Жизнь не отменяется: слово о святой блуднице [Николай Николаевич Ливанов] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (100) »
Николай Николаевич Ливанов Жизнь не отменяется Слово о святой блуднице
Издание осуществлено за счет средств автора.Повесть о трудной, но честной жизни, выпавшей на долю деревенской женщины. Голод, холод, неверные шаги в поисках «большой» любви, травля со стороны власть имущих, тяготы военного лихолетья — и при всем этом верность высоким нравственным принципам определили ее судьбу, характер ее отношений с окружающим миром.
Другу детства Ивану Николаевичу Гергелю посвящаю.
I
Еще в самом начале свадьбы чувствовалось, что надвигается какая-то заварушка. Обещавший вести себя пристойно гармонист Петр Сырезкин, позабыв обо всем, по-гусиному откинул голову назад и выплеснул в горло стакан самогонки. Потом с минуту очумело и бессмысленно смотрел поверх голов гостей, словно ожидая, какие вести придут после такого самоугощения, оттуда, изнутри. Сперва все притихли. Потом одна из молодушек, сидевшая в дальнем углу, взвизгнула: — Молодец, Петька! — Вот это парняга, вот это соколик! — открыла от удивления рот ее подруга, — красавчик! Аж дух захватывает! Но тут же обе умолкли, обозванные соседями по столу непутевыми. Петька с остервенением рванул меха своей хромки, и переливчатая «Матаня» — неизменная спутница вечеринок и посиделок — заглушила еще не захмелевшее разноголосье. — Прекрати! Это еще что за безалаберщина! — гневно взревел сухопарый старик, следивший за последними приготовлениями. — Аль впервой на свадьбе? Иль ты, крепкоголовый, не знаешь, когда для музыки время приспевает? Слово-то родительское и то еще не сказано. Но в ответ Петька взял новый, еще более громкий аккорд. И тут гости поняли, что с гармонистом происходит что-то неладное: его прищуренные глаза зверовато и ненавистно вперились в жениха — Михаила Воланова… Сжатые губы, точно параличом, свело набок, а в яростных движениях рук чувствовался наплыв каких-то бесовских сил. Хозяева и гости оторопели, переглядывались, недоуменно пожимая плечами. Вряд ли кто из них мог смекнуть, что произошло с музыкантом. Знал причину всему этому лишь он сам, гармонист Петр Сырезкин. Догадывалась о ней и невеста. Началось все после того, как на вечеринке появилась Серафима — девушка, переехавшая в Самойловку вместе с матерью из далекой Тамбовщины. Разоренных погорельцев здесь приютила доживающая свой век дальняя родственница. К изрядно обшарпанной завалинке дома, где проходило гулянье, Серафима подошла для всех незаметно, точно выросла из-под земли. Легко опустилась на край завалинки, уткнулась в шляпу подсолнечника и начала пальчиками вытягивать из ячеек семена. Наметанный глаз Петьки сразу же успел «засечь» появление новенькой. Гармонист слегка вздернул кверху брови, причмокнул губами и вцепился глазами в незнакомку. На музыке это отразилось короткой, как вздох, паузой. «А белочка ничего… Ишь ты, лапками-то перебирает… подсолнушек шелушит… А не худо бы к ней и… подмаслиться…» Сырезкин никогда не сомневался в успехе своих любовных затей. Знал себе цену: молодой, красивый, не обижен ни ростом, ни силой. И обращался он с девушками поэтому с издевкой, оценивал их достоинство прищуром насмешливых глаз. Ну и плюс ко всему прочему Сырезкин все-таки как-никак — гармонист, а ценность таких парней никем никогда не оспаривалась, особенно в те посленэповские годы. Наряжался Петр чаще всего в бордовую батистовую косоворотку, перехваченную витым шелковым пояском. Черные плисовые штаны носил с выпуском над гармошкой хромовых сапог. С большим креном на темных волнистых волосах всегда красовался синий, с лакированным козырьком картуз. Знал Петя и то, что ни одна девушка, встретившись с ним, не могла выдержать и секундного его взгляда: опускала глаза долу, смущенно отворачивалась или краснела. Пете ни разу не приходилось объясняться в любви девушкам. Делали они это сами. Ему было достаточно на одной-двух вечеринках попристальнее понаблюдать за какой-нибудь из них, как та уже начинала угадывать желание его гипнотического взгляда. Разудалый куплет краковяка довершал дело. После вечеринки на ведущей к Петиному дому тропинке она уже стоит и никак не может завязать косу или косынку на голове, или привести в порядок шнурок на ботинке. Но вот приблизился Петя — и с косынками или шнурками все покончено. Вначале она — «случайная» попутчица, потом игривые вопросы, затем делает решительный шаг вперед и… — Петенька, милый… — произносит она трепетным полушепотом, потупив взгляд, — не изводи… не могу: скажи хоть словечко. Но утренний туман держится в лощине дольше, чем живут обещания Петра Сырезкина. На другой день на вечеринке Петя встречает вновь ту девушку, но отвешивает ей точно такой же поклон, как и всем другим. Да и в разговоре чувствуются скука и безразличие… Теперь он глух для ее страданий…- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (100) »
Последние комментарии
15 часов 51 минут назад
16 часов 10 минут назад
16 часов 18 минут назад
16 часов 20 минут назад
16 часов 23 минут назад
16 часов 40 минут назад