Лавина (СИ) [Ирина Николаевна Лем] (fb2) читать постранично

  - Отбушевал первый осенний шторм и затих, будто устыдился собственной ярости. Воздух не гудит голосом взбешенного великана, не завихряется, будто подгоняемый гигантской метлой. Ветер не ломает деревья, не срывает крыши с домов. Море не вздымается свирепо, не посылает к берегу полные раздражения волны... После шторма наступает спокойствие в природе. В нашей семье спокойствие не наступит никогда...

  С каждым словом голос короля терял силу и на последних словах прервался. Виллем-Александр наклонил голову, чтобы скрыть подступившие слезы. Облаченный в черное, он - король Голландии, выступал с прощальным словом за трибуной, одетой в траурного цвета велюр.

  Неподалеку на треноге стоял портрет смеющегося молодого мужчины, а рядом его гроб. Смех и смерть - противоестественная комбинация. Не укладывается в логику. Умножает печаль.

  Гроб закрыт. Пусть его хозяин спит безмятежно. Покойному не нужны зрители. Сон и смерть - дела интимные. Их не стоит выставлять напоказ.

  На крышке венки из торжественно-белых лилий, перевитых лентами цвета девственно-нетронутого снега. Такой чистый, ослепляющий снег бывает только высоко в горах, недоступных, неприступных. Горы манят к себе молодых и отважных, чтобы дать себя покорить... или погубить.

  Горы забирают лучших.

  Несправедливо.

  Невыносимо - смотреть на ленты, свисающие с гроба: тонкие, бессильные, похожие на руки, в которые никогда не вольется живая энергия.

  Энергия никогда не вольется в того, кто лежит под крышкой. Трудно поверить. Невозможно осознать. Сюрреализм - искаженная действительность. Не на картине, а в действительности. Мозг отказывается воспринимать, несмотря на скорбную обстановку, тревожную тишину, похоронную церемонию...

  Церемония проходила в древнем храме под названием "Новая церковь". Никакого противоречия: храм не застрял в своем почтенном возрасте, он постоянно получал новые детали в облик и новых членов в усыпальницу, в компанию к Виллему Первому Оранскому - основателю королевской династии. Виллем пал в расцвете лет от руки наемного убийцы. Спящий в гробу тоже пал в расцвете лет... От руки судьбы. Ни от того, ни от другого невозможно защититься.

  В минуту печали монарх, как обычный человек, ищет поддержку в глазах родных. Виллем-Александр взглянул в зал. Там только семья и самые близкие друзья. В первом ряду мать покойного Беатрикс: вся в черном, с бледным лицом и темными тенями вокруг глаз. Рядом жена, теперь вдова, одетая символично: черное платье в знак траура, один рукав белый - как воспоминание о свадьбе и обещание вечной верности. Лучший друг Флориан сидит сзади: склонил голову, приложил руку к глазам, задержал дыхание, чтобы не всхлипывать. Ни репортеров с телекамерами, ни любопытных зевак с телефонами - спасибо народу за деликатность. Покойный и при жизни не любил быть центром внимания, а после смерти и подавно...

  После смерти...

  Король незаметно, неслышно вздохнул. В зале тишина, которую страшно нарушить малейшим шевелением или даже биением сердца. Тишина незримым, плотным облаком заполнила пространство, поднялась к высокому, острому, как горный пик, потолку и замерла, будто ожидала чего-то.

  Может быть ответа на вопрос - почему?

  Есть вопросы, которые лучше не задавать.

  Есть ситуации, когда только плакать.

  Плакали и женщины, и мужчины. Молча. Сдержанность в горе и в радости отличает монархов от обычных. Королю и мужчине не пристало плакать на виду. Виллем-Александр проглотил ком, стоявший в горле. Глубоко вздохнул, поднял голову. Глаза резанул контраст: черные одежды на людях и белые гирлянды на стенах.

  Молодость и смерть - бОльшего контраста не придумать.

  В копилку контрастов добавилось витражное окно на противоположной стороне храма. Оно сверкало, переливалось всеми красками радуги, заигрывало с солнцем, беспечно сиявшим на безоблачном небе. Доносилось воркование голубей и голоса других птиц, певших гимны жизни.

  Природа ликовала.

  Ее ликование выглядело неприлично. Будто легкомысленная девушка флиртует на похоронах: перебирает стекляшки бус, посылая