Они говорят мне, что я Бог (СИ) [Demonetta] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Разделяй и властвуй. Избежать бунта проще тогда, когда ты не даешь прорасти его семенам.

Можно ли было сказать, что мир был странным местом? Разодранный на неравноценные куски, он был разбросан по пустоте, где-то возвышаясь величественными горами и утесами, а где-то ниспадая журчащими водопадами, глубокими пещерами, наполненными сверкающими внутри друзами, ценными металлами и полезными ископаемыми, но были ли они так ценны, как все полагали? На деле, та же друза, пока её не расколешь, была похожа на самый обычный камень. Ей нужно было, чтобы её раскололи, разбили вдребезги, чтобы явить миру сияние восхитительных аметистов, хрусталя или кварца. То же самое касалось и меди, и железа, и золота. Пока их не коснулась рука человека, чтобы изменить, превратить во что-то ценное, они оставались лишь чуть более красивой галькой под ногами.

Так же было и с людьми, считал Великий. Люди, по сути своей, также являлись бесконечной, волнообразной кривой, постоянно становясь то выше, то ниже в своих талантах и умениях, но всех людей объединяло одно - им, сродни миру, построенному на пустоте, словно необработанному металлу, требовалась рука, что направляла бы. И чтобы построить лучший мир, Великий создал систему, в которой человек не просто нёс какую-то определённую ценность, но и знал, что он необходим. Таким образом, Великий дал цель в жизни людям, находящимся на его попечении.

Питер вздохнул, обняв руками книгу Учения, страницы которой пожелтели от старости, а края узорчатого переплёта выглядели потрепанными, и прикрыл глаза. Гул паники в голове тревожно жужжал, и подросток, силясь унять подступающую истерику, медленно выдохнул, ощущая, как грудная клетка опускается вниз. Лёжа в своей постели без сна, он отчетливо чувствовал, как грохочущее сердце стучит в ушах.

Из-за приоткрытого окна был слышен мерный шум молодой листвы, по-летнему тёплый ветерок колыхал усыпанные почками ветки, а тихий шорох шагов работников ночных смен словно бы намекал, что его время на исходе, пора было спать, иначе глаза наутро снова будут словно бы засыпаны песком. Запах старой книги, чуть-чуть пыльный, терпкий щекотал ноздри, та покоилась в объятьях молодого человека словно испуская волны уверенности и покоя. Перечитывая ее снова, он словно чувствовал, как невидимые длани Великого лежат на его плечах, изгоняя сомнения и страх перед неизвестным будущим.

За широкой деревянной ширмой, накрытой небольшим куском кружевного полотна, в их общей с тётей комнате погас свет. Будучи дневным работником, Мэй, как и её племянник, ложились спать, едва наступал комендантский час, умиротворенные благим трудом. Бархатной волной на дом Паркеров опустилась тьма, принимая в свои заботливые объятия. Питер, было, повернулся набок, прислушиваясь к зудящему, убаюкивающему гулу вокруг, но волнение в его крови будто пело. Завтра утром он точно как те работники за окном, как его тётя, обретёт свой смысл в служении Великому. При этой мысли все существо Питера наполнилось теплотой.

Тем временем, натужно, словно нехотя крохотная стрелка маленьких настольных часов щёлкнула, указывая на цифру двенадцать, заставив зажмуриться от восторга до белых искр, пляшущих под веками и ерзать ногами по покрывалу от нетерпения.

Вот ему и шестнадцать. Наконец, он достиг возраста, когда мог преклонить колени и получить Благой Дар. В ночной тишине он перевернулся раз, другой. Все вокруг казалось неудобным. Питер не мог дождаться завтрашнего дня, но сон никак не шёл. Мог ли он завтра встретиться с Великим? Каким он будет по отношению к юноше? Добродетельным, всепрощающим и всезнающим, как о нем говорят? Даст ли он Питеру совет, который поможет подростку лучше служить? Или, может, сам, своей рукой направит туда, где юноша найдёт искупление за своих родителей?

Великий иногда оказывал честь, являясь к тем или иным новоиспеченным, хотя и редко. В такие дни распределительный корпус, ответственный за поставку продовольствия, был особенно щедр, раздавая не только крупы, мясо и молоко, но и конфеты, фрукты, и даже морские деликатесы. Так, однажды, лет пять назад, когда мальчик из их района был принят в космический разведывательный флот, что было крайне почетно, Питер попробовал забавную скрюченную козявку. Креветки, - так называл их главный распределитель в тот день.

Шорох за ширмой стих, оставив его наедине с лёгким ветерком, покачивающим лимонные занавески. Тётя Мэй глубоко вздохнула, погружаясь в сон.

Юноша огорченно пожевал губу, - не смотря на то, что в своей группе он имел самый высокий балл и закончил класс робототехники с отличием, шанс, что именно к нему придёт Великий, чтобы дать свое благословение, сводился к минимуму. Зачастую, это была огромная честь, оказанная самым талантливым новоиспеченным или их детям, а Питер, к своему безмерному сожалению, чувствовал, что не достоин. Он был сыном двух мятежников, несомненно, талантливых, но поставивших под сомнение саму суть Великого, его божественности и его дара - экстремиса. Конечно, целитель души, который курировал Питера после их смерти заверял, что мы не выбираем своих родителей, и что, безусловно, Великий не винит его в том, что Ричард Паркер попытался создать что-то, что уничтожило бы Благой Дар, экстремис, но подросток все равно чувствовал какую-то долю ответственности, хотя бы в том, что был носителем их генов. Вдруг это бы как-то повлияло на него? Мог ли он в какой-то момент стать таким же? Такие мысли пугали.

Иногда было так сложно отделаться от идеи, что он каким-то образом запятнан.

Учение в его руках было тёплым, Питер находил что-то утешительное в этом. Его руки и ноги, наконец, достаточно ослабли, все напряжение, что скопилось в костях за последний месяц смиренного ожидания, покидало его. Не было смысла беспокоиться, до того момента, как ему введут экстремис, оставалось меньше восьми часов.

Расслабление накатывало медленно. Мысли вдруг показались такими вязкими и, как те зыбучие пески, о которых им рассказывали на уроке, посыпались сквозь пальцы. Юноша таял, его внутренний взор не мог быть сосредоточен достаточно, но он видел, как где-то там, ожидая своего часа, не мигая, на него смотрели два глаза цвета сапфира. Словно в ответ необъяснимое чувство покоя растеклось по телу как патока, а ласковые руки, которые без сомнения были плодом его слишком перегруженного воображения, потянулись, приглашая в нежные объятия, а после, поднялись выше, они зарылись в его волосы, массируя затылок, оглаживая спину и плечи. Подобное случалось не часто, всего пару раз в месяц, может, в два, но ночь, когда теплые объятья приветствовали его, становилась особенной. Это было все, что нужно было Питеру прямо сейчас, и он, подобно своей тёте, глубоко вздохнул, отдаваясь этому странному существу. Сколько бы он не спрашивал у других, никто не мог похвастаться тем, что их во сне обнимают, а однажды, не знающая что и думать тётя, вдруг обронила, что дескать, возможно его мать с того света за ним приглядывает, от чего Питер пришёл в ужас и бессонными ночами подолгу молился, стоя на коленях, упрашивая Великого, чтобы это не был ни один из его родителей. Он никак не хотел быть связан с этими двумя. Так продолжалось ровно до того момента, пока одним днем, измученный от бессонницы и тревог, с залегшими под глазами синяками, он не поделился этим со своим целителем и тот, белый словно полотно, только и смог выдавить из себя, что это абсолютно точно не были родители Питера. Большего, к сожалению, он не сказал, но юноше этого было больше чем достаточно. В ту ночь, прижатый к горячему телу, он спал особенно крепко.

Меж тем, его тело было плотнее прижато к фантомной груди, а бархатный голос тихо прошелестел ему на ухо:

- Ты вырос такой симпатичной штучкой, только посмотри на себя, такой хорошенький, - синеглазый мужчина пальцами обхватил его подбородок, рассматривая, и с губ Питера сорвался тихий удивленный всхлип. Глаза мужчины немного фосфоресцировали в полутьме, казалось, что он находится прямо в самой комнате. Сердце же юноши грохотало в груди, а фигура перед ним лишь ухмылялась. - Тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил, какой ты особенный мальчик? - он склонил голову, а Питер лишь покачал головой, чувствуя, как по щекам ползёт предательский румянец. Он чувствовал себя сбитым с толку, растерянным. - Нет?

Ладонь мужчины была такой большой и тёплой, а кожа на пальцах ощущалась немного шершавой. На этот раз сон не был похож на прочие, он не был таким же тягучим и ватообразным, не рассеивался, словно туман сразу же, как юноша бы осознал, что происходит вокруг, а оставшиеся воспоминания грели бы душу все оставшееся утро. Обычно, перед собой Питер видел лишь редкие очертания, может быть, светлый костюм и галстук, какие носили лет двадцать назад, либо простую майку, загорелую кожу или что-то ещё, но на этот раз все казалось более реальным. Меж тем, мужчина с густой ухоженной бородой продолжал рассматривать его, явно заинтересованный в чем-то.

- Смотри только на меня, - рука на подбородке лежала твёрдо. Питер не привык, чтобы во снах с ним разговаривали, для него это было место тёплых объятий, место, где его усталые мышцы разминали после тяжёлого дня, чтобы он мог начать следующий с новыми силами. На этот раз все было иначе, и юноша не может не поддаться этим удивительным чувствам. - Такой особенный, созданный специально для меня, - воображаемые руки вдруг обвили его с новой силой и потянули вверх. Питер в ужасе пискнул, его ноги вдруг оторвались от земли, но фигура лишь хрипло рассмеялась. - Не бойся, ты так драгоценен для меня, что я не причинил бы тебе вреда, - и в подтверждение его вдруг усадили на колени, а властная рука прижала к широкой груди. Юноша замер, чувствуя, как вздымается грудь, как дышит мужчина, баюкая его в своих объятьях. - Сегодня особенный день, ты знаешь? - странный тяжёлый аромат сладкой дыни и чего-то терпкого, как книга, вязкого, окружил их обоих, не витая вокруг, а, словно бы давя, впитываясь в одежду и поры, настолько его было много.

Шеи юноши коснулось что-то тёплое, будто бы прикосновение тетиных рук, но словно увереннее, напористее. Судорожно вздохнув, Питер немного влажными ладонями сжал ткань шорт, смущённо моргая, что вызвало ещё один смешок у мужчины.

- О, тебя ведь раньше никто не целовал? - подросток отрицательно покачал головой, их учили, что ум и тело должны принадлежать лишь Великому. Конечно, он понимал, что Великий не был против, чтобы в сердцах его людей расцветала любовь к ближним, браки активно поощрялись, а рождение детей было праздником для всей улицы, но он не мог представить, чтобы кто-то касался его тела. Всегда казалось, что ещё слишком рано, что он мог сохранить свою чистоту для чего-то важного.

- Нет, - юноша покачал головой, обрадованный возможностью говорить и, наконец, узнать о том, кто был с ним все эти месяцы. - А кто вы?

- Ты действительно хочешь знать? - мужчина наклонился и вдруг Питер почувствовал, как мягкие губы касаются его щеки, затем скулы, а после и уголка его собственных губ, будто прокладывая цепочку. Это была неописуемая нежность, искрящаяся в этих сапфировых глазах, как горный хрусталь на солнце.

- Конечно, - парень хлопнул глазами. - Вы мой ангел-хранитель, которого послал Великий?

Мужчина вдруг запрокинул голову и громко расхохотался. Звук грубый, басовитый прокатился по воздуху.

- Ты действительно очень умен, Питер, - губы его были растянуты в игривой улыбке, но всего лица юноша по-прежнему не видел, казалось, его скрывал плывущий мимо них белый, полупрозрачный туман. - Я и, правда, присматривал за тобой какое-то время.

- Значит, Великий не злится на меня?

- А он должен? - эти глаза смотрели на него, будто гипнотизируя, и Питер чувствовал, как внизу живота поднимается волна трепета. Казалось, мужчина был немного удивлён, но забавлялся.

- Ну, - парень поерзал, устраиваясь в кольце рук поудобнее, - я сын двух грешников, покушавшихся на Благой Дар. Хоть у них и не вышло, но это не значит, что они не провинились перед ним. А вдруг я такой же, как они?

Ладонь опустилась на колени Питера и мягко проскользила от бедра до колена, а затем, как бы невзначай вернулась назад, но забралась чуть выше, ласково поглаживая внутреннюю часть, от чего парень почувствовал, как к низу живота и щекам приливает тепло. Судорожный вздох сорвался с его губ, и Питер, смущённый тем, как пульсирует его нежная плоть, сжал бедра. Мужчина хмыкнул.

- Они украли кое-что еще, ты знаешь? - было сказано почти небрежно, отрывисто. На секунду мужчина замолк, словно обдумывая что-то. - А ты хочешь быть таким же, как они?

- Что? - оторопело воскликнул подросток. - Нет! Я не хочу быть таким, я хочу служить на благо нашего Бога, - ему нравилась сама мысль быть умом и телом ближе к Великому, отдавать свою энергию и труд во благо Его целей, это было тем, чему их учили с самого детства. Раньше, говорили им в школе, до того, как длань Бога опустилась на их мир, люди часто умирали от болезней, не имели крыши над головой и голодали, их тела были хрупки, они воевали меж друг другом за бесполезные идеи, а их умы не имели цели к существованию, но однажды земля разверзлась и Великий привёл Альтрона, чтобы установить новый порядок.

- Вот видишь, - мужчина наклонился ниже, прижавшись своим лбом ко лбу Питера, и подросток ощутил, как горячее дыхание омывает его губы. - Более того, ты очень красивый и умный. Чего ещё желать Великому?

- Не такой я и умный, - Питер зарделся, - и-и не такой уж красивый.

- Я не люблю, когда со мной спорят, - цыкнул мужчина.

- Мне жаль, - юноша опустил глаза, - но я правда…

- Тссс, - его губ коснулся палец, призывая к тишине. - Посмотри на себя, ты же прелесть, - рука мужчины скользнула по тугой резинке ночных шорт. - Твоя кожа нежная на ощупь и белая как молоко, - шершавые пальцы приподняли подол футболки и забрались под неё, едва касаясь живота. - Твоё тело крепче, чем у многих, только взгляни на эти мышцы, - его голос упал до шепота. - Ты можешь выдержать то, что ниспошлет тебе Великий. Ты же сможешь?

Ресницы Питера трепетали, он чувствовал, как сладко сворачивается в паху тугой узел тепла.

- Я-я могу. Я выполню все, что пожелает Великий.

- Да? - язык вдруг очерчивает раковину уха, и Питер невольно стонет, его член напрягся и теперь натягивал ткань шорт. - Он безмерно рад, но готов ли ты?

Волна дрожи прокатилась по телу юноши. Этот голос буквально заставлял подчиняться, заставлял хотеть.

- Безусловно, - послушно кивнул Питер, и мужчина ухмыльнулся.

- Ты всегда такой покорный? Мне нравится, - ловкие пальцы продолжили свое движение вниз, кружа вокруг напряжённой плоти, но не трогая её, отчего Питер разочарованно захныкал. - Но скажи мне, - дыхание по-прежнему ласкало раскрасневшееся ушко, - Питер, - а зубы скребли чувствительную мочку, - что ты думаешь о Великом? Кто он для тебя?

Сознание подростка плыло, он едва чувствовал, что может сосредоточиться, но этот мужчина, ангел спрашивал его, и может быть, от этого зависела его жизнь. Его плечи дрожат, а на ресницах скопилась влага, сладкое ощущение ползло по телу все быстрее вместе с тем, как заботливые руки ласково массировали его ноющий член.

- М-милостивый Бог, даровавший смысл жизни каждому существу в этом м-мире, - подросток захлебывается в словах, но продолжает. - Принесший в этот мир Великий Дар, экстремис, что несёт покой нашим сердцам и избавляет от боли. Изгнавший с земли обетованной предателей и подлецов. А-альтрон, его сын…

- Ты такой молодец. Давай же, я награжу тебя, дитя.

- Да-а, - хрипит Питер, сжимая и разжимая ладони, не в силах даже коснутся своего ангела. Ангел же, таинственно посмеиваясь ему на ухо, ласкал твёрдый член через ткань. Разум Питера все ещё пытался осмыслить происходящее, но ему было так хорошо. Раньше он никогда не слышал, чтобы Великий посылал своих ангелов не в наказание, а в награду, но все казалось таким логичным, таким правильным, что Питеру ничего не оставалось, кроме как отдаться на милость этим рукам.

Сухие пальцы, меж тем, потянули резинку шорт вниз, и та заскользила по бедрам, это было так волнующие, но подросток абсолютно не знал, должен ли он был что-то делать.

- Дай свою руку, Питти, - едва прозвучало, и Питер немедленно протянул подрагивающую ладонь, чувствуя, как наружу рвутся судорожный вдохи, его член налился кровью, а раскрасневшаяся головка поблескивала на свету капелькой смазки. - У нас совсем немного времени, но я, наконец, хочу насладиться твоим оргазмом. Я так долго ждал, - подросток был смущен, слыша что-то похожее на рык. Мужчина вдруг уткнулся ему в основание шеи, глубоко вдыхая запах. Тем временем, сильные руки взяли его ладонь в свои, направляя прямиком к напряжённой плоти. Множество раз до этого юноша доставлял удовольствие себе самостоятельно, в этом не было ничего такого, но именно это чувство собственных рук в сочетании с чужими было таким странным, новым. - Такой хорошенький, твой член практически умоляет, чтобы я взял его в рот, ты знаешь?

Это заявление вышибло весь воздух из лёгких подростка, скуля и ерзая на коленях старшего мужчины, чувствуя, как возбуждение делает его горячим и липким, он вдруг понял, что то, что происходило, было чем-то особенным, далеким от обычного сна.

- Будет ещё лучше, когда я смогу размять твою попку. Уверен, она достаточно жадная, чтобы принять все мои пальцы сразу. Ты знаешь, что твоя дырочка будет такой же розовой, как твой язычок? - юноша инстинктивно облизнул припухшие губы. - А когда я растяну её достаточно, она станет мягкой и готовой к моему большому члену, - зубы мужчины аккуратно прикусили нежную кожу шеи и, переплетя пальцы с Питером, задавая неспешный ритм, он практически вынуждал парня гладить собственную плоть. - Ты бы этого хотел?

Юноша не чувствовал, что он может ответить, нет, все, на что он способен, это кивнуть, но ангел был явно доволен ответом, потому как его рука становилась быстрее, кольцо пальцев сжималось сильнее, отчего с губ Питера сорвался непроизвольный скулеж, он изо всех сил старался не подаваться бёдрами вперёд. Это явно нравилось мужчине.

- О, - протянул он одними губами, - Ты не можешь дождаться, да? Мне нравится. Такой милый и маленький, весь создан для меня, - эти слова заставили член Питера напрячься ещё сильнее, его кожа горела. Подросток всхлипнул от стыда. - Я знаю, что этого недостаточно, детка, ты так страстно извиваешься, не могу дождаться, когда увижу тебя на своём члене.

Питер же задыхался, тугая спираль возбуждения скручивалась внизу живота, его яйца казались такими тяжёлыми и тугими.

- Самый очаровательный мальчик, - рычит грубый голос прямо в ухо и Питер буквально мяукает от того, что его пах сводит сладкими спазмами. Теплая, белая жидкость брызнула на бедра, так же обильно покрывая собой и пальцы. Подросток почувствовал, как дыхания становилось все меньше, а глаза застлал густой туман.

Что-то вдруг надавило на шею юноши, ощутимо приятная пульсация в паху отпускала, становясь все менее заметной, веки Питера отяжелели. Наконец, он почувствовал, как по телу разливается спокойствие и мужчина, ангел, смотрел на него, но глаза на этот раз не были цвета драгоценных сапфиров, они скорее напоминали полуденное зимнее небо, вот настолько светлее они казались прямо сейчас. Тихо, словно мурлыча, мужчина что-то напевал. Голова кружилась, все вокруг было каким-то иным. То, что произошло, нельзя было назвать чем-то обычным. Теплая рука заботливо уложила Питера, помогая откинуться на подушки, и в вихре эмоций ему от чего-то кажется, что он видит потолок своей комнаты, он такой же светлый, испещренный мазками шпаклёвки и следами от старых подтеков, оставшихся после особо дождливого сезона. Возможно, если он повернет голову и приглядится получше, то увидит широкую настенную ленту, увешанную гроздьями лампочек и фотографий. Всё вокруг становится нечетким, и Питер едва ли может разобрать, когда влажная тряпка касается его кожи, стирая все следы пота и ангельских рук.

- Мне пора идти, мой милый мальчик, - шепчет глубокий голос, - иначе, боюсь, я могу не сдержаться, - все те же тёплые пальцы убирают прядь волос с его потного лба, и Питер морщится, осоловело моргая. - Осталось подождать совсем чуть-чуть. Наконец, сегодня, мы сможем соединиться, - его щеки коснулся прощальный поцелуй.

С уходом мужчины окружающее пространство будто сжимается, становясь холодным, обычным. Единственное, что согревает Питера в его уплывающем сознании, это мысль, что Великий, возможно, благословил его.

-

Утро в доме Паркеров начиналось, едва только солнце показывало свои лучи из-за горизонта. Первой вставала тётя Мэй, сонная, в своей кружевной ночнушке, полы которой волочились по подножному коврику, она плелась в ванную и наскоро умывшись, спешила на кухню, чтобы приготовить завтрак. Ничего сверхъестественного, просто овсяная каша с заготовленными с прошлого сезона сухофруктами. Этот раз не стал исключением.

Уличный колокол ударил трижды, отчего гулкий звон разнесся по всему району. Питер приоткрыл глаза, щурясь, смаргивая остатки сна, зевая и потягиваясь. За ширмой тихо шуршала тётя Мэй, что-то мурлыкая себе под нос. Лимонные занавески трепетали, подхваченные лёгким сквознячком, а за стеклом раздутые серо-коричневые воробьи скакали по веткам, шумно чирикая о своём, нахально перекрикивая жужжащий гул голосов первых утренних работников, спешащих на свою смену. В теле, несмотря на достаточный отдых, поселилась приятная истома, мышцы таза тянуло, как будто он снова вернулся к обязательным школьным тренировкам.

- Питер, - позвал нежный голос, - ты уже встал?

- Да, тётя Мэй, - широко зевнув, буркнул подросток, спуская ноги на остывший за ночь пол, с удивлением отметив, что его старые школьные принадлежности были заботливо сложены стопкой, а не беспорядочно скинуты в углу, что вызвало у него легкую улыбку, забота тёти была приятна, хоть и излишня. Что-то скользнуло с его головы вниз, и Питер с удивлением уставился на слегка влажное полотенце, свалившееся на стылый пол.

- Ну что, готов к сегодняшнему дню? - сердце юноши пропустил удар, когда обеспокоенное лицо его тетушки вдруг появилось из-за ширмы. - Ведь школы больше не будет, теперь впереди только взрослая жизнь.

- К-конечно, - закивал он. - Я готов сердцем и душой к тому, что подготовил для меня Великий, - Питер заучено протараторил, и женщина лишь удрученно вздохнула, войдя в его часть комнаты. Хоть губы её по-прежнему и были растянуты в ласковой улыбке, глаза, отчего-то казались печальными.

- Питер, детка, - медленно начала она, - ты не должен, - она запнулась. - Великий… Он хороший, конечно, - глаза её племянника заблестели, едва стоило упомянуть об их Боге. Она вздохнула и присела рядом. - Послушай, милый, - ее голос был неестественно тих. – Я, правда, не могу рассказать тебе всего. Я дала слово твоим родителям, - при их упоминании лицо Питера сморщилось, словно бы кто-то ударил его. - Однажды ты кое-что поймёшь, - её руки на его руках были тёплыми, словно утешали. - Ты найдёшь что-то, смысл, который можешь постичь только ты сам, понимаешь? Я бы хотела, чтобы ты всегда оставался самым обыкновенным мальчиком, живущим со своей тётей, но ты особенный, и ты здесь не просто так. Ты всегда должен помнить это. Ты не должен делать того, что тебе не нравится, хорошо? Если ты почувствуешь, что не готов к тому, что с тобой произойдет, ты должен уйти, понял меня? - мальчик медленно кивнул. - Я поддержу тебя в любом твоем решении.

- Спасибо, тётя Мэй, - мальчик густо покраснел, по-прежнему непонимающе глядя на свою тетю, смущенный тем, насколько сильно та его поддерживает. - Я знаю, что ты переживаешь из-за моей инициации, но обещаю, все будет в порядке, - уголки её губ опустились, и они притянула его к себе, шепча:

- Будь моя воля, я бы схватила тебя и бросилась бежать так далеко, как только бы смогла. Просто помни, что ты особенный, и я буду любить тебя несмотря ни на что.

- Я тоже тебя люблю, - выдавил он. - Очень. Не волнуйся, вдруг меня распределят поближе к дому, и тогда мы сможем видиться? Не обязательно ведь, что меня отправят за пределы старого Нью-Йорка. Может, я попаду на сборку Легионеров? Только представь! Это ведь так круто и совсем рядом! Все из моего класса мечтают попасть туда. Нэд просто умрёт!

- Детка, - теперь его тётя выглядела совсем грустной. - Твои мама и папа гордились бы тобой, - Этого хватило, чтобы остановить поток слов, вылетающих из Питера.

- Ни за что, - юноша ощетинился. - Если бы это было так, они бы не бросили меня, и не совершили страшный грех.

- Детка, но ведь мы уже говорили об этом, - Мэй говорила тише. - Они любили тебя.

Это было последней каплей, Питер вскочил со своего места и кинулся прочь, слезы предательски жгли глаза. В такие дни, когда тёте было особенно грустно, она вспоминала об его родителях, о своём погибшем муже, и в такие моменты Питеру казалось, что она знает о том, что произошло немного больше, но имело ли это значение? Они остались совсем одни. Благой Дар был практически осквернен, и если бы это случилось, мир бы снова вернулся к голоду, болезням и нищете.

- Послушай, милый, - она продолжала говорить шепотом, зная, что ее мальчик стоит там, за ширмой, вытирая злые слезы. – Я дала слово твоим родителям, - при их упоминании лицо Питера сморщилось, - что буду тебя беречь, и ни в коем случае не передам тебя Им, - она сделала ударение на последнее слово, - но я не могу сдержать последнего. Я ведь тоже хочу, - Мэй всхлипнула, - жить.

Питер не видел этого, но определенно знал, что по какой-то причине его тетя плакала, прямо сейчас молчаливо глотая соленые слезы, не способная выдавить из себя что-либо еще. Бывали дни, когда она повторяла и повторяла, что не хочет, чтобы что-то случилось, что дала какое-то обещание и что, не смотря на решение Питера, она останется на его стороне, но какое решение он должен был принять? Хотела ли она, чтобы он отказался от благословления и встал на путь своих родителей, став грешником?

Было время, сразу после смерти его родителей и дяди, когда месяцами, нескончаемо и допрашивали, изводили, задавая одни и те же вопросы о том, знали ли они, что задумали Ричард и Мэри Паркеры, как был связан с этим Бэн Паркер, чего они хотели добиться, какова их цель, и еще много-много похожих вопросов в разной интерпретации. Тогда тетя Мэй тоже очень много плакала, а маленький Питер… По началу он очень скучал по маме и папе, просил отвести его к ним, обещал, что ничего не знает, клялся, что его мама хорошая, но однажды, когда, находясь там, они разменяли пятый или шестой месяц, мальчик стал осознавать, что в его груди растет новое, доселе неизведанное его маленькой головой чувство – ненависть. Их контролеры часто повторяли, что в том, где они находятся, виноваты Паркеры, и в какой-то момент Питер понял, как сильно он ненавидит все вокруг, а в особенности маму и папу, которые заставили их быть там, заставили плакать Мэй, заставили его так сильно скучать. Только потом назначенный целитель душ объяснил ему, что на самом деле его родители собирались украсть то, что делает всех людей на планете сильными и позволяет им не болеть, а так поступать было нельзя, что это ужасный поступок, караемый мучительной смертью. Тогда Питер мало что знал о том, что такое «болезни», пока в школе они не начали проходить раздел истории о том, как люди жили раньше, до того, как на Землю пришел Великий. И это было действительно ужасно, люди болели, ломали кости и умирали так часто и так много, что были даже отведены специальные земли для того, чтобы было, где их лечить, а так же где потом хранить тела, люди жили в среднем 60-70 лет, - это просто не укладывалось в голове. Их соседу, дедуле Дельмару из распределительного центра, было уже больше трехсот, а он все еще своими руками каждое утро выносил коробки со свежими поставками, чтобы люди могли забрать.

Это было дикостью в понимании семилетнего мальчика, кто-то, кого он долго знал, мог просто взять и умереть, после чего его закопали бы, а сверху взгромоздили камень. Серьезно, камень?

- Я понял, тетя Мэй, - послушно выдавил из себя мальчик, по-прежнему стоя за ширмой, спиной к женщине, желая, чтобы его заботливая тетушка перестала так горько лить слезы. В самом деле, что могло случиться? Самое худшее, это если его распределят больше чем за три домена от его родного, тогда он редко сможет навещать женщину, если вообще сможет. В крайнем случае, он сможет писать ей или, если повезет, купит ей что-то, через что можно передавать сообщения быстрее. – Я обещаю, что ничего не произойдет, я непременно заставлю тебя гордиться.

- Я уже горжусь тобой, мой мальчик, - ее голос хрипел.

Колокол за окном ударил второй раз, заставив вздрогнуть. Это было время, когда первые утренние рабочие принимались за вверенные им дела, и время, когда другие должны были последовать за ними. Кровать скрипнула, женщина, словно опомнившись, быстрым шагом направилась туда, где находились их припасы, чтобы подготовиться к новому дню, лишь на секунду затормозив, бросив взгляд на Питера. Ее выражение лица словно бы говорило, что она с чем-то смирилась. Юноше оставалось лишь принять это, неуютно поведя плечами. Сегодня был важный день, и он должен быть к нему готов.

Наскоро проверив с вечера собранную сумку, - минимальный комплект запасной одежды, бутылка воды, несколько их с тетей фотографий, пара книг, - все, что могло бы понадобиться, если из распределительного центра его направят в другой район или даже домен. Такое случалось сплошь и рядом. Всех, кому исполнялось шестнадцать, направляли в распределительный центр, где по результатам анализа талантов, школьного портфолио, итогового досье и алгоритмов Альтрона, новоиспеченного направляли туда, где он был бы полезнее всего. Это могло быть какое угодно место. От своей одноклассницы Лиз Питер слышал, что ее старшего брата распределили аж в 76 домен, а это было что-то близкое к экватору, а ее отец когда-то прибыл к ним из 17, что было где-то, где зимой снег валил целых три месяца, и море там становилось холодным и каменным. Учение задержалось в руках мальчика, - этот экземпляр ему подарил один из тех людей, которые охраняли их в тех странных белых комнатах, когда родителей Питера распнули за грехи, - от книги исходила теплая пульсация, ветхие желтоватые страницы по-прежнему манили своей мягкостью изложенной речи, но юноша силой воли остановил себя. Еще будет время.

- Питер, завтрак, - простая белая керамическая тарелка ударилась о стол и юноша слегка поморщился. Есть не хотелось совсем, вероятно нервный трепет только от возможности увидеть Великого действовал подобным образом на его желудок, но Питер понимал, что должен быть сыт. Если его распределят в другой домен, ему предстоит долгая дорога.

Полная разных вещей сумка с гулким стуком съехала с его плеча, оставшись ждать у двери. Питер удивленно вскинул брови, на столе его ждал действительно необычный завтрак. К привычной овсяной каше, посыпанной сухим яблоком и сморщенными ягодами, прилагался, подумать только, нарезанный тонкими дольками апельсин, целый стакан молока, кусочек оставшейся с вечера рыбы и горсть орехов на блюдечке. Поймав удивленный взгляд племянника, Мэй лишь опустила глаза. Это было последней трапезой ее маленького мальчика, прежде чем ей придется с ним попрощаться.

- Тетя Мэй, - выдохнул Питер, - тебе не нужно было так стараться, - она поджала губы.

- Если тебе предстоит дальняя дорога, я хочу быть уверена, что ты хотя бы сыт, - было произнесено наставительно, но она не могла скрыть блеск своих слез. Юноша сглотнул тугой комок, образовавшийся в горле, и пододвинул к себе тарелку, послушно сев. Каша и рыба были съедены первыми, оставив яркий плод на десерт. Апельсин по вкусу напоминал рай, как палящее солнце в зените, как беззаботное детство. Питер смаковал каждый кусочек, наслаждаясь кисловатым послевкусием. Им так редко удавалось получить что-то подобное. Все это время Мэй не притрагивалась к своей тарелке, будто зачарованная, она смотрела, как юноша ест, со странным блеском в глазах.

- Я буду так скучать по тебе, Пит, - набравшись решимости, женщина, наконец, притянула его к своей груди, и Питеру ничего не оставалось, как погладить ее по волосам.

- Обещаю, что буду писать, - парень шмыгунул носом, глубже зарывшись в объятья Мэй. Ворот белой сорочки смялся, и он прижался лбом к оголенной ключице, силясь не заплакать. Он и, правда, будет скучать по ней, если его распределят в другой домен. – Х-хочешь пойти со мной сегодня? Я уверен, глава корпуса миссис Фэнси не будет против, если ты задержишься из-за того, что провожала меня, – женщина замерла.

- Нет, малыш, - она оторопело покачала головой. – Вдруг у меня не хватит сил отпустить тебя? – ее улыбка показалась Питеру кривой, натянутой. Похоже, подумал он, тетя Мэй излишне накручивает себя.

- Тогда ладно, - он вернул ей ласковую улыбку и плечи Мэй отчего-то опустились.

- Тебе пора, - она кивнула, едва только Питер поднялся из-за стола и ссыпал часть орехов в маленький тряпичный мешочек. Пригодятся в дальней дороге. – И Питер, - окликнула она его, когда тот, стараясь унять волнение, подхватил с пола сумку и распахнул дверь. – Прости меня.

Дверь захлопнулась за спиной подростка и Мэй, чувствуя, как по щекам катятся слезы, упала на стул, зарыдав.

-

Огромная тряпичная сумка немного оттягивала плечо, но не казалась тяжелой. Бодрым шагом он направлялся к широкому офисному зданию через улицу. Сказать, что его тетя сегодня была странной, значит не сказать ничего. Безусловно, иногда она шептала что-то загадочное об обещаниях или его родителях, последнее чаще вызывало тошноту и мигрень, но сегодня она была особенно странной. Хотя, возможно, больше драматичной. Лучи утреннего солнца, теплые и ласковые, пробивались сквозь зеленую листву, пятнышками зайчиков падая на серый асфальт. Ровные ряды домов тянулись вдоль по улице вверх, перемежаясь от новых низкорослых каменных домов до старых и высоких, практически древних панельно-кирпичных, сделанных еще в до-альтроновскую эпоху, удивительным было то, как они все еще сохранились на своих местах, но, тем не менее, в них жили люди. Было так странно шагать в одиночестве, когда вокруг не было практически ни души, если не считать тех двоих, тяжело сгорбившихся мужчин, идущих с противоположного конца улицы. Обычно, в это время часть утренних работников уже была на своих местах, другая же часть все еще наслаждалась своим завтраком и до следующего удара колокола не стоило ждать, что хоть кто-то высунет нос за дверь.

Хотелось думать, что этот день станет для Питера особенным, но плоды неуверенности, посеянные еще в глубоком детстве, жужжали под кожей, давая о себе знать. Он не был дураком, и прекрасно знал об этом. У него были практически лучшие оценки среди одногодок, он закончил курсы начальной инженерии и робототехники, был усерден и трудолюбив, но что если все было зря? Вдруг, его предназначением, которое разглядит один из сыновей Великого, Альтрон, окажется рисование или астрофизика, а он окажется не готов?

Шумно хлопая крыльями, с ветки дерева вспорхнула птица, вырвав юношу из задумчивости, если не сказать, немного напугав. Что-то было на краю сознания, но он не мог понять, что. Будто бы теплое одеяло, оно вот-вот должно было накрыть его, оберегая от непрошеных мыслей, но что-то не давало, как будто оно вертелось на языке, но он никак не мог вспомнить. Питер притормозил и поднял голову, вглядываясь в яркое утреннее небо, не запятнанное ни одним облачком. Ах, если бы он мог получить напутствие Великого.

Краем глаза юноша заметил, как две крупных мужских фигуры, наконец, миновали подъездную дорожку, и перешли на его сторону улицы, по-прежнему двигаясь медленно и тяжело. Головы их были склонены довольно низко, а на плечи накинуты широкие шерстяные то ли платки, то ли балахоны, волочащиеся за ними следом, грязные, испещренные свалянными комками и пятнами. Один из них то и дело стрелял глазами по сторонам, не поднимая головы, исподлобья, что на вкус Питера выглядело подозрительно. Внутри заскребло странное чувство, такое же, как когда незакрепленное стекло, которое только собирались установить, накренило порывом ветра. Нужно ли говорить, что после того, как юноша отошел, оно рухнуло вниз, разбившись на миллионы маленьких осколков, искрящихся от падающих лучей солнца.

Распределительный центр находился ровно через дорогу, ему нужно было только разминуться с этими двумя. Возможно, они были пьяны и искали драки, Питер не знал. Решение было принято незамедлительно, ему хватило бы всего лишь обойти их, угомонить тревожное скребущее по внутренностям чувство, просто подняться выше, до другого перехода. Это ничего, если он потеряет несколько минут, и возможно, именно его действия спровоцировали этих двоих. Стоило юноше только лишь повернуться к перекрестку, как те вдруг ускорили шаг, явно нагоняя его.

- Эй, малыш, - голос был глух, словно мужчина не хотел, чтобы его услышал кто-то еще. – Постой-ка.

- Простите, сэр, я очень спешу, - кинул он через плечо, ускоряя шаг. Тяжелые шаги за спиной стали куда отчетливее. Если бы не чувство внутри и странные комковатые, проеденные молью плащи, то Питер мог бы предположить, что парни такого крепкого телосложения, скорее, служители правопорядка или пожарные, а может быть и молодые добровольцы с хорошей физической подготовкой. В школе была пара таких ребят, и все как на подбор, на две головы выше самого мальчика и шире раза в три.

- Я сказал, стой, - цыкнул тот же голос, и не смотря на отказ Питера, схватил того за запястье.

- Отпустите меня! – подросток дернул руку на себя, но крепкая хватка не отпускала. Лицо под густой серовато-коричневой челкой было обгорелым, а кожа на щеках облупленной. Мужчина перед ним был определенно знаком ему, но пока Питер не понимал, чем. Определенно, чувство внутри больше не скребло, оно раздирало грудь и громко стучало сердцем по ребрам, крича о том, чтобы подросток бежал. Эти двое представляли опасность.

- Тише, - лицо второго покрывала густая выгоревшая борода. Эти двое были похожи скорее на те потерянные души, что вечерами после благого труда обменивали мясо и хлеб, доставшиеся семье с распределительного центра, на что-то покрепче. – Мы не причиним тебе вреда.

- Черт, - выплюнул первый, - не брыкайся, малец.

Питер изо всех сил тянул свою руку, пытаясь то ли пнуть державшего его мужчину, то ли оттолкнуть. Чувство опасности внутри него выло сиреной.

- Просто пойдем с нами, - вторил ему тот, что с бородой, затравленно оглядываясь вокруг. – Мы все объясним по дороге, Питер. Ты ведь Питер?

Скорее инстинктивно подросток замотал головой, ему нужно было бежать. Безопасность была так близко, всего-то миновать переход, и он будет под защитой охранников центра.

- Я без понятия, о ком вы, ме-меня зовут С-спайк! Отпустите меня, - набрав в легкие побольше воздуха, завопил Питер, но, к огромному сожалению, улицы по-прежнему оставались пусты, слишком рано было для второй волны работников.

- Да не дергайся ты, - прорычал шатен, в конце концов, потеряв терпение и ударив коленом под дых. С губ сорвался сип, а в глазах подростка потемнело, удар был такой силы, что легкие обдало огнем. Питер чувствовал, как пытается вдохнуть, но воздух просто не доходил до легких, оставляя его хватать ртом кислород в надежде на лучшее.

- Быстрее, Клинт, нам нужно уходить, забирай ребенка, - грязные руки схватили Питера поперек талии, потянув на себя. Клинт… Клинт было одним из запрещенных имен, которое нельзя было не то что использовать, а даже произносить. Это было имя одного из шести Безмерных Грешников, что отвернулись от Великого, когда тот воззвал к необходимости принести мир и заключить их планету в доспехи. Подросток почувствовал, как его тело словно бы обдало холодной водой. Из под плаща мужчины, что схватил его, показался край лука, это была всего лишь небольшая деталь, высокий угол с натянутой ниткой, но это был явно лук. Не тот, что клали в суп, а такой, который использовали люди древности для охоты, деревянный с туго натянутой тетивой. Глаза расширились от ужаса - третий грешник Клинт ходил с луком.

- Нет, не-ет! – толкаясь и крича, Питер бился изо всех сил в железной хватке мужчины. – Убери от меня свои руки, ты грешник! Великий покарает тебя! Он найдет тебя!

- Мать твою, - следующий удар пришелся в живот, - заткнись.

- Клинт, прекрати, - второй мужчина ничего не предпринимал, лишь выжидающе стоял рядом. Голос его казался усталым, а затравленные голубые глаза следили за каждым движением подростка. – Питер, мы не причиним тебе вреда, обещаю. Твои родители послали нас, - от этого заявления волосы юноши встали дыбом. Как могли его родители-грешники быть связаны с шестью Безмерными Грешниками? Неужели они были настолько отвратительны?

- А может, - цыкнул Клинт, по-прежнему пытаясь удержать бушующего подростка, затолкав тому собственный кулак меж зубов, - просто зарежем его? Нам ни к чему его крики, а чтобы понять, как его ДНК может деактивировать эндоброню, хватит и трупа.

- Он нужен нам живым, мы только узнали, где он, не вздумай, - тихо вздохнул второй, стоя скорее полубоком, чем лицом к собеседнику. Его тело было напряжено, а кулаки сжаты, тот, словно не осознавая, сканировал взглядом пустые улицы и двери центра. – Просто выруби его.

- Я пытаюсь! – несколько сильных ударов повторно пришлись в висок и шею. Питер слабел и чувствовал, как боль, словно густая лужа островками расползается по телу, каждый в своем месте удара, но все еще отчаянно боролся. Дыхание по-прежнему оставалось неровным, а попытки сжать челюсть, сильно укусив пальцы, были тщетны, кожа грешника была словно сделана из стали. – Нам нужна Нат с еесывороткой, иначе мы его не угомоним. Какого вообще черта? – выплюнул мужчина. – Он ведь еще не должен был получить экстремис, скрутить его должно быть легче легкого.

- Не знаю, - качнул головой блондин, глядя куда-то в сторону, его поза была напряженной, как будто часовой на посту. – Мы не можем снять Нат с позиции, иначе останемся без прикрытия. Если Старк каким-то образом узнает о том, что мы здесь…

- Не про-оизноси имя Великого всуе, - кулак, наконец, покинул его рот, возможно, грешник решил, что Питер больше не будет кричать. Его тело чувствовало себя словно бы пьяным, он ощущал, как новыми волнами накатывает слабость. Плоть, не благословленная Даром была слаба. Тяжелый кулак вновь опустился на его висок, в ушах звенело, что-то теплое и вязкое скользнуло по подбородку, если бы не яркое солнце, то Питер мог бы подумать, что начинается дождь. Тело, в конце концов, сдалось и обмякло, сил не было даже оттолкнуться, хотя разум все еще пытался биться.

- Заткнись уже! Уходим.

- Тц-тц-тц, - не замеченный никем, словно яркая комета, разрывающая воздух своим горящим синим хвостом, на землю опустился мужчина. Сквозь полуприкрытые веки Питер видел, как в яркой вспышке света мелькнул силуэт, скорее похожий на солнечный мираж или обман травмированного мозга. Человек, чье тело искрилось серебром, предстал перед ними, и юноша почувствовал, что ускользает, падает, его голос был Питеру очень даже знаком, настолько, что захотелось расплакаться. Он звучал зло, а правая рука была по самый локоть перепачкана в чем-то красном. Питера затошнило. – Малютка паучок гулял по водостоку, - пропел мужчина, шагая и таща за собой безвольное тело, перехваченное за копну ярко-рыжих волос. – Дождик хлынул ночью, малютку смыл поток.

Тело женщины было брошено под ноги двум мужчинам, и Питер сумел рассмотреть его лучше. Безжизненные зеленые глаза смотрели куда-то в сторону, нижняя часть лица бедолаги была деформирована так сильно, что челюсть болталась едва ли не на ниточке. Когда-то явно красивое лицо было обезображено полностью. Рваные раны, источавшие бурую густую жижу, выглядели так, будто женщину возили лицом по гравию несколько часов.

- Ан-нгел, - выдохнул Питер, ведомый знакомым голосом. Глаза цвета зимнего неба скользнули по его телу, будто сканируя. Спина в районе лопаток горела огнем от нескольких пинков, шатен, Клинт вздернул его.

- Потерпи немного, Питти, скоро я заберу тебя, - мрачно пообещал мужчина. Оземь ударилось еще несколько силуэтов, худых и поменьше, и лишь прищурившись, мальчик разобрал в них Легионеров. Что-то стекало с его лба, темное и такое же вязкое как у рыжей женщины под их ногами, затекая в глаза и мешая видеть. Блондин же тотчас скинул с плеч старый плащ, мощной рукой схватив идеально круглый, похожий на огромную тарелку щит, покрытый облупившейся краской, в которой можно с трудом было разобрать флаг одной из стран старого мира. Питер тяжело сглотнул. Первый Грешник Стив Роджерс словно гора скрыл их за своей широкой спиной, что-то рыча.

- Я зарежу мальца, если ты не отпустишь нас, ублюдок, - прорычал в ответ Клинт. – Я, блять, отрежу ему пальцы прямо сейчас, и ты замучаешься ему их отращивать.

- Ну-ну, - по-странному спокойно протянул ангел, - неужели ты думаешь, что что-то вроде этого может случиться? – как по команде, окружившие их Легионеры взвели оружие, направив его на двух мужчин.

- Еще как может, - лучник обнажил свои желтые зубы, крепче прижимая нож к голой коже. – Если они выстрелят в нас, то попадут в твоего сладкого мальчика. Я достаточно размял его, чтобы пули твоих кукол попали ему в брюхо.

- Хм-м, - мужчина склонил голову набок, а Питер чувствует лишь боль, ее островки, оставшиеся от ударов, пульсируют по всему телу, легкие сводит, а трахея словно находится в судороге, он пытается дышать, но не может. Что-то происходит с его телом, он никогда так себя не чувствовал, все чувства выкручены на максимум, и если бы он мог сосредоточиться, то наверняка бы услышал, как резко и гулко бьется сердце грешника Роджерса, как оно качает кровь, как потеют его ладони, как бегают его глаза, как он глотает скопившуюся загустевшую слюну. Как будто он что-то знает.

- Мы заберем Наташу и уйдем, - тихо, но четко произносит Стив.

- Я и не думал, что ты такой глупый, кэп, - насмешливо хмыкает ангел, и Питер не понимает, чего тот ждет. Грешники здесь, прямо перед ним, и если для того, чтобы избавится от них навсегда, нужно убить Питера, ангел должен это сделать. Он должен застрелить их и принести Великому и всему миру благую весть о том, что человечество было очищено от греха. – Понимаешь ли, в чем дело, - он щурит свои льдисто-голубые глаза, - крошка паучок мертва.

- Она переживала еще более худшие травмы, - цедит сквозь зубы блондин, но подросток не может взять в толк, может ли быть хуже. – Мы просто уйдем.

- Эй, кэп, мы так не договаривались. Я просто сверну мальчонке шею, как тебе компромисс? – Стив бросает на лучника полный злобы взгляд.

- О, разлад в чудо-компании? - мужчина в доспехах присвистнул, словно подбадривая.

- Завались, ублюдок, - острие ножа давит на незащищенную кожу, и Питер чувствует, как дрожит. Ему нужно дышать, медленно, через раз, но ему ужасно хотелось спать. – Мы потратили столько гребаных сил, чтобы залезть в твой маленький рай и добраться до сладкого мальчика, и я не думаю, что мы должны уйти ни с чем, - лезвие скользит по коже, отчего юноша чувствует невероятный зуд на том месте, где оно рвет плоть. – Видишь это, сраный говнюк? Это, блять, чистейший вибраниум, которым можно убить любого твоего перекаченного экстремисом миньона. А? – голос Клинта становится все громче и громче с каждым сказанным словом. – Не ожидал?! Думал, ты сгреб весь вибраниум под себя? – но вместо того, чтобы продолжать обращать свое внимание на грешника, ангел перевел взгляд на Питера.

- Пит, ты меня слышишь? – мальчик слабо кивает, нож скрежещет по коже, впиваясь сильнее. Это конец, он просто чувствует, что не может больше выносить эту боль, этот зуд под кожей, всепоглощающий страх, жрущий его с головой.

- Стр-р, - кряхтит Питер в ответ, и мужчина озабочено хмурит темные густые брови. Хрипы бордовыми пузырями поднимаются из его горла, стекая пеной с рассаженных губ. – Стр-р, - может быть, именно Великий уготовал ему эту судьбу, и сейчас, юноша должен был сделать выбор. Словно махровым одеялом, от этой мысли на его сердце ложиться спокойствие, будто обнимая изнутри, впитывая в себя боль и отчаяние. Одиночество. Прямо сейчас он уверен, что если он поступит именно так, то его жизнь окажется не напрасной. Именно он, Питер Паркер искупит все грехи этого мира, грехи родителей, забрав грешников с собой. Он прикрывает измученные глаза, шепча так громко, как только может. – Стр-рел-ляйте, п-жалу-ста.

Питер не видит, как сначала неверие, удивление, а затем боль, отчаяние разом мелькают на лице его ангела, но уже слишком поздно. Повинуясь его словам, Легионеры все как один жмут на курок, и яркими огнями вибраниумные пули вгрызаются в тела, проходя насквозь, впрочем, отскакивая лишь от странно-круглого щита, но тщетно, град пуль превращает в решето ноги, плечи и голову бывшего солдата. Руки же Клинта слабеют, он продолжает использовать тело Питера как собственный щит, но тело подростка далеко от прочности вибраниума, и примерно половина пуль, попавших в тело Питера, пробивает его насквозь, застревая в костях и плоти лучника.

- ..нгел, - шепчет он, выскользнув из рук грешника, оседая на землю. Ему хочется спросить, правильно ли он поступил, доволен ли им Великий? Так безумно хочется спать.

*

В его ушах и голове вата, все вокруг такое глухое и далекое. Он чувствует, как парит над землей, оторванный от своего тела, как голос ангела шепчет ему что-то, утешая. Словно белоснежные бабочки, кто-то порхает вокруг его него. Ему больно и плохо, Питер чувствует, как его органы выворачивает наизнанку, а тело в огне.

- Коллапс легкого!

- Извлеките весь вибраниум из его тела!

- Отравление примерно 84% и растет. Печень и почки отказывают.

- Внимание, обнаружена несовместимость!

- Давление падает, приступаем к введению четвертой дозы экстремиса.

- Держите его! Подключаем… реактор стабилен…

- Разряд! Раз-два-три, разряд!

- Стабилизируем.

- Пациент стабилен, приступаем к погружению в Колыбель.

Тело Питера по-прежнему болит, каждая его частичка в огне, а скелет, кажется больше, чем его кожа, будто пытается выползти из него наружу. Грудь словно бы разорвана на части, а внутрь погружен кирпич. Все, что он видит перед собой, это гладкий куполообразный потолок и собственное отражение в нем, кривое и дикое.

- Ричард так сильно напортачил с его ДНК, - качает головой, стоящая над ним женщина в белом глухом платье, похожем на то, в котором ходил его целитель. – Мы едва не потеряли мальчика. Как можно было так испортить то, что было взято у вас?

- Он хотел создать оружие, - устало вздыхает мужчина, сидящий напротив нее.

- Мэй Паркер так все испортила, нужно принять меры…

- Что сделать с телами?

- Используем как приманку.

Осоловело сморгнув, он напрягает мышцы и медленно-медленно тянется к своей груди, чтобы проверить, что ему так мешает.

- Стой, - мягко останавливает его усталый голос. Лица Питер не видит, но уверен, что этот голос ему знаком. Где он находится? – Тебе не стоит трогать грудь, пока реактор не будет извлечен.

Реактор? Так вот что это за штука. Она так сильно давит ему на легкие, что у Питера едва ли получается делать маленькие-маленькие вдохи. Где-то вдалеке слышится, как на улице бьет колокол.

- ..нгел? – спрашивает мальчик, и человек, сидящий за куполом, кивает.

- Да, детка, это я.

Тогда, - думает Питер, - он в полной безопасности. Ангел присмотрит за ним, пока он будет спать.

Следующие несколько недель тянутся для мальчика одинаково монотонно, он много спит, иногда получает несколько уколов, но едва ли способен сосредоточится на осознании того, что происходит вокруг. Женщины в белых платьях по-прежнему кружат вокруг него, что-то озабоченно бормоча, дважды в день одна из них, темноволосая, немного похожая на Британи из его школы, берет у него кровь из вены, а так же проверяет странную тяжелую штуку, застрявшую в его груди. Слишком холодную, на вкус Питера, неприятно жужжащую, но, по словам не-Британи, не опасную.

Иногда, открывая глаза, юноша видит, как сквозь купол проникают яркие лучи ламп, преломляя свет и создавая несколько крошечных радуг, а иногда, вместо них, он видит отражение озабоченного лица. Его сны вновь полны мягких поцелуев, нежных рук и утешительных слов. Голос ангела что-то тихо напевает, укачивая его тело в заботливых объятьях. Глаза цвета сапфиров смотрят на него выжидающе, словно спрашивая – «Когда же он будет в порядке?»

Питер не знает.

*

- Прошу вас, мистер Паркер, аккуратнее, - женщина в белом платье протянула ему тонкую кисть, помогая подняться. – Вот так, не спешите.

Голова все еще немного кружится, и Питер чувствует себя так, словно готов вот-вот упасть. Слабость в теле по-прежнему ощутима, кости внутри его тела ломит так сильно, что думается ему, пока он спал, его скелет вынули и положили на место не меньше сотни раз. Его грудь по ощущениям мягкая и гладкая, он не может остановиться, чтобы не продолжать ее трогать и гладить, словно бы там не торчала огромная железная штука, реактор, но боль по-прежнему такая, будто его пнули в грудь.

Заботливые женские руки, придерживая, ведут его к небольшому светлому диванчику, что расположился прямо за огромной, похожей на саркофаг штукой.

- Меня зовут Хелен Чо. Я задам несколько вопросов, - меж тем, другая женщина помогает устроиться поудобнее, подоткнув под голову подушку и бросив на колени что-то похожее на покрывало. – В первую очередь, нам очень жаль, мистер Паркер, что вы попали в такую ситуацию, - юноша медленно кивает, едва понимая, что вокруг него происходит. Не-Британи пододвигает стул и садится прямо перед ним. – Хорошо, сколько пальцев я показываю?

- Три? – голос Питера неестественно охрипший.

- Вы сомневаетесь, мистер Паркер? – она вздергивает бровь, и он поспешно мотает головой. – Хорошо. Сколько будет 37 в квадрате?

- 1369, - ему требуется лишь половина секунды, чтобы сосредоточится и ответить.

- Что изображено на этой картинке? – она подносит к его лицу листок. На нем, растекшейся кляксой виднеется то ли фигура собаки, то ли гусеницы, но больше из всего он видит здесь именно кляксу.

- С-собака, - он решается на ответ, и женщина кивает, что-то записывая. Странный опрос занимает еще какое-то время, она, то просит поднять руку, то поморгать.

Следующие несколько часов проходят в подобном темпе, - ему задают вопросы, его измеряют, взвешивают, вновь берут кровь, просят сказать, что он видит перед собой, как себя чувствует, и Питер послушно позволяет манипулировать своим телом, пока высокая фигура не возникает в дверном проеме, глядя на сгрудившихся вокруг него женщин в белом мрачным взглядом. Едва завидев его, глаза одной расширяются и та, не способная выдавить из себя ни слова, лишь забавно открывает и закрывает рот, издавая забавные кряхтящие звуки.

- Вы закончили? – звучит мрачно, и женщины, все, кроме самой старшей и темноволосой, бухаются на колени, тихо бормоча приветствия. Питер понимает смысл такого почтения, перед ними стоит ангел, он чувствует, как стынет кровь в жилах и подобно им, сползает со своего насеста, чтобы приклонить голову, но не-Британи удерживает его, исподтишка качая головой, и юноша обходится лишь тем, что глубоко наклоняет голову.

- Да, Великий, - чеканя каждое слово, отвечает женщина, и Питер борется с нарастающим ужасом. Великий? Как такое может быть? Он видел Великого! Тот всегда облачен в доспех, его очи горят синим пламенем, а подле него… Нет, нет-нет-нет. Глаза этого человека были такими же синими, как небо, и если не считать теперешней одежды, там, на улице, он был облачен в серебро. Этот мужчина был не просто ангелом, одним из детей Великого, а самим Великим, а Питер его не признал.

- Питер? – он даже не почувствовал, что кто-то стоял перед ним. Теплые пальцы зарылись в его волосы, мягко поглаживая, утешая, а голос словно бы мурлыкал. – Дыши медленно.

Возвышаясь, словно титан, глядя на него глазами, что прожигали саму человеческую сущность, там стоял Великий, всевышний Бог, принесший мир и благословивший их Благим Даром. Падающие лучи закатного солнца из-за его спины наполняли саму сущность мужчины золотисто-багровым оттенком, его темные волосы блестели на свету, а мягкие губы растянулись в ухмылке. И глядя на него сейчас своими расширившимися от ужаса глазами, юноша мог с уверенностью сказать, что перед ним не человек. Люди не были такими, они были слабы, беспомощны и глупы рядом с величием, которое источало это высшее существо. Не смотря на слабость в костях, на боль в грудной клетке, Питер нашел в себе силы скатиться вниз, и подобно женщинам, стоявшим на коленях и смотрящим в пол, он упал перед своим Богом.

- М-милостивый Бог, - пролепетал подросток, и едва прикрытый больничной рубашкой, он склонился так низко, как только мог, целуя край его доспеха. Тот, словно неохотно поддаваясь, пополз в разные стороны, едва только губы юноши коснулись металла, открывая доступ к тому, что было за ними. По комнате, заменяя собой тяжелый больничный запах лекарств, взамен поплыл знакомый терпкий, с намеком на сладость аромат.

- Как ты себя чувствуешь, малыш? – сказано было напряженно, мурлыкающе, от чего по спине Питера побежали мурашки.

- Прекрасно, Великий, я так благодарен за исцеление, - бормоча, он щекой прижался к ноге мужчины, чувствуя, как броня великодушно открывает свой доступ к теплу тела. Если бы Питер поднял глаза, он бы увидел, как фосфоресцируют глаза мужчины, как тот облизывает губы.

- Действительно? – мужчина бросает взгляд на докторов, и те поспешно кивают.

- Мистер Паркер был полностью очищен от отравляющего воздействия вибраниума, он так же хорошо справляется с последствиями введения реактора. На данный момент его тело в полном порядке, Колыбель полностью исцелила его. Старкнаниум был запущен в его кровоток и поддерживает экстремис на нужном нам уровне.

- Хм, - мужчина скептически вздернул бровь, пристально глядя на скрючившихся перед ним в немом ужасе женщин.

Питер всхлипнул, не в силах сдерживать рвущееся наружу чувство радости, смешанное с высокой дозой адреналина, бьющейся в его голове. Его благословили. Экстремис был в его теле, а значит, отныне он был одним из тех, кто был в услужении у Великого.

- Пожалуйста, скажите, какова моя судьба, Великий, - отчаянно зашептал подросток. – Как я могу быть вам полезен?

Это была последняя капля. Мужчина резко вздернул Питера вверх, ощущая, как его кожа прожигает в нем эндоброню, и впился в слегка влажные розовые губы, обводя те языком.

- Полезен, малыш? О, ты больше, чем полезен, - зубы впились в его язык, слегка надавливая. – Ты ведь даже не знаешь, насколько ценен, не правда ли? – руки Великого толкнули его тело на светлый диванчик. – Все вон! – рыкнул он, не оборачиваясь.

Женщины, подхватив свои записи и инструменты, вскочили с колен, и одна опережая другую, бросились вон из кабинета, и лишь старшая из них медленно распрямилась и, одарив Великого странным взглядом, медленно покинула их. Тяжелые автоматические двери с шипением захлопнулись, оставив Питера наедине с Богом.

- Ну, надо же, какой ты послушный, - костяшки пальцев нежно коснулись его щеки, и подросток почувствовал, как сильнее бьется его сердце. – Я думал, ты вырастешь маленьким бунтарем. Они ожидали от тебя многого, ты знал? – Питер прикусил губу, подавив нарастающую дрожь. Мужчина присел перед ним на колени. То, что было тяжелым доспехом, покрывающим каждый участок его тела, вдруг поблекло. Оно, словно густая пластилиновая масса, жирными каплями потекло по его телу, впрочем, не успев даже коснуться пола, исчезало под одеждой, будто вода, впитываясь в ткань. Юноша склонил голову, прижавшись щекой к теплой ладони, наслаждаясь прикосновением.

- Я буду полезен только вам, Великий.

- Тебе не стоит дразнить меня, малыш, - рыкнул он, склонившись ближе, так, чтобы тело Питера оказалось под ним. – Они спрятали тебя на виду, думая, что однажды ты дашь мне отпор, - подросток резко покачал головой. – Не волнуйся, милашка, твоя тетя была достаточно напугана, чтобы не делать глупостей… Почти.

И как бы Питеру не хотелось сказать, что тетя Мэй была хорошим человеком, он не мог выдавить из себя ничего, кроме тихого стона.

- О, Питти, - накрыв собой мальчика, он впился зубами в нежную кожу шеи, посасывая, оставляя собственническую метку. – Это из-за нее ты оказался в такой ужасной ситуации, но тебе не стоит переживать. Ты сможешь сам выбрать для нее наказание, - мужчина устроился между его ног. – Потом.

- В-все, что пожелает Великий, я сделаю, - на последнем слоге подросток пискнул, ловкие пальцы сжали напряженный сосок, катая тот между собой.

- Действительно все? Тогда ты должен принять от меня кое-что, - Питер чувствовал, как задыхается, низ живота пульсировал. Он был готов принять все, что бы ему не дали. Тем временем, из плеча Великого показалось лоснящееся серебряное щупальце. Оно, словно слепой котенок, ткнулось сначала в грудь, а за тем в ключицу подростка, оставляя за собой ощущение, словно жидкий огонь был помещен под его кожу. – Ну-ну, я не причиню тебе вреда, - Питер отчаянно закивал. Он знал, что все, что делал Великий, было на благо, но это было так больно. Щупальце скользнуло выше, ощупывая его шею, мокрый след от зубов и слюны, а затем вдруг, как будто нащупав то, что искало, оно потекло вниз, обвивая шею. Из глаз мальчика брызнули слезы. Ожог был слишком сильным. – О боже, детка, это так прекрасно, - пальцы мужчины скользнули по тому, что стягивало его горло, ласково обводя край. – Теперь весь мой, не правда ли?

- Да, - шмыгнул носом Питер.

- Мне нравится твоя покорность, - язык скользнул от бледной ключицы до широкой металлической полоски, оставляя влажный след. – Как насчет еще одного поцелуя?

Питер замер, глядя на Великого широко раскрытыми глазами, пытаясь придумать то, как он должен был ответить. Он не хочет потерпеть неудачу, поэтому неловко облизывает губы, считая мгновения, мужчина же продолжает просто вглядываться в лицо юноши под ним, смакуя обожание и страх.

- Ну же, это всего лишь маленький поцелуй, - и Питер кивает, немного подаваясь вперед, желая быть полезным, в глазах же брюнета мелькает что-то такое, чего он никогда не видел раньше. Желание или, даже скорее требование. Он не может не чувствовать себя неловко, сильные руки ложатся ему на шею, лаская все еще немного горящую кожу и саму металлическую пластину, уделяя ей большую часть своего внимания, обводя тупые края и играя с маленькой цепочкой на центре. Взгляд синих глаз дразнит. Подавшись вперед, мальчик встречается губами с божеством, не торопясь и не двигаясь, не желая что-либо испортить. Великий над ним лишь хмыкает, его скользкий язык слегка тычется в прикрытые губы Питера. Мальчик чувствует, как во рту расцветает вкус другого мужчины, как чужая слюна течет ему в рот.

- Такой хороший мальчик, Питти, - выдыхает ему прямо в губы брюнет. Аккуратно подстриженная бородка оставляет за собой легкий ожог на коже. Питер ахает, изо всех сил стараясь не отставать от требовательного языка, его руки тянутся к крепкому телу, обнимая Великого за плечи. Его бедра дергаются от ощущения горячей плоти, проступающей сквозь ткань брюк и упирающейся ему прямо в живот. – Не волнуйся, детка, я буду хорошо заботиться о тебе. Твой маленький член уже стоит, не так ли? Тц-тц-тц, как некрасиво, - что-то змеей скользит по его телу, ощупывая напряженную плоть, едва скрытую подолом больничной рубашки.

- Простите меня, Великий, - мальчик икает, чувствуя, как в уголках глаз собираются слезы. Он совсем не хотел быть некрасивым.

- Не извиняйся, детка, - на его напряженном члене вдруг смыкается твердое кольцо, слегка массируя, Питер извивается и скулит. – Кто-то должен был заняться твоим воспитанием раньше. Тшш, мы научим твой красивый член вести себя правильно. Чувствуешь? – он и, правда, чувствовал легкое поглаживание на собственной плоти. Голос мужчины напряжен, в нем слышится плохо скрываемый рык, рвущийся наружу. – Твои стоны музыка для моих ушей. Ты не должен кончать, пока я не скажу, ясно?

- Ясно, - голос Питера звучит влажно и надломлено.

- Боже, это тело было создано именно для меня, - он проводит ладонями по его груди, замирая лишь на напряженных сосках, оглаживая плечи и талию. – Ричард превзошел сам себя. О, детка, ты самое красивое создание из всех, - его руки, наконец, достигают паха мальчика. – Созданный по образу и подобию моему. Приподнимись, вот так.

Питер делает, как ему велят, он понимает, что между ними сейчас что-то происходит, что-то большее, чем исполнение воли Великого. Больничная рубашка задралась, открывая вид на тугой живот и соски, его тело тащат вниз по широкому дивану, от чего его копчик свешивается с края. Он чувствует, как смущающий жар ползет по щекам и шее, ведь прямо сейчас на нем не было белья. К смущению, вязкому и горячему, примешивается толика страха.

- Я никогда не… Великий, я, меня никогда не трогали так, - пытается выдавить из себя Питер, в ответ на это мужчина лишь хохотнул.

- О, детка, ты такой невинный, - горячий язык кружит вокруг пупка, слегка лаская дорожку золотистых волос, тянущуюся к паху. – Ты был создан для меня, понимаешь? - горячая ладонь сжала его член, ритмично покачивая. Мужчина присел на корточки меж раздвинутых ног. – Ты способен выдержать все, что бы я тебе не дал. Мы так долго трудились, создавая идеальную ДНК, но потом твои родители испугались, - Питер вздрогнул. – Они поменяли в тебе кое-что, в надежде, что ты сможешь противостоять мне. Коснись меня здесь, - мужчина кивнул на свое плечо и Питер, кусая губы от смеси удовольствия и страха перед высшим существом, опустил дрожащую ладонь на, казалось бы, появившуюся из тела холодную пластину металла, но та, вдруг распалась на части, образовав дыру ровно по контуру пальцев.

- Что это? – выдохнул подросток, мягкие покачивания на его члене теперь казались скорее дразнящими.

- Ты способен управлять эндоброней, как и я. Первоначально, ты создавался, как мой партнер. Живой, дышащий. Настоящий. К сожалению, твои родители решили, что если нас станет двое, это будет слишком опасно. Тогда они решили, что изменить и передать тебя повстанцам будет лучше, но мы опередили их. Альтрон успел остановить их, и их последней хитростью оказалось просто спрятать тебя у всех на виду, оставив на попечение твоей тетушки. Именно она должна была воспитать из тебя того, кто сможет противостоять мне, но знаешь что? – он наклонился так близко, шепча Питеру прямо в кожу, будто желая, чтобы его слова отпечатались на нем. – Она облажалась.

Питер сглотнул. Он помнил, как день ото дня Мэй пыталась рассказывать о том, что его родители не были плохими людьми, о каком-то предназначении, но погруженный в свое горе мальчик едва ли обращал на это внимание, нашедший свое успокоение в вере. В его сердце прокрался ужас. Неужели, он был обманут? Могло ли это быть так? Нет-нет, ни в коем случае. Великий благословил его своим Даром.

- Значит, я создан по вашему подобию, сэр? – выдавил он с должным почтением.

- Конечно, детка, - рука сдавила его член сильнее. – Бедная Мэй Паркер была так напугана тем фактом, что ты, - мягкие губы поцеловали крайнюю плоть, - мой сын. Обещаю, сегодня я буду нежен. Я собираюсь показать тебе, как это приятно.

Язык скользнул по головке, и мягкий рот опустился на его член, нежно посасывая. Другая ладонь опустилась между его ягодиц, ощупывая подрагивающее колечко мышц. Питер чувствовал, как резкое возбуждение контрастирует со страхом и унижением. В его голове все смешалось, были ли его родители достаточно хорошими, чтобы заботиться о нем? С какой целью они похитили его? Он был так напуган. Что теперь станет с тетей Мэй? Действительно ли она сделала так, что те двое грешников пришли за ним?

- Мой милый сын, - влажный палец проник внутрь него полностью, скользя по внутренностям. Питер чувствовал, как это он растягивал его стеночки. Пластина на его шее отчего-то показалась ему тяжелее, чем раньше, удерживая его голову в одном положении. – Не стоит пытаться вырваться, этот ошейник лишь часть моей собственной эндоброни, ты пока не способен полностью управлять старкнаниумом в ней, - Питер захныкал, его бедра дрожали. Его рот раскрывается в немом крике, когда мужчина облизывает широкую полоску от трепещущей дырочки до самой головки. Он шепчет тихое «пожалуйста», едва ли уверенный в том, что Великий его услышит.

- Конечно, детка, - к первому пальцу присоединяется второй, мальчик чувствует ожог от грубой растяжки. – Твоя дырочка такая мягкая и розовая, ты знал? Она буквально засасывает мои пальцы внутрь. Интересно, с моим членом будет так же? – два пальца ритмично трахают его, изредка разрезая ножницами, чтобы сделать его еще более свободным. – Мне нравится, какие звуки издает твоя попка со смазкой, - он продолжает двигать пальцами, надавливая на стенки, и мальчик чувствует, как искрящееся удовольствие проходит по всему телу. – Скажи мне, ты часто трогал свою маленькую дырочку, думая о крепком члене?

- Я-я, на самом деле, - Питер отчаянно трясет головой, сам того не осознавая, что отвечает честно. Да, ему так нравилось ощущение наполненности, чувство, как что-то толстое и крепкое скользит внутрь него. Иногда он брал старую стеклянную пробирку из кабинета химии и пока его тетя была на смене, он трогал себя, позволяя стеклу погрузится как можно глубже.

- О, детка, это ничего, - воркует мужчина. – Тебе больше не стоит пользоваться этим. Теперь у тебя есть настоящая штучка. Я позволю тебе играть с ней в любой момент, хорошо?

Мальчик полностью уверен, что не говорил ни слова, но мысль об обладании горячим толстым членом наполняла его живот приятными спазмами возбуждения. За вторым пальцем последовал третий, брюнет со стоном выпускает напряженную плоть сына изо рта. У них будет еще много-много времени, чтобы поиграть. Его член болел в штанах.

- Папа будет любить тебя по-особенному. Тебе бы это понравилось? - Питер отчаянно кивает, из-под опущенных ресниц наблюдая, как мужчина стягивает с себя штаны и боксеры. – Посмотри, что ты со мной делаешь, папа такой напряженный, - он гладит мощный член, в такт продолжая тремя пальцами растягивать анус сына.

- Папа, - скулит его ребенок, и мужчина не может ничего с собой поделать, с хлюпающим звуком пальцы покидают кольцо мышц, он подхватывает его под бедра, заставляя съехать еще ниже так, чтобы его поясница тоже оказалась в воздухе.

- Папа держит, - брюнет стонет, головка его мощного члена утыкается прямо в растянутую, подрагивающую дырочку, он трется о нее кончиком, вверх-вниз, ощущение жара прямо там, и он давит сильнее.

- Ах-ха, - крик срывается с губ Питера, ожог от растяжки кажется еще более болезненным, чем раньше. Мужчина подался бедрами вперед, продолжая погружаться все глубже, с хлопком загоняя член по самые яйца, его тело прижало Питера, вжимая в матрас, после чего отстранился, и вновь вогнал горячий пульсирующий член внутрь. И снова, и снова, резко и сильно толкая его, выдавливая из мальчика скулеж и всхлипы.

- Боже, ты идеален, Питер, - икры мальчика покоятся на его плечах, а руки раздвигают раскрасневшиеся ягодицы, мужчина наблюдает, как его член скользит в дырочку собственного сына. Питер по-прежнему не способен поднять головы, поскольку ошейник теперь кажется, словно приваренным к диванным подушкам под ним, все, на что он способен, это скрести ногтями обивку дивана, вскрикивая каждый раз, когда чудовищный член ударяет о его простату.

- Папа, пожалуйста, - его маленький розовый член давно позабыт, и он тянется к нему рукой, чтобы получить немного облегчения, низ живота сводит судорогой, его яйца вот-вот лопнут, но отец хватает его, отводя ладони в сторону.

- Ты кончишь только от моего члена, - рычит он, толкаясь сильнее. – Твою мать, эта дырка создана для меня, она так сильно доит мой член. Я уверен, что она хочет получить порцию спермы, мы же не можем ей отказать? Как думаешь, если я кончу в тебя, ты залетишь? Уверен, Ричард напортачил с тобой так сильно, что тебе хватит одной порции, чтобы стать мамочкой. Тебе это нравится? Жадная до спермы шлюшка. Не волнуйся, я дам тебе столько, что она будет вытекать из тебя целый день. Хотя, зачем тратить ее впустую? Я мог бы заткнуть тебя своим членом, и тогда ты не испачкаешься. Твой папа очень щедрый человек, он будет заботиться о тебе.

Слова мужчины действуют, как заклинание, Питер чувствует, как в паху расцветает горячее чувство, оно сворачивается в тугой узел, его мозг отключается, ему нравится получать похвалу, нравится быть прикованным к постели словно бабочка. Член продолжает бить его прямо в простату, подросток продолжает подаваться, ловя его толчки, его удерживают только сильные руки, бедра отца заикаются, ритм становится рваным, неровным. Все, что может выдавить из себя мальчик, это неровное, хриплое «а-а-а».

- Такой красивый, Питти, - брюнет задыхается, его глаза цвета зимнего неба выглядят так, словно это глаза хищника, поймавшего добычу. – Так хорошо берешь мой член, гх. Кончай. Кончай от того, что член твоего папы растягивает твою распутную дырочку.

- Папа, - мяукает он, не выдерживая постоянного давления на простату, он сжимается так сильно, кончая даже не прикоснувшись к собственному члену. Белая жидкость брызжет по всему животу.

- Черт, - мужчина чувствует, как тугие стенки сжимаются сильнее, обволакивая собственный член, мальчик под ним закатывает глаза и кончает, и он врезается лишь сильнее, в погоне за собственным удовольствием. Тело в его руках не больше, чем тряпичная кукла и теплая дырка, он срывается и, склонившись над мальчиком, чья кожа цвета молока, вгрызается зубами в плоть так сильно, что прокусывает кожу плеча, оставляя собственническую отметку, загоняя член как можно глубже и наполняя горячей спермой ожидающее лоно.

Ошейник издает тихий щелчок, освобождая из плена, и подросток больше не пристегнут к дивану. Брюнет из последних сил укладывает Питера выше, предусмотрительно подталкивая его голову на подушки, после чего сам падает сверху, пытаясь отдышаться. Нога мальчика лежит на его бедре, он по-прежнему погружен внутрь, член становится мягче, но мужчина и не собирается вытаскивать. Он был предельно честен. Грудь мальчика вздымается, похоже, тот провалился в обморок. Великий хмыкает, одну из ладоней держа на пока еще плоском животе, и большим пальцем другой руки поглаживая ребристую надпись на обернутом вокруг тонкой шеи ошейнике.

«Собственность Тони Старка»