готов. Быть может, вампир и не знает, что он здесь прячется. Просто создалось ложное впечатление… Может… Может! А если он ошибается?! А если сейчас выскочить с битой наперевес, и окажется, что именно этого вампир и ждал? Тогда всё! Это будет конец!

Вампир громко шмыгнул носом, напугав парня, и сплюнул. Зашуршал чем-то, а затем послышался чирк зажигалки.

— Черт… — проворчал голос угрюмо, — если он где-то и есть, то точно не в этой стороне…

Феликс понял, что это его шанс. Он выскочил из-за сосны, занесши биту для удара, и его глаза встретились с насмешливыми глазами вампира. Тут он понял — его обманули, и все внутри рухнуло. Бита, которой он целился в голову, со свистом разрезала воздух — вампир успел отступить на шаг. Феликс догадывался, что вампир сейчас закричит и выдаст его местоположение — тот уже набрал воздуха в легкие. Время в это мгновение как будто замедлилось.

Парень не раздумывал ни секунды. Мозг его словно отключился, и остались одни только инстинкты. Он уже не управлял своим телом — тело управляло им. Руки выпустили биту, ноги прыгнули, и в следующую секунду он обнаружил, что пальцы вцепились вампиру в грудки, а он повис на нем, как паук. Вампир, не ожидав такой прыти, потерял равновесие, и именно тогда Феликс вгрызся зубами в его горло. Челюсть заболела от той силы, с которой он ее стиснул. Они вместе рухнули наземь.

Феликс тут же подскочил на ноги — в нем словно открылось второе дыхание; глазами он отыскал биту на земле и схватил ее, намереваясь добить врага, но, развернувшись, увидел, как вампир хрипит в агонии и хватается за окровавленное горло руками.

— О господи, — прошептал Феликс, ощутив привкус меди во рту. До него внезапно дошло, что он сделал. — О господи…

Интуиция подсказывала, что теперь надо просто бежать. И он послушал ее. Он побежал еще дальше, еще глубже в лес. Он бежал несколько минут, пока не увидел овраг. В нем он спрятался, и тогда все стихло. Никаких звуков, никаких шагов, никаких криков — все это, как ему хотелось надеяться, осталось далеко-далеко позади.

Над ним нависал козырек почвы, из которого торчали корни. Он сидел, обняв колени, и дрожал как листочек на ветру. Дрожал от пережитого, дрожал от напряжения, дрожал, наконец, от горя. Он вслушивался в звуки, боясь, что вновь услышит преследователей. Шли минуты, все было тихо. Он просидел неопределенное время неподвижно, как статуя; кажется, его все-таки потеряли, но спокойнее от этого ему не стало ни на йоту.

Феликс позволил себе немного погоревать. Здесь хорошее место. Никто не увидит. Ни девочки, ни Жан — никто, совсем никто… Чудовища, с ненавистью думал он. Не люди, а чудовища! Только выглядят как люди… Мерзкие монстры, которые натянули на себя человеческую кожу, человеческие лица, голоса сделали тоже как у людей, манеры прямо в точь-точь… Он вытер слезы рукавом и сглотнул горький комок в горле.

…Он ведь убил того вампира. Точно убил, после такого не выживают… Без раздумий, без страха прыгнул и перегрыз горло… И он тоже, получается, чудовище, убийца… Нет, ни разу! Он защищался, он боролся за свою жизнь… Его убили бы самого, если бы он не убил — вот и вся история, и нечего тут метаться!.. У него не было выбора, просто не было выбора… и потом, вампир это заслужил!

Это умозаключение внезапно придало ему сил, и душевных, и физических. И вообще, думал Феликс, это было не убийство. Вернее, технически, убийство, но почему это его должно волновать? Его бы не стала мучать совесть, убей он муху или таракана — и сейчас не должна мучать! Он именно что убил мерзкого, разносящего с собой чуму таракана! Он сделал правильно, он сделал одолжение всему Бланверту… Эти вампиры сами их считали за скот, годный только для еды… и он должен относиться к ним так же…

Затем он снова стал думать о родителях. И чем больше он думал о них, тем сильнее изнутри его раздирала злость, и тем крепче он убеждался в мысли, что он не убил, а именно что восстановил справедливость. Он отомстил. И продолжит мстить, пока дышит.

36

Кима лихорадило. Ему стало только хуже. После разговора с поэтессой он почти сразу потерял сознание, а очнулся уже ближе к утру — и снова в совершенно другой части города. Снова он ничего не помнил; только богам было известно, где он ходил и что делал. Его по-прежнему страшно мучала жажда крови, и из этого он сделал вывод, что самого страшного, даже будучи не в себе, он все еще не совершил. Он очень хотел в это верить…

Что же с ним такое творилось? Может, он был в сознании и вел себя как обычно, но потом этот отрезок времени почему-то выпал из памяти? Или, может, он впал в безумие и носился по ночному городу, ища жертву, чтобы утолить голод? Второй расклад пугал Кима. Он не знал, в самом ли деле все обстояло так, у него было никаких тому доказательств, но сама вероятность того, что его личность умирает, что он постепенно превращается в голодное бездумное животное, подтолкнула его к решительным действиям.

Он стоял у дверей дома Жана Арди и, уже позвонив, терпеливо ждал ответа. Он не был уверен, что это именно дом одноклассника, возможно, он перепутал его с кем-то другим, но, в любом случае, скоро это станет ясно. Станет ясно, если вампиры еще не утащили всю их семью на ферму… Мысли Кима были прерваны шагами, остановившимися с другой стороны двери.

— Феликс, это ты? — послышался голос Жана.

— Эй, привет, Жан… — Ким попытался придать голосу бодрости: — Надо же, я все-таки правильно запомнил, где ты живешь.

— Ким? Ты, что ли?

— Пока еще да, думаю.

— …

— Ты меня впустишь? Поговорить надо.

После нескольких секунд неуверенной тишины замок щелкнул, и дверь приоткрылась. В образовавшейся щели показался настороженный глаз Жана. Железную цепочку он снимать пока не спешил. Кима это нисколько не задело, а даже немного повеселило. По всей видимости, одноклассник прекрасно понимал, кто на самом деле к нему пришел.

— Я здесь один, — заверил Ким, немного сдвинувшись вбок. — Мне правда нужно поговорить с тобой.

— Ну, думаю, я могу тебе доверять… — поколебавшись, сказал Жан. Он снял цепочку и впустил его в дом.

Оказавшись в прихожей, Ким сразу же почувствовал себя так, словно перед ним находится огромный и сочный кусок мяса, зубы аж зазудели от желания впиться в него, набежала слюна. Он сглотнул, поднес дрожащую руку ко рту и прикусил указательный палец; вспышка боли вернула ясность сознанию.

— Ты что делаешь? — поразился Жан.

— Схожу с ума потихоньку, — ответил Ким. Это не то, на чем он хотел сейчас зацикливаться. Он прислонился к стене рядом с парадной дверью. — Выходит, Феликс тебе уже все рассказал?

— Типа того, — коротко кивнул Жан. — Приходил сегодня рано утром.

— Хорошо. Не придется тратить время на объяснения. Как он?

— Не в себе.

— Я бы тоже был не в себе после такого…

— Ким, спасибо, — Жан посмотрел прямо ему в глаза, — спасибо, что вытащил их.

Ким неопределенно дернул плечом. Ему было больно вспоминать о том, чем обернулась эта помощь. Он, вне сомнений, поступил правильно, по-человечески, но судьба его наказала. Должно быть, это закономерно. Он, запуганный, помогал вампирам, нянчась с мальчиком, и за то последовала расплата. Хотя брат тоже святошей не был с его разгульным образом жизни и гадким характером… Недоброжелателей он успел себе нажить предостаточно, и если бы не Ким — его бы рано или поздно прибил кто-нибудь другой…

— Мне жаль, что произошло с твоим…

— Да мне плевать, — перебил Ким Жана сердито и скрестил руки на груди. — И не нужно меня тут благодарить. Это из-за меня умер твой пес. Из-за меня! Я недоглядел за мелким дьяволенком, и он убил твоего пса!

Жан обескураженно поглядел на Кима.

— Пятнышко мучился?.. — наконец спросил он после долгой паузы.

— Недолго. Совсем недолго.

Жан снова помолчал, а затем спросил, отведя взгляд:

— Это ведь ты потом забрал его с мусорки?

— Да, — коротко ответил Ким. — Похоронил его.

— П-похоронил? — переспросил Жан.

— Тут неподалеку. Хочешь покажу?

— Покажи!

Жан очень удивился, когда через несколько минут они подошли к бесхозному дому старухи. Они перемахнули через забор и прошли на задний двор, где находилась могилка. Сверху на нее Ким надвинул старую собачью будку, чтобы было не так заметно, что тут копали, и чтобы какие-нибудь дворняги не добрались до трупа.

— Так он все это время был здесь, — с каким-то облегчением в голосе произнес Жан, глядя на могилку.

— Я не знал, где его захоронить и решил сделать могилу тут…

— Он оказался гораздо ближе, чем я думал… Я вообще думал, что больше его не увижу, — тяжело выдохнул Жан. Он присел на корточки и некоторое время в безмолвии глядел на возвышающуюся над могилой будку. — Какое необычное надгробие, — натужно усмехнулся он.

Ким решил не говорить, почему он так сделал.

— На будке написано «Медушка». У них тоже была собака?

— Похоже на то.

Жан опять помолчал, а затем вдруг заговорил:

— Ким, мне нужна твоя помощь. — Выдержав паузу, он продолжал: — У меня созрел в голове план, но без тебя он ни за что не сработает. Завтра будет праздник, и там я хочу рассказать жителям всю правду. Ты мне поможешь? Ты наверняка знаешь то, чего не знаю я, что точно потопит этих нелюдей… Поэтому, прошу, поделись со мной. Давай сделаем вместе то, что должно быть сделано.

Кима кольнуло в сердце. Просьба была неожиданной, он взволновался, пока не зная, как к этому относиться.

— Думаешь, поверят?

— Даже если нет, мы заставим людей задуматься. А вампирам придется уйти в тень или действовать осторожнее… я на самом деле не знаю, какими будут последствия, но многие жители уже обеспокоены исчезновениями и полным бездействием полиции. Может быть, все-таки поверят…

Ким призадумался. Хорошо призадумался.

— На себя-то плевать, — наконец изрек он, — но… мои родители тоже втянуты в это, они тоже теперь вампиры, и я боюсь, что они окажутся в опасности, если жители узнают что к чему. А вдруг начнется что-то ненормальное?

— Что? Люди просто станут осторожнее. А вампиры перестанут чувствовать себя хозяевами этого города и будут вынуждены спрятаться. За это время можно будет придумать план получше, как выкурить вампиров из города…

— Но все равно, мои родители…

Жан повернул к Киму голову и посмотрел на него каким-то потусторонним взглядом.

— Ким, у Алисы пропала мама. Родители Феликса мертвы. Мой отец ушел утром на работу, но я не знаю, вернется ли он к вечеру. Ты понимаешь? Если мы ничего не сделаем, еще больше родителей и детей погрязнут в этом… ужасе.

Ким вздрогнул и сжал кулаки. Жан был прав. Прав, черт возьми. Бланверт летит в бездну, но еще есть возможность остановить его падение. Или, хотя бы затормозить на какое-то время!

— Жан, тогда тебе стоит знать кое-что обо мне…

37

В камере было холодно и тесно. Воняло затхлым потом. Тусклая желтая лампочка под потолком едва ли освещала потерявших всякую надежду людей, что сидели по углам. Кто обнял колени, кто пялился в бетонную стену, кто сам с собой шепотом разговаривал — всего их тут было семеро, включая Эрика. Все они были грязные, измученные, с забинтованными ранами на разных частях тела. Крови каннибалы, по какой-то несмешной шутке называвшие себя вампирами, забирали порядочно — больше полулитра, но меньше полного литра. Эрик тоже успел заплатить кровавый налог в первый же день, как попал сюда. Через неделю-две, когда рана немного заживет, а организм восполнит кровь, все повторится заново.

— Они обращаются с нами хуже, чем с животными, — вдруг громко сказал пухлолицый мужчина, который до этого говорил сам с собой. — Можно ведь по-человечески… Если даже треть жителей отдаст по чуть-чуть крови, им хватит с головой… И не нужно этого всего… — На его болтовню привыкли уже не обращать внимания, как на звон в ушах при полной тишине, однако седеющий мужчина все же ответил ему угрюмо:

— Потому что они боятся нас. Понимаешь? Боятся. Ведут себя как корольки, которым дозволено все, но все равно боятся. Потому что знают, что сами животные те еще. А еще они знают, что они извращенцы и никто добровольно не удовлетворит их желания. Сказочник ты. С такими не уживаются, таких истребляют, — хмыкнул он, а затем повернулся к Эрику: — Эй, детектив, как думаешь, где нас держат?

Эрик безразлично пожал плечами.

— Под землей.

— Это я и так понял. Что, нет каких-то более конкретных соображений?

— Наверно, мы где-нибудь в горах. Сомневаюсь, что такую толпу стали бы держать где-то в Бланверте.

— А я вот думаю, что стали бы.

— И что же тебя подтолкнуло к такой мысли?

— Жил у нас тут в Бланверте одно время мужик с приветом, — рассказывал седеющий мужчина с задумчивым лицом. — Давно жил, лет шестьдесят назад. И все он боялся мировой войны, которая якобы должна была вот-вот разгореться. Денег у него было достаточно, да и мозги вроде были, хоть не в ту сторону повернутые. И вот однажды он окончательно уверился, что скоро начнется война, а за ней последует неминуемый конец света — от чего, правда, не понятно, но это его и не волновало. Ну вот и начал строить бункер где-то под Бланвертом. Здоровый построил бункер, ходили слухи. Жить там можно было, наверно, не одно десятилетие. Я всегда думал, что это просто городская легенда, выдумка, но теперь уже не так сильно в этом уверен. Может, этот чертяка и вправду отбабахал целый бункер… И теперь его используют эти уроды, чтобы держать сотню голов человеческого скота, — сплюнул мужчина.

— «Человеческий скот» — точнее не скажешь, — вклинился в разговор другой мужчина, что с усами. — И кровь из нас не иначе как выдаивают… — он замолчал как бы в смущении.

— А где именно этот бункер он построил, в вашей «легенде» не говорилось? — спросил Эрик седеющего.

— Да под своим домом, — ответил тот. — Правда, нынче вместо этого дома уже может стоять что-то другое…

Эрик думал. Время работало против них. Пока что каннибалы их кормят и поят — но завтра кровь может показаться им слишком горькой, и они устроят безжалостный забой. Если получится сбежать… если толпа замученных пленников вырвется наружу, никаких доказательств жителям ведь будет не нужно. Они сами будут живым доказательством, и вот когда у всех откроются глаза, и эту нечисть получится забороть. Какими бы хитрыми и расчетливыми ни были каннибалы, если против них ополчится весь город — они проиграют. Но сначала нужно как-то сбежать. Поэтому Эрик каждый день, в те редкие минуты, когда не был заперт в камере, внимательно изучал окрестности, выискивая пути для побега.

— А вы, кстати, заметили, — заговорил мужчина с татуировками, — тут детей нет?

— Мне кажется, я видел одну девчонку, — ответил усатый.

— Я тоже детей ни разу не видел, — сказал седеющий, — а я тут торчу подольше вас всех, чуть ли не в лицо всех знаю. Та «девчонка», про которую ты говоришь, — просто миниатюрная девушка.

— Может быть, — согласился усатый, — я не особо успел разглядеть.

— Наверно, они все же не похищают детей, — сказал татуированный. — Не из жалости, думаю, вряд ли они еще помнят про жалость. Это просто непрактично. Крови мало, возни и визгов много.

— Слушайте, — сказал Эрик и привлек к себе всеобщее внимание, — а ведь нас гораздо больше, чем охранников.

— Так-то оно так, да только у них пушки. И мы еще не знаем, сколько вампиров наверху, — возразил татуированный.

— Я понял, к чему ты. Но мы слабы и изранены, чтобы пытаться что-то предпринять, — добавил усатый.

— Ну-у, — протянул седеющий, подбирая слова, — не думаю, что эти ихние пушки сильно помогут против толпы. Не автоматы, чай.

— Один черт, чтобы поесть нас выпускают группами по двадцать человек. А это единственный момент, когда мы находимся вне этих стен. Вампиры тоже не дураки, — говорил усатый. — Они понимают, что нас больше, и что их пушечки, случись что, не сильно помогут. И на это у них определенно есть какое-то решение.

— Все равно, — говорил татуированный, — чтобы уговорить всех, поднять бунт, это надо постараться.

— Я не собираюсь сидеть здесь и ждать смерти, — сказал Эрик мрачно. — Вы как хотите. Я еще пожить намерен и привыкать к новым условиям не собираюсь. Если вас все устраивает — пожалуйста, оставайтесь здесь и дальше, кормите этих упырей собственной кровью…

— Да не горячись ты, — сказал седеющий. — Я бы и сам не против отсюда убраться. И эти ребята тоже, включая тех, что молчат, да только нужен нормальный план. План, который сработает, у которого процент успешности будет не менее пятидесяти процентов, а не пустые предположения.

— Пятьдесят процентов, говоришь… — вновь задумался Эрик.

Часом позже наступило время обеда — единственного приема пищи в день. Как и говорил товарищ по несчастью, в небольшой зал согнали чуть больше двадцати человек. На столе стояла одна большая общая плошка с перловой кашей, которую предстояло есть руками — ибо ни ложек, ни каких-то других столовых приборов не было. Более того, по слухам, в кашу подмешивали толченые кроветворные таблетки, отчего она была такая отвратная на вкус. В чем их не ограничивали — так это в воде. Воды они пили много, очень много.

Они обедали под надзором пятерых охранников, словно какие-то свиньи, хватая кашу грязными руками. Каша липла к ладоням, к пальцам. Эрика все это неимоверно злило, но он держал злобу внутри, понимая, что ничего сейчас поделать нельзя. Краем зрения он поглядывал на молчаливых охранников, стоявших по периметру зала. Четверо были вооружены полицейскими дубинками, кои, надо понимать, они одолжили в полицейском участке. Пятый держал в руках охотничью винтовку, выглядел он очень серьезным и важным.

— Эй, чувак, — шепнул Эрику рядом стоящий парень с ершиком на голове; этот парень до сих пор не притронулся к еде, судя по чистым рукам. — Тебя все это не достало?

Достало, подумал Эрик. Еще как достало. Только сказать это при каннибалах он не рискнет.

— Меня вот достало, — шептал парень. — Я планирую бежать…

— Ты что-то придумал? — тихо спросил Эрик, а затем мельком посмотрел на ближайшего охранника — тот глядел в совершенно другую сторону.

— Нет… пока просто прощупываю почву.

Тут вдруг кто-то вышел из себя:

— К черту всё! И вас всех к черту! — орал какой-то лысый мужчина, тыча заляпанным кашей пальцем на охранников. — И вас, слабаков, которые уже начали привыкать к новой жизни — тоже к черту до кучи!

Кто-то из пленников попытался его успокоить, однако лысого это еще больше разозлило. Он забрызгал слюной, кроя отборными ругательствами все живое, присутствовавшее в зале, а закончил тем, что перевернул плошку, отчего заметная часть ее содержимого оказалась на полу.

— Я ухожу! — выкрикнул лысый и уверенно направился к выходу. Неизвестно, на что он надеялся, потому что в следующий миг путь ему преградили два охранника. Лысого это только развеселило: — Уроды, свалите с дороги!

— Возвращайся на место и жри, — сказал один из них.

— Пошел ты!

Тогда другой охранник не стал церемониться и толкнул лысого в грудь. Лысый потерял равновесие, упал на спину, и двое охранников тут же накинулись на него с дубинками. Они безжалостно лупили его по всему телу, бедняга пытался закрыться руками, ругался, кричал от боли, потом просил перестать, умолял, плакал, а охранники все лупили его и лупили, а все остальные пленники и Эрик в том числе просто смотрели на это как завороженные. А потом он просто стих. Его схватили за ноги и утащили из зала в неизвестном направлении.

— Доедайте, — скомандовал охранник с оружием обескураженным пленникам. — У вас еще водопой.

38

Феликс просидел в своем укрытии полдня, боясь покинуть его. В какой-то момент подумав, что девочки наверняка волнуются, куда он пропал, он все же набрался смелости и вылез из оврага. Неподалеку он нашел ручеек, в котором умыл лицо. Еще час или полтора он в напряжении плутал по лесу, ища дорогу к городу, и когда он все же добрался до окраины, время уже клонилось к вечеру. Увидев улочки Бланверта, он сначала немного расслабился, но тут же заставил себя собраться. Пока он еще не был в безопасности. Вампиры наверняка его ищут: он мало того, что беглец, так еще и видел, где они прячут трупы. Он, наверно, сейчас для них цель номер один. Поэтому шел он по городу очень осторожно, внимательно смотря по сторонам, старался не попадаться шибко жителям на глаза — ведь любой из них мог оказаться вампиром, — и двигался проулками и дворами, избегая людных мест. Биту он спрятал под толстовку, хотя она и выпирала страшно, это было лучше, чем ничего.

Когда впереди таки замаячил дом, Феликс вдруг остановился и заколебался. А может, не стоит возвращаться к девочкам? То есть… вроде бы никто его не заметил, но вдруг это ошибочное ощущение? Вдруг он приведет опасность прямо в дом? Феликс встряхнул головой. Чересчур много думает… как Жан уже. И даже если за ним таки кто-то следит, что теперь — бросить сестер? Не-ет, так он поступить не мог. Он должен за ними присматривать…

Дверь ему открыла Алиса, и едва парень переступил порог, она сразу же выпалила взволнованно и возмущенно:

— Где ты пропадал? Ты же сказал, что ненадолго уйдешь! — Возмущение быстро исчезло с ее лица, и на смену ему пришло плаксивое выражение: — Я… я вся изволновалась, подумала, что с тобой что-то случилось!

— Так получилось, — измученно промолвил Феликс. Он вытащил биту из-под толстовки и бросил ее под ноги. — Извини.

— Ну, ты сходил к Жану? — девушка вытерла внутренний уголок глаза. — Он в порядке?

— В порядке… — проговорил Феликс и почувствовал резкую слабость по всему телу. Он так и осел у двери.

— Феликс! — пискнула Кира, которая, оказывается, все это время была здесь, за спиной старшей сестры, но он просто ее не заметил.

— Да все со мной нормально, — выдохнул он немного облегченно. — Вымотался просто… Чувствую себя так, будто меня постирали в стиральной машинке, а потом выжали. Я, наверное, тут посижу пока… а вы идите, — махнул он рукой, — поделайте что-нибудь…

— Ты хочешь сидеть здесь? — переспросила Кира. — Но ведь есть диван… или кровать.

— Мне и так удобно, — попытался улыбнуться Феликс.

— Так не пойдет, — покачала головой Алиса. Она наклонилась, схватила парня под мышку и потянула его вверх: — Давай, подымайся, мешок. Кира, ну же, помогай!

Кира пристроилась с другого плеча и тоже стала тянуть Феликса вверх. Ему вдруг стало стыдно, какой он тюфяк, и он напряг мышцы. Втроем они подняли его, хоть и не с первой попытки. Постояли несколько секунд в молчании. Алиса внимательно смотрела на него и крепко обнимала его руку своими, как будто боясь, что он снова упадет. Феликс, хоть не исключал такой вероятности, тем не менее, сказал:

— Меня можно отпустить.

Девушка поглядела ему в глаза, а затем сказала:

— Знаешь, нет, не отпущу. Не раньше, чем тебе станет лучше. Ты устал, весь грязный и потный — не понять, где был… Сестренка, набери ванну ему, пожалуйста. — (Кира убежала выполнять просьбу.) — Феликс, я же вижу. На тебе лица нет. Ты мне обязательно расскажешь, что произошло, — тон у Алисы был спокойный, даже ласковый, но в то же время не допускающий возражений.

— Хорошо, — промолвил Феликс отрешенно.

В ванной он отмокал долго. Даже успел немного поспать, хотя не заметил даже, как уснул. Разбудил его голос Алисы, которая волновалась, почему он притих, на что он сказал ей, что просто задумался. Вот теперь он чувствовал себя в безопасности, чувствовал, что жизнь возвращается в привычное русло; пусть на самом деле это было не так — теплая вода почти заставила его поверить в это на какое-то время. На душе было по-прежнему погано.

Он вышел из ванной куда более чистым, но все таким же ослабшим и измученным человеком. Тем не менее, он постарался придать себе более бодрый вид, чтобы не беспокоить остальных. Когда он оделся в новую одежду, Алиса и Кира позвали его на кухню. Он подошел и к своему удивлению обнаружил на столе тарелку с рисом и сарделькой.

— Я сварила, что нашла, — призналась девушка и помяла пальцы в смущении: — Хозяйничать у тебя дома мне еще не приходилось…

— …Это мне? — неуверенно спросил Феликс после короткой паузы.

— Конечно тебе!

— А вы?..

— А мы уже поели. Еще пару часов назад, пока тебя ждали. Теперь ты давай.

Феликс сел за стол. Девочки тоже сели рядом, просто для компании, и парень почувствовал себя как-то странно, но не понял, почему. Он взял вилку, дрожащей рукой воткнул ее в сардельку, медленно поднес ко рту и приоткрыл пересохшие губы. Тут он понял, что не может съесть ни кусочка. Горло сдавила горькая боль. Еще недавно за этим столом он ел с родителями, на месте Киры сидел папа, на месте Алисы — мама. Вилка выскользнула из пальцев и со звоном упала в тарелку.

— Не лезет, — с трудом проговорил Феликс. Он почувствовал, как по щеке скатилась слеза. Черт, все-таки не сдержался… — Простите.

— Феликс… — тихонько проговорила Алиса. Она придвинулась к нему и заглянула в глаза, как бы прося рассказать, в чем дело. Ее карие глаза были полны печали; она как будто уже знала, что к чему, и ей просто было нужно, чтобы он сказал это вслух, сбросил ношу с плеч, разделил боль вместе с нею…

— Моих родителей больше нет, — промолвил Феликс тихо. Он помолчал, а затем сбивчиво рассказал про то, через что ему пришлось пройти. — В них нет ничего людского… Почему они так поступили с мамой и папой? Они же никому зла не желали… Как так можно было…

В этот момент Алиса потянула павшего духом Феликса к себе, и его голова вдруг оказалась у нее на груди, чуть ниже места, где соединяются ключицы. Она прижала его к себе крепко-крепко, и он услышал, как волнительно бьется ее сердце; как очень близкое, очень родное сердце беспокоится о нем, плачет о нем, пусть и не показывает этого внешне. А потом он почувствовал, как со спины его обняла Кира. И не нужно было никаких слов — мирная тишина и любящая теплота заставили горе, пожиравшее его изнутри, немного отступить.

— Простите, — снова сказал он, отстранившись. Слегка покрасневшая Алиса опустила руки на колени и посмотрела на него с вопросом. Кира тоже разомкнула объятья.

— За что? — все-таки озвучила девушка вопрос.

— Не хотел говорить вам, ведь ваша мама… — Он вздохнул и цокнул языком, коря себя за то, что вообще напомнил про это.

— Мы давно привыкли жить без мамы, — неожиданно сказала Кира. — Но я все равно боюсь за нее…

Больше никто ничего не сказал на эту тему. Потом Алиса поднялась со стула — краски на ее щеках уже не было — и сказала:

— Ты все-таки попытайся поесть.

— Не обещаю, что получится, — ответил Феликс, бросив взгляд на тарелку. Аппетита не было совсем. — Кажется, я насытился событиями последних дней, — попытался он пошутить.

— Феликс, — как-то даже не с укором, а с сожалением сказала Алиса.

Он промолчал. Девочки вышли с кухни и переместились в зал. Он гипнотизировал взглядом тарелку еще несколько минут, но так к ней и не притронулся. Запах, идущий от все еще горячей сардельки, нисколько не соблазнял его желудок. В итоге он убрал тарелку в холодильник и тоже пошел в зал. Девочки смотрели какой-то мультфильм, и он присоединился к ним, сев на полу рядом с диваном. Сконцентрировать внимание на происходящем на экране он, однако, так и не смог и просто тупо пялился на мелькающие картинки, погрузившись в собственные мысли.

Когда дело подошло к ночи, Алиса отвела сестру в комнату Феликса и уложила на его кровать. Он, естественно, возражать не стал, тем более что Кира уже успела поспать на ней утром, пока его не было. Сам он все так же сидел в зале, на том же месте, и пялился в черный квадрат выключенного телевизора.

— Феликс? — негромко позвала Алиса, вернувшись в зал.

— Что? — повернул он голову.

— Отдохни тоже. Я пока спать не буду, так что не волнуйся: вампиры к нам незаметно не подберутся.

— Не хочу.

Коротко вздохнув, Алиса подошла к Феликсу и села рядом, опершись спиной о диван.

— Вы получше меня справляетесь… — не сразу сказал он.

— Это тебе только кажется, — легонько покачала головой девушка. — Ты просто не видел, как я плакала.

— Ты тоже не видела… как я плакал.

— А вот это очень откровенные слова, — слабо, но немного весело улыбнулась Алиса. Она посмотрела на руки и недовольно цокнула языком — чуть ниже локтя бинт покраснел от крови. — Блин, опять рана открылась…

В этот момент какое-то непонятное ощущение зародилось внутри Феликса. В воздухе появился сладковатый, терпкий запах, и парень внезапно понял, что проголодался.

— Алиса, ты чувствуешь?

— Что?

— Запах? Такой… как от фруктов.

— Не знаю… Я ничего не чувствую. Тебе просто кажется.

Нет, не казалось, Феликс это знал точно. С кухни пахнет, что ли? Но там не было никаких фруктов. Он стал принюхиваться, ища источник. Откуда-то сбоку? Нет. Сверху? Тоже нет.

Вдруг он опустил взгляд на руки Алисы, на алеющее на бинтах пятно, и запах стал совсем отчетливым. Феликс проглотил вдруг набежавшую слюну. В следующий момент его бросило в холодный пот.

— Алиса, — дрожащим голосом произнес он, — это твоя кровь. Так пахнет твоя кровь.

Девушка медленно посмотрела на него. Страх, изумление и жалость переполняли ее красивые карие глаза.

39

Алиса поначалу не поверила своим ушам. Думая, что это просто очередная его неудачная шутка, она растерянно посмотрела на Феликса — и увидела его обреченные глаза, и внутри нее в эту секунду все рухнуло, все сломалось, разбилось на сотни кусочков… Безмолвно и с дрожащими губами она взирала на него, не в силах что-либо сказать — да и не знала она все равно, что сказать! Этого не могло быть… Это просто не могло быть…

С отрешенным видом парень схватился одной рукой за голову, его губы что-то беззвучно промолвили. Девушке показалось, что то было слово «нет». Он сидел неподвижно несколько мгновений, а затем уголок его губ потянулся вверх, и изо рта вырвался сухой смешок.

— Я хотел поквитаться со всеми ними… а теперь я сам такой же… Какая ирония, — пустым голосом произнес Феликс.

Алиса тут же подвинулась к нему, взяла его руку в свои и крепко сжала ее.

— П-подожди, — она все еще отказывалась верить в происходящее, и оттого питала надежду, что Феликс что-то неправильно понял или просто сгущает краски — все-таки на него столько свалилось за последние дни. Или, может, она сама что-то не так поняла, в конце концов! — Почему ты решил, что ты теперь вампир?

Парень опустил руку, которой держался за голову, и посмотрел на Алису так, будто уже смирился:

— А что я должен подумать? Это очевидно. Вампиры чувствуют запахи крови, здоровяк мне говорил. Алиса, тут не может быть ошибки. Мне не могло показаться, понимаешь?

— Но может быть…

— Я не шучу! — Феликс как будто вспомнил что-то: — Я ведь пытался поесть нормальную еду, но я просто не захотел! Не захотел, хотя должен быть голоден как крокодил.

— Э-это ведь еще ничего не значит!

— Алиса, я просто знаю, что это так… я чувствую!.. Со стороны я, может, такой же, но внутри что-то изменилось… понимаешь?

Девушке нечего было возразить. Ее пробрала дрожь, когда она начала-таки осознавать реальность.

— Но как ты… изменился? С чего вдруг тебя потянуло на кровь? — взволнованно говорила она. — Я не понимаю! Я думала, это что-то вроде психического отклонения или… даже не знаю чего еще. А это что, получается, какая-то болезнь? Ты же нормальный, Феликс! Как ты заразился тогда?

— Не знаю… Может быть, когда я перегрыз горло вампиру… Наверно, я случайно проглотил немного его крови, и потребовалось несколько часов, чтобы… — парень замолчал на полуслове, так и не договорив. Он поджал губы и отвел взгляд, будто стыдясь того, кем стал.

— Ну если это зараза, значит, должно быть и лекарство! — сказала Алиса, пытаясь подбодрить даже не столько Феликса, сколько себя. Девушке была невыносима мысль, что ему придется всю оставшуюся жизнь как-то уживаться со своей новой потребностью…

— Хотелось бы мне думать так же, — грустно улыбнулся Феликс. — Но что-то мне подсказывает, что это нельзя вылечить… — Он помрачнел. — Боюсь, мне нельзя больше с вами находиться.

— Почему? — изумленно спросила Алиса. Феликс уставился на нее так, словно она сказала что-то странное:

— Потому что мне кажется, что я теперь опасен для вас, — тихо сказал он.

— «Кажется»! Вот именно, тебе кажется, Феликс! — запротестовала она. — Ты не станешь нам вредить. Я тебя чуть ли не с пеленок знаю! Ты просто… подавлен и говоришь уже всякие глупости! С чего бы тебе вредить нам?..

— Потому что, Алиса, я буду хотеть крови. Как я смогу думать нормально, когда рядом со мной будете вы?

— Очень просто! — сказала девушка, отпустив его руку. Она резко поднялась и пошла на кухню, там схватила первый же попавшийся нож и решительно, не задумываясь ни единой секунды, полоснула им себя по ладони. Зашипев от боли, она подставила руку под стакан, стоявший рядом с раковиной, и кровь стала медленно стекать в него. Подождав немного, Алиса вернулась зал вместе со стаканом, держа его сверху пальцами раненной ладони. Феликс, увидев, что она сделала, сказал ошеломленно:

— Ты сдурела?

— Может быть, и сдурела, — спокойно ответила Алиса, снова сев рядом с Феликсом. — Вот твое временное лекарство, пока не появится нормальное. Или у тебя есть идеи получше?

— Нету… но я это пить не буду!

— Брось, Феликс…

— Алиса, ты хоть понимаешь, что ты мне предлагаешь?

— О, еще как понимаю, — серьезно посмотрела девушка на него. — Если бы не понимала, я бы не пошла сейчас на кухню и не порезала бы себе руку! Мне плевать, аморально это или нет. Я хочу видеть тебя живым и здоровым, я не хочу, чтобы ты страдал, как ты не понимаешь? — Глаза ее увлажнились. — Ты и так уже настрадался! Меня не волнует, хочешь ли ты пить это или нет, я хочу, чтобы ты это выпил! Просто сделай это, и все будет хорошо…

У Феликса отразилось виноватое выражение на лице. Он посмотрел куда-то вбок, затем задержал взгляд на стакане. Его кадык дернулся. Наконец, он едва слышно вздохнул и промолвил:

— Хорошо, Алиса, я попытаюсь…

— Подожди немножко, — сказала она, когда парень протянул руку, — дай ему еще немного наполниться…

Когда ей показалось, что кровь из раны перестала течь, она передала стакан Феликсу. Он посмотрел на него, колеблясь, несколько секунд, а затем зажмурился и отправил содержимое в рот. Подержал немного, потом сделал мощное глотательное движение, будто проглатывал невкусное лекарство, и резко поставил стакан на пол с громким стуком. Шумно выдохнул через ноздри.

— Ну… как? — неуверенно спросила девушка, сжавшая кулачки от волнения.

— Все во мне так и вопит, что это неправильно… По крайней мере, должен признать, это было вкусно.

С губ Алисы сорвался не то плаксивый, не то облегченный, не то даже радостный смешок.

— Дурак, я не это имела в виду!

— Не знаю… Я пока не чувствую, что что-то изменилось, — сказал Феликс. — Наверно, нужно подождать.

— Феликс, ты пойми… я тебя не брошу, — промолвила Алиса, снова взяв его за руку. — Что бы ни произошло, какие бы трудности на нас ни свалились… я тебя никогда не брошу! Это просто еще одна трудность… мы справимся!

Ее переполняли чувства. Ей казалось, что слова пусты, банальны и не выражают того, что она на самом деле хочет сказать. Она пыталась сказать, что всеми силами хочет помочь ему, что сопереживает ему, что чувствует его боль как свою, что, наконец, глубоко привязана и жизни без него не представляет! И тогда чувства окончательно взяли верх над разумом, и она во внезапном порыве призналась:

— Я люблю тебя… — тихим и робким голосом проговорила она, но мгновением позже вдруг осознала, что только что сказала, и вся покраснела: — Я… я не знаю, что на меня нашло, — пролепетала она.

У Феликса было все то же почти пустое лицо, оно никак не переменилось, ни одна мышца не дернулась. Как будто ее неожиданное и смелое признание никак не зацепило его сердце.

— Извини… — продолжала лепетать Алиса, краснея еще гуще, — я просто не знала, как выразиться и… сейчас вообще не то время и не то место, чтобы… Боже, я совсем поехала кукушкой!

Алиса замолчала в смятении и отвела взгляд. Блин, зачем она это сказала? Она же теперь будет постоянно краснеть перед ним, потому что это больше не тайна! И ведь все еще непонятно, как он отреагирует на это… Дура, точно дура! Надо скорее исправить ситуацию, обернуть все в шутку! Зачем? Да потому что она помирает со стыда! Она признается нормально как-нибудь потом, когда все успокоится…

— Да все нормально, Алиса, — прервал молчание Феликс, вырвав девушку из мыслей, и слабо улыбнулся: — Это взаимно. Я тоже тебя люблю. Ты мне прямо как родная сестра.

Девушку словно обухом по голове ударило. После таких слов она даже не знала, радоваться ей теперь или плакать. Этой любовью, значит, любит… Ну и ладно, ничего страшного… Она тоже долгое время думала, что любит его как брата, это потом поняла, что чувства куда сильнее. Нельзя же ведь все сразу сваливать на человека. Правильно?.. А она кинулась признаваться в совершенно не подходящий момент и поступила как эгоистка…

— Алиса, я… — он замялся. — Если честно, я не знаю, как это лучше сказать, потому что все слова, что приходят мне на ум кажутся глупыми… наверное все искренние слова в сути своей глупы.

— Неважно, Феликс, — тут же выпалила Алиса, — просто скажи как есть!

— Вы с Кирой… я рад, что вы есть. Не знаю, чтобы я делал без вас, — он улыбнулся. Не натянуто, не грустно, не механически, а по-настоящему.

Алиса заключила Феликса в объятия, прижала его голову к себе и вздохнула тяжело. Так они и замерли вдвоем, ничего не говоря, печальные, но в то же время счастливые. Потом она отстранилась и сказала, что ему все-таки стоит поспать.

— Попробую, — пообещал он. — Ты тоже не забывай про сон.

— Да… не забуду.

Удовлетворившись ответом, Феликс лег на диван и, кажется, тут же отключился. Алиса ушла в его комнату и, боясь разбудить укутавшуюся в одеяло Киру, как кошка примостилась рядом с нею. Лежала так десять минут, полчаса, час, иногда меняя позу. Кира иногда дергалась во сне и постанывала, снилось ей что-то нехорошее, и тогда девушка гладила ее по голове, и сестра успокаивалась. Сама она, однако, никак не могла уснуть. В один момент она сдалась — мысли так и лезли, так и лезли в голову, — поднялась с кровати и тихонько выскользнула из дома, чтобы немного подышать свежим воздухом.

Небо этой ночью было чистое. Горели яркие крупинки звезд да светила белая луна. Стрекотали сверчки в серебристой траве. Алиса села на крыльце и снова закрутила мысли в голове. Она чувствовала, что пока их все не прокрутит, не успокоится.

Она думала о последних днях; думала о бедном Феликсе, на которого несчастья накинулись скопом и который этого совершенно не заслуживал; думала о будущем, которое их ждет и которое представлялось совсем нерадужным; думала и о матери, которую они с Кирой, скорее всего, уже никогда не увидят… Она все думала и думала, а потом осознала, что думать тут можно до бесконечности и все равно ни к чему не прийти…

А ведь Феликс назвал ее кровь вкусной, вдруг вспомнила Алиса ни с того ни с сего. И пахнет фруктами еще… и на вкус тогда, наверное, как фрукты? Это даже в каком-то смысле… мило. Почти как комплимент! Она почувствовала, как кровь приливает к лицу, а уши так и вовсе будто огнем объяло. Хотя ее никто не мог видеть, она смущенно прикрыла лицо ладонями и потопала ножками от переизбытка чувств. Что вдруг за дурацкие мысли? И что хуже: почему они ей нравятся?

До ее слуха внезапно донесся шорох, и Алиса насторожилась. Она опустила ладони и вгляделась в улицу, раскинувшуюся впереди. Видно никого не было. Она вслушалась, но кроме слабого шелеста листьев и стрекочущих сверчков ничего больше не услышала. Должно быть, кошка прошмыгнула… или птица какая. Вернуться бы в дом по-хорошему… Девушка решила последовать этой мысли и не испытывать судьбу. Она быстро встала и уже потянулась рукой к двери, как сзади вдруг донесся голос.

— Привет, Алиса.

Алиса неуверенно обернулась и увидела женский силуэт, очерченный серебром луны. Она сразупоняла, кто стоит перед крыльцом. На самом деле она поняла это еще когда услышала голос — но не поверила сначала, подумала, что это насмешка ее воображения.

— Мама… — пролепетала девушка. Она не знала, что сказать. Мама, похоже, тоже. Так они и стояли в молчании несколько долгих секунд, пока мама все же не спросила:

— Можно я сяду рядом с тобой?

Алиса нерешительно кивнула. Они сели на крыльцо и снова молчали, глядя на пустующую улицу. В голове девушки крутилась куча вопросов, но она почему-то не решалась их задать.

— Прости, что пропала, — сказала мама тихо. — Я была очень занята работой…

— Работой?.. Это ты говоришь после того, как пропадала несколько дней! Так увлеклась, что совсем забыла про нас, — сердито сказала Алиса, но затем смягчилась немного: — Хорошо, что с тобой все в порядке.

— Да… работы выдалось очень много. Начальники решили потопить вашу маму в работе, — печально сказала она. — Но я не сдалась! Пока не сдалась… не знаю, как долго еще продержусь… Сгорю, как спичка, боюсь.

Эти слова разозлили Алису еще больше. Она хотела выплеснуть обиду, как вдруг поняла, что мама пыталась донести. И обида вмиг растворилась, но боль — боль внутри сделалась только сильнее.

— Прости, что так вышло, — тихо говорила мама. — Я хотела вернуться к вам. Хотела позвонить вам, дать знать, что со мной все нормально. Но работа тянула меня назад. Она… практически отрезала меня от вас. Все эти поручения да глупые правила… Хотя вы, наверно, и не заметили, что что-то сильно изменилось…

— Ты пугаешь меня.

— Извини. По-другому я не могу поступить, — сбивчиво продолжала она. — Все пути для меня перекрыты. Пока не закончу работу, никто меня не отпустит. А работы еще много… очень много. Обещали, что мне хорошо заплатят, и у вас двоих все будет тоже хорошо…

— Соврали, — зло сказала Алиса, но злоба эта была направлена уже не на маму. — Соврали твои начальники. Ты еще не заметила мои руки?

— Заметила…

— Это, должно быть, сделал один из ваших работников. Он настоящий энтузиаст. Любит свое дело.

— Алиса…

— Я понимаю, почему ты решила держаться на расстоянии, — спокойно сказала девушка. — Я не злюсь.

— Я так этого боялась… — с едва заметным облегчением в голосе проговорила мама.

— Наплюй ты на начальников.

— Не могу. Я погрязла в этом по уши и уже не выберусь.

— Почему? Почему ты так думаешь?

— Это не та работа, с которой можно уволиться…

— Мам, Феликс… он тоже теперь такой. Мы вот только что узнали и… я не знаю, что будет дальше с нами. Но я считаю, если мы будем встречать трудности вместе, мы со всем справимся. Тебе тоже надо быть вместе с нами, нет смысла избегать нас, потому что ты теперь другая… мое… нет, наше отношение от этого к тебе не поменялось.

— Феликс не боится быть рядом с вами?

— Боится. Но я сказала ему, чтобы не боялся. И ты не бойся.

— Если бы все было так просто… — вздохнула мама.

— Это просто, — спокойно возразила Алиса. — Ты голодная? Во мне достаточно крови. Мне не жалко.

Мама поглядела на нее слегка удивленно, а затем на ее губах появилась слабенькая улыбка.

— Дай угадаю, — весело проговорила она, — ты уже успела скормить свою кровь Феликсу.

Алиса смутилась, потеребила кончик локона пальцами. Она так и не призналась вслух, что это сделала, но ее реакция и так была красноречива, поэтому мама сказала:

— А я ведь ничуть не удивлена этому.

— Почему?

— Ты заботишься о Кире. И о друзьях ты тоже заботишься. Ты обо всех заботишься. Ты мама получше, чем я.

Алиса аж растерялась, услышав это. На самом деле они еще никогда в жизни не говорили так откровенно и так… непринужденно. Словно настоящие мать и дочь.

— Ты останешься с нами? — с надеждой спросила она. — Пожалуйста, скажи, что останешься.

— Тебя не хватит на нас двоих, — легонько покачала мама головой. — Я даже не уверена, что тебя одной хватит на Феликса.

— Кира поможет. Она обязательно захочет помочь, я знаю, она очень по тебе скучает.

— П-правда?

— Правда.

Помолчали.

— Я не могу, — промолвила мама. — Это людоедство. Собственных детей… нет, не могу. Даже если вы не против, это… против естественного хода вещей. Один раз переступишь через себя, а потом привыкнешь.

— И что теперь? — неуверенно и грустно спросила Алиса. — Опять исчезнешь?

— Мне надо успеть напакостить начальникам, — в свете луны на лице мамы стали заметные две блестящие дорожки на щеках. — Ты же понимаешь меня? Конечно понимаешь. Ты умная девочка.

— Давай я хоть Киру разбужу…

— Не надо! — сказала мама чуть громче. — Иначе боюсь, я не смогу уйти… — Она положила руки Алисе на плечи и поцеловала ее в лоб. Задержала на ней взгляд, полный нежности, вздохнула и все-таки опустила руки. — От тебя слегка пахнет персиками.

Девушка печально усмехнулась.

— Ну хоть эту тайну раскрыли…

— Поцелуй Киру за меня, хорошо? — с этими словами мама поднялась и, ступая тихо, будто кошка, пошагала прочь. Отойдя на несколько метров, она обернулась и слабо помахала рукой. Алиса тоже помахала ей и глядела вслед, пока та не исчезла в ночи, а потом внутри нее будто прорвало плотину, и из глаз брызнули слезы.

40

Через приоткрытое окно вместе со свежим утренним воздухом в кабинет проникала торжественная музыка. Хорошая сегодня погода, подумал Данди Акер, прикрывая глаза ладонью от солнца. Ни одного облачка в небе, для праздника самое то. На площадь перед ратушей стекались люди, стекались, будто муравьи на сахар, взволнованные, напряженные, уставшие от неприятных слухов и небылиц. Людей уже было заметно больше, чем в прошлом году, и уж тем более куда больше, чем в позапрошлом. Все они пришли сюда не столько отвлечься, развеяться или повеселиться, сколько услышать обнадеживающие новости. Ничего, думал мэр с предвкушающей улыбкой, скоро он их всех успокоит, никого не обидит.

В дверь раздался стук, вырвав мэра из мыслей. Он полуобернулся и увидел широкое лицо шефа полиции, просунувшееся в приоткрытую дверь.

— Заходи, — буднично сказал он и повернулся к нему уже полностью. Когда шеф встал перед ним, Данди Акер дружелюбно поинтересовался: — Как наши дела? — он сложил руки за спиной. — Ты сделал, как я просил?

Шеф кивнул.

— Полицейские на площади и внимательно наблюдают за обстановкой.

— Замечательная работа, — мэр потрепал его по плечу. — Конечно, нет никаких предпосылок, что жители могут заволноваться больше положенного — в конце концов, у нас же празднование, мы все отдохнуть собираемся, — однако предосторожности лишними не будут. Я прав? Конечно прав!

— Вы не боитесь, что это вызовет лишние напряжение среди жителей? — осторожно спросил шеф. — Не то чтобы я сомневался в вашем решении, конечно же, — поспешно добавил он как бы в смущении.

— Если вы не будете мозолить людям глаза, то все пройдет нормально. Присутствие полиции на подобного рода мероприятиях — совершенно естественно. — Мэр усмехнулся, а затем поднял указательный палец, вспомнив кое-что: — Да, а что насчет твоего представления?

— Какого представления? — растерялся шеф.

— Ну же, друг мой, мы совсем недавно говорили об этом и говорили серьезно! Неужели ты забыл? Такое важное дело! Не огорчай меня!

— А, — понял шеф, — вы про бешеных псов…

— Именно! Так что с ними? Как продвигается дело?

— Устроить налет мы можем хоть сегодня.

— Нет, сегодня не надо. Завтра. Сделайте это завтра.

— А что касается псов, то мы отловили дюжину таких.

— Замечательная новость. Хорошая работа, мой друг, очень хорошая. Хвалю.

— Не стоит. Я делаю это ради общего блага.

— Вот поэтому — хвалю, — широко улыбнулся Данди Акер. — Когда наши увидят пример того, что происходит с теми, кто ставит себя выше других, они сто раз подумают, прежде чем отбиваться от семьи и охотиться в одиночку. Для чего же тогда была организована ферма? Аппетиты нужно тоже держать в узде. По крайней мере, в ближайшие месяцы и, может быть, год, покуда мы еще слабы.

— Это еще не все, что я хотел сказать про этих «бешеных», — сказал шеф.

— Да? — с каким-то даже разочарованием спросил мэр. — Тогда прошу, продолжай.

— У меня есть основания полагать, что с этой проблемой мы столкнемся еще не один раз. Видите ли, из двенадцати вампиров, что мы поймали, четверо находились в каком-то совершенно невменяемом состоянии. Одного такого мне довелось увидеть своими глазами. Это был мужчина лет пятидесяти. На слова он не реагировал, будто не понимал или не слышал того, что мы говорим. Глядел на нас пустыми глазами, как у куклы, — даже у животных больше понимания в глазах. Он скорее был как… зомби из фильмов ужасов, знаете? Болезненный он какой-то был, худой и осунувшийся.

Улыбка на лице мэра стремительно померкла, брови сошлись на переносице, будто два бревнышка на сплаве.

— Когда мы попытались его задержать, он совсем съехал с катушек, — рассказывал шеф. — Он бросился на моего помощника и отгрыз ему пол-уха, затем отпихнул его и полетел на другого моего подчиненного, но я пристрелил неадеквата быстрее, чем он успел кому-то еще навредить.

Данди Акер подумал-подумал, а затем спросил:

— А другие трое что?

— Другие трое были менее агрессивны, хотя тоже сопротивлялись при задержании и пытались убежать. Мы посадили их в камеру, и они очень негодовали из-за этого — правда, ничего членораздельного из их мычания мы так разобрать не смогли…

— Они все еще там? — спросил мэр. — Я бы хотел увидеть их после праздника…

— Простите, я еще не договорил.

— Конечно, продолжай, пожалуйста.

— Дальше в камере началось совсем ненормальное. Один завыл как волк и расквасил себе башку об стену. Остальные поглядели на него и как сцепились в драке. Полицейский, что приглядывал за ними, аж застыл, как он говорит, в ужасе и не решился вмешаться. В итоге один вампир прикончил другого, разорвав ему глотку, а потом забился в угол и притих.

— Какого черта у них там произошло? — губы Данди Акера изогнулись в обратной улыбке. Не нравилось ему то, что он слышал. Совсем не нравилось. Еще не хватало им таких вот индивидов…

— Пока не могу сказать. Вы, можете, конечно, попытаться поговорить с выжившим, если хотите. Но он был совсем плох, когда я уходил.

— А вы сами пытались что-нибудь из него выудить?

— И не раз — да только он нас по-прежнему игнорирует. Сидит в том же углу без движения и только губами что-то шевелит. Пытались по губам читать — но каких-то слов разобрать не смогли.

Мэр задумался, потирая пальцами подбородок.

— Наркоманы? — предположил он.

— У меня тоже возникла такая мысль. Слушайте дальше, — шеф скрестил руки на груди. — Мы допросили других пойманных вампиров, и двое признались, что пили трупную кровь.

— Трупную кровь? — изумился мэр. — Они что, совсем головой тронулись?

— Они сказали, что им было любопытно. Хотелось попробовать что-то новое.

— Так это что, своего рода наркотик?

— Не факт, потому что мы не знаем, пробовал ли трупную кровь кто-то из неадекватной четверки, — заметил шеф. — И боюсь, вряд ли узнаем, судя по состоянию последнего живого. Однако все допрошенные отмечали невыносимый голод, который, по их словам, ничем нельзя утолить. Они пили кровь, но этого им было недостаточно. Они описывали свое состояние как некое помешательство, которое толкало их на необдуманные поступки.

— Как похищение девочки посреди белого дня, например, — вспомнил Данди Акер. Шеф медленно моргнул как бы в знак согласия, а затем говорил:

— Кроме этого они жалуются на провалы в памяти. Дескать, находились в одном месте, а потом раз — и оказались в совершенно другом. Как будто незаметно заснули и ходили во сне, как лунатики, а потом резко проснулись. Примерно так они это описывают.

— И что ты, думаешь, все это значит? — настороженно спросил мэр.

— Что новая диета на крови, похоже, воздействует на людей по-разному. Чей-то организм воспринимает ее нормально, но а кто-то… кто-то мучается с побочными эффектами или вовсе начинает сходить с ума.

— Это проблема, — недовольно цокнул языком мэр. — Но хорошо, что она вылезла сейчас, а не потом. — Он помолчал, задумавшись, а затем изрек: — Все-таки попытайся разговорить безумца. Может, дело все-таки именно в трупной крови и наркотическом эффекте… Но вести ты, конечно, принес тревожные…

— Я могу идти?

— Конечно, ступай.

Шеф вышел из кабинета. Мэр вновь повернулся к окну и глядел на собравшуюся внизу толпу. Он не мог не подумать — а вдруг и его организм однажды начнет давать сбой? Тоже начнет пропадать память или появится неутомимый голод… Да нет! Очень маловероятно. Невозможно. Симптомы бы давно вылезли наружу, его организм прекрасно воспринимает кровь. Он чувствует себя отлично, даже лучше, чем до того, как стал вампиром. Он полон сил и жизни!

Данди Акер приободрился. Натянул на лицо самую широкую, дружелюбную и обворожительную улыбку, на которую был способен. Он называл эту выверенную и идеально натренированную улыбку Улыбкой-для-важных-дел. Она была воистину страшным оружием. Не было еще ни одной жизненной проблемы, которую бы она не решила.

Пора было спускаться к людям.

41

Дверь распахнулась, с грохотом ударившись о стену. Люди, сидевшие в камере, вздрогнули. На них сверху вниз уставился белобрысый охранник с грозным выражением на лице.

— Подымайся, — скомандовал он.

В камере повисла напряженная тишина; сидящие вдоль стен пленники робко переглядывались, пытаясь понять, кто тот несчастный, вытянувший неудачный жребий. Очень быстро взгляды уставились на Эрика, на которого охранник взирал ледяными глазами. Эрик не стал испытывать терпение каннибала. Он поднялся и проследовал к выходу. Снаружи поджидал еще один охранник — этот был с длинными волосами.

— Двигай, — он грубо толкнул Эрика в спину.

Полицейский двинул. Он догадывался, куда его ведут и зачем, но это его почти не беспокоило — хотя и казалось странным, ведь с последнего раза, когда у него забирали кровь, прошло не так много времени. Глаза его искали выход, но всюду были только серые и одинаковые коридоры да небольшие пустые залы.

Вскоре они пришли в небольшое помещение, где стояла крепкая женщина с растрепанными волосами. При их появлении она никак не шелохнулась, ничего не сказала, только глаза ее уставились на них в каком-то ожидании. Эрику она показалась смутно знакомой, однако вспомнить, где он ее видел, он не смог.

Помещение выглядело зловеще. Под потолком горела одна единственная лампа, и время от времени одна ее половина мерцала, пол был заляпан засохшей кровью; углы были грязные, пожелтевшие и покрывшиеся чернотой. У дальней стены свисал мясницкий крюк, рядом с нею стояли столики с разнообразными острыми предметами и чистыми блестящими медицинскими лотками, похожими на металлические почки. Лотков было много, очень много. Сложенные друг на друга, они образовывали собой небольшие башенки.

— Я снаружи посторожу, — сказал длинноволосый, — не хочу на это смотреть.

— Давай, — скучающе отозвался белобрысый.

Длинноволосый вышел в коридор; белобрысый, подталкивая Эрика в спину дубинкой, подвел его к дальней стене и скомандовал:

— Руки подними.

Он поднял. Охранник взял со стола ремни и привязал его руки к крюку. Он сел на корточки и хотел, видимо, связать ему ноги, однако неподвижная женщина вдруг ожила и сказала:

— Не надо. Оставь его так.

Охранник оглянулся в недоумении:

— Почему? У нас правила. Мы всех связываем.

— Так будет интереснее.

Белобрысый смерил ее равнодушным взглядом, а затем пожал плечами и отложил ремень на стол.

— Если он тебе нос разобьет, сама виновата будешь.

— Да-да, а теперь иди уже отсюда и не мешай мне, — женщина пренебрежительно махнула рукой, подошла к столику и стала выбирать подходящий для пыток инструмент, водя по ним пальцем.

— А я все же постою в углу, — не согласился белобрысый, — на случай непредвиденных обстоятельств.

Непредвиденное обстоятельство настигло его совсем не в том в виде, в котором он, вероятно, представлял — и гораздо раньше. Для Эрика оно тоже стало весьма неожиданным. Оно приняло форму шила, которое женщина схватила в тот же момент, когда охранник отвернулся, и вогнала иглу прямо ему в затылок. Белобрысый обмяк, однако женщина поймала его тело и аккуратно уложила на пол. Затем она выдернула шило, бросила на полицейского взгляд, как бы говоривший: «Ни слова!», и крикнула двери:

— Эй, снаружи, нужная твоя помощь! — и метнулась к дверному проему, прилипнув спиной к стене справа. Как раз в следующий момент в помещение вошел длинноволосый. Его глаза округлились, когда он увидел труп. Он хотел что-то крикнуть, но не успел — шило настигло и его череп. Так же аккуратно женщина уложила на пол и его. Далее выглянула в коридор, проверяя, нет ли кого еще поблизости, а затем прикрыла дверь и вернулась к Эрику.

— Я вспомнил тебя! — сказал он. — Я видел тебя ночью, когда патрулировал улицы. Только тогда ты была босая, — в этот раз у женщины на ногах были сандалии.

— Тут слишком грязно, чтобы ходить босиком, — ответила женщина и потянулась к ремням на его руках. — Ты выглядишь на удивление спокойным, Данди.

— Внешне разве что. — И Эрик не врал. Сердце колотилось как сумасшедшее, грозясь разорвать грудь и вырваться на свободу. — И меня зовут не Данди.

— Какая жалость. Так ты не тезка нашего мэра?

— Я соврал. Эрик меня зовут. А ты кто такая, прости за столь прямой вопрос?

— Долго объяснять. Проще сказать, зачем я это делаю. А делаю я это потому, что хочу разрушить идиллию для извращенцев, которую строит мэр. И нет лучшего для этого оружия, чем толпа разозленных оборванцев, которые заявятся на сегодняшний праздник.

— Сегодня уже праздник? День Солнечного…

— Да какая разница, — женщина закончила с ремнями, и Эрик был свободен. — Надо вызволять народ и галопом нестись на площадь.

Она уже дернулась к выходу, но Эрик остановил ее, схватив за руку.

— Подожди!

— Ну что еще? — раздраженно спросила женщина, вырвав руку. — Сейчас не до разговоров. Большинство охранников и полицейских сейчас на площади, понимаешь? Другой такой возможности сбежать у вас не будет.

— Ты ведь одна из них.

Она закатила глаза.

— Думаю, бессмысленно это отрицать, раз уж я тут.

— Почему ты идешь против своих?

— Своих? — усмехнулась женщина. — Нет у меня здесь своих. Я сама по себе.

— Ну, значит, ты тогда наша, — заключил Эрик.

— Как скажешь. Идем уже.

Она обыскала труп белобрысого и нашла связку ключей в одном из его карманов.

— Ты все это спланировала одна?

— Сказала же, я сама по себе. Вот и думай.

На том вопросы у Эрика закончились. Следующие минуты они носились по коридорам и планомерно открывали одну дверь за другой, освобождая все больше пленников. Наконец, всей толпой они собрались в одном из залов у лестницы, которая, по словам женщины, вела наружу. Женщина разъяснила им свою идею, хотя и не стала говорить, кто она (Эрик тоже промолчал, да и всем на самом деле было все равно, когда впереди маячила свобода), и почти все пленники поддержали ее, однако нашлись и те, кто по той или иной причине отказался: одни были запуганы, другие слабы, третьи хотели искать своих родственников.

— А если снаружи нас будет поджидать засада? — спросил татуированный мужчина, сосед Эрика по камере.

— Те, кто был снаружи, уже мертвы, — сказала женщина, не дрогнув лицом. — А если мы кого-то и встретим — нас ведь больше, не так ли?

42

Ким оперся рукой о стену, закрыв глаза. Лицо у него было белое, как снег, его трясло и лихорадило. Он согнулся в рвотном позыве, издал характерный звук, однако наружу ничего не вышло. Он закашлялся и провел пальцами по лбу, стерев испарину. Жан, растерянно наблюдавший за ним, положил ему руку на плечо и сказал:

— Ты как?

— …Никак, — ответил Ким, кашлянув в последний раз и сглотнув слюну. — Походу я помираю. Реально помираю. Мне еще никогда не было так паршиво…

— Просто выпей моей крови, — серьезно сказал Жан. — Хватит упрямиться.

— Нет уж! — дернул Ким плечом, и Жан убрал руку. — Я дал себе слово, и эту гадость в рот не возьму. Плевать! Я не жилец что так, что этак. Хотя бы помру человеком…

Музыка играла совсем рядом. Площадь находилась за домом.

— Ким, это уже помешательство какое-то…

— Да, черт возьми! Я помешан на том, чтобы остаться нормальным! — гневно выкрикнул Ким, а затем, вздохнув, уже спокойнее добавил: — Пошли. Нет времени на споры.

Он оттолкнулся рукой от стены и побрел дальше так быстро, как мог. Жан последовал за ним.

— Лучше не обо мне думай, а о том, как мы реализуем наш план. Ты меня так и не посвятил.

— Мэр любит отвечать на вопросы жителей. Это было в прошлые Дни Солнечного Моря — уверен, будет и сегодня. А даже если он не захочет отвечать, то ему придется. Люди хотят знать, что происходит в городе, и что мэр собирается с этим делать.

— Откуда ты знаешь, что люди хотят знать?

— По разговорам соседей… слышал иногда.

— Понятно… и ты думаешь, мы просто выйдем на сцену и начнем вещать?

— Да.

— Думаешь, нас не прогонят? Как клоунов каких-то?

— Что-то мне подсказывает, что мэр захочет нас высмеять. С его стороны это будет логично: убедить жителей в том, какие мы дураки, и что на самом деле все по-другому. Он использует нас, чтобы показать, что у него все под контролем.

— Ну высмеет он нас, а мы — что? Чем мы ему ответим?

— Ничем, — честно сказал Жан. — Мы идем туда, чтобы рассказать жителям правду и заставить их задуматься.

— Этого мало… — щелкнул Ким языком, — мне не нужно, чтобы жители задумались — мне нужно, чтобы они поняли! Сразу, а не со временем! Потом уже может быть поздно…

— Прости, Ким. Ничего лучше я придумать не смог…

На площади перед ратушей была просто тьма-тьмущая народу. Никогда Жан не видел, чтобы собиралась столько, да и Кима, судя по взгляду, это тоже удивило. Было буквально не протолкнуться, отовсюду слышались разговоры, смех, какие-то выкрики. Пахло жареным мясом — неподалеку жарили шашлык, к которому выстроилась длинная очередь из людей разных возрастов. Был тут и своеобразный тир с дротикам и шариками — эта самая палатка была оккупирована радостными детьми. Лоток с сахарной ватой тоже был популярен у детей, и продавец со своей машинкой едва успевал удовлетворять их аппетиты. Атмосфера была самая что ни на есть праздничная, как будто не было никаких убийств, не было без вести пропавших, как будто не была спрятана где-то в городе кровяная ферма, где людей удерживали как скот…

— Гадство, — с презрением сказал Ким, глядя на все это.

Парни стали ждать подходящего момента, чтобы осуществить задуманное. На сцене, возвышавшейся над головами, пели и танцевали. Ким едва держался на ногах, и Жан не знал, что с этим поделать. Ему хотелось хоть как-то облегчить мучения одноклассника, однако он ничем не мог помочь. Единственное, что было в его силах — это говорить пустые слова поддержки, — но в том не было никакого смысла, никакого прока, и потому он молчал.

Наконец, спустя час ожидания мэр вышел на сцену и встал перед микрофоном. Он с улыбкой обвел притихшую толпу взглядом, а затем, сложив руки за спиной, начал говорить:

— Радостно видеть, что вас сегодня собралось так много! Это первый на моей памяти День Солнечного Моря, когда на нашей маленькой площади собирается едва ли не пол-Бланверта!.. Но я не буду делать вид, что не понимаю, почему вы все здесь. То есть да, вы собрались здесь, чтобы отдохнуть, но еще и затем, чтобы получить от меня ответы. Это наша маленькая бланвертская традиция, не так ли? Что ж, я готов вас выслушать! Спрашивайте, не стесняйтесь! Я сейчас прямо как открытая мишень, и каждый из вас может безнаказанно меня поразить!

Стоявший прямо перед сценой Жан взметнул руку вверх, словно ученик, готовый дать ответ; Ким повторил за ним, но медленно, будто его рука была раза в два или три тяжелее. Мэр, однако, их то ли не заметил, то ли проигнорировал (что вероятнее), и обратил внимание на других людей. Он пригласил двух девушек на сцену, и те, поблагодарив его за хороший праздник, спросили, будет ли День Солнечного Моря на следующий год праздноваться с таким же размахом, на что мэр, конечно же, заверил их, что будет, и не просто с размахом, а по-царски.

Потом были другие люди, задавшие разные вопросы, которые вообще не имели никакого отношения к последним событиям в городе. Жан начал уже подумывать, что жители на самом деле вовсе ничем не обеспокоены, и у него создалось ложное впечатление, но потом он понял, что мэр попросту приглашает на сцену вампиров. Он устал держать руку и поэтому поднял другую; ослабший Ким уже просто стоял и тупо смотрел на сцену. Мэр тем временем отпустил очередного вампира и стал выискивать глазами нового желающего.

— Эй, да дай ты пацанам высказаться уже! — выкрикнул кто-то из первых рядов.

— Всем, всем дам высказаться! — мэр сделал вид, что сначала не понял, про кого говорят, а затем пронзил парней взглядом. Его лицо расплылось в добродушной улыбке. — Давайте, поднимайтесь наверх.

Жан помог Киму подняться по лестнице на сцену. Они подошли к микрофону, и приветливый мэр посторонился. Жан почувствовал себя неуютно, увидев, сколько людей смотрит на них. Сотни, даже тысячи глаз. Его и без того взволнованное сердце запаниковало еще больше. И до всех них он должен был как-то донести истину и при этом не ударить в грязь лицом… По крайней мере, рядом находится Ким. Это немного успокаивало.

— Ну же, говорите, — жестом пригласил мэр. — Не стесняйтесь меня. — С легким прищуром он поглядел на Кима.

Жан растерялся на несколько мгновений, не зная, с чего начать. Он думал об этом, долго думал, и даже придумал хорошее начало, но почему-то именно сейчас оно вылетело из головы! Ким посмотрел на него, мол, «чего медлишь?». Жан собрался с мыслями и наконец прервал молчание:

— Я хочу поговорить с вами про последние события в городе, — в ответ на его слова в толпе послышалось одобрение, кто-то даже воскликнул «наконец-то!», и это придало Жану уверенности.

— Конечно, давай поговорим. — На лице мэра не дернулась ни одна мышца — все та же застывшая улыбка, как на театральной маске. Он был уверен себе. Всем своим видом он как бы говорил: «Ну давай же, расскажи им правду, и я раздавлю тебя как таракана!» Угрожающее дружелюбие.

— Прежде всего, может, вы сами скажете, что творится в нашем тихом Бланверте? Почему у нас стали происходить убийства? Куда пропадают люди? Почему полиция с этим ничего не делает?

— Как много вопросов за раз, однако, — сказал мэр. — Сейчас я на все отвечу. — Он поднес кулак к губам и прочистил горло. — Ваше заявление о том, чтобы полиция якобы бездействует — не соответствует действительности. Убийство же действительно имело место быть — единственное убийство. Полиция нашла убийцу, но он совершил суицид к тому времени. Потом выяснилось, что у него есть сообщники, и полиция принялась планомерно отлавливать их. Это какая-то секта религиозных фанатиков. Абсолютно ненормальные люди. Могу вас заверить, что результаты работы полиции вы увидите уже в скором времени. Что касается пропавших людей, они просто уехали в отпуск; они действительно «пропали» на некоторое время, но вскоре вернутся обратно. Слухи о пропавших — это раздутый из мухи слон. — На лбу мэра не возникло ни единой капельки пота. Он говорил так уверенно, будто его слова были правдой.

— А вот ни черта подобного! — выкрикнули из толпы. — Я видел, как какие-то личности ворвались в дом напротив моего и похитили жильцов!

— Я вас услышал, — спокойно сказал мэр, — и это воистину ужасно, но вам все-таки в первую очередь стоило рассказать об этом полиции, а не мне. Она работает с такими делами.

Мэр посмотрел на Жана, ожидая от него новых вопросов. Жан не стал медлить.

— Так, значит, вы все-таки признаете, что в городе действует преступная группировка и вы пока не можете с нею ничего поделать?

— Вы перевираете, — слегка улыбнулся мэр. — То, что мы не в состоянии «с нею ничего поделать» — в корне неверное утверждение. Работа ведется, и, как я уже сказал, ее плоды ждать долго не придется. А то, что проблема с преступниками существует — этого я отрицать не собираюсь. Я хочу решить эту проблему, а не закрывать на нее глаза. Я такой же житель Бланверта, как и вы, и мне будет куда спокойнее, когда все преступники окажутся за решеткой.

— Откуды ваще взялась ента секта? — раздался чей-то голос из толпы, однако был благополучно всеми проигнорирован.

— Хватит ходить вокруг да около, — мрачно процедил Ким, молчавший до этого момента. — Только время теряем… Не слушайте его! — его указательный палец уставился на мэра. — Он врет вам! Врет от и до!

— Да как же я вру? — мэр изобразил удивление. — Я с вами честен. Всегда был и забывать эту привычку не собираюсь.

И тогда Ким разошелся. Он сдал всех: себя, полицейских, мэра; рассказал про вампиров, рассказал про ферму, рассказал про убийство в школе. Жан даже не пытался вклиниться, потому что одноклассник говорил горячо и быстро — как тот, кто долго, очень долго хотел поведать миру правду. Никто не перебивал его, все внимательно слушали, даже мэр, стоявший рядом с непроницаемым лицом. Когда Ким закончил, над площадью повисла мертвая тишина.

Затем мэр вновь поднес кулак ко рту и прочистил горло. Он разлепил губы, уже собираясь что-то сказать, как вдруг зашелся громким кашлем. Кашлял он так, как будто пытался исторгнуть из себя легкие. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы успокоиться; на его лице появилась растерянность, но лишь на мгновение — затем ее сменило привычное непробиваемое спокойствие.

— Знаете, у меня даже язык не поворачивается назвать это клеветой, — со снисходительной улыбкой говорил он. — Это какая-то очень глупая и несмешная шутка. Вампиры? Я… простите, я даже не могу подобрать слов, чтобы прокомментировать это. — Он посмотрел на толпу, и та тоже была в смятении и непонимании. Появилось очень много недоверчивых и просто насмешливых взглядов. Жана это не удивило, примерно такой реакции он и ожидал, однако сдаваться он пока не собирался — тем более что со сцены еще не прогоняли.

— Я знаю, как это звучит, — опять заговорил Жан, — и мне тоже это сначала показалось чем-то нереальным! Но такова правда, и я не сошел с ума, я продолжу это утверждать. Можно называть их по-разному: вампирами, кровопийцами, упырями или кем-то еще, но в сути своей они — самые настоящие каннибалы! Извращенцы, которые пьют человеческую кровь! Они и есть та самая секта, про которую говорил мэр! Он сам же ее и основал!

На сцену взбежали трое полицейских, но мэр жестом показал им не лезть.

— Я умираю, — объявил Ким. — Я не шучу. Посмотрите на меня… зачем мне врать? Зачем мне придумывать какие-то сказки? Я не хотел быть таким, как они… Они запугали меня, они заставили меня помогать им… Я пришел, чтобы положить этому конец… — уже из последних сил сказал он.

— Они похитили и мучали моих друзей! — воскликнул Жан. — Двух моих сверстников и девятилетнюю девочку! Каннибалы держали их в плену и пытали, я видел их руки — они все были изрезаны ножом! Все еще думаете, что я шучу?! Я бы не зашел так далеко, чтобы просто пошутить! В это вы верите? Или это тоже вам кажется недостаточно реальным?

— Не верите — так сходите на озеро, где эти упыри прячут тела убитых жителей! — вдруг раздалось из толпы. Жан аж остолбенел на мгновение. Феликс? Это точно был его голос!

Толпа заволновалась, стала перешептываться. После того, как Жан упомянул каннибалов, люди уже не были так твердо уверены, что все ими услышанное — выдумки двух малолетних безумцев.

Музыка все еще негромко играла, однако праздничной атмосферы как не бывало. Мэр, с несколько напряженным лицом, говорил:

— Два фактора — неопределенность с преступниками и убийство в школе, — по всей видимости, плохо повлияли на этих ребят, в чем, должен признать, есть и моя вина. Я не злюсь на вас, — сказал он Жану, и парень ответил ему угрюмым взглядом, — более того, я даже понимаю вас. Хорошо, — мэр вошел в раж, — давайте на секунду предположим, что вы двое говорите правду, — у вас ведь нет никаких доказательств, кроме ваших слов. С таким же успехом я могу назвать вас теми самыми сектантами, которые пьют кровь якобы похищенных жителей. Да только станет ли мое утверждение от этого правдивым?

— Одно из них только что прозвучало! — выпалил Жан, не позволив мэру завладеть инициативой. — Озеро в лесу! Хорошее вы выбрали место, чтобы спрятать трупы! Почему бы вам не признаться, где вы держите похищенных людей?!

— Нет никаких похищенных людей, парень, нет никаких ферм, где собирают кровь, — сдержанно произнес мэр. — Хватит. Надеюсь, вы, два нигилиста, хорошо повеселились. А сейчас, пожалуйста, покиньте сцену. Вы пугаете людей и портите праздник! — возмущенно добавил он. — Имейте совесть! Какая циничная молодежь пошла!

Мэр старательно пытался скрыть волнение за восклицаниями. Жан заставил его занервничать, однако уходить он пока не собирался — ему еще было что сказать. Он заметил, как один из полицейских, стоящий за спиной мэра, положил пальцы на кобуру, но знал, что в него не выстрелят. Потому что если выстрелят, — это только подтвердит его слова.

— Пожалуйста, покиньте сцену, — повторил мэр. — У других людей тоже есть вопросы.

— Подумайте, люди! А не будете ли вы потом жалеть, что поверили в ту правду, в которую было поверить проще всего? — выкрикнул Жан и тут же почувствовал крепкую хватку на руке — это был полицейский, который, надо понимать, собирался выпроводить его сцены.

Полицейский потянул его за собой, однако уже через мгновение неожиданно отпустил. Виной тому оказались грязные люди в рваных и окровавленных одеждах, появившиеся буквально из ниоткуда, их было много, не меньше сотни. Они не на шутку взбудоражили и напугали и без того неспокойную толпу.

— Не может быть… — прошептал мэр, не веря. На его лице отразился чистый ужас.

Мужчина, на котором были лохмотья полицейской формы, — Жан сразу признал в нем Эрика — выкрикнул, указывая на мэра:

— Мэр — убийца! И все полицейские — убийцы! Они похищают людей и пьют их кровь! Кто-то даже не гнушается есть человеческое мясо! Эти ненормальные прячутся среди нас!

— Ч-черт!.. — яростно прошипел мэр. Он бросился заговаривать толпе зубы, а Жан вдруг заметил, что Ким впал в какой-то ступор и словно бы выключился из реальности, взирая куда-то далеко-далеко вперед, за горы, возвышающиеся над Бланвертом. Он подскочил к однокласснику, собираясь привести его в чувство, как вдруг обнаружил, что у того изо рта тоненьким ручейком по подбородку бежит кровь.

— Ким?

Одноклассник никак не отреагировал. Вот же блин! Да он совсем плохо выглядит, нужно уводить его отсюда! Жан взял его за локоть, но Ким неожиданно и как-то агрессивно зарычал и с силой выдернул локоть. У Кима был совершенно пустой, лишенный разума взгляд. Интуиция подсказывала Жану, что однокласснику уже не помочь. А еще она подсказывала, что вот-вот случится что-то нехорошее, и он как раз находится в самом центре событий. Он поспешил убраться со сцены, пока никто не обращал на него внимания.

Когда он сбегал по лестнице, за спиной раздался вскрик. Обернувшись, Жан увидел, что Ким повалил мэра на сцену и навис над ним, грозно клацая зубами и пытаясь дорваться до его шеи. Вдруг что-то очень громко хлопнуло, ударив по ушам. Ким моментально затих и рухнул рядом с мэром. В его виске зияла дыра.

— Ты что наделал?! — в ужасе воскликнул мэр, глядя на полицейского. — Ты зачем прикончил его?

— Он бы перегрыз вам горло! — задрожал полицейский, понимая, что наделал.

— Идиот!

Площадь загудела. То, что последовало дальше, было самым настоящим безумием.

43

Феликс ушел, снова оставив их с Кирой одних. Алиса уговаривала его переждать хотя бы день и никуда не выходить — тем более что его могли искать вампиры, — но парень не послушал, сославшись на то, что должен помочь Жану, задумывавшему какой-то план. Когда она спросила, что это за план, он сказал что-то про площадь и праздник, но так толком ничего не объяснил и ушел в спешке. Алиса бы и сама пошла с ним — обязательно бы пошла, неважно какая глупость взбрела ему в голову, если бы не Кира. Киру подвергать риску она не могла.

Девушка все думала, стоит ли говорить сестре про маму, навестившую их ночью. По-хорошему, конечно, нужно было сказать правду, но она не могла заставить себя это сделать, какой-то внутренний барьер останавливал ее. Да и потом, она не знала какими словами сказать сестре то, что маму они больше не увидят… То есть… можно всегда сказать прямо, но это будет ударом, а ей хотелось смягчить удар… По крайней мере, она передала мамин поцелуй, чмокнув Киру в лоб.

Потом Алиса, поняв, что мыслями делу не поможешь, попыталась заняться насущными проблемами. Она пошла на кухню и заглянула в холодильник. Есть рис с сардельками, сготовленный вчера, и, учитывая, что Феликсу теперь не нужна привычная еда, этого хватит на день-два. Но что потом? Бежать до магазина? А деньги-то где взять?.. Ее взгляд вдруг наткнулся на полочку в углу кухни, на которой находились различные крупы и банки с тушенкой. От сердца сразу же отлегло. Спасибо богам! Нет, спасибо родителям Феликса, которые сделали запас!

Краем зрения девушка заметила какое-то движение в окне. Она повернула голову и увидела стоящего снаружи неопрятного мужчину, будто какого-то бездомного. Он вытаращился на нее пустым, как у мертвеца, взглядом, а весь его рот был перемазан в крови. Чем больше она на него смотрела, тем страшнее ей становилось. Она замерла — и он замер. Господи, что это? Они стояли так несколько долгих секунд, а затем мужчина положил окровавленные руки на стекло и начал царапать ногтями поверхность, точно пес, который просится в дом. У Алисы сердце ушло в пятки от сюрреализма происходящего, рука потянулась к подставке для ножей. Она нащупала рукоятку, выхватила нож и выставила его перед собой.

— Уходи! — крикнула она безумцу через окно, храбрясь.

Мужчина замер, тупо глядя на нее, затем медленно опустил руки. Девушка махнула ножом в его направлении, пытаясь его напугать. Мужчина переключил взгляд, в котором не было заметно ни единой мысли, на лезвие и несколько мгновений взирал на него, как будто пытаясь понять, что ему показывают.

— Уходи, я сказала! Уходи или тебе не поздоровится!

— Ты это кому, сестренка? — донесся Кирин голос.

— Кира, спрячься под кровать!

— Зачем?

— Спрячься под кровать, говорю!

Возражений больше не последовало. Мужчина тем временем облизал губы и улыбнулся как пьяный. Вкупе с его мертвецки пустыми глазами выглядело это предельно жутко. Затем улыбка быстро сползла с его лица, он посмотрел куда-то вправо и двинулся вдоль стены дома. Алиса побежала в зал и заметила, как в тамошнем окне мелькнул силуэт. Она приблизилась к окну, посмотрела в сторону, в которую двигался мужчина. Никого. Неужто… ушел? Хоть бы ушел!

— Сестренка, что происходит?

— Я разберусь, Кира, только не вылезай из-под кровати! — Девушка очень надеялась, что Кира ее послушалась и сейчас прячется.

В парадную дверь вдруг раздался требовательный стук. Алиса вздрогнула и от страха чуть нож не выронила. Дверь же закрыта? Должна быть… Она должна была закрыть ее на замок, но почему-то не помнит этого. Наверно, сделала на автомате и даже не запомнила… Она стояла на месте, ноги как будто приросли к полу. Нож дрожал в крепко сжатых пальцах. Стук вроде прекратился…

Алиса заставила себя пошевелиться. Она сделала несколько неуверенных шагов, оказалась в коридоре и увидела, что дверь вроде как закрыта плотно. Это, впрочем, ни о чем не говорило. Если этот безумец сейчас потянет за ручку, дверь, может, и откроется… Девушка бросила взгляд на тумбочку, увидела ключ, который лежал рядом с кремом для обуви, и схватила его. Вспотев от напряжения, она приблизилась к двери, медленно и аккуратно, стараясь не издать ни звука, вставила ключ в замочную скважину и так же медленно попыталась его провернуть. Почти тут же он уперся, дав ей понять, что она все-таки закрыла замок.

Вдруг дверь заходила ходуном — мужчина долбил по ней кулаками. Алису как будто окатило ледяной — прямиком из бездны Мировой впадины — водой. Ее с этим пугающим мужчиной разделяло всего несколько сантиметров дерева. Выдержит ли оно? Ей показалось, что только что оно подозрительно затрещало…

— Что т-тебе нужно от нас? — с дрожащим голосом спросила девушка, попятившись. — Уходи!

Дверь резко перестала сотрясаться под ударами. Прошло несколько тихих секунд, и снаружи послышалось какое-то полоумное мычание, похожее на скулеж. Мгновением позже мужчина снова принялся ломиться в дом. У Алисы все сжалось внутри. А вдруг безумцу хватит сил выломать дверь? Нет, не «вдруг» — ему определенно хватит, если захочет! И он, по всей видимости, всерьез намеревается это сделать!

— Алиса? — послышался Кирин голос за спиной. Алиса резко обернулась и негодующе выпалила:

— Ты почему меня не послушалась?!

— Я хочу помочь! — оправдалась та, но затем со страхом посмотрела на дверь и уверенности в ее глазах как-то поубавилось.

— Кира! — требовательно сказала Алиса.

— Я не хочу прятаться! — возразила сестра.

Нет времени спорить, подумала девушка. Безумец никак не успокоится! Что же делать?.. Ее глаза опять наткнулись на тумбочку, и в тот же момент в голове возникла идея. Эта идея, конечно, была далеко не самым лучшим решением, но, по крайней мере, тумбочку она сможет сдвинуть.

Она подскочила к тумбочке, ухватилась за нее и потянула на себя изо всех сил. С другой стороны стала помогать Кира — Алиса ничего не сказала на это, ибо поняла, что даже такая, маленькая, помощь была совсем не лишней. С горем пополам они пододвинули тумбочку и подперли ею дверь.

Так уже чуть лучше, подумала девушка. Во всяком случае, когда безумец сломает дверь, ему придется разобраться с новой преградой, прежде чем войти. За это время она успеет припугнуть его ножом. И под «припугнуть» подразумевается использовать нож по назначению. Она не хочет это делать —более того, она боится это делать, но ей придется, он не оставил иного выбора. Кто еще сейчас защитит Киру, если не она? Феликс? Мария? Мама? Они вдвоем сами за себя!

Дверь перестала дрожать. Алиса стояла в напряженной позе, выставив перед собой нож. Из-за ее спины выглядывала Кира, держа ее за талию. Так прошло несколько долгих и нервных мгновений, пока в один момент снова не раздалось жуткое мычание, кольнувшее внутренности девушки, а следом стало слышно удаляющиеся шаги.

— Он… ушел? — взволнованно спросила Кира.

— Я надеюсь, — неуверенно ответила Алиса. Со словами сестры до нее наконец-то дошло понимание, что страшное уже позади — или, во всяком случае, пока позади. Девушка упала на колени, нож звякнул рядом, ударившись об пол, и она обняла сестру крепко-крепко. — Я так испугалась!

Кира погладила ее по голове, и это было словно бальзам на душу, после которого она начала немного успокаиваться. Кто это все-таки приходил? Человек, но как будто не человек! Какая жуть, господи!

44

Когда в воздухе прогремел выстрел, и на сцену упал мертвый подросток, толпа словно сошла с ума. В панике люди ринулись в разные стороны, началась давка — площадь моментально погрузилась в хаос. В первые секунды мэр отчаянно призывал со сцены к спокойствию, но никто его не слышал, ситуация больше не была под его контролем. Полицейские тоже поначалу пытались как-то сдержать толпу, но их было слишком мало для этого; кто-то из них сделал два выстрела в воздух, но это только еще больше напугало людей. На фоне всего этого кошмара не прекращая играла веселая и задорная музыка.

Стоявшая в стороне Мария наблюдала за происходящим с каким-то удовлетворением, радостью даже. Улыбка застыла на ее губах. Она, конечно, предполагала, что всякое может произойти, но чтобы такое!.. И, похоже, не она одна планировала насолить вампирской «семье»… Эти два подростка тоже внесли лепту — да такую, что жителям даже ничего не пришлось объяснять, они все сразу поняли, завидев беглецов!

Что дальше? Мария не знала, что будет дальше, да и не сильно ее это волновало… Мэр был разгромлен, так ему и надо, мерзавцу. Так им всем и надо… Их гнусным планам пришел конец, свою главную задачу она выполнила. И пускай она теперь обречена вместе с ними; не такая уж это и большая плата, чтобы помереть с чистой совестью. Верно, лучше уж помереть, чем жить в постоянной зависимости от чужой крови, как наркоманка…

— Эй ты, в майке!

Вырванная из мыслей, Мария посмотрела туда, откуда послышался голос. Через дорогу по пешеходному переходу к ней направлялась группа из четырех разношерстных мужчин. Выглядели они серьезно, двое из них были с холодным оружием: один сжимал кусок трубы в волосатой руке, у другого на пальцах блестели кастеты. Марию их вид не испугал, только позабавил немного, что, впрочем, она внешне никак не выразила. Она достала сигарету и закурила. Как раз в этот момент мужчины подошли к ней.

— Чем могу помочь? — лениво отозвалась она.

— Зубы покажи, — скомандовал самый крепкий из них.

— Чего? — фыркнула Мария, не скрыв усмешки.

— Ты не поняла? — спросил голубоглазый мужчина.

— Нет, я как раз таки поняла, а вот твой дружок, похоже, не понимает банальных правил приличия. Да и на джентльмена он тоже не тянет, раз подходит к незнакомой женщине и первым делом просить ее показать зубы. Какое неуважение. Хоть бы «пожалуйста» сказал, я бы, может, не так бухтела.

— Не выкобенивайся и делай, что говорят, — повторил крепыш.

— У нас еще куча дел, — серьезно и даже с какой-то гордостью добавил третий мужчина, довольно молодой.

— Ну, как докурю, может быть, покажу… Если вежливо попросите, — пожала плечами Мария, сделав затяжку. — А вообще, конечно, вы вгоняете меня в краску своей просьбой. С чего бы я должна это делать? Вы что, зубные врачи? Не очень-то вы на них и похожи, ребята.

— Да, черт возьми! — сжал кулачищи крепыш. — Зубные врачи. Да еще какие! Выбиваем зубы вампирам!

Так Мария и подумала. Жители не захотели это так просто оставлять. Не на кого было больше надеяться, мэр оказался двуличной гнидой, полиция тоже перестала быть сама собой, превратившись в шайку преступников, поэтому жители взяли дело в свои руки… Быстро же они собрались. Видимо, давно накипело, нужен был лишь толчок в нужном направлении…

— Когда ты вот так вот юлишь, это не добавляет тебе доверия! — воскликнул молодой. — Разве мы много просим?

— В этом и проблема. Вы не просите, вы требуете.

Голубоглазый мужчина вдруг схватил Марию за плечи и прижал к стене, отчего она выронила сигарету.

— Заканчивай! — кастеты на его пальцах угрожающе заблестели, но Мария осталась равнодушна и к этому. Она коротко вздохнула и приподняла указательными пальцами верхнюю губу.

— Ну что у нее там? — заговорил четвертый мужчина, от которого страшно воняло чесноком.

— Да вроде не длинные… — сказал крепыш, внимательно глядя в ее рот. — Клыки как клыки. У меня даже чуть длиннее, наверно, будут.

— Ну, она, может, подпилила их?.. — предположил молодой.

— Не, это было бы заметно.

— Насмотрелись, извращуги? — утомленно спросила Мария. — Мы можем закончить с этим?

— С зубами закончили, — удовлетворенно сказал крепыш, и она опустила руки. — Но это еще не всё.

Голубоглазый снял с шеи цепочку и вытянул руку так, что серебряный уроборос гипнотически зашатался перед глазами Марии. Все четверо внимательно смотрели на нее, видимо, ожидая какой-то реакции.

— Что-нибудь чувствуешь? — спросил крепыш.

— А должна?

— Праведный огонь морского змея, что пожирает тебя изнутри, — серьезно сказал голубоглазый.

— Не-а, не чувствую, — отозвалась Мария.

— Ну, похоже, все с тобой нормально. Ты не вампирша, — заключил голубоглазый.

— Эй-эй, — оживился вдруг молодой, — мне она кого-то напоминает… Ага, я же видел ее на площади! Она была с теми беднягами, которые сбежали с вампирской фермы!

— Уверен? — вздернул бровь крепыш.

— На все сто процентов!

— Что ж ты сразу не сказал?

— Да я не сразу понял!

— А ты чего молчала все это время? — с какой-то даже теплотой спросил крепыш, посмотрев на Марию. — Мы бы и не приставали тут! Ты же наша, а к нашим мы не пристаем!

Женщина достала новую сигарету и закурила. Выпустив дым, она говорила:

— Не думаю, что когда люди разгневаны, им можно что-то доказать… Скажите, а если бы я оказалась «правильным» вампиром, который пошел против своих и встал на вашу сторону, — как бы вы ко мне относились? Избили бы этой трубой до смерти? Или отпустили бы с миром?

Этот вопрос привел мужчин в ступор.

— Хороших вампиров не бывает, — заявил крепыш. — Они пьют кровь и мучают и людей.

— Ну, пожалуй, так оно и есть, — усмехнулась Мария.

— На вот съешь, чтобы не заразиться вампиризмом, — вонючий мужчина протянул ей дольку чеснока. — И держи при себе какое-нибудь серебро, это отпугнет вампиров, если они захотят тобой полакомиться.

— Ага, — взяла Мария дольку. — Непременно последую твоему совету.

— Береги себя, — сказал крепыш. — А нам пора, город нужно очистить от нечисти, пока она не опомнилась.

— Удачи, — лениво махнула им рукой Мария. Четверка пошагала дальше. Женщина глядела им вслед несколько секунд, а когда они скрылись за углом какого-то здания, захохотала.

45

То, что ему удалось остаться целым и невредимым, Жан считал ничем иным как божественным вмешательством. Как будто морские боги окружили его коконом — или даже пузырем, — который защитил его от поднявшегося на площади хаоса. Он сначала хотел найти Феликса на площади, но быстро понял, что это опасная для жизни затея, которая к тому же, скорее всего, закончится неудачей. Поэтому он поспешил напрямик к нему домой. Рано или поздно друг туда вернется, и они вместе решат, как им поступить дальше.

Жан до сих пор дрожал. Он все еще не до конца понимал, что сделал, и чем это все обернется, но он считал, что поступил правильно. Возможно, вампиры теперь устроят охоту на него, и он уже нежилец, но… черт, это пугает! Капец как пугает! Но кто-то ведь должен был это сделать…

Он зашел в какой-то тихий двор. Игровая площадка пустовала. Еще здесь была беседка, и в ней кто-то сидел. Этот кто-то внезапно окликнул Жана, когда он проходил мимо:

— Эй, паренек!

Жан остановился и поглядел на беседку. Приветливый голос принадлежал женщине с короткой прической. В руках она держала блокнот и ручку.

— Это вы мне? — спросил он.

— Кому же еще! Вы видите тут еще кого-то, кроме нас двоих? Присядьте-ка со мной.

— Не могу. Я спешу.

— Я не отниму у вас много времени. Буквально несколько минуток. Мне и самой надо спешить.

Поколебавшись немного, Жан подошел к беседке поближе, но садиться не стал. Поглядел неуверенно на женщину — она что-то записывала в блокноте. Выглядела она на удивление спокойной, даже беззаботной, как будто ничего и не произошло на площади полчаса назад.

— А вы не боитесь находиться на улице одна?

— Не думаю, — безразлично ответила женщина. — Вдохновение требует отринуть все, что творится на фоне, и уделить внимание словам, которые просятся на бумагу.

— Вот как? Вдохновение… — Жан вдруг понял: — Вы ведь вампир, не так ли? Только вампир будет так спокоен в нынешней ситуации.

— Я не вампир.

— Вы врете.

— Ваше право так считать.

— Хотя с другой стороны, доказать, что вы вампир я никак не смогу…

— Пожалуй.

— И выглядите вы как человек. Вроде бы.

— Вроде бы.

— И не стоит забывать про презумпцию невиновности…

— Ого. Не знала, что быть вампиром теперь считается преступлением.

— Ну а кто в этом виноват? Сами вампиры, которые создали себе такую репутацию. Так что все они теперь преступники.

— Даже те, кто не хотел такими становиться? Которых заставили? Запугали? Которым пришлось?

— Ну… я ляпнул не подумав.

— Это был риторический вопрос.

— Если они пили кровь, значит, они тоже преступники. Каннибализм — это отвратительно, и неважно, каким образом человек до этого дошел. Ким сопротивлялся этому. Он отказался пить кровь! Он погиб, но все равно остался человеком.

— А-а, ваш товарищ… Вы же ведь знакомы, да?

— Откуда вы знаете? — удивился Жан.

— Да не то чтобы знаю, просто такое ощущение возникло, — уклончиво ответила женщина. — Вот тогда еще вопрос: а если бы кто-то из ваших близких стал пить кровь — как бы вы к этому отнеслись? Тоже записали бы его в убийцы и маньяки?

— Вы все усложняете…

— Я не усложняю. Усложнять дальше некуда. У черного и белого очень много оттенков. Но да ладно, — женщина положила блокнот на колени, а ручку засунула в его металлическую спираль. — У меня есть к вам пара маленьких вопросов. Ответьте, пожалуйста.

— Вы уже задали…

— Ладно, тогда пусть будет один.

— Только быстро, — нахмурился Жан.

— Конечно-конечно, — успокаивающе махнула женщина рукой, улыбаясь. — Вопрос следующий: что еще вы знаете?

— В каком это смысле?

— В самом прямом. Что еще вы знаете, кроме того, что поведали людям на площади?

— А что еще тут можно знать-то? — недоумевал Жан. — Я рассказал все, абсолютно все, ничего не утаил!

— Вампиры, значит, да? — с серьезным видом спрашивала женщина, как бы пытаясь в чем-то убедиться. — Ферма крови… Перекрытая дорога из Бланверта…

— Ну… да? Вы на что-то намекаете?

— Да ни на что, — успокаивающим тоном проговорила женщина. Она снова взяла ручку, открыла блокнот и сделала в нем какую-то отметку. По крайней мере, так показалось Жану. Она как будто поставила крестик. Или галочку. Жан заострил на этом внимание, покрутил в голове, и до него внезапно дошло:

— Подождите, уж не намекаете ли вы, что я что-то упускаю из виду?

— Что? — неподдельно удивилась женщина. — Нет-нет, ничего подобного. Я вовсе не это имела в виду.

— А что тогда?

— Мне просто стало интересно, вдруг вы знаете то, чего не знаю я. Кстати, я люблю наблюдать за Бланвертом и его жителями, это так вдохновляет. Я говорила, что пишу стихи?

— Сказали только что. Не знаю, зачем. — Как будто она хотела поскорее перевести тему, подумал Жан. А может, и не «как будто»? — Вы странная.

— Правда? — усмехнулась женщина. — Могу заверить, что я самая что ни на есть обычная. Во мне нет ни капельки странного. Если только сочинение стихов ныне не считается странным…

— У меня такое ощущение, что вы что-то знаете…

— А у меня ощущение, что у вас неверное ощущение!

— Знаете, — фыркнул Жан, неубежденный ее словами, — у меня тоже есть к вам один вопрос.

— Да? Какой же?

— Как думаете, я правильно сделал? То есть… это надо было сделать. Но из-за этого пострадали люди… и я как-то уже не уверен в правильности…

— И пострадают еще, — спокойно, считай, равнодушно, заявила женщина. Жан аж оторопел от ее слов.

— Что?

— Еще много людей пострадает, — повторила женщина. — Это только начало.

— Почему пострадают? — спросил Жан взволнованно.

— А вы правда не подозреваете? Теперь, когда люди знают правду, как думаете, что они захотят сделать? — Она сделала паузу, видимо, позволяя Жану самому ответить, однако тот остался безмолвен. — Они захотят отомстить. Это те, кто от них пострадал. А те, кто не пострадал, тоже примкнут к первым, ибо жить бок о бок с убийцами никому не захочется. Люди будут защищаться. Хотя… «защищаться» — это не совсем, наверное, правильное слово…

— Подождите, вы хотите сказать…

— Ситуация развернется в противоположную сторону. И жертв станет больше, гораздо больше.

— Но… я не этого хотел! — задрожал Жан. — Я хотел, чтобы люди знали!

— И они теперь знают. Но вы не подумали, какие последствия будут у этого знания. Не печалься. Что я там говорила про оттенки — не забыли еще? Все равно, в конце концов, это случилось бы. Вы всего лишь многократно ускорили процесс. Не забивайте себе сильно голову.

— Но я хотел предотвратить людские жертвы, а не сделать только хуже!

Женщина закрыла блокнот, убрала его и ручку в карман джинсов и вздохнула.

— Боюсь, этого было изначально не избежать. — Она поднялась и вышла из беседки. — Спасибо, что уделили мне время. Прощайте, Жан Арди, — она махнула рукой с улыбкой и пошагала прочь.

— Откуда вы знаете мое имя? — бросил вслед изумленный Жан.

— Говорю же, я люблю наблюдать! — отозвалась женщина, прежде чем исчезнуть за домом.

46

Уже несколько часов Данди Акер сидел в своем кабинете, закрывшись. Он весь дрожал, был не на шутку напуган и до сих пор не мог поверить в то, что произошло. Какие-то пацаны подложили ему здоровенную свинью! Как же все так сошлось? Почему пленники сбежали с фермы именно сегодня? Это диверсия, точно диверсия, им помог кто-то из своих! Черт! А ведь стоило ожидать… стоило ожидать, что кто-то из вампиров такое выкинет! Но он был уверен, что они готовы к подобному развитию событий! По отдельности, что слова пацанов, что толпа оборванцев — вероятно, не нанесли бы такого урона, оставили бы пространство для маневра, но вместе… Черт, черт, черт!..

Не в состоянии более сидеть за столом, он резко поднялся и стал нарезать круги по кабинету. Все его тело кололо невидимыми иголками. Он весь вспотел, его еще недавно чистая и выглаженная рубашка была помята и заляпана чужой кровью. Он лихорадочно думал. Что же делать? Может ли он как-то повлиять на ситуацию? Нет, уже не может, все вышло из-под контроля! Вот так просто, в одночасье, все его старания, все его труды — все пошло на дно морское! И что тогда? Бежать? Может быть, однако…

Мэр замер, услышав в коридоре приближающиеся шаги. Вскоре перед дверью кто-то остановился и постучал в нее, дернул ручку. Мэр в напряжении стоял на месте, не решаясь шевельнуться. Так прошло почти полминуты, а затем послышался голос:

— Вы ведь там, мистер Акер? Это я, — сказал шеф полиции.

Данди Акер едва слышно выдохнул.

— С тобой никого нет? — спросил он после короткой паузы.

— Я один.

Мэр медленно подошел к двери, поколебался, потерев пальцы, а затем все-таки повернул защелку и впустил шефа, который не соврал и действительно был один.

— На вас лица нет, — заметил он.

— Знаю, мой друг, — спокойно ответил мэр, хотя внутри него клокотала буря. — У тебя есть какие-то новости для меня?

— У меня есть вопрос для вас: что мы будем делать?

Мэр указал рукой в сторону своего стола. Когда они сели, мэр сначала попытался принять собранный и спокойный вид, но маска его сломалась в тот же момент, как он обреченно произнес:

— Я не знаю, что нам делать. Наша тайна раскрыта, наши пленники сбежали, а запасов крови мы еще толком сделать не успели. Вернуть все обратно уже не получится, нужно думать, как спасти шкуры…

Шеф посмотрел на него непроницаемым взглядом.

— Мы можем дать им отпор.

Мэр сначала не поверил, что это было сказано всерьез. Но шеф не шутил — он был настроен решительно.

— Можем ли? — спросил он, подавшись немного вперед.

— У нас есть оружие, — напомнил шеф. — Нам следует объединиться…

— Нет, нет, мы не победим! — перебил Данди Акер взволнованно. — Нас меньше, гораздо меньше. Объединяться нельзя ни в коем случае, мы так себя только выдадим, нас попросту задавят числом… Нам лучше разделиться, поодиночке нас будет тяжелее поймать, мы должны спрятаться, залечь на дно…

— Пусть так, но где спрятаться? Это Бланверт, тут каждый друг друга знает.

— Мы люди, мы все еще люди и то, что мы вампиры, внешне и не скажешь!

— Но не в нашем случае, — мрачно проговорил шеф. — Пацан назвал вас и нас, полицейских, вампирами. Все на площади это слышали. Другим, может, есть смысл прятаться, но нам — нет.

— Черт! — мэр в сердцах ударил кулаком по столу. — Куда ни глянь, везде тупик! Неужели нельзя ничего сделать? Мой друг, ну может у вас в сознании завалялась еще одна идейка?

— Свою идейку я уже высказал. Вам она по нраву не пришлась, — развел полными руками шеф. — И с каких пор я стал вашим «другом»?

— С самого начала был! — выпалил Данди Акер. — Я же всегда с вами по-дружески…

— Вы со мной по-дружески, потому что загнаны в угол, — сухо ответил шеф. — А до этого была снисходительность. Вот и все.

Мэр в этот момент почувствовал какую-то слабость. Он откинулся на спинку стула, посмотрел на папку с рекимийским гербом, покоящуюся на дальнем углу стола и говорил упавшим голосом:

— Я думал, что голод, проснувшийся в нас, — это знак богов. Я считал нас новыми людьми, новой ветвью эволюции, которая стоит на ступень выше остального человечества. Я и сейчас так считаю! Я патриот своей страны. Я влюблен в Рекимию, и желаю для нее только лучшего. Я хочу, чтобы она стала великой страной! Но теперь этому, боюсь, не суждено сбыться… Потому что мы обречены. Мы, новые люди, зависим от обычных людей. Мы никто без их крови. Наше благополучие хрупко. Мои мечты хрупки, мой друг…

— Хватит меня так называть, — сердито вздохнул шеф, коснувшись пальцами переносицы.

— Кто продолжит мое дело? — продолжал Данди Акер, слыша только себя. — Некому продолжить мое дело. Те, кому-то удастся скрыть свою сущность, будут обречены на жалкое существование, на выживание, никто из них не вернется к нормальной жизни… Я хотел построить новое общество… Я правда хотел быть кем-то большим, чем жалким мэром жалкого городишки…

Шеф вздохнул, а затем тяжело поднялся со стула.

— Я займусь делом.

Мэр не услышал ни слов шефа, ни его удаляющихся шагов, и когда все-таки вынырнул из мыслей, то весьма удивился, заметив, что находится в кабинете один. Он снова посмотрел на герб на папке, потом развернулся и поглядел вверх, на висящий портрет на стене. Ему никогда не стать как Сиги VI. Никогда. Все кончено.

Данди Акер вдруг понял, что дверь не закрыта, и моментально подскочил на ноги. На полпути к двери, однако, на него напал какой-то ненормальный кашель — прямо как тогда, на сцене, только еще сильней. Он мучился, наверное, целую минуту и все не мог успокоиться. Когда ему все-таки удалось совладать с кашлем, он неожиданно ощутил привкус крови на языке. От вспышки страха сердце пропустило удар. Мэр посмотрел на ладонь, которой прикрывал рот, — вся она была в капельках крови. Он дышал хрипя. Что-то с его телом было не так.

Нет! — осознал он, схватившись за голову. Только не это! Только не с ним!

47

Впереди была разборка: четверо окружили какого-то бедолагу, не давая ему пройти, ругань было слышно на всю улицу. Феликс просто проходил мимо, не обращая на них внимания.

— Да кому ты лапшу на уши вешаешь! Ты мерзкий кровопийца! — крикнул кто-то негодующе.

При этих словах Феликс почему-то перевел взгляд на ругающихся людей. Каково же было его изумление, когда он увидел, что люди окружили не кого иного, как мучавшего его здоровяка. Он почувствовал, как его волосы становятся дыбом, по спине бегут холодные мурашки. Все прочие мысли внезапно отошли на второй план, сделались незначительными. Он гневно стиснул зубы и сжал рукоятку биты.

— Что у вас происходит? — живо спросил Феликс, подойдя ближе.

— Это не твое дело, пацан, — ответил высокий мужчина. — Иди своей дорогой.

— Он вампир! — сказала полная женщина Феликсу, а затем вперила взгляд в здоровяка. — Ты ведешь себя как-то ненормально… и выглядишь тоже ненормально! А еще у тебя в кармане был нож… Вот скажи: какой нормальный человек будет носить у себя в кармане нож?

— А ты не знаешь, что на площади было? — угрюмо ответил ей здоровяк.

— Знаем, и поэтому пристаем к тебе, — усмехнулся другой мужчина, качок.

— Раз знаете, то я бы на вашем месте тоже носил какое-нибудь средство для самообороны.

— Что, боишься, тварь? — спросил высокий. — Нам-то бояться нечего, мы не вампиры, а вот вампирам стоило бы бояться нашего гнева…

— Ты какой-то бред несешь! — вышел из себя здоровяк. — Пустите, мне нечего вам доказывать! Никакой я не вампир! — Он попытался вырваться из окружения, но качок и еще один мужчина — очень толстый и крупный, как бегемот, — вновь преградили ему путь.

— Куда ты так спешишь? — спросил качок издевательски мягким голосом. — Почему ты такой нервный?

— Потому что вы называете меня тем, кем я не… — здоровяк вдруг заметил стоящего рядом Феликса, и его лицо побелело. Он так и не договорил и смотрел на парня, словно на призрака.

— Ты че заткнулся-то? — спросил толстый. — Вспомнил че вдруг?

— Меня вспомнил, — сказал Феликс холодно.

— Вы двое знакомы, что ли? — полюбопытствовал качок.

— Как сказать… в каком-то смысле и знакомы.

— Ну вот и нашелся человек, который нас рассудит! — радостно сказала женщина.

— Подожди, так он, может, тоже вампир, — заметил высокий мужчина с подозрением. — Пришел своего дружка вытащить…

— Вы его что, не видели? — сказал толстяк. — Это он на площади кричал про озеро! Он-то уж точно не вампир! Зачем ему своих сдавать?

— А, так это был ты? — сказал высокий Феликсу. — Тогда извини, что заподозрил тебя.

Феликс увидел отчаянную мольбу в глазах здоровяка. Молил не выдавать, молил о помощи. Боялся. Этот сумасшедший «исследователь», истязавший его, Алису и, скорее всего, немереное количество других людей, еще на что-то надеялся! Нет, никакого милосердия! Никакой пощады! Эта гнида не заслужила ни капельки доброты! Он сдаст его с потрохами!

— Он вампир, — произнес Феликс и почувствовал себя от этого даже как-то приятно. Как будто наконец-то восстанавливалась справедливость. Появилась некая легкость на душе.

— Это не так! — взволнованно воскликнул здоровяк. — Не слушайте его! Боже… на меня посмотрите — я выгляжу так же, как и вы! Я такой же человек…

— Этот человек с приставкой «недо» мучил меня и моих друзей, — Феликс закатал рукав толстовки сначала на одной руке, демонстрируя раны, затем на другой. Женщина ахнула от ужаса, да и на остальных зрелище тоже произвело впечатление. — Ему это нравилось, я более чем уверен. Знаете, почему он это делал? Он сказал мне, что он исследователь. Исследует запахи. Прочитал мне целую лекцию о том, что человеческая кровь пахнет по-разному в зависимости от части тела. Знаете, может, он реально не вампир! Может, тут он говорит правду! Но какая разница? Он моральный урод.

— Это ложь! — испуганно воскликнул здоровяк с глазами как у загнанного зверя.

— Прости, чувак, ты и так вел себя подозрительно, — говорил качок, — а теперь еще появился этот пацан. Раны-то у него на руках, а не у тебя. Еще и нож в кармане… Зачем нож? Чтобы еще кого-нибудь порезать, а?

Перепуганный до ужаса, здоровяк вновь попытался сбежать, однако его скула встретилась со здоровенным кулачищем — все равно, что кирпич — толстяка. Он зашатался, но устоял на ногах, как сразу же его настиг не меньший по силе удар от качка прямо ногой по животу. Здоровяк растянулся на тротуаре. Тут же подключились женщина с высоким мужчиной, принявшись бить его ногами по бокам, животу и груди. Тот весь сжался, закрылся и только скулил:

— Не бейте, люди! Умоляю, перестаньте! Мне больно! Я один из вас! Прошу, сжальтесь!

Его слова еще больше раззадоривали четверку. Удары сыпались на него как из рога изобилия. Феликс наблюдал за избиением и чувствовал полное удовлетворение. Он не испытывал никакого стыда или сожаления за то, что сдал здоровяка. Справедливость торжествовала. Только вот… казалось, что этого как-то мало, как-то недостаточно…

— Постойте! — воскликнул Феликс. — Да постойте же вы!

— Ты чего, пацан? — остановился качок, замерев с приподнятой ногой. — Жалко его стало, что ли?

— У меня есть другая идея, — Феликс взял биту в обе руки. Качок понял намек и довольно улыбнулся:

— Ну да, как-то мы с тобой не поделились. Накинулись на урода, а ведь у него перед тобой должок остался. — Он обратился к остальным: — Эй, давайте-ка убавим немного пыл! Пацан тоже хочет поучаствовать!

Не сразу, но высокий мужчина, толстяк и женщина перестали избавить вампира и отступили от него. Вампир лежал на тротуаре в позе эмбриона, лицо его было в крови. Он стонал от боли и, кажется, плакал.

— Давайте положим его на спину, — сказал качок, и они вчетвером принялись за дело. (Здоровяк пытался что-то сказать, мыча, но никто его не слушал.) — Ага, вот так. А теперь крепко держите его, чтобы не вырвался. Хотя… не думаю, что он куда-то сейчас вырвется. Ну, дружище, — кивнул качок Феликсу, — он весь в твоем распоряжении. Бей, куда хочешь! Давай, не жалей силы! Вмажь ему как следует!

Здоровяк был абсолютно беззащитен. Завидев возвышающегося над ним Феликса, он пролепетал:

— П-прошу…

Но Феликс его не послушал. Не колеблясь ни секунды, он безжалостно обрушил биту вампиру на колено — да с такой силой, что раздался громкий и противный хруст, приведший качка в какой-то детский восторг. Здоровяк взвыл так, что, наверно, его было слышно на другом конце города.

— Да не хнычь ты! — проговорил толстяк, держа его за руки. — Вот когда твои жертвы хныкали, тебе их было жалко? Вот и мне тебя нисколько не жалко! Получай, мерзавец!

— Как ты хорошо вдарил ему! — похвалил качок. — Даже я бы так хорошо не ударил! Мал да удал! Давай еще!

Ничего не говоря, Феликс занес биту для нового удара и обрушил ее на другое колено. Раздалась новая порция криков боли и радостных воплей. Он бил здоровяка по рукам, бил по ребрам, и с каждым ударом он чувствовал себя лучше. Так будет с каждым вампиром!

Наконец, когда ему показалось, что на здоровяке уже нет живого места, он все же остановился. Весь изломленный, окровавленный, вампир едва дышал. Он шевелил губами, похоже, пытаясь вымолвить очередное пустое сожаление или мольбу. Ничем другим он больше пошевелить не мог, и вряд ли уже когда-нибудь пошевелит.

— Чудовище, — сплюнул высокий мужчина. — Думаете, мы вас боимся? Ни черта мы вас не боимся! Мы вам еще устроим…

— Надо добить его… — дрожащим голосом сказал Феликс. Гнев схлынул, и он начал понимать, что сотворил. Нет, он все еще не жалел об этом, однако ему было страшного от самого себя.

— Нет, пусть лежит так — в назидание остальным, — заявил качок. — Выживет — ему же хуже, не выживет — везунчик, значит.

— Вы… звери! — из последних сил вымолвил вампир, а затем потерял сознание.

— Зверь называет нас зверями, — презрительно усмехнулся высокий. — Зверю невдомек, что во всем виноват он сам. Что посеешь, то и пожнешь. После того, что они делали с жителями, с нашими детьми, мы имеем полное моральное право поступать так с ними! Это справедливость! Верно говорю?

Его поддержали все, кроме Феликса. Он больше не желал участвовать в этом. Почему-то вдруг так противно стало от себя, так мерзко, будто он сделал что-то ужасное. Нечего здесь думать, вдруг пронеслось в голове, нужно идти. Алиса с Кирой ждут. И Феликс пошел своей дорогой, игнорируя четверку, которая стала что-то ему говорить в спину, звать и спрашивать.

Неподалеку, однако, его поджидала еще одна встреча. Он как раз шел по проулку, решив срезать дорогу, когда на углу неожиданно наткнулся на жуткую картину. Какой-то человек в лохмотьях, стоя на четвереньках, рыскал носом, подобно собаке, по грязной земле. Этот человек — или правильнее даже сказать, существо — был до отвращения худым, на спине его выпирал позвоночник, было видно ребра, при всем при этом он еще и страшно хрипел.

Феликс застыл на месте; бита была по-прежнему при нем, однако он все равно опасался приближаться. Тут он заметил, что рядом с существом находится труп с раскуроченным животом. Перестав обнюхивать землю, оно погрузило изломанные, будто ветки, руки в рану и стало копаться во внутренностях. Противно зачавкало. Феликс не знал, что делать: бежать или напасть первым? Существо тем временем вытащило руки и принялось облизывать окровавленные пальцы; мгновением позже оно то ли что-то почувствовало, то ли услышало — и резко обернулось.

Наверно, когда-то это нечто было человеком — девушкой и, вероятно, весьма красивой. Лицо, которое увидел Феликс, было искажено в агонии, а во взгляде не было заметно ни единого намека на разум. Оно поглядело на парня, затем как-то безумно хихикнуло, тут же горько всхлипнуло и, не поднимаясь с четверенек, бросилось бежать.

48

Появление Жана на пороге дома стало для Алисы сюрпризом. Когда он позвонил в дверь, она вообще сначала подумала, что вернулся безумец, — и как же она была рада, что ошиблась. Едва только друг переступил порог, она схватила его за руку и спросила, не видел ли он Феликса, на что он сказал, что им так и не удалось пересечься. Затем он стал рассказывать, что произошло на площади. Алиса и подошедшая сестра слушали с замиранием сердца. Новость о застреленном полицейскими Киме подействовала на них по-разному: Кира испугалась, Алиса же — погрустнела. Бедный, бедный Ким… Он не заслужил такой участи! Они не были друзьями, не особо общались, но то, что он успел сделать для них, как он вызволил их троих из беды, рискуя всем, — она никогда этого не забудет.

— Не знаю, что будет дальше, — сказал Жан растерянно. — Я не думал, что все так обернется…

— Ты все сделал правильно, Жан, — поспешила подбодрить его Алиса.

— Я надеюсь, — нервно мял пальцы парень, — но меня не покидает ощущение, что я сделал только хуже…

— Куда еще хуже, Жан? Все и так хуже некуда! Наша мама пропала без вести, — девушка так до сих пор и не сказала сестре правды, — родители Феликса мертвы, а сам Феликс заразился этой болезнью, и теперь ему тоже нужно пить кровь!..

Жан посмотрел на девушку круглыми глазами. Кира тоже.

— Да ты шутишь! — воскликнул он, не веря.

— Хотела бы я, чтобы это было шуткой. — Алиса повернула взгляд к сестре. — Прости, что до сих пор тебе не сказала. Я все искала момент поудачнее… не знала, как подступиться, и думала, может, Феликсу самому стоит об этом сказать.

— И что он теперь?.. — не успокаивался Жан.

— Ничего. Он никак не изменился. Просто… сменился его рацион. — Алиса показала ладонь, перевязанную бинтом. — Я дала ему выпить собственной крови.

— Да ты ненормальная! — воскликнул Жан не то в осуждении, не то в восторге. Одно было понятно: его это поразило до глубины души.

— Это не я ненормальная, это мир стал ненормальным. Я просто пытаюсь к нему приспособиться, — отвела глаза Алиса.

— Не подумай, что я в обиду говорю, просто… вести все хуже и хуже с каждым днем. Все катится в бездну. Ты права, хуже уже некуда. И мой отец тоже неизвестно где пропадает — сначала игнорировал мои предостережения, а теперь… Поэтому я здесь. Нам нужно держаться вместе. — Жан шумно выдохнул через ноздри и подпер локоть рукой, задумавшись. — Ты сказала, что Феликс заболел? Думаешь, вампиризм — это болезнь?

— Ничего я не думаю, Жан! Не знаю я. Феликс сказал, что случайно проглотил вампирской крови, и вот поэтому… не знаю…

— А если это как грипп? — вдруг предположил парень. — И передается через воздух?

— Тогда мы все трое, скорее всего, заражены. И все жители в городе заражены. Но это бред полный.

— Почему? Еще недавно мы думали, что вампиризм — это какая-то психическая девиация, а сейчас выяснилось, что этим можно заразиться!

— Да потому что у меня уже было достаточно возможностей заразиться, но я не заразилась! И Кира тоже. И вообще, раз уж ты пришел к нам, давай вместо бесполезного спора займемся делом. (Во взгляде Жана отразился вопрос.) Ты видел тумбочку рядом с входной дверью? Нужно забаррикадироваться на случай, если вампиры захотят вломиться в дом. Если исходить из твоего рассказа, вампиры точно захотят это сделать.

— А… да, хорошо, Алиса, — согласился Жан. — Здравая мысль.

Ребята стали двигать мебель по всему дому. Первым делом они закрыли окно в зале большим книжным шкафом; они потратили много сил на это и здорово запыхались. Отдохнув немного, они взялись за остальные окна — на кухне и в комнате Феликса. В какой-то момент Алиса подумала, что, наверно, надо было подождать Феликса, с которым было бы полегче двигать мебель, но в ответ на это пришла другая мысль, подметившая, что вампиры не будут никого ждать. На все про все у них ушел где-то час, дверь в прихожей они пока баррикадировать не стали.

— Никто отсюда не выйдет, — сказала Кира.

— Но и не войдет, надеюсь, — добавил Жан, слабо улыбнувшись.

Затем домой вернулся Феликс. Взгляд у него был как у мертвой рыбы, что, естественно, сразу обеспокоило Алису, ведь уходил он в несколько лучшем расположении духа. Она тут же осыпала его вопросами; он не сразу услышал ее — только после того, как она потрепала его за руку, он как будто очнулся.

— Да все нормально, — сказал Феликс и поставил биту в угол. — Просто встретил «исследователя» из подвала… и сделал из него отбивную, — добавил он стыдливо и как бы боясь.

— Так ему надо! — выпалил Жан.

Тут Феликс заметил стоящую рядом с Алисой встревоженную Киру и пожалел:

— Не стоило мне все-таки об этом говорить.

Помолчали.

— Феликс, мы у тебя дома похозяйничали. Мебель передвинули… — созналась Алиса. Парень тупо посмотрел в зал, не понимая, о чем идет речь. Затем заметил шкаф, закрывший окно, и его озарило:

— И правильно сделали, — сказал он. — Входную дверь тоже надо закрыть…

На этот раз помощь девочек не понадобилась, парни справились сами. Потом Жан сказал, что было бы неплохо обсудить последние события, и они вчетвером прошли в зал и расселись на полу кругом.

— Итак, — сказал Жан, скрестив руки на груди, — как мы поступим?

Ребята переглянулись.

— Попытаемся пережить бурю дома? — предложила Алиса. — По крайней мере, несколько дней мы, думаю, в состоянии продержаться. А там рано или поздно приедет полиция. Я имею в виду, нормальная полиция.

— Согласен, — коротко сказал Феликс.

— Я тоже в общем-то так думал, только… Феликс ведь теперь… — Жан не договорил и посмотрел на друга: — Ты как, нормально?

— Нормально.

— Я даже не знаю, что тут сказать… это капец полный…

— Забей, — сказал Феликс так, будто его это не особо волновало, будто он уже принял этот факт. Выглядел, впрочем, он так же — равнодушным. Похоже, его голову сейчас занимали совершенно другие мысли.

— Я что хотел сказать-то… — продолжал Жан. — Ким мне говорил, что в последнее время себя не контролирует и как будто выпадает из реальности, ничего не помнит. Он очень беспокоился из-за этого, боялся, что мог кому-то навредить…

Алиса поняла, к чему он клонит.

— С Феликсом такого не произойдет! — решительно заявила она. — Я об этом позабочусь. И потом, Ким ведь наотрез отказался от крови, так? Поэтому ему и стало хуже. Все будет нормально, если пить кровь.

Феликс был мрачнее тучи.

— Прости, что тебе пришлось из-за меня резануть себя ножом, — проговорил он, уставившись в пол.

— Резану еще столько раз, сколько потребуется, Феликс, — заявила Алиса. — Не извиняйся. Кто я тебе, чужой человек, что ли?

— Я тоже хочу помочь, — промолвила Кира неуверенно. — Если можно…

Алиса растерянно посмотрела на сестру. Она определенно не позволит Кире заниматься тем же. Сказать, что она еще маленькая? Ее это обидит. Тем более что она наоборот ведет себя порой не по годам взросло. Отвергнуть ее помощь? Ну, этому сестра тоже не обрадуется, ибо ее желание помочь понять можно… На помощь пришел сам Феликс:

— Спасибо, Кира, — он потрепал ее по голове, — мне очень приятно слышать, что ты хочешь мне помочь. Но лучше не надо. Во-первых, это больно…

— Я смогу потерпеть! Я терпела уколы и даже не плакала, в отличие от некоторых…

— Это все-таки будет побольней уколов. В несколько раз. Я бы не советовал, Кира. Во-вторых, не нужно тебе так рисковать. Еще заразишься случайно, а хорошего тут мало. Не нужно тебе заражаться этой фигней.

Кира как-то виновато посмотрела на Феликса:

— …Какая же тогда вам от меня польза? Вы с Алисой меня постоянно оберегаете и прячете от опасности, а мне остается вас только слушаться…

— Я, конечно, не спец, — поправил Жан очки на переносице, — но в твоем возрасте находиться за спинами старших — считается нормальным.

— Похвально, что ты хочешь помочь, — говорила Алиса, — но пока что тебе придется немного подождать. Знаешь, почему мы тебя оберегаем? Потому что ты как солнечный лучик во тьме.

— Ты не обуза, Кира, — серьезно сказал Феликс. — Ни разу не обуза. Без тебя мне было бы гораздо тяжелее. Одно твое присутствие вселяет в меня надежду. Понимаешь? Мне помогает то, что ты рядом с нами, — улыбнулся он.

— Ну ладно… — проговорила Кира, смущенно отведя взгляд.

— Мы немного съехали с темы, — сказал Жан, прервав повисшее молчание. — Про что мы там говорили? Ах да, я упомянул Кима не потому, что, мол, Феликс опасен, и надо его гнать в шею, вовсе не поэтому!

— Никто так не подумал, — сказал Феликс спокойно. — Не выдумывай на ровном месте.

Жан, судя по его облегченному вздоху, действительно убедил себя, что кто-то так подумал.

— Просто держите это в голове, — добавил он.

— Держу, Жан. Еще как держу. Я видел, во что могут превратиться вампиры. И поверьте, зрелище это не самое приятное.

— Вампиры в кого-то превращаются? — удивился Жан. — В смысле, как в супергеройских комиксах? У них появляется вторая, более мощная, форма?

— Дурак, что ли? — усмехнулся Феликс, но тут же посерьезнел: — Это не превращение, скорее, а деградация. Полная. Бесповоротная. Они выглядят и ведут себя как животные. На четвереньках бегают… худющие… безжалостные… их волнует только кровь.

— Замечательно, — фыркнул Жан. — Еще этого не хватало.

— Так что вы правильно сделали, когда начали баррикадироваться без меня. Черт знает, сколько этих существ сейчас бродит по городу… и когда они забредут сюда.

— Один безумец уже забредал сегодня, — призналась Алиса и пересказала то, что им с сестрой пришлось пережить, пока они были одни. — …На четвереньках, правда, он не ходил.

— Как думаете, отчего они стали такими? — спросил Жан, немного помолчав.

— Если честно, даже знать не хочу, — сказал Феликс.

— Наверное, я тоже… это будет все равно, что гадать на кофейной гуще. Так что мы, получается, сидим пока дома? Ждем чуда?

— Получается так, — сказала Алиса.

— А если чуда не произойдет? Никто не придет нам на помощь?

— Будем смотреть по ситуации, — сказал Феликс. — Но вообще, наверно, придется бежать из города. А что еще остается? В Бланверте небезопасно, и с каждым днем будет становиться только хуже, я чувствую…

— Да, бежать — это будет наш запасной план, — согласился Жан. — Надо собрать что-нибудь на такой случай.

— Ага, — кивнула Алиса, — этим сейчас и займемся.

— Если придется бежать… Все-таки мне не нравится, что нам придется тащиться на своих ногах до другого города несколько дней… — задумчиво покачал головой Феликс. — Не факт, что мы этот путь осилим. Может, стащим машину у кого-нибудь? Знаю, воровство это плохо и все такое, но учитывая то, что происходит сейчас на улицах… это будет не так уж плохо с моральной стороны. Да и к черту все моральные стороны. Живыми бы остаться.

Ребята переглянулись.

— Но из нас никто водить не умеет… — сказала Алиса.

— Ну, папа вообще-то давал мне немного покататься на своей машине, — сказал Феликс. — Главное только, что бы у нее была автоматическая коробка передач, иначе я не смогу…

— Ну… — Жан потер затылок, — а если на выезде из Бланверта опять будут поджидать вампиры с грейдером?

— Там был погрузчик, — заметил Феликс.

— Да без разницы, — махнул рукой Жан. — Вдруг нам не дадут проехать?

— Мне кажется, вампирам сейчас не до этого совсем, — возразил Феликс. — Они шкуры свои спасать будут.

— Вот именно. Будут спасать шкуры. И не позволят правде просочиться наружу.

— Ну… будет видно. Пока это просто один из вариантов. Может, придумаем что-нибудь получше.

На том и решили. Жан ушел в ванную, сказав, что хочет умыть лицо, Кира пошла на кухню попить воды; Алиса тоже собиралась подняться, но, видя, что Феликс сидит в задумчивости, решила повременить и придвинулась к нему. Посидела рядом несколько секунд в некотором волнении — не похоже, что он заметил ее телодвижений. Что-то дернуло ее сказать полушепотом:

— Я знаю, что моя кровь пахнет как персики.

— А? — отвлекся отмыслей Феликс, посмотрев на нее. — К чему это ты?

То, как он спокойно это спросил, заставило Алису почувствовать себя глупой. Зачем она ему сказала об этом? На что надеялась? Она ведь и вправду сказала какую-то глупость!

— Не знаю, ни к чему! — поспешила добавить девушка, чувствуя, как начинают гореть уши. — Не бери в голову… Да, кстати, ты не голоден? — от этого вопроса она почему-то вдруг покраснела еще больше.

— Вроде нет, — все так же спокойно ответил Феликс.

— Тогда, если вдруг что… ты знаешь к кому обратиться!

Ощущая себя не в своей тарелке, Алиса поднялась и быстро вышла из зала. Приехали. С Феликсом, которого знает всю жизнь, она вдруг разучилась нормально говорить. Совершенно очевидно, что он не видел ничего смущающего в ее словах. В принципе, она ничего прямо-таки смущающего и не говорила, просто если бы он испытывал к ней то же самое, что она к нему, вот тогда бы его реакция была не такой сухой, тогда бы это действительно стало смущающим!

Господи, как будто ей больше мозги занять нечем! Встряхнув головой, она принялась искать сумку на случай, если им придется уносить ноги. Сумки она не нашла, зато нашла достаточно вместительный рюкзак и стала складывать в него вещи, которые могли пригодиться в возможном походе на сто километров. В походы она, правда, никогда не ходила, да и парни тоже в этом деле смыслили мало, так что она даже не представляла, как они будут выживать; не верилось ей, что это хоть сколько-нибудь хороший это план. Впрочем, альтернатива была не менее опасная…

— Вот же черт!

Из зала донеслась ругань Жана, Алиса прислушалась. Оказалось, что Жан пытался дозвониться до службы спасения, но у него никак не получалось, потому что телефонная связь по-прежнему не работала.

— Да это вампиры провода перерезали, никакие это не технические работы, — равнодушно заметил Феликс. — Уже и ежу понятно.

— Я даже не знаю, как они умудрились… — говорил Жан. — Я ведь еще пытался звонить в полицию другого города, когда вы уезжали, но и тогда тоже не смог дозвониться. Меня это начинает напрягать! То ли нам так феерически не везет, то ли… Неужели никто, кроме нас, не догадался до сих пор позвонить 000? Да по-любому пытались! Только не смогли… Нас отрезали от остального мира.

— Вампиры перестраховались, — сказал Феликс. — Не знаю как, но перестраховались. У нас же люди привыкшие, что обычно ничего не происходит в городе. Так что не думаю, что кто-то заметил, что по экстренным и прочим номерам никак не дозвониться.

— Так оно и есть, Феликс… — вздохнул Жан. Было слышно, как скрипнул диван, когда он плюхнулся на него. — Хотя сейчас, наверно, уже стали замечать…

День незаметно перетек в вечер, а затем и в ночь. Ребята решили, что будет лучше не включать свет и вообще издавать как можно меньше звуков, чтобы вампиры подумали, что в доме никто не живет. Спали по очереди. Первой вызвалась дежурить Алиса, заявив, что она устала куда меньше парней, Жан пытался спорить, но она настояла. В итоге она продежурила три часа, а потом ее сменил Жан. Ночь прошла спокойно, но ребята все равно спали плохо.

Утро началось с грохота, который послышался где-то неподалеку от дома. Алиса, уже не спавшая к тому моменту, испугалась и подскочила с кровати, однако увидеть, что происходит снаружи, у нее не получилось — окно-то было закрыто не только шторками, но и пустым шкафом для одежды, из которого эту самую одежду вытащили еще вчера, чтобы двигать было легче.

— Тоже слышала? — спросил Феликс, войдя в комнату. Он дежурил последним из них троих.

— Что это было?

— На выстрелы было похоже.

— Выстрелы… — повторила Алиса, обомлев.

— Из охотничьего ружья, — добавил Феликс. — Похоже, на улицу в ближайшее время лучшее вообще не вылезать. — Видя ее состояние, он сказал: — Не волнуйся. Если будем спокойно сидеть здесь, никто нас не тронет.

— Да… И потом, мы ведь не похожи на тех безумных существ, чтобы по нам стрелять из ружья, верно? — спросила Алиса, пытаясь взять себя в руки, но сама себе не веря.

— Не похожи, — только и сказал Феликс.

Весь день они провели дома. Больше никакого грохота или выстрелов поблизости слышно не было, однако спокойнее от этого ребятам не становилось. Они доели рис с сардельками и перешли на гречку с мясом из консервов. Жан в какой-то момент предложил Феликсу испить своей крови, но Алиса ревниво погнала его прочь. Никто не понял ее порыва, однако спорить не стали и позволили сделать так, как она хочет — самой накормить Феликса. Жан в течение дня несколько раз подходил к телефону и пытался дозвониться на 000, но все было тщетно. Спали ночью они так же по очереди.

Алиса понемногу начинала привыкать, что они вчетвером безвылазно живут в четырех стенах, оторвавшись от остального города, прямо как в тюрьме, как добровольные узники. Первая половина нового дня прошла спокойно, и появилось ощущение, что сегодня тоже все будет нормально, обойдется без происшествий. Однако это оказалось не так.

Первым опасность почувствовал Феликс, шепотом сообщив, что услышал голоса снаружи. В этот момент ребята как раз находились в зале и играли в карты. Они остановили игру и прислушались. Алиса ничего не услышала, Жан с Кирой тоже покачали головами.

— Я точно слышал, как кто-то говорил, клянусь! — громко шепнул Феликс.

— Да верю, верю я тебе, — ответил ему Жан полушепотом.

Алиса подумала, что даже если Феликсу послышалось, перестраховаться лишним не будет. И, похоже, парни подумали так же, потому что Жан покрался на кухню, а Феликс потянулся за битой, прислоненной к дивану. Алиса тоже занялась делом: сначала отвела сестру в другую комнату и проследила, чтобы та спряталась под кроватью, потом пошла на кухню, но встретилась в коридоре с Жаном, который без слов протянул ей нож. «Вот, — как бы сказал его серьезный и напряженный взгляд из-за стекол очков, — с ним бояться нечего». Себе он тоже взял нож. Затем они втроем затаились в коридоре и стали ждать, готовые, как им казалось, ко всему.

Спустя где-то минуту снаружи, рядом с входной дверью, послышались шаги и заговорили голоса. «В окна чё-нить видать?» — «Ни черта не видать! Все занавешено». — «Как думаешь, там есть кто-нить?» — «Не проверишь — не узнаешь». — «Но вероятность, как те кажется, какая?» — «Я на математика, черт возьми, похож? Откуда мне знать, какая вероятность? Она есть — вот все, что я тебе могу сказать, умник фигов». — «Так, может, не будем соваться?» — «Тебе не хочется узнать, что ль, что внутри? А вдруг там будут какие-нибудь интересности?»

Пока незнакомцы трепались, Жан посмотрел сначала на Алису, потом на Феликса и сказал тихо:

— Давайте я их припугну?

— Ты знаешь, как их припугнуть?

Жан покивал.

— А стоит ли выдавать, что мы здесь? — с сомнением во взгляде сказал Феликс. — Давай пока не будем спешить.

Тем временем к голосам снаружи присоединился еще один.

— Ну чего вы возитесь? Заходить в дом будем или нет?

— Да страхово немного, мужик. Вдруг там хозяин за дверью затаился с обрезом? Картечью в пузо как-то неохота получить…

— Дак дверь это и не единственный вход, знаешь ли.

В тот же момент, когда это было сказано, в зале зазвенело стекло, заставив Алису дернуться от испуга, — кто-то разбил окно. Послышался четвертый голос: «Эй, народ, да тут целый шкаф стоит! Хозяева тут забаррикадировались, никак! Сейчас проверю остальные окна…» Жан недовольно зыркнул на друга, мол, «что, и дальше будем молчать?» Феликс поджал губы, видимо, поняв, что просто переждать опасность не получится, и шепнул:

— Давай.

В тот же момент Жан крикнул во всю глотку в сторону двери:

— Эй вы, черти морские! — получилось не на шутку гневно. — Я вас, на фиг, засужу за порчу имущества!

— Да ну! — гоготнул голос. — Дом реально не пустой! Эй, пацан, кого ты там засудить собрался? Полиция сейчас занята своими делами, и ты никому ничего не докажешь! Я уже не говорю о том, что ты даже не совершеннолетний! Так что давай там не выделывайся… Мы сейчас по-быстрому…

По взгляду Жана было видно, что он занервничал, когда его слова не подействовали, однако он собрался и выдал новую порцию блефа:

— Только суньтесь — из ружья выстрелю! Чтобы на крючок нажать, совершеннолетним быть не надо!

— Тут ты прав, пацан, — ответили снаружи.

Тут же что-то громко хлопнуло. Алиса даже сначала не поняла, что произошло, — только когда Феликс сказал, что это был выстрел, она вся так и затрепетала. У них есть оружие? Реальное оружие? Наверно, ей пора бы уже было привыкнуть к постоянной — и к тому же постоянно нарастающей — опасности для жизни, но она вся дрожала как в первый раз и ничего не могла с этим поделать… Что она будет делать, когда эти люди ворвутся в дом? Руки трясутся… коленки трясутся…

— А ты шмальни — и мы тоже шмальнем, — крикнул голос. — Но что-то я сомневаюсь, что у тебя есть чем шмалять. Продемонстрируешь, может?

— Стану я тратить впустую патроны! — скрипнул зубами Жан.

— Конечно, конечно, пацан. Береги их и дальше на черный день, — усмехнулся голос.

— Да он врет, — негромко сказал другой голос.

Жан цокнул языком. Его плечи опустились, он виновато посмотрел на друзей.

— Блин… простите.

— Ничего, — прошептал Феликс напряженно. — Что-нибудь придумаем… («Это же легкая добыча!» — воскликнули снаружи.) Мало того, что вампиры… так еще и мародеры. Худшие из людей, — с презрением проговорил он.

— Что мы будем делать? — взволнованно спросила Алиса. — У них оружие! Они просто пристрелят нас!..

— Не пристрелят… как минимум, не сразу, — нервно сглотнул Жан. — Кто ж откажется от свежей крови?

— Тоже мне радостная новость! — прошептала Алиса и крепко сжала нож ладонями, чтобы они, наконец, перестали дрожать.

— Ладно, мужики, хорош трепаться, — сказал голос. — Берите топор — и вперед.

Разбили еще одно окно — на этот раз на кухне. Но и там вампиров встретила преграда в виде стоящих вместе тумб. Не то чтобы это была непроходимая преграда — ее можно было уронить при должном усилии, — однако пока что она выполнила свою функцию. Тем временем дверь уже трещала под ударами топора — похоже, вампиры намеревались полностью разломать ее, и Алиса не знала, что можно было сделать, чтобы их остановить. Похоже, они могли только сидеть вот так, затаившись, и ждать момента для нападения. Она пыталась успокоиться, пыталась пробудить в себе храбрость. Она знала, что ее хватит лишь на один удар — и нужно, чтобы удар был точным! Но как его лучше всего нанести? И какой момент будет верным? Она не знала! Одно она лишь знала точно — от этого удара будут зависеть их жизни.

— Эй, ты чего там притих, пацан? — гаркнул голос между ударами топора и треском.

— Жду, когда ты покажешь свою морду, чтобы снести ее картечью, — огрызнулся Жан.

— Да заканчивай ты придумывать. Все уже поняли, что ни черта у тебя там нет.

— Они думают, что Жан тут один, — шепнул Феликс. — Эффект неожиданности на нашей стороне… Я нападу первым, отвлеку внимание, а вы нападайте следом, пока они будут ушами хлопать!..

Жан кивнул, а затем крикнул мародеру:

— Откуда у тебя такая уверенность, что у меня ничего нет? Ты же меня не видишь! Не боишься ошибиться?

— Я не боюсь. Это же не я топором тут машу, — засмеялся вампир, — меня-то не заденет. Но у тебя ничего нет. А знаешь, почему? Будь у тебя ружье, ты бы не баррикадировался у себя в доме. Ты бы уже сделал несколько предупредительных, и нас бы как ветром сдуло. Но ты сидишь там, трясешься, как мышка, хотя и храбришься. Ничего, скоро мы доберемся до тебя.

— А если ты все-таки ошибаешься? — не отступал Жан. — Что если я прямо сейчас целюсь тебе в башку?

— Верится в это с больши-им трудом, — насмешливо ответил вампир.

— В вампиров ты тоже раньше не верил, скажи?

Удары топора прекратились. Но ненадолго. Послышалась команда: «Продолжай давай», — и дверь вновь затрещала. У Алисы в сердце даже не успела зажечься искорка надежды — на секунду ей показалось, что Жан подобрал верные слова…

— Может, мы попытаемся договориться? — прошептала Алиса. — Отдадим им все драгоценное, что здесь есть взамен на то, что они не тронут нас? Знаю, что это не мой дом, чтобы такое предлагать, но… я не смогла придумать ничего лучше… нам ведь их не одолеть!..

— Я здесь как бы один, — напомнил Жан.

— Думаешь, они оставят нас в живых? — сказал Феликс мрачно. — Они заберут все — и наши жизни тоже! Эти вампиры точно не похожи на хороших людей. Иначе бы они не ломились в мой дом!

— У нас нет другого выбора, — согласился Жан, с сожалением глядя на Алису. — На мою уловку они не клюнули…

— Тихо! — шикнул Феликс. — Приготовьтесь!

Вампиры выломали дверь и с пыхтением навалились на шкаф, подпиравший ее. Они без особого труда сдвинули его с пути, и их глазам предстал пустой коридор. Алиса, вжавшись в стену в нескольких метрах от них, почти не дышала, боясь выдать себя раньше времени.

— А ты где, пацан? — спросил все тот же голос. — Я думал, ты будешь встречать меня порцией картечи, как и обещал. А тебя чего-то не видать…

Ответом ему было молчание.

— Глядите в оба, мужики. Он может быть где угодно. Кто знает, может, он все-таки не врал насчет ружья.

В полной тишине было слышно, как пол скрипит под ботинками незваных гостей. Вампир приближался, у Алисы громко билось сердце, и она боялась, что его слышит не только она. Вдруг что-то свистнуло в воздухе, затем послышался глухой удар, а за ним — чей-то вскрик. Девушка расценила это как сигнал к действию, выскочила из укрытия и, выставив перед собой нож, ринулась на стоящего поблизости вампира. Кажется, на секунду она зажмурилась, а затем что-то случилось — она даже не поняла, что — и она внезапно оказалась на полу. Нож укатился далеко-далеко; щека горела болезненным огнем. По-прежнему ничего не понимая, Алиса попыталась встать, но ей на живот опустился огромный ботинок вампира, в которого она целилась ножом. Он зыркнул на нее с каким-то отвращением, как на насекомое.

Вдруг что-то бахнуло совсем рядом, и у девушки зазвенело в ушах. Она, кажется, невольно вскрикнула. Из появившейся дырки в полу потянулась струйка дыма. Низкий вампир, который всем командовал, держал в руке револьвер.

— А ну, черт вас дери, угомонились! — рявкнул он. — Или, клянусь, я всех вас прикончу!

Парни застыли, напряженные. Бита Феликса была в крови, он успел вырубить одного из вампиров, который теперь неподвижно лежал в его ногах. Жан так и не добежал до своей цели — его заставил остановиться выстрел. Алиса опять засопротивлялась, пытаясь выбраться, но ботинок больнее надавил на живот. «Не дергайся», — холодно произнес нависающий над ней вампир.

— Вон как даже, — проговорил главарь, — вас трое. — Он мельком огляделся: — Точно трое? Или еще кто-то в доме прячется? А? — он по очереди посмотрел на ребят: — Да? Нет? Не хотите отвечать? Ну, это на самом деле не так важно. Храбрецов, думаю, уже не найдется, а ответ мы и сами скоро узнаем.

— Пацан прибил нашего, — сказал вампир с ботинками.

— Черт, серьезно? — главарь покосился на неподвижное тело, под головой которого натекла лужица крови. — Как же ты так его ударил, что убил с одного удара? Опасный перец, однако, — сказал он Феликсу. — Да и пес с ним. Ты его знаешь? — он посмотрел на вампира с ботинками.

— Не знаю, — ответил тот.

— А ты? — его взгляд уперся в третьего вампира с широкими плечами.

— Без понятия.

— И я не знаю, — заключил главарь. — Земля ему пухом и все такое. А теперь к делам более важным. — Он вновь окинул взглядом ребят: — Что вы тут делаете, детишки? Да, и это, — свободной рукой вампир изобразил непонятный жест, — я вас попрошу бросить оружие, а то оно меня начинает нервировать.

Жан подчинился. Несколькими мгновениями позже, исподлобья глядя на вампиров, его примеру последовал Феликс. Главарь опустил револьвер, однако прятать его пока не стал. Он прочистил горло:

— Так все-таки, что вы тут делаете?

— Что за тупой вопрос? — выпалил Феликс. — Это мой дом!

— Твой голос не похож на тот, что я слышал до этого. — Главарь посмотрел на Жана: — А-а, так это ты пугал нас ружьем? (Жан промолчал.) Конечно же у тебя ничего не было. Не умеешь ты врать, пацан. Вот тебе совет: хорошая ложь должна включать в себя хотя бы частичку правды. А теперь как мы с вами поступим… Мужики, есть какие-нибудь предложения?

— Мы за драгоценностями же пришли, нет? Чего еще придумывать? — сказал широкоплечий.

— У меня тут девчонка, — напомнил вампир с ботинками и еще сильнее надавил Алисе на живот ногой. Если он продолжит в том же духе, то просто раздавит ей внутренности! Больно…

— Ты сдурел, что ли? — сказал широкоплечий после короткой паузы.

— А что такого? — ответил вампир с ботинками. — Все равно об этом никто не узнает.

— Я вас урою! — гневно и отчаянно воскликнул Феликс. — Только троньте ее — вы не жильцы!

— Ну-ка, ну-ка, без резких движений! — вновь поднял револьвер главарь. — Давайте-ка не будем делать глупостей.

— Я ее уже трогаю, если ты не заметил. Своей ногой, — хмыкнул вампир с ботинками.

— Должен заметить, — говорил главарь, — что вы не самым лучшим образом обошлись с нашим товарищем. Да, мы его ни черта не знали, и вообще он прибился к нам полчаса назад — но! Все же он был нашим товарищем. А теперь он мертв. Я сторонник принципа «око за око». Чтобы все было по справедливости. Убивать эту красивую девушку мне бы не хотелось, да и моим товарищам тоже, однако…

— А она миленькая, — проговорил вампир с ботинками, ослабив давление на Алисин живот. Но легче ей от этого не стало. От осознания, что задумали эти нелюди, все внутри завопило от ужаса. Ее затрясло, ее затошнило. Это неправда… Как до такого все докатилось…

— Вы не посмеете! — зло воскликнул Жан, сжав кулаки.

— А что нам помешает? — поинтересовался главарь. — Новая ложь, которую ты только что придумал?

— Мой друг из полиции! Он мигом вас всех перестреляет, когда вернется сюда.

— Не вернется. Потому что нет у тебя никакого друга из полиции, патологический ты врун. Какой жалкий блеф, ты хоть сам в него на секунду поверил?

— Мужики, вы же шутите, да? — как-то нервно усмехнулся широкоплечий, а затем посмотрел на главаря: — Ты же не всерьез это? Шпану пугаешь просто?

— Разве похоже, что я шучу? Этот шизанутый с битой не шутил, когда прикончил нашего. Заехал ему точнехонько в висок — а ведь на его месте мог оказаться ты! Думаешь, тебя бы он пожалел?

Вампир с ботинками убрал ногу, грубо схватил девушку за руку и потянул ее вверх, скомандовав: «Поднимайся!» Алиса безвольно повиновалась. От бессилия на ее глазах выступили слезы. Встав на ноги, она с мольбой глядела то на Жана, то на Феликса. Пожалуйста, ребята, кто-нибудь… остановите их!

— Выпейте мою кровь! — воскликнул Феликс с круглыми от страха глазами. — Или отрубите мне руку топором и съешьте ее, но оставьте девушку в покое! Вы же за этим пришли? Вы же этого хотите? Вот, пожалуйста, я сам вам отдам свою руку! Око за око!

— И-и… и мою тоже м-можете съесть! — выпалил Жан, заикаясь.

Главарь недоуменно посмотрел на парней, а затем загоготал.

— Погодите, вы думали, что мы вампиры? Что мы эти ненормальные, которые едят людей? Мы, конечно, мародерничаем, но мы не настолько низко пали!

Повисла странная тишина. В этот момент неподалеку от Алисы неожиданно раздался какой-то хлопок, как будто что-то выстрелило, однако она не видела, чтобы главарь стрелял. Наоборот, хлопок раздался откуда-то сбоку, но понять, что это было, девушка не успела. Она лишь успела заметить, как Феликс целит схваченной битой в револьвер застигнутого врасплох главаря, а Жан пригнулся к полу, протягивая руку к ножу.

Девушка даже не поняла, а почувствовала, что должна тоже что-то сделать — и, извернувшись, вцепилась зубами в руку, которая удерживала ее за запястье. Вампир с ботинками завыл от боли, ругнулся и с силой отшвырнул ее; девушка, рыская руками воздуху в поисках хоть какой-нибудь опоры, не удержала равновесия и вновь оказалась на полу.

— Так это была малявка! — с ненавистью заревел вампир с ботинками, глядя куда-то чуть дальше Алисы. Он уже сделал тяжелый шаг к ней, как вдруг на него спиной налетел главарь, видимо отхватив битой по лицу, и сбил его с ног. Мгновением позже в поле зрения показались Феликс с Жаном. Вместе они, не позволяя вампирам опомниться, накинулись на них в каком-то остервенении.

Жан снова и снова вонзал нож в грудь вампира с ботинками, и тот очень скоро перестал шевелиться, а Феликс лупил охающего и просящего остановиться главаря битой так, будто хотел перемолоть ему все кости черепа. Алиса взирала все это в полном оцепенении. Уже не было страха, не было вообще каких-либо чувств, даже мыслей; она попросту взирала на эту сцену безудержного насилия будто какой-то сторонний наблюдатель или даже неодушевленный объект.

Первым очнулся Жан. Он резко замер, выпустил нож, словно тот был раскален, и отполз от трупа, уставившись на него круглыми глазами. Только Феликс все не переставал бить давно затихшего главаря — и, похоже, пока не собирался переставать. Он лишь приостановился ненадолго, переводя дыхание.

— Уроды… — с презрением произнес он, глядя на едва живого главаря. — Мы ведь с вами в одном городе живем… Да вы хуже вампиров! У них хотя бы есть оправдание… они не могут по-другому… А вы можете, но все равно поступаете, как изверги… черти глубоководные…

Феликс сглотнул, затем занес биту над собой и со всей дури опустил ее на голову главарю. Жизнь уже покинула его тело, но Феликсу этого было недостаточно. Он лупил его по голове до тех пор, пока та не превратилась в чавкающую кашу. Никто его не прерывал. Никто не в силах был больше пошевелиться. И где-то глубоко в душе все они были даже немного удовлетворены этим отвратительным и ужасным зрелищем.

— И я из-за вас… — упавшим голосом проговорил Феликс, выпустив ярость. Он медленно обернулся, явив слезящиеся глаза: — Алиса, тебя не поранили? Ой, Кира…

Алиса моментально оправилась от оцепенения и, приподнявшись, посмотрела назад. Рядом с ней, оказывается, все это время стояла сестра с рваным целлофановым пакетом в руках.

— Я хотела отвлечь плохих людей и… — проговорила Кира негромко, — лопнула пакет.

— Да ты спасла нас! — воскликнул Жан. — Если бы не ты… — он не договорил и обхватил руками голову, — мы были на самом краю… — Он огляделся по сторонам: — А где еще один?..

— Сбежал, вроде как… — ответил Феликс, — сразу как началось…

— Извини, что не послушалась тебя, сестренка, — сказала Кира.

— Ни за что не извиняйся, — сказала Алиса, поднявшись на ноги. — Ты правильно сделала, что не послушалась… и все же постарайся так не рисковать больше, — попыталась она улыбнуться, но губы ее плохо слушались, и получилось что-то кривое и неубедительное. — Я вынесу что угодно на себе, но я не вынесу, если что-то произойдет с тобой.

— Мы вместе, Алиса, — сказала Кира, — и мы вместе… вынесем.

Девушка обняла сестру. Затем она поднялась на ноги и по очереди обняла Жана и Феликса, пытаясь передать, что они тоже являются часть этого «вместе».

Феликс резким движением руки вытер глаза.

— Алиса, где рюкзак? — спросил он. — Надо уходить отсюда. Больше нет смысла прятаться.

— На кухне, но его надо дособрать…

— Пойдем ко мне, — сказал Жан. — Или, может, вы с Кирой захотите вернуться в свою квартиру. Мне на самом деле без разницы, куда мы пойдем… Лишь бы подальше отсюда.

— К нам, — сказала Алиса. — Пойдем к нам…

49

На улице находиться было опасно, даже если ты не каннибал. Пока одни жители прятались по домам, другие ступили на тропу войны, и очаги этой войны было видно и слышно по всему Бланверту.

Группа подростков избивала какого-то старика палками, однако Эрик, хоть формально еще и оставался полицейским, не решился к ним подойти. Может, старик был каннибалом и все это заслужил. А может, и нет, и подростки пользовались тем, что никто их не накажет, — это уже было неважно. Правда была в том, что если он попытается вмешаться, то его просто-напросто изобьют за компанию. А у Эрика это в планы не входило. Он намеревался бежать из города, но прежде нужно было закрыть один гештальт.

Когда он подошел к полицейскому участку, его глазам предстала кровавая картина: окна были разбиты, на стенах виднелись следы от пуль, двери участка были выбиты, а на дороге и тротуаре лежали мертвые тела. По всей видимости, разгневанные жители попытались штурмовать здание, но полицейские дали им отпор. Сейчас, однако, здесь было тихо, и участок выглядел заброшенным. Вот и хорошо, подумал Эрик и зашел внутрь.

Внутри был точно такой же беспорядок с перевернутыми столами и следами перестрелки. Дальняя стена была забрызгана кровью, рядом лежали трупы полицейских — шестеро сослуживцев, включая двух прихвостней шефа; создавалось ощущение, как будто их поставили у стены и расстреляли. Проверять это предположение Эрик не стал, однако заметил, что на стене тоже были дырки от пуль.

Он прошел в раздевалку; многие из шкафчиков были открыты или сломаны, однако его личный шкафчик, к счастью, оказался нетронут, отчего Эрик испустил облегченный вздох. Он открыл его ключом; все немногочисленные вещи были на месте. Вначале участок казался ему надежным местом — куда более надежным, чем квартира, — однако если бы он знал, что начнет происходить в Бланверте и он окажется на ферме крови, то ни за что бы не стал хранить здесь вещи.

Спрятав их в карманы спортивных штанов, Эрик вернулся обратно в холл. Поглядел на ведущую на второй этаж лестницу и обнаружил у подножья еще одно тело — простого жителя или каннибала, сказать тяжело, но, по крайнее мере, на нем не было полицейской формы. Вдруг сверху послышались спускающиеся по ступенькам шаги. Шаги были медленные, грузные. Эрик насторожился. В следующий момент на лестничной площадке показался шеф.

— Эрик! — как-то радостно сказал он. — Так мне не показалось…

— Я был уверен, что тут уже никого нет, — сказал молодой полицейский.

— Никого, — кивнул шеф, тряхнув двойным подбородком. — Никого, кроме меня. Все остальные разбежались кто куда. Те, кому удалось выжить.

— А ты здесь что делаешь?

— Думаю, как мне быть дальше, — пожал плечами шеф. — Теперь здесь тихо, и думается хорошо. Ничего дельного, правда, я пока не придумал. А ты зачем сюда вернулся? Мне казалось, это последнее место, куда ты захочешь прийти.

— Нужно было забрать вещи, — сухо ответил Эрик.

— Вещи… — понимающе покивал шеф. — Пойдем со мной, парень.

— Не пойду, — тут же ответил Эрик.

— Подумай-ка еще раз.

— С чего бы мне идти с тобой?

— Потому что у меня есть пистолет, — шеф положил полные пальцы на кобуру. — Хочешь, чтобы я направил его на тебя, и приказал?

— А что это, по-твоему, сейчас? Не приказ?

— Пока еще нет. Пока еще это вежливая просьба, — спокойно ответил шеф. — Я поговорить с тобой хотел, Эрик — и только. Никаких трюков и уловок на этот раз. Честное слово.

— Честное слово, — усмехнулся молодой полицейский. — И ты говоришь это после того, как вы схватили меня и насильно удерживали в старом бункере.

— Я знаю, как это звучит, — серьезно сказал шеф. — Так ты идешь или мне попросить тебя еще раз?

— Говори здесь.

— Нет. Я хочу, чтобы мы поговорили в моем кабинете.

Эрик смерил его взглядом, а затем плюнул и поднялся на второй этаж вместе с шефом.

— Лестницы — это настоящее наказание, — тяжело проговорил шеф, преодолев последнюю ступеньку. Дышал он со свистом. — Ненавижу лестницы. Вот в городе побольше везде есть эскалаторы или лифты, а у нас нигде ничего подобного нет.

Они зашли в кабинет. Окно было разбито, на полу валялись осколки стекла, однако шеф не обращал на это внимания, спокойно ступая по ним. Он уселся в кресло и предложил молодому полицейскому сесть на стул рядом со столом. Догадываясь, что шеф вновь пригрозит пистолетом, если отказаться, Эрик сел.

— Что у тебя на уме? — спросил он настороженно.

— Я не то чтобы хочу оправдаться… — говорил шеф, выдержав небольшую паузу, — я хочу выговориться. Я мерзавец, это факт. Я мерзавец и не достоин называть себя полицейским. Я не горжусь тем, что сделал с тобой, что сделал с другими людьми. Что отдал приказ застрелить бедного Ланго, чтобы сделать его козлом отпущения и скрыть правду. Много зла я сделал, — угрюмо проговорил он. В кабинете дул ветер, отчего создавалось ощущение, будто они сидят на развалинах. В каком-то смысле так оно и было.

— Раскаяться решил? — безразлично сказал Эрик. — Приперло, и сразу запел по-другому. А до этого сколько было слов… Как ты это только ни оправдывал. Поздновато ты. Погубленным людям твое раскаяние ни к чему. Да и мне тоже плевать.

— Не думаю, что «раскаяться» — это подходящее слово, — ответил шеф. — Я… всегда раскаивался. Каждую минуту, которую был вампиром. Думаешь, я не понимал, что делаю? Понимал я. Но ничего поделать не мог. Я изменился. Поступить по-другому я уже не мог, моя прошлая жизнь закончилась. И началась новая. Было бы неправильно выдавать себя за жертву, но… я стал заложником. Легко судить, когда ты человек. А вот побыл ты вампиром, может, и понял бы меня.

— Как скажешь, — равнодушно сказал Эрик.

— Как оставаться человеком… если по-другому ты просто не можешь поступать? Если нет правильного пути, только неправильный, который вынуждает тебя делать плохие вещи, чтобы просто жить дальше? Тут уже не до морали…

— Тогда лучше уж умереть.

— Умереть — это слишком простой ответ. Простой и поверхностный. И дело тут даже не в трусости. Эрик, у меня есть семья. Для меня семья — это не пустой звук. Может, тебе, человеку без семьи, одиночке, было бы проще умереть, чем идти наперекор совести, но я так не могу. Моей дочери нужен отец. Моей жене нужен муж. Я не могу просто взять и исчезнуть из их жизней. Нет тут никакого высшего блага — только привязанность. Я могу считать свою жизнь ничтожной, но другим людям я все равно нужен. Для них моя жизнь не ничтожна.

Эрик внимательно посмотрел на шефа. Шефу не было смысла выдумывать и лгать, он действительно говорил искренне. Он просто хотел обнажить кому-нибудь душу. Похоже, родным он ничего не говорил.

— Так ты был серьезен, когда говорил, что у вас вампирская семья?

Шеф медленно кивнул.

— То, как мы заботились друг о друге поначалу маленькой общиной, действительно напоминало мне семью, пусть и не связанную кровным родством. Но чем больше нас становилось, тем тоньше и прозрачнее становилась эта связь. И то же самое было с нашими пленниками; с первых из них мы пылинки сдували. Нам не удалось добиться от них добровольного пожертвования — да и вряд ли это было возможно в принципе, — но все равно мы с ними были очень вежливы и осторожны. Настолько, насколько это было возможно…

Эрик промолчал.

— Мы быстро потеряли человеческое лицо, — заключил шеф. Он развернулся на стуле, посмотрел в разбитое окно, затем снова повернулся к Эрику. — Скажи мне: кто ты все-таки такой? — Он сощурил взгляд. — Ты ведь не рекимиец, это за километр видно. Зачем ты здесь?

Молодой полицейский подумал, а затем говорил:

— Мой соотечественник, который приглядывал за мной, очень интересовался Бланвертом.

— Я помню, ты это упоминал.

— И я тоже заинтересовался этим городом.

— Какой… своеобразный интерес для иностранцев.

— Я не иностранец. Корни у меня иностранные, но по паспорту я такой же рекимиец, как и вы.

— Оставим этот разговор для поборников национальной чистоты, — лениво отмахнулся шеф.

— Другое дело, что я всю жизнь чувствовал себя чужим. Я пытался влиться, но Рекимия меня принимать не хотела. Мои зеленые глаза было видно за километр, это всегда выделяло меня.

— Как же ты оказался в Рекимии?

— Родители никогда мне не рассказывали… да и помню я их плохо, но я помню, что мы как будто от чего-то постоянно скрывались. Может, мои родители были какими-то преступниками, я не знаю… В конце концов, они оставили меня здесь, а сами куда-то навсегда исчезли. Я даже не знаю, живы ли они еще.

— Твои родители уберегли тебя от опасности, — сказал шеф, подумав немного.

— Может быть. Это не имеет значения, — сказал Эрик.

— Так а все-таки, что в Бланверте было такого необычного, что ты приехал сюда?

— Мне действительно нужно отвечать на этот вопрос?

— Ну, теперь, полагаю, все и так понятно, но ты же не знал, что город охватит это, — махнул он рукой в сторону окна, и в этот же момент, будто в подтверждение его слов, где-то вдалеке послышались два выстрела.

— Не знал, конечно, — коротко кивнул Эрик. — Опекун предложил мне сделку: я приеду сюда и разузнаю всю подноготную, а наградой за это мне будет билет на родину моих родителей.

— И что же он искал здесь?

— Кто знает? Может, каннибалов он и искал.

— Вампиров, Эрик. Мы вампиры.

— Опекун не сказал, что именно он ищет. Но велел цепляться за все необычное. И необычного за свое путешествие я успел зацепить порядочно.

— Почему твой опекун сам не приехал? Разве ему не хотелось увидеть все своими глазами? Почему он отправил тебя?

— Потому что сам он уже не в Рекимии. Уехал лет как десять и с тех пор изредка связывается со мной через письма. К слову, перед тем, как уехать, он оставил мне вот такое устройство, — Эрик достал из кармана небольшой пластмассовый предмет, размером примерно с сигаретную пачку. На нем был маленький узкий экранчик, как лента, и кнопочки с цифрами и буквами иностранного алфавита.

— Что это за диковинная штука? — с любопытством спросил шеф.

— Это передатчик. Передает и принимает сообщения на расстоянии. И не нужно никаких писем. Написал, что хочешь, — щелк! — и отправил. Правда, я сколько раз ни пытался писать опекуну, он ни разу мне не ответил… так что даже не знаю, может ли мое устройство что-то отправлять. Хотя, возможно, сообщения просто не отправились, потому что для этого нужен некий «поток».

— Никогда такого не видел!

— Такие используются во всем мире, но не в Рекимии, насколько я знаю. В Рекимии передатчики почему-то еще не получили распространения. Может быть потому, что остров маленький и у жителей нет потребности в том, чтобы передавать сообщения на другие острова. Либо здешние жители те еще технофобы. Телевизор есть, и больше ничего для счастья не нужно.

— Я могу посмотреть?..

— Не думаю, — отрезал Эрик и спрятал передатчик обратно в карман. — В общем говоря, опекун однажды связался со мной через это устройство. И попросил меня помочь. Так я оказался в Бланверте.

— Занятная история. Иностранец, который заинтересован в нашей стране и особенно богами забытым городом, посылает другого иностранца в этот самый город, — повторил шеф, как бы подытоживая. — И вскоре после этого в городе начинают происходить противоестественные события…

— Постой, постой. Звучит так, будто ты собираешься меня в чем-то обвинить, — напрягся Эрик.

— Это просто наблюдение, — пожал плечами шеф. — Ни в чем я тебя не обвиняю. Сильно сомневаюсь, что ты мог заварить всю эту кашу. Ты просто не похож на такого человека.

Эрик нахмурился еще больше.

— «Такого человека», говоришь? По-твоему, кто-то ответственен за это все?

— Необязательно кто-то. Что-то. Опять же, я не утверждаю, я лишь предполагаю.

— Так разве это не вы сами? Каннибалы? С вас же все и началось. Из-за вашей жажды крови!

— Мы вампиры, Эрик. Это болезнь. Мы не простые каннибалы, у нас не кукуха поехала, как ты думаешь, нас что-то изменило. Иначе как объяснить столь резкое увеличение нашей численности? Думаешь, в Бланверте жило так много ненормальных, которые раньше не осознавали тяги к крови? А потом, как по хлопку ладоней, один за другим стали осознавать! Да бред.

Эрик подскочил и уперся руками в стол. Внимательно посмотрел шефу прямо в глаза.

— Так скажи мне, откуда эта зараза взялась! Ты же был одним из первых, кто стал… вампиром!

— В этом вся проблема, парень, — утомленно вздохнул шеф. — Никто не знает, откуда взялась болезнь. Даже Данди Акер. Он был нулевым пациентом. В нем просто в один момент проснулся голод… и вместе с ним появилось знание, что нужно делать.

— А археологи? Археологи, которые приезжали из столицы? — вспомнил Эрик, подавшись еще немного вперед.

— Уехали уже.

— Я не к тому! Что если археологи откопали что-то? Выпустили какую-нибудь бациллу, которая до этого спала себе глубоко в земле? И она начала распространяться среди жителей…

— Археологи приехали много позже, чем заразился мэр. Нет, Эрик, они тут ни при чем.

— Тогда кого винить? — Эрик опустился на стул. — Откуда-то это должно было взяться.

— Боюсь, настоящей причины мы никогда не узнаем. Может быть, так должно было произойти. Может быть, это какое-то проклятие. В конце концов, долгое время в Бланверте почти ничего не происходило. Нас как будто что-то оберегало. Но потом этот «оберег» исчез, и накопившееся зло накинулось на нас.

— И это говорит полицейский. Сидела бы передо мной гадалка, я бы не удивился, но ты офицер полиции, который должен подобные объяснения отметать в первую же очередь.

— После всей этой мистики я поверю во что угодно.

— Должно же быть нормальное объяснение.

Они замолчали и сидели так несколько минут. Затем шеф, немного постучав пальцами по столу, сказал: «Пора уже заканчивать», и зашевелился. Пыхтя, он расстегнул кобуру, достал пистолет и положил его на середину стола рукоятью к Эрику. Посмотрел на Эрика спокойными глазами, которые как бы говорили: «Забирай себе и делай с ним что хочешь».

— Хочешь, чтобы я его взял? — спросил молодой полицейский.

— Я больше тебя не удерживаю. Я сказал все, что хотел.

— Не боишься, что я пристрелю тебя? Ты же говорил, что не можешь пока помереть, своей семье нужен.

— И вправду говорил. Но контекст был немного другой все-таки. Пристрелить меня можешь ты — или это позже сделают жители. В любом случае, я нежилец. Отсюда мне уже не выбраться. Я вторая по значимости фигура после мэра, и люди хотят со мной поквитаться. Меня ищут, и я не собираюсь прятаться. Не собираюсь уподобляться Данди Акеру, который натворил дел, а теперь, поджав хвост, изо всех сил пытается спасти свою шкуру. Вот у кого совсем нет совести.

Эрик поднялся со стула и взял пистолет. Проверил магазин — полный. Направил дуло на голову шефа, взведя курок. Соблазн пристрелить его был велик. Никогда в жизни он не испытывал такого настойчивого желания. И ведь совесть не то, что молчала, она даже подначивала, мол, сделай это, нажми на крючок, и дело с концом, все будет по справедливости, шеф ответит за все зло, что тебе причинил. Но Эрик опустил пистолет. Нет, не станет он тратить пулю на этого козла — они ему еще пригодятся, чтобы выбраться из Бланверта. Он молча развернулся и покинул кабинет.

Выйдя из полицейского участка, он огляделся по сторонам. По левую руку на повороте стояли какие-то фигуры, поэтому Эрик пошагал в противоположную сторону. Нужно найти машину, подумал он. Без машины не выбраться. Вскоре он нашел одну, однако у нее оказались проколоты шины; следующая, что попалась на глаза еще спустя некоторое время, была вовсе сожжена. В этот момент он понял, что найти машину на ходу будет непростой задачей.

Бланверт превратился в полную противоположность себя — настоящую преисподнюю на земле. Над крышами вздымался густой черный дым — вдалеке что-то горело. На тротуаре блестело стекло; витрина продуктового магазина, мимо которого шел Эрик, была разбита, а все помещение было обнесено подчистую. Затем он услышал, как какая-то женщина умоляла о помощи — было это где-то недалеко, — и на секунду у Эрика промелькнула мысль откликнуться, однако он подавил в себе этот порыв.

В воздухе запахло жареным мясом. Запах был такой отвратительный, что полицейский даже прикрыл рот свободной рукой, хотя помогло это несильно. Когда он свернул за угол ближайшего здания, вонь со всей силы шибанула в нос. Посреди перекрестка, словно какой-то алтарь, возвышалась охваченная пламенем черная гора. Гора эта была сложена из человеческих тел, а вокруг стояли люди с факелами и взирали на нее. Сия картина так поразила Эрика, что он остолбенел. Люди как будто сорвались с цепи, заразились бешенством. Неужели каннибалы настолько… замучили жителей? Он даже не представлял себе истинный масштаб…

Вдруг позади раздался выстрел, и бок Эрика ни с того ни с сего разорвала невыносимая боль. Он пошатнулся.

— Попал! — послышался чей-то торжествующий голос.

Эрик схватился за рану, и ладонь залила горячая кровь. Он попытался обернуться, чтобы увидеть, кто стрелял, но почувствовал, как стремительно слабеют ноги, и рухнул на дорогу. Силы покидали его, вместе с кровью, вытекавшей из страшной раны. Он вдруг понял, что умирает, но эта мысль почему-то нисколько его не испугала. Он просто глядел в голубое небо, чувствуя как сознание будто отдаляется, погружается куда-то в землю, растут и изгибаются какой-то дугой дома над ним, становясь все выше и выше…

Снова все пошло наперекосяк. Все в его жизни вечно шло наперекосяк с самого рождения. И теперь тоже, когда наконец-то замаячила какая-то надежда, все резко оборвалось. Судьба маняще помахала билетом в новую жизнь — нормальную жизнь, — и порвала его на мелкие кусочки. На самом деле он даже не злился. Ему даже обидно не было. В конце концов, нормальной жизни он никогда не знал. Что это за «нормальная жизнь»? Кто знает… Если ты даже никогда к этому не прикасался, не пробовал, то и жалеть не о чем…

Над полицейским зависли два бледных кареглазых лица. Они были перепуганы, а голоса их звучали глухо, как будто его уши заложило водой.

— Эй, это не зомби! Это же человек! Человек!

— Блин, чувак, держись! Я… я не хотел… я думал…

Эрик увидел, как его взяли за руку, но ничего ею не почувствовал. Ничего.

— Столько крови…

— Надо заткнуть ему рану и… ну не сиди же просто так!

— Он все…

В небе Эрик видел волны Гармонианского моря и заснеженные берега самого северного острова Оума. Качались льды тут и там, плыли блестящие металлом корабли с огромными шестернями на носу, что могли перемолоть целый айсберг. Сыпал снег, и задувал ветер, но жизнь на острове, несмотря на непогоду, кипела — такой погодой здешних жителей было не напугать.

На восточном краюострова, на холме, находился небольшой непримечательный домик. Две фигуры убирали снег во дворе, обе закутанные в теплые одежды. Кажется, они кого-то ждали, и оттого спешили. И, кажется, у них все было хорошо… и Эрику тоже стало хорошо от этого. Наконец-то он был дома. Родина приняла его, потерявшегося сына, в холодные объятья.

50

Зайдя на кухню, Алиса увидела, что Феликс и Жан сидят за столом и о чем-то негромко разговаривают. Она сначала сделала вид, что пришла просто попить воды, подойдя к тумбе, на которой стоял графин, и наполнив из него стакан. Затем, однако, она поняла, что нельзя мяться, нельзя напрасно тратить время и, отставив стакан, обернулась к парням. Она уловила несколько слов из их разговора, но понять, про что он, не смогла. Оставалось надеяться, что это не что-то важное. Потому что ее причина, как бы эгоистично ни звучало, все-таки будет поважнее.

— Жан, прости, можно я тебя прерву? — сказала девушка. — Мне нужно поговорить с Феликсом.

Парни посмотрели на нее.

— Да мы тут всё перебираем варианты, как можно выбраться из города, — ответил Жан.

— Гадаем больше, — сказал Феликс. — Зато я понял, что вариант с машиной — не вариант. Надо же будет ее как-то завести, а это без ключа зажигания не сделать. Сомневаюсь, что кто-то будет хранить ключ где-нибудь в бардачке…

— Так вы думаете… что нам все-таки придется бежать? — спросила Алиса, чуть нахмурив брови.

— С каждым часом вероятность этого становится все выше, — ответил Жан, поправив очки. — Ты слышала, что на улице творится.

— Да слышала, конечно… Так может, и не высовываться лучше?

— А лучше не станет, — заметил Феликс. — Не позаботимся о себе сами — никто не позаботится.

— Тоже верно, — согласилась Алиса, на секунду опустив взгляд. — Все-таки, Жан, мне нужно поговорить с Феликсом.

— Не то чтобы я был против… но разве ты уже не говоришь?

Он не понимал и оставался сидеть на месте.

— Мне нужно поговорить с ним наедине, — прямо сказала Алиса.

— Ой… пойду-ка я револьвер изучу, пожалуй.

— Только не застрелись случайно, — бросил Феликс ему вслед.

— Ага, не дождешься, — Жан показал фигу через плечо, и Алиса прикрыла за ним дверь.

Она села на освободившийся стул. Феликс молча и ожидающе смотрел на нее. Девушка ничуть не боялась того, что хотела сказать. Больше не боялась. Однако она все еще считала, что говорить это вот так просто в лоб будет неправильно. Нужно постепенно подвести разговор…

— Как ты? — так решила она начать.

— Ты меня спрашиваешь? — не то с удивлением, не то даже с осуждением ответил Феликс. — Я тебя должен это спрашивать. Не смотри на меня, Алиса, я как-нибудь переживу… Ты сама-то как?

— Нормально, наверное… — пожала плечом Алиса. — Самое худшее позади.

— Вот уж не уверен. Неизвестно, что еще нам подкинет судьба и каких людей нам придется встретить.

— Ладно, я тогда перефразирую: самое худшее не случилось и… — девушка сделала паузу, а затем продолжила: — Лучше тут нам остановиться. Не хочу к этому возвращаться.

— Тоже правильно. Не будем о этом.

Она вздохнула. Подвести разговор нормально так и не удалось. Нужно сказать. Либо сейчас, либо никогда.

— Прости, Феликс что я говорю об этом в такой обстановке… совсем не подходящей обстановке, но… понимаешь, я боюсь. Боюсь, что другой возможности у меня может не появиться. — Алиса мяла мальцы. У нее не было прежнего страха, не было волнения, но все равно было так нелегко говорить… — Происходящее в городе, открыло мне глаза. Если… если у нас ничего не получится, я не хочу жалеть о том, что не сказала тебе. Феликс, я…

— Я знаю, — на его лице появилась спокойная улыбка.

— Знаешь? Подожди, знаешь что?

— Ты же признавалась уже. Забыла?

— Я… я помню! Но я тогда говорила не в том смысле, в котором ты думаешь! — поспешила сказать Алиса.

— Я знаю, — так же спокойно повторил он.

Повисло молчание. Алиса непонимающе смотрела на Феликса. Раз он все знал, раз он все понял еще тогда… Почему? Почему он повел себя ровно противоположным образом? Она почувствовала себя обманутой и… униженной.

— Я боялся, что это сделает только хуже, — сознался Феликс. Он отвел взгляд, но затем снова посмотрел на девушку. — Даже не знаю, как это объяснить… Мне показалось, что если я отвечу взаимностью, впоследствии тебе будет только больнее от этого. По той же причине тебе с Кирой я не сразу сказал, что моих родителей больше нет. Я знал об этом еще в плену, и мне хотелось поговорить об этом с вами, но я молчал. Мне не хотелось рушить вашу надежду. Не знаю… я так хотел защитить вас от плохого… и сейчас тоже хочу и веду из-за этого себя странно. Прости меня.

— Феликс… — выдохнула Алиса с облегчением и жалостью. Руки ее сами потянулись и обняли его. — Может, мы слабы физически, и поэтому нуждаемся в вашей защите, но не нужно защищать нас от всего. От душевных ударов я защищу тебя сама.

— Да… это у тебя получается, — почти шепотом произнес Феликс. Алиса отстранилась от него.

— Знаешь, мама… она жива, и она… как ты. Она приходила ночью позавчера. Попрощаться.

Феликс промолчал, но девушка заметила, как он слегка поджал губы. Она тоже помолчала, а затем промолвила:

— Все как-то разговор постоянно уходит не в ту степь… Хотела тебе признаться, а мы говорим вообще про другое в итоге… Не то все-таки время для разговоров о любви. Ну, хоть прояснили… хотя подожди, мы ничего не прояснили! — спохватилась Алиса. — Я же так и не выяснила: это взаимно? Или нет?

У нее вдруг возникло ощущение, что она буквально вытягивает из Феликса ответ клещами, достает его этим разговором, и ей стало так стыдно за себя. Чувство вины усилилось, когда он посмотрел на нее печальным взглядом.

— Хочешь услышать честный ответ?

— Д-да, — кивнула Алиса взволнованно.

— Положительный ответ будет даже больнее, — тихо сказал Феликс.

— Нет, не будет! — резко возразила Алиса. — Потому что все у нас будет хорошо! Мы выберемся! Это правда, что я не пережила столько же, сколько выпало на твою долю, но все равно: нельзя вешать нос раньше времени!

— Вот мы опять ушли куда-то в бок, — заметил Феликс с тенью улыбки на губах.

— Скажи, как есть, Феликс. Не бойся меня задеть, и защищать тоже меня не надо. Я приму любой ответ.

Он молчал с полминуты. Посмотрел ей в глаза, потом отвел взгляд и снова посмотрел в глаза. Алиса терпеливо и взволнованно ждала его. Она все-таки оказалась здесь, все-таки пересекла эту черту. Оказывается, это было так просто… Просто поделиться чувствами с любимым человеком.

— Я не знаю, — произнес Феликс наконец. — Правда не знаю. Мысли путаются, и внутри полный кавардак творится.

— Ничего, — Алиса взяла его за ладонь. — Я и вправду выбрала плохое время для подобного разговора. Когда все закончится… поговорим еще раз, если захочешь…

— Да, — легонько кивнул Феликс и слабо улыбнулся. — Обязательно.

— Крови не хочешь?

Он уставился на нее в ступоре.

— Что? — спросила Алиса.

— Ничего. Просто ты так резко перепрыгнула с одного на другое…

— Ну, мы же поставили точку… вернее, многоточие в предыдущей теме, вот я и спросила.

— Знаешь, ведь твоя кровь и вправду на вкус как персики.

— Я это уже слышала, — шутливо сказала Алиса. — Но если отбросить все шутки и неловкости в сторону, как это вообще возможно, что кровь имеет такой вкус? Это же бред полный, на уроках биологии говорили, в крови железо содержится. Хотя в яблоках вообще-то тоже…

— Это бред, — согласился Феликс. — Это, наверно, в мозгах у вампиров что-то меняется, отчего они начинают чувствовать кровь по-новому. Сама посуди, было бы тебе приятно пить кровь? Ты же представляешь примерно, какой у нее вкус?

— Мне бы определенно не понравилось…

— Может быть, еще такое возникает из-за голода… Ну, когда еда кажется в три раза вкусней обычного — и с кровью то же самое.

— Ага, все это замечательно, но ты так и не ответил на мой вопрос.

— Вообще, нет, не хочу, Алиса. Тебе не нужно спрашивать меня об этом при каждом удобном случае.

— Это позволь мне самой решить. В конце концов, я твой единственный и неповторимый поставщик крови. Никого больше к тебе не подпущу, пока сама жива, прошу простить мой эгоизм, — наполовину шутя, наполовину серьезно заявила Алиса.

Феликс прыснул.

— А теперь-то что? — спросила девушка недоуменно.

— Это было смешно.

— Ну я немного… да…

Это совершенно нормально, что они останутся друзьями, подумала вдруг Алиса. Так говорить с Феликсом гораздо проще, не нужно краснеть, не нужно заставлять себя. Просто ведешь себя с ним так, как давно привыкла, как вела все годы до этого… А может, и не было никакой любви на самом деле? Только глубокая привязанность и отчаянное нежелание расставаться после школы. Наверно, он и вправду был ей больше как брат… Поди еще в себе разберись… Сказала ему только что одно, а думает теперь совсем другое…

Как бы там ни было, он безумно дорог ее сердцу, это неизменно. И она готова ради него на любые жертвы.

— Ладно, — вздохнула она и поднялась со стула, — пойду-ка посмотрю, что еще с собой можно взять.

Она развернулась к выходу, но тут Феликс схватил ее за руку, она обернулась и неожиданно оказалась в его объятьях. Да в таких крепких, что ей стоило большого труда вымолвить:

— Феликс?

Он не ответил. Они стояли так несколько секунд, а затем он отстранился и, как-то немного виновато посмотрев на нее, отвел взгляд.

51

Данди Акер зашелся кашлем, и ему пришлось резко ударить по тормозам. Он дернулся вперед, и ремень впился ему в грудь. Он кашлял и кашлял, уже начиная задыхаться, но кашель никак не прекращался. Перед глазами все поплыло из-за слез, он вцепился руками в руль, словно в спасательный круг, и все молил, чтобы эта пытка закончилась.

А затем его внезапно отпустило. Он сделал несколько тяжелых вздохов, успокаиваясь, сморгнул слезы. Весь руль, все его руки были в каплях крови. Проклятье, подумал он. Становится только хуже… но он не умрет здесь! Черта с два! И с чего он вообще решил, что умрет? Это паника на пустом месте! Кровь в кашле? Это еще ничего не значит! В другом городе ему помогут, обязательно помогут… Мэр положил руку на чемодан, лежащий на соседнем сидении, почувствовал его шершавую поверхность, и паника немного отступила. Денег он в чемодан запихнул немерено, в квадратную пасть влезло далеко не все, и некоторые купюры торчали наружу, прикушенные.

Данди Акер поглядел на дорогу. Никого. Он убрал ногу с тормоза и поехал дальше. Далеко, однако, проехать у него не получилось, ибо после того, как он повернул на перекрестке и преодолел порядка ста метров, то увидел, что дорога впереди преграждена машинами. Рядом с машинами были люди, вооруженные разнообразным холодным оружием, выглядели они угрожающе. Надо было возвращаться и ехать другой дорогой… Черт, времени в обрез! Но ничего не поделаешь…

Он стал разворачиваться, и в этот момент через зеркало заднего вида заметил, как к машине кто-то идет. Люди, похоже, собирались о чем-то поговорить, однако ему обсуждать с ними было нечего. Он вдарил по газам, и в это момент со всех сторон посыпались выстрелы — то есть ему показалось, что со всех сторон, когда на самом деле выстрелов было три, и все они были сзади. Тем не менее, одна пуля пролетела рядом с его ухом и проделала дырку в лобовом стекле. Это заставило мэра запаниковать, руль сделался каким-то неуправляемым, как и машина, и он, скрипя шинами, воткнулся в стену ближайшего дома.

Из-под капота повалил дым. Больше он никуда не уедет — пронзило Данди Акера осознание, когда первичный шок прошел. Дрожащими руками он расстегнул ремень и, схватив чемодан, выскочил наружу.

— Эй, да ведь это взаправду мэр! — крикнули со спины. — Лови его!

Данди Акер, вскрикнув от страха, рванул со всех ног. В него полетели новые пули, но он успел юркнуть за угол. Ему было тяжело бежать. Болезнь ослабила его тело, однако остановиться значило умереть. А он не собирался умирать! У него были такие планы, такие цели… он должен еще успеть столько всего сделать! Нельзя, нельзя умирать! Не в этой позабытой богами дыре!

Он бежал, задыхаясь и хрипя. В какой-то момент ему показалось, что он начал отрываться, потому что крики за спиной стали дальше, однако затем кто-то буквально в нескольких метрах воскликнул: «Не дайте ему уйти!», секундой позже воздух разразил еще один выстрел, и внутренности мэра превратились в лед.

Брось чемодан, приказала ему одна из мыслей, крутившихся в голове. Брось — и будет легче бежать. К черту деньги. Главное — выжить. Но ведь без денег не выжить — возразила другая мысль. Без денег он никто! В остальной Рекимии он никто! Только здесь его слово может что-то значить… Отдать деньги преследователям? — предложила третья мысль. Не-ет, деньги им не нужны, им нужен он, а деньги — это так, приятное дополнение…

Мэр вбежал в какую-то подворотню, завернул за угол и вжался спиной в поросшую мхом стену. Пожалуйста, молил он мысленно, пожалуйста, если морские боги действительно существуют, как говорили предки, пусть они защитят его, пусть преследователи потеряют его след! Пожалуйста! Пожалуйста!.. Стараясь хрипеть тише, он зажмурился и до боли стиснул зубы. Вскоре неподалеку послышался топот пробегающих мимо ног, а затем все стихло. Наверно, с минуту мэр не шевелился, все повторяя мольбы, а затем он все же медленно открыл глаза и выглянул за угол. Убежал? Убежал! Боги, спасибо!

Данди Акер отлип от стены, кашлянул в руку дважды. Не успел он задуматься, как ему быть дальше, как в шею вдруг что-то впилось, не позволяя вдохнуть. Он выронил чемодан и в панике зацарапал шею пальцами, пытаясь зацепить веревку, отодвинуть ее, сделать глоток воздуха. Секунда утекала за секундой, он чувствовал уже, что сил почти нет. Он предпринял последнюю отчаянную попытку лишить душителя равновесия, навалившись на него спиной, но не преуспел и в этом.

— Попался, гаденыш, — послышался женский голос, а затем сознание мэра утонуло в темноте.

Пришел Данди Акер в себя от того, что в него плеснули чем-то вонючим и холодным. Он сделал резкий и глубокий вдох, как если бы всплыл на поверхность воды. Проклятье, что происходит?.. Воняло медузовым топливом, ччень сильно воняло, аж до тошноты. Он сидел на чем-то. Он хотел вытереть лицо, но понял, что не может — руки оказались связаны за спиной.

— Какого черта!.. — воскликнул он в испуге, и голос его прозвучал непривычно высоко.

— Мистер Акер, вы очнулись! — раздался знакомый голос.

Он повернул голову и увидел двух женщин, стоявших неподалеку. Одну из них, рыжеволосую, он знал — миссис Лайпс, работала в мэрии; вторую, что с черными растрепанными волосами, он видел впервые. У последней в ногах стояла канистра. Они находились в зале какого-то дома, вокруг все было мокрое, и вся его одежда тоже была насквозь мокрая. Внутренности мэра сжались в крошечную точку, когда до него дошло, что задумали эти свихнувшиеся женщины.

— Вы что творите! — выкрикнул мэр, округлив глаза. — Вы совсем с ума сошли! Немедленно развяжите меня!

— Мерзавец, — устало проговорила черноволосая, — хотя бы сейчас не делай вид, что ты ангелочек, и не извивайся как червяк. Тут все так сказать «свои», так что можешь даже не пытаться. Мы знаем твои грехи.

Он обратил загнанный взгляд к миссис Лайпс.

— Вы же это не всерьез? Вы хотите меня проучить? Что ж, урок усвоен! Я раскаиваюсь, а теперь, прошу, отпустите меня!

— В вашем возрасте, мистер Акер, учить бесполезно, — как-то грустно сказала рыжеволосая женщина. — Но если на то пошло — да, я хочу вас как следует проучить. Боюсь только, для вас этот урок будет последним в жизни.

— Что вы такое говорите! — не веря, воскликнул мэр. — Я когда-нибудь к вам плохо относился? Обидел, может, ненароком, что вы так ко мне относитесь? Простите! Простите, я не хотел вас обидеть! Я же всегда к вам по-хорошему… навстречу шел…

— Какой же ты мерзкий, — вставила черноволосая. — Даже на таракана приятнее смотреть, чем на тебя.

— Вы, мистер Акер, корень всего зла, — говорила миссис Лайпс. — И хотя вы лично мне ничего не сделали… Ваши люди запугали меня. Ваши люди сделали меня кровососущим чудовищем. И это все я еще могла бы пережить… Но вы позарились на святое, — гневно, но в то же время как-то мягко сказала она. — Ваши люди напали на моих дочерей, хотя клялись мне, что этого не произойдет, что вы все семья и просто хотите сосуществовать с нормальными жителями Бланверта… Это было ложью. И я из-за своего слабого характера в это поверила… — Она неодобрительно тряхнула огненными кудрями.

— Я… я хотел лучшего для нашей страны! — отчаянно воскликнул Данди Акер, и его глаза увлажнились. — Я хотел, чтобы мы в конце концов возвысились над другими народами… Мы этого заслуживаем, у нас это в крови! Я люблю Рекимию, вы представить себе не можете, как я люблю… всем сердцем своим…

— Ты безумец, а не патриот, — сказала черноволосая. — Посмотри, во что превратился город от твоих хотелок!

— Реформы, причем такие, которые изменяют само сознание общества, всегда встречают в штыки…

— Нет, ну он точно безумец…

— Я сказала ему все, что хотела сказать, — промолвила миссис Лайпс, глядя на черноволосую.

— Вот и прекрасно, а то чем больше я его слышу, тем мне противнее здесь находиться.

Женщины вышли из зала в коридор.

— П-постойте! — воскликнул мэр. — Умоляю, не делайте этого! Я все исправлю, обещаю! Я забуду про все свои…

— Господи, да заткнись ты уже! — раздраженно крикнула черноволосая. — Хотя бы помри как мужик!

— Да пошла ты к черту! — взвизгнул мэр. Он попытался вырваться из веревок, но они были завязаны крепко. Он попытался сдвинуться на стуле и грохнулся на пол. Больше у него пошевелиться не получалось. Он был ничтожно слаб.

Женщины вышли из дома. Мария закурила сигарету, сделала глубокую затяжку и бросила окурок в приоткрытую дверь. Огонь вспыхнул мгновенно, но миссис Лайпс тут же закрыла дверь. Они поспешили отойти подальше. Перейдя дорогу, они уселись на скамейку рядом с магазином с разбитой витриной, из которого уже все давно вынесли мародеры.

— Вон уже дым рвется наружу, — удовлетворенно заметила Мария. — Надеюсь, он там сейчас корчится в муках, жук навозный.

Миссис Лайпс положила себе на колени чемодан мэра, а затем спросила:

— Тебе не жалко свой дом?

— Для такой твари — ничего не жалко. А потом — зачем мне это все? Меня либо добьет голод, либо я превращусь в одного из этих упырей, так что дом мне в любом случае больше не понадобится. А ты что думаешь делать?

— Я не знаю, — устало и печально сказала миссис Лайпс. — Хотела бы я еще раз увидеть девочек, но, боюсь, мое желание совершенно несбыточно. Мне тоже, чувствую, недолго осталось… По крайней мере я отомстила… хоть что-то сделала для них…

— Смотри шире: мы с тобой отомстили за весь город.

— Плевать я хотела на город.

— Что ж, это тоже верно.

Миссис Лайпс щелкнула защелками на чемодане и открыла его. Неожиданно задувший ветер подхватил красноватые купюры, словно осенние листья, и понес их куда-то вдаль.

— Не знаю, что я хотела здесь увидеть, — проговорила она и спихнула чемодан с коленей. Чемодан упал на тротуар с полураскрытой пастью, исторгнув из себя содержимое.

Огонь стремительно поглощал дом. На улице стало жарковато.

— Какое приятное зрелище, — сказала Мария. — Должно быть, мы только что устроили еще один пожар… Хотя хуже от этого уже вряд ли станет.

— Мэр заслуживал худшего, гораздо худшего, — сказала миссис Лайпс. — Даже четвертование, как в древности, для него было бы проявлением милосердия. Но я не чудовище, чтобы придумывать изощренные пытки.

— …Как немного на самом деле нужно, чтобы развеять иллюзию.

— Какую иллюзию? Я не совсем тебя поняла.

— Иллюзию того, что мы нормальные. Вроде бы ты законопослушный и правильный человек: ходишь на работу, зарабатываешь честным трудом деньги, вечером возвращаешься к своей семье и все у тебя, как у всех, все у тебя нормально. И никто бы никогда не подумал, что ты способна сжечь человека заживо — ты бы сама такого о себе не подумала, но правила изменились. Вернее, их попросту больше нет. И тебе тоже больше нет смысла носить маску цивилизованности. В конце концов, все мы животные, просто старательно делаем вид, что это не так. — Мария подумала, затем посмотрела на хмурую миссис Лайпс и добавила: — Я тебя, если что, не обвинить пытаюсь. Я в целом говорю. Просто твой случай как пример удачно подошел.

— Я не сержусь. Мария, да?

— Да.

— Я почему-то все хочу назвать тебя Мэри.

— Да мне в общем-то без разницы. Хоть Мэри, хоть Макс, — Мария достала пачку с сигаретами, собираясь покурить, но обнаружила, что та пуста. Недовольно цокнув языком, она смяла ее и бросила в сторону.

— А у тебя есть кто-нибудь, к кому бы ты хотела вернуться? — спросила миссис Лайпс.

— Нет, — без раздумий ответила Мария.

— Что, правда никого?

— Никогошеньки. Мне некуда и не к кому возвращаться, так что я то тут, то там.

— И ты так спокойно об этом говоришь.

— Было бы из-за чего париться.

— Хочешь, я составлю тебе компанию? Времени у нас не то чтобы много осталось.

— Я не буду возражать, если ты останешься. Но ты уверена, что не хочешь повидать дочерей?

— Хочу. Чертовски хочу. Но не могу. Нельзя мне. — Миссис Лайпс посмотрела на Марию и сказала: — Тебе бы причесаться. Выглядишь как бездомная.

— А я и есть теперь бездомная, — Мария усмехнулась, кивнув на объятый пламенем дом.

— Так все-таки…

— Знаешь, что? К черту, давай.

У миссис Лайпс, к ее большому сожалению, не было с собой дамской сумочки; она наклонилась к чемодану, ни на что не надеясь, и среди купюр, что ветер еще не успел унести, с удивлением обнаружила расческу. Зачем лысому мэру была нужна расческа — оставалось загадкой. Наверно, боги подкинули… Она взяла ее и показала Марии:

— Лучше, чем ничего. Если, конечно, тебе не противно…

— Вряд ли он использовал ее по назначению, так что она должна быть более-менее чистая от него.

Миссис Лайпс придвинулась к Марии и принялась неспешно расчесывать ее. В какой-то момент она так увлеклась процессом, что перестала обращать внимание на пожар через дорогу.

— Вот, так уже гораздо лучше, — удовлетворенно сказала она, закончив. — Красавица.

— Жаль, зеркала нет, — ответила Мария.

— Жаль, что мы не познакомились раньше. Мне так иногда не хватало подруги, с которой можно было бы просто поделиться своими проблемами.

— Так мы уже с тобой подруги, значит. — Мария посмотрела на миссис Лайпс и ухмыльнулась. — А я не против.

52

— Ребят, — сказал Жан настороженным голосом, смотря в окно, — подойдите-ка сюда.

Сестры и Феликс тут же подскочили к нему. На улице творилось натуральное месиво: жители мутузили обезумевших вампиров, а те в свою очередь рвали руками и зубами первых. Кровь лилась рекой, целые лужи блестели на асфальте. Крики и вой стояли такие, что было хорошо слышно даже через стекло. А над крышами между тем вздымалось зарево пожара.

— Отец где-то в городе, — промолвил Жан, неотрывно глядя на пожар. Пламя отражалось в его очках. — Если вообще жив еще…

— Мы найдем его, — твердо сказал Феликс.

— Нет, не найдем. Это нерационально, он бы точно не одобрил, если бы я бросился сейчас искать его в такую опасность. Он бы как раз похвалил меня, что мы держимся вместе. Но, блин, как же меня бесит, что я ничего не могу поделать… и даже не знаю, что с ним!

Троица друзей молча смотрела на него, не зная, что сказать на это.

— Я думаю, он бы уже пришел сюда… если бы мог. Догадался бы проверить вашу квартиру… — Жан тяжело вздохнул и взял себя в руки: — Нам тоже нельзя больше сидеть и ждать. Пора убираться.

— Но… — хотела возразить Алиса, однако друг ее сразу же перебил:

— Тут не может быть никаких «но». Огонь надвигается, и в теории может охватить весь город, а за ним перекинуться на лес. Это будет та еще печка. Думаешь, это тушить кто-то будет? Некому сейчас тушить!

— Точняк, — ответил Феликс после недолгого молчания. Он отвернулся от окна и пошел в коридор. Взял биту, что была прислонена к стене, и сказал: — Сваливаем.

— Но на улице сейчас дерутся! — возразила Алиса.

— Вот и пусть дерутся, — сказал Феликс. — Им не до нас. А медлить нам больше нельзя, Жан дело говорит.

Алиса, подумав несколько мгновений, неуверенно сказала:

— Надеюсь, вы правы…

Спустя несколько минут они были снаружи. Бойня на улице к тому времени закончилась, и ее выжившие участники успели разбежаться — остались только бездыханные окровавленные тела. Алиса настойчиво посоветовала сестре не смотреть в ту сторону и повела ее за собою. Жан одной рукой придерживал лямку рюкзака, а в другой сжимал рукоять револьвера. Он очень надеялся, что не промажет, когда придет время; в барабане было всего четыре патрона. Феликс быстро шагал впереди, и остальные старались от него не отставать. Пламя, вздымающееся над городом огненной гривой, подгоняло ребят.

То и дело слышались выстрелы, вдалеке и вблизи; девочки вздрагивали при каждом выстреле и пригибались, прикрывая головы руками, словно это могло из защитить. Будто весь город поснимал ружья со стен, что долгое время бережно хранил для этого случая, и пустил их в ход. Алиса, конечно, знала, что в Бланверте много охотников, ведь в лесах водится много дичи, может также, еще кто-то украл оружие у полицейских — но все равно! Больше всего выстрелов, наверно, звучало со стороны выезда из города. Видимо, там вообще творился полный кошмар.

Вдруг девочки заметили, как к ним приближается какой-то человек. Нижняя половина лица его была окровавлена, во взгляде отражалась пустота, шел он прихрамывая, но с каждым шагом все ускорялся. Он вытянул руки, будто настоящий зомби, пытаясь до них дотянуться. Жан тоже его заметил, прицелился из револьвера и уверенно нажал на крючок. Пуля пролетела высоко над головой вампира, парень из-за отдачи чуть не выронил оружие, кое-как удержав его в руке. Он запаниковал, спешно выстрелил еще раз и снова промазал.

Опасность тем временем все приближалась.

— Не стреляй! — крикнул Феликс. — Я его так уделаю! — Как метеор он метнулся к вампиру и заехал ему битой по голове. Тот рухнул на тротуар и больше не шевелился.

— Простите, я совсем не умею стрелять… — сокрушился Жан. — Два патрона впустую потратил…

— Пофиг уже, ничего не поделаешь, — сказал Феликс. — Надень рюкзак нормально, и в следующий раз держи револьвер в обеих руках. Или давай это лучше мне, — он подошел к другу и забрал рюкзак. — Так будет лучше.

— Но я же ведь еще… вижу не очень.

— Боюсь, тут мне нечего посоветовать. Не думаю, что Алиса с Кирой лучшие стрелки, чем ты. Идемте!

Остальной путь был не менее напряженным, однако обошелся без происшествий, и ребята благополучно добрались до окраины города, до леса теперь было рукой подать. В этот момент Жан вдруг застыл на месте. Девочки и Феликс тоже остановились и поглядели на друга вопросительно.

— Блин, я не знаю!.. — проговорил он весь как на иголках.

— Что случилось? — взволнованно спросила Алиса.

— Я не могу просто взять и уйти! Мой отец…

— Поздно уже метаться! — выпалил Феликс, перебив друга. — Возвращаться обратно — это самоубийство!

— Я понимаю! — Жан сжал свободную ладонь в кулак и стоял неподвижно несколько мгновений, глядя себе под ноги. Было видно, как в нем борются две противоположные сущности. Наконец, он изрек с мрачным лицом: — Я буду ненавидеть себя за это всю оставшуюся жизнь. — Он шумно и дрожа выдохнул: — Я с вами.

Они углубились в лес. Здесь было тише, выстрелы отдалились, и могло показаться, будто опасность была позади, однако ребята оставались всё так же осторожны. Они наверняка не единственные, кто решил бежать через лес, думала Алиса. И кто знает, какие у этих людей окажутся намерения… Вампир или человек — уже было неважно. Были только они четверо, только друг другу они могли доверять, а остальные — враги. Точка.

Ребята долго пробирались через лес, прежде чем решили сделать короткий привал и немного передохнуть. Они остановились неподалеку от подножия горы, до города было километра три или даже четыре. Вместе они сели под сосной. Кроны зашелестели. Пахло гарью.

— Мы в аду, — промолвил Жан упавшим голосом. — Только непонятно за какие грехи. Мы, блин, еще совсем недавно ходили в школу как нормальные люди, а теперь бежим из города, и неизвестно, что с нами будет… Все это как будто один длинный коллективный сон! Как бы я хотел проснуться…

— Меньше мыслей о прошлом, — сказал Феликс несколько раздраженно. — Как прежде в наших жизнях уже никогда ничего не будет.

— Феликс, может, ты легко можешь отодвинуть это в сторону, но я — не ты!.. — воскликнул Жан.

— Я тоже не могу, — тише сказал Феликс. — Но приходится. Просто я вообще вампир, и никто не спрашивал, буду ли я к такому готов. Беды просто посыпались одна за другой.

— Только не ругайтесь, ребят, — жалобно попросила Алиса, сидя с сестрой между ними. Парни замолчали. Спустя минуту Феликсу поднялся и сказал:

— Надо идти дальше. Ветер сюда дует, такими темпами огонь нас догонит, — он закинул рюкзак на плечо.

Вдруг полотно лесной тишины разорвал громкий выстрел. Феликс вскрикнул от боли и упал на землю.

— Феликс?! — испуганно воскликнула Алиса. Она подползла к нему и увидела, как он, стиснув зубы, держится за ногу, а из раны выше колена бежит кровь. Она сразу поняла, что с такой раной он не то, что бежать — да даже идти и уж тем более стоять не сможет.

— Прячьтесь! — прошипел он. — Нет, уходите! Бегите отсюда! — Он поджал губы и вдохнул ноздрями, терпя боль. Все его тело содрогнулось. — Я не видел, откуда стреляли! А нас, похоже, видели… нас всех перестреляют, если…

— Сдурел?! Мы не побежим никуда! — дрожа, крикнула Алиса. Она хотела надавить на его рану руками, чтобы хоть как-то сдержать кровь, но испугалась, что ему будет больно.

Где-то неподалеку послышались голоса.

— Проклятье, не спорь! Некогда спорить! — бледнея, проговорил Феликс. — Хватайте рюкзак и бегите! Бегите так далеко, как можете, и ни за что не останавливайтесь! Жан…

Жан, в это время внимательно следивший за обстановкой из-за дерева, перевел напряженный взгляд на друга.

— Уходите, — вновь повторил Феликс. — Вы меня не дотащите.

— Не говори так! — отчаянно пролепетала Алиса на грани плача.

— Будто у нас есть выбор… — дрожа проговорил Феликс и сглотнул слюну. Взгляд его сделался как бы сонный — ему было плохо. Жан несколько мгновений взирал на друга с нечитаемым выражением на лице, а затем взял рюкзак и сунул его в руки трясущейся Алисы. Она даже не сразу поняла, что он под этим подразумевает, но моментально понял Феликс и воспринял это в штыки:

— Нет! Ты пойдешь с девочками!

— Я оставил позади отца, а теперь ты хочешь, чтобы я оставил и тебя тоже? — мрачно сказал Жан. — Ну уж нет, дружище. — Он протянул девушке револьвер: — И его тоже забирай.

— Но я не знаю, как им пользоваться! — пролепетала Алиса. Кира в безмолвном ужасе наблюдала за происходящим.

— Ничего сложного. Сверху крючок взведи, а потом целься и нажимай на крючок снизу.

Алиса все равно ничего не поняла, но взяла револьвер. Вернее, друг вложил револьвер ей в руку, а она сама была как пластиковая кукла.

— Жан, не глупи! — процедил Феликс сквозь зубы. — Я тебе сейчас всеку!..

— Вдвоем у них больше шансов, — возразил Жан и сказал Алисе: — Хватит сидеть тут, бегите!

Взгляд, которым он пронзил ее, заставил Алису очнуться. Сердце ее разрывалось на куски, со слезящимися глазами она проронила:

— Ребята, я… — но сказать ничего толком не успела, Феликс на нее зло прикрикнул:

— Просто уходите уже!

Она слабо покивала, поджав губы и шмыгнув носом. Закинула рюкзак за спину, в одну руку взяла револьвер, в другой сжала ладонь Киры. Сестры скрылись в кустах, и вскоре их торопливые шаги стихли.

— Идиот ты, Жан, — проговорил Феликс; от непрекращающейся боли его грудь часто вздымалась. — Но все равно спасибо… что не ушел. Оставаться одному здесь было бы паршиво.

— Я договорюсь с этими людьми, — пообещал Жан. — Что-нибудь придумаю, Феликс, мы выкрутимся. Ты только покрепче зажми рану. А потом мы догоним Алису с Кирой.

— Обязательно, — немножко облегченно произнес Феликс.

С полминуты было тихо, а затем послышались приближающиеся шаги. Среди сосен показались черные силуэты с оружием в руках. Оружие их выглядело грозно. Это были настоящие винтовки.

— Это, наверно, подмога! — шепнул Жан с надеждой. — Кому-то все-таки удалось позвать подмогу!

— Ч-что? — не понял Феликс. Он кое-как приподнялся, но из-за нечеткого зрения ничего толком не разглядел.

— Черная форма… — негромко продолжал Жан, не отрывая взгляда. — Они снаряжены хорошо, и у них реальное оружие… Это военная полиция!

Отряд из пяти человек приближался. Жан хотел было уже крикнуть, что они с Феликсом прячутся здесь, но в последний момент резко передумал. Виной тому была неожиданно возникшая мысль: а что если это они ранили Феликса? Нет-нет, ну это же бред полный! Зачем им стрелять в подростка, считай, невинного ребенка? Это, скорее, был кто-то из сбежавших жителей!.. Или они выстрелили по ошибке? В любом случае, спрятаться уже не получится, а друг истекает кровью, и нужно что-то скорее предпринять…

— Я здесь! Не стреляйте! — крикнул Жан, подняв руки. — Я безоружный! — Он медленно и осторожно поднялся, вышагнул из-за дерева. Неподалеку от него остановился отряд. Бойцы были в шлемах с забралами, безликие и молчаливые. Винтовки, грозно взиравшие на Жана, пугали его, но он все равно продолжил говорить: — Мы с другом бежали из Бланверта… Вы, наверно, знаете, что там произошло. Мой друг серьезно ранен, и ему нужна…

Неожиданный выстрел ударил Феликсу по ушам, и все зазвенело. Он с ужасом наблюдал, как на футболке Жана растеклось красное пятно, затем друг схватился рукой за живот, ничего не понимая, упал в траву и больше не шевелился.

Они убили его… Они убили его… Они убили его… Они убили его…

— За что?! — заорал Феликс. Он попытался приподняться, но тщетно. Он только мог рычать от ненависти: — За что вы его?! Он же не сделал ничего плохого! Он ни в чем не был виноват! Господи!..

Ничего не говоря, к Феликсу приблизился военный полицейский и навел на него дуло винтовки.

— Нет… — пролепетал Феликс деревянными губами, в последний момент все осознав. — Как вы могли…

Алиса отчетливо слышала крики Феликса, перемешанные с выстрелами. Ровно два выстрела. Сначала один, и Феликс кричит. Затем второй — и все стихает. Два выстрела оборвали струны ее душевной арфы. И не заиграет больше никогда музыка, как прежде, и не запоет душа, не заменить ничем эти струны… Арфа навсегда испорчена.

Сестры бежали и бежали. Бежали, пока окончательно не выбились из сил. А потом Алиса упала в густую траву и зарыдала. Она даже не смогла попрощаться с ними!.. И теперь их больше нет! Убиты… Убиты! Слезы все лились и лились, и не было им конца… И она лежала бы так до скончания веков, она готова была сама здесь умереть, потому что ей уже было решительно на все плевать, но затем рядом послышался плачущий голос Киры:

— Нам нельзя… долго плакать…

Хныча, Алиса подняла глаза. Через мутную пелену она едва разглядела сидящую перед ней на коленях сестру. Кира… Единственная, ради кого еще стоит жить дальше… Она права…

53

В столовой было тепло, зал скудно освещали желтые лампы под потолком. Пахло жареным мясом и овощами. Время было уже довольно позднее, отчего посетителей было немного. Час пик давно прошел, заказов уже почти не было, повара мыли посуду и постепенно готовились заканчивать рабочий день.

За столиком в самом дальнем углу сидели две неприметные девушки. Одна из них, что постарше, держала в руках свежий номер газеты и перечитывала одну и ту же страницу, наверно, уже раз в десятый; другая девушка, что помладше и с рыжими кудрями, с аппетитом уплетала ужин.

— Стой, — вдруг сказала Алиса, оторвав взгляд от статьи. Кира сначала замерла с ложкой на полпути ко рту, потом опустила ее в суп и спросила с непониманием в глазах:

— Че?

Старшая сестра отложила газету и потянула к Кире руку через стол, намереваясь убрать рисинку с уголка ее губ. Та в свою очередь раскусила это намерение и мягко отстранила руку ладонью.

— Просто скажи, — промолвила она, облизав губы. — Мне не девять лет, я могу и сама это сделать.

Алиса ничего не сказала в ответ, только мягко улыбнулась и снова скрыла нижнюю часть лица за газетой. Кира вернулась к супу. Когда Алиса углубилась в чтение, улыбка растворилась с ее лица. Вернулись тяжесть под сердцем и распирающая горечь в горле, однако она почему-то не могла перестать читать это, хотя ей было почти физически больно.

Статья попалась такая, какую Алиса меньше всего ожидала увидеть. Казалось, будто все уже забыли об этом, и тут вдруг на тебе… «Трагедии, унесшей жизни тысяч людей, исполнилось семь лет…», «…страшный пожар сжег дотла весь городок и часть прилегающего леса…», «Не выжил никто», «…причину так и не удалось установить», «Ужаснейшая трагедия в современной истории нашей страны»… Она вдруг поняла, почему все перечитывает статью. Она пыталась прочитать ее полностью, но глаза отчего-то цеплялись лишь за отдельные предложения и фразы. Что-то внутри как будто не позволяло прочитать нормально, удерживало ее…

— Что у тебя там? — полюбопытствовала Кира. Алиса поколебалась секунду, а затем развернула газету к сестре. Та отложила ложку и прочитала заголовок, немножко подавшись вперед.

— О-о… — протянула она.

— Ага, — Алиса развернула газету обратно. — Не говори.

— И никто не знает настоящей причины.

— Не просто не знает. Об этом специально замалчивают, — сказала Алиса, понизив голос.

— На фига? Потому что фурор поднимается, если люди узнают, что вампиры — это не выдумка? — сказала Кира, не беспокоясь о том, что ее могут услышать. — Ну, вампиры — это выдумка, — возразила она сама себе, — а вот община каннибалов — вещь куда более реальная.

— Потише, — шикнула Алиса.

— Не знаю, зачем им это замалчивать, — говорила Кира, не обращая внимания на сестру. — Типа, я не вижу ни одной нормальной причины, зачем им это нужно скрывать. Подумаешь, каннибалы… кого этим напугать можно?

— Потому что они в это замешаны, Кира, — серьезно сказала Алиса, сложив газету и положив ее на край. — Они во всем виноваты. И поэтому мы с тобой скрываемся уже который год. Ты забыла вооруженных людей в черной форме, которые рыскали по лесу в первую неделю?

— Да помню я их, — сказала Кира слегка сердито. — Но все равно: и че с того? Как им это мешает сказать, что вот в Бланверте, мол, была целая община каннибалов, которая подожгла потом город?

— Ты права. Никак не мешает.

— Вот о чем я и говорю. Разве что они хотят скрыть малейшие намеки на то, что произошло.

— Вот о чем я говорю!

— Спор у нас с тобой ни о чем.

— Да уж.

— А что в том письме, кстати, было? — неожиданно спросила Кира.

— А?.. — рассеяно отозвалась Алиса.

— Не тормози.

Ах да, вспомнила Алиса. Письмо. Таинственное письмо, которое оставила таинственная женщина. В нем содержалась таинственная просьба прийти в определенное место и в определенный час. Доверия к этой просьбе не было никакого, даже несмотря на то, что написано оно было неким «благодетелем» — так он подписался. Манило оно тем, что ответит на многие вопросы — ты только приди. Алиса до сих пор колебалась, вот уж несколько дней, а время между тем поджимало. Встреча должна произойти через два часа, но они с сестрой были далеко от назначенного места.

— Ну так че? — спросила Кира. — Долго думать будешь? Дай мне тоже прочитать.

— Сейчас, сейчас… — Алиса потянулась к заплатанной куртке, висящей на спинке стула. Двумя пальцами вытянула из внутреннего кармана вчетверо сложенный лист и протянула его Кире. Та взяла его, развернула и забегала глазами по строчкам. Дочитав до конца, она выпалила:

— Так мы опаздываем, сеструха!

— Пока еще время есть, — спокойно ответила Алиса. — Но я не хочу туда идти.

— Почему? — удивилась Кира. — Разве ты не хочешь знать, что произошло в Бланверте?

— Я и так видела, что произошло в Бланверте. Своими глазами. И ты видела. Может, это письмо вообще какая-то ловушка.

— Если бы была ловушка, нас бы уже схватили. Потому что та женщина, которая передала тебе это письмо — определенно знала, кому его передает. Но нас не схватили! Женщина эта, значит, не связана с теми людьми, которые заварили кашу в Бланверте. — Кира небрежно сложила письмо и спрятала его в карман потертых джинсов. — Значит, этот «благодетель» — реально таковой, каким себя назвал.

— Может быть, и так… — неуверенно сказала Алиса.

— Пора уже поставить точку в этом всем, — заявила Кира. — Я… я так больше не могу. До конца жизни, что ли, скрываться? Забиваться в углы, жить среди мусора, как две крысы, каждого шороха бояться… якшаться с этими маргиналами…

Старшая сестра молча посмотрела на нее, а затем слабо покачала головой, понимая, но, тем не менее, еще не соглашаясь.

— Пойдем вместе, — сказала Кира с такой интонацией, как будто это дело уже было решенное.

— А если там опасно?

— Боишься все, да? Тем более тогда пойду с тобой.

— Да не за себя я боюсь…

— Хватит меня оберегать, Алиса.

— Ты просишь о невозможном.

— Я не маленькая и могу за себя постоять.

— Не привыкну я к этой мысли.

— …Идем, — повторила Кира. — Обязательно идем, или я тебя силком потащу.

— Ладно… — сдалась Алиса.

Кира помолчала, затем поглядела на тарелку и подвинула ее на середину стола.

— Может, тоже поешь? — предложила она. — Я оставила тебе половину.

— В следующий раз, — отказалась Алиса. — Все равно аппетита нет никакого. А ты растешь все еще, тебе нужнее.

— Ну… хорошо, — не сразу сказала Кира и пододвинула тарелку обратно. — Настаивать не буду.

Затем к ним подошла одна из работниц и сообщила, что они скоро закрываются.Кира быстро доела то, что оставалось, и они с сестрой, накинув куртки и нацепив шапки, покинули усыпляющую теплоту столовой.

Они словно бы оказались в совершенно другом мире, холодном и темном мире. В черном небе, словно половинка сырной головы, горел полумесяц, окруженный рваными клочками облаков. Его слабый свет падал на верхушки монолитных каменных глыб — какой-то умник назвал их небоскребами, однако выглядели они скорее как высоченные надгробия с сотнями заключенных внутри себя душ, чьи тени иногда мелькали в тлеющих окнах.

Девушки шли. Город притих, постепенно засыпая, и на улицах уже было почти не встретить людей. По дорогам изредка проезжали машины, как будто затерявшиеся в паутине здешних улиц. Алиса чувствовала к ним какую-то даже зависть. Они хотя бы стремились куда-то, домой спешили… а у них с сестрой не было и того. Все кануло в небытие; все, что они знали, что имело для них смысл — было стерто из реальности, оставшись болезненным воспоминанием.

С неба опускались легкие, словно перышки, снежинки. Ряд фонарей, освещавших тротуар, уходил далеко-далеко вперед, как будто бы в бесконечность, исчезая за горизонтом вместе с вездесущими высотками. Девушки шагали, наверно, уже полчаса, а может, и целый час, никуда не сворачивая, но конца фонарям так и не было видно, а горизонт не приближался. Потом они, увидев неоновую вывеску, завернули в проулок и вскоре вышли на параллельную улицу. Через дорогу виднелся молчаливый городской парк.

Туда им и надо было.

— Пойдем обратно, — попросила Алиса и нервно огляделась по сторонам. — Еще не поздно…

— Нет, — Кира поежилась и вжала голову в плечи, пытаясь спрятать оголенную шею за воротником. — Обратно не пойдем.

Деревья качали оголенными когтистыми ветвями на ветру, тихо постанывая и поскрипывая. Хотя парк был хорошо освещен фонарями, Алису не покидало тревожное чувство. Над парком нависла густая тишина, и казалось, будто вся эта часть города, каждое горящее окно в округе сейчас наблюдает за нею с Кирой, ведь больше будто бы в мире и не было людей, кроме них двоих.

Расчищенная от снега дорога привела девушек к закрытому на зиму фонтану. Они находились в самом центре парка.

— Эй, я здесь!

Девушки повернулись на ржавый голос и увидели женщину, сидящую на скамейке неподалеку. Она махнула им рукой, а затем спрятала ее в карман куртки. Девушки переглянулись и подошли ближе. Женщина явно была не молода, однако старой ее тоже назвать язык не поворачивался. Выглядела она доброжелательной, что, впрочем, настораживало еще больше.

— Сядете со мной? — предложила женщина, достав руки из карманов и положив ладони на свободные места рядом с собой. Девушки, однако, не шелохнулись, продолжая молча взирать на нее. — Да-а, доверия я у вас не вызываю… и в общем-то другой реакции я и не ожидала. Не бойтесь, это не какая-то подстава или что-то еще. Я просто хочу с вами поговорить. Да и вы тоже, полагаю, раз все-таки пришли сюда.

— Кто ты? — холодно спросила Кира.

— «Благодетель» из письма, — ответила женщина.

— Это я и так поняла. Кто ты? — повторила Кира, и голос ее прозвучал еще холоднее.

— Та, благодаря кому вы до сих пор живы. — Женщина сделала паузу, как бы позволяя девушкам осмыслить этот факт, а затем продолжила: — Не думаете же вы, что вам удавалось скрываться потому, что вы умеете хорошо скрываться? Это я водила за нос своих, я все это время незаметно приглядывала и оберегала вас. Ну, теперь не хотите со мной сесть?

Девушки остались неподвижны.

— Почему ты это делала? — спросила Алиса смятенно.

— Почему? Почему… — задумалась женщина. — Хороший вопрос. Наверно, из какой-то симпатии. Или жалости. Я видела, как жители Бланверта медленно, но верно впадали в безумие, и прониклась жалостью к некоторым. Хотя нет… наверно, это все-таки раскаяние. Попытка искупиться. Ведь это с меня все началось.

Кира сжала кулак. Сдерживая злобу, она произнесла:

— Это ты была первым вампиром?

— Что? — удивилась женщина. — Нет же, какой там! Никакой я не вампир, а самый что ни на есть обычный человек. Но это я заразила мэра. Подмешала ему кое-что в кофе. И от него все пошло.

— В каком смысле «заразила»?

— В самом прямом. Вампиризм — это болезнь. Рукотворная болезнь.

— Рукотворная? — продрожала Алиса. — То есть это с нами сделали какие-то люди?

— Все так, — женщина потерла мерзнущие руки и опять спрятала их в карманы. — Не делай такое ошарашенное лицо. Ты уже давно догадалась, что к чему и кому все это было нужно.

— Да, но… я не могла в это поверить! — взволнованно сказала Алиса и бросила взгляд на сестру, которая стояла с пустым лицом. — Нас просто использовали как морских свинок? Как будто мы и не люди, а какие-то зверьки, на которых можно провести тесты?

Женщина просто кивнула.

— Наши друзья… — процедила Кира с искаженным от злобы лицом, — наши родители… столько невинных людей — всех вы принесли в жертву, ради каких-то опытов!

— Я понимаю твою ненависть. Однако — я всего лишь исполнитель и походу дела лишь собирала информацию. Настоящее зло там, гораздо выше, — она показала глазами вверх. — Впрочем, это не попытка оправдаться. Я знаю, что хоть я и была инструментом, это не снимает с меня вины.

— Мерзавцы!

В порыве гнева Кира одной рукой схватила женщину за грудки, а другую, сжав в кулак, уже занесла для удара, но вдруг замерла. Женщина смотрела ей в глаза в смирении.

— Вы, конечно, можете избить меня до смерти, — промолвила она. — Это будет справедливо. Однако я еще не все рассказала.

Кира, фыркнув, отпустила ее и отшагнула:

— Не собираюсь я тебя бить! — раздраженно сказала она. — Хотя очень хотелось… но для этого я бы нашла что-нибудь потяжелее, чем мои кулаки… Да и сестра, наверно, не одобрит рукоприкладство.

Алиса молча и печально посмотрела на Киру, а затем отвела взгляд. Бей или не бей, ничего это уже не изменит…

— У Бланверта не могло быть другой судьбы, — говорила женщина после небольшой паузы. — Потому что такова его судьба — быть однажды принесенным в жертву. Его предназначение, если угодно, цель, ради которой он, собственно, все эти годы существовал. Что он вдали от других городов, что не на всех даже картах отмечен — все это служило одной цели.

— Да ты шутишь… — пролепетала Алиса.

— Если бы я пришла сюда шутки шутить, я бы захватила с собой клоунский парик, красный шарик на нос и пару длиннющих ботинок, — сказала женщина, а затем продолжала: — Это еще Генри Коут задумал. Знаете ли вы, что он не только отец революции, но и талантливый биолог? В учебниках его нынче описывают как простого доктора, лечившего детей, да только ни черта он был не простым. А еще он очень любил насекомых. Разносторонняя личность… В общем, он выяснил, что прозрачнобрюхий фасеточник — или просто прозрачник, как его в народе называют, — выделяет своеобразный яд, когда кусает свою жертву. Этот яд приводит жертву в бешенство, отчего она нападает на своих же сородичей, если те окажутся рядом, а иногда их даже пожирает. Поэтому, собственно, прозрачнобрюхий фасеточник предпочитает нападать на группы насекомых поменьше. Когда Генри Коут это обнаружил, в его голове зародился гениальнейший, как он говорил, план. При жизни он добился того, что заставил яд подействовать на мышей, мы же, потомки, все эти годы постепенно доводили начатое им до ума.

— Я помню этого паука… — ошарашенно проговорила Алиса. — И как мы втроем устраивали жучиную арену… — Далекое воспоминание из прошлого, когда друзья еще были живы, безжалостно резануло по сердцу невидимым ножом, и она почувствовала, как к горлу подкатывает болезненный комок.

— Первая попытка заразить город этой болезнью была еще почти полвека назад, — рассказывала женщина дальше, легонько кивнув на слова Алисы, — но тогда все это завершилось небольшим пожаром. Вещество, которое использовали наши предшественники, неадекватно отреагировало на кислород и произошло воспламенение.

— Почему ты рассказываешь нам все это? — резко спросила Кира. — Ты же нас просто убьешь потом? — ее голос дрогнул, хотя выглядела она грозно.

— Нет, ты что! Я похожа на хладнокровную убийцу? — женщина замолчала, как будто поняв, что сказала глупость, а затем вздохнула. — Ладно, этот вопрос прозвучал странно из моих уст. Но какой мне смысл, как ты говоришь, убивать вас после стольких лет, что я вас защищала?

— Может, твои тебя раскрыли.

— Не раскрыли, — уверенно сказала женщина. — А даже если каким-то образом все же раскрыли, это не будет уже иметь значения. Так о чем я? Ах да. Теперь я немного поспрашиваю вас. Не против? Хорошо. Проверим ваши школьные знания.

— Серьезно? — фыркнула Кира. — Как это относится… — Она оборвалась на полуслове. — Я вообще-то даже начальную школу так и не успела закончить… Если бы, как обычно, сестра не постаралась, я бы так и осталась неучем…

— Не страшно, если вы чего-то не знаете. Я бы даже сказала, что это совершенно нормально. Вся Рекимия такая. — Видя в глазах сестер непонимание, женщина сказала: — Скоро я все объясню. А сначала ответьте мне: когда Рекимия обрела независимость?

Кира этого не знала и сразу посмотрела на Алису. Та подумала несколько секунд, а затем ответила:

— Двести десять лет назад? Нет, погодите… двести одиннадцать?

— Верно, — кивнул женщина. — Мировое Островное Содружество признало нас как независимое государство в тысяча шестьсот пятьдесят девятом. А теперь расскажите мне, как в учебниках описывают ранние годы Рекимии, откуда вообще берет начало наша нация.

— О, это я знаю! По телику видела недавно, — оживилась Кира. — Раньше мы были частью соседнего государства Крейту, но в то же время мы были как бы автономны, хотя и далеко не все это признавали, в том числе и Крейту.

— «По телику»… — закатила глаза женщина, — впрочем, и в книжках то же самое, так что невелика разница.

— К чему вы всё клоните? — спросила Алиса с подозрением.

— Подожди. Последний вопрос. Какое знаменательное событие произошло две тысячи лет тому назад?

— Я припоминаю смутно, как мы это проходили… — Алиса нахмурила брови, копаясь в воспоминаниях. — Я вообще-то никогда не была сильна в истории…

— Но это же ведь каждый должен знать, ты что! — усмехнулась женщина, в шутку ее пожурив. — Это как дата рождения Генри Коута!

— Две тысячи лет назад образовалась Мировое Островное Содружество, правильно?

— Ага, — кивнула женщина, — по крайней мере, так думают в Рекимии.

— Думают… в Рекимии? — смятенно переспросила Кира.

— Да. Потому что все, что вы мне только что сказали — это ложь. Одна ложь — и ничего больше. В ваших ответах нет ни одной частички правды. Содружество учит вас ложной истории.

— Что? — смятенно спросила Алиса.

— Это уже попахивает какими-то небылицами из фильмов, — фыркнула Кира пренебрежительно. — Мировой заговор против Рекимии? Ложная история? Зачем? Почему? В этом нет никакого смысла. Какой бред! Я в это не поверю.

— Ты можешь не верить, — пожала плечами женщина. — Так же как не хочешь верить в вампиров. Но реальность иначе, чем ты себе ее представляешь.

— Че-е? Да кому мы нужны? Рекимия — это маленький остров на отшибе мира. Зачем аж всему миру обманывать нас? Это просто звучит тупо!

— В нынешние времена мы и правда никому не нужны, но раньше нас боялись и ненавидели.

— Одно откровение звучит смешнее другого, — скептически заявила Кира, скрестив руки на груди. — Ну и? Какова же настоящая история? Что знают в остальном мире, но не знаем мы? Какую правду от нас скрывают?

Женщина прочистила горло.

— Начну, пожалуй, с того, что Рекимия намного старше, чем вы знаете. Три тысячи лет назад на карте мирового архипелага было только одно государство — Рекимийская империя. Будучи теми, кто первыми освоил мореплавание, мы быстро захватили господство над еще неокрепшим миром. Другие менее развитые народы просто ничего не могли нам противопоставить.

Мы господствовали, и никто не смел бросить нам вызов — да и некому было, когда ты единственная страна. То был золотой век — нет, даже золотое тысячелетие — процветания нашей империи. Процветала культура, процветала наука… Если бы не мы, этот мир сейчас был бы совершенно другим. Однако, как известно, хорошие условия порождают слабость. Вечно золотое время длиться не могло.

Захваченные народы, которые, казалось бы, были давным-давно ассимилированы, подняли против нас восстание. Оно вспыхнуло повсюду и почти разом. Они готовили это и готовили давно. Таили на нас обиду — потомки тех, кого мы когда-то захватили. Великая Рекимийская империя пала за десятилетие, разделившись на множество государств. Произошло это как раз чуть больше двух тысяч лет назад.

Жалкие остатки империи оказались заключены на этом острове, как в тюрьме. Мир менялся, менялись границы. Уходили одни государства, их места занимали другие. Шли столетия, однако одно оставалось неизменным — Содружество следило, чтобы мы оставались в загоне, и подавляло малейшее наше сопротивление. Мы существовали, только потому, что они хотели, чтобы мы существовали. Чтобы могли видеть, какими жалкими и ущербными мы стали. Но двести лет назад все поменялось. То ли над нами сжалились, то ли решили, что мы совсем ничтожны, и потому решили, что можно даровать нам независимость. Вот так звучит настоящая история.

Подытожив, женщина посмотрела на девушек. Те молчали, потеряв дар речи и все еще не веря в то, что услышали.

— Вы же это выдумали, — наконец сказал Кира. Женщина хотела возразить, однако Алиса ее перебила:

— Нет, Кира, это не выдумки. Это действительно звучит так, будто такое могло быть. И… я теперь понимаю, для чего все это было. Ведь эта болезнь, которая поразила Бланверт — это оружие? — посмотрела она на женщину, и та моргнула, как бы говоря «да». — Они испытали его на собственных людях, чтобы потом использовать его для…

— Люди просто сжирают друг друга, — спокойно говорила женщина. — Никаких войн, никаких разрушений… люди сами себя утилизируют. А мы просто приходим на готовое. Так видел это Генри Коут, и так видим мы. Нам в принципе запрещено иметь какие-либо войска, какие-либо военные машины. Оружия у нас совсем немного и предназначено оно для охраны порядка. Так что наши светлые умы придумали такой вот выход. — Она вздохнула. — За Рекимией уже давно никто пристально не следит. Содружество привыкло к мысли, что мы слабы и ничтожны. Кому может навредить этот маленький клочочек земли? Букашка ничего не сделает слону. Она даже не сможет его укусить, сломает свой хоботок об его толстую кожу, ежели попытается.

— Все эти смерти ради чьей-то мести… — Глаза Алисы наполнились слезами, а говорить ей становилось вся тяжелее, — про которую уже все давно забыли, и всем плевать… — Она заплакала и закрыла лицо ладонями.

Кира подошла к сестре и приобняла ее, позволяя выплакаться на своем плече. Презрительно поглядев на женщину, она говорила, и голос ее был холоднее, чем сегодняшний мороз:

— Не знаю, правда это или вы просто переиначили историю, но то, что вы сделали — это просто бесчеловечно. Вы не люди, вы чудовища.

— Верно, — согласилась женщина, опустив глаза, — этот позорный титул по праву носим мы. — Она поднялась со скамейки и потянулась, расправив плечи и чуть выгнувшись назад. Затем, однако, она зашуршала в правом кармане, достала оттуда две тонких зеленых книжечки и показала их девушкам.

— Что это? — мрачно спросила Кира сквозь всхлипы сестры.

— Ваши паспорта. Завтра вечером вы отправляетесь в Юнию. Билеты уже куплены мною. И да, вот вам… подберите себе нормальную одежду.

Алиса аж перестала плакать. Она рассеянно уставилась на женщину, протягивающую им пачку купюр и паспорта.

54

Серия громоподобных выстрелов эхом разнеслась по округе, заставив Алисино сердце замереть. В тот же миг она забыла обо всем на свете и ринулась обратно, продираясь сквозь кусты и ветки, спотыкаясь и пытаясь не заплакать. Трусиха! Зачем она убежала?! Почему она их послушала? Из-за Киры, все только из-за Киры! Она всегда думает о сестре в первую очередь, и только потом об остальном… Но ведь они тоже ее друзья! Они тоже ей дороги! Она не должна была убегать, не должна была бросать их одних, а теперь…

Небольшая солнечная поляна была завалена трупами в черных одеждах. Висела гробовая тишина. Друзья все так же прятались за деревом неподалеку, целые и невредимые. На их лицах, обращенных к ней, застыли какие-то виноватые улыбки. Не веря глазам — и почти обезумев от счастья, — Алиса бросилась к друзьям и заключила их в горячие объятия. «Я вас не брошу! — говорила она, плача. — Я вас ни за что не брошу! Друзья должны быть вместе…»

А потом горько-сладкая иллюзия растворилась, оставив девушку посреди холодного причала.

Снова она представляет, как все могло бы сложиться, не послушай она тогда Феликса. Но могло ли… в самом деле? Это все ее фантазии и только… Останься она и Кира там, их бы тоже сейчас не было в живых. Она постоянно спрашивала себя, можно ли было поступить как-то иначе, можно ли было что-то поменять… спасти друзей, но… Она будет мучиться этим вопросом всю оставшуюся жизнь.

— Алиса? Али-иса.

Девушка не сразу услышала голос рядом. Вынырнув из мыслей, она посмотрела на сестру.

— Ты как будто выпала из реальности, — выгнула бровь Кира. — Я говорю тут, знаешь ли, а ты витаешь где-то в облаках.

Алиса вздохнула, выпустив в воздух клубы пара, и легонько тряхнула головой, прогоняя последние мысли.

— Прости. Отвлеклась. О чем ты говорила?

— Да я говорила, что мне не верится. Ну, что мы с тобой здесь. Вот мне не верится.

— После всего, что было за последние годы… да, это как будто сон, — слабо улыбнулась Алиса. Однако радости она никакой от этого не испытывала. Она вообще чувствовала себя глубоко виноватой перед всеми. Перед Жаном, перед мамой… и особенно — перед Феликсом.

На причале собралось совсем немного народу, и оттого было необычайно тихо, только плескались волны да кричали чайки в малиновом небе. Очень сильно пахло солью, и этот запах был совершенно непривычен и нов для сестер, которые росли в самом центре острова, вдали от моря. Небольшой пассажирский корабль, пришвартованный к причалу, слегка покачивался на воде. Прежде, Алиса видела корабли только на картинках и фотографиях. Не то чтобы она была поражена, но ей, прямо как ребенку, не терпелось поскорее подняться на борт, тем более что трап уже был опущен и терпеливо их дожидался.

Девушка глядела вдаль, на прямую линию красного горизонта. Где-то там находился совсем другой мир, чуждый мир, и ей было боязно. Еще учась в школе, она боялась уехать из города, а теперь ей предстояло начать жизнь с чистого листа за тысячи километров от того места, где она родилась и выросла. По крайней мере, ее семья, Кира, была с ней. Это немного успокаивало. Вдвоем будет чуточку проще.

— Ты чего все хмуришься? — спросила сестра, легонько пихнув ее в бок. — Радоваться надо. Мы скоро уплывем отсюда.

— Да я просто… — Алиса замолчала, так и не договорив. Кира, однако, как будто почувствовала, что пыталась сказать старшая сестра, и повторила, но уже мягче:

— Мы скоро уплывем, сестренка, — а затем заглянула ей в глаза. — Лучше смотри туда, — указала она пальцем, — на горизонт, а не вглубь острова. Позади нет ничего хорошего…

Ну вот зачем Кира это сказала? Алиса почувствовала, как глаза начинает щипать.

— Мне просто… невыносимо, что только мы с тобой здесь, — с трудом промолвила она, сдерживая чувства в себе.

— Мне тоже, сестренка. Мне тоже, — тихо проговорила Кира и отвела взгляд в сторону.

— Простите! — Чей-то голос внезапно вторгся в их разговор. Девушки обернулись и увидели, что перед ними стоят мужчина и мальчик. Оба белобрысые. Черта лица у них тоже были схожие, потому Алиса предположила, что это отец и сын. — Вы ведь отправляетесь в Юнию?

— Да, — ответила Кира быстрее, чем Алиса успела открыть рот, — сейчас будем загружаться.

— А вы отсюда или…

— Мы не местные, да. Мы путешествуем по миру и решили заглянуть сюда, — ответила Кира и бросила на сестру взгляд, мол, ты же помнишь, что говорила та женщина?

— О, вот как, — удивился мужчина, — так я все-таки ошибся в своих предположениях. Значит, не зря я решил уточнить. Просто говорите вы как настоящая рекимийка. Никакого акцента я не слышу.

Кира развела руками с улыбкой.

— Я немножечко полиглот.

Алиса поняла, что ей лучше молчать для поддержания легенды. Впрочем, не очень-то ей и хотелось сейчас говорить с посторонними. Мужчина тем временем легонько подтолкнул мальчика рукой в спину:

— Ну же, не стесняйся.

Мальчик посмотрел на отца, помялся, а затем спросил у Киры:

— А как живут на других островах?

Черт знает, как там живут, подумала Алиса. Это им самим еще только предстоит выяснить. Кира, тем не менее, выкрутилась, напридумав небылиц и навешав отцу и сыну лапши на уши. Они это, как ни странно, проглотили.

— Если бы вы только знали, как он любит такие рассказы, — промолвил довольный мужчина. Мальчик тоже выглядел счастливым. — Когда вырастет, наверно, тоже станет путешественником.

Кира вежливо усмехнулась.

— Ну, не смеем больше вас задерживать, — сказал мужчина и взял мальчика за руку. — Счастливого вам пути!

Сестры поблагодарили его и поднялись на борт. Большинство пассажиров уже расположились в каютах; Алиса с Кирой оставили свои вещи внутри, но сами пока стояли снаружи, наблюдая за берегом. Все-таки это был последний раз, когда они видели дом. Больше они уже никогда сюда не вернутся. Во всяком случае, Алиса была уверена, что она не вернется…

Вскоре убрали трап. Алиса, держась руками в варежках за холодные перила, вдруг увидела на причале три фигуры, одетые совсем не по погоде, которые она доселе не замечала. А потом у нее больно екнуло сердце, и все, все внутри упало, когда она их узнала.

Феликс, Жан и мама стояли на краю причала и, улыбаясь, махали им руками. Девушка горько улыбнулась в ответ, и рука ее сама поднялась и тоже помахала им на прощание. Она отчаянно сдерживала щипавшие глаза слезы. Она знала, что это неправда — прекрасно знала! — но в этот момент она хотела быть верящей в чудеса маленькой девочкой.

— Ты кому там машешь? — послышался Кирин голос.

Фигуры стер поднявшийся ветер. Алиса медленно опустила руку, а затем пробормотала:

— Острову.

— Тогда мне тоже надо помахать, — серьезно проговорила Кира и повторила за сестрой.

Минутой позже громко прогудела труба, оповестив окрестности, и корабль стал медленно отплывать.

— Вот и все, — сказала Кира, поглядев на сестру. — Прежней жизни наступил конец. Теперь мы гражданки Юнии. Хоть и без красной кожи, — едва заметно улыбнулась она.

— Я… честно, я ничего не чувствую от этого, — поникла Алиса. Кира поглядела на нее, а затем молча взяла ее под руку. Они стояли, глядя на плещущиеся волны. Начинался снег, опускавшийся с неба хлопьями.

Вдруг со стороны удаляющегося причала послышались встревоженные крики. Ничего не понимая, сестры повернули головы и обнаружили, что белобрысый мальчик лежит на причале, его отца, согнувшегося, рвет кровью, а рядом с ними собираются взбудораженные люди.

— Что там происходит? — с дрожью в голосе спросила Кира и посмотрела на сестру. Взгляд ее был такой, что она прекрасно понимала, что происходит. И Алиса тоже понимала. Но не могла в это поверить. Она думала, что все закончилось. И тут вдруг ее разум, словно стрела, поразило осознание.

— Помнишь, что вчера сказала та женщина?

Кира растерянно и слабо покачала головой.

— Она сказала, что если наверху ее раскрыли, это уже не будет иметь значения.

Во взгляде Киры мелькнул ужас.

— То есть она…

Сестра так и не смогла договорить. Они вместе уставились на причал, который был все дальше и дальше.

Маленькая Рекимия, наследница Великой Рекимийской Империи, мать всех прочих наций и мать рода людского, доживала последние свои дни. Она захлебнется в собственной крови на этом ничтожном островке на отшибе мира. Никто не увидит ее агонии. Никто не услышит ее предсмертного всхлипа.

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

31

32

33

34

35

36

37

38

39

40

41

42

43

44

45

46

47

48

49

50

51

52

53

54