Дух праздника (СИ) [Ellard] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

========== Часть первая: «Охота на сатира» ==========

3.14.80 г. века Битв.

Королевство Дейна. Хладберг.

Среди заснеженных деревьев мчалось трое. Первый, высокий и темный, прыжкам перескакивал через бурелом и сугробы. Двое поменьше не отставали лишь чудом.

Дейна славилась своими снежными зимами и густыми лесами. Наталь бежал последним – третьим – и сполна наслаждался всеми прелестями этой суровой страны. Дыхание рвалось наружу белыми облачками пара. Каштановые волосы, выбившиеся из не туго стянутого хвоста, закрывали глаза. Ноги вязли в снегу, да и собственное снаряжение теперь, скорее, мешало, чем помогало. Латный нагрудник давил, спирая дыхания. Молот в петле бил рукоятью. Не без зависти Наталь смотрел на то, как легко его брат бежит впереди, едва ли не скользя по верхушкам сугробов. Движения Эйнеке не сковывала броня, а оружие его было легче перышка. Впрочем, это не помогало брату догнать сатира. Каждый раз, когда Эйнеке приближался, козлоногое создание разрывало расстояние одним огромным скачком.

Позади же остался городок Хладберг и его лесопилки. Хозяин одной такой нанял двух охотников на чудовищ, двух братьев-полуэльфов – Эйнеке и Наталя, чтобы избавиться от сатира. Того желали видеть мертвым, и неспроста. Эту участь козлоногий заслужил, разорив дома лесорубов, выкрав их жен и детей. Мужей, что пошли за ним в лес, сатир также перебил. Пока братья бежали по лесу вслед за козлоногим чудищем, Наталь заметил не меньше пяти тел, развешанных по деревьям. Подмерзшие внутренности фиолетово-красными лентами свисали с заиндевевших ветвей. После Наталь увидел, как его брат и их добыча на миг поравнялись, затем темный рогатый силуэт прыгнул, подняв за собой белый шлейф снега.

Прыжок, однако, вышел не таким длинным, как раньше, сатир едва не врезался в ближайшее дерево, не споткнулся и не покатился по сугробам. Заметно замедлился, силясь удержаться на ногах. В этот же момент Эйнеке остановился, вскинув руку. Его пальцы окутал яркий свет, посыпались искры, и короткая вспышка чистой магии устремилась к сатиру. Наталь выхватил молот из петли и прибавил ходу.

Там, где стоял сатир, полыхнуло. Грянула очередная вспышка. Шарахнул взрыв, и снег разметало между сосен и высоких дейнских елей. Наталя ударило волной горячего воздуха. Подкосились колени. Заложило уши. Наталь беззвучно выругался, чудом не упав в ближайший сугроб. На какое-то мгновение полуэльф утратил способность осознавать происходящее: слишком уж был оглушен взрывом. Когда же пришел в себя, заметил лишь бодро скачущий вдаль рогатый силуэт, и Эйнеке, смотрящего ему вслед. Судя по всему, сатир успел увернуться от заклинания, а брату теперь нужна была передышка. Наталь снова выругался: их цель оказалась слишком быстрой для заклинаний; потом встал и снова побежал. На этот раз, впрочем, не слишком ровно и быстро. Подле Эйнеке Наталь ненадолго остановился.

- Ну, промазал – бывает!.. - подбодрил он брата. Глядя в лицо Эйнеке, Наталь видел свое же отражение: красные от холода щеки, усталое выражение, облака пара, вырывающиеся сквозь сжатые зубы, только вот синие глаза близнеца, и без того светящиеся в темноте, горели куда большим гневом и азартом.

- Завались! - рыкнул Эйнеке в ответ. Пару вздохов спустя добавил:

- Чего встал?! Беги! Догоняй!

Наталь качнул головой: другой реакции от брата он и не ожидал; после продолжил погоню. Теперь Наталь бежал вторым, Эйнеке догонял, а сатир все так же лихо скакал впереди. Молот в руке мешал все больше и больше, да и проку от него не было, покуда Наталь не мог сблизиться с целью для удара. Оставалось только проклинать свою самонадеянность и неправильный выбор оружия для охоты. Как же полуэльф сейчас хотел свой арбалет или хотя бы пару-тройку метательных ножей! Если бы был хоть какой-то шанс попасть в сатира, Наталь бы, пожалуй, и швырнул молот ему в спину, но…

Еще одна искрящаяся вспышка подняла волну снега между Наталем и козлоногим чудищем. На этот раз она не оглушила, но отшатнуться все же заставила. Сатир же как ни в чем не бывало отскочил вбок и огромными скачками устремился дальше, к кромке леса. Опомнившись, Наталь ускорил бег, и тут же едва ее не проклял все на свете, когда земля под ногами резко превратилась в склон. Едва устояв, Наталь немного проскользил вниз и остановился. К счастью, он оказался не в присыпанным снегом буреломе, а у замерзшего озера, вдруг вынырнувшего из-за леса. Деревья кончились, и перед Наталем были лишь покатый берег, присыпанный рыхлым снегом, и застывшая под ледяным панцирем водная гладь.

Замерзшее озеро поблескивало в лунном свете своей безупречно гладкой поверхностью. По снегу тянулся шлейф пепла и грязи. И темный рогатый силуэт гарцевал точно на середине. Из-под тяжелых копыт летело мелкое льдистое крошево. Вместе с облачками белого пара из пасти чудища рвалось блеяние, надрывное и громкое. Когда сатир останавливался, переставая скакать с ноги на ногу, он бил себя в грудь кулачищами – каждый с голову человеческого ребенка. Ни страха, ни сомнения. Козлоногое чудище вело себя так, словно не оно тут было загоняемой дичью.

Наталь ухмыльнулся. Что ж, будь он такой махиной, тоже бы не боялся и не сомневался! Если бы сатир выпрямил свою сутулую хребтину, полуэльф едва ли достал бы тому до плеча. Размеры чудища не могли не впечатлять. Остальное же восхищения не вызывало. Скорее, отвращение.

Цвет изрядно потрепанной шкуры едва ли можно было определить: грязь, пепел, копоть и кровь превратили ее в нечто предельно неопрятное и мерзкое. Шерсть на груди, плечах и руках слиплась от крови. Темные следы спекшейся крови остались и на длинных прямых рогах чудища. Скрюченные пальцы сжимались в кулаки и тут же разжимались обратно, демонстрируя острые когти – все так же грязные и жуткие. Но самым запоминающимся и гадким в сатире была его морда. Два огонька глаз, не мигая, смотрели на преследователей. Постоянно раззявленный рот и желтые клыки – по ним то и дело скользил синюшный язык, слишком длинный, чтобы уместиться в пасти. А еще нарывы, ожоги и волдыри… Если не считать бороду, башка сатира была почти лысой. Шерсть на ней здорово опалило. Болезненно-красная кожа все еще гноилась, и даже отсюда Наталь отчетливо чувствовал характерный тошнотворный душок. Похоже, в один из разоренных им домов сатир забрался через дымоход и рогами зацепил котел с варевом, а может, пару раз хорошо получил по харе раскаленной головней. Добродушия ему это явно не прибавило!

Тем не менее сатир не походил ни на смертельно раненного, ни даже на уставшего. Почему он вдруг остановился и пожелал принять бой, Наталь не понимал, хотя и догадывался. Безумие. Простое, лишающее всякого страха, безумие. Это оно, наверняка, и толкало сатира в атаку.

Наталь пообещал себе, что к концу следующего часа сломает сатиру ребра. Ножом, припрятанном в голенище сапога, отрежет ему голову, один из его рогов проденет в петлю для молота, а перед тем как уйти с этого озера, вспорет стынущему трупу брюхо и разбросает всю требуху по льду красивым праздничным узором. В отместку за все неудобства, так сказать.

Короткий рык вырвался из глотки, Наталь ринулся на озеро – к своей добыче. Ноги тут же заскользили. Окованные железом сапоги оказались не слишком-то хорошо приспособлены к такому действу. Наталь зарычал громче, скользя и все же пытаясь удержать равновесие. Каждый шаг давался с трудом, и все же полуэльф приближался к врагу. Все, что видел сейчас Наталь, так это то, как его молот ломает кости сатира, а потом его нож потрошит законную добычу.

Козлоногое чудище уже бежало ему навстречу, и каждый шаг громадных копыт выбивал из ледяной корки, сковавшей озеро, белые осколки. Двигался сатир неожиданно легко, ловко и проворно. Наталь только сейчас стал замечать эту неприятную разницу между собой и «добычей».

Когда они с сатиром поравнялись, Наталь ударил со всего маху, но лишь колыхнул воздух. Молот потянул в сторону. Ноги снова заскользили. Полуэльф едва устоял. Сатира же перед ним не оказалось. В момент удара тот играючи ускользнул в сторону, прочертив копытами на льду две глубокие борозды. Разворот. Очередная попытка удержать равновесие. Новый размашистый удар молотом – и снова мимо! Сатир поднырнул под руку и даже не задел Наталя рогами. Глухой рык. Осознание собственной беспомощности – и третий удар, самый сильный, быстрый и широкий. И снова молот поразил только воздух. Еще несколько мгновений. Дыхание с хрипом выходило из груди. Затем яркая вспышка боли – и Наталь точно подкошенный полетел на лед.

- А-а-арх! - рык сменился криком, когда сатир лягнул полуэльфа под колено.

Выронив молот, Наталь упал. Больно шарахнулся грудью и локтями. Судорожно хватанул ртом воздух: падение сбило дыхание. И инстинктивно зажмурился, ожидая, что сейчас ему метким ударом копыта размозжат затылок.

***

Козлоногая тварь замерла среди заледенелого озера. Эйнеке рыкнул сквозь стиснутые зубы. До него медленно, но верно доходил смысл происходящего.

«Что-то не так!» - сообразил полуэльф.

Он остановился на берегу, у самой кромки. Хоть и стояла середина зимы, а погоды в Дейне весьма холодны, и озеро должно было как следует промерзнуть. Эйнеке не решался ступить на него. Полуэльфа терзало недоброе предчувствие.

«Нат?» - переведя дыхание после долгого бега и все же ощущая неприятную боль в груди, Эйнеке вскинул голову. Глянул на брата.

Наталь, вестимо, никаких сомнений не испытывал. Миг – и окованный ботинок опустился на присыпанный снегом лед. Эйнеке напрягся, ожидая услышать треск, но того не последовало. Да и могло ли? Копытный-то первым на озеро выбрался! Еще под ним лед бы треснул, если бы оказался слишком тонок!

Нетерпеливо перебирая ногами, сатир держался середины. Выжидал. Наталь… Наталь уже не шел – он снова бежал, размахивая молотом!

- Проклятье! - выругался Эйнеке и вскинул руки. Воззвал к своей магии. Он точно знал, что вот-вот случится нечто нехорошее, знал, что безумный сатир что-то задумал, но не мог ни остановить брата, ни бросить. Оставалось одно – помочь.

«Может, успею прибить тварюгу раньше!» - сказал сам себе, собирая колдовскую силу в ладонях.

Вокруг полуэльфа заклубился вихрь энергий. Чародейская сила, обычно укрывавшая Эйнеке незримым, но плотным щитом, теперь обращалась в острие – сиятельное копье чистой магии. Яркие искры пробежались по пальцам. Закололи кожу. Заклятие было готово, однако Эйнеке медлил: боялся задеть брата.

Тот уже сошелся в поединке с сатиром. На этот раз козлоногий не убегал. Ловко перескакивая с копыта на копыто, он кружил подле Наталя. Избегал ударов молота, почти играючи уклоняясь от них. В определенный момент сатир обошел старшего полуэльфа и от души лягнул его под колено.

Вскрик.

Эйнеке дрогнул. На миг утратил самообладание, и кипящий силой снаряд соскользнул с его пальцев. Осознав свою ошибку, полуэльф зашипел. Магическое копье рассекло воздух. Ослепительной вспышкой пропороло ночь. Ударило в лед, рассыпавшись цветными всполохами. Некоторые вышибли из сковавшего озеро панциря с десяток-другой осколков. Другие впились в шкуру сатира, заставив того визжать и плясать на месте. Наталю повезло больше: его не задело. Во всяком случае, Эйнеке не слышал его гневных воплей.

«Нет, не повезло!» - мрачно заметил внутренний голос.

Треск.

Оглушительный и жуткий.

- Паскудство! - только и выдохнул Эйнеке, уставившись на побежавший по гладкой поверхности озера разлом. Темная вода хлынула вверх. Невысоко, конечно, но и этого хватило, чтобы полуэльф, набрав в грудь побольше воздуха, завопил:

- Нат! Нат, беги оттуда!

Поднял было руку вновь – попытался сотворить еще одно заклятие – но дрогнул, зашипел. Вместо магии отозвался голод. Магический. Он требовал восстановить резервы прежде, чем колдовать снова. Эйнеке пошатнулся. Тряхнул головой, рыча. Боролся со вспыхнувшим внутри жадным чувством. Оно крутило внутренности, заставляло кровь кипеть, а картинку перед глазами плыть и мутиться. На миг Эйнеке ощутил слабость: давящую и дикую. Колени его подогнулись, и полуэльф рухнул в снег. Успел выставить перед собой руку, чтобы не клюнуть носом.

«Нет! Не сейчас!» - взмолился, борясь с нахлынувшим приступом.

Перестук копыт. Отчаянная ругань Наталя. Новый треск и грохот. Эйнеке слышал их будто издалека. Он заставил себя вскинуть голову – поднять взгляд. Увидел Наталя, проваливающегося под лед, а с ним и сатира. На миг потерял сознание, таки нырнув лицом в снег. Тут же пришел в себя, ошалело сознавая, что Наталь и сатир теперь вместе болтыхаются в черной воде.

- Су-у-ука! - протянул Эйнеке, перебарывая накатившую тошноту.

Сел. На четвереньках перебрался на лед. Ладони жгло холодом. Перед глазами все еще мутилось, однако голод отступил. На время. Он еще вернется – Эйнеке это знал, а потому пытался опередить, сделать хоть что-то, чтобы выручить брата прежде. Поднялся. Сделал несколько неуверенных шагов по льду. Легкое сложение и природная ловкость не дали упасть сразу. Эйнеке успел пройти половину расстояния до полыньи прежде, чем ощутил уходящую из-под ног опору. Снова затрещало и застонало. Вереница трещин прошла прямо у сапог полуэльфа.

«И какого ты сюда вообще полез?! - возмущенно спросил здравый смысл. - Сам же провалишься!».

Эйнеке, игнорируя его, рухнул на брюхо. Прополз еще несколько метров вперед и остановился у сколотого края ледяной корки. Ни сатира, ни Наталя видно не было. Оба ушли под воду, пока Эйнеке приходил в себя и корячился, добираясь до полыньи. Мысленно ругаясь на чем свет стоит, младший полуэльф заглянул в черную бездну, прежде сокрытую льдом.

Ничего.

Ничего не смог разглядеть под толщей воды!

Отчаяние овладело Эйнеке. Сердце так сильно забило в груди, что полуэльф едва не сплюнул его. По крайней мере, ему так самому показалось. Холод и влага, впрочем, довольно скоро напитали одежду. Замерзшее тело утратило чувствительность. Страх за брата притупил боль. Эйнеке все вглядывался и вглядывался в густую черноту воды, покуда наконец не заметил движение: замедленную и заторможенную борьбу. Наталь, кажется, сопротивлялся. Пытался выплыть из глубины и хватануть ртом воздух. Латный нагрудник и совсем одуревший сатир тянули старшего вниз – на самое дно.

«Он не убегал от нас и не боролся по-настоящему. Он хотел сдохнуть, но так, чтобы забрать с собой побольше тварей, сгубивших его лес!» - осознал Эйнеке наконец.

Он вдруг понял, что двигало сатиром. Козлоногий заманивал их на лед лишь затем, чтобы погубить вместе с собой. Оборвать свою жизнь и жизни ненавистных ему человекоподобных созданий.

Сожаление… Сострадание… Эйнеке чувствовал, как они будят в нем излишне яркие и порывистые эмоции, а те в свою очередь взгревают кровь, прогоняют остатки голода и призывают магию.

«Его не спасти. Он не хочет спасения! - Эйнеке зарычал, чувствуя, как щит колдовских энергий горит и ярится вокруг него. - Только смерти!»

Полуэльф обратил щит в новое острие. Колдовское, почти невидимое (только слабые искорки выдавали его) и все же настоящее – вполне реальное. Эйнеке направил его в воду. Усилием воли повел вниз, в глубину. Хотелось спасать. Проявлять милосердие. Творить чудеса. От и до полуэльф следовал своему желанию. Он дарил безумному сатиру смерть, а своему брату спасение. Магическое острие проникло под тяжелую взмокшую шкуру. Пробило клетку из ребер. Впилось в сердце, затем разрослось. Взорвалось внутри звероподобной туши.

Вода забурлила, но в ее черноте не было видно крови. Наталь оттолкнулся от обмякшего и изувеченного тела. Пошел вверх. Эйнеке же судорожно выдохнул, разом выпустив из легких весь воздух. Опять нахлынула слабость. Перед глазами заплясали цветные огоньки. Голод? Нет! Всего лишь откат – справедливая плата за колдовство. Эйнеке принимал ее смиренно и достойно. Впрочем, совсем недолго.

Плеск воды. Ор и ругань. Страх в дрожащем голосе.

«Наталь!» - опомнился Эйнеке. Его брат все еще был в беде!

Плавать, конечно, Наталь умел, но вес брони по-прежнему тянул его вниз. Холод сковывал мышцы – те наверняка уже закоченели! И паника… охвативший старшего полуэльфа страх никак не способствовал его спасению. Благо Наталь в своих отчаянных порывах выбраться додумался доплыть до края полыньи. Эйнеке видел теперь, как его брат всего лишь в паре метров от него пытается взобраться на лед. Тот крошился и скалывался, а Наталь все больше и больше впадал в отчаяние, силясь выбраться. Лицо его было бледно. Губы посинели. Ни дать ни взять живой мертвец!

- Не истери, идиот! - просипел Эйнеке брату. Тот, впрочем, вряд ли его услышал.

Подчиняясь не столько разуму, сколько инстинкту, младший протянул старшему руку. Попытался ухватить того за ладонь, однако не вышло – здоровенная лапища Наталя выскользнула из тонких пальцев Эйнеке. Тогда Эйнеке просто схватился за первое, что подвернулось ему под руку. Железной хваткой полуэльф вцепился брату в гриву. Потянул на себя.

Дико взвыв, Наталь дернулся назад. Эйнеке провезло брюхом по льду. На миг он вместе с братом занырнул головой под воду. Та обожгла не хуже крутого кипятка! Выпустив Наталя, Эйнеке резко оттолкнулся от него – дернулся обратно. Чудом сам целиком не ушел! Впрочем, умудрился удержаться на льду. Теперь же, лежа на спине подле полыньи, Эйнеке судорожно хватал ртом воздух. Округлившиеся глаза ошалело и тупо пялились в ясное ночное небо. Слух ловил яростные всплески в воде, но разум отказывался их воспринимать. Эйнеке остался один на один с собственным страхом. Утонул в нем, как в ледяной воде.

Вдруг воцарилась тишина: неестественно тяжелая. Прерывал ее лишь ожесточенный стук сердца и прерывистое дыхание, срывающееся с губ вместе с белесыми облачками пара. Одно мгновение – невозможно долгое и тягучее. Оно понадобилось Эйнеке, чтобы осмыслить происходящее. Нет всплесков и ругани, треска ломаемого льда.

Нет борьбы.

Нет Наталя.

«Нат!» - отчаянно завопил полуэльф. Впрочем, только в мыслях. Из глотки его вырвался лишь слабый хрип, смешанный с чем-то уж совсем невразумительным.

Сил двигаться не было. Вернее, осталось их слишком мало, чтобы и двигаться, и спасать Наталя. Эйнеке предпочел сделать то, что и делал всегда (или по крайней мере большую часть сознательной жизни), он доверился магии. В последний раз воззвал к ней, отдавая всю свою силу без остатка. Повелел ей вытолкнуть Наталя к поверхности, придать тому сил и отваги, ободрить. Спасти! Удовлетворенно улыбнувшись, Эйнеке отдался накатившемуся мраку.

***

Он пришел в себя лишь на миг, сам удивленный тому, что еще жив. Магия что-то все же оставила внутри худощавого тела. Эйнеке не торопился открывать глаза. Он не чувствовал опоры под собой. К тому же его слегка покачивало из стороны в сторону. Мокрые волосы и одежды, кажется, покрылись тонкой корочкой льда. Тело била дрожь. Щекой и ухом Эйнеке чувствовал что-то мокрое и холодное. Он все-таки приподнял веки, понимая, что находится у кого-то на руках. Мокрое и холодное оказалось задубевшим поддоспешником.

Наталь.

Даже сквозь мутную дымку перед глазами Эйнеке уловил знакомые черты – свое отражение: смесь хищного эльфийского изящества и грубоватой человеческой простоты. Каштановая грива – прежде непослушные вьющиеся локоны – неопрятными темными сосульками свисала на лицо. Матово-белая кожа, дрожащие синюшные губы. Круглые от страха глаза. Наталь был сам не свой, но…

«Живой!» - вспыхнула в уме и тут же погасла одна-единственная слабенькая мысль. Она принесла радость и облегчение. Эйнеке даже смог приоткрыть рот, выдавить из горла несколько слов:

- Чтобы я… еще раз… тебя спасать… полез!.. - прозвучали они.

И Эйнеке снова отдался беспамятству.

========== Часть вторая: «Награда за работу» ==========

Утром следующего дня Наталь снова шел в лес, толком не отогревшись, почти не отдохнув и совсем не поспав. Полуэльф закинул за плечо арбалет – хоть какую-то замену утопленному молоту – и побрел обратно в чащу. Усталость перебивала все, но он шагал по заснеженной тропинке, пока еще не встало солнце. Темнота не слишком-то беспокоила Наталя, а потому ни факела, ни фонаря при нем не было. Ночное зрение, доставшееся от предков-эльфов, позволяло неплохо видеть на несколько десятков шагов впереди. Впрочем, некоторая жуть все еще не отпускала Наталя. Слишком свежи в нем были воспоминания о коротком проигранном бое и о купании в ледяной воде. Это никак не прибавляло желания возвращаться на озеро, но шел Наталь за трупом сатира, а, следовательно, и за своими деньгами, потому отказаться от «прогулки» не мог. Так уж принято у людей: хочешь плату за зверя – неси трофей.

В этот раз, когда полуэльф вышел из леса к покатому берегу, его ждал сюрприз. Плащ из медвежьей шкуры, седая непокрытая голова… наниматель со своими людьми уже был у озера. Его звали Варден, и когда-то он, несомненно, был могучим и сильным человеком. В молодости Варден и сам валил лес, однако годы и непосильный труд согнули его спину, сожрали все здоровье, оставив лишь жалкие крошки. Старику хватило ума не пропивать на протяжении всей жизни заработанные монеты, а потому теперь он сам владел новенькой лесопилкой и командовал другими лесорубами.

- Здравствуй, Варден! - подойдя ближе, поздоровался Наталь.

- О! А мы уже думали тебя с братцем со дна озера вылавливать! - обернувшись, поздоровался и наниматель. – Не утопил-таки вас сатир!

- Да я вот, трофей забрать шел, чтобы тебе показать… – не слишком обращая внимания на слова старика, сказал Наталь. – Ну, ты сам видишь, в общем… – Наталь махнул рукой в сторону озера.

Там с берега несколько мужиков вылавливали баграми разорванный магией труп. Железные крючья тащили останки туши к берегу. Мужичье работало с остервенением и злобой, и Наталь лишь покачал головой, глядя на них. Если из мертвого сатира кто-то хотел сделать настоящий трофей, то вряд ли из этого уже что-то выйдет.

- Башку не повредите! Я ее нашим господам за стену притащу! – как будто очнувшись, крикнул Варден своим работникам. – Сатиров у нас в лесу не бывало… ага, как же! – оборачиваясь к полуэльфу, пробубнил старик.

- Я за оплатой так-то, - ненавязчиво сказал Наталь. Ждать, пока Варден сам об этом вспомнит не было ни времени, ни желания.

- Конечно-конечно! Все, как и договаривались! – кивнул старик. – Пойдем в контору, таким делам тут не место! – спешно запричитал Варден и захромал обратно в лес.

Наталь шел за ним, раздумывая: рад ли его наниматель избавлению от сатира или просто хочет побыстрее закончить это дело? А может, старика расстроило, что наемники не утонули вместе с козлоногим? Тогда бы Варден и от зверя избавился, и с монетами не расстался, но такие чудеса даже в канун Венца Зимы были чересчур! Особенно для жадных сварливых стариков. Наталь наблюдал за тем, как Варден пригибает голову, проходя под ветвями, и старается не смотреть по сторонам. Было понятно, отчего старик глаза прячет: никому не хочется смотреть, как с деревьев свисают останки твоих товарищей.

- Вы бы это… прибрались тут что ли, – как бы невзначай заметил Наталь. - Пока все с концами не вмерзло. Сами же потом эти деревья в город продавать будете…

Варден лишь зашагал быстрее: ровно настолько, насколько ему это позволяли больные кости. Остаток пути по лесу прошел в молчании. Когда деревья с их мерзкими окровавленными украшеньями закончились, старик заметно расслабился и даже чуть расправил плечи. Наталь и Варден вышли к вырубленной просеке, посреди которой стояла новая лесопилка.

Слишком бурный, чтобы промерзнуть, речной поток, стекающий с далеких гор. Сама лесопилка с большим колесом, наполовину погруженным в воду, и причудливым гномьим механизмом (вернее, целой системой механизмов с острейшими дисками-пилами и цепями) под крышей. Еще несколько зданий. Два больших склада: в одном еще не обработанные бревна, в другом подсыхающие распиленные доски. Чуть правее расположилось с пяток изб. В тех, что поменьше, спали лесорубы, а в самой большой вел свои дела Варден.

К этой избушке мимо десятков невыкорчеванных пней и шли наемник и наниматель. Украдкой Наталь поглядывал на то, с каким азартом люди на лесопилке изводили срубленные ранее деревья. Не верилось ему, что Хладбергу нужно столько древесины…

Зашли внутрь. Варден, не останавливаясь, проковылял в дальнюю комнату. Наталь следом. Там стоял грубо сделанный стол, усыпанный кипами бумаг и счетов. Варден уселся за него, открыл один из множества ящичков и достал на свет мешочек с монетами – вполне увесистый на вид! Звякнул металл, и Наталь ловко подхватил их с братом добычу. Мешок приятной тяжестью лег в руку. Развязывать тесемки и проверять, чем там старик расплатился, Наталь не стал. И так знал, что монеты внутри железные. Дейнцы не доверяли золоту или иному металлу, только старой доброй стали. Из железных монет можно и наконечники для стрел изготовить или, набрав побольше денег, в меч перековать. Разумная практичность!

Наталь молча привязал мешочек к поясу и тут же направился к выходу.

- Что, и не пересчитаешь даже? - окликнул его старик.

- Зачем? Эйнеке пересчитает, - пожав плечами, ответил Наталь.

- Ну да, про мага-то я и забыл! - фыркнул Варден.

- Как он там, кстати? - спросил между прочим.

- Дрыхнет. Раньше двух после полудня точно не проснется. К ночи дела начнет решать, все как обычно, - буднично ответил Наталь. - Так что, если не хватит монет, я к тебе посреди ночи приду, Варден! - полуэльф оскалился, демонстрируя нечеловеческие острые и крупные клыки.

- Ха! Вы двое сами как нечисть! - попытался отшутиться старик.

- Днем спите, ночью охотитесь… – голос Вардена взял слишком высокую ноту, и Наталя это позабавило.

Он не стал рассказывать старику о том, что в темноте ему видно также хорошо, как днем, и что охотиться на некоторую добычу проще в сумраке, а не в свете дня. Наталь не стал тратить слова, лишь улыбнулся, вновь обнажив клыки. Это старик, видимо, заметил и отвернулся.

- И вот что… - собравшись уже уйти, Наталь напоследок обернулся. - Своим дуболомам скажи, чтобы внимательней смотрели, что рубят. Сатир к вам не просто так пришел. Брат думает, что вы священную рощу загубили. Срубили материнские деревья, дриад убили… вот сатир на вас и озлобился. Мстить за подруг и дом пришел.

Варден лишь махнул рукой, не то не веря в слова полуэльфа, не то не желая их слушать.

- И дерьмо это с ветвей поснимайте, а то привадите еще тварей, - невозмутимо продолжал Наталь, - начнут они твоих работяг жрать, а у нас с Эйнеке цены быстро растут…

- Какие еще твари? - беспечность и расслабленность Вардена мигом сменилась на тревогу, но Наталь уже шел к выходу и более останавливаться был не намерен.

- …для людских идиотов, - закончил он свою мысль, громко хлопнув дверью.

***

Через пару часов Наталь уже хлопал дверью в доме по другую сторону городской стены. Они с братом сняли его, когда приехали в Хладберг. Это случилось за неделю до того, как сатир начал буянить и Варден нанял их. Невысокий каменный домишко в один этаж. Треугольная крыша, покрытая темной черепицей, здоровенная труба, заметная издалека, по паре небольших оконцев с каждой стороны. Неплохое временное убежище на случай, если братья решат-таки зимовать в Хладберге. Одно плохо: обойдется оно не меньше, чем в половину того, что им заплатил Варден. Наталю это не слишком нравилось. Он бы предпочел комнату в таверне, потратив сэкономленное на выпивку, но в такой (пускай и менее веселой) зимовке тоже были свои плюсы.

К одному из таких «плюсов» Наталь подошел, чтобы погреться. Огромный очаг у дальней стены комнаты. Красота каменной кладки и витиеватой решетки Наталя не интересовали. Вот то, что грел он отлично, и впрямь радовало сердце! Полуэльф подкинул дровишек к почти догоревшим углям, пошевелил их кочергой, потом завалился в стоящее рядом с ближайшей кроватью кресло.

- Вот пришел бы я позже, ты бы и дальше задницу морозил без огня-то? - начал бубнить Наталь, поглядывая украдкой на растянувшийся на постели «холм».

Эйнеке с головой завернулся в одеяло и не то спал, не то делал вид, что спит. Наталь лишь вздохнул, в очередной раз поражаясь беспомощности мага в домашнем хозяйстве. Бросил мешок с монетами на столик у камина, и отчетливый звон разнесся по всей комнате. В том, что ему не придется объяснять брату, что именно зазвенело на столе, Наталь не сомневался. Деньги – одна из тех вещей, которую Эйнеке узнавал везде и всюду без малейшего труда и промедлений.

- Что, братец, чувствуешь дух праздника? - стягивая сапоги, спросил Наталь. Попытался завязать разговор.

- В городе сейчас весело. Людишки работу побросали, занялись всякой чепухой, - подставив обувь поближе к очагу, продолжил Наталь.

- Траву сушеную в веночки сплетают. К дверям приколачивают ленточки. Колокольчики вешают, – позевывая, все рассказывал Наталь. - Глядишь, к вечеру у алтарей и зверушек всяких начнут во славу богов резать…

Затяжной зевок прервал речь старшего полуэльфа. Наталь собирался поспать часок-другой, но в голове не переставали возникать картины праздничного города. За каменной стеной все было куда радостней, нежели в пригороде. Никаких тебе кишок на деревьях и плача по умершим. Только смех и веселье, пока лесорубы хоронят своих по другую сторону города…

- Детвора всюду бегает, - откинувшись в кресле и зажмурив глаза, снова заговорил Наталь. Ему хотелось выкинуть из сознания все навязчивые картины и проспать до глубокой ночи, пока не начнется самый разгар праздника, и все же… – Смеются, ждут подарков и чудес. Кто поглупее – от богов, кто поумнее – от мамки с папкой.

Выдержал короткую паузу. Припомнил собственные детские годы, а заодно и надежды на очередной Венец Зимы, и радостное копошение у праздничного дерева поутру среди кип цветных свертков – подарков, таких желанных и долгожданных.

- Неудивительно, что местные дворяшки лесорубам не поверили про козлоногого, - Наталь отвлекся от грез и пошарил взглядом вокруг в поисках еды. Впрочем, надеяться, что Эйнеке что-нибудь приготовил, было еще глупей, чем ждать чуда от молчаливых идолов.

- Половина их дружин по кабакам глотки рвет праздничными песнями так, что уши закладывает! Другая половина уже который день мертвецки пьяна и дрыхнет: кто под столом, а кто у бабы в койке! - на последних словах на лице Наталя расцвел хищный оскал, а внутри пробудился голод, не касающийся пустого желудка.

- Ну ничего, сейчас поспим пару часиков и тоже праздновать пойдем, а, братишка? Уверен, выпивка и девки в этой дыре еще не скоро закончатся! - поделился Наталь планами на Венец Зимы. Он не ждал, что Эйнеке с ними согласится, но полагал, что брат хотя бы ему возразит или просто поворчит. Однако в ответ было молчание.

- Братишка, старый железом заплатил! Сказал, если мало будет, еще приходить! - прикрикнул Наталь, возвысив голос: желал разбудить Эйнеке, а заодно и отомстить за свой рассказ, ушедший в никуда.

- Заткнись уже, кретин! - тогда же просипел Эйнеке из-под одеяла. Может, он бы сказал что-то еще, добавил бы ругани позаковыристее, но прервался. Одеяло, укрывавшее мага с головой, заколыхалось. Приступ кашля, охвативший Эйнеке, оказался столь силен, что аж задрожала кровать, на которой маг лежал.

Наталь вмиг потерял желание спать. Он тихо ругнулся сквозь стиснутые зубы, вскочил и ринулся к брату. Сдернул одеяло, склонился над Эйнеке. Тот был бледнее, чем обычно. Наталь попытался дотронуться до его лба, однако Эйнеке, злобно шипя, извернулся. Впрочем, почувствовать жар, исходящий от его тела, можно было и не касаясь. Сердце ушло в пятки, и Наталь ощутил, как в голове его зарождается легкая паника. Братец явно перенес ночную охоту хуже, чем он. Вот только не хватало, чтобы он опять слег с простудой прямиком в Венец Зимы!

- Мои кости!.. - словно желая «добить» старшего брата, простонал Эйнеке и сжался. Лицо его скривила гримаса боли, так хорошо знакомая Наталю.

Оставалось только одно.

- Я за лекарем! - выдохнул не на шутку взволнованный Наталь.

========== Часть третья: «Спор» ==========

Ранние подъемы (а «рано», по мнению Эйнеке, заканчивалось лишь где-то к трем-четырем часам после полудня) выводили мага из себя. Он терпеть не мог просыпаться слишком рано, отдавая предпочтение ночному образу жизни, и утро, начавшееся прежде, чем солнце отклонится к горизонту, по определению не могло быть хорошим. Об этом Эйнеке как раз размышлял, пребывая где-то на грани сна и яви, когда домой вернулся Наталь. Грохот двери, скрип половиц, тяжелые шаги окованных металлом сапог – тихо и осторожно было не для него. Эйнеке недовольно скривился. Натянул одеяло на голову. Зарылся под подушку, силясь заглушить излишне громкие звуки. Что-то внутри головы отзывалось на них долгой протяжной болью. Еще большей болью, чем та, что выдернула Эйнеке из глубокого сна полчаса назад.

Задорный звон монет. Эйнеке узнал его, но не испытал никакого особенного удовольствия. Стиснул зубы, сдерживая в горле болезненный стон. Голова просто раскалывалась! И жар… Эйнеке чувствовал, как горят его щеки и уши, как кожу покрывает испарина. Все остальное он воспринимал едва-едва: надоедливая болтовня брата, попытки ощупать его лоб, ругань… зато ясно и остро полуэльф ощутил неприятное чувство, втекающее прямиком в его кости. Как раскаленный металл!..

Боль. Боль. Боль!

Отупляющая. Отравляющая. Захватывающая и покоряющая. Ломающая изнутри. Отдавшись ей с головой, Эйнеке упустил тот момент, когда брат его ушел из дома. Осознал это с запозданием, на миг вынырнув из вихря жгущихся болезненных ощущений. Спихнул с себя одеяло, силясь вдохнуть полной грудью. Тогда же понял, что не может этого сделать. Не хватало сил вдохнуть. Вдобавок заложило нос, а горло будто когтями драло изнутри.

- Проклятье! – зло просипел сквозь стиснутые зубы.

Эйнеке хотел бы ударить кулаком по постели, выразить свою ярость и протест, но не нашел сил, лишь тихо застонал и, судорожно хватая ртом воздух, обмяк. Накатившая слабость вновь помутила сознание. Жар сменился ознобом. Эйнеке трясло, однако он более не обращал внимания на ощущения своего тела.

Отдался невеселым мыслям:

«Вот так всегда! На лед додумался переться Нат! Нат же и в воде бултыхался! По своей причем глупости!.. - звенели они. Тот факт, что это именно его магия разбила лед, Эйнеке предпочел опустить. - А простыл я! И мучаюсь я! И кости болят у меня!»

Стоны сменились обиженным сопением. Эйнеке перекатился со спины на бок. Уткнулся лбом в стену. Зажмурился. Попытался уснуть. Сон лечит – подсказывал опыт, – а если и не лечит, то хотя бы помогает пережить боль. Не получалось. Эйнеке проснулся окончательно и бесповоротно. Даже дрема не принимала его. Слух обострился: теперь полуэльф слышал охватившую город предпраздничную шумиху: восторженные крики детворы, треп их матерей, веселый хохот, звон колокольцев и нескладные песни первых наотмечавшихся пьянчуг.

«К ночи будет хуже… - мрачно подумал Эйнеке. - И Нат теперь покоя не даст!»

Обреченность.

Она медленно, но верно охватывала полуэльфа. Вытесняла даже боль и дурноту. Эйнеке не любил праздники. Любые. Хоть Венец Зимы, хоть какой другой. Все они вызывали у него одно: раздражение, неприязнь, презрение. Пока веселятся одни, другие голодают и страдают – жестокая, но очевидная истина. Впрочем, дело было не только в ней. Эйнеке просто не находил никакой особенной прелести в нескончаемом шуме, многолюдной толпе и пьяном угаре, что непременно сопровождали каждое празднество. Пить он предпочитал в одиночестве или, на худой конец, в компании братца. Обилие людей вокруг выводило Эйнеке из себя: слишком уж нервно он воспринимал все эти случайные прикосновения, толчки и пихания локтями. Шум… от него ломило в висках. Причем даже больше, чем сейчас!

«А ведь этот остолоп меня потащит к праздничному дереву! Заставит выпить все то, что всучит ему лекарь, а потом, если не сдохну, принудит участвовать во всем этом фарсе, в этом Венце Зимы!» - подумал Эйнеке, покусывая губы. Стойкий привкус крови уже наполнил рот.

Голод.

Магический. Почувствовав кровь, он проснулся в Эйнеке. Добавил к вороху неприятных ощущений еще одно: опустошенность. Не столько телесную, сколько… духовную. Эйнеке попробовал позвать свою магию. Кое-как сосредоточился. Обратился к щиту из энергий, что окружал его тело. Тот слабо завибрировал, замерцал, но сразу же ускользнул – не дал обратить себя во что-то иное: острие, коготь, заклятие. Откат. Эйнеке вспомнил о нем. Вспомнил, как из раза в раз взывал к своей магии, как творил чары, сначала силясь спалить живьем сатира, а после спасти брата. Потратил слишком много сил. Нужно восполнить. Насытиться.

Эйнеке распахнул глаза. Заставил себя сесть, несмотря на головокружительную слабость и непрекращающуюся болезненную пульсацию внутри костей. Зашипел, приноравливаясь к вертикальному положению собственного тела. Перед глазами поплыло. Затанцевали яркие цветные искры. Озноб не унимался. Дрожь сотрясала Эйнеке. Впрочем, он более-менее контролировал себя, чувствовал, что сможет двигаться: недолго и не слишком слаженно, но все же!

Эйнеке опустил ноги на пол, но не встал, скорее соскользнул вниз. Упал на колени, затем лег подле кровати. Сунул под нее руку, зашарил, силясь нащупать нужную доску: единственную выпирающую вверх чуть больше, чем нужно. У Эйнеке имелись кое-какие… средства, могущие если не утолить его магический голод, то хотя бы притупить. К тому же, как подсказывал опыт, средства эти были вполне неплохи и в борьбе с болью.

Нашарив нужную доску, Эйнеке подцепил ту когтями, потянул, сдвинул. Древесина застонала, и полуэльф опустил руку в небольшую нишу. Прохладное стекло, шершавая тряпица, пергамент… Эйнеке извлек из тайника небольшой флакон с зелено-синей жидкостью и небольшой сверток. Сверток отложил в сторону. Взялся за склянку. Протер рукавом рубашки, зубами вытянул пробку, а затем, не поднимаясь с пола, опрокинул содержимое флакона внутрь. Выпил за один жадный глоток. Горло полыхнуло огнем. Эйнеке поморщился, после удовлетворенно вздохнул, ощутив, как выпитое снадобье вызывает легкое покалывание на кончиках пальцев.

Несколько ударов сердца: сначала ровных и тихих, потом быстрых, мощных. Перехватило дыхание, и без того слабое, неровное. Мгновение. Эйнеке хватанул ртом воздух. Сжал и разжал пальцы. В кровь ударило нечто стылое и будоражащее. Оно потекло по жилам. Уняло лихорадочную дрожь. Погасило пламя, горящее внутри костей. Дыхание выровнялось, стало глубоким. Губы скривила довольная улыбка.

«Кого-то отвар звездолиста пьянит и медленно убивает, а кого-то от верной смерти спасает!» - подумал Эйнеке и снова воззвал к своей магии – та слабо заискрила на кончиках пальцев. Теперь полуэльф мог перейти к настоящей «кормежке».

Эйнеке спрятал пустую склянку обратно в тайник под кроватью. Опустил доску, скрывая нишу. Сел, потом тут же встал, прихватив с собой пыльный сверток. Тело не чувствовало боли. Не замечало оно ни жара, ни озноба. Слабость сменилась неожиданным приступом бодрости. Эйнеке побрел к окну, на ходу разворачивая сверток. Двигался полуэльф, впрочем, не слишком ровно, да и если бы он не опирался сначала о постель, а потом о стену, то наверняка бы упал.

Добравшись до цели, Эйнеке открыл окно и ставни. На подоконнике разложил содержимое свертка: пять самокруток и совсем не с табаком. Наталь бы пришел в ужас, увидь это в руках брата! Сам Эйнеке… не то, чтобы его уж слишком одолевал соблазн. Задуманное он оправдывал скорее необходимостью. Выбрав одну, полуэльф закурил. Маленькая искорка магии помогла запалить огонек на конце самокрутки.

Да, не так давно он едва дышал. Да, пожалуй, не слишком разумно было испытывать удачу, мешая звездолист и кое-какие другие любопытные травы, но… Эйнеке, блаженно щурясь, вдыхал горько-сладкий дым. Дурман едва-едва коснулся его рассудка. Сплелся с ощущениями, навязанными звездолистом. Расслабил. Сделав одну особенно долгую затяжку, Эйнеке выпустил дым. Удовлетворенно ухмыльнулся. Теперь у него были все шансы в ближайшие пару часов не подохнуть от боли и жажды магии.

И снова голод.

Слабый отголосок. Полуэльф нахмурился, ощутив его. Отвар не будет действовать долго – Эйнеке это знал. Следовало наконец перейти к «кормежке». Силы магов обычно со временем восстанавливаются сами. С Эйнеке дело обстояло несколько иначе. Неторопливо покуривая, он уже выбирал себе «жертву».

«А Нат был прав…» - про себя подумал Эйнеке, оглядывая улочку, и тут же брезгливо поморщил нос. Отчасти из-за словосочетания «Нат был прав», ибо даже в голове оно звучало как-то по-дурацки. Отчасти из осознания того, как близок Венец Зимы, а, следовательно, и все эти отвратные песни, пляски и крики под окнами всю ночь напролет.

Хладберг готовился к празднику. Дома украсили цветные флажки и венки из остролиста. В ветвях окрестных елей яркими пятнами мелькали фонари и игрушки. В окнах таверны, что располагалась аккурат напротив дома братьев, виднелись какие-то уж совсем нелепые рисунки. Кажется, изображали они танец дриад – лесных дев – вокруг очередной разукрашенной елки. Первые посетители уже стекались под резную вывеску кабака. Женщины заканчивали приготовления.Возвращались домой, таща кто корзинки со снедью, кто праздничные одежды, загодя купленные у хладбергских портных, а кое-кто своих чересчур заигравшихся и явно не успевших к обеду вовремя детишек. За последними Эйнеке наблюдал с некоторой смесью жалости и презрения.

«Не отвлекайся!» - сам себе повелел полуэльф. Голод охотно этому поддакнул. В горле снова стало сухо. Внутренности сдавил неприятный спазм: слабый, но это только пока!

В одну затяжку Эйнеке докурил самокрутку. Снова воззвал к магии, сжигая окурок прямо в пальцах. Небрежным жестом полуэльф стряхнул пепел с рубахи, затем с подоконника. Приступил наконец к делу. В качестве целей Эйнеке избрал пьянчужек на крыльце таверны. Их попросту не будет жалко, если что-то выйдет из-под контроля.

Полуэльф прикрыл глаза. Сосредоточился. Перед его мысленным взором встала иная картина мира – не та, к которой привыкло зрение, а та, что рисовало Эйнеке его магическое чутье. Он видел, как живая сила нитями струится везде и всюду, как оседает на брусчатке и стенах домов и как сгустками собирается внутри людишек. Эйнеке обратил свою магию в тонкое незримое щупальце. Направил его к одному из запримеченных ранее огоньков – к пьянице, что-то бурно обсуждающему с товарищем у входа в кабак. Впился. «Вырвал» немного силы и потянулся к следующему, а потом еще к одному и еще. Эйнеке брал немного: ровно столько, сколько мог, чтобы не навредить и остаться незамеченным.

Крохи жизни, вырываемые прямиком из чужих тел, сливались с магией, бьющейся в Эйнеке. Он увлекся. Отдался процессу. С головой ушел в «кормежку», и совсем не заметил, как за спиной снова грохнула дверь. В дом ввалился Наталь.

- Монеты забыл! - сообщил он замершему у окна брату.

Эйнеке заметил присутствие брата, когда тот схватил его за плечо и потянул было обратно к постели. Младший раздраженно зашипел, открыл глаза, попытался было вывернуться.

- Пусти, болван! - процедил сквозь зубы. Из хватки Наталя ускользнуть так и не удалось: уж слишком крепкой та оказалась.

Наталь отчего-то остановился. Перестал тянуть брата к кровати. Нахмурился. Эйнеке проследил за его взглядом, оглянулся через плечо. Самокрутки, да еще и на самом виду!

- Эйнеке, твою же мать! - выругался Наталь. Пальцы его еще сильней стиснули плечо Эйнеке. Младший поморщился, но не дал ни звуку сорваться с языка.

- Ты опять за свое, да?! - в синих глазах Наталя полыхнул гнев. Старший грубо встряхнул брата. Тот отозвался коротким рыком. Уперся визави в грудь. Попытался оттолкнуть.

- Пусти меня! - Эйнеке снова подал голос.

Еще раз толкнул, но, похоже, его потуги были слишком слабы, чтобы Наталь их заметил. К тому же старший брат был явно увлечен своим негодованием. В определенный момент оно оказалось столь велико, что Наталь совсем позабыл о необходимости рассчитывать силу: он стиснул плечо Эйнеке так, что у того чуть искры из глаз не посыпались.

- Ты же обещал! - выдохнул Наталь. Лицо его выражало боль и обиду. В глазах мелькало непонимание с примесью изрядной доли отчаянья.

Тогда Эйнеке не выдержал. Сжав свободную руку в кулак, он замахнулся ей. Целил Наталю по роже, но удар закончить не сумел. Наталь отреагировал мгновенно – перехватил руку. Стиснул запястье. Эйнеке рыкнул, но тут же стих, услышав со стороны брата ответный рокот.

- Мне было больно!.. - прошелестел, хмурясь.

- И сейчас больно! - добавил Эйнеке, едва чувствуя плечо: то, кажется, уже онемело.

- Прости… - Наталь растерянно моргнул. Выпустил брата. Сдвинулся чуть в сторону, давая ему пройти. Эйнеке, растирая плечо и запястье, ускользнул к постели. Сел на нее, хмуро и зло глазея на Наталя.

Тот вздохнул. Укоризненно покачал головой, взирая на младшего брата устало и огорченно.

- Тебе же плохо стать может, ну! - попытался настоять на своем Наталь. Эйнеке лишь обиженно фыркнул и отвернулся.

- А меня бы и рядом не оказалось! - продолжал старший. Он сгреб с подоконника самокрутки, завернул их обратно в тряпицу и спешно отнес к очагу. Спустя мгновение Эйнеке мрачно наблюдал за тем, как огонь торопливо пожирает его маленькое «сокровище». И ради этого стоило спасать Наталя, так жертвуя собой?

- Случись с тобой что из-за этой дряни, я бы даже помочь тебе не смог! Ты это хоть понимаешь, а?! - все надрывался и надрывался Наталь. Наконец Эйнеке не сдержался:

- Заткнись, а, - повелел брату: холодно, сухо, с немалой толикой раздражения, - Избавь меня от своего занудства!

Наталь снова рыкнул. Впрочем, на этот раз скорее разочарованно, чем зло. Закончив с самокрутками, он повернулся к брату лицом. Сложил на груди руки. Нахмурился.

- Тебе следовало дождаться меня с лекарствами, а не вот этим вот заниматься! - буркнул старший. Младший в ответ лишь застонал и демонстративно закатил глаза.

- Смотрю, тебе полегчало, раз ерничаешь! - тогда же изрек Наталь. Немного подумал и тихо добавил: - Только вот лекарства тебе все равно нужны.

Замолк, на этот раз задумавшись куда крепче. Эйнеке чувствовал на себе взгляд брата. Отвечал тем же – не отводил от старшего глаз. Всем своим видом пытался показать, сколь зол и обижен на него. Наталя, похоже, это не слишком впечатлило. Решив что-то с самим собой, старший велел:

- Одевайся!

Эйнеке удивленно вскинул брови:

- Чего? - переспросил он. - Зачем? Что ты задумал, Нат?

- Пойдешь со мной, раз я не могу оставить тебя одного, - Наталь пожал плечами.

Еще большее изумление овладело Эйнеке. Младший едва его сдерживал, а также едва держал при себе страх и гнев.

- Да лучше бы ты меня просто побил! - и все же выдохнул Эйнеке.

- Одевайся! - снова невозмутимо повелел Наталь.

- До лекаря на другой конец города тащиться! Я не дойду! - воспротивился было Эйнеке.

Наталь вздохнул, пожал плечами.

- Тогда я тебя донесу, - спокойно сказал.

А вот теперь страх, удивление и злоба в душе Эйнеке уступили иному чувству – веселью. Полуэльф насмешливо фыркнул.

- Не донесешь! - заявил, ни капли не сомневаясь в правоте своих слов.

- А вот и донесу! - насупился Наталь. Уступать он тоже явно не намеревался.

Тогда же все в Эйнеке вспыхнул азарт, жгущийся, безудержный, дикий.

- Спорим? - предложил младший близнец, хитро щуря глаза. - Весь путь от дома до лекаря и обратно меня протаскаешь на себе – выиграешь спор. Нет – значит, выиграл я!

- Спорим! - охотно согласился Наталь, однако прежде чем пожать протянутую братом руку, решил уточнить: - А на что спорим?

Эйнеке задумался. Почесал в затылке, затем, пожав плечами, изрек:

- Выиграю я, и ты оставишь меня на всю ближайшую семидневку в покое. Не будешь лезть в мои дела, брать мои вещи, - слово «вещи» Эйнеке особенно выделил, - и не станешь приставать со своими глупостями, вроде «пойдем на площадь, там местные празднуют и все такое»! Понял?

- Понял, - кивнул Наталь. - А что мне, если выиграю?

Эйнеке снова фыркнул, глянув на брата с хитрым прищуром.

- Ну, если ты вдруг победишь, то… - младший близнец выдержал паузу и только потом сказал: - Так и быть, я пойду с тобой праздновать Венец Зимы и буду участвовать во всех глупостях, в которые ты только умудришься нас втянуть! И даже слова против не скажу!

- По рукам! - просиял Наталь, скрепив договор рукопожатием.

========== Часть четвертая: «… и его последствия» ==========

Редкий снежок кружил над улочками Хладберга. Наталь шел по мостовой, и промерзшая брусчатка скрипела под его сапогами. Каждый шаг давался тяжело. На плечах его восседал Эйнеке, и Наталь возносил хвалу всем богам за то, что брат его весит так мало. По крайней мере куда легче, чем мог бы весить человек его роста. Выглядели они с братом, должно быть, забавно и глупо… Венец Зимы… Хладбергом целиком и полностью владело праздничное безумие. Спешащие взрослые и шныряющие туда-сюда дети. Песни из-за каждого угла. Сладкое предвкушение грядущей веселой ночи и подарков поутру… Две фигуры – одна верхом на другой – мало кого волновали всерьез. Всё, чего удостаивались братья – это слегка удивленные взгляды некоторых прохожих.

Если не считать определенное неудобство, Наталю даже нравилось происходящее. Он сумел без лишних сцен вытащить брата из дома, да к тому же убедил его приодеться в кое-что нарядное. Как бы младший ни ворчал на то, что Венец Зимы — это пустая трата времени и сил, а Наталь — безмозглый идиот, он все же вынужден был одеться в тон празднику. Из-за того, что после ночной охоты сухой одежды у братьев почти не осталось, из-под плаща Эйнеке выглядывала красная рубаха, подпоясанная широким зеленым кушаком. Наталь гордо нес на себе похожего вида тряпки: привычка подбирать почти одинаковую одежду осталась у братьев с детства.

- Будем возвращаться от лекаря, праздник во всю разойдется, а мы уже принарядились! - Наталь благодушно нахваливал свою идею с одежкой. В благодарность Эйнеке больно дернул его за волосы, но на большую пакость он, кажется, был пока не способен.

Наталь стерпел. Он шел дальше, направляясь к дому лекаря. Теперь все его внимание было сосредоточенно на дороге, ведь мало того, что нести брата на плечах было тяжеловато, приходилось еще и подключать к этому делу мозги и выбирать путь с осторожностью: вывески над входами в торговые лавки и разные забегаловки представляли определенную угрозу для головы Эйнеке. Оба брата как-никак были довольно высоки по людским меркам, и если некоторые засаленные доски Эйнеке в шутку постукивал рукой, то те, что висели пониже, он едва ли не ловил лбом. Наталю то и дело приходилось распихивать прохожих, чтобы кое-кто сверху не сшибся лицом с грязной доской.

Когда Эйнеке в очередной раз хлопнул по деревянному кренделю и едва не свалился, Наталь от греха подальше ушел от вывесок к другому краю улицы, после свернул на улочку поменьше, а затем в конце концов завернул в небольшой переулок. Там и людей особо не было, и братца не смущали дурацкие таблички с плохо читаемыми буквами. Идти стало куда быстрее и легче, хоть и появились новые проблемы: в мрачном пустынном переулке как-то сразу поубавилось духа праздника, зато резко выросло количество темных углов. Из-за своей ноши на плечах Наталь не мог нормально разглядеть, что происходит вокруг. Он просто шел вперед, прислушиваясь и надеясь, что успеет проскочить самые темные закутки до того, как на них с Эйнеке посыплются проблемы.

Венец Зимы полон сюрпризов.

И Наталь, несмотря на все свое желание избежать неприятных встреч, не смог этого сделать. Прямо перед ним промелькнул белый комок и закончил свой полет, врезавшийся в стену ближайшего дома. Наталь растерянно моргнул, но не оглянулся. Пошел дальше, веря, что все это просто случайность и в него никто не целился. Через пару шагов еще один снежок влетел полуэльфу в спину, аккурат пониже восседавшего на плечах Эйнеке.

Тогда же брат зашипел и заерзал. Предугадывая намерение Эйнеке (а заодно не давая ему свалиться), Наталь медленно повернулся в ту сторону, откуда и прилетел снежок.

Детишки.

Пятеро. Все закутанные в теплые одежды так, что толком и не поймешь, где мальчишка, а где девчонка. Двое держались у покосившегося забора какой-то хибары, и в их руках еще были снежки, а значит, это не они кидались в Наталя. Или скорее просто не успели. Еще один человеческий детеныш стоял прямо перед братьями. Кажется, это была маленькая девочка. Лицо ее было замотанно в шарф так, что виднелся только покрасневший нос, да зеленоватые глаза, но торчащая из-под шапки косичка выдавала в ней все же девчонку. В руках она держала огромный (не меньше, чем ее голова!) ком снега, и он тоже пока еще не прилетел в Наталя. А вот у дальней части небольшого закутка в здоровенном сугробе копалось еще двое. Один худой и высокий нагребал к ногам снег на новые снаряды. Второй пониже и потолще стоял с пустыми руками и наглейше разглядывал полуэльфов своими маленькими хитрыми глазенками.

- Малявки… – как-то даже разочарованно буркнул Наталь. Он ожидал пьянчугу или бродяг, но не горстку сопляков, решивших поиграть с ними в снежки. Этих за обиду и метелить стыдно!

- Вы бы снежками со взрослыми не игрались, а то поймают и закопают в сугроб, а там до весны мамки с папками не отыщут! - проворчал Наталь для порядка вещей. Голос его звучал пока вполне добродушно.

- А ты сначала закопай, дядя! - прокричал в ответ пацаненок, державшийся у забора вместе со своим другом. Наталь недобро ухмыльнулся – все свое добродушие он в миг растерял – и напрягся, готовясь догонять наглых детей и заталкивать их в сугроб. Однако легкое потягивание за волосы остановило его. Для большей убедительности Эйнеке шикнул: слететь на полном скаку со спины брата он не слишком-то хотел, да и спор по-прежнему оставался в силе.

Наталь расстроено рыкнул, отвернулся и пошел было дальше, но в спину ему снова прилетел снежок.

- Ну что же ты не подходишь, чудище? - еще один тонкий голосок разлетелся по переулку.

- И с чего это я… - начал было Наталь, одновременно и удивленный, и оскорбленный «чудищем», но…

- Морду свою давно видел? - прошипел Эйнеке сверху.

Наталь, смущенный и растерянный, нахмурился. Сколько бы ни прожили они с братом среди людей, а Наталь все еще никак не мог привыкнуть к тому, что внешность их несколько… своеобразна по человеческим меркам. Сразу припомнились и слова Вардена. Как он тогда сказал? Сами на нечисть похожи, кажется. Что ж, дело тут было не только в любви охотиться по ночам. Да, картинка перед детишками, должно быть, предстала та еще: двухметровый рост, когтистые пальцы, клыки на скалящихся пастях, глаза с радужками настолько широкими, что за ними не видать и белков, острые уши, проглядывающие сквозь длинные гривы, да еще и – вот чудаки – один другого на плечах таскает!

Что сказать по этому поводу, Наталь не нашел, но и уходить больше не торопился. Теперь ему было мало просто уйти. Применить силу Наталь не мог (да и все еще считал это несколько… зазорным), а потому решил воспользоваться иной методой убеждения:

- Детки, вы бы не вели себя, как уроды, а то придет за вами из леса козлоногий бес и развесит вас по деревьям! Видел я тут давеча одного засранца. Его кишками все елки за стеной разукрасило получше всякой гирлянды! Сам видел, как бес, прежде чем ему брюхо вспороть, башку отвернул так, что аж косточки на весь лес затрещали! Хотите, покажу как, а?! - Наталь оскалился, чуть раскинул руки, демонстрируя крепкие и длинные когти. Последние несколько слов полуэльф чуть ли не прорычал для большей убедительности.

Один из мальцов – тот, что копошился у сугроба – отшатнулся и выронил только что слепленный новый снежок. Заметно стушевалась и девочка в шарфе, а двое шкетов у забора в нерешительности поглядывали друг на друга. Не растерялся лишь один – полноватый мальчишка.

- Сказки все это! - заявил он, горделиво вздернув нос. - Батька говорит, что нет никаких козлоногих в наших лесах! Просто лесорубы там за стеной в шишки упились, вот и стали рогатых бесов видеть!

Еще одной особенностью людей, к которой Наталь так толком и не привык, живя среди них, оказалась вот эта вот уверенность в том, что в мире за привычной чертой нет ничего страшнее и опаснее, скажем, пьяного лесоруба. Люди с поразительным упорством отрицают существование чудищ и чудес, покуда не столкнуться с ними нос к носу. Подобное раздражало. Причем, не только Наталя. Впрочем, старший полуэльф слишком поздно заметил, как брата его охватывает праведная ярость.

- Сказки, малыш, не на пустом месте рождаются, - тихо и как-то уж натянуто ровно заговорил вдруг Эйнеке. У Наталя же слегка похолодело внутри: он-то хорошо знал, что подобный тон в случае его брата ничего хорошего на деле не сулит.

- В них, знаешь ли, пр-р-равда есть, - затянувшаяся гортанная «р» едва не перешла в настоящий рык. Эйнеке еще сдерживался, а Наталю все меньше и меньше нравилась затея продолжать этот разговор.

- Враки! - отмахнулся мальчишка. - Зря напугать пытаешься, дядя!

- Ты бы так не хрюкал, поросенок, если бы сатиру мозгов через стену перебраться хватило! Ты бы… - продолжил было Эйнеке: голос его становился все холоднее и злее. Наталь знал, что брат его терпеть не может, когда кто-то слишком умничает, а еще старший полуэльф знал, что людские детишки не самые благодарные слушатели. И вот, пока Эйнеке набирал в грудь побольше воздуха, чтобы продолжить спор с пацаненком, в лицо ему прилетел здоровенный комок снега.

Взрыв смеха прокатился по переулку, а сердце Наталя ушло в пятки. Холодный пот проступил на спине. Яростное шипение Эйнеке. Неприятное покалывание на коже. Мгновение, и Наталь уже всем телом чувствовал, как кипят и клубятся вокруг него и брата вихри колдовской силы.

- Эйнеке… - обратился Наталь к брату, надеясь, что тот все-таки поумерит свой пыл. Не слишком-то ему хотелось, чтобы в праздник Эйнеке зажарил до хрустящей корочки пару-тройку ребятишек. Как-то отвлечь брата Наталь, впрочем, не рискнул: он не понаслышке знал, почему магов не стоит прерывать во время сплетения заклинания. В том, что Эйнеке действительно колдует, Наталь не сомневался.

- А вот драконы поумнее сатиров будут!

Наталь невольно дернулся, заслышав шелестящий голос брата. Мысль о том, что Эйнеке сейчас начнет отстреливаться от снежков огненными шарами, его совсем не радовала. По телу пробежала мелкая дрожь. Мышцы от страха стали почти деревянными! Дети не то от зловещего тона мага, не то от упоминания о драконах, не то от раздавшегося за их спинами грохота замерли. Позади них – за самым забором, у которого в нерешительности мялось двое пацанят, стала собираться бледная дымка. Медленно, но верно она обретала четкие линии и цвет.

- Обернись! - подсказал полненькому мальчишке Эйнеке, ухмыляясь.

Змеиные зрачки. Хищные желтые глаза. Длинная по-лебединому изогнутая шея подняла из-за забора тяжелую клиновидную голову. Багряные крылья закрыли собой хибару по другую сторону ограды. Красная чешуя сверкнула в лучах вечернего солнца, а из широких ноздрей густыми клубами повалил дым. Пасть, способная в один укус сломать хребет лошади, открылась. Между здоровенных жемчужно-белых клыков заиграли язычки ярко-оранжевого пламени. Мгновение молчаливого созерцания чудища толпой ошалевших от страха детишек. Крики или скорее панические вопли. Миг спустя малявки в полном составе драпали прочь из переулка, да так лихо, что пятки сверкали! Дракон же взревел и, прежде чем снова стать белесой дымкой, пустил вслед беглецам струю пламени.

- То-то же! - фыркнул Эйнеке, а затем его голос утонул в новом внезапном приступе кашля. Наталю пришлось покрепче схватить брата за ноги, чтобы не дать ему свалиться с плеч. Заклятие – иллюзия дракона – удалось, конечно, на славу, но расплата за него…

- Ну и зачем это было? - недовольно спросил Наталь, когда приступ кашля стих и Эйнеке смог снова удобно устроиться на его плечах. Старшему не очень-то нравилось, что его захворавший (а заодно несколько обкуренный) брат растрачивает свои силы попусту.

- Вынес бы я тебя, не из арбалетов же стреляли! - ворчал Наталь.

- Буду я еще терпеть снег за шиворотом из-за маленьких уродов! - рыкнул в ответ Эйнеке, - К тому же, я – дракон, а дракон неуважения не потерпит!

На это вот «я – дракон» хотелось как минимум съязвить. Наталь сдержался. О своей причастности к драконьему роду Эйнеке начал говорить давно. Наталь успел привыкнуть и перестать искать причину столь странного поведения, хотя и оно по-прежнему вызывало смех. Немного нервный.

- Да это же дети! Они просто играли… праздник все-таки! И… - попытался настоять на своем старший полуэльф, но тут же затих. Краем глаза он заметил, как в переулок вошла стража, и как раз с той стороны, куда удрали перепуганные ребятишки.

***

Дети…

Мелкие и мерзкие создания! Эйнеке не особенно понимал, почему чувствует страх перед ними, но он точно знал, за что недолюбливает их. Слишком шумные, слишком надоедливые, слишком… слишком проблемные! Завидев стражников, Эйнеке даже не удивился, только выдохнул. Наталь дернулся. Младший без труда уловил смысл этого движения. Он умел понимать брата без слов: сейчас старший явно хотел сбежать.

- Не надо, - прошелестел Эйнеке, а для пущей убедительности впустил когтистые пальцы близнецу в гриву. Намотал на кулак пару прядей. Натянул, точно поводья. Наталь недовольно рыкнул, но стерпел. Он не сдвинулся с места, только ощутимо напрягся, когда небольшой отряд из четырех бравых хладбергских стражей подошел ближе.

Оставалось шагов двадцать-тридцать. Эйнеке, переняв настрой брата, заелозил, подтянулся, устроился поудобнее на случай, если Наталю-таки придется спешно скрываться от блюстителей закона. Эйнеке пригляделся к стражникам. Он не слишком хорошо умел определять возраст людей на глаз, но трех стражников он мысленно отнес к категории «постарше». Четвертый же, низкорослый, тощий и до нелепого рыжий (завитки огненных волос так и торчали из-под шлема!), был молод. Про таких, как он, говорят, мол, молоко на губах не обсохло. Эйнеке нахмурился, заметив ухмылку на лице молодого стражника. Заслышал куда более скромные и сдержанные смешки старших. Вид одного довольно-таки рослого полуэльфа на плечах у другого их явно забавлял. К тому же, помимо глупых улыбок, на грубых людских рожах играл еще и румянец.

«Они пьяны? Или на улице так холодно?» - Эйнеке украдкой глянул на небо.

Стылый серо-голубой начал уступать розовому. До заката оставалось всего ничего. Ветра не было. Он не мог докучать людям: жечь и кусать их своими морозными клыками. С другой стороны, зима, да и Хладберг Хладбергом зовется не зря… Самому Эйнеке, впрочем, холодно не было. Жар… Эйнеке чувствовал его и легкое недомогание, а оттого вид насмехающихся стражников его… раздражал? Нет. Уж скорее выбешивал!

«Если я раскалю эти котелки прямо на их пустых головешках, они перестанут так по-идиотски лыбиться?» - подумал полукровка, метнув короткий злобный взгляд на шишкоподобные шлемы стражников. Покривился. Отогнал прочь и саму мысль о спонтанном акте насилия, и желание воплотить ее в жизнь. Смирил гнев. Заставил себя думать трезво и здраво.

Да, Наталь силен. Он без труда справится хоть с двумя, хоть с четырьмя людьми за раз. Эйнеке в это верил. Еще он верил в собственную силу – магию. Усилие воли и некоторая часть его самого в оплату, а потом людишки (сколько бы их ни было!) корчатся в колдовском огне. Но. Но. Но. Слишком много «но»! Во-первых, магия может взять слишком много, а умирать Эйнеке совсем не хотел. Во-вторых, Наталь, может, и справится с четырьмя людьми за раз, но одно дело – люди невооруженные и не обученные бою, а другое – городская стража. Один пропущенный удар дубиной по морде или же кинжал в бок, и Наталя не станет. В-третьих, закон. Нельзя приехать в чужой город и по праву сильного творить в нем все, что вздумается. Если не схватят, то затравят, как дикого зверя. Не дадут и шагу спокойно ступить! А потом слухи, молва… и вот охотник – сильный и ловкий воин или талантливый маг – становится жертвой!

К тому же спор… Спор проиграть Эйнеке не желал, как и не желал он про него забывать. Кто знает, чем там все кончится, реши они с Наталем устроить потасовку среди переулка! Оставить брата – слезть с его плеч – наверняка придется, если завяжется драка!

- Квист, сержант городской стражи Хладберга! - представился старший из стражников. Мутные серые глаза, совсем седая борода, сломанный нос. Говорил сержант Квист не слишком уверенно, язык его заплетался, а взгляд бегал, ни на чем толком не фокусируясь.

«Все-таки пьян», - холодно заметил внутренний голос. Эйнеке чуть покривился.

Сержант Квист тем временем обозначил короткий и неуклюжий поклон. Глуповато хохотнул себе в усы. Остальные стражники тоже не сдержали новых смешков.

- Чем я и мой брат можем услужить доблестной хладбергской страже? - поинтересовался Эйнеке нарочито любезным тоном. Сержант Квист открыл было рот, но тот рыжий опередил его. Едва не заржав в полный голос, он спросил:

- А чего вы это тут в таком виде ходите, а, нелюди? - особенно явно пахнуло луком и водкой. Кажется, этот стражник был не только самым молодым, но и самым пьяным. Он даже ровно стоять не мог! Эйнеке отчетливо видел, как рыжеволосого чуть покачивает.

Впрочем, качнуло и Эйнеке – это Наталь на слове «нелюди» переступил с ноги на ногу. Тихо зашипев, младший покрепче схватился за старшего. Дернул того за гриву, мол, спокойно стой, затем бросил короткий оценивающий взгляд на рыжеволосого юнца. Шибко враждебным тот не выглядел. Скорее глупым и до неприличия веселым!

- Да заткнись ты, щегол! Куда лезешь-то? - тем временем осаждал молодого сержант. Оставшиеся двое ржали и фыркали. Наталь все еще переминался с ноги на ногу. Эйнеке дождался, когда ругань главного стражника поутихнет, и сказал:

- Мы с братом очень спешим, - голос полуэльф нарочито понизил, заставил его звучать болезненно и слабо, плечи ссутулил, да и рожу понесчастнее состроил. - Нас ждет лекарь. Я… - а вот тут Эйнеке демонстративно закашлялся, поднес свободную руку к губам, - понимаете, я очень болен! Вот даже ходить сам не могу…

- Совсем ходить не может! Слабенький! Носить вот на себе приходится! - подхватил Наталь, закивав головой, да с таким энтузиазмом, что Эйнеке пришлось схватиться за него обеими руками, чтобы не соскользнуть.

- Но он не чумной и не заразный! Богами клянусь! - вставил Наталь, заметив опаску в глазах людей. Упреждая возможные вопросы, добавил: - У него просто кости болят!

«Да стой же ты, скотина вертлявая!» - мысленно ругнулся младший, затем, кое-как удержавшись на плечах старшего (все же выигрывать спор, саданувшись головой о землю, Эйнеке не улыбалось), обратился к сержанту:

- Это ведь не запрещено хладбергским законом? - коротко осведомился, попытался улыбнуться. Получилось, впрочем, так себе. Не столько дружелюбно, сколько натянуто, вымученно и зло.

Квист, однако, оказался слишком пьян, чтобы заметить это. Он лишь рассмеялся, а затем небрежно махнул рукой в кольчужной рукавице.

- Не! Никак нет! Не запрещено! - заверил сержант.

- Вот и чудненько! Благодарствую и… - Эйнеке было отправил брата дальше по улице, но молодой стражник его остановил.

- Эй, погоди, нелюдь! Не так быстро! - воскликнул он, а затем шумно икнул и залился звонким мальчишечьим хохотом. Два других подхватили. Сержант же, оглянув всю эту свору не слишком довольным взглядом, сказал близнецам:

- Вы это… погодите! - снова махнул рукой (на этот раз еще более неловко и неуклюже). - Подсобите-ка рыс… ряс… расследованию! - не с первой попытки выговорил он, а после аж раздулся от сознания важности своей работы. - Ответьте-ка на пару вопросов, а там шуруйте к своему лекарю, да поскорее!

Эйнеке вскинул бровь. Наталь нетерпеливо вздохнул.

- Расследование? - коротко осведомился Эйнеке.

- Да тут пару минут назад детишки пробегали, - едва сдерживая смех, встрял молодой стражник. - Прямо с этой улочки выскочили, как кипятком ошпаренные! Что-то там про дракона орали, а наш Квист, желая капитану поглубже лизнуть…

- Да завались ты уже! - рявкнул сержант. Вся важность с него сошла, как краска с дешевого плаща в ненастный день. Молодой в ответ лишь ухмыльнулся и пожал плечами. Остальные тихонько хихикали в усы. Морды у них были предовольные!

- Господин капитан, - произнес сержант едва ли не благоговейно, - не зря патрули удвоил и смотреть в оба велел! Вот вы ржете, а за стенами чудь какая-то народ живьем рвет и по елкам раскидывает!

«Чудь значит?» - хмыкнул Эйнеке.

- Знал я тут чудь одну рогатую… - тихонько пробормотал Наталь, но никто его не услышал.

- Да байки все это! - воскликнул один стражник.

- Сплетни! Тупые, как деревяшки, лесорубы вечно чушь несут! - вставил второй.

- Бабкины сказки! Наслушаются, а нам потом… - попытался было высказаться третий - тот самый, молодой и рыжий, но не успел.

- Молчать, я сказал! - рявкнул сержант, да так громко, что у Эйнеке слегка заложило уши. Полуэльф недовольно поморщился.

- Дракона видали? Куда он скрылся? - спросил сержант Квист мгновение спустя.

Эйнеке хотел было пошутить, дать волю своему ехидству и выдать что-то вроде: «Да ладно, какой дракон? Разве доблестная хладбергская стража могла пропустить в город этакую махину, да еще и незамеченной!». Не успел. Снова голос подал Наталь:

- Ха! Знаю я одного дракона! На шее у меня сидит и детишек чуть что кошмарит! - брякнул он.

«Нат!» - Эйнеке, вспыхнув, дернул брата за волосы. Тот громко ойкнул. Все четыре стражника недоуменно уставились на полуэльфов.

- В смысле? - все же спросил сержант.

Закон… Убегать от стражи не очень-то законно! И сулить это может некоторые… проблемы. Эйнеке выдохнул, спешно собираясь с мыслями. Объяснять свою причастность к дракону не хотелось. К тому же это бы привело к признанию в стиле «Я вообще-то маг, а мой брат идиот». Люди и магия… никогда не знаешь, где в тебя за такое камнем кинут, а где в покое оставят и десятой дорогой обойдут. Разговор, так или иначе, предстоял бы долгий, и про спор можно было забыть…

- Беги, Нат! - скомандовал Эйнеке.

Наталь, ни мгновения не колеблясь, подчинился. Он сорвался вперед. Тяжелые шаги, лишь чуть-чуть приглушенные снегом, огласили улицу. Топота погони Эйнеке не услышал. Оглянулся через плечо. Все еще недоумевающие стражники провожали братьев взглядами. Лишь когда они с Наталем скрылись за углом, Эйнеке услышал громкую ругань сержанта.

«А может, все обойдется?» - проскочила в уме шальная мысль. В конце концов кто поверит четырем пьяным обалдуям, что в городе завелся дракон, и он – тощий полуэльф, разъезжающий верхом на брате, – может быть причастен к такой чуди? К тому же праздник…

Наталь выскочил обратно на одну из главных улочек. Влетел в многолюдную толпу, несясь вперед со скоростью взбешенной лошади и с пробивной силой тарана. Опрокинул в канаву какого-то зазевавшегося толстячка. Сшиб даму почтенных лет, выдав какое-то неуклюжее «извините» прямо на бегу. Чуть не поскользнулся, а в довершение всего почти познакомил голову Эйнеке с вывеской какой-то лавчонки. Эйнеке едва успел пригнуться. Тяжелая деревяшка проскользнула в паре миллиметров от его макушки.

- Туда! - рявкнул младший старшему и потянул того за волосы, заставляя свернуть направо. Там Эйнеке заметил укромный проулок.

Меньше, чем минуту спустя, Наталь стоял, опираясь о небольшой загончик в конце проулка, оказавшегося тупиком. Судя по запахам, держали здесь лошадь. Саму скотину Эйнеке не заметил, да и оглянуться он толком не успел, ведь Наталь, сбивчиво дыша, выдал:

- Слезай давай!

Эйнеке нахмурился. Покрепче схватился за брата, опасаясь, что тот его вот-вот скинет. Тогда болеть будут не только кости! К тому же Эйнеке совсем не хотелось идти самому, да и стоять как-то тоже…

- Сдаешься? Или забыл про наш спор? - с легкой издевкой поинтересовался Эйнеке.

- Но так не считается! Я отдохну и снова… - попытался было возразить Наталь.

- Считается! - бесцеремонно оборвал его младший брат.

- Я запыхался, Эйнеке! - жалобно произнес Наталь, однако Эйнеке жалости не знал. Припомнив и отнятые самокрутки, и ту проклятую вывеску, и вообще все-все, он уступать не собирался.

- Сам виноват! - почти пропел Эйнеке, поглядывая на брата сверху-вниз. - Никто тебя за язык не тянул! Нашел, что этим болванам ляпнуть!

- Но ты же…

- Ну да, я дракон и та иллюзия моя, - поняв, к чему клонит Наталь, согласился Эйнеке, потом, ухмыльнувшись, добавил: - А вот ты, походу, трусливая девка! И отказаться от спора боишься, и…

Эйнеке не успел закончить. Наталь его опередил. Пробормотав себе под нос что-то уж совсем невнятное (наверняка какое-нибудь ругательство!), старший близнец сказал:

- Будь по-твоему! До самого дома тебя таскать буду!

«То-то же!» - торжествующе улыбнулся Эйнеке.

Ненадолго притих, давая брату отдохнуть и прийти в себя. Пока Наталь восстанавливал дыхание, Эйнеке прислушивался к звукам, доносящимся со стороны большой улицы. Ничего подозрительного, суматошного и хоть как-то похожего на разыскивающую «преступников» стражу не было. Только шумное многоголосье толпы. Эйнеке расслабился. Немного даже заскучал. Пытаясь перебороть скуку, оглядел загончик и, заметив на ближайшей жерди что-то тускло сверкающее металлом, протянул руку. Смог достать. Тихое звяканье, приятная тяжесть…

«Колокольчики», - улыбка на губах Эйнеке стала шире. В голову ему пришла блестящая идея. Недолго думая, младший близнец водрузил на шею старшего веревку с навязанными на нее колокольцами. Наталь недовольно дернул головой.

- Ты чего? Зачем?! - спросил, пытаясь уцепить лицо брата взглядом.

Эйнеке в ответ лишь пожал плечами, а мгновение спустя, сияя, как начищенный до блеска медяк, заявил:

- Эх, мог бы, еще бы рога тебе наколдовал!

- Как у того козлоного? - брякнул Наталь. Дернулся. Колокольчики на его шее пронзительно зазвенели.

- Не, балбес! Оленьи! - отозвался Эйнеке.

Наталь нахмурился. Он явно не слишком понял, что к чему. Эйнеке дал брату еще минуту на раздумье, а после, смирившись с его тугоумием, пояснил:

- Ну вот, смотри, нос у тебя с мороза красный. Мозгов в башке с орешек. Колокольчики на шее. Наколдовал бы я тебе рога, и ты был бы совсем как тот олень из сказки!

- Хм-м… - только и протянул Наталь в ответ. Быть может, он вспоминал, что там за олень из сказки, а может, изобразить обиду пытался… неважно! Эйнеке поддался нетерпению:

- Давай вперед уже, мой праздничный скакун! - поторопил он. - А то мы так и к полуночи до лекаря не успеем! Нажрется он водки и до утра не добудимся! Я ж так сдохну от боли!

И снова Наталю не оставалось ничего, кроме как подчиниться. Он зашагал обратно через проулок, пока брат его размышлял о том, что даже если и не выиграет спор, то хотя бы всласть повеселится. И поиздевается.

========== Часть пятая: «Дух праздника» ==========

Все праздники для Наталя чем-то похожи. Во время них все идет наперекосяк, и всегда рядом Эйнеке, а еще к концу любого праздника душу Наталя разрывают два чувства: раздражение и радость. И этот Венец Зимы не был исключением. Без перерыва пробегав с братом на плечах, Наталь устал (да и до всей этой авантюры он был не шибко отдохнувшим), причем не столько телесно, сколько морально. Он не понимал, почему все всегда так сложно и почему нужно соблюдать условия глупого спора даже тогда, когда у них с братом явно возникают проблемы. Впрочем, Эйнеке хотя бы повеселел, и вроде бы Наталь того сам добивался, но…

Было кое-что в его веселье, что старшему явно не нравилось. Например, колокольчики. Их звон при каждом шаге сливался в ужасную мелодию. Этот звук не могли заглушить ни грохот сапог, ни пьяный гомон из каждого оконца. Все вокруг портило это настойчивое бренчание. Раньше Наталь воспринимал колокольцы как часть Венца Зимы, но теперь же они казались ему неким изощренным орудием пытки. На мгновение Наталь даже проникся сочувствием к оленям, которых в сказках вправду обвешивают этими звенелками.

Через десяток шагов Наталю вспомнились и слова брата по части рогов. Оленьих. Конечно же, оленьих! И вот с рогами на башке, братом на плечах и несмолкаемым звоном колокольчиков, они бы с Эйнеке шли к лекарю. Хороши наемники, ничего не скажешь! Только что убегали от стражи, а теперь, вместо того чтобы слиться с толпой, сделали себя еще более заметными!

Тем временем Хладберг все глубже погружался в праздничную кутерьму. На улице темнело, а песни гуляющих людей становились все громче и невнятней. Пели все. Едва ли не из каждого окна доносились голоса. Каждый, как мог, восхвалял свое божество, просил у него что-то или благодарил за уже данное, и все это сливалось в единый гул сотен голосов, объединенных общим мотивом. Никто не слышал соседа, никто никому не мешал, все просто радостно драли глотки. Передвигаться шагом люди тоже расхотели. Всюду была толкучка и беспорядочные танцы. Иногда они нарушались более или менее организованным хороводом, увлекающим в себя все больше людей. Меж взрослых то и дело мелькали дети, проскакивающие в праздничной давке, проскальзывающие меж чужих тел и несущиеся невесть куда.

Один из таких мелких бегунов врезался Наталю в брюхо. Полуэльф не упал лишь благодаря скоплению людей вокруг, а отлетевший от него мальчишка моментально вскочил и скрылся в толпе. Наталь смог пожелать ему только не быть затоптанным в этот Венец Зимы. Хоть сам Наталь общую давку преодолевал относительно легко, он волновался за брата и придерживал его за ноги. Из-за такой навязчивой заботы Наталь то и дело удостаивался болезненного подергивания за волосы или короткого удара пяткой по ребру. Впрочем, все это было мелочами. Эйнеке мог ворчать и недовольствовать сколько угодно, лишь бы не свалился и сознания не потерял. Наталь постоянно проверял, в порядке ли его брат: хоть Эйнеке и заметно развеселился, здоровья и сил у него вряд ли шибко прибавилось.

Из-за постоянных заглядываний вверх Наталь смог увидеть еще одно праздничное преображение Хладберга. На улице становилось все темнее, и в этой темноте появлялось все больше маленьких огоньков. Люди зажигали свечи и лампы, ставили их на окна и несли в руках. Там, где случайно гас один огонек, зажигались два новых, три, и так по нарастающей. Это приводило в восторг. И, пожалуй, Наталь мог бы назвать происходящее по-настоящему красивым. Это тоже радовало, помогало бороться с усталостью и шагать дальше сквозь людскую толпу. Он уже почти добрался до конца главной улицы, а затем свернул в сторону, чтобы в итоге оказаться у жилища лекаря.

Днем Наталь бывал здесь, но забытый кошелек несколько затруднил покупку лекарств. Пришлось возвращаться, и стараниями брата, а также празднующей толпы путь обратно к дому лекаря оказался куда дольше, чем рассчитывал полуэльф.

Наталь постучал в дверь, затем еще раз и еще. Он выждал положенное приличием время, но из дома не послышалось ни звука. Сверху от Эйнеке начали слышаться раздраженные смешки, и, чтобы не выслушивать очередную остроту брата, Наталь чуть поторопил события.

Он от всей души вломил по двери кулаком, и та со скрипом и легким треском открылась. То ли лекарь не запер ее как следует, то ли припер какой-то соломинкой, которая уже разлетелась. Чуть ли не присев на корточки, чтобы Эйнеке не влетел головой в дверной косяк, Наталь вошел в дом и только потом выпрямился. К счастью, в доме были достаточно высокие потолки, и Эйнеке приходилось лишь немного пригибаться, чтобы не биться о балки.

- Эй, лекарь, боги требуют, чтобы ты исполнил свой долг! Я больного тебе привел… принес! – как можно серьезнее сказал Наталь.

Он надеялся, что такие слова заставят мужика, дрыхнущего за столом, очнуться. Похоже, они с братом и впрямь сильно задержались… Худой лысый мужичок с редкой бородкой упрямо не подавал признаков жизни. Он продолжал бессовестно спать, опустив лицо в тарелку с расплескавшейся кашей. Рядом с ним лежала полупустая бутылка. Некоторая часть вонючего пойла растеклась по столу и полу. Наталь (со всеми его познаниями в выпивке) так и не смог по запаху определить, что это. Быть может, лекарь разбавил водку одним из своих снадобий и видел теперь те еще сны…

Немного поразмыслив, Наталь достал из кошеля пару монет и погремел ими у самого уха лекаря. Не увидев никакой реакции со стороны спящего, почувствовал, как внутри разгорается огненный ком. Именно он и заставил Наталя швырнуть в лекаря монетами.

- Вставай, козел старый! Работа для тебя есть! - крикнул Наталь, когда две железные монеты влетели пьяному лекарю в лысину. Надо сказать, что дейнцы любили все увесистое и крепкое, и их валюта не была исключением.

Получив двумя монетами по черепушке, мужик взревел от боли и страха, будто раненый медведь. Взвился из-за стола, ошалело водя осоловевшим взглядом вокруг. На лице лекаря, помимо засохшей каши, появилось тонкая алая струйка. Похоже, одна из монет рассекла ему кожу.

- Это тебе аванс, пьянчуга! - Наталь оскалился, довольный тем, что добился своего.

- Ах ты ж!.. Богомерзкий выродок! - задыхаясь не то от пьяного угара, не то от ярости, рявкнул разбуженный лекарь.

Наталь хмыкнул и полез за еще одной монетой, чтобы унять гнев мужика, но тот откуда-то из-под стола выудил грязный узкий нож и, слишком бодро вскочив, пошел на Наталя.

- О да, братец, этот лекарь сейчас нас от всего вылечит! - тогда же сверху донесся ехидный голос Эйнеке. Пяткой он ударил Наталя в бок, точно лошадь пришпорил! Зазвенели проклятые колокольцы…

К горлу подкатила злость. В глазах потемнело. Впрочем, всего на пару мгновений. Когда Наталь пришел в себя, ему уже было легко, просто и приятно. Он стоял у разбитого стола. Лекарь лежал в обломках столешницы, и ножа у него больше не было. Зато на морде вместо носа появилась лиловая картофелина да заплывший финик на месте левого глаза. Глядя на свой ободранный кулак, Наталь мог поручиться, что лекаря теперь ему не добудиться до следующей ночи.

- Скотина! - процедил сквозь зубы Наталь.

Гнев отступил. Голову посетило осознание. Наталь только что своей же рукой«сломал» цель их визита. Пнул лежащего лекаря и, услышав не то сопение, не то ворчание, порадовался, что хотя бы не убил того. Что ж, раз этот человек не в состоянии помочь его брату, Наталь сделает все сам. По крайней мере, сейчас ему это не казалось таким уж сложным. Вокруг было полным-полно разнообразных склянок и флаконов с мелкими бирками: в какой-то из них наверняка имелось подходящее снадобье! Стянув свой плащ с плеч, Наталь свернул его в подобие мешка, потом стал сваливать в него все склянки по очереди.

Наталь успел опустошить целую полку прежде, чем услышал странно прерывистый голос Эйнеке:

- Я ценю твою запасливость, братец, но я уже взял то, что мне нужно! - молвил младший брат. - Возьми только те три пузыря на нижней полке, и оставь рядом с любезным лекарем плату! Думаю, еще трех монет ему хватит.

Обернувшись на голос брата, Наталь увидел, что тот смеется, вернее сказать, ржет через каждое слово.

- Не хочу, чтобы кто-то счел это за грабеж! У нас и так могут возникнуть некоторые… мм… трудности со стражей! - наконец отсмеявшись, закончил Эйнеке.

Наталь несколько секунд смотрел на брата. Перед его глазами промелькнул весь минувший день. В момент, когда полуэльф побежал бить лекаря, он, похоже, все-таки уронил Эйнеке с плеч. Тот вряд ли ушибся. Судя по тому, какой он был радостный, ему даже не больно. Просто… почти половина Венца Зимы прошла зря, потому что Наталь проиграл спор, да еще и по собственной глупости!

Не сдержавшись, он хлопнул себя ладонью по лбу и отчаянно-зло зарычал.

***

Ночь густой глубокой синью окутала Хладберг, однако спокойнее и тише не стало. Скорее наоборот, праздничная кутерьма разрослась и набрала силу. Как огромный спрут, Венец Зимы впустил свои щупы-лапы в каждый двор, дом, сердце. Люди высыпали на улицы. Шум, издаваемый пестрой толпой, оглушал и душил. Близость живых тел как пугала, так и будоражила Эйнеке. Одна часть его существа сжималась и содрогалась всякий раз, когда чуяла чужую близость, ловила случайные прикосновения, взгляды, улыбки. Там, где вырос Эйнеке, никогда не было такого многолюдья, и даже десятилетия, проведенные в оживленных человеческих городах, не привили ему привычки к подобным сборищам. Другую часть Эйнеке можно было описать одним-единственным словом: «охотник».

Даже будучи сам наполовину человеком, Эйнеке все равно инстинктивно чуял в людях добычу. Он улавливал пышущее тепло чужих тел, ощущал биение крови и магии (голод… голод возвращался!) в жилах, остро реагировал на звуки и запахи, издаваемые потенциальной «едой». И совершенно не мог сосредоточиться на празднике. К тому же разум… здравый смысл!.. О, у них всегда находились причины не делать этого!

Пир во время чумы - нельзя есть, пить и радоваться, когда кто-то там далеко страдает, когда в мире так много жестокости и несправедливости! Взять хотя бы семьи хладбергских лесорубов, обездоленные сатиром. Как можно веселиться, зная, что за стенами города десятка два семей оплакивают родных – убитых взбешенным лесным чудищем мужей, жен и детей? А еще жадность… Жадность тоже не давала покоя. Нечто внутри Эйнеке никак не хотело мириться с некоторыми очевидными и чрезвычайно неприятными фактами относительно почти любого празднества. Например, всякий праздник, в том числе и Венец Зимы, – это бессмысленные траты для одних и слишком легкий способ обогатиться для других. Эйнеке не хотел быть тем, на ком наживутся, да и вся эта праздничная чрезмерность и расточительность ему не нравилась – казалась иррациональной, отчасти бессмысленной.

А впрочем, неважно! Несмотря на шум и кутерьму вокруг, а также на все прочие обстоятельства, полуэльф испытывал некоторое удовлетворение от нынешнего Венца Зимы. Расстроенная рожа Наталя и сладкое осознание собственной победы (пускай маленькой и такой глупой, ведь получена она была в столь нелепом споре!) грели душу. Особенное удовольствие Эйнеке доставляло осознание того, что ему не пришлось даже прилагать усилий, чтобы выиграть – брат сделал все сам. Он просто поддался чувствам, впал в ярость и тем самым дал Эйнеке возможность. Пока Наталь увлеченно мордовал пьяного в дрова лекаря, Эйнеке (причем без угрозы ушибиться или хоть как-то пораниться!) соскользнул с широких братских плеч и даже успел немного пошарить на полках.

Запас лекарств на целую луну вперед, да еще и по вполне приятной цене. В качестве трофея три бутылки с настойкой. Одну из них Эйнеке методично опустошал, то и дело отхлебывая из горла и попутно думая о том, что делать, если лекарь поутру вспомнит-таки, кто его «обидел». Нехорошо выйдет, если он обратится к страже, да и та неловкая ситуация с драконом…

«В Пустоту это все! - Эйнеке сделал очередной глоток: горькая жидкость обожгла глотку. - Будем решать проблемы по мере их возникновения! Тем более этот городишко кое-чем обязан нам с братом, да и плату мы тому пьянице оставили. Все честно!».

Идти теперь приходилось на своих двоих. Лекарство только-только начало действовать, а вот выпитый поутру отвар звездолиста почти отпустил. Потому Эйнеке теперь считал настойку необходимым топливом для успешного возвращения домой. И трех бутылей вроде бы должно было хватить…

Заметив забитый до отказа кабак, Эйнеке остановился. Спонтанное желание. Очередная идея. Улыбка тронула губы. Тратиться по-прежнему не хотелось, да и людское сборище не привлекало, но… но… но…

«Этого не так уж много… - Эйнеке глянул на бутыль в своих руках. - Еще надо. Чтобы и сейчас, и на завтра осталось!» - рассудил его захмелевший разум.

Эйнеке сделал шаг в сторону приоткрытой двери, морально приготовился толкаться и пихаться в попытке протиснуться внутрь заведения.

- Эйнеке? - тогда же послышалось из-за спины.

Полуэльф обернулся. Наталь. Ну конечно же!

- Идем, Нат, выпьем водки! - позвал младший старшего, а после, подумав, великодушно добавил:

- Я заплачу!

Наталь было двинулся следом (колокольчики он с себя так и не снял, а потому те нелепо звенели в такт), но вдруг остановился, замялся. Буквально за мгновение лицо его успело несколько раз сменить выражение. Сначала была скорбная и потерянная мина, затем радостно-заинтересованная, как у услужливого пса, подозванного любимым хозяином, и снова скорбно-потерянная. Эйнеке нахмурился. Наталь же сказал каким-то уж слишком жалобным тоном:

- Давай лучше пойдем домой, братишка? Не в настроении я водку пить!

Эйнеке поджал губы. Нахмурился сильнее.

- Тем более у нас вон пойло лекаря есть! - кивком Наталь указал на полупустую бутыль в руках Эйнеке. - Нечего монеты тратить зря!

Эйнеке качнул головой: слышать со стороны брата отказ (тем более в таком благом деле, как спонтанная пьянка!) он не привык, но гневный рык сдержал. Младший близнец круто развернулся и зашагал прочь от кабака. Наталь, низко опустив голову и вперив взгляд в устланную снегом землю, поплелся следом.

Разрозненные злые мысли растекались в уме. Не осталось никакого удовольствия и торжествующей радости. Эйнеке то и дело метал косые взгляды на старшего брата. Его безрадостная физиономия… беспокоила! И мешала наслаждаться недавней победой. Желание пить погасло в Эйнеке само собой. Сделав последний глоток из бутыли, полуэльф скривился и сплюнул: настойка и впрямь больше не шла.

Тем временем густые темные тучи пожрали безупречную синь ночного неба, и снова сыпанул снег. Сначала мелкий, колючий и надоедливый, затем крупный, пушистый. Здоровенные хлопья кружились и медленно опадали на прохожих, дома и землю. Они стали путаться в волосах и ресницах. Тая, делали одежду сырой и холодной, а плащи тяжелыми. Разгулявшийся люд, впрочем, это не особо расстроило и уж тем более не остановило.

В снежной пелене замелькали яркие цветные огни: синие, алые, желтые и зеленые. Шипение, хлопки и раскатистый грохот предшествовали каждой новой вспышке. Большие пышные цветы пробивались сквозь белые снежные клубы, набухали и раскрывались огненные бутоны, а после разрывались по небу россыпями новых звезд.

- Дурость какая! - буркнул Эйнеке, глядя вверх. - Мало того, что эти «огоньки» сами по себе сплошное расточительство, так они их еще и в такую погоду пускают!

В ответ Эйнеке ожидал хоть какое-нибудь сопротивление со стороны Наталя: возражение, оправдание… в конце концов брату-то нравилась подобная чепуха! Однако…

- Угу, - вяло отозвался Наталь.

Тогда Эйнеке понял, что сдерживаться более не в состоянии. До дома оставалось всего ничего, но младший умышленно свернул с пути. Он оставил многолюдную улицу и свернул на улочку поменьше: тут голосистая толпа не помешала бы разговору. Наталь маневра Эйнеке явно не заметил. Бездумно следуя за братом, он вообще мало что замечал. Когда же Эйнеке остановился и вперил в него полный огня взор, старший брат лишь удивленно вскинул брови, после оглянулся. С некоторым запозданием осмысляя произошедшее, Наталь уставился на младшего.

- Эйнеке? - тихонько спросил.

Тогда же Эйнеке и выпалил:

- Ты какого хрена сопли распустил, а?!

Наталь нахмурился. Протестующе мотнул головой (пронзительный звяк колокольчиков!), отказываясь объясняться, однако Эйнеке остался непреклонен. Он твердо вознамерился узнать, что к чему.

- Говори! - повелел Эйнеке.

Наталь тяжко вздохнул, поджал губы, вновь покачал головой (еще один звяк!) и только потом все же решился:

- Дух праздника, понимаешь? - Наталь заглянул близнецу в глаза, словно надеясь в их глубине найти то самое понимание. Эйнеке же в свою очередь брезгливо поморщился.

- Не понимаешь… - Наталь сокрушенно вздохнул.

«Так потрудись нормально объяснить, тупое ты создание!» - вспыхнул было младший. Почти дал этим словам сорваться с языка, однако не успел – старший продолжил:

- А я хотел, чтобы ты понял! И повеселился наконец! Хоть немножечко… сколько твоя… ну, болезнь даст! Ты же всегда что ни праздник, то мрачнее тучи! Весь такой несчастный! Я думал подлечу тебя и спор выиграю, а потом пойдем гулять и огни в небе смотреть, и ты свои эти… травы и курево забудешь… а потом еще… - Наталь, едва не захлебнувшись собственными словами, поморщился, затих, а после все же выдал:

- Я опять облажался! Как и тогда на озере!

Эйнеке исподлобья глянул на брата. Озадаченно. Отчасти удивленно. В разочаровании, с которым говорил его брат, полуэльф не чувствовал подвоха – какой-либо неискренности.

- Ничего ты не облажался… - растерянно пробормотал. Про себя же подумал:

«Для него это все так важно?».

Эйнеке еще раз глянул на Наталя: пристально, внимательно. То, что видел он, смущало. Обескураживало даже. В груди затеплился огонек. Не тот ярый и злобный пламень, что терзал Эйнеке несколько минут назад, а мягкий и светлый, любящий… Тогда же разум полуэльфа ответил на свой же вопрос:

«Да, для него это действительно так важно!».

Эйнеке украдкой вздохнул. Наталь тем временем распалялся все больше и больше:

- А я ведь тебе подарок приготовил! Хотел, чтобы все было хорошо, а не как в тот раз, когда я на тебя спящего ту книжку уронил!

Эйнеке хмыкнул, обрывая тираду брата. Хитро сощурился, переспросил:

- Подарок?

- Подарок! - кивнул Наталь. Вполне охотно, но все же несколько… настороженно. Настороженность отразилась и в его взгляде, а с ней и… надежда?

- Ну раз уж меня ждет подарок… - протянул Эйнеке, едва сдерживая улыбку. - Что ж, я готов немного пожертвовать своим спокойствием, - выдержал короткую паузу, пожал плечами. - Хорошо! Хотя бы попробую почувствовать этот твой «дух праздника!»

На миг надежда во взгляде Наталя уступила радости – той самой искренней неприкрытой радости, что свойственна скорее детям, нежели воинам. После свое дала знать настороженность. Наталь нахмурился. Некоторое недоверие чересчур явно овладело им.

- Правда? - с осторожностью спросил старший.

- Правда, - усмехнулся младший, а после добавил: - Только проникаться «духом праздника» мы будем дома, лады? Не хочу уж совсем расхвораться!

- Конечно! Конечно, братец! - закивал Наталь, сияя, как начищенный золотой на полуденном солнце.

Эйнеке же вновь усмехнулся и зашагал в сторону дома. Что ж, возможно, стоит пересмотреть некоторые свои убеждения. Пускай и не в отношении праздников, но хотя бы по части курева и брата. Вдруг неожиданная мысль тронула разум Эйнеке. Она заставила полуэльфа на миг замереть. Нахмуриться. Озадаченно свести брови, наморщить лоб.

«А может, в этом Венце Зимы что-то есть? Не «дух праздника» и не пустое веселье, а что-то… особенное? Может, это оно заставляет меня так думать… желать измениться к лучшему ради Ната?» - Эйнеке моргнул. Украдкой глянул на брата, все еще чувствуя приятное тепло в груди и отчетливую радость оттого, что тогда на озере все обошлось, что Наталь не утонул – выжил, несмотря на все старания сатира утопить его. И рисковал собой Эйнеке тогда не зря… совсем не зря!

«Может…» - улыбнулся он и побрел дальше.

========== Интерлюдия: «Подарок» ==========

Однажды после Венца Зимы.

Есть у людей хорошая традиция дарить подарки утром после Венца Зимы, но вспомнил о ней Наталь лишь спустя семидневку. Праздник вышел… напряженным, и к осознанному образу жизни воин вернулся не сразу. Теперь же когда его разум оказался достаточно трезв, Наталь шатающейся походкой шел домой. В руках он держал увесистый предмет, завёрнутый в козью шкуру.

То была книга. Переплет не слишком пафосный и изукрашенный: Эйнеке его не раздербанит, решив узнать, что к чему и сколько стоит по отдельности. С тем же и не слишком простой, чтобы сварливый младший брат стал брезгливо морщить нос и сравнивать сие с амбарной книгой. Что было понаписано внутри книжонки, Наталь не знал: он был не настолько трезв, чтобы читать людские каракули. Впрочем, учитывая, что два последних дня Наталь пил с алхимиком, к которому его отправил Эйнеке за ингредиентами для какого-то хитровыдолбанного снадобья, книга могла оказаться полезной. По крайней мере, собутыльник Наталя уж очень не хотел с ней расставаться…

Достойный подарок для Эйнеке!

Наталь был крайне доволен собой. И людским традициям подыграет, и брата порадует. Или скорее задобрит. В конце концов, пьянствовать семидневку, не показываясь дома… едва ли Эйнеке мог стерпеть такую выходку со стороны близнеца!

Наталь добрался до дома, вернее, до постоялого двора, что служил близнецам домом в этом городишке. Поднялся по лестнице и тихо (как ему казалось) открыл дверь в их с братом комнату. Эйнеке, к счастью Наталя, безмятежно спал. Он растянулся на своей постели в дальней части комнаты. Грудь мерно вздымалась. Веки были сомкнуты. Стараясь не выстукивать сапогами по полу, Наталь подобрался ближе к брату.

«Надо было ему вместо книги притащить девку!» - подумалось вдруг Наталю, когда он склонился над близнецом.

«Иногда подарки должны отличаться!» - тогда же ответил внутренний голос, а Наталь раздраженно нахмурился.

Тихонько вздохнув, старший близнец все же решил закончить начатое, и положить свой подарок под подушку брата. Наталь одной рукой приподнял подушку вместе с головой спящего Эйнеке. Второй же хотел подпихнуть книгу под нее, однако… Рука дрогнула, и дрогнула прямо над головой Эйнеке. Книга выпала, плашмя брякнувшись на лицо брата.

Наталь оцепенел. На мгновение время для него замерло. Внутри все похолодело. Потом Наталь услышал протяжный шипящий звук. Воин прислушался, и даже услышал слова, идущие со стороны придавленного книгой Эйнеке. Кажется, это было долгое «с».

- С праздником? - в надежде на лучшее уточнил Наталь.

- С-с-сука! - немного приглушенно и жутко зло выдавил из себя Эйнеке, затем вокруг Наталя что-то заискрило, а воздух стал неожиданно трескучим и горячим.

Стремительно трезвея прямо на ходу, старший близнец рванул прочь от младшего.

«Как там говорил Эйнеке? «Я – дракон», да? Кажется, я только что разбудил дракона!» - нервно хихикая, подумал Наталь, а после без лишних раздумий сиганул в окно. Вовремя: жар магии (и братского гнева) едва не опалил ему спину.