Ant (СИ) [Дарья Острожных Волхитка] (fb2) читать онлайн

========== Глава 1 ==========

Комментарий к Глава 1

Вилья или Кольцо Сапфира - это одно из Колец Власти и одно из Трёх, созданное эльфами Эрегиона.

Синда (синдар - «серые эльфы») — часть Эльфов племени Телери, что достигла Белерианда, но не ушла в Аман вместе с Олвэ.

Эллет (синдарин) - эльфийка.

Котарди - мужское котарди представляло собой облегающую тело удлинённую куртку (обычно до колена) с застёжками по центру переда и низко расположенным поясомhttps://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/thumb/d/d5/Plaid_cotehardie.jpg/220px-Plaid_cotehardie.jpg

Мирквуд (англ.) - еще одно название Лихолесья после того, как на него пала Тень Саурона.

Арда - то, что мы называем “Солнечной Системой”

Утопающий в горизонте алый полукруг будто и не надеялся вновь засиять над Средиземьем, отчего выбрасывал в небеса оставшийся свет, заставляя их пылать всеми оттенками золота. Казалось, даже ветер приобрел волшебный блеск, чем наслаждалась крохотная синеголовая птичка, летящая навстречу закату.

Но как только ощетинившиеся хребты Мглистых Гор остались позади, ее вытянутый хвостик дернулся, и птица устремилась вниз, напевая что-то удаляющимся облакам. Она держала путь к эльфийской крепости, стоящей посреди зеленой долины в окружении извилистого русла реки, чьи воды отражали лучи солнца. Бьющий прямо из скалы источник едва не намочил разноцветные перья искрящимися брызгами, но птица ловко отлетела в сторону, безразлично оставив позади шум водопада.

С высоты засыпающий сад Имладриса казался ей путанным лабиринтом из множества каменных дорожек, мягко огибающих яркую растительность. Аккуратную, но буйную — она словно хотела ускорить время и заполнить собой обитель, так стремительно терявшую своих жителей, чье время подходило к концу.

Скоро это будет позволено, а пока здесь царствовали эльфы, и маленькая птичка с осторожностью летала у клумб, желая найти себе место и никого не потревожить. Она пронеслась мимо бело-оранжевых цветков нарцисса; их безлистные стебли колыхал ветер. Облетела пионовый куст, увенчанный пушистыми шариками нежно-розового цвета, и стала кружить над невысоким деревцем, тонкие ветви которого сплошь покрывали желтые цветы.

Возле него проходила череда темно-зеленых кустов самшита, постриженных в форме непрерывного ограждения для узкой садовой дорожки. Этот живой забор едва доставал до колен проходившим мимо эльфам, одетым в легкие плащи, струящиеся по широким плечам и ниспадающие к земле.

Они медленно шли по направлению к утонувшей во вьюнке беседке и лениво разговаривали, при этом не отрывая глаз от стремительно закрывающихся цветов вокруг.

— Тьма подбирается и к этим стенам, — говорил Элронд, поправляя свой черно-серебристый плащ, — не знаю, сколько еще мне удастся защищать эльфов…

Трандуил не ответил, лишь выразительно приподнял брови и огляделся по сторонам, ища следы магического яда. Однако воздух здесь был мягким и сладким. Он не нес в себе отравы, застревающей в горле и утруждающей каждый вздох. Не заражал землю под собой, мешая ей давать плоды и вынуждая стонать, моля о помощи своего Владыку.

Но чар эльфа не хватало, чтобы исцелить свой Лес, и это бессилие рвало ему сердце, все больше и больше погружая во мрак тоски. Из-за этого он укоризненно взглянул на Полуэльфа, который уже давно привык к молчаливости своего друга и продолжал говорить тем же размеренным тоном:

— Вилья помогает мне скрывать Имладрис от зла. Но силы Саурона растут…

Дальше синда не слушал и отвернулся, уронив водопад светлых волос на прямую спину, обтянутую коричнево-бордовой тканью плаща. Его раздражала та печаль, с которой Владыка Элронд говорил об Искажении и Тьме, почти неизвестной ни этим землям, ни населявшим ее эльфам.

Прищурив глаза, Трандуил вновь засмотрелся на сад и разноцветных птиц, с громким чириканьем пытающихся удержаться на длинных кисточках глицинии. Эти «лианы», покрытые маленькими лиловыми цветочками, свисали с закрученного ствола и мягко колыхались на ветру, словно облако, упавшее с неба.

И неожиданно среди этого цветного тумана показался до боли знакомый профиль, украшенный темно-рыжими волосами с задорным отблеском цвета апельсина. А спустя уже пару мгновений Тауриэль вынырнула из-за цветов, медленно шагая по извилистой дорожке прямиком к двум Владыкам.

Она еще не замечала ни их, ни чуткого взгляда своего бывшего покровителя, который слабо улыбнулся надвигающимся воспоминаниям, обещающим тепло. Как и в былые времена, эллет носила узкие коричневые штаны, но в остальном привычный образ рушился из-за отсутствия зеленого камзола лихолесского стража. Вместо него фигуру плотно обтягивал черный котарди, доходящий до середины бедер и перетянутый на талии широким поясом из дубленой кожи.

Такая одежда делала ее похожей на воина. Но крепившийся сбоку длинный кинжал, хоть и выглядел грозно, являлся простым украшением из-за обилия мелких камней на ножнах и яшмовой рукояти. Это заставило Трандуила задуматься, но образ воспитанницы более ничего не мог рассказать о ее нынешнем занятии; сама она ничего не сообщила в Лихолесье после того, как практически сбежала из места, хранившего в себе память об утрате.

Тауриэль хотела сделать это сразу же после окончания битвы, но синда не позволил и вернул ее обратно в Лесной Дворец. Он по-отечески старался помочь эллет забыть о случившемся, веря, что такая наивная привязанность не сможет долго колоть девичье сердце. Но воительница отвергла заботу и ушла, решив доверить печали свободному ветру еще неизвестного ей Средиземья.

После этого Владыка лишь однажды получил известия от бывшей стражницы, нашедшей приют в землях Элронда спустя несколько месяцев скитаний. Тогда он решил дать ей время успокоиться и не звал обратно, втайне надеясь на скорую встречу.

Он ждал ее постоянно, хоть и не так трепетно, как вестей о Леголасе, странствующем вместе с Арагорном. Однако годы шли, а воительница не спешила напоминать о себе, что безмерно расстраивало эльфа, который был слишком горд и занят, чтобы решать этот вопрос.

— Я хотел отложить их свадьбу, — послышался задумчивый голос Владыки Имладриса, также заметившего свою новую подданную, —, но решил, что в тяжелые времена будет неправильно отнимать у влюбленных радость.

— Свадьбу? — переспросил Трандуил, резко оборачиваясь к Полуэльфу и встречаясь с удивленным взглядом светло-карих глаз.

— Разве ты не знал? — брови Элронда поползли вверх, собирая в складки кожу высокого лба.

Ороферион не знал, что ответить, и молча рассматривал хитрые узелки на тонких прядях друга, которыми беззастенчиво играл ветер. Они казались ему собственными запутанными мыслями, взволновавшими сознание: Тауриэль выходит замуж? Но за кого? Почему не сказала?

— Я оставлю тебя, — чуть погодя сказал Владыка Имладриса, придерживая ткань длинного наряда и разворачиваясь, — вам есть о чем поговорить.

На это синда лишь кивнул и вновь устремил взгляд на эллет, страшась увидеть перемены, еще большие отдаляющие ее от воспоминаний. Но их оказалось мало: все те же косы, собранные на затылке, те же пряди, спускающиеся ниже ягодиц и остренький нос, чуть приподнятый верх.

Только фигура стала более рельефной. Или все дело в новом облачении, которое слишком явно подчеркивало на удивление манящие изгибы…

Воительница тоже заметила своего бывшего покровителя, стоящего в оранжевых лучах на фоне уже посиневшего неба. Угасающее солнце закрыло тенью половину слегка вытянутого лица, из-за чего оно казалось застывшим, как и вся высокая фигура — лишь длинные волосы и складки плаща мягко дрожали в такт гулявшему над землей ветру.

Тауриэль, удивленная этой встречей, резко замерла и сморгнула, желая прогнать видение. Но уже через секунду глаза ее радостно засияли, а ноги сами пошли навстречу Трандуилу, хоть сердце и объяла тяжесть.

Она была счастлива увидеть Владыку Леса, чья молчаливая забота развеяла мрак после смерти родителей и давала незримую поддержку все последующие годы. Однако стыд за свое долгое молчание вынуждал эллет ощущать тревогу и страх быть отвергнутой несдержанным правителем, глаза которого выражали немой вопрос.

И чем ближе она подходила к эльфу, тем сильнее волновалась, что не сможет открыть правду; возможно, Орофериону удастся понять воспитанницу, потому что он и сам пережил большую утрату. Но простит ли он ее, когда узнает о силе той ненависти и обиды, которую испытывала бывшая стражиница, покидая Лихолесье?

Кто же, если не синда, виноват в смерти Кили? Кто отказал гномам в помощи и оставил на растерзание оркам? Кто заставил Тауриэль страдать? ..

Гнев и безысходность нещадно душили воительницу после сражения. А напитавшийся Тьмой воздух Мирквуда нашептывал дурные мысли, от которых хотелось бежать. Что она и сделала, вычеркнув из жизни прошлое, чтобы обрести будущее. Однако виновник трагедии лично явился в новый дом эллет… вызвав в ней неподдельную радость.

— Владыка, — она улыбнулась и поклонилась, с облегчением замечая, как дергаются вверх уголки губ Трандуила.

Он едва заметно кивнул, на мгновения скрывая глаза в тени ресниц, и молча направился дальше, заставив воспитанницу улыбнуться еще шире. Ей уже давно были известны все немые указы Владыки, который сейчас желал поговорить в каком-нибудь спокойном месте. Например, в круглой беседке, ограждением для которой служили колонны, покрытые темно-зеленым вьюнком и поддерживающие выпуклую крышу.

Это милое строение окружали метровые кусты хеномелиса, напоминающие пышные букеты из листьев и красных цветов. Они нехотя расступались, пропуская узкую дорожку и идущих по ней эльфов, занятых воспоминаниями. Тауриэль пыталась разобраться в своем отношении к Орофериону, но его молчаливая спина и длинный подол волочащегося по камням плаща не навевали ничего, кроме уюта и спокойствия.

Гнева не было, но она не простила. Скорее, забыла.

Забыла свою боль, Кили и сражение, ведь теперь жизнь приобрела новый смысл и ожидала перемен, лишь мысль о которых заставляла глаза искриться. Но уйти в бархатные размышления о свадьбе воительнице не дал тихий шелест; поднимаясь по каменным ступеням беседки, Трандуил скинул плащ и ловко перехватил его за спиной, обнажая узкий камзол из блестящей голубой ткани, покрытый темно-синим узором. Одежда расширялась на бедрах и спускалась до колен к черным сапогам из мягкой кожи, которые замерли так резко, что эллет едва не налетела на своего бывшего покровителя.

Она сумела вовремя остановиться и тихонько села на деревянную лавочку с решетчатой спинкой, выкрашенную в жемчужно-белый цвет. Перед ней возвышался круглый столик, поддерживающий фарфоровую миску с фруктами и пузатый графин из серебра, отражающий золотые и красные полосы в небе - все, что осталось от заката.

— Какое же занятие ты себе выбрала? — несколько отстраненно спросил эльф, бросая плащ на спинку второй лавочки, расположенной напротив.

— Я хотела быть стражем, — ответила Тауриэль, внимательно рассматривая кольца на длинных пальцах Владыки Леса, которыми он обхватил ручку кувшина, —, но меня отправили на оружейный склад. А сейчас я обучаю эльфиек боевым искусствам — Элронд боится, что ввиду последних событий они могут им понадобиться.

Трандуил слушал молча, не отрывая глаз от двух серебряных кубков в форме тюльпана, куда наливал почти черную жидкость с гранатовым оттенком. Но стоило ему поставить один из них перед воительницей, как она дернулась и постаралась незаметно убрать руки на колени, чтобы спрятать помолвочное кольцо.

— Это лишнее, — сказал Владыка, как всегда, пряча эмоции за равнодушной маской, — я уже знаю.

Его голос не изменился, но эллет уловила незримый импульс и по привычке содрогнулась, ожидая вспышки гнева, которая теперь могла произойти в любой момент.

— Я боялась, что вы не одобрите… — произнесла она, наблюдая, как брови эльфа скользнули вверх. Отчасти это было правдой, хоть сама Тауриэль и не видела ничего зазорного в своем браке.

— Для этого есть причина? — спросил синда, полоснув воспитанницу обжигающе-холодным взглядом и сел напротив, закинув ногу на ногу.

Она не знала, что ответить, и пожала плечами, обхватывая ладонями стоящий напротив кубок. Но вино лишь обожгло язык и горло, оставив после себя неясный травянистый вкус, отчего эллет невольно зажмурилась, пропуская скупую усмешку Владыки, которую он спешно закрыл своим кубком.

Но влажный блеск коралловых губ воительницы не отпустил его взгляд так легко. Заставил неожиданно осознать, как мило она хмурит тонкие брови и взмахивает ресницами, тень которых ложилась на высокие скулы. Точнее, вспомнить это: когда-то, едва попав в Лесной Дворец, Тауриэль уже вызвала подобное умиление у Трандуила. Но тогда ощущение было другим, более невинным, отеческим…

— Кто он? — неожиданно мягко спросил эльф, допивая вино и только сейчас замечая отсутствие крепости — слишком много он уже выпил в этой самой беседке, слушая высокие речи Полуэльфа о судьбе Арды.

От эллет не скрылась такая внезапная перемена. Она с тревогой взглянула на бывшего покровителя и не увидела привычной жесткости. Теперь его глаза цвета морозного неба потеплели и мирно блестели из-под четкого контура ресниц, обещая понимание.

— Линдир, — шепнула Тауриэль, внимательно следя за реакцией.

— Кто? — К несчастью, только что нежный взгляд покрылся льдом.

— Линдир, менестрель…

«Ты смеешься?!» — едва не прокричал Владыка, но решил сдержаться.

Вместо этого он опустил веки и до хруста в пальцах сжал кубок, ощущая горячие винные пары, ударившие в голову. Да, воспитанница не подходила в жены Леголасу, но это не повод отдавать ее какому-то безродному певуну! Она вполне может рассчитывать на жениха, занимающего куда более высокое положение.

С этой мыслью синда резко поднял веки, и Тауриэль бессознательно отвернулась, сбегая от уничижительных глаз. Вся легкость вмиг испарилась, и между эльфами повисло напряжение, едва ли не физически мешавшее им дышать. Эллет не спас даже умиротворяющий вид ночного сада и черных силуэтов растений, над которыми лениво парили яркие светлячки.

Образ бесстрашной воительницы тут же рухнул, но Трандуила не разжалобила вжавшаяся в скамью тонкая фигура:

— Сначала какой-то гном, — неестественно спокойно проговорил он, подаваясь вперед и опуская кубок на стол, — теперь менестрель… И чем же он тебе так понравился?

Это было слишком личным, и эллет замялась, но нельзя было игнорировать вопрос самого Владыки Леса:

— Он… Помог мне забыть, — нехотя сказала она, чувствуя, как щеки загораются румянцем, а губы сами растягиваются в блаженную полуулыбку.

Виной тому послужили сладкие воспоминания, так некстати посетившие Тауриэль. Воспоминания о ночи после помолвки, когда она разрешила Линдиру чуть больше и не смогла остановиться, доказав и ему, и себе, что отпустила былое.

Эти мысли предательски окрасили лицо эллет, словно письмена в книге. Трандуил без усилий прочел их и гневно цокнул языком, обращая пылающий взгляд на сад. Но он и ему не принес успокоения, а вид неторопливых светлячков, кружащих вокруг, лишь усилил раздражение. Ведь они так не соответствовали образам и звукам, появившимся в сознании эльфа: вздохам, смятым простыням и уже ненавистному менестрелю, чьего лица вспомнить не удалось. А также воительницы, обнаженную грудь которой прикрывали разметавшиеся пряди, лишь немного уступающие в яркости распухшим губам.

Последнюю картинку Владыка не спешил гнать и даже забылся на минуту, но при этом не утратил самообладания; его лицо по-прежнему не выражало эмоций, напоминая застывший воск, матово поблескивающий в лучах ночного светила. И Тауриэль, внимательно рассматривающая его аккуратный профиль, чувствовала невыносимую тоску и никак не могла подобрать нужных фраз.

Синда не был ей даже родственником, но глубокая привязанность выгнала из сердца все обиды и заставляла отчаянно жаждать примирения.

— Владыка… — протянула эллет, надеясь, молясь Эру, чтобы и он хотел того же.

Но эльф не торопился помогать: ему нужно было время, чтобы привыкнуть к плотной одежде и собранным в прическу волосам на голове воспитанницы. Только она истолковала молчание по-своему и сокрушенно опустила голову, заставив остатки дурмана в крови собеседника изменить его настроение.

Он вдруг подумал о том, что воительница еще молода и импульсивна, а Элронд, занятый бедами мироздания, вряд ли уделял ей должное внимание, чем поспешили воспользоваться… Можно ли судить за юность и желание найти утешение? Возможно, Трандуил и сам виноват: деве нельзя было давать много свободы, полагаясь на совесть других.

Удрученно вздохнув, он прервал череду вяло текущих мыслей и не спеша поднялся, заглушая стрекотание цикад мягким шорохом одежды. Тауриэль, погруженная в раздумья, вздрогнула от неожиданности, когда ощутила рядом с собой чужое тепло и слабый аромат духов. Кажется, смесь лимона и бергамота, но было что-то еще… Нечто, похожее на кедр, заставившее эллет повернуться и едва не задеть волну светлых волос, оказавшихся на удивление близко, как и сам Трандуил.

Он молча смотрел на воспитанницу сверху вниз из-под полуопущенных ресниц, ярко выделявшихся на фоне гладкой кожи, окрашенной Луной в почти алебастровый цвет. И взгляд этот словно проникал в душу. Мягко, ненавязчиво…

— Почему ты молчала столько лет? — шепнул синда, впервые допустив в голосе нотки сожаления, из-за чего эллет плотно сжала губы, боясь, что страшное признание вырвется наружу.

— Мне было тяжело… — ответила она спустя мгновение, с радостью ощущая нежную ладонь эльфа, почти невесомо коснувшуюся ее щеки.

Такое скромное проявление чувств, но сколько же оно несло в себе! Как ценны и хрупки были эти редкие мгновения, не обремененные масками, лишенные глупых церемоний…

Воительница, не ожидавшая такого снисхождения, уступила эмоциям и обхватила пальцами запястье Владыки, целуя ладонь и торопливо прижимая ее к своему лицу. Но когда ореховые глаза, полные благодарности, снова вернулись к лицу Орофериона, то уже не увидели в нем былой заботы.

Теперь голубые глаза сузились и красноречиво поблескивали, выдавая скрытые мысли. Тауриэль уже видела такой взгляд у Линдира, но предпочла отмахнуться от внезапной догадки, обратив все внимание на легкие касания.

Они ласкали ее щеку, осторожно прихватывая мочку уха, пока сосредоточенный взгляд напротив будто затягивал, пьяня своей глубиной. А затем холодные пальцы скользнули по губам, отчего эллет растерялась, но все же попыталась отстраниться, хоть и страшилась вызвать гнев бывшего покровителя.

Его спокойствие казалось слишком угрожающим, и, надеясь оказаться еще дальше, воительница потянулась к столу, чтобы взять с него едва початый кубок. Но как только гладкий металл достиг губ, чужая рука неожиданно скользнула по лежащему на спине покрывалу рыжих волос, заставив тело бессознательно дернуться.

Растерянность затмила ловкость, и Тауриэль почувствовала влажные ручейки, стекающие по подбородку на грудь и исчезающие в тканях одежды. На секунду мысли ее спутались еще больше, чем воспользовался Трандуил…

========== Глава 2 ==========

— Осторожно, — мягко произнес Ороферион, забирая из рук воительницы кубок.

Легкое, будто случайное касание его пальцев заставило оторопевший разум вдруг прозреть и смутиться такой непривычной близости. Эллет и раньше ощущала себя неуютно рядом с ним, но сейчас это чувство изменилось. Теперь оно обрело вес и заполнило грудь, мешая ровно дышать, заставляя бояться…

Тауриэль хотела уйти, но не осмелилась спросить разрешения; язык точно застыл под неотрывным взглядом, который горел во тьме, отражая блеск светлячков. Трандуил не отвернулся, даже когда ставил кубок на стол, словно не желая разрывать эти колдовские путы, державшие воительницу на месте.

Она смогла только поднять руку, намереваясь смахнуть с лица винные капли. Но синда неожиданно перехватил тонкое запястье у самого подбородка, из-за чего эллет импульсивно дернулась назад. Однако теплая ладонь, все это время гревшая поясницу, резко скользнула на талию и вернула ее обратно, крепко прижав к мужскому бедру.

Ощущение чужого тела и угрожающий блеск сапфировых глаз повергли Тауриэль в ужас! Еще никогда, никогда Ороферион не смотрел на нее так откровенно призывно. Не позволял себе такой близости… таких нежных поцелуев, какими осыпал сейчас похолодевшую ладонь…

Растерявшись, воительница даже забыла о сути происходящего и лишь смиренно наблюдала, как цепкий взгляд закрыли черные ресницы, а тонкие губы разомкнулись, невесомо касаясь большого пальца. Она не видела, только чувствовала кончик влажного языка, собирающий с кожи остатки пролитого дурмана. Но разум даже сейчас пытался отбросить внезапную догадку, ссылаясь на неопытность; только миг прозрения не заставил себя ждать. Он обрушился на него ураганом, когда синда вобрал в рот тонкий палец, а мокрая теплота спутала остатки мыслей.

— Владыка! .. — Тишину ночного сада пронзил испуганный крик. Но ни он, ни резкая попытка вырваться не освободили Тауриэль.

Напротив, Ороферион еще теснее прижал ее к себе, окутывая хвойным ароматом кедра. Он будто и сам превратился в могучее дерево, чья сила внезапно обернулась против эллет — ловкой, но слабой. Жалких мгновений не хватило ей для раздумий, и лишь настойчивое касание к затылку помогло ощутить хоть что-то, кроме давящих объятий. А в следующую секунду мягкие губы Трандуила обняли ее подбородок, слизывая красноватый ручеек. Неторопливо и усердно — словно гладкая кожа пропиталась вином.

Открыв рот, воительница судорожно вдохнула, но протест утонул в напористом поцелуе и волне густых локонов, согревших щеки. Изумление, пробежавшее по телу сотней колючих мурашек, вынудило ее обмякнуть в крепких руках, прислушиваясь к частому дыханию и шелесту волос, скользящих по одежде в такт торопливым, несколько резким движениям.

Ороферион не ждал ответа и сминал губы воспитанницы, уверенно раздвигая их языком и проникая все глубже, словно ища нектар. В такт ему двигались и пальцы, оглаживая спину, лаская затылок. Все теснее и теснее прижимая к груди стройную фигуру, искушая, завлекая в свою игру…

И уже скоро синда ощутил покорность. Эллет, не зная как и зачем, ответила на этот дерзкий поцелуй, так и не решившись обнять Трандуила — лишь опустила руки на его плечи, непривычно широкие, твердые… От этого душившие волю, заставляя с упоением прислушиваться к огоньку, неожиданно и мягко согревшему низ живота.

Он разгорался, обжигая чресла и неосторожно ища свободу. Принуждая Тауриэль выгибаться, храбро ловя язык Владыки губами, отбросив неуместное смущение. Она чувствовала источаемый эльфом жар, чувствовала легкую боль от его пальцев, впивающихся в кожу на плечах, бедрах… Но паутина касаний и звуков любовных ласк разорвалась слишком неожиданно.

Воительница неосознанно сжала кулаки и вдруг ощутила помолвочное кольцо, будто пчела ужалившее кожу. Разум очнулся в тот же миг, погасив искры яркой страсти и заставив понять, как требовательны поцелуи Трандуила, и как бесстыдно она на них отвечает.

Неловкость заставила эллет резко дернуться, уперевшись ладонями в грудь Орофериона, который не заметил перемены. Или решил не заметить, все больше смущая Тауриэль и не давая ей шевельнуться; та будто и впрямь оказалась привязанной к стволу душистого кедра. Ей удалось лишь отвернуть лицо, но жадные губы сразу же набросились на шею, как хищник на добычу.

— Не надо… — едва слышно попросила воительница, надеясь разжалобить Владыку Леса, бороться с которым ей не под силу.

— Почему? — Его хриплый голос предательски задел струны в животе эллет, заставив их снова дрожать и извиваться, нагревая все, что ниже.

— Так нельзя. — Она обратилась больше к себе, проклиная непокорное тело и сжимая бедра, ища избавления от напасти.

А Трандуил, видя сомнения, глумился все больше. Теперь он не пытался унять свое желание и шумно глотал воздух, пока раскрытый рот нежил шею и прикусывал кожу, оставляя розовые следы.

— Нельзя, — томно выдохнул Ороферион, поймав губами мочку уха, —, но так приятно…

Он растягивал слова, будто произносил заклинание. И в довершение ритуала скользнул языком по извилистому хрящику, торопливо обводя его изгибы и чувствуя, как Тауриэль резко выдыхает, откидывая голову назад.

Она вновь забылась, охваченная нарастающей пульсацией в жаждущем лоне. Вновь безропотно дала поцеловать себя, наслаждаясь крепкими, чуть грубыми объятиями. Но и этот миг наслаждения не продлился долго: Трандуил, кровь которого все еще хранила пары дурмана, уступил искушению и схватил воспитанницу под коленом, намереваясь затащить на себя.

Только она, испуганная неожиданным рывком, на секунду потерялась в окружении размытых колон. Взвизгнув, эллет дернула ногами и почти сразу же услышала звенящий грохот, хлестнувший по ушам — это опрокинувшийся столик ударился об пол беседки и разбросал все, что поддерживал. Шум заставил Тауриэль отвлечься, рассматривая серебряный кувшин и осколки фарфоровой миски, летящие по ступенькам в темноту. Но Ороферион не мешкал, и, болезненно вцепившись в ее ногу, заставил оседлать свои колени.

От сильного толчка картинка перед глазами рассыпалась, и воительница не сразу почувствовала, как Трандуил сминает ее ягодицы своими большими горячими ладонями Ритмично. Чувственно. Сопровождая каждое движение громким выдохом, опалявшим шею.

Теперь его лицо было напротив, а губы растянулись в коварной усмешке — синда забавлялся, глядя в неискушенные глаза, выдающие растущее желание. Подогреваемое чужим телом между ног и уверенными пальцами, изучающими живот сквозь толщу одежды. А после скользнувшими к груди, которая напряглась от скопившегося внутри томления и воспоминаний о запретных ласках.

Ласках, подаренных другим. Взявшим с эллет клятву верности, и лишь мысль об этом заставила ее стиснуть зубы; так нельзя, Линдир не заслужил предательства! ..

Но доводы совести затмил напор Орофериона, по-хозяйски сжавшего два упругих холмика, отчего Тауриэль невольно всхлипнула, удерживая рвущийся стон. Зажмурившись, она подалась вперед, навстречу алчным рукам, но в голове без устали крутилась одно и то же слово — нельзя.

Оно билось, словно волна о камень, остужая тело, но не давая ему сил отстранить мужские руки; не замирающие, причиняющие отголоски боли, смешанные с наслаждением и терзающие внутренние мышцы. От нового падения воительницу спас неясный шорох, который заставил ее распахнуть глаза и увидеть небольшую птичку, стремительно летящую прочь от дрожащих веток хеномелеса. Но могла ли эта кроха так взволновать светлячков, беспорядочно метающихся над землей? Неужели здесь был кто-то еще? ..

Подобная мысль отрезвила эллет, и на место возбуждения пришли испуг и стыд. Теперь уже она избегала касаний, всматриваясь в черные силуэты растений и пытаясь отыскать иллюзию.

— Всего лишь птица, — шепнул Трандуил, легко задевая губами рыжую прядь на виске. Но сейчас его тепло вызвало лишь опасение — это нужно прекратить, ведь если кто-то увидит…

Что тогда будет, не хотелось даже представлять, и Тауриэль мотнула головой, прерывая череду долгих поцелуев, скользящих по щеке, но Ороферион не сдался. Одним движением он развернул ее к себе и почти агрессивно припал к раскрасневшимся губам, давая понять свое… уже не желание — требование.

Оно сквозило в каждом движении, в каждом касании упрямых рук, которые неожиданно замерли на воротнике котарди. Мгновение, и эллет невольно подалась вперед — Трандуил и не думал возиться с пуговицами. Кажется, несколько из них все же упало на пол, судя по резким низким звукам, долетевшим снизу.

«Нельзя!» — метнулось в голове, и Тауриэль отчаянно вцепилась зубами в язык эльфа, тут же отпрянув: она еще никогда не смела противиться…, но и Владыка не требовал подобного.

Удивление ослабило его хватку, а в глазах блеснула ярость. Острая и пронзительная, словно нож, что заставило воительницу соскочить на пол и броситься к ступенькам. Но от испуга она не сразу отыскала кусочек иссиня-черного, усыпанного звездами неба; пышный вьюнок с дрожащими на ветру овальными листьями завораживал, словно колдовские чары.

Эллет успела сделать лишь шаг, прежде чем ее спина оказалась плотно прижатой к груди Орофериона, источающего злость и напряжение. Эта ядовитая смесь казалась такой осязаемой, что Тауриэль даже не смогла сопротивляться и молча наблюдала, как ее ноги скользят по каменным плитам обратно в темноту.

Понимание вернулось с резкой болью, когда эльф поставил ее коленями на лавочку и толкнул вперед, чтобы воспользоваться секундной заминкой. Воительница, теперь лежавшая грудью на твердой спинке, почувствовала кольцо цепких пальцев на своих запястьях и неистово забилась, помогая себе короткими вскриками.

Но Трандуилу это не мешало, и он ловко просунул руку под ее локтями и дернул на себя, вынуждая подняться.

— Давай, кричи громче, чтобы все знали, — услышала эллет возле самого уха и замерла, — и менестрель тоже.

Напоминание о Линдире захлестнуло ее жгучим стыдом, который быстро сменился ощущением беспомощности: Тауриэль не могла и шевельнуться. Но даже будь свободными руки, что она сделает крепкому, закаленному в боях воину? Ничего, поэтому оставалось лишь с содроганием наблюдать, как переливаются белые камни на перстнях Орофериона, пока он расстегивал уцелевшие пуговицы.

— Не надо, — шепнула воительница, нехотя сознавая, что впервые в жизни не может защитить себя.

— Тише. Тебе же нравилось до этого… — нежно сказал Владыка и погладил эллет по щеке. Но она отпрянула и судорожно замотала головой:

— Нет!

— Нравилось, — пропел Трандуил с усмешкой, кладя руку на вздрагивающий живот воспитанницы, — как и сейчас.

Он резко прижал ее к себе и услышал вздох. А затем и тихий стон, когда обхватил губами кончик острого уха, начиная потягивать его и гладить языком. Наслаждаясь этими ласками, Тауриэль и не заметила, что ее котарди оказался распахнутым, а теплая ладонь эльфа изучает фигуру сквозь тонкую рубашку. Сначала осторожно, но вожделение искало выход, и касания становились все резче и беспорядочнее; скоро Ороферион уже двумя руками накрыл грудь воительницы, то крепко сжимая ее, то легко очерчивая контуры и потирая напряженные вершины.

Эти движения и поцелуи, спустившиеся на шею, терзали разгоряченное лоно, принуждая эллет бессознательно подаваться назад, опустив затылок на плечо Владыки. Она не противилась, когда он распустил завязки на ее штанах и запустил руку под одежду. Только слишком уж уверенное прикосновение к сокровенному вызвало неловкость, и воительница плотно сжала ноги. Но это не помешало Трандуилу осторожно шевелить пальцами, легко скользя по нежной плоти. Горячей и влажной настолько, что Тауриэль не смогла долго противиться и расслабилась, ощущая новые импульсы доселе неизвестного удовольствия.

Оно накаляло чресла, выходя из чувствительного узелка, вокруг которого порхали пальцы синда. Легко и размеренно, но этого хватало, чтобы потерять остатки разума; бывшая стражница не удержала стон, и Орофериону пришлось накрыть ее рот ладонью. Однако глухие звуки и мерные покачивания воспитанницы разрушили и его самообладание.

Не прекращая чарующей фрикции, Владыка расстегнул ряд скрытых пуговиц на своем камзоле и дернул завязки гульфика, едва не оборвав их. А после взял руку эллет и потянул на себя, вздрагивая от нетерпения. Охваченная любовной горячкой, она даже не задумалась, что же такое горячее и твердое коснулось ее ладони; только безропотно сжала пальцы, готовая дарить наслаждение и Трандуилу.

В следующий миг его бедра задвигались, а хриплое дыхание направило воительницу, которая уже сама продолжала бесхитростные ласки, прислушиваясь к эльфу: к его вздохам, жару и прикосновениям, ставшим медленнее, эмоциональнее. Синда будто отдался Тауриэль, которой нравилась эта пылкость. Нравилась иллюзорная власть, заставляющая Орофериона тихо стонать, когда ее рука ускорялась, чаще задевая влажную головку.

Их тела сплелись и заблестели. Они подавались навстречу друг другу со слаженностью птичьих крыльев, устремленных ввысь, пока из груди рвались страстные звуки. Воительница больше не сопротивлялась — застенчивость отступила. Не вернулась, даже когда Владыка резко стянул с нее штаны и торопливо огладил ягодицы, с упоением прижимаясь к коже.

Эллет чувствовала прохладу и мягкую одежду Трандуила, который настойчиво притянул ее к себе, взяв за бедра. Час нежностей прошел, но каким бы сильным ни было желание Тауриэль, проникновение стало чересчур неожиданным. Она восприняла его разумом, а не телом, отчего нервно вцепилась в спинку лавочки, ожидая боль, как тогда…

Однако ее не последовало. Было только томящее, заполняющее ощущение чужой плоти глубоко внутри, которая забилась настолько быстро, что уже нельзя было размышлять; оставалось только хвататься за деревянные прутья и глотать воздух. Шумно. Часто. Сжимая зубы и не давая крику выдать любовников.

Ороферион рывками дергал на себя воспитанницу, толкаясь к ней и заставляя ножки лавочки звонко постукивать об пол. Стоны, копившиеся внутри, начали прорываться наружу в виде глухого рыка, сопровождаемого влажными шлепками. Спокойствие ночного сада оказалось нарушенным, что было уже не важно: кроме гула крови и неистового биения пульса в висках, эльфы думали лишь об удовольствии. Обжигающем, метавшемся, требующим еще быстрее, резче, громче… Они потакали ему, забыв об осторожности и просто ловя заветный экстаз.

Угадав его наступление, Трандуил обнял эллет и заставил выпрямиться, чтобы сжать грудь и осыпать шею беспорядочными ласками раскрытых губ. А после скользнуть руками ниже, огладить живот и вновь накрыть чувствительную точку, которая поможет не задерживаться…

***

Тауриэль убежала сразу же, как только сердце замедлило темп. Бросилась прочь, даже не взглянув на бывшего покровителя и не тратя много времени на одежду; ведь ее так мучил стыд и легкость, с которой синда получил желаемое.

Валар, как же так вышло? .. Она никогда не любила его, не желала. Что могло произойти? Неужели всему виной похоть? Но откуда она взялась в душе воительницы, лишь раз познавшей любовные утехи?

Ответов не было — было только раскаяние и настойчивые образы постыдного соития. Они упорно возвращались из глубин сознания, пока эллет торопливо шла по коридорам дворца Владыки Элронда. Окутанных темнотой, но старшим детям Илуватара и не нужно много света, что впервые за жизнь казалось прискорбным; кругом стражи, и Тауриэль оставалось лишь молиться, чтобы никто из них не задался вопросом, почему она стягивает полы котарди и где так растрепала волосы.

Кажется, путь через бесконечные залы и анфилады длился целую вечность, прежде чем воительница смогла увидеть дверь своей комнаты. Ее светлый оттенок будто горел в черным тумане коридора, высокий сводчатый потолок которого почти невозможно было рассмотреть, что в нынешнем состоянии казалось почти угрожающим.

Бывшая стражница уже почти бежала вперед, словно догоняя кого-то. Однако надежда на спокойное завершение разрушилась вместе с мужским голосом, звонко отскочившим от каменных стен:

— Тауриэль! — Линдир застал невесту врасплох, и она остановилась против своей воли. — Я искал тебя.

За спиной послышались его торопливые шаги, которые неумолимо приближались, грозя раскрыть страшную тайну. Но эллет еще верила в чудо и коротко осмотрела себя, надеясь придумать оправдание неопрятности. Тщетно: одежда порвана, а с кожи все еще не выветрилась испарина и запах чужого тела… менестрель не глуп, и поверит лишь в насилие! Но такой рассказ будет чреват последствиями, и мысли Тауриэль заглушило биение сердца, впервые за долгие годы познавшего отчаяние.

Придумать ничего связного так и не удалось, поэтому она молча бросилась вперед, хватаясь за металлическую дверную ручку, и скрылась в комнате. Щелчок замка даровал волну облегчения, словно избавившее от кошмара пробуждение. Но уже в следующий миг дверь задрожала от настойчивых ударов.

— Что случилось? — обеспокоенно спросил Линдир. — Открой!

— Нет. — Голос воительницы предательски дрогнул, а наполняющие его звенящие нотки укололи слух.

— Открой! — Трудно было понять, действительно ли менестрель встревожен. Что, если он уже знает? ..

— Тебе еще нельзя входить ко мне. — Невероятным усилием воли эллет смогла заговорить спокойно и размеренно, хотя паника из-за непонимания давила на горло.

Давила и сжимала его, ведь жених не спешил отвечать. Он затих, и Тауриэль прижалась лбом к гладкой поверхности двери, коря себя и готовясь выскочить из комнаты, чтобы броситься эльфу на шею. Ей хотелось разрыдаться, чувствуя теплые объятия, которым под силу дать хотя бы минутное успокоение. И пусть он оттолкнет ее и уйдет. Пусть откажется от свадьбы, но узнает о силе раскаяния заблудшей невесты!

— Я уже был у тебя однажды, — печальные образы неожиданно рассеял добрый голос Линдира, по-прежнему родной и любящий — он не знал.

— И чем это кончилось? — Теперь не нужно было изображать спокойствие. Напротив, от радости у воительницы затряслись руки, и она обмякла, чувствуя, как паника уходит.

Кажется, менестрель тоже расслабился и тихонько посмеялся, опираясь на дверь.

— Зачем ты искал меня?

— Владыка Элронд вновь спрашивал, уйдем ли мы в Валинор с Арвен.

— И что ты ответил?

— Пока что ничего. — Упоминание о Бессмертных землях снова изменило настроение эллет. Линдир уже говорил об этом, но она еще слишком молода, чтобы слышать Зов Валар, и каждый раз отказывалась. — Сначала я хотел поговорить об этом с тобой.

========== Глава 3 ==========

— Владыка Элронд считает, что нам нужно уплыть как можно скорее, — продолжил Линдир, заручившись молчаливым согласием невесты.

— Скорее? Но почему? — скороговоркой произнесла Тауриэль, чувствуя, как в душе нарастает тревога.

— Он считает, что Владыка Трандуил хочет забрать тебя в Лихолесье. — Фраза заставила эллет вспомнить тень мелькнувшей в саду птицы и дрожащий ковер светлячков; неужели кто-то видел и рассказал Полуэльфу?

Но тогда зачем он советует Линдиру уплывать с ней?

— Почему? — не скрывая звенящего в голосе испуга, выпалила Тауриэль, еще сильнее прижимаясь к двери. — Отчего он так решил?

— Догадался, — спокойно ответил Линдир, — я встретил Владыку у выхода из сада и мы проговорили до ночи: твой бывший покровитель ни за что не смирится с тем, что его эльфийка посмела уйти, да еще и выходит замуж без позволения.

«Его эльфийка» — как точно эти слова отразили суждение Владыки Леса, для которого вряд ли имеет значение нынешнее подданство воспитанницы; она принадлежала ему, на что и было указано в беседке.

Да, вероятно, эльфом двигало только желание управлять, что заставило Тауриэль стиснуть зубы в порыве какой-то детской обиды. Она ведь привыкла думать, будто занимает особое место в сердце Трандуила. Будто не просто так ей была открыта и другая часть его души, способная пожалеть осиротевшего ребенка и дать ему кров. Способная гнать Зов Валар из любви к своему народу, который нуждался в защите от Тьмы.

Как же часто Владыка уходил в лес и под покровом ночи ворожил у загубленных искажением земель, пытаясь хотя бы сдержать невидимого врага. Он отдавал все силы, но не поддавался на уговоры воспитанницы и сына оставить бесплодные попытки, уходя лишь с рассветом, чтобы вернуться снова.

Эллет чувствовала исходившее от покровителя отчаяние и думала, будто это знак его расположения…, но нет. Она всего лишь одна из его эльфов, осознание чего рвало сердце на части. Ведь Тауриэль любила Трандуила.

Любила как дочь и была благодарна за опеку. Любила и сейчас, но теперь это чувство казалось грязным, не достойным существовать в ее сердце. А может, оно просто изменилось?

— Тауриэль? — ненавязчивый голос за дверью вдруг проник в череду мыслей, заставляя осознать, что ничего не изменилось.

Ни сейчас, ни тем более раньше, голос Владыки Леса не пробуждал в эллет столько умиления. Она не искала встреч с ним, не любовалась украдкой ради пары мгновений тепла, как это было с Линдиром.

Чувства остались прежними, но к ним что-то добавилось. Нечто жгучее и пылкое… не похожее ни на что известное. А в таком случае нужно раз и навсегда освободиться от бывшего покровителя, чтобы строить счастье, а не сгинуть на какой-нибудь границе его проклятого леса!

***

Зеленые, красные и желтые цвета сада Имладриса заплетались в шелестящие волны, над которыми беззастенчиво носился озорной ветер, собирая ароматы и лепестки. Разогретый лучами утреннего солнца, он поднимался ввысь, забрасывая свои находки наоткрытую террасу второго этажа дворца, с легкостью огибая полукруглую балюстраду из светлого камня.

Ее прямые столбики отбрасывали черные тени на мраморный пол, и стоящей у входа Тауриэль казалось, будто это притаившиеся змеи, готовые вот-вот обвиться вокруг ее сапог из коричневой кожи. Однако минуты шли, и ее взор постепенно достиг высокой фигуры в широкой накидке темно-розового цвета, обнажающей лишь прямые светлые волосы и кисти рук. Видневшиеся сквозь длинные прорези, они были украшены мерцающими перстнями и неподвижно лежали на перилах, будто и сами являлись частью конструкции.

Трандуил молчал, повернувшись спиной к воспитаннице. Она также не нарушала тишину, взвешивая свои противоречивые чувства. За минувшие дни поведение Линдира, как и остальных эльфов, ничуть не изменилось, — никто так и не узнал о случившемся в беседке, что успокаивало. Однако внутренние метания не унимались, а стыд порой мешал выходить из комнаты.

— Ты отправляешься в Бессмертные земли, — наконец сказал Владыка, будто обращаясь к саду, —, а я вновь узнаю о столь важном решении от посторонних.

Сказанное заставило эллет виновато опустить глаза. Она понимала, что синда заслужил уважения, но ее приводила в ужас одна только мысль о том, чтобы остаться наедине с ним. Но что же так пугало: сам Трандуил или зародившееся в сердце влечение, отрицать которое было глупо?

— Чем же я заслужил твое пренебрежение? — Колкий голос напомнил о необходимости ответить, но здесь мало что можно было сказать.

— Это не пренебрежение, Владыка, — мысли ехидно рассыпались, будто само естество Тауриэль требовало признания. Но она скорее умрет, чем сделает это! — Теперь я служу Владыке Элронду, и мне не нужно ваше одобрение.

Эллет с трудом закончила фразу из-за повисшего в воздухе напряжения, а в следующий миг ее обдало жаром. Жаром и гневом, который источали глаза бывшего покровителя, резко обернувшегося на звук непривычно дерзкого голоса воспитанницы, заставив ее резко опустить голову. Мешая тем самым увидеть, как прояснилось лицо Трандуила при взгляде на стройную фигуру в светло-сиреневом камзоле до колен, так похожем на форму капитана лесной стражи.

Это неожиданно сравнение выдернуло из подсознания образы и чувства былого. Заставило вспомнить ту нежность, которая охватывала эльфа при каждом взгляде на Тауриэль. Однако сейчас он больше не видел перед собой ту маленькую испуганную эллет, попавшую когда-то во дворец; она исчезла сразу же после Битвы Пяти Армий. В садах Имладриса Владыка встретил кого-то другого… будоражащего чувства, весьма далекие от пристойных.

— Я отдала долг, защищая Лесное королевство, и теперь свободна, — решительно заявила воительница, расценив молчание бывшего покровителя как угрозу.

Она не увидела, как дернулись вверх его брови, а длинные пальцы сжали поручень. Отвернувшись, синда попытался вобрать в себя безмятежность разноцветного сада; он понимал, что наглая девчонка всего лишь хотела задеть его, и не собирался показывать, что ей это удалось.

— Свободна? Тауриэль, неужели тебе нужна была свобода лишь для того, чтобы обрести покой в Амане?

— Таково желание моего жениха…

— Жениха? — брезгливо усмехнулся Трандуил, вновь оборачиваясь. — Подумай, надолго ли хватит твоего послушания? Ты воительница и еще слишком молода, чтобы искать покоя.

— Не вам судить об этом…

— Ошибаешься, — Владыка сделал шаг вперед, будто опасаясь, что эллет может его не расслышать, — никто не знает тебя лучше меня: сейчас ты просто хочешь сбежать, как после гибели своего гнома…

— Это неправда! — Упоминание о Кили, чье имя все еще горело клеймом на сердце, пробудило гнев. Но его быстро охладил стыд: эльф все понимал, видел слабость Тауриэль, которую она прятала под безрассудной маской, и осознание этого заставило разум потерять контроль над языком. — Не притворяйтесь, что тревожитесь за меня! Я все знаю: Саурон набирает силы, грядет война, и вам нужны…

С трудом, но воительница сумела остановиться; разумеется, Трандуил не будет прилагать столько усилий ради возвращения одной стражницы — в Лихолесье достаточно воинов. Его слова больше походили на то, что в понятии Владыки являлось заботой. Но как же объяснить случившееся в беседке? Неужели это была лишь демонстрация власти? Или проявление эгоизма?

— Хорошо, Тауриэль, — спокойный голос, казалось, наполнил окружающий воздух ядом, — раз ты устала от мира, я не стану препятствовать.

Коротким жестом Владыка позволил эллет идти, но она не сразу поверила своим глазам. Слишком легко он согласился и слишком быстро забыл о резких словах — это не просто так, но сделать ничего нельзя. Ей оставалось только поклониться и выбежать прочь, чтобы в лабиринте дворца отыскать жениха, тревога о котором заполнила душу.

========== Глава 4 ==========

Однако ни в спальне, ни рядом с Элрондом Линдира не было, и Тауриэль направилась в единственное место, где тот мог задержаться — музыкальный зал.

— Он был здесь все утро, — пояснила черноволосая арфистка в бирюзовом платье, треугольный вырез которого украшал белый кружевной воротник, — и ушел с лихолесским эльфом.

— Лихолесским эльфом?! — От этих слов воительница покрылась мурашками — не похоже на совпадение. — Давно?

— Нет, мы и одной мелодии не успели сыграть, — темно-карие глаза арфистки удивленно расширились, когда Тауриэль исчезла в коридоре, даже не поблагодарив.

Но у нее не было времени - что, если Трандуил прямо сейчас рассказывает Линдиру о ночи в саду? Что, если их свадьба уже отменена?

Эти мысли покрыли глаза мутной пленкой, и эллет с трудом разбирала дорогу; лестницы, пролеты, залы с высокими давящими потолками — все сливалось в какой-то неясный водоворот, мешая найти дорогу. И пусть старые привычки воина уже давно позволили изучить каждый проход во дворце, определив среди них кратчайшие, думать никак не получалось. Тауриэль просто неслась вперед, едва успевая находить повороты и перескакивать через ступеньки, моля Валар привести ее вовремя.

Она не знала, что скажет. Не думала об этом, даже когда увидела вход на заветную террасу, охраняемый воздушными шторами. Они дрожали на ветру, словно белый пар, но не приближались; узкий коридор и ряд арочных окон справа, казалось, бежали наперегонки с эллет, которую не интересовали издевки сознания. Которая просто бросилась защищать свое счастье, напряженно вглядываясь в полупрозрачную ткань, за которой угадывалось неясное движение.

И как только наваждение сдалось, подпустив Тауриэль ближе, она увидела Линдира; хмурый и задумчивый, он торопливо шагнул в коридор, нервно отбрасывая прицепившуюся к красному плащу штору. Сколько же гнева было в этом простом движении… Эллет не решилась даже взглянуть на жениха, и просто замерла в шаге от него.

Воздуха не хватало, но собственное дыхание казалось ей оглушительным, способным помешать исцелению рухнувшего доверия, из-за чего она терпела. Задыхалась, но терпела, прислушиваясь к ноющей тяге в груди и бою сердца. Цепляясь взглядом за фиолетовый камзол эльфа и ряд маленьких пуговиц на груди, повторяющие блеск темно-русых волос, до которого сузился весь мир.

Но ничего не происходило; Линдир молчал, заставляя душу Тауриэль разрываться от осознания собственной слабости и порочности. Она хотела бы оправдаться, только как? Что здесь можно сказать или сделать?

Минуты безмолвия тянулись все дольше, превращаясь в муку, как вдруг руки эллет коснулись тонкие музыкальные пальцы, давшие надежду. Однако неторопливая ласка согревала костяшки лишь мгновение, после чего эльф резко оборвал ее и повернулся спиной к невесте… К бывшей невесте, которая звонко втянула воздух, будто ударившись о воду; слишком неожиданной, слишком хлесткой оказалась боль расставания, от которой задрожали колени.

Тауриэль смотрела, как удаляется Линдир, и чувствовала внутри себя ледяную воронку, затягивающую остатки надежды и оставляя лишь тоску. Горькую, давящую, ставшую желчью, когда плащ менестреля исчез за поворотом.

— За что?! — крикнула эллет, вбегая на террасу. — За что вы так со мной?

Ее голос звенел на ветру, однако Ороферион даже не шевельнулся, продолжая задумчиво смотреть вдаль.

— Разве я в чем-то провинилась? Допустила ошибку? — Это равнодушие зудящей волной прокатилось по телу, вынудив ее броситься вперед, ища избавления. - Нет!

— Тауриэль… — Эльф наконец повернулся и вздохнул, желая что-то сказать.

— Нет, я служила вам верой и правдой! — Надрывный голос заставил Трандуила медленно выдохнуть — его все равно не услышат. — Ничего не боялась, не жалела себя! Почему же вы так поступаете?

Эта крохотная победа лишь раззадорила эллет, которая кричала все громче, надеясь получить еще эмоций; они нужны были ей! Нужны, чтобы не чувствовать себя брошенной, зовущей в пустоте.

— Вы и впрямь думаете, что я вернусь в Лихолесье? — Только голос уже не мог ничего добиться: лицо Владыки застыло, не то с упреком, не то с сожалением рассматривая стоящую напротив Тауриэль. — Этого не будет никогда!

Она сорвалась на визг, и снова напрасно; ответом был лишь каменный взгляд с частичкой неясного блеска, что заставило кровь раскалиться в жилах, выбрасывая ядовитый пар. Он обволакивал, травил сознание, и воительница сама не поняла, как подняла руки и толкнула эльфа.

Слабо и несмело, и это избавило ее от боли на жалкое мгновение. Но оно закончилось слишком быстро, и она толкнула еще раз. Затем еще раз. И еще.

Эллет ожидала, что в любую секунду может оказаться на полу, или вовсе упадет через перила, но уже не могла остановиться. Она то толкала, то била Трандуила ладонями в грудь, отдавая ему свою боль и наслаждаясь секундами облегчения, пока по щекам бежали горячие слезы; казалось, вместе с ними уходят и силы, а отчаяние твердым комом застряло в горле: Линдира не вернуть… Тауриэль потеряла его. Он не простит.

Это напомнило ей утрату Кили, хоть теперь все было иначе: ведь счастье было так близко! Но оно рухнуло, и воительница неожиданно обессилела, уронила голову на грудь. Она и не заметила, когда руки Владыки опустились на ее спину, а горящая щека прижалась к бархатистой ткани, источающей уже знакомый аромат кедра, лимона и бергамота.

Большое тело эльфа и крепкие объятия несли в себе столько уверенности, что противиться было невозможно, и Тауриэль замерла, слушая глухие удары чужого сердца. Размеренные, неторопливые, они смягчали гнев и давали утешение, что окончательно сломило волю.

— Теперь нет нужды себя заставлять, — произнес Трандуил спустя какое-то время, — и ты сама можешь выбрать путь.

— Выбрать путь? — Эллет дернулась, но высвободиться не смогла. — Я уже выбрала Линдира и Валинор, а вы все разрушили! ..

— Ты выбрала только менестреля. Не Валинор. — Голос эльфа стал жестким, и он резко отстранил от себя воспитанницу, держа ее за плечи. — Долго ли будешь ждать сожалений, если уплывешь? ..

— Я не пожалею! — Она опять закричала и рванула назад, но пальцы Владыки сомкнулись на тонких запястьях. — Я хочу уплыть! ..

— Неправда, ты хочешь сбежать, — нараспев произнес Трандуил вкрадчивым тоном, — потому что слишком слабая.

— Нет!

— Слабая. — Дернув Тауриэль на себя, эльф прищурился, как будто читал ее мысли. — Ты сбежала с гномом, испугавшись чувств Леголаса и их последствий. Затем сбежала из Лихолесья, не справившись со своими эмоциями. И сейчас ты вновь бежишь, теперь уже от меня.

— Это не правда…

— Твой менестрель слишком бесхарактерный: что с вами будет, когда ты сломаешься в очередной раз? — Последние слова Ороферион уже злобно прорычал, отпуская руки эллет.

Боль утраты, речь Владыки и груз собственного проступка упали на ее плечи, отчего сил хватило лишь на то, чтобы отвернуться и прижаться к каменным перилам. Но цветущий за ними сад не дал утешения; слишком красочный, слишком безмятежный, он напоминал Линдира, который так любил гулять здесь. Напоминал его музыку тихим шелестом стеблей и недавнюю ночь, загубившую возможный союз.

— Выбирай, какой путь для тебя самый желанный, — послышалось за спиной, —, а затем поговори со своим менестрелем. Если и впрямь хочешь в Валинор, думаю, сумеешь найти подходящие слова.

Договорив, Трандуил покинул террасу, а эллет медленно согнулась над перилами и закусила губу, пытаясь не разреветься. Как же она сможет поговорить с Линдиром? Как вообще можно показаться ему на глаза? Нет, он не простит.

И будет прав: как долго Тауриэль не подпускала к себе эльфа, хоть и любила. Но как же легко отдалась тому, о ком даже и не помышляла… Кажется, она и впрямь слабая, раз дает провидению играть собой, как брошенным на ветер лепестком; ведь ей не нужен Валинор. Он должен был стать избавлением от позора, чем некогда стал и Ривенделл. Хотя пропитанное Искажением и кишащее пауками Лихолесье оставалось для воительницы милым домом, куда ей отчаянно хотелось вернуться.

Раньше эллет еще надеялась, что сможет примириться с Трандуилом, уговорить Линдира поселиться в его землях и вновь занять место стража, но теперь это были лишь мечты. Теперь ее мысли были заняты лишь тем, как вымолить прощения у бывшего жениха, однако их унылое течение прервала игра стихии.

Тауриэль сильно дернулась от неожиданности, когда на ее лоб упало что-то холодное и мокрое: оказалось, что некогда ясное небо скрылось под бугристой толщей грозовых облаков. Тяжелые, мрачные, они будто готовились упасть и в преддверии этого изредка роняли капли, с тихим плеском бьющиеся о мраморный пол.

Закрыв глаза, эллет с наслаждением подставила распухшие веки освежающему ветру, трепавшему кусты внизу, отчего их шорох разносился на всю округу. Скоро начнется гроза, но уходить не хотелось — царившая здесь безмятежность успокаивала, давая возможность проясниться мыслям.

— Тауриэль! — Внезапно в сознание ворвался мужской голос. Родной, ласковый… в его реальность трудно было поверить, если бы не звонкие шаги.

Это был Линдир. Запыхавшийся, немного взъерошенный, он забежал на террасу, широко раскинув руки, и воительница, с трудом преодолев ступор, бросилась к нему в объятия. В первые секунды ей было трудно поверить, но исходящий от волос эльфа запах гвоздики и мускатного ореха каким-то чудесным образом убедил сознание, что это не сон.

Прильнув к ним щекой, эллет сжала пальцами одежду на спине менестреля, будто страшась, что сейчас он уйдет, а на нее вновь обрушится та жуткая горечь, уже успевшая измучить душу. Она не знала, не понимала, что вернуло его; лишь мысленно клялась, что больше не позволит себе оступиться. Что будет послушной и уплывет в Аман, или любое другое место, только бы Линдир был доволен и не оставлял больше свою нерадивую возлюбленную.

Тауриэль сочинила еще множество обетов, наслаждаясь такой желанной близостью, и далеко не сразу обратила внимание, что же именно бормочет эльф:

— Прости меня, я не должен был уходить, — повторял он, изредка касаясь губами виска, —, но Владыка Трандуил сказал то, о чем я и сам догадывался…

— Прости! — всхлипнула эллет, еще сильнее прижимаясь к груди любимого.

— Нет, я должен был относиться к тебе внимательнее! — От этих слов у Тауриэль защемило сердце, и она стала покрывать поцелуями шею Линдира, его ухо, щеки - все, до чего могла дотянуться, счастливая лишь тем, что Эру дал им второй шанс. — Ты всегда смеялась, когда я говорил о Бессмертных землях… Клянусь, я не думал, что для тебя это так тяжело… не хотел думать.

— О Бессмертных землях? — на миг замерев, воительница отстранилась и заглянула эльфу в лицо. — Вы говорили о них?

Вместо ответа, менестрель задумчиво провел рукой по рыжим локонам и тихонько вздохнул.

— Трандуил прав: ты еще слишком молода, слишком многого не видела, чтобы желать покоя. А я глупец, раз надеялся внушить тебе обратное.

Радость, облегчение и тяготы новых обстоятельств вихрем закружились в сердце эллет, но она не знала, за какое чувство ей следует хвататься. Все еще потерянная, она крепко обняла своего любимого, оставив тревоги будущему и просто наслаждаясь тем, что происходит сейчас.

***

Тауриэль не обрадовалась когда узнала, что Владыку Леса нужно искать в саду: теперь это место вызывало в ней смутную тревогу. Однако любопытство требовало удовлетворения, и она все же пошла туда, невзирая на частые капли, с забавным цоканьем бьющие по голове.

На счастье, Трандуил стоял возле самого входа, которым служила каменная арка, обмотанная темно-зеленым вьюнком. Поднявшийся ветер трепал его волосы и длинную накидку, время от времени швыряя ее полы на большие пурпурные цветки растущей неподалеку магнолии, которые лишь случайно еще держались на ветвях среди вытянутых листьев.

В глубине души эллет признавала, что синда заслужил ее крики и удары. Только впитанное с молоком матери почтение стыдило ее, отчего каждый шаг превращался в муку. Хотя некоторое облегчение приносило то, что эльф стоял вполоборота и внимательно рассматривал птицу, которую держал в ладонях.

Очень маленькая, с синей головой и длинным узким хвостиком, она быстро встряхивала своими черными крыльями, заставив Тауриэль радостно улыбнуться; звери всегда чувствовали Владыку Зеленой Пущи и тянулись к нему, будто деревья к свету.

— Вижу, ты не стала ждать до завтра, — не оборачиваясь, произнес Трандуил, коротким взмахом руки отпуская птицу на волю.

— Почему вы не сказали мне? .. — тонкий голос выдал ее неуверенность, на что послышалось насмешливое чириканье.

— Чтобы ты думала, будто менестреля не вернуть, и приняла решение сама. — Порыв ветра бросил в лицо эллет ее же волосы, а когда она убрала их, то встретилась со спокойным, чуть укоризненным взглядом.

— Но ведь я могла проговориться, и Линдир бы все понял… — Она не знала, что еще сказать, и сознание не удержало наболевшего вопроса.

— Я был бы рад этому. — признался эльф, делая неторопливые шаги к воспитаннице, которая замерла возле арки. — Но этого не произошло, ведь так?

— Так, — опустив голову, Тауриэль стала рассматривать приближающиеся черные сапоги под яркой накидкой, — он все еще ничего не знает.

— Вы говорили про Аман?

— Да. Линдиру тяжело здесь, он хочет уплыть. Но не настаивает, чтобы я следовала за ним. — Сапоги замерли, и эллет обратила взор к сокрытому зелеными кустами горизонту. — Говорит, что время эльфов заканчивается — я и так скоро покину Средиземье…, а он будет ждать меня в Валиноре. К тому же в разлуке мы поймем, насколько нужны друг другу.

Впервые она задумалась о том, что была готова навсегда уплыть из этих земель, чтобы обрести покой, которого не желала. Юность Эльдар тянется долго, но и она проходит. Стоит ли душить в себе жажду жизни и действия, когда все естество противится забвению?

— Я уезжаю завтра, — вкрадчиво сказал Трандуил, легонько приподнимая голову воспитанницы за подбородок, — подумай, хочешь ли ты вернуться туда, где тебя любят и ждут.

На секунду их глаза встретились, а после Владыка медленно наклонился, заставляя Тауриэль дрожать. Она смотрела, как приближается его лицо, но не находила в себе сил отстраниться, хоть и понимала, что должна.

Но эльф всего лишь коснулся губами уголка рта и быстро выпрямился, с наслаждением отмечая разочарование во взгляде эллет, которое она торопливо скрыла под ресницами.

— Подумай, — еще раз произнес он с легкой улыбкой и развернулся, направившись в сад.

Не прошло и минуты, прежде чем за спиной Трандуила послышались шаги. Медленные, трусливые, однако упрямые — благородство менестреля пошло ему на пользу, и теперь воительница никуда не денется.

Слишком внезапно синда осознал, как выросла и расцвела его воспитанница. И уже не важно, что послужило тому причиной: вино или разлука. Главное, что не мог он так просто отдать другому ту, что вновь заставила остывшее сердце вожделенно биться. Но и принуждать Тауриэль было бы ошибкой; в первую очередь для гордости самого Владыки Леса.

Он и впрямь дал ей выбор, но позаботился о том, чтобы он оказался «верным».