Ахмет (СИ) [Didivivi] (fb2) читать постранично

========== Часть 1 ==========

Давненько «христовы братья» не видели такого затяжного черного гоненья, Бог, видать, решил испытать их на прочность и веру. Сначала через прусского императора приказал им приступить к военной службе, отменив привилегию освобождения от рекрутщины, данную общине еще императорским дедом — воевал император вечно с кем-то, бритых затылков ему не хватало. Пришлось сняться в одночасье из родной Моравии, бросив дома, добро, ухоженные поля и большую часть скотины, и мчаться на восток в далекую дикую Россию.

Прибыв туда с остатками скота и скарба, «христовы братья» тяжело вздохнули: и тут царь воюет, надо было двигаться еще дальше — в горы, куда русский царь опасался пока забираться. Пусть к некрещенным басурманам — с такими порой легче договориться, они злато ценят и одобряют.

Альв с Алвой были еще несмышленышами, когда тряслись в крытой повозке около мечущейся в горячке матери Ингридр, не успевшей оправиться после тяжелых досрочных родов, которые вызвала страшная весть. Они прижимались друг к другу в испуге так же крепко, как прижимались в утробе матери, и смотрели на нее одинаковыми зелеными глазенками, почти не моргая. Ингридр была сильной, крепкой женщиной, протянула весь путь до России, до места со странным названием Мелитопольщина, а там все же не выдержала и испустила дух под отчаянные крики Альва и Алвы. Отец Сигвальд скорбно изломил брови, погладил льняные головки детей и закрыл дрогнувшей рукой огромные зеленые глаза жены, уставившейся невидяще в негостеприимное серое небо. Похоронили быстро там же, сколотив второпях крест, и, проведя обряд погребения, поехали дальше к высоким гольцам.

Горы были суровы, скалисты и густо покрыты кряжистыми вековыми деревьями, но «христовы братья» не боялись труда, Бог завещал трудиться всю жизнь, чтобы заслужить в поте лица великую честь встретить врата Господни. Выкопали временные землянки, расположив в них старых, больных и малых.

И, помолясь, начали рубить споро лес, выкорчевывать глубоко в землю ушедшие корнями пни, складывать крепкие светлые дома, пахнущие остро смолой. Горцам, явившимся сразу же с мечами и злобой в черных глазах, поклонились истово золотом и пообещали платить ежемесячно, коли позволят мирно жить.

Те недоуменно заклекотали на своем языке, подивились на мирных великанов, зарекшихся брать в руки оружие, с издевкой поподнимали острыми лезвиями пышные белые бороды кротких мужчин и, похохотав, удалились. А «христовы братья» вздохнули с облегчением и вернулись к работе.

Горы тоже удивились кроткому усердию «христовых братьев» и непокорно встряхнулись раз, другой — некоторые землянки порушились, задавив пару стариков. Но горы не удовлетворились такой жертвой, пускали лавины снега зимой, сминая озимые, а летом — особую колючую сор-траву, иссущающую землю не хуже соли. А «христовы братья» молились, терпеливо вычищали снежные завалы и выдергивали сор-траву — в конце концов даже горы смирились и отступились перед таким упрямством.

Так прожили еще декаду, деревня расширилась, разрослась — из Англосаксонии тоже прибыла разоренная община «христовых братьев», бегущая от военной повинности. И жизнь потекла тихим, мирным ручейком даже после того, как до гор дотянулась длинная рука русского царя. Царские урядники, как и горцы, любили золото, принимали его охотно, и в поклонах царю ничего не прописывали про странных бородачей, не признающих оружия, не носивших в одежде пуговиц, ибо на них есть оттиск сатаны, не ищущих службы у царя, ибо поклоняться вояке недостойно долготерпцев.** И с ними стало даже спокойнее, чем с горцами — те меж собой вечно дрались и являлись за данью чаще, чем было условлено.

Альв же завистливо косился на притороченные к поясам горцев кривые кинжалы и на пистоли царевых солдат: вот бы ему такие! Он полыхал жадно своими зелеными, чуть раскосыми глазищами, за которые мать назвала его эльфом, а сестру — эльфийкой; и шептал что-то неразборчивое.

— Чего зенки пялишь, малец? — добродушно крякнул один из солдат, улыбнувшись ему, — Ишь, как засверкал ими! Оружию хочешь? Дак ваши-то не признают оружию, дурные, — и, видать, сжалившись над ним, подозвал к себе и протянул небольшой кривой ятаган, — Возьми вот, трофейный, у горца одного срезал в бою. Дарю, можа, вырастешь и деревню сам защитишь.

— Спасибо, — прошептал счастливо Альв и убежал скорее прятать жгущий руки ятаган. Коли отец узнает, то накажет сурово — неделей на хлебе и воде и стоянием голыми коленями на просе в молитве.

— Альв! Ты что делаешь? — испуганно задрожала Алва, когда он, пронесясь мимо нее, рванулся к их тайнику, показывая ей на ходу ятаган, — Отец будет очень зол!

— А он не узнает, Алва, — улыбнулся озорно Альв, — Ты же не скажешь, да, сестричка?

Алва, конечно же, не сказала отцу, брат был для нее