Процедура: исполнение смертных приговоров в 1920-1930-х годах [Алексей Георгиевич Тепляков] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

А. Г. ТЕПЛЯКОВ

ПРОЦЕДУРА:

исполнение смертных приговоров в 1920–1930–х годах


Оглавление:

Регламент

«Небрежность при расстреле»

Задержанные и отменённые приговоры

Терминология

Штучная должность

Классовая месть

«И именно расстреливать...»

Технология

«Произведено способом гражданской войны...»

«Окольным путём... в расход не должны пускаться»

Комендатуры на хозрасчёте

«Вопросы техники» великого террора

Каинские душегубы и читинские «чистильщики»

Расстрелянный дважды

«Я приходил с операции, обмазанный кровью...»

Ограбление расстрелянных

«Применение извращённых методов...»

Побеги

Тайные убийства

Награды палачам

Из комендатур — в номенклатуру

На исходе «Большого террора»

Примечания





Их нежные кости сосала грязь. Над ними захлопывались рвы. И подпись на приговоре вилась Струёй из простреленной головы. О мать революция! Не легка Трёхгранная откровенность штыка...

Эдуард Багрицкий, «ТВС», 1929 г.

Казнь негласная, в подвале, без всяких внешних эффектов, без объявления приговора, внезап­ная, действует на врагов подавляюще. Огром­ная, беспощадная, всевидящая машина неожи­данно хватает свои жертвы и перемалывает, как в мясорубке. После казни нет точного дня смер­ти, нет последних слов, нет трупа, нет даже мо­гилы. Пустота. Враг уничтожен совершенно.

Владимир Зазубрин, «Щепка», 1923 г.

Я всегда думаю о психологии целых тысяч лю­дей — технических исполнителей, палачей, расстрельщиков, о тех, кто провожает на смерть осуждённых, о взводе, стреляющем в полутьме ночи в связанного, обезоруженного, обезумев­шего человека.

Мария Спиридонова, из письма в НКВД, 1937 г

.

Академик Д. С. Лихачёв как–то сказал, что одна из главных проблем нашей страны в том, что миллионы людей в России не­брежно похоронены...

В конце XIX столетия штатных палачей в огромной империи можно было пересчитать по пальцам. Затем ситуация измени­лась. Революционный террор периода первой русской революции вызвал жестокую реакцию властей: виселицы и расстрелы стали обыденным явлением, причём для расстрелов осуждённых военно–полевыми судами использовались обычные солдатские взводы. За 1905–1908 гг. и первые три месяца 1909 г. военно–окружные и военно–полевые суды вынесли революционерам (в том числе многочисленным эсеровским террористам) 4.797 смертных при­говоров. Исполнено было — 2.353. Назвать эту цифру экстре­мально высокой тем не менее сложно: погибших при террористи­ческих актах было в несколько раз больше, чем расстрелянных за государственные преступления1.

Третья российская революция оказалась самой реакционной из всех возможных. Разрушительная её сторона оказалась самодовле­ющей. И это самым роковым образом сказалось на всех сторонах российской жизни, сорвавшейся в штопор многолетнего террора. Советское государство создавалось карьеристами, идеалистами и палачами для обслуживания интересов именно карьеристов и па­лачей. После семнадцатого года началась совершенно новая стра­ница в отечественной карательной практике. Институт смертной каз­ни стал неотъемлемой частью всей советской системы, выполняя важнейшие функции: охранительную (с целью формирования все­общей атмосферы страха перед государственным террором), и «санитарную» (для создания «совершенного общества», физичес­ки избавленного от представителей враждебных коммунистам клас­сов и социальных групп).

Массовое уничтожение «контрреволюционных элементов» в ленинско–сталинские годы неизбежно породило разветвлённую расстрельную «промышленность», охватившую, по–видимому, де­сятки тысяч исполнителей. Смертная казнь в Советской России