Чудовищная ложь [К. А. Найт] (fb2) читать онлайн

Чудовищная ложь (Заброшенный город, книга 1) - К. А. Найт.docx

Тридцать лет назад мир, каким мы его знали, канул в небытие. Теперь люди живут как крысы - в поисках пищи и безопасности, а стена насмешливо напоминает о том, что произошло...

Стена, которая удерживает монстров вдали от нас. Стена, благодаря которой мы в безопасности.

Стена, за которую я пробираюсь каждый день.

Я думала, что нахожусь в безопасности при свете дня за обшарпанным бетоном, думала, что знаю, как устроен мир, но, когда наступает ночь, и я оказываюсь в ловушке за стеной, монстры выходят поиграть. В буйстве теней, когтей и хвостов. Их черные глаза следят за мной, как за добычей, пока не приходит он.

Их вожак... и утверждает, что я его.

Я подыгрываю, оттягиваю время, но, когда прошлое и настоящее сталкиваются, я понимаю, что мой тщательно продуманный план выживания рушится. Секреты, которые хранят монстры, заставляют меня понять, что стена предназначена не для того, чтобы сдерживать монстров внутри, а для того, чтобы не дать правде выйти наружу.

Но в Заброшенном городе я нахожу свою цель, свое будущее. Вся чудовищная ложь, о которой нам говорили, скоро раскроется, и когда это произойдет, нужно будет выбрать сторону. Верность подвергнется испытанию, и тьма может поглотить всех нас.

~

Тексты всех книг выставляются исключительно для ознакомления и не несут никакой коммерческой выгоды.

Текст предназначен исключительно для ознакомительного чтения.

Все права на оригинальные тексты принадлежат автору и коммерческим и некоммерческим организациям.

После прочтения просим удалить книгу с устройства и не распространять файлы в сети «Интернет»

ЧУДОВИЩНАЯ ЛОЖЬ

(серия «Заброшенный город», книга 1)

Серия о разных главных героях, но все книги связаны между собой, поэтому читать нужно по порядку.

К. А. Найт

Переводчик: Психея

Редактор: Персефона

Вычитка: Джелато с шоколадом и Ведьмочка

Русификация обложки:  Ms.Lucifer

ПРОЛОГ

АРИЯ

16 лет назад…

Бегу так быстро, как только могут мои маленькие ножки, я уворачиваюсь и петляю, спотыкаясь о какой-то выброшенный мусор вдоль обочин. Если он поймает меня, мне придется плохо. Я видела, что он делает с такими же девочками, как я, с теми, у кого нет семьи, чтобы их защитить. Я совсем одна, живу, как крысы, которые по ночам грызут мои пальцы на ногах. Нет, мне нужно бежать. Я сглупила, так сглупила. Я знаю, что нельзя сидеть, но я так устала и проголодалась. Тряхнув головой, я чувствую, как ветерок развевает мои слезы вместе с короткими, взъерошенными волосами.

В ушах стучит сердце, а слезы текут рекой по лицу. Кожа головы все еще болит от того, что он схватил меня за волосы, и отпечаток руки украшает мое разбитое лицо. Вытерев сопли, я встаю и продолжаю бежать.

Я быстрая, даже для своего возраста. Мне всегда это говорили, и еще - тихая. Я слышу, как он кричит, пытаясь найти меня, но я уворачиваюсь и лавирую в крошечных пространствах, где он не может меня увидеть. Я нахожусь в заброшенном районе трущоб, но он где-то там, поэтому я пробираюсь дальше. Проскальзываю по сваям под некоторыми лачугами и бегу по лужам забытого переулка. От ужаса сдавливает грудь, и я едва могу дышать.

Когда врезаюсь лицом в стену и падаю на землю, я наконец понимаю, где нахожусь - рядом со стеной.

Я оглядываюсь по сторонам. Слышу, как он все еще ищет меня, но в памяти звучат слова моей матери.

«Не подходи к стене, детка. Не подходи, монстры съедят тебя»

Я встаю на шаткие ноги и делаю шаг назад, но слышу, как преследователь приближается. Тогда я вижу небольшой провал в кирпичной кладке. Кажется, что она обрушилась, и никто не заметил. Возможно, она достаточно велика, чтобы в ней поместилась рослая худая женщина, но недостаточно велика для него. Я знаю, о чем предупреждала мама, но это мой единственный выход, поэтому пролезаю в отверстие, пролезаю под стеной и выхожу в Заброшенный город.

Солнце садится в небе, и я слышу далекие крики монстров, обитающих в заброшенном мегаполисе.

Обхватив себя руками, прижимаюсь к стене, подавляя крики, оглядываясь вокруг, не зная, что делать и куда идти. Вдруг жесткая, теплая рука сжимает мое плечо, заставляя меня вскрикнуть и обернуться.

В тени на меня смотрят два ярко-оранжевых глаза.

Это последнее, что я помню перед тем, как потерять сознание.

▪ 1 ▪

АРИЯ

Наше время

Я спешу по переполненным улицам трущоб, пригнув голову, прикрывая лицо рваным серым капюшоном плаща. Меня все знают, но это не значит, что какой-нибудь пьяный идиот не воспользуется шансом. Осторожность никогда не бывает излишней – я знаю это лучше, чем кто-либо еще, особенно в моей профессии. Сливаться с толпой, вести себя тихо, скрытно и незаметно – вот что я делаю.

Я становлюсь незаметной, пробираясь сквозь толпу, сунув руки в карманы, чтобы не стянуть что-нибудь. Я больше так не делаю. Воровство и карманные кражи – это то, на что я поддалась в юности, чтобы выжить. Теперь, однако, я получаю гораздо больше, чем несколько монет или безделушек.

Кстати говоря, моя нынешняя зарплата прожигала дыру в кармане. Конечно, предмет был странным и востребованным, но я не жалуюсь. Грим – коллекционер всего прошлого и древнего, и он платит за них немалые деньги. Иногда я подбираю такие вещи во время своих прогулок, или, как сегодня, нахожу нужный ему предмет за хорошую плату. В конце концов, у меня нелегкая работа. Нет, она опасна. Я перевожу взгляд на серую, покрытую царапинами стену, разделяющую город, где находятся трущобы, где находят приют – там те, кто слишком беден и отчаялся сбежать. За ней – забытая история. Город, брошенный на произвол судьбы.

В нем никто не живет, кроме них.

Монстров.

Монстры, которые тридцать лет назад повергли наш быстро растущий и перенаселенный мир в хаос. Долгие годы на улицах города бушевала война, пока люди не поняли, что ее нельзя выиграть. Нет, чудовища оказались слишком сильными, слишком умными и слишком быстрыми. Поэтому правительство построило стену, запершую их в черте города, и оставило их голодать и умирать.

Только они не умерли.

Время от времени посылают группы, чтобы проверить монстров, но назад никто не возвращается. Я единственный человек, который перебрался за стену и осталась жива. Ну, не перебралась, но это секрет, который никто никогда не узнает. Я не скажу об этом ни единой душе, чтобы защитить людей от опасностей, которые скрываются за стеной, и единственный источник дохода, который не дает мне оказаться в доме удовольствий. Я видела там много таких девушек, как я, осиротевших и напуганных. В их глазах я вижу пустоту. Я всегда могу сказать, кто они, даже в обычной одежде. У них такой вид – несчастный и безжизненный. Мужчины и женщины платят за то, что с ними делают... ну, это ужаснуло бы любого. Никто не приходит в самый бедный, самый опасный район дома удовольствий за обычным сексом в постели. Они приходят за тем, что запрещено законом или привело бы в ужас их обычные заведения.

Оторвав взгляд от стены, опускаю голову как раз в тот момент, когда дождь начинает стихать и наступает ночь. В это время за стеной раздается шум, вой, ворчание и крики. Прожив здесь достаточно долго, я привыкла к ним, но в детстве они приводили меня в ужас. Я смотрела большими глазами на стену и спрашивала, в безопасности ли мы, не съедят ли они нас. Люди смеялись надо мной, но я видела беспокойство в их глазах. Никто не знает, выдержит ли стена. До сих пор она держалась, но кто знает, что принесет будущее?

Знаю только, что больше не боюсь ни стены, ни города.

Для меня теперь это тихое, знакомое и почти мирное место. Именно здесь, среди людей, меня охватывает ужас. Ведь это люди сделали меня сиротой, морили голодом, били, издевались и выбросили как мусор. Рука поднимается к маленькому шраму над губой. Он напоминает мне обо всем, что я потеряла, и обо всем, что я сделала, чтобы выжить.

Нет, я боюсь не монстров за стеной, а тех, с кем живу рядом.

Вскоре передо мной предстает здание с неоновой вывеской – магазин Грима – стоящее на сваях, высоко над трейлерами и лачугами, где продаются безделушки, коллекции и в котором можно купить и продать все, что угодно. Он также продает оружие, и я готова поспорить, что Грим продает даже людей. Я вздрагиваю при этой мысли. С ним надо держать ухо востро, но выбора у меня нет, когда на его деньги получаю еду после нескольких дней грызущего голода. В животе у меня бурчит при мысли о еде, но я привыкла к этому, поэтому не обращаю внимания и иду вперед. Я просто отдам ему его предмет, получу свои деньги, а затем поспешу домой, чтобы поесть и поспать несколько дней, и восстановиться после похода. Я зеваю, вспоминая комковатый матрас в моем однокомнатном доме. Несмотря на его состояние, это лучше, чем улицы или быть чьей-то игрушкой.

Я спешу в магазин, не обращая внимания на покупателей, прохожу за рваную желтую занавеску в подсобку, где Грим пересчитывает банкноты на стеклянном столе. Сигара зажата между его полными губами, а глаза устремлены на старый телевизор, установленный в углу, изображение на котором гаснет каждые несколько секунд.

— Чертов сигнал становится все хуже, чем больше они строят стену, — бормочет он и когда видит, что я стою там, вскакивает и смотрит на меня. —Девочка, в следующий раз шуми, мать твою! — кричит он.

Мне нравится нервировать этого сильного человека. Ухмыляясь, я откидываю капюшон и сую руку в карман, поглаживая предмет.

— С чего бы мне это делать, если ты платишь мне за молчание и осторожность?

— Ладно, ладно, отдавай уже, — ворчит он.

— Сначала деньги, — возражаю я.

Смеясь, он начинает считать купюры.

— После стольких лет ты все еще не доверяешь мне.

— Я никому не доверяю. — Я пожимаю плечами. — Ничего личного.

— Да, и так ты остаешься в живых. Ладно, детка, держи, и еще сверху за то, что так быстро принесла.

Я вытаскиваю голову и передаю предмет ему.

Грим осторожно поглаживает ее, проверяя, нет ли повреждений.

— Отлично. С тобой приятно иметь дело, малыш.

— Вот почему ты не даешь мне умереть. — Я засовываю деньги в карман и начинаю двигаться к двери, желая поскорее уйти. Видимо, я задержалась, потому что он встает и смотрит на меня.

— Девочка, подожди. У меня есть для тебя другая работа.

Я колеблюсь. Мне сейчас ничего не нужно, и я хотела выходной, но он наклонился ко мне.

— Ты заработаешь больше денег, чем за год, а может, и за два.

Черт, ладно, я не могу отказаться, и теперь он меня заинтересовал. Такая зарплата могла бы вытащить меня из трущоб в более безопасный район. Но смогу ли я уйти, если это все, что я знаю? Словно поняв, что я у него в руках, Грим возвращается на свое место

Зная, что он предлагает столько денег, я все же беспокоюсь о том, что он хочет от меня.

— Я никого не буду убивать, — пробурчала я.

— За кого, черт подери, ты меня принимаешь? — Он качает головой. — Не отвечай. Я – наводчик, ты – искатель, мы не убийцы. Люди приходят к нам за потерянными предметами или, как в данном случае, чтобы получить что-то за стеной.

— Я слушаю, — отвечаю я, но не сажусь. Я качаюсь на пятках, готовая убраться отсюда, как только решу, что делать.

— Кто-то заплатит большие деньги за то, чтобы кто-то оказался там, — говорит он мне.

— В смысле человек? — спросила я, искренне потрясенная. — В смысле, ты хочешь, чтобы я взяла человека с собой за стену? Зачем?

— Да хрен его знает, я и не спрашивал. Они платят мне за это. Все, что я знаю, это то, что они не хотят никаких вопросов, и они хотят, чтобы этого человека сопроводили и вернули в целости и сохранности.

Я спорю с собой, но, честно говоря, мне лучше работать в одиночку. Я никогда никого не проводила за стену. Я знаю некоторых людей, которые пытались и погибли, так что я могу полагаться только на себя. Кто-то другой поставил бы мою жизнь под угрозу и разрушил бы безопасность, которую я обрела за стеной.

— Нет, — отвечаю я.

— Хорошо, я найду кого-нибудь другого, — раздраженно огрызается он.

— Нет никого другого, и ты это знаешь, — отвечаю я.

Я поворачиваюсь, чтобы уйти. Я могла бы подумать об этом, но знаю, что права – никто другой не сможет провести человека в город незамеченным. Я могу просить о чем угодно. Черт, я собираюсь это сделать, да?

— Мне нужно пять тысяч, а не три, — говорю я, не оборачиваясь.

— Заметано, — отвечает Грим без колебаний, и я чуть не кричу от волнения, но мне удается сохранить спокойствие. — Туда и назад в целости и сохранности. Войти и выйти, девочка, я серьезно. Это очень важно, связано с самим нашим правительством.

Я дрожу. Если они нанимают нас, значит, дела идут плохо. Может, и хорошо, что я согласилась на эту работу, а потом уеду, пока есть возможность. В конце концов, у меня уже давно дурное предчувствие, так что, возможно, это только начало конца. Никто не может жить здесь вечно, а трущобы слишком переполнены. Болезни, убийства и столько преступлений, что в какой-то момент им придется вмешаться.

— Поняла. Приводи его на обычное место в пять утра. Я хочу выйти на рассвете и во время пересменки.

— Понял, девочка. Будь осторожна, хорошо?

— Не надо меня сейчас успокаивать. — Я ухмыляюсь, а он отмахивается от меня.

— Ты лучший работник, который у меня есть, вот и все. — Грим бросает мне пачку купюр – половину аванса. Даже держа в руках столько денег, я нервничаю. Я могла бы купить на них новую жизнь, но этот мир — дорогое место. И потом, что я буду делать, чтобы заработать деньги? Эта жизнь – все, что я знаю. Таким, как я, не выбраться из трущоб.

Мы живем и умираем здесь.

Я знаю свое место, и когда я спешу прочь, меня охватывает волнение от перспективы вернуться в тишину обнесенного стеной города — место, где я могу быть собой. Он полон неведомых чудовищ, но в нем также так много жизни и свободы.

▪ 2 ▪

АРИЯ

На следующий день, с утра пораньше, я жду на месте встречи. Рассвет едва озарил небо, но даже сейчас уже поздновато выдвигаться. Если этому незнакомцу, которого я должна доставить в город, нужно куда-то попасть или что-то сделать, это может занять весь день. В городе нет исправных машин и поездов, поэтому придется идти пешком через послевоенные разрушения и пустынные улицы, а я никогда...

Никогда не остаюсь там после наступления темноты.

Я прислоняюсь спиной к стене лачуги, вокруг никого нет, кроме крыс, копошащихся в мусоре. Никто, кроме меня, не знает входа, и я планирую так это и оставить, потому что я не смогу простить себе, если кто-то попытается пойти следом, увидев меня, и погибнет. Это была бы моя вина.

Раздается шум, а затем маленькая фигурка в темном плаще сворачивает за угол и останавливается передо мной. Повернув голову, я выплевываю безвкусную жвачку, которой заменяю еду, и отталкиваюсь от стены, иду к нему.

— Ты опоздал, — огрызаюсь я.

— Мне сказали… — Голос определенно принадлежал женщине. Думаю, могло быть и хуже. Мужчины обычно громче и глупее, и я бы не чувствовала себя в безопасности, как бы сексистски это ни звучало.

— Солнце встало, и мы уже отстаем от графика. Если хочешь пройти за стену, тогда выдвигаемся сейчас. Ты ни на шаг от меня не отходишь, молчишь, пока я не заговорю с тобой, поняла? Иначе я тебя брошу.

— Я поняла, — отвечает нежный, мягкий голос.

— Сними капюшон.

— Я... Мне сказали...

— Сними его. — Я закатываю глаза. — Я не собираюсь причинять тебе боль или пытаться выведать твои секреты – у меня своих хватает, но мне нужно знать, с кем я работаю.

Она неохотно снимает плащ, складывает его и аккуратно кладет в рюкзак, прежде чем поднять глаза и встретиться со мной взглядом. У нее ярко-серые глаза – необычный цвет, но красивый – и длинные светлые волосы. Она выглядит так, как не выгляжу я – ухоженной, чистой и богатой. Ее одежда сшита на заказ и, несомненно, дорогая, а на ткани нет ни единой дырочки. И все же она здесь, нуждается в моей помощи. Интересно, почему она хочет пройти за стену? Девушка не похожа на человека, который пачкает руки, особенно когда замечаю очки в черной оправе в ее рюкзаке и ухоженные, накрашенные ногти.

— Держи. — Я бросаю ей рваную ткань, которую сжимала в руках. — Повяжи ее на глаза. — Она ловит ткань и держит подальше, морща нос от запаха. Я чуть не фыркнула. Девушка, вероятно, из большого, богатого города, потому что она точно не из трущоб. Просто великолепно. Принцесса-сноб.

— Зачем?

— Чтобы ты не знала дорогу, дура, — огрызаюсь я, чувствуя раздражение. — Хватит задавать вопросы и делай, что тебе говорят. Это может спасти тебе жизнь.

Она сглатывает и отводит взгляд, ее щеки краснеют от смущения.

— Как я буду видеть?

— В том-то и дело, что не увидишь. Ты будешь держаться за мою куртку, пока мы не пройдем. Как только мы окажемся за стеной, сможешь снять повязку. Кроме того, ты слишком чистая. Ты же знаешь, что испачкаешься, верно?

Она пожимает плечами.

— Это всего лишь одежда.

Я почти срываюсь. Всего лишь одежда? Если бы она только знала. За такую одежду здесь могут убить. Мне пришлось бы копить почти всю жизнь, чтобы достать такие плотные, теплые, чистые вещи, а она так легкомысленно отмахнулась от моего предупреждения.

Богатая идиотка.

— Ладно, пошли. — Я не хочу больше разговаривать с ней и показывать ей свою зависть. У меня миллион вопросов, но знаю, что лучше держать язык за зубами, чтобы в конце концов не умереть. Нет, я сделаю свою работу, буду молчать, получу свои деньги и забуду, что это вообще произошло. Когда она повязывает тряпку вокруг головы, я резко дергаю за нее, чтобы проверить, заставляя девушку споткнуться. Неуклюжая и слабая. Странно, что она здесь. Девушка — легкая мишень, это точно.

Взяв ее хрупкую, не замаранную руку в свою мозолистую, грязную руку, я прижимаю ее к спинке куртки.

— Ни в коем случае не отпускай. Если ты потеряешься, я тебя брошу.

— Как тебя зовут? — спрашивает она, кривя губы в беспокойстве.

— Ария, — отвечаю я. — А тебя?

— Талия, — отвечает она с улыбкой.

— Ну, Талия, надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — бормочу я и поворачиваюсь, а затем неторопливо начинаю двигаться по переулкам. Я стараюсь замедлить свои обычно быстрые, бесшумные шаги, чтобы она могла идти в ногу, не спотыкаясь. Но даже с повязкой на глазах она ведет себя как девчонка. А еще она громкая. Ее шаги тяжелые, дыхание глубокое, и она издает небольшие звуки, о которых не подозревает.

Практически чертов маяк.

Ей явно никогда не приходилось молчать, чтобы быть в безопасности или скрываться от кого-либо. На самом деле, я очень сомневаюсь, что она много гуляла в своей жизни. Судя по её виду.

— Пригнись, — инструктирую я, пока мы движемся под сваями и огибаем несколько углов. Там, скрытый за мусором и брезентом, находится вход. Он единственный, о котором я знаю, кроме ворот с людьми, которые находятся в нескольких милях отсюда. Даже исследовав весь город, я не нашла другого. Такое впечатление, что что-то пыталось выйти или кто-то пытался войти. Я не знаю, удалось ли это кому-то из них, но думаю, что нет, поскольку у нас не было сообщений о сбежавших монстрах, а дыра была здесь с тех пор, как я себя помню.

— Сейчас тебе нужно встать на колени и ползти. Держись за мою ногу. Я буду двигаться медленно, и будет тесновато, так что не пугайся и не кричи.

— Х-хорошо, — заикается Талия, когда я опускаюсь на колени в мокрую грязь, отодвигаю мусор в сторону и начинаю ползти. Я чувствую ее неуверенную руку на своем ботинке и слышу ее брезгливый вздох, когда она ползет за мной, но, к счастью, не жалуется и не паникует, и через минуту мы оказываемся на другой стороне. Прижав ее к стене, я удерживаю Талию на месте.

— Не двигайся, не смотри и не издавай ни звука, — шиплю я, прежде чем пролезть обратно в дыру и затянуть мусор на место с помощью веревки, которую я прикрепила. Как только он надежно закрепился, я выбралась наружу и откинула волосы назад, осматривая окрестности в поисках любых признаков монстров или людей.

Как обычно, нет ничего, кроме заброшенного города... кроме нового блестящего камня, оставленного на куче возле дыры. Я вздрагиваю, когда вижу его — единственный признак жизни. Не знаю, кто и зачем кладет их туда, но я отворачиваюсь. Если бы не звуки по ночам, я бы даже не поверила, что слухи о монстрах правдивы. За все то время, что я здесь живу, не видела ни одного. Даже в детстве, когда нашла дыру, и не помню, чтоб видела что-то, но однажды, когда поздно возвращалась, клянусь, почувствовала, что за мной наблюдают. Этого хватило, чтобы вызвать мурашки страха по спине и проникнуться уважением к некогда шумному мегаполису, который стоит в упадке и одиночестве.

Снимая повязку с глаз Талии, я отступаю назад, и она удивленно ахает и смотрит на город большими глазами. Я поворачиваюсь и смотрю на него так, как никогда раньше, пытаясь увидеть его ее глазами.

Некогда сверкающие небоскребы теперь заросли и забыты. Окна либо разбиты, либо пусты, либо потемнели от пыли и времени. Растения прорастают сквозь трещины в зданиях и некогда идеальных бетонных дорогах и тропинках. Мусор, брошенные автомобили, велосипеды, электрички и трамваи заполняют дороги в случайных промежутках, как будто их просто бросили в спешке. Однажды я нашла в одном из них скелет, а к нему вела окровавленная тропинка.

Дома и магазины стоят открытыми и пустыми. Жутко и страшно. Однако дикая природа все еще жива, и я вижу птиц, несколько одичавших собак, кошек и оленей. На другом конце города находится зоопарк, но я стараюсь обходить его стороной. Кто знает, остались ли животные в своих клетках, бедняжки, или они умерли от голода? Если нет, то они бродят где-то поблизости, и иногда, клянусь, я слышу рык медведей или львов. Возможно, это мое воображение, но все же.

Пакеты развеваются на ветру, зацепившись за велосипеды, или просто валяются на земле, брошенные в спешке. Мимо нас с ветерком пролетают банкноты, старая валюта, и Талия вздыхает.

— Люди спасая жизни в спешке все побросали, — объясняю я, оглядываясь на нее. — Некоторые пытались купить себе дорогу через стену, но это не удалось. — Я киваю налево, затем вниз, на грязный участок стены вдалеке. — Там внизу — братская могила. Ни один из них не был похоронен, просто тела навалены на тела. Сейчас все они — разлагающиеся скелеты, а стену украшают следы когтей и крови.

— Здесь так... тихо, — шепчет она, глядя на меня.

Я ухмыляюсь.

— Город оживает ночью. — Она права, здесь тихо, и, как всегда, я глубоко вдыхаю. Возможно, многие испугались бы здесь находиться в одиночестве, зная, что где-то спрятались монстры, возможно, спят, но я нахожу это освобождающим. Тут за тобой никто не следит, и не о ком беспокоиться.

Здесь... я просто свободна.

Иронично, не правда ли?

Я оглядываюсь на Талию и вижу, как она обхватывает себя руками, поеживаясь и от яркости солнца, и от страха.

— Куда?

Она моргает, и я делаю шаг перед ней, загораживая ей обзор.

— Куда? — повторяю я.

— У меня, э-э, у меня есть карта. — Она достает старую карту города, на которой обозначены станции метро, трамвайные линии и дороги. Разворачивает ее трясущимися руками и протягивает мне.

Взяв карту, я изучаю область, где на бумаге отмечен черный крестик с каким-то словом сбоку, включая код.

— Чтоб меня черти драли, — огрызаюсь я.

— Что?

— Это в центре города.

— Это проблема? — обеспокоенно спрашивает она, закусив губу.

Сложив карту, я засовываю ее в карман.

— Только если ты хочешь остаться в живых, — ворчу я. — Я держусь окраин, если могу. В городе слишком много больших зданий и подземных входов, и слишком много темноты, где они любят таиться.

— Ох, — это все, что она говорит.

Передернув плечами, я достаю свои солнцезащитные очки и надеваю их. Я взяла их в старом магазине несколько лет назад.

— Нам лучше поспешить.

— Мы все еще идем? — она сглотнула.

— Мне нужны деньги, а тебе нужны... ну, что там тебе нужно, так что да, мы идем, но нам нужно идти быстро. Никаких перерывов и остановок, если ты хочешь добраться туда и обратно до ночи.

— А что будет потом?

— Когда солнце сядет, монстры выйдут поиграть, — поддразниваю я, идя назад, прежде чем повернуться и уйти. Я избегаю мусора на земле, но она, однако, нет, так как спотыкается, пинает банки и шумит.

— Подожди, пожалуйста.

— Шшш, — шиплю я, поворачиваясь и указывая на ее ноги. — Следи за ногами и говори тише.

— Извини, — шепчет она. — Как... Что нам делать, если мы встретим монстра?

— Бежать как угорелые и надеяться на лучшее? — смеюсь я.

Я продолжаю идти, а она спешит за мной.

— Ты никогда не сталкивалась с ними?

— Никто не сталкивался и не выжил, чтобы рассказать об этом, — напоминаю я ей. — Мы все знаем легенды о них и о том, как они опасны. Монстры могут убить человека еще до того, как мы успеем закричать. Я не особенно хочу быть обедом, а ты?

Она качает головой, пока я пригибаюсь под упавшим фонарным столбом.

— Хорошо, тогда будем надеяться, что мы не встретим ни одного.

— Будем.

После этого я игнорирую Талию как могу, пытаясь притвориться, что это обычная работа, но ее ворчание, ругательства и спотыкания заставляют меня закатывать глаза. Она не создана для такого рода миссий. Неуклюжая и шумная, девушка спотыкается обо все подряд. Когда я запрыгиваю на машину, мне приходится помогать ей подняться и перелезть через нее, а когда мы перебираемся через разрушенное здание, чтобы избежать воронки от бомбы, она визжит, когда мимо нее пробегает крыса. Прошел всего час, а девушка уже вспотела, запыхалась и явно нуждается в передышке. Я могла бы быть грубой и подтолкнуть ее, но мне нужно доставить ее туда и обратно живой, поэтому вместо этого направляюсь через старый магазин комиксов и поднимаюсь по лестнице. Она топает за мной, и мы выходим на крышу. Я запрыгиваю на край, раскачиваясь ногами вперед-назад, осматривая город.

— Сиди и пей, — приказываю я, не глядя на нее.

— Ты быстрая, — хрипит Талия, опускаясь рядом с карнизом и доставая воду и глотая ее.

— Не пей так быстро. Затошнит, и тебе нужно все нормировать. Здесь давно отключили воду и электричество.

Она замирает с бутылкой у рта, затем пьет воду и отворачивается.

— Я знаю это, черт, мне жаль. У меня так плохо получается, — ворчит она.

— Я бы тебя не выбрала, — поддразниваю я. — Так почему ты здесь? — Мне не следовало бы спрашивать, но я не в силах удержаться. Что заставляет такую богатую, умную женщину, как она, покинуть безопасную жизнь и рисковать ею вместе с монстрами?

— Я не думаю, что должна говорить, — осторожничает она.

— Талия, разве я похожа на человека, который болтает? Или, если уж на то пошло, похожа на человека, которому есть кому проболтаться? — Я ухмыляюсь. — Тебе не обязательно рассказывать мне всё.

— Я работаю в лаборатории, принадлежащей правительству. Они оставили здесь некоторые исследования, и это всё, что я знаю. Я должна его забрать.

— И они не послали команду, целую армию, через главные ворота? — Я хмурилась.

— Они бы не справились, — отвечает она, но, похоже, не уверена в себе. — Они хотели сделать это тихо и быстро.

— Скрытно. — Я киваю, понимая теперь. — И все же, почему выбрали тебя? Не хочу показаться грубой, но почему не суперсолдата или шпиона?

— Честно говоря, не знаю. Я не спрашивала. Я годами ждала возможности проводить практические исследования и заниматься тем, чему меня обучили. Это единственный шанс, который они мне дали, так что я не могу всё испортить. Я получу исследования, и они наконец-то позволят мне исследовать то, что я хочу.

— Что именно? — спрашиваю я, поворачиваясь, чтобы посмотреть на нее.

— Я хочу провести анализ влияния наших культурных источников пищи на детей и обездоленных, — объясняет она. — Я хочу помочь сделать мир лучше.

— Детка, ты единственная, кто этого хочет. — Талия явно старше меня, но по какой-то причине я хочу защитить невинность в ее глазах.

— Что ты имеешь в виду?

— Правительство никогда не изменится. Им нравятся трущобы. Они держат бедных в бедности, а богатых в богатстве. Существует четкий порядок. Они никогда не сделают ничего, чтобы изменить это, потому что им это выгодно. Богатые зарабатывают больше, живут дольше и лучше, а бедные убивают друг друга за объедки. Им это нравится, и так будет всегда. Ничто не изменит этого. Извини, Талия, что лопнула твой пузырь.

Она хмурится и смотрит на свою бутылку. Услышав шум, я осматриваю улицы внизу. Замечаю собаку и расслабляюсь, даже когда ее тихий, но сильный голос наполняет воздух. Он наполнен целью и страстью, которых я не слышала от нее раньше.

— Ты ошибаешься. Многие хотят сделать этот мир лучше, и я одна из них. Я добьюсь этого. Мы сможем сделать лучше, чем раньше.

— Надеюсь, ты права, — отвечаю я, оглядываясь на нее. — А теперь пей. Нам нужно идти дальше.

▪ 3 ▪

Я слежу за ними по городу, голос и шаги блондинки эхом разносятся по все еще спящим гигантам некогда идеальных небоскребов – как призыв к тем, кто проснулся. К счастью, в это время суток здесь только я, и ни охотники, ни стражники, ни шпионы из других секторов не посмеют вступить в мое королевство, поэтому я знаю, что люди, бредущие по городу, в безопасности.

Рыжую я видел раньше. У нее волосы цвета солнечного света, переплетенного с кровью. Я выслеживал ее и преследовал. Она стала моей навязчивой идеей. Я оберегаю ее на расстоянии, охраняя от своих собратьев и любого существа, которое могло бы причинить ей вред.

Она — человек из-за стены. Однажды я нашел ее вход и теперь часто жду там, гадая, когда она вернется. Она самое интересное существо в этом городе – смелая, уверенная и авантюрная. Однажды она чуть не упала с крыши здания, когда прыгала между ними, и от ее тихого смеха я едва улыбнулся, даже когда приготовился выйти из темноты и поймать ее, если она поскользнется.

Рыжик заставляет мое темное, измученное сердце колотиться от голода и восторга.

Девушка храбрая, раз за разом возвращается сюда и никогда не выглядит испуганной или неуверенной. Нет, она бродит по моим улицам так, словно они принадлежат ей, и, наверное, так оно и есть, ведь я, вождь орды, защищаю ее издалека. Не то чтобы мои приспешники знали об этом, ведь они ничего не знают о моем человеке. Я обычно рассказываю им все, как и подобает хорошему вождю, потому что доверяю им, но не про нее – не о ней, не про мой маленький темный секрет и голод, который я испытываю к ней.

Люди — наши враги, причина, по которой мы существуем и находимся в ловушке.

И все же вот он я, обеспокоенный тем, что она забралась на край крыши, избегая опасности. Я двигаюсь вперед, чтобы получше рассмотреть ее, когда она поворачивает лицо к солнцу. Ее губы сжаты, заставляя меня возбудиться, а член затвердеть, что он делает только для нее. Должно быть, я дернулся от усилий, стараясь сдержать возбуждение, потому что оконный карниз рушится и с шумом падает на землю.

Я ныряю обратно в тень здания, как будто она может меня увидеть, хотя я знаю, что не видит, но ее проницательные, прищуренные глаза осматривают окружающие меня здания и улицы, ища источник тихого камнепада внизу. Она хороший охотник. Даже сейчас, когда разговаривает со своей спутницей, её глаза не перестают осматривать окрестность, а тело напряжено и подготовлено. Она, в отличие от медлительной блондинки, боец.

Она также сильна для человека, что удивительно.

Раньше Рыжик никогда никого не брала с собой. Я гадаю, почему сейчас и почему она выбрала кого-то, кто так явно слаб.

Мне хочется очертить ее лицо, как это делает солнце, а когда она встает и потягивается, демонстрируя свои мышцы и подтянутое тело, я завидую ветру, который ласкает ее изгибы.

Когда они снова начинают идти, я следую за моим Рыжиком, держась темноты, зданий и укрытий. Все это время я смотрю на нее, наблюдая, ожидая и оберегая.

Что-то в воздухе заставляет меня напрячься. Сегодня все по-другому, и до захода солнца я чувствую, что узнаю почему.

Надеюсь, мой маленький человечек будет готов.

▪ 4 ▪

АРИЯ

— Так почему ты хочешь пойти в это место? — наконец спрашиваю я, осматривая все вокруг. По какой-то причине между моими лопатками горит, и я на взводе. Обычно я бы шла тише, возможно, нашла бы место, где можно спрятаться и понаблюдать, но это невозможно. Нам нужно идти дальше, чтобы успеть вернуться до наступления ночи, поэтому вместо этого я пытаюсь отвлечь Талию от беспокойства, наблюдая за местностью.

— Эмм, — осторожно говорит она.

— Мы уже выяснили, что мне все равно. — Я ухмыляюсь ей, прежде чем окинуть взглядом окрестности.

— Им нужны результаты некоторых исследований. У меня есть карта лабораторий и коды...

Я останавливаю девушку, и она громко спрашивает:

— Что за...

— Шшш, — шиплю я, держа руку наготове, чтобы остановить ее, пока сужаю глаза на переулок. Могу поклясться, что секунду назад видела там движение.

— Боже мой. Что это, монстр?

— Скорее всего, это было дикое животное, — говорю я Талии. — Лучше перебдеть, чем недобдеть. Давай просто продолжим идти дальше. Что бы это ни было, оно следило за нами довольно долго, так что я не думаю, что они желают нам зла, — вру я. Это правда, но, насколько я знаю, они могли просто загнать нас к месту убийства.

— Ой, — шепчет она, часто дыша, и в ее глазах светится страх, который практически чувствую в воздухе. Отлично. Талия просто шведский стол для диких животных.

Я сжимаю ее руку и тяну за собой, снова начиная идти, но на этот раз молчу, чтобы внимательно прислушиваться к любым признакам нападения. Она глотает воздух и осматривает наше окружение, ничего не замечая, реагируя скорее на инстинкты.

— Лаборатории находятся под землей? — спрашиваю я после того, как мы прошли еще двадцать минут без признаков нападения.

— Я думаю, они спрятаны под головным исследовательским центром.

— Спрятаны? — фыркаю я. — Что за странное дерьмо они делали?

— Ничего плохого, но они хотели защитить свои исследования, — отвечает она, но не кажется уверенной. Возможно, они не сказали ей, потому что это было выше ее компетенции. Хотя нет ничего удивительного в том, что они прячут лабораторию. Правительство еще те ублюдки, которые заботятся только о богатых. Все в трущобах это прекрасно знают.

— Животное, оно все еще преследует нас? — тихо спрашивает девушка.

Я пожимаю плечами.

— Ага. Может, ему интересно. Держу пари, оно не часто встречает людей. Возможно, оно боится нас, или мы просто забрели на его территорию. Я надеюсь, что если мы будем сохранять спокойствие и держаться подальше, оно в конце концов потеряет интерес и уйдет.

— Что за животное? Собака? — шепчет девушка, ее взгляд переходит на мое плечо, как будто она может его заметить.

— Может быть, или кошка, но думаю о большем. Может быть, волк или лев. Некоторые сбежали из городского зоопарка, когда возвели стену.

Она прикрывает рот, чтобы заглушить визг, что заставляет меня ухмыльнуться.

— Что? Ты забыла, сколько всего оставили в городе? Ты была бы потрясена теми находками, которые я здесь видела.

— Зачем ты это делаешь? — спрашивает она, встретившись с моими глазами, когда я обхожу огромную воронку от бомбы и тащу ее за собой, чтобы Талия не упала, поскольку она слишком занята тем, что смотрит на меня, а не себе под ноги.

— Что делаю?

— Приходишь сюда? — спрашивает она.

— Деньги, — отвечаю я. — Разумеется.

— Да, но это еще не все. Ты умная, но здесь ты кажешься... почти расслабленной. Спокойной. Не напуганной, как все остальные. Ты можешь получить деньги где угодно...

— В мире все работает не так, принцесса, — фыркнула я. — Деньги достаются нам с трудом. С кровью, потом и слезами. Лучше я буду приходить сюда, чем позволять богатым придуркам воплощать свои сексуальные и пыточные фантазии на моем теле, пока я не отвыкну ходить или работать, ясно? — бушую я, теперь я в бешенстве.

— Мне жаль, — грустно пробормотала она. — Я забыла...

— Нет, ты не понимаешь. У тебя легкая жизнь. Как у всех богатых людей.  Тебе не дано понять, и ты не можешь видеть дальше своего богатства, чтобы беспокоиться, — бормочу я, и Талия на мгновение замолкает, пока я помогаю ей пройти через заброшенный, пустой автобус.

— Я не это имела в виду. Прости, что обидела тебя. Я думаю, то, что ты делаешь, очень смело, мне просто было любопытно. Мне очень жаль. Иногда я не думаю, прежде чем сказать.

Я киваю, но молчу и вижу, как Талия корит себя. Ее рот открывается каждые несколько секунд, прежде чем она вздохнет, посмотрит на меня, а затем снова опустит взгляд на землю.

— У тебя слишком тесная обувь. Тебе больно идти? — комментирую я, заметив, что она немного прихрамывает.

— Они новые, — признается она.

Я киваю и осматриваюсь. Найдя то, что мне нужно, я оставляю ее там. Талия окликает меня, пока я спешу в открытый магазин. Оглянувшись из темного помещения, я вижу, что она стоит на солнце, прикрыв глаза. Выглядит очень одинокой и напуганной, поэтому я быстро ищу то, что мне нужно, чтобы вернуться к ней. Зная девушку, она попадет в пасть льва. Там, на почти пустой дальней стене, находится то, что я ищу. Пробираясь через выброшенные коробки и разграбленные полки, быстро добираюсь до стеллажа. Встаю на цыпочки и тянусь к ним, цепляясь пальцами за край, и тяну их вниз, отчего они падают и бьют меня по лицу.

В этот момент я чувствую движение воздуха. Я снова опускаюсь на пятки и замираю, настороженно вглядываясь в полки и прислушиваясь.

Ничего нет, пока вдруг...

Клянусь, кто-то дёрнул меня за волосы, но когда я поворачиваюсь и поднимаю оружие, то вижу только тени. Черт, я начинаю нервничать.

Покачав головой от собственной глупости, я крепче сжимаю обувь и возвращаюсь на улицу, где она ждет, почти трясясь от страха.

— Держи. — Я протягиваю их Талии. — Более хорошая обувь и больший размер. С твоими носками, они подойдут в самый раз, и у тебя не будет много мозолей. — Я согнула кожу, чтобы убедиться, что она не будет натирать, и Талия осторожно взяла их, переведя взгляд с них на меня.

— Спасибо.

— Да не за что, я ведь их не купила, — насмехаюсь я.

— Нет, спасибо за твою доброту, даже после того, как я так легкомысленна. Спасибо. — Она снова кивает, и я отворачиваюсь, чтобы посмотреть, как Талия стоит на коленях и меняет обувь.

— Ух ты, они и правда лучше, — признается она, вставая и прыгая вверх-вниз, проверяя их.

— Я же говорила тебе, что я умная, — поддразниваю я. — Пойдем, нам еще нужно найти твою лабораторию, а с такими темпами нам придется бежать обратно.

— Я ненавижу бегать, — ворчит она.

— Я так и поняла. — Я смеюсь, не в силах остановить себя, но когда мы снова начинаем идти, мой взгляд останавливается на пустом магазине, где, клянусь, что-то или кто-то прикоснулся ко мне. Отвернувшись, прежде чем вернуться и проверить, я сосредотачиваюсь на текущей задаче.

Я дважды проверяю ее карту, пока мы идем.

— Думаю, еще идти около часа. Как только мы окажемся внутри, нужно действовать быстро. Никаких проволочек. Собери свои исследования и возвращайся, хорошо?

— Конечно. — Талия кивает, и кажется, что она взволнована перспективой лаборатории, что заставляет меня застонать.

Ученые.

▪ 5 ▪

src="/i/97/660997/img_3">

Ее смех радует меня, а глаза...

Я могу поклясться, что Рыжик видит меня. Я не собирался тянуться к ней и запускать когти в пряди ее волос, но не смог удержаться, так как они светились, как огоньки в затемненном магазине. Когда мой человечек повернулась быстрее, чем я ожидал, я снова скрылся в тени, но, клянусь, ее глаза смотрели прямо на меня. Но если бы это было так, она бы закричала и убежала.

Нет, она не видела меня. Это было просто желание.

Я снова преследую ее. Рыжик уже столько раз почти замечала меня, и ее прежнее поведение, когда она разговаривала, осматривая магазины, не обмануло меня. Рыжик знала, что там что-то есть, но не знала что. Она не ошиблась, когда сказала светловолосой женщине, что я не представляю угрозы.

Не для нее.

Я не причиню ей вреда.

А всем остальным? Они в опасности.

Даже сейчас я вижу, как за ней охотятся монстры, привлеченные громкими шагами ее спутницы. Некоторые из них похожи на меня, а некоторые – настоящие звери, которые когда-то были королями и достопримечательностями этого города. Теперь они охотятся на грызунов и других животных, чтобы выжить, оставленные людьми умирать. Но я могу оценить их красоту и то, как ловко они скользят между зданиями, их глаза светятся в темноте.

Если звери попытаются тронуть моего человека, я покончу с ними. Не потому, что хочу, а потому, что должен.

Она моя, и я должен ее защитить.

Я следую за моим человечком, зная, что должен вернуться к своему народу. Они будут интересоваться, куда я пропал. Мы все в основном одиночки и любим свою независимость, и им не нужен присмотр, но меня долго не было. Мой народ может подумать, что кто-то из других напал на меня, и тогда они могут замышлять месть, готовые разжечь войну.

И все же я не могу оставить Рыжика.

Даже ради своего долга.

Даже ради моего народа.

Она умна, избегает мест, где обитают животные и монстры. Ее глаза всегда следят за всем, и она уклоняется от рушащихся зданий и проводов под напряжением, двигаясь в быстром темпе. Вскоре она оказывается в самом центре города, который является нейтральной зоной.

Место встречи.

Именно здесь произошла самая первая волна.

Что она здесь делает?

Она еще раз оглядывается по сторонам, прежде чем вместе с блондинкой направляется в то самое здание, с которого все началось.

Здесь они держали в клетках мой народ.

Здесь они создали монстров.

▪ 6 ▪

АРИЯ

Мы быстро добираемся до места, после того как я дала Талии другую обувь. Она ни разу не пожаловалась, и мое раздражение по поводу всей этой миссии немного уменьшилось. Талия явно старается изо всех сил, и у нее нет другого выбора, кроме как быть здесь, так что лучше нам просто войти, выйти, а потом забыть, что все это произошло.

Но даже при этой мысли по спине бегут мурашки от осознания и чувства уверенности.

В этом походе чувствуется что-то другое, даже большее, потому что я никогда не заходила так далеко и у меня было плохое предчувствие. И дело не только в вечерних сумерках, хотя и это беспокоит. Это что-то другое, что-то запредельное.

Что-то страшное.

У меня нет другого выбора, кроме как идти дальше. Я не могу вернуться без Талии или ее исследований, иначе к обеду я буду мертва, поэтому, когда мы пришли на площадь с небоскребом, на котором гордо красуется надпись «Исследования Ингено», я почти вздохнула с облегчением. Мы почти на месте и теперь еще на шаг ближе к тому, чтобы покинуть это место. Еще раз оглядевшись, я пересекаю огромную площадь, огибаю разрушенный фонтан и смотрю на кратер на другой стороне. Это не от бомб или оружия, а... от них.

Монстров.

Неужели это произошло именно здесь?

Я на мгновение замираю, уставившись на разбитую землю. Что за существо могло сделать такое? Земля разверзлась, и дыра была достаточно большой, чтобы в ней могли поместиться два грузовика бок о бок. Я никогда не видела место, которое они называют «Жатвой» в красной зоне, и я заворожена. Все, о чем я думала, что знала, пролетает в моей голове, сменяясь вопросами.

— Ария, — шепчет Талия, и когда я оглядываюсь, ее рука лежит на разбитой стеклянной двери, готовая ее открыть. Я отстраняюсь, трясу головой, чтобы прогнать мысли о прошлом. Это уже не важно. Я должна сосредоточиться на настоящем, на будущем и на том, чтобы мы выбрались отсюда живыми.

Поспешно подбежав к Талии, я следую за ней внутрь здания. Здесь темно, почти кромешная тьма в глубине здания, куда не проникает солнечный свет. Я колеблюсь лишь мгновение, прежде чем достать фонарик и включить его.

— Не спи, док. Веди.

Она кивает, поджав губы, прежде чем расправить плечи и сосредоточиться. Обводит взглядом помещение, пока не находит то, что ей нужно. Пройдя мимо старой сломанной мебели, стойки администратора и прочего хлама, который уже не имеет значения, Талия подходит к безобидной на первый взгляд панели напротив блока лифтов.

— Надеюсь, это то, что нужно, — шепчет она, нажимая на кнопку. Раздается звуковой сигнал, затем загорается зеленый свет, и панель отодвигается как дверь. Теплый, спертый воздух бьет нам в лицо, отчего я морщу носик. Вниз ведет лестница, и когда она заходит в дверной проем, над нами загораются яркие белые светодиоды, гудящие электричеством.

— Ну вот, приступим, — бормочет Талия.

Выключив фонарик, я поднимаю сумку повыше и бросаю последний взгляд на город, прежде чем последовать за ней вниз по металлической лестнице. Наши ботинки громко отдаются эхом в холодном, пустом пространстве, лишенном какого-либо движения или шума, кроме нас.

Это чертовски жутко.

В трущобах всегда разговоры, драки и крики. В городе — сдвигающиеся здания, мусор и отдаленный рев животных. А здесь? Абсолютно ничего.

Я чувствую, что мне не хватает этих звуков, отсутствие звука еще больше нагнетает напряжение.

В здании наверху я могу сказать, что прошли годы, упадок и пыль заполнили все поверхности, но здесь, внизу, все безупречно, как будто ученые ушли только вчера. Здесь нет ни пыли, ни опрокинутой мебели.

Лестница ведет в то, что я могу описать только как лабиринт стеклянных комнат, позволяющих любому, кто стоит в коридоре, заглянуть внутрь. Я считаю бесконечные ряды лабораторий с оборудованием, которое не использовалось с тех пор, как появилась стена, включая компьютеры, стулья и холодильники, все еще наполненные едой – я проверяла. Электричество тоже включено, кондиционер продолжает работать, охлаждая пот на моей перегретой коже.

Чистый кафельный пол скрипит под моими ногами, пока брожу по лабораториям, оставив Талию заниматься тем, за чем она пришла. Я слежу за ней через стекло, морщась, когда вижу свое отражение. В отличие от безупречного, современного вида лабораторий, я выделяюсь, как больной палец, выглядя как уличная девчонка. На моей коже привычные пятна грязи от прыжков и бега по задворкам, одежда видала лучшие времена, и я не помню, когда в последний раз делала что-то со своими волосами, кроме как собирала их в хвост. Мне здесь явно не место. Мое место там, наверху, в руинах, но не Талии.

Здесь, внизу, она совсем другая женщина.

Она уверена в себе, в своих силах и во власти. Я вижу, как она преображается, ориентируясь в лаборатории и оборудовании, как я ориентируюсь в городе.

С грустью вспоминая все напоминания о покинутой жизни в городе и лаборатории, я прекращаю свои поиски и перехожу в лабораторию, где работает Талия, и продолжаю наблюдение.

Дверь на верхний этаж все еще открыта, поскольку никто из нас не хочет оказаться в ловушке или запертым здесь, но это означает, что кто-то может забрести сюда, если захочет, так что никогда не помешает быть начеку. Тем более, что мы могли бы оказаться здесь в ловушке. Даже от этой мысли у меня покалывает спину и клаустрофобия сжимает горло.

Я не могу себе представить, что буду работать здесь изо дня в день.

Талия, напротив, не беспокоится и полностью сосредоточена на оживающем перед ней экране старого компьютера. Кажется, ее не волнуют мое волнение и то, как мне некомфортно.

Ария, возьми себя в руки.

Я жила в трущобах, пережила жизнь и город, так что я могу справиться с этим затхлым бункером. Напоминаю себе, что к тому времени, когда вернусь, я буду богата и наконец-то смогу нормально жить.

— Долго еще? — спрашиваю я.

— Хм? Ой, я не уверена.

Это успокаивает.

Я молчу, зная, как раздражают разговоры, когда ты пытаешься сосредоточиться. Следя за чем-то на экране, Талия начинает доставать маленькие флаконы из холодильников и контейнеров, проверяя их этикетки и сопоставляя информацию с экраном, прежде чем аккуратно поместить их в квадратный пакет с изоляцией.

Примерно через час она останавливается, нахмурившись.

— В чем дело? — спрашиваю я, беспокойно оглядываясь на лестницу. Я беспокоюсь, что мы не вернемся до наступления ночи, но это проблема для другого раза.

— Некоторых образцов не хватает, — пробормотала она.

— Ты перепроверила? Может быть, их положили в другой холодильник, — отвечаю я.

Талия кивает и медленно проверяет все шкафы и холодильники.

— Нет, они точно пропали... но они должны быть здесь. — Присев на пол, Талия поворачивается, чтобы встретиться с моими глазами. — Кто мог пробраться в город и украсть образцы?

— Никто из хороших людей, — бормочу я, но тут сверху раздается сильный грохот. — И это наш сигнал уходить. Хватай свое барахло. Сейчас же.

— Мне все еще нужно собрать данные...

— Нет времени. — Я швыряю в Талию сумку и поднимаю ее на ноги. — Это может быть что угодно или кто угодно, и я не собираюсь торчать здесь, чтобы это выяснить. Этого будет достаточно. Мы уходим сейчас или умрем.

Мои слова заставляют Талию двигаться. Она бросает какие-то бумаги в сумку и кивает, а я спешу к лестнице и заглядываю наверх. Я ничего не вижу, но раздается еще один сильный грохот, поэтому я прикладываю пальцы к губам, показывая Талии, чтобы она замолчала. Она испуганно кивает, пока я медленно скольжу вверх по лестнице стараясь не шуметь. На самом верху я заглядываю за дверь в поисках источника, но ничего не вижу. Может, я слишком много думаю? Я медленно выхожу в приемную, Талия идет за мной по пятам.

Там по-прежнему пусто, но дневной свет почти погас.

Черт.

Уже почти стемнело, а в темноте монстры выходят поиграть.

— Ария, — шепчет она.

— Я знаю, — бормочу я.

— Нет, смотри. — Она указывает, и я смотрю в том направлении, мои глаза расширяются, а сердце замирает. Огромный тигр смотрит на нас с другой стороны стекла дальше по дороге. Я не двигаюсь и не говорю, но он бьет головой по стеклу — источнику шума — и рыщет по нему, ища путь внутрь.

В мертвом городе мы только что позвонили в гребаный обеденный колокол.

И подумать только, она беспокоилась о монстрах...

Я поворачиваюсь к Талии и качаю головой.

— Идем быстро и бесшумно! — шиплю я, хватаю Талию за руку и вытаскиваю за дверь. Я бросаю взгляд на тигра, когда спешу через площадь, надеясь, что он оставит нас в покое, но мне следовало бы знать лучше.

Он голоден и в отчаянии.

За нами следует рев.

— Бежим! — кричу я, не обращая внимания на собственные предупреждения. Я знаю, что это уже не поможет.

Мы бежим, но на полпути через площадь что-то огромное ударяет меня в спину, повалив на землю. Секунду спустя, когда я все еще дезориентирована, резкая боль пронзает мое тело от плеча. Я поворачиваю голову и вижу пасть тигра, зажатую на моей плоти, его клыки впиваются в мою кожу. Он грызет ее, как кость, а из раны льется кровь.

Черт.

Талия бросается к нему, и тигр отпускает меня, рычит на нее, и она отшатывается назад.

— Беги! — кричу я, потянувшись к большому камню возле моей головы, из-за раненой руки я шиплю, когда боль усиливается. Я отказываюсь так умирать.

Талия колеблется, поэтому тигр отпускает меня и делает шаг к ней.

Я вскрикиваю от боли и прикусываю губу, чтобы успокоиться. Если поддамся агонии, я умру.

Перекатившись на колени, я покачиваюсь, так как потеря крови и шок на мгновение ослепляют меня, но затем слышу ее панический крик.

Тигр преследует ее.

Талия не выживет, но я смогу. Я знаю этот город, и я быстра.

Отведя назад руку, я встречаюсь с ней взглядом.

— Беги! — кричу я, не оставляя ей выбора, и бросаю камень прямо в тигра. Он попадает ему в голову, заставляя животное повернуться и оскалить клыки. Талия все еще колеблется, не желая покидать меня.

Смелая дурочка.

— Беги! — требую я и поворачиваюсь, убегая сама. Оглянувшись, я вижу, как Талия исчезает между двумя зданиями, бросив последний обеспокоенный взгляд на меня и тигра.

Хорошо.

По крайней мере, сейчас она в безопасности. Мне осталось только убежать от этого ублюдка и найти ее снова. Не обращая внимания на кровь, стекающую по руке, я продолжаю бежать, заставляя себя успокоиться. Я не умру здесь, не сегодня, никогда.

Это животное.

Я могу его перехитрить.

Я скольжу по углам и по битому стеклу, даже не глядя туда, куда бегу. Все это время я чувствую прогорклое дыхание тигра на своей шее. Он играет со мной. Когда я случайно сворачиваю в тупик, темнота смыкается, я понимаю, что мне конец.

Тигр перекрывает единственный выход, оскалив зубы в победе.

Я знала, что этот город больше не для людей, но все равно рискнула войти.

Глупая.

Боль делает меня слабой. Я спотыкаюсь, но умудряюсь держаться на ногах, ищу выход, оружие — что угодно.

Он ревет, звук пробирает меня до дрожи.

Я снова спотыкаюсь, зрение темнеет от потери крови.

Темнота позади него внезапно расступается, и из нее появляется фигура, похожая на демона из ужастика. Фигура замирает на мгновение, наблюдая за происходящим. Я смотрю на огромный силуэт существа, не зная, что делать, пока оно хватает тигра. Зверь бьется и бьет когтями, но тень не сдается. Наблюдает за мной ярко-красными глазами, когда руками обхватывает шею ревущего тигра. Затем с сокрушительным ревом Тень отрывает голову зверя и отбрасывает ее в сторону.

Он убил его.

Это значит, что я имею дело с более крупным хищником.

Чертовым монстром.

Он выходит на свет, и я окончательно сдаюсь от потери крови, хотя и пытаюсь бороться с этим.

Как женщина в старом фильме ужасов или чертова девица в беде, я теряю сознание.

▪ 7 ▪

АРИЯ

Я не теряю сознание, нет, я в каком-то смысле в сознании. Я пытаюсь встать на ноги, но они дрожат и неустойчивы. Тень подступает все ближе, и я ползу назад, пытаясь от нее убежать. Я не слабачка, и отказываюсь быть съеденной. Нет, спасибо.

Для этого монстра не будет шведского стола из Арии.

— Не подходи ко мне, бьюсь об заклад, я не вкусная, — говорю я, но существо продолжает приближаться. Не обращая внимания на свое оцепенение, я использую стену слева, чтобы встать на ноги, и хватаю палку, используя ее как оружие. Я размахиваю ею перед собой, и Тень замирает, но я спотыкаюсь, и тут она появляется. Я вскрикиваю, когда руки – невероятно большие и сильные руки – обхватывают меня, и я внезапно оказываюсь вверх ногами. Проходит минута, прежде чем я понимаю, что вишу на плече.

Я моргаю в недоумении, когда что-то яркое и длинное мелькает в моем поле зрения.

Хвост.

Чертов хвост.

Он мельтешит в воздухе, пока мы быстро движемся, и при каждом резком рывке этого существа у меня сводит от боли в поврежденном плече. Шипение вырывается сквозь зубы, и оно замирает на мгновение, прежде чем ускориться, так что я пытаюсь заглушить боль.

Когда монстр снова остановится, я убегу.

Всё это время я не переставала гадать, есть ли здесь монстры, одна ли я, а теперь мне больше не нужно гадать. Я просто хочу вернуться к стене, живой и невредимой, но он не останавливается; продолжает бежать, забегая в затемненные здания, где я не могу видеть, и тогда я понимаю, что мы движемся вниз.

Под землю.

Черт!

Талия!

Я должна волноваться за себя, но я не могу этого сделать. Она никогда не была здесь раньше. Возможно, она потерялась и напугана. Мне нужно вернуться к ней, а это значит – убраться подальше от этого ублюдка. Я пинаюсь и бью, а потом что-то ударяет меня по затылку, вырубая меня.

~

Когда прихожу в себя, я не двигаюсь.

Меня все еще тошнит, вероятно, от боли, и голова болит, но не так сильно, как плечо, которое тревожно немеет. Заставив себя открыть глаза, я понимаю, что лежу на полу, бетон передо мной грязный и испачканный.

Затем раздается бормотание.

Голоса.

Много голосов.

Я рывком поднимаюсь и сажусь на колени, мои глаза округляются от ужаса, когда я осматриваю окружающую обстановку.

Я нахожусь в логове гребаного монстра, окруженная сотнями монстров. Они смотрят на меня, оставляя между мной и собой широкий пустой круг, как будто не хотят рисковать и подходить ближе. Я почти смеюсь, потому что они определенно не боятся меня, и странно, что я не боюсь их.

А мне определенно следовало бы. Я виню шок от раны.

Они кроваво-красные, с хвостами и изогнутыми рогами на головах. Большинство из них без рубашек, с огромными багровыми грудями и невероятными мускулами. Они тоже высокие, гигантские.

Какой-то шум заставляет меня повернуть голову, и тогда я вижу трон, золотой, мать его, трон, на котором сидит один из монстров. Его огромные ноги раздвинуты, а хвост перекинут через подлокотник. Его голова наклонена вниз, черные брови нависают над бездонными, полуночными черными глазами. Каким-то образом я знаю, что именно это существо забрало меня.

Но почему?

И почему, черт возьми, я все еще жива?

— Э, привет? — говорю я, желая заполнить тишину.

▪ 8 ▪

АКУДЖИ

Ее нерешительный, но сильный голос разносится по воздуху, заставляя мой народ замереть. Некоторые смотрят на меня вопросительно, недоумевая, зачем я привел сюда человека. Мы склонны не обращать внимания на тех, кто вторгается на наши земли, но другие обращают. Я убивал солдат, которые пытались похитить мой народ или причинить ему вред, мои руки были в крови, когда я с радостью сворачивал им шеи.

Я не друг людям... за исключением Рыжика.

Они все еще задаются вопросом почему. Почему я пощадил ее? Почему я спас ее? Почему она здесь?

Ответ в том, что я не знаю. Я никогда не знал, когда дело касалось ее. Это чувство, тянущее меня к моему человеку из самых глубин моей души, я не могу объяснить.

Видя, как она стоит передо мной на коленях, сузив глаза и приняв покорную позу, мой член твердеет под набедренной повязкой. Я не обращаю на это внимания, как всегда, ведь мы не из застенчивых людей. Мои соплеменники даже не заметят, но ее глаза расширяются, и это заставляет меня улыбаться. Реакция моего Рыжика так очаровательна. Румянец начинает окрашивать ее слишком бледные щеки.

Ей больно.

Я чувствую запах ее крови, который настолько густой в воздухе, что почти осязаем на вкус. От этой мысли я высунул язык, чтобы уловить запах, и облизнул зубы, представляя, как она заполняет мой рот. Мысль искажается, и моя жажда крови меняется, когда я представляю ее под собой, извивающуюся в экстазе, когда вонзаю свой огромный член в ее маленькое тело. Как по моей спине скользят ее бесполезные ногти, когда она откидывает голову в экстазе, а ее маленькое человеческое тело наполняется наслаждением. Мои собственные ногти скребут по ручкам кресла, когда я смотрю на моего человечка.

Я думаю, может, ее нужно вылечить? Она явно не восстанавливается так быстро, как мы.

Рыжик не замечает моего внимания, слегка отодвигается назад, окидывая взглядом пространство. Понимая, что в ловушке, она поворачивается ко мне, правильно полагая, что я здесь главный. Мой человек — храбрая женщина, но я это знал.

— Я здесь не для того, чтобы причинить вам боль.

Толпа начинает смеяться, что человек может причинить нам боль. Ее глаза сужаются в гневе, и я прикрываю улыбающиеся губы, чтобы не раздражать ее, проводя рукой по скуле. Она хмыкает и откидывается назад, чувствуя себя более спокойно после того, как мы не напали на нее. Я могу, в конце концов, только представить, что ее люди говорят о нас.

— Ладно, смейтесь дальше, большие плохие монстры, похитители одинокой женщины.

Интересно, она не рассказывает нам о своей подруге, вероятно, чтобы ее защитить. Я поднимаю руку, чтобы заглушить смех, но, кажется, это только раззадоривает крошечную самку.

— Ты нарушила границу, — отвечаю я, мой голос легко разносится по пространству. Ее глаза расширяются от этого, и ее крошечный язычок высовывается, чтобы смочить губы. Меня завораживает это движение, и я хочу увидеть его снова. Все в этом человеке маленькое.

— Виновата. Я не заметила никаких границ. — Она пожимает плечами.

— Виновата? — повторяю я, нахмурившись.

Она вздыхает и бормочет себе под нос, не понимая, что мы ее слышим. Неужели у людей настолько плохой слух?

— Запомни на будущее не говорить на сленге с большими плохими монстрами, которые хотят меня убить.

— Мы не хотим тебя убивать, — отвечаю я, наклоняясь вперед и кладя руки на колени.

По толпе проходит рябь, но я заставляю их замолчать одним взглядом. Она напрягается и поднимает глаза на меня, ища в них правду.

— И почему я должна тебе верить?

— Я не причинил тебе вреда, верно? Нет, я спас тебе жизнь. — Я ухмыляюсь. — Итак, маленький человечек, что мне с тобой делать, раз ты так легко вошла в мои земли?

Она на мгновение поджимает губы, словно обдумывая мои слова.

— Можешь просто отпустить меня.

Я не могу не усмехнуться, когда она нахально улыбается мне. Маленький человечек очень забавный. Я так долго мечтал поговорить с ней, и теперь, когда это наконец произошло, я жадно жду каждого ее взгляда, слова и реакции.

— Мы не можем этого сделать. Ты знаешь, где мы сейчас живем, и мы не можем гарантировать, что ты не выдашь это своему народу, — легко отвечаю я, намеренно не упоминая о том, что не хочу ее отпускать.

— Моему народу? — Она горько фыркает. — Те люди за стеной – не мой народ. Большинство из них либо пытались изнасиловать меня, либо убить, либо использовать.

Я сужаю глаза, когда гнев проносится через меня так быстро, что мой хвост замирает, прежде чем начать дрожать. Я отталкиваю его, не желая её пугать. Если то, что она говорит, правда, то неудивительно, что Рыжик проводит так много времени за стеной с нами, монстрами.

— Мы не можем доверять ни одному человеку. — Даже когда я произношу эти слова для блага моего народа и как напоминание самому себе, они кажутся ложью. — Ты останешься здесь, пока я не решу, что делать.

— Рейгнер. — Один из моих людей, Астов, ворчит и делает шаг вперед, на мгновение бросая взгляд на человека. — Мы должны убить ее сейчас, как и других, кто пытался навредить нашему народу.

— Она не такая, как другие. Разве ты не видишь? Она не солдат, она не мужчина, и она не нападала на нас, поэтому я не могу оправдать убийство безоружной, не представляющей угрозы человеческой женщины. А ты можешь? То, что мы выглядим как монстры, за которых нас выдают, не означает, что мы должны вести себя так же, — огрызаюсь я, излагая свой закон. Он стыдливо опускает голову, отступая назад.

— Конечно. Как скажешь, Рейгнер.

— Рейгнер? — повторила она. — Это твое имя? — Мой человечек качает головой, похоже, не боясь монстра рядом с ней, который только что пытался просить меня о ее смерти. Странный человечек.

— Нет, это титул, данный моим народом, — отвечаю я. Остальные смотрят на меня в замешательстве, недоумевая, почему я говорю ей об этом.

— Понятно. Как тебя зовут? — Я не отвечаю ей, и она садится выше. — Меня зовут Ария.

Ария. Я повторяю его в голове, загибая язык вокруг имени, утверждая его и ее.

— Акуджи, — говорю я Рыжику, хотя это звучит совсем не так, как произносит мой народ.

Она наклоняет голову на рычащий третий слог моего имени.

— Да, я не могу так сказать. — Она ухмыляется. — Я буду звать тебя просто Аку или Красный. — Она пожимает плечами.

Почему мысль о том, что этот маленький человечек дал мне прозвище, заставляет мое холодное мертвое сердце на мгновение наполниться теплом?

Я потираю адский орган, пока мой народ продолжает шевелиться.

— Конечно. Что ж, Ария, пойдем со мной. Ты истекаешь кровью, и это заставляет мой народ голодать. Мы залечим твою рану, а я подумаю, что с тобой делать. — С этими словами я встаю во весь рост.

Она замирает, пробегая глазами по моему телу, и я не могу удержаться, чтобы не попозировать ей немного, прежде чем шагнуть ближе и протянуть ей руку. Я слышу, как мои люди удивленно вздыхают и начинают перешептываться, но я не обращаю на них внимания, зная, что нарушаю все наши протоколы, наши правила ради этого маленького человечка.

Она нерешительно берет ее, и я осторожно поднимаю Арию на ноги, затем похлопываю по руке и поворачиваюсь. Не глядя больше по сторонам, не желая показаться слишком одержимым этим маленьким человечком, я ухожу. Мои люди расступаются, когда я прохожу сквозь их массы, и когда я оглядываюсь, чтобы проверить, я вижу, что она спешит за мной. Ее маленькие ножки не успевают за мной, поэтому замедляю шаг, пока она не оказывается позади меня. Мои люди протягивают руки, чтобы дотронуться до нее, но я рычу, и они отступают.

Выбравшись из толпы, я двигаюсь к туннелю слева от главного зала – вход в мои и только мои покои. Там стоит стражник, и он склоняет голову в знак уважения, когда я прохожу мимо него с маленьким человечком на буксире. Я слышу, как она спотыкается, и, оглянувшись, вижу, что Ария оглядывается по сторонам. Она вздрагивает и краснеет, когда замечает, что я смотрю на нее, и сосредоточивается на своих ногах, заставляя меня усмехнуться.

Повернувшись вперед, я веду ее наверх к металлической двери и открываю ее, не обращая внимания на следы моих когтей, когда позволяю ей войти. Она проскальзывает мимо меня, тепло от ее близости заставляет меня тихо рычать. Ария замирает на пороге и смотрит на меня. Я закрываю дверь и стою так близко, что могу протянуть руку и коснуться ее, но она, кажется, не замечает. Для того, кто так хорошо умеет выживать наверху, у нее, похоже, плохие инстинкты, когда дело касается меня.

Мое дыхание шевелит ее волосы, и она наконец поворачивается, ее глаза расширяются, когда она видит меня так близко. Но Ария не отступает назад, даже когда страх и смятение борются в ее взгляде.

— Значит, ты главный, Красный?

— Можно и так сказать. — Я пожимаю плечами, проходя мимо нее, целенаправленно перетаскивая свою руку через ее. Я направляюсь к кровати, а не к столу, желая, чтобы ее запах отразился на мехах, на которых я сплю. Я сажусь на край и похлопываю по месту рядом с собой. — Пойдем, позволь мне исцелить тебя.

Она морщится от этого напоминания, ее рука постоянно кровоточит. Кивнув, мой человечек подходит, ведя себя доверчиво и уступчиво. Я жадно наблюдаю за ней. Хорошая девочка, и она получит за это награду. Когда она садится, то неловко держит руки. Я тянусь к Арии, и она вздрагивает, но я только поворачиваю ее. Она застывает спиной ко мне, но вскоре расслабляется, когда я отрываю куски ее рубашки от раны, морщась от следа укуса. Он нарушает ее идеальную кожу и, должно быть, причиняет ей боль.

Я должен снова убить это существо, хотя бы за то, что оно ранило моего человека, хотя оно было просто голодно и действовало по инстинкту.

— Будет больно, — пробормотал я.

— Ни хрена себе. — Я замираю, и она вздыхает. — Давай, — предлагает она вместо этого.

— Странные у тебя слова, — замечаю я, продолжая подбирать грязные кусочки ткани. Рану нужно будет как следует очистить, чтобы не занести инфекцию, но я смогу это сделать и быстро залечить ее рану... я надеюсь. Я никогда не пробовал это на людях, но я не могу оставить Арию в боли, несмотря на манящий аромат ее крови.

Ее боль для меня как физическая боль.

Как только я очистил ее рану от рубашки, как можно точнее, я опускаю голову. Высунув длинный язык, я провожу по ране. Она падает на кровать с криком, ее глаза расширены, когда она смотрит на меня и язык, свисающий из моего рта.

— Какого черта, Красный? — кричит мой человечек. — Ты только что лизнул рану? — Я киваю, и она охает. — Это... Это... Это так чертовски неправильно, не говоря уже об антисанитарии! — кричит она.

Не обращая внимания на пульсацию, которую она посылает моему члену, я проглатываю ее вкус, пытаясь развеять страхи моего человечка, чтобы помочь ей.

— Так я тебя исцелю. У нас здесь нет человеческой медицины, да она нам и не нужна. Если рану не лечить, она зарастет и нарушит твою подвижность, — медленно объясняю я, глядя в ее испуганные глаза. — Ария, я обещаю, что не причиню тебе вреда. — Она вздрагивает, и я протягиваю руку, снова прося ее довериться мне. — Позволь мне помочь тебе.

— Почему? — тихо спрашивает Ария, и один этот вопрос говорит о том, какую жизнь она вела.

— Почему бы и нет, если я могу? — отвечаю я.

Не удостоив меня ответом, Ария поджимает нижнюю губу и оглядывается по сторонам, прежде чем понять, что у нее нет выбора. Она жестко придвигается ближе, прикрывая меня. Не желая, чтобы она передумала, я опускаюсь и осторожно смазываю рану языком, зная, что это поможет, или, по крайней мере, надеясь, что поможет. В нашей слюне есть что-то, что заживляет, и это работает для нашего народа. Когда я вижу, что рана перестает кровоточить, я почти ликую от счастья, что это работает на моем маленьком человечке.

Ее кровь наполняет мой рот, и мои клыки болят, мой член тоже. Мой хвост трепещет позади меня, но я не обращаю внимания на это и на похоть, которую испытываю к ее телу и крови, и сосредотачиваюсь на помощи ей. Если я сейчас причиню боль моему маленькому человечку, даже случайно, она никогда больше не будет мне доверять, а это, похоже, важно.

Я концентрируюсь на каждом движении языка, осторожно касаясь неровных, необработанных краев раны. Ария вздыхает, и ее плечи расслабляются, когда моя слюна начинает проникать в рану, снимая боль.

Ария закрывает глаза, пока я продолжаю, и к тому времени, когда я отпускаю ее, на месте раны остается лишь неровный шрам, который исчезнет в ближайшие несколько дней. Останется легкий, но он только добавит ей красоты, храбрости моего маленького человечка и того, что она пережила.

Мне приходится глубоко дышать, чтобы сдерживать себя от вожделения. Хорошо, что Ария не оборачивается, иначе увидела бы мои обнаженные клыки, мой хвост, готовый схватить ее, и меня, выглядящего не более чем монстром, которым она меня считает.

Мне требуется гораздо больше усилий, чем следовало бы, чтобы отодвинуться и сдержать эти порывы – порывы, которых я никогда раньше не испытывал, исцеляя другого.

Убедившись, что я в состоянии держать себя в руках, я жду, когда Ария повернется, но она не двигается некоторое время.

— Ария? — тихо спрашиваю я, чувствуя беспокойство.

Она наконец поворачивается и смотрит на меня.

— Ты закончил? — Ее голос густой и заставляет меня вцепиться когтями в бедра, чтобы не потянуться к ней. Вместо этого я киваю, не доверяя своему голосу. Она тянется назад, и ее глаза округляются, когда она нащупывает грубую кожу. — Невозможно. Рана закрылась!

— У нас целебная слюна, — объясняю я.

— Да пошел ты! — восклицает она.

— Ты хочешь, чтобы я ушел? — спрашиваю я, недоумевая, а она смеется.

— Нет, так говорят, типа «Святое дерьмо» или «Я не могу в это поверить», — уточняет она.

— О, ну, это правда. — Я пожимаю плечами и встаю, желая избавиться от ее запаха. Почему я решил, что это хорошая идея — привести ее сюда? Запах Арии заполнил все свободное пространство, почти заставляя меня задыхаться от желания. Я делаю вид, что складываю несколько мехов в углу, не зная, что еще сказать.

Я чувствую, что она смотрит на меня, но не поворачиваюсь. В конце концов, молчание затягивается и становится неловким.

— Аку, почему ты помогаешь мне? — Я слышу, как она встает и идет ко мне. — Почему ты меня не убил?

Я не отвечаю, потому что не знаю.

— Оставайся здесь, я вернусь. — Я почти бегу из комнаты, закрываю дверь и запираю ее для ее безопасности, прежде чем вернуться в туннели моего народа, чтобы избежать искушения, которое представляет маленький человечек.

Чтобы избежать моих собственных странных потребностей, когда речь идет о ней.

Ария, что ты делаешь со мной?

▪ 9 ▪

АРИЯ

Я смотрю, как Аку уходит, и в тот момент, когда дверь закрывается, с облегчением вздыхаю.

Мне мгновенно не хватает тепла, которое исходит от его большого тела, и я мысленно даю себе пощечину. Этот почти двухметровый с лишним, клыкастый и когтистый монстр мне не друг. Он еще не причинил мне вреда — более того, он помог мне, но это не значит, что Аку не убьет меня.

Или еще хуже.

Я не могу успокоиться, потому что так можно умереть, а если я что-то и знаю, так это как выживать.

Стоя, я поворачиваю руку, понимая, что к ней вернулась вся подвижность, кроме небольшой боли. Его волшебная слюна — это и правда нечто. Если бы люди когда-нибудь узнали, они бы охотились за ней, что заставляет меня понять их недоверие... немного.

Монстры совсем не такие, как я ожидала. Это не просто одичавшие звери.

Ну, он определенно чудовище, с его огромными клыками, темными глазами, от которых так и хочется вести себя непослушно, и знающим взглядом, не говоря уже об отсутствии границ. Но если самое худшее, что он сделает, это лизнет мое плечо, то я буду считать, что мне повезло.

То же самое нельзя сказать о Талии.

Она там одна. При этой мысли весь мой юмор исчезает, превращаясь в холодный страх. Моя работа – защищать ее, а теперь она одна, в темноте, в окружении монстров. Мне нужно добраться до нее, защитить и вернуть домой. К черту оплату, для этого уже слишком поздно, что немного обидно, но она важнее. Как бы я ни хотела, чтобы меня это не волновало, но это так. Она была доброй, милой, и я с ней поладила.

Талия не заслуживает того, чтобы умереть в одиночестве там, наверху.

Я должна выбраться отсюда и помочь ей. Может быть, я смогу убедить Аку помочь мне, когда он вернется. Я просто мило улыбнусь и объясню. Он выглядит разумным и спокойным. Черт, он даже не хочет причинить мне боль.

Солдаты... Он упомянул, что убил их, но они, очевидно, напали первыми. Я не знаю, правда это или нет, но я знаю, что они меня не убивали. Будем надеяться, что так и останется, но я не могу сидеть здесь, как хорошая маленькая человеческая пленница. У меня есть работа, монстры они или нет.

Подойдя к двери, я пробую повернуть ручку, но обнаруживаю, что она заперта.

Черт.

Ладно, через дверь я не выйду. Не то чтобы я хотела этого без Красного рядом со мной. Остальные, похоже, рады убить меня, и только его слово остановило их. Их податливость может закончиться в любой момент, так что лучше уйти сейчас. Повернувшись к комнате, я выдохнула и осмотрела каждый сантиметр в поисках пути отступления.

Комната представляет собой мешанину из старой человеческой мебели. В углу стоит огромная металлическая кровать, заваленная подушками и тем, что я могу назвать меховыми одеялами. На бетонном полу расстелен огромный ковер восьмидесятых годов, а стены — серый кирпич со следами когтей то тут, то там. Наверху горит одна-единственная жужжащая яркая лампочка, освещающая пространство. Часть стены покрыта дорожными знаками и старыми плакатами, и фотографиями человеческих групп. В углу стоят коробки с хламом: старая одежда, обувь, сумки, солнцезащитные очки и многое другое. Я двигаюсь туда, ища новую рубашку, так как моя наполовину порвалась. В основном это мужская одежда, поэтому я выбираю самую чистую. Она немного пахнет затхлостью, но это не страшно. Взяв ее в руки, я понимаю, что она светло-серого цвета со знаками отбеливателя и мотоциклом спереди. Пожав плечами, я снимаю свою и влезаю в новую, завязывая ее на животе, чтобы рубашка не мешала мне двигаться, так как она спускается до колен.

Оглядев комнату еще раз, я замечаю старый, помятый холодильник в другом углу с маленьким, шатким деревянным столом перед ним и разномастными стульями. Вся комната выглядит как дань уважения миру, застывшему над землей. Для логова монстра это даже неплохо.

У него есть индивидуальность, это точно, и для большого злого монстра, которого выследили и заперли за стеной, Аку кажется почти... нормальным, влюбленным в человечество и его имущество. Или, может быть, это ловушка, в которую я попалась.

Как раз в тот момент, когда я думаю об этом, я слышу шум снаружи. Мой взгляд устремляется на дверь, когда я подхожу ближе. Я прижимаю к ней ухо, пытаясь разобрать приглушенные крики. К ним примешиваются какие-то рыки — звери спорят.

Но о чем?

Я слышу слово «человек» и свое имя. Точно... обо мне. Черт. Я прислушиваюсь, желая узнать свою судьбу и мнение Аку.

— Мы должны убить ее, пока она не рассказала им, где мы! — кричит кто-то, и я слышу, как другие соглашаются.

— Она не похожа на них, — защищается другой.

— Мы этого не знаем. Мы не можем рисковать всем ради одного маленького человечка! — кричит кто-то.

— Она должна умереть за наш народ. Вы бы рискнули всеми нами ради нее?

И так далее и далее.

Он не хочет меня убивать, но он никак не может защитить меня от всех этих монстров, и зачем ему предавать свой народ ради меня? Нет. Мне нужно уходить, и быстро, пока он не напустил их на меня. Может, я и сильный боец, но даже мне не справиться со всеми этими огромными чудовищами.

Они не хотят, чтобы их нашли люди, они боятся их... Это знание заставляет меня спотыкаться, когда я в панике осматриваю комнату в поисках выхода. Я больше не чувствую себя здесь в безопасности. Я не вижу ничего на стенах или потолке, но здесь должно быть отверстие или вентиляция. Очевидно, это старый комплекс тоннелей для метро или что-то в этом роде. Здесь должно быть что-то...

Встав на колени, я ползаю по комнате, проверяя везде, и тут я чувствую движение воздуха.

Я следую за ним, откидываю меховой полог на металлической кровати и вижу под ней вентиляционное отверстие. Оно достаточно большое для меня, но точно не для монстра, поэтому он, вероятно, и не думал, что это будет проблемой. Ухмыляясь, заползаю под кровать, но понимаю, что гвозди заржавели в каждом углу. Мне нужно что-то, чтобы их вытащить.

Выскользнув, встаю на колени и ищу что-нибудь, хоть что-нибудь, пока не замечаю ящик с инструментами и хламом в углу. Я бросаю взгляд на дверь, где рев и крики становятся все громче, а затем спешу туда, открываю крышку и роюсь в ящике. Я достаю из кармана нож Стэнли, несколько отверток и плоскогубцев, а затем скольжу обратно к кровати и заползаю под нее. Когда я снова добираюсь до вентиляционного отверстия, достаю плоскогубцы, хватаюсь за ржавый металл и начинаю крутить. От усилия на лбу выступают капельки пота, пока, наконец, винт не сдвигается с места. Бросив шуруп на пол, перехожу к следующему, когда слышу оглушительный рев.

Пора уходить.

Я быстро справляюсь со следующими двумя, но последний застрял накрепко. Руку сводит судорогой и болью, я вжимаюсь спиной в стену, чтобы помочь, но это бесполезно.

— Достаньте ее! — кричит кто-то.

Да, я ухожу отсюда. Бросив щипцы, я изворачиваюсь, хватаюсь за металлические прутья кровати, чтобы уцепиться, и бью ногами в вентиляцию. На пятом ударе она поддается и с лязгом влетает в металлический туннель. Я заползаю внутрь, не обращая внимания на нечеловеческий рев. Скользнув по вентиляции, я вздрогнула, почувствовав, как она зацепила мою рубашку и порезала живот. Я использую руки и ноги, чтобы продвигаться вперед по грязному, когда-то серебряному вентиляционному отверстию.

Труба закручивается в самом конце, и мне приходится напрячься, чтобы пролезть в нее, а затем она снова становится плоской на несколько минут. Пот стекает по позвоночнику и голове, я задыхаюсь. Здесь так жарко,что я едва могу дышать, к тому же я кашляю и задыхаюсь от пыли.

Мое имя завывает через вентиляцию.

— Ария!

Вот черт. Я спешу вперед, но попадаю в тупик, где шахта резко уходит вверх. Черт. Я прижимаюсь спиной к одной стороне, ногами и руками — к другой, и начинаю долгий, медленный процесс карабканья вверх по вентиляционному отверстию. Вопли продолжаются, вызывая во мне все новые мурашки.

Тоска, печаль и гнев в одном этом слове потрясают меня до глубины души.

Я замираю на мгновение, прежде чем подтолкнуться вперед, думая о Талии. У нее нет Красного, чтобы защитить ее, и нет таких навыков, как у меня. Они убьют ее. Я должна найти ее первой. Это то, что подстегивает меня и заставляет лезть дальше, не смотря на боль в руках и ногах.

Наконец я добираюсь до люка наверху. Удерживаясь одной рукой, я кручу ручку и толкаю, но она застряла.

Мне приходится протискиваться всем телом, прежде чем он поднимается. Толкнув его назад, я проскальзываю через него и скатываюсь на пол, вдыхая полные легкие свежего воздуха, прежде чем вытащить нож и осмотреться. Я нахожусь в какой-то ремонтной хижине. Повсюду инструменты, но в остальном все пусто, кроме меня. Опустив на мгновение нож, я задвигаю люк и запираю его, прежде чем встать. Передо мной старая деревянная дверь. Я подхожу к ней, медленно открываю ее и выглядываю наружу, затем закрываю ее и стою как можно неподвижнее.

Черт, черт — вот непруха.

Снаружи стоит красный рогатый ублюдок, и он не мой.

Подождите, мой? Нет, это не Аку.

Это большой, покрытый шрамами монстр, который выглядит очень злым, осматривая окрестности, несомненно, в поисках меня. Отлично. Я отхожу в сторону и молча жду. Я не собираюсь возвращаться в вентиляцию, так что, возможно, если я буду сидеть тихо, он меня не найдет, и я смогу уйти, когда он уйдет. Я стою здесь не менее тридцати секунд, пока мне не становится скучно.

Я снова тянусь за ножом, но, когда я делаю это, я сдвигаю ногу, и она ударяется о винт, который катится по полу. Я поднимаю голову и смотрю на дверь. Через две секунды она распахивается, и оттуда появляется огромный рычащий монстр.

— Попалась. Ты труп, человек, — рычит он, заваливаясь внутрь.

— Ага, как же, нет уж, спасибо! — отвечаю я, разворачивая нож и бросая его. Он ревет, когда нож попадает в глаз. Когда монстр падает назад, схватившись за него, я хватаю кусок дерева сбоку и прыгаю на монстра, ударяя его по голове. Он падает вперед, и я снова и снова опускаю на него деревяшку, пока он ревет. Когда он останавливается, и я роняю дерево, я пинаю его для пущей убедительности.

— Хорошее ты чудовище. Тебе надрала задницу девчонка, — процеживаю я сквозь зубы и не теряя времени мчусь в темный город на поиски Талии.

Но монстры охотятся в темноте, и я — их добыча.

▪ 10 ▪

АКУДЖИ

Я игнорирую требования моего народа.

Человек принадлежит мне, и я буду сражаться с ними за нее. Я возвращаюсь в комнату, чтобы предупредить ее об их намерениях, но обнаруживаю, что она исчезла. Откинув кровать, я нахожу пустое отверстие в стене.

— Ария! — кричу я.

Я слышу, как мои люди толпятся в дверном проеме позади меня, проявляя неуважение ко мне, входя в мое пространство. Я поворачиваюсь к ним и оскаливаю зубы. Умные отступают, понимая, что не смогут победить меня, но я слышу ропот.

— Человек сбежал. Мы должны найти и убить ее, пока она не добралась до стены.

Черт!

Они собираются охотиться на моего человека.

— Ария! — снова реву я.

Отлично. Если они собираются охотиться на нее, то и я тоже, и когда я найду ее, у нее будут большие проблемы. Чувство собственничества, бурлящее во мне, невозможно сдержать. Мой маленький человечек научится никогда больше не предавать меня, а что касается того, что мой народ бросит мне вызов?

Они тоже.

Красный цвет завладел моим зрением, и мои мускулы вздулись, когда я встал во весь рост, превратившись в монстра, которого они создали, в того, кого боятся даже мои люди. Это причина, по которой они следуют за мной и почему другие уважают меня — дымка.

Я проталкиваюсь сквозь тех, кто остался у моей двери, отправляя их в полет. В считанные секунды я оказываюсь в туннелях, двигаясь быстрее любого из моих людей. Тех, кто встает на моем пути, я отбрасываю без раздумий. Им нужно то, что принадлежит мне.

Мое!

Они хотят убить моего маленького человечка.

Красный цвет усиливается, и думать рационально становится всё труднее. Все, что я знаю, это гнев и собственничество, когда я вырываюсь в город. Луна светит на нас, когда я откидываю голову назад, и из моего горла вырывается сокрушительный рев, предупреждая все и вся, включая Арию, что я иду за ней.

Я следую за ее запахом, тем самым запахом, который запечатлен в моей душе. Я легко выслеживаю ее по городу, ведь я следил за маленьким человечком с того самого момента, как она впервые наткнулась на стену.

Она всегда была моей и всегда будет.

Никто, даже мой собственный народ, не отнимет ее у меня.

Я даже не вижу, где нахожусь, мое окружение расплывается, когда я двигаюсь в тенях города. Я — худший кошмар для всех. Я могу даже пересечь границы территорий, и мне будет все равно. Я бы сражался с ними со всеми за нее и победил бы.

Я самый сильный монстр в этом городе, а она — мой человек.

Я останавливаюсь перед хижиной ремонтников. Там истекает кровью один из моих, он стонет, приходя в себя. Схватив его за толстый череп, я поднимаю его в воздух одной рукой.

— Где она? — кричу я, не узнавая собственного голоса.

— Чертов человек пытался убить меня! — ревет он.

— Где она? — рычу я ему в лицо.

— Я не знаю. Я хотел убить ее, а она напала на меня.

На задворках сознания я праздно храню мысль о том, что моя женщина – крутая, но все, на чем я могу сосредоточиться, это на том, что он пытался причинить вред тому, что принадлежит мне. Я сжимаю его голову между ладонями с ревом, пока она не разлетается на мозговое вещество и кости. Бросив его тело на землю, кручусь и с рычанием оглядываюсь на все вокруг. Принюхиваюсь и снова ловлю ее запах, но на этот раз я медленно иду по нему.

Она петляет по переулкам и зданиям — умница.

Это может обмануть других, но меня не обманет.

В этом городе ей никогда от меня не скрыться. Единственное место, где она может быть в безопасности от меня, — это за стеной.

Моя охота ведет меня по извилистым тропинкам, воде и зданиям, где она явно пыталась замаскировать свой запах. Она даже зашла так далеко, что переоделась. Я подбираю выброшенные джинсы, прижимаю нос к ткани и глубоко вдыхаю. Теплый аромат направляется прямо к моему члену, он твердеет, даже когда во мне борются гнев и страх.

Я слышу, как бушует мой народ, разыскивая ее.

Пройдет совсем немного времени, и другие сектора будут взбудоражены.

Мне бы не хотелось начинать войну за нее, но я это сделаю.

Я замираю, когда слышу небольшой вдох. Он почти незаметен, но не для меня. От этого звука мое сердце трепещет, как пойманная колибри. Мои окровавленные руки сжимаются в кулаки, я поворачиваюсь, мой хвост хлещет вокруг меня, пока я ищу источник.

Пока я ищу Арию.

Рычание вырывается из моего горла, пока мой голос не становится больше похож на шипение, смешанное с ревом, чем на слова.

— Ария, — зову я.

Раздается небольшой шорох, затем тишина. Она где-то здесь, спряталась в этой разбитой витрине. Она знала, что не сможет убежать от меня, потому что я слишком быстр, поэтому она решила спрятаться от меня.

Мой человек!

Это заставляет меня реветь. Мой хвост врезается в стеллажи, отправляя их в полет, пока я приседаю.

— Не заставляй меня разнести этот магазин на части, — предупреждаю я. Я знаю, что мне нужно успокоиться, чтобы понравиться ей. Сейчас я выгляжу и звучу как дикий монстр, так зачем ей выходить?

Однако я не могу успокоиться, зная, что она в опасности каждый миг, когда находится вдали от меня.

— Маленький человечек, выходи сейчас же. Я не причиню тебе вреда.

Я слышу фырканье и сужаю глаза, поворачиваясь в ту часть комнаты, откуда оно доносилось. Мое улучшенное зрение позволяет мне рассмотреть каждую деталь. Вот! В пыли на полках, по которым она, должно быть, карабкалась, есть отпечаток руки.

Я стремительно бросаюсь к полкам.

Я настолько сосредоточен на своей Арии, на своем человеке и ее спасении, что не слышу ни когтей, ни тяжелого дыхания, пока не становится слишком поздно. Когти впиваются мне в бок, сила удара отбрасывает меня к стене. Сжавшись в комок, предупреждающе выставив клыки, я встречаюсь взглядом с темными глазами тигра.

Спаренная пара.

Он прыгает через разбитое окно магазина, стекло хрустит под его массивными лапами. Кошка раздраженно машет хвостом, яркая шерсть движется в такт его стремительному рывку. Он спрыгивает с окна на пол, затем поворачивает голову и обнажает клыки.

Он большой, но я больше.

Не говоря уже о том, что я быстрее, сильнее и смертоноснее.

Он не пройдет мимо меня, даже когда я чувствую, как кровь стекает по моему боку от его злобных лап.

— Красный? — шепчет Ария.

— Оставайся на месте, — рычу я, не отрывая взгляда от существа. Оно рыщет взад-вперед, бросаясь на меня, но не может дотянуться. Я хочу подманить его ближе, чтобы прижать к себе, но звук ударов ног о землю позади меня заставляет меня обернуться.

Ария!

Она слезает с высокой полки, которую я даже не заметил, и это отвлекает существо. Ее глаза расширяются, рот открывается, и я поворачиваюсь, но слишком поздно. Оно врезается в меня с силой человеческого грузовика. Я слышу, как что-то трескается, но не обращаю внимания на резкую боль. Рев вырывается из моих губ, я тянусь вниз, чтобы схватить его за голову, но его зубы пронзают мое бедро.

Мои руки скользкие от собственной крови, пока мне удается двигаться вперед и увести нас подальше от Арии, чтобы она случайно не пострадала. Я чувствую, как из раны вытекает еще больше крови, и понимаю, что она глубокая.

Он задел крупные артерии.

Я спотыкаюсь, на мгновение меня охватывает головокружение, но потом я стискиваю зубы и крепче сжимаю руку. Однако моя хватка скользкая, и тигр полон решимости отомстить.

— Черт! Ладно, держись! — кричит Ария.

— Не подходи ближе! — Я рычу, когда тигр кусает сильнее, заставляя меня снова реветь.

— Да, к черту, Аку, — бормочет она, а затем внезапно оказывается рядом со мной. Моя паника от того, что она так близко к существу, захлестывает меня, но она не дает мне времени оправиться и покончить с тигром.

Нет.

У нее в руке бейсбольная бита, и она ударяет ею по голове существа. Оно с воем отпускает мою ногу и с ревом поворачивается на нее, по черепу стекает кровь.

— Плохой котик! — назидательно говорит она, направляя на него биту.

Тигр опускает голову, и ее глаза сужаются.

— Ария, очень медленно двигайся за мной, — требую я, пошатываясь от потери крови. Единственное, что заставляет меня стоять, это ее вид и жгучая потребность защитить ее.

— Нет, плохой котик, сюда. — Она достает из-за спины какое-то мясо. Я не знаю, откуда она его взяла, но она бросает его к ногам существа.

Он смотрит на нее, а затем медленно обнюхивает. В этот момент я замечаю его ребра, торчащие из кожи. Животное в отчаянии и голодное. Она поняла это раньше меня.

Умный человечек.

— Хороший котенок, ешь, — тихо пробормотала она, почти воркуя над существом.

— Ария, отойди. Оно тебя съест, — кричу я, изнемогая и слабея от потери крови. Я чувствую, как мои мышцы и кожа снова срастаются, но это происходит слишком медленно. Нога пока что бездействует, и если тигр решит прыгнуть на нее, я не успею встать между ними. Это беспокойство заставило меня потянуться к ней.

— Он не убьет тебя. Ты просто голоден, не так ли, малыш? — воркует она и роняет биту, после чего достает еще мяса и бросает его между ними. Тигр с удовольствием съедает его и смотрит на меня почти презрительно, прежде чем двинуться к ней.

Я бросаюсь ближе, но замираю, когда он с мурлыканьем трется об Арию, туда-сюда, чуть не сбивая ее с ног.

— Видишь, хороший мальчик, ты просто был голоден, да? Наверняка здесь не так много еды. Мне знакомо это чувство, малыш. Теперь все в порядке.

Невероятно.

— Ария, пора заканчивать с тигром, — говорю я медленно.

На мой голос он поворачивается и обнажает клыки, садясь перед ней, как бы защищая. Вот почему нельзя кормить диких животных или монстров, они могут просто пойти за тобой домой.

Она хрипит.

— Нет.

— Нет? — повторяю я в замешательстве. Может, это из-за потери крови меня мутит.

— Нет. Ты хочешь меня убить, поэтому я никуда с тобой не пойду. Я найду свою подругу и вернусь за стену. Пошли вы, монстры, — злобно прошипела она.

— Я бы никогда не позволил им причинить тебе вред, — терпеливо говорю я ей.

— Да как же, но все равно нет, приятель. Я не доверяю никому с рогами, — огрызается она, скрещивая руки, и тигр отдувается, как бы поддерживая ее.

Меня охватывает гнев.

— Ты смеешь сомневаться во мне? Думаешь, я не смогу тебя защитить?

— От всех монстров в городе? — Она смеется, ее бровь выгнута дугой. — Да, нет.

— Ария, — предупреждаю я.

— Не надо на меня шипеть, Красный. Я вернусь домой после того, как найду Талию. Ты можешь либо пойти со мной, помочь мне и убить всех больших плохих монстров, которые придут за мной, либо стоять там, надувшись и истекая кровью. — Она показывает на тигра, а затем с решительным взглядом похлопывает его по спине и уходит.

Она вылезает из окна, не боясь темных улиц, по которым бродит мой народ, жаждущий ее крови.

Тигр щелкает хвостом в мою сторону.

— Похоже, остались только мы с тобой, — бормочу я.

Повернувшись, он следует за Арией.

— Предатель, — бормочу я, прежде чем решить, что мне придется пойти за ней. Ария может пострадать там одна, и очевидно, что она не отказывается от своей подруги.

Я восхищаюсь ее преданностью, не говоря уже о теплоте, которая разливается во мне от ее помощи. Ария рисковала своей жизнью, чтобы спасти мою. Она могла уйти, могла ничего не делать, но вместо этого подвергла себя опасности, чтобы спасти меня. Вот такая глупая, невероятная женщина. Никто и никогда не делал этого раньше. Потрясение от этого все еще проходит через меня, когда я послушно следую за ней, как голодный тигр, с которым она подружилась.

Я вижу, как мой человечек идет по улице с тигром наготове, ворвавшись прямо в сердце моих земель и людей, охотящихся на нее. Она готова рискнуть всем ради другого человека. Либо моя маленькая Ария очень умна, либо очень храбра, а может быть, и то, и другое.

Я продолжаю следовать за ней, переходя из тени в тень, и когда мы встречаем мой народ, я либо отпугиваю их, либо вырубаю, если они кажутся настойчивыми. Я не могу винить их за ненависть к людям. Я тоже не понимаю своего очарования ими. Все, что они знали, — это боль и страдания от их рук, поэтому они имеют полное право хотеть их убить.

Но я не позволю своему народу причинить ей боль, равно как и не предам свой род и не убью их, если не придется.

Она не зовет человека по имени, понимая, что может привлечь к себе внимание. Если бы Ария не стояла прямо передо мной, я бы ее даже не услышал, настолько она хитрая и тихая. Мой человечек легко возвращается на площадь, где я впервые нашел ее. Присев на краю, она смотрит на человеческие следы, ведущие в сторону, затем встает и, не удостоив взглядом ни меня, ни тигра, идет по ним.

Подойдя ближе, я тоже вижу след, даже когда ее человеческие глаза не видят.

— Вот так, — бормочу я, почему-то помогая ей. Человек неуклюж и не скоординирован, в отличие от моей Арии. Она не использовала здания для укрытия и не передвигалась по улицам. В панике она зашла в тупик и вынуждена была развернуться, а после нескольких часов следования по следам, они внезапно закончились посреди улицы.

— Куда она пошла? — пробормотала Ария, оглядываясь по сторонам. — Она должна была оставить следы. Здесь нет ни крови, ни следов борьбы.

Я осматриваю местность своими острыми глазами, замечая мусор и грязь. Я знаю, что это значит. Борьба была, но небольшая. Кто бы это ни был, они подчинили себе человека и забрали ее.

Ее похитил другой из моего вида. Не один из моих... один из другого сектора.

Ближайшая граница отсюда – ночные сталкеры, но мне кажется странным, что они покинули свое логово и бродят вокруг, не говоря уже о похищении человека. Они гордятся своим интеллектом выше нас всех, оставаясь скрытыми в своих логовах и башнях.

И все же они не могут ненавидеть людей сильнее.

Я не могу сказать Арии, что ее подругу похитили. Она пойдет за ней и попадет прямо в их среду, и я не сомневаюсь, что они убьют ее. Ее подруга, вероятно, жива только потому, что она не представляет угрозы, и они хотят ее изучить. Ария? Она воин до мозга костей. Она бы напала на них и убила бы себя. Я был бы рядом с ней и погиб.

Нет. Лучше, чтобы она думала, что только потерялась.

Я уведу ее подальше от их границ под предлогом продолжения поисков. В конце концов она забудет о человеке, забудет обо всех людях и останется здесь, за стеной.

Со мной.

С ее монстром.

▪ 11 ▪

АРИЯ

— Ее здесь нет. Наверное, она вернулась по своим следам или их замела, — предлагает Красный, но не смотрит мне в глаза.

— Так ли это? — требую, уперев руки в бока, мой новый приятель тигр толкает меня в бок и рычит на монстра, как бы говоря ему, что он меня прикроет.

— Да. — Аку поворачивает голову и смотрит на меня, его хвост извивается. Он удерживает мой взгляд, который заставил бы любого другого человека напрячься.

Он лжет?

Я не могу сказать.

Но ничего не вижу. Не думаю, что Талия достаточно умна, чтобы замести следы. Она слишком испугалась, забеспокоилась и запуталась. Нет, что-то случилось, и он не говорит мне. Мне нужно выяснить, что с ней случилось, а это значит, что нужно держаться за большого красного ублюдка и его мускулы, от которых мокнет киска.

Я не вернусь за стену без нее.

Слишком многие здесь погибли. Нет, я не буду такой, как другие за стеной, которые заботятся и спасают только себя. Она доверила мне привести ее сюда и вернуть обратно, и именно это я, черт возьми, и собираюсь сделать.

— Отлично, куда тогда? Я не оставлю ее. Она доверилась мне. — Я допускаю немного слабости в своем голосе и вижу, как он смягчается. Для монстра, которого боятся миллионы, он не так уж плох. Даже если у него когти, клыки и он любит убивать и кусать, он определенно не такой злодей, каким его выставляют.

Впрочем, по поводу его народа еще не все решено.

Но одно я знаю точно: он совсем не такой, как я ожидала.

— Тогда мы продолжаем искать, малышка, пойдем. — Он протягивает руку с когтями и ждет.

Я вкладываю свою руку в его, отдавая свое тело и доверие самому дьяволу.

~

Он ведет меня по городу, проверяя все и вся. Мы начинаем со станций метро, затем проверяем небоскребы. Мы ищем, пока у меня не болят ноги, спина, во рту пересохло, но я не жалуюсь.

Ближе всего к признакам жизни я вижу маленьких существ, населяющих город. Он не подпускает меня к своим людям или монстрам, поэтому здесь только я, монстр и тигр.

Талии нет.

Не знаю, специально ли он ведет меня ближе к тому месту, откуда я сбежала, или нет, но я замечаю, что мы рядом. Я не могу назвать Аку лжецом, потому что если он правда пытается мне помочь, я не стану злить единственное существо по эту сторону стены, которое готово мне помочь, а не съесть заживо, как одно из трех блюд.

Вместо этого я молчу, ищу признаки жизни повсюду, пишу ее имя и послание в пыли и грязи, где только могу, и прислушиваюсь к любым крикам или возгласам.

Но вокруг лишь тишина города, ни гула, ни жизни, ни шума людей.

Рассвет становится все ближе. Я чувствую его на горизонте, вместе с легкой прохладой в воздухе, когда небо светлеет. Он, должно быть, тоже это чувствует, потому что останавливает нас после поисков очередного заброшенного дома.

— Ария, уже почти рассвело. Мы должны уйти.

— Нет, еще немного, — требую я, даже когда он тянет меня к остановке. Я вырываю руку и поворачиваюсь к Красному, но даже тигр зевает.

— Я не могу находиться на улице, когда встает солнце. Усталые и голодные мы не принесем пользы твоей подруге. Мы должны отдохнуть. Я обещаю тебе, что мы вернемся через несколько часов.

Я спорю с Аку, но знаю, что он прав. Я голодна и устала, и мне очень нужна пища.

— Хорошо. — Я вздыхаю, сдаваясь легче, чем он думал, если судить по его удивленному морганию. — Что солнце делает с тобой? — спрашиваю я с любопытством.

— Оно ослабляет нас, — вот и все, что он ответил. — Пойдем, я отведу тебя обратно в свои спальные покои. Никто тебя не потревожит и не обидит, обещаю. После еды и сна я вернусь сюда вместе с тобой, чтобы найти ее.

— Почему ты мне помогаешь? — спрашиваю я, пока мы идем. Я так устала, что мои ноги еле волочатся по земле, как будто от упоминания об отдыхе мой мозг и тело просто отключаются.

— Почему бы и нет? — отвечает он.

— Потому что я человек, а ты... — Я запнулась, и он вздохнул.

— Монстр? Ты можешь сказать это, Ария.

— Я собиралась сказать «человек с дефектами». — Я ухмыляюсь ему. — Но, Красный, серьезно, почему? Никто никому не помогает бесплатно, так чего же ты хочешь от меня?

— Может быть, я просто хочу помочь тебе, хоть раз помочь кому-нибудь, а не просто существовать, — размышляет он, глядя на меня сверху вниз. — Но сейчас не стоит об этом беспокоиться. Пойдем. — Он ныряет в дыру в стене.

— Опять в подземелье я иду, — пою я, глядя на тигра. — Давай, приятель, ты ведь защитишь меня от голодных монстров, которые могут попытаться меня съесть?

Он лишь потерся об меня, так что я расцениваю это как «да».

▪ 12 ▪

АРИЯ

Я не вижу никаких монстров внутри, но Красный спешит провести меня обратно в свою комнату, где дверь была открыта, когда он пришел за мной. Он затаскивает меня внутрь и закрывает ее, а когда я бросаю на него внимательный, почти испуганный взгляд, Аку вздыхает, затем поднимает какую-то выброшенную мебель, словно она ничего не весит, и ставит ее перед собой.

— Ничто и никто не причинит тебе вреда, человек, — обещает он, подводя меня к кровати. — Сначала им придется пройти через меня. — Он толкает меня вниз, и я плюхаюсь на задницу. Между ним и зевающим тигром, рыскающим по комнате, я чувствую себя достаточно безопасно, чтобы расслабиться.

Немного.

В этот момент мой желудок громко урчит, что даже пугает тигра, который подбегает ко мне, опустив морду. Я опускаю глаза, мое лицо краснеет. Я давно не ела, но обычно мне лучше удается игнорировать ощущение пустоты в животе, которое раньше было почти слишком болезненным, чтобы двигаться.

— Ты голодна, — рычит монстр, почти обиженный этим.

Я моргаю и отступаю назад.

— Я в порядке...

— Ты голодна. Как часто люди едят? Сколько пищи нужно? — быстро спрашивает он.

Я поднимаю руку, останавливая его на мгновение.

— Серьезно, я в порядке. Я привыкла быть голодной, — признаюсь я, не зная, почему это вырвалось.

Аку замирает, затем двигается так быстро, что я падаю обратно. Он склоняется надо мной с рычанием, а его рога почти зацепились за мои волосы.

— Ты никогда не будешь голодать со мной, поняла?

Я кротко киваю, и он отступает.

— Хорошо.

— Почему? — шепчу я. — Почему тебя это волнует, когда людям все равно? Они могли бы увидеть, как я умираю от голода, и перешагнули бы через мое тело, как будто я ничто... Так почему? — спрашиваю я себя.

— Почему? — Он выглядит озадаченным. — Зачем мне оставлять тебя голодной, если я могу тебя накормить?

— Моим собственным людям все равно, так почему монстру нет? — спрашиваю я прямо.

Он моргает, как будто не понимает вопроса.

— Вопрос, который ты должна задать, человек, заключается в том, почему твоим людям все равно, а монстру – нет? — С этими словами Аку поворачивается и идет по комнате, бормоча себе под нос о человеческом пропитании, а я наблюдаю за ним, размышляя над его словами.

Он прав — как им может быть все равно, а кому-то, кого они считают существом, монстром, не все равно?

Неужели это мы такие долбанутые?

Может, в этой истории монстры здесь мы?

Я задумалась об этой мысли на несколько минут, и из моих раздумий меня вывел Красный, который элегантно уселся напротив меня, скрестив ноги и коснувшись своими коленями моих. Его хвост лежит на коленях, и контраст между его красной кожей и моим бледным цветом лица заставил меня на мгновение замереть... как и то, что меня больше успокаивает его присутствие, чем пугает.

— Вот, держи, — пробормотал Красный, протягивая мне еду. Несколько плиток шоколада, бутылка воды, сыр и банка фруктов. Я моргаю в шоке, и он принимает это за нерешительность. Красный разрывает хлеб и подносит свою огромную красную руку к моему рту.

— Кусай, — терпеливо инструктирует он.

Я машинально открываю рот и откусываю, вкус хлеба выводит меня из ступора, и я быстро жую и глотаю, прежде чем откусить еще. Он медленно скармливает мне кусочек за кусочком, выглядя довольным, пока я ем. Когда дело доходит до шоколада, я наконец понимаю, насколько мы близки. Моя рука лежит на его руке, удерживая ее неподвижно, пока я обхватываю ртом его пальцы. На мгновение мы замираем и смотрим друг на друга.

Что-то пульсирует во мне.

Что-то... чужое.

— Все в порядке, — уверяю я, прерывая момент, когда беру еду. Не в силах больше выносить эту близость, я отвожу глаза. — Я могу поесть сама.

Аку выглядит недовольным, но отдает еду и встает.

Пока я ем, Аку ходит по комнате, собирая что-то, пока я смотрю. Я откусываю кусочек за кусочком просто так, уже не очень голодная, но не в силах отказаться от бесплатной еды. Когда он начинает складывать все это между дверью и мной, и я понимаю, что он делает...

Красный строит кровать для тигра, складывая в кучу старую одежду, одеяла и вещи, которые он собрал, и формируя из них удобную кроватку для него. Он настороженно смотрит на нее, переставляет вещи, пока не будет доволен, а потом отступает назад.

— Вот. — Красный кивает на зверя, который сужает глаза, но подходит ближе, прихлопывая Аку, когда проходит мимо. Мой монстр шипит на него, но смотрит, как тигр кружит вокруг него, а затем сворачивается калачиком, его глаза смотрят на меня с одобрением. Монстр кивает, как будто он доволен, и оглядывается, чтобы увидеть, что я смотрю на него, а затем пожимает плечами в почти человеческом жесте.

— Ему должно быть удобно, тогда он с меньшей вероятностью убьет меня.

— Разве тебе не нужно поесть? — спрашиваю я, подтягивая колени и упираясь в них подбородком.

Он наблюдает за этим движением и колеблется.

— Да, но я не хочу тебя пугать.

— Ты не напугаешь. Ешь, пожалуйста, — прошу я, не желая, чтобы он морил себя голодом ради моих человеческих чувств. Однако я не была готова к тому, что он делает, хотя должна была быть готова.

Он открывает морозильный ларь, который я не заметила, и достает оттуда сырое мясо. Не сводя с меня глаз, словно проверяя, как я отреагирую, он вгрызается в него. Кровь течет по его зубам и губам и даже стекает по подбородку.

Я сглатываю желчь, подступающую к горлу, и на секунду отворачиваюсь, прежде чем посмотреть назад. Мне нужно разобраться с этим. В конце концов, я сделала кое-что, чем не горжусь, чтобы выжить. То, что я ела... его бы от этого затошнило, и, кроме того, он такой, какой он есть. Я беру себя в руки и смотрю, как он ест. Аку даже бросает немного тигру, который с благодарностью разрывает мясо, держа кусочек между лапами.

Между ними воздух наполняется запахом крови и мяса, от которого у меня в животе бурлит, но я заставляю себя опустить руки, не желая показаться слабой. По крайней мере, он не пытался накормить меня этим.

— Ты разделил свою трапезу, ты мягкотелый, — поддразниваю я, отвлекаясь от болезненного ощущения в желудке и запаха в воздухе.

Он фыркает, затем возвращается и садится рядом со мной.

— Смотри, чтобы мои люди не услышали, как ты это говоришь.

— Я хочу спросить, — промурлыкала я, — что и кто вы все такие? Мне всегда было интересно, откуда вы пришли и что на самом деле произошло. — Я не верю в человеческую ложь, особенно после встречи с монстрами. Они могут быть жестокими, иногда грубыми и дикими, но это не те пожирающие людей, разрушающие мир существа, которых они описывали.

Они кажутся почти людьми, если не считать цвета кожи, рогов и хвоста.

Так что же произошло на самом деле? Как это началось на самом деле?

— Это долгая история, — признается он.

— Ну времени у меня предостаточно. — Я пожимаю плечами. — Пожалуйста, мне нужно знать. Мне было интересно с самого детства.

— Все будет не так, как тебе рассказывали твои люди, — предупреждает Аку, но я только киваю, и он снова возвращается к рассказу. — Пожалуйста, не бойся меня после того, как я расскажу тебе. Это было много-много человеческих лет назад. Мы приспособились, и мы преодолели это. Тогда мы были всего лишь детьми, новыми и злыми.

Я напрягаюсь, но Красный не дает мне шанса отступить. Он отвечает жестоко, и вскоре я увлекаюсь рассказом, наклоняюсь вперед и слежу за каждым словом.

— Мы не прилетели с неба. Мы не загрязнители и не монстры в том смысле, в котором ваше правительство пытается продать людям. Они сказали это, чтобы скрыть правду, потому что правда, маленький человек, в том, что они создали нас. — Он начинает углубляться в рассказ, разматывая каждую чудовищную ложь, которую мне говорили наши люди. — Нас создали в лаборатории, той самой, возле которой я нашел тебя. Они играли в бога, как вы это говорите. Объединили ДНК и создали... ну, нас. Мы были экспериментами, рожденными в пробирках, затем за нами наблюдали и использовали как лабораторных крыс, делая нас все более озлобленными и яростными в крошечных стеклянных клетках, где нас тыкали и кололи иглами. Я был еще ребенком, когда это случилось — мы называем это «Великой Расплатой». Терпение у моего народа лопнуло, и его гнев стал настолько велик, что он не мог контролировать красную дымку. В ней нет ничего, кроме нашего основного инстинкта в крови и смерти, культивируемой людьми. Мы выпустили его на них, убив всех, кто причинил нам вред, и освободив наш народ. Мы вырвались из-под земли и вышли в город. Число жертв было велико, так как убивали и уничтожали все, не зная ничего, кроме боли и ненависти. Я был спрятан здесь, внизу, старейшиной и защищен, пока война шла наверху. Люди бежали, их оружие и люди не справлялись с нами. В конце концов, некоторые из наших людей смогли отогнать дымку и поняли, что поступают неправильно. Мы становились никем иным, как монстрами, которыми они нас создали. Это изменило ход событий, и мы отступили, но им этого было недостаточно. Все, чего мы хотели, — это свободы, обрести жизнь после того, как люди подарили нам жизнь. Они не позволили этого и напали на нас, и мы дали отпор. Многие погибли, и они заявили, что мы пытались убить весь мир. Они начали строить стену, когда поняли, что проигрывают и мы их перебьем. Они изобразили нас злодеями, и когда стена была возведена, мы оставили их в покое, узнав, что значит быть свободными. Мы росли, учились и создавали семьи, племена, как те, что ты видишь здесь внизу. Они оставили нас в покое, а мы оставили их. Мы знаем, что люди говорили о нас, но это? Мы никогда не хотели этого, мы просто хотели...

— Быть свободными, — шепчу я, и он кивает с болью.

— Чтобы нам дали те же права, что и людям. В конце концов, мы не просили нас создавать. Мы объединились для защиты. Я всегда знал, что они вернутся, и они возвращались на протяжении многих лет, поэтому мы убиваем их, чтобы сохранить наши жизни. Люди украли несколько наших, и мысль о том, что они делают с ними, преследует нас всех. — Я ахаю, и он кивает. — То, что они сделали, непростительно и ужасно, но мы были не лучше. Мы без разбора отнимали жизнь и крали невинность. Мы никогда не сможем искупить свои грехи. То, что мы сделали, даже если это было не более чем наивное непонимание, было неприемлемо. Теперь мы знаем больше, но они все еще нападают на нас, все еще лгут. Однажды они вернутся, я знаю это, и я буду готов защитить свой народ.

— Ты сказал, что большинство отступило от дымки? А есть ли те, кто поддался ей? — мягко спрашиваю я.

Он кивает.

— Как есть плохие люди, так есть и плохие монстры – те, кто любит кровопролитие, смерть и причинять боль. Они обитают на самых окраинах нашего народа, изгнанные за то, что поддались ненависти, которую любят люди. Мы не все такие, как они, человек.

— Меня зовут Ария, — поправила я.

— Ария. — Он очаровательно растягивает слово. — Мы не все такие, как они, мы просто хотим, чтобы нас оставили в покое.

— Мне так жаль, — пробормотала я, протягивая руку и кладя ее на его ладонь. — Мне правда жаль. Если уж на то пошло, есть люди, которые сомневаются в том, что здесь произошло, которые не верят в это.

— Но недостаточно, — отвечает он, и я киваю.

— Нет.

— Все в порядке, это образ жизни. Мы выживаем день за днем, все еще находя себя.

Он замолкает, и я не знаю, что сказать, пока мне в голову не приходит мысль.

— Когда я была маленькой, мне сказали, что ты меня съешь. — Я усмехаюсь.

— Возможно. — Аку ухмыляется и наклоняется ко мне. — Но я обещаю, что тебе это понравится.

Я тяжело дышу, не в силах отвести взгляд от его ярких, ненормальных глаз, а он смеется, откинувшись назад.

— Мне нравится выражение удивления и любопытства на твоем лице. Ты ничего не боишься, не так ли?

— Страх бесполезен, но я боюсь достаточно.

— Скажи мне, чего ты боишься? — с любопытством спрашивает он, наклоняя голову ко мне, его рога мерцают в свете, снова притягивая мой взгляд.

Я отвечаю, глядя на них и гадая, каковы они на ощупь.

— Я боюсь умереть от голода. Я боюсь, что однажды я не буду достаточно быстрой, достаточно сильной. Что моя польза иссякнет, и я закончу, как все остальные девушки, на спине, слишком израненная и накачанная наркотиками, чтобы что-то сделать. Я боюсь остаться одна навсегда, бродить по опустевшему городу день за днем в одиночестве, никогда не чувствовать себя в безопасности, никогда не смеяться и не улыбаться. — Я перевожу взгляд на него. — Я боюсь быть человеком.

— Очень честно, — признает он и наклоняется ближе. — Прикоснись к одному.

— Что? — спрашиваю я.

Он ухмыляется, и я снова замечаю его клыки.

— К моим рогам, потрогай один, ты смотришь на них с тех пор, как мы встретились.

Я ищу глаза Аку, но он выглядит серьезным, поэтому я поднимаю свою бледную руку. Он кивает головой в знак одобрения, наклоняясь дальше, чтобы мне не пришлось тянуться. Облизнув губы, я осторожно кладу руку на его левый рог, чуть не подпрыгнув от гладкой текстуры. Я ожидала, что они будут шершавыми, но они как шелк, поэтому я провожу рукой вверх к изогнутому кончику и обратно вниз, поглаживая его. Он стонет, и я замираю. Его голос звучит медленно и глубоко, его дыхание с ароматом цитрусовых обдает мое ухо.

— Наши рога чувствительны, как твои сосочки, которые я вижу сквозь рубашку. Продолжай в том же духе, и я, возможно, насажу тебя на один из них или позволю тебе держать их, пока ты скачешь на мне.

Я дергаюсь назад, и он смотрит на меня с голодом.

— Люди не говорят со мной так.

— Значит, они глупцы. Они, вероятно, думают об этом, но не осмеливаются сказать это тебе. Ты производишь впечатление человека, который действует быстро. — Аку подмигивает и откидывается назад, с гордостью демонстрируя огромную выпуклость, обтягивающую кожаную ткань вокруг его стройных бедер. — Я говорил тебе, что мне нравится удивлять тебя, но ничего из того, что я тебе говорю, не является неправдой.

— Чего ты боишься? — промурлыкала я, пытаясь сменить тему, пока мои щеки пылали, а мои грязные, предательские мысли уносились к тем самым вещам, которые он только что описал. Каково это — трахнуться с чудовищем?

Более того, почему я вообще хочу это знать?

На протяжении всей моей жизни мне рассказывали истории о монстрах за стеной. Я боялась их и видела последствия войны, видела их следы в брошенном городе, а теперь я здесь, сижу перед одним из них и гадаю, как он выглядит под этой одеждой.

Опять решила ходить на острие ножа? Он вообще мужчина? Черт, соберись, Ария. Когда я снова встречаюсь взглядом с Красным, он ухмыляется шире, но, к счастью, не обращает внимания на мой пристальный взгляд. Слава богу, я больше не краснею.

— Боюсь? — спрашивает он.

— Не говори, как какой-нибудь наглый идиот, — бормочу я.

— Все чего-то боятся, малышка, даже монстры. — Он погрустнел, проведя большим пальцем по губам, и по какой-то причине это заставляет мои бедра сжаться. — Я боюсь... одиночества. Я боюсь, что мой народ будет заперт здесь навсегда за то, что он просто существует. Я боюсь того, что принесет правда. Я боюсь того, что произойдет, когда они наконец решат пересечь эту стену. — Наклонившись, он берет мой подбородок и притягивает меня ближе, наши губы почти соприкасаются. — Но прямо сейчас я боюсь, почему я жажду огненную, дикую девчонку передо мной, так сильно, что я едва могу дышать, преодолевая свою похоть.

— Акуджи. — Я вздыхаю.

— Не произноси так мое имя, не сейчас, когда все, о чем я могу думать, это попробовать на вкус твои соблазнительные губки или зарыться головой между твоих стиснутых бедер, которые не могут скрыть знойный аромат твоего желания.

Я не знаю, откуда взялась его внезапная смелость. Я даже не думала, что он думает подобным образом, что было глупо. Аку мужчина, даже если он монстр, но от его слов я дрожу, и не от страха.

Что со мной происходит?

▪ 13 ▪

АКУДЖИ

Я ожидаю увидеть ужас Арии, когда она смотрит на меня, но вместо этого в ее глазах вспыхивает интерес, замешательство и желание, что заставляет меня застонать. Я обвиваю хвост вокруг ее тела, поглаживая им по спине и приближая моего человечка к себе, а затем ласкаю ее бедро. Ария вскакивает и смотрит на него, прежде чем ее взор возвращается ко мне.

Я опускаю глаза на ее очень человеческие губы, не в первый раз задаваясь вопросом, каковы они на вкус. Я никогда не понимал человеческой одержимости губами, пока не увидел ее, и тогда я не мог думать ни о чем другом, как прикоснуться к ним, вкусить их на вкус и облизать их, как это делали люди в лабораториях, когда думали, что крадут мгновения у всех остальных.

Интересно, позволит ли она мне?

Ария не уклоняется и не убегает, даже когда прижимаю ее к себе хвостом, но недостаточно близко. Я так долго хотел заполучить маленького человечка, наблюдая и страстно желая ее издалека. Мой народ назвал бы это неправильным, ведь люди — враги... но как мы можем быть врагами, когда она кажется такой идеальной и правильной?

Как раз в тот момент, когда я собираюсь проверить, убежит ли она, с ее губ срывается зевок. Ее щеки краснеют, когда Ария прикрывает их, бормоча извинения.

— Ты устала. Пойдем, человечек, тебе нужен отдых, — тихо пробормотал я, снова потянувшись к ней. Я обнимаю Арию, не стесняясь. Либо она слишком устала, чтобы беспокоиться, либо не боится, когда я укладываю нас в свое гнездо, щелкая хвостом на мяуканье кошки. Я ложусь спиной к двери, чтобы защитить ее в случае нападения, и обвиваю своим двухметровым телом ее крошечную фигурку. Ария такая маленькая и мягкая на ощупь, что мое собственническое чувство заходится в реверансе. Как такое маленькое создание может быть таким свирепым и сильным?

Я напрягаюсь, не зная, что делать, но мой человек не испытывает подобных сомнений.

Она прижимается к моей груди, как будто я ее утешаю, прижимаясь ко мне всем телом, и я готов умереть тысячей смертей, лишь быостаться здесь с ней в объятиях.

Мое сердце учащенно бьется, пока ее крошечные ручки упираются мне в грудь. Наклонив голову, я удивленно смотрю на нее. Никогда еще не было такого ощущения, словно я скорее отрублю себе руку, чем сдвину ее с места. Это честь, которую она оказывает мне — доверие. Вот что это такое — доверие, — она вздыхает и медленно засыпает. Крошечный, очаровательный храп раздаётся в комнате, а я все еще не смею шевельнуться ни на дюйм, если потревожу ее, если она уйдет, вспомнив, что я и есть то чудовище, о котором ее предупреждали.

Но в глубине души я знаю, что не просто монстр. Теперь я ее монстр.

Я принадлежу этой маленькой женщине, и когда она вернется за стену, мое сердце последует за ней.

Кот громко мурлычет, и я знаю, что он чувствует то же самое. Крошка перебралась за стену, чтобы спастись от своего народа, но она вернется туда, где ее место, и оставит нас здесь, а мы останемся в недоумении, как мы могли жить до нее.

— Не уходи, малышка. Оставайся здесь с чудовищами... со мной. Я обещаю, что буду защищать тебя так, как тебя никогда не защищали. Ты больше никогда не будешь голодной или испуганной. Останься, — умоляю я, зная, что она меня не слышит.

Знаю, что она уйдет.

▪ 14 ▪

АРИЯ

Мне жарко. Очень, чертовски жарко. Так не привычно для меня, потому что в той убогой лачуге, в которой я живу, обычно холодно, и более того, я сыта.

Сыта и в тепле.

Я не дома.

Открыв глаза, первое, что вижу, это красную кожу, и только тогда я вспоминаю, где я и к кому прижимаюсь. Застыв, я понимаю, что едва дышу, но он дышит. Он медленно вдыхает, а когда выдыхает, воздух обдувает мои волосы. Его голова прижата к моей. Я прижимаюсь к его груди, ноги Красный переплел с моими и хвостом обвивает меня, словно приковывая к себе. В комнате тихо, только его дыхание и мое колотящееся сердце.

Акуджи.

Мой монстр ― не мой. Он тот монстр, который спас меня от своего народа, тот, кто кормил меня и оберегал. Я никогда раньше не спала так крепко и долго, обычно вздрагивая от любого шума. И неожиданно я понимаю, что с ним чувствую себя в безопасности ― в безопасности и под защитой. Это так непривычно, ведь меня всегда предупреждали, что монстры съедят меня. Теперь, когда я знаю, что мой собственный народ создал их, все обретает смысл. Неудивительно, что они ненавидят нас...

Ну, большинство из них.

Аку не ненавидит, особенно если судить по вчерашнему вечеру. Он собирался поцеловать меня, я была уверена в этом, и какая-то часть меня хотела этого. Хотела поцеловать большого, красного страшного ублюдка, который прикасался ко мне так, будто я хрупкая. Я слегка запрокинула голову, и Акуджи опустил голову на меховое гнездо под нами, и, воспользовавшись моментом, я хорошо рассмотрела лицо Аку, пока он спит, чтобы проанализировать и запомнить. Мне так и хочется подтянуться и погладить его волевую скулу и щеки, даже когда клыки Аку выглядывают над почти темно-красными губами. Он поистине красив. Как кто-то может смотреть на него и думать о чудовище?

Да, он гигант, у него хвост и рога, но после одного взгляда в его глаза я поняла, что он лучше большинства человеческих мужчин.

Меня охватывает боль от того, что случилось с ним, с его народом. Я не могу винить их за гнев. Я тоже ненавижу свой народ, но лично меня они никогда не пытали так, как этих людей. И они люди, а не монстры. Их различия только делают их еще более привлекательными.

Я облизываю губы и крепче прижимаю руки к груди Акуджи, чувствуя, как напрягаются его твердые мышцы.

Я была только с одним парнем, просто потому что хотела узнать, каково это, но он даже близко не стоял с ним. Парень был худым и голодным, как все мы, бедняги. Он испугался, и все быстро закончилось, оставив меня неудовлетворенной и грязной. Но сейчас, прижимаясь к своему чудовищу, все остальные мысли исчезли. Настоящая похоть нахлынула на меня, пока я не поняла, что именно так и должно быть ― хотеть кого-то так сильно, что трудно дышать. Я сжимаю бедра, пытаясь избавиться от этой глубокой жгучей боли, которая появилась, когда я впервые увидела его, сидящего на своем троне.

Люди говорят, что они монстры, а его называют уродом.

Но все, что чувствую сейчас, жгучее желание. Мое воображение несется вскачь, когда представляю, каково это — почувствовать эту силу, в объятьях которых нахожусь, узнать вкус его рогов и испытать всё, на что еще способен его хвост. Аку все еще счастливо спит, но я возбужденная и пыхчу рядом с ним, практически извиваясь, чтобы быть ближе.

Похоть надо мной берет верх, и я не узнаю себя.

Лучше разбудить Красного, настоять на продолжении поисков и вернуться домой, но я не хочу этого, не сейчас. Сейчас я хочу, чтобы он проснулся и закончил то, что начал. Хочу, чтобы он поцеловал меня так, как мы оба того хотели, и хочу знать, такой ли он на вкус, как пахнет.

Лесной и мужской.

Невольно бросаю взгляд на его лицо, потом снова на грудь. Медленно, очень медленно, поднимаю пальцы и нежно глажу его грудь, ощущая твердость его кожи. Она так отличается от человеческой, в ней нет никакой податливости. Как металл, покрытый атласом, и такая приятная, что я не могу не исследовать ее дальше.

Я перевела взгляд на Аку и замерла, когда поняла, что он смотрит на меня черными глазами. Аку не двигался, даже не дышал по-другому, но он проснулся и наблюдал за мной.

Сглотнув от страха и смущения, я пытаюсь убрать руки.

— Прости. Мне было любопытно узнать, каков ты на ощупь, — признаюсь я, говоря не громче шепота.

Выдохнув, он берет меня за руки и возвращает их к своей груди.

— Не нужно останавливаться, маленький человечек. Можешь трогать любую часть меня, какую захочешь.

Я снова смотрю на грудь Аку и, по его настоянию, продолжаю свои исследования. Провожу пальцами по груди Красного к горлу, которое вибрирует от рыка, когда глажу его скулу, и перехожу к губам, по которым провожу большим пальцем. Аку слегка приоткрывает их, и его теплое дыхание обдувает мои пальцы. Я ласкаю мягкую нижнюю губу и провожу подушечкой пальца до клыка. Не будучи уверенной, останавливаюсь перед тем, как прижать большой палец к клыку, и тихо шиплю, когда он режется. Капля крови скапливается на большом пальце, когда я отдергиваю его.

— Позволь мне, — мурлычет Аку, осторожно поднося мою руку к своему рту.

Не сводя с меня взгляда, он медленно всасывает мой большой палец, пробуя на вкус мою кровь и желание. Биение сердца отдается эхом во всем моем теле, вплоть до пульсирующего клитора, как будто он сосет что-то другое, а не ранку.

Я почти кончаю лишь от одного прикосновения Акуджи и понимаю, что мне нужно, чтобы он поцеловал меня.

Видимо, Красный чувствует то же самое, потому что он вынимает мой палец изо рта и с рычанием запускает руку в мои волосы, притягивая меня ближе, опуская голову. Я закрываю глаза, готовая к прикосновению его губ, как вдруг раздается рычание.

Открываю глаза и вижу, как тигр ударяет его огромной лапой. Акуджи ворчит и отпихивает меня, чтобы я не пострадала, когда тигр кусает его за плечо. Не настолько сильно, чтобы прорвать кожу, но настолько, что хватило оттащить Аку от меня и сбросить. С рычанием тигр сворачивается передо мной, словно защищая меня.

Я не удерживаюсь и смеюсь.

Акуджи садится и выглядит сердито, пока не видит меня, а потом улыбка появляется на его губах, когда мой смех разносится в воздухе. Я тянусь к своему тигру и глажу его.

— Он защищал меня, — говорю я между приступами смеха.

— Наверное, да, — ворчит Аку, но все еще улыбается, поднимаясь на ноги.

Вздохнув, я падаю на спину, и момент обрывается, когда реальность обрушивается на меня.

Талия, возможно, ранена или еще хуже, а я лежу здесь и смеюсь. Я еще раз погладила тигра, прежде чем тоже встать на ноги.

— Думаю, нам стоит вернуться к поискам.

— Только если ты сначала поешь, человечек, — приказывает Акуджи, от чего я закатываю глаза. Он уходит и через минуту возвращается с водой и вкусняшками. — Сегодня я поищу еду получше...

— Все в порядке, спасибо, — искренне говорю я Аку, садясь и проглатывая еду. Он снова делится своим завтраком с тигром, а после берет меня за руку и ведет из своей комнаты. Сначала я опускаю голову, но потом поднимаю ее и встречаюсь взглядом со всеми просыпающимися монстрами. Кто-то рычит, кто-то кричит, но он не обращает на них внимания, пока мы не доходим до выхода, а потом Аку рявкает на свой народ и вытаскивает меня наружу.

Я с удовольствием вдыхаю свежий воздух, а затем понимаю, что мне нужно в туалет.

— Секундочку! — кричу я, бросаясь прочь. Я слышу рычание, а затем Аку хватает меня и прижимает к своей груди.

— Я не собиралась снова бежать, — вздыхаю я, похлопывая его по руке. — Мне нужно в туалет.

— Ох, — отвечает он и медленно разжимает руки, опуская меня на ноги и отпуская. — Оставайся там, где я могу тебя видеть.

— Ну уж нет, извращенец, — смеюсь я и направляюсь к ближайшему магазину. Аку следует за мной, пока я прохожу мимо прилавка и перил и нахожу туалет в задней части магазина. Я частично закрываю дверь, так как мне нужен свет, чтобы видеть, и сажусь на корточки, делаю свои дела и кривлюсь, когда понимаю, что мне нечем помыть руки.

— Ты в порядке? — спрашивает он.

— В порядке. — Я практически пискнула, когда открыла дверь и увидела Аку снаружи, защищающего меня. Это заставляет меня улыбнуться, когда я иду к нему. — Давай вернемся к поискам.

Он смотрит на меня и кивает.

— Конечно, человечек. Надеюсь, сегодня мы найдем твою подругу.

Какой же он врунишка.

Я слышу недовольство в его голосе, и на мгновение я чувствую то же самое.

Потому что, когда я найду Талию, это будет означать, что мне придется покинуть моего монстра.

▪ 15 ▪

АРИЯ

Мы искали два часа, но следов Талии так и не нашли. Я начинаю сильно волноваться и срываюсь на Акуджи. Он нервно поглядывает на меня, обходя препятствия, пока я бушую и топаю. На меня совсем непохоже вести себя громко и несносно, но в душе я чувствую, что могу быть такой, когда рядом со мной Аку и мой тигр.

— Где она? — говорю я.

Я слышу, как Аку вздыхает, а затем раздается шорох. Он хватает меня, притягивает ближе и закрывает мне рот рукой, чтобы я замолчала, как будто я такая дурочка, но я говорила громко. Черт. Акуджи удерживает меня так в течение, казалось бы, часов, но на самом деле прошли минуты, прежде чем медленно отпустить меня.

— Мы должны верн...

— Без нее, нет, — шепчу я.

— Ария. — Даже то, как сексуально он произносит мое имя, не успокаивает меня, особенно когда я вижу, как он отводит взгляд. Я устала от его уверток. Он что-то знает, и я хочу знать, что именно.

— Скажи мне, — требую я, поворачиваясь к Красному со скрещенными руками.

— Что сказать тебе? — спрашивает он, нахмурившись, но при этом постоянно окидывает взглядом наше окружение в поисках угрозы.

— Все, что ты от меня скрываешь. Я видела твое лицо, когда мы нашли след, когда упомянула Талию. Ты что-то скрываешь от меня, и я хочу знать что. Говори сейчас же, — огрызнулась я.

— Ария, тише, — требует Аку, но я подхожу ближе и тыкаю его в грудь. Я уверена, что это больнее для моего пальца, чем для него, но это привлекает его внимание.

— Все мне врут, но я никогда не думала, что и ты тоже будешь. Скажи мне, что случилось с моей подругой, или я сбегу, и ты никогда меня не найдешь, — угрожаю я.

Аку фыркает, но, когда понимает, что я говорю серьезно, проводит рукой по лицу.

— Не здесь, я что-то слышал. — Акуджи хватает меня, и я пытаюсь вырваться, но он перекидывает меня через плечо и уходит. Я поджимаю губы, чтобы не закричать, когда Акуджи бежит к ближайшему зданию, а затем нагибается и прыгает в воздух. Мы парим в воздухе, в животе ухает вниз, и в тот момент, когда думаю, что мы вот-вот упадем, он с грохотом врезается в стену. Когтями Красный врезается в кирпич, а затем начинает карабкаться, одной рукой перекинув меня за спину, спустя несколько мгновений мы оказываемся на крыше. Он ставит меня на ноги, показывает, чтобы я подождала, и обыскивает крышу.

Когда Аку убеждается, что там пусто, он возвращается ко мне и тяжело садится, словно боясь ответить мне. Это само по себе заставляет меня волноваться.

— Пожалуйста, Акуджи, скажи мне, я за нее в ответе. Защищать ее мой долг, благополучно провести ее и вывести обратно... Мне нужно знать. Она мертва?

— Да, нет, я не знаю, — наконец признается Аку, поворачивая голову, чтобы посмотреть на меня, его кожа блестит под полной луной. Как легко я превратилась из дневного ходока в ночного? — Ее забрали.

— Кто похитил? — спрашиваю я.

— Другое племя. Я знаю какое, только видел их следы.

Я отшатнулась назад.

— Но почему?

— Я не знаю, но они не убили ее на месте, а значит, она им для чего-то нужна. Для чего, я не знаю.

— Мы должны пойти и забрать ее...

— Мы не можем. Если я пересеку их земли, это будет смертный приговор...

— Я не оставлю ее в руках монстров! — кричу я, мой голос эхом разносится по пустой крыше. — Я не могу, я не буду, она не такая, как я, Акуджи. Она не воин. Она мыслитель. Она должна быть так напугана! Она доверилась мне, — говорю я, проведя ладонью по лицу и вытирая заслезившиеся глаза. — Она доверилась мне, а я не справилась и подвела ее.

— Ария. — Он тянется ко мне, усаживая меня к себе на колени, и прижимает к себе. — Ты не подвела ее, ты едва не погибла, защищая её. Твоя подруга наткнулась на них, это очевидно. Племя... Они не убийцы, как мои или внешние. Они мыслители, как твой ученый, объединились ради любви к знаниям. Я не думаю, что они её убьют. Сначала они захотят узнать, что знает твоя подруга. Поэтому пока что она в безопасности. Я свяжусь с ними и попрошу о встрече, и мы вернем твою подругу. Я обещаю. Прости, что соврал, я просто хотел обезопасить тебя.

Я позволила Аку обнять себя, и прошло несколько минут, прежде чем я отстранилась.

— Хорошо, так как ты свяжешься с ними?

— Я пошлю бегуна. Мы вернемся и сделаем это сейчас. Ты сможешь поесть и отдохнуть...

— Людям не нужно так много отдыхать, — фыркнула я. — Мы не хрупкие. — По какой-то причине, когда говорю это, я смотрю на его губы. Мы оба замираем, прежде чем я прочищаю горло.

Акуджи берет меня за руку и ведет прочь, между нами возникает неловкое напряжение.

— Расскажи мне о тех, кто, как ты думаешь, ее забрал.

— Они ― другой тип монстров, нежели мы. Они трепетно относятся к науке и жаждут узнать, откуда мы появились, как будто это может решить наше будущее. Ищут ответы в прошлом. Однажды я видел их в лаборатории, из которой ты выходила, когда на тебя напали. Они забрали оттуда... предметы.

— Так вот куда они делись, — бормочу я, и он кивает.

— Да, я не знаю, что и почему. Большинство из нас хотят забыть о том, что там произошло, а не зацикливаться на этом. Я думаю, они считают, что если смогут разобраться, то смогут заключить мир с людьми, чтобы мы могли сосуществовать.

— А ты нет? — спрашиваю я.

— Нет, люди ― жадные, слабые существа. — Аку хмыкает. — Прости, я не тебя имел в виду. — Я отмахиваюсь, а он продолжает: — Им не нравится наша угроза. Если правда когда-нибудь выйдет наружу... Нет, я не думаю, что когда-нибудь наступит мир. Они будут продолжать пытаться уничтожить нас, и мы будем делать то же самое, пока не останется ничего, кроме смерти.

— Это печалит, — пробормотала я.

— Да, но таков образ жизни твоего народа. Они жаждут войны. Жаждут разрушения, никогда не довольствуясь тем, что имеют. Я буду защищать свой народ своей жизнью, если придется.

Я придвигаюсь ближе, мне не нравится эта идея. Аку похлопывает меня по руке, словно чувствуя мое беспокойство.

— Не бойся, человечек, я позабочусь о твоей безопасности.

— Я в безопасности здесь, с монстрами, — шучу я. — Думаю, это делает меня симпатизирующей.

— Или почетным монстром. — Он подмигивает.

— Мне это нравится. — Я ухмыляюсь, но улыбка исчезает. — Надеюсь, с Талией все в порядке.

— Как и я, малыш. Как и я.

▪ 16 ▪

АКУДЖИ

Спустившись под землю, я торопливо веду Арию в свою комнату, где кормлю ее и даю освоиться. Тигр ушел, но я не переживаю, он вернется. Он не уйдет далеко, и пока тигр не ест моих людей, у нас все в порядке. Убедившись, что Ария улеглась и мирно посапывает, я запираю дверь и обращаюсь к моему самому надежному командиру Ророаку, который ждет меня снаружи.

— Защищай её своей жизнью. Я сам убью тебя, если кто-нибудь войдет или выйдет, понял?

Ророак кивает, не сводя с меня взгляда. В отличие от остальных, он, кажется, не испытывает проблем с моим человеком, и только любопытство горит в его глазах.

— Что ты планируешь делать с... ней? — спрашивает он. Любой другой воспринял бы это как оскорбление моего лидерства, но знаю, что Ророак просто хочет поучаствовать в обсуждении или устроить мозговой штурм вместе со мной. Так было с самого детства. Я всегда был безрассудным, нагло бегал по городу, открыто заявлял о себе и хорошо ладил с людьми.

Он всегда был ворчливым, неуверенным и предпочитал говорить кулаками, так что мы были хорошей парой.

Я также доверяю ему свою жизнь... а теперь и ее.

Моей Арии.

— Я не знаю, — признаюсь я, понижая голос, чтобы она не услышала, если проснется. — Я не могу объяснить тебе, мой друг, но я должен ее защитить. Я не переживу, если она пострадает. Она не враг.

— Другие могут не видеть этого так. — Снова короткое, отрывистое заявление.

— Я знаю. — Я хлопаю его по плечу. — Я их заставлю. Она пришла не для того, чтобы причинить нам вред. Как и мы, она пострадала от людей. Вот почему она здесь, прячется за нашими стенами. Она просто пытается выжить, как и мы. Ария потеряна и одинока. Ты помнишь, когда мы были такими же?

Он кивает и вздыхает.

— Ты знаешь, что я последую за тобой. Я всегда следовал и всегда буду. Если ты говоришь, что она не враг, то я тебе верю. Я не покину свой пост. Никто не тронет твоего человека, Рейгнер.

Мой человек... Она такая?

Почему это кажется таким правильным?

Я только что объявил о своей позиции по отношению к ней. Если кто-то захочет причинить вред Арии, ему придется пройти через меня. Значит, будет вызов, и я потеряю некоторых людей, на защиту и взросление которых потратил годы, но она того стоит. Я смотрю на дверь. Я найду ее подругу. Это изменит все, и все же я сделаю это, чтобы исчезло ее беспокойство, чтобы снова увидеть улыбку Арии.

В главной комнате собралось большинство моих людей. Они поворачиваются, когда я вхожу, очевидно, говорили о моей одержимости человеком.

— Первым делом, — громко объявляю я. Мне нужно покончить с этим, прежде чем мы сможем продолжить. — Человек ― мой, я претендую на нее. Любой, кто прикоснется к ней, столкнется с моим гневом и либо умрет, либо будет изгнан. Это мое обещание. — Это приводит в ярость некоторых людей, и я сужаю глаза, рыча: — Кто-то хочет возразить?

— Да, я! — раздается голос, и за ним следуют двое других.

Они ― молодые воины, слишком юные, чтобы помнить о войне, помнить о моем наследии. Остальные колеблются, зная, кто я и что я отдал за свой народ, хотят мне довериться. Сейчас я сосредоточусь на них, покончив с проблемами. Они снова поверят мне, а когда поймут, что моя Ария не желает им зла, они поверят и ей. Я не потеряю свой народ.

— Тогда выйдите вперед, — говорю я низким и сердитым голосом.

Три воина проходят сквозь толпу. У одного сломан рог, другой тощий, а третий здоровый, но я больше. Я знаю их имена. Помню их родителей. Они сироты. Их родители погибли на войне, как и мои, или попали в плен, когда они были еще младенцами.

Я меняю позицию и сгибаю колени, опускаю руки, удлиняя когти.

— Сражайтесь и победите меня, если сможете.

Они бросаются вперед, и я спрыгиваю с тронного подиума, чтобы встретиться с ними лицом к лицу. Я кружусь в их массе, режу когтями и бью хвостом. Один вскрикивает, падая со следом от когтей на груди, и сильно кровоточит. Худой, Рен, колеблется, в его глазах светится ум, поэтому я поворачиваюсь к здоровяку, Йельму.

— Ты предатель, — рычит он на меня.

— Брат, я понимаю твой гнев. Я тоже ненавижу людей, но она тоже сирота. Она такая же, как мы, — объясняю я.

— Она ― человек! Мы не можем доверять никому из них, а теперь еще и тебе! — рычит он и прыгает на меня. Я не хочу этого делать, но я вижу безумие в его глазах. Он ненавидит людей, и он никогда ее не примет. Йельм ― угроза для нее, и я не могу этого допустить. Я вскидываю когти в воздухе, зацепив его за живот.

Глубоко раню его, но это не смертельный удар. Он падает на землю с поскуливанием, его рога бледнеют, а кровь стекает на пол.

— Ты ошибаешься. — Я приседаю и говорю: — Ты зациклен. Чтобы выжить, мы должны адаптироваться. Ты не можешь этого сделать. Ты ставишь свои потребности выше наших людей. Ты будешь изгнан. — Я встаю и перешагиваю через Йельма и иду к худому мужчине. Он кивает и отступает назад, признавая поражение.

Умный.

— Она моя! — рычу я, с моих когтей капает кровь. В моих словах слышится власть и потребность. — Это наше будущее! — кричу я, оглядывая свой народ. — Мы приспосабливаемся, мы выживаем ― это наш путь. Они не все злые. Мы сможем преодолеть это. Мы узнаем о них, о наших врагах. Она поможет нам. Она будет одной из нас.

Некоторые соглашаются, топают ногами и аплодируют.

— Я приведу нас к победе, к лучшей жизни, о которой мы все мечтали! Пусть мы монстры, как они нас называют, но мы не опустимся до их уровня. Мы будем защищать наш дом и тех, кто ищет здесь убежища!

Рев наполняет воздух.

— Здесь, здесь!

— Мы ― монстры тьмы! Мы ― племя Ночных Князей!

Рев их эха оглушителен, и когда я оглядываюсь назад, Йельм закрывает глаза, все еще испытывая боль и гнев. Знаю, почему он сражался. В молодости я бы тоже сражался. Ненавидел людей за то, что они отняли у нас, за то, что они сделали. Ты можешь ненавидеть своих хозяев, тех, кто тебя создал, и все равно любить их, и я любил. Но нельзя позволить этой ненависти ослепить тебя к возможностям. Они убили его семью, а мы, конечно же, убили их. Он держит в себе детскую злобу, не видя, как она помешает нашему народу или его жизни. Мне не хочется, чтобы он уходил, чтобы его изгнали и заставили снова быть одному, но это единственный выход. Если Йельм останется, он станет угрозой для моего народа и для нее.

Он сделает все, чтобы отомстить.

Даже предаст или причинит боль своим.

Он ослеплен яростью.

Может быть, немного времени в одиночестве ему поможет.

— Отведи его на юг и убедись, что у него есть припасы, — приказываю я и оглядываюсь на него. — Я надеюсь однажды снова увидеть тебя, Йельм, и надеюсь, ты поймешь, почему я так поступаю. Ты так полон гнева, брат. Ярость сожрет тебя. Надеюсь, ты найдешь кого-то, кто заберет эту ярость и заменит ее надеждой.

— Ты предаешь наш народ ради человечка! — рычит Йельм, когда его поднимают на ноги двое мужчин, с трудом удерживаясь на ногах. — Ты принесешь смерть всем нам!

— Нет, это ты, брат. — Я киваю и смотрю, как уводят Йельма. Повернувшись к нашим людям, я изучаю их лица. — Мне нужен доброволец, гонец, чтобы отправиться в племя Акумена.

Харен выходит вперед, умный, пожилой сильный воин. Он ― хороший кандидат. К тому же у него там живут друзья.

— У них еще один человек. Скажи им, что мы должны встретиться. Передай им, что если они причинят вред человеку, то не только люди обрушатся на их головы, но и я.

Он моргнул, но кивнул, молча отправляясь на задание.

— Сегодня вечером мы празднуем новое будущее! Будущего счастья, новых друзей и новых перспектив, а не только борьбы и смерти! — объявляю я. Это даст им повод для праздника. Я смотрю, как приносят еду и эль тоже. Я обхожу всех, приветствую и разговариваю, прежде чем прокрасться обратно в свою комнату, мне нужно ее увидеть.

Ария.

Ророак все еще у двери. Он улыбается.

— Ты всегда умел говорить. — Он вздыхает. — Она пыталась выйти, но я сказал ей подождать. Она очень... нетерпеливая, твой человек, и у нее странный язык.

Рыча, я впечатываю его в стену, адреналин от испытаний все еще бурлит во мне.

— Не смей смотреть на ее язык!

— Я имел в виду ее слова! — прохрипел он.

— Ой... — Я опускаю его. — Да, она говорит странно, не так ли?

Он злобно смотрит на меня, но расслабляется.

— Да, теперь я пойду поем, пока ты развлекаешься со своим человеком. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

Я смотрю, как Ророак уходит.

Я тоже, брат. Я тоже.

Я знаю только, что готов рискнуть всем ради нее, ради лучшей жизни с ней рядом.

▪ 17 ▪

АРИЯ

Как только Аку входит в комнату, я вскакиваю и бегу к нему, собираясь осмотреть его, но тут же замираю. Прочищаю горло, пока он с любопытством наблюдает за мной.

— Прости, просто... Ты в порядке? Я слышала драку и рычание.

— Обычное дело здесь. — Он ухмыляется, и тут раздается стук. Аку загораживает меня, пока открывает дверь, говоря на другом языке, а когда дверь снова закрывается, он протягивает мне металлическую тарелку. — Вот, ешь. Сегодня праздник, и они приготовили тебе еду.

— Праздник? — Я беру тарелку, нерешительно сажусь и начинаю ковыряться в еде. В ней присутствует немного сырого мяса, но я не обращаю на это внимания и ем другие кусочки. — Разве ты не должен быть с ними как Рейгнер? — Я произношу это слово, не в силах выговорить рычащие слоги.

Он широко улыбается, выставляя напоказ свои острые клыки, как будто я сделала что-то, чем можно гордиться, и я, как глупая идиотка, прихорашиваюсь под его гордым взглядом.

— Я позаботился о своем народе. Я бы предпочел быть здесь с тобой, малыш.

— Правда? — поддразниваю я, не в силах удержаться.

Аку издает странный рычащий звук, от которого по моему телу проходит дрожь, его доминирование почти омывает меня. Иногда он практически как человек, но иногда ― как монстр. Как сейчас, когда он вышагивает с хвостом, виляющим по воздуху, его рога блестят на свету, глаза прищурены, а клыки нависают над губой, когда он рывком головы показывает на блюдо.

— Ешь, — требует он.

Закатив глаза, я делаю то, что мне говорят просто потому, что я очень голодна. Еда неплохая. Конечно, есть какой-то старый шоколад, который вызывает подозрения, но, когда откусываю первый кусочек, я почти кончаю. Не думаю, что до этого момента когда-нибудь ела по-настоящему, и я не могу остановить себя от того, чтобы поглотить его, как зверь.

Открыв глаза, я вижу Аку перед собой и отшатываюсь. Сейчас его глаза полностью черные, клыки кажутся больше, а хвост хлещет за спиной, когда из него вырывается низкий рык. У меня округляются глаза, когда он протягивает руку с когтями, от чего я замираю. Аку загибает палец и очень осторожно проводит им по моим губам и щеке, затем показывает мне растаявший шоколад. Не сводя с меня взгляда своих черных глаз, подносит палец к своему пухлому рту и высасывает его дочиста.

Вожделение проникает в меня, и я сжимаю бедра. Он следит за каждым моим движением, и рык, кажется, усиливается. Когда Аку откидывает голову назад, нюхая воздух, меня охватывает ужас.

Он чувствует запах моего возбуждения?

Черт!

Вскочив на ноги, я отхожу от него, как можно дальше.

— Так, расскажи мне побольше о своем народе, — поспешно требую я, пытаясь сменить тему и отвлечься от одержимости его губами или пальцами.

Акуджи сидит неподвижно, даже его хвост завис в воздухе, словно для удара. Он следит за каждым моим движением своими черными глазами ― и это единственное, что он делает.

— Что ты хочешь знать? — голос Аку ― сплошное рычание, я отворачиваюсь, услышав низкий тембр. Сквозь тонкую рубашку проступают соски, и глубоко внутри меня расцветает боль. Даже от его голоса я становлюсь мокрой, и он это знает. Он снова принюхивается к воздуху, и горделивая, по-мужски вызывающая улыбка кривит его губы, а клыки скорее усиливают, чем ослабляют эффект.

Я ищу в комнате что-нибудь, хоть что-то, что можно было бы использовать для побега, но я заперта здесь, с ним. Я не боюсь, что он может убить меня, но опасаюсь, что он может съесть меня заживо, и я буду наслаждаться этим.

— Ты... возбуждена. — От его баритона я думаю о совсем других вещах, которые он, вероятно, прорычал бы, а затем у меня запылали щеки.

Я изумленно поворачиваюсь к Акуджи, бормоча:

— Ты не можешь... Ты не можешь вот так просто взять и сказать!

— Почему нет? — спрашивает он, нахмурив брови в замешательстве, когда делает шаг ко мне. Я отступаю назад, пока мы не начинаем играть в кошки-мышки. — Это правда ― я чувствую твое желание.

— Нет, люди не говорят об этом так откровенно.

— Тогда люди ― идиоты. — Аку ухмыляется. — Чувствовать возбуждение ― нормально, возбуждение ― это хорошо. Для фертильного самца запаха желания достаточно, чтобы свести его с ума. Многие сражаются и умирают ради удовольствия своих женщин, чтобы показать свою силу.

— Да, но люди так не поступают. Мы играем... с трудом. Мы не всегда признаемся, когда мы... э-э-э... возбуждены, — бормочу я, совершенно смущенная этим разговором.

— Почему? — спрашивает Аку. — Зачем скрывать это, если отдаться возбуждению гораздо приятнее? Мужчины умоляли бы доставить тебе удовольствие, попробовать хоть каплю твоего желания.

Я потрясенно смотрю на него.

— Человеческие мужчины так не делают. Иногда они используют желание против тебя, — признаю я. — Иногда они берут силой, когда говоришь «нет», или если ты хочешь этого слишком сильно, они называют тебя ужасными именами, как будто женщины не должны наслаждаться тем же возбуждением, что и они.

— Я не понимаю, — хмыкает он. — Это хорошо. Это признак дружеского общения, иногда даже любви, но всегда доверия. Для женщины честь быть желанной.

— Не у моего народа. — Я горько смеюсь, пока Акуджи продолжает идти ко мне. Я опускаю глаза на его пах, замечая очевидную эрекцию, и она массивная. — Эм... — Я кашляю, щеки у меня горят еще сильнее, что готова поспорить, что красная как мак.

Он наклоняет голову, глядя вниз на свой явный признак желания.

— Мой народ не скрывает доказательств наших желаний. Мы показываем нашим самкам, насколько желанными мы их считаем.

— Я не одна из ваших самок, — шепчу я, прижимаясь спиной к стене. Аку продолжает идти ко мне, и мне приходится запрокинуть голову, когда он останавливается передо мной.

Аку протягивает руку, и я задерживаю дыхание, но все, что он делает, это проводит пальцем по моим волосам, поглаживая их.

— Твои волосы такого же цвета, как моя кожа, — прошептал он, и у меня перехватило дух, потому что он прав ― так и есть. — Но это не важно. Я хотел тебя с того момента, как встретил, но не хотел пугать тебя, маленький человечек.

— Да, ты пугаешь меня, — признаю я, и не потому что он монстр, а потому что начинаю чувствовать себя с ним комфортно, более свободно и безопасно, чем с себе подобными, и в то же время жажду его так, как никогда не жаждала другого. Желание всегда было на втором плане, не совсем приоритетным, но с Аку я словно задыхаюсь от отчаянной похоти, и это единственное, о чем я могу думать. Я жадно пробегаю глазами по его обнаженным мышцам, а затем возвращаюсь к его губам.

Интересно, каков он на вкус?

— Ария, не бойся меня. Я никогда не причиню тебе вреда. Я бы вырвал свое сердце, прежде чем сделать это.

— Люди так не говорят, — повторяю я, когда Аку заключает меня, словно в клетку, в объятия своих огромных рук и прижимает к стене. Его внимание полностью сосредоточено на мне, его желание все еще очевидно, он нюхает воздух, словно вдыхая мое.

Меня это не должно так сильно возбуждать, но возбуждает.

Мне нужно выбраться отсюда, пока я не наделала глупостей, например, не набросилась на Акуджи.

— Мы можем больше не говорить об этом, пожалуйста? — умоляю я, и, к счастью, он сжалился надо мной. Аку все еще прижимает меня к стене, где я пыхчу, чувствуя себя крошечной и такой чертовски возбужденной, что мне хочется залезть на него и отдаться своему любопытству.

— Да, Ария, — урчит он, но потом наклоняется и облизывает мое лицо, и оно не должно быть таким горячим, как сейчас. — Но, чтобы ты знала, твой запах останется со мной навсегда, заставляя меня быть жестче, чем когда-либо прежде, мечтая о возможности доставить тебе удовольствие, которого так отчаянно желает твое тело. Я готов убить каждого монстра здесь за эту честь. Я бы разрушил стену ради этого. Я доставлю тебе столько удовольствия, что ты никогда не захочешь вернуться к людям. Но я подожду. Я буду ждать и мечтать об этом. — Наклонившись, он проводит губами по моему лицу, кончики его клыков царапают мою губу. Я вдыхаю и прислоняюсь к нему. — И, если ты захочешь исполнить свое желание, Ария, я буду ждать. Не осуждай меня, я не человеческий мужчина. Я ― воин, который будет наслаждаться, и будет реветь до небес от радости, что может подарить тебе наслаждение. — Акуджи небрежно отступает назад и ложится, как будто он только что не снес мне крышу.

Я вжимаюсь в стену и смотрю на него. Его глаза закрыты, а тело расслаблено, даже с огромной эрекцией, что заставляет меня сглотнуть и отвести взгляд.

Как, черт возьми, я переживу его?

— Что ты хочешь узнать о моем народе? — наконец спрашивает он, и я опускаюсь еще ниже. Я слишком подавлена им, чтобы думать ясно.

— Все, что угодно, — прохрипела я, отчаянно пытаясь не обращать внимания на пульсацию между бедер и на то, как сильно я хочу броситься на него, чтобы выяснить, правда ли то, что он говорит.

~

— Не может быть! — Я со смехом падаю на Аку.

Он ловит меня и смеется сам.

— Это правда, я понятия не имел. Я просто бегал голый, как дикий зверь, пытаясь поймать свинью, пока старейшины не нашли нас и не сказали мне, что это шутка.

Я смеюсь сильнее, со слезами на глазах, а бока болят. Он рассказывает мне историю за историей о своем народе, о себе, и это только больше привязывает Аку ко мне. Это напоминает мне о тех проблесках человечности, которые я все еще вижу время от времени ― семья, любовь, общение, радость и смех. Они живут своей жизнью так полно, в то время как мы зарываем голову и живем в гневе.

Они наслаждаются каждым мгновением, зная, что оно может быть последним. Они ничего не боятся, даже смерти, только отсутствия жизни. Они наслаждаются простыми удовольствиями, такими как охота, еда и совместное времяпрепровождение, а также смехом, музыкой, драками и исследованиями. Они словно дорожат этим миром и существами в нем.

Монстры совершенно не похожи на то, что мне рассказывали.

У них даже есть семьи, хотя обычно это целое племя. Старейшины присматривают за детенышами, как они их называют, и воспитывают. Их учат сражаться, быть добрыми, защищать свой народ и окружающий мир. Они не просто говорят, они отдают.

Упав на бок, я свернулась калачиком, наблюдая за Аку, слушая, как он рассказывает о своем народе ― народе, который не является чудовищами.

Улыбка не сходит с моих губ, а его улыбка очень мила. Аку гладит мою ногу, как будто не замечает, что делает это. Когда он, наконец, замолкает, смотрит на меня и, кажется, смягчается.

— Почему ты вернулась? — спрашивает он нерешительно.

— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я, сбитая с толку.

Он облизывает свои клыки, впервые за все время, что я вижу его нервным, когда он ищет мой взгляд.

— Назад через стену.

— Это моя работа...

— Нет, не сейчас. Тогда, — пробормотал он, сглатывая. — После того, как ты прошла через стену, когда была ребенком, почему ты вернулась?

Я сажусь прямо, сердце колотится, когда смотрю в его глаза.

Глаза цвета солнца.

Глаза, которые я помню.

▪ 18 ▪

АКУДЖИ

— Ты спас меня? — требовательно спрашивает Ария.

Я наклоняю голову.

— Меня поставили патрулировать стену ― это работа, которую дают детям, чтобы показать им правду о нашем народе, ― когда я увидел, что ты забрела сюда. Я знал, что должен был рассказать старшим и позвать остальных, но стоило мне взглянуть в твои глаза, и я не смог. Ты осматривалась вокруг не в страхе, а в удивлении, и когда я подошел к тебе... ты не испугалась, Ария. Ты не была жестокой, убийцей или злобной. Ты была просто такой... сияющей, яркой и счастливой. Я не мог этого сделать, поэтому провел тебя обратно через дыру, через которую ты пролезла, думая, что больше никогда тебя не увижу. Я сам был еще совсем юнцом, едва понимал мир и наше прошлое.

— Я тоже не знаю, почему я должна тебя ненавидеть, — шепчет она, совершенно потрясенная и онемевшая. — Я знаю тебя. Я не могу в это поверить. Ты спас меня тогда и снова сейчас. Ты пришел за мной.

— Ария. — Я вздохнул, отводя взгляд. — Когда ты вернулась, мне было просто любопытно. Ты выросла, как и я, и детский интерес к людям, которых мы должны ненавидеть, сменился чем-то другим ― интересом к тебе, женщине. Я наблюдал, как ты приходила и уходила, зная, что должен был сообщать об этом каждый раз, но не мог. — Я смотрю на Арию, позволяя ей увидеть правду. — Я защищал тебя каждый раз, не то, чтобы ты на самом деле нуждалась в этом. Я хотел, чтобы ты увидела мой мир, увидела, что мы не монстры. Что я не был монстром. Мне было невыносимо видеть в твоих прекрасных глазах, о которых я мечтал каждую ночь с раннего детства, ненависть, а не удивление. Я предавал свой народ, но не мог остановиться.

— Акуджи, — шепчет Ария, открывая и закрывая рот, но ни звука не выходит.

— Я говорю это не потому, что ты заслуживаешь знать. Я сразу понял, кто ты, но я понимаю, что ты не…

— Я пыталась забыть о той ночи, притвориться, что ничего не было. Я хотела быть нормальной, бояться вас всех, но так и не смогла. Вот почему я вернулась. Я не боялась, да и как я могла бояться? Мне нужна была правда, и тогда я нашла что-то за этой стеной ― чувство исцеления, безопасное место. Все эти годы я убеждала себя, что это детские мечты и извращенная правда заставили меня вызвать тебя, но это не так. Ты настоящий.

— Я настоящий, — подтверждаю я, ища в ее глазах страх или отвращение, но все, что я вижу, это удивление.

Как и тогда, когда мы встретились в детстве.

Мы ― две души, которым суждено было встретиться, но которые не смогли стать ненавистными врагами.

— Почему? — шепчет она. — Я не понимаю, почему ты спас меня тогда.

— Потому что я ничего не знал. Я не понимал, почему должен был ненавидеть тебя, — признаюсь я. — Став старше и узнав об этом, я думал только о той маленькой человеческой девочке, которая доверилась мне, вложила свою руку в мою, а потом, когда снова увидел тебя, мой мир словно остановился. Как я мог так сильно ненавидеть тебя, когда я едва мог дышать, глядя на тебя? Когда ты сияла так ярко, как солнце, которое я никогда не увижу, жизнью и радостью?

— Акуджи, — шепчет она. — Я человек.

— А я ― монстр. — Я пожимаю плечами. — Я не говорю, что не ненавижу таких, как ты. Я ненавижу их за то, что они сделали. Я ненавижу их всех ― всех, кроме тебя, Ария.

Ария смотрит на меня, и я смотрю на нее в ответ, не зная, куда это нас приведет. Мы оба знаем свои роли в этом мире, но она меняет их, потому что я не могу ее убить. Нет, я бы умер, защищая ее.

Защищая ребенка, который доверился мне, и женщину, которая защитила меня.

Я не знаю, что принесет будущее. Мы такие разные, как мир, но в этот момент мне все равно. Все, что меня волнует, это то, что Ария заставляет меня смеяться и улыбаться, и то, что она с удивлением исследует мой мир, заставляет меня понять, как по-настоящему благословен мой народ.

Она вдохнула в меня жизнь, единственный человек, которого я оставил себе, единственная моя ценность с тех пор, как возглавил свой народ, и я не могу отказаться от нее, не могу.

▪ 19 ▪

АРИЯ

Не зная, что сказать, я свернулась калачиком и притворилась спящей. В конце концов, Аку устраивается передо мной, защищая меня, как всегда. Я наблюдаю за ним сквозь ресницы, когда он, наконец, засыпает, а затем полностью открываю глаза.

Запоминаю четкие линии скул, спиралевидную гладкость его рогов и каждую деталь облика, монстра, мужчины передо мной ― того, кто спас меня и рискнул сблизиться с человеком.

Я выбрала трусливый выход, но никак не могу заснуть, слишком потеряна в воспоминаниях и собственных искаженных чувствах. Он спас меня. Вот к чему все сводится. Красный наблюдал за мной и спасал каждый раз, когда я была здесь, никогда ни о чем не прося и не говоря своим людям.

Все это время я думала, что возвращаюсь сюда, чтобы исследовать мир, но на самом деле я возвращалась сюда ради него? Ради безопасности, которую чувствовала за стеной, потому что знала где-то глубоко в душе, что мой монстр наблюдает за мной? У меня нет ответа, и я так запуталась во всем.

Но он ошибается ― мы не враги.

Как мы можем быть врагами?

Не тогда, когда я вижу за рычащими чудовищами смех, любовь и радость. То, что начиналось как простая миссия, перевернулось с ног на голову и стало намного сложнее, потому что, если я найду Талию и каким-то образом сбегу, мне придется его оставить.

Ничто не будет прежним, потому что его люди теперь знают обо мне, так что я не смогу вернуться незаметно. Моя жизнь за стеной, а его ― здесь, возглавляя свой народ...

Верно?

Пропасть между нами растет, пока я едва могу дышать.

Частичка меня хочет остаться в его объятиях, остаться с единственным человеком в этом мире, которому не наплевать на меня. Не думая о последствиях, несмотря на войну, которая начнется в его и моем племени, я хочу сказать: «К черту все» и просто сдаться.

Но это эгоистично, потому что ему придется сражаться каждый день, чтобы защитить меня. Я слышу его людей и знаю, что спустя время он устанет от меня, и я останусь одна.

Совсем одна.

Я скольжу рукой и тянусь к его лицу, останавливаясь в сантиметре и скользя кончиками пальцев по нежной коже. Это самое близкое, что я могу себе позволить, потому что знаю, что мой монстр способен уничтожить меня так же легко, как и спасти.

~

Видимо, я все-таки заснула, потому что проснулась от шершавого языка на моем лице. Застонав, я переворачиваюсь и вижу своего тигра.

— Привет, приятель. — Я глажу его по морде, прежде чем сесть. — Где ты был?

— Он проделал обратный путь сюда, чтобы добраться до тебя, — говорит Акуджи. Я замечаю, как он затягивает ремни на своей спине, не глядя на меня. — Пойдем, пора перекусить.

— Ладно. — Я протягиваю руку за едой, но он поворачивается и трясет головой.

— Снаружи, с моими людьми, — объясняет он.

Я, наверное, побледнела, потому что он подходит и приседает передо мной, ища мой взгляд.

— Ария, ты доверяешь мне?

— Да, — шепчу я без колебаний, сама удивляясь себе.

— Я не позволю никому из них причинить тебе вред. Они знают, что им придется пройти через меня, чтобы добраться до тебя. Ш-ш-ш, я вижу твой страх. Я могу убить их всех, если потребуется. Никто не тронет тебя.

— Я больше беспокоюсь, что ты пострадаешь из-за меня. — Я вздыхаю, и он медленно моргает. — Но если ты так говоришь, то пойдем.

Аку берет меня за руку, помогая подняться на ноги, и я жду, что он отпустит ее, но Аку крепко держит меня, ведя из комнаты. Снаружи стоит новый охранник, не тот, которого я ругала прошлой ночью. Акуджи кивает ему и ведет меня вглубь, мимо тронного зала. Там темно, но когда мы проходим через туннель технического обслуживания и выходим в то, что они превратили в столовую, я замираю от удивления.

Вокруг сотни больших красных монстров, они разговаривают, смеются, едят и готовят.

В самом помещении высокие потолки, и, похоже, что грязные стеклянные окна ведут в город сверху. Справа ― старый эскалатор, сломанный и больше не используемый, по нему ползут цветы и лианы, как и по потрескавшимся цементным стенам. Повсюду расставлены металлические столы и стулья. В левом верхнем углу находится стойка с едой, перед которой выстроилась очередь. По всему залу хаотично расставлены старые уличные знаки и неиспользуемые неоновые вывески, а по потолку протянуты струнные светильники, придающие всему теплое свечение.

Каждый монстр останавливается и поворачивается к нам, наблюдая. Я отказываюсь прятаться и знаю, что это будет расценено как признак слабости. Я гордо поднимаю голову, встаю рядом с Акуджи и встречаюсь с ними взглядом. Я перевожу взгляд на Красного и вижу, что он самодовольно ухмыляется, ведя меня в зал. Мы садимся за стол в центре, и шум снова становится тише, чем раньше. Они все еще наблюдают за нами, некоторые в замешательстве, другие в гневе, а последние с удивлением, как будто никогда не видели человека. Это обескураживает, но я отказываюсь трусить, особенно когда рядом со мной Акуджи.

Послышалось ворчание, и вчерашний монстр садится передо мной с подносом. Он кивает Акуджи и мне, а затем начинает рвать сырое мясо.

— Ария, сиди тут, а я принесу нам поесть. — Акуджи целует мою руку, прежде чем встать, и как только он уходит, я остро осознаю, насколько я в опасности. Я напряглась, сглотнула, ища оружие.

Монстр напротив наблюдает за мной, сузив черные глаза, когда тянется к чему-то своими покрытыми кровью руками. Я вздрагиваю, но он подбрасывает неведомо откуда взявшийся клинок, ловит его в воздухе и протягивает мне рукояткой вперед. Я смущенно улыбаюсь, принимая его.

— Воину всегда нужно оружие. — Он пожимает плечами и продолжает есть, вытирая рот рукой. — Меня зовут Ророак.

— Ария. — Я ухмыляюсь. — Приятно познакомиться. Извини за прошлую ночь.

— Не нужно извиняться. — Он смеется. Я знаю, что остальные слушают и шепчутся, но я их игнорирую.

— Нет, нужно. — Я пожимаю плечами. — Я не очень хорошо подчиняюсь приказам.

— Я вижу. Ты странный человек. — Ророак сидит, потягивая что-то из треснувшего стакана. Вся его еда ушла за несколько секунд.

— Ты многих встречал? — спрашиваю я с любопытством.

— Нескольких. В конце концов, я воин. — Я киваю в знак понимания. — Но не такой, как ты. Ты не боишься нас и не ненавидишь нас настолько, чтобы... — Он прерывается, в его глазах на мгновение вспыхивают красные огоньки, прежде чем он их закрывает. — Чтобы причинить нам боль, — заканчивает он шепотом, и меня озаряет догадка. Люди как-то ранили его, но я не спрашиваю. Это не мое дело, если только он не хочет поделиться. Я удивлена, что он вообще может меня терпеть, но я вижу его по-братски любящий взгляд, который он бросает в сторону Акуджи, и киваю в знак понимания.

Он делает это для своего друга, своего брата. Чтобы преодолеть такие предрассудки и ненависть, нужна особая сила, и видно, что он старается.

Сама не знаю почему, но для меня это что-то значит, и я не хочу давать ему повод снова нас ненавидеть.

— Ой, я боюсь тебя, я была бы дурой, если бы не боялась. По-моему, глупо бояться смерти, когда она может прийти в любую секунду. К тому же, я привыкла быть в окружении врагов, — признаюсь я.

— Твой народ? — спрашивает он, нахмурив брови.

— Среди них я тоже не совсем нормальная. — Я усмехаюсь, и это заставляет его улыбнуться, когда Акуджи садится, пододвигая ко мне поднос.

— Они сделали это специально для тебя. Если тебе что-то не понравится, дай мне знать, — сообщает он мне. На его собственной тарелке лежит большой кусок какой-то туши, и с нее капает кровь. Я сглатываю желчь и встречаю взгляд Ророака. Он широко улыбается, сверкая клыками.

— Люди не любят мясо? — спрашивает он.

— Мы любим мясо. Просто нам не нравится, когда оно еще живое и окровавленное.

— Уверяю тебя, оно мертвое, — говорит Акуджи с замешательством.

Я смеюсь, зная, что они не понимают. От моего смеха Аку улыбнулся, а Ророак наблюдает за нами, переведя взгляд с одного на другого, а потом кивает, словно пришел к какому-то выводу, но я не знаю, к какому.

— У тебя нет ни хвоста, ни когтей, ни клыков. Как ты защищаешься? — спрашивает он, отчего Акуджи зарычал. Народ пригибается и прячется, разбегаясь, но только не Ророак. Кажется, он совсем не обращает внимания на своего лидера и друга.

— С помощью клинков или оружия. — Я ухмыляюсь. — Они помогают одинаково хорошо.

— Жестокая. — Он усмехается и смотрит на Акуджи. — Она мне нравится.

Это, кажется, удивляет Акуджи, который откидывается назад, когда его друг кивает мне, а затем уходит. Слегка улыбаясь, я начинаю ковыряться в еде, не обращая внимания на сырое мясо на моей тарелке. Он, конечно, замечает, он все замечает.

— Ты... готовишь свое мясо?

— Угу. — Я киваю. — Если мясо сырое, от него может стать плохо.

Рев, сотрясающий воздух, заставляет меня подпрыгнуть, когда он хватает мясо и отбрасывает его, прежде чем отодвинуть свою тарелку подальше от меня. Я не могу удержаться от смеха, пока все глазеют.

Качая головой, я кладу свою руку на его руку, чтобы успокоить его тревогу.

— Если я его проглочу, — уточняю я. — Хотя мне нравятся и другие вещи, так что успокойся, Красный. — Я похлопываю его по руке и возвращаюсь к еде, и теперь люди смотрят совсем по другой причине.

Он, наконец, расслабляется и ковыряется в своем мясе, но с беспокойством наблюдает за мной, пока я ем свою еду. Раздается ворчание, и я поднимаю голову, и вижу там пристыженного мужчину с поджатым хвостом.

— Я нашел это как подношение тебе, извинение за то, что пытался убить тебя.

В руках он держит что-то похожее на хлеб. Я не могу удержаться, но мои глаза широко распахиваются, когда я принимаю это. Он внимательно смотрит на меня, и я откусываю кусочек. Черт, я так давно не ела хлеба.

— Ты можешь убить меня в любое время, если принесешь мне это после, — дразнюсь я с полным ртом.

Акуджи прогоняет его рычащим словом, но тот склоняет голову и спешит прочь, выглядя более счастливым, пока я ем остатки еды и поворачиваюсь к Акуджи, который наблюдает за мной.

— Я должен сказать тебе, что я послал гонца в племя, у которого твоя Талия.

— Спасибо, — мягко говорю я, переживая за нее, несмотря на все происходящее.

Он ворчит.

— Теперь мы ждем. А пока мы ждем, я хотел бы узнать, не хочешь ли ты, чтобы я рассказал тебе побольше о моем народе?

Я оживляюсь и ухмыляюсь ему.

— С удовольствием.

▪ 20 ▪

АРИЯ

После того, как меня проводили в уборную, которая на самом деле является просто дырой в земле, а Акуджи стоял на страже снаружи, чтобы никто не мог подойти ко мне, мне удалось помыться в раковине и воспользоваться туалетом, прежде чем переодеться. Джинсы я оставила, но они грязные, как и ботинки, но взяла новую рубашку из их коллекции и надела куртку, оставив волосы распущенными.

Я эгоистично хочу, чтобы Акуджи это понравилось, так как он, кажется, одержим моими волосами.

Когда я выхожу из ванной, Аку рычит и хватает мои волосы и проводит по ним ладонями, словно это сокровище. Я игриво со смехом отмахиваюсь от его рук и уворачиваюсь, но улыбка не сходит с моих губ. Как и раньше, Аку берет меня за руку и с тигром на хвосте ведет меня на поверхность, обратно в город.

Луна и звезды ярко сияют в небе, вдохнув бодрящего воздуха я слегка расслабляюсь. Что заставляет меня чувствовать себя как дома в этом разрушенном месте? Я перевожу взгляд на монстра, стоящего рядом со мной. Возможно, это компания заставляет меня чувствовать себя так, а не место.

— Я видела многое в городе, — начинаю я.

— Нет, такого ты не видела, — пробормотал он, целуя мою руку и оглядываясь по сторонам. — Ты не была там. Ни один человек никогда не осмелится пойти туда, куда мы идем, но со мной, Ария? Никто не тронет тебя. Позволь мне показать тебе наш мир и то, кто мы есть на самом деле ― ту сторону, которую люди никогда не увидят.

Не говоря ни слова, я позволяю Акуджи вести меня по пустынным улицам. Он указывает на дома, места обитания племен и картины, сделанные его народом. Вещи, которые они починили, цветы, которые они сажали и за которыми ухаживали. Я в благоговении. Все эти вещи я принимала как должное или не замечала, пока он не объяснил каждую из них. Например, фонари, которые светят в городе, слишком низко, чтобы мы могли ими пользоваться, или деревянные настилы между зданиями, по которым я даже не думала ходить, считая их просто упавшим мусором. Когда мы останавливаемся на садовой грядке, которую они используют для выращивания овощей, он садится в грязь и рисует мне карту города.

Это не та, что у меня, а карта их племен, семей, земель и символов.

Похоже, есть три племени: воины — люди Акуджи, мыслители — те, кто забрал Талию, и дарклинги — одичавшие группы воинов и бродяг, которые объединились вместе, решив продолжать войну. Есть также одиночки, изгнанные из своих племен.

Я вслушиваюсь в каждое слово, пока не запоминаю карту, а затем мы продолжаем путь в город. Это дает мне совершенно новую перспективу. Мне всегда нравилась суровая, разрушенная природа города, но теперь я вижу не только это, но и жизнь, которая в нем живет, и природу, которая его заменяет, сливаясь с миром, более приспособленным для существования до людей.

Природа отвоевывает свое пространство в стремительно сокращающемся и умирающем мире. Растения и животные, которые уже давно вымерли за стеной, здесь существуют в гармонии.

Спустя несколько часов блужданий, пока Акуджи отвечает на мои вопросы, мы оказываемся возле стены. Перед нами небольшой лес из деревьев и заросшая автостоянка. Сорняки и трава прорастают сквозь трещины в бетоне, также цветы, их листья и лепестки повернуты к луне. Повсюду разбросаны ржавые автомобили, заросшие листвой, которая, кажется, растет сквозь них.

Я собираюсь заговорить, когда Акуджи закрывает мне рот и приседает, увлекая меня за собой, пока я не оказываюсь между его бедер. Я киваю в знак понимания, когда он убирает руку, ртом приблизившись к моему уху. Это очень неподходящее время для того, чтобы желание пульсировало во мне, но оно пульсирует, особенно когда Акуджи рычащим голосом шепчет мне на ухо, как непристойный секрет.

— Смотри.

Я молча жду, а потом замечаю их ― оленей. Настоящих живых оленей. Ни в книге, ни в голограмме. Олени пасутся, неторопливо бродя по участку. Я изумленно моргаю и открываю рот, когда я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Акуджи.

— Они прекрасны, — шепчу я, не желая спугнуть их.

— Да, — пробормотал он и встал. Они смотрят на нас, но когда мы ничего не делаем, они продолжают пастись. Медленно Аку подводит нас ближе, беря мою руку в свою большую. Улыбаясь, он протягивает им наши руки. — Они не знают, что нас нужно бояться. Мы не охотимся на тех, кто слабее нас. Это было бы неправильно. Мы охотимся на хищников, тех, кто захватил город. Мы поддерживаем баланс.

Один из оленей поднимает голову и смотрит на нас большими черными глазами, а затем переходит на рысь. Он обнюхивает наши руки, почти заставляя меня хихикать от щекотки. Не беспокоясь, он идет дальше, но я задерживаю дыхание от красоты, от невинности в его глазах. По какой-то причине слезы наполняют мои глаза.

— За стеной нет ничего похожего на эту красоту. Нет и невинности. Бедняки просто берут, убивая все. Все имеет свою цену.

— Не здесь, Ария. — Он целует мою руку и обхватывает меня, пока мы смотрим на красоту мира. — Здесь все дается безвозмездно. Все здесь такое, каким должен быть мир. Он сбалансирован, уважает природу и каждое создание. — Акуджи смотрит на меня сверху вниз. — Различия не должны разделять или вызывать ненависть.

У меня такое чувство, что он имеет в виду не только оленей.

Аку говорит о нас.

И тут я понимаю, что мы стоим близко, наши головы склонились друг к другу, чтобы не спугнуть оленя, а моя рука все еще в его руке. Я слегка поворачиваюсь, и Акуджи наклоняет голову еще ниже, его рога прижимаются к моим волосам. Его черные глаза ищут что-то в моих, а хвостом он обхватывает мою ногу, как будто хочет удержать меня рядом с собой. Акуджи сжимает мои бедра когтистыми руками, поджав губы.

Я опускаю на его губы взгляд, гадая, собирается ли он меня поцеловать.

Я хочу, чтобы он это сделал.

Акуджи начинает наклоняться ближе, и я тоже придвигаюсь ближе. Мне это нужно, это стало неизбежным. Воздух вокруг нас вибрирует от нашей нужды друг в друге. Наши различия больше не имеют значения, только наше взаимопонимание.

Наша потребность друг в друге.

Он вот-вот коснется моих губ, когда громкий горн раскалывает воздух, заставляя меня отпрыгнуть назад. Я смотрю на оленя, и мои глаза округляются, когда Акуджи становится передо мной, его руки подняты, когти наготове, он наклоняет голову, чтобы прислушаться. Рог звучит снова, и он снова смотрит на меня.

— Что это? — спрашиваю я, доставая клинок, подаренный мне Ророаком.

— Сигнал, кто-то у стены.

▪ 21 ▪

АКУДЖИ

Мы слишком близко, чтобы игнорировать зов. Схватив своего человечка, несмотря на ее протесты, я начинаю бежать к стене, но на границе своих земель понимаю, что это южный вход, куда я не могу идти. Ругаясь, я закидываю Арию на спину и начинаю карабкаться. Она ахает и обвивает руками мою шею, крепко обхватив ногами мою талию, но я никогда не позволю ей упасть. На вершине разрушенного здания я прижимаю ее к груди, и мы смотрим на горизонт.

— Что мы ищем?

— Ш-ш-ш, — бормочу я ей на ухо. — Если они увидят нас здесь, у нас будут проблемы. Ведь это не мои земли.

Ария кивает в знак понимания, ища утешения или, возможно, укрытия рядом со мной. Обхватив ее рукой, я крепко прижимаю моего Рыжика к себе, осматривая развалины внизу. Мы знаем о каждом слабом месте в стене, маленькая дыра, через которую пролезла моя Ария, была исключением, о котором я никому не рассказывал. Южный вход — это старый мост. Река давно высохла, поэтому насыпь ведет к стене, где строители оставили дверь для входа и выхода — дверь, которую контролируют дарклинги.

Я вижу, как прячутся во тьме мои соплеменники, лишь мельком. Они хороши, почти так же хороши, как мои воины, а в чем-то даже лучше. Однако они более дикие и полны ненависти. Именно это движет ими, а не дружба или любовь.

Они ближе к той ярости, которая поглотила в те времена наш народ, чем кто-либо другой.

— Видишь их? — спрашиваю я, и Ария отрицательно качает головой, тогда я поворачиваю ее налево. — Там, среди обломков, затаился один. — Она ахнула, и я указал на второго, спрятавшегося в упавшем самолете, и третьего в окне здания. — Они ждут, когда появится их добыча.

— Люди, — шепчет она.

Я киваю, но лгать ей не буду.

— Мы должны уходить, — бормочу я. Что бы ни произошло дальше, зрелище будет не из приятных, и я ничего не могу сделать, чтобы остановить это. Ария только начала мне доверять, и я не хочу, чтобы наши отношения разрушились из-за этого племени.

— Нет, мне нужно увидеть, — шепчет она и поднимает на меня глаза. — Я не могу обещать, что это не повлияет на меня, но... мне нужно увидеть.

Я не в состоянии отказать ей в чем-либо. Я качаю головой в знак согласия и прижимаю ее к себе, зная, что скоро могу снова ее потерять. Я отпущу ее, если придется. Не хочу, чтобы она боялась меня или ненавидела, но она права ― она должна это увидеть. Мы ― враги, и если люди ― солдаты идут сюда, чтобы украсть больше наших или убить нас, с ними будет покончено.

Мой человечек и я, мы из разных миров, и, кажется, они вот-вот столкнутся. Когда искры от столкновения исчезнут, останется ли она здесь?

Я надеюсь на это. Всей душой я очень надеюсь на это.

Зов раздается снова, ниже, глубже и в быстрой последовательности. Они уже близко. Затем все затихают, в ожидании приближения людей. Какие дураки решили прийти ночью? Наверное, я говорю это вслух, потому что она говорит:

— Это бессмысленно. Все знают, что нужно избегать стены, особенно ночью. Если только...

— Если только? — спрашиваю я.

— Если только они не хотят убежать от чего-то, как я. Они бегут. — Она смотрит на меня, ее глаза широко распахнуты. — Это не солдаты, а напуганный человек, который пытается найти убежище.

Я смотрю на стену, когда мое сердце замерло, но уже слишком поздно кричать, не думаю, что другое племя послушает, но теория Арии подтверждается, когда дверь распахивается внутрь. Они оставили ее незапертой. Черт.

Женщина.

Она, спотыкаясь, проходит через дверь и захлопывает ее за собой, прижимаясь к ней спиной. Ее грудь вздымается, она тяжело дышит, лицо красное от волнения. Она осматривает территорию большими глазами, поправляет сумку, сползающую с руки, и смотрит на дверь в поисках замка. Не найдя его, она, спотыкаясь, уходит, сжимая в руке скомканный блокнот. Она меньше Арии и более фигуристая, с большими, яркими глазами и светлыми волосами. Она выделяется, и, судя по ее дрожащему телу, она не воин.

Не такая, как моя прекрасная Ария.

Жалость переполняет меня, потому что я знаю, что должно произойти. Несмотря на страх, который я чувствую в воздухе, я не могу ее спасти. Она прошла сквозь стену по собственной воле. Она должна была знать, что ее может ждать.

— Мы должны что-то сделать! — умоляет Ария, глядя на меня.

— Если я сделаю, они убьют меня, — честно признаюсь я. — Я нарушу все наши законы ― перейду на чужую территорию без предупреждения, на защиту человека... Я отличный воин, Ария, но я не смогу одолеть их всех и защитить тебя. Я умру. Однако, если ты попросишь меня вмешаться, я вмешаюсь. Выбирай.

Она отшатывается, оглядываясь на женщину, которая невинно идет прямо в ловушку племени.

— Мне нужно знать сейчас, — настаиваю я. — Ария. — Я поворачиваю ее лицом к себе. — Что ты хочешь, чтобы я сделал?

— Они убьют ее? — наконец спросила она.

— Не знаю, — отвечаю я. — Она женщина, так что, возможно, нет, но это племя ненавидит людей, так что они могут убить ее просто из злобы.

Она возвращает взгляд к человеку, который остановился, как будто понимая, что что-то не так. Она бешено вглядывается в движущиеся тени, пока племя приближается к ней.

— Я не враг вам, пожалуйста! — говорит она, в ее голосе слышится страх. — Мне больше некуда было идти. Мой народ, они собирались убить меня за то, что я знаю ― что я знаю о вас!

Я изумленно моргаю, глядя на нее. Это может быть блеф, ложь. Откуда она могла что-то знать?

— Ну же, Ария, — требую я. — Ответь.

Закусив губу, она смотрит между нами, прежде чем закрыть глаза, пораженно опустив плечи.

— Нет, ты останешься со мной.

Я изумленно моргаю. Она выбрала меня.

Она предпочла монстра своей расе.

Я вижу момент, когда другое племя хватает человека, и так же быстро, как они появились, они уходят обратно в тень, забирая ее с собой.

— Куда ты идешь? — спрашиваю я, все еще находясь под восторгом от ее выбора.

— За ними, — говорит она, хватая свои вещи и направляясь к двери.

— Черта с два! — рычу я, хватая моего человечка. — Ты сделала выбор, Ария. Теперь ей предстоит выжить. Она сама приняла решение. Она знала об опасности.

Ария закрывает глаза, прислоняясь ко мне.

— Так почему же я чувствую себя виноватой?

— Потому что у тебя доброе сердце, и ты хочешь спасти всех, даже если это убьет тебя. Но ты не можешь, Ария, я не позволю. Я не позволю тебе умереть, слышишь меня? — Она медленно кивает, и я снова перекидываю Арию через плечо, прежде чем она начнет бороться со мной, а она начнет.

Это в ее природе.

Я быстро слезаю со здания и, держа моего человечка на плече, начинаю бежать. Я бегу по городу как можно быстрее, и когда достигаю квартала нашего племени, взлетаю по лестнице одним большим прыжком, приземляясь внизу, когда она начинает извиваться, чтобы освободиться.

Нежно шлепнув ее по попке, я прохожу внутрь, непринужденно приветствуя своих воинов и солдат, несмотря на то, что Ария кричит на меня и брыкается, пытаясь освободиться. Они смотрят на меня и на нее с округлившимися глазами, а потом криво усмехаются. Я ухмыляюсь им в ответ и иду в свою комнату. Там я бросаю Арию в свое гнездо и блокирую дверь, ожидая ее следующего шага.

Она выпрыгивает из гнезда и бросается на меня. Я мягко поворачиваю ее и шлепаю хвостом. Ария кружится, ее глаза горят, а грудь вздымается. О да, в ярости она еще красивее, и от ее вида мой член еще больше твердеет. Я весь пылаю от желания спариться с моим человеком. Она ни о чем не догадывается.

— Отпусти меня! — требует она.

— Чтобы тебя убили? Нет, — отвечаю я. — А теперь ложись, как хорошая девочка.

— Не надо меня опекать, Красный! — кричит она, снова бросаясь на меня. Ей удается увернуться от моей руки, но я хватаю Арию и прижимаю к груди. Подняв ее в воздух, я переношу Рыжика к гнезду и опускаю, на этот раз прижав ее к месту. Я просовываю одну ногу между ее и закручиваю хвост вокруг ее запястий, между нами. По обе стороны ее головы положил руки, не сводя с нее взгляда.

— Ты моя, мой человечек. Не забывай об этом. Я не отпущу тебя на верную погибель. Неважно, насколько ты ловкая, этому не бывать. Если мне придется привязать тебя к своему гнезду или даже к себе, я это сделаю. Не бросай мне вызов, — предупреждаю я, по-собственнически рыча, крепче сжимая ее руки, чтобы она почувствовала мою силу, стараясь не обращать внимания на желание, бьющееся во мне.

В ее ярких глубинах глаз вспыхивает и тут же закипает желание. Я чувствую запах ее возбуждения в воздухе. Я пытаюсь сопротивляться, не взять ее, когда она еще не готова, но когда Ария облизывает губы и ерзает подо мной, я не могу сдержаться.

Опустив голову, я обдуваю теплым дыханием ее приоткрытые губы.

— Я чувствую вкус твоей нужды, — урчу я так низко, что вибрирует мое тело.

Мягкий стон срывается с ее губ, и она закрывает глаза.

— Ария, смотри на меня, — приказываю я, и она распахивает глаза, когда я беру ее за подбородок, заставляя посмотреть мне в глаза. — Чего ты хочешь, Ария?

Она не отвечает, и я провожу большим пальцем по ее губам, сладкий аромат возбуждения становится все гуще.

— Скажи мне, Ария, чего ты хочешь?

Ария опускает взгляд на мои губы, а затем снова дерзко смотрит мне в глаза, в ее глазах я вижу желание и решимость. Она вздергивает подбородок в моей хватке. Моя маленькая воительница так прекрасна и так чертовски храбра.

— Тебя.

Одно слово, и я начинаю действовать, беря то, о чем мечтал годами.

Я сделаю моего человечка своим навсегда.

▪ 22 ▪

АРИЯ

После этих слов Акуджи высвобождается. Его глаза наливаются ярко-красным цветом, а клыки заостряются, но я не боюсь. Из него вырывается рычание, вибрирующее от силы, а хвост хлещет по спине. В монстре надо мной царит безумие, и мне не терпится попробовать его на вкус.

Как только я решаю поддаться своему желанию, я не могу сдержать потребности в этом монстре.

— Пожалуйста? — спрашиваю я, потираясь о его ногу. Аку прижимает меня к себе, а я выгибаю спину и трусь твердыми сосками о его грудь.

Я дергаюсь, когда он вскидывает руку, но потом понимаю, что он удовлетворяет свои потребности на гнезде, чтобы не ранить меня. Прищуривая глаза, я ловлю его руку и прижимаю ее к своей вздымающейся груди.

— Акуджи, ты не навредишь мне.

— Ты такая маленькая, — рычит он.

— Я твоя, — огрызаюсь я, начиная злиться, — а это значит, что я смогу выдержать, так что перестань относиться ко мне так, будто я не могу. Я воин или нет? — требовательно спросила я и по какой-то причине затаила дыхание, желая услышать, что он скажет.

— Ты самая удивительная воительница из всех, кого я знаю, — рычит он, и вся сдержанность исчезает, унося с собой все мои переживания. Акуджи срывает с меня одежду и оставляет меня голой под ним. На мгновение я вздрагиваю и отвожу глаза, боясь, что он не найдет меня привлекательной, но зря. Ему нравятся наши отличия.

Когтистой рукой Аку откидывает мою голову, пока я не встречаюсь с ним взглядом, и только тогда он накрывает своими губами мой рот. Аку целует меня быстро и страстно, каждый взмах его языка и щелчок клыков ― обещание грядущего. Чистый голод в его глазах заставляет меня истекать влагой, а он едва коснулся меня.

Прикусив губу, Аку отстраняется, поворачивает мою голову, чтобы лизнуть пульс на шее.

— Я хочу узнать вкус каждой частички тебя, Ария, пока ты не закричишь для меня, и я никогда больше не увижу сомнений в твоих глазах. Я не остановлюсь, пока каждый твой сантиметр не будет покрыт моим желанием, и ты примешь все это, так ведь?

Застонав, я закрываю глаза, чувствуя, как он своим раздвоенным языком ласкает мочку моего уха, а затем засасывает ее в рот, вызывая вспышку похоти прямо к пульсирующему клитору.

— Ты сделаешь это. Ты примешь все, что дам, и тебе это понравится. Я заполню тебе все дырочки и пропитаю тебя своим запахом, чтобы никто не сомневался, кому ты принадлежишь, мой человечек. Ты будешь моей во всех смыслах этого слова, зная, что только я, твоя пара, могу доставить тебе удовольствие, в котором ты нуждаешься.

Прежде чем я успеваю возразить, он скользит по моему телу. Аку смотрит на меня ярко-красными глазами, как бы бросая мне вызов на борьбу, а языком проводит по моим твердым соскам.

— Акуджи.

Он рычит, покусывая мою грудь. Бедра у меня поднимаются сами собой, и мурлыканье, которое он издает, устремляется прямиком к моему ноющему лону.

— Да, моя пара. Скажи мое имя, прокричи его так, чтобы все услышали, — урчит он, проводя языком по моему соску. Когда я вскакиваю и толкаюсь в его рот, он делает это снова, обхватывая раздвоенным языком сосок и посасывая его. Я хватаю его за рога и притягиваю ближе. От охватившего меня удовольствия закрываю глаза, и когда он выпускает сосок изо рта, я хнычу.

— У наших женщин такого нет. — Он застонал, его взгляд остановился на моих грудях. — Мне нравятся они, такие красивые и мягкие для моего рта, маленькие розовые кончики умоляют меня прикоснуться к ним. — Аку захватывает один из сосков пальцами и выкручивает, заставляя меня вскрикнуть от боли и наслаждения. Аку следит за каждой моей реакцией, а потом как дикарь набрасывается на мою грудь. Он лижет, щиплет и крутит сосочки. Я знаю, что буду вся в следах, но меня это не волнует, так как давление в моем животе растет. Я едва могу дышать, отчаянно вжимаясь в его ногу, а затем последним движением его языка напряжение выплескивается из меня.

Я разбиваюсь на мелкие осколки, крича его имя, а когда наслаждение угасает, падаю обратно в гнездо, все еще видя звезды перед глазами и неровно дыша.

— Какого черта?

Наверное, я сказала это вслух, потому что Аку усмехается, а затем снова начинает мурлыкать. Он целует напоследок каждый сосок, заставляя меня хныкать от того, насколько они чувствительны, прежде чем спуститься ниже. Языком скользит вдоль живота, погружается в пупок, а затем нависает над моей киской. Я все еще нахожусь под влиянием наслаждения, бедра раздвинуты, но он нежно впивается в них когтями и раздвигает их шире, вклиниваясь между ними, прежде чем я успеваю запротестовать. Взгляд Аку устремлен на мое естество, и он облизывает губы.

— Такая красивая, моя маленькая пара. Она такая же розовая, как твои сосочки, и блестит для меня, умоляя, чтобы я трахал тебя своим языком, пока ты не станешь всем, что я могу попробовать на вкус. Я хочу увидеть твою разрядку вблизи. Я хочу почувствовать, как ты царапаешь мою плоть своими человеческими ноготками, пока я вкушаю твою глубину.

— Твою мать... — простонала я, задыхаясь от вожделения. Вид большого, красного, опасного монстра, стоящего между моих бедер, словно моя киска Святой Грааль, почти заставляет меня быть такой же дикой, как и он.

Я никогда не думала, что секс может быть таким, но даже когда я думаю об этом, то знаю, что это неправильно. Все не так. Это не просто секс, это утверждение.

Спаривание.

Секс будет таким только с Акуджи. Он делает меня своей, и я не могу остановить его, не тогда, когда его язык проникает в каждый дюйм моей киски, не оставляя без внимания ни одного кусочка плоти. От его рычания я стону, особенно когда когти Акуджи впиваются в мои бедра так сильно, что остаются синяки, и он тащит меня вниз по меху, чтобы впиться губами в мою киску, словно не может насытиться.

Я тянусь вниз, чтобы притянуться ближе, двигая бедрами навстречу его рту. Наслаждение снова нарастает, когда Аку проводит пальцами по щели и облизывает ее, прежде чем найти клитор. Как и в случае с моими сосками, он полностью сосредотачивается на крошечном пучке нервов, посасывая, облизывая и слегка касаясь его клыками, пока я не начинаю бесстыдно кричать и скакать на его рту.

— Пожалуйста, Акуджи, пожалуйста! — умоляю я, прерывисто дыша. Я чувствую себя такой пустой, пока неожиданно он не погружает в меня свой язык. Оргазм пронзает меня так быстро, что я даже не успеваю перевести дыхание. Выгибаюсь дугой, но он не отступает. Аку лижет, попеременно лаская клитор и проникая в меня языком, издавая мурлыканье от моего вкуса. Он бьет хвостом, а когтями царапает мои бедра, но я бы не остановила Акуджи, даже если бы могла.

— О, черт, не останавливайся, пожалуйста, не останавливайся. — Слова перемешиваются в череде похвал и угроз. Я не могу думать ни о чем, кроме ощущения его рта на моей киске, пожирающего меня так, словно я любимое лакомство моего монстра во всем мире. Страх перед его клыками против моей интимной плоти делает меня еще более необузданной.

— Ты такая вкусная, моя малышка, такая пряная и свежая. Я мог бы лакомиться тобой весь день. На самом деле, пожалуй, так и сделаю. Я буду просыпаться с киской моей пары на моем лице, пока не умру счастливым человеком, — рычит он, зарывшись в нее. — Однажды ты спросила меня, съем ли я тебя. — Он ухмыляется, с его языка, клыков и губ капает мой сок. — Я буду поедать тебя каждый божий день, Ария. — Он снова как голодный погружает свой язык внутрь меня и проводит им по тому месту, которое заставляет мои ноги подрагивать, когда я вскрикиваю. Я пытаюсь оттолкнуть его, но это бесполезно, так как еще один оргазм прокатывается через меня от его прикосновений. У меня уже нет сил кричать, когда Аку продолжает терзать мою сверхчувствительную плоть, заставляя один оргазм переходить в другой.

— Акуджи, — шепчу я, пытаясь оттолкнуть его. Он нужен мне внутри меня.

Злобно рыча, он отрывается от моей сущности.

— Я скажу, когда закончу, моя пара, а я еще не успел вдоволь насладиться твоей прелестью.

Акуджи переворачивает меня и ставит на четвереньки. Я вжимаюсь лицом в мех, задыхаясь, пытаясь втянуть воздух. Сосками скольжу по грубому меху, когда Аку впивается когтями в податливую плоть моей задницы и раздвигает ее, а затем снова приникает ртом к моей киске.

Я впиваюсь ногтями в мех, отталкиваясь, насаживаясь на его рот. В моем монстре нет ни вежливости, ни скромности. Нет, он берет каждый дюйм меня, не желая оставлять ни одно место нетронутым или не испробованным. Он наслаждается моим удовольствием, как будто это почетный знак, когда я кричу от его языка.

— Пожалуйста, пожалуйста, — повторяю я, его имя ― молитва на моих губах. Все, что делает нас разными, только усиливает мое удовольствие ― его хвост скользит между бедер и вверх по животу, поглаживая мои соски, его раздвоенный язык лижет мою вагину, а его крепкая хватка впивается в мою плоть, удерживая меня неподвижной для его натиска.

Всё это слишком мощно.

Я снова взрываюсь.

Рухнув, не чувствую рук и ног и с трудом дышу в меха. Он ни на минуту не прекращает работать языком. С мурлыканьем Аку тянет меня обратно на колени и скользит ртом по моей заднице и по спине к уху.

— Ты на вкус как рай, моя пара. Я мог бы умереть счастливым мужчиной в твоей киске, но мне нужна ты. Мне нужно сделать тебя своей, — рычит он, и в этот момент на меня обрушивается восхитительный аромат, окутывающий меня и пробуждающий мое уставшее тело. Соски болезненно твердеют, клитор пульсирует, как от укуса, а лоно сжимается, как будто жаждет его длины.

Одобрительно рыкнув, Аку садится позади меня, и я слышу звук рвущейся ткани, прежде чем почувствовать его там.

Он огромный и голый.

Я бы рухнула вперед, если бы он не удерживал меня. Акуджи скользит по моим мокрым складочкам, и я вздрагиваю, устыдившись свежей влаги, которая хлынула из меня.

— Хорошая девочка, — мурлычет он. — Кончай для меня, обрызгивай мою длину, пока я беру тебя, пока я делаю тебя своей.

— Этот запах. — Я извиваюсь, чувствуя, как запах усиливает мое желание, до такой степени, что я не могу дышать, не могу думать. Мне нужно, чтобы он был во мне. Мне нужен его вкус.

— Это мой запах, — рычит он. — Мой брачный аромат. Я покрою тебя им с ног до головы, — урчит он, прижимаясь своей длиной к моему входу, одновременно наматывает мои волосы на свои когти, задирая мою голову вверх, и прижимается своими губами к моим. Он входит в меня на дюйм и останавливается, а затем с рычанием делает толчок вперед.

Я широко распахиваю глаза, чувствуя твердые края его члена, когда он вводит его в меня, как гребни, которые пробегают по моим нервам, когда он вытаскивает и снова вводит.

— Хорошая маленькая спутница жизни, — урчит он, наклоняясь, чтобы осыпать поцелуями мою спину. — Так красиво принимаешь член своей пары. Такой хороший маленький человечек.

Его пошлые слова не должны так заводить, но я подаюсь назад, откидывая волосы на плечо и пытаясь посмотреть на него. Я вижу только красную кожу и когти, отчего издаю стон, когда он вонзается в меня.

Его когти пронзают плоть на моих бедрах, несомненно, оставляя шрамы, когда мой монстр снова насаживает меня на свой член. Я бессильна остановить его... да и не хотела бы.

С каждым движением ребристого чудовищного члена я вижу звезды.

— Так прекрасна, — рычит он. — И моя. Ты слышишь меня, Ария? Ты моя. Ты всегда была моей, а теперь ты моя навсегда! — Он заканчивает предложение с воем. — Так хорошо принимаешь член своей пары. Ты была рождена для этого, правда, Ария? Ты чувствуешь, как хорошо мы подходим друг другу?

Я не могу ничего сделать, кроме как хныкать, слюни неудержимо текут по моему подбородку, а удовольствие кипит во мне, разрастаясь, как пламя. Я становлюсь такой же дикой, как и он, отталкиваясь от его ребристой длины, которая заставляет меня кричать с каждым толчком.

Склонившись надо мной, Аку шепчет мне на ухо грязные словечки, которые заставляют меня умолять его. Я хочу его сильнее, быстрее, и в отличие от человека, он подчиняется и трахает меня так сильно, что это граничит с болью, его огромная длина распирает меня.

Аку царапает клыками мою шею и плечо, пока трахает меня сильнее и быстрее, мои сливки хлюпают при каждом сильном толчке. Я зажата под ним, прижимаюсь ближе, чтобы принять как можно больше, отчаянно желая кончить снова и почувствовать, как кончает он.

— Кончи для меня, моя пара. Я хочу почувствовать, как жёстко ты сжимаешься вокруг меня, вытягивая из меня запах спаривания, — рычит он, и, оскалившись, хвостом щелкает по моему клитору, я снова с криком кончаю.

Мышцы сокращаются вокруг его члена, пока Аку с ревом врезается в меня раз за разом, прежде чем чувствую, как его освобождение заполняет меня. Запах становится только сильнее, когда я падаю вперед. С рычанием он вырывается из моего тела, и я слышу его хриплое дыхание, прежде чем что-то мокрое и теплое брызжет мне на задницу. Снова этот запах, но более интенсивный, и я вскрикиваю. Еще больше брызг по спине, а затем меня переворачивают.

Я удивленно смотрю на стоящего передо мной на коленях Акуджи. Когтистой рукой он обхватывает огромный, пульсирующий мокрый член. Подрачивает его с рычанием, выплескивая все больше спермы на мою кожу и попадая на грудь. Я выгибаюсь дугой, когда он изливает свою струю по всему телу, попадая на бедра, живот и киску. Каждая капля заставляет меня вскрикивать, аромат возбуждает меня, а затем он стонет и опускается вперед. Сощурив глаза, когтистой рукой втирает свою сперму в мою кожу.

— Моя, моя, моя, — приговаривает он, скрежеща клыками, а я извиваюсь под ним, позволяя ему делать то, что он хочет. Когда он втирает каждую каплю в мою кожу, которая, кажется, впитывает ее, он мурлычет, притягивает меня к себе и крепко обнимает, осыпая мое лицо поцелуями. — Моя пара, моя, моя, — бормочет он между поцелуями.

— Здоровяк... — Я стону, усталостьвнезапно накрывает меня.

— Шшш, спи, моя половинка. Теперь все хорошо.

Глаза закрываются, прежде чем я успеваю задать вопросы, которые теснятся в моем одурманенном мозгу. Самый важный из них ― почему я теперь пахну им.

▪ 23 ▪

АКУДЖИ

Весть приходит через час после захода солнца. Я киваю воину, передавшему её, и отпускаю его, возвращаясь к Арии, которая мирно спит в моем гнезде. Ария не сразу уснула, привыкнув бодрствовать днем и спать ночью, но сейчас она хорошо приспособилась. Даже мои люди теперь открыто смотрят на нее, и больше нет угроз смерти.

Присев возле гнезда, я провожу рукой по ее руке, а затем убираю волосы с лица моего человечка. Ресницы трепещут, и она распахивает свои изумрудные глаза, почти ослепляя меня своим блеском. Она мгновенно просыпается и готова к бою. Это реакция воина, переходящего от сна к бодрствованию.

— Ш-ш-ш, малышка, это всего лишь я. У меня есть новости, — говорю Арии, поглаживая, пока она не расслабится.

— О Талии? — мгновенно откликается она, в ее глазах расцветает надежда.

— Да, племя встретится с нами. Конечно, встреча будет на нейтральной территории, но это хорошие новости, — обещаю я, когда она садится. Я убираю руку, но Ария тянется ко мне, и это вновь воспламеняет меня. Я окидываю взглядом ее кожу. У меня нет времени, чтобы показать моей малышке, что она значит для меня, но я хотел бы это сделать.

Мне будет достаточно, чтобы мой аромат связи покрыл ее кожу и волосы, отпугивая других самцов, которые могут счесть моего человечка привлекательным.

— Когда? — спрашивает она, прислоняясь ко мне, потираясь лицом.

— Через час, так что давай накормим тебя и подготовим.

— Подготовим? — спрашивает она, глядя на меня, и я не могу устоять, поэтому наклоняюсь и накрываю ее губы своими, проглатывая стон Арии и свое рычание. Зарываясь руками в ее волосы, я притягиваю Арию ближе, скользя своим языком по ее языку.

С рычанием я отстраняюсь, а она смеется.

Моя хитрая малышка.

— Готова? — урчу я, пытаясь вспомнить ход своих мыслей, а не то, как хорошо она выглядит в моем гнезде. — Ты должна выглядеть, как подобает королеве правителя. — Я стою, не в силах смотреть на нее, без того, чтобы не наброситься на Арию и не подмять ее под себя.

Делая медленные, неглубокие вдохи, чтобы заглушить запах ее возбуждения, я ищу то, что мне нужно.

— Королева... Акуджи, что ты планируешь? — требует она.

Ухмыляясь, я смотрю на нее.

— Шоу, моя малышка. Просто шоу.

~

АРИЯ

— Я выгляжу как дура, — ворчу я, натягивая мех в попытке прикрыть больше.

— Ты выглядишь как воин, — заверяет Акуджи, целуя меня в оголенное плечо, глядя на меня темными от голода глазами. Я вздрагиваю, прежде чем отогнать похотливые мысли.

— Он прав, — уверяет меня Ророак, наблюдая за мной с задумчивым выражением лица без похоти. Было только потрясение, когда он впервые вошел и почувствовал запах того, что мы сделали. Я покраснела и убежала. Я не спрашивала, и он тоже, но он помог Красному с этой его маленькой затеей — одеть меня как королеву монстров.

Что, очевидно, означает кожу, мех и много оружия.

Я снова смотрю на себя в грязное разбитое зеркало, приподняв бровь. Надо отдать им должное, я и правда выгляжу круто, но зачем так много кожи? То есть, да, воины все без рубашек, даже большинство женщин. Я подвела черту, и Акуджи согласился. Ревность лилась из него потоком, он не хотел, чтобы кто-то смотрел на меня.

Ророак и Акуджи придумали что-то похожее, но более подходящее для человека. Кожаный топ они нашли в старой одежде. Он застегивается спереди, черные перекрещивающиеся бретельки едва скрывают мою грудь, которая почти выпирает из него, и заканчивается топ чуть выше пупка. Кожа скрипит от моих движений. Рукава обрезаны, хорошо, что сейчас лето.

Юбка сшита из меха. Только лучшее для меня, сказал он. Я потела под темно-коричневым мехом, юбка облегала талию и свисала по диагонали до середины бедра. На бедрах ― держатель для ножа, второй ― вокруг бедра, третий ― на спине. Мои волосы собраны в замысловатую корону с золотыми драгоценными камнями и бусинами, которые отсвечивают. Четыре красные линии были нарисованы на моем лице, как военная краска. Акуджи объяснил, что это его воинское клеймо, которое обычно черное, чтобы выделяться на коже, как татуировки, но он сделал их красными, чтобы соответствовать ему.

Я закатила глаза.

— Хорошо, значит, я выгляжу на все сто. Мы готовы идти? — Я смотрю на Ророака. — Ты идешь?

— Я и четверо наших лучших воинов. Нужно показать силу, не выглядя так, будто Акуджи напуган. — Он прочистил горло. — Это не так, но если он пойдет один, это будет выглядеть слишком самоуверенно и глупо. Если их будет слишком много, это вызовет у них сомнения в его силе.

— Черт возьми, да тут больше путаницы, чем у политиков, — бормочу я, когда Акуджи берет мою руку и целует ее.

— Не о чем беспокоиться, моя малышка. Никто не причинит тебе вреда, а с твоей подругой мы разберемся. — Акуджи смотрит на нас в зеркало и широко улыбается. — Мы хорошо смотримся вместе.

Оглядываясь, я смеюсь, не в силах удержаться.

— И правда, а теперь давайте отправимся на этот праздник монстров.

▪ 24 ▪

АРИЯ

Я не знаю, чего ожидать от встречи с монстрами, но пока мы расположились в том месте, где раньше был небольшой парк, я думаю, стоит ли мне волноваться. Акуджи и его воины выглядят невозмутимыми, как будто нежатся в лунном свете. Их кожа светится, а глаза закрыты. Акуджи прижимает меня к своей груди, а я откидываюсь назад и жду.

— Я думала, мы не хотим опаздывать, — пробормотала я. — Так почему они?..

— Они не опаздывают, они наблюдают за нами, — бормочет он, даже не открывая глаз.

— Что? — Я пытаюсь сесть, но он прижимает меня к своей груди.

— Расслабься, человечек, — пробормотал Ророак. — Они просто проверяют, не ловушка ли это. Мы сделали тоже самое, когда подходили. В отличие от нас, они полагаются на логику, а не на инстинкт. Хотя они отличные бойцы, большинство предпочитает знания, а не кулаки. Они знают, что в честном бою у них не будет шансов против нас, хотя, возможно, у Катона были бы. Этот засранец свиреп для мозговитого ублюдка.

— Катон? — с любопытством спрашиваю я.

Акуджи хмыкает подо мной, вибрируя всем телом.

— Их лидер. Он изначально родился в нашем племени и тренировался с нами, но предпочел мозги, а не мускулы. Он никогда не был счастлив с нами, поэтому мы дали ему выбор, и он ушел. Он поднялся по карьерной лестнице в другом племени. Он хороший мужчина.

Если Акуджи так говорит, значит, он и должен быть таким. Я не могу представить, что страшный монстр подо мной уважает многих.

— Он защищает тех, кого считает своим племенем и семьей, но под этим он все еще такой же монстр, как и мы, Ария, так что держись поближе. Не вступай с ними в бой, если только в этом нет необходимости. Им все равно будет любопытно, почему мы с человеком.

— А что насчет третьего племени, того, которое забрало девушку прошлой ночью? — спрашиваю я.

— Мы послали им весточку, но они не ответили. Ничего удивительного. Они ведь считают себя обособленными от нас. — Он вздыхает и открывает глаза. — Хватит так волноваться.

Внезапно раздается грохот, и я резко вскакиваю на ноги. С крыши здания спрыгнули и приземлились на ловкие огромные лапы громоздкие красные монстры. Судя по тому, как говорил Акуджи, я ожидала, что они будут... ну, не знаю, может быть, меньше? Но это не так. Они такие же большие и страшные, как племя Акуджи, и почти неотличимы от воинов вокруг меня, если не считать их шрамов и оружия. У них нет ни одного оружия, кроме того, что стоит впереди.

Он ростом почти не уступает Акуджи, и у него на груди пристегнуты клинки, но на нем штаны по сравнению с кожаной боевой юбкой, которую носит мой мужчина. Его рука лежит на затылке Талии, и мое сердце замирает, когда я встречаюсь с ее глазами. В ее глазах искрится надежда, и она отстраняется, но монстр оттаскивает ее назад, когда она пытается добраться до меня. Я делаю то же самое, пока меня не подхватывает на руки Акуджи.

— Терпение, воин, — шепчет он.

Я соглашаюсь, кивая, доверяя его инстинктам, и оглядываю Талию, чтобы проверить, нет ли ран.

Она выглядит совершенно невредимой, даже чистой. Ее волосы зачесаны назад, очки надежно сидят на носу, одежда без складок и пятен, и она выглядит расслабленной. Когда Акуджи встает во весь рост, она пытается отпрянуть назад, и монстр, который, как я предполагаю, является Катоном, притягивает ее к себе.

И тут я понимаю, что он не пытается ее контролировать.

Он ее успокаивает.

Я замираю и не могу удержаться от ухмылки. Думаю, в конце концов, мы не такие уж разные.

— Акуджи, — приветствует Катон, его голос спокойный, по сравнению с обычно рычащими словами Акуджи, почти красноречивый. Я предпочитаю своего монстра. Он говорит как осторожный политик, обдумывающий все, что он скажет, в то время как Красный просто говорит то, что думает, и не извиняется.

— Катон. — Акуджи кивает, похоже, довольный другим монстром несмотря на то, что они не из племени. Даже его воины не поднялись на ноги, словно не считают его угрозой. — Я хотел убедиться, что с человеком все в порядке...

Я ударила его в бок. Хрюкнув, он в изумлении смотрит на меня.

— Талия, не человек, Красный. Ее зовут Талия.

Ухмыляясь, он гладит меня по лицу с лукавым взглядом в глазах, а затем поворачивает голову обратно к Катону, который выглядит потрясенным.

— С Талией все в порядке, но я и сам вижу, что она выглядит невредимой. Могу я спросить, зачем вы ее забрали?

— Чтобы защитить ее, конечно, — спокойно отвечает Катон, отчего я сощуриваю глаза. Он мог бы защитить ее многими способами, не связанными с похищением. Мне любопытно, что они с ней делали, но, похоже, ей с ним комфортно, так что я не слишком беспокоюсь. Черт, это самое расслабленное состояние, в котором я ее видела, ну, когда-либо.

— Конечно. — Акуджи хмыкнул и огляделся, осматривая местность на предмет угроз.

— А ты? У тебя подруга Талии, Ария?

Услышав мое имя на устах монстра, Акуджи рычит. Он делает шаг ко мне, наклонив голову и оскалив зубы, а хвост поднимает, как оружие. Его воины не встают на ноги, но я вижу, как они напряглись.

— Ты не называешь ее по имени.

— Я не хотел обидеть, — медленно говорит Катон, протягивая руки в знак мира, но я вижу, как монстры за его спиной неловко переминаются.

Я понимаю, что они боятся Акуджи.

Закатив глаза, я скольжу перед ним.

— Хватит вести себя как придурок, — говорю я ему, а затем оглядываюсь и улыбаюсь Талии. — К черту все, — бормочу я и, уклоняясь от рук Красного, преодолеваю расстояние. Она делает несколько шагов мне навстречу, и мы обнимаем друг друга.

Подобные мероприятия сближают людей, и вне этих стен мы с Талией не бегали бы в одних и тех же кругах и даже не удостоили бы друг друга взглядом. Однако мы здесь единственные люди, и это создает между нами связь. Отстранившись, я смотрю на нее, замечая слезы в ее глазах.

— Я думала, ты умерла, — шепчет она.

— Нет, я усыновила монстра и тигра. — В этот момент раздается мурлыканье, и я замечаю, как мой тигр пробирается через монстров, которые выглядят шокированными.

Она вздыхает.

— Конечно, усыновила.

— А ты сама как? — требую я. — Мне нужно их убить?

Раздается горловой звук, несомненно, это Катон, но я не обращаю на него внимания. Если ей неудобно или страшно, я сделаю именно это.

— Нет, нет, они были... милыми, — осторожничает Талия, а затем улыбается, когда я сужаю глаза. — Честное слово, со мной все хорошо. Я вообще-то работаю.

— Конечно, работаешь, — повторяю я, заставляя нас обоих ухмыляться.

— У тебя храбрый человек, Акуджи. Я действительно не хотел тебя обидеть. Я знаю, что имена важны для воинов и их пар. Я не знал, — пробормотал Катон.

— Ну, теперь знаешь, — отвечает Акуджи, обхватывая меня руками и притягивая к себе. — Ты ― подруга моего человека. Я рад, что ты не умерла. Она совсем сошла с ума, и я боюсь, что она могла убить их.

Талия приподнимает брови, ухмыляясь Акуджи позади меня.

— Да, я заметила это в ней. Впрочем, то же самое относится и к ней. Я не могу быть такой же сильной или способной, как она...

Катон издал рык, на что она закатила глаза.

— Но я забочусь о ней. Если ты причинишь ей боль, я постараюсь сделать все возможное, чтобы навредить тебе.

Я чувствую, как Аку трясется от беззвучного смеха позади меня, и я уверена, что мы, несомненно, носим одинаковые ухмылки.

— Понял, человек, — мягко говорит мой монстр с почтительным поклоном. Вырвавшись из его объятий, я обнимаю Талию.

— Ты должна рассказать нам все, что случилось. Серьезно, я так волновалась, и мне не нравится это чувство, — говорю я ей.

Талия кивает.

— Это касается не только нас с тобой, Ария.

— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я, нахмурившись, не обращая внимания на шевеление людей позади меня. Талия понижает голос и говорит быстро, когда Катон подходит к нам, но он поддерживает ее, а не останавливает. Серьезное выражение его лица заставляет меня проглотить внезапно вспыхнувшее волнение. — Исследование, за которым меня послали, пропало не просто так. Катон забрал его. Он боялся того, что в нем содержится, и последствий того, что люди снова получат его в свои руки. — От этого я приподнимаю брови, но у меня нет времени задавать вопросы, так как Талия быстро забегает вперед на одном длинном дыхании. — Содержащаяся информация, Ария... Она потрясла меня до глубины души. Это сделали люди, Ария. Они сделали их.

— Я знаю.

— Но это нечто большее, — говорит Талия поспешно, как будто эти люди могут спуститься и убить ее за то, что она проговорилась и раскрыла их секреты. — Неудивительно, что они хотят вернуть эту информацию. Они готовы пойти на все, чтобы защитить ее.

— Талия, да говори уже, — требую я. Я не люблю, когда меня используют или лгут, а если правительство, нанявшее нас для этого исследования, замышляет гнусное дерьмо? Ну, скажем так, им не понравятся результаты, которые они получат от меня.

— Это намного больше, Ария. — Талия качает головой, и она выглядит испуганной, по-настоящему испуганной, впервые с тех пор, как я ее встретила. — То, что они сделали с ними, то, что они продолжают делать…

— К нам идут — раздается грубый окрик, прерывающий все, что Талия собиралась мне сказать.

Аку дёрнул меня к себе за спину, когда воины вскочили на ноги, и все взгляды обратились к новичкам, когда они присоединились к собранию. Я отказываюсь трусить, поэтому я скольжу к Акуджи и тянусь к клинкам, которые он дал мне, пока я наблюдаю за ними. Большой ублюдок впереди еще больше, чем Акуджи, едет на огромном черном жеребце, который бьет копытами в воздухе, но воинов это не пугает. Когда он спускается, то ухмыляется нам всем, и я замечаю, что один из его клыков обломан и сломан.

На одном глазу у него жуткий шрам, и он белый по сравнению с обычным черным. Монстр более насыщенного красного цвета с оттенками черного по всей коже, и это самый большой монстр, которого я видела до сих пор. Воины за ним выглядят как разношерстная кучка монстров, все злые и страшные.

Они окружают нас с угрожающими взглядами. Люди Акуджи и Катона создают барьер перед нами и Талией, стоя вместе против них.

— Самаэль, — приветствует Акуджи, как бы говоря от имени племени, и тут я понимаю, что Катон подчиняется ему, глядя на него и его воинов как на лидеров.

— Акуджи, — приветствует он с усмешкой. — Спасибо тебе за нашего последнего бойца, он хорошо вписался.

Я вижу, как напрягаются мышцы на челюсти Акуджи, но он никак не реагирует.

— Почему ты здесь?

— Разве не было созвано собрание? Нас пригласили. — Самаэль усмехается, спрыгивая с лошади.

— Да, но вы никогда не приходили на них, — в замешательстве отвечает Катон.

— Ну, теперь пришли.

— И почему же? — спрашивает Акуджи, пока я смотрю за ними, ища человека, которого они тоже забрали. От меня не ускользнуло, что сейчас во всех племенах, похоже, есть человек. Хотя я не боюсь за Талию, этого нельзя сказать о женщине, которую они забрали. При одном взгляде в глаза Самаэля я вижу ненависть, которую он явно затаил, глядя на меня.

Ненависть и смерть.

— Потому что нам тоже интересно. А то, что рядом с вами стоят люди, и они не закованные в цепи, показывает мне, насколько вы слабы и насколько вам плевать.

— Плевать? — повторил Акуджи.

— То, что человеческие воины сейчас окружают стену с оружием. — Самаэль ухмыляется, когда бросает эту бомбу.

Черт!

▪ 25 ▪

АКУДЖИ

— Что? — говорю я, чувствуя, как холодок пробегает по всему телу. Моя главная забота ― Ария, и я в страхе смотрю на нее. Я боюсь, что они здесь из-за нее, что они заберут ее у меня.

Я убью их первым.

Она моя.

Словно прочитав мои мысли, она поглаживает меня по груди.

— Они не пришли, когда я была за стеной с Талией, так что дело не в нас. Хотя странно, что они сделали это сейчас.

— Почему? — спрашивает Катон, доверяя ее мнению. Это заставляет меня раздуваться от гордости. Мои люди начинают уважать ее, а теперь, похоже, и другие племена. Самаэль усмехается, но я бросаю на него предупреждающий взгляд. Я победил его однажды в битве, и я могу сделать это снова, особенно если он скажет что-нибудь о моей паре, что мне не понравится.

— Они пришли только сейчас после того, как другая женщина прошла через стену. Так что им нужно? От вас? Они пришли бы раньше, если бы хотели новой войны с монстрами, а если бы им нужны были мы, они пришли бы несколько дней назад. Логично предположить, что им нужна женщина. — Ария переводит взгляд на Самаэля. — Женщина, которую ты забрал.

— Ты забрал женщину? — рычит Катон. Он разгневан, как и все самцы при мысли о причинении вреда самкам, даже если они люди.

— Она пришла на нашу территорию через стену. Законы гласят ясно, — огрызается Самаэль.

— Она должна что-то знать, — бормочу я. — Мы должны выяснить, что.

— Она наша пленница, так что мы узнаем, что она знает, — злобно ухмыляется Самаэль.

— Если ты тронешь хоть один волосок на ее голове, я разорву тебя на куски,  — угрожаю я.

— Он этого не сделает, — медленно говорит Ария, встречаясь взглядом с Самаэлем, когда мы выстраиваемся в квадрат. — Потому что если люди ее ищут и узнают, что он убил или ранил ее, тогда они придут за ним и его народом. Он будет ответственен за то, что снова начал войну, и, если я не ошибаюсь, нарушил ваши законы. Разве это не так? — Ария смотрит на меня, и я никогда не был так горд.

— Верно, малыш, — мурлычу я, желая повалить ее прямо здесь и показать ей, как я горжусь тем, что она моя пара.

Самаэль рычит, и я делаю шаг к Арии.

— Так, она твоя пленница, но тебе придется ее расспросить, и ты не причинишь ей вреда и ни в коем случае не тронешь ее. Если я узнаю, что ты это сделал, племена соберутся вместе, и мы уничтожим тебя.

Это угроза, и Самаэль знает это, его люди стоят за ним, ощетинившись.

Катон встает между нами.

— Хватит. Мы не можем позволить себе междоусобицу, если люди придут за нами. Мы должны работать вместе. Пока мы ждем, что знает человек, мы должны разработать план по сдерживанию и наблюдению за людьми у наших границ.

— Что ты предлагаешь? — спросил я, все еще внимательно наблюдая за Самаэлем на случай, если он решит сделать шаг в сторону моей спутницы жизни. Это будет означать его смертный приговор, и я с радостью убью всех его людей за то, что они посмотрели на нее.

— Как я уже сказал, нам нужно работать вместе. Они еще не напали, значит, они либо наблюдают за нами, либо чего-то ждут. Мы должны делать то же самое ― наблюдать за ними и быть готовыми на случай, если они снова нападут, — отвечает Катон, выглядя неуверенным. Несмотря на то, что он умеет сражаться, он не очень хорош в стратегии боя.

— Катон прав. Я предлагаю работать в командах, чтобы патрулировать наши границы, и выставить дозорных на стене для наблюдения за ними. Таким образом, мы будем готовы, если они нападут. Мы также должны установить ловушки на каждом входе, как систему раннего предупреждения, — отвечаю я, обдумывая наши варианты.

— Логично, что они нападут днем, — пробормотала Ария. — Именно тогда они будут чувствовать себя в безопасности, при ярком дневном свете. Ты не можешь наблюдать за ними днем, но я могу. — Она смотрит на меня. — Включи меня в ротацию.

— Ария, ты уверена? Это твои люди, — спрашиваю я.

— Мои люди, которые угрожают напасть и убить невинных, монстра или нет, и угрожают начать еще одну войну из-за своих собственных секретов. Они послали нас сюда, зная это. Вы ― мой народ. Ваш народ ― единственный, кто заботится обо мне и о ком забочусь я. Так что да, я, может, и человек, и они могут быть людьми, но не надо грести нас под одну гребенку. Я хочу избежать войны так же, как и ты, Акуджи. За этой стеной ― трущобы, где невинные, голодные люди просто пытаются выжить. Они будут первыми жертвами, и я этого не допущу.

Самаэль удивленно приподнимает бровь, прежде чем скрыть свое выражение лица. Приподняв подбородок Арии, я заставил ее встретиться взглядом со своими глазами.

— У тебя сердце воина, мой маленький человечек, и я польщен, что ты выбрала меня в качестве своей пары.

Она краснеет, затем усмехается.

— Значит, ты позволишь мне это сделать?

— Я не властен над тобой. — Я хмурюсь, ненавидя, что она так думает. — Я знаю, на что ты способна, и я буду наблюдать из темноты близлежащих убежищ, если тебе понадобится помощь.

— Конечно, будешь. — Она смеется.

Катон прочищает горло, прерывая наш момент.

— Самаэль, ты согласен с этими условиями? Готов ли ты выставить дозорных на своей стене и сообщать о готовящихся нападениях?

— А если люди вторгнутся на наши земли, мне будет позволено их убить? —  насмехается он.

— Конечно. Они знают правила, — отвечаю я. — Они заходят на наши земли и умирают.

— Однако с тобой двое людей, — указывает он.

— Двое невинных людей, которые пришли сюда за убежищем, — лгу я, сузив глаза. — Если ты хочешь добраться до них, тебе придется пройти через меня. — Я подталкиваю Арию к одному из моих воинов и развожу руки, вскидывая подбородок. — Давай, Самаэль, я здесь. Брось мне вызов, если хочешь.

Он поджимает губы, прежде чем опускает взгляд, подчиняясь. Он понимает, что не выиграет бой.

— Я так и думал, — усмехаюсь я. — Хватит бороться с нами и сосредоточься на наших врагах. Они хотят что-то получить от нашей земли, возможно, чтобы начать новую войну. Мы должны сплотиться как один народ, как одна боевая единица. Только так мы сможем выжить. Мы не будем кровожадными монстрами, которых они создали и выпустили на волю. Мы будем воинами, защищающими наш город, наш народ и наш дом. Не мы это начали, но если они придут за нами, их бой, который люди не смогут выиграть.

— Ух ты, это было горячо, — замечает Ария. Мы все смотрим на нее, и она ухмыляется. — Упс, забыла о вашем удивительном слухе.

— Ладно, — соглашается Самаэль.

— Мы затаимся и будем играть в долговременную игру. Держи связь между нашими людьми. — Я смотрю на Катона.

— Мы продолжим попытки разобраться в исследованиях, которые они хотели провести, чтобы понять, что это значит. Пока у нас нет достаточных ответов.

Я киваю.

— Хорошо, держите меня в курсе. Самаэль, дай нам знать, когда самка заговорит, и если ты не сможешь с ней справиться, отправь ее в мое племя. Ария узнает от нее правду.

— Клуб девочек. — Ария подняла руку и огляделась вокруг, пока мы хмурились на нее. — Монстры не дают «пять»? Тогда ладно. — Она опускает ее.

Сзади Катона и его людей от Талии раздается хихиканье.

— Значит, мы все знаем, что нужно делать. Нам лучше вернуться к нашим людям и распространить информацию. Я пришлю вам обоим оружие.

— Нам оно не нужно, — прошипел Самаэль.

— Отлично. Катон?

— Нам бы не помешало. Я тренировал своих людей. Хотя им не нравится убивать, их достаточно, но нам не хватает на всех.

— Хорошо, я пришлю немного. Если люди хотят войны, они ее получат.

Я смотрю на Арию, задаваясь вопросом, куда это ее заведет.

Выберет ли моя пара в конечном итоге свой народ вместо меня?

Потянувшись вверх, я потираю ноющую грудь, от этой мысли у меня перехватывает дыхание.

Мысль о том, что могу потерять ее, не поддается описанию.

▪ 26 ▪

АРИЯ

После встречи мы расходимся в разные стороны. Я со слезами на глазах прощаюсь с Талией, и она обещает присылать мне сообщения через монстров, у которых мы поселились. Кажется, ей не терпится вернуться к исследованиям, чтобы как-то помочь. У меня такое же чувство. Я могу помочь, оставаясь на страже, но как только мы возвращаемся, Акуджи начинает выкрикивать требования, и он говорит, что дежурство начнется завтра. А пока он берет меня в наше общее гнездо и просто держит меня так крепко, что почти больно, но это заставляет меня чувствовать себя в безопасности, и я погружаюсь в его объятия.

Я не надеюсь заснуть, слишком беспокоясь о том, что делают мои люди, но, видимо, я задремала, потому что когда я просыпаюсь, удовольствие проникает в меня, перехватывая дыхание и заставляя меня кричать.

Тяжело дыша, открываю глаза и вижу Акуджи между моих ног. Он держит меня за бедра, раздвигая их своим массивным телом, с лицом, зарытым в мою киску, и длинным, талантливым раздвоенным языком проводит по моим складочкам, прежде чем погрузиться внутрь.

Блядь.

Он заставил меня кончить во сне.

Издав стон, я падаю обратно на мех, когда он мурлычет, скользит хвостом по моей ноге, чтобы погладить мой клитор, прежде чем войти в меня. Я кричу, закрыв на мгновение глаза, но когда он вытаскивает придаток из моего трепещущего лона, я открываю их вовремя, чтобы увидеть, как он втягивает кончик хвоста в рот и вылизывает его дочиста.

Аку рычит от вкуса моей разрядки.

— Черт... — простонала я, нуждаясь в том, чтобы он трахнул меня. Нас ждут дела, но они быстро уходят на задворки моего сознания, когда он ползет по моему телу, его клыки сверкают на свету и с них капает моя эссенция.

— Что может быть лучше для пробуждения, чем сливки моей спутницы жизни на моем лице? — мурлычет Аку, когда я обхватываю его руками и ногами и переворачиваю нас. Он быстро удерживает меня, чтобы я не поранилась, и усаживает меня на свой пресс. Я прижимаю руки к его груди и впиваюсь ногтями, пока ерзаю и раскачиваюсь на твердых мышцах. При каждом движении я задеваю клитор и вскрикиваю, не обращая внимания на то, что капаю ему на живот. Ему тоже все равно, более того, он подстегивает меня. Когтистыми руками Акуджи впивается в мои бедра и раскачивает меня быстрее.

— Ты такая чертовски красивая, такая сексуальная, позволь мне увидеть, как ты кончишь снова. Кончи на меня, покрой меня своими сливками, — мурлычет он.

Хрипло стону и ускоряюсь, неистово стимулируя клитор, пока меня не пронзает резкий оргазм.

Аку рычит, его ноздри раздуваются, когда он спускает меня вниз, глядя на мой крем на своем животе.

— Я больше никогда не буду мыться.

Смеясь, я нежно целую его.

— Нет? Ну, следующим я планирую оседлать твой член. Есть возражения?

Он сильно шлепает меня по заднице, отчего я охаю.

— Запрыгивай, моя пара. Дай мне посмотреть, как ты будешь претендовать на меня.

— У вашего народа это принято? — Я дразню, проводя зубами по его губам. Его член подрагивает, когда Аку насаживает меня на себя, и моя разрядка капает на его пульсирующий член.

— Нет, и мне все равно. Я хочу посмотреть, как ты претендуешь на меня. Черт, Ария, от одной мысли об этом... — Он дрожит подо мной. Я издаю стон, сидя и наблюдая за Акуджи. Ему очень нравится эта идея, несмотря на то, что его народ так не делает. Я буду требовать его, так же как он требовал меня, и ему это понравится.

Я позабочусь об этом.

Я скольжу своей киской по его длине, прикусив губу.

— Хорошо, а теперь смотри на меня.

Его глаза следят за движением моих бедер, и его взгляд такой яркий, что становится практически больно. Всем своим видом он демонстрирует обладание и одержимость. Этот огромный, покрытый шрамами монстр питает ко мне слабость, и он позволяет мне брать то, что я хочу, и иметь контроль над его телом. Он отдается мне свободно, несмотря на то, что его хвост хлещет по телу, несомненно, желая завладеть мной.

Я дразню Акуджи, покачивая бедрами, прежде чем приподняться, а затем просовываю пальцы внутрь себя.

— Я такая мокрая для тебя, Акуджи, такая мокрая и готовая. — Вытащив их со стоном, я прижимаю их к его рту. — Попробуй, как сильно я хочу тебя.

Рыча, он всасывает мои пальцы, и я стону, раскачиваясь быстрее. Вытащив их из его рта, я обхватываю ими его длину и поглаживаю.

— Ты такой твердый для меня, — бормочу я.

— Только для тебя, — рычит он. — Всегда для тебя. Пожалуйста, малыш. — Услышав эту мольбу от своего воина, я не могу остановиться. Я прижимаю его к своему входу и опускаюсь на дюйм, борясь за то, чтобы его массивный, утолщенный член вошел в меня. Глаза закрываются, когда удовольствие взрывается во мне, и я остаюсь в таком положении, держа его кончик внутри себя. Он рычит и извивается в гнезде подо мной.

— Ты такой большой, такой толстый. — Я стону, принимая еще один дюйм. — Смотри, как я вбираю тебя дюйм за дюймом. Смотри, как я покрываю тебя своей смазкой. Смотри, как я беру тебя.

— Ария. — Мое имя звучит как угроза, когда он впивается когтями в мои бедра, мышцы его рук напрягаются от усилия сдерживаться. — Пожалуйста, моя пара, возьми меня целиком. Позволь мне увидеть, как ты спариваешься со мной. Позволь мне посмотреть, как ты используешь меня.

Не сводя с него глаз, я приподнимаюсь и со злобной ухмылкой опускаюсь на него. Акуджи рычит, когда я принимаю каждый твердый, толстый дюйм его члена, чувствуя, как он проникает так глубоко, что это почти больно. Гребни задевают все нервные окончания, поэтому я не могу усидеть на месте и вращая бедрами объезжаю его. Откинувшись назад на бедра Акуджи, я выгибаюсь для него, а он наблюдает за мной. Несмотря на то, что я только что кончила дважды, я чувствую, как нарастает новый оргазм.

Вид моей бледной кожи на фоне его красной плоти со шрамами сводит меня с ума, а глядя на огромного воина, растянувшегося подо мной и позволяющего мне трахать его, я схожу с ума от желания и скачу на нем быстрее. Мы оба смотрим, как его огромная, влажная длина погружается и выходит из моей растянутой дырочки.

— Хорошая пара, — рычит Аку, наклоняясь, чтобы ущипнуть меня за сосок. — Используй меня. Овладей мной. Кончи для меня.

— Боже, да. — Я стону и падаю вперед, ногтями вонзаясь в его грудь, чтобы удержаться. От боли Акуджи рычит, и, обхватив мое горло хвостом, прижимает меня к себе, пока я скачу на нем быстрее. С каждым толчком я упираюсь клитором в его твердое тело. — Так хорошо с тобой.

— Моя, — рычит он, сжимая свой хвост, и от боли и ограничения я закрываю глаза, трахая его, беря то, что хочу.

Аку опускает хвост к моей заднице и нащупывает там отверстие. Я широко распахиваю глаза, и когда он погружается в меня, я замираю, прежде чем кончить так сильно, что кричу. Все мое тело замирает на нем, и Акуджи берет верх, снова переворачивая нас так, что я оказываюсь под ним. Он вбивается в меня, жестко и быстро, а я извиваюсь в момент освобождения.

— Моя, — рычит он, яростно входя. — Моя, моя, моя. — Он наклоняется, чтобы прикусить мою шею. — Каждая твоя клеточка, каждая дырочка ― мои, и я буду иметь тебя всю, Ария, когда захочу. Я разбужу тебя с членом внутри твоей киски, пока ты не кончишь. Я нагну тебя перед своими людьми и возьму то, что принадлежит мне. Ты слышишь меня?

— Боже, да, — хнычу я, обхватывая ногами его талию и поднимая бедра навстречу его толчкам. Он рычит, его глаза теперь полностью красные. Его рога почти вибрируют от рычания, когда Акуджи вбивается в меня так сильно, что я знаю, что у меня будут синяки, но мне все равно, не сейчас, когда каждое движение его огромного, чудовищного члена подталкивает меня к очередному освобождению.

— Я кончу только тогда, когда кончишь ты, — урчит он. — Ты всегда кончаешь первой. Ты слышишь меня, пара? Я хочу, чтобы с тебя сочилось удовольствие, чтобы все видели и чувствовали его запах и знали, как хорошо твоя вторая половинка удовлетворяет тебя.

— Акуджи! — кричу я, когда очередная разрядка взрывается во мне, и это вызывает его собственную.

Рев рассекает воздух, когда Аку вбивается в меня, а затем застывает, членом Аку входит в меня так глубоко, что мы оказываемся запертыми вместе, его член набухает и дергается, выплескивая в меня свой разряд, и он рычит. Аку вырывается и снова погружается, заставляя меня принять каждую каплю его спермы, пока я бьюсь в дымке оргазма.

Когда Аку кончает, он наклоняется и нежно целует меня.

— Хорошая девочка. Такая хорошая пара, — мурлычет он, прежде чем медленно выйти из меня. Акуджи проглатывает мое хныканье, когда тянется вниз и массирует мою ноющую киску, заставляя меня извиваться, а затем переворачивает нас. Я лежу на его груди, задыхаясь и обмякнув.

Лежа на его сильном теле, я закрыла глаза в блаженстве и вздохнула, поглаживая его твердую кожу.

— Мне пора собираться на вахту. Скоро наступит рассвет.

— Еще час в запасе. Я разбудил тебя раньше времени. — Он ухмыляется, собственнически лаская мое тело. Это должно вызывать чувство стеснения, но я ухмыляюсь.

— Ночью я хочу, чтобы ты научил меня, — говорю я Аку, поднимая голову и упираясь подбородком в его грудь, чтобы видеть его лицо.

— Научил тебя? — Он хмурится в замешательстве, его клыки очаровательно выглядывают над губой. Не знаю, как я вообще его боялась.

— Драться. Я хороша, не пойми меня неправильно, но если мы будем воевать, то я должна уметь защитить себя и тебя. — Акуджи моргает, прежде чем его глаза закипают от желания. Смеясь, я тихонько шлепаю его по груди. — Сосредоточься.

— Я научу тебя всему, что ты захочешь узнать, — обещает он, поднимая меня выше.

— Хорошо, мне нужна схема города, включая входы и выходы. Я хочу знать все.

— Ты такая требовательная, маленькая человечишка. — Он шлепает меня по заднице, глядя на меня сверху вниз. — Я научу тебя всему, но если дело дойдет до драки, ты будешь рядом со мной, где я в любое время смогу тебя защитить.

Сузив глаза, я начинаю злиться.

— Я выживала так долго. Я воин...

— Я не говорю, что ты не воин. Я говорю, что если с тобой что-нибудь случится, то война будет бессмысленной. Я бы уничтожил этот мир, а потом последовал бы за тобой в загробный. Без тебя… моя пара, мне нет смысла жить, так что дай мне немного поблажки. — Он снова поднимает меня выше, на этот раз устраивая меня над своим ртом, и все мои аргументы вылетают из головы, когда Аку смыкает губы на моей киске.

— О, хорошо... — простонала я, покачиваясь на его губах. — Я думаю... Черт, хорошо, да, это прекрасно.

Он посмеивается подо мной.

▪ 27 ▪

АРИЯ

К тому времени, как вырвалась из цепких рук Акуджи, умылась и оделась, солнце уже взошло. Я спешу по улицам, зная дорогу и чувствуя себя как никогда уверенно. Если я хорошенько присмотрюсь, то смогу увидеть тень моего монстра, проносящуюся среди зданий, когда он наблюдает и защищает меня. Ухмыляясь, я ускоряюсь, чтобы его проверить. Аку не отстает, и уже через тридцать минут я у стены, где он описал ступени. Я не видела их раньше. Они такие узкие, что я не знаю, как ими пользуются монстры, но для меня они вполне подходят. Я взбираюсь по ним и устраиваюсь на вершине стены, свесив ноги.

Глядя на яркое небо и простирающуюся вдаль землю, я не могу не думать о том, как прекрасен наш мир. Если не обращать внимания на техногенные катастрофы, такие как прогнившие крыши и покосившиеся лачуги в трущобах и сверкающие на солнце небоскребы, то он действительно невероятен. Я вижу далекие горы, освещенные светом, и поля перед ними, где природа выживает несмотря на стремление людей всё разрушить и изменить.

Наш мир может быть не таким, каким мы хотим его видеть, но в нем есть красота, если знать, где ее искать. Я возвращаюсь взглядом к заброшенным зданиям позади меня и монстру, который прячется внутри.

Сглотнув, осматриваю ближайший горизонт в поисках войск. В первоначальном отчете за прошлую ночь говорилось, что они продвинулись и на участок нашей стены. Они расположились в промежутке между трущобами к востоку от меня и стеной, где никто не хочет жить. Там есть старый сломанный мост, который они используют для прикрытия прямо перед городом, но я вижу их далеко внизу, они передвигаются, как муравьи. Люди даже притащили гребаный танк и направили его на стену. Я не сомневаюсь, что у них есть и разведчики, поэтому машу им рукой, а затем достаю завтрак и начинаю есть, когда становится ясно, что они не собираются атаковать прямо сейчас.

Очевидно, что им не нужны ни я, ни Талия. Им нужны исследования и, возможно, то, что знает девушка, пробравшаяся сюда. Они играют в долгую игру, и это просто предупреждение. Демонстрация силы, чтобы заставить монстров испугаться настолько, чтобы оттеснить нас через стену и избежать войны. Люди хорошо умеют притворяться и брать то, что им не принадлежит, относясь к человеческой жизни как к одноразовой. По крайней мере, половина этих солдат погибнет.

И за что? Знают ли они вообще, за что будут сражаться, или просто выполняют приказ?

Людей, стоящих у руля, не волнует беззаботная гибель людей и боль, которая может возникнуть в результате этого. Они нарушают мир, и по трущобам видно, что люди напуганы и, вероятно, пытаются найти место, куда уйти в случае падения стены, но им некуда идти, и вот кто будет страдать ― невинные.

Откусывая хлеб, я смотрю на то, что когда-то было моей жизнью внизу. Это было не так давно, но мне кажется, что я здесь уже целую вечность. Мне комфортно и хорошо, и все это благодаря одному человеку... или чудовищу.

Акуджи называет меня своей парой, но у меня не было времени подумать об этом, я слишком увлеклась происходящим и спасением Талии. Я не знаю, что значит для него «пара», и, наверное, мне стоит спросить, но часть меня боится, что это не значит «девушка», как сказали бы люди. Мне нравится секс и связь между нами, но когда дело доходит до дела, я человек, а он нет.

У меня есть своя жизнь, разве нет? Как я могла бросить все, чтобы жить в пустынном городе, где каждый день ― это борьба за выживание? Где, если ты не будешь осторожен и внимателен, тебя могут убить в любой момент? Я не знаю, но это то, о чем я должна подумать. Если мы выживем, что бы ни планировали эти люди, мне, несомненно, придется столкнуться с реальностью того, что лежит между нами. Пока что я буду просто идти с этим и надеяться на лучшее.

Рев заставляет меня повернуться и посмотреть вниз. Я усмехаюсь, увидев внизу своего тигра, который пытается взобраться на стену, но не может. Я посылаю ему воздушный поцелуй и оглядываюсь на солдат. Мне кажется, что я балансирую на грани между людьми и чудовищами, и я не знаю, где я на самом деле.

Лгунья, говорит мне мое сердце, но я игнорирую эту предательскую мысль.

День тянется медленно. Мне приходится спуститься в туалет и заверить Акуджи, что я в порядке. Он устроился в старом заброшенном входе в метро у стены, где может видеть меня и при этом находиться в темноте. Он пытается затащить меня в темноту, чтобы прижать к себе, но я со смехом вырываюсь и возвращаюсь к своим обязанностям часового. Я не хочу подводить ни его, ни его людей.

В какой-то момент он уходит, или кто-то из его людей проходит через туннели, потому что я слышу шипение и вижу, как мой монстр выходит на солнце, оставляя тарелку с едой для меня и тигра. Поспешив вниз, я хмурюсь,когда вижу его покрытую волдырями руку, но он отмахивается от меня, и я сажусь со скрещенными ногами на солнце. Аку остается в темноте, где он в безопасности, и мы вместе ужинаем. После я лежу на стене, считая дома, окна и солдат, чтобы не заснуть под теплым солнцем.

Наконец, после того как последние несколько часов рассвета пролетели незаметно, я встаю на ноги и потягиваюсь, протягивая руки к луне и звездам, которые медленно оживают надо мной. Я плохо вижу солдат ― глупые человеческие глаза, ― но вдруг рядом со мной оказывается Акуджи. Я моргаю, глядя между ним и нижней частью стены.

— Ты запрыгнул сюда?

Он усмехается, притягивает меня к себе и крепко целует.

— Я скучал по тебе.

— Прошел только день. — Я смеюсь, хотя мое сердце тает, потому что я тоже скучала по нему.

— Слишком долго, — урчит Аку, садясь и притягивая меня к себе. Я обмякла в его объятиях. — У меня еще два часа до окончания смены. Если ты устала, то поспи, моя пара.

— Нет, — говорю я, даже зевая, отчего он смеется. — Поговори со мной.

— Что ты хочешь, чтобы я сказал? — пробормотал он, положив свою голову на мою и обернув вокруг меня свой хвост.

— Все, что угодно. Расскажи мне о своем народе, о своих землях, о своей семье. — Я пожимаю плечами.

— Я бы предпочел услышать о твоей, — возражает он.

— Нет, — бормочу я. — Ты уже достаточно слышал о человечестве и его недостатках. Расскажи мне все о мире за стеной. О том, чего никто не знает. Расскажи мне правду, когда я слышала только ложь.

Аку ищет мой взгляд, прежде чем смягчиться.

— Ты всегда будешь слышать от меня правду, малышка, даже если она тебе не нравится. Ложь ранит сильнее, чем укол правды.

Я киваю, понимая, что он прав. Акуджи оседает, наблюдая за людьми внизу, и на мгновение мне становится интересно, заговорит ли он, прежде чем его грохочущий тембр наполняет воздух вокруг нас. Вибрация заставляет меня вздрогнуть и придвинуться ближе, но я игнорирую обычное возбуждение, которое наполняет меня всякий раз, когда он говорит со мной, смотрит на меня или прикасается ко мне. Вместо этого я сосредотачиваюсь на его словах и эмоциях, стоящих за ними, желая узнать все о моем монстре и жизни, которую он пережил.

— Первые несколько лет после возведения стены были наполнены болью, очень сильной болью. Мой народ терял товарищей, детей, отцов и матерей. Мы просто пытались найти способ жизни и безопасности в запутанном, чужом мире. Дымка, о которой я тебе рассказывал... она влияла на многие наши действия, а гнев был ощутимой живой гнилью, которая заражала наш народ, пока мы не нападали на всех, кто подходил слишком близко к нашим границам, но это происходило от страха. — Он встречается со мной взглядом. — Страх, что они заберут больше нашего народа, больше людей, которых мы любим, и что они снова заключат нас в тюрьму и причинят нам боль. Мы боялись, что никогда не станем ничем, кроме неудачного эксперимента.

— Акуджи. — Мое сердце болит за него и его народ.

Они не просили, чтобы их создавали, они просто пытались ориентироваться в мире, который они не понимали, и в людях, которым было все равно. Конечно, они были злы и напуганы, и люди не помогли ни им, ни себе. Мы сделали из них злодеев, плохих парней, о которых говорят в темноте.

Мы сделали их монстрами.

Я слышу в его словах сдерживаемую муку, и я тянусь к нему, желая утешить мальчика, которому пришлось вырасти, сражаясь за свою жизнь и жизнь своего народа. У него не было возможности просто жить и понять, кто он такой. Думаю, то же самое можно сказать и обо мне, и именно поэтому мы так сопряжены, так связаны. Наши сломленные души ― лишь отражение душ друг друга, даже с учетом генетических различий.

— Но не все было плохо. Были и хорошие моменты. — Он улыбается мне, его глаза смягчаются, когда Аку проводит пальцем по моим губам и щеке, заставляя меня закрыть глаза в покорности, так как мое сердце болит. Когда его голос звучит снова, он становится мягче, грубее. Акуджи плетет вокруг меня сказку, пока я не могу практически увидеть то, что он описывает, и почувствовать вкус дикости в его рассказах.

Там, где люди позволили нашим различиям разделить нас, они собрали их вместе, чтобы сделать их единым целым.

Возможно, люди и создали их, но они намного умнее и развитее нас. Он рисует истории о том, как они в детстве исследовали город и играли с человеческими игрушками. Акуджи рассказывает о пирах со всеми племенами, которые до раскола были наполнены музыкой и смехом. Он создает мир вокруг меня, отличный от моего холодного, страшного мира, в котором я выживала в детстве.

Их мир может разрушаться, быть переполненным животными и природой, но здесь столько любви, дружбы и счастья, которое не купишь никакими небоскребами или новыми технологиями. Никто не голодает. Никто не одинок. Никто не боится заснуть. Никто не забыт и не брошен на произвол судьбы.

Слезы капают из моих глаз, когда я прижимаюсь лицом к его груди.

— Ария, почему ты плачешь? — бормочет Акуджи, поднимая мою голову, когда останавливается на середине рассказа о том, как они обнаружили подземный бассейн, где он случайно сломал горку.

— Я… — Я сглатываю, а затем смотрю ему в глаза. В его темных глазах я не вижу ничего, кроме любопытства и беспокойства. Никаких игр, никакой фальши, и это обнажает мою душу. Мои обычные самоуверенные ответы никуда не годятся. — Я бы хотела, чтобы у меня было такое же детство, как у тебя. Мне все время было так страшно. Мне было одиноко, но я убеждала себя, что это не так, что мне никто не нужен, кроме меня, но я ошибалась. Слушая тебя... я не могу не думать о том, какой могла бы быть моя жизнь, если бы у меня была семья.

— Теперь она у тебя есть, — говорит мне Акуджи, беря меня за подбородок, наклоняясь и прижимая свою голову к моей. — Мы не можем изменить прошлое, моя маленькая пара, но мы можем изменить будущее. Ты больше никогда не будешь одинока. Ты никогда больше не будешь бояться ни одного дня в своей жизни. Пока я жив, я буду защищать тебя от всего, что может причинить тебе вред, как и мой народ. Теперь ты с нами. Ты ― чудовище. — Акуджи ухмыляется и вытирает мои слезы, а затем нежно целует мое лицо. — Люди так и не поняли, что у них под носом. Они глупцы. Ты красивая, сильная женщина, но ты не можешь всегда быть сильной, поэтому, когда ты будешь слабой, я взвалю на себя весь груз. Я буду рядом с тобой все время. Что бы ни случилось, я всегда буду твоим, Ария. — Акуджи вынуждает меня снова посмотреть ему в глаза, когда произносит эти слова. — Я всегда буду твоей семьей. — Он тянется вниз и достает что-то из своих брюк, обхватывая мою руку, когда он протягивает мне что-то.

Медленно я разжимаю пальцы, и дыхание вырывается из моих губ, когда я смотрю на блестящий камень в своей ладони.

— Ты...

— Может быть, ты испытывала одиночество, но я всегда был рядом ― всегда наблюдал и защищал тебя, любил тебя издалека. Ты никогда не была по-настоящему одинока, Ария.

Я подношу камень к груди, прижимая его близко к сердцу. Это лучше, чем любые богатства, потому что это показывает его обещание.

Это показывает его правду.

Акуджи любит меня.

Я не знаю, что на это ответить, поэтому нежно целую его, и мы снова устраиваемся бок о бок. Он дает мне возможность все обдумать. Он ничего не просит и ничего не берет, не как люди. Он просто дает. Акуджи вытирает мои слезы и кормит меня, когда я голодна. Он готов содрать с себя кожу, чтобы согреть меня, и для него нет ничего невозможного.

Акуджи смотрит на меня не как на вещь, которой можно владеть, а как на то, чем нужно дорожить, и это само по себе ужасает.

Одно дело ― назвать меня своей спутницей жизни, это почти похоже на сон, но совсем другое ― поклясться в чем-то подобном. Это слишком быстро и слишком много, не говоря уже о различиях между нами, но любви все равно, и я не могу отрицать, как меня тянет к Акуджи, как я доверяю ему и забочусь о нем.

Что будет, когда мне придется вернуться за стену?

Оставлю ли я свое сердце здесь, с ним, или заберу его с собой?

▪ 28 ▪

АРИЯ

Когда мы, наконец, освобождаемся от вахты, я измотана и физически, и эмоционально. Я так долго ходила по кругу, объясняя себе все причины, по которым между нами ничего не выйдет. Я говорила себе, что мне нужно вернуться в свой мир, даже если я ненавижу то, что делали и делают люди. Я говорю себе всякие вещи, но когда он сворачивается вокруг меня в гнезде, я чувствую себя цельной.

Я позволяю Акуджи обнять меня, держать меня в больших и теплых руках, когда я закрываю глаза и расслабляюсь. Я позволяю своим усталым, ноющим мышцам отдохнуть, но мой мозг не хочет. На мгновение я представила, как остаюсь, как сдаюсь и становлюсь его спутницей. Есть что-то очень идеальное в том, чтобы быть для кого-то всем, его одержимостью и любовью, когда все его существование посвящено твоему счастью и благополучию... но заслуживаю ли я этого? Я хочу этого.

Эта мысль пугает меня, потому что мне так хорошо.

Я могу представить, как мы проводим дни вместе в его гнездышке, а ночи ― в городе, но жизнь не может быть такой. Не может. У нас есть наши миры, наши собственные жизни...

Верно?

Словно зная мои мысли, Акуджи говорит, его голос мягче, чем я когда-либо слышала.

— Ты была единственным человеком, достаточно храбрым, чтобы вернуться. Почему? Почему ты всегда возвращалась, Ария?

Я хочу сказать ему красивую ложь, но ему это не понравится, а я никогда не буду лгать ему, даже если это суровая правда, которая заставляет меня чувствовать себя незащищенной.

— Я возвращалась, потому что чувствовала себя как дома, — шепчу я в темноте. Я чувствую себя храброй, поскольку он не видит меня. — Потому что здесь, среди чудовищ и руин, я чувствовала себя в большей безопасности, чем с моим народом в сверкающем городе за его пределами.

— Но я уже чувствую, что потерял тебя, как будто ты в миллионе миль от меня и быстро бежишь. Почему?

Я сглатываю, не в силах ответить, и Аку прижимает меня к себе крепче, словно это поможет мне остаться с ним.

— Я потеряю тебя, Ария, я знаю это. Мне придется смотреть, как ты пройдешь через стену к своему народу, и часть меня знает, что когда ты это сделаешь, это будет в последний раз. Не думаю, что ты вернешься.

— Тогда зачем пытаться? — умоляю я, пытаясь понять. Я поворачиваюсь в руках Аку, позволяя его хвосту и ногам обхватить меня так, что я оказываюсь прижатой. Он перекатывает меня под себя, заключая в свои объятия, пока мы не оказываемся в нашем собственном маленьком мире. — Зачем бороться за это? Зачем говорить мне, что я твоя пара?

— Потому что неважно, насколько ты напугана и как сильно ты думаешь, что твое место за стеной, я знаю, что это не так. Понял это с первого момента, как только увидел тебя. Я вижу, как ты смотришь на мой народ, на город... на меня. Ты смотришь на нас с удивлением, а не со страхом или ненавистью. Твое место здесь, Ария, со мной. Я буду бороться, пока мои когти не пробьют стену за тобой. Я буду бороться, даже когда ты не будешь, потому что ты слишком напугана, чтобы признать, чего ты хочешь. Я знаю, о чем ты беспокоишься, я вижу это в твоих глазах...

— Мы едва знаем друг друга...

— Мы знаем самое главное. Всему остальному мы можем научиться со временем. Мой народ узнает свою половинку, свою душу, когда их глаза встречаются. — Он положил руку мне на грудь над моим колотящимся сердцем. — Я знаю твою душу, Ария, и она принадлежит мне. — Акуджи берет мою руку и прижимает ее к своей. — И ты не можешь сказать, что ты не чувствовала тяги ко мне, что ты не чувствовала эту связь между нами, которая становится только сильнее, чем больше мы вместе. — Наклонившись, он целует мой лоб, опускается к глазам и губам, где шепчет. — Вот что значит быть парой, Ария. Вот почему я борюсь, потому что отпустить тебя ― значит погубить себя. Я не могу жить без тебя, я не хочу, не тогда, когда я почувствовал вкус рая в твоих объятиях. Сейчас я понимаю тех, кто потерял своих спутников жизни, потому что если бы я потерял тебя, Ария, то от меня осталась бы лишь пустая оболочка. Мое сердце и душа ушли бы с тобой. Навсегда.

— Ты играешь нечестно, — шепчу я, когда он целует меня.

— Когда дело касается тебя? Всегда.

Задыхаясь от отчаяния, я закрываю глаза от решимости в его взгляде, когда Акуджи поглощает весь мой мир. Целуя мои губы, он прижимает меня к своей груди и переворачивает так, что я раскидываюсь на нем. Я просто обдумываю его слова, понимая, чего он хочет, но не в силах дать ему это.

— Но я человек, — наконец говорю я, и Акуджи смеется надо мной, заставляя меня покачиваться на его груди.

— Может быть, внешне, но у тебя сердце монстра ― сильное, уверенное, верное и бесстрашное, — заверяет он, крепко сжимая мою задницу. Акуджи впивается пальцами почти до боли, притягивая меня все ближе и ближе к своему телу, пока я не упираюсь в его очень заметную эрекцию, но он не обращает на это внимания, и я тоже. Желание все еще пульсирует во мне от прикосновения, от чистой потребности, которую я испытываю к своему монстру, несмотря на мои переживания и бурные эмоции. — Кроме того, после всего, что ты здесь увидела, ты знаешь, что не можешь им доверять. Они предали и бросили тебя. За этой стеной для тебя ничего нет, Ария, так что, пожалуйста, останься. — Я поднимаю голову и встречаю его полный надежды взгляд. — Останься со мной и будь моей.

Сглотнув, я ложусь обратно, не зная, что сказать. Я не хочу обещать ему то, чего еще не знаю и не понимаю сама, потому что не знаю, смогу ли я.

Я не знаю, смогу ли я остаться, несмотря ни на что.

Смогу ли я?

~

Мне удается поспать всего час, прежде чем я встаю. Акуджи с грустью наблюдает за мной, выглядя так тоскливо и безнадежно, что я отворачиваюсь. Он берет меня поесть со своими людьми, и мы оба молчим, просто впитывая болтовню и смех вокруг. Наши отношения натянуты и напряжены, и это моя вина.

Рядом со мной опускается монстр, женщина. Она подталкивает меня с ухмылкой.

— Ты тощая, но сильная для человека.

— Спасибо, я думаю? — Я ухмыляюсь, не в силах сдержаться. Широкая, бесконтрольная улыбка, которой она меня одаривает, почти заразительна.

— Тебе стоит как-нибудь потренироваться с нами. Я помогу тебе научиться надирать задницы самцам. — Она разминает свои впечатляющие мышцы.

— С удовольствием. — Я протягиваю руку. Она смотрит на нее сверху вниз, затем отбрасывает ее и крепко обнимает меня, выдавливая воздух из моих легких.

— Ты ― семья, человечек, а семья ― это объятия. — Она пожимает плечами и ухмыляется Акуджи. — Рейгнер.

— Как тебя зовут? — спрашиваю я, когда она встает.

Все еще улыбаясь мне, она наклоняет подбородок в том, что, как я заметила, является уважительным приветствием между ними.

— Брайель, но здесь меня называют Саншайн.

— Я понимаю, почему. Приятно познакомиться с тобой, Санни.

Ее глаза расширяются, прежде чем она падает на колени. Я в шоке смотрю на Акуджи, который выглядит потрясенным.

— Ты сделала мне большой подарок в виде дружбы, предложив мне прозвище, — пробормотала она, глядя на меня. — Я не забуду этого, человек. — Она целует мою руку и встает, на ее лице появляется еще большая улыбка, и она спешит к другому столику, где тут же начинает громко описывать наше общение. Я вижу, как мужчины и женщины внимательно слушают, а потом смотрят на меня с уважением и легким интересом.

Я оглядываюсь на Акуджи, который улыбается и берет меня за руку.

— Мой народ любит тебя.

— Но почему? Разве они не считают меня слабой? И что я враг? — Я нахмурилась.

— Они любят тебя, потому что видят, как я забочусь о тебе и как ты заботишься обо мне и моем народе. Они замечают, как ты выступаешь вместе с нами против своей расы, и как ты поддерживала меня на собрании. Они любят тебя, потому что видят твою душу воина, пара.

— Потому что они любят и уважают тебя, — пробормотала я.

— Они ― мой народ, моя семья. Мы вместе прошли через многое, и это связывает тебя так, что ты даже не можешь поверить. — Он смотрит вокруг, его глаза мягкие и любящие. — Ради них я готов на все.

— Как и они для тебя, — отвечаю я.

Акуджи кивает и жестом показывает на мою еду, которая на самом деле очень вкусная. Очевидно, они собирали для меня овощи, чтобы я могла есть, а также рыскали по городу. От того, что они сделали все возможное ради меня, мне хочется плакать, но я этого не делаю, потому что Акуджи убьет кого-нибудь за то, что он заставил меня плакать.

— Ешь, малышка, а потом мы должны встретиться с твоим человеком.

— Не с моим человеком. — Я смеюсь. — Моей подругой.

— Это одно и то же. — Он вздыхает. — Ешь.

— Слушаюсь, сэр, — поддразниваю я, копаясь в еде. Как только я заканчиваю, мы останавливаемся в ванной, чтобы я могла воспользоваться удобствами и быстро принять душ. Я одеваюсь в тот же кожаный топ воина, потому что он мне великоват, но на этот раз мне удается найти джинсы и завершить все плащом и оружием. Когда я готова, я беру Акуджи за руку и позволяю ему вывести меня из их логова в город.

Я удивляюсь, когда мы направляемся в сторону лаборатории. Замечаю своего тигра среди зданий и машу ему рукой, оставляя его охотиться, пока мы входим в стеклянное здание лаборатории, где все началось.

Дверь в секретную лабораторию открыта, ее охраняет один из людей Катона. Он кивает нам, когда мы проходим мимо. Акуджи ведет нас вниз, крепко держа меня за руку. Внизу я не могу не усмехнуться, когда вижу Талию, работающую в лаборатории. Она выглядит более домашней и ответственной, чем я когда-либо видела ее, приказывая людям Катона с суженными глазами и хлопая в ладоши, чтобы заставить их поторопиться. Рядом с ней, беспрепятственно работая, стоит Катон. Я останавливаюсь и смотрю, наблюдая, как смягчаются его глаза, когда он смотрит на нее, и как он следит за ней.

Кажется, она не замечает, как естественно они двигаются вместе, и я думаю, не происходит ли то же самое со мной и Акуджи.

Шагнув дальше в лабораторию, я привлекаю ее внимание. Талия замирает и моргает, словно выходя из транса, а затем широкая улыбка искривляет ее губы. Бросившись ко мне, она обхватывает меня руками. Я никогда не была из тех, у кого есть друзья, но я с теплотой в сердце понимаю, что Талия ― одна из моих единственных друзей. Я даже могу считать ее семьей.

Как все изменилось.

Отстранившись, она поворачивается к Акуджи и кивает.

— Привет. — Она снова смотрит на меня. — Ты никогда не догадаешься, что мы нашли.

— Что? — спрашиваю я, когда она тащит меня в лабораторию. Акуджи посмеивается позади меня, приветствуя Катона, но, прежде чем я успеваю сказать что-нибудь еще, меня подталкивают к микроскопу. Я в замешательстве смотрю на то, что вижу, прежде чем поднять голову. Она практически подпрыгивает на своих ногах, наблюдая за мной. — Эм, детка? Объяснишь на английском? Я не занимаюсь наукой. Я занимаюсь пистолетами и ножами.

Она сильно краснеет.

— Точно, точно, извини! Я анализировала кровь Катона, знаешь, для развлечения…

— Конечно, а как же еще ты развлекаешься? — Я ухмыляюсь.

— Именно. — Она усмехается с блеском в глазах, заставляя меня рассмеяться. — В любом случае их кровь естественным образом мутирует. Насколько это круто?

— Очень. — Я киваю, слушая ее болтовню. Катон наблюдает за ней с чем-то близким к поклонению в своем взгляде, ловя каждое ее слово. Он выглядит таким гордым и влюбленным, что я стараюсь не рассмеяться. В конце концов, она переводит дыхание и, кажется, замирает. — Мы нашли кое-что еще. Я... я клянусь, я не знала, Ария. Ты должна мне поверить. — Она берет мои руки. — Я клянусь.

— Эй, все в порядке. Я верю тебе, что бы это ни было, — обещаю я, сжимая ее руки. — Расскажи мне. — Я никогда не избегала плохих вещей в жизни, и что бы она ни собиралась мне рассказать, это будет плохо. Я вижу, как она волнуется и колеблется.

Она смотрит на Катона, который берет ее под руку, а потом прислоняется к нему, для поддержки. Он обменивается взглядом с Акуджи, который мгновенно свистит и делает жест, очищающий всю лабораторию от всех, кроме нас. С затихшим голосом и печальным взглядом, устремленным в пол, Талия начинает объяснять результаты исследования, которые она собрала из того, что нашла между местом Катона и здесь.

— Они создали монстров, Ария, путем слияния генов и манипуляций с ДНК. Были и другие неудачные эксперименты до... до них. Они просто создавали их в попытке усовершенствовать солдат, но... они пытались соединить их с человеческой ДНК.

— Что ты хочешь сказать? — спрашиваю я, нахмурившись.

— Я думаю, исходя из исследований, что они пытались сделать людей и монстров совместимыми, чтобы создать новую расу, высшую расу, которую они могли бы контролировать. Они пытались продлить нашу жизнь и сделать нас сильнее, быстрее. — Она поднимает глаза и встречается с моими. — У меня ужасное предчувствие, почему они послали меня сюда. Я думаю, они хотят продолжить начатое. Они могут создать не только больше монстров, Ария, но и больше рас. Они могут покончить с этим миром с помощью этих исследований.

Судорожно вдохнув, я обмениваюсь взглядом с Акуджи. Это должно шокировать меня, но на самом деле это не так. Люди ― жадные, хрупкие существа, которые постоянно ищут способы продлить свою жизнь. Они не понимают, что именно короткая продолжительность нашей распадающейся, хрупкой жизни делает наше существование таким прекрасным. Без страха смерти мы бы застыли. Они пытаются играть в бога.

Мы не можем им этого позволить.

— Мы не можем позволить им получить эти исследования, — говорю я вслух, и мы все киваем в знак согласия ― и люди, и монстры.

▪ 29 ▪

АКУДЖИ

Талия и Ария негромко разговаривают. Я на мгновение прислушиваюсь. Ария утешает ее и обещает помочь ей предотвратить это. Я обмениваюсь взглядом с Като, чтобы увидеть, как его лицо смягчается, когда он смотрит на другого человека, и я задаюсь вопросом, наблюдаю ли я так за своей Арией.

Возможно, и меня это не беспокоит.

Я киваю головой, и он следует за мной в угол лаборатории, где я отворачиваюсь, чтобы поговорить с ним наедине на низких, рычащих звуках, давая людям пространство и уединение на мгновение.

— Я этого не знал. А ты?

— Нет. Долгое время я пытался разобраться в их исследованиях, надеясь понять нашу расу...

— Что ты и сделал.

— Кое-что, достаточно, чтобы лечить наши раны и помогать нашим женщинам во время родов, но не до такой степени. Чтобы понять остальное, понадобились ее человеческие глаза и мозг. Она поистине великолепна. Ее мозг... — Он покачал головой, и его щеки стали еще краснее. — Я не знал этого, но разве мы так уж удивлены? Люди делали ужасные вещи с нашим народом, когда мы были в плену, поэтому, конечно, они будут изучать каждую возможность того, что означает наше создание. Но девушки правы ― мы не можем позволить исследованиям попасть в руки людей. Они пошлют других за ними, как только поймут, что Талия и Ария не вернутся.

— Ты прав. Я удвою патрули и буду постоянно следить за стенами и туннелями. Мы не позволим им добраться до лаборатории. Мы защитим наш город и расу, и никто больше не пострадает от людишек, — обещаю я, хлопая его по плечу. Затем поворачиваюсь, услышав шаги. Ария уверенно идет к нам в вызывающей манере, отчего член у меня становится твердым, а сердце разрывается от гордости. В ее глазах искрится озорство, когда она смотрит в мои.

— Ты прав насчет девушек, они великолепны, — проурчал я Катону и потянулся к ней, как только Ария оказалась рядом. Притягиваю к своей груди и скольжу руками по ее спине, чтобы схватить ее за задницу, покусывая ее шею и вдыхая ее запах. Наконец, я успокаиваюсь, вдыхая ее аромат.

Я слышу смех и поднимаю голову, чтобы встретиться с глазами Катона.

— Никогда не думал, что увижу великого Акуджи слабым. — Он смотрит на Арию. — Помни об этом, человек, помни, что ты его слабость, так же как он наша сила. Не разрушай то, что так чисто и истинно.

Като отходит к своему человеку, а я смотрю ему в спину, готовый защищать Арию, когда она смеется и гладит меня по груди.

Глядя на нее, я не могу не смягчиться и не улыбнуться.

— Он просто защищает своего друга. Мне стало легче от того, что я пригрозила отрезать ему член, если он обидит Талию, — говорит она мне. — Не убивай его. — Она наклоняется и целует меня. — После того, как мы разберемся с патрулями, хочешь пойти на свидание?

— На свидание? — повторяю я, пробуя на вкус незнакомое слово, наблюдая за ней. Ария смеется, легкий звук доносится прямо до моего твердого члена со вспышкой вожделения.

— Свидание. Я никогда не была на нем, но это то, что делают два человека, которые... нравятся друг другу.

— Тогда мы устроим свидание. — Я серьезно киваю. — Что оно значит?

— Ну, один человек ведет другого куда-то, где им понравится, в уединенное или красивое место, где они могут провести время вместе. — Она улыбается, и я обдумываю ее слова. Это кажется важным.

— Катон, ты хочешь пойти на свидание? — спрашиваю я, и Ария смеется так сильно, что падает на меня. Даже Талия посмеивается. — Что? Мне нравится Катон, мы могли бы где-нибудь встречаться, нет? — Я хмуро смотрю на нее.

— Можешь, если хочешь. — Она вытирает глаза и обменивается взглядом с Талией. — Это обычно зарезервировано для пар.

— Ох. — Я пожимаю плечами и машу Като рукой. — Извини, мы не можем встречаться.

— Понятно. — Он пожимает плечами в ответ.

— Тогда мы будем встречаться. Пойдем, я знаю одно место. — Я беру Арию за руку и веду мимо Катона и Талии, которые все еще работают над исследованием. Наверху объясняю своим людям новые правила, прежде чем они поспешат разнести весть. Я держу Арию рядом, когда мы направляемся в город, и молча продолжаю обдумывать странную человеческую традицию. Если ты знаешь, что тебе кто-то нравится, почему бы не спариться с ним? Неужели они не знают, с кем им суждено провести остаток жизни после одной встречи? Я спрашиваю об этом своего человека.

— Некоторые знают, а некоторые любят поиграть в игры, — хитрит она.

— А зачем играть?

— Думаю, они боятся и не хотят связывать себя обязательствами или остепениться. Или ждут, что встретят лучше. — Кажется, Ария смущена.

— Глупости. Нет лучшего создания, чем твоя вторая половинка. Ты просто знаешь и посвящаешь себя ей, без всяких игр, — сердито бормочу я.

— Я согласна, но другие не всегда чувствуют то же самое. Некоторым нравится иметь более одного приятеля.

— Больше, чем одна пара? — удивленно спрашиваю я. — Они очень храбрые. — Она чмокает меня, я ухмыляюсь и притягиваю ее к себе. — Ты ― все, что мне нужно, Ария. Пусть у них будет несколько пар и игры, все, что делает их счастливыми. Я просто рад, что у меня есть ты. — Нежно целую ее и продолжаю наш путь. Я ловлю на себе ее взгляды, поэтому подмигиваю ей так, как видел.

Розовый цвет, окрасивший ее щеки, от этого странного движения. Мы идем по городу рука об руку, а темнота показывает нам красоту нашей природы. Возможно, это не похоже на свидания с людьми, но улыбка на ее лице дает мне знать, что у меня все хорошо.

Я нахожу то, что ищу, и заключаю Арию в объятия и закрываю ей глаза. Она вскрикивает, но после ворчания прижимается ближе, и я не могу сдержать гордую улыбку, когда она сдается мне, своему спутнику-воину. Поднявшись по сорока лестничным пролетам заброшенного здания, я открываю металлическую дверь и одновременно прикрываю ей глаза.

Я нашел это место несколько лет назад и был им очарован. Я возвращаюсь сюда время от времени, чтобы проверить его и насладиться красотой и расслаблением, которые я здесь нахожу.

— Не подглядывай, — бормочу я, опуская Арию на ноги. Я снимаю с нее сапоги и отбрасываю их в сторону, и она ахает, когда ее ноги опускаются на траву и цветы. Я убираю руку и провожу ею вокруг, пока она моргает, открывая глаза.

— Добро пожаловать в оазис города, в наше место. — Я даю ей время рассмотреть, упиваясь реакцией.

Я смотрю на все ее глазами, рассматривая крышу, заросшую растениями, цветами и травой. Над нами растут деревья, увешанные фонарями, которые я поддерживал, и они сейчас мерцают. Сзади крытая площадка со скамейками с подушками и валиками. Я вымыл их под дождем и разложил сушиться, когда нашел это место. Я знаю, что здесь живут птицы и дикие животные, и тут необыкновенно красиво. Место успокаивает мое сердце, и я чувствую, что могу сделать глубокий вдох и напомнить себе о великолепии жизни, даже среди металлических конструкций и темноты.

— Как тут красиво, — пробормотала Ария.

— Да, — отвечаю я, но смотрю на нее. Она встречает мой взгляд и улыбается.

— Как ты нашел это место? — спрашивает она, пробираясь вперед, чтобы осмотреть оазис. Я очень внимательно слежу за ее действиями.

— Я исследовал земли своего племени и наткнулся на него, когда искал точки обзора. Я никогда не рассказывал об этом другим. Хотел, чтобы оно было только моим, кусочек красоты и покоя в моей беспокойной жизни, — честно отвечаю я.

— И ты привел меня сюда. — Ария поворачивается ко мне, прижавшись спиной к стене из растений и цветов, которые любовно ее обрамляют.

— Все, что есть у меня, принадлежит тебе ― моя жизнь, моя душа, мое сердце и мои земли. Конечно, Ария, я привел тебя сюда. Ты ― единственный человек, с которым я могу разделить это, — честно говорю я, и она резко вдыхает.

— Меня не перестает удивлять, насколько ты правдив и прямолинеен. — Она улыбается, как будто это хорошо. Останавливаюсь перед ней, и Ария обхватывает меня за шею. Я приподнимаю ее, наклоняя голову, и она нежно целует меня. — Это самое лучшее свидание.

— Хорошо, — пробормотал я, целуя ее в ответ, прежде чем отстраниться. Ухмылка на ее губах заставляет меня сузить глаза. — Что, маленький человечек?

— Знаешь, иногда люди трахаются на свиданиях. — Она приподняла бровь. — Совокупляются, спариваются. Так что, Акуджи, мой спутник жизни, хочешь спариться? — Она смеется.

Я поднимаю Арию, когда она смеется, позволяя ей обхватить меня ногами, поворачиваю и укладываю нас на мягкий участок травы. Глядя на нее с оскалом, положив руки по обе стороны от нее, пока Ария прижималась ко мне.

Потянувшись вниз, я расчесываю ее дикие рыжие волосы, и они ложатся позади нее, как нимб.

— Я не знаю, как мне так повезло, что ты стала моей второй половинкой, но я каждый день благодарю звезды за то, что они привели тебя ко мне, — клятвенно заверяю я, наклоняясь и проводя губами по каждому сантиметру ее мягкого, бледного лица, а затем останавливаюсь на губах Арии. — За то, что ты подарила мне мое сердце и причину жить, смеяться, улыбаться. Ты сделала все это возможным, малышка. Ты заставила монстра понять, что в темноте может быть свет, в тени ― красота, а в различиях ― любовь. Я обещаю, что всегда буду защищать тебя, всегда буду заставлять тебя улыбаться, всегда буду обеспечивать тебе кров и отдавать каждую частичку себя. — Я не знаю, откуда берутся слова, но не могу остановить их, когда нежно целую ее губы. — Я буду любить каждый дюйм тебя внутри и снаружи, наши различия и наши сходства, что бы ни случилось, Ария. — Я поднимаю голову и смотрю в ее широко распахнутые глаза. — Я знаю, что все будет хорошо, пока ты рядом со мной.

— Акуджи, — шепчет моя пара, но мне не нужны ее слова. Я хочу ей показать.

Здесь, в нашем оазисе, я хочу показать Арии, как много она для меня значит.

Хочу умолять Арию остаться, быть моей и показать ей, что она получит, если это сделает.

Я не могу предложить ей солнце или богатство, как люди, но я могу предложить ей всего себя, от моих покрытых шрамами мышц до моего сердца, которое бьется только для нее.

Люди, возможно, не понимали, какой невероятный человек находится среди них, но я понимаю, и буду любить ее до тех пор, пока мир не перестанет вращаться. Я нежно провожу губами по ее подбородку и шее, оставляя многообещающие поцелуи, когда она постанывает. Ария скользит руками по моей спине к моим рогам, но не позволяю ей торопить меня. Я планирую не торопиться и ублажать свою пару, запечатлевая в памяти ощущение ее тела подо мной, пока мы окружены красотой моего мира.

— Акуджи, — шепчет Ария с придыханием, закрыв глаза и откинув голову назад. Это просто мое имя, мое, и я рычу в ее кожу, борясь с желанием наклонить Арию и зарываться в нее снова и снова, пока она не поклянется никогда не покидать меня.

Но я не отниму у нее право выбора, не то что люди. Моя Ария - воительница, свободолюбивая душа, и она не заслуживает цепей. Она заслуживает партнера, равного и выбора. Я дам ей это, даже если это убьет меня, но сегодня Ария со мной, и это то, на чем я сосредоточен, упиваясь миленькими звуками, которые она издает для меня и только для меня.

— Пожалуйста, — умоляет Ария.

— Никогда ни о чем не умоляй, воительница, — огрызаюсь я, в наказание покусывая ее кожу. — Ты получишь все, что захочешь. — Я скольжу губами вниз и сдвигаю с места ее рубашку, стараясь не порвать ее. Арии не нравится, когда я так делаю.

Ее потрясающие груди высвобождаются, и я не могу сдержать рык, когда обхватываю губами одну твердую вершинку и посасываю. Ария выгибается подо мной, и с ее губ срывается стон.

Я проглатываю свое имя, облизывая и посасывая, а затем поворачиваю голову, чтобы сделать то же самое с ее другим соском. Пыхтя, Ария прижимается бедрами к моим, пытаясь заставить меня опуститься ниже, но я игнорирую и медленно усиливаю ее желание, слегка покусывая чувствительные соски. Моя пара вскрикивает, выгибает спину, чтобы протолкнуть их глубже в мой рот. Поглаживая кожу ее груди, я спускаюсь ниже, целенаправленно осыпая каждый сантиметр кожи Арии нежными поцелуями. Мои действия настолько отличаются от дикого желания, которое бьется во мне, но когда Ария открывает глаза и взглядом встречается со мной, я понимаю, что это стоит усилий, чтобы сдержать свою звериную сущность.

Я покажу ей, как много она значит для меня, как я всегда буду дорожить ею и заботиться о ней.

Целуя чуть выше пояса ее джинсов, я не могу приглушить гравийный голос. Мускус возбуждения Арии окутывает меня, сводя с ума, и я знаю, что нужен своей паре.

— Ты совершенна, Ария. Я никогда не встречал такой красивой, сильной и верной, как ты. — Я снова целую Арию, нуждаясь в ее понимании. — Моя.

— Акуджи, если ты не трахнешь меня...

Я смеюсь, откидываясь на спинку кресла, и стягиваю с Арии джинсы, скользя руками по ее стройным ногам, а затем следуя тем же путем языком и губами. Касаюсь и пробую на вкус каждый сантиметр кожи, что заставляет ее стонать и смеяться, пока она не извивается в траве подо мной. Ария раздвинула бёдра, обнажая блестящую росой киску. На мгновение я просто смотрю, потеряв дар речи, а затем одобрительное урчание раздается в груди.

— Такая красивая, — урчу я, протягивая руку, чтобы погладить ее, чувствуя, как Ария вздрагивает от простого прикосновения.

Мне нравится, как отзывчива моя маленькая спутница жизни. Мне нравится вид ее маленькой тугой розовой киски, такой спелой для вкушения. Я бы умер счастливым мужчиной между ее бедер, с ее сливками, стекающими в мое горло для питания, и между сильными бедрами, удерживающими меня там. Когда я смотрю, как сжимается ее дырочка, воздух наполняется запахом возбуждения.

Моя.

Проводя руками по бедрам Арии, просовываю их под попку и поднимаю к своему рту. Я целую ее блестящую киску, покрывая свои губы ее кремом, когда Ария стонет. Ария тянется вниз, чтобы схватить меня за рога, и это так чертовски сексуально, что я не могу удержаться, чтобы не вскинуть голову.

— Пожалуйста, — умоляет она. Рыча, я обхватываю губами ее маленький узелок и сосу. Она кричит, и птицы в страхе улетают. — Черт! Твою мать! — кричит Ария, когда я набрасываюсь на ее киску, пытаясь помнить, что нужно быть мягким и медленным, но после вкуса ее сладких сливок я становлюсь диким.

Проникаю раздвоенным языком в ее киску, чтобы получить больше нектара, проводя клыками по клитору. В моем натиске нет смысла, но она крутит бедрами и трахает мое лицо, пока я ее беру. Зарычав, я наваливаюсь между бедер Арии. Я дышу сквозь безумие, пытаясь контролировать себя, и лижу ее кожу.

Медленнее. Мягче.

Лежа между ног моей пары, я чувствую вкус ее поражения, покорности и любви. Я вдавливаю свой член в землю, не в силах сдержаться. Я слишком дико ее желаю.

— Ты так хороша на вкус, — рычу я. — Я не могу сдержаться. — Слова звучат беспорядочно, когда снова погружаю в нее язык и верчу им до тех пор, пока она не вскрикивает. Я слышу, как колотится ее сердце, и чувствую дрожь в ногах Арии, которая говорит мне, что она близка к развязке. — Кончи для меня. Я хочу попробовать на вкус, хочу увидеть. Пожалуйста, Ария, позволь мне почувствовать, как ты кончаешь мне на язык.

Хныча, Ария откидывает голову, когда я снова ввожу в нее язык, потирая пальцем клитор и наблюдая, как ее дырочка сжимается вокруг моего языка. Моя пара внезапно напрягается, и ее тело замирает, когда она вскрикивает. Разрядка струится из тугого канала, захватывая мой язык. Ощущение и вид этого великолепного создания, кончающего для меня, слишком сильно.

С собственным приглушенным рыком я вонзаю свой член в землю, боль и наслаждение проникают в меня, когда моя собственная разрядка покрывает землю. Вытащив язык, я лижу ее киску, пока Ария опускается, наблюдая за ее мягкой, ленивой улыбкой, когда она моргает, открывая глаза, и с любящим выражением протягивает ко мне руки.

Мурлыча, я провожу последним лижущим движением по ее киске, а затем поднимаюсь по ее телу, чтобы поцеловать. Урчу, когда она хнычет от собственного вкуса на моем языке. Когда отстраняюсь, я смахиваю мокрые волосы Арии с лица и осыпаю его поцелуями.

— Ты так прекрасна, маленькая пара, такая совершенная. Мне нравится, как ты доверяешь мне. Ты совершенно невероятна, когда кончаешь, словно сами звезды были заточены в твоем теле и сияют. Ты сияешь так чертовски ярко.

— Господи, Красный, — пробормотала она, обхватывая меня ногами. — Ты пытаешься убить меня?

— Нет, я пытаюсь любить тебя, если ты позволишь, — честно признаюсь я.

Ее глаза широко распахиваются, но прежде чем страх проникает в изумрудные глубины, я снова целую ее, прогоняя отрицания моей пары, пока она не начинает стонать. Когда отстраняюсь, в ее глазах снова светится вожделение.

— Мне нужно почувствовать тебя внутри себя.

Мне нравится, что моя пара всегда говорит мне, чего она хочет, либо словами, либо телом. Я снова целую ее и поднимаю бедра Арии выше, когда снимаю с себя одежду и провожу пульсирующим, твердым членом по ее красивой киске.

— Тогда ты получишь именно это, но не своди с меня этих прекрасных глаз и смотри, как я беру тебя, как занимаюсь с тобой любовью и показываю тебе, что значит быть моей спутницей жизни. — Не дожидаясь ответа Арии, я прижимаюсь к ее дырочке и медленно проникаю.

Без грубых толчков и резких движений. Это не спаривание.

Это любовь.

Наклонившись, я проглатываю ее стон, выгибаю бедра, заполняя Арию еще на несколько сантиметров. Ария царапает мою спину, побуждая меня двигаться дальше, но я не тороплюсь, и когда, наконец, погружаюсь в нее, замираю, пока она беззвучно не умоляет меня двигаться. Тогда и только тогда медленно выхожу из нее и снова вхожу.

Ария глотает мой стон удовольствия.

Ощущение ее тугого, влажного тепла, обхватывающего мою длину, почти невыносимо. Словно попал в рай. Не хватит слов, чтобы передать ощущения, но я попытаюсь. Хвалю Арию, целуя каждый сантиметр, до которого могу дотянуться. Задаю темп, и она не отстает, мы оба двигаемся в мягком, любящем ритме. Мы синхронны, пока целуемся и исследуем. Не торопимся и не спешим, только скользящие руки, украденные поцелуи и взгляды, и ощущение того, что мы соединены в одно целое.

— Я никогда не чувствовал себя так, Ария, только с тобой. Я могу быть мягким, сладким только для тебя, — признаюсь я, мой голос дрожит от желания и любви. Мне нужно, чтобы она поняла всю глубину моей любви к ней, которая медленно изменила весь мой мир к лучшему. — Я сделаю все для тебя, буду всем для тебя. — Ария тихо вздыхает, целуя меня, когда я прижимаюсь лбом к ее лбу, заполняя, когда моя пара крепко сжимает свои бедра на моей талии. — Только чтобы увидеть твою улыбку. Я каждый момент бодрствования думаю о том, что показать тебе, что исследовать вместе с тобой, а во время сна я мечтаю о нашем будущем. — Ее глаза слегка расширились, и я поцелуем прогнал ее нерешительность. Я не буду смягчать свою потребность, чтобы она ослабила свои страхи.

— Вот он я, — говорю ей. — Я всегда был таким, но я могу подождать, пока ты догонишь меня. Я буду ждатьтебя вечно, пока ты не будешь готова, Ария, если это будет необходимо, но сейчас? — Снова целую Арию. — Здесь, под звездами в нашем оазисе, ты полностью моя, а я полностью твой.

— Акуджи, — шепчет Ария, ее тон пронизан смятением и любовью - любовью, в которой она пока не признается даже самой себе, но я вижу её, даже если моя пара не видит. Но ничего страшного, ведь я не солгал, я могу ждать, сколько потребуется. Я хочу только ее счастья.

Скользя руками по рукам Арии, я поднимаю их над ее головой и переплетаю наши пальцы вместе, прижимая ее руки к цветам над головой Арии. Я смотрю, как ее тело вытягивается подо мной и извивается от желания. Ее грудь и щеки раскраснелись, а губы приоткрыты для стона.

Она вся моя.

Я чувствую себя зверем, просто прикасаясь к ней, боясь, что могу причинить ей боль, но я не должен беспокоиться, потому что Ария сильная. Она обхватывает меня ногами за талию и побуждает двигаться. В ее глазах вспыхивает нетерпение, заставляя меня улыбнуться, насколько невероятна моя спутница.

Медленно я целую Арию, давая ей вкусить все то, что я хочу, чтобы она поняла, но не могу выразить словами. Я не красноречив и не полон поэзии, как Катон или ее люди. Мои слова намного проще, даже если за ними не стоят чувства, но я не должен сомневаться в Арии, потому что она знает, вздыхая в мои губы. Я клянусь под звездами, с ее телом, доверчиво распростертым под моим, что буду показывать ей каждую ночь и день, как много она значит для меня. Я сделаю так, чтобы она никогда не сомневалась в моей любви и в том, какая она сильная, красивая и умная.

Ее сердце стучит в соответствии с моим быстрым ритмом, пока мы медленно усиливаем желание друг друга. Внезапно ее дыхание сбивается, киска сжимается вокруг меня, и я понимаю, что Ария снова близка к развязке. Приподняв ее, я делаю короткие, плавные толчки, вдавливая живот в ее клитор, пока Ария не начинает стонать и кусать губы, и мы оба боремся за продолжение.

— Акуджи, я уже близко, — стонет она.

— Я знаю, моя радость. Отпусти, я поймаю тебя, — шепчу я неистово.

Стон, я сопротивляюсь своему освобождению, желая, чтобы она кончила первой.

— Вместе. Я хочу почувствовать, как ты кончаешь так же, как и я, — говорю я Арии, целуя ее, и когда она выгибается подо мной и ее глаза закрываются, я отпускаю мою пару. Я вонзаюсь в нее все сильнее и быстрее, пока она не выкрикивает о своем освобождении, и затягивает меня за собой. Прижавшись лбом к ее лбу, я стараюсь не закрывать глаза, чтобы наблюдать за эмоциями на ее лице, когда моя разрядка наполняет Арию, в то время как она испытывает свою.

Когда прилив между нами ослабевает, Ария открывает глаза, и сияющая улыбка играет на ее губах, когда видит, что я смотрю на нее.

— Я люблю тебя, Ария, моя вторая половинка, — тихо прошептал я, не желая скрывать этого, а затем поцеловал мою пару, не желая видеть ее колебаний.

Мы остаемся так, наблюдая друг за другом, прежде чем встаю на ноги. Я стону от потери ее тепла, но должен позаботиться о ней. Я набираю немного дождевой воды, чтобы она могла попить, а затем помогаю Арии одеться.

Мы идем к концу здания. Я крепко сжимаю ее руку, как будто это может удержать ее со мной одной лишь силой моей воли, а потом она поворачивается ко мне, в ее глазах отражаются звезды, а на губах застыла тайная улыбка, и весь мир меняется.

Всю мою жизнь меня называли не иначе как чудовищем, но в ее глазах, соперничающих со звездами, я просто мужчина, который любит ее с отчаянием, настолько сильным, что оно граничит с одержимостью.

Он любит ее настолько, что готов отпустить, если это сделает его пару счастливой, даже если это разобьет его некогда мертвое сердце. В конце концов, оно принадлежит только ей, так что логично, что она заберет его с собой, когда уйдет.

— Пойдем, надо поесть. — Подняв руку Арии, я целую каждую костяшку, проводя губами по мягкой коже, чтобы она осталась со мной навсегда. Крепко держа ее за руку, притягиваю Арию к себе и поднимаю на руки, целую ее в макушку, а затем медленно спускаюсь по лестнице и возвращаюсь в реальность. Я хочу продлить это как можно дольше, потому что каждая проходящая секунда, каждая быстро убывающая минута только приближает нас к тому моменту, когда она уйдет и разрушит меня навсегда.

На улице я позволяю Арии скользнуть по моему телу к ногам, зная, что ей нужна независимость, но не желая ее подавлять. Мы только вышли из здания, как я почувствовал их запах - людей.

Рыча, я тяну Арию за собой и приседаю, но один из моих самых быстрых воинов спрыгивает вниз передо мной, запыхавшийся и явно обеспокоенный. Он смотрит с меня на Арию и кивает в знак уважения.

— Где? — требую я.

— Рейгнер...

— Люди, — сказал я с шипением.

Он снова кивает, выглядя пристыженным.

— Они проскользнули через подземный туннель, о котором мы не знали. Он вел прямо в лабораторию.

— Талия! — ахает Ария, проталкиваясь мимо меня, чтобы встать на защиту своей подруги, но я останавливаю мою пару, когда вижу взгляд моего воина.

— Акуджи, отпусти меня! — Она борется с моей хваткой, пока я встречаю его взгляд.

— Потери? — спрашиваю я.

— Только одна. — Он печально смотрит на Арию. — Другой человек, Талия, пропала, а Катон тяжело ранен.

Откинув голову назад, я с яростью взревел, давая этим крысам услышать его, когда они убегают прочь из моего города.

Бегите, маленькие человечки, но это не спасет вас от меня.

▪ 30 ▪

АРИЯ

Я даже не могу задавать вопросы, потому что Аку перекинул меня через плечо, пока мчался по городу, но все происходило как в тумане, и от волнения мне было трудно сглотнуть. Талия... она в порядке? Вот что мне нужно знать. Через несколько минут мы добираемся до лаборатории, и, несмотря на настойчивые просьбы Акуджи остаться позади, я следую за ним вниз, вздрагивая от доносящегося изнутри рева. Мы находим Катона, привязанного к столу, борющегося с захватом своих людей. Он стал больше, мрачнее и безумнее.

Его рев наполнен такой яростью и агонией, что у меня болит сердце.

— Нет, — шепчет Акуджи и быстро толкает меня за себя.

— Акуджи, — требую я, но он поворачивается ко мне и берет меня за подбородок.

— Не в этот раз, не дави на меня, Ария. Он в дымке. Он убьет тебя, и тогда мне придется убить его. Пожалуйста, вернись наверх и подожди с моими воинами. Умоляю тебя. — Отчаяния в его голосе достаточно, чтобы я поцеловала Аку и поспешила обратно наверх. Я жду наверху со стеной воинов за спиной, которые нервно наблюдают за мной и лестницей.

Дымка.

Катон ценит разум и рассудок превыше всего, так неужели он поддастся дымке?

Во мне расцветает страх. Что случилось с Талией, что вызвало это? Я слышу, как Акуджи говорит, а за ним следует ответный рев, поэтому все, что я могу сделать, это ждать, даже когда мне хочется пойти туда и потребовать ответов. Но я не делаю этого, потому что доверяю ему.

Когда он возвращается, с каменным лицом, я знаю.

— Она пропала? — требую я, не желая, чтобы он успокаивал меня или говорил, что все в порядке, но я должна знать лучше. Он относится ко мне как к воину, как к равному.

— Туннель был запечатан. Они открыли одностороннюю дверь для входа и выхода из города, а затем заблокировали ее за собой. Они наткнулись на Катона и Талию, когда те еще работали. Двадцать человек окружили их, и они знали, что делать. Сначала они выстрелили в Катона, и это должен был быть смертельный удар, но он отказался умирать. Он убил десять из них, прежде чем его ослабила пуля. Они отвели Талию в туннели, и ей удалось немного побороться, но этого было недостаточно. Когда он очнулся, их уже не было, и он погрузился в дымку.

— Почему? — шепчу я, злясь на себя за то, что потерялась в нем, когда на мою подругу напали и похитили. Ища его взгляд, я умоляю ответить, помочь.

— Разве это не очевидно, мой маленький человечек? Она его пара, он никогда не говорил ей об этом, а теперь она исчезла. Мой следопыт подтвердил, что она вернулась за стену, где он не может ее достать.

— Если они причинят ей вред... — Я покачала головой. — Им нужны исследования. Они получили их?

— Да, и ее, — подтверждает он.

— Черт! — кричу я, дергая себя за волосы. — Если она им больше не нужна, они убьют ее за то, что она их предала. Мы должны остановить их, Акуджи. Мы должны! Она в опасности. Она не такой боец, как мы. Она умна, чертовски умна, но они жестоки и хитры. Мы не можем оставить Талию с этими монстрами.

— Я думал, что мы - монстры, — серьезно говорит Аку, когда я останавливаюсь и смотрю на него.

— Нет, они - монстры. А ты? Мы? Твои люди здесь? Они просто люди. Я собираюсь ее вернуть. — Я проталкиваюсь мимо Акуджи и бросаюсь вниз по лестнице, прежде чем он успевает меня остановить. Он рычит, догоняет меня и тянет в свои объятия, но я ускользаю и приближаюсь к ревущему Катону. Его спина выгибается дугой, увлекая за собой почти семь воинов, и мое уважение к силе вождя племени возрастает.

На его груди, над сердцем, красная рана. Она смертельна, но он, похоже, этого не замечает. Сглотнув, я подхожу к Катону, не обращая внимания на остальных. Его глаза мерцают на меня, светясь ярко-красным. Совсем не так, как когда Акуджи возбужден. Они темнее, и в его глазах нет ничего, кроме безумия.

Дымка.

— Я собираюсь ее вернуть.

Он замирает, когда я говорю, с его вздымающейся груди капает кровь.

— Моя спутница, — рычит Акуджи, и я поднимаю руку.

— Я знаю, что ты там, Катон, и что ты меня слышишь. Я собираюсь вернуть Талию. Я верну твою пару, чего бы мне это ни стоило. Но ты должен бороться с дымкой, я знаю, ты можешь. Используй свою логику. Ты должен исцелиться и стать сильным, чтобы ты мог защитить ее, когда я ее спасу. Послушай меня, Катон. Ты нужен своей паре.

Красный цвет в его глазах начинает исчезать, и через несколько долгих, напряженных минут они снова становятся черными и сосредоточенными на мне.

— Ты вернешь ее мне?

— Я клянусь, — серьезно говорю я. — Но мне нужна твоя помощь. — Я смотрю на Акуджи. — Вся ваша помощь.

— Ты ее получишь, — мгновенно отвечает Акуджи. — У тебя есть все мы, весь я, маленький человечек. Ты не сделаешь это в одиночку. — Шагнув вперед, он берет меня за руку. — Позволь нам вернуть твою Талию.

Убедить их - это самое простое. Когда оглядываюсь на Катона, я понимаю, что план, формирующийся в моей голове, будет сложной частью.

Но я искатель - это моя работа.

Им не следовало связываться с моей семьей. Теперь я планирую использовать навыки, которым научилась, чтобы выжить в их мире, против них.

Я сделаю это.

▪ 31 ▪

АРИЯ

Прежде чем я успеваю броситься выполнять наполовину продуманный план, между племенами проходит встреча. Эта встреча более напряженная и оживленная, чем предыдущая. Самаэль не приходит, что-то насчет проблем с его народом, но племена Катона и Акуджи приходят - все. Они ведут нас на крышу, где все могут поместиться. Катон тяжело опирается на край, держась за перевязанную грудь, но, по крайней мере, он больше не в дымке, хотя я время от времени вижу красные проблески.

Он так же, как и я, хочет вернуть Талию, если не больше, и это только отнимает время, но Акуджи говорит, что я должна представить план и что их люди должны согласиться. Это их путь, так что я сделаю это. Они приняли меня, но предлагать пойти за человеком за стену?

Они подумают, что я сошла с ума, что я предаю их или пытаюсь им навредить. Но я должна попытаться, потому что в любом случае я доберусь до Талии с их поддержкой или без нее. Я знаю, как много это значит для Акуджи, поэтому не тороплюсь и прикусываю язык, пока не почувствую вкус крови, чтобы унять свою тревогу.

Акуджи принюхивается, и его глаза расширяются, прежде чем он поворачивается ко мне, его клыки увеличиваются по мере того, как он надвигается на меня. Он возвышается надо мной, закрывая всем обзор. Потянувшись вниз, он поднимает мой подбородок и осторожно открывает мне рот своими пальцами. Я стону, когда Акуджи облизывает мои губы, прежде чем поцеловать меня, с рычанием пробуя мою кровь. Когда он отстраняется, его грудь быстро вздымается, а глаза становятся совершенно черными, когда он с голодом смотрит на меня несмотря на то, что все ждут нас.

Когда Акуджи слизывает мою кровь со своих губ, он, должно быть, видит мое беспокойство, потому что мягко мне улыбается.

— Просто покажи им то, что я вижу в тебе каждый день, маленький человечек. Покажи им свою преданность и бесстрашие, и они пойдут за тобой куда угодно, как и я.

Отступив назад, он ободряюще улыбается.

— У тебя получится, малышка. — Он поворачивается лицом ко всем и прочищает горло глубоким рыком. — Племена, мы собрались здесь сегодня по чрезвычайному делу. Люди вошли в наш город. Они перебрались через стену и забрали одного из нас.

Раздается хор рыков и криков.

— Они забрали Талию, пару Катона.

— Человека? — спросил кто-то в замешательстве.

— Человека, одного из нас, — рычит Акуджи, пресекая это. — Она была счастлива здесь. Она осталась здесь, чтобы по-своему защитить наш народ. Она одна из нас, и ее похитили. Мы не можем этого допустить. У моей пары есть план, как вернуть ее...

— Вся эта суета из-за одного человека? — огрызнулся кто-то. — Но когда пропадают наши люди, ничего не делается?

— Ничего? — возразил Ророак. — Сколько наших воинов погибло, перебираясь через стену, чтобы вернуть детей, возлюбленных и семью? Мы не уделяем человеку особого внимания, мы относимся к ней так, будто она одна из нас, потому что она и есть человек. Так же, как наша Ария, наша спутница, наша королева. Она сражается за нас, она с нами, и теперь она просит нашей помощи, как и Катон, другой правящий. Они так много отдали за нас - свои жизни, сражения и должности - и все же теперь они просят об одном. Неужели мы отвернемся от них? Человек спаривается с одним из нас, с одним из нас, который отдал все свое существование ради нашего счастья. Я говорю, давайте вернем ему его собственное счастье. Давайте хоть раз пожертвуем ради него.

— Это самое большее, что я когда-либо слышал от него, — пробормотал кто-то, заставив толпу захихикать.

Пыхтя, Ророак смотрит на меня.

— Ария. — Он кланяется, демонстрируя свое уважение. Некоторые из его людей отшатываются в шоке, но я смотрю в знак благодарности. — Пожалуйста, расскажи нам о своем плане и знай, что я клянусь стоять на твоей стороне.

Поднявшись, я благодарно киваю и улыбаюсь ему.

— Спасибо, Ророак, — тихо говорю я, оглядывая собравшихся. — Я понимаю ваш гнев, вашу боль.

— Конечно, — насмехается кто-то, но я не обращаю на это внимания.

— Люди только и делали, что причиняли вам боль, так с чего бы вам помогать нам? — Некоторые обмениваются взглядами, но я резко подаюсь вперед. — Я обращаюсь не как человек, а как друг. Я прошу как тот, кто заботится о вашем правителе, кто любит ваш город так же сильно, как и вы, и ненавидит людей и то, что они сделали с вами. Как кто-то... как кто-то, кого тоже обидели люди.

Акуджи подходит ко мне сзади и кладет руку мне на плечо, чтобы показать свою поддержку, и это работает. Аку дает мне уверенность, что я могу продолжать говорить, обнажить себя. Если это то, что нужно, чтобы заслужить их доверие, их помощь, тогда я дам им это.

Я вскрою себя и обнажу все уродливые стороны, чтобы они увидели, что моя боль совпадает с их собственной.

— Я была для них никем, помехой, тем, чего они никогда не хотели и ненавидели. Я была бедной. Я выросла в холоде, голоде и в одиночестве. У меня не было ни семьи, ни крова. Меня забыли и оставили выживать самостоятельно на разрушенных улицах за этими стенами. Я была так близко, что могла протянуть руку и коснуться цемента со шрамами. Они использовали меня и причиняли мне боль. Я ложилась спать в страхе, что они придут за мной в темноте. Я делала все, чтобы выжить. Я изменила себя, ожесточилась. Я никогда никого не подпускала близко. На моем теле до сих пор видны шрамы от их жестокого обращения. Я никогда не узнаю истинного ужаса и мучений, выпавших на долю вашего народа, и не смогу изменить того, что мой народ сделал с вами, но вы не одиноки. Люди там? Они не все плохие, большинство из них такие же, как я, как мы, просто пытаются выжить. Может быть, поэтому меня всегда тянуло сюда, потому что боль взывает к боли. Вас обижали, забывали и издевались над вами люди, и надо мной тоже. Мы похожи больше, чем вы думаете. — Я смотрю на Акуджи. — Я нашла безопасность за стеной. Я нашла здесь красоту и счастье. Я увидела любовь и величие вашего народа, и это было похоже на дом. Я чувствовала себя... здесь в безопасности, среди тех, кого они называют монстрами. — Сглотнув, я смотрю на Катона. — Я знаю, что Талия чувствовала то же самое. Она одна из нас, и она была готова рискнуть всем, над чем так упорно работала, включая свою собственную жизнь, чтобы защитить ваш народ, чтобы вы никогда больше не пострадали от людей. Но она не такой воин, как ты, и они причинят ей ту же боль, что и тебе. Я не могу позволить этому случиться. Она... Она мой друг. Единственный, кто у меня есть.

— Не единственный, — Санни шагнула вперед.

— У тебя есть мы, — заявляет Ророак.

Слезы наполняют мои глаза, когда я улыбаюсь.

— Спасибо, — говорю я им, склоняясь в почтительном поклоне. — Я прошу вас о помощи. Я пойму, если вы откажетесь. Я понимаю, что вы обожглись с людьми и что это не ваша битва, но я прошу вас, потому что я не могу сделать этого в одиночку. Я готова рискнуть своей жизнью ради нее, ради моего друга, но я не буду просить вас сделать то же самое. Я прошу вас рискнуть ради вашего народа и вашего будущего. Без Талии люди вернутся, и они заберут у вас то, что им нужно. Наше будущее висит на волоске, и вы не можете вечно оставаться в тени. Пришло время людям вспомнить, что они создали, кого они создали. Пришло время показать им истинную силу монстра.

Раздается хор рева, и я смотрю на Акуджи.

— Это хорошо? — спрашиваю я.

Он берет меня за подбородок и запрокидывает мою голову, пока это не становится болезненным.

— Это очень хорошо, моя пара, — урчит он. — Ты одна из нас, ты моя, — говорит он с почтением к моим словам, прежде чем крепко поцеловать меня, подчиняя меня перед своим народом.

Он претендует на каждый дюйм моей души и сердца, пока я не пойму, что это правда.

Я пыталась бороться с этим, но больше не могу... пара.

Вот что это такое?

Это чувство? Я всегда смотрю на Акуджи, прижимаюсь к нему и волнуюсь за него. Жажду его прикосновений, смеха и улыбок. Я готова на все, чтобы быть рядом с ним и сделать его счастливым. Я никогда раньше не испытывала любви, но если это что-то другое, то мне это не нужно. Я хочу этого. Хочу его.

Я хочу быть его спутницей жизни.

Когда он отстраняется, любовь в его глазах совпадает с моей.

— Мы с тобой! — зовет кто-то.

— Каков план?

Акуджи скользит рукой по моему горлу, пока я смотрю на его людей.

— Как вы относитесь к тому, чтобы отвлекать внимание и создавать хаос? — спрашиваю я их.

— Это мы можем сделать! — Кто-то смеется, заставляя меня ухмыльнуться.

— Хорошо! — Я объясняю, что мне нужно, и когда все уверены в своих ролях, они поспешно уходят.

Я смотрю на Катона и ухмыляюсь.

— Давайте вернем нашу Талию.

~

Акуджи не в восторге от моего плана, но у него нет выбора, и он доверяет мне. Он и Катон следуют за мной, пока мы спешим по улицам. Восход солнца через несколько часов, и мне нужно сделать это до него, чтобы другие члены племени могли заниматься отвлечением. Хаос - цель игры. Мы собираемся так растянуть их, что они не заметят единственную вещь, которая не на своем месте - меня.

Пока мы ждем, пока все займут свои места, Акуджи поворачивается ко мне.

— Ты уверена? Пройти за стену...

— У нас нет выбора, — говорю я Акуджи, чувствуя его страхи. Я понимаю их, но у нас правда нет других вариантов. Катон на мгновение отходит в сторону, чтобы дать нам возможность побыть наедине, и я благодарно улыбаюсь ему, когда Акуджи притягивает меня ближе и смотрит мне в глаза.

— От этого не уйдешь, — пробормотал он.

— Если бы я это сделала, я не была бы женщиной, которую ты любишь, — серьезно отвечаю я. — Она моя подруга, Красный. Я должна пойти и спасти ее.

— Тогда мы идем с тобой, — хмыкает он.

Грустно улыбаясь, я сжимаю его руки.

— Нет, вы оба должны подождать здесь. Когда я буду близко, вы сможете помочь нам пройти обратно.

— Ни за что, — рычит он, опуская руку, хватает меня за шею и поднимает в воздух, пока я не оказываюсь на одном уровне с его лицом. В нескольких сантиметрах от меня он оскаливает клыки. — Ты не пойдешь туда одна. Куда ты, туда и я.

— Акуджи. — Я вздыхаю, обхватывая его ногами. Он сужает глаза, в них вспыхивает жар, но он сосредоточен на нашей борьбе, и не отвлекается. — Ты не пойдешь. Они сразу же заметят тебя и либо убьют, либо отведут нас туда, куда увезли Талию. Ты снова станешь пленником, а я этого не допущу...

— Куда ты идешь, туда и я. Всегда. Я не оставлю тебя. У нас все получится. — В его голосе слышится решимость, и я борюсь в его объятиях, пока он не опускает меня на землю. Вздохнув, я провожу рукой по волосам, вышагивая перед ним. И он, и Катон с любопытством наблюдают за мной.

— Ты большой, красный идиот, — бормочу я. — Люди на меня не нападут, а на тебя? Черт, ты огромный, я не смогу тебя спрятать. Ты будешь бросаться в глаза. Может, ты просто доверишься мне и останешься...

— Дело не в доверии, — огрызнулся он. — Дело в том, что я не могу позволить своей паре, женщине, которую я люблю, идти навстречу опасности, не находясь рядом с ней. Я никогда не запрещу тебе быть воином и бороться за то, во что ты веришь, но я точно не позволю тебе пойти в одиночку.

Его слова заставляют меня сдуться, потому что это правда очень мило, и что я могу сказать? Я смотрю на него и Катона.

— Но как, черт возьми, мы тебя спрячем? Весь мой план основан на том, чтобы быть незамеченной.

— Мы придумаем, моя пара. — Акуджи притягивает меня в свои объятия, но я не упускаю его триумфальной ухмылки. — Пока мы вместе.

— Да, кстати, то, что ты милашка, тебе не поможет, — бормочу я, чмокая его в грудь, когда отстраняюсь. Я упираю руки в бока, глядя в глаза Акуджи.

— Да, это будет весело. — И тут я слышу первый сигнал.

Отлично.

▪ 32 ▪

АРИЯ

Катон, Акуджи и я стоим наготове у старой двери. Она была заблокирована с их стороны, но как только я поняла, что мы не пролезем через мой обычный лаз с моими монстрами на буксире, Акуджи привел нас сюда, и с силой, способной намочить трусики, сорвал баррикаду и показал мне вход.

Теперь мы ждем шума, отвлекающего маневра, чтобы прикрыть наш вход в город. Мы собираемся устроить такой хаос, что они, надеюсь, не заметят, как мы проскользнем через трущобы. Я смогу прикрыть их как можно лучше, так как большинство людей в трущобах взяли за привычку никогда ни на кого не смотреть слишком пристально, иначе их могут убить, но если там будут солдаты или чужаки, нам крышка.

Вперед, команда монстров.

С тревогой ожидая, я слышу еще один сигнал, за ним второй, пока не наступает наша очередь. Засунув пальцы в рот, я издаю короткий резкий свист — это сигнал к действию. Тут же раздается рев, гром бегущих монстров. Звуки режущих рогов и драки становятся все громче и громче, а потом я слышу крики людей за стеной. Слышать шум за стеной страшно, но обычно это случается нечасто. Но не сегодня. Сегодня мы осветим небо правдой о том, кто они и что они.

Как только шум становится достаточно громким, я проскакиваю через дверь, пинком открываю картонную крышку с другой стороны и осматриваюсь. Мы находимся за несколькими хижинами, которые явно заброшены, поэтому я забегаю внутрь, хватаю все, что могу, и двигаюсь обратно к двери. Протиснувшись сквозь стену, я набрасываю на них рваные, вонючие одеяла и накрываю их обоих, насколько могу, чтобы не было видно ни кусочка красной кожи. Рога у них торчат, но я ничего не могу с этим поделать.

— Закройте лицо и горбитесь, молчите и не двигайтесь слишком быстро, и, черт возьми, никого не убивайте и не бейте хвостами, — приказываю я. Акуджи ворчит, Катон соглашается, а потом они проходят в дверь и закрывают ее за собой. Я замираю, едва дыша. Часть меня думает, что сейчас включится сирена и солдаты наводнят район, но ничего не происходит, и я расслабляюсь.

Кто бы мог подумать, что монстров будет так легко протащить через стену?

Теперь настало время для самого сложного - найти Талию. Не высовываясь, я пробираюсь через задние переулки и пешеходные дорожки, которые, как я знаю, никогда не бывают заняты. Звуки монстров за стеной только усиливаются, и я знаю, что люди поспешили внутрь, чтобы спрятаться в ужасе. Их кошмары сбываются.

Мы спешим так быстро, как только можем, но когда Акуджи ворчит, я оглядываюсь на него.

— Что? — спрашиваю я, думая, что что-то не так.

— Ваш мир такой... скучный. Я ожидал, что люди, способные ощущать и солнечный свет, и блеск ночи, будут ценить красоту, жить лучше. Это место... — Он покачал головой, и я проследила за его взглядом. — Как будто их не волнует ни красота, которая перед ними, ни способности, которыми они обладают. Им плевать на мир, которым они владеют.

Он прав. Я оглядываю разрушенные здания, замечаю разбросанный вокруг мусор и выжженную, мертвую землю. Для людей, живущих при солнечном свете, мы, конечно, умеем делать все темным.

— Люди - капризные создания, — пробормотала я. — Мы берем и берем, пока все не разрушим и ничего не останется, потому что считаем, что это наше право. Потому что мы верим, что проблема никогда не будет нашей. Мы жадные, — говорю я ему, и он кивает.

— Не ты, — говорит Акуджи, когда смотрит на меня. — Не моя замечательная спутница. Я вижу, как ты воспринимаешь наш мир, его людей и его красоту. Ты не такая, как они.

В этом он прав, но я наклоняю голову, чтобы скрыть улыбку, и продолжаю путь, желая найти ответы до восхода солнца или до того, как монстры остановятся, в зависимости от того, что наступит раньше.

Я понятия не имею, где искать Талию, но знаю одного человека, который знает - Грима. Я спешу по темным улицам, к счастью, ни с кем не сталкиваясь. Все прячутся от ужасающих ревов, доносящихся со всех сторон стены. Это дает нам необходимую возможность, но когда мы доходим до хижины, я бросаю на Акуджи и Катона укоризненный взгляд и прячу их под разбитым фонарем у входа в строение. Если бы кто-то присмотрелся, то увидел бы две громоздкие фигуры, но в остальном это просто темные предметы, на которые никто не стал бы смотреть слишком пристально.

— Стойте тут, я ненадолго, — приказываю я им, придавая им самое серьезное выражение лица, прежде чем отвернуться.

Я слышу низкий, рычащий голос Акуджи.

— Ты очень сексуальна, когда приказываешь мне.

— О, черт побери, — огрызаюсь я, распахивая дверь и заходя внутрь.

Грим сидит на своем обычном месте с напитком перед собой и разложенными на столе деньгами, которые он пересчитывает. Он потрясенно моргает, когда видит меня.

— Вижу, на этот раз ты потерял дар речи, — поддразниваю я, закрывая за собой дверь. — Что? Не рад, что я жива?

— Ты провалила задание, так что неважно, мертва ты или нет, но я рад, что ты не умерла, и мы все получили то, что хотели. Но ты не получишь свою долю, ясно?

— Что, не поделишься? — Я прикидываюсь дурочкой, наклоняя голову.

— Девочка, они сами вернули ее через стены, ну, с небольшой помощью от меня...

— Что? — огрызаюсь я.

Он встает на ноги и смотрит на меня, но я уже привыкла иметь дело с монстрами, поэтому просто огрызаюсь в ответ.

— Ты правда думала, что я не пойду за тобой? Что я не буду защищать свою спину и то, что ты знаешь? Вход был слишком ценен, чтобы оставлять его в руках молодой девушки. Нет, я знал это, и я позволил им пройти через стену. Что бы они ни делали после этого, мне все равно, кроме того, что они вернулись с грузом и заплатили мне.

— Ты видел ее? Груз? — потребовала я, игнорируя, что он следил за мной. Я была дурой, когда думала, что все держу под контролем, полагая, что я одна такая. Я подвергла риску всех, включая Акуджи и его людей. Мысли о них, о друзьях, которых я там завела, мелькают в моей голове, но с этим придется разбираться после. Сейчас я должна сосредоточиться на спасении Талии, потому что если она у людей, то ей грозит неминуемая опасность. Я знаю, насколько велико их безумие и жестокость, и это не ограничится только монстрами.

— Да, ее притащили в их штаб-квартиру. — Он пожимает плечами, давая мне информацию, не осознавая этого.

— В исследовательскую башню? — Я нахмурилась, задаваясь вопросом, зачем они ее туда притащили, но он только хмыкнул.

— Но теперь ты вернулась. Хочешь другую работу? — Грим ухмыляется. Я поворачиваюсь, чтобы уйти, получив то, что хотела, но он ловит меня за руку, когда дверь уже наполовину открыта. — Не игнорируй меня, девочка. Ты принадлежишь мне.

Не думая, я поворачиваюсь и впечатываю кулак в его уродливое лицо. Грим отшатывается назад с криком, и я пинаю ногой в его член, повалив его на колени.

— Я никому не принадлежу, — шиплю я ему прямо в лицо, когда снова бью Грима, опрокидывая на спину.

— Я убью тебя! Я позволю им сделать все, что они хотели...

На меня падает тень, и я, не глядя, понимаю, что это - Акуджи. Зарычав, он откидывает капюшон, и Грим бледнеет передо мной.

— Монстр! Монстр! — начинает кричать он, и я впечатываю сапогом в его член.

— Не груби, — огрызаюсь я, поднимая взгляд. Акуджи осматривает меня, осторожно берет мою руку и поворачивает ее, чтобы увидеть красный след, затем его глаза наливаются красным, и он двигается. Он хватает Грима и вырывает его все еще кричащее горло, разбрызгивая кровь повсюду. Затем когтистым кулаком Акуджи вырывает его сердце и отрывает ему руки, а затем смотрит на меня, обнажив клыки.

— Пара, — шипит он.

— Верно, пара, — тихо бормочу я, подходя к нему. Я знаю, что он борется с дымкой, но он никогда не причинит мне вреда. Не обращая внимания на кровь, я провожу руками по его груди и лицу. — Я в порядке. Ты защитил меня, Акуджи. Я в порядке, я здесь. Вернись ко мне. Ты мне нужен.

Рыча, Акуджи качает головой, обвивая вокруг меня свой хвост.

— Ш-ш-ш, — бормочу я, чтобы успокоить его постоянное рычание. В конце концов, я вижу, как глаза Акуджи снова становятся черными, и расслабляюсь на мгновение, прежде чем раздается новый рев. Я поворачиваюсь, чтобы увидеть солдат за дверью с Катоном на земле, дергающимся под электрической сетью.

Черт!

Акуджи хвостом дергает меня к себе за спину, его глаза вспыхивают красным, окровавленные когти протянуты по обе стороны от него.

— Моя! — рычит он на людей.

Они колеблются, но вскоре наводняют хижину, и я понимаю, что мы в беде.

Я не могу позволить им убить его. Я проскользнула мимо него, раскинув руки.

— Не трогайте его! — кричу я, но меня хватают и тащат вперед два солдата. Акуджи видит это и приходит в ярость, прорываясь сквозь их толпу. Он убивает многих, чтобы добраться до меня, но на смену им приходят новые. Я тоже сражаюсь, мне удается вырваться из их хватки и завалить двоих, но еще двое хватают меня.

— Акуджи! — кричу я. — Беги!

— Моя! — рычит он, и я слишком поздно слышу выстрел.

С широко распахнутыми глазами я смотрю, как пуля попадает моему монстру прямо в грудь над сердцем и отправляет его в полет по воздуху, после чего он падает на землю. Аку не двигается, и кровь стекает по его груди.

— Нет! — кричу я. В мгновение ока я снова освобождаюсь и бросаюсь ему на грудь, хватая его за лицо. — Очнись! Очнись, Акуджи! Очнись! — кричу я, борясь с теми, кто пытается меня оттащить. Я впиваюсь ногтями в его кожу, и глаза застилают слезы, когда он не шевелится.

— Красный!

Он не реагирует на мой голос.

— Акуджи!

Меня тащат за плечо, а потом кто-то бьет меня, и я проваливаюсь в черноту, крича и борясь, чтобы добраться до моей пары.

В последний раз я вижу его крупную фигуру, лежащую в луже собственной крови с повернутым ко мне лицом, холодными и пустыми глазами.

▪ 33 ▪

АРИЯ

Когда я просыпаюсь, у меня болит голова и все тело. Я пытаюсь поднять руки, чтобы ощупать голову, но они тяжелые и не двигаются. Глаза слипаются, когда я пытаюсь побороть остатки темноты, а сердце болит так сильно, что трудно дышать, но я не знаю почему.

Я была в хижине Грима...

Акуджи!

Я моргаю и замираю, потому что напротив меня сидит Талия. Она одета в чистую, свежую одежду - белую рубашку с вырезом. Ее волосы расчесаны и убраны назад, на носу - очки. У нее нет ни синяков, ни следов, ничего. Она выглядит... здоровой.

Ее руки крепко сцеплены на столе - единственный признак нервного напряжения. Перевожу взгляд с них на ее лицо, ища в нем признаки чего-то, чего угодно. Не обращая внимания на боль в сердце и голове, пытаюсь сосредоточиться. Мне нужно понять, что происходит. Замечаю, что мои запястья прикованы к металлическому столу, и что мы находимся в комнате яркого, неестественного белого цвета с кирпичными стенами.

— Ты не прикована, — комментирую я, не зная, не ошиблась ли я на ее счет. Неужели она в этом замешана? Это был тщательно продуманный план, а я была настолько глупа, что купилась на ее дружелюбие?

Затем я вспоминаю ее страх, ее дружбу и ее ужас от того, что мы нашли, и понимаю, что нет, она не может быть в этом замешана. Она не такая, как они.

Она вздрагивает и смотрит на меня через плечо.

— Я сказал ей, что если она попытается что-то сделать, я причиню тебе боль. Талия достаточно умна, чтобы знать свои шансы, в отличие от тебя. Нет, наш ученый гораздо умнее. — Глубокий мужской голос раздается позади меня, и я напрягаюсь, борясь с желанием обернуться. Вместо этого я не свожу с нее глаз, гадая, что происходит. Она в плену? Я думала, она не может этого сделать, но...

Она ведь не помогала им?

Она не предала нас и не привела сюда, верно?

Нет, я знаю ее лучше. Возможно, она ученый, ценящий интеллект и знания, но она согласилась, что то, что они сделали, было неправильно. Я видела ее отвращение и боль, когда она узнала об этом. Она не такая, как они, что бы они ни думали. Они недооценили ее.

Все недооценивают.

— Мне так жаль, Ария, — шепчет Талия, потянувшись ко мне. В ее глазах мелькает беспокойство, опасение, что я ее отвергну. Я закрываю глаза и пытаюсь побороть боль в груди. Мне нужно знать, умер ли он, но не могу заставить себя спросить. Я слишком боюсь ответа.

Мужчина обходит Талию и встает у стены позади нее, наблюдая за мной. Он одет в белый лабораторный халат, глаза у него темные, а черные волосы аккуратно зачесаны назад от лица. Он явно богат и красив, но он не вызывает у меня ничего, несмотря на мое внешнее признание его красоты. Мне не хватает острых углов моего монстра.

Мое сердце болезненно бьется, и мне приходится сглотнуть, чтобы сосредоточиться на его словах.

— Мы знали, что ты придешь за ней. Я удивлен насчет другого монстра, но мы знали, что ее пара последует за ней. Это именно то, чего мы хотели.

Мои мысли вихрем проносятся в голове, пока я пытаюсь справиться с болью в голове.

— Ловушка, — бормочу я, и он кивает в восторге, а я обмениваюсь мрачным взглядом с Талией.

Они все это спланировали. Они хотят, чтобы монстры были здесь, потому что их слишком трудно поймать. Они хотят их, но зачем?

— Акуджи в порядке? — наконец спрашиваю я, и время словно останавливается, пока я волнуюсь за их ответ. Я говорю себе, что он нужен им живым, так что они не стали бы его убивать, верно?

Но он был одичавшим, его поглотила дымка, он убивал всех, чтобы добраться до меня.

Что, если они сочтут его слишком рискованным?

— Это тот монстр, с которым мы тебя поймали? — спросил он почти заинтересованно.

— Да, — отвечаю я. — Где он?

— Хочешь посмотреть? — спрашивает мужчина вместо этого. Я наклоняю голову, и тут раздается звук - мои руки отцепляются от стола, но запястья все еще скованы. Я проверяю их, понимая, что в случае необходимости могу использовать их как оружие. — Я отведу тебя к нему. — Он движется к двери позади меня.

Я с трудом поднимаюсь на ноги, стиснув зубы от боли и слабости в теле. Когда я оглядываюсь на Талию, я вижу что-то в ее глазах. Она пытается что-то сказать мне, но я не знаю что. Однако она не двигается, и я улыбаюсь ей, пытаясь уверить ее, что все будет хорошо.

Я поворачиваю голову и смотрю на мужчину у двери, который с интересом наблюдает за нами. Не говоря ни слова, он открывает дверь и входит, и я следую за ним, оставляя Талию позади, пока она смотрит мне в спину.

~

Меня ведут по лабиринту коридоров, но, по крайней мере, в них есть окна. Я понимаю, что мы находимся высоко, возможно, в башне. Мы проходим мимо офисов и лабораторий с учеными внутри. Никто из них не смотрит на нас, не то чтобы они могли мне помочь. Я вижу несколько банок с красными младенцами внутри и отворачиваюсь, желчь поднимается в горле.

Они все еще экспериментируют. Неужели Талия и правда не знала?

В конце коридора находится набор герметичных белых дверей без окон. Сбоку - красная кнопка, в углу - сканер и камера. По обе стороны стоят два охранника, и мое сердце учащенно бьется. Я хочу пробежать мимо них, вырвать двери и искать своего монстра. Он должен быть внутри.

Он не может быть мертв, верно? Я бы почувствовала его.

Я бы знала.

Не удосужившись бросить на меня взгляд, ученый прижимает руку к панели, после чего дверь с жужжанием распахивается внутрь. Я боязливо следую за ним внутрь, разглядывая охранников и отмечая их оружие. Я уже пытаюсь разработать план побега для всех нас. Мне интересно, где Катон, но я не могу думать о многом другом, кроме беспокойства за своего спутника.

Слово «пара» звучит правильно, и я слишком устала и встревожена, чтобы бороться с этим. Вместо этого с широко распахнутыми глазами я смотрю на захлопнувшуюся за мной дверь и озираюсь. Логово зла должно быть темным и мрачным, но здесь все чисто, светло и радостно. Камеры установлены в каждом углу, и в камерах, но со стеклянными стенами, создающими иллюзию свободы, отчего они кажутся еще хуже.

Первые несколько камер пустые: чистая белая кровать, сдвинутая в одну сторону, и металлический унитаз в другом углу - и больше ничего. Полы и стены сверкают белизной, что расслабляет меня и одновременно напоминает лабораторию. От меня не ускользнуло, что комнаты... камеры, лучше, чем половина комнат, в которых живут наши люди.

Они определенно лучше, чем все в трущобах.

Опустив голову, я следую за ним, держась, как и он, желтой линии, нарисованной посередине. Замечаю, что красная линия проходит прямо перед клетками, оставляя зазор между ними и стеклом. Может быть, предупреждающая линия?

Я спотыкаюсь, когда мы доходим до следующих клеток, но они не пустые. Слева от меня к стеклу прижимается молодой монстр, почти вдвое меньше Акуджи. Его рога еще не до конца сформировались, а клыки маленькие, только выглядывают над губой. Его светло-красная кожа выделяется на фоне белого окружения. Его руки прислонены к стеклу, а глаза расширяются при виде меня и перебегают на камеру напротив. Я прослеживаю его взгляд до женщины-монстра. Она огромна, и ее глаза сужаются на меня, когда она становится выше, как будто хочет физически оттащить меня от юноши.

Ее сын?

Или просто один из ее племени?

Я слышала, как Акуджи упоминал, что им удалось поймать монстров, так как давно они здесь? Принадлежат ли они Акуджи? Я должна молчать и просто наблюдать, но не могу.

— Я друг.

— Люди не бывают друзьями, — рычит она, стуча кулаками по стеклу, но меня это не пугает. Я игнорирую ученого, который наблюдает за нашим взаимодействием, подхожу к красной линии, очень нарочито переступаю ее и подхожу вплотную к стеклу.

— Глупый человек, — усмехается она, но затем замирает, поднимая голову и нюхая воздух. Она возвращает взгляд на меня. — Ты спарена.

Я не знаю, что это значит, но могу догадаться.

— С правителем, с Акуджи. — Ее глаза расширились, и я усмехнулась. — Не ожидала, да? Нас схватили, когда мы пришлиспасать пару Катона. — Я перевожу взгляд на ученого, который внимательно наблюдает за нами, а затем понижаю голос. — У них Акуджи, у них моя пара. Я освобожу его отсюда.

Женщина рассматривает меня в течение мгновения, прежде чем ухмылка расплывается на ее лице.

— По какой-то причине я верю тебе, маленький человечек. Тебе лучше уйти.

Кивнув, я прижимаю руку к стеклу над ее рукой.

— Держитесь, — говорю я ей, прежде чем отвернуться и пройти мимо ученого.

Он поспешно следует за мной.

— Интересно, — бормочет он, но я игнорирую его, пока мы доходим до двойных дверей в конце ряда камер. Еще пять были заняты, на этот раз мужчинами.

Меня тошнит от этого.

В конце ряда камер я оборачиваюсь и встречаюсь с множеством темных, полных надежды глаз.

— Я вернусь за вами. Клянусь жизнью вашего правителя.

Это шокирует их, но хор рыков и рева раздается, когда меня протаскивают через следующую группу дверей.

В душе расцветает новая цель.

За этими дверями - другой мир, более подходящий для зла, которое люди скрывают за хаосом мира. Тут ряды и ряды лабораторий. Мне приходится сдерживать рвоту, когда я вижу монстров, молодых и старых, которых препарируют, их мертвые глаза открытые и не видящие. Слезы наполняют мои глаза, когда я сжимаю кандалы, желая сжечь это место дотла.

— Боже правый, — шепчу я, наблюдая, как они вскрывают грудную клетку маленького ребенка без колебаний и эмоций.

— Они монстры, Ария. Тебе стоит помнить об этом. Они не люди, они низшие существа, которые ничем не лучше животных.

— Мы не делаем такого с животными, — прошипела я, и он поднял на меня бровь.

— Разве? — Он отворачивается, увлекая меня за собой. Сердце болит по другой причине: от этих мерзких, гнусных действий, происходящих в лабораториях. Я знаю, что люди не все хорошие, но это превосходит все мои самые смелые фантазии. Если это то, что они делают, будучи так долго отрезанными от монстров, то, что же они делали с ними, когда у них был полный доступ?

Неудивительно, что монстры так нас ненавидят.

Неудивительно, что сработала дымка, и они убили стольких людей.

Сейчас я это понимаю. Если бы я могла, я бы сама обратилась против людей. Смерть за смерть - не выход, но сейчас, черт побери, еще тот выход. Они называют их монстрами, но на самом деле монстры это они.

Они извратили природу и пытаются играть в бога, и им плевать, кто или что пострадает в процессе. Акуджи был прав - мне не место здесь, среди этих... этих преступников. Мое место за стеной, в нашем гнезде, охотиться и смеяться вместе с ним.

Мое место среди монстров.

Жаль, что мне пришлось увидеть всё это, чтобы понять. Будем надеяться, что я не слишком опоздала, чтобы исправить ситуацию и жить там, где мне всегда было место - за стеной, с ними. Единственный человек, который когда-либо заботился обо мне, защищал и лелеял меня - это Акуджи, а его племя - единственные люди, которые когда-либо принимали и доверяли мне.

Я не должна хранить верность своему виду, больше не должна. Они не заботились обо мне, но монстры заботились. Я обязана им своей преданностью, и я докажу это здесь. Я спасу их всех, а не только Талию, и я расскажу всему миру о том, как давно началась война. Я покажу всем жадность людей, на которых они так равняются.

За рядами лабораторий, которые, я знаю, будут преследовать меня до конца жизни, резко уходят влево и вправо коридоры. Мы идем направо, и стены переходят в неокрашенный серый бетон. Этот коридор кажется более узким и темным.

В конце - настоящая дверь в камеру из блестящего, совершенно нового металла с небольшой планкой наверху. Когда мы доходим до нее, ученый смотрит в камеру над дверью.

— Откройте, — приказывает мужчина, и наступает мгновение тишины, после чего раздается громкое жужжание, заставляющее меня подпрыгнуть.

Мое сердце подпрыгивает к горлу, когда дверь распахивается, и он отступает в сторону с насмешливой ухмылкой.

— После тебя, Ария.

Бросив на него еще один взгляд, я вхожу в затемненную комнату, и волосы на моей шее встают дыбом. Здесь нет никакого шума, только спертый воздух, циркулирующий вокруг меня. Остановившись в черноте, я чувствую, как ученый делает шаг за мной, а затем дверь захлопывается. Я поворачиваюсь, чтобы встретиться с ним лицом к лицу, но тут раздается шум, и я поворачиваюсь, ошеломленная увиденным.

Мое сердце ликует, хотя и разрывается на части.

Там, за перегородкой, которую убрали, чтобы он мог издавать рев, находится моя вторая половинка. Он прикован цепью к столу, на его груди - беспорядочное месиво из заживающих ран и крови, а глаза полностью красные. Рядом с ним стоят ученые со столами с оборудованием, покрытыми кровью. Заметив меня, он сходит с ума, выгибается дугой на столе, рычит и скребет когтями по металлу.

— Успокойте его, — приказывает человек за моей спиной, и один из ученых с мрачной улыбкой берет длинную металлическую палку и втыкает ее в рану Акуджи. Гулкий гул и рывок его тела подстегивают меня к действию. Я бросаюсь вперед, чтобы помочь ему.

— Акуджи! — кричу я.

~

АКУДЖИ

— Ария! — Я пытаюсь кричать, но в тумане это выливается в полный агонии, собственнический рев. Она мчится вперед, бежит ко мне, и мое сердце начинает колотиться, несмотря на то, где мы находимся, и на боль, которую я испытываю. Я не могу сдержать радость, которая разливается во мне от того, что я снова вижу свою спутницу жизни.

Когда я проснулся один и закованный в цепи, я боялся худшего, и это отправило меня в омут. Страх за свою вторую половинку сделал меня неуравновешенным, и я снова и снова разрывал свою рану, пытаясь найти ее, но мне было все равно. Я бы разорвал каждый дюйм себя на части, чтобы быть рядом с ней.

Она здесь.

Слезы льются по лицу моей пары, когда она кричит на ученого, который подсоединил ко мне устройство, заставляющее все мое тело светиться, как лесной пожар. Она хватает его и вонзается в его грудь снова и снова, пока он кричит и падает на пол.

— Ария! — Я реву в предупреждении, борясь со своими ограничениями, чтобы добраться до нее, когда другой мужчина мечется вокруг моего тела и хватает ее. Он швыряет Арию в стену и прочь от другого человека. Она ударяется о стену со стуком, от которого у меня сводит живот, а красная дымка становится только глубже, пока я не начинаю бороться за то, чтобы остаться с ней и не убить всех людей в этом богом забытом городе за то, что они посмели даже посмотреть на нее, не говоря уже о том, чтобы прикоснуться к ней.

Дверь гудит, и еще больше охранников вбегают внутрь, пока она вытирает кровь из носа тыльной стороной ладони. С ревом, достойным монстра, Ария бросается на того, кто бросил ее, валит его на пол и разбивает его голову о землю, после чего вскакивает на ноги.

— Он мой.

Мое сердце замирает на мгновение, прежде чем я реву по совершенно другой причине. Она выбрала меня! Свою пару! Рева, который вырывается наружу, достаточно, чтобы остальные люди упали на пол, закрыв уши руками.

Моя пара.

Моя Ария!

Она стоит передо мной, готовая сражаться со своими людьми, но мужчина, который пришел с ней, держит кнопку.

— Еще одно движение, и он умрет. Пульт связан со столом, на котором он лежит, и это поджарит его за несколько секунд. Защитный механизм, видите ли.

Я слышу, как замирает ее сердце, когда она поворачивается ко мне, паника и страх мелькают в ее глазах.

— Акуджи.

Я пытаюсь успокоить себя, чтобы успокоить ее. Борюсь с дымкой, задыхаясь от агонии, пронизывающей мое тело, от того, что я был так близко к ней и не мог взять ее на руки.

— Все хорошо, малышка, — рычу я, оскалив клыки, а хвостом пытаюсь вырваться из цепей.

Ария смотрит на меня, вероятно, размышляя, не блефует ли он, прежде чем пораженно опустить плечи, не желая рисковать.

— Хорошая девочка, — воркует он, и она с рычанием поворачивается к нему.

— Не надо меня обхаживать, больной ублюдок! Что ты делаешь с ним? С ними? — требует Ария, и свирепость голоса моей пары заставляет мое сердце трепетать от гордости.

Из нее получится отличный лидер для нашего народа, но я всегда это знал.

— То, что нужно сделать - конечно, следующий шаг в нашем исследовании, — говорит он ей с улыбкой. — Мы воспроизведем феномен, который их создал, но естественным путем.

— Что это значит? — огрызнулась она.

— Это значит, глупая маленькая девочка, что ты была всего лишь необходимостью, сервисом. Неужели ты думаешь, что мы не смогли бы проникнуть в лабораторию, если бы захотели? Нет, мы послали тебя и Талию не просто так, и эта причина - твоя утроба. Мы надеялись, что они не станут вас убивать и вместо этого размножат вас.

— Размножат нас? — шепчет она, с ужасом глядя на меня.

— Чтобы создать следующее поколение, конечно. Все наши ответы лежат в их крови, в их ДНК, но нам нужно, чтобы она была чистой и естественной. Нам нужны их дети.

— Нет! — рычу я.

Он игнорирует меня и продолжает наблюдать за Арией.

— Та надоедливая маленькая репортерша пришла под прикрытием и узнала об этом, помимо всего прочего. Теперь она за стеной, надеюсь, ее используют на спине и создадут больше гибридов, больше экспериментов.

— Никогда. — Ария покачала головой, отступая назад в ужасе.

Они больны.

— Талия - ваш работник...

— И она подписала все права, когда начала работать здесь, включая использование своих репродуктивных органов. Она дура, если думала, что нужна нам не только для этого. Надо отдать ей должное, она умнее, чем я ей приписывал, но теперь, когда у нас есть ты, все это не важно. Мы годами пытаемся вывести потомство от взятых нами самцов, но у них ничего не получается. Теперь я понимаю, что это потому что они, как и ты, являются спаренной парой. Любые качества, которые они получили от животных, с которыми мы соединили их ДНК, интересны, но не полезны для нас... если только у нас нет обеих сторон, а теперь они есть.

— Что ты хочешь сказать? — спрашивает она.

— Я говорю, Ария, что настало твое время помочь человечеству. Ты наконец-то нашла свое предназначение. Ты родишь потомство с этим монстром и создашь детей, и только когда ты нам больше не будешь нужна, ты освободишься в смерти.

— Что? — шепчет моя пара с трудом, и он фыркает, подходя ближе.

— Ты будешь трахаться с ним и с другими, с кем прикажу, и создавать то, что мне нужно. — Его лицо преображается, показывая истинного монстра.

— Я никогда...

Пощечина заставляет меня взреветь, стол скрипит под напором моей борьбы, но она оборачивается, чтобы посмотреть на него.

— Ты будешь, или я убью его на месте. Я убью их всех. Ты мне не нужна. Я могу получить больше...

— Нет, не можешь. — Она ухмыляется. — Иначе ты не стал бы так отчаянно посылать человеческих женщин за стену в надежде на детей. Ты сошел с ума от отчаяния. Мы нужны тебе, ты не убьешь нас.

— Не испытывай судьбу, — предупреждает он, перемещая палец к кнопке. — А теперь займемся вами обоими, хорошо? — Он поворачивается и уходит, оставляя нас здесь.

— Сопроводите ее в лабораторию. Мне нужны ее анализы крови. Рентгеновские снимки и анализы на любые генетические заболевания, которые у нее могут быть, а затем бросьте ее в камеру с ним. Накачайте ее феромонами, если они не будут делать то, что я хочу.

— А другая? — спросил охранник. — Другая человеческая девушка?

Он оглядывается на Арию.

— Брось ее к другому монстру, с которым они пришли. Если он убьет ее, так тому и быть. Если нет... — Он пожимает плечами. — Да, и захвати мне еще один экземпляр. Давайте попробуем воспроизвести процесс спаривания. Это должна сделать молодая самка. Она может войти к одному из других. — С этим он уходит.

Ария в ужасе поворачивается ко мне, прежде чем они хватают ее.

— Я вернусь, — обещает она. — Будь храбрым, моя пара, будь сильным. Не давай им повода причинить тебе боль.

— Я освобожу нас, — рычу я.

Вырвавшись из их хватки, Ария обхватывает мое лицо и быстро целует меня.

— Нет, это сделаю я. Доверься мне, Акуджи. Останься в живых.

Арию отрывают от меня и вытаскивают из комнаты, когда я выкрикиваю ее имя. Сердце разрывается от решимости, которую я вижу в глазах Арии, зная, что она идет на смерть ради меня.

▪ 34 ▪

АРИЯ

Я оставляю свое сердце с Акуджи, чувствуя, как его взгляд буравит меня, когда его рев следует за мной по коридору. В конце концов, я сопротивляюсь в их хватке. Талия поворачивается ко мне со страхом в глазах, когда ее тащат по левому коридору.

— Держись! Я вытащу нас отсюда! — кричу я ей вслед.

— Мне жаль! — кричит она в ответ, прежде чем исчезнуть, и я остаюсь наедине с ними - наедине с людьми, которых начинаю ненавидеть. По крайней мере, с монстрами, что видишь, то и получаешь. Если они злятся на тебя, они скажут тебе об этом прямо. Если они ненавидят тебя или хотят твоей смерти, ты узнаешь, и они будут действовать в соответствии с этим. У монстров нет никаких хитрых игр, скрытых слов или мотивов.

Они жестоки, но честны.

В отличие от них, больные, извращенные люди берут все, что хотят, и делают все, что хотят, без оглядки. Они позволяют нашим людям голодать, пока ставят над ними эксперименты, причиняют боль всему и всем, кому захотят, без всяких последствий.

Пока что.

Скоро они поймут, что связались не с тем беспризорником, потому что мне есть что терять, есть что любить, а они хотят отнять это у меня. Я не позволю им забрать его у меня.

Меня ведут в одну из лабораторий за углом. К счастью, здесь нет мертвых монстров, только пустой стерильный стол, на который меня заставляют лечь. Пока что я слушаю их, играя в долгую игру. Я не смогу сбежать без всей своей семьи.

А значит, нужно играть по-умному и делать то, что мне говорят... по крайней мере, пока. Я стискиваю зубы, когда у меня берут кровь, снимают отпечатки пальцев и сканируют глаза. Помещают в аппарат и проверяют сердце. Они даже проверяют зубы. Каждый сантиметр меня исследуют и прощупывают.

Я устала, но и в ярости. Они обращались со мной как со скотом, как с кем-то ущербным, и я запомнила их лица, когда они работали вокруг меня, едва удостоив взглядом. Они умрут первыми. Черт, я даже позволю Акуджи разорвать их на кусочки за то, что они тронули меня.

Спустя несколько часов меня снова ведут, но уже по левому коридору, а не по правому. Здесь находятся другие металлические камеры, но я не могу ни слышать, ни видеть их. В конце коридора дверь камеры стоит открытой, снаружи стоят охранники, и меня заталкивают внутрь. Я поворачиваюсь, чтобы крикнуть им, но тут замечаю Акуджи. Он прикован к стене и сходит с ума, но когда видит меня, останавливается и успокаивается, чернота снова проникает в его глаза. Дверь захлопывается, и через минуту цепи расстегиваются. Акуджи освобождается, не заботясь о своей травме, перекидывает меня через плечо и бросается в темный угол камеры, где обнимает меня, пряча от всех спиной к двери. Он везде касается меня, а хвостом обвивается вокруг меня, словно боится, что они снова меня заберут.

— Я здесь, тише, я здесь. Я в порядке, — говорю я ему снова и снова, поглаживая его лицо, рога и грудь, пытаясь его успокоить. Его рычание переходит в низкое урчание, и он зарывается лицом в мою шею, вдыхая. Когтями сжимает меня до боли, но это лучше, чем холодные прикосновения ученых, поэтому я с удовольствием их впитываю.

— Я мог потерять тебя, — наконец шепчет Акуджи через некоторое время. Я крепче прижимаюсь к нему и закрываю глаза.

— Но ты не потерял. — Отстранившись, я прижимаюсь к его лицу. — И никогда не потеряешь, но, Красный, мы должны играть по-умному. Нам нужно выбраться отсюда и забрать всех с собой. У них здесь в каждой камере сидят монстры, которых обижают, используют и многое другое... Даже дети. — Раздается рычание, и я киваю. — Мы должны освободиться, но придется хорошенько все продумать. Пока выжидать и оценивать лучший выход. Мы все уходим или никто.

— Говоришь как настоящий лидер, — говорит Аку, переворачивая нас так, что я оказываюсь под ним. Его хвост пробирается между моих бедер и раздвигает их, поглаживая мою киску через джинсы. Я откидываю голову назад со вздохом.

— Мы не можем, это им на руку, — протестую я, даже приподнимая бедра, чтобы дать ему лучший доступ. Аку покусывает мою губу, а затем шею, сильнее впиваясь, пока я не выгибаюсь под ним.

— Мне нужна моя пара, — говорит он с хрипотцой. — Мне нужно чувствовать тебя под собой, чтобы знать, что ты в порядке. Пусть они катятся к черту. Пусть смотрят, если хотят. Я убью их всех, прежде чем мы уйдем, но ты моя, и ты нужна мне.

Отчаяние в его голосе заставляет меня расслабиться. Он прав - я тоже нуждаюсь в нем. Они могут смотреть, мне все равно. Я не стыжусь своей потребности в моем мужчине, в моем чудовище.

— Я не буду мягким, Ария, не в этот раз. Не тогда, когда я так близко подошел к тому, чтобы потерять тебя. Мне нужно чувствовать, как ты обхватываешь меня и слышать, как ты кричишь мое имя, — рычит Аку, покусывая мою шею. Его глаза освещают комнату красным светом, показывая, как близко он находится к краю.

Я принимаю его с распростертыми руками и ногами, крепко обнимая его.

— Тогда трахни меня, Акуджи, потому что мне это тоже нужно.

Мне нужно почувствовать его, чтобы знать, что он жив, и ощутить нашу связь, пока наше будущее висит на волоске.

Нежно целуя меня, несмотря на свои слова, Акуджи откидывается назад и срывает с меня джинсы, а затем отбрасывает их в сторону. Его когти хватают мою рубашку, но я предупреждаю его суженным взглядом, и он с рычанием задирает ее вверх, вместо того чтобы разорвать. Вместо этого Акуджи создает из нее удушающий захват, затягивая его вокруг моих рук и горла, прежде чем перевернуть меня. Задыхаясь, я с трудом пытаюсь сделать вдох из-за стеснения рубашки.

На мгновение мне становится стыдно, что они смотрят, но когда чувствую, как он обводит своим талантливым языком клитор, я вскоре забываю обо всем. Он ласкает меня им, прежде чем погрузить язык внутрь меня, и я чувствую, что пульсирую и мокрая. Акуджи вытаскивает язык из моей киски и скользит выше, а затем у меня округляются глаза, и я перестаю дышать.

Он проводит раздвоенным языком по моей заднице.

Неловкий стон срывается с моих губ, когда Аку лижет и облизывает мою задницу, прежде чем погрузиться внутрь. Я не могу остановить непристойные движения бедер, особенно когда он вводит свой язык полностью в мою задницу и я чувствую его острые клыки по обе стороны от моей чувствительной кожи. Хныча, я обмякла, когда Аку вытащил его из меня. Он захватывает мои бедра своими когтями, и мгновение спустя я чувствую его член у своего входа.

— Ты мне так нужна, — шипит он, сейчас он больше животное, чем человек.

— Тогда возьми меня, — отвечаю я, отталкиваясь и насаживаясь на первый дюйм его огромного члена. Обычно Акуджи не спешит, вводя в меня огромный член, но не сегодня.

Нет, сегодня моя пара рычит и врезается в меня с такой силой, что я даже съезжаю по полу от его толчков. С моих губ срывается крик, полный боли и удовольствия. Жжение от его огромной длины заставляет меня извиваться под ним, а дыхание становится неровным, пока черные мушки не мелькают перед глазами.

— Моя, — рычит он, с силой вбиваясь в мою тугую киску, задавая грубый, жесткий темп. Я пытаюсь удержаться, но это бесполезно. Он держит меня на месте своими когтями.

— Черт, — вскрикиваю я, когда Аку щиплет клитор. Я сжимаюсь вокруг него, сосками скребусь по шершавому полу. Это должно быть больно, но с удовольствием, проходящим через меня, это приятно.

Слишком приятно.

— Моя, моя, моя, — рычит Акуджи и бьет хвостом по моей заднице, как плетью. От удара я дернулась на его члене, но из меня вытекает новая влага, и он делает это снова. Я знаю, что останется след, но ничего не могу с собой поделать, я отталкиваюсь и беру больше, заставляя его двигаться сильнее и быстрее без слов.

Мне нужно его утверждение. Мне нужно, чтобы жестокий монстр заставил меня почувствовать себя живой.

— Моя, моя, моя, — рычит он, вонзаясь в меня. Он жестко массирует клитор, пока я почти не кончаю, а потом убирает пальцы и останавливается. — Скажи это.

— Что? — пыхчу я и раскачиваюсь всем телом, готовясь кончить.

— Скажи! — рычит он.

— Твоя! — кричу я. — Твоя, твоя, твоя, — напеваю я, как он, и едва не плачу, когда он снова трахает меня. Акуджи вбивается в меня так сильно, что я вскрикиваю, когда у меня наступает разрядка. Даже когда я вырываюсь, дергает меня назад и насаживает на свой член, пока не замирает и не рычит. Горячий всплеск его разрядки заполняет меня.

Я падаю вперед, дыша так тяжело, что не могу ни думать, ни двигаться. Медленно и нежно Акуджи стирает жжение своих когтей и хвоста, а затем наклоняется и целует мое плечо.

— Твой, — шепчет он, и я чуть не плачу.

Когда я таю в его объятиях и закрываю глаза, мое сердце переполнено, я слышу далекий рев.

▪ 35 ▪

АРИЯ

Они не приходят за нами ни на следующий день, ни через день. Нас держат взаперти, и я бы решила, что о нас забыли, если бы не хлопнула дверь и не раздались быстро удаляющиеся шаги. Акуджи говорит, что от них пахнет страхом. Судя по тому, какие блюда люди приносят, ясно, что они знают многое о монстрах, которых создали. Акуджи подают сырое мясо, лучшее из того, что он когда-либо пробовал, а мне приносят шикарные блюда, которые наверняка богатые едят каждый день. Они хотят, чтобы мы были здоровы и счастливы.

Но запертыми.

Послушными.

Акуджи дремлет весь день, несмотря на то, что солнечный свет не проникает внутрь, я поглаживаю его, лежа в его объятиях. Я часто задаюсь вопросом, было ли так раньше, когда они были в заточении? Было ли им скучно? Одиноко? Неудивительно, что некоторые из них сошли с ума. Нам повезло. Мы нужны им только для того, чтобы трахаться и размножаться, и до сих пор они не причиняли нам серьезного вреда и не ставили над нами экспериментов, как это было тогда или даже сейчас с другими.

Однако трудно придумать план побега, когда мы даже не можем увидеть ничего дальше комнаты, в которой заперты. Они никогда не открывают дверь, не хотят рисковать, и единственный раз это было, когда Акуджи был прикован, что говорит о том, что они его боятся. Они думают, что их подопытные люди бесполезны и слабы, но они боятся монстров. Я могу использовать их неправильное мнение обо мне против них.

В конце концов, я - искатель. Я знаю, как проникать в места незамеченным.

Я знаю, что наступила ночь, потому что Акуджи просыпается, потягиваясь, как спящее животное. Это очаровательно, и когда он слегка вздрагивает, я ухмыляюсь, глядя в его черные глаза. На мгновение я забываю обо всем, кроме мужчины рядом со мной.

— Доброе утро, моя пара. — От его низкого, рычащего голоса я вздрагиваю. Акуджи притягивает меня к себе со знающей ухмылкой, просовывает свою ногу между моих бедер и нежно меня целует.

Он такой нежный, что у меня замирает сердце. Когда мы отстраняемся, реальность берет верх. Я не могу быть счастлива, пока мы здесь, пока Талия может страдать, и пока страдают остальные. Я вздыхаю. Мне не хочется портить момент, но я прижимаюсь губами к его уху, чтобы они не могли прочитать по губам через камеру.

— У меня есть идея, как выбраться отсюда, — бормочу я.

Он напрягается, но кивает.

Идея начинает формироваться, но Акуджи она не понравится. Я делаю ставку на то, что мы нужны ученым живыми. Это может не сработать, но попробовать стоит. Но прежде, чем я успеваю рассказать ему все, раздается жужжание. Я вскакиваю на ноги, но не так быстро, как Акуджи, который делает шаг впереди меня, а затем прижимает меня спиной к стене. Мы ждем, и сердце у меня трепещет в груди, когда дверь распахивается. Кто-то стреляет, и я знаю, что Акуджи мог бы избежать попадания, но тогда я бы оказалась уязвимой, поэтому он принимает удар на себя и раскачивается. Дверь снова захлопывается, и когда я поворачиваю Аку, то вижу дротик в его груди. Вытащив его, отбрасываю в сторону, пока он продолжает раскачиваться.

— Красный?

— Устал, — прошипел он. — Держись позади меня. — Его слова сложно разобрать, и я не могу не вскрикнуть, когда он наваливается на меня, прижимая к стене. С огромным усилием он откатывается в сторону и приземляется задницей на пол, с трудом удерживает глаза открытыми.

Ублюдки усыпили его дротиком.

Я приседаю перед ним.

— Я не позволю им причинить тебе вред, обещаю, — говорю я ему, когда он проигрывает схватку и начинает рычать во сне. Они ждут еще несколько минут, чтобы убедиться, что он в отключке, а я тем временем хватаю дротик и крепко сжимаю его в кулаке, прежде чем вспомнить о своем плане. Делаю вдох и выдох. Я не могу сейчас привести план в исполнение, потому что мне нужно, чтобы Акуджи бодрствовал, поэтому спрячу дротик под его телом и буду терпеливо ждать.

Интересно, что они сейчас замышляют?

Сердце колотится, а руки сжимаю в кулаки, когда борюсь с желанием наброситься на них и дать отпор. Мне нужно убаюкать их ложным чувством безопасности, дать им поверить, что я сдалась или что я даю им то, что они хотят, и тогда, когда придет время бежать, они будут расслаблены и удивлены. Входят четверо охранников с поднятыми пистолетами и направляют их на Акуджи.

— Ну и ну, вы не похожи на ссыкунов, — ухмыляюсь я. Один из них смотрит на меня с прищуром и выжидающе смотрит, прежде чем подойти поближе. Я отмечаю их форму и слабые места, когда они тычут Акуджи пистолетом, заставляя меня оскалиться. — Полегче, не разбуди зверя.

— Он спит. Берите ее, — приказывает один.

— Отлично, вы пришли за мной. Мы как раз тут устроили милое чаепитие... Эй не так грубо! Если синяки не во время секса, то оно того не стоит, — насмехаюсь я, когда они хватают меня и начинают тащить прочь. Я насмехаюсь над ними все это время, не в силах остановиться, потому что каждый мой инстинкт кричит мне бороться с ними. Почти невозможно бороться с собственными желаниями, но я пытаюсь ради него.

Ради них.

— Так это ваша основная работа? Ловить человеческих женщин для разведения? Должна сказать, что вам, вероятно, платят мало, особенно если учесть, что вы одеты как игрушечные солдатики Барби из Малибу. — Они игнорируют меня. — Ты смотришь на камеры и дрочишь? И все? По-другому не можешь? Эй, я не осуждаю вас, делайте что хотите. Мы не стыдимся...— От пощечины у меня закружилась голова.

— Заткнись, — прошипел он мне.

Облизывая свою разбитую губу, я ухмыляюсь.

— Честно говоря, я никогда не была хороша в этом, как и в командах. Забавно, что ты думаешь, что напугаешь меня, крепкий человечек, ведь я проходила за стену с тех пор, как была ребенком и жила с монстрами. А ты? Всего лишь мальчишка, играющий в жмурки. Ты в жизни не познал бы настоящей силы. Просто безликая толпа, выполняющая приказы на побегушках у тех, кто пытается играть в бога. Ударь меня еще раз, я не боюсь. — Я вскидываю бровь, и мы замираем, глядя друг на друга.

— Командир, — шепчет один.

— Ну надо же, командир, — насмехаюсь я. — Что ты сделал, чтобы стать командиром? Отсосал член ученого? — Я смотрю, как его ноздри раздуваются от гнева, а глаза наполняются ненавистью. — Я видела твой страх, мальчик. Ты боишься этих монстров, и не зря. Моя пара разорвет тебя на куски за то, что ты поднял на меня руку, и я ему это позволю. Черт, я даже буду наслаждаться зрелищем.

— Ты и твоя пара не выйдете отсюда живыми. Ты девчонка, за которой мы наблюдаем и смеемся.

Я слегка дергаюсь, прежде чем откинуть голову назад, чтобы посмеяться.

— Так значит ты все-таки смотришь и дрочишь! Скажи мне, командир, ты смотришь на меня или на внушительный член? Это потому что члены у монстров огромные и можно позавидовать?

Другой охранник оттаскивает меня, крепко сжав мою руку.

— Не провоцируй его, — шепчет он мне на ухо. — Он не будет с тобой церемониться, несмотря на то, что ты им нужна.

Я смотрю на командира, которого удерживает другой охранник, и вижу злобу в его глазах. Я нажила себе врага. Хорошо. Я могу использовать его гнев. Судя по предупреждению, которое я только что получила, похоже, командир имеет привычку плохо обращаться с женщинами в этом месте. Так даже лучше, и когда Акуджи разорвет его на куски, я обязательно порадуюсь над его расправой.

Меня ведут на короткое расстояние в лабораторию, и, к счастью, мне удается прикусить язык, пока меня привязывают. Привязки настолько тугие, что впиваются в кожу. Безусловно, это наказание, поэтому я притворно стону.

— Вы, парни, и правда знаете, как показать девушке, как хорошо провести время. Что дальше? Хлыст? Потому что, должна признаться, я не против. — С отвратительной усмешкой они оставляют меня там. Чтобы скоротать время, я насвистываю и пою про себя. Это ложная бравада.

Я чертовски боюсь того, что они собираются со мной сделать. У них нет морали. Ничто не помешает им зайти слишком далеко. Они могут вырезать мою матку и вырастить ее в чане, насколько я знаю. Так что свисти.

— Ты на самом деле спарилась с монстром? — говорит тоненький голосок.

Я поворачиваю голову под неестественным, болезненным углом и вижу маленького красного монстра в клетке под скамейкой. Он мог бы быть здесь, когда я была здесь в последний раз, и я бы не заметила. Я удивленно распахиваю глаза, а затем сужаю в гневе. Он принимает это и отворачивается, фыркнув, поэтому я заставляю себя успокоиться.

— Это то, что ты слышал? — спрашиваю я, делая свой голос как можно мягче, стараясь не показать свою ярость на ученого.

— Моя мама сказала, что человек собирается помочь нам, и что она спарилась с монстром. Я ей не поверил, — спустя мгновение отвечает мальчик, глядя на меня своими черными глазами, полными надежды.

— Да, малыш, я собираюсь помочь всем вам. Я спарилась с Акуджи, ты знаешь, кто это? — мягко спрашиваю я, не обращая внимания на хруст в шее.

Он качает головой и в страхе озирается по сторонам.

— Я родился здесь.

Мне приходится дышать сквозь гнев.

— Твои мама и папа здесь? — спрашиваю я.

— Только мама. Они поймали ее, когда я был у нее в животе. Мой папа где-то там. Мама говорит, что он будет очень расстроен без нас и что он любит меня.

— Я не сомневаюсь, что это правда, — честно говорю я ему, — и обещаю, что скоро ты увидишь своего папу. Но ты в порядке? Голоден? Устал?

— Им не нравится, когда я разговариваю, — внезапно шепчет он, — а когда я молчу, они не причиняют мне много боли.

Черт возьми.

Я собираюсь убить их.

Они причинили боль невинному гребаному ребенку.

— Я знаю, дружок. Меня зовут Ария, а тебя?

Он качает головой, его глаза расширяются, когда он смотрит на меня, обхватив решетку своими маленькими ручками. Крошечный хвостик взволнованно виляет позади него.

— Они идут. Мама всегда молчит, она говорит, что так будет лучше. Надеюсь, Ария, ты выживешь. Я очень хочу увидеться с папой вместе с тобой.

Мое сердце замирает, и я смотрю на дверь. Спустя несколько секунд я слышу их шаги.

Мой новый дружочек забегает в конец клетки и сворачивается в клубок, чтобы стать как можно меньше и незаметнее. Мне знакомо это чувство. Я так делала много раз, когда была ребенком на улице.

Несмотря на всю мою браваду, меня охватывает ужас, но я сглатываю его, когда группа ученых спешит внутрь, даже не взглянув на меня. Один из них бросает взгляд на ребенка и закатывает глаза, после чего пинает клетку и идет дальше. Я внимательно слежу за ним, зная, что он умрет первым.

— Хотите, чтобы я раздвинула ноги и подумала об Иисусе? — шучу я, но никто из них не реагирует. Они склоняются над планшетом, что-то рассматривают и перешептываются, а потом Балди, тот, что пинал клетку, обращает свой взгляд на меня.

— Мне интересно, что привлекает их к своим партнерам. Феромоны? Природный инстинкт? Могут ли они иметь больше одного? — пробормотал он, а затем встретился со мной взглядом. — Пожалуйста, опишите в деталях, что произошло, когда вы встретили объекта 10.

— Объект 10? Ему это понравится. Хотя он - десятка из десяти, так что я могу сказать?

— Пожалуйста, опишите подробно, — отвечает он, нахмурившись, — или мне придется поощрить вас говорить.

— Поощрить? Разве это хорошее слово для... Мать твою! — Электрический разряд пробегает по моему телу, тряся меня, как рыбу на столе, пока ток не прекращается, и я задыхаюсь.

— Пожалуйста, опишите...

— Да, поняла, долбаный робот, — сплюнула я. — Хочешь, я также опишу, как он трахается... — Я кричу, когда ток становится сильнее, но когда он заканчивается, я с прищуром смотрю на него. — Ну, сначала мы занимались сексом по-миссионерски... — Я сдерживаю вопль боли, зная, что если Акуджи услышит его, он сойдет с ума, не говоря уже о том, что слышу, как хнычет маленький ребенок. Ему не нужна еще одна травма, поэтому я подавляю ее.

Когда все закончилось, я заметила, что двое других ученых теперь наблюдают за мной.

— Говори, — требует Болди, отбросив любезности.

— Он знал, — прошептала я. — Я не знала, пока он не назвал меня своей парой. Сказал, что узнал с первого взгляда.

— Значит, дело может быть в биологии, зрении или запахе, а может быть просто в выборе - наиболее привлекательной пары с нужными им качествами. Как интересно. Пока вы были за стеной, вы видели кого-нибудь, у кого было больше одной пары, или кого-нибудь, кто потерял пару и нашел другую?

— Я не знаю, — процедила сквозь зубы я, не давая им ничего, что не относится ко мне. Я не буду помогать им причинять боль этим людям, даже если в процессе сама пострадаю. Я напоминаю себе, что я нужна им живой, а боль…она временно, даже когда вольт бьет по моему телу, вырывая крик из горла. Когда все закончилось, я на мгновение закрыла глаза, обессиленная.

— Сэр, она нам нужна...

— Она ответит на мой вопрос! — кричит он, и мужчина на мгновение замолкает.

— Сэр, она может не знать ответов, но она единственная успешная спаренная пара, которая у нас здесь есть. Она нужна нам живой. — Его голос мягче, неувереннее, но на мгновение мне хочется заплакать и поблагодарить его, пока я не понимаю, что он делает это не из доброты.

— Хорошо, мы допросим ее в другой день. Возьмите необходимые мне образцы и показания. Я думаю, что спаривание уже изменило ее тело...

— Меняет мое тело? — требую я, открывая глаза.

Он хмуро смотрит на меня.

— Ты не знала?

— Что не знала? — спрашиваю я.

— Спаривание между монстром и человеком, похоже, изменяет тело человека, чтобы сделать их более совместимыми для выживания в процессе родов.

— Как изменяет? — спрашиваю я. Удивительно, что он отвечает мне, потому что, похоже, его интересует моя неосведомленность.

— Пока что мы заметили небольшие изменения в вашей крови и в слизистой оболочке матки. Другие обсуждают, изменит ли это твою скорость, силу и зрение - все характеристики, которые достались тебе от твоей пары. Мы не знаем, что произойдет и будет ли это постоянным, но я не могу дождаться, когда ты забеременеешь. Я могу задокументировать каждый аспект... — Учёный прерывается, его глаза горят от возбуждения, и мне становится плохо.

Я меняюсь?

Я все еще человек?

Не все ли мне равно?

Нет, если это мой народ. Я сделала свой выбор. Я выбрала своих монстров, я выбрала Акуджи и все остальное, что с этим связано. Пока я не покраснею - не думаю, что смогу это сделать - я в порядке. Я молчу до конца осмотра. На руках у меня множество уколов после тестов, и я выгляжу как наркоман, которого можно увидеть в трущобах в отключке, в синяках, но присмотревшись, я замечаю, что они не такие страшные, как должны быть. Они также не так сильно болят.

Они правы?

Я меняюсь?

Я закрываю глаза от нежелательного гинекологического осмотра, напоминая себе, что это клиническая процедура, даже если от этого меня тошнит не меньше, чем от вторжения. Вместо этого я сосредоточилась на своем теле, пытаясь уловить любые изменения, но либо они настолько малы, что я не могу их почувствовать, либо он прав, и все только начинается.

Закончив анализы, они оставляют меня на столе, одетую только в халат. Я заставляю себя не обращать внимания на смущение и гнев. Это мелочь, за которую приходится расплачиваться ценой выживания. Откидываю голову, чтобы посмотреть на малыша.

— Все в порядке, теперь ты можешь смотреть, — тихонько воркую я. Он крепче обхватывает себя руками, и я гадаю, что, черт возьми, видел этот бедный ребенок. — Я обещаю.

— Обещаешь? —  спрашивает он, глядя на меня.

— Это как клятва. Способ сказать, что я не лгу, но более серьезный, — объясняю я.

— Ты обещаешь? — Он придвигается к краю клетки. — Обещаешь помочь мамочке и мне?

— Обещаю. — Я киваю. — Даже если это будет последнее, что я сделаю.

— Почему? Почему ты хочешь нам помочь? Мама говорит, что люди нас ненавидят.

— Не все люди. Я не ненавижу вас. Я собираюсь помочь вам, потому что это правильно. Ваш вид заслуживает существования больше, чем мы, и вы заслуживаете свободы и счастья. Вы заслуживаете тех же прав, что и все, включая людей.

— Ты любишь нас. — Он серьезно кивает.

Это заставляет меня усмехнуться.

— Да, я люблю ваш мир и ваш народ.

Он снова кивает.

— Хорошо. Они возвращаются. Надеюсь, мы еще увидимся. Обещаю. — Это так очаровательно, что я стараюсь не заплакать, когда отворачиваюсь. В комнату заходят охранники. Мою одежду оставляют в лаборатории, а меня быстро торопят обратно в камеру и запихивают внутрь, где рычит и машет руками вышагивающий Акуджи.

Он поворачивается и бросается ко мне, заключая меня в свои объятия. Он говорит так быстро, что я не могу его понять, но я ничего не могу с собой поделать, я разрыдалась. За ребенка. За его мать. За его отца. За всех детей и людей, которым причинили боль. За то, что он сделал со мной. За то, как они прикасались ко мне и обращались со мной. За наше прошлое и наше будущее.

Я плачу обо всем, а Акуджи обнимает меня, гладит по спине и воркует, а потом садится и укачивает меня на коленях. Я чувствую, как гнев охватывает его тело, чем дольше я плачу, но я не могу его остановить. Каждая капля, каждая слезинка только усиливает решимость, которую я чувствую в его теле и сердце.

Когда я, наконец, заканчиваю, я изнемогаю и устало поднимаю голову. Мой монстр утирает мои слезы, очищая для меня лицо. Его глаза полностью красные, но они меня не пугают.

— Никто и никогда больше не заставит тебя плакать, пара, — рычит он. — Они все умрут за каждую твою пролитую слезинку.

Я не могу не улыбнуться.

— Ты всегда говоришь самые приятные слова. — Он целует меня так нежно, что слезы грозят пролиться. — Но ты не можешь убить всех на свете за то, что я плачу.

— Хочешь поспорить, моя малышка? — урчит он.

В этот момент я полностью, на сто процентов влюбляюсь в монстра, который держит меня на руках.

▪ 36 ▪

АРИЯ

Откусывая от сладкого хлеба, я шепотом объясняю план своему монстру. Он сидит спиной к двери, чтобы не дать им войти снова, его ноги по обе стороны от меня, а его хвост прижимает меня к себе. Я смотрю, как Аку вгрызается в сырое мясо, не обращая внимания на струйку крови, стекающую по его подбородку, пока я сосредоточена на плане.

— Нам нужно сделать так, чтобы они увидели меня первой, чтобы охранники не смогли вырубить тебя, как в прошлый раз. — Он рычит на это напоминание, и его глаза вспыхивают красным, поэтому я похлопываю Акуджи по ноге, прежде чем вернуться к еде.

— Хороший план, человечек, — соглашается он, вытирая рот и слизывая кровь с подбородка своим длинным раздвоенным языком. Я не могу не наблюдать за этим движением. По какой-то причине мне становится жарко, и чем дольше я смотрю, тем больше разговоров вылетает у меня из головы. — Ария? — спрашивает он. Моргнув, я виновато перевожу взгляд на него, но он только ухмыляется, обнажая клыки. — Ты чего-то хочешь, малышка? — мурлычет Акуджи, опускаясь на колени и переползая через меня.

Я падаю назад со смехом и сжимаю его плечи, когда он делает жим и нежно целует меня. Аку проводит языком по губам, лаская ипотирая их, словно вылизывает мою киску.

— Нам нужно бежать, — пискнула я, но закончила со стоном, когда наши языки переплелись.

Целоваться с монстром с клыками - это искусство, и самое сексуальное, что я когда-либо чувствовала, особенно когда он обвивает хвостом мою ногу и широко раздвигает их, заставляя меня ахнуть. Рубашка задирается вверх, и он с лукавым взглядом скользит по моему телу.

Я должна остановить его. Нам нужно сбежать, сосредоточиться...

Черт!

Акуджи скользит языком по моей киске, и все протесты угасают на устах, когда наслаждение взрывается во мне. Я часто и прерывисто дышу, когда он одной когтистой рукой впивается мне в бедро, а хвостом обхватывает другую, заставляя меня шире раздвинуть ноги.

— Акуджи, — умоляю я. Он встречает мой взгляд своими темными глазами в тот самый момент, когда он по-хозяйски прижимается ртом к моей киске. Я вскрикиваю, вжимаясь в его рот, и со злобным звуком Аку перестает ласкать мою киску и захватывает клитор. Наслаждение только растет, приближая меня к разрядке. Я напрягаю бедра, пытаясь сопротивляться, испытывая смущение от того, что за нами наблюдают, но он втягивает клитор в рот, и я забываю обо всем.

Аку чередует ласки и сосание, пока я не начинаю кричать, двигая бедрами в такт его ласкам.

Его язык пронзает меня, как член, скользит по чувствительным пучкам внутри меня, заставляя меня подниматься, качаться и раскачиваться, когда скачу на его лице и языке. Я полностью отдаюсь своему монстру, не обращая внимания, что они смотрят, когда хватаю его за рога. Используя их как ручки, я притягиваю ближе его лицо.

Я скачу на его языке, но хнычу, когда он вытаскивает его из моей цепкой киски, чтобы снова поласкать клитор. Я близка, так близка, но так пуста. Как будто зная мои мысли, его хвост отматывается от моего бедра и, кажется, твердеет, когда он оказывается над моей киской, и с легким касанием языка к моему клитору, Аку проникает внутрь меня.

Звук, вырвавшийся из моего горла, глубокий и хриплый, когда его толстый, длинный хвост вонзается в меня, подражая его члену, когда моя пара берет меня.

Его клыки нежно касаются моего клитора, и я вскрикиваю, сжимая его хвост. Зарычав от удовлетворения, Аку вынимает хвост и с жадностью впивается в меня.

Довольный собой, он ползет обратно по моему телу, останавливаясь, чтобы поцеловать мою грудь над колотящимся сердцем, пока я пытаюсь научиться дышать. Он гладит мои мокрые от пота волосы.

— Доставлять тебе удовольствие - это самая большая радость в моей жизни, малышка, — урчит он. — Лучше, чем я когда-либо мог себе представить. Видеть, как ты кончаешь для меня и доверяешь мне свое удовольствие? — Его глаза закрываются, и он дрожит. — Совершенство. — От этих рычащих слов я еще больше таю, когда Акуджи берет меня на руки и удовлетворенно мурлычет.

Аку прижимает твердый член к моей попке, но он ни разу не заикнулся об этом и не попытался зайти дальше, просто желая доставить мне удовольствие.

— Когда ты хочешь воплотить в жизнь свой план? — урчит он.

— Как можно скорее, — отвечаю я, понимая, что чем дольше мы здесь находимся, тем больше вероятность того, что мы здесь останемся. К тому же, кто знает, что происходит с Талией и Катоном, не говоря уже о других... — Но мы заберем с собой всех, так что готовьтесь к бою.

Положив когтистую руку на мой подбородок, он поворачивает мою голову и встречается с моими глазами.

— Я всегда готов. А ты, маленький воин?

— Ради тебя? Ради Талии? Всегда. — Я серьезно киваю. — Я больше не буду бежать, прятаться или идти сквозь тьму. Они испортили то, что принадлежит мне, и причинили нам боль. Они заплатят - люди или нет.

В следующее мгновение я уже лежу на спине, когда он целует меня, а когда отстраняется, то ухмыляется.

— Моя идеальная, сильная маленькая пара, — воркует он. — Как мне так повезло?

— Это мне повезло, — пробормотала я, глядя в его черные глаза, глаза, которые были со мной с самого детства, защищая и любя меня.

— Назови меня снова своим, — ухмыляется Акуджи. — Прокричи, пока я трахаю тебя.

— О, я могу и получше, — воркую я и толкаю его назад, чтобы он сел, а затем забираюсь к нему на колени и устраиваюсь на нем. Я наклоняюсь и облизываю его губы. — Ты можешь посмотреть, как я трахаю тебя, пока говорю об этом.

— Ария, — рычит он. — Ты была создана, чтобы сводить меня с ума.

— Не забывай об этом, здоровяк. — Я подмигиваю, поднимаясь, не снимая халата, пока глажу член Акуджи. Он твердый, и я почти хнычу. Мне нужен он внутри меня. Стоя на коленях, я не свожу с него глаз, облизывая его рога.

Рычание, которое он издает, отдается непосредственно в моем пульсирующем клиторе, и сливки вытекают из меня, так что я делаю это снова. Я наблюдаю, как в его глазах мелькают красные пятна, когда облизываю его рога, словно это его член, а затем провожу одной рукой по нему, сильно выкручивая, пока он не выгибается подо мной. Когтями Аку впивается в ткань рубашки на моих бедрах, когда таскает меня взад-вперед на своей длине, натыкаясь на мой клитор. Я стону, выкручивая руку и делая то же самое с другой.

— Ария, — предупреждает Акуджи, и я понимаю, что он дает мне шанс сохранить контроль, прежде чем наклонит меня и трахнет, поэтому я неохотно отрываю язык от его рогов и держу их, приподнимаясь. С помощью Акуджи я пристраиваюсь к нему и опускаюсь на его длину.

Он такой большой, что это даже больно. Запрокидываю голову и двигаю бедрами на его массивной длине. Боль вскоре сменяется ослепительным удовольствием, поэтому я использую его рога как рычаги и начинаю скакать на нем. Мои движения медленные и уверенные, и я вращаю бедрами после каждого толчка. Акуджи смотрит на меня ярко-красными голодными глазами, обнажив клыки, позволяя мне трахать его, использовать его.

Я ускоряюсь, не сводя с него взгляда.

— Черт, ты не должен чувствоваться так хорошо, — шепчу я, на мгновение закрывая глаза. — Чертовы шишечки на твоем члене скользят по нервным пучкам во мне. У тебя он такой твердый и большой, что я не могу оторваться от тебя. Даже если твой член дойдет до моего гребаного горла, я все равно не смогу насытиться.

От моих слов Акуджи напрягает бедра, а с губ срывается рычание, а затем внезапно разрывает халат когтями и отбрасывает его, оставляя меня обнаженной для его голодного взгляда.

— Мне нужно видеть, как моя пара скачет на мне, — рычит он, наклоняясь, чтобы укусить меня за шею. — Смотреть, как твое идеальное тело принимает мой член, как ты находишь свое удовольствие.

Застонав, я ускоряюсь и подпрыгиваю на его члене. Каждый выпад приближает мои груди к его рту, и его дыхание обдувает чувствительные кончики, сжимая мои соски до боли. С рычанием Аку, наконец, срывается и закрывает рот над одним, и каждый раз, когда я провожу им по его лицу, он кусает или облизывает их.

Удовольствие, вызванное его ртом, проникает в пульсирующий клитор. Акуджи скользит руками по моим бедрам к заднице, впиваясь в нее до боли, а затем, не сбавляя темпа, овладевает ею. Акуджи может быть подо мной, но он показывает мне, что все это время был главным, и я смиряюсь с этим, когда он поднимается, вбиваясь в меня снизу. Я просто держусь за его рога, вместе с ним, пока он трахает меня.

— Ария, — рычит Акуджи, его рык проходит прямо через мое тело и заставляет меня хныкать. Я чувствую, как его когти вонзаются в мою попку, и я шиплю, даже когда сжимаюсь вокруг него от удовольствия и боли. Он рычит, и я делаю это специально, и Аку бросает все притворство и просто вбивается в меня так сильно и быстро, что я почти слетаю с его колен. Рыча, он поднимает меня, и я моргаю в шоке от потери его члена, прежде чем меня внезапно переворачивают и сажают прямо на его член. Он вонзается в меня, заставляя вскрикнуть.

Я откидываюсь назад, чувствуя, как Акуджи проводит ртом по моему уху и шее. Аку хватает мою грудь, пока трахает меня жестко и быстро.

— Пусть смотрят, пусть видят, как я беру свою спутницу жизни. Пусть видят, как сильно она любит мой член и что только я могу заставить ее кончить. Только ты можешь довести меня до такого дикого состояния и заставить меня чувствовать такой чистый голод при одном взгляде на тебя. Ты, Ария, все для меня, и они до конца жизни не смогут понять это своими тестами, не поймут, как нам чертовски хорошо и как идеально ты вписываешься в каждый аспект моей жизни, включая большой член, который ты любишь. Не так ли, моя пара?

— Черт, — это все, что я могу сказать. Ни одной крупицы мысли, поэтому я ничего не отвечаю. Не сейчас, когда он берет меня так сильно. Ничего, кроме удовольствия. Я так чертовски близка, что достаточно одной его талантливой руки, скользящей мне по животу и ласкающей клитор, чтобы я взорвалась.

Взлетаю и прижимаюсь к его телу. Сжимаю так сильно член, что Аку рыком заполняет меня своим освобождением. Его тепло плещется внутри меня, когда я дергаюсь и кричу, скачу через разрядку, пока не падаю обратно на Акуджи. Сердце колотится, я чувствую полное удовлетворение и не могу сдержать улыбку, которая появляется на моих губах, особенно когда он нежно целует жилку скачущего пульса.

— Моя воительница, так хорошо принимает член своего спутника жизни, — хвалит он, поглаживая мое потное тело. — В следующий раз я трахну тебя в нашем гнезде, где нас никто не увидит и не прервет, и ты не сможешь ходить несколько дней. Ты будешь есть, сидя на моем члене, ты будешь спать с моим лицом между твоих бедер, и ты будешь кричать от моей спермы, капающей из каждой дырочки твоего тела. Поняла, Ария?

— Да, — прошептала я, покачивая бедрами на его твердеющем члене. — Не могу дождаться.

▪ 37 ▪

АРИЯ

Тем же вечером мы утверждаем наши роли и планы на завтрашний вечер, поскольку сегодня уже слишком поздно это делать. Нам нужно лишь продержаться еще один день, и мы сможем это сделать, верно?

Я то и дело дремлю, пока Акуджи наблюдает за дверью и сменой караула. Теперь мне трудно спать по ночам, так как я настроилась на Аку и хочу отдыхать, когда встает солнце. Наверное, ученые правы - я меняюсь, но не сержусь на это.

Нам приносят еду не так, как я ожидаю, и это меня беспокоит. Когда дверь внезапно распахивается и в Акуджи снова попадают транквилизационные дротики, я кричу и пытаюсь поймать его, когда он падает. Доза очень сильная, поэтому его мгновенно вырубает. И снова они ждут, пока Акуджи потеряет сознание, перед тем как снова открыть дверь. Я приседаю над ним и смотрю на охранников, которые выстраиваются передо мной в линию.

— Он мой. Не смейте его трогать, — говорю я.

— Не усложняй, — отвечает один из них.

— А я по-другому и не умею. — Я подзываю их ближе указательным пальцем. — Так что давайте подходите ближе. Возможно, я не смогу вырубить вас всех, но с некоторыми из вас я справлюсь.

Они обмениваются взглядами, и один из них достает дубинку.

— Тогда мы будем вынуждены причинить боль вам обоим. Не борись. Облегчи себе задачу. Если нам придется вырубить тебя, мы это сделаем.

Я могла бы выбрать драку, но я проиграю и, возможно, пострадаю, и тогда они не будут доверять нам снова. Если я буду драться, я обреку всех нас, включая ребенка, поэтому, хотя это противоречит всем моим инстинктам, я отступаю назад и смотрю, как они утаскивают Акуджи. Дверь хлопает, заставляя меня подпрыгнуть.

Я расхаживаю по комнате, дергаю себя за волосы и требую ответов. Часы проходят медленно. Я беспокоюсь о том, что они с ним делают, и единственное, что меня утешает, это то, что мы нужны им живыми. Но это не значит, что они не могут причинить ему боль. Я даже не подозревала, как сильно я на него опиралась, зависела от него, пока пустая, безмолвная камера не показала мне это. Страх поглощает меня, я с трудом дышу, и тогда понимаю, что никогда не чувствую страха, когда я с ним. Я чувствую себя сильной, уверенной, счастливой и в безопасности.

Даже здесь.

Акуджи занял все аспекты моей жизни, и без него я пропала. Он так себя чувствовал? Если да, то это хуже пытки, и к тому времени, как дверь снова открывается, я почти в слезах. Я бросаюсь к нему, когда его забрасывают внутрь. Он стонет, начиная просыпаться. Я бессмысленно шарю руками по Акуджи, ища какие-нибудь раны, но их нет. Его грудь была перевязана, и рана почти зажила. Открытых ран или порезов нет, но это не значит, что они ничего не делали.

Когда его глаза открываются, я глажу его по лицу, отодвигая боль.

— Акуджи, ты в порядке? — шепчу я.

Он стонет и прижимается ко мне.

— Я в порядке, — прохрипел он. — А ты? Они не пришли за тобой?

— Нет, тсс, они ничего мне не сделали. Что они сделали с тобой?

Он смотрит в сторону и скрежещет зубами, и я перевожу его взгляд обратно на себя.

— Акуджи, пожалуйста, я схожу с ума. Ты в порядке? Что они сделали?

— Образцы крови и спермы.

Я вся холодею и закрываю глаза.

— Шшш, моя пара, все хорошо, — успокаивает он меня, и это выводит меня из себя. Он утешает меня, когда сам в этом нуждается.

Я заставляю себя открыть глаза, наклоняюсь и вглядываюсь ему в лицо.

— Я убью их всех, — рычу я так яростно, как только могу.

— Я знаю, что убьешь. — Он ухмыляется. — Все это не имеет значения, пока ты здесь. Просто позволь мне обнять тебя, пока мое тело борется со слабостью. — Я знаю, что он ненавидит это признавать и ненавидит слова, слетевшие с его уст. Я бы никогда не назвала своего партнера слабым.

Вместо этого я прижимаюсь к его груди, находясь спиной к двери, чтобы защитить его, как он всегда защищал меня, и мое сердцебиение наконец замедляется, когда страх исчезает и сменяется яростью, такой сильной, что она пугает даже меня.

~

Время пришло. Акуджи сказал, что солнце скоро сядет, а это значит, что нам нужно поторопиться. Чем быстрее мы сможем сбежать, тем больше времени у нас будет, чтобы добраться до стены. Мы провели день, давая Акуджи восстановиться. Ему не нужен был полный день, но мы притворились, что нужен, чтобы нас не беспокоили и не вытаскивали на опыты. Я поела, и Аку успел уложить мне волосы, нежно расчесав их когтями, чтобы избавиться от колтунов. Не самое лучшее решение - драться с распущенными волосами, но у меня нет другого выбора.

К тому же, я отказываюсь смущаться. Я не стыжусь своего тела и кожи, и я буду использовать их как оружие, если придется.

Моя пара прижимается к моему лицу, когтями касаясь моих волос, а я закрываю глаза и впитываю его тепло. Так много всего может пойти не так. Я знаю, что наша польза может быть перечеркнута нашей атакой, и они могут убить нас или остальных, но мы должны попытаться вернуться домой. Я не боюсь. Не боюсь умереть, но боюсь потерять единственного человека в этом мире, который кажется мне домом.

Кого я люблю.

Мою вторую половинку.

— Ш-ш-ш, — пробормотал Аку, целуя мой лоб так нежно, что слезы навернулись мне на глаза. — Никто не заберет тебя у меня. Я буду сражаться с самим чертом, чтобы добраться до тебя. Куда пойдешь ты, туда пойду и я. Мы выберемся отсюда и вернемся домой. Твой тигр будет оберегать тебя, а мы сможем спать в нашем гнезде, проводя остаток наших дней, старея вместе.

— Обещаешь? — шепчу я, открывая глаза, чтобы заглянуть в его. — Обещаешь, что навсегда вместе?

Акуджи смотрит мне в глаза, прижав свою голову к моей.

— Навсегда? Нет, Ария, я хочу тебя гораздо дольше.

— Если бы только они знали, насколько вы, монстры, сентиментальны... — Я смеюсь, и мое сердце учащенно бьется. — Я хочу такую жизнь с тобой. К черту людей, они могут оставить свой мир. Я хочу твой. Я хочу жить за стеной с моими монстрами.

— Хорошо, потому что я никогда не отпущу тебя, маленький человечек, — рычит он. — Пришло время, воин. Пора спасать наш народ.

Я киваю, и Акуджи быстро целует меня, прежде чем помочь мне встать на ноги. Я нервно поправляю халат, прежде чем выдохнуть. Я могу войти в окруженный стенами город монстров и не бояться, но перед лицом потери Акуджи я в ужасе. Но не позволю этому остановить меня. От нас зависит слишком много людей. От меня.

Я широко расставляю ноги, когда Акуджи убирает камеру в угол. Это должно привлечь их внимание, и они не смогут увидеть, как Аку движется за дверью, расставив ноги в боевой стойке. Подмигнув, я откидываю голову назад и кричу.

Я выплескиваю все свои эмоции в рваный крик, который разрывает нашу камеру. Акуджи рычит на звук, волоча когти по стенам, словно пытаясь остановить себя, и не броситься ко мне несмотря на то, что знает, что это не по-настоящему.

Хватая воздух, я продолжаю кричать, даже когда в горле пересыхает и крик становится хриплым, а легкие болят. Я продолжаю кричать и кричать, пока за дверью не раздается шум. Резко оборвав его, я тяжело дышу в тишине, облизывая губы и сглатывая. Дверь распахивается, и входит группа с транквилизаторами. Они замирают, увидев меня, но уже слишком поздно.

Они облажались. Я вижу понимание в их глазах в тот момент, когда Акуджи делает шаг перед ними. Они кричат, когда он хватает их всех и швыряет дальше в камеру. Я собираю их транквилизаторы, выпавшие из рук, и спешу мимо него к двери камеры, пока Акуджи с оскалом прохаживается перед ними, в то время как они вскарабкиваются на ноги в поисках оружия.

Я узнаю их. Это они утащили меня в тот день, поэтому с довольной ухмылкой я берусь за ручку двери камеры и встречаюсь с ними взглядом.

— Приятно было познакомиться. — Я посылаю им воздушный поцелуй и с грохотом захлопываю дверь. Прикрепив пистолеты на груди, я осматриваю оружие, пытаясь понять, как из них стрелять, когда позади меня раздается первый крик.

Он такой громкий и наполненный агонией, что я широко распахиваю глаза, но лишь свищу и жду, подпрыгивая на носках. Спустя несколько секунд раздается стук в дверь, я открываю ее. Акуджи стоит там, его грудь вздымается, а с когтей капает кровь. Его лицо, клыки и грудь покрыты кровью. Позади него лежат изломанные тела охранников. Части тел разбросаны повсюду, а кровь покрывает каждый сантиметр камеры. Их животы и груди разорваны, а глаза расширены от страха, даже в смерти.

Аку осматривает меня, словно убеждаясь, что за последние несколько секунд меня никто не трогал. Ухмыляясь, я беру его окровавленную руку и тяну за собой, вспоминая дорогу. Мы спешим по коридору. Точно не знаем, где Талия и Катон, но здесь есть еще одна дверь, и мы с надеждой ее распахиваем.

Катон рычит и прыгает на нас, где он стоял перед испуганной Талией. Акуджи ловит его, схватив за горло, и отбрасывает назад.

— Это мы, — огрызается он.

Катон моргает и смотрит на нас.

— Это спасение. — Я ухмыляюсь и с беспокойством смотрю на Талию. Она бледная и дрожит, и слезы текут по ее щекам. — Эй, Талия, это я.

Она моргает и с надеждой смотрит на меня.

— Ария? — пролепетала она.

— Да, пойдем, пора выбираться отсюда. Мы возвращаемся домой, — говорю я ей. Катон вздыхает от облегчения и спешит к ней. Он поднимает Талию и прижимает к своей груди. Она прижимается головой к его телу, а он поворачивается к нам с каменным лицом и кивает подбородком. Я хочу спросить, в чем дело, но времени нет. Мы спешим из камеры и бежим по коридору, за углом к лабораториям.

Там несколько ученых, они оборачиваются и таращат глаза, а потом вскрикивают, как раз когда сирены разрывают воздух. Яркий свет гаснет, сменяясь красным, который вспыхивает на стенах и потолке, погружая нас в кромешную тьму. Сирена настолько громкая, что у меня болят уши, но Акуджи, кажется, это не беспокоит, он врывается в лабораторию и начинает разрывать ученых. Я наблюдаю за ним мгновение, прежде чем переместиться в пустую лабораторию, где они держали меня.

Раздается грохот, и я кружусь. Талия начинает дико кричать, ее глаза безумны, волосы разлетаются по лицу, она швыряет компьютеры, банки и пробирки. Я в шоке смотрю, как она разрушает всю лабораторию. Катон молча наблюдает за ней, его лицо мрачно, прежде чем помочь ей. Когда она закончила, ее грудь вздымается, Талия снова смотрит на меня.

— Чтобы они никогда больше так не делали, — огрызается Талия, а я просто киваю и поворачиваюсь обратно к ребенку. Я приседаю, игнорируя всплеск уважения, которое я испытываю к безумию, увиденному в ее глазах.

— Эй, дружок, помнишь меня?

Он свернулся клубочком и плачет, но при моем голосе оживляется, его глаза расширяются от надежды.

— Ария? — спрашивает он, его подбородок подрагивает.

— Да, это я. Пойдем, пора отвести тебя к папе, хорошо?

— И к мамочке? — спрашивает он.

— И к мамочке, — подтверждаю я, мягко беря его за руку. Я жду, пока он примет решение. Хотя каждая секунда на счету, не хочу причинять ему боль или травмировать ребенка сильнее, чем это уже сделали люди, но он падает в мои объятия, и я поворачиваюсь, чтобы увидеть Акуджи, наблюдающего за мной с чем-то сродни голоду.

— Его мама в камере, — объясняю я. Тут я вижу свою одежду, поэтому я спешу к ней с ребенком на руках и опускаю его на секунду. Он плачет, прижимаясь ко мне, и я успокаиваю его, пока одеваюсь так быстро, как только могу. — Эй, — бормочу я, приседая. — Это мои друзья. Талия, еще один хороший человек, это Катон, а это Акуджи. Мы отвезем тебя домой, хорошо?

— Хорошо, — доверчиво шепчет мальчик, как раз когда мы слышим шаги сапог. Я обмениваюсь взглядом с Акуджи, хватая выброшенный пистолет, который, должно быть, оставил охранник. Стоя, я смотрю на ребенка, а затем быстро придумываю план. Талия цепляется за Катона, и ему будет трудно сражаться, так что лучше иметь одного боеспособного бойца, чем двух неуверенных.

— Ты сможешь нести их обоих? — спрашиваю я Катона. — Мне нужно быть в состоянии сражаться, а я не могу нести его...

Очевидно, что Катону ненавистна мысль, что он не сможет сражаться, чтобы защитить ее и себя, но Катон кивает.

— Эй, доверься моему другу, хорошо? — Я подвожу его к Катону и смотрю мальчику в глаза. — Мы собираемся забрать твою мамочку, но мне нужно, чтобы ты был тихим и спокойным, хорошо?

— Конечно. — Он серьезно кивает, пока Катон тащит их обоих наверх.

Кивнув ему, я снимаю пистолет с предохранителя и присоединяюсь к Акуджи в коридоре, встав рядом с ним.

Монстр и человек.

Мы обмениваемся взглядами и ухмыляемся.

— Давайте убьем их всех.

▪ 38 ▪

АРИЯ

Мы оставляем Катона в лаборатории, так как сталкиваемся с первым натиском. У нас преимущество. Охранники сражаются, чтобы подчинить нас, в то время как мы сражаемся, чтобы их убить. Первые несколько человек падают от моего оружия, а затем Акуджи прыгает в их массу, прорываясь сквозь них, разбрызгивая их кровь по стенам и полу, когда они кричат.

Начинается хаос, и я им пользуюсь, убивая как можно больше, пока пистолет не опустеет. Пиная охранника, который подошел слишком близко, я кручусь, чтобы избежать его рук, и выхватываю у него пистолет, прежде чем выстрелить ему в голову.

Они пытаются бежать, и мы преследуем их до самых камер. Каждый монстр на ногах, глаза расширены, шеи вытянуты, чтобы наблюдать за нами. Я останавливаюсь, чтобы пнуть охранника в стеклянную дверь камеры и разнести ему голову, подмигивая монстру за дверью. Поворачиваюсь и вижу, как Акуджи с ревом пытается схватить пятерых охранников, которые висят на нем, как муравьи, но он просто отбрасывает их и оглядывается, чтобы проверить меня, прежде чем вернуться к разрыванию их на части. Он поднимает одного в воздух над головой, словно перышко, и с треском разрывает его тело пополам и отбрасывает в сторону.

Оглянувшись, вижу Катона, который держит свой драгоценный груз прямо у входа в лабораторию. Это ошибка. Монстр предупреждающе рычит, но меня отбрасывает назад к камере, голова кружится от силы удара. Я слегка сползаю вниз, затем трясу головой и смотрю на наглого охранника.

Командир.

— Это была ошибка, — ухмыляюсь я, бросаясь на него, с дикими и необузданными движениями, как у Акуджи. Я бью его кулаками, снова и снова, и испускаю собственный рев. Кто-то хватает меня за талию, и я даже не чувствую боли в руках, но они все в крови, когда меня поднимает обратно в воздух. Акуджи уже там, отрывает мужчину от меня, а затем ловит меня и толкает за собой, рассекая грудь мужчины, разрывая его на части.

Он снова осматривает меня, и это дает мне время на передышку и оглядеть хаос вокруг. Охранники приближаются, поэтому я быстро опускаюсь на колени и ищу еще оружие. Я нахожу спрятанное оружие, очевидно, не предназначенное для использования без крайней необходимости. Я беру два и встаю бок о бок с моим монстром и огнем, и мы вместе убиваем каждого больного ублюдка, который причинил им боль или их использовал.

И не чувствую ни грамма вины.

Я продолжаю бороться, даже когда мое тело устает. Не останавливаюсь, напоминаю себе, за кого я сражаюсь, и вдруг охранников больше нет. Все тихо, только мое тяжелое дыхание, и даже сирена исчезла, хотя красные огни все еще мигают вокруг нас. В ушах звенит, но держу пальцы на спусковом крючке, осматриваясь, пол устелен таким количеством тел, что я его даже не вижу. Я проверяю Акуджи на наличие ран, пока он делает то же самое со мной, и ухмыляюсь.

— Нажми вон ту кнопку. — Там дальше по дороге красная аварийная кнопка, которую я заметила. Он перепрыгивает через трупы, приземляется перед ней и нажимает, мгновенно открывая клетки. Стекло исчезло, клетки открыты. Я отступаю назад на случай, если они нападут на меня. В конце концов, я человек, но вместо этого они просто смотрят на меня и Акуджи с благоговением в глазах.

— Пора идти домой, — говорю я им. — Возможно, вам придется сражаться. Вы с нами?

— До самого конца, — кричит самка, и тут раздается визг.

— Мамочка!

— Малыш! — кричит Катон, но слишком поздно. Ребенок вырывается на свободу и мчится к нам. Я смотрю с открытым ртом, как он бросается на женщину. Она раскачивает его, плачет, держа его на руках. Они оба говорят, смеются и плачут.

— Мамочка, мамочка, человек спас меня, — говорит он ей, отстраняясь.

Женщина прижимает его к себе, ее глаза обращены ко мне.

— Спасибо. Спасибо, — повторяет она, ее глаза наполняются слезами, когда она падает на колени. — Я обязана тебе жизнью, спасибо.

— Ты мне ничего не должна. — Я подхожу к ней ближе и протягиваю ей руку. — А теперь давай отвезем вас обоих домой, хорошо?

Она смотрит на меня с чем-то сродни поклонению на лице, и мне становится не по себе. Женщина берет мою руку, и я ворчу, пытаясь помочь ей подняться, но она встает на ноги, и тогда я снова смотрю на Акуджи.

— Готов?

Он подходит ко мне и быстро целует меня.

— Пойдем домой, моя пара.

~

Акуджи осторожно ведет нас через здание. Мы знаем, что они не отпустят нас и будут бороться, чтобы удержать здесь. Люди способны на все, поэтому мы смотрим в оба. Катон стоит сзади, а Талия и ребенок - в центре. Другие монстры готовы сражаться, их глаза горят красным, но я не боюсь их.

Я боюсь того, что мы можем найти.

Я иду по тому пути, по которому меня вел ученый в первый день, но когда мы выходим из двери, которую Акуджи сорвал с петель, раздаются выстрелы. Меня отбрасывает в стену, тело накрывает мое, и я понимаю, что это Акуджи. Все разбегаются, ожидая, пока люди продолжат стрелять.

— Акуджи, — шепчу я, но он отталкивает меня, а потом улыбается.

— Они перезаряжаются. — Затем он бежит по коридору. Катон у него на хвосте, как и другой монстр, очевидно, услышавший, что он сделал. Выстрелов больше нет, только крики, поэтому я заглядываю в дверь и вижу Акуджи, который машет мне рукой. Поспешив за ним, я нахожу еще комнаты, и после быстрого обыска мы понимаем, что они пусты. Есть еще одна закрытая дверь с камерой за ней. Похоже, она используется для дезактивации. Мы спешим пройти через нее, не обращая внимания на автоматический голос, пока Акуджи пробивает дверь. Когда мы выходим в коридор, за дверью нет людей, и я вижу лифты, а за ними - знак пожарного выхода, освещающий темноту.

Лестница.

— Сюда, — зову я.

Я спешу к двери и открываю ее пинком, не обращая внимания на писк сигнализации, которую она включает, и выглядываю через перила. Черт, мы, видимо, на самом верху небоскреба. Спуск займет у нас целую вечность. Акуджи быстро подхватывает меня на руки, отчего я взвизгиваю, а потом берется за перила и перебрасывает нас через них.

Я сдерживаю крик, когда мы падаем, доверяя ему, но, подняв голову, вижу, что остальные монстры делают то же самое. Мы приземляемся на площадку внизу, и он перебрасывает нас снова и снова, пока мы не приземляемся на пол у подножия лестницы.

Остальные приземляются позади нас: Талия на руках у Катона, а ребенок - у мамы. Я осматриваю их, прежде чем выскользнуть из объятий Акуджи. Ноги дрожат, но я не обращаю на это внимания и открываю дверь, заглядывая в нее, чтобы увидеть, что мы находимся в приемной. Лифты близко, а за ними турникеты. Кругом пусто и темно, только несколько лампочек на стенах освещают серебристое название компании над стойкой администратора. В зале стоят диваны, кофе-бар, экраны, но я никого не вижу. Стеклянные двери за окном манят нас в темный город.

Все слишком просто. Акуджи, наверное, чувствует то же самое, потому что он хмуро смотрит на меня.

— Оставайся здесь, — приказывает он и выходит в приемную.

Я задерживаю дыхание, когда он останавливается посередине, блестящий кафельный пол отражает его красную кожу. Раздается удар, я вскрикиваю и бросаюсь вперед, но он уже уворачивается от вылетевшей откуда-то сети. Я останавливаюсь и с замиранием сердца смотрю, как к нему слетаются охранники, и Акуджи набрасывается на них.

— Где все остальные прячутся?

— Больше нет, последняя линия, — хрипит один, и Акуджи перерезает ему горло когтями.

Я спешу к нему, ухмыляясь. Мы сделали это.

— Остановись, — разносится эхом по всей приемной громкий голос.

Я замираю на месте, оглядываясь вокруг в поисках голоса, как это делает Акуджи.

— Не делай этого, — требует голос. — Если ты выйдешь за эту дверь, то исчезнет надежда человечества и будущее нашего народа.

— Пошел ты, — кричу я. — Если ради выживания тебе приходится причинять людям боль, то у тебя поехала крыша. Наша жизнь не зависит от смерти других.

— Если ты сделаешь это, ты начнешь другую войну. Мы не можем остановиться сейчас. Мы придем за вами.

— Хотела бы я посмотреть, как вы попытаетесь, — ухмыляюсь я, нащупывая камеру и динамик, и, подмигнув, снимаю их, а затем оглядываю собравшихся монстров. — Так, дальше - мир людей. Я не знаю, где мы находимся, но как только мы попадем в трущобы, я смогу провести вас…

— Я знаю, где мы. Я могу провести нас по улицам, — говорит Талия с твердостью в голосе. — Я приведу нас в трущобы, а потом ты отведешь нас к стене.

— Хорошо. Не высовывайся и держись в темноте. Нас увидят, но помните, что люди там не враги. Они просто пытаются выжить, как и вы. Не все здесь ваши противники.

Один из монстров рычит:

— Если они придут за нами...

— Тогда ты можешь их убить, — огрызаюсь я, становясь с ним лицом к лицу, — но не тогда, когда они ничего не делают. Они будут в ужасе, как и ты. Мы вернемся домой и будем убивать только в случае необходимости. Мы покажем им, что мы лучше их. — Я смотрю на Талию и беру ее за руку. — Веди.

Их жизни зависят от двух людей.

▪ 39 ▪

АРИЯ

Выйдя из стеклянных дверей, я делаю глубокий вдох, когда мы ступаем на улицы. Я никогда не была в этой части города, и не могу удержаться от того, чтобы не поглазеть на чудовищ. Улицы идеальны, темный бетон с безупречно освещенными дорожками по обе стороны. Вокруг нас небоскребы и несколько машин, припаркованных на обочине. Все чисто, безупречно, сверкает стеклом и богатством.

— Давай начнем, — шепчу я. Талия кивает и торопится. Мы следуем за ней в переулок у здания, мчимся по нему, а затем по лабиринту задних улиц. Небоскребы в конце концов переходят в дома, в некоторых из них горит свет, а в окнах двигаются люди. Перед домами высажены цветы.

Здесь нет ни голода, ни нищих, ни преступности.

Удивительно, что они так живут, когда всего в десяти минутах езды отсюда люди умирают на улицах. Меня это ужасно злит, но я сдерживаю гнев, пока мы доходим до конца переулка.

— Дальше нам нужно идти по улице.

— Черт, — бормочу я, видя парк неподалеку, где люди бродят вокруг, выгуливают собак, любуются видами и наблюдают за звездами. Они наверняка увидят нас, но у нас нет выбора. Мы должны идти дальше. Наверняка люди вызовут полицию, армию, чтобы они пришли и забрали нас, и скоро город будет заблокирован, и нам негде будет спрятаться. Пока этого не случилось, нам нужно перебраться через стену в безопасное место.

— Хорошо, тогда будем двигаться быстро. Куда нам идти?

— По этой дороге. Она приведет прямиком в трущобы, но там будет небольшой мост, который нам нужно перейти, и он может охраняться. — Она нервно сглатывает, но я киваю и смотрю на Акуджи.

— Понеси меня. Ты быстрее. Мы будем бежать так быстро, как только сможем. Не останавливайся ни перед чем. — Я оглядываюсь на монстров. — Если мы разделимся, направляйтесь к стене, и мы найдем вас, — приказываю я, и когда все готовы, я позволяю Акуджи взять меня на руки, когда он выходит на улицу. Затем бежит, бежит так быстро, как только может. Остальные бегут за нами, но это неважно.

Люди видят нас, и их крики оглашают воздух. Они пытаются убежать, спрятаться или попасть в дом. Я вижу, как некоторые люди достают свои телефоны, чтобы сделать снимки или позвонить в полицию, но мы не обращаем на это внимания.

Двери хлопают, крики становятся громче, но мы все не реагируем. Мы движемся так быстро, что почти ничего не видно, но я не закрываю глаза на случай, если на нас нападут. Мы останавливаемся перед мостом, который охраняется охранниками. Она была права.

— Опусти меня, — требую я, и Акуджи, нахмурившись, отпускает меня. Я быстро целую его и бросаюсь через мост, не обращая внимания на его рычание.

— Помогите мне! Помогите мне! — кричу я, притворяясь, что спотыкаюсь. Они в тревоге спешат вперед, не обращая внимания на барьер из людей, перекрывающий мост. Я падаю на землю, когда они тянутся ко мне, желая помочь, а затем хватаю дубинку одного из них и поднимаю на них глаза.

— Что случилось? — требует один.

— Ничего. — Я ухмыляюсь, подпрыгивая, разбиваю ее о его голову и поворачиваюсь, чтобы сделать то же самое с другим. Они падают на землю, и я свищу, маша остальным. Акуджи быстро добирается до меня и снова хватает меня за руку, чтобы поднять на руки, и мы прорываемся через барьер. Первые несколько улиц мне непривычны, но чем глубже мы заходим, тем более знакомыми они становятся, и я выкрикиваю приказы.

В отличие от более богатой половины города, люди открыто наблюдают за нами. Они настолько привыкли испытывать страх, что некоторые даже не реагируют. Другие бегут или падают на колени, умоляя. Все здесь знали, что однажды это может случиться, но мы не обращаем на них внимания, забегая в лачуги и пробираясь сквозь них, снова держась в тени. Мы избегаем тех, кто может следовать за нами, сбивая их с толку. Стена возвышается над нами, и она уже недалеко.

— Почти пришли! — зову я, когда мы ныряем под пешеходные дорожки, но это тупик. С рычанием Акуджи подпрыгивает в воздух и приземляется на площадку над нами. Не сбавляя шага, он бежит и карабкается по покосившейся металлической крыше хижины, прежде чем приземлиться на землю. Это чертовски впечатляет. Мы мчимся сквозь ночь, с каждой секундой приближаясь к дому.

Мы так близко, но тут мы слышим грохот грузовиков и крики. Это армия.

Где-то в трущобах раздаются предупредительные выстрелы, и я колеблюсь. Я не хочу, чтобы люди здесь имели дело с ними, но армия не убьет их, нет, они убьют нас. Я молчу, хотя мне не по себе. Акуджи только ворчит и подгоняет себя, чтобы бежать быстрее, я не думала, что такое возможно, пока мы не находим дверь, через которую пришли. Она закрыта и прикрыта, нетронута, и я скольжу по телу Акуджи, пока он распахивает ее.

— Вперед! — кричу я остальным, вглядываясь в трущобы, ища в темноте признаки людей.

Талия останавливается рядом со мной, но я толкаю ее дальше, рыча на Катона, пока он ее не торопит. Меня тянут за руку, и я смотрю вниз, вижу там ребенка.

— Пойдем, Ария, пожалуйста, — умоляет он.

Я колеблюсь лишь мгновение, зная, что если я пройду сейчас, то никогда не вернусь. Правда в том, что я приняла решение, когда стояла с монстрами - людьми, которые защищали меня, любили меня и принимали меня. Я протаскиваю его через стену. Акуджи следует за ним, затем захлопывает и запечатывает дверь, успокаивая мое колотящееся сердце.

Я прижимаю голову к его груди, но тишина заставляет меня обернуться, и мой рот снова открывается, когда из теней вокруг нас появляются монстры. Я замираю, но Акуджи только смеется.

— Мой народ, — объясняет он.

Появляется все больше и больше народу, все ждали и надеялись, что мы вернемся, приветствуя нас. Все собираются вместе, пока монстры из клеток находят своих друзей и семьи.

Ребенок и его мать поворачиваются ко мне.

— Спасибо, — начинает она, но ее останавливает громкий рев.

Мы все поворачиваемся, и видим Ророака. Он стоит в массе и потрясенно смотрит на нее.

— Рэйчел? — зовет он, а затем бросается к ней. Она плачет и бросается к нему с ребенком на руках. Я смотрю, как Ророак обнимает их и кружит, пока они плачут и разговаривают, а потом падают вместе.

— Ророак - его отец? — шепчу я.

Акуджи смотрит на меня в шоке.

— Я даже не понял, что это они. Она исчезла после зачатия его ребенка. Они выглядят совершенно иначе. Мы думали, что нашли их тела по эту сторону стены. Они были сожжены... Это они. — Счастье в его голосе заставляет меня радостно оглянуться.

— Папа, папа, это правда ты! — кричит ребенок, пока генерал всхлипывает, прижимая их ближе.

— Это я, это я, — успокаивает он. — Я скучал по тебе каждый день, каждую секунду. Я думал, что тебя больше нет.

— Я так по тебе скучал. Мама рассказала мне о тебе, и Ария пообещала, что я увижу тебя. Она не солгала. Папа, она привела меня к тебе.

Ророак потрясенно перевел на меня глаза.

— Ты это сделала?

Я сглотнула.

— Мы все сделали. Мы никого не оставили. Я не знала, что они твои.

Он встает, его лицо сплошная маска, когда он останавливается передо мной. Я сглатываю и встречаю его взгляд. Все взоры обращаются ко мне, и все молчат, кроме моего грохочущего сердца.

— Ты вернула мне мою семью, — шепчет он, а затем опускается на колени, уткнувшись лицом в грязь и раскинув руки перед собой. От потрясения у меня округляются глаза, когда каждый монстр делает то же самое, пока целая армия не становится на колени перед Акуджи и мной.

— Я обязан тебе жизнью. Я предлагаю свою верность и свое оружие, пока я не умру. Я склоняюсь перед тобой, наша королева, наша Версалис.

— Королева? — шепчу я, глядя на потрясенного Акуджи.

— Они коронуют тебя. Это честь, которой не удостаивались со времен войны. Так называют того, кто защищает нашу расу, кто сражается за нее без родовой верности. Имя для того, кто просто предан нашему роду. — Он встречает мой взгляд, в его глазах искрится гордость. — Ты наша Версалис. — Я смотрю, как он опускается передо мной на колени, прижимаясь лбом к моей руке. — Моя спутница жизни. Моя спасительница.

Я перевожу взгляд с него на коленопреклоненную армию монстров передо мной. Друзья, враги, семьи и любовники - все они собрались вместе, стоя на коленях перед человеком.

Я делаю единственное, что могу: тоже опускаюсь на колени и склоняю голову.

— Здесь мы равны, — бормочу я, пытаясь выдавить слова из горла. — Ни люди, ни монстры, просто люди. Община. Те, перед которыми я с гордостью преклоняю колени.

Здесь, за стеной, призванной защитить нас друг от друга, мы объединяемся, преклоняя колени вместе в любви и стоя вместе в надежде.

▪ 40 ▪

АРИЯ

Мы не настолько глупы, чтобы думать, что люди просто позволят нам избежать наказания. Мы уничтожили их исследования, забрали их подопытных и опозорили их. Они не оставят этого без внимания, но сегодня мы празднуем.

Семьи воссоединяются, а влюбленные снова вместе.

Мы едины.

Мы оставляем охрану на стене, и мне удалось найти старую систему камер в городе.Некоторые из них не работают, но некоторые работают, и мы установили их у стены, чтобы мне не приходилось караулить весь день, каждый день, хотя я бы охотно это делала. Мы также запечатали все туннели... по крайней мере, те, о которых мы знаем.

Теперь мы празднуем. Я сижу на коленях у Акуджи и смеюсь над тем, как Талия пытается научить неуклюжего Катона танцевать. Другие тоже смотрят, пытаясь копировать ее движения. Щёки Катона пылают от смущения, но ему все равно, что его люди улюлюкают и кричат, потому что она улыбается.

То, что произошло в небоскребе, изменило Талию. Она была тихой, испуганной и замкнутой. Я не буду спрашивать, что произошло, если она захочет то расскажет, но, наблюдая за ней сейчас с Катоном, я знаю, что с ней все будет хорошо.

Он позаботится об этом, чего бы это ни стоило.

— Ты такая красивая, когда смеешься, моя пара, — говорит Акуджи, крепче сжимая мои бедра. Я ухмыляюсь и наклоняюсь, чтобы поцеловать его в щеку, прежде чем хихиканье заставляет меня поднять голову. Мое сердце тает, когда я вижу Ророака, танцующего со своей спутницей и ребенком. Его улыбка так широка, что кажется, вот-вот треснет. Они не обращают внимания на окружающий мир, и я их не виню.

Откуда-то из глубин нашего дома доносится музыка, и в нем разрывается мясо. Они решили устроить пир, и на одном столе лежит то, что похоже на свинью. Они пьют что-то, что называется рубчек, похожее на алкоголь, но когда я делаю глоток, меня чуть не рвет, поэтому я больше к нему не притрагиваюсь. Мне достаточно посмотреть, как он действует на обычно страшных, рычащих монстров. Они просто уморительные пьяницы.

Происходит какая-то драка, и Акуджи говорит, что это нормально, но особенно жестокая драка разгорается в углу, поэтому он вздыхает и целует меня в макушку.

— Я вернусь. Не двигайся, — предупреждает он, прежде чем ворваться в их массу. Он разнимает их, как будто они непослушные дети, а не семифутовые рычащие монстры.

От этого захватывает дух.

— Эй, маленький человечек, — зовет Санни, отвлекая меня от моего спутника.

— Привет. — Я ухмыляюсь, когда она садится напротив меня, и провожаю взглядом Акуджи.

— Вы двое так влюблены, что меня тошнит, — смеется она.

— Заткнись. — Я ухмыляюсь. — Хорошо проводишь время?

— Как всегда. — Она бросает взгляд на большого, покрытого шрамами монстра в углу, прежде чем опустить голову.

Я не могу удержаться, чтобы не приподнять бровь, когда встречаюсь с его глазами, которые сужаются, а затем возвращаются к ней и смягчаются.

— Кто это? — спрашиваю я.

Она в страхе вскидывает голову.

— Никто.

— Ну конечно. — Я потягиваю свою воду, наблюдая за ней. — Он наблюдает за тобой. Почему бы не сделать шаг?

— У Векса уже была пара... — Она прерывается и наклоняется, и я делаю то же самое. — Мы спариваемся на всю жизнь. Она погибла во время нападения людей. Он был очень сильно ранен и с тех пор уже не был прежним. Я помогала выхаживать его и пыталась стать его парой, но он этого не хочет. Он хочет отомстить.

Нахмурившись, я оглядываюсь и вижу, что он все еще смотрит на Санни, не обращая внимания на окружающих.

— У тебя может быть больше одной пары?

Ее глаза расширяются, как будто она никогда не думала об этом.

— Такого никогда не случалось, но обычно партнеры умирают вместе, если связь разорвана, так что...

— Значит, есть шанс. — Я пожимаю плечами. — Он тебе явно нравится.

— Я ценю его силу. Он был пограничником на стене после нападения. Он успешно предотвратил девятнадцать вторжений людей в одиночку.

— О да, он тебе нравится. — Я стукаюсь плечом о ее плечо. — Рискни. Иначе ты никогда не узнаешь. К тому же, судя по тому, как он наблюдает за тобой, я думаю, что он готов иметь спутницу.

— Ты думаешь, стоит? — нервно спрашивает Санни, но в ее тоне звучит надежда. Если и есть человек, которому я желаю счастья, так это Саншайн.

— Думаю, стоит рискнуть. — Я киваю, и она смеется, ударяясь своим плечом о мое, как я, только она намного сильнее, так что я падаю на пол. Я смеюсь, ничего не могу с собой поделать, и позволяю ей помочь мне подняться, чтобы успеть увидеть узкие глаза Акуджи, когда он приближается ко мне.

— Это сигнал для меня, уйти. — Она подмигивает. — Спасибо, моя подруга. — Она быстро вскакивает на ноги и склоняет голову в знак уважения к Красному, направляясь к монстру со шрамом. Он напрягается, и его глаза расширяются, когда она нервно передергивает плечами. Она уверенно наклоняет голову, останавливаясь перед ним. Он смотрит на нее со страхом, но и с надеждой, я знаю, что была права.

Все меняется.

— Ты поранилась? — требует он, когда я закатываю глаза.

— Да ладно, здоровяк, ты не можешь уберечь меня от синяков и царапин. — Я задыхаюсь, когда Акуджи опускается передо мной на колени, кладет свои когтистые руки на мои раздвинутые бедра, наблюдая за мной.

— Хочешь поспорить, малышка? — мурлычет он, звук доносится прямиком до моей киски. Он принюхивается, и его глаза на мгновение вспыхивают красным, а на губах играет знакомая ухмылка. — Ты испытываешь нужду, Ария?

Боже, мне нравится, как он произносит мое имя.

— Кажется, что я всегда чувствую нужду рядом с тобой, — признаю я. — Вы, монстры, обладаете какой-то магией члена.

Он откидывает голову назад, и с его губ срывается смех. Акуджи притягивает взгляды всех присутствующих, но я не вижу в их глазах ничего, кроме счастья за своего лидера. Не могу не улыбнуться, и когда он снова смотрит на меня, я таю.

— С тобой моя жизнь никогда не будет скучной, маленький человечек.

— Нет, — усмехаюсь я, и тут он, кажется, становится серьезным, выдыхая воздух. — Что случилось? — спрашиваю я, мгновенно ища угрозу, но Акуджи просто берет мою руку и сжимает.

— Мне нужно спросить тебя кое о чем, Ария. Я обещал себе, что не буду спрашивать, пока не решу, что ты готова. Мне не хотелось давить на тебя, использовать тебя или привязывать тебя к жизни, которую ты не хочешь. Я хотел, чтобы у тебя был выбор. Чтобы ты выбрала меня.

— Акуджи? — пробормотала я, сбитая с толку. Он сглатывает, и музыка обрывается, когда он целует мою руку и встает. Я смотрю, как он достает клинок из своей сбруи и подает его мне, вытянув руки, кинжал балансирует на его запястьях, как символ. Он склонил голову, и его рога почти дрожат от волнения или нервозности, я не могу сказать.

Я оглядываюсь по сторонам, чтобы увидеть, что все смотрят, и когда встречаю взгляд Катона, он подбадривает меня кивком и смотрит на нож. Не зная, что мне делать, я протягиваю руку и беру лезвие. Как только тяжесть уходит из рук Акуджи, он скрещивает их на груди, сжимаясь в кулак, а его глаза поднимаются к моим. Его взгляд наполнен только жизнью и надеждой.

— Ария, моя половинка, мой маленький человечек. Я был твоим с тех пор, как мы оба были маленькими. Я видел, как ты выросла в великолепную королеву. Твой бесстрашный характер делает мое сердце твоим, как и твоя доброта, ум, безрассудство и юмор, который я не всегда понимаю. Я знал, что я твой, но я был готов ждать, пока ты поймешь, что я твой. Что ты моя. Это не традиционно, но я никогда не заботился о традициях. — Раздается смех, и он усмехается. — Я знаю, чего я хочу, и это ты. Я всегда буду выбирать тебя. Неважно, что стоит на нашем пути, неважно, с какими трудностями мы сталкиваемся. — Он сглатывает. — Итак, Ария, мой человечек. Я прошу тебя спариться со мной и стать моей навсегда. Я прошу тебя сражаться бок о бок со мной и жить так, будто каждая ночь - наша последняя. Я прошу тебя отдать мне свое сердце так же, как я отдал тебе свое в ту ночь, когда ты вложила свою руку в мою. Я клянусь всегда защищать тебя от любой угрозы, которая может причинить тебе вред. — Он ударяет кулаками в грудь, пока я смотрю. — Я клянусь утешать, любить и быть рядом с тобой. Я клянусь быть твоим. Ария, будешь ли ты моей?

Один удар сердца, это все, что нужно.

Он сказал, что ждал, когда я буду готова, но ему это не нужно. Я знала, что всегда была его, даже если не хотела этого признавать. Меня не волнует, что я должна делать или говорить - не волнует. Если бы он знал, он бы не выбрал человека. Вместо этого бросаюсь на него. Акуджи ловит меня, когда я хватаю его за лицо и смотрю в его глаза, наполненные переживаниями.

— Да. Да, я буду твоей.

Он ухмыляется и целует меня так крепко, что у меня перехватывает дыхание.

— Мой маленький человечек...

— Мой монстр, — мурлычу я, прежде чем нас уводят праздновать.

Это новое начало как для людей, так и для монстров.

Если бы только ученые могли увидеть нас сейчас и понять, что они получили именно то, что хотели, сделав их нашими врагами.

▪ 41 ▪

АРИЯ

Мы с Акуджи почти не проводим время вместе после того, как стало известно, что мы планируем спариваться. Я думала, что вчера вечером все было решено, но, видимо, ошиблась. Оказывается, существует целая церемония, о которой меня должны проинформировать, и именно этим я занимаюсь всю ночь, пока наконец не проваливаюсь в изнуряющий сон в объятиях моей пары.

Через несколько часов меня разбудил рев - знакомый рев. Я смотрю на Акуджи и вижу, что он крепко спит. Протирая глаза, я быстро накинула одежду и бесшумно выскользнула из его комнаты. Я свободно передвигаюсь по городу, но на всякий случай держу при себе ножи. Я быстро укладываю волосы назад и надеваю куртку, прежде чем пройти через подземные жилые помещения. С наступлением утренний зари монстры могут спать, поэтому я выскальзываю на улицу, осторожно закрывая двери, чтобы никто не пострадал.

Там, за закрытой дверью, стоит мой тигр. Когда он замечает меня, рев прекращается, и он бросается ко мне, заставляя меня смеяться, когда он сбивает меня с ног. Погладив его по голове, я даю ему украденные кусочки мяса.

— Я все думала, куда же ты запропастился, дружок, — воркую я, но он только стукается головой об мою. — Ты в порядке? Я скучала по тебе. Да, очень скучала, — бормочу я. — Но где ты был? — Он садится и качает головой, прежде чем уйти рысью. Когда он останавливается и оглядывается, я поднимаюсь на ноги и следую за ним.

Кто бы мог подумать, что я окажусь именно здесь? Иду за тигром по городу спящих монстров.

Мы блуждаем некоторое время. Солнце светит ярко, освещая все недостатки, которые ненавидят люди, но которые я начинаю любить, потому что это дом, и, черт возьми, я чувствую, что это так. В этих несовершенствах я нахожу красоту. Заметив магазин с товарами, я останавливаюсь и забегаю внутрь. Это не традиция, но мне плевать, пока я обыскиваю заднюю кладовую. Темнота больше не пугает. Переднюю часть разграбили, но в задней, под коробкой с давно унесенными припасами, я нахожу то, что хотела - подарок для Акуджи.

Он будет в восторге, несмотря на то, что он не традиционный. Я аккуратно заворачиваю его и беру рюкзак, который наполняю, прежде чем водрузить его на спину.

— Прости, дружок, — говорю я, поглаживая тигра, пока он нетерпеливо вздыхает. — Пойдем.

Я продолжаю идти за ним, и когда тигр останавливается, я не могу удержаться от того, чтобы не поглазеть, как он ожидающе толкает меня в бок. Он привел меня в зоопарк, и у заросшего входа, под арочными металлическими воротами с выгравированным на них словом «Зоопарк», оказался рай.

Я думала, что все хищные животные мертвы, но ошибалась. Вход ведет в длинный, открытый коридор с цветами и лианами, и пока смотрю, мимо медленно прогуливаются олени, сурикаты и зебры. Вдалеке бродят волки, поэтому я остаюсь здесь со своим тигром, не желая их беспокоить, но, похоже, они живут вместе в гармонии.

Я знаю, что это неестественно, но им, кажется, все равно. Это напоминает мне о моем монстре и людях, которые теперь живут здесь.

Хищник и жертва смешиваются, бросая вызов обстоятельствам и создавая совместный дом.

Не сомневаюсь, что нападения и убийства все еще происходят, но очень приятно наблюдать за миром, который они создали здесь, в месте, где раньше их держали в клетке. Посмотрев вниз на своего тигра, я усмехнулась.

— Спасибо, что показал мне свой дом, — пробормотала я, но он только хмыкнул, щелкнул хвостом и отвернулся. Я хмурюсь, следуя за ним. Неужели он здесь не живет?

Он меня не бросит?

Тигр начинает вести меня обратно через город к нашему дому, и тогда я усмехаюсь. Возможно, у него есть свой дом в зоопарке, но он выбрал нас. Я не должна быть так взволнована и счастлива, как сейчас, но какого черта. Я держу дверь открытой для него, и мы проскальзываем обратно в гостеприимную темноту. Я спешу вернуться в комнату Акуджи, пока он не проснулся и не испугался, кладу рюкзак в укромный уголок, затем снимаю ботинки и снова погружаюсь в его объятия.

Он что-то бормочет во сне и, нахмурившись, притягивает меня ближе. Мой тигр обходит меня и ложится сзади. Два моих хищника. Здесь, в темноте, с двумя монстрами, я впервые в жизни погружаюсь в глубокий, спокойный сон.

~

Когда я просыпаюсь в следующий раз, я знаю, что уже темно. Акуджи наблюдает за мной, и я ухмыляюсь, когда вижу его сузившиеся глаза.

— От тебя пахнет животными и городом, — урчит он.

— Я выходила, пока ты спал, — говорю я ему без страха.

— Ария, — рычит он с упреком, но я закатываю глаза.

— Мне не нужна постоянная защита, со мной все в порядке, — говорю я ему, обхватывая его ногами.

— Ты никуда не уходишь одна, — требует он.

— Я была не одна. — Я оглядываюсь, но тигра уже нет. Предатель. — Теперь, ты хочешь говорить или действовать? — Я покачиваю бедрами, и его глаза вспыхивают красным.

— Может, ты будешь слушаться, когда мой член зарыт в твоей киске. Я позволю тебе кончить, только когда ты уступишь, — предупреждает Акуджи и срывает с себя кожу, чтобы остаться голым. Акуджи прижимается к моей киске через трусики. Застонав, я встретила его губы в порыве. Его поцелуй жесткий, тревожный, злой и собственнический, но я отдаю столько же, сколько получаю, когда он просовывает руки под мою рубашку и сжимает мою грудь.

Раздается стук в дверь, разрывая нас в темноте.

— Не обращай внимания, — огрызается он, пытаясь снова поцеловать меня.

Я стону, когда стук повторяется.

— Прости, Рейгнер, но здесь посыльный, который говорит, что больше ни с кем не хочет разговаривать.

Вздохнув, Акуджи нежно целует меня.

— Сегодня, малышка, ты вся моя. Никаких помех, только я и мои порочные желания. — Он вскакивает на ноги, обнаженный, его желание очевидно, когда он распахивает дверь. Я хихикаю, когда монстр по ту сторону бледнеет и отступает назад, его глаза расширяются, а затем он в страхе отворачивается. Он знает, что прервал.

— В чем дело? — рычит Акуджи. Другой монстр выходит из-за спины первого, намеренно не глядя на меня, сидящую в гнезде.

— От Самаэля, — предлагает он с поклоном, чуть не сломав себе спину. — Человек жив и в порядке. Она не знает ничего, что могло бы помочь. Поздравляю со спариванием, нас не будет рядом, пока ты спариваешь добычу.

Акуджи приподнимает бровь, но кивает, когда монстры разбегаются и дверь закрывается.

— Как ты думаешь, она действительно в порядке? — спрашиваю я.

— Он не стал бы врать. — Акуджи пожимает плечами. — Пока что она жива. Я не знаю, останется ли она такой, но я ничего не могу сделать. Она сама должна найти способ выбраться оттуда живой. Если она будет вести себя хорошо, то сможет, но если она даст им повод, они ее убьют.

— Замечательно. — Я откинулась назад, все желание испарилось. — Мы ничего не можем сделать?

— Нет, малыш, точно так же, как они ничего не могут сделать, чтобы помешать мне спариться с тобой сегодня ночью. — На этом рычащем предложении я вздрогнула, понимая, что он прав. Это забота на завтра. Сегодняшний вечер - наш.

Для нас.

Сегодня наша церемония спаривания.

— Итак, где мы... — Дверь открывается, ударяясь о стену на середине предложения, и я смеюсь. Единственный человек, который охотно сделал бы это, стоит в дверном проеме с моим тигром, который поднял лапу, помогая ему. Ророак ухмыляется Акуджи. — Пойдем, Рейгнер. Мы должны подготовиться, и женщины здесь, чтобы подготовить твою пару. — Он ухмыляется, глядя на меня. — Я буду там, чтобы поддержать тебя, Ария. Увидимся через несколько часов

— Будь умницей. — Акуджи ворчит, отбиваясь от хватающих рук своего генерала. — До встречи, малышка. — Его вытаскивают из комнаты. Я встаю и надеваю джинсы как раз вовремя, когда ко мне слетаются женщины. Они вторгаются в комнату Акуджи, наше логово, но у меня, похоже, нет выбора, хотя меня это напрягает по причине, которую я не могу объяснить.

Талия проскальзывает за ними, и я сразу же ее обнимаю. Она прижимается ко мне.

— Что ты здесь делаешь? — пробормотала я.

— Ну, я подумала, что это похоже на свадьбу, и не могла оставить тебя одну. К тому же, Катон здесь ради вас обоих. — Она улыбается мне, отстраняясь, чтобы осмотреть меня. — А теперь давай подготовим тебя к тому, чтобы стать невестой монстра, хорошо?

Если бы я только знала, что именно это означает, я бы сбежала.

У меня нет выбора, кроме как сидеть там под присмотром монстров и Талии. Мои волосы расчесывают, затем заплетают, что-то продевают через них, но мне не дают посмотреть. Руки и ноги покрыты какой-то блестящей жидкостью, которая высыхает, и когда я двигаю ими, кожа мерцает, как пойманные бриллианты. Талия надевает металлические браслеты на руки и ноги. Они роются в моей одежде, признавшись, что у них не было времени найти традиционную одежду моего размера. Мы остановились на моей меховой юбке и бюстье из черной кожи. Они даже добавляют шлейку с ножом, который дал мне Акуджи, а затем разрешают мне встать.

Наконец мне разрешают посмотреть на себя в треснувшее ручное зеркало. Я удивленно смотрю на себя. Я выгляжу совсем не так, как обычно. Мои волосы высоко подняты и блестят на свету, а бусины и драгоценные камни свисают вниз, как корона. Мои глаза дымятся до самых волос, а тело сияет, как бриллиант.

Я выгляжу как спутница монстра.

— Ты готова, — пробормотала Санни. — Ты помнишь, что произойдет?

Я киваю, почему-то нервничая, и оглядываю их. Они собрались здесь ради меня, а не ради Акуджи.

— Вы на самом деле думаете, что я должна это сделать? Я не хочу никого обидеть.

— Если ты их обижаешь, пусть катятся к черту, — огрызнулась Талия, в ее голосе зазвенела сталь.

Мои глаза расширяются, когда остальные смеются.

— Она права, — говорит Санни, беря меня за руку. — Ты - одна из нас. Ты заслуживаешь церемонии, как и Акуджи. Это только укрепит твое место в нашем мире. Не позволяй никому другому расстраивать тебя, просто сосредоточься на своем спутнике сегодня вечером. Вот что это такое — праздник любви. А теперь давай выпустим тебя, пока он не пришел за тобой.

Я смеюсь, потому что она права - Аку, вероятно, так и сделает. Нет ни цветов, ни музыки, когда меня ведут через подземелье. Я ожидала, что церемония будет здесь, но вместо этого мы отправляемся в город. Прогулка, слава богу, недолгая, потому что я слегка дрожу на ветру. Мы оказываемся перед церковью. Окна выбиты, дверей нет, но они, кажется, не замечают этого, как не замечают и иронии, что проводят здесь брачную церемонию.

Наверное, это действительно свадьба, но когда меня ведут внутрь, она совсем не похожа на человеческую. В конце прохода стоит трон, массивный, на подиуме, с двумя окнами по обе стороны, из которых открывается вид на город. Акуджи стоит на коленях перед ним, обнаженный, спиной ко мне.

Я глазею, но не задаю вопросов. Если это их церемония, я не буду возражать. Монстры заполонили каждый сантиметр церкви, даже стропила. Все они поворачиваются ко мне, когда я вхожу. Я улыбаюсь им, идя к Акуджи, но, оказавшись там, я колеблюсь, пытаясь вспомнить все, что они сказали. Я кладу руку ему на плечо, освобождая его от ожидания.

Его ожидание меня, как они это называют.

Он медленно встает и поворачивается, и когда он видит меня, его глаза наливаются красным, когда он целует меня, заставляя их улюлюкать.

— Моя идеальная спутница жизни, — рычит он. — Пора.

Я делаю шаг в его сторону, и мы оба поворачиваемся лицом друг к другу.

— Ария, сегодня я клянусь быть твоим навсегда. Я предлагаю тебе свое сердце. — Он ударяет себя в грудь. — Я предлагаю тебе свою душу и свой клинок. — Он опускается на колени.

Я сглатываю, но черпаю силы у него.

— Акуджи, сегодня я клянусь быть твоей навеки. Я предлагаю тебе свое сердце. — Я ударяю себя в грудь. — Я предлагаю тебе свою душу и свой клинок. — Я вынимаю клинок из поясного ремня, тот, что он мне подарил, и протягиваю его, стоя на коленях. Я достаю свой второй, настоящий, и протягиваю ему. От удивления его глаза округляются. Женский клинок символический и не является настоящим подарком, но он смотрит на него с желанием, благоговейно держа его в руках. Аку не обращает внимания на всех недовольных и принимает мой дар.

Принимает мои различия.

— Акуджи, лидер Ночного Клыка, принимаешь ли ты сегодня Арию в качестве своей спутницы жизни? — обращается Ророак, говоря от имени племени.

— Да, — мгновенно отвечает он, все еще стоя на коленях передо мной.

— Я повторяю, Акуджи, берешь ли ты Арию в свою спутницы жизни?

Акуджи откидывает голову назад.

— Да! — рычит он.

— Тогда пролей за нее кровь и покажи свою преданность. Сделай свое тело ее телом. Отдай ей каждый дюйм себя.

— С радостью, — рычит он, раскинув руки, наклоняясь вперед. Его руки прижимаются к камню по обе стороны от меня, когда Ророак берет у него клинок, нож, который я ему подарила, и прижимает его к своей спине. Я вижу каждую вспышку эмоций в глазах Акуджи, когда Ророак начинает вырезать мое имя на коже его спины.

Акуджи хрипит один раз, и все, но больше ничего не делает, пока медленная резьба продолжается все дальше и дальше, пока Ророак, наконец, не отступает назад и не кивает. Сидя, Акуджи улыбается мне, его выражение лица наполнено гордостью и счастьем.

Он в восторге от того, что носит мое имя и спаривается со мной. Он принимает решение за меня.

— Ария, принимаешь ли ты Акуджи, лидера Ночных Клыков, в качестве своего спутника жизни? — поднимается Санни.

— Принимаю! — решительно отвечаю я. Они хотят, чтобы я пропустила часть с вырезанием имени на спине, думая, что я не справлюсь, но знаю, что это важно для них и Акуджи. Кроме того, без нее спаривание не будет считаться полноценным. Я отказываюсь позволить им думать, что я слаба, что не буду проливать кровь и страдать за свою пару, как он за меня. Мы начинаем это как равные, поэтому склоняю голову, не обращая внимания на замешательство. — Я истекаю кровью ради него, и я покажу свою преданность. Я сделаю свое тело его телом. — Я оглядываюсь и вижу, как Талия бледнеет, но Санни улыбается рядом с ней, говоря мне, что я поступила правильно.

—  Ария, — шепчет Акуджи. — Я не хочу, чтобы тебе было больно. Не делай этого...

— Я твоя, и я буду носить твое имя с гордостью, — заявляю я, чтобы все слышали. — Я с радостью буду страдать ради тебя, как ты страдал ради меня. Я смотрела, как тебя резали, а теперь ты будешь смотреть на меня, мой воин.

Акуджи не опозорит ни меня, ни мое решение, если будет спорить. Он кивает, когда я наклоняюсь вперед в ту позу, в которой был он, но его руки накрывают мои, желая ощутить каждый дюйм вместе со мной. Я гримасничаю, когда она оттягивает мою рубашку в сторону и начинает. Сначала она режет нерешительно, но потом нажимает сильнее. Каждый удар лезвия заставляет меня закричать. Глаза слезятся, и я стискиваю зубы. Живот сводит от боли, но я не показываю этого нигде, кроме глаз.

Акуджи держит мой взгляд, выпивая каждую унцию моей боли — боли, которую я с радостью принимаю ради него. Когда она, наконец, заканчивает, я чуть не падаю, прежде чем заставляю себя сесть обратно. Я не поддамся слабости и не обесчещу свою пару.

— Акуджи и Ария, вы пролили кровь и поклялись быть товарищами перед нашим народом. Встаньте как один, — призывает Ророак. Я встаю и спотыкаюсь, но Акуджи оказывается рядом, заключает меня в свои объятия и смотрит на мою спину. Я заглядываю ему через плечо, чтобы увидеть его собственную. Он массивный, смелый и гордый, покрывающий его спину от плеча до плеча. Я прижимаюсь головой к его груди, а он поворачивает нас и ревет. Другие присоединяются, и даже Талия кричит и хлопает, пока я ухмыляюсь.

Спарилась.

Я спарилась.

▪ 42 ▪

АРИЯ

После церемонии Акуджи сидит на троне вместе со мной, на его коленях, наши ножи вложены в соответствующие перевязи. На наши вырезанные имена наносится какая-то паста, которую они используют уже много лет, так что я ей доверяю. Она снимает жжение, и, по их словам, гарантирует, что в рану не попадет инфекция.

Прислонившись к Акуджи, я наблюдаю за праздником. В церкви и за ее пределами ночь наполнена радостью и празднованием нашего спаривания. Народ пьет, ест, дерется и танцует, как и прошлой ночью, но с еще большим ликованием.

Мы остаемся на какое-то время, просто наблюдая за нашими людьми, но все это время мое желание к моей паре растет. Он нужен мне. Я мокрая и возбужденная, и он это чувствует. Аку принюхивается к воздуху, и в его глазах появляется дикий страх. Его твердый член прижимается к моей попке, и с каждым движением я почти стону. Наконец Аку сдается, берет меня на руки и ведет нас в ночь, их волчий свист преследует нас.

Я не могу удержаться от смеха, когда он мчится обратно в наше логово, и, оказавшись там, Акуди захлопывает дверь, позволяя мне скользить по его телу. Я смотрю, как мое имя движется по его спине с частотой его тяжелого дыхания.

— Акуджи? — бормочу я, и он поворачивается, его глаза красные. Я захлебываюсь желанием и отступаю назад. Он следит за мной глазами - единственной его частью, которая движется.

— Не убегай, — рычит он. — Я держусь на волоске. Если ты двинешься, я нагну тебя и оттрахаю, как чудовище.

Почему при его словах у меня запульсировал клитор?

Я явно сошла с ума, но это не мешает мне усмехнуться, снять меховую юбку и отшвырнуть ее в сторону, оставив меня голой для него, пока я расстегиваю свой топ, а он наблюдает за этим. Его глаза становятся все ярче, пока красный цвет не становится почти ослепительным.

— Моя пара, — рычит он.

— Тогда трахни меня как чудовище, — говорю я, отступая еще дальше в наше гнездышко.

Это срабатывает.

Аку мчится за мной.

Я пролетаю по воздуху и приземляюсь на мех. Я едва успеваю оттолкнуться, прежде чем он оказывается на мне. Акуджи обхватывает меня за талию, притягивая назад, и приникает ртом к моей киске. Я падаю вперед на руки, толкаясь в его рот.

Он проникает в меня языком, трахая и пробуя мои сливки, прежде чем  вытаскивает его и ласкает клитор. Акуджи проводит клыками по чувствительной коже, и я чувствую безумие в каждом отрывистом движении, словно он не может сдержать себя. С его губ срывается непрерывное рычание, а я извиваюсь, прижимаясь к его рту. Тугими сосками трусь о мех, когда хватаюсь за него и держусь изо всех сил.

— Акуджи... — стону я, и он рычит громче, стимулируя вибрацией клитор. Оргазм, которого мне не давали несколько дней, прорывается сквозь меня с такой силой, что я замираю и падаю на живот, но он не ослабевает. Акуджи проникает языком внутрь моей трепещущей киски, чтобы насладиться вкусом моей разрядки, и закрывает свой широкий рот над моей киской, посасывая, пока одна разрядка не превращается в две. Когда он, наконец, отстраняется, я задыхаюсь и дрожу от того, как внезапно и сильно я кончила.

Мой монстр...

Еще не закончил со мной, о нет. Моя вторая половинка хочет меня, и сегодня здесь не мой милый Акуджи. А монстр, который только что потребовал свою женщину на всеобщее обозрение. Его острые когти впиваются в мою кожу, когда он поднимает меня на колени и с рычанием грубо прижимает мою голову к мехам.

— Моя, — говорит Акуджи между рыками, а затем врывается в меня без всякого изящества и предупреждения. Я кричу, боль на мгновение затмевает удовольствие, хнычу, и на глаза наворачиваются слезы. Ему все равно. Акуджи вырывается и снова входит, заставляя меня принять его. Дыша, я расслабляюсь и заставляю себя принять его, и медленно, с каждым твердым толчком его члена, боль сменяется удовольствием.

Наслаждение ослепительное, настолько плотское, что я не могу удержаться, чтобы не вцепиться в меха сильнее. Моя спина, на которой вырезано его имя, выставлена напоказ, что приводит его в неистовство, когда он рычит.

От нас обоих исходит прекрасный запах, его запах спаривания, покрывающий меня. Шлепки наших тел громкие, а его рычание еще громче, когда Акуджи  вбивается в меня. Внезапно он накрывает мою спину одеялом.

— Моя, — рычит он, а затем его клыки пронзают мое плечо, пригвождая меня к земле. Ощущение стали, пробегающей по его массивному телу, когда он вбивается в меня, слишком сильно.

Акуджи замирает, когда его обжигающая сперма заполняет меня, а затем он вырывается и разбрызгивает ее по моей заднице, ногам, пояснице и везде, куда может дотянуться, а я хнычу и отталкиваюсь в воздух. Акуджи снова входит в меня, все еще твердый и толстый несмотря на то, что он кончил, и продолжает трахать меня, как будто не собирается останавливаться.

— Моя, моя, моя, — рычит он.

— Твоя, — кричу я, толкаясь назад, принимая его огромный член.

Он снова впивается в меня клыками, удерживая меня, пока трахает все сильнее. Я едва не теряю сознание от напряжения, но он поддерживает меня, когда во мне происходит очередной всплеск оргазма. Акуджи продолжает трахать меня, кончая еще дважды и наполняя меня до тех пор, пока я не схожу с ума, не в состоянии ни говорить, ни думать, ни двигаться.

Я позволяю ему использовать и надругаться над моим телом наилучшим образом, пока он разбивает и переделывает меня для него.

Моей половинки.

Вдруг он отпускает мою шею. Я чувствую, как кровь течет по телу от укуса, но вскрикиваю только тогда, когда его хвост прочерчивает след, а затем его имя на моей спине.

— Твой! — рычит он. — Моя! — Зверь во мне борется, когда он снова набухает, и я хнычу, а потом кричу, когда Акуджи проводит хвостом по моей скользкой попке и впивается в мою задницу.

Я кончаю так сильно, что теряю сознание.

Очнувшись, я чувствую, как он соскальзывает с меня, его член все еще тверд во мне. Аку исследует каждый дюйм моей кожи своими пальцами, снова массируя ее, но я не могу говорить, пока он извивается вокруг меня, мурлыча.

— Моя спутница, — говорит он. — Моя прекрасная Ария. Спи, тебе это нужно.

▪ 43 ▪

АРИЯ

Следующие несколько дней мы провели взаперти в нашем гнезде. Акуджи пронзает клыками каждый сантиметр моего тела, ставя на мне метки. Он наполняет меня членом и обрызгивает каждый сантиметр моей кожи. Дикий и неудержимый, и я наслаждаюсь им. Я знаю, что изменения в моем теле ускоряются. Чувствую себя сильнее. По идее, я должна болеть и изнемогать, но это не так, и даже запах кровавого мяса, которое мне приносят, больше не вызывает у меня отвращения.

Впрочем, мне все равно, не тогда, когда я в объятиях Акуджи, с его губами на моих.

Если он и заметил, то никак это не комментирует.

— Я так люблю тебя, моя пара, — рычит он, проводя губами по моей обнаженной груди.

— О боже, только не это. — Я стону, хотя не имею в виду этого, и, несмотря на мой протест, я покачиваю бедрами, чтобы дать ему лучший доступ. Акуджи останавливается над моей киской и нагло ухмыляется.

— Нет? Ты бы предпочла, чтобы мы просто пообнимались?

— К черту объятия, — огрызаюсь я, обхватывая ногами его лицо. — Я хочу, чтобы ты полизал меня.

Смеясь, он зарывается головой между моих бедер и пробует меня на вкус. Я никогда не встречала человека, который бы так любил лакомиться киской, как Акуджи. Он ведет себя так, будто это его любимое занятие, и он может умереть, если не попробует меня, а когда он это делает? Акуджи разрывает меня на части от того, какое удовольствие он мне доставляет. Я была бы дурой, если бы отказалась от этого, хотя делаю вид, что это тяжело, и хнычу от того, какая я чувствительная и болезненная.

Акуджи замечает, он всегда замечает, и вместо своей обычной, звериной атаки, его язык становится мягким, когда он лижет меня. Его слюна лечит мою боль, а когда он погружает его внутрь меня, он лечит и это. Он нежно целует мой клитор, когда мои глаза закрываются. Я поднимаю бедра в медленном движении, пока Акуджи занимается любовью с моей киской, и когда разрядка проходит через меня, она мягкая и сладкая. Он целует меня, а затем ползет вверх по моему телу и накрывает меня. Акуджи берет мои руки в свои и держит их над моей головой, устраиваясь между моими бедрами.

Подняв ноги, я обхватываю талию Акуджи и упираюсь в его твердый член. Болезненность прошла, благодаря его волшебной заживляющей слюне, но он все еще медлит. Аку покачивается на мне, делая свой член влажным и мокрым, и с любовью целует меня, лаская языком и губами, пока не входит в меня.

Он не трахает меня.

Это не притязание.

Он занимается со мной любовью.

Он дорожит мной.

Его поцелуй так сладок, что я не могу удержаться от стона, и когда Акуджи отстраняется, прижимая свою голову к моей, я смотрю в его красные глаза.

— Я люблю тебя, — шепчу я.

— Я тоже люблю тебя, моя вторая половинка, больше всего на свете, — клянется он, выгибая бедра с каждым мягким толчком, заставляя меня поднимать свои, чтобы соответствовать ему. Мы оба двигаемся синхронно. Стоны и вздохи задерживаются между нашими ртами, а глаза остаются закрытыми, пока мы двигаемся вместе, как будто делали это вечно.

В этот момент я кое-что понимаю  — Акуджи всегда должен был быть моим, а я всегда должна была быть его.

В этом темном, развращенном мире я нашла что-то хорошее, и я планирую держаться за это так долго, как только смогу. Я не знаю, где мы окажемся завтра или послезавтра, но сейчас он со мной, а я с ним.

Мы едины.

— Акуджи. — Я ахаю, выгибаю спину, когда он наклоняет мои бедра, чтобы ударить в ту точку внутри меня, которая заставляет меня видеть звезды.

— Я знаю, малышка, — шепчет он, нежно целуя меня. — Отпусти, я всегда поймаю тебя.

Как будто его слова послужили толчком, в котором я нуждалась, я кончаю, и моя пара следует за мной, наполняя меня своим освобождением. Я обхватываю его, громко стону, когда оргазм накатывает на меня. Дрейфую в мягком тумане удовольствия, пока нежно целуемся, и все слова, которые мы не можем сказать в данный момент, текут между нами.

Я нашла любовь настолько сильную, что она ошеломляет меня.

У меня, брошенного на улице ребенка, который надеялся только на выживание, теперь появилось светлое, невероятное будущее.

Светлое будущее благодаря ему.

Моему монстру.

Моему Акуджи.

~

Я наконец-то требую, чтобы мы вышли из нашей комнаты, и, несмотря на протесты Аку, он соглашается. Нас встречают знающие взгляды и ухмылки, но когда мы едим, наш стол уже полон. Ророак и ребенок, которого зовут Оп, разговаривают со мной. Оглядываясь вокруг, я понимаю, как сильно изменилась моя жизнь.

Я прошла путь от полного одиночества до любви, принятия и счастья.

Жизнь не всегда заканчивается так, как вы ожидаете. Возможно, вам придется разбиться и сгореть, чтобы найти свое будущее, но оно того стоит. Вы должны продолжать бороться, как бы тяжело ни было, и верить в себя, в свои силы. Я столько раз готова была сдаться, но я так рада, что не сдалась, потому что это стоит всей боли.

Всех бессонных ночей.

Голода и слез.

Я бы прошла через это еще миллион раз, чтобы быть здесь с ними, с ним. Жизнь - такая странная штука, но если дать ей шанс, то можно найти именно то, что ищешь, в своей душе.

Я наблюдаю, как Талия и Катон пробираются сквозь толпу. Они остались на несколько дней после спаривания — не то чтобы я была здесь, чтобы приветствовать их, — и они счастливы. Талия говорит и смеется, прислонившись к его боку. Интеграция наших видов прекрасна, и я не могу не радоваться и не задаваться вопросом, что было бы, если бы ученые увидели это сейчас.

Они этого не ожидали, но это именно то, чего они хотят, и они никогда об этом не узнают.

Мы наблюдаем за стеной, ожидая нападения, но оно так и не происходит. Они выжидают время, но мы будем здесь, когда они придут, и будем их ждать. Мы никогда не позволим им снова причинить вред нашему народу.

Я смотрю на своего спутника и улыбаюсь, когда он смотрит на меня красными горящими глазами. Неважно, что будет дальше, я справлюсь со всем, если он будет рядом. Это еще далеко не конец. Это только начало для нас и людей.

Все изменится.

На горизонте маячит еще одна война, но на этот раз стена не спасет их от чудовищ, которых они создали.

▪ 44 ▪

АРИЯ

— Малышка.

Я застонала, открыв глаза и увидев ухмыляющегося Акуджи. На меня не похоже спать, но прошлая ночь была утомительной. Я перелезла через стену, несмотря на всеобщие протесты, и он пошел со мной. То, что я увидела, потрясло меня до глубины души.

Люди в трущобах восстали. Возможно, правда о чудовищах еще не вышла наружу, но они знают, что им лгут. Они устали от того, что их бьют, морят голодом и используют. Неудивительно, что люди не нападали в последний месяц несмотря на то, что мы нужны им для исследований — они слишком заняты борьбой с собственным народом.

А я? Я была занята тем, что впитывала в себя брачные отношения. Я бодрствую рядом с ним, исследую наш город и позволяю ему учить меня их обычаям и тому, как защищать себя и свой народ. Мы действуем как единое целое, и вместе нас не остановить. Он доверяет мне, они доверяют мне, и в этом забытом городе я нашла то, что всегда искала. Я не знаю, что произойдет завтра, на следующий день, через месяц или через год, но знаю, что пока со мной рядом мой спутник жизни, все будет хорошо. Даже лучше, чем хорошо. Люди, в конце концов, заплатят, но пока мы довольствуемся тем, что смотрим, слушаем и оставляем их наедине с их чудовищной ложью.

Акуджи протягивает руку и медленно разжимает ее, заставляя меня смеяться над блестящим камнем, лежащим в его ладони. Он дарит мне его каждый день, и каждый день мы вместе идем к стене и кладем его на землю. Сегодняшний день - не исключение. Я вскакиваю, одеваюсь, и когда мы уходим, я машу всем рукой и приветствую всех.

Меня не просто приняли, меня приветствовали и любили.

Они мои друзья, моя семья.

Я благодарна. Для сироты без семьи они - то, в чем я даже не подозревала, что нуждаюсь.

У стены я кладу камень в кучу и прислоняюсь к боку Акуджи, глядя на изрезанный цемент и размышляя обо всем, что он собой представляет.

Люди построили ее, чтобы сдерживать монстров, но вместо этого мы используем ее для защиты нашего народа. Это символ надежды и силы.

Единства.

— Рейгнер, Версалис! — зовет голос, и мы поворачиваемся, чтобы увидеть гонца, остановившегося перед нами.

— Что такое? — спрашиваю я, мгновенно насторожившись.

— Человек, Талия, она говорит, что что-то нашла.

Мы с Акуджи обмениваемся взглядами, понимая, что это значит. Это начало конца для людей, но кто останется в живых, когда осядет пыль?

Мы, я знаю это наверняка.

Я и моя пара.

КОНЕЦ

БОНУСНАЯ СЦЕНА

АРИЯ

Я думала, что моя жизнь не может быть более странной. Думала, что прошла через все препятствия, связанные со спариванием с монстром. Я ошибалась.

Я проснулась от толчка, в ушах раздался встревоженный рев Акуджи. Застонав, я перевернулась и поморщилась от боли в животе и киске.

— Что? — ворчу я.

— Моя малышка, у тебя кровотечение. Я чувствую запах. Где у тебя болит? Дай мне сделать лучше! — требует он.

Я моргаю, открывая глаза, и мне требуется мгновение, чтобы понять, о чем он говорит. Кровотечение? Затем чувствую его своим усиленным чувством, которое становится все сильнее – у меня идет кровь. Затем меня бьют судороги, и сквозь стон я смеюсь.

Это только заставляет его волноваться еще больше.Аку скользит дрожащими руками по моему телу.

— О, черт, дружок, поговори со мной!

— Это просто месячные, — прохрипела я.

Он моргает и садится обратно.

— Месячные?

— Полагаю, у монстров их нет. Везучие ублюдки, — бормочу я. — Это женский цикл. Раньше у меня их не было из-за лекарств, которыми нас снабжали, но, наверное, они наконец-то закончились. Это абсолютно нормально. У меня будет кровотечение несколько дней, я буду мучиться, голодать и требовать внимания, но это нормально.

Акуджи моргает и снова моргает.

Я думаю, не сломала ли я его окончательно.

— И у тебя... идет кровь в дни месячных?

Я киваю и беру его за руку, успокаивая беспокойство.

— Да, из моей киски.

— Твоей киски. — Он выглядит потрясенным. — Она ранена?

— Нет. — Я снова смеюсь, не в силах удержаться. Он такой милый, когда смущается. — Я же сказала, это нормально, хотя, держу пари, у тебя здесь нет тампонов или прокладок, да? Думаю, мне придется что-нибудь придумать. Может, какой-нибудь мех?

— Что? — Акуджи вытаращился, выглядя одновременно заинтригованным и обеспокоенным.

— Чтобы кровь не текла по мне. — Я застонала, потягиваясь, ненавидя боль, проходящую через меня. Вчера на тренировке мы сильно напрягались.

— Ты вся в крови – это так  сексуально, — неожиданно отвечает Акуджи, но затем приседает и раздвигает мои бедра. Я пытаюсь оттолкнуть его. Мне неловко, несмотря на то, что Аку видел и делал со мной очень хорошие штуки с тех пор, как мы познакомились почти полгода назад.

— Красный! — Я протестую, но, несмотря на мою растущую силу, мне с ним не сравниться.

Аку смотрит на мою киску, его глаза вспыхивают красным, а ноздри раздуваются. Его беспокойство превращается в голод, и я бледнею, мои глаза расширяются, когда я смотрю на него.

— Нет, не надо... — Я предупреждаю, но он высунул язык и провел по моим складочкам, пробуя кровь.

— Тебе больно. — Он ухмыляется. — Я сделаю лучше. — Не дожидаясь моего ответа, Аку прижимает меня к себе и лижет мою киску еще лучше.

Возможно, я даже перестала протестовать после первых двух оргазмов.

Кто сказал, что месячные отстойны?

Только не с моим глупым, сумасшедшим монстром.