Каникулы главы ДК (СИ) [Oxiko Namikaze] (fb2) читать онлайн

========== 1. ==========

Будильник прозвенел ровно в шесть утра, вырывая Саваду из мира снов. Парень кое-как разлепил глаза и, устало пошарив рукой по тумбочке, выключил это легальное устройство пыток. Занятия в школе начинались только через три часа, и, кажется, можно было поспать ещё немного, но Тсунаёши прекрасно знал, что ничем хорошим для него это не кончится. Неудачи и различные казусы преследовали его с самого детства, и к пятнадцати годам парнишка смирился: если Судьбою написано до конца дней оставаться ходячей катастрофой — ничего он не сможет сделать. И тут даже Реборн не поможет. Впрочем, его садист-репетитор тоже понял эту печальную истину и издевался над будущим Дечимо уже не так сильно.

Савада лениво потянулся на кровати и, прикрыв зевок ладонью, поднялся на ноги. Привычным жестом застелил кровать и отдёрнул занавески на окнах, благодаря чему в комнате сразу стало светлее. Стояла первая неделя мая, а значит до конца триместра оставалось ещё около трёх месяцев — мысли про школу с самого утра вызвали у парня лёгкую дрожь, но он поспешил вытрясти дурные предчувствия из головы. У него было задание посложнее, чем уже сейчас начинать подготовку к экзаменам: прийти вовремя и не быть избитым до смерти, например. Образ грозного главы Дисциплинарного Комитета, который, плюс ко всему, являлся его хранителем облака, заставил Саваду подскочить и рвануть в душ — время на месте не стояло.

Сполоснуться, почистить зубы, повоевать с волосами, но всё равно потерпеть поражение — привычный утренний ритуал занял у неуклюжего подростка сорок минут, а ведь ещё нужно было одеться, собрать школьную сумку и постараться успеть позавтракать. Наспех натянув штаны, Тсуна схватился было за рубашку, но…

— Ламбо, я же просил не трогать мою школьную форму! — Савада честно пытался не орать на весь дом каждое утро, но одно кучерявое и сверхнаглое существо каждый раз вынуждало его надрывать голос. Имя этому существу — Ламбо Бовино; пятилетний ребёнок без понятий о хорошем поведении, ставший его хранителем грозы лишь по одним Реборну ведомым обстоятельствам. Непослушный мальчишка изрезал белоснежную рубашку ножницами, и теперь школьник с ужасом взирал на дыры, гордо «красующиеся» на предмете гардероба. Если бы Бовино тронул только перед рубашки, беду можно было бы скрыть за жилетом, но ребёнок пошёл дальше и «бабочки» с «кружочками» виднелись даже на воротнике и рукавах. Хоть в узел скрутись, а не скроешь!

— Тсу-кун, что стряслось? — Нана заглянула в комнату сына и удивлённо ахнула, увидев рубашку, — Ой, это Ламбо-кун вчера играл. Но я ведь дала ему кусок ненужной ткани… Неужели ему не хватило? Тсу-кун, запасная рубашка ещё сохнет, тебе придётся надеть зимний вариант.

На слова матери Савада проныл что-то неразборчивое и с тоской посмотрел в окно. Столбик термометра уверенно держался на отметке в двадцать семь градусов, и перспектива просидеть пять часов в утеплённой рубашке с длинным рукавом напрягала. Да он же сварится! Лето в этом году выдалось на редкость жаркое даже для Токио: подобная погода начинается в июле–августе, а теперь уже в мае такая жара. Савада несколько опасался, что будет через два месяца, но его волнения вряд ли могли хоть как-то повлиять на решение Высших Сил. С самым подавленным видом паренёк вытащил из шкафа другую рубашку и протянул руки в рукава. Жарко. Распахнув окно настежь, подросток высунулся на улицу и блаженно прикрыл глаза, стоило лёгкому ветерку растрепать волосы.

— Никчёмный Тсуна, опять опоздаешь! — Реборн, как всегда, возник из ниоткуда и пнул ученика под рёбра. Савада охнул и опустился на корточки. — Если не поторопишься, Хибари забьёт тебя до смерти.

Репетитор злорадно ухмыльнулся и, как ни в чём не бывало, скрылся за дверью, оставляя Тсунаёши наедине со своей болью. С методами Реборна мог посоперничать только Хибари Кёя — он же глава ДК — но в отличие от Аркобалено, старшеклассник не находил удовольствия в чужой боли. Ему нравилось драться, но не более. Савада потёр рёбра и задрал майку: на теле начал наливаться небольшой синяк. Ещё всё вполне удачно обошлось: в прошлый раз Реборн пнул в спину, и будущий Босс мафии с позорным визгом вылетел из окна, угодив прямо в кустарник розы. Гокудера тогда, плача и причитая, долго вытаскивал из тела Савады застрявшие шипы растения.

— Тсу-кун, половина восьмого! Иди завтракать! — Голос Наны оторвал Саваду от неприятных воспоминаний, и парнишка вскочил на ноги. Его медлительность была причиной номер один, почему он вставал так рано.

Крикнув матери, что уже идёт, Тсуна подскочил к столу и принялся лихорадочно листать дневник, пытаясь сообразить, какие учебники и тетради ему понадобятся. К счастью, ничего сверх сложного в первый день недели не было — японский язык и литература, пение и физическая подготовка. Всего четыре урока, но после них был факультатив по математике, на который Савада записался ещё в начале триместра, но который ещё ни разу не посетил. И на то были свои причины: провести Киоко-чан домой, убежать от Хару, помирить Гокудеру с его кошкой Ури и заработать себе царапины на всё лицо, постараться выжить при встрече со злым Хибари… — однако его знания в области точных наук от всего этого не увеличивались, поэтому Савада твёрдо решил, что уж в этот раз он придёт на занятие к Хиватари-сенсею. Быстро собрав сумку, Тсунаёши посмотрел на своё отражение в зеркале и, поправив галстук, сбежал на первый этаж.

***

Кёя лениво расположился на крыше родной школы и так же лениво поглядывал на циферблат наручных часов. Стрелки расположились на числах восемь и одиннадцать, и до начала первого урока оставалось ещё пять минут. Рабочий день для главы ДК начался на удивление спокойно: опоздавших не наблюдалось, все были в форме и со школьными сумками; никто не ругался и не раскуривал сигареты. Даже его горе-босс и вечно сопровождающая его компания «травоядных» в этот раз пришли вовремя. Правда, Савада почему-то вырядился в зимнюю форму, но Хибари не стал цепляться: паренёк этот, несмотря на дремлющую в нём силу, был щуплым и болезненным. Может и замёрз в почти что тридцатиградусную жару — это главу Комитета Дисциплины не должно волновать. Хибари поморщился и немного ослабил галстук: жарко. Несмотря на то, что находился он на улице и в самой тени школьной крыши, палящие лучи солнца нагрели шифер так, что на нём можно было жарить яичницу.

Прозвеневший звонок известил, что уроки начались и все, кто по каким-либо причинам ещё не в классе, должны поторопиться. Кёя поднялся на ноги, обвёл внутренний двор суровым взглядом и, убедившись, что всё тихо и спокойно, пошёл к лестнице. В прошлом году он перешёл в старшие классы и теперь на дощечке в его кабинеты рисовались цифры «3-2». Через каких-то четыре дня ему исполнится семнадцать, а значит, время школьного безделья останется совсем немного: только два года. Включая этот. Хибари с толикой грусти закрыл за собой тяжёлую дверь и не спеша направился в кабинет физики — согласно расписанию, первый урок у них был именно по этому предмету.

С учебой у грозы школы всё было хорошо, а его врождённая грамотность и склонность к точным наукам делали жизнь юноши ещё проще. Благодаря своей должности главы ДК он мог иногда не посещать уроки, однако предпочитал не нарушать школьных правил и пользовался данной привилегией довольно редко. Да и запускать предметы ему не хотелось: статус отличника учёбы сам собой не продержится.

Учитель принялась объяснять новую тему сразу после его прихода в класс. Хибари привычно разместился на своём месте у окна и, изредка поглядывая на проплывающие облака, старался успевать конспектировать. Сосредоточиться на уроке удалось всего на двадцать минут — жара взяла своё. Даже с открытыми настежь окнами и включённым кондиционером в кабинете было слишком жарко. Кёя тоже устал, а из-за взмокшей рубашки и прилипшим ко лбу волосам настроение юноши опустилось до критической отметки. Рука сама собой потянулась к сумке, доставая бутылку питьевой воды.

— Простите, можно?

Учитель поспешно и радостно закивала и схватила со стола свою бутылку.

— Я тогда, пожалуй, тоже освежусь. — Остальные ученики заметно приободрились и также, опережая друг друга, полезли в свои сумки: раз сам Хибари-сан пал жертвой жары, значит и им можно попытаться не помереть от жажды. На пять счастливых минут в классе воцарилась возня и лёгкие перешёптывания. Глава ДК милостиво закрыл глаза на беспорядок, пока вливал в себя спасительную жидкость, однако стоило последней капле покинуть бутылку, как Кёя вновь вернул состояние «хищника всея Намимори». Лёгкий галдёж дружно стих и, несколько передохнувшие ученики были готовы продолжать занятие.

Урок пролетел не то чтобы быстро, но хотя бы не так затянуто как обычно. Следующим по расписанию была физическая культура, которую Хибари решил проигнорировать: настроения бегать и прыгать в такую погоду не было от слова совсем. Юноша решил посвятить освободившееся время документации ДК и с чувством удовлетворённости отправился в кабинет на последнем этаже. Их «база» была в теневом крыле средней Намимори, и это было чуть ли не единственное место, где можно было укрыться от палящих лучей. А ещё с окна кабинета отлично проглядывался внутренний двор. Кёя разложил отчёты и предложения по разные стороны от себя и принялся медленно, но скрупулезно вчитываться в написанное. Как глава Комитета Дисциплины, он не имел права пропустить что-нибудь важное или допустить ошибку в подписании того или иного документа.

Разбор бумажной волокиты занял почти всё время урока и так вымотал Кёю, что парень решил на несколько минут «опоздать» на алгебру. Новую тему он, как чувствовал, разобрал на выходных, поэтому можно было не бояться, что он пропустит что-то очень важное. Рассудив, что глоток свежего воздуха лишним не будет, Хибари оставил Кусакабе записку с поручением и покинул кабинет ДК.

Крыша была известна как «место отдыха того самого», поэтому шанс встретить кого-либо из учеников был почти нулевой. «Почти» — из-за Савады, который иногда заглядывал сюда дабы позвать Хибари на сбор Вонголы или приходил вместе с друзьями, надеясь отдохнуть в тишине на свежем воздухе. Кёя про эти посиделки знал и порой сталкивался со своей мафиозной Семьёй, но редко когда грозился откамикоросить. За полтора года, что ему пришлось выполнять роль одного из хранителей, Хибари научился игнорировать раздражающую болтовню этой компании и, если уж совсем честно, несколько привык к ним. Вечные вопли Реохея, беспричинный смех Ямамото, взрывной нрав Гокудеры и топовая неуклюжесть Савады стали частью его жизни и хранитель облака соврал бы, если бы сказал, что ему плевать на них. Пусть они не были друзьями, но и обычными «травоядными» он теперь не мог их назвать. Во всяком случае, в своих мыслях.

Надежды Кёи на пятнадцать минут дрёмы разбились приглушёнными голосами. Судя по тембру и манере речи, это явно были не Савада с компанией. Хибари тихо цыкнул и неслышно направился в сторону звука. В ноздри ударило табаком, и внутренний зверь главы ДК оскалился. Кто из этих самоубийц решил покурить на этот раз?!

— Кей-сенсей не будет на большой перемене, это я точно знаю: ей муж звонил, просил что-то ему передать.

— Тогда дождёмся, когда все смотаются в столовку и сфоткаем ответы. Главное, чтобы этого помешанного рядом не оказалось. Убьёт ненароком и не заметит.

— Да уж. И чем директор только думает, держа его в школе? Хорошо хоть, сегодня его нету…

— Кого нету? — Нервная система Хибари была в шаге от огромного взрыва, и глава ДК, плюнув на желание узнать всё в деталях, вышел из укрытия. Самоубийцами оказались двое первогодок, которые, узнав в Хибари грозу школы, побелели словно мел. Их руки и губы жалобно затряслись, и было от чего — они нарушили сразу четыре (!) школьных правила: раскурили сигареты, во время урока ушли на крышу, решили написать контрольную нечестным путём и, самое страшное, рискнули обсуждать Хибари Кёю — если коротко, им грозила страшная смерть. Ну или несколько переломов со смещением и долгий отдых в больнице. Может ещё и отчисление — жуликов тут не любили.

Трясясь о страха, первогодки решили действовать по проверенному и наилучшему плану: бежать. Заорав во всю глотку и тем самым несколько дезориентировав Хибари, мальчишки припустили наутёк. К их несчастью, невидимые оковы спали с тела главы ДК почти сразу, и юноша, рыкнув не хуже ягуара, бросился в погоню. Юные нарушители спустились с лестницы, прыгая через три ступени, и пулей понеслись по коридору (жить-то хочется). На их счастье или несчастье, шёл урок и учеников не было, что давало волю для разгона. Вот только точно такое же преимущество было и у разъярённого Хибари.

Несколько минут бега по коридорам школы и душераздирающего воя прекратились, когда мальчишки закрылись в туалете. Почему-то женском. Возможно они посчитали, что гордый глава ДК не захочет лезть в такое место, но, чем бы они не ориентировались, факт в том, что они сильно ошиблись. В состоянии довольно нервном и жаждущем справедливости, Кёя без труда снёс дверь с петель и, невзирая на оглушающий визг засевших в туалете парней, уверенно переступил порог.

— До совершеннолетия вы не доживёте.

***

Директор позвал к себе спустя полтора часа после отъезда неотложки, и, идя к нужному кабинету, Кёя догадывался, о чём будет речь. Один из наказанных им травоядных оказался сыном местной шишки. Хибари на статус его папочки было откровенно пофиг, чего нельзя было сказать о Минакото Тоуре. Судя по тому, что директор сам позвонил в кабинет ДК, он был довольно рассержен. Хибари постучал три раза для приличия и открыл дверь.

— Вызывали?

— Проходи. — Минакото просверлил главу ДК суровым взглядом, на который юноша никак не среагировал. Даже глаза не опустил в знак признания вины. Сесть Хибари не предложили, поэтому Кёя подошёл к столу директора и остался стоять, ожидая, когда мужчина начнёт свою речь. Тот не заставил себя ждать: — Тебе не кажется, что твои методы поддержания порядка в школе носят несколько радикальный характер?

— Неа, не кажется, — юноша понимал, что вопрос чисто риторический и надо бы молчать и слушать, но не удержался. Директор на его реплику метнул глазами молнии и крепче сжал ручку.

— А вот я иного мнения! На дворе двадцать первый век и ты в школе, а не в Древней Спарте, где шаг вправо, шаг влево — сброс со скалы! У нас адекватные и примерные ученики, ломать им рёбра или наносить другие увечья ради какой-то дисциплины — сверх дурости!

Глаз Кёи дёрнулся, и парень сжал зубы, грозясь сломать их. Значит, теперь директор так заговорил? Но ведь это именно он семь лет назад выделил Кёю из толпы обычных травоядных и назначил на пост главы Комитета Дисциплины — тогда ещё слабенького и не имеющего авторитета. Он сам разрешил использовать любые методы воздействия на учащихся, которые были не просто наглыми, а сверх наглыми! За время его правления ДК школа расцвела: успеваемость поднялась, улучшились результаты спортивных межшкольных состязаний, в среднюю Намимори хлынул поток девушек, которые раньше не особо хотели тут учиться, а самое главное — прекратились беспорядки. Их школа была признана лучшей в их районе, и всё это произошло только стараниями Хибари. Однако директор сей факт, видимо, успешно забыл.

— В каком месте они адекватные и примерные? — Перебил Тоуру Хибари, складывая руки на груди: — упорно пытаются курить, проносят в школу опасные предметы, порой вытворяют странные вещи, которые кроме как сдвигом по всем фазам не объяснишь, орут, словно их режут…

— ЭКСТРИ-И-ИМ! — Вопль хранителя солнца Вонголы прозвучал как подтверждение слов Хибари, на что директор издал нервный смешок, а Кёя ограничился тихим «Сасагава» сквозь зубы.

— Я могу ещё долго перечислять, но, по-вашему, это нормально? — Хибари приподнял бровь в вопросе, понимая, что загнал директора в угол. Минакото устало выдохнул и, сняв очки, протёр стёкла. Спорить с главой ДК было делом тяжёлым и выматывающим, но сдаваться мужчина не собирался. Не после всех тех угроз от местных властей, которые вылились ему на голову за проделки одного члена ДК.

— И всё равно, я не одобряю доведение учащихся до больничной койки. Ты избил сына мэра нашего города, что ты себе позволяешь?

— Я бы сделал это, будь он даже сыном самого императора: то, что он говорил и делал непростительно. И Вы упомянули только его, значит, по отношению к этому травоядному я должен был смиловаться, раз уж его папочка большая шишка, и наказать только второго? Я так не могу.

Лицо директора побагровело за считанные секунды, и мужчина с характерным звуком ударил руками по столу. Его подловили на слове и кто, какой-то сопляк! Пусть и очень сильный. Вернув очки на нос, он поднялся со своего места и решительно указал рукой на дверь:

— Если не угомонишься, я найду более вменяемого человека на пост главы ДК. Твои методы не только меня не устраивают, поговори со своими прихвостнями и узнаешь много нового. Я всё сказал!

Кёя посмотрел на Тоуру нечитаемым взглядом и, старательно сдерживая рвущиеся наружу язвительные фразы, прошествовал к двери. Последние слова мужчины посеяли сомненья в душе юноши, и ему захотелось быстрее проверить эту теорию. Комитет против его способов наказания нарушителей ни разу ничего не говорил, и он был уверен, что ребята единодушно поддерживают его, но чем чёрт не шутит. Хибари уже закрывал дверь, когда до чуткого слуха донеслись мысли директора вслух:

–Теперь понимаю, почему его родители его бросили…

В хлопок дверью Кёя вложил все силы и с той стороны послышалось осыпание штукатурки. Ярость затопила сознание. Эту тему нельзя было поднимать никому! Никому!

Изо всех сил сдерживая желание крушить и ломать всё вокруг, Хибари дошёл до родного кабинета. Члены ДК встретили главу встревоженными взглядами — всё-таки не каждый раз вокруг него была аура, словно он кого-то похоронил — и учтиво расступились, давая пройти ко столу. Взгляд Кёи зацепился за чашку чая, что минуту назад поставил на его стол Кусакабе, и юноша вцепился в неё мёртвой хваткой. Несмотря на жару за окном, горячий чай не только не «закипятил» его, но даже помог чуточку расслабиться. Кёя сделал глубокий медленный вдох и такой же выдох. Гневная пелена несколько спала с глаз, но внутри всё равно всё клокотало.

— Директор сказал, что вы все тоже недовольны моими методами. Это так? Только правду. Никого не убью. — На последнюю фразу Хибари сподвигли вмиг побелевшие лица подчинённых. На душе стало как-то пусто, ведь по напуганным в край глазам он уже всё понял. И всё же хотелось услышать, чтобы узнать наверняка. Кусакабе неловко откашлялся и, на всякий случай, сделал жест остальным разойтись. Реакцию друга детства даже он не мог предсказать.

— Лупить их способ действенный, без сомнений. Но в большинстве случаев можно и по-человечески договориться.

Вот и всё. Хотел правду — получи, распишись.

Кёя почувствовал, что его бедная нервная система, вытерпевшая за семь лет кучу всего, достигла своего апогея. Стены и барьеры самообладания, как и желание выглядеть невозмутимым в любой ситуации разрушились до основания, не выдержав цунами ярости. Пальцы сжали тонфа быстрее, чем он осознал, что достал их, и холодный металл обрушился на письменный стол. Дерево издало жалобный звук и раскололось в месте удара. Члены ДК в ужасе отпрянули и попятились к выходу: таким Хибари Кёю им видеть ещё не доводилось. Ярость не утихла, но желание разгромить свой кабинет пошло на спад.

Хибари сорвал с плеча пиджака алую повязку и швырнул на пол, примяв ботинком.

— Да пошли вы все! — Аккуратно закрыв за собой дверь, Кёя покинул кабинет ДК.

***

На душе было паршиво и хотелось напиться. Останавливала только собственная реакция на алкоголь: как-то раз ему довелось хлебнуть пятьдесят грамм саке и в тот день его потянуло на откровения и всякую ерунду. Свалиться дома в приступе истерики или пойти крушить город было не тем, чем он бы гордился утром, поэтому юноша стойко игнорировал нарастающее чувство ненависти ко всему и вся, с остервенением кромсая ножом редис. Почему-то безумно захотелось салата, и он не стал отказывать себе в удовольствии.

Мысли роились в голове, вызывая мигрень, но одно Кёя осознал точно: он покинул пост главы ДК. Теперь, когда агония поутихла, решение казалось поспешным и ошибочным, но мысль, что всё это время ему нагло врали пресекала любые размышления на тему «что, если». Редиска закончилась и Хибари ухватился за огурец. Нож рассёк воздух и яростно вонзился в несчастный овощ, разрезая даже специальную доску под ним.

— Чаоссу, Хибари! — Человека, которому принадлежал голос, Кёя узнал сразу. Только Реборн мог вот так бессовестно вламываться в его дом, требуя явиться на очередное собрание или прося «погонять» Саваду во время большой перемены. Однако в этот раз хранитель облака Вонголы решил проигнорировать присутствие Аркобалено, продолжая готовить ингредиенты для салата. Реборн, похоже, совсем не обиделся на поведение юноши. — Слышал, ты сорвался сегодня в школе… Не хочешь навестить Родину Алауди? Он всё-таки твой предок. Заодно и мысли в порядок приведёшь.

Хибари повернулся, чтобы сказать, что не нуждается в отдыхе, что до первого хранителя ему нет дела и с мыслями у него всё в порядке, когда Аркобалено привёл последний довод:

— Всё это за счёт Вонголы, разумеется.

— …Я подумаю.

Комментарий к 1.

Очень надеюсь на отзывы… (_ _)

========== 2. ==========

Очень прошу ответить на вопрос в самом конце главы! (_ _)

Решение далось нелегко и на его принятие у Кёи ушло полвечера. Сотни «за» и «против» приходили в тот момент, когда, казалось, итоговый ответ был уже найден, создавая в голове кашу из чувств и желаний. Всё это было жутко противоречиво: забивать на свои обязанности не позволяла гордость и привычка соблюдать дисциплину, но в то же время тело и измученный мозг требовали перерыва. Он устал. Устал жутко и, кажется, от всего и сразу. Или это длилось уже давно, а осознать помогло предложение Аркобалено?

Хибари поморщился и зажмурил глаза, на мгновение отрываясь от упаковки чемодана. Если бы не обида на школу, директора и ДК, которая в итоге победила чувство ответственности, он бы, наверное, никогда не узнал, что у него столько вещей. Нет, шкаф не ломился, но Кёя уже третий час сидел на полу у распахнутого чемодана, пытаясь решить, что лучше взять с собой в поездку.

Вчера ближе к ночи он написал Реборну СМС о согласии, и Аркобалено почти сразу перезвонил ему и сообщил, что самолет «Токио-Париж» улетает в полдень и ему нужно быть в аэропорту около одиннадцати утра. Ещё мужчина посоветовал ему «хорошо вооружиться одеждой, так как погода в мае во Франции весьма капризная» из чего Хибари сделал справедливый вывод, что брать надо не только лёгкие майки и шорты, но и парочку тёплых вещей. Но, так как собираться в дорогу, когда глаза буквально слипались от усталости, было бессмысленно и жестоко по отношению к самому себе, Кёя решил встать пораньше и спокойно всё приготовить. Сделать это было проще: обязанности главы ДК привили ему привычку подниматься с рассветом.

Красный лёгкий свитер и джинсы заняли своё место на самом дне чемодана, и на них легло несколько лиловых и синих рубашек с длинным и коротким рукавом, пару шорт и бриджей светлых и тёмных тонов, сменное бельё, носки и сандалии в пакете. Подумав, юноша решил положить и кепку. А потом ещё и лёгкую серую кофту – мало ли – если станет достаточно тепло, её всегда можно было повязать на плечах или на бёдрах.

Выдохнув, Кёя с видом победителя застегнул молнию отдела одежды и принялся за укладку остальных, не менее важных вещей: зубной щётки и пасты, расчёски, флакона пены для бритья и самой бритвы, полотенец… Обычный дорожный чемодан обычного подростка. Никакого плаща главы ДК, никакой школьной формы, никакой алой повязки на рукав и прочих причиндалов, что могли выдать в нём Хибари Кёю – хотелось действительно отдохнуть. Единственное, с чем он не смог расстаться – это тонфа. Без излюбленного оружия под рукой у него возникало непонятное чувство обнажённости и беззащитности.

– Хибари, Хибари! – Хиберд сделал круг над головой хозяина и привычно зарылся в его волосы, словно поняв причину сборов и желая напомнить о своём существовании. Юноша мягко улыбнулся и поднял руку к голове. Кенар послушно перескочил на указательный палец и пытливо посмотрел на хозяина. Кёя осторожно коснулся взъёрошенных жёлтых пёрышек.

– Естественно, я тебя не оставлю. Также как и тебя, Ролл, – Хибари провёл ладонью по иголкам подползшего и уткнувшегося ему в колено ёжика.

Его животные были, наверное, самыми разумными представителями своего вида: и если с Роллом всё было понятно – он, как-никак, мощное оружие в виде миленькой зверюшки, то Хиберд действительно обладал далеко не птичьим интеллектом. Молодой кенар понимал значение фраз «я устал», «отстань», «пой», «лети домой (или ещё куда-нибудь, например в Кокуё-лэнд или к Саваде, если нужно)» своего хозяина и послушно выполнял эти команды, не забывая при этом радовать Хибари гимном Намимори и выполнять функцию сверхточного будильника. В ответ юноша предоставлял ему крышу над головой, вкусную еду и своё внимание и ласку.

Стрелки наручных часов незаметно приблизились к десяти утра, и Кёя, закончив сборы, поспешил проверить дом на закрытие окон, выключенных электроприборов, газа и воды. Он рассчитывал вернуться в Японию, в Намимори, и не желал по приезду увидеть пепелище или бассейн вместо дома. У ворот просигналило такси, и Хибари, обув кеды, вернув Ролла в коробочку Вонголы и взяв чемодан за ручку, вышел во двор. Хиберд сел хозяину на голову и, чирикая, наблюдал, как тот закрывал входную дверь.

Ключ упёрся, извещая, что замок надёжно заперт; юноша, открыл калитку и подошёл к машине. Водитель добродушно предложил помощь в погрузке чемодана в багажник и Кёя не стал возражать. Заняв место рядом с водителем, Хибари устремил взор на родительский дом и подумал, что внутри начинается лёгкое волнение: это будет его первая поездка за границу. Не то чтобы он рвался исследовать далёкие дали, но разумное любопытство было.

Таксист захлопнул багажник и вернулся в автомобиль, включая зажигание. Машина тронулась в направлении международного аэропорта «Нарита», где юного хранителя облака Вонголы должен был встретить Реборн, чтобы передать билеты и провести через пассажирский контроль: до совершеннолетия Хибари оставалось ещё три года и три дня*.

***

Случайно подслушанный разговор Кусакабе Тетсуи с директором вызвал у Савады ступор. Хибари покинул свой пост главы ДК и взял академический отпуск?! Тсунаёши пришлось раз десять хлопать в ладони и прислушиваться к доносившимся со двора звукам, чтобы убедиться в правильности своего слуха. Однако ничья речь не искажалась, и пришлось поверить, что со здоровьем всё хорошо. Но как такое было возможно, чтобы Хибари Кёя – тот самый Ака¹ Хибари, который любил школу до слепого обожания и жестоко расправлялся с нарушителями малейших правил – вдруг решил уйти в отставку и, более того, взять перерыв во время триместра?

Хранитель облака Вонголы был старше своего Босса на два года, и в следующем году должен был навсегда покинуть стены школы и пойти учиться в колледж или университет. Ему даже экзамены можно было не сдавать: отличник учёбы и президент школьного комитета дисциплины – таких брали, что называется, нарасхват любые ВУЗы страны. Но это при условии, что у старшеклассника не было пропусков учебного курса и его не снимали с должности. Тсуна схватился за щёки и отчаянно замотал головой: похоже, его хранитель сам принял решение о своей отставке, а значит, последнее условие ещё можно было оспорить, но вот его запрос об отпуске… Этого Савада понять не мог.

Хоть от Хибари Кёи будущий Дечимо и просто Тсуна редко получал что-то кроме синяков и обидных фраз, этот высокомерный выскочка, помешанный на дисциплине и драках стал по-своему дорог Саваде. Один из шести хранителей Вонголы, один из его верных союзников и друзей, на которых можно положиться – пусть глава ДК и заявлял о сугубо личных (порой до смеху глупых) причинах помощи «стаду травоядных», он никогда не предавал. В памяти Тсунаёши ещё свежи были воспоминания битв с Гаммой и Геншики, когда Хибари заявился на помощь в самый последний момент, придумав найнелепейшие отговорки типа нарушения тишины в Намимори и слишком густых бровей, запрещённых ДК. А ещё он помогал унести раненых Гокудеру с Такеши с поля боя.

«Что же произошло с Хибари-саном? – Растерянный и несколько напуганный известием, Савада дошёл до двери своего класса и, не замечая радостных восклицаний Гокудеры, прошёл на своё место. Хаято, почуяв неладное, тотчас оказался рядом. – Он бы никогда не бросил комитет и школу без очень веской на то причины».

– Джудайме, всё в порядке? Выглядите обеспокоенным.

– Даже не знаю… Я шёл на урок, когда услышал голоса Кусакабе-сана и директора, было похоже, что они о чём-то спорили. Я случайно подслушал, кажется, Хибари-сан подал в отставку и взял академический отпуск. – Несмотря на то, что рассказывал Тсуна с заметным волнением, лицо Хаято просияло: если всё действительно так, ему больше не придётся выслушивать лекции этого маньяка. Поняв, что его радости Босс не разделял, Гокудера призадумался. Ему хотелось поднять настроение Савады – их хранитель облака совершенно не стоил потраченных нервов Дечимо.

– Да ладно Вам, Джудайме, он просто помешанный псих, без него будет только лучше! Вспомните, сколько синяков этот урод Вам оставлял за опоздания. Он ведь останется хранителем: отменить церемонии наследования и признания невозможно, просто нам будет меньше головной боли. В буквальном смысле.

Почему-то вдохновляющая речь Гокудеры не произвела должного эффекта. Вообще было похоже, что Савада успешно пропустил слова своей Правой руки мимо ушей, полностью погрузившись в собственные мысли. Зато остальные учащиеся его класса явно не были столь глухи к возгласам итальянца. По партам пробежался шепоток, а потом двери в класс распахнулись и на пороге возник донельзя удивлённый Ямамото.

Такеши не улыбался во все тридцать два, как делал это обычно, и лицо его не выражало беззаботности. Вместо этого он выглядел каким-то сосредоточенным и задумчивым. Юноша подошёл к друзьям и открыл рот, чтобы что-то сказать, когда в их класс ураганом влетел Рёхей.

– Это экстремально неожиданно! Вы слышали, что Хибари ушёл из Комитета?! –Громогласный вопль Сасагавы вернул Тсунаёши на грешную землю, заставив подскочить на месте от неожиданности. К мощи голосовых связок старшего брата Киоко-чан будущий Дечимо давно привык, но в этот раз слишком уж погрузился в свои беспокойства. Причина такого поступка одного из хранителей не давала покоя. А ведь ещё вчера, после уезда неотложки из школьного двора интуиция завопила на все лады, призывая проверить состояние этого члена Семьи. Естественно, сама мысль, что с Хибари Кёей может что-то случиться казалось смешной и в высшей степени нелепой, поэтому Тсуна недовольно заглушил чувство тревоги и решил предаться учёбе. Как выяснилось, очень зря.

Гокудера, завидев нервную реакцию Босса на появление хранителя солнца, гневно шикнул на последнего и приложил палец к губам, намекая, что следует вести себя тише. Боксёр жестам друга никак не внял и продолжил вопить что-то про упавший метеорит и расположение планет в космосе. Сжалившись над нервными клетками одноклассника, Такеши решил пролить свет на ситуацию с Кёей.

– Мне показалось странным, что его не было на посту у ворот школы, и я подумал, что он простудился. Поэтому, встретив вышедшего из учительской Тетсую-сана, решил поинтересоваться самочувствием Хибари и его возвращением. Оказывается, вчера у главы ДК была стычка с директором и тот, видимо, как-то вывел Хибари из себя, поскольку тот заявился в комитет злым и сломал стол. А потом швырнул на пол повязку ДК и ушёл. Вот.

Слова Ямамото обескуражили всех в классе. Чтобы из-за какой-то словесной перепалки глава ДК решил покинуть свой пост и уйти из школы? Бред какой-то!

– Я слышал, он сильно покалечил сына мера нашего района. Может поэтому они ругались с Минакото-сенсеем? – Вновь подал голос Сасагава, задумчиво ткнув себя пальцем в область лба.

– Тогда у директора вполне могло кончиться терпение и он мог снять Хибари с поста. В этом случае, можно не ждать его возвращения: его гордость не позволит ему вернуться, – Гокудера сложил руки на груди и с видом знатока покивал самому себе.

Класс опутала тишина, и никто не решался сказать ни слова – все напряжённо переваривали информацию. Уверенности в реальности произошедшего не было: вдруг ребята что-то не так поняли, но отсутствие Хибари возле ворот и на школьных коридорах указывало на возможность произошедшего. «Добил» всех голос директора Минакото, решившего воспользоваться громкоговорителем. Откашлявшись и пробормотав какую-то несуразицу, мужчина наконец выдал то, ради чего, собственно, и взял в руки микрофон:

«Уважаемые учащиеся, хочу сообщить всем вам одну новость: на днях Хибари Кёя подал в отставку и с сегодняшнего дня официально перестаёт исполнять роль главы дисциплинарного комитета. Новым президентом ДК назначен его заместитель, Кусакабе Тестуя. На этом всё. Желаю успешного учебного дня».

***

Хиберд смерил предоставленную Аркобалено клетку оскорблённым взглядом и с мольбой посмотрел на своего явно находившегося в замешательстве хозяина. Хибари вся эта ситуация с пернатым любимцем была не по душе, но и спорить он не мог: зря, что ли, три с лишком часа упаковывал вещи? На него никто особо не давил, но выбора ему не оставляли. И это раздражало.

Когда его такси остановилось возле аэропорта «Нарита», глаза Кёи почти сразу нашли среди толпы Реборна: чёрная шляпа с огненно-рыжей лентой была великолепным ориентиром. Аркобалено услужливо протянул водителю чек и, подмигнув Хибари, в одно движение освободил чемодан из плена багажника. Мафиози и юный хранитель не спеша прошли к столу регистрации и сверили билет с местом, после чего Реборн потянул Хибари к туалетам. Найдя более-менее безлюдное место, Аркобалено вытащил из принесённого им кейса какую-то решётчатую конструкцию и, бурча что-то про непредусмотрительных подростков, принялся эту штуку собирать. Этим чем-то оказалась птичья клетка. Самая обычная, но довольно просторная. С двумя кормушками по бокам, пиалкой, жердочками и качелями. Глаза Кёи изумлённо распахнулись, а мирно сидящий на голове хозяина кенар возмущённо пискнул. Птица явно понимала, для чего вдруг выудили эту штуковину, и совершенно не желала оказаться в неволе.

– Ты ведь понимаешь, что по-другому не получится? Это ради безопасности самого Хиберда. – Реборн заметил потускневший взгляд юноши и дружески похлопал того по плечу: – они едва согласились на такой вариант, животным и птицам в боинге не место, но ради тебя копания готова сделать исключение. Но клетка – условие обязательное. Будь Тсунаёши уже действующим Боссом, я бы смог выбить для тебя самолёт Вонголы; но пока он только готовится принять власть, ни ему, ни его хранителям подобные привилегии не доступны.

Помявшись около пяти-десяти минут, Кёя глубоко выдохнул и, посадив птицу на палец, поднёс к распахнутой дверце клетки. Кенар, поняв, что в противную штуку залезть ему всё же придётся, прыгнул на жердочку и нахохлился. Хибари отрешённо закрыл дверцу. Он никогда не отрицал, что домашние птицы живут в клетках и это полностью нормальный способ держать пернатого питомца, просто в отношении именно Хиберда всё это понимание рушилось и куда-то испарялось. Эта птица была явно далека от обычных попугав и канареек. Хорошо хоть, с Роллом проблем не было – юноша осторожно пощупал коробочку в кармане широких шорт, убеждаясь, что та на месте.

Время до посадки пассажиров прошло мгновенно, и Кёя даже не успел возмутиться толпе «трaвоядных», снующих возле пункта досмотра, как оказался в мягком сидении аккурат возле правого иллюминатора. Клетка с Хибердом покоилась на его коленях, а сам юноша облокотился на неё руками и положил голову на предплечья. В мозгу мелькнула мысль, что перевозить птицу самолётом очень плохая идея: трое детей, сидящих с родителями в соседнем ряду, беспрестанно тыкали пальцами в сторону «птитьки» и восхищённо что-то лепетали.

Бортпроводница объявила начало взлёта и попросила пристегнуть ремни безопасности. Самолёт начал разгон.

***

– Что, ты отправил Хибари-сана во Францию за счёт Вонголы?! Реборн, мы разоримся, если там кто-нибудь разозлит его! – Тсунаёши заломил руки и с ужасом посмотрел на учителя. Аркобалено в ответ смерил его презрительным взглядом. Савада решил поделиться с мужчиной своими опасениями на счёт Кёи по возвращению из школы, когда репетитор самодовольно усмехнулся и сообщил «великолепную» новость. Сначала Дечимо решил, что это такая шутка, но увидев копию билета на самолёт, пришёл в ужас.

– Если ты считаешь, что Семья не может позволить себе обеспечить отдых одному очень уставшему хранителю, то ты ещё никчёмнее, чем я думал.

– Это не просто хранитель! Это Хибари-сан! Хибари-сан! Сейчас он наверняка ещё и злится из-за ситуации в школе – не верю, что он сам ушёл с поста – а злой Хибари-сан это опасность вдвойне!

– Тсуна, ты истеричка. Всё будет хорошо.

***

Когда самолёт сел в аэропорту «Руасси-Шарль-де-Голль» наручные часы Хибари показывали без часу полночь. Тем не менее, местный часовой пояс разнился с его родным на восемь часов и в Париже только наступал вечер. Несмотря на предупреждение Аркобалено и советы бортпроводников поспать в пути хоть пару часов (что Кёя всё же выполнил) чувство было более чем непривычное. Словно время внезапно пошло назад, а его организм к таким чудесам не подготовили.

С трапа юноша сошёл несколько злой и уставший. Уснуть удалось только к концу полёта: вид на облака и просвечивающуюся из-под них землю завораживал, не давая отлипнуть от иллюминатора. Но больше всего Кёю поразил вид сходящего на один из островов Японии ливня и последующая за ним радуга. Было очень красиво. Пройдя быстрый контроль и заполучив свой чемодан обратно, Хибари огляделся.

Как и сказал Реборн, его встретили. Высокий мужчина со светлыми волосами и атлетическим телосложением был одет в классический костюм, поверх которого была накинута куртка с надписью “CEDEF” большими белыми буквами на рукаве правой руки. Он держал деревянную дощечку с именем юного хранителя, написанного катаканой. Кёя миновал заградительный турникет и, стараясь держаться непринуждённо, остановился рядом с мужчиной. Несмотря на напускную невозмутимость, внутри разливалось волнение: языковой барьер вполне имел место быть.

К облегчению Хибари агент приветливо улыбнулся и протянул руку:

– Месье Хибари Кёя? Вы и вправду похожи на создателя нашей организации. Меня зовут Оливьеро, если Вам будет удобнее, можно просто Оливер.

– Спасибо, – Кёя пожал протянутую руку, усилием воли заставив себя не склонить голову в знак приветствия.

Европейские традиции заметно разнились с японскими устоями, что заставляло Хибари по нескольку раз анализировать свои слова и действия. К его радости, агент CEDEF вполне сносно владел японским и для не любящего английский Кёи это было великим открытием. Язык, что относительно недавно навязали обществу как уникальный мировой, Хибари понимал и владел им на довольно высоком уровне; однако сотни чуждых для японца звуков и не самое приятное их звучание вызывали мигрень, отбивая любое желание пообщаться. Поэтому он всегда радовался, если иностранец знал японский. Взять того же Дино-Коня.

Молчание затянулось минут на десять и уставший от недомолвок и неизвестности будущего Кёя задумчиво покосился на своего сопровождающего. Почувствовав на себе взгляд, Оливер щёлкнул пальцами и указал на припаркованный автомобиль, пробираться из аэропорта к которому пришлось долго и упорно.

– Вас, наверное, не предупредили, но мы долго думали и решили отвезти Вас на окраину Парижа в дом месье Алауди.

На удивлённый взгляд юноши агент CEDEF пожал плечами и улыбнулся, принявшись отдалённо описывать место, в котором молодому хранителю предстояло провести свои «каникулы», как назвал этот отпуск Реборн. Слушая сбивчивую речь мужчины, Хибари примерно понимал, к чему тот пытался его подвести: от построенного в семнадцатом веке здания не осталось ничего, за исключением планировки и размера комнат. Если вспомнить всемирную историю, выходили вполне комфортные апартаменты. Кроме того, Оливьеро заверил, что здание, несмотря на видимую потерю своей исторической ценности находится под охраной СEDEF как дань памяти основателю организации. Вечно что-то достраивали, бурили и отстраивали заново уже потомки Первого хранителя, которые попытались-таки пойти по стопам прародителя и занять место в кругу Вонголы. Увы, ни один из них так и не смог продержаться на своём месте больше пяти лет. Кёя многозначительно хмыкнул.

– Либо у меня плохо с восприятием информации, либо понятие «на днях сделали уборку» тут имеет разбежку в год. – Юноша поджал губы и брезгливо поморщился на огроменный слой пыли, коим внутри был окутан весь особняк. Дышать было невозможно, слизистая глаз и носоглотки раздражалась при малейшем движении, а руки как никогда чесались взять тонфа и забить до смерти тех, кто довёл вполне уютное снаружи здание дотакого ужаса внутри.

Пройдясь к ближайшему окну и с силой отворив его нараспашку, Кёя зачихался от взмывшего в воздух облака пыли и оскалился. Нет, он точно убьёт этих шустрых уборщиков! Взгляд серых глаз метнулся к растущему у забора раскидистому дубу, который, судя по ширине ствола, легко мог знать Алауди мальчишкой. Ярко-жёлтое пятно на одной из веток прыгало туда-сюда по шершавой коре и весело щебетало, радуясь свободе. Кёя улыбнулся на своего кенара, про себя отмечая, что влетать в новое жилище умная птица не спешила. Оно и к лучшему: потерять Хиберда из-за того, что тот вдохнёт в свои маленькие лёгкие это необъятное количество пыли было бы большим кошмаром для юноши.

В очередной раз помянув тех, кто «присматривал» за домом последнее время нехорошими словами, Хибари вышел на крыльцо и, вынув из кармана шорт коробочку, вставил засветившееся пламенем облака кольцо. Ролл выскочил как ошпаренный и с серьёзным видом заозирался по сторонам в поиске возможно врага: всё же главный долг любой коробочки это защита хозяина. Убедившись, что неприятелей нет, а Хибари загнал в коробочку в разы превышающую норму энергию только из-за своей злости на каких-то неведомых Роллу людишек, ёжик забавно фыркнул и засеменил лапками к дубу, с которого, завидев друга, слетел на травку Хибёрд.

Кёя надел на лицо каким-то чудом оказавшуюся в его чемодане медицинскую повязку (Реборн тайком сунул что ли?) и вооружился шваброй и несчётным количеством тряпок. Бутылочки с моющимися средствами оказались в шкафчике под кухонной мойкой вместе с резиновыми перчатками. Хибари долго раздумывал, прибегать ли к помощи последних, после чего решил, что защита рук лишней не будет – получить ожог от хлорки или ещё какой гадости, загнанной в эти склянки желания не было. Кольцо Вонголы было разумно снято с пальца и положено в нёдра прикрытого чемодана – самого чистого на тот момент места в здании.

Полностью погрузившись в мир ужаса любого уборщика Кёя совершенно не заметил, как артефакт слабо засветился сиреневым.

!!!* Уважаемые читатели, очень прошу ответить на 1 важный вопрос: хотите ли вы увидеть отдельную главу про празднование 17-летия Кёи или мне вскользь упомянуть о его Дне рождении в 4-ой главе?

_______________________

¹В манге, при знакомстве с Кёей, его представляют как Хибари Кёя, Ака Хибари. И хотя я читала английскую версию и знаю, что а.к.а. – сокращение от «as known as», мне показалась забавной эта шутка переводчиков и я оставила моему Кёе это в качестве клички. В конце концов, «Кровавый Хибари» ему подходит, учитывая его желание поубивать всех и вся за нарушение дисциплины ;)

²Часовые пояса в Японии и Франции отличаются на 8 часов. Когда Хибари в полдень улетал в Париж (лететь 12 ч.) во Франции было только 4:00 утра, следовательно, по прилёту стало 16:00 (в Токио – 23:00 соответственно).

Комментарий к 2.

(_ _)

========== 3. ==========

Комментарий к 3.

Простите за задержку…

Да, на всякий случай, глава с днюхой Кё - следующая. Я спрашивала Вашего мнения, чтобы знать, как мне строить фанф дальше) Оставляйте, пожалуйста, отзывы!)

В принципе Саваду нельзя было назвать трусом, но в пределах средней Намимори чаще всего ему давали именно такую характеристику. Он очень боялся сделать что-нибудь не так или выделиться из толпы при Хибари, а после отставки последнего и вовсе впал в состояние вечного ужаса.

Если раньше присутствие главы ДК в стенах средней Намимори автоматически исключало любое (ну, почти) нарушение правил и дисциплины, то теперь живущие под семилетним гнётом Кёи и, наконец, освободившиеся от него учащиеся начинали «приходить в себя». Шёл только второй день после ухода главы ДК в академический отпуск, школьники ещё не до конца осознали всю ту свободу, что они обрели, поэтому вопиющих нарушений пока ещё не было. Рефлекс «дисциплину нарушишь — под рёбра тонфой получишь» довольно прочно закрепился в головах младше-и старшеклассников, и дальше подножек, обзываний, дёрганий за волосы и робких попыток прогуливать уроки дело не зашло. Но всё было впереди! — Интуиция Вонголы никогда не ошибалась, и Тсунаёши с немым ужасом в глазах бегал от одного нужного кабинета к другому, предпочитая слиться со стенами и заставить свою параллель скорее забыть о его существовании.

Естественно, это было заведомо невозможно.

Гокудера Хаято решил полностью вжиться в роль телохранителя Дечимо — личностей не очень хороших в их школе было полно, а после ухода Хибари они, рано или поздно, себя точно покажут — и ходил за Савадой по пятам, давая личное пространство разве что в туалете. Тсуна к нестандартному мышлению своего хранителя урагана привык и не слишком-то возражал. Хотя было во всём этом что-то жутко смущающее.

А вот Такеши, наоборот, погрузился в усиленные тренировки и друзья его почти не видели ещё с конца апреля: в начале июня должен был состояться турнир со средней школой Мидори по бейсболу, и Ямамото не хотел проиграть. С шокирующей вестью об уходе Хибари хранитель дождя смирился на удивление быстро и с утра уверенно заявил, что «Хибари обязательно вернётся, как только отдохнёт». Слова друга несколько подбодрили Саваду, но Тсуна всё равно чувствовал себя неуютно: с грозным хранителем облака в стенах школы было определённо спокойнее.

Тсунаёши открыл дверь в класс 2-3 и занял своё место за предпоследней партой среднего ряда. Это было не такое удобное место, как у окна, но благодаря спинам одноклассников подросток мог не трястись каждый раз, когда учитель поднимал глаза на класс. Однако на этом плюсы данной парты заканчивались: Гокудера — спец в математике и физике — сидел в совершенно другом ряду и за первой партой, и ждать помощи на контрольной было не от кого. Друг каждый раз пытался прошептать Саваде правильные ответы, но его каждый раз выставляли за это из класса. Однако это не мешало итальянцу занимать почётное второе место по успеваемости.

— Ай, совсем того?!

Юный Дечимо вскинул голову и повернулся на звук. Одна из его одноклассниц потирала затылок и при этом грозила своему соседу сзади кулаком. Её дёрнули за волосы за… А за что? Савада предпочитал не вникать в классные разборки, но, размышляя о судьбе школы без Кёи в качестве самого страшного ночного кошмара хулиганов, краем уха всё же слышал тёрки по поводу передачи учебника или чего-то в этом роде. Значит, девушка пострадала за нежелание давать тому выскочке «Обществоведение»? Тсуна нахмурился и, упёршись в парту ладонями, поднялся со своего места. Вступать в конфликты он не любил, но и оставить одноклассницу в такой ситуации не мог. Звонок прозвенел спасительной трелью, и в класс вошёл учитель. Все вмиг расселись по местам и замолчали. Савада раскрыл тетрадь, покрепче сжал ручку: этот предмет должен был быть на экзаменах, а значит, придётся слушать внимательно и, по возможности, конспектировать. Взгляд карамельных глаз скользнул по уже унявшей праведный гнев однокласснице, и Тсуна незаметно выдохнул. Всё обошлось.

И всё же ученики, пусть и осторожно, но на удивление быстро начали тестировать новые границы дозволенного, а это вряд ли сулило что-то хорошее. Во всяком случае, для личностей вроде «Никчемного Тсуны».

***

Пробуждение было тяжёлым, и Кёя не сразу сообразил, где находится. Глаза упёрлись в высокий деревянный потолок вместо привычного навесного белого, а спина совершенно не чувствовала твёрдости расстеленного на полу футона. Поморщившись от охватившей голову мигрени, Хибари попытался встать и почти сразу упал обратно. Всё тело безумно болело, а хуже всего доставалось рукам и спине. Ноги тоже страдали, но, по крайней мере, не так ощутимо.

Сжав зубы и тяжело задышав от навалившейся на тело тяжести, Кёя решил осмотреться в положении лёжа. Высокий потолок, большие окна и просторное помещение. В углу стоял платяной шкаф с висевшим на двери зеркалом и небольшой диван. На подоконнике зеленел пузатый кактус. Пол был деревянный, и на нём лежал пушистый прямоугольный ковёр, больше напоминающий изысканную ковровую дорожку. По бокам от кровати, на которой как оказалось и разлёгся юный Хибари, стояли тумбочки, на полочках которых возвышались стопки книг и какие-то бумаги, а также маленькая керосиновая лампа.

Воспоминания о прошедшем дне хлынули в мозг бурной волной. Кёя поморщился и осторожно перевернулся сначала на бок, а после и на живот. Всё-таки, не стоило ему так усердствовать с уборкой — застрял он здесь неизвестно на сколько и можно было растянуть процесс приведения этого места в подобающий вид хотя бы дня на два. Может даже на три. С другой стороны, ноющее во всех местах тело — не такая уж большая расплата за выплеск накопившихся эмоций. Чем-то это походило на глоток свежего воздуха после душного помещения: голова кружилась, но на душе уже не было того груза, что опустился после школьных разборок. Кёя даже немного удивился своей нулевой реакции, но после решил, что так лучше. Он приехал в это место специально чтобы забыть о школе, травоядных учениках и идиоте-директоре, что вымотали ему столько нервов за все те семь лет, что, превращайся они в шерстяные нитки, Кёя давно бы связал себе пару-тройку свитеров. Об этой страшной тайне — что грозный глава ДК прекрасно управляется с крючком — знал только Кусакабе Тетсуя, однажды совершенно не вовремя и некультурно вломившийся в его дом, когда он слёг с ангиной. Это был единственный раз, когда выражение «Забью до смерти» едва не приобрело реальный смысл. Даже с высокой температурой Хибари был страшен в гневе, а уж если этот гнев смешивался со смущением…

Упершись ладонями в матрац и сжав пальцами простынь, Кёя заставил себя принять подобие вертикального положения и наконец сел. Тонкое одеяло сползло со спины на ноги и сбилось в кучу. Юноша потёр глаза большим и средним пальцами и подавил зевок. Спать Хибари лёг за полночь по местному времени, а значит, ещё одна полноценная ночь просто напросто исчезла из его жизни. Посмотрев на настенные часы, Кёя поморщился: шесть тридцать утра. В Японии, стало быть, уже половина третьего и совсем скоро закончатся занятия в школе. Юноша помотал головой, сгоняя остатки сна.

Знакомая мелодия гимна средней Намимори, полившаяся из динамиков телефона, заставила его нахмуриться. Рука потянулась к простенькой «раскладушке», и Кёя недовольно посмотрел на дисплей.

«Интересный малый» — так он подписал номер Реборна после первого звонка последнего, а потом как-то забыл переименовать абонента, когда проклятие Аркобалено сняли. Помедлив, парень нажал кнопку ответа.

— Чаоссу, Хибари! — Судя по бодрому голосу, настроение Реборна было на высоте, а это значило, что он вновь что-то задумал. Кёя лишь выразил мысленную надежду, что в этот раз авантюры мужчины его не коснутся. — Как спалось на новом месте?

— Ужасно. — Врать юноша не привык, а ночь прошла и вправду плохо: заснуть удалось только под утро. Много раз он просыпался от чьего-то взгляда, но всякий раз в комнате оказывался один. Разве что на шкафу в гнёздышке из чьей-то зимней шапки почивал Хиберд, да Ролл свернулся калачиком под кроватью. Животные на потустороннее нечто, вызывающее у Кёи мурашки по коже, никак не реагировали, из чего тот сделал вывод, что слишком устал и у него начались галлюцинации. Дурацкое чувство иррационального страха, естественно возникающее при подобных ситуациях он яростно отвергал. — Когда я должен вернуться в Намимори?

— Не успел приехать, а уже уезжать надумал? Впрочем, не моё дело. Срок окончания французских каникул полностью зависит от твоего желания, делай, что хочешь. Я лишь предоставил возможность.

Аркобалено говорил в своей манере, вызывая в душе юноши противоречивые чувства. Впервые за свою недолгую жизнь Хибари хотел, чтобы ему чётко разграничили, что можно, а что нельзя. Все эти недомолвки, сплетни за спиной, различные козни и груз ответственности настолько его вымотали, что захотелось побыть самым обычным подростком. Он ведь тоже человек, со своими радостями и проблемами!

Поняв, что абонент на том конце провода отключился, Кёя глубоко выдохнул и плюхнулся на спину, чуть поболтав ногами. Спать дольше он не считал нужным, да и не смог бы уснуть — привычку подниматься с первыми лучами солнца не так-то просто искоренить. Кёя и не пытался. Он переспал своё обычное время подъёма на полтора часа только по причине адаптации к другому часовому поясу и в силу навалившейся после долгой уборки усталости.

«Нужно нормально осмотреться, вчера только о въевшейся грязи и пыли думал», — решил юный хранитель облака и, старательно игнорируя запротестовавшие мышцы, поднялся на ноги. Сунув босые ступни в тапочки, он отметил, что ворс приятно щекотал кожу. Потянувшись для приличия, сделав пару разминочных упражнений, пытаясь подготовить тело к новому дню, Хибари заправил постель и вышел на балкон. Утренняя прохлада действовала успокаивающе, а лёгкий ветерок ерошил волосы. Столбик прибитого к стене термометра показывал двенадцать градусов, но Кёя не особо обращал на это внимание: он никогда не был мерзлявым и болел очень редко.

Хиберд подлетел неслышно и по обыкновению пристроился на голове хозяина, осторожно перебрав пару прядей клювом. Юноша улыбнулся кончиками губ на невинные действия птички и аккуратно погладил пальцем по пёрышкам. Это его потакание привычкам пернатого друга первое время вызывало ряд восклицаний со стороны «никчёмных травоядных» — почему-то каждый встречающийся на пути Хибари человек считал своим долгом предупредить, что однажды кенар может оставить в волосах неприятный «подарок». В школе эти глупые домыслы глава ДК решил парочкой ударов тонфа, однако кидаться на каждого такого умника на улице было несколько затруднительным и Кёе оставалось только сжимать зубы и учиться терпеть. Ну или игнорировать.

Он прикрыл глаза и глубоко вдохнул; свежий, такой не похожий на городской воздух пронзил лёгкие, вызывая блаженное чувство удовлетворения. Юноша повернул лицо к восходящему солнцу и поставил ладонь над глазами по типу козырька. Помимо прекрасного вида местной растительности и пения неизвестных Кёе птиц особенно парня порадовало близкое отсутствие соседей. Дома виднелись, но находились на приличном расстоянии, давая замечательное чувство уединения. Именно то, что нужно измотанному «хищнику».

Хиберд на голове недовольно чирикнул, явно стараясь напомнить хозяину о таких обязанностях, как забота о братьях наших меньших. Для кенара смена часового пояса прошла без каких-либо побочных эффектов, и птица, привыкшая к ранней кормёжке, не понимала, почему в этот раз хозяин не спешил с этим.

— Да-да, сейчас я тебя накормлю. — Кёя полюбовался природой ещё немного и нехотя покинул балкон, плотно закрыв за собой дверь. Комната за эти десять минут уже успела проветриться и воздух был не такой спёртый. Ролл вылез из-под кровати и также вопросительно посмотрел на хозяина. Ежик, хоть и являлся далеко не обычным млекопитающим, тоже нуждался в подпитке, коей ему служило пламя облака. — Пламя облака! Точно… — Хибари хлопнул себя по лбу, поняв, что так и не надел кольцо после той адской уборки. И он совершенно не помнил, куда именно положил артефакт Семьи.

Кёя по-быстрому переоделся в повседневные футболку и бриджи и спустился на кухню. Открыв баночку с зерном и отмерив ровно десертную ложку, Хибари с чувством выполненного долга высыпал злаки в углублённую тарелочку, что служила кормушкой его кенару. Птица тотчас прекратила дёргать его волосы и слетела на стол. Юноша улыбнулся кончиками губ: теперь оставалось поесть самому и можно будет отправляться на улицу исследовать незнакомый город. Или же сначала стоит осмотреть дом?

Яичница-глазунья с беконом и стакан молока добавили ещё один балл в копилку хорошего настроения, и Кёя, не в силах больше наблюдать жалобный взгляд Ролла, взялся за поиски кольца. Первой в силу обстоятельств и определённых причин под подозрение попала кухня. Четыре навесных светло-салатовых шкафчика и ещё столько же внизу, явно новая газовая плита, мойка, два больших окна и круглый ольховый стол ближе к правому переднему углу. В трёх-четырёх шагах от стола был второй вход и Хибари честно не мог понять, зачем его вообще там вырезали — парадного более чем хватало. Мимолётно Кёя подумал, что этот опрометчивый поступок мог быть связан с огородом или ещё чем-нибудь: девятнадцать соток земли почти четыре столетия назад вряд ли простаивали без толку.

К великому разочарованию юноши, ни на столе, ни под ним, ни в шкафчиках, ни на полочках или подоконниках кольца не оказалось. Поиски перетекли в ближайший санузел, а потом и в гостиную. Комната была просторная, в светлых тонах, камином в середине боковой стены и минимумом мебели. Только два мягких дивана в разных концах, встроенный шкаф-купе с зеркалами, книжный шкаф и журнальный столик. Ещё прежний владелец расщедрился на кресло-качалку. Кёя отметил про себя, что всенепременно подремлет в этом замечательном приспособлении и, спустя получаса активных поисков, ушёл в комнату, где он провёл ночь. Она была чем-то похожа на спальню, но Хибари не был уверен: слишком уж просторная, словно строили минимум человека на три. Кольца и тут не оказалось, и юноша напряжённо вздохнул.

Не мог же он его потерять?!

Не считая умеренно-узкого коридора оставалось всего две комнаты, вход в одну из которых преграждала печать. Личный кабинет Алауди — единственное место в доме, которое CEDEF действительно взяла под свою охрану и запретила как-либо изменять. Даже потомкам самого Алауди. Аргументировалось это простым желанием сохранить покои основателя организации в первоначальном облике. Хибари вспомнил слова Оливера о «поддерживаемом порядке и периодическом ремонте» и мысленно содрогнулся: если то, что творилось в доме являлось следствием этого самого порядка, то что же его ждало за дверью комнаты, доступ к которой был ограничен? Уповая на то, что к кабинету детектива у CEDEF было особое отношение, Кёя выразил надежду, что слой пыли не будет хотя бы таким внушительным.

И всё же он приберёг эту комнату напоследок и осмотрел соседнюю. Широкая двуспальная кровать, тумбочки, мягкий ворсяной ковёр, зеркало и платяной шкаф — это явно была спальня. На стене, прилегающей к кабинету Алауди, висело тканое полотно в человеческий рост, на коем были вышиты непонятные Кёе символы и две собаки. Та, что покрупнее, была полностью чёрной и лишь над глазами белели «бровки»; пёс явно был служебный — ярко-синие глаза смотрели понимающе и строго, а на теле проступали мышцы. Вторая собака была на полголовы меньше своего товарища и скалилась в улыбке, обнажая белоснежные клыки; у неё был рыже-белый окрас и стояло только одно ухо из чего Хибари сделал заключение, что это щенок.

Кёя осторожно коснулся жёсткой ткани, понимая, что если эта картина и существовала четыреста лет назад, то перед ним явная копия — полотно не посерело от времени и не утратило своих качеств, а рисунок был слишком ярким для вещи такого внушительного возраста. Рука наткнулась на неровность позади ошейника щенка, и Кёя не без любопытства отодвинул ткань.

«И почему я не удивлён?» — Юноша сощурился, оглядывая едва проступающие очертания двери, которую, если бы не ручка, он и не заметил. Крохотный кусочек бумаги, который назвать печатью язык не поворачивался, почти отклеился, словно бы приглашая юного наследника пройти во святая святых этого дома.

Юноша замешкался: в нём боролись два противоречия — привычка подчиняться гласным и негласным правилам и обычное любопытство, так свойственное молодым людям его возраста. Хибари обернулся на комнату, в которой находился, и пробежался глазами по стенам и потолку в поиске возможных камер. Как глава ДК, пусть теперь и бывший, он не смел нарушать правила. Во всяком случае при свидетелях. Пальцы опустились на ручку и надавили вниз, открывая дверь. Удивительно, но никакого скрипа, что обычно издаёт заржавевший механизм, не было.

— Неужели и правда заботятся? — Неожиданно для самого себя Кёя высказал мысли вслух и с долей осторожности просунул голову внутрь. Не хотелось бы наткнуться на какие-нибудь ловушки и тем самым раскрыть себя: всё-таки ему никто не разрешал проникать сюда.

Почему-то личные покои своего далёкого предка он представлял более строгим и мрачным местом. Стены были выкрашены в светло-зелёный, почти что белый цвет, посреди комнаты лежал уже стоптавшийся ковёр с национальным орнаментом того времени по бокам, в правом углу возле окна стоял массивный дубовый стол и, под стать ему, затёршийся на сидении стул. В противоположном углу разместился небольшой комод, а возле центральной двери на вбитом в стену гвозде висел большой кусок тёмно-бежевой тряпки. Подойдя ближе юноша с удивлением признал тот самый плащ, в котором Первый хранитель облака являлся ему. За столько времени ткань сильно постарела и Хибари подумал, что именно по этой причине плащ остался висеть — создавалось впечатление, что вещь распадётся на составляющие нитки, стоит только неосторожно коснуться её. Взгляд Кёи опустился на пол, на клетчатый изъеденный молью плед, сложенный вдвое. Похоже, Алауди действительно держал собаку и даже позволял ей заходить в дом; во всяком случае, в свой кабинет так точно.

Хибари задумчиво пожевал внутреннюю сторону щеки и подошёл к муляжу какого-то неизвестного ему растения, что стоял в горшке в единственном свободном от мебели углу. Пусть и искусственное, но меленькое деревцо придавало кабинету жилой вид. «Листья» покрылись лёгким слоем пыли, объясняя тем самым отсутствие живой растительности — CEDEF хоть и заботились (в какой-то мере) о доме, но совсем не были настроены захаживать сюда хотя бы раз в неделю, чтобы полить цветы и провести влажную уборку (судя по примерно такому же слою пыли на столе и комоде детектива). Хотя кабинет был заметно чище.

Заглянувший в окно солнечный луч упал на стол, на котором тотчас что-то блеснуло. Хибари подошёл ближе и, упёршись ладонями в колени, склонился над столом. Свет отразился от какого-то камня на крышке золочёных карманных часов.

«Это же их он доставал тогда?» — Юноша аккуратно взял часы в руки. Они потемнели, но сохранили свою красоту. Выбитый на крышке герб Вонголы веял силой, а лиловый камешек слабо играл на свету, что и привлекло внимание Кёи. Также на столе лежала рамка, в которую обычно вставляют фотографии. Юный хранитель поднял бровь в изумлении и всё так же осторожно стёр пальцем слой пыли со стекла.

Ну не могло быть тут фотографии, не могло! Хотя бы потому, что первое фото сделали только в начале девятнадцатого века и Алауди чисто физически не мог дожить до того времени. Однако в медальоне Спейда была именно фотография и именно с Примо и всеми его хранителями. К облегчению Хибари, рамка скрывала давно потрескавшуюся картину в миниатюре, из-за чего было сложно разобрать лица. Это было изображение двоих людей, мужчины и женщины. И если по светлым волосам, статной фигуре и знакомому плащу Кёя узнал своего предка, то выяснить, как точно выглядела его спутница так и не смог. Он понял лишь, что волосы женщины были распущены и имели русый цвет, а ещё, кажется, она улыбалась. Наверное. Точно сказать не смог бы никто, кроме того самого художника и изображённых на холсте.

«Жена?» — Кёя закусил губу и вытянул шею пытаясь-таки разглядеть предполагаемую пра-…-прабабушку, но потерпел фиаско. Трогать картину было чревато полным её уничтожением, и Хибари, побеждено фыркнув, переключился на часы, что по-прежнему сжимал в руке. Нажатие специальной кнопки отбросило крышку назад, открывая вид на белоснежный циферблат с золочёными стрелками и римскими цифрами. Иронично, но часы остановились в первом часу, и губы юноши тронула невесёлая ухмылка. Взгляд зацепился за гравировку внутри крышки с полу затёртыми буквами, и Кёе пришлось изрядно поломать голову, прежде чем мобильный переводчик согласился с введённой комбинацией и выдал «Клянусь в вечной дружбе».

Хибари нечитаемым взглядом смотрел в экран телефона, пытаясь переварить полученную информацию. Он на все сто процентов был уверен, что подобными часами обладал каждый из родоначальников Вонголы — Примо с Джи тоже доставали такие же — но сама выбитая на них клятва ставила в тупик. Высокомерный Алауди согласился носить с собой что-то подобное? Выбитые на крышке слова никак не вязались с независимым видом детектива, а слова Кнанкла о похожести характеров первого и десятого облачных хранителей совсем не облегчали ситуацию. Кёя никогда бы не согласился таскать с собой что-то, что открыто привязывало бы его к кому-то. Из ступора юношу вывела ещё одна гравировка — совсем мелкая, у самого циферблата.

— Алауди Кла… Клаиоуд? Шестого ноль седьмого одна тысяча шестьсот… девяносто первого года рождения? — Гравировка затёрлась, и половину букв разобрать было невозможно. Юноша и сам не заметил, что прочитал написанное вслух, пока совсем рядом не раздался возмущённый мужской голос.

— Аucun¹, ты всё перепутал. Фамилия читается как «Клайд», а дата рождения — шестого июля тысяча шестьсот восемьдесят седьмого года.

Кёя подскочил и, развернувшись в воздухе лицом к источнику звука, отпрыгнул к стене. Поняв, кто перед ним, Хибари испытал острое желание протереть глаза, но гордость и внутренний голос вовремя подсказали, что ему не привиделось. На него и вправду смотрел тот, в чей личный кабинет он проник вопреки всем правилам. Тот же нечитаемый строгий взгляд, сложенные на груди руки. Алауди выглядел слишком живым для человека, давно оставившего этот мир. И всё-таки это действительно был он, Первый хранитель облака.

Мужчина усмехнулся на реакцию своего наследника. Нет, он понимал состояние юноши — возникни перед ним вполне материальный на вид призрак человека, жившего почти четыре столетия назад, он бы тоже стоял с застывшим на лице шоком не в силах произнести хоть что-нибудь — просто наблюдать эту эмоцию на лице Хибари было забавно.

— Давай я объясню, что тут происходит, — миролюбиво начал Клайд и, не дожидаясь реакции Кёи, продолжил: — решив выпустить облачного ёжика из коробочки, ты находился под влиянием обиды и гнева и вложил куда больше энергии, чем требовалось. После похожего случая при битве с Геншики твой атрибут подвергся исследованиям и был улучшен: излишки силы больше не поступают животному из коробочки, а возвращаются в кольцо владельца, накапливаясь и позволяя при следующей атаке уменьшать количество выпускаемого пламени. Судя по твоим глазам, ты не замечал этой «поддержки изнутри». Так вот, поскольку не было похоже, что тебе очень нужна дополнительная энергия, я, как воля обитающая в кольце Вонголы, решил позаимствовать пламя облака и, поглотив достаточно, смог принять такой вид.

Алауди поднял руку на уровень лица, не без удовлетворения замечая, что контуры стен почти не просвечиваются. Его прозрачность тоже полностью зависела от количества пламени. Хотя он был уверен, что, сколько бы энергии он не впитал, коснуться предметов всё равно не сможет.

Хибари свёл брови к переносице, но больше никак не выразил одолевшего его смятения. Всё это было странным и мало поддающимся логике, хотя в мире мафии и Вонголы в частности это понятие порой отсутствовало вовсе. Чего стоят только базука десятилетия да пули посмертной воли! И юноша уже вроде как привык к различного рода чудесам и неожиданности, но всё равно было несколько не по себе.

Обстановку разрядил Ролл. Ёжик, почувствовав присутствие ещё одного носителя пламени облака, пошёл «на разведку» и, смешно фырча, принялся обнюхивать ноги Алауди. Мужчина смягчил взгляд и опустился на одно колено, осторожно проводя ладонью поверх иголок. Тактично сделав вид, что не заметил дёрнувшейся брови своего наследника, Клайд щёлкнул пальцами.

— Да, чуть не забыл: твоё кольцо на самом дне чемодана. Ты кинул его туда перед той жуткой уборкой, за которую я тебе благодарен. Теперь дом не выглядит как жертва течения времени.

— Я сделал это исключительно потому, что не люблю жить в свинарнике.

Комнату заполнила неудобная тишина, нарушать которую никто из хранителей не осмелился. Часы на запястье юноши отсчитывали утекающие секунды, а он так и не нашёл что сказать. Ролл, жадно наглотавшийся предоставленного детективом пламени, вернулся в коробочку, а Хиберд с самого утра улетел изучать окрестности временного жилища. Алауди бросил на подростка выжидающий взгляд, и с глаз Кёи будто бы пелена спала. Это же отличный шанс! Тонфа, привычно закреплённые за поясом, вмиг оказались в руках, и юноша принял боевую стойку.

— Давай сразимся!

— Ну уж нет.

Алауди, поняв намерения наследника, высказался одновременно с ним, и Хибари стиснул зубы. Этот мужчина игнорировал его уже четвёртый раз. Четвёртый! Все признавали его достойным противников, даже противный Ананас Рокудо, а его собственный предок упорно утверждал обратное… Даже после того, как официально признал его достойным! Это раздражало и выводило Кёю из себя. Юноша тряхнул чёлкой и сорвался с места, намереваясь заставить противника принять бой.

Всё повторилось, как и в предыдущие разы: детектив легко уклонился и непостижимым образом вдруг оказался за спиной парня, всем своим видом выражая скуку. Подросток зарычал от досады и крепче сжал тонфа.

— Почему ты игнорируешь меня?! — Он и не заметил, что повысил голос, просто прожигал предка обозлённым взглядом, искренне негодуя на такое пренебрежение к своей персоне. Алауди ответил ему долгим ничего не выражающим взглядом и несколько печально покачал головой:

— Я вовсе тебя не игнорирую, просто ты недостаточно силён, чтобы мне сражаться с тобой. — Он сделал ударение на слове «сражаться» и вновь скрестил руки на груди. Кёя выпрямился и явно ждал пояснений. Если Первый считал его слабаком, то почему признал достойным хранителем кольца облака? Поведение и мотивы предка вводили в заблуждение и вызывали сотни «почему?» ровно как и его нежелание проверить силу своего преемника. — Не пойми меня превратно, я не думаю, что ты слабый, скорее напротив. Но тебе не хватает опыта и холодного рассудка, ты часто действуешь инстинктивно и на эмоциях. Хоть и стараешься прятать их. Я могу научить кое-чему, но не похоже, что ты заинтересован. Поэтому я отказываюсь.

Кёя заморгал и недоуменно уставился на детектива. Его вроде как и похвалили, но в то же время вроде как и унизили. И он не знал, как на такое реагировать.

— Если не хочешь сражаться, не вижу смысла задерживать себя пустыми разговорами. — Выбрав привычную тактику, юноша развернулся на пятках и, глядя сквозь детектива, прошёл к центральной двери комнаты. Теперь, когда он всё равно «засветился» в неположенном месте, не было смысла скрывать это от кого-либо ещё; CEDEF всё равно ничего ему не сделает, разве что отругает за нарушение правил.

— Кёя… — Алауди повернул голову в сторону уже толкнувшего вперёд дверь подростка, когда тот резко обернулся и разве что не запустил в него своим оружием.

— Не смей звать меня по имени.

— Мне не нравится обращение по фамилии, кроме того, мы родственники и, согласно японским традициям, члены семьи зовут друг друга по именам, так? Тогда что тебя не устраивает? Или мне называть тебя «внучок»? — Последнюю фразу детектив произнёс с явной насмешкой, и терпение Кёи окончательно разорвалось по швам. На лбу вскочила жилка, и юноша метнул в предка уничтожающий взгляд, зло толкнул дверь от себя, «пробивая» печать и открывая себе путь наружу.

Он устал постоянно что-то кому-то доказывать, устал от вечных оскорблений в свой адрес, замаскированных под обычные слова. Родители бросили его на произвол судьбы в возрасте девяти лет и, если бы не родная сестра отца, разыскавшая его и взявшая под свою опеку, Кёя давно бы сошёл с ума в интернате для трудных детей. Самое обидное, что чету Хибари органы защиты несовершеннолетних даже не привлекли к ответственности, практически прямым текстом заявив, что те и так совершили подвиг, прожив бок о бок с «таким выродком» целых девять лет. А четыре года назад Кёя остался совсем один — тётю насмерть сбила машина, а с другими родственниками юноша не знался и не был уверен, что они вообще существуют. С того времени любые разговоры на тему семьи отзывались болью где-то глубоко в сердце и Кёя искренне не хотел ворошить едва затянувшиеся раны. Когда Реборн в лоб заявил ему, что он, оказывается, потомок одного из семи великих мафиози истории и поэтому обязан войти в Вонголу Хибари едва смех не разобрал — пятнадцать лет никому не было до него дела, а тут внезапно всплыла такая тайна. Он согласился не по своей воле — практически ему навязали это решение — но появившиеся бонусы в виде сильных соперников и новых возможностей компенсировали причинённые неудобства и юноша смирился. А потом началась вся эта беготня с битвой колец, церемонией наследования и признания Первым Поколением.

Он совершенно не хотел впутываться во всё это, но оказался втянут прежде, чем осознал, что произошло. Он мог сколько угодно злиться, но отпускать его никто не собирался. И это лишь подливало масла в огонь.

Хлопнув дверью, Хибари почувствовал дежа-вю: именно так он покинул кабинет директора после той стычки. Губы растянулись в невесёлой ухмылке, а мозг услужливо подсказал, что стоит пойти развеяться.

***

От вывесок пестрило в глазах, а так как большинство из них были исключительно на французском, догадываться, что за товар продают в том или ином магазине Кёя мог разве что по рекламным табло рядом и витринам. Внимание привлекла девушка в плюшевом костюме Эйфелевой башни, активно тараторящая на английском и раздающая прохожим флаеры. Хибари с полминуты наблюдал за действиями зазывальщицы метрах в семи от неё, после чего был замечен и с всунутыми в руки листовками чуть ли не силком протолкнут в приветливо распахнувшиеся двери магазина. Девчонка не дала ему даже слова вставить, а из её сумбурной речи юноша понял только что она представляла интересы организации «Autour de Paris»², которая, видимо, проводила экскурсии по столице. Но в этом случае смущал офис: обычно такие компании занимают более привлекательные и удобные здания, желательно на два-три этажа. И они вряд ли нуждаются в рекламе подобного рода.

Всё оказалось куда проще: «Autour de Paris» по сути своей являлся обычной сувенирной лавкой, коих в знаменитом городе было предостаточно. И всё-таки, раз он оказался втянут во всё это (пусть и не по своей воле), подросток решил влезть в шкуру обычного туриста и пройтись между стеллажами.

Посмотреть действительно было на что: сотни статуэток различного размера в виде Эйфелевой башни, треугольников Лувра, Триумфальной арки… Брелоки на любой вкус с местами достопримечательностей; магниты на холодильник простые и те, в которые можно вставить своё фото на полюбившемся фоне; книги с историей Парижа, диски с аудио-гидом по окрестностям и много чего ещё, что в совокупности грозило вылиться в непродолжительную мигрень с калейдоскопом цветных картинок. Посетителей хватало и без него — Кёя насчитал человек пятнадцать не включая персонал — однако не спускавшая с него улыбчивый приветливый взгляд продавщица не оставляла надежды на выход из лавки с пустыми руками. Да и сам Хибари в принципе не был против привезти в родной Намимори что-нибудь на память о далёкой Франции.

Мысленно взвесив все «за» и «против», юноша справедливо решил, что Вонгола не обеднеет, если он привезёт домой парочку сувениров. Если что, в оправдание можно будет всунуть какую-нибудь безделушку Саваде — а что, хранитель заботился о культурном развитии Босса — тогда точно никто не прицепится. В итоге он затарился, что называется, от души и, аккуратно распихивая упаковки по пакетам, протянул кассиру карту, что ему ещё в Нарита передал Реборн. Девушка внесла данные в компьютер и, поблагодарив за покупки, пожелала приятного времяпровождения в Париже.

***

Диск с гидом по «секретным» улочкам столицы и местным достопримечательностям вопреки заявлениям упаковки нормально шёл только на французском. В итоге раздражённый Хибари принял решение просмотреть короткометражные видео о той или иной части Парижа, решив, что когда-нибудь обязательно выучит язык своего предка и послушает-таки этого недобросовестного экскурсовода. Бежать в магазин и устраивать разборки по поводу бракованного товара было лень — не из своего кармана платил.

Хиберд сидел на телевизоре и чистил лапкой клюв, периодически что-то бурча на своём птичьем языке. Ролл примостился на коленях хозяина и мирно посапывал, а сам Кёя старался запомнить местонахождение заинтересовавших его бульваров и парков, чтобы посетить их вживую.

— А теперь мы проходим вдоль реки Сена, через которую пролегает знаменитый мост Александра III, который был заложен в конце девятнадцатого века Всероссийским Императором Николаем II…

Кёя дёрнулся от неожиданности и ошалевшими глазами посмотрел на неизвестно когда появившегося Алауди, который с невозмутимым видом принялся выполнять роль переводчика. Мужчина дошёл до описания Нимф моста и остановился, уловив реакцию Хибари. Юноша выглядел потерянным и сбитым с толку.

— Ты явно не знаешь французского, зачем покупал экскурсию на этом языке? — Алауди и сам не понял, зачем спросил об этом, но открещиваться от своих слов не стал. В отличие от Кёи, он не был против узнать своего далёкого родственника чуточку лучше. Взгляд юноши был отсутствующим и детектив уже решил, что не дождётся ответа, когда Хибари выпрямился и опустил согнутые в коленях ноги на ковёр. Серые глаза недоверчиво скользнули по хранителю Примо.

— Если хочешь что-то спросить, я тебя слушаю.

— Английская версия жутко глючит, а японской в продаже нет. — Кёя всё же ответил на вопрос, но сделал это скорее на автопилоте. Его мысли витали совсем в другой области: — ты ведь сказал, что можешь материализоваться только при выбросе пламени с моей стороны, а я ничего подобного сейчас не делал. Тогда как?

— Ну… — Алауди впервые замялся и, кажется, не был уверен в ответе, — я и сам толком не понимаю, как оно работает, но всё дело в кольце и той штуке, которую вкрутил в него ваш удивительный изобретатель. Я уже говорил, что пламя накапливается и выполняет роль запаса в случае нехватки энергии носителя. Я могу впитывать это пламя и появляться как воля Первого Поколения. Так же я могу отсоединяться от потока и возвращаться обратно в кольцо. Во время нашей сегодняшней встречи я использовал малую часть того, что ты так выплеснул, поэтому смог появиться ещё раз. Как-то так.

— Ясно.

В комнате вновь повисла тишина, разрываемая только весело щебечущим голосом электронного экскурсовода. Кёя отвернулся от предка и упрямо смотрел в экран, а Алауди обдумывал ситуацию. Он не хотел бойкота со стороны мальчишки.

— Я… Хочу извиниться, если мои слова чем-то тебя задели. У меня не было желания обижать тебя.

Голос мужчины прозвучал искренне, и глаза Хибари в шоке распахнулись. Ему доводилось слышать множество извинений, в основном они были от умолявших о пощаде хулиганов или обычных трусливых травоядных, считавших его если не демоном во плоти, то садистом точно. Иногда приевшееся «прошу прощения» можно было услышать и от взрослых, но они делали это скорее из этических соображений и не желаний наживать себе врага в лице главы Комитета Дисциплины средней Намимори… Да, его комитет прославился на весь город, и Кёя частенько наслаждался слухами, что ДК, оказывается, на самом деле опасная преступная группировка, с которой лучше не иметь проблем. Искренне извинялся только Кусакабе. Ну и ещё Савада — в силу своей природной доброты и отзывчивости, а также некоторой пугливости. Поэтому такое заявление от кого-то вроде Алауди Кёя совершенно точно не ожидал: мужчина производил впечатление расчётливого самоуверенного холодного выскочки, которому плевать на чувства окружающих и их мнение. Наверное поэтому от не наигранного «хочу извиниться» на душе подростка стало чуточку легче. Губы тронула крошечная улыбка, и отвечать что-либо он не стал — голос мог предательски дрогнуть — только кивнул в знак, что всё в порядке. Клайд ответил аналогичным жестом.

— Ладно, моё время заканчивается, пойду я… Если вдруг понадоблюсь — выпусти немного пламени из кольца.

Кёя ничего не ответил, продолжая обдумывать свои мысли и лишь запоздало хмыкнул, когда силуэт предка стал полностью прозрачным и скоро исчез с поля зрения. Хиберд, почувствовав прошедшуюся по комнате слабую волну энергии, встрепенулся и что-то возмущённо зачирикал, перекрикивая телевизор.

(_ _) Отзывы…

___________________

¹Аucun (фр.) — нет (рус.)

²Название выдумано автором, любые совпадения с реальностью случайны.

========== 4.1. ==========

Комментарий к 4.1.

Ну вот и 4-ая глава. Как видите, мне пришлось разбить её на 2 части из-за слишком большого размера. Не знаю, как оно получилось и есть ли тут ООС (мне кажется, что всё-таки есть), поэтому буду очень признательна за отзывы!

Также хочу поблагодарить всех, кто ждал и поддерживал меня! Без вас, ребята, я бы ещё не скоро дописала этот “бонус”. Спасибо!

Кёя перевернулся на живот и свесил руку вниз, на половину желая, чтобы Ролл повёл себя как обычный ёжик и коснулся его ладони шершавым носом. К сожалению, его оружие полностью соответствовало определению «дисциплинированный» и не смело тревожить хозяина по таким мелочам как праздное любопытство. Юноша вздохнул и кое-как принял сидячее положение — валяться весь день в кровати было глупо и бессмысленно. Да и искреннее участие Кусакабе в его жизни вызвало лёгкую, едва заметную улыбку.

Лучший друг связался с ним пару минут назад — ровно в шесть ноль-ноль по местному времени. Кусакабе нажелал ему целое море всего: от банального здоровья с любовью и счастьем до новых тонфа со встроенными поражающими элементами. Тетсуя, казалось, не собирался давать ему и шанса вставить слово, поэтому имениннику оставалось лишь открывать и закрывать рот, не имея возможности произнести даже слова благодарности. Лишь к концу четырнадцатой минуты разговора Кусакабе соизволил остановить словесную реку, чем уставший от возгласов друга Кёя не повременил воспользоваться.

Сдержанно, но искренне поблагодарив за внимание и участие, бывший глава Комитета Дисциплины поинтересовался делами друга и вскользь затронул тему школы. Надо отдать заму должное: несмотря на японское время «икс» он быстро понял всю глубину брошенного словно невзначай вопроса и постарался с максимальной точностью описать всё происходящее. Не без чувства внутреннего удовлетворения Кёя узнал про участившиеся прогулы, первые попытки выброса мусора мимо урны и — самое замечательное — про неоткуда взявшихся неформалах, которым закон о школьной форме не писан и которые после ухода Хибари с поста решили ходить на занятия так, как душе пожелается. Зелёный, синий, красный, пшеничный — цвет волос этих учащихся быстро сменился на более яркий, нежели скучный чёрный. За такое самовольство был издан приказ отчислять без возможности восстановления в год, по истечении которого бунтарю приходилось искать себе новую школу. Этому правилу подчинялись все школы, и средняя Намимори не была исключением, вот только… Если из неё отчислить всех особо наглых индивидуумов, учеников резко поубавится и у школы будет недобор. Судя по всему, директор тоже это понимал, потому и не спешил воплощать угрозы в действительность. Кёя про себя усмехнулся, вспоминая тот кошмар на крыльях ночи, с которым ему пришлось столкнуться после назначения на пост главы ДК. Эти ученики понимали только грубую силу, и у Хибари по сути не осталось выбора кроме как ставить им синяки, если он хотел удержаться на новой должности. Мойка полов и посуды да оставление после уроков на профилактические беседы результата не принесут — юноша был уверен — поэтому Кёя с некоторым злорадством ждал разворачивания событий. Не терпелось узнать реакцию Минакото на последующий цирк. Хотя лучшего друга, во время правления которого будет твориться этот бедлам, было искренне жаль: Тетсуя был слишком мягкосердечным для этой должности и хибариным авторитетом не пользовался никогда. Если всё так и продолжится, у Кусакабе останется два выхода: стать более жёстким в отношении нарушителей или оставить пост Главы ДК, передав его кому-то более подходящему. И это несмотря на то что организовывать и выполнять свою работу заместитель Кёи всегда умел на все сто процентов. Просто ему не хватало твёрдости. Иногда даже грубости.

С Тетсуей он проболтал ещё несколько минут, после чего отправил друга разгребать дела комитета, сославшись на то, что количество щёлканий ручкой со стороны последнего превысило допустимый ДК лимит. Кусакабе совершенно серьёзно принёс свои извинения и пообещал, что впредь такого не повторится, но Хибари прекрасно слышал улыбку в голосе друга. Наверное, именно поэтому он и стал единственным в окружении «мистера Камикорос», кого тот мог так назвать: он понимал его с полуслова и никому не позволял поливать его грязью за его спиной. Таково определение истинной дружбы, юноша был уверен в этом.

Смахнув лезшую в глаза чёлку, Кёя сунул немного замёрзшие из-за открытого настежь на всю ночь окна ступни в тапочки и потянулся на кровати, старательно игнорируя рвущийся наружу зевок. Поднявшись на ноги, парень по привычке размял затёкшие за ночь мышцы и, погладив пёрышки севшему на протянутый палец Хиберду, прошёл в ванную, чтобы провести стандартные утренние процедуры. Как правило, после освежающего бодрящего душа настроение улучшалось.

Стоя под не горячими, но и не холодными струями воды размеренно стекающими с волос и тела, Кёя попытался выстроить некоторый план проведения своего Дня рождения, но, как это обыкновенно бывает по закону подлости, идеи совершенно не приходили в голову, а если таковые и возникали, назвать их разумными или хотя бы адекватными у юноши язык не поворачивался. Вообще ситуация была для него довольно нетипичная — чаще всего День своего рождения он проводил в школе в компании членов комитета, а также Хиберда с Роллом. Остальные «травоядные» им не интересовались, как впрочем, и он ими. Ну разве что компания Савады ещё выбивалась из-под этого устоя.

Закрыв кран и обернувшись длинным банным полотенцем, Хибари вытер с тела водяные капли, активно взъерошил полотенцем волосы и провёл ладонью по запотевшему зеркалу. Судя по отражению, выглядел он не лучшим образом: бледный, с кругами под глазами и до нельзя безразличным ко всем и вся взглядом. Щемящее чувство в груди после ухода из комитета и речей директора ещё осталось, не позволяя вдохнуть в полную силу.

Хиберд и Ролл послушно ожидали хозяина возле входа в кухню, иногда переглядываясь между собой в бессловесном диалоге. Кёя по привычке хлопнул в ладони, призывая животных занимать свои места и готовиться к кормёжке. Почему-то Ролл в последнее время начал интересоваться не только своим атрибутом пламени, но и вполне реальной для любого живого существа пищей. Например, молоком. Джанинни ничего не упоминал о таких наклонностях коробочек, поэтому юноша остерегался вводить в рацион облачного ёжика что-то новое, несмотря на сотню жалобных мордочек со стороны последнего.

Заглянув в кухню и убедившись в отсутствии в оной своего предка, Хибари прошёл внутрь, сразу подходя к холодильнику. Взяв на ближайшей тумбе пачку с кормом для кенара и выпустив минимальную дозу пламени для Ролла, Кёя открыл холодильник и извлёк на свет бутылку молока, пару сосисок и яиц. Оливьеро приходил к нему на днях и принёс целый пакет различных продуктов, не забыв даже про печенье и мороженое. Такое внимание льстило, но понимание, почему с ним так обращаются, злило. Он не желал походить на детей богатых и известных родителей, которым все смотрят в рот только потому, что их мама или папа успешный человек. И всё-таки именно его, Кёю, назвать дармоедом было сложно — если бы он ничего не представлял собой, очень вряд ли, что его бы позвали в хранители Вонголы.

Взбив яйца с молоком и всыпав в миску чайную ложку грибной приправы, юноша принялся активно работать венчиком, попутно ворочая обжаривающиеся на сковороде мелко нарезанные сосиски.

— Решил приготовить что-то не из японской кухни? — Алауди появился без предупреждения, но его потомок и бровью не повёл. Уже привык к подобным неожиданностям. — Не часто ты интересуешься иностранными блюдами. С Днём рождения, кстати.

— Спасибо. — Подросток бросил на предка быстрый взгляд и вернулся к готовке. — Я случайно наткнулся на этот рецепт, когда искал информацию по смене проводки… Дома были все ингредиенты, так что решил попробовать. Понравилось, — закончив мучить молочно-яичную массу, Кёя привстал на носочки, желая дотянуться до крохотной баночки с содой, когда заметил на себе отрешённый взгляд сыщика. — Чего? Не смотри на меня, как на идиота, не все сайты содержат ту информацию, что отражается в поисковике!

Понял ли предок, что такое «сайты» и «поисковик» юноша предпочёл не думать, будучи твёрдо убеждённым, что детектив вряд ли бы остался равнодушным к новым технологиям. Перебросив поджаренные сосиски в жаростойкий контейнер и залив всё это дело пенящейся массой, Кёя накрыл ёмкость крышкой и снизил огонь. Клайд на насупившегося подростка лишь усмехнулся и наклонился к закончившему трапезу и подползшему к нему Роллу. Облачный ёжик его вроде как полюбил за эти прошедшие четыре дня и, когда призрак находился в зоне его видимости, начинал забавно фырчать, привлекая к себе внимание — с Кёей сей трюк проходил лишь первое время, а после хранитель Облака привык и перестал подбегать к нему после первого же звука. А вот Хиберд хозяину не изменял и подлетать к одновременно такому похожему и нет на Кёю мужчине более чем на пару секунд отказывался.

Несколько «привставшая» со своего места крышка известила о готовности омлета-не-по-японски, и юноша довольно вооружился лопаткой, намереваясь переложить завтрак в тарелку. Речи о каком-то праздничном пире быть не могло, да и не любил Кёя весь этот пафос, но в день своего семнадцатилетия захотелось съесть что-нибудь отличающееся от риса и морепродуктов.

— Ну и? Решил, как будешь справлять свой праздник? — Алауди отвлёкся от пытавшегося коснуться его Ролла и встал с колена, обращая взор на уже севшего за стол Хибари.

— Итадакимас! — По-привычке громко прочитав молитву, юноша взял в руки вилку, не без досады отмечая, что почти никогда не пользовался европейским столовым прибором. Палочки держать было в разы удобнее, а позориться перед всё подмечающим предком не хотелось. И всё-таки выбора как такового у него не было, а есть хотелось очень даже, учитывая, что за предыдущие сутки он почти ничего не держал во рту — попросту не было аппетита. Захватив вилкой первый кусок омлета, Кёя вспомнил, что к нему вроде как обратились и поспешил ответить.

— Неа. Я не уверен, что это вообще нужно. — Кусок жёлтой пушистой массы с проглядывавшейся местами сосиской исчез во рту юноши и был быстро проглочен: — моего комитета тут нет, да и не такая уж это значимая дата, чтобы отмечать.

Клайд на слова подростка промолчал, понимая, что они не были лишены смысла. В одиночку особо не попразднуешь, а в далёкой от Родины Франции у юного хранителя Вонголы совсем не было знакомых. Только наследник клана Каваллоне в Италии, но отношения этих двоих сложно было охарактеризовать как дружеские. Скорее, это были два упёртых барана, не желавших уступать один одному. Только Дино был более дружелюбным.

Про себя вздохнув, детектив задумчиво посмотрел на своего наследника и отвернулся, стоило тому поднять на него глаза.

— В любом случае, не сиди дома трутнем. Сходи на улицу, развейся; погода сегодня прекрасная, может что интересное найдёшь. — Заручившись вялым кивком со стороны Хибари, Алауди бросил на него странный взгляд и исчез в пламени облака, оставляя подростка наедине со своими мыслями.

***

Погода действительно была чудесной, несмотря на периодически возникающий ветер. Кёя закрыл дверь внутрь дома и сунул ключ в походную сумку, не особо доверяя своим карманам. Телефон был отправлен туда же по самой банальной из причин — наушники записались в предатели, полностью оторвавшись от штекера. Сидеть запертым в четырёх стенах, когда была возможность исследовать чужую страну, и вправду показалось Хибари странным, поэтому спустя час после завтрака юноша переоделся в лёгкую футболку и шорты, решив прогуляться по окрестностям. Намерения идти в самый центр пресловутого города у него не было — хотелось быть подальше от этого полчища народу.

Спрыгнув с третьей ступеньки крыльца, Кёя бросил мимолётный взгляд на окно, всё ещё сомневаясь, что оставлять форточку открытой было хорошей идеей. В родном Намимори к нему в дом не сунулся бы даже самый заядлый алкаш или наркоман (если таковые вообще водились), — но здесь, будучи в совершенно другой стране с другими порядками и менталитетом Хибари не был так уверен. Конечно, дом Алауди находился под особым наблюдением CEDEF и организация вряд ли бы позволила недоброжелателям проникнуть внутрь, но… Помотав головой в лёгком раздражении, юноша хлопнул себя по щекам и продолжил свой путь к калитке: чего он вдруг заботится о таких мелочах?

От дома Алауди вела к небольшой роще протоптанная народом тропа, по которой Кёя и решил пройтись развеяться. Заблудиться в незнакомой местности он не боялся — в крайнем случае, можно было отправить Хибёрда на разведку или призвать Алауди, — а оставаться в доме, где в любой момент мог появиться кто-то из CEDEF юноше не шибко хотелось. Во всяком случае, справить свой праздник он решил в гордом одиночестве.

Мобильник разразился режущей ухо трелью, извещая о входящем сообщении в Mixi¹ (спасибо автоматическим оповещениям по СМС).

«Ну что ещё?!» — Хибари нехотя выудил телефон из сумки, включая интернет и открывая Сеть. Помимо привычных уведомлений и поздравлений от теперь уже бывших подчинённых Кёя не без удивления уставился на три входящих от своих «коллег по Вонголе». Одно было от Савады, второе от Сасагавы и третье от… И-Пин?

«Хибари-сан, хочу поздравить Вас с Днём рождения и пожелать хорошо отдохнуть, много здоровья, терпенья, побольше улыбаться и с лёгкостью сдать все экзамены… Достойных противников и силы!

П.С. Возвращайтесь в Намимори и в школу (поскорее), мы все соскучились!

П.П.С. Пожалуйста, не убивайте меня за «силу»: это Реборн допечатал, а я считаю, что Вы и так о-о-очень сильный, честно! Без Вас мы не победили бы и в половине состязаний!

С уважением, Савада Тсунаёши.»

Смешок вырвался непроизвольно и так быстро, что Хибари даже не успел отдать себе в этом отчёта. Экзамены он точно не завалит, теперь это стало делом принципа — показать директору, на кого он замахнулся — а проигрывать Кёя не любил. Было в этом письме всё и сразу, что характеризовало Саваду Тсунаёши: уважение и страх, честность и открытость, дружелюбие и соучастие… Его «Босс» был в своём репертуаре и юноша даже позволил себе представить, как дрожали пальцы Савады, когда тот набирал текст и жал кнопку «Отправить». И всё-таки, несмотря на то, что без Реборна явно не обошлось и это травоядное само это признало, писал Савада совершенно точно искренне, а потому даже такое поздравление вызвало внутри что-то, чему подросток не сумел найти определения. Что-то хорошее.

Сбавив шаг и в итоге остановившись совсем, Кёя быстро набрал и отправил ответ и открыл сообщение от Сасагавы.

«ЭКСТЕМАЛЬНО ПОЗДРАВЛЯЮ, ХИБАРИ! ОТПРАЗДНУЙ СВОЁ 17-ЛЕТИЕ КАК МОЖНО ЭКСТРЕМАЛЬНЕЙ, ЧТОБЫ ЗАПОМНИЛОСЬ НА ВСЮ ЖИЗНЬ! БУДУ ЖДАТЬ ТВОИХ РАССКАЗОВ О ПРОВЕДЁННЫХ КАНИКУЛАХ, КАК НАШЕЙ ВСТРЕЧИ НА РИНГЕ!»

Юноша закатил глаза на написанный исключительно прописными буквами текст, справедливо полагая, что поздравление Реохея он бы узнал, даже если бы тот захотел сделать это анонимно. Привычка орать во всю мощь глотки и лёгких, а также пытаться затащить всех и каждого, кто умеет драться, в секцию бокса давно стали визитной карточкой третьегодки. К его манере поведения привыкали долго, но в итоге привыкли все. Даже сам Хибари Кёя. Повертев телефон в руках, гадая, что бы ответить так, чтоб боксёр ничего себе не напридумывал, юноша решил ограничиться сдержанным «Благодарю».

Последнее сообщение действительно оказалось от И-Пин, чем ввело хранителя облака в подобие ступора: у пятилетней девочки есть своя страница в Mixi? Либо это он так отстал от жизни, что стал удивляться подобным вещам, либо… Додумывать Кёя не стал, так как сообщение наконец открылось, вызвав боль в глазах. Самого разного цвета и форм поздравительные смайлы и несколько восклицательных знаков после всего одной фразы: «Хибари-сан, паздравляю с Днём раждения!». Поморщившись, бывший глава ДК потёр глаза указательным и большим пальцами, напоминая себе, что девочка — ребёнок, который в школу ещё не ходит и, соответственно, не может знать всех тонкостей правописания. К тому же, она из Китая. Ошибки «резали» глаза, смайлы вызывали недовольные гримасы, но привычного раздражения не было и в помине.

Он был частью Вонголы уже полтора года и должен был предвидеть такую активность со стороны Семьи, но почему-то вплоть до этого момента не верилось, что кто-то из них вспомнит про ничем не примечательное событие пятого мая, когда его не будет в школе. Настроение неожиданно улучшилось, и подросток позволил себе улыбку. Захлопнув «раскладушку» и сунув её обратно в сумку, Кёя перепрыгнул неглубокую яму и скоро достиг рощи.

Взору предстали в основном деревья лиственных пород, но затерялись среди них и несколько елей с соснами. Где-то на периферии слуха слышался ритмичный стук, но юноша совершенно не обращал на него внимания: красота этого небольшого участка естественной растительности завораживала и казалось кощунством отвлечься от её созерцания даже на несколько секунд.

— Хиберд, ко мне. — Уловив, что юркий кенар отлучился на достаточное расстояние, Хибари решил не оставлять пернатого питомца один на один с местными дабы предотвратить любые попытки покушения на жизнь этого доверчивого создания. Хиберд хоть и был очень отважной птицей, но выносливостью и размерами не вышел; да и в Намимори хищников, как таковых, не водилось, что, несомненно, притупило инстинкт самосохранения птички. Канарейка что-то забурчала на своём языке, но послушно сделала круг и устроилась на голове хозяина, давая понять, что без его разрешения никуда не улетит.

Интересная птица.

Источниками тех странных постукиваний, разносящихся ветром на все окрестные территории, оказались самые обычные дятлы. Крошечные, с красной «шапочкой» и невероятно мощным клювом санитары леса выстукивали прячущихся под корой паразитов и их личинок, предупреждая возможную эпидемию. Небольшая роща продержала его в своих объятиях больше часа, и когда Кёя бросил отрешённый взгляд на наручные часы, то с удивлением обнаружил, что стрелки показывали начало девятого. Спешить было некуда, планов не было, но порядком поднадоевшие (и обнаглевшие) комары подсказали, что стоило бы начать думать о возвращении в более открытые места, если только он не желал стать роскошной столовой. Цыкнув сквозь зубы и расчесав ногтями начавшие уже вспухать места укусов, Хибари неохотно повернул в сторону виднеющейся среди стволов деревьев трассе, по пути лишив жизни ещё нескольких кровососущих, осмелившихся сесть ему на шею.

— Месье Хибари! — звонкий, наполненный радостью голос Оливера вынудил Кёю остановиться и в раздражении закусить внутреннюю часть щеки, наблюдая, как синий внедорожник плавно останавливался у обочины, подъезжая. Только няньки из CEDEF ему сейчас не хватало!

В волосах запуталось несколько листьев, а открытые места рук и голеней приобрели ярко-алый цвет из-за неспособности игнорировать желание расчесать поражённые комарами области. Выглядел он самым «презентабельным» образом! Стоило только выйти к дороге — и на тебе — агенты основанной предком организации оказались тут как тут. Иногда Кёе казалось, что за ним нагло следили. И всё-таки фыркнуть в излюбленной манере и уйти, не удостоив мужчину и взглядом, было нельзя — организация предоставила ему кров и выполняла даже малейшую прихоть. Кроме того, на территории Парижа хозяевами были именно они, а не он. Несколько раздражало, но притерпеться нужно было хотя бы потому, что это банальная вежливость.

Несмотря на свою почётную должность в школе и созданный им образ блюстителя дисциплины, Кёя, как и все подростки, не слишком-то жаждал подчиняться прописным и неписанным истинам и частенько нарушал их, когда оставался наедине с собою. Даже собственным мотоциклом обзавёлся в пятнадцать лет, не имея ни водительского удостоверения, ни права вообще на такую дерзость. Как и почему ГАИ не отобрала его Хонду, юноша предпочитал не думать, но неплохо работающая интуиция подсказывала, что тут точно не обошлось без вмешательства Реборна. С этой точки зрения быть частью сильнейшего мафиозного клана было не так уж и плохо.

Кинув недовольный взгляд на высунувшегося из окна служебной машины Оливера и возведя к небу горе-очи на явный жест мужчины присоединиться к его компании, Кёя нехотя отпустил кенара, залез в автомобиль и на автомате пристегнулся. Мужчина кивнул в знак одобрения и тронул машину с места, выезжая на дорогу в город. Сидеть справа и не видеть перед собой руль было достаточно непривычно, как и осознавать, что обгоняют их с противоположной стороны. Правостороннее движение, чтоб его! Кёе казалось, что он никогда к этому не привыкнет!

Поездка, вплоть до въезда в город, шла в полной тишине. Они ни о чём не говорили, и Хибари мог только гадать, куда его везут и зачем агент вообще подобрал его, когда мог спокойно проехать мимо. Была ли это дань уважению или ему просто приказали находиться вблизи хранителя облака — неизвестно, но почему-то юноша был уверен, что мужчина не очень-то счастлив был находиться в его компании. Даже несмотря на вполне искреннюю улыбку.

— Мне сказали, что у Вас сегодня День рождения, месье, — мужчина повернулся к вмиг напрягшемуся Хибари, одаривая его улыбкой во все тридцать два зуба, — я вызвался покатать Вас по Парижу в качестве подарка, поэтому не стесняйтесь говорить, что бы Вы хотели посмотреть. Я тут набросал примерный план, но вдруг что-то не устроит… Кстати, а что с Вами случилось?!

Старательно проигнорировав вопрос, сдержав очередной порыв расчесать лицо и руки, Хибари машинально взял протянутый листок, пытаясь вникнуть в слова сопровождающего и понять, не послышалось ли ему. CEDEF решила устроить ему праздник? Но зачем? Кёя пробежался глазами по корявым строчкам, щурясь на трудно разбираемых буквах, и пришёл в ещё большее смятение. Оливьеро решил устроить ему глобальную экскурсию по Парижу и его достопримечательностям, а также затащить в местный парк развлечений. Последнее юноша хотел меньше всего, но высказывать своё недовольство не спешил: день только начался, а планы были просто масштабные, велика вероятность, что в именитый Диснейлэнд они не успеют.

«Сходи на улицу, развейся; погода сегодня прекрасная, может что интересное найдёшь», — слова Алауди всплыли в голове внезапно, словно голос совести, и желание подпортить мужчине настроение как-то сошло на нет. Юноша закинул руки за голову, опираясь о подголовник.

— Я толком ничего тут и не видел, поступайте по своему усмотрению. — Как-то грустно вышло, зато правда. Оливер кивнул и резко выкрутил руль вправо, выезжая на мост и почти сразу ударяя по газам. Хибари, хоть и любил скорость, непроизвольно вжался в сидение, ухватившись за надголовный поручень. Так носиться по дорогам разрешалось исключительно ему!

Первым местом, куда привёз его сопровождающий, оказался узенький бульвар, похожий на тот, что Кёя видел с экрана телевизора. Ничего особенного не было, но атмосфера спокойствия и уюта так и витала в воздухе, обновляя потрёпанные нервы. Сувенирные лавки, кафе и обычные дома в четыре-пять этажей — тут слышалось дыхание спокойного прошлого, не потревоженного инновациями и различными бредовыми идеями Больших людей. К сожалению, на название бульвара подросток внимания не обратил, переспрашивать у Оливьеро казалось унизительным и он решил просто внутренне порадоваться, что это место ему вообще показали. В конце концов, возвращаться сюда он был не намерен, как, впрочем, и в саму Францию.

После лёгкого перекуса какими-то с виду обычными, но на деле невероятно нежными и вкусными булочками, по виду напоминающими миниатюрные батоны, агент CEDEF ещё немного покружил по окраинам столицы и рванул в сторону самого города: успеть посмотреть было ещё много чего, а времени оставалось мало. Разумеется, можно было показать местные красоты и после Дня рождения наследника организации, но разумной казалась идея сделать это именно в этот день. Мужчина нахмурился, закусив губу и старательно соображая, как ему успеть выполнить намеченную им же самим программу. Судя по всему, дело предстояло не из лёгких.

Кёя незаметно посматривал на мужчину, подмечая мельчайшие изменения в мимике и жестах, что только подтверждали его догадку: Оливер не очень-то был счастлив компании юного японца и возился с ним только по долгу службы. Хибари моргнул, на миг опустил глаза и со скучающим видом отвернулся к окну, поставив локоть на раму и подперев ладонью подбородок. Ему было прекрасно знакомо это чувство: быть с кем-то рядом только потому, что у тебя нет другого выбора… Запланированная мужчиной программа дня была слишком насыщенной, и юноша не горел желанием нестись галопом по европам в тщётной попытке осмотреть всё и сразу. Что-то он уже видел благодаря электронному гиду, про что-то читал, а что-то упоминал в коротких разговорах Алауди. К слову о последнем, предок не подавал никаких признаков своего незримого присутствия и нервная система Кёи потихоньку успокаивалась, словно кошка, решившая опустить вставшую дыбом шерсть. В компании Клайда не было неприятно, нет, скорее, речь шла о неловкости. Подросток совершенно не знал, как вести себя с детективом, а ничего кроме всем поднадоевшего «давай сразимся» на ум не приходило. Алауди, хоть и начинал порой разговор, казалось, на деле не был заинтересован в диалоге, а навязываться Хибари не любил.

Вдали послышалась разрывающая слух сирена и через минуту мимо проскочила карета скорой помощи, тотчас скрывшись за поворотом. Взор серых глаз устремился сквозь козырёк на небо, чувство лёгкой отрешённости только усиливалось.

***

Он не особо запомнил последовательность, в которой агент таскал его по местным достопримечательностям, но под конец третьего часа скитаний голова Кёи начала идти кругом, а перед глазами летали миниатюрные версии улыбающегося Оливьеро, ни на секунду не замолкающие, как и их оригинал. Для Хибари такая вылазка стала настоящим испытанием на прочность, ибо нервы интроверта уже трещали по швам, что грозило вылиться в крупномасштабное мордобойство. Юноше хотелось забить до смерти эту бессчётную толпу вокруг него, стереть с лица своего сопровождающего глупую улыбку и пойти, наконец, домой, где не придётся терпеть весь этот ужас.

Несмотря на упавшее ниже нуля настроение и повысившуюся жажду убийства юноша ещё мог отвлекать внимание на красоту природы, так отличающуюся от его Родины, и рассматривать мелькавшие тут и там строения. Сперва подростку казалось, что машина кружит по одним и тем же местам, но каждая остановка влекла за собой совершенно новые виды. Оливер уговорил своего подопечного сфотографироваться напротив Триумфальной Арки и треугольников Лувра (внутрь юноша заходить наотрез отказался, заявив, что не намерен убивать целый день чтобы провести его в музее среди сотен тысяч потных, давящих друг друга тел представителей рода человеческого). Они полюбовались журчащей Сеной со знаменитого моста, и Кёя не побрезговал коснуться золочёных статуй Нимф и древнегреческих богов, коими тот был сплошь усеян. Подросток даже не постыдился лёгкой улыбки: мост действительно являл собой удивительное зрелище, а у мастера, создавшего фигуры, руки явно росли из нужного места. Оливер протащил юного хранителя Облака и по Елисейским полям, не упустив при этом возможности пробежаться по прилегающим бутикам и торговым центрам…

Париж действительно оказался довольно интересным городом.

«Намимори не хуже». — Тряхнув головой, сбрасывая наваждение, Кёя потянул руки и спину, разминая мышцы. Позвонки с лёгким хрустом вернулись на свои места, оставив немного неприятное чувство.

— Думаю, на башню Вам лучше подняться вечером, когда включат подсветку. Вид на город тогда утопает в атмосфере загадочности и романтики. — Агент CEDEF потёр подбородок, улыбаясь во все зубы. В голову мужчины пришли воспоминания его первого свидания с женой. Она была прекрасна в своей невинности и жаждала тёплого, душевного общения, а он был юн и горяч и был готов растратить всю зарплату с премией на цветы, конфеты, шампанское и вид на ночной город с почти трёхсотметровой высоты. Замечательно провели тогда время…

Мужчина вздохнул, блаженно прикрыв глаза, несколько тоскуя по такому беззаботному прошлому. С тех пор как они сыграли свадьбу, выбираться на простые прогулки и культурные мероприятия стали реже, а с рождением Жан-Луи и Доминика эти вылазки практически свелись к нулю: жена полностью погрузилась в заботы о детях и доме, а он хватался за любые дополнительные задания, чтобы семья ни в чём не нуждалась. Оливьеро из кожи вон лез, чтобы обеспечить детям беззаботное светлое будущее. Пухлощёкие карапузы были его всем, и молодой отец с них нарадоваться не мог. Фотографии близнецов и жены занимали почти всё свободное место на рабочем столе, и мужчине часто приходилось выслушивать упрёки от начальства, что из-за рамок некуда класть документы.

— Отвезите меня домой. — Серьёзный, с нотками усталости голос Хибари разбил замаячившие было на периферии сознания воспоминания, возвращая Оливера в реальность. Юноша скрестил руки на груди и хмурым взглядом буравил своего «экскурсовода», недоумевая, отчего тот застыл посреди улицы. Кёя хотел было по-тихому уйти, пока агент пребывал в прострации, и даже сделал это, но довольно скоро понял, что совершенно не знает города и был вынужден вернуться.

Собственная беспомощность его раздражала.

Вопреки ожиданиям агент не спешил исполнить его просьбу-приказ и продолжал стоять на месте, чем вогнал юношу в подобие ступора. Хибари повторил требование, в этот раз более жёстко, но так и не добился никакой реакции. Несколько обескураженный, юноша испытал острое желание помахать рукой перед лицом мужчины, но сумел сдержать себя. Интуиция подсказывала, что тот всё слышит и понимает, просто слова Хибари не имеют для него особого веса. И это выводило из себя.

— К моему сожалению, выполнить сию просьбу я не в состоянии, — Оливьеро, наконец, отмер и обернулся на подростка, одарив его хитрым взглядом: — Ваш дом в Японии, а я самолётом CEDEF, увы, не владею. Вы можете обратиться в Вонголу и попросить их оплатить билет до Токио.

— Я говорил про особняк Алауди.

Кёе показалось, что его рычание услышали все в радиусе десяти метров, но на нормы приличия юноше было уже, мягко говоря, плевать. Его достала эта бессмысленная трата времени и мало понятные комментарии сопровождающего. Во всей Франции не было никого, с кем он мог бы спокойно поговорить по душам, безумно не хватало поддержки Кусакабе… Подросток взъерошил волосы, фыркнул и быстрым шагом направился к машине, температура салона которой уже была близка к невыносимой.

>Обратно в особняк предка его не повезли.

Хибари поджал губы и, развалившись на заднем сидении, лениво смотрел в потолок, периодически хмурясь, когда машина подскакивала на лёгких неровностях. Привыкнуть к игнорированию своей воли оказалось не так просто, приходилось прилагать все усилия, чтобы не заехать сопровождающему кулаком в челюсть и не взять управление машиной на себя. Чувства внутри перемешались, и на душе потихоньку разрасталась буря. Последнее время контролировать слишком резкие перепады настроения стало сложнее, и Хибари не был уверен, чем вызваны эти перемены. Вероятно, во всём был виноват его возраст — уже не ребёнок, но ещё и не взрослый — с ним вроде как и считались, а вроде как (иногда) прямо игнорировали. Во всяком случае, такие ощущения захватили его в чужой стране — в родном Намимори отношение к Главе ДК было более чем уважительным.

«Бывшему главе», — напомнил себе Кёя и перевернулся на бок, уставившись безразличным взглядом в спинку водительского кресла. В салоне было жарко и невероятно душно, не помогал даже включенный на всю катушку кондиционер.

Машина остановилась настолько внезапно, что не успевший среагировать юноша по инерции вылетел с заднего сидения, впечатавшись лицом в переднее и больно ударившись плечом о бардачок двери. Улёгшийся было гнев вылился в чистой воды ярость и лишь заполонившие сознание звуковые сигналы дали понять, что экстренное торможение было применено не просто так. Вернувшись на своё место, Кёя опустил стекло до упора и высунул голову наружу в естественном желании разузнать, что случилось. Виновником оказалась машина ГАИ, преследующая Фольксваген. Ушёл нарушитель закона от правоохранительных органов или же оказался пойман, сказать было нельзя — всё произошло за несколько секунд, через которые и нерадивый водитель, и вошедшие в раж от погони гаишники скрылись с перекрёстка, оставив едва среагировавших и остановившихся водителей приходить в себя и разъезжаться каждый по своим делам. Всё внутри Кёи негодовало — судя по царящей ранее тишине, звуковое сопровождение сотрудники госавтоинспекции включили в момент подъезда к перекрёстку, оставив остальным доли секунды на реакцию. Скорость была не маленькая, и то что никто не пострадал действительно было чудом.

— Что ж, раз уж мы выжили в этом хаосе, предлагаю отложить дальнейшую экскурсию до вечера, а сейчас расслабиться и отметить это дело, м? Здесь в паре кварталов, рядом совсем. — Оливьеро весело подмигнул уже севшему и на всякий случай пристегнувшемуся Хибари, на что юноша ответил демонстративным закатыванием глаз. Ну он же вроде вполне ясно дал понять, что надоело ему всё это, что он вернуться хочет! Мобильник в кармане завибрировал, извещая о входящем сообщении.

«С праздником, Хибари, не парься о словах директора, всё равно без тебя комитет долго не просуществует. Поэтому отдохни хорошо и возвращайся, ладно?

Ямамото Такеши».

«Откуда у этого мистера беззаботности мой номер?» — Сжав руку в кулак, Кёя поставил мысленную галочку обязательно выведать правду и после прибить либо Кусакабе, либо оболтуса Саваду. Эти двое вечно лезли со своей заботой, и если с первым Хибари дружил уже довольно долго и даже прислушивался к его советам, то с новоиспечённым «Боссом» они общались всего год. Доверия особого не было, но что-то вроде мешающейся привязанности образовываться начинало. И это пугало. Хибари никогда не имел много друзей, по правде, в этот почетный список входил только Тетсуя и то, Кёя периодически жалел об обретённых узах, когда его заместитель оказывался в опасности. Конечно, он бы скорее убил кого-нибудь, чем признался бы в том кому-либо, но — взять хотя бы ту стычку средней Намимори со средней Кокуё — когда Кусакабе пострадал, он волновался. И самое страшное, что к компании молодых мафиози у юноши начали появляться схожие чувства. Во время их незапланированного путешествия в будущее, битвы с Семьёй Шимон и других порой глупых, а порой и опасных стычках он переживал за «этих бесхребетных травоядных». В глубине души. Узы, дружба, семья — слабость, а Кёя давно решил для себя, что будет сильным. Поэтому ему не нужны друзья или приятели, тем более семья. Однако…

«Членство в Вонголе позволяет сражаться с сильными противниками, поэтому я терплю это сборище» — Хибари был уверен, что и спустя двадцать лет будет отвечать так же на этот глупый и до нельзя раздражающий, ставящий в тупик вопрос «почему ты с ними?». Сжав в руках корпус телефона, юноша метнул быстрый взгляд на водителя и, колеблясь, принялся набирать ответ на сообщение. В голову лезли сотни вариантов: от обещания забить до смерти до вполне покладистого «Спасибо. Ладно». Взвесив все варианты, подумав, насколько сильно упадёт в глазах мечника при выборе последнего, Кёя решил написать нечто среднее. Сдержано поблагодарив за поздравление, при этом пообещав Такеши сломать ему пару ребёр по возвращении за глупые домыслы о его переживаниях о закидонах директора, юноша отложил мобильный в сторону и снова посмотрел на Оливьеро. Мужчина пребывал в самом обычном своём состоянии и мурлыкал под нос тихую мелодию.

— Вы можете сказать, куда мы едем? — Подозрения начали охватывать душу подростка, когда за деревьями показалась верхушка колеса обозрения. Оливер на вопрос загадочно ухмыльнулся и покачал головой, явно над ним посмеиваясь. Не то чтобы Кёе уже нужен был его ответ — и так всё было довольно очевидно. — Я же сказал, что устал от всего и хочу отдохнуть…

— А где можно лучше отдохнуть, чем в парке развлечений? — Удивился ли мужчина всерьёз или же просто являлся хорошим актёром сказать было нельзя, но своими речами и поведением он уже не раз заставлял Хибари почувствовать себя идиотом. Машина плавно въехала на стоянку, и Оливьеро, припарковавшись под тенью раскидистого дерева, заглушил двигатель. Открыв дверь, он жестом пригласил подопечного покинуть салон. Кёя недовольно цыкнул, сверкнул глазами, но всё же подчинился. Наверное, сказалась жара.

Хлопнув дверью, подросток блаженно прикрыл глаза на пробежавшийся по лицу и волосам ветерок. Чувство умиротворения, заставшее врасплох, разбилось о восторженные детские крики и нытьё взрослых, ропщущих на огромную очередь к кассе. Несмотря на будний день, народу было очень много и у Кёи даже закрались подозрения, что самые первые пришли сюда с рассветом. Оливер похлопал по плечу Хибари, привлекая внимание, и поманил за собой, обходя главный вход.

«Ну конечно, для таких как он есть специальные двери», — Подросток молчаливо смотрел, как его сопровождающий что-то показывал и объяснял грузному охраннику и чувствовал, как уголки губ сами собой приподнимаются в полуулыбке. Сдвинув брови к переносице, придав себе наиболее суровый вид, Хибари демонстративно отвернулся от калитки, показывая, что ему весь этот цирк не интересен. И почему город оказался таким большим? Будь он хоть чуточку меньше и владей Кёя хотя бы азами французского, смог бы незаметно «потеряться» и вернуться в дом своего предка, насладиться тишиной и покоем.

Внутри появилось давящее чувство, смешавшееся со стыдом, когда Оливьеро что-то радостно прокричал и, схватив подростка за локоть, буквально втащил на территорию Диснейленда. Кёя передёрнул плечами — вся эта ситуация жутко смущала, а беспокойство, что его чудесным образом увидит тут кто-нибудь из знакомых или знакомых его знакомых и вовсе кричало уносить ноги. Однако пути назад не было. Вернее, выход был, конечно же, но этот нескончаемый поток людей довольно быстро унёс их с Оливером вглубь парка. Да и мужчина, как назло, не сводил с подростка внимательных глаз. Чувство дискомфорта лишь усилилось, когда юноша понял, что подавляющее большинство посетителей — молодые и не очень семьи с маленькими детьми и подростками на два-три года младше его. То, что среди них не было ни одного представителя азиатской национальности тоже напрягало: Хибари чувствовал себя воробьём в стае попугаев.

Как-то ему довелось услышать от Каваллоне фразу «все японцы на одно лицо» и тогда он едва не пришиб своего незадачливого «учителя» на месте за столь вопиющее оскорбление. Дино удалось удрать, но Кёя ещё долго ходил с мрачной миной, про себя возмущаясь тупостью «Коня» и советуя ему пойти показаться офтальмологу. Теперь же юноша был почти готов забрать злые слова обратно — то ли роль играло внезапно обострившееся чувство национальности, то ли он просто не привык видеть столько иностранцев сразу и в одном месте, но девяноста процентов окружающих его европейцев действительно казались ему одинаковыми и различались разве что одеждой. Ну ещё и цветом волос, да. В Японии перекрашивать волосы, осветлять их было крайне нежелательно: человека сразу клеймили выскочкой и путь к успешной жизни смельчаку был заказан. Можно, конечно, на пару дней дать волю бунтарскому желанию и дерзнуть вытворить такое в университете, но в этом случае студент должен был обладать поистине великим умом — низкая успеваемость вкупе с недостойным поведением тотчас каралась исключением. В Европе же такие способы выделиться из толпы не считались аморальными, и Хибари впал в недолгую прострацию увидев среди обладателей крашеной шевелюры совсем маленького человечка, девочку, лет одиннадцати-двенадцати на вид.

«Ну, если их всех в ряд поставить, я отличу одного от другого, а если они будут идти гуськом — очень вряд ли». — Прикусив губу от поднявшегося внутри чувства неловкости и слабого желания засмеяться в голос, Кёя постарался отвлечься от наглого разглядывания европейцев, переключив внимание на «рабочих сцены», коих со всех сторон наблюдалось немало.

Расхаживающие туда-сюда переодетые в костюмы диснеевских персонажей сотрудники парка ситуацию лучше не делали. Если память со зрением Кёю не подводили, то с «оживлением» рисованных героев у французов явно были проблемы: пухленькая Белоснежка, чернокожая Принцесса-лебедь, изрядно помятые и совершенно лишённые шеи Плуто и Гуффи… Были, разумеется, и очень удачные подборки, но глаз почему-то больше цеплялся не за них. В общей своей массе посетители не обращали внимания или же игнорировали такие мелочи (или просто были слепы на оба глаза), и Кёя их никак не осуждал — взрослым вообще должно быть пофиг на этот маскарад. Его тревожила спокойная реакция детей на это безобразие. Может малышня и мало что смыслила в законах анатомии, но, по крайней мере, должна была понимать, что голова не на плечах растёт, а ноги плавно «вытекают» из бёдер. Детей же все эти вопросы логики не интересовали и они были слишком увлечены желанием отдохнуть от учёбы и серых будней, чтобы забивать свой мозг подобными размышлениями. Хибари грустно покачал головой на безнадёжное поколение и отвлёкся на что-то увлечённо щебечущего Оливера.

Как стало ясно достаточно скоро, мужчина воодушевлённо пересказывал историю создания парка и идею разделения секций в зависимости от тематики, но смысла особого для Кёи это уже не играло — он всё равно бессовестно прослушал начало. Кроме того, громкий голос сопровождающего тонул в рёве толпы и раздающейся со всех концов музыки. Песни транслировались совершенно разные, и получившийся в итоге винегрет действовал на нервную систему. В один момент Оливьеро просто ухватил подопечного за локоть и потянул куда-то вглубь толпы, радостно что-то выкрикивая. Они остановились у входа в белое замкообразное здание, крыша и вывески которого были травянистого цвета, а на стёклах красивым шрифтом блестела гравировка «WALTS». Выдернув руку из цепкого захвата, Кёя смерил агента нечитаемым взглядом, от души жалея, что находится на «чужой территории». В Намимори ни одна живая душа не смела так бесцеремонно хватать и тащить его куда бы то ни было.

========== 4.2. ==========

Внутри ресторан оказался компактным, но уютным. Кремовые стеныс тёмно-шоколадными вставками интерьера, бордовые шторы с пампасами, столики и куча настенных светильников. На небольших постаментах стояли горшки с высокими фикусами, а рядом с лестницей, ведущей на второй этаж, был средних размеров бюст Уолта Диснея. На удивление юноши, народу внутри было не так уж и много и вполне можно было дышать. Даже была возможность спокойно пройтись по всему зданию, не рискуя быть сбитым при этом с ног. Хибари поставил мысленный плюсик своему сопровождающему и, выловив его взглядом среди уже занявших места людей, не спеша прошёл к угловому столику, сел в обшитый мягкой тканью с цветочными узорами стул. Официант нарисовался почти мгновенно, трепетно передавая клиентам меню и вставая рядом, держа наготове блокнот и ручку.

Длинные и заумные названия не говорили Кёе ровным счётом ничего о самом блюде, а фотографии-помощники совсем не помогали: размеры были довольно малы, а в силу своих скудных познаний в иностранной пище юноша мало что понимал в ингредиентах. Глаза наткнулись на единственное знакомое название, и Хибари едва не вздохнул с облегчением: теперь можно было не волноваться, что он закажет какую-нибудь гадость или что-то живое вроде устриц или улиток.

— Не желаете попробовать бокал вина? В конце концов, у Вас сегодня праздник, а лучше чем во Франции и Испании Вы этого напитка не найдёте. Да и как члену Семьи Вонголы Вам скоро придётся посещать официальные собрания, торжества и прочее в этом духе. Естественно, без алкоголя такие мероприятия не обходятся. — К изумлению Кёи, Оливер говорил на полном серьёзе и, похоже, совершенно не принимал во внимание, что его подопечному ещё год до восемнадцати — возраста, в котором согласно местному законодательству, человек считается со-вершеннолетним и может употреблять спиртное.

Минута гробовой тишины и полностью потерянный вид юноши были приняты агентом за согласие и невесть откуда появившуюся стеснительность, поэтому он быстро протараторил официанту заказ, предварительно поинтересовавшись, что его спутник желает на второе. Хибари машинально ткнул в картинку с курино-грибным жульеном и только потом сообразил, на что подписался. В горле возник комок слюны и нервов, захотелось взвыть в голос — он совершенно не умел пить, а в том, что вино обязательно «ударит» по вискам юноша не сомневался — печальный опыт знакомства с «взрослыми напитками» уже имелся. Возможно, в словах Оливьеро и был здравый смысл — стоило хоть немного привыкнуть к алкоголю, чтобы однажды не потерять способность управлять телом и мозгами, но слишком хорошая память недвусмысленно намекала, что идея эта не самая лучшая и хорошо бы держаться от таких авантюр подальше.

В Японии процесс становления взрослого человека завершается в двадцать лет; тогда же разрешается пригублять саке и другие алкогольные напитки, которые ни один вменяемый человек ни за что и ни под каким предлогом не продаст несовершеннолетнему. Не то чтобы Кёю это ограничение остановило: свою первую чашечку хмельного напитка подросток попробовал ещё два года назад, когда произошла стычка внутри комитета и у него, что называется, сдали нервы. Тогда трое самоуверенных первогодок, коим посчастливилось занять места покинувших школу членов ДК, осмелились открыто перечить приказам Главы, доказывая свою правоту совершенно никудышными аргументами. Церемониться с выскочками Кёя не стал и довольно скоро мальчишки отправились в лазарет и были вышвырнуты из рядов Комитета. Именно тогда Кусакабе и вломился в кабинет лучшего друга с бутылкой саке, предложив «успокоить нервы». К сожалению, юный Глава совершенно не нашёлся, что возразить.

Парень передёрнул плечами от жутких воспоминаний и сложил руки «домиком» не без волнения ожидая, когда принесут заказ. В памяти ещё были свежи просмотренные следующим утром компрометирующие видео и фотографии на телефоне Тетсуи и повторить все те «подвиги», на которые его потянуло после того как алкоголь завладел телом, Хибари очень не хотелось.

— Ваш заказ, прошу. — Официант возник так же внезапно, как и в первый раз, и элегантно поставил на стол поднос с едой и выпивкой, аккуратно пододвигая к каждому гостю его заказ. Горшочек с жульеном выглядел аппетитно, и Кёя понял, насколько сильно проголодался. Вооружившись столовыми приборами, он уже хотел приступить к трапезе, когда его отвлёк лёгкий кашель со стороны агента CEDEF. Оливьеро взял свой бокал вина и чуть приподнял над столом, призывая юношу сделать то же самое.

Колеблясь внутри, но сохраняя на лице полное безразличие, юноша сжал ножку своего бокала, поднимая на уровне плеча. Беспокойство внутри никуда не делось, а когда произнесённый Оливьеро тост был окончен и стекло мелодично звякнуло при чоканьи, сомнения лишь усилились. Выставить себя посмешищем не хотелось, но и отказываться от вина тоже было не комильфо.

— Не волнуйся, это Мерло. В нём меньше алкоголя и по вкусу оно более мягкое и сочное. Чем-то напоминает переспелый виноград и для тебя, как для новичка, это лучший выбор из Бордо. — Раздавшийся сбоку голос был явно знаком, и Кёя, скривившись, скосил глаза на сидящего за третьим стулом Алауди. Откуда он тут взялся? Словно расслышав немой вопрос, сыщик самодовольно ухмыльнулся и указал на безымянный палец левой руки своего наследника, кольцо на котором едва заметно светилось фиолетовым. Щёки юноши заалели, и он был очень рад, что свет в этом уголке ресторана был приглушённым — объяснять Оливьеро, что с ним всё в порядке желания не было.

— Похоже, ты испугался возможных последствий и случайно меня призвал. — Решил ли Клайд добить его таким образом или же это просто была его манера общения Кёя не знал, а спрашивать напрямую казалось чем-то глупым и неестественным для него. Лучшим выходом казалось просто игнорировать неожиданно разговорившегося сыщика и надеяться, что тот мизерный поток энергии, так неосторожно отправленный в кольцо, иссякнет в ближайшие минуты.

Коснувшись бокала губами, юноша осторожно сделал маленький глоток, почти тотчас ощущая разрастающийся пожар сначала в глотке, а после и в груди. Вкус и вправду был довольно мягким и даже приятным, но от этого вино не переставало быть вином. Поставив бокал на стол, Хибари схватился за вилку и поспешил «потушить» внутренности жульеном, вызвав недоуменный взгляд со стороны обоих взрослых. Оливьеро быстро сориентировался и опустил глаза, а вот Алауди не был столь безразличен.

— Ты серьёзно думаешь, что такой глоток «подкосит» тебя? Ну и ну. — Призрак навалился на стол и положил на него локти, подперев кулаком подбородок. Хибари стиснул зубы и тихо зарычал.

— Сгинь…

— Вы что-то сказали, месье?

Выражение лица юноши сменилось с хмурого на просто недовольное и уставшее. Алауди мужчина и остальные посетители видеть не могли — так уж «работало» кольцо Вонголы, — а разговоры вслух с самим собой никогда не являлись чем-то нормальным. Агент не сводил с него запутанного взгляда, и деваться Кёе было в общем-то некуда.

— Вам показалось, — подросток отмахнулся от желавшего сказать что-то ещё мужчины, метнув в предка уничтожающий взгляд. Призрак на нахохлившегося потомка никак не отреагировал и продолжил безмятежно блуждать глазами по заведению, иногда вытягивая шею в желании рассмотреть отложенные Оливьеро на край стола бумаги. Это был сборник из полученных на улице флаеров, листовок и каких-то схем обычной шариковой ручкой, больше напоминавших детские каракули. Совершенно ничего важного и относящегося к CEDEF, Вонголе или его наследнику.

Последующие минут двадцать прошли в тишине, прерываемой только звяканьем столовых приборов да приглушённой болтовнёй за соседними столиками.

Кёя отложил нож с вилкой на край тарелки и коснулся холодными пальцами лба, пытаясь снять медленно, но верно возникающую мигрень. Мерло таки «ударило» ему в голову и теперь предстояла сложная задача, в общих чертах формулирующаяся как «Сидеть тише воды, ниже травы и стараться никак не проявлять какую бы то ни было активность». Одно дело, когда очень слабая переносимость алкоголя* проявляется в присутствии своих, совсем другое — при посторонних да ещё и в чужом городе.

— Что такое, плохо? — Алауди выпрямился и сосредоточенно посмотрел на сидящего статуей подростка, обхватившего голову руками и закрывшего глаза. Сыщик не рассматривал всерьёз опасений Хибари и, видимо, зря. Губы юноши подрагивали, а пальцы захватили приличную охапку тёмных волос. Кёя не реагировал. Детектив цыкнул сквозь зубы и перевёл взгляд на спокойно жующего свой заказ Оливьеро, который, к счастью или нет, ещё не заметил состояния своего подопечного. — Кёя, ты меня слышишь?!

— Заткнись… — Юный хранитель Облака приоткрыл глаза и расфокусированно посмотрел на предка в надежде, что от него отстанут. Щёки подростка раскраснелись и дышал он как-то рвано, тяжело.

— И не подумаю. Ты качаешься, такими темпами скоро носом в салате окажешься. — Клайд сдвинул брови к переносице и попытался коснуться наследника. Бесполезно. Призрачная рука прошла сквозь живую плоть из-за недостатка пламени, не вызвав у Хибари никакой реакции. — А ну вставай! Тебе надо на свежий воздух.

Кёя что-то промычал, и в этот раз его сопровождающий соизволил обратить на юношу внимание. Агент CEDEF спешно отложил столовые приборы и, в мгновение ока оказался рядом, легонько потряхивая подростка за плечо. Хибари, оскалившись, отмахнулся. Ни одна живая душа (Кусакабе не в счёт) не должна была узнать о его слабости — это было бы слишком унизительно. Музыка, разговоры посетителей и счастливый визг детей смешивались воедино, никак не помогая разрывающейся от боли голове. Кёя потёр виски, перешёл к щекам и, медленно помотав головой, попытался открыть глаза. Чёткость зрения улучшилась, что нельзя было сказать про общее его состояние. Оливьеро что-то запричитал и скрылся за углом лестницы, вызвав у Кёи вздох облегчения.

— Давай, добавь в кольцо пламени, я выведу тебя на улицу. — Алауди протянул юноше руку, предварительно подойдя к нему почти вплотную.

— Я не алкашина, сам справлюсь!

Рыкнув на предка, Кёя опёрся ладонями о стол и встал на ноги. Вполне уверенно и бодро (пусть и совсем немного покачиваясь) подросток покинул пределы ресторана и, смешавшись с разномастной толпой, дошёл до лавочки, прикрученной возле небольшого фонтанчика. Окунув руки в прохладную воду и ополоснув горящее лицо, юноша осмотрелся по сторонам и, убедившись, что никому нет до него дела, осторожно прилёг, свесив руки. Алауди что-то говорил про воду, но следить за ходом его мыслей в тот момент было утомительно.

Хибари закрыл глаза и, вдыхая веющий лёгкой прохладой ветерок, позволил себе расслабиться.

Хибёрд сделал круг почёта над его головой и уселся на бокал вина в руках Кусакабе, весело напевая какую-то задорную иностранную песенку, мотив которой был до жути знаком, но никак не мог вспомниться. Тетсуя выглядел совершенно счастливым и, крича что-то про неземные таланты Хибари, умилённо пялился в экран планшетки, из которой доносились странные звуки и выворачивающая наизнанку музыка. Возникло чувство, что в экране кого-то пытали, причем самыми зверскими способами.

— Глава, ещё по рюмашке? — Подмигнув, Кусакабе протянул бутылку ликёра и, сорвав с себя форму ДК, оказался в кугуруми Дамбо. Кёя непроизвольно подметил неудачливость выбора: волосы зама оказались как раз под хоботом, из-за чего создавалось довольно странное впечатление, объяснить которое юноша не мог. Как бы то ни было, на месте любого из детей (да что там, и взрослого тоже!) Кёя не доверился б этому «созданию».

Дамбо-Кусакабе распевал новогодние частушки и песни и, прежде чем Кёя успел оному удивиться, понял, что поляна, на которой они сидели, была засыпана снегом. Правда, почему-то холодно в летней одежде ему не было, что, несомненно, странно. Юноша в недоумении нахмурил брови и поджал губы, пытаясь найти взглядом скрытую камеру — иначе объяснить творящийся вокруг него дурдом он не мог. Тем временем его заместитель закончил с новогодними поздравлению и плавно перешёл к празднованию Ханами², который юный хранитель Облака невзлюбил ровно год назад из-за дурацкой аллергии и последующего за ней дурацкого и позорного проигрыша. Первого в своей жизни!

— Ку-фу-фу, Кёя-кун, тебе так идёт этот наряд.

Хибари почувствовал, как внутри закипает кровь: этот голос и этот странный смех он бы узнал из миллиарда! Сжав любимые тонфа, обернувшись и приняв боевую позицию, Кёя столкнулся с насмешливым взглядом гетерохромных глаз. Мукуро — а это был именно он — с видным усердием пытался сдержать смех и держал в руках большое зеркало, в котором отражался его оппонент. Инстинктивно Кёя бросил в стекло мимолётный взгляд и… замер от ужаса. Он был одет в рубашку и шорты, но по каким-то неведомым ему причинам они были сделаны из цветков сакуры!

Что ж, розовый грозному главе ДК явно не шёл, в этом он лишний раз убедился.

— Начнём наш праздник! — Хранитель Тумана расстелил возле Кёи плед, выудил из-за пазухи фотоаппарат и принялся щёлкать им, попутно восхищаясь опадающими с Хибари лепестками. Кусакабе, гадина, творил примерно то же, только ещё утирал слёзы восхищения. Сам же именинник от охватившего его шока и смущения не мог ни говорить, ни двигаться.

К счастью или нет, но этот кошмар закончился относительно быстро и, на смену ему пришёл другой.

— Победителем станет тот, кто первый отправит противника в нокаут! — С какого перепугу он оказался на ринге и почему за рефери был Сасагава Рёхей Кёя старался не думать. Но когда он понял, что его противником будет Оливьеро, выпал в осадок. Конечно, агент CEDEF умел сражаться — тут безоговорочно — но почему именно бокс? И почему именно Оливьеро? Кёя не отрицал, что за время их двинутой экскурсии не раз хотел «начистить морду» болтливому французу, но что бы так… Да и в боксе Хибари не был хорош: бить перчатками было неудобно, плюс, целая куча различных запретов, что никак не способствовали его вероятному выигрышу.

Но отступать было не в его стиле.

Схватка была быстрой и даже обошлась без лишней крови: Оливер не выдержал удар тонфой (стоп, а куда делась перчатка?) в солнечное сплетение и валялся на полу ринга не особо реагируя на подсчёт Рёхея. Сасагава, досчитав до десяти, объявил победу Хибари и пошёл к нему. В руках его магическим образом появился стакан с водой, но Кёя уже устал удивляться. Или нет? Лицо третьегодки оказалось подозрительно близко от его собственного и внезапно поменяло свой облик. Теперь на юношу смотрел Алауди с телом Сасагавы, держал над его головой стакан с водой (когда он успел упасть?) и зачем-то без конца звал его по имени.

— Подъём, кому говорю?! — Удар оказался болезненным, и, открыв глаза, Кёя увидел нависающего над ним Алауди. Призрак потерял свою прозрачность и выглядел куда живее, чем в их последнюю встречу. — Ну наконец-то.

Клайд выпрямился и протянул руку, помогая юноше встать. Схватившись за ещё пульсирующий затылок, Хибари вопросительно посмотрел на предка в ожидании объяснений. Сыщик задорно улыбнулся и провёл рукой в призывном жесте осмотреться. Машинально выполнив просьбу Кёя понял причину своей боли — похоже, он умудрился задремать и в итоге свалился со скамейки. Или же его кое-кто спихнул оттуда? Подросток подозрительно сощурил глаза на Алауди, но нашёл в себе силы промолчать. Хорошо ещё, что упал он не на асфальт, а на клумбу — пусть и немного, но трава смягчила удар.

Как же хорошо, что его никто не видел кроме вездесущего предка.

Кстати о некоторых.

— А где Оливьеро? Он разве не должен был начать искать меня, не найдя за столиком в ресторане?

— Да, но ты выглядел таким вымотанным, что я сокрыл тебя от чужих глаз. Не нужно было?

Хибари моргнул в поражении, изумлённо впившись в предка большими глазами. Такого жеста доброй воли от Первого хранителя облака он не ожидал это точно. Он вообще тогда мало что соображал и уж тем более ожидал и, по правде, не надеялся сбежать из-под надоевшего конвоя. Просто нужен был глоток свежего воздуха и местечко, где можно было прилечь.

Пробормотав слова благодарности Кёя сел обратно: голова ещё немного побаливала, но хотя бы ясность сознания вернулась. А как вообще призрак смог «сокрыть его от чужих глаз», он же просто… призрак? От попытки провести логические цепочки и найти ответы вернулась мигрень, заставив Хибари бросить эту затею: в конце концов, какая разница, как это произошло, главное, что он получил долгожданную передышку.

— Сколько я спал?

Сыщик полез в карман плаща, после щёлкнул себя по лбу и повернулся к ларьку с сувенирами, на прилавке которого стояли часы с Микки-и Минни-Маусами.

— Около сорока минут. Немного. Думаю, ты мог бы поспать подольше, но совсем рядом начался конкурс и ты начал активно ворочаться под музыку и что-то бурчал. Пришлось стянуть тебя на траву, чтобы не привлекал внимание: долго поддерживать иллюзию я не могу, всё же это не мой атрибут пламени.

После этих слов юноша осознал, что вокруг лилась задорная музыка, заглушающая все остальные звуки, заполоняющая собой всё вокруг.

«Так вот почему Хиберд пел ту хрень!», — Кёе захотелось облегчённо выдохнуть. Он не сошёл с ума и не подсел на детские песенки, просто мозг услышал музыку и весьма удачно перенёс её в сновидение. Такое часто случается.

— Раз теперь ты в порядке, я, пожалуй, откланяюсь.

— Стой, — юноша инстинктивно протянул руку, но фигура предка уже потеряла свою непрозрачность и довольно быстро растворилась в воздухе. — «Решил кинуть меня в таком месте?!» — Подросток обиженно надулся и сложил руки на груди. Неприятно было признавать, но уход Клайда оставил в душе осадок. Его снова бросили одного. Не то чтобы он так сильно жаждал чьей-либо компании, но оставаться одному в незнакомом месте не очень хотелось. Тем более учитывая, что местного языка он не знал, а по-английски изъясняться не было никакого желания. На мгновение он даже подумал, что неплохо было бы разыскать Оливера, но когда перед глазами замаячил образ ни на секунду не умолкающего мужчины, подросток отчаянно потряс головой.

Нет уж, он и сам прекрасно справится.

Предположив, что выход находится в стороне противоположной, откуда шла основная масса толпы, Хибари двинулся против течения, почти сразу увязнув в плотном потоке. Из-за высоких европейцев увидеть что-нибудь, что дало бы ориентир, было тяжело, а пёстрые одежды без конца снующие перед глазами, мешали правильному восприятию общей картины. Несколько раз, когда он думал, что вот-вот окажется у выхода, поток людей «выносил» его к какому-нибудь аттракциону. Усугубляло положение то, что ни один из пунктов развлечения не повторился, что могло значить лишь одно: предполагаемое направление к выходу оказалось ошибочным.

***

Кое-как выбравшись из людского потока, пропетляв ещё некоторое время и в итоге вновь придя к аттракциону с автодромом, Кёя понял, что самостоятельно покинуть столь шумное место не сможет. Было досадно это признавать, но ему нужен был кто-то, кто хорошо ориентировался в местности.

Навигатор.

К сожалению, память его телефона была забита до предела какими-то скрытыми файлами, удалить которые юноша никак не мог, поэтому включить спасительное приложение возможности не предоставлялось. Звать на помощь Алауди после того, как тот так нахально покинул его, не хотелось, а надежда наткнуться на Оливера давно пропала. Шикнув на слишком близко подошедшего Микки Мауса, тем самым вынудив актёра испуганно отшатнуться, Хибари сунул руки в карманы шорт, доковылял до ближайшей скамейки и устало плюхнулся на неё. Маленькая стайка снующих под ногами голубей вспорхнула в небо, устремляясь в бесконечную высь, роняя на землю несколько пушистых перьев. Моргнув, юноша наклонился и поднял единственное абсолютно белое пёрышко, вылезшее, скорее всего, из крыла пичуги. Повертев находку в пальцах, Хибари аккуратно положил её на колени, вытянул руки, опираясь о спинку скамьи, и запрокинул голову, устремляя взгляд в небосвод.

Облака неспешно плыли по лазурному небу и, если не считать орущей со всех сторон музыки и пестрящих одежд посетителей парка, можно было сказать, что день выдался чудесным, несмотря на все пережитые ранее трудности. Телефон в кармане в который раз завибрировал, вызвав почти что ноль эмоций: после всех случившихся с ним событий он вряд ли сможет ещё чему-нибудь удивиться. Наверное. Достав мобильник, Хибари обнаружил два входящих СМС. Оба номера были ему неизвестны, но так как все члены ДК давно отписались ему в Mixi, предположения кто бы это мог быть имелись. И это несколько напрягало, но и интриговало одновременно.

«Говорю сразу, я делаю это, потому что Джудайме много вспоминал тебя сегодня. С семнадцатилетием! Желаю тебе всегда прислушиваться к словам Джудайме…»

Следующие двадцать строк СМС-ки не несли для Кёи ничего полезного или важного. Это были стандартные закидоны хранителя урагана на темы: «Почему хранитель Облака тоже должен слушаться Десятого», «Почему нельзя обижать/обзывать/бить Десятого» — и многое в этом духе. Хибари даже не стал утруждать себя чтением, только подавил зевок и открыл второе сообщение, которое (как он и предполагал) оказалось от хранителей тумана. С чего этот разноглазый ананас решил почтить Кёю своим поздравлением Хибари не знал, но заранее настроился, что ему придётся увидеть много гадостей от этого вечно удирающего у него из-под носа иллюзиониста. Хотя была надежда, что СМС-ка была исключительно от Хром.

Сообщение было голосовым и довольно длинным, судя по времени. Открывала «фестиваль подколов и насмешек» девушка, в отличие от своего учителя говорившая искренне и местами смущённо. Наги поздравила Кёю с праздником, высказала благодарность за помощь в совместных делах и вкратце пересказала известные ей события в Кокуё и средней Намимори.

Вторую половину сообщения болтал только Мукуро.

Иллюзионист начал речь с пафосного «ку-фу-фу», ехидно поинтересовался, почему директор и ученики средней Нами ещё живы и даже ходят и перешёл к обсуждению далеко идущих планов. Рокудо, как оказалось, откровенно скучал без их регулярных стычек и обменов любезностями и от нечего делать даже умудрился составить примерный график поединков на момент возвращения своего вечного соперника. Было расписано всё: от места встречи, слов приветствия и начала битвы, до допустимого оружия и группы поддержки. Под конец хранитель Тумана около пяти минут жаловался что из-за Вендиче не может навестить его, Кё-куна, во Франции и советовал сделать «кучу фоток», чтобы он потом смог «поугорать» над «серьёзной миной Мистера Камикорос на фоне городских пейзажей».

Разбить телефон не позволило только распирающее чувство смеха, которое всё-таки пересилило охватившее его вначале раздражение. Кто бы мог подумать, что хранитель Тумана Вонголы — тот самый Рокудо Мукуро, его враг номер один и соперник — может дуться в трубку как малое дитя и подшучивать над ним, Хибари, почти что по-дружески! Немного подумав, Кёя решил отплатить наглецу той же монетой: включив фронтальную камеру и отведя телефон как можно дальше от себя, намеренно захватив в кадр топчущегося на заднем плане Микки-Мауса и верхушку американских горок, юноша нажал кнопку затвора и не без злорадного чувства внутри отправил снимок Мукуро. Ах да, при этом он учёл пожелание соперника «полюбоваться его серьёзной миной» и едва не вывихнул челюсть, стараясь расплыться в самой широкой улыбке. Когда ММС «улетело», юноше показалось, что он услышал истеричный крик падающего в обморок Рокудо.

Что ж, это того определённо стоило и Кёя мог с уверенностью сказать, что благодаря этой своей выходке день пятого мая был прожит не зря. Хотя жаль, что он не увидел шокированную физиономию хранителя тумана. Определённо жаль.

Детский плач был последним звуком, который юноша ожидал услышать в подобном месте. Привычка устранять беспорядки и защищать невинных не позволила пройти мимо и в этот раз, и Кёя, двигаясь исключительно на слух, завернул за угол, наткнувшись на свернувшуюся клубочком девочку. Малышке было годика четыре, не больше, она сидела съёжившись в высокой траве и плакала, обхватив руками коленки. По чёрным волосам и тихим всхлипам Хибари понял, что наткнулся на свою соотечественницу.

— Эй, ты потерялась? — юноша опустился на колено и даже улыбнулся кончиками губ, не желая напугать ребёнка ещё сильнее. Малышка от звука родной речи встрепенулась и с надеждой подняла голову. Вся радость на лице ребёнка исчезла, стоило только девочке понять, что окликнула её далеко не мама. Она подтянула коленки ближе к груди и совсем неуверенно кивнула, когда нашедший её человек повторил вопрос.

Кёя поджал губы и почёсал затылок, пытаясь решить, что делать дальше. Безусловно, оставить младенца одного он не мог, но и где искать мать девочки не имел понятия. Логично было предположить, что та всё ещё в этом необъятном парке, ведь не могла же она забыть про своё чадо. Мама малышки определённо должна её искать, а значит, ему просто нужно как-то выйти с ней на связь. Но сначала…

— Где ты последний раз видела свою маму и сколько времени уже сидишь тут одна?

— М-м-м, около фонтана? Я не помню, уже долго. — Девочка неуверенно затеребила подол своего платья и, казалось, снова была готова разреветься. Этого Кёе совершенно точно нужно не было, поэтому он поспешил успокоить малышку, осторожно и нежно (насколько он вообще мог быть нежным) положив ладонь на её предплечье.

— Всё хорошо, я тебе помогу. Меня, кстати, Хибари Кёя зовут, а тебя?

— Ка́сима… Юка́нна, — было хорошо видно, что девочка сильно растерялась, но то что она назвала своё полное имя несказанно обрадовало Хибари. По крайней мере, ему не придётся сюсюкать с ней, чтобы выведать столь ценную информацию. Для четырёхлетнего ребёнка она была довольно сообразительной, даже плакать перестала.

Юноша поднялся с колен и, механически поглаживая найдёныша по реденьким волосам, начал оглядываться в поисках громкоговорителей. Когда ему самому было около пяти лет, он умудрился разминуться с родителями в огромном торговом центре и полностью потерянный долго бродил по многолюдным коридорам, утирая тихие слёзы и надеясь на чудо. Чудо произошло, но не совсем так, как он его себе представлял: просто кто-то вдруг отвёл его в какую-то просторную светлую комнату с очень милой девушкой в наушниках, которая спросила его имя и возраст и потом что-то несколько раз повторила в пушистый микрофон. В тот момент маленький Хибари не знал, как всё это может помочь ему найти родителей, но, когда спустя минут пять в комнату ворвались взъерошенные мама и папа, понял, что случилось чудо. Потом его зажали в объятиях, плакали, ругали, что-то ещё говорили… Благодарили ту добрую девушку… Уже после, когда все собрались в машине, ему сказали, что отвели его в комнату трансляции и оповещения и что именно благодаря этому они смогли его отыскать. Всё это было когда он ещё счастливо жил с родителями, которые сильно любили его и желали только добра; до того страшного момента, когда он вдруг оказался в интернате. Хибари до сих пор не мог понять, что именно послужило такому предательству со стороны самых близких и родных, и втайне надеялся, что однажды родители вернутся и всё ему объяснят. Не хотелось верить, что он просто надоел им.

Юноша встрепенулся, поняв, что слишком углубился в воспоминания, и посмотрел на тянущую его за штанину шорт девочку. Видимо, та уже не первый раз звала его. Стало немного неловко: обычно он был очень бдительным.

— Дяденька, ты ведь найдёшь мою маму, правда? — в глазах Касимы светились надежда и вера, и подросток непроизвольно подумал, что теперь отыскать заветную комнату стало для него делом чести. Он никогда не строил из себя героя, но сейчас, ради этой невинной малышки, захотелось побыть таковым. Он осторожно поднял девочку себе на плечи, про себя радуясь, что та не начала кричать или вырываться — ребёнок был явно сообразительным. Хотя, её родителям следовало бы провести с дочерью беседу на тему: «Почему нельзя столь слепо доверять незнакомцам». Определённо.

— Дяденька сейчас как раз думает, как это устроить… — Кёя осторожно вытащил прядь из цепких детских ручек, попутно оглядываясь по сторонам, не желая потерять единственный ориентир. — Да и не дяденька я вовсе…

Дверь в зал оповещения и трансляции едва не слетела с петель, когда внутрь ворвалась запыхавшаяся, взъерошенная и сильно заплаканная женщина. Увидев перед собой целую и невредимую дочь, она упала на колени и сгребла её в охапку, хрипя благодарность Небесам и всем тем, кто помог их воссоединению.

Наблюдая эту картину, Хибари почувствовал укол совести: всё-таки нужно было с самого начала сообщить по громкоговорителю о Касиме, а не потакать её капризам и убить полчаса на катание по пещерам Алладина и прохождении комнаты ужасов. И если юноша мог понять рвение Юка-чан покататься на лодке, то одержимость малышки «стлашной комнатой» оставалось для него загадкой. Создалось впечатление, что родители неспроста назвали дочь таким именем³ и единственное, чего она боялась по-настоящему — это разлуки с мамой. Да даже он сам, закалённый к боям и различного рода неожиданностям, не сдержал естественной реакции на выскочившего с дикими воплями на него «вампира» и двинул тому тонфа под рёбра, явно повредив парочку, судя по последовавшим хрипам и стонам.

Уйдя в своим мысли, Кёя не сразу заметил, что мама найденной им девочки склонилась перед ним в благодарном поклоне — слишком низком для такого юнца, как он — и что-то бормотала. Слова благодарности в данной ситуации были бы понятны на любом языке мира. Внутри юноши всё перемешалось, на щеках выступил румянец, а язык почему-то отказывался двигаться и выдавить из себя Хибари смог только едва слышное «угу». Он не привык к благодарностям. Обычно его боялись, презирали или тайно восхищались его силой, но никогда не благодарили. Во всяком случае, так искренне (Савада не в счёт). Тело отреагировало само и, прежде чем он понял, уже склонился в ответ; впрочем, Кёя совершенно не жалел о сделанном — наоборот, стало как-то… приятно?

— Попроси у них разрешение осмотреться с высоты башни. — Тихий голос Алауди прозвучал совсем рядом, и, встрепенувшись, подросток понял, что предок вновь решил заявить о своём присутствии. Его прозрачная фигура стояла в двух шагах от Хибари. Сыщик спокойно смотрел в сторону окна, изредка бросая взгляд на застывшего потомка.

Ступор сменился лёгким смущением, но юный хранитель Облака сумел побороть себя и получить-таки разрешение воспользоваться окнами, камерами и висящей на стене огромной картой парка. К облегчению юноши, долго возиться не пришлось и ближайший выход он усмотрел в окно — не пришлось даже мучиться над картой и вглядываться в мелкие экраны мониторов. Находилась заветная калитка не так уж и далеко и было даже немного странно, что он не сумел заметить её на улице. Впрочем, можно было списать всё на усталость и последствия выпитого бокальчика Мерло, из-за которого он лишился своего проводника из CEDEF.

Улыбнувшись самому себе, Кёя смахнул лезшие в глаза пряди и, сдержанно поблагодарив сотрудников трансляционной комнаты, покинул душное помещение.

***

Протиснуться сквозь поток высоченных европейцев оказалось несколько сложнее, чем он себе представлял, но спустя некоторое время Хибари успешно справился с поставленной задачей.

Сбежав, наконец, от вечного ора и мельтешащих всюду людей, Кёя свернул на тоненькую тропинку и спустя какое-то время вышел в покрытую лесом часть сквера. Дышалось тут куда легче, а наступающие сумерки давали возможность насладиться красотой ало-синего неба. Солнце уже спряталось за горизонтом, и скоро должно было совсем стемнеть, но на улице по-прежнему оставалось многолюдно. Потянувшись, разминая затёкшую после всех приключений спину, Хибари вышел на залитую светом поляну, больше напоминающую леваду. Цокот лошадиных копыт отзывался слабым эхом, которое, если напрячь слух, всё же можно было расслышать. Всадников было не много и держались они больше по одиночке чем вместе, за что тут же получили пару очков уважения от юноши.

Алауди, успевший поглотить дополнительное количество пламени, коснулся плеча подростка, привлекая внимание:

— Почему бы тебе не расслабиться, сегодня, как-никак, твой праздник. Насколько я понимаю, лошади в свободном доступе, нужно лишь подойти к хозяину.

Фыркнув себе под нос, бывший глава Дисциплинарного Комитета скептично глянул на предка, ожидая увидеть на его лице насмешку. Ему и правда хотелось прокатиться верхом, но признавать это открыто было неудобно — контролировать лошадь он не умел, а позволить, чтобы кто-то вёл животное под уздцы, когда он будет сидеть на нём верхом было для Кёи сродни позору. Клайд его душевных терзаний словно не заметил и деловито приблизился к щиплющим рядом траву скакунам, внимательно оглядывая каждого.

Лошади явно чувствовали потустороннее присутствие — иначе объяснить причину их внезапной нервозности Кёя не мог. Мерины дёргали ушами, постоянно оглядывались и выглядели настолько обеспокоенными, что перемену в поведении заметили даже их стоявшие чуть поодаль владельцы. Грузный мужчина отделился от коллег, умеренным шагом направившись к Хибари.

— Проси белую. У неё чудесный характер, а ещё она самая смелая из всех. — Алауди деловито проводил ладонью по морде замершей, но довольно спокойной лошади, не без самодовольной ухмылки смотря на Хибари. Юноша закатил глаза. — А, и я проведу тебя, так что давай отбой инструктору.

Кёя замер в неверии: откуда Клайд узнал, о чём он думал? И как понял, что кататься верхом он не умеет? В школе не было клуба верховой езды, как не было поездок в конюшню от Вонголы, но ведь это не значило, что это автоматически ставило его в отряд «неумех» в этом спорте?

— У тебя всё на лице написано, а я за столько лет научился «читать» людей. Так что не удивляйся.

Вот это заявление вогнало в краску, одновременно разозлив. У него столько лет ушло на контроль над эмоциями, а какой-то предок в десятом поколении практически читал его мысли. Непозволительно. Хибари повернулся к призраку и уже открыл рот для колкого ответа, когда ему помешал подошедший владелец лошади.

— На кобыле или мерине, месье?

Голос у мужчины оказался на редкость писклявым и противным, и Кёя искренне посочувствовал всем парнокопытным в его владении. Происходи всё это в Японии — он бы оштрафовал владельца за «недостойный мужчины голос», но тут, увы, его полномочия не работали.

— Мне белую, пожалуйста. — Мысленно стукнув себя за явный акцент и противную «р» вместо «л», Кёя ещё раз пожалел, что говорить приходится на английском. Сколько бы он ни пытался, чужой язык с его трудно произносимыми звуками мало ему давался. Но хозяин лошадей его понял, кивнул и быстро отвязал молодую кобылу, подведя её к клиенту. В седло Хибари взобрался изящно и с первого раза — спасибо советам Алауди — поэтому заявление о ненадобности сопровождающего было принято мужчиной вполне спокойно. Назвав цену за час и указав окрестности, по которым можно было гарцевать, хозяин Молли — как потом выяснилось, звали лошадь — вернулся к своим товарищам.

Алауди своё слово сдержал и незримо направлял лошадь, не давая потомку повода для беспокойства. Они шли медленно, но уверенно, и Молли явно наслаждалась прогулкой: периодически она останавливалась, срывала зубами приглянувшиеся цветки и траву, после чего снова приступала к своим прямым обязанностям. Чудесная пора сумерек подходила к концу, забирая с собой и остатки света; час верховой езды тоже закачивался и нужно было возвращать кобылу владельцу.

Вот тут Алауди и проявил всю непредсказуемость своего характера. Призрак поглотил остатки пламени в кольце, усиливая свои способности, и резво вскочил в седло, аккурат позади не успевшего понять что-либо Хибари. Юноша даже возмутиться не успел, когда поводья оказались в руках сыщика, а самому ему был отдан приказ держаться крепче. Легонько пнув коленями в бока животного, Клайд что-то бодро вскрикнул и — Молли припустила галопом по уже безлюдному парку.

Хибари рефлекторно ухватился за шею лошади и, наверное, так бы и застыл в этом положении до самого пункта назначения, если бы посмеивающийся предок не предложил расслабиться и насладиться последними минутами поездки. Осторожно выпрямившись, то и дело подскакивая в седле, Кёя нашёл в себе силы сосредоточиться на чём-нибудь кроме задачи «не свалиться с лошади» и спустя время даже начал наслаждаться бьющим в лицо ветерком. До хозяина Молли оставалось совсем немного, когда Клайд вдруг направил кобылу левее нужной тропы, предварительно поинтересовавшись самочувствием подростка.

— Я в полном порядке!

— Отлично! Тогда держись как можно крепче, потому что я хочу прыгнуть. — Возразить Хибари не успел, как не успел и понять, о чём собственно говорил Первый хранитель. Барьеров он не видел, как не видел и специальной лошадиной площадки, где эти барьеры могли бы быть.

Всё оказалось куда проще: левее их стороны обнаружилось поваленное ветром и ещё не разобранное местными службами на кольца дерево. Не слишком толстое, оно не было хорошей преградой, но было достаточным для небольшого прыжка. К этому то дереву Клайд и направил Молли. Кобыла — надо отдать ей должное — сразу поняла, чего от неё ждут и, совсем немного ускорившись, побежала в нужном направлении. Резко приостановившись перед преградой, с силой оттолкнулась от земли.

Для никогда раньше не прыгавшего верхом на лошади Хибари этот миг показался вечностью. Всё было словно в замедленной съёмке: резкий рывок вверх; новый, совершенно ни с чем не сравнимый вид с вершины; ветер в лицо и мягкое приземление по другую сторону дерева. Адреналин разогнался по венам, вызывая восторженную улыбку на лице подростка. Ему понравилось.

— К сожалению, повторять опасно — мы слишком близко от её хозяина. Если увидит, что заставляем её прыгать — может потребовать штраф за нарушение правил поездки. Кстати, погладь её: она ждёт похвалы. — Клайд покинул седло, вновь сделавшись сильно прозрачным. Хибари послушно провёл ладонью по шее, гриве и спине лошади, несколько раз ободряюще хлопнул и сообщил Молли, что она «молодец». Кобыла в ответ дружелюбно заржала, будто бы реально поняла, что именно сказал её молодой наездник. Впрочем, Алауди заявил, что всё именно так, но верить или нет словам далёкого предка Кёя не решил.

Оставшиеся метры до хозяина Молли прошли в тишине, нарушаемой только лёгким стуком копыт да позвенькивающей амуницией белоснежной красавицы. Владелец кобылы одарил клиента широкой улыбкой, помог спуститься на землю и, пристегнув карабин к недоуздку, увёл Молли к мерину, который тоже совсем недавно вернулся с очередной прогулки.

— О, Оливьеро нашёл-таки тебя, смотри. — Клайд попытался ткнуть Хибари в бок, но призрачный локоть прошёл сквозь скривившегося от такого юношу. Впрочем, Первый хранитель Облака не обиделся, всё так же сохраняя бодрость духа или же попросту пребывая в хорошем настроении после поездки верхом. — Иди к нему, тебя ведь уже обыскались.

Кёя вздохнул, понимая, что предок опять оказался прав. Оливер выглядел взъерошенным, бледным и немного нервным, и в голову подростку пришла совестливая мысль, что нужно было всё-таки подождать мужчину в ресторане. Он ведь наверняка перепугался, не обнаружив его на месте. Но в груди разливалось прекрасное чувство удовлетворения, и Хибари ни о чем не жалел — как бы то ни было, но день своего семнадцатилетия он провёл вполне успешно.

_______________________________

¹ Mixi — реальная японская социальная сеть.

²Ханами — праздник любования сакурой в Японии.

³Юканна — бесстрашная, храбрая.

Комментарий к 4.2.

До окончания “Каникул главы ДК” осталось две главы и я очень надеюсь, что в этот раз мне не придётся мучиться с ними по полгода! Ещё раз благодарю всех за поддержку! :)

========== 5. ==========

Комментарий к 5.

Ух ты, предыдущая глава была, ну 11 месяцев и 2 дня назад?

Уж простите такую лентяйку(_ _)

Осталась последняя глава (и уже несколько листов её есть), но лучше не буду сообщать примерные сроки, а то снова затяну. Всем спасибо, всем приятного прочтения.

**П.С. Очень надеюсь на отзывы (_ _)**

Если бы ещё пару недель назад Саваде Тсунаёши сказали, что он будет ужом скользить по коридорам школы, боясь попасться на глаза кому-либо кроме редких членов Дисциплинарного Комитета, он бы рассмеялся или же покрутил пальцем у виска — кроме обидных прозвищ со стороны одноклассников опасаться ему было нечего. Порядок в средней Нами всегда был на максимальном уровне, и единственной угрозой считался тот, кто этот порядок поддерживал.

Глава Дисциплинарного Комитета, Хибари Кёя.

Но это было ещё пару недель назад, а вот после его отставки обстановка в школе резко и кардинально изменилась.

Всё началось с банальных прогулов, которые сначала были редкими и осторожными — хулиганы и не желающие прилежно учиться личности пробовали свободу на вкус, — а спустя несколько дней стали новой нормой. Заставить учеников посещать занятия оказалось делом не из простых, так как угрозы оставить злостных прогульщиков на второй год не возымели эффекта, а звонки родителям оказались действенными лишь в сорока процентах случаев. К сожалению, исключать учеников средней школы в отличие отстаршей было нельзя, поэтому директор и новый глава ДК — Кусакабе Тетсуя — активно обсуждали новые возможные методы воздействия на упрямых личностей. Кусакабе, наученный опытом прошлых лет, попытался намекнуть, что физический способ воздействия, активно применяемый бывшим Главой, — весьма действенный, но директор и слушать ничего не желал. «Эпоха правления тирана окончена, и в нашей школе наступила новая эра» — несмотря на то что пересказал речь директора Тетсуя в несколько поэтичной форме, общий смысл остался неизменным. Хотя, справедливости ради, слова «деспот» и «новая эра» действительно были.

В итоге было вынесено решение отстранять прогульщиков на неопределённый срок и писать негативный отзыв в личные дела. Новое наказание несколько приструнило хулиганов, но лишь несколько, так как большинство из них не особо пеклись о своей будущей карьере и вероятность, что их не возьмут на хорошую должность не очень-то их и пугала. Всё-таки первоначально средняя Нами носила репутацию школы для «трудных подростков» и учеников в неё принимали не самых порядочных.

Тсунаёши осторожно выглянул из-за угла, убедился, что опасных личностей не наблюдается, и бегом миновал открытый участок, останавливаясь у нужного кабинета. По расписанию это должен был быть урок биологии, но теперь ходило на него всего двенадцать человек из тридцати одного. Зато эти сорок пять минут были самыми тихими и спокойными.

— Извините, сенсей, я опоздал.

— Ничего, Савада, присаживайся.

Молодая учительница, пришедшая в школу всего три месяца назад, приветливо кивнула и попросила учеников открыть учебники на сто семидесятой странице. Тсуна послушно зашелестел страницами и, найдя нужную, прикрыл рот ладонью. Это был самый страшный для него раздел биологии, единственный, который начал приходить в кошмарах задолго до того как до него дошли. Анатомия. Человеческие органы (да и вообще органы), пусть и нарисованные или же фотоснимки, приводили его в состояние священного ужаса. Саваду действительно начинало подташнивать при взгляде на них, а ещё почему-то начинала кружиться голова.

«Врачом мне точно не стать», — про себя посмеялся подросток, желая хоть немного отвлечься. Зачем он вообще пришёл на урок, знал же, что страшный раздел близок. Но радовало одно: на подробное изучение строения человеческого тела отводилось не так много часов и страниц школьного учебника, а значит, эта пытка не будет длинной.

Открытое окно донесло до класса пение птиц и шум ветра, а также чьи-то крики и вопли: видимо, начались очередные разборки местной «элиты». Савада передёрнул плечами. Не любил он насилие и был прирождённым пацифистом, несмотря на то что являлся первым кандидатом на пост Главы Вонголы. Ему до сих пор не верилось, что его семья оказалась связана с мафией, порой даже казалось, что всё произошедшее — дурной сон, вот только проснуться никак не удавалось. Это было печально, это было страшно, но вместе с тем это давало надежду: если он станет Десятым Боссом, может быть сможет изменить теневой мир? Реборн на его мысли вслух реагировал предсказуемо: пинал в бок и заводил речи на тему «какой он (Тсуна) беспомощный и олух». Вот только если репетитор и сыпал оскорблениями и ставил синяки на его тощем теле, Савада чувствовал, что в душе тот разделял его мнение. Даже в преступном мире, где выстрелы, кровь и смерть — обычная рутина — устали от бесконечных разборок между Семьями и желали мира. Пусть и временного.

От раздумий о Судьбе и попыток нарисовать образ крутого себя, стоящего на страже порядка и правосудия Тсунаёши отвлёкло лёгкое соприкосновение комка бумаги со лбом. Встрепенувшись, подросток бросил взгляд на учительницу, убедился, что та что-то упорно рисует на доске, и аккуратно развернул бумагу.

«Если хочешь присоединиться, впиши своё имя»

Первая строка вызвала лёгкое недоумение, и Савада непроизвольно изогнул бровь. Это напоминало какой-то тайный сговор, в котором он, простой парень из не очень простой семьи, случайным образом оказался втянут. С момента ухода Хибари из ДК в стенах школы воцарилась анархия. И слабые, не умеющие постоять за себя ученики начали прятаться по углам и кабинетам, ходить исключительно с кем-то из друзей (ни в коем случае не в одиночку) и стараться лишний раз не напоминать о своём существовании любому, кто так или иначе мог быть связан с «элитой». На деле эта «элита» являла собой обычное сборище гопников и личностей весьма недалёких, но имеющих неслабо развитую мускулатуру. Вступать в полемику с такими выходило себе дороже, и унять их можно было исключительно грубой физической силой, коей долгое время были тонфа Главы Дисциплинарного Комитета.

Правда, сами члены ДК не очень напоминали порядочных личностей и были скорее такими же хулиганами, с которыми боролись, но получившими власть.

Тсуна поморщился, вспоминая, сколько тумаков ему доставалось за извечные опоздания, порванную форму или бег по коридорам. Приятного в этом было мало: всё же он обычный человек, подросток, которому нужно куда-то выплеснуть свою энергию. И всё равно, что он хилый, не в ладах с физкультурой и вообще простужается при малейшем колебании температуры — у него тоже порой «ноги чешутся» побегать и снять накопившееся напряжение. К сожалению, аргументы на Хибари Кёю редко когда воздействовали, но — тут надо отдать ему должное — он никогда не бил девушек и тех, кто разве что в обморок не падал, заметив его поблизости. На «Никчемного Тсуну» это правило тоже распространялось, но — увы — ровно до того момента, как Хибари не стал хранителем Облака Вонголы и не узрел его настоящую силу. С тех самых пор школьная жизнь Савады кардинально изменилась и не в лучшую сторону. Кёя словно бы желал нагнать все не случившиеся удары и цеплялся к каждой мелочи. И объяснить ему, что та сила, появляющаяся в теле будущего Дечима, была исключительно из-за дурацких «пуль возрождения», коими его пичкал Реборн.

«Мы решили написать Хибари-сану в Mixi коллективное письмо, в котором попросим его вернуться. И в школу, и на пост ГДК. Для составления текста встретимся в парке возле фонтана в субботу в 10:30»

Чуть ниже был длинный список, в который входили не только его одноклассники, но и ребята и девушки из параллельных классов, а также первогодки и третьегодки. И если с последними всё понятно — как-никак, три года друг друга знают, то такой ажиотаж среди новичков был Тсунаёши непонятен. Хотя интуиция его размышлениям противоречила, заявляя, что как раз таки реакция первогодок наиболее понятна: поступали в нормальное учебное заведение, а теперь даже на уроки ходить страшно.

Почесав себе щеку кончиком карандаша, Савада без колебаний вписал своё имя в список, подумал немного и вписал ещё и Гокудеру. Хранитель Урагана тоже не был в восторге от текущего положения дел и со стопроцентной вероятностью поддержал бы обращение, вероятно, поворчав сперва для поддержания имиджа.

«Думаю, Хибари-сан обрадуется нашему письму, даже если виду не подаст. Но как отреагирует директор, если он вернётся? Разве что если мы все навалимся на него и не потребуем вернуть школе прежние вид и репутацию…» — Тсуна неловко постучал грифелем о парту, слегка прикусив губу. Что бы кто ни говорил, а единственным человеком, обладающим реальной властью в обители средней Нами был именно директор. Хибари Кёя просто не сможет вернуться на свой пост, если Минакото Тоура будет против. Но интуиция подсказывала, что упёртость директора не перевесит здравый смысл и, ещё максимум недельку — и мужчина сам будет ждать возвращения Хибари как манны небесной.

***

Тёплый ветер приятно ласкал кожу и развевал волосы, сдувая с глаз мешающуюся чёлку. Зажав чёрную прядь между средним и указательным пальцами, Кёя мимолётно подумал, что надо будет посетить парикмахерскую, пока волосы не отросли до конца шеи. Он когда-то решился на такой шаг, но быстро пожалел: они мешались и вечно лезли под воротник рубашки, раздражая кожу. Да и не шло ему. Пластиковый стакан с лимонадом с лёгким стуком опустился на столик местного кафе под открытым воздухом, привлекая внимание сидящего рядом мужчины с ёжиком серебристых волос.

— Ну и как тебе отдых? — Алауди подпёр подбородок кулаком и немного подался вперёд, наклоняясь. Кёя неопределённо пожал плечами и запихнул в рот оставшийся кусочек вишнёвого желе. Взгляд серых глаз задумчиво поплутал по несколько прозрачной фигуре Клайда и остановился на руках мужчины, в которых тот сжимал золотистые карманные часы, периодически открывая и закрывая крышку.

Полторы недели прошло со дня его прилёта, и буря на душе подростка заметно поутихла, можно было даже сказать, почти сошла на нет. И как ни странно, посодействовал этому ни доставучий Оливьеро, ни периодически звонящий Аркобалено, ни Тетсуя, а Алауди. Предок в десятом поколении оказался замечательным человеком: довольно проницательным, с обострённым чувством справедливости, не без юмора и при всей своей силе довольно добрым. Он охотно переводил Хибари непонятные вывески или брошенные прохожими фразы, мог порекомендовать зайти в какое-либо кафе или магазин, ему приглянувшиеся, а также служил персональным гидом по центру и закоулкам Парижа. На каком-то моменте юноша понял, что те несколько столетий после своей физической смерти Клайд провёл за изучением родной страны и её изменений в общем и в столице в частности. Это объясняло, почему мужчина так хорошо ориентировался в видоизменившемся за столько веков городе. Хотя его словоохотливость несказанно удивила Кёю: он был уверен, что детектив окажется тем ещё молчуном… Да что там, Первый хранитель солнца ведь прямо сказал, что характеры Алауди и Хибари совпадают почти на сто процентов, а юноша никогда не превышал свой лимит в пару-тройку предложений в общении с обычными смертными. Хотя, ни он, ни тем более Алауди не были обычными, да и если хорошенько подумать, Кёя признавал, что, выпади ему шанс поведать кому историю Намимори — он бы тоже не сдержался и пустился во все известные ему подробности.

Кстати о разговорах. Судя по внимательному взгляду, Алауди надеялся получить от подростка более внятный ответ и терпеливо ждал.

— С меня словно бы мешок камней свалился, теперь так спокойно. — подросток тщательно собрал с краёв чаши остатки десерта, коих оказалось практически на ещё одну ложку.

К такой щепетильности приучили в интернате, хоть и пробыл он там всего около месяца. Хибари до сих пор передёргивало, стоило увидеть в супе или ещё в какой еде варёную луковицу — с самого детства он недолюбливал этот овощ, а после интерната и вовсе возненавидел всей душой. А причина была до нельзя банальная — нужно было съесть абсолютно всё, что положили в тарелку. И всем было плевать, что ребёнка выворачивало наизнанку от одного вида этой разбухшей, полупрозрачной луковицы. Её просто насильно запихивали в рот и не позволяли никуда уйти, пока не проглотит. Теперь бы Кёя без зазрения совести врезал наглой тётке, издевающейся над ним, на крайний случай, укусил или плюнул этой луковицей ей в лицо, но тогда он был растерянным, не понимающим, почему оказался в таком месте ребёнком, единственным желанием которого было вновь увидеть родителей и вернуться домой. Он даже не дрался ни с кем, надеясь, что те простят его взрывной характер и вернутся. Но чета Хибари так и не вернулась, а, когда он не сдержался и таки врезал особо наглому старшему мальчику, воспитатели наказали его одного и обозвали некрасивыми словами. Даже большие дяди в форме, чьей работой было следить за соблюдением прав несовершеннолетних, как-то пришедшие проведать его, обозвали «выродком», заявив, что его родители поступили весьма благоразумно, избавившись от него.

Кёя нахмурился, снова почувствовав внутри злость и обиду. В интернате он дрался исключительно в целях самозащиты — на взрослых рассчитывать не приходилось — поэтому такое отношение к себе считал незаслуженным. Он до сих пор не мог понять своих родителей: почему те вдруг решили отвести его в то жуткое место, что он такого сделал? Да, характер у него был не простой, но ведь и отец — насколько он помнил — тоже мог внезапно устроить в семье скандал или вмазать нахамившему ему или маме незнакомцу. Кстати о маме: её тоже нельзя было назвать тихой. Маленький Кёя порой боялся её куда больше, чем разгневанного отца, грозящегося дать сыну воспитательный подзатыльник.

— Рад, если так, но сейчас-то что случилось?

— А?

Юноша встрепенулся, понимая, что растворился в своих воспоминаниях, позабыв про реальность. А предок тем временем наблюдал за каждой его эмоцией.

— Сначала ты выглядел умиротворённым, потом вдруг промелькнуло отвращение, далее — злость и обида, а под конец ты выглядел просто растерянным. Так что ты надумал? Вряд ли это рандомная смена эмоций.

Это… напрягало. Но винить Алауди в наблюдательности было бы глупо, да и он сам виноват, что потерял связь с реальным миром и ушёл в свои мысли. Но вот отвечать совсем не хотелось. Почему-то был страх, что не поймут, что посмеются или — ещё хуже — скажут, что заслужил. Он не знал, чем было вызвано это чувство, но не собирался его показывать.

— Ничего такого… так…

Хиберд, перелетевший ему на голову, спас от придумывания правдоподобной отмазки, отвлекая внимание на себя. Кенар редко показывался Клайду на глаза, а потому мужчина тотчас забыл о Кёе, сосредотачиваясь на птице. Тот что-то возбуждённо чирикнул, распушился и прикрыл глаза, окончательно становясь похожим на крошечный перьевой комочек. Алауди непроизвольно залюбовался им. Он всю жизнь питал слабость к животным, и эта черта характера сохранилась и после физической смерти.

— Когда-то у меня был ручной жаворонок, Моцартом звали.

Кёя удивлённо округлил глаза, а потом быстро посмотрел в сторону, боясь рассмеяться. Дома он покопался в интернете прежде чем согласиться на предложение Реборна, а потому «alauda» — «жаворонок» с французского прочно засело в голове. Это было даже иронично, учитывая, что «Hibari» на японском означает тоже самое. Но Кёя на дух не переносил, когда его так называли и принципиально не читал ничего про этих пернатых певцов, а потому комментарий предка пробудил в нём странные чувства. Улыбка грозилась пробиться сквозь маску безразличия, и ей это практически удалось.

Порыв ветра пробрал до костей, забрался под футболку и заставил кожу покрыться мурашками. В принципе погода была тёплая, даже жаркая, но так как сидели они совсем рядом с водой, нет-нет да чувствовалась прохлада и хотелось ёжиться. Солнце скрылось за невероятно большими облаками, бросая на землю тень, даря временную прохладу. После очередного порыва ветра Хибари стало всё равно на мнение окружающих, и он решительно снял обвязанную вокруг пояса кофту, набросил её на плечи.

— Сколько ему уже?

— Года три, думаю. Когда я его подобрал он уже взрослый был.

— Вот как…

Кёя кивнул, растерянно закусив внутреннюю часть щеки. Как-то разом исчезли все идеи для разговора. Ещё несколько дней назад его бы это ничуть не смутило — общался он редко, но теперь, когда появилась возможность поговорить обо всём — буквально — он отчаянно искал тему. Стихший минуту назад ветер подул с новой силой; рукава кофты колыхнулись назад, а после и сама вещь слетела с плеч подростка, падая на песок. Хибари недовольно скривил губы, поднял и отряхнул кофту от пыли и вновь накинул на плечи, правда, в этот раз связав меж собой рукава. Получилось нечто наподобие матроски только однотонного светло-зелёного цвета. Алауди вскинул брови, что-то явно прикидывая в уме, и хитро прищурился.

— Вроде бы школьный пиджак не намного тяжелее, так с помощью какой магии он не слетал даже в драках?

«Нитки и иголки!» — едва не ляпнул подросток, но вовремя спохватился.

— Волшебники не раскрывают свои секреты. — Эту фразу он услышал ещё в детстве при просмотре какого-то мультика, названия которого уже не помнил. Тогда она ему показалось весьма остроумной и он искал причину применить эту фразу в реальной жизни, но — увы и ах — повода так и не нашлось. Зато удача улыбнулась теперь, когда ему исполнилось семнадцать. От осознания на щеках подростка появлился лёгкий румянец, и Кёя поспешил сменить тему:

— А что за собаки на полотне в твоей комнате? Похожи на служебных.

— Так и есть. — Алауди согласно кивнул и закинул ногу за ногу. — Чёрного звали Рой, он был моим напарником на особо опасных заданиях. А вторая — его дочка. Добрейшей души существо, Альфа.

Хибари вопросительно выгнул бровь.

— Самой крупной и бойкой в помёте оказалась. — Пояснил мужчина и попытался потрогать уже пустой стаканчик из-под сока. Пальцы на долю секунды коснулись объекта, но практически сразу прошли сквозь. Клайд недовольно фыркнул. Всё-таки он очень надеялся, что благодаря слишком большим запасам энергии своего приемника сможет хоть ненадолго становиться материальным. Иногда хотелось снова почувствовать себя живым. — Но хозяином себе она выбрала не меня, а дочку. Может из-за пола, может ещё почему — не знаю. Но эти две прямо не разлей вода были.

— Это она на той фотогра… картине? — Исправился Кёя, в любопытстве подперев щеку ладонью и подавшись вперёд. Появилась возможность узнать о далёких предках из первых уст, и он не хотел упускать её.

Алауди улыбнулся, покачав головой:

— Нет, это жена.

«Так я был прав!» — Хибари победно сжал под столиком кулак.

— Глупо так с ней познакомились… — мужчина прикрыл глаза рукой и скривился в смущённой улыбке. Интуитивно Хибари понял, что тот хочет рассказать свою историю, но не желает навязываться. Ну, подросток не имел ничего против получше узнать Первого хранителя, а потому уселся поудобнее, кивнув детективу продолжать.

— Я тогда уже присоединился к Джотто и «Виджиланте», а потому с Роем практически не расставался. Мы гуляли одним ранним утром, когда он вдруг перестал реагировать на мои команды. Оказалось, течная рыжая девочка бегала неподалёку… Но я тогда не сразу понял, а когда сообразил — Рой уже скрылся с ней в лесу. Бежать за ними было бесполезно, поэтому пришлось вернуться домой и молиться чтобы этих двоих никто не подстрелил. Вернулись они только вечером, причём вместе, уставшие, но дово-о-льные.

Клайд усмехнулся, в очередной раз попытался коснуться стаканчика и, ничего не добившись, вздохнул и оставил эти попытки.

— А потом я пошёл искать хозяев девочки и так и познакомился со своей будущей женой. Она сначала налетела на меня с криками, а потом, узнав, что это её Линда как-то через забор сиганула и бросилась на поиски жениха, успокоилась. Щенки тогда не были нужны, но, к счастью, ни топить ни закапывать не пришлось — мёртвые родились. Зато мы с Агнес стали чаще видеться, общаться и, в итоге, поженились. Через год у нас родились мальчишки-близнецы, а ещё через два — дочка. Малая и старший сын нормальные были, спокойные, а вот младшего мне частенько прибить хотелось: всюду лез — куда надо, куда не надо, со всеми дрался, выделывался. Но вообще добрый был: всегда за слабых заступался, всех бездомных котов и собак в округе подкармливал. Мы с женой часто злились за это: тут бы своих прокормить, а он… У Роя и Линды тогда как раз новые щенки родились. Четыре штуки. Двоих мы пристроили, один себе шею свернул и умер, а одна у нас осталась. Волей случая. Линда всегда за женой хвостом ходила, обожала её, а однажды бросилась защищать, когда лошадь на дыбы встала и… Короче, закопал я Линду на заднем дворе. Вот так и решили Альфу себе оставить, всё-таки она копия матери с характером отца была. Дочка с ней постоянно возилась. А потом дети выросли, создали свои семьи… Ты от мелкого нарушителя спокойствия, кстати.

Алауди фырнул, перевёл на разом смутившегося потомка весёлый взгляд. Мальчишка своими выходками очень напоминал ему сына, который, как бы он ни пытался отрицать, характером пошёл полностью в него. И поэтому было в разы забавнее наблюдать как на юных щеках расползался румянец.

— Ну… прости, наверное.

— За что?

— За то что наследник от нелюбимого сына.

Тишина и искренне удивлённый взгляд от Алауди заставили Кёю пересмотреть свои слова, но ничего странного юноша так и не отметил. Так почему же предок смотрел на него как если бы он сказал что солнце зелёное или что песок можно есть? Он же правду сказал. Разве нет?

— Дайон частенько выводил меня из себя своим поведением, но это никак не умаляло моей любви к нему. Он же мой ребёнок. — Клайд улыбнулся, и его взгляд смягчился. Заметив по-прежнему недоумевающее лицо мальчишки, откинулся на спинку стула, поднял глаза на небо. — Подожди, появятся свои дети — поймёшь о чём я.

— Вряд ли они когда-нибудь появятся.

— Почему это? — Алауди вернулся в исходную позицию и нахмурился, не совсем понимая, к чему вёл Хибари. Кёя лишь безразлично пожал плечами и отвернулся. Судя по тому как он пробубнил эту фразу себе под нос, он совершенно не ожидал, что предок его расслышит. Но вернуть время вспять не мог, потому молчал.

Вот только Клайд не был согласен с таким решением и настойчиво интересовался, с чего вдруг его потомок не хочет создавать семью.

— Кому я нужен, если даже родители бросили?! — Он вовсе не собирался повышать голос, но эмоции постепенно завладевали им, и он ничего не мог с этим поделать. Но вот реакция предка оказалась далеко не такой, как он успел себе представить.

Вместо полного безразличия мужчина вдруг нахмурился и вопросительно приподнял бровь.

— Ты что-то путаешь, парень. Ни мать, ни отец тебя не бросали.

Клайд звучал абсолютно искренне, а потому Кёя растерялся. Предок упоминал, что периодически наблюдал за своими потомками, а значит не доверять ему было глупо, но в этот раз его убеждения кардинально разнились с Кёиными. Подросток заморгал, не зная, что ответить.

Он прекрасно помнил, как родители отвели его в тот интернат, как обняли, сказали, что скоро вернутся и… так и не пришли. Наверное, тогда бы он обиделся на них, затаил злобу, но накануне случившегося он сильно подрался с соседским мальчишкой, которому вздумалось пошвырять камнями в бродячую кошку. Девятилетний Кёя этого не стерпел и врезал хулигану, поставив на его теле десяток красивых больших синяков. Родители тогда отругали за драку, но похвалили за заступничество кошки. Вот только на просьбу отказаться от рукоприкладства Кёя ответил решительным отказом:

— Если будут так делать — снова врежу!

А спустя два дня он оказался в интернате.

Было ли это совпадением, или же его родителям надоело с ним уживаться маленький Хибари не знал, но первое время искренне верил, что мама и папа за ним вернутся, если он станет покладистым и тихим. Но этого так и не случилось. А потом просто стало жизненно необходимо пускать в ход кулаки, если он хотел сохранить ясность ума.

Хорошо, что тётя нашла его и забрала.

Алауди наблюдал за реакцией подростка, внимательно вглядываясь в каждую проскользнувшую эмоцию. Он понятия не имел, откуда у того взялись мысли, что его бросили, но мог со стопроцентной уверенностью заявить, что это вовсе не так. Он наблюдал за ними в тот вечер, и был в курсе случившегося с четой Хибари. Вот только наблюдая за потомками, он совершенно упустил из виду самого младшего. А за то время ему вполне могли сформировать ложные воспоминания.

— Родители отвели тебя в интернат, потому что им угрожала опасность. Так они пытались защитить тебя.

— Что? От чего защитить? — На лице юноши читалось неподдельное удивление и смятение. Родители покинули его с улыбками, не было и тени страха или нервозности. Он бы это запомнил. Обязательно!

— Клан Говалетти был главным противником Вонголы и, в особенности, CEDEF, на которую работала твоя мама. Не знаю каким образом, но они узнали, что у тебя есть пламя и пожелали убить. Твои родители отвлекли внимание на себя, предварительно оставив тебя в таком месте, где никто бы не додумался искать — в интернате для трудных детей. После их гибели даже Вонгола не сразу нашла тебя, а когда нашла, твоя тётя по отцовской линии уже подготовила документы на опеку. Семья не стала ей мешать, решив, что так ты сможешь вырасти счастливым. Неужели никто не рассказывал?

Кёе хватило сил только отрицательно покачать головой. Он не мог поверить в услышанное. Просто не мог. Это было невозможно! Его родителей убили только потому что у него было пламя облака? Потому что мама была частью мафии? Сердце ускорило ритм, дышать стало тяжелее. Это не могло быть правдой, просто не могло! Но и верить в такую историю хотелось куда больше, чем по-прежнему считать, что был брошен.

Словно угадав его мысли, Алауди решил «добить»:

— Ты был очень желанным ребёнком, Кёя. Они в тебе души не чаяли, а потому никогда бы не бросили. У тебя же остался тот кулон, что мама вложила в руку перед уходом? Внутри фотография и пятизначный номер. Войди через него в базу CEDEF и сам убедись. Я не соврал.

Хибари опустил голову так что чёлка скрыла лицо. Вяло снял с шеи цепочку с кулоном. Он уже и не помнил, что эту вещь дала мама — просто она всегда была с ним и нравилась ему. Маленький лиловый ромбик, ровно под цвет его пламени. Юноша даже не догадывался, что он открывался. Защёлка, искусно заделанная под украшение, сдвинулась, открывая крошечный семейный снимок.

«Это… Мы. Все вместе». — Худенькая молодая женщина в обнимку с мужчиной, на руках которого улыбался четырёхлетний мальчик. Кёя помнил этот снимок. В тот раз они выбрались на пикник, а прогуливающийся фотограф предложил запечатлеть момент на плёнку. — «Хороший был день».

На внутренней стороне кулона действительно оказалось выбито число. 10N18.

— И что оно значит?

У Хибари появились догадки относительно чисел, но вот буква выбивалась из общего порядка, путая мысли. Алауди по-доброму улыбнулся.

— Десять — десятое поколение, N — Nuvola, что с итальянского переводится как «облако», а восемнадцать — так можно записать твои имя и фамилию.

— Понятно. Спасибо, Первый.

— Можно просто Алауди или Ал, всё-таки мы родственники, пусть и далёкие. — хитро прищурился мужчина, протянув руку чтобы взъерошить подростку волосы. В отличие от остального окружающего мира, со своим прямым наследником он мог контактировать на любом уровне. Будь то речь или же касания. Никто из них так и не понял, как это работало, но оно работало.

— Спасибо, Ал!

Кёя промолчал на растрёпанные волосы, так как в тот момент причёска волновала его меньше всего. Он был счастлив. Очень. Глаза ещё немного покалывали от наворачивающихся слёз, но юноша стойко держал их внутри. Не хватало ему ещё разреветься перед предком!

Мобильник в кармане завибрировал, отвлекая от мыслей и извещая о входящем сообщении, оказавшемся от Тетсуи. В нём было всего одно предложение, но, едва увидев смайл, юноша понял, что друг желает сообщить нечто очень весёлое.

«Как будет время, звякни на Скайп, у меня потрясающие новости! (͡• ͜ʖ ͡•)»

========== 6. ==========

Алауди сконцентрировал милостиво предоставленную Хибари энергию в ладони и осторожно передвинул горшок с фикусом ближе к свету. Воздействовать на предметы для него было всё так же тяжело, но потихоньку он привыкал к новым возможностям и не забывал пользоваться ими в любой подходящей ситуации. Мужчина критичным взором осмотрел просторное помещение гостиной, пытаясь решить, что ещё ему не нравится.

— Алади, Хибари! — Хиберд влетел в открытое окно и примостился на раме, с интересом наблюдая за повернувшимся на его голос Клайдом. Алауди вытянул руку вперёд, призывая кенара подлететь ближе и, если получится, вновь сесть на палец. Птица в очередной раз выкрикнула имя хозяина и послушно сделала круг над головой сосредоточившегося детектива; тело мужчины постепенно теряло свою прозрачность, и в какой-то момент он стал вполне похож на нормального живого человека. Хиберд осторожно опустился на предложенный палец.

«Отлично», — Алауди с гордостью за самого себя посмотрел на крошечные коготки птички, что щекотно покалывали кожу. Несмотря на то, что продлился этот миг всего около семи секунд, Первый хранитель облака был доволен результатом: это был его новый рекорд по материализации. Мужчина прекрасно понимал, что продержаться дольше вряд ли когда-нибудь сможет (такие «фокусы» быстро высасывали энергию Кёи), но и этого времени ему хватало. Незабываемые ощущения!

Алауди улыбнулся про себя и, проследив взглядом за скрывшимся в нёдрах дома кенаром, прошёл к лестнице. Как он и думал, Кёя примостился на полюбившемся ему диване и с ленивым видом щёлкал клавиши купленного пару дней назад ноутбука.

— Что делаешь?

— Да так… Фотки на ноут скинул, вот, просматриваю, — юноша бросил на предка быстрый взгляд и вновь уткнулся носом в экран, слегка подрыгав ногами: — на некоторых даже ты заметен. Едва, правда, но есть.

— Серьёзно? — Алауди удивлённо вскинул брови и, подойдя к подростку, вновь сделался прозрачным. Хибари нахмурился и изменил положение на сидячее, подвернув ноги под себя. Каждый раз, когда мужчина проходил сквозь, у него возникало непонятное чувство смятения. Первое время он пробовал просить предка не делать так, но всякий раз получал один неизменный ответ: «ничего с тобой не станется»; в итоге он смирился и просто менял положение всякий раз, когда желание детектива что-нибудь посмотреть нарушало его зону комфорта.

Фотографии, несмотря на то что были сделаны через старенькую потёртую камеру мобильника, оказались довольно чёткими и красочными. Некоторые кадры повторялись по два-три раза, и Кёе приходилось долго всматриваться в каждый из них, чтобы оставить лучший. Он запечатлел (пусть и по настоянию предка) почти каждый интересный момент их месячного путешествия по Франции и, как итог, заполонил снимками всю память телефона. Тогда и пришлось покупать ноутбук, чтобы с чистой совестью стереть фотографии с мобильника. Дома у Хибари был обычный стационарный компьютер, который в силу своего возраста уже начинал подвисать на самых важных моментах, поэтому юноша был искренне рад шустрому «Dellу».

Вид с Эйфелевой башни, фото самого Кёи на этой верхотуре и возле неё; набережная Сены и играющие на воде солнечные блики с задумчивым Хибари, опустившим правую ладонь в воду; мост Александра III и уже более оживлённый Хибари… Запомнившийся на всю жизнь Диснейленд и, конечно же, пирамиды Лувра, Версаль и Триумфальная арка с могилой неизвестного солдата под ней… Просто фотографии природы. Хиберд на веточке какого-то дерева, Ролл, с ужасом в глазах обнюхивающий настоящих ежей — каждое фото было запоминающимся, вызывающим тёплую улыбку на губах и заставляющим сердце делать кульбиты.

Хибари давно так не отдыхал.

Правда, был во всём этом один единственный минус — пришлось потратить минимум полчаса чтобы более-менее рассортировать фотографии по тематике и соответствующим папкам. Но в остальном Кёя был очень доволен.

— Сразись со мной, а? — Юноша поднял глаза на предка, не особо надеясь на положительный ответ. Он уже столько раз пытался вызвать Алауди на бой, но раз за разом получал отказ. Мужчина оказался таким же упрямым, как и он сам, и отступать от своих принципов не собирался.

— Ладно.

Поэтому его согласие стало для юноши полной неожиданностью. Кёя моргнул несколько раз, а потом поспешно слез с дивана и уже было направился в спальню за тонфа (за этот месяц он свыкся с мыслью, что во Франции не имел права лупить всех направо и налево, а потому решил не носить оружие от греха подальше), когда мужчина окликнул его.

— Но не сейчас же! Обожди пару часов, только ведь поел.

Хибари открыл рот чтобы возразить, когда понял, что предок прав. Загреметь в больницу с заворотом кишок было так себе удовольствием, а потому пришлось согласиться. В конце концов, Клайд уже дал согласие, а значит, слово своё сдержит. Подумав, Кёя решил выйти на улицу. Ясный солнечный день не позволял настроению опускаться, птицы, щебечущие на все лады, да колышущиеся кроны деревьев умиротворяли и навевали сон. Юноша обошёл дом, растянулся на раскладушке в тени веранды и прикрыл глаза. Он частенько любил подремать днём и теперь, раз уж выдалась такая возможность, не собирался отказывать себе в удовольствии.

***

— Давай резче!

— Да я и так уже!

Кёя фыркнул на замечание предка, отскочил на несколько шагов, и, отдышавшись, вновь набросился на мужчину, пытаясь «заломать» ему руку. Это оказалось достаточно интересно, но то что ему никак не удавалось всё сделать правильно самую малость злило. Всё-таки он привык именно ударами заставлять противников сдаться или же отступить. Выкручивание суставов и другие болевые приёмы не входили в его арсенал навыков. Ведь даже на тренировках с Дино они отрабатывали исключительно нападение, но никак не защиту. Ну, несколько раз надоедливый итальянец заставил его поуворачиваться от атак, но на этом всё.

Алауди же заявил, что оружие не всегда будет доступно, а значит надо уметь защищать себя голыми руками. И как бы тяжело на деле не оказалось, это был определённо полезный опыт — Хибари не собирался себе врать.

Спарринг начался, когда жара как таковая спала, и можно было заняться физической активностью не опасаясь, что пот в три ручья польётся уже через минуту. И хотя начался поединок как обычно — с соответствующих позиций и попыток «прочесть» противника, очень скоро он перерос в самый настоящий урок по самообороне.

Во-первых, детектив раскритиковал его привычку при любой ситуации рваться в наступление и заявил, что «так поступают только дураки». Кёя на столь прямое оскорбление своего интеллекта злобно нахмурился и обиженно запыхтел, но нашёл в себе силы смолчать. Несмотря на неприятную критику, ему указали на очевидную ошибку и, как бы ни хотелось пропустить мимо ушей, стоило прислушаться. Во-вторых, узнав, что в ведении боя Хибари — самоучка, мужчина долго недоумевал, как можно было изучать нападение, так и не освоив защиту. Хотя бы базовый уровень! Ну и в-третьих, надежды юноши на нормальный спарринг разбились о железобетонное заявление Алауди, что, пока он не научится нормально уворачиваться и блокировать чужие атаки лишь своими руками, сражаться он с ним не будет.

Поразмыслив над словами предка и поняв, что над ним ни в коем случае не потешаются, Кёя обуздал желание в своей манере развернуться и уйти и смиренно (о, сколько усилий на это потребовалось) попросил научить его. Алауди, по всей видимости, именно этого от него и ждал, потому как согласился не раздумывая.

Поэтому теперь он стоял на ровном поле среди мягкой зелёной травы и одуванчиков напротив ухмыляющегося предка и уже который раз пытался выкрутить ему руку. Раза два получилось, но вот остальные — не очень. Вытерев напульсником пот со лба и щёк, Кёя снова глотнул воздух ртом, уже не морщась от пронзившей горло прохлады. Несмотря на возникшие трудности и небольшое раздражение, ему было весело. Даже тренировки с Каваллоне не давали ему таких эмоций. Это было странно.

Пригладив волосы, убрав лезшую в глаза чёлку, Хибари снова бросился на предка, и снова был поставлен на колени, так как ему вновь не хватило скорости. Или реакции — понимать что есть что юноша перестал уже на десятом кругу, так как в мозгу билось лишь одно желание: победить. Отстранившись, он растёр уже изрядно болевшую руку, встряхнул ей и шумно выдохнул.

Не в его привычках было сдаваться.

Ветер усилился, остужая разгоряченное тело и вызывая на коже мурашки. Серые глаза внимательно изучали позу и выражение лица противника, старались не упустить ни одной детали. Он прекрасно помнил, что мужчина отвёл ему времени ровно до шести вечера, и назначенный час близился с невероятной скоростью. Теперь сделать наконец всё правильно было делом чести. Кёя подобрался, постарался унять бешено бьющееся сердце и на мгновение закрыл глаза. Нужно было сосредоточиться. Противник был не лыком шит, и стоило учесть даже малейшую мелочь, если он не хотел снова оказаться прижатым к траве, корчась от боли в плече.

Алауди на секунду отвлёкся на «резанувший» по глазам солнечный луч, и Кёя выбрал этот момент для нападения. Специально сменив направление прямо перед захватом, юноше удалось выиграть себе несколько секунд чтобы ухватить мужчину на руку.

«Чуть выше запястья, от себя и вниз!» — Кёя сжал зубы, быстро прокручивая в голове наставления Клайда, стараясь сделать всё правильно.

Мужчина сверкнул глазами, тотчас опустился на колено и легонько ударил ладонью по траве. Он сдался. Сдался! Хибари облизнул пересохшие губы, всё еще не совсем соображающий, что случилось, разжал пальцы. Он победил? Ему удалось? В подтверждение его мыслей Алауди выпрямился и довольно кивнул, слегка поглаживая ноющее плечо: несмотря на своё призрачное естество во время материализации он был способен чувствовать боль.

— Наконец-то ты успокоился и сделал как надо. Молодец.

Кёя сумел сохранить на лице безразличие, но подозревал, что предательский румянец всё же выступил на щеках. Всё-таки его редко когда вот так хвалили, а это было безмерно приятно! Но своего он добился, и теперь можно было уговорить предка на спарринг — время до шести ещё оставалось. Но Клайд оказался другого мнения:

— Ты и так сильно вымотался, лучше иди в дом и отдохни. Тебе ведь ещё вещи собирать. Уверен, я много энергии забрал.

— Рейс только в три ночи, так что времени навалом. И я нормально себя чувствую.

— Но в аэропорту нужно быть хотя бы за полтора часа, тебе же сказали. Так что лучше собери вещи, чтобы потом не бегать, и отдохни. Поешь что-нибудь. А сразиться можем и в Японии — тебе всего лишь нужно направить энергию в кольцо. — Уперев руку в бок, Первый хранитель смерил наследника немного усталым взглядом и растворился в воздухе. Кёя почувствовал, как у него едва не подкосились ноги: пока предок был в материальной форме он ничего не чувствовал, но стоило тому уйти, как вся забранная энергия дала о себе знать и тело запричитало об отдыхе. Видимо, за эти четыре недели Алауди успел выучить его от и до. Это немного злило, но в то же время вызывало непонятное чувство спокойствия.

Прикинув, что подремать он, вероятно, сможет и на борту, Кёя решил последовать совету взрослого и начать собирать вещи. Первыми в чемодан отправились ноутбук и одежда, а уже сверху легли сувениры, коих набралось немало. И как он раньше не замечал за собой тяги к различным бесполезным побрякушкам? Когда со сборами было покончено на телефоне зажглась красная лампочка, извещающая о критическом уровне батареи. Скрипнув зубами, юноша полез в чемодан за зарядным.

— И как, вернёшься?

— Ну, не сейчас точно. Пусть помучаются, раз раньше считали меня извергом. А я пока от их вечных воплей отдохну. Покажи мне Париж, хочу посмотреть все местные достопримечательности.

Воспоминания всплыли в голове, заставив юношу улыбнуться. Этот разговор с Алауди состоялся после того как он связался с Кусакабе по скайпу, и друг, расписав все ужасы средней Нами, скромно отметил, что директор поумерил свой пыл, понял собственную неправоту и готов принять Хибари Кёю обратно на пост Главы ДК. Кёя тогда злорадно заулыбался и попросил Тетсую передать «этой инфузории», что на данный момент он возвращаться не собирается, но, так и быть, подумает над его предложением. Кусакабе рассмеялся, поняв его желание отомстить, и, пожелав счастливого отдыха, отключился. А примерно через пять дней после разговора с Тетсу ему в Mixi начали приходить письма от школьников. В разном порядке, разними словами, но все об одном: с просьбами вернуться на свой пост и избавить учебное заведение от гопников и хулиганов, терроризирующих всех вокруг.

Вот тут Хибари полностью расслабился. Раз даже сами ученики начали просить его, то дела в школе и правда обстояли хуже некуда. Но ему это было только на руку: заметней станут перемены после его возвращения. Мысленно посочувствовав не могущим постоять за себя травоядным, Хибари ответил всем примерно то же, что просил передать директору и больше не заходил в соцсеть.

Лишь когда с экскурсией по Парижу было покончено, и в душу полезла тоска по Родине, Хибари попросил Оливьеро — этот тип всё ещё крутился рядом, но уже не так заметно — забронировать билет на самолёт. И не Вонгольский, а самый обычный — хотелось отвлечься от своей принадлежности к мафии хоть ненадолго.

***

Самолёт успешно приземлился в Нарита и благодаря расторопности как остальных пассажиров, так и рабочего персонала, Хибари покинул аэропорт уже через двадцать пять минут. Он специально связался с Реборном за день до своего прилёта и попросил, чтобы никто из Вонголы или знакомых его не встречал. Все эти причитания, расспросы и прочее лучше было отложить на утро, когда он адаптируется к родному времени и отдохнёт. Случайно покалечить кого-нибудь ему совершенно не хотелось. Пусть лучше никто не будет знать о его возвращении, пока он сам не объявится на людях. Тогда эмоции точно будут искренние.

Реборн, выслушав просьбу и тщательно всё обдумав, нехотя согласился, но заявил, что даст указания рабочим аэропорта чтобы его (Кёю) не трогали. За это Хибари был благодарен.

Ветер растрепал недавно приведённые в порядок волосы, пробежался по лицу и обдал свежим, но прохладным вечерним воздухом. Всё было настолько знакомо и любимо, что, не будь поблизости лишних глаз, Кёя бы непременно упал в ближайшую траву и бросилв небо наспех сорванный букет полевых цветов, наслаждаясь ароматами и красками своей малой родины. К сожалению, порыв души пришлось сдержать, но по приходу домой он обязательно учудит что-нибудь эдакое.

— Давно не виделись, Намимори.

Юноша поднял глаза на уже тёмное небо, прищурился на яркий диск луны и прикрыл веки, когда тот заслонило небольшое облачко. Фонари мягким светом освещали улицы, придавая городу совершенно иной, нежели днём, вид. Ночью вообще всё преображалось, и Кёя соврал бы, сказав, что никогда не гулял по городу в тёмное время суток, наслаждаясь его таинственным видом. Но именно в этот момент любоваться красотой сил не было — нужно было вернуться домой и разобрать вещи, а также накормить Ролла и Хиберда, на которых смена часовых поясов хоть и оказала какое-то влияние, но не настолько сильное, чтобы отказываться от еды. Хибари поставил клетку с Хибердом на асфальт, открыл дверцу и усмехнулся, когда кенар с радостным щебетанием покинул свою «тюрьму», взмыл в небо. Благодаря фонарям птица отлично ориентировалась, да и в родных краях за неё можно было не волноваться. Но Реборн не сказал ни слова о клетке, о том что её надо вернуть или что-то ещё, поэтому Кёя, взвесив все «за» и «против» спокойно оставил её на бордюре возле сливового дерева.

«Если кому понадобится — забирайте»— было подозрение, что ветер сорвёт записку, но подростка оное не слишком волновало. Понятливые люди и так поймут, что вещь не нужна и отдаётся.

Огромные часы на одном из мониторов подсказали, что в городе уже десять вечера и, если он сейчас не поймает такси, то домой попадёт не раньше одиннадцати. А этого бы очень не хотелось, учитывая, что на утро для школьников средней Нами у него был запланирован сюрприз. Хибари прищурился и расплылся в нехорошей улыбке. Если всё описанное Кусакабе — правда — будет разумнее не приходить сразу, а подождать большой перемены и посмотреть на лица хулиганов. Наверняка те будут впечатлены. Скорее всего его возвращение покажется нарушителям спокойствия ночным кошмаром — он слишком давно не дрался (урок Алауди не в счёт), и руки буквально чесались достать тонфа и съездить ими разок-другой по мордам возомнивших себя хищниками травоядных.

Но сначала нужно было вернуться домой, хорошенько вымыться с дороги, выспаться и подготовить школьную форму. Интуиция подсказывала, что заветную красную повязку он найдёт в специальном ящике под навесом — зная Кусакабе, тот просто не мог не принести её. Чисто на всякий случай.

***

Школьница стиснула зубы и зажмурилась, понимая, что избежать ударов не сможет, а просить хулиганов о милости — только зря тратить время и уничижать свою собственную гордость. Синяки от прошлых издевательств ещё не сошли с тела, но их хотя бы можно было скрыть одеждой. Лицо же… Сумбурный поток мыслей и страхов был прерван очередным рывком за волосы: Такецу намерено заставил её поднять подбородок. Девушка поджала губы, чувствуя, что сейчас расплачется, вот только от этого стало бы ещё хуже — для её мучителей девичьи слёзы были настоящей усладой и, заметив их, они не только не успокаивались, но начинали выделываться ещё горше.

Обступившие её хулиганы самодовольно улыбались, вместе с тем служа барьером между своим главарём и нынешним главой ДК, который, хоть и стоял в двух шагах, пока не сделал ничего, чтобы прекратить разворачивающийся беспредел. Во всяком случае, физически. Гневные окрики, упрёки и угрозы вызвать родителей и отстранить от учёбы не производили ровным счётом никакого эффекта, а в одиночку против шестерых хорошо сложенных погодок шансов было мало даже у Кусакабе Тетсуи. И это понимали все.

Обведя нахальным взглядом столпившихся зрителей, послав Кусакабе пренебрежительную ухмылку, Такецу решил заканчивать с пустыми оскорблениями и перейти к более интересной и подвижной части своего плана. Порывшись в памяти, желая найти причину для учеников, почему он решил избить кого-то слабее себя, парень не без удовольствия вспомнил, что ластик, данный ему жертвой, оказался немного жёстким и вместе с карандашом удалил внушительную часть бумаги, из-за чего в тетради едва не образовалась дырка. Никакого дела до школьных принадлежностей у него не было, зато появилась чудесная «отмазка».

Объявив во всеуслышание причину «наказания» ни в чём не повинной девушки, в очередной раз проигнорировав главу дисциплинарного комитета, который, поняв, что всё плохо, решил-таки прорваться силой, хулиган ещё раз потянул школьницу за волосы и замахнулся. Та всхлипнула, едва заметно затряслась от страха и ожидания.

Внезапно хватка Такецу ослабла, отпуская.

Удара не последовало.

— Что вы тут устроили?

Ледяной, но такой знакомый голос на мгновение обездвижил школьников. Крики, перешёптывания, угрозы, мольбы — всё стихло. Пострадавшая девушка рискнула открыть глаза, но подниматься не спешила: не была уверена, что случившееся не галлюцинация. Её мучители тоже не двигались, как и собравшаяся вокруг толпа зевак. Летняя школьная форма, красная повязка на левом рукаве как принадлежность к комитету дисциплины, аккуратная чёлка, серые глаза и такие знакомые тонфа, ещё не вынутые, но выглядывающие из-за пояса. Хибари Кёя — это совершенно точно был он! Без сомнений! — сжимал предплечье вмиг утихшего хулигана, сверля тяжёлым взглядом, ярость в котором не особо то и пряталась.

Минута тишины разорвалась сперва неуверенными, осторожными перешёптываниями, а после коридор разразился радостным визгом девушек и бахвальными речами заучек в стиле «я же говорил, что он вернётся!». На лице застывшего Кусакабе тоже читалось море эмоций: от удивления до чуть ли не слёз, что лидер наконец вернулся и всё вскоре встанет на круги своя. Единственные кто не разделял чувства общего умиротворения и радости были те самые хулиганы, которых Хибари застал посреди учинённого ими беспредела.

Мальчишки понимали, что скорее всего скоро будет очень, очень больно, но сдаваться не спешили. Вероятно, сей глупости посодействовало уже ставшее привычным чувство безнаказанности, что пока ещё перевешивало чувство самосохранения. Поняв, что неожиданно вернувшийся демон хоть и держал его руку, но больше был занят осмотром коридора и столпившегося в нём народа, Такецу попытался освободиться, вместе с тем пнув Хибари носком ботинка под коленку. Приспешники, заметив движения лидера, также приготовились давать отпор.

Конечно же, это было роковой ошибкой.

Поморщившись на поставленное пятно грязи на совсем ещё чистых брюках, совершенно неустойчивые позы парней, кои боевыми назвать язык не поворачивался, а также читающуюся в их глазах баранью тупость вкупе с ослиным упрямством, Кёя недовольно фыркнул и, расплывшись в садистской ухмылке, вытащил за тонфа:

— Травоядные, совсем страх потеряли? Забью до смерти!

КОНЕЦ.