Гонорар (СИ) [Владислав Германович Григорьянц] (fb2) читать постранично

<p>

Влад Тарханов</p>

<p>

Гонорар</p>

   "К станку!"

   "К станку!"

   "К станку!"

   Эти слова стучат по черепу молотком, тяжелым, чугунным молотом, вбивают каждое слово в мой мягкий нежный мозг... Какого черта все это надо? Стоп! Кажется... Кажется я позавчера заначил на самый крайний случай... Это он или не он? Или потерпеть? Да какое там терпеть? Чего играться? Станок подождет... Баночка из-под сурика... Так, они думают, что могут все обнаружить, все прибрать... Ничего подобного! Я в этой игре корову съел... Прятки называется. Спрячь пятьдесят грамм так, чтобы их никто не заметил. Вот она, заветная... Йес... Хорошо пошла. Занюхал, по традиции, рукавом... Теперь можно рассказать и о том, как я добрался до подобной жизни.

   По дороге посмотрел на себя в зеркало - вчера много работал лазурью, теперь небритая морда отсвечивает синими разводами около рта. А... ничего...

   Меня зовут Николай Амнеподестович Силуанов. Я родился в далеком тридцатом году уже прошлого несколько лет как века. За что моего отца дед Афанасий назвал Амнеподестом - я понятия не имею. Назвал, так назвал. Доля его такая. А я родился зимой, как раз на Николая, вот и получил это имя, как говорил отец, хотели назвать Владимиром, но дед уперся так, что пикнуть никто не посмел. Деда забрали в тридцать седьмом. Отца не забрали свои так забрали немцы: его забросили к партизанам для связи с центром, он уже тогда был знатным подрывником-инструктором. Вот только при высадке натолкнулись на полицаев. Мне было тринадцать, когда отец пропал без вести, и сорок четыре, когда его судьба была выяснена, и мы получили официальную похоронку. В детстве я рос довольно хилым, но весьма впечатлительным ребенком. Мама, как могла, ставила меня и двух младших сестер на ноги. А я с десяти лет хотел рисовать. Мне тогда снилось, как люди смотрят на мои картины и аплодирует от восхищения. Кто знал, что тарасовы мечты иногда сбываются? Но кто знал, как они сбываются! Иногда не знаешь, так ли это нужно, чтобы мечты сбывались...

   Так... а ведь ничегошеньки не осталось. Ничегошеньки... Может, еще рукав понюхать? Авось запах-то хоть остался, не выветрился еще? Нет... выветрился... Сейчас точно попустило, есть еще время на рассказ... а потом к станку, мать его так... к станку...

   Мама - это святой человек. Если бы не она, не видал бы я в своей жизни того мольберта. Пахал бы в солнечном Узбекистане, куда вовремя эвакуировали семью военного, но... мама нашла какую-то армянку, которая работала в интернате для одаренных детей, рассказала про меня. Так я оказался в Ташкенте. Оказалось, что есть какой-то талант, и есть жгучее желание его развивать.

   Художественное училище. Мне опять повезло. Я учился в столице. Там и женился. Тамара была не самой красивой, не самой изящной, но в ней чувствовался сильный характер, она была дочкой крупного партийного деятеля. Не настолько крупного, чтобы я сразу же вошел в число великих мастеров реализма, но достаточно крупного, чтобы я переехал на Украину, в его родной Чернигов, и там чувствовал себя более чем уверенно. До сих пор не могу понять, был ли это брак по расчету или все-таки по любви? А, может быть, по рассчитанной любви? Впрочем, тогда я об этом и не задумывался, даже когда стал одним из самых молодых членов союза Художников Украины.

   Только не подумайте, что я бил баклуши и выезжал только на спине тестя, ну уж нет, я сам пахал как лошадь, да и Тамары не забалуешь. "Душа обязана трудиться" - это был ее девиз, взятый у кого-то из классиков. Вот и первая моя персональная выставка - это как первый бал Наташи Ростовой... такие же глупые волнения. Сейчас понимаю, насколько глупые...

   Знаете, все было как всегда. Все было как у всех. Родились дети. Старший - Артем, в честь тестя, младшая - Алеся, в честь, соответственно, тещи. Мы перебрались за тестем в Винницу, получили квартиру, дети стали учиться. А потом все рухнуло. Тесть как-то неожиданно погас. Не умер, а именно погас, тихо, незаметно, как погасла его партийная должность. И горстки пепла не осталось... Я набросал портрет на его надгробье, а что еще мог сделать для этого человека? Тамара начала болеть. А я стал все чаще и чаще прикладываться к рюмочке.

   Да, кстати... у меня же еще есть махонький такой резервик... там грамм двадцать пять-тридцать чистейшего спирта... Ха! Точно, на самом видном месте. Поэтому ее и не нашли. Ну, за тебя, Тома... мир твоему праху! Пусть земля тебе будет пухом, скоро и я к тебе присоединюсь в юдоли небесной...

   Все мои беды начались со смертью жены. Я, кажется, говорил, что у нее был железный характер?