Однажды в лунную полночь [Кэрол Финч] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Кэрол ФИНЧ ОДНАЖДЫ В ЛУННУЮ ПОЛНОЧЬ
Глава 1
Октябрь 1768 года, Новый Орлеан
— Ни за что! — яростно запротестовала Микаэла Рушар. Серые глаза Арно грозно сощурились. — А ну не забывай своего места! О Боже, сколько же раз за последние годы она слышала это напоминание! Не сочтешь. А ее место, по соображениям отца, было в тех ограниченных пределах, которые он установил сам, желая всегда видеть в ней только послушную дочь. Арно считал, что женщина подобна некой декорации — она лишь обрамляет ход дел и разговоров. Своего мнения ей высказывать не положено, особенно если мужчина думает иначе: женщине следует быть безмолвной тенью, инструментом его воли. В Евангелии от Арно существовали и другие заповеди, но сейчас Микаэла была слишком обозлена, чтобы вспомнить все. Не раз она слышала, как Арно бормочет, что, должно быть, в наказание Бог послал ему непослушного ребенка, и всегда задавалась вопросом, а что он, собственно, имеет в виду. — Дочка, тебе следует извиниться перед отцом за неподобающее поведение, — негромко сказала Маргарита Рушар. Микаэла перевела взгляд на лицо матери. Арно так давно подчинил своей воле жену, что теперь свои чувства она прятала где-то глубоко внутри и лишь незаметной тенью скользила по родовому поместью, стараясь не попадаться на глаза мужу, чтобы не стать жертвой его необузданного нрава. Микаэле же подобное существование представлялось не меньшей пыткой, чем жизнь в аду. Положение жены и дочери в доме самовластного французского аристократа мало чем отличалось от положения рабынь. — Ты выйдешь за Карлоса Моралеса, — снова заявил Арно. — Таково мое желание, и ты его выполнишь. — Заложив руки за спину, он принялся мерить шагами спальню. — Коль скоро тебя так уж интересует политика и другие предметы, до которых женщинам вообще не должно быть дела, ты должна понимать: для нас и для всего Нового Орлеана приближаются трудные времена. Чтобы жить достойно, приходится ладить с испанской администрацией. Микаэла знала, каким образом Луизиана оказалась в руках испанцев. После поражения Франции в Семилетней войне король Людовик XV секретным актом передал эту североамериканскую колонию во владение другому Бурбону, своему кузену, королю Испании Карлу III, чтобы англичане не наложили на нее свою лапу. Два года назад по улицам Нового Орлеана, сверкая золотом, проехал комиссар де Уллоа в сопровождении членов Высшего совета. Новость, что король передал Луизиану Испании, даже не удосужившись уведомить о том своих подданных, привела французов в ярость. Новый режим пришелся им не по душе, по всему городу происходили массовые сходки, тайно готовилось восстание. — В отличие от своих сограждан я не считаю, будто единственный выход — это революция; лучше как-то договориться с испанцами. — Арно пристально посмотрел на Микаэлу. — Я по горло сыт мятежами в собственном доме. Стало быть, это она виновата в том, что отец отказывается стать на сторону своих недовольных сограждан? А почему бы и нет? Разве не привыкла она к тому, что во всем винят ее? — Карлос Моралес поджидает тебя внизу. Вы отправляетесь на испанский бал. Он попросил твоей руки, и я дал свое согласие. — Встретившись глазами со взглядом дочери, он сощурился. — В том, что моя воля будет выполнена, можешь не сомневаться. Ты станешь связующим звеном между нашей семьей и властями. Не будь моя дочь от природы такой эгоистичной и своенравной, сама бы поняла, что это лучший способ обеспечить благополучное будущее брата. — А как насчет моего будущего? — отважилась спросить Микаэла и тут же перехватила испуганный взгляд матери. — Или оно для тебя значения не имеет? Ты собираешься выдать меня за человека, который мне совершенно не нравится, лишь бы у моего брата Анри завелись полезные связи среди испанцев! — Попридержи язык, Микаэла! — Арно побагровел. — Решения здесь принимаю я, ты же будешь делать, что тебе велят. Не в силах долее сдерживать возмущения, Микаэла попыталась соскочить с кровати, но мать удержала ее: — Умоляю, не серди его. — Ты слишком много себе позволяешь! — выкрикнул Арно. — В обитель Святой Урсулы я отправил тебя учиться стряпне, шитью да хорошим манерам, а ты уговорила падре заниматься с тобой латынью, геометрией, астрономией и одному лишь Богу ведомо, чем еще! Знай отец, что Микаэла в образованности ничуть не уступала старшему брату, он пришел бы в ярость. Нет уж, об этом лучше вообще не заговаривать. — И ты наверняка прекрасно помнишь, как я отнесся к тому, что ты тайком учишь моих рабов читать и писать. Неслыханно! Я даже хотел приказать засечь всех до смерти — трудно представить, какой бы это был убыток! — Арно круто повернулся и принялся нервно расхаживать по комнате. — Кстати, не думай, будто мне не известно, что ты вырядилась мальчишкой, желая попасть на встречу заговорщиков. Уже одного этого вполне достаточно, чтобы ни на минуту не откладывать твое замужество. Если в Новом Орлеане поднимется бунт, имя Рушара не будет с ним связано ни в малейшей степени. — Он стремительно шагнул к дочери. — И ты тоже не будешь иметь ничего общего с этим бунтом. Слышишь? Еще бы не слышать — голос отца гремел, как иерихонская труба, даже стены дрожали. — В твоем распоряжении пятнадцать минут, чтобы одеться и принять предложение Карлоса. Я провожу тебя вниз, и мы подпишем брачный контракт, а сегодня вечером, на балу у испанцев, объявим о помолвке. И ты пойдешь туда и будешь вести себя как подобает воспитанной даме! С этими словами Арно пулей вылетел из спальни. Маргарита взяла дочь за руку и сочувственно сжала ее. — Не заводи его, Микаэла, — негромко проговорила она. — Уверяю тебя, запасной вариант понравится тебе еще меньше. Если этот брак не состоится, Арно отправит тебя в Натчез, к своей вдовствующей кузине. При мысли о том, что придется заниматься хозяйством тети Катрин, с ее постоянными нервными срывами, Микаэлу передернуло. Однако ей было совершенно ясно, что с плантацией Рушаров придется расстаться. — Карлос, по всему видно, в тебя влюблен, а ведь он член Высшего совета, — продолжала Маргарита, раскладывая на кровати голубое шелковое платье. — Бери от жизни все, но не пытайся противиться неизбежному. — Она посмотрела на дочь, потом перевела взгляд на дверь, словно боялась, что ее подслушают. — Будешь спорить — только головную боль наживешь, уж мне это хорошо известно, — шепнула она напоследок и вышла из комнаты. Микаэла давно оставила всякие попытки сблизиться с отцом, завоевать его расположение. В сыне Арно души не чаял, зато дочь не ставил ни во что; для него она была чем-то вроде движимого имущества, от которого следует вовремя избавиться с выгодой для себя. Если от Микаэлы требовали лишь повиновения, как от трудолюбивой рабыни, то Анри дозволялись самые шумные развлечения, в его честь устраивались званые вечера — короче, с ним обращались как с принцем. Достигнув четырнадцати лет, он перебрался в отдельный флигель и завел себе любовницу-рабыню. В шестнадцать, после нескольких лет домашних занятий танцами и уроков, дающих понятие о правилах поведения в обществе, его отправили во Францию за дипломом. А когда он вернулся, ему преподнесли дом во Французском квартале Нового Орлеана и юную куртизанку, готовую к услугам в любое время дня и ночи. Микаэла чувствовала себя униженной, но к старшему брату у нее претензий не было. С чем она не могла примириться, так это с дурной традицией ставить мужчин выше женщин. Она знала, что у отца тоже была любовница во Французском квартале, и это возмущало ее до глубины души. Микаэла поклялась, что никогда не вступит в брак, в котором закон верности имеет лишь одностороннюю силу. То, что мать покорно принимала, Микаэла принять не могла. Возможно, такой вещи, как любовь, и не существует, но оковы на себя она никогда не наденет! Всматриваясь в свое отражение в зеркале, она твердила, что в отличие от матери не будет жить под каблуком у мужчины. Что ж, придется поискать для себя какое-нибудь другое место, где бы оно ни было, но в конце концов она заставит всех понять, что нет в мире человека, который будет диктовать ей свою волю наподобие отца, сломит ее дух, как сломили дух ее матери. Исполненная решимости завоевать свободу, Микаэла обдумывала свое поведение на сегодняшний вечер. Она прикинется, будто примирилась с судьбой, и отправится-таки с нежеланным женихом на бал, но домой, где ее никогда по-настоящему не любили, где она и нужна-то никому не была, она больше не вернется. Бросив взгляд на часы, стоявшие на каминной полке, Микаэла быстро переоделась, а затем поспешно вытащила из шкафа самое необходимое, сунула вещи в сумку и устремилась на балкон, ведущий к флигелю брата. Добежав до скрывающейся в темноте лестницы, она на цыпочках спустилась вниз, спрятала сумку в экипаже Карлоса и вернулась в спальню всего за секунду до появления отца. — Вижу, ты все-таки образумилась, — хмыкнул Арно, оглядывая бальное платье дочери. — Поскольку твой жених — один из доверенных советников дона Антонио де Уллоа, ты сможешь впоследствии оказывать немалые услуги мне и своему брату. К тому же жене такого человека и просить ни о чем не придется — достаточно только намекнуть. — Он подал ей руку и повел в гостиную. — А как же любовь? — не удержалась Микаэла. Арно бросил на дочь тяжелый взгляд: — Ты опять за свое? Не вздумай только при Карлосе продолжать в том же духе. Будешь вести себя как подобает — уважение и преданность с его стороны тебе обеспечены. — Любовница во Французском квартале, вроде твоей, тоже входит в правила игры? — Да как ты смеешь?! — Арно побагровел. — Нет, это ты — как ты смеешь говорить со мной о любви и преданности! — Огонь, полыхающий в зеленых глазах, натолкнулся на серо-стальную преграду глаз Арно. — Не может мужчина, содержащий другую женщину, рассчитывать на уважение жены. Я всегда поражалась, почему мама терпит твое поведение. На мгновение Микаэле показалось, что отец готов ударить ее: раньше такое уже случалось. Но он удержался: ему вовсе не хотелось, чтобы Карлос заметил след пощечины. — Я тащу на себе этот крест уже почти двадцать лет, — прошипел Арно сквозь зубы, — и знаешь, в чем все дело? В том, что ты как две капли воды похожа на моего брата. Да будет тебе известно: ты не моя, ты его дочь и в жилах твоих течет его отравленная кровь. Глядя на тебя, я всякий раз вижу Жана и вспоминаю, как они с твоей матерью предали меня. У Микаэлы подкосились ноги, и, если бы Арно грубым рывком не поднял ее, она бы скатилась с лестницы. — Если бы не скандал и гнусные пересуды, я бы публично проклял брата и жену. Но я слишком дорожу своей честью и репутацией. Ну а что до твоей матери, ей ежедневно приходится расплачиваться за свой грех. Услышанное потрясло Микаэлу до глубины души. Теперь ей стало понятно, почему Арно избегает ее, словно прокаженную, а Маргарита ведет себя так кротко и послушно. Молча переживая свалившуюся на нее новость, Микаэла не сразу заметила Карлоса: быстро пройдя через гостиную, он расцеловал ее в обе щеки. Языку нее словно прилип к гортани, она уныло вслушивалась в его сладкоречивые излияния. Карлос не умолкая говорил о том, как она прекрасна и какая честь для него назваться ее нареченным. Ни слова не говоря, Микаэла подписала приготовленный Арно контракт и последовала за Карлосом в поджидавший их экипаж. По пути в Чупиталас-Гейт, где должен был состояться бал, Микаэла молча смотрела в окно. Карлосу, похоже, было все равно — раздуваясь от ощущения собственной значимости, испанец явно не нуждался в собеседнике и говорил сам; Микаэле оставалось лишь кивать в знак согласия. На самом деле она его почти не слушала: обрушившаяся на нее новость пробудила полузабытые воспоминания детства. Теперь Микаэле стало ясно, отчего матери никогда не было дома, когда там появлялся Жан, — Арно просто не хотел, чтобы они виделись. Сам Арно всегда был откровенно враждебен с братом и не раз отпускал язвительные реплики по поводу сходства Микаэлы с Жаном, заставляя Маргариту чувствовать себя виноватой. Единственное, что удерживало его от предания семейной истории гласности, так это страх покрыть позором родовое имя. Микаэла с грустью подумала о том, что до сих пор имеет самые смутные представления о любви. В их доме она просто не существовала. Дедушка с бабушкой, не спрашивая согласия Маргариты, выдали ее за Арно, точно так же, как он выдает теперь Микаэлу: в семьях французских аристократов браки заключались таким образом уже много столетий подряд. Вся сила Арно состояла в семейной чести и родовых традициях; он железной рукой управлял поместьем, как королевством, и его королевский сан требовал постоянной защиты. С того момента как Арно прибыл вместе с семьей во дворец для формального представления, взгляды всех холостяков испанцев не отрывались от Микаэлы; и вот теперь женщина, о которой мечтали многие, будет принадлежать только Карлосу. Поскольку Арно отпустил ее с ним сегодня без положенной в таких случаях дуэньи, Карлос намеревался воспользоваться всеми преимуществами своего положения еще до того, как проводит нареченную домой. Зная, что Арно думает, как бы повыгоднее сбыть свой урожай, и к тому же жаждет наладить связи в Высшем совете, Карлос сделал ему весьма привлекательное предложение. С момента заключения брака с его дочерью Арно освобождается от налогов по импортно-экспортным сделкам, которые должны платить все французы и американцы. Но Арно только думал, что ему оказывают исключительную услугу, — на самом деле он был одним из многих, с кем Карлос, преследуя собственные интересы, заключал разного рода сделки. Помимо вознаграждения, полагающегося члену Высшего совета, он наживался на многочисленных взятках. Ну а в ближайшем будущем он насладится плодами еще одной сделки — брачной. Опираясь на руку Карлоса, Микаэла бросила взгляд на ярко освещенные окна одинокой таверны, стоящей вдали на берегу. Там сейчас сходка мятежников. Как жаль, что ей не удалось оказаться среди них! Обретение независимости — вот что грело душу Микаэлы. Но перед тем как добиться своего, ей придется пройти испытание — светский раут с Карлосом. Микаэла часто спрашивала себя, почему давно не покончила со столь жалким существованием. Все эти годы она прожила словно Золушка, которую не допускали в семейный круг; лишь сестры-монахини в обители святой Урсулы да падре дарили ее любовью и теплом. Можно было бы там поискать убежища, но именно в монастырь после ее исчезновения Арно бросится прежде всего. Значит, придется прятаться в каком-нибудь другом месте. Дожидаясь своего часа, Микаэла с трудом передвигалась в толпе надменных испанцев и их французских прихлебателей, которые, подобно ее отцу, были готовы на что угодно, лишь бы заслужить благосклонность новых властей. При мысли о том, что платой за эту благосклонность будет ее тело, Микаэлу чуть не стошнило. Пока ей еще не встретился мужчина, с которым она готова была бы уступить соблазну. Иногда Микаэла даже сомневалась, что в мире вообще существует мужчина, способный вызвать в ней что-нибудь, кроме отвращения. Лишь дядя Жак пробуждал у нее добрые воспоминания. «Мой настоящий отец», — напомнила она себе. Жан принимал ее такой, какова она есть, всячески поощрял ее живой темперамент и острый ум; Арно же, напротив, пытаясь уничтожить ее душу, высасывал из нее все соки жизни. Пока Карлос кружил Микаэлу в танце, она напомнила себе о необходимости послать в Сент-Луис весточку Жану и сообщить о том, что наконец-то она сбежала из тюрьмы, которую прежде называла своим домом. Жан поймет и, если придется туго, поможет. Но и там тоже отец сможет отыскать ее, а она не должна подводить Жана. Когда Карлос, передав Микаэлу другому партнеру, подошел переговорить о чем-то к дону Антонио, она невольно остановила взгляд на этом напыщенном типе, который теперь правил Новым Орлеаном. В государственных делах он разбирался не больше, чем в нуждах французских граждан, оказавшихся в результате росчерка пера Людовика XV его подданными. Дон Антонио был астрономом, и звездное небо ему было куда ближе, чем упрямые французы, всячески противившиеся его величественным планам. Одетый в пышный камзол, дон Антонио, словно король, обращающийся к своему двору, поднялся со стоявшего на возвышении кресла и неторопливо двинулся вниз. Оркестр тут же замолчал. — Мне только что стало известно, что один из моих ближайших помощников на днях женится. — Дон Антонио кивнул в сторону Карлоса, смуглое лицо которого тут же расплылось в белозубой улыбке. — Сеньорита Микаэла Рушар приняла предложение этого сеньора. Ничего такого Микаэла не принимала, но она и слова не вымолвила, глядя, как дон Антонио поднимает кубок с мадерой. — Пусть этот союз принесет мир и благополучие Новому Орлеану! Поставив кубок, губернатор двинулся к Микаэле. Повинуясь его жесту, оркестр заиграл вновь, и дон Антонио повел Микаэлу к танцевальной площадке. Привыкнув больше смотреть на небо, чем на землю, дон Антонио танцевал так же бездарно, как правил городом. Когда он, склонившись, поцеловал Микаэлу прямо в губы, ей едва не стало плохо. К ее ужасу, слюнявый поцелуй дона Антонио оказался далеко не последним: ее попросту пустили по кругу членов Высшего совета, словно поднос с закусками, однако при первой же возможности она отошла в сторону и отерла лицо. Нет уж, больше с ней такие фокусы не пройдут! Убедившись, что Карлос занят беседой, Микаэла начала потихоньку пробираться к двери в надежде на то, что ей удастся скрыться незамеченной. Она достигла дальнего конца галереи, когда жених нагнал ее и, не говоря ни слова, заключил в объятия, явно намереваясь подарить очередной поцелуй. Почувствовав на груди мужскую руку, Микаэла, защищаясь, вцепилась ногтями в лоснящееся лицо Карлоса, а тот в ответ, злобно выругавшись, размахнулся, и Микаэлу тут же отбросило к четырехфутовой покрытой лепниной стене галереи. — Чтобы ничего подобного больше не повторялось! — завизжал Карлос. — Отныне ты моя, душой и телом, и что бы и когда бы я от тебя ни потребовал — будь любезна соглашаться! А если не хочешь, чтобы я обращался с тобой как с женой, буду обращаться как с продажной женщиной. — Об этом можешь забыть! Ни тебе, ни кому-нибудь другому я не позволю мной командовать! — ощетинилась Микаэла. — В таком случае я заставлю тебя подчиняться! — прорычал жених, бросаясь к Микаэле. Она встретила Карлоса ударом колена, от которого у него перехватило дыхание и подогнулись ноги. Его прерывистые проклятия сопровождали ее все то время, пока она спускалась вниз. Добравшись в темноте до экипажа, Микаэла отыскала спрятанную в нем сумку. Не сводя взгляда с ярко освещенных окон таверны, она торжественно поклялась себе, что отныне ни один мужчина не посмеет прикоснуться к ней и не будет ею командовать. Найдется и для нее место на земле, где она сможет распоряжаться собственной жизнью и принимать решения. Никогда, мысленно повторяла Микаэла, пускаясь бегом по деревянному настилу, никогда не окажется она в зависимости от мужчины! Чувствуя, как бешено колотится сердце, Микаэла спряталась за груду ящиков, сложенных около таверны. Тут она поспешно стянула с себя платье и, нахлобучив на голову фетровую шляпу, облачилась в мужской костюм. Не успела она застегнуть последнюю пуговицу на мешковатой рубахе и заправить ее в брюки, как из таверны донесся мощный рык. Надвинув шляпу пониже на лоб, Микаэла забежала за угол. Навстречу ей, направляясь в сторону дворца, двигалась вооруженная толпа: четыре сотни мужчин во главе с Жозефом Вильером атаковали охрану. Некоторое время Микаэла смотрела, как напуганные испанские солдаты обращаются в беспорядочное бегство, а затем растворилась в толпе повстанцев. Повезло, ничего не скажешь — ее бегство совпало с таким грандиозным событием! Сейчас дона Антонио де Уллоа вместе с его придворными, среди которых, разумеется, и Карлос Моралес, вышвырнут с насиженного места. Испытывая необыкновенный подъем, Микаэла наблюдала, как губернатор в сопровождении членов совета стремительно бежит по пристани к испанскому галеону, спасаясь от разъяренной толпы. Пристань осветилась ярким сиянием огней, и в воздух взвился французский флаг. Это была победа! Влажный ночной воздух огласился криками людей, призывавших к восстановлению независимости, свободной торговли и прав личности. Микаэла почувствовала, что общий поток подхватил ее, и вместе со всеми стала кричать: — Свобода! Умолкла она лишь тогда, когда заметила устремленный на нее взгляд Карлоса Моралеса, в этот момент поднимавшегося по сходням: он ощерился в отвратительной усмешке и, потрясая кулаками, злобно прокричал: — Погоди, ты мне еще за все заплатишь! В этот момент на него обрушился град камней, и Моралес, изрыгая проклятия, побежал по палубе в поисках укрытия. Пока губернатор и его приближенные метались по кораблю, вожаки восставших вытягивали якорную цепь. Вслед испанскому кораблю, разворачивавшемуся в сторону Мексиканского залива, понеслись торжествующие возгласы. В тот момент, когда Карлос заметил ее, судьба Микаэлы была окончательно решена. Она не могла оставаться в Новом Орлеане хотя бы из страха перед возвращением испанцев: ей надо было как можно скорее бежать из города. Перекинув сумку через плечо и низко опустив голову, Микаэла прокладывала себе дорогу в толпе американских матросов. Никем не замеченная, она торопливо взбежала по сходням на борт какой-то американской шхуны. На палубе не было ни души, так что и спросить, что ей здесь понадобилось, было некому. Микаэла принялась на ходу осматривать судно, заглядывая в каюты и складские помещения. Открыв высокую дверь, ведущую в каюту капитана, она застыла от изумления. Никогда еще ей не приходилось видеть на борту корабля такой роскоши: сам король Людовик XV не мог бы обустроить лучшего помещения для отдыха в суровых условиях морских странствий. Иллюминатор, выходивший на корму, был задернут бархатными шторами, расшитые золотом ткани образовывали балдахин, тянувшийся через всю каюту. Кресло, занимавшее угол каюты, было покрыто гигантских размеров накидкой из голубого бархата. Противоположный угол занимал гладко отполированный стол из мореного дуба, на который падал свет от фонаря. В глубине виднелась двойная кровать с украшениями ручной работы: застеленная шелковыми простынями, она гостеприимно ожидала возвращения хозяина. Размерами напоминавшая три обычные комнаты, эта каюта представляла собой чуть ли не дворец на воде. Микаэле оставалось только пожалеть, что ей не придется наслаждаться всей этой роскошью во время путешествия: ее ждало жалкое убежище где-нибудь возле ящиков и мешков, вместе с крысами. И все равно она считала, что это лучше возвращения в поместье Рушара, где ее ждут притеснения да отцовский гнев, точнее, как теперь выяснилось, гнев ее дяди. Из печальной задумчивости Микаэлу вывел раздавшийся неподалеку женский смех, который время от времени перекрывался глубоким мужским баритоном. Стук приближающихся шагов мгновенно поверг Микаэлу в панику. Услышав, как в двери поворачивается ключ, она испуганно обежала взглядом помещение. О Боже, что, если ее застанут в личных покоях капитана?! При мысли об этом она задрожала всем телом. Микаэла едва успела забраться под кровать, как дверь со скрипом отворилась. Она лежала на спине под сплетением веревок, на которых держался матрас. Ну, и что ей теперь делать? Впереди ночь, и тут такое начнется… — Как насчет еще одного стаканчика? — Люсьен Сафер повернулся к своей пышногрудой спутнице. Та радостно воскликнула: — Грешно было бы отказаться! Подвыпившая девица тут же плюхнулась на кровать. Микаэла застыла, даже дыхания ее не было слышно. Однако когда на пол полетели предметы женского туалета, она с трудом сдержала стон: у нее возникло предчувствие, что прямо сейчас ей предстоит пройти заочное обучение науке любви. — Ну же, приятель, тащи сюда выпивку, да и сам устраивайся рядом! Ты такой красавчик! Красавчик он или нет, Микаэле с того места, где она находилась, трудно было разобраться — ей видны были только его темные немецкие башмаки. Зато глубокий, звучный голос американца ласкал ей слух, а в его манере растягивать слова ощущалось что-то волнующее. Люсьен Сафер присел на край кровати и протянул спутнице полный бокал. — Мы так и не поговорили о цене. Может, пора? — Насчет денег сами решайте, капитан, — проворковала она. — Чем больше удовольствия, тем выше цена, не так ли? Матрас задвигался, и Микаэла инстинктивно прижалась к стене. Доносившиеся сверху стоны, вздохи и возгласы стали для нее истинным мучением: кровать ходила ходуном, едва не задевая ее. Она заставила себя не думать о происходящем и принялась считать до ста на английском и испанском, затем перешла на месяцы и года на латыни — все, что угодно, лишь бы отвлечься от этого кошмара! На ее счастье, любовные игры продолжались недолго, Микаэла поняла, что капитан свой любовный аппетит удовлетворяет быстро и решительно. Увидев на полу босые мужские ноги, она отвернулась и только слышала из-за спины, как горлышко бутылки ударяется о стенку стакана, а в кармане брюк позвякивают монеты. — Что-то слишком быстро вы работаете, капитан, — заметила девица, садясь на край кровати. — Просто у меня очень много дел. Голос американца звучал совершенно бесстрастно, и это удивило Микаэлу. Все, что она знала о мужчинах, и так не свидетельствовало в их пользу, а поведение американского капитана было просто неслыханным — оно убеждало ее в том, что изысканные манеры нужны мужчинам лишь для того, чтобы заманить женщину в постель; удовлетворив свой животный аппетит, они тут же утрачивают к любви всякий интерес. Так оно, наверное, и есть, подумала Микаэла: недаром Карлос Моралес так обозлился, когда она его оттолкнула. — Если хотите, чтобы я задержалась еще немного… — На это у меня нет времени, — оборвал гостью Люсьен, — так что одевайся, да поскорее, и иди домой, если не хочешь продолжать свое дело на этом корабле, пока мы не доберемся до Каролины. Бурча что-то, девица подобрала с пола свою одежду и принялась одеваться прямо на ходу. — Какой вы грубый человек, капитан… — Тебе щедро заплатили, и этого достаточно, чтобы ты была мне благодарна. Интересно, подумала Микаэла, а вид у него такой же бесстрастный, как и голос? Настоящий пират, Синяя Борода, решила она: использует женщин, а после отшвыривает их, изнемогающих от любовной страсти. Микаэла поклялась себе, что будет держаться подальше от этого бессердечного, бесчувственного болвана — если, конечно, ей когда-нибудь удастся выбраться из-под его кровати! Люсьен плюхнулся в просторное кресло и, вытянув ноги, положил их на оттоманку. — Ах, Сесиль, и зачем только ты довела меня до этого!.. Прозвучавшая в голосе капитана неподдельная тоска поразила Микаэлу, а ведь лишь миг назад этот человек был для нее воплощением полного равнодушия. Интересно, что же такое сделала эта Сесиль, чтобы заставить капитана бегать за каждой юбкой? Скорее всего изменила, и не более того. Тогда, выходит, это беглое свидание, да и другие в том же роде, — лишь безнадежная попытка избавиться от воспоминаний о прежней любви? «Не лезь куда не следует, — одернула себя Микаэла, — у тебя собственных проблем хватает. Так или иначе, от этого горячего капитана, сделавшего уличную девицу жертвой своей любви, надо держаться подальше». Стук в дверь оторвал Микаэлу от этих размышлений. Заскрипели петли, и тут она увидела, как на пороге появилась еще одна пара отполированных до блеска черных башмаков.
Глава 2
Подняв голову, Люсьен Сафер встретился взглядом со своим старым приятелем. — Все вернулись? — спросил он, отхлебывая виски. — Угу. — Вэнс Кэвендиш, которому тоже не терпелось промочить горло, коротко кивнул. — Вот только, пока тебя не было, на берегу произошла небольшая заварушка, и, боюсь, эта история тебе не понравится. — Неужели этот жулик-испанец обвел нас вокруг пальца? — Он не имеет к этому никакого отношения. Пока ты шастал по Французскому кварталу, на дворец налетела толпа французов, и, чтобы спасти свою шкуру, испанцам пришлось бежать прямо с вечеринки. Сейчас их галеон направляется к устью реки. — Ну да? — Люсьен поперхнулся. — Уж не хочешь ли ты сказать, что мы зря дали взятку этому негодяю? Стало быть, и без него можно было уйти от пошлины? — Похоже на то. — Сделав глоток и чувствуя, как обжигающая жидкость разливается по всему телу, Вэнс довольно улыбнулся. — На берегу только и разговоров, что о новой республике. Французы рассчитывают, что ненавистные испанцы больше не вернутся. — Ну, на эту карту я бы и самой мелкой монеты не поставил, — проворчал Люсьен. — Пожалуй, я тоже, — кивнул Вэнс. — Полагаю, испанцы найдут способ снова захватить власть. — Могу представить, что ожидает в этом случае французов. В общем, если Карлос Моралес вернется, наша сделка будет иметь смысл. Карлос Моралес? У Микаэлы пересохло горло. Стало быть, американцы вошли в сговор с этим негодяем, который берет взятки за то, чтобы товары не облагались пошлиной? А кто, собственно, такие эти американцы? Может, контрабандисты, плавающие под колониальным флагом? К Англии они, разумеется, никакого отношения не имеют, так как слишком откровенно нарушают британские навигационные акты. Скорее всего они заходят и в порты Вест-Индии, принадлежащие Франции, Португалии, Испании к Голландии. Микаэле не раз приходилось слышать, что эти острова в тропиках буквально кишат торговцами, готовыми продавать что угодно и кому угодно, лишь бы мошну набить. Но если Карлос Моралес берет взятки, подумала Микаэла, то, возможно, Арно Рушар предложил ее в качестве невесты взамен на освобождение от налогов, которые он платит в испанскую казну? Вэнс поднял с пола рубаху Люсьена и бросил ее капитану. — Если к рассвету поднимется попутный ветер, надо отчаливать: у меня нет никакого желания болтаться здесь до того момента, когда испанцы надумают вернуться. — Пожалуй, ты прав. Мне тоже не хотелось бы становиться на ту или другую сторону, пока фишки толком не лягут, — откликнулся Люсьен и, натягивая на ходу рубаху, двинулся было к выходу, но вовремя заметил, что на ногах у него по-прежнему ничего нет. Он нагнулся «и начал шарить под кроватью, ища ботинки. Заметив загорелую руку, оказавшуюся от нее в считанных дюймах, Микаэла затаила дыхание. — Надеюсь, после свидания с дамой твое настроение улучшилось. — Глядя, как Люсьен натягивает гетры, Вэнс лукаво усмехнулся. — У меня и так с настроением все в порядке, — как ни в чем не бывало отозвался Люсьен. — Да? А я был готов поспорить, что после свидания с Моралесом нынче днем ты сделался сам не свой. — Испанец тут ни при чем, это дед меня до ручки довел, — пробурчал Люсьен, зашнуровывая ботинки. Поднявшись с кровати, он пошарил в кармане и вытащил завалявшееся там письмо. — Мне угрожают лишением наследства. Вэнс остановился на пороге и изумленно заморгал: — Уж не хочешь ли ты сказать, что старый скупердяй собирается перейти от слов к делу? — Такого упрямца, как мой дед, свет еще не видывал, — бросил на ходу Люсьен. — Ну да ничего, я тоже не подарок. — А по-моему, вам с Адрианом стоит спокойно присесть да поговорить о том, что случилось, ведь у вас больше никакой родни не осталось. Адриан — старый человек, а ты не разговаривал со своим единственным родственником с тех самых пор, как… — Да не собираюсь я с ним больше ни о чем говорить, — резко оборвал приятеля Люсьен, — и никогда не протяну ему руку так, словно ничего и не было. — В наказание старику ты таскаешь к себе в каюту женщин сомнительной репутации? — Вэнс хмуро покачал головой. — Да ты же сам себя стыдишься, я это по лицу твоему вижу всякий раз, как ты приводишь очередную шлюшку и нарочно портишь свою репутацию, зная, что деду это не может понравиться. Мне кажется… — Вэнс… — напряженно произнес Люсьен, и уже по голосу его было ясно, что тему пора закрывать. — А что «Вэнс»? Все так и есть. Ты был слепцом в отношении Сесиль и теперь стал упрямцем в отношении деда. — Довольно! — Люсьен круто обернулся. — Я был влюблен, а дед все испортил. Теперь я позабочусь о том, чтобы он до конца дней своих не забывал об этом! — Даже ценой утраты того, что тебе причитается по закону? — Вэнс без труда выдержал гневный взгляд Люсьена. — Скажи-ка, друг мой, кого ты, собственно, наказываешь — его или себя? Ни слова не вымолвив в ответ, Люсьен размашисто зашагал по палубе. Вэнс с грустью посмотрел ему вслед. Когда-то с Люсьеном было весело и приятно, он обладал редким чувством юмора и какой-то неукротимой жаждой жизни, однако теперь все переменилось. Помимо роскошной большой каюты, у этого человека больше не было дома. Хотя Адриан Сафер пытался восстановить испорченные отношения с внуком, Люсьен отвергал любую попытку примирения. Пять лет и два месяца Вэнс доставлял письма от деда к внуку, а некоторые из них даже тайком читал. Сначала Адриан умолял, потом просил прощения и наконец перешел к угрозам, лишь бы хоть как-то положить конец затянувшемуся молчанию, но после случившейся трагедии Люсьен замкнулся так глубоко, что теперь его ничто не могло тронуть. Упрямо, с холодной методичностью он завоевывал репутацию отъявленного бабника: казалось, смысл жизни свелся для него к тому, чтобы доставить деду как можно больше неприятностей. Догнав Люсьена, Вэнс все еще продолжал раздумывать, как бы вдохнуть в него жизнь, но одного взгляда на угрюмое лицо друга было достаточно, чтобы понять: для этого потребуется настоящее чудо.* * *
В течение тех дней, что последовали за бегством Микаэлы из Нового Орлеана, она только и думала о том, как бы приспособиться к обстоятельствам, столь круто переменившим ее жизнь. Слезы, уныние, отчаяние — все это осталось позади, и постепенно Микаэла свыклась со своим новым положением. Собрав в кулак всю свою волю, она дала себе слово забыть прошлое и терпеть до тех пор, пока нога ее не ступит на твердую почву. Обычно в светлое время суток она спала, а ближе к полуночи, когда уменьшался риск быть замеченной, поднималась на палубу. Единственное, что по-настоящему донимало Микаэлу, так это мгновенно налетавшие шквалы, когда корабль то поднимался на гребень волны, то проваливался глубоко вниз; в таких случаях она забивалась в угол и мужественно боролась с морской болезнью. Зато в спокойную погоду, истосковавшись за день по свежему воздуху, Микаэла шла наверх и неслышно прогуливалась, наслаждаясь светом звезд, серебривших морскую гладь. Пару раз она издали видела капитана — словно призрак, мерил он шагами залитую лунным светом палубу. Имени его она не знала, да и знать не хотела, тем более после отвратительной сцены, свидетельницей которой оказалась в первый же свой день на борту. Одно ей было ясно: женщин капитан ни в грош не ставит. Именно поэтому Микаэле не приходило в голову подойти к нему поближе, попросить о помощи. Довольно и того, что она много лет провела под железной пятой Арно, — больше такого не повторится, в мир, которым правят мужчины, она не вернется. От этих мыслей Микаэлу отвлек донесшийся издали звук шагов. Прозвучал знакомый голос, и из своего укрытия она увидела капитана, пружинистым шагом направлявшегося к мостику. — Я заменю тебя на эти последние два часа, Бичем, — предложил Люсьен. — Благодарю, капитан. — Рулевой двинулся вниз по трапу. Дождавшись, пока Луи Бичем скроется за дверью кают-компании, Микаэла подошла чуть ближе к носу, чтобы лучше рассмотреть внушительную фигуру хозяина шхуны. Расстегнутая до пояса рубаха обнажала мощные бугры мышц и сплошь покрытую густыми волосами грудь. Темные бриджи плотно прилегали к могучим ногам, подчеркивая некоторые особенности чисто мужской анатомии. Заставив себя перевести взгляд повыше, она отметила развевающиеся на ветру черные, как вороново крыло, волосы. Смуглое лицо капитана отличалось довольно резкими чертами, при свете покачивающегося на бимсе фонаря глаза его мерцали, как ртуть. Он смотрел на серебристые барашки, возникавшие тут и там на поверхности моря, подобно эльфам из сказки, и еле заметно улыбался. На вид американцу было лет тридцать или около того, и, хотя симпатичным его вряд ли кто-нибудь рискнул бы назвать, он притягивал к себе взгляд врожденной природной мощью. Этот человек напоминал Микаэле могучего льва, который, устроившись где-нибудь на возвышении, правит миром. На мгновение ей даже почудилось в нем нечто напоминающее Арно — такой же властный, такой же требовательный и так же мало считается с желаниями и чувствами других. Микаэла была свидетельницей того, как резко меняется его настроение — от необузданной страсти до полного равнодушия. Он ей не то чтобы нравился, но, разглядывая этого человека при лунном свете, она невольно ощущала странное волнение. — Эй вы, там! Глухой мужской голос прозвучал как удар грома. Микаэла в испуге отступила назад и, споткнувшись о свернутый в кольцо канат, свалилась с глухим стуком на палубу, да так и осталась лежать, словно перепуганный насмерть грешник пред грозным лицом Создателя. — Кто тут, черт побери? — Люсьен пристально вглядывался в странную фигуру, облаченную в ветхие бриджи песочного цвета, мятую рубаху и огромную шляпу: он что-то не мог припомнить, чтобы нанимал этого матроса. Видно, он тайком на борт пробрался, с раздражением подумал капитан. Заметив, что оборвыш отползает в тень, Люсьен сердито сдвинул брови: не гоняться же за ним, в конце концов, по всему судну! — Эй, парень, а ну-ка давай сюда живо! Кому говорю! Хотя голос самого Всевышнего не прозвучал бы с такой громоподобной силой, Микаэла и не думала повиноваться: уж что-что, а игнорировать команды она отлично научилась дома: долгое противостояние с Арно подготовило ее к этому моменту. Не медля ни минуты, она стрелой помчалась в кают-компанию; ей меньше всего хотелось, чтобы капитан понял, что она женщина, — а то ведь затащит в постель, и тогда ее ждут все унижения, которые приходится претерпевать несчастной, оказавшейся один на один с целой армией мужчин. Юркнув в трюм, Микаэла забилась в угол и возблагодарила судьбу за то, что капитан оказался за штурвалом и погнаться за ней, не бросив корабль на волю волн, просто не мог.* * *
Вглядываясь в темноту, Люсьен сдавленно выругался. Ну ничего, он еще проучит этого серого мышонка! А вот как оборвышу удалось проскользнуть на борт, минуя бдительную охрану, этого он понять не мог. Надо вытащить это отребье из укрытия, пусть отрабатывает свой хлеб. Вскоре на мостике появился Вэнс Кэвендиш — пришел его черед заступать на вахту. — У нас на борту посторонний. — Люсьен передал другу штурвал. — Не может быть! — изумился Вэнс. — Ну, разве что огромная коричневая крыса шастает по палубе с быстротой молнии… — Должно быть, пробрался на судно, пока мы наблюдали, как мятежники вышвыривают испанцев из города, — задумчиво протянул Вэнс. — Как думаешь поступить? Заставим работать или скормим акулам? — А ты что бы посоветовал? — Люсьен перегнулся через борт. — Если бы это был мой корабль, я бы для начала как следует накормил этого малого, а потом посмотрел, на что он способен. — Вэнс пристально посмотрел на Люсьена. — Раньше и ты наверняка поступил бы так же, но теперь… — О чем это ты, черт возьми? — Люсьен недовольно тряхнул головой. — Да о том, что теперь, когда ты перестал смеяться и радоваться жизни, я просто не знаю, чего от тебя ожидать. Капитан отошел от поручней и мрачно посмотрел на приятеля: — Буду чрезвычайно признателен, если свой педагогический талант ты примешься оттачивать на ком-нибудь другом. — Извини, но ты мне не чужой. — В этом случае положение мое безнадежное. — Люсьен фыркнул. — Это уж точно. Тебе сильно повезло, что у меня хватает здравого смысла дать тебе разумный совет. — Интересно, какой совет может дать человек, у которого все складывается в жизни точно так, как у меня? У нас с тобой единственная возлюбленная — море и дело одно-единственное — грузы доставлять в разные порты. — Не надо нагонять на меня тоску, приятель, а не то, глядишь, стану таким же ипохондриком, как ты. Люсьен пропустил эти слова мимо ушей. — Ладно, пойду лучше поищу этого оборванца. Если понадоблюсь, позовешь. — Он повернулся и зашагал прочь. Проходя по узким переходам нижней палубы, Люсьен время от времени останавливался, чутко улавливая любой звук, который мог выдать месторасположение мошенника, но так ничего и не услышал. Потратив два часа и убедившись, что поиски ни к чему не приводят, он вернулся к себе в каюту. Уныло оглядев ее, он вдруг заметил, что на полках не хватает некоторых книг. Судя по всему, это было делом рук бродяжки: исчезли «Катон» Двдисона, «Времена года» Томсона и «Ночные размышления» Юнга. А может, не только книг не хватает, мелькнуло в голове у Люсьена. Он заглянул в секретер — нет, здесь вроде все на месте. Беглый осмотр стола показал, что кому-то понадобились свечи и трутница. К тому же этот тип, надо полагать, не раз заглядывал на камбуз — должен же он хоть что-то есть! Ладно, пусть еще немного побегает, решил Люсьен, завтра его так или иначе изловят. Если бы этот малый открыто попросился на борт, возможно, Люсьен, сжалившись, и пустил бы его — рук на корабле всегда не хватает, но трусов он не терпел, так что пусть теперь этот зайчишка пеняет на себя. Люсьен плеснул себе немного бренди и, сделав глоток, задумался над словами Вэнса. Вообще-то его друг прав — со стариком надо бы помириться, да только сердце никак не хотело забывать старые обиды. Даже угроза лишения наследства не смогла заставить Люсьена нарушить пятилетнее молчание. И все же, если план Адриана будет приведен в исполнение, у него могут возникнуть проблемы. Хотя вся торговля находилась в его руках, два из четырех кораблей принадлежали деду. Тем не менее Люсьен успешно занимался своим делом, несмотря на принятые Англией драконовские навигационные акты. Три года назад король Георг III ввел еще один несправедливый налог на колонистов, долженствующий покрыть расходы, вызванные войнами с французами и индейцами, но американцы сделали вид, что это их не касается. К счастью, вскоре налог был отменен, но парламент еще более ужесточил правила, регулирующие внешнюю торговлю. Интересно, подумал Люсьен, надолго ли еще хватит у колонистов с Восточного побережья терпения и когда они взбунтуются, как французы в Новом Орлеане? Если Адриан решит продать свои два корабля, то не известно, удастся ли поладить с новым владельцем. А ну как ему больше по душе политика англичан: партнеру с противоположными политическими взглядами ничего не стоит разомпоменять капитанов и команду. Вэнс Кэвендиш командовал одним из судов Адриана, которое сейчас на приколе в Чарлстоне ремонтировалось после шторма, и, не желая торчать две недели без дела, Вэнс предложил Люсьену сопровождать его в новоорлеанском рейсе. Если Адриан продаст корабль, Вэнса запросто могут понизить до первого помощника. Ну уж нет, Люсьен этого не допустит. Может, Вэнс и перегибает палку со своими советами, но на море он бог и царь, как, впрочем, и два других капитана его флотилии. Наверное, все же придется примириться со старым дуралеем, пока он дров не наломал, подумал Люсьен. Достаточно будет просто поговорить с ним — дед и этим удовлетворится. Он допил бренди и улегся на кровать. Мысли об Андриане пробудили болезненные воспоминания, и Люсьен прикрыл глаза. Господи, ведь счастье было так близко — а как все обернулось! Потеряв Сесиль, он упорно не желал связывать себя с другими женщинами, даже с теми, кого Вэнс незаметно подыскивал ему. Испытать во второй раз боль расставания — упаси Боже! Целых пять лет прошло, а Люсьен был не уверен, что сможет вернуться туда, где они с Сесиль строили такие радужные планы на будущее. Ее там уже нет, и она не будет улыбаться ему своей соблазнительной улыбкой, он не услышит больше ее зазывного голоса… Люсьен метался по кровати, стараясь отогнать мучительные воспоминания. Адриан разрушил его юношескую мечту, именно из-за него ушли безвозвратно те дни чистой, ничем не замутненной радости и веселья. Будь он проклят! И вновь, не находя себе покоя, Люсьен подумал, что пяти лет разлуки и молчания недостаточно — пусть этот старый хрыч смердит в одиночестве до самой смерти!* * *
В конце концов Люсьен вновь принялся методически прочесывать судно в поисках неуловимого мошенника. Обшарив все три верхние палубы, он двинулся в трюм, где хранился груз, предназначенный для Саванны и Чарлстона. Хотя было уже далеко за полдень и октябрьское солнце светило вовсю, внизу было темно, как в бездонной яме. Освещая себе путь фонарем, Люсьен пробирался между мешками с зерном, заполнявшими трюм от пола до потолка. Здесь, среди мешков и бочек, он и увидел крепко спавшего мальчишку. Пропавшие книги и свечи валялись рядом. Люсьен с любопытством вглядывался в прикрытое шляпой перемазанное лицо. На вид малому было не больше четырнадцати, и спал он совершенно спокойно. Сколько же лет прошло с тех пор, как он сам был таким же безмятежным! А славно было бы, право, устроиться в этом темном уютном месте да забыть обо всех бедах… Люсьен нагнулся ниже, и под ногой у него заскрипела половица. Густые ресницы задрожали, и на Люсьена глянули такие пронзительно-зеленые глаза, каких он в жизни не видал. Пока он стоял, разглядывая крошечного чертенка, облаченного в какую-то непотребную хламиду, паренек взвизгнул и в испуге вскочил. Поскольку непрошеный пассажир устроился в самом углу, Люсьен не думал, что ему удастся оттуда выскочить. Но так ему только казалось: к его изумлению, паренек, как кошка на дерево, мгновенно взобрался на пирамиду, составленную из бочек. Люсьена настолько потрясли его ловкость и быстрота, что он слегка замешкался, и этого вполне хватило, чтобы бочки лавиной посыпались на него. — Черт! — выругался Люсьен, почувствовав сильный удар по голени; он поспешно отступил, судорожно пытаясь повесить фонарь на ближайший крюк, но тут споткнулся о мешок с зерном и, рухнув на пол, едва успел прикрыть обеими руками голову, чтобы защититься от падающих бочек. Рыча от ярости, он откатился в сторону и увидел, что мальчишка уже карабкается на выстроенные в ряд ящики. К вящему его негодованию, заморыш, усевшись на свой деревянный трон, нагло ухмыльнулся: — Не слишком-то вы поворотливы, а, сэр? Грубоватый акцент, вроде того, с каким говорят плотогоны из Кентукки, не слишком удивил Люсьена. — Ах ты, крысеныш! — Он попытался подняться, но мальчишка привстал на локтях и вытянул ногу, явно намереваясь нанести удар по стоящей рядом пирамиде бочек. — Послушай, хватит испытывать мое терпение: все равно я тебя достану и тогда уж непременно заставлю привести здесь все в порядок. — Если достанете. Пока у вас что-то не получается, и сомневаюсь, что получится вообще. Столкнувшись с грозным взглядом капитана, Микаэла захихикала. В ту ночь, когда она увидела этого здоровенного американца за штурвалом, он показался ей самим карающим Богом, и она действительно перепугалась; но теперь он пребывал именно в таком положении, которое ее устраивало. Достаточно ей слегка пошевелить пяткой, и он будет погребен под лавиной ящиков и бочек, а там, пока суд да дело, ее и след простыл. Капитан Сафер не привык, чтобы над ним подшучивали — это позволялось разве что Вэнсу Кэвендишу, — а тут оборвыш с дьявольски-зелеными глазами уже не смеялся, а попросту издевался. Люсьен рассвирепел. Выкрикивая бессвязные ругательства, он вскочил на ноги с решительным намерением выпрямить покосившуюся пирамиду и стянуть зарвавшегося хулигана вниз. Однако даже при всей своей ловкости он действовал все же слишком медленно. Бесенок, растянув рот до ушей, шевельнул ногой, вызвав очередной обвал. Люсьен взревел — первая же бочка пребольно стукнула его по плечу, и он снова оказался на полу. Поток его красочных ругательств был оборван обидным смешком. — Ну что ж, капитан, был рад встрече. Первый раунд за мной, не так ли? Бубня что-то себе под нос, Люсьен выбрался наконец из-под завала и бросился за нахалом. Этот гном еще смеет издеваться над ним! Заглядывая на бегу в каждую дверь и в каждый закоулок, Люсьен все никак не мог успокоиться. Ничего, он еще научит чертенка уважать старших, приструнит его так, что тот только и будет повторять: «Да, сэр», «Нет, сэр»! Одно дело — просто заяц на борту, и совсем другое — подобного рода штучки, в сто раз худшие и опасные. После безуспешных поисков Люсьен вернулся в каюту, решив выпить чего-нибудь, чтобы хоть как-то охладить полыхающие чувства, однако, схватив ближайшую бутылку и сделав из горлышка большой глоток, тут же начал отплевываться. Кто-то — словно он не знал кто! — разбавил его дорогое виски китовым жиром. Вне себя от ярости, Люсьен бросился к двери и на пороге столкнулся с Взнсом, в руках у которого был поднос со всякой снедью. Тарелки полетели на пол, и оба принялись торопливо их подбирать, одновременно счищая разлетевшуюся еду с рубашек и со стен. Не ругайся Люсьен, подобно портовому грузчику, он бы наверняка расслышал ехидный смешок, доносившийся прямо из-под его кровати: он явно упустил возможность изловить беглеца, который на сей раз прятался прямо у него под носом. — Какого дьявола… — забормотал Вэнс, очищая рубаху от прилипших кусков картофеля. — Маленький негодяй подлил мне в виски китового жира! — взорвался Люсьен. — А перед этим завалил бочками. Поймаю — руки-ноги повыдергиваю да на рее повешу! Уже пять лет не видел Вэнс, чтобы Люсьен так бесновался. Чертовски забавно было наблюдать, как этот обычно спокойный человек поднимается на ноги с остатками несъеденного обеда на рубахе. И все же он с большим облегчением отметил, что его друг еще способен на проявления чувств — пусть даже это была бешеная злоба. — А знаешь, что еще этот наглец себе позволил? — Люсьен принялся выжимать промокшую рубаху. — Так что же? — Глядя, как Люсьен, грозно нахмурившись, меряет шагами каюту, Вэнс с трудом удерживался от смеха. Люсьен круто остановился и, повернувшись, двинулся в противоположную сторону. — Представь, он уселся наверху и смеялся надо мной. Что он себе позволяет? — Да, за такое преступление полагается как минимум смертная казнь, — неожиданно серьезно сказал Вэнс. — Думаю, его следует повесить. Люсьен хмуро сдвинул брови. — Посмотрим, как ты будешь гоняться за ним! — Он зловеще усмехнулся. — Отныне это твоя забота. Таков мой приказ. — Не возражаешь, если я сначала перекушу? — Вэнс вышел в коридор, чтобы подобрать разбросанные по полу тарелки. — Я устрою тебе настоящий пир, только подай мне на закуску его поджаренное сердце. — Люсьен потянулся за бутылкой бренди. Перед тем как сделать глоток, он подозрительно понюхал содержимое. — Придется тебе пока удовлетвориться ветчиной да картошкой, — сказал Вэнс, поднимаясь с пола. — Я иду к себе — если хочешь, присоединяйся. С этими словами он вышел, едва удерживаясь от того, чтобы не расхохотаться, а Люсьен продолжал сквозь зубы посылать проклятия по адресу невидимого обидчика с вымазанным сажей лицом. Наверное, прячется сейчас где-нибудь да все еще глупо хихикает. Ну ничего, до Саванны, где он избавится от груза, остался полный день хода, потом еще столько же до Чарлстона. Этому чертенку не удастся сбежать с корабля так, чтобы Люсьен этого не заметил, пусть даже ему придется сутками оставаться на мостике, а уж потом негодник свое получит!Глава 3
Как только Люсьен, тяжело топая башмаками, направился в каюту Вэнса обедать, Микаэла выскользнула из-под кровати и, прихватив еще несколько свечей и книг, чтобы проще было убить время, пошла к двери. Бесить этого блистательного монстра, как она про себе называла капитана, чье имя все еще оставалось ей неизвестным, оказалось славной забавой. К тому же, с точки зрения Микаэлы, капитан вполне заслужил наказание, ведь он так бессердечно обошелся со своей потаскушкой, заставив ее мучиться и страдать. Вспомнив о своем приключении, Микаэла быстро вернулась обратно, сдернула простыню и ослабила веревки, которыми матрас крепился к кровати. То-то будет радости, когда этот злобный тип плюхнется на свое роскошное ложе. Пол ему станет подстилкой, и жаль еще, что не само дно морское! Убедившись, что в коридоре никого не видно, Микаэла на цыпочках вышла из каюты и отправилась на поиски нового убежища. Зная, что ловить ее теперь придется приятелю капитана, она злорадно ухмыльнулась. Уж она не забудет приготовить своему новому преследователю славные ловушки: ох и весело будет, когда он сам окажется жертвой ее изобретательности!* * *
Утомленный ночной вахтой, Люсьен небрежно развалился в кресле. Внезапно его внимание привлек какой-то странный шум, доносившийся со стороны кают-компании. Он оторвался от книги и увидел на пороге каюты Вэнса, по крайней мере ему хотелось верить, что перед ним действительно Вэнс, хотя выглядел друг довольно странно. Давно уж Люсьен так не хохотал. Светлые волосы Вэнса, покрытые патокой, слипшимися прядями разметались у него по плечам и груди, оба рукава также были испачканы чем-то липким, а измазанная сажей одежда облепила тело словно вторая кожа. За несчастным волочился какой-то небольшой ящик, а на шее болтался металлический обруч. — Ну, как охота, малыш? — отсмеявшись, небрежно поинтересовался Люсьен. — Такой гнусности со мной в жизни никто не проделывал! — завопил Вэнс. — Я угодил в три капкана подряд и в конце концов свалился и ушиб спину. Едва я разглядел этого мышонка с дьявольским блеском зеленых глаз, как он обрушил на меня сверху несколько бочек! — Вздрагивая от негодования, Взнс принялся мерить шагами каюту. Только тут он заметил, что Люсьен все еще смеется. Ну что ж, если это дьявольское отродье способно развеселить капитана, пусть даже за его, Вэнса, счет, дело того стоит: может, это приключение заставит Люсьена забыть о прошлом. В таком случае Вэнс не прочь сыграть роль шута горохового. — А знаешь, что этот дьяволенок сказал, когда я валялся в чертовой жиже? — Ну, что же? — «Передайте капитану, чтобы в следующий раз подыскал мне более достойного шута для развлечения». — Вэнс повторил слова обидчика с протокольной точностью. Люсьен так и подскочил на стуле: — Что-о? Этот негодник обозвал нас шутами? — Он возмущенно взмахнул рукой. — Может, напустить на него Тимоти Тоггла? Вот кто у нас настоящий Голиаф. — Так-то оно так, Тимоти здоров, как буйвол, и силы у него хватает, — откликнулся Люсьен. — Да вот беда — умишком его Бог обделил, так что вряд ли ему удастся перехитрить этого лисенка. — Ну, тогда, может, Джереми? Этот малый проворен, как кошка, и на этого мышонка он как раз сгодится. — У Джереми слух неважный, — покачал головой Люсьен. — Не успеет он сообразить, что к чему, как дьяволенок проскользнет мимо. — В конце концов, можно поставить у всех дверей часовых, и пусть он заживо сгниет в своем убежище, — не зная, что еще придумать, предложил Вэнс. — Да, но так мы ему испортим всю игру. Нет уж, попробуем его перехитрить. Послать против него целую армию означало бы признать свое поражение. — А что, если мы все равно проиграем? — В таком случае возьмем его в команду: такой шустрик нам пригодится. Возможно, из него получится неплохой моряк, лишь бы знал свое место. — Ты это серьезно? — Вэнс фыркнул. — Да такому прохиндею никто не указ: он спортивного азарта ради ввязался в спор с двумя старшими офицерами на корабле. Разве это ни о чем не говорит? Этот маленький негодник способен не моргнув глазом бросить вызов самому Всевышнему. Люсьен выразительно приподнял кустистые брови: — Ты что же, хочешь сказать, что следует выбросить белый флаг и пусть этот гаденыш делает на борту все, что ему заблагорассудится? — Возможно, так для всех будет спокойнее, — негромко пробормотал Вэнс, стряхивая налипшую на костюм стружку. Люсьен вскочил, шагнул к столу и потянул на себя верхний ящик с бумагами. К его изумлению, ящик со стуком полетел на пол, чуть не придавив ему ногу. Ухмыляясь, Вэнс подошел к капитану и стал собирать листки, разлетевшиеся по полу. — Нет, этот тип прямо-таки напрашивается на хорошую порку. Надо в любом случае изловить его да вывалять в смоле и перьях. — Пожалуй, — буркнул Люсьен, возвращая ящик на место. — Но перед атакой мне надо принять душ да поспать немного. Продолжая отряхиваться, Вэнс вышел из каюты, а Люсьен склонился над столом и принялся просматривать конторские книги. Товары, которые предполагалось продать в Саванне, складировались в специальном отделении трюма — хотелось бы надеяться, что этот чертенок ничего с ними не сделал. В Вест-Индии Люсьен закупил гвозди, плуги и тонкий шелк — за все это он рассчитывал получить хорошие деньги. Захлопнув гроссбух, Люсьен стянул с себя одежду и улегся на кровать, но внезапно матрас ожил — и Люсьен, полетел на пол. Медленно распрямившись, он обнаружил, что края простыни захлестнулись у него вокруг ног. Выходит, этот негодяй еще и простыню подрезал! Люсьен сжал кулаки, но тут же невольно улыбнулся. Паренек, как видно, бросает им вызов, повсюду оставляя следы своего присутствия. Можно подумать, ему хочется заявить, что именно он настоящий хозяин на судне. Что ж, пускай забавляется: скоро, очень скоро паршивец допустит какую-нибудь ошибку, и тогда он свернет ему гусиную шею.* * *
Вспоминая все каверзы, которые ей удалось подстроить капитану и его приятелю, Микаэла довольно улыбнулась. Она заставила обоих гоняться за собственной тенью — без всякого, разумеется, успеха, — а заодно выяснила, что придумывать ловушки — довольно приятное занятие. Хотя Микаэла и настроила себя с самого начала против капитана, кое-чем он заинтриговал ее. Ей хотелось бы, например, разобраться в его взаимоотношениях с женщиной по имени Сесиль. Хотя к чему? Как только она сойдет с корабля, капитан навсегда исчезнет из ее жизни. Зато он вряд ли забудет непредусмотренного пассажира, устроившего ему такую веселую жизнь. Микаэла вспомнила его раскатистый смех, и по спине ее пробежал непонятный холодок. Вид приятеля, покрытого с головы до ног всякой дрянью, явно его позабавил. Интересно, засмеялся ли он, когда лег на кровать и… очутился на полу? Вряд ли. И все же ей будет не хватать этих игр с капитаном, как и возможности разглядывать его при лунном свете, затаившись где-нибудь в тени. Подхватив сумку, Микаэла направилась в сторону верхней палубы: меньше всего ей хотелось быть застигнутой матросами, когда они придут в трюм за грузом. Забившись в уголок, она переждала, пока пройдет первая группа, и двинулась было следом на безопасном расстоянии, но тут же появились другие матросы, и Микаэла едва успела юркнуть в щель между двумя бочками с водой. Звук приближающихся шагов заставил ее вздрогнуть; с бешено колотящимся сердцем она принялась оглядываться, подыскивая укрытие ненадежнее, и тут же поймала взгляд, направленный прямо в ее сторону. Микаэла в страхе съежилась и подалась назад, готовая сорваться с места в тот самый момент, когда капитан приблизится к ней, но, к ее удивлению, он и не шевельнулся. Она медленно вытянула шею — и тут капитан весело подмигнул ей: — Куда-нибудь собрался, малыш? Не торопись. Это судно направляется в Чарлстон, так что тебе придется довести игру до конца, и не надейся, что снова сумеешь проскочить мимо меня. — И что ты со мной сделаешь — вздернешь на рее? — осведомилась Микаэла, стараясь скрыть дрожь. — А разве тебе этого хочется? — Лицо Люсьена выглядело удивленным. — Да нет, вряд ли: шея-то все-таки моя. — Микаэла пыталась сосредоточиться на этой интеллектуальной игре, однако взгляд ее предательски скользил по мощному торсу капитана, выдавая ее невольное восхищение. Теперь понятно, отчего та девчонка охотно пошла в его каюту: американец очень красив, хотя и ведет себя отвратительно. — Прикидываешь, как бы половчее от меня улизнуть? — ухмыльнулся Люсьен. — А то как же! — Микаэла невольно захихикала. — Ну как вам нынче спалось, сэр? — Да не так уж и плохо: пришлось только матрас на место поставить и простыни поменять. Неожиданно Люсьен с удивлением обнаружил, что ему правится их перепалка: настырный пассажир отвлекал его от невеселых мыслей. — Ладно уж, возвращайся к себе в гнездо, зайчонок, — протянул он. — Саванна не для таких, как ты. Но запомни: отныне играть будем по моим правилам. — Что это за правила, капитан? А впрочем, будь по-вашему. Вызов принят. Время у нас есть, до Чарлстона еще далеко. К изумлению Люсьена, плутишка выбрался из своего укрытия и с независимом видом посмотрел на него. — Надеюсь, проигрывать вы умеете. А чтобы не так расстраивались, в следующем раунде, так и быть, постараюсь вести себя поаккуратнее. — Отдав Люсьену честь, мальчуган весело побежал прочь. «Черт, до чего же он уверен в себе — нисколько не волнуется, что его в любой момент могут схватить за глотку», — подумал Люсьен. При мысли о том, что этот шалун только что продемонстрировал акт доверия и доброй воли, капитан насупился: он все же никак не мог взять в толк, отчего ему так нравится удивительная и забавная сшибка с хитроумным подростком, и это ставило его в тупик.* * *
Наслаждаясь вновь обретенным чувством безопасности, Микаэла осторожно пробиралась между редеющими кипами мешков и грудами ящиков в поисках нового гнездышка где-нибудь в самом потаенном уголке трюма. Пока команда оставалась на берегу, используя редкую возможность ощутить под ногами твердую почву, она живо раскатила по сторонам бочки, сооружая нечто вроде тоннеля, через который, в случае если ее снова обнаружат, можно будет скрыться. Путь вел к двери в задней стене — через нее она улизнет, если капитан попытается застигнуть ее врасплох. Устроившись между ящиками, Микаэла набросилась на еду, которую ей удалось раздобыть на камбузе, пока кок надраивал посуду. Когда с этим было покончено, она прикорнула на грубой рогоже, и ей представилось, как с пристани Чарлстона она торжествующе машет рукой хозяину шхуны. Да, ей удастся улизнуть со шхуны, а он и не узнает, что имел дело с женщиной. Повезло, ничего не скажешь; в противном случае капитан вряд ли бы следовал правилам справедливой игры. Убедив себя, что все идет отлично, Микаэла медленно погрузилась в сон.* * *
Разбудило ее прикосновение чьей-то жесткой ладони. Почувствовав, что мужская рука соскользнула с ее плеча на грудь, Микаэла пронзительно взвизгнула. — Какого дьявола… — Люсьен резко отстранился и стал недоверчиво вглядываться в странного пассажира. Он рассчитывал захватить оборвыша, не дав тому времени устроить очередную ловушку, но ему и в голову не могло прийти, что под маской ловкого подростка скрывается женщина; однако холмики на груди, случайно задетые им, не оставляли места для сомнений. Пока Люсьен приходил в себя от изумления, свыкаясь с неожиданным открытием, Микаэла изо всех сил впилась ему зубами в ладонь. Он с воплем подался назад, смутно надеясь, что свои пять пальцев ему все же удалось сохранить, и тут же Микаэла, распрямившись и слегка опустив плечи, боднула его в грудь. Потеряв равновесие, Люсьен кулем свалился на пол, и она, используя его живот в качестве трамплина, перескочила через поверженного противника, а затем нырнула в проход между ящиками. Пока Люсьен, тяжело отдуваясь, поднимался на ноги, Микаэла уже исчезла из поля его зрения. Злобно ругаясь, Люсьен опустился на колени и попытался пролезть между ящиками, но его плечи оказались слишком широкими. Вскочив и отбрасывая попадающиеся на дороге предметы, он кинулся к двери кружным путем, но в результате ему досталась только широкополая фетровая шляпа.* * *
Оказавшись в своем убежище, Микаэла дала волю языку, а уж всяких слов в новоорлеанских доках она наслушалась вдосталь. И как же это она, словно последняя идиотка, позволила себе заснуть: решила, видите ли, что капитан слишком занят делами на берегу, чтобы преследовать ее? Это легкомыслие дорого ей обошлось. Вот и сиди теперь, как крыса в капкане! Хуже всего то, что капитан теперь знает: она — женщина. Ощущение ладони, прижавшейся к ее груди, напомнило Микаэле о недавней стычке с Карлосом Моралесом. Ну уж нет — видит Бог, затащить ее в постель она никому не позволит! Работая изо всех сил локтями, Микаэла поползла в глубь прохода. Пока Люсьен пытался пролезть вслед за ней, она, добравшись до стены, поставила один из бочонков на попа, влезла на пирамиду из ящиков и, приподнявшись на цыпочках, ухватилась за широкую балку под самым потолком, а потом, подтянувшись на руках, кое-как примостилась на ней. Однако, взглянув с высоты, Микаэла тут же обнаружила, что капитан заметил ее и теперь глазами пожирал все, что оказалось доступно, с особенным интересом разглядывая серебристые волосы, тяжелыми прядями ниспадавшие ей на плечи. Затем взгляд его скользнул вниз и остановился на вытянутых ногах Микаэлы. Ясно, что сейчас он раздевает ее взглядом, пока она корчится на балке. Гнусный тип! Люсьен и впрямь смотрел на нее, словно завороженный отвагой этой женщины, обладавшей поразительной способностью карабкаться по стенам и висеть на потолке; при этом в голове у него роились десятки вопросов. Кто она, черт побери, такая и как она оказалась на его судне? Лишь теперь он сообразил, что эти огромные зеленые глаза, опушенные густыми ресницами, женщине подходят куда больше, чем мужчине; к тому же ее лицо отличалось на редкость точеными чертами, чего не могла скрыть даже покрывшая его сажа. Люсьен изумленно покачал головой. Пока он стоял, решая загадки, не имевшие ответов, Микаэла осторожно поползла к бочкам, сложенным в солидную пирамиду в пяти футах от нее. Если как следует рассчитать, можно спуститься по ней вниз еще до того, как ее преследователь доберется до двери, чтобы отрезать ей путь. Бросив на Люсьена последний взгляд, Микаэла опустила ноги и спрыгнула на верхнюю бочку — пирамида тут же распалась, образовав нечто вроде баррикады. Микаэла была уже почти у цели, когда сильная рука схватила ее за щиколотку. Вскрикнув, она пошатнулась и, отчаянно пытаясь освободиться, вонзилась ногтями в ладонь капитану, но все было напрасно: Люсьен рывком подтянул ее к себе и невзирая на сопротивление опрокинул на спину, а затем, победоносно ухмыляясь, поставил ей ногу на живот. — Мадам, не соизволите ли теперь объяснить, что все это значит? — Нет, не соизволю, — прошипела Микаэла, все еще не прекращая сопротивляться. Люсьен не отрываясь вглядывался в перепачканное лицо и полыхающие яростью зеленые глаза, поражаясь отваге этой женщины, не сдававшейся даже в совершенно безнадежной ситуации. — Подлый бабник! — неожиданно взвизгнула Микаэла. — Что, собрался изнасиловать меня, как ту куколку? Только притронься — сразу пожалеешь, это я тебе точно говорю! Люсьен изумленно заморгал. Изнасиловать? Да никогда в жизни он этого не делал! И как, интересно, маленькая чертовка узнала про его свидание с потаскухой из Нового Орлеана? Разве что… У него перехватило дыхание. Боже, неужели маленькая плутовка пряталась под кроватью, пока он занимался любовью? Но если ей показалось, будто он мучил ту потаскуху, стало быть, она совершенно не представляет себе, что такое страсть! Неизвестно почему Люсьену вдруг захотелось, чтобы эта женщина не думала о нем плохо. Пока он соображал, как бы объясниться и рассеять ее заблуждения, Микаэла выдернула руку — и тут же на голову ему полетел деревянный ящик. С протяжным стоном Люсьен повалился на пол. Тяжело дыша, Микаэла отпихнула от себя обмякшее тело капитана, а затем с трудом поднялась на ноги и, нахлобучив шляпу, двинулась в сторону одного из складских помещений, на ходу подводя итог очередной стычке. Слава Богу, ей удалось избежать пытки и сохранить шляпу, теперь главным было не попасться снова и сбежать с судна. Страшно подумать, что случится, если это ей не удастся! — Эй, ты жив? Люсьен со стоном приоткрыл глаза. Перед ним странно покачивалось лицо Вэнса. Приподнявшись на локте, Люсьен осторожно ощупал шишку на лбу. — Вижу, у тебя была еще одна встреча с нашим другом. — Вэнс сочувственно улыбнулся. — Если бы! Ты не поверишь, но это не друг, а подруга, — еле слышно пробормотал Люсьен. — Женщина, понимаешь? — Быть того не может! — Вэнс растерянно заморгал глазами. — Но… Как ты об этом узнал? Однако в подробности случившегося Люсьену углубляться вовсе не хотелось. — Можешь не сомневаться. — Он с трудом поднялся на ноги. — Впервые встречаюсь с таким умным зайцем, не говоря уж об обезьяньей ловкости. Ты и правда уверен, что это женщина? Не отвечая на вопрос приятеля, Люсьен прислонился к стене. — Надо разыскать ее, — упрямо сказал он. — Ладно, давай соберем команду, — начал Вэнс, — и тогда уж всем миром… — Нет, — оборвал его Люсьен. — Почему «нет»? — Потому что это будет против правил. Вэнс уставился на своего капитана с таким изумлением, словно у того рога на лбу выросли. — Хочешь сказать, что в этих догонялках есть свои правила? — А ты как думал! Нет, команду в это дело впутывать Люсьен не собирался: в противном случае женщина потеряет к нему последнее уважение. Но к сдаваться тоже было не в его правилах. Ему следовало найти какой-то другой выход из положения — вот только какой? — Каждый уголок прочешу, во всякую щель залезу… — Люсьен неуверенно пробирался вперед, на всякий случай придерживаясь за стену, чтобы не упасть. — Все здесь поставлю вверх дном, но не дам ей уйти! Час спустя, так и не обнаружив виновницы переполоха, Люсьен на мгновение остановился, чтобы передохнуть, и от души выругался. В воздухе она, что ли, растворилась? Поднявшись на верхнюю палубу, он перегнулся через поручни и медленно обежал взглядом корабль от носа до кормы — может, эта птичка в человечьем облике снаружи какую-нибудь щель нашла или к бушприту прицепилась? Люсьен подозревал, что Вэнс считает его сумасшедшим, и все же решил не останавливаться, пока не доведет дело до победного конца. Пока он упрямо продолжал вынюхивать каждый дюйм, Микаэла пребывала в трюме, надежно укрывшись за ящиками и бочками. Она подслушала разговор капитана со своим ближайшим помощником. Итак, он не сомневается, что в трюме ее больше нет; прекрасно, ей остается только забаррикадироваться получше. Конечно, раньше или позже этот человек поймет, что она его перехитрила, но когда он вернется сюда, ей надо будет только найти какое-нибудь другое местечко — там, где он уже прошел. Не будучи высокого мнения о мужчинах, Микаэла тем не менее оценила, решимость капитана вести игру по правилам: он ведь мог собрать команду и выкурить ее из убежища, как лисицу, на которую спустили гончих, однако не сделал этого. Может, в постели он и животное, но в кошки-мышки играет честно. В душе Микаэла была благодарна капитану за то, что предоставил ей шанс удрать на берег.* * *
На следующее утро, когда корабль бросил якорь в бухте Чарлстона, у Микаэлы уже был готов простой и в то же время весьма искусный план побега. Похвалив себя за изобретательность, Микаэла нацарапала записку, в которой благодарила капитана за бесплатный проезд и увлекательное соревнование. Неплохо бы, конечно, самолично посмотреть на него, когда он обнаружит ее исчезновение, но она вовсе не дура, чтобы идти на такой риск, и, как бы там ни было, свое удовольствие она все равно уже получила.Глава 4
Адриан Сафер наслаждался покоем, покачиваясь на мягком сиденье своего экипажа. Сняв очки в металлической оправе, он рассеянно протирал стекла платком с вышитой монограммой и безразлично поглядывал на задернутое шторой окно. Неделя выдалась тяжелая: ему пришлось объезжать обширную плантацию, раскинувшуюся вдоль берега Купер-Ривер, возвращаясь ежедневно в свой роскошный чарлстонский дом. При этом каждую свободную минуту Адриан неотступно думал, сработает ли нынешний его план и удастся ли наконец разрушить стену молчания, наглухо отделившую его от внука. За долгие годы одиночества он перепробовал с десяток разных вариантов, пытаясь положить конец этому глупому противостоянию, но Люсьен превратился в настоящего упрямца, глухого к его мольбам и угрозам; ему шел семьдесят четвертый год, а к примирению он был ничуть не ближе, чем в тот день, когда Люсьен, не желая слушать его оправданий, ушел из дома. Сказать, что Адриан был готов на все, лишь бы объединить семью и вернуть Саферам доброе имя, значило бы ничего не сказать: ему так сильно хотелось увидеть женитьбу внука и дождаться рождения правнуков! Но к несчастью, этот бродяга только и делает, что втаптывает свое имя в грязь, и все только для того, чтобы унизить Адриана и наказать его за вмешательство в свою личную жизнь. Теряя всякую надежду, Адриан нанес последний удар — пригрозил внуку лишением наследства. Люсьен ушел в Новый Орлеан с грузом из Вест-Индии, никак не отреагировав на это, и теперь у Адриана не оставалось иного выбора, кроме как сделать следующий шаг в отчаянной попытке вернуть Люсьена. Теперь он принимал множество людей в поисках надежного распорядителя своего внушительного состояния. С кем он только не встречался в надежде найти хорошего компаньона! Разумеется, истинных причин столь настойчивых поисков он никому не раскрывал, хотя и не сомневался, что Люсьен сразу все поймет. Сделать это было не слишком трудно: ведь искал он на самом деле милую, хорошо воспитанную девушку, которой удалось бы рассеять мрачное настроение внука и увлечь его своей красотой. За это время Адриан перевидал множество юных красавиц, однако, имея очаровательную внешность, все они, увы, не блистали умом. Правда, иногда встречались ему дамы достаточно привлекательные и вовсе не глупые, но этим явно не хватало живости. Вот если бы взять у одной красоту, у другой — ум, у третьей — живость и непосредственность… Но нет, все это лишь пустые мечтания, и лучше их оставить, тем более что с самого того момента, как Адриан начал приводить свой план в исполнение, до сих пор он и на шаг не продвинулся в достижении своей цели. Слегка отдернув штору, Адриан засмотрелся на изящную шхуну, которая как раз в этот момент швартовалась у причала. Постучав палкой об пол, он велел вошедшему слуге срочно отыскать Люсьена: ему не терпелось узнать, как тот отнесется к его замыслам. Если Люсьен и на этот раз не примет его условий — что ж, упрямцу останется только примириться с тем, что его наследство достанется другому. Через стекло Адриан видел, как слуга Хайрам Пакетт терпеливо ждет, пока опустят трап. Последнее послание просто не может оставить Люсьена равнодушным, поскольку выбивает почву у него из-под ног. Уж хотя бы разозлиться-то он должен непременно, и, стало быть, молчание будет прервано. Перспектива передачи половины семейной флотилии в чужие руки обязательно заденет Люсьена: ведь, если не считать безумной погони за юбками с целью привести Адриана в неописуемую ярость, морская торговля — главное дело его внука. Когда он появится в доме, Адриан уже отыщет наилучшего компаньона и управителя, так, чтобы стало ясно: речь вовсе не идет о шутках. Люсьен осознает серьезность ситуации и пробудет в Чарлстоне столько, сколько понадобится, чтобы Адриан мог довести дело до конца; вот только, черт возьми, время, словно песок, сквозь пальцы уходит!* * *
Микаэла свернулась калачиком внутри бочки, осторожно прикрыла крышку и, победоносно улыбаясь, принялась ждать разгрузки. Вот так она и окажется на берегу, никем не замеченной, а капитан даже и не поймет, как же это она умудрилась прошмыгнуть у него под носом. — Ничего себе! — проворчал Тимоти Тоггл, поднимая бочку на свои здоровенные плечи. — Чего это они туда напихали? — Гвозди, наверное. — Джереми Ивз, осклабившись, широко раскрыл свой щербатый рот. — Что, Тимми, тяжеловато? Тимоти, не без основания считавшийся самым сильным матросом в команде, поправил рукавицы и поудобнее пристроил странный груз. — Не беспокойся, справлюсь как-нибудь. Пока Тимоти пробирался между разбросанными ящиками, Джереми не переставал подначивать его: — А мне так кажется, что ты еле на ногах держишься. — Довольно болтать, делом лучше займись, — буркнул Тимоти. — Чем скорее закончим, тем скорее подыщем себе какую-нибудь податливую девчонку. На меня пока в постели еще никто не жаловался. — Ну кто же посмеет тебе слово поперек сказать? — Джереми подхватил пару ящиков. — Как на кого взгромоздишься, так и раздавишь своей тяжестью. — Закрой пасть! — прорычал Тимоти. — С женщинами я знаю как обращаться и со своими килограммами справляюсь получше тебя. — Ладно, мои девчонки тоже на меня не жалуются. — Такой креветке, как ты, лучше рот на замке держать. — Тимоти ухмыльнулся и стал тяжело подниматься по лестнице. — Никакая я не креветка, горилла ты эдакая. — Правда? Ну так скажи это той оторве, что мы подцепили в Новом Орлеане. Из своего убежища Микаэла слышала каждое слово этой перепалки. Она никогда не могла понять, отчего мужчины так помешаны на сексе. Что они за существа такие и почему им кажется, что ловкость в постели важнее ума? Странный, право, народ эти мужчины. В результате своих размышлений Микаэла все сильнее утверждалась в мысли, что брака и вообще тесного общения с мужчинами следует всячески избегать. При воспоминании о липких жадных губах Карлоса ее чуть не стошнило, и она решила, что если ей и впредь удастся избежать мерзких мужских поцелуев и грубых объятий, лучшего и желать не надо. Тимоти довольно грубо сбросил бочку на землю, и Микаэла, чуть не прикусив от неожиданности язык, больно ударилась головой о стенку бочки. Ничего приятного в этом не было, и тем не менее ее охватило радостное чувство освобождения. Ловко она обвела вокруг пальца капитана и его помощника. Теперь оба наверняка решат, что она может появляться и исчезать, как бестелесный дух. Конечно, здорово было бы выскочить из бочки, подобно чертику из табакерки, да показать капитану язык, но Микаэла решила, что лучше все же этого не делать: а ну как капитан снова затеет охоту на нее? К тому же надо подумать о вещах посерьезнее, ведь впереди ее ждет новая жизнь. Денег на пропитание и крышу над головой ей хватит на неделю, пока она не подыщет работу, а вот с одеждой придется потруднее, поскольку у нее сохранилось только одно платье. В любом случае ей придется немедленно найти средства к существованию, но замуж, ради того чтобы не умереть с голоду, она ни за что не пойдет.* * *
Пока Микаэла сидела съежившись в своей бочке, Люсьен продолжал неутомимо обшаривать корабль. Утром, проснувшись, он обнаружил просунутый под дверь клочок бумаги: в записке сообщалось, что игра окончена. Позволить перехитрить себя женщине само по себе унизительно, а при мысли о том, как будет чувствовать себя, столкнувшись с реалиями грубого мира, это невинное существо с более чем странными взглядами на мужчин, Люсьен испытывал откровенный стыд: ведь он тоже отчасти виноват перед незнакомкой. Как только люк, ведущий в кубрик, приоткрылся, Люсьен поднял голову и выжидающе посмотрел на Вэнса: — Ну что, нашел? — Как видишь, нет. Все паруса перебрал, в кубрик заглянул, думал, может, девчонка там где-нибудь спряталась, — все без толку. Люсьен поскреб в затылке, пытаясь поставить себя на место беглянки. — Проклятие! — Расталкивая матросов, поднимавшихся на палубу, он, минуя кают-компанию, стремительно кинулся вниз. Вэнс последовал за ним и, когда добрался до трюма, увидел, что Люсьен разбрасывает ящики, точь-в-точь как собака, отыскивающая спрятанную кость. — Думаешь, здесь? — А где же еще? Похоже, она отсюда и не уходила, — пробурчал Люсьен. — Эта хитрюга сделала все не так, как я думал. — Отбрасывая с дороги ящики, Люсьен пробрался в самый дальний угол трюма. — Забавно, — усмехнулся Взнс. — Очень забавно. Девчонка опять провела нас. Люсьен потряс перед носом у приятеля свечой и парой томов Шекспира: — Вот и все, что осталось от этой бесовки! А самой и след простыл. — Да, но как она могла пройти незамеченной, если здесь было полно народа? — изумленно произнес Вэнс. Не успел Люсьен приступить к решению этой любопытной загадки, как перед ним возник Хайрам Пакетт и с поклоном передал письмо: — Это от вашего деда, сэр. Он велел мне дождаться ответа. Люсьен взревел, как разъяренный бык. Исчезновение таинственной женщины и без того повергло его в полное замешательство, а теперь еще это письмо, из которого явствовало, что Адриан передает всю свою собственность Бог знает кому. — Ну, что там еще? — осторожно осведомился Вэнс. Люсьен швырнул ему письмо, и Вэнс, быстро пробежав его, недоверчиво покачал головой: — Старик, должно быть, решил пошутить. Не может быть, чтобы он отнял у тебя все только потому, что ты не хочешь с ним общаться. — Позвольте заметить, сэр, — вмешался Хайрам, — на этот раз хозяин не шутит. Он уже составил бумагу, по которой его внук теряет права на поместье и два корабля. Осталось назвать наследника, и все документы будут зарегистрированы в ассамблее. — Слуга грустно посмотрел на Люсьена: — Боюсь, если вы с ним не помиритесь, дело закончится быстро. — Хайрам поднял седеющие брови. — Ну так что передать вашему деду? — Скажи старому притворщику… — Попридержи язык, Люсьен, — поспешно перебил его Вэнс, — речь идет о твоем наследстве, не забывай об этом. Не станешь же ты спокойно наблюдать, как дома и корабли уплывают в посторонние руки! — Да успокойся ты наконец, никогда он на это не пойдет. — Люсьен фыркнул. — Сколько раз дед пытался выкрутить мне руки, и чем все заканчивалось? Это просто очередная попытка поставить меня на колени: не получится — он придумает что-нибудь еще. — Напрасно вы недооцениваете хозяина, — снова вмешался Хайрам. — Он поклялся, что теперь уж точно доведет это дело до конца, и не воображайте, будто это просто слова, — никогда еще он не был настроен столь решительно. — И никогда еще не был так близок к безумию, — пробурчал Люсьен. — Могу себе представить судьбу этих документов, когда на заседании совета и нижней палаты я заявлю, что Адриан просто не ведает, что творит. — Вы собираетесь объявить, что ваш дед сошел с ума? — Хайрам был потрясен. — Знаешь что, Люсьен, надо бы тебе все-таки встретиться с ним, — настойчиво проговорил Вэнс. — Пора вам обоим зарыть томагавки в землю. Смотри, будешь упрямиться — смертный приговор себе подпишешь. Нельзя позволить какому-то чужаку пустить по ветру состояние, которое вы наживали всей семьей. Будь же благоразумен в конце концов. Люсьен задумчиво посмотрел на свечку, которую все еще сжимал в ладони. Сначала его перехитрила эта залетная птаха, а теперь пытается загнать в угол властный старик. Выбор у него невелик: либо положить конец пятилетней междоусобице, либо потерять наследство. Но даже в этом случае особого страха перед судьбой он не испытывал: на хлеб себе он как-нибудь заработает. Вызов старому олуху он бросил исключительно из принципа, и если Адриан грозит ему лишением наследства, то, стало быть, деду очень хочется заключить мир. Люсьен снова посмотрел на свечу, на книги и криво усмехнулся. А что, если ему удастся перехитрить Адриана точно так же, как эта блондинка его обвела вокруг пальца? За минувшую неделю он привык ценить интеллектуальные игры, так что почему бы и с упрямым стариком не сыграть в одну из них? Люсьен вспомнил замызганное лицо, летящие серебристые волосы, сверкающие зеленые глаза, и ему вдруг стало жалко, что соревнование с веселым эльфом подошло к концу. Интересно, смог бы дед справиться с этой плутовкой? Во всяком случае, она-то уж, наверное, нашла бы способ достойно ответить на его угрозы. — Свободен ли Адриан в четверг вечером? — наконец обратился он к слуге. — В четверг? — Хайрам озабоченно наморщил лоб. — Но до четверга еще пять дней… — Если деду понадобилось пять лет, чтобы вернуть меня домой, то какое это имеет значение? — Даже не знаю, что и сказать. — Хайрам беспокойно переступил с ноги на ногу. — Объясни ему, что у меня дела в порту и раньше четверга я быть никак не смогу, а там пусть Адриан сам решает, подходит ему этот срок или нет. До свидания с дедом Люсьен все же надеялся отыскать неуловимую пассажирку: вот тогда она узнает, с кем ее столкнула судьба. Хайрам вежливо кашлянул. — А на понедельник переговоры нельзя перенести? — осторожно спросил он. — Четверг, — отрезал Люсьен. — Можешь сказать Адриану: в четверг вечером или никогда. И позаботься, чтобы на столе не было супа из крабов, запеченных устриц, а также рыбы под горячим соусом. — Что-нибудь еще? — Хайрам еле заметно улыбнулся. — Да. С нами будет ужинать Вэнс. Он тоже не любит запеченных устриц. Понимающе кивнув, Хайрам отправился выполнять поручение. — Капитан! Что это мы разгружаем сегодня? Обернувшись, Люсьен увидел Тимоти Тоггла. — То же, что и обычно: картофель, гвозди, шелк, кружево из Фландрии, патоку, чугун в чушках, ну и, конечно, ром. А почему ты спрашиваешь? — Люсьен неожиданно сдвинул брови. Тимоти взвалил на плечи очередной ящик и пошел к двери. — Да, видите ли, бочонок, который я только что снес на берег, весил, похоже, не пятьдесят фунтов, как обычно, а все сто. Вот я и хотел узнать… — Проклятие! Она сбежала! — Люсьен посмотрел на Вэнса и стрелой рванулся наверх, расталкивая спускавшихся по лестницематросов. — За мной, надо поймать ее, пока она не исчезла!* * *
Микаэла осторожно выглянула из бочки в надежде выскользнуть из нее и скрыться, когда команда отправится на корабль за очередной партией груза, но именно в этот момент на берегу появился капитан в сопровождении своего приятеля. Девушка поспешно вылезла из укрытия и, стремительно промчавшись по набережной, в конце концов наткнулась на экипаж, запряженный парой выхоленных гнедых. Не заметив, что внутри сидит какой-то старик, Микаэла вскочила на козлы и дернула вожжи. Лошади с места перешли в галоп. Решив, что капитану теперь ни за что ее не догнать, Микаэла уселась так, чтобы сзади не видно было, кто именно управляет экипажем. Когда она круто срезала угол, экипаж опасно накренился, а затем, выехав на оживленные улицы Чарлстона, двинулся вниз по Брод-стрит. Часы на церкви Святого Михаила пробили четверть, но у Микаэлы не было времени любоваться ее величественными шпилями, равно как и внушительным зданием биржи: главным для нее было поскорее отъехать подальше от порта. Неожиданно она увидела прямо перед собой щенка, которого вел на поводке какой-то малыш. Микаэла натянула вожжи так резко, что едва не слетела на землю. Столкновения ей все же удалось избежать, однако в тот же момент изнутри экипажа донесся слабый стон. Боже, неужели там кто-то есть? При мысли о том, какое испытание выпало на долю пассажира во время столь безумной езды, Микаэла содрогнулось. Только теперь она окончательно осознала, что попросту угнала чей-то экипаж, и от этого ей отнюдь не стало легче. Микаэла осторожно спустилась на землю и, заглянув в окно, увидела лежащего на полу экипажа лицом вниз мужчину. Она распахнула дверь. Парик престарелого хозяина экипажа сбился на сторону, обнажив лысый череп, железная оправа очков перекосилась, одна из линз треснула. — Ради Бога извините, сэр, я и представления не имела, что вы здесь! — Миказла забралась внутрь и, усадив старика на сиденье, принялась обмахивать его шляпой. — Ну как вы, лучше? Адриан с трудом распрямился. Увидев над собой озабоченное женское лицо, обрамленное светлыми волосами, он потряс головой, пытаясь понять, что же в конце концов произошло. Микаэла быстро ослабила его галстук, вернула на место парик и принялась еще энергичнее махать шляпой. — Поверьте, мне действительно очень жаль, я думала, в экипаже никого нет. Меня преследовали, и мне надо было как можно скорее скрыться. Но если бы я знала, что вы здесь, ни за что бы не подвергла вас такому испытанию. Я не то, что вы думаете. Мне пришлось нелегко, но сейчас худшее позади. — Микаэла смущенно улыбнулась. — Для вас, надеюсь, тоже. Присмотревшись внимательнее, она убедилась, что бедняга все еще дышит. — Вы слышите меня, сэр? Если вы понимаете, что я говорю, пошевелите, пожалуйста, пальцами. Прошло несколько тревожных секунд, прежде чем Микаэла ощутила слабое пожатие. — Ну, слава Богу, — с глубоким вздохом сказала она, — А то я уж начала бояться, что убила вас. Новые очки я вам обязательно достану, и это самое малое, что я могу для вас сделать. Вот только сейчас я в несколько затруднительном положении. Только тут Микаэла сообразила, что трещит как сорока, и, замолчав, перевела дыхание. Подняв на старика обеспокоенный взгляд, она с облегчением увидела, что губы его тронула слабая улыбка. — Скажите, дорогая, вы всегда такая неуемная? — проговорил Адриан, с трудом пытаясь приподняться. — Боюсь, что так, сэр. Это вас огорчает? — Сейчас меня уже почти ничто не огорчает. — Адриан с удивлением осмотрел ее странное одеяние: — Скажите, вы всегда носите мужской костюм или это просто маскарад, который помогает вам скрыться от вашего зловещего преследователя? Микаэла невольно улыбнулась: старик оказался на редкость славным малым. Вот если бы ее отцу, точнее, дяде, такой же характер! Она не сомневалась, что Арно закатил бы настоящую истерику, случись с ним такое. — Бывают моменты, когда женщине приходится пускаться на хитрость, чтобы не попасть в беду, — потупившись, сказала она. — Ага, так, значит, сейчас как раз один из таких моментов, — констатировал Адриан и принялся не спеша оценивать нанесенный ему ущерб. Если не считать треснувших очков, тошноты, шишки на голове да поцарапанной кожи на костяшках пальцев, все остальное вроде было в порядке. — Право, сэр, я вовсе не хотела неприятностей для вас. Думаю, что дальше я сама справлюсь со своими заботами. — Не сомневаюсь, — Адриан внимательно посмотрел на Микаэлу, — и не думаю, что у вашего преследователя, кем бы он ни оказался, было много шансов на успех. Полагаю, вы всегда предпочитаете надеяться только на себя. Я прав, юная незнакомка? — Именно так, сэр. — Микаэла усмехнулась. Адриан взял из ее рук потертую шляпу и принялся обмахиваться сам. Эта жизнерадостная молодая дама, да еще и умница, да еще и красавица, ему явно понравилась: потратив целую неделю на разговоры с женщинами в поисках достойной компаньонки, он теперь с первого взгляда способен был оценить достоинства каждой. Вот такая женщина ему и нужна. От нее так и веет уверенностью и жизнерадостностью, а уж когда она приведет себя в порядок, ни один мужчина не сможет равнодушно пройти мимо. — Если вы способны перенести дорогу, я могу довезти вас до дома, — предложила Микаэла. — Только покажите, куда ехать. — Она собралась пересесть на козлы, но Адриан удержал ее: — Послушайте, вам все равно нужно укрытие — им вполне может стать мой дом. — Но я вовсе не хочу навязываться, — запротестовала Микаэла. — Вам и без того досталось из-за меня. Вы мне уже помогли, и я у вас в долгу. — В таком случае я требую уплаты, — заявил Адриан. — Будьте моей гостьей, я настаиваю на этом. Проводить время в такой веселой компании мне уже давно не случалось. — Не слишком ли веселой? — усмехнулась Микаэла. — Ну, живу я одиноко, так что немного веселья мне не помешает. Микаэла искоса взглянула на старика, гадая про себя, как следует понимать его слова. — Знаете, уступать я не очень-то люблю, особенно мужчинам. Адриан расхохотался — и тут же схватился за бок: смех отозвался острой болью где-то под ребрами. — Вы не поняли меня, дорогая. Я одинокий человек, и при этом еще и старый человек. Ничего дурного не имею в виду: просто предлагаю вам работу в качестве моего компаньона в самом банальном смысле этого слова. Микаэла удивленно заморгала: — То есть вы хотите нанять меня? — Ну да. Я давно уже понял, что в жизни за все надо платить. — Только не за дружбу, — тут же возразила Микаэла. Адриану необыкновенно нравилась эта женщина: решительна, добра, красива — ничего лучше и не придумаешь для достижения его цели. — С сегодняшнего дня вы приняты на работу, — заявил он. — А теперь везите меня домой. Там за чашкой чая вы расскажете мне, с чего это вы обрядились как беспризорница и что заставило вас носиться как сумасшедшая по улицам. Микаэла во все глаза смотрела на пожилого господина, которому, похоже, как и ей, твердости духа было не занимать. Сама судьба одарила ее встречей с этим человеком, пообещавшим ей стол и крышу над головой, а главное — дом, в котором капитану ни за что в жизни не отыскать ее. — Идет, — кивнула она наконец. — И обещаю, что следующий этап вашего путешествия пройдет без приключений. — Микаэла захлопнула дверцу и взобралась на козлы. Адриан расплылся в широкой улыбке: все складывалось как нельзя лучше, лишь бы ему удалось заставить внука прийти домой. А если строптивец откажется от примирения, что ж, Адриан задействует план номер два и назовет нового наследника. Эта славная юная дама сделает честь семейному имени. Пусть-ка Люсьен померится силами да характером с этой умницей, вместо того чтобы ухлестывать за всякими пустоголовыми куколками. Впервые за последние пять лет Адриан почувствовал твердую уверенность, что ему удастся сблизиться с Люсьеном, он придумал надежнейший план, и осуществить его поможет эта милая женщина. Интересно будет посмотреть на лицо внука, когда ему придется играть по чужим правилам!* * *
Люсьен злобно отпихнул ногой попавшийся на его пути бочонок и тут же разразился потоком брани. Если бы Хайрам не задержал его, можно было поймать беглянку, не дав ей раствориться в толпе. Ну ничего, пусть не радуется: если понадобится, он весь город вверх дном перевернет… Круто повернувшись, Люсьен подозвал четверых наиболее надежных матросов: — Прочешите все улицы, загляните в каждую гостиницу, на каждый постоялый двор, но найдите мне эту зеленоглазую блондинку. Да глядите в оба: она верткая, как угорь, так что ни на секунду не спускайте с нее глаз. Трое остаются при ней, четвертый — ко мне с докладом. Когда матросы отправились исполнять это необычное поручение, Вэнс, хлопнув Люсьена по плечу, заметил: — Тебе не кажется, что это уже слишком? Она переиграла нас, и нам лучше смириться с поражением. — Ни за что, — отрезал Люсьен. — Последнего слова я еще не сказал. — Может, ты чего не понимаешь? — задумчиво протянул Вэнс. — Ерунда. Поверь, Вэнс, я знаю, что делаю. — Да? А мне кажется, последние пять лет все было как раз наоборот. И с чего бы это вдруг теперь… — А с того! — Да, но почему? — Потому. — Люсьен повернулся и зашагал к трапу. — Что я особенно люблю, — ухмыльнулся Вэнс, — так это четкие, внятные ответы.Глава 5
Трехэтажный кирпичный дом с бесчисленным количеством окон произвел на Микаэлу должное впечатление. Ничего не скажешь, повезло: хозяин, похоже, принадлежал к высшим слоям Каролинской аристократии. Адриан провел ее по просторным комнатам первого этажа, а затем послал наверх, чтобы она смогла привести себя в порядок. Экономка проводила Микаэлу в изящно обставленные апартаменты из двух комнат с четырьмя большими кроватями, чиппендейловским комодом, шифоньером от Хепплуайта и множеством дорогих безделушек, собранных, казалось, со всех уголков мира. Дождавшись, пока служанка наполнит медную ванну, Микаэла поспешно сбросила запыленную одежду и погрузилась в воду: этого простого удовольствия она была лишена на протяжении всего путешествия и теперь наслаждалась от души. Выбравшись из ванны, она с сомнением оглядела запачканную одежду. Шелковое платье, которое Микаэла надевала на испанский бал, не слишком подходило для чаепития, но выбора у нее не было. Завернувшись в простыню, она прошла к гардеробу в надежде отыскать что-нибудь подходящее, но там оказались лишь дорогие плащи да брюки — видимо, в этой комнате прежде жил мужчина. Раздался стук в дверь, и на пороге появилась экономка с многочисленными свертками в руках. — Меня зовут Грета, — весело объявила она, раскладывая на постели модное платье. — А это от хозяина. — Но я не могу принять от него такой подарок. — Глаза Микаэлы расширились. — Почему же? — Грета довольно улыбнулась. — Хозяин велел купить все, что нужно. Может, это платье вам и не совсем по размеру, но ничего, я живо его подгоню. А завтра с утра мы отправимся к портному. — Лучше скажите, где Адриан — мне надо поговорить с ним. Это слишком, я не могу позволить ему тратить на меня столько денег. — Если вы хотите поговорить с хозяином, мэм, то, наверное, сперва вам стоит одеться. Адриан предупреждал меня, что с условностями вы не особенно склонны считаться, но вообще-то у нас, в Чарлстоне, женщины все еще ходят в платьях. Лицо Микаэлы покрыл румянец: ей так не терпелось поговорить с Адрианом, что она была готова помчаться вниз в одной простыне. Пока Грета застегивала на ней бледно-зеленое платье, Микаэла собрала в узел еще непросохшие волосы и закрепила их на макушке. Не прошло и пары минут, как она влетела в кабинет Адриана. С ее приходом словно свежим весенним ветерком повеяло, так что Адриан едва не пролил мятный сироп из стакана, который держал в руке. Он, конечно, подозревал нечто подобное, но увидеть такую красавицу… У него буквально дыхание перехватило: словно прекрасная бабочка явилась на свет из невзрачного кокона, и Адриану оставалось только смотреть на нее в немом восхищении. Стройная фигура Микаэлы была вполне под стать ее чудесному лицу, и Адриан молча поздравил себя с приобретением такого редкостного сокровища. — Господин Сафер, — начала Микаэла, остановившись прямо перед ним. — Адриан, — поправил он. — Кстати, как вас зовут, юная леди? Надо бы было сразу спросить, но обстоятельства нашего знакомства были столь необычны… — Микаэла Рушар, — чинно представилась она. — Платья чудесные, спасибо, но, право же… Адриан предостерегающе вскинул руку. Взгляд его восхищенно изучал стройную фигуру Микаэлы. — И слышать ничего не хочу, дорогая. Сами подумайте: ну как можно ходить со мной по городу, в театр и на балы в рванье? Считайте, что ваш новый гардероб — это просто рабочая одежда. — О, вы слишком щедры! В городе можно легко найти компаньонку, не тратя на нее целого состояния. Может быть, мне лучше уйти… — Чушь, — прервал ее Адриан. — С чего бы вам отказываться от места? — Он задумчиво сдвинул брови. — Если, конечно, вам не кажется, что старик слишком раскомандовался… — Ничуть. — Микаэла засмеялась. — Человек вы, конечно, настойчивый, так ведь и я тоже. — В таком случае вопрос исчерпан, — решительно заключил Адриан. — Но… — Мы оба только выиграем от этой сделки, так что принимайте мое предложение и смело носите платья, которые я вам подарил. А пока не хотите ли выпить чаю? Микаэла снова внимательно посмотрела на престарелого хозяина дома, разглядывавшего ее сквозь треснувшие линзы очков. — Платье действительно чудесное, — негромко проговорила она, принимая от хозяина чашку. — Ну вот и прекрасно. Стало быть, вы не будете возражать, чтобы я подобрал для вас бальные платья и костюм для верховой езды. — Адриан, — перебила его Микаэла, — у любой щедрости должны быть свои пределы. — А вы сделайте скидку на старческие причуды, милая. — Адриан взял номер «Саут Каролина газетт» и быстро пробежал глазами колонку новостей. — Ужинают в этом доме ровно в восемь, а потом мы немного покатаемся по городу. Правда, — Адриан лукаво взглянул на Микаэлу поверх газеты, — не с такой скоростью, с какой прибыли сюда. На козлы сядет Хайрам Пакетт… О черт, совершенно вылетело из головы! Микаэла с изумлением посмотрела вслед хозяину, пулей вылетевшему из комнаты. Впрочем, не ее это дело. Она неторопливо потягивала чай, наслаждаясь ощущением прочной почвы под ногами. Адриан все не возвращался, и Микаэла, прихватив с собой чашку, поднялась наверх — она вспомнила, что надо отправить письмо своему настоящему отцу: пусть знает, где ее искать. Жан Рушар — единственный, кому она доверяла и кому было до нее хоть какое-то дело.* * *
Увидев, как Хайрам Пакетт подъезжает к дому в нанятом экипаже, Адриан с облегчением вздохнул. И как же он мог забыть о самом главном! — Что случилось, хозяин, куда вы пропали? — спросил Хайрам, спрыгивая на землю. — Все в порядке, беспокоиться не о чем. — Адриан с любопытством посмотрел на слугу: — Ты переговорил с Люсьеном? — Разумеется, сэр. Все будет, как вы хотели. Он появится здесь в четверг вечером. Если бы не боль в суставах, Адриан, вероятно, подпрыгнул бы от радости. Хайрам хотел расспросить хозяина о причинах его столь неожиданного исчезновения, но Адриан тут же послал его за адвокатом, поскольку, когда план начал осуществляться, надо было побыстрее подготовить все необходимые бумаги. Теперь Люсьен убедится, что на сей раз дед шутить не намерен к время, когда этот юный петушок гонялся повсюду за приблудными курочками, пороча семейное имя, осталось позади. Глядя, как Хайрам отъезжает от дома, Адриан улыбнулся — после долгих лет терзаний и уныния все стало на свои места: он отыскал-таки чудесного компаньона, который оживит тихие своды дома смехом и весельем. Скоро, совсем скоро настанет день, которого Адриан ждал все эти долгие годы.* * *
Люсьен плеснул в бокал виски и залпом выпил, но злость не прошла. Уже пять дней он ищет таинственную незнакомку, и все без толку. Испарилась она, что ли? И почему он никак не забудет ее? Каким-то образом этой женщине удалось взять над ним непонятную власть. О романтическом приключении тут говорить не приходилось. И физического влечения тоже как будто не было, разве что речь шла о духовном влечении… Но это же дикость! Духовное влечение к женщине? Люсьен налил себе еще и раздраженно помотал головой. Скажи что-нибудь подобное Вэнсу — приятель от хохота живот надорвет. Да он и сам в это ни за что не поверит. Но как ему отделаться от мыслей об этой женщине, ведь меньше чем через час пора будет идти к Адриану? Если повезет, Люсьену удастся уговорить деда порвать этот дурацкий документ, по которому наследство переходит в чужие руки, и тогда можно будет спокойно заняться обычными делами. Люсьен надел свежую рубашку, повязал черный галстук и потянулся за плащом. Появившийся несколько минут спустя Вэнс столкнулся с приятелем уже на пороге каюты. — Волнуешься? — усмехнулся он, глядя на лицо Люсьена, выражавшее мрачную решимость. — Не то чтобы очень, просто, честно говоря, не знаю, как вести себя с ним. — Знаешь, по-моему, несправедливо осуждать Адриана за поступки другого человека, — негромко сказал Вэнс, — ведь, в конце концов, это не он, а Сесиль так решила. — Зато подтолкнул ее к этому дед; если бы он не вмешался, она бы никуда не уехала. — Ну, с тобой тоже не так-то просто иметь дело — когда ты вобьешь что-нибудь себе в голову, тебя с места не сдвинешь. Возьми хотя бы последний случай с нашей, так сказать, зайчихой — мы весь город обшарили, и все из-за того только, что некая неглупая особа обвела тебя вокруг пальца. — Просто мы не успели кое-что сказать друг другу, — возразил Люсьен, усаживаясь в экипаж. — И что же именно? — Это наше частное дело. Вэнс театрально закатил глаза, но расспрашивать дальше не стал, по опыту зная о возможных последствиях. — Интересно, что на этот раз Адриан приготовит на ужин? — сказал он, просто чтобы нарушить молчание. — Церемонию возвращения блудного сына, вот что он уже приготовил. Поскольку пять лет назад я поклялся, что и порога этого дома больше не переступлю, можно не сомневаться, что дед не упустит шанса напомнить мне об этом. — Да ладно тебе! Если ты собираешься ныть весь вечер, то я лично предпочел бы быть почетным гостем на собственном повешении! Может, мне лучше вообще уйти? — Ну уж нет! — Люсьен прищурился. — Ты мне еще понадобишься, чтобы не дать задушить старого негодяя.* * *
Услышав сильный стук в дверь, Адриан привстал со стула и тревожно посмотрел на Хайрама, который с невозмутимым видом застыл на пороге. — Минута в минуту, — заметил слуга, взглянув на часы. — Ну да, Люсьен всегда был тошнотворно пунктуален. — Адриан весь подобрался и нервно посмотрел на дверь. Нынешний вечер — важнейшая веха в его взаимоотношениях с внуком: либо Люсьен навсегда исчезнет из его жизни, либо покорится. Так или иначе, войне теперь придет конец. Последние несколько дней вполне убедили Адриана, что, взяв на службу Микаэлу Рушар, он сделал правильный выбор: ее острый ум и жизненная энергия просто творили чудеса, и теперь, если только у Люсьена хватит ума и терпения понять, какую дед оказывает ему услугу, все пойдет как надо. Хайрам открыл дверь, и Адриан, изобразив на лице приветливую улыбку, протянул руку: — Спасибо, что нашел время навестить меня, дорогой внук. Гость так и прирос к месту. От протянутой с миром руки деда его отделяли пять шагов — по шагу на каждый год войны. Первый — самый трудный, он будет означать готовность уступить. Оба молча смотрели друг на друга. Люсьен отметил, что дед переменился: плечи его опустились за эти годы еще ниже, а на лице появились новые морщины, но в карих глазах все еще блестели искорки. Адриан изучал внука столь же внимательно. Перед ним был уже не просто юный красавец, но настоящий мужчина. Люсьен унаследовал фамильные черты Саферов — оливковый цвет кожи, темные волнистые волосы, словно из камня высеченный подбородок. Исполненный решимости положить конец вражде, Адриан сделал первый шаг. К его облегчению, Люсьен двинулся навстречу, и в конце концов одна рука нашла другую. Тут все разом пришло в движение: сбежавшиеся слуги приветствовали возвращение Люсьена домой, наиболее чувствительные из домочадцев даже пролили слезу, другие радостно улыбались. — Это большой день, — заявил Хайрам и широким жестом пригласил всех к столу, на котором в честь великого события уже были расставлены серебро и фарфор. Никто не отваживался нарушить хрупкий мир разговорами на опасную тему, во время ужина дед и внук толковали о погоде, о делах на плантации, о морской торговле, но только не о том, что занимало каждого больше всего. Наконец, почувствовав, что тянуть больше нельзя, Адриан начал складывать в уме нужные фразы. Пора, говорил он себе, решать дело: через несколько минут здесь появится Микаэла, и если не объяснить заранее, что к чему, такое может начаться… У Люсьена должно быть время свыкнуться с замыслом Адриана еще до знакомства с предполагаемой невестой. — Ну так вот, что касается документов… — Адриан откашлялся и немного ослабил галстук, но слова отчего-то застревали у него в горле. Вопросительно подняв густые брови, Люсьен пристально посмотрел на деда: — Да, так что с ними такое? Надеюсь, они проследовали в камин и благополучно сгорели? — Не совсем. — Адриан отхлебнул вина и отвел глаза в сторону. Покровительственная улыбка мгновенно сползла с губ Люсьена. — Как это понять — «не совсем»? Либо бумаги существуют, либо нет. Так что же на самом деле? Черт бы его побрал! Этот самоуверенный повеса не оставлял Адриану другой возможности, кроме как прямо объявить о принятом решении и тут же представить новую наследницу семейного состояния. Нетрудно было вообразить, как Люсьен разъярится, узнав об истинном положении дел! — Все необходимые документы подписаны, и имя нового наследника названо. Впрочем, я предупреждал тебя об этом, — поторопился оправдаться Адриан. — Как, уже? — Люсьен столь стремительно вскочил со стула, что на столе задрожали серебряные подсвечники; в голубых глазах его зажегся огонь, не предвещавший деду ничего хорошего. — Коли дело сделано, к чему тогда весь этот спектакль — рукопожатия и прочее? — Документы — всего лишь правовая сторона дела, — поспешно пояснил Адриан. — А мы просто собрались за столом. Ты что же, согласился прийти только затем, чтобы сохранить свое состояние? Люсьен сложил руки на кружевной скатерти и угрюмо посмотрел на деда: — Честно говоря, я и сам не знаю, зачем пришел, но поскольку я все-таки здесь, неплохо бы выяснить, в чьи руки ты передал семейное состояние. — Наследник — человек исключительно умный, одаренный, и тому есть немало свидетельств. Никогда еще за последние пять лет домашнее хозяйство не пребывало в таком порядке. Адриан ничуть не преувеличивал — Микаэла действительно оказалась отличным счетоводом и экономкой: она предложила свою помощь три дня назад, когда он просматривал счета, и, к несказанному его удивлению, пока он выписывал цифры на бумаге, быстро произвела все подсчеты в уме. За несколько часов она разобралась с балансом и в результате смогла подсказать, как избежать лишних расходов. Убедившись в незаурядных дарованиях новой служащей, Адриан целиком доверил ей ведение домашнего хозяйства, и теперь оно работало как хорошо смазанный механизм. Слуги охотно выполняли все ее распоряжения. Просто удивительно, как преобразился дом буквально в считанные дни! — И где же, — прошипел Люсьен, безуспешно пытаясь справиться с переполнявшими его чувствами, — прячется этот выдающийся герой? Или он боится, что ему руки-ноги оторвут за то, что так бессовестно украл чужое наследство? — А вот тут ты ошибаешься, — холодно парировал Адриан. — Ничего он не крал. И вообще, это не он, а… Но Люсьен, не дослушав, вскочил и выбежал в холл, решив отыскать мерзкого ублюдка, который подыгрывает Адриану. А когда найдет, он заставит его пожалеть о том дне, когда он родился на свет!* * *
Глядя, как Грета раскладывает на кровати роскошное платье, Микаэла осуждающе покачала головой. Ну вот, опять новое приобретение. Да ей и десяти лет не хватит, чтобы расплатиться за все это великолепие. Правда, Адриан предупредил, что сегодня у них гости. Микаэла помчалась наверх, чтобы принять душ и переодеться; натягивая сорочку, она улыбнулась при мысли о славном старике, который принял ее как родную. Должно быть, Бог услышал ее молитвы: наконец-то она почувствовала, что в ней нуждаются и она приносит пользу. Никто не насмехается над ней, не осуждает; она сбросила с себя панцирь, в который заковал ее Арно… Ее размышления прервал грохот распахнувшейся двери. Испуганно прижав платье к груди, Микаэла обернулась, и у нее чуть не подкосились ноги — на пороге стоял мужчина, которого она уж никак не рассчитывала здесь увидеть. Цепкий взгляд пришельца обежал ее почти обнаженное тело, не упустив ни малейшей подробности, включая родинку в форме тюльпана на бедре. — Вы? — выдохнула Микаэла, безуспешно пытаясь прикрыться. — Вы? — сдавленно повторил Люсьен. Сказать, что он был поражен, значило ничего не сказать. Женщина, которую он разыскивал по всему городу, стояла в двух шагах от него в его собственной спальне. Только сейчас Люсьен понял, что эта неуловимая особа еще привлекательнее, чем ему прежде казалось: ее соблазнительная фигура, длинные ноги, округлая грудь, матовая кожа — да она просто богиня! Кружевная сорочка скорее выставляла напоказ, нежели скрывала изгибы тела, заставляя работать воображение. Завоевав за последние пять лет репутацию ценителя женщин, Люсьен способен был с первого взгляда распознать подлинную красоту. Эта женщина была редчайшим созданием самой матери-природы. Господи, а ведь именно это чудо он собирался задушить! Пока Люсьен пожирал ее взглядом, Микаэла производила собственное исследование. Этот неотразимый грубиян еще на судне невольно увлек ее. Теперь, в своем наимоднейшем костюме, он был сама галантность и достоинство и вовсе казался ей коварным соблазнителем. Если бы она не знала, что этот подлец заманивает к себе женщин, чтобы мучить их, то, пожалуй, безоглядно влюбилась бы в него. Но тут Микаэла вспомнила, что поклялась себе держаться от капитана подальше, и, внутренне собравшись, заставила себя взглянуть ему прямо в глаза. — Прошу вас выйти, сэр. Не знаю, что привело вас сюда, но вы явно покушаетесь на чужую территорию. — Точно то же вы сделали в Новом Орлеане, — возразил гость с насмешливой улыбкой. — Так что мы квиты. Микаэла вспыхнула и отвернулась. — Тогда у меня просто не было выбора. Еще раз прошу, капитан, оставьте меня! — Микаэла вновь взглянула на Люсьена и, убедившись, что он по-прежнему стоит на месте, топнула ногой: — А ну-ка вон отсюда, и немедленно! Но Люсьен словно не слышал ее. Прикрыв дверь, он подошел ближе к Микаэле. — Вас, наверное, удивит то, что вы сейчас услышите, но это моя комната, — невозмутимо сообщил он. — Более того, я здесь родился. У Микаэлы задрожали колени. Вспомнив, что на ней почти ничего нет, она поспешно подтянула платье к подбородку, что, впрочем, не помешало Люсьену по-прежнему жадно смотреть на ее грудь. — Ваша комната? — в полной растерянности повторила она. Люсьен открыл гардероб и, сбросив камзол, облачился в роскошную голубую куртку, когда-то подаренную дедом. — А это моя одежда. — Он сдул пылинку с рукава. — Произведение портного по имени Джеймс Фелпс: у старика мастерская на Брод-стрит. — Плевать мне на то, где и у кого мастерская! — наконец придя в себя, выкрикнула Микаэла. — И до вас мне тоже нет никакого дела. От вас только одно требуется — выйти отсюда и дать мне одеться. Однако Люсьен не обратил никакого внимания на эти выкрики и отвесил Микаэле издевательский поклон: — Прежде всего позвольте мне представиться, миледи. Люсьен Сафер, к вашим услугам. — Сафер? — Огромные глаза Микаэлы, казалось, стали еще больше. — Так, значит, вы… — Внук Адриана Сафера. — Но он не говорил мне, что у него есть внук. — Подозрительно посмотрев на Люсьена, Микаэла опустилась на край кровати — его кровати, но тут внезапно пришедшая догадка заставила ее снова вскочить на ноги. — Так это вас сегодня ждали к ужину? Этот вопрос немало обескуражил Люсьена. Неужели она действительно ничего не знала о его существовании? Но тогда что за игру затеял Адриан? Неужели старик был настолько очарован этой удивительной женщиной, что переписал на нее состояние, даже не поставив ее об этом в известность? Микаэла поспешно отступила в гостиную. Странно, подумал Люсьен. До сих пор женщины его не избегали, и теперь он не знал, как вести себя с этой необычной особой. Микаэла, продвигаясь к выходу, тоже никак не могла собраться с мыслями. Почему Адриан даже не упомянул, что у него есть внук? Скорее всего Люсьен в семье — паршивая овца: в самом деле, кто захочет признаться в родстве с развратником? Увидев, как прямо перед глазами у нее мелькнула затянутая в бархатную перчатку ладонь, Микаэла судорожно дернулась; при этом движении сорочка едва не сползла с нее. — Господин Сафер, я… — Люсьен, — поправил он, заглядывая Микаэле в глаза. Микаэла собрала в кулак всю свою волю. — Отпустите, пожалуйста, дверь и дайте мне пройти. — Снова убегаешь, красавица? — Видите ли, мне вовсе не хочется разделить судьбу той бедной женщины из Нового Орлеана. А вы, кажется, собираетесь взять реванш за то, что произошло на борту? — Возможно. Почему бы и нет? Микаэла независимо вздернула подбородок. — Либо сами уходите, либо дайте мне пройти, — резко бросила она. Однако не успела Микаэла и шага ступить, как Люсьен обхватил ее за талию и прижал к стене. Его прикосновение вызвало у нее целую бурю чувств. Она изо всех сил уперлась ладонями в грудь гостю, безуспешно пытаясь вырваться из его объятий. Люсьен, не разжимая объятий, довольно хмыкнул. Ему ужасно надоело гоняться за этой женщиной: с того самого момента, как он вошел в свою спальню, его неудержимо тянуло испытать на вкус эти чувственные губы, не говоря уже обо всем остальном. Так пусть по крайней мере поцелуй достанется ему хотя бы в порядке компенсации. Люсьен понимал, что девушка напугана, но она должна понять: его поцелуй — вовсе не поцелуй смерти и не инструмент пытки. Отчего-то он не сомневался: ей это нужно не меньше, чем ему. Люсьен взял Микаэлу за подбородок и слегка приподнял его. Судя по взгляду, остановившемуся на ее губах, он явно собирался осчастливить ее поцелуем. Ну нет, только не это, довольно с нее Карлоса Моралеса! — Не смей! — прошипела Микаэла, пытаясь увернуться. — Еще как посмею, — заверил ее Люсьен. — Давно тебе пора понять, что поцелуй — это не укус змеи. Но не успел он приступить к исполнению своей угрозы, как дверь спальни заскрипела. До чего же не вовремя, недовольно поморщился Люсьен. Похоже, первый урок науки любви на сей раз придется отложить.Глава 6
— Люсьен? Микаэла? Эй, вы здесь? — Адриан не спеша вошел в гостиную. Неохотно отойдя от Микаэлы, Люсьен с натянутой улыбкой повернулся к деду: — Что-что, а на сюрпризы ты горазд. Адриан самодовольно улыбнулся: — Что ж, мне действительно хотелось, чтобы этот момент тебе запомнился надолго. — Он вытянул шею и взглянул через плечо внука. — Насколько я понимаю, ты уже познакомился с Микаэлой Рушар? Девушка, поспешно натянув платье, проскользнула мимо Люсьена прямо в объятия Адриана. При этом она бросила на Люсьена взгляд, из которого следовало, что она возмущена его поведением. — Надеюсь, мой внук не напугал вас, — мягко проговорил Адриан, слегка поглаживая изящную руку, крепко ухватившую его локоть. — Иногда он бывает настоящим животным. — Эй, нельзя ли поаккуратнее слова выбирать? — Люсьен насупился. — Ладно, прости. Коль скоро знакомство состоялось, может, пойдем к столу? — Адриан лукаво улыбнулся внуку. — Что там у нас сегодня в меню, дорогая? Жареные устрицы, суп с крабами? Отлично! Так, раздраженно подумал Люсьен, ко всему еще и жареные устрицы. Не спеша двигаясь вслед за Адрианом, он напряженно сдвинул брови. Неплохо бы понять, что за игру затеяли с ним дед и эта хитрая девчонка. Впрочем, у него возникло твердое ощущение, что после ужина все прояснится.* * *
Увидев Адриана в сопровождении молодой дамы, Вэнс едва не выронил из рук бокал с вином — спутницу хозяина дома он признал с первого взгляда. Как она здесь очутилась? Люсьен, словно ищейка, рыскал по всему городу, и вот вам пожалуйста — она нашлась у Адриана. Невероятно! — Микаэла, познакомьтесь с капитаном Вэнсом Кэвендишем — он старый друг нашей семьи. — Адриан подмигнул Вэнсу. — У его родителей плантация на Эшли-Ривер, а дед был одним из моих ближайших друзей. Микаэла с трудом подавила улыбку, вспомнив, как облила черной патокой господина, склонившегося теперь перед ней в вежливом поклоне. Поскольку Вэнс сделал вид, что встречаются они впервые, Микаэла почла за благо последовать его примеру. Испытывая некоторую неловкость, она тем не менее с достоинством заняла указанное ей Адрианом место между Вэнсом и Люсьеном. Заметив, что молодые даже не пытаются попробовать устрицы, Микаэла заключила, что в доме Адриана они ощущают себя не слишком уютно. Она и сама не особенно любила это блюдо, но поскольку Адриан устрицы обожал, включила его в меню. На протяжении всего застолья Микаэла то и дело чувствовала прикосновение руки Адриана, упорно напоминавшее о его присутствии, — словно ей необходимо было такое напоминание! Ока чувствовала себя словно норовистый жеребенок, которого всячески стараются приручить. Но с какой целью? Впрочем, на этот счет у нее были весьма определенные предположения. — Может, вы желаете прогуляться, Микаэла? — неожиданно спросил Адриан. Еще бы! Присутствие Люсьена становилось невыносимым, один его вид туманил сознание. — Да, свежего воздуха глотнуть не мешало бы, — с готовностью откликнулась она. — Тогда Вэнс с Хайрамом составят вам компанию, а нам с Люсьеном надо потолковать наедине. — Он кивнул внуку: — Думаю, и ему есть что сказать мне, не так ли, мой мальчик? — Н-да, пожалуй. — Люсьен выдавил из себя подобие улыбки. — Ну вот и отлично. Призвав на помощь все свое терпение, Люсьен помог Микаэле подняться и поцеловал ей руку, которую она тут же отдернула. — Рад был познакомиться, — негромко проговорил он и, бросив на Микаэлу многозначительный взгляд, направился в кабинет. Адриан проследовал за ним и закрыл дверь. Непринужденно, стараясь не выдать волнения, Люсьен уселся напротив деда, задумчиво смотревшего на шахматную доску: — Ну что, начнем? — Начнем что? Партию? Или ты ждешь очередного извинения, которого никогда не примешь? Люсьен нахмурился. — Пытаюсь понять, что за игру ты со мной затеял. Только после этого я решу, как и когда играть самому, да и вообще, стоит ли. Пошевелив узловатыми пальцами, Адриан двинул вперед белую пешку. — Я лишил тебя наследства. Разве для тебя это не важно? Люсьен задумался и, в свою очередь, передвинул черную пешку. — У меня есть собственные средства. — Стало быть, на семейное состояние тебе наплевать? — осведомился Адриан, делая ход слоном. — Почему же? Но все зависит от того, как ты намерен вести игру дальше. На некоторое время партнеры, передвигая фигуры, сосредоточились на возникающих на доске ситуациях, пока наконец после очередного хода Адриана ферзь его не оказался в опасном положении. Вероятно, хитрец имеет в запасе какой-то план, подозрительно подумал Люсьен. — Кажется, ты собирался меня обставить? — небрежно заметил он. — Обставить? Именно так! — Адриан торжествующе посмотрел на внука. — Микаэла не знает, что стала моей наследницей, и я ничего не рассказывал ей о своей семье: о твоем существовании она узнала только сегодня. В свою очередь, я не выспрашивал о ее прошлом и нанял ее в качестве компаньона, не без труда преодолев ее сопротивление. Она постоянно ворчит, что я заваливаю ее всяческими подарками, покупаю одежду и так далее, а чтобы, как она выражается, не сидеть на моей шее, эта девушка взяла на себя ведение домашнего хозяйства, что ей явно по душе. Если ты все же хочешь получить наследство, которым сейчас распоряжается она, придется тебе за ней поухаживать. И не воображай, будто я не поставлю ее в известность о том, чьей собственностью все это должно было стать. Люсьен откинулся на спинку стула и недоверчиво посмотрел на деда. Ну и ход он сделал! Подумать только, старый мошенник собирается заставить его заниматься ухаживаниями, отстаивая свои законные права, а это значит, что придется забыть о море и торчать в Чарлстоне. Хитрец несчастный! Да еще грозит все рассказать Микаэле. Хочет, чтобы она думала, будто Люсьен потянет ее в суд из-за денег, оказавшихся у нее в кармане. Проклятие! Интересно, сколько времени дед потратил, чтобы придумать этот план? Памятуя о том, как Микаэла относится к мужчинам, он тут же сообразил, что она вряд ли клюнет на притворные ухаживания. Единственный способ завоевать такую женщину — настоящая, до гроба любовь и постоянные заверения в том, что намерения его чисты, как слеза ребенка, а на это он не способен. Любовь ему заказана: слишком хорошо ему известно, как это больно, как мучительно — любить и утрачивать возлюбленную. Он ни за что больше не подвергнет себя такому испытанию, пусть даже на кон поставлено его собственное наследство. К тому же через два дня ему необходимо отплывать в Вест-Индию, так что у него вообще нет времени играть в эти дурацкие игры. — Проще было бы, если бы ты без всяких фокусов распорядился нашими жизнями, как Господь Бог, — мрачно буркнул Люсьен. — Думаешь? — Адриан посмотрел на внука с нескрываемым торжеством. — Что ж, не отрицаю, это я выбрал для тебя Микаэлу, потому что никого лучше не найдешь. Она сообразительна, мудра не по годам и в то же время очаровательно невинна. Еще бы не невинна! Ее чудовищные представления о любви являют собой барьер, который и святой не возьмет. Но он-то не святой! — Если даже я соглашусь участвовать в этом кошмарном предприятии, твоя протеже все равно решит, что это только из-за денег. Годы пройдут, а я все еще не смогу добиться ее любви и доверия. — Это уж точно. — Адриан и не думал возражать. — Микаэле наверняка известна твоя репутация, так что придется потрудиться, если надеешься оправдать себя в ее глазах. Придется также почаще бывать дома, вместо того чтобы скитаться по морям-океанам. — Он двинул ферзя в противоположный угол доски. — Признайся, малыш, выбор у тебя невелик: либо принять вызов, либо распроститься с половиной своих кораблей. Люсьен раздраженно смешал фигуры. — Ты так ничему и не научился, дед. Неужели тебе не достаточно того, что однажды ты уже вмешался в мою жизнь? Можешь отдать своей Микаэле все, мне ничего не нужно. Вот только подумай: может, ты самому себе капкан ставишь? И глазом моргнуть не успеешь, как окажешься без гроша в кармане, а все твои денежки перейдут к ней. Адриан заерзал на стуле: слова внука заслуживали того, чтобы над ними подумать. Впрочем, размышлял он недолго — уж что-что, а притворяться да хитрить с ним Микаэла не будет. — Среди нас троих она самая чистая духом и сердцам. Она трудолюбива и решительна: впервые за долгие годы мои бухгалтерские книги приведены в полный порядок. И знаешь, я словно чувствую себя возрожденным. Она благотворно действует на мою душу. Слушая, как горячо Адриан защищает девчонку, Люсьен едва не расхохотался. — Что ж, если так, отчего бы тебе самому на ней не жениться? — Такому старику, как я? — Адриан фыркнул. — А вот ты — неужели ты будешь отрицать, что она умна, привлекательна?.. — Да нет же, все не то! — Стало быть, ты не женился бы на ней, даже если бы я не поставил тебя перед таким трудным выбором? — Я дал себе слово никогда не повторять эту ошибку после того, как… — Люсьен замолчал и пристально посмотрел на деда. — Бывает, люди меняют свои решения, — мягко заметил Адриан. — А бывает, и нет, — возразил Люсьен. — Ты так и не избавился от привычки вмешиваться не в свои дела. — А ты остался упрямцем, каким был всегда. Взгляды их сошлись в непримиримом поединке, и, казалось, даже воздух вокруг раскалился от напряжения. — Ну что ж, — первым нарушил молчание Адриан, — если ты такой слабак, что не можешь завоевать сердце настоящей женщины, возвращайся к своим шлюхам. Что касается меня, я нашел достойную замену своему блудному внуку, готовому прожить затворником в своей каюте. Микаэла отлично справится с делами, а вот у тебя как нет радости и смысла в жизни, так и не будет. Ты всегда оказывался слишком слеп, чтобы видеть, слишком упрям, чтобы слышать, а эта твоя Сесиль… — Не смей произносить ее имени! — прошипел Люсьен и грохнул кулаком по столу. — Я любил ее. Как бы ты сейчас ни оправдывался, что бы ни выдумывал, правда состоит в том, что это ты довел ее до смерти. — Чушь! — взорвался Адриан. — Она сама, это тебе прекрасно известно. Но Люсьен словно не слышал его. — Что за наглость — размахивать у меня перед носом моим наследством, как морковкой перед мулом! Видите ли, я просто должен жениться, потому что ты так решил! Уже и невесту мне подобрал! Мало того, ты с самого начала этого идиотского романа наговорил ей про меня Бог знает что. — Почувствовав, что срывается на крик, Люсьен заставил себя сесть и немного успокоиться. — А что, если Микаэла — праведница, чистая душой и сердцем, — просто решит вернуть наследство, зная, что оно принадлежит мне по праву? Тогда все твои хитрые уловки ни к чему и ты проиграл: она свободна распоряжаться своей собственностью как ей заблагорассудится. — О, не волнуйся, это я тоже предусмотрел. — Адриан хитро подмигнул и погрозил внуку пальцем. — В контракте записано, что Микаэла не имеет права передавать собственность в третьи руки. Я вполне доверяю ее вкусу и не сомневаюсь, что в мужья она выберет человека, достойного распоряжаться наследством семьи Саферов. Тишина в комнате сгустилась, как перегретый пудинг; оба, и Адриан и Люсьен, стояли на своем, отказываясь отступить хоть на шаг, — не зря в жилах обоих текла одна и та же кровь, кровь Саферов. — Ну так что ты решаешь, внучек? — проговорил наконец Адриан. — Я жду. — Ничего не выйдет. — Люсьен воинственно выпятил подбородок. — Почему же это? Или Микаэла для тебе слишком твердый орешек? — Адриан усмехнулся. — Вовсе нет. Все дело в том, что ты угощал меня запеченными устрицами, хотя прекрасно знаешь, как я их ненавижу. Сделав это странное заявление, Люсьен вскочил на ноги и направился кдвери. Он побьет Адриана на его собственном поле и, вместо того чтобы тратить недели и месяцы на джентльменские ухаживания для получения денег, попросту выкрадет их, как заправский воришка!* * *
Когда Микаэла вернулась домой, Люсьен уже ушел. Хотя она испытала заметное облегчение, ей не терпелось узнать, что же все-таки произошло между дедом и внуком. Но сколько она ни донимала расспросами Вэнса и Хайрама, оба молчали. Выяснить ей удалось только, что Адриан с Люсьеном не виделись уже пять лет. Как оказалось, Адриан тоже не был расположен к разговорам — он сидел в гостиной, не сводя глаз с портрета жены и потягивая сироп, который всегда пил перед тем, как отправиться спать. Судя по всему, старик тяжело переживал стычку с внуком, и Микаэла от души посочувствовала ему. Она и сама никак не могла прийти в себя после инцидента в спальне. Пожелав хозяину дома спокойной ночи, Микаэла поднялась к себе; но едва она открыла дверь, как кто-то крепко схватил ее и зажал ей рот платком. Микаэла сопротивлялась, как дикая кошка, но все было тщетно: вскоре она оказалась завернутой в простыню, как кукла. Ей не составило труда догадаться, кто это орудует: прикосновение этого человека она распознала бы мгновенно. Разумеется, теперь он утащит ее к себе на корабль, чтобы подвергнуть пыткам. Животное! Микаэла яростно извивалась, пытаясь освободиться, ко Люсьен, зловеще улыбаясь, перекинул ее, как тюк, через плечо и легонько хлопнул по заднице. — Успокойся, и побыстрее, — угрожающе прошептал он. Хорошенькое дело — успокойся! Как тут успокоишься, когда знаешь, что тебя ждет? Выйдя через балконную дверь, Люсьен двинулся вниз по лестнице, время от времени останавливаясь, что поправить свою извивающуюся ношу. Жаль только, он не увидит Адриана в момент, когда тот узнает, что поставленный им капкан захлопнулся.* * *
При виде Люсьена с живым грузом на плече Вэнс недоуменно поднял брови: — Эй, послушай, что это ты задумал? — Скоро узнаешь. — Люсьен взгромоздил пленницу на сиденье экипажа и, забравшись следом, дернул за вожжи. Лошади пошли рысью. — Ты что, совсем рехнулся? Думаешь, эти дурацкие шутки сойдут тебе с рук? — Лучше бы ты спросил, как это Адриану удалось довести меня до такого состояния, — хладнокровно парировал Люсьен. — И как же? — Вэнсу явно не нравилась эта авантюра. — Потом расскажу. — Люсьен криво усмехнулся, понуждая лошадей бежать быстрее. Когда они добрались до пристани, Люсьен спрыгнул на землю и снова взвалил пленницу на плечо, а затем в сопровождении Вэнса поднялся по трапу и сразу направился к себе в каюту. Здесь он швырнул Микаэлу на кровать, резко повернулдя и, чуть не сбив с ног Вэнса, вышел в коридор. — Да объясни же ты наконец, что все это значит?! — Недоумение Вэнса все росло. Отведя приятеля подальше от предусмотрительно запертой двери, Люсьен неспешно обрисовал положение: — Дед решил женить меня на Микаэле, а иначе наследства мне не видать как своих ушей. Старый мошенник переписал на нее завещание. — Она знает? — заморгал глазами Вэнс. — Пока нет, и не узнает до тех пор, пока я не решу, что пришло время все ей рассказать. — Люсьен подмигнул приятелю. — Адриан хочет, чтобы я по всем правилам начал ухаживать за ней. — Если она заподозрит, что ты женишься на ней, только чтобы вернуть наследство, нелегко будет убедить ее, что тобой движут благородные намерения. — Вэнс пристально посмотрел на Люсьена. — Именно так — Адриан все рассчитал. Он полагает, что, если я начну ухаживать за Микаэлой, у меня просто не останется времени на то, чтобы, увиваясь за юбками, продолжать позорить семейное имя. Старик думает, что загнал меня в угол: он хочет, чтобы я оставил морскую торговлю и взялся за плантацию. Вэнс рассмеялся: — А что, старику надо отдать должное. Возраст возрастом, а ум у него по-прежнему как стальной капкан. — Ну, это мы еще посмотрим. — Люсьен оглянулся на запертую дверь. — Через два дня я отплываю в Вест-Индию с грузом на борту, и у меня нет времени на всякие там ухаживания и реверансы. Из этого следует, что по его правилам я играть не могу и не буду. — О Господи, но что ты все-таки задумал? — Вэнс подозрительно посмотрел на друга. — Речь идет не о том, что задумал, — поправил его Люсьен. — Важно то, что предстоит сделать тебе. — Мне? — Вэнс покачал головой. — Нет уж, меня от этого дела уволь. — Как капитан корабля, ты имеешь законное право венчать на борту — именно это ты и сделаешь сегодня же. Я соглашусь взять Микаэлу в жены, но это и все — дальше старику манипулировать собой я не позволю. — Шутишь? Это ведь не спектакль. Речь идет о брачных узах. Об узах, Люсьен, — отныне и до гробовой доски. — Не далее как завтра я представлю жену Адриану, и наследство снова станет моим. Но и отказываться от моря только потому, что старик хочет привязать меня к земле, я не намерен. — А ты не думаешь, что девушке все это может не понравиться? Не понравиться? Да она всеми силами будет сопротивляться замужеству, так что он даже и не собирается спрашивать ее согласия. Наверняка Микаэла Бог знает что о нем думает, особенно после того, как Адриан напичкал ее всеми этими милыми подробностями его биографии. — После принесения клятвы верности Микаэла вольна делать все, что ей заблагорассудится. В конце концов этот брак всего лишь условность. — Правильнее было бы сказать, всего лишь безумие, — уточнил Вэнс. — К тому же мои права вступают в силу, только когда корабль находится в плавании. А мы, заметь, пока еще не в открытом море. — Ничего, скоро мы там будем, — нахально усмехнулся Люсьен. — Я отдаю команду поднять якорь. Вэнс шутливо погрозил ему пальцем: — Если ты действительно собираешься осуществить этот безумный план, смотри, у тебя появляется шанс стать жертвой тигрицы. Микаэла Рушар не похожа на женщину, склонную покорно следовать тому, что ей предписывают. Иначе она никогда бы не пробралась на корабль, а оттуда — в большой мир. Весьма вероятно, все как раз началось с того, что кто-то хотел заставить ее сделать нечто не пришедшееся ей по душе, а она выскочила из ловушки. Почему бы ей не проделать то же самое с тобой? Люсьен равнодушно пожал плечами: — Повторяю, после клятвы верности пусть выходит за меня, а потом делает что хочет. На мой взгляд, такое соглашение ничуть не ущемляет ее свободы. — Все же я бы не стал рисковать и решать за нее, — предостерегающе сказал Вэнс, — характер у этой девушки ничуть не слабее твоего. Ты можешь совершить непоправимую ошибку. Однако у Люсьена не было никакой охоты вступать в полемику с кем бы то ни было. Чем скорее все закончится, тем лучше. Пусть Микаэла брыкается как угодно, женой его она станет непременно, и тогда дед наконец оставит его в покое. Люсьен вернулся в каюту и начал приготовления к свадебной церемонии — или, лучше сказать, к войне, так как Микаэла ринулась в бой, едва он распеленал простыню. — Да как вы смеете! — прошипела она. — Немедленно развяжите меня, иначе я все расскажу Адриану и тогда… Люсьен только отмахнулся. — Дед больше всего хочет, чтобы мы поженились, вот мы и женимся, — хладнокровно заметил он. Изумление Микаэлы почти мгновенно сменилось яростным потоком слов. — Никому не позволено командовать мной, — сверкая зелеными глазами, выпалила Микаэла, — а уж такому чудовищу, как вы, и подавно! И никакой муж мне не нужен и не будет нужен никогда! Сдерживая улыбку, Люсьен некоторое время смотрел на ее бурно вздымающуюся грудь, а потом шагнул вперед, заставив Микаэлу поспешно отступить и прижаться к стене. — Вот, значит, как? А человека, который вовсе не собирается командовать, как вы изволили выразиться, тоже в мужья не возьмете? Представьте, ничего в вашей жизни, кроме имени, не изменится, — спокойно продолжал он. — У вас будет полная свобода и достаточно денег. К тому же этот брак защитит вас от мужчин, у которых могут возникнуть определенные планы. Микаэла с подозрением посмотрела на странного жениха: — Ну а вы-то что выигрываете от этой сделки? — Во-первых, очаровательную жену. — Люсьен попытался погладить ее по щеке, но она отмахнулась от него, как от назойливой мухи. — Во-вторых, мир с Адрианом. Женитьба — вот все, на чем я настаиваю. По-моему, это достаточно щедрое предложение. — И при этом совершенно безнравственное, — решительно заявила Микаэла. Стук в дверь возвестил о появлении импровизированного священника. — Ну что, начинать? — Вэнс вопросительно посмотрел на Люсьена. Микаэла кинулась к двери, но Люсьен успел схватить ее и не церемонясь завел ей руки за спину так, что Микаэла вскрикнула от боли. Люсьен понимал, что такое поведение лишь укрепляет ее представление о нем как о мучителе женщин, но ему любым способом необходимо было потушить этот маленький вулкан. Пока Вэнс бормотал начало клятвы супружеской верности, Микаэла продолжала пожирать глазами своего «нареченного». От нее не укрылось, что Вэнс пропустил слова, касающиеся любви, чести, и это ее ничуть не удивило: ведь она достаточно ясно дала понять, что подобные вещи в этот чудовищный план не входят. — Люсьен Сафер, ты согласен взять эту… — Вэнс взглянул на раскрасневшееся от гнева лицо Микаэлы и невольно улыбнулся, — эту строптивую женщину в законные жены? — Ну да, мне просто некуда деваться. — А ты, Микаэла, согласна взять этого сумасшедшего, который еще непременно пожалеет о содеянном, в законные мужья? Поскольку Микаэла молчала, Люсьен с силой сдавил ей руку, но она, хотя и сморщилась от боли, по-прежнему не произносила ни звука. — Что ж, сочтем это за согласие, — констатировал Вэнс. Люсьен вытащил из кармана кольцо, предназначавшееся некогда Сесиль, и надел его Микаэле на палец. Хотя кольцо было на несколько размеров больше, чем нужно, Люсьен решил, что это даже лучше: оно держится так же непрочно, как непрочны нити, объединяющие участвующих в этой церемонии. — Итак, — заключил Вэнс, — данной мне властью объявляю вас мужем и женой. Люсьен, ты можешь поцеловать новобрачную, если, конечно, не побоишься. — Он захлопнул молитвенник и направился к двери, но на пороге неожиданно задержался. — Довожу до вашего сведения: во время плавания я также отпеваю покойников. Это я на тот случай, если один из вас не переживет брачной ночи. — С этими словами он вышел, и Люсьен тут же запер за ним дверь, а затем, круто повернувшись, бросился к Микаэле… И в тот же момент в него полетели книги. При всем своем проворстве Люсьен не смог увернуться от некоторых из этих снарядов. — Прекрати немедленно! — завопил он. — Будь ты проклят, Люсьен Сафер! Клянусь, ты еще пожалеешь об этом! Вот тебе жена, вот тебе, вот тебе! Люсьен и не подозревал, что у его супруги окажется такой буйный нрав, — она явно разошлась не на шутку. Не обращая внимания на продолжающееся нападение, он рванулся через всю каюту и, на лету перехватив руку Микаэлы, заставил новобрачную опуститься на кровать. Теперь у него не было ни малейших сомнений в том, что ему предстоит незабываемая брачная ночь!Глава 7
Пройдя к бару, Люсьен наполнил два бокала и вернулся к Микаэле, которая встретила его уничтожающим взглядом, однако он предпочел сделать вид, будто ничего не заметил. — Вот, выпейте-ка лучше. — Он протянул ей бокал. Микаэла неохотно отхлебнула бренди и настороженно посмотрела на Люсьена. — Адриан переписал завещание, — не спеша произнес он, — и теперь вы являетесь наследницей всего состояния Саферов. — Я здесь ни при чем, — мгновенно отреагировала Микаэла. — Если мне в самом деле что-то перепадет, я все непременно верну вам. — Именно такую возможность Адриан и предусмотрел. В завещании говорится, что передать права на наследство вы можете только одному человеку — своему мужу. Словом, вы оказались наживкой, на которую старик вознамерился меня поймать: он вбил себе в голову, что, если женит меня, я окажусь навсегда привязанным к дому и стану основателем семейной династии, состоящей из многих поколений Саферов. Пока я не очень-то способствую осуществлению его мечты, вот дед и решил похлопотать за меня. А вы, Микаэла, — урожай с этого посева. — Адриан всегда был очень добр и щедр по отношению ко мне. Не могу поверить, что все это только ради того, чтобы свести нас вместе. — Э, да вы просто-таки влюбились в этого старого мошенника. — Люсьен невольно улыбнулся. — Даже сейчас вы отказываетесь признать, что это он во всем виноват. — Странно, но, кажется, мне он нравится куда больше, чем собственному внуку. — Микаэла удивленно вскинула брови: — Что, собственно, между вами произошло? — О, это всего лишь внутрисемейное дело. — Люсьену вовсе не хотелось пересказывать историю, которая все еще причиняла ему сильную боль. — Лучше давайте займемся деталями нашей женитьбы. Адриан, наверное, будет удовлетворен, но нам с вами нужно сделать так, чтобы каждый извлек для себя из этого союза максимум пользы. Я с удовольствием соглашусь на то, чтобы вы получили дом и плантацию, ну а сам по-прежнему буду заниматься морской торговлей. — Но мне все равно придется пройти через эту пытку? — подозрительно спросила Микаэла. Люсьен с досадой вздохнул — опять она за свое. — Да поймите же вы — близость мужчины и женщины не пытка, совсем наоборот. — Для вас — возможно. — Микаэла упрямо стояла на своем. — А что, если я докажу, что любовь — это не боль, но радость? — Люсьен неожиданно улыбнулся. — Исходя из того, что мне уже известно, вряд ли вам это удастся. Лучше мы сделаем иначе. Если кто-то спросит, я просто скажу, что брак состоялся. Возможно, кого-нибудь такая ложь и удовлетворила бы, но только не Люсьена. Он хотел ее. От одного вида Микаэлы у него кровь закипала. К тому же ему бросили вызов, и он просто обязан был рассеять ее странные заблуждения, а заодно снова ощутить вкус этих медовых губ. Однако когда Люсьен наклонился к ней, он сразу почувствовал, как напрягся каждый ее нерв. Микаэла смотрела на него так, словно он собирался вонзить ей нож в сердце. — Пожалуйста, не надо, — неожиданно тихо произнесла она. Люсьен безнадежно покачал головой: — Хотел бы я знать, кто это так напугал тебя. Микаэла вскинула голову и угрюмо посмотрела на Люсьена: — Мой бывший жених. Меня хотели выдать против моей воли за некоего Карлоса Моралеса. Возможно, ты даже знаешь его. Я оказалась всего лишь пешкой в чужой игре. Как все сходится, правда, Люсьен? Сбежав от Моралеса, я променяла одну беду на другую. Люсьен поморщился — сравнение с этим надутым испанцем ему вовсе не льстило. Теперь ему стало понятно, почему Микаэла так дорожила своей свободой: ее все время кто-то пытался использовать в своих целях — сперва Моралес, потом Адриан, а теперь вот и он сам. Затевая эту женитьбу, он хотел всего лишь отделаться от Адриана, и чувства здесь были ни при чем, но теперь он ощущал потребность как-то расплатиться за боль, которую невольно причинил Микаэле. Она оказалась невинной жертвой, нуждающейся в его участии и заботе. Неожиданно ему страстно захотелось стереть с ее губ след чужого грубого прикосновения, убедить Микаэлу, что он намерен не попользоваться ею, но обучить науке любви. Люсьен медленно наклонился к Микаэле и, не давая желанию выплеснуться наружу, слегка прикоснулся к ее нежным, как лепестки цветка, губам. Главное, она должна понять: ей предстоит не боль, а наслаждение, и тогда он сможет заставить ее отказаться от внушенных ей прежде диких идей. Люсьен начал нежно и осторожно целовать Миказлу в румяные щеки, веки, прелестный кончик носа. Уловив в ее бездонных глазах выражение какого-то странного ожидания, он улыбнулся: похоже, неприступная красавица начинает что-то понимать. Исходившее от Люсьена мужское обаяние обволакивало Микаэлу, лишая ее всякой способности к сопротивлению. Она сразу уловила разницу между требовательными поцелуями Карлоса и игрой, затеянной Люсьеном. Прикосновение его губ оставило у Микаэлы странное ощущение — ей вдруг стало тесно в собственной коже, будто внутри что-то росло, набухало, стремясь найти выход. Стоило ему прикоснуться пальцами к ее губам, как напряженность и страх, которые она только что испытывала, куда-то исчезли. А когда он еще раз приник к ней своими влажными губами, Микаэла вдруг обнаружила, что откликается на его поцелуй с силой реки, вышедшей из берегов. Нет, Люсьен вовсе не стремился подавить ее — он брал только то, что она сама предлагала. Он снова наклонился, чтобы поцеловать ее, — и Микаэлу словно обожгло. По телу ее пробегали горячие волны; теряя голову, она повторяла его уверенные движения, испытывая при этом неведомое прежде наслаждение. Когда кончики его пальцев коснулись ее лифа, Микаэла почувствовала острое желание. Люсьен принялся покрывать легкими поцелуями ее шею, и она хрипло задышала. Ощутив на набухшей груди его теплое дыхание, она напряглась всем телом, а когда он немного оттянул сорочку и его жадному взгляду открылись смутные глубины, Микаэла задрожала. — Сладостная мука, — пробормотал Люсьен, поглаживая ее содрогающуюся плоть, — в этом все дело. Один приносит лишь боль, другой доставляет наслаждение. Я никогда не хотел сделать тебе больно, Микаэла. Неведомое прежде прикосновение мужских рук и губ разом перевернуло все представления Микаэлы об интимной близости. Когда Люсьен дотронулся губами до ее тугих сосков и принялся высасывать их сладость, Микаэла застонала и выгнулась навстречу ему всем телом, в крови ее заполыхал огонь. Руки Люсьена ни на секунду не останавливались, и Микаэла не могла уследить за их движениями, голова ее шла кругом. Она сама поражалась силе охватившего ее томного желания. Нежные поцелуи и ласки Люсьена взывали к ответу, и Микаэла рвалась на свободу, чтобы дюйм за дюймом обследовать это мускулистое тело, отдаваясь наслаждению, которое становилось все острее. Почувствовав, что рука его скользнула под подол сорочки и легла на ее бедро, Микаэла чуть не задохнулась: огонь желания словно сжигал ее дотла. Рука Люсьена медленно переместилась чуть выше. Он сдернул с нее панталоны и стон сладкой муки замер, заглушенный его поцелуем. Люсьен нежно обнял ее, не переставая поглаживать, и пальцы его, а вслед за ними и язык дотрагивались до самых чувствительных мест. От неописуемого наслаждения у Микаэлы обострились до предела все чувства. Горячие волны желания пробегали по телу, заставляя его содрогаться против воли. Когда ладонь Люсьена в очередной раз прижалась к ее губам, Микаэла почувствовала влечение такое неистовое, что, казалось, еще мгновение — и она лишится рассудка. — О, Люсьен, — выдохнула она, даже не зная толком, о чем просит, — ну пожалуйста, сделай что-нибудь! Мне так больно… Погружаясь в ее шелковистые волосы, чувствуя, как она всем телом тянется к нему, как горит ее кожа, Люсьен и сам с трудом подавлял рвущийся наружу стон. В ее невинности он ощущал особую, неведомую прелесть — такую чистую, такую сладкую и внезапную, что у него перехватывало дыхание. Подняв голову, Люсьен увидел, что в глазах Микаэлы пылает желание не меньшее, чем его собственное; оно было столь же мощным, как океанская волна во время прилива. Он понял, что довел ее до края и теперь плод сам готов свалиться ему в руки. Но что-то в этой женщине удерживало его от того, чтобы просто выполнить супружеский долг: ее гордая решительность затронула в его душе, казалось, давно и навсегда замолкшие струны. Он жаждал подарить ей ночь неизъяснимого наслаждения, заставить понять, что настоящие мужчины не только берут, но и отдают тоже. Люсьен продолжал ласкать ее, и в кончиках его пальцев отдавались содрогания ее тела. Неторопливо, бережно прикоснулся он к тайному тайных, к медовому соту, и, не отпуская ее, почувствовал, как изливается из нее сладостная влага. — Что это, Люсьен? Мне кажется, меня всю сжигает изнутри… — И ты умираешь… — Он прикоснулся горящим кончиком языка к ее розовым соскам. — Вот оно, чудо желания, Микаэла, — оно приносит самую сладостную, самую благодатную смерть, которая тут же вновь возрождает к жизни. В этот миг Микаэла знала только одно: если не разгадать эту волнующую загадку, сердце ее просто разорвется; она была переполнена запахами и вкусом его сильного тела. По ее коже продолжали пробегать горячие волны, рассудок окончательно отказывался повиноваться. Она инстинктивно положила руки ему на плечи и почувствовала, как под ее ладонью напряглись стальные мышцы. Неожиданно поняв, что на ней давно уже ничего не осталось и она лежит перед ним совершенно обнаженной, Микаэла залилась краской. Она попыталась прикрыться и отвернуть голову, но Люсьен удержал ее. — В этом нет ничего стыдного, — прошептал он. — Поверь, такой чистой красоты я еще не видел. — Он бережно поцеловал Микаэлу. — А теперь приласкай меня, уйми боль, я ведь так хочу тебя. Сделай так, чтобы я тоже ласкал тебя, и тогда тебе будет совсем хорошо. Микаэла потянулась к его бронзовой от загара груди, провела ладонью по густым волосам, сбегавшим от живота к ногам. При этом прикосновении сердце Люсьена гулко забилось в груди — никогда еще он не испытывал наедине с женщиной такой полноты чувств. Он безумно хотел Микаэлу, но ему мучительно было осознавать, что он должен подвергнуть ее новому испытанию. Наконец Люсьен решительно снял бриджи и отшвырнул их в сторону. Испуганно глядя на него, Микаэла вся сжалась. Он потянулся к ней, взял ее дрожащую ладонь и прижал к своей восставшей мужской плоти. Микаэла в страхе отпрянула, и Люсьен низко склонился над ней. — Теперь все зависит от нас обоих, — прошептал он. — Ты можешь дать мне наслаждение, но сперва тебе необходимо поверить, что я очень хочу тебя, Мики. Робко вернув свою ладонь на прежнее место, Микаэла услышала, как Люсьен застонал; вдруг ей вспомнилось: такой же стон она слышала, лежа под его кроватью. Теперь ее очередь кричать от восторга. Но едва она повела рукой, как он мягко опрокинул ее на спину. — Все, больше не могу, — выдохнул Люсьен. — Мочи нет, как я хочу тебя. Когда он коленом раздвинул ей ноги, Микаэла вцепилась в него, готовая насытить страсть, горящую в его глазах, и тут же ее пронзила острая боль. Она уперлась ему ладонями в грудь, пытаясь вывернуться, а затем прикусила губу, чтобы не закричать. Люсьен вошел еще глубже, сметая последние преграды ее невинности, и на мгновение застыл, давая ей время привыкнуть к нему. Микаэле казалось, что он вбирает в себя все ее существо, лишает силы, воли, даже самого сознания. Вскоре ласковая скороговорка Люсьена начала оказывать на нее ожидаемое воздействие, и в конце концов Микаэла расслабилась, привыкая к тому, что, оказывается, и называют любовью. Люсьен слегка замедлил движения, и боль тут же сменилась томительным ожиданием. Нежность Люсьена глубоко тронула Микаэлу. Она поняла, что в груди этого холодного на вид соблазнителя бьется доброе любящее сердце, а вовсе не сердце похотливого животного. Почувствовав это, Микаэла отдалась наслаждению, она задвигалась в одном ритме с Люсьеном, ощущая себя уже не слабой жертвой, но достойным партнером. Внезапно ее охватил невыносимый жар, она перестала дышать, и душа ее словно потерялась в пространстве. Тишину разорвал сдавленный крик — это Люсьен, откликаясь на ее потаенное желание, словно насквозь пронзил ее тело. Ничего подобного Микаэла даже вообразить не могла. Люсьен вцепился ей в плечи, и она ощутила, как всего его сотрясла крупная дрожь, а затем то же произошло и с ней самой. Когда все кончилось, Микаэла улыбнулась. Какой же дурой она была, веря в бессмысленную чушь о пыточных камерах и криках истязаемых! Можно представить себе, как Люсьен смеялся про себя над ее наивностью. Она я представления не имела, о чем говорила тогда. — Я сделал что-нибудь смешное? — тихо спросил Люсьен. — Да нет, это я над собой смеюсь, — призналась Микаэла. — Когда окажусь под кроватью в следующий раз, для меня уже не будет секретом, что происходит в самой кровати… Внезапно Микаэла замолчала: мысль о том, что Люсьен до нее делил ложе с десятками разных женщин, была непереносима для ее гордости. Она прекрасно понимала, что не имеет права на ревность: предложенная Люсьеном сделка не предполагала ни любви, ни верности, и ей лишь суждено стать очередным его трофеем в обширном списке таких же побед. В своем романтическом порыве она совершенно забыла, что человек, только что лишивший ее невинности, просто возвращает себе утраченное наследство. — Микаэла! — Он заставил ее посмотреть себе прямо в глаза. — Что-нибудь не так? — Нет-нет, все в порядке, — торопливо откликнулась она. — Надо полагать, теперь я обязана поблагодарить вас за науку по части любви? — Не стоит портить эти неповторимые минуты, — ласково сказал Люсьен. — Неповторимые? Пари могу держать, вы давно потеряли счет таким «неповторимым» моментам. И что, собственно, может быть особенного для вас в этой ночи? Да и мне что от нее останется? Микаэла чувствовала себя до крайности униженной — у нее даже возникло желание отколотить обидчика за то, что он заставил ее сдаться. Конечно, это глупо, но, черт возьми, не себя же ей в конце концов винить в том, что произошло всего несколько минут назад. Заметив слезы в глазах Микаэлы, Люсьен печально вздохнул. Эта очаровательная девственница только что заставила его испытать непередаваемое чувство наслаждения, и, конечно же, ему хотелось прийти к ней таким же чистым и нетронутым, какой она попала к нему в объятия. Теперь она ни за что не поверит, что для него это не просто еще одно любовное приключение. Его юная жена слишком неопытна, чтобы понять: мужчина, которому надо просто удовлетворить свою похоть, мало что может дать женщине. Впервые за многие годы Люсьену не хотелось сразу встать и уйти. Пусть даже хитрые уловки деда воздвигли между ними стену, Люсьен уже не мог просто так отпустить эту женщину. — Ты заблуждаешься, для меня это тоже было нечто неповторимое, — прошептал он. — Быть может, когда-нибудь тебе удастся это понять. И как бы то ни было, ты моя жена навсегда. Микаэла недоверчиво хмыкнула и отодвинулась на свою половину кровати. Люсьен лишил ее невинности, но идиоткой-то он ее не сделал! — Пусть так, но нам пора вернуться к реальности, — заявила она. — Начиная с завтрашнего дня я возвращаюсь к своей жизни, а ты — к своей. — Мики… — Ты сам установил эти правила, ну так и учись жить по ним. И еще — получив от меня то, чего никто не получал, требовать большего ты не имеешь права. Люсьен откинулся на подушку и угрюмо посмотрел в потолок. Ему оставалось только проклинать деда за всю эту интригу, но что сделано, то сделано, и надо жить дальше. К тому же во всем есть своя положительная сторона — теперь перед ним все пути открыты. Вот только откуда это ощущение, что расстаться с Микаэлой ему будет совсем не так просто, как казалось поначалу? У Люсьена была впереди почти вся ночь, чтобы найти ответ на этот вопрос, ибо Микаэла, скатав одеяло, положила его посередине кровати, ясно давая понять, что не собирается выходить за пределы, с самого начала установленные Люсьеном.* * *
Заложив руки за спину и слегка опустив плечи, Адриан Сафер расхаживал по своему кабинету, время от времени останавливаясь, чтобы сделать глоток утреннего кофе. Он проделывал это уже в течение часа, начиная с того самого момента, когда Грета сказала, что за завтраком Микаэлы не будет, поскольку ее нигде не могут найти. Адриан тут же отправил людей на поиски, хотя уже более или менее представлял себе, что случилось. Черт бы побрал этого беспутного балбеса! Еще вчера, когда Люсьен выскочил от него как ошпаренный, можно бы понять: он явно что-то задумал. Адриан успел перебрать в голове с десяток вариантов, пока наконец не увидел подъехавший к дому экипаж. Сузив глаза, он наблюдал за тем, как из него сначала вышел Люсьен, а вслед за ним, опираясь на его протянутую руку, Микаэла. Интересно, что теперь у этого негодника на уме? Бормоча под нос все известные ему ругательства, Адриан вышел в холл и распахнул входную дверь. — Ну, как настроение, детка? — Он участливо посмотрел на Микаэлу, выискивая на ее лице следы возможного насилия, а затем повернулся к внуку: — Если ты хоть чем-нибудь обидел эту девушку, клянусь, тебе придется дорого за это заплатить! — Я всего лишь привез домой жену, перед тем как отплыть в Вест-Индию, — с трудом скрывая торжество, сообщил Люсьен. Адриан был потрясен не меньше, чем если бы получил удар в солнечное сплетение. — Жена? — У него задрожал подбородок. — Ты не ослышался, старик. — Люсьен улыбнулся. — Мы поженились вчера, на корабле. Нас обвенчал Вэнс. Адриан готов был растерзать внука на клочки. Будь проклят этот Люсьен — так ловко ушел от традиционного церемониала, просто заставил Микаэлу выйти за себя! Все произошло совсем не по тому плану, который задумал Адриан. Перехватив хмурый взгляд деда, Люсьен расхохотался: — А я почему-то думал, что ты обрадуешься — ты ведь сам выбрал мне жену… Передать не могу, до чего мне больно видеть твое разочарование! Люсьену больно? Как бы не так! Мальчишка просто издевается над ним. — Думаешь, перехитрил меня? Ничего, мы еще посмотрим, кто будет смеяться последним. — Что ж, с нетерпением буду ожидать твоего следующего хода. — Люсьен подвел Микаэлу к Адриану и звучно чмокнул ее на прощание. То, что поначалу могло показаться чистым спектаклем, обернулось по-настоящему искренним поцелуем: теперь Адриан в этом не сомневался. В конце концов не зря же у него за спиной семьдесят четыре года! — Если уж мне приходится признать свое поражение, то сделай по крайней мере так, чтобы твоя жена, моя сноха, была представлена обществу. Ты ведь не откажешься появиться на вечере в собственную честь — мы устроим его на плантации… Люсьен был слишком занят Микаэлой, чтобы разбираться в тайных замыслах деда. — Да, пожалуй, — пробормотал он, все еще не в силах оторваться от зеленых глаз Микаэлы, способных так легко загораться от страсти, лукаво прищуриваться, полыхать гневом, точь-в-точь как сейчас. — Прием будет не раньше чем через две недели, времени вернуться в Чарлстон у тебя более чем достаточно. — Адриан силой оторвал Микаэлу от Люсьена, втолкнул ее в дом, запер дверь и повернулся к самодовольно улыбающемуся внуку: — Не воображай только, будто я не догадываюсь, что ты сотворил с этой невинной девушкой. — Он скрипнул зубами. — Ты увел ее у меня из-под носа и женился, даже не обручившись толком, но если к тому же еще и посмел обращаться с ней как со шлюхами, которых десятками таскаешь к себе в каюту, клянусь, ты об этом пожалеешь! — Думаешь, мне есть какое-то дело до твоих угроз? — Люсьен равнодушно повел плечами. — Можешь куражиться сколько тебе угодно, но когда вернешься, увидишь, что женат на красотке, за которой ухаживает пол-округи. Вот тогда и посмотрим, смирится ли твоя мужская гордость с тем, что твое место заняли другие. Нанеся этот коварный удар, Адриан захлопнул дверь прямо перед носом внука. Война далеко еще не закончена. Он удовлетворится, только когда блудный внук станет перед ним на колени и будет вилять хвостом, как домашняя собачонка!* * *
Немного постояв на крыльце, Люсьен повернулся и пошел к экипажу. Действительно, какое ему дело, будет Микаэла флиртовать напропалую или нет, — главное, он не угодил в капкан, поставленный дедом, и вернул наследство, да к тому же еще женился и переспал с красавицей женой. Теперь его брак законен точно так же, как и это чертово завещание со всеми его условиями, и, если посмотреть на дело со всех сторон, они трое достигли в каком-то роде компромисса. Люсьен будет жить, как прежде; Адриан обзавелся компаньонкой, которая скрасит ему старость, ну а Микаэла обрела безопасность, защиту и богатство. Все справедливо. Люсьен щелкнул хлыстом, и лошади сразу перешли на рысь. Но что-то продолжало его донимать, и он все никак не мог успокоиться. Сколько он ни старался, фантастическая ночь, проведенная в объятиях Микаэлы, никак не уходила из памяти. Впервые в жизни этот бесшабашный моряк чувствовал себя незащищенным: всякий раз, когда в его сознании мелькал образ красавицы блондинки, на него накатывало неудержимое желание. Ничего, надо только потерпеть немного, и все забудется, успокаивал он себя, а Микаэла превратится еще в одну тень среди других исчезающих теней. Пять лет назад Люсьен поклялся себе, что никому не позволит задевать свои чувства. Сейчас у него только одна дама, одна любовь, которая владеет им целиком, — море. Оно может быть кротким или яростным, покорным или смертельно опасным, но зато не задевает и не ранит сердце, как настоящая женщина. Ему пришлось сделать то, что он должен был сделать, и это оказался единственный способ одолеть Адриана. Он вернется на свадебный пир и сыграет свою роль джентльмена, а потом поднимет паруса. Тогда жизнь снова потечет ровно и размеренно, и все будет хорошо. Успокоенный этой мыслью, Люсьен вернулся на пристань и занялся погрузкой судна, отправляющегося в Вест-Индию.Глава 8
Адриан, тяжело переживавший скоропалительную женитьбу внука, уныло опустил голову. — А ведь я верила вам, — прошептала Микаэла. — Думала, вы мне друг. — Простите меня! — Он схватил ее за руку и, увидев обручальное кольцо, нахмурился. Даже не спрашивая, Микаэла поняла, что оно предназначалось Сесиль. Точно рассчитанный удар Люсьена попал в цель. Она с укором посмотрела на Адриана: — Что за дружба без доверия? — Каждое ее слово пронзало сердце старика, словно стрела. — Для вашего внука я просто средство. Неужели и для вас тоже? Неужели мои чувства, надежды, мечтания ничего не стоят? — Если бы у меня была возможность вымолить прощение, честное слово, я бы так и сделал. Но боюсь, мои старые кости не выдержат, — скорбно промолвил Адриан. — Так что мне остается только еще раз попросить прощения, дорогая. Поверьте, мне так хотелось вернуть домой внука, что я забыл обо всем на свете. — Но коль скоро я стала участницей вашей домашней междоусобицы, то можно мне хотя бы узнать, что послужило причиной войны? Адриан кивнул и, взяв за руку, увлек Микаэлу в гостиную. — Ну конечно же, вы имеете право знать, что заставило двух взрослых людей вести себя не лучше настоящих бандитов. — Адриан опустился на диван и после недолгого молчания продолжил: — Все это началось пять лет назад, когда Люсьен влюбился в соблазнительного вида молодую женщину по имени Сесиль Делано. Микаэле тотчас же вспомнилась первая ночь, проведенная под кроватью в каюте Люсьена. Каким же трепетным шепотом произносил он это имя! — У отца Сесиль была небольшая ферма в верховьях реки, ее семья едва сводила концы с концами. По-моему, Сесиль завидовала нашему богатству. Внешность у нее была весьма привлекательная, она легко кружила мужчинам головы и никогда не имела недостатка в поклонниках. Положив глаз на Люсьена, она, наверное, думала, что он даст ей то, чем ее обделила судьба. Сесиль начала заигрывать с Люсьеном вскоре после того, как его родители погибли на море во время шторма. Люсьен очень тяжело переживал эту утрату, и ему просто необходимо было чем-то заполнить образовавшуюся пустоту. — Андриан ссутулился, глядя перед собой невидящими глазами. — Для нас с Люсьеном наступили тяжелые времена. Я не верил, что Сесиль искренне привязана к нему, и пытался убедить его, что для этой женщины важны только его положение в обществе да мои деньги, а если ничего не получится здесь, она будет знать, как поступать. Микаэла нахмурилась: — Что вы имеете в виду? — Видите ли, мне горько об этом говорить, но пока Люсьен был в море, Сесиль встречалась с другими мужчинами. — Но как вам стало известно об этих… свиданиях? Адриан неловко поерзал, избегая немигающего взгляда Микаэлы. — Очень просто — я нанял одного парнишку на плантации следить за ней. Сесиль не любила оставаться одна. Думаю, она бы не осталась верна Люсьену, даже если бы вышла за него замуж. Вот почему, когда Люсьен объявил, что женится, я категорически восстал против этого брака и рассказал ему о том, как она ведет себя в его отсутствие. Тогда он мне не поверил — Сесиль не составило труда убедить его в своей верности и чистоте, а он, как подобает настоящему джентльмену, и допустить не мог, что его обманывают. Честно говоря, не представляю, как бы ей удалось уверить его в собственной невинности, если бы этот брак все же состоялся. Впрочем, притворщица она была опытная, так что нашла бы какой-нибудь способ одурачить Люсьена. Микаэла осуждающе покачала головой. Она понимала старика, ведь и сама за последние несколько недель не раз становилась жертвой подобных интриг. — Узнав о моем нежелании видеть ее женой внука, Сесиль явилась в мой дом с угрозами, обещая, в случае если я не дам согласия на брак, восстановить Люсьена против меня. Тогда-то я и понял до конца, что она собой представляет: характер, надо отдать должное, у нее был бойцовский, а уж язык — вообще не приведи Господи! — Ну и как, добилась она своего? Адриан мрачно кивнул: — Сесиль пожаловалась Люсьену, что я хочу от нее откупиться. Она сказала, будто я против этого брака только потому, что ее семья не может сравниться богатством с Саферами. Но это было ложью! — воскликнул Адриан, распрямил плечи и вскинул голову. — Двуличие — вот что меня не устраивало в ней. В присутствии Люсьена она была само обожание и преданность, но, честное слово, я никогда прежде не видел женщины, которая бы с такой же быстротой и ловкостью умела менять личину. — Кажется, он на самом деле любил Сесиль, при всех ее недостатках… — Микаэла пристально посмотрела на Адриана. Старик тяжело вздохнул: — После обрушившейся на всех нас беды Люсьену просто необходимо было влюбиться. К тому же он слишком горд и упрям, чтобы признавать свои ошибки. Вэнс тоже пытался убедить Люсьена взять свое слово назад, но Сесиль каким-то образом все время удавалось побеждать: она то в слезы пускалась, то улыбками действовала — лишь бы добиться своего. Обращаясь с Люсьеном как с принцем крови, она выполняла каждое его желание, а он принимал все это за настоящую любовь. Разумеется, легче всего обмануть того, кто сам хочет быть обманутым: Люсьен жаждал восстановить свой пошатнувшийся мир и потому не хотел и мысли допустить, что Сесиль мой туго набитый кошелек интересует куда больше, чем его сердце. — Но в таком случае что ему мешало пренебречь вашим запретом? — удивленно спросила Микаэла. — Ведь возраст уже позволял вашему внуку вступить в законный брак. Адриан опустил взгляд, но напрягшиеся мышцы выдавали его внутреннее смятение. Внезапно он показался Микаэле даже старше своих лет. — Во время нашей последней стычки я сказал Сесиль, что не передам Люсьену свое состояние, только скромный процент с банковских вкладов. Тогда она пригрозила, что найдет способ рассчитаться со мной. — Адриан грустно посмотрел на Микаэлу. — Отчего-то мне сразу показалось: на этот раз она не шутит, но я не знал, что все будет так страшно. А потом Сесиль… покончила жизнь самоубийством. Микаэлу потряс трагический финал истории. Теперь ей стало понятно, какая глубокая пропасть пролегла между дедом и внуком. Своим фатальным шагом Сесиль доказала обоим: чувство, которое она испытывала к Люсьену, было таким сильным, что она предпочла не жить вовсе, чем жить без любви. Своей смертью Сесиль отомстила Адриану и одновременно завоевала вечную любовь Люсьена. — Мой внук был так потрясен случившимся, что обвинил меня в убийстве, — угрюмо продолжал Адриан. — Он нашел изувеченное тело Сесиль у подножия утеса и заявил, что это я столкнул ее с вершины! Наступило долгое напряженное молчание. Наконец Адриан встряхнул головой, словно пытаясь избавиться от кошмара: — Как я только не старался навести рухнувшие мосты! Люсьен даже говорить со мной отказывался. Он превратил корабль в дом, а меня полностью вычеркнул из своей жизни. Через Хайрама и Вэнса я слал ему покаянные письма, но он так ни разу и не ответил. Мне стало так плохо одному, что однажды я даже перешел к угрозам — все, что угодно, лишь бы не это угнетающее молчание. Я мечтал видеть Люсьена счастливым, но он пустился во все тяжкие, словно нарочно пятная репутацию Саферов. До вашего появления, дорогая, я целую неделю потратил, встречаясь с разными женщинами, среди которых рассчитывал найти достойную жену для внука. — Почему же вы с самого начала не рассказали мне все это? — А вы разве рассказывали мне о своем прошлом? — Старик прищурился. — Я просто не хотела обременять вас своими заботами. Да и вообще мне больше всего хочется просто о них забыть. — Что ж, воля ваша. Мне так хотелось, чтобы у вас с Люсьеном все было как положено: свидания, цветы, балы, а потом — женитьба, но раз уж это невозможно, то я позабочусь о том, чтобы вы ни в чем не нуждались. Интриги интригами, но вы по-настоящему дороги мне. Микаэла не стала спорить. Что бы Адриан ни решил в отношении ее, она не питала злобы. Намерения его чисты и благородны, хотя о способах их осуществления этого не скажешь. Стараясь смирить непокорного внука, он действовал, как подсказывало ему сердце. Адриан протянул ей руку помощи, он одарил ее теплом и лаской, в то время как большинство мужчин относятся к женщинам как к безмозглым курицам, не способным додумать до конца ни единой мысли. — Не оставляйте меня, Микаэла, прошу вас, — умоляюще произнес Адриан. — С вашим появлением все переменилось. Я не стану командовать вами, чтобы не умножать количество совершенных мной ошибок. Вы будете пользоваться полной свободой, обещаю. — Ваш дом для меня словно тихая гавань. — Глаза Микаэлы заискрились теплотой. — Давайте забудем прошлое и постараемся извлечь лучшее из настоящего — это и будет главным содержанием нашего договора, идет? — Идет! — Адриан заключил Микаэлу в объятия. — А теперь, дорогая, мы отправляемся на плантацию. Буду счастлив, если вам удастся поставить там дело так же великолепно, как в этом доме: у вас будут неограниченные возможности вести хозяйство так, как вы сочтете нужным. Ну как, вы согласны? Микаэла кивнула. Люсьен обессмертил в своем сердце другую, давно ушедшую женщину, так что все мысли о нем надо выбросить из головы. Хотя воспоминания о том, как страстно она откликалась на ласки Люсьена, все еще вызывали трепет в ее груди, но больше она ему не поддастся, а извлечет максимум из заключенной сделки и воспользуется предложенной Адрианом свободой. В предвкушении открывающейся перед ней перспективы Микаэла взбежала наверх и принялась собирать вещи. Кое-какие идеи у нее уже появились, и ей не терпелось опробовать их на практике. Наконец-то жизнь улыбается ей: благодаря Адриану она сможет доказать всем, что кое-чего стоит, а ради этого уже стоило жить.* * *
— Где это тебя,черт побери, носило? — пробурчал Вэнс и, сунув в руки Люсьена гроссбух, повлек его в самый центр небольшого круга неумолчно тараторивших торговцев. Пропустив вопрос мимо ушей, Люсьен поднял руку, призывая к тишине. — Господа, прекратите склоку: когда товар будет рассортирован, никто не останется внакладе. Будьте любезны подогнать фуры, а мы постараемся как можно быстрее загрузить их. Толпа рассеялась, и Вэнс с облегчением вздохнул: — Меня тут осаждают уже больше часа. Ненавижу торговаться с болтливыми жадюгами, так что впредь, будь любезен, не перекладывай на меня этот груз. Ну а теперь, — он пристально посмотрел на Люсьена, — где же ты пропадав? Небось просил прощения за вчерашнее? Мне лично, как ты, должно быть, заметил, вся эта история совсем не по душе. — Тем приятнее тебе будет узнать, что моя жена вернулась под крыло к Адриану. — Люсьен направился к складу. — Деда изрядно потрясли те поправки, которые я внес в его план, но он по-прежнему стоит на своем. Кстати, я тоже. Так что компромисс — лучшее, что можно было придумать. — Ну а как же Микаэла? Ей-то каково? Или ты даже этим не поинтересовался? — У нее сейчас в избытке денег, да и на недостаток свободы она тоже не может пожаловаться, — на ходу откликнулся Люсьен. — А поскольку ей к трудностям не привыкать, Микаэла наверняка справится — благодаря или, скорее, вопреки мне. — Помилосердствуй, как же можно так обращаться с новобрачной? Мне остается лишь сожалеть о том, что и я принял участие в этом недостойном фарсе. Люсьен обернулся так круто, что Вэнс, следовавший за ним по пятам, чуть не угодил плечом ему в грудь. — Если тебя так гложет чувство вины, можешь принести моей жене извинения: ровно через две недели я приглашу тебя на прием в честь нашего бракосочетания. А если ты хочешь защитить честь дамы, как подобает рыцарю в сверкающих доспехах, что ж, милости прошу. — Благодарю за приглашение, но мне сдается, что как раз через две недели я заболею, — усмехнулся Вэнс. — Естественно, я извинюсь перед Микаэлой, но в ваших с Адрианом играх больше участвовать не намерен. Надеюсь, впрочем, что вы не собираетесь, взяв пистолеты, отсчитать положенные двадцать шагов и отправить друг друга в лучший мир. — А что, прекрасная идея. — Люсьен оживился. — В таком случае Микаэле перейдет все, и тебе имеет смысл жениться на ней. Разве это не подарок для мужчины, готового грудью стать на защиту женщины? — Во всяком случае, я буду обращаться с ней как она того заслуживает, — огрызнулся Вэнс. — А то ты так увлекся борьбой с дедом, что даже не заметил, какая это очаровательная особа. Стоило мне с Хайрамом прогуляться с ней по саду, как я сразу убедился, что в сравнении с ней другие дамы-аристократки выглядят пустоголовыми куклами. Жаль только, что ты не в состоянии понять этого. — О Господи, похоже, мой друг, ты и впрямь потерял от нее голову! — Люсьен вдруг ощутил нечто вроде укола ревности. — Да если и так, тебе-то что? У тебя на уме только одно — сумма выигрыша. И знаешь, что я скажу тебе, Люсьен? Ты не заслуживаешь Микаэлы. Она слишком хороша для тебя. На этот раз Люсьен промолчал. Как ни печально, но он не мог не признать, что Вэнс прав: с Микаэлой он действительно обошелся непозволительно жестоко — сначала заставил сочетаться с ним браком, потом затащил в кровать. Господи, да за одно это Микаэла никогда не простит его — недаром утро, пришедшее на смену безумной ночи, получилось, мягко говоря, неудачным. Микаэла не то что слова не сказала — даже посмотреть в его сторону не захотела и приблизиться не позволила до тех самых пор, пока он не обнял ее и не расцеловал на прощание у крыльца деда. И все же, что бы ни происходило до и после брачной ночи, оба они пережили чудо, это уж точно, а заодно Люсьен вступил в законный брак с Микаэлой и, стало быть, перехитрил старую лису, своего деда. Отныне, после того как закончится комедия свадебного пира, новобрачные будут каждый жить собственной жизнью и Люсьен возвратится в городской дом либо на плантацию не раньше чем через очередные пять, а то и десять лет.* * *
Микаэла с увлечением занялась преобразованием хозяйства Адриана. Она быстро завоевала расположение всей прислуги. Не прошло и десяти дней, как особняк заблестел. Микаэла трудилась наравне со всеми, попутно обучая слуг французским и испанским народным песням, которые они охотно распевали во время работы. Под ее энергичным руководством плантация оживала на глазах. Однажды Адриан объявил, что они уезжают в Чарлстон, где им предстояло побывать подряд на трех приемах. Перед отъездом Микаэла поспешно составила список дел, которые необходимо завершить в ближайшее время, и, к ее удивлению и радости, слуги охотно согласились все исполнить еще до ее возвращения. Микаэлу по праву называли хозяйкой дома. Невозможного для нее не существовало. Адриан с нетерпением ждал каждого нового утра: что, интересно, сегодня эта хлопотунья придумает? Она умела сделать так, чтобы людям нравилась их работа, и получалось у нее это так естественно, что слуги начинали улыбаться при ее появлении. К тому же Микаэла имела ошеломляющий успех на городских приемах. Адриан не обманулся в своих ожиданиях — мужчины в очередь выстраивались, лишь бы пообщаться с ней. Выяснилось, что она умеет не только говорить прекрасно, но и слушать. Жизнь на плантации била ключом, не замирая ни на миг, и Адриан уже не один раз поблагодарил Всевышнего за то, что Он послал ему эту женщину, которая заставила его по-новому ощутить радость жизни.Глава 9
Люсьен не поверил своим глазам, когда, натянув вожжи, с вершины холма оглядел плантацию. «Господи, — подумал он — не иначе Адриан целую армию рабочих нанял!» На поле, правда, по-прежнему тут и там виднелись сорняки, но свежевыкрашенные заборы и служебные постройки придавали всему участку ухоженный вид. Несомненно, Адриан хотел произвести впечатление на гостей, приглашенных на свадебный пир. Соскочив с седла, Люсьен поднялся по мраморным ступеням. Никто его не встречал, никто не проводил в дом. Услышав донесшийся из кухни смех, он нахмурился и пошел посмотреть, что там происходит. Увидев деда, сидящего среди слуг и предающегося воспоминаниям о былых временах, Люсьен застыл от изумления. Собравшиеся, отдавая должное пирогу и прохладительным напиткам, жадно внимали его рассказу. — Люсьен? — Приподнявшись на стуле, Адриан поприветствовал внука. — А я ждал тебя только через два дня. Надеюсь, путешествие прошло без сучка без задоринки, никаких задержек? Один из слуг подал Люсьену кусок пирога и стакан яблочного сока. — Добро пожаловать домой, сэр! Мы все счастливы видеть вас здесь и поздравить с такой чудесной женой. Она наша любимица. — Что, собственно, это все означает? — Люсьен с подозрением посмотрел на деда. — Что — все? — невинно осведомился Адриан. — Пирог с соком? Наверное, слуги подумали, что после трудного путешествия тебе неплохо подкрепиться. — А то ты не понимаешь, о чем я. — Люсьен откусил кусок пирога. — С каких это пор ты ешь за одним столом с прислугой? — С тех самых, как здесь появилась твоя жена, — пояснил Адриан. — Я передал ей ведение всех дел на плантации. Регулярные перерывы в работе — ее идея. Как видишь, ей сопутствует удача: что здесь было — и что стало! Стоит Микаэле слово сказать, как все мчатся выполнять ее пожелание. Адриан вышел наружу и, вздохнув, довольно улыбнулся. — Сомневаюсь, что твои матросы работают так же хорошо. Почему бы тебе не взять пару уроков у Микаэлы на предмет того, как обращаться с людьми? — Пока мои матросы не жалуются, — ощетинился Люсьен. — Тебе не жалуются. Это естественно. В своем-то кругу они ворчат, но при начальстве помалкивают из страха быть уволенными. Чтобы понять их настроение, надо подойти поближе, порасспрашивать, как это делает Микаэла. Никогда не пробовал? Так вот попытайся. — Адриан поудобнее уселся в кресле, любуясь открывающимся видом. Люсьену весьма не понравилось, что дед всячески расхваливает Микаэлу, а вот на то, что это его первое за минувшие пять лет появление на плантации, даже как бы и внимания не обращает. Старик явно без ума от этой женщины. В его глазах она само совершенство. — Ну и где же сейчас моя жена? — иронически осведомился Люсьен. — Отдыхает в субботу или слишком поглощена переделкой мира по собственным рецептам? — Не надо святотатствовать, Люсьен. — Адриан неодобрительно посмотрел на внука. — Микаэла — настоящее сокровище, так почему бы просто не признать это? Люсьен дожевал пирог, сделал большой глоток сока и спустился вниз по ступенькам. — Пожалуй, все-таки рискну навестить ее королевское величество. — Ну что ж, — ухмыльнулся ему вслед Адриан, — попробуй. К слову сказать, цветы, что ты присылал, замечательные. Честно говоря, я даже немного удивился: откуда бы, думаю, такие знаки внимания женщине, которую ты так поспешно покинул? Так почему ты все-таки это делал? Люсьен молчал. Он и сам не знал ответа на этот вопрос. Посылал и посылал. А может, не хотел, чтобы новобрачная забыла о нем, потому что, как выяснилось, с глаз долой — это еще не значит из сердца вон. Все оказалось гораздо труднее, чем он думал.* * *
Вскрикнув от неожиданности, Люсьен Сафер попятился и, споткнувшись о бордюр, окружавший клумбу, плюхнулся на землю: несколько капель краски с кисти стоявшего на лестнице маляра попало ему прямо в лицо. И тут же Микаэла, не удержавшись, прыснула — уж очень смешно он выглядел. Потом она шагнула вперед с тряпкой в руке, чтобы стереть краску, попавшую на лицо Люсьену, однако ее муж, поднявшись на ноги, демонстративно отвернулся и сам стер краску с глаз и рта. — Чья это работа? — спросил он, бросив грозный взгляд на слуг. — Моя, — мгновенно вмешалась Микаэла, — просто случайно задела стремянку, а тут как раз ты подвернулся. — Решив, что этого объяснения вполне достаточно, она, протягивая Люсьену кисть, лучезарно улыбнулась: — Может, примешь участие? — Чего я хочу, так это сказать тебе пару слов наедине. — Люсьен схватил Микаэлу за руку и увлек ее к ручью, но тут же один из слуг, Чейни, бросился им наперерез. — Вы ведь не сделаете ей ничего дурного? — испуганно спросил он. — Тогда уж лучше накажите меня, ведь это моя вина. — Успокойся, Чейни, даме ничто не грозит. Просто я больше недели не виделся с женой, так что, если ты, конечно, не против, теперь хотел бы остаться с ней наедине. — Он двинулся прочь, и Микаэла последовала за ним. Люсьен ничуть не сомневался, что Чейни отлично понимает его: за последние шесть лет этот слуга зарекомендовал себя отменным работником, но слишком уж он был привлекательным мужчиной. Интересно, сколько еще слуг питает тайные надежды в отношении его жены? — Мне придется извиниться за тебя перед Чейни, — бросила на ходу Микаэла, — ты ведешь себя как неотесанный мужлан. Это ведь всего лишь игра, чтобы работалось веселее. Что в том дурного? — Чейни — наемный работник. Ты сделала из него нечто вроде рыцаря, но это еще не основание, чтобы я терпел подобное безобразие. Позволь тебе также напомнить, что ты здесь не служанка и Чейни лучше бы держаться от тебя подальше. А если ты и впредь будешь вести себя в его присутствии так же легкомысленно, он подумает, что ты с ним заигрываешь. Не дослушав, Микаэла вырвала руку из руки Люсьена. — Чейни в большей степени джентльмен, чем ты, несмотря на все твои титулы, — раздраженно заявила она. — К тому же он такой милый и забавный… — Чейни прежде всего мужчина, и он в тебя влюблен. Если ты и дальше будешь поощрять его, последствия могут оказаться самыми непредсказуемыми. Не забудь, что настоящий мужчина быстро воспламеняется. Ты этого хочешь? Микаэла смутилась. Люсьен, видимо, все не так понял. Она обращалась с Чейни как со своим старшим братом Анри в тех редких случаях, когда Арно позволял им оставаться наедине. Зато сам Люсьен в портах Вест-Индии наверняка не терял времени даром: кому-кому, а уж ей-то отлично была известна его привычка при первом удобном случае затаскивать женщин к себе в постель. Будь что будет, решила Микаэла, но Люсьену она спуску не даст. — Ну что, теперь мы можем поговорить? — осведомился он. — Да, и большое спасибо за беспокойство, — мгновенно откликнулась Микаэла. — За цветы тоже спасибо. — Не придавай этому слишком большого значения. — А я и не придаю. Поэтому сразу не поблагодарила. Приблизившись вплотную к Микаэле, Люсьен насмешливо улыбнулся: — Что же ты не поцелуешь меня, дорогая жена? Мне все это время так тебя недоставало… — Недоставало? Именно поэтому ты бросил меня в доме Адриана? Микаэла вовсе не жаждала новых поцелуев: от них у нее подгибались колени, и она чувствовала себя совершенно беззащитной. Ее использовали в качестве пешки в игре против Адриана — что ж, что сделано, то сделано, но подстилкой Люсьену она ни за что в жизни не станет. В ту роковую брачную ночь у нее возникли глупые романтические иллюзии, но теперь она от них избавилась. Ей окончательно стало ясно: надолго такого человека около себя не удержишь; зубило надо иметь, чтобы вырезать свои инициалы на обломке скалы, который он называет сердцем. — Если не возражаете, сэр, мне нужно еще кое-чем заняться перед обедом. — Микаэла повернулась, готовясь уйти. — А если вам так уж нужен поцелуй, то вон лягушка. — Почему «сэр»? Ты отлично знаешь мое имя, — негромко проговорил Люсьен. — Даже если бы вас звали Люцифер, меня бы это не удивило. Впрочем, я просто стараюсь быть вежливой и от вас ожидаю того же. — Проговорив эти слова, Микаэла с достоинством удалилась. Люсьен негромко выругался. Черт бы ее побрал! Со слугами обращается, будто у них голубая кровь в жилах течет, а с ним — как с последним крестьянином. Разве он обязан терпеть эту женщину, если она только и знает что выводить его из себя? Она готова скорее застрелить его, чем поцеловать. Ладно, пора кончать эти детские игры, приказал себе Люсьен. За обедом он будет вести себя умнее и не допустит никаких стычек с женой. Люсьен зашагал к дому, сделав предварительно немалый крюк, чтобы забрать вещи из седельной сумки. Адриан поджидал его у самой двери. — Вижу, свидание с женой прошло удачно, — ухмыльнулся он. В ответ Люсьен лишь что-то проворчал и, обойдя деда, поднялся по ступенькам. — И пусть мне нальют ванну — разумеется, если ее величество позволит слугам заняться черной работой в перерыве между закусками и обедом. Слушая внука, Адриан лишь посмеивался. Он не сомневался, что рано или поздно внуку удастся приручить эту непокорную, своевольную женщину и тогда произойдет то, чего он так настойчиво избегает: этот упрямый осел Люсьен влюбится в свою жену, а она в него. Большего Андриану и не нужно было. Прошлое останется позади, и Люсьен научится наконец снова наслаждаться жизнью.* * *
Облачившись в безупречно сидящий костюм, Люсьен прошел в столовую, где обнаружил сидящего в одиночестве деда, который именно в этот момент потянулся к стоявшему рядом колокольчику. Это, как пояснил он внуку, тоже была мысль Микаэлы: к чему слугам без толку болтаться в столовой, если хозяева еще не расселись по местам? Принесли два блюда с горячим, и Люсьен вопросительно посмотрел на Адриана: — А что, ее величество ждать не будем? Или скользящий обеденный график — это тоже одно из ее блестящих нововведений? Адриан отхлебнул тыквенного сока и покачал головой: — Микаэла перекусывает в саду вместе со слугами. Нынче у них запланирована битва с сорняками, и она решила, что нет смысла переодеваться к обеду. — Заметив, что внука это объяснение явно не удовлетворило, Адриан лукаво усмехнулся: — Естественно, она приносит свои извинения за то, что не может разделить нашу трапезу. — Естественно, — хмуро повторил Люсьен, после чего больше уже не задавал вопросов. Отдав должное многочисленным блюдам, он вышел через кухню в сад, где Микаэла, сидя, скрестив ноги, с тарелкой на коленях, о чем-то оживленно переговаривалась с окружавшими ее работниками. Возвращение мужа явно значило в ее глазах меньше, чем возможность пообщаться со слугами. Увидев, что Микаэла убирает тарелку и неторопливо направляется к одной из недавно перекрашенных построек, Люсьен крадучись двинулся следом.* * *
Неожиданно столкнувшись лицом к лицу с человеком, которого она меньше всего хотела сейчас увидеть, Микаэла замерла на месте. Увы, внешность Барнаби Харпстера вполне соответствовала его агрессивному характеру: ходил он всегда, выставив голову несколько вперед, так, словно собирался напасть на первого встречного. Подбородок и верхняя часть лба его были немного срезаны, от чего нос слишком выделялся, а глубоко посаженные глаза и поджатые губы придавали лицу угрюмое выражение. — Барнаби, надо бы договориться, — начала она. При всей антипатии к надсмотрщику Микаэле вовсе не улыбалось вступать с ним в конфликт. — Я знаю: по-вашему, я стараюсь унизить вас перед слугами, но это вовсе не так. Мне просто хочется привести эту великолепную плантацию в порядок. Слуги делают что могут. — Вы подрываете мой авторитет в глазах Адриана и слуг, — пробурчал Барнаби, и его густые брови зашевелились, словно мохнатые гусеницы. — И вообще, где это видано, чтобы дела на плантации вела женщина? Так не бывает. Нечто подобное Микаэла уже слышала от Арно, и это неизменно вызывало у нее самый решительный отпор, но сейчас ей надо было сдержать себя. — Что же дурного в том, что женщины тоже занимаются делом? — примирительно спросила она. Барнаби кинул на нее презрительный взгляд: — Женщины существуют для того, чтобы ублажать мужчин и подчиняться их приказаниям. Жаль, что муж не научил вас этому. Пожалуй, вам нужен настоящий мужчина, который поставит вас на место, а оно под ним, а не над ним. Это уж было слишком. Видит Бог, Микаэла щадила Барнаби, но он этого явно не оценил. Хуже того, глазами так и раздевает, от чего у нее мурашки по коже бегут. И тут, к изумлению Микаэлы, надсмотрщик выбросил вперед свою мощную руку и рванул ее к себе. Увидев прямо перед собой хищно шевелящиеся губы Барнаби, Микаэла отпрянула и пнула его коленом между ног. Послышался яростный рев. Барнаби сделал шаг назад и размахнулся, но в этот же миг загремел грозный голос невесть откуда возникшего Люсьена: — А ну не сметь, иначе будешь иметь дело со мной! Впервые Микаэла была рада появлению Люсьена — оно спасло ее от жестокого удара. Пусть он ей и не нравился, но, надо отдать должное, Люсьен ощущал определенную ответственность за нее. Впрочем, подумала Микаэла, вполне возможно, что он собирается обернуть эту ситуацию себе на пользу. Барнаби неохотно отпустил Микаэлу и сделал шаг назад, затем повернулся и заковылял прочь. — Спасибо. — Микаэла поправила смятую одежду. — Не за что. — Люсьен подошел ближе, не пересекая, однако, установленной ею невидимой границы. — Знаю, что ты считаешь себя неуязвимой, и все же будь с этим типом поосторожнее. В следующий раз меня может не оказаться рядом. И не забудь, что мужская гордость — дело тонкое. Барнаби считает, что ты вторгаешься на территорию, которая пять лет считалась принадлежавшей ему лично. — А ты бы лучше просто уволил его. Ко всему прочему, он неоправданно жесток с полевыми рабочими. А поле — это как раз мой следующий объект. Люсьен обреченно вздохнул: очередной стычки с Барнаби Харпстером не избежать, а ведь он будет в это время далеко отсюда. — Ладно, я поговорю с ним, а ты пообещай мне держаться от него подальше. — Договорились. Я собираюсь устроить здесь нечто вроде начальной школы для рабов, в том числе и тех, кто в поле. Ими никто не занимался, а я хочу обучить их чтению и письму. У них, как и у всех других, тоже есть право на отдых и бутерброд с соком, и мне кажется… — О Господи, да угомонись же ты наконец! — прервал ее Люсьен. — Даже Рим не в один день строился. — А мы вовсе не в Риме. Если не приняться за дело сразу, то ничего здесь никогда не изменится. — Ну а когда эту кампанию выиграешь, чем намерена заняться? — Следующая цель — ты, — не раздумывая откликнулась Миказла. Люсьен, сверкнув глазами, насмешливо посмотрел на нее: — К чему воевать, когда ты от одного моего поцелуя млеешь? Ты слишком большая трусиха, чтобы хотя бы попробовать, какова эта пища на вкус. Микаэла воинственно выпятила подбородок: — Думай что хочешь, но только знай — один раз ты взял меня силой, однако больше это не повторится. — А что, сила-то ничего себе? — ухмыльнулся Люсьен. — Да… Нет! Микаэла попыталась было отскочить, но он мягко привлек ее к себе. Гордость не позволила ей избежать его крепких объятий, и та же самая гордость не позволяла высвободиться. Люсьен слегка наклонился — как раз настолько, чтобы его чувственные губы оказались вблизи ее губ. — Если уж ты у нас такая храбрая, то отчего бы тебе не поцеловать меня, милая женушка? Разве я такой же грубиян, как Барнаби? — Нет! — Микаэла попыталась вздохнуть поглубже, но отчего-то не смогла. — Разве не сошлись мы на том, что мука, которую мы разделили в брачную ночь, оказалась самой сладкой? — прошептал Люсьен. — И неужели ты откажешься заплатить за неограниченную свободу, которой пользовалась все эти десять дней, простым поцелуем? Тебе не хочется снова испытать меня? А вот мне не терпится убедиться, что ты способна зажечь во мне тот же огонь, что и в брачную ночь. Веришь ли, я помню каждый ее сладостный миг… Микаэла, задыхаясь, ждала поцелуя, но Люсьен медлил. Терпения у него было явно больше, чем у нее. Ах, да какое все это на самом деле имеет значение? Ну, поцелуются они разок, что в этом страшного? В конце концов вовсю светит солнце, слуги вокруг суетятся, как комары. И все-таки любопытно, удастся ли этому мошеннику снова, как при первом свидании, пробудить в ней страсть. Она ведь уже не невинная девочка и перед Люсьеном не беззащитна. Пусть сорвет свой поцелуй, а после она удалится, торжествуя победу. Микаэла закинула Люсьену руки на шею и приподнялась на цыпочках. Если на то пошло, она тоже способна быть бесстыдной! Губы их слились и… Она тут же прокляла собственную идиотскую самонадеянность. Вкус губ, дыхание, запах, исходивший от этого гиганта, не могли оставить ее равнодушной. Внезапно Микаэла перенеслась в ту ночь, когда проглотила первую каплю из чаши любви и отравилась ее ядом. По телу ее прокатились те же волны, так же защемило в груди. Сердце гулко забилось, дыхание стало тяжелым и прерывистым. Руки Люсьена скользнули вниз, знакомо легли на бедра, и Микаэла почувствовала, что расползается, как кисель, горит и сгорает от желания. Поцелуи его на этот раз оказались так же сладки или даже еще слаще. О Господи, нельзя было этого допускать: запретные образы в памяти Микаэлы становились все ярче, голова ее шла кругом. Она вся изнемогала от неудовлетворенного желания, ей уже не хватало возбуждающих прикосновений его рук и губ… Когда Люсьен выпустил ее и сделал шаг назад, у Микаэлы подогнулись колени, и, если бы он не поддержал ее, она скорее всего упала бы на землю. Хуже всего было то, что развратник знал: это он довел ее до такого состояния, причем всего одним лишь поцелуем. — Извини, Мики. — Люсьен остановил взгляд на ее дрожащих губах. — Сейчас мне нужен только поцелуй, а закончить начатое мы сможем ночью, когда останемся вдвоем… — Ни за что! Такого уговора не было. Свою часть пути я уже прошла, — заявила Микаэла, правда, не так твердо, как ей хотелось бы. Теперь они квиты, и Люсьену не удастся забраться к ней в постель после всех его похождений в тропических портах. Может, она и не настолько защищена от него, как хотелось бы, но все равно по своей воле спать с ним не будет. Ей необходимо как следует поработать, измотать себя, и тогда слабое тело останется бесчувственным к дразнящим ласкам. Хваля себя за смекалку, Микаэла направилась к слугам. Ни одного сорняка в земле не останется. Она надеялась, что накрепко сомкнет глаза в тот самый момент, как голова ее коснется подушки. Пусть тогда Люсьен сам разбирается со своей мужской гордостью. Этот человек отдал ей всего лишь свое имя, но не сердце: оно принадлежит другой — той, память о которой не умирает; вот почему ей лучше держаться от него подальше. Она заставит себя не думать о нем, и точка, решила Микаэла.Глава 10
— Не женщина, а ураган какой-то, — заметил Адриан, глядя на плантацию через окно. Микаэла и впрямь выдергивала сорняки, словно солдат, сошедшийся в рукопашной схватке с противником. Она задала такой темп, что никто за ней не поспевал. — Говорю тебе, Люсьен, для нее ничего невозможного нет. Она всюду и во всем первая, словно всю жизнь ее лишали возможности сделать что-то. Я обещал не расспрашивать ее о прошлом и все же часто думаю, что же за жизнь она прежде вела. Люсьен серьезно посмотрел на деда: — Поскольку я здесь бываю редко, ты уж присмотри за ней, пожалуйста. Энергии у нее на десятерых хватит, как бы не извела себя вконец. Седые брови старика поползли вверх. — Как это, собственно, понимать? Человек, который в течение пяти лет терзал меня только за то, что я хотел сделать ему как лучше, теперь хочет, чтобы я вмешивался в жизнь его жены? Откровенная насмешка, прозвучавшая в словах деда, заставила Люсьена задуматься. Впервые за все это время он взглянул на их размолвку глазами Адриана. Как это ни печально, получается так, что сам он грешен тем же, в чем обвиняет других. — Извини, внучек, но я и так слишком часто встревал не в свое дело, — продолжал Адриан. — Жизнь меня кое-чему научила, и старых сшибок я повторять не намерен. Микаэла — твоя жена, и теперь ты несешь за нее ответственность, а мне просто нравится, когда она рядом. — Да, но я скоро опять буду в отъезде, — пробурчал Люсьен, — а она уже не на шутку схватилась с Барнаби, и не похоже, что собирается отступить. Адриан взял со стола стакан с тыквенным соком и уселся на свое любимое кресло. — Если ты так уж о ней беспокоишься, будь любезен бывать здесь почаще либо бери ее с собой в плавание. Я, слишком стар, чтобы поспевать за Микаэлой. А то, глядишь, из-за этой спешки жизнь моя закончится быстрее, чем я рассчитывал. — Он с укором посмотрел на внука: — Или ты этого хочешь? Удивительно, подумал Люсьен, как это удается им с дедом спокойно вести беседу, не кидаясь друг на друга, словно дикие звери, как почти всегда случалось прежде. Не иначе Микаэла способствует их мирному сосуществованию, подобно клейкому веществу, связавшему их воедино. Что бы там в прошлом ни произошло, Люсьен больше не испытывал недобрых чувств по отношению к старому мошеннику; наоборот, на свой манер он даже испытывал к Адриану симпатию. — Ну что за чушь ты городишь! Мне просто хочется, чтобы Микаэле ничто не угрожало и жила она поспокойнее, но, разумеется, не за счет твоего здоровья. Это ее часы идут слишком быстро, а свои ты можешь не торопить.* * *
Микаэла поняла, что Люсьен рядом, только по многозначительному покашливанию. Она обернулась и увидела утопающие в куче вырванных сорняков до блеска отполированные черные ботинки. Встретившись с ним взглядом, она улыбнулась. Протянув руку, Люсьен помог Микаэле подняться и повернулся к Чейни: — Присмотри тут пока за людьми, а мы с женой проедемся по округе. Микаэла вырвала руку — даже случайное прикосновение этого человека действовало на нее слишком сильно. — Я не умею ездить верхом, Люсьен. — Не может быть! — Он недоверчиво посмотрел на нее. — Наверное, это единственное, что тебе пока недоступно. Но не волнуйся, это дело поправимое. — Однако же… — Пошли, пошли, дорогая, сейчас я тебя научу. Уверен, тебе эта забава понравится. Микаэлу действительно всегда ужасно злило, что Арно не позволяет ей садиться на лошадь, но сейчас она была не слишком уверена, что ей этого хочется. И с чего это Люсьен решил потратить на нее время? — с подозрением подумала она. Не похоже, чтобы это ему было так уж нужно. — Но я не могу поехать в таком виде. Видишь, вся одежда в грязи, — схитрила Микаэла. — Вот уж о чем стоит заботиться меньше всего. Поверь, никто ничего даже не заметит. Пока Люсьен седлал лошадей, Микаэла, воспользовавшись стоявшим рядом с конюшней ведром воды и солидным куском мыла, насколько возможно, смыла с себя грязь. Потом Люсьен подсадил ее в седло, вскочил на своего чалого, и они направились по окаймленной деревьями дорожке, ведущей к рисовым и индиговым полям. Лошадь с места пошла рысью, и у Микаэлы сразу заболели все суставы. — Привстань на стременах, — скомандовал Люсьен, пристраиваясь рядом с ней. — И не поднимай так высоко поводья, а то так ей трудно выдерживать правильный ритм. Микаэла повиновалась, а затем настороженно посмотрела на него: — Что тебе от меня нужно, Люсьен? — Да ничего. Просто хочется побыть вместе, ну и еще научить тебя держаться в седле. — Извини, не верю. — Она бросила на него еще один настороженный взгляд. — В последнее время меня слишком часто использовали в каких-то неизвестных мне целях. — Позволь тебе, однако же, напомнить, что мы — муж и жена, — с нажимом сказал Люсьен. — И если хотим, чтобы на предстоящем балу все видели в нас счастливую пару, неплохо бы предварительно получше познакомиться друг с другом, ты не находишь? — Честно говоря, — Микаэла снисходительно улыбнулась, — я в основном рассчитываю на свои актерские способности. — Слушай, ты всегда такая упрямая? — Нет, обычно еще больше, — огрызнулась Микаэла. — Но тебе повезло, сегодня у меня хорошее настроение. Натянув вожжи, Люсьен заставил своего чалого остановиться и посмотрел на Микаэлу в упор: — Зачем ты так упорно настраиваешь себя против меня? Нынче утром ты сама требовала уважительности и учтивости, и я честно стараюсь вести себя подобающим образом. — На губах Люсьена появилась насмешливая улыбка. — А может, я просто тебе нравлюсь и ты боишься в том признаться? — Тебя я не боюсь! — вспыхнула Микаэла, решив, видимо, что чем громче прозвучит ее заявление, тем легче ему поверить. — В таком случае докажи это. — Люсьен крепче натянул поводья, и лошадь перешла на галоп. Да, и как же именно? Микаэла растерянно посмотрела вслед Люсьену, который, кажется, целиком слился с конем и, как кентавр, едва касаясь земли, красиво летел вдаль. Что еще нужно этому пройдохе, ведь у него и так уже все есть. Он похитил ее невинность — не совсем, впрочем, похитил, честно поправила себя Микаэла. Она сама приняла, как ни стыдно в том признаваться, активное участие в похищении. Но затем он отнял у нее свободу выбора, а теперь хочет еще и сердце забрать — наверняка для того только, чтобы после похвастать перед друзьями. Ну так не достанется ему ее сердце, пусть как угодно обхаживает ее! Микаэла тоже перевела лошадь в галоп, и ее охватило удивительное чувство полной свободы; она рассекала ветер, словно слившись с мощным крупом лошади. Езда воспринималась ею как полет — вот чего Арно в свое время лишил ее! Микаэла пригнулась, и лошадь рванулась еще быстрее: стук копыт, свист ветра словно перенесли ее в иной мир, о существовании которого она прежде и не подозревала. Микаэла наслаждалась полетом, пока тропинка круто не свернула в сторону; не удержавшись на лошади, Микаэла полетела на землю. На смену головокружительной радости сразу пришло чувство страха. Едва успев вскрикнуть, она очутилась в ручье и какое-то мгновение лежала лицом вниз на мелководье, испуганно ощупывая себя. Все болело, но серьезных повреждений не было. Позади послышался треск сучьев, заглушенный испуганным голосом Люсьена: — Надеюсь, ты не расшиблась? — Да нет, кажется, все в порядке. — Микаэла, охая, выбралась из ручья. — Черт бы тебя побрал, женщина! Знай я о твоих самоубийственных наклонностях, никогда бы… Микаэла тут же поняла, что вызвало эту вспышку. Люсьен вовсе не злился на нее: просто ему представились иное время и иное место. Она случайно лишила его защиты, пробудив воспоминания о давно утраченной любви. — Неужели я так противен тебе, что ты готова с жизнью расстаться, лишь бы поломать этот брак? — негромко проговорил Люсьен. — Когда-то у меня была женщина, которая жизни не мыслила без замужества, и кончилось это трагически; но теперь все наоборот — для тебя брак со мной представляется настоящим кошмаром. О Господи, чем же я заслужил все это? Микаэла никогда еще не видела Люсьена таким расстроенным. Он всегда прекрасно владел собой, позволяя другим знать, что творится у него в душе, ровно настолько, насколько это было необходимо ему. Любимых Микаэле терять не приходилось, но нетрудно представить себе, какое это испытание. Ей стало не по себе. Она корила себя за то, что вызвала эту вспышку, пробудила дремлющую боль. Микаэла прикоснулась рукой к мускулистой груди Люсьена, но он даже не пошевелился, погрузившись в тяжелые воспоминания. Сколько раз возвращался он мыслями к той трагедии, мучительно пытаясь понять, была ли у него возможность предотвратить ее! Только сейчас, видя, как Люсьена напугало ее падение, Микаэла поняла силу его любви к Сесиль и то, что ей никогда не занять место этой женщины. — Люсьен, — робко проговорила она. — Право, я даже не ушиблась. И на нее я ничуть не похожа. Пусть нас с тобой многое разделяет, но я вовсе не собиралась таким образом положить конец нашему браку. Понимаю, что не могу соперничать с твоими воспоминаниями, но, видишь ли, я не привыкла к любви и даже к вниманию, так что не думай, будто… Теперь уже Люсьен клял себя за минутную слабость. Микаэла заметила прорехи в броне, которой он обезопасил себя от вторжений извне, но ощущать сейчас ее тепло для него было так же необходимо, как дышать. В тот момент, когда Микаэла полетела в ручей, распластавшись над низким кустарником, Люсьена охватил ужас. Уже одного возвращения в места, где все напоминало о Сесиль, было достаточно, чтобы выбить его из колеи. Ему надо было держать Микаэлу, держать и не отпускать, пока не исчезнут мучительные ощущения, связывающие настоящее с трагическим прошлым. Он впился в рот Микаэлы губами, целиком растворяясь в каждом изгибе соблазнительного тела и медово-сладостного рта. В груди его, подобно мощному потоку, мгновенно вспыхнула страсть. Губы и руки его блуждали слепо, словно сами по себе, снова открывая каждую восхитительную частицу ее тела. Его исследованию мешали разделяющие их одежды, и он принялся срывать их, чтобы плоть слилась с плотью, а сердце — с сердцем. Микаэла была напугана этим порывом, а еще больше — собственной готовностью откликнуться на него: ей тоже не терпелось снова пережить уже знакомый ей восторг. Смутно ощущая, что ее опускают на кучу разбросанного белья, она вдруг обнаружила, что поспешно стягивает с Люсьена бриджи и рубашку в жгучем желании прикоснуться к его обнаженному телу. Пусть Люсьен все еще пребывает в плену ушедших дней и тянется к разрушенной мечте, к неутоленной любви, а она всего лишь тень женщины, которую он действительно хочет, — сейчас Микаэла готова была забыть обо всем, кроме сладостного чувства, пробуждаемого его ласками, от которых начинало бешено колотиться сердце. Когда все будет позади и реальность вступит в свои права, она будет презирать себя за это, но сейчас любовная игра сводила ее с ума. Почувствовав, как язык Люсьена коснулся ее вздрагивающих сосков, а руки, скользнув по телу, легли ей на живот, потом опустились ниже, Микаэла и сама, извиваясь, бесстыдно потянулась к нему. Люсьен изнемогал от желания. Его ладонь скользила по шелковистой коже ее бедер, раздвигая колени, открывая путь к влажному жару желания, которое он в ней пробудил. Кончиками пальцев Люсьен прикасался к ее тайному теплу, чувствуя, как в нем сильнее зажигается сладкий огонь. Он ласкал и ласкал Микаэлу, заставив ее наконец прошептать его имя. Сквозь прерывистое дыхание она повторяла его вновь и вновь. Люсьен чувствовал, как она тянется к нему, жаждет слиться с ним, но ему этого было мало: он хотел, чтобы в ней возгорелось то же безумное пламя, что сжигало его дотла. Чувствуя, что изнемогает, утопает в потоке его страстных поцелуев и ласк, Микаэла обхватила лицо Люсьена обеими руками и притянула к себе. Она понимала, что это глупо, бессмысленно, и все же стремилась прогнать призрак, стоящий между ними. — Посмотри на меня, Люсьен, — умоляюще прошептала она. — Кого ты видишь? — Ангела, спустившегося на землю прямо с небес, — выдохнул Люсьен, с трудом отрываясь от ее губ. — Люби меня, Микаэла… Я так хочу тебя… Но Микаэла и так уже не могла оттолкнуть его. Не отрываясь, она смотрела прямо в эти блестящие голубые глаза, и неожиданно на всем свете не осталось никого, кроме этого человека, которого она принялась страстно целовать. Изголодавшиеся души и тела соединились. Люсьен властно вошел в нее, и Микаэла откликалась на каждое движение, прижимаясь к нему с какой-то пугающей силой. В этот момент всепоглощающее желание смело все стоявшие между ними преграды. Микаэла изнемогала от страсти, мир перед ее глазами кружился. Ощущение было такое, будто она навсегда растворилась в бесконечном пространстве желания. Люсьен со стоном прижал ее к себе, и она почувствовала сладостное облегчение, по всему телу побежали теплые волны, и еще долго плыла она по волшебному морю удивительных фантазий. Сколько прошло — минуты, часы? В объятиях Люсьена она потеряла представление о времени, и лишь когда туман рассеялся, позволила себе вспомнить правду. Для Люсьена она стала воплощением его ушедшей, но не забытой любви: сказав, что видит перед собой ангела, спустившегося с небес, он, конечно же, имел в виду Сесиль. Слезы выступили на глазах Микаэлы, и Люсьен, заметив их, подумал, что в слепом порыве страсти, вероятно, ненароком слишком сильно придавил ее. Проклятие, надо бы в следующий раз быть с ней побережнее! — Извини, — прошептал Люсьен, — я сделал тебе больно? Сделал больно? О да, так больно, что даже представить трудно. Каким-то образом ему удалось растопить ее сердце, прорвав все защитные заграждения. У Микаэлы были все основания опасаться, что неотразимое физическое влечение затронуло более глубокие, запретные чувства, от которых разрывалось ее сердце; она зашла слишком далеко, и почва под ее ногами опасно заколебалась. Микаэла поспешно оделась и отправилась на поиски невесть куда исчезнувшей лошади, а Люсьен, глядя ей вслед, неожиданно подумал, что гоняется за ветром. С того самого момента как эти зеленые озорные глаза впервые взглянули на него, Микаэла постоянно ускользает. Даже теперь, сделавшись его женой, она продолжает оставаться загадкой, смысл которой он никак не может разгадать. Поднявшись на ноги, Люсьен подобрал разбросанную в беспорядке одежду. Раньше он всегда уходил с любовных свиданий первым, а вот теперь оставляют его. Немыслимо! — Моей лошади нигде не видно, — донесся до него взволнованный голос. Люсьен медленно отошел от ручья. — Можешь сесть позади меня, — предложил он. — Спасибо, я лучше пройдусь… — Не успев договорить, Микаэла почувствовала, как ее хватают под мышки и рывком сажают на лошадь Люсьена. — Ты совершенно невозможный человек, Люсьен Сафер, — прошептала она ему в затылок. — Ну, по части невозможности у нас есть специалисты получше, — огрызнулся Люсьен. По дороге домой никто из них не проронил ни слова. Когда же они почти приблизились к дому, случайно взглянув в сторону, Микаэла заметила Барнаби, пробирающегося через рисовое поле к юному рабу по имени Авраам: судя по всему, мальчика ужалила змея, и он упал на колени. К возмущению Микаэлы, Барнаби заорал на пострадавшего, а когда тот отказался встать, изо всех сил хлестнул его по щеке. Микаэла тут же собралась соскочить с лошади и положить конец этому издевательству. — Нет. — Люсьен удержал ее на месте. — Но эта грязная свинья… — Сейчас не время. Я сам поговорю с надсмотрщиком, вот только до дома тебя довезу. Микаэла неохотно повиновалась. В третий раз она видела, как Барнаби бьет людей, и уже сама почти ощущала ожог от его удара. Когда она снова столкнется с этим типом, чьи губы всегда кривятся в гнусной усмешке, а рука готова нанести удар, ей стоит быть половчее. И еще ей надо будет нынче же вечером навестить Авраама. Точно так же в ее планы входило улучшение условий жизни полевых рабочих, пусть даже для этого придется преодолеть сопротивление Барнаби. Он обращается с рабами чудовищно, и этому следует положить конец. А если ничего не получится, она уговорит Адриана уволить этого мерзавца: в конце концов Микаэла сама справится с его обязанностями, пока ему не подыщут замену. Нет, от Барнаби надо непременно избавляться, это ясно! Оставив Люсьена и Адриана играть в пикет с подъехавшим к ужину Вэнсом Кэвендишем, Микаэла отправилась разыскивать Авраама, который жил в небольшой хижине вместе с родителями и младшей сестрой. Увидев, в каком состоянии он находится, Микаэла пришла в бешенство: четырнадцатилетний парнишка пластом лежал на койке, на щиколотке у него виднелся след от укуса, а у глаза лиловел большой синяк: наверняка чертов Барнаби вопреки приказанию Люсьена отправить мальчика домой заставил его работать в поле до самого заката! Она присела рядом с Авраамом и принялась обрабатывать рану. В этот момент на крыльце послышались, чьи-то тяжелые шаги. — Почему свечи не погашены? — зарычал Баркаби. Заметив Микаэлу, он криво ухмыльнулся: — У нас уже была речь об этом. За мальчишку я отвечаю, а не вы. Приладив бандаж, Микаэла ласково улыбнулась мальчугану, который, судя по виду, изнемогал от лихорадки, и только потом повернулась к надсмотрщику. Вспомнив предупреждение Люсьена, она подхватила сумку с медикаментами и знаком предложила Барнаби следовать за ней. — Я не потерплю такого обращения с людьми! — твердо заявила она. — Авраама укусила змея, а вы как с ним обошлись? Не только не перевязали, но даже домой не отправили, как велел ваш хозяин. — Этот недоносок достал меня, — хмуро посмотрел на нее Барнаби. — Да и вообще с вашим появлением рабы совершенно от рук отбились, бунтовать, видите ли, вздумали. — Авраам просто пытался сказать, что с ним произошло, а вы даже его не выслушали, — яростно выкрикнула Микаэла. — А если вам кажется, что я пытаюсь всех настроить против вас, вы не сильно ошибаетесь! Вам не избежать наказания за все, что вы сделали, — уж я об этом позабочусь! Карие глаза Барнаби зажглись недобрым огнем, который казался еще более зловещим при свете фонаря, покачивавшегося под крышей хижины. Чувствуя, что Барнаби готов пустить в ход кулаки, Микаэла поспешно отступила на шаг. — Это что, угроза? — прорычал он. — Просто честное предупреждение. Может, Адриан и не догадывается, что вы за тип, зато мне это хорошо известно. — Вы вроде той шлюхи, на которой когда-то собирался жениться молодой хозяин. — Барнаби осклабился. — Тожебог весть кого из себя строила. Единственная разница заключается в том, что она постельное дело любила, а вот в вас женского — кот наплакал. Эти слова совершенно обескуражили Микаэлу. Неужели именно Барнаби нанял Адриан, чтобы следить за Сесиль? Что-то о ней ему, во всяком случае, известно, хотя бы по слухам. — Авраам не вернется в поле, пока полностью не поправится, — заявила она тоном, не терпящим возражений. — Вы что, собираетесь занять его место? — нагло ухмыльнулся Барнаби. — Почему я? Вы! — Микаэла, обогнув неподвижную фигуру Барнаби, пошла прочь. Нет, его просто-таки необходимо уволить — она была совершенно уверена, что с уходом этого жестокого надсмотрщика отдача от работы людей будет больше, а воздух чище. Поравнявшись с курятником, Микаэла вскрикнула, когда на плечах ее сомкнулись мощные руки. Барнаби проскользнул между хижинами рабов, спрямив тем самым путь, чтобы перехватить ее. Нет, этот человек положительно обезумел! Неужели он всерьез рассчитывает, что она никому и слова не скажет? Если так, то его ждет горькое разочарование. В любом случае решетки ему не миновать, за это Микаэла готова была поручиться. Вот и пусть сгниет в тюрьме. Барнаби зажал ей рот рукой и потащил в близлежащий осинник. Когда он швырнул ее на землю и навалился на нее, Микаэла остро ощутила разницу между его грубой силой и томительной любовной игрой Люсьена. Выпачканные в саже ладони легли ей на грудь, в то время как она отчаянно пыталась вырваться. — Сейчас проверим, так же ли ты хорошо работаешь попочкой, как языком, — хрипло бормотал Барнаби, срывая с Микаэлы платье. — И смотри, хоть слово кому скажешь — заставлю пожалеть… Ай! Микаэла прокусила ему руку и, стоило Барнаби инстинктивно податься назад, что было сил закричала. Барнаби сдавливал ей голову, но Микаэла отчаянно извивалась и, когда он снова попытался зажать ей рот, едва не отхватила ему фалангу пальца. Барнаби, заревев от боли, метнул на нее испепеляющий взгляд и замахнулся для удара, но Микаэле удалось откатиться на несколько шагов в сторону и вскочить на ноги. Вновь раздался леденящий сердце крик. Барнаби грязно выругался, снова повалил Микаэлу на землю и, натянув ей платье на глаза, попытался раздвинуть тесно сведенные колени. Микаэла уперлась пятками в землю и подалась назад: понимая, что лишь оттягивает неизбежное, она была исполнена решимости биться до конца.Глава 11
Услышав отдаленный крик Микаэлы, Люсьен отшвырнул карты, вскочил на ноги и, опрокидывая на ходу стулья, бросился к двери. Еще один вопль только прибавил ему прыти. Увидев в лунном свете тесно сплетенные тела, Люсьен глухо зарычал и с ходу бросился на Барнаби — удар каблуком пришелся тому прямо в подбородок. Застонав от боли, Барнаби отлетел в сторону. Не переставая изрыгать яростные проклятия, Люсьен принялся наносить ему удар за ударом. Из разбитого носа надсмотрщика хлынула кровь. Барнаби тщетно прикрывал лицо руками, а Люсьен продолжал яростно молотить негодяя, мерзкое животное, осмелившееся напасть на Микаэлу. В этот момент подоспевший Вэнс Кэвендиш перехватил занесенную для очередного удара руку приятеля. — Остановись, ты же убьешь его… — И поделом ему! Пусти! С большим трудом Взнсу все же удалось оттащить Люсьена. Барнаби перекатился на живот и отполз, словно змея, в сторону, а затем с трудом приподнялся на четвереньки. — Если еще раз хоть на шаг приблизишься к моей жене, живо шкуру спущу, — прошипел Люсьен в спину убегающему Барнаби и, сбросив руку Вэнса, поспешил к Микаэле. Та уже оправила платье и, не в силах более сдерживаться, бросилась к мужу на грудь и разрыдалась. — Вэнс, ступай отыщи этого подлеца, раз ты позволил ему убежать, — прохрипел Люсьен. — И прихвати с собой пару слуг. Он должен ответить за содеянное по всей строгости закона. Вэнс мрачно кивнул и отправился собирать людей. — За каким чертом ты пошла сюда одна? — повернулся Люсьен к Микаэле. — Я навещала Авраама, — сквозь слезы проговорила она, — и тут появился Барнаби, начал угрожать… Люсьен поднял Микаэлу на руки и понес в дом. — Все, это последняя капля. Отныне так поздно ты никуда одна ходить не будешь. Слишком уж тебе нравится играть с опасностью — или таким образом ты решила наказать меня за то, что тебе пришлось выйти замуж? Нет, вы только послушайте! Этот человек еще ее же и упрекает, словно она всему виной, а не проклятый Барнаби! Это он, грязное животное, должен ответить за все, а вовсе не она. При виде Люсьена с Микаэлой на руках Адриан схватился за сердце и побледнел. — Что случилось? Ей плохо? Словно не расслышав вопроса, Люсьен направился наверх. Скорее в спальню, надо просмотреть, может, Микаэле действительно нужна помощь. Открыв плечом дверь, он кинулся к кровати. Поскольку платье было безнадежно испорчено, Люсьен разорвал его надвое и, бережно положив Микаэлу на одеяло, стал озабоченно осматривать синяки и царапины. — С ума сошел? Я еще не заплатила Адриану за это платье, а ты… — Ни за что ты не должна платить, — резко бросил Люсьен. — Моей жене я могу позволить покупать все, что необходимо, и выбрасывать то, что к употреблению уже не годится, вроде этих тряпок. — Люсьен отбросил разодранное платье в сторону, словно даже касаться одежды, несущей на себе следы грязных рук Барнаби, было для него нестерпимо. — Чтобы я больше не видел этих лохмотьев! Не обращая внимания на протесты Микаэлы, он стянул с нее нижнюю рубашку, откинул одеяло и уложил ее поудобнее. — О Господи, — прошептала Микаэла, стараясь укрыться от испытующего взгляда Люсьена, — не слишком ли много для одной ночи?! Уходи, я хочу остаться одна! — Даже и не подумаю, пока не осмотрю тебя. — Люсьен провел ладонью по ее коже и, нащупав царапины на плечах, груди, бедрах, негромко чертыхнулся. И что это нашло на Барнаби? — удивленно подумал он. Микаэла кого угодно до белого каления может довести, но ведь даже элементарное чувство самосохранения должно было удержать надсмотрщика от подобных диких выходок. Убедившись, что ничего страшного с Микаэлой не случилось, Люсьен натянул ей одеяло под самый подбородок и поцеловал в пухлые губы. — Никогда больше не подвергай меня подобному испытанию, — едва слышно прошептал он. — Когда тебе больно, у меня сердце кровью обливается. Микаэла удивленно заморгала глазами. Можно подумать, Люсьен действительно беспокоится за нее, а ведь ему просто небезразлична чужая боль. — Тебя, кажется, удивляют мои слова? — серьезно поинтересовался Люсьен. — Конечно. Я привыкла считать, что ты терпишь меня только потому, что я твоя жена. Правда, если говорить откровенно, я сама не очень-то старалась тебе понравиться. Что восхищало Люсьена в этой бесшабашной женщине, так это ее честность — в отличие от него она всегда выкладывала ему то, что у нее на сердце. — Позволь попросить тебя об одолжении, Мики. — Люсьен провел пальцем по мягкому овалу ее лица. — Что, если нам начиная с сегодняшнего дня и кончая свадебным приемом забыть про все недоразумения и заключить перемирие? Микаэла улыбнулась, и в глазах ее вновь мелькнул огонек, потухший было после жуткого эпизода с Барнаби. — Стало быть, срок перемирия истекает в полночь субботы? Ты же знаешь, как я люблю точность во всем. Люсьен порадовался тому, что она снова шутит как ни в чем не бывало. — Ну, скажем, до рассвета, — решил он, невольно заражаясь ее настроением. — А то ведь кое-кто может засидеться и не уйти с последним ударом часов. — И каковы же условия? — Никаких ссор, потасовок, гулянья по ночам в одиночку. Микаэла поджала губы и задумалась. — Да, требования серьезные. — Она взмахнула густыми ресницами и лукаво подмигнула Люсьену: — Видишь ли, особым терпением я, как ты заметил, не отличаюсь, да и поспорить люблю, не говоря уж о том, что очень дорожу своей независимостью. Честно говоря, я никогда не считала, что из меня получится хорошая жена. Если бы ты знал меня получше, ни за что бы не стал со мной связываться. — То есть отказался бы жениться? — притворно изумился Люсьен. — И позволил бы тебе наложить руки на все мое законное достояние? Ни в коем случае. Да я на что угодно готов, лишь бы до конца своих дней купаться в роскоши. После безумного поступка Адриана мне просто ничего другого не оставалось, как жениться. Эта шутливая тирада заставила Микаэлу задуматься. Отчего же все-таки Люсьен так стремился заполучить ее в жены? Деньги тут ни при чем, это ясно: он и без того достаточно зарабатывает морской торговлей. Единственное объяснение заключалось в том, что он хотел перехитрить Адриана, доказать, что все может, стоит ему только пожелать. — Скорее всего ты женился на мне, чтобы разрушить замысел Адриана, и кажется, вполне в этом преуспел. — Но старый мошенник сам напрашивался на это, — возразил Люсьен. — Впрочем, урок пошел ему на пользу. Мне остается только надеяться, что и ты кое-чему научилась: отныне никаких ночных прогулок в одиночку. Микаэла испытующе посмотрела на его мужественное лицо: — Скажи, Люсьен, что тебе все-таки от меня нужно? Он порывисто схватил ее исцарапанную руку и прикоснулся губами к тонким пальцам. — Получить возможность все начать заново. Плохое начало не может привести к хорошему финалу, а мне не хочется быть твоим врагом. — Да я против тебя ничего и не имею, что бы ты там ни думал, — негромко проговорила Микаэла, тронутая его словами. Люсьен поднялся и с улыбкой посмотрел на эту кокетку, грива волос которой рассыпалась по подушке так, будто циклон налетел. — А может, мне этого мало? Может, мне хочется, чтобы мы понравились друг другу? Микаэла придвинулась ближе и положила голову ему на плечо. — Это все, чего ты хочешь, Люсьен? Нравиться мне? — А ты готова предложить большее? — вопросом на вопрос ответил он. — Я… — Микаэла запнулась и отвела глаза. Да, она могла бы предложить большее, если бы только он видел в ней ее самое, а не подобие женщины, которую некогда потерял. Но всякий раз, как она попадает в переделку, Люсьен вспоминает иные моменты своей жизни — он все еще никак не может избавиться от прошлого, а ей не хочется быть вечной тенью другой женщины. Если она влюбится в этого человека, он разобьет ее сердце. — Я очень устала и хочу отдохнуть. — Верно, сон тебе не помешает. — Люсьен кивнул. Еще раз внимательно посмотрев на нее, он притушил лампу и вышел из спальни.* * *
Барнаби Харпстер в тот же вечер исчез, и найти его так и не удалось. С его уходом дела на плантации пошли значительно лучше. На это место Люсьен с Адрианом поставили Чейни, и он оказался добрым и справедливым надсмотрщиком. Перед тем как принять решение, дед с внуком заручились согласием Микаэлы, и это наполнило ее сердце гордостью. В сравнении с ее прошлым, в котором железной рукой правил Арно Рушар, нынешняя жизнь казалась Микаэле подлинным раем. Дважды в день они с Люсьеном отправлялись на конную прогулку, и Микаэла теперь все увереннее управлялась с лошадью. С Адрианом и Вэнсом разговоры шли в основном о политике, о трениях между колониями и Англией — многое из этого походило на конфликт между французами и испанцами в Новом Орлеане. Таким образом, Люсьен ввел ее в круг семьи и друзей, тогда как Арно всячески выталкивал падчерицу из этого круга. После заключения перемирия Люсьен держался от Микаэлы на должном расстоянии, и теперь жаловаться ей в общем-то было не на что. Люсьен не бросал больше на нее обольстительных взглядов и не отпускал двусмысленностей; он вел себя как подобает добропорядочному джентльмену, и от этого только больше стал близок Микаэле. А вот то, что он даже не приближался к ее постели, опасаясь пробудить у нее тяжелые воспоминания о Барнаби, ей совсем не нравилось. Именно об этом она собиралась сказать Люсьену в день свадебных торжеств, задуманных Адрианом с большой помпой, но, как всегда, гости начали съезжаться раньше назначенного времени, так что разговор с Люсьеном пришлось отложить. Приводя в порядок волосы и поправляя кружево на платье, подаренном Адрианом специально к нынешнему вечеру, Микаэла напомнила себе, что сегодня ей предстоит появиться перед самыми именитыми людьми местного общества. Еще неделю назад она вынашивала мстительные замыслы, рассчитывая поквитаться с Люсьеном за то, что он навязал ей это замужество, но последние три дня ее муж вел себя так мило и достойно, что ей даже стало стыдно за намерение поставить его в неловкое положение перед всей этой аристократической публикой. Внезапно Микаэла нахмурилась. А что, если Люсьен как раз и хотел, чтобы у нее возникло такое ощущение? Может, все эти мирные переговоры затеяны с той же целью и Люсьен ходит перед ней на цыпочках лишь затем, чтобы потом взять над ней верх? — Микаэла, вы скоро? — послышался из-за двери голос Адриана. — Уже иду. — Она бросила последний взгляд в зеркало. Вырез на платье был чуть ниже, чем того требовала мода, но, в конце концов, это свадебный подарок Адриана, и Микаэле оставалось лишь уступить его вкусу. Сделав глубокий вдох — что, учитывая фасон платья, было само по себе не так уж просто, — Микаэла приосанилась: как-никак сейчас ей предстоял самый настоящий выход в свет.* * *
Люсьен небрежно облокотился о перила террасы, поглядывая на публику, до отказа заполнившую просторную гостиную. Ничто, подумал он, так не привлекает людей, как свадебная церемония и суд Линча. За последние полчаса ему пришлось выслушать неимоверное количество комплиментов в адрес своей жены. Кое-кто из этих расфуфыренных хлыщей уже вел себя так, будто был еще ближе Микаэле, чем он сам. Это раздражало Люсьена, особенно когда ему намекали на то, что его дурная репутация бабника и повесы вряд ли понравится молодой жене. Да и в самом деле, каково было ей слышать со всех сторон байки о его похождениях! И что, если в отместку она тоже решит пуститься во все тяжкие? Поскольку Микаэла родилась и выросла за пределами Каролины, Люсьен говорил всем, что познакомился с ней во время одной из своих поездок. Если бы эти сплетники узнали, что она тайком пробралась на корабль, где на всем пути от Нового Орлеана до Чарлстона играла с ним, как кошка с мышкой, это стало бы настоящей катастрофой; но и без таких подробностей пищи для пересудов хватило. — Никогда таких красавиц не видывал, — раздался позади голос Брэдфорда Клодфелтера. Люсьен обернулся: рядом с ним, глядя на Микаэлу и не скрывая при этом своего восхищения, стоял известный в здешних краях франт. Заметив, что и Вэнс, его ближайший друг, предается сладостным фантазиям, которые заслуживают доброй затрещины, Люсьен насупился. — Дамы и господа, — тем временем торжественно провозгласил Адриан, — позвольте представить вам мою внучку, Микаэлу Сафер. Как и все остальные, Люсьен сразу заметил, что дед назвал Микаэлу внучкой и этим словно поставил на ней знак качества. От него также не ускользнуло, что если бы глаза мужчин могли оставлять такие же четкие следы, как и их руки, лиф Микаэлы оказался бы вконец затрепан еще до того, как она спустилась в зал. У него вдруг возникло совершенно безрассудное желание набросить Микаэле на плечи какую-нибудь шаль, чтобы поскорее прекратить этот спектакль. «Я ревную, — вдруг подумал Люсьен, — а еще — становлюсь собственником. И кто виноват, что вокруг полно мужчин, которые были бы рады, если бы я не слишком настаивал на своих супружеских правах…» Давно уже Люсьен не переживал ничего подобного. Стоило кому-нибудь из гостей во время танца слишком фамильярно прикоснуться к Микаэле, он готов был наглецу нос расквасить. Микаэла раздаривала улыбки направо и налево; она знала, как хотелось Адриану, чтобы все восхищались ею, — это ведь был его бенефис, когда он мог официально объявить, что его внук стал наконец добропорядочным семьянином. Однако при виде приближающегося Люсьена мысли ее приняли совсем другое направление: его сощуренные глаза и угрюмое выражение лица не предвещали ничего хорошего. О Господи, неужели она успела сделать что-то разозлившее его? Человек, который последние несколько дней был образцом такта и обаяния, сейчас напоминал медведя-гризли, облаченного в раззолоченный камзол. Но даже в этой ситуации Микаэла не могла не залюбоваться его мужественными чертами. Ей вспомнились ночи на борту корабля, когда, прячась в тени, она исподтишка разглядывала капитана, стоявшего при лунном свете на мостике: его внушительная фигура и уверенные манеры уже тогда приковывали к себе ее взгляд и мысли. Вот и теперь, хотя вокруг было по меньшей мере с десяток красивых мужчин, Люсьен явно выделялся среди гостей: рослый, широкоплечий, с голубыми, как небо, глазами, он постоянно привлекал всеобщее внимание. Женщины бросали на него жадные взгляды, и Микаэла вдруг ревниво подумала, что кое-кто из этих красоток мог быть ему близок не меньше, чем она. Почувствовав, что подобные мысли могут завести ее слишком далеко, Микаэла поспешно напомнила себе, что в этом браке о верности и преданности речи не идет. Люсьен не искал ее любви и не обещал ничего, кроме свободы и обеспеченной жизни: забывать об этом ей не следует никогда, особенно если он окажется далеко — а так, судя по всему, будет случаться очень часто. — Всем сердцем прошу вас принять мою внучку в свой круг — так, как принял ее я, — провозгласил Адриан, кланяясь Микаэле. В ответ раздались аплодисменты, и хозяин дома приступил к церемонии формального представления. На протяжении ближайших нескольких минут к руке Микаэлы прикладывались так часто, что у нее пальцы занемели, но все же то, что в отличие от испанцев — бывших хозяев Луизианы, которые привыкли целовать женщин в обе щеки, — каролинцы предпочитали прикладываться к руке, устраивало Микаэлу гораздо больше. — Ваша красота сияет, как солнце, миледи, — восхищенно сообщил, подходя к Микаэле, Брэдфорд Клодфелтер. — Вы очень любезны, — вежливо откликнулась она. До этого Микаэла встречала Брэдфорда дважды — оба раза в Чарлстоне, когда сопровождала Адриана на приемах. Этот джентльмен был воплощением преувеличенной галантности и всегда следовал за ней по пятам; она же находила его забавным и при этом ничуть не щадила его непомерного тщеславия, а его напыщенное поведение и манера говорить вызывали у нее лишь улыбку. — Вы позволите пригласить вас на танец? — Брэдфорд потянул Микаэлу в сторону от остальных поклонников. Она на всякий случай поискала глазами Люсьена, но того нигде не было видно. Ей хотелось нравиться Люсьену по-настоящему, но, судя по всему, перемирие понадобилось ему лишь для того, чтобы позволить ей выдержать нынешнее испытание, которое было частью общей сделки. В очередной раз придя к этой печальной мысли, Микаэла, скрывая досаду, протянула руку Брэдфорду.* * *
— Ну, и сколько еще ты собираешься выдуть до конца этого мероприятия? — осведомился Вэнс, глядя на Люсьена, который, развалясь в мягком кресле, осушал уже шестой бокал подряд. — Думаешь, я считаю? — Люсьен снова потянулся к бутылке. — По-моему, тебе следует потанцевать с женой, а то в чьих только объятиях она за это время не перебывала… — И в том числе, не сомневаюсь, в твоих. — Естественно — любому приятно уделить внимание новобрачной. Между прочим, танцует Микаэда дивно: так почему бы тебе самому в этом не убедиться? Да что с тобой сегодня? — Вэнс нахмурился. — Ровным счетом ничего. — Правда? А мне кажется, ты на что-то дуешься. — Ничего подобного. Разве есть закон, запрещающий человеку отдыхать так, как он хочет? Вэнс остановил официанта и, взяв с подноса бокал кларета, уселся напротив Люсьена. — Господи, а я и не подозревал, что ты такой ревнивый. Иначе зачем тебе надираться тут в одиночестве? — Вэнс откинул голову и от души расхохотался. — Твоя обворожительная супруга явно потеснила тебя с авансцены, и от этого тебе сильно не по себе. Я прав? В этом своем золотистом шелковом платье Микаэла выглядит… — Полураздетой, — мрачно закончил Люсьен и угрюмо посмотрел на приятеля. — Только не говори мне, что ты этого не видишь. Вэнс ухмыльнулся: — На твоем месте всякий бы себя так же чувствовал. Ты женился на этом сокровище, чтобы отделаться от Адриана, а потом незаметно влюбился. Казалось, Люсьен вот-вот взорвется. — Заткнись. Меня тошнит от твоих рассуждений. Любовь здесь ни при чем, и тебе это отлично известно. — Да я же прекрасно вижу, что ты от ревности места себе не находишь, — поставил окончательный диагноз Вэнс. — Недаром говорят, что мужчина раскрывается только в двух случаях — когда он пьян и когда влюблен. Как раз сейчас мы имеем и то и другое. — Ладно, хватит философствовать, — буркнул Люсьен и со стуком поставил бокал на стол. — Чего я точно не заслужил, так это твоих поучений. Как только весь этот фарс закончится, я уйду в море и Микаэла сможет делать все, что ей заблагорассудится. Единственное, что мне нужно от этой женщины, к которой я теперь будто кандалами прикован, так это чтобы она вела себя как подобает хозяйке поместья Саферов. Я свои обязательства добропорядочного мужа выполняю и буду выполнять до полуночи… В этот момент внимание Вэнса привлекло какое-то движение. Он посмотрел поверх головы Люсьена и увидел на пороге Микаэлу. Судя по оскорбленному выражению лица, она слышала все сказанное мужем. Обернувшись, Люсьен успел заметить лишь ее удаляющуюся фигуру и развевающееся платье. Беззвучно ругаясь, он поднялся на ноги. — Из-за тебя мне пришлось говорить вещи, явно не предназначенные для ушей Микаэлы, — проворчал он и неодобрительно посмотрел на приятеля. — Мы заключили перемирие, а теперь скорее всего мы сноса рассоримся, и отвечать за это будешь ты. — Это все твоя дурацкая гордыня, — упрямо гнул свое Вэнс. — Найди-ка лучше Микаэлу и поговори с ней по душам. — Убирайся к черту! — Люсьен поспешно вышел из комнаты. Проклятие, если что-нибудь немедленно не сделать, хрупкое согласие между ним и Микаэлой рухнет! И зачем ему вообще понадобилось вступать в спор с Вэнсом, лучше было просто промолчать. Он сам все испортил. Вспомнив, какой несчастной выглядела Микаэла, Люсьен едва не заскрежетал зубами; даже выпитое спиртное не могло заглушить в нем чувство сострадания. Что ж, теперь придется платить по счетам, и на этот раз от судьбы ему никуда не уйти.Глава 12
— Микаэла, я могу тебя пригласить? При звуке этого густого баритона Микаэла напряглась, как струна. Оказавшись случайной свидетельницей разговора Люсьена с Вэнсом, она кинулась в танцевальную залу, лишь бы хоть как-то отвлечься, забыть о словах, которые подтвердили ее худшие опасения. Выходит, действительно последние несколько дней перед ней разыгрывали спектакль, поставленный для того, чтобы удержать ее в узде и не позволить унизить мужа на этом чертовом приеме. Приглашение на танец — всего лишь публичная демонстрация: все должны видеть, как нежно он привязан к жене! Ну ничего, сейчас она выложит ему все, что о нем думает! Когда Люсьен обнял ее за талию, Микаэла незаметно ткнула его локтем, а потом принялась методично наступать ему на ноги, что ничуть не мешало ей продолжать танец. — Право, мне очень жаль, — проговорил Люсьен, уворачиваясь от колена, направленного в самое чувствительное место. — Я… — Ты мне ничем не обязан, — оборвала его Микаэла, сияя улыбкой, — и мне от тебя ничего не нужно, а уж нынешнего представления — тем более. Доживем до завтра, а там отправляйся на все четыре стороны — я и видеть-то тебя больше не желаю. — Что же, согласен, так тому и быть. Что-нибудь еще? — Пожалуй, да. Иди к черту, Люсьен Сафер. — За Люсьена и Микаэлу, — неожиданно провозгласил, заглушая музыку, Адриан. — Пусть живут они долго и счастливо! Люсьен остановился и, склонившись, прикоснулся губами к губам Микаэлы, однако она не ответила на поцелуй. Микаэла знала, что ведет себя по-детски, но уж слишком сильно Люсьен ее обидел. Она выказала ему свои чувства, и вот результат — теперь он может сделать ей больно. Нет, поклялась она себе, такого подарка от нее больше ни один мужчина не получит. Дождавшись окончания танца, Микаэла сбросила с плеча руку Люсьена. — А теперь убирайся и больше не смей подходить ко мне, — прошипела она. — Я до самой смерти буду тебя ненавидеть. С этими словами Микаэла бросилась к балконной двери. Стоило ей выйти наружу, как на нее навалилась безмерная усталость. Она вцепилась в перила и подняла голову — с ясного неба ей насмешливо подмигивали звезды. Усилием воли Микаэла подавила рвущиеся из груди рыдания. Да уж, пусть этот тип отправляется прямо в преисподнюю; он и понятия не имеет, каково это — чувствовать себя марионеткой в чужих руках! Этот человек не лучше, чем Арно, он совершенно такой же! — Микаэла! — Будь добр, оставь меня в покое, иначе повторится самое худшее! Трудно сказать, на кого Люсьен сейчас больше всего злился — на Микаэлу, Вэнса или на себя. Разговор у него в кабинете, затем тур вальса со всеми пикантными подробностями повергли его в глубочайшую тоску. Ему хотелось бы забыть эти последние полчаса, но не получалось; он не знал, как объясниться, с чего начать извинения, не говоря уж о том, что Микаэла все равно их не примет — слишком она взбешена, чтобы выслушивать его. И все равно он должен попробовать. — Это было всего лишь уязвленное самолюбие, ну и к тому же я выпил лишнего… — начал он. — Что бы ты сейчас ни говорил, правду не скроешь, — сквозь слезы выдохнула Микаэла и, отбросив все приличия, перемахнула через перила. — Ненавижу и буду ненавидеть до самой смерти! — С этими словами она скрылась в кустах. Может, стоило просто извиниться за то, что он, по меткому замечанию Взнса, вел себя как упрямый осел, и пожелать ей всего доброго? Да, пожалуй. Оба они выполнили свои обязательства, и теперь им оставалось принять все как есть, чтобы дальше каждому жить собственной жизнью. Мирное сосуществование последних дней разлетелось на куски, словно перемирие между противоборствующими армиями. Проклятие, подумал Люсьен, с этой удивительной гордячкой, которая теперь называется его женой, все идет наперекосяк! А может, это злой рок преследует его каждый раз, когда он пытается наладить отношения с женщиной?* * *
Глотая слезы, Микаэла устремилась в сторону конюшен. Ей хотелось снова испытать головокружительное чувство, которое она пережила, обучаясь конной езде, ощущая нервную дрожь могучего жеребца, уносящего ее прочь от напрасных мук. Адриан подцепил ее на крючок, чтобы добиться возвращения внука; Взнс, уступивший абсурдным настояниям Люсьена, совершил торжественную церемонию бракосочетания. Ока убежала из Нового Орлеана в поисках независимости и все равно осталась объектом эгоистических манипуляций со стороны мужчин! — Чейни? — негромко позвала Микаэла, отыскивая в темноте дорогу к деннику, но тут же вспомнила, что теперь, сделавшись надсмотрщиком, Чейни перебрался в дом Барнаби Харпстера. Поскольку все слуги в этот день были заняты обслуживанием многочисленных гостей, Микаэла сама взнуздала жеребца и, оседлав его, взобралась в седло. Жеребец пустился рысью по залитой лунным светом дороге, не обращая ни малейшего внимания на то, что мерно вздымающийся подол платья бьет его по бокам. Микаэла не раз ездила тут с Люсьеном. Быстрое движение успокаивало, и в конце концов Микаэла, остановив коня и спрыгнув на землю, медленно побрела по дороге, обсаженной с обеих сторон деревьями, в надежде, что прогулка поможет ей избавиться от гнетущей тоски. Погруженная в печальные мысли, она дошла до поросшего невысокими кедрами большого прибрежного утеса, по которому тут и там были разбросаны огромные валуны. Где-то здесь, по словам Адриана, прежде стояла хижина: когда в первые годы колонизации дикие индейцы налетали на поселения белых пришельцев, она служила чем-то вроде сторожевого поста… Из-за деревьев донесся странный шорох, услышав который жеребец задрал морду, а охваченная неясным предчувствием Микаэла поежилась. Инстинкт подсказывал ей, что это неспроста, и она стала пристально вглядываться в темноту. Что, если это Люсьен последовал за ней, чтобы поговорить в спокойной обстановке? Что ж, ей это только на руку. Когда вокруг много народа, приходится сдерживаться, а здесь она сможет выложить Люсьену все, что о нем думает. Микаэла круто повернулась, готовая обрушить на мужа весь свой гнев, но слова застряли у нее в горле, когда над ней грозно нависла чья-то огромная фигура. Микаэла невольно отступила на шаг, и тут же глаза ее расширились от ужаса: она узнала Барнаби Харпстера. В тот же миг его зловещий смех, эхом отразившись от вершины утеса, обрушился на Микаэлу со всех сторон. — Четыре долгих дня я поджидал тебя, шлюха, — прорычал Барнаби, подходя к ней вплотную. — Теперь ты мне заплатишь, и заплатишь дорого, за то, что лишила меня работы…* * *
Люсьен вернулся в особняк и поискал глазами Вэнса. — Что-нибудь не так? — Заметив тревогу в глазах друга, Вэнс мгновенно вскочил. — Нигде не могу найти Микаэлу. Когда они вышли из дома, до них донесся стук копыт. Узнав в пробежавшем мимо жеребце Чалого, которого он сам подарил Микаэле, Люсьен внутренне содрогнулся. Животное помчалось в денник. Люсьен с Вэнсом бросились вслед за ним. Мгновенно оседлав своих коней, они поскакали в направлении, откуда только что вернулся жеребец Микаэлы. О Господи, если бы только можно было вернуть время вспять, к тому моменту, когда он произнес дурацкие слова! Сам того не желая, он обидел Микаэлу, и вот теперь она умчалась невесть куда. Добравшись до поворота дороги, Люсьен, соскочив с лошади, стремительно бросился к реке, но Микаэлы не было и здесь. Одним движением он снова взлетел в седло, и они с Вэнсом двинулись вдоль дороги, огибавшей русло. Увидев утес, являвшийся ему в ночных кошмарах, Люсьен замер. Нет, не может быть, успокаивал он себя. Молния в одно и то же место дважды не ударяет, история не повторится. Больше всего ему сейчас хотелось повернуть коня и поскакать куда-нибудь прочь. Он просто не мог заставить себя забраться на этот камень и посмотреть вниз. — Вэнс? — дрогнувшим голосом проговорил он, не в силах отвести взгляд от обрыва. — Только не торопись с выводами. — Вэнс поспешно подошел к другу. — Наверное, Микаэла просто решила пройтись пешком, а жеребец сделал то, что ему и положено, — повинуясь чутью, направился в конюшню, где его всегда поджидает добрая порция овса. Ну а с его хозяйкой, уверен, ничего не случилось. Ах, как бы хотелось Люсьену верить в это! Но его сжигало ужасное предчувствие. Он подошел к обрыву и, наклонившись, заметил на побитых ветрами валунах не одно, а два распростертых тела. Сердце у него упало куда-то вниз, в бездну, съежилось, как засохший цветок, и на его месте возникла гулкая пустота. Увиденное было настолько ужасно, что ноги его подкосились. — О Господи, что же я наделал! Пронзительный крик эхом отразился от могучего утеса. Все чувства, раздиравшие Люсьена годами, вырвались наружу — словно плотина прорвалась. Эхо не утихало, отнимая у Люсьена последние остатки самообладания. Он погрозил небу кулаками и проклял судьбу, которая отняла у него Микаэлу, как пять лет назад отняла Сесиль. Неожиданно немой ужас сменился яростью. Дрожащими руками он сорвал с себя рубашку и камзол, связал их рукава. — Раздевайся! — раздалась резкая команда. Вэнс, отойдя от края обрыва, молча повиновался. Накинув после нескольких неудачных попыток свободный рукав связанных вещей на заостренный выступ валуна, Люсьен начал медленно спускаться. Барнаби Харпстер лежал, распластавшись, на лишайнике, покрывавшем большой камень. Выглядел он так, будто стал жертвой нападения дюжины воинственных индейцев; его невидящий взгляд был устремлен на луну. — Мертв, — мрачно констатировал Вэнс. Люсьен не отрываясь смотрел на безжизненное тело Микаэлы, зажатое между двумя расположенными рядом валунами. Огромным усилием воли он заставил себя приблизиться к ней. Однажды он уже делал что-то подобное. Тогда он подходил к женщине, на которой собирался жениться, а сейчас там жена. Правда, жена поневоле, грустно подумал Люсьен. Его попытка перехитрить Адриана привела к трагическому финалу: безжалостные слова, достигшие слуха Микаэлы, заставили ее бежать. Как часто случается, беда пришла тогда, когда ее меньше, всего ждешь и поэтому теряешь бдительность: Микаэла оказалась жертвой человека, жаждавшего мести. Каким-то образом, падая, она умудрилась увлечь его за собой: вот почему Барнаби так и не удалось восторжествовать. Ладонь Люсьена замерла рядом с безвольно упавшей рукой Микаэлы. Он боялся прикоснуться к ней, боялся, что не ощутит даже слабого биения пульса. Тогда все будет кончено, умрет последняя надежда. Набрав в грудь побольше воздуха, Люсьен заставил себя наклониться и просунуть руку между спиной Микаэлы и поверхностью камня. Вэнс тут же поспешил ему на помощь. Голова несчастной упала на обнаженную грудь Люсьена, и он почувствовал, как по ней потекла струйка крови. Это было непереносимое ощущение — словно сама жизнь, капля за каплей, оставляла Микаэлу. Вэнс взял ее за запястье и на некоторое время замер. — По-моему, жива! — воскликнул он. — Пульс едва прощупывается, но все же… — Господи, да ведь она умрет, пока мы втащим ее наверх! — простонал Люсьен, показывая Вэнсу рану. Затылок его жены окрасился кровью. Вэнс молча вскарабкался на ближний выступ и вытянул руки, чтобы принять Микаэлу. Подъем был мучительно труден, друзья то и дело останавливались, чтобы перевести дыхание. В конце концов они добрались до вершины, и Люсьен послал Вэнса вперед предупредить доктора Торли, что понадобится его помощь, а затем пустил жеребца медленным шагом. Касаясь губами лба Микаэлы, он мечтал о том, чтобы сбылась глупая сказка о принце, поцелуй которого вырывает красавицу из смертельного забытья. Разумеется, Микаэла ничего не слышала, но все равно он всю дорогу говорил ей что-то, будучи твердо уверен, что это не позволит ей умереть — она ведь привыкла последнее слово оставлять за собой. — Не верь ни единому моему слову, дорогая, — шептал Люсьен, прижимаясь губами к ее восковой щеке. — Просто Вэнс тогда разозлил меня: ты же знаешь, каким невыносимым он может быть. — Микаэла не откликалась, но Люсьен продолжал говорить: — Хочешь знать правду? Когда я увидел тебя рядом с дедом в этом платье, которое слишком многое открывает, то едва голову не потерял. И где ты его раздобыла? И почему не накинула что-нибудь? Думаешь, мне приятно смотреть, как мужчины глазеют на тебя? Как бы не так! А тут еще Брэдфорд Клодфелтер напевал тебе что-то на ухо. Конечно, я понимаю, какое ты на него произвела впечатление, но все же… Люсьен наклонился над лукой седла и ощутил щекой слабое дыхание. Слава Богу, жива, а ведь они уже полпути до дома проехали! — Знаю, ревность в наш договор не входила, но… Видишь ли, ты мне небезразлична. Правда состоит в том, что придумал я это перемирие вовсе не затем, чтобы манипулировать тобой, — просто хотелось, чтобы ты изменила свое отношение ко мне. По-моему, тебе тоже этого хотелось, мы шли навстречу друг другу… До этого проклятого разговора с Вэнсом. Внезапно перед внутренним взором Люсьена предстал образ Микаэлы, бросающей ему гневные упреки, и сердце его заныло. О Господи, чего бы он только не дал, чтобы не было этой сцены, толкнувшей ее в ночь, навстречу беде! — Теперь все позади, — прижимаясь губами к ее лбу, снова заговорил он. — Клянусь, как только ты встанешь на ноги, мы начнем все с начала. Обещаю больше никогда не делать тебе больно… — Люсьен? Голос Взнса вывел его из печального раздумья. Оказывается, они были уже у самого дома и их окружали встревоженные гости. — Доктор Торли готов осмотреть твою жену. Пошли. Увидев, что Люсьеи, как испуганный ребенок, льнущий к единственной оставшейся у него в этом пошатнувшемся мире опоре, упрямо прижимает к себе Микаэлу, Вэнс сочувственно улыбнулся: — Не бойся, у меня руки такие же крепкие, как у тебя. Давай ее сюда. Не отрывая взгляда от Микаэлы, словно видел ее в последний раз, Люсьен передал обмякшее тело Вэнсу. — Только говори с ней, Вэнс, не умолкай ни на секунду, — настойчиво попросил он. Едва Вэнс уложил Микаэлу в постель, как доктор Торли знаком велел всем удалиться, но Люсьен встал у самой двери и отказывался отступить даже на шаг, пока Торли не заставил Вэнса увести его силой. Люсьен двигался по коридору, словно жертва, которую ведут на заклание, и когда Вэнс довел его до кабинета, он сразу налил два бокала бренди; но руки Люсьена слишком дрожали, и его бокал упал на пол, разлетевшись тысячей стеклянных брызг. Из груди несчастного вырвался горестный вопль, заставивший Вэнса поежиться. — Знаешь, что она сказала мне на прощание? — прошептал Люсьен. — И что же? — «Я буду ненавидеть тебя до самой смерти». — Голос Люсьена оборвался, а голова упала на грудь, как якорь, опускающийся в бездонную глубь океана. Слезы хлынули у него из глаз, и, сев в кресло, он слепо уставился в стену. — «…буду ненавидеть… до самой смерти». Так началась самая длинная в жизни Люсьена ночь. Ощущение вины и раскаяния жгло его, как жгут конский круп безжалостные удары хлыста. Сердце его разрывалось от боли. Он не хотел терять зеленоглазую прелестницу, которая сделалась его мученическим крестом, не хотел, чтобы она сходила в могилу со словами проклятия. Люсьен молился, чтобы Всевышний простил его за причиненную Микаэле боль, потому что знал — сама она его не простит, и винить ее за это нельзя: он разрушил что-то необыкновенно хрупкое, что уже никогда нельзя будет склеить.Глава 13
После того как слух о беде, приключившейся с Микаэлой, подобно лесному пожару, распространился по плантации, жизнь на ней словно замерла: умолк смех, затихли оживленные голоса. Адриан, не выдержав ужасной новости, слег, и у доктора Торли оказалось на руках уже два пациента. Люсьен не находил себе места. Мысль о том, что он может потерять сразу всех близких, сводила его с ума. Только сейчас Люсьен понял, как жилось Адриану в эти последние пять лет. Без родных нет связи ни с прошлым, ни с будущим. Все угрозы и интриги старика были направлены на то, чтобы восстановить семью. Теперь ему самому безумно хотелось того же — все, что угодно, лишь бы положить конец вражде. При виде доктора Торли, спустившегося вниз, Люсьен резко вскинул голову, но тот, лишь мрачно нахмурившись, пробормотал: — Состояние критическое. Только время покажет, удастся ли сохранить ей жизнь. — Затем, немного помолчав, он сообщил, что Адриан — орешек крепкий и, судя по всему, через несколько дней встанет на ноги. Здоровье Микаэлы волнует старика больше, чем собственное, а необходимость заботиться о ней поддерживает его дух.* * *
Микаэла долго не приходила в сознание, и все это время Люсьен не отходил от ее постели. Ему невыносимо была видеть эту жизнерадостную женщину, всегда оживлявшую все вокруг себя, неподвижно лежащей на белых простынях. Бессильно опавшие, словно хрупкие крылья бабочки, густые ресницы оттеняли белизну ее щек, на голове белела похожая на тюрбан повязка. Она выглядела такой слабой и беззащитной, что Люсьен с трудом удерживался от того, чтобы не разрыдаться. — Люсьен, что делать с кораблями? — Хрипловатый голос Вэнса отвлек его от печальных раздумий. — Завтра мы должны отплывать в Саванну… — Принимай командование на себя, — Люсьен снова повернулся к Микаэле. — Пусть мой корабль поведет Луи Бичем, а ты пойдешь первым. Проследи на складах, чтобы погрузили все до последнего ящика. —Что-нибудь еще? — Еще? — Люсьен печально посмотрел на Вэнса. — Молись, чтобы все обошлось. — Хорошо, я буду молиться. — Вэнс на цыпочках вышел и осторожно прикрыл за собой дверь. Люсьен посмотрел в окно. На небе собирались плотные облака. — Видишь, милая? — обратился он к Микаэле. — Ты больна — и солнце ушло. Долго еще ты собираешься лежать здесь, пока нас всех носит без руля и без ветрил? Почему бы тебе не подумать хоть немного о тех, кого ты поддерживаешь силой своего характера и духа… Заметив слабое трепетание ресниц, Люсьен дотронулся до пальцев Микаэлы и ободряюще пожал их. — Возвращайся, прекрасная принцесса. Верные слуги ждут тебя. Ты нужна нам, как солнце. Все это, конечно, было глупостью, но Люсьен не удержался и слегка прикоснулся к нежным, как роса, губам жены. К его изумлению и восторгу, ресницы Микаэлы затрепетали вновь, и на него взглянули подернутые дымкой зеленые глаза. Люсьен не удержался от торжествующего восклицания: — О Господи, родная, ты снова со мной! Не уходи. Я сейчас. — Он бросился к двери, чтобы сообщить врачу и всему свету, что к Микаэле наконец вернулось сознание. Вэнс, еще не успевший выйти из дома, тут же оказался у ее ложа.* * *
Микаэла облизнула пересохшие губы и вгляделась в покачивающиеся над ней лица: — Где я? Доктор Торли присел на край кровати, Люсьен устроился напротив. — Ты у себя в спальне, дорогая, на плантации. Она с трудом перевела дух, стараясь не двигаться, пока врач внимательно всматривался в ее зрачки. — А теперь следующий вопрос: кто я? Все с удивлением посмотрели на нее. Микаэла попыталась устроиться поудобнее, но это ей не удалось; не в силах пошевелиться, она непонимающим взглядом обводила комнату, в которой столпилось так много незнакомых людей. В висках страшно стучало, а небо пересохло так, что, казалось, выпив океан, она все равно не утолила бы жажду. — Нельзя ли стакан воды, мистер… — обратилась она к привлекательному мужчине с ярко-голубыми глазами и щетиной, которой несколько дней не касалась бритва. — Сафер. — Люсьен обеспокоенно поднял брови. — Я твой муж, Микаэла. Неужели ты не помнишь меня? — Микаэла? — с трудом повторила она. — А вы мой муж? Но как это может быть? Я ведь не знаю вас! — Она попыталась приподняться на локтях, чтобы получше разглядеть человека, сделавшего это странное заявление, но доктор Торли мягко удержан ее: — Спокойно, милая. У вас была тяжелая травма. Сейчас вам принесут воды, но обещайте, что не тронетесь с места, пока мы не вернемся. Видя, что за доктором и Люсьеном потянулись к двери все остальные, Микаэла нахмурилась: — Сколько народу нужно, чтобы принести стакан воды? Люсьен на ходу обернулся: — Не волнуйся, дорогая, мы будем здесь через минуту и дадим тебе столько воды, сколько ты сможешь выпить. Закрыв за собой дверь, доктор Торли произнес: — Похоже, у нее амнезия: оно и неудивительно — удар был слишком силен. Но не исключена и эмоциональная травма. Только сама Микаэла знает, что произошло перед тем, как она с Барнаби Харпстером рухнула вниз, на камни. — И когда же к ней вернется память? — нетерпеливо спросил Люсьен. Торли неопределеннопожал плечами: — Может, через несколько дней, недель, а может, и никогда — в случаях, подобных этому, сколько-нибудь обоснованный прогноз сделать невозможно. Знакомые лица и знакомая обстановка способствуют частичному возвращению памяти, но я бы остерегся показывать ей этот утес, пока она не оправится и не привыкнет ко всем нам. Тут главное — терпение, — поучительно закончил доктор. — Микаэле и без того трудно воспринимать все, что вы ей говорите, коль скоро она не помнит, кто она и что с ней стряслось. — Эй, есть кто-нибудь поблизости? Если мне принесут хоть немного воды, по гроб жизни буду благодарна. Люсьен, схватив графин, кинулся назад в спальню и сразу заметил, что больная, пренебрегая указаниями доктора, откинулась к изголовью и внимательно изучает повязки на руках. Он был готов улыбнуться — в Микаэле проявлялся тот же решительный характер, что отличал ее до падения со скалы.* * *
Стоя у двери кабинета, Люсьен наблюдал за Микаэлой, которая пробиралась на цыпочках по опустевшему коридору — ей явно хотелось выскользнуть незамеченной, не привлекая внимания многочисленных слуг, стороживших в эти дни каждый ее шаг. С того момента как к ней вернулось сознание, она постоянно умоляла, чтобы ей разрешили расстаться с ненавистной постелью. Люсьен дважды переносил ее вниз, на крыльцо, чтобы Микаэла могла подышать свежим воздухом, но советам доктора насчет того, что его жене нужен покой, следовал неукоснительно, хотя сама она не раз повторяла, что вполне здорова. — Куда-нибудь собралась, малышка? — Люсьен выступил из тени в тот самый момент, когда Микаэла взялась за ручку входной двери. Услышав за спиной его голос, Микаэла замерла. Хотя Люсьен упорно твердил, что он ее муж, и все вокруг, кого бы она ни спрашивала, подтверждали это, она никак не могла вспомнить этого удивительно симпатичного мужчину. Да, ее к нему неудержимо влечет, да, он чертовски красив, и все равно это всего лишь незнакомец в кругу других окружающих ее незнакомцев. — Право же, мне необходимо глотнуть хоть немного свежего воздуха, — решительно заявила она, опасаясь, что Люсьен воспротивится ее желанию. — Как скажешь, дорогая, но тебе придется потерпеть мое общество: мне вовсе не хочется, чтобы ты заблудилась. Люсьен просто не мог не нравиться: из всех, кто сделался в последнее время добровольным опекуном Микаэлы, он один хоть немного позволял ей поступать по-своему. Отчего Микаэла ощущала такую внутреннюю потребность в свободе, она и сама не взялась бы сказать, но факт оставался фактом: ей становилось не по себе, когда на нее пытались оказать давление. — Подожди, сейчас принесу что-нибудь надеть. — Люсьен принес ей шерстяной платок. — На улице свежо — как бы тебе снова не оказаться в кровати. Он накинул на ее плечи платок, и Микаэла улыбнулась оттого, что мягкое прикосновение его ладоней возбудило смутное воспоминание. — Должно быть, ты находишь меня несносной. — Она с любопытством посмотрела на Люсьена. — Я всегда была такой или это домашний арест сделал меня чересчур свободолюбивой? Люсьен коснулся губами щеки Микаэлы. — Ты всегда отличалась неукротимым нравом и упрямым стремлением к независимости, — с улыбкой сказал он. — Женитьба была для меня нелегким испытанием, мне все время приходилось приглядывать за тобой. — И давно мы женаты? — осведомилась Микаэла, с удовольствием вдыхая прохладный осенний воздух. — Почти месяц. — Мы были счастливы? — Она внимательно посмотрела на Люсьена. При виде славного личика, на котором читалось простодушное любопытство, у Люсьена защемило в груди. Отношения, связывавшие их, были, мягко говоря, странными, но если Микаэла ничего не помнит, то углубляться в эту тему определенно не стоило, тем более что теперь у него появился шанс начать все с начала и сделать это гораздо удачнее, чем прежде. Люсьен поклялся себе, что так оно и будет, лишь бы Микаэла выдержала выпавшее на ее долю страшное испытание. Право, если вспомнить все то, через что ей пришлось пройти, она заслуживала лучшего. — Да, дорогая, мы были необыкновенно счастливы, — не моргнув глазом сказал он. Пусть не в его силах было изменить прошлое, но будущее оставалось в его руках. Видит Бог, он щедро расплатится с ней за всю ту боль, что причинил ей. Люсьен отправился за экипажем, а Микаэла смотрела ему вслед, любуясь мужественной грацией его походки. В самом деле, почему бы ей не быть счастливой в браке с этим привлекательным мужчиной — он такой славный, чуткий и, кажется, по-настоящему к ней привязан. Наверняка и она его от души любила. Правда, по словам мужа, она немного своенравна, но его это как будто ничуть не смущает. К тому же без любви разве бы она вышла за него замуж? Вряд ли. Когда Люсьен вернулся, Микаэла сосредоточенно оглядывала особняк, великолепно ухоженные сады и свежевыкрашенные служебные постройки. — Скажи, кто присматривает за поместьем? Оно в отличном состоянии. Помогая Микаэле удобнее устроиться в экипаже, Люсьен усмехнулся: — С этим можешь поздравить себя — это ты организовала работу по приведению всего здесь в порядок. — Я? — изумилась Микаэла. — Ну да, — подтвердил Люсьен, усаживаясь рядом с ней. — Ты ведь здесь вовсе не работница, а хозяйка. Но если уж быть до конца точным, надо сказать, что ты размахивала кистью, как генерал, созывающий свое воинство под боевые знамена. У нее смутно мелькнуло какое-то воспоминание — кажется, это было ощерившееся в злобной усмешке лицо; но не успела она его толком разглядеть, как видение исчезло. Сдвинув брови, Микаэла тревожно взглянула на своего спутника. — Мне показалось, я кого-то вспомнила, но этот образ мгновенно улетучился. До чего противно от других узнавать, кто я и что и как все происходило! Люсьен обнял жену и бережно погладил ее по плечу. — Все станет на свои места, дорогая, дай только срок. А теперь — чего бы ты хотела в данную минуту? Поедем на рисовые или индиговые поля или погуляем по лугу? А может, хочешь пострелять из лука? — Я разве умею обращаться с луком и стрелами? — Микаэла удивленно посмотрела на него. — Не сказал бы: у меня прежде не было времени заняться с тобой этим, но почему бы не восполнить пробел? Такое развлечение не требует больших физических усилий, да и на воздухе можно чаще бывать. Микаэла выпрямилась и некоторое время молчала. Затем она медленно произнесла: — Люсьен, отвези меня лучше на то место, где случилась беда. Если мне удастся хоть что-нибудь вспомнить, это уже принесет мне облегчение. Кляня себя за то, что оставил выбор за Микаэлой, Люсьен направил лошадей по раскисшей от грязи дороге. После того как произошло несчастье, он ни в чем не отказывал Микаэле, сам с собой заключив договор, по которому должен был оплатить все издержки, понесенные ею за время знакомства с ним. Быть может, в конце концов она вспомнит больше, чем ему бы хотелось, и их мирное сосуществование таким образом закончится, но, как бы то ни было, он ее должник. Если бы не произнесенные им жестокие слова, Микаэла не бросилась бы в ночь, где ее поджидал коварный негодяй. По дороге Микаэла изо всех сил старалась связать воедино обрывки воспоминаний. Когда они добрались до поворота, она вцепилась в рукав мужа, заставив его остановить лошадей. На какой-то миг у нее возникло ощущение полета — должно быть, это чувство пробудило что-то присутствовавшее в окружающей обстановке. — Во время самого первого нашего урока ты свалилась с лошади и упала в воду, — напомнил Люсьен и, приподняв Микаэле подбородок, заставил посмотреть себе в глаза. — А после, когда я пробрался через кусты, в страхе, что ты поранилась, мы здесь же, на берегу, занялись любовью. Помнишь? Микаэла густо покраснела и отодвинулась от Люсьена. До сих пор он не настаивал на своих правах, поставив себе кровать в гостиной рядом с ее спальней. Понимая, что это несправедливо по отношению к нему, Микаэла все же пока избегала интимной близости — она просто не могла заставить себя признать мужем человека, который по-прежнему оставался в ее глазах незнакомцем. — Ну да, конечно, это было приятно… Любовь… — Она откашлялась и посмотрела куда-то вперед. Люсьен хмыкнул. Забавно было наблюдать, как Микаэла, словно ребенок, открывала для себя новый мир, притворяясь при этом, будто жизнь, затерявшаяся в глубинах памяти, ей знакома. Ну а сам он теперь, когда все размолвки и раздоры остались позади, учился наслаждаться жизнью и тем, что ему выпала еще одна возможность обрести счастье. — Я сказала что-нибудь смешное? — удивленно спросила Микаэла. — «Приятно… Любовь…» — передразнил он. — Если бы ты хоть что-нибудь помнила, я, пожалуй, обиделся бы. «Приятно» — это слишком скромное определение того, что мы пережили. Микаэла еще сильнее залилась краской и искоса посмотрела на своего спутника: — Давай продолжим урок, ладно? Мне так хочется вспомнить все, что потеряла моя память. Люсьену только того и надо было: пусть она вспомнит каждый божественный миг любви, а печальный инцидент, который привел ко всем этим жутким последствиям и превратил ее жизнь в ад, поскорее забудется. Он натянул вожжи, и лошади остановились у мыса. Не успел Люсьен протянуть Микаэле руку, как она сама соскочила на землю и двинулась к утесу. Остановившись на самом краю, она молча взывала к прошлому, которое должно было открыть перед ней свою бездну. Внизу виднелись валуны с зазубренными краями, и ей вдруг показалось, что она летит в бездонную пустоту. Микаэла в ужасе оглянулась — Люсьен стоял в нескольких шагах от нее. Вцепившись в него, как тонущая кошка в проплывающее мимо бревно, она боролась за свое сознание, пока прошлое разворачивало свой печальный свиток. Люсьен крепко прижал к себе жену и сразу почувствовал, что она дрожит: по-видимому, страшная ночь все еще не стерлась из ее памяти. — Все это не имеет теперь никакого значения. — Люсьен еще крепче обнял Микаэлу. — Пусть прошлое остается прошлым. Главное — ты жива и снова со мной. Ощущая, как прижимаются к ней чувственные губы и с поцелуем уходят в туманную дымку все неприятные видения, Микаэла отдалась иному чувству. Люсьен целовал ее с привычной страстностью, из чего следовало, что это занятие ему знакомо и что некогда оно ей нравилось. Словно нехотя она откликнулась на поцелуй, и сразу огонь желания заполнил все ее существо. Да, наверное, она и впрямь любила его, любила глубоко и безоглядно, коль скоро Люсьену удалось так быстро зажечь ее. Минула бесконечность, перед тем как Люсьен нашел в себе силы остановить это сладостное искушение; но, отстранившись, он тут же утонул в туманных глубинах ее глаз. Она смотрела на него так доверчиво, с таким обожанием, что у него замерло сердце. — Пожалуй, нам пора возвращаться домой. — Он улыбнулся. Микаэла все еще не могла прийти в себя после его поцелуя. Ладони ее скользнули по буграм мышц на его груди, потом сомкнулись на шее, и она снова притянула его к своим призывно раскрытым губам. — А по-моему, стоит продолжить, чтобы я скорее могла вспомнить забытое. Почувствовав, как она прижимается к нему, Люсьен вздрогнул: Боже, до чего же соблазнительной умела быть эта женщина, когда забывала о том, что ей со всеми надо бороться! — Дорогая, это занятие я готов продолжать всегда и везде. Тебе решать, когда ты сочтешь себя готовой к тому… — Он лукаво подмигнул ей: — Ну, словом, сама понимаешь, о чем я. — Люсьен неохотно отстранился и повел жену к экипажу. — Тем не менее сейчас нам все же лучше вернуться домой, а то ты можешь простудиться. — Ты такой заботливый, Люсьен, — негромко проговорила Микаэла. — Спасибо, что предоставил мне право выбора. Устроившись на сиденье экипажа, Микаэла задумчиво посмотрела на утес: — Что же все-таки произошло в ту ночь? Я спрашивала Адриана, но он побелел как мел, так что мне даже страшно стало. Слуги тоже ничего не хотят говорить, и ты единственный, на чью откровенность я могу рассчитывать. Откровенность? Уж чего-чего, а откровенности в отношениях с Микаэлой Люсьен допустить никак не мог: он говорил ей только то, что хотел восстановить в ее памяти, тщательно избегая подробностей, способных разбередить ей душу. Теперь ее доверие требовало хотя бы немного приоткрыть перед ней правду. — Ты поехала верхом в одиночку, и не знаю уж почему, но остановилась именно здесь. Рядом оказался мужчина… — Поймав настороженный взгляд Микаэлы, Люсьен сделал паузу. — Возможно, он давно следовал за тобой. — Но зачем? — Видишь ли, скорее всего он задумал что-то недоброе. Могу лишь предполагать, что он столкнул тебя с этой скалы, но ты каким-то образом сумела увлечь его за собой, потому что на камнях вы лежали рядом. — И как звали этого человека? — прошептала Микаэла, глядя вдаль. — Барнаби Харпстер. Она медленно кивнула: — Будто в тумане передо мной все время маячит странное лицо, и от этого у меня по коже мурашки бегут. Теперь я даже рада, что ничего не запомнила. Микаэла просунула руку Люсьену под локоть и прижалась к нему. — Мне повезло, что ты у меня есть, Люсьен: с тобой мне легче. Выйдя за тебя, я сделала правильный выбор. Люсьен молчал. Ему было не по себе от чувства вины и стыда. Наверное, ему суждено гореть в аду за то, что он лгал ей, за то, что поместил ее в этот искусственный кокон блаженного неведения. Но как бы там ни было, он просто должен был скрыть от Микаэлы истинную причину, толкнувшую ее одну в ночь.* * *
Когда они подъехали к дому, у подъезда их ожидала целая толпа. — С ней все в порядке? — первым нетерпеливо спросил Адриан. Люсьен с удивлением смотрел на обеспокоенные лица: кажется, Микаэла произвела неотразимое впечатление на Адриана и всех остальных домочадцев, если десятиминутного отсутствия им хватило, чтобы среди них поднялся настоящий переполох. — Микаэла чувствует себя прекрасно, — обращаясь сразу ко всем, объявил он и услышал в ответ общий вздох. облегчения. — Тогда почему ты, черт возьми, никого не предупредил? — проворчал Адриан, устремив на Люсьена негодующий взгляд. — Мы тут чуть с ума не посходили. — Извините, наверное, это я виновата, — проговорила Микаэла, неловко вылезая из экипажа. Чейни тут же бросился, чтобы поддержать ее. Пока все вокруг суетились, наперебой предлагая свою помощь, Люсьен постарался успокоить деда. — Неужели нельзя быть хоть немного повнимательнее? — бушевал Адриан. — Ты что, хочешь, чтобы со мной случился еще один удар? Пять лет мы были в ссоре, но это еще не причина, чтобы отправить меня на тот свет! Люсьен обнял старика за плечи и повел его в дом. — Слушай, дед, не помню, успел ли я поблагодарить тебя за то, что ты подыскал мне такую чудесную жену? — Это ты меня благодаришь за Микаэлу? Меня? — Адриан чуть не споткнулся. — Извини, если заставил тебя поволноваться, — ответил Люсьен, — мы просто замучили Микаэлу своей опекой. Я дал ей возможность ненадолго сменить обстановку, но не подумал, какой переполох может вызвать ее отсутствие. Люсьен ожидал, что дед продолжит свои жалобы, но неожиданно Адриан довольно улыбнулся. Наконец-то этот сорванец понял, что от него требуется. Упрямства в нем, конечно, на десятерых хватит, и он, похоже, еще не вполне осознал, какое счастье ему привалило, но теперь ждать осталось недолго. Свою возлюбленную Элизабет Адриан потерял десять лет назад, но память о совместной счастливой жизни не оставляла его. Хорошо бы и Люсьену довелось прожить век в атмосфере любви и взаимной привязанности, испытать с Микаэлой то же, что прежде испытал Адриан с женой, когда они оба в поте лица трудились, превращая крохотную ферму в процветающую плантацию. Конечно, и у них случались стычки, и они, бывало, ссорились, но любовь всегда брала верх. Возможно, именно поэтому Адриан так привязался к Микаэле: она была наделена тем же неукротимым духом, что и Элизабет. После того как Микаэле удалось примирить Адриана с внуком, он окончательно поверил, что эта женщина способна исцелить раны Люсьена. Адриан дал себе слово предоставить Люсьену возможность справиться со всеми возникающими трудностями. самому, пусть даже он окажется в ситуации более чем деликатной; оставалось только надеяться и молиться, чтобы Люсьен нашел удобный момент и нужные слова. Адриан медленно побрел в гостиную — пора было дать отдых старым костям. Не хотел бы он сейчас оказаться на месте Люсьена! Найти эти самые слова и подходящий момент, Бог свидетель, будет нелегко!Глава 14
Уже две недели, день за днем, Микаэла проводила в обществе Люсьена, привыкая к нему и все больше влюбляясь — как, наверное, была влюблена, прежде чем память оставила ее. Нынче ночью, решила Микаэла, она окончательно станет его женой. Одернув нижнюю рубашку, она открыла дверь. Разглядев в залитой лунным светом комнате раскинувшуюся на кровати фигуру Люсьена, Микаэла почувствовала, как по всему ее телу пробежала дрожь. Внутренне она уже готовилась разделить близость, которая стерлась из памяти, хотела вновь испытать ее…Услышав, как открылась дверь, соединяющая его временное жилище со спальней Микаэлы, Люсьен приподнялся. В своей белой сорочке, вполне прозрачной для того, чтобы дать полную волю воображению, Микаэла покачивалась на пороге, подобно ангелу; ее золотистые волосы рассыпались по обнаженным плечам. Боязливо улыбаясь, она словно поплыла по комнате и остановилась прямо у его кровати. Люсьен боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть этот чудный призрак. Уже больше полутора месяцев он мечтал об этом моменте и теперь никак не мог поверить, что все происходит наяву, а не во сне. Последние ночи он почти не спал, сгорая от желания, и все равно терпеливо ждал в надежде, что Микаэла сама придет к нему. Теперь наконец желанный миг настал, и он едва мог поверить своему счастью. Когда Микаэла отстегнула бретельку сорочки, у Люсьена перехватило дыхание. Словно завороженный смотрел он, как скользит вниз, подчеркивая соблазнительные изгибы тела, открывая постепенно все совершенство женской фигуры, ткань ночной рубашки; и вот уже Микаэла мягко опустилась на кровать рядом с ним. Слов им не требовалось: все было сказано самим ее появлением. Микаэла была готова разделить забытую близость. Почувствовав губами прикосновение ее тонких пальцев, Люсьен вздрогнул, но все же сумел заставить себя лежать спокойно. Когда Микаэла скользнула под простыню и прижалась к нему, ему показалось, будто он умирает и поднимается на небо. Он и вообразить не мог, что одно прикосновение Микаэлы, готовой добровольно отдаться ему, может возбудить в нем такую бурю переживаний. — Люсьен, — ее негромкий голос обволакивал, как мягкий летний ветерок, — ну же, давай, покажи мне, как это было. Люсьен приподнялся на локте, но не отважился прикоснуться к ней из страха, что сила его желания напугает его возлюбленную, — он понимал, как трудно Микаэле перейти пропасть, все еще разделяющую их. Воздержание доводило его до безумия, но все равно Люсьен готов был ждать до тех пор, пока не убедится окончательно, что он ей действительно нужен. — Ты уверена? — хрипло прошептал он. — А иначе как бы я оказалась здесь? — негромко рассмеялась Микаэла. — Зато ты, кажется, не очень уверен. — Микаэла на мгновение замерла, вопросительно глядя на Люсьена. — Возможно, беда в том, что я никогда тебе по-настоящему не нравилась, и теперь ты из сострадания отказываешься признать это после всего, что со мной стряслось? — Отнюдь. — Люсьен положил ей голову на плечо. — Ты вышла замуж за нетерпеливого любовника, который держался подальше от тебя сколько мог. Мне так тебя не хватало, не хватало той волшебной искры, что пробегает между нами, когда я обнимаю тебя! Люсьен нежно поцеловал ее, и Микаэла погрузилась в охватившее ее ощущение безграничного восторга. Пусть прожитые прежде дни исчезают в туманной дали, достаточно того, что сейчас она принадлежит этому голубоглазому красавцу, чья уверенная улыбка врачует ее растревоженную душу и наполняет сердце неописуемой радостью. Люсьен принялся покрывать ее лицо жадными поцелуями. Микаэла тяжело задышала, а когда губы его скользнули вниз, устремляясь в ложбинку меж грудей, сердце ее затрепетало, как подстреленная птица. Люсьен положил ей ладонь на живот, потом стал передвигать ниже, ниже, и тело ее охватил всепожирающий огонь. Он слегка раздвинул ей бедра, скользнул пальцами в увлажнившееся лоно, и Микаэле почудилось, что они оказались на краю бездны. Ее охватило немыслимое блаженство. — Неужели так было всегда? — выдохнула она, страстно прижимаясь к Люсьену. — Всегда… — прошептал он. Микаэла вцепилась ему в плечи, и он легко, уверенно вошел в нее. Ей страстно хотелось вновь познать этого мужчину, испить его, проникнуть в самое его сердце, а еще хотелось, чтобы он испытал то же наслаждение, что и она, отдаваясь его страстной ласке. Ее любящие руки и ищущие губы исследовали каждый дюйм его сильного тела. На место образовавшейся пустоты приходила возрождающаяся память. Микаэла инстинктивно приникала к тем местам, где это сулило Люсьену наибольшее наслаждение. Она заводила его, вновь и вновь возобновляя любовную игру, вспоминая его губами и ладонями, доводя Люсьена до сладостного изнеможения; она насыщала его страсть, пробуждала чувственность, и ему становилось все труднее и труднее сдерживаться. Вот губы ее прикоснулись к напрягшейся затвердевшей плоти, заставив его задрожать всем телом, застонать от сладкой мучительной боли. Не переставая поглаживать все его тело, Микаэла осторожно сомкнула губы и принялась мягко проводить кончиком языка по трепещущей плоти. Люсьен задрожал еще сильнее и стиснул зубы в последней безнадежной попытке удержать взрыв, но было уже поздно — вырвавшаяся на волю густая струя стала красноречивым свидетельством его утоленного желания. Громко застонав, он отстранился от Микаэлы и приподнялся на локтях. — Если ты не можешь вспомнить былого рая, обещай по крайней мере, что не забудешь этой ночи, ибо ты — мои небеса и мой ангел. Люби меня, Мики, и пусть в этой ночи растворится время со всеми его бедами. Они снова слились в одно целое, и Микаэла отвечала на его ласку лаской, столь же страстной и неудержимой. Она льнула к нему, как ко второй, потерянной половине своей души, то взмывая вместе с ним на гребень волны, то низвергаясь вниз, и, следуя за ним, как завороженная повторяла его имя. Потом, когда схлынул первый могучий порыв страсти, Микаэла, поглаживая его спину и бедра, соблазнительно прижимаясь к его груди, прошептала: — Кто я, мне объяснили, но откуда взялась — об этом ни слова не сказали. А мне так хотелось бы вернуться туда вместе с тобой. Люсьен удивленно приподнял брови: — Прямо сейчас? — Когда у женщины нет прошлого, она тянется к настоящему… и к будущему. — О Господи, мне и пошевелиться-то трудно, не то что повторить представление, отобравшее у меня все силы! Похоже, кое-что касающееся мужчин ты, моя требовательная женушка, изрядно подзабыла. — Кое-что? — Ну, например, то, что мужчинам после такого напряжения надо хоть немного отдохнуть, — все еще задыхаясь, сказал Люсьен. — А мне показалось, ты называл себя самым нетерпеливым и самым неутомимым любовником на свете. — Микаэла положила ладони на бедра Люсьена и, слегка раздвинув их, принялась ласкать его естество. Люсьен почувствовал, как в нем снова разгорается желание, и недоверчиво покачал головой. Только что ему казалось, что у него не хватит сил даже на то, чтобы просто пошевелиться, и вот уже он скова весь в огне. — Так ты что-то сказал? — словно ласкающаяся кошка, проурчала Микаэла. — Забудь эти слова, любимая, — улыбнулся Люсьен. — Ты только что доказала, что я ошибался. — Это не я, а любовь творит чудеса. — Микаэла подставила ему губы для поцелуя. — Я люблю тебя, Люсьен, иначе зачем бы я пришла к тебе? Едва до Люсьена дошел смысл этих слов, как он тут же снова заключил ее в объятия и они занялись любовью так, будто не было в этой жизни ни вчера, ни завтра — один только этот потрясающий бесконечный миг. Даже если Микаэла когда-нибудь припомнит, что только ненависть к нему погнала ее в ночь навстречу беде, ей уже не стереть из памяти восторг этой ночи, думал Люсьен в перерывах между слияниями и жаркими объятиями. Раньше или позже ему придется рассказать всю правду, но не сейчас, в миг обретения счастья им и этой женщиной.
Последние комментарии
6 часов 49 минут назад
7 часов 7 минут назад
7 часов 16 минут назад
7 часов 17 минут назад
7 часов 20 минут назад
7 часов 38 минут назад