Он не хотел предавать [Феликс Геннадьевич Меркулов] (fb2) читать постранично

Феликс Геннадьевич Меркулов Он не хотел предавать

Март в Южном полушарии… Океан шумит, то затихая, то набирая силу. С катера хорошо видна выгоревшая желтая крыша пляжного ресторанчика, крытая белесым пальмовым листом. Молодая женщина в парео хотела сказать — соломой, что в итоге напомнило бы «тиха украинская ночь», но владелец катера Паскаль поясняет, что это сухой пальмовый лист, la feuille séche du palmier.

Под пальмовой крышей бара голландка с волосами такого же соломенною цвета, в синем прозрачном козырьке, флегматично замешивает в серебристом цилиндре пины-колады. Голландку зовут Ана. За ее спиной висит фотография Аэртона Сенны, снятого в одних трусах на белоснежном песке пляжа Baie Orientate, что простирается перед ними. На пляже вразброс выгорают красные мягкие шезлонги и зонты. Вяло шевелят жидким листом низкорослые пальмы, повернувшиеся спиной к океану. Аэртон Сенна еще жив и улыбается, не подозревая, что всего через пару месяцев сгорит в своем болиде.

Женщина в парео сходит на берег, садится за стоику бара, разглядывает в подзорную трубу четкие зеленые холмы острова Ангуиллы и ныряющих со скал пеликанов. Для голландки она просто «леди в парео». Леди здесь на отдыхе без семьи, расслабленна и равнодушна ко всему, кроме ночных игорных домов в Филипсберге. Со своими немногочисленными знакомыми она общается по-французски. Все думают, что она чистокровная француженка.

Когда-то ее первый муж, поганец, сказал:

— Как отличить русского туриста? Возле бассейна пятизвездочного отеля висит табличка, на которой на всех языках мира, в том числе и на русском, написано, что бассейн открыт с 8 до 23. И каждую ночь русские с гоготом и визгом лезут в бассейн, причем прыгают в него непосредственно задницами, очевидно, для усиления эффекта. Призывать их к порядку бесполезно. Скандалить бессмысленно. Уезжают старые и приезжают новые русские, и все они по ночам задницами прыгают в бассейн… Почему?

Так вот, она русская, но с теми земляками, которые по ночам шлепаются задницами в бассейн, у нее нет ничего общего.

Голландка выставляет на стойку бара ледяные коктейли.

— Черный кофе и негазированную минеральную воду, — не заказывает, а приказывает леди в парео.

Пятикаратовый бриллиант на ее пальце достаточно убедительный аргумент в пользу того, что она имеет право приказывать.

— S'il vous plaot, madame, — улыбается голландка, подавая ей кофе и зеленую запотевшую бутылочку с водой.

Леди в парео покупает пачку французских и американских газет и сразу же внимательно пролистывает «Вашингтон пост» и «Ле Монд», словно выискивая в них что-то. Но затем, будто вспомнив, что она на отдыхе, откладывает газеты в сторону.

Роскошная, благодатная скука. Чем она займется после обеда? Может, будет гулять по улочкам Мариго, заходя из бутика в бутик. А может, отправится в деревню фотографировать архитектурные достопримечательности колониального стиля. А когда устанет, будет лежать на шелковистом песке, плавать в бирюзовой воде, снова валяться на песке. Потом поднимется в свой номер, примет душ, чтобы смыть соль, нанесет макияж и уже в вечернем платье отправится в Филипсберг, готовая к ночной жизни. В конце концов, для этого она здесь, на этом острове, в существование которого невозможно поверить в камере Бутырской тюрьмы.

Там единственная реальность — это тесное пространство между нарами от стены к стене, желтый коридор, конвоир — «разводящий», желтая решетка, сеткой обтянутая железная лестница, а также грязь, вонь, запах человеческого тела — собственного тела, к которому испытываешь отвращение, и боль, тошнота, усталость, холод.

Здесь единственная реальность — это неустанно рокочущий океан и невозможность представить, что где-нибудь в мире может существовать что-то кроме бирюзового простора пляжа и медных, как боги, скал… Алые маркизы на окнах, кричащие флаги с двуглавыми бородатыми львами, из хищно разинутых пастей которых торчат змеиные языки… Террасы ресторанчиков нависают над песчаным берегом. Кругом пальмы, буйные экзотические цветы, белые точки яхт в заливе Oyster-pond, которые она видит каждый день из окон своего номера. Запахи кофе и свежих моллюсков — ими пропитаны улицы. Опьяняющий аромат подстриженных газонов в парке отеля. Шум прибоя, звуки меренге и сальсы. Черные ромовые бочки фабрики Guava-berry, стоящие прямо на краю тротуара, через каждые пять метров призывают: «Выпей меня!» — как в сказке про Алису…

Над крышей ресторанчика, низко-низко, с тяжелым ревом проносится набирающий высоту «боинг». Взлетно-посадочная полоса на острове такая короткая, что кажется, будто взлетаешь с песчаного пляжа. Смуглые подростки прыгают в воде, машут вслед уносящемуся самолету светлыми, незагорелыми ладонями.

Март в Южном полушарии…

В восьмичасовых поясах от острова Сен-Мартен на восток — метель с мокрым снегом и минус три, слякоть. На часах — половина шестого вечера скучного буднего дня. В электричке сутолока и давка,