Грани_№_153_1989 [Журнал «Грани»] (pdf) читать онлайн

mu

GRAN!

Verlagsort: Frankfurt/M., Juli-September

1989

Журнал основан в 1946 году
Основатель журнала Е. Р. Романов
Редактировали:
1946 Е. Р. Романов, С. С. Максимов, Б. В. Серафимов
1947- 1952 Е. Р. Романов
1952 - 1955 Л. Д. Ржевский
1955- 1961 Е. Р. Романов
1962- 1982 Н. Б. Тарасова
1982- 1983 Р. Н. Редлих, Н. Рутыч
1984 - 1986 Г. Н. Владимов

ЖУРНАЛ ЛИТЕРАТУРЫ, ИСКУССТВА, НАУКИ
И ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКОЙ МЫСЛИ

Год ХЫИ

№ 153

1989

СОДЕРЖАНИЕ
ПРОЗА И ПОЭЗИЯ
Игнатий ШЕНФЕЛЬД
Раввин с Горы Кальвария или
загадка Вольфа Мессинга. Повесть
Константин БОГОЛЮБСКИЙ
Выкуп Господень. Стихи

5
80

ЛИТЕРАТУРНАЯ КРИТИКА
Мира БЛИНКОВА
Русская писательница Алла Кторова

101

ИСТОРИЯ
О. ЧЕРНИН
Брест-Литовск
(публ. и предисловие Ю. Фельштинского)

133

ПУБЛИЦИСТИКА
Борис НИКОЛАЕВСКИЙ
Русские масоны в начале XX века
(публ. и предисловие Ю. Фельштинского)

177

ФИЛОСОФИЯ. РЕЛИГИЯ. КУЛЬТУРА
Виктор АКСЮЧИЦ
Социализм и реальность (окончание)

233

КНИЖНОЕ ОБОЗРЕНИЕ
РЕЦЕНЗИРУЕТ МОСКВА (сост. В. Батшев)
А.

ГАРМИН
Боцман велел не плевать за борт
(В. Конецкий. Непутевые заметки)

287

"Моряк, красивый сам-собою..."
(В. Конецкий. Вампука. Пьеса)

291

К. А -Я

B. Александрова
Экспериментальное поле
(В. Глотов. Шаг влево, шаг вправо)
C. Калиновский
Не подводя итогов
(В. Войнович. Шапка
И. Меттер. Пятый угол)
В. Капианидэе
Советская сатира. Что это?

294

303
308

ПУБЛИКАЦИИ
"Столпы отечества" о самиздате

312

КОРОТКО ОБ АВТОРАХ

318

Обложка работы художника Н. Мишаткина

© 1989 Possev-Verlag, V. Gorachek KG
Flurscheideweg 15, D -6230-Frankfurt am Main 80
West Germany

ПРОЗА И ПОЭЗИЯ

Игнатий ШЕНФЕЛЬД

Раввин с Горы Кальвария
или
загадка Вольфа Мессинга*
- Вольф Мессинг? - пробормотал я. - Какой
Вольф Мессинг? Неужели тот самый?
Отсидев одиннадцать дней в ледяном и мок­
ром карцере, я еще плохо соображал. Поздно
ночью, в полубеспамятстве, приволокли меня
сюда, и я не в силах был унять мелкой дрожи.
Подвижной лысый сокамерник усердно пытался
мне помочь: укутывал в пестрое потертое лос­
кутное одеяло, поил оставшимся от завтрака
кипятком. И уже совсем как милосердный самарянин, сунул мне в рот корку хлеба и зу­
бок чеснока. При этом он беспрерывно тарато­
рил. Но смысл его слов до меня не доходил,
пока он не произнес фамилию, в то время уже
достаточно известную.
- И вы еще спрашиваете? Типун мне на
язык, если это не заправдашний Вольф Мес­
синг! - Кивком он указал на койку под ок­
ном. - Вы будете смеяться: я уже неделю не
Начало. Окончание в следующем номере. - Ред.

5

слыхал его голоса. Он наверное-таки да психо­
ванный!
Теперь я рассмотрел тщедушного человечка,
упершегося лбом в прижатые к груди колени и
охватившего голову руками. То был съежив­
шийся комок отчаяния, древний иудей при реках
Вавилонских, оплакивающий сожженный Соло­
монов храм и разрушенный Иерусалим.
В то время как эта фигурка продолжала
оставаться безгласной, второй мой сокамерник
говорил, не умолкая. Я узнал, что он, Семен
Семенович Радзивиловский, эвакуирован сюда,
в Ташкент, из Одессы, и что положение под­
следственного арестанта его вполне устраивает.
- В военное время что самое главное? Ос­
таться живым, - объяснял он скороговоркой. В гробу я видел фронт и положил на всякое
там геройство. Сегодня в киче и в лагере самое
безопасное место, и я хочу отсидеться до по­
бедного конца. Типун мне на язык, если я
контрик! Я не контрик, я честный советский
бытовик, я привлекаюсь по закону от седьмого
восьмого за расхищение социалистической соб­
ственности. Правда, за это тоже можно схва­
тить вышака, но не шлепнут же человека за
десяток вагонов какой-то говенной патоки? Ну,
если даже припаяют катушку, так и в лагере
же можно себе устроиться по блату и не вка­
лывать. А там в связи с окончанием войны
будет амнистия - и я обратно дома!
Он рассказал, что работал толкачом по
заготовке патоки для сахарного завода и
сообразил загнать налево часть заготовок. С
притыренной выручки жена приносит ему фар­
товые передачи.
6

Радзивиловский был рад, что у него есть
наконец возможность вдоволь поговорить. Но
слушать я его слушал, а сам все посматривал
на того, другого, скорчившегося как эмбрион
во чреве матери. Перед моим мысленным взором
стояло объявление на последней странице
варшавской бульварной газетки, набранное
жирным шрифтом: "Вольф Мессинг, раввин с
Горы Кальвария, ученый каббалист и ясновидец,
раскрывает прошлое, предсказывает будущее,
определяет характер!"
Далее мелким шрифтом указывалось, что
для того, чтобы стать обладателем этих тайн,
надо лишь по указанному адресу сообщить
точную дату своего рождения и приложить к
письму два злотых почтовыми марками. И
хотя тут же предлагали свои услуги разные
астрологи, хироманты, гадалки, гадальщики и
ворожеи, меня тогда заинтриговало это "рав­
вин с Горы Кальвария". Откуда на страницах
бульварного листка светоч хасидских премуд­
ростей?
* * *
Гора Кальвария, местечко в сорока примерно
километрах к югу от Варшавы в семнадцатом
веке еще называлось Новым Иерусалимом и
сияло святостью: шесть костелов, пять мона­
стырей и тридцать пять часовен Кальварии, в
которых было изображено все, что происходило
во время последнего скорбного пути Христа на
Голгофу, или Кальварию, что то же: оба слова
означают "череп", первое на древнееврейском,
второе - по-латыни.
Со временем, однако, Гора Кальвария утра7

тила свое прежнее значение для христиан. И
тогда там стали селиться евреи, тоже считав­
шие это место благочестивым. Из далекого
Подолья и Гуцульщины проник сюда хасидизм,
религиозно-мистическое движение бедных ев­
рейских масс. Его духовный центр образовался
вокруг двора местного цадика*. Хасиды счи­
тали его наследником своего легендарного
основоположника Баал-Шем-Това из Окопов
Святой Троицы**. Резиденция в местечке Гора
Кальвария была самой крупной в Восточной
Европе, а "герер ребе” - самым влиятельным из
цадиков. Последнего из династии Альтеров,
Авраама Мордехая евреи считали "магидом”,
чудотворцем, прорицателем, и у него были
приверженцы во всем мире. На каждый шабас к
нему съезжались сотни верующих, а на боль­
шие праздники - Новый год и Судный день десятки тысяч. Чтобы разместить хотя бы часть
из них, разбивали большие палатки, а чтобы
подвозить, провели из Варшавы узкоколейку,
прозванную "Тюхтей”.
*

*

*

Объявление Вольфа Мессинга таким образом
наводило на мысль о возможных связях со
сверхъестественными силами "магида” и, чтобы
проверить, так ли это, я не пожалел двух злоЦадик означает "праведный”.
Городок на Подолье между Хотином и КаменецПодольским; переименован в Окопы.

8

тых и послал "ученому каббалисту” даты сво­
его рождения. В ответ получил отпечатанную
бумажку, что, по правде говоря, и следовало
ожидать. В бумажке были туманные фразы о
далеком пути, казенном доме, неискреннем
друге, счастливых днях... И хотя были потом в
моей жизни и дальний путь, и неискренний
друг, и казенный дом, и счастливые дни - но
я весьма и весьма сомневаюсь, что к этому
имел какое-либо отношение билетик Вольфа
Мессинга, подобный тем, что выдергивают
попугаи или обезьянки шарманщиков. Билетик я
выбросил, но Гору Кальвария запомнил: меня
пленяло название и особая магия этого местеч­
ка, в котором мне даже удалось побывать. Но,
увы, не совсем удачно...
Незадолго до начала Второй мировой войны
группа молодых львовских поэтов задумала
создать литературное кабаре. Меня послали в
Варшаву в поисках текстов для программы:
надо было отыскать нужного человечка, Хенноха Фукса - поэта, актера и режиссера. Задача
не из легких, так как это был непоседливый
плут. В варшавских актерских кафейках я
узнал, что Хеннох куда-то смылся и якобы
покончил с подмостками, женившись на дочери
какого-то торговца в Горе Кальварии. Я решил
туда съездить - благо, тридцать с гаком
километров всего. Поговорю с ним, возьму
тексты, осмотрю знаменитое местечко и сразу
смотаюсь. Я и не представлял себе, какое при­
ключение меня там ожидает. Долго смеялись
надо мной, когда я вернулся без желанных
текстов!

9

* * *
Стояла полуденная июльская жара и была
пятница, преддверие шабаса. Я с трудом отыс­
кал место в набитом до отказа вагончике
"Тюхти”. Все пассажиры, кроме меня, были хаси­
дами с бородами и пейсами. Я, по правде го­
воря, до того времени с хасидами близко не
сталкивался. Разве что в еврейском театре,
когда смотрел сценическую хасидскую легенду
"Дибук” Симона Ан-ского. Она очаровывала меня
восточными одеждами и ритуалом религиозных
обрядов. Кое-что мне рассказывали о том, что
хасидизм на первое место ставит чувства, а
не сухие предписания раввинов. Слышал я также
и об их религиозной экзальтации и мисти­
цизме. Теперь, оказавшись среди них, я уви­
дел, что это по большей части торговцы, реме­
сленники и просто бедняки-кабцаны. Все были
возбуждены предстоящей встречей со святым
"магидом” и с нетерпением ждали отхода по­
езда. Но "Тюхтя” не трогался с места и все
вбирал и вбирал в себя новые толпы шумливых
хасидов. Когда же он наконец дернул и дви­
нулся, то в нем негде было яблоку упасть: все
коридоры, все пространства между скамьями
были забиты до отказа.
"Тюхтя” тащился со скоростью чумацких
волов, подолгу стоял на каждой остановке и
ухитрялся принимать все новых хасидов. Дере­
вянные вагоны его буквально трещали по швам.
Жарища была невыносимая. Я уже охотно сбежал
бы, но ко мне на колени уселось двое и я не
мог пошевельнуть ни рукой, ни ногой. Спутни­
ки мои, в отличие от меня, явно радовались и
громко пели прямо у меня над ухом. А те из
10

них, кому удавалось высвободить руки, еще и
прихлопывали в такт:
- Мыт симхе, йиделех, мыт симхе ломир Им
динен! - С радостью, евреи, с радостью будем
Ему служить!
- Мир хобен а инзерн Тате им гимль! - У
нас есть наш Отец Небесный! - неслось из дру­
гого вагона.
Тридцать с гаком километров "Тюхтя” одолел
за четыре часа. С помятыми ребрами и без пу­
говиц выкарабкался я из него на конечной
остановке.
У вокзала приезжих поджидали повозки и
телеги. Мне посчастливилось взобраться на
одну из них и в такой же давке проехать
километр до рынка. Те же, кому не удалось
попасть в телеги, всю дорогу бодро шагали
рядом, продолжая петь - и при этом приплясы­
вать.
На рынке приезжих поджидала толпа мест­
ных евреев, сдающих места для ночевки - глав­
ным образом на соломе в сараях. Я еще не
успел осмотреться и начать расспросы про
Хенноха, как он вдруг вырос как из-под зем­
ли и заключил меня в свои объятия. Узнал я
его с трудом: бесшабашный, всегда немного
заморенный бродяга превратился в солидного
обывателя с брюшком и лоснящейся физиономи­
ей, окаймленной курчавой бородкой. У висков
его штопорились причудливые локончики, ко­
торые с натяжкой можно было посчитать за
пейсы. Метаморфозу дополняла черная, круглая
и широкополая фетровая шляпа и долгополый
сюртук. Ну, прямо Чарли Чаплин в роли бегло­
го каторжника, переодетого священником в кар­
тине "Пилигрим”! Я не выдержал и прыснул.
11

Хеннох пробуравил меня укоризненным взгля­
дом, закатил глаза и торжественно произнес:
- Ибо написано в книге ”Барахот”, что
раввин Иегошуа бен Леви говорил - ”Увидевши
друга после тридцатидневного отсутствия,
скажи: благословен Тот, кто дал мне дожить
до этой минуты! А увидевши его после двенад­
цати месяцев, реки: благословен, восстающий от
мертвых!” Ты же, брат мой, после целых трех
лет разлуки, поступаешь, как тот, о котором
в книге ”Когелет рабба” написано: ”Плюющему
вверх, плевок упадет на голову”...
- Хеннох, старик, умоляю, заткнись или я
подохну со смеху! Ты гениально играешь роль
талмудистского начетчика. Или ты, может
быть, на самом деле превратился в одного из
этой пляшущей и поющей братии?
- Но ведь и ты притащился с ними на шабас
к цадику. Чего тебе надобно в наших палестинах?
- Да тебя же и ищу, окаянная ты душа! Пока
ты еще не совсем погряз в этом темном цар­
стве, мне надо получить от тебя несколько
хороших скетчей.
- О, не терзай мне сердце воспоминаниями
об Аркадии и жизни дорогих мне лицедеев!
Айда ко мне! Побалагурим, переночуешь у нас,
а завтра вечером можешь убираться. Я хоть
душу отведу.
Мы шагали неспеша. И он, посерьезнев,
рассказал, как в один прекрасный день вдруг
осознал, что ему уже далеко за тридцать, а
у него до сих пор ни кола, ни двора. Что и
попойки, и незатейливые романы с бездарными
актрисочками, и постоянное безденежье - на­
доели. В это время как раз пристал к нему
12

профессиональный шахден, сват, и уговорил
поехать с ним сюда на смотрины. Рахиль,
правда, оказалась девушкой второй свежести и
не первой красоты, но ангельски кроткой и
доброй. Весельчака Хенноха она полюбила с
первого взгляда. Отец же ее, весьма ортодок­
сальный и весьма набожный еврей, хотя и не
хасид, был вовсе не в восторге от светского
жениха. Он тут же крайне невежливо заметил,
что если ассимилированный еврей хуже собаки,
то еврей без бороды - хуже свиньи. И вообще,
можно ли такой темной личности вверить
судьбу своей единственной дочери, а в недале­
ком будущем - большой магазин городской и
деревенской обуви? И хотя дочка буквально
выплакала глаза, старик не сдавался, и еще
неизвестно, чем бы все кончилось, если бы
Хеннох не догадался начать с ним диспут на
талмудические темы. Выходец из прикарпатско­
го местечка, он в детстве получил традицион­
ное религиозное образование и хорошо помнил
тексты священных книг. К тому же ему не раз
приходилось выступать на сцене в роли уче­
ного раввина. И вообще, он всегда любил
пересыпать свою трескотню нравоучительными
притчами и талмудическими остротами.
Старый Кац был сражен: этот безбородый
апикорец может заткнуть за пояс всех равви­
нов округи! Он согласился выдать за него
Рахиль. При одном условии: зять порвет со
своим блудливым прошлым и внешне не будет
отличаться от окружающих евреев.

13

* * *
Двухэтажный дом Кацов весь пропах юфтой*.
Внизу были магазин, склад и квартира роди­
телей. Наверх, в комнаты молодых вела винтовая
лестница. Хеннох сперва представил меня тестю
с некой торжественностью: принять на шабас
ораха, гостя, почиталось богоугодным делом.
Старый Кац покосился на мою непокрытую голо­
ву - чего, мол, хочет от его малодушного зятя
этот пришелец из его прошлой греховной жиз­
ни? - и только молча кивал. Да разве заслу­
живает еврей без головного убора, чтобы его
удостоили хотя бы одним словом?
У входа в свою квартиру Хеннох запел
известную притчу Соломонову:
"Кто найдет добродетельную жену? Цена ее
выше жемчугов, уверено в ней сердце мужа ее...
Миловидность обманчива и красота суетна, но
жена, боящаяся Господа, достойна хвалы".
Распевая, он все косился вниз - слышат ли
там его благочестивое пение?
Рахиль выбежала навстречу, не скрывая
удовольствия от столь многозвучной мужни­
ной похвалы и покраснев до корней волос. От
волнения и спешки паричок на ее стриженой
голове перекосился. Но она тут же покрыла ее
тонкой полупрозрачной тканью и зажгла три
свечи в старинном серебряном канделябре. Третья
свеча означала, что в доме уже есть ребенок.
Действительно - в кроватке резвился здоровый
Юфть - кожа комбинированного дубления, выде­
лываемая из шкур крупного рогатого скота, свиней,
лошадей. Разг. - юфта.

14

годовалый мальчуган. Трогательно было наблю­
дать, как хозяйка простерла над свечами ла­
дони, пальцами как бы ловила жар пламени и
подносила их к глазам. Губы ее что-то горячо
шептали. Я подумал: может быть, она молится,
чтобы этот неизвестный чужак не нарушил
спокойствия дома и не развеял ее позднего
счастья?
Я рассматривал накопленное Кацами богат­
ство - старинную мебель, ковры, серебро - и
сравнивал все это с логовом Хенноха на куче
старых театральных костюмов за кулисами
замызганной сцены. Я так и не мог решить радоваться ли его сытой до отвала жизни или
оплакивать загубленного в нем художника?
Однако пора было идти в синагогу, чтобы
молитвой встретить шабас. Хеннох подал мне
свою старую шляпу и мы двинулись. Изо всех
переулков стекались хасиды в колпаках из
лисьих хвостов, в праздничных атласных хала­
тах, из-под которых торчали ноги в коротких
панталонах, белых чулках и лаковых туфлях.
Хасиды ступали чинно, как средневековые не­
мецкие бюргеры, от которых они переняли свой
наряд.
Огромная синагога была выдержана в псевдомавританском стиле. Возле нее - море людей.
Здоровенные молодцы из охраны цадика с тру­
дом сдерживали толпу фанатиков, чтобы она в
воодушевлении не задавила и не разорвала в
клочья любимого "магида”. Проникнуть в сина­
гогу не было никакой возможности. Однако
ловкач Хеннох отошел в сторонку, пошептался с
одним из прислужников - и тот впустил меня
через боковой тайный ход. Поместили меня на
пустовавшей сейчас галерее для женщин и ве15

лели держаться в тени и не высовывать носа.
И я, как из ложи, не дыша наслаждался фанта­
стическим зрелищем.
Внутренность синагоги была ярко освещена
большими, свисающими с потолка люстрами и
множеством свечей. От их пламени воздух дро­
жал, слоился, их свет отражался алмазной,
рубиновой и изумрудной россыпью в разно­
цветных витражах стрельчатых окон. Справа от
Арон-Гакодеша - Ковчега Завета, в котором
хранятся священные свитки, у восточной стены,
одиноко сидел на возвышении "магид ” - не­
высокий упитанный старичок в собольей шапке,
со скрещенными по-наполеоновски на груди
руками. В некотором отдалении от его трона
бурлила толпа людей с безумно горящими гла­
зами.
Хазн за высоким пюпитром запел краси­
вым, хорошо поставленным голосом "Бои, бои,
гакаля” и все молящиеся хором подхватили:
Пойди, мой друг и кликни возлюбленную
свою.
Наступает Шабат, достойно прими его и
береги.
Пойдем, поспешим навстречу Шабату,
Ибо в нем кладезь вдохновения.
Приди в мир, корона Господня,
Приди с радостью и веселием
К вратам верующих, к избранному народу.
Войди, возлюбленная, войди, возлюбленная!
Во время продолжительного пения молящиеся
раскачивались и припрыгивали, пока не впали
в такой экстаз, что, выбежав на свободное
16

место перед цадиком, стали в круг, широко
раскинув руки, обняли друг друга за плечи и
пустились в пляс. Круг вращался все стреми­
тельнее, все сильнее притоптывали ноги, все
быстрее мелькали бороды и разлетались пейсы.
Когда быстрота кружения достигла апогея, от­
дельные плясуны начали взвиваться вверх и
как бы повисать в воздухе - таких антраша
не постыдился бы и сам Нижинский. Так, долж­
но быть, взвился первобытный человек, впервые
ощутив существование Бога!
Я вышел совершенно ошеломленный.
- Не надо забывать, что первоначальное
значение слова "хасид” это "набожный, сми­
ренный и жизнерадостный", - сказал поджи­
давший меня Хеннох. - Они постоянно ищут Бога.
А сегодня еще крепко приложатся к бутылке,
потому что, по их словам, во время молитвы
горит сердце и этот огонь надо залить.
Рахиль подала нам воду, чтобы омыть ру­
ки, а Хеннох, перед тем как произнести тор­
жественный кидуш над стаканом изюмного
вина, открыл дверь, ведущую на лестницу:
- Я вижу, Хеннох, что ты поступаешь как
Рав Гуна, о котором, если не ошибаюсь, ска­
зано в книге "Таанит", что он, прежде чем
сесть к столу, открывал двери и кричал:
"Пусть войдет, кто голоден!"
- Великолепно! Браво! Святое место, я вижу,
освежает твою память и восстанавливает зна­
ния. Но я придерживаюсь скорее того, что напи­
сано в книге "Дерех Эрец Зутта": "Смотри, что­
бы двери твоего дома не были закрыты, когда
садишься к столу". Зачем? - добавил он впол­
голоса, лукаво стрельнув глазом из-за же­
ниной спины. - Затем, чтобы соседи слышали,
17

насколько богобоязненно произносишь ты свои
молитвы!
Фаршированная щука и хала были превосход­
ны - но больше не было ничего: у верующих ев­
реев в этот вечер пища богатого не должна
отличаться от еды бедняка.
Рахиль давно ушла спать, а мы все сидели,
осушая бутылочку и вспоминая бродячую
жизнь и общих друзей. Было далеко за пол­
ночь. Я почувствовал, что вообще не засну,
если не выкурю папиросу. Хеннох замахал ру­
ками:
- Что ты, что ты, старик! Курение в шабас
считается тут одним из семи смертных грехов.
Голову оторвут!
- Так спят ведь все!
- Мой тесть и через сутки табачный дым
нанюхает.
Мы вышли из дома и отправились за черту
города, но конечно, в пределе двух километров,
допускаемых в шабас. Спокойную тишину тем­
но-синей ночи нарушали лишь доносившиеся
издали песни и крики подгулявших хасидов.
Мы стояли на высоком откосе, а внизу поплес­
кивала широкая Висла. Я жадно курил, а Хен­
нох ходил кругами, с опаской всматриваясь в
темноту.
- Скажи, Хеннох, что это за Вольф Мессинг, который в газетных объявлениях провоз­
глашает себя раввином из Горы Кальвария?
- Я с ним не знаком, хотя и видел не­
сколько раз. Мессингов тут у нас хоть пруд
пруди. Вольф приезжает из Варшавы к отцу и
братьям. Это бедные и скромные люди, но всеми
уважаемые. А его одни считают дешевым шарла­
таном, другие - мешугене, помешанным чуда18

ком, но безвредным. Наши евреи избегают са­
мозванцев, в особенности если у них странные
источники доходов. Гадальщик, прорицатель это не занятие для еврея. Если он, конечно, не
цадик...
Утром Хеннох накинул на спину полосатый
талес и мы снова отправились в синагогу, где
нам предстояло пробыть до обеда. Волнений и
шума было не меньше, чем накануне. Я восполь­
зовался временем, когда особо чтимые евреи,
вызываемые по очереди, читали главы Пятикни­
жия, и вышел в город. Улицы были как вымершие
и только кое-где степенно прогуливались ма­
ленькие девочки в длинных платьицах. Я про­
шелся по рынку, осмотрел два барочных косте­
ла, ратушу, артиллерийские казармы в клас­
сическом стиле, древние торговые ряды. Увидев
почтовое отделение, я вошел, купил и отправил
открытку с общим видом городка. Осмотрев­
шись и убедившись, что вокруг - ни души, вы­
курил папироску, посмотрел на часы и решил,
что пора потихоньку возвращаться в синаго­
гу.
Я уже был невдалеке от нее, когда увидел
Хенноха, галопом бегущего навстречу. Лицо его
было перекошено, глаза выпучены от страха.
- Амба! - издалека заорал он. - Давай
задний ход и сматывайся! Беги скорее на стан­
цию, авось поймаешь какой-нибудь товарняк!
Я ничего не понимал.
- В чем дело, где пожар?
- Рви когти и не спрашивай! К синагоге
только что подошел почтмейстер и рассказал,
что сегодня впервые в жизни видел еврея, ко­
торый осмелился у них в штетеле курить в
19

шабас! Тут с этим не шутят, могут закидать
камнями!
Он отскочил от меня и зарысил обратно,
бросив через плечо:
- А меня еще ждет разговорчик с тестем...
Вот так и запечатлелась в моей памяти Го­
ра Кальвария.
* * *
После того как осенью 1939 года Гитлер и
Сталин оккупировали и разделили между со­
бой Польшу, части евреев из западных облас­
тей удалось бежать на восток. Из Белостока
в Западной Белоруссии вскоре до нас дошли
слухи, что какой-то Вольф Мессинг очень
успешно выступает там в открытых сеансах и
уже завоевал славу удивительного ясновидца.
Фамилия эта никому ничего не говорила, и я,
может быть, был единственным, кто вспомнил
"раввина с Горы Кальвария".
Вскоре после того как пришла и моя очередь
бежать из Львова и я осенью 1941 года очу­
тился в Ташкенте, туда приехал на гастроли, а
потом там и поселился Вольф Мессинг. Через
какое-то время о нем заговорили, стали пи­
сать в газетах, приладив ему звание "профес­
сора" и превознося до небес его сверхъесте­
ственное умение читать мысли. Постепенно
Мессинг стал превращаться в легенду. Ходили
слухи о столпотворениях у входа в зрительные
залы, о трех сеансах в день и о громадной
деньге, им зашибаемой. Последнее нашло свое
подтверждение летом 1942 года: в "Правде Вос­
тока" появилась статья о самоотверженном и
патриотическом поступке профессора Мессинга,
20

на свои личные сбережения подарившего Красной
армии боевой самолет. А еще через день в той
же газете была опубликована телеграмма:
"Товарищу Вольфу Мессингу. Примите мой
привет и благодарность Красной Армии, това­
рищ Вольф Мессинг, за вашу заботу о воз­
душных силах Красной Армии. Ваше желание
будет исполнено.
И. Сталин".
- Ну и ну! - удивился я, прочитав. - Вот
так и идет в гору этот наш "раввин с Горы
Кальвария"!
Потом как-то все утихло. В городке гово­
рили, что Мессинг дает гастроли на Дальнем
Востоке. Передо мной же в октябре его фамилия
возникла неожиданно, причем в таком сочета­
нии, что сразу можно было предположить чтото неладное.
Как-то на улице Карла Маркса остановил
меня, не к ночи будь помянут, Абраша Калинский, известный в Ташкенте сексот и провока­
тор. Об этой благородной специальности я к
тому времени уже кое-что знал, но, как
вскоре выяснилось, недостаточно. Калинский
был специалистом по беженцам из Польши. Он
их сперва обирал, скупая у них последние цен­
ные вещи, а затем доносил на них органам. К
тому времени он уже "отстрелял" до ста с
лишним человек! И мало кто из них вышел
живым из тюрем и лагерей...
За мной Калинский охотился уже давно, но
мне пока удавалось ускальзывать из его ло­
вушек. Он нагло предлагал мне самые выгодные
сделки по купле и продаже золота, бриллиан21

тов и даже долларов. Я посылал его подальше,
но он терпеливо и настойчиво продолжал идти
по моим следам.
- Слушай, - зашептал Калинский, - подвер­
нулся удобный случай драпануть в Иран. Цена
пустяковая: для тебя только десять тысяч.
- Катись ты, Абраша, к такой-то матери!
Доложи наверху, что со мною не получается, и
отстань!
- Ну вот, ты мне опять не веришь... - уко­
ризненно, с печалью во взоре промолвил Ка­
линский. - А я ведь тебе только добра желаю...
Подожди, - вдруг оживился он, - сейчас я тебе
докажу, что не вру! Постой тут, а я сбегаю в
гостиницу, принесу открытку, которую полу­
чил из Тегерана от Вольфа Мессинга. Это бла­
годаря мне он уже в свободном мире!
Тут я повернулся и дал ходу. Это меня,
однако, не спасло. Когда через несколько
недель меня взяли, один из оперативников
спросил с ухмылкой:
- Что же это вы в Иран не захотели?
И вот мы оба - автор "открытки из Теге­
рана" и я, "в Иран не захотевший", - припу­
хаем в одной тюремной камере. Я снова глянул
на "раввина с Горы Кальвария". Комок несчастья
не изменил своей эмбриональной позы. А Радзивиловский не прекращал болтовни.
- Смотрите, сколько паек хлеба набралось
у него на подоконнике! Он-таки да ничего не
замечает. Мне его пайки не нужны, своей
жратвы хватает, а вот вы после голодухи в
карцере едва на ногах держитесь. Сейчас я у
него тяпну одну для вас и типун мне на язык,
если он заметит. В первый день, когда его
привезли на самолете из Туркмении, он пона22

чалу говорил как заводной и все не верил,
что такое могло стрястись с ним, с такой
знаменитостью. Но после первых же допросов
замолчал. Типун мне на язык, если он не
рехнулся!
Мессинга и при мне несколько раз вызы­
вали на допрос. Когда надзиратель открывал
кормушку и выкрикивал его фамилию, Радзивиловский за него откликался, а затем тащил
его под мышки к дверям. Однажды тот пропал на
целые сутки, и мы уже думали - закатали в
карцер. Но Мессинга, по-видимому, искус­
ственно кормили: когда его принесли в камеру,
рубаха у него была в яичных желтках. И на­
верное, сделали какой-то укол, потому что он
крепко спал. А на следующий день вышел с нами
на оправку, ополоснул лицо и руки, а вер­
нувшись в камеру, поел хлеба с сахаром и
запил кипятком.
- Разговелся, миляга, - просиял Радзивиловский. - Без жратвы в один момент можно в
ящик сыграть. Теперь ты, Вольф, должен навора­
чивать от пуза! Вот тебе от щедрот моих зу­
бок чеснока. В нем витамин ”це”, как в саль­
це и масле-це!
Радзивиловский захохотал. Вольф Мессинг
поднял голову и на губах у него появилось
что-то вроде грустной, извиняющейся улыбки.
Эта полуулыбка так изменила его изможден­
ное лицо, что мое необоснованное предубежде­
ние против него смягчилось. Мне вдруг захо­
телось узнать, что он собою представляет. Но
как к нему подойти? Он кажется отгородился
от всего мира стеной недоверия. Что с ним
стряслось? Неужели маленькому шпику, говню­
ку Калинскому удалось "оформить” такую
23

восходящую звезду, как Мессинга? Тут какаято заковыка...
Но пока что мы отлеживались. Я после кар­
цера, где был почти уже готов "расколоться” и
”во всем признаться”; он, после голодовки
готовящийся... к чему? Ведь дело у него, на­
сколько я понимал, было ясное и изо всех под­
следственных в этой тюрьме, наверное, только
Мессинг да Радзивиловский знали точно, за
что сидят.
Радзивиловский, между тем, хотя и прояв­
лял обо мне заботу, начал меня невероятно
раздражать. Сперва своим неутомимым опти­
мизмом и беспрестанным повторением: ”Во вре­
мя войны, чтобы остаться в живых, нет лучше
места, чем тюрьма и лагерь”. Потом стала
раздражать и его сытая, самодовольная физио­
номия. И охватывала ярость при виде того, как
он обжирается частыми обильными передачами,
звучно чавкая и отрыгивая - после чего его
брюхо вздувалось барабаном, терзая наш слух
и обоняние. Такое нарастание нерасположения к
сокамернику обычно приводит к взрыву и
драке - кто сидел, знает, о чем я говорю. Но
для взрыва я был еще слишком слабосилен.
Примерно через полгода, когда я уже пере­
бывал в других камерах и карцерах, надзи­
ратель как-то велел мне отнести в корпусную
каптерку личных вещей шмотки пущенного в
расход басмача Рахмана. Среди кучи хлама я
заметил в углу старое пестрое лоскутное
одеяло, - то самое, в которое закутывал меня
Радзивиловский после карцера...
"Неужели из трех узников камеры № 13 по­
гиб именно тот, кто был так уверен, что тюрь­
ма - лучшее место, чтобы выжить в войну, и
24

у которого действительно, казалось, было на
это больше всего шансов?” - подумал я. И уже
с какой-то теплотой вспомнил его неиссякаемый
оптимизм, с благодарностью - его лоскутное
одеяло и зубок чеснока. И задумался над ко­
варностью и непредрекаемостью человеческих
судеб в это страшное время.
Но до этого было еще полгода. А сейчас
Радзивиловский не переставая тараторил,
Мессинга же не было слышно, хотя он давно
вышел из своего оцепенения и, прислонившись к
стене, неподвижно сидел, погруженный в свои
невеселые мысли. Я решил попытать счастья.
- День добрый, - сказал я по-польски. Пан ведь с Горы Кальвария? Я там знавал коекого.
Он настороженно в меня уставился. Взгляд у
него был действительно пронзительный, даже
можно сказать - сверлящий.
- Откуда вы знаете, что я с Горы Кальва­
рия?
- Я много лет читал объявления в ”червоняке” и других газетах.
- А кого вы знаете в моем штетеле?
- Один мой хороший друг женился на Рахи­
ли, дочери Каца, у которого торговля обувью.
Это, если я не ошибаюсь, на углу Пилярской и
Стражацкой.
Он прищурился и кивнул.
- Ну да. Мы живем там рядом. Рахиль я
знал, когда она еще в куклы играла.
Он замолчал, явно что-то перебирая в го­
лове.
- Послушайте, не знаю, как вас звать, начал он через некоторое время, - а вы, часом,
не тот самый хороший друг мужа Рахили, ко25

торый должен был бежать из нашего штетеле,
после того как наш почтмейстер накрыл его с
папиросой во время шабаса?
Я рассмеялся.
- Тот самый. Хотя и не подозревал, что
стал в вашем штетеле столь известен.
- Тогда шолом алейхем! - он подал мне
руку и перешел на идиш, который он знал явно
лучше, чем польский. - Знаете, что я вам
скажу? Все время я вот так тут сижу, а мыс­
лями там. Живы ли еще наши евреи? Рассказы­
вают такие ужасы о том, что немцы там тво­
рят! Но мне не верится. Ведь в первую войну
они ничего такого не делали, а с нее прошло
всего-навсего двадцать с чем-то лет. Знаете,
- добавил он, улыбнувшись подвернувшейся мы­
сли, - тот самый Кац мне под ноги плевал за
то, что я ходил с непокрытой головой. Так я об
этом сейчас вспоминаю прямо с умилением! Вот
какие были у нас в то время огорчения. Жи­
лось, как у Бога за пазухой.
Так начались наши разговоры, разговоры
двух евреев, которых постигло одинаковое го­
ре. Правда, у него был налицо "корпус деликти", от меня же следователь добивался, чтобы я
сам выдумал себе вину, да еще так, чтобы это
выглядело правдоподобно. Я говорил мало, а
молчаливый и недоверчивый до того Мессинг
вдруг стал словоохотлив. Причем он обращался
не только ко мне, а вел разговор и как бы
сам с собою. Может быть, он думал, что на­
стали его последние дни и ему надо было
вспомнить всю свою жизнь? А может быть, у
него теплилась надежда, что я вдруг останусь
в живых и расскажу когда-то где-то о его
26

судьбе, позабочусь, чтобы гибель его не
осталась безвестной?
Рассказчиком Вольф Мессинг был плохим.
Говорил он нескладно, отрывисто, запас слов
его был невелик. Зато он часто и помногу
цитировал целые отрывки из священных книг:
заученное в хедере крепко засело в его голо­
ве. И мне трудно передать его повесть не по­
тому, что с тех пор прошло очень много лет,
- все подробности я запомнил хорошо, - а
потому, что как передать все то, что сопро­
вождает рассказ местечкового еврея: грустные
вздохи, выразительные гримасы, движения бро­
вей, заменяющие иногда целые предложения, все
эти характерные словечки ”ой”, ”вей”, ”а золхен вей”, ”ша” и многие другие? Так что хотя
я постарался сохранить некоторые характерные
его выражения, речь его здесь передана не со­
всем в таком виде, в каком она достигла тог­
да моих ушей. Кроме того, Мессинг часто пе­
рескакивал через события, я же постарался со­
блюсти в его рассказе некоторую последова­
тельность.
* * *
- Ай, ай, Гора Кальвария... Просто Гора, как
у нас говорили. Это мой вайтиг, моя боль. На­
ше штетеле, где с вами произошла такая непри­
ятность, во время моего детства выглядело со­
всем иначе. Я помню еще старую Гору. Весной и
осенью, чтобы куда-нибудь добраться, вам
надо было месить непролазную грязь. Летом
прогнившие дощатые тротуары, переходы, кучи
мусора и пыль, пыль. Ну, а зимой, прости
Господи, сугробы рыжего от мочи снега. Из
27

каждого угла кричала нищета и безнадеж­
ность. Правда, был богатый двор цадика с ку­
чей приспешников - им жилось неплохо. Дватри состоятельных купца, вроде Каца, несколь­
ко лавочников, еле сводящих концы с концами,
бакалейщики и ремесленники... А вокруг море
кабцанства, которому прямо не на что было
жить. Я, хоть убей, до сих пор не понимаю,
как могли прокормить семью люди с капиталом
в десять рублей или злотых? На лоточке у
него пара кусков мыла, зубной порошок,
шнурки для ботинок и гуталин. Или кошёлка
семечек и гранёный стаканчик - мерка. Или
связка сушёных грибов. Или низка инжира. Я
думаю, что если бы не гроши за ночлег от
хасидов, большинство бы с голоду пропало,
Боже нас от этого упаси!
О нашей семье могу сказать: мы тоже были
горькие кабцаны, хотя, благодарение Господу,
не из самых последних. Ведь кроме двора ца­
дика в самой Горе и фруктовых садов в ее
окрестностях, в наших местах не было ничего,
что могло бы дать заработок людям. Два или
три производства мармелада и повидла не в
счет - сезонная работа для горстки женщин. О
гоях я не говорю, их в Горе было совсем мало,
и у нас с ними не было почти ничего общего.
Врачи, ветеринары, чиновники, аптекарь, куча
ксендзов, военные - это был другой мир, в
который наши йиделех и не пытались проник­
нуть. Мало кто из нас и говорил по-ихнему,
прости, Господи, темноту нашу!
Должен вам сказать, что почти треть ев­
реев в Горе были Мессинги. Моего отца звали
Хаим Мессинг. Но и Хаимов Мессингов у нас
было несколько десятков. Поэтому давали
28

прозвища. Отца моего прозвали Хаим Босой.
Как вы думаете, сколько надо ходить без
ботинок, чтобы приобрести такое прозвище в
штетеле, где большинство детей шлепает босиком
до глубокой осени?
Отец мой - не хочу сказать блаженной па­
мяти, хочу верить, что он жив - арендовал
сады, с которыми была возня от зари до за­
ри. Этот гешефт имел и свой страх и свой
риск: кто мог знать, какой будет осенью
урожай? Весь год гни спину, вкладывай день­
ги, а только осенью узнаешь, пан или пропал.
Если получался рейвах, отец с этой прибыли
расплачивался с долгами и запасался продук­
тами на долгую зиму.
Я был у отца первым помощником. Мать да пребудет священным имя ее! - изнуренная
родами, выкидышами, тяжелым трудом, рано
состарилась и часто болела. Из детей, кроме
меня, в живых остались еще два моих младших
брата.
Сад был для меня сущим наказанием. Он был
почти всегда вдали от местечка, отец не ус­
певал один ухаживать за деревьями и куста­
ми, бороться с вредителями, и я должен был
заниматься окуриванием. Знаете, что это та­
кое? Глаза воспалены, слезы текут, горло
дерет, прямо задыхаешься. А потом, когда уро­
жай дозревал, сад надо было стеречь от дере­
венских сорванцов, которые налетали ватагами,
трясли деревья и обрывали кусты. Злую собаку,
которую давали мне в помощники, я боялся
больше, чем этих шайгецов. Шалаш, в котором я
прятался от дождя, продувало насквозь, и но­
чами я дрожал от холода и страха. Ой, цорес
ын ляйд!
29

Незабываемыми событиями в моей жизни
были тогда две поездки с отцом в Варшаву:
мы там сдавали товар купцам в Мировских
торговых рядах. Второсортные фрукты, или ко­
торые с гнильцой, мать выносила на местный
рынок. С моей помощью, конечно. Бекицер - без
меня ни на шаг!
До осени отец всегда пробивался мелкими
ссудами. Когда надо было возвращать Горови­
цу такой гимляс-хессед, он посылал меня к
Гольденкранцу, занять у него на неделю десять
рублей. Через неделю - к Горовицу, чтобы
теперь у него перехватить десятку и отнести
ее к Гольденкранцу. Я, как в том анекдоте,
как-то сказал отцу: ”Тате, причем тут я?
Разве Горовиц с Гольденкранцем не могут
сами уладить дело между собой и сами но­
сить эти деньги туда-сюда?”
Когда Бог был милостив и случался большой
урожай, да еще удавалось его выгодно про­
дать, отец посылал меня в хедер, чтобы я не­
много поучился. Тогда мне позволяли надевать
ботинки, а то я, делая честь отцовскому про­
звищу, бегал босым до поздней осени. Брюки и
курточку мне шили из перелицованной старой
отцовской одежды. Еда у нас была: черный
хлеб, картошка, лук, репа, кусочек ржавой
селедки на ужин и кофе из ячменя и цикория,
который мать утром варила на весь день в
большой кастрюле...
Но в шабас, поверьте мне, совершалось чудо:
на столе появлялись рыба, мясо, белая хала. Отец
отпивал глоток вина на кидуш, горели свечи и
наша серая и мрачная комната, полная старой
рухляди, становилась праздничной. На белой
30

как снег скатерти даже щербатые ложки, вилки
и старая глиняная посуда казались красивыми.
В казенную гойскую школу я никогда не
ходил, а в хедер бегал охотно и учился
успешно. В то время как большинство других
учеников бездумно горланило, читая очередную
главу хумеша и переводя ее на идиш, я старался
все понять и вникнуть во все подробности. Я
так донимал вопросами нашего старого маламеда ребе Янкеля, что с него, бедняги, семь
потов сходило.
Запомнилось, как особенно задел меня Лот,
племянник Авраама. - Ну, вся эта неприличная
история с его дочерьми. Вы помните? Пришли
два ангела вечером в Содом, когда Лот сидел
у городских ворот. Помните, как сказано в
книге Бытия: ”Лот увидел и встал, чтобы
встретить их, и поклонился лицом до земли.
И сказал: государи мои! зайдите в дом раба
вашего, и ночуйте, и умойте ноги ваши, и
встанете поутру и пойдете в путь свой...”
Видите, я могу еще слово в слово цитировать.
Ну и потом, вы, конечно, помните, как но­
чью собрались жители Содома и вызвали Лота
из дома и сказали: ”Где люди, пришедшие к
тебе на ночь? Выведи их к нам, а мы познаем
их”. А Лот никак не хотел и предлагал своих
малолетних дочерей. Этого я не мог понять: что
это еще за варварство такое?
- Реб Янкель, - сказал я, - не понимаю,
чего этот Лот так перепугался? Ну, что тако­
го, что содомляне хотели познакомиться с эти­
ми пришлыми людьми?
Наш меламед покраснел под седой бородой
как рак и промямлил, что они хотели не ”познакомиться”, а ”познать”. Но я не отставал:
31

- Реб Янкель, не понимаю, в чем тут раз­
ница?
Тогда он решился.
- Они хотели спариться с ними, как муж­
чина с женщиной...
Местечковым еврейским мальчикам не моро­
чили голову сказками про аиста, и мы зна­
ли, что к чему. Но в этом случае что-то не
вязалось с моими познаниями: ведь ангелы же
явились в виде мужчин?
Запинаясь и осторожно подбирая слова, бед­
ный реб Янкель запутанно объяснил, что люди
могут иногда проявлять дикую извращенную
похоть. Но мне все-таки было неясно: ведь го­
сти были непростые, почти сразу после того
они "людей, бывших при входе в дом, поразили
слепотою, от малого до большого". Так что? Не
могли они это сделать немножечко раньше? Я
не понимал, что это, как теперь говорят, про­
верка: Бог хотел знать, готов ли Лот для Него
на такую жертву? Ну, как это было с Авраа­
мом и закланием Исаака. Но старый реб Ян­
кель был не догадливей меня. Да ему ученики
вообще редко задавали вопросы, а такие, как
я, вероятно, никогда.
Ну, а дальше по ходу книги Бытия похожде­
ния дочерей Лота меня еще больше возмутили:
эти милые девушки напоили отца допьяна и по
очереди его изнасиловали - только потому,
что не смогли найти себе женихов. Если Тора
должна быть примером для подражания, то спа­
сибо вам! У нашего соседа, сапожника Шмуля
Клоца были две засидевшиеся дочки-бесприданницы, дюжие такие девки. Так что, им надо
было брать примерс дочерей Лота? Нет, знае32

те, я тогда разочаровался в Священном писании
навсегда.
Отец мой не был хасидом и у нас со дво­
ром цадика и с этими неистовыми толпами,
всегда готовыми петь и плясать, не было ника­
ких отношений. За исключением разве того,
что, как все, нуждавшиеся в деньгах, мы, не­
смотря на тесноту нашего нищего жилья, ухит­
рялись сдавать приезжим богомольцам каждый
свободный кусок пола для ночевки. В большие
праздники нам часто приходилось ютиться в
сарайчике, который кишел крысами, тараканами
и сороконожками. Тут же рядом была вонючая
помойка, где шмыгали одичавшие паршивые кош­
ки. Да, жизнь была невеселая, хоть гевалт
кричи.
Светлейшим моментом в моей жизни бывал
праздник Пурим, карнавал еврейской бедноты.
Молодежь рядилась, кто во что мог, и ходила
по улицам, разыгрывая сцены из библейской
Мегилот Эстер. Выступал в^арь Ахашвер, его
добродетельная жена Вашти , которую разгне­
ванный царь прогнал за то, что она не захо­
тела показать красоту своего тела царским
гостям. Доморощенные актеры изображали в
лицах, как Ахашвер подыскал себе другую
жену, красавицу-еврейку Эстер, как его ми­
нистр Аман - перед которым все падали ниц,
кроме Мардохея, дяди Эстер, - задумал устро­
ить еврейский погром: "Всех с женами и деть­
ми всецело истребить... без всякого сожаления
и пощады". И как с помощью Эстер всех евреев
* Речь идет о "Книге Эсфирь" из Библии, царе Ар­
таксерксе и добродетельной царице Астинь.

33

спасли, а Амана отправили на виселицу, при­
готовленную для Мардохея.
Все женские роли разыгрывали парни, мас­
терившие себе царские одежды из старых пор­
тьер и скатертей, а короны - из позолоченной
бумаги. Лицедеев сопровождала толпа статис­
тов из ребят, напяливших на головы чалмы из
тряпья - они изображали простой народ, ев­
рейский и персидский. Я выстрогал себе дере­
вянный меч и сразу стал рангом выше - попал
в царскую свиту. Бродячие лицедеи заходили и
в богатые дома, получали там подаяния.
Долгими вечерами пуримшилеры бродили по
улицам, приставали к знакомым и незнако­
мым, делая им неприличные предложения. Зажи­
гали лампионы, запускали ракеты, которые
рассыпались серебряными звездами... Все это
придавало нашему штетеле сказочный вид. Вы­
глядели новее ободранные и перекошенные дома,
выпрямлялись сгорбленные спины, округлялись
впалые груди, покрывались румянцем бледные
щеки. Очевидно, именно тогда я неясно ощутил,
что существует искусство как форма отраже­
ния и приукрашивания действительности. А по­
скольку зрелища облегчают жизнь, я начал к
ним тянуться. Но в Горе не было никакого
искусства. Никогда, ни в одном доме я не
видел ни одной картины. Да и зрелищ было - а
золхен вей! Один раз заехал бродячий фотоплястикон. Мне удалось проскользнуть без
билета и через окошко с увеличительным
стеклом поглазеть на объемные панорамы, изо­
бражавшие большие города, храмы, дворцы, пи­
рамиды, джунгли. Там было лазурное небо,
много солнца, много света, много сочной зе­
лени и пестрых цветов. Не хотелось верить, что
34

такое может существовать взаправду. Серость
нашей жизни была удручающа.
Мне было тринадцать лет, когда внезапно
скончалась блаженной памяти мать моя. Как
бывает у бедняков, внешне она ко мне большой
нежности не проявляла, но была настоящей идише
маме, и ее широкий передник не раз служил
мне надежной защитой от отцовского гнева. Я
помню слезы в ее глазах, когда вечером в
шабас она зажигала свечи и, положив нам,
детям, на головы свои натруженные шершавые
руки, благословляла нас. Руки ее дрожали, а
губы нашептывали заклинания от дурного гла­
за.
Я смутно помню, как пришли старухи из
хевра кадиша, чтобы обмыть мать и одеть в
смертный саван. Четверо евреев несло на плечах
носилки с телом через все местечко, а мы
плелись сзади, слушая, как женщины нараспев
причитали, восхваляя покойницу, которая жила
как ребцин и должна за свои добродетели
удостоиться вечного упокоения в геннадим с
праведниками. Над могилой я прочел кадиш,
потому что после бармицвы считался уже
мужчиной.
Во время тех семи дней, когда вся семья
горевала, сидя шиве на низеньких скамейках, я
все думал, как теперь быть. Шехель, здравый
смысл подсказывал, что в Горе меня уже ничто
не держит и что надо уходить и отыскивать
себе место под солнцем. Я ведь еще нигде не
был и ничего не видел, кроме Мировских тор­
говых рядов в Варшаве. Но я молчал, затаив
мысли, и ждал подходящего случая.
В Гору Кальвария иногда заезжали бродя­
чие балаганы, а в храмовые католические
35

праздники даже третьеразрядные цирки. Наши
евреи этими гойскими зрелищами не увлека­
лись. Они с удовольствием слушали в синагоге
выступления странствующих хазенов. Об их
искусстве, голосе и манере исполнять псалмы
они могли потом спорить и рассуждать неде­
лями. Но я, видно, оказался выродком, потому
что распевов хазенов не любил, зато при од­
ном слове "цирк” начинал дрожать от востор­
га.
Цирк "Корделло”, как я сегодня понимаю, был
скорее намеком на цирк. Но тем не менее, я
совсем потерял голову, когда у монастырского
вала у излучины Вислы забелело его шапито.
Это было скорее семейное предприятие. Отец, пан
Антон Кордонек, был директором, дрессировщи­
ком, эквилибристом, мастером всех цирковых
искусств в одном лице. Пани Розалия, его
жена, тоже умела проделывать все, что демон­
стрируют цирковые артистки в манеже. Двое
сыновей, силачей и акробатов, две малолетние
дочки-наездницы, да дядя Конрад, один заме­
нявший целый оркестр - вот и вся труппа. Чуть
ли не членами семьи считались две пары ло­
шадей, работавших в манеже и ходивших в уп­
ряжке, любимец детей пони Цуцик, вислоухий
ослик Яцек, бодливый козел Егомощ, да шкод­
ливая и озорная обезьянка Муська. Были еще
две собачонки из породы шпицов и пятнистый
дог.
Хотя денег у меня не было, я ухитрялся по­
пасть на все спектакли, пролезая прямо между
ног у зрителей.
Из-за ремонта цирку пришлось задер­
жаться у нас довольно долго - и все это вре­
мя я дни напролет вертелся вокруг жилого фур36

гончика, двух фургонов побольше и палатки,
огораживавших стоянку цирка. Привлекали меня
запах конюшни, отзвуки тренировки и будни
иной, увлекательной жизни. Я был счастлив,
если мог помочь: принести воды, дров, охапку
сена или соломы. Циркачи постепенно привыка­
ли к моему молчаливому присутствию и доб­
ровольной помощи. И когда меня в один пре­
красный день дружелюбно пригласили: ”Эй,
жидэк, садись с нами к столу!” - я понял, что
стал у них почти своим человеком.
В ермолке, в четырехугольной накидке с
вырезом для шеи, с мотающимися внизу арбекаифес, я сидел молча. Не только потому, что
невероятно стеснялся: я ведь по-польски знал
всего несколько слов. Не сразу смог я прико­
снуться к трефной гойской еде. Хозяева меня
ободряли, добродушно посмеиваясь. Трудней
всего было, конечно, проглотить свинину. Гос­
подь наш, элохейну, прости мне, блудному
сыну, который первым из рода Мессингов опо­
ганил свой рот этой нечистой едой!
Когда цирк стал собираться в путь, я прямо
впал в отчаяние. Впервые я приобрел друзей и
сразу же терял их. Я проворочался всю ночь, а
под утро взял свой тефилим для утренней мо­
литвы, завязал в узел краюху хлеба и луко­
вицу, и вышел из спящего еще местечка по
направлению на Гроец. Отойдя шесть-семь верст,
я сел на бугорок у дороги. Вскоре раздался
топот копыт и громыхание фургонов. Когда они
поровнялись со мной, пан Кордонек увидел мою
зареванную физиономию, он натянул вожжи и
произнес: ”Тпру-у!” Потом немного подумал
- и не говоря ни слова, показал большим
37

пальцем назад, на фургон... Залезай, мол! Так
началась моя артистическая карьера.
За оказанную мне доброту я изо всех сил
старался быть полезным членом труппы. Пре­
одолев страх, я научился обхаживать и запря­
гать лошадей и ходить за другими животными.
Пейсы свои я обрезал и напялил на себя что-то
вроде ливреи. Нашлась для меня и обувь.
Я был хилым малым и хотя уже вкусил пре­
мудрости Талмуда и мог кое-как комментиро­
вать Мишну и Гемару, но к жизни был еще не
очень приспособлен, - в особенности к цирко­
вой. Но со временем я научился стоять на
руках, ходить колесом и даже крутить солнце
на турнике, делать сальто-мортале. Я мог даже
выступить клоуном у ковра. Первый мой само­
стоятельный номер был с осликом: я пытался его
оседлать, а он меня сбрасывал и волочил по
манежу. В другом номере меня преследовал ко­
зел, а обезьянка дергала за уши.
Кордонки относились ко мне, как к члену
семьи, и я не жалел, что ушел из штетеле. В
свободное время мама Кордонкова обучала сво­
их дочек и меня польскому языку и грамоте.
Папа Кордонек показывал мне секреты иллю­
зионистских трюков. Моя невзрачность и не­
весомость очень подходили для факирских вы­
ступлений. Я научился ложиться на утыканную
гвоздями доску, глотать шпагу, поглощать и
извергать огонь.
Меня прямо распирало от гордости, когда я
смог написать на идиш первое письмо домой.
Адрес по-польски я тоже надписал сам. Я пи­
сал, чтобы они не считали меня пропавшим, что
я теперь имею специальность, что мне живется
хорошо и что я не забываю читать кадиш за
38

упокой маминой души. В подробности я пред­
почел не вдаваться.
Я тогда действительно радовался жизни,
как птица, вырвавшаяся из клетки. Может быть,
это и были самые лучшие годы моей жизни. Я
потом уже никогда не мог без волнения смот­
реть на бродячие цирки, встречая их на своем
пути.
Кочуя из местечка в местечко, мы объехали
весь Привислинский край. Плохо было зимой:
дороги заметало, в нашем жилье на колесах
становилось совсем холодно. Заманить зрите­
лей в продуваемое ветром шапито было трудно.
Иногда мы выступали в пустых сараях, лаба­
зах, пожарных депо. В самые лютые морозы мы
отсиживались в родной деревне Кордонков и
жили на сбережения. Весной же все начинало
крутиться по-старому, снова жилось приволь­
но и перед нами открывались все дороги.
Совсем неожиданно, в разгар лета 1914 го­
да вдруг разразилась война... Страх сказать
- мировая! Немцы наступали, русские отступа­
ли, фронты передвигались, людям было не до
зрелищ. Молодых Кордонков призвали в армию,
и наш цирк распался. Пришлось мне возвра­
щаться домой. Гнев отца я смягчил, отдав ему
почти все, что заработал. Отец в мое отсут­
ствие вторично женился, и хотя мачеха была
добрым человеком, я не мог смириться с мы­
слью, что она занимает место мамы. Товарищей
у меня не было, все от меня шарахались: я был
одет как шайгец, курил, редко бывал в синаго­
ге. Я был апикорец - отрезанный ломоть. Отцу
я еще более неохотно помогал и в своем штетеле
прямо задыхался.
39

Кордонек не раз упоминал посредника по
устройству цирковых артистов, какого-то па­
на Кобака. Я отправился в Варшаву его искать.
Ночевал в притворах синагог, в клоузах, где
талмудисты ночи напролет корпели над книга­
ми. И в конце концов этого пана Кобака я
нашел. Он оглядел мою тощую фигуру и сделал
большие глаза. Но когда я сослался на работу
в цирке "Корделло” и продемонстрировал не­
сколько несложных акробатических номеров он
взял меня на учет в амплуа факира. Через
неделю я получил от него письмо - сколачи­
вались тогда небольшие труппы для ярмарочных
балаганов.
Мне пришлось выступать с группой лилипу­
тов, с парой великанов, с бородатой женщиной,
с человеком с лошадиной головой и со всякими
другими монстрами. Один ловкий антрепренер
придумал показывать меня в стеклянном гробу,
заверяя публику, что я голодаю уже сорок
дней и принимаю только газированную воду. К
этой роли я очень подходил: специально худеть
мне не приходилось. Я лежал неподвижно, по­
дремывал, а из-под чалмы торчал мой длинный
нос и были видны впалые щеки. Как "глодомор
Такамура” я даже приобрел некоторую извест­
ность: про худых и заморенных людей стали
говорить, что они выглядят как Такамура на
сороковой день голодовки. Этот голодный но­
мер так хорошо кормил меня целых два года
что я пополнел и пришлось прекратить валять
дурака.
Когда работы не было, я возвращался в Го­
ру. Чтобы еще раз убедиться, что мне там
нечего делать. Я там томился в ожидании при­
глашения на работу.
40

Между тем мировая война окончилась, и
новое польское правительство сразу призвало
меня на военную службу. Тут вспыхнула и
другая война, польско-советская. Я был здо­
ров, хотя и хил; меня зачислили в санитарную
часть. Я там показал несколько фокусов, про­
гремел "магиком” и вскоре меня стали пригла­
шать для выступлений в разных воинских час­
тях.
После демобилизации я взялся за старое.
Выдающимся артистом я не сделался, мыкался по
балаганам и луна-паркам. Жил неважно, но не
возвращаться же в Гору, копаться в отцовских
гнилых яблоках? Я начал подумывать о чем-то
более подходящем.
В это время из Германии и Чехословакии
пришла к нам мода на публичные выступления
разных ясновидцев и телепатов. Газеты много
писали о чешском еврее Лаутерзаке, который
под псевдонимом Эрика Гануссена проделывал
удивительные эксперименты в кабаре Берлина,
Вены и Праги. Вскоре и в Польше заговорили о
своих медиумах: Гузике, Оссовецком, Клюско.
В тяжелое время инфляции, кризиса и безрабо­
тицы людям хотелось какого-то чуда, хотелось
узнать, что принесет будущее. Когда подводил
здравый шехель, искали необычайного. Я понятия
не имел об этих вещах и меня эти бубы мансес,
бабушкины сказки, не волновали. Другое дело
знать те трюки, при помощи которых все это
проделывалось. И я решил постараться узнать,
что нового в мире иллюзионистов.
Жил я тогда скромно, снимал угол у одной
вдовы в еврейской части Варшавы. И как-то
решил в первый раз пойти в модное варьете на
улице Новый Свят. Шик и блеск этого заведения
41

меня ошеломили. В полуподвальном, отделанном
со вкусом помещении, освещенном неярким све­
том вращающихся цветных люстр, за богато
накрытыми столиками в ложах сидели господа
в смокингах и дамы в декольтированных наря­
дах. Бесшумно сновали официанты во фраках.
Боже мой, куда тут мне в моем потрепанном
"лучшем” костюме? Я забился в темный угол
возле стойки бара и оттуда наслаждался но­
вой для меня атмосферой. На небольших подмо­
стках с задником в виде раковины выступали
поочередно шансонье, танцевальные дуэты и
комики. Потом вышел артист в безукоризнен­
ном фраке, четко выделявшемся на красном
плюшевом фоне. Этот напудренный и напомажен­
ный хлыщ игриво кокетничал с публикой и в
такт нежной музыке демонстрировал иллюзио­
нистские номера с игральными картами, заж­
женными сигаретками, платочками и шариками.
Сами по себе номера были простенькие, - но
надо было видеть, как этот хлыщ их подавал!
Он шаркал ножкой, грациозно изгибался, посы­
лал в публику воздушные поцелуи. Я смотрел,
как зачарованный, и думал: ну, куда мне,
горемыке, до него! Нет, никогда бы я не сумел
так выпячивать тухес и так им вилять! Да и
рылом я не вышел...
Но вот конферансье объявил, что теперь
выступит известный телепат и ясновидец Арно
Леони, который читает человеческие мысли как
открытую книгу.
Вышел солидный дядька с хорошенькой ассис­
тенткой и начал проделывать захватывающий
номер. Этот с публикой не кокетничал, голос
его был внушителен, а тон повелителен. Он
держал зал в напряжении, работал в темпе,
42

подгоняя свою ассистентку и публику, застав­
ляя их действовать по своему внушению. Он
угадывал, где запрятаны предметы, объявлял,
что находится в карманах господ и сумочках
дам, прочитывал цифры сквозь запечатанные
конверты. Это были фокусы самого высокого
класса.
Я понимал, что это держится на трюках, но
на каких точно, - не соображал. Однако я сде­
лал два важных вывода: что главная роль тут
принадлежит ассистентке и что такие штуки
мог бы не без успеха проделывать и я. И,
вдобавок, что это не так уж сложно: публика
любит, чтобы ее обманывали. Словом, я заго­
релся новым амплуа.
Я начал донимать пана Кобака: где можно
обучиться этим телепатическим хитростям и
доходное ли это дело, дает оно парнусе или
нет? Пан Кобак об этом не имел никакого по­
нятия и направил меня к некому пану Циглеру,
антрепренёру артистов варьете. Тот со мной,
лапсердаком, сперва и говорить не захотел.
Куда ты, мол, Мессинг, прешь? Телепатия, мол,
не твоего ума дело, тут требуется солидное
образование и изучение психологии. Но я не
сдавался и твердо решил освоить все эти тон­
кости. Оказалось, что эстрадных телепатов
уже не так мало, но котировались они поразному. Но вообще-то это новое искусство
прочного места себе еще не завоевало.
Я перестал морочить голову Циглеру, но
мысль овладеть новой специальностью засела
прочно - надоели дешевые ярмарочные балаганы
и дурацкие факирские штучки. Не буду же я
всю жизнь жечь себе огнем глотку и тыкать в
нее шпагу!
43

Я долго искал и, наконец, мне удалось по­
знакомиться с неким паном Залесским. Это был
телепат не крупного разряда, но ремесло знал
хорошо. К сожалению, он был горький шикер и
иногда напивался до потери сознания. Он долго
ломался, но наконец взял меня, с условием,
что не только ничего мне не будет платить, а
что я должен внести за учебу ребегельд. Я
отдал ему почти все мои более чем скромные
сбережения и снова стал жить впроголодь,
словно факир в стеклянном гробу.
Старый пропойца не торопился посвящать
меня в тайны телепатии, но ведь и я не лыком
шит. Я начал копаться в букинистических лав­
ках на улице Свентокшижской и разыскивать
книги о телепатических экспериментах. Читать
я, как вы уже знаете, был не очень горазд, к
тому же плохо понимал терминологию и мне
пришлось пробиваться как сквозь китайскую
грамоту. Но я все же одолел книги Охоровича,
Манчарского и Рише в переводе с французско­
го. Через некоторое время я уже мог с грехом
пополам ассистировать маэстро Залесскому.
Он стоял на сцене с плотно завязанными
глазами и любой из публики мог убедиться,
что повязка непрозрачна и плотно облегает
голову. Вдобавок он еще демонстративно пово­
рачивался спиной к залу, где я в это время
шнырял между рядами. Я обращался к одному
из зрителей и просил его вручить мне какойнибудь предмет. Ну, что может быть в карма­
нах у человека в такой обстановке? Чаще всего
мне подавали часы. И тогда я показывал их
зрителям, а затем таинственно, как бы стара­
ясь направить телепатический ток на маэстро,
спрашивал:
44

- Что у меня в п р а в о й руке?
Маэстро корчился, как пораженный электри­
ческим током, а затем глухо выдавливал:
- Ча-сы...
После того как гром аплодисментов стихал,
я спрашивал:
- А что у меня в л е в о й руке?
Это означало - очки.
- А что у меня т е п е р ь в л е в о й
руке?
Здесь речь шла о расческе.
Существовала подробно разработанная сис­
тема обозначений для всех предметов, которые
люди носят при себе. Надо было только очень
остерегаться детей, - и я их потом всегда
страшно боялся: у них в кармане могла ока­
заться стрелянная гильза, ракушка или живой
воробей...
Еще проще был номер со словами или цифра­
ми в запечатанном конверте: в шляпу или ко­
робку, куда собирали записки из публики,
надо было только незаметно подбросить свой
собственный листок, а затем его ловко оттуда
извлечь.
Я тут никаких секретов вам не выдаю, их
почти все знают. Так можно одурачить только
какого-нибудь простофилю из глухомани. Но
должен сказать, что со временем телепатиче­
ские номера все более усложнялись и за изо­
бретениями выдающихся телепатов угнаться
было нелегко. Вскоре были введены, теперь ши­
роко применяемые, так называемые "контакты
через руку", где при сноровке и соответствен­
ном предрасположении можно добиться удиви­
тельных успехов.
45

Через полгода я решил выступить самостоя­
тельно. С Музей, бывшей ассистенткой моего
маэстро, мы отправились в клуб железнодо­
рожников под Варшавой - там я и дебютировал.
Обливаясь потом от волнения, я метался по эст­
раде и нес какую-то словесную чушь. Выручила
опытная ассистентка, умная шикса, которая ме­
ня так хорошо вела, что я счастливо дотянул
до конца. Хотя бурных аплодисментов не было,
я благодарил Всевышнего уже за то, что меня
не освистали. Знаете, что я вам скажу? Я это­
го волнения перед выступлением так никогда и
не смог преодолеть. Как выступать, так у ме­
ня сразу такое начинается в животе! С годами
это даже усилилось.
Плохо ли, хорошо ли, но я овладел новой
специальностью и стал с грехом пополам вы­
ступать - хотя и не в шикарных варьете с кра­
сным плюшем. Нашелся и антрепренёр, рискнув­
ший организовать турне по Польше. Втроем мы
объезжали города и местечки, находили поме­
щения, расклеивали афиши и выступали по дватри раза в день. Публика была, слава Богу,
не очень взыскательна, а со сборами было как
когда. Но расходы мы покрывали и у нас в
карманах кое-что оставалось. Только это была
снова та же жизнь на колесах...
★

* *

Мессинг умолк: в коридоре гремели баки с
баландой и сквозь массивные двери камеры
завоняло гнилой капустой. Когда Мессинг под­
нялся с койки и с миской в руке пошел к кор­
мушке, меня вдруг осенило - ведь я уже ког­
да-то видел эту фигуру! Когда я был в треть46

ем классе львовской гимназии, наш классный
наставник как-то объявил, что завтра после
уроков в гимнастическом зале выступит те­
лепат с сеансом угадывания мыслей. Билет сто­
ил пятьдесят грошей - это я хорошо запомнил;
на фамилию же телепата вообще не обратил
внимания.
На подмостках суетился человечек с торча­
щим крючком носом и лохматой головой;
взгляд у него был пронзительный. Голос был
скрипуч, а речь, хотя и невнятна, но повели­
тельна. В своем темном костюме он был удиви­
тельно похож на нашего преподавателя матема­
тики по прозвищу Галка. Не все его номера
захватывали юных зрителей, но были и инте­
ресные. Вот он хватает кого-то за руку,
стремится из зала и находит в уборной спря­
танную шапку. Браво! Браво! Но Антек Мерский
и Метек Барщ, два наших озорника, перемиг­
нулись - и когда один из них в присутствии
ассистентки спрятал в коридоре перчатку,
другой ее тут же потихоньку перепрятал. На­
прасно метался озадаченный телепат, выкрики­
вая свои заклинания! В конце концов он сник и
плаксиво пожаловался, что кто-то в зале ху­
лиганит и не дает ему сосредоточиться.
Это было пятнадцать лет тому назад. Глядя
на его остриженный арестантский череп, я не
мог удержаться от смеха, вспомнив его лохма­
тую голову и нашу мальчишескую выходку.
Мессинг, конечно, этого случая не помнил, но
заметил, что не зря же он всегда опасался
детей.

47

*

★

*

- Почти пять лет эти гастрольные поездки
обеспечивали мне довольно состоятельную
жизнь, - продолжал Мессинг, похлебав балан­
ды. - Я смог кое-что отложить, позволить
себе сделать перерыв. Но нельзя сказать, чтобы
я был доволен этой работой: бесконечные по­
ездки, мерзкие меблированные комнаты, тошно­
творная вонь дешевых столовых. И никак не
мог я освободиться от волнения перед выступ­
лениями - каждый раз я робел, боялся скандала,
провала и разоблачения. Я решил снова искать
что-то новое, что-то более спокойное и надеж­
ное.
Я знал многих гадалок, ворожей, предска­
зателей будущего, выступавших на ярмарках и
в луна-парках. Большинство из них жило ху­
же моего, но были среди них и свои звезды. В
бульварных газетах ежедневно бросались в
глаза объявления: психо-астролог ШиллерШкольник - или графолог-хиромант Ян ШаржаДежбицкий - предсказывают будущее. Просили
они за свои услуги недорого. Но ведь регу­
лярные объявления влетают в копеечку! - значит
гешефт давал свой навар.
Неплохо было бы этим заняться. Но сперва
надо хорошо обмозговать. Техника ведь у всех
одна и та же, но большинство едва сводит
концы с концами, а у этих немногих - успех.
В чем секрет? Я познакомился со всем, что
было мне доступно в области астрологии, ок­
культизма, кабалистики, особенно со знака­
ми Зодиака и влиянием конфигурации звезд
на человеческие судьбы. Снова пришлось взять­
ся за книги, будь они неладны...
48

Но ведь в книжке не найдешь отгадку, по­
чему Шиллер-Школьник на этом деле делает
гешефт, а другие едва держатся на поверхно­
сти? Как составить объявление так, чтобы чи­
татель обратил на него внимание, не пробежал
равнодушно мимо? Я понял, что любой гороскоп
составить куда легче, чем это чёртово объяв­
ление - я уже правильно сообразил, что имен­
но в нем главная загвоздка. В объявлении
Шиллера-Школьника был всегда портретик: со­
средоточенное, излучающее энергию лицо, ис­
кусно намотанная чалма, а в ней брошь с
крупным камнем, густые брови, жгучий
взгляд. Ян Шаржа-Дежбицкий был знатным
шляхтичем, и в его объявлениях красовался ста­
ринный родовой герб: ясновельможный пан из­
волят снисходить, приподымая тонкими ари­
стократическими пальцами завесу твоего бу­
дущего...
Ну, а чем я могу ошарашить клиентуру?
Поместить свою морду с крючковатым носищем
и оттопыренными ушами? Любуйтесь, мол, вот
Вольф Мессинг с Горы Кальвария... Стоп! А ведь
"Гора Кальвария" - это совсем неплохо. Священ­
ный город, праведники, паломники, густой
мистический соус. А если вот так: раввин
Вольф Мессинг с Горы Кальвария предсказывает,
угадывает - и так далее?
Я снял комнату на улице Новолипки в ев­
рейском квартале Варшавы, нанял старичкапенсионера для переписки, заказал в типогра­
фии варианты гороскопов и начал давать объ­
явления, которые вы сами читали - и, заметьте,
очень хорошо запомнили! Колесо закрутилось.
Начали поступать письма. "Достопочтенный пан
Раввин, помогите, не знаю, как быть..." Люди
49

просили совета по делам любви, семейного сча­
стья, имущественных отношений. Даже хотели,
чтобы я угадывал для них счастливые номера
лотерейных билетов! Это я-то, человек, который
на четвертом десятке не сумел еще наладить
свою собственную жизнь, был горьким кабцаном, никому не нужным бобылем... О, если бы я
умел угадывать номера лотерейных билетов,
которые выигрывают! Я показал бы тогда всем,
как жить! Пока же я ходил в соседний ларек и
обменивал на злоты почтовые марки, приложен­
ные к письмам.
Лотерея не лотерея, а я, кажется, впервые
поставил на хорошего коня. Письма поступали
регулярно, я смог снять отдельную квартиру,
стал даже ездить отдыхать в еврейский панси­
он в Сродборове под Варшавой. Я уже стал
кем-то: стоило назвать свое имя и фамилию,
как люди сразу величали меня раввином и
заискивающе улыбались. Когда я приезжал в
наше штетеле на праздники к отцу, которому,
конечно, помогал деньгами, то даже наши евреи
стали ко мне относиться с уважением, пригла­
шали в гости, спрашивали совета. Местные
польские интеллигенты - ксендз, директор шко­
лы, аптекарь охотно со мной беседовали, даже
на политические темы. Я стал хорошо одеваться,
посещать лучшие рестораны, ездить на извоз­
чиках. Вокруг меня стали увиваться шахдены,
предлагая заманчивые партии: девиц из обед­
невших семейств, состоятельных вдовушек, соб­
лазнительных разведенных красоток. Но я уже
привык к холостяцкой жизни и в ближайшем
будущем жениться на собирался. Не возьму
греха на душу: несколько лет мне жилось хо­
рошо, никаких забот.
50

Вот, говорят, что в Польше царил антисеми­
тизм. Оно так, наверное, и было, но я этого
никогда не чувствовал. Кордонки помогли мне
начать новую жизнь. Я ездил к ним в дерев­
ню, когда они состарились. Там меня принима­
ли как члена семьи. И во всей деревне ко мне
никто плохо не относился, хотя моя националь­
ность написана на моем лице. Да я ее и не
думал никогда скрывать. Я старался ничем не
выделяться, всегда жил своим трудом, развле­
кал людей, предоставлял им иллюзии, - а ведь
в этом нуждается каждый...
Старая жизнь кончилась, когда Гитлер на­
пал на Польшу. Евреи побежали на Восток, где
уже наводила свои порядки Красная армия. До
Буга, где проходила демаркационная линия,
добраться было нелегко. Советские пограничные
посты чинили всякие препятствия, не понимая,
почему так бегут евреи: они понятия не имели
о том, как относятся к нам немцы. Да и Гитлер
ведь был у них тогда еще союзником.
Брест-Литовск был набит беженцами и поток
их не прекращался. Место для ночевки я нашел с
трудом - в притворе синагоги между бездом­
ными шнорерами. Я решил двинуться в Белосток,
который теперь стал столицей Западной Бело­
руссии. У меня там были старые знакомые.
Жить становилось все труднее. Польские
деньги, которые у меня были, обесценились; а
вскоре их вообще изъяли из обращения. С пи­
танием становилось все хуже, расцветала спе­
куляция. Я прямо не знал, как мне быть. Дело с
гороскопами, как я понимал, окончилось на­
всегда. Я не знал ни белорусского, ни рус­
ского языков, которые стали повсюду обяза­
тельны. Особенно обидно было, что я не знаю
51

русского: ведь до восемнадцатилетнего возра­
ста я жил в Привисленском крае, то есть в
Российской Империи. Но мой отец считал, что
русский язык мне ни к чему. Ох, темнота на­
ша!
В небольшом кафе, куда сходились всякие
артисты-беженцы, мне сказали, что нам надо
всем явиться в горисполком, записаться в новосозданный профсоюз работников зрелищных
предприятий. Я зарегистрировался, но работу
мне никто не предлагал. Я уже думал, что на
старости лет придется стать уличным или дво­
ровым фокусником и собирать в шляпу подая­
ния.
Но вдруг милосердный еврейский Бог пожа­
лел меня и спас от позора. Я узнал, что в
областном Доме культуры набирают артистов
для каких-то агитбригад. Я не знал, что это
за штуки, но на всякий случай пошел. В вес­
тибюле было много нашего брата, всем работа
нужна была позарез.
Нас по очереди впускали в зал, где за
столиками сидели люди в военных или темных
суконных гимнастерках. Кто-то шепнул, что
это партийные лекторы-пропагандисты из
Минска. Потом я узнал, что их задача - объ­
яснять местному населению, как плохо жилось в
панской Польше и как хорошо станет под солн­
цем сталинской конституции. Они рассказы­
вали о миролюбивой политике непобедимого
Советского Союза и о том, как недавно били
японцев-самураев на Хасане и Халкин-Голе. Но
люди быстро разобрались что к чему, и для
того, чтобы они вообще пришли слушать эту
болтовню, их надо было приманить хорошим
концертом. Вот этой приманкой и должны были
52

стать мы. В первую очередь требовались аккор­
деонисты, баянисты или гармонисты и, куда ни
шло, скрипачи. Годились вокалисты, куплети­
сты, юмористы, художественные чтецы. Было
место и для иллюзионистов.
Я попал к товарищу Прокопюку, рябому, ко­
сому, но доброму мужику. За его спиной уже
топталась кучка отобранных артистов. Я все
не мог решиться, какую из своих специально­
стей назвать. И когда очередь дошла до меня,
неожиданно для самого себя, выпалил:
- Я телепат!
Товарищ Прокопюк выпучил глаза. Я пытался
объяснить ему по-польски, что это такое, и по
глупости вставлял научные слова, от чего гла­
за его еще более округлялись. Тогда из ото­
бранных им артистов вышла миловидная блон­
динка и стала бойко переводить. Товарищ Про­
копюк задумался и велел мне явиться вечером в
клубное помещение. А я попросил милую дамоч­
ку - ее звали Сима Каниш, она была певицей
из еврейской театральной студии в Варшаве остаться со мной и на скорую руку подгото­
виться к выступлению. Она была родом из В о­
лынского городка Клевани, поэтому и знала
русский язык.
Вечером в клубе собралась вся ихняя знать
- лекторы, инспекторы и директор Дома куль­
туры с сослуживцами. Хотя я и демонстрировал
самую простую программу, но волновался не­
вероятно, потому что понимал - от успеха или
неуспеха зависело будущее. Мое волнение пе­
редалось и Симе, и я чувствовал, что она
дрожит. Но все прошло неплохо: несмотря на
долгий перерыв, я ничего не забыл. Я находил
предметы, отгадывал, читал сквозь запечатан53

ные конверты адреса и цифры. Зрители глядели
во все глаза и только изредка перешептыва­
лись. Под конец я совсем обессилел. Сима до­
гадалась подать мне стакан воды.
Кое-кто зааплодировал. Но потом насту­
пила тягостная тишина. Когда началось обсуж­
дение, Сима переводила мне на ухо, о чем идет
речь. Директор Дома культуры, гомельчанин,
сказал, что я прямо задал им загадку, что
явление это - необычное. Такого он еще никогда
не видел и не знает, есть ли под всем этим
научное обоснование или это лишь хитрое лов­
качество. Но выступление надо признать очень
интересным.
Товарищ Прокопюк заявил, что по его мне­
нию - я человек удивительных способностей,
необыкновенное явление. Он обратил внимание
присутствующих на мою нервную дрожь и за­
пинающуюся речь. "Ведь это нервное возбужде­
ние, чуть ли не эпилептический припадок, ти­
пичный транс с помрачением и экстазом! А
ведь у нас на Руси, - добавил значительно
товарищ Прокопюк, - в древние века наши юро­
дивые пользовались большим уважением. Наш
народ чтил их и верил, что они обладают да­
ром прорицать будущее..."
Тут поднялся секретарь ихней партии и под­
нял скандал. "Здесь развели какую-то идеали­
стическую антимонию, - кричал он, - преклоня­
ются перед кривляньем жалкого эпилептика!
Марксистский подход к искусству не допус­
кает никакого мистического шарлатанства, а
требует непримиримой борьбы за чистоту со­
ветской эстрады!"
Я уже подумал: прощай мечта о каком-то
честном труде! Но вдруг оказалось, что боль54

шинство не испугалось и было против этого
важного секретаря. В конце концов Прокопюк
предложил: "Пусть товарищ Мессинг выступит
на показательном концерте, а мы понаблюдаем
за реакцией публики. Если его выступление
будет успешно и принесет пользу нашему делу
- очень хорошо".
И вот мы в клубе текстильщиков. Товарищ
Прокопюк рассказал про ужасы панской Поль­
ши, про солнце сталинской конституции и про
битых самураев. Сима очаровательно пела рус­
ские песни, музыканты наяривали. Каждый из
кожи лез, чтобы только получился, как у нас
говорят, цимес-пикес.
Я выступал последним в сокращенном репер­
туаре и показывал самые проверенные и эф­
фектные номера. Меня принимали хорошо, не
щадили аплодисментов, тем более что это было
за здорово живешь: вход был бесплатный. Ме­
стные жители были отчасти уже знакомы с вы­
ступлениями телепатов, а некоторые даже и ме­
ня самого помнили по прошлым годам. Но вы бы
видели присутствовавших в зале зрителей из
Советского Союза, которым, надо думать, ни­
когда не приходилось видеть ничего подобного!
Они были явно растеряны, смотрели на меня с
благоговением и страхом, и кругом было слыш­
но: "Кудесник, ну прямо кудесник!" Они, ка­
жется, на самом деле поверили, что я читаю
мысли и все знаю.
Сразу же после концерта за кулисы пришел
немолодой уже командир и смущаясь расска­
зал, что от него убежала жена с молодым
любовником. Так не мог ли бы я сказать ему,
где теперь эта изменница. Я чуть было не
ляпнул, что она скорее всего в кровати со
55

своим фрайером. Но у него в глазах было
такое отчаяние, что я прикусил язык и уверил
его, что так уж переоценивать мои возмож­
ности не следует. Сколько раз мне потом это
пришлось повторять не только простолюдинам,
но и людям, которых никак к простакам не
причислишь!
Наша агитбригада в небольшом автобусе
отправилась в объезд двух районов. Два-три
раза в день товарищ Прокопюк крутил свою
пластинку, а мы развлекали публику. Должен
сказать, что Прокопюк заботился о нас как
родной отец, обеспечивал удобным ночлегом и
сытной едой, что в то время было не так уж
просто. Я был все время с Симой и нас уже
считали парой. Должен честно сказать, что
никогда в жизни я не чувствовал себя таким
счастливым. Впервые я понял, как жалко погряз
в одиночестве и как хорошо иметь рядом близ­
кое существо. Симе было уже за тридцать,
воспитывалась она без отца, и жизнь ее не
очень баловала. Про прошлое и про всякие там
обманутые надежды я ее не расспрашивал и
только наслаждался ее присутствием. Для меня
она была самой умной, самой красивой и же­
ланной. Это, наверное, так поздно ко мне при­
шла любовь, о которой я, старый дурак, ока­
зывается, даже не имел понятия. Я тогда и не
представлял себе, какой оборот примет моя
жизнь и еще не решался серьезно поговорить с
Симой, но уже не представлял себе будущего
без нее.
Месяц пролетел быстро и наша труппа вер­
нулась в Белосток. Нам вполне прилично за­
платили, прибавили за дорожные расходы и
велели готовить новую программу. Я уже под56

бирал в уме слова, чтобы вечером непременно
объясниться с Симой, как вдруг за мной явил­
ся какой-то тип и сказал, что должен срочно
доставить меня в Минск. Его русской скорого­
ворки я не понимал, да он мне и не давал сло­
ва сказать. И вот именно тогда меня так
закрутило, что из этого водоворота я до сих
пор не вырвался. Я себя прямо проклинаю за
то, что не проявил воли, не уперся и не потре­
бовал, чтобы Сима поехала со мной. Надо было
сказать, что без нее я шагу не сделаю. Но я
почему-то был уверен, что сразу вернусь и
все улажу. А вышло вот что.
В Минске меня поместили в лучшую гости­
ницу, в такой номер люкс, какого я в жизни
не видел. Выступать пришлось перед какими-то
высокими чинами и спешно искать себе индук­
тора с русским и польским языками - благо
в Белоруссии это не проблема. После выступ­
ления меня приглашали в какие-то кабинеты, о
чем-то много со мною говорили, но до меня
доходило только "прямо кудесник" и "колос­
сальный успех". И все это происходило на­
столько молниеносно, что я очухаться не ус­
пел, как мне сунули на подпись договор. До­
говор был, оказывается, с Госконцертом и на­
до было тут же выезжать в гастрольное турне
по самым большим городам Советского Союза.
Москва прикрепила ко мне администратора, ко­
торый всем заворачивал, а по договору мне
была гарантирована самая высокая ставка. Ко­
гда я впервые увидел расчетную ведомость, то
даже не мог поверить, что это все - мое, и
спросил, не ошиблась ли бухгалтерия? Ну что
я стану делать с такими тысячами?
57

Но я быстро научился ничему не удивляться.
А главное - не показывать своего невежества.
Если я чего-то не знал или не понимал, я по­
малкивал и многозначительно улыбался. Всем
хотелось знать, как меня принимали на Западе
в столицах и других больших городах, что
писала обо мне пресса. Прямо врать я не хотел,
а вертел вокруг да около. Да ведь они и не
поверили бы, что я до сих пор кроме Польши
нигде не был, а с прессой сталкивался, только
когда давал свои объявления в газетках.
Симу я, конечно, не забыл, но как-то не
было возможности во всем этом базаре не то
что за ней съездить, а даже о ней думать. И
как я мог тогда так упустить свою любовь и
счастье! За это я и несу теперь ответ. Все
заслонила мысль о том, что вот явилась ко
мне фортуна, когда я уже ничего не ожидал от
жизни и мечтал лишь о том, чтобы как-то
обеспечить себе старость. Помните, в Книге
Притчей мудро сказано:
"Иной выдает себя за богатого, а у него
ничего нет; другой выдает себя за бедного, а
у него богатства много".
Это как раз меня касается. Меня возили из
города в город, я жил в лучших гостиницах,
обедал в шикарных ресторанах, шил костюмы у
самых дорогих портных и жил в каком-то ча­
ду. Я уже прямо утопал в деньгах. Вокруг
меня всегда толпился народ. Тот просил авто­
граф, этот - совета и помощи. Какой-то Мессинг ввалился с чемоданами в гостиницу, где
я остановился, и кричал, что он мой двоюрод­
ный брат, какие-то девки звонили по телефо­
ну, врывались ко мне в номер...
Я уже и сам поверил, что я не такой, как
58

все, а особенный. А что, если меня Господь
действительно наделил сверхчеловеческими си­
лами? Ведь не может же такое количество
людей во мне ошибаться? Я и сам чувствовал,
как во мне развиваются и проявляются гипноти­
ческие силы. Чем чёрт не шутит, когда Бог
спит! Приятно было видеть во всех городах
этой необъятной страны афиши, на которых
крупными буквами стояло: ”К вам едет Вольф
Мессинг”. Сейчас, в этой вонючей камере, я
очень хорошо понимаю, что главное богатство
- свобода. Не надо мне было тогда слишком
выделяться, лучше было оставаться посередке: не
совсем в тени, но и не на самом ярком свете.
По правде сказать, меня через некоторое
время начала подавлять эта суета сует. И
среди великого множества людей я вдруг пони­
мал, как я снова одинок. И сразу приходила
мысль: надо съездить в Белосток, отыскать
Симу. Но потом все откладывалось. План вы­
ступлений заслонял собою всю личную жизнь...
И вдруг - снова война! И с кем, со вче­
рашними союзниками, немцами! Белосток был
сразу захвачен. Через несколько месяцев по­
сле начала войны меня отыскал Артур, аккор­
деонист нашей первой советской агитбригады.
Он рассказал, что как только началась война,
Сима сразу ушла из Белостока, думая до­
браться до своей Клевани. Ах, если она попала
в руки к немцам, то это до конца жизни бу­
дет на моей совести!
Двадцать второго июня, когда немцы напали
на Советский Союз, я был как раз в Тбилиси.
Поспешил в Москву, - там скоро начали гото­
виться к эвакуации и Госконцерт прикрепил
меня к Ташкенту. Предлагали Новосибирск, но я
59

на свою голову захотел в этот проклятый Таш­
кент: экзотика, теплый климат... Работать тут
пришлось, как никогда в жизни - одно за
другим дополнительные выступления в армей­
ских частях, на военных заводах. Город сперва
был ничего, но потом повалили беженцы, эва­
куированные. Стало тесно и совсем голодно, вы
сами знаете.
Меня это, правда, не касалось. Номер в при­
личной гостинице был для меня забронирован,
мой администратор, Лазарь Семенович, все
доставал на черном рынке, переплачивая в де­
сять раз,- но денег у меня было больше, чем
достаточно. Обеды нам готовила его жена, по­
тому что даже в хороших ресторанах кормили
только черепашьим мясом и крабами.
Смертельно усталый я заваливался вечерами
в кровать и мечтал о том времени, когда кон­
чится война и я вернусь в родной штетеле, в
Гору Кальвария. Господи, как меня, богача,
будут там встречать! Как это пелось в модной
песенке: "Тэн шум, тэн гвалт я собе выображам"! Я видел себя в смокинге, в накидке на
белой шелковой подкладке, с шляпокляком на
голове - прямо как Гарри Пиль в кино. Я
грезил о том, как въезжаю в длинном белом
шевролете на наш рынок, где уже собралось все
население местечка. Оркестр добровольной по­
жарной команды играет бравурные марши, по­
лицейские удерживают толпу, которая ко мне
так и прет, прямо как хасиды к цадику. Бур­
гомистр с золотой цепью на груди держит
речь. Отцы города, говорит он, гордятся своим
славным сыном Вольфом Мессингом! Все кричат
"ура” и поют "сто лят, сто лят нехай жие нам!"
А я, весь в слезах от счастья, объявляю, что
60

за свой счет учреждаю среднюю школу, боль­
ницу и приют для престарелых. Крик восторга
снова сотрясает воздух, а я бормочу себе под
нос: ”Нате вам Вельвеле Мессинга, который и в
школу никогда не ходил и для которого не на­
шлось здесь в этом штетеле невесты! Вот вам
кабцан, кортенверфер Вольф Мессинг!”... Дурац­
кие, детские мечты нищего, попавшего из грязи
в князи...
И еще - только, пожалуйста, не смейтесь!
- была у меня глупая мечта. Не знаю, запом­
нили ли вы Черск, захолустье к югу от штете­
ле, и старый, полуразрушенный замок там?
Говорят, ему шестьсот лет и принадлежал он
когда-то какой-то итальянской королеве Боне.
Мальчишкой я смотрел с развалин его башни
или с крепостного вала на долину Вислы и
окрестные сады. Когда сады цвели, это был
незабываемый вид! Я давал волю фантазии и
воображал себя хозяином замка. Так что же
теперь помешает мне купить эти развалины и
восстановить их в прежнем великолепии? Так я
мечтал, позабыв мудрость отцов наших: ”Не
хвались завтрашним днем, потому что не зна­
ешь, что родит тот день”.
Шел второй год войны. Я много гастролиро­
вал по восточным и южным областям, далеким
от фронта. Как-то в июле, когда я вернулся в
Ташкент, меня попросил зайти - точно в та­
ком-то часу, с просьбой ни в коем случае не
опаздывать - директор нашей конторы Госконцерта. В конторе уже были директор, заведую­
щий отделом кадров, секретарь ихней партии и
еще какой-то солидный мужчина, оказавшийся
представителем городского комитета партии.
Они любезно начали меня расхваливать, го61

воря, что горды - такая, мол, знаменитость,
как я, работает именно у них. Ну, и так далее.
Потом партийный секретарь сказал, что страна
переживает критический момент, что полчища
немцев рвутся к Сталинграду, что лучшие сы­
новья родины проливают кровь в ожесточенных
схватках, что весь тыл должен помогать фрон­
ту. И что советские люди жертвуют свои пос­
ледние сбережения...
Тут он взял ручку и лист бумаги и спро­
сил:
- А сколько вы, уважаемый Вольф Григорь­
евич, обязуетесь пожертвовать?
Я говорил вам, что всегда боялся растерять­
ся во время выступления. А растеряться пришлось
здесь, перед ясновельможными партийными чи­
нами. К такому вопросу я не был подготовлен
и понятия не имел, сколько тут принято давать,
сколько дают другие. В наших польских зло­
тых я разбирался неплохо, в ихних денежных
делах - слабо. Дома, в Польше, вся моя жизнь
была тяжелой борьбой за существование, я рад
был, если имел парнусу и сводил концы с кон­
цами. А здесь неожиданно привалило счастье и
дождем посыпались деньги. И я знал только
одно: надо их копить на будущее. А от окру­
жающей меня жизни был вдалеке, все мое время
проходило в разъездах и выступлениях. Адми­
нистратор избавлял меня от всех забот, кор­
мил и одевал, время от времени сообщал, что
все дорожает, а я кивал головой. В тот момент
я знал только, что сильно подорожали папиро­
сы "Казбек”, которые я курил.
Но тем не менее я решил не ударить в грязь
лицом и поразить их.
- Тридцать тысяч! - сказал я.
62

Они переглянулись и наступило тягостное
молчание. Я понял, что если и поразил, то не
с того конца, а потому решил поправиться:
- Пардон, я хотел сказать: сорок тысяч.
Представитель горкома криво усмехнулся и
процедил:
- Вы, оказывается, шутник, Вольф Григорье­
вич. Смешно, сорок тысяч при ваших-то басно­
словных барышах! На днях председатель корей­
ского рисового колхоза, товарищ Ким Цын Хен
из своих личных трудовых сбережений пожерт­
вовал миллион рублей. Вчера в "Правде Восто­
ка" было описано, как он привез нам огром­
ный сундук с деньгами. Три кассира Госбанка
пересчитывали их целый день. Вот это - пример
патриотизма!
Я обомлел. Неужели они и от меня миллион­
чик потребуют?! Прощай тогда мечты о богат­
стве, прощай белый шевролет и Черкский замок!
Я вернусь к тебе, мое штетеле, таким же кабцаном, как ушел...
Когда я немного очухался, то решил всетаки постоять за свою безбедную старость. Я
собрался с духом и сказал:
- Пишите пятьдесят тысяч и разрешите мне
уйти, я себя что-то неважно чувствую.
В гостинице я повалился на кровать и ку­
рил до одурения. Да кто они такие вообще? И
кто я им такой? Я не член ихней партии, кото­
рым они могут крутить, как хотят! Я в этой
стране временно, можно сказать, на гастролях.
Вот кончится война, и я им скажу: прощайте!
И тут я с ужасом вспомнил, что еще в
Минске принял советский паспорт! Мне сказа­
ли, что так легче будет гастролировать. Я
сразу весь вспотел. В какую же это историю
63

я влип! Какие цуресы я навел на свою голову! Я
никогда политикой не интересовался, что Рос­
сия, что Советский Союз, для меня было одно и
то же. Мелюха как мелюха, государство, как
все другие. Ну, слыхал, что были там какие-то
процессы, ну, расстреляли кого-то. За что, я не
помнил, я не слушал ни коммунистов, ни их
врагов. И вдруг я сообразил, что кроме того,
что у них тут главный балабос - Сталин,
ничего не знаю. Если говорить честно, я со­
всем не знаю, как и кем управляется эта стра­
на, паспорт которой у меня в кармане.
Прошло несколько дней. Я старался не ду­
мать о неприятном разговоре, но беспокойство
не проходило и мне даже во сне чудился этот
корейский председатель колхоза и его большой
сундук, который всей тяжестью давил мне на
грудь.
Мы готовились к гастрольной поездке по
Сибири. Я зашел в нашу контору на улице
"Правды Востока". Потом решил немного поды­
шать свежим воздухом в парке имени Горько­
го. Возле касс ко мне подошли двое в штат­
ском и сказали, что меня срочно вызывают в
Комитет по делам искусства. Вот, мол, даже
машину прислали...
Мы подъехали к какому-то большому зда­
нию, которое охранялось часовым, получили
пропуск, поднялись на второй этаж. Эти двое в
штатском попросили меня подождать на скамье
в коридоре и ушли. Я сидел, сидел, но ко мне
никто не выходил. Я курил, пока были папиро­
сы. Часа через три я почувствовал страх. Где
я вообще нахожусь? Почему меня тут так долго
держат? Я уже хорошо понял, что здесь и не
пахнет Комитетом по делам искусства. Со
64

страху я так вспотел, что даже рубаха при­
липла к телу, И вдруг я заметил, что губы
сами шепчут запомнившееся с детства: ”Барух
ата Адонай элохейну мелех гаолям, йоцер ор
уворай хешех...” Господи Боже наш, Владыка
Вселенной, освети душу мою и изгони мрак!
За окнами уже стемнело, зажглись лам­
почки под потолком. Я полудремал и пытался
вспомнить, где должен был выступать сегодня
вечером. Что делает Лазарь Семенович, где он
меня разыскивает, большой ли переполох в Госконцерте?..
Толчок в плечо заставил меня очнуться. Пе­
редо мной стоял коренастый крепыш в военной
гимнастерке.
- Вы Мессинг Вольф Григорьевич? Пойдемте
со мной!
Это был капитан Иванов. Фамилию его я
узнал позже, сам он мне ее не назвал.
Мы свернули в боковой коридор и вошли в
небольшой кабинет. Капитан сел за письменный
столик, а мне даже не предложил сесть. Он
очень долго листал какие-то бумаги, а я все
стоял. Наконец он поднял глаза и спросил:
- Слушайте, вы! Как точно ваше имя и отче­
ство?
- Вольф Григорьевич.
- Бросьте дурака валять! Я спрашиваю, как
на самом деле звучат жидовские имена, твое
и твоего тателе?
- Мое Велвел. Отца Хаим...
- Вот так надо было сразу признаваться!
Хорош гусь! Будешь отвечать за то, что внес
в наш советский паспорт фальшивые данные!
Родился где?
- В Польше.
65

- А точнее?
- В местечке Гора Кальвария.
- Мы, то есть органы государственной без­
опасности, наводили справки и выяснили, что
там находится оплот жидовского мракобесия и
что там все сплошь раввины. Ты тоже раввин?
- Нет, я всегда был артистом.
- А нам известно, что вы даже в прессе
объявляли себя раввином.
- Это для рекламы.
- Очень странно! Почему вы не объявили себя
муллой? Или пастором? Для вас лучше будет,
если вы сразу признаетесь, что вы есть под­
линный раввин, служитель жидовского рели­
гиозного культа!
- Я им никогда не был.
- А с каким заданием вы приехали в Со­
ветский Союз? Что вы здесь потеряли? У себя
дома людям голову морочили и сюда морочить
приехали? Да еще и карман себе при этом на­
бивать?
- Я бежал от немцев.
- А зачем именно вам нужно было от них
бежать? И если бежать, то почему не в дру­
гие, соседние страны? В Румынию? В Венгрию?
Почему именно в Советский Союз? Может, вы
приехали разыскивать своего родственничка,
известного врага народа Станислава Мессинга,
не зная, что он уже ликвидирован? Ну-ка,
признавайтесь!
У меня от всего этого завертелось в голо­
ве, и я прислонился к дверному косяку, соби­
раясь с мыслями. Капитан рявкнул:
- Стоять прямо! Ты не в синагоге, а в со­
ветском учреждении! Я вас спрашиваю: кем для
вас являлся Станислав Мессинг?!
66

- Я впервые слышу это имя. В нашем роду
никакого Станислава никогда не было.
- В вашем роду также не было ни Вольфа,
ни Григория, а были Велвел и Хаим! И он там
для вас был Соломон или Сруль, а как к нам
явился, то для маскировки стал Станиславом?
Сволочь, руководил МОПРом и даже словчился
затесаться в наши доблестные органы! Но гнев
народа его не миновал и он получил свои де­
вять граммов. Чего и вам не избежать. Цену
этим перебежчикам из Польши мы хорошо
знаем. В польской армии служили?
- Служил.
- Когда, в какие годы?
- В 1920 году.
- Как раз в то время, когда панская Польша
вела агрессивную и контрреволюционную войну
против Советского Союза! На каких фронтах и
в каком чине вы сражались против доблестной
Красной армии?
- Никакого чина у меня не было. Я был са­
нитаром в тыловой части. Никакого фронта я и
близко не видал.
- Врешь ты все, контрреволюционная гнида!
Эх! И зачем я на тебя время теряю? Сейчас тебя
шлепну, чтобы небо не коптил!
Тут капитан выдвинул ящик стола и
выложил на письменный стол вот такой пистолетище со странной деревянной рукояткой и
длиннющим стволом, - такого я никогда в
жизни не видел. У меня потемнело в глазах...
Я очнулся на полу. Капитан брызгал мне в
лицо водой. Он помог мне встать и подвел к
столу.
- Вы что, маузера никогда не видели, что67

бы сразу так шмякнуться? Я ведь вас еще и не
допрашивал. Это была просто беседа.
Капитан снял телефонную трубку и сказал,
чтобы его соединили с майором Сааковым.
Вскоре в кабинет вошел смуглый улыбающийся
офицер приятной наружности.
- Ну как, Мессинг, побеседовали с капи­
таном Ивановым? - вежливо спросил он. - Я
не всегда согласен с некоторыми из его мето­
дов, но ведь это все на пользу нашего святого
дела. У меня к вам тоже есть один вопросик:
готовы ли вы на деле доказать свою лояль­
ность к советской власти, которая предоста­
вила вам убежище и кусок хлеба? С маслом,
если не ошибаюсь?
- Я на все готов.
- Вот как хорошо! А сколько бы вы могли
пожертвовать Красной армии, нуждающейся в
вооружении? Сумма всех ваших сбережений
нам, между прочим, доподлинно известна.
Я глотнул слюну, а затем выдавил:
- Сколько хотите, столько и берите.
- Ну, это прямо прекрасно! Запишем: мил­
лион рублей.
Официантка принесла мне бутерброды и чай,
а секретарша в это время оформляла какие-то
бумаги и я что-то подписывал. Мне предложили
папироску и я с наслаждением ее выкурил.
Полночь давно прошла, когда они привели
меня в гостиницу. Я проспал чуть ли не сут­
ки. Лазарь Семенович ходил вокруг меня на
цыпочках, ничего не спрашивал и обращался со
мной, как с тяжело больным. Через день мы
отправились в Новосибирск.
Туда мы добирались долго - без конца
надо было пропускать военные эшелоны. Я всю
68

дорогу лежал на полке и думал о том, что
произошло в кабинете капитана Иванова.
Судьба опять сыграла со мной скверную шут­
ку: я стал игрушкой в руках ихней банды и
кто знает, что они еще придумают. А что они
придумают, в этом я не сомневался. Они откры­
ли мое слабое место, они поняли, что я человек
совсем не геройского склада, и захотят мной
помыкать как им заблагорассудится. Вряд ли
ограничатся грабежом моих кровных денег. Они
захотят, чтобы я стал в их руках последней
проституткой, захотят использовать меня, как
им вздумается!
В Новосибирске меня ожидала телеграмма от
Сталина, про которую вы, вероятно, знаете. В
вестибюле уже сидели корреспондент ТАСС и
местный газетчик. Надо было давать интервью
и выступать по радио. А еще через два дня
меня повезли на военный аэродром, поставили
возле истребителя, велели улыбаться и жать
руку какому-то летчику. В таком виде нас
сфотографировали у самолета, на котором
возле лозунга ”3а победу над фашизмом!” бы­
ло написано, что советский патриот В. Г. Мессинг подарил этот самолет летчику Балтики,
- это в Новосибирске-то! - герою Советского
Союза К. Ковалеву. Хоть бы для вида выкраси­
ли тот покорябанный самолет, который я будто
для них купил! Нет, никому еще так дорого не
обходился советский патриотизм! - думал я.
А мой администратор, милейший Лазарь Се­
менович, ходил от счастья, как пьяный, и все
меня обнимал и целовал.
- Вольф Григорьевич, - захлебывался он от
восторга. - Вы даже себе не представляете, кто
вы теперь и какие неограниченные возможности
69

у вас в руках! Человек с телеграммой от са­
мого Сталина в кармане может задержать на
улице любого милиционера... Да что там мили­
ционера! Он может задержать любого генерала
и хлестать его по мордасам сколько душе
угодно! Господи, мне бы такую силу! Да я бы
их всех на колени поставил!
А мне было совсем не радостно и совсем не
было желания ставить кого-то на колени и
хлестать по мордасам генералов. Кое-кого из
органов - другое дело. Впрочем, на такое я
навряд бы решился даже с телеграммой Сталина
в кармане. Я видел перед собой маузер капи­
тана Иванова, слышал вежливый вкрадчивый
голос майора Саакова и телеграмму ощущал,
как продолжение их коварной игры.
А жизнь шла своим чередом. Я много рабо­
тал, но успехи меня не радовали. Что-то во
мне надломилось. В сентябре мы вернулись в
Ташкент. Я ужасно боялся этого города, мне
все казалось, что именно здесь за мною все
время кто-то подсматривает и меня где-то в
темноте подстерегает капитан Иванов. Два
раза в месяц я расписывался в расчетной ведо­
мости, переводил на книжки все более крупные
суммы и мои сбережения снова начали расти.
Эвакуированные в Ташкент знаменитости из
мира литературы и искусства искали со мной
знакомства, приглашали в гости, хотели по­
смотреть, что я на самом деле собою представ­
ляю. Но я, если только это было возможно,
избегал встреч. Я не привык к такому обще­
ству, да и о чем мне было с ними говорить?
И вообще - как можно жить в стране, где
человек не может быть ни в чем уверен?
Какой-то Станислав или Соломон Мессинг за70

нимал у них высокие посты и был, вероятно,
настоящим коммунистом. Разве мог он предпо­
лагать, что ему в один прекрасный день
скажут, что он ”враг народа”, и пристрелят,
как собаку? А ведь он был у них свой чело­
век, работал в одной шайке с ними. Но это его
не спасло. Что же может спасти меня, поль­
ского еврея, человека чужого и в ихней бели­
берде не разбирающегося? Чувство обиды и
ощущение угрожающей опасности не покидали
меня. И вдруг - проблеск надежды!
В коридоре гостиницы "Узбекистан” я ино­
гда встречал сравнительно молодого человека,
прилично, на западный манер, одетого. Судя по
тому, что у него в это тяжелое время был по­
стоянный, забронированный номер, было ясно,
что это какая-то шишка. Простых смертных сюда
близко не подпускали. Со временем мы стали
на ходу здороваться, а однажды, когда я
спустился в садик во дворе гостиницы, чтобы
напиться в буфете чаю, мы с ним оказались
за одним столиком. Мы перебросились не­
сколькими фразами и было приятной неожидан­
ностью услышать чистую еврейскую речь. Вот
вы тоже говорите на идиш, но чувствуется, что
это не ваш главный язык. А он говорил на
хорошем мамелушен, как в моем штетеле. Это
был Абрам Калинский и он тоже был родом из
штетеле, может, чуть побольше моего, из
Ломжи. Я там не раз выступал и у нас на­
шлись общие знакомые.
Я уже говорил, что неохотно схожусь с
людьми. Но в его обществе почувствовал себя
сразу хорошо. Подумал: какой добрый и чув­
ствительный человек!
71

Мы стали заходить друг к другу в номе­
ра. В Ломже у его отца была фабрика мыла,
говорил Калинский. Но он не пошел по стопам
родителя, а стал активным коммунистом и ор­
ганизовывал забастовки; даже на отцовской
фабрике! Поляки его в конце концов забрали и
приговорили к большому сроку. Спасло его,
как он сказал, родство с Львом Захаровичем...
Кто такой Лев Захарович? Как же, это же Мехлис, начальник Политуправления Красной ар­
мии! Мать Калинского сообщила Льву Захаро­
вичу и он добился, чтобы его родственника
включили в число политзаключенных, которыми
как раз обменивались Советский Союз и Поль­
ша.
В Советском Союзе Калинский, по его сло­
вам, был уже пять лет. В присоединенном Кау­
насе он был директором фабрики парфюмерных
изделий ”ТЭЖЕ” и очень подружился с Полиной
Семеновной, которая и устроила ему перевод в
Ташкент. Как? Полина Семеновна кто? Так это
же Жемчужина! Жена Молотова, хорошая женщина
с хорошим еврейским сердцем, настоящая идише
маме! Ей была подчинена косметическая промыш­
ленность...
Что и говорить связей с важными людьми
было у Калинского хоть отбавляй. Здесь, в
Ташкенте, он тоже знался с партийными и пра­
вительственными шишками. Бывал у Тамары Ханум, народной артистки СССР, дружил с изве­
стным певцом, бывшим кантором синагоги,
крутил роман с прославленной киносценарист­
кой. Поскольку у него была невзрачная фи­
гурка и довольно заурядное лицо, я думал:
какой же ум и какое сердце должно быть у
72

этого скромного на вид человека, если он
пользуется таким успехом?
Иногда Калинский рассеянно вынимал из
кармана какую-нибудь дорогую вещицу кольцо с драгоценным камнем, старинную
брошку, золотой портсигар. Я как-то не удер­
жался и спросил, как ему удалось все это
вывезти?
Он ответил, что большинство из этих вещей
ему не принадлежат. Вокруг такое горе, война
согнала людей с насиженных мест, к нему при­
ходят несчастные эвакуированные, освобожден­
ные из ссылки и просят помочь продать вещи,
чтобы купить себе кусок хлеба. А у него есть
кое-какие знакомства и иногда удается найти
покупателя. Рубль с каждым днем все более
обесценивается и многие сведущие люди счи­
тают, что в это беспокойное время лучше
держать капитал в золоте и драгоценностях.
Его благотворительность я, конечно, взял
под сомнение, но о том, что рубль все больше
и больше обесценивается, я знал. Мой Лазарь
Семенович мне уши про это прожужжал. И я
попросил Калинского сделать мне одолжение:
достать немного золота и бриллиантов. И о, дурак я, дурак! - какое-то количество дол­
ларов.
У Калинского времени всегда было вдоволь.
Он рассказывал, что проводит вечера в хоро­
ших домах города, где якобы волочится за да­
мами, скучающими без мужей-фронтовиков.
Играл он и в карты и говорил, что ему
везет, что он всегда в выигрыше. А вообще-то
- как он как-то сообщил мне, оглянувшись
сперва по сторонам, - он находится в распоря73

жении правительства для каких-то особо важ­
ных поручений.
После моего возвращения с гастролей по Си­
бири, сопровождавшихся историей с подарен­
ным армии самолетом, Калинский поздравил
меня с выпавшей на мою долю честью. Но уви­
девши мою довольно кислую мину, быстро до­
бавил: ” А золхен вей!” А потом еще тише, мно­
гозначительно, принятую у нас фразу: ”Рука
дающего не оскудеет!” И я подумал - он зна­
ет, каково у меня на душе!
Когда я через несколько недель после это­
го вернулся с гастролей по городам Средней
Азии, то застал Калинского очень оживлен­
ным. Он похвастался, что получил лестное
и очень интересное задание: содействовать
укреплению советско-иранской торговли. Он в
постоянном контакте со смешанной комиссией,
обосновавшейся в Туркмении, в городе Мары. С
подъемом рассказывал, что уже дважды ездил
на перевалочный пункт в Душак на самой
иранской границе и что у него там завелись
друзья на той стороне, с которыми он кутил
в иранском кишлаке Калезоу. Там нет даже
отзвуков войны. Есть все, чего душа пожелает.
А цены, цены! - все неимоверно дешево!
Мне Калинский привез в подарок коробку
иранских сигарет ”Хорасан”, обратив мое вни­
мание на изящную упаковку и высокое каче­
ство табака.
Воодушевление Калинского особого впечат­
ления на меня не произвело, но одна мысль
засела крепко: если так легко перейти гра­
ницу, то почему там не остаться? Но я, ко­
нечно, ничего не сказал.
И я опять много разъезжал и выступал.
74

Совсем вымотался и решил взять двухнедельный
отпуск. Тут снова на горизонте появился Калинский. Он привез мне в подарок отличной
черной икры из Ирана и рассказал, как весе­
ло провел время на той стороне. Я сказал, что
ему завидую.
- Но ведь у вас теперь свободное время, заметил он. - Я обещаю, если вы, конечно, по­
желаете, устроить вам поездку на ту сторо­
ну.
Мне сейчас тяжело рассказывать, как поидиотски я попал на эту примитивную удочку.
Калинский посоветовал мне сказать в конторе,
что я хочу отдохнуть и подлечиться в сана­
тории в Байрам-Али, рядом с Мары. Возраже­
ний не было. Администратор оформил путевку
и достал билет на поезд. А я действовал как
загипнотизированный.
Через два дня после моего приезда в сана­
торий ко мне явился Калинский. Сегодня, ска­
зал он, в его распоряжении машина с шофером
и мы могли бы поехать поужинать. Мы сидели
в уютной чайхане, ели хороший плов и пили
душистое вино. С нами были два сотрудника
Калинского, один туркмен, другой русский, очень милые, приветливые люди. Мы выпили с
Калинским на брудершафт и на обратном пути
он сказал, что Душак находится в погранрайоне, куда нельзя без пропуска. Но это пустя­
ки: пропуск он мне достанет.
Через день выяснилось, что с пропуском
какая-то задержка, а у Калинского уже на­
значена встреча с иранцами. Но это не беда,
он попросил этого его туркменского друга и
тот все за него устроит. Калинский посмотрел
мне прямо в глаза и посоветовал захватить с
75

собою деньги и все драгоценности, которые у
меня есть. Я понял, что он догадывается о моем
намерении покинуть эту чудовищную страну,
где человек не хозяин своих, заработанных
тяжелым трудом капиталов. Правда, мелькнула
у меня мысль, - а не слишком ли рискованна
эта затея? - но слишком уж много во мне на­
копилось. Обида прямо жгла.
Туркмен заехал за мной на неприметной
полуторке. В поселке Теджен нас ожидал Калинский, который очень торопился на свою
встречу. Он сказал, что надо дождаться вечера
и тогда меня поведут в условное место. До
темноты я просидел в чайхане, потом подъехал
грузовичок и туркмен велел мне залезть в
кузов и накрыться брезентом. Просто так - от
любопытных глаз. Мы долго тряслись по уха­
бистой дороге, остановились на каком-то пус­
тыре и пошли по руслу высохшего арыка. В
темноте раздавался не то вой, не то душераз­
дирающий детский плач. Это малхемувес, злой
дух, охотится за моей головушкой, подумал я
и в нерешительности остановился, - а стоит ли
идти дальше?
- Пошли, пошли, - сказал мой спутник. Это шакалы.
Кажется, Абрам говорил о какой-то лесной
сторожке, подумал я. Какая тут может быть
лесная сторожка, когда вокруг не то что ле­
са, а и кустика не видно? Но тут мы натолк­
нулись на какую-то хибарку. В ней при свете
"летучей мыши" я рассмотрел старика в чалме.
Он поздоровался, придвинул мне скамейку и
что-то залопотал.
- Он спрашивает, что вам нужно, - перевел
мой спутник.
76

Я сказал, что хочу отправиться в иранский
кишлак Калезоу, где у меня назначена встреча
с друзьями. Старик опять забормотал.
- Это будет стоить сорок тысяч рублей, перевел мой туркмен.
Я кивнул, вынул деньги и мы ударили по
рукам. Я распахнул шаткую дверь - и столк­
нулся с капитаном Ивановым...
В грузовом отсеке небольшого транспортно­
го самолета я лежал на полу, прикованный за
руку к ножке скамьи и без конца блевал. До
самого Ташкента меня немилосердно подбрасыва­
ло, как будто летчик нарочно выискивал воз­
душные ямы. Но боль от ушибов была ничто по
сравнению с болью от обиды, что меня одурачи­
ли, как последнего идиота! Меня, олуха, водили
вокруг пальца, а я только хлопал ушами. Не
надо было быть телепатом, простая человеческая
догадливость должна была подсказать, что
тут шитая белыми нитками провокация. С лосня­
щейся морды капитана Иванова не сходила
глумливая ухмылка:
- Попался, ясновидец? Нас, русских, на мя­
кине не проведешь!
Я не могу пожаловаться: капитан меня не
бьет и голодом в карцере не морит. Признания
от меня добиваться не надо - состав престу­
пления налицо. Мне даже дали прослушать за­
писанный на какой-то американской машинке
разговор в этой развалюге на границе. Ино­
гда только следователь донимает вопросами,
не родственник ли я этому несчастному Стани­
славу Мессингу? Иной раз Иванов нажимает,
чтобы я сознался, что я шпион. Во время моих
сеансов я, мол, очень часто интересовался до77

кументами, находившимися в карманах военно­
служащих.
Нет, нет, у меня ни малейшей надежды, что я
выберусь живым из этой беды. Не зря я так
боялся Ташкента: тут мне суждено погибнуть.
На этот раз предчувствие меня не обманывает.
Господь поставил на моем пути Абрашу Калинского и затмил мой разум, чтобы я не мог
его разгадать. И нет никого в мире, кто про­
чел бы кадиш за мою грешную душу. Йисгадал
вейискадаш шмей раб...
Меня вскоре снова отправили на десять дней
в карцер ”за отказ помочь следствию”. В ка­
меру № 13 я больше не попал. И Мессинга во­
обще больше не встречал.
* * *
Вот и весь пересказ того, что рассказал
мне Вольф Мессинг во внутренней тюрьме Уз­
бекского НКГБ, в камере с номером, который,
по мнению многих, приносит несчастье...
Еще раз повторяю: рассказчик он был
скверный; я ввел в его исповедь кое-какую
хронологию. А прочтя записанное, понял, что и
плохой рассказчик говорит интересно, если не
врет.
Начало его жизни было такое же, как у
тысяч других местечковых евреев. В диковину
было только избранное им ремесло. Война бро­
сила его в мир иных измерений и удивитель­
ное стечение обстоятельств вознесло его челн
на гребень высокой волны успеха и закружило
затем так, что прославленный ясновидец долго
не умел разобраться в том, что вокруг него
происходит, - в то время как многие из окру78

жающих искренне считали, что он всё и всех
видит насквозь. Если бы не привалили к нему
успех и громадные деньги, им навряд заинте­
ресовалось бы начальство капитана Иванова и
Абраши Калинского. Он так бы и мыкался до
конца войны и вместе с другими беженцами
вернулся в родное штетеле, - где из всех его
евреев в живых осталось всего-навсего два
человека. Да еще два его двоюродных брата в
1946 году вернулись из таких далеких сибир­
ских поселков, в которых никто и слыхом не
слыхал об удивительной карьере сына Босого
Хаима. Он оплакал бы гибель своих родных и
близких и подался доживать свой век в ТельАвив или Бруклин, как многие евреи. Но вышло
иначе.
Когда я с ним расстался, дела его выглядели
- хуже не придумаешь. Исход, казалось, мог
быть только один. Но тут снова произошли
события, положившие начало явлению, которое не
назовешь иначе, как феномен Вольфа Мессинга.
Постараюсь изложить свою версию, основанную
на фактах и на догадках...
(Окончание в следующем номере)

79

Константин БОГОЛЮБСКИЙ

Выкуп Господень*
* * *
В мире истинны только печали,
Час подходит платить долги...
Я хочу, чтоб опять прозвучали
Командора злые шаги.
Век проходит, стирая грани,
Лживый век - он совсем не тот...
И гремит на большом барабане
Колокольный чужой восход.
1981
* * *
Как ослепительны закаты,
Как жизнь протертая светла Как легкозвонны и крылаты
Несовершённые дела.
И добровольное изгнанье
Уже не кажется концом...
Подборка стихов из одноименного сборника
"Выкуп Господень. Избранные стихи и песни". Руко­
пись получена из России. - Ред.

80

И я приму как воздаянье
Причастье с хлебом и вином,
1981
* * *
В. С

Что ныне нам до Царства Духа,
Нам Царство Кесаря нужней...
Зачем в окно стучится глухо
Одна из трепетных теней?
Зачем с мольбой тянуть ладони
К давно потерянной мечте?
Нам за Сулою ржали кони
Да, видно, всадники не те...
Мы рождены для укоризны,
Забудем же земные сны Во славу неземной Отчизны,
И всех, виновных без вины...
Но память скорбную Вандеи
Я в сердце пыточном храню...
Но так же верую - и смею
Штыку молиться и огню...
1981

81

СТРОФЫ
1.
Я права лишен первородства,
Но я не последний в роду,
Рожденный для муки сиротства
В совем захудалом аду...
Целительна сила несходства,
Ей вечную славу пою Затем, что лишен первородства
В своем запоздалом раю...
2.

Век шествует глухо и тихо,
Винтовку держа на ремне,
А сзади веселое Лихо
Гарцует на белом коне.
И тихо шагают святые
Блаженные рати идей
К грядущему свету России
По грудам хрустящих костей.
Железные душат объятья
Всех тех, кто от века отстал:
Ох, славное ж это занятье
Заковывать души в металл.
1981

82

* * *
Стихи иссыхают как листья
Под бременем бед и времён,
И новый наследует мистик
Не конченный град Вавилон...
И - громко приемлет страданья,
И с мира срывает покров,
И новые пишет посланья
Пророкам грядущих миров.
Чтоб горней души трепетанье
Прозрело как жар сквозь золу.
Как звезд отгоревших блистанье,
Рассеявших вечную мглу.
1981
*

*

*

Нет времени, мой друг, оно убито Нет памяти, и мертвым нет прощенья.
И я к грехам других, слепых и сытых,
Испытывать не смею сожаленья.
Прошла гроза - и всё переменилось,
И жалок я, смешной наследник славы..,
На дыбе время - кара совершилась;
Ты слышишь, как трещат его суставы?
Молчат часы на башне - всё сломалось
В торжественной системе мирозданья...
Осталась только вера - эту малость
Оставьте мне - она моё дыханье.
83

Забыты все ошибки, всё по новой,
Деревья подросли, забыв о снеге...
И смотрит Ангел, светлый и суровый,
Как тонкие почкуются побеги.
1982
* * *
Больны не мы - опасно болен век,
Сумеет ли оправиться до срока,
Когда к нему стучаться на ночлег
Придет другой - и не добьется прока?
Он своего забвенья не допьет,
И выплеснет недопитую чашу...
Скажи, Господь, его велик ли счет,
И скоро ль он тоску оплатит нашу?
1981-82
* * *
Дом пуст и окна заколочены,
И ветер жалостно свистит.
Старуха в чёрном у обочины
С рукой протянутой стоит...
Ну что - Россиюшка, Рассеюшка,
Какие зори вдалеке,
На чье пришествие надеешься
И на кого глядишь в тоске?

84

Бурьян повил твои пожарища,
И камни взорванных церквей...
За всё благодари т о в а р и щ е й ,
За всё: за веру без корней,
За "правду” скользкую и лживую,
За лживый свет и лживый путь,
Но все же с мукой и надрывами
Спастись попробуй как-нибудь Уйди в лесные скиты дальние,
Уйди на дно как Китеж-град,
Пусть только песни поминальные
Нам про тебя провозвестят...
Но встань опять, стряхнув смирение,
Грозна в величии своём Даруй врагам своим прощение
Всё очищающим огнем!
1983
* * *
Налево - казарма, направо - тюрьма,
И еще одна - за углом...
Поскорей бы, что ли, сойти с ума,
И плевать, что будет потом.
Здесь домов сумасшедших хватит на всех,
И долгих холодных зим.
Просто я из тех, кто платит за всех,
Кто всю жизнь искупает грех,
Совершённый другим.
1983
85

* * *
о. А . Меню

Подходила мать под божницу,
Доливала масло в лампаду,
Со стены смотрел Солнцелицый
На свое послушное чадо...
Говорила Богу о сыне,
Что в краях пропал чужедальних...
"Если жив, то - присно и ныне
Дай дорог ему беспечальных.
Если ж умер и в гроб положен,
И Твой Суд дожидает правый,
То прости грехи ему, Боже,
Как опять к нам грядешь со славой...”
Вздохнула тяжко: ”3а что же...”
И, главу склонив, повторила:
"Отпусти грехи ему, Боже,
А я ему всё простила”.
1983
ПЕСНЯ О ПОЭТЕ
Когда бы денег дал Нащокин*,
Когда бы жёнка не блудила,
Когда б еще окончить счеты
С придворной службою постылой,
П. В. Нащокин - один из друзей Пушкина.

86

То укатил бы в деревеньку,
Сам - без царева повеленья,
И сочинял бы помаленьку
Поэмы и стихотворенья.
И жил бы ладненько с женою,
Согласье чтоб царило в доме...
Соседкам миленьким порою б
Стишок записывал в альбоме.
Молился б в сельской церкви Богу,
Хандру б переносил без стона,
А вечерами б - на дорогу
Шел погулять для моциона...
И сгинул бы проклятый морок
Безверья, злобы, фарисейства...
А умер - лет так через сорок
Средь неутешного семейства.

Как жаль, что это невозможно,
И пялит Смерть глаза пустые...
Ах, как, мой друг, неосторожно
С душой и сердцем жить в России.
И всё напрасно - верно, бесы
С судьбою вместе порадели,
И скачет нарочный к Дантесу С письмом - условьем о дуэли...
1984

87

ГРИБОЕДОВ
Знать как пастор по-латыни,
Не искать в столицах места;
Жечь стихи свои в камине
В ожидании ареста.
И - не сетуя на время,
И - не веруя в везенье,
С прежним пылом старой теме
Воздавать благоволенье.
Знать, что тоже будешь предан
Как Спаситель в Гефсимани,
И ходить, свистя, по бедам
С пребольшой дырой в кармане.
Днем блистать в гостиных франтом,
"Анны с бантом" не имея.
По ночам - своим талантом
Бед себе искать на шею.
Едких шуток сеять много,
И в стихах, а также в прозе,
Уповать на милость Бога Всех спасёт, почивших в Бозе.

А жена его твердила Счастье вечно будет длиться;
Только Смерть не так решила,
Прекратило сердце биться.
А жена его считала Им вовеки не расстаться;
88

Только Смерть уже сказала,
Что пора бы в путь сбираться.
Он, прощаясь, оглянулся,
Ждали Смерть и панихида;
Мертвый прах один вернулся
В монастырь царя Давида.
И пришла Господня кара
Не в бою, на поле брани,
А в обличьи янычара
В Богом клятом Тегеране
Где дворцы и минареты,
Где блистают дипломаты,
А опальные поэты
Пишут умные трактаты.

Царь промолвит - жаль страдальца,
Молод был, погиб до срока,
И холеным тронет пальцем
Камень, присланный с Востока.
1986-88
ПАМЯТИ А. АХМАТОВОЙ
"Я под крылом у гибели
Все тридцать лет жила..."
А. Ахматова

Ахматова Анна Андревна
Любила классический стих,
89

Надменной бывала и гневной,
Словес не терпела пустых;
Мужская и сметка, и хватка
В стихе ее строгом видна,
И ей приходилось несладко,
Всю чашу испила до дна;
И в чаше той, полной до края,
Смерть близких и гибель друзей,
Судьба - равнодушная, злая
Над бездною гонит коней.
Там ночь, одиночество, ужас,
Трагедия дат и имен;
Летейская вязкая стужа,
День каждый - к кресту пригвожден.
Ах, жизни печальная пряжа,
И Парка - за столько-то лет
Устала, наверное, даже
Мотать этот каторжный бред.
И сталось с нее, бедолаги,
Смотать этой жизни клубок,
Где, право, одни передряги
Безмерны, как выстрел в висок,
Где неутешительны вести,
И вечный какой-то бедлам;
Прошла она с временем вместе
По адовым этим кругам.
Таким сквозняком просквозило,
Шли годы, как льдины, шурша;
90

Когда вымерзали чернила,
Не вымерзла всё же душа.
1985
ИЗ СТИХОВ К ПЬЕСЕ ”18-Й ГОД”
"Белая Гвардия, путь твой высок-"
М. Цветаева

1.
Я умереть хочу в бою,
Упав лицом в траву густую...
Всем быть у Господа в раю,
Кто т а к погиб за Русь Святую.
Упасть в траву, раскинув руки,
И знать, что Правда - за тобой...
Ведь мне не пережить разлуки
С российской горестной землей...
1983

.

2

Я молиться буду за Вас,
Вы сказали, обняв меня.
Чтоб в самый тяжелый час
Господь тебя спас из огня.
Чтоб был неточен прицел,
И пуля мимо прошла...
91

И печально на нас смотрел
Распятый Христос из угла.
И ладанку с русской землей
Вы повесили мне на грудь...
"Ничего плохого с тобой
Не случится... Ну, с Богом! В путь,
Как смотрели Вы на меня,
Мне скатилась слеза на погон;
И я вышел седлать коня В эту ночь я ехал на Дон.
1985
3.
ПОСЛЕДНЯЯ НОЧЬ
За дверью - смерть и забытье,
Но не смотри с тоской и мукой;
Склонись - и поцелуй её
Перед последнею разлукой.
Ты не вернешься никогда,
Не будет встреч, объятий страстных..
Темна во облацех вода,
Но это нам до боли ясно.
Шагни за дверь, не бросив взгляд,
О прошлом - не грустя нимало;
Всё было просто год назад,
И жизнь так много обещала.
1985
92

4.
ФРОНТОВОЙ МОТИВ
Не предадим Россию-мать;
Вперед - за Родину и веру,
А если выйдет умирать,
То так - как должно офицеру.
И надо, страх осилив, встать,
Поднять редеющую роту,
И постараться добежать
Поближе к вражескому доту*.
Все пули метят прямо в лоб,
И рядом падают солдаты,
Всё, добежал, - пожалуй, стоп,
Тут хватит для броска гранаты.
Не до словес про честь и долг,
Зашелся дот в трескучей гамме;
Бросок - и пулемет замолк,
Нет, все же Бог сегодня с нами.
Ну вот и всё - теперь пора
Нам постоять за Русь святую,
И, грянув русское ”ура”,
Ударить дружно в штыковую.
Не продадим Россию-мать,
Вперед - за Родину и веру,

Военный термин более позднего происхождения.

93

А если выйдет умирать,
То так, как должно офицеру.
1985
5.
ЭПИЗОД, ИЛИ ИЗДЕРЖКИ ПРОИЗВОДСТВА
Звон в ушах, в мозгу - прострация,
Ведь прорезал смрад и тьму
Голос сверху - ликвидация,
Выходи по одному!
...Да, сбываются пророчества,
Жизнь безумно коротка;
В списке я за их высочеством,
Вот уж вниз пошла рука...
Долго тянутся мгновения,
Обрываясь криком ”пли!”...
Кто у нас теперь в имении?
Что с maman и Натали?

Он лежал с улыбкой ясною,
Весь прекрасный, словно бог...
И сочилась струйка красная
На затоптанный снежок...
1985

94

6.

ЧЕКИСТ
Обыски, аресты и расстрелы;
Чай крепчайший, чтобы не уснуть.
От такой работы ошалело
Сердце бьет в прокуренную грудь.
Снова нескончаемы допросы,
Им исход - как правило - один;
И ответы сходны, и вопросы:
”Имя?.. Год рожденья?.. Дворянин?..”
При облаве взяли офицера,
Что ж, опять прибавилось хлопот,
Но молчит четвертый день, холера,
Завтра ж первым он пойдет в расход.
Выспаться б, забыть про все допросы...
”Так к кому письмо везли вы, граф?”
Непрерывно курит папиросы
Кандидат недавний римских прав...
Снова ночь... И снова дел немало,
Неприятно пахнет черный хром;
Список длинен, и рука устала
Помечать фамилии крестом.
1985

95

ПЕСЕНКА О СНАХ
По ночам мне снятся лагеря,
Сопки и могильные кресты Жизни, что растрачены зазря,
Зряшные надежды и мечты...
Иногда ж мне снится звон копыт В лаве вылетает эскадрон;
Выстрел - миг - и я уже убит,
Поле и раздольный пир ворон...
А еще ночами снится мне Только редко - надо вам сказать,
Что в какой-то сказочной стране
Я живу, где тишь и благодать.
Там не знают, что такое "смерть”,
Там на ложь и ненависть - запрет,
Там никто не крикнет вам - не сметь,
Там забыли, что такое "нет”...
Дивная, блаженная страна,
Где живут, не ведая утрат...
Но звенит будильник, и из сна
Я спускаюсь в свой вседневный ад.
1984

НЕСТРОЕНЬЕ ДУШИ
"Не плоть , а дух раст лился в наш и дни}
И ч ел о век от чаянно тоскует".
Ф. Тютчев

Всё здесь гибнет до срока
В нашей русской глуши 96

От худого порока Нестроенья души.
Оттого-то, наверно,
Невозможно ничуть
Эту нежиль и скверну
От себя оттолкнуть...
С нею связаны кровно,
Изначально, нутром
Мы смакуем любовно
Двадцать первый псалом.
Только мир - не квартира,
И Господь - не стена.
В нестроении мира
Есть и наша вина.
Тоже грешен я, грешный,
Боже правый, спаси, От печали кромешной Нестроенья Руси...
1983

*

*

*

Лик России кривится, как в зеркале,
И геенны ощерилась пасть.
Всё святое сожгли, исковеркали,
Но никак не натешимся всласть.
Только мощь прорезается в голосе,
Только что-то свершиться должно,
97

Только снова в поднявшемся колосе
Наливается силой зерно.
1988
ПРОГРЕСС

С. п.
Пахнет Прогресс махоркой и щами,
Пахнет Прогресс ваксой сапожной.
А также пыточными клещами,
Крутыми речами и койкой острожной.
Крепко в его основанье вбиты Допросы и шмоны, вышки и зоны.
И миллионы безвинно убитых Беззаконно и по закону.
Неотделимые от Прогресса,
Вовсе не знающие сомненья,
Бал его правят русские бесы
В разных личинах и облаченьях.

Может, не смыслю я ни бельмеса,
Но как пионер я верую звонко,
Что все достиженья того Прогресса
Не перевесят слезы ребенка.
1988

98

*

*

*

Близятся судные сроки,
Боже, прости и спаси...
Так же пророчат пророки
На достохвальной Руси.
Так же пророчат пророки,
Знамений алчут, примет.
Близятся судные сроки Вот уже тысячу лет.
1984
РОССИЯ
Мы все обвиняем тебя не раз,
Проклинаем своё житьё...
Но приходит час, наш голгофский час,
И мы гибнем во имя Твое...
1984
*

*

*

Века проходят смутной чередою,
Прошедшее теряется во мгле,
И, обернувшись, видим за собою Распятия стоят по всей Земле.
И умирают новые пророки,
И Истинагонима, как всегда.
Опять звезда восходит на Востоке,
И манит нас - неведомо куда.
99

И равнодушно смотрит Иудея,
Как вновь пророк вершит свой
крестный путь,
Вослед идти желанья не имея,
Не смея даже на него взглянуть...
Но есть иные, мучимые дрожью
И ужасом - они клянут Судьбу,
Оплетены большой и малой ложью,
И чуя Божью над собой трубу.
Да, есть иные, есть еще иные,
Покуда есть - сим дням не кончен счет;
И ради н и х Господь простит Россию,
Когда на Суд Архангел призовёт.
1986

100

ЛИ ТЕРАТУРНАЯ КРИТИКА

Мира БЛИНКОВА

Русская писательница
А лла Кторова
В обширной прессе о творчестве Аллы Кторо­
вой иногда встречаются предположения, что ее
книги могли бы найти место на полке высоко­
качественной прозы, которая возникла в пик
достижений "Нового мира". При этом не прини­
мается во внимание, что она вступила в ли­
тературу повестью "Юрин переулок" ("Грани”
№ 53, 1963). Книгой же повесть сначала была
опубликована в переводах (на датский и не­
мецкий), и только в 1974 году - по-русски.
Может быть, теперь, когда с разрешения "глас­
ности" литературная свобода достигла небыва­
лого размаха, история юноши, убитого со­
трудниками "органов" за отказ "стучать на
своих" и могла появиться в открытой печати,
но в те годы (60-70-е) это было исключено. Еще
не была в ходу тема о повсеместной, прочно
вошедшей в быт каждого человека деятельности
сыска. Тем более что речь шла не о сталинских
временах, а о более поздних. И не только в
этом рассказе смысл изображенного, его ак­
центы выходят за границы дозволенного. Со­
вершенно невозможно, скажем, представить себе
набранные типографским способом для многоты101

сячных тиражей тексты с ироническими интона­
циями по отношению к Владимиру Ильичу и
Надежде Константиновне, или воспроизведение
выкриков симпатичного соседа-пьяницы: "Я красный партизан! Укк-раину гг-рабил!”
Таких несовпадений немало и в сюжетных
движениях произведений Аллы Кторовой, и в
содержании образов, и в отдельных пассажах
и ремарках. Разрешу себе остановиться на од­
ной из сторон советского бытия, которая в
последнее время - Алла Верды "Памяти”!- вышла
из полуподполья, освободилась от необходимо­
сти пользоваться прозрачными эвфемизмами и
открыто провозглашает своей программой ло­
зунги "Союза Русского народа" и "Союза Ми­
хаила Архангела". Имею в виду ту самую
проблему, которую более полувека назад
классики советской литературы объявили несу­
ществующей - еврейскую. Раз это разрешается
теперь прогрессивной советской печати, то и
мы назовем антисемитизм антисемитизмом.
Без сенсационности, просто, буднично, соот­
ветственно его рутинности и повсеместной
укорененности, изображен он в произведениях
Аллы Кторовой - так, как он наличествует в
своих проявлениях в разных слоях общества: в
улично-кухонном варианте, в партийных кру­
гах, во всем понятном термине "инвалид по
пятому пункту", в неслучайной уверенности
уголовников, что "лишь евреев-фарцовщиков под
расстрел подводят", а прочие - убийцы и на­
сильники - должны лишь дождаться ближайшей
амнистии. До рассказа Аллы Кторовой "Таись"
не было произведения, так горестно связанного
с погромными событиями конца 40-х годов, на­
правляемой "сверху" антисемитской истерией.
102

К тому времени, когда появились рассказы
и повести Аллы Кторовой, в советской литера­
туре произошло явление, несколько необычное и
по-своему многозначительное: расслоение про­
зы по месту действия и возрасту авторов.
Привычная ее дефиниция - деревенская, город­
ская, молодежная. Имея в виду своеобразие
отношений героев с действительностью, можно
наметить и такие ответвления: литература о
ч уд а к а х - драматургия Вампилова, "чудики”
Шукшина, Алла Драбкина со своими нескладны­
ми девчонками и т. п.; новеллистика д а ч н и к о в
- Ю. Казаков и его школа, ранний Нагибин и
др. Можно говорить и о "женской прозе" Нора Адамян, Ф. Вигдорова, Баранская и им
подобные.
Ни к одному из этих направлений причис­
лить Аллу Кторову нет оснований. Ее героямгорожанам не свойственна изначальная душев­
ная изувеченность, без которой нет го р о д ск о й
прозы, так же, как им чуждо инфантильное
фрондерство действующих лиц молодеж ной. Не
найдем в книгах этой писательницы и сосредо­
точенности на тех социально-бытовых реалиях,
которые оказывали особое воздействие на жен­
ские судьбы.
Но безрезультатны были бы и поиски в
творчестве Аллы Кторовой примет, роднящих ее с
произведениями писателей (русских, разумеет­
ся), работающих за пределами Советского Со­
юза. Если позволительно говорить об общих
для них чертах - разумеется, лишь в самых
приблизительных измерениях - то прежде всего
придется отметить (особенно в начале пребыва­
ния в свободном мире) стремление поделиться
выношенным, выстраданным разочарованием в
103

стране "победившего социализма". А затем вследствие равнодушия Запада к их художе­
ственно выраженным инвективам - разочарова­
ние и самоирония. Последняя нередко связана и
с несовпадением вымечтанной западной дей­
ствительности и реальной.
Все это произведениям Аллы Кторовой не­
свойственно.
Отличается ее творчество от "новоэмигрант­
ского" и пренебрежением теми возможностями,
на которые советские писатели, измученные
целомудрием советской печати, как ильфопетровский монтер нарзаном, набросились с не­
поддельным увлечением. Имею в виду подроб­
ное и, в меру собственной осведомленности,
разнообразное изображение полового акта.
Никто не заподозрит Аллу Кторову в чопор­
ности - вот уж чего нет, того нет! - просто
атмосфера ее творчества не нуждается в такого
рода допингах.
Алла Кторова - сама по себе. Просто русская писательница Алла Кторова.

Добрая слободка
Алла Кторова - баловень судьбы. Имею в
виду не ее обаятельную внешность, не счастли­
во сложившуюся судьбу - с интересной и обес­
печенной жизнью в Америке и возможностью
бывать в горячо любимой ею Москве. И даже не
литературную одаренность.
...Может быть, когда-нибудь будет изучен
феномен "коммуналок", начиная от их возник­
новения - мародерского вселения в квартиры,
оставленные либо эмигрировавшими владельца104

ми, либо убитыми или сосланными, либо, в
наименее трагическом случае, - не уехавших,
но "уплотненных”.
В самом лучшем положении находились вы­
росшие в этих условиях дети. Они не были еще
вовлечены в свары взрослых, в сложную, чаще
- недружелюбную систему их взаимоотношений,
не знали, не представляли себе другого быта,
а главное - квартирное или дворовое содруже­
ство часто возмещало им распавшийся родст­
венный клан или деревенский коллективизм.
Разница в интеллектуальном уровне, воспита­
нии, традициях, поведенческих принципах на­
сильственно скученных людей не ощущалась
детьми так болезненно, как это естественно
для взрослых. Что же касается той квартиры,
в которой выросла будущая писательница и
которая дала ей огромный материал для наблю­
дений и художественного осмысления, то царив­
шая в ней родственно-дружелюбная атмосфера
делала ее по-своему уникальной. Именно это
и представляется мне счастливым жребием, ко­
торый вытянула у судьбы Алла Кторова.
Разумеется, и в те, довоенные, годы сосло­
ви е обитало не в коммуналках. Но той страти­
фикации общества, которая четко (и совершенно
закономерно) определилась в последующие де­
сятилетия, тогда еще не было. (Распад дворово­
го детского содружества под воздействием
этой стратификации в своей грустной неиз­
бежности проникновенно изображен азербай­
джанцем Р. Ибрагимовым, создающим прекра­
сную прозу на русском языке.) Состав квар­
тиры, в которой черпала первые жизненные впе­
чатления Алла Кторова, как и большинство в
то время густо заселенных гнезд столичного
105

центра, представлял собой выразительный плот­
ный социально-прослоечный срез. Осколочки
старой, часто случайно уцелевшей интеллиген­
ции робко доживали век по соседству с быв­
шим "красным партизаном", в настоящее время
- запойным пьяницей, и его женой, либо его
деревенской землячкой, либо - бывшей прислу­
гой. Почему-то обязательно проживал в каж­
дой такой квартире "красный профессор" - гу­
манитарий; наверное, марксистские питомники
(которых было великое множество) плодили
этих специалистов в таком количестве, что
хватало по одному на каждую квартиру в
центре. Трудно представить себе такое жилье
и без военного в чи н е или гепеушника, и его
тупой, самодовольной жены. Обязательно стареющая одинокая служащая женщина; еврей­
ская семья, старшее поколение которой бережно
пронесло через все годы жизни в российской
столице украинско-(или белорусско-)еврейские
интонации, с которыми начисто распрощались
их дети. При мне, как и Алле Кторовой, под­
росли в таких квартирах молодые циники, уже
прочно вросшие в окружающую действитель­
ность и не терявшиеся в ней.
Коммуналка в московском центре - р о ди н а
Аллы Кторовой, на всю жизнь снабдившая ее
жадным и благодарным интересом к людям, без
различия их образовательного ценза и этни­
ческого происхождения. Интереса, привязавшего
ее к земле этих людей, который один из анг­
лийских исследователей ее творчества назвал
"второстепенными". Эта точка отсчета навсегда
определила ее отношение к людям, и их перво­
сортность или второсортность никогда не свя106

зывалась для нее ни с их общественным поло­
жением, ни с социальными достижениями.

Её совсем не обременяли
отношения с людьми
”На знаменитой картине Сальвадора Дали
"Таинство Тайной Вечери" изображен плавучий
сегмент двенадцатигранной фигуры, который
пифагорейцы провозгласили символом вселен­
ной. Надо всем этим две руки, обнимающие
мир.
Подходят ли к моей Груне Моисеевне какиелибо измерительные эпитеты? Плиз, не подби­
райте эпитетов.
Этот нежный, этот нежный, этот снежный
человек...
Хотите посмотреть, как высокие чувства
могут переплетаться с ветхими страстями? Вот,
полюбуйтесь, в Америке, когда ей было скучно,
она подходила к ближайшей школе посмотреть
детей. Казалось бы, кому, как не ей, угото­
вано судьбой коснуться неба кончиком паль­
ца?"
От зоркого глаза, от чуткого уха Аллы
Кторовой не спрячется ни один встреченный ею
человек. И если она найдет в нем то, что
разрешит ему коснуться до небес кончиком
пальца, то, хоть и обыграет со всех сторон
его грехи и грешки, и предрассудки, и интел­
лектуальную недостаточность, но простит все
это и призовет к тому и нас.
Иначе и не могло быть, потому что любовь
писательницы к людям рождена не абстрактной
заданностью, а доскональным знанием жизни
- не с парадного хода. Рождена пониманием
107

всех реальных обстоятельств, которые могли
активизировать, как дремлющую инфекцию, не­
достойное, низменное. Поэтому так естествен­
но, хотя и неожиданно переплетается в ее героях
хорошее и плохое, мелкое и величественное, не
вызывая ни недоверия, ни удивления.
Ни один из рецензентов Аллы Кторовой не
может обойти своим вниманием Снежного чело­
века - гротескный образ невообразимо вуль­
гарной, продувной бабищи. Но какие мощные
резервы добра и участия заключаются в душе
этого почти первобытного человека, современ­
ного лишь по дерзкой, мафиозной приспособ­
ляемости! Сколько людей спасла она от смерти,
голода, отчаяния и сиротства!
...Один из парадоксов прошедших десятилетий
- распространенное использование труда до­
машних работниц, по-старому - прислуги.
Объяснять причину столь странного соседства
полнейшего бытового убожества и такого ком­
форта было бы слишком долго. Приводило же
это соседство к тому - в лучшем варианте что одинокий, бездомный человек приживался в
чужой семье, становился вроде бы ее членом.
Так было и у друзей писательницы, о которых
она подробно и любовно рассказывает в пове­
сти "Домрабыни". Один из небольших эпизодов
этой повести - о том, как верная Нюрка, выра­
щивающая второе поколение семьи, принимает
своих гостей, таких же домработниц. Она
упорно отказывается угощать их тем, что есть
в доме, а обязательно покупает "свое”, а по­
том дело дошло до того, что купила для этих
своих приемов и посуду. "Наша Нюрка сошла с
ума!" - недоумевает по этому поводу молодая
хозяйка. А ведь на самом-то деле грустно это:
108

ничего нет у человека своего, и хочется ей
кусочка собственной жизни - свои подруги,
свое угощение, своя посуда. Хоть так...
Бывает у Кторовой и по-другому. Нам
представлен образчик чего-то вроде низшего
слоя номенклатуры: тупой наглый, попросту очень противный человек. Вроде бы и для него
заготовлено оправдание:
"Приспосабливаться нехорошо, - а в очереди,
с авоськой - лучше?
Да что они, умственно отсталые, что ли? На
самих себя да телегу катить? В собственной
бане да угореть?
Поищите в другом лесу тюкнутых, здесь не
растут".
От плохой жизни не всегда люди становятся
хорошими, скорее - наоборот. Если человек не
очень устойчив нравственно, то не побрезгует
ничем в борьбе за местечко на солнечной сто­
роне. И, чем трудней жизнь, тем циничнее и
опаснее будут его методы в этой борьбе, и
философия выработана: на погосте жить - всех
не оплачешь.
Нет прощения у Аллы Кторовой и для без­
душных, жадных, пользующихся немощью дели­
катных, одиноких, заброшенных людей. Беско­
нечно печален рассказ "Дама с авоськой", на­
писанный об этом, печален и беспросветен, по­
тому что не видится выхода из горя. Разве
что - смерть...

Кторову читать питательно
Верно - очень питательно, и не только для
души, которая так нуждается в витаминах Доб109

ра и Надежды. И для знаний тоже - для зри­
мого представления о той действительности,
которая на наших глазах уходит, или уже
ушла. Во всем ли мире так резко отличаются
друг от друга неширокие временные пласты,
или это - неповторимая особенность страны,
жизнь которой подверглась роковому экспери­
менту? Так или иначе, но из-за этой быстро­
течности приобретают особое значение реалии,
которые сами по себе могут показаться нестоющими внимания. Случается, что вещи пере­
живают людей, но при этом теряют свой смысл,
потому что с ними уходит породившая их на­
добность, и они забываются. Тогда уходит из
памяти и то, что окружало их, тускнеет зри­
тельная реальность прошлого.
...Давно не встречалось мне слово ш и рм а , а
стоило прочесть его в повести "Домрабыни”,
как воскресилось в памяти жилье "дохрущев­
ской” эпохи, в котором в одной комнате
уживалось два, а то и три поколения. Ширма...
символическая изоляция, переехавшая из гос­
тиных, спален, из докторских частных каби­
нетов, из мира понятий, таких же забытых,
как, скажем, - свадьба, приданое, наследство.
Все эти понятия вернулись к своему исконному
значению, а ширма, кажется, исчезла навсегда.
С чего бы держать в памяти такую малость,
как треугольную бутылочку из зеленого пу­
пырчатого стекла с уксусной эссенцией? Не
помню, когда она исчезла, да и что мне до
нее? А вот встретила этот незначительный
предмет в рассказе "Кларка-террористка”, и
столько всякого припомнилось! Пустые полки в

110

магазинах "Бакалея”*, и только эти бутылочки
стоят рядами, как послушные солдатики. Вроде
бы с уксусом трудностей особых не бывало,
даже в войну? Кажется, только его и можно
было купить без карточек.
Не уверена, что - в силу возрастных не­
совпадений - все читатели Аллы Кторовой от­
кликнутся памятью на такие события послевоен­
ной жизни, как круглосуточная очередь за
мукой "под праздники". Может быть, покажется
шуткой хозяйственное открытие неунывающей
добродушной жительницы "Доброй слободки" купить в "Кулинарии" у Покровских ворот
четверть жареной курицы и сварить из нее
бульон. Свидетельствую - так и делалось.
Курица эта была, к счастью, лишь чуть об­
жарена, поэтому, если эту четверть как
следует выварить, то можно было разжиться
чашкой бульона для ребенка.
Потом появились приметы более празднич­
ного быта: "дают перламутровую помаду", по­
гоня за "престижной сырокопченой колбасой",
или скромнее - "очередь за готовыми котле­
тами" и многое другое, ушедшее из памяти не
только тех, кто переселился на другую часть
планеты, но возможно, и не расстался с горо­
дом детства.
Все это входит в ткань кторовского пове­
ствования так ненажимно, что возникает ощуДо чего же выразительны эти унылые и катего­
рические названия: "Мясо”, "Хлебо-булочные изделия",
"Гастроном" и т. д. Зато потом появились всякие "Але­
нушки", "Русланы", "Русские леса" и т. п. красоты.
(У А. Кторовой они обыграны названием "Крапивушка".)

111

щение, будто никакой другой жизни нет и
быть не может.
...В 1986 году советский критик умиленно
пишет об энтузиазме и бескорыстии, как об
основной граждански-психологической примете
30-х годов. Уверяет: если бы москвичей спро­
сили тогда, согласны ли они потратить деньги,
предназначенные на строительство "лучезарно­
мраморных станций" метрополитена на улучше­
ние их жилищных условий, они ответили бы
возмущенным отказом.
Господи! Да кто это тогда спрашивал у лю­
дей о чем-либо? Н и ком у, н и когда не пришло бы
в голову, что можно внести свой голос в об­
суждение каких бы то ни было проблем! И что
реальные, конкретные обстоятельства собствен­
ной, индивидуальной жизни могут быть ины­
ми! Человеку предоставлялась полная возмож­
ность считать себя владельцем Днепрогэса, ги­
гантских строек, дворцов культуры и стадио­
нов, гордиться ими, но, чаще всего, у него не
было возможности оставлять пальто и галоши
в коридоре и пользоваться уборной столько
времени, сколько потребно организму. Исте­
рическая же восторженность по поводу всего,
что кем-то н а в е р х у решалось, было сложнейшим
социально-психологическим феноменом, который
еще ждет своего исследования.
"У меня был дед, - рассказывает героиня
"Лица Жар-Птицы", - кротчайшее и добрейшее
существо". Когда девочка не захотела делиться
игрушками с детьми, он внушал ей: "Ну что
ты, Господь с тобой. Товарищи Ленин со Стали­
ным нам что велят? Велят они людям теперь
друг с другом делиться... И правильно. От­
дай". Дедушка мог говорить от души, а мог и
112

придуриваться: ведь те, кто п о н и м а л , к тому
времени уже не снесли головы.
Но люди жили. Что-то им оставалось дружба, доверительность, чтение, привязан­
ность к своему городу, любовное знание его,
радость при встрече с талантом, чистотой и
добротой. У достойных взрослых - бескорыст­
ная любовь к своему делу... Надо было только
уметь воспринять все это душой, находиться в
среде, помогавшей этому восприятию. И тогда
объявлялся смысл "жить дальше" (А. Платонов), и
даже - жить с удовольствием.

’’Никогда, никогда не вернусь я
в наше болото, а сама люблю
это болото больше всего на свете”
Артистическая натура героини "Лица ЖарПтицы" спасительно была устремлена на тот
свет, который еще оставался в распоряжении
людей. Может быть, ее судьба уложилась бы в
приуготовленные рамки, и в их пределах она
добилась бы не худшего варианта жизненного
устройства. Но вмешался сл уч ай , впрочем, не
очень неожиданный, принимая во внимание
обаяние и незаурядность героини. Случай сма­
хивал на сказку в современных костюмах:
девушка - переводчик из "Интуриста", принц
- американский офицер. А началось все как в
классической сказке: первой фразой, с какой
Принц обратился к Ней, была - "Не хотите ли
вы быть моей женой?"
Потом сказала свое слово реальная админи­
стративная власть. Прояснилось - чтобы жить
по своей воле, согласно собственному интересу
113

надо идти на поединок с этой властью, и если не победишь, то погибнешь. Отказ от
сражения сулил обычный путь и постоянный
компромисс - не только с самой администра­
цией, но и всей созданной ею атмосферой,
вдруг раскрывшейся во всем своем лицемерии и
убожестве. И "нехудший вариант" - с ученой
степенью, пристойным замужеством, постепен­
ным повышением "жизненного уровня" отвергает
не только победившая, улетевшая Птица, но и ее
неотлетная половина, навечно прикипевшая ду­
шой к своему родному городу. К своему боло­
ту.
Современный читатель, искушенный, квали­
фицированный, ориентирован не на сопережива­
ние, а на наслаждение художественной изобре­
тательностью, игрой ума, в которую втянут
писателем.
Роман "Лицо Жар-Птицы", при всем отходе от
привычной конструкции (подзаголовок "анти­
роман" - не красное словцо!), - книга заду­
шевная и грустная. Каждым нервом, всей своей
кровеносной системой она устремлена на проч­
ный контакт с читателем, со слушателем, с
собеседником. Взывает, не таясь, к отклику, и
он не может не последовать. Как не может нор­
мальный человек, расставшись навсегда с тем,
что составляло его жизнь, не чувствовать
раздвоенности, иногда - мучительной.
Обращение к теме, безошибочно воздейству­
ющей на эмоции, таит в себе опасность облег­
ченного эстетического решения. Алла Кторова
не приближается к этой красной черте, даже
когда она использует такой рискованный при­
ем, как символика сна. Изящество пассажа, в
котором эта символика искусно переплетена с
114

романтикой и обрамлена деталями, отобранными
с безупречным вкусом и тактом, неизменно
пленяет и читателей, и критиков писательницы.
Я прошу прощения за то, что цитирую отрывок,
ставший почти хрестоматийным:
"Много-много лет подряд ночами я вижу
одну и ту же картину: большой серый трамвай
расщепляется надвое, превращается в близне­
цов. Близнецы разъезжаются, ползут в разные
стороны. В одном сижу я, я еду в Соломенную
сторожку. Она сидит у окна.
- Птица, Птица, вернись! - кричу я.
А она машет мне рукой и смеется..."
Рассказано так, как положено говорить и
петь о грустном и неизбывном - "со сладкой
мукой, с сердечной тоской и душевным жела­
нием".

Согреть душу историей
Чем больше узнаёт героиня Аллы Кторовой
современность, тем больше влечет ее к прошло­
му. Правда, интерес к нему возник у нее еще
в самые юные годы, когда что-то побуждало ее
искать его там, где оно уцелело хотя бы в
намеках, и запечатлеть в памяти то, что еще
живо, связать эти приметы друг с другом,
вместить в себя.
Ей и в этом везло - на ее пути встреча­
лись и задерживали ее возле себя люди, преис­
полненные исчезающих под напором времени
достоинств - доброты, образованности, учти­
вости, благородной сдержанности. Они так не
вписывались всем своим обликом в окружаю­
щую действительность, что на улице им вслед
115

оборачивались, а самого близкого в детстве
героини ее друга, немолодую одинокую женщи­
ну (которая, впрочем, занималась вполне
современным делом - лечила людям зубы) на­
зывали "мадам Обломок". Ни убожество быта,
ни великие утраты не лишили эти "обломки"
главного: "Дом старушек оказался мягким и
утешным, приласкавшим весь наш крапивный
отряд удивительной деликатностью, старинной
величавостью и культурой старомосковского
быта...".
Может быть, тогда в душе будущей писа­
тельницы и возникло представление об истин­
ном аристократизме, который определяется не
цветом крови, а свойствами характера и вос­
питания, высотой интересов и представлений о
том, что нужно людям:
"Мария Эрастовна была дочерью знаменитого
московского книготорговца-букиниста, одного
из тех представителей русской интеллигенции,
перед которым не грех бы и настоящим Рюрико­
вичам и Гедеминовичам не полениться, встать
на коленки и поцеловать землю, по которой те
ходили".
Взрослой, уже определившей свои интересы,
писательница стала разыскивать людей, уце­
левших с прошлых лет. О них, не связанных для
нее с трепетными, благодарными воспоминани­
ями, рассказывает в свойственной ей озорной
манере:
"Зачем я хоровожусь со старыми создания­
ми? С молодыми пресно, а с бывшими - слаще
как-то. Кроме того, я - потомковед, и мне
нужны добротные воспоминания. Состояние охо­
ты за прошлым - хорошее, мобилизующее со­
стояние".
116

Разыскав "уникумов” ("чем ветшее тем
лучше"), Алла Кторова выуживает из них все,
что может прояснить ушедшее: нравы, присказ­
ки, манеру речи, повадки, сведения об актерах,
о театре. Вслушивается в интонации этих людей
и запоминает их лексику.
...Совсем, оказывается, не надо быть челове­
ком меланхолического склада, чтобы любить
бродить по кладбищам. Где еще в таком нетро­
нутом состоянии можно найти следы старины,
преисполненные поэзии лишь в силу своей под­
линности?
...Одно из кощунств, наряду с разрушени­
ями храмов и памятников зодчества - переиме­
нование улиц. К счастью, хоть некоторые из
старых названий уцелели или сохранились в
памяти людей. Они звучат в кторовских про­
изведениях в своей неповторимости и потому
- очаровании: Ордынка, Зарядье, Солянка, Чи­
стые пруды, Тверские-Ямские, Гончары (срав­
ните, как звучит "в Гончарах" и "на Володар­
ского") и другие наименования, за каждым из
которых - история города, страны, людей.
Трудно представить себе выросшего в Москве
человека, которого оставил бы равнодушным
звук "Соломенная сторожка"; рассказ Аллы
Кторовой читать о ней радостно, хотя и немно­
го грустно, как обо всем, что навсегда ушло.
"Потомковедение" связано еще с одним увле­
чением писательницы, и тоже - с детства. Не­
объяснимый интерес маленькой девочки к че­
ловеческим именам со временем обернулся серь­
езными занятиями ономастикой. Так, проникая
во многие корни и разветвления где-то, в чемто запечатлевшегося прошлого, писательница
пришла к созданию книги об истории своего
117

рода. Книги документальной, с фотографиями,
факсимиле писем и с впервые названным в
тексте родовым именем писательницы, Виктории
Ивановны Кочуровой.

"Что я вам, верба, что ли?
Куда ткни, там и растет?"
Определить жанр книги "Мелкий жемчуг"
трудно. Не только потому, что повествование
в ней идет вширь - по современности и вглубь
- в историю и исследовательский сюжет, и не
потому, что оно перебивается литературно-по­
лемическими отступлениями, обрамлено автор­
ским комментарием-конферансом и сочетает в
себе документальное начало и откровенно иг­
ровое, а из-за особой тональности произве­
дения, возникающего из совокупности всех
этих начал.
Интерес Аллы Кторовой к истории своих
предков - московских ямщиков, а потом - из­
возчиков - совпал с тем периодом в русском
сознании (в Советском Союзе), когда проясни­
лась недальновидность отказа от п р о ш л о го своей страны и своего рода. Все чаще звучал
в литературе вопрос - "Кто мы и откуда?",
все больше писателей захватывало желание
разобраться в жизни предыдущих поколений
своей семьи, художественно осмыслить ее. Но
трудно найти произведение, в котором кон­
кретность исторических розысков выражена
так конкретно и при этом так откровенно ро­
мантически озвучена, так впечатляюще про­
пущена через глубоко личную заинтересован­
ность. Документальность и выход за пределы
118

реальности стыкуются совершенно естественно:
писательница обращается к области мало по­
знанного - генной памяти, воспринимаемой
нами как нечто почти мистическое. Это соче­
тание дает художественное и психологическое
обоснование идее о "Большой Монолитности
Человечности, Неразрушаемого Временем".
Алле Кторовой удалось завязать знаком­
ство с предками с 1791 года. Один образ
восстанавливается за другим, и их портреты и
поведение определяются эпохой, в которой они
жили. Люди эти несхожи по характерам, но
чем-то объединены. Главное, в чем удалось
писательнице убедить нас, проведя по картин­
ной галерее своих дедов и прадедов - что "не
только голубая кровь не безродная". Что
настоящий аристократизм - именно тот, на
котором держится мир - в нравственных усто­
ях, в бережном отношении к традициям (семьи и
народа), в творческом, б езуп реч н ом отношении
к труду, в клановом сообществе и природном
артистизме.
Алла Кторова рассказывает о ямщиках много
такого, чего люди не знают, но о чем могли
бы догадаться, если бы задумались. Например,
- почему так много народных песен сложено
ямщиками или о них. Почему в этих песнях так
часто звучит мотив смерти. Песни эти и те­
перь поются, а приходило ли людям в голову,
как опасен был этот труд, сколько бед под­
стерегало на дорогах? Бураны, заносы, вьюги,
грабители, убийцы...
Ямщиками могли быть лишь люди отважные,
выносливые и находчивые. Они должны были
быть грамотны, иначе не справились бы с до­
кументами, которые надо было оформлять, как
119

того требовало их дело. Неслучайно большин­
ство солдат из "крестьянского сословия",
награжденных на войнах, были из ямщиков.
Из поколения в поколение в роду писа­
тельницы передавались и потому сохранились
семейные
предания, сказки, сочиненные ее
предками, ими же придуманные слова и обо­
роты, частушки, переборы и извозчичьи по­
крики. Алла Кторова воспроизводит их, не
скрывая восхищения "лингвистически талантли­
вым ухом" своей многочисленной родни про­
шлых времен. Неслучайно с этой родней, под­
линной хранительницей незамутненной москов­
ской речи, знавались многие писатели и жур­
налисты, которым профессионально необходимо
было слушать беспримесный, чистый русский
язык и настоящее народное песенное искусство.
Многое почерпнул из родовых кочуровско-чепурновских оборотов, переборов и даже харак­
теров А. Н. Островский, а название оперы В.
Серова "Вражья сила" - одна из семейных при­
сказок предков писательницы. Другую при­
сказку "наш атлас нейдет от нас" употребляет
один из персонажей пьесы Островского "Не так
живи, как хочется"; частушки, пропетые Ус­
тиньей Наумовной в "Свои люди, сочтемся",
сочинены женщинами-свахами из того же ро­
да... Много еще разных следов семейных сло­
весных изобретений своих давних родных обна­
ружила исследовательница в русском искус­
стве. А одному из них - "сказывателыцику
из Помряськина" профессор Азадовский прису­
дил "бесспорно первое место среди мастеров
русской сказки и по количеству и разнооб­
разию записанных от него текстов".
Мастера своего дела, замечательные зна120

токи лошадей, создавшие династию знаменитых
московских извозчиков, деды и прадеды пи­
сательницы были знакомы со многими велики­
ми артистами и другими известными людьми
времени, и их отношения были взаимно уважи­
тельны. А последний московский извозчик, дед
Аллы Кторовой, в начале века - известный
красавец Тимофей по славе тогда - первый
московский лихач, возил по Москве Чехова,
когда тот объезжал в последний раз город
перед окончательным прощанием с родиной и с
жизнью.
Верная своему принципу ничего не утаи­
вать, рассказывая о людях, даже самых лю­
бимых, писательница не скрывает и того, что
не все было благостно в жизни ее предков. И
”купцов-достаточников” возили по кабакам и
прочим сомнительным местам, и не всегда при­
ходилось сажать в свои экипажи пристойных
седоков, и, случалось, "учили” жен вожжами
чрезседельниками. ”Да, всякое бывало”, при­
знается писательница и вздыхает - ”Ох да,
бывало...”
В другое время можно было бы не останав­
ливаться специально на том, как добро, сер­
дечно приняли в семье людей, так глубоко
вросших корнями в московскую Русь, мать
писательницы - еврейку, как ее любили, как
сами придумали ей ласковое имя Ревочка (Ре­
веккой звали ее). Что удивительного в том,
что хорошие люди приветили человека другой
веры и другого племени? Что их отношение к
ней определилось ее чистосердечием и трудолю­
бием? Что свекр, из страха, чтобы она не
чувствовала себя чужой в их большой и друж­
ной семье, особенно выделял ее своим внимани121

ем? По грустной причине представляется мне
теперь этот разговор уместным, когда "Па­
мять”, объявив своей целью бережное отношение
к народным традициям, связывает это с шови­
низмом, национальной нетерпимостью и, по
существу, отказывается от нравственных и
гуманных достижений русского народа. Трудно
представить себе род, более естественно хра­
нивший и приумножавший русскую культуру,
чем родня Аллы Кторовой, и их-то поведение доказательство того, что национальная память
не имеет ничего общего с расовым человеконе­
навистничеством. Разумеется, было бы безрас­
судством вступать на этих страницах в дис­
куссию с шовинистическим крылом общества
"Память” и возникшими под его влиянием хули­
ганскими бандами, но представляю себе, что
они могли бы заподозрить писательницу в
пристрастном освещении этого вопроса, боль­
ного не только для русских евреев, но и для
всех порядочных людей, поскольку она - напо­
ловину еврейка (а по израильским законам
- и вовсе еврейка). Но ведь она вся внутри
России, всей генной памятью - с русской
родней, всеми интересами ума и сердца - в
прошлой и теперешней России. К счастью, выезд
из Советского Союза уберег ее от беды многих
русских евреев и полуевреев - почувствовать,
что их любовь к России не пользуется взаим­
ностью. Отнять у человека то богатство, кото­
рым он владеет - а любовь, даже безнадежная,
богатство - невозможно, но оскорбить и
оплевать можно все на свете. Слава Богу, что
он отвел от Аллы Кторовой эту беду.
..."Сами хозяева, сами - работники" - со­
стоятельная и известная (всей Москве был зна122

ком лихой чепурновский покрик - ”Эй, ола­
душки, кати веером! Прогибай дорогу с чет­
вертины на половину !") семья была сметена,
исчезла. Ненужными оказались родовая про­
фессия и фамильный талант. И не в моторе,
заменившем лошадей, дело. Злотворной вихрь
смел, сдул веками накопленное, драгоценное. В
нищете, поразительной даже для нищих 30-х го­
дов, доживал век дед Тимофей, а первый интел­
лигент семьи, отец писательницы, талантливый
певец, провел лучшие годы жизни в лагерях.
Некоторое недоумение вызывают предположе­
ния Аллы Кторовой о том, как сложилась бы
жизнь ее отца, если бы не "семнадцатый год":
"Наверное, служил бы где-нибудь телеграфис­
том или счетоводом и пел в одном из народ­
ных домов как любитель", а вот после револю­
ции был принят в высшее музыкальное учебное
заведение и уже был приглашен солистом в
одну из опер Москвы. Помешал карьере арест.
Непонятно, почему до семнадцатого года ему
была заказана дорога на профессиональную
сцену - разве мало было в России замеча­
тельных, великих артистов из простых ? Шаля­
пин, семья Садовских, Мартынов, Рыбаков...
Традиция русской сцены начиналась с крепо­
стных артистов. Да и замечательный педагогвокалист в 1910 году взялся готовить Ивана
Чепурнова "профессиональным певцом на боль­
шую сцену". Так при чем здесь карьера теле­
графиста? Но если и представить себе, что по
каким-то причинам не удалась бы сценическая
карьера талантливого певца, то уж, наверное,
не провел бы он главные годы жизни на катор­
ге, не строил бы Беломорканал, не доживал бы
свой век по провинциям, подрубленный смолоду
123

под корень. Грустную историю об отце Алла
Кторова завершает многозначительно - "Совлашка вмешалась". Но ведь началась-то она,
эта самая совлашка, в семнадцатом!
От отца писательницы с его незадавшейся
жизнью ассоциации ведут к одному из эпи­
зодических лиц романа - "осколку самодержа­
вия", старому генералу. В голове этого
"осколка" намешано Бог весть сколько всякого,
что довольно характерно для представителей
этого поколения эмигрантов. Фантастический
вздор, нагроможденный из разного рода пред­
рассудков, стереотипов, незнания фактуры
советской жизни, и - крупицы золотых истин.
Среди них - такая: "Наш долг - радоваться
успехам своей страны, печаловаться ее неуда­
чам и никогда не отождествлять родину с той
властью, какова бы она ни была на сегодняшний
день"*. Но! Если бы только этим бесспорным
истинам не предшествовал императив: "Назы­
вайте свою родину только одним словом Россия!!! Безо всяких прилагательных!!!"
Но ведь так не бывает, нет ее - России без
прилагательных! Не выходя за пределы расска­
занного в книгах Аллы Кторовой мы узнаем
немало безрадостного, что было бы невозмож­
но без привычного нам прилагательного, и
пренебречь им, словом "советская", как того
требует генерал, по меньшей мере рискованно.
Достаточно, кроме всего, что нам известно,
В этой безупречной по смыслу тираде вызы­
вает лишь некоторое замешательство оборот ”на сегод­
няшний день” в устах представителей старой дворянской
интеллигенции.

124

вспомнить судьбы тех русских патриотов,
вроде семьи Кривошеиных, которые, уверовав в
"просто Россию", вернулись в нее и были
ввергнуты в страшные несчастья этим самым
прилагательным.
А любить Родину и желать ее людям добра
- не долгу а естественная потребность любого
нормального человека, куда бы его ни занесла
судьба.

Секрет псевдонима
Алла Кторова вошла в литературу тогда,
когда мода на псевдонимы прочно отошла. Если
к тому же принять во внимание интерес пи­
сательницы к именам и ее гордость своей ро­
довой фамилией, то присвоение ею себе другого
имени для печати может показаться странным.
Одно из объяснений этого лежит на поверх­
ности: любовь Виктории Кочуровой к театру и
стремление запечатлеть таким образом это
увлечение. Имя любимой актрисы Аллы Констан­
тиновны Тарасовой и фамилия замечательного
мастера Анатолия Петровича Кторова соедини­
лись и создали звучный, запоминающийся и
приятный для произношения псевдоним. Но есть
еще одно обстоятельство, которое тоже надо
принять во внимание; и в своей прозе, и в
интервью писательница говорит о себе в
третьем лице, так и говорит - "Алла Кторова".
"...Еще за сто лет до того, как Алла Кто­
рова начала вонзать когти в историю осново­
положников своего клана, их зашевелил и за­
двигал Отец Русского Театра".
125

Случайность? Эксцентрический прием? По­
жалуй, нет: просто Алла Кторова - одно из
действующих лиц повествования, со всем
внешним обликом, повадками и характером.
Она резка и порывиста, почти всегда - на­
смешлива. Откровенна в выражении своих
чувств, в момент восторга приплясывает, в
раздражении может раскричаться. Ее задирис­
тость уживается с доверчивостью, напорис­
тость - с впечатлительностью. Бывает - ни
задиристости, ни иронии не уловишь в ее то­
не, это - в тех случаях, когда она рассказы­
вает о людях, воспоминания о которых связаны
лишь с благоговейной благодарностью, напри­
мер - о школьном учителе литературы, о вос­
питавшей ее соседке. Есть на свете такое, что
нельзя живописать резко, удалыми мазками.
То ли дело, когда на сцене появляется Алла Кто­
рова! Чего только не сообщит о себе - и что
скуповата стала, и что слезу пустить не
прочь, и над внешностью своей посмеется, и
возраст не утаит. А когда делится своими
взглядами на искусство и вещает о своих ме­
тодах и намерениях, то разговор ведется уже
на откровенно повышенных тонах:
"Одни мне твердят: вы художник, вы не
декларант.
Другие толкуют: вы не возвещайте, вы опи­
сывайте.
А я вот декларировать желаю. Возвещать.
Мечтаю состояться как писательница-мыслительница и утвердиться в русской литературе как
авторесса-проблемница".
К своему читателю Алла Кторова относится
как к понятливому и любознательному собе­
седнику, с полным доверием к его чувству
126

юмора и способности услышать за насмешливой
манерой искренность и призыв к сопережива­
нию. Словом, уверена в возможности полного
контакта с ним, в успехе д и а л о га , который
считает первейшим условием искусства. А
главный симптом его упадка писательница
усматривает в упоении самовыраж ением, в
эгоцентризме, проецируемом на сцену или
страницы прозы человеческую разобщенность и
духовную никчемность. Не согласиться с этим
невозможно: эстетизация уныния, возвеличение
х а н др ы вполне постижимым образом связаны с
патологической сосредоточенностью на соб­
ственной персоне и стремлением поразить во­
ображение читателей (слушателей, зрителей)
необычностью словосочетаний и изысканностью
реакций... ни на что. Алла Кторова дает волю
своему темпераменту, обрушиваясь на "совре­
менных новогениев" с их юродством и кривляни­
ем, с их "придурочьим речитативом". С вызо­
вом объявляет, что ей "ни к чему... черной
магией заниматься, да пляски на гнилом бо­
лоте разводить". Но при этом возвещает, что
ее творчество не укладывается в привычные
рамки: "С ам а себе я и ге р о и н я и гер о й , прота­
гонист и антагонист. Прима и кордебалет. Сце­
наристка, постановщик, артистка".
Одна из этих ипостасей - ведущий народ­
ного театра. Вот где играет, искрится всеми
богатствами народной речи диалог\ Ведущий
разъясняет, превозносит, декларирует, на чтонибудь нападает, перебрасывается с публикой
репликами, сыплет прибаутками, сплетает со­
временные, часто улично-сниженные обороты со
старинными, вышедшими из каждодневного упо­
требления, выкрикивает дразнилки, перемежает
127

речь виршами - фольклорными и собственного
сочинения.
Захочет - заговорит высоким слогом, во­
гнав публику в философско-созерцательное
настроение, а потом - бросит шутку, совре­
менную или давнюю, и из рядов раздастся
смех. Так и завораживает нас Алла Кторова
богатством лексики, стилистических интона­
ций, жанровыми вариациями. Для точности и
выразительности всего этого она прибегает к
орфограммам и графически подчеркивает ритм.
Так, в стилистическойформе, во внешней
сфере своих произведений не изменяя ни прин­
ципу сценической игры, ни документальной
конкретности* сюжета Алла Кторова противопо­
ставляет ди ал ог ненавистному ей самовыраже­
нию, и использует для этого огромное усвоен­
ное ею богатство языка. Об этом, хоть и
вкратце, но надо поговорить отдельно.

"Везде - всегда - все прекрасно слышу"
Книги Аллы Кторовой могут служить вели­
колепным пособием для тех, кто, профессиоПолностью доверяя конкретным сведениям, кото­
рые мы можем почерпнуть из книг Аллы Кторовой,
разрешаю себе указать на одну неточность. Извест­
ного историка и театроведа, у которого училась писа­
тельница и автор данных строк, звали Алексеем Кар­
повичем Дживелеговым, а не Алексеем Константиновичем
Джевилеговым.

128

нально или для души, интересуются русским
языком - и современным и прошлых времен.
Начало этого богатства пошло оттуда же из "Доброй слободки", из случайно сколочен­
ного сообщества, в звуковую основу которого
влились говоры, интонации, лексика с севера и
юга страны, с запада и востока, из близле­
жащих деревень, рабочих окраин, казенных уч­
реждений и воинских частей, из научных уч­
реждений и бюрократических организаций. Все
это, вместе с газетными словесными блоками,
привело к разрушению не только московской,
но и вообще нормативной русской речи, кото­
рая уцелела лишь маленькими островками.
Алла Кторова постепенно расширяет языко­
вую карту, в нее вносятся и русско-узбекская
речь, и украинская, и отдельные русские фразы
в американском произношении, и введенные ею
самой шутливые словообразования. Иногда они
соединяют в одном слове лексику иностранного
языка и русского, как бы включаясь в совре­
менный поток космополитизации языка. Не пре­
небрегает писательница и сокращениями, паро­
дируя таким образом повсеместно распростра­
ненную непривлекательную моду.
Богатая звуковая озвученность - часто с
помощью орфограмм - текста не только усили­
вает содержание образа и эмоциональное воз­
действие изложенного, но и дает материал для
размышлений на лингвистические темы. Воспро­
изведение же ненормативных оборотов подчерк­
нуто невозмутимым тоном усиливает их юмо­
ристический эффект.
Особое очарование кторовскому повествова­
нию придает перебивка старинных речений, вы­
держек из архивных московских актов давно
129

прошедших времен, кладбищенских эпитафий
двухсотлетней давности подчеркнуто современ­
ными, улично распространенными словечками и
их сочетаниями. Такая языковая многослойность, в том или ином сочетании, прослежи­
вается по всему творчеству Аллы Кторовой и
достигает своего апогея в "Мелком жемчуге".
Здесь же - и наибольшее число придуманных ею
слов и оборотов, среди которых, на мой
взгляд, не все соответствует такту и вкусу.
Но таково мое субъективное впечатление, и я
на нем не настаиваю.
Сказанное мной о редчайшем лексическом
богатстве произведений Аллы Кторовой - лишь
приглашение специалистов к исследованию. Для
тех, кто любит русский язык и русскую жи­
вую историю здесь - кладезь. Увлекательна
может быть и работа литературоведов по рас­
следованию литературной родословной писа­
тельницы - от игр скоморохов, от словесной
виртуозности Лескова, через полифоническую
и рефренную манеру А. Белого, элементы драма­
тургии в сюжетной композиции и гротесковости ряда действующих лиц - к гармоничной
слитности всего этого в жанровой свободе
современной прозы. А также - в неизменной
верности
гуманистической
устремленности
русской литературы.

Высшая мудрость - это доброта
Книги Аллы Кторовой - объяснения в любви.
Она любит свою родню - покойную и тепе­
решнюю; мужа и его мать; подруг; московских
130

соседей и маленького американского мальчика
из дома рядом; молодых людей и стариков.
Любит Москву с ее старыми улицами, пло­
щадями и переулками; театр и прозу; человече­
ские имена с их историей и трансформацией;
все оттенки русской речи - прошлой и сегод­
няшней.
Она любит и корыстно - чтобы вызнат ь у
кого и где только возможно, все для своего
любимого занятия - потомковедения. Любит и
просто так - по потребности души.
А мы понимаем - за что и к а к она любит.
Чувствуем вместе с ней поэзию старых мос­
ковских пространств, проникаемся симпатией и
интересом к ямщикам и извозчикам славного
рода писательницы, наслаждаемся их говором и
восхищаемся их талантами.
Попав в семью Кларки-террористки - са­
мых бедных и бесправных "мелких служащих",
оказываемся в атмосфере такого дружелюбия,
в среде, настолько чуждой всякой амбициоз­
ности, завистливости, что сразу ощущаем
особый уют и сердечное тепло, и хочется найти
и для себя место в этом славном, милом доме.
А вот продавщица хлеба в голодном Ленин­
граде, скажем прямо - девица не слишком стро­
гих правил, во всех отношениях. Но Алла Кто­
рова находит и в ней привлекательность - в ее
доброте, бесшабашности, удали, открытости.
Никакие родительские запреты не могут вос­
препятствовать ее дружбе с этой девчонкой, и
мы понимаем естественность этих отношений с
девчоночьими секретами, с общей дурью, с го­
товностью к сопереживаниям, даже если горести
вызваны и не всегда благовидными делами.
131

Рассказ об учителе литературы выдержан в
манере лирического детектива, тонко гармони­
рующего с образом человека, как бы возник­
шим из прошлого века - с его душевной утон­
ченностью, истинной интеллигентностью, ”невписываемостью” в окружающий мир. Трагичес­
ки разлученный с женой, он, волей фантасти­
ческого случая, был похоронен с ней в один
день в одной и той же могиле - под статуей
Белого Христа на Введенском кладбище. Несов­
ременное завершение истории, основанной на
вполне современной событийной основе. Этот
щемящий рассказ настраивает на возвышенно­
грустный лад, и легкий налет сентиментально­
сти не портит его.
Вокруг каждого героя, каждого действующе­
го лица из книг Аллы Кторовой - свое п оле , и
оно действует благотворно, внушая добрые
чувства и интерес к людям и жизни.
...А статуи Белого Христа больше нет.

132

И СТОРИЯ

О. ЧЕРНИН

Брест-Литовск*
ПРЕДИСЛОВИЕ ПУБЛИКАТОРА
Публикуемый ниже монтаж из мемуаров графа О.
Чернина, министра иностранных дел Австро-Венгерской
империи в годы Первой мировой войны, найден в архиве
Гуверовского института (Станфордский университет,
США), в коллекции материалов историка и собирателя
архивов Б. И. Николаевского (ящик 198, папка 21).
Текст этот является частью редакционного портфеля вто­
рого тома "Летописи русской революции", по финансо­
вым причинам так никогда и не вышедшего в свет. Судя
по всему, публикация выдержек из воспоминаний Чер­
нина подготовлена была к печати меньшевиком Ю. Денике, хотя прямых указаний в архиве на это нет. Мате­
риал публикуется с любезного разрешения администра­
ции Гуверовского архива.
Описываемый Черниным период крайне интересен.
Прежде всего следует указать на то, что большевики
пришли к власти в России во многом благодаря под­
держ ке Германии и Австро-Венгрии. К сожалению, в
руки историков попали лишь документы министерства
иностранных дел Германии, касающиеся германской по­
литики в деле организации русской революции в годы
первой мировой войны. Соответствующие архивы АвстроВенгрии были вывезены из Австрии советскими оккупа­
ционными войсками после Второй мировой войны и ис­
торикам по сей день не доступны.
Оставляя в стороне вопрос о том, смог бы произойти
большевистский переворот без германской помощи, сле­
дует признать, что германское правительство было
Реферат по книге "Im W eltkrieg" (1919. Verlag
U llstein & Со.), предисловие и публикация Ю. Фельштинского. Печатается с любезного разрешения администра­
ции архива Гуверовского ин-та (Станфорд, США).

133

заинтересовано в революции в России. Оно не без
оснований надеялось на то, что революция приведет к
распадению Российской империи, выходу ее из войны и
заключению сепаратного мира, который обещали дать
революционеры в случае прихода к власти. Германии же
этот мир был необходим уже потому, что в 1917 году
она не обладала нужными силами для ведения войны на
два фронта.
Сделав ставку на революцию в России, германское
правительство в критические для Временного прави­
тельства дни и недели поддержало ленинскую группу,
помогло ей и другим пораженцам проехать через Гер­
манию в Швецию, получило согласие шведского прави­
тельства на проезд эмигрантов к финской границе.
Оттуда оставалось совсем уже близко до Петрограда.
Не удивительно, что происшедший в октябре переворот не
был для германского правительства неожиданностью: оно
смотрело на него как на дело своих рук.
Но Германия никогда с такой легкостью не смогла
бы достичь своих целей, если бы интересы германского
правительства не совпали в ряде пунктов с программой
еще эдной заинтересованной стороны: русских революционеров-пораженцев, самым влиятельным и деятельным
крылом которых, как оказалось, было ленинское (боль­
шевики). В чем же совпали цели Германии и революцио­
неров в Первой мировой войне, если иметь в виду про­
граммы, а не практические выгоды (типа финансовой
помощи со стороны немцев)? Как и германское прави­
тельство, ленинская группа была заинтересована в по­
ражении России. Как и германское правительство, боль­
шевики желали распада Российской империи. Немцы хо­
тели этого ради общего ослабления послевоенной России.
Революционеры, среди которых многие требовали отде­
ления от Российской империи окраин еще и по нацио­
нальным соображениям (например, один из видных
польских революционеров Ю. Пилсудский), смотрели на
рост национальных сепаратистских тенденций (национа­
лизм малых наций) как на явление, находившееся в пря­
мой связи с революционным движением.
Совпадая в одних пунктах, цели Германии и рево­
люционеров в войне расходились в других. Германия
смотрела на русских революционеров как на подрывной
элемент и рассчитывала использовать их лишь для
ослабления России, а в 1917 году, когда планы немцев
конкретизировались, для вывода России из войны.
Удержание социалистов у власти после окончания вой­
ны, видимо, не входило в планы германского правитель­
ства. Революционеры же смотрели на помощь, предложен-

134

ную германским правительством, как на средство для
достижения своей цели: организация революции в России
и остальной Европе, прежде всего в той же Германии.
Нужно отметить, что и германское правительство и
революционеры не просто сотрудничали все эти годы, но
сотрудничество их проходило в обстановке откровенной
(и даже циничной). Германское правительство знало,
что основной целью социалистов является организация
революции в Германии. Революционеры знали, что пра­
вительство в Германии не желает допустить прихода к
власти в Германии немецких социалистов, а русских
революционеров рассматривает как орудие для реализа­
ции собственных "империалистических” планов. Каждая
из сторон надеялась переиграть другую. И не может
быть сомнения в том, что в конечном итоге в этой игре
победила ленинская группа большевиков, переигравшая
всех, в том числе и Парвуса, одного из инициаторов
всего предприятия.
Если в главном цели революционеров были едины, в
деталях они могли расходиться. К тому же не все фор­
мулировалось точно, и не все сформулированное вы­
сказывалось вслух. Речь шла одновременно и о воз­
можной революции в Европе, и о вероятном приходе к
власти в европейских странах социал-демократических
партий. Мерещилось, как в 1917 году социалисты всех
стран сделают то, что не удалось в 1914: собравшись
на международный социалистический конгресс в какойнибудь нейтральной стране (Швеции), обратятся к наро­
дам через головы правительств с предложением заклю­
чить немедленный демократический и всеобщий мир "без
аннексий и контрибуций". Одни настаивали на всеобщем
мире. Другие соглашались на сепаратный. Но так или
иначе война сулила социалистам победу: в случае
поражения Антанты неизбежна была революция в России;
в случае поражения Четверного союза неизбежны были
революции в Германии и Австро-Венгрии и приход в
этих странах к власти социал-демократических партий.
Если же по инициативе социалистов мир заключался
всеобщий, на демократических началах, то и тут неиз­
бежна была моральная победа социалистических партий
и вероятен приход их к власти, поскольку европейское
население вряд ли простило бы своим довоенным пра­
вителям развязывание бестолковой войны, не закончив­
шейся, к тому же, победой.
В этой и без того беспроигрышной для социалистов
ситуации германское правительство предложило свою
помощь русским революционерам, дабы направить их
энергию на организацию поражения русской монархии.

135

Здесь интересы германского правительства совпали не
только с целями русских революционеров, но и с целями
немецких социалистов. И русским революционерам
только то и оставалось, что эту помощь принять - от
недальновидных немцев, решивших ради спасения своей
страны погубить Россию.
В революционном социалистическом лагере сплочение
было присуще проигравшим. Раскол - победителям.
Может быть, не всегда справедливо (и с ущербом для
истории) историки чаще склонны изучать слагаемые
побед, а не природу поражений. Если так, то нужно
прежде всего остановиться на целях единоличного побе­
дителя этой битвы - Ленина, всю свою сознательную
жизнь раскалывавшего социалистическое движение до
тех пор, пока, наконец власть не оказалась в его
руках. Как революционер с наиболее радикальной про­
граммой Ленин больше всего устраивал германское
правительство. Но по той же причине влияние его среди
революционеров было довольно незначительным. Его
знали, но не признавали. Его уважали, но не любили.
Его боялись, но к нему не прислушивались. К Ленину
относились также, как позже, в 1920-е годы, к Гит­
леру. Он был фанатиком, экстремистом, идеалистом,
который так рвался к власти и которому никогда не
суждено было ее получить. Но он всегда был вождем:
хоть в маленькой группке своих сторонников, а то и
просто в семейном кругу, он был первым. Вторые роли
были не для него.
С другой стороны, Ленин слишком часто раскалывал
социалистический лагерь, чтобы иметь в нем своих
сторонников и друзей. Чувства братства и равенства
были ему не свойственны. Его другом мог быть лишь
человек, принявший приоритет Ленина и ставший его
подчиненным. Его врагами делались те, кто пытался
встать над ним, подчинить его или использовать в
своих целях. Все те, кто когда-либо руководил партией,
на первенство в которой претендовал Ленин, тоже
становились врагами. Ленин не видел равных себе. И
действительно, - ему не было равных.
Программа европейских социалистов была абстракт­
на: революция. Программа Ленина была конкретна: ре­
волюция в России и собственный приход к власти. Как
человек, подчиненный собственной цели, он принимал
все то, что способствовало его программе, и отбрасы­
вал, - что мешало. Если Четверной союз предлагал по­
мощь, то постольку, поскольку эта помощь способ­
ствовала приходу Ленина к власти, она должна была
быть принята. Если эта помощь могла оказываться на

136

условиях провозглашения Лениным определенной поли­
тической платформы, то постольку, поскольку эта
платформа способствовала достижению основной цели:
приходу Ленина к власти, она должна была быть приня­
та и объявлена. Немцев интересовал сепаратный мир с
Россией? Ленин сделал лозунг немедленного подписания
мира и прекращения войны основным пунктом своей про­
граммы. Немцы хотели распада Российской империи?
Ленин поддержал революционный лозунг самоопределе­
ния народов, допускавший фактический распад Россий­
ской империи. Немцы хотели для компрометации Антан­
ты опубликовать тайные договоры русской дипломатии,
показывающие захватнический характер России и ее
союзников? Ленин выступил с призывом добиваться
публикации тайных договоров русского правительства.
И только оставалось удивляться, каким образом ин­
тересы одного из самых радикальных русских револю­
ционеров могли так совпасть с целями консервативного
правительства Германии.
Фантазия германского правительства по существу на
этом иссякала. По общему плану так ликвидировался
Восточный фронт: приводом Ленина к власти и заключе­
нием сепаратного мира с охваченной революцией Рос­
сией. Этим реализовывались по максимуму планы Гер­
мании в первой мировой войне на востоке. Первоначаль­
но так казалось всем, не только немцам.
Нужно отдать должное Ленину. Он выполнил данное
германскому правительству обещание в первые же часы
прихода к власти: 26 октября на съезде Советов он
зачитал известный Декрет о мире. На следующий день
декрет был опубликован Петроградским телеграфным
агентством. Правительства стран Четверного союза,
внимательно следящие за происходящим, отметили это
заявление, но разошлись в реакции на него. Граф О.
Чернин, один из самых разумных дипломатов своего
времени, "настоятельно рекомендовал начать в наших
полуофициальных органах обсуждение русского заявле­
ния" в благожелательном для большевиков тоне и подго­
товить почву для скорейшего начала мирных перегово­
ров, дабы как можно быстрее заключить перемирие, а
затем и мир. Против этого возражал статс-секретарь
Германии по иностранным делам Кюльман, считая, что
"большевистский режим ни в коем случае нельзя счи­
тать стабильным".
К тому же немцы боялись скомпрометировать боль­
шевиков слишком поспешным проявлением друж еских
чувств к ленинскому правительству и дать этим повод
Антанте и оппонентам Ленина в России утверждать, что

137

большевики состоят в сговоре с Германией. И есте­
ственно, что открыто идти на сепаратный и грабитель­
ский мир Ленин не мог без риска быть обвиненным в
сотрудничестве с германским правительством. Ленин
поэтому ожидал от немцев в общем-то обещанного со­
гласия подписать мир без аннексий и контрибуций как
ответа на зачитанный им декрет о мире. А немцы не
торопились. Они выжидали, удержат ли большевики
власть и сможет ли Ленин сформировать правительство
под своим руководством.
Интересы Ленина и Германии все еще совпадали. Нем­
цы были заинтересованы в разложении русской армии
для ослабления Восточного фронта. Большевики - для
предотвращения попыток подавить большевистский пере­
ворот военной силой. 14 (27) ноября германское Вер­
ховное командование дало свое согласие на ведение
официальных переговоров о мире с представителями со­
ветской власти. Начало переговоров было назначено на
19 ноября (2 декабря), причем в заявлении от 15 (28)
ноября советское правительство указало, что в случае
отказа Франции, Великобритании, Италии, США, Бель­
гии, Сербии, Румынии, Японии и Китая присоединиться к
переговорам оно будет вести их с одной Германией, то
есть заявило о планируемом подписании сепаратного
мира. Именно такой декларации ждало германское пра­
вительство. На следующий день, 16 (29) ноября, высту­
павший в рейхстаге канцлер Гертлинг в свою очередь
указал, что готов вступить в переговоры с советской
делегацией. 17 (30) ноября согласие присоединиться к
переговорам на указанных условиях высказала АвстроВенгрия. Оставалось только удержать большевиков у
власти как минимум до момента подписания.
20 ноября (3 декабря) советская делегация прибыла в
Брест-Литовск, где помещалась ставка главнокомандую­
щего германским Восточным фронтом. На следующий
день переговоры в Брест-Литовске начались. С советской
стороны делегацию возглавляли три большевика (А. А.
Иоффе, Л. Б. Каменев и Г. Я. Сокольников) и два левых
эсера (С. Д. Масловский-Мстиславский и А. А. Биценко).
По поручению главнокомандующего Восточным фронтом
Леопольда Баварского с германской стороны переговоры
должна была вести группа военных во главе с генера­
лом Гофманом.
Если германское правительство и надеялось на быст­
рое заключение соглашения с большевиками, иллюзии
немцев рассеялись после первого же дня переговоров.
Очевидно, что советская делегация была заинтересована
либо в затягивании переговоров на как можно более

138

длительный срок, либо в их саботаже. 22 ноября (5 де­
кабря) советская делегация предложила объявить пере­
рыв на семь дней и перенести переговоры в Псков. Со­
гласившись на перерыв, германская делегация отклонила
требование о переносе места заседаний. Тем не менее
военные действия на русско-германском, русско-ав­
стрийском и русско-турецком фронтах приостанавлива­
лись. С 24 ноября (7 декабря) до 4 (17) декабря объявля­
лось перемирие, продленное затем до 1 (14) января 1918
года.
12 (25) декабря, в день возобновления работы конфе­
ренции, министр иностранных дел Австро-Венгрии граф
Чернин объявил от имени стран Четвертого союза, что
"они согласны немедленно заключить общий мир без
насильственных присоединений и контрибуций. Они при­
соединяются к русской делегации, осуждающей продол­
жение войны ради чисто завоевательных целей”.
Аналогичное заявление сделал Кюльман. Правда, и
Чернин, и Кюльман сделали одну существенную оговор­
ку: к предложению советской делегации должны были
присоединиться все без исключения воюющие страны,
причем в определенный, короткий, срок - в течение де­
сяти дней, для чего в работе конференции объявлялся оче­
редной перерыв. Таким образом, Антанта и Четверной
союз должны были сесть за стол мирных переговоров и
заключить мир на условиях, выдвинутых российской
советской делегацией. Было очевидно, что такое пред­
ложение нереалистично. По существу этот шаг был ба­
нальным пропагандистским трюком как со стороны Со­
ветов, так и со стороны Германии. Тем не менее 17 (30)
декабря перерыв был объявлен.
Тот факт, что заявления Чернина и Кюльмана об их
согласии вести переговоры на условиях, выдвинутых
советской делегацией (”мир без аннексий и контрибу­
ций”), совпадали, не должен вводить в заблуждение: у
Германии и Австро-Венгрии по этому вопросу имелись
серьезные расхождения. Германское правительство давно
относилось с подозрением к готовности Чернина подпи­
сать мир с Советами как можно скорее. Еще 20 ноября
(3 декабря) статс-секретарь Германии по иностранным
делам Кюльман высказал мнение, что ”Австро-Венгрия
будет относиться к [будущ ему] сближению [между Гер­
манией и Россией] с недоверием и неодобрением. Я бы
расценил излишнее рвение графа Чернина прийти к
соглашению с русскими как желание опередить нас и
помешать Германии и России установить тесные отно­
шения, которые были бы нежелательны для Дунайской
империи”.

139

Похоже, однако, что Чернин дум ал не столько о
далеком будущ ем, сколько о сегодняшнем. Положение
австрийцев считалось даже более грозным, чем со­
стояние немцев. Начальник германского генерального
штаба Гинденбург писал в своих мемуарах:
"Внутренние
затруднения...
не
уменьшились...
Взаимная вражда усиливается благодаря различию в
материальном положении... Нет ничего удивительного,
что растет желание мира и угасают надежды на благо­
приятный исход войны. Поэтому русская революция дей­
ствует скорее разлагающе, чем укрепляюще... При таких
условиях надо было обладать более крепкими, чем у
австро-венгерского правительства, нервами, чтобы про­
тивостоять требованию массами мира во что бы то ни
стало".
Макс Баденский писал на эту тему в своих ме­
м уарах, что у "...австрийского делегата на конферен­
ции в Брест-Литовске Чернина был приказ императора
не возвращаться домой без мира в кармане". А Гофман
указывал, что:
"единственной мыслью, которая полностью овладела
Черниным, было желание прийти по крайней мере к ка­
кому-либо соглашению с Россией и привезти мирный
договор... Чернин приехал с инструкциями императора
Австро-Венгрии не допустить неудачи конференции в
Бресте любой ценой, и если положение будет ухудшаться
и германские требования будут угрожать ходу конфе­
ренции, то он должен был заключить сепаратный мир с
русскими".
27 декабря (9 января) конференция возобновила свою
работу. Советскую двухпартийную делегацию возглав­
ляли на конференции большевик Троцкий и левый эсер
Карелин. В переговорах, кроме того, принимала теперь
участие делегация Украины. Считается, что Троцкий
допустил ошибку, когда признал делегацию "буржуаз­
ной" украинской Рады, так как это признание авто­
матически поставило вне закона прибывшую в БрестЛитовск делегацию украинских большевиков. Однако не
следует считать это признание скоропалительным. 8 и
9 (21 и 22) декабря оставшаяся в Бресте советская деле­
гация донесла в НКИД Троцкому, что в Бресте ожидают
прибытия делегации Украинской рады. Троцкий, конечно
же, понимал, что лучше не создавать отдельной ук ра­
инской делегации, так как тогда страны Четверного
союза смогут играть на советско-украинских проти­
воречиях и в случае несговорчивости большевиков за­
ключат сепаратный мир с независимой Украиной. Троц­
кий предписал поэтому "столковаться с представителями

140

Украинской рады об их вхождении в общую делегацию”.
С делегацией украинской рады советская делегация сове­
щалась весь день 26 декабря (8 января). Не ясно, о чем
именно они договорились, но 28 декабря (10 января)
Троцкий от имени советской делегации подтвердил при­
знание советским правительством независимой Украины
с правительством Рады. И только через два дня ЦИК
Советов Украины, спешно образованный большевиками
Украины в Харькове, послал председателя ЦИКа Е. Г.
Медведева, народного секретаря по военным делам В. М.
Шахрая и народного секретаря по просвещению В. П. Затонского на конференцию в Брест как полномочную де­
легацию Украины. Но они прибыли туда слишком позд­
но, и, когда попытались было 17 (30) января получить
право голоса на переговорах, Кюльман поймал Троцкого
на слове и резонно заметил, ”что г-н председатель
русской делегации не указал на то, что одновременно
с делегацией Киевской рады имеет притязание говорить
от имени украинского народа еще и другая делегация”.
5 (18) января Гофман развернул перед советскими
делегатами карту с начертанной на ней новой погра­
ничной линией РСФСР. От России отторгались террритории общей площадью в 150-160 тыс. кв. км, в которые
входили Польша, Литва, часть Латвии и острова Бал­
тийского моря, принадлежащие Эстонии. На отторгнутых
территориях предусматривалось оставление германских
оккупационных войск. Германское предложение, грани­
чившее с ультиматумом, было передано в Петроград, и
Ленин приказал Троцкому немедленно возвращаться,
чтобы обсудить положение с членами ЦК и Совнаркома.
Председателем советской делегации в отсутствие Троц­
кого оставался большевик А. А. Иоффе.
17 (30) января 1918 года переговоры в Брест-Литовске возобновились. Через десять дней Кюльман, а затем
и Чернин предложили советской делегации подписать
предложенные России ранее условия сепаратного мира.
Тогда же на заседании политической комиссии пред­
ставители Четверного союза объявили о подписании ими
сепаратного договора с Украинской республикой. Со­
гласно договору, Рада признавалась единственным за­
конным правительством Украины, причем Германия обя­
залась оказать Украине военную и политическую по­
мощь для стабилизации режима страны. Правительство
Рады, со своей стороны, обязалось продать Германии и
Австро-Венгрии до 31 июля 1918 года 1 млн. тонн хл е­
ба, до 500 тыс. тонн мяса, 400 млн. штук яиц и другие
виды продовольствия и сырья.

141

Для советской делегации события эти не были неожи­
данными. Вечером 28 января (10 февраля), в ответ на
вновь повторенное требование Германии ’’обсуждать
только пункты, дающие возможность прийти к опреде­
ленным результатам”, в соответствии с директивами ЦК
РСДРП(б) и телеграммой Ленина, Троцкий от имени со­
ветской делегации заявил о разрыве переговоров: ”Мы
выходим из войны, но вынуждены отказаться от подпи­
сания мирного договора”. 28 января (10 февраля) в 6.50
вечера переговоры были прерваны. Возобновлены они, в
форме переговоров, по существу так никогда и не были.
3 марта, в 5.50 вечера, следуя имеющимся у него ин­
струкциям, Сокольников подписал составленный немца­
ми ультиматум, вошедший в историю как Брест-Литовский мирный договор. Он подписал его, не читая, зая­
вив, что отказывается ”от всякого его обсуждения как
совершенно бесполезного при создавшихся условиях”.
Ю. Фельштинский

142

*

*

*

Оттокар Чернин занимал пост австро-венгерского
министра иностранных дел с конца 1916 до апреля 1918
года. Перед назначением на этот пост он был австро­
венгерским посланником в Румынии до вступления Ру­
мынии в войну на стороне Антанты. Факты, сообщаемые
Черниным, не оставляют сомнения в том, что положение
Австрии уже в 1917 г. было совершенно катастрофиче­
ским. Для внимательных наблюдателей это уже давно
было ясно. Книга Чернина это убеждение вполне под­
тверждает.
Уже в апреле 1917 г. в записке (приведенной в кни­
ге), поданной императору Карлу и предназначавшейся
также и для вручения императору Вильгельму, Чернин
формулировал положение следующим образом:

Совершенно ясно, что наша военная мощь под­
ходит к концу... Я указываю только на то,
что сырье для изготовления военных материалов
на исходе, что человеческий материал совер­
шенно истощен, и прежде всего на гнетущее
отчаяние, которым охвачены все слои населения
вследствие недоедания и которое делает невоз­
можным выносить дальше тяжесть военных стра­
даний. Если я еще надеюсь, что нам удастся
выдержать ближайшие месяцы и с успехом обо­
роняться, то для меня все же вполне ясно, что
возможность еще одной зимней кампании со­
вершенно исключается, другими словами, в кон­
це лета или осенью должен наступить конец.
Чернин далее указывает на опасность революции,
которая должна вспыхнуть при продолжении войны, и
обращает внимание на "изумительную легкость, с ко­
торой была низвергнута сильнейшая монархия в мире"

143

(т. е. Россия). Он предостерегает против мнения, что в
Германии и Австро-Венгрии монархические чувства пу­
стили такие глубокие корни, что там подобная револю­
ция невозможна. Утверждать это, говорит Чернин, зна­
чит не понимать глубокого переворота, вызванного в
настроении этой войной.

Эта война открывает новую эру в мировой
истории. Она беспримерна. Мир теперь не тот,
каким он был три года тому назад, и было бы
тщетно искать в мировой истории аналогии
событиям, которые теперь стали повседневными...
Вашему Величеству известно, что гнет, под
которым стонет население, достиг степени прямо
невыносимой. Струна натянута до того, что
каждый день можно ожидать, что она лопнет...
Я твердо убежден, что Германия так же, как и
мы, дошла до предела своих сил, чего, впрочем,
ответственные политики в Берлине вовсе не
отрицают... Если монархи Центральных империй
не в состоянии в ближайшие месяцы заключить
мир, это сделают через их головы народы, а
тогда волны революционных движений сметут
все то, за что наши братья и сыновья теперь
еще борются и умирают.
В конце своей записки он говорит:

Мы можем подождать еще несколько недель и
попытаться выяснить, будет ли возможность
заговорить с Парижем или Петербургом. Если
это не удастся, мы должны своевременно пойти
нашей последней картой и сделать те крайние
предложения, на которые я уже раньше ука­
зывал.
144

Эти крайние уступки, которые отстаивал Чернин,
заключались в том, чтобы Германия пришла к соглаше­
нию с Францией насчет Эльзас-Лотарингии, т. е., д р у ­
гими словами, отказалась от этих областей, а Австрия
уступила Галицию вновь созданной Польше, причем она
не имела бы ничего против того, чтобы эта новая ве­
ликая Польша была соединена личной унией с Германией.
17 ноября 1917 г. Чернин пишет своему знакомому,
что ему, вероятно, скоро придется покинуть свой пост
(министра иностранных дел), потому что против него
ведутся различные интриги.

Избавление, слава Богу, уже близко. Я бы
только очень хотел покончить с Россией и,
таким образом, быть может, создать возмож­
ность общего мира. Известия из России схо­
дятся в том, что тамошнее правительство
безусловно хочет добиться мира, причем как
можно скорее. Если этот мир будет заключен,
германцы уверены в будущем. Они не сомне­
ваются в том, что если они будут иметь
возможность перебросить свои массы на За­
пад, им удастся прорвать фронт, взять Париж
и Кале и оттуда непосредственно угрожать
Англии. Такой успех действительно может при­
вести к миру, если Германия тогда со своей
стороны согласится отказаться от завоеваний.
Я во всяком случае не могу себе представить,
чтобы Антанта, после потери Парижа и Кале, не
была согласна на мир in te r pares. Гинденбург
до сих пор сдержал все, что обещал, в этом
ему нельзя отказать, и вся Германия твердо
верит в его предстоящие успехи на Западе. Не­
обходимое условие для этого, однако, конечно
- освобожденный Восточный фронт, т. е. мир с
Россией. Русский мир может таким образом
145

быть первой ступенью на лестнице к всеобщему
миру.
Я в последние дни получил надежные сведе­
ния о большевиках. Их вожди - почти исклю­
чительно евреи, с совершенно фантастическими
идеями, и я не завидую стране, которой они
управляют. Но нас, конечно, прежде всего ин­
тересует их стремление к миру, а оно, по-видимому, существует - они не в состоянии
больше вести войну.
В министерстве у нас тут представлены три
течения. Одно не принимает Ленина всерьез и
считает его калифом на час; другое не разде­
ляет этого взгляда, но восстает против того,
чтобы вести переговоры с таким революционе­
ром. Третье течение состоит, насколько я могу
судить, из одного меня, и о н о будет вести
переговоры, несмотря на возможность того, что
Ленин скоро будет сметен, и на несомненность
его революционности. Чем меньше времени Ленин
останется у власти, тем скорее надо вести
переговоры, ибо никакое русское правительст­
во, которое будет после него, не начнет войны
вновь. Я не могу создать себе русского Меттерниха в качестве партнера тогда, когда его
нет. Германцы ломаются и не обнаруживают
особенной охоты идти на переговоры с Лениным,
очевидно, по только что приведенным соображе­
ниям. Они при этом непоследовательны, как
весьма часто. Германские военные, - которые,
как известно, дают направление всей герман­
ской политике, - мне кажется, сделали все для
того, чтобы низвергнуть Керенского и поста­
вить на его место "нечто другое". Это "дру­
гое" теперь налицо и желает заключить мир,
следовательно, не надо упустить случая, не146

смотря на все сомнения, которые внушает парт­
нер.
Узнать что-нибудь в точности насчет этих
большевиков почти невозможно, т. е. лучше
сказать, узнаешь очень многое, но сведения
очень противоречивые. Они начинают с того,
что уничтожают все, что сколько-нибудь на­
поминает о труде, благосостоянии и культу­
ре, и истребляют буржуазию. В их программе,
по-видимому, нет речи о "свободе и равенст­
ве", только о зверском подавлении всего того,
что не есть пролетариат. Русская буржуазия
почти так же труслива и глупа, как наша, и
дает себя резать, как бараны. Несомненно, что
этот русский большевизм представляет евро­
пейскую опасность, и если бы мы обладали
силой добиться одновременно со сносным для
нас миром еще установления закономерных по­
рядков в чужих странах, - самое правильное
было бы вовсе не разговаривать с этими людь­
ми, идти на Петербург и восстановить порядок.
Но этой силы у нас нет, ибо нам нужен наи­
скорейший мир ради нашего спасения, а мы не
можем получить мира, если германцы не при­
дут в Париж. Но германцы могут прийти в Па­
риж только тогда, когда мы освободимся от
нашего Восточного фронта. Таким образом за­
мыкается круг. Это все рассуждения, которые
высказывают сами германские военные, а по­
тому так нелогично с их стороны, когда лич­
ность Ленина оказывается для них неприемле­
мой... Как можно скорее покончить с Россией,
сломать затем волю Антанты, стремящейся к
нашему уничтожению, и заключить мир, хотя
бы и с потерями - таковы мой план и надеж­
да, которой я живу. Конечно, после взятия
147

Парижа все, что называется "влиятельным”,
будет, кроме императора Карла, требовать "хо­
рошего” мира, которого мы получить никоим
образом не можем. Но я возьму на себя тяже­
лый крест быть тем, который испортил мир.
Таким образом, я надеюсь, мы выйдем из вой­
ны только с одним подбитым глазом. Но ста­
рые времена уже больше не вернутся. В судоро­
гах и муках родится новый мировой порядок.
19 декабря того же 1917 года Чернин отмечает в
своем дневнике, что он в этот день выехал из Вены в
Брест-Литовск вместе с остальными членами австро­
венгерской делегации.

В пути я изложил фельдмаршал-лейтенанту
Цицерицу ( С ъ \с ъ е г \с ъ ) свои взгляды и планы. Я
высказал свое убеждение, что русские внесут
предложение заключить общий мир и что мы,
естественно, должны будем согласиться с этим
предложением. Я еще далеко не оставил надежды,
что в Бресте может быть положено начало все­
общему миру. Если же Антанта не согласится,
то тогда, по крайней мере, путь будет свобо­
ден для сепаратного мира (с Россией).
На следующий день Чернин прибыл в Брест-Литовск.

В шесть часов я поехал к начальнику штаба
главнокомандующего Восточным фронтом гене­
ралу Гофману и узнал от него интересные
подробности насчет психологии русских деле­
гатов и относительно заключенного перемирия.
У меня было впечатление, что генерал Гофман,
наряду со знанием дела и энергией, обладает и
большой ловкостью и спокойствием, но также и
148

большой дозой прусской грубости. Все это
дало ему возможность заставить русских
заключить весьма благоприятное перемирие,
несмотря на проявившиеся сначала сопротивле­
ния...
Мы потом пошли вместе обедать. За столом
сидел весь штаб главнокомандующего восточным
фронтом в числе почти 100 человек. Этот обед
представлял одну из самых курьезных картин,
которую можно себе представить. Председатель­
ствует принц Леопольд Баварский. Рядом с
принцем сидит председатель русской делегации,
еврей по имени Иоффе, недавно лишь освобож­
денный из Сибири, далее сидели генералы и
прочие делегаты. Кроме упомянутого Иоффе,
наиболее выдающимся членом делегации явля­
ется Каменев, зять русского министра иност­
ранных дел Троцкого, который тоже был осво­
божден из тюрьмы революцией и играет теперь
выдающуюся роль. Третьим членом делегации яв­
ляется г-жа Биценко, женщина с очень богатым
прошлым. Ее муж - мелкий чиновник, а она са­
ма рано примкнула к революционному движе­
нию. Двенадцать лет тому назад она убила
генерала Сахарова, губернатора какого-то
русского города, которого за проявленную им
решительность социалисты приговорили к
смерти. Она явилась к генералу с прошением,
пряча револьвер под передником. Когда генерал
стал читать прошение, она выстрелила в него
четыре раза и убила его наповал. Она была
сослана в Сибирь, где провела 12 лет, частью
в одиночном заключении. Ей тоже только рево­
люция возвратила свободу. Эта интересная жен­
щина, которая в Сибири настолько научилась
французскому и немецкому языкам, что она в
149

состоянии читать, но не говорить на них, так
как она не знает, как произносятся слова, типичная представительница образованного
русского пролетариата. Она необыкновенно тиха
и замкнута, склад ее губ свидетельствует о
большой решительности, глаза часто страстно
вспыхивают. То, что происходит кругом нее,
ей, кажется, в сущности безразлично. Только
тогда, когда речь заходит о принципах меж­
дународной революции, она внезапно просыпа­
ется, все выражение ее лица меняется и она
напоминает хищного зверя, который внезапно
увидел свою добычу перед собой и готов ки­
нуться на нее.
После обеда у меня был первый длинный
разговор с г-ном Иоффе. Вся его теория осно­
вана на том, чтобы ввести право народа на
самоопределение во всем мире на самых широ­
ких началах и затем побудить эти освобож­
денные народы навсегда полюбить друг друга.
Г-н Иоффе не отрицает, что такой процесс
вызовет прежде всего гражданскую войну во
всем мире, но полагает, что такая война, кото­
рая осуществит идеалы человечества, справед­
лива и оправдывается целью, которую она пре­
следует. Я ограничился заявлением г-ну Иоф­
фе, что он должен доказать в России, что
большевизм является началом счастливой эпохи
в истории. Если это ему удастся, он (больше­
визм) завоюет мир своими идеями. Пока же на
практике не сделана проверка, г-ну Ленину
вряд ли удастся втиснуть мир в рамки своих
идей. Мы готовы заключить мир без аннексий
и контрибуций и вполне согласны предоставить
затем русским событиям развиваться так, как
этого желает русское правительство. Мы также
150

охотно готовы научиться чему-нибудь у Рос­
сии и, если его революция будет успешна, он
заставит Европу принять его идеи, все равно
- желаем ли мы этого или нет. Пока же необ­
ходимо проявлять величайший скептицизм, и я
обращаю его внимание на то, что мы не намере­
ны подражать русским событиям и категориче­
ски протестуем против всякого вмешательства
в наши внутренние дела. Если же он намерева­
ется и дальше стоять на этой утопической
точке зрения и хочет навязать и нам свои
идеи, тогда лучше, если он уедет ближайшим
поездом, так как о мире тогда нечего гово­
рить. Г-н Иоффе посмотрел на меня с изумле­
нием своими кроткими глазами,некоторое
время промолчал и затем ответил мне в дру­
жеском, я даже сказал бы, в умоляющем тоне,
которого я никогда не забуду: ”Я все же
надеюсь, что нам удастся вызвать революцию
также и у вас”. ”Я того же мнения, и думаю,
что это сделают сами народы, без благосклон­
ного участия Иоффе, если Антанта будет сто­
ять на своем и не пойдет на соглашение”.
Странные люди эти большевики. Они говорят о
свободе и примирении народов, о мире и еди­
нодушии, но в то же время о них говорят, что
это самые жестокие тираны, которых когдалибо знала история, - они просто истребляют
буржуазию, и аргументы их - пулеметы и ви­
селицы. Сегодняшняя беседа с Иоффе мне по­
казала, что эти люди не честны и в своей
двуличности далеко оставляют за собой то, в
чем упрекают профессиональную дипломатию,
ибо ложь - подавлять таким образом буржуа­
зию и говорить в то же время о свободе, ко­
торая должна осчастливить мир.
151

На следующий день, 21 декабря, Чернин пишет, что в
частном разговоре с Кюльманом он повторил свое
предположение, что русские делегаты внесут предложе­
ние о заключении всеобщего мира и что представители
Центральных империй должны это предложение принять.

Кюльман со мной наполовину согласен...
Если Антанта это предложение примет, то конец
этих ужасных страданий близок. К сожалению,
это невероятно.
23 декабря он пишет:

Сегодня рано утром мы с Кюльманом выра­
батывали наш ответ на декларацию Иоффе
(шесть пунктов) о принципах, которые должны
лечь в основу мирного договора. Это было
нелегко. Кюльман лично хочет всеобщего мира,
но боится протестов со стороны военных, ко­
торые желают заключить мир только тогда,
когда они одержат окончательную победу. В
конце концов мы с ним сговорились. Затем
возникли новые трудности со стороны турок.
Турецкие делегаты заявили, что они требуют,
чтобы немедленно по заключении мира русские
войска очистили Закавказье. Германцы против
этого возражали, потому что в таком случае
и они должны были бы очистить также Польшу,
Курляндию и Литву, чего от них никак нельзя
будет добиться. После долгой борьбы и многих
усилий удалось убедить турок отказаться от
их требований. Турки выдвинули еще и другое
возражение, указывая, что (в нашем ответе)
недостаточно категорично отклонена возмож­
ность вмешательства России во внутренние
дела чужих государств. Однако в конце концов
152

турецкий министр иностранных дел заявил, что
Австро-Венгрия в отношении своих внутренних
дел подвергается еще большей опасности, чем
Турция, и что если я не возражаю против это­
го, то и он готов отказаться от своих возра­
жений. Болгары - во главе их делегации нахо­
дится министр юстиции Попов, - из которых
одна часть не понимает немецкого языка, а
другая еле понимает по-французски, - лишь
очень поздно начали разбираться в нашем
ответе и отложили свое решение до следующего
дня. [...]
25-го
декабря
1917 г. Сегодня
состоялось
пленарное заседание. Я председательствовал и
прочитал русским ответ на их мирное предло­
жение. Таким образом, предлож ение о всеобщ ем
м и р е будет сделан о , и мы
будем ждать ответа.
Чтобы не терять времени, мы будем пока про­
должать переговоры, касающиеся России. Мы,
таким образом, сделали большой шаг вперед и,
может быть, самое трудное уже позади нас.
Как знать, не является ли вчерашний день реши­
тельным поворотным пунктом в истории мира.
26
д е к а б р я . Вечером, перед ужином, Гофман
сообщил русским делегатам германские планы
относительно окраинных областей. Положение
таково: пока война продолжается на Западе,
германцы не могут очистить Курляндию и
Литву, ибо, независимо от того, что они хо­
тят сохранить их в виде налога при перего­
ворах о всеобщем мире, эти территории являются
частью их военных ресурсов. Железнодорожный
материал, фабрики и, в первую очередь, хлеб
этих областей - необходимы, пока продолжается
война. Естественно, что германцы не могут их
сейчас очистить. Когда мир будет заключен,
153

судьба оккупированных областей должна быть
решена на основании принципа самоопределения
народов. Вся трудность заключается в том, как
применить этот принцип. Русские, конечно, не
хотят, чтобы голосование состоялось, пока
страна под властью германских штыков. Гер­
манцы же, со своей стороны, говорят, что бес­
примерный большевистский террор приведет к
фальсификации результатов выборов, так как,
по представлению большевиков, буржуа - не
человек. Я выдвинул было предложение пору­
чить наблюдение за голосованием какой-ни­
будь нейтральной стране, но это предложение
было почти всеми отклонено. В течение войны
никакое нейтральное государство не возьмет
на себя этой задачи, а до всеобщего мира гер­
манские оккупационные войска не должны ос­
таваться. В действительности, каждая сторона
боится террора другой, но каждая хочет его
применять в своих целях.
Здесь не торопятся. То турки не готовы, то
опять болгары, затем канителят русские, и в
результате заседание снова откладывается или
закрывается тотчас после начала. Я читаю сей­
час мемуары из эпохи французской револю­
ции. Это очень своевременно ввиду того, что
происходит в России и что, по всей вероятно­
сти, будет во всей Европе. Большевиков тогда
еще не было, но в Париже тогда, как теперь в
Петербурге, были люди, которые тиранически
обращались с миром, прикрываясь лозунгом
свободы. Шарлотта Корде сказала: ”Я убила не
человека, а дикого зверя”. Эти большевики ис­
чезнут, и кто знает, не найдется ли своя Кор­
де и для Троцкого. [...]
154

27
д ек а б р я . Русские в отчаянии, хотели час­
тью уехать: они думали, что германцы просто
откажутся от всей занятой ими территории
или выдадут ее большевикам. Продолжительные
заседания с участием русских, Кюльмана и
моим, иногда и с Гофманом. Я предложил сле­
дующую формулу: 1) пока не заключен всеоб­
щий мир, мы не можем отказаться от оккупи­
рованной территории, так как она образует
часть наших военных ресурсов; 2) после всеоб­
щего мира народное голосование в Польше, Кур­
ляндии и Литве должно решить участь этих
народов. Форма этого голосования еще подлежит
обсуждению, чтобы дать русским возможность
убедиться, что голосование произойдет без
давления. Это предложение, видимо, не улыба­
ется ни той, ни другой стороне. Положение
очень ухудшилось.
После обеда положение продолжает ухуд­
шаться. От Гинденбурга получаются свирепые
телеграммы по поводу нашего "отказа” от все­
го. Людендорф каждый час вызывает по телефо­
ну; новые припадки бешенства. Гофман крайне
раздражен, Кюльман холоден как всегда. Рус­
ские заявляют, что неясная формулировка гер­
манских предложений относительно свободы
голосования - неприемлема. Я заявил Кюльману
и Гофману, что буду идти с ними рука об
руку до последней возможности, но что если
их усилия потерпят неудачу, я вступлю с рус­
скими в сепаратные переговоры. Берлин, так же,
как и Петербург, не желает свободного голосо­
вания, Австро-Венгрия же ничего другого не
хочет, как наконец заключить мир. Кюльман
понимает мою точку зрения и говорит, что он
сам скорее выйдет в отставку, чем допустит

155

неудачу переговоров. Он меня просил изложить
ему письменно мою точку зрения, так как
"это укрепит его положение". Сделано. Он это
телеграфировал императору. Вечером. Кюльман
думает, что завтра либо будет разрыв, либо
все будет склеено.
28
дек а б р я . Настроение вялое. В Крейцнахе
[тогдашнее местонахождение германской ставки.
- Ю. Ф.] новые взрывы возмущения. Зато к
обеду пришла телеграмма, что Гертлинг [то­
гдашний имперский канцлер. - Ю. Ф.] сделал
доклад императору Вильгельму, который
остался им весьма доволен. Кюльман мне ска­
зал: "Император - единственный разумный че­
ловек во всей Германии". Мы, наконец, со­
шлись на том, чтобы в Бресте была образована
комиссия для разработки подробного плана
очищения оккупированных областей и способа
голосования. Это, по крайней мере, временный
исход. Все мы разъезжаемся по домам, чтобы
сделать доклады о наших работах, а следующее
заседание состоится 5 января 1918 года.
С 29 декабря по 3 января Чернин был в Вене, имел две
аудиенции у императора Карла, который вполне одобрил
его стремление добиться мира, если это хоть скольконибудь возможно. Посланный Черниным в русские по­
граничные области для выяснения настроения населения
агент привез сведения, что там все против большевиз­
ма, за исключением самих большевиков. Все городское
население, крестьяне и вообще все, владеющие какой-либо
собственностью, боятся этих красных разбойников и
желают присоединиться к Германии. Террор Ленина, по
этим сведениям, совершенно неописуем. Даже в Петер­
бурге все страстно желают вступления германских
войск, чтобы быть освобожденными от этих людей.

156

В Вене, говорит Чернин, он беседовал с различными
политиками: Беком [бывший австрийский премьер. - Ю.
Ф.], Векерле [тогдашний венгерский премьер. - Ю. Ф.],
Зейдлером [тогдашний австрийский премьер. - Ю. Ф.] и
некоторыми другими. Все ему говорили, что мир дол­
жен быть заключен, но что сепаратный мир без Герма­
нии невозможен. "Каким образом я могу это сделать,
когда ни Германия, ни Россия не желают быть разумны­
ми, - мне никто не сказал".
4 января 1918 г. По возвращении в Брест Чернин
узнал от Кюльмана о том, что делалось в Берлине. Там
царило страшное возбуждение. Кюльман предложил Людендорфу поехать в Брест и самому принять участие в
переговорах. Однако после продолжительных переговоров
выяснилось, что Людендорф сам толком не знал, чего он
хотел, и в конце концов заявил, что он считает лишним
ехать в Брест, т. к. он там "может разве только чтонибудь испортить".

Господи Боже, ниспошли этому человеку
больше таких минут просветления! По-видимому, все раздражение Людендорфа вытекает не
столько из мотивов по существу, сколько из
зависти к Кюльману; он не желает, чтобы весь
свет вынес впечатление, что мир был заключен
благодаря дипломатическим талантам, а не
исключительно вследствие военных успехов.
По дороге в Брест Чернин узнал о предложении со­
ветского правительства перенести мирные переговоры в
Стокгольм. Как он, так и Кюльман решили это предло­
жение отвергнуть. В случае же, если бы русская деле­
гация не явилась в Брест-Литовск,

[...] мы объявили бы перемирие прекращенным
и стали бы выжидать дальнейшего образа дей157

ствий петербургского правительства. Мы были
в этом отношении с Кюльманом вполне солидар­
ны, тем не менее настроение как у нас, так и
у германцев было довольно подавленное. Несо­
мненно, что если русские решительно прервут
переговоры, положение станет весьма трудным.
Единственное спасение заключается в быстрых и
решительных переговорах с украинской деле­
гацией, которые мы и начали сейчас после обе­
да. Таким образом, существует надежда, что
по крайней мере с ними в близком будущем
будет достигнут результат. Вечером пришла
телеграмма из Петербурга о предстоящем при­
езде русской делегации вместе с министром
иностранных дел Троцким. Радость, проявленная
при получении этого известия, показала, пишет Чернин, - до какой степени германцы
были удручены возможностью неприбытия рус­
ских. Мы все сознаем, что теперь мы на пути
к миру.
6
я н в а р я . Сегодня происходили первые пере­
говоры с украинской делегацией. Украинцы
сильно отличаются от русских делегатов. Они
гораздо менее революционны, обнаруживают го­
раздо больше интереса к собственной стране и
меньше интереса к социализму. Они, собствен­
но, не заботятся о России, а исключительно об
Украине, и все их усилия направлены к тому,
чтобы стать как можно скорее самостоятельны­
ми. Им, по-видимому, самим еще не ясно,
должна ли эта самостоятельность быть полной
или она должна быть мыслима в рамках рус­
ского федеративного государства. Украинские
делегаты, весьма интеллигентные, очевидно,
желают использовать нас против большевиков.
Их стремления заключаются в том, чтобы мы
158

признали их самостоятельность, а после этого
совершившегося факта они могли бы заставить
большевиков признать их равноправными уча­
стниками мирной конференции. Наш же интерес
состоит в том, чтобы либо заставить украин­
цев заключить мир с нами на желательных нам
началах, либо же вбить клин между ними и
представителями петербургского правительства.
На их заявление относительно самостоятельно­
сти мы им поэтому ответили, что мы готовы
ее признать, если украинцы, со своей стороны,
примут следующие три пункта: 1) доведение
переговоров до конца в Брест-Литовске, а не в
Стокгольме; 2) признание старых государст­
венных границ между Австро-Венгрией и Украи­
ной и 3) невмешательство одного государства
во внутренние дела другого. На это предложе­
ние пока мы ответа еще не имеем.
7
я н в а р я . Утром приехала вся русская деле­
гация во главе с Троцким. Они сейчас просили
передать, что просят извинения и не будут
больше обедать за общим столом. Вообще, их
больше не видно, и, судя по всему, у них те­
перь другое настроение, чем раньше. Герман­
ский офицер, капитан барон Ламезам, сопро­
вождавший русскую делегацию от Двинска, со­
общает интересные подробности. Во-первых, он
утверждает, что окопы перед Двинском совер­
шенно опустели и что, за исключением неко­
торых постовых, вообще никаких русских там
нет. Далее он говорит, что на многочисленных
станциях делегацию встречали депутаты, кото­
рые все требовали мира. Троцкий им всегда
отвечал чрезвычайно ловко и любезно, но его
настроение постепенно становилось все более
угнетенным. У барона Ламезама осталось впе159

чатление, что русские в совершенно отчаянном
настроении, так как у них только выбор либо вернуться домой без мира, либо с очень
дурным миром, а в том и другом случае они
будут сметены. Кюльман сказал: ”11s n'o n t que
le choix à quelle sauce ils se feront manger”.
Я ему на это ответил: ”Tout comme chez
nous”. Сейчас получилась телеграмма об анти­
германских демонстрациях в Будапеште. В гер­
манском консульстве были выбиты стекла, что
ясно указывает на то, каковым стало бы на­
строение, если бы из-за наших требований за­
ключение мира не состоялось.
8 января.
Заседание было опять отложено,
т. к. украинцы все еще не готовы. Поздно ве­
чером я совещался с Кюльманом и Гофманом, и
мы вполне сошлись насчет тактики. Я им еще
раз сказал, что я пойду с ними до последней
крайней возможности и буду отстаивать их
требования, но что в случае, если германцы
окончательно разойдутся с русскими, я сохра­
няю за собой право свободных действий. Оба,
по-видимому, понимают мою точку зрения, в
особенности Кюльман, который и сам, если бы
мог поступать по своему желанию, не допус­
тил бы разрыва переговоров. В частности, мы
пока сошлись на том, что мы ультимативно
будем требовать продолжения переговоров в
Брест-Литовске.
9 я н в а р я . По принципу, что лучшая защита
- нападение, мы решили упредить русского
министра иностранных дел и сразу выступить
с нашим ультиматумом. Троцкий приехал с
большой речью, но наше нападение было так
успешно, что он сейчас же просил отложить
заседание, так как создавшееся новое положе160

ние требует новых решений. Перенесение нашей
конференции в Стокгольм было бы для нас ги­
белью, так как там было бы совершенно невоз­
можно не допустить туда большевиков всех
стран, и там наступило бы то, чему мы с са­
мого начала стараемся воспрепятствовать, а
именно, что инициатива была бы вырвана из
наших рук и перешла бы к этим элементам.
Теперь надо ждать, что принесет завтрашний
день. Это будет либо победа, либо окончатель­
ный разрыв. Троцкий - несомненно умный, ин­
тересный человек и очень опасный противник. Он
обладает совершенно исключительным оратор­
ским талантом, быстротой и ловкостью в реп­
ликах, какую я редко до сих пор видал, и всей
наглостью, свойственной его расе.
10
я н в а р я . Заседание только что состоялось.
В большой, рассчитанной для всей Европы и в
своем роде действительно красивой речи Троц­
кий нам вполне уступил. Он заявил, что при­
нимает германско-австро-венгерский ультима­
тум и остается в Брест-Литовске, так как он
не хочет оказать нам услуги и дать нам
возможность обвинять Россию в продолжении
войны. В связи с речью Троцкого была немед­
ленно образована комиссия для рассмотрения
территориальных вопросов. Я считал важным
попасть в эту комиссию, желая сохранить по­
стоянный надзор за ее столь важными заняти­
ями. Это не особенно легко, так как речь идет
в сущности только о Курляндии и Литве, сле­
довательно, касается не нас, а Германии. Вече­
ром у меня было опять продолжительное засе­
дание с Кюльманом и Гофманом, в течение ко­
торого между германским генералом и статссекретарем произошло довольно резкое столк161

новение. Упоенный успехом ультиматума, по­
ставленного нами России, Гофман желает про­
должать в том же духе и дать русским "осно­
вательно по шапке". Кюльман и я отстаивали
противоположную точку зрения, требовали
спокойного и делового обсуждения каждого
отдельного пункта. Разрешение пунктов, вызы­
вающих сомнение, должно, по-нашему, быть от­
срочено. Когда вся эта работа будет совершена,
все вопросы, оставшиеся неразрешенными, долж­
ны быть собраны вместе и по поводу этих воп­
росов должны быть испрошены телеграфные ди­
рективы от обоих императоров. Несомненно, что
это лучший путь для того, чтобы предотвра­
тить разрыв и ошибки. С украинцами новый
конфликт. Они требуют признания их независи­
мости и заявляют, что если мы этого не сде­
лаем, они уедут.
[В.] Адлер [австрийский социал-демократ. Ю. Ф.] рассказал мне в Вене, что библиотека
Троцкого, которой он очень дорожит, находится
в Вене, кажется, у какого-то г-на Бауэра. Я
сказал Троцкому, что, если он хочет, я распо­
ряжусь, чтобы она была ему послана. Вместе с
этим я его просил о некоторых военнопленных,
например, Л. К. и В., относительно которых
говорят, что с ними плохо обращаются. Троцкий
принял это к сведению, заявил, что он против
дурного обращения с военнопленными, и обещал
справиться. При этом он, однако, подчеркнул,
что эта его любезность не находится ни в ка­
кой связи с его библиотекой и что он во вся­
ком случае исполнил бы мою просьбу. Свою
библиотеку он действительно хочет получить.
11
я н в а р я . До и после обеда происходили
продолжительные заседания комиссии по тер162

риториальным вопросам. Русская делегация
участвовала целиком, кроме украинцев. Я за­
явил Кюльману, что я участвую только в ка­
честве секунданта, так как германские инте­
ресы задеваются этими вопросами неизмеримо
больше, чем наши. Я только от времени до вре­
мени вставляю слово. Троцкий после обеда сде­
лал тактическую ошибку. В речи, доведенной
им до страстности, он заявил, что мы ведем
фальшивую игру, что мы стремимся к аннексиям
и придаем этим аннексиям оболочку права на
самоопределение. Он с этим никогда не согла­
сится и предпочтет разрыв дальнейшему ведению
переговоров в таком духе. Если бы мы были
честны, мы бы позволили представителям Поль­
ши, Курляндии и Литвы приехать в Брест, чтобы
высказать свои пожелания независимо от нас.
При этом необходимо заметить, что с са­
мого начала переговоров спор идет о том,
вправе ли нынешние законодательные органы в
оккупированных областях говорить от имени
народов этих областей или нет. Мы на этот
вопрос отвечаем утвердительно, русские же отрицательно. Мы поэтому сразу согласились
на предложение Троцкого пригласить сюда
представителей этих областей, но прибавили,
что если они будут признаны экспертами, мы
примем их заключения к руководству. Любо­
пытно было наблюдать, как охотно Троцкий
взял бы свои слова обратно. Но он сразу на­
шелся, сохранил внешнее спокойствие и просил
перерыва заседаний на сутки, чтобы обсудить
наш ответ со своими коллегами. Надеюсь, что
Троцкий не будет делать никаких затруднений.
Если бы поляки были привлечены к участию,
это было бы полезно. Трудность заключается
163

в том, что и германцы неохотно желают видеть
здесь поляков, так как им известно их антипрусское настроение.
В тот же день у Радека было столкновение
с германским шофером, за которым последова­
ло продолжение. Генерал Гофман предоставил в
распоряжение русских делегатов автомобили
для совершения ими прогулок. На этот раз
автомобиль не был своевременно подан, Радек
устроил грубую сцену шоферу, тот пожаловал­
ся, а Гофман взял шофера под свою защиту.
Троцкий, видимо, находит поведение Гофмана
правильным и запретил всей делегации вообще
ездить на прогулки. Вот чего они добились,
так им и следует! Никто и не пикнул. Вообще
у них священный трепет перед Троцким. На за­
седаниях тоже никто в присутствии Троцкого
не раскрывает рта.
12
я н в а р я . Гофман произнес свою злополуч­
ную речь. Он ее обдумывал в течение несколь­
ких дней и был очень доволен успехом. Кюльман и я, однако, не скрыли от него, что он
своей речью достиг того, что тыл будет воз­
бужден против нас. Это произвело на него
некоторое впечатление, которое, однако, было
немедленно сглажено похвалой, которую поспе­
шил выразить ему Людендорф. Положение, одна­
ко, обострилось, что было лишнее.
В следующие дни Чернин отмечает в своем дневнике
сведения, полученные из Австрии, об отчаянном положе­
нии с продовольственным вопросом. Из Вены его про­
сили обратиться в Берлин за помощью, так как иначе
катастрофа неизбежна. В телеграмме императору Карлу
Чернин пишет:

164

Я только что обрисовал Кюльману все поло­
жение. Он будет телеграфировать в Берлин, но
смотрит, однако, весьма мрачно, так как и
Германия страдает от недостатка продуктов. Я
думаю, что единственная надежда на успех
этого шага в Берлине заключается в том, чтобы
Ваше Величество послали немедленно через по­
средство военных органов телеграмму импера­
тору Вильгельму с просьбой самому вмешаться
для того, чтобы присылкой хлеба предотвратить
революцию, которая иначе неизбежна. Я обращаю
еще внимание на то, что начало беспорядков у
нас в тылу сделает здесь заключение мира
совершенно невозможным. Лишь только русские
делегаты заметят, что у нас начинается рево­
люция, они не заключат мира, так как все их
расчеты основаны на этом факторе.
17 января Чернин опять записывает, что из Вены и
окрестностей получены скверные известия о большом
забастовочном движении, объясняемом сокращением ра­
циона муки и медленным темпом Брестских переговоров.

Я телеграфировал в Вену, что надеюсь со
временем овладеть запасами продовольствия на
Украине, если только еще удастся в течение
ближайших недель сохранить у нас спокой­
ствие. Я просил венских господ (1. о. членов
австрийского правительства) делать все от них
зависящее, чтобы не испортить здешнего мира.
Вечером я телеграфировал премьеру Зейдлеру:
”Я весьма сожалею, что не обладаю властью
парализовать все ошибки, совершенные органа­
ми, которые ведали продовольствием. Германия
категорически заявляет, что она помочь не в
состоянии, ибо сама имеет слишком мало. Если
165

бы Ваше Превосходительство или ваши ведомства
своевременно обратили на это внимание, то
тогда было бы еще возможно использовать
румынские запасы. При теперешнем же положе­
нии я не вижу другого исхода, кроме рекви­
зиции грубой силой венгерского хлеба для
Австрии до тех пор, пока можно будет полу­
чить румынский и, надеюсь, также украинский
хлеб”.
20 я н в а р я . Переговоры пришли к тому, что
Троцкий заявляет, что он поедет в Петербург
для рассмотрения требований германцев, кото­
рые он считает неприемлемыми, но он обязует­
ся вернуться. Он готов согласиться на участие
представителей окраинных областей только в
том случае, если ему будет предоставлен вы­
бор этих представителей. Это невозможно.
Переговоры с украинцами, которые обнаружи­
вают, несмотря на свою молодость, умение ис­
пользовать выгодное для них положение, - тоже
подвигаются с трудом вперед. Сначала они тре­
бовали Восточную Галицию для новой Украины.
Об этом нечего было говорить. Тогда они стали
скромнее, но с тех пор, как у нас начались
беспорядки, они знают, каковы у нас дела, и
знают, что мы должны заключить мир для то­
го, чтобы получить хлеб. Они теперь требуют
выделения (Sonderstellung) Восточной Галиции
в особую область. Вопрос должен быть разре­
шен в Вене и австрийское министерство должно
произнести решающее слово. Положение таково:
без доставки из-за границы, по данным Зейдлера, через несколько недель у нас начнется
массовое вымирание. Германия и Венгрия ничего
больше не дают. Все агенты доносят, что на
Украине имеются большие избытки хлеба. Вопрос
166

только в том, овладеем ли мы ими своевремен­
но. Я надеюсь. Но если мы не добьемся вскоре
мира, у нас дома повторятся беспорядки, а с
каждой демонстрацией в Вене мир становится
все дороже, ибо господа Севрюк и Левицкий
устанавливают по этим беспорядкам, как по
термометру, состояние нашего недоедания. Если
бы люди, которые устроили эти демонстрации в
Вене, знали, как они этим затруднили до­
ставку продовольствия с Украины! Мы были
уже так близки к концу переговоров. Вопрос
о Восточной Галиции я предоставлю австрий­
скому министерству. Он должен быть решен в
Вене. Холмский вопрос я беру на себя. Я не
могу и не имею права, пока нет возможности
помощи, ради сохранения симпатий поляков,
смотреть, как сотни тысяч голодают.
На следующих страницах дневника Чернин описывает
свою поездку в Вену для разрешения украинского во­
проса.

Впечатление от венских беспорядков еще
больше, чем я ожидал. Они подействовали, как
катастрофа. Украинцы больше не ведут перего­
воров, они диктуют свои требования.
22 января в Вене состоялось совещание австро-вен­
герских сановников под председательством императора
Карла, на котором Чернин докладывал необходимость
уступки требованиям украинцев относительно Восточ­
ной Галиции ввиду нужды в украинском хлебе. Чернин
сравнивал положение Австрии с положением человека,
находящегося в третьем этаже дома, охваченного пожа­
ром. Для того, чтобы спастись, этот человек выскаки­
вает из окна, не размышляя о том, сломает ли он себе

167

ноги или нет. Он предпочитает смерть возможную
смерти несомненной. Этим Чернин мотивировал необхо­
димость уступки в вопросе о Восточной Галиции. Им­
ператор Карл резюмировал в конце заседания выска­
занные мнения таким образом, что необходимо прежде
всего добиться мира с Петербургом и с Украиной и что
с Украиной следует вести переговоры на началах раз­
деления Галиции на Западную и Восточную, согласно
требованиям украинцев. По предложению барона Гуриана, занимавшего тогда пост общеимперского министра
финансов в Австро-Венгрии, оговорка относительно
раздела Галиции должна была быть внесена не в мир­
ный договор с Украиной, а в особое тайное приложе­
ние к нему.
28 января Чернин вернулся в Брест, на следующий
день туда вернулся из Петербурга Троцкий, а 30-го
Чернин записывает, что в этот день состоялось пле­
нарное заседание. Нет никакого сомнения, пишет он,
что революционные события в Австрии и Германии
взвинтили надежды петербургских делегатов до край­
ности.

Мне кажется, что почти исключена возмож­
ность прийти еще к соглашению с русскими. По
всему, что просачивается от русской делега­
ции, видно, что они положительно ждут в бли­
жайшие недели начала мировой революции и их
тактика состоит в том, чтобы выиграть время
и дождаться этого момента. Сегодняшнее засе­
дание не привело ни к каким особенным ре­
зультатам, были только пикировки между
Кюльманом и Троцким. Сегодня должно состо­
яться первое заседание комиссии по территори­
альным вопросам, где я буду председательство­
вать и трактовать наши территориальные дела.
Единственное, что делает новое положение ин168

тересным, по-видимому, только то, что отно­
шения между Петербургом и Киевом значитель­
но ухудшились и что киевская комиссия боль­
шевиками теперь уже вообще не признается
более самостоятельной.
1 ф е в р а л я . Состоялось заседание с петер­
бургскими делегатами по территориальным
вопросам под моим председательством. Я
стремлюсь к тому, чтобы выдвинуть петер­
бургских и украинских делегатов друг против
друга и, по крайней мере, заключить мир либо
с теми, либо с другими. У меня еще есть сла­
бая надежда, что подписание мирного договора
с одной из этих партий окажет такое сильное
давление на другую, что все-таки, пожалуй,
можно будет заключить мир с обеими. На мой
вопрос, признает ли Троцкий, что украинцы
вправе одни вести с нами переговоры относи­
тельно их границ, он, как и следовало ожи­
дать, категорически ответил отрицательно.
После краткого препирательства я предложил
закрыть заседание, чтобы дать киевлянам и
петербуржцам выяснить вопрос между собой.
2 ф е в р а л я . Я предложил украинцам погово­
рить, наконец, откровенно с петербургскими
делегатами, и достигнутый успех превзошел
почти все мои ожидания. Грубости, которые
украинские делегаты бросали по адресу петер­
бургских, были прямо курьезны и доказывают,
как велика пропасть между обоими правитель­
ствами и что не наша вина, если мы не можем
с. ними заключить мир одновременно. Троцкий
был до крайности растерян, так что было даже
жалко на него смотреть. Страшно бледный, он
дико озирался и нервно чертил карандашом по
лежавшей перед ним пропускной бумаге. Круп169

ные капли пота выступали на его лбу. По-видимому, его глубоко задело то, что в при­
сутствии врагов ему пришлось выслушать та­
кие оскорбления от собственных соотечествен­
ников.
3 февраля Чернин, Кюльман и др. делегаты уехали в
Берлин для участия в совещании. 5 февраля Чернин за­
писывает в дневник, что заседание продолжалось в
Берлине целый день.

У меня неоднократно были резкие столкно­
вения с Людендорфом. Если нужная нам ясность
еще не достигнута, то во всяком случае мы на
пути к ней. Речь шла о том, чтобы окончатель­
но выяснить нашу тактику в Бресте и вместе с
тем зафиксировать письменно, что мы обязаны
бороться только за те владения, которые при­
надлежали Германии до войны. Людендорф горя­
чо возражал и сказал: "Если Германия заклю­
чит мир без выгоды - она потеряла войну".
Когда спор стал приобретать более страстный
характер, Гертлинг [тогдашний германский
канцлер. - Ю. Ф.] меня толкнул и шепнул мне:
"Оставьте его, мы это сделаем вдвоем, без
Людендорфа".
6 февраля вечером Чернин вернулся в Брест. Положе­
ние там стало более ясным вследствие того, что туда
прибыл лидер австрийских украинцев (русин) Николай
Василько.

Он выступает здесь в гораздо более нацио­
нально-шовинистическом духе, чем я ожидал на
основании того, что я знал о нем в Вене,
очевидно потому, что на него действует роль,
170

которую здесь, в Бресте, играют его русскоукраинские товарищи. Но нам стало наконец
ясно, в чем заключаются минимальные требова­
ния украинцев. Я в Берлине советовал подпи­
сать как можно скорее мир с украинцами и
предложил начать потом переговоры с Троцким
от имени Германии и постараться выяснить в
разговоре с ним с глазу на глаз, возможно
ли соглашение с ним или нет. После некоторых
возражений германцы согласились, и 7 февраля
состоялась моя беседа с Троцким.
Я сказал в начале нашего разговора Троц­
кому, что у меня такое впечатление, будто мы
находимся непосредственно перед разрывом и
возобновлением войны и что я хотел бы
знать, действительно ли это совсем неизбеж­
но, раньше, чем решиться на такой тяжелый шаг.
Я поэтому прошу г-на Троцкого указать мне
откровенно и ясно условия, которые он мог бы
принять. Троцкий мне точно и ясно ответил, что
он вовсе не так наивен, как мы, по-видимому,
думаем, что он очень хорошо понимает, что
самым убедительным из всех аргументов явля­
ется сила и что Центральные империи в состоя­
нии отнять у России те области, о которых
идет речь. Он уже неоднократно поэтому пы­
тался в заседаниях облегчить положение Кюльмана и доказывал ему, что речь идет не о
праве на самоопределение народов оккупиро­
ванных областей, а о неприкрытых грубых
аннексиях и что он вынужден уступить силе.
Троцкий сказал, что никогда не откажется от
своих принципов и никогда не признает такого
толкования самоопределения народов. Пусть
германцы заявят коротко и ясно, каковы грани­
цы, которых они требуют, и он тогда провоз171

гласит перед всей Европой, что совершается
грубая аннексия, но что Россия слишком слаба
для того, чтобы защищаться. Только отказ от
Моозунских островов для него, по-видимому,
неприемлем. Затем Троцкий заявил, что очень
характерно для положения, что он никогда не
согласится, чтобы мы заключили отдельный
мирный договор с Украиной, так как Украина
уже больше не во власти Рады, а контроли­
руется большевистскими войсками. Она обра­
зует часть России, и мирный договор с
Украиной был бы потому вмешательством во
внутренние дела России. Положение, по-видимому, таково, что приблизительно десять дней
тому назад русские войска действительно
вступили в Киев, но потом были оттуда про­
гнаны и власть опять в руках Рады. Непонятно,
не знает ли об этом Троцкий, или же он со­
знательно говорит неправду, но мне первое
представляется более вероятным.
Последняя надежда прийти к соглашению с
русскими исчезла. В Берлине было перехвачено
воззвание петербургского правительства, при­
глашающее германских солдат убить императора
и генералов и побрататься с большевистскими
войсками. В ответ на это Кюльман получил
телеграмму от императора Вильгельма немед­
ленно покончить с переговорами и потребовать,
кроме Курляндии и Литвы, также еще не занятые
области Эстляндии и Лифляндии, и все это - не
обращая внимания на право народов на само­
определение. Подлость этих большевиков делает
переговоры невозможными. Я не могу обвинить
Германию за то, что этот образ действий ее
возмущает. Но все же новое поручение из
Берлина не может быть осуществлено. Мы не
172

желаем осложнять дела еще Эстляндией и Лифляндией.
8 ф е вр а л я . Сегодня вечером мир с Украиной
должен быть подписан. Первый мир в этой
ужасной войне. Но сидит ли Рада действитель­
но еще в Киеве? Василько показал мне теле­
грамму, посланную 6 февраля из Киева здеш­
ней украинской делегации. А Троцкий отклонил
мое предложение послать офицера австрийского
генерального штаба, чтобы выяснить в точности
положение дел. Таким образом, его утвержде­
ние, что на Украине власть уже в руках боль­
шевиков, было только хитростью. Грац (ди­
ректор департамента) сказал мне, что Троцкий,
узнавший сегодня утром о нашем намерении
подписать мир с Украиной, был весьма удру­
чен. Это укрепляет мою решимость подписать
мирный договор с Украиной. Завтра должно
состояться заседание с петербургскими деле­
гатами, и тогда выяснится, возможно ли
соглашение или разрыв неизбежен. Во всяком
случае несомненно, что брестское интермеццо
большими шагами продвигается к концу.
11 ф е вр а л я . Троцкий отказывается подпи­
сать. Война кончена, но мира нет.
Чернин резюмирует положение австрийской делегации
в Бресте следующим образом:

Было невозможно заставить германцев
стать на точку зрения отказа от Курляндии и
Литвы. Физической силы у нас не было. Дав­
ление, которое оказывало германское верховное
командование, с одной стороны, и фальшивая
игра русских - с другой, делали это невоз­
можным. Мы стояли поэтому перед альтернати173

вой: либо разойтись с Германией при подпи­
сании мирного договора и подписать отдельный
договор, - либо же вместе с нашими тремя
остальными союзниками подписать мирный до­
говор, который содержал бы в скрытом виде
аннексию русских окраинных областей. Мирный
договор с Украиной состоялся под давлением
начинавшегося голода. Он носит на себе отпеча­
ток условий, при которых он появился на свет.
Это верно. Но столь же верно, что несмотря на
то, что мы получили от Украины значительно
меньше, чем мы надеялись, мы без этой под­
держки вообще не были бы в состоянии дожить
до следующего урожая. Статистически дока­
зано, что весной и летом 1918 года мы полу­
чили от Украины 42.000 вагонов. Было бы не­
возможно достать эти съестные припасы из
какого-нибудь другого места. Миллионы людей
были таким образом спасены от голода, и это
должны помнить те, кто критикует этот мир­
ный договор.
Чернин затем приводит справку, составленную ав­
стрийским статс-секретарем продовольственного ведом­
ства, относительно продуктов, полученных от Украины.
Согласно этой справке, до ноября 1918 года с Украины
было вывезено в государства германской коалиции
(Германия, Австро-Венгрия, Болгария и Турция) 113.421
тонна - зерна, муки, бобов, фуража и семян. Из это­
го количества на долю Австро-Венгрии пришлось 57.382
тонны (в том числе 48.225 тонн зерна и муки). Из
остальных продуктов было вывезено:

174

Общее

Масло, жир и
сало 3.329.403 кг

Из этого количества
на долю Австро-Венгрии
пришлось
2.170.437 кг

Жидкие (пищевые)
масла 1.802.847 кг

977.105 "

Сыр и творог
420.818 кг

325.103 ”

Рыба, рыбные
рыбные консервы,
селедка 1.213.961 кг

473.561 ”

Рогатый скот
105.542 головы
(36.625.175 кг)

55.421 гол.
(19.505.760 кг)

Лошади
95.976 штук

40.027 штук

Солонина
2.927.439 кг

1.571.569 кг

Яйца
75.200 ящиков
Сахар
66.809.963 кг
Разные съестные
припасы
27.385.095 кг

32.433 ящиков
24.973.443 кг

7.836.287 кг
175

Кроме того, Чернин сообщает, что контрабандным
путем, помимо созданных Германией и Австро-Венгрией
правительственных организаций для вывоза продуктов
с Украины, вывезено было с Украины приблизительно
еще 15.000 вагонов различных продуктов.

П УБЛИЦИСТИКА

Б. НИКОЛАЕВСКИЙ

Русские

масоны

начала XX века*
Предисловие публикатора
Борис Иванович Николаевский (1887-1966), сын свя­
щенника, учился в гимназии в Самаре, затем в Уфе. В
1903-1906 годах - большевик, затем меньшевик. В 1904
году, в бытность гимназистом, был впервые арестован
за принадлежность к молодежному революционному
к руж ку, судим за хранение и распространение неле­
гальной социал-демократической литературы. В тюрьме
провел около шести месяцев. В общей сложности до рево­
люции арестовывался восемь раз на короткие сроки.
Дважды был отпущен по амнистии 1905 года и лишь в
третий в первую русскую революцию арест приговорен,
наконец, к двум годам. Несколько раз бежал из тю­
рем, три раза был сослан. Революционной деятельностью
занимался в основном в Уфе, Самаре, Омске, Баку, Пе­
тербурге, Екатеринославе. В 1913-14 годах работал в
легальной меньшевистской "Рабочей газете” в Петербур­
ге. После революции, в 1918-20 годах в качестве пред­
ставителя ЦК меньшевиков ездил с поручениями от пар­
тии по всей России. С 1920 года - член ЦК партии
меньшевиков. В феврале 1921 года вместе с другими
членами ЦК меньшевистской партии был арестован и
после одиннадцатимесячного заключения выслан из
РСФСР за границу. В эмиграции (в Германии, Франции
Публикация Ю. Фельштинского. Печатается с лю­
безного разрешения администрации Архива ин-та Гуве­
ра (Станфорд, США). Хранится в коллекции Б. Николаев­
ского, ящ. 518, папка 25.

177

и США) продолжал принимать активное участие в поли­
тической деятельности партии меньшевиков. Постановле­
нием от 20 февраля 1932 года лишен - вместе с рядом
других эмигрантов - советского гражданства.
Однако политическая деятельность Николаевского,
как бы к ней ни относиться, не была в его жизни
главным. Б. И. Николаевский был прежде всего историк,
и его заслуга перед Россией и русской историей со­
стоит в том, что, начиная с 1917 года, он собирал,
хранил (и сохранил для потомков) бесценнейшую коллек­
цию архивных материалов. Уже вскоре после Февральской
революции, когда революционеры по всей стране громили
центральные и местные архивы (особенно полицейские),
Николаевский как представитель ЦИКа Советов вошел в
комиссию по изучению Архива департамента полиции. В
1918 году, после большевистского переворота, вместе с
П. Е. Щеголевым он составил проект организации глав­
ного архивного управления. И именно Николаевский
убедил тогда большевика Д. Б. Рязанова взяться за
спасение архивов. В 1919-21 годах Николаевский стоял
во главе историко-революционного архива в Москве,
выпустил ряд книг по истории революционного движения
в России и на западе.
Как социал-демократа Николаевского в первую оче­
редь интересовала история революционного движения в
России и в Европе. Но его интересы как историка шли
далеко за пределы ограниченного узкими рамками со­
циал-демократического спектра. Он был чуть ли не
единственным меньшевиком, сумевшим понять трагедию
власовского движения и оправдать его (чем обрушил на
свою голову многочисленную критику однопартийцев).
Его способность списываться с людьми самых разных
политических взглядов, от монархистов до коммуни­
стов, заставлять их относиться к нему как к истори­
ку с полным доверием, убеждать их в необходимости
немедленно сесть за написание мемуаров или же за
подробные ответы на тут же поставленные Николаевским
бесчисленные и конкретные вопросы - не может не по­
разить каждого, кто сегодня работает с собранными
Б. И. Николаевским архивами. Настолько, насколько
это было возможно в те годы, он знал всё, всех и всё
обо всех. За справками к нему обращались писатели,
историки и публицисты со всех концов мира. И почти
всегда получали от него толковые и конкретные ответы.
Он обладал уникальной, почти фотографической па­
мятью и был ходячей энциклопедией русской революции
иевропейского социал-демократического движения.

178

Однако меньшевик Б. И. Николаевский не смог бы
завоевать столь безусловного доверия расколотой
русской эмиграции и даже командированных за гра­
ницу советских коммунистов, если бы его личные эти­
ческие стандарты как историка и архивиста не стояли
над политикой и над потребностями сегодняшнего дня.
Посвященный во многие человеческие и политические
тайны своего времени, он ни разу не позволил себе,
пусть и через подставных лиц, погнаться за сенсацией
и опубликовать ставший ему доступным материал с
ущербом для интересов своего информатора. Близко
знакомый с Рязановым, он никогда не спекулировал на
этом знакомстве. Родственник Рыкову (брат Николаев­
ского был женат на сестре Рыкова), не злоупотреблял
и этим.
Самым показательным случаем следует, видимо,
считать историю разговоров Б. И. Николаевского с
Бухариным, командированным за границу по постанов­
лению Политбюро в 1936 году для закупки архивов
Маркса (так и не состоявшейся). Николаевский-историк
имел поразительную способность выуживать информа­
цию из "интервьюируемого” им человека. Так было и с
Бухариным. Хотел ли Бухарин того или нет, он, неодно­
кратно оказываясь с глазу на глаз с Николаевским,
вынужден был отвечать на его многочисленные вопросы.
Затем, оставаясь наедине с собой, Николаевский за­
писывал бухаринские ответы. Так родилась легендарная
запись Николаевским разговоров с Бухариным. Леген­
дарная, поскольку кроме Николаевского этой записи
так никто и не видел. Сегодня это дает повод для пред­
положений, что никаких разговоров не было. Именно
так считает вдова Бухарина А. М. Ларина в опублико­
ванных ею мемуарах "Незабываемое” (журнал "Знамя",
№№ 10, 11, и 12, 1988 г.). Но нужно совсем не знать и
не понимать Николаевского, чтобы предположить, будто,
"заполучив" в свое распоряжение Бухарина, Николаев­
ский не сумеет выпытать из него ответы на интересо­
вавшие его вопросы.
Сам Николаевский указывает и в частных письмах,
и в одном из своих интервью (1965 г.), что запись
разговоров он уничтожил в конце 1936 года, после
того, как в ноябре того же года была похищена часть
архивов Троцкого, переданная через Николаевского для
хранения в Международный институт социальной исто­
рии в Париже. У Бухарина в это время начались серь­
езные неприятности (приведшие к его аресту в начале
1937 года). Николаевский побоялся, что записи его
разговоров с Бухариным могут выкрасть советские ор-

179

ганы и использовать их против Бухарина. И Николаев­
ский уничтожил записи. Пространное интервью о своих
разговорах с Бухариным он опубликовал лишь в де­
кабре 1965 года, уже после того, как сама А. М. Лари­
на передала на Запад текст бухаринского письма "К
будущ ем у поколению руководителей партии”. Западная
печать опубликовала это письмо в двадцатых числах
мая 1965 года.
Как собиратель архивов Николаевский оставил нам
восемьсот с лишним коробок архивных материалов. Се­
годня они хранятся в Гуверовском институте (Станфорд,
США). Как историк и публицист он опубликовал беско­
нечное множество статей на русском и основных евро­
пейских языках. Уделяя много времени архивам, перепи­
ске и встречам с людьми и политической деятельности,
Николаевский был менее продуктивен как автор собст­
венных книг. Его самая известная книга - об Азефе, написанная с традиционной точки зрения, сегодня не
кажется очень ценной. Но и тут следует отдать должное
Николаевскому: к концу жизни он стал понимать, что
традиционный взгляд на Азефа, перешедший историкам
по наследству с дореволюционных времен и сформулиро­
ванный по горячим следам событий Бурцевым и Лопухи­
ным, далек от истинного. Николаевский пришел к выво­
ду, что Азеф провокатором не был, что он был честным
полицейским агентом, аккуратно передавал информа­
цию Лопухину. И именно Лопухин, чуть ли не в сго­
воре с Витте, клал эту информацию под сукно и так
допустил несколько террористических актов. Об этом
Николаевскому сообщила вдова Лопухина, с которой
Николаевский беседовал уж е в эмиграции. Он предпола­
гал использовать эту информацию для будущ его нового
издания книги об Азефе, но так и не успел разрабо­
тать эту тему.
Было еще несколько тем, которыми занимался Нико­
лаевский. Он многие годы собирал материалы по исто­
рии образования "Большевистского центра” - ленинской
организации большевиков. Он почти закончил эту ра­
боту... Он почти дописал биографию Маленкова, брал
широко, выходя за узкие рамки жанра биографии одно­
го человека. Кроме того, Николаевский собирался писать
книгу о "Протоколах сионских мудрецов” и о масонах
в русской революции. Но эти две книги он, к сожале­
нию, по существу и не начал, лишь собрал для них ма­
териалы.
Б. И. Николаевский скончался в 1966 году, оставив
незавершенными многочисленные свои проекты. Его бес-

180

ценное архивное собрание - лучший памятник умершему
историку.
Публикацией статьи Николаевского о масонах ж ур­
нал "Грани” начинает серию публикаций из коллекции
Б. И. Николаевского, хранящейся в Гуверовском инсти­
туте. Все материалы публикуются с любезного разреше­
ния администрации Гуверовского архива.
Ю рий Ф елыитинский

181

*

*

*

Вопрос о русских масонах начала XX века,
- о характере и задачах их организации, о
роли, сыгранной ими в той общей революцион­
ной и оппозиционной работе, которая подгото­
вила ликвидацию старого режима, - является,
бесспорно, одним из наиболее сложных и спор­
ных в ряду всех тех спорных вопросов, которые
стоят теперь на очереди, дожидаясь своего раз­
решения, перед историками общественных движе­
ний в предреволюционной России. О нем недо­
статочно будет сказать, что он совершенно не
обследован в нашей исторической литературе,
- его в этой литературе еще и не попытались
поставить. Единственная статья, в которой во­
обще упоминается о масонах тех лет, - я го­
ворю сейчас о статьях ист орического харак­
тера, - это - анонимная статья об "Охоте за
масонами”, напечатанная в № 4 "Былого” за
1917 год. Но и она вопроса по существу не
затрагивает: написанная человеком, явно с не­
доверием относящимся ко всем вообще сообще­
ниям о существовании масонских организаций
в предреволюционной России, она ценна лишь
постольку, поскольку дает фактический мате­
риал об определенном моменте деятельности
Департамента Полиции, - о почти анекдотиче­
ских похождениях некоего "асессора Алексеева”,
который был в 1910 г. командирован этим Де­
партаментом в Париж для проведения там рас­
следования о разрушительных замыслах масо­
нов французских и об их связях с масонами
русскими...
Но совершенно еще не поставленный в лите182

ратуре ист орической , этот вопрос давно уже
поставлен и усиленно обсуждается в политиче­
ско й литературе определенного лагеря, - я го­
ворю о лагере крайне правом. Принадлежащие к
этому лагерю авторы создали уже довольно
обширную литературу, потратив немало усилий
для того, чтобы раскрыть перед миром всю
глубину козней ^жидо-масонского заговора”,
которому они приписывают руководящую роль
во всем вообще русском революционном движе­
нии. Нельзя сказать, чтобы эта литература ни
с какой точки зрения не представляла интереса
для историка. Наоборот, уже теперь можно
утверждать, что в известных отношениях ее
интерес несомненен: в зарубежной печати
последних лет вскрыто, например, что весьма
важную роль в создании этой литературы
сыграл такой видный деятель охранной полиции,
каким был Рачковский, а потому ее не сможет
обойти своим вниманием будущий историк
российского ”мира мерзости и запустения”.
Но для изучения вопроса о русском масонстве
по существу вся эта литература не только
ничего не дает, но и определенно играет роль
затемняющего вопрос фактора: имеющиеся в ней
крупицы правды так безнадежно тонут в ог­
ромной массе злостной лжи и бредовых из­
мышлений столь специфического характера, что
вся она в целом только отталкивает беспри­
страстного читателя, вызывая у него, в каче­
стве первой и более чем естественной реакции,
желание как можно дальше отойти от этой
темы, вокруг которой переплелось так много
нечистых и нечестных интересов.
Это желание отойти, повторяю, больше чем
естественно. Но едва ли нужно доказывать,
183

что на нем не может, не имеет права остано­
виться историк. Если верно, что масонская
организация существовала в России в предре­
волюционные годы, нося по существу определен­
но политический характер и играя известную
роль в политической жизни страны (а все
дальнейшее изложение покажет, что в этом не
может быть никаких сомнений), то для исчер­
пывающего выяснения картины крушения старо­
го режима изучение истории этой организа­
ции, ее задач и внутренней жизни является
делом столь же необходимым, как и изучение
истории всех других политических организа­
ций и групп того периода.
Но разработка истории масонской органи­
зации в настоящее время связана с совершенно
исключительными трудностями. Историк, ко­
торый берется теперь за эту тему, принужден
будет работать, не имея абсолютно никаких
ему доступных источников: в литературе не
известны ни документальные данные об этой
организации, ни мемуары ее деятелей, ни даже
та элементарная газетная информация, которая
так часто бывает полезна исследователю при
работе в других, даже значительно более бо­
гатых источниками, областях. Единственным
исключением является упомянутая выше литера­
тура крайнего правого лагеря, но по указан­
ным уже причинам пользоваться ею почти со­
вершенно невозможно.
Это исключительное отсутствие материалов
объясняется абсолютной законспирированностью
масонской организации в России. В то время
как все другие политические организации,
существовавшие нелегально в дореволюционной
России, скрывая от внешнего мира в интересах
184

полицейской безопасности ряд сторон своей
внутренней жизни и прежде всего свой персо­
нальный состав, свои политические задачи
формулировали открыто и в пределах возмож­
ности стремились к открытому же ведению
своей политической работы, - масонская орга­
низация не только конспирировала все без
исключения стороны своей деятельности, но и
облекала тайною самый факт своего существо­
вания. Мне не известно ни одного случая, ко­
гда эта организация как таковая выступила
более или менее публично перед внешним миром
с заявлением о своем существовании и о своих
задачах; ни одного случая, когда кто-либо из
ее членов публично же признал факт своей
принадлежности к ней1.
Подобная сугубая законспирированность
только отчасти объяснялась требованиями
масонской традиции, - на Западе, как
известно, масонские организации не делают
тайны из факта своего существования и не
скрывают своих общих задач и целей. Особая
законспирированность русских масонов в го­
раздо большей степени была обусловлена теми
специфически русскими задачами и методами
воздействия на внешний мир, которые, как я
постараюсь показать ниже, были усвоены
масонской организацией в России. Надо при­
знать, что результаты в известной степени
оправдали стремление русских масонов к уси­
ленной законспирированности, - им в общем и
целом удалось сохранить тайну своего суще­
ствования и анализ "разоблачений” крайней
правой печати показывает, что о действитель­
ном положении дела в масонской организации
за период 1910-17 гг. они не имели никаких
185

точных сведений. По-видимому, не имел о нем
сведений и Департамент Полиции, так как в
противном случае, при руководящем участии
видных деятелей Департамента в этой "разобла­
чительной” кампании, его сведения несомненно
были бы вынесены в литературу.
Тайну своей организации деятели русской
масонской организации продолжают хранить и
в настоящее время, - хотя, конечно, те основа­
ния, которые имелись у них до революции, по
существу все отпали. Ни один из них до сих
пор не дал не только подробного рассказа о
жизни масонской организации, но и даже
простого признания факта своей принадлеж­
ности к последней. Некоторые из них писали
иногда обширные воспоминания о своей полити­
ческой деятельности, но и в этих воспомина­
ниях все связанное с масонством обойдено
молчанием.
Причиною этого молчания в данное время,
как мне приходилось слышать от ряда деятелей
масонской организации, является опасение
своими рассказами сыграть на руку той кам­
пании правой печати, о которой я говорил вы­
ше. Они боятся, что даже простое подтверждение
ими факта существования массонской органи­
зации придаст некоторую тень правдоподобия
пущенной этой печатью легенде о масонстве как
о главном закулисном инспираторе и руко­
водителе всей русской революции.
С основательностью этих опасений согла­
ситься ни в коем случае нельзя. Конечно,
рассказ о деятельности масонской организа­
ции может быть использован ее политическими
врагами, - вообще нет таких мемуаров полити­
ческого деятеля, которые при желании не могли
186

бы быть использованы политическими против­
никами мемуариста. Но послужить основанием
для укрепления упомянутой легенды такого рода
рассказ о деятельности масонской организа­
ции ни в коем случае не может. Не надо забывать, что эта легенда уже создана и что ее
питает и усиливает именно та сугубая тайна,
которой окружили масонскую организацию ее
деятели, - что именно эта тайна создала бла­
гоприятную почву для всех тех нелепых вымы­
слов в отношении нее, которые не могли бы
привиться ни к одной другой политической
организации, даже более активной и революци­
онной. И если серьезно говорить о борьбе со
злосчастной легендой, то нет для этого луч­
шего средства, как раскрытие полной правды о
масонской организации, - о том, чем она была
в действительности, какие задачи ставила
перед собою, как развертывала свою работу,
как воздействовала на внешний мир. Этим
путем легенде, вместо голого отрицания или
упорного замалчивания, - мало убедительных
при наличии ряда иных свидетельств, - будет
противопоставлена правдивая картина, сводящая
действительную роль масонской организации
до относительно скромной роли одной из мно­
гих политических групп, по-своему боровшейся
против старого режима, - и притом группы, не
отличавшейся ни особой активностью, ни исклю­
чительным влиянием, и во всех отношениях да­
леко уступавшей основным политическим груп­
пировкам, действовавшим в то время более или
менее открыто.
Эти соображения дают основания полностью
отвести все те соображения политического ха­
рактера, которые выдвигаются деятелями масон187

ской организации против опубликования дан­
ных о деятельности последней: со всех точек
зрения изучать ее историю мы имеем такое же
право, как и изучать историю всех других
политических партий и союзов той эпохи. Но,
конечно, они отнюдь не уменьшают трудностей,
стоящих на пути такого изучения...
Прежде чем перейти к этому последнему по
существу, я должен сделать некоторые замеча­
ния личного характера о материалах, которыми
я пользовался при составлении настоящего
очерка.
Автор этих строк не только никогда не был
масоном, но и вообще в сношения с таковыми
вступал исключительно как историк, интересу­
ющийся различными моментами в давнем и не­
давнем прошлом нашего общественного движе­
ния. Таким образом, весь дальнейший рассказ
- не показания очевидца, а лишь очерк, со­
ставленный на основании таких показаний,
полученных мною от других лиц, имевших пря­
мое или косвенное отношение к масонской ор­
ганизации. Такого рода показания я собирал в
течение целого ряда лет, пользуясь при этом
только теми источниками, которые я имел и
имею все основания считать заслуживающими
полного доверия, и по мере возможности их
друг другом проверяя. В числе лиц, сообщавших
мне данные о масонской организации, были
между другими и лица, входившие в руково­
дящий центр этой последней и бывшие в курсе
основных моментов ее жизни. Целый ряд момен­
тов, о которых я здесь говорить не могу и не
стану, заставляет меня полагать, что эти
рассказы были правдивы и полны, давая в об­
щем и целом верную и полную картину жизни
188

организации, п о с к о л ь к у р а с с к а зч и к и сам и ее
н аблю дали . При всем том очерк мой отнюдь не
может претендовать на сколько-нибудь исчер­
пывающее значение: не говоря уже о провин­
циальных и вообще периферийных ответвлениях
организации, с жизнью которых хорошо были
знакомы только их непосредственные члены
(конспирация в известных пределах выдержи­
валась и внутри масонского братства), есть
ряд моментов в жизни и центральной масон­
ской организации, относительно которых мои
рассказчики по тем или иным причинам сами
не обладали нужными сведениями. Попытки вос­
полнить эти пробелы путем опроса остальных
деятелей организации окончились неудачей, так
как многие из них, ссылаясь на указанные
выше соображения об опасности публикации
данных о масонской организации, отказались
дать нужную информацию.
В виду всего этого нарисованная мною в
дальнейшем картина жизни и развития масон­
ской организации, несомненно, далеко не ис­
черпывающе полна; весьма возможно, что в
отдельных случаях в нее вкрались и неточно­
сти, - все, кому приходилось работать над
мемуарной литературой, знают, что часто
даваемое мемуаристами, - а тем более рас­
сказчиками, - описание событий и особенно их
освещение бывают суъективны и не точны, и как
нуждаются они в проверке по документам. В
данном случае эта последняя была совершенно
невозможна, т. к. официального письменного
делопроизводства у масонов не велось и даже
частные записи отдельным участником были
запрещены. Правда, иногда это правило не со­
блюдалось; мне известен, например, один част189

ный архив, в котором хранится значительное
количество материалов о масонских организа­
циях; но и эти материалы относятся к неинтере­
сующему меня теперь периоду послереволюцион­
ному, когда правила конспирации масонами
соблюдались, очевидно, менее строго. Поэтому
несомненно, что будущему историку даваемую
мною схему возникновения и развития масон­
ской организации в России придется во мно­
гом исправлять и дополнять. Тем не менее, я
полагаю, что общ ие черты ее мне удастся
наметить верно, - во всяком случае в тех
пределах верно, в каких это необходимо для
первой попытки вынесения вопроса в историче­
скую литературу.
Не считаясь с общими соображениями деяте­
лей русских масонских организаций о нежела­
тельности вынесения в печать вопроса об этих
последних вообще, я счел, однако, для себя не­
обходимым считаться с их мнением относитель­
но опубликования ф ам и ли й деятелей этих орга­
низаций. Это ограничение существенно препят­
ствует работе по выяснению роли и размеров
всякой организации вообще, - это мы можем
видеть по тем очеркам о деятельности револю­
ционных организаций, которые изданы еще до
революции (напомню хотя бы "Очерки развития
русской социал-демократии" Акимова); для
организаций масонских оно особенно суще­
ственно, так как по ее характеру и по мето­
дам воздействия на окружающую среду личные
качества ее деятелей играли особенно важную
роль. Тем не менее, по ряду легко понятных
соображений я счел обязательным считаться с
возражениями заинтересованных лиц и в даль­
нейшем я не назову ни одной фамилии лиц,
190

причастных к масонской организации. Правда,
в некоторых случаях даваемые мною фактиче­
ские указания о деятельности масонской орга­
низации будут весьма близко подводить к
ф а м и л и я м ее членов, но по мере возможности я
буду избегать и этого.
II
После закрытия масонских лож в 1822 г.
масонство в России долгое время не могло
привиться наново. Отдельные масоны, правда, в
России, по-видимому, никогда не переводились.
Мне известно, например, указание, что в од­
ной интеллигентски-дворянской московской
семье масонство в течение нескольких поколе­
ний переходило от отца к сыновьям, создав
таким образом своеобразную семейно-масон­
скую традицию. Но во всех этих случаях масо­
нами бывали только отдельные единицы, фор­
мально в масонские ложи входившие лишь за
границей. Переносить масонскую деятельность
на русскую почву они, кажется, никогда не
пытались, - по крайней мере мне не удалось
получить ни одного указания на такую их
деятельность или хотя бы на простой факт су­
ществования в те годы масонских лож в России
вообще. Общественно-политических задач масоны
этих лет перед собой, по-видимому, вообще не
ставили, увлекаясь обрядово-созерцательными
сторонами масонства, - обстоятельство, дела­
ющее этих масонов-одиночек явлением, едва ли
не совершенно лишенным интереса для историка
общественных движений в России, даже если
брать этот термин в самом широком смысле
этого слова.
191

Но уже в те годы интерес к масонству
возникал и в совершенно других русских
кругах, отнюдь не склонных к душеспаситель­
ной созерцательности: есть указания, что над
вопросом о возможности использовать ф о р м у
(или б. м. ф и рм у) масонства в интересах
освободительного движения в России задумы­
вались и некоторые деятели определенно револю­
ционного лагеря. Так, например, несомненно,
что в середине 60-х гг., т. е. в годы своих
наиболее неустойчивых идейных мечтаний, с
подобной идеей одно время носился Бакунин2.
Интерес к масонству со стороны несомнен­
ных революционеров в известном отношении
вполне понятен. Надо знать, что при общей,
отнюдь не революционной сущности западноев­
ропейского масонства, в истории его был ряд
моментов, когда оно левым своим крылом тесно
соприкасалось с радикальными, порою даже
социально-реформаторскими течениями своих
эпох. Так было, например, во Франции середины
40-х гг., когда парижская газета, редакторами
которой были Ледрю-Роллен и Флокон, а в числе
сотрудников состояли Энгельс, Бакунин и др.,
интересовалась масонским движением и, обра­
щаясь к масонам, настойчиво рекомендовала им
постановку на обсуждение в ложах вопроса о
"несчастном положении пролетариата"; этот
совет упал на благодарную почву, и созван­
ный ла-рошельской ложею "Совершенного Един­
ства" масонский конгресс 1845 г. действитель­
но разбирал "вопрос о бедных и о средствах,
которыми можно было бы остановить развитие
бедноты". Левые симпатии в середине 40-х гг.
пробивались и в германском масонстве, - осо­
бенно в южных ложах, - несмотря на свойствен192

ную вообще говоря этому последнему консер­
вативности настроений. Очень широко масонство
было распространено среди буржуазно-демо­
кратических элементов французской, немецкой,
венгерской и др. эмиграций периода после 1848
года, в то время как масонство французское и
немецкое вообще в этот период переживало оп­
ределенно реакционный уклон. Общественный
подъем 60-х гг. отразился особенно сильно на
масонах французских, - борьба последних в
1862-63 гг. с диктатурою принца Мюрата
внутри масонства была одним из наиболее
значительных фактов начинавшейся общей борь­
бы против II империи. В последние годы ма­
сонские ложи во Франции часто были опреде­
ленными очагами формирования радикальных
группировок, - интересно отметить, что, по
свидетельству ряда деятелей парижской комму­
ны, масоны были той общественной средой, ко­
торая определенно сочувствовала коммунарам в
дни версальских расправ. Масоны же играли
видную роль в ”Лиге мира и свободы” конца
60-х гг., так что Бакунин, идя на съезды пос­
ледней, по существу все еще оставался в орбите
своих масонских связей. О радикальных тече­
ниях в масонстве итальянском я уже не говорю:
в эпоху борьбы Италии за независимость
эти течения господствовали там настолько
безраздельно, что смогли даже создать под­
линную традицию масонского радикализма,
удержавшуюся и много позднее, - не случайно
масоны в Италии так ненавистны фашистам
наших дней.
В этих условиях удивляться надо не тому,
что у некоторых из русских революционеров,
имевших случай столкнуться за рубежом с
193

подобными течениями в масонстве западноев­
ропейском, появились мысли о перенесении ма­
сонского движения в Россию, об использовании
этой формы организационного строительства в
интересах революционного движения русского, а
тому, что подобные мысли приходили в голову
только единицам, не находя для себя в течение
долгого времени сколько-нибудь плодотворной
почвы. Ибо ни одного случая перехода от пла­
нов к делу, - к организационному строитель­
ству в рамках и формах масонства за весь
XIX век установить не удается3.
III
Как более или менее серьезное явление, за­
служивающее внимания историка, русское ма­
сонство начало возрождаться только в первые
годы XX века.
Первоначальным ядром этого возрождающе­
гося русского масонства явилась группа лек­
торов и руководителей известной Русской
Высшей Школы социальных наук, существовав­
шей в 1901-1905 гг. в Париже.
В эти годы масонство французское пережи­
вало период своего, быть может, наивысшего
подъема. Оно почти открыто отказалось от
старых масонских традиций, давно уже, впро­
чем, не соблюдавшихся во всей их чистоте,
относительно полного воздержания от всякого
участия в политической борьбе4, и не доволь­
ствуясь изгнанием "Верховного Зодчего" (псев­
доним, под которым в старом масонстве фигу­
рировала идея личного божества) из своих
собственных статутов, активно вмешалось в
194

политическую борьбу в качестве силы, - говоря
словами новейшего историка французского ма­
сонства, - "систематически враждебной всякой
религии"5.
Но в те годы "религия" в лице элементов,
объединявшихся вокруг различных религиозных
организаций, была главным оплотом реакции
во всех областях французской общественнополитической жизни, - в школе, в армии, в
администрации. Ввиду этого борьба с реакцией
всюду приводила к борьбе с "религией", с кле­
рикальными элементами, - во Франции она
развертывалась по этой линии в течение почти
целого десятилетия после дела Дрейфуса. Роль
масонства в этой борьбе была очень и очень
велика, - по существу оно была душою всей
той кампании воинствующего анти-клерикализма, которой история судила стать, быть
может, последней определенно прогрессивной
акцией уходящего с политической арены фран­
цузского мелкого буржуа. Своего апогея по­
литическая роль масонства достигла в период
министерства Комба, - в эти месяцы, как по­
казала известная история с фишками6, масон­
ские организации выполняли функции прави­
тельственных органов.
Эта политическая активность масонства в
те годы сильно импонировала радикально-демо­
кратической французской интеллигенции, именно сочувствие последней обеспечило ма­
сонству тот рост его организации, о которой
говорит только что цитированный историк
французского масонства. Она же привлекла к
масонству усиленное внимание и русской ра­
дикальной интеллигенции, группировавшейся в
те годы вокруг Русской Высшей Школы в Пари195

же. Именно к этому времени относится вступ­
ление сравнительно большого количества пред­
ставителей этой интеллигенции во французские
масонские ложи.
По своим партийно-политическим взглядам
значительное большинство этих примкнувших к
французскому масонству русских интеллиген­
тов было близко "Союзу Освобожления", но
лишь немногие из них позднее играли роль в
рядах партии "народной свободы" (к.-д.), большинство распылилось по мелким группи­
ровкам вроде радикально-демократической пар­
тии, партии демократических реформ и т. д.
Представителей русских социалистических пар­
тий (с.-д. и с.-р.) тогда среди масонов, повидимому, совершенно не имелось.
Особых специально русских лож в этот
период, - до октября 1905 г., - поскольку
удается выяснить, создано не было. По-видимому, в этом не ощущалось и потребности:
русские интеллигенты в это время становились
масонами не для того, чтобы в этой форме ве­
сти какую-либо политическую работу в Рос­
сии, а для того, чтобы лучше постичь тайну
политических успехов своих французских по­
литических единомышленников, интимнее, бли­
же с ними сойтись. Вопрос об использовании
для русского движения организационного опыта
западноевропейского масонства в этот период
если и вставал, то не получил еще разрешения,
- во всяком случае масонства специально рус­
ского в эти годы как явления сколько-нибудь
заметного на русской общественно-политиче­
ской арене не появлялось. Но определенную, - с
точки зрения интересов русского освободи­
тельного движения, несомненно, положительную,
196

- роль участие русских во французских ма­
сонских ложах сыграло уже тогда: постоянное
общение русских и французских масонов на
почве совместной работы в ложах содейство­
вало ознакомлению последних с характером и
задачами освободительного движения русского
и привлекало их симпатии на сторону русской
революции. Значение этого момента нам будет
достаточно ясно, если напомнить, что среди
руководителей возникшей как раз в те годы
"Лиги защиты прав человека и гражданина"
были обильно представлены элементы, тесно
связанные с французским масонством. А роль,
сыгранная этой "Лигой" в деле популяризации
идей русского революционного движения среди
широких слоев населения Западной Европы, дос­
таточно общеизвестна, чтобы о ней следовало
говорить подробнее.
IV
Октябрьская амнистия 1905 г. открыла двери
России почти перед всеми старыми эмигранта­
ми, - в том числе и перед теми эмигрантами и
полуэмигрантами либерального лагеря, которые
группировались вокруг парижской школы. Вер­
нулись в Россию и те из них, которые в Пари­
же вступили в масонские ложи, - и судя по
всем имеющимся в моем распоряжении указа­
ниям, именно к этому времени, зиме 1905-06
гг., относится и оформление русских масонов в
самостоятельную организацию. Как было об­
ставлено это оформление со стороны обрядовой,
мне точно установить не удалось, - обрядовая
сторона русского масонства, я должен это
197

теперь же оговорить, для меня остается вообще
и до сих пор наименее выясненным пунктом в
истории русского масонства. Известно толь­
ко, что русские ложи были утверждены Вели­
ким Востоком Франции, представитель которого
даже специально с этой целью приезжал в Пе­
тербург. Так что именно эту дату - 1906 г.
- следует считать формально первым годом
возрождения масонских организаций в России,
- после почти 85-летнего перерыва.
К новым условиям своего существования
русское масонство, однако, приспособилось
далеко не сразу, - в течение первых 3-4 лет
оно как бы только еще нащупывало для себя
место в русской жизни, среди действующих в
России общественно-политических группировок.
Дело было далеко не легкое.
Старые задачи, которые вставали перед
русскими масонами в предыдущий, парижский,
период их существования теперь, при перенесе­
нии деятельности в Россию, сходили почти на
нет: роль посредников между русским и за­
падноевропейским либерализмом и радикализ­
мом самостоятельные, действующие на русской
почве ложи могли играть только в весьма и
весьма небольших пределах. Возможность при­
способленчества к существовавшей тогда "дей­
ствительности”, - склонность к каковому,
вообще говоря, масонству была свойственна во
все века, - была исключена с самого начала
благодаря сугубо подозрительному отношению
властей, загонявших масонов в глубокое под­
полье. Это же подполье предохранило масонские
организации от вырождения в кружки аполи­
тичных собеседников на религиозно-философ­
ские темы, - для этого не идут в нелегальные
198

организации: масонство русское могло исчез­
нуть, но не могло выродиться в этом направ­
лении. Если оно хотело существовать, то могло
существовать только как определенно полити­
ческая организация, имеющая то или иное поли­
тическое лицо, преследующая те или иные поли­
тические задачи.
Русское масонство пошло этим последним
путем. После некоторого периода колебаний
идеология его политических руководителей
оформилась в приблизительно следующем виде:
серьезным препятствием для дела политического
раскрепощения России является раздроблен­
ность, существующая в левом лагере. Взаимная
борьба различных партий и фракций ослабляет
силу общего натиска на самодержавие, - по­
этому прежде всего и важнее всего достичь
хотя бы элементарного согласования действий
групп прогрессивного лагеря. Но попытки пря­
мого согласования деятельности этих групп,
все прямые между ними партийно-политические
переговоры неизменно кончались до сих пор
неудачами7, - очевидно, при существующем
взаимном недоверии этих группировок подоб­
ный путь согласования деятельности следует
считать исключенным. Надо искать новых форм
для такого согласования, - не может ли ее дать
масонская организация? Она является организа­
цией вне- и над-партийной; на ее собраниях
могут встречаться руководители всех тех
групп, о которых может идти речь при поста­
новке вопроса о согласовании деятельности
левых партий, но встречаться они будут не
как представители враждующих или по меньшей
мере конкурирующих партий, а как члены од199

ной и той же организации, требующей от них
братского отношения друг к другу.
Эти мысли, при всей их шаткости в ряде
отношений, в те годы получили относительно
широкое распространение и обеспечили русско­
му масонству сочувствие очень многих обще­
ственно-политических деятелей. В числе таких
сочувствующих был, например, П. А. Кропоткин,
о котором мне известен следующий эпизод:
Около 1909-10 гг. один интеллигент, тогда
видный с.-д. с большевистскими симпатиями,
хотя, правда, и не принадлежавший к числу
активных деятелей подпольной организации,
которому как раз в это время было сделано
предложение вступить в масонскую организа­
цию, обратился к П. А. Кропоткину (его он
знал и раньше) с просьбой сформулировать
свое отношение к этому вопросу. Ответ Кро­
поткина (устный) был таков, - привожу его в
редакции, которая мною записана со слов
указанного интеллигента, причем этот послед­
ний ручался за точность см ы сла своей пере­
дачи:
"Теперь, - говорил Кропоткин, - классовое
расслоение прошло так глубоко, что есть серь­
езная опасность, что радикальные элементы из
рабочих и из буржуазных классов не смогут
в нужный момент сговориться между собою
относительно общих действий, выгодных для
обеих сторон. Ибо если соответствующее пред­
ложение будет сделано рабочими, то буржуа­
зия побоится своим согласием усилить пози­
цию рабочих; если же с подобным предложением
выступят буржуазные группы, то так же к не­
му отнесутся рабочие. Поэтому я полагаю, что
в такое время создание организаций, в кото200

рых представители радикальных элементов из
рабочих и из нерабочих классов могли бы
встречаться на нейтральной почве, было бы
очень полезным делом”.
Эта беседа, - замечу здесь же, - убедила
указанного интеллигента, и он не только сам
вошел в ложу и стал вообще играть видную
роль в масонской организации, но и привлек
некоторых из своих знакомых.
Я не буду говорить здесь ни о слабых
местах этих логических построений, ни о том,
как они характерны для понимания раздвоен­
ности политической идеологии Кропоткина, мне сейчас важно только проследить ход мы­
слей руководителей русского масонства, и
слова Кропоткина важны как созвучный им
резонанс в окружающей среде.
Распространению подобных взглядов в опре­
деленных кругах сильно посодействовала роль,
сыгранная масонскими организациями в разра­
зившейся как раз в это время турецкой рево­
люции, - этот момент вообще сыграл значи­
тельную роль в развитии масонской органи­
зации русской.
Подобная идеология у некоторых деятелей
русских масонских лож сложилась к 1909-10
годов, но для придания этим последним жела­
тельного политически-активного характера их
следовало предварительно во многом пере­
строить. Дело в том, что за парижский период
масонства прием в ложи производился без
большого разбора, - во Франции масонство
уже давно было организацией вполне легаль­
ной, соображения конспирации при приеме но­
вых членов ей были совершенно чужды. В ре­
зультате в число русских масонов тогда по201

пал не только целый ряд лиц, которые неми­
нуемо должны были явиться совершенно лишним
и вредным балластом при тех новых задачах,
которые перед русским масонством хотели по­
ставить его реформаторы периода 1909-10
годов8, но и лица в политическом отношении
определенно ненадежные9. Необходимо было
очистить организацию от всех подобных
элементов, - эта "чистка была проведена в
форме роспуска русских масонских лож: чле­
нам их было сообщено, что полиция напала на
след русских масонских лож10 и что грозит
репрессией, а потому необходима самоликвида­
ция.
V
На деле этот роспуск был фиктивным, при­
крывая проводимую переорганизацию русских
масонских лож. Их действительными членами
после этой переорганизации остались только
люди вполне надежные и по своим взглядам на
задачи русской масонской организации более
или менее единомышленные. Реформированная
организация приняла еще более замкнутый,
конспиративный характер, - гораздо более
выдержанный, чем масонские организации пе­
риода до этой реформы. Теперь такая конспи­
ративность была необходима не только в целях
предохранения организации от преследования
полиции, но и для сохранения тайны ее суще­
ствования от тех деятелей левого лагеря, кото­
рых по тем или иным причинам в организацю
эту не вводили. Это было необходимо для того,
чтобы организация могла выполнять поставлен202

ную перед нею основную политическую задачу:
в рамках масонских лож согласование, хотя бы
в известных пределах, деятельности лидеров
различных политических групп могло прово­
диться успешно лишь постольку, поскольку не
вовлеченные в масонскую организацию деятели
этих групп не догадывались, что являются до
некоторой степени объектами ведущейся в тайне
от них политической игры. Раскрытие этой
тайны вызвало бы настороженное отношение немасонов к масонам, - это и наблюдалось в
действительности несколько позднее в жизни
конституционно-демократической партии, когда
факт принадлежности некоторых ее влиятельных
членов к масонской организации стал секре­
том полишинеля для их коллег по руководящим
учреждениям партии и когда это явилось при­
чиной трений полуличного, полуполитического
характера внутри означенных учреждений.
Поэтому тайна масонских лож охранялась
теперь с величайшей осторожностью, - приемы
старой масонской конспирации для этого были
привлечены на помощь опыту русского револю­
ционного подполья. Вся та сторона масонства,
которая была разработана за долгие годы его
нелегального и полулегального существования,
была восстановлена, - конечно, в модернизо­
ванных, соответствующих духу времени, фор­
мах. В организации существовали клятвы, "ис­
пытания” новых "братьев”, вопрос о каждом
новом кандидате предварительно тщательно рас­
сматривался в ложах, о нем собирали сведения
не только в отношении его политической благо­
надежности, но и моральной выдержанности,
стойкости, верности раз данному слову. Все
то в масонстве, что противоречило требованиям
203

строгой конспирации, было изгнано из обихо­
да русских лож; так, например, было упразд­
нено ведение протоколов о заседаниях, - вся­
кого рода письменное делопроизводство было
вообще отменено и едва ли не единственным до­
кументом, хранившимся в писанном виде, был
статут русских лож; он хранился особенно
тщательно, его давали для прочтения каждому
новому члену после его принятия в ложу, но
копий с него снимать не позволялось11.
Сам прием новых членов протекал в следую­
щих формах: после того как в заседании ложи
выдвигалась какая-нибудь новая кандидатура,
признаваемая ложей целесообразной с полити­
ческой точки зрения, вопрос о ней тщательно
разбирался со стороны личных качеств канди­
дата; для этого особому лицу поручали со­
ставить его подробную характеристику, собрав
о нем все нужные сведения. Эта характеристика
докладывалась в одном из следующих заседа­
ний ложи, причем все члены последней, знавшие
нового кандидата с той или иной стороны,
обязаны были сообщить в заседании все изве­
стные им данные - как положительного, так и
отрицательного характера. Если в итоге всего
этого обсуждения прием лица, кандидатура ко­
торого была выдвинута, признавался желатель­
ным, то кому-нибудь из старых членов ложи,
знакомых с новым кандидатом, давалось пору­
чение переговорить с ним. Во время этих
переговоров намеченному кандидату впервые
сообщалось о существовании организации, но
только в самых общих чертах, причем обычно
подчеркивалась политическая сторона задач
организации. Некоторое представление о харак­
тере этих предварительных переговоров дает
204

нижеследующее сообщение о них, сделанное од­
ним из видных деятелей русского масонства
этого периода в рассказе о своем участии в
масонской организации12.
"Как-то раз, - передавал этот деятель, - ко
мне подошел NN и спросил меня, не нахожу ли
я возможным вступить в организацию, которая
стоит вне партий, но преследует политические
задачи и ставит своей целью объединение всех
прогрессивных элементов. Упомянул он при
этом, что для вступлениянеобходимо принятие
какой-то присяги и что это вообще связано с
некоторой обрядностью. О том, что это масон­
ская организация, он мне прямо не говорил. Я
не был знаком с характером этой организа­
ции; равным образом я тогда мало знал и о
масонстве вообще, но почему-то, - почему
именно, теперь уже не припомню, - сразу по­
нял, что речь идет о масонской ложе, и тотчас
же выразил свое согласие".
Для понимания этого рассказа необходимо
знать, что изложенный разговор шел между
двумя депутатами Государственной Думы, при­
надлежавшими, правда, к различным партиям ее
левого сектора (X входил в с.-д. фракцию, NN
был членом фракции к.-д.), но сравнительно
много сталкивавшимися между собой в процес­
се думской работы, ведшими и ранее политиче­
ские беседы и вообще довольно хорошо знав­
шими друг друга лично. Рассказчик не мог
вспомнить с уверенностью, обсуждался ли в их
прежних разговорах общий вопрос о согласо­
вании действий партий левого крыла Государ­
ственной Думы, но он помнил, что такие раз­
говоры в то время были очень обычны, так что
более чем вероятно, что они велись и между
205

рассказчиком и его собеседником, - если так,
то, по-видимому, они показали его NN как
человека, подходящего по настроениям для
масонской организации. Во всяком случае
очень характерно, что никаких колебаний у
рассказчика не появлялось, принципиальное
согласие на свое вступление он дал сейчас же,
- это говорит о том, насколько ощутительна
была в то время потребность в таком объедине­
нии, расчет на каковую был, как уже сказано
выше, основным в планах реформаторов рус­
ского масонства.
Приблизительно в подобных же чертах изо­
бражают предварительные переговоры о вступ­
лении в масонскую организацию и все изве­
стные мне рассказы других масонов об их
вступлении в эту организацию, - такие рас­
сказы мне известны не только о Петербурге,
но и о провинции. Надо только добавить, что
обычно в этой беседе бралось обязательство
никому не рассказывать уже об этих предва­
рительных переговорах и давались некоторые
советы о предстоящих при приеме "испытаниях”,
о необходимости подготовиться к вопросам
анкеты, которые придется заполнить, и т. д.
Намеченный таким образом кандидат, после
того как предварительные переговоры с ним
бывали признаны закончившимися удовлетвори­
тельно, приглашался прийти в то место, где
должен был состояться его официальный прием.
Обстановку этого последнего рассказы ма­
сонов рисуют в следующих чертах:
На назначенной квартире намеченного кан­
дидата встречало то самое лицо, которое вело
с ним предварительные переговоры, - на языке
масонов его звали "рекомендующим братом",
206

- кандидата вводили в отдельную комнату,
где "рекомендующий брат" давал ему анкетный
лист с рядом вопросов, ответить на которые
кандидат был должен, и оставлял его на неко­
торое время одного. Найти экземпляр этого
анкетного листка мне не удалось, равно как
не удалось и восстановить полного перечня
стоявших в ней вопросов. Но общий характер ее
достаточно характеризуется теми ее частями,
которые сохранились в памяти лиц, рассказы­
вавших мне о своей масонской деятельности.
Судя по этим рассказам, в анкете стояли сле­
дующие вопросы (редакция их, конечно, была
иная, - я передаю только смысл их):
Как Вы относитесь к семье?
Как Вы смотрите на задачи человеческого
прогресса?
Ваш взгляд на религию?
Какие пути и методы международных отно­
шений Вы признаете?
Как Вы относитесь к войне?
Что Вы считаете необходимым делать в
случае нападения на Россию?
Какую форму государственного управления
Вы считаете наиболее желательной для России?
И т. д.
Вопросов, выяснявших отношение отвечающего
к социализму и к рабочему движению, в анке­
те вообще не имелось, равно как не имелось и
вопросов, выяснявших отношение к революцион­
ным методам борьбы. В общем, и отдельные во­
просы и вся анкета в целом были составлены
так, чтобы отвечающий сформулировал свою
точку зрения на необходимость стремиться к
превращению всего человечества в одну брат­
скую семью (которая вела бы свою родослов207

ную от семьи, как первичной ячейки), причем
особенно сильно был подчеркнут момент паци­
фистский, момент отрицательного отношения к
войнам как к методам решения международных
конфликтов. Это последнее обстоятельство тем
интереснее, что выработка этой анкеты отно­
сится к 1909-10 гг., когда вопрос о войне еще
не стоял так остро, как позднее, после начала
балканских войн, - оно с несомненностью сви­
детельствует о сильном влиянии пацифистского
движения на масонство. Но заключительный во­
прос этой группы - об отношении к нападению
на Россию - как бы подводил к ответу в духе
будущего "оборончества” и несомненно отражал
тревоги французских масонов тех лет, - как
известно, во Франции тогда сильно боялись
нападения Германии, а масонство русское не
только в прошлом было связано с масонством
французским, но и в период, о котором идет
речь, было тесно с ним связано организацион­
но, действуя где нужно от имени Великого
Востока Франции (так именно именем последне­
го производился прием новых членов в ложи).
Интересно также, что антирелигиозный момент
в русском масонстве не был подчеркнут, - в
этом было существенное его расхождение с
масонством французским. Судя по рассказам,
соответствующая группа вопросов была средактирована так, что отвечающий неизбежно дол­
жен был в своем ответе подчеркнуть свою
терпимость к религиозным взглядам всех ве­
рующих. Наоборот, вопрос о форме правления с
самого начала подводил к максималистскому
в тех условиях ответу, - к выявлению респуб­
ликанских симпатий отвечающего.
Когда составление ответов бывало закон208

чено, вступающий давал о том указанный ему
условный сигнал, - о дальнейшей процедуре
приема подробный рассказ имеется в уже ци­
тированных мною воспоминаниях упомянутого
выше X, соответствующее место из которых я
процитирую полностью:
"Когда я написал ответы, в комнату вошел
ЫЫ, взял их и удалился, оставив меня ждать
ответа. Я знал, что в это время ответы мои
были оглашены в собрании ложи13. Через неко­
торое время NN вернулся, туго завязал мне
глаза и провел куда-то, где мне предложили
сесть. Здесь мне был задан вопрос, - после я
узнал, что спрашивающий назывался "испытую­
щим":
- Знаете ли Вы, где Вы находитесь?
Я ответил:
- На собрании масонской ложи.
В говорившем я тотчас же узнал 7 , - его
голос мне был хорошо знаком. Вслед затем Ъ
задал мне вопросы, повторявшие вопросы анке­
ты, - я отвечал в духе своих только что напи­
санных ответов. Затем 7 предложил мне встать,
- я встал и услышал, что встали и все при­
сутствовавшие. Z произнес слова клятвы, - об
обязанности хранить тайну всегда и при всех
случаях, о братском отношении к товарищам по
ложе во всех случаях жизни, даже если бы это
было связано со смертельной опасностью, о
верности в самых трудных условиях14. Я по­
вторял слова. Потом Z, обращаясь к присут­
ствующим, задал вопрос:
- Чего просит брат?
Присутствующие хором ответили:
- Брат просит света!
Вслед за тем NN снял мне повязку с глаз
209

и поцеловал меня, как нового брата. С такими
же поцелуями ко мне подошли и остальные из
присутствующих. Последними, как я увидел,
были... всего человек 5-6”.
Никаких других обрядов, предусмотренных
старым масонским ритуалом (описание их
можно найти в любой книге по истории масон­
ства), при этом не применялось. Вообще от­
ступления от старомасонских обычаев и обря­
дов в русском масонстве были очень значи­
тельны. Обрядовая сторона в нем, можно ска­
зать, была сведена почти на нет. Тенденция к
этому имеется и в западноевропейском, осо­
бенно во французском, масонстве, но нигде
она не получила такого резкого выражения,
как в России. Масонских ”храмов” в последней
не существовало, - заседания лож происходили
в обычных комнатах, в частных квартирах у
кого-либо из членов. Специальные масонские
одеяния и украшения после ”реформы” 1908-09
годов были совершенно изгнаны из обихода (в
1906-08 гг. обрядовая сторона играла гораздо
большую роль). Если бы кто-нибудь посторон­
ний попал на такое заседание незаметно для
его участников, то с вн еш н ей стороны он не
заметил бы ничего необычного, ничего такого,
с чем наше представление привыкло связывать
понятие масонства, - он увидел бы просто не­
большую группу человек в 6-8 хорошо знако­
мых, мирно ведущих беседу на общественнополитические темы. Только одна черта, быть
может, бросилась бы ему при некоторой наблю­
дательности в глаза, - это тот факт, что все
присутствующие обращаются на ты, взаимно
называя друг друга братьями. Этот момент
руководители русского масонства сочли нуж210

ным сохранить, придавая ему большое значение:
братское, дружеское отношение друг к другу
на собраниях лож должно было, по их мнению,
служить залогом дружеского взаимного до­
верия при общениях вне лож, на общественнополитической арене, а обращение на ты во время
заседаний лож было внешним выражением брат­
ского отношения.
Но подобное обращение на ты практиковалось
только во время заседаний лож; вне их, осо­
бенно при посторонних, масоны обращались
друг к другу по-обычному, - на вы или на ты
в зависимости от их личных отношений. И ес­
ли на заседание какой-нибудь ложи случайно
попадал кто-нибудь посторонний, - такие
случаи бывали нередко: кто-нибудь из знако­
мых хозяина заходил ”на огонек”, а иногда и
приглашали кого-нибудь из интересных приез­
жих - не членов ложи, - то при нем правило
об обязательности обращения на ты не применя­
лось. Рассказчики передают, что иногда это
выглядело немного курьезно: закрывается дверь
за посторонним, и все переходят на ты.
Заседания лож проводились регулярно, 2-4
раза в месяц; работы их носили характер ис­
ключительно политический. Обычно они начина­
лись со взаимной информации общеполитиче­
ского характера и о внутренней жизни тех
политических партий, члены которых в ложу
входили. Особых партийных секретов при этом
не сообщалось; но, конечно, эта информация
давала больше, чем попадавшие в газету све­
дения, касалась более интимных внутрипартий­
ных отношений. После информации начинался
обмен мнениями по вопросам, поднятым в про­
цессе информации, или по какому-либо специ211

альному намеченному вопросу общеполитиче­
ского характера. В процессе этого обмена
мнений руководители особенно заботились о
том, чтобы дебаты не принимали сколько-ни­
будь обостренного тона, а держались строго
в рамках дружеского, "братского” обмена мне­
ний, задачей которого является выяснение воп­
роса о возможности сближения позиций пред­
ставленных в ложе политических групп, о воз­
можности того или другого согласования их
действий. Как только намечалось, что расхож­
дения чересчур велики, чтобы их можно было
сгладить, и особенно если появлялись указа­
ния, что дальнейший обмен мнений может обо­
стрить отношения между членами ложи, обсуж­
давшийся вопрос снимался с порядка дня, прения
переводились на другую тему. Никаких решений
формально обязательного характера ложи не
выносили; никогда вопрос о подчинении мень­
шинства большинству не ставился. Но так как
члены ложи обычно были проникнуты желанием
найти общий язык и общие точки соприкоснове­
ния, то нередко намечалась общая точка зрения
на обсуждаемый вопрос, общая линия поведения.
Однако даже и в этих случаях, - даже тогда,
когда единогласие в ложе было полное, - наме­
ченная общая точка зрения письменно не форму­
лировалась, в резолюциях ничто не фиксирова­
лось. Вообще, основным правилом в этом отно­
шении было устранение из практики лож всего,
что могло бы быть истолковано как имеющее
моменты формального принуждения, - влияние
работ лож должно было исключительно огра­
ничиваться моментами морального характера,
- взаимное убеждение, дружеское воздействие
друг на друга, внушенное всем желание стре212

миться к возможному согласованию мнений и
действий.
VI
Такова была организация отдельных лож и
нормальная их работа. Объединение их и общее
ими руководство лежало на плечах В ерх о вн о го
Совета .
Время и обстановка возникновения послед­
него мне неизвестны, равно как неизвестен и
первоначальный порядок его формирования. Есть
некоторое основание полагать, что он был соз­
дан более или менее самочинно тою группой
реформаторов русского масонства, о которой я
говорил выше и которая в 1909-10 гг. поста­
вила русское масонство на определенно поли­
тические рельсы. Точные и относительно полные
сведения о Верховном Совете у меня имеются для
1912-16 гг.
В этот период в Совет входило 12-15 чело­
век (число членов не было точно фиксировано).
По политическим взглядам здесь были пред­
ставлены все левые политические группы от
прогрессистов до с.-д., тяготевших к больше­
викам; формально партийных большевиков В ер­
х о вн ы й Совету насколько мне известно, в своем
составе не имел (в ложах они, по-видимому,
были); что же касается до остальных фракций и
партий, то в Совет входили очень и очень от­
ветственные их члены, - иногда фактические и
формальные лидеры. Председателем Совета был
к.-д., член Государственной Думы; казначеем
- беспартийный, близкий к прогрессистам (не
213

член Думы). Персональный состав Совета был
более или менее прочным; количество из него
выбывших и вновь в него введенных членов за
указанные годы было невелико.
Для понимания дальнейшего чрезвычайно су­
щественно отметить, что добрая половина чле­
нов Совета была депутатами Государственной
Думы, - последние играли большую роль и в
той группе реформаторов русского масонства,
о котором я не раз говорил выше15.
Порядок введения новых членов производился
на основах, близких к кооптации: Совет наме­
чал кандидатуру того или иного лица, учас­
тие которого, по его мнению, было бы полезно
для Совета, - конечно, таковым мог быть толь­
ко член какой-либо ложи. Но, насколько мне
известно, вопрос всегда проводился и через
ту ложу, к которой новый кандидат принадле­
жал. Формально ее решения не спрашивали, голо­
сования за и против намеченной кандидатуры
в ней не производились, но факт включения из
ее среды члена в Совет ей становился извест­
ным, и она молчаливо давала на это согласие,
так что новый член Совета был в составе пос­
леднего в известных пределах и представителем
ложи. Представительство это сводилось к то­
му, что он, по-прежнему работая и в составе
ложи, осведомлял последнюю о деятельности Со­
вета в тех рамках, в которых это Совету ка­
залось удобным.
При вступлении в Совет от нового члена не
требовалось никаких дополнительных присяг и
вообще процедура этого вступления была со­
вершенно свободна от обрядов. Отсутствовала
обрядовая сторона и в работе Совета: так же,
как и ложи, он собирался в частных кварти214

pax, в обычных комнатах; члены его на заседа­
ния являлись в обычной одежде, без каких-либо
масонских украшений.
Нормальная работа Совета шла в тех же
рамках, как и работа отдельных лож, - та же
информация, тот же обмен мнений по политиче­
ским вопросам без принятия каких-либо реше­
ний. Отличием было только существование осо­
бой информации о работах отдельных лож. Зато
характер обмена мнений был заметно отличен:
так как в Совете большинство состояло членами
Государственной Думы, то среди вопросов,
встававших на обсуждение, были главным обра­
зом вопросы, связанные с деятельностью пос­
ледней. По существу в центре всей работы Со­
вета стояла задача внесения возможно большей
согласованности в действия партий левого
сектора Думы. Решения особенно связывающего
характера, - как я уже сказал, - здесь не
выносились (особенно за этим следили пред­
ставители наиболее левой части Совета), но к
возможно более точной формулировке тех
пунктов, на принятии которых сходились все
члены Совета, прилагалось немало усилий. Вы­
полнять таким образом сформулированные мне­
ния никто не был обязан, но молчаливо полага­
лось, что члены Совета, - поскольку они все
признавали необходимость стремиться к воз­
можному согласованию действий партий левого
сектора Думы, - при выступлениях в своих
партиях и фракциях с этим мнением Совета
будут считаться. И действительно, в извест­
ных пределах такое согласование получалось,
- во всяком случае, стремление к взаимной
поддержке в Государственной Думе наблюда­
лось. Обычно выгодно это бывало для крайних
215

левых фракций Государственной Думы, которым
поддержка других левых депутатов часто бы­
вала нужна при таких актах, как внесение
запросов, законопроектов и т. д. Как изве­
стно, для внесения запроса тогда нужны были
подписи 33 депутатов, в то время как в IV
Государственной Думе общее число с.-д. и
трудовиков вместе было меньше этой цифры.
Этим пытались было одно время пользоваться
официальные руководители к.-д. для введения в
известных пределах цензуры исходивших от
крайних левых запросов. Попытки эти потер­
пели крушение, причем одной из обусловивших
его причин была готовность, с какой депутаты
масоны из умеренно левых партий давали свои
подписи, не считаясь иногда даже с мнением
своей фракции (известно, что на этой почве
внутри к.-д. бывали часто трения).
Наряду с этими вопросами, связанными с
практической политикой сектора Государствен­
ной Думы, в Верховном Совете часто вставали
и основные вопросы тактического характера, об общей оценке момента, об общих методах
борьбы за политическую свободу и т. д. Силь­
ным толчком к конкретизации этих споров по­
служили политические стачки рабочих 1913-14
гг., заставившие Совет много внимания уде­
лить вопросам об отношении к массовым рабо­
чим движениям и к революционным методам
борьбы вообще.
В этих случаях об отношении к стачкам у
многих членов Совета выявилось недоверие и
даже боязнь массовых движений вообще. Ока­
залось, что при всем их политическом ради­
кализме, все представители буржуазно-про­
грессивных групп были единодушны в своей
216

боязни "русского бунта - бессмысленого и
беспощадного". Особенно выпукло эту точку
зрения защищал член Совета - левый к.-д.
(депутат Государственной Думы, ныне покой­
ный), который указывал, что ни один человек,
знающий "стихию русской массы", не может
смотреть оптимистически на перспективы ре­
волюционной борьбы, ибо "стихия русской
массы к добру не может привести". Позиция
членов Совета - социалистов - интереса не
представляет: они защищали ту линию отношения
к стачечной борьбе, которая нашла отражение в
тогдашней с.-д. меньшевистской литературе.
Как и следовало ожидать, общего мнения по
этому вопросу у Совета не нашлось; попытка
члена Совета с.-д. меньшевика поставить на
обсуждение вопрос о какой-нибудь общей
акции, задачей которой была бы поддержка
стачечного движения и привлечения к нему об­
щественных симпатий, не привела к успешным
результатам. На этом частном случае выяви­
лась общая неспособность Совета и масонской
организации вообще достигать крупных ре­
зультатов, поскольку речь шла о больших по­
литических вопросах, отношение к которым в
общеполитическом масштабе различных групп,
представленных в Совете, было резко различ­
ным. Успешными усилия Совета могли быть
только там, где речь шла о сравнительно
небольших вопросах, о сглаживании
углов
и т. д.
Во всяком случае прения по этому вопросу
были значительным событием в жизни Совета,
- судя по всему, они были, быть может, пер­
вым толчком к формированию внутри Совета
той политической идеологии, которая вскоре
217

стала играть большую роль и за пределами
масонской организации, - идеологии полити­
ческого переворота, совершенного на верхах,
помимо масс (а в некоторых изложениях, - при
нужде и с обращением против масс штыками).
Оформилась и широко пустила свои корни эта
идеология уже в годы войны.
Последняя застала Совет, - как и все дру­
гие, впрочем, русские политические организа­
ции, - совершенно неподготовленным к решению
поднимаемых ею вопросов. Оказалось, что па­
цифизм русского масонства, о котором я го­
ворил выше, носил в высшей степени поверх­
ностный и, я сказал бы, академический ха­
рактер, вращаясь в мире туманных и отвлечен­
ных общих формул о необходимости перестройки
международных отношений на основе принципов
братской любви и содидарности, о необходимо­
сти стремления к мирному, братскому улажи­
ванию международных конфликтов. Эти форму­
лы были достаточны для ответов на соответст­
вующие пункты масонской анкеты, - в этих
ответах можно было (так и бывало обычно) на
вопрос о поведении в случае нападения на
Россию отозваться декларированием своего
намерения в этом случае "стремиться к
возможно скорейшей ликвидации этой войны
тем или иным мирным путем" (из соответст­
вующего ответа одного из опрошенных мною
масонов). Но они оказывались совершенно не­
достаточными, когда война стала суровой дей­
ствительностью.
В дни, предшествовавшие объявлению войны,
целый ряд виднейших членов Совета был в
отъезде из Петербурга, - это ведь были дни
летнего перерыва в работе Государственной
218

Думы. Поэтому устроить собрание Совета в
период после австрийского ультиматума и до
известного торжественного заседания Государ­
ственной Думы не представилось возможным.
(Не исключена, впрочем, возможность, что ча­
стные совещания некоторых членов Совета и бы­
ли, но о них у меня не имеется сведений.)
Только после заседания Думы, к которому
съехались почти все члены Совета - депутаты
Думы, оказалось возможным устроить офици­
альное собрание Совета. Но к этому времени
члены Совета как члены соответствующих дум­
ских фракций уже заняли ту или иную более
или менее определенную позицию по отношению
к войне, причем всеми ясно ощущалась невоз­
можность сгладить остроту разногласий меж­
ду, например, декларациями с.-д. и к.-д. Как и
всегда в подобных случаях, Совет предпочел
обойти основной вопрос о войне, ее причинах и
об общем отношении к ней; на обсуждение воп­
рос о войне встал только в форме вопроса о
том, что делать при уже создавшихся усло­
виях?
Эта попытка обойти разногласия, конечно,
не могла быть удачной. Один из членов Совета,
- очень видный к.-д., - выступил с горячей
речью, доказывая, что единственно возможное
и нужное сейчас дело - это идти на фронт,
чтобы сражаться в рядах армии16. Его анта­
гонистом явился член Совета - с.-д. меньшевик,
который доказывал, что задачи политических
деятелей должны лежать в совершенно иной об­
ласти, что война неизбежно с небывалой доселе
остротой в порядок политической жизни стра­
ны поставит основные вопросы общеполитиче­
ской проблемы, к разрешению которых члены
219

Совета должны готовиться сами и работать над
подготовкой других, что поэтому нужно все
силы обратить на политическую работу в
стране, придав ей большую определенность и
заостренность.
Как всегда бывало в Совете, между этими
двумя крайними точками зрения наметился ряд
переходных оттенков, причем большинство центр
тяжести вопроса переносило на работу по
смягчению вредных последствий войны, говоря о
необходимости участия в работе по обслужи­
ванию фронта, помощи семьям мобилизованных
и т. д. Во всяком случае, член Совета с.-д. в
этот момент оказался в Совете более одинок,
чем когда-либо раньше.
Настроения членов Совета в годы войны эво­
люционировали в направлении общей эволюции
тогдашних настроений в стране.
Многие члены лож и даже Совета пошли на
работу по обслуживанию фронта уполномочен­
ными и представителями различных комитетов
помощи. Сношения с фронтом были, благодаря
этому, у Совета довольно хорошие; приезжаю­
щие в столицу с фронта члены Совета или лож
делали Совету подробные доклады о положении
дел, о настроениях на фронтах и т. д. Очень
скоро в этих докладах появились тревожные
ноты, - разговоры о дефектах в организации
снабжения и о бездарности командования в
кругах, связанных с масонской организацией,
завоевали себе право гражданства, быть
может, раньше, чем в каких бы то ни было
других. Очень скоро приезжающие стали сооб­
щать о настроениях среди солдат, - об ожи­
даниях, которые назревают в разбуженной
войной серой крестьянской массе...
220

Чем дальше, тем яснее становилось, что ос­
новные политические проблемы в порядок дня
русской действительности уже поставлены, что
не сегодня-завтра их неизбежно придется раз­
решать - и притом разрешать в направлении
самых широких реформ, самых широких уступок
общественным низам. Подобная оценка положе­
ния становилась почти общепризнанной, завое­
вывая теперь в ряды своих сторонников такие
круги, в самой подлинной "благонадежности"
которых еще недавно не могло быть никаких
сомнений. Боязнь "стихии русского народа" у
них, правда, не стала меньшей, - быть может,
она даже усилилась с того момента, когда в
руки этой "стихии", облаченной в серую ши­
нель, дали трехлинейную винтовку. Но так как
слишком очевидно было, что "неперепряженные
кони" несут к неминуемой пропасти, то сама
боязнь "стихии" заставляла все чаще и чаще
думать о "перепряжении коней на скаку", о
необходимости торопиться с этой операцией, пока еще не поздно, пока "стихия" не взяла
этого дела в свои руки.
В подобной атмосфере, на почве подобных
настроений идеология политического переворота,
проводимого сверху, стала приобретать многих
и пламенных адептов в самых разнообразных
кругах, создавая благоприятнейшую почву для
всевозможных заговоров, планов заговоров и
еще больше разговоров о таких планах. Такими
планами были полны последние два перед рево­
люцией года войны, - история их еще совершенно
не изучена, хотя в целом ряде отношений она
представляет огромнейший интерес, так как
планы эти и разговоры о них сыграли огром­
ную роль главным образом в деле подготовки
221

командного состава армии и офицерства вообще
к событиям марта 1917 г., обеспечив в одних
случаях нейтральное, в других - сочувственное
к ним отношение. К сожалению, изучение этой
истории и в настоящее время еще не представля­
ется возможным, так как участники и инициа­
торы подобных планов предпочитают до сих пор
хранить полную о них тайну. Даже о наиболее
крупных из них, - например, о плане ареста
царя в ставке с целью заточения в монастырь
царицы (осень 1916 г.), о планах ареста цар­
ского поезда, о плане нападения на царский
автомобиль и т. д., - в литературе неизвест­
но ничего, кроме разве случайных и не всегда
ясных намеков17. Только об одном из всей се­
рии этих заговоров мы знаем несколько более
подробно, - об убийстве Распутина; но новей­
шая литература вопроса показывает, что и в
его истории остается все еще очень и очень
много неясных и темных моментов и притом как
раз в интереснейшей для историка области, - в
вопросе организации и подготовки этого
убийства18.
Подобная бедность материалов делает крайне
трудным изучение в наше время истории этих
заговоров, - хотя, быть может, попытка сводки
фактических материалов о них была бы и те­
перь уже нелишней. Надо надеяться, что с тече­
нием времени участники этих заговоров сни­
мут наложенный ими на себя обет молчания и
расскажут нам о них поподробнее. Но по­
скольку дело идет об идеологии этого заго­
ворщического движения, то уже теперь можно с
полной достоверностью утверждать, что цент­
ром, где она формулировалась, где она впер­
вые получила свою более или менее осознанную
222

формулировку, были масонские организации. Я
уже отмечал выше, что почва для нее была го­
това там и раньше, война только дала воз­
можность четче поставить вопрос, точнее фор­
мулировать конкретные выводы.
Из этих моих слов отнюдь не следует де­
лать вывода, что масонские организации, как
целое, играли активную роль в практических
шагах по созданию и проведению заговорщиче­
ских планов. Наоборот, относительно Верхов­
ного Совета у меня имеются заслуживающие
полного доверия указания, что там, например,
вопросы о таких конкретных мероприятиях даже
не ставились (относительно отдельных лож
делать такие утверждения я не берусь, - так
как о многих из них у меня совершенно нет
сведений).
Такого рода вовлечение Совета в организа­
ционные мероприятия вообще не было возмож­
ным, - он был слишком многочислен, его со­
став был слишком разнороден в политическом
отношении. Но ряд руководящих его членов, вы­
нашивавших планы таких заговоров, имел
близкие сношения с организаторами и несом­
ненно являлся их вдохновителем. Более подробно
эта их роль может быть освещена только после
освещения заговорщических попыток, с одной
стороны, и жизни отдельных масонских лож, с
другой.
VII
До сих пор я не касался организационной
работы Совета, - для истории масонства и его
политической роли гораздо более важно было
223

проследить эволюцию его политических настрое­
ний. К тому же эта область работы Совета и
не является особенно разносторонней.
Главной задачей Совета в этом отношении
была работа по расширению сети лож. С этой
целью ряд членов Совета предпринимал агитаци­
онно-организационные поездки по провинции,
причем маршрут этих поездок обсуждался в
Совете. Относительно широко эта деятельность
развернулась в годы войны, в результате чего
в марте 1917 года ложи были учреждены, по­
мимо столиц, также в целом ряде крупных и
средних городов Поволжья, Урала, Северо- и
Юго-Западного края, на Юге, в Закавказье
и т. д. Общее число лож мне точно не извест­
но, но, по-видимому, оно приближалось к 20.
Принципы, которыми руководствовались ор­
ганизаторы лож при вербовке в них новых
членов, поскольку их удается установить,
сводились к стремлению собрать в них всех
наиболее активных и влиятельных в данной ме­
стности общественных деятелей радикального и
либерального лагеря. Активных участников ме­
стного рабочего движения в них обычно даже
не пытались привлекать, - зато так называе­
мых легальных с.-д. (большевиков и меньшеви­
ков) и с.-р. в члены лож привлекали с особою
охотою. Иметь в ложах представителей этих
групп считалось, по-видимому, обязательным,
так как сформированные из одних либералов
ложи совершенно не удовлетворяли задачам
согласования деятельности групп левого лагеря.
В годы войны - ближе к революции - в прин­
ципах, на которых подбирался состав лож, ста­
ли заметную роль играть соображения о воз­
можной роли того или иного лица после ожи224

даемого политического переворота. Всех лиц,
которые выказывали себя способными на руко­
водящую роль при подобных событиях, посколь­
ку они удовлетворяли прочим требованиям,
организаторы лож
сознательно и особенно
настойчиво стремились вовлечь в их состав.
В этот период ложи на местах определенно ста­
новятся ячейками будущей местной власти, вернее, резервуарами, из которых будущая,
созданная после переворота центральная власть
сможет черпать надежных, со своей точки зре­
ния, кандидатов для замещения постов власти
местной. Особенно рельефно этот момент высту­
пает в организационной работе двух виднейших
представителей Верховного Совета, которые по­
том, в 1917 г., играли видную роль во Времен­
ном Правительстве и действительно, со своей
точки зрения, не без успеха использовали
созданные заранее "резервуары”. В этом отно­
шении очень показателен пример в городе Ы,
где из семи членов ложи летом 1917 года чет­
вер о занимало административные посты, - гу­
бернского комиссара и его помощника, секре­
таря губернского комиссара и комиссара
уездного, - а пятый был товарищем председа­
теля городского Совета.
Учреждение местной ложи проводилось все­
гда в присутствии члена Верховного Совета
или его представителя; в дальнейшем ложа ра­
ботала самостоятельно, поддерживая, по воз­
можности, постоянное общение с Советом. К
официальной переписке прибегать было воспре­
щено, - переписка получастного характера
обычно велась между учредителем и членами
ложи. Кроме того, члены местных лож пользо­
вались всеми возможными случаями для личных
225

поездок в Петербург, а члены Верховного Со­
вета по мере возможности совершали объезды
лож. Приезжавшие в Петербург представители
местных лож иногда допускались на заседания
Совета, - наиболее крупные провинциальные
ложи, кажется, даже имели право делегировать
представителей в Совет.
Кроме работы по расширению организацион­
ной сети Совет делал иногда попытки проведе­
ния агитационных кампаний. Главной из них
была кампания по поводу роли Распутина при
дворе. Начата она была еще в 1913-14 гг.; не­
сколько позднее Советом была сделана попытка
издания какой-то направленной против Распу­
тина брошюры19, а когда эта попытка не уда­
лась (брошюра была задержана цензурой), то
Советом были приняты шаги к распространению
этой брошюры в размноженном на пишущей ма­
шинке виде. Таким же путем размножались и
другие материалы о Распутине, - например,
тоже сожженная цензурой брошюра миссионера
Новоселова, сотрудника "Московских Ведомо­
стей", разоблачавшего "хлыстовство" Распути­
на.
В целях популяризации принципов, лежавших
в основе масонской организации, масонами
же, но, по-видимому, не Верховным Советом,
была издана в 1915 г. книга некоего Сидорен­
ко (кажется, псевдоним) об итальянских кар­
бонариях. Книга эта была подвергнута жесто­
кому и справедливому, с точки зрения исто­
рической критики, разносу на страницах "Го­
лоса Минувшего", но задачей ее составителей и
издателей была отнюдь не история движения
итальянских карбонариев 1820-30 гг., а попу­
ляризация идей карбонариев русских периода
226

1915 г., а для этой цели они считали воз­
можным модернизировать на свой лад предания
об организационной структуре итальянских
заговорщиков.
Необходимо отметить также, что в эти же
годы приток русских в масонство шел и за
границей, в эмиграции. Центром по-прежнему
был Париж, но в ряды масонства теперь здесь
пошли главным образом эмигранты с.-р.-ы и
близкие к ним. Фактов участия за границей в
масонских ложах с.-д. (большевиков или мень­
шевиков) мне установить не удалось, - ни
одно из конкретных указаний, которые до меня
дошли, при проверке подтверждения не получи­
ло. Но, конечно, такая возможность сама по
себе отнюдь не исключена.
Работа русских масонов во французских
ложах в эти годы по существу не отличалась
от работы там же русских масонов в 1901-05
гг., - ее положительной стороной была попрежнему популяризация идей русской револю­
ции, программ русских революционных партий.
Работа эта велась довольно энергично (напри­
мер, читались доклады для масонов-французов
о социализации земли и т. д.) и, по-видимому, не без успеха. Правда, роль французского
масонства в это время шла уже на убыль, и
результаты этой работы русских масонов не
были так значительны, как в 1901-05 гг.
Впрочем, и тогда успех русских масонов опре­
делялся не столько их собственными пропаган­
дистскими талантами, сколько пропагандист­
ским зарядом развертывавшихся в России со­
бытий.

227

VIII
В месяцы, предшествовавшие марту 1917 го­
да, руководители организации развертывали
энергичную деятельность, торопясь с осуще­
ствлением планов переворота сверху. В их те­
перешних рассказах часто прорываются ноты
раздражения на лидеров прогрессивного блока,
к которым военные - участники заговоров обращались с запросами об их отношении к
подготовительным актам. Лидеры прогрессивно­
го блока упорно сдерживали все эти попытки,
подчеркивая, что не все еще возможности
влияния на Николая исчерпаны. На этой почве
прошло размежевание между руководителями
масонства и лидерами прогрессивного блока,
часто в пределах одной и той же партии, размежевание, которое выявилось несколько
позднее, во время борьбы в период 1917 года
и привело к ряду резких конфликтов, напри­
мер, в кадетской партии.
Когда разразились события марта 1917 г.,
отношение к ним руководителей Совета было
далеко не одинаковое. Некоторые из них, очень
влиятельные в Совете, упорно думали о согла­
шении с наиболее прогрессивной частью ко­
мандного состава армии для борьбы и направо,
- против царя, - и налево - против "улицы”.
Других, наоборот, "улица” эта захватила и
они приняли активное участие в придании ее
движению возможно организованного харак­
тера, тем самым сильно содействуя ее успеху.
Это расхождение, само по себе очень характер­
ное для разнородности настроений даже в ос­
новной группе руководителей Совета, не смог­
ло принять сколько-нибудь значительных раз228

меров, так как события поставили Совет перед
лицом совершившегося факта.
Вообще же в эти дни члены Совета играли
очень активную роль, - ряд их состоял членами
Временного Комитета Государственной Думы,
участвовал в совещаниях по формированию Вре­
менного Правительства, а потом вошел в состав
этого последнего. При определении этого соста­
ва руководители Совета вообще сыграли замет­
ную роль, - именно в их влиянии следует
искать причин появления некоторых, казалось
бы, совершенно никому не известных кандида­
тур.
Вскоре после марта 1917 года в составе
Верховного Совета произошли существенные пе­
ремены. Из него ушел единственный бывший
там представитель с.-д. меньшевиков, расхож­
дения между которым и большинством Совета,
как я уже отмечал, выявлялись часто и ранее.
Кое-кто отошел направо. Зато оставшиеся, по­
полненные вернувшимися из эмиграции масонами-парижанами, сплотились более тесно, обра­
зовав политически довольно однородную груп­
пу от левых к.-д. и прогрессистов до правых
с.-д., которая в течение почти всего периода
Временного Правительства играла фактически
руководящую роль в направлении политики пос­
леднего. Но история масонства за эти и сле­
дующие месяцы уже выходит за рамки моего
настоящего очерка.

229

ПРИМЕЧАНИЯ АВТОРА
1. Заявление, сделанное Кедриным в 1906 или 1907
годов в счет идти не может, ибо, как будет показано
ниже, оно относится к периоду до оформления русского
масонства в том виде, в каком оно стало играть поли­
тическую роль, и к тому же он признал свою принад­
лежность не к русской, а к французской ложе.
2. В. П. Полонский в своей статье о "Тайном Ин­
тернационале Бакунина" ("Каторга и Ссылка” № 5 за
1926 г., с. 77) ссылается на указание III Отделения о
том, что Бакунин "в одно из своих посещений Гари­
бальди был принят последним в масонскую ложу".
Письмо Бакунина к Герцену от 23 марта 1866 г.
("Письма М. А. Бакунина к А. И. Герцену и Н. П. Ога­
реву", изд. 1896, с. 164) не только делает это ук аза­
ние вполне правдоподобным, но и заставляет думать,
что "масонский зигзаг" в биографии Бакунина был
более серьезен, чем он сам пытается изобразить. В
этом письме, прося друзей "перестать думать", что он
"когда-либо занимался серьезно франк-масонством",
Бакунин прибавляет: "В Лондоне я не хотел разуверять
тебя, Герцен, потому что не мог отвечать на другие
вопросы". Последние встречи Бакунина с Герценом в
Лондоне относятся к осени 1864 г. (см. составленную
М. Неттлау хронологическую канву к биографии М. Ба­
кунина - следовательно, опровергнуть упреки Герцена в
увлечении "франк-масонерией" Бакунин нашел возмож­
ным только минимум через полтора года после их по­
явления. Следы влияния масонских идей в писаниях Ба­
кунина приходится наблюдать и позднее).
3. О "князе" и "княгине" Накашидзе и об их рус­
ско-польском масонском журнале с террористической
окраской, один номер которого им удалось выпустить
на французском языке в середине 1890-х гг. в Лондоне,
я не говорю, - это в лучшем случае была малограмотная
попытка спекулировать на легковерии читателей.
4. Статуты старого масонства запрещали масонам
даже простые беседы меж ду собой на политические темы
как в заседаниях лож, так и вне их, ибо считалось,
что подобные разговоры только вносят семя раздора
туда, где должно царить согласие.
5. Отмечу здесь же, что этот автор сам близок к
масонам и его работа, по-видимому, имеет право быть
рассматриваема почти как работа официозного исто­
риографа французского масонства, - пользоваться ра­
ботами представителей активного антимасонского дви­
жения я в данном очерке избегаю и в отношении Запада.

230

6. В целях изгнания из армии реакционного офи­
церства при Комбе в военном министерстве была заве­
дена система кондуитных списков о политических
взглядах каждого офицера (в просторечии: система фи­
шек), причем для этих списков материал собирался
через масонские ложи на местах.
7. Нелишне будет здесь же напомнить, что как раз
приблизительно в это время потерпела неудачу одна
из таких попыток, предпринятая лицами, часть из ко­
торых, по-видимому, уже тогда была близка к масо­
нам, - я говорю о той попытке покойного В. П. Обнин­
ского и его единомышленников, краткие сведения о ко­
торой даны мною в комментариях к "Письмам П. Б. Ак­
сельрода и Ю. О. Мартова", Берлин, 1924 г., сс. 185-186.
8. Утверждают, что в этот период в число масонов
попал даже один великий князь.
9. Так относительно одного из масонов "париж­
ского периода" мне известно заслуживающее доверия
указание, что он состоял платным "информатором"
И. Ф. Манасевича-Мануйлова: оказывается, что этот
последний, даже состоя в отставке, для поддержания
своего положения в сферах имел двух собственных аген­
тов из общества, которые осведомляли его о событиях и
разговорах в радикальных илиберальных кругах. Впро­
чем, этот "масон" свою службу у Манасевича-Мануй­
лова, кажется, сочетал и с выполнением вполне недву­
смысленных поручений одной иностранной державы...
10. Само по себе это было верно, так как прибли­
зительно в это время русское правительство особенно
сильно заинтересовалось русским масонством, причем
активную роль в этих поисках масонов играл и сам
Николай, который для доклада о масонстве специально
вызвал к себе в Царское Село начальника петербург­
ского Охранного отделения полк. Герасимова (этот
вызов тем более важен для понимания степени интере­
са
Николая
к
вопросу о масонстве, что он был
единст венным за все 4 года службы Герасимова). От­
мечу здесь, что, по рассказам Герасимова, он разо­
чаровал царя, так как никаких сведений о масонах не
имел и вообще считал их несерьезной организацией.
Информация Николая о масонах, по утверждению Гераси­
мова, шла из других источников, а не от Охранного
отделения, - возможно, что это и были сведения, шед­
шие через Манасевича-Мануйлова...
11. Анкета, о которой речь будет идти ниже, была
средактирована так, что сама по себе она не давала
еще оснований для утверждения о существовании органи­
зации как таковой.

231

12. Этот рассказ был мною с его слов записан в
1925 г., причем запись тогда же была рассказчиком
(его я буду в дальнейшем называть X) просмотрена и
исправлена, - записью этой мне придется часто поль­
зоваться и ниже.
13. По прочтении на заседании ложи такие ответы
немедленно же уничтожались.
14. В этой клятве были также слова о готовности
бороться за свободу, не боясь даже смерти.
15. Ввиду утверждений правой печати, стремящейся
изобразить масонство в виде какой-то "еврейской
интриги", нелишне будет отметить, что среди членов
Совета за 1912-16 гг. был, кажется, всего один еврей,
все остальные были православными и в большинстве бес­
спорными великороссами.
16. Замечу здесь же, что слово у него с делом не
расходилось, - несмотря на затруднения, стоявшие перед
ним на пути к вступлению в армию, он этого добился,
пошел на фронт, где вскоре и погиб.
17. См., например, намек ген. Деникина на так на­
зываемый "Крымовский заговор" (план убийства царя
на смотру в марте 1917 г. - "Очерки русской смуты",
т. 2, с. 36, прим.).
18. См. предисловие В. А. Маклакова к парижскому
изданию "Дневника Пуришкевича" (изд. Паволоцкого,
1924 г.).
19. О какой именно брошюре идет речь, мне устано­
вить точно не удалось, - есть основания предполагать,
что это была брошюра Пругавина "Старец Леонтий”, ко­
торая была конфискована полицией в типографии и
уничтожена (в 1917 г. она была переиздана, кажется, в
издательстве "Задруга"), но утверждать это с катего­
ричностью я не могу.

232

Ф И ЛОСОФ И Я. Р Е Л И Г И Я . К У Л Ь Т У Р А

Виктор АКСЮЧИЦ

Социализм и реальность
Глава III
Идеология небытия
В чем сущность идеологии, ее метафизиче­
ский и психологический аспекты?
Зло появляется в мире как результат лож­
ного выбора человека. Косное сопротивление
хаоса и материи творческому акту Бога еще
не является злом. Оно становится таковым, уси­
ленное человеком. Зло, не имея собственного
бытия, живет за счет ложного выбора человека.
Персонифицируясь в лжереальностях, оно обре­
тает собственный облик. Небытие паразитирует
на бытии, разлагая его в ничтожество, и зло
может принять все формы бытия, в том числе и
самые высшие. В этом так называемая онтоло­
гичность зла. Зло имеет собственную волю и
через ”бытие небытия” стремится участвовать в
мировых судьбах.
Духовный выбор предшествует всякому чело­
веческому действию. Ориентация к добру или
* Окончание. Начало см. "Грани” № 152(2), 1989.

233

злу, истине или лжи складывается в духовной
сфере и воплощается прежде всего в духовной
культуре. В чем религиозные, метафизические
основания духовного прельщения?
И опять же ответ на этот вопрос можно
найти только в христианском откровении. Хри­
стианство - религия Бога воплотившегося, Бо­
гочеловека, религия любви и спасения. Но хри­
стианство и религия Бога распятого и религия
Креста. Крест исповедуется христианством как
серединная мировая реальность. В основаниях
мира положен Крест. Накладывая Крест на себя,
христианин отвечает на призыв Бога своего:
"возьми крест и следуй за Мной" (Мф. 16,
24). Но что есть Крест? Что он привносит в
мир и что меняется в бытии человека с при­
нятием Креста?
Крест - это страдание, мука и смерть. Но
Крест - это и спасение, воскресение к вечной
жизни: "Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его..." (молитва Честному Кресту). И по­
тому Крест Животворящий.
Человек - посланник Божий в миру, со-творец Божий. Человек - житель небес - в мир
вошел для преображения его, спасения всей тва­
ри. Но мировые силы, сатана - князь которых,
противостоят Божественному акту творения. И
выполняя свою миссию в мире, человек сораспинается в нем. Распят Бог - это значит, что
и человек, принявший свое предназначение,
распинается миром.
Принимая на себя Крест выполнения Божест­
венного Предназначения, человек принимает все
тяготы и бремя со-творца Божьего. Тяжесть Кре­
ста - это, прежде всего, бремя во п л о щ ен и я к а к
т акового . Затем, бремя воплощения долж ного и
234

целостного. Бремя
и личност ного. И,
свободы.

воплощения и н ди ви дуа л ьн о го
наконец, высочайшее бремя

Все идеологии порождаются апологией снятия
Креста. Идеология - это скопище целей, моти­
вов, стремлений, идей отказа от бремени твор­
ческого соучастия в Божественном Творении.
Бог воплотился и освящает этим вхождение в
мир, призывает к воплощению и человека. Пер­
вый шаг воплощения - рождение в мир - уже
невероятно болезнен, и каждое мгновение
требует от человека непрекращающегося усилия.
Человек принял плоть мира, и он не смеет,
оставаясь человеком, отказаться от нее. Но и
подчиниться собственному притяжению мировых
стихий он не должен. Человек дисциплинирует
и организует плоть, преодолевая ее сопротив­
ление, запечатлевая образ Нового Творения и в
телесном организме, и в мировой материи.
Высший акт воплощения - это творческое ваяние
в материи мира. И бремя этого творческого
усилия невероятно тяжело.
Идеология социализма порождена стремле­
нием сбросить бремя непрекращающегося вопло­
щения. Изначально вроде и не богоборческий
это импульс: только бы облегчить немного
свою жизнь, только бы поменьше творческих
мук и жизненных страданий. Устал человек от
постоянного напряженного усилия, от трезвения
и хотел бы немного забыться в сладкой дреме.
Но, отдавая себя этому влечению, человек ста­
новится противником Божественного Творения,
из сына Отца Небесного превращается в слугу
сатаны (сатана - по-гречески означает про­
тивник). Отказ от духовного самовоплощения
разрушает Божественный Акт Творения, под235

меняет истинную родину человека - небо миром низменных, профанированных идеалов.
Максимы социализма: материя первична, земное
блаженство, насыщение плоти.
Истинное воплощение творческого замысла
требует постоянной ориентации на Бога как
Источник всякой истины; и требует целостного
принятия жизни. Человек должен все принять,
ни от чего не отказаться. Но в то же время,
ничем не искуситься, а на всем запечатлеть
образ Божий. Принимая жизненные реальности,
человек призван воплотить в них Божественный
Замысел творения. Это невероятно тяжело - быть
одновременно перед лицом Бога и обращаться к
мировым реальностям. И в этом тоже Крест
человеческой судьбы.
Не отказываясь от воплощения в принципе,
человек часто стремится опереться при этом на
что-либо реально ощутимое. Какая-либо идея
представляется абсолютной, какой-либо человек
- высшим авторитетом, какая-либо реальность
жизни - всеопределяющей, - и насколько легче
при этом ощутить себя приобщенным к истинной
жизни. Но злая ирония рока сказывается и
здесь. Всякая реальность, вырванная из целост­
ности, обращается в ирреальность. Всякий
авторитет без соотнесения с Истинным Автори­
тетом - превращается в фикцию. Идеология и
есть скопище ложных ценностей, предлагающих
человеку снять бремя истинного и целостного
воплощения.
Предназначение каждого человека неповто­
р и м о и н езам еним о. Человек должен обрести
свою единственную, непроторенную и узкую
тропу в бытии. И в этом тоже крестонесение
человеческой судьбы. Я перестану быть собой,
236

если попытаюсь воплотить не свой, а чей-либо
жизненный путь. И это мучительно трудно:
во имя сохранения чистоты и воплощения соб­
ственной идеи, божественного замысла о себе
- не отдать себя полностью всеобщим автори­
тетам и учителям. Если людей объединяет Живой
Бог, у них сохраняется и утверждается лич­
ность. Если же их объединяет абстрактная идея,
у них стирается всякая индивидуальность.
Идеология истинное единение во Христе
подменяет собранием в Антихристе.
И, наконец, наивысшее и самое трагическое
бремя - это бремя свободы и ответственности.
Человек свободен как никто в тварном мире.
Свобода человека простирается до свободы
отказа от своего предназначения, принятия
небытия. Бремя свободы делает человека траги­
чески одиноким в мироздании. Вся тварь спа­
сается страдательно, то есть зависит от че­
ловеческого выбора. Но даже на Бога человек
не может переложить свой выбор. Предвидение
Божие не означает предопределения человеческой
судьбы. Все, что совершается человеком, впервые
привносится в мир, и эта новизна определяет
судьбу всего мироздания. Какое трагическое и
какое тягчайшее бремя - быть свободным как
Бог! И какая ответственность!
Человеку тяжелее всего вынести именно бре­
мя свободы. Для выполнения своего предназначе­
ния, для исполнения божественных заповедей
нам всегда хочется опереться на готовые фор­
мулы. Мы ждем от них истинного указания,
как нужно понимать и как нужно действовать
в мире. Но откровение Нового Завета гла­
сит: "буква убивает, а дух животворит"
(1 Кор. 3, 6). Свободно, в духе и истине толь237

ко и может человек обрести верный путь и
жизнь.
Собрание готовых формул, предопределяю­
щих выбор, перестает быть религиозным откро­
вением, а становится идеологией. Отказ от
свободы ведет к разрушению истинной жизни,
которая есть Крест.
Таким образом, всякая попытка облегчить
выбор, судьбу - чревата искажением человече­
ского предназначения и потерей видения Боже­
ственного Замысла о творении, ибо ”кто не
берет креста своего и следует за Мной, тот
не достоин Меня” (Мф. 10, 38).
Идеология откладывается в культуре как
результат такого искаженного выбора. Узок
путь человека к истине и всякий шаг в сто­
рону кладет начало новым ложным путям.
Идущим следом намного легче пойти проторен­
ной дорогой лжи, которая, к тому же, имеет
собственное притяжение, чем через неизведан­
ность пробивать путь к свету.
Собрание ложных смыслов в культуре яв­
ляется трудноопределимым соблазном. Попадая
в душу человека, эти фикции затемняют его
взор, порождают фантазмы. Все новые и новые
искушения новых поколений питают эту сферу
лжедуховности и расширяют ее. Наконец, ныне
она достигает такой всеобъятности, что выбор
каждого человека не может ее миновать. Или
вопреки ей, или пройдя ее, или пленившись ею,
но никак не вне ее. Это уже Мировое Зло, ко­
торое не только в судьбе мира в целом, но и
каждого человека.
В глубине души человека, не охваченной
сознанием, есть две сферы.
238

На одну дух сошел, ее реальности уже
просветлены духом и являются материалом ду­
ховного творчества. Экзистенциальный опыт, то
есть целостный жизненный опыт, имея духовную
цель, укоренен в неосознанном.
Другая же сфера представляет собой собра­
ние всех подпольных меонических (меон - не­
сущее) стихий, противостоящих духу и борю­
щихся с ним. Это сфера антидуховных разру­
шительных влечений и противожизненных ин­
стинктов.
Обе эти сферы имеют свои выходы на высшие
уровни человеческого духа и свои формы кри­
сталлизации в сознании. Первая порождает
просветленные духовные образы и идеи, - это
лоно творчества. Другая служит источником
темных образов и ложных идей.
Дурное бессознательное отравляет сознание.
Низменные, подпольные страсти создают свои
фантасмагорические миры, свои фантазмы.
Создание мира фантазмов всегда есть частич­
ное безумие. Это дурное воображение препят­
ствует восприятию реальности, искажает ее
перспективу.
"Когда человек стал одержим и допустил
власть над собой болезненного самолюбия, и
честолюбия, зависти, ревности, сладострастия,
болезненного эротизма, корыстолюбия, скупо­
сти, ненависти и жестокости, то он находится
в мире фантазмов, и реальности не предстают
уже ему в соответствии со структурой бытия.
Все оказывается отнесенным к той страсти,
которой одержим человек и которая лишила его
свободы духа... В то же время, как творческая
фантазия созидательна и поднимает душу
вверх, не отрицает и не извращает реальности,
239

а преображает их и прибавляет к ним новые
реальности, то есть путь возрастания бытия,
фантазмы разрушительны по своим результа­
там, отрицают и извращают реальности и есть
путь от бытия к небытию. Св. Афанасий Великий
говорит, что зло есть фантазм. Творчески
осуществляя Божий замысел о мире, продолжая
миротворение, соучаствуя в деле Божием, че­
ловек устремлен к полноте бытия, фантазмы же
заменяют Божий замысел о мире другим за­
мыслом, который есть разложение бытия и есть
отказ от соучастия в деле Божием, в продол­
жении миротворения” (Н. Бердяев).
Не только в индивидуальной, но и в обще­
человеческой психее существует бездуховная
или, скорее, противодуховная ее сторона. Так
же, как в духовной культуре объективируются
плоды духовной жизни личности, так и в су­
меречных пластах культуры собираются и ко­
пятся темные импульсы и влечения человека. Эти
воления существуют объективно и образуют
ядовитый туман, который клубится под покро­
вом культуры. Человек связан с этими тем­
ными духами непросветленной стороной своей
души. В его воле или оградиться от них,
исторгнуть из жизни, или поддаться их при­
тяжению, открыть им душу и затопить созна­
ние смертоносным туманом.
В культуре объективированы обе стороны
глубинного опыта человека: и одухотворенного
и бездуховного. Первый порождает собственно
духовную культуру. Второй образует область
искаженных образов и фиктивных идей, область
фантазмов. Идейный план этой области и есть
собственно идеология. А ) И део л о ги я - это м и р
идей ,
кот орые
образую т ся
и
проистекают
из
240

ант идуховны х
влечений
ч ел овеч еск ого
существа .
В идеологии множество подпольных страстей и
страхов (страх жизни, страх свободы и ответ­
ственности, страх смерти) оформляются и в
идеи-фикции.
Антидуховные стремления - значит и антибытийственные. Вырываясь из небытийных источ­
ников, фантасмагорический мир и обращен к
небытию, возвращается в небытие. Идеологиче­
ский миф - ”это невротический симптом, орга­
низованный прежде всего бессознательными
силами. Он строится на вытеснении и подав­
лении подлинной его природы - вражды к
бытию, суицидных влечений” (Р. Петров).
Не имея собственной сущности, мир этот
оказывается искаженной, но копией самой ду­
ховной культуры. Внешне он построен ”по пра­
вилам” ее: стремится приобрести вид цельности,
законченности, логичности.
Различить эти идейные миры можно скорее
не по формам, в которых они воплощаются, а по
духу, который их наполняет (хотя, конечно, и
формы их не могут быть вполне тождественны­
ми). Духовная культура слагается в резуль­
тате творческой активности, она есть повы­
шение степени бытия. Отличительной же чертой
идеологической культуры являются разруши­
тельные цели и низменные идеалы. В культуре
воплощается Дух, Истина, Свобода, Жизнь,
Любовь. В идеологии - хаос, фикция, закосте­
нелость, мертвенность и ненависть.
Небытийные источники идеологической куль­
туры обнаруживаются и аналитически. Когда
начинаешь логически анализировать формальные
звенья идеологической цепи, то постоянно на­
талкиваешься на смысловые провалы, которые

241

заполняются идеологической схоластикой и
"диалектикой”. А подходя к истоку или исход­
ной точке этой цепи, оказываешься как бы
перед пустотой, "черной дырой", из которой
логически неисповедимым образом выплески­
вается все идеологическое создание. Мы ожи­
даем, что понятие, образ, идея откроют нам
какую-либо реальность, но обнаруживаем, что
в идеологии за ними вообще нет никакой ре­
альности. Единственный смысл этих понятий сокрытие, искажение реальностей. Это и в тео­
рии и в практике идеологии.
Темные влечения, прорываясь на поверхность
сознания, кристаллизуются в идею и формулу.
Эта формула в свою очередь играет роль маги­
ческого заклинания, внедрение которого в со­
знание производит в нем некий прокол, через
который выплескиваются и все затопляют де­
монические стихии. Разум человека мутится,
он во власти мертвых формул, разнуздываю­
щих низменные инстинкты. Таким образом, идея
в идеологии перестает быть идеей в собствен­
ном смысле, а превращается в мобилизующий
магический знак.
Когда говоришь с человеком, зараженным
идеологией, то невозможно его рационально в
чем-либо убедить. Это происходит от того, что
идеологический пленник воспринимает слова не
в их исходном смысле и реальном значении, а
использует их в совершенно перевернутом смы­
сле, точнее вне смысла. Идеологически пора­
женное сознание - бессознательно. Слова и
идеи не выражают определенного смысла, а
служат заклинаниями, вызывающими опреде­
ленные аффективные состояния. Это есть отчуж­
дение человека от самого себя.
242

Основное значение идеологических мифов не
словесное: они являются бессознательной формой
приказа, требующего определенного аффектив­
ного настроя, "сигналом к определенному пове­
дению, своего рода раздражителем, вызывающим
не понимание, а условный рефлекс" (Р. Редлих).
Идеология - это "мифотворчество, основыва­
ющееся на некоторых магических представле­
ниях" (К. Ясперс).
По мере того как угасает одержимость
страстями, питающими идеологию, идеологиче­
ские мифы из магических заклинаний, аффек­
тивно мобилизующих человека к определенному
действию, постепенно остывают в голую фикцию.
Мифы и фикции, по Редлиху ("Сталинщина как
духовный феномен"), - не одно и то же. Мифы
- это утверждения, в которые склонны верить
многие. Фикции же - утверждения, в которые
никто не верит, но все делают вид, что верят.
Фикция начинает играть роль условного эти­
кета, церемониала, который служит либо фор­
мой выражения преданности, прикрывающей
действительный индифферентизм, либо единст­
венно допустимым средством общения в попыт­
ках разрешить практические, а не идеологиче­
ские задачи. Идеологическая монолитность
расщепляется в двоемыслие.
Но реальность сопротивляется, и во имя ее
завоевания идеология все больше начинает за­
ботиться о внешне разумном обосновании и
рациональном объяснении всех областей ж изни ,
по мере того как все меньшая часть души че­
ловека поражена идеологией, все меньше ей
подчиняется аффективно. Когда затухают ин­
стинкты и эмоции, посредством которых идео­
логия сплачивала и направляла, начинается
243

апелляция к рассудку. Когда перестают удов­
летворять истерические идеологические лозун­
ги, открываются академии и институты марк­
сизма-ленинизма. Чем менее влиятельным ста­
новится марксизм, тем более грандиозным
стремится стать здание его "научной” системы.
Это показывает, что идеология имеет корни
не только в бессознательной сфере. Она нахо­
дит почву и питательные соки и в самой ин­
теллектуальной сфере.
Всякий человеческий выбор запечатлевается в
бытии. Истинный - откладывается в "копилку
вечности", ложный - оказывается плотью и
орудием зла. Все это относится и к интеллек­
туальной деятельности.
Истинная мысль становится неотторжимой
частью духовного Предания. В Предании отражен
опыт предстояния человека перед Богом Живым.
Предание живо Духом, и мысль, и идея являются
своеобразной, но не единственной формой Пре­
дания. Мысль полна и дышит только неразрывно
от языкового предания, плоти духовной жизни.
Мысль - один из плодов человеческого ду­
ха. Но человеку всегда было свойственно суе­
верие, то есть наделение плодов своей фанта­
зии абсолютным значением. Человек всегда
больше или меньше - идолопоклонник. Абсолюти­
зируемая мысль, идея - один из идолов, ко­
торыми мы себя окружаем. Но всякая ценность,
превращенная в идол, делается ложью и неправ­
дой.
В) С ф ера
идей, отчужденных от собст венного
ист очника
и прет ендую щ их
на
абсолют ное з н а ­
чен и е и есть идеология. Когда человеком овла­

девает самодовлеющая идея, он попадает в раб­
ство идеологии.
244

Эти два полюса идеологии: А - прорыв из
душевного подполья и В - обвал в сознании,
"вскипевший” разум ("кипит наш разум воз­
мущенный”), - создают разрушительное поле
огромного напряжения. Идеология несет в себе
импульс к тотальной экспансии заражения со­
знания людей. "Есть формальный аппарат дей­
ствия идеологии на человеческие души, не за­
висящий от конкретности ее содержания. Сам
факт ее существования и способ воздействия.
Этот аппарат совершенно неуловимыми путями
плетет в человеческом сознании тончайшую
сеточку, в которой затем бьется и трепещет
зародившееся человеческое "Я". И когда это
"Я" созревает, бывает уже поздно. Оно оказы­
вается плотно окутанным этой незримой сетью
идеологии" (А. Зиновьев).
Идеология обращена не к отдельному, кон­
кретному человеку, к личности, а к массам.
Она формирует коллективные психозы, жертвой
которых становится индивидуальный человек.
Наше время - время мировой пляски идеологий.
Массы выступили на историческую арену имен­
но потому, что идеология овладевает массами
и движет массами. Религиозно верующий может
быть таковым и один. Пораженный идеологией
теряет ощущение собственного "Я" и потому
вынужден либо слиться с движением масс, либо
стать их идеологом.
Верующий вручает себя Богу, фанатик идео­
логии отдает себя отвлеченной идее, подменяющей
ему Бога. Неживое царство заменяет Живого
Бога. "Человек выше субботы" - это заповедь и
против идеологии.
В мире идеологии "единство достигается не
через полноту, а через все большую ущерб245

ность... Душевная жизнь опрокидывается и фо­
кусируется на одной точке, но точка та со­
всем не реально воспринимается” (Н. Бердяев).
Идеологическая зацикленность ставит человека
перед ложным выбором и производит ложное
деление. Для фанатика идеологии многообразие
мира не существует, т. к. он одержим одним
миром, одной идеей. "Маниакальная одержи­
мость человека одной какой-нибудь идеей,
которая есть самая распространенная форма
нервного и душевного заболевания, есть ложное
состояние сознания и исключительная фиксация
на одном осознанном предмете. Болезнь в
сущности происходит от ложной работы созна­
ния над бессознательным” (Н. Бердяев). Ма­
ниакальность душевная - это психическое за­
болевание, но есть маниакальность идеологиче­
ская - заболевание духовное.
Фиксация на частной идее лишает саму идею
целостности и содержания. В царстве идеологии
замирает идейное творчество. И поэтому че­
ловек, плененный идеологией, не имеет идей, а
только инстинкты и аффекты.
В идеологии идея перестает быть мыслью
Бога о вещи, то есть метафизической сущно­
стью вещи, ее прообразом. Идеологизированная
идея - это, скорее, мысль дьявола, стремящаяся
подменить истинную природу вещи. Здесь идея
из "подлинно-сущего” обращается в "ложносущее”, а "слова-понятия превращаются в словасигналы, слова-заклинания, слова-фальшивки”
(Р. Редлих). Можно говорить о "сталинизме”,
как об одной из наиболее "развитых” и чис­
тых форм идеологии, где "высокое и святое
используется для вымогательства, когда слово
не раскрывает, а прикрывает смысл... Из вы246

соких и светлых слов, означающих идеалы и
ценности, сталинизм вынимает их душу и
надевает их оболочку, как маску, прикрываю­
щую часто вполне противоположный смысл”
(Р. Редлих). Задача идеологических фикций опустошение смысла слова, подмена идеала, вы­
ражаемого этим словом. Поэтому-то ”в насто­
ящее время понятие идеологии употребляется по­
чти исключительно как характеристика неис­
тинного мировоззрения, предназначенного для
обмана ради материальных, а также политиче­
ских интересов” (Философский словарь, перевод
с немецкого).
Идеология апеллирует к низменным, жи­
вотным пластам человеческой души, активизи­
рует их системой провоцирующих и стимули­
рующих средств. Внедрение идеологии сужает
сознание, подавляет и вытесняет многие черты
характера, примитивизирует эмоциональную и
интеллектуальную жизнь.
Подверженный идеологии теряет чувство ре­
альности, и потому он всегда фанатик. Фана­
тик - это человек, отдавший себя во власть
идеологии, ”стоящий насмерть” из-за ее догм.
Сознание фанатика всегда догматично.
”Фанатизм есть любопытное явление пере­
рождения человеческой психики и злого пере­
рождения под влиянием мотивов, которые сами
по себе не могут быть названы злыми и свя­
заны с бескорыстным увлечением идеей или
каким-нибудь верованием. Фанатик всегда
”идеалист” в том смысле, что идея для него
выше человека, живого существа, и он готов
насиловать, истязать, пытать и убивать людей
во имя ”идеи”, все равно, будет ли это ”идеей”
Бога и теократии, или справедливости и ком247

мунистического строя. Фанатизм есть некото­
рое умопомешательство, порожденное неспособ­
ностью вместить полноту истины... Фанатик
есть человек, неспособный вместить больше
одной мысли, видящий все по прямой линии и
не поворачивающий головы, чтобы увидеть всю
сложность и многообразие Божьего мира. Фа­
натик не видит человека и не интересуется
человеком, он видит лишь идею и интересуется
лишь идеей... Фанатизм всегда вытесняет одной
идеей все другие идеи, то есть грешит против
полноты жизни” (Н. Бердяев).
Гармоничное отношение с реальностью - це­
лостное и многообразное. Эта целостность
разрушается при фиксации сознания на част­
ном аспекте. Идея-фикс заменяет полноту са­
мой реальности. И потому религиозные, поли­
тические или националистические фанатики по
существу фанатики идеологические. Человек не
может быть фанатиком, когда он предстоит
перед Богом Живым и Личным, он делается фа­
натиком, когда поставлен перед идеей-фикс.
Власть идеи мертвит живое и полное религиоз­
ное чувство. Фанатизм веры - это идеологиче­
ское, а не религиозное сознание. Таким обра­
зом, фанатик ”есть человек, одержимый своей
идеей и в нее верующий беззаветно, а вовсе
не человек, находящийся в общении с Живым Бо­
гом. Наоборот, с Живым Богом он разобщен”
(Н. Бердяев). Для фанатика ”идеи” Бога - Бог
перестает существовать. Иногда вместо рели­
гиозного обращения происходит смена идеоло­
гии.
Идеология культивирует нетерпимость. Вся­
кая инаковость, непохожесть на идеологическую
реальность воспринимается как измена едино248

образному принципу, нечто чуждое и враж­
дебное. Сосуществования в идеологическом поле
быть не может, допускается только соприродное, все прочее - "аномалия”, подлежащая унич­
тожению: "уничтожение классового врага", "пе­
рековка".
"Идея, там, где она проникает в жизнь,
дает неизмеримую силу и мощь, и только идея
является источником силы" (Фихте). Эти слова
относятся и к идеологизированной идее. "Идея"
в идеологии стремится воплотиться, из идей­
ного плана перейти в предметный. Фантасмаго­
рический мир может быть реализован и бе­
зумные утопии воплощены. "Идея, ставшая ма­
териальной силой, призвана господствовать не
только над телами, но... и над душами" (Р.
Петров).
Идеологическая сеть складывается из не­
бытийных ячеек, монад, которые активны в своей
разлагающей деятельности. Образно можно го­
ворить об идеологической заразе, о вирусах,
или "трихинах" (по Достоевскому), о неких
несущих существах, стремящихся внедриться во
всякий организм и перемолоть его в труху.
Чуткий гений Достоевского уловил наличие
этого смертоносного микроба в духовной ат­
мосфере, когда еще никакие "объективные на­
учные данные" не могли о нем свидетельство­
вать. О чем, как не о плененности идеей-фикс,
мертвящей идеологией и об освобождении от нее
- роман "Преступление и наказание". Престу­
пил человек черту, разделяющую добро и зло,
и не властен он уже над собой, темные стихии
захлестывают его душу. Вслушаемся в вещий
сон Раскольникова:
249

”0н пролежал в больнице весь конец поста и святую.
Уже выздоравливая, он припомнил свои сны, когда еще
лежал в жару и в бреду. Ему грезилось в болезни,
будто весь мир осужден в жертву какой-то страшной,
неслыханной и невиданной моровой язве, идущей из
глубины Азии на Европу. Все должны были погибнуть,
кроме некоторых, весьма немногих избранных. Появились
какие-то новые трихины, существа микроскопические,
вселяющиеся в тела людей. Но эти существа были духи,
одаренные умом и волей (выделено мною. - В. А.). Люди,
принявшие их в себя, становились тотчас же бесноваты­
ми и сумасшедшими. Но никогда, никогда люди не счи­
тали себя так умными и непоколебимыми в истине, как
считали зараженные. Никогда не считали непоколебимее
своих приговоров, своих научных выводов, своих нрав­
ственных убеждений и верований. Целые селения, целые
города и народы заражались и сумасшествовали. Все
были в тревоге и не понимали друг друга, всякий д у ­
мал, что в нем одном и заключается истина, и м у­
чился, глядя на других, бил себя в грудь, плакал и
ломал себе руки. Не знали, кого и как судить, не
могли согласиться, что считать злом, что добром. Не
знали, кого обвинять, кого оправдывать. Люди убивали
друг друга в какой-то бессмысленной злобе. Собира­
лись друг на друга целыми армиями, но армии, уже в
походе, вдруг начинали сами терзать себя, ряды расст­
раивались, воины бросались друг на друга, кололись и
резались, кусали и ели друг друга. В городах целый
день били в набат: созывали всех, но кто и для чего
зовет, никто не знал того, а все были в тревоге. Оста­
вили самые обыкновенные ремесла, потому что всякий
предлагал свои мысли, свои поправки, и не могли со­
гласиться; остановилось земледелие. Кое-где люди сбе­
гались в кучи, соглашались вместе на что-нибудь,
клялись не расставаться, - но тотчас же начинали чтонибудь совершенно другое, чем сейчас же сами пред-

250

полагали, начинали обвинять друг друга, дрались и
резались. Начались пожары, начался голод. Всё и вся
погибало. Язва росла и подвигалась дальше и дальше.
Спастись во всем мире могли только несколько чело­
век, это были чистые и избранные, предназначенные
начать род людей и новую жизнь, обновить и очистить
землю, но никто и нигде не видал этих людей, никто не
слыхал их слова и голоса”.

Душа Раскольникова освобождается от
"идеи-фикс". Пережившей смертельную заразу
душе открываются последствия распространения
идеологического поветрия на людей, народы,
человечество.
Этот жуткий сон оказался пророческим и
стал явью. Выздоравливая, мы в силах припо­
мнить "свои сны, когда еще лежали в жару и в
бреду". Для полного возрождения нам необходи­
мо опознать ложных духов, гнездящихся в нас,
исторгнуть их, "обновить и очистить землю".
Русские писатели имели некий духовный
орган, который позволял им ощущать мертвящую
поступь идеологий и пророчествовать о гря­
дущей небытийности. О смертельной гадости
всяких идеологических "измов" писал В. Роза­
нов:
"Позитивизм - поган, атеизм - поган, революция
погана, социализм поган, потому что, хотя он, может
быть, и «м удр » и «абсолютно уверен», как «абсолютно
верна задачам своего устройства ящерица», но он амфибия, липкое, холодное существо, которое «гадко
взять в руки». Эти-то амфибии окружили несчастное
человечество и, высовывая двоящиеся языки, быстро
произносят всякие «хорошие слова» и заманивают «к
себе» - обещаниями. И позитивизм «обещает» и атеизм

251

«обещает». Все «обещают» приди «к нам», прими «нас».
Тепленькие старые дома растворяются и амфибию впуска­
ют. Амфибия вползает на стол, на стул, лезет в дет­
скую, лезет в спальню. Всех лижет. И всем холоднее и
весь дом становится холоднее, «непонятно от чего», «потому что ведь ласковый зверек всех лижет». Но в
него вошло новое существо с новою душою и новым
законом жизни.
Это смерть.
Позитивизм есть смерть.
Атеизм есть смерть.
Социализм есть смерть.
Смерть и только”.

Русская литература XIX века словно пре­
дупреждала Россию о надвигающемся поветрии.
Еще Пушкин в "Борисе Годунове" предостерег,
что не может быть построено на крови идеаль­
ное царство даже идеальным правителем; ради
воплощения идеи, даже самой благородной, не­
возможно приносить в жертву человеческую
жизнь. Далее Гончаров в "Обрыве", Тургенев в
"Отцах и детях", Достоевский в "Бесах" и "Пре­
ступлении и наказании", Лесков в "Соборянах"
ставили диагноз заболевающей России и в то
же время пытались обрести оздоравливающие
ценности.

Иерархия небытийных ценностей
Идеология социализма направлена на небы­
тие. Все специфически социалистические реаль­
ности - чисто негативные, это - персонифика­
ция разрушительных стремлений.
252

В чистом виде идеология небытия воплотится
в мире в том случае, если мир как целое бу­
дет опрокинут в небытие. Окончательное во­
площение небытийной идеологии есть уже не
идеология, а небытие в чистом виде. До тех
пор, пока мир живет и сопротивляется, небытие
паразитирует на бытии и является в мире в его
облачении.
Для достижения своих целей идеология не­
бытия вынуждена воплощаться в формах поло­
жительных реальностей. В зависимости от
соотношения небытийных устремлений и доли
положительного, на котором идеология парази­
тирует, она приобретает ту или иную форму в
иерархии небытийных идеологий.
В коммунизме призыв к всеобщему унич­
тожению формулируется впрямую и открыто. На
уровне более близком к реальности идеология
предлагает человеку фиктивные цели (социа­
лизм), или ценности изначально реальные, но
вследствие их абсолютизирования превращаю­
щиеся в мифы (фашизм). Эти формы идеологии
отличаются друг от друга степенью выражен­
ности и тотальности духа уничтожения и
характером паразитирования на реальности.
Отличие ком м унист ической идеологии от
социалистической не качественное, а количе­
ственное. В идеологии коммунизма персонифи­
цирована крайняя, предельная степень выраже­
ния небытийных устремлений (”И как один ум­
рем в борьбе за это”). В коммунизме "на­
строение гибели и разрушения мира... состав­
ляло основную внутреннюю мотивировку”
(И. Шафаревич). Коммунистическая форма идео­
логии - наиболее откровенна, последовательна
и тотальна. То в социализме, что наиболее
253

открыто формулирует принципы уничтожения
всего, в том числе и самого себя, - от идео­
логии коммунистической. Разумеется, в совер­
шенно чистом виде идеология коммунизма су­
ществовать не может, поскольку она сама по
себе есть только "нетость". В самых последова­
тельных своих проявлениях она только иногда
касается высот "чистого коммунизма".
В историческом же плане коммунизм есть
наипоследовательнейшее, в меру исторической
возможности, воплощение небытийных устрем­
лений. Различие между коммунизмом и соци­
ализмом в истории - в радикальности, в то­
тальности уничтожения. Пока мир жив - ком­
мунизм возможен только как безумные
всплески тотального истребления. Россия была
близка к коммунизму в "военный комму­
низм" и в 30-е годы. Наиболее полно идеология
коммунизма в рамках целой страны воплощена
в Камбодже, где за три года было уничтожено
около трети жителей.
Итак, коммунизм является наибольшим во­
площением небытийной сущности идеологии.
Строго говоря, то, что описывает И. Шафаревич, следовало бы наименовать коммуниз­
мом, а не социализмом. Во всем этом вопло­
щаются принципы коммунизма, и по сути своей
эта идеология есть идеология коммунизма. Но,
с другой стороны, в мировой истории эта
идеология в большинстве своем представлена на
менее радикальном уровне, который принято
именовать социализмом.
С оц и ал и зм ом справедливо было бы назвать
тот уровень идеологии, на котором прельщение
небытием прикрывается соблазном фиктивных
социальных благ. Чтобы подвести человека к
254

краю, идеология предлагает шаг от небытия в
реальность мира. В социализме дух небытия
формирует идеалы, почерпнутые из мировой
реальности, но лишенные истинного смысла.
Под гипнозом провозглашаемых благ человек
устремляется по тропе смерти. В социализме
самые возвышенные идеи приобретают характер
условной лжи. Великий Инквизитор у Досто­
евского "видит, что надо идти по указаниям
умного духа, страшного духа смерти и раз­
рушения, а для того принять ложь и обман и
вести людей уже сознательно к смерти и раз­
рушению и притом обманывать их всю дорогу,
чтобы они как-нибудь не заметили, куда их
ведут".
В социализме "за официальным, экзотери­
ческим исповеданием веры стоит подлинное,
нигде прямо не выраженное эзотерическое ис­
поведание. Оно скрыто, потому что по своим
свойствам не может быть возвещено прямо, по
крайней мере до той поры, пока коммунизм не
овладеет всем миром" (Р. Редлих). Эзотериче­
ская цель небытийной идеологии бессловесна по
самой своей природе и потому в феноменаль­
ном плане идеология создает "искусственный
мир иллюзий, призванный подменить подлин­
ную духовную жизнь и затем мнимо власт­
вует в мнимом мире" (Р. Редлих). Идеология
социализма внутри иерархии положительных
ценностей создает собственную, чтобы заме­
нить всякий положительный идеал на фикцию.
В "развитом социалистическом обществе" в
СССР наглядно воплощены "блага" социализма.
Прежде всего, перерождены идеалы, с которыми
социализм вышел на европейскую арену и
пленил умы "борцов за справедливость". На
255

языке социалистической риторики свободой
называется социальное рабство и природная
необходимость ("свобода есть осознанная не­
обходимость"); равенством - нивелирование
большинства и привилегированность меньшин­
ства. Братство означает "товарищество" в Ан­
тихристе, то есть единение не на органической,
а на небытийной основе; гуманностью называ­
ется бесчеловечность, жестокость (нравственная
заповедь
"социалистического
гуманизма":
"если враг не сдается - его уничтожают"). Де­
мократия оборачивается бесправием; благо­
состояние и благополучие - нищетой и бедст­
вием; счастье - горем, бедствием; и, наконец,
жизнь - духовным умиранием, смертью. Сущ­
ность, цель, мотив социализма оказываются
сокрытыми под его явлением, аргументами,
маской.
Следующий шаг небытийной идеологии к дей­
ствительности заключается в том, что идеоло­
гия вместо откровенного призыва или фикции
предлагает в виде цели какую-либо положи­
тельную мировую реальность. Отступив к дей­
ствительности, идеология еще более маскирует
свою конечную цель - всеобщее уничтожение.
Какая-либо реальность жизни искусственно
вычленяется из исторического контекста, абсо­
лютизируется, объявляется целью существования
истории. Все прочие стороны жизни или под­
чиняются выделенной реальности или подлежат
уничтожению.
Но первый и основной признак отпадения от
Истины есть отождествление с Истиной ка­
кой-либо мировой данности, то есть частич­
ного и неполного.
Наиболее чистым примером идеологии треть256

его порядка является идеология ф аш и зм а. Фашизм
- это идеология мощи нации и государства.
Осуществление человеком своего земного
назначения невозможно без осознания своей
национальной принадлежности. Устроение обще­
ственной жизни невозможно вне государст­
венных форм. Но и нация и государство имеют
только производную ценность в свете высших
ценностей в этом мире: Бога и человека. Фа­
шизм же - это абсолютизация государства
(этатизм) плюс абсолютизация значения ка­
кой-либо нации (шовинизм). Мощь государства
и нации становятся единственным критерием
оценки всей жизни.
Характерно, что фашизм пришел к власти в
тех странах, где сильна была инерция нацио­
нальных чувств. Итальянская и немецкая нации
позже других в Европе объединились в нацио­
нальное целое. Еще сильны были центростреми­
тельные националистические силы. Идеология
седлает эти силы, переориентирует их мощь,
сцепляет нацию в мертвенное тело.
Фашистское государство отождествляет себя
с понимаемой в расовом плане нацией, наро­
дом, всем обществом, т. к. именно оно является
выразителем мощи нации. "Социальные институ­
ты, группы, личность имеют право существо­
вать лишь как органы и элементы этого уни­
версального целого" (Ю. Левада). "Для фашиста
все в государстве и ничто человеческое и ду­
ховное не имеет ценности вне государства. В
этом смысле фашизм тоталитарен, и фашистское
государство, синтезируя и объединяя все цен­
ности, интерпретирует их, развивает и придает
силы всей жизни народа" (Муссолини).
По отношению к идеологии социализма фа257

шизм менее тотален. Национал-социализм - это
расширениесодержания исходного понятия (соци­
ализм) и, в то же время, сужение его объема.
В фашизме все подчиняется наращиванию мощи
нации и государства, но тотально контроли­
руются и регламентируются только сферы жиз­
ни, непосредственно связанные с проявлением и
наращиванием этой мощи. Другие - отпускаются
на более или менее свободное существование
(религии, отдельные сферы культуры, частная
собственность, свободная экономика). Сила
непосредственного уничтожения направлена в
основном на те реальности, которые являются
реальным историческим противником нацио­
нальной и государственной мощи.
Но абсолютизация есть одна из форм ума­
ления сущности. Поэтому и "положительные”
цели фашизма оказываются недостижимыми. В
своем развитии фашизм, в конечном счете,
приводит к разрушению нации и государства.
Национальное самосознание проявляется только
в извращенной форме низменного расового
инстинкта. Государственная мощь губится в
глобальных авантюрах. Фашизм - искусствен­
ное, фиктивное, а не органическое и духовное
национальное единение.
Фашизм характеризуется тем, что связывает
себя с реальностями, появившимися еще до воз­
никновения христианства. Это - дохристианская
форма небытийной идеологии. К фашизму можно
отнести утопии Платона ("Государство” - в
самом названии выделена реальность, являющая­
ся целью существования общества), Мора, Кампанеллы, Фурье, и то, что И. Шафаревич называет
"государственным социализмом" (империю ин­
ков, государство иезуитов в Парагвае, госу258

дарственные механизмы Мессопотамии, Древнего
Египта, Древнего Китая).
Социализм и коммунизм непосредственно
направлены против христианских истин. Фа­
шизм по степени агрессивности мало уступает
социализму. Идеологией третьего порядка его
делает в основном характер отрицаемых истин,
ибо чем выше истина, тем глубже падение. Чем
выше воплощение добра в истории, тем ядовитее
формы борющегося с ним зла. Социализм и
коммунизм наиболее небытийные формы идеоло­
гии постольку, поскольку острие их направ­
лено на христианство. Это восстание на самого
Воплотившегося Бога и Его творческий акт.
Поэтому социализм и коммунизм, в отличие
от индифферентности фашизма, так яростно
атеистичны. (К этим формам идеологии можно
отнести описанные у И. Шафаревича "революци­
онный”, "эсхатологический" социализм гности­
ческих и средневековых ересей, Мюнцера,
марксизм.)
Поэтому же фашизм в сравнении с комму­
низмом и социализмом менее тоталитарен,
хотя и не уступает им в степени жестокости в
сферах, подлежащих его контролю. Этим объяс­
няется и то, что фашизм более терпим к рели­
гии и церкви. Уничтожение религии и церкви
не является его имманентной целью. Он способен
бороться с церковью только в том случае, если
она становится его фактическим противником.
Социализм направлен против христианства по
своему целевому замыслу. Фашизм же не име­
ет первоначальной оглядки на христианство,
оно мешает ему прежде всего фактически.
По своей физической свирепости фашизм
мог смело конкурировать со многими формами
259

социализма, но по степени духовного падения
он, в сравнении с социализмом, был младен­
цем. Подменяя лишь основные истины, он мог
действовать физически откровеннее, имел
большую свободу действий. Поэтому методам
его в этой области (а отчасти и в некоторых
"технических” духовных сферах) у него мог
учиться и социализм (как это мы видим в
поздней сталинской России, в Китае Мао
Цзэдуна, где идеология второго порядка ис­
пользует технику всех форм идеологий).
Различие между историческими формами
социализма и фашизма можно проиллюстриро­
вать на примере функционирования карательных
органов фашистской Германии и СССР, Гестапо
и НКВД. По степени бесчеловечности и жестоко­
сти эти органы не сравнимы ни с чем в исто­
рии. Но существенные различия все же есть.
Гестапо среди немецкого населения уничтожало,
за редким исключением, только вр а го в Р ей х а ;
НКВД - всех подряду в том числе и самых
активных сторонников идеологии, ее носителя
- партию и, периодически, самое себя. Нередки
были случаи, когда из Гестапо человека, после
установления его невиновности, выпускали; из
рук НКВД н еви н о вн ы м не выходил никто (разве
что за редким исключением, по капризам
Вождя). Случай, когда выданные Сталиным Гит­
леру немецкие коммунисты были на границе же
и отпущены, с предупреждением, что опыт ста­
линских лагерей должен отбить у них охоту
бороться за коммунизм, - такой случай ам­
нистии просто немыслим при режиме Сталина.
Различие в тотальности идеологий социа­
лизма и фашизма видно также на примере
стран фашистской диктатуры (Испании, Гре260

ции, Чили) и стран, подвластных социалистиче­
ской идеологии. Первое, что бросается в глаза:
меньшее внедрение идеологии фашизма в нацио­
нальную психологию, что оставляет возмож­
ность органичного изживания идеологической
заразы. Так было в Италии, в Греции, в Ис­
пании. Страны с социалистической идеологией
пока не имеют прецедента мирного избавления
от идеологии. (Так же, как нет и прецедента
мирного прихода к власти социалистической
идеологии.) За исключением неудавшегося в
Чехословакии. Но то, как протекала чехосло­
вацкая попытка, тоже симптоматично. В Ита­
лии, Греции, Испании возродившееся здоровое
национальное и общественное самосознание
сразу же отделило себя от фашизма, предало
Идеологию и ее носителей проклятию. В Чехо­
словакии же движение осознавало себя в рам­
ках идеологии ("социализм с человеческим
лицом"), и потому было непоследовательным и,
в критическую минуту, безвольным.
Далее, тотальность социалистической идео­
логии толкает страны социализма к мировым
объединениям и к экспансии идеологии. Страны
же с фашистской диктатурой почти не имеют
внутреннего импульса к мировым идеологиче­
ским союзам. Союз Германии, Италии, Японии
был не идеологическим, а прагматическим. Даже
экспансия гитлеровской Германии не имела
целью что-либо подобное "мировой фашистской
революции".
Существует определенная внутренняя диа­
лектика отношений между фашистской и социа­
листическими формами идеологии. Идеология
фашизма утверждается, как правило, на пле­
чах антикоммунистической стихии. Внедрение
261

коммунистической идеологии порождает у наи­
более консервативных (то есть имеющих наи­
большую укорененность в истории и традициях)
слоев общества реакцию защиты. Перед ли­
цом всеуничтожающей идеологии формируется
стремление сохранить традиционные, "незыбле­
мые” основы жизни и общества. Первоначально
в этой защитной реакции смешаны и положи­
тельные и отрицательные мотивы. На этом сти­
хийном и слепом этапе противодействия идео­
логии идеология внедряется в другой своей
ипостаси. Оседлав противокоммунистическую
реакцию, идеология извращает ее, стимулирует
агрессивные националистические инстинкты.
Коммунизм провозглашает уничтожение на­
ций в интернационализме, традиционной госу­
дарственности, семьи. Фашизм провозглашает
идеалы национального и государственного
могущества, крепкой семьи ("закон и поря­
док"). Дуче в Италии: "Вы хотите того, что
произошло в России?" Не захотели, испуга­
лись, ослепли в этом испуге и получили фа­
шизм.
Итак, фашистская, социалистическая и ком­
мунистическая ступени идеологии отражают
возрастание степени небытийности. Социализм,
действительно, "низшая форма коммунизма".
Фашизм, в свою очередь, уступает в мощи,
тотальности и жестокости социализму, ибо
"откровенное зло в жизненной борьбе всегда
оказывается слабее зла лицемерного" (Р. Редлих). А конечная цель этой цепи - всеобщее
уничтожение, смерть (коммунизм означает
всеобщность). Разумеется, в исторических
воплощениях каждая из этих ступеней не явля­
ется в чистом виде. Идеология наступает то262

тальным фронтом, использует любое расслаб­
ление, чтобы в любой возможной форме внед­
риться в организм нации и личности. Очухает­
ся человек от коммунистического безумия к
смерти, идеология соблазняет его феерией со­
циальных переустройств; устанет от фиктив­
ных реформ, ему предлагается успокоиться на
формах национального и государственного мо­
гущества.
Можно было бы продолжить анализ иерар­
хии небытийной идеологии, порядок за поряд­
ком, до самых, казалось бы, безобидных ее
форм, пронизывающих духовную атмосферу и
живущих в наших душах (материализм, рацио­
нализм, позитивизм...). Но это другая тема и
другой аспект.
Здесь важно отметить, что коммунизм, со­
циализм, фашизм - главные исторические фор­
мы и ступени единой небытийной идеологии. В
исторических воплощениях они как правило
смешаны, и только по ведущей тенденции можно
условно их классифицировать.
Необходимо кратко остановиться на терми­
нологической стороне проблемы. У И. Шафаревича одним словом "социализм” названы од­
новременно и очень разные образования (госу­
дарственные структуры древнего мира, гности­
цизм, христианские ереси, социальные утопии,
теории социальных переворотов, коммунизм,
марксизм, фашизм, фрейдизм), и то, что само
себя называет социализмом. Такой подход
оправдан: назвать различные движения по од­
ному из них, наиболее полно выражающему
общие и характерные их свойства. Но это
создает определенные неудобства в анализе и
понимании этого явления.
263

Нужен более точный термин, который, с од­
ной стороны, отражал бы общую природу всех
социальных небытийных движений, но, с
другой, не был бы жестко связан только с
одним из них. Такого термина нет. Не претен­
дуя на его создание (что требует длительной
работы в изучении природы социальной небытийности), я выскажу некоторые соображения.
Прежде всего, нельзя игнорировать самона­
звания идеологических движений, т. к. в них
отражено и представление о своем сходстве. Но
представление это часто ложно. Не давая себе
отчета о своей сущности, о "точке отсчета",
они нередко именовали себя по второстепенным
признакам.
Язык - факт, поэтому рискованно такое
туманное и двойственное слово (социализм)
использовать как единое понятие. Тем более,
что сущность самой идеологии такова, что она
порождает противоречивое понятие, ибо здесь
слово обозначает бытие, на котором п а р а з и ­
тирует небытие.

В дальнейшем изложении меня меньше будут
интересовать различия между уровнями и фор­
мами воплощения идеологии, а содержание зоны
сцепления ее с реальностью. Поэтому для удоб­
ства я буду обозначать описываемую "реаль­
ность ирреальности" одним словом - Идеоло­
гия.

"Плоть” идеологии. Партия
Во всех утопиях и во всех исторических
воплощениях Идеологии через века проносится
некий единый прототип изначального и окон264

чательного разделения людей. Всякая Идеология,
прежде всего, делит людей на "п о свя щ ен н ы х "
("избранных”, "совершенных”) и "непосвященных".
Затем среди "непосвященных" выделяют еще два
подкласса: "приближенные" и "отверженные".
"Посвященные" - "плоть" Идеологии - узкая
группа эзотериков, которой открыта тайна
служения, его смысл, принципы и методы. "По­
священные" являются носителями идеологиче­
ского откровения. Требования их природы и есть
требования самой Идеологии.
С точки зрения "посвященных", "непосвящен­
ные" - это все остальные, которые по отношению
к идеологическому центру тоже делятся на две
группы.
"Приближенные" являются слепым орудием
"посвященных" или мат ериалом идеологического
переустройства. Некоторые из них могут стать
"посвященными", но "худшие" - и "отверженны­
ми".
"Отверженные" - большая часть живущих,
изначально чужда Идеологии, а потому во
имя ее торжества подлежат уничтожению или, в
лучшем случае, порабощению. От рождения и до
смерти "отверженный" отвержен и путь в "по­
священные" - ему закрыт.
Формирование психологии идеологического
избранничества можно проследить по мате­
риалам книги "Социализм как явление мировой
истории".
Уже в "Государстве" Платона просматрива­
ется разделение на философов ("посвященные"),
стражников ("приближенные") и ремесленников
и земледельцев ("отверженные"). Первые созда­
ют законы. Их "страстно влечет к познанию,
приоткрывающему им вечно сущее и не изменяе265

мое возникновением и уничтожением бытие”.
Философы пополняются за счет лучших стражей.
Им принадлежит неограниченная власть в
государстве. Стражники и воины - охраняют
законы, лучшие их качества - это ”качество
сторожевой собаки”. Ремесленники и земледель­
цы н и к о гд а не могут стать стражниками.
В христианской ереси катаров Совершенные”
(”посвященные”) составляли эзотерическую часть
секты. В некотором отношении Совершенный” был
самим божеством, так, во всяком случае, ему
должны были поклоняться Серящие” (”приближенные”). Совершенным” сообщалось все учение
секты, крайние ее взгляды. Для самовоспитания
они были обязаны соблюдать многочисленные
запреты, касающиеся мирской жизни. Серящ ие”
обязаны были содержать Совершенных”. ”Отверженные” же - это большая часть людей, души и
тела которых были порождением зла. Они не
имели надежды на спасение и были обречены
погибнуть.
Ярко выражена психология Сзбранничества”
в секте ХШ-Х1У веков Свободные духи”.
Свободный дух” - Сто царь и властелин всего
сущего, ему принадлежит все, и он может им
распоряжаться по своему усмотрению”. Свобод­
ные духи” безгрешны и свободны от моральных
ограничений. Ничто , со вер ш ен н о е плотью такого
ч ел о век а , ”не может ни уменьшить, ни увели­
чить его божественности”. Поэтому он может
предоставить ей полную свободу: ”Пусть лучше
погибнет целое государство, чем он воздер­
жится от того, что требует его природа”.
У таборитов в XV веке Серные”, Сзбранники Божии”, ”апостолы” (то есть ”посвященные”) требовали уничтожения всех Слых”,
266

"врагов Божьих" ("отверженных"). Действовать
при этом надо "ревностно и жестко".
У анабаптистов в XV веке "избранные" это "святые", "чистые", которые свободны от
всех запретов.
Т. Мюнцер в XVI веке утверждал, что
власть Бога на земле - это власть "избран­
ных" (община, церковь, господство "избран­
ных"). Этот народ является зеркалом всего ми­
ра. Для различения добра от зла, Бога от Дья­
вола все должны довериться "избранному" че­
ловеку. Он же "должен изложить откровение и
идти вперед, во главе". "Приближенные" - это
те, кто исполняет роль меча для истребления
безбожников. Безбожники же ("отверженные")
не имеют права жить, "разве только избранные
им это позволят".
У Т. Мора (XVI век) замкнутое сословие
"отцов" ("посвященные") руководит государст­
вом, которое регулирует всю жизнь в стране.
Главное занятие их состоит в "заботе и на­
блюдении, чтобы никто не сидел праздно, а
чтобы каждый усердно занимался своим тру­
дом". Сами они освобождены от трудовой по­
винности. Об "отверженных" Т. Мор высказыва­
ется так: "Простой народ с его тупой сообра­
зительностью не в силах добраться до таких
выводов, да ему и жизни на это не хватит,
так как она занята у него добыванием пропи­
тания".
В "Городе Солнца" Томаса Кампанеллы (XVI
- нач. XVII вв.) "Верховный правитель" - свя­
щенник, именующийся на их языке "Солнце", на
нашем же мы назвали бы его "Метафизиком".
Этот пост занимает самый ученый человек об­
щества, знающий "историю всех народов, все
267

обычаи, религиозные обряды, законы”, знако­
мый со всеми науками. При Метафизике - ка­
ста ”посвященных” - высокие должностные лица,
сочетающие и функции жречества. Они обязаны
”очищать совесть граждан”. (Отметим, кстати,
что оба первых коммуниста предполагают раб­
ство.)
В так называемом ”Союзе равных” (Франция
эпохи Великой революции) ”равные” - это те же
”посвященные” и ”избранные”, занимающие да­
леко не равное со всеми остальными положение
в обществе. От них проистекает план переуст­
ройства общества, они поставляют для этого
кадры и тотально контролируют весь процесс
такого переустройства. Большая же часть обще­
ства - ”отверженные” - служит слепым мате­
риалом.
С. Нечаев записал в "Катехизисе революцио­
неров”: ”§ 1. Революционер - человек обречен­
ный. У него нет ни своих интересов, ни дел, ни
чувств, ни привязанностей, ни собственности,
ни даже имени. Все в нем поглощено единым
исключительным интересом, единой мыслью, еди­
ной страстью - революцией”. То есть "посвящен­
ный” или "избранный” ("революционер”) - без­
личен и является слепым орудием, проводником
или "плотью” Идеологии. И о роли "прибли­
женных” оговорено: ”§ 10. У каждого товарища
должно быть под рукою несколько революцио­
неров 2-го и 3-го разрядов, то есть не совсем
п о свя щ ен н ы х. На них он должен смотреть, как
на часть общего революционного капитала, от­
данного в его распоряжение”. "Отверженному”
же миру Нечаев отводил "традиционную”
участь - уничтожение его.
Так - во всех социалистических идеологиях,
268

вплоть до наших дней, когда избранные назы­
вают себя "революционерами”, "нашей партией",
"авангардом", "гегемоном", "пролетариатом",
"передовым" или "революционным" классом.
"Приближенные" - это "союзники передового
класса", "социально близкие". "Отверженные"
же - "классовые враги", "буржуи", "враги на­
рода". Меняются наименования, но един психоло­
гический тип, только оттачивающийся в веках.
Основные психологические характеристики
"избранных" во все века сходны. "Посвященный"
ощущает причастность к некоему единому тай­
ному духу, отождествляет себя с ним, регла­
ментирует свою жизнь на его основе. Он испы­
тывает необузданную волю к подчинению себе
всего мироздания и уничтожению всего, что не
может быть подчинено. На этой основе он ощу­
щает единство со всеми, кто "посвящен" в тай­
ну служения ("товарищи")*. Все это диктует
враждебное отношение ко всем остальным людям
и их миру.
"Посвященный" чувствует себя единосущным
Идеологии и, подчиняя себя ее принципам, все
более сознает себя хозяином и распорядителем
всех и всего. Себя он ощущает неким источни­
ком формул и правил, по которым надлежит
жить всем. Рассматривая Сталина как предель­
ное выражение типа "посвященного", Р. Редлих
писал: "Человеком, стоящим над теорией и над
практикой и предписывающим миру его законы,
стал Сталин. Он тот, для кого была недействиКто-то метко констатировал: "современный мир
раскололся на братьев во Христе и на товарищей в Ан­
тихристе".

269

тельна никакая теория, кто сам творил теорию
и практику”.
”Посвященные” чувствуют себя свободными от
общечеловеческих норм и используют их только
как средство достижения идеологических целей.
Этим объясняется такое чудовищное жонглирова­
ние нравственными принципами (еще более чудо­
вищное от того, что они сами даже не в со­
стоянии воспринять это как жонглирование).
Профессор С. Г. Пушкарев писал о Ленине: ”Конечно, политика - это профессия, в которой
трудно сохранять моральную чистоту. Многие
политические деятели давали обещания, которых
потом не исполняли, или прямо обманывали
народ, н о не бы ло такого разн ост орон н его и
и с к у с н о го
мастера
полит ического
обм ан а ,
ка­
ки м был Л е н и н . Все лозунги, провозглашенные
им в 1917 году, все его о б ещ а н и я по основным
вопросам внутренней и внешней политики пред­
ставляли собой п редн ам ерен н ы й обм ан - в пол­
ном согласии с его моралью. Вот некоторые
примеры этих ложных лозунгов и обещаний.
Основной лозунг (и основная цель): ”вся власть
советам рабочих и крестьянских депутатов,
избранных всем трудящимся населением”. Наме­
рения: неограниченная власть (”диктатура”)
коммунистической партии. Лозунг: ”вся земля
крестьянам”; программа: национализация земли,
то есть переход ее в собственность государ­
ства. Лозунг (в 1917 г.): армия с выборными
командирами и с правом солдат "проверять
каждый шаг офицера и генерала”. Реализация:
строжайшая дисциплина в Красной Армии с
правом назначаемых командиров применять
оружие против неповинующихся солдат. Лозунг:
"Всеобщий демократический мир”. Намерение:
270

организовать "революционные войны" для за­
воевания Европы".
Пушкарев верно обрисовывает форму, но
здесь речь идет не столько о преднамеренном
обмане, сколько об идеологическом самообма­
не, о выходе за грани человеческого, о внечеловеческом уже источнике лжи. Ленин как
идеолог искренне не видит сферы недозволен­
ного и границ между истиной и ложью.
Идеологический дух, объединяющий "посвя­
щенных" и придающий им чувство избранности
- это дух небытия. Психология идеологического
избранничества это одержимость духам и
(б есам и )
небы т ия ,
и д е о л о ги ч е с к а я
м аниакаль­
ностьу переж иваем ая к а к от кровение. "Верховен­
ский весь трясется от бесовской одержимости,
вовлекая всех в исступленное вихревое круже­
ние. Всюду он в центре, он за всеми и за
всех. Он - бес, вселяющийся во всех и овладе­
вающий всеми. Но и сам он бесноватый. Петр
Верховенский прежде всего человек совершенно
опустошенный, в нем нет никакого содержания.
Бесы окончательно овладели им и сделали его
своим послушным орудием. Он перестал быть
образом и подобием Божиим, в нем потерян
уже лик человеческий. Одержимость ложной
идеей сделала Петра Верховенского нравствен­
ным идиотом" (Н. Бердяев). "Нравственный идио­
тизм" - это критерий и требование идеологи­
ческой вменяемости.
Все идеологические общества созданы на
небытийной основе и распространяют вокруг
себя
небытийные
качества:
ненависть,
агрессивность, тотальный контроль и подчине­
ние, усреднение; все регламентируется, уравни271

вается, нивелируется; отменяются жизненные
нормы, разрушаются естественные границы.
Иногда социалистические идеологии впря­
мую именовали движущий их дух. Это тоже
можно проиллюстрировать на примерах, взятых
из книги "Социализм как явление мировой
истории" И. Шафаревича. В секте "Свободных
духов"
культивировалось
люциферианство,
возникало преклонение сатане. У восставших
еретиков в Умбрии, во Франции в 20-е годы
XIV века высшим божеством был сатана. Рей­
теры в Англии XVIII века утверждали тожде­
ство дьявола и Бога: "Дьявол есть Бог, ад есть
небо, грех - святость, проклятие - спасение".
Такая онтология вела к соответствующей мора­
ли: "наиболее совершенны или любезны Богу те
мужчины и женщины, которые совершают наи­
большие грехи с наименьшим раскаянием". Как
Мелье о себе говорил: "Я и сам сейчас не более
как ничто". И последние слова его завещания:
"Этим ничто я тут и закончу". Дешан в своей
"Истинной системе" написал: "Всё - Ничто. Всё
и Ничто
- одно и то же... В чем причина су­
ществования? Ответ. Причина в том, что ничто
есть нечто, в том, что оно - существование, в
том что оно - всё~ Бог есть ничто: само
существование".
"Избранные" или "посвященные" погружены в
идеологическое поле, культивирующее совер­
шенно определенные качества. Прежде всего,
Идеология ведет к прогрессирующему отрыву
от общечеловеческой культуры и ее истинных
истоков. Духовная деградация сопровождается
созданием псевдокультуры, все элементы ко­
торой по отношению к духовной культуре - с
обратным знаком. Новая "культура" расковы272

вает человека, сбивает дисциплинирующие
скрепы, что ведет к раскрепощению темных вле­
чений. Характер "посвященного" человека косте­
неет, интеллигентская мягкость и расхлябан­
ность сменяется плебейской жестокостью. На со­
циальные верхи выходит тот, кто принимает
правила игры псевдокультуры: цинизм, обман,
насилие, бесстыдство.
Тип идеологического посвященного - это тип
"духовного пролетария". Не пролетариата как
социального класса, а пролетария как опреде­
ленного психологического типа, который может
быть на любой ступени социальной лестницы.
Мироощущение пролетария, в этом смысле,
лишено укорененности в истории, культуре,
традициях. "Пролетарий выброшен на поверх­
ность... Пролетарское сознание разрывает
связь времен, разрушает космос" (Н. Бердяев).
Таким образом, "посвященные" являются не­
посредственной "плотью" небытийной идеологии.
Это замкнутое сословие, члены которого при­
обретают внечеловеческий характер, обладают
"высшим", "истинным" знанием о мире. Апелли­
руя к этому "знанию", каста "посвященных"
стремится перестроить весь мир. А для этого
необходимо установить господство "избран­
ных", сосредоточить в их руках власть.
Понятно, что носителем Идеологии не может
быть какая-либо нация, класс, социальная или
общественная группа, поскольку Идеология
враждебна любой органичной реальности. Им
может быть лишь то, что сложилось на небы­
тийных началах. "Коммунистическая партия
Советского Союза" (вернее, ее ядро, которое
Орвелл назвал "внутренней партией") - это
273

союз идеологически посвященных, идеологически
избранных, верных Идеологии.
Идеология содержит в себе план полной пе­
рестройки мира. Поэтому партия - это союз
людей, видящих действительность через призму
идеологического задания. Собственно, миро­
здания, общества, истории, живых людей пар­
тийцы не воспринимают. Или же жизнь они
ощущают только как сопротивление идеологиче­
скому импульсу, как насилию над их идеоло­
гической природой. Для них существует только
некая "новая” действительность, которая должна
вырасти на развалинах старой: "Весь м и р на­
силья мы разрушим до основанья, а затем мы
сво й , мы н овы й м и р построим, кто был ничем,
тот станет всем ". Несуществующее до сих пор,
запрещенное человеческими нормами, то, на чем
всегда было моральное табу, то есть то, что
"было ничем", - должно "стать всем". "Больше­
визм есть партия, несущая идею претворения в
жизнь того, что считается невозможным, не­
осуществимым и недопустимым" (Пятаков), сказано предельно откровенно: только идеоло­
гически извращенное сознание в этом звери­
ном стремлении усматривает некий романтиче­
ский порыв.
Отношение к миру как сырью для идеологи­
ческого переустройства отменяет все законы,
моральные нормы, традиции, естественные гра­
ницы: "Диктатура пролетариата есть власть,
осуществляемая партией, опирающейся на наси­
лие и не с в я за н н о й н и к а к и м и за к о н а м и " (Ле­
нин). "Все, на чем лежит печать человеческой
воли, не должно, не может считаться н е п р и к о с ­
н о вен н ы м ,
с в я за н н ы м
с
каким и-т о
н еп рео до ли ­
м ы м и з а к о н а м и 9 (Пятаков). В идеологическом

274

сознании расплываются все незыблемые основы
человеческой жизни: жонглирование моральны­
ми принципами превращается в кат егорический
императив: истина становится "относительной”
и "классовой”, мораль - "революционной" или
"буржуазной", традиции - "реакционными", а
все формы необузданной анархии, насилия и
разрушения - "прогрессивными".
Вся человеческая история раскалывается на
борьбу
"нового"
(идеологизированного)
и
"старого" (того, чем человечество жило до сих
пор). Исторические реальности вначале име­
нуются как нечто негативное, отрицательное, а
затем подлежат уничтожению: "Пролетариатдиктатор еще раз получил неоспоримое право
заявить: Я борюсь не для того, чтобы убить,
как это делает буржуазия, а для того, чтобы
воскресить трудовое человечество к новой
жизни , я убиваю только тогда, когда уже нет
возможности вытравить из человека его др ев­
нюю
п р и в ы ч к у питаться плотью и кровью".
Почему вдруг и против чего выплескивается
этот людоедский символ, становится понятным,
если вспомнить, как Христос обозначил ис­
тинную духовную пищу человека: "Примите,
ядите; сие есть Тело Мое... пейте из нее все;
ибо сие есть Кровь Моя нового завета" (Мф.
26, 26-28). Союз идеологически "избранных"
стремится "вытравить" из человека "древнюю
привычку" строить жизнь на причащении Телу
Того, Кто есть Истинная Жизнь.
P arty - это часть. Поэтому всякая полити­
ческая, то есть прагматическая партия, претен­
дует только на частичное место в обществе и
только на часть человека. Коммунистическая
же идеология и ее партия стремится к проти275

воестественному: распространению своей "час­
тичности” на весь мир, и требует от своих
служителей тотальной отдачи. Идеология сво­
дит микрокосм личности к частичному. Это
ведет к потере ощущения собственного "Я", к
разрушению личной воли: "Возвращаясь в
партию, мы выбрасываем из головы все ею
осужденные убеждения, хотя бы мы их защища­
ли, находясь в оппозиции... Я буду считать
черным то, что считал и что могло мне ка­
заться белым, т. к. для меня нет жизни вне
партии, вне согласия с ней" (Пятаков). Такое
жизнеощущение делает человека невменяемым с
точки зрения здорового сознания, ибо он
видит источник свои х суждений и действий во
внешнем ему (разумеется, это не освобождает
его от моральной ответственности за свобод­
ный выбор такой невменяемости). Критерии
истины - в партии. Более того, партия и есть
сама Истина: "Я знаю, что быть правым про­
тив партии нельзя. Правым можно быть только
с партией, ибо других путей реализации пра­
воты история не создала" (Троцкий). Все гло­
бальные перспективы жизни сужаются до пер­
спективы партийной, то есть частичной. И то,
что не пронаименовано партийным языком вообще не может существовать. Место "физи­
ческой вселенной", "логической вселенной" за­
нимает "партийная вселенная", "идеологический
универсум".
Такое самоотождествление с Идеологией де­
лает человека совершенно нежизнеспособным вне
партии. Это хорошо видно на примере неудач­
ливых вождей коммунистической оппозиции.
Будучи на гребне идеологической волны, они
производили впечатление гигантов, имеющих
276

четкие цели, железную волю, огромную мощь в
решении жизни масс. Но как только судьба
выбрасывала их за пределы "генеральной
линии", они оказывались безвольными слиз­
няками. И даже перед лицом смерти, на кото­
рую их приговорила партия, они оставались ей
преданы (Каменев, Зиновьев, Пятаков, Бухарин).
Армия идеологических рекрутов не совпада­
ет с формальным членством в партии. Идео­
логическая пирамида выглядит следующим обра­
зом. В центре вожди, эзотерическая часть
партии, самые "посвященные", самые "избран­
ные" и самые "верные" сыны Идеологии. Затем
партийный аппарат - кандидаты в вожди, а по­
ка скорее "посвященные", но еще не "избранные".
Далее
- партийный актив - среднее звено
"верных" служителей, только отчасти "посвя­
щенных". И, наконец, рядовые идеологической
армии - "общественный актив", далеко не "по­
священные", вовсе не "избранные", но, тем не
менее, "верные" Идеологии.
Вождь находится в эпицентре идеологиче­
ского поля, а потому он полностью погружен в
Идеологию, отождествляет себя с нею. Свои
жизненные проявления он ощущает как прояв­
ление Идеологии. И вообще (за исключением
вегетативных функций), так оно и есть. Решения
вождей - это проявление воли Идеологии. И
вместе с тем, вождь более, чем кто-либо из
"посвященных", оказывается свободным от идео­
логических норм, как бы стоит над ними, ибо
он должен творить новые нормы в соответствии
с практическими задачами. В нем как бы оли­
цетворяется паразитирование небытия на бытии,
необходимость быть связанным с реальным бы­
тием, чтобы его уничтожить. Так, Ленин пото277

му и был истинным вождем партии, что, требуя
от всех членов партии абсолютного подчинения
воле партии, сам не чувствовал себя чем-либо
связанным. Но Идеология, не требуя этой по­
зиции от вождя, от второго круга "посвящен­
ных” требует слияния не с динамикой, творящей
идеологию, а с ее нормами.
Роль партийного аппарата - организация и
контроль над воплощением идеологических
истин. На формулирование этих истин аппарат
оказывает опосредствованное воздействие: по­
дачей информации "наверх”, состоянием своего
идеологического настроя и чистоты. Аппаратчик
всегда функционер, то есть человек-функция.
Если он не является чисто идеологическим
функционером, то оказывается функцией при
том механизме, к которому приставлен (хо­
зяйственный, научный, армейский, чекистский
и т. п. функционеры).
От рядового члена партии Идеология требует
непрекращающейся активности в служении ей.
Он должен быть партийным активистом, и пар­
тийное око недреманно следит за этим (кампа­
нии критики и самокритики, личных планов,
партийных чисток). Из идеологического эпи­
центра к рядовому члену партии поступают
идеологические импульсы: "директивы", реше­
ния, постановления. Не переставая быть чле­
ном конкретной общественной структуры (ин­
женер, ученый, рабочий, врач, учитель, ар­
меец), член партии должен ощущать себя при­
ставленным к ней Идеологией. Не принимая
никакого участия в выработке решений, рядо­
вой коммунист является тем зерном, которым
Идеология внедряется во все поры общественно­
го организма, и "приводным ремнем", через
278

который в жизнь изливается идеологическая
энергия и внедряется идеологическая экспансия.
Партия не покрывает всей массы людей, за­
раженных Идеологией. Наиболее многочисленный
контингент идеологических бойцов, так назы­
ваемый "общественный актив" (комсомольский,
профсоюзный, рабочий, студенческий, спортив­
ный, охраны общественного порядка, художе­
ственной самодеятельности и проч.) находится
вне ее. При огромном многообразии личных
функций роль общественных функционеров огра­
ничена: слепое, но вдохновенное выполнение
идеологического заказа. Меняющая русла "ге­
неральная линия партии" неизменно является
линией их жизни. По степени зараженности
Идеологией они относятся к "посвященным" вто­
рого круга, по выполняемой роли и месту в
идеологической иерархии - скорее к "прибли­
женным". Наличие и многочисленность именно
такого слепого идеологического материала
является опорой и гарантией идеологической
власти. Они рассыпаны по всем у общественному
организму. Не будучи связанными формально,
организационно, "активисты" объединены чисто
идеологическими путами и способствуют идео­
логическому цементированию всего общества.
Контингент внепартийных активистов является
резервом, в котором Идеология н еп р ер ы вн о
черпает кадры взамен перемолотых.
У попавших в поле ее действия Идеология
выштамповывает определенный психологический
облик. Условия в борьбе за существование в
идеологическом мире таковы, что "выживают" и
проходят "наверх", в вожди, именно те, кто
более других лишен или "освободился" от всех
человеческих качеств. Чем менее осталось
279

любви, теплоты, мягкости в характере, тем
более пригодным материалом оказывается чело­
век. И чем более бесчувственности, жестоко­
сти, закостенелости во взгляде и одеревенело­
сти в мимике, тем успешнее он движется к
пику идеократической пирамиды. Критерий небытийности пропускает сквозь отборочное
сито самые мертвенные экземпляры человече­
ского рода.
Все импульсы, исходящие из идеологиче­
ского эпицентра, сводятся к двум основным.
Первый - идеологическая выковка кадров, отштамповка идеологического сознания (полит,
грамота, партийная учеба, университеты марк­
сизма-ленинизма, полит, зачеты). Идеологи­
ческое око не дремлет и Идеология непрерывно
печется о стойкости и "чистоте” своих кадров.
Это - внутрипартийное, вернее внутриидеологическое дело: закалка, отлаживание и смазка
механизма, который предназначен для действий
внешних и глобальных. Второй импульс и со­
стоит в том, что цель Идеологии - всемирная
экспансия, поэтому она все время воспроиз­
водит планы и прожекты переустройства всех
сфер жизни ("программы”, "пятилетки", "кана­
лы", "ГЭСы", "БАМы"...). Точнее сказать, каж­
дое мероприятие в подидеологическом обществе
должно выполнять эти две функции: "коммуни­
стическое воспитание" (обесчеловечивание) и
"построение материально-технической базы
коммунизма" (разрушение мироздания).
Пока сильна идеологическая зараженность
общества, прежде всего она, а не формальная
организация играет роль сцеп, сбивающих всех
в единый организм, в единую партию, в "общее
дело". Все бойцы Идеологии живут в некоем
280

идеологическом поле, окутывающем их созна­
ние. Внутри этого поля все они (в том числе и
вожди) являются исполнителями идеологическо­
го заказа с разделением функций. Идеологом
здесь является сама Идеология. Роль того или
иного человека в этом "общем деле" определяется
не только на иерархической, но и на функцио­
нальной основе. В установившемся идеологиче­
ском обществе сам вождь скорее "избранный"
Идеологии, чем ее "посвященный". Вернее, он
настолько погружен в Идеологию, что связан
с нею нутром, "физиологически" и не способен
просвещенно выразить свое "посвящение". Поэто­
му "избранные" часто нуждаются в культур­
ных попутчиках, которые формулировали бы
идеологический заказ.
В момент становления идеократического об­
щества картина оказывается несколько иной.
Тогда идеология вынуждена более считаться с
порабощаемой реальностью, и это выражается в
функции вождя, который, с одной стороны, со­
единяет в себе заказчика Идеологии и самого
идеолога, а с другой стороны, совмещает наи­
более полное погружение в Идеологию с опре­
деленной свободой от ее норм. Так возникает
роль "великих вождей", культ которых проис­
текает не только из необходимости идолопо­
клонства, но и из естественного благоговения
вождей-заказчиков перед вождями-блоками,
соединяющими в себе обе функции.
Идеологическая картина рождается из небы­
тия по заказу вождя. Идеолог-теоретик верит,
что ему заказали истину, потому что заказ
этот истекает из самого эпицентра Идеоло­
гии. В руках (вернее, в голове) теоретика
истина заказа облекается в "культурную"
281

плоть и возвращается вождям. После того как
вождь-заказчик
получает
идеологическую
матрицу из рук идеологического интеллиген­
та, он вновь спускает ее вниз, теперь уже
как директиву. Тогда она становится идеологи­
ческой формулой, требующей воплощения масса­
ми.
Таким образом, носителями Идеологии яв­
ляются не отдельные люди, а блоки, включающие
вождя-заказчика, интеллигента-исполнителя и
практика-воплотителя. Но в то же время каждый
в этой цепи внутренне связан с остальными
звеньями, содержит их в себе, и в этом смысле
сам является идеологическим блоком. Это такое
разделение функций, при котором внутренне
переживаются и остальные функции. Но при рас­
слаблении идеологического напряжения рано или
поздно эта дурная диалектика ведет к "специ­
ализации труда". "Голый" заказчик и "голый"
исполнитель - идеологический блок распался и
никто из них не верит в истинность Идеоло­
гии. Верное служение сменяется цинизмом, ли­
цемерием, двоедушием.
Идеология в идеократическом обществе иг­
рает различную роль у "посвященных" и "не­
посвященных". "Посвященные" настолько "про­
свещены" Идеологией, что целиком живут в ней
и другой жизни не ведают. "Приближенные"
частью своей души погружены в Идеологию,
частью же прилеплены к реальной жизни. Эта
двойственность до дна расщепляет общественную
и душевную жизнь человека. Для "приближен­
ных" Идеология - это "мир иллюзий, в кото­
рые человек не имеет силы верить и смелость
не верить. Это - система самоутешений, несо­
стоятельность которых очевидна, но отказаться
282

от которых нет сил” (Р. Редлих). ”Отверженные”
же в подидеологическом обществе являются от­
верженными не образно, а в действительности.
Таким образом, Принципиальное отношение
таково: на одном полюсе советской жизни сто­
ит член партии, ответработник, министр, обле­
ченный огромной властью и располагающий ог­
ромными материальными возможностями, но
духовно скованный, творчески уничтоженный
обязательным псевдоисповеданием активно-ли­
цемерной официальной доктрины; на другом какой-нибудь зэк, под конвоем марширующий
на очередную командировку, но зато отдающий
себе ясный отчет и в чудовищной сущности
сталинизма и в своем отношении к нему”
(Р. Редлих).
Эти цитаты взяты из книги Романа Редлиха
"Сталинщина как духовный феномен”. Необходи­
мо сказать, что до такого глубокого и ясно­
го анализа этого "феномена”, данного в ней,
мы начинаем дорастать только сейчас. Хотя
книга в основном написана в конце 40-х го­
дов.
Идеология насильственно внедряется в че­
ловеческий космос. И мир активно этому со­
противляется. Ленин, этот "гениальный возбу­
дитель революционного самосознания рабочего
класса” (выражение из сборника "Канал имени
Сталина”), как никто понимал, что для Идео­
логии "сила привычки миллионов и десятков
миллионов - самая страшная сила”. Раз люди
стремятся жить традиционно, т. е. привычно, и
имеют привычку просто жить, то с ними не
так-то просто сладить антижизненной силе.
Войнаобъявляется тотальная и беспощадная:
"Диктатура пролетариата есть упорная борьба,
283

кровавая и бескровная, насильственная и мир­
ная, военная и хозяйственная, административная
и педагогическая против сил старого м и р а ”
(Ленин). А для Идеологии "силы старого мира"
- это все положительные, жизненные мировые
силы.
Но ” без партии , железной и закаленной в
борьбе, ...без партии, умеющей следить за
настроением массы и влиять на него, вести
ус п е ш н у ю
б орьб у невозм ож но” (Ленин). Против
охранительных жизненных сил организуется
мощный идеологический таран. На основе Идео­
логии слагается партия, которая постепенно
сбивается в жесткую организацию. Партия это "кузница кадров" для смертной борьбы во
имя мирового воплощения Идеологии,, Ленин
оказался мощным катализатором ("гениальным
возбудителем") этого процесса: "нужна стро­
жайшая централизация и дисциплина внутри
политической партии".
Партия - это ядро, которое само переродив­
шись по небытийному идеалу, должно подвиг­
нуть, подтолкнуть к этому все общество:
"Только политическая партия рабочего класса,
то есть коммунистическая партия, в состоя­
нии объединить , воспитать, орган и зоват ь та­
кой авангард пролетариата и всей трудящейся
массы, который один в состоянии противостоять
неизбежным мелкобуржуазным кол еб ан и я м этой
массы, неизбежным традициям и рецидивам
профессионалистических предрассудков среди
пролетариата, то есть руководить им полити­
чески, а через него руководит ь всеми трудя­
щимися массами" (Ленин).
Самосознание активного члена партии пере­
стает быть связанным с какой-либо традицион284

ной общественной группой. Он полностью лишен
положительных социальных связей. Коммунисты
объединены на небытийных началах Идеологии.
Партия в СССР - это новая общественная (а по
смыслу - антиобщественная) группа. Партия спаянная железной дисциплиной организация,
которая внедряется во все сферы жизни общества
и проводит в них свою волю. В любом элементе
общественной структуры руководящее положе­
ние принадлежит ячейке партии, сознание и
деятельность которой не имеет никаких корней
в самом этом элементе. Партячейка является
представителем и проводником воли Идеологии,
которая всегда направлена на уничтожение
собственной воли общественного организма.
Таким образом, положительная структура об­
щества продублирована структурой ирреально­
сти, цель которой - постепенное перерождение
общества по заданному небытийному проекту:
"Партия - союз людей особого склада: воору­
женные идеологией, они причастны новой дей­
ствительности, которую эта идеология обещает
миру" (А. Безансон).
Идеология небытия нацелена на то, чтобы не
оставить в мире ни одного островка бытия. К
последовательному уничтожению приговорено
всё и вся, и даже эзотерическое ядро Идеоло­
гии - "посвященные": "В 1937 году Сталин ока­
зался в состоянии уничтожить партию, дей­
ствуя не столько во имя собственных целей,
сколько для блага идеологии, - и поддержали
Сталина своим согласием именно те, кому он
готовил гибель" (А. Безансон).
Функционеры Идеологии способны на какиелибо крайние действия не из-за своих практи­
ческих интересов. Их толкает идеологическая
285

экспансия. Ослепленные Идеологией могут бе­
зумно стремиться к безумным поступкам,
если даже последствия оказываются для них
смертельными.
Все описанные качества и отношения харак­
терны для всякого идеократического общества и
для всех, зараженных Идеологией. Разумеется,
в чистом виде они проявляются в эпохи наи­
большего идеологического накала (в России - с
1917 г. до смерти Сталина). В годы идеологи­
ческого отлива твердость "посвященных” и
надежность "приближенных” все более размы­
вается здоровыми жизненными началами. Ха­
рактер их приобретает причудливое сплетение
идеологических фикций и мифов, практических
желаний и стремлений. Идеологический фон
остается, но в нем начинают проявляться далеко
не идеологические стремления. Все так же зву­
чит идеологическая трескотня, но на трафа­
ретном партийном языке уже пытаются догово­
риться о конкретных житейских нуждах и
проблемах. Эпоха идеологической монолитности
сменяется эпохой идейного расщепления, двоеду­
шия, цинизма. Идеология постепенно теряет свою
"плоть".

286

К Н И Ж Н О Е О БО ЗРЕ Н И Е

Рецензирует Москва*
Боцман велел не плевать за борт...
"Потому что тебе же попадет
в л и ц о - ветер постарается"
М ат росская а зб у к а

Представьте себе морячка, сходящего с корабля на
берег в чужом порту после плавания в бурном море,
полном подводных и иных опасностей. Что делает он в
светлые часы своего бытия? Кабак, знакомые, радости
жизни, редкие воспоминания о родных и близких, о
березках, гордость за них, за свой дом и за свое
отечество, сумевшее вырастить такие березки.
Именно такое впечатление оставляют "Непутевые
метки" Виктора Конецкого "Париж без праздника"
Высадившийся в Париже и попавший прямо с милого
сердцу судна на бал жизни советский писатель этого
бала не замечает. Более того - не хочет замечать. Его
цель - не описание праздника, а описание людей, жи­
вущих в этом празднике, но не имеющих от него боль­
шой радости.
Условно говоря, "Заметки" В. Конецкого можно све­
сти к трем темам: Виктор Некрасов, Василий Аксенов и
сам Конецкий в автоизображении и изображении Нек­
расова и Аксенова. Попутные сведения о Юрии Казако­
ве, Нагибине и прочей советской и антисоветской лите­
ратуре лишь заполняют пустоты между тремя основными
китами этого нехитрого флотского салата из морской
капусты на ушах.
Впрочем, о китах. Некрасов в изображении Конец­
кого предстает, как это говорит сам Конецкий, "изящОбозрение составлено и отредактировано В. Батшевым, Москва. Апрель-май 1989 г.
** В. Конецкий. Непутевые заметки. "Нева", № 1-2,
1989.

287

ным хулиганом”. Здесь, впрочем, автор "Заметок” почти
не отступает от истины ни вправо, ни влево ни на шаг.
Некрасов по натуре толерантен, вселюбив, он всегда
предпочитает худой мир доброй ссоре, он не агрессивен
ни в жизни, ни в литературе. Он умеет и любит пить,
он друг почти всем, он не враг почти никому, он
имеет имя в Союзе и за его пределами. Он не так
одиозен в Союзе, как некоторые, он почитаем на За­
паде, не как некоторые... С таким человеком можно вы­
пить не только в Киеве или Москве, но и в Париже и
устроить себе маленький праздник в этом празднич­
ном для приезжих городе, а потом, вспоминая об этой
выпивке, устроить себе маленький журнально-публика­
ционный праздник на родине вдали от Париже в гео­
графическом смысле, вдали от уже мертвого Некрасова
во временном смысле, вдали во всех смыслах от смысла
фарса и трагедии эмиграции из нашей великой, но не­
объятной для разума страны. Той самой страны светлых
и нежных березок и безмятежной тупости, присущей
некоторой части населения и переходящей иногда вслед­
ствие своей собственной природы в звериную жесто­
кость. В "Заметках” В. Конецкий демонстрирует выверен­
ную годами правильность и внутреннюю непротиворечи­
вость суждений и всяческую неприязнь к их перемене.
Об этом он сам пишет очень прямо. Смена жизненных
ситуаций, новая информация, в корне меняющая суть
дела, открывшиеся внезапно обстоятельства - все это не
меняет и не должно, если развивать его идею, менять
однажды утвердившееся мнение. Если он решает, что впе­
реди него по улице идет женщина, а обогнав ее, убеж ­
дается, что это шотландец в юбке, то это ничего не
значит - если он однажды вознамерился считать "это”
женщиной, то так и будет до конца его дней.
Корабль должен идти прямо по заданному курсу, а
если впереди видна мина, то курс он менять не будет:
корабль должен идти прямо. Таков приказ. Такова
внутренняя убежденность автора "Записок”.
Вот именно с такой заданностью (и с примесью
личных, далеко не самого лучшего свойства чувств) он
и относится к Василию Аксенову.
Конецкий не признает правду, сказанную "там”, ибо
это уже не правда. "Но нужна нынче только та правда,
которую мы ЗДЕСЬ скажем или напишем, ибо только она
есть правда живительная, оплаченная нашим мужеством,
самой нашей жизнью и смертью. И эта правда приведет
к победе и всемирной славе...” - пишет В. Конецкий,
забывая указать, что именно уехавшие ТУДА говорили
ЗДЕСЬ и продолжали говорить ТАМ наиболее полную

288

правду и что именно они-то и обладали мужеством,
за которое им пришлось заплатить разлукой с ро­
диной.
Были и такие, которые громко говорили правду и
остались на ласковой как мать родине, которая за это
свирепо преследовала их и три раза в день бесплатно
давала им пайки, которые существенно отличались от
паек литературных и иных домов творчества... Но...
"лучше уж русскую пулю на русской земле получить".
Это Я. Смеляков, гражданский идеал автора "Заметок".
Но все же В. Конецкому надо сказать спасибо за
Виктора Некрасова, Василия Аксенова и Александра
Солженицына - вернее даже не за них, а за их тексты,
приведенные в "Заметках". Воистину, нет худа без доб­
ра. Хотя добро обусловлено не стремлением В. Конецкого
приобщить читателя к текстам указанных авторов, а
стремлением приобщить внимание читателя к тому ф ак­
ту, что именно В. Конецкий обильно цитирует этих
авторов. "Noblesse oblige" - гласит французская по­
словица. Но "ноблес" В. Конецкого (если она у него
есть) его ни к чему не "оближ", обязывает его лишь
неудержимое стремление к популярности любой ценой, с
использованием всех возможностей до единой.
Сквозь родную гладь "Заметок" то тут, то там
прорываются всплески негодования и смешанного с
животным страхом презрения по отношению к НТС и
всему, что с НТС связано. Глубоко проникшие в со­
знание принципы, внушенные системой воспитания, цель
которой - создать миллионы павликов Морозовых, не
дают возможности В. Конецкому мыслить иначе. Он СОВЕТСКИЙ писатель, и это, по его мнению, звучит
гордо. А у советских - собственная гордость и на НТС
они смотрят свысока со своих "зияющих высот".
В. Конецкому даже не приходит в голову, что может
быть другая система взглядов и ценностей, нежели та,
при которой он воспитан, и что эта другая система,
как минимум, не хуж е той, павликоморозовской. И не
зря в одном из частных писем приходит В. Конецкому
на ум "грустная и блудливая мыслишка о том, что все
написанное - это совсем "не то", что ничего порядоч­
ного мои слабые, сивые мозги никогда из себя не вы­
давят и т. д. и т. п.".
Человеческое "я" В. Конецкого вырисовывается особен­
но отчетливо на фоне того, что он определяет как "ве­
личайшее счастье, какое только выпадало в моей греш­
ной жизни, в данном случае победили лень и тромб в
ноге: за спиртным я не поплелся". А если бы поплелся,
то счастья бы и не было - его (В. Конецкого) могли

289

упрекнуть в том, что он явился причиной смерти при­
шедшего к нему Шуры Воловика, друга Виктора Некра­
сова. Конецкий "от всей души” поносит "родную совет­
скую власть" за то, что нужно долго ждать спецтранспорт - труповоз. Но когда срабатывает его пи­
сательское имя и блат врача из "неотложки" и спецтранспорт приезжает быстро, писатель признается с
облегчением: "Зря поносил". Эта сцена пронизана не­
поддельной искренностью, демонстрирующей высокие
нравственные принципы и несокрушимые убеждения ав­
тора "Заметок".
Много цитат и названий приводит В. Конецкий, а
ощущения ни Парижа, ни праздника нет. Есть только
ощущение окололитературных, нет, даже не бредней, это
еще хоть к уда ни шло, а именно будней, серых и не­
притязательных...
"Да, - приходит к выводу вдумчивый читатель "За­
меток", - разные бывают писатели-эмигранты, совсем
разные". И в этом читатель согласен с В. Конецким.
Но несогласен (и должен быть несогласен с ним) в
том, что одних, по мнению В. Конецкого, надо бы
вернуть в лоно родной литературы, а других послать
подальше, в другое лоно.
Но, как знают не только прожженные бабники, лоно
лону рознь, и место писателя в мировом и в нацио­
нальном литературном процессе определяется, к счастью,
не В. Конецким, а кое-чем другим.
Остается задаться вопросом, куда еще прошастает
этот разбитной, по-совписовски наглый морячок, без­
апелляционными, но туповатыми и самое главное - посоветски правоверными суждениями о литературе и
литераторах?
В каких еще Лондонах, Нью-Йорках и разных там
Тель-Авивах "без праздников" он побывает? Что еще мы
можем узнать о пиве и времени его вывода из орга­
низма после начала ввода в зависимости от сорта
пива и его национальной принадлежности? Пути Гос­
подни неисповедимы... Исповедимы лишь пути В. Ко­
нецкого. Они ведут в никуда.
А . Гарм ин

290

"Моряк, красивый сам собою..."
Известный своими прозаическими произведениями
на морскую тематику ленинградский автор В. Конецкий
решил выступить как драматург с "некоторы е образом
драмой” под загадочным названием ”Вампука” .
Разделив пьесу, написанную, впрочем, по классиче­
ским законам драмы, я имею в виду триединство, на
параграфы и главы, автор лихо закручивает историю
жизни некоего развратного члена-корреспондента, планетоведа Данилы Васильевича Зайцева. Читатель сразу
погружается в эротическую обстановку. В шикарной
квартире члена-корреспондента отдыхают после любов­
ных занятий он сам и его любовница, жена друга, Га­
лина Викторовна. После необязательных разговоров,
которые вводят нас в историю любовных отношений бу­
дущего академика и номенклатурной дамы, Данила Ва­
сильевич, отказавшись одевать полосатую пижаму,
глубокомысленно восклицает: ”Не лезет Русь в пижаму,
не лезет! Уж как ее туда времена и обстоятельства
засовывают, а она не лезет! Не нравится Руси в поло­
сатом!” Что и говорить, ни в трусы, ни в пижаму
Русь не засунешь, но, может быть, для своей Родины
можно найти иные слова, не вкладывая их в уста полу­
голого члена-корреспондента, проснувшегося после лю­
бовных услад и экстаза. Но, может быть, многоува­
жаемого автора нечистый попутал?
Так оно и есть! Аркадий, могильщик, гуманитарий,
философский факультет окончил - личность авантюрная,
как окажется в конце пьесы, предстает перед озадачен­
ными любовниками и начинает рассказывать им родо­
словную будущ его академика. После короткой драки
члена-корреспондента с новоявленным представителем
кооперативного объединения ритуальных услуг Аркадием
они наконец-то выясняют отношения и ждут прибытия
некоей родственницы-иностранки, которая собирается
посетить своего родственника.
Квартира наполняется персонажами очень быстро.
Рефренная "старушенция в салопе” по имени Ираида Ро­
дионовна усаживается в кресло, несет бредовые речи про
своего кота и при появлении какого-либо нового лица
"вспоминает” подробности родственных отношений. Появ­
ляется племянница Маня, которая хочет курить, поэтому
лижет мороженое. И вот как своему многоуважаемому
дядюшке про народ говорит: ”И что за народ?! Увидят
* В. Конецкий. Вампука. Журнал "Звезда” № 3,1989.

291

- и все как один: ”Ах, как выросла!”, ”Ах, какой
цветик!” С души прет! Что ж, мне не расти и не рас­
цветать прикажете, что ли?..” А ее папа-худож ник Ва­
силий Васильевич, тоже как бы человек, имеющий отно­
шение к творчеству, одержим идеей сделать профиль
Моны Лизы, жизнь на это положить, но вот беда! техника вычислительная его опередила, а потому рас­
сказывает историю, как прицепился к генералу, довел
его до белого каления, и вообще этот младший братец
одержим, у него чуть что - руки трясутся. Читатель
проходит сквозь рассказы о мордобоях, пробегает гла­
зами сценку, как братья оскорбляют друг друга, и
новые не менее симпатичные герои появляются к нам в
параграфе шестом.
Слепая Варвара Ивановна и хромая Берта Абрамовна
рассказывают, как матушка Данилы и Василия Василь­
евичей любила некоего Сержа Оботурова, который при­
мчался к своей возлюбленной из Парижа и сделал за­
мечательного будущ его академика Данилу Васильевича
в Варшаве, где возлюбленная играла в пьесе ”Вампука
- невеста африканская”. Затем читатель узнает уж и
вовсе фантастические подробности о семействе. Философ
-бес Аркадий изрекает: ”Мертвые, мертвые живым гла­
за открывают. Прапрабабушка ваша Агафоклея Кузьми­
нична около двухсот лет тому назад, нет, пардон, в
одна тысяча восемьсот тридцать первом году слушала в
Париже великого Паганини и так потрясена была вели­
ким артистом, что сделала вдруг выкидыш!” Но это еще
не все! Номенклатурная дама Галина Викторовна пове­
дает читателю и о современных бабушках, ”которые, мне
кажется, только и ловят момент, как бы пошалить с
молодым мужичком”. Явно занимает автора сексуаль­
ный вопрос. Его изучение он ведет от старины глубо­
кой до наших дней.
И еще не менее привлекательный, чем номенклатур­
ная дама, персонаж появляется на сцене. Пьяница Фаддей
Фаддеевич берет на себя роль некоего судьи цивилизо­
ванного мира: ”И нынче все люди на земле, которые
цивилизованные, и есть именно дворяне во мещанстве”.
Запросто можно клеймо на все человечество поставить,
просто походя и не оглянувшись идти дальше к новым
открытиям нравственным и духовным, к новым открове­
ниям. Эдак разухабисто сравнивается Валерий Леонтьев
с кенгуру. Потрясающая находка, сколько ума нужно
было вложить в это сверхпоэтическое сравнение. А пер­
сонаж бес-А ркадий опять пошлятину со сцены несет и
так глубокомысленно, что бесконечно похож становится
на трепло огородное, а не на то, что задум ал автор,

292

ведь он задум ал супер-героя, которому все подвласт­
но, смешивать и людские судьбы решать, и программу
"Время” хаять.
Вторая глава драматического произведения начи­
нается с блистательного сборища в квартире. И наконец
появляется любезная незнакомая сердцам собравшихся
иностранка в сопровождении мамочки-негритянки. Из
речи Фаддея Фаддеевича мы узнаем, почему у нас в
магазинах полки пустые: "Нынче вовсе языки распус­
тили - вот и жрать нечего. Сажать надо нашего брата,
сажать! Вместо лесополос сажать!" Очень интересную
философию национализма вкладывает он в уста Фаддей
Фаддеевича, который, держась за сердце и умирая от
желания выпить, т. е. похмельно очухаться, произносит
тираду: "Мещане! Мещане везде власть взяли. Миром,
подлецы, командуют! Интеллигенцию сожрали, рабочим
классом закусили, из крестьян кровь высосали!
Сколько можно твердить да ахать? Если так, то им и
карты в руки! Умнее, значит, всех иных мещанин, более
всего к веку подходит, ежели вокруг пальца обвел!
Дурак, значит, интеллигент, рабочий, болван, значит,
крестьянин! Туда - в брюхо мещанину - ему и дорога!
Пущай в его вонючем брюхе едут, пока он, мещанин, на
какой исторической колдобине не споткнется, тогда
всех вас обратно отрыгнет, если, конечно, вы в его
желудочном соке существовать приспособитесь. Верно я
говорю, Берточка? А ты моя миленькая, угнетенная, в
Биробиджан загнанная! Чего-то дистрофиков среди тво­
его народа на нечерноземных полях я пока не видел! По
Госпланам больше угнетенные-то сидят и о своей осед­
лой черте слезы льют; по киностудиям бедолаги пропа­
дом пропадают; на сочинских пляжах от солнца дох­
нут..."
И властям, и евреям досталось от автора, ибо соб­
ственные нехитрые мысли вложил он в Фаддей Фаддееви­
ча. Да уж, авторское лицо тут выявляется. Никого ав­
тор, кроме себя, великого и гениального, не признает.
А со своими героями разделывается, как с тушей в Мяс­
ницкой. Почти всех женит скопом. И оказывается, что
у члена-корреспондента есть не любовница, а самая что
ни на есть законная жена, потому что признается ему
его дама под нажимом вездесущего Аркадия в том, что
Шкиров воспитывает ребенка, но что не профессору Шкирову, а члену-корреспонденту принадлежало семя, про­
израставшее в ее лоне. Иностранка, естественно, виснет
на русском кэпе, неизменно продолжая традиции люб­
веобильного семейства. Хромая Берта Абрамовна поки­
дает свою слепую подругу с Фаддей Фаддеевичем, ко-

293

торый сулит ей хорошую жизнь, племянник-милиционер
Павел благоволит к сосущей мороженое Манечке, и она
не против романа, даже целуются, пока еще в предвку­
шении тех радостей, которые им определит на будущ ее
автор.
Кончается пьеса, в голове читателя каша, компот из
Бог весть чего. А автор не дремлет, чтобы кто другой
не сказал плохого, он в упоительном самосозерцании
произведения, созданного таким трудом, сожалея о
том, что весь этот дикий сумбур подходит к концу,
самокритично вкладывает оценку произведения в реп­
лику Данилы Васильевича: ”Н у-с, а где ваша пьеса?
Обыкновенный кавардак - достаточно нелепый, достаточ­
но утомительный”. Не только утомительный, но очень
хитроумный путь проделал читатель вместе с автором
и что же? Вернемся опять к названию: "Вам - пука, а
мне гонорар”, - так разгадала я название сего драма­
тического произведения, ни ум у, ни сердцу ничего не
дающего, претендующего на сатирическое произведение
этого жанра, однако, пука, и все тут, и каки тоже
было достаточно.
К А -я

Экспериментальное поле
О том, что история нашей страны не так благополуч­
на, как описывается она в школьных учебниках, я впи­
тала с молоком матери. Хотя в нашей семье по прямой
никто не подвергался репрессиям, я знала, что такое
37-й, кто такой Андрей Сахаров и что не все правда,
что пишут в газетах.
Школьники передразнивали Брежнева, а в сочинениях
писали побольше цитат из его речей. Хорошая оценка
была обеспечена. Этому многие научились от родителей.
Память о непреложном слове Верховного и следующим за
ним уничтожении, каре была настолько жива в памяти
учителей, что едва увидев приведенные учеником цита­
ты, они не решались ставить посредственную оценку, и
можно было прикрыть незнание или скудоумие.
Тем же школьничеством занимались наши газеты и
журналы. Демократия и гласность царили только на
кухне, где можно было высказывать все, что думаешь,
только не слишком громко, а то сосед снизу засту-

294

чит по трубе или в вашу квартиру под каким-либо
предлогом захочет прийти милиционер, за спиной ко­
торого незнакомец в штатском.
Сейчас мы по крупицам собираем историю. Журнали­
сты выискивают динозавров, старательно записывая их
показания о революции, о репрессиях, о наших знамени­
тых пятилетних шагах. Думаю, что пора с тем же рве­
нием наброситься на недалекие семидесятые - начало
восьмидесятых, покуда живущие не превратились в пе­
сочных стариков.
История и время - понятия неразрывные. Каждое но­
вое поколение по-новому осмысляет прошлое. На сегод­
няшних динозавров налипли годы, и сложно раскрутить
тот кокон, чтобы добраться до достоверного.
Один из героев книги В. Глотова историк Н. Эй­
дельман говорит: "В истории есть огромнейший резер­
вуар для сегодняшнего сознания. Даже ошибки, даже
недомолвки в истории - все полезно.
Так что я считаю, сейчас история просто оживает”.
Эта ожившая история на страницах книги В. Глотова.
Он дает живое интервью с девяностолетней Зинаидой
Немцовой, дочерью соратника Ленина Николая Немцова.
Личность Зинаиды Немцовой противоречива. После
интервью остается чувство невозможности добраться до
правды. Ведь мы так же, как и автор книги, не жили с
Немцовой рядом, не участвовали в тех далеких событиях.
Нам приходится делать вывод лишь из тех фактов,
что излагает Немцова. Но как разобраться, всю ли
правду она говорит или это покаяние, чтобы остаться
чистенькой в памяти потомков?
Сам автор в послесловии пишет о Немцовой: "Какая
грандиозная и трагическая тема: палачи и их жертвы.
Но еще трагичнее, когда человек становится жертвой
своей собственной доктрины, когда он загоняет свою
судьбу, как лошадь, плетью категоричных выводов”.
Зинаида Немцова выросла среди революционеров,
стоявших у истоков создания нашего
государства.
"Бухарина она называет нежно "Бухарчик”, - замечает
В. Глотов. Невольно приходит ассоциация: так же назы­
вал его и Сталин. Вот что пишет автор о Немцовой:
"Троцкого величает не иначе, как "господин Троцкий".
Да и Сталина, Молотова: "господин Сталин", "господин
Молотов"... Это враги. Даже сейчас, спустя десятилетия,
стальные струны напрягают ее лицо, немощь отступает,
В. Глотов. Шаг влево, шаг вправо... Библиотека
"Огонек" № 9, М., изд-во "Правда".

295

глаза неистово блестят и большевистская ярость озаряет
весь ее облик”.
Зинаида Немцова вступила в партию в 1918 году.
Ее возмущает, что член партии с 1924 года позволяет
сказать, что между ними разница только в шесть лет:
"Ничего себе! Это когда Ленин говорил, что восемнадца­
тый - самый страшный год. Кто шел в партию в восем­
надцатом, знал: идет на смерть или на победу”.
Она видела Ленина, о нем отзывается хорошо, не
терпит, когда порочат его имя: "Взаимоотношения Ленина
с Надеждой Константиновной Крупской были святые”.
Глотов: Вы знали об оскорблении Надежды Констан­
тиновны Сталиным?
Немцова: Мы все это знали. Знала и я.
Знали члены партии о том, что Сталин держал Лени­
на в Горках под арестом. О том, что это заговор, у
них были только предположения. Из рассказа Немцовой
явствует, что после смерти Ленина "...обитателм «Мет­
рополя» не сдерживались и нас, молодых, не стеснялись.
Тут мы узнали и о Крупской, как Сталин оскорбил
ее, какими именно словами. Услышали и о том, что есть
ленинское завещание”.
Значит, приостановить движение Сталина к власти
можно было сразу после смерти Ленина. Но старая
гвардия не решилась. Из каких соображений? Вот это
и остается загадкой. Все знала старая гвардия, все
понимала, но не действовала.
Немцова сообщает и о том, что отстранить Сталина
от власти, по ее убеждению, можно было на XVII съез­
де ВКП(б). Опять не получилось. И з-за установки, что
правоо большинство. А в дальнейшем Сталин расправился
со всеми, кто участвовал в съезде.
Будущий Генералиссимус с дьявольским умением
уничтожал и стравливал наш народ, рассчитывая все на
ту же догму старой гвардии: "Кто не с нами - тот
против нас”.
"А особенность старой гвардии: раз большинство,
пусть даже оно ошибается, ему надо подчиниться. Де­
мократический, но централизм - строжайшая дисципли­
на.
- Подвел догматически понятный демократизм?
- Это не догматизм. Это линия. В этом и состояла
суровость партии нового типа”.
Вот так просто Немцова определяет, что и Ленин
может ошибаться. Ведь именно им был введен демокра­
тический централизм.
Мне же хочется здесь напомнить не новую мысль,
что единогласие штамповало ложь, неправильно взятая

296

первоначальная линия породила те самые ошибки, которые
мы еще долго будем расхлебывать. Чаша отечественной
истории полна ими. Читая книгу Глотова о Немцовой,
мы не воспринимаем это только как просто историю,
вот только теперь мы учимся осмыслять события, чтобы,
не дай Бог, брат опять не пошел на брата, чтобы не
отказываться от своих родителей ради убеждений, что­
бы вновь не допустить бессмысленное пролитие крови.
История человечества всегда была кровавой. Тираны
приходят и уходят, но память об их чудовищных злодея­
ниях живет. Наша страна купалась в крови революций,
войн, претерпела кровавую бойню сталинщины. И только
сейчас, когда в живых остались немногие свидетели
трагедии русского народа, только сейчас мы начинаем
разбираться в том, что произошло. Под каким сата­
нинским гипнозом находился народ, если позволял
уничтожать себя?
До какого фанатизма и безумия веры нужно было
довести людей, если в лагере заключенные сходили с
ума, обращаясь к Сталину во сне и наяву, обращались
как к избавителю от страданий. Им и в голову не
приходило, что не будь он у кормила власти, они бы
здесь не сидели. Немцова вспоминает, что в лагере был
целый барак сумасшедших на почве Сталина. Они обраща­
лись к нему как к Богу, разговаривали с ним, и в
бараке стоял сплошной гул и слышалось "Сталин, Ста­
лин..."
Из беседы В. Глотова с девяностолетней большевич­
кой узнаем, что механизм разложения руководящего
партийного аппарата был продуман до мелочей: пайки,
дачи, обслуга, спецпакеты (денежная добавка к зара­
ботной плате, с которой не берутся налоги). Это была
своеобразная плата за молчание и доносы на больше­
виков и не большевиков.
Немцова тоже занималась доносами. Началось это
сразу после вступления в партию в 1919 г., когда ее
"забрали тогда в ЧК, в комиссию по проверке остав­
шихся белогвардейских офицеров". И уже тогда нача­
лась система лагерей, куда впоследствии попала и
Немцова и з-за составления очередных "списков" оппо­
зиции для райкома после убийства Кирова в 1934 го­
ду. Списки в ту ночь, по ее словам, составлялись по
телефонному звонку Сталина. Составляла она их не
одна, а с соратником Гошкой Ивановым. О его судьбе
ничего не известно. Но неужели в ту ночь у Зинаиды
Немцовой ничего не шевельнулось в душе? Она говорит,
что не ведала, что творила, была убеждена, что это
нужно... из идейных соображений.

297

Палачи и жертвы встречались в лагерях: "Четыре оче­
реди своих следователей мы принимали в лагере!"
Глотов: И было удовлетворение?
Немцова: Сперва хотелось бить. А потом? Они ведь
такие же, как мы, и разделили с нами нашу участь.
Выкристаллизовывался человечек!"
После публикации интервью В. Глотова с Зинаидой
Немцовой в журнале "Огонек", где статья называлась
"Билет до Ленинграда", в редакцию хлынул поток писем,
часть которых приводится автором в данной книге.
Удивительно, что люди не разбираются в личности
Немцовой. Например, читательнице Москаленко Розе Ва­
сильевне по душе "непреклонность" Немцовой. Она пишет:
"Мне даже к ак-то легче стало на душе (сейчас трудный
период в судьбе личной), - что живут и будут жить,
я уверена, такие несгибаемые, умные люди, как Вы..."
Если такие несгибаемые будут жить, то уж перестройке
с ними не справиться, и тогда не за горами повторе­
ние кровавого террора, а таких "несгибаемых" у нас
много. Сама Роза Васильевна той же закваски, ибо:
"Сколько помню себя - всю жизнь с кем-то и чем-то
борюсь, получаю соответственно от бюрократов и рути­
неров, но так вот и не сломалась в вере своей - в
духовность общества..."
Сталинист-коммунист Е. А. Сафонов считает статью
"идиотским вымыслом", считает, что "гнусно оклеветали
товарища Сталина".
А Петрова из Тюмени в н а ш е
время все еще
живет, как в далекие пятидесятые, у нее кругом враги.
Да еще эти "враги Советской власти убили И. В. Ста­
лина, а после смерти оклеветали. Власть взяли в свои
руки и одурачивали народ. Вели переворот в сторону
буржуазии. ...Враги раскрыты, но нет правды. Кругом
ложь". Вот у нас до чего додумываются в далекой Тю­
мени, где кругом лагеря были. Город сам на костях
построен, а сознание у Петровой все еще на уровне
анонимки на соседа.
Петровых много, ох как много! Убежденные и непре­
клонные они выдвигают лозунг: "Броня крепка, и танки
наши быстры", написанный на известной сфабрикованной
фотографии Ленин и Сталин в Горках. Красным, под цвет
крови, фломастером написанный лозунг выглядит как
некая кровавая угроза нынешней перестройке. А воспри­
нимается все это как полный бред, существующий, одна­
ко, в обыденной реальности.
Автор приводит Немцовой статью о ней ее знакомой
по Кочмесу А. О-вой из парижского сборника "Память",
вышедшего в 1979 г., где рассказывается о Кашкетинских

298

расстрелах. Как мы узнаем из приведенного послесло­
вия редакции французского сборника: "Кашкетинские
расстрелы - одна из наиболее драматических страниц
истории ГУЛага. О них слышали все, рассказывают
многие - и в то же время достоверных сведений о них
крайне мало. Автор А. О-ва прямо говорит о причастии
Немцовой к составлению списков на эти расстрелы
вместе с Феофиловым (стукачом), занимавшим долж­
ность начальника КВЧ.
Немцова напрочь отказывается от своего стукачества в лагере, но она отсылает нас в архивы НКВД:
"Нужно обратиться к ним, чтобы восстановить истину".
И тут же, как бы в подтверждение своих слов, рас­
сказывает: "Недавно у меня был внук Петра Смородина.
Ему удалось найти следственное дело деда. Там, в ча­
стности, он обнаружил сведения и о моих показаниях
на допросе после ареста: "Ничего, уличающего Смороди­
на в контрреволюционной деятельности, Немцова не сооб­
щила". Можно ли верить карательному, насквозь про­
гнившему НКВД? Дела фабриковались с такой легкостью,
людей так мучили и истязали, что мне и такая запись
о полной лояльности Немцовой кажется нарочитой. Будет
ли НКВД выдавать с в о и х ? Видимо, выдавать в то
время было преждевременно, ее услуги еще требовались.
А у Немцовой точный расчет, что вряд ли в НКВД со­
хранились какие-либо компрометирующие ее бумаги.
Отсюда и уверенность, что она непогрешима. Ведь не
так уж часто бывшие узники занимают почетные места
в президиуме.
А вот идейная платформа девяностолетней героини:
"И тогда, и сейчас к троцкизму, к его идейной плат­
форме отношусь резко отрицательно. Троцкизм в те
годы дал возможность Сталину перемолотить огромное
количество народа. В этом я не сомневаюсь". Но есть ли
у нас такая уверенность, что Зинаида Немцова не стала
бы писать списки на какую -либо оппозицию в наше
время. К сожалению, такой уверенности нет. И самое
страшное, что Зинаида Немцова не дает никому право
на дискуссию. Она считает, что все должны думать,
как думает она, прикрываясь идейными убеждениями,
ломать чужие жизни ради светлого будущего - социа­
лизма.
Позволю себе небольшое отступление. Был у нас
такой мультфильм о Чебурашке, Крокодиле Гене и злой
старухе Шапокляк. Очаровательный Чебурашка говорит о
строительстве домика: "Мы строили, строили и, на­
конец, построили!" Чебурашка не уточняет, что
построили. Мы тоже построили за 70 лет рутинно-бю-

299

рократическую систему с карательным государственным
механизмом, заставили народ жить от зарплаты до
зарплаты, наша общая система чем-то напоминает конц­
лагерную и это называется как бы вы думали? - со­
циализмом.
Именно эту систему и благословляет на перестрой­
ку наша героиня Немцова: ”Я глубоко верю, что совре­
менное руководство доведет перестройку до конца. Од­
нако для этого надо разоблачить весь сталинский
ужас. Только так мы сможем восстановить авторитет
среди тех, кого я больше всего уважаю: среди рабочего
класса. И у нас в стране, и в мире. Мне больно, что
рабочие в значительной степени потеряли веру в идею
социализма. Чтобы они вновь поверили в нас, надо до
конца разоблачить сталинизм”. Два раза произносит
Зинаида Немцова любимое слово ”раэоблачить”, не мо­
жет отказаться от привычного лексикона... Сколько
пафоса у той, которая когда-то была невестой Моло­
това, не глядя подписывавшего тысячные списки ”ВМН”
(высшая мера наказания).
Неправдоподобно, чтобы Зинаида Немцова, выросшая в
семье члена партийной верхушки, не разбиралась в
происходящих вокруг событиях. Не вяжется это с ее ка­
менной убежденностью, да и на неосведомленность
здесь не сошлешься, как пытается сделать девяностолет­
няя коммунистка. Ее ссылки на троцкизм - бабушкины
сказки. Она не могла не знать, ”что в 1927 году,
накануне XV съезда партии, за троцкистско-зиновьевскую оппозицию голосовало всего лишь 4 тыс. чело­
век, тогда как за линию партии голосовало 724 тысячи.
За 10 лет, которые прошли с XV съезда партии до фев­
ральско-мартовского пленума ЦК, троцкизм был полно­
стью разгромлен...” (”Аргументы и факты” № 15, 1989 г.
Из доклада Н. С. Хрущева на закрытом заседании XX
съезда КПСС).
В книге публикуется письмо жертвы таких, как Нем­
цова, Анохина Генриха Иосифовича, потерявшего отца
после репрессий 1938 г., репрессированного по неизве­
стной причине в 1944 г.: ”Так ей и надо! - вырвалось
у меня тотчас, едва я прочел откровения девяностолетней
Немцовой, члена партии с 1918 года. - И з-за таких,
как она, миллионов фанатичных и слепых большевиков
мы семьдесят лет живем не при социализме. ...Хорош
"социализм”, если самой революцией начался 35-летний
отстрел зачастую ни в чем не повинных миллионов
советских граждан, а затем до самого семидесятилетия
Октября - преследования инакомыслящих и эпоха "пси­
хуш ек” Брежнева, Андропова, Черненко. Тут на одного

300

Сталина и чем-то не понравившегося 3. Н. Немцовой
ужасного Кагановича не спишешь семидесятилетие пре­
ступлений”.
Вот так резко и взволнованно пишет кандидат ис­
торических наук Анохин Генрих Иосифович, которому
на собственной шкуре удалось испытать удары кова­
ного сапога НКВД и коммунистического кулака. Он
остался инвалидом после того, как в 1944 году его
избили СМЕРШевцы, за письмами видится нелегкая
судьба советского человека, его боль за все, что со­
творено большевиками. Он требует, чтобы ему назвали,
где проживают палачи, работники НКВД, сломавшие ему
жизнь, но в ответ приходят отписки о том, что в КГБ
СССР сведений о них не имеют. Мы узнаем только, что
один из избивавших Г. И. Анохина, майор Герасимов
В. Е., через год пошел на повышение в Главное управле­
ние внутренних войск НКВД СССР. Не удается Г. И. Ано­
хину узнать, и где захоронили его отца. Вот так си­
стема сопротивляется и охраняет своих палачей, чтобы
они жили спокойно после своей "службы” Родине. Со­
трудники СМЕРШа, НКВД проходили проверку на "при­
годность” работать палачами, одним из главных усло­
вий была принадлежность к партии коммунистов, со­
стоять в которой выпала судьба и жертвам, и палачам.
Мнение одного историка мы узнали, и автор зна­
комит нас с другим - Натаном Эйдельманом, которому
посвящает вторую половину своей замечательной книги.
У Эйдельмана отец тоже репрессирован, но уже в послесталинское время в 1954 году, когда по инерции ре­
прессии все катились грозными волнами, но уже не
бушующими и все увлекавшими с собой репрессивными
смерчами тридцатых и сороковых. Воспоминания об этих
уж асах были так живы в памяти людей, что многие ин­
теллигенты имели дома "на всякий случай” и портфель
с парой белья, и мешочек с сухарями. Если Генрих Ано­
хин говорит прямо, то Натан Эйдельман относится к
тому поколению, когда и писали, и читали с под­
текстом.
Исследуя
русскую литературу, писатель-историк
Н. Эйдельман приходит к выводу: "От Радищева до
Блока: русская литература чувствует это движение
революции - иногда хочет, иногда не хочет, - но
предостерегает: осторожнее! Осторожно - опасность
многовекового рабства. Меньше крови. Больше свободы
«до того»”.
И какую же свободу мы имеем на сегодняшний день?
После Карабаха - закон о демонстрациях, после активи­
зации кооперативного движения - закон о кооперации,

301

после событий в Тбилиси - изменения в законе о го­
сударственных преступлениях. Готовится Закон о печати,
а то слишком уж много развелось писателей да чита­
телей литературы, о которой раньше и помыслить не
могли, проще говоря, за которую раньше сажали.
В ”ЛГ” (№ 15 от 12 апреля 1989 г.) дается коммен­
тарий к Указу, где доктор юридических наук Алек­
сандр Сахаров, считая, что Указ нуждается в уточне­
нии, опять вводит термины "антисоветчики”, ’’экстреми­
сты”. И невольно приходит аналогия: раньше были "враги народа”, позже "диссиденты”, "инакомыслящие”,
теперь это называется "экстремисты”, "антисоветчики”.
Так что же меняется? Переменой названий общей тенден­
ции государства не изменишь.
У нас, как утверждает Н. Эйдельман, на сегодняшний
день происходит революция сверху: "Сейчас создалась
ситуация, когда люди рассуждают.
Но это не означает некоей полной свободы. И,
кстати, осмелюсь сказать такую жесткую фразу: хо­
рошо, что не означает.
Вдруг выясняется: есть огромный резерв в активиза­
ции людей. Разумеется, постепенный, потому что иначе
мы будем похожи на человека, который объелся после
долгой голодовки”. И продолжает: "Управляемая актив­
ная масса. Подход вырабатывается, у нас ведь не было
такого опыта. Что было: либо подавление, либо едино­
гласие?”
Вот что нужно власти - "управляемая активная мас­
са”. И тон этой массе может задать только интелли­
генция, о чем и говорит Н. Эйдельман.
Он рассматривает историю России из глубины про­
шлого, с высот будущего, но старается ничего не
прогнозировать. Сегодняшний день для историка - экс­
периментальное поле, на котором только лет эдак через
двести-триста что-то может вырасти. Под конец интер­
вью, если, конечно, с подтекстом и памятуя о праве на
аналогию, Н. Эйдельман говорит о падении Римской
империи. Он надеется, что лет через двести и у нас
может быть иная цивилизация "на иных энергетических,
человеческих основах”.
Во времена застоя существовало среди писателей
мнение, что они всего лишь навоз для удобрения б уду­
щего чернозема. На основе их литературы вырастет
другая, необыкновенная. Но вот он тот день наступил.
И что мы имеем? Мы по крохам собираем произведения
тех, кого недавно пытались уничтожить, не пустить к
широкому читателю. Поэтому очень хочется, чтобы

302

Н. Эйдельман не прятался в прошлое и будущ ее, а копал
бы это сегодняшнее экспериментальное поле.
В. Глотов на последней странице своей книги, про­
щаясь с героями, вновь заставляет читателя задуматься.
Девяностолетняя Немцова, готовясь ко второй операции на
глазах, на вопрос "Что вас беспокоит?" отвечает: "За­
дача вроде бы названа: совершенствование социализма".
Развивая свою мысль, она дает определение социализ­
му, которое, кстати, очень интересно: "социализм это правда, поставленная на большуювысоту". И
В. Глотов комментирует это высказывание: "Это уж
точно. Нам бы эту правду опустить с высокого пьеде­
стала поближе к земле".
Я считаю эту книгу такой публицистикой, которая
написана с настоящих гражданских позиций. Здесь не
требуется каких-либо слов и похвал. Это большая
творческая удача автора. Смелая книга даже в наши
дни, потому что сомнению в ней подвергается то, что
всегда считалось незыблемым оплотом власти. Книга
заставляет размышлять, осмысливать, думать. Она
будет интересна русскому и зарубежному читателю.

Я.

А л е к са н д р о в а

Не подводя итогов...
Иногда в такие пасмурные дни, как сегодняшний,
когда зима отступила, а весна еще не пришла, и мол­
чит, и пёс не очень-то рвется на прогулку, и ты сам
хандришь и топчешься по квартире от письменного стола
к кухонном у и обратно, сам собой возникает вопрос:
давно ли ты смеялся над ^нигой? А плакал?
"Шапка" Вл. Войновича и "Пятый угол" И. Меттера
- вот такой ответ...
Казалось бы, разные люди, разные судьбы, разные
поколения. Но оба написали об одном и том же. Без
страха и упрека. О времени и о себе. О нашем грустном
* В. Войнович. Шапка. Изд-во OPI, Лондон, 1988.
** И. Меттер. Пятый угол. "Нева" № 1, 1989.

303

и запутанном времени, в котором гибнут доведенные
до отчаяния российские сограждане - кто в застенках,
в пытках, а кто в созданном самим собой мире, куда
тоже просочилась несправедливость.
Эта несправедливость взросла на старых и прочных
корнях.
И если маленький и благополучненький член СП
СССР бьется за шапку из благородного меха, чтобы
встать в этой шапке вровень с везунами и талантами,
и умирает счастливый от сознания, что - вот она,
шапочка, лежит на больничной тумбочке, родимая, и
сам бывший генерал КГБ - зловещий рычаг Московской
писательской организации - притащил её в одиночную
палату разбитому инсультом литератору, то лиричес­
кий герой другой повести никак не может откреститься
от своего прошлого, забыть тех, кто не уцелел в вол­
нах событий тридцатых, сороковых и начале пятидесятых.
Слезы и смех в зрелом возрасте - большая ред­
кость.
Все уже прочитано, все услышано, увидено, обо всем
на свете сложилось прочное мнение. А вот поди ж ты:
прочитал "Шапку”, следом - "Пятый угол", и возникло
в душе смятение, беспокойство, тоска...
Однажды в Доме литераторов на вечере писателя
И. Меттера известный киноактер (и не сошедший тогда
с манежа популярный клоун) Ю. Никулин высказался
примерно так:
- Я обычно не принимаю участия в таких вечерах: то
гастроли, то съемки, то еще что-нибудь. Но сегодня
делаю исключение. И вовсе не потому, что снялся в
фильме по сценарию И. Меттера. (Хотя и поэтому тоже.)
Я пришел выступить, чтобы рассказать о дружбе с
замечательным человеком. Какой он писатель? Большой.
Обычно вечера больших писателей проводят в Малом зале
- сегодняшний вечер тому пример, - а маленьких в
Большом.
Тогда, в восьмидесятом году, возможно было про­
читать книгу И. Меттера "Среди людей". Сейчас, в кон­
це восьмидесятых, "Пятый угол” в "Неве” №1.
Название вовсе не случайное. У И. Меттера нет
случайных названий.
Не так давно на Лубянке и в подобных заведениях
без "пятого угла" не обходились. Даже на любой "мен­
товке" лягавые и сегодня с радостью заставят искать
его, тот "пятый угол", если ты не согласен с их
сугубо местными порядками.
А уж если с теми, которые вдалбливают на полит-

304

занятиях наследники тех оперов, что обороняли Совет­
скую власть от врагов, контры, шпионской сволочи, и подавно.
”...Это была его работа, работа и работа - сделать
так, чтобы человек как можно скорее признал себя ви­
новным, ибо за отделом, в котором служил бывший
опер, числилось еще много людей, которые тоже должны
были признать себя виновными. И он искренно гневал­
ся, когда кто-нибудь из этих людей бессмысленно тор­
мозил его работу, бессмысленно потому, что рано или
поздно работа снова налаживалась, а значит, и не
следовало ее тормозить...”
И все же повесть И. Меттера о любви.
О несчастной, неразделенной любви. Условно выбрана
некая Катя, покончившая самоубийством в застенках
КГБ. Но, разумеется, об одной только Кате, большой и
до конца не оцененный у себя в Ленинграде, почти не­
известный в Москве писатель не стал бы повествовать.
Его рассказ о любви к ближнему, о сострадании к
загубленным душам, о тех, кого не вернешь с того
света ни по каким законам, ни вопреки им.
При встрече с благополучным пенсионером отставным
подполковником писатель горестно замечает: "...Глядя на
этих людей, отслуживших свой срок в органах, я пы­
тался отгадать, кто из них первый сбил с ного ударом
кулака Исаака Бабеля или Всеволода Мейерхольда. Я
силился понять, что видят они сейчас, ранним утром,
на небе, когда подымают к нему свои заспанные гла­
за? Неужели тоже солнце? Неужели есть такая уста­
новка, чтобы они видели солнце?”
Мороз по коже...
Ведь они еще живы!
Они бродят среди нас, сажают на дачах цветы и по­
дают петиции в народный суд, защищая идеалы своей
молодости - авторитет ”отца всех народов”, ”друга
советских физкультурников”. И когда выносят вер­
дикт, когда прямо в глаза им твердят - ”Пойми, на­
конец, тебя одурачили, дубина!” - они наотрез отка­
зываются принять общий трезвый голос и настаивают на
своих твердолобых интересах.
”...Долгие годы завоевывалось у нас право человека,
описывающего исторические события, свидетелем которых
он был, говорить от первого лица. Не полагалось про­
износить местоимение ”я”. Следовало писать "мы”. ”Я”
считалось недостоверным. Говорить надо было только от
лица народа. Для многих это облегчало задачу, ибо в
трудно проверяемых достижениях народа легко утопить
горе отдельной личности. Так же, как бесспорным умом

305

и талантом народа несложно прикрыть собственную
бездарность и глупость...”
Этот страшный фон никак не выдуман - можно ли
выдумать жизнь? И в тех днях, когда ”...доносы пе­
чатались в стихах, в художественной прозе, водили
кистью худож ника, пером графика, клались на музы­
ку; фильмы-доносчики приучали детей бдительно
следить за своими родителями. В кандидатских и док­
торских диссертациях ученые доносили на своих коллег.
Били даже не по отдельным лицам, а по квадратам,
выжигая напалмом навета целые области наук дотла” в тех днях жил и любил, работал и пытался осмыслить
происходящее лирический герой И. Меттера. ”Это время
показало, что человек не знает границ своих воз­
можностей - ни к подвигу, ни к подлости...”
И подлость не минует самое святое человеческое
чувство, она раъедает души, словно ржа.
Муж Кати - затрапезный актеришка Астахов неожи­
данно оказывается схож с вождем всех коммунистиче­
ских партий, генералиссимусом - стоит ему только
приклеить усы, надеть ф ураж ку и китель, обуть са­
поги на высоких каблуках и взять в правую руку
трубку. Ну просто портрет работы лауреата и Героя
Д. Налбандяна!
На маленького человека и семью обрушивается бла­
гополучие: артисту дают высшую категорию, квартиру,
машину. Разве мало их сегодня, сыгравших того или
этого... в званиях и в орденах, с квартирами и маши­
нами?
Катя... Бедная Катя!
Ее м уж у ”гуманист с Лубянки” возвращает ее ноч­
ную рубаш ку, еще какие-то ничтожные вещицы... Он
тактично уводит Астахова подальше от рокового здания
и говорит с актером в скверике возле Большого те­
атра... Выдумать или подметить это может воистину
большой писатель.
Если молодое поколение не знает, наше помнит:
праздники, иллюминация, на колоннах Большого театра
- Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин. Помним - не забыли
- надпись на Мавзолее.
И ту ночь, когда мощи вождя были преданы земле
всё на той же Красной площади.
Бюст в головах стоит и поныне.
Помним Самого на трибуне.
Он, разогретый коньяком, рядом сподвижники Берия, Молотов, Маленков, Каганович, вертухаи, палачи,
шестерки.

306

Дни выборов, когда за своих убийц голосовал весь
народ...
Нет, не весь!
Единицы понимали.
И понимают сейчас, кому принадлежала советская
власть. Чья власть и над кем...
Это власть тех, которые перед многотысячными тол­
пами помахивали с Мавзолея ручкой и при исполнении
гимна делали под полями фетровых шляп некий знак вроде "под козы рек”: ”...нас вырастил Сталин на вер­
ность народу, на труд и на подвиги нас вдохновил!..”
Кто приказал разогнать людей дубинками в Мин­
ске, пришедших почтить в Куропаты безвинно погибших?
В шутку называют первым российским диссидентом
Курбского. А Герцен? Академик Сахаров, наконец?
Какие воспоминания посетят нас, свидетелей сегодняш­
них событий?
Читая повести Меттера и Войновича, поневоле заду­
маешься над этой совсем не простой проблемой. Под
старость каждый самостоятельно расставит вехи в про­
житой жизни. Можно перестроить дом, возвести новый
этаж, перекроить планировку, что-то добавить и чтонибудь убрать.
Но если гнилой фундамент, как тогда? Может быть,
не перестраивать, а строить заново?
Вл. Войнович прав: по Сеньке шапка. Маленький че­
ловечек, потомок Акакия Акакиевича, бывший винтик
недалеких сталинских времен, советский писатель, из­
дающий по книге в год, - зачем ты на этом свете, если
нет тех, блистательных, известных во всем мире и со
скрипом издающихся у себя на Родине?
Прав и Меттер: возлюби ближнего своего! Не мешай
ему жить - ведь скоро, совсем скоро Господь Бог
уравняет в правах и автора гимна, и упрятанного за
решетку насмешника над "броненосцем в потёмках”.
Уйдут и те, и другие.
Можно обозвать судьбу "озоновой дырой”, можно
еще как-нибудь. Но в оставшееся время надо крепко по­
думать, почему загадочный белок сделал тебя не кры­
сой, а человеком. И что ты есть человек, сколько и
кому сделал добра. Тебе дано серое вещество.
Сумей распорядиться им независимо от обстоя­
тельств, места своего рождения, национального при­
знака - иначе зачем ты, человек?

С

К а л и н о в ск и й

307

Советская сатира. Что это?
"Смех часто бывает вели ки м
п осредн и ком в деле от личения
истины от лжи ”.
К Б ели н ски й

Когда мы читали на страницах наших немногочис­
ленных сатирико-юмористических журналов и газет
очередные опусы из области отношения директора с под­
чиненными, или байки о хамстве в трамвае, станови­
лось неловко как за автора, так и за редактора, пуб­
ликующего мягко-беззубы е, аморфные рассказики.
Разве мало у нас проблем социального плана, разве,
кроме как о хамстве, и говорить не о чем? Или оску­
дела Россия талантами? Нет! Просто сатира, гневная,
бичующая, вскрывающая язвы и пороки общества, никогда не была нужна нашему строю, как антидемо­
кратичному, не терпящему никакой критики.
Советский эстет, теоретик смеха КЗ. Борев в статье,
помещенной в "Курьере” за май 1976 года писал:
"...лишь дем ократ ия создает наиболее благоприятные
условия для развития комедийного искусства, проявляя
терпимость к наиболее социально острым формам сати­
рического смеха".
Можем ли мы сделать вывод, что жанра сатиры в
СССР не существовало? Да, можем! Но так было не всег­
да.
Сразу после октябрьской революции засучила ру­
кава пишущая интеллигенция. Сатира, как форма лите­
ратурного творчества, наиболее выпукло и четко ото­
бражающая социальное переустройство, зацвела пышным
цветом. Если в 1922 году в Москве издавалось семь
сатирико-юмористических журналов и газет, то уже в
1924 г. их количество увеличилось до 17. За неимени­
ем средств и бумаги многие из них закрывались че­
рез м есяц-два, чтобы появиться вновь с другими на­
званиями, с другим редактором во главе. В жанре са­
тиры работала целая плеяда талантливейших писателей,
среди которых И. Эренбург и М. Зощенко, В. Шишков и
М. Булгаков, И. Ильф и Е. Петров и др. Все вышедшее
из-под их пера на долгие годы оставалось образцом
для подражания, образцом сатиры классического стиля.
Суровые "тридцатые" с требованием партийности в ли­
тературе в первую очередь ударили по ее авангарду сатире. Но сатира Гоголя и Щедрина, обнажающая соци-

308

альные язвы, обладала огромной притягательной силой.
Запретить ее законодательным путем не представлялось
возможным, но обуздать... Так что же в конце концов
кроется под понятием "сатира”? Почему это слово вы­
зывает неприятные ассоциации у власть предержащих?
Четкого математического определения этому жанру
нет. Но если собрать все множество формулировок и
попытаться вытащить из них нечто общее, то можно
сделать вывод, что сатира - это форма литературного
произведения с обязательным элементом социального.
Сатирический смех обращен не к производному, а к
источнику, т. е. предметом сарказма, иронии стано­
вятся те темные силы, которые порождают уродливые
явления в жизни, выталкивают из своих недр двуногих
монстров с генетически нарушенным кодом.
Когда партия подчинила все области искусства и с
помощью этого искусства стала насаждать свою идео­
логию, сатира превратилась в рупор партии и закон­
чила свое существование.
Евг. Журбина в "Заметках о сатире" ("Октябрь" № 9,
1936 г.) так характеризовала это новое явление:
..."Удивительная небывалая в мировой истории сатира
рождается у нас - сатира, не содержащая в себе нера­
створимых осадков желчи, горечи, иронии, т. е. той
питательной среды, в которой издавна выращивалась
культура сатиры и которая казалась неотъемлемым
условием этого выращивания...
Лирико-восторженное, лирически-патетическое отно­
шение к нашей действительности вытеснило традиционную
сатирическую желчь и сделалось питательной средой
новой, оптимистической сатиры..."
И это писалось в те времена, когда миллионы ре­
прессированных гнали этапом в северные лагеря, а "Лу­
бянка" едва успевала очищать расстрельные подвалы.
Если быть точным, то нападки на сатиру начались
еще в двадцатые годы. Театральный критик В. Блюм в
журнале "Жизнь искусства" № 30 за 1925 г. выступил
с теорией отмирания сатиры в социалистическом обще­
стве. Он писал следующее: вот мол Гоголь, Щедрин, Сухово-Кобылин и другие,
"...изображая взяточника, чиновника или "недоросля"
дворянина, худож ник бил по чужому государству, по
тому классу, против которого он (сознательно или
бессознательно) вел борьбу... Задача советской сатиры
безмерно суживается. Объект сатиры отнюдь не обще­
ственное, а индивидуальное......... Теперь мы должны
отказаться от сатирической миссии..." И хотя оппонен­
ты Блюма не соглашаются с его концепцией, по страни-

309

цам сатирических журналов и газет начинает свое
шествие безликая уборщица тетя Маша как объект гнев­
ного сатирического смеха.
Время не возвращает сатире разящего клинка. Да и о
какой сатире могла идти речь, когда действия "вождя и
учителя" вызывали исключительно "бурные аплодисмен­
ты, переходящие в овацию".
Не стало рыцарей "грозного смеха" 2 0 -х годов Бул­
гакова, Маяковского, Ильфа и Петрова. В нищете до­
живал последние годы Платонов. Молчал раздавленный
высочайшим гневом стеснительный Зощенко. Так назы­
ваемая "советская сатира", давно потерявшая свое лицо и
превратившаяся в интерпретатора окрика сверху, продол­
жала нести свой "тяжкий крест" в лице С. Михалкова,
Л. Ленча, В. Ардова и т. д.
Оттепель конца пятидесятых не изменила сути сати­
ры. Все также по страницам периодики гуляет уборщица
тетя Маша, и слышен гомерический смех над сантехником
дядей Васей. На встрече с деятелями литературы и
искусства в марте 1963 г. Н. С. Хрущев повелел сати­
рикам писать и высмеивать лентяев, ведь других тем
нет:
"...высмеивайте, кто трудится без напряжения, но,
срезая бритвой сатиры "вредный нарост", не повредите
организм".
Шестидесятые - семидесятые годы отмечены последо­
вательным закручиванием гаек, все большей осторож­
ностью в публикации критических материалов. Правда,
в конце шестидесятых устами Аркадия Райкина загово­
рила настоящая сатира Михаила Жванецкого, но это было
то беспрецедентное исключение, которое оттеняло на­
стоящее положение вещей.
И все-таки разговор идет об официозе, т. е. о тех
писателях, которые творили и публиковались в усло­
виях общей немоты. А сколько из них писало в стол?
Издавали неофициальные альманахи? Смех пробивался
сквозь идеологические заслоны в анекдотах и задор­
ных песнях. Он громыхал, заглушая барабанный бой. Это
был общенародный смех, издевательский в пику разре­
шенному хихиканью.
Во время второго потепления, когда за много десяти­
летий людям разрешили не только думать, но и гово­
рить, сатира по отношению к другим жанрам литера­
туры не сделала мощного рывка вперед, а продолжает
топтаться на месте, далеко отстав от публицистики и
прозы. Казалось бы, открыты ворота и можно смело
идти вперед, но писатели-сатирики робко толпятся у
входа, подталкивая друг друга, не переступая условной

310

черты, отделяющей легковесный юмор от сатиры. Сила
инерции молчания продолжает свое черное дело.
Не произошло никаких изменений и в области уве­
личения периодических изданий, публикующих сатиру.
Она представлена единственным журналом в РСФСР "Крокодилом” (исключая автономные республики и наци­
ональные округа). И если вспомнить, что только в
одной Москве, в основном до 30 года, издавалось 60
наименований (в сумме за 10 лет) сатирических газет
и журналов, то можно понять, насколько нам нужны
Гоголи и Щедрины.
Многими неприятностями может обернуться для стра­
ны оскопленная сатира. Истоки социальных потрясений,
едва различимые поначалу невооруженным глазом, не
будут обнажены и представлены на общественный суд.
Они созревают исподволь, укрытые от людского взора
надежной стеной, называемой "советская сатира".
И все-таки хочется верить в торжество разума
"подпирающего" поколения. А мы? Мы настолько привык­
ли к своему рабско-идиотскому положению, что тепе­
решним пятидесяти-шестидесятилетним вряд ли удастся
полностью почувствовать раскованность мысли, а ложь
так глубоко проникла в наше сознание, что по-на­
стоящему разобраться в хитросплетении правды и вы­
мысла представляет значительную трудность. Но... как
говорят в народе: "Куй железо, пока Горбачев!"
В. К а п и а н и д зе

311

ПУБЛИКАЦИИ

"Столпы отечества" о самиздате*
- Роль самиздата в Вашей жизни, - такой вопрос
поставил корреспондент "Меркурия” перед 12-ю ленин­
градцами, чей талант и общественная деятельность за­
служили признание соотечественников.
ЛИХАЧЕВ Дмитрий Сергеевич, академик
Самиздат имеет в общественной жизни большое зна­
чение - особенно в пору неправильных ужесточений:
цензурных, редакторских. Самиздат существовал всег­
да. С тех пор, как я умею читать, я помню самиздат.
Взять, к примеру, дореволюционный - вещи, направлен­
ные против Распутина, они не могли быть выпущены
официально, ходили в списках.
20-е годы. Многие стихи того же Есенина распро­
странялись неофициальными путями.
Но в самиздате всегда было разное. И прогрессив­
ное, острое. И вещи реакционные, антисемитские, гру­
бо-анархические. Каждый волен выбирать, что нравится.
Так что мое отношение к самиздату тоже не однознач­
но. Что-то очень хорошо, а что-то ужасно.
Чем меньше будет давление на официальную печать,
тем меньше будет самиздата. Надо, чтобы авторы, ко­
торые должны быть в каждой семье, всегда были на
полках магазинов.
СТРУГАЦКИЙ Борис Натанович, писатель
Самиздат - это естественная реакция общественного
организма на нехватку доброкачественной духовной
пищи. Если государство не может или не хочет обесИз независимого журнала "Меркурий” № 16
(спецвыпуск). Ноябрь 1988. Изд. "НИВА". Ленинград.

312

печивать духовные потребности своих граждан в долж­
ной мере, граждане переходят на самообеспечение. В
этом смысле самиздат не хорош и не плох, не прогрес­
сивен и не реакционен - он попросту неизбежен.
Самиздат 6 0 -х и 7 0 -х годов - это замечательное
явление нашей общественной жизни, которое еще ждет
исследователя. Роль этого единственного в то время
источника действительно правдивой, нравственной, во­
обще альтернативной информации переоценить невоз­
можно. Это целый мощный пласт духовной жизни. Это
запрещенный Булгаков, запрещенный Платонов, Гросс­
ман, Солженицын, Кестлер, Орвелл... Это публицистика
Лидии Чуковской, Эрнста Генри, поднятого ныне на щит
академика Сахарова и близкого, видимо, к новому
витку признания Солженицына, и совсем не признан­
ного и забытого Амальрика. И замечательные истори­
ческие исследования Жореса и Роя Медведевых. И весь
Галич, и в значительной мере Высоцкий и Юлий Ким.
Целая культура!
И именно носители этой культуры сейчас в рядах
наиболее активных борцов за перестройку, потому что
духовная, культурная перестройка начиналась уже тог­
да, в начале 6 0 -х - именно тогда и сформировался весь
круг идей, понятий, лозунгов, которые ныне стали до­
стоянием миллионов.
ШАГИН Дмитрий Васильевич, худож ник
Всем самым хорошим в жизни я обязан самиздату.
Он меня прославил так, что теперь мне даже очередь к
пивному ларьку уступают. Поразительна сила самиз­
дата. Писатель Шинкарев даже не обращается в редакции,
а его книги ("Максим и Федор", "Митьки") расходятся
по всему миру.
Я прочел в самиздате много наших ленинградских
поэтов. О выставках, которые официальная пресса или не
освещала, или обзывала нас подонками и так далее.
Это в 70-е годы давало поддержку, помогло выстоять.
Сейчас вроде официальная пресса изменилась. Но не
известно, что будет, если завтра им прикажут нечто
другое. К примеру, на последнем съезде Союза худож ­
ников было провозглашено, что Малевич, Филонов и
Кандинский - агенты буржуазной культуры.
Самиздат честен, потому что независим. Не перед
кем отчитываться. Только перед своей совестью.

313

ПОПОВ Валерий Георгиевич, писатель
К самиздату я отношусь очень плохо. Трудно нахо­
дить, зачастую очень трудно прочесть из-за качества
печати. Хотелось бы, чтобы все это выходило нормаль­
ным путем.
Очень обидно, что самиздат необходим и в наши
дни. Официальные органы так и не вмещают всей нужной
информации, хотя вмещают много ненужного.
В основном в самиздате мы прочли все самое луч­
шее. Но сейчас для меня он значит меньше, поскольку
интересы и вся жизнь значительно сузились - кажет­
ся, и так все знаешь, ничего нового в печати не
найдешь. Дело не в способе издания, а в наличии у
людей идей и духа.
КУРЕХИН Сергей, композитор
Часто читал журнал "Часы” - он был интеллектуаль­
ной отдушиной. Благодарен ему за то, что он ориен­
тировался на живую философскую и культурную мысль.
Все, что печаталось в этом журнале и приложениях к
нему, было актуальнее официальных публикаций, острее.
Кроме того, официальные, особенно академические, шли с
большим опозданием.
На сегодня самиздат должен стать попыткой соз­
дать независимую периодику. Есть смысл в существо­
вании огромного количества маленьких журналов, как
изданий регулярных. Со своей аудиторией, своей лини­
ей, возможностью какой-то борьбы меж ду ними. Борьбы
мнений, идей. Ведь свобода мысли - это показатель
прогрессии демократизации общества.

КРИВУЛИН Виктор Борисович, поэт
У меня отношение к самиздату двойственное. Конеч­
но, роль он играл значительную. Формировал представ­
ление о литературе. Благодаря ему стало понятно, что
возможно и живое слово - в противовес тому, что
публиковалось в печати официальной и на чем воспи­
тывалась основная масса читателей. Ведь у самиздата
не было и нет никакой технической базы. Способы его
распространения по понятным причинам были достаточно
специфичны, так что доступен он был далеко не всем.
И потому возникла особая, довольно узкая среда лю-

314

дей, более информированных. Все же самиздат делал
свое дело - большое и очень важное.
А сейчас, как мне кажется, эта роль самиздата
закончилась. Он должен или отмереть, или уйти в
другую деятельность. Наступает время, когда должны
возникнуть независимая журналистика и издательское
дело. У самиздата в этом отношении накопился большой
опыт, именно он и мог бы стать основой. Но конечно,
нужна при этом и соответствующая техническая база, и
другие благоприятные условия.
МАЧИНСКИЙ Дмитрий Алексеевич, историк
Если коротко, к самиздату отношусь прекрасно,
роль он в моей жизни сыграл огромную. Вообще эта
тема требует разговора большого и серьезного. Но
если вы беседовали с Кривулиным, то знаете и мое
мнение.
ГЕРМАН Алексей Юрьевич, кинорежиссер
С политическим самиздатом я никогда знаком не
был. Из литературного знал Солженицына, Гроссмана,
Войновича, Пастернака "Доктор Живаго". У отца был
"Реквием" Ахматовой.
Однажды мы снимали фильм в одном провинциальном
городе. Это были 69-70 годы. Когда "Андрей Рублев" был
запрещен категорически даже для специалистов. И вот
как-то раз в 7 часов утра в самом большом киноте­
атре города собрались люди, интеллигенция. И посмот­
рели этот фильм. И копию тут же увезли. Это, навер­
ное, не в прямом смысле самиздат, но явление того же
порядка.
Я никогда не мог понять, почему после XX съезда
партии этого не печатают, не показывают. Думал - это
глупость литературных чиновников. Ведь напечатали
"Ивана Денисовича", а "Раковый корпус" нет. Хотя по
остроте их нельзя сравнить.
Я стал понимать это позднее, в связи с гласно­
стью. И за "Лапшина" испугался задним числом. Если
б я тогда понимал, что это НЕ недоразумение, я бы не
снял ни одной картины.

315

КАТЕРЛИ Нина Сергеевна, писательница
Я благодарна самиздату. Много лет он был в нашей
собственной и культурной жизни единственной отду­
шиной. 6 годы безгласности он заполнял гигантские
"белые пятна", образуемые средствами массовой инфор­
мации, он один говорил с читателем человеческим, не­
казенным языком. Он один давал возможность прочесть
то, что десятилетиями лежало в столах или было напи­
сано без всякой надежды на публикацию.
Сегодня значение самиздата, мне кажется, не умень­
шилось, хотя стало другим. Теперь он стимулирует
развитие гласности, подчеркивая дистанцию между
разрешенной смелостью официальных изданий и насто­
ящей свободой печати. В принципе, существование
самиздата - свидетельство острого неблагополучия в
обществе. При теоретически благоприятном течении
событий он в конце концов должен исчезнуть. Но такая
перспектива кажется пока мало реальной.
В моей собственной жизни самиздат сыграл очень
большую роль. Были годы, когда он являлся чуть ли не
единственным чтением и главным интересом. Читали,
бросив все дела, часто ночи напролет, иногда на рабо­
те. Я тогда работала в НИИ. Как-то, помню, целый
день просидела в I отделе, читая Солженицына.
Как литератору, мне самиздат тоже помог - лучшее,
что мной написано, пришло к читателю через него.
А что до политического образования, то я родилась
и выросла при Сталине, заморочена была достаточно. И
не будь в моей жизни самиздата, еще не известно,
сумела бы я "разогнуться".
ГУМИЛЕВ Лев Николаевич
Тринадцатый, четырнадцатый, немного пятнадцатого
века - вот здесь круг моих интересов, знаний. Я ученый, а из моей жизни как ученого было изъято
слишком много лет. После этого все мое время, и чело­
веческое тоже, поглощено наукой.
Поэтому на ваши вопросы не могу ответить - про­
сто не слышал, не читал, не знаю.
ТИЩЕНКО Борис Иванович, композитор
К самиздату я отношусь с уважением и благодар­
ностью. Это он дал мне возможность вовремя прочесть

316

огромное количество настоящей литературы. "Чевенгур”,
"Раковый корпус"... всего не перечислишь. И, конечно,
поэзия. Поэзия Бродского сыграла большую роль в моей
жизни. К тому же, нас связывали годы дружбы...
Особое место занимает самиздат музыкальный. Та­
кие, к примеру, вещи, как "Хроника моей жизни", "Диа­
логи с Крафтом", "Музыкальная поэтика Стравинского"
и многое, многое другое, в большинстве своем до сих
пор целиком не изданное. Так что для меня роль сам­
издата колоссальная - и в жизни, и в творчестве.
Значительная часть моей музыки написана на самиздатовские тексты. Правда, теперь уже многое издано.
К примеру, Вторая Симфония. Она была написана на
стихи Цветаевой 25 лет назад. Называется "Марина".
Была дважды исполнена. И лишь пять лет тому, когда
стихи эти были опубликованы в двухтомнике, увидела
свет и партитура.
"Реквием" на стихи Ахматовой писался в 6 5 -6 6 го­
дах. У меня до сих пор хранится самиздатовский
экземпляр текста с правками Анны Андреевны.
Сейчас работаю над Шестой симфонией, посвященной
памяти Е. А. Мравинского. Она тоже вокальная, состоит
из пяти частей. В основе первой - стихи Анатолия Ней­
мана "Сентиментальный марш", второй - "Эхо" Ахмато­
вой, третью я назвал "Я вам снюсь”, на стихи Цветае­
вой, четвертая - "Веком гонимый" - это стихи Мандель­
штама "На смерть Андрея Белого" и пятая часть - "Еди­
номышленник" Владимира Левинзона.
Так вот тексты первой и пятой частей пока суще­
ствуют тоже лишь в самиздатовском варианте. И, д у ­
мается, несмотря на перестройку в политике официаль­
ной печати, самиздат своего значения не потерял. Се­
годня многое издается. Но далеко не все и на всех все
равно не хватает.

317

КОРОТКО ОБ АВТОРАХ

А к с ю ч и ц Виктор, род. в 1949 году в одной
из деревень западной Белоруссии. Окончил мореходное
училище и философский факультет Московского универ­
ситета. В настоящее время является соиздателем (вместе с
Глебом Анищенко) независимого журнала христианской
культуры "Выбор”. Живет и работает в Москве. Руко­
пись публикуемой работы получена по каналам Самиз­
дата. См. также его статью "От отчаяния к надежде" в
"Гранях" № 151(1), 1989. Начало публикуемой в этом
номере статьи см. в "Гранях" № 152 (2), 1989.
Б а т ш е в Владимир - живет в Москве, занима­
ется литературно-сценарной работой. В юности - поэтсмогист, входивший в первое, как сегодня бы сказали,
неформальное литературное объединение "СМОГ". За ак­
тивное участие в демократическом движении был при­
говорен к ссылке, которую и отбыл. Спектр его литера­
турных интересов очень широк - от поэзии к докумен­
тальным киносценариям. Его стихи печатались в не­
скольких номерах "Граней" 6 0 -х годов.
Б л и н к о в а
Мира - эмигрантка из СССР, про­
фессиональный филолог, живет в Израиле.
Б о г о л ю б с к и й
Константин - живет в СССР.
Рукопись получена по каналам Самиздата.
Н и к о л а е в с к и й
Борис Иванович (18871966). В 1903-1906 годах - большевик, затем меньше­
вик. С 1921 года - в эмиграции, где и завоевал себе
имя замечательного специалиста по современной исто­
рии. Более подробно о нем см. предисловие Ю. Фельштинского к публикуемой в этом номере статье "Русские
масоны начала XX века".

318

Ч е р н и н Оттокар, министр иностранных дел
Австро-Венгрии в годы Первой мировой войны (с конца
1916 до апреля 1918 гг.). До этого занимал пост авст­
ро-венгерского посланника в Румынии до вступления ее
в войну на стороне Антанты.
Ш е н ф е л ь д
Игнатий, род. в 1915 году во
Львове. Там же окончил филфак университета. Печатать­
ся начал в 1935 г. как поэт и переводчик. В 1941 г.
оказался в Ташкенте, а в январе 1943 г. был арестован
по фантастическому доносу и решением ОСО был приго­
ворен к 10 годам заключения. В ходе этого "хождения
по мукам" - по тюрьмам и лагерям архипелага ГУЛАГа
- он встретил и сблизился со многими репресированными писателями и людьми необычайных и трагических
судеб. В 1956 г., после отбытия еще и трехлетней
ссылки, возвратился в Польшу, где занялся интенсивной
издательской, переводческой и литературной деятель­
ностью. В 1969 г. эмигрировал. С 1971 г. живет в Зап.
Германии и занимается литературоведением. Автор
большого числа публикаций в русских изданиях эми­
грации, включая "Грани".

319

Главный редактор
Е. А. Брейтбарт-Самсонова
Адрес редакции журнала «Грани»:
Grani c/o Possev-Verlag, Flurscheideweg 15,
D 6230 Frankfurt а. M. 80

Тел. (069) 344671
Непринятые рукописи не возвращаются.

Possev-Verlag, V. Gorachek KG, Frankfurt am Main

ОБРАЩЕНИЕ ИЗДАТЕЛЬСТВА «ПОСЕВ»
к литературной молодежи, н писателям
и поэтам, к деятелям культуры
— ко всей российской интеллигенции

Русское издательство «Посев», находящееся в настоя­
щее время за рубежом, во Франкфурте-на-Майне, пре­
доставляет вам возможность публиковать те ваши про­
изведения, которые по условиям политической цензу­
ры не могут быть изданы на Родине. Напечатаны эти
произведения могут быть в журнале «Грани», в ежеме­
сячнике «Посев» или изданы отдельными книгами.
Будет сделана попытка их публикации и на иностран­
ных языках.
Рукописи могут быть подписаны как фамилией автора,
так и псевдонимом, который будет строго соблюдаться
издательством.
Авторские гонорары в размере, соответствующем
установленным в «Посеве» ставкам, будут храниться в
издательстве до того времени, пока автор найдет воз­
можным их получить.
Пересылать рукописи в издательство «Посев» можно
как через своих граждан, едущих за границу, так и че­
рез иностранцев, посещающих СССР. Приехавший за
границу может сдать пакет с рукописью на почту, а в
случае необходимости — опустить в почтовый ящик
и без марок. На пакете с рукописью необходимо ука­
зать следующий адрес:
Possev-Verlag
Flurscheideweg 15,
D-6230 Frankfurt am Main 80

Предоставляя пишущим страницы своих изданий, мы
помогаем российской интеллигенции, а в особенности
молодежи, выполнять возложенную на нее историей
ответственную задачу — в свободном творчестве прав­
диво изображать жизнь и стремления нашего народа,
воспроизводить его духовный облик.
За свободное Творчество! За свободную Россию!
Издательство «ПОСЕВ»

ГРАНИ
ЖУРНАЛ ЛИТЕРАТУРЫ, ИСКУССТВА, НАУКИ
И ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКОЙ МЫСЛИ
Стоимость подписки на 4 номера:
в издательстве - 60 н.м.
через магазины - 70 н.м.

ПОСЕВ
ЕЖЕМЕСЯЧНЫЙ ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКИЙ
ЖУРНАЛ
Стоимость подписки на 12 номеров:
в издательстве — 72 н.м.
через посредников — 84 н.м.

СТОИМОСТЬ В РОЗНИЧНОЙ ПРОДАЖЕ:
„Г Р А Н И " - 17.50 н. м ., „ПОСЕВ" - 7 н. м.
Расходы по пересылке за счет подписчика

Подписную плату следует посылать:
почтовым переводом или чеком (в письме) по адресу
P O S S E V- V E R L A G

D- 6230 Frankfurt/Main 80, Flurscheideweg 15
или же банковским переводом на
Konto 2 412 75500, Dresdner Bank, Frankfurt/Main
или на почтовый счет
Postscheckkonto 334 61 -608, Frankfurt/Main.

ISSN 0017-3185