Вечеринка [Николай Яковлевич Самохин] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
Николай Яковлевич Самохин ВЕЧЕРИНКА
В гости Квасов отправился прямо с работы. Ради этого он ушел минут на десять пораньше. Квасов всегда в таких случаях старался уйти минут на десять раньше. Или даже на пятнадцать. Чтобы опередить начало часа пик на транспорте. Но, видимо, не один Квасов был такой умный. Все автобусы и троллейбусы оказались уже битком набитыми, водители поэтому на остановках открывали только передние двери, задние же, из которых торчали прищемленные хвосты плащей и авоськи, открывать было вообще небезопасно — еще выпадет какой-нибудь неаккуратный пассажир. Хорошо, что Квасову требовалось только в один конец и не надо было заезжать домой. Раньше, бывало, в таких случаях сбор назначался на попозже, и все обязательно заезжали домой — переодеться в праздничное и побриться. Потом это как-то само собой отпало. Бриться стали с утра или вовсе не брились, если не было острой необходимости; с утра же надевали рубашку поприличнее, что-нибудь шерстяное или вязаное, что-нибудь безгалстучное. На Квасове, в частности, была надета коричневая немаркая водолазочка. Он все же не сразу полез в троллейбус — зашел сначала в магазин. Нет, не за подарком. Подарок Квасову, слава богу, искать не требовалось. Когда-то на подобные вечеринки принято было являться с подарками. В крайнем случае складывались заранее и покупали общий. Однако со временем этот обычай потихоньку зачах. Теперь каждый покупал бутылку — и с тем являлся. Был, правда, отрезок, когда бутылкам придавалась универсальная роль — они служили как бы и подарком, и пополнением к столу. И, конечно, все изощрялись друг перед другом: доставали по блату, с наценкой, всякие там импортные и марочные, привозили из командировок пузанчиков в плетеных корзиночках. Но впоследствии это тоже отпало. Теперь заскакивали в магазин, который поближе, и брали что есть. Квасов взял пол-литра водки, купил еще три пачки сигарет (всегда на этих вечеринках прокуриваешься впрах) и вышел. Людей на остановке вроде поубавилось. Водители уже открывали задние двери, только делали это в неожиданных местах, не доезжая до самой толпы или далеко проезжая ее, — рассасывали опасное скопление пассажиров. Какой-то гражданин сосредоточенно гнался за автобусом. Он бежал, накренясь и держа на отлете руку с авоськой, в которой стояли две бутылки молока. Белое-белое молочко, как белый зайчик, мелькало на фоне грязной укатанной дороги… Дверь Квасову открыл хозяин. А за его спиной, растопырив перепачканные мукой руки, стояла улыбающаяся хозяйка. — Хенде хох! — крикнул Квасов, прицеливаясь в них бутылкой (уж он-то знал, как надо входить к именинникам). — Караул! — негромко сказал хозяин, поднимая руки. После этого маленького этюда Квасов сразу перешел ко второй, задушевной части. — Ну, что, папа? — сказал он и ткнул хозяина кулаком в живот. — Быстры, говоришь, как волны, дни нашей жизни, а? Да-да-да, старик!.. Ну, поздравляю тебя, поздравляю! Расти большой и морально устойчивый. — Да ты кого поздравляешь? — спросил хозяин. — Ты не меня, ты вон ее поздравляй. — Черт рытый! — закричал Квасов, хватаясь за голову. — Змей Горыныч! Что же ты не сказал, чей день рождения?! Фу, как нехорошо! Вот вляпался… — Да ерунда, — сказал хозяин. — Какая разница, — сказала хозяйка. — Что значит, какая разница! — буйно запротестовал Квасов. — Кого нам приятнее целовать, а? Ну-ка, подставляй мордасы, именинница! — Карамба! — Хозяин заломил руки и немножко повращал белками, играя в ревнивца. — В моем доме! — Проходи, — рассмеялась хозяйка, подставляя щеку. — Твоя уже здесь. Квасов вошел в комнату, отсалютовал уже собравшимся, сделал кровожадные глаза на винегрет и пробрался в угол за фортепьяно. Ну, все! Можно и отдохнуть. Он честно отработал свою входную арию. Пусть теперь другие изощряются. Он сидел за фортепьяно на маленькой табуреточке, и прямо перед ним был длинный, как паровоз, стол, который очень удачно закрывал всех прочих ожидающих, так что Квасову видны были только их макушки. — Ложись! — дурашливо шумел тем временем в коридоре очередной входящий (это он заносил бутылку над головой как гранату). — Мамочки! — пугался хозяин. — Есть здесь именинник? — вопрошал гость. — Или нет здесь именинника? — Есть, есть, — отвечал хозяин. — Только не именинник, а именинница. — Старуха! — бушевал гость. — Ай лав ю! — Слышались звуки поцелуев. — Карамба! — хрипел хозяин. Все шло обыкновенно. Хорошо шло. Нормально. Потом заявился Стасик. — О-о! — обрадованно воскликнул он, увидев Квасова, и полез к нему в угол, загребая локтем фужеры. Он присел возле Квасова на корточки, долго тряс ему руку, говоря: — Ну, я же и рад, старик!.. Ты не представляешь, как я рад! — Ну, как ты, а? — допытывался Стасик. — Ах, черт побери, как здорово!.. Так поедем мы с тобой на охоту, старик? Тут дедок один интересный наклюнулся. Егерь. Браконьерствует помаленьку, сыч, да хрен с ним. Главное — обещал на куропаток сводить. Собаку, говорит, дам. Может, врет, — да наплевать… — Мальчики-и! — пропела выросшая над ними хозяйка. — Давайте за стол. Что же вы? — Сядем рядом, — предложил Стасик. — Нет-нет! — сказала хозяйка. — Может, вы еще в шахматы играть затеете. Попрошу мужчин разбить дам. Квасов со Стасиком подчинились и разбили. Квасов разбил хозяйку и ее подружку — высокую красавицу, похожую в профиль на голубя-дутыша. Подружка была глубоко декольтирована. Платье прикрывало лишь непосредственно грудь, оставляя свободным обширное пышное надгрудье. Стиснутое окаемом, пространство это сдержанно пульсировало, намекая на таившуюся где-то под ним раскаленную лаву. — Водки не надо, — попросил Квасов, удерживая чью-то руку с бутылкой. — Только сухое. — И это называется мужчины! — напряженным голосом сказала подружка, и надгрудье ее угрожающе вздрогнуло. — Ну, хорошо, — сдался Квасов. — Тогда — до полосочки. — Что, старик? — засиял через стол глазищами Стасик. — Решил водочки! Ну, тогда и я. — Всем, всем водки! — скомандовал хозяин. — По полной! За именинницу! …Через полчаса гости перетасовались, за столом возникли промывы, и Квасов со Стасиком, ерзая по стульям, сползлись, наконец, вместе. — Слушай, — зашептал Стасик, — ты всех здесь знаешь? Кто этот оптимист? — Почему оптимист? — спросил Квасов, подняв глаза на долговязого молодого мужчину. — Он с бородой, — грустно сказал Стасик. — Люди, носящие бороду, имеют интерес к жизни… Так поедем мы с тобой на охоту? У меня есть знакомый егерь… я говорил тебе? — Да, ты говорил мне, — подтвердил захмелевший Квасов. — Ты рассказывал мне об этом бесстрашном человеке. — Вот видишь, — сказал Стасик. — У него четыре собаки. — Зачем нам четыре собаки? — спросил Квасов. — Скажи — зачем? — У-у-у! — покрутил головой Стасик. — Какие собаки! Львы!.. Но мы возьмем двух. — Хорошо… Значит, берем двух собак… Они брели по глубокому искрящемуся снегу. Впереди, положив на спины лисьи хвосты, бежали две собаки. Рядом шагал громадный егерь. Бородатый человек, имеющий интерес к жизни. Егерь взмахнул рукой, и по веткам елок расселись белые куропатки. Одна куропатка захлопала крыльями, раскрыла клюв и закричала: — Охотнички!.. — Охотнички! — кричал опасно вихляющийся хозяин. — Послушайте, что человек рассказывает. Рассказывал что-то бородатый гость — кандидат наук. Это Квасов вдруг так подумал про него: «кандидат наук». Бородатый что-то рассказывал женщинам, значительно поднимая брови. — А на фига его слушать? — спросил Стасик. — Да мы слушаем, слушаем, — заверил хозяина Квасов. — Честное слово. Ну, хочешь последнюю фразу?.. У нас, у вас, у капуцинов, неотвратимы и сизы… — По всем законам медицины, — подхватил Стасик, — торжественно растут носы. — Молотки! — восхищенно сказал хозяин. — Все правильно! — И временно отвязался. А Квасов и Стасик стали пробираться на самый конец стола, к стенке, и по дороге лягали стулья, чтобы забаррикадировать проход. И когда пробрались и посмотрели назад, то увидели, что стулья расположились очень хорошо, без просветов, выставив острые углы. Они присели и, почти сомкнувшись лбами, потихоньку спели свою любимую: «Нас оставалось только двое из восемнадцати ребят…» Стасик дирижировал под столом рукой. — Как на охоте, старик, — растроганно говорил он. — Правда? Потом они запели другую, тоже хорошую песню: «Будет еще небо голубое, будут еще в парках карусели…» — А-а-а! Вот вы где! — закричали в этот момент разыскавшие их жены. — Что это они здесь делают? — изнемогая от смеха, спросила жена Стасика. — Да это они здесь поют, — ответила жена Квасова. — А вот мы их сейчас перепоем! — сказала жена Стасика, подбоченившись. И они, действительно, перепели их, дружно грянув:Разбудила Квасова хозяйка. Все гости давно разошлись. Только хозяйкина подружка, уже одетая, стояла еще в коридоре. Спросонья Квасов не сразу понял, что ему вменяется в обязанность проводить подружку. — Твоя уже уехала, — сказала хозяйка. — Да не беспокойся, нашлись у нее провожатые, — добавила она, поджав губы и тем самым как бы давая понять Квасову, что и он свободен от обязанностей. Очнувшийся хозяин подлетел к нему с «посошком». Квасов выпил, взбодрился, даже почувствовал некоторую лихость. Ему все равно стало, кого провожать и куда — хоть к черту на кулички. Такси они поймали быстро. Квасов открыл дверцы — и подружка села, отмерив ему места ровно столько, чтобы лишь втиснуться рядом. Почему-то сразу они заговорили на ты. Подружка, размахивая сигаретой, бурно жаловалась ему на какого-то зануду-режиссера, а Квасов, смутно понимая, о чем разговор и кто же она, собственно, такая, утешал ее, говоря: «Да плюнь ты па него, старуха». На поворотах подружка припадала к нему мягким плечом и слегка разворачивалась — так что лицо ее оказывалось совсем рядом, и Квасов без труда мог поцеловать его. Но он был занят другим: все старался понять, чего это ее так бросает. И наконец сообразил. Подружка сидела в такси, положив ногу на ногу, и не собиралась менять столь неустойчивой позы. Белое могучее колено ее возвышалось над спинкой переднего сиденья. Один раз Квасов, жестикулируя, нечаянно коснулся рукой этого колена — подружка снова прижалась к нему, хотя никакого виража не было, и глухо сказала: — Значит, так вот сразу… Ехать надо было далеко, куда-то на Северный поселок. Подружка забывала предупреждать водителя о поворотах, отмахиваясь при этом и говоря почему-то: «Ах, да он знает!» Но водитель — грузинского вида паренек — не знал. Он проскакивал перекрестки, а потом зло дергал машину и, разбрасывая руки, кричал: — Ну, гавары — куда далше?! Наконец они приехали на эти самые чертовы кулички, к крайнему дому поселка, недавно построенному, с неубранными еще кучами строительного мусора вокруг. «Такси отсюда не поймать, — подумал Квасов. — И мечтать нечего». Он вылез из машины, но дверцы не отпустил, придерживая их рукой. Подружка, догадавшись, что Квасов не собирается оставаться, снова сделалась независимой, в глазах ее вспыхнуло прежнее выражение: «Это называется мужчины!» — и она пожелала непременно сама рассчитаться за такси. Квасов весело запротестовал. Они даже слегка поборолись, потому что подружка все порывалась кинуть водителю трешку. Квасов все же поймал ее руку с деньгами, сложил неожиданно податливые пальцы и, словно запечатав, поцеловал их. Подружка вдруг жалобно шмыгнула своим большим красивым носом, развернулась и побежала к подъезду. — Кто такая? — спросил на обратном пути водитель. — Сам не знаю, братишка, — признался Квасов. — Первый раз вижу. — А-э, нэ люблю таких баб! — передернулся водитель. — Сидела тут, болтала, понимаешь!.. Чего болтала?! Квасов не ответил. Он поерзал на сиденье, устраиваясь поудобнее, и назвал улицу, куда ехать. Водитель присвистнул. Была глубокая ночь. Счетчик отстукивал четвертый рубль. «Тьфу! — обозлился вдруг Квасов. — Черт-те что!»
Последние комментарии
12 часов 23 минут назад
12 часов 41 минут назад
12 часов 50 минут назад
12 часов 52 минут назад
12 часов 54 минут назад
13 часов 12 минут назад