Под созвездием Меча [Сергей Александрович Куприянов] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Сергей Куприянов ПОД СОЗВЕЗДИЕМ МЕЧА
Историческая справка (выдержки)
Настоящий текст воспроизводит беллетризованные записки бывшего второго штурмана межзвездного крейсера Головина Н.М. и не может считаться официальным документом, при этом ссылка на него, при любом виде и способе использования, обязательна, что обуславливается Законом об авторских и смежных правах. В связи со смертью автора и отсутствием наследников авторский гонорар в настоящее время не востребован.Крушение спускаемого аппарата само по себе штука страшная. Впрочем, это я так, мягонько. Это самый настоящий ... (ненормативная лексика в тексте опускается) и не меньше. Это примерно так, как если бы ты, сняв номер в дорогущем отеле на последнем этаже и сев там на горшок по большой нужде со свежей газеткой в руках, вдруг понял, что самый раззолоченный унитаз не просто принимает твое дерьмо, а вдруг ни с того ни с сего начинанет засасывать твою ... в самое туда, в канализацию, ... и тебя самого, целиком. До самого модно напомаженного чубчика. С потрохами. Не многим парням на нашей базе приходилось так падать, и, скажу честно, я им завидую. Нормальному человеку на ... не нужны такие ощущения. Не знаю, удастся ли после этого ужаса иметь детей, потому что... у меня еще долго трясся, как щенячий хвост. А уж когда мы шмякнулись, слегка смягченные парашютом и амортизирующими взрывами под днищем, то лично я чувствовал себя, как мешок с набросанными в него костями и долго ощупывал себя, выискивая повреждения, переломы и ссадины. Болело все тело. Ко всему прочему большая часть аппаратуры вылетела на ... . Словом, ситуация наша такая. Корабль там, наверху, рассыпается на куски, мы тут, внизу, с разбитыми в кровь ... и мордами, почти без всякой жратвы и уж точно без связи. Но, когда мы выбрались наружу и почувствовали ветер, прошедшийся по нашим лицам, скажу без ... – мы были счастливы. Потому что живы, мать вашу! А когда Паша увидел летящего над нами самого натурального дракона, он начал ржать, свалившись на траву и колотя по ней руками и ногами. Да чего там, многих из нас тогда пробило. Живы! И в честь этого, пользуясь правом первооткрывателей, мы назвали эту планету Живая. Хотя потом у нас было много поводов усомниться в правильности этого наименования. Например, когда один такой дракон сожрал нашего Пашу прямо у нас на глазах. Препаршивейшее состояние. Вот ты стоишь, смотришь и ничего не можешь сделать. А эта тварь летит, уходя как заправский истребитель на солнце, держит в лапах твоего товарища и на лету – сволочь! – откусывает ему руку. Выстрелишь – гад вместе с Пашкой упадет либо просто скинет. Не выстрелишь – сожрет парня. Потом, позже, Валерик Попов подстрелил тварь. Ту самую или нет, не скажу, не знаю. Но тоже вокруг круги нарезала, высматривала. Но это так, вроде местной экзотики. Хищники, они хищники и есть, какой с них, неразумных, спрос. А вот аборигены нам встретились лютые. Просто на всю голову отмороженные. С хищником ведь как? Пальнул в него, он и удирает со всех сил. Потому как жить хочет, это у него в башке крепко сидит, на первом месте. Жить, жрать и размножаться. Все! Ни морали, ни приказов, ни установок. У аборигенов же начальство с полным набором. Разумные же! Сапиенсы, с понтом. В них палишь, а они у-лю-лю, у-лю-лю и прут, звери, копьями своими машут, орут страшно. И стрелы, стрелы. На психику давит. И ведь видно, что их жуть пробирает, только что не дрищут со страху, а прут. В кино я видел, что такое психическая атака или там кавалерийская. Ну, так, красиво. Страху-то нет. Кино! А тут... Им страшно, но прут на тебя, у меня поджилки трясутся, и тоже разве что в портки не делаю, а стреляю. Нам отступать-то некуда. Совсем. Мы как обреченные на этой планете, которую по собственному щенячьему восторгу Живой назвали. Как только все там не полегли? Вот так вспоминаешь и сам себе диву даешься. И мурашки по хребту ползают. Особенно ночью, когда приснится. Моя говорила, что первое время я во сне орал. Но потом ничего, устроились как-то. И с местными контакт нашли. Силу-то они уважают. Тоже, надо сказать, вовремя. Ведь у нас с собой не арсеналы с разносолами, всего-то аварийный комплект. Ну еще так, прихватили кой-чего с собой, сколько времени и места хватило. Эвакуация хоть и экстренная, но наша ласточка хоть и пальцами деланная, но толковыми, не для... заточенными. Наш Коля молодчиком оказался, настоящий мужик. Хотя при той нашей, мягко говоря, посадке, много аппаратуры натурально загнулось, но суперлинг каким-то чудом выжил. С его помощью наш новый командир и наладил контакт. Ну, там, типа боги или посланцы богов. Короче, навтыкал им морковки по самую ботву. Поверили, нет – не знаю. Тьма полная. Но начальники ихние как бы прониклись. А может, так, к глотке подбирались. Оно ж как? Друзья, друзья, а потом в кадык – раз! Могло и так развернуться. Только у нас фарт пошел. Судьба не рыба, не обманешь. По совести-то говоря, фарт оказался такой, с душком. Через кровь, через трупы. А привкус крови на твоей удаче штука такая, я тебе скажу – у-у! Аукнется. Это правило, аксиома. Сколько нормальных, правильных парней на этом погорели – ужасно вспоминать. Кровь-то она сдачу завсегда дает, тут не обманешь. Так вот. Ну и у нас тоже не без этого. Оказалось, что капитан наш, пусть в райских кущах у него будут самые лучшие бананы, лучшие бабы и вкусная выпивка, пока мы вокруг катера нашего суетились, будто щенки обделавшиеся, сумел наладить SOS. Дураку понятно, что на нашей галоше нормальной связи нет и никогда бы не было. Дорого, ети их! (Данное архаичное ругательство, в обиходе практически потерявшее свой первоначальный смысл, цензурная группа посчитала возможным к воспроизведению в открытой печати.) Но все это время, пока мы, как крысы, бегали, ... свои спасая, кэп работал на наше спасение, рассылая все и всякие виды сигналов. Где мы, что мы, как мы, как глубоко мы попали в самую огромную... большого космоса. Светлая ему память и первая стопка на любом застолье за него. Мы хоть баб нормальных увидели и водку нашу, которую я до того и за питье не считал. Домой вернулись. Кэп, за тебя! В общем, чего тут особо рассказывать? Все известно. Транспортник Управы на выходе из промежуточной дыры этот сигнал засек, а потом началось все то, чего вы и так знаете. Эвакуация, маяк на Живой, все дела. Нам, само собой, премия, наградили опять же. Капитан погиб геройской смертью, спасая экипаж, мы тоже себя проявили. Коляныч спился на ... . Но нам – за беспредметное мужество и очковый героизм. Получите! Носить в носу по четвергам и пятницам в темное время суток. Такая, ... , жисть. Без бутылки не разберешься. Но мы живы!
Справка. Головин Н. М. и вся его семья погибли в результате взрыва магистрального газа в собственном доме. Виновные в связи с сильными повреждениями имущества не установлены, и установить их не представляется возможным. ОО (Особые отметки). Материалы по данному происшествию хранятся в архиве УТП. Гриф: «Оперативная сохранность».
Глава 1 ДВОРЕЦ
Выход из переулка, по которому он шел, оказался перегорожен арбой с наваленными на нее мешками, да так, что не обойти, только проползти под ней, и возницы видно не было. Пакит крикнул: «Эй!», но никто не отозвался на его призыв, только из открытого окошка над его головой раздался звон металла. Наверное, женщина, испуганная его криком, уронила поднос или тазик для умывания. Тогда он ухватился за край арбы и одним прыжком оказался наверху поклажи. Теперь стало видно, что в арбу впряжен вислоухий мул, изможденный до того, что можно было разглядеть каждую косточку его скелета. Перебравшись вперед, Пакит отвязал веревочные вожжи – все в узлах, замызганные и растрепанные, – и хлестнул ими по провисшей спине мула. Тот вздохнул и, не оглядываясь, напрягся без видимого успеха. После второго удара он сделал движение, будто хотел вырваться из опостылевших оглоблей, этого ему не удалось, зато арба стронулась с места, отчаянно скрипнув колесами. Пакит, сидя на мешке с зерном, испытал злое удовлетворение. Селянин, приехавший на базар, будет долго помнить, как неудачно он поставил свою колымагу. Вдруг он почувствовал, как кто-то схватил его за ногу. Рядом с арбой семенил немолодой крестьянин, что-то поспешно прожевывая и умоляюще глядя на него снизу вверх. Наконец отчаянным усилием он проглотил, так что комок прокатился по горлу, а плечи поднялись до ушей, и сразу, без вздоха, запричитал: – Пощади, господин! Пощади! Пакит всмотрелся в его загорелое лицо, изрезанное светлыми нитками морщин, и смилостивился. В сущности, не его это дело воевать с землепашцами, которые откликнулись на призыв властителя везти припасы в столицу, где сейчас скопилось много войска. Но тем не менее решил проучить бестолкового, преградившего путь дворцовому воину. Натянул вожжи, заставляя мула остановиться, и грозно вопросил: – К смотрящим захотел? Крестьянин отчаянно замотал головой, продолжая твердить свое: «Пощади». – Гляди у меня! – сурово пригрозил Пакит, бросил вожжи и легко соскочил на землю, в прыжке успев толкнуть недотепу ножнами своего кривого меча так, что тот едва не опрокинулся навзничь. И пошел, не оглядываясь, когда за его спиной раздался раскатистый смех, похожий на ослиное ржание. Пакит остановился и гневно оглянулся. Но источником смеха был явно не крестьянин; тот суетливо возился с перепутавшимися вожжами, вжав голову в плечи и боязливо озираясь. Тогда кто посмел смеяться в спину дворцовому воину?! Здесь, в двух шагах от базара, было полно харчевен, запивочных и едален. Больших, маленьких, совсем крошечных, даже просто столиков с разложенными на них кусками вываренного в масле мяса и горками полусырых подсоленных бобов, после которых страшно хочется пить, для чего здесь же, в шаге или двух, предлагался кислый лум, разлитый в высокие медные и глиняные кувшины, после которого сводит челюсти и хочется напиться просто воды, которая здесь тоже продается. Навесы, столики, запахи, ровный гомон, перемежаемый выкриками торговцев, и ароматы, ароматы, от которых хочется есть независимо от того, сыт ты или только что с набитым брюхом выполз из-за стола. Источник неумеренного веселья обнаружился под полосатым навесом едальни, лежащим на тюфяке из конского волоса рядом с низеньким столиком, уставленным глиняными тарелками с едой. Да он и не скрывался. Какого дьявола скрываться командиру роты Синих! Он ржал и приветственно махал рукой, подзывая Пакита. Тот, оглянувшись на восьмигранную башню Тюа, решил, что время у него еще есть, и направился к довольно осклабившемуся командиру Алкиа, приподнимающемуся навстречу. Их наручи привычно стукнулись, оба воина подержали друг друга за локти в приветственном жесте, и Пакит сел на услужливо подставленную служкой низенькую табуретку, покрытую волосяной подушкой. Скрестил ноги и поправил улегшийся на землю меч. – Здорово ты этого деревенщину, – довольно объявил Алкиа, кидая в жадный красногубый рот вываренную в горчичном масле фасолину. – Так ему и надо, сиволапому. – Поешь? – Нет, сыт. Да и спешу, – не очень осмотрительно обмолвился Пакит. – Служба? – Начальник стражи вызывает. А ты как здесь? Синие, как и другие роты, охраняли каждая свой участок городской стены, башню – одну или две – и ворота, если таковые имелись. Соответственно контролировали и прилегающие к ним кварталы. Там у них были казармы, у офицеров дома, там они предпочитали столоваться и проводить свободное время, без нужды не суясь на чужую территорию. Не то чтобы это было рискованно, но, учитывая, что каждая рота ревностно относилась к неприкосновенности своей территории, инциденты все же случались. Здесь же была территория роты Львов, с командиром которой у Алкиа были не самые дружеские отношения; в прошлом году они повздорили из-за одной танцорки. Командир Синих быстро оглядел улицу. – Да вот, послы тут интересные через мои ворота прошли. Пакит кивнул. Послов в последнее время было действительно много. Их появление служило явной приметой того, что назревают серьезные события. Впрочем, это ни для кого уже не было секретом. Да и какой может быть секрет, если в городе и под его стенами полно солдат, собранных со всей страны, на расстоянии двух дневных переходов разбили лагерь степняки – об этом открыто рассказывали торговцы, ведшие в город караваны с товаром и припасами. А дальше, в предгорьях, – это знали немногие – собиралось войско горцев, тайно собиралось, без шума. И – Пакит это тоже знал – пока было не очень понятно, на чьей стороне они выступят. На стороне властителя Маришита или же пока еще его сюзерена императора Юлита. Шли тяжелые переговоры. А в городе царило то полуистеричное оживление, которое появляется всегда, когда в ближайшем будущем ожидаются боевые действия, когда обилие военных означает подъем торговли, когда сам вид этих военных вызывает страх пополам с надеждой на перемены к лучшему, но какому точно – неведомо, и оттого делается еще страшней и веселей. Напряжение было как перед грозой, которая не то напоит землю долгожданной влагой, не то сметет посевы и жилища полноводными потоками, унося людей и скот. Пакит из вежливости к хозяину стола положил в рот одну за другой две фасолины, разжевал их и благодарно наклонил голову. Пора было идти во дворец. – Благодарю за приглашение за твой стол. – Пусть всем нам будет, – скороговоркой ответил Алкиа ритуальной фразой. – Заходи вечером. Сегодня жалованье выдают. Большая игра намечается. – Зайду. Если начальник стражи работенки не подкинет. – Это да, это запросто. Служба. Ну, освободишься... – Увидимся, – вместо прощания сказал Пакит, поднимаясь. Тень на башне Тюа переползала на грань Мышь. Надо было спешить. Арбы селянина видно не было. Зато на ее месте стоял смотрящий с дубинкой в руке, похлопывая ею по ладони и хозяйски оглядывая улочку. Торговцы, встречаясь с ним глазами, угодливо улыбались. Заметив дворцового воина, страж порядка поспешно отвел взгляд и вразвалочку двинулся к лавчонке, хозяин которой громко, напоказ, ругал своего работника. Выходить на торговую площадь Пакит не стал. Не потому, что там людно и шумно. Просто он не собирался входить во дворец через главные ворота, через которые выезжал к своему народу владыка, а к нему под алчущими взглядами толпы приходили послы и большие вельможи, которым такие взгляды всласть. Большую часть времени ворота бывали закрыты, и перед ними стояли суровые стражники с длинными пиками и широкими мечами, одним своим видом отпугивая любопытных. Обогнув торжище по проулку, Пакит вышел к боковым воротам, называемым Черными. Вот тут-то кипела настоящая жизнь. Входили и выходили люди, большинство с оружием, проезжали повозки с провизией, шмыгали служки, проносились гонцы. Здесь все были свои, дворцовые. Начальника дворцовой стражи он нашел в караульном помещении, с сосредоточенным видом рассматривающего амуницию новобранца, призванного на службу третьего дня. Одежда и доспех сидели на парне колом, словно с чужого плеча, хотя за это время все ему должны были подогнать. Впрочем, так бывает почти всегда, исключения редки. Сам Пакит, когда впервые надел форму, чувствовал себя в ней так же, как, наверное, чувствует себя угорь, попавший в горшок, где из него собираются готовить суп. Тесно, непривычно, неудобно, жестко и еще страшно. Гордость и радость, которые в первое время испытывает новобранец, в эти моменты уходят в тень. Оглянувшись на вошедшего, начальник стражи сказал, обращаясь к новичку: – Десять кругов по плацу. Рысью. Потом подойдешь к десятнику. Он покажет тебе упражнения. Скажешь, я велел. Ну, и чего так долго? – спросил он уже у Пакита. – Мышь еще не потемнела, – ответил осторожно, вежливым тоном, как то подобает в разговоре со старшим. – Поговори мне тут. Пошли. А ты чего стоишь? Бегом! Новичок, как подпаленный, рванул наружу и, когда они вышли следом, он уже бежал по внешнему краю плаца, в центре которого полтора десятка воинов упражнялись на манекенах и между собой. Миновав вход на детскую половину, они вошли во дворец через дверь, за которой начинались помещения слуг. Не потому, что они не могли бы пройти через парадный вход, который так прельщает новичков. Просто так было ближе или же у начальника дворцовой стражи на то были свои соображения. Пакит, шедший следом, спрашивать не стал, даже и не думал. Как не особо задумывался и о том, для чего он потребовался и почему два дня назад ему дали отпуск, чтобы он мог развеяться в городе, попить в свое удовольствие («Без этого, без надрыва чтоб!»), пообщаться с девицами, выспаться на мягкой перине, помыться в бане, вкусно и разнообразно поесть и вообще отдохнуть. Он воспринял это как поощрение за хорошую службу и не видел в этом ничего необычного. Подобное случалось в гарнизоне не часто, но и особой редкостью тоже не было, и таким счастливчикам все завидовали. Это было одним из поощрений, которые во дворце практиковались. Впрочем, наказания практиковались куда шире. Обогнули внутреннюю конюшню, где в специальном отсеке жил Музр, личный дракон властителя, редкой белой масти с голубыми ногами и кончиками крыльев. Кроме расцветки Музр отличался необыкновенными размерами, он был больше, чем любой из драконов императора. Поднявшись на второй этаж, миновали комнаты, в которых сидели писари и учетчики. Потом, пройдя стражу, вошли в покои властителя. Занимали они большую часть дворца, но бывали здесь немногие. Пакит тут бывал неоднократно. Потому что он – дворцовый воин! Какой-нибудь пузан, под чьей рукой целая провинция, а за плечами длинный список предков, которые где-то там, давно и далеко, могли приходиться родичами властителю, во сне и наяву мечтает вот так, запросто пройтись здесь, но – нет. В лучшем случае пригласят такого в тронный зал, допустят упасть перед властителем на колени и поцеловать его перстень, а вот так – никогда. Потому что за спину к себе властитель допускает не всякого. Они шли и шли. Даже со стороны дворец из розового камня кажется большим, а внутри он просто огромный. Залы, коридоры, переходы, лестницы, двери, залы, балконы, комнаты и комнатушки, потайные закрома, где хранится казна и ценные трофеи, гарем. Да одна конюшня чего стоит! – Здесь жди, – велел начальник стражи, открывая дверь и останавливаясь на пороге. – Кого? Пакит мельком глянул через открытую дверь, и мурашки прошли по его спине. Здесь он был только один раз. Боевой зал! – Жди! – нажал голосом главный страж и с гримасой недовольства на лице зашагал прочь. Пакит огляделся. Кроме него, в зале никого не было. Вдалеке затихали шаги удаляющегося начальника стражи. Он осторожно, скользящим кошачьим шагом двинулся к стене справа от себя. Здесь висели длинные двуручные мечи, грубые, с зазубренными клинками, с истертыми рукоятками и обшарпанными ножнами, повешенными крест-накрест. Больше ста лет назад их взяли в битве у озера Уор, где были убиты сотни галапов, вознамерившихся захватить Ширу. Выше – щиты со звериными мордами, иссеченные, исхлестанные. Галапы были сильными воинами, и победа над ними – настоящая честь для властителя. Панцири из бычьей кожи с железными наплечниками, длинные и прямые, как иглы, кинжалы, пояса с тяжелыми золотыми и медными бляхами – все это достойные воинские трофеи достойных противников. Дальше висели луки из рогов горного быка, маленькие, но мощные. Длинные кривые кинжалы, усыпанные самоцветами. Боевой арбалет с каменным прикладом, расписанным магическими знаками. Длинные пики конников со значками военачальников. Высокий шлем с золотыми картинками по краю. Набор сабель изумительной работы с чеканкой по стали. Невероятной красоты меч, инкрустированный серебром. Огромный лук стрелка дракона с множеством зарубок, свидетельствующих о победах его обладателя. Цельнокованый серебряный панцирь со знаками верховной власти. Палицы дикарей, истертые до того, что казались полированными. Священный боевой двузубец с огромным семигранным камнем, вправленным в древко. Боевой молот из черного камня. Набор отравленных стрел с красным оперением. Медные поножи, разрубленные пополам. Короткие злые кинжалы, украшенные камнями. Драгоценная булава, знак высшего воинского достоинства. Охотничьи ножи, каждый из которых хотя бы раз побывал в теле ценной добычи. Шитое золотом полотнище флага с неизвестными буквами по синему полю. Убранное белым кованым железом седло дракона, пробитое тяжелой стрелой защитника Ширы. И рядом – победное ожерелье из когтей убитого дракона. Потемневшие шпоры императорского конника, на каждом зубце которых вычеканено заклинание. Не помогли заклинания. Парадные щиты со страшными ликами. Кованые стремена. Шипастые собачьи ошейники. Широкие палаши с изогнутыми лезвиями. Волосяные нагрудники кочевников все в бронзовых пластинах. Короткие широколезвенные копья, разящие не хуже меча. Литые наличники варваров, не пожелавших их даже отполировать, грубые, как их хозяева. Боевой царский посох с кованым наконечником. Длинные стилеты, которые носят в рукаве. Удивительной работы священные обручи. Походная царская корона тонкого литья. Полное вооружение тяжелого конника – подарок властителю. Драгоценные седла с позолоченными кожей и стременами. Парадные топорики с серебряной насечкой. Огромные секиры с гранеными древками. Боевые кнуты кочевников с тяжелыми бронзовыми шишками на концах, способные проломить череп человеку или сбить с ног лошадь. Все это было захвачено в боях, поднесено данниками или послами, получено в обмен на знатных пленников. Это было видимое, зримое воплощение славы Ширы, да будет побеждать она тысячу лет. – Любуешься? – спросил его из-за спины знакомый властный голос. Пакит стремительно обернулся, отрываясь от чудного зрелища. У двери, ведущей во внутренние покои, стоял властитель. Резко бросив вниз подбородок, дворцовый воин опустился на одно колено. По правилам воин не должен опускаться на колени ни перед кем, даже перед своим владыкой, потому что дело его – стоять непоколебимо, как скала, не склоняясь ни перед кем. Но иногда, в знак особого уважения к властителю, ближние воины позволяли себе такой жест великого уважения, рискуя нарваться на недовольство. Сегодня недовольства не было. – Встань, встань, Пакит. Не заставляй меня нарушать мои же законы. Ты не раб и не торговец. Пользуйся своей привилегией, не так уж и много их у моих солдат. – Маришит помолчал, погладил крашеную бородку, улыбнулся и наконец проговорил: – Но за преданность спасибо. – Служу властителю! – Вот для этого я тебя и позвал. Мне нужна твоя служба. Особая служба. – Я готов. – Не сомневаюсь. – Властитель снова помолчал. На этот раз в его молчании чувствовалось некое значение. – Пошли со мной. Идя по коридору, Пакит испытывал редкое волнение. Так он, пожалуй, еще никогда не волновался, разве что тогда, когда проходил испытания, после которых его приняли на службу во дворец. Он уже много раз видел властителя и не испытывал былого трепета, тот даже дважды заговаривал с ним, как и с другими дворцовыми воинами, тем самым демонстрируя им свое личное расположение. Да и как иначе, если они – те, кто всегда, круглые сутки, день за днем, год за годом защищают его жизнь, стоят у него за спиной, охраняют его покой и покой его семьи. Но чтобы вот так, чтобы властитель удостоил его личной беседы, больше того – личного поручения! Такого не бывало. Это особая честь, удостаиваются которой немногие. Избранные! Властитель выделил его из всех, его одного, и удостоил личного поручения. Его, всего лишь старшего двойки. Даже не десятника. Они прошли по широкому парадному коридору, миновали стражу – краем глаза Пакит заметил удивленно-завистливое выражение на лице правого, краснощекого Иеды, родом из речной деревни, уже десятый год служившего во дворце, но так и не поднявшегося выше старшего двойки. Будет теперь разговоров в казарме! Повернули, выходя на наружную галерею. Тут дул легкий ветер и было прохладно. Властитель подошел к каменному парапету и уперся в него ладонями. – Иди сюда. Смотри. Пакит остановился в полушаге от властителя и посмотрел туда, куда указывал его могущественный господин. Здесь был самый глухой уголок дворцовой территории, люди предпочитали обходить это место стороной. Даже стражники, которых назначали на этот пост, считали это чуть ли не наказанием, хотя по сравнению, скажем, со стоянием на воротах здесь было тихо и спокойно. К счастью, пост здесь выставлялся не часто. Внизу находилась восьмигранная черная пирамидка высотой не более чем в два человеческих роста. Она стояла тут с незапамятных времен. Она была, когда самого дворца не было и в помине. И, как говорят, не было бы, если б не она. Это была самая маленькая молельня в Шире, а может, и не только в Шире, не считая домашних, которые крестьяне строят из камыша рядом со своими убогими хижинами. Но по сравнению с ними это было как двуручный меч против швейной иголки. Во дворце рассказывали, будто по ночам по ее граням ползают невиданные огненные червяки, а у людей, оказавшихся поблизости, при этом дыбом встают волосы. Один страж будто бы попытался поймать огневика, почти схватил уже, но тот прыгнул на него и так укусил, что неразумного отбросило на несколько шагов, а пальцы почернели и кожа полопалась, так что копье он уже не мог держать, потому из дворца его убрали неизвестно куда. Говорили, будто еще не так давно с крыши дворца сбрасывали на пирамиду провинившихся и острая, как копье всадника, вершина вспарывала упавшее тело, разрывая его на части. Впрочем, старики пугают молодых и не такими страшилками, например про крыс размером с лошадь, которые живут в подвалах дворца. Даже дыру показывали. Молодые верили и по ночам, обходя территорию, чутко прислушивались к каждому шороху, а не кемарили, приткнувшись в каком-нибудь укромном уголке. Говорили также, что эта пирамида доверху наполнена бесценными сокровищами, которые, запершись изнутри, перебирают алчные монахи. Но были и такие, кто утверждал, будто внутри ничего нет, совсем ничего, только черные стены и пара масляных светильников. Впрочем, никто из рассказчиков внутри не бывал, в своих повествованиях ссылаясь на неизвестных или умерших, то есть на тех, кого уже невозможно было спросить. Наверняка было известно, что иногда, всего несколько раз в год, а то и реже, в пирамиду входят четверо суровых монахов в торжественных лиловых одеждах, запираются изнутри и остаются там на некоторое время, на день или несколько дней. Откуда монахи появляются в Шире и куда уходят потом, также не было известно никому. Именно в это время около пирамиды выставляется стража. Была она и сегодня. Двое стражников стояли неподалеку от пирамиды, укрывшись в тени дворца, и посматривали по сторонам. Впрочем, особо смотреть было не на что; кроме стен и пустого двора да и собственно стражников, тут никого и ничего не было. – Видишь? Пакит осторожно кивнул. Видит, да. Только вот что именно? Переспрашивать он не решался. Властитель посмотрел на башню Тюа. Тень переползла на грань быка. – Смотри внимательно, воин. Пакит и без того смотрел во все глаза, даже подался вперед, но ничего пока не видел. Ничего кроме того, что и было до этого, – башня, два стражника. Он покосился на властителя, тоже смотрящего вниз. Смотрящего с нетерпеливым напряжением. И вдруг – увидел. Увидел, для этого стоило лишь правильно посмотреть. Это как в детстве, когда он с сестрой уходил на луг – одно из немногих сохранившихся воспоминаний додворцовой жизни. Смотришь на траву, и вроде ничего особенного не видно. Так, трава и трава. А потом вдруг раз! Кузнечик прицепился к травинке, выпучив глаза, зеленая гусеница выгнулась дугой, зависнув под листком, муравей тащит, пятясь, засохшую соломинку. Все видно, стоит только присмотреться. Или как в поединке. Вон он, соперник, стоит перед тобой, опустив руку с тяжелым мечом. Грудь в плотном панцире, глаза прищурены. Что от него ждать, как действовать? Ведь видишь его в первый раз. Кто кого? Но стоит присмотреться... Ноги тонкие, нервные, через кожу хорошо видны тренированные мышцы икр. Такой порхать будет как бабочка, постоянно находясь в движении, и жалить пчелой, неожиданно и резко, действуя с дальней позиции. Меч длинный, но явно тяжеловат. Панцирь слишком плотный, значит, не даст легким работать в полную силу. Попрыгает такой, поскачет и скоро выдохнется. Просто надо дать ему вымахаться, пускай он сам от себя устанет, от своей собственной суеты. Глухо защищаться и время от времени имитировать атаку, а потом, когда дыхание у противника собьется и силы будут уже не те, обрушиться на него всей мощью. Главное – уметь увидеть. Воздух вокруг пирамиды словно загустел и заструился. Но не так, как это бывает в жаркий полдень, когда наступает час мыши, когда легкое марево крадучись поднимается по раскаленным камням, хотя и похоже. Здесь густой воздух стекал вниз, скользя по черным граням. Да и сами грани... Ну как сказать? Вот если клинок меча без обмана гладок и тверд, то это есть и никуда от этого не деться. А грани пирамиды, хотя и оставались гладкими, но, присмотревшись, можно было заметить, что они имеют как бы глубину. Ну, это словно смотреть в тазик для умывания, наполненный чистой водой. И дно его видно – вот оно, рукой можно достать, – но и поверхность воды тоже есть, которая создает другую реальность, второй слой. Вот именно – второй слой! Плюс к этому звук. Нет, его не слышно было, во всяком случае не ушами. Он будто в животе рождался. Такой низкий, монотонный, ни на что не похожий. Неживой. И еще стражники. Стоят поодаль, кажется, просто охраняют, а присмотреться – пальцы добела сжаты на древках копий, легкие круглые щиты судорожно прижаты к телу, будто перед схваткой, нервно озираются, в лицах растерянность. Тоже что-то чуют, только не видят, потому что смотрят не туда. Пакит чувствовал, что должно что-то произойти. Вот сейчас, сию минуту. Должно, но все никак не происходило. Он даже вспотел от напряжения. Ну?! Да сколько же можно ждать! Ощущение было такое, будто каждая его мышца вытянулась в тугую тетиву и его самого сейчас вместо стрелы выбросит с галереи. Он даже про властителя забыл. Где-то недалеко завыла собака, и он очнулся. Ничего не произошло, все оставалось, как и было, даже гул этот противный все еще присутствовал в животе, где-то рядом со съеденным утром зажаренным на вертеле цыпленком, но он больше не завораживал Пакита, только немного раздражал, как что-то чужеродное, вроде выпитого накануне несвежего молока, от которого здоровый организм непременно хочет избавиться. Он вопросительно посмотрел на властителя. Тот все еще смотрел вниз, но, почувствовав взгляд своего воина, повернул к нему голову, посмотрел несколько мгновений и кивком показал, что им нужно вернуться обратно в покои. – Ну, видел? – спросил властитель, когда они оказались в полумраке комнаты, в которой, похоже, редко бывали люди. – Да, господин. – И что видел? – Происходит великое моление, господин. За нашу победу, – поспешил уточнить Пакит. – Молодец, – медленно проговорил властитель, глядя в угол, где горкой, один на другом, стояли обитые цветной кожей сундуки. – Я в тебе не ошибся. Сейчас пойдешь туда. – Маришит показал на маленькую дверцу в стене, едва заметную в полумраке. – Спустишься вниз и будешь ждать. Тебя никто не должен видеть. Скоро они выйдут. – Последовал кивок в сторону галереи, которую они покинули, и Пакит понял, что властитель говорит о тех, о монахах в пирамиде, про которых в казарме тоже судачили, правда, предпочитали делать это шепотом. – Рассмотришь их. Запомнишь. Там есть такой, с блестящими глазами, щекастый. Его особенно запомни. Потом поднимешься сюда и будешь ждать. За тобой придут. Ни с кем не говори. – Я понял, господин. – Тогда иди. Властитель похвалил его! Сам, лично! В радостном возбуждении, которое здесь не от кого было скрывать, Пакит спустился вниз по узкой, пахнущей пылью лестнице, и оказался в еще одной галерее, узкой и низкой, прорезанной частыми снопиками света, растущими из овальных бойниц, таких маленьких, что голова не пролезет. Это было место для лучников. Когда-то давно эта часть дворца имела военное назначение, которое, впрочем, при необходимости всегда можно воскресить. Пока же бойницы выполняли роль вентиляционных отверстий. Теперь он был невысоко над землей, немногим выше своего роста, и, выбрав позицию, мог хорошо разглядеть лица стражников. Впрочем, он и тогда, глядя сверху, их узнал. Ждать пришлось долго. Ему, начинавшему службу с того, что вот так же стоял у ворот, дверей, кресла властителя, часто неподвижно и подолгу, было не привыкать ждать, но и он начал уставать. Стражники же откровенно маялись, часто подходили к стене дворца и, прислонившись, подолгу стояли так. Разнообразие пришло, точнее, прибежало в виде дворцового пса, забредшего сюда по недоразумению, потому что делать ему тут было решительно нечего. Сначала оживившиеся стражники попытались выгнать его криками и жестами, но рыжий с подпалинами пес то ли не понял, то ли воспринял это как игру и начал носиться по двору, уворачиваясь и часто останавливаясь, при этом заваливая голову набок и высовывая длинный язык. Увидев бесполезность попыток удалить наглеца относительно мирным способом, стража стала действовать решительнее, пустив в ход древки копий. Пес, получив пару чувствительных ударов в бок и шею, понял, что с ним не шутят, и, обиженно взвизгнув, рванул прочь, зажав хвост между ног. Ожидание закончилось, когда на двор легли длинные вечерние тени. Раздался неясный шум, что-то вроде звука поцелуя, которым мать награждает подбежавшего к ней ребенка, после чего, к удивлению Пакита, часть одной из граней пирамиды подалась вперед и поплыла наверх. Это было прямо перед ним, всего в двух десятках шагов, поэтому он все хорошо видел. Фигура в длинном, до земли, балахоне и просторном капюшоне, скрывающем лицо, шагнула наружу. Дворцовый воин попытался рассмотреть то, что было за его спиной, внутри пирамиды. Но там была только темнота, из которой следом за первым вышел второй, потом третий и четвертый. Их лица были скрыты капюшонами. И как тут разглядеть щекастого? От волнения он даже пропустил момент, когда необычная дверь встала на место. Не то чтобы совсем не заметил, просто не обратил на это внимания, настолько его в этот момент интересовало другое. У двоих в руках были небольшие сундучки непривычного вида, отблескивающие металлом. Но как заставить монахов открыть лица? Во всех рассказах про этих святош не было такого, чтобы они показывали лица. Точнее, про это вообще ничего не говорилось. Не открывали, но и не прятали. Бойницы были очень маленькими, через каждую можно увидеть только очень небольшое пространство, поэтому, когда четверо тронулись, Пакиту пришлось перебегать от одного отверстия к другому, чтобы не упустить их из виду. При этом приходилось смотреть под ноги; на галерее, очевидно, очень редко посещаемой, было полно всякого мусора, в том числе старые балки, какие-то доски, кучки мусора. Попался даже кошачий скелет. Так что двигаться приходилось осторожно. Наконец он понял, куда идут четверо в лиловом. Они направлялись к двойным дверям, ведущим в Гостевой дом, названный так в те времена, когда во дворце еще останавливались купцы со своими караванами. Теперь торговцы всякого рода давно находят приют в других местах, но название осталось. Судя по круглым отверстиям бойниц по фасаду, галерея шла и по Гостевому дому, но Пакит туда явно не успевал, ведь для того, чтобы оказаться перед четверкой, ему нужно было оббежать почти половину дворика, что, отбросив даже необходимость таиться, сделать было не так-то просто. И вдруг он сообразил что делать. Дворцовые воины, несущие ответственность за властителя и его семью, давно пользуются множеством уловок, облегчающих их службу. Он прильнул к ближайшей бойнице. Стражников он не увидел, они для него сейчас находились в мертвой зоне, но знал, что они находятся совсем рядом. И тихонько, на грани слышимости, издал свист, для своих означающий «Внимание, опасность!». Ни один опытный воин не оставит такой сигнал без внимания, а неумехам во дворце службу не доверяли, гоняя новичков до тех пор, пока у них не выработаются нужные рефлексы. Если нет – отбраковывали. Иногда такие оказывались в ротах, но чаще – в отдаленных гарнизонах. Пакит не ошибся. Мгновение спустя он услышал лязг берущегося на изготовку оружия. Не могли не услышать этого и монахи. Они обернулись с несвойственным для их рода занятий проворством. И – что удивило Пакита еще больше – сразу заняли боевую позицию, причем видно было, что трое защищают четвертого. В руках у них появилось непонятного вида оружие; то, что это именно оружие, Пакит не сомневался, потому что обереги или другие предметы культа так не держат. Теперь, когда для лучшего обзора, монахи скинули капюшоны, он отлично видел их лица, несмотря на то что на них падала тень. И главное – щекастого. Какого-то особенного блеска глаз у него Пакит не заметил, впрочем, скорее всего из-за тени, но щеки были действительно выдающимися. По крайней мере по сравнению с остальными тремя. Отступив в тень галереи, он разглядывал и запоминал щекастого. Рост, ширину плеч, особенности фигуры, форму головы, рисунок лица. Этому обучают чуть не с первых дней службы: мало ли кого потребуется опознать дворцовому воину. Теперь он смог бы узнать щекастого в любом обличье. Напряженное противостояние длилось недолго, едва ли кто успел бы досчитать до десяти. Видимо, стража, осмотревшись и поняв, что тревога ложная, опустила оружие. Следом и монахи, по своим ухваткам уж очень напоминавшие хорошо подготовленных бойцов, пятясь двойками и негромко перебрасываясь репликами на непонятном языке, отошли к дверям и скрылись за ними, плотно закрыв их за собой. Пакит слышал, как стражники, находящиеся от него совсем близко, недовольно и недоуменно переговариваются между собой, решая, кто подал им сигнал. Он почти не сомневался, что сойдутся на том, будто их разыграл кто-нибудь из своих или же – такое тоже бывало – какой-нибудь командир из небольших проверил их готовность. Слушать их треп не было ни времени, ни желания. Как и прежде, крадучись, воин двинулся по галерее назад, внимательно глядя под ноги. Вскоре Пакит был наверху и, подойдя к окну, сверху поглядел на пирамиду, которую уже целиком закрыла тень. Стражники внизу уже не разговаривали, разойдясь по разные стороны двора. Видимо, сошлись на том, что за ними присматривают, так что для себя же лучше изображать служебное рвение. Ждать пришлось долго, но воин не страдал от этого. Ведь он не кого-то там ждет – самого властителя! А это стоит ожидания. Он думал о том, как же ему повезло. Ну кто он был? Неумытый мальчишка из семьи скотоводов. Если бы его не заметил вербовщик и не выкупил у родителей, так и ходил бы сейчас за быками и овцами, грязный и вонючий, не знающий ничего, кроме заботы о собственном пропитании, воюющий с волками и защищающий стада от кочевников. Как он тогда горевал! Плакал даже. Ведь и представить не мог, что через какое-то время он будет вот так, лицом к лицу, один на один, разговаривать с самим владыкой. Он теперь хорошо одевается, пусть не всегда вкусно, но сытно ест, у него много значительных друзей, он на виду у начальства, он общается с красивыми женщинами, он силен и здоров. И впереди у него все хорошо и ясно. Он давно уже почти не вспоминает той своей, прежней жизни. Ни к чему. Он удивился, когда в комнате появился средний сын властителя. Удивился, но не показал этого; во дворце удивляться не принято. А он-то ждал властителя! Вскочил с пола, на котором расположился у окна, на холодке, вытянулся и коротким рывком подбородка вниз обозначил приветствие. Принц посмотрел на него с интересом, который с трудом проступал на его несколько одутловатом лице. Отпрыск властителя вел слишком, на взгляд Пакита, вольный образ жизни. Охота, гулянки, девки какие-то, пляски по ночам, дикие скачки по городским улицам. Впрочем, об этих своих соображениях он никому не говорил, но про себя считал, что иметь такого властителя он не хотел бы. – Рассмотрел? – спросил, подойдя на расстояние вытянутой руки, принц Тари. – Да. Пусть не сам властитель, пусть только сын его, все равно это честь для дворцового воина. Знак внимания, за который здесь, во дворце, порой глотки режут. А уж для иных – и о таком мечтать невозможно. – Завтра я еду на юг. Поедешь со мной. – Принц помолчал, глядя прямо в глаза. Пауза получилась совсем небольшой, но за это время Пакит успел сообразить, что стоит за этими словами. На юге стояла армия непокорных и непредсказуемых горцев, и властитель решил отправить к ним своего сына на переговоры. – С нами будет тот, кого ты знаешь. На нас могут напасть лазутчики императора, которые его убьют. Если это случится, мой отец не хотел бы, чтобы хоть у кого-то возникли сомнения, чьих рук это дело. Ты понял меня? – Я тебя очень хорошо понял, принц Тари. – Я сказал «если». Это главное. Ко мне не приближаться, не заговаривать. Нужно будет, я сам тебя позову. А теперь иди готовься. Скоро тебе объявят, что ты едешь со мной. Не успело еще солнце скрыться за городской стеной, как Пакита и еще нескольких воинов вызвал начальник стражи и объявил, что завтра рано утром они поедут сопровождать среднего принца. Кроме них отряжена еще полусотня армейской конницы, но они не должны забывать, что за безопасность принца отвечают именно дворцовые воины. Словом, обычный инструктаж, какой бывает каждый раз перед новым заданием. Слушая его, Пакит с трудом скрывал распирающее его ликование.Выехали рано, еще до рассвета и жары. Еще до того, как раздался крик петуха на торговой площади. Голосистая птица орала до света, поднимая торговый люд на работу, чем немало досаждала дворцовым, но это было освящено традицией и указом каждого нового владыки. Третьего же дня одуревший от голода оборванец выкрал петуха. Оборванца нашли, били камнями до смерти, но просничего было не вернуть – голова свернута и перья выщипаны под похлебку. Потому торговые наняли до времени девку поголосистей, чтоб орала на манер убиенной птицы. Ехали тихо, тайно. Возле ворот, у сторожевого костра, вскинулась блудница в тряпье. Стражи таких пользуют за тепло и объедки со своего стола. Рожа опухшая, под глазом синяк – помоечница. Страж, выслуживаясь перед принцем, стукнул ее тупым концом копья в грудину – девка откинулась и замерла. Может, и правда чувств лишилась, а скорее всего, притворяется. Полусотня верховых, шесть дворцовых воинов, принц с пятью товарищами, охотники, загонщики, повара, конюхи, слуги, рожечник с барабанщиком... Двадцать заводных лошадей, среди которых желто-золотой конь принца, его любимец на охоте, семь верблюдов с кибитками на горбах... Народу получилось больше сотни, так примерно, как это бывало привыездах на охоту, коей принц был большой любитель. Иногда в таких выездах участвовало по нескольку сотен человек, так что сегодняшний не был чем-то необычным; для большинства принц просто собрался очередной раз развлечься. Все было как всегда, если не считать того, что в четырех кибитках вместо наложниц сидели люди в длинных монашеских хитонах, но за плотными занавесками их не было видно. Да и кто будет особо пялиться на выезд принца, ведь за такое любопытство можно и жизнью расплатиться. Выехали из городских ворот степенно и сразу перешли на рысь, вспугнув крестьян, привезших на рынок свой урожай и заснувших под повозками в ожидании, когда откроют ворота. Когда солнце своим розовым языком лизнуло край горизонта, проехали поселок рисоводов. Там как раз выгоняли быков на залитые водой поля. С Рисовой дороги свернули в полдень, на дневку, которую устроили в рощице возле заброшенной сыродельни. Много лет назад шайка разбойников вырезала тут целую семью. Злодеев поймали и четвертовали по приказу властителя, но среди черни место считалось проклятым и никто здесь не селился. Зато путники не брезговали тут останавливаться, наполнить дорожные фляги и напиться ледяной, как горный снег, родниковой воды. Следы частых стоянок видны были всюду, но опытные слуги быстро нашли место почище и сноровисто разбили шатер для принца и его друзей, которые, судя по доносившимся оттуда звукам, сразу легли спать. Повара занялись готовкой для них, а солдаты, которых обслуживать было некому, разложили костер и, подвесив над ним котел, стали варить похлебку для себя. Коноводы поили коней и верблюдов, старшина расставил по периметру лагеря охрану, дворцовые воины расположились у шатра, куда остальным подходить было строжайше воспрещено. Монахи, вылезшие из кибиток, размяли затекшие ноги, погуляв поодаль и о чем-то переговариваясь, а потом уселись в тенек и стали жевать что-то, что было у них с собой. Подле них лежали два мешка с чем-то мягким внутри, но Пакиту показалось, в одном из-под рухляди просматривается жесткая грань. К монахам, державшимся наособицу, он не приближался, но расположился так, чтобы иметь их в поле зрения. Он так и не узнал, когда случится нападение «имперских лазутчиков». Дневка была долгой, в путь тронулись, когда солнце начало скатываться вниз и жара ослабла. Так ехали пять дней, ни одной охоты за это время не было. Пакит даже подивился подобному благоразумию принца, всегда выглядевшего таким беспечным, если не сказать безрассудным, жадным до удовольствий, не приспособленным к какой-либо разумной, тем более государственной, деятельности. Теперь Пакит взглянул на принца Тари по-иному. Тот не ныл, по многу часов проводя в седле наравне с другими, ни разу не пересел в кибитку, ни разу не закапризничал, что раньше с ним частенько случалось. И еще он ни разу не заговорил с Пакитом, если не считать обычных команд, которые повелитель отдает своим охранникам. Ну и еще похвалил однажды, когда он во время дневки добыл молодого оленя. Трое солдат так объелись свежим мясом, что их потом чуть не сутки несло. Часто останавливаясь по нужде и догоняя отряд, они так загнали своих лошадей, что им пришлось дать сменных. Старшина, злясь на своих засранцев и одновременно стыдясь, часто бросал неодобрительные взгляды в спину дворцового воина, едущего сразу за принцем. Дружки принца – известные гуляки и распутники – тоже вели себя на удивление пристойно. На исходе пятого дня увидели конный разъезд. Всадники, числом шесть человек, очевидно, заметившие отряд много раньше, немного помаячили вдалеке и ускакали. Принц не стал устраивать погоню, велев увеличить передовую группу с четырех до шести человек. По развесистым мохнатым шапкам всадников Пакит узнал горцев. Значит, их основные силы близко. На шестой день разъезды мелькали тут и там, заставляя людей нервничать и лишний раз хвататься за оружие. Солдаты постоянно держали наготове луки с наложенными на них стрелами. Место дневки охраняли усиленно, двумя кольцами. И, когда слуги готовы были убирать шатер, с дальних подступов прозвучал сигнал тревоги. Старшине даже не нужно было никого подгонять – солдаты и без этого заняли оборону с похвальной поспешностью. Прислуга, бросив свои дела, выхватила длинные кинжалы и сгрудилась вокруг шатра. Коноводы бросились к лошадям. Рожечник, сначала сбившись от волнения, выдул-таки сигнал к обороне. Дворцовые воины, выхватив у коноводов своих и принца лошадей, верхом приготовились к любому развитию событий. Принц Тари вскочил в седло, щерясь в беспокойной и одновременно злой улыбке. Его друзья, суетясь и явно нервничая, разобрали своих скакунов. Время шло, и ничего не происходило. Вырезали охрану? Такое тоже могло быть. Старшина, взявший себя в руки, стал по очереди усаживать солдат на лошадей. И наконец из-за плотных колючих кустов, которыми здесь, в предгорьях, все заросло так, что не продраться, а проехать можно было только по хоть как-то проторенным дорогам, выскочил солдат, бывший в первом, передовом круге оцепления. – Переговорщики! – крикнул он издалека. Лицо его было в крупных каплях пота. Пакит покосился на принца. Его рыхловатое лицо вдруг облагородила надменная улыбка. Дворцовый воин вспомнил давний разговор о том, что средний принц сын любимой жены властителя. Давно про это забыл – сколько времени прошло! – а тут вдруг отчего-то вспомнилось. Старшина заметался, расставляя конных. Из-за кустов вывалились еще двое солдат. У одного было расцарапано лицо и порван рукав. Принц, увидев его, недовольно скривил губы, на что старшина зашипел, отправляя изодранного вояку за спины его товарищей. Мирная до этого дневка превратилась в готовый к стычке отряд. Один верблюд – с неправильной формы темным пятном на шее – вдруг заревел, задрав морду вверх. Пакит вспомнил о монахах и нашел их глазами. Те стояли уступом, как то бывает у копейщиков. Фигуры напряжены, ноги полусогнуты, лица – теперь их было хорошо видно – сосредоточены. Они явно собирались сражаться. Ох и странные же молельщики. Но они его сейчас интересовали во вторую очередь. Главным для него в данный момент был принц Тари. Точнее, его безопасность, которая много дороже жизни дворцового воина. Над кустами показались мохнатые шапки. Пакит прищурился. Была у него такая манера, порой щуриться в моменты сильного напряжения. Впрочем, как правило, ему удавалось справиться с этим проявлением волнения, но иногда прорывало. Да сейчас никому и не было дела до того, щурится он или нет. Не тот случай. Ему и раньше доводилось встречаться с горцами, и не только в городе, куда они порой наведывались по торговым или иным делам, всегда ненадолго, враждебно-неприступные и надменные. Тот же, кто первым выехал из-за кустов, с толстыми рыжими косами в серебряных кольцах, положенными на грудь, неожиданно широко улыбался, и это казалось еще опаснее, чем если бы он был привычно хмур. Вскинув руку в приветственном жесте, горец рысью пустил своего гривастого жеребца по направлению к принцу, не обращая, казалось, никакого внимания на сжимающих оружие солдат. Пакит кожей ощутил сталь метательного ножа под рукавом. – Приветствую моего брата принца Тари, – громко, с сильным акцентом сказал горец, не переставая улыбаться. – И я тебя приветствую, сын вождя Охт, – проговорил в ответ принц. – Ты как здесь оказался? – Мои воины сказали мне, что ты едешь, и я захотел тебя встретить. Как здоровье твоего отца? Горец остановил коня в двух шагах от принца. – Благодарю, он здоров. А как себя чувствует твой? Охт рассмеялся, оскалив крупные зубы. – Вождь крепче камня. – Ты и твои люди устали с дороги. – Принц наконец удостоил взгляда остальных горцев, выехавших на поляну. Их было десять человек. Здесь десять. А сколько за кустами – кто знает? – У нас есть вяленое мясо и мягкий рис. – Благодарю, брат. Мы сыты. Вы тоже недавно поели, так что нам ничего не мешает отправиться к моему отцу. Он ждет. – Он далеко? Горец обернулся на солнце. – До ночи ты его увидишь. Вскоре стало ясно, что опасения Пакита были не напрасными. По мере того как они отъезжали от места дневки, горцы прибывали. Точнее, одни подъезжали, что-то говорили Охту по-своему, другие, получив от него указание, скакали прочь. Дворцовый воин насчитал тридцать семь человек, и это кроме тех дозорных, которые время от времени маячили вдали, не приближаясь. Впрочем, с такого расстояния было не разобрать, может быть, это были те, кто уже побывал в составе основной группы. Ехали быстро, все время забираясь вверх. Ближе к сумеркам над их головами пролетел дракон с всадником на шее. Тот, свесившись, долго смотрел вниз, пока Охт не помахал ему рукой. После этого дракон, изогнув длинную шею, развернулся в сторону гор и вскоре скрылся за грядой. Всю дорогу принц и сын вождя о чем-то разговаривали. Пакит, державшийся поблизости, с удивлением для себя понял, что они давно знакомы, даже как-то охотились вместе. А он-то думал, что знает про молодого Тари почти всё. Охота, пьянки, гулянки. И когда это он только успел подружиться с горцем настолько, что называет его братом. Лагерь они увидели, когда миновали перевал. Тот раскинулся в долине по берегу бурной реки. Сотни и сотни костров видны были сквозь кроны деревьев, там угадывались тысячи людей. Пакит поймал взгляд, который горец бросил на принца, интересуясь произведенным на того впечатлением. Тари, будто подыгрывая ему, уважительно поцокал языком. Место под постой им определили недалеко от берега, где от воды несло прохладой. Принц, не дожидаясь, пока его люди разобьют лагерь и разведут огонь, взяв с собой только дворцовых воинов, отправился к вождю. По лагерю ехали уже в темноте, разглядеть можно было только то, что освещали костры. Но и в этом скудном освещении было видно, что народу тут собрано много, очень много. Пакит никак не ожидал, что горцев может быть так много. Ну, несколько сотен, пусть пара тысяч плюс два, три или даже четыре дракона. Собственно, он полагал, что именно из-за этих драконов властитель и ищет союза с горными жителями. А оказалось – вон что! Это была сила. Можно сказать, армия, и, судя по рассыпанным по округе дозорным, хорошо подготовленная. Если же еще учесть известную свирепость, даже неукротимость горцев, то это получается очень сильная армия. Такую сбрасывать со счетов никак нельзя. Прав властитель в великой своей мудрости. Даже сын его подружился со здешним вождем. Далеко смотрит властитель, далеко видит. Вокруг оранжевого шатра расставлены горящие светильники, за ними – редкая цепочка охранников с длинными копьями, украшенными белыми конскими хвостами. Выглядели они звероподобно. Ничто, казалось, не предваряло их появления, никто не скакал с докладом, никто не кричал, не бил в барабан и не трубил в рог. Поэтому было удивительно видеть, как, едва конь принца Тари вступил в круг света, полог шатра откинулся и из него вышел маленький человек, с обширной плешью и тоненькими седыми косичками, начинающимися за ушами и худыми змейками струящимися на грудь. Жидкая бородка, кривые ноги, почти беззубый рот. Ничего величественного. Пакит слышал, что вождь Оут ужасен, но и предположить не мог, что тот безобразен. – Я счастлив видеть у себя сына великого властителя Маришита! – прокричал неожиданно низким голосом вождь, раскидывая руки в стороны. – Я привез тебе привет от него, – сказал Тари, спрыгивая с коня, – о, великий вождь. Охт сказал, что твое здоровье крепче камня, и теперь я вижу, что он прав. Принц и вождь обнялись, надолго замерев возле светильника. – Я сразу же поспешил к тебе, поэтому, извини, не успел взять с собой подарки, которые передает тебе мой отец. Завтра утром они будут у тебя в шатре. – Что подарки, когда я вижу перед собой тебя. Ты стал совсем мужчиной. Пойдем, расскажешь мне про свои подвиги. Мой повар приготовил для тебя отличных жирных перепелок. – Ты очень добр ко мне, великий вождь. – Я счастлив угодить сыну властителя. Надеюсь, когда-нибудь я буду иметь счастье видеть и его в своем шатре. – Он тоже хочет с тобой встретиться. Они скрылись в шатре, сопровождаемые сыном вождя. Дворцовые воины, словно разминая затекшие в долгой дороге ноги, разошлись, поглядывая по сторонам. Вскоре они расположились так, что могли видеть шатер со всех сторон, так что ни один человек не смог бы ни подобраться к нему, ни выйти незамеченным. При этом в любой момент они могли, подхватив сына повелителя, умчаться на своих конях прочь, в темноту. За жизнь принца каждый из них отвечал головой. Охранявшие шатер горцы, стоящие между светильников, вооружены были немногим хуже дворцовой стражи. Правда, не было у них того особого лоска, что приходит после многолетней выучки, но зато чувствовалась особая, звериная сила и свирепое бесстрашие, которые ввергают в трепет неприятеля, что, как известно, есть половина победы. Нечего было и думать, что шестеро смогут противостоять не только этим полутора десяткам охранников, но и всем остальным горцам, что вокруг. Некоторые из них подходили поближе, чтобы рассмотреть гостей. Пакит просто кожей чувствовал, что темнота вокруг шевелится от заполнивших ее вооруженных людей. Как правило, его служба проходила во дворце, где стены, закоулки, углы, многочисленные сторожевые ниши – все родное и знакомое, где каждый взмах меча отработан так, чтобы не задеть за что-нибудь. Там Пакит был уверен. Но он достаточно часто сопровождал властителя и его приближенных за пределами Ширы – на охоту, на переговоры, в боевых походах. И в битвах бывал и много где еще, о чем говорить чужим не принято. Так что не сомневался, что и здесь сможет показать себя. Но такого тревожного, давящего, почти убийственного и уж точно обезволивающего ощущения не возникало еще нигде. Он находился в центре, в самом сердце опасной, необузданной орды, где чуть ли не каждый имел личные счеты с равнинниками. Пакит посмотрел на Маркаса, оглаживающего шею своего коня. Тоже нервничает. Причем, похоже, оба – и воин, и его скакун. Ненависть просто волнами накатывалась на них из темноты. Причем не просто ненависть, а ненависть нетерпеливая, алчущая. Ясно, что малейший знак, намек, самый пустячный повод, и их порвут, закидают стрелами и истопчут ногами. Маркас, почувствовав взгляд, покосился в его сторону. И тогда Пакит – тоже глазами – показал на шатер. При этом еще вытер себе нос тыльной стороной правой руки. Дворцовые, вынужденные часто общаться с большим количеством людей, давно выработали свои специальные знаки, которые можно смело назвать их особым, секретным языком. Не открывая рта, они умели многое сообщить друг другу. Чужие не должны знать, как охраняют владыку. Маркас моргнул обоими глазами. Он понял. Шесть дворцовых воинов не в силах противостоять целой орде. Не в том дело, что они не выстоят. Их жизни в данном случае значения не имеют. Главное – жизнь принца Тари. И они ее смогут сохранить только в том случае, если против нее поставят жизнь вождя горцев. А еще лучше – и его сына. В этом случае можно говорить о некоторых гарантиях. То есть они в случае опасности рванут в шатер. Из которого, кстати, доносился смех принца Тари и сына вождя, которого тот называл братом. Пакит, покопавшись в переметной суме, достал из нее полоску вяленого мяса, сунул в рот и прямо у губ отмахнул от нее кусок. После чего, посмотрев на ближайшего стражника, жестом предложил ему еду. Тот хмуро отмахнулся подбородком, но дворцовый воин этого как будто и не заметил. Перерезав мясную ленту надвое, ловко кинул нож в ножны и, качнув угощение, по высокой дуге бросил половинку охраннику. Не принять пищу в дар – прямое оскорбление. Позволить упасть ей на землю – презрение. Презрение не только к дающему, но и к еде, что вообще грех. И горец, преодолев колебание, мясо поймал. Пакит, сознательно не приближавшийся к стражнику – служба есть служба, и правила ее у всех строгие, – поощрительно улыбнулся, продолжая с аппетитом жевать. Потом, подтолкнув коня, поплелся к своему товарищу слева, на ходу показывая ему еду. Приближаясь, отмахнулся мясом будто от мухи или ночного мотылька, привлекая к себе внимание товарища. Вскоре дворцовые оказались собранными в две группы. Одна – напротив входа в шатер, другая – значительно левее. Стояли, прикрыв спины лошадиными крупами, ели, пили из походных фляг теплую воду, сильно пахнущую нагретой кожей, вяло разговаривали. Со стороны посмотреть – устала охрана. Умаялась за дальнюю дорогу. Проголодалась. И с горцами добродушно переглядываются, и едой с ними делятся, не приближаясь при этом. Те тоже вроде подобрели, хотя рожи все равно тупые, зверские. Но контакт уже есть. Такое всегда чувствуется. Потом из шатра выскользнул кто-то маленький и, проигнорировав стражей, кинулся в темноту, туда, где за деревьями горел костер и откуда одуряюще пахло свежеприготовленным мясом, круто посыпанным острыми приправами. Именно этот мясной дух сначала вызвал у Пакита слюну, а потом навел на мысль о стражниках, у которых желудок тоже наверняка сводит. Прошло совсем немного времени, когда маленький появился снова, на этот раз во главе двух крупных горцев, которые, едва поспевая за ним, несли большие серебряные подносы с наваленными на них горкой кусками мяса. В темноте, едва развеянной пламенем светильников, этого было не разглядеть, но, казалось, над ними вьется благоухающий парок. Во всяком случае запах мяса стал куда сильней. Приподняв полог, маленький пропустил внутрь подавальщиков, и в эти мгновения Пакит сумел заглянуть внутрь. На подушках сидели и полулежали трое, в том числе принц Тари, но вождя и его сына видно не было. Они, должно быть, занимали место в другой половине. Пакит забеспокоился. Это неправильно. Так нельзя. Сколько их там внутри против одного сына владыки? Шесть, семь человек? Больше? Речь даже идет не столько о физической опасности, не о силовом противоборстве. Хотя и это существенно. Есть и иная опасность, не менее явная. Трое в разговоре всегда сильнее одного, а шестеро тем более. Тем более, как он понимал, принц прибыл сюда не для развлечений, а по делу. По большому и ответственному делу. Ему нужно было склонить горцев на сторону владыки Маришита против императора. Может быть, принц специально поддается. Пакит не сомневался, что все его действия не просто проговорены с властителем. Наверняка тот не упустил из своего внимания ни одну мелочь в таком многосложном деле, как переговоры с непокорными и капризными горцами. Побеждать через кажущуюся слабость – это тоже один из приемов единоборства. Недаром ведь Тари оставил на стоянке своих друзей, не взяв их с собой в шатер вождя Оута. И всю охрану тоже. С ним только те, кто не может и не должен отойти от него далее, чем на несколько шагов – дворцовые. Из шатра вышли двое подавальщиков, выпустив наружу чей-то смех. Пакит, словно обогнув взглядом их фигуры, снова заглянул внутрь. Принц, запрокинув голову, опускал в рот кусок мяса, взяв его в щепоть, при этом еще и улыбался, а горло его подрагивало от смеха. Это его горло, такое доступное для вероломного ножа, очень не нравилось дворцовому. Уж очень молод принц. Молод и доверчив. Неопытен. Поэтому Пакит не сразу увидел, что подавальщики вынесли одно блюдо с мясом. Правда, не серебряное, деревянное, и мясо на нем лежало не такой уж большой горой, но его вполне хватало на шестерых и даже больше. Нет, не забыл принц уроков, которые он получил в детстве, обучаясь во дворике его личной охраны, а потом несколько лет разъезжая по гарнизонам. Уж не там ли он подружился с сыном вождя горцев? На службе все бывает. И дерутся, и клевещут, и разбойничают под покровом государственных забот. Все, кроме одного. Своих не отдавать! Своих кормить. Биться за них, как за родного брата. И – больше того – заботиться о своей охране так же, как она о тебе. Маленький – лицо круглое, гладкое, как надутое – первым подкатился к тройке, где был Пакит. На бегу, загодя, плоские губы натянул улыбкой. – Великий вождь Оут и сын властителя Тари передают вам со своего стола. Он лишь плечом шевельнул, не больше, а подавальщик уже вывалился из-за него, суя блюдо в руки, да просто в грудь ближайшему к нему из дворцовых, которым и оказался Пакит. Ткнул, и чувствительно. Еще чуть – и все еще горячее мясо вывалилось бы на его грудь и ноги. Но только уходу от ударов и их компенсации новичков обучают еще тогда, когда они не умеют сбривать пух со своих щек. Пакит отклонился назад и мягко перехватил теплое блюдо, зрачки в зрачки посмотрев подавальщику. Тот здоров и силен – слов нет, – но не воин. Он будто опал, сдуваясь, как сдувается воздушный пузырь у рыбы, когда мальчишки ради озорства поддевают его острым кончиком ножа. Горец ты или кто, но подавальщик даже при шатре своего вождя не идет в сравнение с воином. Один всю жизнь при еде, другой – при мече. Есть разница. Угощение разделили честно – пополам. Себе и охране вождя. Положено им – нет – не волнует. Предложить – обязательно. Мол, обычай такой. Маркас, стрельнув глазами по сторонам, с очевидным намеком кивнул на оставшуюся половину мяса и понес его к ближайшему из стражей, спиной отгораживая поднос от возможных завистливых взглядов. Во дворце такого быть не могло. Там порядки другие. Но эти... Как звери. Они взяли. Плохо их кормят, что ли? Хватали быстро, запихивая в рот целыми кусками, и глотали, почти не прожевывая, опасливо постреливая глазами по сторонам. Нарушают и знают, что нарушают, но едят! Ну-ну. Маркас, вникнув в ситуацию, подыграл им, быстренько обнес их, сделав круг вокруг шатра, и в том же темпе убрался на место, к своим, успев рассмотреть то, что ему было нужно. Из шатра доносились громкие голоса, время от времени прерывающиеся раскатами смеха, в котором угадывался голос принца. Кажется, все идет хорошо. Но на дворцовых это производило мало впечатления, если, конечно, не считать того, что в данный конкретный момент нет явной угрозы. А так они – каждый и все вместе – готовились к своим возможным действиям при любом развитии ситуации. Лично Пакит готов был проделать свой наработанный прием с конем. Тот натренирован делать «свечку» после простой команды, вставая на задние ноги. На человека, не готового к подобного рода кульбитам, впечатление такой фортель производит неизгладимое, особенно когда над его головой вспарывают воздух здоровенные копыта, между которых видна оскаленная морда животного. Даже и самого подготовленного человека это на некоторое время выводит из равновесия; инстинкт самосохранения у большинства живущих куда сильнее наработанных профессиональных навыков и приказов. Кроме того, внезапно вздыбившийся конь привлекает повышенное внимание окружающих, дезориентируя их, что дает некоторое преимущество тому, кто этот фокус подготовил и сам действует быстро и жестко. Пакит имел основания полагать, что он готов. Как и остальные пятеро. Может быть, как раз поэтому принц взял с собой только их шестерых. В важных государственных делах количество определяет далеко не все и не всегда. Лагерь горцев угомонился, отойдя ко сну, время Скорпиона перевалило за свою половину, когда принц Тари вышел из шатра, поддерживаемый под руку сыном вождя. Оба заметно покачивались. Вечер удался. Охт сам, отпихнув маленького, выкатившегося из шатра следом, подсадил сына владыки в седло. – Утром на охоту, – сказал он, видимо, напоминая о договоренности. – Поохотимся, – не слишком внятно пробормотал сын властителя, одновременно свешиваясь с седла для прощального поцелуя, получившегося громким и мокрым. – З-за мной! Вряд ли бы они нашли в темноте дорогу, если б не маленький, взмахом руки вызвавший из темноты кого-то в меху, который, ловко маневрируя между деревьями, отвел их к месту стоянки. Принц, едва держась на ногах, сумел только помочиться у куста и кривым ходом отправился в подготовленный ему шатер. Побродив некоторое время вокруг, четверо дворцовых легли рядом. Двое остались бдеть с тем, чтобы их сменили к окончанию времени орла. Пакиту повезло – спать он лег в первую смену. В несколько мгновений, что отделяли его от блаженного сна, он успел подумать, что охрана стойбища горцев организована толково; за то недавнее время, что они двигались по спящему лагерю, патруль им повстречался трижды. И костры не горят. Это вранье, что драконы не летают по ночам. Не любят – это другое дело. Особенно в холод. Но летом отчего ж – летают. И разведка императора этим активно пользуется. Утром, когда рассвело, выяснилась еще одна интересная деталь. Весь склон, покрытый деревьями, оказался буквально забит горцами, их лошадьми и скарбом. А небольшой, очень удобный и практически горизонтальный пятачок у реки, где определили место постоя гостям, оставался свободен. Выходит, вождь знал о том, что они, высокие гости, появятся? Впрочем, имелось и еще одно обстоятельство. Этот небольшой пятачок, похожий на полуостров, со стороны суши был окружен войском, бурная же река под обрывом даже днем оставляла мало шансов для успешной переправы. Кроме того, ночью от реки здорово несло холодом. Принц Тари проснулся поздно. Поскольку накануне он не оставил распоряжений по поводу побудки, никто не решился потревожить его покой. Пакит и остальные дворцовые, хорошо слышавшие про обещанную охоту, пребывали в сомнении, но установленный порядок нарушать не стали. В конце концов, сыну властителя видней. Может, он не хочет охотиться. Государственные дела сложны и запутанны, порой в них твердое «да» означает всего лишь обещание подумать, а определенное «нет» – намек на возможность дальнейших переговоров. Слуги успели приготовить завтрак из присланного вождем горного быка, солдаты напоили животных и отвели их на выпас куда было показано – на склон. Горцы тут и там выходили из-за деревьев посмотреть, скалясь при этом и громко разговаривая по-своему. Но кроме громких разговоров иной угрозы не чувствовалось. Впрочем, близко дикари не подходили. Сегодня принц и его друзья одевались и прихорашивались с той тщательностью, которая говорила о серьезности предстоящих мероприятий. Дворцовые нарядились по минимуму – в условиях похода считалось допустимым и достаточным, если они поверх обыденного наденут расшитые серебром безрукавные рубахи до колен. После обильной еды пригнали животных и почти в полном составе отряд, оставив лишь два десятка человек на стоянке да монахов, почти не показывавшихся на улице, отправились к вождю с официальным визитом, предводительствуемые пышно одетым принцем Тари. Казалось, весь лагерь высыпал на них посмотреть, конные и пешие, одетые в шкуры мехом наружу и домотканые рубахи, бородатые и гладко выбритые, в высоких меховых шапках и тряпочных малахаях наподобие непомерно больших беретов, сдвинутых на затылок так, что чуть не до лопаток достают, дочерна загорелые и светлолицые. Пакит, ехавший, как то и положено, надменно закинув голову и выпрямив спину так, будто его к доске привязали, мельком разглядывая этих людей, быстро понял, что большинство их отличий четко укладывается в группы. Горцы стояли по племенам или родам, что делало их разницу во внешности более наглядной. Конечно, ни о каком четком построении здесь и речи не было. Это не регулярная армия властителя. Сброд. Но сброд многочисленный, неплохо вооруженный и горячий. Такого союзника только пожелать можно. Но только если он в какой-то момент не повернет клинки против тебя же. Уж очень необузданными, неуправляемыми они казались. Перед шатром вождя теперь стоял низенький трон, на котором с замороженным лицом сидел предводитель всей этой орды, окруженный приближенными. Несмотря на полевые условия и отсутствие дворцовой пышности, все это выглядело очень внушительно и сурово. Слезли с коней, глашатай – в походе его основной обязанностью было трубить в рог и подавать иные звуковые сигналы – звучно, с переливами в голосе объявил о прибытии сына властителя, заученно перечисляя все его титулы, которых, это Пакит отметил машинально, по привычке, оказалось куда меньше, чем у его отца. Но для горцев и этого много. Вождь, так и не встав со своего убогого трона, взмахом руки, в которой держал какую-то палку, поприветствовал гостя и произнес короткую ответную речь, сильно разбавленную цветистыми преувеличениями. Впрочем, Пакит его почти не слушал. Его обязанности иные. Он, стараясь излишне не суетиться, посматривал по сторонам, готовый в любое мгновение броситься на защиту принца. От своей работы отвлекся он только тогда, когда принц Тари взмахом руки велел принести подарок – что-то длинное, завернутое в покрывало из тончайшей красной шерсти, расшитое белым. Дернув за витой шнурок, он вскрыл сверток, и все увидели, что внутри его находится меч дивной работы. Черные ножны и рукоять богато и затейливо украшены серебром, формы свидетельствуют о том, что трудился над этим великолепием превосходный мастер. Исключительная, редкая вещь. Пакиту, немало державшему в руках всякого оружия, таким пользоваться не приходилось. Он вспомнил, что еще год назад в Ширу пригласили двух мастеров-оружейников, чью кузню с первого дня стали охранять дворцовые воины. Поэтому в казарме стало известно, что туда несколько раз наведывался сам властитель. Ходили слухи, будто он пожелал заказать для себя новый боевой или даже парадный набор, а оно вон оно как! От любования мечом Пакита отвлек ропот, пронесшийся среди горцев. Слышны были даже отдельные недовольные выкрики. Он обернулся, готовый на все, и наткнулся на горящие, жаждущие драки взгляды. Рука его легла на рукоять меча, прикрытая от чужих взглядов сверкающим на солнце щитом. И вдруг он понял! Он уже видел, но почему-то сразу не обратил внимания. Как у них говорят, не заострил. У сидящего в нелепом троне вождя сбоку свешивался, почти лежал на земле, точно такой же меч! Ну или почти такой же. С такого расстояния деталей не разглядеть, но очевидно, что мечи сильно, очень сильно были похожи. Принца... Властителя обманули! Пакит крепче сжал эфес. Ну, погодите! Кузня еще не опустела, это он точно знает. Хуже всего, что лицо вождя, и без того надменно-неподвижное, теперь просто заледенело. Сын властителя, взяв в обе руки подарок, поднял его над головой, демонстрируя окружающим, чем только вызвал дополнительную порцию недовольства. Стычки было не избежать. Это понял даже глашатай, очень далекий от военных дел человек. Оказывается, когда жизни грозит опасность, это понимает даже самый последний дурак. – Я! – громко, перекрывая ропот, выкрикнул принц Тари. – Сын властителя Маришита! Хочу преподнести этот меч... – Принц глотнул новую порцию воздуха. – Сыну великого вождя Оута, моему брату и его наследнику Охту! Ропот стал перерастать в рев. Очевидно, что происходило нечто невиданное. Даже оскорбительное. Пакит припомнил, что про тех оружейников говорили, будто они выполняли работу для самого императора. Тогда, скорее всего, они и выполнили повтор, копию подарка, который император преподнес вождю горцев. Охт, озадаченно посмотрев на отца, продолжавшего сидеть замороженной статуей, сделал шажок вперед и протянул руки, принимая подарок. Принц Тари, сминая церемониал, схватил его за плечи и прижал к себе, по-братски целуя в виски. Пакит, кажется, начал понимать. Император подарил дорогой, искусно выполненный меч вождю, а властитель Ширы вручил точно такой же его сыну, как бы принижая этим ценность первого подарка. – А теперь! – Принц стоял уже возле трона, сбоку, нарушая протокол. – Подарок вождю от властителя Ширы и всех ее земель! От владетеля четырнадцати летающих драконов! От повелителя, который дарит вас всех своим покровительством и зовет под свою руку! Наверное, за все дни, что Пакит находился рядом с принцем Тари, когда видел весь багаж, он мог, кажется, разглядеть все, что в нем есть. Или хотя бы догадаться о его содержимом. Где были его глаза?! Второй сверток оказался куда больше первого, и сын властителя, прежде чем открыть, поцеловал его, показывая его особость. Подобное чудо имелось только в тронном зале дворца. Может, есть и другие места, где существует такое, например у императора – о спрятанных в его дворце ценностях ходит много слухов, особенно в последнее время, – но появление под солнечными лучами этого сокровища вызвало крики восхищения у горцев, а лицо вождя оттаяло, явив подобие улыбки. Меч – белый с золотом, нагрудный панцирь той же отделки, шлем, наручи, широкий кинжал. Вождь Оут, принимая дары, каждый ощупывал, почти как слепой, и кивал улыбаясь. Такого уважения он явно не ожидал. Никак не ожидал. Да и никто здесь. Властитель затмил императора. Горцы, резко поменяв настроение, восторженно закричали, заполняя ущелье ревом. Потом начался пир. В шатер вождя на больших подносах носили еду и напитки, которым, казалось, конца не будет. У племенных костров тоже много ели и пили, так что вскоре лес наполнился громкими голосами и песнями. Где-то уже танцевали, ритмично выкрикивая короткие слова под звуки бубнов и свирелей. Большинство гостей разместились невдалеке от шатра, но – за линией охраны. Тут расстелили ковры, больше похожие на грубое полотно, принесли еды, вина и, можно сказать, оставили в покое, если бы не некоторые горцы, наведывающиеся с предложениями что-то обменять, а то и продать. Держаться старались дружелюбно, приходящим наливали, усаживали с собой, но в торговые дела старались не вступать – старшие это сразу же пресекли от греха. В шатер то и дело кто-то заходил, как видно, вожди из мелких, задерживался недолго, во время чего слышны становились здравицы, часто на непонятном языке, после чего, крайне довольный и гордый собой, уходил обратно. Некоторых охрана не пускала, перехватывая на дальних подступах. А за другими, напротив, отправляли посыльного. Против ожидания, в шатре пировали недолго. Пакит подумал было, что гости да и хозяева устали после вчерашнего, но, оказалось, дело в другом. Охота! Принц Тари, в новеньких горских шерстяной накидке и мохнатой шапке – все редкого рыжего цвета, считающегося в этих местах царским, – громко обсуждал с сыном вождя достоинства лошадей на охоте и в бою. Вышедший вслед за ними вождь приобнял обоих за плечи. Всех их приветствовали громкими криками. Лица сытые, довольные. Свита принца уже расселась на коней, а тот все никак не мог проститься с хозяевами, и те живо и с интересом общались с ним, не выказывая и доли нетерпения либо недовольства. Пакит, находившийся от них в нескольких шагах, хорошо слышал все, о чем они говорили. Охота и только охота. Ни слова о предстоящих военных действиях. Во всяком случае за пределы шатра вождя ни одно не вырвалось. Или еще не было произнесено? И, когда Охт, улыбаясь из-под молодых усов, провожал сына властителя к его жеребцу, Пакит вдруг услышал слово «монахи». У него, дворцового воина, не было привычки слушать то, что не предназначено для его ушей. Разве что в карауле во дворце, где обычно спокойно и скучно, так что единственным развлечением служит то, что говорят, но сейчас совсем не тот случай, не та ситуация. Все его внимание направлено вовне, за пределы того невидимого круга, что составляет охранную зону. Вокруг имелось слишком много источников угрозы. Вон разгулявшийся парень, скаля зубы, рвется к шатру, но его перехватывает охрана. Слева трое, пытаясь остаться в тени дерева, хищно посматривают на разряженную свиту. Горцы бедны, это известно, богатства и славы предпочитают добиваться смелостью и оружием, потому среди них так много разбойников, что – и это тоже не секрет – всегда служит раздражителем для властителя, взявшего под личную охрану торговые караваны. Пакит невольно отвлекся на произнесенное слово, превратившись в слух. – ...Дай мне поговорить с ними, брат, – закончил фразу сын вождя. – О чем ты хочешь с ними говорить? – усмехнулся принц Тари. Пакиту показалось, что вся его веселость с него слетела. – Молельщики! Что они знают о жизни? Ни охоты, ни любви не ведают. – Говорят, за ними стоит могущество твоего рода? – вкрадчиво, даже слишком вкрадчиво, как змея, спросил Охт. – За нашим родом много что стоит, тебе ли не знать об этом. Монахов же я только... Только взял с собой, чтобы им было безопасно в пути. Просто отец попросил. Что с ними говорить? У них своя жизнь. Не нам ровня. – Так ты сделаешь то, о чем я тебя прошу? Пакит подумал, что настойчивость сына вождя стала почти сродни угрозе. Ему это не понравилось. – Слушай, Охт. Я сам с ними никогда не разговаривал. Зачем?! Монахи, повара. Мало ли кто нам служит! У нас завтра охота. Вот дело! Кстати, мне рассказывали, что тут, в предгорьях, есть стадо больших быков с необыкновенно кривыми рогами. Это так, да? Ты знаешь? – Ты мне отказываешь, брат? – угрюмо, даже с вызовом спросил Охт, глядя прямо в глаза принца. Сын властителя уже держался за луку седла, собираясь махнуть в него и, в горячности своей молодой, дать коню по крупу плеткой, чтобы лихо, вихрем вылететь, показывая свою удаль перед горцами, которые очень ценят показное мужество. Но эти слова заставили его остановиться. – Брат, ты о чем? Хочешь – пожалуйста! Не я против. Просто они могут не захотеть говорить. Монахи! Сам понимаешь. Они с травой, со скалами говорят. Мы для них... О чем с ними вообще можно говорить? Да и зачем тебе? – Хочу, брат. – Ой! Было бы зачем. Хорошо, я спрошу. Знаешь, – принц Тари понизил голос, но Пакит, заинтересовавшись разговором, все равно слышал каждое слово, – они вообще, кроме своих молитв, ничего не знают и знать не хотят. О чем с ними говорить? Голову морочат, и все. – Ты пообещал, брат. Видно было, что это напоминание не понравилось принцу Тари. Но он кивнул. – Хорошо. И обнял сына вождя, по-братски целуя его. К месту стоянки неслись галопом, поэтому добрались быстро, даже слишком. Пакит, глядя в спину принца, видел, что тот недоволен. Даже зол. И не понимал причины. Монахи? Что в них такого особенного? Что они за люди? Почему принц – это Пакит очень хорошо понял – не хочет разрешать сыну вождя с ними встретиться? Но вынужден. Это видно. Остаток дня готовились к охоте и новому переходу. Принц решил, что к месту охоты они выйдут всем отрядом, а оттуда двинутся дальше. Куда – не сказал. Снова отвели животных на выпас, готовили еду в дорогу, солдаты и дворцовые в очередь отсыпались и отъедались. Вождь Оут на правах хозяина исправно поставлял еду и питье, так что хотя бы об этом можно было не беспокоиться. Неприятность произошла ночью, как раз во время дежурства Пакита. Восемь факелов – магическое число, – расставленные по периметру их обособленного лагеря, давали достаточно света, чтобы видеть происходящее на этой условной границе. Шестеро солдат и двое дворцовых то и дело посматривали в созданные ими желтые пятна света, мечущиеся на ветру. Но в этот раз помог слух. Сквозь шум воды Пакит услышал, как по откосу скатился камешек. Сам он сидел на корточках в тени шатра принца, положив копье на землю перед собой. Заканчивалась первая половина времени орла, и скоро солнце должно было осветить вершины гор. Тут все не так, нежели на равнине. Темнеет быстро, холодает тоже, дорог мало, пашни почти нет. И как только люди живут? Когда его слух поймал стук скатившегося камешка, Пакит не пошевелился, только подобрал копье, для чего потребовалось лишь разжать и сжать пальцы. Как это всегда бывало перед схваткой, сердце заколотилось сильнее, разгоняя кровь и мешая вслушиваться в темноту, наполненную обычными ночными звуками – храпом, стонами, посвистыванием ветра и редкими криками птиц. Немного времени спустя раздался звук, похожий на скрип. Кто-то, очевидно, наступил на неплотно лежащий камень, а тот, туго скользнув по соседу, родил этот скрип. Теперь Пакит точно определил направление. Двигались по откосу. Тайно, осторожно. И – умело. Немного найдется людей, способных вот так, почти бесшумно, передвигаться в темноте по каменной осыпи, кое-где поросшей травой. Поднявшись, Пакит, стараясь держаться в тени, поменял позицию, двигаясь тихо, как рысь. Увидев слева от себя фигуру Маркаса, тонко свистнул ему на грани слышимости. Шум воды порядком забивал остальные звуки, но напарник его услышал и обернулся. Пакит жестом показал в сторону обрыва. Но с собой не позвал. Один из них должен оставаться возле принца, что бы ни случилось. Да и Пакит не собирался слишком удаляться. Одна из двоек солдат вот-вот должна появиться с очередным обходом. Им он и укажет на невидимого пока нарушителя. Но не получилось. Шагах в пятнадцати от него из-за обрыва показалась круглая, как шар, голова. Лица в темноте не разглядеть. Некоторое время лазутчик смотрел и вслушивался в темноту, а потом ловко, как кошка, выскочил на ровное место и залег. Один? Или еще кто-то есть? Что ему нужно? Впрочем, все это второстепенные, ненужные вопросы. Между тем человек, теперь ясно, что он молод и ловок, перекатился в тень крайней палатки, став почти невидимым. Второго все не было. А пора бы ему и показаться. Если, конечно, он существует, этот второй. Невдалеке раздался звук шагов. Пакит глянул в ту сторону и увидел двух солдат, неторопливо проходящих по своему маршруту. Интересно, заметят они нарушителя или нет? Если твердо придерживаться правил, то пока тот не оказался в опасной близости от принца, дворцовому воину он не интересен. Охрана всей территории – забота солдат. Дворцовый отвечает только за безопасность сына властителя. Но существует и еще одно условие – монах. Тот, с блестящими глазами. Так, может, это лазутчик императора? У него есть такие, которые действуют по ночам, тайные убийцы. От них, говорят, нет спасения, им не страшны ни высокие стены, ни глубокие рвы крепостей. Неужели этот из них? Солдаты, наматывающие уже не первый круг за ночь, прошли мимо, не заметив лазутчика. Охраннички! Когда они достаточно удалились, неизвестный, пригнувшись, метнулся в сторону шатра принца. Но не прямо, а пользуясь другой палаткой как укрытием. Пакит точно помнил, что на его пути должны лежать щиты солдат. Этим приемом всегда пользовались на стоянках; щиты, сложенные у палаток, с одной стороны, позволяли их быстро разобрать в случае тревоги, с другой же – затрудняли передвижение в темноте чужим, потому что складывали их в виде неустойчивой конструкции, которая, едва ее потревожишь, рушилась с грохотом. Так вот неизвестный словно знал эту хитрость и легко преодолел препятствие. Пакиту это очень сильно не понравилось. Скользнув вперед, он увидел спину лазутчика, на мгновение оказавшегося на фоне светового пятна факела, горевшего выше, на той стороне лагеря. Больше медлить он не мог. Взмахнув коротким копьем, он с силой кинул его, целясь неизвестному между лопаток. В следующее мгновение Пакит уже несся вперед, на ходу выхватывая свой меч. Но больше ничего не потребовалось. Бросок, произведенный с такого короткого расстояния, сделал свое дело, хотя лазутчик в последний миг сумел среагировать и чуть развернулся всторону нападавшего, но это только усугубило дело. Длинный, как лезвие кинжала, наконечник вошел в спину не прямо, а наискось, по направлению к сердцу. И, кажется, достал его, потому что, когда Пакит подбежал, держа оружие перед собой, лежащее на земле тело уже дергалось в смертельной судороге. Обернувшись к обрыву – а вдруг там есть второй! – увидел, что вершина горы слева порозовела. Начался рассвет. Прибежавшим на его свист солдатам он не дал времени хлопать глазами, заставив прочесать весь лагерь, а главное – обрыв. Нельзя исключить, что там притаился еще один гад. Но энергичные поиски ничего не дали. Скорее всего, убитый действовал в одиночку. При свете факела Пакит рассмотрел его внимательней. По виду это был горец. И, как ни странно, без оружия. Совсем. Ни кинжала, ни даже куска веревки. Ничего. Нет слов, можно убивать и голыми руками, только всегда лучше иметь при себе оружие. Горцы, кстати, предпочитают с ним вообще не расставаться. Никогда. Подошедший Маркас тоже только недоуменно пожал плечами. Все это странно и непонятно. Настало время будить всех. Скоро выходить на охоту. Пакит подумал, что неплохо бы избавиться от трупа, выкинув его в реку. Место для этого будто специально предусмотрено. До полного рассвета сильное течение отнесет его далеко. Но, прикинув, решил этого не делать. По крайней мере пока. Ведь на траве осталось большое кровавое пятно. Да и нельзя исключить, что неподалеку есть перекаты. Горные реки коварны. На камнях же тело может застрять. А где этот перекат? Мест этих Пакит не знал. Бывают на службе ситуации, когда установившиеся порядки не должны действовать. Если б не происшествие, принца не будили бы до наступления времени воина, когда полностью рассветет и настанет раннее утро, еще не жара, лучшее время дня для выхода в дорогу. По прохладе до полудня да на свежих, отдохнувших и сытых лошадях можно много проехать. А там, во время зноя, очень хорошо охотиться на разморенных, уставших оленей, уходящих с полян в тень. – Принц Тари, – позвал Пакит, сев на корточки у входа в шатер принца. Обильное застолье накануне и разнообразное питье мешали сыну властителя внять голосу своего воина, поэтому Пакит, коротко вздохнув, решился откинуть полог и вползти внутрь. Принц и его друзья уютно почивали, издавая присущие спящим людям звуки. У входа, прямо под носом воина, не просто лежал – валялся – меч в красных ножнах, на четверть из них вынутый. Рядом – расшитый кошель черного цвета с вышивкой, из которого соблазнительно полувыпала золотая монета большого размера. И еще очень сильно пахло винными парами, лишь отчасти переработанными морскими организмами. Нет, совсем не часто даже дворцовому воину приходится нарушать сон властителя или его родных. За подобное, бывало, и голов лишались. Как горевестники. Пакит замешкался. Еще не поздно отползти назад и закрыть полог. Долго и мучительно его учили преодолевать страх. Что твоя жизнь? Прах! И сам ты прах под подошвами сандалий властителя. Высшая твоя доблесть – защитить жизнь его и его близких. Высший подвиг – выполнить приказ. Выше смерти и любого наказания – твое служение. Принц Тари, конечно, не так суров, как властитель, только семечко недалеко от дерева, его породившего, прорастает. Пакит вздохнул еще раз, заранее принимая свою судьбу – главное решиться! – и потрогал рукой колено принца Тари. Тот, будто и не спал, поднял голову и внятно спросил: – Это ты? – Господин! – Пакит виновато и резко опустил голову. И так же резко поднял. – Прости меня. Я убил человека. О-о! Это и вправду сын властителя. Даже, может быть, и сам когда-то им станет. Принц Тари не стал спрашивать и делать вид, что еще не проснулся. Он вскочил, достав меч из-за изголовья. Пакит, выказывая уважение, выполз из шатра наружу. Все видимые вершины гор окрасились желто-красным. Лагерь просыпался. Повара, солдаты, слуги – мятые, опухшие со сна – заспешили кто по делам, большинство опорожниться: накануне все много и вкусно ели. – Показывай! – приказал сын властителя, захлестывая на талии пояс с мечом. Настоящий воин! Тело было еще теплым. Теперь, в свете факелов и отраженной от гор зари, можно было уже хорошо разглядеть мертвого. Молодой, голова брита наголо, одет... Хорошо одет. Не так чтоб богато, но и не бедняк, это видно. Принц Тари глядел на тело остановившимся взглядом. Словно впервые увидел мертвеца. Лицо – камень. Не оборачиваясь, щелкнул пальцами, слегка приподняв руку над плечом. Подлетел, заплетаясь ногами, солдатский старшина, всем своим видом показывая, что готов немедленно рухнуть на колени. Его вина или нет – готов ответить. Лагерь уже ожил. – Гонца к Охту. Прошу прибыть ко мне. Быстро! Коней сюда. Лагерь свернуть. Ты, – палец на Пакита, – стоишь тут. Тело накрыть. Все! Несмотря на утренний холод, лоб старшины покрылся испариной. Все мы живем на кончике ножа властителя и висим на волоске его воли. Казалось, говорил негромко, не повышая голоса, но все услышали и зашевелились с утроенной скоростью. Не один – двое солдат! – рысью побежали в сторону шатра вождя, на ходу затягивая ремешки шлемов и поправляя одежду. Десяток тоже бегом бросились в сторону выпаса. Старшина только успевал взмахивать руками. Остальные принялись сворачивать лагерь. Принц Тари по-походному спустился к реке и умылся. Наверх поднялся, строго поглядывая, как выполняется его распоряжение. Подошел к трупу, уже накрытому чьим-то плащом. Стоял, раскачиваясь с пяток на носки. Приговорил сквозь зубы, не глядя на своего воина: – Держись возле монахов. Головой за них отвечаешь. – Помолчал и добавил: – Когда тронемся. У Пакита отлегло от сердца. Потом принц увидел повара, суетливо пакующего тюк, и велел отрывистым, лающим голосом: – Раздай по куску мяса и лепешки. Одну на двоих. И пошел к своему шатру, возле которого уже собрались друзья, тревожно на него поглядывающие. В происходящее они не вмешивались. Став тесно, о чем-то тихо переговорили. По лицам видно, встревожены, хотя стараются не показывать этого. По молодости получается это у них неважно, несмотря на то что по праву рождения с детства привыкли повелевать и прятать за масками истинные чувства. Горы осветились почти наполовину, когда прискакал сын вождя. По его виду не понять было – разбудили его или он давно встал. – Ты меня звал, брат? – спросил он с улыбкой, спрыгивая с коня и кидая поводья ближайшему, которым оказался старшина. – Спасибо, что быстро приехал. Смотри. – И кивком велел Пакиту убрать с мертвого плащ. Беззаботная веселость мигом слетела с сына вождя. Подойдя к телу, он присел на корточки и повернул к себе мертвое лицо. – Бараны, – внятно проговорил он и встал. – Говорил же им. – Что? – спросил принц Тари, совсем по-отцовски отвердев лицом. При этом знакомые черты властителя проступили на нем очень явственно и жутко. – Оружия при нем не было? – Нет, – произнес Пакит в ответ на требовательный взгляд сына властителя. – Ничего. – Понятно. Это ты его? – Я. – Поиграли, называется. – Я не понимаю, – сказал принц Тари, требовательно посмотрев на горца. – Игра такая, ну! – Что за игра? – Кто незамеченным проникнет в хорошо охраняемый лагерь и пересечет его. – Действительно, – проговорил принц, с заметным сожалением посмотрев на покойного. Пакит подумал, что он сделал правильно, не выбросив труп в речку. Если есть игра, то должны существовать и зрители. Правда, было темно, но даже в темноте при желании кое-что можно рассмотреть. К тому же вокруг лагеря горели факелы. Но неужели «игроки» не предполагали, что их могут убить? Просто убить, и все! – Получается, он сам виноват, – констатировал принц Тари, но подвести этим итог не получилось. – Сам-то сам, кто бы спорил. Только теперь вы или хотя бы он, – кивок в сторону Пакита, – кровный враг всего его рода. А он у нас не последний. – Я своих воинов не сдаю. К тому же он выполнял служебные обязанности. – Можно попробовать откупиться, – с сомнением в голосе проговорил сын вождя, закладывая большие пальцы рук за пояс, на котором висел вчерашний подарок. – Но род богатый. – Откупиться? – Принц сузил глаза. – Я? – Ну почему обязательно ты сам... – Это мой воин! От ногтей до волос. А этот – он сам захотел рискнуть. Проверить меня на слабину. А если б он под копыта моего коня кинулся? Нет. Передай родственникам, что они могут прийти и забрать мой трофей. Пока я разрешаю. Я скоро выезжаю на охоту. Ты не передумал? А вот это уже на грани оскорбления; мужчины своих договоренностей не отменяют. Пакит даже не решился взглянуть в лицо горца, дабы не дать почувствовать, что он понял, уловил этот оскорбительный намек. – Как ты мог подумать такое! – горячо, даже слишком горячо воскликнул сын вождя. – Хорошо, я попробую поговорить с его родичами. – Я их ждать не буду. Надеюсь, мы встретимся на охоте с вождем Оутом. – Ты же знаешь, он собирался. – Тогда я не прощаюсь. Буду выдвигаться к перевалу. Встретимся там. – Я буду раньше! – пообещал сын вождя. Вырвав уздечку из руки старшины, он махом вскочил в седло и с места пустил коня в галоп, едва не сшибив двоих запыхавшихся гонцов, возвращавшихся в лагерь. Задумчиво посмотрев ему вслед, принц Тари повернулся к своему шатру, который уже складывали. В нескольких шагах от него повар расстелил перед седлом принца чистую тряпицу, заменявшую скатерть, и разложил на ней еду. Рядом, будто невзначай, лежал полный бурдюк с вином. – Иди, собирайся, – велел он Пакиту. – Поешь перед дорогой. Сегодня будет тяжелый день. Пакит с благодарностью кивнул. Что отличает истинного властителя от самозванца? Справедливость и забота о подданных, особенно тех, кто служит ему верой и правдой. Принц Тари продемонстрировал эти качества в полном объеме. Горцев приехало немного, человек пятнадцать, но обольщаться на этот счет не следовало; у кромки леса то и дело появлялись разгоряченные всадники, бросавшие взгляды в сторону лагеря и что-то выкрикивавшие. Можно не сомневаться, что уже все были в курсе случившегося, хотя солнце только-только коснулось макушек деревьев. Старшина и с ним четверо солдат вышли вперед, навстречу всадникам. С другой стороны на территорию сворачиваемого лагеря рысил табун, в котором особенно была заметна группа верблюдов с высоко задранными надменными мордами. Старшина, остановивший горцев поднятой рукой, о чем-то говорил с ними, а принц, словно не замечая, ел в кругу своих друзей. К вину они не притронулись. Многие в лагере были не прочь понаблюдать, а то и послушать то, что происходит, но пришла пора седлать животных, и люди бросились к ним, понимая, что ситуация неоднозначная и закончится неизвестно чем, поэтому надо спешить. Наконец закончив переговоры, старшина повернулся к горцам спиной и поспешил к господину. – Они приехали забрать тело, – доложил он. – А ты думал, подарки привезли? – насмешливо спросил принц Тари. – Что они еще хотят? – Ничего, только это. Принц сплюнул в сторону мелкую косточку. – Кто у них старший? – Его называют Рогун. Это был его сын. – Рогун. Хорошо. – Сын владыки кивнул, видимо, что-то вспомнив. – Приведи его ко мне. Я хочу поговорить с ним. – Да, господин. Видно, приглашение принца не произвело должного впечатления, потому что до того, как один из всадников спешился и направился в его сторону в сопровождении старшины, они некоторое время о чем-то говорили, а скорее спорили. Горец не выглядел старым. Скажем, властитель Маришит был куда старше. И властности в нем хватило бы на пятерых таких. – Приветствую тебя, сын властителя Ширы, – поздоровался он, подойдя. Принц Тари посмотрел на него снизу вверх, вытер руки краем скатерти и поднялся. – Приветствую и я тебя, вождь Рогун. Я знаю тебя. Тебя постигло горе, и я хочу выразить тебе мое сочувствие. В нем нет виноватых, кроме молодости и безрассудства. В темноте мои воины приняли твоего сына за вора или подосланного убийцу. – Кто его убил? – Ты спрашиваешь это ради отмщения? Пакит, стоявший рядом в полном боевом облачении, замер. – Ты хорошо знаешь наши обычаи, сын властителя. – Я жил в горах. И поэтому знаю, как относятся к тем, кто предает своих. Неужели ты считаешь, что мои воины могут позволить кому угодно шастать в моем лагере? Который, кроме всего прочего, охраняется законами гостеприимства. – Мой сын совершил ошибку, и он за нее поплатился. – Всего лишь жизнью. Своей жизнью. Которой он волен распоряжаться по собственному усмотрению. Надеюсь, он еще не успел создать собственной семьи? – Он был слишком молод. – А если бы он прыгал в реку со скалы и погиб, ты бы что, осушил реку или разрубил скалу? Это его выбор, в котором никто не виноват. – Его убил человек, а не вода, – упорствовал Рогун. – Заметь, защищавший меня. То есть исполнявший свой долг. И еще одно. Я мог бы потребовать выкуп за его тело. Большой выкуп. Но я этого не делаю. Я вам друг. Ты сам все вчера видел. Скажу тебе больше. Мы с Охтом кровные братья. – Принц Тари поднял руку и показал старый шрам на запястье. – Как ты думаешь, что будет делать сын вождя, если ты захочешь мстить мне и моим людям? – Я не хочу мстить тебе, сын властителя. – Но ведь и я не выдам тебе того, кого ты хочешь обвинить. – Мне это и не потребуется. – Не упорствуй. Сядь со мной, давай разделим пищу и погорюем вместе. Случилось то, что случилось. Впереди у нас большие дела, и я тебе обещаю, что не забуду тебя. – Это очень щедро с твоей стороны. Это даже больше, чем я мог бы желать. Но ты знаешь наши обычаи. Я должен забрать тело. Если хочешь назначить за него выкуп – говори. – Ты настаиваешь на выкупе? Я же уже сказал. Хотя... Раздели с нами стол. Это и будет выкупом. Горец несколько мгновений смотрел в глаза принцу Тари. Все знают, что, разделив еду с убийцей, родич отказывается от кровной мести. Итак, отказаться? И тем оставить тело сына на поругание? Оторвав взгляд от лица сына властителя, Рогун оглядел его друзей, сидящих кто на седлах, кто прямо на земле. – Хорошо, – наконец сказал он, – я сяду с вами. И действительно, сел, подложив одну ногу под себя, как это делают горцы, которым частенько приходится сидеть на голых камнях. – Ты, – повернулся принц к Пакиту, – сходи принеси нам еще лепешек и кубки для вина. И мясо не забудь. На «столе» и вправду оставалось больше объедков, чем еды. Повар с его припасами оказался недалеко, поэтому воин обернулся быстро. Сначала принес стопку лепешек, потом небольшие медные кубки, а затем и поднос с вяленым мясом. Принц уже вовсю угощал горца, лично переламывая хлеб и подавая ему. Тот аккуратно ел, демонстрируя не аппетит, но вежливость. – Налей нам вина, – обратился принц к одному из друзей, к которому ближе всех лежал бурдюк. И одновременно жестом показал Пакиту сесть рядом, протянув ему кусок лепешки. – Ешь. Много, очень много лет Пакит служит во дворце. Почти всю свою жизнь. По правде, другой жизни он и не знает. Он много научен, много умеет и много видел. Но чтобы оказаться за одним столом с сыном властителя?! Нет, такого не бывало. Очень многое произошло за последние дни для него. Он жевал суховатую лепешку, совсем не думая о еде. Он даже дышать не мог полной грудью, словно боясь спугнуть монаршую милость. Ну с кем, нет, с кем из дворцовых такое бывало?! Да ни с кем! Ни с кем и никогда! Он просто осыпан милостями! Пакит уже чувствовал на груди значок сотника. Может, да и наверняка, сначала десятника, но даже и десятники не сиживали рядом с сыном властителя и не ели с его рук. Чего уж там! Сотники не удостаивались. Сейчас он пребывал в таком состоянии, что скажи ему принц Тари разорвать себе грудь и вынуть сердце – вынул бы! Не задумываясь. Почти не заметил, как ему в руку сунули кубок с вином, наполненный до краев. – Пусть это вино, – сказал сын властителя, поднимая свой кубок, – перельется из бокала в бокал, как переливается наша кровь в жилы друг друга! Ну? Сильно! И они – и Пакит в том числе, захмелев от восторга и благодарности, – ударили коваными гранями так, что вино в чашах вздыбилось, вырвавшись вверх, и упало, перемешавшись с вином в соседних кубках. – Хой! – крикнули все по традиции, принимая пожелание и отмечая, что ритуал удался. Выпили до дна не отрываясь. И каждый показал, что в его бокале остались лишь капли, которые, подставив под перевернутые кубки ладони, с благоговением слизали. Принц кивнул, одобряя. Он был здесь главным и уверенно держался за старшего, несмотря на то что Рогун ему в отцы годился – по годам и по опыту. Подняв руку, сын властителя подозвал старшину. – Скажи родным вождя, что они могут забрать тело героя. И приготовься. – Принц сделал паузу. – Скоро выходим. Наливай. Выпьем за него и всех других героев, живых и мертвых. Потому что ни один народ, большой или маленький, не может существовать без героев. Говоря, принц сам выбирал с подноса куски и раздавал каждому, внимательно осматривая мясо и время от времени отправляя непонравившийся кусок обратно на блюдо, демонстрируя заботу о гостях у своего стола. Выше такого уважения – только знаки особой воинской доблести. – Этот большой. Пополам, – порвал он изрядный кусок на две неравные части. Одну, побольше, протянул горцу, вторую Пакиту. Оба, благодарно кивнув, принялись жевать, одновременно подставляя свои кубки под винную струю, красную, как кровь. – Вождь Рогун! Мы совершаем священный обычай на рассвете, когда просыпаются души живых и уходят души умерших. – Он поднял кубок высоко над головой, словно приветствуя солнце, лучи которого стремительно подкрадывались к ним. – Твой род родил много героев. И еще много славных дел совершат твои дети и родственники. Горец благодарно наклонил голову. Он оценил оказанную ему и его роду честь. – Но я хочу не забыть и других героев. Мои предки совершили много подвигов, за что я каждый день вспоминаю их всех, склоняя голову, и тешу себя надеждой, что и мои дети и внуки смогут гордиться мной так же, как я своими дедами и прадедами. – Принц Тари вздохнул, будто укрощал свою гордую надежду. – Но лучше о живых. О тех, кто с нами. Вот, вождь, смотри. Один из лучших воинов властителя Маришита. Я каждый день вверяю ему свою жизнь. И каждую ночь. Поднимем кубки! И тут горец взорвался. Он вскочил на ноги, отбрасывая кубок, из которого во все стороны расплескалось вино. – Ты меня обманул! – закричал он, хватаясь за эфес меча. Пакит опоздал лишь на мгновение. Но он моложе и опыта у него больше. Пусть не опыта, умения. В тот момент, когда Рогун лапнул рукоять своего тонкого и хищного оружия, лезвие меча дворцового воина уже подрагивало у его заросшего рыжим волосом горла. И – вскоре – на горца нацелились острия копий и лезвия мечей других дворцовых. Вздохни он – расчлененный труп его упадет на траву и мох, проросший на камнях. Лицо его побелело. Принц Тари медленно провел рукой по лицу, стирая винные капли. К ним сбегались солдаты. – Ты меня оскорбил, вождь, – медленно, с растяжкой проговорил сын властителя, даже не делая попытки встать на ноги. Рогун вытянулся в струну, подпираемый под подбородком острым жалом меча, который муху на лету разрезает, когда она на него натыкается, летя по своим делам. Среди стражей ходит шутка, что хороший меч – лучшее средство от мух. Повисла тяжелая пауза, наполненная горячим дыханием и ожиданием смерти. – Видишь, Рогун, мой воин мог убить тебя и был бы прав. Но он, в отличие от тебя, не успел забыть, что только что пил с тобой вино, которое, как кровь, теперь одно и то же в ваших жилах. Делил с тобой еду. Принц замолчал, разглядывая вздернутый подбородок горца. – Позовите их, – велел он, показав на группу горцев, столпившихся вокруг тела, а теперь настороженно смотревших в сторону принца и окруживших его людей. Двое солдат, подчиняясь движению подбородка старшины, кинулись исполнять. Словно по велению невидимого кукловода, только что нарушившего статичность картины, со стороны леса появилась группа галопирующих всадников, во главе которых скакал вождь Оут. Солдаты перегруппировались, занимая оборонную позицию. Даже повар, человек в общем-то мирный, и тот взялся за костяную рукоять кинжала, которым резал разве что шеи баранам. Конь вождя остановился в нескольких шагах от настороженных солдат. И только тогда, когда его седок спрыгнул на землю, сын властителя встал. – Я благодарен, что ты приехал, большой вождь. Я не хочу вершить суд на твоей земле. Поэтому я отдаю тебе этого человека, чтобы ты сам судил его в соответствии со своими правилами и обычаями как принесшего клятву на хлебе и тут же оскорбившего этот хлеб. Вот его родня, – показал принц Тари широким жестом, – не я и не мои люди, пусть они станут свидетелями для тебя. Свидетелями того, как этот человек оскорбил меня, назвав обманщиком и плеснув мне вином в лицо. Я не требую от тебя ничего, потому что ты слишком великий воин и большой вождь, для того чтобы нуждаться в моих советах. Я только прошу тебя помнить, что мы друзья, а я представляю здесь властителя Маришита. Что в моем лице этот человек оскорбил его. Я прошу тебя лишь об одном – сообщить мне твое решение. – Мне передали, что тут убит его сын. – Ночью на территории лагеря охраной был убит лазутчик или вор, наутро оказавшийся сыном Рогуна. – Я тебя понял, – медленно проговорил вождь. – Благодарю. Тогда я сейчас же отправляюсь на охоту. Удостоишь ли ты меня чести разделить ее со мной? – Это для меня честь принимать такого гостя. Но сейчас, как ты правильно сказал, мне нужно вершить суд. Я не хочу его откладывать. С тобой поедет мой сын Охт. Надеюсь, я смогу присоединиться к вам позже, закончив сначала это дело. Обещаю, ты в самое ближайшее время узнаешь мое решение. Удачной охоты! – Благодарю тебя, вождь. – Если ты подождешь еще немного, то мой сын присоединится к тебе прямо здесь и привезет подарки для властителя. – Я подожду. Вскоре горцы уехали, увозя с собой мертвое тело юноши и его отца, совершившего тяжкое преступление. Пакит чувствовал, как его переполняет восхищение сыном властителя. Как он все здорово, умно сделал! А ведь мог бы просто выдать своего воина, и никто бы слова упрека ему не сказал. Служить такому господину – честь! Сын вождя Охт со своими людьми прибыл вскоре. Судя по времени, он ждал отца у его шатра, получил разрешение или наставления, а может, и то и другое вместе, после чего отправился в путь. – Нас ждет отличная охота, брат! – весело крикнул он издалека, скаля белые зубы. Настало время воина, когда отряд покинул место стоянки.
Глава 2 ЭВАКУАЦИЯ
Охота удалась, если не считать того, что лошадь одного из солдат сломала ногу, а сам он при падении сильно побился, ударившись о камни, так что не мог ни сидеть, ни лежать. Думали, что у него сломано несколько костей, но не резать же его, как покалеченную лошадь! Охотники взяли двух оленей – один из них самец с роскошными рогами – и одного горного барана, попавшегося, судя по всему, случайно, потому что бараны в тех местах почти не встречаются. Охт, разгоряченный процессом и добычей, обещал наутро организовать охоту на медведя или, что еще лучше, горного тигра, но принц Тари отнекивался, ссылаясь на то, что его ждет отец. Тут же как-то само собой выяснилось, что сын вождя хочет ехать с ним в Ширу, чтобы лично вручить подарки властителю. Пакит заметил, что после этого известия принц несколько помрачнел. По крайней мере его веселье поубавилось. На ночлег устроились в небольшом и неглубоком тупиковом ущелье, скорее даже долине, по дну которой тек хилый ручеек, образованный сочащимися здесь родниками, камни у которых имели рыже-коричневый цвет, а вода на вкус была соленой. Судя по следам вокруг, сюда на водопой часто наведывалось самое разное зверье. Еще днем солдаты и повар разложили костры, пользуясь близостью леса и, следовательно, обилием дров, так что, когда добычу привезли, очень быстро по стану расползся запах жареного мяса, нагонявший слюну во рту. Пировали шумно и долго. Пакит, уставший за последние дни, чувствовал, как у него слипаются глаза, поэтому едва не пропустил намекающий взгляд принца Тари, указывающий в сторону, в темноту. Пакит, зевая совершенно искренне, поднялся и, заплетаясь ногами, пошел прочь якобы по нужде. На него никто не обратил внимания. Только Маркас, напарник и его единственный подчиненный – пока! – посмотрел на него вопросительно, но Пакит успокоил сына рыбака движением головы. Мол, все нормально. Я по личному. Отдыхай. В темноте, за пределами оцепления, Пакит пробыл долго. Уже замерзать стал. Не то что в горах, но и в предгорьях темнеет и холодает быстро. Правда, ветра тут не было. Ему хорошо были видны солдаты в оцеплении, люди у ярко горящих костров, лошади и верблюды, пасущиеся у ручья, а еще звезды на небе. В этих местах они светили невероятно ярко. Принц Тари, икая, вышел за пределы охраны, отмахнувшись от солдата, пошедшего было за ним. Одного из дворцовых, тронувшегося следом за господином, оставил на месте злым окриком. Зайдя за куст, принц сунул в рот два пальца и шумно, с плеском опорожнил желудок. Пакит хорошо видел, что рвоту он вызвал искусственно, но со стороны, на слух, могло показаться, что господину просто плохо с перепоя. Пакит, тенью скользнув по склону, оказался рядом. – Господин, – прошептал он. – Ты? Молодец, – так же шепотом ответил принц Тари. – Ночью, когда все уснут, выведешь монахов из лагеря. Тайно. Если будет нужно... Ты понимаешь. Чтобы никто. – А они пойдут? – Они знают. Скажешь им: «Два белых дракона». Пойдете на восток. Дальше они сами скажут. – Далеко? – Сутки. – А потом? – Вернешься в Ширу. Все сделаешь – награжу. – Может, взять еще... – Нет. Ты и они. До утра вы должны уйти как можно дальше. Можешь взять любых лошадей. Кроме моих. – Я сделаю. – Никто и ничего, – повторил принц и, пошатываясь, пошел обратно. Вскоре у костра веселье закружилось с новой силой. Пакит пробрался к лошадям и вышел на одного из солдат, охранявшего их. – Не спишь? – Как можно! За этот день отношение к нему сильно переменилось. Если раньше он был всего лишь одним из шестерых – хотя воин, конечно! – то теперь, после того как сам сын властителя кормил его с руки, на него смотрели иначе. Как на сильного. Даже заискивать пытались. Пакиту это нравилось. – Хочу посмотреть коней, – заявил он. – Мне показалось, мой сбил копыто о камни. Прихрамывает. Да и у принца на заднюю правую припадал. – Я ничего не заметил. – Я заметил! Коней сегодня не расседлывали. Ослабили подпруги, и все. Пакит, охлопывая лошадей по шеям и крупам, прошелся по тесно сбившемуся на ночь табуну. Нужно выбрать шесть. Увести сейчас, заранее? Солдата и даже двоих, что их охраняют, он отключит так, что никто не заметит. Но скоро смена. Значит, потом, позже. – Точно, – сказал он стражу. – Камень попал. А у другого копыто сбилось. Я позже подойду, только скребок найду. Ты предупреди там своих. Ведь истыкают как ежа иголками. Знаю я вас. – Обязательно скажу. В лагере принц и его гости гуляли с размахом. Громко говорили, пели, пытались танцевать под бубен, часто поднимали кубки, понуждаемые принцем Тари, который вошел в раж, заставляя пить до дна. Как можно больше. Утихомирятся они не скоро. По крайней мере, сын властителя заставит их пить до тех пор, пока есть силы. Один из его друзей уже просто свалился, устроившись возле костра на кошме, кем-то заботливо подстеленной. Пакит подошел к своей суме и покопался в ней, решая, что нужно взять с собой. – Ты где так долго был? – спросил Маркас, подходя сбоку. – Мяса переел. Живот совсем не держит. – Ты куда-то собираешься? Они два года вместе. Научились понимать друг друга без слов. Порой не то, что по движению губ или бровей, по прищуру, по напряжению пальцев, сжимающих эфес, по частоте дыхания. Наверное, это и называется дружбой. И вот теперь ее приходится предавать. Пакит ничего не ответил. Только взмахнул ресницами, за которые его очень любят девки в торговом квартале. – Несет меня. У меня трава была, забыл, кажется. – Он вздохнул. – Отдыхай. Скоро заступать. Ой! – Пакит схватился за живот. Выхватив из сумы мешочек с лекарственными травами, бросился в сторону, в темноту, едва не столкнувшись с солдатом возле сторожевого факела. Тот, понимающе усмехнувшись, отступил в сторону. Сегодня многие бегали в темноту. Одно слово – пир! Монахи разместились возле кустов, росших вокруг крохотного, в пять шагов в поперечнике, озерка, заросшего травой и тиной. Там, наверное, бил небольшой источник. Отсвет костров играл на полотне их палатки. Пакит подобрался сзади, из темноты, и прошептал заветные слова: «Два белых дракона». После чего одним взмахом кинжала распорол грубую ткань. У властителя есть только один белый дракон, а тут сразу два! Не зря за монахами такой пригляд и не зря же к ним подбирается сын вождя Охт. Сначала ничего не произошло. Просто из распоротой палатки дохнуло на дворцового теплом и запахом человеческих тел. Потом послышалось шевеление, кто-то кашлянул и наружу вылез один из них, весь в черном, только лицо светится. Пакит обругал себя. Как он мог забыть?! – Я сейчас, – шепнул он и растворился в темноте. Неподалеку, шагах в двадцати, он еще днем приметил старое кострище, через которое пробивалась трава. Найти его в темноте оказалось не так просто, времени на это ушло больше, чем он предполагал, много больше, действовать пришлось на ощупь и по памяти, но он нашел. Взяв пригоршню полуразложившихся углей, вернулся к палатке, растирая их на ходу в ладонях. Все четверо уже сидели на корточках, светя своими белыми, как свежий сыр, лицами. Пакит, тихим шепотом повторив известные слова, измазал им лица черным, задевая носы и пачкая губы. Для того чтобы выйти из лагеря, ему пришлось отключить солдата коварным ударом сзади. Он не доверял этим монахам в том смысле, что они сумеют передвигаться тихо, но на деле все оказалось не так плохо. Наверное, они, привыкшие к тишине своих молелен, умели ее соблюдать. Да и странствуют они, так что ходить умеют. Пакит решил обойти вокруг лошадей, на дальнюю от лагеря сторону. Времени это заняло много больше, чем он предполагал, и все потому, что рассчитывая маршрут и время, исходил из своих возможностей, забыв о том, что за ним еще четверо. Теперь придется об этом помнить. Оставив монахов в высокой траве, сделал небольшой крюк и вышел прямо на солдата, что-то жующего. От него резко пахло потом. Наверное, боится. При виде дворцового тот вздрогнул и выставил вперед копье. – Спокойно, – буднично проговорил Пакит. – Это я. – Ты откуда тут? Видно было, что солдат здорово испугался, хотя и старается этого не показать. – Окрестности осматривал. Чтобы тебя кто-то не того. Как тут? – Без происшествий. – Смотри! Пойду, копыта проверю. Принц Тари жаловался. – Может, помочь? – Справлюсь! Он отобрал шесть лошадей. Три из них принадлежали друзьям сына властителя. Выбор занял немало времени. В лагере уже начали затихать крики, а бубен молотил невпопад, рвано меняя ритм. Связав уздечки, Пакит повел табунок на солдата, уставившегося на него с удивлением. – Ты чего это, а? Боится, боится парень. И правильно боится. – Никому, понял? – шелестяще прошептал Пакит. – Принц Тари хочет уехать до утра. Если что... Держи спину. Принц тебя не забудет. – Точно? – А ты думаешь, я коней хочу угнать? Дурак. Впрочем, говорить с ним больше не имело смысла. Пакит его пожалел. И ударил ниже подбородка, отключая. После такого удара человек не помнит, что с ним происходило до этого. Он как бы заснул. Сам по себе. Без чужой помощи. Такое случается с устатку, когда помногу стоишь на страже. Дворцовые, которым тоже приходится помногу стоять, это хорошо знают. Только у них против подобного выработаны свои приемы, передающиеся из поколения в поколение, от старших к новичкам. Скоро Пакит понял, что он недооценил солдат. Из-за того, наверное, что всю жизнь смотрел на них свысока. Только годами и долгими тренировками отточенные рефлексы позволили ему в последний момент упасть, пропуская над собой копье, рассекавшее воздух с шелестящим свистом. Откатываясь в сторону, он еще успел увидеть, что копье вонзилось в шею одного из коней, в предсмертной агонии взвившегося на дыбы с громким ржанием, в котором угадывалась смертельная тоска. Второй солдат, Пакит знал его, приходился старшине каким-то родственником, набегал на него, на ходу вытаскивая меч. Хотел, очевидно, застать его на земле, лежачим, не понимая, что в этом положении опытный боец опасен не меньше, чем в обычной боевой стойке. При этом солдат двигался с похвальной быстротой, демонстрируя приличные скорость и ловкость. Да и копьем он начал действовать сразу, не раздумывая и не тратя времени на переговоры и выяснение отношений. Такого даже жалко убивать, лишая властителя хорошего солдата. Вскочив, Пакит вырвал из ножен клинок и сделал ложный выпад, целя вояке в глаза. Конечно, такой прием наиболее эффективен при солнечном свете, когда отраженные от клинка блики слепят противника и заставляют его подсознательно поверить, что лезвие меча длиннее, чем на самом деле. Но и сейчас, при свете одной из лун, этот выпад оказался достаточно действенным. Свою роль сыграл и всеобщий страх перед дворцовыми. По крайней мере солдат отпрянул, теряя инициативу, чем Пакит не замедлил воспользоваться. Он даже не стал доставать свой кинжал, который в паре с мечом очень опасен. Второй выпад Пакита, последовавший сразу за первым, был обращен в левый бок противника, но солдат довольно уверенно отбил его меч, при этом подавшись назад и в сторону и одновременно попытавшись атаковать в ответ, но дворцовый легко ушел от удара, продолжая теснить солдата влево, туда, где он разглядел парочку камней; все же убивать солдата не входило в его планы. Два последующих быстрых удара привели к тому, что он и хотел – солдат, отступая, споткнулся и упал навзничь. После этого его, оглушенного и дезориентированного, было несложно обездвижить, оглушив отработанным ударом за ухом. Теперь, когда было наделано столько шума, не было смысла особо таиться. Отвязав агонизирующего коня, Пакит потянул остальных туда, где оставил монахов. – В седла! – велел он, с трудом удерживая разнервничавшихся животных. Он начал жалеть, что выбрал именно этих, пусть холеных, но уж больно изнеженных. Нормальный боевой конь, привыкший к виду смерти и крови, зачастую оказывается куда лучше, чем эти скакуны. Сам он сел на коня одного из горцев, привыкшего к передвижению в горах. Идя первым и задавая темп остальным, он поможет беглецам вырваться из этого ущелья. Вместо того чтобы двигаться прочь от лагеря, стараясь побыстрее скрыться в темноте, Пакит направился чуть ли не в противоположную сторону. Еще днем, осматривая окрестности, он разглядел заметную седловину, напоминающую перевал. И хотя это был не восток, а север, даже с отклонением на запад, он решил двигаться в том направлении, тем более что они почти сразу попали в лес. Правда, здесь оказалось так темно, что вскоре Пакиту пришлось спешиться и двигаться чуть ли не на ощупь. Со стороны лагеря все еще продолжал греметь бубен. Из-за темноты и густых зарослей, в которые он то и дело влезал, к намеченной точке выхода из ущелья пробираться пришлось куда дольше, чем он рассчитывал. К тому же его все время беспокоили монахи – как бы они не потерялись в этой темени. Но, к счастью, все обошлось без потерь, если не считать исцарапанных рук, кое-где порванной одежды и оброненной в темноте шапки. К рассвету они уже двигались по склону другого ущелья, набредя на едва заметную тропинку. Направление их движения все еще было далеко от востока, но это уже и не было севером. Когда солнце начало палить, он устроил дневку, зайдя в лес вверх по руслу ручья, в быстрой и прозрачной воде которого тут и там шныряли рыбы. Устали и кони, и люди. Только если корм для животных находился прямо у них под ногами, то людям пришлось довольствоваться тем, что оказалось у них с собой. Один из монахов, тот самый, с неестественно отблескивающими глазами, кивком подозвал Пакита, протягивая что-то на ладони. – Съешь. Дворцовый недоверчиво посмотрел на угощение. Коричневая плитка очень напоминала брикеты из веселящей травы, которыми торгуют купцы с юга. Отличалась она разве что более темным цветом и аккуратностью, с какой была изготовлена. Дворцовым подобные покупки запрещались строго-настрого. При этом вкус дурмана знали все; властитель вправе от любого своего воина потребовать попробовать то или иное кушанье или питье, по своей прихоти или если рядом вдруг не окажется штатного пробователя, который, дабы господина не отравили, первым отведывает каждое блюдо. – Нет, – сказал он, отрицательно поводив головой. – Это вкусно. Ешь. Монах отломил кусочек и положил себе в рот, принявшись энергично жевать. При этом он закатывал глаза и всем своим видом показывал, какое блаженство испытывает. – Вот видишь? Ешь, не бойся. Чтобы не привлекать внимания, Пакит, выбираясь из лагеря, не взял с собой ни припасов, ни даже фляги или бурдючка для воды. К счастью, воды в этих горах хватает, а вот еды немного. Так что есть хотелось, хотя и терпимо; вечером он довольно плотно поел. Да и что значит «не бойся»? Кого ему бояться или чего? Сказать такое в адрес опытного дворцового воина значило либо оскорбить его, либо просто по глупости или незнанию. Монахи были чужими и многого не знали, поэтому Пакит решил не обижаться и попробовать угощение, тем более что остальные трое монахов жевали то же самое. – Хорошо, я возьму. – Конечно бери. Стреноженные собственными поводьями кони паслись рядом, в кустах перекрикивались невидимые птицы, ветер шевелил верхушки деревьев, донося до ноздрей дворцового густой лесной дух, замешенный на прели, и влажную прохладу ручья, над водами которого, то замирая в воздухе, то стремительно мчась, охотились насекомые. Ничего тревожного не наблюдалось и не ощущалось. Звуков погони тоже не доносилось. Пакит, успокоенный, лег под куст и осторожно надкусил аккуратный брикетик. В случае, если это дурман, он просто выплюнет, а остальное просто выбросит, спрятав под слой прошлогодней листвы. К его немалому удивлению, то, что оказалось у него во рту, было неожиданно сладким и одновременно горьким, но при этом очень приятным на вкус, а еще очень и очень неожиданным. Однако он не рискнул съесть все целиком, только половину. Остальное убрал в сумку, висящую на поясе. Еще раз вслушавшись и оглядев окрестности, положил руку под голову и заснул, периодически просыпаясь, как его научили когда-то давно, еще в первый год его службы во дворце. Монахи тоже устроились в теньке, но один спать не стал, а сидел и смотрел по сторонам. Через некоторое время, в очередной раз проснувшись, Пакит увидел, что его сменил другой. В путь тронулись после полудня, когда заканчивалось время мыши и жара спала. Отдохнувшие кони шли хорошо, ходко. Признаков погони все еще не чувствовалось. Ущелье, понемногу искривляясь, стало уходить к северу. Монах с блестящими глазами – он, как Пакит понял, держался тут за старшего – окликнул его. – Стой! Нам нужно туда, – показал он рукой влево, на лысый хребет, по склону которого они ехали. – Тут мы не пройдем. – Должны пройти! – настаивал монах. – Будем искать перевал, – наполовину согласился Пакит. Сам он полагал, что им стоит сделать крюк, уходя от возможной погони и найдя более удобный путь к неведомой ему цели. Что там такое? Святилище? Горный монастырь? Место для жертвоприношений? От последнего предположения он почувствовал неприятный озноб. Знать бы кто или что послужит в качестве жертвы. – Тогда быстрее. Ночью мы должны быть на месте. Пакит кивнул. Он очень рассчитывал на принца. Тот, закатив вчера большой пир по случаю удачной охоты, сделал все, чтобы погоня по горячим следам не состоялась. Он и сегодня мог запретить дробить свой отряд. Что для сына властителя несколько коней и один пропавший воин? По сравнению с его делами – как песчинка на подошве его сапога. Наступит и не заметит. Дворцового волновали горцы. Те из-за своего коня могли отправиться на край света. Оставалось надеяться, что принц задержит и их. Перевала все не было. Горы становились выше. Монах все больше волновался, хотя Пакит старался к нему не оборачиваться. Решение пришло, когда Пакит увидел на противоположном склоне цепочку всадников. Их было много, несколько десятков, а то и за сотню. – Это они! – воскликнул один из монахов. Обернувшись, Пакит увидел, что он держит у глаз какой-то черный предмет. – Кто? – недовольно спросил он. У него хорошее зрение, но и он на таком расстоянии не смог узнать этих людей. – Горцы. Из клана Рогуна. – Как ты их узнал? – не поверил Пакит. – С помощью этого, – потряс монах непонятным предметом и пояснил: – Это приближает далекие предметы. Теперь понятно. У воинов властителя тоже есть трубы, глядя через которые можно увидеть то, что обычным взглядом не углядишь. Ими пользуется стража на дворцовых башнях и наездники драконов, когда высматривают неприятеля. Но они большие и тяжелые, не всякий человек может удержать одной рукой, а это вон какое, совсем маленькое. Вскоре стало ясно, что и горцы их увидели. Начали показывать руками, съезжаться группами. А потом, что-то решив, заспешили вниз. Пакит прикинул, что еще до сумерек те их достанут, если немедленно не начать уходить от них. Надо двигаться вверх и уже там искать возможность перевалить через хребет, на дальних пиках которого уже виден был снег. На крутом и неудобном подъеме они потеряли одну из лошадей, на которой ехал как раз монах с блестящими глазами. Та, оступившись, сорвалась вниз, а монах, показав неожиданную прыть, соскочил с седла прежде, чем животное упало, увлекая за собой поток мелких камней. Теперь у них не осталось ни одной запасной лошади, а монах, за которого Пакит жизнью отвечал, серьезно ушибся и поранился о камни. Не смертельно, но в ближайшее время самостоятельно ходить он вряд ли сможет. Наверное, им повезло, потому что еще задолго до темноты они поднялись на хребет. Пострадавший монах посмотрел на браслет на своем запястье и уверенно показал рукой прямо. – Нам туда. Там, куда он показывал, было нагромождение гор, но, чтобы до них добраться, нужно было пересечь еще одно ущелье. Успеть туда к ночи казалось нереальным. – Мы будем там не раньше, чем завтра, – сказал Пакит. Он не стал озвучивать вторую часть реплики: «Если повезет». В некоторых ситуациях от подобных уточнений лучше отказаться. – Нужно успеть до утра, – не согласился монах. Уже с первых дней службы дворцовых отучают спорить со старшими. Можно иногда высказать свое мнение. Но монах не был его командиром. Всего лишь подопечный, тот, которого охраняют. – Мы не пройдем в темноте. Сломаем себе шеи. К тому же я не знаю гор. Лучше стоит подумать о погоне. Здесь, наверху,нам легче отбить нападение. Он сказал «нам», хотя про себя не очень рассчитывал на монахов как на серьезную боевую единицу. Правда, они оказались куда более ловкими, чем он мог ожидать. Спустить камни на головы преследователей они вполне в состоянии. Монах, отвернувшись от ветра, достал из-за пазухи скомканный и не очень чистый платок, взмахом руки развернул его, поколдовал или сделал что-то другое, и платок, затвердев как доска, засветился ровным светом. Пакит суеверно пробормотал про себя охранное заклинание. – Так, – проговорил монах, уперев палец в центр чудесного платка, – мы сейчас здесь. По прямой нам, – он произнес непонятное слово, – девять с хвостиком. Час езды. По кривой, – он поводил пальцем, – м-да, около сорока. Можно успеть. Смотри сюда, – подозвал он Пакита. То, что он увидел, потрясло его больше всего на свете. Перед ним был словно взгляд с высоты, с дракона, только очень сильно уменьшенный. Горы, хребты, ущелья, реки, деревья, ручьи и даже отдельные, едва угадываемые деревья. И еще, когда палец монаха касался чудесного изображения, на нем появлялись какие-то значки и линии. Воистину чудо! – Мы можем пойти сюда, – показал монах сначала на платке, а потом, взмахом руки, слева от себя. – Видишь? Тут пологий спуск. Пройдем его наискосок. До темноты мы можем быть на другом склоне. – Кони устали, – засомневался Пакит. – Могут не дойти. – Тогда придется пешком. Тут речка. Но небольшая. Думаю, ничего страшного, переправимся. А дальше рукой подать. – До завтра нельзя ждать? – сделал последнюю попытку Пакит. – Совсем нельзя. Никак. – Тогда нужно идти. В последний раз оглянувшись назад, на преодоленный ими склон, погони он так и не увидел. Но чувствовал, что она приближается. Кони действительно устали. Шли тяжело, спотыкаясь и оскальзываясь, так и норовя свалиться вместе со всадниками. Все предусмотрительно вынули ноги из стремян. Так в случае падения легче соскочить с седла. У большого валуна, чуть ниже середины склона, пал конь под одним из монахов. Пакит увидел это, потому что монах что-то громко сказал на непонятном языке, явно встревоженный, и он оглянулся. Конь встал, весь дрожа. На губах его выступила пена. Ясно же, что умирает, а монах, видно, не больно сведущий, все пытается заставить его идти. – Прыгай! – крикнул Пакит, резко взмахнув рукой. – Что? – переспросил тот, с блестящими глазами. – Сейчас упадет! Только тогда дошло. Начал выкарабкиваться из глубокого седла, зачем-то пытаясь попасть ногой в стремя. Нет, не наездник. Но, подгоняемый старшим, сообразил и вывалился на склон выше от себя, держась за луку, так что не упал, а встал на ноги. Заморенное животное будто только этого и ждало. С храпом выдохнув, конь завалился на бок, едва не придавив своего седока. Пакит вздохнул, жалея о потере прекрасного скакуна. К несчастью, тот не был приучен к горам. Сейчас, на спуске, да еще сидя на коне, Пакит со страхом видел перед собой землю, отдаленную от его обычного роста вдвое. И не просто землю, а камни, упади на любой из них – калека. – Спешимся, – предложил старший из монахов. – Нет, – отрезал Пакит. – Пусть он идет рядом со мной, держится за стремя. Монахи быстро переговорили между собой на своем языке, переполненном громкими звуками, и старший сказал: – Не надо. Он пойдет сзади. К речке они спустились, когда ущелье закрыла темнота, разбавленная отсветами со все еще освещенных склонов гор. Поток был неширок, но стремителен. Переправлялись, держась рядом. Пеший в середине. И уже с того берега, уставшие, увидели горцев. Они быстро спускались по склону несколькими ручейками, явно не испытывая трудностей в его преодолении. Впрочем, это так всегда представляется, когда видишь врага. Часто кажется, что он выносливей, сильнее и стремительнее тебя. Это говорит страх, который каждый дворцовый воин учится преодолевать, как и всякую иную слабость. Только на этот раз преимущество противника выглядело безусловным. И в численности, и в умении передвигаться на местности. У Пакита имелся сейчас один важный союзник – темнота. – Коней придется оставить, – негромко сказал он. Животные были вымотаны до предела. Впрочем, люди тоже. – Ты уверен? – с надеждой на чудо спросил монах. – Долго они не протянут. – Сколько смогут. Говоря серьезно, монах был прав. Кони лишь средство, как бы ни было их жаль. Втайне Пакит надеялся, что, спрятав коней, на обратном пути он ими воспользуется. Он уже смотрел на них почти как на свою собственность, которой всегда можно распорядиться с выгодой для себя даже здесь, в горах. А теперь он ощутил, что монах поймал его, укорил попыткой неисполнения долга. Ведь сын властителя ясно сказал ему, что нужно делать. – Куда? – спросил он, имея в виду чудесный платок, на котором видно все. Не исключено, что он показывает не только горы, но и судьбы. Теперь понятно, почему сын вождя так жаждал поговорить с монахами, а принц Тари уклонялся от этого. – Туда, – взмахнул рукой монах, снова посмотрев на свой браслет. Наверняка, тоже чудесный. Погоня, несмотря на темноту, приближалась. Нюхом они чуют, что ли? Или в темноте видят, как кошки? О горцах много слухов ходит, порой самых невероятных. Когда темень стала уж совсем непроглядной, один из монахов вдруг вытянул руку и из нее вырвался луч света. Яркий, белый, просто ослепительный. Конь под Пакитом от неожиданности шарахнулся было, но тот удержал его на склоне, жестко натянув поводья и впившись каблуками в бока. До вершины оставалось еще очень много. Впрочем, он уже слабо представлял, куда им нужно идти. Главное – вверх. Чудесный свет вызвал прилив энтузиазма у преследователей, отозвавшихся криками. По ним Пакит определил, что они сошли со следа, но теперь у них появился отличный ориентир. Дворцовый уже давно пожалел, что не взял только горских коней, привычных к этим местам. Позарился на дорогое. Жадность многих губит. А воина еще и непредусмотрительность. Несмотря на то что чудесный свет стал приманкой, он принес и пользу. Теперь стало видно, куда двигаться. Еще один конь пал прямо посреди каменного оползня. Просто оступился и повалился вниз, увлекая за собой седока. Монах, сделавший свет, проводил им падение. Человек и животное крутились, сплетясь, калечась о камни и оставляя на них следы крови. Никаких сомнений, что погибли оба. Пакит хотел было сказать, что нужно спешиться, но старший монах его опередил, скомандовав: – Надо его достать. Пакит, пораженный, посмотрел туда, где прыгающий луч света выхватил из темноты дергающиеся в предсмертной конвульсии ноги животного. Человек не шевелился. До них по склону было никак не меньше двухсот локтей. По склону, усыпанному камнями, часть из которых еще скатывалась вниз. – Ты чего?! Как тут достанешь? Уходить надо. Погоня на плечах висит. – Надо доставать. Без него не пойдем, – уперся монах. Причем уперся жестко, всерьез, видно, что не своротить. Осторожно, оглядываясь на склон, стал слезать с седла. Но зачем ему труп? Может, у них по вере так? Пакит посмотрел на второго, того, что светил. Отсвет луча падал ему на лицо и оно оказалось таким же – решительным, сосредоточенным. Фанатики. Он посмотрел вниз. Время убегало стремительно, как вода из ладоней. Плюнуть бы – пусть сами достают, если так хочется. Но ведь без них не уйдешь! А они... Прокопаются, в сутанах-то своих, все время и выйдет, а горцы рядом. – Свет удержишь? – спросил он у второго монаха, подразумевая, что свет потребуется ему хотя бы до тех пор, пока он не доберется до тела. – Конечно. – Тогда я пошел. А вы двое спешивайтесь и идите вперед. Коней оставьте. Догоним вас. – Погоди, мы тебе... – Я один! – отрезал он. – Тогда посмотри там... вокруг. Он даже не кивнул. Масляной каплей скользнув с коня, бросился вниз по склону. Еще в детстве, когда с другими мальчишками играл в дюнах, научился быстро спускаться по ним наискось, по нетронутому песку. А пески на его родине коварные, засыпали, затягивали даже опытных мужиков. Здесь, на горном склоне, оказалось почти так же, как в детстве. Только вместо песка камни. Спускался Пакит быстро, почти бегом, делая большие зигзаги. Если бы свет находился в руке у него, то было бы намного удобнее. Надо было спросить у монаха. Хотя волшебство, куда там. Два или три раза оскользнувшись и едва не упав, он добрался до коня и его всадника. Животное было еще живо. Теперь, вблизи, стало видно, что оно, все еще агонизируя – долго-то как! – бьет тяжелым копытом в обтянутый сутаной бок, отчего тело монаха вздрагивает, будто тоже прощается с жизнью, за компанию. Только при такой разбитой голове даже капли жизни в теле не могло остаться. Впрочем, Пакит видел раны не менее страшные, при которых люди еще жили. Правда, не выживали. Перевернув тело на спину, хотел посмотреть в глаза, но смотреть там оказалось не на что. Месиво. А голова повернута так, словно не на костях держится, а на одной коже. Мертв. Подхватил было тело, но что-то его держало. На мгновение Пакита охватила суеверная и страшная мысль о духе горы, который схватил и не хочет отпускать свою жертву. Но потом в дрожащем луче света увидел, что нога монаха застряла в стремени, вычурном, глубоком, с широкой подножкой. Это стремя он узнал. Если бы не оно, глубокое, удобное, монах, может, и успел бы выскочить из седла. И ведь сказано же всем было – вынуть ноги! А может, и не спасся бы. Как тут угадаешь. Высвободив ногу, вдруг увидел на пучке травы незнакомый предмет. Наклонился, поднял – вроде шкатулки с закругленными углами и гранями. Осторожно взял в руку и вспомнил просьбу старшего из монахов посмотреть вокруг. Огляделся в прыгающем пятне света, пошарил глазами, но больше ничего не нашел. Последнее, что увидел здесь, это глаз животного, смотревшего на него как... Нет, не передать. С мольбой? Особенно странно это у гордого, если не сказать высокомерного коня, привыкшего грудью раздвигать других. А теперь глаз округлился и почти вывалился, налившись кровью. В одно движение Пакит выхватил меч и рассек коню горло, отступив так, чтобы кровью не забрызгало. Круг света вздрогнул и отскочил в сторону. Взвалив мертвое тело на плечи, поспешил вверх, двигаясь наискось. Звуки погони приближались. До того как он достал монаха, Пакит старался не обращать на них внимания, сосредоточившись на спуске, но теперь они стали слышны очень отчетливо. И, если он не ошибался, преследователи разделились на две группы. Что ж, правильно... Когда взваливал мертвого на седло, ноги его дрожали так, что идти не мог. Усталость и страх. Страх и усталость. Двоих монахов уже не было. Куда же они все-таки так... – Помоги, – попросил он монаха. Сил влезть в седло самому не было. Тот сноровисто подставил руки, а когда воин поставил на них колено, прямо подбросил, так что в седло Пакит не сел, а упал, плюхнулся, звонко припечатавшись задом. Привязать бы труп, упадет. Оглянулся сказать, но монах уже что-то проделывал с телом товарища. Догадался. – Вперед, – сказал он. Тот, с блестящими глазами, был прав. На последнем этапе все средства хороши. Но это их последний этап. Не его. Ему еще предстоит возращение во дворец. Кони не то отдохнули, не то тоже что-то поняли про последний рывок, но сразу пошли ходко, выкладываясь. Из-за облаков выглянула желтая луна, так что можно было и не светить. Пару раз Пакит проваливался в забытье, засыпая на короткое время. Страх и усталость... Вскоре они догнали двух монахов. Те были в нескольких шагах от края склона, до которого добираться пришлось почему-то долго. Или так только показалось? Вспомнив о горько-сладком брикете, которым его угощали, сунул пальцы в кошель, достал обломок и сунул в рот. Вскоре захотелось пить. А потом они выбрались на плато. В лунном свете оно казалось ровным, пусть и с заметным уклоном, тут и там видны камни, большие и не очень, кусты и пучки травы, какие-то холмики и ямки, но после склона здесь казалось не хуже, чем на дворцовом плацу. Шагай себе и шагай. Или скачи во весь опор. Конь под Пакитом тяжело поводил боками. А слева с гиканьем скакали горцы. Видно, они знают куда более короткий и удобный путь на плато. И никакого волшебного платка им не нужно. – Куда дальше? – спросил он. Ни вокруг, ни впереди не видно ничего такого, к чему стоило бы стремиться с таким упорством. Горы и камни. Дикая, неприветливая местность. – Туда, – показал рукой старший. На горы показал. – Далеко еще? – спросил Пакит, скрывая безнадежность. Не уйти. – Прилично, – со вздохом ответил монах. Тоже скрывая безнадежность. Все устали. И все всё понимали. – Садитесь. По двое на коня. Я сзади. Постараюсь вас прикрыть. – И сразу поправился. – Прикрою. Видно было, что монах колеблется. Тоже решил драться? Голыми-то руками? А ведь не мальчишка уже. – Быстрее! – На, – наконец решился он, что-то протягивая на ладони. Маленькое, белое и круглое. Жемчужина? Только почему плоская? – Не надо. – Съешь. Это он спрятать так хочет, что ли? Или волшебство? Да хотя какая разница. Пакит взял это с ладони и положил в рот. Сделал усилие, собрав вязкую слюну, и проглотил. – Надо было разжевать, – с сожалением проговорил монах. – Ладно! Погнали. И они погнали. Луна очень некстати вышла. Самая пора ей спрятаться и спрятать беглецов, видных теперь, как муха на блюде. С жизнью воин должен расставаться с гордостью, потому что жизнь ему дана для того, чтобы служить господину, которому она принадлежит без остатка и до конца. Смерть в бою почетна, ибо свидетельствует о доблести воина, которой станут гордиться. Подвиг во имя господина есть служение ему, а служение – высшая доблесть воина. Один дворцовый воин стоит любых десятерых солдат. Повторяя это про себя, Пакит почувствовал, как силы возвращаются к нему. Никакой усталости! Даже странно, что кони такие вялые. Потому, наверное, что не знают таких простых, но важных заповедей. Знай они их – летели бы сейчас стрелой. Оглядываясь через плечо, он видел приближение погони. Кони горцев тоже устали, поэтому преследователи растянулись, как говорится, в кишку. – Далеко еще?! – крикнул он. – Вон скала! С двумя вершинами. Нам правее нее. Далеко. Очень далеко. Горцы настигнут раньше. Уже видны белые пятна их лиц. А он правильно сделал, что выбрал лучших коней. Пусть друзья принца Тари не обижаются. Нужно задержать. Он это сумеет. А потом прорваться в сторону. Конь хороший, вынесет. Должен вынести. Пакит чувствовал себя так, будто ничего не весит. Как перышко. Как слинявшая кожа дракона. Пух. Воздух. Вздохни поглубже – и улетишь. – Я вас догоню! Он попридержал скакуна, потихоньку разворачивая. Тот всхрапнул, расставаясь с товарищами, но поддался, переходя на шаг. Отдохни, подыши. Скоро тебе... и мне потребуются все твои силы. Без остатка. Сколько бы там их ни было. Пакит шагом ехал навстречу погоне, поправляя на себе одежду и оружие. Все должно быть готово к схватке. Его дух, его тело, его оружие. Горцев было много. Слишком много на него одного. Но сейчас дворцовый воин Пакит готов был с ними сразиться. Со всеми. Со всеми, сколько их здесь, в горах, есть. Количество не имело значения. Не глядя сунув руку в кошель, нащупал замшевый мешочек с порошком. Достал и щедро посыпал на ладонь. Еще осталось. Это не имело смысла, но он убрал оставшееся, растерев между ладоней мелкую пыль. Теперь его руки стали сухими и хваткими, способными прочно держать оружие. Когда до первого горца – молодой, едва усы пробились – осталось локтей тридцать, вбил каблуки в бока своего скакуна. Перекрывая стук копыт, раздался клич дворцовых: – За честь властителя! Звучало это как «зачвалля» или, иногда, «залля», допускалось и так, и так, но сейчас Пакит постарался произнести каждое слово четко, раздельно. «За честь властителя!» Сдернув из-за спины щит – легкий, почти невесомый, маленький, – обратным движением взял в левую руку кинжал, выбрав оборонительную стойку, которая всегда вводит противника в заблуждение. Правой, хлестко ударив коня по крупу, выхватил из-за пояса метательный нож. Расстояние великовато, но темп дороже. Страшно вспомнить, как ему, совсем еще молодому, тогда только кандидату в дворцовые, ставили руку на бросок. Ночами, сутками! С присяда, со сна, на бегу, на разных расстояниях, через кувырок. Пот был кровавым. Молодой горец, открывший было рот в боевом кличе, захлебнулся железом. И мешком свалился на землю, на камни. Второй нож полетел вслед за первым и угодил в предплечье крепкого и немолодого горца со злым сосредоточенным лицом. Тот вскрикнул и выронил длинный кривой меч, который держал на отлете. Сталь, упав на камень, отозвалась звоном. Больше на броски времени не оставалось, хотя в запасе имелось еще два ножа. Выхватив свой меч, Пакит ринулся на горца в надвинутой на самые глаза меховой шапке. Теперь луна, до этого мешавшая Пакиту, должна была сослужить ему свою службу. Не солнце, конечно, но все же она светила из-за его спины и, соответственно, в глаза нападавшим. Горец, уходя от удара, перегнулся в седле и нанес коварный удар сбоку, целя под короткий щит, но Пакит не дал прорубить себе селезенку, подставив окованное ребро щита, и, проскакивая мимо, наотмашь полоснул кинжалом по ноге горца, а мечом в это время уже замахивался над очередным нападавшим. Работать одновременно против двух противников сложно, может, поэтому клинок лишь скользнул по его плечу. Хорошо, что никто из наставников не видит, как он тут позорно мажет. Следующий оказался куда более подготовлен, поэтому в его руках блеснули сразу два узких клинка. Но и Пакит достаточно разозлился. Он пришел к своему последнему шагу, когда уже нечего и некого жалеть. Он ткнул жалом своего меча в морду лошади, та резко прянула в сторону и выбросила из седла седока вместе с обоими его клинками. Дворцовый не стал даже смотреть на него, потому что следом несся еще один, привстав в стременах для нанесения разящего, разваливающего удара. И Пакит дал ему этот удар провести, подставив под него щит так, что клинок скользнул по нему, уходя в сторону, а дворцовый сунул свой меч из-под него, попал в мягкое и посчитал это достаточным. А потом началась мешанина. На него наскакивали, рубились, он рубил, отбивая удары и нападая, уворачиваясь и подставляясь. Будь их трое или даже пятеро, он мог бы рассчитывать уйти живым. Их подготовка куда слабее его. Численными понятиями подобная разница не определяется, нельзя сказать, например, вдвое либо впятеро. Просто он каждый день занимался тем, что готовил себя к выполнению долга. Они же кроме ратного дела заняты еще и добыванием пищи, что отнимает много сил и времени. Только сейчас их оказалось просто слишком много против него одного. Вскоре его кто-то ранил в спину – он даже не заметил кто, только отмахнулся вслепую, ударив железом о железо. Потом подсекли коня, рубанув по его задней левой ноге. В последнем прыжке измотанное животное вынесло Пакита за круг нападавших, после чего упало, едва не подмяв его под себя. Пакит еще успел увидеть, как три человека на двух конях едут к скалам и их никто пока не преследует, после чего стал сражаться пешим. Только настоящим сражением это сложно назвать. Он главным образом отбивался да еще старался держаться подальше от всадника, расправляющего ловчую сеть из тех, с которыми верховые охотятся на волков. Поначалу горцы больше мешали друг другу, толпясь, и он сумел некоторых ранить, но потом несколько организовались, подчиняясь крикам неизвестного руководителя, и стали действовать слаженнее. С затылка Пакита срубили часть кожи, и теперь кусок ее болтался, щекоча шею. По спине текло теплое. Удачный удар почти перерубил щит, так что управляться с ним стало труднее, и пользы от него стало куда меньше. Еще один удар пришелся на плечо, подрубив мышцу. Он чувствовал, что силы его иссякают. Да и горцы, похоже, собрались взять его живьем. Он не стремился к смерти, только знал, что существует кое-что пострашнее ее. Он сбавил темп, всем своим видом показывая, что выдохся, и, похоже, ему удалось обмануть противника, потому что нападающие ослабили натиск, пропуская вперед ловца с сетью. Тот взмахнул ею, победно скалясь в предвкушении ценной добычи, и тут Пакит, подбросив щит вверх, нырнул под его коня и уже с другой его стороны и снизу сунул жало меча ловцу под ребра, круша селезенку и легкие, а то, может, и до сердца достав. Теперь он рубился без обмана и хитростей. Меч в паре с кинжалом в умелых руках работают как ткацкий станок, через который одновременно проходят сотни и сотни нитей, и каждую нужно не упустить, обработать. Вот Пакит и обрабатывал все, до чего сумел дотянуться. Люди, животные – все годилось. Он уже почти не обращал внимания на боль. Почти, потому что боль была в нем везде. Даже нога его оказалась ранена, хотя не понять, как это сумели сделать всадники, которым сподручнее рубить сверху, по голове и плечам. И он уже мало что видел, потому что кровь залила ему лицо. Вдруг перед ним вспыхнул ослепительный свет и раздался громоподобный рокот. Это последний судья призвал его к себе. Пакит упал, продолжая сжимать свой меч, по рукоять залитый чужой кровью. Упал, но почему-то продолжал видеть. А видел он мелькающие конские ноги, уносящиеся прочь. Он почти ослеп от нестерпимого света, но щурился, не давая глазам закрыться, и продолжал ждать. Он хотел увидеть, как подойдет к нему последний судья или кто-то из его слуг, и тогда он сможет посмотреть ему в лицо и скажет то, что должен сказать. Но долго, очень долго никто не шел. Наверное, подумал Пакит, судья не хочет, чтобы его увидели горцы, которые еще недостаточно далеко ушли. Он уже почти терял сознание, когда кто-то подошел к нему, заслоняя свет. Но кто – не разобрать. Против света он видел только темный контур и не больше того. – Я... жду... Он говорил с трудом и не смог закончить ритуальной фразы. – Молодец. Потерпи еще немного. Пакит закрыл глаза в знак согласия потерпеть. И уже не смог открыть их. Он чувствовал, как его подняли, коротко перенесли и положили на что-то. А потом вцепились в пальцы, но он не дал их разжать. Погибший с мечом в руке с ним же должен быть похоронен. – Он не отпускает. – Ничего, давай так. Пакит почувствовал, как его руку и меч в ней положили вдоль его тела. Спасибо... А потом он поплыл. Мягко, ласково, без толчков и потряхиваний. Он только чувствовал на своем лице легкий ток воздуха. И вскоре остановились, когда рядом зазвучал новый голос, произносивший непонятное. Ему ответил другой. И тут же ему в шею больно укололи. Пакит открыл глаза. Над ним возвышалось что-то громадное и блестящее, невиданное никем из живущих. Краем глаза он увидел рядом с собой человека в монашеской одежде, но она его интересовала мало. Он любовался домом последнего судьи, впитывал его в себя и улыбался, даже погрузившись в небытие.Глава 3 ОБУЗА
Орбиту проскочили часа на полтора раньше, чем к планете с радостным каталожным названием Живая приблизился автоматический зонд-наблюдатель. Так ее когда-то назвал капитан корабля-исследователя, обнаружив на ней признаки жизни. К сожалению, он оказался недостаточно прозорлив, установив башенку маяка в месте, оказавшемся весьма пригодным для жилья. Вероятно, капитану место это просто приглянулось, и он устроил там свой лагерь, позволив себе и экипажу пару недель понаслаждаться жизнью. А позже там появилось становище, за ним поселение, позже превратившееся в город и региональную столицу. В результате многие поколения техников из Управления технической поддержки вынуждены были придумывать черт знает какие предлоги, чтобы наведаться к маяку, каждый раз рискуя собственными жизнями – раз... и оказавшись обвиненными в подстегивании прогресса со стороны наблюдателей – два. Для контроля этого-то, второго, по длинной эллиптической орбите вокруг Живой уже лет двести и вращался спутник-наблюдатель, замаскированный под комету. Кстати, и маяк, и этот дурацкий спутник стали объектами религиозного поклонения у аборигенов. Впрочем, сотрудники Управления этому только радовались. Дело в том, что спутник, запущенный, так сказать, в противовес маяку, принадлежал Агентству по контролю за контактами, призванному осуществлять и сдерживать межцивилизационные промахи Управления, а когда их наблюдатель стал почти таким же объектом поклонения, как маяк, руководство Управления не могло не ухмыляться в кулак. Сдержали, называется, влияние. Старший оператор Денисов как раз выходил из санитарного блока, когда в наушнике раздался вызов капитана. – Андрей Федорович, зайди ко мне. – Прямо сейчас? – Ну не завтра же! – Иду. Раздражение капитана было понятным – на борту посторонний. Это, как ни крути, ЧП. Но понимание этого Денисов старался не демонстрировать. Наоборот, прилюдно он ничего не понимал. Дело, дескать, не в постороннем. Просто они выполнили свой гуманитарный долг. А что, надо было бросить его умирать?! Ведь он не по своей воле их защищал. Или земляне превратились в неблагодарных свиней? Нет? Тогда что? И вообще! Если считаете необходимым вернуть этого парня обратно – пожалуйста. Но для этого не нужно улепетывать отсюда с черт его знает какой скоростью. – Разрешите? – спросил он, нажав на клавишу спикерфона у двери капитанской каюты. На кой дьявол она нужна, если каждый член экипажа обеспечен постоянной персональной связью? – Входи! Капитан имел прозвище Крокодил. Из-за характера, наверное. Потому что внешне он больше чем на паршивого интеллигента не тянул. Дверной замок чмокнул, и Денисов вошел в капитанскую каюту, точнее, в его рабочий кабинет. В личные покои Лялин никого не допускал. – Садись, – кивнул он на кресло. В воздухе чувствовался запах табака, с которым не удалось расправиться мощной воздухоочистительной установке. Нарушал капитан регламент, еще как нарушал. – Что думаешь делать? – Вы это о чем? – невинно поинтересовался старший оператор. – Ты мне тут дурочку-то не строй! – рявкнул Крокодил. – Я про боевика этого спрашиваю. – А, вы дворцового воина имели в виду, – ласково пропел Денисов. – Да мне по хрену, кто он такой! Или ты совсем уже? Так смотри, я живо представление на тебя накатаю. Вот это было уже серьезно, это грозило отстранением от полетов и, как следствие, лишением очень хороших премиальных, полетных, командировочных, суточных, планетарных, ускоренной выслуги и прочего, чего Денисов не хотел бы лишаться. Он быстренько принял деловой, сосредоточенный вид. – Есть одна идея. – Ну? – Я тут прошелся в поисковой системе. В общем, мы можем закатать ему язык. Говорить будет – не отличишь. – Ты совсем офонарел? – А что? Нормально. Я поговорю с ним. Так, мол, и так. И выставим его на бои. Знаете, какие это деньги? Крокодил знал. Отлично знал. Потому что просадил на них не одну капитанскую зарплату. Старший оператор бил в самую уязвимую точку чрезмерно азартного капитана. – Ты думаешь? – засомневался Лялин. – А легализовать его как? Или представишь его своим внебрачным сыном? И вообще, он справится? – А вы не видели? Капитан, конечно же, видел. Больше того. Он эту запись, как парень сражался один против без малого полусотни горцев, прокрутил не один раз. Эта запись вообще стала бестселлером на корабле. Денисов даже догадывался, что кэп собирается продать ее одной известной кинокомпании, где на вторых, а то и третьих ролях трудится его сын. Каждый зарабатывает, как умеет. Да что там говорить – зрелище того стоит. Денисов бы и сам его запродал, не обладай капитан, так сказать, правом первой ночи. Но, кроме того, он чувствовал себя обязанным этому молодцу. Жизнью обязанным. И не он один. То, что погиб Витька Игнатов, не его вина. Жалко хорошего товарища, конечно, но так уж получилось. За Пакитом вины нет. Есть перед ним обязательства. Много всякого повидал Денисов, мотаясь по объектам полтора десятка лет. Это если считать по земным меркам. По выслуге – три с половиной. Больше его биологического возраста. Скоро можно уже и пенсию оформлять. Но годиков пять еще протянуть хочется. Чтоб на повышенку. Но кроме этого, кроме материального (а в Управлении шустрили все, кто имел возможность), он вынес для себя еще одно. Надо оставаться человеком. Подлость – не забывается и не прощается. Ни людьми, ни небесами, которые они пашут и никак перепахать не могут. Крокодил, например, при всей его крутости и почти болезненном азарте в подлости замечен не был. Капитан пожевал губами. Он думал. Но для успешного мыслительного процесса ему кое-чего не хватало. – На ведущего целишь? – спросил он. Денисов не отказался бы от должности ведущего оператора, это хорошая прибавка, но имелись у него грешки, которые, как известно, в рай не пускают. – Ну-у, – неопределенно проговорил он. – Есть вакансия, – обнадежил Крокодил. Так, наживка брошена. Чего ловить будем? – На Земле? Ставки на родной планете и даже на орбите куда ниже, чем в открытом космосе, а уж тем более на чужих планетах. Так за десять дней на Живой Денисов заработал больше своего годового оклада. – Есть варианты. – Крокодил вздохнул. – Ну, это ты сам решишь. Представление тебе я дам. Только вот это... Азарт, азарт. Он сразу почувствовался в голосе Крокодила. Опасная это штука. А еще опаснее связываться с азартными людьми. Порой – смертельно. – Что? Проблемы? – Легализовать как-то. Ну, сам понимаешь. Разведчиков не хотелось бы к этому делу. Длинные руки – они и самые загребущие, не мне тебе объяснять. Это кэп в точку. В самое яблочко. Не все в курсе, но у разведчиков есть лимит на пас-чипы, которые вживляют под кожу. У каждого такой. Вроде удостоверения личности, без которого в системе Земли никуда. Ну, если на кораблях существует в этом смысле некоторая свобода, которую кое-кто склонен называть вольницей, то уж на родине – на-ка, выкуси. Было известно, что пас-чип у разведки можно, мягко говоря, приобрести. Но как, к примеру, знал Денисов, с течением времени цена, не всегда только финансовая, возрастала многократно. Впрочем, об этом старший оператор Управления технической поддержки узнал относительно недавно, когда в силу должности, опыта и контактов перешел некий уровень влияния и знаний. Один из многих порогов, которые преодолеваешь, поднимаясь по карьерной лестнице. – У нас остановка на Гринге планируется? – спросил Денисов. Наверняка он не знал и знать не мог, Крокодил до своих дел никого не допускал, но соображения, выходящие из наблюдений, имелись. Дважды Лялин делал остановки в порту свободной планеты Гринга для дозаправки, в которой необходимости как будто и не имелось. Во всяком случае это можно было сделать в другом месте и к тому же дешевле. Правда, не так чтоб уж намного. И каждый раз кэп пропадал на сутки и больше. А планета Гринга известна своими вольными, порой чересчур, нравами. Что говорить только о работорговле. Конституциями по крайней мере двух республик планеты торговля людьми разрешена. Существовали – перманентно – еще и ханство и царство. Но это так, марионетки. Через них чего-то там мыли. – Ну, если будет такая необходимость, – пробормотал Крокодил, как бы невзначай вытягивая из-за подушки кресла пачку сигарет и закуривая. Непринужденно так. Как само собой. Игнорируя все существующие правила, за которые он сам гнобил, да чего там, ломал людей и их жизни. Что там про быка и Юпитера? – Думаю, можно оформить... Спасение от работорговцев, в соответствии с кодексом о правах личности. – Потребуются доказательства, – со знанием дела заметил Крокодил. – Неубиенные. Ох! Денисов вдруг вспомнил. Точно не знал, но по разговорам – слыхал. Межпланетные договора и практика их применения – тьма-тьмущая. Болото. Но в жизни всегда есть место подвигу, который регулярно совершают контрабандисты и прочий люд, играющий на чувствах. Ах эти чувства, этот запах! Это из песни. – Думаю, – с растяжкой, задумчиво, проговорил Денисов, – что я мог бы там кое с кем переговорить. Было бы за что. – Андрей, – кэп выпустил в потолок струю дыма. Нажрусь. Сегодня точно нажрусь. – Ну, вы же понимаете. Гринга та еще дыра. – Десять процентов. – Мне? – уточнил Денисов. Торги всякого, даже такого рода ему были отвратительны просто до судорог. По сути, он никогда и не торговался. Не тот характер. В конце концов, нет у него такой привычки. Да и, по большому-то счету, не было необходимости. Он же не лоточник, в конце-то концов. Технический специалист, и этим многое сказано. Хотя в переделках побывал. – Это нормально, – покивал Крокодил. – Мы с тобой все обставим в самом лучшем... Капитан тяжело, с надрывом закашлялся, роняя пепел и брызгая при этом слюной, и Денисов за эту минуту успел взять себя в руки и сообразить. – Я вложил почти сто, не считая потерь. Витек погиб. Сплошные проблемы. Согласен на восемьдесят... пять! Наверное, кэп готов был умереть. Он выпучил глаза и открыл рот, забыв дышать. – Ты мне предлагаешь пятнадцать процентов?! – сипло, с угрожающим надрывом проговорил он. Всякая блатата в припортовых кабаках разговаривает точно так же. Бросал бы он курить, в самом деле. А то смотреть страшно. – Иосиф Дмитриевич! Чистых пятнадцать процентов. – Не понял. – И у вас никаких забот. Мне же придется делиться, сами понимаете. И все хлопоты... Даже не знаю, уложусь ли. Это большие расходы. Мне придется здорово залезть в семейный счет. Как вы сами понимаете, без гарантий. Денисов откровенно гнал, но он помнил, что с предыдущей стоянки, продолжавшейся трое суток, Крокодил вернулся на борт откровенно злым и подавленным, что свидетельствовало о крупном проигрыше. – Двадцать пять. – Семнадцать, но это все. – Двадцать, Андрей Федорович, – не сдавался капитан. – Тогда участвуете в расходах. Торгуясь и блефуя, Денисов про себя прикидывал, а придется ли ему после этого выходить с Крокодилом в рейс. Было очень похоже, что нет. Но уж коли ввязался... – О какой сумме идет речь? В целом. – Сейчас сложно сказать. Полагаю, порядка миллиона космо. Или около ста восьмидесяти тысяч условных кредитов. – Ты, я вижу, подготовился. И вообще в курсе, – процедил капитан, одновременно со словами выпуская ароматный дым. Табак у него хороший, дорогой. – Я хорошо считаю. – Не знал. Ладно, пока пусть будет семнадцать. Но отчеты по сделке, – он ткнул пальцем в стол, и с сигареты упал комок пепла, – сюда. Какие отчеты, о чем он? Это же сплошная нелегальщина. – Естественно. От вас потребуется помощь с таможней. – Решим, – отмахнулся Крокодил. – Как он там вообще? – Приходит в норму. Крепкий парень. Я бы сказал исключительно крепкий. – Держи меня в курсе. И вообще, – Лялин неопределенно повел подбородком. – Само собой, – пообещал Денисов и поднялся. Аудиенция закончена. Теперь следовало договориться с Софочкой, старой сукой, которая устроилась на корабль лишь потому, что тут полно голодных до баб кобелей, способных ее удовлетворить. На Земле ее прелести мало кого прельщали. Здесь, на борту, группа Денисова занимала привилегированное положение. За глаза их называли «разведчики». В каком-то смысле так оно и есть, ведь весь рейс затеян ради них. Это они, операторы, знают, что главное – обеспечить работу маяков и передающих систем, разбросанных по всему Большому Космосу. Со стороны же, на уровне ощущений человеческого восприятия, это смотрится как обслуживание их – «разведчиков». Ни сам Денисов, ни члены его группы эту полуромантическую ауру вокруг себя старались не разрушать. Не помешает. В рабочем блоке психолога (по совместительству психоинженера) Софочка оказалась не одна. Перед ней в кресле, сильно смахивающем на зубоврачебное, развалился молоденький техник, кажется, Изя, и млел под звуки расслабляющей музыки, в которой Денисову почудились весьма сексуальные стоны. Объект ближайшей случки дипломированного специалиста, лицензированного и всеми печатями отштампованного, теперь был известен. Сама Софочка сладко улыбалась, сидя напротив своей очередной сексуальной жертвы на высоком стуле. Эдакий парный релакс или, по-простому, прелюдия. – Ой, прошу прощения, – проговорил Денисов, делая вид, что смутился. Да ничего он не смутился – ему-то что! – Что случилось? – царственно повернулась в его сторону Софочка. Надо признать, для своих лет она очень неплохо сохранилась. Фигура, парфюм – все в порядке. Для тех, кто видел ее, так сказать, без формы – так и вовсе отлично. – Прошу прощения, Софья Андреевна, – пробормотал Денисов, пятясь. – Вы заняты. Я попозже тогда, ладно? Через полчасика, да? Софочка невольно стрельнула глазами в сторону кресла с релаксирующим мачо на нем и сказала: – Через час. – Хорошо, конечно. Закрывая дверь, Денисов успел заметить победную ухмылку на лице техника. Зря улыбаешься, парень. Если Софочка сказала час, то это и будет час. Тебе придется здорово постараться. Скоро тебе будет не до улыбок. За спиной Денисова мягко клацнул электрозамок, а над дверью загорелась надпись «Тихо! Идет сеанс». Это предупреждение уже вошло в корабельный фольклор. С Софочкой у него было что-то вроде даже не заговора, а, если можно так сказать, полузаговора. Ничего, конечно, особенного, но имеющиеся у них доверительные отношения вкупе с этой самой таинственностью, присущей всем тайным и, как правило, противоправным соглашениям, позволяли Денисову получить свободы в действиях чуть больше, чем то предполагалось инструкциями, правилами и даже традициями. Дело в том, что в последние годы у него стало садиться зрение. Компьютеры эти проклятущие, как ни совершенствуй их мониторы, все равно здорово влияли на глаза. Да и возраст давал себя знать – сорок один не шутка. Сначала он хотел было сделать операцию на глазах, но, приватно посоветовавшись со знающим специалистом, решил не торопиться. Во-первых, изменения не такие уж и большие, пока в пределах нормы, хотя и на грани, а во-вторых, некоторое время можно пользоваться очками или контактными линзами. А дальше будет видно. Так он и делал. Дома, в быту, носил очки, на службе и в экспедициях – линзы. Все, кто хотел, об этом, конечно, знали, но Денисов как-то от нечего делать запудрил Софочке мозги, что, мол, при прохождении медкомиссии во время тестирования на полиграфе он жутко мандражирует, когда начинаются вопросы, касающиеся его здоровья. Подъехал к ней соответствующим образом, уболтал-умаслил, в разговоре нашлись общие знакомые, и она согласилась – негласно, чисто по-товарищески, – поставить ему психоблокаду на эту область. А потом и другие мелкие услуги оказывала, несколько выходящие за пределы ее должностных прав и обязанностей. Ни о каком сексе речь не шла. Если, конечно, не считать сексуальным насилием, причем в извращенной форме и с отягчающими обстоятельствами, поскольку происходило неоднократно и продолжительное время, то, что старший оператор здорово парил мозги дипломированному психоаналитику, ответственному за психологическое – и отчасти сексуальное – здоровье экипажа межзвездного корабля первого класса «Марка». Предстоящий час Денисов решил использовать с толком. Нужно переговорить со своими ребятами. От души блефанув с капитаном, теперь ему требовалось заручиться поддержкой – хоть какой. И вообще нащупать пути реализации его замысла. Парня требовалось вернуть домой. В его полудикое общество, но – родное. Это по-человечески. По-людски. За спасение своей и своих ребят жизней Денисов полагал это наименьшей компенсацией. В его, Денисова, мире, а больше того, мире всех других, средневековому телохранителю места не было. Разве что в кунсткамере. В музее уродцев. Старший оператор Денисов не считал себя способным быть поставщиком. Подобные предложения, а они случались, он всегда отвергал. Противно было. Олег. Олежка Белковский. Шестой год вместе, в таких жутких местах бывали, вспоминать неприятно. И характер у него. Не сказать, что пронырливый, но – живой, компанейский. Приятелей по всему миру – море. И на Гринге, помнится, что-то такое было. Два дня как Белковского выписали из санблока, и он переместился, а скорее, сбежал в свою каюту, которую раньше делил с Витей, сломавшим шею на том проклятом склоне. – Олег, – позвал Денисов, входя в его, ставшую одиночной, каюту. – Чего делаешь? По поводу «чего» ясно было без слов. В каюте витал тяжелый запах перегара. Перегара, а не свежего пойла. Белковский находился в активной фазе посталкогольной болезни. Внутренний Устав нарушается повсеместно на этом долбаном корыте. – Сочиняю рапорт, – сказал Олег, приподнимая голову с койки. – Недопонял. – Настобрыдло. – В смысле? – Завязываю. Хочу к жене, к детям, к пивбару за углом. Слушай, я тут посчитал. Мне за травму страховка полагается. Нормально получается. Полевые условия, то, сё. Домик куплю, и пошло бы все это на упор. Хорош, погеройствовал. Пора и для себя пожить. Сто грамм примешь? – Приму. Потом. Мне еще с Софочкой поговорить нужно. – Запал, что ли? – неприятно, с намеком улыбнулся Белковский. Нет, хуже похмелья у человека нету ничего. Мозги не работают, одни инстинкты. – Ты бы не дурковал так, а? – сказал Денисов, поднимая тонус разговора. – Дело у меня к тебе. Ты вообще как, в состоянии? – Да нормально я! Только рапорт... Сам понимаешь. Не могу больше. – Мне-то что. Хоть свечку себе в задницу воткни. Я про Пакита хочу с тобой потолковать. Поможешь? – Я? Ему? Не смеши. Это он кому хочешь может помочь. О-ой. – Олег поморщился. Болит головушка с перепою. – Ты знаешь, лет тому хрен знает сколько назад сказать я думал, что мы крутые. Типа супермены. Командировки, спецоборудование, закрытые рейсы. Денег немерено. Херня это все. Воздух. – Олег поморщился и приподнялся на локте. – Слушай, дай водички. Вон там. Денисов потянулся и взял из шкафчика бутылку минеральной воды без газа, вставленную, как гильза в барабане револьвера, в глубокое гнездо. – Даже не воздух, вакуум, – проговорил Олег, открывая бутылку. – Пустота. – Ты на пенсию-то уже заработал? Не отрываясь от бутылки, Олег помотал головой. Вода от толчка пролилась ему на подбородок. – Ф-фу. Откуда? Ничего, на Земле тоже можно жить. Меня еще в том году на фирму звали. Им опытные полевики всегда требуются. Хочешь со мной? Черт! Таблетку выпить, что ли? Или сто грамм накатить? – Лучше таблетку. – Где бы еще такую таблетку взять. Слушай, а тебе не страшно? – Что именно? – терпеливо спросил Денисов. Выпить хотелось все отчетливее. Или тоже таблетку? Так где ж ее такую? – Кончай. У тебя жена, ребенок. Как они, если что? – Ты об этом. Ну так страховка же есть, сам знаешь. – Ты думаешь? – с отчетливой неприязнью спросил Олег и посмотрел диковато. Отстраненно. Словно изучал. Или будто впервые увидел после долгого расставания. Это похмелье так действует. В нормальном состоянии Олег умеет маскировать свои чувства. Хохотнет, улыбнется, анекдотец ввернет. По жизни, по ощущениям он игрок. Не в том смысле, что карты или рулетка. Игрок на публику, аудиторию. Артист. Жанр – обаяние. Женщины тают. Мужики, впрочем,тоже. Не все, но многие. Некоторых, кто поумней, это напрягает. Серьезные люди клоунов не любят. Не доверяют им. При этом человек верный. Денисов сам его выбрал. В его группу конкуренция большая. Что называется, только свистни. – Я о другом сейчас думаю, Олег. Ты поможешь? Надо парня домой возвращать. – Что, корабль вспять повернуть? Так это к Крокодилу. – Крокодил готов продать парня на Гринге. Мы в доле. – Продать? Погоди. Чего-то я... Парня в рабы?! – Формально, – объяснил Денисов. – Он же без документов, без чипа, без ничего. Надо его легализовать. Иначе как ты себе представляешь его на Земле? – Никак не представляю, – пробормотал Олег, таращась в потолок. – Только я одно тебе скажу. Если за пределами Управления про это прознают... – Интересно, как? – стараясь говорить уверенно, даже с подначкой, спросил Денисов. На самом деле особой уверенности он не испытывал. Конечно, Управление не любит выносить сор из избы. И не такие тайны похоронены в его архивах, а больше того – в головах его работников. Другое дело, что факт легализации на Земле представителя цивилизации, тесные контакты с которой запрещены целым рядом конвенций, законов и приказов, сам по себе вопиющее нарушение. Прознай про это ребята из Агентства по контролю, живыми не отпустят. Правда, и с ними договаривались. Но это та еще головная боль. В ближайшей перспективе Денисова больше волновала реакция непосредственного начальства в частности и руководства Управления в целом. Только пока он старался об этом не думать. Отгоняя эти мысли, он отмахивался тем, что в Управлении на хорошем счету, его ценят, и все такое. Детский лепет, конечно, но, как известно, легче всего договариваться с собственной совестью, особенно когда цель перед тобой – благородная. Она оправдывает многое. И средства для ее достижения – тоже. – Что от меня нужно? – спросил Белковский. – Помнится, ты говорил, у тебя какой-то знакомый на Гринге не то казино заправляет, не то еще что-то в этом роде. – Знакомый... Можно сказать родственник! Муж моей двоюродной сестры. Правда, похоже, уже бывший. – Как это? – Разводятся они, что ли. Или не разводятся. Не знаю даже. Вечно у них там вулкан страстей. – Ладно, не имеет значения. Поговорить с ним сможешь? – Ну почему нет? Попробовать можно. Только я его не видел хрен знает сколько лет. – Вот заодно и увидитесь. Тогда все, договорились. Пойду. А ты кончай бухать. Иначе спишу до того, как ты свой рапорт сочинишь. И вообще, не торопился бы ты с ним. По крайней мере имей в виду, до возвращения на базу ты по-любому на работе. Выйдя из каюты, Денисов посмотрел на часы. Психологиня еще не освободилась – час не прошел. За отчет засесть, что ли? Не сказать, чтобы он уж так не любил писанину. Работа, она работа и есть. Ко многому привыкаешь, тем более когда столько лет. Но каждый отчет по требованию чинуш из Управления приходилось писать чуть ли не как инструкцию для следующей бригады. С одной стороны, правильно, конечно. Ошибки, потенциальные опасности, предостережения, характеристики. С другой же, он всякий раз чувствовал намек на то, что в его услугах, в случае чего, могут и не нуждаться. Потоптавшись, решил зайти в ходовую рубку, узнать, как дела и вообще потрепаться с летунами. Подобные визиты правилами не одобрялись, но Денисов, как руководитель экспедиционно-ремонтной группы, на подобные запреты, мягко говоря, поплевывал. Уже лет двадцать Управление комплектует экипажи по мононациональному признаку во избежание межэтнических и межрелигиозных разногласий, которые порой случаются во время дальних перелетов, когда люди по много месяцев находятся друг с другом в замкнутом пространстве, что само по себе является психотравмирующим фактором, хотя это правило никогда не перерастало в догму. Вот и здесь старшим смены стоял второй пилот Рубен Осипян, весьма слабо похожий на русского. Впрочем, русских экипажей вообще очень мало. Они так старательно уничтожали себя много лет, что удивительно, что их вообще встречают в космосе. – Привет, как дела? – спросил Денисов, входя в просторную рубку, где среди прочих запахов довлел аромат туалетной воды Рубена. – Здорово, – буркнул второй пилот, отворачиваясь от монитора, на котором изображен какой-то график. – Все хорошо. Когда нет ничего особо плохого, значит, все в пределах погрешности от нормы. Ты сообщение получил? – Нет. А что такое? – Не знаю. Я к тебе в каюту переслал. Из Управления. В голосе Рубена угадывалась легкая обида, и причины ее лежали на поверхности. Управленцы, пораженные манией секретности, слали всем только зашифрованные тексты, не делая исключение даже в том случае, если адресата всего лишь поздравляли с днем рождения. Исключения делались лишь для пилотов, да и то не всегда. Якобы этого требовала политика открытости перед проверяющими и контролирующими организациями. Лично Денисов считал, что по большей части это вносит лишь путаницу и ненужные обиды. Запланировано так или нет – он не знал. Может, игры такие, а то и просто бардак. – Я сейчас посмотрю, – пообещал Денисов. – Слушай, вы дозаправку где хотите делать? – На Макарке, наверное. А что? – Я тут с Крокодилом недавно говорил. Он на Грингу собирается. – Чего это? – вылупился Рубен. – Ну, он командир, ему виднее. – Прими управление! – велел он помощнику, навострившемуся принять участие в разговоре. – Пошли кофе попьем. В рубке имелся небольшой закуток, громко именуемый кафе, где дежурная смена имела возможность перекусить и приготовить себе напитки по вкусу. Кафе считалось безалкогольным. – Есть принять управление, – запоздало проговорил помощник, уставившись на экраны перед собой. – Слушай, Андрюша, – проникновенно заговорил Рубен, когда они оказались в крохотном «кафе». – Задолбал он меня. Ну зачем нам на Грингу, а? Ты мне скажи. У них цены на шесть процентов выше и обслуживание дрянь. Нет, я точно напишу рапорт. Ну сколько можно?! Денисов знал, что Осипян давно примеривает на себя капитанскую форму, но Крокодил уступит ее только вместе с кожей либо собственным повышением. И то и другое вряд ли совместимо с реальностью. – Не кипятись. Понимаешь, какое дело. Только между нами. – О чем ты говоришь! – горячо заверил Рубен, любивший, как и все человечество, чужие тайны. – У Белковского там сестра... ну... в общем, с мужем у нее проблемы. А он еще и травму получил. Тяжело человеку. Словом, надо помочь. Поверишь, рапорт готов написать. – Ты? – поразился второй пилот. – Он! – О! – Рубен выдержал трагическую паузу, при этом азартно выкатив глаза. – Сестра – это святое. – Ну? А я о чем. Только ты уж, пожалуйста, никому. Крокодил распорядился, и все, ты с краю. – Я все понял, Андрей, все понял. Без вопросов. Я тебя уважаю. Давай все же по кофейку. Денисов прикинул, что кофе разумнее попить у Софочки, и отказался. – Знаешь, нам там дней пять, может, придется задержаться, – сказал он, сознательно увеличивая срок пребывания на Гринге. Свои дела там он предполагал закончить дня за два, за три. – Так что рассчитывай. – Спасибо, что сказал, – азартно улыбнулся Рубен. Слаб человек, слаб. Софочка сидела в своем рабочем кресле и делала вид, что работает. Но по ее расслабленным плечам и полубессильному наклону головы Денисов видел, что женщине хорошо. Пусть хоть кому-то тут будет хорошо. – Ты освободилась? – Проходи. Она встретила его лукавой и одновременно надменной и усталой улыбкой, свидетельствующей о высшем знании, которого лишен ее визави. Многие искусствоведы бьются над тайной улыбки Джоконды. Вот посмотрели бы они сейчас на психологиню и все поняли б. Ей сейчас не то что двигаться – говорить не хочется. – Отлично выглядишь, – похвалил ее Денисов, усаживаясь в кресло рядом. – Спасибо. – Это тебе спасибо. Поглядишь на тебя – жить хочется. Знаешь, кому-то это дано, а кому-то – как ни кряхти. Юбки, макияж, пластика – все всухую. Подружки, поди, тебе обзавидовались. Послушай, – Денисов доверительно наклонился вперед, – у меня к тебе дельце. – Пошел ты со своими делами, – лениво проговорила Софочка, пальцами левой руки легонько трогая волосы на своем виске. Денисов расценил этот жест как приглашение к продолжению разговора. – Кофейком не угостишь? – Хочешь – сам ставь. Знаешь где. Честно говоря, он рассчитывал, что Софочка сама его обслужит – в смысле кофе. Психологически да и по правилам приличия это было бы куда правильнее. Но уж коли так фишка легла, играем. Под вытяжным шкафом, который дипломированный специалист приспособила под личную кухоньку (почти во всех рабочих помещениях, вопреки запретам, существует нечто подобное), он нашел початую бутылку коньяка, от которой, даже закрытой, пахло. Понятно, что недавно из нее наливали. Софочка не обращала на него внимания, погрузившись в какую-то книгу, хотя Денисов, поглядывая на нее со спины, полагал, что она просто дремлет. Утомилась. Выбрав чашку побольше, он не пожалел в нее спиртного, зная, что после такой смеси полусуточное бодрствование Софье Перегляд обеспечено. Вряд ли она осыплет его за это благодарностью, но дело того требовало. – Держи. Я чуть покрепче сделал, а то ты, вижу, спишь. Помнишь, ты говорила, что у тебя языковые программы есть? – Тебе-то они зачем? – лениво поинтересовалась психологиня, забирая кружку с фирменным знаком Управления. Такие каждый год вручали сотрудникам и партнерам, так что у некоторых, в том числе у Денисова, их скопилось больше, чем на один стандартный сервиз. Впрочем, лично он их активно раздаривал. То, что Денисов называл языковыми программами, было очень сложной смесью многих научно-прикладных дисциплин. По сути – гипно-инженерное воздействие на мозг, приводящее к тому, что пациент в течение очень короткого промежутка времени получал некий набор знаний по избранной тематике. В данном случае – языка. Существовали и другие области знаний, которые «вкладывали» в головы. Только имелась одна проблема – так называемые побочные эффекты. Доходило до того, что люди превращались в «матрасы» – не реагирующие на внешние раздражители особи, занятые исключительно перерабатыванием полученной насильственным путем информации. Вроде зависшего компьютера. Впрочем, порой «отравления» носили более легкую форму. Поэтому подобные воздействия на человеческий мозг если и не значились под абсолютным запретом, то на них наложили огромные ограничения. – Да надо, – несколько фальшиво проговорил Денисов и тут же поплатился. – Что значит «надо»?! – взорвалась, выпрямляясь в кресле, психологиня. – Ты меня чего, на цугундер в очередь записываешь? Или прямо вне очереди? Ты чего пришел? Кофе попить? Вот пей и уматывай. Тоже мне! – У меня есть и получше! – резко сказал Денисов. – Кончай орать. Это ты на своего этого покрикивай, как там его? Членисторукого. Вот на него и рявкай. Кстати, как он тебе? Ничего? Я к ней с делом пришел, а... Ты чего возомнила-то? Ты на меня свое бешенство матки не перекладывай, подруга! Ты так со своими елдунами разговаривай. Больше бы толку было. А то весь корабль на сперму исходит. Все сортиры уже, понимаешь... Кто будет вылизывать? Ты? Так валяй. Чего сидишь? – А ты мне позавидовал, да?! Или, может, потому, что тебе не дала? Так ты скажи, скажи. Может, и договоримся. Денисов передохнул. Гнусно так переть на женщину. Так сама ж нарвалась! Или это на нее так кофе с коньяком действует? Он не первый год ходит старшим группы. Знает, как нужно шею мылить, а порой и до крови. Железной щеткой. Только не таким ему виделся этот разговор. Но уж как получилось. Она что-то возмущенно говорила, забыв о своем недавнем умиротворении, но Денисов больше не обращал на ее эмоции внимания. Теперь ему оставалось только давить. А ведь мог бы головой и получше поработать! Брать ее надо было тогда, когда она еще не зажгла над своей дверью надпись о проходящем сеансе. Хорошо еще не красный фонарь. – Кончай орать, – сказал он. – А ты мне рот не затыкай! – Тебе, пожалуй, заткнешь. В общем, как я понял, не хочешь ты себе помочь. Ладно, так и доложим. – Что ты крутишь, Денисов? «Помочь, доложим!» Я же тебя насквозь вижу. – Это потому, что я не мутный. И не имею привычки крутить, как ты выражаешься. Я же к тебе нормально пришел, как к человеку, к товарищу, в конце концов. Все, пошел я. За кофе отдельное спасибо. – На здоровье, – сварливо отозвалась она, поглядывая на него с плохо скрытым интересом, если не опасением. – Но учти, после услышанного моя благодарность не распространяется так далеко, чтобы помогать тебе с новичком. – В каком же это смысле, позвольте спросить? – Ну ты даешь! – произнеся это, Денисов заставил себя улыбнуться. – Мне казалось, ты лучше знаешь свои должностные обязанности. Смотри, Крокодил узнает – больше не возьмет тебя с собой. – Не боись, Денисов. Возьмет и еще как возьмет. – Ну, тогда Управление. – Ты меня еще президентом попугай, – не хотела сдаваться Софочка. – Президентом? Да запросто. Вот тебе ситуация. Гипотетическая, конечно, но ведь мы с тобой знаем, что от вероятности до реальности один шаг. Такая жизнь пошла! Прибываем мы с тобой на Землю. Всей нашей честной компанией. Проходим карантин и все такое, и вдруг спустя некоторое время выясняется, что один из вновь прибывших, мягко говоря, неадекватен. – Уж не ты ли? – Я? Нет. Я же уже сказал тебе кто. Новенький. Тот, который сейчас в санблоке парится. А вдруг у него проявится повышенная агрессивность или иные отклонения? – Ты его притащил, тебе за него и отвечать. – Так-то оно так, да не совсем. Кто его должен был первично обследовать? Ты, моя дорогая. Согласно инструкции, каждый, кто находится на борту... – начал Денисов нудным тоном, будто по бумаге читал, но Софочка его оборвала: – Неувязочка у тебя, начальник. Он не член команды. – А ты инструкцию-то почитай, подруга дней моих суровых. Почитай-почитай, полезно бывает. – Ты хочешь сказать, что я должна его оттестировать? – Это не я так говорю. Ин-струк-ци-я! – Но я же по-ихнему не бельмеса! Как я его, на пальцах, что ли? – Я уж там не знаю, на пальцах или на чем другом, – мстительно проговорил Денисов, но обязана. И вариантов у тебя два. Первый – ты быстренько изучаешь его язык. А поскольку язык сложный и за время до посадки выучить в совершенстве ты явно не успеваешь, то просто вводишь себе языковую программу. Со всеми возможными последствиями. Или второй. Делаешь то же самое ему. Был у тебя и третий, попросить помощи у меня, но ввиду сегодняшних событий – сама понимаешь. Недосуг. И ребятам моим тоже. – Ага. Потому что пьют не просыхая. – Естественно. Что позволяет сделать вывод о плохой работе штатного психолога. – Ну и сволочь же ты, Денисов. – И это заместо спасиба? Интересное кино про девушек. Достойное отдельной строчки в моем рапорте. Кстати, я его еще не закончил. Так что ты решила? – Перечитать инструкцию! – огрызнулась Софочка. – И это правильно, – похвалил Денисов, вставая. – Ну, не буду задерживать. Там, наверное, уже очередь к тебе выстроилась. Ребята жаждут помощи. – Пошел вон! – И тебе всего хорошего. Да, чуть не забыл. Что передать капитану корабля? Я как раз к нему. Он им сегодня интересовался. – Успокойся, будет твой парень говорить. – Ладно, так и скажу. Но пошел Денисов не к Крокодилу, а к себе в каюту. Пора бы уже прочитать послание из Управления. Помешанные на секретности, те не только страшно шифровали свои послания, но и отводили им очень короткую жизнь. То есть если адресат в течение отведенного времени не вскрыл текст, тот самоликвидировался. Подобное считалось пусть и не грубым, но все же нарушением дисциплины. А оно надо, с чинушами потом бодаться? И без них забот хватает. Зимина, с которым он делил каюту, не было, поэтому не пришлось даже пытаться следовать очередной инструкции по обращению с секретными документами – получение производить строго одному, убедившись в отсутствии рядом посторонних, к которым в этом случае относятся все те, кому данное отправление прямо не предназначено. Конечно, так он своих ребят не обижал, тем более что большинство принятых им текстов ничего секретного в себе не несли. На этот раз, чему Денисов немало удивился, первым словом оказалось «секретно» с тремя восклицательными знаками на конце.Секретно!!! Руководителю специальной отдельной группы Старшему оператору технической службы г-ну Денисову А. Ф. По имеющимся у нас данным, в секторе пребывания корабля «Марка» в настоящее время находится специальный корреспондент издательского дома «ОМЛ» Артур Маркус (см. справку. Раздел 93, №24 и раздел 908, №11). По нашим данным, с 18 по 22 число текущего месяца он предполагает пребывать на планете Астора. УПТ крайне заинтересовано в том, чтобы г-н Маркус в положительном ключе осветил нашу работу в средствах массовой информации. В этой связи Вам предлагается наладить с ним неформальный контакт и устроить его перелет с Асторы на Землю на борту «Марки». На Вас возлагается руководство этой операцией. Капитан Лялин И. Д. проинформирован и получил соответствующие инструкции. Наши представители на местах нацелены на оказание Вам всей необходимой помощи. Информационная поддержка будет Вам оказываться по категории «В». Финансовые средства Вам следует получить в кассе корабля. Руководство Управления технической поддержки придает большое значение этой операции. При успешном ее завершении все участники, по Вашему представлению, будут поощрены. Заместитель начальника УТП Генрих Квеллер Заведующий оперативным отделом УПТ Игорь Г. Мухин Конец сообщения (до самоликвидации осталось 60 секунд).
На памяти Денисова за все время его работы в Управлении лично Квеллер обращался к нему от силы пару раз, если не считать всяких стандартных приказов и поздравлений, где Денисов если и упоминался персонально, то, как правило, в толпе. И оба тех раза ситуации были чрезвычайными, если не сказать критическими. А уж чтобы в компании с Мухиным – никогда. Игорь в управе занимался разведкой и контрразведкой, хотя официально в его обязанности входило лишь обеспечение безопасности сотрудников. Денисов, как, наверное, и все бригадиры, тесно с ним сотрудничал, передавая ему информацию, за что имел небольшой профит. Очевидно, что инициатором этого необычного приказа, если только это послание можно расценивать подобным образом, являлся как раз Мухин. Квеллер же, жаба надутая, стал подписантом для солидности, хотя Денисову вполне хватило бы и обращения одного Игоря. Видно, не все так просто. Шестьдесят секунд, оставшиеся до самоуничтожения текста, он провел с толком. Считается, что эту расшифровку невозможно скопировать, но один неглупый парень, работающий на орбитальном причале Управления, сделал ему хитрую программку эксклюзивного характера, при помощи которой оригинал послания в закодированном виде и его расшифровка легко перекочевывали в блок памяти его наручных часов, что Денисов и проделал, а для верности просто перефотографировал текст с экрана, после чего тот рассыпался на зерна и превратился во вполне эротичную картинку, изображающую голую девицу на пляже. Это мухинские штучки. Любит он подколоть сотрудников. Денисов знал две или три истории, когда вот такой исчезающий из памяти компьютера текст ребята, принявшие его к исполнению, потом не смогли представить в качестве доказательства обоснованности своих действий. Итак, что мы имеем. Некий корреспондент. Денисов полез в указанные разделы оперативного архива в своем компьютере. Ну, с журналистом все более или менее ясно. Этот активно работает с Агентством по контролю, которое поставляет данные на недобросовестных – на самом деле таковых или нет – подконтрольных Агентству сотрудников других ведомств. Рекламирует себя Агентство. При этом популярность Маркуса растет с каждым новым разоблачением. Вот и теперь он наверняка что-то роет. Ясен и ход Управления. Ежели его похвалит человечек Агентства, то это совсем не то, как если бы восторженно отписался свой, давно прикормленный писака. Видать, крутые там у них расклады. Из-за них-то Денисов чуть сам не погиб с половиной своей команды и парня этого, Пакита, едва не угробил. – Капитан, – сказал он, обратившись к Крокодилу по внутренней связи. – Могу к вам сейчас зайти? – Есть идеи? – Есть сообщение. – Тогда давай. Сроки, указанные Мухиным, исключали остановку «Марки» на Гринге. В это время кораблю следовало быть на Асторе со всеми отсюда вытекающими. Прямое указание Квеллера (так вот в чем идея Мухина!) даже Денисов, слегка поплевывавший на кое-кого из руководства, не исполнить не мог. Крокодил – тем более. А это значит, что первоначальный замысел по легализации Пакита летит к черту. – Вы получили приказ Квеллера? – с порога спросил Денисов, снова ощутив табачный запах. Хоть бы антитабакином он пользовался, что ли. Просто провокатор какой-то, а не капитан. – Квеллера? С какой стати? – спросил Лялин, не отрываясь от просмотра. Шел зубодробительный фантастический боевик на тему подземных жителей, беззаветно сражающихся с подземной же нежитью. В прошлом месяце Лялин, помнится, смотрел мелодрамы. Некоторые из экипажа пугались, когда, войдя в каюту капитана, видели посреди нее почти натуральных рыдающих девок, порой не совсем одетых. Денисов растерялся. Как это? Обманули его, что ли? Чьи-то шуточки? Или до кэпа еще не довели? Но так не бывает! Рубен, при всей его, мягко говоря, антипатии к Крокодилу, в жизни бы не посмел утаить от него депешу от руководства. За такие кренделя по головке если и гладят, то топором, причем с размаха. И Осипян это прекрасно знает. – Не понял, – проговорил он. – Да не расстраивайся ты так. Баллон мне отписал. Баллон – это начальник Управления. Это круто. Чтобы какому-то капитану приказывал лично Баллон? Да у него их таких – как вшей у дворняги! И – отписал! Не приказал или там распорядился – отписал. Хамеет Крокодил, совсем нюх потерял. – Да ты не стой, присядь. Сейчас самое оно будет. Погляди. Смотреть на то, как где лохматые, а где до бесстыдности лысые уродцы крушат полупрозрачную нежить каменными мечами, раскаленными на каком-то особо чудесном плазменном костре, Денисову было совсем неинтересно. Но в кресло он сел. – Значит, Астора? – спросил он, все еще не оправившись от потрясения. – Ага... Слушай, дай уже посмотреть, а? Обидно, мать их, когда высшие силы так нагло и бесцеремонно рушат твои планы. А может, это перст судьбы? Вроде как указывает кто-то, брось ты, Денисов, эту хрень и спокойно занимайся своими прямыми служебными обязанностями. Отчет, например, напиши. Или устрой учения своим подчиненным, да с контрольным зачетом, а то они что-то пить у тебя стали и рапорта на увольнение писать. А всякие моральные обязательства оставь руководству, которое для тебя царь и бог во всех своих лицах, пусть и не всегда приятных. Пламенный меч как раз разнес черепушку очередному гаду, когда Денисов услышал: «Двадцать пять». Он даже не понял, что это. В кино это сказали, что ли? Ну там, двадцать пятый. Как очередная зарубка на прикладе снайперской винтовки. И лишь спустя несколько секунд сообразил, что это произнес Крокодил. – Чего? – Двадцать пять, говорю. – В смысле? – осторожно уточнил Денисов. У него мелькнул солнечный зайчик надежды. – И мы все сделаем прямо на Асторе. – Это как, интересно? Если Гринга считалась чуть ли не разбойничьей планетой, хотя, наверное, «чуть» в большинстве случаев можно и опустить, то Астора во многом была ее полной противоположностью. То есть суть-то, конечно, одна – и там и там заправилы делали деньги, и деньги большие. Только на Асторе наковальней по выработке звонкой монеты служила промышленность. Добывающая, обрабатывающая и далее везде. Поводья там уже пятьдесят лет держала мощная корпорация, сумевшая на отдельно взятой планете обойти все антимонопольное законодательство при помощи всего лишь одного нехитрого маневра – значительная часть рабочих трудилась там вахтовым методом. Денисов деталей не знал да знать, в общем-то, не желал, но предполагал, что дело там в какой-то махинации, тонкой и денежной игре с законами и чиновниками. В том числе с Ассоциацией. В этой связи становился более или менее понятен расчет его начальников. Если Маркус сунул свое любопытное рыло в эту клоаку, то, скорее всего, речь идет о разногласиях с его недавними благодетелями. – Так мы договорились? – уточнил Крокодил. – Двадцать! – Не торгуйся, Андрей Федорович. – Какая может быть торговля втемную? Так, баловство одно. Или есть конкретные предложения? Может, даже с гарантией? – Предложения есть. Гарантии пока нет. Но с ней встанет дороже. – Давай разговаривать, – незаметно для себя перешел Денисов на «ты». До этой секунды у них с капитаном в этом смысле царило неравноправие.
Глава 4 БОЕЦ
Обидно до чертиков, когда в 29 лет ты все еще только директор филиала. Да еще в такой дыре. Порой Грегори даже сожалел, что родился в семействе Вали, могущество и богатство которого известны всей Галактике. Соответственно, он был богат с рождения, но в отличие от многих из своих сверстников, тоже не бедных, сразу по окончании университета, где он был вынужден действительно учиться, сразу приступил к работе. И не на Земле, где с досугом нет проблем, а в этой дыре Асторе, где, кроме охоты и катания с гор, никаких развлечений не существует в принципе. Выпивка и компьютерные игры, само собой, не в счет. Беда в том, что с самого детства всем отпрыскам Вали, жестким гипнотическим внушением навязывалось ограничение в потреблении алкоголя. Дело в том, что единственный сын и предполагаемый продолжатель семейного бизнеса патриарха, которого в некоторых источниках называют Вали Первым, загнулся как раз из-за злоупотребления горячительным, в результате чего папаше, уже вошедшему в преклонный, если не сказать пенсионный возраст, пришлось срочно обзаводиться другими детьми. Конечно, эта история с наследниками тоже характеризует Вали Первого как личность неординарную и даже где-то героическую, поскольку для осуществления великой миссии продолжения рода им было организовано новое государство на выкупленной у корсаров планете, где первым законодательным актом было разрешено многоженство. Остаток же своих дней основатель славной династии посвятил созданию и совершенствованию правил воспитания потомков. А поскольку прожил он еще почти двадцать лет, то, понятное дело, насочинял за это время изрядно, тем более что в последние годы жизни у Великого Вали появились признаки маразма. Словом, Грегори по прозвищу Воробышек порой скучал, при том, что работу свою искренне любил и умел находить в ней удовлетворение. Но даже завзятый трудоголик может устать или загрустить, если дело, которому он служит, отлажено, как хороший часовой механизм, так что почти не остается пространства для творческого подхода. К тому же у Воробышка имелись жена и двое детей. Ну, дети детьми, у них есть няньки и воспитатели, а молодой женщине из хорошей семьи требуются развлечения. Воробышек, отвечая вызову ситуации, принялся за формирование культурной среды со свойственной ему деловой хваткой, вколоченной в него с рождения. Для начала он отстроил личный развлекательный комплекс, через который прошли, проехали, пролетели многие известные артисты и музыканты. Платил Воробышек щедро, потому даже знаменитости бывать у него любили. За неполные два года Астора не только заняла прочное место в записных книжках импресарио, но и в деловых блокнотах элиты, которая нашла для себя еще одну точку на звездном небе, где можно отдохнуть без риска нарваться на быдло или излишне придирчивую полицию. Задуманный как семейное развлечение Центр стал приносить вполне ощутимые доходы, и не одни только финансовые. Заветы давно почившего в бозе Вали Первого не пропали даром. Грегори, вдохновленный успехом своего первого личного проекта, всерьез подумывал о его расширении. Однако при всей гордости за свое детище Воробышек времени и сил тратил на него куда меньше, чем на основное производство, ибо только успех в нем позволял надеяться, что семейный совет сможет доверить ему руководство проектом посолиднее и, что самое главное, в метрополии. Поэтому каждое утро он появлялся в своем кабинете, чтобы ровно в десять получить доклады от руководителей направлений, директоров и управляющих шахт, перерабатывающих, транспортных структур, торговых компаний и всех прочих, кто на Асторе приумножал семейное богатство Вали. Грегори старался быть строгим и разумным руководителем, делами завоевывая уважение подчиненных и деловых партнеров. А дел в его немалом хозяйстве было немало. Но редко какое из них могло заставить его допоздна засидеться в кабинете. Семье он никогда не отказывал во внимании. Сегодня он пригласил жену в свой Центр, где знаменитый джазовый коллектив давал свой единственный концерт на Асторе. В концертном зале за Грегори Вали была навсегда закреплена ложа, называемая королевской, хотя ни одного короля в ней отродясь не бывало. Впрочем, Воробышек не терял на это надежду. С точки зрения рекламы это хороший ход. Входя в фойе и раскланиваясь со знакомыми, он отметил, что гостей на сегодняшнем вечере меньше, чем обычно. Конечно, джаз – весьма своеобразное искусство и не каждому доступно, но ведь на Асторе так мало развлечений. Движением подбородка велев управляющему Центром следовать за собой, прошествовал в свою ложу, ведя супругу под руку. Церемонно усадив жену и сам усевшись на свое привычное место, повернул голову к управляющему. – Сегодня у нас мало гостей, Питер? – спросил он. – К сожалению, не все билеты проданы. – Почему? У нас что, появился конкурент? – Слава богу, нет. – Так в чем дело? – Трудно сказать. – Но какие-то мысли по этому поводу имеются? – Ну... – замялся управляющий. Воробышек хотя и слыл надутым снобом, дураком не был и в людях разбирался. Дело в том, что репертуар своего Центра он во многом формировал сам, и, похоже, ошибся. Видимо, на это и намекает Питер, не смея при этом озвучить свои соображения по этому поводу. – Подготовьте мне завтра отчет за месяц. – Но месяц еще не кончился, господин Вали. – По сегодняшний день включительно, – отрезал Воробышек и отвернулся к сцене, закрытой голографическим занавесом, на котором с еле слышным звуковым сопровождением рассказывалось об истории джазового коллектива. Говорить с управляющим пока что больше не о чем. Продолжая из ложи раскланиваться со знакомыми и обмениваться улыбками, одновременно Грегори развлекал жену рассказами о джазе и искоса посматривал в зал, заполнившийся едва наполовину. Да, сдается, поторопился он с оптимизмом по поводу перспектив своего проекта. Настроение было подпорчено, однако он не стал отказываться от красивой традиции по окончании концерта лично поблагодарить музыкантов и выпить с ними по бокалу настоящего чилийского вина; фабрика и виноградные плантации принадлежат семейному клану Вали, что и отражено на этикетке. Лично Грегори легко обошелся бы без этого фуршета, но супруге очень нравится общаться со знаменитостями, поэтому он, нацепив привычную улыбку, стал самой любезностью, с искренним интересом расспрашивая музыкантов о музыке, их коллегах и всем том, что им было действительно интересно. Эмма лучилась от счастья. На Земле ей не приходилось накоротке общаться со знаменитостями такого масштаба. Взглядом испросив у мужа разрешения, она пригласила всех музыкантов в их дом. Лично Грег предпочитал устраивать подобные мероприятия здесь, в Центре, а не тащить незнакомых людей к себе. В конце концов, именно для этого он и построил этот комплекс, но не позорить же теперь супругу прилюдным отказом. Ничего, переживет, а с Эммой он просто поговорит на эту тему. Потом. Позже. Седовласый красавец, импозантный руководитель коллектива, многократный лауреат и победитель, с поклоном и наигранно-скорбной улыбкой обратился сразу к обоим супругам одновременно. – Я польщен. Мы все, – он сделал широкий жест, словно охватывая им своих коллег, – все польщены вашим приглашением. Должен сказать, что мы получили искреннее удовольствие выступать перед вами. Хочу подарить вам в знак признательности и на память коллекционный комплект наших записей. Он сделал изящный, хорошо отработанный подзывающий жест, и какая-то женщина подошла и вложила ему в руку золотого цвета коробочку, в каких обыкновенно хранят компакт-стержни с разного рода информацией. Только в отличие от упаковок сугубо технических носителей эта была оформлена богато, как футляр для ювелирного изделия. – Благодарю, – поощрил улыбкой дарителя Вали, предоставив супруге рассматривать подарок. У нее таких уже скопилась приличная коллекция. – Только, боюсь, мы не сможем принять ваше любезное приглашение. Завтра утром мы должны быть на борту корабля. Билеты забронированы за месяц. Мне очень жаль. «Ну и черт с вами», – подумал Воробышек. – Поверьте, мне тоже, – проговорил он. – Не часто в нашей глуши случаются такие гости. – Ну как же так? – услышал он жалобный голос жены. Он посмотрел на нее с немалым удивлением. Что это она? Он не помнил, чтобы она настолько увлекалась джазом, чтобы проявлять такие чувства. Да и вообще она джаз не очень жаловала. Тогда что? Грегори был хорошим руководителем, этому его учили чуть ли не с пеленок, и он знал, что на непонятные вопросы необходимо как можно быстрее находить удовлетворительные ответы, иначе жди беды. – Дорогая, я думаю, что у господ музыкантов очень жесткий концертный график, и мы просто не вправе его ломать. Улыбка, появившаяся на лице маэстро, недвусмысленно показала, что это, мягко говоря, не совсем так. К сожалению, Эмма ее не только заметила, но правильно истолковала. И немедленно вцепилась в мужа. – Дорогой, ну неужели ничего нельзя сделать? – с очаровательной наивностью спросила она. Дурочкой и пустой капризницей она не была, но иногда умела вот так, по-женски подцепить мужа, который нет-нет да и хвалился ей своим могуществом, по крайней мере на отдельно взятой планете. Что ж, приходится соответствовать. Только зачем ей сдались эти музыканты? Или только один из них? – Ну, если ты так хочешь... Я попробую что-нибудь сделать. – Ура, ура! – захлопала она в ладоши. – Только я пока ничего не обещаю. – Милый, ты все можешь. Конечно может. В крайнем случае он мог предоставить им свой личный корабль. Только вот делать это он не собирается. – Куда вы предполагаете лететь? – Наш дом Земля, – манерно ответил маэстро. «Счастливчик». Отойдя в сторонку, он связался с диспетчером и с некоторым удивлением узнал, что, кроме «Паруса надежды», на котором планировали отбыть музыканты, в ближайшую неделю ни один борт на Землю не идет. Если не считать «Марки», принадлежащей Управлению технической поддержки и обеспечения полетов, но это не пассажирское, а сугубо техническое судно. Хотя семейство Вали и поддерживает тесные деловые связи с Управлением, но это еще не значит, что можно вот так запросто навязать им десяток пассажиров. Воробышек велел связаться с капитаном «Марки» на данный предмет. Чем дальше, тем больше он желал узнать, зачем его Эмме потребовалось приглашать в их дом этих людей. – Дорогая, все оказалось не так просто, – сказал он, возвратясь к супруге. – Но и не безнадежно. Есть один корабль, который в принципе может взять вас на борт, – обратился он уже к маэстро. – Я рассчитываю получить ответ их капитана примерно через два часа и непременно сообщу вам о его решении. А пока, – тоном радушного хозяина громко сказал он, обращаясь сразу ко всем присутствующим, – веселитесь, господа, отдыхайте. Ну, а теперь мы вынуждены откланяться. Еще раз примите нашу благодарность за доставленное удовольствие. Мой секретарь непременно свяжется с вами. В любом случае. Всего доброго. Придя утром в свой кабинет, он узнал, что «Марка» готова принять поименованных пассажиров. Впрочем, вряд ли капитан мог бы дать другой ответ представителю клана Вали. Если только этому не препятствовали какие-то уж совсем особенные обстоятельства. Услышав это, Воробышек мстительно улыбнулся. Наверняка кубрики технического судна не такие комфортные, как каюты пассажирского лайнера. В ответ на любезность он велел пригласить капитана и еще двоих членов экипажа на его выбор на раут в свой дом. Воспользовавшись случаем, подобные приглашения он разослал еще двум десяткам человек. А ближе к обеду он принял Питера с его отчетом. Бегло просмотрев его, подумал, что, в сущности, не так все и плохо. Вчерашний полупустой зал был скорее исключением, чем правилом. Ну что ж, джаз – тонкое искусство. Не всем под силу его понять и принять, а тем более насладиться. Тем не менее он не собирался прощать управляющему вчерашний провал. В общении с подчиненными требуется строгость. – Я жду объяснений по поводу вчерашнего, Питер. – Господин Вали, – растерянно забормотал тот, пытаясь уйти от ответа и ответственности. Но Воробышек знал все эти уловки не хуже, чем родинки на теле своей Эммы. – Вам надоело здесь работать, господин Вайдек? – небрежно поинтересовался он, не без интереса наблюдая смущение управляющего. С чего бы это он так разволновался? Подумаешь, один провальный вечер! Если б не выходка супруги, то он даже не понес убытков. – Нет, конечно нет! – горячо запротестовал тот. – Тогда в чем дело? Смущение Питера стремительно переросло в панику. Становится все интереснее! – Видите ли... – Не слышу! – Дело в том, что рабочие... При чем тут рабочие! Ясно же, что быдло ничего не смыслит в настоящем искусстве. Да и не для них строил Грегори свой Центр. Совсем не для них. – Ну! – Это вне зоны мой компетенции и ответственности, поймите меня правильно. – Допустим. И что с того? – Иногда они устраивают соревнования. Так сказать, бои. – Питер, вы хотите сказать, что вчера как раз был... – Именно! – горячо воскликнул управляющий, в запале искренности нечаянно перебив хозяина, чего раньше себе не позволял. Но Воробышек этого даже не заметил. Не успел он пошевелить бровью, как на экране компьютера высветилась вчерашняя сводка от службы охраны порядка. Воробышек требовал самых точных и подробных отчетов от всех подразделений, хотя редко прочитывал их от начала до конца. Как правило, ему хватало результативной сводки. Пьяные драки... Мелкое воровство... Мошенничество... Азартные игры. Вот! Он внимательнейшим образом прочел этот раздел и посмотрел краткий видеоотчет, после чего запросил отчет полный. Получалось, что у него под боком проходит настоящий чемпионат по жесточайшим дракам, на котором не только присутствуют сотни людей, но с него даже организована видеотрансляция! Хуже того – в зале он заметил несколько лиц из тех, кого он рассчитывал видеть на вчерашнем концерте. – Я должен вас уволить, Питер. – Я не виноват! – возопил тот. Двое детей, престарелые родители, невыплаченный кредит за дом. Понятно, что управляющий вынужден держаться за свое место не то что двумя руками – зубами. – Вы должны были доложить мне об этом, – Воробышек бросил взгляд на экран, – еще полтора месяца тому назад. Однако почему-то этого не сделали. В этой связи у меня появляется предположение, что там имеется некий ваш интерес. Кстати, об этом свидетельствует и неплохая организация. – Клянусь вам! Я ни при чем. Абсолютно. Матерью клянусь. Я вам предан до глубины души. До смерти! Я только недавно узнал про это. Да, с кредитом шутки плохи. Банк клана Вали охотно предоставляет кредиты своим работникам. – Однако ж вчера на мой прямой вопрос вы ответили, что конкурентов у меня нет. Выходит, солгали? Ну и как я это должен расценивать? Я ведь вам доверял. – Господин Вали, я никогда не мог даже подумать, просто предположить, что какой-то отвратительный мордобой может стать конкурентом настоящему искусству. Мне такое и в голову не могло прийти! Поверьте! Это просто... Просто... Чудовищно! Падение нравов. Падение-то оно, конечно, падение, как без этого, но вот только он, как руководитель и представитель клана, обязан был принять в расчет и этот фактор точно так же, как он берет колебание цен на бирже или объем добычи меди на каком-нибудь астероиде. – Хорошо, – проговорил он. – Я рискну вам поверить еще раз. В последний. Но предупреждаю, если проверка выявит ваше хотя бы косвенное... – Не выявит! Я к этой грязи ни кончиком пальца! – Тогда пенять придется только на себя самого, – невозмутимо закончил Воробышек. Уж чего-чего, а клевать он умел. – Уверяю вас! – Хорошо, допустим. Но я хочу, чтобы с сегодняшнего дня вы это взяли под контроль. А лучше того, – он коротко задумался, – Питер, вы же специалист. Массовые мероприятия – ваш конек. Почему бы нам с вами не поднять этот примитивный мордобой на новый уровень? А? Как вы на это смотрите? Вот в этом, наверное, и заключается высшее искусство руководителя, когда его подчиненный от изумления и радости только и умеет, что открывать рот. Во всяком случае Грегори Вали в этот момент испытал наслаждение. – Надеюсь до конца дня услышать ваши соображения по этому поводу, – торжественно заключил он. – Да, конечно. Я понял. Спасибо вам. Я все сделаю. Не сомневайтесь. Лучший мировой опыт. У меня есть знакомые. Великолепные, настоящие профессионалы. До конца дня я подготовлю предложения. – Свободны, – оборвал этот словесный поток Воробышек. Очередная административная победа произошла. Эмма явно постаралась. Меню превосходило воображение. Она сама просто цвела в своем розовом с алой вышивкой вечернем платье, на фоне которого очень выигрышно смотрелись бусы из матово-белого не по-земному крупного жемчуга – подарок мужа на день ангела в первый год их совместной жизни. Эмма тогда уже была беременна их первенцем. Преисполненный благодарности маэстро лично исполнил в честь хозяйки на самом деле изумительную пьеску, в одиночку отыграв ее на сдвоенной скрипке, показав настоящее мастерство. После окончания номера, когда он торжественно объявил, что произведение исполняется впервые и, больше того, сочинено только сегодня, вечер вдруг покатился красиво и легко, в чем Воробышек изначально сильно сомневался. Трое его людей попеременно издали следили за Эммой, отслеживая самый крохотный вариант супружеской измены, хоть даже намек на нее, но ничего подобного не происходило. Заняв угол в огромном холле, музыканты зажигали, свинговали и импровизировали, явно получая удовольствие от самого процесса. Похоже, что это было одним из лучших их выступлений. Гости живо, с не заказным энтузиазмом реагировали. Некоторые из них вчера вопили возле ринга, демонстрируя совсем иные эмоции. А сегодня – откуда что берется? Где душа и где стихия? Грегори старался быть с гостями любезным, как то и положено хозяину, но всякую секунду ждалот наблюдателей неприятного сообщения. И дождался. От жены. Когда она, заговорщически подмигнув, потянула его в центр – танцевать. – Вообще-то, – проговорил он, – я не собирался. – Милый, пожалуйста. – Но если ты хочешь... – Пока да. – Извини? – неприятно удивился он. – Мальчик. – Что? – Через полгода. Так мы танцуем? Облегчение обрушилось на него обвалом. Хотя какое облегчение может быть от обвала? Его настроение скачком прыгнуло вверх. Мальчик! У него скоро будет еще один сын! Кроме всего прочего это еще означало, что он, свято выполняя завет прародителя относительно обильного продолжения рода, существенно укрепит свое положение в клане. К тридцати годам у него будет трое детей! – Шампанского! – крикнул он слуге и кинулся танцевать, прилюдно страстно прижимая жену и целуя ее в мочку уха. Музыканты, подхватив его настрой, вжарили с новой силой. Гости, не понимая суть происходящего, тем не менее поддержали хозяев, и в зале началась вакханалия. Такой пляски этот дом еще не видывал. Да и вообще-то мало кому приходилось танцевать под джазовую музыку, до того насыщенную страстью и, если можно так сказать, городской дикостью, что от одного звука ее сердце заходится, а что уж говорить о танце, когда ему отдаются душа и тело. Когда руки и ноги мечутся, подчиняясь не рассудку, но страсти. Когда тело испытывает радость от усталости, от самого напряжения, переполняющего его, живет им и словно не может насытиться. И прибавляло в это перца то, что сам Грегори Вали, непривычно, невиданно раскрепощенный, отплясывает со своей супругой так, будто соблазняет ее, да не как жену, а как... Как в первый, самый неистовый раз. Как влюбленный, а не законный супруг и отец. Многие из присутствующих тут находились либо в подчинении, либо в зависимости от Воробышка, из-за этого, естественно, недолюбливали его, завидовали и злословили в его адрес, но сегодняшнее действо если и не совсем примирило их с ним, то уж во всяком случае позволило увидеть в нем человека, успешно скрывавшегося под маской холодного и расчетливого бизнесмена, причем бизнесмена удачливого и – из-за его большого и богатого семейства – непотопляемого. – Спасибо, – устало и чуть шутовски поклонился жене запыхавшийся Вали, одновременно давая отмашку музыкантам прекратить играть. Сил для продолжения танца у него больше не было. А ведь впереди еще ночь! Застоявшиеся с полными подносами слуги заспешили по залу, разнося шампанское. Настоящее, с Земли. И потому очень-очень дорогое. Кое-кто из присутствующих пробовал его считаные разы в своей жизни, хотя бедняков – музыканты не в счет – тут не имелось. Довольный и раскрасневшийся Вали поднял руку, призывая ко вниманию. – Тост! – крикнул он. – Предлагаю выпить за мою прекрасную жену Эмму! За тебя. Долго перезванивался хрусталь, наполненный игристым вином. Каждый хотел лично засвидетельствовать свое восхищенное почтение супруге хозяина сегодняшнего вечера и всей Асторы. Каждый старался произнести хоть несколько лестных слов, находя все новые оттенки и грани ее чудного обаяния и красоты, исключительных душевных качеств и доброты. И все при этом говорили с подтекстом, если не с двумя, а то и тремя. Угодить хозяйке, постараться ей запомниться и, на всякий случай, заручиться возможной поддержкой; супруг ее порой бывал слишком крут в своих решениях. Ну и, конечно, чтобы вышеозначенный объект увидел и услышал, что его тост-приказание выполняется исправно и со всевозможным тщанием. Невольно конец этой затянувшейся церемонии положил сам Вали, заметив подтянувшихся к Эмме трех офицеров в форме Управления. Он совсем забыл про них, и теперь хотя бы правила хорошего тона требовали уделить им толику внимания. Управляемый мнемокомандой импульс мгновенно вывел ему на зрачок информацию об этих троих. Часто этим пользоваться не рекомендовалось, несмотря на то, что, как уверяют разработчики, никакой опасности нет. Однако из закрытой, тщательно оберегаемой информации, имеющейся в распоряжении клана, следовало, что злоупотребление этой новейшей, дорогой и, похоже, не до конца доработанной технологией могло привести к выжиганию зрачка и, как следствие, слепоте. Излечимо, конечно, но зачем нужны лишние проблемы? Поэтому в повседневной жизни господин Вали предпочитал пользоваться обычным монитором, чье вредное воздействие на глаза сведено к разумному минимуму. Еще один из очень разветвленных заветов Первого особо настаивал на сохранении собственного здоровья его потомков. – Капитан Лялин! Рад вас видеть у себя дома. Познакомьте меня с вашими офицерами. – Денисов, – показал тот на одного. – Осипян, второй пилот. – Очень рад. Он действительно был рад. Не тому, конечно, что познакомился с тремя служаками из Управы. Сколько он их перевидал! И чинами покрупнее. Наверняка кто-нибудь из начальников этого русского и теперь, пусть издали, смотрит ему в рот, точнее, в кошелек. Но сейчас они стали участниками, частью его радости, так отчего же не быть чуть снисходительнее. Сегодня вечер его очередного триумфа, так пусть и другим достанется ломтик от этого большого праздничного пирога. – Надолго вы к нам? – спросил Грегори, делая знак слуге принести новые бокалы. – Несколько дней, не больше, – проговорил капитан, дыша табачным перегаром. Давно известно, что русские неистребимы в своем желании убивать себя – хоть медленно, хоть быстро. – Проблемы? Я могу помочь? Говорите, не смущайтесь. В некотором смысле я ваш должник. Кстати, как вы предполагаете разместить у себя музыкантов? Скажу вам по секрету, я их буквально сдернул с регулярного рейса, и мне не хотелось бы, чтобы они испытывали лишние неудобства в полете. – С ними все будет в порядке, не беспокойтесь. А вот проблемы... – Да? – чуть холоднее поинтересовался Воробышек. Чужих проблем он не любил. В том смысле, что не желал их решать. И он совсем не в том положении, когда необходимо оказывать услуги офицерам Управы, фактически угождать, любезностью маскируя подобие взятки. Скорее уж наоборот. Капитан без стеснения лапнул с подноса бокал и осушил его в два глотка, выпустив газ через нос. Запах пережженного табака, смешавшись с углекислотой, стал еще насыщеннее. В доме Грегори Вали, как и во всех домах и офисах семейства, не курили. Исключение делалось лишь для рабочих на фабриках и в шахтах. Те себя гробят так или иначе, без этого они не могут. Даже штрафы их не пугают. Быдло. – Я тут хотел встретиться со своим знакомцем. Скорини, коммерсант. Может, знаете? – Не имел чести. Дорогая, покажи господам офицерам дом. – С удовольствием, – проговорила счастливая, раскрасневшаяся от танца Эмма и увела двоих русских за собой. – Так вы занялись коммерцией? – С какой бы стати? – Капитан взял с подноса новый бокал. – Он тут у вас по всякому разврату специализируется. Или уже специализировался. – Я не понимаю. Вы не можете его найти? – Ну, в каком-то смысле да. Ночью он еще был, а утром – фьють! Исчез. Говорят, будто сунули его в шлюпку и с орбиты запустили прямо туда, – капитан, подняв палец вертикально вверх, показал куда именно «туда». – Такого не может быть. Деньги деньгами, но ссориться с Управой Воробышек не хотел. Чревато. И фамилию Скорини он вспомнил. Она фигурировала в утреннем отчете. Правда, кажется, всего единожды, поэтому он не сразу припомнил. – Хотелось бы верить. Потому что это здорово смахивает на преднамеренное убийство. Под взглядом этого русского Воробышку стало как-то неуютно. Пропали комфорт и даже ощущение счастья, которое так редко посещает предпринимателя, если только он не страдает патологической страстью к деньгам. Грегори Вали полагал, что эта зараза его если и не миновала совсем – без здорового азарта в его деле нельзя, – то уж во всяком случае присутствовала не в тяжелой форме. Во всяком случае он умел находить и другие радости в жизни. – Я прикажу немедленно навести справки, – заявил он и обернулся на своего помощника, державшегося метрах в трех за его спиной. Вечная, но не назойливая тень. Тот подскочил, привычно изображая внимание и немедленную готовность выполнить любое распоряжение хозяина. – Скорини, – бросил Воробышек в пространство. – Мелкий предприниматель. Выяснить и доложить. Я жду. Последнее замечание могло бы показаться лишним, если бы у него с помощником не существовал – негласно, никаких договоренностей, даже устных! – своеобразный сигнал. Вроде того, что если я жду, то и другие подождут. Торопиться не надо. И вообще, пора тебе поработать громоотводом. – Сию минуту, – пробормотал помощник, сразу сделавшись очень озабоченным, и быстро удалился. Ему на смену поблизости почти сразу замаячил другой. – Скоро все выяснится. Думаю, что ваш друг просто решил полетать по окрестностям Асторы. Знаете, я сам порой люблю отдохнуть подобным образом. Работа отнимает слишком много сил, требуется разрядка. Кстати, вы никогда не были у нас на охоте? Тут водится отличная дичь. Рекомендую. А если появится желание – прошу обращаться сразу ко мне. Буквально сегодня егерь мне сообщил, что вышел на отличного зверя. Да, если у вас с собой нет оружия – прошу без стеснения пользоваться моим арсеналом. Не желаете взглянуть? Воробышек плел паутину разговора, уходя от неприятной темы. Такое всегда срабатывает, это он знал не только по университетскому курсу, но и по собственному опыту. Еще две-три фразы, изящно маскирующие необременительные обещания, и можно отделаться от капитана. И так он посвятил ему слишком много времени. Но чертов русский не повелся. – Благодарю. Только я не охотник. Но вообще-то Скорини нужен мне был для одного дела в интересах Управления. Может, вы мне поможете? – Ну-у, если учесть, что я не занимаюсь развратом, – насмешливо проговорил Воробышек. – Да мне ничего такого и не надо. У вас же есть паспортно-визовая служба? Уверен, что есть. Так же, как и в том, что она у вас под каблуком. Так вот, мне нужна легализация. – Капитан отхлебнул шампанского. – Неплохо. А на Скорини мне, если честно... В общем, тот еще говнюк. Как бы то ни было, но Грег Вали привык к совсем иной манере ведения переговоров. Принципиально иной. Большие деньги – а именно такими он распоряжался – предполагают и даже обязывают применять несколько иной стиль переговоров. Во всяком случае без грубого, примитивного шантажа. – Собственно, лично я этими вопросами не занимаюсь, – проговорил он, прикидывая, как бы половчее отказать. То ли послать молодца открытым текстом, то ли запустить его по длинному бюрократическому маршруту, осилить который способен далеко не всякий. Собственно, он и нужен-то, этот маршрут, чтобы не доводя до прямого отказа, тем не менее отказать. А при изменении ситуации ловко помочь «утопленнику», которого скинул в мутные воды собственными руками. – Но я узнаю. Завтра же. И непременно сообщу вам. – Завтра нас уже может не быть здесь, – лениво парировал капитан, высматривая слугу с подносом, успевшего удалиться на безопасное расстояние. А высмотрев, крикнул на весь зал, ничуть при этом не смущаясь: – Эй, голубчик! Поди-ка. Так вот, завтра не годится. И Воробышек не выдержал. – С какой стати я вам должен помогать в этом деле? Кстати, противозаконном. Или Управа решила подменить собой закон? – Примерно с такой же, с какой на Асторе втайне от правительства строится линейный корабль. Или уже закончили? Если да, то я могу вас поздравить. Просто рекордные сроки. Ага, давай, спасибо. Ты далеко-то не уходи. – Это уже слуге с шампанским. – С чего вы взяли? – запальчиво спросил Воробышек. Хотя и почувствовал прилив неуверенности. – Вы действительно хотите получить ответ на этот вопрос? – преувеличенно-удивленно поинтересовался русский. Тон у него при этом был такой, будто он со слабоумным разговаривает, а не с фактическим хозяином целой планеты. – А что? В принципе, я могу. Но тогда... И вообще, зачем это вам? – Да вообще-то действительно. – Вот и я о том же. Так что, распорядитесь сейчас? – А чего тянуть? Тем более если завтра вы планируете нас покинуть. – Предполагаем, – кивнул Лялин, целясь носом в бокал с шампанским. – Полагаю, этим дельцем займется господин Штерн? Адик Штерн возглавлял на Асторе службу безопасности. – Скорее всего, – холодновато ответил Воробышек. С одной стороны, могло показаться, что этот раунд он проиграл. С другой же – доподлинно узнал, что Управа тут, у него на планете, имеет свои глаза и уши и неплохо с ними управляется. А это значит, что к Штерну у него появились кое-какие вопросы. Адольф Штерн числился если не в друзьях Грегори Вали, то уж во всяком случае в его ближайшем окружении, даже самом ближайшем, поэтому сегодня он, что естественно, тоже был его гостем. Правда, таким, который не требует к себе повышенного внимания и заботы со стороны хозяев, то есть свой. Поэтому Вали его на протяжении всего вечера почти не видел. Так, мелькнул пару раз за спинами остальных, стремящихся держаться поближе. А тут, не успел Грегори его вызвать, как тот сам оказался рядом. У Воробышка даже мелькнула осторожная мысль, а не контролирует ли его Штерн? А что, с его подозрительностью и старанием держать в поле своего зрения все происходящее такой вариант исключать нельзя. Собственно, его всегда надо иметь в виду. – А вот и он, – сказал Вали, посмотрев в лицо Штерна. Ему показалось, что на нем лежит тень беспокойства. – Вы не знакомы? – Только заочно, – ответил Лялин. – Отлично, значит, в представлениях не нуждаетесь. Адик, у нашего гостя есть некоторая проблема, ты помоги ему с ней. – Речь идет о легализации одного человека. Документы, чип и все остальное, начиная от места и даты рождения и заканчивая страховкой. Ваш шеф сказал, что для вас это раз плюнуть. Русский пер напролом, не оставляя возможности дать задний ход. Хотя, надо признать, в эффективности данному способу переговоров не откажешь. – Образование? – невозмутимо уточнил Штерн. – Он охранник. Специализируется на холодном оружии. На Земле никогда не был. Услышав это, в голове Воробышка как будто что-то щелкнуло. Во всяком случае его мысль устремилась сразу в другом направлении. – Неплохо бы проверить его в деле, – сказал он. – В каком это смысле? – Хотите пари? Вы говорите, он специалист по холодному оружию? У нас тут тоже найдутся специалисты. К тому же на завтра у нас намечается небольшой турнир для любителей. Если ваш спец выигрывает, то... Он еще прикидывал, какую ставку назначить, когда заметил, как подобрался русский. Глаза зажглись интересом, дыхание стало чаще и мельче. Игрок! Никакого сомнения. Вот ты и попался, капитан. – Пятьдесят тысяч! – Нет, – ответил капитан после маленькой, но все же заметной заминки. – Никаких наличных. Воробышек понял, что капитану просто нечем сделать ответную ставку. Что ж, с игроками это частенько бывает. При этом от самого пари он не отказывается. – Ваше предложение? – Любители, как вы сказали, образуют призовой фонд. Надеюсь, это солидные люди? – с оскорбительным подтекстом поинтересовался капитан. – Вы же не думаете, что у меня собираются шахтеры? – Надеюсь. Победитель получает две трети, проигравший – треть. – А если проигравший не сможет ничего получить? – задал он провокационный вопрос. Задал и почувствовал, как по его спине пробежали волнительные мурашки. – Вы предлагаете устроить гладиаторские игры с летальным исходом? – У вас есть возражения? Несколько секунд они стояли и смотрели друг другу в глаза. В упор. В эти мгновения для них не существовало больше никого, только они, как боксеры на ринге. Порой в единоборстве итог схватки предрешается именно в обмене такими взглядами. Порой, но не всегда. – Мне нужно подумать, – первым прервал молчание русский. И перевел взгляд на Штерна. – Когда мы сможем закончить это дело? – Полагаю, что после схватки. Зачем раньше суетиться? – заметил довольный Воробышек. – До, – отрезал капитан. – Иначе все договоренности отменяются. – Вы сможете доставить сюда вашего человека к полудню? – спросил Штерн. – Обязательно. – Тогда в полдень. – Договорились. – Когда ждать от вас итогов ваших размышлений? – поинтересовался Воробышек. – Сегодня. Я не прощаюсь. Когда они остались вдвоем, Штерн, коротко оглянувшись, сказал, понизив голос: – У нас серьезная проблема. Отойдем? Порой Адик склонен драматизировать ситуацию, но сейчас его лицо и впрямь выглядело встревоженным. – Поднимемся в мой кабинет, – решил покинуть гостей хозяин. Но уже в лифте, когда они остались одни, Штерн произнес фразу, которую хозяин и все члены его клана хотели бы услышать в последнюю очередь. – Совершено нападение на одиннадцатый «Колибри». Ничего не значащие для постороннего слова повергли Грегори Вали в трехсекундный ступор. Созданная на Асторе промышленность с довольно разветвленной, хотя и весьма компактной, где-то даже эпизодичной инфраструктурой, производила не только товары, изначально требующие большого количества дешевого сырья. Астора была задумана и действовала как планета-экспортер. Условно говоря, в данном случае речь не шла о вывозе паровозов и рельсов, которые могли бы использоваться на Земле или иной высокоразвитой, цивилизованной планете. Но поскольку для некоторых товаров требовалось энерго– и материалоемкое оборудование в виде станков и прочего, то его по большей части производили на месте. Говоря откровенно, планету просто гробили, не тратясь на поддержание экологии и прочее, вывозя товары дорогие, имеющие малый вес и объем. Например, пластины солнечных батарей. Или дорогие аккумуляторы на серебре. Одним из последних проектов стало строительство космических кораблей. Но имелось и еще кое-что, о чем мало кто знал за пределами клана. На Асторе обнаружили залежи драгоценных камней. Изумруды удивительного качества, неплохие алмазы, ониксы. Имелось и еще кое-что. Все эти, по сути нелегальные, добычи существовали в виде удаленных факторий, замкнутых поселений с ограниченным числом работников, которым никогда не суждено покинуть планету. Отсутствие свободного доступа к средствам связи и большие расстояния от промышленных объектов – порой по нескольку тысяч километров – гарантировали, что этот нелицензированный бизнес останется вне зоны внимания представителей правительства и его присных. Это же гарантировало и безопасность. Ну копаются полторы сотни человек где-то в горах, куда много раз в месяц наведывается экранолет «Колибри» с персональным номером, завозя туда продукты, лекарства, орудия труда и напитки, а вывозя богатство. Одиннадцатый вывозил изумруды. Это Грегори Вали помнил наизусть. – Сколько там было? – хрипло спросил Воробышек. – До ста двадцати килограммов. Килограммов! А в каратах?! А в деньгах? «Колибри» он только называется по имени самой мелкой земной птахи. На самом деле это летающий броневик, способный оказывать как активное, так и пассивное сопротивление, порой даже без участия экипажа. Если отбросить шелуху вроде крыльев, двигателя и прочего, то это титановое яйцо, вскрыть которое возможно лишь в заводских условиях. На факториях ничего подобного не существовало в принципе. Народ там, конечно, отчаянный и отчаявшийся, несмотря на обильно поставляемых им проституток и даже легкие наркотики, не говоря уж о спиртном, но ничего серьезнее личного оружия – даже у охраны – там не водилось в принципе. Уж это-то люди Штерна отслеживали с особой тщательностью. – Кто это сделал? – спросил Воробышек, зло нахохлясь, когда они вошли в его домашний кабинет. – Пока трудно сказать. Но, если судить по дерзости и оснащенности, то, похоже, профессионалы. – Кто?! – К утру у меня будут уточненные данные. Тогда можно будет сделать выводы. Пока что мои люди анализируют всех прилетевших за последний месяц. – Три! За три месяца. Все вылеты запретить. До единого. И с орбиты тоже. До конца расследования. Информацию мне – три раза в день. Всех своих поставь хоть на уши, но чтобы результат был через три дня, не позже. Объяви премию. – Какую? – Любую!!! – гаркнул Воробышек и сразу понял, что погорячился. – У тебя есть фонд? Вот и действуй, исходя из этого. Или ты считаешь, что я должен его увеличить? А что толку, если тут такое? – Я все понял, Грег. Мы уже работаем. Только сообщение поступило всего десять минут назад. Еще одно. Что с этим русским? Ему и правда нужно сделать легализацию? Чревато это. – Я ему пообещал. Или ты не слышал? Кстати, он слишком хорошо информирован о наших делах. О Скорини в том числе. Ты, правда, отправил его в космос? – Да верну, конечно. Так только, для острастки. Чтоб другим неповадно было. – Так верни! И действуй, работай! Днем Воробышек, к своему удивлению, узнал, что выстроенный на его деньги Центр развлечений имеет залы-трансформеры, позволяющие в течение буквально получаса убрать кресла, загнав их под пол, и превратить помещение в ровную площадку либо, потратив чуть больше времени, создать из него спортивную арену с восходящими к потолку трибунами. Накануне русский дал согласие только на бой без смертельного исхода. В свете последних событий Воробышек на иное и не решился бы. Похитители изумрудов так пока и не были найдены, хотя Штерн выдвинул, похоже, обоснованную версию, что в этом деле замешаны пираты с Гринги. Наглости и средств для этого у них в достатке. Лично же Вали подозревал, что тут не обошлось без Агентства по контролю. Его боссы давно точат зубы на богатства клана. А уж наглости и средств у них побольше, чем у каких-то там пиратов. Впрочем, он не исключал и Управу. Очень уж ловко подвернулся тут ее русский экипаж. Если верить имеющейся в распоряжении Воробышка информации – а верить ей стоит, – то это настоящие сорвиголовы. Другое дело, что ничего противоправного за ними пока не числилось, но уже одно требование о легализации неизвестного охранника о чем-то да говорит. Кабаки разного уровня цен и публичные дома, охота крайне экстремального характера, магазины – вот почти и весь набор развлечений, имеющихся на Асторе. Существовали еще всякого рода подпольные развлечения, которыми, как выяснилось, рулил жулик Скорини, но, в целом, на этом все и заканчивалось. Вали даже не ожидал или, скорее, не надеялся, что его... м-м-м... инициатива устроить бой на холодном оружии встретит такой отклик. Если б не такая ситуация, то сообщение Питера о том, что к пяти вечера все билеты распроданы, и за дело взялись невесть откуда появившиеся спекулянты, вздувающие цену сначала в три, а потом и пять-семь раз, то он бы искренне порадовался успеху своего новейшего проекта. Но потеря изумрудов заметно портила настроение. Местное телевидение взвинтило расценки на трансляцию боя вдвое, цена рекламной минуты поднялась в шесть с половиной раз, при этом портфель заявок распух до предела. А тут еще проявил желание сделать свой репортаж журналюга с Земли, некий Маркус. Про него было известно, что он активно и давно сотрудничает с Агентством по контролю за контактами, откуда ему сливают информацию, а он ее оформляет в виде собственноручно проведенного журналистского расследования, получая от редакции неплохие гонорары. А вот поди ж ты – почуял запах денег и быстренько подался в спортивные комментаторы. Воробышек возражать не стал. Фонд, создать который предложил русский, составил весьма круглую сумму. Отчисления от ставок, билеты, трансляция – оказалось, что на планете очень много свободных денег. Представителю клана Вали было о чем задуматься. Для пущего нагнетания страстей арена была выполнена в виде клетки с открытым верхом и двумя диаметрально расположенными дверцами, через которые выпускали противников. Сначала речь шла о трех раундах по пять минут, но Денисов, офицер с «Марки», почему-то настоял на единственном раунде в пятнадцать минут. Противником протеже русских, заявленного как Тигр, стал Кобра. Впрочем, существовала информация, что в иных кругах его называли Уродом и даже Козлом. Внешность и вправду так себе. Плюс биография, изобилующая массой темных пятен. На планете он подвизался в качестве учителя боевых искусств для отпрысков относительно богатеньких управленцев, а еще иногда показывал всякие штуки с мечами для публики. Воробышек трижды наблюдал за его искрометным искусством и даже подарил ему выполненный по его личному заказу ятаган. Своему искусству обращаться с холодным оружием Кобра, выходец из Японии, учился у знаменитых преподавателей, чему имелись не только документальные свидетельства, но и видеозаписи. К счастью, в зале-трансформере нашлось место и для лож, одну из которых занял Грегори Вали с супругой. Питер, управляющий, расстарался. Наверное, всю ночь не спал и другим не давал. Свет, экраны, звук, запах – все это было доступно с любого места трансформированного зала. Русского капитана с его офицерами поместили в ложе напротив. Как противника. Сегодняшний день выдался даже не то чтобы уж очень суетным, сколько неприятным. Учитывая, что чуть не полночи Воробышек не спал – изумруды! сто двадцать килограммов! – а потом еще и днем работал, выходя за пределы обычного ритма и правил, то можно понять, что многое при подготовке матча он упустил. Русский боец оказался уродлив просто до отвращения. Лицо, тело, кожа какого-то дрянного цвета. Последствия радиационного влияния на гены предков? В шахтах Асторы имелось сотни три уродов, но, кажется, не таких же! Кстати, проституток к ним допускали только стерилизованных. Потомство уродов никому не было нужно. Однако иногда, особенно на удаленных факториях, порой рождались дети, и не всегда их родителей можно было бы назвать здоровыми. Скорее наоборот. Некоторым удавалось выжить, и со временем они становились такими же рабочими, как их отцы и матери. Только очень часто без всяких документов и прав. Не из таких ли и этот претендент, которому потребовалась незаконная легализация? Словом, на арене оказалось два урода, только каждый в своем роде. Их бы Шакалом и Гадюкой назвать, чтоб без прикрас и лишней напыщенности. Зал заполнился под завязку минут за двадцать до начала боя, и Питер, порхающий, как ласточка, озабоченный, деловой и – видно! – довольный, выпустил в клетку квартет полуголых певичек, которых держал при Центре и время от времени запускал в гастроли по планете, по преимуществу заселенной мужчинами. Успех они имели бешеный и вообще считались местными знаменитостями, хотя по сравнению с настоящими мастерами – так, тень, чуть ли не порнографическая. Зал взревел, когда девки, синхронно вихляя бедрами, громко запели. Воробышек покосился на Эмму. Та с плохо скрытой брезгливостью смотрела на действо. Да, в свое время он не ошибся в выборе супруги: у нее есть вкус, пусть пока и не слишком развитый. Было заметно, что в зале многие на взводе. Алкоголь, наркотики. Толпа, быдло. А потом после девок вышли два этих уродца. С настоящим оружием в руках. Лица по настоянию Питера при помощи грима превращены в какие-то немыслимые, жуткие маски. Воробышек плохо разбирался в холодном оружии, если не считать охотничьего, но различия в мечах, которыми были вооружены противники, заметил бы и менее искушенный зритель. Если у Кобры был длинный и узкий, слегка искривленный клинок, напоминающий саблю, то у русского – широкий и кривой меч, явно тяжелее того, что у противника. Кажется, таким ничего не стоит перерубить «тростиночку» соперника. Но представитель Кобры еще днем заверил хозяина планеты, после того, как закончилось обсуждение порядка проведения поединка, что эта «тростиночка» будет покрепче иной рельсы, и вообще опасаться нечего; победа носителя земных боевых искусств обеспечена. Ради интереса Вали поставил на него тридцать тысяч. Зал – всего-то две тысячи человек – взревел после первого скрещения клинков так, словно от всей души исполнял старт реактивного космического челнока. Дикари. К исходу первой минуты стала ясна тактика каждого. Кобра осторожно нападал, выискивая слабые стороны противника, Тигр защищался, несколько замедленно, как казалось, отражая удары. Публика громко реагировала на каждый выпад. На второй минуте Воробышек поймал себя на том, что он, все его существо, целиком там, в железной клетке. Покосившись в сторону Эммы – не заметила ли? – с удивлением увидел, что она полностью захвачена зрелищем. Кобра, словно специально соответствуя своему боевому псевдониму, действовал быстро и внезапно, наскакивая и отступая с той стремительностью, которая свойственна рептилиям. Тигр же почти не сходил с места, словно защищая точку, которую однажды занял. Этим он здорово проигрывал в глазах зрителей, чьи симпатии все больше переходили к его шустрому противнику, который явно знал, как вести себя на арене. Войдя в клетку, он поприветствовал зал, во время боя тоже не забывая о тех, кто на него смотрит. На второй минуте на плече Тигра появился кровоточащий порез, а публика была просто возмущена его пассивностью. Тот только защищался, и все, не делая даже попытки перейти в атаку! Воробышек привычно прикинул прибыль, которая после сегодняшнего вечера осядет в его кармане. Что ж, похоже, не стоит отказывать людям в тех развлечениях, которых требует их натура. Человек слаб и порочен, что с него взять, если ни одна, даже самая жесткая религия не смогла искоренить присущих ему слабостей. Даже основатель клана Вали, несмотря на старческую склонность к морализаторству, не поставил перед своими потомками такой задачи. Окрыленный первой удачей, Кобра стал действовать смелее, увеличив темп, хотя опытному шоумену должно быть известно, что действо для услады публики нужно растянуть максимально долго. В конце концов, тотализатор работает во все время схватки! По общим меркам Грегори Вали по прозвищу Воробышек был еще молод, из чего можно сделать вывод о его неопытности, что, конечно же, было явным преувеличением. Впрочем, сам он не гнушался пользоваться заблуждениями подобного рода. И сейчас он вдруг почувствовал, что пассивность Тигра не настолько уж безысходна. Небольшая рана? Пустяк! Самое главное, что и Кобра почувствовал неуверенность, из-за чего постарался взвинтить темп. В итоге он носился по рингу, тратя силы, хотя при этом и завоевывая симпатии, а его противник, не произведя практически ни одной атаки, уверенно выигрывал схватку. Этого почти не видно, но Воробышек вдруг почувствовал острую необходимость сделать перебивающую ставку на другого бойца. Но сдержался. Сдержался, потому что зрители могли заметить его поступок. Порой есть вещи ценнее денег. Русский офицер, одетый в цивильное, исполнял что-то вроде роли секунданта, стоя у двери, через которую в клетку вошел его боец. Вали заметил, что он часто поглядывает на часы. Шла шестая минута схватки, когда он – Денисов, кажется, – что-то громко и непонятно крикнул. Будь Воробышек лет на двадцать старше и намного беднее, его бы точно хватил удар. Потому что Тигр сразу пришел в движение. Такого не то что университетскому выкормышу, никому из присутствующих наверняка не доводилось видеть никогда в жизни. И, скорее всего, не придется. Жуткого вида меч заходил так, будто был частью какого-то быстродействующего механизма. Быстрый, скользящий Кобра не успевал реагировать, как и зрители не успевали уследить за тем, что же именно происходит. Позже, просматривая видеозапись, Воробышек высчитал по хронометражу – все это уложилось в двадцать восемь секунд с четвертью. Страшный меч не рубил и не рассекал. Он филигранно, ювелирно резал. Точнее, лоскутами срезал кожу с противника. Взмах – лоскут. Выпад – лоскут. Так, наверное, работает скульптор, изящно, отработанным движением отсекая от заготовки все лишнее. Через пятнадцать секунд на плечах и руках Кобры не осталось живого места, а если таковые и имелись, то они были залиты кровью. Еще через пять та же участь постигла лицо. А потом пришла очередь груди, после чего помощник и телохранитель Питера, взявшийся исполнять роль рефери, заорал, прекращая бойню. Впрочем, некоторое время его голос тонул в реве публики, так что Кобра успел лишиться части правого уха и части скальпа. Всего его гонорара за этот бой не хватит, чтобы вылечиться. Такого взрыва эмоций Центр еще не знал. Воробышку показалось, что нарисованная тигриная маска улыбнулась. И именно эта улыбка – мнимая или действительная – вернула его к реальности. Он услышал, как рядом кто-то истошно визжит. Повернув голову, он увидел зашедшуюся в экстатическом крике жену. А потом заметил, что и она, и он сам стоят. Он даже не понял, как и когда вскочил на ноги. Он потерял контроль над собой, хотя до этого момента считал, что умеет сдерживать эмоции. Выходит, что он знает себя недостаточно хорошо. Приобняв жену за талию, он попытался вывести ее из зала. Не хватало, чтобы посторонние увидели ее в таком состоянии. Сделать это удалось не сразу.Глава 5 СЕНСАЦИЯ
Во время поспешной, если не сказать пожарной подготовки к бою никто не подумал, а точнее, просто не мог представить, что необходимо позаботиться о путях отхода бойцов, по крайней мере победителя. Денисов, накинув на плечи Пакита большое махровое полотенце, шагу не успел сделать, как к нему, а точнее, к победителю кинулись люди. Кричащие, возбужденные, что-то требующие, полубезумные, они грозили смести и затоптать их обоих. – Назад! – резко скомандовал он, хватая Пакита за рукав и утягивая обратно в клетку. Дверцу захлопнуть ему не удалось – зрители навалились на нее и наверняка смели бы обоих, если бы Пакит, страшно закричав, не сорвал полотенце, одним движением намотав его на руку, а другой выставил вперед обнаженный меч, заняв при этом совершенно недвусмысленную позицию. Передние, ахнув, попятились. Денисов, побывавший в немалом количестве сложных, а порой и опасных ситуаций, такое явное выражение страха на лицах людей видел, пожалуй, впервые. Началась давка. Кто-то слева часто включал вспышку, скорее всего фотоаппарата, но это Денисова в данный момент волновало меньше всего. Сейчас люди могли реально покалечить друг друга. И, как назло, никто из служителей не спешил вмешаться. Он очень хорошо видел, как какую-то женщину с высокой и уже растрепанной прической так прижали к прутьям клетки, что она начала задыхаться. К счастью, вскоре неподалеку раздалась трель полицейского свистка. За возбужденными зрителями было не разглядеть блюстителя порядка, но даже один этот резкий звук многих заметно отрезвил. Несколько минут спустя Денисов с Пакитом получили возможность покинуть место схватки. Все это время Денисов клял себя последними словами и твердил про себя, что все, никаких больше боев. То, что он поддался на уговоры Лялина, было большой глупостью, теперь это стало ясно со всей очевидностью. Не успели они сделать и нескольких шагов, как его кто-то окликнул: – Господин Денисов! Он сделал вид, что не услышал, и продолжал идти вперед, стараясь побыстрее преодолеть запруженное все еще разгоряченными людьми пространство. – Несколько слов для прессы! – раздался тот же голос. Денисов обернулся. Маркус! Собственной персоной. В последние часы он совсем забыл про него. Мелькнула спасительная мыслишка: «Что ни делается, все к лучшему». Он кивнул полицейскому, обеспечивающему им проход. – Пропустите. Журналист, не дожидаясь особого разрешения, нырнул к нему. – Благодарю вас, – скороговоркой проговорил он, пристраиваясь рядом и протягивая диктофон. – Мы знаем только, так сказать, сценический псевдоним вашего бойца. Не хотите открыть нашим читателям его настоящее имя и вообще рассказать о нем, для начала хотя бы коротко? – Послушайте, давайте перенесем наш разговор на более позднее время. Мы устали... – Понимаю, понимаю. Но хотя бы несколько слов. Вы довольны исходом боя? Не хватало еще, чтобы произошедшее дошло до страниц центральной прессы. – Вечером, – сказал Денисов. – Часа через два. Они уже вошли в пустой коридор, где одну из гримуборных отдали в распоряжение Денисова. Пускать туда журналиста в его планы не входило. – Кстати, ваше лицо мне кажется знакомым, – схитрил он. – Я Маркус. Артур Маркус, журналист. – Да, конечно. Вот номер, – Денисов достал из кармана свою визитку, – позвоните мне. Но сильно не затягивайте. Утром мы планируем улететь. – На Землю? – живо спросил репортер. – Конечно. – Вы знаете, что Вали запретил все старты? – С чего бы это? – Говорят, вчера произошло нападение на инкассаторский броневик. Денисов пренебрежительно отмахнулся, одновременно закрывая дверь за Пакитом. – Подобного рода запреты не касаются кораблей Управления. – Знаете, у меня к вам просьба. Вы не могли бы взять меня с собой? Я заплачу. – Заплатите? Ладно, я переговорю с капитаном. Позвоните. – Спасибо огромное. – Пока не за что. До свиданья. – Я обязательно позвоню. – Я бы на вашем месте поспешил со сборами. – Да-да, конечно. Проследив за тем, как Маркус поспешно удаляется по коридору, Денисов вошел в гримерку. Пакит сидел на стуле и смотрел на свое отражение в зеркале. Это был один из тех немногих предметов, которые заинтересовали его по-настоящему. Если не считать телевизора. – Устал? – Нет, не очень. Почему ты не дал мне его просто убить? Снова повторять про зрелище, законы и прочее Денисов не стал. Надоело. – Таково было условие. Но ты и так здорово его отделал. Я даже не ожидал. Но все же чересчур. Пакит самодовольно усмехнулся. – Пусть скажет спасибо, что я не отрезал ему второе ухо и нос. Знаешь, сначала я хотел рассечь ему нос надвое. У властителя есть такой шут с двумя носами. Очень смешно. Однажды он сам так наказал его за похотливость. Но я подумал, что передо мной воин, а не шут. Хотя и плохой. – У властителя все воины хорошие? – А зачем ему плохие? Резонно. Но Пакит показал себя уж очень хорошим бойцом. Просто невероятно хорошим. За время своих экспедиций Денисов кое-чего повидал и знал толк в единоборствах. Впрочем, не только в них. Пакит обладал просто невероятной скоростью и фантастической реакцией. – Переодевайся. Нам надо спешить. И сотри эту мазню. – Она мне нравится. – Я тебе потом не хуже нарисую. А пока сотри. Не надо чтобы тебя лишний раз узнавали. – Почему? Я же победил. – Дикий народ. Снова начнут бросаться. – Без моей воли никто не подойдет ко мне ближе, чем на длину моего меча. Это уж точно. Жаль, что Софочка вместе со знанием русского языка не вложила ему в голову законопослушность и хотя бы основы земной морали. А так Денисову чуть не все время приходится быть кем-то вроде няньки для Пакита. Эта роль стала ему несколько надоедать. – Быстрее. У нас мало времени. – Вызвав капитана, сообщил открытым текстом: – К нам на борт просится известный журналист Артур Маркус. – Ладно, – в ответ буркнул Крокодил. – Вы там скоро? По сценарию сейчас капитан должен был заниматься улаживанием финансового вопроса с местным боссом. – Работаем. – Кстати, журналист сообщил, что старты запрещены из-за какого-то ограбления. – Да-а? – с неприязнью в голосе переспросил Крокодил. Этот тон свидетельствовал о том, что капитан начинает злиться. Видно, переговоры шли не слишком гладко. – Именно. До связи? – Давай. Разговаривая, Денисов искоса наблюдал, как Пакит стер полотенцем грим с лица, после чего небрежно бросил его под ноги. Да уж, те еще нравы у дворцовых охранников. Во время профилактических работ на маяке Денисов, несколько дней вынужденный жить во дворце, имел возможность кое-что увидеть и оценить. Личных телохранителей Маришита тренировали не то что хорошо – просто на пределе, а то за пределами возможностей. Готовясь к своей работе, Денисов и его команда тоже не резьбу в носу наворачивали. Вкалывали будь-будь! И гоняли их нещадно. При этом никаких тренажеров. Спортзал, контактные единоборства, кроссы, болота, пески, горы, прыжки, плавание в полной экипировке, стрельба, хотя как раз необходимость именно этой дисциплины в руководстве вызывала споры. И это все помимо сугубо технических, прикладных дисциплин. Как-то один инструктор обмолвился, что их готовят по программе спецназа. Так или нет – сложно сказать. Может, это такая скрытая форма похвалы, поощрения. Но даже в самых сложных, мутных местах их команда чувствовала себя уверенно. Кроме, пожалуй, дворца Маришита, после того как увидели, что проделывают его ребята. Не знай этого, Денисов ни в жизнь не согласился бы на этот поединок. Да и Лялин, конечно, тоже. Так что по поводу носа и другого уха Пакит говорил не просто так. Дай ему волю, он бы с этого трюкача с живого кожу срезал и глазом не моргнул. Перед спуском на Астору Пакита обрядили неприметно. Джинсы, куртка, туфли. Гражданскую одежду Денисов лично собирал по всему экипажу «Марки». Получилось ничего, нормально. Другое дело, что парень так и не научился толком с ней обращаться. Приходилось помогать. Вот и сейчас Денисов, экономя время, взялся помогать с пуговицами на рубашке. Застегивая очередную, он вдруг поймал дважды отраженный в зеркале взгляд подопечного. В нем сквозило презрение, как к слуге. Этого еще не хватало! – Мне долго тебя учить?! – зло, нагнетая, спросил он, выпрямляясь. – Или урок нужен? Вожусь тут с тобой, как с паршивым сопляком. На родном, точнее, на дворцовом, казарменном языке Пакита слово «урок» несло угрожающий смысл. Если на русском это по большей части просто учеба, то дворцовый старшина вкладывал в него несколько иной смысл. И не только вкладывал, но и наглядно демонстрировал. После такого его подчиненные выползали полуживыми. Денисов догадывался, что не все и не всегда. К счастью для него, летальных исходов видеть ему не пришлось. Психика даже у подготовленных операторов Управления совсем не железобетонная, о чем свидетельствуют ежегодные отчеты и многочисленные инструктажи. Недаром психологи, сменяя друг друга, трудятся над ними не покладая рук и смахивая пот. Окрик подействовал. Пакит заспешил пальцами, не слишком ловко обходясь с пуговицами – но ведь сам! Денисов, стараясь выглядеть максимально раздраженным – копировал дворцового старшину, – отвернулся. У них там, в казарме, чертовски сложные отношения, основанные на внутренней иерархической идеологии. Один может помочь тому же Пакиту – друг. Ну, а если другой – почти изгой. Слуга. Под эту последнюю категорию Денисову попадать не хотелось бы. Он кое-что знал о казарменных и тюремных обычаях и порядках и понимал, что в низшую касту попасть можно запросто, а вот выйти из нее – вряд ли. А вот чего он не знал, так это повадки спортивных и прочих фанатов. Когда они с преобразившимся до неузнаваемости Пакитом – без устрашающего грима, вполне традиционно одетым, меч упакован в футляр – вышли из охраняемой зоны, намереваясь пройти к стоянке каров, где их должен ждать один из гаража хозяина планеты, оказалось, что кое-кто из зрителей и не думал уезжать. Денисов слишкомпоздно понял свою ошибку. Если Пакит при определенных условиях и мог бы проскочить незамеченным, то уж его-то, как бы тренера чудо-бойца, многие запомнили в лицо. Страсти, конечно, уже несколько поутихли. Совсем не то, что в зале. Но десятка два юнцов и еще некоторое количество перевозбудившихся дамочек – среди них та, с растрепанной прической, от которой теперь, в смысле от прически, ничего уже не осталось, кинулись к ним, что-то крича наперебой. На весьма просторной площадке оставалось еще довольно много транспорта, так что Денисов не сумел сразу найти взглядом нужный. Вроде, в дальнем углу справа стояло что-то похожее, но угол был действительно дальним, метров сорок до него, не меньше. Что теперь, бежать? Глупо и как-то несолидно. Денисов не любил выглядеть ни глупо, ни несолидно. И возраст и положение отучили от подобного. Хотя порой, чего скрывать, приходится. Но то в поле. Там и не такое случается. И что делать? Ну не мечом же от них отмахиваться. – Назад! – скомандовал он, приготовясь отступать к двери, из которой они только что вышли. До нее метров пять, не больше. – Люди имеют право чествовать победителя, – спокойно, даже, кажется, несколько напыщенно ответил Пакит. Пораженный Денисов уставился на него. Ну ни хрена себе! Интересно, чью программу вложила Софочка в эту туземную башку? Он ее обязательно спросит. Просто очень обязательно. Время и, главное, инициатива были упущены. Но при этом быть растоптанным Денисов не предполагал даже в самых страшных своих кошмарах. Его могли сожрать, бросить в котел с кипятком, распылить на атомы, могло накрыть волной лавы или, в конце концов, просто потерять – и, кстати, теряли. Про всякие административные приключения и говорить не приходится. Но растоптать – нет. И он сделал то, чему его учили. Шаг вперед, полунаклон, присед, обе руки выброшены вперед, ладони обращены к нападавшим и предельная концентрация. Он сконцентрировался. Аж зубы свело. Секунду или около этого толпа продолжала двигаться в прежнем направлении и прежнем темпе. Вера в себя – предельная! Я могу! Я это делал! Всесилен! Я излучаю огонь! Много, очень много, еще больше огня. По глазам. По ноздрям. По разинутым ртам. Впереди оказались двое молодых людей. Лет по четырнадцать-пятнадцать, наверное. Дети кого-то из управленцев, что живут тут семьями. Один из них – прыщавый и черноволосый, с затейливой серьгой в ноздре – вдруг словно споткнулся и заверещал, хватая себя за лицо. Второй отшатнулся и громко и испуганно крикнул. Кто-то из бегущих следом толкнул его в спину, и он упал. Потом заорал еще кто-то, и еще, и еще, и еще. Спустя несколько мгновений эти жалкие, стонущие создания уже не были похожи на воспламененных страстью людей. Кучка испуганных, расползающихся, пришибленных болью существ больше не представляла опасности. Смотреть на них Денисову было неприятно и стыдно. Стоило ли так с ними? – Где машина?! – рявкнул он, включив связь. – Здесь, – раздался в ухе удивительно спокойный, если не сказать меланхоличный голос водителя. Медленно, обплывая людей, к ним двигался кар престижного вишневого цвета с включенными на ближний свет фарами, солидно отблескивая полированными боками. – Ты велик, – услышал Денисов тихий голос, в котором без труда слышалось уважение. Он обернулся к Пакиту. Тот смотрел на него как... Ну, на бога, наверное, смотрят все же иначе, но на Мастера (именно с большой буквы) – похоже. А ему было стыдно. Ну зачем, зачем все это, если нужно было всего лишь немного подумать, посмотреть чуть-чуть вперед? Он что, кино про фанатов не видел? Или сомневался в победе Пакита? Другое дело, что он не сумел предвидеть такой изощренной жестокости. Ведь дикарь же, дикарь! Хорошо обученный, даже великолепно, но дикарь. У них же там до сих пор приговоренных кидают на съедение драконам. На потеху толпе. Они же с пеленок приучены к виду крови и изощренных мучений. И все его психо-гипнотические увещевания ничего в его природе не изменили. Да, сдерживался парень некоторое время, зато потом... – Пошли в машину, – зло сказал Денисов, рывком открывая дверцу. Люди очухаются. Да, собственно, и уже. Другое дело, что психологическая травма может задержаться надолго. Впрочем, истеричные типы уже сами по себе могут считаться травмированными. Время лечит. По крайней мере в это хочется верить. Да лечит, лечит! Уже сейчас половина из них практически забыла о произошедшем. По крайней мере о его причине. – В порт! – приказал Денисов. – Мне было велено... – начал было свою партию водитель, но Денисов оборвал его вопросом, заданным самым ласковым тоном, от которого – если правильно, умело говорить – у людей на макушке волосы встают торчком от враз образовавшегося статического напряжения. Аж светятся. Кое-кто по сию пору склонен называть это огнями святого Эльма. – Тебе нужны аргументы? Справа от водителя имелся небольшой экранчик. Можно было не сомневаться, что он не только служит для связи с диспетчером, но и для приема местных передач, которые так скрашивают скуку водительского ожидания. А, похоже, сегодняшний бой стал гвоздем сезона. Не исключено, что еще до его начала. И уж наверняка скучающий на стоянке водила не преминул полюбопытствовать, что же там такое проделывают его пассажиры. – Есть ехать в порт. – И побыстрее. – Как прикажете. Наверное, из бывших военных. Или Вали строгость показывает. Молодой, хочется себя показать. А то, и то, и другое вместе. Водитель уверенно выкатил со стоянки и, лихо набрав скорость, покатил в порт, разделенный на две зоны – грузовую и пассажирскую. Для того чтобы попасть на корабль, пассажиры и экипажи пользовались челноками – маленькими шестиместными или большими, на тридцать посадочных мест. Шлюпки и катера соответственно. Еще накануне, как заметил Денисов, в пассажирской зоне царило оживление, да оно и понятно – на орбите торчало несколько транспортов, привозивших и увозивших очередные смены специалистов. Сегодня же порт замер. Даже стоянка для машин перед основным зданием оказалась практически пустой, а подъезды патрулировали сразу четыре полицейских машины. Решив лишний раз не нарываться, Денисов велел остановиться поближе ко входу, после чего связался с Крокодилом. – Мы в порту, – доложил он. – Молодцы. – А вы как? Заканчиваете? – Уже закончили. Жди, мы скоро будем. Очень хотелось узнать о результатах, но Денисов сдержался. Не стоит о таком болтать по открытой всем ушам связи. – Включи хоть телевизор, что ли. Чего так сидеть-то? – Кино поставить? – Лучше новости просмотрим. Тут они у вас как, по расписанию или отдельным каналом? – И так, и так, – не слишком любезно ответил водитель. После того как Денисов спросил его про аргументы, он стал заметно менее любезен и за всю дорогу ни разу на своих пассажиров не взглянул. Ничего интересного для себя Денисов в новостях не услышал. Дикторша, приторная блондинка, оживленно рассказывала про местные пустяки, от которых, поди, у нее самой челюсти сводит. Зато Пакит, на глазах превращающийся в законченного телемана, впился в нее глазами и смотрел так зачарованно, будто та его гипнотизировала. Втайне Денисов рассчитывал, что хоть что-то скажут о сегодняшней схватке, но почему-то не сказали. Может, уже было? Спрашивать об этом водителя он почему-то постеснялся, хотя, в общем-то, особенной стеснительностью не отличался. Вскоре его вызвал Лялин и сообщил, что они выезжают и катер уже заказан – бортовой 221. Задержка произошла из-за музыкантов, то с инструментами своими возились, то кто-то из них пропал. Денисов прикинул. В связи с тем, что порт закрыт, дорога к нему пуста, так что сто с небольшим километров – меньше получаса ходу. А если повезет, то и того меньше. Через тридцать минут капитана все не было. Он уже хотел с ним связаться, когда на связь вышел журналист. – Звоню, как вы сказали, господин Денисов. Вы где? – В порту. Если хотите улететь с нами, советую поторопиться. Вот так, поменьше заинтересованности, но и не упустить бы писаку. Ведь Мухин лично просил. – Но вы же меня не предупредили, – растерянно проговорил тот. – Я думал... – Вы где? – В гостинице, естественно. – Если выедете прямо сейчас – успеете. Тут езды-то меньше чем на полчаса. Как раз. – Я понял! Только придержите там, если что, ладно? – Попробую. Начал моросить мелкий противный дождь. В теплом салоне машины наблюдать за ним было даже приятно, особенно если не знать, что из-за отвратной экологии, из-за выбросов всякой дряни из заводских труб, дожди тут идут кислотные. Из-за этого тут даже стоянки для машин делают крытыми. Считалось, что в связи с малонаселенностью – производства автоматизированы чуть не на сто процентов – особенно заботиться об охране окружающей среды нет необходимости. Как бы из-за непогоды не отложили взлет. Со стороны шоссе на стоянку вырулил автобус с логотипом компании на борту. – Капитан? – Это мы. Давай сразу на поле. Я договорился. Это левее. – Тут еще журналист опаздывает. Надо бы подождать. – Некогда ждать. – Я обещал, – ответил Денисов, недоумевая про себя. Что за номера? – Так что вы езжайте, а я подожду его здесь. После небольшой паузы Крокодил сказал: «Ладно», и автобус медленно проплыл влево, высвечивая фарами световые тоннели в густых дождевых каплях. Перепил он на радостях, что ли? Какой-то голос не такой. Или хитрожопый Вали его кинул? С такого станется. Хищник. Интересно, почему его Воробышком кличут? Надо бы поинтересоваться. Почувствовав, что его клонит в сон, Денисов сменил позу и связался с кораблем. – Осипян? Привет, это я. Как там у вас? – Нормально. А вы как? – Да ничего, отработали. – Как бой-то прошел? Вот обормоты! Никто не догадался сообщить на борт парням. А ведь ждут. – Мы победили. Да еще как. Приеду – расскажу. В деталях. – Поздравляю. Передавай там твоему привет от нас. – Спасибо. Где-то в течение часа у нас старт. – Я в курсе. Крокодил сказал. Велел подготовиться к скачке. – Чего это? – снова удивился Денисов. – Откуда я знаю! – раздраженно ответил второй пилот. – Говорит, дела. – И давно? – Минут пятнадцать назад. А что? – Да нет, все нормально. Вас хоть заправили? – Под завязку. Слушай, – Осипян перешел на шепот, – тут такой коньяк на склад затарили. Я обалдеваю. Может, это, а? – Лучше не трогай пока. Ну все, до связи. Что за дела такие у Лялина, если он распорядился подготовить «Марку» к экстренному переходу на форсированный режим? Дела, появившиеся всего пятнадцать минут назад. О которых он не счел нужным поставить в известность руководителя экспедиции, хоть и негласного. То есть персонально его, Денисова. Что, разругался с Воробышком? Да плевать ему на него и всю его зажравшуюся семейку, пока за ним стоит Управа. Тогда что? – Хочу есть, – вдруг сказал, словно проснулся, Пакит. – Да уж, не помешало бы, – механически согласился Денисов, продолжая думать о своем. Хотя, действительно, поесть не помешало бы. Старт, то, сё, стыковка. Это часов пять, не меньше. – Эй, приятель, в порту перекусить есть где? – обратился он к водителю. – Хоть уешься. Три ресторана, кафе, бары, автоматы. Словом, не промахнетесь. – Тогда мы сходим. Подожди нас здесь. Слушай, а может, ты с нами, а? Я угощаю. – Вообще-то не положено. – Да брось ты! Мы тут гости, ты нам показываешь достопримечательности. Или мне Воробышку позвонить? Уж он-то объяснит тебе законы гостеприимства. – Ладно, чего там, – сдался и так не слишком упиравшийся водила. Выходя из салона, Пакит не забыл коробку, в которую был спрятан его меч. Соскучившийся по посетителям официант – единственную компанию гуляк в центре зала обслуживали сразу трое его коллег – кинулся выполнять заказ со скоростью олимпийского спринтера. Впрочем, вполне возможно, что не из-за скуки, а от вида толстенькой пачки наличных, которую не без умысла продемонстрировал Денисов. Купюры, даже самые мятые, привлекают обслуживающий персонал куда больше, чем невидимые электронные деньги, с которых приходится платить вполне осязаемые налоги. А такие царьки, как этот Воробышек, жуть как любят контролировать всех и вся, насколько возможно ограничивая оборот наличных. За обильным, хотя и поздним ужином водила отошел и подобрел. На подобное угощение он никак не мог рассчитывать, в лучшем случае на чаевые. Правда, пришлось отказаться от спиртного. Не только ему, но и всем. Пакит не стал пить, ничем это не мотивируя, просто отказался, и все, хотя в иных ситуациях не брезговал. Денисов же, продолжая ломать голову над поведением Крокодила, а тем более перед стартом, пить тоже не стал. Однажды его так вывернуло, что портовые пилоты год с ним не разговаривали. Он как раз приканчивал огромный бифштекс, когда объявился журналист. – Я около порта. Вы где? – В ресторане на втором этаже. Поднимайтесь. Или, если хотите, ждите. Мы уже заканчиваем. – Я лучше поднимусь. – Как угодно. Кормить Маркуса Денисов не собирался. Хочет посмотреть, как люди утоляют голод – пожалуйста. Как говорил один древневосточный прохиндей, смотреть на еду и нюхать ее можно, оплатив звоном монет. А может, он и не так говорил. Или совсем не говорил. Какая разница, когда ты сыт? Появившийся в дверях ресторана журналист сделал ручкой – мол, я здесь, – и удалился. Деликатный! Но, похоже, поганец успел сделать пару кадров. Черт с ним. Хочется верить, что Мухин с ним разберется. Водила – кстати, Дик – оказался неплохим и даже веселым и компанейским парнем. – Да чего там! – разоткровенничался он после первой перемены блюд. – Я на поле еще в пятнадцать лет на велосипеде выезжал. А уж на каре-то – не вопрос! У меня такие пропуска! – Ага, прямо в рай, – мрачновато пошутил Денисов; хвастовства он не любил. – Не-е, в рай меня грехи не пускают. Мне еще нужно лет сто, чтобы их замолить. А вообще-то, если с умом, можно жить и тут. Не знаю, как на Земле, не был, но тут тоже можно. Если осторожно. – Так ты чего, тут родился? – спросил Денисов. – А то как? Конечно. На вид ему было лет двадцать пять или чуть больше. Получается, что парень никогда (!) не покидал Асторы. Ай да Вали! Ведь они утверждают, что полная ротация на планете происходит не реже чем за полтора года, и связано это с препаршивейшими экологическими условиями, сложившимися тут задолго до появления человека. На этом клан имеет не только немалые преференции. Что же они своим транспортом перевозят, если люди – и многие! – не покидали планету по столько лет? Вызов капитана оторвал Денисова от занимательных размышлений. – Ты долго там еще? – Все уже, едем. Пошли, парни. Дик, твоя очередь. – Да не вопрос! И действительно, вопросов у охраны порта не возникло. Водитель показал выскочившему из будки здоровяку какой-то документ, тот мазнул по нему синим фонариком и махнул рукой, разрешая проезд. – Где тут двести двадцать первый? – спросил Дик у охранника. – Там, на третьей стартовой, – показал охранник в сторону прожекторов, теряющихся в дожде. Водитель уверенно поехал по полю, демонстрируя хорошее знакомство с обстановкой. Вокруг катера, к которому они подъехали, горели предстартовые бело-зеленые огни. – Чего это он? – вдруг спросил водитель, выворачивая шею. – Что? – Какого хрена он здесь делает? – показал тот на автобус, стоящий от катера метрах в пятнадцати. – А что, нельзя? – Можно. Если он самоубийца. Или хочет технику угробить. Эй, Попугай, ты где? Попугай! – Водитель сделал небольшой крюк и подъехал к автобусу. – И в кабине никого... Попугай! Вот урод. Денисов, всматриваясь в автобус, заметил на водительской двери то, чего на ней быть не должно. Небольшое пулевое отверстие. – А ну-ка тормози, – велел он, – к двери поближе. Заглянув в кабину, он увидел то, что, в принципе, и опасался увидеть. Водительское сиденье и пол под ним залиты кровью, которую кто-то прикрыл форменным дождевиком дорожного рабочего. – Денисов! – раздалось в ухе. – Это я. – Слушаю, капитан. – Быстро на борт. Иначе... – Лялин запнулся. – В общем, сам понимаешь. Он понимал. Кто-то держит капитана и всех прочих, от музыкантов до экипажа катера, под прицелом. А еще кто-то наблюдает за его маневрами возле расстрелянного автобуса. – Сейчас буду. – И водителя с собой прихвати. – Его-то зачем? Пусть остается. – Тут настоятельно просят. Прихвати. – Давай к трапу, – велел он, вернувшись в салон. – Пойдешь с нами. – Куда это? – Туда, на катер. – Зачем? – все еще ничего не понимал Дик. Говорить, не говорить? – Он захвачен. Орбитальный катер-челнок, конечно, не полноценный корабль, но и в нем полно всякой аппаратуры, в том числе для сканирования радиочастот и подавления посторонних радиосигналов, способных создавать помехи бортовым приборам. Если похитители в ней разбираются, а Денисов был склонен считать, что именно так оно и есть, то пользоваться стандартной, открытой связью нельзя. – Как это захвачен? – удивился Дик. – Кем? – Увидишь. Помолчи. – Да не увижу я! Я просто туда не пойду! И вообще, валим отсюда! Денисов схватил его за шею и сжал так, что парень завизжал. Он чуть ослабил хватку. – Я буду тебя спрашивать, а ты отвечай. У тебя противоугонка стоит? – Стоит. – Спутниковая? – Да. – Включай. А после этого пойдешь с нами. Пакит, держись за мной, – обратился он к бойцу на его родном языке. – Там бандиты захватили наших. Нужно узнать сколько их. Если двое-трое, то справимся и так. Ну а если больше... Тогда по обстановке. Желательно закончить с ними до взлета. – Послушайте, – наконец подал голос журналист. – Вы это серьезно про захват, а? – Вполне. Кстати, про вас разговора не было, так что можете остаться в машине. Авось не заметят. Вам же будет лучше. – Как скажете. – Когда катер даст газ и начнет движение, выпрыгивайте и бегите вон туда. Со всех ног. Не дай вам бог попасть под реактивную струю. Все, выходим. Поклажу свою не забудь, – сказал он Пакиту. Но его планам относительно журналиста не суждено было сбыться. По трапу быстро спустились двое в уже знакомых плащах дорожной службы с надвинутыми на глаза капюшонами. В руках одного из них Денисов рассмотрел пистолет, очень похожий на чрезвычайно надежный «СОС-21», отличающийся большой скорострельностью и повышенной останавливающей способностью пуль. Первый сразу заглянул в салон, демонстрируя оружие, а второй грамотно занял позицию сбоку. – Поторапливаемся, господа, если не хотите остаться тут навсегда. Нет, их не двое, не трое и даже не четверо. Пятеро минимум. Иначе не стали бы двое покидать салон. Если только они не успели повязать там, внутри, всех до единого. Или перестрелять. Хотя в салоне орбитального челнока, подвергающегося огромным перегрузкам, стреляют только самоубийцы и идиоты. Впрочем, как и на кораблях. Для этих случаев штурмовые подразделения используют оружие импульсного воздействия с ограниченной зоной поражения либо игловики, но у них ниже скорость реакции на воздействие. Поднимаясь по трапу, он заметил, что форменные сапоги одного из захватчиков испачканы грязью и к ним прилипли травинки. Низ накидки тоже не блистал чистотой. При входе Денисова кто-то дернул внутрь и, резко развернув лицом к переборке, проворно, если не сказать, профессионально, обшарил. Между лопаток, под мышками, пояс, ноги, руки. Все это время в тело Денисова то тут то там упиралось что-то твердое. Надо полагать, что нечто, по разрушительной силе не уступающее «СОС-21». Впрочем, с такого, мягко говоря, расстояния ему хватило бы и бытового парализатора, которые любят носить в сумочках иные женщины. Никакого оружия Денисов с собой не брал. Впрочем, в иной ситуации таковым может послужить обычная ручка, расческа, портсигар, провод карманного проигрывателя, галстук, рант ботинка и многое, очень многое другое, вплоть до презерватива. – Вперед! – прозвучала команда, и Денисов безропотно прошел в салон. Тридцать посадочных мест. Занято меньше трети. Один из сидящих полуобернулся, и Денисов узнал его. Маэстро. Затылок Крокодила он узнал бы среди тысяч других, как и стрижку Зимина. Они не дергались. Рядом с Лялиным через одно кресло сидел кто-то незнакомый в зеленой бейсболке. Сторож. Дверь в пилотскую кабину закрыта. Итак, в салоне четверо, не меньше. У пилотов как минимум один. Или двое, что на этом этапе, до взлета, возможно. – Сядь! Денисов обернулся. Молодой крепыш с щегольскими усиками, выкрашенными в красный цвет, показывал ему на кресло у наружной стенки, подальше от прохода. Разумно. – Это у тебя что? Глухой, что ли?! Денисов, почти уже севший в указанное ему противоперегрузочное кресло, посмотрел назад. Усатый разговаривал на инглиде, которого Пакит не знал. А речь шла о его небольшой поклаже. – Он тебя не понимает. Это у него что-то вроде иконы, с которой ему нельзя расставаться. Не советую пробовать. – Поучи меня! А ну брось это! – Я корреспондент! – заорал со стороны люка Маркус. Видать, ему было страшно до жути, потому что орал он как резаный. – Убери лапы! Там послышалась какая-то возня, потом раздался звук удара. Доорался. Усатый схватился за сверток с мечом, но Пакит и не думал его отпускать. Впрочем, как и нападать. Он просто с силой дернул его на себя и оскалился, сделав страшную гримасу, словно намеревался вцепиться обидчику в глотку. – Послушай, приятель! – громко, отвлекая на себя внимание, сказал Денисов на инглиде, стократно искаженном и намешанном привнесенными словами и грамматическими правилами английском, который был в ходу на многих из планет, где обосновались земляне. – Это ценный экспонат. Оставь его в покое. Мы везем его начальнику Управления для его зверинца, и он в курсе. Лучше бы вам с ним не связываться. Имя Баллона известно всему космосу. Может, это сыграло свою роль, а может, пиратов просто поджимало время, но владелец красных усов сказал: – Скажи ему, пусть сядет вон туда. И Денисов затрещал и зацокал. – Сядь, куда показал. Приготовься. Может, у нас получится до старта. Но не получилось. Ловкие парни сунули бесчувственного журналиста в кресло, а Дика долго уговаривать не пришлось. Пристегнуться. Надеть шлемы. Из пилотской кабины вышли двое. Один в летной форме, другой в форме дорожного рабочего, из-под которой выглядывает красная рубашка. Люк задраен. Вставать и передвигаться по салону запрещено. Начат отсчет старта. Приготовиться к перегрузкам. Усатый сел через проход, уверенно защелкнув ремни на груди. Лицо его было сильно загоревшим. Тридцатисекундный отсчет начат. Двадцать девять... Если у вас есть проблемы при стартовых перегрузках или показания по здоровью, в спинке кресла перед вами находится ваша персональная аптечка, где в красной упаковке имеется четыре капсулы, прием одной из которых облегчит вам процесс повышенного воздействия на ваш организм. Девятнадцать... У Денисова проблемы находились в пределах нормы – на это его проверяли три раза в год. Но он протянул руку, достал упаковку красного цвета и проглотил сразу две пилюли. Семнадцать... – Послушай, я скажу дикарю, пусть тоже примет. Не хватало, чтобы он заблевал нам тут все. Контакт и усыпление бдительности. В невесомости, в которую они скоро попадут (интересно, что сейчас делает служба охраны порта?), плавающая по салону блевотина тот еще подарок. – Только покороче. – Пакит, возьми вот такую упаковку, – Денисов показал, – и съешь две штучки. Вот так выдави. Видишь? – Зачем? – Тебе будет легче. И незаметно спрячь остальные в одежде. Потом пригодятся. – Я усну? – Нет, – покривил душой Денисов. Уснуть не уснет, но силы сэкономит. Они еще понадобятся. А парень здорово поднаторел в лекарствах и прочем, чем его пичкают все последнее время. Наблюдательный. Девять... Двигатели уже ревели, перекрывая все остальные звуки. Денисов поудобнее устроился в кресле. Приключение, мать его. Восемь... А ведь у того, в летной форме, который вышел из пилотской кабины, одежда явно не по размеру. Маловата. Денисов дважды глубоко вздохнул, нагоняя в кровь кислород. Однако, хитрецы. А возле люка заартачены четыре пластиковых баула цветов дорожной службы. Вряд ли пираты везут с собой измерительные или любые другие инструменты, которыми пользуются дорожники. Три... Вдох. Задержка дыхания. Выдох. Глубокий вдох. Старт! И – выдох. И еще вдох. – Дыши! – запоздало крикнул он Пакиту. Перегрузкой вжало в кресло, и на некоторое время Денисов отдался полету. Стремительная пробежка, отрыв, набор высоты, тело плющится в кресле, и все возрастающая нагрузка. Вот сейчас взять бы да и перевязать голубчиков. Были бы силы. Не родился еще тот Геркулес, который может сражаться во время стартовых перегрузок. А Пакит? Сознание меркло, направляя все свои ресурсы на выживание носящего его тела. Денисов, привычно переходя в прострацию, позволил организму бороться с навалившейся тяжестью, не отвлекая его на другое. Он почти спал, едва ли не отстраненно фиксируя болевые ощущения. Сейчас все его существо боролось с навалившейся в буквальном смысле на него проблемой. Перегрузка, она и есть перегрузка. Если наяву могут сниться сны, то сейчас они ему снились. Какие-то приятные, необременительные истории. Благородные рыцари почему-то в пунцовых одеждах ведут приличные, хотя и полные скрытых угроз разговоры со своими противниками. Седобровый астроном, отрываясь от трубы, витиевато толкует созвездия, сам свято уверенный в том, что говорит, при этом увлекаясь и оттого многословно далеко уходя от сути, азартно двигая по лысой голове высокий звездчатый колпак со стеклянной горошиной наверху. Сказки, только сказки, сладкая небыль, которая позволяет отрешиться от жизни, от перегрузок. Аутотренинг. Одурманенный мозг зафиксировал уже три отстрела израсходованных патронов. Значит, стратосфера. Денисов посмотрел на часы. Идем на рекорд. Измученное тело предавалось неге невесомости. Сильно захотелось в туалет. Бифштекс, подвергшийся перегрузке, бунтовал со всей возможной силой, просясь наружу. – Эй, мне бы в сортир. – Терпи. – Не могу. Над Денисовым проплыло причудливо свернувшееся облачко блевотины. От нее почему-то остро и неприятно пахло вареной репой. Если не сказать воняло. Когда-то на базе под сожженной Рязанью его, туриста, угощали вареной репой тамошние дельцы от туристического бизнеса, сильно хилого в тех местах. Деревенька, худосочные коровы на берегу обмелевшей реки, ржавое железо посреди заросшего поля. Словом, родина предков Денисову не понравилась. И эта репа... – Ловушку достань, – сказал он, освобождаясь от упряжи. – Захлебнемся. Красноусый – знает! – сунул руку под кресло и достал ловушку – простенькую приспособу для поимки таких вот нецензурных явлений. И ловко поймал в нее клубок полупереваренной пищи. – Можешь меня застрелить, но даже мертвый я буду источать говно. Ловко выхваченный «СОС-21» уставился Денисову точно в лоб. А парень-то не прост. – Не шали. – Да не шалю я. Срусь. Невдалеке в голос, напоказ стонал журналист. – Ладно, пошли, засранец. Но я предупреждаю! – Не надо. Пошли быстрее. А то одной ловушкой не отделаться. Расслабляясь на толчке, Денисов прикидывал сценарии развития событий. Во-первых, что планируют захватчики? Проникнуть на «Марку» и, ясное дело, первым делом рвануть к точке перехода. Отсюда до нее суток трое лета. Если наддать хорошенько – а движков они жалеть не будут, – то можно и в двое уложиться. При этом, похоже, у них имеется пилот, так что с командой они церемониться не станут. Денисову вдруг в голову пришла одна интересная мысль. «Марка» не просто экспедиционное судно. Это линейный корабль специального назначения. По большому счету от этой его специальности Денисову ни тепло ни холодно. Лялину – тому да, это прибавка к жалованью и полковничья должность, тогда как на «не специальном» – не выше подполковника, а то и майора. Словом, перспектива. Для Управы же – престиж и фактическое усиление ее флотилии. Ну и деньги там совсем другие крутятся. Тоже имеет значение. Но сейчас главное не это. Одной из граней специальности «Марки» является некое устройство, применяемое только на действительно специальных и военных кораблях, позволяющее как бы подтянуть к кораблю точку перехода. В сущности, этих самых точек кругом – хоть шапкой собирай. На расстоянии вытянутой руки, как учили в университете, их можно набрать несколько десятков. Только крохотные, большинство меньше булавочных уколов, гораздо меньше, поэтому практической ценности, если говорить о космонавтике, не представляют. Те же, которые представляют, встречаются куда реже. Например, в Солнечной системе их, по-настоящему рабочих, всего три. Речь, конечно, идет об известных, разведанных. Однако в мелкие шлюпка вполне пройдет. И вынырнет черт знает где. Кстати, чтобы знать, где же корабль в очередной раз вынырнул, и нужны те самые маяки, которые обслуживает Управление и господин Денисов в частности. Но эта ненужность существовала ровно до тех пор, пока некие умники из одного исследовательского центра не придумали, как втянуть большой корабль в относительно небольшое горло перехода. Не в булавочное, конечно, хотя наука не стоит на месте, но тем не менее. Оказалось, что некоторые малые точки неким не совсем понятным образом связаны с большой. Существует теория, что они являются ее «дочками». И при определенных условиях, точнее, воздействии, большая, рабочая точка перехода почти мгновенно перемещается к своей «дочурке». Проведать, успокоить или что там еще в их семье принято – одному богу известно. Происходит что-то вроде временного, весьма краткосрочного их слияния, во время которого корабль может воспользоваться моментом и нырнуть, чтобы через несколько мгновений оказаться на другом конце Галактики. Так вот на «Марке» такое оборудование имелось, хотя на памяти Денисова никогда не применялось, и при воспоминании о нем его неудержимо потянуло наизнанку выворачивать собственную прямую кишку. Никаких двух суток! В лучшем случае часы. Подходящую «дочку» аппаратура обнаружит минут за двадцать, и это если забыть про лоцманские карты, на которых подобные запаски надежно зафиксированы. Такие подробности имеются не в каждом корабельном компьютере – просто за ненадобностью, – но «Марка» оснащена этим добром в полном объеме. Тем более что окрестности Асторы исследованы достаточно полно, в том числе не без усилий семейства Вали. Это значит, что никакие перехватчики, направленные Воробышком, ничего не дадут. Что «Марка» может превратиться в идеальный пиратский корабль. Что, используя ее, захватчики могут провести практически любую акцию. Хоть планету взорвать. Что... – Опростался? – громко спросил красноусый из-за приоткрытой двери клозета. – Иду, – пробурчал Денисов. Зря он польстился на бифштекс. А вот интересно, как там в этом смысле Пакит? Да и водила тоже. У бойца есть хотя бы один опыт старта, а Дик никогда не покидал родной тверди. Да и экология у них еще та. Такая, что уже после трехлетнего пребывания на Асторе человек, если только он специально не защищен, то есть, по сути, живет в некоем инкубаторе, не может считаться здоровым. Происходящие в организме изменения, если верить справке, считаются необратимыми. – Полегчало? – Похоже, траванулся я. Все равно распирает. – Возьми памперсы. Больше выводить тебя не буду, хоть захлебнись своим дерьмом. Совет дельный. Про них Денисов как-то не подумал. А по поводу выводить – так больше и необходимости нет. Скоро катер пристыкуется к «Марке», и тогда гадь в нем сколько душе угодно. Отработанный материал. Как челнок, так и Денисов. В сущности, его и многих других нет необходимости брать на борт. Зачем? Капитана вполне хватит. Остальные помеха. Ведь там еще с экипажем придется как-то разбираться. – Я тогда впрок возьму. И другим тоже. Ладно? – Валяй, не жалко, – красноусый качнул стволом пистолета. Выход на орбиту, рулежка, сближение, стабилизация скорости, стыковка – все это не пять минут. Кстати, никаких перехватчиков на Асторе нет. Не тот масштаб. Стало быть, часа полтора-два. До стыковки захватчики убивать кого вряд ли станут; Крокодил возбудится, а то и просто испугается и пошлет их куда положено. Вон и в сортир вывели. А смогут ли они войти на борт без кэпа? Почему нет? Другое дело, сумеют ли они управиться с такой махиной без него. Но неужели они действительно хотят захватить корабль? Или все проще? Просто надо ребятам смыться, и все. Такое могло бы быть, если б не «СОС-21». Вряд ли клан Вали допускает на своей планете свободную продажу подобного оружия. Семейка жесткая, весьма склонная к авторитаризму. Значит, готовились заранее. А эти баулы? Что в них? И почему Воробышек закрыл порт? Шел по проходу пошатываясь и хватаясь за спинки кресел. Слабость, что поделаешь? Музыканты... Всех их в лицо не запомнил. В затылки – тем более. Кто здесь кто? Знать бы. Нет, кое-кого он определенно запомнил. Маэстро, еще вон того блондина, он на гитаре так зажигательно, с нескрываемым удовольствием наяривал. Барабанщик с длинными волосами тоже запомнился. Ну и, пожалуй, всё. К тому же там, на сцене, все они оделись в одинаковые костюмы, сильно обезличивающие людей. – На, пригодится, – протянул он Пакиту одну упаковку. – Это что? – Если испражняться захочется, сунь в штаны, эта штука все в себя возьмет. Ты пока приготовься. Думаю, придется нам с тобой повоевать. – Сколько их? – Вроде человек шесть. Все с оружием. – Восемь! – крикнул Зимин на государственном языке Маришата. Один из захватчиков навел на него пистолет. – Ты чего орешь? – Молюсь я так. – Молча молись. Про себя. – Вырвалось, – сказал Генка извиняющимся тоном. – Смотри, я тебя предупредил. – Да понял. Пакит как ни в чем не бывало рассматривал упаковку. Денисов вспомнил, что для подобных целей всадники властителя используют мох. Значит, восемь. Плюс личное оружие. Силы настолько неравны, что ни о какой победе над ними и подумать невозможно. Музыкантов и журналиста в расчет он не брал. Итак, если цель пиратов «Марка» и приготовились они загодя, то что получается? С орбиты на Астор их опустили на шлюпке. Потом на ней же Пакита. Нет, не о том он думает. Кто их и когда направил сюда? Мухин! Уж он-то точно не заинтересован в том, чтобы украли один из лучших его кораблей. Правда, комбинации бывают всякие, жадность и не до такого людей доводит, но верить в подобное не хотелось. Не тот он человек. Правда, нельзя исключить, что некто провернул определенную оперативную авантюру, подставив в качестве цели журналиста, на самом деле имея в виду совсем иное. Найдутся желающие так подгадить Управлению? Без сомнения. Но любая такая авантюра рано или поздно раскроется, если только жестко не подчистить концы. То есть убрать исполнителей или кое-кого из посредников, без которых не обошлось. Но все равно следы останутся. Серьезные люди не могут этого не понимать. Только если им уж совсем нечего терять. Но Денисов надеялся, что Мухин достаточно опытен для того, чтобы проверять поступающую к нему информацию. Тогда случайность? И захватчики просто уносят ноги? И еще эти баулы. Что в них? Некто крепенький, с прической ежиком встал в проходе спиной к пилотской кабине. – Так! Внимание! Всем пристегнуться. Через несколько минут начинаем маневр. – Что еще за маневр? – громко спросил Крокодил. – Потом объясню. Вглядываясь в лицо «ежика», Денисов увидел, что правый глаз у него немного косит. Характерная примета. У одного красные усы, у другого глаза в разные стороны... Примета! Они ведь совсем не боятся, что их запомнят в лицо. Ни масок, ни камуфляжа – ничего! Что, беспечность? Слабо верится. Они просто не боятся, что их опознают. Потому что опознавать будет некому! Ну и когда же они предполагают разделаться со свидетелями? Сейчас, на подлете? Вряд ли. Хотя эта команда пристегнуться Денисову очень не понравилась. Он посмотрел на красноусого, привлекая его внимание. – Я чего-то не понял, – сказал он. – Чего ты не понял? Сказано было пристегнуться. – Что, стрелять будешь? – А ты думал, цацкаться с тобой станут? «СОС-21» мощная пушка, с короткой дистанции пробивает человека навылет. – Внимание! – громко сказал Денисов на языке Маришита. – А в космос вылетить не боишься? – А ну сел, урод. Денисов вылез в проход. – Твоя дура прошибает навылет двух человек, если они стоят рядом. Я один. Значит, твоя пуля вылетит точно наружу. Знаешь, чем это закончится? – Се-ел, я сказал, – прошипел красноусый. – Всем встать! – громко крикнул Денисов. – Быстро в проход! А теперь скажи мне, что вы намерены с нами сделать. Ему не было видно, что происходит у него за спиной, но чувствовал, что началось какое-то движение. Только бы по темечку не тюкнули, не сейчас. – Да я тебя голыми руками на ломтики разорву. – Тогда вы никогда не попадете на корабль. Из порта уже поступило сообщение о том, что две машины сгорели при старте этого челнока, а наш кар до того, как догорел, подавал сигнал об угоне. Можешь спросить у водилы. Надеюсь, ты понимаешь, что это значит. Полагаю, что оба перехватчика уже на подлете. – Да я тебя... – Ничего. Просто не волнуйся. Предлагаю начать переговоры. За его спиной что-то происходило, но он не мог, не имел возможности и хоть маленькой секундочки для того, чтобы оторвать взгляд от междубровья красноусого. Держать взгляд, держать! – Предлагаю договориться по-мирному. Без стрельбы и угроз. И то и другое ни к чему не приведет. Вы просто не приняли во внимание, что это гражданский катер, и чтобы его подпустили хотя бы только к шлюзу нашего корабля, потребуется совершить кое-какие действия, которые без нас вы не в состоянии выполнить. – Думаю, мы уже договорились с вашим кэпом, – вдруг усмехнулся красноусый. – Так что со стыковкой проблем не будет. Врет? На слабо берет? Крокодил, конечно, не ангел, но и не дурак ведь. Потерять «Марку» для него значит потерять должность и всякие перспективы на будущее. Неужто запугали? Так он, в общем, не трус. Что же он молчит? Или элементарно купили? Купить – это да, есть такая вероятность. Другое дело, что нет таких денег, которые нельзя было бы не спустить в казино. Что же у них в баулах? Мысли у Денисова метались, как пули в хорошей перестрелке. Держать взгляд! Почему Крокодил как воды в рот набрал? Хоть бы Генка что сказал. Ведь всё же при нем происходило. Обернуться бы. Но – держать! – И про перехватчики ты мне дуешь. Здесь их отродясь не водилось. – Вот именно что не водились, – по инерции проговорил Денисов. – До вчерашнего дня. – Ты хочешь сказать, что даже вас они не пожалеют? Расшлепают как есть? За компанию? – А ты думаешь, лучше допустить, что нас шлепнете вы после того, как угоните корабль? Да и вряд ли вам это удастся. – Это не твой головняк. Так что сядь на место и не гони волну. – Я хочу знать, что вы хотите делать. Быть кроликом на закланье мне не хочется. – Да нужны вы нам! Подлипнем к борту, перегрузимся, и катитесь куда хотите. – А гарантии? – тянул время Денисов. А чего не потянуть, если по башке пока никто не врезал? Коли ввязался в ситуацию, так тяни, тяни ее на себя. Гарантии, сроки, условия, подробности – все что угодно. – Нормальные гарантии. Можешь у кэпа своего спросить. – Тогда спрашиваю. Он уставился в зрачки бандита, изучая их, как хороший полководец изучает карту грядущего сражения. Леса, водные артерии, перепады высот, засоренность, естественные укрытия и преграды, доминирующие высоты и дороги. До тропинок и частных делянок. Вглядываясь в них как в картину, Денисов вдруг понял, что может использовать их как зеркало, как два зеркала, в которых пусть даже искаженно отражается он сам отчасти и то, что происходит за его спиной. Сзади по проходу к нему кто-то подходил. – Так какие? Скажи, – спросил он, резко наклоняясь вперед, к самому лицу красноусого, продолжая взглядом держать его зрачки и уже начиная давить, подчиняя себе. Зрачки красноусого стали расширяться. Он поплыл. Была бы еще минутка или две, Денисов подчинил бы его, сломал, но счет буквально шел на секунды. Рывком перехватив красноусого, он оказался у него за спиной с его пистолетом в руке, жестко вдавленным ему в поясницу. И только после этого посмотрел в проход и вообще в салон. По нему шел Крокодил с безвольно отвисшей губой и бессмысленным взглядом. За ним, выставив у него из подмышки волновой парализатор (военного образца!), шел тот, с косоглазием. Судя по безвольно вытянутым в проходе ногам, Зимин уже получил свою порцию. А в ужасе оглядывающийся из-за спинки кресла журналист стал, скорее всего, последним препятствием. И чего, спрашивается, было не пальнуть в него? – Брось ствол, дурак. Ведь сам же сказал, сдохнем все. Полной зарядки волновика хватает на десять эффективных поражений. Судя по Крокодилу, косой всадил в него половинную порцию, иначе бы тот, как Генка, лежал сейчас пластом в абсолютной прострации. Гуманист. – А чего взамен? – Жизнь, дубина! Денисов отступил назад, к хвостовой части, локтевым сгибом сдавливая горло красноусого. – Жизнь – это хорошо. Скорострельность военного парализатора ручного ношения не менее двух импульсов в секунду. Есть и более мощные и быстродействующие образцы, но этот, что у косого, не из новейших. Но все едино его достаточно для того, чтобы дать пару залпов, одним отключив красноусого, другим Денисова. Впрочем, зона поражения ВП достаточна широкая, это далеко не булавочный укол, одним махом он снимет обоих. Правда, дистанция для этого маловата. Так что комбинация «один-два» вполне реальна. Но что в ответ? Стрелять в Крокодила, в надежде через него поразить косоглазого? Убивать капитана Денисов был как-то не готов. – Вот и я говорю. Ты предлагал договориться? Так давай договариваться. Денисов отступил еще дальше, чуть не волоча за собой усатого бандита. Ну и что, убьет он главаря. Остальные-то семеро никуда не денутся. Ну, положим, как-то успокоит этого модника, которому он упирается в поясницу пистолетным стволом. Все равно остаются шестеро. Водителя автобуса они убили не задумываясь. То есть крови эти парни не боятся. Так что же у них в баулах? Еще один шажок назад. – Твои предложения? – спросил Денисов. – Ты слышал. Мы переходим на борт, а вы валите обратно. Или, если хотите, давайте с нами. Я не против. Ты без формы, я не знаю, в каком ты звании, но, вижу, мужик серьезный. Может, захочешь присоединиться? – А вы куда? – Э, брат, так нечестно. Крокодил сделал безвольный шаг вперед. Зачем было убивать водителя, усугубляя свое положение, когда в руках есть такая замечательная вещь, как вэпэшка? Дверь ей не помеха. Пожалели зарядов? Штука, конечно, не дешевая, не сравнить с пистолетными патронами, но в такой ситуации считать издержки по меньшей мере глупо. Еще шажок назад. – Откуда мне знать, может, ты в Ноль собираешься. Это старая байка, она же страшилка, будто где-то в Большом Космосе существует некаяпланета – Ноль, Зона Ноль, Нулевка, другие варианты, – единожды попав на которую остаешься там навсегда. Якобы точка перехода там работает только на вход, что, в общем-то, противоречит и практике, и теории переходов. Но при этом там, как гласит предание, чуть ли не рай. Любой сколько-нибудь полетавший в космосе в подходящем месте и соответствующем состоянии расскажет про своего знакомого или даже знакомых, которые отправились на Ноль, там живут и этим счастливы. По большей части, по наблюдениям Денисова, это либо безответственные болтуны (красивый вариант – балагуры) или проходимцы. Впрочем, попрошайки тоже не редкость. Любую страшилку или красивую идею желающих ее поэксплуатировать, как всегда, находится с избытком. – Я похож на идиота? Что ж, косой знаком со специфическим фольклором. Хотя, кажется, несколько лет назад кто-то написал занимательную книжечку на эту тему. Фэнтези или что-то в этом роде. Денисов ее не читал. Еще один шажок назад. Скоро, если заданный Денисовым темп движения сохранится, Пакит окажется за спиной косоглазого. – Ты похож на человека, который готовится захватить корабль, и мне этого достаточно. Теперь он смог вычленить налетчиков. Нельзя было исключить, что кроме музыкантов на катере окажутся и другие пассажиры. Не много, один или два, не больше, но исключить подобного было нельзя. Теперь же, во время обострения, все действующие лица проявили себя. Парень со сросшимися бровями, тот клоун в форме, из-под которого выглядывает красное, рябоватый дядька с родинкой на ухе, еще один с большим подбородком, словно специально предназначенным для ударов по нему боксерской перчаткой. А двое, получается, в кабине. – Так что, не договоримся? Брось. Мы к вам без претензий. Даже в долю можем взять. Нормальная доля, отвечаю. Автобусник. Ну конечно! Вэпэшка уже побывала в деле. А подзарядить ее негде было. Негде или нечем. И еще, похоже, она у них одна. Иначе не стали бы цацкаться. Еще полшажка в сторону баулов. Косой следом. Держит дистанцию. Остальные тоже целятся из своих «СОСов». Смотри, какое единообразие. Но кабину при этом не контролируют. – Ну почему? Можем. Только твой расклад меня не устраивает. – Я вижу, ты из спецов. Может, нам для того, чтобы договориться, твой кэп без надобности? А? Третий лишний? – Пока он мне не мешает. – А потом? – Посмотрим. У тебя есть другие предложения? – Мне он тоже параллельно. Мы не хотим крови, говорил уже. Разойдемся так. Мирно. Денисов отступил почти до самой двери санузла. Еще полшага, и у него будет возможность нырнуть туда. Толку от этого не много, но выкурить его оттуда будет не так просто, учитывая хрупкость самого челнока и известную герметичность, если не сказать самодостаточность гигиенического отсека. По крайней мере воздухообмен в нем индивидуальный. Во время одной из аварий, говорят, выжил человек, восседавший на унитазе. На самом деле это всего лишь одна из баек, вроде охранительных амулетов, бронированная кабина пилотов куда надежнее, но все же расстреливать дверь сортира, в котором укрылся беззаветный герой, никто не будет. В воздухе снова запахло пареной репой. Похоже, красноусый не выдержал напряжения. Лучше бы он себе памперс надел. Да и кому приятно, когда тебе в почку целят из пистолета, про который ты наверняка знаешь, что он стреляет? Системы медрегенерации на катере не предусмотрено. – Давай конкретно, без этих твоих. – Да не проблема. Хочешь, мы вас всех переведем к пилотам. Ну, не всех, ясное дело, тебя, еще там кого. Не дискотека же! Подлетаем. Прилипаем. Мы туда. Вы здесь. И – хопаньки! Обратно дуете. Плюс поощрение. Материальное. Чтоб без обид. – В размере? – Да не обидим, не дети. – «Не обидим» не сумма. – А ты, я вижу, ничего. Нормально так. Сливу видел? – Давай без овощей. – Какие овощи? Фрукт. – Еще полшага навстречу. – Фрукт такой. На дереве растет. Ягода. Синяя. – Что-то ты спешишь и путаешь. Стой, где стоишь, – повысил голос Денисов. – Ты мне еще про мандарины с арбузами расскажи. – Могу и про мандарины. Но не буду. Про сливу. Зеленый камешек с нее тебе в кассу? Помс! Читая, как и всегда перед посадкой на новую планету, справочный материал о ней, Андрей не обратил особого внимания на то, что на Асторе добываются изумруды. С его профессиональной точки зрения, это лишь деталь. Одна из многих. Которая лежит за пределами его интересов. Как если бы тут выращивали шерстистые розы – есть и такое. Так вот что они поперли! Челнок начал сбрасывать скорость. Скоро тут начнется невесомость. Интересно, есть у бандитов связь между собой? Должна быть, куда ж без нее. Тогда, используя возможности двигателей, можно, резко и неожиданно маневрируя, если, конечно, угонщики в состоянии это сделать, внезапно поменять ситуацию в салоне. Денисов прикинул, за что тут можно зацепиться. Конечно, вдоль стен идет страховочный фал, но это не совсем то, что нужно. Требуется нечто такое, за что не требуется постоянно держаться руками. Какая-то обвязка. Или побыстрее разруливать ситуацию. Не пора ли давать знак Пакиту? Нет, вдвоем им восьмерых не одолеть, факт. Но и сдаваться, имея в руках оружие, тоже глупо. Надо посмотреть на ситуацию иначе, шире. Воробышек уже наверняка всех своих поставил на уши. Что это дает? Находящиеся на орбите корабли оповещены и предупреждены – это факт. «Марка», кстати, тоже. В этой ситуации приказ капитана будет звучать сомнительно. Так, уже хорошо. На что же они надеются? Другой корабль? Не исключено. И это, кстати, было бы куда разумнее и безопаснее, чем захватывать чужой, фактически военный. С другой стороны, пиратский корабль на орбите вполне освоенной планеты – нонсенс. Да, освоенной и, можно сказать, цивилизованной. Стоп! Таможенные челноки. Фактически, таможенно-полицейские, то есть почти военные. Имеют внешнее вооружение. Не бог весть какое мощное, но... Сколько их на Асторе? Ведь в справке имелось упоминание о них. Один, два? Или три? Да какая разница! Пусть даже один. По всем правилам, этот челнок, хоть и не полноценный истребитель, должен пуститься следом за нарушителем. Остановить. Да, именно. Имея пистолет, обездвижить катер не так уж и трудно. За салоном идет переходной отсек, дальше багажный, за ним технический, а дальше двигательный. Все они перегорожены переборками и герметично закрывающимися люками. Запоры как ручные, так и элетромеханические, контролируемые из пилотской кабины. Два-три выстрела в двигательном отсеке почти наверняка выведут систему из строя, а если поднатужиться извилинами, то просто гарантированно. Задраить люки и ждать прибытия таможенного катера. Осторожный шаг назад, к переходному отсеку. До люка осталось совсем чуть-чуть. – Интересное предложение, – сказал Денисов, выигрывая время. У него появился план действий и он решился. – Покажи сначала. – А чего ты все пятишься? На, смотри. Над левым плечом Крокодила поднялась рука с бесформенным зеленым камнем. – Лови. – Я и так вижу. Что-то не впечатляет. Еще шажок. Красноусый было уперся, но жестко вдавленный правее позвоночника ствол заставил подчиниться. Люк, помнится, был открыт. Теперь еще шаг назад, толкнуть щеголя вперед, на капитана и косого, произойдет секундная заминка, за время которой он успеет нырнуть в люк и задраить его. Приготовился... В этот момент он потерял опору под ногами и стремительно полетел вперед, при этом непроизвольно нажав на курок. Он еще успел сгруппироваться и подумать, что он пропустил кого-то, кто оказался в багажном или переходном отсеке. Наверное, это произошло тогда, когда он ходил в туалет. Он даже успел заметить, как косой, отстраняясь и отталкивая безвольного Крокодила, поймал его на мушку и выстрелил. Потом наступила темнота, сквозь которую время от времени проникали какие-то звуки. Сознание возвращалось медленно, но вместе с болью. Не то его били, не то сам побился, падая, когда уже пребывал в полной отключке. Открыв глаза, понял, что лежит на полу между креслами. Руки и ноги не связаны. Невдалеке кто-то разговаривает. Но кто и о чем, он пока не мог понять. И еще одно, невесомости нет. Сила тяжести почти планетарная. В его полубессознательном состоянии не понять. Они приземлились? Или приклеились, как у них говорят, к борту? Осторожно подтянув руку, посмотрел на часы. Во время той схватки он, конечно, не следил за временем, но, судя по всему, весь инцидент уложился минут в пять от силы, если не в три. Тогда получается, что без памяти он пробыл минут двадцать – двадцать пять. Так что о приземлении не может быть и речи. Тогда остается одно – катер пристыковался к кораблю и попал в создаваемую на нем искусственную силу тяжести. Что-то быстро. Но все равно, все кончено. Он попытался приподняться, но тело его пока не слушалось. Да и то сказать, что такое полчаса для штатного парализатора? Меньше минимума. Сказались противоперегрузочные таблетки, которые он принял на старте. И наверняка плюс маленькая мощность импульса. Правильно он тогда подумал, что вэпэшка на издыхании. Правильно-то оно правильно, только действовать нужно было резче и начинать раньше. А то тащился по-черепашьи – шажок, еще шажок. Слюнтяй. – Еще минуты три, – сказал кто-то на инглиде. – Быстрее бы. А может, так, на присоске пойдем? – Опасно. – Да чего опасного-то? Пять минут, а потом поминай как звали. – Не ломайся. Пять минут ничего не решают. – Как знать. – Давай лучше собирать манатки. – А что с Рыжим будем делать? Тут оставим? – Нельзя. Заберем. По нему на нас вмиг выйдут. Наконец он сообразил. Говорили совсем рядом. Буквально на креслах, за которыми он лежит, чувствуя, как вместе с болью к нему возвращается способность двигаться. – Пошли-ка мы его поближе к люку перетащим. Чтобы потом время не терять. Сквозь полуприкрытые веки он видел, как две пары ног в знакомых форменных сапогах прошли мимо в кормовую часть. Мягко лязгнул запорами люк. Денисов, сцепив от боли зубы – наверняка пара ребер сломаны! – приподнялся и посмотрел в просвет между креслами. Через два ряда от него видна была склоненная голова, перехваченная чем-то белым. Он еще плохо видел, пришлось напрячься, чтобы сфокусировать зрение. Бинт? Нет, липкая лента. Как раз на уровне рта. Кому-то заклеили рот? Зачем? Шея уходит в синий форменный воротник. Пилот? Руки дрожали от напряжения, как после тяжелой физической нагрузки или с жуткого, давно небывалого похмелья, и Денисов предпочел лечь на пол, передохнуть и чуть осмыслить происходящее. Информации было так мало, что отравленный парализатором мозг не мог сложить из нее стройной картины. И еще какой-то звук. У-у-у. У-у. Не то стон, не то работа какого-то механизма. У-у. А красноусого он, кажется, пристрелил. И что получается? Денисов аж похолодел. «СОС-21» бьет навылет. А ближайшей целью был Крокодил. Его что, тоже?! Ничего себе погуляли. Дом-то где? Это из какого-то полузабытого анекдота чуть ли не из детства. Струйка противного пота поползла по хребту. У-у-у. Он повернул голову и увидел источник звука. Через проход на кресле сидел и раскачивался Пакит, в упор глядя на него. Рот его тоже запечатан липкой лентой. Он не то выл, не то исполнял какую-то ритуальную песню. Без слов, естественно. У-у-у. У-у. – Руки, – одними губами прошептал Денисов. Пакит непонимающе поднял брови, продолжая раскачиваться. – Ру-ки! И показал свою. Тот наконец понял и поднял. Так и есть. Запястья надежно связаны нейлоновым шнуром, похожим на тот, что используется при шнуровке грузового парашюта. Да, скорее всего, это он и есть. Денисов уже хотел было повалиться на пол – рука все еще дрожала, отказываясь держать тело, – когда Пакит хитро подмигнул и разомкнул руки. Обрывки веревки болтались на запястьях. У-у-у. Молодец! Уже кое-что. Голова работала по-прежнему плохо. Он лишь отчетливо помнил про три минуты. Время уходило стремительнее, чем он возвращался в привычное состояние. Причем минута уже прошла. Надо действовать. Собираясь с силами, он положил голову на пол, несколько раз глубоко вздохнув. И увидел под креслом «сливу» – тот самый неправильной формы булыжник. Необработанный изумруд. Сейчас вблизи было видно, что на родине у косого сливы вызревают довольно крупные. У-у-у. У-у-у. Денисов приподнялся на локте и посмотрел на Пакита, быстро повернувшего к нему лицо. Надо принимать решение. Пока есть на это время. Подняв левую руку, чиркнул ею себя по горлу и показал назад, в хвост, после чего вопросительно вскинул подбородок. Сможешь? Пластиковая наклейка скрывала мимику, поэтому не понять, обрадовался тот или, наоборот, опечалился. Секунду смотрел – так внимательно, будто потаенные мысли хотел прочесть, – после чего кивнул. Понял? Согласился? Принял приказ к исполнению? Их отношения по сию пору Денисов не мог определить одним словом или хотя бы выражением, близким к уставному. У-у-у. – Действуй, – прошептал он по-русски. Из-за слабости, которая пока даже не позволяла ему подняться на ноги, он мало что увидел, поэтому:НАШ СПЕЦИАЛЬНЫЙ КОРРЕСПОНДЕНТ
АРТУР МАРКУС ПЕРЕДАЕТ:
«Разбойники и наши мучители, явно готовившиеся отправить нас на тот свет после отстыковки челнока, в котором оставались мы, потенциальные мертвецы, несколько расслабились ввиду того, что через несколько минут им предстояло перейти на поджидавший их пиратский корабль, замаскированный под транспорт и обеспеченный всеми атрибутами и маркировками. Кстати, по этому поводу уже проводится соответствующее расследование, о чем, как нам обещано, наши читатели узнают первыми. После неудачной попытки офицера Денисова, о которой я написал выше, нас всех обездвижили, но каким-то образом человекообразная особь, предназначенная для личного зоопарка шефа Управления технической поддержки (есть, оказывается, и такой!), освободилась от пут как раз в тот момент, когда пираты готовы были переправиться на основной корабль. Несколькими часами ранее я уже имел возможность видеть эту особь по прозвищу Тигр в почти показательном бою. Во всяком случае, в нем применялось настоящее холодное оружие родом будто прямиком из средневековья. Мечи, самые настоящие боевые мечи. Остро отточенные. Тогда, несколько часов назад, я полагал, что только случайность спасла соперника Тигра от смерти, хотя сам он напоминал по завершении боя скорее обструганную и обильно кровоточащую тушу, слабо подающую признаки жизни, нежели бойца, выставленного на жестокий поединок правителем Асторы господином Вали. Такие игрища у наших богатеев. Теперь же произошедшее в фешенебельном развлекательно-спортивном центре, принадлежащем лично господину Вали, видится мне совсем в ином свете. Как я уже упомянул, все мы были связаны бандитами. Каким непостижимым образом Тигр (будем пока называть его так) от веревок освободился, лично для меня остается загадкой. Хотя бы потому, что я несколько раз попытался проделать то же, но, к стыду моему, признаюсь, ничего из этого не вышло. Можете мне поверить, что я старался, ибо речь шла о моей жизни или смерти. Не сочту здесь нескромным сказать, что мне неоднократно доводилось делать репортажи из точек особого внимания, где у меня до сих пор много друзей, которые учили меня всяким премудростям своей профессии, в том числе и освобождаться от пут. Таким образом, стоит признать, что «экспонаты для зоопарка» (на всякий случай возьмем это выражение в кавычки, ибо первоначальный, коренной, исконный смысл этого слова, как мне представляется сейчас, может быть искажен), весьма и весьма своеобразны, если не сказать удивительны и экзотичны до крайности. Тигр, до этого связанный и удрученно мычавший, будто прощавшийся с жизнью, а прощались мы все, вдруг выскочил с непонятно откуда взявшимся в его руках боевым мечом и принялся носиться по челноку, перескакивая, нет, перепархивая с одной спинки кресла на другую, просто рубя головы бандитам. Я говорю «просто», потому что ничего другого, никаких иных ран, этот «хищник» не наносил. Наверное, что-то подобное можно было видеть на арене Колизея три тысячи лет назад, где отрубленные гладиаторами головы катились как футбольные мячи. Кстати, не оттуда ли такая схожесть двух слов – меч и мяч? Такого ужаса и – надеюсь, вы, мой читатель, поймете это мое чувство и простите его – восторга я никогда не испытывал. Наши враги гибли один за другим. В те страшные, ужасные минуты, которые я не забуду никогда и детям своим заповедаю, эти два чувства боролись во мне, буквально сводя с ума. Кровь, агонизирующие обезглавленные тела, катящаяся мимо меня голова с вытаращенными глазами, оставляющая за собой кровавый след. Первый и самый шокирующий акт Апокалипсиса. Космические технологии и Средневековье сошлись там в одной точке. Все оказалось конченым в одну минуту, которая для меня растянулась в вечность. Если сказать, что это была бойня – не знаю, не бывал. Только на современной бойне технология, так сказать, умерщвления представляется куда менее кровавой. Но когда обезглавленный человек, все еще продолжая стоять на ногах, вдруг, как последнее прости, выбрасывает в потолок космического челнока струю крови, которая даже не впитывается, не остается там, лишь как след, красное пятно, после чего сразу же падает вниз и чуть в сторону, на точку притяжения, ужас происходящего заставляет усомниться в том, что человечество нормально, если в мире происходит подобное и люди после этого продолжают жить, любить, рожать детей и открывать новые миры. С другой же стороны, возникает закономерный вопрос, а есть ли у нас, землян, бойцы такого качества? Или отсталая, чуть ли не первобытная цивилизация в состоянии готовить воинов лучших, чем мы, обладающие невероятными технологиями? Как нам известно, многие офицеры Управления проходят весьма достойную, как нам говорят, подготовку, но не они, а Тигр, пусть и варварски беспощадно, освободил нас. В этой связи возникает закономерный вопрос: а куда уходят деньги налогоплательщиков, на что и как они тратятся? Редакция обещает не оставлять без внимания эту тему и обязательно поделится своими открытиями в этой непростой, порой специально, как нам кажется, запутанной области».Но эта статья, как и многие другие, появилась позже, после того, как Вали по прозвищу Воробышек получил назад свои изумруды и поблагодарил личный состав «Марки», пряча свои истинные чувства за дежурной, накатанной улыбкой.
Глава 6 ПРОТИВОСТОЯНИЕ
– Ну и как ты мне это объяснишь? – тихо и зло спросил Мухин. – Что это за игрища? Тотализатор устроил, да? Подзаработать решил? Ну и как, на пенсию хватило? Молчать! Я тебя что просил? Встретить журналюгу и перетянуть его на нашу сторону. Поить, ублажать, все что угодно делать. Он нам нужен. А ты? – Сволочь он, – проговорил Денисов, стоящий навытяжку перед раздраженно расхаживающим по огромному кабинету заведующим оперативного отдела. – Ему жизнь спасли, а он... – Прекрати оправдываться. Нашкодил – разгребай. – Я нашкодил? – так же вкрадчиво спросил Денисов. – А если бы его там же, на орбите, или чуть позже, на атомы разметали? – Именно что ты. Зачем с собой этого дикаря взял? Не было б его... – И меня бы не было. Мухин промолчал, но Денисову почудилось, что он уловил мысль. И этого сучонка не было бы. Имелся в виду журналист. Но вслух этого произнесено не было, а догадка, она догадка и есть. Не больше. Правда, Денисов давно знал зава ООП. – Ну и много вы на нем выиграли? – спросил Мухин. – Если вы это называете игрой, то больше проиграли. – Вот только не надо мне здесь словами-то. Не надо! Я тебе чего, налоговая инспекция? «Если не хуже». – Не в игре дело. Пакита нужно обратно вернуть. – Прикажешь подать ему отдельную карету? Или ты уже способен оплатить рейс? Это педалирование на деньги очень не нравилось Денисову. Просто категорически не нравилось. По правде говоря, у Мухина для этого есть причина. Случай, как говорится, имел место быть. Но сознаваться в нем Денисов не собирался. И Крокодил будет стоять до последнего. Догадки, все это догадки. Воробышек, хочется верить, тоже не станет откровенничать на эту тему. За ним семья, которая не позволит. Да и кто решится задать им подобный вопрос? И так уже хлебнули с этим разбоем. Ославились. Кстати, не под них ли копал Маркус? Пока, правда, о делишках клана на Асторе он почти ничего не тиснул, если не считать упоминания Вали как организатора боя. Кстати, куш получился неплохой, больше предполагаемого. Но об этом не здесь и не сейчас. – Если возможно, – пробормотал Денисов. – Что-о?! Это как же тебя понимать прикажешь? – Он нам жизнь спас. А потом, и не только нам и не только жизни. – Ну, знаешь, ты все же не зарывайся. И не преувеличивай. У вас вполне был шанс. Я просмотрел запись. Почему парализаторами не воспользовались? – И вы бы нас потом за нарушение инструкции... – А что, сейчас лучше? Ты мне скажи. Кому-то лучше стало? Ну пожурили бы тебя, так что? В первый раз? – Игорь Григорьевич! – Не надо. Вот этого мне не надо. Ты понял? – Так точно. Понял. Но не очень. Мухин вперился в него круглыми глазами, но при этом видно было, что приступ тихого бешенства у него проходит. Не умел вельможа долго гневаться. Или разучился. Не то, что Пакит. По сей день Денисов побаивался раздражать телохранителя. Было в нем что-то, вроде скрытого, но всегда готового к действию взрывного устройства. А уж как он взрывается – смотри статью Маркуса. Нет, действительно сволочь. Это ж надо было такое написать! Тварюга неблагодарная. – Всё? Высказался? Тогда присядь. Садись, говорю. – Благодарю. – Благодарит он. Чиновничий гнев Мухина по большей части был напускным, наигранным, хотя порой случалось и от души. Но сегодня с душой, в смысле кипящих эмоций, было как-то слабовато. Хотя на первых порах Игорь Григорьевич кипел нешуточно. История и впрямь получилась с душком, особенно в освещении Маркуса. Ну что за подлая душонка! Хотя, если рассудить спокойно, то журналист даже здесь не изменил своим хозяевам, сумев перевернуть ситуацию так, что в его потенциальной гибели виноваты офицеры Управления. Это ж уметь надо. Все переврал, а копни – все факты на месте. Любой суд признает. А то, что касается оценок, – человек творческий, впечатлительный, какой с него спрос. Он, словно хронически беременный, реагирует остро и болезненно. Мухин не был классическим вельможным чином. По складу ума и характеру поведения – аналитик. Если не сказать, интриган. Противостояние Управы и Агентства, не утихающее ни на день, в последние годы выигрывалось Управой как раз за счет его хитроумных операций. Там, где другие берут горлом и наглостью, Мухин брал умом и хитростью. Впрочем, по прикидкам Денисова – хорошо, если он ошибается, хотя и не хочется, – Мухин обречен на проигрыш. В Управе на него косились. – В общем, так, – сказал Мухин, утопая в своем кресле. – С писакой этим надо покончить. Сам он не угомонится. Денисову даже не пришлось изображать удивление. Он был действительно поражен. И поражен неприятно. – В каком это смысле? – проговорил он. Ни в какие кровавые разборки вписываться он не собирался. – Ой! – поморщился Мухин. – Я тебя умоляю. Ты не о том думаешь. Нужно его просто осадить. Но осадить крепко. По самую шляпку. Безо всякого криминала. Денисов перевел дух. Ладно, все не так страшно. Хотя и осаживать зарвавшихся и неблагодарных журналистов он тоже не умеет. Его дело – поддержание рабочего состояния маяков и оперативная работа на местах их дислокации, если таковая требуется. А для выяснения отношений с прессой в Управе имеется не только пресс-служба, но и другие люди и возможности, часть из которых, насколько знал или догадывался Денисов, подконтрольны Мухину. Он-то тут при чем? – Я что, крайний? – неприязненно спросил он. – Другого кого нет? – Ты – первый. Так что тебе и карты в руки. Спас ты этого, – Мухин поднял взгляд к потолку, подбирая слова, – типа? Он, каким бы дураком ни был, должен это понимать. И ценить. – У меня, между прочим, другая специальность. – Вот и хорошо! И, кстати, очень правильно с этой точки зрения. Я вообще не понимаю. Чего я тебя уговариваю? Я же не говорю, что ты должен юбку на голову натянуть. – Кому? – вставил ершистую реплику Денисов. – Себе! Девочка ты наша. – Я вам не девочка! – вспылил он. Отношения отношениями, начальство и все такое, но оскорбления терпеть не собирался и не собирается. – Вот и хорошо, – быстро отыграл назад Мухин. – Скажу тебе честно. Ситуация напряженная. Этого щелкопера читают. И не только мы с тобой. И роет он очень... Противно роет, что там говорить. Если по большому счету, то Управу вряд ли прикроют, но головы могут полететь. И финансирование обрежут. Короче, ударят по всем нам и по тебе в том числе. Кстати, как дома? Извини, сразу не спросил. Просто мозги набекрень. – Спасибо, все хорошо. По большей части это «хорошо» обеспечивалось заработками самого Денисова. Сын, жена, его и ее родители без его денег жили бы лишь на небольшие, в общем-то, социальные пособия. Именно он обеспечивал разросшемуся семейству приемлемый уровень жизни. Что и говорить, по земным меркам он зарабатывал очень хорошо, если не сказать, много. И это вынуждало его примиряться со многими неприятностями, которыми чревата служба. Это же толкнуло его согласиться на участие в публичной схватке Пакита. У него слишком большая семья, в которой он оказался единственным реальным кормильцем. И Мухин это, конечно же, знает. – Привет передавай. Я тут договорился. В общем, из отдельного фонда мы сможем выделить тебе премию, если ты аккуратно закруглишь эту историю. Хорошие деньги, кстати. Я бы и сам не отказался. Деньги деньгами, но предложение от этого не стало лучше. Конечно, он не мальчик-колокольчик, кое-чего в жизни повидал и сам не без греха. Но «вбивать по шляпку» ему совсем не улыбалось. – Если не забыли, я техник, а не интриган какой-нибудь. Мухин воззрился на него как на окаменелость, внезапно заговорившую за музейным стеклом. – Знаешь, почему нас, русских, расхреначили без всяких войн и прочих мировых катаклизмов? Потому что не умеем ценить и отстаивать свое, кровное. Другие объединяются, едва только почуят, что их бить собираются, а мы брызги жуем, ждем, пока какой-нибудь очередной вождь появится, который сначала зажмет нас в кулаке так, что кровавые брызги летят, а потом кликнет под свои знамена. Вот тогда нам кайф! Тогда мы – великий народ. А до того терпим. Знаешь, что я тебе скажу? Откровенно. И у меня, и у тебя, даже у наших семей, кроме этой Управы, ничего нет. Ровным счетом. Она нас всех кормит, поит и раздвигает горизонты. Не будет ее – и где мы с тобой окажемся? Сказать? – Была бы шея, а ярмо найдется, – пробормотал Денисов. – Во-во! И это, ты считаешь, нормальная психология? Не ярмо надо искать, а дело. Дело, которое тебе по душе. Ну вот скажи, тебе что, не нравится твоя работа? Да если б не нравилась, ты бы хвост свой завил на бигуди и побежал искать другое место. Что, не приглашали тебя в компанию? Там наших специалистов с руками отрывают. Нет, ты мне скажи, почему я вот тебя уговариваю, философию развожу, а какому-нибудь... – Мухин пожевал губами. – Ладно, без имен обойдемся. Ему я не то что прикажу – намекну! – он уже рвется в бой, копытом землю роет. Потому что знает, от добра добра не ищут. Потому что Управа для него и мать, и отец, и все что угодно. Потому что кормит и защищает. Потому что... Словом, понимает он в жизни толк, а не витает в облаках, не ищет некий неведомый, потаенный смысл. – Ну и намекнули бы. Желающих будет, хоть палкой отгоняй. – Вот именно. Но мне нужен ты. И знаешь почему? Потому что в данном конкретном деле никто лучше тебя не сработает. Скажу тебе по секрету, только между нами. Дела наши не ахти. Слишком сильные и жадные люди разглядели, что мы набрали силушку, накопили ресурсы. А это опасно и еще завидно. Как это такой кусок мимо их рта проплывает? И нападки этого журналюги только часть атак, которые нам приходится отбивать. Скажу больше. Еще пара таких статей, и появятся уголовные дела. Я даже могу тебе сказать, кто стоит на очереди. – Неужели я? – недоверчиво ухмыльнулся Денисов. – Как ты догадался? Ты у нас, случаем, не телепат? – ернически спросил Мухин и вздохнул: – Ну все, повеселились. У меня скоро совещание. Доклад твой я прочел. А вот план работы твоей бригады, извини, не утвержден. Значит, так. Идешь сейчас в секретный отдел. Будешь изучать материалы. Ты меня понял? Рабочие материалы. Вот, – он протянул «карандаш». – Тоже, понимаешь, рабочий материал. Пятая комната. Одноразовое применение. Кстати, по поводу премии я не шутил. К утру жду твои соображения. Все. Действуй. Но помни, дело очень серьезное. В первую очередь для тебя. Баллон лично интересовался тобой. Ясно, что имя начальника Управления Мухин приберег напоследок, как неубиенный козырь. И, надо признать, он своего добился. Денисов, что называется, проникся. Единственный в мире компьютер, который мог прочесть содержащуюся в «карандаше» Мухина информацию, прочесть и потом уничтожить, находился, естественно, в пятом номере секретного отдела, где работники получали или изучали информацию, не предназначенную для посторонних. Подобной в Управе имелось немало, поэтому частенько в крохотные комнатенки образовывалась очередь. Не такая, конечно, как на концерты поп-звезд, никто под дверьми не стоял, записывались заранее, что явственно свидетельствовало либо о необходимости расширения площади «секретки», либо об уменьшении перечня этих самых секретов. Но Денисова допустили в пятерку сразу и без проволочек. Что, в общем-то, свидетельствовало о его некоем статусе. В иное время он подраздулся бы от важности, тем более когда старая секретчица посмотрела на него почти почтительно, во всяком случае, снизу вверх и без привычной надменности, свойственной всем хранителям тайн. Выписанные ему материалы Денисов хотел было не смотреть вообще, но уперся. Какого, собственно, черта? В конце концов, это его работа. Вряд ли заказ делал лично Мухин. Но то, что по его указанию, – факт. Подборка оказалась страшноватенькой. На орбите Тулузы – это в созвездии Лебедя – взорвался корабль Управления «Конвент». Все люди погибли. Официальная версия – ошибка экипажа во время маневра на освещенной стороне из-за того, что не было принято во внимание отраженное излучение с поверхности планеты. Внутреннее расследование весьма доказательно предположило, что имело место направленное лучевое воздействие искусственного происхождения. В системе звезды Кара во время регламента маяка, залегендированного как ледяная комета (обычный прием маскировки для солнечных батарей аппаратуры), погибли трое операторов. Двух из них Денисов знал, а одного так очень хорошо, чуть ли не друзья, по крайней мере выпито с ним было немало. Корабль второго класса «Техас», будучи подвергнут таможенному досмотру, был арестован на три недели за провоз контрабанды в виде черной воды, запрещенной к доступу на любые планеты и территории, подконтрольные Земле и соблюдающие ее законодательство. В результате разбирательства с привлечением адвокатов Управления выяснилось, что речь шла всего лишь об опытных образцах в ничтожных объемах, надежно упакованных в контейнеры, что соответствует принятым нормам. В результате задержки нарушены сроки проведения ремонтных работ, что повлекло за собой задержку двух рейсов. Управлению по суду выставлены крупные штрафы. На станции техобслуживания «Элто» инспекторами Управления в результате негласного расследования выявлены факты промышленного терроризма, в результате которого три спасательных катера класса «Бон» могли быть выведены из строя. Один из виновных по секретным учетам Управления значится как работник фирмы «Кос Арто», созданной на средства Агентства по контролю за контактами через племянника помощника ее руководителя. Имели место перетасовки пин-регистраций при устройстве на работу. Читать такое мутно. Неужели Агентство пошло на открытый конфликт? Невероятно. Да что там! Такого просто не может быть. Потому что бессмысленно. Не станет Управления, кого они будут проверять? Всякие мелкие конторы? Да нет, бред. Если только речь и в самом деле не идет о бреде, то есть о том, что у кого-то из руководства поехала крыша и там решили не просто прижать своего извечного оппонента, а уничтожить, по меньшей мере раздробив на мелкие организации, в принципе не способные противостоять мощной контролирующей структуре. Может быть, в этом и имеется какой-то смысл, но нельзя не понимать, что после этого последует вывод о том, что и Агентство в существующем виде никому не нужно, если даже не опасно. Впрочем, рассуждал Денисов, не исключен и еще один вариант. Некто решил до предела замутить ситуацию, надеясь в этой мутной воде поудить рыбку для собственного садка. Скажем, перед выходом на пенсию или в предвидении грядущего ухода с поста. Либо, что тоже нельзя исключить, идет коррупционное отстаивание интересов какого-то третьего лица. Впрочем, все эти рассуждения почти ничего не стоили, коль скоро Мухин, обладающий, естественно, куда большей информацией и имевший намного больше времени для ее анализа, уже вычислил виновника вставших перед Управой проблем. Так что, с чем сейчас знакомился Денисов, если и не совсем беллетристика, то, в лучшем случае, один из вариантов психологической подготовки исполнителя. Так и не закончив знакомство с весьма обширной подборкой, Денисов принялся за изучение мухинского плана. В сущности, он казался не таким уж и сложным или невыполнимым. Требовалось всего лишь подсунуть журналисту такой материал, который, будучи им опубликован, поставит жирный и окончательный крест на его карьере, во всяком случае в качестве рупора Агентства.Несмотря на то что после посещения Асторы Пакит оказался легализован и, казалось бы, мог свободно перемещаться по Земле, его внешность, заметно отличная от коренных обитателей колыбели человечества, служила немалым препятствием в таком несложном и даже обыденном деле. К тому же его требовалось подвергнуть углубленному изучению на предмет всевозможных вирусов и болезней, а также сделать кучу прививок и тестов из тех, что не удалось на борту. Поэтому на период карантина Денисов поместил его в отдельный блок учебного центра Управления, «забыв» снабдить пропуском на выход, для чего всего и надо-то внести его данные в соответствующий раздел компьютерной системы центра. Доклады, отчеты, рапорты и обязательная встреча с семьей отнимали у него все время, поэтому навестить телохранителя он смог только на третьи сутки после прибытия на Землю. Кажется, тот нисколько не тяготился одиночеством, плотно занятый просмотром телевизора. Судя по регистрации, за это время, если не считать врачей и другую обслугу, его навестил только Зимин, пробывший у него около двадцати минут. Понятно, у всех запарка, да и по дому соскучились. – Привет, – поздоровался он с порога. – Что смотришь? – Здравствуй, Андрей, – сказал Пакит, вставая с довольно жесткого паласа, которым был застелен пол. – Про ковбоев показывают. Это все правда? Еще на борту Денисов долго втолковывал ему, что есть разные передачи – новости, документальные съемки и художественные фильмы, то есть придуманные, вроде сказок. Казалось, все объяснил, но порой Пакит уточнял подоплеку того, что видел на экране. Но одного он добился безусловно, это того, что телохранитель стал обращаться к нему просто по имени. – Да нет. Больше половины выдумка. Кино. Я же тебе объяснял уже. Слушай, ты хоть ночью-то телевизор выключаешь? – Ночью показывали про самураев. Я смотрел. Очень интересное кино. – Я тут тебе тоже кое-что принес. Прервешься? Или хочешь досмотреть? – Прервусь, если нужно. – Я думаю, тебе понравится. Это настоящее. Это была запись с соревнований по кэндо, сделанная пару месяцев назад. Денисов лично скачал ее на носитель, не став пересылать на этот адрес. До поры никто из посторонних не должен иметь возможность связаться с Пакитом, а Мухин не исключал возможности того, что линии связи Управления находятся под контролем, по крайней мере открытые. Во всяком случае периодически. Пятьдесят минут записи Пакит смотрел на экран не отрываясь. Потом Денисов остановил ее. – Как тебе? Понравилось? – У этих бойцов необычная техника. Особенно у того, с голубой повязкой. Я бы с ним сразился. – Победил бы? – Не знаю. У него хорошая реакция и работает он профессионально. – Если хочешь, можно попробовать устроить. Только тебе нужно потренироваться. – Когда? Я готов. – Ну, не сегодня. Поскучай еще пару дней. – Мне не скучно. – Тогда договорились. Нажмешь вот тут, – он показал кнопку на пульте, – запись продолжится. Так остановить, так назад, так медленно. Да что я тебе объясняю. Действительно, еще на «Марке», где, кроме записей, ничего не было, Пакит научился ловко обращаться с пультом, так что учить его не было нужды. – Может быть, тебе нужно что-нибудь? Ты говори, не стесняйся. – Меня здесь кормят и одевают. А на улице дождь. У вас тут всегда дожди? Действительно, в районе учебного центра третьи сутки шел дождь, то чуть утихая, то усиливаясь до ливня. – Нет, конечно. – Скажи, чтобы вернули мой меч. После резни, которую учинил Пакит на орбите Асторы, – спасительной, конечно спасительной, и за нее лично Денисов ему благодарен, – не сразу, чтобы не обижать и тем более не показывать страх, но на Земле оружие у телохранителя отобрали. От греха. Объяснили, что хотят изучить и все такое. В общем, подстраховались. Хотя при этом и предполагалось, что Пакит может начать волноваться, выходить из себя и вообще черт его знает что вытворять. Однако он был внешне спокоен и про меч свой попросил тоже спокойно. Скрытое наблюдение, которое велось за ним круглосуточно, тоже не выявило признаков нервной реакции. Если только не отнести на ее счет какую-то дикую гимнастику или ритуальный танец, которому Пакит отдавал каждый день часа по полтора. Приглашенный специалист по единоборствам предположил, что это напоминает невероятно усложненные ката, исполняемые каратистами. Впрочем, как понял из отчета Денисов – ему их пересылали ежедневно, – это было именно предположение, причем не слишком уверенное. – Вернут, не переживай. Изучат и вернут. Или ты без него нервничаешь? – Они что, завидуют? – Не понял, – несколько опешил Денисов. Более неожиданного вопроса он не предполагал услышать. – Зачем его так долго изучать? Наверное, хотят сделать такой же? Только зря. – Почему зря? Объясни. – Это мой меч. – Конечно, твой. Чей же еще. Или ты хочешь сказать, что они не смогут его повторить? – Откуда мне знать? Может, и смогут. Только он сделан для меня. – И добавил, словно специально добивая Денисова: – Персонально. Ну, Софочка! Каким словам парня научила. Аж с ног сшибает. Персонально! Не могла попроще матрицу ему подобрать. Так сказать, по интеллекту. Нет, все же интересно, чью «кальку» она задействовала. Почему-то сразу не спросил, а теперь уже и вовсе... Хотя чего такого? Сегодня же с ней свяжется и узнает. А то ведь, не дай бог, еще будут сюрпризы. Чужая матрица, даже речевая, а может, и в особенности речевая, штука коварная, даже если используется сертифицированный вариант. – Тем интереснее, – ответил Денисов, с трудом изображая невозмутимость. – Ученые, их так просто не поймешь. Особые люди. Тогда я пойду. Завтра зайду. Так тебе точно ничего не надо? – Андрей, ты не знаешь, тут есть люди императора? – Какого императора? – Императора Юлита. – Господи! Конечно нет. Откуда им взяться? А что? Есть проблемы? Тебе что-то показалось? – Никаких проблем. Нет и нет. Если сможешь, принеси мне вяленого мяса. Сможешь? Или проблемы? – Не уверен, – растерянно пробормотал Денисов. Вот озадачил-то! Вяленое мясо. Да где ж его взять? Если только в ресторане каком заказать. И вообще, похоже, что с питанием телохранителя кое-что не додумали. – Но я постараюсь. Ты пока посмотри эту запись. Надеюсь, тебе будет интересно. – Благодарю тебя, Андрей. Я тебе очень обязан. Софочка! Срочно нужна Софочка. Выйдя в коридор, он попытался до нее дозвониться, но голос автоматического оператора дважды подряд сообщил, что абонент отключен от связи. Понятно, девушка расслабляется и не хочет, чтобы ей мешали. Сам бы он сейчас тоже отдохнул, если б не навалилась на него такая куча обязанностей и обязательств. К счастью, в его планы сегодня входило посещение бара, где всегда подают отличное разливное пиво. Находясь в двух километрах от учебного центра, он служил постоянным местом встреч его обитателей, временных и постоянных. Не надо было быть Мухиным, чтобы понимать, что контролирующая организация за годы противостояния свила там свое наблюдательное гнездо. Дежурный кар за две минуты доставил его до знакомых дверей заведения, залитых разноцветным переливающимся светом. Слева над дверью играла оттенками голографическая картинка, свидетельствующая о том, что бар не только снабжает клиентов выпивкой, но и дает возможность насладиться стриптизом. Нырнув под козырек, Денисов попробовал еще раз связаться с психологиней, но опять безрезультатно. День подходил к концу, и бар был полон, в том смысле, что заняты были все столики, хотя мест свободных оставалось полно. Отдыхали в нем не только мелкие и среднего уровня работники Управы и контрагенты, оказавшиеся в это время в центре, но и жители из окрестных поселков. Заведение считалось приличным, поэтому ходили сюда с женами и девушками. Здесь можно было даже полноценно поесть, только ждать приходилось долго, потому что готовых блюд не держали, ориентируясь больше на выпивку, которой тут залейся – на любой вкус, любой цены и крепости. Небольшая сцена оказалась пуста. Наверное, наступил перерыв. Тут практиковались «концерты» – шоу минут по тридцать-сорок, после которых устраивали антракт, во время которого разгоряченная публика усиленно тратила деньги. Правила заведения позволяли не торчать у стойки, дожидаясь, когда бармен обратит на тебя внимание, а просто сесть на свободное место и махнуть рукой официантке. Хозяин принципиально набирал пышногрудых, одевая их в белые коротенькие фартучки с кружевной отделкой. Но Денисов сразу направился к раздаче, оглядывая при этом зал, как в сладкий туман, погруженный в пьянство и мягкую музыку. На ходу приветствуя знакомых, приметил себе место за столиком у стены. Кивнув бармену, попросил кружку светлого пива «и чего-нибудь». Опытный торговец невозмутимо и степенно наклонил голову, не только принимая заказ, но и как бы приветствуя старого, хоть и нечастого клиента, понимая и входя в его положение. Такие опытные бармены по нынешним временам редкость, больше двух-трех лет на одном месте не задерживаются, всё ищут, где лучше, или проворовываются. Этот, кстати, с приметной фамилией Энгельс, по которой многие его и звали,стоял за этой стойкой чуть не десять лет, знал всех и вся и все его тоже, естественно, знали. Некоторым, изредка, он даже открывал кредит, причем при этом брал немалые проценты «за свой страх и риск», хотя Денисов предполагал, что хозяин заведения в курсе и, естественно, в доле. Вместе с мгновенно запотевшей кружкой на стойку он поставил блюдце с орешками, густо облепленными кристалликами соли. – Если есть желание, могу заказать сосиски. Только сегодня привезли. Свежайшие. – Я подумаю, – пообещал Денисов, доставая кредитку, но Энгельс, отказываясь, выставил вперед ладонь. Мол, не стоит, верю. Потом рассчитаешься. Сразу за все. Следующим кивком поблагодарив, Денисов обернулся к залу, держа в руках выпивку и нехитрую, но дорогую закуску; Энгельс свое торговое дело знал туго. Очередной световой блик, пройдясь по залу, случайно высветил макушку с редеющими светлыми волосами, и Денисов, про себя поблагодарив судьбу, так вовремя подавшую ему знак, пошел к этому столику, занятому единственным клиентом, сидевшим так, чтобы хорошо видеть сцену. Вальтер, потенциальный обладатель ранней плеши, работал в Управе не то четвертый, не то пятый год. По меркам Денисова, отпахавшего тут больше полутора десятков, зеленый новичок. Но даже за этот, в общем-то, небольшой срок этот немец отличился, или выделился, или запомнился какой-то особенной страстью к обогащению. Конечно, никаких особенных капиталов нажить он, скорее всего, не сумел (хотя как знать!), но во всех его поступках сквозила жажда к деньгам. Денисов тоже не был бессребреником, наличные его интересовали, да и все его сослуживцы работали не за спасибо, но уж очень суетиться по этому поводу считал неприличным, что ли. А вот Вальтер суетился. Только не явно, но, в общем, чувствовался у него особый, обостренный интерес к деньгам. Ну и замечалось за ним кое-что. Кое-какие контакты на стороне, повышенная готовность услужить в расчете на некоторую небезвозмездность – нет, не сейчас, потом, в будущем, и, ясное дело, без прямых обязательств. Словом, крутится человек. И сложилось не подкрепленное фактами ощущение, что интересует его не дело, а выход, который оно может дать. Молодой (тридцати, кажется, нет), а уже со всеми знаком, на короткой ноге, дни рождения, даты, юбилеи – все помнит и не упустит случая поздравить-отметиться. Когда неяркий световой луч мазнул по рано лысеющей макушке Вальтера, Денисов вдруг вспомнил, что тот контактирует с прессой. Так, неофициально, ничего серьезного, но что-то такое имело место. Был какой-то мелкий случай, вызвавший некоторое удивление и оттого запомнившийся. Ничего криминального, но факт имелся. Человеческая психология, хоть мужская, хоть женская, устроена, в сущности, не так уж и сложно. Спроси сейчас кто Денисова или у кого другого, а какие контакты имеют место быть у Газзавы, тихого и вежливого техника, который обслуживает систему связи «Марки» и других кораблей Управления, так он в жизни этого не скажет. Нет, то, что в порту он всех и вся знает, – это просто факт, и все, не более того. При этом на него и на его работу всегда можно положиться, так что и нет смысла заглядывать ему за спину или в душу. Там все, как представляется, чисто и ясно. А вот Вальтер – про него волей-неволей приходится знать больше. Есть ощущение, что за его спиной и в душе имеется нечто, что заставляет насторожиться. Он как бы – как бы! – потенциальный соперник. Читай, потенциальная опасность. Вот эта его почти неприкрытая жажда денег и была той самой опасностью. Поэтому все, что случайно доходило до ушей Денисова по поводу Вальтера, как будто автоматически откладывалось в специальную ячейку памяти, доступ к которой всегда открыт. – Не помешаю? – глуховато спросил он со спины, настороженно глядя на свою кружку, шапка пены над которой грозила перелиться на пол. Вальтер резко, как от испуга, обернулся. И сразу расплылся в улыбке. Просто моментально. Вот ведь реакция у человека! – Андрей! Конечно. Какие вопросы. Прошу. Он даже привстал от усердия. Обычно Денисов держал его на расстоянии. – О! Привет. Не узнал. – Денисов уселся, поставив на столешницу пиво и орехи, приготовленные специальным, каким-то жутко эксклюзивным и дорогим способом. И запоздало и озабоченно спросил: – Послушай, может, ты ждешь кого? – А, нет, пустяки. Наверняка ведь ждал. И не дождался. Просто так Вальтер тратиться не любил. Даже на выпивку для самого себя. Откуда-то это Денисов знал. Или вычислил. А ведь перед ним стоит почти пустой бокал с остатками недешевого портера. – Тогда спасибо. Не мешкая, Денисов на вдохе отхлебнул шапку пены, действуя как заправский пьяница, иссохшийся по выпивке. – Как дела? С полчаса они болтали ни о чем, просто как сослуживцы, испытывающие друг к другу товарищескую приязнь. За это время Вальтер – аж весь светится – сгонял за добавкой обоим, а Денисов, махнув грудастой официантке, выставил водки и две порции тех самых замечательных сосисок, щедро политых сладкой горчицей. Разговор перешел в душевную фазу как раз к тому моменту, когда на сцене появилась стриптизерша в голубом с блестками бикини. Денисов, обернувшись к сцене, мельком успел заметить выражение лица Вальтера. Тот пялился. Похоже, что он ждал именно этого. Вспомнилось полузабытое слово из книжек «вожделел». А ведь заведение это не из дешевых. Во всяком случае даже старшему инженеру ходить сюда ежедневно не по карману. Пока шел «концерт», Денисов еще дважды заказывал пиво – себе и увлеченному происходящим коллеге, стараясь лишний раз на него не смотреть. Но, как бы вынужденно оборачиваясь к столу, видел, насколько тот даже не поглощен – утонул в действе, которое происходило на сцене. Грудастыми в баре были не только официантки, но и артистки. Вальтер раскраснелся. Его тонкая полупрозрачная кожа не была приспособлена для сокрытия сильных эмоций, и он понижал проникаемость лицевых капилляров большими дозами охлажденного пива. Денисов, усевшись вполоборота, старался не смотреть на страдальца. Во взглядах официантки, обслуживающей их столик, он прочел если не осуждение, то некую толику презрения, обращенную к рано лысеющему Вальтеру. По окончании выступления Денисов, шумно выдохнув, повернулся к столику и спросил, не давая передышки: – Послушай, ты в ближайшие день-два в порт не собираешься? – А что? – Да есть одно дело. Так как? – Ну-у, в принципе... Завтра, может быть, – не очень уверенно сказал Вальтер, между предложениями сделав изрядный глоток пива. – Точно? – наседал Денисов. – Да что надо-то? – Понимаешь, – Денисов доверительно перегнулся через стол, – надо одну вещь посмотреть. Помнится, там у них свободный ангар был. Не то шестой, не то восьмой – не помню. – Ну так возьми и позвони. Или некому? А хочешь я? – предложил Вальтер. – Нет, не надо никому звонить, – предельно понизил голос Андрей. – Нужно без лишнего шума. Тут дело такое... Интимное, можно сказать. Лишние уши нам не нужны. Понимаешь меня? Черта с два Вальтер что понимал, но кивнул вполне уверенно. – Вот. Поэтому мне пока туда соваться не с руки. Нужно просто аккуратно посмотреть, и все. Есть или нет. А если есть, то какой. И никому ничего. Сделаешь? – Да какие проблемы. Завтра же тебе отзвонюсь. – Не-не. Я ж тебе толкую, никаких звонков, никакой электронной почты. Ты не понял, что ли? Послезавтра. – Денисов достал свой органайзер и деловито защелкал клавишей, глядя на экранчик. – Вот! Между двумя и половиной третьего я буду у себя в офисе. Сто процентов. Ты мне по внутренней связи... Ага? Внутренняя связь была защищенной и считалась недоступной для любого вида внешнего контроля. – И еще. Ты там, если получится, выбери почище. А то сам знаешь, какой там срач бывает. Перед людьми неудобно. – Темнишь ты что-то, – хитро прищурился Вальтер. При этом вид имел донельзя довольный. Ну как же, приобщился к святым таинствам. – Затемнишь тут, – проговорил Денисов, тревожно стрельнув глазами по сторонам. – Только мы условились, никому. Ни одной душе. – Можешь не беспокоиться. Как рыба об пень. – Смотри. Тогда после двух жду. Ну, еще по пиву? Я угощаю. Вальтер с сожалением вздохнул и посмотрел на часы. – Нет, спасибо, двигать надо. – Как скажешь. Ну, давай. Увидимся. – Денисов через стол пожал ему руку. – Ты иди, я еще малость... Сам тут все. Счастливо. Выждав минут десять, подозвал официантку и попросил счет, а расплатившись, пошел по залу, заговаривая со знакомыми. Вид у него был совершенно пьяный. Завидев связиста, с которым когда-то летал, подсел к нему и несколько минут разговаривал, бурно жестикулируя. Потом его путь пролег в сторону туалета, после чего в зале его никто не видел, да и видеть никто особо не хотел; начался очередной «концерт».
Последние комментарии
1 час 5 минут назад
10 часов 8 минут назад
1 день 9 часов назад
1 день 9 часов назад
1 день 9 часов назад
1 день 9 часов назад