Злые девушки [Нина Николаевна Садур] (rtf) читать онлайн
Книга в формате rtf! Изображения и текст могут не отображаться!
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Злые девушки
Садур Н. Злые девушки // Вкус: повести и рассказы. М.: Правда, 1991, с. 422-425.
Как соль горит в огне,
Так сохни ты по мне...
Присушка
На нем куртка шелестела от дождя и ветра, как он ворвался. Впалые щеки были в слабом румянце от ветра и холода. Зверь. Лицо зверя. Потому что он немец, его немка родила в лагере в 1947 году. Значит, он старше нас на четырнадцать лет. Он не мог нравиться такой — немецкие волосы и глаза зверя. Поджарый, резкий, хриплый человек.
Мы пили, он поднимал глаза и смотрел своими бледными глазами. Я опускала глаза и сжимала коленки. А Эмка мне говорит — он мой. Пусть твой. Но ведь он старше нас на четырнадцать лет. Во-вторых, в нем есть что-то фашистское. Видимо, потому, что он родился в лагере. Грудной ребенок возрос за проволокой и превратился в зверя.
Мы пили водку, он смотрел прозрачными глазами, в них мелькало бешенство, и меня знобило. Но Эмка стала возникать, распустила волосы, улыбалась, шутила, и они ушли на балкон. А когда они вернулись, он смотрел на меня с издевкой и презрение кривило его бледные губы. Он клал руку Эмке на плечо, и его костлявая бледная рука сонно поглаживала Эмкину кофточку. Слабенькие веснушки были на этой руке, я уже не могла пить, Эмка с ним терлась, я сжимала коленки, и на улице свистела вьюга. Они так и вернулись с балкона — румяные, студеные, а мизерные, колючие снежинки сверкали в его белых волосах, как соль.
Потом мы узнали, что он будет у Гены Галкина. Эмка говорит, пойдем к Генке, я говорю — нет. Но мы пошли, Эмка шальная. Все опять повторилось, вплоть до вьюги, опять что-то поблескивало в его волосах и не хотело таять. Один из всех людей он удерживал на себе снег. И вдруг они отделились, как пара, и стали ходить совсем вдвоем, без нас, в сумраке мокрой зимы. Но Эмка гулящая девчонка, хоть она и говорит, что изменять не будет, но это года на два. У него трое детей, зарплата сто сорок, а Эмка отшила своего парня ради него, В итоге он говорит: «Я бросаю ради тебя все. Детей, квартиру, образ жизни. Мне терять нечего. Если ты меня бросишь, я тебя убью». И он прав. К тому же он ее бьет. Эмка заводная, напилась один раз и орет. А он ей говорит: «Замолчи. Соседи услышат». А она орет и топает. Он ей опять говорит: «Замолчи. Соседи слышат». Но она орет. Тогда он кинулся и стал ее бить. Эмка упала, замолчала, голову закрыла и лежит, а он ее пинает и лает по-немецки. До крови. Чуть не до смерти. Зверь. Они ходят полгода, и бил он ее три раза. Эмка говорит: «У него кровь бледная, как вода. Он порезался, когда брился, я видела». Она думает, что они будут жить. Она говорит: «Он меня больше бить не будет. Мы будем жить». А я говорю: «Я же тебя знаю!» А Эмка: «Нет, ты не права. В нем есть что-то такое, такого в других мужчинах нет. Оно всегда меня удерживает». А я говорю: «Ну-ну».
И вот пожалуйста. Они сняли квартиру. Они уже все решили, официально везде порвали, все вытерпели и сняли себе квартиру. Пусто. Диван и стол.
И вот на столе оказалась коробка из-под конфет. И в ней две шоколадные конфеты. Я захотела взять, но Эмка подбежала и не дала. Я удивилась, смотрю, она даже побледнела. Я говорю: «Что такое?» А Эмка говорит: «Не ешь». Это почему это? Я люблю конфеты. Хорошие конфеты. Дорогие. А Эмка говорит: «Не ешь. Они ненормальные» .
Оказывается, вот что: когда они с Гарри сняли эту квартиру, здесь так и была коробка на столе. И все мужчины от нее болели, это мы уже потом узнали. В коробке лежало ровно две конфеты. Гарри одну съел, а у Эмки диатез на сладкое, и она не стала. Потом они стали прибираться, расставлять вещи, а через два часа у Гарри сильно заболела голова. Они легли спать, Гарри ночью метался в бреду. Утром в коробке снова лежали две конфеты. Они подумали друг на друга. Они подрались и выяснили, что никто из них конфет не подкладывал. Они решили, что у хозяев есть ключ, что хозяева так подшучивают. Они сменили замок. Гарри съел конфету, у него заболела голова, ночью он метался и плакал, утром в коробке лежало ровно две конфеты. Теперь у них каждый день так. Гарри говорит: «Я лучше сдохну, но достану эти конфеты». Они проверили дно у коробки, всяко исследовали ее, но ничего не добились. Естественно, всякая жизнь у них прекратилась. Гарри ведь бешеный. У него все силы уходят на конфеты. Он все забросил. Он страдает. Он стал совсем прозрачный, как синий огонь. Он ничего не может. Он бьется. Он знает свою правду и хочет ее доказать, он стал как огонь над спиртовкой, и все в нем угасло.
Я подошла к этой коробке, открыла ее, и душный запах шоколада ударил мне в ноздри. Запах был старинный, издалека. Темные две конфеты лежали рядышком. Меня как ударило. Я поняла все. Я ничего не сказала Эмке и спокойно закрыла коробку.
Я посмотрела на Эмку совершенно новыми глазами. Она была уже беременная. Она стояла возле стола в своем халатике, пуговицы на халатике уже натянулись. Она посмотрела на меня, она была ненакрашенная, простая навсегда. Я увидела, что она мне больше не подруга. Я старалась не отходить от стола. Мы болтали с ней, как всегда, но она вдруг сказала: «Что ты на меня так смотришь?» После этого я опустила глаза, но Эмка стала говорить мало, все время замолкала, но я не уходила. Я старалась не отходить от стола, и Эмка что-то почувствовала, она стала быстро дышать, теребить пуговицы на своем халатике, и в поисках защиты взгляд ее испуганный бегал по пустой комнате.
И. вот дверь хлопнула, мы услышали быстрые шаги Гарри. Он буквально бежал. Эмка не знала, что делать, чего бояться, она вытаращила глаза, и уже слезы стояли в них. Но я до последнего мига не делала движений, чтоб не выдать. Но вот он уже подбегает к дверям, я подбегаю к столу, открываю коробку и схватила конфеты и проглотила их одну за другой, и стало больно горлу от больших конфет, и эту обиду я запомнила. Слабый вкус шоколада скользнул в горло, но я запомнила, что больно, и припомню. У меня даже слезы выступили.
Он вбежал в комнату, злобный, поджарый, в своей шелестящей куртке, белый, прозрачный, как спиртовой огонь. И увидел двух женщин в слезах. И как вбежал, так и встал. Он смотрел сначала бешено своими бледными глазами, а мы на него сквозь слезы. Он смотрел, смотрел, но вдруг стал понимать-понимать. Тонкий румянец прилил к его впалым щекам, и тонкие губы у него приоткрылись:
— Ох, какая ты... — присвистнул он.
И тогда я тихонько так, тихонько, как беленькая крыска, дохнула на него:
— Гарри-и...
Последние комментарии
16 часов 47 минут назад
18 часов 51 минут назад
1 день 16 часов назад
1 день 16 часов назад
1 день 21 часов назад
2 дней 2 часов назад