Часть четвертую я слушал необычайно долго (по сравнению с предыдущей) и вроде бы уже точно определился в части необходимости «взять перерыв», однако... все же с успехом дослушал ее до конца. И не то что бы «все надоело вконец», просто слегка назрела необходимость «смены жанра», да а тов.Родин все по прежнему курсант и... вроде (несмотря ни на что) ничего (в плане локации происходящего) совсем не меняется...
Как и в частях предыдущих —
подробнее ...
разрыв (конец части третьей и начало части четверной) был посвящен очередному ЧП и (разумеется, кто бы мог подумать)) очередному конфликту с новым начальственным мразматиком в погонах)). Далее еще один (почти уже стандартный) конфликт на пустом месте (с кучей гопников) и дикая куча проблем (по прошествии))
Удивила разве что встреча с «перевоспитавшейся мразью» (в роли сантехника) и вся комичность ситуации «а ля любовник в ванной»)) В остальном же вроде все как всегда, но... ближе к середине все же наступили «долгожданные госы» и выпуск из летного училища... Далее долгие взаимные уговоры (нашего героя) выбрать «место потеплее», но он (разумеется) воспрининял все буквально и решил «сунуться в самое пекло».
Данный выбор хоть и бы сделан «до трагедии» (не буду спойлерить), но (ради справедливости стоит сказать, что) приходится весьма к месту... Новая «локация», новые знакомые (включая начальство) и куча работы (вольно, невольно помогающяя «забыть утрату»). Ну «и на закуску» очередная (почти идиотская) ситуация в которой сам же ГГ (хоть и косвенно, но) виноват (и опять нажравшись с трудом пытается вспомнить происходящее). А неспособность все внятно (и резко) проъяснить сразу — мгновенно помогает получить (на новом месте службы) репутацию «мразоты» и лишь некий намек (на новый роман) несколько скрашивает суровые будни «новоиспеченного лейтенанта».
В конце данной части (как ни странно) никакого происшествия все же нет... поскольку автор (на этот раз) все же решил поделиться некой «весьма радостной» (но весьма ожидаемой) вестью (о передислокации полка, в самое «пекло мира»)).
Часть третья продолжает «уже полюбившийся сериал» в прежней локации «казармы и учебка». Вдумчивого читателя ожидают новые будни «замыленных курсантов», новые интриги сослуживцев и начальства и... новые загадки «прошлого за семью печатями» …
Нет, конечно и во всех предыдущих частях ГГ частенько (и весьма нудно) вспоминал («к месту и без») некую тайну связанную с родственниками своего реципиента». Все это (на мой субъективный взгляд)
подробнее ...
несколько мешало общему ходу повествования, но поскольку (все же) носило весьма эпизодический характер — я собственно даже на заморачивался по данному поводу....
Однако автор (на сей раз) все же не стал «тянуть кота за подробности» и разрешил все эти «невнятные подозрения и домыслы» в некой (пусть и весьма неожиданной) почти шпионской интриге)) Кстати — данный эпизод очень напомнил цикл Сигалаева «Фатальное колесо»... но к чести автора (он все же) продолжил основную тему и не ушел «в никуда».
Далее — «небрежно раздавленная бабочка Бредберри» и рухнувший рейс. Все остальное уже весьма стандартно (хоть и весьма интересно): новые залеты, интриги и особенности взаимоотношения полов «в условиях отсутствия увольнений» и... встреча «новых» и «бывших» подруг ГГ (по принципу «то ничего и пусто, то все не вовремя и густо»)) Плюсом идет «встреча с современником героя» (что понятно сразу, хоть это и подается как-то, как весьма незначительный факт) и свадьма в стиле «колхоз-интертеймент представляет» и «...ах, эта свадьба пела и плясала-а-а-а...» (в стиле тов.П.Барчука см.«Колхоз»)).
Концовка (как в прочем и начало книги) «очередное ЧП» (в небе или не земле). И ведь знаю что что-то обязательно будет... И вроде уже появилось желание «пойти немного отдохнуть» после части третьей... Ан нет!)) Автор самым циничным образом «все же заставил» поставить следующую часть (я то все слушаю в формате аудио) на прослушку. Так что слушаем дальше (благо пока есть «что поесть»))
Можно сказать, прочёл всего Мусанифа.
Можно сказать - понравилось.
Вот конкретно про бегемотов, и там всякая другая юморня и понравилась, и не понравилась. Пишет чел просто замечательно.
Явно не Белянин, который, как по мне, писать вообще не умеет.
Рекомендую к прочтению всё.. Чел создал свою собственную Вселенную, и довольно неплохо в ней ориентируется.
Общая оценка... Всё таки - пять.
Большинство произведений Крылова имеют лишь исторический интерес; самая личность его тоже привлекает к себе не сочувственные, а только внимательные и удивленные взоры, и грузная масса равнодушия, какую представлял собою ленивый и сонный старик, никогда не будет обвеяна в потомстве дыханием любви. Но басни его, басни, эта национальная быль, одинаково затверженная дедами и внуками, ярко расцветившая собою наш обеденный разговор, – вот что сделалось любимым достоянием русского народа. Как их автор, Крылов у нас – единственный, ни на кого не похожий, никем не повторенный. Они проникнуты особою незабываемой выразительностью, и ее, с внешней стороны, достигает наш писатель какой-нибудь неожиданной и богатой рифмой, звукоподражанием, аллитерацией, переходом от многосложной строки к двухсложной или тем, что, в своем художественном лаконизме, центр логической и нравственной мысли он сжато заключает в одно слово иди в один стих, короткий, но многозначительный («и стал осел скотиной превеликой», «друг этот был лиса», «то были два осла»). Иногда он мимоходом, даже без отношения к главному сюжету, в спокойно-ироническом тоне, набрасывает целую бытовую картинку, например в басне «Муха и дорожные»:
Гуторя слуги вздор плетутся вслед шажком;
Учитель с барышней шушукают тишком;
Сам барин, позабыв, как он к порядку нужен,
Ушел с служанкой в бор искать грибов на ужин…
Иногда у него – красивый и поэтический пейзаж: с вершины кавказских гор видел орел излучистые реки, цветущие луга и рощи, —
А там сердитое Каспийско море,
Как ворона крыло, чернелося вдали.
Иногда он скажет с изящным остроумием:
Насытил злость комар; льва жалует он миром:
Из Ахиллеса вдруг становится Омиром
И сам
Летит трубить свою победу по лесам.
И какое счастье, что его басни облечены именно в эту живую форму! Что, если бы их мораль, старинная и почтенная, звучала без иронии, без улыбки, без шутливости, – тяжелая, как фигура самого Крылова? Но нет, в проказливой меткости своего стильного языка, в оболочке своей фабулы и лукавой характеристики, они легки, игривы, задорны, и они живут – искристые, свежие, звонкие, – как живет сама жизнь, сама житейская мудрость.
Однако житейская мудрость не есть самое высокое и ценное в мире. То, что проникнуто ею, стелется по земле и не служит идеальным запросам духа. Крылов, любивший в юности посещать базары и шумные площади, разлил по своим произведениям большой и богатый жизненный опыт, и если послушаться его басен, принять их мораль, приобретенную на рынке житейской суеты, то можно хорошо приспособить себя к действительности. Не этому учат великие учители. Этому учить и вообще не приходится, так как на приспособление к жизни сами собою, без чужого Поощрения, направляются заботы каждого. Отсюда басня поневоле мелка.
Да и потому, что она толкует о животных, о растениях, о вещах, она не может вместить в себя человеческой многосторонности и тонкости. Есть, конечно, особая красота в самом приближении к элементарности и наивности существования, в самом замысле не дать людям зазнаться, упростить сомнительную сложность людских отношений, свести ее к немногим и бесхитростным линиям басни и воскресить полузабытое исконное родство человека и животных, для того чтобы в ряде примеров и притч разобрать на отдельные нити всю психологическую ткань жизни. Но этой цели достигнуть нельзя, потому что и для такого художника, каким был Крылов, мир людей и мир животных остаются несоизмеримы. Широкие и крупные штрихи, которые применяет басня, не соответствуют разнообразной игре человеческой физиономии и души в ее наиболее интересных и глубоких проявлениях. Басня только приблизительна. Она скользит по поверхности.
И баснописец не возвышается над другими; то, что он почерпает из окружающего, вполне обыкновенно, и его устами говорит средний человек; в этом – его существенный признак, и в этом – его сила и власть над умами, над средними умами. Он для всех понятен. Крылов всем – дедушка. И говорит он исключительно о том, что бесспорно, по крайней мере – в житейском смысле. Но бесспорна и пошлость, бесспорно все слишком общее, не индивидуализованное, все чуждое оттенков. Поэтому и сюжет басни имеет характер общедоступный. Бродячий, он принадлежит всем; характерно, что на басню не существует права собственности.
Гоголь в заслугу вменяет Крылову то, что он обладал «умом выводов» и был сродни пословице, которая «не есть какое-нибудь вперед поданное мнение или предположение о деле, но уже подведенный итог делу, отсед, отстой уже перебродивших и кончившихся событий». Между тем как раз это и не составляет заслуги, как раз в этом и состоит малость Крылова. Живая пословица русской литературы, Санчо Панса нашего быта, он не имеет никакого a priori. Чуждый «возвышающего обмана», с подлинным верный, не свои требования, идеалы и запросы
Последние комментарии
17 часов 13 минут назад
17 часов 15 минут назад
23 часов 6 минут назад
1 день 3 часов назад
1 день 3 часов назад
2 дней 30 минут назад