Перья [Алексей Витальевич Мекка] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
Странно, что всё так обернулось.
Дорогами мы ходили всегда разными. Закупались в разных магазинах и вращались в абсолютном противоположных друг другу кругах.
Мы не были похожи ни на себя, ни на кого бы то ни было ещё.
Мы были.
В этом и заключалась странность и притягательность той силы, которая свела нас вместе.
Сигареты мы тоже курили разные.
Она взяла с собой пепельницу. Я обошелся урной возле входа.
Разговорились.
Смущенно.
Так, как говорят люди, очутившиеся в одной комнате.
– Чем занимаешься?
– Ничем. А ты?
– Тем же стараюсь.
Пьяные, а от того мечтательные и романтичные.
Мы долго сидели за одним столом, переглядывались и пили. Пили так, словно больше ничего и не оставалось. По сути, так оно и было, ведь собрались мы только за этим. Любые разговоры сводились лишь к разговорам, которые не несли с собой ничего.
Мы просто трепались, надеясь заинтересовать друг друга.
Когда все закончилось, она предложила прогуляться. Домой идти не хотелось, а спать не было никакого смысла, ведь первые лучи желтого дьявола уже норовили забраться мне под куртку, чтобы согреть.
Она не отставала, то и дело, обнимая мою тогдашнюю худобу. Незаметно пощипывая и прощупывая то, что не могла разглядеть под слоем дешёвой мешковатой одежды.
Мне нравилось.
Мне нравилась игривость, которой она распоряжалась, как одним из главных достоинств, не думая о том, что могут сказать сонные прохожие.
Мы смеялись.
Ее слова были абсурдны и бредовы. Никчемные, но смешные, а поэтому такие родные и знакомые, ведь более я ничего когда не слышал. Никчемность всегда сопровождала меня, изображая путеводную звезду. Символ и крест, с которым мне бы предстояло проделать свой путь, как это делают многие другие. Такой же естественный, как воздух.
Холодный и влажный.
Опьяняющий.
Свежий.
Утренний.
Пьяные этим воздухом мы ввалились в круглосуточный магазин и, перебив половину бутылок, сбежали не заплатив.
Нам кричали вслед, пока мы прятались в подъезде соседнего дома. Там, кружась в буйной суете среди грязных лестниц и обшарпанных батарей, мы целовались.
Сталкивались. Разбивались и снова сталкивались не в силах собрать осколки собственной никчемности.
Мы ещё долго просидели на подоконнике, прежде чем местные старухи засобирались покорят мини-рынок, что точно мерзкая плесень, вырос неподалеку.
– Мой идеальный летний парень
Для неё эти слова означали неопределённость. Для меня – конкретный срок.
От чего-то я заранее знал, что всё должно закончиться, так и не начавшись. Быстро вспыхивая и угасая, подобно испорченной зажигалке.
Ни меня, ни её это особо не интересовало, ведь утро уже наступило.
И лето тоже скоро наступит.
Вечер наступил раньше и я проснулся.
В чужой постели.
На незнакомых простынях.
Первым, что я увидел, была беспокойная собачья пасть. Сука уже успела облизать мне всё лицо и, часто дыша, пялилась, ожидая моего пробуждения.
Я услышал голос с кухни, и собака пропала в дверном проеме, перед этим неуклюже приземлившись на короткие черные лапы
Завтракать, ну или ужинать было неловко. Я приготовил яичницу, а моя спутница смотрела на неё с пол минуты, как на зажаренного младенца. После – начала есть, отщипывая небольшие кусочки, стараясь не повредить желток.
Над столом завис календарь с голой девушкой. Лица видно не было.
– Нравится?
– Да очень красиво
– Это я. Не узнал?
Она задрала майку прямо за столом и показала грудь.
– Да, вы очень похожи.
Должно быть, ответ ей понравился, раз она меня не выставила и даже сварила кофе. Он был горький и пережаренный. Подходящий. Вместе с сигаретами, на балконе он отлично смывал вкус, перебродившего в желудке алкоголя.
– Как тебе?
– Горький Ты ужасно его варишь
– Нет, я не об этом. Как тебе, ну, в целом
– Ничего так.
Хороший ответ. Такой ответ говорит сразу обо всем. Еда, кофе, проведенная ночь – всё подходило под определение «неплохо». Не «идеально» или «великолепно», но достаточно для того чтобы быть просто «неплохо». Мне бы хотелось, чтобы всё в моей жизни подходил кто-то определение, но всё шло наперекосяк.
Домой я приходил редко. Большую часть времени мы продавливали диван в ее запыленной квартире. Собака иногда кусала меня за ноги и норовила выжить со своей половины дивана. Хозяйка иногда прикрикивала на неё, и сука, жалобно скуля, пряталась под столом, откуда смотрела за тем, что мы делаем на ее любимом диване.
Мне нравился секс с той девушкой, а моя матушка всё больше нервничала и волновалась, названивая в самые ответственные моменты.
«Как ты?»
«Когда будешь дома?»
«Тебе нужны деньги?»
Деньги были нужны всегда.
Я отшучивался и отнекивался, пока не начинал нервничать и злиться. Это расстраивало ее, расстраивало меня, но больше всех расстраивалась собака, потому что после очередного разговора ей приходилось ещё долго сидеть под столом.
Нежная рука зарывалась в моих волосах, и я засыпал. В той постели мне спалось крепко, а от того беззаботно. Сны приходили не слишком часто, и меня почти ничего не беспокоило. Только странный редкий треск иногда заставлял переворачиваться на другой бок.
Трещали кости мелких птиц, которых она ела, давясь и выкашливая перья.
Об этом пристрастии я узнал чуть позже.
– Что ты делаешь?
– Ничего.
– Ты что-то ешь?
– Тебе показалось.
– Правда?
– Да… Отвернись и спи.
И я спал, а треск продолжался.
Утром я спросил ее об этом, а она ответила:
– Тебе не всё равно?
Мне было всё равно, но любопытно, и любопытством этим подпитывалось моё тело, ведь завтракать в то утро не хотелось.
Время шло. Мы почти не говорили об этом. Редкими ночами я ещё слышал треск, но был так вымотан, что быстро забывал о нём и спал дальше.
Мои сны проявляли себя через этот треск. Возникали из великого ничто, поглощали моё сознание и всеми силами убеждали меня в реальности происходящего. Я старался не поддаваться и продолжал верить в то, что хрустят не мои кости, а лишь ничтожные пернатые тела.
Через несколько недель она выставил меня за дверь, и заперлась в компании своей собаки.
Было слышно, как псина заскулила, а после удара жалобно завыла и замолкла. Я не знал, что мне делать и как поступить, поэтому спустился по лестнице, прошёл несколько километров и укрылся в маленькой комнатке квартиры, которую снимал. Хотелось спрятаться. Исчезнуть со страниц всех адресных книг, и больше не слышать этого треска. Не смотреть в грустные глаза обиженной собаки, и не видеть червоточных снов.
Я врал себе.
Знал, что вру, и продолжал врать. Мне хотелось солгать своему сознанию и ненадолго отстраниться, чтобы вновь вернуться к этому звуку, когда ожидание станет невыносимым.
Хищная птица постучала в оконное стекло уже глубокой ночью. На перьях ещё не высохла кровь, когда я открыл окно и впустил ее.
– Ну, что ты хочешь?
Она сидела на столе и умудренно смотрела прямо в глаза. Казалось, что это птица знает куда больше чем я. Обладает куда большим опытом, по сравнению с которым вся моя жизнь казалась глупым ничтожным мгновением.
Шуткой, над которой никто не смеётся.
Лишь я заливаюсь смехом, пока моё тело усыхает, а кожа покрывается плотным жирным пернатым покровом.
Птица кричит, в какой-то момент ее крик приобретает осмысленные очертанья.
Я боюсь закричать, ведь голос мой может стать знамением, которое привлечет другого куда более грозного хищника.
Птица зовет за собой.
Птице нужна эта компания, ведь так тяжело и страшно лететь прочь из этого холодного края, но я не слушаю. Противлюсь воле природы и лечу на север.
Изнуряющие движения, несущие меня в чужую квартиру на запах чужого постельного белья, а всё ради по-птичьему глупого желания – в последний раз послушать треск тонких костей, дабы сны больше не оставляли меня одного.
Последние комментарии
19 часов 11 минут назад
19 часов 29 минут назад
19 часов 38 минут назад
19 часов 39 минут назад
19 часов 42 минут назад
20 часов 14 секунд назад