Босс (не) моей мечты (СИ) [Полина Ривера] (fb2) читать онлайн
- Босс (не) моей мечты (СИ) 466 Кб, 108с. скачать: (fb2) читать: (полностью) - (постранично) - Полина Ривера
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Босс (не) моей мечты
Глава 1.
Глава 1.Татьяна.
Меня ему подарили. Перевязали красным бантом и запихнули в большую блестящую коробку. Два огромных мужика внесли ее в квартиру одного из самых завидных женихов страны. Их шаги стихли. А потом и звук двигателя лимузина, взятого напрокат, иссяк, возвращая тишину. – Ну ничего себе! – лениво протянул хозяин квартиры, распахивая коробку. – Кто это у нас тут? Его аккуратные длинные пальцы сжимали хрустальную ножку бокала с шампанским, а вздыбленный член натягивал ткань белого банного полотенца, висящего на бедрах. Я неуверенно встала. Стыдливо отвела взгляд, взмахнула ладонями, прикрывая груди, а потом попыталась снять с себя дурацкий бант… – Ну, ну… Я сам. Ты же мой подарок, крошка? Сколько тебе лет? – игриво спросил Марк, подойдя ближе. – Д-девятнадцать. – Девственница? – Что? Я... Да... – Ладно, неважно. Я сниму с тебя это. Он неторопливо подошел к барной стойке и взял нож. Вернулся ко мне и резким движением срезал бант. Вытащил меня из коробки и усмехаясь протянул: – Не знал, что в эскорт-агентства берут таких… полненьких. Ну… ладно.
Че-ерт… Почему я думаю об этом сейчас? Гоняю в голове то, о чем давно пора забыть. Думаю об этом мерзавце все утро… Сидя в СВОЕМ конференц-зале, между прочим… На своем месте, за своим, роскошным розово-белым столом… Здесь теперь все мое. И мудак пока не знает об этом… Интересно, как Марк Стрельбицкий – по-прежнему, один из самых завидных женихов страны, отнесется к этому? Узнает ли ту, кого пренебрежительно назвал полненькой? Ту, кого лишил невинности и наградил дочерью? Вряд ли… Я очень изменилась. Похудела, осветлила волосы и обросла непробиваемым цинизмом. Учителя были хорошие.
В коридоре слышатся шаги. Еще слишком рано, поэтому сюда может прийти только… он… – Привет! Вы наша новая сотрудница? – широко улыбается Марк, расстегивая пуговицу жемчужно-белого пиджака. – Как вас зовут? Не хочу на него смотреть… Не. Хочу. На. Него. Смотреть. Зачем тогда согласилась на предложение папы? Как ему вообще взбрело в голову помогать Стрельбицкому-старшему?! А потом ставить меня перед фактом: « Танюшка, ты переезжаешь в Питер и будешь управлять модным журналом. Возражения не принимаются. Тебе надо о моей внучке заботиться и личную жизнь устраивать». И как ее устраивать, скажите на милость? Я потом думать ни о ком не могла… После Марка. Сравнивала всех с ним, и это сравнение всегда оказывалось в его пользу. Не спорю, он ужасный, циничный, гадкий, избалованный… И соткан сплошь из недостатков. Но я влюбилась в него намертво. Грезила только им. Хитростью узнавала у старшего брата, где они тусят, и заявлялась без приглашения. Полненькая, маленькая, с дебильными косичками, которые так нравились моей маме, отличница-зубрилка никогда бы не смогла привлечь его внимание. Пока однажды я не услышала разговор Пашки по телефону. У Стрельбицкого намечался день рождения, и парни решили подарить ему девочку. В смысле невинную деву неземной красоты… Я тогда выяснила все – когда она приедет и по какому адресу? Название агентства, имя красавицы… Я даже ее номер раздобыла, порывшись в Пашкином айфоне.
Поднимаю взгляд, сосредоточивая его на Марке, и отвечаю нарочито строго: – Татьяна меня зовут. Прищуриваюсь, пытаясь угадать: узнал он меня или нет? Не узнал… Смотрит, как на незнакомку. Вокруг его янтарного цвета глаз собираются мелкие морщинки. У Ульяны моей глаза такого же цвета… Как гречишный мед или растопленная карамель… Господи, будто этих лет и не было… Четыре года прошло, а я по-прежнему им болею. Козел… Урод… Ненавижу его… Никого еще в жизни я так не ненавидела… Убить его хочу. Уничтожить. Хочу, чтобы он умер… Страдал, как я тогда… – Вы из отдела кадров? Не видел вас раньше. Отчего-то Стрельбицкий напоминает мне принца Чаминга из мультика про Шрека. Самолюбование, пренебрежение и уверенность в себе – его визитная карточка. Интересно, он способен испытывать что-то человеческое? – Я присяду поближе. Вы… такая… – Какая? – моментально вспыхиваю. – Интригующая. Подождем новое строгое начальство вместе, а потом… Можем сменить локацию. Как вам предложение? Что предпочитаете – ресторан или парк? Или… – Я предпочитаю рабочее место. Меня зовут Татьяна Ларина. Я и есть ваше новое начальство, Марк Викторович. – Да? Вы шутите? Его губы искривляются в улыбке, а потом по залу прокатывается искренний смех удивления. Неужели, и сейчас я выгляжу смешно? Говорила тетя Аня – няня моей дочери, чтобы я оделась на первую встречу с коллегами подобающе.
«– Танюшка, чулки надень и платье в облипку. Туфельки на шпильке и… Помаду, помаду, детка не забудь».
А я отмахнулась… Напялила любимую белую рубашку оверсайз и такие же джинсы. Белоснежные кроссовки на платформе и дутую куртку. Ну не идиотка ли? Наверное, никто меня не воспримет всерьез? Не только этот козел… Облизываю губы, смазанные полупрозрачным блеском, и отвечаю нарочито строго: – Я бы на вашем месте так не веселилась, Марк Викторович. Подготовьте финансовые отсчеты для изучения. – А зачем они вам? Ларину неинтересен журнал. – Папа оформил документы на меня. Мне он интересен. – Послушайте, как вас там… Танюша. – Татьяна Александровна для вас, – отрезаю, чувствуя, как внутри растет истерика. – Вы ничего не смыслите в управлении. Издательский бизнес – тонкая вещь. Нельзя со стопроцентной точностью предугадать, какая статья выстрелит? А уж книга… Сами знаете, какое дерьмо порой продается бешеными тиражами. – Не заговаривайте мне зубы, Марк Викторович, – обрываю его я. В зал, наконец, входят люди. Смущенно здороваются и занимают удобные места. Не стесняются улыбнуться или шепнуть что-то на ухо коллеге. Обсуждают меня, наверное. Одежду, уложенные в прическу под названием «творческий беспорядок» волосы. – Все на месте, Татьяна Александровна, – игриво протягивает Марк. – Слушаем вас.
Глава 2.
Глава 2.Марк.
Эта странная девица с глазами на пол лица улыбается и приветствует коллег. Степка Лютаев лижет губы и смачно цокает, Лина из отдела редактирования сжимает ротик в тонкую линию, не скрывая презрения. Все смотрят на Татьяну, мать ее, Александровну, как на инопланетянку. Она и есть такая… Белая бесформенная рубашка так и норовит сползти с ее острого плечика, на лице – почти полное отсутствие косметики. Разве что губы блестят, а на щеках играет здоровый румянец. Танюша кладет ногу на ногу. Боже, ну Таня… Как ты могла явиться сюда в кроссовках? Да, они дорогущие и брендовые, но у нас так не ходят. Линка вон скривилась, украдкой посматривая на свои лаковые туфельки на десятисантиметровой шпильке, а Лида из отдела кадров наклонилась к сидящему справа от нее Коле Говорову. Наша Танечка пришлась не ко двору, да… Скоро я от нее избавлюсь. Да мне и не придется сильно стараться – она не выдержит сама. Сбежит в наш городок или где она там… обитает. Глаза… Губы – подвижные и мягкие… Снова глаза… Огромные, серые с оттенком стали. Кажется, я где-то их видел. И тот же взгляд, как у олененка Бэмби. Или оленихи во время родов. – Я очень люблю литературу. Преклоняюсь перед русским языком. Без него остальные знания бессмысленны. И я… – А где вы учились? – звучит с задних рядов. – Я окончила высшую школу бизнеса МГУ, факультет менеджмента. Стажировалась в Стэнфорде. Владею двумя иностранными языками, свободно читаю на английском. У меня очень много планов по работе с иностранными литературными агентами. – Что же, вы планируете издавать книги? А как же журнал? – Мы можем попробовать. Проигрывает тот, кто ничего не делает. Тот, кто делает и ошибается – получает опыт.
Глаза… Голубые, чистые… Она ведь верит, что с нашим коллективом ей что-то светит. Глаза, блядь, глаза… Вспомнил! Что-то такое я уже видел. Почему я вспомнил об этом сейчас? Парни решили порадовать меня особым подарком в день рождения – девочкой. Девственницей. Уж не знаю, где они ее откопали, но в мою квартиру приехало… чудо. Полненькая, с аппетитными формами барышня с глазами пресловутого олененка Бэмби. Ладонь обжигала ледяная бутылка шампанского, а возбуждение пенило кровь. Я только прилетел из командировки и ничего, кроме голода и усталости не испытывал. Успел только вымыться и натянуть на бедра полотенце. Хотелось трахаться до зубовного скрежета, а тут она… Испуганная, с дрожащим подбородком и огромными, светлыми, как у нашей Танюши глазами… – Я сам сниму с тебя бант. Ты же мой подарок. Любая прожженная шлюха могла сыграть все – изобразить скромный взгляд, напустить на лицо маску томной задумчивости, но такое искреннее смущение, какое выражала незнакомка-Бэмби, невозможно было подделать. Ее кожа вспыхнула от моего взгляда, а от касания пальцев покрылась мурашками. Ей хотелось ежиться и обнимать себя за плечи. Выйти на воздух, чтобы надышаться им сполна, до разноцветных кругов под глазами. Она боялась. Натурально и честно. – Как тебя зовут? – Маша. – Боишься? Неужели, правда, не зашитая? – Нет, ваши друзья заплатили за настоящую девственность. Так что… Принимайте подарок. Легко сказать. Я не понимал, как ее растормошить. Маша стояла посередине комнаты и прикрывала ладонями полные груди с крупными коричневыми сосками. – Выпьешь? – Пожалуй, да. – Что же ты, Маша, умеешь? Вас там учат? Ну… Перед тем, как поехать к мужчине. Мне всегда было интересно. – Учат, да. – Постой, дай угадаю. Деньги брать вперед, так? Мало ли какой попадется клиент. Всегда пользоваться резинками. – В точку, – широко улыбнулась она. Полненькая, но не это ее не портило, скорее, наоборот. Маша расслабилась от нашей милой беседы и опустила руки, открывая взору груди. У меня встал, как по команде. Полотенце на бедрах натянулось, как палатка, привлекая внимание Марии. Ее глаза испуганно распахнулись, ресницы затрепетали. Я забрал бокал из ее рук и провел ладонями по грудям. Слегка их сжал, словно взвешивая. Упругие, налитые, залипательные до чертиков. Маша часто дышала и прятала взгляд, позволяя мне себя трогать. Потом неловко вскинула ладони и погладила меня по плечам. Подалась вперед и поцеловала. Обычно я не целуюсь со шлюхами, но тут… Я же вроде как первый у нее. Толкнулся в нежный ротик языком, поймал частое дыхание, не переставая ласкать ее соски. Под моими пальцами они вытянулись и затвердели. Мы целовались, как ненормальные. До звона в ушах и радужных кругов перед глазами. Маша оторвалась первой. Хватала воздух ртом, пытаясь восстановить дыхание. – Целовалась раньше? Или… Наверное, глупый вопрос. – Нет, у меня сегодня все впервые. – Хочешь меня? – спросил ее хриплым шепотом. – Можешь не отвечать, все равно ведь… – Да, я вас хочу. Я скользнул ладонью к развилке между ее ног. Пальцы мгновенно оросились вязкой влагой. Она текла, блядь… По-настоящему, честно. Наверное, хотела кончить. Я не стал спрашивать. Слегка подтолкнул девчонку к разложенному дивану и навис сверху. Она послушно развела ножки в стороны и обняла меня за плечи. Боялась. Часто дышала. Смотрела своими оленьими глазками, и от этого взгляда хотелось отвернуться… Я мог бы наплевать на ее чувства, но тогда я ее пожалел… Хотелось, чтобы Мария запомнила свой первый раз. Нет, не так… Меня пьянила мысль, что я стану первым, с кем она кончит. Все, что я тогда делал – делал для себя. Я устроился на коленях между ее ног и коснулся пальцами промежности. Маша застонала. Вскинула бедра навстречу моей ласке и закусила нижнюю губу. По спине градом лился пот, пока я ее ласкал. Растирал влагу по крохотному узелку, выписывал круги, входил в нее пальцем… Тугая, упругая и до ужаса наивная. Завтра ее будет трахать какой-то похотливый хрыч. Вбиваться на всю длину, заботясь только о своем удовольствии. Правильно, он же заплатил? А она вещь – бесправная, безвольная. – Потрогай свои груди, – приказал я. – Как? Разве... – Сожми соски и слегка их вытяни. Делай, что говорят. Она была почти без чувств. С трудом вывозила обрушившуюся на нее лавину эмоций. Трогала себя и поднимала бедра, улавливая нужный ритм. Всхлипывала, стонала, часто дышала… Когда я думал, что меня скорее хватит удар, чем она кончит, это, наконец, случилось… Маша замерла, а потом закричала. Я крепко сжал ее бедра и резко вошел. Сцеловал сдавленный стон и толкнулся на всю длину, пытаясь ухватить ускользающие сокращения. Узкая, влажная, податливая… Маша целовала меня с ответной нежностью, мычала от боли, а потом блаженно выдохнула, когда я вернул доставленное ей удовольствие… Скатился с девчонки, улыбаясь, как дурак… А она прошептала в темноту: – Спасибо.
– Думаю, о моих ближайших планах я расскажу позже. Все равно мы не сможем охватить все за одну встречу, – голос Татьяны, мать ее, Александровны вырывает меня из омута приятных мыслей. Танюша касается челки, отчего ткань ее рубашки натягивается. Черт, Татьяна, ну ты даешь… Явилась сюда без лифчика. Я ловлю ее взгляд и демонстративно опускаю его ниже, на ее грудь. Под тканью рубашки проступают соски. Таня краснеет. Нет, не так – багровеет. Раскрывает нежные, блестящие губы и порывисто их лижет. А у меня встает, как у юнца. Приходится прикрыть пах папкой. Может, трахнуть ее? Скомпрометировать, а потом выставить ее поведение на всеобщее обсуждение? С меня-то как с гуся вода. – До свидания, коллеги. Приходите в мой кабинет с любыми вопросами. Ребята шумно задвигают стулья и покидают зал для переговоров. Демонстративно кривятся, делая вид, что не услышали приглашения Татьяны. – Вы тоже можете идти, Марк Викторович, – не глядя на меня, произносит она. Собирает в большую кожаную сумку какие-то папки, заправляет волосы за ухо. – Татьяна Александровна, это так в Стэнфорде ходят? – Как? – Без лифчика. – А вам какое дело? – Просто… Не хотите вечером погулять по Питеру? Вы давно в моем городе? – Я без лифчика, потому что могу себе это позволить. У меня небольшая грудь, ее можно не поддерживать. Еще вопросы будут? – Да. Какую кухню предпочитаете? – Русскую, украинскую, кое-что из итальянской. – Приглашаю вас на ужин. Ресторан на Васильевском острове. Я буду ждать. – А что потом, Марк Викторович? – хмурится эта олениха и мегера в одном лице. Ледяная королева, мать ее… – Погуляем по Невскому проспекту. Сегодня неплохая погода. Обычно осенью сыро и туманно, а сегодня… Возможно, нам посчастливится увидеть звезды. – Отличная идея, – улыбается она. – У вас есть мой номер телефона? Давайте обменяемся. Погуляем по Невскому, поужинаем. Вы введете меня в курс дела. Да, ввести я могу… Правда, кое-что другое, то, от чего женщины без ума. И Татьяночка Александровна не устоит. А потом я ее свергну отсюда нахер. Это мой журнал. Мой город. Бизнес моего отца. И я не позволю какой-то выскочке с ледяными глазами лезть сюда. – Продиктуйте номер, я запишу. Всегда мечтал о такой начальнице, как вы. – Вы равноценный партнер, так что… Не скромничайте. Если у вас есть идеи, как возродить журнал, готова принять их к сведению, – улыбается мегера, обнажая ряд ровных белых зубов. Возрождать? Вот это она загнула… Неужели, мы правда оказались в такой жопе, что отцу пришлось кланяться перед Лариным? Долгов у журнала нет, тиражи раскупаются, как горячие пирожки. Тогда зачем? Неужели, нововведения стоят того, чтобы пускать сюда чужих? На правах директора, партнёра, как Танюша выразилась? Сглатываю поток нецензурной брани, который хочу вывалить на Таню, и мило улыбаюсь. Милый пушистый мальчик, комнатная собачонка… Надо прикинуться хорошеньким, чтобы влезть ей под кожу. И в трусики… На расстоянии чувствую, как она волнуется. И вижу, как снова твердеют соски под тканью рубашки… Проницательности мне не отнимать – я ее привлекаю… Мне же проще – добиться ее ухода будет не такой уж сложной задачей…
Глава 3.
Глава 3.Татьяна.
Неужели, этот напыщенный индюк всерьез решил, что я пойду с ним в ресторан? Идея поставить Стрельбицкого на место приходит внезапно. Обрушивается, как снежная лавина во время таяния снега в горах. Я послушно даю ему свой номер телефона, глуповато улыбаюсь и… убеждаю Марка, что свидание состоится. И все время отворачиваюсь… Не могу на него смотреть… Не. Могу. Светло-карие глаза так и манят окунуться в их бездну. Растаять, растечься лужицей, как и тогда… Почему я столько времени им болею? Не могу выбросить из головы этого мужчину, как ни стараюсь. Я ведь пыталась. Ходила на свидания, целовалась через силу, но до постели дело не доходило. Я просто не могла переступить запретную черту. Не могла коснуться чужого тела, понимаете? А с Марком…
Я притворилась Машей. И единственное, к чему я была готова – грубость и боль. Я ведь шлюха, проститутка, с которой можно не церемониться, так? Но Марк, к моему удивлению, был деликатен. Смотрел на меня, как на спустившееся с небес чудо. Ласкал. Трогал, целовал губы, мял груди. Тогда они у меня были значительно больше. Сейчас совсем другие – после похудения и грудного кормления Ули. Но Марк все равно заметил, что я без лифчика. Значит, я его привлекаю. Он рассматривал меня, как и все присутствующие. Осуждал, презирал, не знаю…
Мысли вновь уплывают в прошлое. Они всегда возвращаются в его квартиру, когда мне грустно или плохо… Когда я вижу его фотографии в обнимку с какой-нибудь знойной красавицей. Или заголовки журналов с вопросами: когда красавчика окольцуют? Действительно, когда? Когда это случится, я и перестану им болеть. Но это неточно…
Может, признаться во всем? Показать ему дочку, открыть завесу страшной тайны? Даже мои родители не знают, от кого Ульяна. Сколько они меня ни пытали, так я и не призналась, чья она? Не смогла прийти к Марку и потребовать помощи. Наши отношения ведь были с самой первой минуты обманом. Тогда, зачем? Он не простил бы, да и правда не добавила ему любви к дочке. Голова кружится, когда я торопливо иду по коридору в кабинет. Скорее закрыться от всех… От него… Спрятаться за дверями и не думать о той ночи. Я сбилась со счета, сколько раз я тогда кончила… Стрельбицкому доставляло удовольствие наблюдать за послушной игрушкой, подаренной друзьями. И ему, несомненно нравилось, что он был у меня первым. Он поверил мне. А как было не поверить? Я едва дышала, не в силах справиться с чувствами. Хотела его трогать, целовать… Я воровала его у вечности. Незаконно, не по праву касалась и была с ним. Наверное, он видел в моих глазах обожание, не иначе… Я и не могла смотреть по-другому… – Ты странная, Маша… – шептал Марк, нависая надо мной. – Как не от мира сего. И смотришь так… Если так будешь на всех клиентов смотреть, станешь миллионершей. – Как? – сипела я. – Словно любишь меня. – А я тебя люблю. – Это лишнее, поверь. Любовь за деньги не продается. Я ведь купил тебя, вернее мои друзья. Мой тебе совет – взгляд сделай своей профессиональной фишкой, а слова… Такие слова хранят лишь для одного человека. Низ живота ныл, а между ног саднило, но Марк хотел продолжать. Мои услуги ведь оплатили до утра, так что… Мария должна отработать полученные деньги по полной. Я нависла над ним сверху. Провела ладонями по груди, путаясь в мягкой поросли волос, очертила выступающие мышцы ноготками, коснулась твердого, мускулистого живота. Скользнула ладонью ниже и обхватила напряженный ствол. Я тогда не знала, какие бывают, но у Стрельбицкого он был… огромный. – Хочешь потрогать? – хрипло спросил он. – Да. Если можно. Марк засмеялся. Раскинул руки на подушки и слегка подтолкнул бедра навстречу моему лицу. Я неуверенно лизнула бархатную головку. Обвела языком контур, услышав его утробный стон, пронзивший тишину. Обхватила член губами и втянула его в рот. Я не знала, что нужно делать… Приперлась к мужчине, не изучив предварительно матчасть. На что я рассчитывала? Однако, Марка мое неумение только возбуждало. Он толкался бедрами, деликатно меня направляя, рычал сквозь зубы, часто дышал и что-то постоянно говорил. Приятное, ободряющее… Голова кружилась, а воздух стремительно густел, превращаясь в кисель… Мне нравилось видеть его удовольствие. Нравилось делать это… – Иди сюда, Маш. Он был уже на грани, но нашел в себе силы притянуть меня к себе. Марк выдавил на ладонь лубрикант и торопливо растер его по моим набухшим складкам. Этого не требовалось – я была мокрой, как мартовская кошка… – А ты быстро учишься, Мари. Понравилось? – с этими словами он насадил меня на себя. – Д-да… Я… – Не вздумай оправдываться. Собственное возбуждение в сочетании со смазкой снизили боль до минимума. Я ее почти не чувствовала. Раскачивалась на Марке, подавалась вперед, навстречу его ласкающим рукам. Он сжимал мои соски, украдкой поднимался, чтобы втянуть их в рот, мял бедра. Пот лился по моей спине градом, в глаза темнело. Я не могла дышать – хватала воздух, как брошенная на берег рыба, чувствовала только ревущий в ушах пульс. А потом тело замерло, принимая удовольствие. Оно взорвалось внутри, как салют. Растеклось по венам, как сладкий яд. Я кричала, прыгала на нем, как сумасшедшая, бормотала что-то… Тогда и получилась наша дочь. Марк кончил глубоко во мне. И только потом заметил, что забыл о резинке…
– Татьяна Александровна, вы тут? Вздрагиваю от голоса помощницы. Иванну я взяла с собой. Предусмотрела, что без своего человека на новом месте не обойтись. – Д-да, Ива. Я просто… Разволновалась. – У вас давление, по-моему, поднялось. Посмотрите, какие щеки красные. Довели вас эти монстры? – Ладно, проехали. Что у тебя? – Я не стала приглашать коллектив в ресторан, как вы и велели. Объявила о сборе в приказном порядке. Мол, такой-то ресторан, в такое-то время. Всем быть обязательно. Познакомимся, пообщаемся, узнаем друг друга получше. Ива – девушка потрясающий красоты. Длинные темно-каштановые волосы струятся до пояса, большие карие глаза не смотрят, они словно душу из тебя вынимают… Но при всех своих качествах, Ива до сих пор одна. – И что они сказали? Согласились? – Да, все до единого. Даже эта… мымра в красных шпильках. – Главное, не приглашать Марка. И сделать так, чтобы он не узнал. Вечером у нас свидание. И оно не состоится. – Вас надо нарядить, Таня. Поедем в бутик? Ну не в кроссовках же вам идти. – Кстати, да. У меня ничего нет, ни платья, ни приличных туфель.
Глава 4.
Глава 4.Марк.
Танюше здесь определенно понравится. Мягкий приглушенный свет струится по залу, как и ароматы вкусной еды. Звон посуды и мерные, неторопливые шаги вышколенных официантов убаюкивают. Или наводят на мысль о бренности бытия. Правильно, спешить некуда. Она опаздывает все-то на двадцать минут… Все женщины такие – хотят показаться лучше, чем есть на самом деле, без конца припудриваются и дуют губы, чтобы те казались сексуальнее… Еще минута, и она войдет… Правда, Татьяна не удосужилась прочитать мое последнее сообщение. Соблаговолила ответить лишь на первое – с указанием времени и названия ресторана. Она не затруднила себя расспросами или благодарностями, ответила коротко: «Ок». А, может, она задержалась в салоне? Маникюр, педикюр, эпиляция… Что там они еще делают? Таня – неглупая девочка – понимает, чем наше свидание закончится… И хочет быть во всеоружии. Не грех и простить такое рвение мне понравиться… – Желаете еще вина? Шаги официанта выводят меня из задумчивости. И голос его – низкий, шершавый, как галька окончательно пробуждает. – Да, еще бокал, пожалуйста. Ничего страшного, мы поедем ко мне на такси. Будем целоваться в машине. Возможно, я уже там залезу ей в трусики. Я чертовски голоден. Желудок предательски урчит, моментально впитывая вино. Я пьянею – от волнения, подозрений, случайно закравшихся в голову, злости. Проходит час моего бесплодного ожидания. Я все-таки звоню ей, а в ответ слушаю длинные гудки… – Желаете сделать заказ? Он снова появляется из ниоткуда. Понимаю, ресторан дорогой, здесь не принято сидеть просто так. – Нет, счет принесите. Она меня кинула. Утерла нос, как зеленому юнцу. Ну что же, Танюша, ты еще не знаешь, с кем связалась. Надеваю пальто. Спешно застегиваю пуговицы, словно смахивая сонное настроение пафосного места. Чем я успел ее обидеть? Тем, что мешаю завладеть журналом целиком? Путаюсь под ногами, не давая внедрить глупые идеи? В кармане звонит телефон. Лютаев, собственной персоной. Этому-то, что от меня надо? – Да, Степан, слушаю, – с нескрываемым раздражением отвечаю я. В динамике орет музыка, да и голос Степана наводит на мысли о его изрядном подпитии. – Все здесь, Марк Викторыч, а вас, почему нет? – Где это здесь, объясни внятно. – Так Татьяна Александровна собрала коллектив в ресторане. Простите, а вас разве… А вы… – Адрес мне! Быстро!
Так-так, Танюша. Ты умнее, чем кажешься. Таня выбрала ресторан на Невском проспекте, недалеко от офиса редакции. Приличный, но… Сегодня она могла бы ужинать в лучшем. Расплачиваюсь с водителем такси наличными и шумно выдыхаю. Надо успокоиться. Она обычная капризная кукла. Хотя нет – Танюша капризнее других, ей по статусу положено такой быть.
Она стоит в дальнем углу большого зала. Черное платье на бретельках мягко струится по ее фигурке. Скольжу взглядом ниже, к острым коленкам, голеням, тонким щиколоткам… Таня в туфлях на шпильке. Ну надо же… Она гораздо умнее и сексуальнее, чем я представлял. – О, Марк Викторыч, решили поехать? Степка лезет ко мне с объятиями, но я решительно пресекаю его порыв. На ходу снимаю пальто и пробираюсь сквозь танцующую толпу к Татьяне. Она разговаривает с Иванной – своей помощницей и правой рукой. Замечает мое появление, лишь тогда я подхожу почти вплотную. – А… Марк Викторович, я забыла вам сказать, простите. Из головы вылетело совсем, замоталась. У нее нарочито легкомысленный тон голоса. Макияж, подчеркивающий огромные глаза, темно-красный маникюр. Ну хоть в этом я не ошибся — Татьяна была в салоне. – Вы забыли пригласить на пьянку меня, Татьяна Александровна? Вашего партнера и коллегу? Может, скажете, чем я пришелся не ко двору? – Я просто забыла, извините. Не думала, что вам будет это интересно. Я хотела сблизиться с коллегами, и только. – Сблизились? По-моему, вы стоите здесь все время, пока они пляшут. Идемте, Таня, там медляк! – Идите, Танечка Александровна. Ну чего вы, правда, стесняетесь? – мечет Ива. – Марк Викторович, я подержу ваше пальто. Идите…
Таня не успевает возразить – я притягиваю ее к груди и тяну в полумрак танцпола. Чувствую, как взволнованно поднимается ее грудная клетка, а поверхностное, горячее дыхание щекочет шею. Какая она худенькая… И ароматная. И снова, блядь, без лифчика… Мои пальцы касаются выступающих позвонков, ползут ниже и нагло сжимают ягодицу. – Вы с ума сошли, Марк Викторович! Что вы себе позволяете? – Поедем ко мне. Хватит уже ломаться. Я же вижу, что ты меня хочешь.
Глаза. Глаза, глаза… Черт, меня по ходу размазывает от ее взгляда. Блестящего, почти черного от зрачков, затопивших радужку. Кто-то тащится по сиськам, а я вот… С недавнего времени по испуганным оленьим глазам. – Вы ошибаетесь. У меня вообще… У меня есть любимый человек, – неуверенно произносит Таня. – А это тогда что? Я сжимаю ее сосок поверх платья. Перекатываю его между большим и указательным пальцем, высекая из груди Тани всхлип. Он твердый как камень. Маленькая дрянь меня хочет. – Мерзавец! Отвали от меня! – вскрикивает Татьяна. Нервно дергает бретельку и опускает взгляд в пол. На щеку обрушивается маленькая женская ручка. Я хватаю Таню за ладонь и тяну к гардеробу… Слышу, как ревет в ушах пульс, а ее каблучки стучат по мраморному полу.
Глава 5.
Глава 5.Марк.
Подхватываю Татьяну под ягодицы и сажаю на подоконник в дальнем углу коридора. Не обращаю внимания на ее вялое сопротивление – целую нежную горячую шею, пробегаюсь пальцами по выступающим ребрам. – Поедем ко мне… Глажу ее, лапаю, запоздало понимая, что она до невозможности напряжена. Поднимаю затуманенный взгляд, встречаясь с ее взглядом – испуганным, потемневшим… Таня забивается в угол. Дрожит как осиновый лист. Из ее груди вырывается тяжелое дыхание, губы белеют. Бля-ядь… Неужели, я так ее напугал? Или Танька думает, я стану брать ее силой? Почему мне казалось, что эта игра ей тоже нравится? Она вскидывает слабые ладони к груди, словно закрываясь… Ну же, Танюша, отомри уже. – Тань, что с тобой? – Я… Задыхается. Втягивает горячий плотный воздух через напряженные ноздри. Дрожит. – Смотри на меня. Дыши глубже. Тань, я не собирался насиловать тебя, слышишь… – Я… Дышит, дышит… Не может и слова вымолвить, но взгляда не отводит. Успокаивается, ободренная моим поведением. Да я бы никогда… Черт, что же с ней случилось? Может, ее насиловали? Я ведь ничего о Татьяне Александровне не знаю… Ничегошеньки. Кроме того, что меня к ней безудержно тянет с первой минуты… – Все, все, успокойся. Все хорошо. Дыши… Вот так. Что с тобой случилось? – осторожно спрашиваю, поглаживая ее по плечам. – Я просто не привыкла к такому… хм… обращению, – хмыкает она. – Не ври мне, Бэмби. На тебя нападали или… – Почему Бэмби? – Таня мастерски уводит тему. – Ты не ответила на мой вопрос. – Не твое дело, Стрельбицкий. Я… Я хочу домой. Она скукоживается и потирает озябшие плечи. Из оконных щелей рвется прохладный питерский воздух, а серп молодого месяца любопытно заглядывает в окно. – Где твоя одежда? Я отвезу тебя. – Ты выпил! – На такси отвезу. Таня, какие мужчины были в твоем окружении, не понимаю… – Получше тебя, Стрельбицкий. Таких хамов уж точно не было, – дует губы Танюша. – Иди к выходу, чтобы не привлекать излишнего внимания. Уйдем по-английски. Все равно здесь всем… не до нас. Я скоро подойду.
Забираю у Иванны нашу верхнюю одежду и вызываю такси. Черт, я ведь придумал другой сценарий нашего вечера, а вышло все так, как вышло. Легко сжимаю ладонь Тани, помогая ей устроиться на заднем сидении такси. – Я могу сесть с тобой? – Нет, пожалуйста, – испуганно выпаливает она. – Садись вперед. И… спасибо тебе. Дурацкая ситуация… Идиотская. Скажи кому – не поверят. Не помню такого в моей практике. Обычно девицы сами лезли в мои трусы, предвосхищая мою инициативу. Украдкой смотрю на Таню в зеркало заднего вида. Что с ней произошло? И что ее так оттолкнуло, испугало? Может, оставить идею затащить ее в постель? Ну ее, к черту! Сплю плохо. Все время гоняю в голове мысли о ней, понимая, что меня не отпускает идея проникнуть в ее аккуратную головку, влезть под кожу, в нее… Мне просто нужно с ней переспать, и все пройдет. Всегда проходило. Я не мог встречаться с девушками дольше нескольких недель. Меня начинало все бесить раньше, чем они придумывали сценарий нашей свадьбы.
Утром мне звонит управляющий оленьей фермы. Да, я вложился в это предприятие, помогая Федорычу вылезти из долгов. Не смог отказать старому другу. По коридорам стучат каблуки сотрудниц, в залах царит типичная для утра рабочая атмосфера, а в мою голову закрадывается безумная идея… – Татьяна Александровна! – влетаю в ее кабинет без стука. Таня нервно поправляет непослушную прядь и хмурится. Сегодня на ней объемный короткий свитер цвета фуксии и брюки с высокой талией. – Вот это нужно отредактировать, – важно произносит она, возвращая документы Лине. Та презрительно фыркает и оставляет нас одних. Не помню, чтобы тексты Лины нуждались в редактировании. Она, безусловно, язва, но пишет хорошо… И ее статьи всегда получают высокий рейтинг. – Слушаю вас, Марк Викторович. И доброе утро, – сонно протягивает Таня. Поднимается с места и подходит к каталожному шкафу. Перебирает пальчиками папки, делая вид, что очень занята. – Ты в удобной обуви? – опуская взгляд на ее ботинки на рифленой подошве. – Да, подходит. Быстро одевайся, нам срочно надо уехать в одно место. Давай, Таня, не тупи. – Куда? Зачем? – На встречу с потенциальными клиентами. Нас ждет большой куш! Собирайся. Таня звонит Иванне и поручает ей подменить ее на пару часов. Наивная… Думает, что мы едем к клиентам, а мы поедем к ее сородичам.
– И куда мы едем, Марк? И при чем тут обувь? – взволнованно произносит она, когда я съезжаю с трассы к проселочной дороге. – Спокуха, Танюша. Еще одной панической атаки я не переживу. – Да не было у меня ее! Я просто испугалась. Опешила от твоей наглости и… грубости. Это… Это что, оленья ферма?! Ты серьезно? Зачем? Танька прищуривается, разглядывая внушительные каменные ворота на въезде, указатели, аккуратные ряды построек, где живут олени. – Какая прелесть. Надо привезти сюда… хм… неважно. – Кого привезти, Тань? – Иву, она обожает оленей, – тушуется Таня. – Так зачем ты меня сюда привез? – Здравствуйте, Марк Викторович! – кричат девчонки-администраторы и бегут навстречу. – Давно вас не было. И Сергей Федорыч как раз приболел. Хорошо, что вы приехали. Игорёк рад будет вас видеть. – И-игорёк? – непонимающе переспрашивает Таня. Кивает девчонкам, любопытно оглядывающим ее. – Да, это мой любимый олень. Это мое предприятие, Тань. Не полностью, я совладелец. Идем, проведу тебе экскурсию.
Глава 6.
Глава 6.Таня.
Почему я так испугалась Марка? Вела себя вчера, как дура... Знаете, как бывает? Чего-то очень ждешь, а когда оно случается, впадаешь в ступор. Странно, я ведь всегда считала себя сильной и волевой, а тут… Раскисла, как квашня… Холодный ветер взвивал непослушные пряди, когда я торопливо бежала по тротуару к парадной. Боялась, как бы Стрельбицкому не пришла идея меня проводить… Ведь, если он увидит Ульяну… Конец. Я даже представить боюсь, что будет? Как он воспримет мою чудовищную ложь? Сейчас-то я для него Таня? Партнер и симпатичная капризная девица, которую ему ну очень надо затащить в постель. А что потом? Господи, я всю ночь не спала. Прижимала Улечку к груди, дышала ароматом ее волос и тихонько плакала. А наутро отмахивалась от расспросов бабули, на миг пожалев, что предпочла няне ее. Господи, во что я превратилась? Закрылась ото всех, ощетинилась, как еж… Родные ведь не виноваты ни в чем? Они как лучше хотят, переживают. А я все в штыки воспринимаю, злюсь, когда кто-то пытается разузнать об отце Ульяны, строит предположения или обещает начистить горе-папаше морду. Я знаю, почему молчу… Особенно сейчас, когда он ТАК на меня смотрит. Видит во мне беззаботную девушку Таню, а не обремененную заботами мать его дочери. Молчу, потому что меня к нему безудержно тянет… И я хватаюсь за момент. Держусь за него, как голодная нищенка за подол богача, идущего мимо. Цепляюсь, рвусь, карабкаюсь… Наслаждаюсь каждой минутой, отделяющей меня от реальности. Играю чью-то роль, не свою… И Марка заставляю играть.
– Удивлена? – произносит Марк, когда мы бредем по мощёной дорожке. Холодный ноябрьский ветер забирается под одежду, жалит кожу ледяными поцелуями, словно отрезвляя. С неба срывается морось, сухие березовые и дубовые листья. Кажется, что и тучи обрушатся на нас – настолько они низко и неторопливо плывут. Сама не замечаю, как запрокидываю голову, любуясь узорчатой кроной толстенного дуба, сквозь которую светится серо-голубое, устричного цвета небо. – Да, Танечка Александровна, здесь красиво, понимаю тебя, – улыбается Марк, не дождавшись моего ответа. – А я что… – Я и сам дышу здесь, как оголодавший без воды скиталец. Воздух вкусный, вода тоже… Я тебя потом в ресторане покормлю, он, кстати, полностью мой. Федорыч только хозяйством заправляет. Что хочешь посмотреть? Знаешь, что такое олений гон? – Только в теории, – отвечаю, натягивая шапку почти до бровей. На Марка не смотрю. – А правда, что оленям отрезают рога и рубят их, как колбаску? – Да, оленьи панты – ценнейшая вещь, между прочим, – оживляется Марк. – Давай я познакомлю тебя с Игорьком и Марфой, идем. Марк непринужденно берет меня за руку и тащит к просторному участку, огороженному сеткой-рабицей. Завидев Марка, к нам подходит олень. Высокий, молодой, с небольшими, но ветвистыми рогами. – Игорёчек мой, иди сюда, мой хороший, – улыбается Марк, трогая лоб и рога оленя. – Таня, ты знала, что оленей нельзя гладить в морозы? – Нет. – Не бойся, у него теплые рога, потрогай. А вот и Марфуша пришла. Она та еще ревнивица. Если увидит, что ты проявляешь к ее партнеру повышенное внимание, может ударить. – Ого! А почему их нельзя гладить зимой? – Шерсть ломается. Образуются залысины, животное испытывает недомогание из-за переохлаждения. – А гон, Марк? Ты расскажешь? – спрашиваю, ища его взгляда. – Ты столько всего знаешь… Поразительно. – Если услышишь страшный рёв, знай – это гон. Так они гуляют. Борются за право первенства. У оленей он скоро закончится, почти зима на дворе. Ты не замерзла? – хрипло спрашивает Марк, вскидывая ладонь. – Немного, – отвечаю я, не спеша его отталкивать. Марк снимает с моей ярко-фиолетовой пушистой шапочки сухой листик берёзы. Отбрасывает его в сторону и возвращает ладонь на мое лицо. Проводит пальцами по щеке, касается подбородка. Смотрит выжидательно, словно ждет моего разрешения. А я ничего не могу сказать – во рту пересыхает, дыхание обрывается, а сердце стучит так сильно, что я чувствую его везде… И кожа под его твердыми пальцами вспыхивает, как сухая трава. – Надеюсь, ты не свалишься в обморок, если я тебя поцелую? – шепчет Марк, наконец, притягивая меня к груди. Я даже ответить не успеваю – цепляюсь за его куртку, боясь упасть… Раскрываю губы, впуская его жар. Толкаюсь языком в ответ, понимая, что все неправильно… Нечестно, сомнительно, ненадежно. Момент, чужая роль… Хоть и сладкая до ужаса. – Танька, ну чего ты? – отрывается он от меня. – Что вчера было? Тебя кто-то обижал в прошлом. – Нет, Марк Викторович. Я просто не хочу смешивать работу и личную жизнь. И между нами не может быть никакого романа. Игорёк настырно тычет носом в бок Марка, требуя внимания. А Марфуша подозрительно на меня смотрит. – Прямо ва-аще? Скажи, а какое бы ты поставила условие, попроси я переспать со мной? – Хм… Наверное, отдать мне журнал. Отказаться от своей доли, продать ее мне, – без раздумий отвечаю я. – Отдать взамен секса? – вскидывает бровь Марк. – Слишком высокая цена, не находишь? Ты вообще можешь не волноваться, Тань – я забываю о девушках быстро. Вот вообще! Мы можем спокойно работать вместе после… хм… расставания. Даже делать вид не придется, что… – У тебя так просто все, да? А обо мне ты подумал? Я о себе говорю, Марк. Мне будет некомфортно работать с бывшим любовником. И вообще… Давай оставим эту тему? – Ты даже не сказала о своем молодом человеке. Забыла указать его причиной? – хитро улыбается Марк. – Ну да, подловил. Но у нас все равно ничего не будет. – Я не дам тебе строить свои порядки в журнале, Тань. Ты же осознаешь это? – серьезно произносит он. Поправляет пушистый воротник светло-бежевой куртки и смахивает с густой челки мелкие капли мороси. – А я не дам управлять собой. Буду делать все, как считаю нужным, – надуваю губы. – Ну и… Само собой, не дам. – Еще посмотрим, – шепчет Марк, мягко целуя меня в висок. – Уверен, твои трусики уже мокрые. – Сухие, Стрельбицкий. Прости… У меня есть принципы, и я их не нарушу. – Я обдумаю твое предложение, Тань. О продаже доли… – Ты серьезно? – Сказал же – обдумаю. А теперь идем обедать. У тебя руки как ледышки, а вот губы горячие. Губы… Если бы только они. Кажется, в моих венах течет лава, настолько мне рядом с ним жарко. Марк крепко сжимает мою кисть и тянет к красивому каменному строению с вывеской «Ресторан».
Глава 7.
Глава 7.Марк.
И почему меня так к ней тянет? Капризуля с поджатыми губками, девица, знающая себе цену. Меня от таких всегда воротило… Ну не мое это – ухаживать, дарить подарочки, водить по кафешкам. Я всегда был слишком занятым для всего этого дерьма. Отец рано пристрастил меня к труду. В детстве мы с Лилькой ходили к нему на работу. Рисовали, сидя на краю большого деревянного стола, слушали, как папа распекает провинившегося сотрудника, а потом отсчитывали строгого Виктора Васильевича, как мальца. Всех нам было жалко, особенно Лиле. Я-то, наоборот, частенько представлял, как буду орать на дрожащих сотрудниц, а сестра рыдала и умоляла отца простить горе-работника. На деле же получилось по-другому – голос повышать я не умею. Как говорит сеструха – я прирожденный дипломат и экстрасенс. Проницательности мне не занимать. Оттого, вялые отказы Танюши меня забавляют. Она облизывает пересохшие губы, дышит так часто, что я чувствую ее дыхание кожей. Тону в голубых, как осеннее небо глазах – темных от возбуждения и… возмущения. Танюше надо держать марку – понимаю. Она же не какая-то девица из эскорта, готовая на все за плату? Признаться честно, к таким я и привык. А к мажоркам вроде Татьяны – не очень… То ли дело Мари… Почему, когда я смотрю на Таню, вспоминаю ее – ту случайную девчонку? Они даже похожи чем-то – формой губ, цветом глаз. Представляю, как бы Танюша скривилась, скажи я ей об этом! Ее наверняка бы вырвало на мои ботинки. Это же надо – сравнить ее со шлюхой… А я ведь искал тогда Машку. Раздобыл чертовый телефон эскорт-агентства и требовал прислать мне Мари. А мне отвечали, что никакой Марии у них не было и в помине. Представляете мою рожу в тот момент? Да, именно такая – недоуменная, с приоткрытым от удивления ртом. Кого я тогда трахал? Да еще и так сладко… – О чем задумались, Марк Викторович? – щебечет Танюша, подперев подбородокладонями. Она все-таки милая… Нежная тонкая кожа с трудом удерживает ее волнение – румянится на щеках, выдавая хозяйку с головой. Ей со мной некомфортно. Стесняется, не понимает моих мотивов… То ли дело шлюхи – заплатил за услугу, и трахаешься. – Не привык я к нормальным девушкам, Тань. Не умею ухаживать, – отвечаю честно. – Как это, вообще, делается? – Марк, никогда не поверю, что ты обделен женским вниманием, – улыбается она, листая папку меню. – Я занятой мужчина, Тань. Единственный формат отношений, устраивающий меня – жить на одной территории. Никаких свиданок, цветочков и киношек. Выноса мозга и прочего дерьма… Поэтому обычным девушкам я предпочитаю… – Можешь не уточнять, – сипит она, отпивая воду из бокала. – Умно, что тут еще скажешь… И что же – никто не захотел с тобой жить? – Все начинали раздражать раньше, чем в мою голову приходила эта мысль. – Тогда да, тебе только со шлюхами… – многозначительно добавляет она. – И прогнать всегда можно, как дворовую псину. Когда надоест… Или как у вас, мажоров бывает? Почасовая оплата? – Да, именно так. Почасовая. И не смей меня осуждать. А насчет псины… Я к некоторым собакам отношусь лучше, чем к людям. – Стрельбицкий, ты самый невозможный человек на свете. Сплошное противоречие. Давай закроем эту тему, ладно?
Все вроде бы устаканивается. Мы даже пытаемся работать вместе. Я делаю вид, что ничего не произошло. Не было поцелуев, объятий, оленей с теплыми рогами… Танькиных восхищенных глаз, когда она на них смотрела. Неудобного разговора про девушек легкого поведения… Ничего не было. Но почему-то так свербит внутри, блин! И Танька упорно изображает, что я для нее пустое место. Командует моими сотрудниками, изучает кухню журнала изнутри, консультируется с финансистами, юристами и прочими специально обученными людьми… Вникает, вникает, принимает решения, не советуясь со мной. А потом она совершает роковую ошибку. Сам не знаю, почему молчу, позволяя ей ошибиться? Может, тогда я смогу выгнать ее с должности? Красноречиво, с позором… Я ловлю помощницу Тани, бегущую по коридору. Хватаю за локоть и требую объяснений. – Татьяна Александровна хочет заключить договор с крупной китайской платформой, на которой размещаются электронные книги. Мы сделаем им рекламу, а они нам… – она замолкает, с трудом подавляя восторг. – Они нам та-акой гонорар! Татьяна сможет осуществить свою мечту – открыть редакцию художественной прозы. Ну, Таня… Че-ерт… Вот это ты вляпалась. Ива произносит название платформы, а я с трудом удерживаю готовый вырваться обреченный стон. Она ни черта не изучила договоры с авторами, предоставляемые платформой. Правильно, ей незачем! Важно лишь бабло… Танька не подумала, какой на журнал обрушится шквал негатива от авторов. С нами многие перестанут работать – копирайтеры, писатели, издательства… – Хорошо. Если Татьяна так решила, пускай… А где она? – Домой пораньше ушла, у нее заболела… ой… Она приболела, Марк Викторович. На выходных каталась на коньках и простыла. Весь день сегодня кашляла, температура поднялась. – Ладно, Ива. Можешь идти, – произношу таким тоном, словно мое разрешение что-то для нее значит. Глупость какая-то… Они не ставят меня ни во что – ни Таня, ни Иванна. Значит, в моих советах не нуждаются, так? В таком случае, я не стану проявлять инициативу и лезть, куда не следует.
Погруженный в мысли, возвращаюсь в кабинет. Подхожу к окну, наблюдая за неспешно падающим снегом. Он собирается на крышах домов, машин, придавливает к земле растопыренные ветви ели, растущей под окном. Жалко ее, блин… Мы же не дети, чтобы соревноваться, кто круче? Надо бы рассказать Тане про ту платформу и отговорить принимать гонорар. Поеду к ней прямо сейчас, надо только точный адрес узнать в отделе кадров. Предупреждать не буду. Мама всегда говорила: «Хочешь получить отказ – позвони». Цветы покупать не буду, конфеты тоже… Мало ли, что взбредет в Танюшину хорошенькую головку?
Раздаю поручения по телефону и снимаю с вешалки куртку. Наматываю шарф, сгребаю со стола ключи от машины, чувствуя, как в кармане вибрирует телефон. – Пашка, ты? – искренне радуюсь звонку старого друга. И плевать, что он Танькин брат. У Пашки хватало ума не таскать сестру на наши сходки. Вон какая фифа выросла. – Какими судьбами в Питере? Увидимся? – Танюхе не говори, что я приехал. Я тут в некотором роде… инкогнито, – заговорщицким тоном протягивает Павел. – А если честно, хочу ей сюрприз сделать, но сам… Марк, помоги, а? Я квартиру не могу в порядок привести. Коробки, пакеты, мрак просто! Ну не консьержку же мне звать? – Погоди, а ты, выходит, сюда тоже перебрался? В Питер? – А что тебя удивляет? Я купил автосалон, здесь перспектив для бизнеса больше, да и Германия ближе. Так что, могу на тебя рассчитывать? – Конечно! Приеду, брат. Прихвачу с собой парочку проверенных помощниц по хозяйству – одна из них делает регулярную уборку в моей холостяцкой берлоге. Тетя Лида – это… ммм… Ты оценишь ее, уверен. Жду адрес.
Глава 8.
Глава 8.Марк.
– Лидия Александровна, фронт работы понятен? – спрашиваю, хитро улыбаясь и поглядывая на Пашку. У него тут черт ногу сломит… Хотя квартира хорошая – свежий ремонт, новый дом недалеко от центра, панорамные окна во всю стену. Ей просто не хватает хозяйской руки. Руки тети Лиды, стоит заметить… Она настоящий спец, хоть и весит центнер. – Ох, развел ты, Пашка тут… Надо было ничего не делать, а сразу специалистов вызывать. У нее все Пашки да Сашки. И плевать, что мы – взрослые мужчины, управляющие какими-то там бизнесами. – Да я думал, что справлюсь. Уборка не помешает. И вещи надо по полочкам разложить, – виновато протягивает Павел, почёсывая затылок. – Хорошая квартира, Паш. Просторная, да и камин в гостиной – чудо. Сам-то жить будешь или… – Сам, конечно. Без или. Идем, покажу тебе кухню. Не будем мешать Лидии Александровне, да? – Идите уже, балбесы. Скоро помощница придет, мы тут все быстренько… Тетя Лида потряхивает шваброй над головой словно в подтверждение своих слов. Склоняется над коробками и аккуратно вынимает вещи. Сортирует, стирает пыль, что-то бормочет под нос. – Я суши заказал. С минуты на минуту доставка приедет, – произносит Павел, толкая дверь кухни. Там тоже просторно и светло. Вдоль стены тянется темно-синий блестящий кухонный гарнитур с навороченной бытовой техникой, а из окна виднеется Нева. Присаживаюсь на стул и отвожу полупрозрачный тюль в сторону. Ледяные глыбы пытаются сковать Неву, но у них ничего не выходит – слишком быстро она течет. Надо же – ведь совсем недавно было тепло, а уже такой мороз… Совсем недавно я был полноправным директором журнала, а теперь в нем есть Таня… И глаза у нее такие же, как у замерзшей Невы – светло-голубые, ледяные, с оттенком стали… Пашка словно читает мои мысли. Или слышит сорвавшийся с губ вздох, не знаю… Он садится рядом и любуется видом из окна. Наверное, тоже думает о своем… – Эх ты, Стрельбицкий… – встает, заслышав звонок в домофон. – Что молчишь, рассказывай. Не получается у вас с Танькой сработаться? Павел принимает заказ, выуживает из коробки, стоящей на полу, тарелки, вилки, какие-то вазочки, фотографии в рамках… Я бросаюсь ему помогать. – Марк, оставь, я потом разберу. Мамуля помогала собираться, сам понимаешь… Я бы эти вазы и наши старые фотки никогда и не взял.
А я не могу оставить… Сжимаю напряженными пальцами дурацкую красную рамочку с сердечками и пялюсь на фотографию. На ней еще молодой Александр Ларин, мама Павлика – Галина Васильевна, коричневый лабрадор Боня и… И Маша. Та самая Мари, что пришла в мой дом под видом шлюхи. Улыбается и держит в руках рождественскую свечу. За ее спиной пышная елка, украшенная гирляндами, на голове Бони ярко-красный колпак Деда Мороза. Все, что я могу – судорожно выдохнуть и вскинуть ладонь. Коснуться шеи, почесать затылок, с силой сдавить виски… Прокашляться, втянуть напряженными ноздрями густой воздух, зажмуриться, а потом вновь, не оставляя мысли, что все это мне почудилось, опустить взгляд на проклятую фотку… – Танька такая смешная была в детстве, да? – улыбается Пашка, забирая фоторамку из моих рук. – Пухленькая, скромная, не то что сейчас. Заучка, одним словом. Все время дома сидела, книжки читала. В комнате пряталась, пока мы тусили. Помнишь? Помню ли я? А нихера... Я и не видел ее ни разу… А, может, видел, но воспринимал, как безликое пятно? Горло сдавливают рвотные позывы. Не понимаю, что происходит? Какая-то херня, не иначе… Я смотрю и смотрю на нее – улыбающуюся мне с фотографии… Рывком опрокидываю коробку и достаю фотоальбом. Листаю, но ничего не меняется – там Пашка и Маша, то есть Таня… – Да что с тобой, Марк? Ты белый как полотно, – спрашивает Пашка, отправляя в рот суши. – Ешь давай. – Прости, брат, мне ехать надо, – выдавливаю хрипло. Говорить не могу. Объяснить что-либо – тоже… Стою с ее фотографией посередине кухни, наблюдая за Пашкой. Выглядит он сбитым с толку… – Это личное? Может, тебе такси вызвать? – предлагает он, освобождая проход от коробок. – Марк, дело в Тане? Ты что-то увидел или понял? Ты знаешь – я не люблю недосказанности. – Паш, это наше дело, брат… Но ничего не поправимого не случилось. Все живы и здоровы, это главное. – Ну… ладно. Я позвоню тебе позже. Тетю Лиду не обижу, не волнуйся. – Ага, ее обидишь. Пошел я, пока.
Вылетаю на улицу, мгновенно окунаясь в ледяные объятия декабря. Сажусь в машину и звоню в отдел кадров. Раздобыть адрес Татьяны Александровны – дело нескольких минут. Машина плывет по окутанной туманом трассе, приближая меня к развязке… Что она, интересно, скажет? Как объяснит свое поведение? Блядь… Как я мог ее не узнать? Видел же, что они с Машей похожи? Те же губы, огромные глаза раненой лани… Паркуюсь возле подъезда и поднимаюсь по ступенькам к тяжелой металлической двери. Медлю. Так и не решаюсь нажать на кнопку – жду, когда из парадной кто-нибудь выйдет. Через пять минут оттуда высыпает компания молодых ребят. Пользуясь их замешательством, проскальзываю внутрь и лечу на десятый этаж. Замираю возле обитой коричневым кожзамом двери. Однако, усилием воли заставляю себя тихонько постучаться. Дверь тотчас открывается, а моему взору является… единорог. Вернее, девчушка в плюшевой пижаме единорога. Она крутит в руках фиолетовый хвост с большим розовым помпоном на конце и протягивает деловито: – А вы к маме? Кхе-хке… – А твоя моя Таня? – Нет, не Таня, – бойко отвечает девочка. Фух… Ну слава богу! – Моя мамуя Татьяна Алисанловна, – выпаливает она.
Глава 9.
Глава 9.Марк.
Сердце грохочет в груди так сильно, будто хочет из меня выскочить. Или словно ему мало места в клетке ребер. У Таньки есть дочка. С янтарно-карими глазами и рыжевато-русыми волосами. Улыбающаяся, красивая, как с картинки журнала. Моя… А чья она еще может быть? Подозрение сворачивается в душе, как склизкая змея. Я оглядываю просторную прихожую и сажусь на коленки. Трогаю лицо малышки, пытаясь оценить наше сходство. А потом не выдерживаю и дергаю молнию на ее пижаме. Родимое пятно на животе, ну конечно! Такое, как у меня. Она моя, блядь! Моя! Почему, за что? Почему, почему? – Как тебя маленькая, зовут? – выдыхаю хрипло. Не хочу пугать дочку, но эмоции едва держу. Дышу сквозь сжатые зубы, разглядываю ее, трогаю тонкие золотистые волосики, заплетенные в косички. Почему она так со мной? За что? – Уя. Уяноська. – Ульяна, значит? – Марк? Кхе-кхе. Что ты здесь делаешь? И что происходит? Танька незаметно вырастает в проеме спальни. По всей видимости, она спала. И заболела… На ее тонкой шейке – компресс, волосы всклокоченные, лицо красное, как после бани. И одета она в такую же плюшевую пижаму, как дочка. – Мамуя, к тебе гости, – важно протягивает девочка. Подбегает к ней и обнимает за колени. Я так и стою у входа… Смотрю на открывшуюся картинку тупым, остекленевшим взором… Две единорожки в сиреневых пижамах. Протяни руку и коснись… Танька прижимает малышку к бедру, смотря на меня испуганным взглядом. Словно подчеркивает глубину пропасти между нами. Да, я чужой. Никто. Пустое место настолько, что она не удосужилась сообщить о ребенке. – Дядя Марк скоро уходит, – сипло протягивает Таня. – Иди, зайчик, включи мультик про свинку Пеппу. – Пока, – кричит девчонка, широко улыбаясь мне. – Пока, Ульяночка, – медленно, почти по слогам произношу я. – А ни хрена я не уйду, пока не услышу твоих объяснений, Таня. Или Маша – как тебе больше нравится? Подхожу ближе и нависаю над ней. Поднимаю ладонь и слегка сжимаю пальцы вокруг ее тонкой шейки, закрытой бинтами. Не понимаю, чего хочу больше – сломать ее или приласкать? – Узнал, все-таки, Стрельбицкий? – хрипло произносит Татьяна, вырываясь из захвата. – Интересно, что освежило твою память и… – Неважно. Просто объясни, зачем? И эта девочка, она… – Она моя девочка, к тебе отношения не имеет, ясно? – Ах, не имеет? То есть ты прикинулась шлюхой и пришла в мой дом, чтобы залететь? Тогда почему не шантажировала? Обычно такие прожженные девицы… – А я не была тогда прожженной девицей, Марк, тебе ли не знать? – краснеет Танька. Губы же у нее остаются бледными. – Зачем ты тогда пришла ко мне? Не понимаю, Тань, объясни, – сдуваюсь я. – Уже неважно, Марк. Прости за ложь, я не должна была тебя использовать, – надтреснуто шепчет она. Обнимает себя за плечи и забивается в угол маленькой, но уютной кухни. – Да я тоже в некотором роде… хм… тебя использовал. Почему ты не сказала про дочь? За что? Неужели, я настолько плох, что недостоин о ней знать? За что, Тань? Почему ты меня так наказала? – Мы не вписываемся в твой образ жизни, Марк. Вот и все. И не говори мне, что ты воспылал к Ульяне любовью. Тебе не нужны дети. Тебе никто не нужен, никто… Таня отворачивается к окну и дергает занавеску. Приваливается к подоконнику и смотрит на мигающий предновогодними огнями город. Она какого-то черта решила, что я бы отказался. Не принял ответственности, сбежал, отмахнулся… – Ты права, не воспылал. Но от ответственности не отказался бы. Мы так и стоим в темноте. Из гостиной льется свет, как и звуки мультика из телевизора. – У меня достаточно обеспеченный отец, чтобы помочь мне. И семья хорошая, и… – Зачем ты тогда пришла ко мне? Отвечай. Я не уйду, пока не услышу ответа. Дергаю веревку настенного светильника. Хочу видеть ее глаза – огромные и испуганные… Разворачиваю Таньку к себе, легко сжимаю ее сникшие плечи и повторяю вопрос: – Зачем ты тогда пришла? Некому было подарить свою девственность? Или хотела… дай угадаю… продать ее подороже? – Уходи, Стрельбицкий, – хрипло шепчет она. – Тебе все равно не понять и… – Не уйду, Тань. Попробуй объяснить. Я вроде бы не тупой, как никак с высшим образованием. И книги читаю. Ты уж постарайся. Я жду. – Да, я хотела продать ее подороже, – выдыхает она. – Такой ответ тебя устроит? Но решила сделать это с кем-то более менее молодым и симпатичным. Подслушала Пашкин разговор, ну и… – Значит, все так просто? И что сейчас, Тань? Что нам сейчас делать? Ты ведь не думала молчать о дочери всю жизнь? Или… Она поднимает глаза, а я читаю в них ответ – думала… Не собиралась впускать меня в свою жизнь. – Чего ты хочешь, Стрельбицкий? Что мне сделать, чтобы ты навсегда отвалил от меня? – устало произносит она. Дергает марлю с шеи и выбрасывает компресс в урну. – Хочу участвовать в жизни дочери. – Ты прямо уверен, что она твоя? – Да, я видел родимое пятно у нее на животе, у меня такое же. – Че-ерт… Что мне сделать, чтобы купить свободу от тебя? Я и так… Наверное, я оставлю журнал и уеду домой, – обреченно бормочет Танька. Трет свои плечи и ежится. Может, ей холодно? Мне, напротив, так жарко, что темнеет в глазах. А с губ против воли срывается безумие: – Свободу можно купить, да. Натурой. Маше, вроде, все нравилось. Как ты смотришь на то, чтобы повторить? – Ни за что, Марк, – фыркает Танька. – В таком случае я добьюсь права опеки над дочерью, Таня. Через суд. Сделаю ДНК-тест, и… Никуда ты ее не увезешь без моего согласия. – Ненавижу тебя, Стрельбицкий. Всей душой… Знал бы ты… – В ближайшее время займись оформлением документов. Уля будет носить мою фамилию и отчество. – Мерзавец! –… составим график общения со мной. Возможно, совместного проживания в моей квартире, я еще не решил, – продолжаю хладнокровно, наблюдая за выпученными от ярости глазами Тани. – Козел! Мудак! – Полегче, Танюша. Я перееду поближе к вам, буду водить Улю в бассейн и… – Хорошо, твоя взяла. Я согласна, – беспомощно выдыхает она. – На что согласна, проясни? – Побыть Машей. Сколько тебе нужно времени? Тебе же девушки быстро надоедают? – Вообще-то, да, быстро. Приедешь ко мне на выходные. Для начала… Тебе есть с кем оставить дочку? – Да, бабушка ее нянчит. Она, кстати, скоро придет. Поэтому тебе лучше свалить до ее прихода. Я поняла, приеду на выходные, а потом? – Позже скажу, что будет потом. Я еще не придумал. – Козел! – Уже было. Адрес скину в сообщении. Выхожу из кухни. Ноги сами собой ведут меня в гостиную, где на большом розовом диване сидит моя дочь. Моя… Моя, блядь. Из крови и плоти. Настоящий живой ребёнок. – Пока, малышка. Что тебе купить в следующий раз? Какие ты игрушки любишь? – Балби, Киси Миси, Хаги Ваги. – Что? Это что такое? Ладно, разберусь. – Пока, – она спускается с дивана, подходит ближе и обнимает меня за колени…
Глава 10.
Глава 10.Татьяна.
Марк прощается с Ульянкой, неловко треплет ее по щеке и уходит. Тихонько прикрывает дверь, но я все равно вздрагиваю. Так, словно он ее с размаху толкнул. Кажется, сейчас любой шорох, как прикосновение к оголенным нервам…Голос, касание и даже воздух, струящийся сквозь оконную щель… Тру плечи, привалившись к подоконнику. Стою, как истукан, боясь пошевелиться. Дышу так часто, словно мне не хватает воздуха… Дрожу, жмурюсь, пытаясь прогнать предательские слезы… Все это обваливается на меня ощутимой тяжестью… Все это дерьмо, которого я совсем не ожидала. Сейчас не ожидала… – Мамуя, а он такой доблый, этот дядя. Он мне купит новые иглуски, – кричит Улька, вихрем ворвавшись в кухню. Мгновенно стряхиваю оцепенение и опускаюсь на колени. Обнимаю дочку, глажу по нежным щечкам, трогаю волосы. Никому ее не отдам. Пусть только посмеет тронуть моего ребенка! – Родная моя, куколка. Ты только мамина дочка, да? Слезы ползут по щекам, как ядовитые змеи. Обжигают кожу, а, кажется, душу… Что мне теперь делать? Марк не отступится. Поиграет со мной, а потом переключится на Улю. Он точно ее отберет, я чувствую! – Мамуя, а почему ты плачешь? – Улечка моя… Слышу, как клацает дверь. Бабулечка пришла. Черт… Что ей теперь говорить? Спешно вытираю слезы и поднимаюсь. Придумаю что-нибудь. Однако, в квартиру бабуля входит не одна… – Таня, с тобой все в порядке? – спрашивает Пашка. Он-то здесь откуда? Говорил ведь, что планирует весной переехать, так сейчас же зима? – А ты… откуда здесь? – Танька, да объясни мне, что происходит? Это Стрельбицкий? Он был у тебя? Что у вас стряслось? – Да! Говори бабушке, что случилось? – бабуля упирает руки в бока и хмурится. – Ба, иди почитай Уле сказку, – спасает меня Павел. – Я Танечку сам успокою, ладно? Не волнуйся, хорошо? – Да ну вас! Одна живет, как монашка, никого к себе не подпускает, другой со всякими шалавами встречается. Что за дети такие? – укоризненно протягивает бабуля. Берет Ульку за ладошку и уводит в комнату.
Мы остаемся одни. Павел смотрит на меня, не решаясь первому начать разговор. И я молчу… Господи, неужели сейчас придется во всем признаться? Ни за что! – Танька, рассказывай. Я видел его Порше, выезжающий со двора. Так что ты не отвертишься, – вздыхает брат и садится за стол. – А ты почему приехал? Откуда узнал про Марка и… – Он приехал в гости. Помогал готовить квартиру к приему гостей. А потом увидел твою старую фотографию и сорвался с места. Мол, мне ехать надо. Танька, что у вас происходит, скажи? – Павличек, какую квартиру? – пытаюсь перевести тему я. – Я квартиру купил. Хотел убраться и вас в гости позвать. Черт дернул меня позвонить Марку. Танька, я не отстану. Говори. Какой же он у меня красивый… Серьезный, молчаливый, умный. Сдержанный, воспитанный. Самый лучший брат на свете. Разве я могу его сейчас ранить? – Мы… встречаемся. Я еду с Марком на выходные за город. – Танька, хитрюга, говори. Почему Марка так удивила твоя фотография? Ты бы видела его… Он… Он побелел, Тань. У него руки дрожали, губы… Не помню я Стрельбицкого таким ошеломленным. Постой, а… А Ульяна, она… Че-ерт! Пашка с силой зарывается пальцами в густые русые волосы. Вскакивает с места, расхаживает по кухне, словно зверь в клетке. – Танька, как я мог не видеть столько лет? Глаза же точно у нее, как у Марка. Он что, не знал, с кем спал? – Господи, Пашенька, да мне и рассказывать ничего не нужно. Видишь, ты сам… – Я убью Стрельбицкого! – шумит Пашка. – Или… Погоди, Танька, ты же… Ну-ка, рассказывай все. – А ты меня не сдашь папе? И маме… Пожалуйста, – скулю, складывая ладони в молитвенном жесте. – Это мое решение! Я сама не хотела вешать на Марка ребенка. – Тань, он не был с тобой груб? Если он посмел хоть пальцем… – Нет, ты что. Он… Пашка, я ведь была влюблена в Марка, как кошка. Подглядывала за ним, пока вы кино смотрели, валяясь на полу. А потом разговор твой подслушала про… Про подарок в виде невинной девушки. – О боже… – бледнеет брат. – Танюшка, я знаю, какой Марк. Неужели, он ничего не заподозрил? – Ну вы же купили девственницу? – раздраженно отвечаю я. – Павличек, не заставляй меня краснеть. И пообещай, что ничего не скажешь родителям. – А как теперь молчать? Марк как отнесся к Уле? Что вы вообще решили? – Он хочет… Он… – чувствую, как щеки начинают пульсировать. Опускаю взгляд, не в силах выдавить из себя объяснение. – Тебя, сеструха? – хитро улыбается Пашка. – Значит, Стрельбицкий запал не на шутку. Может, все у вас сложится? Ладно, я пока помолчу. Понаблюдаю за вами. За город, значит, позвал? Павлик важно постукивает пальцами по столешнице, а я обреченно киваю. – Да. Сказал, что… Я боюсь, что он отнимет у меня Улю. Вот и согласилась. Он говорил что-то… Про походы в кино и бассейн. – Танька, а ты-то как? – чуть тише произносит Павел. Поглядывает в сторону двери – за ней мелькает тень бабули. – Любишь его? Сама-то хочешь попробовать? – Я ему не верю, Паш. Марк не привык к отношениям. Эскорт – вот его формат, уж тебе-то не знать? Я и поехать согласилась в надежде, что быстро ему надоем. Он поиграется и отвалит от нас. – А мне бы не хотелось этого… Но раз ты так настроена… Павлик сдавливает переносицу и замолкает. Берет мою ладошку в свою большую руку и нежно поглаживает – как в детстве… А мне плакать хочется от жалости к себе… – Танюшка моя… Еще бегать за тобой будет Стрельбицкий. Ну, иди ко мне, – прижимает меня к груди. – Эскорт ему подавай. Я ему дам… такой эскорт. Будет на пару с Боней ходить мимо дамочек и смотреть на них равнодушным взглядом. Я всхлипываю и все равно улыбаюсь – Бонька-то наш кастрированный. – Погоди, Павлик, кажется, сообщение. Вынимаю из кармана вибрирующий телефон. Стрельбицкий – явился не запылился.
«Таня, мы едем в Карелию. Возьми теплую одежду и купальник».
И ссылка на загородный отель… Прекрасный, неприлично дорогой отель… Щеки наливаются багровым румянцем, когда я представляю, что Марк будет со мной там делать…
Глава 11.
Глава 11.Татьяна.
Дни летят предательски быстро… Не успеваю оглянуться, наступает четверг. Стрельбицкий ведет себя как ни в чем не бывало. Обсуждает рабочие вопросы, флиртует с сотрудницами, ходит по коридорам, распространяя свой сбивающий с ног аромат. Господи, завтра пятница! Уже пятница, а я совсем не готова. И готова… От одной мысли про совместный отпуск живот наполняется сладкой тяжестью, в глазах темнеет, а дыхание сбивается. Глупо отрицать, что меня не тянет к Марку… Он как бездна – наглая, улыбающаяся, с янтарными глазами. В его взгляде вязнешь, как в сладкой патоке… И я ему завидую… Наверное, так жить легче? Забывать о человеке, вычеркивать его из своей жизни, стирать из памяти, как пыль… Я так не могу… Он не догадывается даже, что никого после него у меня не было. Я так и не смогла позволить другому мужчине прикоснуться ко мне… – Татьяна Александровна, ты хотела поговорить? – в кабинет врывается Ива, заставляя меня вздрогнуть. – Меня не будет в выходные, – произношу упавшим голосом. – Нам что-то нужно срочно сдать? – Нет, поезжайте спокойно, – улыбается она хитро. – А с чего ты решила… Ива, по офису ходят сплетни? Признавайся. – Нет, с чего вы взяли? Просто… Я случайно заметила открытую вкладку на вашем ноутбуке. Там были картинки отеля. Извините… Я рада, что вы развеетесь. – Спасибо. Тогда можешь идти. Я буду на связи. – Да вы не переживайте, отдыхайте спокойно. У нас же Марк Викторович есть! Если сложится экстренная ситуация, попросим его разрулить. Я заливаюсь краской до корней волос. Отворачиваюсь, делая вид, что не расслышала ее реплику. – Спасибо, Ива. Ты очень предусмотрительна. Уверена, Марк Викторович справится. Ага, справится он… Если только со мной. Мне еще столько всего предстоит сделать! Ухожу с работы на полчаса раньше. У меня нет купальника, да и теплой красивой одежды немного. А еще нужен педикюр и депиляция. И расслабляющий массаж, желательно. Как все успеть? Бабуля и так ворчит, сетуя, что я много времени провожу на работе. А как иначе? Мне нельзя ударить в грязь лицом. Скоро я утру Марку нос – выгодной сделкой с китайцами. Тогда и посмотрим, кому следует уйти? Домой заявляюсь поздно. Ульянка давно спит, а бабулечка вяжет, сидя перед телевизором. – Пришла, Танюшка? Слышу, пакеты шуршат. К поездке готовишься, детка? – Да, ба. Вещи купила, сапожки теплые. И вам с Улечкой подарки. Пряжу тебе новую на свитер. – Ты ж моя бедовая, – обнимает она меня. – Любишь его, окаянного? Вижу, как маешься. Как приехали мы сюда, лица на тебе нет, Танюшка… – А ты знала все, бабуль? – округляю глаза. – Знала, внучка. Дневник твой ненароком увидела. А там на каждой странице – Марк, Марк… Странно, что мать раньше меня не нашла его. И эти, как их… Фотографии его и вещица какая-то. Наверное, он обронил, когда у нас бывал, а ты подобрала? – Да, так и было, – прячу взгляд, вспоминая, как украла шарф Марка из комнаты Павлика, оставленный им случайно. И его футболку, а потом чехол от телефона… Дура… Какая же я наивная дура… Эти вещи и сейчас хранятся в шкафу моего туалетного столика. – Ну ничего, съездите, отдохните. Танька, а ты волосы повыдёргивала? – заговорщицки шепчет бабуля. – Ну ба! – Ногти накрасила? – Все сделала. И массаж. Спать хочу, но и с тобой поболтать тоже. Может, чаю?
Утром я спешно собираю сумки, бросаю их в багажник своей машинки. Марк коротко сообщил, что в Карелию мы выезжаем из офиса. Как раз приедем на место к вечеру.
«– Успеем поплавать в горячем бассейне с минеральной водой. Как тебе идея?», – спросил она меня. Как, как? Ужасно. У меня от предвкушения сохнет во рту и дрожит подбородок. Это не Стрельбицкий, это… Ходячее искушение.
Работаю спустя рукава. Не могу сосредоточиться на статьях о моде, представленных Линой, отрывках популярного бестселлера молодого автора Лоры Брикман, которые рекламирует наш журнал. – Татьяна Александровна, пообедаем вместе? – вырывает меня из задумчивости Марк. Свежий, отдохнувший, улыбающийся – похоже, он не испытывает ни капли волнения. – Пожалуй, соглашусь. – Отлично. Давай через час? Заканчивай дела, пиши поручения Иве. После обеда заедем в одно место и отправимся в путь. – В какое место, Стрельбицкий? Не пугай меня… Или ты хочешь сразу… Чтобы я сразу… Взять меня еще до приезда в отель? – тараторю я, заливаясь краской. – Судя по твоему виду, этого, скорее хочешь ты, – хрипло шепчет Марк, подойдя ближе. – А мне в жизни нужен не только секс. – Не обольщайся, Стрельбицкий. Тебе кажется… Боже, как пульсируют щеки! И дыхание вырывается из груди, как пар из чайника. – Не бойся, Танька. Я ничего не стану делать без твоего на то согласия. – А если я вообще не соглашусь? – Еще просить меня будешь, Ларина. Умолять, чтобы я не останавливался. Никто еще ни разу мне не отказывал. – И не подумаю, Стрельбицкий, – пищу как мышь. – Я буду первой, кто откажет. Голос звучит неуверенно. Дрожит, как провода на ветру… Да и видок у меня соответствующий – растрепанная, с красными щеками и пересохшими губами. Наверняка Марк думает, что может и сейчас разложить меня на письменном столе? Уверен в этом. – Скоро проверю, – обольстительно протягивает он. – Встречаемся через час на парковке. Не забыла вещи? – Нет, в багажнике. Не вздумай болтать о нашем совместном уикенде. – И в мыслях не было.
Глава 12.
Глава 12.Татьяна.
Двести километров… Как я выдержу, господи? Что мы будем, интересно, делать? О чем говорить? Ладно… Мне нужно успокоиться и больше не выпаливать глупости. Да и себя привести в порядок – напустить на лицо образ ледяной королевы. Не то Стрельбицкий продолжит намекать на мою озабоченность… Я даже дыхательную гимнастику делаю, не поверите… Ищу в интернете каналы, где учат медитации. Глубоко вдыхаю, представляю спокойное синее море, а потом медленно выдыхаю… Остается только пропеть «оммммм», но на этом моменте мне видится наглая рожа Стрельбицкого. Скорее бы прошел этот час…
Я спускаюсь в парковку на пять минут раньше условленного времени. Копаюсь в багажнике, а потом замечаю идущего к машине Марка. – Много вещей, Тань? И ты рассчитываешь все их надевать? Хм… Я думал, что большую часть времени мы проведем без одежды. Ну вот опять эти намеки! И снова я густо краснею, мгновенно растеряв самообладание. И маска ледяной леди слетает с меня, словно ее и не было. – Я была уверена, что ты все предусмотришь, Стрельбицкий. Развлекательную программу, отдых, спа-процедуры, – с нескрываемым сарказмом произношу я. – Но я снова ошиблась… Видимо, для тебя существует лишь одно развлечение. Марк улыбается. Похоже, мое красноречие его только забавляет. Он укладывает наши вещи и распахивает переднюю пассажирскую дверь. – Заедем в одно место, это быстренько. – Ты хотя бы скажешь куда? – Скоро все увидишь. Чем будем заниматься во время пути? Опять он меня провоцирует… – Ты можешь рассказать мне что-нибудь о себе. Вдруг я не знаю чего-то важного? Или в интернете исчерпывающая информация? – О! Мне льстит, что ты рылась в интернете, пытаясь что-либо обо мне узнать, – бросает Марк, поддавая газу. – И что пишут? Самому интересно. – Ну… Тебя считают завидным женихом, во-первых… Уж не знаю, кому придет в голову завидовать твоей избраннице. Я бы искреннее ее пожалела. Во-вторых, ты ловелас, сердцеед, циник… В сети никогда не писали о твоих привязанностях, увлечениях. Предположу, что их нет. Ты пустой, Марк… Одна оболочка – красивая, не спорю, наглая, но внутри… Ни одной девушки за столько времени! А тебе уже… Напомнишь сколько? – Плохо подготовилась, Танюш. Ты должна помнить возраст отца своей дочери. Это важная информация. Как и группа крови, резус-фактор… Хотя… Прости, ты выбрала меня из-за смазливой внешности. Оболочки, как ты выразилась. Все остальное не имеет значения. Как бык-осеменитель я состоялся на все сто. Замолкаю, остро чувствуя обиду Марка. Мои слова его задели. Но разве я не права? Сказала как есть. Разве он другой? Конечно, нет! Иначе, в сеть хоть что-то просочилось бы. Тогда почему мне так не по себе? Словно я его несправедливо оговорила.
Замолкаю, притворяясь, что редактирую статью. Марк молча ведет машину, сделав радио погромче. И едет он, к моему удивлению, не в сторону выезда из города, а в центр. Асфальтированная дорога заканчивается, сменяясь гравийкой. Справа темнеют обшарпанные гаражи и хозяйственные постройки. Не понимаю, куда Стрельбицкий меня завез? Хочет свернуть мне шею и закопать? Прищуриваюсь, разглядывая окрестности. Среди заснеженных лап высоких елей замечаю вывеску – «Лучший друг» – приют для бездомных животных. – Идем, Тань. Сначала оленья ферма, теперь приют… Наверное, Марк таким способом замаливает грехи? – Держи одноразовый халат, – он протягивает мне сверток. – А это еще зачем? – Животные могут тебя испачкать.
Киваю и выполняю его пожелание. Следую за ним, цепляя взглядом аккуратные ряды новых деревянных будок, сложенные в поддонах мешки с кормом, лопаты, сетки, ведра… Здесь кипит бурная деятельность. Интересно, какое ко всему этому имеет отношение Марк? – Марк Викторович, слава богу! В тесную прихожую высыпают женщины. Одна из них – полная, невысокая, в грязном фартуке, держит в руках крошечного щенка. Другая – шатенка в очках, ведет на коротком поводке огромного лохматого пса. – Как там Бобик? – спрашивает Марк. – Температура поднимается? Таня, в понедельник я привезу к тебе Бобика и Тимку, они поживут у вас месяцок. – Что? А я... – задыхаюсь от неожиданности. – А почему бы тебе не взять их к себе? – У Марка Викторовича сейчас трое на передержке, – с осуждением в голосе произносит шатенка. – Я не понимаю… Ну, наконец-то он отыгрался… Смотрит на мою беспомощность с нескрываемым наслаждением. Или… нет? – Марк, что происходит? – спрашиваю я. – Что с этими собаками и… – Это еще одно мое дело, – спокойно произносит Марк. – Не бизнес, а расходы. Я содержу этот приют, Тань. – Марк Викторович – наше счастье, – всплакнув, отвечает полненькая. – Сюда столько животных привозят! Раненых, больных, избитых. Кстати, Бобик – это не собака. – А кто это? – Медведь. Его мать застрелили охотники, мальчишки катались на лыжах в лесу, подобрали малыша и принесли. Анна Эдуардовна его прооперировала, – кивает Марк в сторону шатенки. – Так ты берешь его? Я бы и сам взял, но у меня сейчас Мурка и Стрелка гостят. Я нашел им хозяев, их заберут в конце месяца. В словах Стрельбицкого ни капли издевки. Он забирает бурый комочек из рук полной женщины и прижимает к груди. А я стою с открытым ртом, чувствуя, как душу посасывает совесть. Совсем недавно я его обозвала пустым и бесчувственным. Повелась на глупые желтые статейки в интернете. Но почему Марк не оправдался? Он ведь мог рассказать о себе и развеять мое противоречивое о нем мнение? – А этого малыша облили битумом, Тань, – он показывает на клетку с милым песиком. На его голой, изъеденной язвами коже проступает редкая шерстка. Сглатываю и прячу взгляд, не в силах и слова выдавить. Я ошеломлена, раздавлена человеческой жёсткостью, с которой так близко столкнулась. – А с этой малышки пытались живьем содрать кожу, – Марк жестом указывает на черного кота. – Но подонков спугнули, они успели только лишить его задней ноги, – продолжает Марк, проводя мне экскурсию. – Буся жил у меня месяц, пока выздоравливал. – А вот здоровые малыши, их перестала кормить мама. Ну или… погибла, не справившись с жизнью на улице. Ты не будешь против, если я приведу сюда Ульяну? Мои плечи дрожат, я не могу смотреть на них… И никогда не была в таком месте. – Тань, ты не ответила, – Марк разворачивает меня, легко сжимая плечи. – Я… Я не знаю, Марк. Наверное, не против, – хрипло выдыхаю я и пулей вылетаю на улицу…
Глава 13.
Глава 13.Марк.
Я совсем не хотел предстать перед Танькой хорошеньким. Вовсе нет. Скорее, надеялся, что она увидит меня настоящим. Ту мою сторону, которую я отчего-то скрываю. Прячу ото всех, как нечто интимное или постыдное. Секрет, о каком не болтают с посторонними. Одного я не предусмотрел… Таня – девушка из богатой и влиятельной семьи. Наверняка, ее нежную психику оберегали от потрясений. Все, что она видела – придуманная жизнь без боли, голода и страданий, жестокости и предательств. Это для меня – оторванные лапы или сожженная до мяса кожа животного стали обыденностью – отрезвляющей и жестокой, а для нее… Наблюдаю за Таней сквозь тусклое стекло тесной прихожей. Ее тонкие ладошки нервно ерзают по дрожащим плечам. Неужели, плачет? Я совсем не думал, что она отреагирует так… Так ошеломляюще искренне, честно, что у меня сносит крышу от внезапно поселившихся в сердце чувств. Танька – человечище… Не пустая и бесчувственная мажорка, не знающая жизни, а – нежная и ранимая… – Марк Викторович, а кто эта девушка? – произносит Анна Эдуардовна, мягко касаясь моего локтя. – Расстроилась… – Анна Эдуардовна, Женька… Вы зачем меня вызвали? Я в отпуск, вообще-то, еду. И я не хотел, чтобы Таня… Тяжело это все для нее. – Маричек Викторович, – скулит Женька, прижимая медвежонка к груди. – Да мы не специально. Хозяин помещения задумал его продавать. Землю покупает застройщик. Скоро здесь все снесут и построят новый жилой комплекс. Такие вот дела. Он уже и предоплату взял, и предварительный договор подписал. Да все так быстро! Никто и не подозревал, что так можно. – То есть нам надо искать новое помещение? Когда животных нужно вывозить? – Хозяин месяц дает на выезд. А куда мы и-и-их… – всхлипывает Женька. – Бобик только кушать начал как следует. – В Питере найдется помещение, я уверен. Я поеду, ладно? – произношу мягко, вынимая из бумажника купюры. – Пока спокойно живите. Никто вас отсюда не выселит, аренда оплачена. Если что, я на связи. Стягиваю халат и сую его в мусорку. Выхожу на улицу, чувствуя, как мороз мгновенно прилипает к щекам. Снег скрипит под ногами, когда я подхожу к Тане. Обнимаю ее за плечи и разворачиваю к себе. – Стрельбицкий, ты чудовище, – всхлипывает она. – Зачем? Просто скажи… Ты хотел выставить себя хорошеньким? Весь из себя… такой… Ах, вот как? Так она все восприняла? Я вдыхаю обжигающе-ледяной воздух, чувствуя, как болят легкие. Даже ответить нет сил… Танька такая, как все. Она верит желтым статейкам больше, чем мне. И больше, чем живым людям, работающим на меня… Ну, ладно… Похоже, наши отношения закончатся в воскресенье… А до воскресенья я буду ее просто трахать. Как любую другую, купленную у сутенерши девицу… – Да, Таня. Я совершил неудачную попытку показаться хорошеньким. Поедем, а то скоро стемнеет. Не понимаю, почему меня так коробит ее непонимание? Я ведь хотел показать, как ей доверяю. Ну ладно, медвежонка бы Таньке никто не доверил, но Бусю? Его-то она могла приютить? Хотя бы на время? Мы едем в молчании. Сначала Таня говорит по телефону с дочерью и коллегами, потом звонит бабуле и отцу… А следом засыпает, оставляя меня наедине с мыслями и любопытно заглядывающими в окна звездами. Ее ресницы подрагивают, а губы влажно поблескивают в тусклом свете придорожных фонарей… Грудная клетка вздымается, а частое дыхание нарушает повисшую тишину. Спи, Танечка. Ночью тебе придется поработать. Раз уж я развращенный циник, тебя это не удивит.
Танька просыпается, когда я въезжаю в город. Сладко потягивается и окидывает меня виноватым взглядом. – Я сто лет так не спала, – шепчет, пряча взгляд. – Спасибо, что не растормошил. – Я преследовал только низменные цели, Ларина. Ночью ты мне нужна бодрая и игривая. Так что… – И почему я не увидена? – фыркает она. – Только не забудь о своем обещании.
Оставить их с дочкой в покое, помню… Стискиваю челюсти так сильно, что ноют зубы. Молчу, не удостоив ее ответа. Таня восхищенно открывает рот, разглядывая окрестности. В нашем распоряжении оказывается коттедж из сруба, отдельный дворик, засаженный хвойными растениями и бассейн с горячей минеральной водой под открытом небом. – Ой, а в нем можно купаться? Снег же идет? – Можно, – деловито отвечает администратор. – И даже нужно. Попробуйте и сами убедитесь. Вода очень горячая. Вы точно не замерзнете. – Да, Танька. Переодевайся и дуй в купель. Если замерзнешь, я тебя согрею. Спасибо, девушка. Выпроваживаю работницу отеля и заношу в дом наши сумки. Не понимаю, почему так злюсь? Что я ожидал от нашей поездки? От Таньки что хотел? Понимания и любви? Заказываю по телефону ужин и бреду в душ. Слышу, как в соседней комнате шумит вода, а потом в дверном проеме появляется Танька, укутанная в большой банный халат. Поднимает на меня взгляд и тотчас краснеет, как рак. – Ты готова? – Да, идем. Я проголодалась, Марк, – добавляет, чуть помедлив. – Надеюсь, ты не об ужине? – подхожу ближе, чувствуя, как шею опаляет ее прерывистое дыхание. Зря я смотрю ей в глаза… Там такая темнота – манящая, как эта дышащая паром купель… Шагни в нее и утонешь. – О нем, Стрельбицкий, – сглатывает она. Облизывает губы и часто дышит. Неужели, хочет, как хотела Мари из эскорта? – Заказал. Идем, Таня. До ужина успеем поплавать. Танька семенит за мной следом. Неуверенно сбрасывает с плеч халат, демонстрируя стройное, подтянутое тело. Мда… От аппетитной Маши не осталось и следа. Таня взмахивает кистью, а я замечаю темнеющий на ее ногтях лак. Готовилась, значит? Она опасливо тянет аккуратную ступню и касается пальчиками кромки воды. А потом, удостоверившись, что вода вправду горячая, погружается в купель. – Здесь классно, – улыбается она. – Спасибо тебе… Я здесь впервые. А культурная программа будет? А экскурсия? – тараторит она, вжимаясь в каменный бортик. Я медленно гребу, подбираясь к ней ближе. Вдыхаю металлический аромат воды, елей и дыма, струящего со стороны мангала. Крадусь лапами и впиваюсь в Танькины бедра. – Ай! Марк, не надо… – Поймал,– шепчу удовлетворенно. – Культурная программа стоит перед тобой, Тань. Наслаждайся.
Глава 14.
Глава 14.Марк.
Интересно, что изменилось за эти годы? Татьяна Александровна оттачивала навыки, приобретенные после знакомства с дядюшкой Марком? Или… Никаких «или» не может быть. Танька слишком привлекательная, успешная и… манкая, чтобы прозябать в одиночестве. Хотя… Я почти уверен, что Уля ее останавливала. Таню вполне устраивали короткие встречи без обязательств. Ничего не значащий секс… Не понимаю, почему от этих мыслей меня штормит, а глаза застилает черное марево? Ну, спала она с кем-то, так что теперь? Кто я, чтобы ждать от нее верности? Ничтожный потребитель, охотно покупающий потасканных девиц из эскорта. И тот, кому она продала себя… Одного я не понимаю – зачем? Ее отец мог найти Татьяне достойного жениха, способного и не такую сумму отвалить за юное тело богатенькой наследницы. Но она выбрала меня… Вопрос застревает в горле, когда я смотрю на нее. Хватаю частое сладкое дыхание, тону в маслянисто-темной бездне ее глаз. Сейчас они не льдисто-голубые – скорее темные, как грозовое небо. – Ну так что, Ларина? Не робей. Напомни предмет нашего договора, пожалуйста. – Ты обещал оставить нас с дочерью в покое, – надломленно шепчет она. – Не подавать в суд, не доказывать отцовство. И на совместную опеку над Улей не претендовать. Я не хочу, чтобы мою дочь коснулась вся эта… В общем, неприглядная сторона твоей жизни. Я слишком ее люблю, чтобы позволить этому случится. Охуеть просто… Вот так, значит? Вот так просто, да? Отвалить от дочери и забыть о ее существовании? Интересно, Таня о ней подумала? Ульяна скажет ей спасибо, когда вырастет? Голос Таньки звучит до черта неуверенно… А тело… Черт, она дрожит от нашей близости. От поверхности воды поднимается пар, а у Таньки зуб на зуб не попадает. Все, что она сейчас бормочет – ложь чистой воды. Заученный, чопорный текст, в искренность которого она сама не верит. Крепче сжимаю ее бедра и тянусь ладонями выше, к мягкому животу. Очерчиваю пальцами пупок, а потом накрываю ладонью грудь, чувствуя, как в нее тотчас упирается возбужденный сосок. – Ты сама ее рожала? – вопрос против воли вылетает из груди. – Да, – сглатывает она. – А какое это… – А кормила? Как она росла? В каком возрасте пошла? Когда начала говорить?
Меня накрывает не на шутку. Обида растет в груди, как раковая опухоль, выплескиваясь в похоть. Словно стекает из сердца прямиком в член.
Я беру ее лицо в ладони и, не дождавшись ответа, жадно целую. Толкаюсь в ее рот языком, кусаю губы, посасываю их. Хочет купить свободу, пусть старается. Я словно проваливаюсь в глубокий колодец прошлого, когда она мне отвечает. Все та же Мари… Неопытная, испуганная, дрожащая. Как я мог ее сразу не узнать? – Ты должна лучше стараться, крошка, – сиплю, на миг отрываясь от ее губ. – Я-то надеялся, что Мари обзавелась некоторым опытом, а ты… – продолжаю говниться. Танька меняется в лице от обиды. Даже дыхание задерживает, готовясь выпалить очередную колкость. – Ненавижу тебя, Стрельбицкий… – чуть слышно произносит она. – Чего ты хочешь? Вернее, не так: чего желаешь? Так говорят твои… девицы? – Да, примерно так. Мы колем друг друга обидами. Ладно я, а Таня на что обижается? Разве я знал о существовании дочери? Отказывался ее принять? Или, может, дело во мне? В чудовищной Танькиной ревности? Она ведь до умопомрачения меня хочет. – А ты сама хочешь? Спускаю бретельки с ее плеч, обнажая груди. Из нее вырывается всхлип, а руки сжимаются вокруг моих плеч. – Хочешь? – перекатываю соски между пальцами, не отнимая взгляда от ее лица. – Это неважно. Хочу или нет, я буду стараться, Стрельбицкий. Она тянется к моему лицу. Обхватывает его ладошками и целует в губы. Я не отвечаю – позволяю ей показывать старание. С трудом держу в себе подступающее дерьмо. Да что там держу – с каждой минутой словно подкидываю туда дрожжей. Танька оглаживает выступающие мышцы на моей груди, легко касается напряженного как камень пресса, спускается еще ниже, под резинку трусов. – Молодец, Мари. Идешь в правильном направлении, – хрипло произношу я, когда ее ладонь сжимается вокруг члена. – Сядь на бортик, Стрельбицкий, – томно протягивает она. Спускаю плавки, запрыгиваю на низкий каменный бортик и широко развожу ноги. У меня в глазах темнеет от уместности картинки. Танька с голыми сиськами, бурлящая вода купели и такие же темные ее глаза… Тонкие дрожащие пальцы, неуверенно сжимающие мой член. Танька ошеломленно молчит, разглядывая меня. Ласкает головку, повторяет узор вздувшихся вен пальцами, а потом несмело касается его губами. Я опускаюсь на ледяной каменный пол, подкидываю бедра ей навстречу, задавая ритм. Сжимаю зубы так сильно, что сводит челюсти. Шумно дышу, толкаюсь, что есть силы, словно насаживаю ее рот на себя. Приподнимаюсь на предплечьях. Не отрываю взгляда, наблюдая за двигающимися вокруг моего ствола полными губами. Ей нравится, сука… Нравится меня ласкать. Она с таким упоением это делает – гладит мои бедра, жмурится как кошка, не замечая того, что я за ней наблюдаю. Часто дышит, переводит дух, а потом продолжает. Я тянусь к ее лицу и запускаю пальцы в мокрые волосы. Наши взгляды схлёстываются, а ее губы плотнее смыкаются вокруг головки. Толкаюсь в последний раз и кончаю, удерживая в груди хриплый стон. – Молодец, Мари, засчитано, – усмиряя бешеное дыхание, выдавливаю я. Танька молчит. Опускается в купель с головой, а потом выходит из воды, небрежно подхватив банный халат…
Глава 15.
Глава 15.Марк.
Бью по воде ладонями, стремясь изгнать вернувшуюся тишину. Отчего-то именно сейчас она кажется зловещей. Погружаюсь в купель с головой, следуя Танькиному примеру, и неторопливо выхожу. Из ее комнаты слышатся шорохи – скрип дверок шкафа, звуки льющейся воды, тихие беспокойные шаги. Сбрасываю банный халат, когда в двери стучится официант. Спешно натягиваю треники и спускаюсь. Сую в его карман чаевые и разбираю пластиковые контейнеры. Рыба, креветки в сливочном соусе, салаты из свежих овощей… Шумно выдвигаю кухонные шкафы в поисках приборов. Раскладываю посуду на массивном деревянном столе, стараясь хоть немного отвлечься… Нет, не могу… Я только начал наслаждаться Танькой. Кажется, желание никуда не исчезло. Немного притупилось, чтобы вспыхнуть внутри, как сухая трава. Хочу ее… Болезненно, безумно, со смесью обиды и ярости. И этот коктейль будоражит кровь похлеще наркоты. Она спускается спустя чертову уйму времени. Томно взмахивает кистью и ерошит влажные волосы. Мой взгляд прилипает к пушистым махровым носкам и трикотажному розовому костюму. – Я так проголодалась, – мурлычет она как ни в чем не бывало. – А чего ты меня не позвал? И снова взмах ладонью… Короткая толстовка поднимается, обнажая кромку живота. Все, меня снова кроет… Словно расплющивает от желания. Подхожу к ней ближе и запускаю ладони под ее кофту. Бля-ять… Танька без лифчика. Сжимаю твердые соски пальцами и ищу ее взгляда. Татьяна заливается краской, приоткрывает рот и нервно лижет губы. Неуклюже пытается меня оттолкнуть, прекрасно понимая, что ни фига не получится. Да и зачем, если она возбуждена до предела? – Марк, погоди… Я есть хочу. И я устала… – сглатывает она, больше не пытаясь снять с себя мои руки. Я продолжаю ласкать ее груди – сжимаю полушария, натираю соски пальцами, слегка их потягиваю. – Мари, ты уже заморила червячка. Так что… – Фу, Стрельбицкий! Какая пошлость… Ты ужасный человек и… – Скажи, что хочешь меня, – сиплю сквозь сжатые зубы. – Не хочу, – упрямится она, опаляя частым, сбившимся дыханием мою шею. – А если проверю? – дергаю шнурок на ее штанах и ползу рукой в трусики. – Не надо, Марк, – сглатывает испуганно. Не понимаю, почему она так противится? Насупливается, воспринимая мою просьбу как унижение. Я и сам не хочу ничего проверять – только доставить ей удовольствие. Не люблю оставлять девушек без сладкого… Тем более, мать моей дочери. Подхватываю ее на руки и уношу в спальню. Шагаю по лестнице на второй этаж, искоса наблюдая за Таней. Она заражает меня своей дрожью… Я крепче прижимаю ее хрупкое тельце к груди, боясь споткнуться. Толкаю ногой дверь в спальню и подхожу к кровати. Опускаю Таню на прохладные простыни и нависаю сверху. Сжираю ее эмоции, любуясь лицом, освещенным светом луны из окна. Ловлю теплое дыхание, вдыхаю аромат кожи, касаюсь шелковистых, слегка влажных волос… – Мне кажется, или ты боишься? – шепчу, стягивая с нее кофту. Танька ерзает, избавляясь от рукавов. – Волнуюсь, – честно отвечает она. – Боюсь облажаться. – Танька, ты словно сдаешь проект или отчет, – протягиваю, зарываясь носом в ее ямку на шее. – Расслабься, Мари. – Я смотрю, тебе нравится мое придуманное имя? И почему мужчины любят прозвища? – Не отвлекайся, Машуня. Приподнимаюсь на коленях и спускаю ее штаны вместе с трусиками. – Тань, я хочу включить свет. Хочу тебя рассмотреть, – сглатываю, широко разводя ее ноги. Касаюсь ее лона пальцами, а те мгновенно орошаются вязкой влагой. Даже в темноте вижу, как Татьяна густо краснеет. – Я… Давай завтра, Марк? – Танька, ты со всеми была такая зажатая? Она молчит. Обвивает мои обнаженные плечи ладонями и целует в губы. Понимаю – хочет заткнуть. И не желает обсуждать со мной свою личную жизнь. Мы целуемся до искр перед глазами. Кажется, кровяное давление достигает запредельных отметок, а сердце скачет в груди, словно его поджаривают на сковороде. Отрываюсь от нее и спускаюсь поцелуями ниже – к нежной шее, острым ключицам, налитой груди с торчащими сосками. Втягиваю их в рот, высекая из Тани сдавленные стоны. В комнате пахнет сексом – нашими разгоряченными телами и пряным ароматом ее возбуждения. И меня ведет от ее запаха, как гулящего пса… Можно по пальцам пересчитать, сколько раз я это делал, но с ней… Я хочу ее попробовать. Рот наполняется слюной от предвкушения, когда я сползаю ниже. – Ма-а-арк… – скулит она. Ерзает, поднимает голову, одаривая меня недоуменным взглядом. – Помолчи, Ларина, – шепчу, устраиваясь между ее ног. – Или нет, не молчи… Только не сопротивляйся. – Боже мой, Стрельбицкий… Это… Мне стыдно… Ужасно… Ай! – Я могу остановиться или… продолжать? – Да, да… Ее голова мечется на подушках, грудь вздымается, бедра дрожат. Пот льется по моей спине градом, но я продолжаю старательно ее ласкать. Так увлекаюсь процессом, что не замечаю ее пальчиков, впившихся в мои плечи. – Я хочу тебя, – выдыхает она. – Что? – Хочу тебя в себе, Марк… Пожалуйста. Тянусь за презервативами, предусмотрительно спрятанными под подушкой. Зубами рву фольгу и раскатываю латекс по каменному члену. Можно было попросить об одолжении Татьяну Александровну, но я не решаюсь… Она на грани – беззащитная, открытая, уязвимая в своем ко мне желании… – Скажи еще раз, – успеваю пробормотать, коленом раздвигая ее ноги. – Иди к черту, Стрельбицкий, – шипит она. – И вообще я… Не даю ей договорить – въезжаю на всю длину, фиксируя ее бедра в тисках ладоней. Выхожу почти полностью, успевая заметить тень разочарования на ее личике, а потом возвращаюсь. Толкаюсь что есть силы. Узкая такая, блять… Вкусная, крышесносная, опасная… И я пообещал ее отпустить… Не лезть в жизнь, отвалить от дочери. Танька стонет, подается вперед, тянется ко мне руками. Ее стройные ножки обвивают мою спину, а губы украдкой целуют горячее лицо… А потом Таня замирает, крепко меня сжимая. Кричит, выгибается, царапает мои плечи. Откидывается на подушки, позволяя продлить ее удовольствие. Я трахаю ее так, что кровать ходит под нами ходуном. И вообще, веду себя, словно не трахался сто лет… – Спасибо, – шепчет она, когда я сползаю с нее. Успокаиваю дыхание и стаскиваю презерватив. – На здоровье, Мари. Идем ужинать?
Дорогие читатели! Переходите по ссылке и выполняйте условия, у Анны Россиус проходит розыгрыш моих книг https:// /blogs/podarki-skidki-i-novyy-rozygrysh
Глава 16.
Глава 16.Таня.
– Танюш, ты дрожишь? Давай я камин разожгу? – участливо произносит Марк, склоняясь к дровнице. К ночи мороз усиливается. В окна стучится мягкий снег, а снежинки искрятся в лучах разноцветной иллюминации. Она повсюду – оплетает стройные туи, украшает окна и периметр домов. И, да… Я дрожу. Потираю плечи, застыв возле деревянного окна и любуясь красавицей зимой. Дрожу, потому что мне страшно… Я совсем его не знаю – человека, в которого легкомысленно влюбилась в юности. Однако я не спешу себя ругать – я ведь была ребенком. Юной и бестолковой девчонкой, нафантазировавшей себе принца на белом коне. А теперь я другая… Взрослая, умная, но по-прежнему горячо в него влюбленная… Оттого и страшно – он ведь тоже другой! Но не менее для меня притягательный. Дрожу… Замираю, наблюдая, как от поверхности купели поднимается в небо пар. Разбойник-ветер воет в оконные щели, качает костлявые ветви, клонит их к земле, словно играет с ними. Так и я – не могу с собой справиться… Мечусь из стороны в сторону, не понимая, чего на самом деле хочу. – Танюшка, ты чего? Марк подходит и обнимает меня со спины. Окутывает теплом и своим сбивающим с ног ароматом. Гладит плечи, зарывается носом в волосы и шумно выдыхает, заставляя поежиться. Тепло его рук словно стекает к пояснице. Зажмуриваюсь, как довольная кошка, и откидываюсь на его грудь. Ловлю в окне наши отражения – растерянной блондинки в красном вязаном свитере и высокого решительного шатена в белой толстовке. Смотрю на нас, гадая, как я потом буду жить? Без его рук, обнимающих меня, поцелуев и… прочего? И что будет с моим сердцем, когда у Марка появится другая? – Танечка Ларина. Ты прямо как героиня «Онегина». Интересно, твои родители специально тебя так назвали? Марк жадно вдыхает аромат моих волос и царапает щетиной шею. – Да, специально. Только идея неудачная. Не стоило им отождествлять меня с Татьяной Лариной – судьба ведь у нее несчастная. – Ну да, ну да… Безответная любовь и все такое. Онегин оказался сущим дураком. Сердце словно медленно прокручивают через мясорубку. Почему же так больно… Больно отпускать его… И боязно быть с ним – ведь расставаться потом будет во сто крат больнее. – Я никогда не любила свое имя, – тихо произношу я. – В пятнадцать лет серьезно планировала его поменять. – На Марию? – Не-ет. Я лучше промолчу. – Говори, Танька. Мне до чёртиков интересно узнать о тебе больше. – Мелани. Я без ума от этого имени. Но дочку не решилась так назвать. – Танька, идем пить чай, – со вздохом отрывается от меня Марк. – Тебе понравился ужин? – Да, спасибо. – Может заказать что-то сладкое? Тирамису или… – Марк, я стараюсь не есть мучное. Ты же помнишь, что… – Мне тогда все нравилось, – хрипловато шепчет он. – Танька, хочешь услышать откровение? – Не знаю… Как-то страшно становиться твоей жилеткой. – Я искал Мари. Звонил в агентство, чтобы вызывать тебя еще раз, но мне ответили, что такая девушка у них не работает. Шум в ушах затмевает окружающие звуки. Как такое возможно? Искал? Меня? Неопытную, скромную, зажатую Машу, которая кончала под ним, как пулемет? Делаю вид, что откровение меня не впечатлило. Вынимаю из шкафа чашки, сахарницу, варенье… – Какие ты любишь читать книги? – Стрельбицкий, тебе правда, это интересно? – прищуриваюсь я. – Конечно. Ты мама моей дочери. – Ты удивишься. – Жги, Ларина! – Мрачное фэнтези. Про оборотней люблю, вампиров, ведьмаков. Только никому не говори, пли-из. Теперь твоя очередь. – Сначала ответь, чем тебя привлекает такой жанр? – Эмоции, леденящие кровь. Ничто другое не может подарить мне это. Теперь ты, – разливаю чай и усаживаюсь на массивный деревянный стул. Подпираю ладонью подбородок, внимательно смотря на Марка. – Фух… Ты будешь смеяться, Ларина. Я лучше сохраню это в секрете. – Так нечестно, Марк! Ты обещал. Ты отец моей дочери, я тоже хочу узнать тебя получше. – Странно, Ларина. Совсем недавно ты требовала отстать от вас навсегда. – И сейчас требую, – фыркаю, громко помешивая ложечкой чай. – Ладно, Мари. Я люблю читать любовные романы. – Что?! – Погоди смеяться надо мной, Танька, – Марк поднимает ладони в оборонительном жесте. – Не те, что присылают в нашу редакцию пачками. – Не про властных восточных абъюзеров и невинных девственниц? Слава богу, Марк! Я уж решила… – Я люблю драмы. Эпопеи, романы со смешением жанров. Например, любовный роман и остросюжетный детектив. – Эрих Мария Ремарк «Триумфальная арка»? – В точку! Там и война, и месть, и любовь… Люблю Розамунду Пилчер, Джона Харта. Вообще, обожаю неторопливое повествование. – Стрельбицкий, я удивлена… Вот честно. – Думала, меня ничего не интересует, кроме юбок? – тихо произносит он. – В общем-то, да. Так и думала. Друзья моего брата, да и он сам – отъявленные циники. – Танька, цинизм – строить из себя хорошенького, а втихаря изменять или предавать. Ты слишком далеко от меня сидишь, – добавляет неожиданно. – Иди сюда. – Марк, я не привыкла столько… – У тебя было много мужчин? Марк тянет меня за руку и сажает на колени. Ползет ладонями под свитер, гладит спину, невесомо касается губами моей шеи. Пробуждает ненадолго уснувший жар. Раскрываю губы, вдыхая густой, как сироп, воздух. Целую его в ответ, но Марк отстраняется и повторяет вопрос: – Много?
Глава 17.
Глава 17.Таня.
Тону в глазах Марка, удивляясь внезапной мысли, пришедшей в голову. Наверное, не я его выбрала? Все мое существо к нему потянулось тогда… Первобытное, низменное, направленное на продолжение рода. Знаете, как бывает в животном мире? Самка выбирает из стада лидера. Или самого крупного из стаи… Так и я… Бабуля права – моя любовь попахивала одержимостью… Я им болела. Собирала случайно оставленные Марком вещи, подслушивала их пошлые разговоры, а потом горько плакала в подушку. Наверное, сейчас я никогда бы не решилась на подобное. Никогда! А тогда мной двигали юношеская глупость и беспечность. Я совсем не думала о последствиях. Я хотела его. Странно, что за эти годы мало что изменилось… Передо мной стоит отец моей дочери. Другой человек – не тот, кого я вообразила. И я по-прежнему им болею… Когда приеду домой, выброшу все улики! Чтобы и следа их не было… Шарфик, футболку, билет в кино… И дневник свой сожгу. – Танька, я хочу знать. Много их было? Ответ застревает в горле, а глаза щиплет от слез. Много? Да я ни к одному мужчине не могла притронуться… Пыталась, но… Даже целовалась, но ничего кроме отвращения не испытала. Однако, Стрельбицкому знать об этом необязательно. Не хочу быть в его глазах уязвимой и жалкой. – Марк, даже мои подруги не знают о таком. А мы не друзья. Я же не спрашиваю тебя о женщинах и… – Да, мы не друзья, – шепчет он в ответ. – Мы ближе. Как бы ты ни противилась, я всегда буду маячить в твоей жизни. Может, ты выйдешь замуж, Мари? Или я… женюсь, чем черт не шутит? Но Ульяна будет всегда нас связывать. Боже, мне даже думать об этом больно… Замуж… Скорее, Стрельбицкий женится на какой-нибудь фифе. Будет навещать Улю, приносить ей подарки в сопровождении жены. Непринужденно себя вести, шутить, рассказывать о планах, сидя за моим столом. Потом они родят ребеночка… Поедут отдыхать во Францию или… Зачем он вообще завел этот разговор? – К черту, Танька… Иди ко мне. Ты какая-то грустная… Словно наизнанку вывернутая… Прости меня, Тань. Не имею я права спрашивать о таком.
И я молчу… Послушно выполняю его просьбу – падаю в горячие объятия, с жадностью отвечаю на поцелуи. Вдыхаю его запах, пью вкус губ… И дышу… Потому что не могу делать этого без него. Не могу, боже мой… – Танечка, какая ты горячая, детка. Стрельбицкий удовлетворенно улыбается, когда я запускаю пальцы под его одежду. Глажу выступающие мышцы груди, целую, прикусываю. Голодная озабоченная самка, не иначе… Не помню, как мы оказываемся в его спальне. Как летит моя одежда на пол, затем его… Марк ложится на спину и тянет меня к себе. Высокий, широкоплечий, готовый на все сто… Мой. Пока мой. Бери, Танька. Наслаждайся моментом. – Доставишь мне удовольствие? – шепчет он, вынимая из-под подушки презерватив. – Сейчас-то у тебя должно все выйти с первого раза. Опыт и все такое. – Советую тебе заткнуться, Стрельбицкий, – шиплю, коря себя мысленно за неопытность. Надо было посмотреть обучающее видео или прочитать инструкцию, черт бы ее побрал. Рву фольгу, наблюдая за Марком. Он не кажется жалким и беззащитным даже сейчас – когда лежит подо мной со вздыбленным членом. Часто дышит через напряженные ноздри, лижет губы, гладит в нетерпении мои бедра. Неловко касаюсь сочащейся головки. Пытаюсь раскатать резинку, но получается откровенно плохо. – Ларина, ты издеваешься? Или в Стэнфорде пользовались другим методами? – шепчет Марк, завершая начатое мной. – Ты прямо сейчас хочешь это обсудить? В приглушенном свете настенной лампы его глаза сверкают, как самоцветы. А я смотрю на свое отражение в них… Могу с уверенностью сказать, что его взгляд возбуждает меня куда больше, чем ласки и поцелуи… То, как он на меня смотрит… Как будто я ему нужна… – Нет, Мари… Я боюсь кончить от одного твоего вида. Это зрелище не для слабонервных. Ты восхитительна. Я стесняюсь до чертиков, но усилием воли успокаиваюсь. Вбираю в себя Марка, опираюсь растопыренными ладонями о его грудь и начинаю раскачиваться. Быстрее, глубже, жестче… В меня словно бес вселяется. Мне его мало – рук, сжимающих соски, губ, стонов… Я как осуждённый преступник – пытаюсь надышаться им впрок. Скачу на нем, обливаясь потом. Хриплю его имя, а потом взрываюсь со стоном. Марк нагоняет меня почти сразу же. Перекатывается на живот и подминает меня под себя. – Ты потрясающая, Тань… Не помню, чтобы кто-то трахал меня с таким азартом. – Стрельбицкий, прекрати. Купленные шлюхи и не так стараются. – У них липовый азарт, а у тебя настоящий. Кстати, Танька, мне звонил Тимур Одинцов, помнишь его? Пашкин приятель. – Да, и что? – Он приглашает на свадьбу в конце месяца. Я уже согласился. Сказал, что приеду с девушкой. Уверен, ты придешь в восторг, когда узнаешь, кто его невеста? – Марк, мы же договорились, – шепчу я. Наблюдаю, как Стрельбицкий поднимается с кровати и избавляется от презерватива. В нем нет и тени смущения… Грациозный хищник, дьявол во плоти. – Как ты намерен меня представить? Что скажут люди и… – Мои родители должны знать о внучке, Тань. Поедешь, как мать моей дочери. Лильку проведаешь, познакомишься с ее мужем Гошиком. – Гошиком? Это типа он же Гога, он же Юра? – Длинноволосое чудо с гитарой. Они на днях расписались. Скоро у меня родится племянник. – Здорово, – отвечаю тихо, обнимая колени. – Ну чего ты опять загрустила? Чего ты боишься? Пересудов, сплетен? – Да, их тоже. Не хочу, чтобы меня сравнивали с очередной твоей… – Я никогда и ни с кем не появлялся в общественных местах. Ты станешь первой… – Стрельбицкий, ты же обещал меня отпустить? – А я не держу… Съездим на свадьбу быстренько, повеселимся, напьемся. Кстати, свадьба в Красной поляне. – Черт… Я совсем не рассчитала. Может, ты съездишь сам? Не хочу опять вешать Улю на бабушку. – Давай ее возьмем с собой? – Ты с дуба рухнул? – А что тут такого, Тань? Тем более, свадьба Лоры Брикман – то еще событие… Там всем будет не до нас. – Кого свадьба? Самой Лоры?! Черт, надо было с этого начинать, Марк! Я уже раз пять прочитала ее роман. Это… моя любовь с первой строчки. Он восхитительный, божественный, он… – Танька, это значит, да? Пожалуйста, соглашайся. А я расскажу тебе кое-какие секретики из их жизней – Тимура и Кристины. – Ее зовут Кристина? Так, так... – Да. Но Тим все время называл ее кукла и Дина. – Хм… прямо как ты меня – Мари? – Типа того… Между прочим, их фея – это я… Я тот, кто дал Тимуру виртуальный подзатыльник. Он ей признался в любви при мне, а предложение сделал в присутствии моего папы. – Стрельбицкий, сдается мне, они отыграются. – Нет, ты что! Им будет не до нас, точно тебе говорю. Так я бронирую билеты? – Ну ладно.
Дорогие читатели! Тимур и Кристина – герои романа "Содержанка для босса", советую прочитать)
Глава 18.
Глава 18.Таня.
Мне снится, что я сплю с Марком в одной постели. Глажу широкие плечи и прижимаюсь к мускулистой спине. Вдыхаю его запах, задерживаю дыхание, словно боясь проснуться… Раскрываюсь, потому что мне возле него непривычно жарко… Он как печка – большой, горячий. Мой… Вздрагиваю, когда куча снега обрушивается на подоконник. Разлепляю глаза, понимая, что ни черта это не сон… Я заснула в кровати Марка. Распиналась о нарушении границ, личном пространстве и наших поверхностных отношениях, моей свободе, его шлюхах… Не понимаю, как такое могло произойти? Оглядываю себя – на мне лишь тонкое кружево трусиков, а Стрельбицкий… Господи, он голый. Совершенно голый. Спит. Глубоко дышит и неосознанно прижимает меня к себе. И что теперь делать? Как перестать на него пялиться? На изгиб губ, дрожащие ресницы, мерно вздымающуюся грудь… Ерзаю, пытаясь освободиться из его захвата. Поднимаюсь и на цыпочках семеню к выходу, заслышав хрипловатый голос за спиной: – Ларина, не уходи… С тобой было так хорошо. – Че-ерт… Разбудила? – Ты вчера долго-долго говорила что-то заумное. Что мы с тобой не пара, а наши отношения несерьёзные. А потом подействовало вино… Я спустился запереть дверь, а когда вернулся… Вуаля… Ты выглядела до чертиков милой и беззащитной. – Иди ты, Стрельбицкий, – улыбаюсь, прикрывая груди руками. – Что будем делать? Там только снега навалило. – Безусловно, я знаю, что единственное, чего ты хочешь – провести время в моей постели, но… – Иди к черту, позер! Марк, а мне кажется, единственное, что ты горячо любишь – твое отражение в зеркале. – Не перебивай, Ларина, – произносит Марк, поднимаясь с кровати. Голый. Голый! Статный, высокий, как греческий бог или модель рекламы нижнего белья. – Мы поедем на рыбалку. Озеро совсем недалеко от нас. А на обратном пути можно покататься на собачьих упряжках. Как ты на это смотришь? – Положительно. Бегу одеваться. – Я сейчас закажу завтрак. Нам надо хорошо поесть. Ты взяла теплую одежду? Носки, варежки? – Взяла, не волнуйся. – И не думал. – Так я и знала. Говорю же – свое отражение…
Стрельбицкий фыркает и уходит в душ. Мы встречаемся в гостиной минут через двадцать – когда парнишка-официант приносит завтрак. Стряхивает с куртки рыхлый снег и неуклюже топчется на пороге. – Ты неприхотливая, Танька, – произносит Марк, наблюдая, как я уминаю сырники с малиновым вареньем. – Я люблю поесть. Тебе-то это точно известно. Но ради красивой фигуры приходится держать себя в узде. – У тебя была красивая фигура. – Прекрати, Марк, – нервно поднимаюсь с места. Споласкиваю чашку в раковине, хоть это и не требуется – посуду забирает персонал гостиницы. – Ладно тебе, Ларина, – обнимает он меня со спины. – Кстати, ты умеешь готовить? – Да, конечно. У меня малышка, если ты забыл. И я… – Мы можем принести пойманную рыбу домой и пожарить в духовке. Как ты смотришь на это? – Отличная идея. Ну что, едем?
Хорошо, что мы все-таки выползли из дома… Я не могу надышаться. Воздух здесь удивительно вкусный. Солнце яркое, а снег – ослепительно-белый. Острые, растопыренные лапы деревьев словно пронзают свинцовое небо, а крупный снег щекочет щеки. – Танюшка, смотри под ноги. Иди только по обозначенным дорожкам. Не хочу, чтобы ты провалилась под лед. – И я не хочу, Марк. Может, не стоило? Если это небезопасно, то… Экскурсионный микроавтобус привозит нас к озеру, заполненному рыбаками. Повсюду непринужденно прогуливаются туристы, а мужики в нахлобученных на лоб шапках напряженно гипнотизируют проруби. – Безопасно, я уверен. Иначе они бы не сидели… так спокойно. Не замерзла? – Нет, а ты? Стрельбицкий улыбается, а мое сердечко сжимается: у нашей дочери такая же улыбка. И изгиб губ такой же, как у Марка. И цвет волос, глаз… – Танька, ты опять гоняешь в голове всякую дрянь? – безошибочно угадывает он мои мысли. – Вон там продают клюквенный и облепиховый чай. А там – горячие плюшки. Все для туристов. Хочешь чаю? Какой тебе взять? Мне кажется, у тебя зуб на зуб не попадает. – С чего ты решил? Марк, а на каких собаках ездят? Есть специальные породы? – интересуюсь я, когда мы подходим к палатке. Круглолицая, укутанная в тулуп женщина разливает чай из пузатого медного самовара. – Хаски, маламуты. Я катался однажды. Это очень здорово, Тань. Скажи, что мне сделать, чтобы ты не грустила? Как тебя развлечь?
«Влюбись в меня… Сделай одной-единственной в своей жизни. Я ревную тебя к каждому столбу. Замечаю, как все проходящие мимо девицы на тебя смотрят. Завтра мы вернемся домой, и все станет, как прежде».
– Танюшка, да что же это такое, а? Марк прижимает меня к груди и целует в щеку. Гладит плечи, скрытые под толстым комбинезоном, купленным по случаю, опаляет горячим дыханием щеку. Мне грустно… Помню, как я рыдала неделю, прочитав в желтой прессе лживую статью о скорой женитьбе Марка Стрельбицкого. Но тогда я не знала его… Не была с ним так близка. А сейчас… Сейчас будет невыносимо больно. И я, вместо того, чтобы отвлечься и наслаждаться каждой проведенной вместе минутой, предвкушаю расставание. Дура… – Погоди, Марк. Мне звонят. Стягиваю варежку и отвечаю на звонок. Включаю видеосвязь, завидев в окошке личико Улечки. – Солнышко мое, привет. Как вы там? – Холосо, мам. А ты где? А когда плиедис? Марк не дает мне ответить – забирает телефон из рук и наклоняется к моему плечу – так, чтобы наши физиономии попали в кадр. – Привет, малышка! Помнишь меня? – Дя. Ты дядя Майк. Ты обесял куклу. Ты с мамой вместе? – Да, Улечка. Знаешь, почему? – Нет. – Я твой папа. Называй меня так, а не дядя Марк, ладно? Я твой настоящий папа. – Стрельбицкий, отдай телефон. Ну что ты устроил? Что ты делаешь? Меня не на шутку трясет. Пот льется по спине градом, в глазах темнеет, а руки дрожат, как у наркоманки. Разве так делается? Я хотела подготовить Улю, придумать какую-то невероятную историю, объясняющую отсутствие папы в ее жизни. А Марк решил все по-своему… – Папа? – Да, папа. Раньше я не мог приехать, Ульяна. А теперь мы будем часто видеться. Он смотрит на экран. А я боюсь нарушить их странное, незапланированное общение. – Папа, – наконец, произносит она. – Ты тепель будес зыть с нами? – Наверное. Если мама разрешит. Улечка, мы завтра приедем, ладно? Не скучай. Я привезу тебе очень необычную куклу. Таких ни у кого нет. И другие игрушки. А дома мы пойдем с тобой в самый большой магазин игрушек и купим все, что ты захочешь. – Ула! Ну ладно, меня бабуя зовет. Пока! Успеваю выхватить из рук Марка телефон и сбивчиво прощаюсь с дочерью.
Глава 19.
Глава 19.Марк.
Почему Танька такая серьезная? И почему наше маленькое путешествие она воспринимает, как нечто судьбоносное? Но оно ведь такое и есть? Знала бы она, сколько за эти дни я передумал… Всего на свете… Как мы будем жить дальше? Вместе или врозь? Как я буду воспитывать такую взрослую дочь? Как буду общаться с ее матерью? Меня к ней тянет, да… И я хочу ее безумно, но является ли наше взаимное влечение достаточным основанием для совместной жизни? Что она для меня – проходящий вариант, одна из многих или особенная девушка – одна из миллиона, самая лучшая? Как ценный бриллиант, скрытый под ворохом дурацких условностей? Зачем она тогда ко мне пришла? Отдала девственность за щедрое вознаграждение, которое ее же братец отвалил агентству. Зачем, почему, что будет потом? Вопросы, теснящие грудь, не находят ответа, как и чувства, растущие в сердце, как молодые побеги. Мне нравится Таня. Мать моей дочери, красивая женщина, умная, добрая, скромная. Черт… Я ведь не такой представлял свою будущую жену. Если быть честным, я вообще ее не представлял. Считал, что это случится само собой. Я встречу подходящую мне женщину, влюблюсь и сделаю ей предложение. Не сейчас, а когда-то в отдаленном будущем. Лет через десять, а то и пятнадцать… Но случилась Таня. Словно сама судьба грубо вмешалась в мои планы. Или их полное отсутствие… – Марк, что теперь будет? – шепчет она бескровными губами. – Бедная Уля. Бедная моя доченька… Что будет, когда она тебе надоест? Ведь тебе когда-то надоест играть в папашу? – Да что с тобой такое, Тань? Я так похож на чудовище? Почему ты сразу думаешь о плохом? У тебя даже мысли не возникает, что у меня может получиться? Почему, Тань? Сжимаю ее плечи, наблюдая, как на раскрасневшихся щеках тают снежинки. Стекают мелкими капельками к подбородку, заползают под пушистый шарф. Так и мое настроение – приподнятое с утра, скатывается в пропасть уныния и неуверенности. – Марк, ты избалованный, самовлюбленный циник, привыкший менять игрушки, – шелестит она. – Неправда. Ты плохо меня знаешь. И даже не хочешь узнать… Словно шарахаешься. Почему, Тань? – Не знаю… Я просто не могу никак к тебе привыкнуть. А если быть честной – боюсь привыкать, – неожиданно признается она. – Боюсь поверить, что… Неважно. – Танечка, хорошая моя… Даю слово мужчины, что не откажусь от дочери. И она мне не надоест.
Остаток дня мы катаемся на санях, запряженных красавцами хаски. Я шучу, пытаясь разморозить Татьяну, даже специально падаю с саней на повороте, заставляя ее громко рассмеяться. Гуляем по окрестностям, играем в снежки, болтаем. Кажется, она успокаивается. Прячется за толстым стволом и нападает, намылив мою довольную физиономию увесистым снежком. Домой мы возвращаемся довольными и уставшими. Сбрасываем на пороге мокрую одежду и идем в душ. В один душ – стоит отметить. Целуемся, будто заранее сговорившись. Отдаем накопившуюся за день жадность, страсть, боль… Танька засыпает в моей постели. Бурчит, обещая уйти в свою комнату, и… снова засыпает, свернувшись калачиком.
Дорога домой кажется близкой. Танюшка звонит Уле, предупреждая о скором приезде. Перебрасывается парой фраз с бабулей, вжавшись в кресло. Боится расспросов? Их точно не миновать. Я помню, какая у Павлика строгая бабушка. Во всяком случае, она такой была раньше. Танюшка засыпает и на обратном пути. Сначала что-то сосредоточенно читает, а потом прячет смартфон в карман и ложится на бок. Просыпается, когда я сворачиваю с трассы к ее микрорайону. – Спасибо за прекрасный отпуск, – шепчет, пряча взгляд. – Мне очень понравилась Карелия. – Угу, – отвечаю, по-хозяйски вынимая ее сумку из багажника. – Стрельбицкий, я могу сама поднять вещи. Спасибо тебе… – Таня, ты меня гонишь? Я настаиваю на том, чтобы подняться в квартиру и поздороваться с дочерью. Я ей подарки купил, в конце-то концов! – Ну… ладно. Прошу тебя – молчи. Бабуля замучает тебя расспросами, а ты… – Танька, хватит уже. Идем.
Я кожей ощущаю ее напряжение. Хватаю Таньку за ладошку, но она тотчас вырывается. Жмет на кнопку звонка и приосанивается, когда дверь отворяется, а в проеме появляются бабуля и Улька. – А вот и наши путешественники! Поздоровайся с родителями, Улечка, – деловито протягивает Анна Степановна. – Мама! Папа! Пивет. – Доченька моя, как я скучала, – шепчет Таня, присаживаясь на корточки. – Привет, дочка. Покажешь свою комнату? – Марк, а ты вроде торопился домой? И с дороги устал, и… – А ничего подобного, Татьяна. Не устал, и чаю с удовольствием выпью. Есть чай, Анна Степановна? – Конечно, зятёк. И борщ есть, и куриные отбивные. Вы, поди голодные? – Ух! Как давно я не ел домашнего борща, – протягиваю, потирая руки и замечая яростное лицо Танюшки. – Папа, идем в мою комнату. Показу иглуски. – Идем. Кстати, я подарки привез. Сейчас достану их из маминой сумки, а ты пока придумай место. – А сто там? Показзы, – улыбается Улька во весь рот. Маленькая красавица, так похожая на Таню… Те же большие раскосые глаза, но карие в мою породу, аккуратный, чуть вздернутый нос. Дочка хватает меня за ладонь и тянет в комнату. Усаживает на детскую кроватку и энергично высыпает из корзины игрушки. – Вот миска. А вот кукла Настя, я ее осень люблю. – А вот новые куколки, смотри, какие у них платья красивые. – Ой, и платоськи на голове. Папа, давай их поставим на полку? – Давай. Поднимаюсь с места и подхожу к деревянному стеллажу. Оттесняю выстроенные в ряд куколки Ульяны, собираясь поставить подарки, но… Внимание привлекает спрятанная за игрушками коробка. В другой ситуации я бы бездумно ее передвинул, а тут… Из нее торчит кончик до боли знакомой мне вещи. Дрожащими пальцами открываю крышку и прикипаю взглядом к моему шарфу, забытому у Павлика дома – он тогда божился, что никакого шарфа не находил, старой, но любимой футболке, билетам в кино… Грудь больно сжимается, а сердце вырастает до огромных размеров… Заполошно бьется в груди, словно ему в ней тесно. Толкается, мучительно мечется, страдает от внезапного понимания… Она собирала мои вещи. Она их собирала. Таня. Хранила. Мои. Вещи. Бля-ять… Следила за мной, боялась показаться на глаза. Брала то, что я забывал или бездумно оставлял в ее доме, как мусор… – Папа, ты сто там смотлис? Будем иглать? – Да, да, зайка моя. Сейчас, цветочек мой. Я только, я… Под моими тряпками лежит дневник. Я прячу его под свитер и возвращаю внимание к Ульяне. Почитаю его потом, хоть это и подло… Я до безумия хочу узнать, что Танька писала.
Глава 20.
Глава 20.Марк.
– Кушай, голубчик. Домашним, поди никто и не кормит, – со вздохом произносит Анна Степановна, подливая в мою тарелку борща. – Марк не сильно от этого страдает, поверь, бабуль, – фыркает Танька, отправляя ложку в рот. – У него есть возможность питаться в хороших ресторанах. И вообще… – Помолчи, квочка, – отрезает бабуля. – Дай мужика хорошенько накормить. Маркуша, тебе вкусно, зятёк? – Бабушка, ну я же просила, – скулит Танюшка, поднимая на Анну Степановну укоризненный взгляд. – Мы не собираемся, мы… Никакой он не зять. И не станет им. – Спасибо большое, очень вкусно. Вы правы – я очень люблю домашнюю еду, но никто меня ей не балует. Может, жениться? Как думаете, Анна Степановна? – Дело говоришь. И Павлуше нашему жениться надо. А то ходите бобылями неприкаянными. Под одеждой покоится Танькин дневник. Странички больно впиваются в кожу, словно жгут ее… И слова, не предназначенные для чужих глаз, выедают кожу… Как будто раздражают ее слезами или болью… Мне хочется поскорее отсюда уйти. Оттого и ем я энергично. Хватаю со стола все, желая удовлетворить пожилую женщину и свалить восвояси. Может, не стоит его читать? Если Танька узнает, никогда ведь не простит… Однако, любопытство побеждает сомнения. Я отказываюсь от чая с пирогом и поднимаюсь с места. Целую на прощание дочку и выхожу в коридор. Танюшка семенит следом. Застывает, поднимая взволнованный взгляд. – Ты прости за бабулю, – шепчет виновато. – Я на тебя не претендую. Можешь жить, как и прежде. Твоей свободе ничего не угрожает. – Не претендуешь? – нависаю над ней, опаляя кожу горячим дыханием. – То есть я тебе совсем не нужен? Совершенно и бесповоротно равнодушен, так? Посмотри на меня и повтори. Скажи, Таня. Прямо сейчас скажи. Танька сникает. Распахивает глаза и приоткрывает губы. Дрожит и словно уменьшается в размерах. Сам не замечаю, как цепляюсь за ее плечи своими лапами. Не позволяю ей уйти или отвернуться… Не понимаю, что на меня нашло? – Отвали, Стрельбицкий… Отпусти, – дергает плечом она. – Увидимся на работе. – Ты не ответишь? – А зачем тебе я? Пополнить коллекцию страдалиц? Потешить самолюбие? Считаешь себя таким неотразимым, Марк? Расслабься, я… Никто не претендует на тебя. – Ладно, Ларина. Вижу, ты не в настроении. Пошел я. До завтра. И чтобы без опозданий. Спускаюсь на улицу и бреду по гололеду к машине. Не чувствую холода – проклятый дневник поджаривает кожу, как дьявольский огонь. Сажусь за руль и вынимаю тетрадку. Запускаю двигатель, то и дело косясь на дневник во время пути. Слова меня будто зовут. Кричат, стонут, побуждают скорее открыть тетрадь и погрузиться в чужие тайны. Я звоню Анне Эдуардовне, спрашиваю о здоровье моих подопечных и только потом ложусь на диван. Включаю телевизор. Выключаю. Вновь его включаю, не желая сидеть в гробовой тишине. Открываю тетрадь и жадно читаю:
«Дневник Тани Лариной, ученицы 10 «А» класса».
Р.S. Если вы найдете этот дневник, позвоните мне по номеру 8*****. Кто прочитает без спроса – ждите неприятностей. Я не шучу. Читать чужие письма подло – будьте благоразумными.
Ну вот… Со вздохом переворачиваю страницу. Да, подло… Гадко и неправильно. Но я продолжаю читать.
«Май, 20**. Анька Искрицкая пригласила на дискотеку, но родители меня не отпустили. Папа сказал, что мне еще рано знакомиться с мальчиками, а Пашка криво улыбнулся и поддакнул ему в ответ. В общем, меня не пустили… Я прорыдала всю ночь. В школу пошла опухшая и некрасивая. Может, я всегда некрасивая? Вот бы знать? Я пыталась спросить у Павлика, но он сказал, что я мелкая прилипала, и ушел гулять со своими друзьями-отморозками».
Интересно, в дневнике будет про меня? Или он только про ее детские и юношеские воспоминания? Я нетерпеливо листаю, ища глазами свое имя. Май, июнь, Новый год, день рождения… Танькины детскиеобиды, похождения в гости к подругам, мнения о прочитанных книгах и просмотренных фильмах… Все такое до ужаса наивное, милое. Сам не замечаю, как откидываюсь на диванные подушки и улыбаюсь во все тридцать два. Почему Пашка не говорил ей, что она красивая? Почему заставлял плакать, обижал крепким словцом, не учил, как надо себя вести с такими мудаками, как я? Внутри растет нестерпимое желание ее обнять… Пожалеть, сказать, что она сущий ангел… Я словно знакомлюсь с ней. Такую Танюшку я не знаю. Нежную, тонкую, умную, стеснительную… Она и об этом пишет: как стыдится растущей груди, лишнего веса, прыщей… Переворачиваю страницу, прикипая взглядом к одному имени или названию целого раздела: МАРК. Именно так оно написано, капсом. В груди больно сжимается сердце. Толкает ребра, разгоняет кровь, а потом снова замирает, когда я читаю первое предложение:
«Наверное, ангелы существуют. Иначе, как объяснить, что со мной происходит? В сердце словно попала стрела. Разве бывает так стремительно? Раз… и все! Еще минуту назад я ничего не чувствовала, а теперь… Я его люблю. Высокого, худощавого парня по имени Марк. Он только зашел к нам в дом, повесил на крючок куртку, улыбнулся моим родителям, а мое сердце распустилось, как цветок… Или новое чувство в нем. Я позвонила Аньке, но она меня высмеяла. Дурочка».
Дыхание перехватывает… Откладываю тетрадь, чтобы перевести дух, и возвращаюсь к чтению.
«Он такой красивый… Я мечтаю о таком муже, как он. Я решилась выйти из комнаты и войти к мальчишкам в кинозал – Пашка упросил папу обустроить под него мансарду. Предложила чай или бутерброды. Все охотно приняли мое предложение, а Марк на меня даже не взглянул. Вернее, не так… Он мазнул по мне взглядом и тотчас отвернулся. Так смотрят на лавочку или стоящее в углу ведро. Или дерево, овощ, собачку… Хотя нет – на собачку смотрят с большим интересом».
Господи, она меня уже тогда любила… Только за что? Я ее совсем не помню. Совершенно. Танька права – я смотрел на нее, как на ведро или лавку. Не замечал, не видел… Оттого и не узнал, когда она явилась в мой дом под видом проститутки. Она меня хотела, вот и все… Пришла любить, отдавать самое ценное, что имела… Не продаваться пришла, а ухватить от меня хоть что-то. Обманом, уловками, хитростью проникла в мою постель. Наверное, потому я так болел по Мари… Искал ее, вспоминая искренние поцелуи. Так целуют, когда любят. Совершенно сокрушенный, я закрываю лицо ладонями, пытаясь переварить прочитанное.
Глава 21.
Глава 21.Марк.
Сплю я плохо… Что со мной творится словами не передать. Полный пиздец, не иначе… В груди нестерпимо колет, а душу удавкой сжимает стыд. Зачем я полез в ее личное? Оно было в прошлом, а теперь Танька другая. Она избавилась от дурацкой скорлупы скромности. Побывала в Стэнфорде… В чужих мужских руках… Целовалась, отдавалась кому-то, думая об этом человеке, как о принце. Наверняка, ей стыдно вспоминать о своих чувствах… А я, долбанный идиот, возомнил о себе что-то! Она другая, другая… Не та девочка, что писала эти строчки. Странно, что Танька восхищается Лорой Брикман – пишет она не хуже. Так же проникновенно, горячо, страстно… Да, да… Она и про нашу встречу написала. Все в мельчайших подробностях. Как я подошел к ней в висящем на бедрах полотенце. Как оно натягивалось от моего возбуждения. Что говорил, как трогал… Сколько раз у нас было… Господи, я себя извращенцем чувствовал, когда читал ее откровения. Зачем Танька хранит этот дневник? Вот зачем, скажите? Надо избавиться от него сегодня же! Куплю Ульяне игрушку и привезу в обед. Попрошу у бабули чаю, а сам… Верну проклятую тетрадку на место. Подхожу к окну. Приваливаюсь лбом к подоконнику, смотря на питерскую сырость. Слушаю, как капли мороси монотонно падают на отлив. Бреду в душ. Быстро одеваюсь и выезжаю на работу. Дневник оставляю в бардачке машины – надеюсь, никого сегодня не придется подвозить. И спасать тоже… В лифте пытаюсь отдышаться и напустить на рожу свой обычный ленивый вид. Что там какой-то дневник? Меня разве можно чем-то пронять? Я прожил двадцать девять лет и ничего не испытывал… Ничего такого… А сейчас в душе расползается странное чувство… Боль, жгучая ревность, что-то невыносимо тесное… Такое, что становится тяжело дышать.
Таня стоит в конце коридора. Мой взгляд прикипает к ее лицу – мило улыбающемуся, красивому, свежему. Она-то спала крепко, в отличие от меня… Губы чуть тронуты блеском, на щеках немного румян. Волосы уложены в крупные кудри. Она облизывает губы и поправляет бижутерию. Касается длинных бус тонкими пальчиками. А бусы, между прочим, лежат поверх платья. Платья, блять! Под ним чулки, а на ее ногах – туфли на шпильке. Не кроссовки, не джинсы или объемный свитер. Шпильки! Но куда больнее видеть ее взгляд, направленный на… Этого точно не может быть. Андрей Баталов. Высокий, представительный мужик – главный редактор эротического журнала, продающегося миллионными тиражами. И Танька сейчас смотрит прямо на него. Нервы натягиваются канатами. Я весь превращаюсь в гребаного робота – не могу и шагу сделать. Сжимаю челюсти. Пальцы сами собой складываются в кулаки. Бездумно касаюсь груди, проверяя, не ушло ли странное ощущение? Нет, нихера. Я усилием воли делаю шаг. За ним еще один, и еще… Когда я подхожу к мило воркующей парочке, на лице сияет расслабленная улыбка, да и в моем рукопожатии не ощущается скованности. – Андрей, доброе утро. Какими судьбами к нам? Приятно видеть тебя здесь. – Привет, Марк. Да вот, уговариваю твою очаровательную сотрудницу сняться для обложки январского номера. – Таню?! То есть Татьяну Александровну? – хриплю, как раненный в жопу петух. Похоже, и на моей роже расцветает нескрываемое изумление. – А что вас удивляет, Марк Викторович? – фыркает Танька. – По вашему, я не достойна украшать такой модный журнал, как «М***»? Лицом не вышла или… Или… – Тань, успокойся, пожалуйста, – шиплю, наблюдая за Баталовым. – Андрей, ты по делу? Пройдем в мой кабинет или… – Мы все обсудили, Марк. Я, пожалуй, пойду. Мои лоботрясы не могут работать без пинка. Он кивает и шагает к лифтовому холлу, распространяя аромат дорогого парфюма на весь офис. Баталов – тот еще орешек. И тоже завидный холостяк чуть за тридцать. – Что это было? – цежу сквозь зубы, высверливая в Тане дыру взглядом. Она вспыхивает. Раскрывает губы, нервно сглатывает. Отступает к двери кабинета, нашаривает ручку, намереваясь спрятаться от меня. Почему они говорили в коридоре? Или нет – они прощались, точно! Говорили они в кабинете. Обсуждали дела за моей спиной. – Иди в жопу, Стрельбицкий! – О чем ты говорила с этим бабником? Что обсуждала за моей спиной? – рычу, запирая дверь. – Тебя это не касается. А хотя… Андрей же тебе сказал? Я хочу сняться для обложки журнала и дать интервью.
Застываю с открытым ртом. Касаюсь груди, не силах бороться со странным чувством. Оно как томление… Жажда, желание, безумие. Нестерпимый голод. Ток, простреливающий тело. Зачем я его гоню? Хочу избавиться, когда единственное, что стоит сделать – отдаться ему… Раствориться в нем полностью. Позволить глазам слезиться от яркости красок. Обонянию – остро чувствовать запахи. Коже – болеть от прикосновений. Гореть от них, как от огня…
– Танька…
Я смотрю на нее, мучаясь от желания прикоснуться… Отдаться на поруки ревности, затопившей меня с головой. Она пульсирует, как молоток. Мне разнести здесь все хочется, блять… Не знаю, что на меня находит? Я смотрю на Таню – ее глаза – огромные и синие, бьющуюся на шее жилку, острые ключицы, торчащие из-под платья. Разворачиваю ее к себе спиной и дергаю замок. Спускаю с плеч платье, наслаждаясь открывшимся видом. – Марк, что ты себе позволяешь? Отпусти… Пожалуйста, не надо… Мы… – Насрать, поняла? Никто и никогда не увидит тебя голой, Ларина. Я запрещаю тебе сниматься в журнале для старых извращенцев! – Да что ты о себе возомнил? Ты кто такой? Я ненавижу тебя, Стрельбицкий! Я… Запрокидываю ее голову и ловлю приоткрытые губы. Целую жадно, коротко, так, словно мы расстались не вчера, а сто лет назад. Вдыхаю запах, кусаю ее шею, стягиваю с плеч лямки красивого кружевного бюстгальтера. Может, Баталов уже успел ее оприходовать? Лично провел тестирование, так сказать? Иначе, какого хрена она так нарядилась? – Он не трогал тебя? – произношу хрипло, выкручивая пальцами ее сосок. Второй втягиваю в рот. – Н-нет… Марк, я прошу тебя… – О чем просишь? Из одежды на ней чулки и кружевные трусы. Лифчик одиноко валяется на полу, как и платье с бусами. Я оттягиваю край трусиков и касаюсь ее нежных складочек. Развожу их шире и погружаюсь в ее лоно пальцами. Течет, моя девочка… Часто дышит, облизывает пухлые красные губы, мажет по мне маслянистым взглядом – сейчас он темно-серый, как Нева зимой. Растираю влагу по напряженному узелку, а губами прихватываю сосок. – Так о чем, Тань? Она стонет и подается вперед. Рвет пуговицы на моей рубашке, дергает ремень моих брюк. Член стоит колом. Таня целует меня сама. Теперь неторопливо и долго. Прикусывает мои губы, гладит плечи. – Так о чем? – не унимаюсь я. Если она сейчас пошлет меня подальше, я сдохну… Или встану перед ней на колени, умоляя, чтобы дала себя трахнуть. – А ты, Марк? О чем ты меня просишь? – задыхается она. Замечаю, как в ее взгляде проскальзывает обида. – Я хочу встречаться, Тань, – произношу, смотря ей прямо в глаза. – Пожалуйста… Она молчит. Опускается на прохладный гладкий стол и широко разводит ноги. Принимает меня, зажмуриваясь от наслаждения. Задыхается, подается вперед, обвивает мои бедра ножками. Врезаюсь в нее что есть силы. Чувствую каждой клеточкой. Все чувствую, как никогда… Ее в своих руках – живую, горячую. Мою… Мою, с кем бы она ни была раньше… Мою, потому что она ко мне пришла и отдала девственность. Черт… Какая она горячая… Тугая, влажная… Хочу всегда так – кожа к коже… Трахать, словно мы одно целое. Сплавляться, как будто нет между нами границ. Я толкаюсь все резче. Еще, еще… Смотрю в ее глаза, видя в отражении себя – обезумевшего от страсти и ревности. – Ма-арк… Да… Господи, пожалуйста… Танька извивается, притягивает меня к себе. Мертвой хваткой цепляется за мои плечи. Пульсирует, сжимает меня, стонет. Я обо всем забываю… Нагоняю ее за секунду и кончаю глубоко в ней. – Опять? Марк, что мы наделали? – расслабленно шепчет она, касаясь влажных от моего семени бедер. – Прости… Я тебя не оставлю, не бойся.
Глава 22.
Глава 22.Марк.
– Ненавижу тебя, Стрельбицкий, – неожиданно шепчет Танька. Не понимаю, что на нее нашло? Все же было хорошо? Она мне чуть губу не прокусила, и вообще… На лицо Тани наползает странная холодность, из глаз улетучивается возбужденный блеск, сменяясь яростью. Или обидой… Или чем-то еще – некрасивым, неправильным. – Танечка, ну прости, моя хорошая, – шепчу, поглаживая ее голые плечи. – Я не планировал. Честно. Не думал, что это случится… вот так… Я очень сильно приревновал тебя к этому… бабнику. – Бабник – это ты! А Баталов – серьезный человек. У него нет на уме всяких глупостей. Марк, я… Она нервно сглатывает. Пожимает плечами. Ежится и потирает локти ладонями. Боже, да что могло случиться за эти сутки? – Танечка, мое предложение в силе. Я предлагаю тебе встречаться. – Для приятного времяпровождения? А что потом? – У нас растет дочь, Тань. И я хочу узнать тебя получше. – А ты разве не узнал? – хищно прищуривается она. – Немного, Тань. Но ты глубже, чем кажешься. Ты… интересная девушка. Очень красивая и… – Заткнись, Марк. Думаешь, я не знаю, что ты украл мой дневник? – Ты о чем? – прячу взгляд, хоть это и бесполезно – врать я не умею. – Думаешь, я не проверила коробку после твоего ухода? И не расспросила Ульяну, что такое папа делал, пока был в комнате? Ты… Я никогда тебя не прощу, Марк, – всхлипывает она. – Это… Зачем ты полез в мою душу? Потоптался там грязными сапогами и… – Танечка, родная моя, успокойся, пожалуйста. Я не топтался в твоей душе грязными сапогами. И никогда бы не стал обсуждать это с посторонними. Никогда, будь уверена. Танька, ты… Я не заслуживаю такого отношения. Знаешь, что я о тебе думаю? – Все в прошлом, Марк! Я тогда думала о тебе так, слышишь? Тогда, в прошлом… А сейчас я ничего к тебе не испытываю, кроме раздражения. Ты другой. Не тот, кем я тебя воображала. Так что засунь свои восхищенные слова себе в задницу. И… Да, ты не заслуживаешь моих чувств. – Не заслуживаю, Тань, ты права. Но у нас растет дочь. – У меня растет дочь! Танька дрожит. Прячет глаза, опасаясь, что я увижу, какой стыд она испытывает. Там же… душа ее. Навыворот, нараспашку. Писала все, что думала и чувствовала. Для себя писала, а не для циничного мудака, вообразившего себя черт те кем. – У нас растет дочь, Тань. А быть может, будет еще один ребенок… Мне плевать, как ты сейчас ко мне относишься. Плевать, слышишь? Я тебя и Ульяну не оставлю. – Что ты намерен делать, Марк, – посуровев, произносит Танька. – Нам нужно пожениться. Я дам дочери свою фамилию и буду ей хорошим отцом. – А мне? Кем ты будешь мне? Не понимаю, зачем это все? Марк, давай я скажу, как это выглядит со стороны? – приосанивается Танька. Разговор получается напряженным. Острым, как торчащие из стаканчика карандаши… А наша нагота сейчас кажется неуместной и лишней. Я помогаю Тане одеться. Сжимаю челюсти и отворачиваюсь, не желая смущать. Поднимаю платье с пола, возвращаю свои брюки на место. Шорохи и наше частое, взволнованное дыхание будто наэлектризовывают воздух. Таня сдавливает виски пальчиками и продолжает: – Ты прочитал мои откровения и впечатлился. Но… Кроме жалости и благодарности ты ничего не испытываешь, Марк. Сбылись мои самые худшие ожидания… Я боялась этого, Стрельбицкий. Такого вот твоего отношения… И почему я не избавилась от этого… От дурацкого… – Танька, ты очень красиво пишешь. Одни эротические сцены чего стоят. Не хуже твоей любимой Лоры. И никакой жалости я не испытываю, хватит нести чушь. – Я не хочу так, Марк… – Вечером я приеду и заберу вас, Ларина. Поняла? – Нет, Марк. Я выйду замуж за любимого и любящего человека. Не так я все представляла. Ну что с ней делать? Конечно, прислушиваться к Танькиным глупостям я не собираюсь. Прощаюсь с ней и ухожу в кабинет. Не могу работать… Хожу из угла в угол, как раненый и уставший от борьбы зверь. А потом решаюсь позвонить Павлику. – Ну что, Маркуша, моя сестрица совсем тебе голову задурила? – смеется он, искренне радуясь моему звонку. – Пашка, я могу приехать? Ты на работе? – Да. У меня крупный контракт, Марк. Если выгорит, смогу второй салон через год открыть. Пока доверия нет никому – коллектив новый, сам понимаешь… Много молодых бестолковых девчонок. – Ух ты! Так у тебя там малинник? – Давай, приезжай. И пойдем в ресторанчик пообедаем. Здесь есть один неплохой, неподалеку.
Сбегаю с работы по-английски. Еду по заснеженным улицам, испытывая странное чувство потери… Какой же я дурак… Вправду ведь поверил, что до сих пор любит. Нельзя меня любить. Не заслужил. Ну так и что? Я все равно обязан взять Татьяну замуж. Отец мой так на маме женился – она беременной была, а до того они совсем недолго встречались. И ничего, живут уже тридцать лет. Паркуюсь возле автосалона Павлика и вхожу внутрь. Там и впрямь цветник – красивые девушки встречают на входе, а другие – не менее привлекательные – провожают в кабинет «Павла Александровича» на втором этаже. – Марк, рассказывай, что стряслось? Выглядишь озабоченным. Как съездили? – произносит Павел, деловито сортируя документы по папкам. – Пашка, я предложил Тане жениться, но она ответила отказом. Не люблю мол, и замуж выйду только за любящего человека. – Господи… Вот уж идеалистка. А ты как, влюбился или… Хотя, глупости все это. У вас дочь растет. Ты правильно поступаешь, Марк. – Спасибо, Павлик. И как теперь быть? – Как, как? Забирать Таньку из дома силком. Ничего, смирится. Да это она фасонит, прикидывается. Она всю жизнь в тебя была влюблена, сохла по тебе с детства. Скрывала правда долго. – Ну это в детстве. Сейчас нет. Ладно, я сделаю, как решил. Заберу ее и попробую сделать счастливой.
Глава 23.
Глава 23.Таня.
– Танюш, а хочешь, я приеду? – произносит в динамик Анька Искрицкая. Я размазня… А еще дура… Почему все со мной не так, а? Еще и дневник этот. Я как чувствовала, что Марк его найдет. Хотела ведь выбросить, но не успела. – Анечка, мне так плохо, – всхлипываю, вытирая слезы тыльной стороной ладони. – Он его прочитал… Нашел мой проклятый дневник и прочитал все, что я писала. – Вот же… Хреново. Я убежала с работы, сославшись на головную боль. Оставила Иву разбираться самой. Спряталась в салоне машины, гадая, как поступить с предложением Марка. Унизительным предложением, сделанным из благодарности… Любой мужик, прочитавший галиматью, написанную влюбленной дурочкой, поступил бы так же. Да Марк офигел от моих откровений! Особенно эротических. Неудивительно, что он себя почувствовал богом. А мне теперь как жить с этим? Меньше всего я хотела его жалости или снисходительности. Мечтала о любви… О красивой свадьбе, романтическом предложении руки и сердца. Представляла, как Стрельбицкий опустится на одно колено и протянет ювелирный футляр. И кольцо непременно будет с огромным бриллиантом. А признание – как минимум в стихах! А он: «Мы должны пожениться». Тьфу! Я позвонила Аньке и подробно ей все рассказала – о нашем отпуске в Карелии, Обо всем…
– И что теперь делать? Увольняться и бежать от него подальше? – С ума сошла? Замуж выходить и воспитывать мою булочку. – Зная, что он меня не любит? – Йес… Именно так и делать. И не верю я, что он не любит, Тань. Вам же хорошо… ну… в постели? – Только там и хорошо, – горько всхлипываю. – Я же не потерплю измен, Ань. – Начнет изменять – разведешься. Но лишать себя шанса на счастье… да еще и своими руками… Форменная глупость. Лучше сделать и жалеть, Танька. Чем жалеть о несделанном. – Ну… ладно. Поеду домой, Анечка. Займусь чем-нибудь. Пирог испеку. – Давай, Ларина. Выше нос. Потом займемся поиском жениха для меня. – Это будет сложно, Искрицкая. Хоть и обожаю тебя, но… С твоим умом и высокими требованиями мы еще долго его будем искать.
Прощаюсь с подругой и еду домой. Прячу заплаканное лицо от бабули. Юркаю в ванную, умываюсь. Переодеваюсь в домашний костюм. Надо не забыть купить таблетку… Не очень-то хочется мне рожать второго ребенка от Марка. Вернее, не так… От Марка, для которого мы – обуза… Повинность, долг. Ульянка радуется моему раннему приходу. Бабулечка тоже. Она уходит в спальню смотреть турецкий сериал про «черно-белую любовь». Облегченно вздыхает, наслаждаясь возможностью отдохнуть от моей егозы. Я шинкую яблоки, насыпаю немного корицы и ванилина, заливаю форму бисквитным тестом. Прибираюсь на кухне и сажусь с Улькой на диван. Читаю ей книжку, чувствуя, как тревога меня отпускает. Анютка права – надо не упускать шанс… Я ведь мечтала быть с Марком. Так почему я должна отступать теперь – когда стою в шаге от сбывающейся мечты? Квартиру обволакивает аромат корицы и свежей выпечки, когда в двери звонят. Спешно вынимаю пирог и бегу открывать. Вижу через глазок Павлика с букетом красных роз. Распахиваю дверь, искренне радуясь визиту брата. Но за его спиной высится Стрельбицкий… Так вот оно что? Марк переманил Пашку на свою сторону? – Принимай гостей, Танюшка. Марк, входи, не стесняйся. А ты чего с работы убежала? – спрашивает братец, стаскивая с ног ботинки. – Голова разболелась. Проходите, – поднимаю глаза, встречаясь с направленным на меня взглядом Марка. По коже сразу разбегаются мурашки… – Пирогом пахнет. Чаем угостишь, Танюш? Или сразу к делу? Держи цветы, сестрица. Это от Марка. – К какому такому… делу? – прижимаю Ульку к бедру. Цветы откладываю на кухонную столешницу. – Да ты не бойся. Где, кстати, наша бабуля? – протягивает Павлик, озираясь по сторонам. – Смотрит сериал в спальне. Пусть отдыхает, Паш. – А кто будет тебе помогать собирать вещи? – Какие такие вещи? Стрельбицкий стоит, подпирая стену. Наблюдает за нашим с Павликом дурацким разговором и молчит. А потом интенсивно трет переносицу и произносит: – Вы переезжаете ко мне, Танюш. Ты и Уля. Бабуля тоже может поехать с нами. Я не против жить всем вместе. Похоже, они чего-то накурились… Оба. Пашка довольно улыбается, да и Марк выглядит до черта уверенным в себе. – Чего застыла, Танюшка. Давай мне Улю, а сама пулей в комнату. Двадцать минут тебе на сборы. – Паш, ты с ума сошел? Ладно Марк, но ты… – Марк попросил у меня твоей руки, Тань. Как у старшего брата. Нормальная практика, я считаю. Он не сливается, не отказывается от дочери и… еще одного малыша, который у вас может родиться. – Ах ты ж! – что есть силы бью Стрельбицкого кухонным полотенцем. – Ты и об этом ему доложил? Все рассказал, Марк? Никаких подробностей не упустил? – Тань, я ничего такого не говорил, не волнуйся. Ларина, можно тебя на минутку? – взмаливается он, сжимая моя плечи. Из комнаты выходит бабуля. Вздыхает, увидев Павлика, Марка и шикарный букет. Складывает руки в молитвенном жесте и надрывно произносит: – Сватать приехали? Павлуша, внучо-ок... Уже можно ее вещи собирать? – а это добавляет чуть тише. Что?! Павлик и бабулю завербовал? Ну… Я им всем дам. Да я… – Танечка, внученька, поезжай. Он мужик, а не рохля! Прямо как твой дед. Он меня тоже в трактор посадил и увез. Не мотал сопли на кулак. – Ну, ба… – Танечка, можно тебя на минуту? – не унимается Марк. Ну точно дурдом! Еще и Улька – маленькая предательница – прыгает вокруг Марка и хлопает в ладоши, радуясь переезду. – Идем в комнату, – произношу чуть слышно и ухожу подальше от этих предателей. Марк притягивает меня к груди. Гладит по спине, передавая свою дрожь… Он очень взволнован… Гораздо больше, чем хочет показать. Дышит мне в макушку, легко целует в висок… – Безумие какое-то… Пашка выпил? – Да, немного. Я за рулем. И не пил, за меня не волнуйся. – И не думала. – Позволь попробовать, Тань, – Марк берет мою руку и опускает себе на грудь – туда, где гулко бьется сердце. – Вернее, не так. Я буду, как твой дед. Ты едешь со мной, и точка! Будем жить как семья. – А бабуля? – Поедет с нами. Может остаться. Я приму любое решение. – Мне страшно, Марк. – Мне тоже. Но я не отступлюсь. – Но ты же меня… Ты… – И ты сказала, что ненавидишь. – Да, говорила. – У нас отличный фундамент для создания семьи.
Глава 24.
Глава 24.Таня.
Я спешу разорвать объятия. Не хочу, чтобы бабуля и Павлик думали о нас с Марком черт те что. Выхожу из спальни, оглядываясь на Стрельбицкого. Он послушно идет следом. Улыбается. Да и выглядит расслабленным. Застываю в проеме, наблюдая за умилительной картинкой: Павлик кормит Ульку пирогом, а бабуля подливает братцу наливочки. – Пей, внучок. И не расстраивайся. Ты тоже встретишь хорошую девушку. Не завидуй Марику, и на твоей улице будет праздник. – Пью, бабуль, – поддакивает Павлик и опрокидывает в себя рюмочку вишневой наливки. – Только выбирай покрепче дивчину. Не как наша Танька – она худосочная. Ты у нас мужик хоть куда – высоченный, крепкий. Навалишься на нее и раздавишь. Марк закрывает рот ладонью, чтобы не заржать в голос. Ну и бабуля… – Таких, как наша Танечка больше нет, – хитро взглянув на меня, отвечает Павлик. – Она у нас умная, красивая, добрая, чистая. Таких больше не выпускают, да, Марк? – Да, – охотно соглашается Стрельбицкий. – Пришли уже? – поворачивается бабуля. – Танечка, детка, что ты решила? Сейчас едешь или… Сейчас, внучка. Поезжай сейчас. – Я смотрю, тебе не терпится меня сбагрить? А, бабулька? Не понимаю, кто из вас с Павликом пил? – Я только настойку валерианы, – отмахивается бабуля, вскидывая ладони. – Ну, может, чуток дозировку нарушила. Волновалась очень… Я вещички помогу собрать. – А как же Уля? Кто будет за ней присматривать? Анна Степановна, поезжайте с нами, – предлагает Марк. – О, нет… Я приезжать буду на такси. Адрес скинь эсэмэской, а деньги мне на карту пришли. По номеру телефона, – деловито произносит бабушка. – Будете оплачивать мне услуги няни… По питерским тарифам. – О, боже… Бабуля, ты перегибаешь, – вмешивается Павлик. – Нет, она права. А мы с Таней согласны. Да, Тань? – протягивает Марк. – Вот и хорошо. Сейчас вас выпровожу, и будем с Галей из тридцать восьмой квартиры «Ветреного» смотреть. – Чего? – недоумеваю я. – Сериал такой… Турецкий. Короче, внуки, я от вас устала. Марк, забирай Таньку и… – Мы поняли!
Я беру с собой немного вещей. Мало ли… Вдруг игра в семью надоест Стрельбицкому? Хватаю первое, что подворачивается под руку… Бабуля продолжает спаивать Павла, а Марк играет с Улей в «ладушки», пока я бегаю с озабоченным видом по квартире. Безумие какое-то… Разве так бывает? Пришел, забрал… Может, так и надо? Дай мне право выбора, я никогда не соглашусь на что-то серьезное! – Едем, Танюшка? – устало протягивает Марк, держа дочь на руках. – А Павел? – Я ему такси вызову, не волнуйся. – Танюшка, я нормально… Домой приеду и сразу спать. – Ох… Родственнички… Едем уже.
Улька засыпает в машине. Я приваливаюсь к окну, наблюдая за мерцающим новогодними огнями городом. Ничего не спрашиваю, не требую… Боюсь. До ужаса боюсь своего нового статуса. Справлюсь ли? Как мне себя вести? Ждать мужа по вечерам с горячими ужинами? Говорить о планах, переживаниях, мечтах? Что, вообще, можно говорить? А делать? Марк не обозначил никаких рамок. Кто я в его доме – мать дочери или полноправная хозяйка? – Вот и мой дом, – произносит Марк, паркуясь возле современной многоэтажки. Именно таким я и представляла дом Стрельбицкого – новый, элитный, с охраняемой территорией и пожилой, любопытной консьержкой. – И Улечка проснулась. Он вешает на плечо ремешок моей дорожной сумки, подхватывает дочь на руки и направляется к подъезду. – Евдокия Ивановна, запомните моих родных. С этого дня они живут в моей квартире, – громко произносит, смотря на консьержку и заставляя меня покраснеть до корней волос. – Здрас-сьте, – прищуривается та. – Звать вас как? – Таня, – отвечаю я. – А дочку Ульяна. – Проходите, милости просим. Лифт уносит нас на семнадцатый этаж. В квартире Марка приятно пахнет – чистой квартирой, свежими цветами и шоколадными конфетами. – Уборку делал не я, – признается он. – Проходите, девчата. Улька, у тебя пока нет кровати, спать будет на диване. Согласна? – Да! – Марк, расскажи о правилах в твоем доме, – застывая в прихожей, спрашиваю я. Господи, зачем он так на меня смотрит? Словно ждал всю жизнь… Или испытывает чудовищное облегчение оттого, что я нахожусь здесь… – Танечка, ты здесь хозяйка. Делай, что хочешь. Я тебя не ограничиваю. – И обои могу поменять? – дую губы я. – И… И обивку мебели? – Говорю же – хозяйка. Завтра в обеденный перерыв идем подавать заявление в загс. – Что? Так быстро? – Мамуя будет невеста! – кричит Улька, прыгая возле нас с Марком. – Марк, а если… не получится? Если ты пожалеешь и… – Хватит, Тань. Главное – желание. Располагайся. Наша спальня вон там. В квартире еще две комнаты. Уле купим детскую мебель, поставим елку. Ульяна, ты какую елочку хочешь – живую или искусственную? – А я не знаю… Главное – класивые иглуски. Спальня Марка просторная и светлая. Посередине комнаты – широченная кровать, в углу – большой шкаф-купе. На столике возле окна – букет роз в вазе. – Твои полки я освободил от своих вещей, – хрипловато шепчет Марк, касаясь моих плеч. Разворачивает меня, пользуясь замешательством дочери, и целует в губы. Едва их касается, словно разгоняется перед тем, как сорваться в пропасть. Щеки, подбородок, лоб… Зарывается пальцами в волосы и вдыхает мой аромат. А я его… Я схожу с ума от запаха Марка. Он самый вкусный для меня. – Танечка, слава богу, ты здесь. Я боялся, что отвергнешь. – Стрельбицкий, это точно ты? Не зомби и не твой двойник? – Точно я. – Скажи хоть, что ты ешь? Какие блюда любишь или терпеть не можешь? – Я неприхотлив в еде. Абсолютно. Танька, давай укладывать Улю. У меня на эту ночь большие планы.
Глава 25.
Глава 25.Таня.
Губы сами собой растягиваются в улыбке, когда я смотрю на свое отражение в зеркале. У Марка шикарная ванная комната – большая, светлая, с удобными приспособлениями и множеством полочек. Чистыми полотенцами и огромными банными халатами. И здесь все пахнет им… Как я люблю его запах. И его люблю… Да, вот так просто, без каких-либо причин. Люблю. Наверное, когда-то я решусь признаться ему в своих чувствах. И пускай он промолчит в ответ, отшутится или сделает вид, что не расслышал – все равно… Вскидываю ладони и касаюсь своих пылающих щек… Как же он все сделал правильно… Приехал, забрал меня, привез в свой дом. Да и консьержке представил, как родного человека. Интересно, что он сам чувствует? Я завязываю на талии пояс кружевного пеньюара и на цыпочках выхожу в коридор. Ульяна уже спит, а Марк терпеливо ждет моего возвращения. Какие-то у него там планы… Знаю я, что это за планы! После них мне теперь нужно себя таблетками травить. Крадусь мышкой, издали заслышав мужской храп. Что-что? Такие, значит, планы? Ну и Стрельбицкий… Уморился, бедный. Чего он только сегодня ни сделал: и посвататься успел, и невесту перевезти в дом. Ложусь с краю, боясь его разбудить. Прижимаюсь к широкой горячей спине и невольно касаюсь его кожи губами. Мой мужчина… Мой… Пусть ненадолго, но я буду счастлива в его доме. Буду жить моментом. Ухвачусь за него, как за хвостик воздушного змея и буду крепко держать… Сколько смогу…
К своему удивлению, засыпаю я быстро. Сквозь дремоту чувствую, как горячие руки Марка обвивают мою талию, а дыхание щекочет затылок. Мне так хорошо… Уютно, тепло… Отпускаю все тревоги и проваливаюсь в сон. А просыпаюсь от касания его рук к моей попе… Или мне это снится. Разлепляю глаза и дергаюсь. – Тшшш… Прости, Танечка, я вчера вырубился. Надо было меня разбудить. Марк целует мою шею, гладит бедра, поясницу, ловко тянет резинку трусиков. – Стрельбицкий, что ты делаешь? – мурлычу я. – Собираюсь заняться с тобой любовью. А ты против? – А сколько времени? – Уля еще спит. И Анна Степановна еще не пришла. У нас… К черту! Иди сюда… Он стаскивает кружевное белье и касается пальцами моей промежности. Гладит меня, продолжая целовать шею, плечи, прикусывать ключицы. Я выгибаюсь в пояснице и развожу ноги шире, позволяя ему проникнуть в меня пальцами. – Такая горячая… Девочка моя… Ты моя… Танечка… Его твердые пальцы кружат вокруг чувствительного узелка, выбивая из моей груди стоны. Я раскрываю губы, хватая густой, вязкий воздух ртом, зажмуриваюсь, порывисто цепляюсь напряженными пальцами за его бедра. Хочу его в себе… – Я хочу тебя… Прошу тебя… Ма-арк… – Сейчас, родная. Марк вынимает из тумбочки презерватив и рвет упаковку зубами. Толкает коленом мое бедро и рывком входит в меня. Это похоже на танец… Наши руки, губы, слова, тела – все сливается воедино… Сплавляется, становясь одним целым. Наверное, единственное, что остается целостным – сердце… Я часто дышу, растворяясь в ощущениях, но молчу о чувствах. О том, что он для меня значит. И как я ценю его смелый и такой непонятный для меня поступок. – Танька, беги первая в душ, потом я. – У тебя один душ? – К сожалению да, – вздыхает Марк. – Думаю, летом можно подумать о покупке более подходящей квартиры. Ну и ну… У Марка такие далеко идущие планы? Почему он говорит обо всем так уверенно? – Ну чего опять, Тань? На тебе лица нет, – руки Марка опускаются на мои плечи. – Тебе же не плохо со мной? – Нет. – Мне с тобой очень хорошо, Тань. Давай не будем планировать жизнь на тридцать лет вперед, ладно? Прилететь может в любое время. Так что теперь, не жить? – Ты прав, – вздыхаю я и прижимаю к его груди. – Спасибо тебе… – За что? – За смелость… Я такая трусиха. Никогда бы не решилась, а ты… да еще и Павлуша наш. Что у него, кстати, стряслось? – Думаешь, я могу говорить? Хотя… вы все равно узнаете… Анна Степановна все время говорила про какую-то свиристелку, помнишь? – Да. Так она была… Пашка не знакомил, но дамочка, по слухам, эпатажная. Не очень высоких моральных принципов и вообще… – Вот именно. Павлику вчера позвонили из родильного дома. Сказали, что она родила от него ребенка. Написала отказ в роддоме, а в записке указала отцом Павла. Вот он и напился. – Кошмар, – зажимаю рот ладонью, чтобы не воскликнуть в голос. – А ребёнок точно его? И он не знал ничего? – Неизвестно пока. Они расстались очень давно. Сходились пару раз, но… Он не знает, как поступить. У этой Ларисы никого нет из близких. Мелкого заберут в дом малютки, если Павел не отреагирует на просьбу помочь. – А что они хотят? Может, стоит вызвать полицию и поискать горе-мамашу? Не понимаю, Марк… Теперь Павлик должен себе жизнь загубить из-за чужого ребенка? – Тань, да что ты такое говоришь? Ребенок не помеха. Думаешь, наш Ларин не женится никогда, если на него повесят ребенка? Глупости это все… Нормальная женщина не посмотрит на это. – Стрельбицкий, это точно ты? – улыбаюсь, касаясь его щетинистой щеки ладонью. Хочу сказать, как восхищаюсь им… И как сильно люблю. – Точно я. Мне кажется стремным проигнорировать сигнал. Сделать вид, что его это не касается. Если Пашка так поступит, я его уважать перестану. Во всяком случае, он может забрать ребенка и сделать тест ДНК… А там уж решит, как поступить. – Ты прав, конечно. И когда он едет? Насколько я поняла, Лариса родила в нашем городе? – А вот не угадала. Она здесь родила. Приехала специально, зная, что Павел теперь живет в Питере. – Ужас. Интересно, наши родители выдержат столько новой информации о… хм… своих горе-детях? То есть о нас. – Никакие вы не горе-дети. Идем, там, по-моему, Ульянка проснулась. Беги в душ, а я пока подумаю, как очаровать твоих родителей. Особенно папу…
Догадались, что скоро будет история про Павла? Ждете?
Глава 26.
Глава 26.Марк.
Наверное, впервые в жизни я доверяюсь знакам судьбы. Не анализирую свои чувства, не боюсь будущего и проявляю чудовищную уверенность в настоящем. Я просто делаю, и все. Не знаю, каким чудодейственным свойством обладают Танькины слова из дневника, но они бьют в самое сердце. Вернее, уже ударили. В тот самый миг, когда я их прочитал. Засели внутри, как семена. И теперь я жду урожай – любовь, которую никогда не испытывал… Я точно знаю, что она – моя судьба. Ну не может быть иначе. Не может такая девушка достаться другому. Я боялся рубить сплеча и прощаться со своей холостяцкой жизнью, но, когда сделал это – испытал настоящее счастье… В душе поселились покой и уверенность. Простая радость, незаметная, та, которой не делятся с окружающими, а хранят в секрете. С одной стороны, мне хочется трубить на весь мир, какой я крутой перец, а с другой… Боюсь впустить в семью осуждение и сплетни, чужое мнение, зависть… И, да… Танька до сих пор боится признаться нашим родителям о… нас. Мы живем вместе почти месяц, но никто так ничего и не знает… За окном лежит плотный серебристый снег, в квартире пахнет живой елкой, да и вообще – на следующей неделе нам нужно ехать на свадьбу Тимура и Крис, но Танька делает вид, что ничего не происходит. Размешивает сахар в чашке капучино и мечтательно смотрит в окно. Может, и мне посмотреть? Заодно успокоиться и перестать себя накручивать. – Стрельбицкий, перестань дышать мне в макушку, – протягивает она, откидываясь на мою грудь. Мы так и стоим, смотря на мерно падающий за окном снег, черные движущиеся точки людей и машин… – Ма-арк… Чего ты волнуешься? – повторяет она. – Я волнуюсь? – забираю из ее рук чашку и отхлебываю кофе. – Почему ты до сих пор не сказала родителям? Танька, ты меня стыдишься? Смотри, Ларина – на свадьбе нам придётся во всем признаться. Как еще на работе никто ни о чем не догадался? – Да все давно догадались, Марк. Ты так многозначительно на меня смотришь, – улыбается она, чмокая меня в щеку. – Я… В общем, я не ожидала, что бабуля и Павлик окажутся такими партизанами. Я знаю, что прячется в ее глазах – тоска, обида, недосказанность… Я ведь так и не сказал ей о любви… Ну не знаю я, как это – любить? Бабочки в животе у меня не порхают, да и сердце не сбивается с ритма… Мне просто с ней хорошо. И я не представляю уже своего дома без нее… Не представляю возле себя другую. Сейчас даже мысли о чужих губах и руках кажутся омерзительными. Мне легко с Таней. Интересно, классно… Про постель я вообще молчу – там у нас всегда было офигенно. Но любовь… Может, она еще зреет? Или давно созрела, а я не позволяю ей расцвести по-настоящему? Оттого Танька и молчит. Она не верит в нас. Боится, что мне надоест играть в семью. И заявление в загс подавать отказалась. Попросила дать ей немного времени. Привела уйму причин для отсрочки – сложную ситуацию у Павла, грядущую свадьбу Лоры Брикман… В общем, всякую чепуху… – Тань, на свадьбе будут наши родители. Так что… Они меня прибьют, блин… Мы живем почти месяц, но о внучке не знает никто. Я Тимуру сказал, что приеду с девушкой. Об Ульке промолчал. – Марк, я решила по-другому, – наконец, выдыхает она. Кладет чашку в раковину и садится за стол. Смотрит подозрительно, словно пытаясь угадать мое настроение. – Говори уже, Танюшка, – складываю руки на груди и подхожу ближе. Если она скажет, что уходит от меня, я… Наверное, сдохну. Странное дело, я ведь не задумывался об этом… Даже мысли не допускал, что Танька может уйти. И теперь, прямо сейчас, горло перехватывает спазм. И… Вот оно, странное чувство – мне не хватает воздуха… Сначала я кажусь себе тяжелым, как бетонная стена, потом – невесомым как гребаный шарик. А сердце пляшет в груди, как нетрезвый танцор. А ведь я всего лишь допустил мысль! Танька-то ничего еще не сказала. – Стрельбицкий, тебе плохо с сердцем? – взволнованно произносит она. – Господи, Марк… – Тань, все в порядке. Говори. – Мы полетим в наш город немного раньше. – Свадьба ведь в Красной Поляне. – А оттуда в Сочи. Не хочу, чтобы сотня человек стали свидетелями наших разборок. – Ты права. Когда летим? – Через три дня. Погостим у моих, потом у твоего папы… Лилька тоже ведь ничего не знает? – Нет, конечно. Ты же попросила молчать, а я… Похоже, я медленно и необратимо превращаюсь в подкаблучника. – Что будем делать с твоей мамой? Как они… после развода? Она ведь… – прячет взгляд Танька. – Нормально. Лилька намекнула, что родители кокетничают друг с другом. Да и не было у отца ничего с той… Так, интрижка на один раз… В общем, не бери в голову. Я бы очень хотел, чтобы родители сошлись. Отец сильно сдал. Да и мама как-то резко постарела. – Марк, я уверена, что мои все поймут. – Откуда такая уверенность? – хмыкаю я. Растираю переносицу, боясь представить, как отреагирует Ларин. Он – не человек, скала! Если бы я не знал о его роде деятельности, подумал, что он военный. – Они меня очень любят, вот откуда, – облегченно вздыхает Танюшка.
Не без труда уговариваем Анну Степановну присмотреть за квартирой на время нашего отсутствия. Мое жилище теперь не узнать – оно обросло разными вещицами для уюта – ковриками и безделушками, подушками, красивой посудой. Но, несмотря ни на что, в нем по-прежнему временно живут мои питомцы. Сейчас, например, у нас обитают два котенка, которых облили горючей жидкостью и подожгли несовершеннолетние подонки. Я учу Ульяну обрабатывать животным кожу, протирать глаза, убирать туалет. Танька вроде бы меня поддерживает. Бормочет только Анна Степановна. Говорит, что я занимаюсь ерундой и «всех на свете не спасешь». Но, когда наступает день отъезда, бабуля наотрез отказывается отдавать котят девчонкам из приюта. – Одного я Греем назвала. А второго Ферхатом, – многозначительно произносит она, встречая удивленный Танькин взгляд. – Греем? – переспрашивает она. – Какая ты, внуча, несовременная! Грей – из «Пятьдесят оттенков серого», а Ферхат – герой «Черно-белой любви». Какие вы отсталые, а еще молодые! – О боже, бабуля! Марк, проверь паспорта, все на месте? Улька возбужденно прыгает возле входной двери, а я впервые за долгое время испытываю настоящий, почти животный страх… Я очень боюсь Ларина! Всегда побаивался, а теперь… – Выдыхай, Стрельбицкий. Перед смертью не надышишься. Такси в аэропорт приехало, – улыбается Танька. – До свидания, Анна Степановна, – произношу я, набрасывая куртку. – Берегите Блэка и Серкана. – Тьфу на тебя, зятек! Грея и Ферхата. Неважно… Желаю тебе вернуться домой живым и здоровым, Маркуша. Бедный мой Саша… – Ну, бабушка! Ты так говоришь, словно Марк – чудовище. Он же ничего не знал… – заступается за меня Танька. – Езжайте, мои золотые. Все хорошо будет.
Глава 27.
Глава 27.Таня.
Не представляю, как буду смотреть в глаза родителям… Что я им скажу? Какие отыщу слова, чтобы объяснить решение Марка. Он меня не любит. Иначе, давно бы поведал о своих чувствах. Только не надо мне говорить о его благородстве, честности и ответственности – бесполезно! Я верю в любовь… Только ей подвластно пережить любые трудности. Она же… Как там в Библии написано: всему верит, надеется, не ищет своего, не раздражается, все покрывает. Только любящий человек сумеет закрыть глаза на несовершенства другого.Простить, оправдать, понять… Я именно об этом мечтала. Хотела такого мужа, как мой папа – верного и надежного. Но судьба подбросила мне «счастье» в лице Стрельбицкого. Мда… И пусть он бесконечно твердит, как ему со мной хорошо, я не верю… Как только станет плохо – он свалит. И ничего не заставит его терпеть неудобства. Ответственность улетучится, а чувство долга разобьется о суровый быт. Марк вздыхает, косясь на мою кислую физиономию, и молчит. Правильно, слова сейчас лишние. Он их моему папуле скажет. – Марк, Улька проснулась? – протягиваю, оборачиваясь с переднего сидения такси. – Доча, поднимайся. Мы приехали к твоим бабуле и дедуле. Они очень нас ждут. Тань, а ты хоть сказала, что приедешь со мной? – спрашивает Марк, натягивая на сонную малышку шапку. – Н-нет… Сказала, что мы с Улей прилетим в гости. И все. Без подробностей… – Черт, Ларина. Ладно, будем импровизировать. У меня есть ключ от домофона, но я замираю возле тяжелой, обшарпанной двери подъезда, вскидываю ладонь и торопливо набираю номер квартиры. – Папуль, мы приехали. – Открываю, любимки мои. Квартира родителей находится в добротной типовой десятиэтажке, построенной в начале нулевых. Узкие лестничные пролеты, такие же узкие лифты, в которых задыхаешься уже через минуту. А, учитывая наше общее с Марком, скрутившееся в тугую плеть волнение, хватать ртом воздух я начинаю секунд через десять. – А вот и мои родные! Слышу папин голос за дверью, скрежет замка, торопливые шаги… Дверь распахивается, а ноздрей касаются ароматы моей любимой говядины с черносливом и торта со сметанным кремом. – Внученька моя! – сначала папа видит Ульку. Выхватывает ее из рук Марка и прижимает к груди. – И дочурка! Иди к папе, солнышко! Спасибо тебе, Марк, что помог Танюше с сумками. Так вы вместе летели? Марк, ты тоже своих решил проведать? Похвально. – Я… Э-э… У Стрельбицкого округляются глаза и отвисает челюсть. Папа и мысли не допустил, что мы можем быть вместе. И сходства не обнаружил, сопоставив эти две, до ужаса похожие друг на друга мордашки. – В некотором роде да, – выдавливает Марк. Он так и стоит посередине коридора. Смотрит, как дедушка и, вихрем прилетевшая на голоса, бабушка целуют и тискают его дочь… Не раздевается, так и не получив приглашения остаться. – Марк, ты войдешь? Или побежишь к своим? Прости, буду честен, – протягивает отец заговорщицким тоном. – У нас тут… В общем, я очень надеюсь – судьбоносное событие. – Пап, ты о чем? – хмурюсь я. – Марк, снимай куртку и обувь. Ванная в конце коридора. Папа, мама, мы… – А вот и наш сюрприз! – недослушав, произносит отец. – Игорь, можешь выходить! Что?! А он здесь какими судьбами? Да, когда-то я подумывала закрутить интрижку с Дёминым, мы даже целовались один раз, но позвать его на семейный ужин?! Что-то здесь нечисто. Я забыла об Игоре на следующий день после его отъезда в Москву – он стажировался с крупной юридической фирме. В моих мыслях всегда был другой – тот, кто стоит сейчас справа от меня и испепеляет окружающих взглядом. – Танюшка, привет, – широко улыбается Игорь. Худощавый, как и пять лет назад, высокий брюнет с ясными, холодными как лед глазами. Немного раздавшийся в плечах привлекательный мужчина… И прямо сейчас он подходит почти вплотную и касается губами моей щеки. – П-привет… А ты в гости зашёл? – глуповато хлопаю ресницами. – Папа, а пасиму дядя целует маму! Хвала небесам! Помощь пришла, откуда ее не ждали. Хочешь, чтобы о твоей тайне узнали – расскажи ее маленькому ребёнку и попроси молчать. – Как ты его назвала, Уля? – меняется отец в лице. – Ты Марка папой назвала? – Александр Николаевич, Ульяна назвала меня папой, вы не ослышались, – с достоинством отвечает Марк. Видели бы вы его – спина прямая, подбородок вздернут. Цаца, а не Стрельбицкий. – Танька, что тут происходит? Уж не хочешь ли ты сказать, что снюхалась с этим… Я прекрасно помню их с Павликом гулянки… Ладно наш Павлуша – он быстро остепенился, но Стрельбицкий! – стонет папа. – Завтра ты ему надоешь, что тогда? Зачем ты ребёнка научила его папой называть? – Потому что Марк – родной отец Ули! – истерически отвечаю я. – Он тот загадочный мужчина, пап… – Тогда я вообще ничего не понимаю, Татьянушка, – охает мама. – Он тебя предал, бросил беременную и… Вспоминаю, как ты на сохранении лежала, как тошнило тебя по пять раз на дню! Батюшки, да после такого и на порог… – Танька, а я не знал про сохранение и тошноту, – говорит Марк, будто эти слова – самые важные из маминой тирады. – Марк, помолчи, пожалуйста. Сейчас это неважно, – скулю я, обводя взглядом родные стены… Суровые, непонимающие лица моих родных и этого… Дёмина. Я-то понимаю, для чего папа его пригласил… – Мне важно все, что касается тебя. Твоего здоровья, в особенности… – Ну ладно, бизнес, но личное… У него же на лбу написано – кобель! Весь в отца своего, – неосторожно добавляет папа. Как же мне стыдно… За что они со мной так? Они ведь и слова вставить не дали! – А вот это вы зря, Александр Николаевич! Вам бы не пожалеть о своих словах, – парирует Марк. – Кстати, Таню я не бросал. Я узнал о ребёнке совсем недавно. Сделал ей предложение. Согласия, правда, не получил, но благословением ее брата обзавелся. – Павлуша в курсе? – закатывает глаза мама. – И Анна Степановна. Она у нас няней работает, – не без удовольствия добавляет Марк. – Молодец, Танька. Согласие ему… Шиш тебе с маслом, а не согласие, – рычит папа. Накручивает на палец ус и тягостно вздыхает. – Я дочери сам найду мужа. А ты… Понятно же, что решил в благородство поиграть. – Я хоть сейчас готов в загс, – подает голос Дёмин. – Я Танюшу всю жизнь любил. – А то, что я тебя не люблю, это тебя не волнует! – шиплю, с трудом сохраняя спокойствие. – А этого, значит… Глаза затапливает темнота… В последнее время со мной такое часто случается – кружится голова, да и подташнивает… Единственное, что я хочу сделать сейчас – испариться… Напрасно я надеялась на понимание родителей. Слишком уж они консервативны, чтобы дать Марку шанс. Я судорожно хвастаюсь за горло… Глубоко вдыхаю и… В общем, выпаливаем мы со Стрельбицким вместе: – Да, его я люблю! – Я ее люблю! – Марк, я тебя совсем не ненавижу, – всхлипываю, падая в его объятия. Как же вовремя он оказывается рядом. – Я тебя всегда… Только тебя… – Танька, ты мое сокровище, любимая. Прости, что не сказал раньше. Поедем отсюда? Раз такое дело, – вздыхает Марк. – Да. Я хочу уйти. И мне… Что-то мне нехорошо… – Стоять! – гремит голос отца. – Посторонние на выход, а этот… Новоиспеченный родственник может остаться. – Танюша, что с тобой? Голоса родных звучат словно сквозь вату. Я оседаю на пол, но Марк тотчас меня поднимает на руки и несет в комнату. – Довел ребенка, – стонет где-то рядом мама. – Саша, быстро вызывай скорую!
Глава 28.
Глава 28.Таня.
Окружающие звуки сливаются в нестерпимый гул. Мамуля скачет вокруг меня со стаканом воды, Марк сидит на коленях возле дивана, а папа хмурится, нервно расхаживая по квартире. То и дело смотрит на циферблат старых часов и возмущается, почему скорая так долго едет. – Давай, Игорек. Бывай, – слышу голос отца из прихожей. – Найдём тебе другую невесту, ты уж на меня не серчай. А бутылочку оставь – пригодится. Ну, надо же! Дёмин и на коньяк раскошелился? Оттого стоит с кислой, разочарованной рожей. Мнется на пороге, стесняясь попросить ее обратно. – А вот и скорая! – кричит папа, выталкивая горе-жениха и пропуская вперёд медицинских работников. – Долго едете, милки! Дочка моя сознание потеряла. – Посторонние, выйдите из комнаты, – строго произносит врач, протирая руки дезинфицирующим раствором. – Что у вас случилось? Паспорт и полис приготовьте. – А посторонних тут нет! – парирует папа. – Мне нужно больную осмотреть. Все нехотя выходят. Врач измеряет мне давление и пульс, выслушивает легкие, мнет живот. – Месячные когда были? – Давно… Месяца два назад, – отвечаю, удивлённо моргая. Как я могла забыть об этом?! Как? – Господи, как же так? Я купила постинор и забыла его выпить. Понимаете, у меня на работе был завал – сначала намечался контракт с китайской платформой, потом мой парень узнал, что я родила от него… В общем, неважно. – Бывает. Кто забывает о контрацепции, становится счастливой мамой. Матка у вас увеличена, предполагаю беременность шесть или семь недель. Рекомендую встать на учёт в женскую консультацию. И хорошо питаться. Кровотечения не было? Даже незначительного. – Нет. – Тогда счастливо оставаться. Если у вас выраженная боль или тошнота, мы отвезем вас в дежурную… – Мне уже лучше. Я завтра же сделаю УЗИ.
Стоит врачам покинуть гостиную, в нее тотчас вламываются родственники. – Танюшка, что такое? Почему ты плачешь? Что-то серьезное? – Как ты, доченька? – Мамуя-я! Обвожу взглядом их лица и начинаю рыдать пуще прежнего. Ну как сказать Марку обо всем? Такие вещи нужно планировать… Заранее обсуждать, обследоваться. Что же у меня все через жопу? – Отставить слёзы! Быстро говори вердикт врача, – голос отца перекрывает всеобщий галдёж. – Я беременна! Прости меня, Марк. Не собиралась я тебя привязывать еще одним ребёнком. Честное слово, не понимаю, как так вышло? – Не понимает она… Таким, как Марк поможет только… Чик-чирик… Как Боне нашему. – Ну, папа! Пожалуйста… Мне и так… – Ларина, а я рад, – довольно улыбается Марк. – Я до ужаса в тебя влюблен, Танька. И хочу этого ребенка. Мелани – помнишь? Назовем так дочу? – Ты вспомнил? – облегченно выдыхаю я. – И ты не злишься? – На кого мне злиться? На себя за несдержанность или на судьбу за щедрость? – И я тебя люблю… И у меня никогда не было никого другого. Ни один мужчина, он… – Мать, пойдём-ка на стол накрывать, – тихо произносит отец, смущаясь моей откровенности. И почему я об этом сейчас заговорила? Марк не спрашивал, да и никто другой за язык не тянул. Показалось, что это признание до ужаса важное. Мы остаемся одни. Дышим друг другом, зарываемся пальцами в волосы. Марк сжимает меня в объятиях, а я даже через одежду чувствую, как гулко бьется в его груди сердце… – Никто и никогда меня не трогал… – Ларина, если честно, об этом несложно было догадаться. Один твой неумелый минет чего стоил. Но сейчас ты профи, да… – Что?! И ты молчал? И привел меня в дом? Такую неопытную и… – Я поддался соблазну остаться твоим единственным мужчиной. Танька, я никогда не был так счастлив. Знаешь, вот совсем недавно смотрел на Одинцова и удивлялся, как можно так вляпаться? Его при виде Крис расплющивало. Он человеческий облик терял. Кстати, Танька, они собираются мне отомстить. Ну так, по-доброму… – А за что? – спрашиваю, прислушиваясь к звукам из кухни. – Ну… Я его спровоцировал признаться Кристине в любви. А при отце он предложение ей сделал. Там у них Федька работает, он и слил инфу. Так что жди провокации и будь ко всему готова. Но помни, что я тебя люблю и никогда не сделаю больно. – А давай им подыграем? – оживляюсь я. – Я скажу Крис, что несчастна. Или ты меня не любишь. А они… – Давай. Хочу посмотреть на разочарованную рожу Одинцова. Он небось думает, что обыграет меня? – Здорово, Стрельбицкий. Я охочая до всяких розыгрышей.
Марк целует меня в щеку. Помогает подняться с дивана и провожает в кухню. – Ну, зятек, садись, выпей с тестем. И расскажи, как ты до такой жизни докатился? – гремит папуля. – Заделал ребенка и не знал, а потом… – А я его соблазнила, – выпаливаю неожиданно. – Вырядилась в костюм ночной бабочки и… Просто он мне очень нравился, – опускаю виноватый взгляд. – Тьфу! Чтобы моя дочь и… Куда Павлик наш смотрел? Да и Марк? Неужели, не запомнил, кого драл? – Саша, ну чего ты при ребенке? Мне семья Стрельбицких нравится. И дочку я благословляю, – улыбается мама, раскладывая по тарелкам щедрые порции салата. – Видно же, что он ее любит. – Э-эх… Смотри, зять, если Татьяну обидишь… Будешь потом Боне нашему завидовать. – Не обижу, не беспокойтесь. Я вам обещаю. Вы зятя-то кормить будете? – смелеет Марк. – Галя, наливай. И гуся замаринуй, завтра продолжим! Танька, трезвым мужа сегодня не жди. – Он пока не муж, – отвожу загадочный взгляд и улыбаюсь. – Ларина, ну не томи – выйдешь за меня? – взмаливается Марк. – Да, Марк. Я согласна! – За это и выпьем! – резюмирует папа, опрокидывая в себя стопку дорогущего Игорешиного коньяка.
Глава 29.
Глава 29.Марк.
Танькин папа только на вид строгий мужик. На деле он оказывается не опаснее кролика. А уж когда выпьет… Салаты съедены, восхитительное мясо с черносливом тоже. Наблюдаю, как Таня уплетает торт по фирменному рецепту Галины Васильевны и, наконец, расслабляюсь. – Маркуша, ты мне поможешь Сашу в комнату отнести? – тихонько спрашивает она, косясь на уснувшего за столом супруга. – Кого это… нести? – взбрыкивает он, хлопнув по столу ладонью. – Моя Танечка замуж выходит… И совсем скоро у меня будет целых два внука! Имею я права или… – Имеешь, Сашенька, имеешь, – вздыхает будущая теща. А сама мне подмигивает – мол, помоги отвести мужа в комнату. – А, ну-ка, все цыц! – Папа, иди, поспи немного. Не пугай Улечку, – включается Танюшка, вытирая руки кухонным полотенцем. – Мы гуся замариновали, а завтра я приготовлю мясо по-французски. – Мое любимое? – пьяно протягивает Александр Николаевич. – Да, папуль. –. А Павлуша наш где? Где сынок мой? Давайте ему позвоним? – Давай завтра? Ты поспишь, протрезвеешь. И мы сразу позвоним. А лучше всего в гости позовем, – ласково протягивает Галина Васильевна.
Подхватываю ослабевшего от эмоций и горячительных напитков тестя под плечо и помогаю добраться до спальни. Хорошо хоть, что он не буйный. Едва его голова касается подушки, Александр Николаевич засыпает. Я бы тоже сейчас уснул в объятии Татьяны, но… Цензура есть цензура. Шуметь в доме родителей жены как-то не комильфо. – Устал, жених? – улыбается Таня, расчесывая волосики Ульяны. Она постелила нам на диване в своей комнате, а Ульяне – на раскладывающемся кресле поблизости. – Знаешь, Тань, а ведь у твоего папы уже есть два внука, – произношу тихонько. Так, чтобы Галина Васильевна не слышала. – Ты Павлику звонил? Как они там? Ему бабуля помогает? – Погоди, не тараторь, все по порядку расскажу. – Стрельбицкий, ты стал важным до невозможности, – фыркает она. – Я всегда таким был. За это ты меня и полюбила. А почему родители переехали из дома? – Там сейчас ремонт. А это квартира моей бабули, Марк, ну не томи! – Павел сделал тест ДНК, тот малыш… Он его сын. – Господи… Выходит, у меня есть племянник? И как он его назвал? Ему разрешат усыновить мальчика? Это же надо жениться? – Могут и не дать. В нашей стране все что угодно может произойти. Но я надеюсь, у Павла все получится. Он молодой, здоровый и материально обеспеченный. Так что… – А почему мой брат звонит тебе? – хмыкает Танька. – Ну… Он воспринимает нас, как одно целое. Он назвал мальчика Яриком. Ярослав Павлович, звучит? Кстати, бабуля наша сдрейфила. – Отказалась помогать? – вздыхает Танюшка, выкладывая из чемодана ночную сорочку. – Да. Приказала Павлу искать няню. А у нее уже возраст не тот с такими крохами сидеть. Сама понимаешь… Ульянка по ночам хотя бы спит, а тот небось орет круглыми сутками. – Да-да… А Ларины орут вдвое больше и громче остальных детей. Так что ты это… Подумай насчет женитьбы. Я пойму, если ты сбежишь. – Уже поздно, Ларина. Я вляпался в тебя по самое не балуй. – Давай спать, Марк? – улыбается Таня. – Мне еще завтра платье надо на свадьбу купить. И туфли, и сумочку… – На нашу? Быстрая ты, Танюха. Мы еще заявление не подали. – Нет, на свадьбу Одинцовых, дурак… А на нашу я приду в джинсах и рубахе. Какие мне уже платья… с двумя-то детьми? – Белые и красивые.
В аэропорту нас провожают новоиспеченные родственники. Александр Николаевич обнимает меня и хлопает по плечу. Жмет руку и смотрит с нескрываемым уважением. Интересно, чем я заслужил такое отношение? – Ты извини меня, зятек. Мне мать звонила. Вот же плутовка, и ведь молчала о вас! Как ни позвоню – все хорошо, гуляю с соседками по подъезду, суп варю, да с Улей сижу. И ни слова о тебе! А сейчас даже расплакалась… Золото, говорит, а не мужик ты у нас. И добрый, и внимательный, и животным помогаешь. – Спасибо вам, Александр Николаевич, я… – Но все равно помни – обидишь Таньку, яйца откручу. – Понял. – Ну, родненькие, счастливого пути! Хорошо вам повеселиться! Ждём на новогодние каникулы. Закрывайте журнал на праздники и прилетайте.
Легко сказать – закрывайте. Конечно, мы успели собрать макет январского номера. Даже от злосчастной сделки с китайской платформой отказались, но уезжать надолго – непозволительная роскошь. Поэтому работать мы будем в штатном режиме. А вот Павлику не мешает проведать родителей и познакомить их с внуком… Когда мы оказываемся в зале вылета, я решаюсь снова ему позвонить: – Привет. Танька рада, родителям ничего не сказали. Ты как? – Ужасно. Я не могу управляться с детьми. Еще и бабуля… Она настоящая предательница. Променяла родного правнука на какого-то… Стой, как их – Грина и Фиделя. – Господи, бедные котята! – угораю я. – Их зовут Грей и Ферхат. Я тоже раза с пятого запомнил. Найми квалифицированную няню. Возможность у тебя есть. Установи дома камеры и посматривай, что они там делают. – У меня тут есть один вариант, – тихонько произносит Павел. – Совершенно безумный вариант. – Нет, безумного варианта не надо. – Не в этом плане… Она психически здорова. Ну, во всяком случае я надеюсь. – У тебя появилась девушка? Ну-ка, поподробнее. И ночью помогать будет? У вас договор? Слышу, как в динамике что-то хрустит, а потом раздаётся тоненький детский плач. – Павлик, у вас все в порядке? – Он укакался. – Поздравляю вас. – Стрельбицкий, тебе лишь бы поугорать. – А я сказал, что Танюха беременна? – Что? И как отец? – Пообещал открутить мне яйца, чтобы у Бони, наконец, появился друг. А если серьезно, все нормально. Мы вчера выпили, поговорили. Он классный мужик, простой… Не скажешь, что успешный бизнесмен. – Пока, Марк. Приходите в гости, как вернетесь в Питер. Таньке привет.
Глава 30.
Глава 30.Таня.
Побережье Черного моря встречает потрясающей погодой. В Красной Поляне мороз, солнце и безветрие. Голубое, совсем не похожее на питерское небо, вкусный, наполненный озоном воздух. Идеальный климат для прогулок и катания на лыжах. Жаль, о последнем на некоторое время мне придется забыть – растущий малыш важнее. Поверить не могу, что все это происходит со мной – свалившийся, как снег на голову Стрельбицкий и внезапная беременность. Наверное, иногда нам стоит ослабить контроль над своей жизнью и довериться судьбе… Поднять глаза к засыпанному бриллиантами звезд небу и попросить у Вселенной помощи. И все отпустить… Послать к черту здравый смысл, разум и собственные наполеоновские планы… О последних можно говорить вечно. Вот уж правильно говорят – хочешь рассмешить бога, расскажи ему о своих планах. В аэропорту нас встречают сотрудники журнала – Федор и Наталья. Фед о чем-то долго шепчется с Марком, а Наталья без умолку тараторит, рассказывая, какая шикарная у Одинцовых будет свадьба. Тимур приглашает нас в ресторан по случаю приезда. Я немного устала, но от знакомства с Лорой Брикман отказаться не могу – охотно принимаю приглашение и юркаю в душ, чтобы вымыть и уложить волосы. – Ларина, ты помнишь о нашем плане? – кричит из комнаты Марк, надевая водолазку. Какой он у меня красивый… Широкоплечий, высокий, видный. И до ужаса деловой – такой уж у него антураж. – Конечно, Марк. Я только одного боюсь – не заржать в голос. – Терпи, Танюха. Не позволим семейке Одинцовых нас уделать. Я что-то такое Тимуру скажу, придумаю, в общем. – Что еще ты скажешь? – хмурюсь я, обнимая его за плечи. – Уж точно не то, как сильно я тебя люблю. И обожаю… И переживаю о нашей будущей свадьбе. Я смотрю, ты не очень-то торопишься под венец. – А должна? – Вообще-то, Ларина, если ты забыла, у нас почти двое детей. Как думаешь, это достаточно веская причина? – Ну… Мне и так хорошо, Марк. – А мне нет. Ты должна, нет, обязана принадлежать мне целиком и полностью. Я все время нервничаю, когда оставляю тебя одну. Кажется, все мужчины в округе сворачивают голову при виде тебя. Я… безумно ревную, Танька, – голос Марка садится до хриплого шепота. Царапает нутро, как древесная кора. У него завораживающий голос… Стрельбицкий создан, чтобы озвучивать чувственную прозу. Обязательно предложу ему это, когда стану его женой. – Хорошо, мы поженимся сразу, как вернёмся домой. И я тебя… ревную. – Наконец-то, призналась. Я уж думал, что тебе совсем-совсем плевать, кто на меня смотрит. – А зачем мне переживать? У меня есть папа и Павел. Они если что… Как там папа говорил: чик-чирик… – Одевайся, Ларина. Не то я уложу Улю и займусь с тобой кое-чем другим, получше ужина.
Надеваю обтягивающие джинсы и ярко-красный объемный свитер. Макияжем пренебрегаю – так моя страдальческая речь покажется Кристине более правдоподобной. Ужин нам предстоит в рыбном ресторане. Меня немного подташнивает, но так даже лучше – бледность и кислый вид придают натуральности. Мы входим в уютный зал, издали завидев расположившихся возле окна Кристину и Тимура. Крис поднимается с места и подходит ближе, помогая мне раздеть Улю. Она… невероятно красивая, но в то же время – простая и человечная. – С ума сойти, ты та самая Лора Брикман, – пялюсь на нее я. – Твой роман – просто бомба. Не понимаю, как можно так писать? Ведь каждое слово проникает в душу, как игла. Что-то там шевелит, пробуждает позабытые эмоции… Ты талантище. И красотка. – Я могу сказать то же самое, – широко улыбается она. – С ума сойти! У Марка Викторовича есть ребёнок! Прости, это ведь его дочь? Она просто как две капли воды похожа на него. – Да, – тоскливо вздыхаю я. – Не будем об этом. Тошнота скручивает желудок, а горло саднит от желания вырвать. Не вижу себя со стороны, но почти уверена, что у меня тот еще видок… Брезгливая физиономия в сочетании с бледностью. – Прости, ты такая грустная, – вздыхает Крис. – Хочешь, отсядем за соседний столик? А мальчики пусть поболтают. Тимур когда-то дружил с Марком. Думаю, им есть о чем поговорить. – Давай. Что закажем? – сглатывая тошноту, спрашиваю я. – Здесь есть салат из листьев, обильно политых лимоном? Просто у меня… Я жду еще одного ребенка. Последняя фраза отдает истерикой. – Я тоже беременна, но токсикоз, слава богу, прошел, – облегченно вздыхает Крис. – Таня, ты потрясающая. Я и представить не могла девушку Марка. Мы все гадали с Тимом, какой она будет? А ты… – А я несчастна, – протягиваю надрывно. – Он узнал об Улечке и предложил вместе жить. Но Марк меня совсем не любит. Это все долг. – Глупости какие, – качает головой Кристина. Поправляет густые волнистые волосы и взмахивает рукой, подзывая официанта. – Я никогда не видела, чтобы Марк Викторович так на кого-то смотрел. Да, он позер и мажор, что уж говорить… Из Тимура тоже пришлось клещами признание вытаскивать. Я чуть в Питер не уехала. Он до последнего тянул, все никак решиться не мог меня вернуть. Я уже на чемоданах сидела. Билет чуть не купила. Если бы не Марк Викторович… Ой, о чем это я? Ага… Крис себя чуть не выдала. Но я лишь томно вдыхаю и делаю вид, что не расслышала ее последней фразы. – Ты ошибаешься. Он не любит меня… Совсем… Его связывает по рукам и ногам долг. Вот как можно так жить? Знать, что человек, находящийся рядом с тобой, несчастен? Я так боюсь, что он начнет изменять… Господи, только бы не переиграть. Интересно, что они с Тимом придумали в отместку? Что-то особенное? С участием актеров? – Не переживай, Тань. Я почти уверена, что Марк не из тех мужчин, которых можно заставить. Не стал бы он предлагать совместное проживание даже из-за ребенка. Ты ему определено нравишься. Тань, а как у вас… ну… – В постели? – Черт, да… – Плохо, – едва не всхлипываю я. – Он не всегда заботится о моем удовольствии. Только о себе думает. – Не знаю даже, что сказать, – хмурится Крис. – Не ожидала я такого от Марка Викторовича. Он у нас тут ловеласом слыл и самым завидным холостяком страны. Наверное, ты права… Он не любит. Но он же не отказался воспитывать дочь? И вас будет второй ребенок. Все еще может измениться. Недоумение безошибочно угадывается на моем лице. Я перегнула палку. Надо было молчать о таких вещах. Не хочется, чтобы о Марке говорили всякую ерунду. – Ну я не сказала, что у нас все ужасно, – пытаюсь оправдать его я. – Просто он… Иногда бывает несдержанным. – Ну так другое дело. Он просто сильно тебя хочет. – Спасибо тебе за поддержку, – сиплю, поглядывая на Марка. Тимур тоже выглядит строгим и сбитым с толку. Мне не терпится закончить ужин и расспросить Марка о разговоре. Мужчины едят зажаренного в печи окуня, а мы с Крис – салаты и легкие десерты. Разговоры о личной жизни сходят на нет, сменяясь обсуждением работы и новой книги Лоры.
Глава 31.
Глава 31.Таня.
– Ларина, если бы я знал, как выглядит платье, ни за что не разрешил бы его купить! Это же… Позор! Оно мало того что золотое, так еще и с открытой спиной. И эти босоножки… Ты беременная, Танюха. Моим сыном, между прочим. Только не говори, что ты собираешься надевать его на голое тело, – Стрельбицкий грозно тычет пальцем куда-то вверх. – Тебе, значит, можно нарядиться, как жениху, а мне нет? На себя посмотри, Марк! Красная бабочка, белый костюм. Да ты перещеголяешь всех на свадьбе, даже жениха. А, может, ты на ней тоже хочешь жениться? Ну-ка, признавайся! О чем вы там говорили с Тимуром? – упираю руки в бока и дую на выбившуюся из прически прядь. Не понимаю, мы ссоримся или просто дурачимся? – Я сказал, что ни в чем не уверен. И женюсь из-за долга, – нарочито спокойно протягивает Марк. – Но ничего плохого не говорил о тебе, не бойся, Ларина. Теперь твоя очередь. Выкладывай. – Я… Я сказала, что ты редко заботишься о моем удовольствии, – виновато опускаю взгляд. – Что?! Ну это уже ни в какие рамки не лезет, Ларина. Я! Я не забочусь? Да я об удовольствии продажных женщин всегда заботился, а ты… – Посмотри, какая цаца! И не вздумай посвящать меня в эти грязные подробности. – А ты одна из них… Ну… Как будто… – Я поняла. – Крис обязательно все скажет Тиму, это клеймо на моей репутации. – Стрельбицкий, мы так и будем орать друг на друга? Или ты сдерешь с себя эту ужасную бабочку? – надуваюсь я. – А ты платье. Или лифчик надень. Танька, все изойдутся слюной, как ты не понимаешь? – Надену болеро. Иди сюда, невозможный, – хитро улыбаюсь, маня его пальчиком. – Ты такой сексуальный, когда злишься. – Господи, Ларина. А Улька где? Я бы с удовольствием показал, как я забочусь… о твоем удовольствии. – Потом, Стрельбицкий, – целую его в нос. – Даже хорошо, что мы повздорили. Интересно, что Одинцовы придумают? – Ты главное, не верь. Тим – тот еще провокатор.
Мы приезжаем в ресторан после регистрации молодых в загсе. Окунаемся в атмосферу праздника, на миг позабыв о бдительности. На Крис потрясающее платье цвета слоновой кости, а Тимур одет в белый костюм с черной бабочкой. Так я и знала, что их с Марком будут путать! Что же за человек он такой, а? Упрямый и невозможный. – Ладно, я уберу бабочку, Тань, – соглашается Марк. – Я был уверен, что Тим напялит черный костюм, как положено женихам. – Ничего, Марк. У меня сейчас такая кислая физиономия, словно я лимонов объелась. И я злюсь на тебя до чертиков. – И я злюсь. У тебя соски торчат, Танюха. Вон тот жирный упырь за седьмым столиком на тебя пялится. Говорил же надеть лифчик! Тамада приглашает гостей поучаствовать в конкурсах. Потом приносят горячее. Мы даже расслабляемся и напрочь забываем о дружеской мести. Танцуем, легко касаясь друг друга губами… Вдыхаем аромат, с трудом сохраняя легенду о нелюбви. Улька тоже веселится в компании аниматора и сверстников – детей сотрудников журнала. День тает в занимающемся закате. Он подсвечивает пухлые сливки облаков в нежно-розовый, ползет по поверхности замерзшего пруда и тоже исчезает, позволяя тьме завладеть городом. – Тань, наверное, мы ошиблись, – шепчет Марк, поглаживая мою обнаженную спину. – Да, скоро гости расходится будут. По-моему, Фед и Наталья уснули, – хихикаю. Но не тут-то было… К нам подходит Тимур. Вручает Стрельбицкому какую-то коробку и просит отнести ее наверх. Туда, где хранятся все подарки. Крис отвлекает меня задушевной беседой, а Марк послушно водружает ношу на руки и несет в указанном направлении. – Ты не устала? Все в порядке? – спрашивает Кристина томно. – Нет, все нормально. Устала совсем немного. – Танюша, там Улечка в туалет хочет, – из-за угла выглядывает аниматор и взмахивает ладонью в направлении второго этажа. – Мы к представлению готовились, и она… Так, так… Все понятно с вами, господа организаторы. Сначала увели Марка, теперь уводят меня. – Идемте, конечно, – соглашаюсь охотно, случайно заметив красненькое платье Ули, мелькнувшее из-за портьер сцены. Ее подговорили и спрятали. – Сюда проходите, – предлагает аниматор. – Странно… Она же только что здесь была! Главное, как натурально все – удивление, недоумение, беспокойство за малышку. Остаюсь в коридоре, завидев струящийся из комнаты свет. Слышу какие-то шорохи и стоны… Иду на голос, толкаю дверь и замираю… Стрельбицкий сидит в кресле, а вокруг него крутится дамочка в кожаном лифчике и труселях. В ее руках плетка, на губах – чуть смазанная красная помада, на ногах – ботфорты со шнуровкой. Марк едва заметно подмигивает мне – мол, все под контролем, Танюха. Это игра… Мне сейчас скандал закатывать или подождать зрителей? Как-то все это неоригинально… На что Тим рассчитывает? – Что здесь происходит? – в комнату врываются Кристина И Тимур. – Ма-арк, как ты мог? – вобрав в голос все страдание, на какое способна, говорю я. – На свадьбе друзей… Неужели, ты не мог потерпеть до дома? Так я и знала, что ничего для тебя не значу… Зачем ты предложил мне жить вместе-е? На последней фразе завываю. Одергиваю себя. Только бы не добиться обратного эффекта – "Не верю"! – Танечка, родная моя! Я эту даму впервые вижу, я… – Так уж и впервые, пупсик? – хищно оскаливается она. – А это еще кто? Зрители оборачиваются. Лицо Марка напрягается, глаза – подозрительно прищуриваются. В проеме смежной двери стоит молодой человек с щекой, испачканной помадой. В наспех застегнутой шелковой рубашке. И с расстёгнутой ширинкой. – Танюш, ну ты скоро? – манерно протягивает он. – Я соскучился. – А это еще кто? – гремит Стрельбицкий. Тимур протяжно охает, Крис напряженно трет виски. Ну актеры, ей-богу! Им бы прямо сейчас на сцену. – Это вот так ты проводишь время, да, Ларина? Не понимаю, он сейчас серьезно или играет? Неужели, поверил этому дешёвому спектаклю? – А ты? Посмотри на свою даму! Она же почти голая! Как ты мог, Марк… Я же на минуту поверила, что у нас может что-то получиться. – Танечка, родная моя, я ведь тебя любил. Пока не увидел вот… это… Прости, но измен я не прощаю. Стрельбицкий гордо вкидывает подбородок и отворачивается. Я замираю с низко опущенной головой. Стыдливо отвожу глаза, словно и правда знаю этого странного парня. Одинцовы могли нанять кого-то поприличнее… – Ой! – вскрикиваю, хватаясь за живот. Пора кончать представление. Сползаю по стене и корчу болезненную гримасу. – Господи! – вскрикивает Кристина, складывая руки на груди. – Тимур, что ты стоишь, звони в скорую. Не надо было нам… Танечка, моя хорошая, прости. Это все мы… Это подставные актеры, Марк Викторович ни в чем не виноват. – Танька, любимая, дыши, – надо мной склоняется вмиг побледневший Марк. – А с этими провокаторами я потом разберусь. Родная моя… Как кому-то в голову может прийти, что я тебя не люблю? Кто вообще смеет лезть… – Ты же полез? – обиженно протягивает Тимур. – Да Кристина бы в Питер укатила, пока ты жевал сопли. Спасибо бы лучше сказал, олух. Дыши, родная. Вот так, вот так… Нет там никакого сына. Там наша доченька Мелания. И я люблю тебя, милая… Очень люблю. На лицах невольных зрителей неподдельный страх. Все охают и заламывают руки. Сетуют на собственную глупость, извиняются. Актеры испаряются. А я… Начинаю хихикать. Понимаю, что поступила несколько жестко, но разве я одна?! – Тань, ты притворялась? – хмурится Марк. – Ну, конечно, Марк. Ты думаешь, я поверила? Проститутку могли бы найти помоложе, а альфонса посимпатичнее. Эх, вы… – Господи, Ларина, я чуть не обосрался! – Я тоже, – выдавливает Тим. – Прости, Тань. Мы перегнули палку, хотели пошутить. Если бы с малышом что-то случилось… – Прости, Тань. Ладно, вы победили, – обиженно вздыхает Крис. – Команда Стрельбицких снова на первом месте. Марк помогает мне встать. Поправляет мою одежду и притягивает к груди. – Мы команда, Танюха, поняла? Я твой босс или… Черт, или ты мой босс? Стоп, Ларина, ты хочешь сказать, что я подкаблучник? И моя жена – босс? – Да, любимый. Я – босс твоей мечты. Или, скажешь, не мечтал о такой, как я? – Всю жизнь мечтал, родная… Но нам надо укрепить свои позиции главных шутников журнала. Можно на свадьбе Павлика потренироваться, да? – Павлик нас потом убьет за эти шутки. – Не убьет, – улыбается Крис. – Возьмите нас в команду. – Я придумал нам новый бизнес, Стрельбицкий, – походит ближе Тимур. – Агентство по организации праздников. И не только… – По рукам, – соглашается Марк, пожимая Тиму руку.
Дорогие читатели! Спасибо за ваше внимание и интерес к моему творчеству! Приглашаю в горячую новинку про Павла Ларина – «Жена на Новый год». Подпишитесь на страницу автора, если вам по душе мои книги))) Все книги серии можно читать отдельно (но лучше вместе). С любовью, Полина.
Последние комментарии
21 часов 6 минут назад
21 часов 25 минут назад
21 часов 33 минут назад
21 часов 35 минут назад
21 часов 37 минут назад
21 часов 55 минут назад