Сердце и обещание (СИ) [_BloodHunters_] (fb2) читать онлайн

========== Новое сердце ==========

От холодного сырого запаха бетона скребло горло. Ещё секунду было тихо, но вдруг весь металл вокруг начал дрожать, скрежетать, из-под потолка сорвались огромные балки и полетели прямо в лицо, пугая. Итан упал на пол, инстинктивно закрыв грязными руками лицо.

— Опять ты, Уинтерс? Какой же ты упорный, я поражён. — Хайзенберг уверенно шагал по железным пластинам, парящим в воздухе по его команде. «А управлять металлом удобно», — мелькнуло в голове Итана.

Карл Хайзенберг, чрезвычайно смышлёный инженер и механик, спрыгнул на холодный пол и широким шагом подошёл к лежавшему Уинтерсу. Тот машинально начал отползать — чувство самосохранения орало во всё горло ещё с той минуты, когда перед Итаном впервые распахнулись ворота фабрики, а он привык доверять чутью.

Тем не менее, голоса разума и страха сейчас звучали асинхронно, вызывая ничего, кроме неконтролируемой паники. Итан к такому абсолютно не привык. Обычно что разум, что страх говорят только «беги» или «стреляй и беги».

— Я же сказал, что подготавливаю бунт. Не до тебя мне сейчас. Свали на хуй!

Последнюю фразу Хайзенберг громко гаркнул, взмахивая рукой, и Итана подхватила тяжёлая металлическая балка, с силой оттаскивая куда-то назад. Сердце бешено стучало в горле — казалось, что эта балка с лёгкой руки проткнёт его насквозь, а не просто оттащит.

— Стой! — завопил Итан.

Пожалуй, впервые он решил довериться разуму, а не страху, пусть его и не отпускало ощущение того, что страх в сто раз логичнее шальных мыслей.

Не иначе, чем чудо, заставило руку Хайзенберга дрогнуть.

— Что ты будешь делать, когда избавишься от Миранды? — хрипой крик Итана раздался громом среди ясного неба.

Хайзенберг замер. Он молчал так долго, что Итан уже не рассчитывал на ответ.

— У нас с тобой одна цель — покончить с Мирандой! — хрипло пролаял Итан, продолжив. Всё-таки лежание на холодном бетоне мимо его и так нездоровых лёгких не пройдёт. — Если ты пообещаешь не трогать Розу…

— Да сдалась мне твоя Роза. — поморщился Хайзенберг.

Тяжёлая балка, прижимавшая Итана к полу, отлетела, с грохотом врезавшись в стену. Он с трудом смог сесть, проследив за её полётом взглядом. Хайзенберг стоял перед Итаном, протягивая руку в кожаной перчатке. Чувство самосохранения душило, запрещая принимать её.

Итан принял, и сильный рывок поднял его на ноги.

Всё тело страшно болело, хотелось пить, есть и подышать воздухом хоть немного свежее и чище, чем то спёртое и пыльное нечто, наполнявшее фабрику.

— Ну что, напарник, — хищно улыбнулся Хайзенберг, поправляя съехавшие на нос круглые очки. — Каков план?

*

Крис был подобен сорвавшемуся с цепи натасканному бульдогу, когда до него дошло, что сотворил Итан. Ещё бы, что за глупость — объединиться с врагом! Хайзенберг — оказывается, его зовут Карл — на удивление в ответ только молчал, но даже за тёмными стёклами очков ощущался его тяжёлый взгляд. Итан стоял, пошатываясь, бледный, словно из него выкачали всю жизненную силу. Единственная мысль, набатом бившая по ушам в такт с перекачкой крови по венам — спасти Розу.

Рация на плече солдата специального назначения зашипела, прерывая гневный монолог. Крис, фыркая, отошёл на несколько шагов.

— Приём, это Альфа, — щёлкнув кнопкой, заговорил он. — Даю приказ на разминирование фабрики, приём, — шипение. — Да, ты не ослышался, приём, — вновь ответное шипение. — Потом с Хайзенбергом разберёмся. Объясню при встрече. Всё, конец связи, — рация вновь зашипела. — Я сказал всё! Конец связи.

Хайзенберг, до этого прожигавший взглядом Итана, встрепенулся.

— В каком смысле «разминирование фабрики»!?

Крис отмахнулся от него, как от назойливой мухи. Пусть скажет спасибо, что не подорвали.

— Миранда на месте ритуала. Итан, с ней Роза. Нужно спешить.

Бледный Итан, закашлявшись, теребил в руках револьвер.

— Патроны есть, Крис?

Хайзенберг захохотал.

— Ты пойдёшь на матерь с одним револьвером? Ещё скажи, что патроны серебряные зарядил!

Итан взвёл курок и, прицеливаясь, направил дуло впритык на Хайзенберга, вмиг присмиревшего. Крису показалось, или тот действительно побаивается Уинтерса? Впрочем, для этого есть все причины — он сам опасался Итана ещё с Луизианы, этого человека не остановит ничто и никто.

— Патроны для револьвера — вряд ли. Можем дать тебе автомат…

— Нет, — перебил Уинтерс. — Тогда зайдём к Герцогу.

Брови Хайзенберга взлетели на лоб от удивления — так вот кто Итану помогал всё это время.

— Герцогу? — спросил Крис.

— Увидишь.

**

Бой с Мирандой был тяжёлым. Когда патроны для револьвера кончились, Итан стянул со спины дробовик, боезапас для которого собрал на коленке, пока бегал по фабрике Хайзенберга — там было вдоволь бесхозного металлического мусора, ставшего неплохой картечью. Он подбегал к ведьме вплотную, начиняя её лицо и грудь железными осколками. Хайзенберг, сидевший в укрытии вместе с Крисом, чувствовал, насколько это сыграет ему на руку — всё-таки на месте ритуала вокруг он не ощущал ни одного металлического предмета, кроме оружия, используемого группой спецназа и самим Итаном. Но куда сильнее магнитных полей его взгляд привлекал сам Итан.

Уинтерс дрался с матерью, рыча, как дикий зверь. В его глазах, ещё до битвы пустых и усталых, сейчас горела глубокая обжигающая ненависть, и казалось, что, если сейчас кончится и дробовик, он кинется на щупальца плесени в рукопашную и будет рвать их зубами, вгрызаясь в чёрную гнилую плоть. Это зрелище пугало до дрожи в коленях, даже матерь Миранда не способна такое выдержать. Она злилась от того, насколько ей самой было страшно.

— Отдай мою Розу! — взревел Итан, маневрируя между щупальцами и прыгая прямо перед Мирандой, напрявляя дуло дробовика ей в лицо.

Матерь завыла, осколки больно впились ей в щёки, повреждая глаза, разрезая губы, пуская струйки чёрной крови. Она упала на колени, взрывая когтистыми пальцами мокрую землю, оттолкнула облезлыми крыльями перезаряжавшего дробовик Итана.

Чёрные щупальца скрылись, растворяясь, опуская парившую в воздухе малышку на землю. Крис, кидая снайперскую винтовку, молниеносно выскочил из укрытия и побежал к девочке, чтобы забрать ту с поля боя. Итан просил защитить её любой ценой. Хайзенберг, до этого заворожённый страхом, дёрнулся, отмирая.

На языке уже чувствовался металлический привкус победы.

— Роза станет моей! — закричала Миранда.

Из последних сил та взмахнула крыльями, разбрасывая по ветру перья, и превратилась в чёрную массу.

— Нет… — зашептал Хайзенберг, покрываясь холодным потом. — Итан, берегись!

Перед Уинтерсом выросло чёрное щупальце, с отчаянием потянувшееся к нему. Он выдохся за бой, трясущиеся потные от бьющего ключом адреналина руки не удержали дробовик, и оружие отлетело куда-то вбок. Мгновение, и грудь обожгло ледяным огнём. Матерь Миранда, истекая чёрной кровью, злорадно улыбалась, держа в руке ещё бьющееся сердце.

— Я стану законной матерью Розы, а ты сгинешь, Итан Уинтерс! — расхохоталась она, поднимая над головой горячий орган и с силой сжимая его в руке.

Итан упал на холодную грязную землю, захлёбываясь собственной кровью.

— Ах ты сука! — взревел Хайзенберг, вылетая из укрытия. Взмахнув рукой, он пустил всю металлическую картечь в спину матери, заставляя осколки ввинчиваться в плоть максимально глубоко, как позволяет его сила. Она завыла и, споткнувшись, упала на землю рядом с телом Итана, корчась от боли.

— Хайзенберг! — заплакала та, поражённая. — Ты же… мой сын… как ты мог…

Миранда закашлялась, сплёвывая кровь.

— Я тебе не сын, стерва. — зашипел Хайзенберг. Он подошёл к ней, ползущей по земле, и с силой раздавил сапогом голову. Та лопнула с противным хрустом, и чёрно-жёлтое гнилое месиво растеклось по траве.

— Итан… — охнул подошедший Крис, держа в руках Розу. Девочка начала тихо плакать.

Хайзенберг сильно сжимал челюсти от злости, не в силах поднять глаза на подошедшего солдата. Тело Итана лежало в луже горячей крови на животе, лицом вниз, неестественно раскинув конечности.

— Что… делать? — запнувшись, задал вопрос Крис. Хайзенберг молчал. — Боже… Сначала Мия, теперь он. Бедная Роза…

Девочка в его руках зашевелилась, и Крис перехватил её, плотнее укутывая в грязное полотно. Солдат мысленно клялся себе, что костьми ляжет, но защитит бедное и теперь одинокое дитя от всех возможных бед сейчас и в будущем — он обещал это Итану.

Что-то зашевелилось в груди Хайзенберга, толкая того к действию. Он присел перед телом, бездумно опустив колени прямо в лужу крови, и схватил его за плечи, переворачивая на спину. В груди зияла огромная дыра, рёбра выломаны наружу, в тёплую плоть впились осколки костей, порвавшие ткани на лоскуты. Хайзенберг бегло оценивал состояние тела, как знающий своё дело профессионал, пока Крис, прижимая к себе малышку Розу, пытался сглотнуть ком в горле — разумеется, он не первый и даже не последний раз видел мёртвого, но эмпатия не позволяла ему не сочувствовать девочке, оставшейся совсем без родных, причём таким кошмарным образом. Стеклянные бледно-зелёные глаза Итана смотрели в серое небо, и, казалось, ему не было никакого дела до своей осиротевшей дочери.

Карл Хайзенберг, чрезвычайно смышлёный инженер и, возможно, чуточку биолог с особыми способностями, что-то прощупав по лежащему телу пальцами в кожаных перчатках, осмотрев перебинтованную руку и хмыкнув, неожиданно подхватил мёртвого Итана за капюшон окровавленной куртки и потащил его в сторону деревни. Крис опешил.

— Ты что творишь!?

— Забирай Розу и вали отсюда со своей компанией солдатиков, — махнул рукой Хайзенберг, загибая дуло автомата на плече Криса и сжимая в его руках пистолет до состояния неаккуратного чёрного шарика, ведь тот уже поднял оружие и начал прицеливаться. — Итан мёртв.

Застывшему в непонимании и отчаянии Крису ничего не оставалось, кроме как смотреть на удаляющуюся в тумане спину в потрёпанном плаще, за которой хвостом тянулось ещё истекающее кровью тело.

***

Лишь на своей фабрике Хайзенберг мог спокойно дышать — открытая территория без металлических конструкций заставляла его здорово нервничать. Ещё в деревне он отодрал от рекламного щита широкую пластину, на которую, как на носилки, аккуратно положил тело Итана спиной, и сейчас Карл без труда левитировал горе-папашу до своего железного гнезда. Хайзенберг спешил — необходимо как можно скорее донести тело до лаборатории и операционного стола, иначе из-за избыточного трупного окоченения он не сможет сделать то, что задумал.

На самом деле, Карл не понимал, зачем он это делает. Умер Итан и умер — и хватит с него, и так, бедолага, натерпелся за последние несколько лет жизни. Хайзенберг определённо не преследовал идею о том, что девочку Розу нельзя оставлять без отца, ему в принципе было плевать на это. Но что-то толкало его вперёд, заставляя нестись в лабораторию сломя голову. Какое-то чувство, что он должен это сделать. Словно кто-то — или что-то? — заставлял его претворить свою шальную мысль в жизнь.

Итан казался ему интересным, Хайзенбергу действительно было интересно узнать, почему тот подумал мозгами, а не желанием убивать всё, что движется, и принял его предложение выступить против матери Миранды вместе. А ещё — но Карл никогда себе в этом не признается — он хотел знать, что делать дальше. Вопрос о следующей цели ударил Карла глубоко, очень глубоко, потому что он действительно не знал ответа. Хайзенберг всю сознательную жизнь провёл в подготовке бунта против Миранды. И вот она, свобода.

А что дальше?

Хайзенберг посчитал, что Итан ответит ему на этот вопрос. Так что рано он умер, эта смерть не входила в планы Карла.

А ещё Хайзенберг понял личность Итана. Он очень, просто чрезвычайно сильный духом. Уинтерс смог сломить троих глав почётных домов и саму матерь, какие ещё доказательства его силы нужны? Более того, Карл навёл о нём справки и был поражён его прошлым. Американская история ужасов Итана Уинтерса любого бы сломила, даже того спецназовца Криса. Любого, но не Итана.

Карла испугала эта сила. Что там испугала, повергла в тихий ужас! Он готов поставить свою лабораторию на кон и все работоспособные образцы впридачу, что Итан, если бы не передумал, живого места бы от Хайзенберга не оставил. Так что в какой-то степени именно Уинтерс подарил ему ту свободу, к которой он стремился всю жизнь. Итан — его билет в человеческий свет.

Подняться на верхние этажи фабрики не заняло много времени — у повелителя металла в его стихии лестница появляется везде, где тот только захочет. Спустя не более получаса после битвы с Мирандой Итан уже лежал пластом на холодном столе под белым беспрерывно мигающим светом лампы. Начиналось самое интересное.

Что удивительно, Карл нервничал. Ладони вспотели, а дёргающийся свет лампы заставлял скрежетать зубы — и ведь дёргался он именно из-за нервозности, неожиданно охватившей его, сила управления магнитными полями влияет и на электричество. Это рассмешило Хайзенберга, ведь тот не ощущал ничего подобного с того момента, как запустил своего первого Штурма.

— Так, — сделал глубокий вдох Карл. — Надо это дело записывать.

Он перерыл соседние столы, на которых царил творческий хаос сумасшедшего учёного, в поисках старенького потрёпанного диктофона. Устройство нашлось на стуле в углу комнаты.

— Отлично, — довольно улыбнулся Карл.

Стандартные мероприятия успокаивают — он всегда сопровождал свои эксперименты научными записями. Вдох, выдох, и уже всё ощущается так, словно он работает над своим новым творением, а не пытается вернуть мертвеца к жизни.

— Итак, запись, — Хайзенберг прокашлялся. — Сегодня, э, какое-то там февраля две тысячи двадцать первого, не помню, потом уточню. Пациент Итан Уинтерс — хотя, нахрен имя. Возраст от тридцати пяти до сорока лет, рост в районе ста восьмидесяти, вес где-то семьдесят килограмм. Тело в плохом состоянии, механически вырвано сердце, обширное повреждение грудной области, осколочные переломы рёбер, обильная потеря крови. Смерть констатирована в районе получаса назад, — Карл положил включённый диктофон на стол и начал ощупывать голову и шейный отдел, коснулся век, нажал на щёки, попробовал открыть рот, проверил на подвижность шею, повертев голову вбок. — Трупное окоченение незначительное, веки затвердели, но шея и челюсть ещё подвижны.

Карл ещё раз заглянул в зияющую в груди дыру, освещённую белой лампой, отмечая для себя повреждения артерий и вен, откуда уже перестала течь кровь. Тело начало заметно остывать.

— Помимо отсутствия сердца, заметны повреждения осколками костей лёгких и пищевода, — продолжил он запись. — Но сшить это и укрепить титановыми пластинами при необходимости не составит труда. Вот сердце чем заменить?..

Карл осмотрел лабораторию, словно в хаотичных записях на жёлтых листах, висевших на стенах, мог найти ответ на свой вопрос. Взор его цеплялся лишь за скорые зарисовки внешнего вида и строения его творений.

Нет, разумеется, он мог рискнуть и провести на Итане ту же операцию, что и на любом Штурме — засунуть вместо сердца каду с подпиткой от ядерной батарейки. Но его цель не в создании очередного безмозглого и агрессивного существа, он хотел воскресить того старого Итана. И какая-то сила блокировала в светлой голове инженера мысль о том, что люди живут лишь один раз, а после смерти всё, конец.

Итан не человек. Итан особенный.

Шальной взгляд споткнулся о банку с дёргающимся каду, стоявшую в другой комнате на краю стола, который виднелся через дверной проём. Нет, цельного паразита подсаживать Итану нельзя, это доказывают исходы множества экспериментов со Штурмами. Но что если подсадить ему только сердце каду?..

Карл довольно ухмыльнулся. Он нашёл решение проблемы.

— Итак, сердце придётся вырастить на основе паразита каду. Это займёт несколько недель, может, месяц. В течение этого времени тело необходимо продержать в состоянии искусственной комы. Нужна кровь и питательная жидкость, которой я заливаю всех Штурмов перед подсадкой каду, а ещё металлическая нить, чем больше, тем лучше, — Карл вновь заглянул в зияющую дыру, словно в надежде, что сердце само там появилось или хотя бы повреждения заросли. Разумеется, ничего из этого не произошло. — Не артерии, а лоскутки… Нужна операция по восстановлению вот этого всего. Как-нибудь управлюсь с тем, чтобы подсоединить основные артерии и вены к аппарату по прогону крови, потом вентиляцию лёгких подключить, и всё заебись будет. Повезло тебе, Итан, что вырвали сердце, а не желудок, — хохотнул Карл, вглядываясь в распахнутые бледно-зелёные глаза. — Именно с сердцами я постоянно и работаю. Ладно, готовлю операционную. Конец записи.

«Пациент “Особенный”, день второй, одиннадцатое февраля двадцать первого. Успешно провёл операцию, удалил все костные осколки — целых шесть штук нашёл! — и зашил пищевод, лёгкие запаял титановыми пластинами — думаю, Итан не будет против, зато кури, сколько влезет, металлу ж насрать. Пришлось использовать ради этого чёрта тот титан, что я пять лет копил, обмениваясь с Герцогом. Ну ладно, когда ж ещё у меня такие важные пациенты будут? Сразу после подключил его к “кровегону”, залил два литра питательного раствора. На первое время должно хватить. Не ебу, что делать с кровью, я ведь ни резуса, ни группы его не знаю. Начал потихоньку сцеживать с себя по пол-литра за раз — заражённая ему явно лучше зайдёт, чем чистая, что лежит в подвале. Не знаю, с чего я так решил. Думаю, он должен был подхватить от матери Миранды во время битвы — не мог не. К вентиляции лёгких пока подключать не буду, в организме достаточно кислорода из питательного раствора. Трупное окоченение не усиливается, но подвижность шеи низкая. Пока что всё идёт более чем успешно. Конец записи».

«Пациент “Особенный”, день третий. Двенадцатое февраля двадцать первого. Третий день уже не курю, чтоб кровь чище была, от этого зубы злые какие-то становятся и хочется кого-нибудь убить. Но ладно. Заметил повышенную регенерацию тканей: пищевод хорошо сросся за, получается, два дня, началось отторжение металлических нитей, пришлось их снять. Да, Итан определённо заражён. Но от Миранды ли? Тщательно осмотрел тело, нашёл множество шрамов от значительных повреждений на груди, спине и ногах. Но особенно интересует левая рука: поперёк предплечья у кисти ровный круговой шрам и следы от наложения швов. Я хер знает, что с ним в этой Луизиане делали, но выглядит так, словно ему ампутировали руку, а потом заново пришили. И она, мать его, работает! Даже я так не могу. Шрам застаревший, так что это точно не произошло здесь, в деревне. Когда СПИДозным стал, а, Итан? Ха-ха, ладно, молчи. Конец записи».

«День пятый, пациент Уинтерс. Работаю над выращиванием органа из каду — это пиздец, оказывается, сложно, я думал, будет проще. Устал очень, курить хочу, а нельзя. Записался, бля, в ЗОЖ и биоинженеры, называется. У Итана подвижек нет, всё стабильно. Он такой приятный собеседник, когда молчит!»

«Итан Уинтерс, день восьмой, семнадцатое февраля. Вчера сцедил с себя ещё пол-литра крови, сегодня решил залить её в Итана. Уинтерс заражённый, так что она точно его не убьёт, максимум покалечит, в чём я сомневаюсь. Как бы эта кровь его, наоборот, сильнее не сделала, а то пищевод уже сам зарос, порезанные в клочья лёгкие как новенькие, но хоть титан не отторгают. Вдруг вообще сердце новое само вырастет — это ради чего ж я тогда с чашкой Петри и микроскопом мучился!?» — в конце записи Карл рассмеялся.

«“Особенный” Уинтерс, день девятый. После переливания пациент не умер, но и сердце новое всё-таки не выросло — а жаль. Одного литра ему для восстановления маловато, да и орган для пересадки ещё не вырос. Пересадил сердце в банку в питательный раствор на основе своей крови — Итан, бля, высасывает из меня больше, чем сучка Димитреску в своё время. Раствор на основе крови для того, чтоб наверняка не было отторжения у Уинтерса — он же сам частично из неё сейчас состоит».

«Пациент Уинтерс, день двенадцатый, двадцать первое февраля. Сделал Итану титановую накладку вместо передних рёбер, всё равно те не собрать было. Думаю, он против не будет — зато пули не возьмут, а с такой-то жизнью я бы хорошенько подумал о защите жизненно важных органов».

«Пятнадцатый день, двадцать четвёртое февраля, Итан Уинтерс — ебаная мразь, которая определённо хочет ещё пожить, ха-ха-ха! Зато я скоро так откинусь. Вчера слил с себя ещё пол-литра, несмотря на регенерацию хожу бледный, как покойный уёбок Моро, спасибо хоть Герцог мне таскает еду и даже цену на неё для меня снизил. Он как узнал, что я Уинтерса обрабатываю, так сразу такой добренький стал, аж тошно. И что он в Итане нашёл? Перебил полдеревни, даже волчар моих — и лежит на столе безобидный такой, а я вокруг бегай. Бля, ладно, я сам же взялся, сам виноват».

«Двадцатый день, Уинтерс. Хуй знает, какое число, вроде март уже. Только что слил с себя пол-литра крови, завтра Итану залью, а сейчас нет сил даже на поесть. Орган почти готов. Сейчас же понедельник? К концу недели проведу операцию, как раз сил наберусь. Тогда в ближайшее время нужно будет подключить его к вентиляции лёгких, чтобы застоявшиеся мышцы разошлись».

«Двадцать шестой день, пациент Итан Уинтерс, шестое марта. День операции. Подготовил всё, что может понадобиться: скальпели, металлические нити, даже спиртовой антисептик достал из подвала, чтоб руки обработать. И покурил вчера, да, наконец-то. Не дай матерь этому подонку откинуться после всего, что я сделал!»

Голове было очень тяжело. Темнота давила, словно весила, как многотонная фура. Веки ощущались плотным свинцом, глаза щипало от сухости. Очень хотелось пить. Итан, не открывая глаз, попытался издать хоть какой-то звук. Получился только утробный хрип.

— А, Итан. Проснулся наконец-то.

Знакомый голос резанул слух, странные ощущения: казалось, словно говоривший стоял одновременно и слишком рядом, прямо под ухом, и очень далеко где-то за толщей воды. Итан поморщился, с ужасом чувствуя, насколько затекло даже его лицо.

— Расслабься. Думаю, то, что ты сейчас ощущаешь, в пределах нормы, — хохотнул Карл — это точно был Карл Хайзенберг, его голос и манеру речи невозможно спутать. — Воды?

Вновь утробный хрип, и Хайзенберг вновь хохотнул.

— Подожди, спинку приподниму.

Шаркающие шаги где-то рядом, на глаза мимолётно упала тень, и спинка лежачего места начинает медленно приводить тело в полусидячее положение. Глаза резанул белый свет, и Итан снова поморщился, пытаясь отвернуться. Руки совсем не слушались, ощущались, но поднять их и прикрыть глаза не получилось.

— Что, выключить? Ладно. — щёлкнул выключатель.

Ещё немного шарканья, и в губы упёрлось что-то жёсткое и маленькое, царапая мягкую кожу.

— Разожми зубы. — Итан поморщился. — Что опять? Это трубочка. Вода. Ты пить хотел вроде.

Итан с огромным трудом разжал челюсти, и язык почувствовал круглый и жёсткий пластик.

— Глотать хоть сможешь?

Он аккуратно втянул воду — боже, как это было сложно — и сделал маленький глоток. Ох, живительная влага. Вода мягкой прохладой окатила внутренности, возвращая любовь к жизни. На глазах выступили капельки влаги, позволившие осторожно открыть их.

В комнате царил полумрак, разбавленный жёлтым светом лишь одной слабенькой настольной лампы, стоявшей в самом углу. Взгляд сразу же зацепился за обросшее лицо Хайзенберга, на голове которого был хаос заработавшегося человека, не прикрытый шляпой, он с интересом всматривался в недоумевающие лицо Итана.

— Сколько пальцев? — с этим вопросом Карл показал Итану два пальца на левой руке.

В ответ раздался только тихий сиплый хрип. В светло-зелёных глазах читалась паника.

— Так, связки не восстановились, ничего, это временно, наверное, — хмыкнул Карл, подрываясь со стула и что-то записывая огрызком карандаша на жёлтой бумаге. — Зато зрение в норме вроде бы.

— Ч-что… про…ис-схо…дит?.. — с огромным усилием прошептал Итан, надеясь, что ему не придётся это повторять и Карл услышит его вопрос за хаотичным стуком своих ботинок по полу.

— Так, Итан, — серьёзно сказал Хайзенберг, вновь приземляясь на стул рядом с койкой и смотря тому глаза в глаза. — Ты только панику не разводи, а то сердечко не выдержит.

Карл расхохотался, а Итан недоумевающе уставился на веселящегося с ничего мужчину, сводя брови к переносице. Надо заметить, мышцы лица начали куда лучше поддаваться командам мозга.

— Самое главное: с Розой всё в порядке, её забрал Крис, и ты сможешь с ней увидеться сразу же, как перестанешь быть живым трупом. — Карл вновь расхохотался над собственной одному ему понятной шуткой, ловя на себе гневный взгляд светло-зелёных глаз. Наконец-то таких живых глаз.

Затем Хайзенберг рассказал Итану о битве с Мирандой, о их победе и, утаив информацию о вырванном сердце, просто сообщил о тяжёлом ранении, из-за чего ему пришлось Уинтерса выхаживать, пока за его драгоценной дочкой Розой следил Крис. Итан, как было очевидно Карлу, мало что помнил. Возможно, позже придётся рассказать ему правду о пересадке и модифицированном каду в его груди, но точно не сейчас, не в первый день, как тот наконец-то очнулся после такой долгой и изнуряющей операции. Любой стресс может ухудшить показатели, и тогда пиши пропало.

— А-а… де…нь с-сего…дня… ка…кой? — прошептал Итан, впиваясь глазами в Хайзенберга. Он боялся ответа, но узнать это было необходимо.

А Карл боялся озвучить этот ответ.

— День такой, что ты ещё ни хуя не восстановился, так что давай спать быстро. Сейчас только капельницу тебе поставлю…

— К-Карл… — осуждающий шёпот заставил того вздрогнуть.

— Итан, — но он быстро пришёл в себя. — Спать.

****

Итан быстро приходил в себя, регенерация его тела действительно была на пике, как Карл и предполагал. Не прошло и недели, как незадачливый и чересчур говорливый пациент уже пытался спрыгнуть с койки и сбежать, сверкая пятками — Хайзенберг едва ли успел того поймать. Поползновения к двери начались с того дня, как Итан вытянул информацию о дате, зря тот сдался и рассказал ему. Злой и обиженный Хайзенберг — настолько злой и обиженный, что электрическая проводка с треском и искрами перегорела — наорал на Итана, обвиняя его в бессовестном отношении к тому, что абсолютно безвозмездно дарят ему другие. Итан же нахмурился, насупился, но уходить в тихую больше не пробовал.

Бо́льшую часть времени Уинтерс просто лежал в койке, не в силах даже дышать. В такие моменты сердце заходилось бешеным ритмом, казалось, словно из груди сейчас кто-то вылезет, кислорода не хватало, бросало в холодный пот, знобило. Карл часто сидел с Итаном тогда, настороженно поглядывая на своего пациента, как отец на болеющего простудой сына, и уверял, что это временное и пройдёт. Постепенно действительно проходило, и Итан мог даже найти в себе силы встать с кровати, зашнуровать ботинки и спуститься на этаж ниже, где Карл находился постоянно — в лаборатории. Хайзенберг неустанно что-то писал, паял, сверлил, варил, записывал, зарисовывал и рассчитывал — все столы и стены были покрыты толстым полотном из исписанной бумаги, и разобраться в этом хаосе мог только сам Карл. Он очень не любил, когда Итан лез к расчётам, и Итан не лез — какой смысл, если понять это было невозможно? Тем не менее, он всё равно приходил в лабораторию, просто садился в кресло в углу и наблюдал. Это было интересно. Шальная память вдоволь подкидывала воспоминаний о том, как Уинтерс пробегал здесь наперевес с дробовиком и пистолетом за пазухой, оглядываясь по сторонам в поисках источника шума от пропеллера одного из творений местного гения, чтобы бежать в противоположную сторону. А сейчас он видит повседневность этого места, гения за своей работой, и даже такие ужасающие железные лабиринты в моменты спокойствия не вызывают чувства страха. Настолько спокойно, что Итан умудрялся в кресле засыпать под монотонный говор Карла.

Карл берёг Итана, и иногда эта бережливость его пугала. Всех солдат и Штурмов он отослал на нижние этажи, чтобы те ненароком не напали на ослабевшего человека, и предупредил того, чтобы ни ногой туда. Спустил уже половину сбережений на вкусную хорошо приготовленную еду от Герцога, хотя обычно питался чем попало: от консервов до воздуха (читать: голодал днями напролёт и считал это нормой, пока не сваливался с ног в прямом смысле слов). Особенно тщательно следил за временем приёма пищи: на фабрике нет окон, как и настенных часов в каждой комнате, понять, какое сейчас время суток, практически невозможно, поэтому даже стал носить старинные наручные часы, чтобы заставлять ослабшего Итана есть вовремя. Однажды, когда Итан уже стал сам таскаться по всей фабрике, не испытывая упадка сил, Карл устал это делать, и тогда сам Итан стал напоминать об обедах и даже носить перекусы ему в лабораторию. Хайзенберг противился, рычал, как дикий зверь, даже закрывался на ключ — так странно ему было осознавать, что кому-то правда есть до него дело — но в итоге сдался, позволяя Итану время от времени утаскивать себя в импровизированную столовую, которой отродясь не было на его фабрике, но с появлением нового жильца как-то образовалась, и приносить перекусы прямо во время работы над очередным «творением гения».

Всё стало очень странно, когда Карл после того, как обнаружил, что Итан вечно мёрзнет и ходит по фабрике с мертвенно ледяными руками, умудрился провести на верхний этаж, где койки, воздушное отопление по трубам от плавильных печей на нижних этажах. С другой стороны, Хайзенберг предпочитал лишний раз не думать — в принципе ни о чём не думать. Он просто давно хотел провести тепло наверх, а сейчас вот ещё одна причина это сделать подвернулась.

Не хотел он думать и о том, что будет дальше. Рациональная часть Хайзенберга, руководившая им всю деревенскую сознательную жизнь, твердила ему о том, что всё это не продлится долго. Итан не пленник этой фабрики и не должен им стать. Итан никогда не останется на фабрике навечно, он обязательно уйдёт к Розе. Никому нет дела до тебя, Карл Хайзенберг, никто не положит всю свою жизнь на алтарь заботы о тебе и существования в железной пропахшей маслом и дымом коробке. Эмоциональная же его часть, возродившаяся в нём спустя столько долгих лет, молила о том, чтобы Карл отлил замок побольше и повесил его на главные ворота фабрики — ни войти, ни выйти.

Карл метался из стороны в сторону в своей душе, теряя покой, иногда срываясь на Итана, который после такого исчезал где-то в металлических лабиринтах. Нет, разумеется, ничего, что происходит на фабрике, не остаётся без внимания Хайзенберга, но тот не хотел дотошно следить за каждым шагом Уинтерса. Во-первых, ему не было до этого дела — хотя он всё равно слишком часто проверял, не зашёл ли случайно Итан туда, где шатаются его железные солдатики, — во-вторых, если Итан покинет фабрику, Хайзенберг сразу же узнает об этом. Но Итан никогда больше не пробовал сбежать, то ли непроизвольно, то ли нарочно оставаясь узником железных стен.

Тем не менее, тяжёлый разговор им двоим всё равно предстоял.

— Карл, — тихо окликнул его Итан, сидевший в уютном кресле в углу одной из комнат лабораторий и наблюдавший за чужой работой.

Хайзенберг не любил, когда его отвлекали от дела, но Итан, внимательно наблюдавший всё это долгое время, уже научился определять моменты, когда того можно и нужно оторвать от расчётов и схем — перегрузиться мыслями голова может и у такого гения, как Карл Хайзенберг, всем рано или поздно нужен отдых.

— Да, Итан?

Как-то Карл пропустил тот момент, когда они стали настолько близкими друзьями, чтобы звать друг друга просто по именам.

— Так что ты решил с тем… вопросом? — издалека начал Уинтерс, его расслабленная поза сменилась на собранную, выражая внимание.

— Что ты имеешь в виду? — уточнил Карл, голос которого не выражал ни капли заинтересованности, но сердце уже подскочило к горлу, срываясь в бешеный темп.

Он прекрасно понимает, о чём Итан говорит и что хочет услышать. Вот он, момент разрушения хрупкой идиллии. Хайзенберг слышал, с каким треском она разбивается о реальность.

— Что ты хочешь делать после того, как ты избавился от Миранды?

Карл застыл. Он всё ещё не знает ответ на этот вопрос. Он слишком боится перемен, чтобы найти в себе силы вылезти из железной коробки, подобной панцирю, которую сам для себя же и построил.

Итан терпеливо ждёт ответ, сверля взглядом напряжённую спину.

— Карл?..

— Я не знаю! Ничего! — выпаливает на одном дыхании Хайзенберг, вскакивая из-за рабочего стола и во все глаза смотря на ошалевшего от такого поведения Итана. Слишком долго всё это копилось в нём, чтобы он смог это удержать, не выплёскивая гнев на кого попало. — Ничего, блядь, не хочу!

— Карл…

— Отъебись, Итан, Миранды ради. — злобно шипит Карл, взмахом рук открывая в полу дыру и позорно ретируясь на нижние этажи по левитирующему железному металлолому.

Следующие сутки Хайзенберг проводит в окружении солдат, одинокий и голодный, не в силах противостоять соблазну — или подсознательному страху — каждые пять минут проверить наличие Итана на верхних этажах фабрики. Впрочем, что удивительно, Карл поймал себя на мысли, что если Итан всё-таки рискнёт сбежать, он не будет ему мешать. Хайзенберг понимал, насколько тупо и по-детски себя повёл — привет леди Димитреску, которая постоянно называла его ребёнком, и ведь не зря — и из-за этого ему было стыдно. Наверное, Итан тоже думает о том, насколько же Карл глупый ребёнок, осуждает его за эмоциональность. Хотелось выть от одиночества.

Итан же слонялся в безделии по верхним этажам фабрики, пытаясь понять, что сделал или сказал не так, анализировал поведение Карла. На самом деле, все ответы на поверхности: какому человеку захочется добровольно ступать в неизвестность, роль которой для Хайзенберга играл весь остальной мир? Карл не помнит абсолютно ничего о том, что было до деревни. Его, конечно, можно было бы оставить и дальше жить на изолированной фабрике, играться с роботами из трупов и оставаться в недосягаемости для остального мира, представляющего большую опасность для неизвестных науке существ, как Карл. Но Итан чувствовал ответственность за него, он был должен своему новому — другу? знакомому? — за спасение своей шкуры. А ещё Итан привязался. У него ведь нет больше никого из близких, кроме Розы, Мия мертва. Но Роза — маленькая, хрупкая дочка, которую нужно защищать от всего на свете. А Итан уже давно исчерпал свой душевный запас сил на защиту и войну за своё счастье.

Итан решил, что попробует уговорить Карла. Попытка ничего плохого не сделает. Он бы уже летел сломя голову на нижние этажи, если бы не отрезвляющее эту самую голову отсутствие пистолета с патронами или хотя бы ножа — а нижний этаж кишмя кишит солдатами.

Остаток дня они провели порознь, Итан слонялся по безопасной части фабрики, даже зашёл в лаборатории и осторожно осматривал последние рисунки Карла, в которых мало что понимал, но угадывал художественные таланты, а сам Карл проверял механизмы у солдат, что на самом деле давно должен был уже сделать, да всё никак руки не доходили. В итоге Карл поднялся в лаборатории, использовав лифт, а Итан, добро улыбнувшись, предложил поужинать, ведь тот целые сутки ничего не ел. Иллюзия идиллии была быстро восстановлена.

Итан уже ушёл спать, а Карл вновь засел в лабораториях, когда раздался оглушительный гул, как от лопастей вертолёта. Он длился довольно долго, но Итан решил не придавать этому значения — мало ли, что там творит Хайзенберг в своей лаборатории — и постараться уснуть. Темноту комнаты разрезал бегающий по стенам свет переносной лампы, словно её держали на бегу. Неожиданно появился Карл, взмыленный, запыхавшийся, в его руке что-то стеклянно сверкнуло.

— Прости, Итан. — шепнул он, и игла больно уколола Итана в шею, погружая мир во мрак беспробудного сна.

========== Обещание и его исполнение ==========

Вновь тяжёлое пробуждение и звенящая пустота в голове. Вновь удушающая жажда и жжение в сухих глазах. Похоже, это у Итана начало входить в привычку.

Вокруг очень тихо. Слишком тихо для уже хорошо знакомой фабрики: ни скрежета металла, ни далёкого жужжания пропеллера, ни глухих стуков механических наковален с нижних этажей. Ни весёлых криков Карла, который частенько приходил к Итану будить.

А что вообще вчера произошло — и вчера ли? Шум, как от винта вертолёта, сверкающие безумием белёсые глаза Хайзенберга в темноте…

Итан вспомнил и, распахнув глаза, подорвался с мягкой кровати, от рывка тяжёлое одеяло соскользнуло на пол. Встать ему не дали наручники и кожаные ремни, крепко привязавшие его за руки к спальному месту. Сердце зашлось в горле бешеным ритмом.

В комнате, где он оказался, царил полумрак, все лампы и светильники были выключены, но белый дневной свет лился из неплотно зашторенного молочным тюлем окна. Этого света было достаточно, чтобы можно было рассмотреть окружение. Рядом с кроватью, где он лежал, находилась тумбочка, на которой одиноко стоял круглый механический будильник, но повёрнутый так, что Итан не мог сейчас увидеть время. В противоположном углу, у окна, в тени плотных штор, отчётливо угадывался простой письменный стол, а рядом у стены стоял стул. Над столом висела полка для книг, пустая. С другой стороны — две деревянных двери, одна из которых, как потом узнал Итан, вела в простенькую ванную комнату с унитазом, раковиной и протекающей душевой кабиной. И всё. Казалось бы, обычная комната, но её нежилая пустота была видна невооружённым глазом. Рядом с полкой под самым потолком мерзко сверкала своим красным глазиком камера.

Так, ясно, Итан под наблюдением. Логичные ответы плавали где-то на кромке сознания, но неожиданно вспыхнувшая тупая боль в области шеи и затылка мешала думать и быстро анализировать ситуацию. Его похитили? Но кому он нужен? Да и не будут похитители держать жертву в настолько человечных условиях: постельное бельё чистое и пахнет совсем недавней стиркой, а матрас на кровати даже мягче, чем та кушетка, на которой ему приходилось спать на фабрике. Пухлая подушка так и манила положить на неё тяжёлую голову, расслабленно закрыть глаза и представить, что всё это — просто страшный сон…

Неожиданно послышалось несколько механических щелчков из-под потолка, и раздался женский голос:

— Итан Уинтерс? Вы проснулись?

Итан приподнялся на кровати, насколько ему позволяли ремни, и начал шарить глазами по потолку в попытке найти источник звука.

— Итан Уинтерс — это вы? Ответьте! — голос быстро терял терпение.

— Да, это я! — хрипло крикнул в пустоту комнаты Итан. — Я Итан Уинтерс!

Голос замолк, и Итан вновь остался один. Он не чувствовал время здесь: в отличие от фабрики, где он научился с более-менее неплохой точностью определять хотя бы время суток, здесь, несмотря на наличие окна, время словно застыло, как пыль в воздухе. Когда замок в двери щёлкнул, ему казалось, что прошла вечность.

Дверь тихо открылась, впуская в комнату девушку в медицинском халате и белой маске-респираторе с клапаном, скрывающей бо́льшую половину её лица. В руках она держала электронный планшет, синий свет от экрана которого освещал её усталые глаза. Следом за девушкой в комнату вошёл высокий бугай, тоже в маске, в чёрном бронежилете и чем-то в руках, что было похоже на электрошокер. Итан ещё больше запутался в мыслях о том, где он мог находиться.

— Эй, где я вообще?

— Вопросы здесь задаю я, — перебила его девушка, широким шагом преодолевая комнату и останавливаясь где-то в метре от кровати, к которой был прикован Итан. — Так, вы уверены в том, что являетесь Итаном Уинтерсом?

— Да, это я, я же сказал. — закатил в раздражении глаза мужчина, дёргая рукой и вызывая противный металлический лязг наручников. Он не понимал, что не так с тем, что он Итан Уинтерс?

— В последний месяц у вас были припадки неконтролируемой агрессии?

— Нет, конечно. — удивлённо ответил он, и девушка что-то быстро напечатала в планшете.

— Вы готовы сотрудничать с врачом и обещаете, что не причините никому физического вреда?

— Разумеется, — кивнул Итан. — А что такое?

— Мне надо вас осмотреть.

— Хорошо. — Уинтерс давно понял, что с врачами лучше всегда соглашаться, особенно в таком положении, как сейчас.

Девушка, допечатав, положила планшет на стол и взяла в руки стетоскоп, всё это время висевший у неё на шее. Итан терпеливо ждал, с недоверием поглядывая на бугая, вставшего изваянием у стены. Врач подошла к Итану спокойно, словно тот не был крепко привязан ремнями за руки к кровати — а вдруг дёрнется и укусит? ну мало ли, зачем-то ж его привязали — и жестом подозвала бугая. Тот подошёл и начал отстёгивать сначала одну, потом другую руку Итана от кровати, предварительно с размаху тыкнув тому прямо в нос электрошокером со словами:

—Дёрнешься, получишь разряд.

Итан сглотнул и решил лишний раз не двигаться без команды, пары ударов от электрощитка ещё во времена семейной жизни с Мией ему хватило на сто лет вперёд. Врач сказала сесть, и он медленно сел, чувствуя, как мягкий матрас под ним хрустит пружинами. Затем снял футболку — вновь по команде врача. Бугай пристально следил за всеми действиями Итана, и тому было как-то не по себе. Металлический кружок стетоскопа обжёг холодом горячую кожу.

— У вас тахикардия. Давно? — как бы невзначай поинтересовалась девушка, продолжая то тут, то там прикладывать стетоскоп к груди Итана.

— Волнуюсь просто. — невесело хмыкнул Итан.

Он не хотел ничего говорить ни о выпирающих на груди узорах шрамов, ни о том, что периодически чувствует себя откровенно херово после того «значительного ранения» от Миранды. Врач хмыкнула, больше об этом не спрашивая. Наверное, приняла этот ответ за правду, либо ей было откровенно всё равно на состояние своего пациента. Стетоскоп перешёл на спину.

— Вдох, глубокий, — Итан медленно вдохнул. — И выдох, — и так же медленно выдохнул. — Лёгкие чистые.

Девушка повесила стетоскоп обратно на шею, подошла к столу, быстро напечатала что-то в планшете и выскользнула за дверь. Бугай всё так же стоял у кровати, сверля Итана взглядом, но привязывать его обратно почему-то не спешил. Итану же было необходимо узнать, где он и что это за принудительная диспансеризация такая, но задавать вопросы охранникам — дохлый номер. Он хотел хотя бы протянуть руку и глянуть на циферблат будильника, но под тяжёлым взглядом тёмных глаз даже вдохнуть иной раз было трудно.

Спустя некоторое время — очередную вечность в безвременье для Итана — врач вновь пришла в комнату.

— Протяните руку.

Итан вытянул вперёд правую руку, и девушка направила на тыльную сторону кисти инфракрасный бесконтактный термометр. Он запищал.

— Тридцать семь и шесть. — констатировала вслух она и быстрыми пальчиками записала на планшете. — Теперь давление.

Термометр был современный, а тонометр — древний и механический. Она закрепила манжету на плече Итана и снова надела стетоскоп.

— Сто тридцать семь на восемьдесят пять, повышенное. — сказала девушка. — Пульс сто.

Она положила всю аппаратуру на стол и в очередной раз взялась за планшет, не обращая никакого внимания на недоумевающего Итана.

— Так, эм, где я? И почему вы меня осматриваете? — вновь попытался он докопаться до хоть какой-то информации.

— Не в моей компетенции отвечать на эти вопросы, — сказала, как отрезала. Итана начинало это злить. — С момента прибытия вы проспали двое суток. Через пятнадцать минут вам принесут обед.

Итан только кивнул. Проспал двое суток, надо же. А чувства голода и в помине не было, только жажда. Всё ещё болела голова, очень хотелось спать. Девушка подала ему футболку, и тот снова её надел. Бугай пристегнул одну его руку к кровати, но вторую оставили свободной, возможно, посчитав, что Итан безопасен. Впрочем, сбежать отсюда он даже пытаться не будет — камер в комнате он заметил целых две, а на первый взгляд простая деревянная дверь на самом деле была крепкой и железной с другой стороны. Раз всё вокруг настолько серьёзно, то его просто так не выпустят.

Дверь в комнату захлопнулась, щёлкнул замок, и Итан расслабленно погрузился в полудрёму — почему-то даже такое простое действие, как посидеть немного на кровати, забрало у него все силы. Он старался дышать глубоко и размеренно, потому что предчувствовал уже знакомое состояние бессилия: сердце быстро стучало, отдавая в уши, а кислорода не хватало. Хотелось, чтобы кто-нибудь открыл окно или включил вентилятор. Начало бросать в пот. Он неспокойно и поверхностно уснул, пережидая упадок сил.

Уинтерс не имел ни малейшего понятия о том, сколько прошло времени. Может, те пятнадцать минут, а может, и вовсе несколько часов. Разбудил его знакомый голос.

— Итан? Итан!

По глазам резанул включённый свет, и заспанному взору предстало заросшее рыжей щетиной обеспокоенное лицо Криса Рэдфилда.

— Крис?

— Итан, это правда ты? — солдат недоверчиво вглядывался в чужое осунувшееся лицо. Человек, лежавший в кровати, был Итаном и одновременно не был им.

По отросшим растрёпанным волосам и светло-зелёным глазам угадывался тот самый Уинтерс, которого Крис успел узнать, но что-то было не то. Руки исполосовали шрамы, проступили скулы, под глазами залегли мешки, а кожа, и так по обыкновению бледная, сейчас была цвета белой бумаги. Под ней проглядывали вздутые неестественно тёмные вены, завершая картину внешности какого-нибудь вампира, но никак не человека.

Итан действительно выглядел, как восставший из мёртвых.

Крис, в глазах которого читалось неприкрытое непонимание и недоверие, сжал сильными руками острые плечи Итана и прижался ухом к его груди, прислушиваясь. Стучит.

— Охереть. — многозначительно выдал Рэдфилд и сел на стул, поставив тот рядом с кроватью.

Итан выглядел ошарашенно.

— Крис… — он собирался с духом. — Что произошло?

— Ты умер, Уинтерс.

Крис рассказал ему всё, в подробностях. Как они дрались с Мирандой — ощущение, словно это было не пару месяцев назад, а вообще в прошлой жизни, — как Рэдфилд в пылу битвы подхватил Розу, как матерь вырвала у Итана сердце и как Хайзенберг добил её, раздавив в порыве гнева голову. Уинтерс умер, не просто получил тяжёлое ранение, как говорил ему Карл, а по-настоящему умер от кровопотери, лишившись сердца. Шрамы на груди начало неприятно жечь, словно он вновь почувствовал, как Миранда вгрызлась рукой ему под рёбра, ломая кости, сердце заходилось бешеным ритмом, воздуха не хватало.

Итан умер, а теперь сидел перед Крисом, собранный заново в целое, как конструктор. И это сделал Хайзенберг. Он не знал, что чувствовать. Злость? Благодарность? Итан не просил его о воскрешении, но и говорить, что хотел просто умереть, не стал бы. Он не желал знать, почему у Карла это получилось. Простых людей не воскрешают, это невозможно. Но какая разница? Всё, что хотел сейчас Итан, это увидеть Розу.

Крис уверил его, что девочка в безопасности. Она находилась с ним на базе Umbrella, под пристальным надзором врачей-педиатров и защитой квалифицированной охраны. С того момента, как они уничтожили сердце Мегамицелия и матерь Миранду в той деревне, девочке больше ничто не угрожало, кроме разве что простуды. Единственное, чего опасался Крис, это Хайзенберга, утащившего тело отца в своё железное гнездо. Рэдфилд долго корил себя за то, что не напал на этого урода в шляпе сразу и не отобрал тело, чтобы отвезти в США и похоронить по всем человеческим правилам. Ему даже думать было страшно о том, что всё-таки Хайзенберг задумал сделать с телом Итана. Именно поэтому отряд специального назначения прилетел к фабрике, пусть и спустя столько времени — Крис долго уговаривал начальство на эту операцию и в итоге добился своего, но командиром его не поставили и в принципе не взяли в тот бросок, аргументируя это его излишней эмоциональностью к цели данной миссии. Солдат злился, но с другой стороны, оценивая положение трезво, понимал, что они правы — ко всему прочему, на его плечах лежала ответственность за Розмари Уинтерс.

Сейчас, во все глаза смотря на буквально вернувшегося с того света Итана, Крис краем сознания начал думать, что зря себя корил и, наоборот, не зря оставил Уинтерса в руках тирана Хайзенберга. Хоть что-то этот мамкин инженер смог сделать хорошее. Но хорошее ли?

Тот ли это Уинтерс, который жил те два года с Мией, за которым в целях операции следил Крис когда-то? Простой гражданский, своими силами избавившийся от объекта E-001 «Эвелины» ради своей молодой жены? В праведном гневе ради своей дочери уничтоживший троих лордов и саму матерь Миранду? Крис не знал. Крис сомневался. Крис боялся ответа.

Этот Хайзенберг очень непрост. Может ли быть так, что он умеет влиять на разум? Ещё до смерти Итан согласился на союз с ним, и уже тогда Крис перестал его понимать. Допустить же хоть одну мысль о том, что Карл Хайзенберг не из «плохишей», он не мог. Любое биологическое оружие опасно для общества и подлежит уничтожению — так вам ответит любой солдат из S.O.U. А Хайзенберг не человек.

Они ещё некоторое время разговаривали. Крис рассказал, как Роза долгое время плакала, когда он привёз её обратно в убежище B.S.A.A. в Румынии, что она невзлюбила постоянные врачебные проверки и отказывалась есть овсяную кашу. Такие спокойные разговоры заставляли Итана улыбаться, и на душе у него становилось тепло. Крис даже показал ему несколько фотографий Розы: измазанная кашей мордашка и умиротворённое дитя, спящее в кроватке. Благодаря этому Итан начал верить, что у него — у них с Розой — всё будет хорошо, рано или поздно. О Мие никто не вспоминал, боясь спугнуть атмосферу дружеского тепла.

А Крис следил за тем, как Итан реагировал на Розу, и для себя удовлетворённо отмечал, насколько теплели светлые глаза. По крайней мере, этот «новый» Уинтерс всё ещё души не чает в своей дочери.

Медбрат в белом мятом халате и цветастом колпаке принёс на подносе еду, и Крис уже собрался оставить Итана одного.

— Крис.

— Да, Уинтерс?

Итан немного замялся, выдерживая паузу.

— Что вы сделали с Кар… Хайзенбергом?

Рэдфилд обернулся и кинул вмиг потемневший взгляд на Итана, сжимая пальцами ручку двери до побеления костяшек.

— Он под наблюдением. Живой.

— Хорошо. — выдохнул Итан.

От Криса не укрылось то, как расслабился и посветлел Уинтерс после его ответа. Всё-таки этот очкастый мудак что-то с ним сделал.

*

Шёл всего-то третий день нахождения Итана на базе, а ему уже было страшно скучно. Первые сутки его не отпускали припадки тахикардии, и никакие препараты не помогали длительно снизить пульс, максимум на час. Дозу больше врачи давать боялись, обычного человека она и в искусственную кому ввести могла, поэтому Итану приходилось просто терпеть. В моменты беспамятства ему казалось, словно он снова лежит на жёсткой кушетке на фабрике, а на скрипучем стуле в углу комнаты сидит чуткий Карл Хайзенберг, в белёсых глазах которого читалась обеспокоенность. Странно, но эти иллюзии дарили спокойствие и помогали уснуть.

Припадки довольно быстро прекратились, какие-то силы вернулись в тело, и тогда пришла скука. На фабрике хоть можно было пошататься по запутанным лабиринтам, пусть и бесцельно — настолько, кстати, запутанным, что первые два раза Карлу приходилось самому искать и выводить нерадивого пациента обратно в комнату на верхнем этаже. Здесь же нельзя было даже из пыльной комнатушки выйти. Зато было окно, из которого открывался вид на закрытую территорию больничного комплекса где-то в лесу. По мощёным дорожкам постоянно сновали люди в халатах или военной форме, с высоты пятого этажа казавшиеся миниатюрными фигурками. Разрешали открывать окно, но только утром и днём — хотя ни в какое время суток вылезти было нереально, во-первых, пятый этаж, во-вторых, окно было крепко запаяно металлической решёткой. Зачем на пятом этаже решётка — вопрос риторический. Утром из окна приятно пахло морозной свежестью ранней весны и соснами, Итану такого воздуха очень не хватало.

Крис заходил ещё один раз, вечером, чтобы показать новые фотографии Розы, сделанные специально для нежданно-негаданно воскресшего папаши. Итан был до глубины души благодарен Рэдфилду за это — он, оказалось, слишком скучает по дочке. И по Мие, несмотря на то, что в последние недели их совместной жизни они постоянно ссорились. Мия изменилась после событий в доме Бейкеров, Итан это давно понял и, возможно, даже смирился с тем, что никогда не будет так, как тогда, до и сразу после свадьбы. Итан смирился с тем, что произошло, но в груди всё равно оставалась сосущая пустота — он ведь любил её.

— Крис? — вновь позвал Итан солдата сразу перед его уходом.

— Да, Уинтерс? — Рэдфилд словил дежавю.

— Где Карл Хайзенберг, Крис?

Рэдфилд медленно вздохнул, отпустил ручку двери и, развернувшись, сделал несколько шагов к Итану, сидевшему на кровати и пристально смотрящему на него. Крис открыто смотрел в ответ, впиваясь тяжёлым взглядом в лицо. Он считывал каждую даже малейшую эмоцию, он хотел знать.

— Тебе так важна участь этого существа?

— Да. — твёрдо ответил Итан, выдерживая взгляд, но в груди у него всё сжалось от страха. Он боялся услышать в ответ слово «устранили».

Крис кивнул, принимая его ответ. Развернулся и исчез за дверью.

Итан ждал ровно шесть минут — его руки всё-таки дотянулись до будильника на тумбочке, который даже на более-менее правильные числа указывал, и теперь Уинтерс не существовал вне времени и пространства. Крис принёс с собой небольшой потрёпанный нетбук с логотипом S.T.A.R.S. на крышке и вставил в него небольшую флешку, к которой был прикреплён брелок с мультяшным енотом. Енот покачивался на цепочке, весело дрыгая передней лапкой, а на экране загружалась какая-то аудиозапись.

— Оставляю тебе на ночь, это мой личный. — кивнул на нетбук Крис. — Послушай.

И ушёл, не дождавшись ни согласия, ни отказа от Итана. Тот недоумевающе смотрел в экран. Причём тут Хайзенберг и какие-то аудиозаписи? В папке их было двадцать семь.

Итан подтянул к столу стоявший у кровати стул и недоверчиво посмотрел на всё ещё болтающегося енота, который почему-то начал его раздражать. Положил пальцы на тачпад и нажал, включая запись.

«Сегодня, э, какое-то там февраля две тысячи двадцать первого, не помню, потом уточню. Пациент Итан Уинтерс»…

**

Хайзенберг соврал. Он буквально поставил на Итане эксперимент, вероятность успеха которого была от силы пятьдесят на пятьдесят, накачал собственной заражённой кровью с плесенью, пересадил вместо главного органа какого-то заплесневелого паразита — и промолчал об этом.

Что чувствовал по этому поводу Итан? Ничего.

Итану было плевать. За последние несколько лет он повидал так много всякой необъяснимой дряни, что уже верил в существование призраков и одновременно скептично относился к аксиоме, что небо днём голубое. Его лишали обеих рук, и обе же руки он умудрился «приклеить» обратно, полив эпоксидом с какой-то травой до абсолютно рабочего состояния. Кости, конечно, в непогоду ломило, но это всё равно куда лучше, чем быть в принципе без рук. Так что мешает ему смириться с тем, что вместо сердца у него теперь какой-то паразит? Пожалуй, ничего. Он ведь смирился с тем, что мёртв.

Смирился, но, осознав свою смерть — ещё очень, очень давнюю смерть — понял, насколько же сильно хочет жить. Его не сломить так просто. Да, он всё ещё готов пожертвовать всем ради дочери, если это будет необходимо, но все опасности теперь позади — он надеется, что позади. Надеется, что дальше не будет ничего, кроме обычной скучной человеческой жизни, когда максимальное потрясение — это попробовать неожиданно вкусную пиццу из недавно открывшегося кафе. Но если у судьбы-злодейки ещё не кончились шутки, то Итан не готов так просто бросить свою Розу ей на растерзание.

Итан всю ночь ворочался, забитая мыслями голова гудела и не давала уснуть. Он думал о Карле, о том, почему тот решил провести такую операцию и подарить Итану второй — или уже третий? — шанс. Исследовательский интерес? Или он отплатил долг, когда Итан согласился помочь ему покончить с Мирандой? Но разве это можно назвать долгом? Итан так не считал. Зато теперь он был уверен, что обязан Карлу своей жизнью, и догадывался, как сможет отплатить ему. Карл помог Итану выжить в деревне — своеобразно выжить, но ведь успешно, — а Итан поможет ему выжить в простом мире людей, представляющем для Хайзенберга такую же опасность, как для Уинтерса — затерянная восточноевропейская деревушка. Если, разумеется, сам Карл захочет этого, а не будет настаивать на возвращении в темноту и одиночество своей фабрики.

У Итана получилось уснуть лишь под утро, когда за окном начало светать. Медсестра, которая принесла ему на завтрак овсяную кашу на воде — Роза была бы в ужасе, — едва ли смогла добудиться до него, уже допустившая мысль о том, что тот умер во второй — или третий? — раз.

Уинтерс вяло поел и, открыв окно и впустив в маленькую комнатку утреннего морозного воздуха, пропахшего елями, упал лицом в мягкую подушку, быстро погружаясь в поверхностный сон.

Разбудил его уже Крис, поставивший на стол поднос с тарелкой водянистого супа и пюре, над которым вился едва заметный белый пар.

— Что, так заслушался, что всю ночь не спал? — рассмеялся солдат, разворачивая за спинку стул и садясь лицом к лежавшему в кровати Итану, вяло хлопавшему глазами. — Печально тебя тут кормят, конечно, хоть бы какую сосиску к пюре положили.

— Зато потом счёт выставят не заоблачный. — зевнул Итан, садясь на кровати и укутывая вечно мёрзлые ноги в одеяло.

Крис улыбнулся. Он узнавал того самого Итана, который не брезговал с ним погрызться по любому поводу.

— Ты послушал? — уточнил он, сразу становясь серьёзным.

Итан беззвучно кивнул, отводя взгляд в окно. Затянутое тучами небо казалось кипенно-белым и мягким, как большая подушка.

— И? — Криса всегда раздражали такие моменты, когда из собеседника приходилось слова клещами вытягивать.

— Ты не ответил на мой вопрос. — Уинтерс нахмурился и посмотрел теперь прямо в глаза солдату.

Его взгляд стал острее после возвращения с фабрики, или Рэдфилду показалось?

— Какой вопрос? — настороженно сглотнул тот, но глаз не отвёл.

— Где Карл Хайзенберг, Крис?

Рэдфилд замолк, уставившись в заламинированный пол. Ему это не нравилось, он надеялся, что после того, как Итан прослушает записи, тот поймёт, насколько Хайзенберг плох.

— Даже после всего, что ты узнал, ты считаешь, что этот мудила достоин твоего внимания? — уточнил солдат. — Он же в заложниках тебя держал на этой фабрике!

— Он воскресил меня, Крис. — в голосе Итана проскальзывало недоумение. — Если бы не он, я бы с тобой сейчас не говорил. Я был бы мёртв.

«Ты мёртв, Итан Уинтерс», — по телу Итана пробежал озноб.

— Ладно. Я понимаю.

Крис поднял взгляд и встретился со светло-зелёными глазами Итана, в которых читалось сожаление. Казалось, он говорил, что давно потерян, уверял, что Крис Рэдфилд в его смерти в затерянной деревне не виноват.

— Ладно. — повторил солдат, тяжело вздыхая.

***

Карл Хайзенберг, смышлёный инженер, механик и теперь даже немного хирург, неподвижно лежал в мягкой кровати и смотрел в белую стену, показательно повернувшись спиной к чёрному толстому стеклу, покрытому мелкой паутинкой старых царапин. Он чувствовал, как сидящие за этим стеклом люди сверлят его взглядом. Под потолком, таким же выбешивающе белым, как и остальные три стены, неустанно сверкали красными глазиками четыре камеры наблюдения, по одной на каждый угол комнаты. И, какой кошмар, даже механизм камер был выполнен без тех металлов, которые поддались бы изменению магнитных полей, а вся электроника, похоже, была тщательно изолирована. В стенах вовсе не чувствовался металлический каркас — кажется, сами стены даже были сделаны не из бетона, — и в пределах досягаемости не было ни единой железной вещи. Карл страдал из-за этого, его организм требовал воздействия хоть сколько-нибудь слабенького поля. Сначала у него выворачивало суставы, как у старого деда перед сильным штормом, теперь наступил упадок сил. Не хотелось ничего, кроме крепкого сна. Или какой-нибудь железки.

К нему приходили разные люди несколько раз за сутки — наверное, за сутки, окон или часов в комнате не было, но Карл по этому поводу не страдал, он ещё на фабрике привык жить вне времени. Ставили подносы с едой на деревянный стол у двери на выход, меняли практически нетронутую еду. Ему не было до этого дела, главное, чтобы его не трогали. Сначала, конечно, пытались, вроде бы хотели взять кровь на какие-то анализы, но Хайзенберг ясно дал понять, что ему это неинтересно, получив попутно несколько разрядов током с шокера. Но это, наоборот, раззадорило Карла — электрические поля при изменении порождают собой магнитные, образуя электромагнитную волну. Для того, чтоб суметь сбежать, этой волны силы не хватило — всё-таки биологическое тело получило разряд током, — но вышвырнуть незваных гостей в халатах удалось довольно быстро.

С того раза к Карлу приходил только младший медперсонал с подносами дурно пахнущей еды. Сначала он, конечно, пытался что-то съесть, но спустя время уже не было никаких сил терпеть этот безвкусный ужас. Всё, что мог сейчас Карл — прислушиваться к ощущениям. Он знал, как много за тёмным стеклом людей — не слышал их, но чувствовал кровь, насыщенную железом. Концентрации этого вещества не хватило бы хоть на какое-то безумство, но её было достаточно, чтобы чувствовать теплокровных существ сквозь стены.

Сколько прошло времени, Карл не знал. Сколько ещё сможет так протянуть, тоже. В одно и то же время ему казалось, что он был на своей фабрике с Итаном ещё вчера и что лежит здесь неподвижно уже год. Очень хотелось спать.

Замок в двери щёлкнул. Наверное, принесли очередную порцию мерзкой еды, Карл даже не шелохнулся. Он в который раз ловил себя на мысли, что скучает по стряпне Герцога.

— Карл?.. — знакомый голос резанул слух, заставляя вялое сердце резво забиться в самой глотке.

Итан хлопнул дверью, не давая никому лишнему зайти в комнату и оставляя их двоих один на один — так хотелось думать, и плевать на камеры и прозрачное стекло. Он бегло оглядел севшего на деревянной кровати Карла, ужасаясь.

Отросшие седые волосы сильно спутались, под белёсыми удивлёнными глазами пролегли тёмные круги, лицо осунулось, подчёркивая глубокие морщины, выступили острые скулы. Карл, пожалуй, сейчас выглядел даже хуже, чем только что воскресший Итан.

— Боже, что они с тобой сделали?.. — нахмурился Уинтерс, сжимая кулаки в припадке злости.

Хайзенберг испугался. Он даже мысли не допускал, что ещё хоть когда-нибудь ему посчастливится увидеть Итана — своё последнее и лучшее творение. Он был уверен, что Итан, узнавший правду об операции и новом сердце, возненавидит его и пожелает забыть, как страшный сон, вернётся к Розе и будет жить среди людей, как нормальный ничем не примечательный человек. Но ещё Карл боялся, что Уинтерс захочет отомстить — это было вполне в его духе.

Итан, ни о чём не думая, кинулся к Карлу, сжавшемуся в комочек и ожидавшему удара. И порывисто обнял его, прижимая к себе. Итан никогда не ограничивал себя в проявлении чувств — любых, хоть дружеских, хоть любовных, хоть чувства ненависти к врагам, — и он, всё-таки за неполный месяц привязавшийся к Хайзенбергу, действительно до дрожи в коленях боялся того, что захвативший их отряд по ликвидации биооружия просто уничтожит Карла, посчитав опасным для людского общества. Смерть, воскрешение, захват в заложники и правда об операции — всё это наложилось друг на друга, заставив Итана испытать настоящую эмоциональную бурю, которой нужно было дать выход. Хотя бы объятиями.

Карл застыл каменным изваянием, боясь пошевелиться. Итан жарко дышал ему в шею, крепко сжимая плечи сильными руками. Хайзенбергу казалось, что это сон, а не реальность. В реальности не бывает, чтоб всё так хорошо. Ну, почти хорошо. По крайней мере, ведь могло быть намного, намного хуже.

— Пожалуй, тебе стоит принять душ, Карл. — усмехнулся Итан, фыркая из-за щекочущих его длинных волос, и наконец отпустил всё ещё тихого Хайзенберга.

— Да, наверное… — просипел тот в ответ. В белёсых глазах читался если не ужас, то капитальное непонимание происходящего. — Ебать, Итан, ты откуда тут вообще?

— Крис пустил, — пожал плечами Итан, словно это обычное дело. — Лучше скажи, тебя тут хоть кормят? Выглядишь так, словно вот прямо сейчас откинешься.

Карл прислушался к ощущениям в своём теле — ему стало немного легче. Это потому что пришёл Итан? Странно, но от него разило сильным магнитным полем — конечно, не таким сильным, как от любого железного предмета, но куда сильнее, чем от обычного человека. Наверное, кровь Хайзенберга в его жилах даёт о себе знать.

— Кормят, но эта мерзость ни в какое сравнение не идёт со стряпнёй Герцога. — наигранно поморщился Карл, вызывая у Итана неподдельную мягкую улыбку и улыбаясь в ответ.

Ему, конечно, заметно полегчало, но всё-таки жаль, что Карл поставил Итану титановую рёберную пластину, а не какую-нибудь железную — ходил бы Уинтерс сейчас биологическим магнитом, а титан, являясь парамагнетиком, лишь незначительно усиливает магнитное поле от заражённой крови. С другой стороны, пусть хоть так.

— Мне становится плохо, когда рядом длительное время нет никаких ферромагнитных металлов, — пожал плечами Карл, говоря это как бы невзначай. — А тут ни никеля, ни кобальта, ни хотя бы железа какого-нибудь.

В светло-зелёных глазах Итана плескалось сочувствие, наткнувшись на которое, Карл отвёл взгляд. Ему не нравилось, когда его жалели. Сразу становилось понятно, насколько Хайзенберг слаб.

— Ничего. Я почти восстановился, вот возьму Розу, тебя и уедем куда-нибудь подальше от этой Европы.

Хайзенберг посмотрел на Уинтерса со смешинкой в глазах.

— Опять в Америку, повторять историю ужасов? — тихий смех Карла был прерван жёстким взглядом вмиг потемневших глаз. — Ладно-ладно, не стреляй. Тогда… в Австралию?

— Только не Австралия! — ужаснулся Итан. — Ненавижу пауков.

Карл рассмеялся, и Итан подхватил его заразительный смех.

Они ещё долго общались, сидя на одной кровати спиной к чёрному стеклу. Карлу действительно было легче дышать рядом с Итаном, а тот уже чувствовал, что жизнь потихоньку налаживается.

— Ты ведь… не злишься? За операцию и вот это всё, — рискнул спросить Хайзенберг перед тем, как Итан должен был уйти. — Ты ведь всё теперь знаешь? Про сердце и…

— Да, знаю, — серьёзно кивнул Итан. — Нет, не злюсь.

Он светло улыбнулся, смотря прямо в глаза Карлу. У того подскочил пульс.

— Ты подарил мне жизнь, и я обещаю, что отплачу тебе чем-то столь же ценным. — Итан проговорил это и вновь порывисто обнял, хлопая по спине. — Единственное, мне всё-таки интересно, что ты мне вколол тогда, что меня так жёстко вкинуло на двое суток?

— Эссенцию из снотворных трав, которые выращивала Донна Беневиенто, — пожал плечами Карл. — Я боялся, что транспортировка может ухудшить показатели после операции.

Это была ложь. Хайзенберг давно ждал возвращение Криса Рэдфилда в деревню и придумал план — неудачный, как оказалось, — чтобы тот от них отстал. Он надеялся, что Итана примут за мертвеца или вовсе не обратят на него внимание, а раз Карл никаким боком не лезет к обычным людям по собственному желанию, значит, не представляет для человеческого общества никакой угрозы. Его должны были оставить в покое на фабрике, именно на это он и рассчитывал. Но Umbrella не оставляет после себя ничего.

Итан кивнул, принимая ответ. А Карл боялся, что Итан рано или поздно узнает правду о том, насколько всё-таки Хайзенберг слаб и зависим.

****

Прошла неделя, в течение которой Итан ещё несколько раз приходил к Карлу в изолятор. Как бы Уинтерс не бился, Хайзенбергу не разрешили «переехать» в обычную комнату, где был бы хоть какой-то металл — мол, мало ли, как биооружие себя поведёт в таких условиях, это представляет опасность для персонала заведения. Крис осуждающе сверлил взглядом Итана, не понимая, почему тот так старается ради монстра, но тому было всё равно. В конце этой недели Уинтерс наконец-то вживую встретился с Розой — в тот вечер девочка много смеялась, чувствуя родные руки отца, и быстро уснула глубоким спокойным сном. Самого Итана несколько раз проверяли врачи: брали кровь на анализ, утром и вечером измеряли давление, даже сделали компьютерную томографию мозга и сердца. О результатах ему не сообщали.

Припадки полностью прекратились, но пульс стабильно держался в районе девяноста-ста и ниже не опускался. Итан же чувствовал себя вполне здоровым для человека, пережившего столько дерьма, несмотря на отдышку, которую постоянно ловил, поднимаясь на пятый этаж своего корпуса. Он даже умудрился уговорить Карла сдать свою кровь один раз.

Карл же чувствовал себя стабильно тошно в пустой белой камере, лишь периодические посещения Итана его могли поднять с деревянной кровати — тот действовал на него, как зарядное устройство, пусть и хватало этой энергии ненадолго.

Итан понимал, что долго так продолжаться не может, и начал терроризировать врачей и Криса идеей выписки, добившись разговора с заведующим отделением по изучению биоорганического оружия, где, оказывается, наблюдался.

— Мистер Уинтерс, понимаете, — начал седовласый мужчина в халате. — ваши анализы не совсем в норме, мы не можем вас отпустить…

— Нет, можете. — перебил его Итан, закипая. — Мистер Браунс, — он прочитал фамилию на бликующем бейдже. — Мои анализы таковы уже больше двух лет. Я заражён, я отдаю себе отчёт в этом. Но мои психологические тесты в норме, я мыслю как обычный человек, — он тяжело и раздражённо вздохнул. — До инцидента в деревне мы жили с Мией, как обычные люди, и не по нашему желанию мы были втянуты в… происшествие с объектом «Миранда». У меня маленькая дочь и работа, вы понимаете?

— Понимаю, — кивнул микробиолог, профессор и доктор медицинских наук — это тоже было написано на бейдже. — Если вы настаиваете, мы готовы отпустить вас с Розой, но вы останетесь под наблюдением B.S.A.A.

— Разумеется, я в курсе, что вы мне спокойной жизни не дадите, — фыркнул Итан. — А Карл?

— Карл Хайзенберг — неизученное биоорганическое оружие, представляющее опасность для населения…

— Да вы же его убиваете! — крикнул Уинтерс, перебивая профессора и хлопая руками по столу в гневе.

Браунс в страхе сглотнул слюну, с недоверием поглядывая на Итана. Тот вздохнул и сжал пальцами переносицу, пытаясь прийти в себя — нельзя показывать хоть сколько-нибудь нестабильное поведение этим лабораторным крысам.

— Я возьму всю ответственность на себя. Ручаюсь, что Карл не будет опасен ни для кого. И, разумеется, — Итан выделил интонацией последнее слово. — мы будем под пристальным наблюдением команды из B.S.A.A. Хоть Криса капитаном поставьте, мне всё равно.

Врач пристально посмотрел на Уинтерса, поправляя съехавшие на переносицу очки.

*****

— Карл, я дома!

Итан хлопнул тяжёлой дверью и повернул задвижку, щёлкая замком, кинул ключи на комод с зеркалом в прихожей, быстро разулся, скидывая кеды. В руках были два бумажных пакета с продуктами из ближайшего круглосуточного маркета.

Они переехали сюда втроём совсем недавно, на каминной полке в зале ещё лежали использованные авиабилеты с печатями — Карл хотел их сохранить на память. Итан быстро нашёл вакансию системного администратора в какой-то конторке неподалёку — повезло, а Карл обживался в новом во всех для себя смыслах месте, привыкая к гулу автомобилей за окном, большому скоплению людей и тёплому климату.

Они поселились вместе, потому что никто не предложил иного расклада. Просто так сложилось. Итан прекрасно понимал, что Карлу будет слишком тяжело одному, ко всему прочему он обещал присмотреть за ним — договор даже подписал, надо заметить. А Карл и не думал, что может быть как-то иначе — боялся думать и вообще иначе не хотел. Итан, памятуя о состоянии Хайзенберга, сразу после заезда заказал через интернет много коллекционных фигурок из железа, от солдатиков до миниатюрных лошадок, и расставил их по полкам во всех возможных местах дома. Карл первое время смеялся с этого, но такая забота была ему приятна.

Хайзенберг спустился со второго этажа дома, скрипя лестницей, и без слов перехватил у Итана из рук пакеты, неся их в просторную кухню.

— Как Роза? — спросил Итан, идя следом.

— Спит, — бросил Карл, вытаскивая из пакета продукты. — Бля, Итан, это чо за белая дрянь?

Итан закатил глаза. Он уже устал отчитывать Хайзенберга за грязную речь.

— Кокосовое молоко.

Карл повертел стеклянную бутылку в руках и открутил крышку, с недоумением заглядывая внутрь. Попробовал.

— Хм, неплохо.

И уже было присосался к горлышку, но Итан выхватил бутылку из чужих рук.

— Эй!

— Из стакана. — отрезал Итан и с этими словами достал из верхнего шкафчика жёлтую керамическую кружку с улыбающейся на ней рожицей. Налил туда молоко и протянул Карлу.

— Спасибо. — хитро улыбнулся тот, памятуя о недавней лекции Итана о вежливости в человеческом обществе, и залпом всё выпил.

— Было что-нибудь интересное? — поинтересовался Итан, расставляя продукты по полкам холодильника, ведь он уходил в магазин на добрые полтора часа.

— О, да, — хохотнул Карл. — Приходил сосед и передал какой-то пирог, вишнёвый, что ли? Вон он, — Карл махнул на разделочный стол, где стоял замотанный в пакет домашний пирог. — И передай как-нибудь Крису, чтобы бойцы его так много оружия с собой не таскали, если к нам идут, а то их пистолеты за пазухой и ножи в носках всю конспирацию им сбивают — я ж их за километр чую.

Итан рассмеялся. Так вот, какой такой «сосед» приходил — очередная проверка.

Ничего. Пожалуй, это меньшее из всех возможных зол — быть под пристальным надзором группы специального назначения. Зато в случае чего эта группа сможет помочь им, защитить. А то, что наблюдают — пустяки, за два года Итан уже привык к этому.

Карла тоже такой расклад не напрягал — наоборот, он до сих пор не мог поверить, что его в принципе отпустили те крысы в халатах и теперь он живёт в обычном человеческом обществе, в большом городе, в классическом частном доме. Первое время ему было страшно засыпать, он боялся проснуться в одиночестве на своей железной фабрике, как это было долгие десятки лет. Единственный минус в его жизни сейчас — отсутствие лаборатории. Руки тосковали по работе, а голове было скучно. Он продолжал на досуге исписывать листы расчётами и что-то чертить, заваливая стол на кухне кипой макулатуры, из-за чего Итан, приходя вечером с работы, злился, ведь убирать весь бардак приходилось ему. Но зато Карл следил за Розой, пока её отец зарабатывал деньги. Они в них не слишком нуждались — Umbrella выделила им счёт от «фонда помощи пострадавшим от Б.О.О.» (скорее всего Крис постарался), и этого прекрасно хватило бы где-то на год безделья. Но Итан в рутине работы искал утешения и сил переварить всё то, что ему пришлось пережить — и не в первый уже раз. Для его психики это не прошло бесследно.

Карл же просто целыми днями сидел дома, боясь лишний раз открыть дверь, чтобы мусор вынести. В дневное время, пока Уинтерс пропадал в офисе, он выключал в доме весь свет, запирался в спальне с Розой и целый день играл с ней, иногда что-нибудь тихо черкая на бумаге, если та уснула — и со стороны казалось, словно дом абсолютно пуст. Ему становилось по-настоящему спокойно, только когда Итан возвращался домой.

Итан неторопливо разбирал продукты, раскладывая их по полкам, когда его обвили со спины сильные руки. На самом деле, они стали часто обниматься, касаться друг друга или держаться за руки — ещё с той первой встречи в изоляторе. Хайзенберг сначала «заряжался» от Уинтерса, потом просто искал защиты в незнакомом мире — и тот не был против. Карл положил подбородок на плечо Итана, царапая щетиной открытую кожу шеи.

— Я же просил, чтобы ты сбрил щетину. — сказал Итан, раскладывая на специальной полке куриные яйца, хотя делать в объятьях это было не очень удобно.

— А если я не хочу? — по-детски обиженно протянул Карл.

— Тогда надо привести её в порядок у профессионала. — медленно пояснил Итан.

— Тоже не хочу. — фыркнул Карл, отстраняясь. — Я курить.

— Давно пора уже бросить. — укоризненно кинул Итан, доставая из холодильника пластиковый контейнер с блюдом, которое они вчера вместе смогли приготовить — кухню от кулинарного таланта Хайзенберга отмывали тоже вместе весь вечер.

Карл закатил глаза, поднимаясь по лестнице на второй этаж. Иногда Итан напоминал ему строгую мамочку.

— Начало сериала пропустишь! — вдогонку ему крикнул Итан, включая микроволновку.

Карл жевал сигару, стоя на открытой лоджии на втором этаже дома. Безоблачное небо постепенно темнело, но звёзд видно не было — как говорил Итан, большой город слишком яркий, поэтому небо над зданиями кажется беззвёздным и пустым. Карлу, в принципе, всё равно. Главное, чтобы это небо оставалось мирным и тихим. Он последний раз втянул едкий дым, пуская в воздух серые облачка, и затушил сигару о жестяную немного погнутую пепельницу.

Они смотрели что-то о знаменитом кудрявом детективе из Лондона со странным именем, сидя на диване. Карл поглощал новое с открытым ртом — в деревне ведь не было телевидения, а Итана быстро сморило после работы, и он, плотнее укутавшись в тёплый плед, прикрыл глаза, откидываясь сначала на мягкую спинку дивана, а потом съезжая Карлу на плечо. Тот приобнял Итана, прижимая к себе, и взмахом руки сделал звук от телевизора немного тише.

— Может, спать? — шепнул Карл.

— Нет, всё нормально, — не открывая глаз, нахмурил брови Итан, ёрзая и тем самым сильнее ложась на Карла. — Нормально. Просто устал.

— Как знаешь. — хмыкнул Карл, продолжив следить за событиями в сериале.

— А радионяня работает? — настороженный вопрос.

— Да.

— Хорошо. — успокоенно выдохнул Итан, слегка улыбнувшись и погрузившись в тёплую мягкость полудрёмы.

У них всё обязательно будет хорошо.