Гений 30 лет Спустя [SWFan] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Гений 30 лет Спустя
Пролог, Тридцать лет Назад
Пролог является вступлением из прошлого ГГ. Основная история начинается в первой главе. Хотя пропускать я не рекомендую. — Автор.
仙侠 (сянься) — Бессмертный Герой.
Среди звёздного поля вспыхнул блеск: между белой планетой и алой звездой засеребрились три космических корабля. Это были сильно вытянутые фигуры, заострённые на одном конце и с деталью, напоминающей гарду, на другом. И даже не просто напоминающей, — это и была самая настоящая громадная как метеор гарда. И корабли эти были на самом деле вовсе не кораблями, но клинками Древних Бессмертных. Давно уже прошли времена, когда они рассекали небесную твердь. Все Бессмертные почили после краха Девяти Небес, и в новом мире их оружие, реликты той давней эпохи, использовались как суда чтобы бороздить Звёздный Небосвод. На самом большом корабле, в командной рубке — полупрозрачном помещении, из которого открывался обзор на звёзды — посреди воздуха парили старцы. Вокруг каждого из них сиял серебристый ореол, который связывали с другими такими же сверкающие нити. Все вместе они напоминали многомерную паутину, в сплетении которой была запутана яркая жемчужина. Жемчужина была сердцевиной меча, источником его энергии, и старцы, — старейшины самых могущественных кланов Федерации, — сидели вокруг неё в мудрёной формации. Каждый из них был могучим культиватором Бессмертного Дао, но лишь вместе, собравшись более чем сотней и предельно сосредоточившись, они могли пусть и с большим трудом управлять артефактом Древнего Бессмертного. Сверкающий флот приближался к белой планете; на первый взгляд он был очень медленным, но это так только казалось из-за невероятных размеров космоса. На самом же деле корабли мчались с немыслимой скоростью. Прошло несколько минут. Наконец один из старейшин, мужчина в голубой мантии, который висел в формации немного выше всех остальных, открыл глаза. Он нахмурился и вдруг рявкнул: — Враг приближается… Готовьтесь! Остальные старики напряглись; серебристые ореолы засияли ярче. Сердце меча срезонировало и сверкнуло маленькой звёздочкой. Сразу же вся поверхность клинка воспылала жидковатым серебристым пламенем. Два других меча тоже вспыхнули, но их свет уступал светочу флагмана. Меж тем с белой планеты, похожей на гладкий снежок, стали вздыматься облака; они разрастались, ширились и набухали, наполняя собой космическое пространство, затмевая звёзды, и вдруг яростной бурей хлынули на корабли. Старцы глубоко вдохнули, самый главный среди них сжал губы, — момент столкновения приближался, и… Бум! Корабли облепил хищный рой. Предводитель старейшин посмотрел вверх. Из прозрачной рубки было видно, как всё вокруг заполоняют голубые насекомые самых разных форм и размеров — некоторые из них были закованы в плотные ледяные пластины, другие состояли из одних только зубов, третьи были гладкими как шарики… Командную рубку наполнила лёгкая вибрация; несколько старцев открыли глаза и с волнением переглянулись; другие наоборот, ещё сильнее зажмурились и напряглись, выжимая капли пота из своих нахмуренных лбов. Предводитель старейшин помялся и сказал: — Вперёд, прорубаем дорогу до конца. Мы должны выстоять напор ледяных Гу, если сама их Императрица не проснётся… — под конец голос его сделался немного неуверенным. Серебристый флот стал прорываться в скопления ледяных насекомых. Медленно тянулись минуты. Расстояние до планеты немного сократилось, но и ядро клинка заметно померкло. Ореолы вокруг некоторых старейшин стали мигать, как плохо вкрученные лампочки. Рубку наполнило тяжёлое дыхание. — Сколько… Сколько ещё до планеты? — с хрипотцой спросил предводитель и закашлял рубиновыми каплями крови, которые сразу померкли во тьме. У него перед глазами высветилась сверкающая голубая надпись: 323.000. — Триста тысяч километров… — произнёс старик немного растерянным голосом. К этому моменту уже все остальные старцы поглядывали на него, ожидая какого-нибудь решения. Предводитель вздрогнул, прикрыл веки и произнёс напряжённым тоном: — У нас нет выбора… От нас сегодня зависит судьба всей Федерации, всего Звёздного Небосвода… Мы можем не вернуться, но помните, — вдруг его глаза вспыхнули живыми искорками: — Мы умрём не просто так; на кону вопрос выживания ваших кланов, ваших школ и ваших сект! Мы умрём героями, нас будут помнить в… — Кто герой, звали героя? Я тут. Старик, может хватит пытаться присвоить мои лавры? Сиди уже, ты своё дело сделал. Дальше я сам как-нибудь. Вдруг раздался весёлый молодой голос. Предводитель опешил, все остальные старейшины растерялись. Некоторые даже потеряли концентрацию, отчего сердце меча стало мигать ещё чаще, и вмятины от жуков резко углубились. Прошлась дрожь, корабль слегка накренился. Все сразу же пришли в себя и снова напряглись, но одновременно они внимательно прислушались. Предводитель нахмурился, встал во весь рост — а роста он оказался приличного — и прогремел: — Никто не претендует на твою славу, мальчишка. Но будь благодарен: все мы готовы отдать свои жизни, чтобы доставить тебя к месту твоей битвы. И наша жертва не будет напрасной. Не просто так я всегда говорил, что лишь общей силой… — Да, да; слышали, можешь не продолжать. Говорю же, мне хватит. Я отсюда допрыгну. Если так хочешь пожертвовать своей жизнью, давай как-нибудь потом. И не при мне. Что я скажу твоей дочери? А внучке? Старик растерялся, а потом вспылил: — Если ты хоть пальцем тронешь мою внучку… — Значит не пальцем… Я пошёл, до встречи. — Стой! — рявкнул старик не без волнения в голосе. Вся эта операция, артефакты древних Бессмертных, сотни старейшин со всей Федерации — все они были нужны лишь для одной цели: прорвать заслон ледяных Гу и доставить молодого человека как можно ближе к белоснежной планете. Но сейчас до неё оставалось ещё три сотни тысяч километров. Это было слишком много. Даже патриархи двух самых могущественных, «Небесных» кланов, сильнейшие в мире воины, Звёздные Владыки, не могли пересечь такое расстояние, прорываясь при этом сквозь плотные оравы Гу. Старик, да и все остальные старейшины, пришли в ужас и побледнели — они были уверены, что юноша идёт на верную смерть. Старейшины хотели остановить его, удержать; они хотели сказать ему, что пусть лучше все они умрут, чем он будет лишний раз рисковать, однако было уже поздно. На гарде корабля вдруг появился юный воин в узорчатой бронзовой броне. Сразу же на него набросился рой насекомых. И вот уже казалось, что ледяная волна сейчас смятёт юношу, сердца старейшин затрепетали, но в самый последний момент он открыл глаза… И вспыхнуло пламя. Всё следующее мгновение старейшины и Предводитель наблюдали как будто в замедленной съёмке. Мириады ледяных насекомых, облепивших их судно, все разом загорелись. Пламенная струя, словно росчерк золотой кисти, пера истинного феникса, прошлась по густому ледяному облаку, разрывая его на две половины. Пламя в считанные мгновения достигло планеты и врезалось в неё с боку — врезалось с такой силой, что огромный ледяной шарик сдвинулся среди звёздного пространства и сошёл со своей орбиты. А потом старейшины вскинули головы и увидели, что все Гу, которых затронуло его пламя, теперь сыпались. Монстры рассыпались в ледяную пыль и растворялись среди звёзд. Все старцы глубоко вздохнули. И Предводитель тоже, — он не мог поверить своим глазам, он, президент Федерации, был потрясён до глубины души… Но вскоре к нему пришло осознание, а за ним — тихое смирение. Старик вспомнил, кто-такой на самом деле был этот молодой человек. Он был родом с луны-свалки, он был ещё совсем молод, простой мальчишка двадцати с чем-то лет, который впервые взялся за культивация всего лишь три года назад… И всего за три года он добился невероятного и совершил такие подвиги, за которые его невозможно было в должной мере отблагодарить. Юноша уничтожил грозную секту Тёмной Стороны Солнца. Он стал чемпионом Звездного Турнира. Когда в мир снизошло Небесное сокровище, он одолел в схватке за него тысячу претендентов. Ещё недавно он был первым воином за сотни лет, который смог достичь стадии Эманации Дао Сердца и был при этом моложе сорока, а теперь он стал ещё и самым молодым Звёздным Владыкой за тысячи лет… Он был гением. И звали его… — Фан Линь! Юноша махал рукой, отмахиваясь от облака пыли, которое поднялось на месте его приземления. Он стоял в кратере глубиной в несколько километров. Вскоре в этот кратер хлынули течения ветра — они порвали пыльное облако и унесли его лоскуты в небеса. И тогда наконец стало возможно разглядеть лицо юного воина — оно было несколько вытянутым и несколько угловатым, но именно что привлекательной мужской угловатостью. Его длинные волосы были чёрными как смоль. Глаза — тёмного оттенка каштана. Губы юноши были тонкие, но мягкие. Их уголки были приподняты в беззаботной улыбкой. В его левом ухе сверкало золотое колечко. На юноше была бронзовая броня, украшенная пёстрыми узорами; на ней были изображены пейзажи: горы, моря, реки… И даже водопады, и драконы в небесах, и целый звёздный небосвод инкрустированными брильянтами. Прямо сейчас броня мигала быстрым светом, и в такт её сиянию звенел высокий, как у ребёнка, недовольный голосок: — Фан Линь! Можно было осторожней? Меня наизнанку чуть не вывернуло… — Извиняюсь; надо же было покрасоваться… Ай, ай… Не дави. По крайне мере сюда не дави… Это план, у меня был план. — План?.. Стоп, ты про тот самый «план»?! Ты серьёзно? — растерянно и удивлённо спросила броня. — Да, тот самый план, — улыбнулся Фан Линь. — Я думала ты шутишь, — пробурчал голос. — Ты серьёзно собираешься… — Да. — …Ха… — Спасибо, благодарю за веру в меня и поддержку. Без них так сложно. Сказал юноша и прищурился в небеса. Над его головой нависали шершавые голубые облака. Но это только на первый взгляд. Своим острым зрением юноша видел, что на самом деле это были вовсе не тучи, но густые скопления маленьких насекомых. Огромными волнами они вздымались в космическое пространство, к сверкающим кораблям. Те медленно отступали. — Немало наплодилось этих тварей… — По данным разведки популяция Ледяных Гу за последние три сотни лет увеличилась в три раза; поэтому только мы отправились убивать Императрицу. Остальные Звёздные Владыки заняты. Один из них сдерживает главный рой, а другой стоит на страже границ Федерации, на случай, если враг попытается ударить в спину, — ровным голосом сказала броня. — Дядя Фан то понятно, а вот старый ублюдок Тан просто нашёл себе оправдание ничего не делать. Защищает он Федерацию, ну да. Он и пальцем не двинет, если рой не нападёт на планеты его клана. — Клан Тан всегда отличался грубым изоляционизмом… Но даже они не смогут стоять в стороне в случае вторжения. Могут погибнуть миллиарды… Наверное… — произнесла броня немного неуверенным голосом. Фан Линь покачал головой. — В любом случае, пока тут только я. Всё по канонам. Главный герой всегда должен биться против главного злодея один на один. Иначе оно не честно. — Может триллион на один? — недовольно заметила броня. — Ты меня поняла; все эти миньоны не в счёт, главное убить Императрицу Вечного Хлада. — Интересно, а сами они знают, что они «не в счёт»… Императрица Вечного Хлада была маткой Ледяных Гу. Она была подобием муравьиной королевы, только регалией повыше, потому что она была всё-таки Императрицей, а значит находилась иерархически выше всех Королей и Королев Гу. Король Гу был эквивалентен воину на стадию ниже Звёздного Владыки, Эманации Дао Сердца, в то время как Императрица была примерно сравнима с Владыкой. Пока что. Около месяца назад в звёздном пространстве Гу произошёл ряд странных происшествий. Ледяные Гу, в результате стремительной и яростной военной компании, полностью истребили своих Огненных сородичей и даже сожрали их Императрицу. Разные виды Гу постоянно воевали друг с другом, но за последнюю тысячу лет ни разу ещё не случалось полного истребления. Причём Ледяные Гу не остановились на этом, не стали почивать на лаврах, но немедленно продолжили завоевания, напали на Земляных Гу и сильно поредели их рой. Разумно было предположить, что завоевательная кампания будет продолжаться, и что рано или поздно насекомые перейдут границу Федерации, — уже спешно проводилась мобилизация, — но затем произошла ещё большая странность. Рой ледяных Гу вопреки ожиданиям повернул назад и засел в своём родном мире. Люди и дальше бы чесали головы, если бы в какой-то момент Звёздный Владыка Фан Хе, Патриарх клана Фан, одного из двух сильнейших семейств всего Звёздном Небосводе, не заявил, что заметил во время своей медитации колебания в великом Дао. Тут уже вся общественность взбудоражилась, потому что подобные волнения знаменовали рождение нового Звёздного Владыки. Обыкновенно они были непродолжительны, как мимолётная вспышка или дрожь, охватывающая весь Звёздный Небосвод. Но теперь всё было иначе; по словам Фан Хе, а затем и Патриарха клана Тан, второго великого семейства, конкретно нынешние колебания были не мимолётными, но продолжительными, и неуклонно нарастали. Вскоре уже даже простые смертные стали замечать что-то неладное — машины стали время от времени глохнуть, показатели всевозможных датчиков словно слетели с катушек, а радио и телевещание сопровождали на удивление систематичные помехи. Патриархи одновременно указали на источник всех бед — на родную планету ледяных Гу. И сразу они смогли назвать страшную причину аномалии, — кто-то готовил прорыв. Императрица Ледяных Гу находилась на пике стадии Звёздного Владыки и судя по всему вот-вот должна была перейти на следующий этап, стать Богиней Гу, что в эквиваленте человеческой культивации означало стадию Магистра Дао. Все высокопоставленные чины Федерации побледнели, когда об этом услышали. Со времен Золотой Эры, когда миром ещё правил Основатель Звёздного Дао, не было ни одного Дао Магистра. Появление такой силы, особенно среди хищных Гу, грозило вымиранием всему человечеству. Нужно было остановить Императрицу, пока ещё не поздно. И как раз в это время из древних руин, в которых он пропадал почти месяц и даже считался мёртвым, вернулся Фан Линь. Он вернулся Звёздным Владыкой, самым молодым за последние десять тысяч лет. Он вернулся и принёс надежду. Патриарх Фан вызвался сдерживать главный рой Гу; Патриарх Тан помявшись согласился сторожить земли Федерации, чтобы Гу не ударили в спину, и наконец сам юный герой взял на себя самую тяжёлую миссию: пробиться к Императрице и убить её, прежде чем она сделает последний шаг. — А теперь вопрос: где она? — с лёгкой задумчивостью проговорил юноша, рассматривая возвышавшиеся вокруг стенки кратера. Фан Линь прикрыл веки и выпустил своё Духовное сознание. Это было особое чувство, которое позволяло культиватору видеть или скорее чувствовать на многие километры вокруг себя. Сознание Фан Линя стремительно охватило всю планету; оно наполнило каждую пещерку, проникло в каждый её закоулок, в каждую трещинку, как пробирается песочек в ботинки, когда идёшь по пляжу. Фан Линь увидел гнёзда, наполненные многими миллиардами насекомых; он увидел великие ледники, широкие долины, снежные горы; ощутил течения ветров и разобрал очертания каждой снежинки. Его Духовное сознание прошлось повсюду и даже в небо, после чего он разом вобрал его назад, как сухая земля вбирает воду; юноша приоткрыл глаза и нахмурился. — Не вижу… Мы случайно не ошиблись? Если это такой обманный манёвр, нам всем конец… — сказал Фан Линь совершенно беззаботно. — Хм… Проверь под землёй, — заметила своим детским голосом его броня и, как всегда, когда поднимался её голос, сверкнула. Юноша кивнул и положил ладонь на ледяную землю. Его Духовное сознание стало просачиваться в земные толщи. Оно прошло сквозь минералы, сквозь замерзшие лавовые реки, в самые недра, и глубже, и вдруг прямо перед Фан Линем вспыхнули узкие желтые глаза с чёрным зрачками. — Кх, — юношу передёрнуло, точно шибануло молнией. — Всё в порядке? — с беспокойством спросила броня. — Да… Тч, тёплый приём, однако. Я знаю, где она… И она тоже знает где мы, кстати, — Фан Лин закинул голову и вгляделся в небеса. Пару мгновений они были пустыми — потом их заполнил огромный шершавый рой. — Ну и морока, — покачал Фан Линь головой, поднял руку, и вытянутой ладонью рубанул по земле. Удар как пламенный хлыст пришёлся в ледяные толщи. В небо с визгом стрельнули облака раскалённого пара. В земле открылась, и продолжала открываться всё шире гигантская трещина — рождался целый каньон. Фан Линь шагнул в него и полетел солдатиком вниз. Юноша вложил руки в карманы, падая с улыбкой на устах. У него под ногами, сквозь тучи густого, яростного ревущего белого пара, пробивался с каждой секундой всё более яркий свет. Пар вырывался в небо, но несмотря на это сам воин падал сквозь него точно тяжёлый камень. Его броня сверкнула: — Ну давай. — Что? — Пошути про мой вес, — сказал она с явным и унылым раздражением. Вокруг стоял шум, но голос брони раздавался только в голове Фан Линя. — Я такую шутку не потяну. — … — броня замолчала, но её молчание было очень недовольным. Ей, наверное, хотелось огрызнуться в ответ, но она не находила слов. Тогда броня стала ещё тяжелее, и Фан Линя с утроенной скоростью потянуло вниз. Стенки выпаленного им каньона замелькали непрерывным потоком. Пламя в глубинах земли стремительно приближалось, но в самый последний миг перед столкновением оно просто исчезло, и ноги юноши врезались о твёрдый лёд. Ему на лицо упал статичный голубоватый свет. Фан Линь поднял голову и осмотрелся. Вокруг простиралась пещера, огромное пустое пространство на фоне которого сам юноша напоминал мошку в залах великого дворца. Посредине этой пустоты сиял огромный белый кристалл, протянувшийся от земли до незримо высокого потолка. Фан Лин было шагнул вперёд, как вдруг его движения сделались немного деревянными. Тонкая корочка льда стала стремительно разрастаться по его телу. Губы юноши побледнели, и на его чёрные ресницы опустился пухлый иней; тонкая водянистая прослойка на его зрачке заледенела и треснула. — Так вот почему снаружи было так тепло. — …Императрица Гу собрала в своём коконе Ци со всей планеты… Температура в пещере достигла абсолютного в природе минимума, и потому что Дао здесь искривлялось под напором страшной силы Императрицы Гу, она преодолела этот минимум и опустилась ещё ниже. Весь мир, Звёздный Небосвод, состоял из энергии жизни — Ци. Оно могло принадлежать к одной из пяти стихий: огню, воде, дереву, металлу или земле. Каждое существо, каждая вещь и даже каждое определённое место сочетали в себе стихии в разных пропорциях. В большинстве своём пропорции были примерно равномерными. Если же одна из стихий значительно преобладала над другими, она становилась вредоносной для всего живого. Излишняя концентрация пламенного Ци, например, вызывала страшный жар. Рождались вредоносные миазмы. Иногда такие миазмы принимали образы живых существ — собак, волков, тигров или насекомых. Так появлялись злые духи под названием Гу. Для рождения ледяных Гу, соответственно, нужны были предельно низкие температуры, а потому Фан Линь немного удивился, когда по приземлению на планету обнаружил, что на ней было всего-то минус семьдесят. И только теперь, спустившись в недра этого мира, юноша понял, что всё дело было в Императрице Ледяных Гу. Её кокон вобрал в себя всё предельное Ци планеты. Поэтому в её пещере стоял такой ужасающий холод. Ранить юного воина он не мог. Его тело было крепче звёздной стали, а кровь бурлила пламенной рекой, — холода были ему нипочём. Однако воевать в таких условиях всё равно было немного не с руки. Нужно было что-то сделать. Фан Линь вдохнул, выдохнул и прикрыл веки. Внутри него вспыхнуло пламенное сердце, вокруг подул знойный ветер, а из земли стали бить и разливаться реки золотистой лавы. У каждого воина, достигшего определённой стадии культивации, — собственно, сама стадия так и называлась, — было своё Дао Сердце, в котором заключено было всё его понимание великого Дао. А на стадии следующей за этой Сердце могло излучать заключенные в него тайны и менять с их помощью законы мироздание. Эта стадия называлась Эманацией. У Фан Линя было Дао Огненного Дракона. Он создал вокруг себя зону абсолютного жара. Температура подобно дракону взмыла до отметки в тысячу градусов… Лёд вокруг стал таять, и даже узоры на броне воина потекли, — горы, реки, чудесные бессмертные, даже небо и луна закапали на землю; алмазы и прочие инкрустированные драгоценные камни так нагрелись, что аж треснули. — Аааххх! — броня заныла. — Я так долго наряжалась… — Виноват, извиняюсь. Хочешь куплю тебе металлической смазки? — …Не надо, — пробурчала броня, которая теперь сверкала голым бронзовым лоском, как и колечко в правом ухе юноши. Фан Линь улыбнулся, вздохнул и сказал: — Ну-с, вперёд! Юноша взмыл и полетел к ледяному кокону. Расстояние до него Фан Линь преодолел за секунду, после чего завис перед льдиной и провёл рукой по её поверхности. Постучал ноготком. Кулаком. Занёс руку и ударил. Ничего не случилось, на кристалле не осталось даже вмятины. Однако Фан Линь всё равно отлетел от него на километр и приземлился на ледяной утёс. Прошло несколько секунд. Вдруг ровно в месте удара пробежались трещинки. Сперва тонкие, небольшие, они всё разрастались и разрастались, пока вся льдина не покрылась подобием сверкающей паутины. А потом она хрустнула с приятным смачным звуком и рассыпался в белый вихрь. Град ледяной пыли обрушился на Фан Линя; когда же вся она испарилась, юноша увидел посредине разрушенного кристалла создание — девушку. Кожа её была голубовато-белой и гладкой, как у раглаженного снежка. Девушка была стройной и тонкой как шпилька. Она была такой тощей, что у неё должны выпирать косточки, но косточек у неё не было. Чем-то она походила на фарфоровую куклу. Девушка даже казалось немного игрушечной. А ещё она была совершенно голой, но Фан Линь этому особенно не порадовался, потому что никаких половых признаков у этого создания не было. Ей грудь была плоской как у мальчишки. — Ну хоть личико красивое… — прошептал юноша. И действительное, лицо у неё было милое, как у юной девушки. Плечики её были тонкими, её длинные голубовато-белые волосы спадали до земли и разливались на её ножки. Но вот веки девушки приоткрылись, и называть её «девушкой» вдруг стало сложнее, потому что глаза её были какими-то взрослыми, тонкими, странными. Они были одновременно и больше, и тоньше положенного, — это была первая черта создания, которую можно было назвать ненормальной, нечеловеческой. А потом она и вовсе перестала быть похожей на человека, потому что глаза Императрицы Ледяных Гу вспыхнули жёлтым вокруг огромных чёрных зрачков, а на голове среди её волос вытянулись две тонкие сяжки, как у бабочки. — Милые антенки, — заметил Фан Линь. Голос юноши эхом прогремел по пещере, и в следующую же секунду всё его поле зрения заполонили жёлтые глаза. Мощный удар пришёлся ему в грудь. С грохотом и свистом Фан Линя бросило назад. Он врезался в стену и углубился в неё, пробивая спиной ледяные груды. Грохот этот продолжался ещё долго, пока юноша углублялся всё дальше в стену, — когда шум всё же начал затихать, произошло это не потому, что Фан Линь наконец остановился, но потому что его отбросило на такое расстояние, что звука уже стало не слышно. Императрица Ледяных Гу спокойным, даже леденящим взором своих жёлтых глаз наблюдала за стеной, в которую вдавила человека. Вскоре однако ничего стало не разобраться, потому что после прикосновения Фан Линя стена сперва плавилась, а потом закипала, превращаясь в туман и шипя как приставленный прямо к уху чайник. Вдруг Императрица Вечного Хлада перевела взгляд себе в ноги, и в тут же из-под земли вынырнул Фан Линь с кулаком наперевес. Лёд вспыхнул и превратился в лаву, раскалённый кулак врезался прямо в гладкий живот Императрицы. На бело-голубой коже девушки выступили трещинки. Она схватила юношу, который ещё только наполовину вырвался на поверхность, за горло, и резко прижала его к земле, а потом занесла у него над головой свою острую ладонь. — Вообще я предпочитаю быть сверху, но если настаиваешь… — с улыбкой проговорил юноша. Чёрные волосы его лежали растрёпанные на белой земле, а кожа медленно покрывалась ледяной корочкой. Вдруг он вскинул ноги, и за секунду до того, как ладонь девушки вонзилась ему в лоб, сам врезал ей в живот. Ноги юноши вспыхнули пламенем, и пламенный шар отбросил Императрицу в воздух, а потом запустил её словно ракету до высоченного потолка. Прогремел взрыв, брызнул пар, с потолка пещеры высотой в сотни километров стали разливаться сияющие капли лавы. Несколько капелек упало юноше на броню, — Фан Линь быстро их вытер и сказал: — Извиняюсь. Броня промолчала, а Фан Линь вскинул голову. Прямо у потолка набухало густое и непроглядное облако пара. Вдруг, разрывая его на части, из пара вырвались ледяные змеи. Глаза их серебрились подобно сапфирам и сверкали разрушительным сиянием. Змей было несколько десятков, и все вместе, извиваясь из одного истока, они напоминали главы многоголового монстра Сянлу (1). Змеи раскрыли свои гигантские пасти, сверкнули остротой ледяных клыков, дыхнули метелью и все рванули на Фан Линя. Юноша бросился в воздух, вихляя и убегая от своих преследователей. После змей показалась сама Императрица. Белое облако вокруг неё развеялось, открывая девушку, стоявшую посреди воздуха. Её правая рука была вытянута. Тонкие растопыренные пальчики на ней расходился на множество ответвлений, как древесная крона. Только если крона постепенно сужается, то её пальцы расширялись и удлинялись, вырастая в огромных питонов. Каждый из них достигал сотни километров в длину, а пасть у такой твари была шириной в три человеческих роста. Завязалась затяжная битва. Фан Линь старался избегать змей, но иногда они окружали юношу, и тогда у него не было выбора, кроме как идти в наступление. Прорываясь из кольца, Фан Линь с такой силой зарядил одному питону по башке, что тот вспыхнул ледяным прахом, но при этом и рука самого юноши наросла толстой ледяной корой. Время от времени Фан Линь быстро поглядывал на Императрицу, но не приближался к ней. Он как будто затягивал время, дожидаясь чего-то, а чего именно — было непонятно. Чем дольше тянулась битва, тем свирепее становились питоны, тем их делалось больше, и тем страшнее и ярче пылало жёлтое сияние в глазах Императрицы. — Ещё немного и она станет Дао Магистром… — с волнением в голосе прошептала броня. Фан Линь кивнул, кое-что прикинул и вдруг улыбнулся. В очередной раз увернувшись от змеи, он приземлился на землю и замер напротив ледяной стены. — Готово. Жарища-то какая, — сказал Фан Линь, вздыхая и растирая по лбу капли пота. А в пещере действительно стало на удивление жарко. И даже не только в той зоне, в которой действовала Эманация Дао Сердца Фан Линя, нет, — уже везде капал лёд и набухали кипящие лужи. Но питоны перемены не замечали; когда их враг остановился, они все скопом набросились на него и раскрыли свои ледяные пасти. Фан Линь усмехнулся и в самый последний момент перед столкновением исчез. А потом он появился прямо на спине ближайшего питона, схватил его за шкирку, и, пока тот ещё не успел замедлиться, запустил его башкой в стену. Раздался грохот, и змея впечаталась в лёд. По стене побежали трещины, потом ещё и ещё. Их становилось всё больше и больше, и сами трещины становились шире. Из них веяло жаром, и вдруг вся стена треснула под напором лавовой лавины. Лёд посыпался и зашипел. Ужасающая сила стала втягивать куски ледяной стены, открывая за ней раскалённую звёздную бездну. Жаркий свет залил до краёв всю пещеру: лёд засверкал, отражая горячие пламенные языки. Императрица Ледяных Гу раскрыла веки и посмотрела в пламенную пучину. На девушку тоже падал красный свет, отчего её кожа казалась немного румяной. Красной бездной была звезда, и прямо сейчас белая планета шла на стремительное с ней сближение — вспышки солнечного пламени уже сдирали с неё куски, которые затем хватала и тянула к светилу гравитация. — Сработало, — ухмыльнулся Фан Линь. Ещё в самом начале боя, когда юноша врезался в белую планету, он изменил её траекторию, после чего она стала падать на красную звезду. В пещере внутри планеты было так холодно, что время тут шло более медленно, чем снаружи, и планета успела подойти к звезде на расстояние нескольких тысяч километров. Фан Линь же отвлекал Императрицу боем, а поскольку она ещё и сама по себе была занята попытками совершить прорыв, владычица Гу ничего не заметила, пока не стало слишком поздно, и столкновения планеты и красной звезды было уже неминуемым. Но самым важным было даже не это. Звёздный Владыка вполне себе мог ходить и по звезде, и внутри неё, — они вообще были крепкими. Важно было, что в такой близости к солнцу концентрация огненного Ци возрастала в несколько раз, что одновременно мешало Императрице и прибавляло Фан Линю сил. Огромная звезда пылала у него за спиной; на лицо юноши опустилась тень. Он сложил ладони, как в буддистской молитве, и вдруг прямо из раскалённого красного шара стали вздыматься широкие арки. Они выпрямились и превратились в огромных огненных драконов. Всего их было девять, но каждый из них был величиной с дюжину ледяных питонов. Пламенные драконы набросились на змей с яростным рёвом, разрывая их на части, подобну тигру, который запрыгнул в загон с овцами. Яростная битва продолжалась. Страшный грохот разносился в обрывках атмосферы плавящейся ледяной планеты. Прошло несколько часов. За это время светоч красной звезды, та самая огненная бездна, вид на которую открывался из пещеры, стала ещё больше — её сияние зажигало лёд мокрым пламенем. Императрица Вечного Хлада парила над землёй. Всё тело девушки было испещрено трещинками, и вместо двух страшных жёлтых глаз у неё остался только один — на месте же второго теперь была ледяная вмятина. Однако в это же время сияние оставшегося глаза было всё таким же холодным, — оно казалось даже страшнее, чем раньше. Глаз мелькал, как будто вот-вот внутри него должна была вспыхнуть невиданная сила. Фан Линь выглядел сравнительно получше. Он немного сутулился, его левая нога была сломана, а кисть вывернута задом наперед. По его губам стекали рубиновые капли. По сравнению со своим противников выглядел он неплохо, и могло даже показаться, что преимущество было на его стороне, но на самом деле всё было совсем не так, и юноша едва стоял на ногах. Его внутренности напоминала замороженный фарш. Он не кашлял кровью только потому, что кровь заледенела в его венах. — Она всё сильнее… — тускло сверкая проговорила броня; Фан Линь промолчал. Он сейчас был наполовину слабее чем в начала боя, в то время как Императрица Ледяных Гу как будто наоборот, прибавила сил. Если бы она постоянно не закрывала глаза, не отвлекалась на попытки совершить свой прорыв, но посвятила всё своё внимание юному гению, тот, вполне вероятно, давно бы погиб. Фан Линь усмехнулся. Сейчас было самое время, чтобы попытаться сбежать. Так-то юноша действительно в любой момент мог удрать. Вот только если он убежит, Императрица Вечного Хлада наверняка сделается Богиней, и тогда очень скоро все обитатели Звездного Небосвода превратятся в снежную пыль. Они станут удобрениями для ледяных Гу. Правда и при таком развитии событий Фан Линь мог сохранить свою шкуру. Ему были известные некоторые места, некоторые древние руины, куда даже Дао Магистру путь был заказан, и где вполне себе можно было спрятаться и переждать. Он мог укрыться в таком месте, ещё немного прокультивировать и перейти на ещё одну стадию выше. И тогда бы они сошлись с Императрицей Ледяных Гу в поистине раскалывающей небеса битве… Вот только зачем? Зачем нужна была эта битва, если во всём мире некому будет на неё посмотреть? Если все будут мертвы, если универсум будет холодным как лёд? Глупость, такое Фан Линю не нужно. Когда-то очень давно юный гений действительно был простым мальчишкой с луны-свалки, единственной отрадой которого было смотреть в небеса, где сияла яркая звезда. Он смотрел на эту звезду, и желал, мечтал сам сделаться ей подобным. Воссиять на весь мир. И вот он стал такой звездой, самой яркой, но разве есть смысл в звездах, которым не для кого сиять? Фан Линь усмехнулся. Ах, и если так подумать, было ещё кое-что, одно обязательство, почему он не мог поджать хвост и сбежать… У Фан Лина был контракт с одним агентство на эксклюзивные права использовать его образ в рекламе их продукции, а в трёх рекламных роликах он должен был сняться собственной персоной… Это было обещания. Фан Линь усмехнулся и стал теребить золотое колечко в своём ухе. В своё время юноша поклялся не нарушать обещаний. Но если Императрица Вечного Хлада заморозит весь мир, он не сможет выполнить условия контракта. — А значит нужно тебя убить, — прошептал Фан Линь и шагнул к Императрице, ковыляя сломанной ногой. Он шагнул вперёд, потом ещё раз. Страшная сила душила юношу, каждый следующий шаг давался ему сложнее предыдущего. Сверкающая мощь назревала в зрачке ледяной девушки, и казалось, он вот-вот должен был раскрыться, как жёлтый бутон. Вокруг Императрицы бушевала буря, через которую сложно было бы пробиться даже Звёздному Владыке на пике своих сил. Само же создание всё своё внимание посвящала своему прорыву. Императрица Ледяных Гу планировала добить Фан Линя после того как преуспеет в эволюции, если он сам ещё не умрёт к этому времени. Она чувствовала, что осталось немного. Уже вот-вот, вот-вот и она… И вдруг ей в живот пришёлся мощный удар. Императрица широко раскрыла свой сияющий глаз. Фан Линь смотрел на неё чёрными, но блестящими глазами. Юноша схватил одной рукой её за горло — другая упиралась ей в живот. Фан Линь её отвёл и врезал ещё раз, — брызнули искры, ледяная пыль. Белая девушка попыталась вырваться и удивилась, когда у неё не вышло. Хват Фан Линя был железным. Вокруг юноши сверкали искры — ну точно маленькие звёздочки. У каждого воина, который культивирует Звёздное Дао, есть внутри его души своеобразное колесо, едва ли ни мельница по своей сути, которая захватывает потоки Дао и наделяет культиватора его силой. Сейчас колесо Фан Линя работало на износ и бешено вертелось, пока внутри него пульсировало пламенное Дао Сердце. Фан Линь врезал ещё раз, потом ещё. Тут Императрице стало ясно, что вырваться у неё не выйдет. Она немедленно решила собрать все свои силы и убить юного воина. Её кожа заблестела. Органы Фан Линя заледенели до основания и затрещали. В его сгустившейся крови стали появляться острые льдинки. Красные сосуды его побелели, но даже и тогда юноша не расслабил свой хват. Он снова ударил, и трещина пронзила Императрицу от живота до спины. Её желтое веко замигало. Желанный прорыв был уже таким близким, как вдруг он начал ускользать у неё из рук. Языки палящего солнца врезались в каждую трещинку на теле Императрице, словно пытаясь спалить её изнутри. Незаметно перед ней нависла угроза смерти. Императрица Ледяных Гу, жившая уже многие тысячи лет, вдруг оказалась при смерти из-за двадцатилетнего мальчишки. Императрица это осознала и стремительно приняла решение. Когда Фан Линь в очередной раз её ударил, тело девушки вздрогнуло и вдруг вспыхнуло ледяной пылью. Вся планета загрохотала. Притяжение солнца, которое Императрица всё это время сдерживала, навалилось с новой силой, отрывая ледяные континенты один за другим. Фан Линь выдохнул, он собирался немедленно бежать, как вдруг голубое сияние появилось там, где только что почила Императрица. Не успел юноша ничего сделать, как оно проникло в него через все поры и семь отверстий человеческого тела (2). Голубое сияние охватило Звёздное Колесо Фан Линя. Оно сперва замерзло, а потом покрылось глубокими трещинами: Дао Сердце юноши заледенело и разлетелось на ледяные осколки. А проникший в него свет завис возле колеса внутри его души и превратился в небольшое мутное яйцо… Все кости Фан Линя растрескались, все поры его тела брызнули кровью. Несмотря на ослепительное сияние солнца у юноши потемнело в глазах. Он услышал высокий детский крик, а потом его разум померк. Фан Линь повис в невесомости… Все дальнейшие событие юноша наблюдал обрывисто, как когда барахлит вещание, постоянно сменяясь на помехи, только в его случае помехами были образы из прошлого, из давно забытых снов… Он видел звёзды и ледяную планету, которую сжирает хищное солнце, пока его самого уносила от неё сияющая броня… Потом он увидел как огромные потрёпанные мечи пронзают звёздное пространство… Затем снова вспышка, и вот уже его везут по белым коридорам. В глазах мелькают белые лампы… Потом его окунали в сверкающие изумрудные растворы и кормили через трубочку жидкими Духовными Кристаллами. Фан Линь наблюдал всё это, веки его медленно слипались, и вот он уснул. … … … — Точно нельзя ничего сделать? — вдруг прозвучал какой-то шёпот. — Боюсь, нет. Звёздному Колесу пациента был нанесён непоправимый ущерб, его Дао Сердце было разрушено… Большое чудо, что он вообще ещё жив. — Можно… Как-нибудь вернуть ему культивацию? — Боюсь, нет… Это невозможно… — А если… Если он заново начнёт культивировать? — Боюсь… Это теперь тоже невозможно. — Ха… — вздохнул президент Федерации. Он стоял в совершенно белом помещении возле вертикального прозрачного сосуда, в котором висел подвешенный за тонкие шёлковые ниточки мускулистый черноволосый юноша. — Какая жалость, — прошептал старик. Он снова посмотрел на юношу и заметил у него на губах блаженную улыбку. Старик ещё раз вздохнул, покачал головой и как будто состарился на два десятка лет. Он бросил напоследок взгляд на тусклую броню в углу комнаты и устало побрёл на выход. Фан Линь же, паривший внутри сосуда, слышал все голоса вокруг очень далёкими и неразборчивыми. Ему было удивительно приятно в своём нынешнем положении, как будто он возвратился в утробу матери, которой никогда не знал. В голове юноши витали призрачные догадки. Что же с ним происходит? Он ещё жив? Или нет? Или он умер, и душа его, как в тех сказках, которые он слышал давным-давно, попала в чужое тело? В тело какого-нибудь дряхлого мальчишка, которого унижает его собственный клан… Фан Линь усмехнулся такой перспективе. Перерождение… Звучит очень интересно. Какой же станет его вторая жизнь? Он возродится в том же мире, или в каком-нибудь другом, таинственном? А может быть он вернётся в прошлое, во времена Древних Бессмертных? Если так, то как жаль, что он никогда не учил историю… Рваные мысли проносились в голове юноши…. Если так подумать, он всё же предпочёл бы снова родиться в том же самом мире. Ведь здесь его держало одно обещание, которое он не мог нарушить даже ценой своей жизни… Фан Линь вспоминил о нём и на секунду провалился в воспоминания… Когда он пришёл в себя, Фан Линь вдруг подумал, что если он действительно сейчас в утробе, то как-то очень долго длятся «его» роды. Не пора ли неизвестной ему матери уже «разродиться»? Ах, так вот оно что, вдруг понял юноша. Его рождения будет проблемным… И поэтому он появится на свет в немощном теле. Поэтому его будет унижать весь его клан. Всё по канонам тех самых сказок… Фан Линь усмехнулся. Пусть, только скорее бы, а то ему уже стало надоедать парить в пустоте… Фан Линь вздохнул бы, да не мог вздохнуть, — не было воздуха. Он дышал через искуственную трубочку. Юноша ещё не знал страшную тайну, что на самом деле он всё ещё был жив, но лишился всех своих сил; что культивировать он больше не мог, что у него уйдут месяцы, чтобы просто встать на ноги… Что волосы его в какой-то момент начнут сидеть, у него будет цирроз, ему придётся регулярно навещать врача и мереть давление, и кости его будут хрупкими как спички… Что жизнь его, первые двадцать лет мрачная, проведённая на свалке, затем три года сияющая ясной звездой на весь Небосвод, остановится на целых тридцать лет… Фан Линь был в неведении, в дрёме; убегали его последние блаженные секунды… И наконец юноша открыл глаза. _____________________________________________________________________ Примечания. (1) Или же «相柳», мифический девятиглавый монстр. (2) Или же «七窍», то бишь два глаза, два уха, две ноздри и рот. В китайской медицине они связаны с пятью важнейшими органами. В них проявляются все болезни оных.
1. Тридцать лет Спустя
Twinkle twinkle little star…Будильник грохотал по металлическому столику вот уже полторы минуты, а старик, пошатываясь, всё пытался поднять на ноги. Выходило неважно, в ногах у него были раскиданы пустые бурые бутылки, и каждый раз, когда старик пытался опереться на кровать, на которую прошлой ночью так и не смог забраться, свалившись на подступах, он случайно стягивал с неё одеяло и снова падал. Но вот он кое-как удержался за металлический столик с лампой — нефритовым дракончиком, державшим во рту, собственно, лампочку — и со всей силы врезал по ревущим часикам. Сразу же лицо старика, всё ещё привлекательное, но немного морщинистое, бледное, с густыми чёрными ресницами, накрытое всё ещё длинными, но уже не тёмными, а немного седыми, как будто пыльными, волосами, перекосило от боли. Он схватился за свою руку и стал глубоко дышать. А будильник даже и тогда не заглох. Старику пришлось смиренно сдавить небольшую кнопочку у него на крышке и подождать три секунды. Только тогда наступила тишина. Старик вздохнул, поправил свои немного растрёпанные волосы, открывая правое ухо, с золотым колечком, и пробежал взглядом помещение, в котором проснулся. Свой дом. Место это было не сказать, чтобы тесное, но горы всяческого мусора, башенки из грязных одноразовых тарелок и вилок, бутылки на земле, выпотрошенные пакетики и весь прочий бардак просто не давали протолкнуться. Осторожно переставляя ноги между залежей мусора, — но не поднимая ногу слишком высоко, — старик добрался до своего маленького холодильника, наклонился перед ним и заглянул в его прохладную пустоту. Старик взял из неё потную баночку и хотел уже было открыть, но замялся, поставил еёна холодильник и побрёл в ванную. По возвращению из неё у старика уже почти не было щетины, и называть его стариком стало даже как-то неправильно. Теперь он просто был не очень молодым, но очень замученным — замучавшим сам себя — мужчиной. Мужчина нашёл в шкафу спортивные штаны — чуть не задохнувшись в процессе от пыли, — нашёл там спортивную куртку, сунул баночку пива в карман и пошёл на выход. На улице его ожидал маленький дворик, а за ним: самая настоящая свалка, — горы мусора уходили в голубые небеса. Собственно, одна из причин, почему мужчина вообще смог позволить себе своё просторное жильё со своей более чем скромной зарплатой была в том, что находился его дом вот в таком вот занятном местечке. На свалке. Любой другой бы отказался тут жить, предпочёл бы потесниться в квартирке, но мужчине были привычны ароматы разложения и гноя поутру. Налюбовавшись родной свалкой, он сразу полез в почтовый ящик. Если домик мужчины напоминал бетонную коробочку высотой в один этаж, с вытянутым карнизом, то его почтовый ящик был уже более вычурной штучкой, — он был выполнен в форме небольшой пагоды. Мужчина залез в первые три её яруса и достал оттуда счета, счета и счета. Потом он достал из последнего, самого верхнего этажа белый конверт. Имя отправителя на нём указано не было, а в строке адресата значился «Линь Фан». Именно так. С кавычками. Линь Фан прыснул. Вот уже двадцать лет, с тех пор, как он оставил все надежды и вернулся в свой родной мир, на луну-свалку, мужчина жил под таким нехитрым псевдонимом. У него было несколько причин прятать своё имя, но самая главная состояла в том, что ему чрезвычайно не нравилось, когда в нём узнавали того самого Фан Линя. Он пытался отрешиться от этого имени, отбросить его, но некоторые мириться с этим не хотели. Отправитель был анонимным, но Линь Фан точно знал, от кого именно было это письмо, и даже заранее мог угадать его содержание. Но просто чтобы удостовериться, мужчина всё равно вскрыл конверт и достал стопку голубоватых, переливающихся купюр. Примерно двадцать тысяч духовных кредитов наличными. Этого было и близко недостаточно, чтобы снять хотя бы на одну ночь пентхаус на планете Зелёных Ветров, где прямо сейчас прохлаждалась отправительница этого письма, но на помойке на которой жил сам мужчина, хватило бы на полгода безбедной жизни. Линь Фан совершенно привычными движениями запихнул купюры назад и бросил письмо в мусорную кучу неподалёку. Затем он выпрямил свою хрустящую спину и поплёлся мимо мусора на пролегавшую рядом трассу. Луна, на которой жил Линь Фан, действительно была свалкой. Но в последние годы усилиями Федерации даже в таком месте старались создать более-менее пригодные для жизни условия. И если раньше, лет тридцать назад, здесь проживали только безродные бродяги да рабочие свалки, контингент которых постоянно ретировался из-за многочисленных несчастных случаев, то ныне луну значительно облагородили. Например, провели трасу. Прямо вдоль свалки. За ней начиналось широкое зелёное поле. Если идти по нему ночью, то справа от него можно было заметить огни города, — днём он превращался в далёкое мутное серое пятно. Линь Фан шёл по зеленому полю, время от времени поглаживая баночку в кармане, и поглядывал на гаснущие в голубой дымке звёзды. Атмосфера на планете была жиденькая, и единственным временем, когда звёзд совсем не было на небе, был полдень. Тёплый ветерок трепетал ещё мокрые волосы мужчины, приятно пахло весной… Но спустя примерно минут тридцать вся эта идиллия, очень приятная Линь Фану, потому что она помогала ему справиться с похмельем, оборвалась. У него заболели ноги. И самым неприятным тут была даже не боль, а сам факт, который мужчина прекрасно осознавал, что эта боль была не оттого, что ноги его были недостаточно тренированы, а потому, что ему было уже пятьдесят три года. Как только Линь Фан вспомнил об этом, он перестал глядеть на звёзды и на город, и начал засматриваться на такую нежную, такую манящую траву на земле. Вот бы сейчас прилечь на неё, открыть баночку, поспать… Мужчина снова и снова выискивал на земле хорошие места, чтобы прилечь, примерял на них свою спину, испытывая свою волю, и когда та была уже на пределе, и он уже почти сдался, снова ему в уши врезался мерзкий звон. Линь Фан цокнул языком, поднял взгляд и уныло посмотрел на высокое прямоугольное здание, за ещё одной трассой, вход в которое представлял собой каменные врата с высаженными с обеих сторон розовыми персиковыми деревьями. Мужчина проигнорировал этот вход и пошёл в обход здания, по зеленому лугу. Вскоре слева от него побежала железная сетка, а потом и закрытая дверца. Линь Фан её открыл и ступил на небольшой дворик. Это был школьный двор. Сразу же мужчина выцепил глазами детей в спортивных костюмчиках, которые сидели на траве, обнимали свои колени. Мужчина достал свисток и подул в него со всей силой, разгоняя заполонивших спортивную площадку журавлей. Птицы взмыли в голубое небо, осыпая скромное зелёное пространство дворика белыми перьями, а дети стали медленно и нехотя подниматься на ноги. Некоторые из них растерянно смотрели на Линь Фана. Мужчина вытянул свисток из губ и сказал, голосом настолько же унылым, насколько унылое было у него настроение: — Доброе утро, класс. С началом учебного года, счастливый день; можете звать меня Линь Фан, или просто учитель Линь. Я ваш… — голос его каким-то немыслимым образом зазвучал ещё более подавленно: — Физрук.
2. Павший герой
«Знания — как сокровища. А образование — это как охота за сокровищами…» Ныне эту цитату можно было найти в предисловие любого учебника, настолько она была заезжена, но в своё время Линь Фан услышал её первый, из уст одного своего старого друга. Он был из тех людей, которые всю жизнь могут просидеть за книгами в душной комнатушке, сажая и без того уже не зоркое зрение. Линь Фан тогда согласился с его словами, но сам едва ли прочел больше одной-двух книжек, а тех, что не были о культивации, и того меньше… И вот спустя тридцать лет этот друг, сам к культивации негодный с рождения, обделённый даже способностью ходить, стал президентом Федерации, в то время как Линь Фан ради зарплаты в двести двадцать духовных кредитов каждый день по часу шагал через поле в школу. Работать учителем. Учить детей… — Надо было больше читать, — пробурчал мужчина, поглядывая то на мальчишку примерно тринадцать лет перед собою, то на бумажку на деревянной дощечке у себя в руках. — Так, — повторил мужчина, уныло покручивая ручкой, — как ещё раз говоришь тебя звать? — Лосин Цзянькун, «Цзянь» как в иероглифе сабля, «Кун» как в иероглифе зелёные лук, по новому написанию… — повторил полноватый мальчишка. — Ага, ясно, ясно, можешь не повторять, — недовольно махнул Линь Фан и написал «Цзянь», а потом задумался и просто нарисовал луковицу. У мужчины не было проблем с грамотностью, отнюдь… Хотя, вот как раз-таки без отнюдь. Линь Фан вырос, не зная школы, и первого своего учителя, который научил его писать и читать, юноша встретил, когда ему было уже двадцать лет. Учитель этот, вернее учительница, была очень одарённой, и она смогла даже исправить вульгарное произношение Линь Фана и вбить ему в голову тысячу другую иероглифов, но вот с новым написанием были проблемы… Оно было бесполезно, чтобы читать древние свитки, а больше мужчина ничего и не читал. Не было практики, получается. Да и зачем вообще нужна была реформа правописания? Мужчине было лень переучиваться. — Следующий кто там?.. — пробурчал Линь Фан. После толстого мальчишки из ряда вышла девочка в чёрном спортивном костюмчике. Волосы её тоже были чёрные, и хотя они не были особенно длинными, длинной примерно до подбородка, они были очень неряшливые, как водоросли. Ей на глаза спадали волнистые локоны. Плечи ребёнка были очень тонкими, и вообще она казалась созданием чрезвычайно хрупким. Её кожа была болезненно белой. — Меня зовут М…а… Мая! Я Мая, Мастер… — вдруг выкрикнула, а потом резко, как будто падая с горы, перешла на шёпот девочка. Замолчала. Повесила голову. Остальные дети взглянули на неё как на пришибленную. — Мая… Странное имя, — похоже было на какой-то диалект, подумал Линь Фан, и решил даже и не пытаться выдумать, как это записать. — А фамилия у тебя как? — Я… — девочка замялась. Линь Фан нахмурился. У него появилась определённая догадка, и он уже собирался уточнить, как вдруг раздался недовольный голос: — Безродная шавка. Мужчина хмуро посмотрел на говорившего ребёнка. Это был юноша немного выше остальных, с волосами тёмными, но с каким-то особым золотистым блеском. Ещё его выделял широкий лоб и внушительные широкие плечи. По обеим сторонам от него, но немного сзади, стояло ещё двое мальчишек с волосами похожего оттенка. Кажется, они были его родственниками. И прихвостнями. Линь Фан закатил глаза. С такими вот экземплярами всегда было непросто. Парень явно был из знатного рода, — мужчине бы промолчать, но молчать после такого не позволяла совесть. Девочка, — в среднем всем детям в группе было лет по тринадцать-четырнадцать, и она даже среди них казалась самой мелкой, — после слов юноши совсем поникла. Линь Фан вздохнул и обратился к нему: — Слушай, мы все тут… — Не говори так. Но не успел он договорить, как вдруг Мая сама вскинула голову и заговорила тихим голосом. Она выступила из ряда и слегка неуверенно, но строго посмотрела на парнишку из благородного клана. В глазах девочки мелькнули скромные огоньки. Мальчик опешил и даже отступил назад; но довольно быстро он пришёл в себя, устыдился своего испуга и покраснел от злости: — Ты как со мной разговариваешь, шавка? Я Лян Чао! Из клана четверного ранга Лян! Тварь ты мне… Ты мне даже рабыней быть не достойна! — Мне всё равно что ты говоришь обо мне; но не говори так о безродных. Так… Нельзя, — проговорила девочка, неуверенно, но уже немного громче. Все остальные дети отошли от них подальше, в то время как Линь Фан посмотрел на девочку по имени Мая задумчивыми глазами. Она почему-то занесла свою правую руку в сторону и вниз. Любой другой не заметил бы в её жесте ничего особенного, возможно списал бы его на простое волнение, но Линь Фан немедленно распознал движение, которое инстинктивно хотела совершить юная девушка. Она хотела вытянуть меч. Только меча никакого не было, и на руке её просто качался чёрный браслетик. У Линь Фаня немедленно сложилось самое дурное впечатление об этом юном создании. Мужчина никогда не любил мечников, — все мечники в его жизни были чрезвычайно раздражающими персонажами. Линь Фан вспомнил одного такого, поморщился, покачал головой, выкидывая из неё все эти дурные образы, и уже собирался поднять голос, чтобы разрядить сложившуюся обстановку силой преподавательского авторитета, как неожиданно девочка совершила такое, от чего мнения Линь Фаня о ней, и так не очень высокое, опустилось до откровенной неприязни. — Называй меня как хочешь, но не говори так о тех, у кого нету рода. Знаешь кто был безродным? — девочка слегка нахмурилась, её глаза засияли за тёмными и волнистыми волосами: — У самого юного Звёздного Владыка за последние десять тысяч лет не было рода. Но и что? Он был гением, он был… Героем! — с каждым её словом лицо Линь Фаня неумолимо мрачнело: — У Фан Линя… — заявила девочка и вздрогнула, — У Фан Линя не было рода. — и её тонкие плечики опустились. Все остальные дети, с интересом наблюдавшие перепалку, тоже замерли; а потом у них загорелись глаза. Фан Линь действительно был героем, он был самой настоящей и даже ещё свежей легендой. В обществе, где всем заправляли могучие кланы, где от твоего происхождения зависела вся жизнь, дарование с планеты-свалки было подобно персонажу чудесной сказки. Самой обыкновенной сказке, с прекрасными феями, таинственными артефактами и высокомерными юными мастерами… Дети равнялись на него, они представляли себя на его месте, а взрослые, власть имущие, в своё время вынуждены были с ним считаться… Ни для кого не было секретом, что многие реформы, значительно улучшившие положение не столь знатного населения, смогли пройти не только благодаря упорству прошлого Президента, который, конечно, сыграл в этом наиважнейшую роль, но и благодаря образу Фан Линя. Благодаря его силе и его примеру. Поэтому среди людей обыкновенных Фан Линь пользовался огромной популярностью, и даже спустя столько лет люди до сих пор, по своему собственному желанию, сжигали благовония возле его монумента на столичной планете, который, между прочим, стоял в одном ряду с монументами всех президентов Федерации. Тридцать лет спустя люди всё ещё чествовали своего павшего героя. Лян Чао, мальчишка из благородной семьи, немного помрачнел. Упёртость девочки его не обрадовала, но ещё больше его похоже разозлило молчание одноклассников и какой-то мечтательный взгляд в их глазах. — Безродные шавки, все до единого, — прошипел мальчишка и выдавил прямо в лицо Мае усмешку: — Фан Линь говоришь? — юноша прищурился. — Ну да, ему повезло, знаешь как говорят, иногда даже среди черни может появиться что-то дельное. Я забыл о нём. И знаешь почему? Потому что этот твой Фан Линь давно сдох.3. Он тебе Всё покажет!
Грубые слова мальчишки словно холодный дождь смыли мечтательный блеск с глаз всех остальных детей. Многие ребята помрачнели, некоторые даже разозлились, но на всех, кто пытался открыть рот и сказать что-то против, грозно смотрели то ли друзья, то ли родственники Лян Чао — два очень рослых парня, которые вели себя чуть ли не как его телохранители. Остальные дети были их значительно ниже и тоньше, и невольно все они опускали головы перед взглядом настолько откровенно враждебным. И только девочка, Мая, не шелохнулась, не отступила. Неловкому, но светлому сиянию её глаз были ни по чём злые глаза мальчишек. Она встретила их взгляд, а потом очень тайно покосилась на Линь Фаня, который после упоминания своей прошлой личины ушёл в сторонку, отвернулся, и вообще был не при делах и с весьма занятым видом наблюдал за облаками. Но внимание девочки мужчина всё-таки заметил. Заметил и немного растерялся, а потом сердце Линь Фана дрогнуло. «Она знает», — прошептал мужчина. Все остальные дети смутились, Лян Чао высокомерно усмехнулся, бугаи его ухмылялись, а Мая смотрела на мужчину краем глаза и… Улыбалась, немного смущённо, но радостно, и скрытно, как будто между ними была тайна. Линь Фан растерянно разинул рот. Но потом сразу закрыл и сжал зубы. Мужчина стал очень быстро перебирать в голове имена всех тех, кто мог знать о том, что он всё ещё был жив. Таких людей было немного. Ещё меньше из них имели представление о том, что жив он был именно здесь, на этой луне, что теперь его зовут Линь Фан, и что он работает физруком в местной школке. И как ни посмотри, среди подозреваемых уж точно не было безродной школьницы. Откуда она о нём узнала? Мужчина не понимал. Взгляд горящих глаз девочки передавал многие чувства. Среди них было и то, сё, и эдакое, но самым яркое, что среди них было, и что привело Линь Фаня в чувства, как удар под дых, было благоговение. Когда мужчина увидел в глазах ребёнка благоговение, он забыл все свои заботы — ему просто стало дурно и мерзко. Всего за мгновение, которое длился их взаимный взгляд, после которого девочка сразу же отвернулась, Линь Фан перестал испытывать к ней просто неприязнь, — она переросла в нём едва ли не в самое настоящее отвращение. Мужчина больше мечников не терпел только один тип людей: своих фанатов. Линь Фан вздохнул, взял свой свисток в губы и вдруг так засвистел, что дети немедленно сдавили свои уши ладонями. В случае Лян Чао уши ему накрыли его телохранители. Линь Фан свистел пока у них волосы не встали дыбом, и пока журавли, которые почему-то вернулись на площадку, снова не взмыли в небеса, осыпая её белыми перьями. — Хватит болтать, — монотонным и сухим голосом сказал мужчина. — За работу. Разминка, три круга вокруг… Вокруг этого вот этого всего… — Двора? — догадался по нетерпеливым взмахам руки мужчины мальчишка, которого звали, кажется, «Луковицей». — Да, три круга вдоль двора. — То есть, всего три круга? — переспросил мальчишка ещё раз и осмотрелся с прищуром. Двор был довольно компактным. С одной его стороны бежала белая стена школы, перебиваясь окнами; с другой была высокая железная сетка, построенная никто не знал зачем, потому что за нею тянулись сочные зелёные луга. Расстояние между сеткой и стеной было метров двадцать. — Три значит три, — отмахнулся Линь Фан. Число он назвал наобум. — Но ты беги тридцать три если хочешь. Старт, марш и аккуратней там, не наступите в птичий помёт. Лицо мальчишки сделалось кислым. Потом он посмотрел себе под ноги, и оно стало у него совсем тёмным. Зазвучали тупые смешки, и Линь Фан, к своему огромному облегчению отметил, что кризис более-менее сошёл на нет. «А теперь что мне с тобой делать… Фух…» — мужчина осторожно пробежался взглядом по девочке по имени Мая. Она его не заметила. Она встала на край дворика, вздохнула и побежала. Вскоре и остальные дети стартовали, каждый с разной стартовой полосы, потому что чёткой указано не было. Линь Фан отметил этот недочёт, но исправлять его не собирался, разумеется. Вместо этого мужчина прошёлся до сетки, где покоилась какая-то штука, накрытая пледом, сдернул этот плед и махнул им, сдувая пыль с лежащего под ним бамбукового стульчика. Мужчина уселся на него и достал из широкого кармана своей спортивной куртки уже не такую прохладную, но ещё потную баночку ячменно-пшеничного пива. Рисовое Линь Фан никогда не любил. Мужчина вздохнул, расслабляя свои уже начинавшие неметь ноги, и уже собирался сделать глоток, как вдруг его взгляд как-то сам собой снова вернулся на детей. И сразу давление Линь Фана подскочило. Потому что кое-кто не бежал. Кое-кем был Лян Чао и его бугаи. Они просто присели на траву и говорили о чём-то. И обычно Линь Фану было бы всё равно, ведь ему платили за то, чтобы он тренировал детей, а не за то, чтобы они тренировались. Если кто-то из мелюзги не хотел бегать — пусть, зарплату ему за это не снизят, всё равно она была у него ровно по МРОТу, а премий он не видел с тех пор, как лет десять назад уснул пьяный прямо посреди школьной столовой… Тем утром его разбудила директриса. Ужасная женщина. Старая… Линь Фан покачал головой, прогоняя дурные воспоминания. Ещё раз, беда была не в том, что кому-то из детей приспичило лениться, даже если леность была демонстративной. Он и сам прохлаждался, в конце концов; проблема была в том, что у кого-то другого были с этим проблемы. А если конкретнее, то опять занозой выступила черненькая девочка, Мая. Она прилежно бегала, но при этом то и дело поглядывала на Лян Чао и компанию, и с каждым взглядом она как будто пталась решиться на что-то. Мужчина отложил пленительную бутылочку, наклонился на своём стуле, сложил руки и стал очень напряжённо отсчитывать круги, в отчаянной надежде, что дети закончат разминку быстрее, чем эта девчонка… Бабахнет. И как любая прочая его надежда за последние тридцать лет, эта вообще не оправдалась. Уже на втором круге Мая повернула и пошла в сторону Лян Чао. Пальцы Линь Фаня взялись массировать брови. Мужчина с трудом приподнялся, — спина его хрустнула, — и пошёл проверить, что там, чёрт возьми, опять происходит. Остальные дети пошли вместе с ним. Уже скоро мужчина услышал неловкие слова Маи, которые Лян Чао встречал своим надменным голосом: — Мастер сказал бежать. — Зачем оно мне? С чего я должен исполнять приказы школьного учителя? — «школьный учитель» прозвучало очень презрительно. — Потому что… — заговорила девочка, и тут у Линь Фаня сердце ушло в пятки, потому что на секунду она снова посмотрела на него, и казалось, она хотела что-то сказать… Но к счастью Мая промолчала. Мужчина выдохнул. — Что? Нечего ответить? Тогда отвали, — Лян Чао вдруг поднялся на ноги и с выпуклым презрением взглянул сперва на девочку, потом на всех остальных детей, которые тоже пришли смотреть на продолжение драмы, а потом и на Линь Фана. Взглянул на него мальчишка хмыкнул: — Я из клана Лян. Слышали про такой? Это клан Четвертого ранга, ясно? Знаете, что это значит? Или мусор с мусорной планеты не понимает? — и сразу после его издёвки бугаи Лян Чао засмеялись вымученным хохотом. Остальные дети смутились. Многие из них действительно ничего не знали про кланы и ранги. Толстый мальчишка по имени Луковица охнул, — он, похоже, знал, что значит клан Четвертого ранга, — и только Мая осталась непоколебима. Наоборот, взгляд девочки становился только всё более решительным. Лян Чао явно был доволен, как все отреагировали, и потому продолжил: — Вся эта школа, это нужно только для таких, как вы. Одна свалка возле другой свалки. Меня учили старейшины моего клана, настоящие культиваторы, а вас тут кто учит — этот бухой старый алкаш? — и снова он с явным презрением покосился на Линь Фана. Мужчина воспринял этот взгляд совершенно спокойно. Он действительно был старый алкаш, разве что не бухой, но и эту оплошность он хотел поскорее исправить, — ноги сами собой тянули его назад, на стул, возле которого он оставил драгоценную баночку. Тут Мая хлопнула, немедленно привлекая к себе внимание и детей, и Линь Фана тоже. — Если ты такой сильный, зачем ты сюда пришёл? — вдруг выпалила девочка. Лян Чао хотел ответить, но опешил и покраснел. Остальные дети наоборот, оживились. Если они мусор, а школа — свалка, то действительно, что здесь забыл сам Лян Чао? Или его выбросили из этого его клана? Прямо на помойку? — Это временно, только на время это! — рявкнул разъярённый мальчишка, и его бугаи немедленно закивали. — Мне просто нужно пробудить моё телосложение, и всё… — прошептал он сквозь зубы. Но Мая ему больше не отвечала. Как будто не считала нужным. Она даже отвернулась. Лян Чао не стерпел такого к себе отношения, — он вспылил и крикнул: — Всё равно вы мусор, давайте, подходите, я вам всем шеи намылю! — он сжал свои кулаки. Дети испуганно расступились. Лян Чао был довольно высоким, и с виду казался года на два старше остальных детей. Он казался опасным. Вокруг него как будто витало невидимое давление. «Первое Касание… Нет… Просто перенасыщение эликсирами…» — механически дал ему оценку Линь Фан. Первая стадия культивации называлась Первым Касанием, и мальчишка как будто уже был на этой стадии, по крайне мере он был примерно настолько же силён, но если присмотреться, становилось видно, что ни лёгкости, ни определённой грации, присущей культиваторам, у него не было. Скорее всего, источником его сил были многочисленные стимулирующие эликсиры, которых он выпил, возможно, даже слишком много. На самом деле потреблять их в таких количествах, в которых потреблял их юноша, было вредно. Они вызывали переизбыток жизненных сил, излишнюю агрессию и даже тромбоз. — Ты… Ты пьёшь слишком много эликсиров, — вдруг заговорила Мая. — Так нельзя… Это опасно, — сказала девочка. Линь Фан взглянул на неё с лёгким удивлением. У неё был зоркий глаз. А Лян Чао ещё сильнее взбесился и рявкнул: — Молчать. Будешь сражаться или нет? Или боишься? А, безродная? Я богатый и я могу себе это позволить, а ты и дальше жри из канавы. Мая нахмурилась и снова она потянулась к своему поясу, как будто желая обнажить меч, и снова меча в её руках не оказалось. На какое-то мгновение девочка смутилась, и Линь Фань даже почувствовал к ней определённую жалость, как вдруг она совершила такое, что зарубило всякую симпатию от мужчины на корню: — А мне не нужно. Тебе всё покажет кое-кто другой… Вот! — девчонка улыбнулась, как будто сама себе, и вдруг вытянула руку. Она показывала пальцем. Лян Чао и все остальные дети проследили, куда это она показывала, и Линь Фан тоже сделал вид, что ничего не понимает и повернулся, как будто пытаясь разглядеть этого вот неизвестного, который кому-то всё покажет, у себя за спиной. Но там был пустой двор. Мужчина взглянул на манящую баночку пива возле бамбукового стула, устало опустил плечи и повернулся.4. Бестия
Мая показывала на Линь Фаня. Вся прочая детвора, очень увлечённая перебранкой и как-то позабывшая про своего учителя, тоже теперь обратила на него пристальное внимание. Дети прошлись взглядом по нему, с головы до ног, оценивающе: мужчина был в потёртом спортивном костюме, в старых, грязных и сломанных резиновых шлёпанцах; его длинные волосы были помытыми, но совсем неуложенными. Под глазами у него висели такие тяжёлые мешки, что от одного взгляда на них можно было надорвать спину. Мужчина явно, если и спал, сон это был не из приятных. А ещё от него разило: среди ароматов полуденного луга и свежих журавлиных отходов, — среди этой прекрасной симфонии весны, — читался мелким шрифтом такой знакомый детям не столь благополучным пивной запашок алкаша. В неком смысле эти нотки тоже были незаменимой частью весенней палитры. Дети переглянулись; мальчик-луковица поправил свои очки и перевел взгляд назад, на Маю, на лице которой сияло подобие улыбки. Он и остальные ребята немного растерялись, — что именно этой девчонке сделал учитель физкультуры, что она хотела его убить? Потому что очевидно, что у него не было никаких шансов. Мужчина был высоким, но и всё. Он был рухлядь. Лян Чао, с его мощными мышцами и дыханием, жаром сотрясающим воздух, уложит этого старика одним ударом. Лян Чао тоже взглянул на учителя с презрением и сразу отвёл взгляд. Есть такая поговорка, что даже голодный лев не станет питаться помойными крысами. И Лян Чао очень хорошо только что проиллюстрировал, как именно такой вот злой лев посмотрел бы на вонючую и облезшую крысу. Его то ли кузены, то ли непонятно кто, игравшие роли телохранителей, рассмеялись. Одновременно. — Шутишь? — спросил Лян Чао, вызывающе смотря на Маю. Девочка скрестила руки на своей в общем-то пока не существующей груди и сказала с волнением в голосе: — Ты боишься. Боюсь? Лян Чао только прыснул в ответ. Он хотел ответить, что ему тут нечего бояться, но когда он взглянул в лицо девочке, и понял, что она на него совсем не смотрит, как будто намеренно игнорируя, юноша вдруг вышел из себя. — Ну ладно, давай, — сказал он, яростно поворачиваясь к Линь Фану. — Живо сюда, старик, — нетерпеливо махнул Лян Чаю. Мая сжала кулачки и покосилась на Линь Фаня с блеском в глазах. Её взгляд был для мужчины как удар под дых. Линь Фан глубоко вздохнул, заставил себя успокоиться и заговорил: — Так, слушать меня, мелюзга, можете хоть в толчках топить друг друга, но меня не беспо… Договорить свою фразу мужчина не успел. Лян Чао вдруг напрягся, занёс широкую руку, и с таким лицом, будто желая выплеснуть в ударе всю свою злость и напряжение, вытянул в него кулак. Именно так: вытянул кулак, потому что назвать это ударом у Линь Фана даже язык не повернулся бы. Это было слишком убого… Но всё-таки кулак в него полетел. Самый настоящий кулак. Линь Фан осознал это как-то запоздало, а потом он обнаружил ещё одну интересную штуку: пальцы его собственной руки стали сами собой сжиматься. И вдруг ему захотелось поднять эту руку, захотелось вытянуть её вперёд, перехватить «удар» мальчишки, повалить его на землю, и, может быть, потом ещё зарядить ногой в резиновом сандале, с раздавленной на подошве ещё прошлым летом мушкой, по его злому красному лицу. Линь Фан всё это себе представил и ничего из этого не сделал. Пальцы мужчина сами собой обмякли, а потом ему в солнечное сплетение прилетел удар, точно брошенный камень. — Пфу, — вырвалось из глотки мужчины. Его отбросило на метр. Он свалился на траву и притих. Дети вскрикнули, а Лян Чао хмыкнул и опустил свою мощную руку. Мая обескураженно выпучила глазки и уставилась, как будто, в никуда. Прозвучал вздох мальчика-луковицы. Он вдруг как будто что-то понял и посмотрел на Маю с некоторым испугом в глазах. Вот, оказывается, думал он, что задумала эта девочка. Она специально натравила злого и тупого Лян Чао на учителя, тот его прибил, и теперь его за это накажут, а то и вовсе выгонят из школы. Какая хитрость! Какое коварство! Вскоре замешательство в глазах Май развеялось. На смену ему пришли испуг и паника: — Мастер! — вскрикнула девочка. — Мастер, с вами всё в порядке? Мастер?! — заволновалась она, так что волосы её чуть дыбом не встали, и бросилась на мужчину. Мая склонилась над ним, в шоке разглядывая вмятину у него на груди. Луковица же вздохнул от удивления и некоторого уважения — девочка демонстрировала мастерскую актёрскую игру. — Врача, врача! — закричала Мая, безумно бегая глазками. Дети наконец опомнились и гурьбой рванули в школьное здание. Лян Чао уже тоже понял, что оплошался. Он прыснул и неуверенно отошёл в сторону. Какое-то время он даже немного нервничал: а если он и вправду что-то сломал этому старику? Будут проблемы, его исключат… Но потом юноша успокоил себя и даже приободрился. То, что он вообще ходит в эту школу, было глупой ошибкой. Это было наказание. Вот он пробудит свою родословную, и тогда его заберут с этой планеты помойки… Меж тем Линь Фан хрипло заныл. Вместе с ударом в него как будто вошла дрожь, которая теперь тянула его к земле и не отпускала. Ощущение было мерзкое, но ещё неприятней была малявка, которая кричала ему что-то на ухо и уже, кажется, собиралась делать ему массаж сердца. — Пхи… ва… — прохрипел мужчина. — Мастер? Мастер, что вы говорите? Я вас не слышу?! — кричала Мая сверкая красными глазами. — Пхи… Хва… — хрипел Линь Фан, как будто правда умирая. Он с трудом вытянул руку, показывая на заветную баночку возле бамбукового стула. — А? Ах! Сейчас, сейчас всё принесу, Мастер! — закивала Мая и бросилась бежать. А Линь Фан размяк на сырой земле и уставился на высокое, мутное голубое небо. Пиво, пиво думал он, изнывая от палящего солнца и жары. Вот бы выпить пива… — Вот, мастер! — снова прозвенел проклятый голосок, но теперь уже не такой мерзкий, и Линь Фан уже было повернулся с надеждой, а потом завис… Он увидел в руках школьницы вместо заветной баночки свой бамбуковый стул: — Вот, мастер! Садитесь! — сказала Мая и с дрожащейй улыбкой на устах и поставила стул на землю, — Или вам помочь? Сейчас! — и девочка с трудом приподняла поникшего мужчины за плечи и уложила боком на стул. Линь Фань бессильно разлёгся на сидении, лицом к железному заграждению. Возле него, на бетонной прослойке, мужчина увидел небольшую баночку. Баночка лежала горизонтально, разливая напиток на землю, и была раздавлена, как будто кто-то сперва её сбил, а потом случайно, в большей спешке, наступил. — Так лучше, мастер? Всё хорошо, скоро будет помощь, — говорила улыбчивая и смущённая девочка, сияя, ну точно полевой цветочек. Линь Фан взглянул на её улыбку и открыл было рот… Но потом сомкнул губы и закинул голову за спинку своего стула…5. Садись, Четыре
— Экстракт лунного лотоса для нервов, пять грамм эссенции женьшеня, чтобы успокоить раздражение мышечных связок, и будешь в порядке… Руки прочь от медицинского спирта. — Шучу, шучу… У меня пивная диета, — отвечал Линь Фан, сидевший на белой койке в небольшой комнатке, выложенной белой плиткой, цвета зубной эмали. Единственно окно в комнате было открыто нараспашку, — из него веяло весной. Белые шторки слегка покачивались с каждым дуновением ветерка, задевая тумбочку у кровати и настенные шкафчики. На них лежали всевозможные сушёные травы в горшочках, корешки женьшеня, маринованные в синеватых растворах, ступа с белым порошком, набор сверкающих игл и множество других медицинских инструментов, — в общем, всё то, что и должно находиться в кабинете школьной медсестры. Была тут и сама медсестра, — женщина с волосами пурпурного цвета, с чёлкой, не очень высокая, в чёрных туфельках и в белом халате. Пару минут она ощупывала красную вмятину на груди Линь Фана. Потом отошла, повернулась и зависая над столиком стала делать какие-то записи. Линь Фан меж тем приподнялся и перевёл взгляд с прозрачной бутылочки на спину женщины… А затем перевел его ещё немного ниже и задумчиво кивнул. — Хватит пялиться, пятьдесят лет, а ведёшь себя как мальчишка, — прыснула женщина и повернулась. Лицо у неё было взрослое, но гладкое и белое, брови тёмные, а губы — розовые, оттенка, которой неплохо сочетался с её волосами. Ей было в районе тридцати, но под тем или иным ракурсом, в том или ином свете, женщине вполне можно было списать пару лет, а то и целый десяток. Формы у неё были впечатляющие. — Если я настолько тебе не интересен, зачем красишься на работу? На учеников засматриваешься? Жабке захотелось мяса юного лебедя? — усмехнулся в ответ Линь Фан и взялся натягивать майку. На секунду он помедлил, заметив на ней зелёное пятно, но брезговал мужчина не долго. — Уж не для тебя точно, старый алкаш — злобно ухмыльнулась женщина и протянула ему бумажку. — В здоровых отношениях между мужчиной и женщиной всегда двадцать лет разницы… Кстати говоря, одолжишь пять грамм женьшеня? На мой счёт, я сейчас на мели, — у мужчины дёрнулся глаз, когда он пробежался по рецепту на бумажке. — Обойдёшься, бесплатно оно только для школьников, — раздражённо ответила женщина, а потом взглянула на мужчину слегка осудительно: — Если бы не навещал так часто бордель, тебе не нужно было бы у меня побираться. Твоя зарплата и так больше, чем ты заслуживаешь. К тому же её недавно повысили… — На двадцать кредитов, ну да, три бутылки пива… А без борделя не могу, для меня это как визит к психологу, только дешевле, и эффективней. Помогает с нервами, — отвечал Линь Фан, надевая свои резиновые сандалии и похлопывая ногой по керамической плитке. — Нервы говоришь, — женщина сложила руки на своей довольно пышной груди, с не застёгнутыми тремя верхними пуговицами, и ухмыльнулась: — Нервы, нервы… А кто интересно в своё время умолял меня проверить его «агрегат» после очередного визита к своему «терапевту»? А? И как ты сразу дал дёру, когда окончательно довёл меня, и согласилась сделать тебе уретроскопию… Инструмент всё ещё тут, можем проверить тебя хоть прямо сейчас. Линь Фан вздрогнул и побледнел: — Н-не надо, всё уже прошло, совсем прошло. Это… Опять всё были нервы. Ух сколько времени… Я же так свой урок пропущу, — произнёс мужчина и заковылял на выход. — Уже пропустил, — махнула женщина. — Можешь идти, директриса тебя сегодня отпускает. С мальчишкой, который тебя побил, тоже разберутся. — Прямо свободен? Ну тогда я пошёл, спасибо Су Мяо, желаю нашей скорой встречи, — сказал мужчина и уже совершенно не ковыляя резво выбежал за дверь. Женщина ещё раз прыснула, присела на подоконник, достала из кармана своего белого халата белую пачку, вытянула одну сигарету и зажгла её щелчком пальцем. Су Мяо выдохнула дымное облако в свежее весеннее пространство по ту сторону окна. — Крашусь и крашусь, не твоё дело… — прошептала она и сдунула налезшую на глаз чёлку. Линь Фан меж тем вышел в белый коридор и ловким движением ноги закрыл за собою дверь. Постепенно лёгкая улыбка на лице мужчины сошла на нет. Он взглянул в сияющее окно в одном конце коридора, потом в тупик в другом, противоположном конце, намного ближе, и прыснул. Рука его сама собою скомкала выписанный рецепт и выбросила его в мусорную урну возле дверцы. Мужчина положил руки в карманы и уже было пошёл по коридору, в ту сторону, в которой был тупик, как вдруг за его спиной раздался звонкий, но нежный голос: — Мастер! С вами всё в порядке? У Линь Фана дёрнулся глаз. Он повернулся и с великим раздражением взглянул на девочку. Не высокую, тонкоплечую, тощую, в лёгкой и воздушной белой блузке с короткими рукавами и в высокой чёрной школьной юбке. Глаза этого предельно раздражающего для мужчины создания смотрели на него сквозь заросли непослушных и волнистых чёрных волос. Они смотрели с таким светом, что Линь Фан аж поморщился. Да и сама девочка смутилась и опустила взгляд, и замолчала. В коридоре нависла тишина. Мужчина понял, что продолжаться она может сколько угодно, и нехотя попробовал подтолкнуть засмущавшегося ребёнка: — Чего ещё? — спросил он. — Мастер, я… Вызвалась вас проводить. Я сказала, что вы может быть серьёзно ранены, и что будет правильно, если ученик вас проводит. Линь Фан с трудом сдержал ругань: — Я справлюсь… Спасибо за беспокойство. И у тебя разве нет занятий? — У нас остался только один урок, история… — Ну так учи историю, — отмахнулся Линь Фан и пошёл по коридору, а потом повернул направо и на лестницу. Пару мгновений он даже надеялся, что девчонка от него отстанет, но вскоре послышался стук её ботиночек по серым ступенькам. — Мастер, я уже знаю историю. Особенно эту тему. Мы изучаем сейчас периоды, и я рассказала, что сперва были времена Трёх Высших Сфер, а три высшие сферы — это Небеса, Мир Смертных и Подземное Царство… Линь Фан спустился с лестницы и повернул налево. Он открыл тяжёлую железную дверь, — пришлось немного напрячься, — и вывалился на свежий весенний простор. Передний дворик у школы был довольно скромным. Одна длинная земляная дорожка в окружении травы, на которой были рассажены персиковые деревья. Дул ветер. Листья шелестели на них, как бумажные колокольчики. Занятия в школе ещё продолжались, а потому во дворе было пусто. Ну а за его пределами, за каменной аркой, и вовсе простиралась зелёная пустошь. — …Небесная сфера делилась на Девять Небес, и миром правили Древние Бессмертные. А потом случился великий катаклизм, Крах Девяти Небес, и Три Сферы были уничтожены, так что культивировать по законам Бессмертного Дао стало невозможно. Но потом появился Предок Звёздного Дао. Он сотворил новый путь культивации и перековал Девять Небес и Мир Смертных в Звёздный Небосвод… Линь Фань вышел за школьные врата и прошёл мимо двух цветущих персиковых деревьев. Мужчина совершенно не заметил красоты розовых лепестков, — всю его голову занимало неумолкаемое болтание девчонки — как жужжание комара. — …Предок Звёздного Дао взял землю из Мира Смертных и слепил из неё планеты, а потом он взял облака из Девяти Небес и сотворил из них туманности и звёзды. А потом он почти три двенадцатых цикла, периоды Мао, Чэнь и половину периода Сы (1) проповедовал Звёздное Дао для людей, потому что Бессметного Дао больше не было, и культивировать люди по-старому больше не могли… — Не совсем так, — вдруг заговорил Линь Фан, сам не зная почему. — Звёздное Дао, Бессмертное Дао… — этого одно и то же. В смысле одно и тоже Дао. Раньше просто все Бессмертные начинали культивировать в мире смертных, и там было своё Ци, смертное, жиденькое такое. Когда появился Звёздный Небосвод, Смертное Ци смешалось с Бессмертным, и культивировать его стало слишком ядрёно. «Меридианы» лопались. Поэтому придумали новый способ, через Звёздное Колесо… — проговорил мужчина некоторую позицию, которая не была общепринята в научных кругах, но которая, как он знал из доверенных источников, была верной. Девочка замолчала. Линь Фан вздохнул и уже собирался пойти дальше, как вдруг услышал хлопок. Мужчина повернулся и округлил глаза. Девочка, Мая, упала коленями в траву. Её голова и лоб прижимались к земле, ладони тоже, а острые локти стояли прямо. Вниз, на кисть девочки, съехал её простенький чёрный браслет. Ребёнок вдохнул и заговорил дрожащим голоском: — Мастер, это правда вы… Вы… Фан Линь… Пожалуйста, пожалуйста, сделайте меня своей ученицей! (1) Полный цикл длится 129 600 лет, длина периода — 10 800 лет….6. Перепалка
И снова дунул весенний ветерок, шелестя пышными розовыми лепестками… Линь Фан наблюдал их мирный шелест пару мгновений; потом он прошёлся взглядом вдоль высокого железного ограждения, затворявшего школьный дворик. Из-за этого ограждения во дворике едва ли можно было размять ноги, в то время как по другую его сторону молнией мчался в голубые дали свежий зелёный луг… Мужчина прищурился и наконец он взглянул на девочку, которая продолжала упорно вжиматься лбом в землю. Линь Фан посмотрел на неё, повернулся и пошёл зелёными холмами да кочками к себе домой. Пока он шёл, голубое небо желтело, наливаясь золотистым лоском, который разливался ещё и по траве. Вот мужчина забрался на холмик. Пошёл вперёд. Его ноги сами по себе стали быстро сбегать по склону — не очень крутому, однако так уж устроены ноги, что пускаются в бег, когда под ними любой, даже самый лёгонький спуск… Линь Фан спустился. И стал подниматься на другую возвышенность, дальше шагая среди зелени, вдыхая остывающий воздух, в котором витал непонятный арбузный аромат. Взойдя на очередной холмик, мужчина взглянул на возвышающуюся над ним бетонную вилку и положил на неё руку. Это был генератор погоды. В первоначальном своём обличии луна-свалка, родина Линь Фана, представляла собой тёмную и «безумную» каменную глыбу, утрамбованную многометровым слоем мусора. Отходы сюда свозили и сбрасывали как заблагорассудиться, совершенно не заботясь о соблюдении стихийного баланса. Поэтому климат на луне был пёстрым как одежды местных жителей, испещрённые заплатками. Холодные тундры, жаркие пустыни… Можно было встретить всё что угодно, и только умеренной температуры нигде не было. Изначального платья не осталось, только заплатки. В местах наибольшего дисбаланса и вовсе витали смертоносные миазмы, а соответственно и злые духи Гу. Для тогдашнего населения луны, для отбросов, среди которых не было культиваторов, даже самые слабые Гу были страшны как демоны из Подземного Мира… Но потом всё изменилось. Установили вот такие вот бетонные вилки. Хотя на самом деле их внешнее обличие — это только верхушка айсберга, антенна, в то время как само устройство, регулятор Ци, который циркулирует его по всей поверхности космического тела, распределяя концентрацию и поддерживая среднюю температуру, находилось в земных недрах. Это была махина стоимостью в множество десятков миллионов духовных кредитов, и обычно такие аппараты размещали только на планетах, на которых находились залежи ценных минералов и Духовных кристаллов, ну или древние руины, для более удобного ведения копательных работ или раскопок. Было неслыханно, чтобы такая штука стояла на помойке. Многие бюрократы, через руки которых проходила бумажка с соответствующим приказом — и списком приоритета снабжения, в котором обыкновенная свалка находилась едва ли не в середине, рядом с местами куда болеезначимыми и даже имеющими название, — сперва думали на ошибку, потом — на хищение федерального бюджета. Бюрократы подавали рапорты, эти рапорты читали и отвечали на них отписками, что луна эта была в привилегированном положении, потому что «являлась памятником культурного достояния Федерации»… А затем совершенно растерянным бюрократам напоминали, что здесь была родина великого героя, Фан Линя. Многие смущались и немедленно замолкали. А если даже и тогда находились недовольные, которые разумно замечали, что благодарность герою, это, конечно, хорошо, и культурная ценность, — это тоже ценность, ведь культура есть кровь народа, как говорил о ней прошлый президент, но всё-таки… Так вот, если они были против и пусть сдержанно, но намекали на излишество подобных мер, этих чиновников немедленно смещали с должности Президентским указом. — … — Линь Фан без улыбки провёл своей мягкой и морщинистой рукой, с большим шрамом на ладоне, по уходящей в желтоватое небо бетонной вилке. Затем мужчина оглянулся и недовольно прыснул. Несколько минут он предавался воспоминаниям возле прибора регулирования Ци в скромной надежде, что девчонке надоест и она отстанет. Не надоело, не отстала. Она всё ещё стояла рядом и пялилась на него, ну точно привязавшийся злой дух. Мужчина недовольно взглянул за шоссе, на свалку, где уже рядом был его дом. Линь Фан поправил пояс и пошёл туда ускоренным шагом. Мая сразу пошла за ним, приближаясь то на три, то на пять метров, но никогда не отставая дальше шести. Линь Фан пробежался по лестнице, а потом вдруг спрыгнул, когда оставалось ещё пять ступенек, и приземлился на грубую землю свалки, — мужчина был слишком на нервах, чтобы спуститься, как подобает в его возрасте. И немедленно он пожалел об этом, потому что сильно заныли и захрустели ноги. Он сжал зубы, с трудом выпрямил скрипящую спину и пошёл дальше. Мужчина повернул возле кучи мусора, прошёл мимо почтового ящика и встал на пороге своего жилища. Потом он услышал за спиной какой-то шум, как будто кто-то, — интересно, кто? — случайно повалил нагромождение мусора. Ба-бах. — Я, я сейчас всё уберу… Так, это сюда, это туда… Так? Нет, наверное нет. Тогда… Линь Фан медленно потирал свои брови. Меж тем Мая после своего вскрика как будто обрела голос. Как будто пробку выбило, и она снова не смущалась говорить: — Вы тут живёте, Мастер? Я… — Слушай меня… — заговорил Линь Фан, держась за дверную ручку. — Слушаю. — …И не перебивай… Видела двор, я имею в виду школьный? Знаешь почему он такой мелкий и нелепый? Зачем это ограждение, хотя вокруг такой простор, а дети у нас только взрослые, не убегут? Мая молчала. — Это потому что такой «стандарт». Все школы приказано строить так и только так, они у нас унифицированы, но что нормально для экуменополиса, где не протолкнуться, то ни к чёрту… Здесь. Он вложил вторую руку в карман. — Не знаю, что ты там себе вообразила. Что я какой-то там великий мастер, которого можно найти по дешёвке… Сломанные дорогие часики. Ну да, наверное, среди всех, кто был силён как Звёздный Владыка, ко мне на аудиенцию попасть легче всего выходит. Я сам плачу моим шлюхам. Но всё равно, ты головой подумай. Ты видишь где я? На дне. Я знаю уже, наверное, меньше чем твой учебник. Если я был силён, это когда было? — дверная ручка дёрнулась. — А этот твой хват?.. Ты мечница. Я не мечник. Чему мне тебя учить? Культивации? У меня её нет, — сказал мужчина улыбаясь. — Мастер должен не только давать советы и на вопросы отвечать, он должен… защищать своего ученика, ресурсы ему дарить, в таком духе. Что я тебе подарю? Недопитую полторашку? Лучше… Учись в школе нормально, но не в этой, и не у меня. Не знаю, как ты меня нашла, но раз у тебя это вышло, значит должны быть ресурсы. Используй их. Социальные лифты у нас тоже вроде работают, если у тебя есть талант, тебя найдут, а если нету, — мужчина зашептал. — То у меня, знаешь ли, тоже больше нету. Линь Фан открыл дверь и взглянул на укромный и приятный мрак своего дома. Мужчина поднял ногу, чтобы ступить в него и больше никогда не видеть и не слышать этого ребёнка. — Мастер… — Я сказал… — мужчина вдруг рассвирепел, повернулся и загремел голосом, пылая бешеными глазами… А потом вдруг увидел девочку, как она сейчас выглядит, и замолчал. Мая повесив голову сжимала кулачки. На её лицо опустились тёмные локоны, и светлого личика девочки теперь было почти не видно. Она сглотнула, жалко улыбнулась и заговорила, подрагивая то ли от прохладного ветра, то ли от своего собственного голоса: — Мастер, я… На самом деле я всё знаю, и понимаю, но мне не важно… Я… Я не хочу учиться у вас, чтобы стать сильной… Нет, я хочу, но… Это не то… Не главное. Просто, я знаю много сильных воинов, я видела их, читала про них, но вы… Вот вы победили Секту Тёмной Стороны Солнца, вы проникли в неё под прикрытием, хотя это было очень опасно, и вас могли убить, но вы всё равно это сделали… А потом вы сражались за Небесное сокровище, один против сотен, и вы победили… Но… Мастер, я знаю, что вы на самом деле не убили его. Бессмертное сокровище — живое. Если его съесть можно получить силу как у Звёздного Владыки, а Звёздный Владыка может стать ещё сильнее, Магистром… Но вы всё равно его не съели и отпустили… — А потом вы сражались против Гу, Мастер. И вы не бежали. Любой другой… Он бы сбежал, точно, а вы не сбежали… Мастер, я… Я хочу чтобы вы были моим Мастером, — выдохнула девочка и свалилась красноватыми коленками на грязную землю. — …Очень мило, а теперь проваливай, — спокойно произнёс Линь Фан, вошёл к себе домой, захлопнул дверь и замер. Мужчина приставил ладонь к своему лицу и едва ли не минуту просто стоял неподвижно; потом он посмотрел на мусор у себя на полу, на упаковки, бутылки, коробочки и прочий хлам, из-за которого перемещаться внутри помещения было невозможно, растолкал это всё и беспомощно свалился на свою скрипящую кровать. Линь Фан прикрыл глаза. Спустя примерно двадцать минут мужчина очнулся от полудрёмы, завалился на бок и посмотрел на стопку журналов в углу комнаты, политую, как блинчики сиропом, старым жиром. Затем он покосился на свой громоздкий телевизор и потянулся было к пульту, но сдержал себя и снова развалился на скрипучем матрасе. И наконец, пролежавши ещё минуту, Линь Фан медленно встал на ноги и кое-как добрался до своего холодильника. Внутри было пусто. Мужчина некоторое время пялился в его тёмную, тихую пустоту, а потом резким движением вернулся на кровать, схватил свою подушку, открыл застёжку и стал высыпать её содержимое на мятое покрывало. Вскоре среди перьев блекло засияло несколько голубоватых купюр. Мужчина запихнул их в карман потёртого пиджака и выглянул в окно. На своём дворе, забитом мусором, он разглядел очертания тощей девочки, которая всё ещё лежала, склонившись головой о голую землю. Мужчина заскрипел зубами и вышел на улицу. Сразу же повеяло холодом, и Линь Фан невольно вздрогнул. Ночью устройство регулирования Ци переводили в экономный режим, и температура на свалке опускалась ниже десяти градусов, так что утром она всегда серебрилась от инея. Линь Фан вышел во дворик и посмотрел на Маю, — девочка не шелохнулась. Как будто примёрзла к земле. Мужчина прошёл мимо неё и пошёл на шоссе. В какой-то момент, поднимаясь по ступенькам, он остановился и крикнул: — Возвращайся домой… — Нет! — немедленно раздался ответный крик. Линь Фана всего передёрнуло, сперва от злости, а потом ещё раз, от холода: — Тогда мёрзни… — прошептал он и прошёл ещё пару ступенек… Остановился. — Дверь открыта, можешь погреться, но ничего не трогай, — вдруг добавил мужчина и быстро побежал по лестнице… — Как скажите мастер… Мастер, а… где у вас туа… — На улице! — закричал Линь Фан, запрыгнул на верх лестницы и едва ли не рванул вдоль шоссе. Он бежал с минуту, пока не вымотался и его не схватилась отдышка; тогда мужчина оглянулся и, убедившись, что проклятого ребёнка больше не слышно, выпрямил спину и дальше медленным шагом пошёл по направлению, где уже разгорался, затмевая звёздное небо, город. Линь Фан шёл к нему, сминая мягкие купюры в своём кармане. Сегодня мужчина снова собирался навестить бордель.7. Границы Гордости
О необходимости навещать более-менее официальные местечки для официального удовлетворения своих физических — и душевных — нужд Линь Фан понял как раз после того случая, когда на нервах, после визита к «незарегистрированному» специалисту, надумал себе болячку, после чего долго и очень целомудренно просил Су Мяо себя осмотреть. Когда же ей это надоело, и она всерьёз и как-то страшно пылая глазами предложила «осмотр», Линь Фан как будто очнулся, окстился и оказалось, что в действительности с ним всё в порядке, и что это были просто нервы. Но с тех пор мужчина перестал подбирать девушек, — часто без определённого места проживания, что неудивительно, учитывая сколько они с него брали и на что тратили свои доходы, — на улицах и стал постоянным, хоть и не регулярным, клиентом борделя. Единственного на весь город, если это место вообще можно было назвать городом. В большинстве своём на луне-свалке проживали рабочие — мусорщики, которые занимались распределением и переработкой отходов, и их семьи. Обитали они в огромных многоэтажках, которые, несмотря на недавнюю реставрацию, всё равно напоминали бетонные муравейники. Только теперь с тут и там растущими персиковыми деревьями да газончиком, на котором валялись пивные баночки. Кроме сереньких жилых зон было ещё несколько развлекательных кварталов, и вот они, на фоне блеклой жилой застройки, пестрели как цветы в потёртой шине. Всюду горели вывески, намазанные раствором из толчёных духовных кристаллов, по улицам сновали толпы, люди то и дело валились на землю, слишком пьяные, чтобы подняться, и тогда их тащили за ноги и сбрасывали в кучи, где пьянчуги должны были «отрезвляться» до первых лучей солнца, барахтаясь среди себе подобных. Благо, такая печальная участь ожидала только бедняков, у кого не осталось после бурной ночки ни единого духовного кредита в кармане. У Линь Фана их тоже больше не было, однако купленное им время ещё не закончилось, а потому все прискорбные картины были спрятаны от него за двойными шторами, а шум, гам и крики улицы не пропускали к нему звуконепроницаемые стены. Мужчина лежал на белой кровати в красной комнатке, накрытый по пояс одеялом. Рядом с ним была девушка, совершенно голая, но тоже прятавшая всё ниже пояса под белым покрывалом и прижимавшаяся внушительной грудью в белый матрас. Спина девушки изгибалась. У неё было милое, юное и немного пухленькое личико, немного даже миниатюрное на контрасте с её пышными формами. Волосы её, пшеничного цвета, были заплетены в короткие косички, которые овевали голову. На её губах, розоватых, без помады, сияла тусклая и ровная улыбка. Линь Фан смотрел на облезший краешек обои в углу потолка; потом он повернулся и взглянул на девушку. Вдруг мужчина схватил её и одним движением уложил на себя: теперь её ноги извивались в его ногах, а груди соприкасались бы с его грудью, если бы между ними не протянулось белое покрывало. Достаточно дешёвое покрывало, заметил Линь Фан. Грубое. — Ещё…? Тогда вам нужно заплатить… — промолвила девушка. — Я на мели. Можно хотя бы полапать на сдачу? — усмехнулся Линь Фан и провёл рукой по спине девушки, нежной и мягкой, и ниже… Девушка улыбнулась. — …Жожо, я же у тебя как постоянный клиент, так? Ты тут одна в моём вкусе… Я уже же говорил, мне приятней когда со мной на ты, — сказал Линь Фан, убрал руки с девушки и заложил их себе за голову. Она у мужчины была лёгкая, полная алкогольного дурмана. — Как скажешь… Сир, — улыбнулась девушка. — Можно и без сира… Хм? — Линь Фан вдруг почувствовал холодок у себя на груди. Он приподнял голову и заметил золотистый кулон на шее девушки, который спадал ему чуть ниже ключицы. Мужчина взял его и приоткрыл, и на секунду в глазах девушки загорелся и сразу погас огонёк. — Кто это? Клиент? — спросил Линь Фан, разглядывая фотографию внутри кулона — старика примерно пятидеся… Мужчины в самом расцвете сил. — Он… — Жожо замялась и отвела взгляд. — Мой отец… — сказала она после заминки, а затем приподнялась и присела на край кровати. Линь Фан тоже присел и посмотрел на её голую спину. Жожо напряжённо уставилась в стену, и мужчина понял, — сейчас будет монолог. Его рука сама собой потянулась к бутылке ликёра на шуфлядке возле кровати, но бутылочка оказалась лёгкой и пустой. — Ничего, просто… Просто… Он задолжал некоторую суму важным людям, и теперь я работаю… Чтобы выплатить его долг. — Вот как… Грустно история, да… — кивнул Линь Фан и выглянул в небольшую щёлочку между штор, в которой переливаясь сверкал оживлённый город. Мысли мужчины были немного спонтанными, рваными. То и дело они терялись в хмельном дрёме. Настроение Линь Фана, за очень короткий промежуток времени, успело несколько раз поменяться. В какой-то момент он просто завис, а потом обнаружил, что снова и снова повторяет про себя это слово: «долг». Долг, долг… Мужчина и сам кое-что задолжал, но уже, наверное, никогда не сможет этого вернуть… Линь Фан пощупал золотистое колечко в своём ухе. Потом ему почему-то вспомнилась та малявка, которая осадила его дверь, и настроение мужчины совсем скисло. Он уже давно не мог никому помочь, не мог ничего сделать… Сегодня он потратил всю свою заначку за пару месяцев, и на что? На визит в бордель? Мужчина пропитался к себе злым отвращением, но не жалостью. Жалости он к себе не терпел, и потому так разозлился, когда утром снова пришёл этот проклятый конверт… Стоп. Вдруг Линь Фану вспомнился конвертик, который он выбросил в мусорную урну. Мужчина сглотнул, повернулся и спросил: — Говоришь, задолжала? А сколько… Глазки Жожо, которыми она смотрела на пол, вспыхнули. — Стой, в смысле… Не важно сколько. Будь здесь. Это наше какое там «свиданьице»? Седьмое? Юбилей получается. Не принимай больше клиентов сегодня, я там… Кое-куда сгоняю и привезу подарок, — Линь Фан вскочил с кровати и начал запинаясь тараторить и быстро натягивать свои потёртые штаны и рубаху. Девушка наблюдала за ним искоса. Когда он вдруг посмотрел на неё, и усмехнулся, она немедленно ответила собственной вымученной улыбкой. — Скоро буду, надо будет такси найти… — проговорил Линь Фан и вышел за дверь. А девушка осталась совершенно одна в красной комнатушке, закутанная в белое покрывало. Она растерянно осмотрелась, выглянула в сверкающую прорезь в шторах, а потом медленно нажала на нефритовую кнопочку на другой шуфлядке, со своего краю. — Что ещё? — прохрипел грубый голос. — Сир… Кажется… — медленно заговорила девушка. — Чего тебе кажется, говори быстро… — Кто-то… Поверил, — с выдохом проговорила девушка. — Какой-то идиот клюнул? Серьёзно? — спросил грубый голос и замолчал, едва ли не на пару секунд. Девушка уже думала ответить ему «Да», как вдруг голос засмеялся: он смеялся долго, хрипло, дико. Девушка напряглась и стала неуверенно улыбаться. — Отлично, ха… Отлично. Нарядись и жди его. Такого редко встретишь, золотая рыбка, сука… Он был пьян?.. Под кайфом? Сможет добраться до своей заначки? Или его проводить? Не хватало ещё, чтобы он заснул в подворотне, а на утро забыл твой грустный рассказик… Линь Фан действительно был пьян, и голова его работала не важно, однако он был пьян большую часть своей жизни последние двадцать лет, а потому кое-как сумел выбраться из борделя на мостовую. Яркий свет красно-розовой вывески заведения падал на землю, вся остальная улица тоже сияла всевозможными вывесками: сверкающая тарелочка с лапшой, телевизор с высокими антеннами, — прямо как у Императрицы Ледяных Гу, подумал мимолётно Линь Фан, — и корешок женьшеня, большой такой, с глазками, который пытался вырваться из котла и что-то кричал — иероглифы, изображавшие его крик, быстро мелькали один за другим… Здание борделя было довольно простеньким в этом плане. Линь Фан вышел из него, встал у края дороги и стал сигналить, чтобы поймать такси. Довольно быстро к нему подъехала машина. Из неё выглянул мускулистый лысый человек. Он взглянул на Линь Фана, осмотрел его оценивающе, и сказал: — Милая серёжка. Сколько? — Шесть… Километров, где-то, туда и обратно, — ответил мужчина. — Шесть километров, туда и обратно. Оплата… На полпути, — повторил он для ясности. — Шесть аж, туда и обратно. Нехило старичок. Так сколько? — снова спросил мужчина, крепко сжимая кожаный руль. — В смысле сколько? — переспросил Линь Фан. — За сколько продаёшься, я тебя спрашиваю… Или ты это, — так? — мужчина ухмыльнулся. Тут Линь Фан осмотрелся. Вокруг него, слева и справа, прямо перед борделем, стояло множество нескромно наряженных девушек, возле которых то и дело останавливались автомобили… — Произошла чудовищная ошибка, — проговорил мужчина монотонным голосом и отпрянул от машины. — Тс, — водитель сплюнул и закрыл окно. Вскоре, после полуминутной растерянной ходьбы, отдалившись на приличное расстояние от борделя, Линь Фан таки снова попытался поймать такси. И поймал. Водителем был сухой тощий старик лет примерно шести… Сухой мужчина, поправил себя Линь Фан. В расцвете сил. И этот мужчина в расцвете сил взглянул в зеркало заднего вида. Линь Фан кое-как встретил его взгляд. Старик убедился, что пассажир не пьян совсем в никуда, и не под ещё чем-то, и что от него, наверное, действительно можно ожидать оплаты потом, и они поехали. Линь Фан расслабился на заднем сидении машины. Вскоре он заметил яркий свет на горизонте и попросил открыть окно. Таксист нехотя согласился. Мужчина высунул голову на ветер и взглянул на отдаляющийся город. За ним медленно всплывала в звёздном небе огромная золотистая планета. Называлась эта планета просто — «Золотая Звезда», и представляла собой экуменополис с населением более чем в семьдесят миллиардов человек. Её окружало несколько лун. Некоторые из них были курортными, некоторые, совсем маленькие, сверкающие цветастыми звёздочками на небосводе, находились в частной собственности особенно богатых семейств и сект. Линь Фан наблюдал за сияющей планетой и вдруг стукнул ногой по сиденью. Машина медленно остановилась. Водитель осмотрелся, увидел вокруг тёмную свалку и с явным подозрением покосился на своего пассажира. Не обращая на этот взгляд внимания, мужчина вышел на трассу. Сразу же его обдал холод. Линь Фан вздрогнул и быстро спустился по ступенькам, кое-как обогнул мусорные кучи и вскоре нашёл свой дом. Света внутри не было. Линь Фан нахмурился и открыл дверь, — сразу же опасения его подтвердились. В помещении было едва ли не холоднее, чем снаружи. Мужчина опустил руку на батарею, — и пальцы его чуть не прилипли, такой она была ледяной. Тут Линь Фан вспомнил — ему же кроме конверта пришли ещё и счета… Мужчина покачал головой и с некоторой надеждой взглянул на свою кровать. На ней было пусть тонкое, но одеяло, под которым можно было согреться. Но никто не грелся, и девочку мужчина нашёл в углу помещения. Они заметили друг друга почти одновременно. Раздался нежный и радостный вдох. Линь Фан с трудом разобрал в темноте миниатюрное, очень костлявое создание, поджавшее ноги и дышащее на свои ладоши. — М-мастер?! В-вы в-вернулись. Я б-боялась, что з-замёрзну нас-смерть. Я п-прошла ваше испытание? Теперь вы мой М-мастер? — пролепетала Мая сквозь стучащие зубы. — Испытание, конечно… Ты почему домой не пошла? — спросил мужчина настолько растерянно, что даже без раздражения в голосе. Ответ его обескуражил. — Я-я… Не знаю д-дорогу от-тсюда, — ответила девочка с улыбкой, едва различимой в тёмном без света звёзд помещении. Линь Фан стал массировать свои веки. Потом он как остолбенел и спустя пару секунд хрипло вздохнул: — Пошли. — Куда? — Не важно, погреешься и кыш, ясно? Не дожидаясь ответа, мужчина вышел из помещения и взглянул в звёздную высь. Потом он кое-как отыскал среди мусора конвертик и проверил его содержимое: сверкающие бумажки. Тратить их на себя, принимать эту подачку, было бы жалким, убогим поступком. Несмотря ни на что, у мужчины оставалась гордость. Но вот что он не мог сделать, так это позволить своей гордости взять вверх над альтруизмом. Тогда бы это была уже не благородная гордость, но очень, очень жалкая… Мужчина быстрым шагом пошёл на лестницу. Мая бежала у него за спиной. Они взошли на шоссе, после чего Линь Фан залез в тёплый салон машины. Девочка совсем немного помявшись залезла с другой стороныы. Водитель наблюдал за всем происходящим в стекло заднего вида и всё время хмурился. Наконец он заговорил: — За два человека… — Можнол без сдачи, — Линь Фан протянул ему купюру. Старик взглянул на неё, и глаза у него стали широкие-широкие; он сразу замолчал и так резко надавил на педаль газа, что машина, вихляя, чуть не слетела с трассы. Тогда Линь Фан стал пристально смотреть в окно, и смотрел так, пока не успокоил свои нервы. Потом он покосился на девочку на сиденье рядом. Она всё ещё немного подрагивала и стучала зубами, но улыбалась. Мужчина прыснул и снова стал глядеть, как катится за мутным окошком звёздный ковёр…8. Насильник!
В машине повисло напряжённое молчание. Линь Фан смотрел в окно, не шевелясь, какой-то скованный, таксист очень напряжённо всматривался на дорогу — но то и дело отвлекался, потому что купюра на бардачке как магнит притягивала его глаза своим голубым сиянием… — а Мая сжимала губки. Девочка быстро согрелась в тёплой машине, щёчки её покраснели — что на контрасте с её худощавостью выглядело даже болезненно, — и она опустила голову, в безмолвной улыбке рассматривая свои коленки. Линь Фан то и дело поглядывал на бледное отражение девочки в густой ночной мгле за стеклом. Мужчина всё время хмурился и едва сдерживал вздохи. По-хорошему, нужно было вернуть эту малявку домой, и скорее, но это будет столько мороки… Легче, думал мужчина, поглаживая конвертик, сейчас разобраться со всеми делами и уже потом, на обратной дороге, возвратить ребёнка в семью. Перспектива объясняться перед её родителями совершенно не прельщала мужчину, — у него уже был дурной опыт общения с папами и мамами учеников, и заниматься этим на трезвую голову было той ещё вялотекущей пыткой. А ощущал себя Линь Фан, несмотря на определённый и довольно высокий миллиграмм в крови, очень даже трезво. Возможно это на него так подействовала освежающая прогулка на прохладном ветру. — Есть тут, — вдруг зазвучал, привлекая к себе внимания водитель. — …Длявип-клиентов, вот… — пробурчал он и неловкой рукой достал из бардачка прозрачную баночку. Линь Фан разобрал в тусклом свете на ней этикетку: сушеные семечки лотоса. — Оставь, — механически ответил мужчина, и сразу услышал урчание в животе неподалёку. Линь Фан закатил глаза и устало повернулся к Мае. Девочка сглотнула и так смутилась, что едва удержала улыбку на губах. — Давай сюда… — потирая переносицу сказал Линь Фан, а потом выхватил баночку, откупорил её с силой — отчего рассыпал несколько семечек, которые сразу растворились в бездне чёрного сидения — и сунул в руки ребёнка. Мая смущённо положила баночку на колени и неловко взялась за трапезу, вытягивая по семечку средним и указательным пальцами. Тут Линь Фан на мгновение завис, внимательно наблюдая за движениями её костлявых рук. Опомнился мужчина только спустя пару секунд, — он покачал головой и вдруг спросил водителя: — Есть тут для «випов» функция приватности? Мужчина опешил, но потов вдруг резко и с энтузиазмом качнул головой, достал из бардачка беруши и затолкал их в свои ушные каналы. Линь Фан же повернулся и спросил немного напрягшуюся девочку: — Так из какого ты клана? — А? — растерялась Мая. — Ты не безродная; держишь семечки как будто это камешки в вэй-ци. Никогда раньше не ела руками? Мая опустила руки на баночку и замолчала. Спустя время она заговорила: — Я… — и снова неуверенно умолка. — Можешь не отвечать, — вдруг отмахнулся Линь Фан. — Не моё дело. Мая взглянула на него немного потерянными глазами. Мужчина ответил ей, снова поворачиваясь к окну: — Я твой школьный учитель, а не «Мастер». Зачем мне такое знать? Мая похлопала ресницами и повесила голову. А настроение Линь Фана же сразу приподнялось. Снова он выглянул в окно, но больше не обращая на поникшее отражение ребёнка внимания. Кроме всего прочего, мужчина теперь догадывался, откуда она могла о нём узнать. Некоторые наиболее влиятельные фракции располагали информацией о том, что он её жив. Где он живёт, правда, разведать было не так просто, но и тут вполне себе можно было представить, что юная принцесса какой-нибудь большой семьи случайно наткнулась на крупицу информации, обшаривая архивы, и загорелась, в тайне от родителей, желанием учиться у «великого Героя». Линь Фан вообразил себе всё это и прыснул. Ему следовало как можно скорее спровадить ребёнка и положить конец этой нелепице. Он и так уже убил на неё слишком много времени. — Приехали, тут останови, — вдруг сказал мужчина, когда его лицо осветила своим розовым светом вывеска борделя. Машина не остановилась. Линь Фан повторил требование, потом ещё раз, громче, а потом он вспомнил про беруши и хорошенько так треснул водителя по плечу. Тот немедленно зажал педаль тормоза, остановившись прямо посреди дороги и преградив путь куче прочих машин. Линь Фан без лишних слов вышел на дорогу и пошёл под аккомпанемент из яростного бибиканья прямиком в бордель. Спустя примерно минуту он вышел назад, обошёл здание узкой подворотней и ступил во дворик у заднего входа, — это было небольшое, огороженное другими домами пространство, целиком бетонное, откуда подобно туннелям выходили подворотни. В бордель отсюда вела единственная дверь, для персонала. Стена с этой стороны была совершенно непрезентабельной и грязной однако и попасть в этот двор можно было только обойдя всё здание кругом и зайдя с другой улицы. Решение это с точки зрения планировки было довольно разумным, потому что так здешние работницы могли добираться к себе на работу не задерживаясь у главного входа, выходящего на бульвар. Линь Фан встал посреди бетонного пространства и стал ожидать, ощупывая деньги в конверте и усмехаясь своему неожиданному приступу альтруизма. Вскоре тяжелая дверь открылась, и по ступенькам сошла девушка в простом длинном пальто. Это была Жожо. Заметив Линь Фана, она немедленно подбежала к нему, цокая каблучками о бетон, и встретила мужчину своей сдержанной улыбкой. Когда Линь Фан мелькнул перед нею деньгами, улыбка её заблестела, и в глазах девушки на мгновение вспыхнули жадные, но боязливые огоньки. Девушка медленно взяла деньги в свои руки, всё время ощупывая их своими пальцами, длинными, но немного слишком пухлыми, чтобы быть красивыми, как будто для вида пересчитала купюры и немедленно сунула в свою новенькую сумочку. Линь Фан заметил эту сумочку и на секунду задумался, а затем спросил: — Рабочий день закончился? Тебя проводить? — он усмехнулся. — Нет… Нет, я сама. — Сама… Хорошо, — кивнул Линь Фан. Вдруг подул ветер. И снова он как будто выветрил немного алкоголя из головы мужчины. Линь Фан взглянул ещё раз на золотистый кулон на шее девушки, подумал немного и вдруг задал вопрос, сам, однако, не вполне понимая почему такое спрашивает: — А как зовут твоего отца? — Отца? — растерянно наклонила голову девушка, и вдруг пришла в себя и сказала быстрым голосом: — Его… Жо Ляо. Его зовут Ляо Жо, — выпалила она, быстро сверкая улыбкой. Но Линь Фан продолжал спрашивать с каменным лицом: — Так Жо Ляо или Ляо Жо? Впрочем, неважно. Сколько там говоришь ему лет? И кстати, кому он должен? А когда у него день рождения? Девушка сделалась совсем бледной и замолчала. Взгляд её опустился и ножки сами собой сделали несколько неуверенных шажков назад. Линь Фан хотел было удержать её и положить ей руку на плечо, чтобы успокоить, но стоило ему прикоснуться к девушке, как вдруг она завопила острым и мерзким голоском во всё горло: — Помогите, он… Насильник! Пронзительный крик наполнил собою всю подворотню.9. Крик в тишине
Линь Фан растерялся и встал как вкопанный; когда же он пришёл в себя, мужчина сразу шагнул от девушки настолько широко, насколько это было возможно, — он даже зашатался и чуть не упал, — но было поздно. Жожо вдруг сама, с криком, намеренно свалилась на бетонную землю. Её голос пронёсся по всем подворотням, проследовала секунда тишины, и в них зазвучало копошение. В бетонных туннелях начали собираться люди, — посмотреть, что же тут творится. С металлическим лязгом отворилась дверь для персонала, и несколько внушительного вида вышибал вышли из борделя, и за ними полный мужчина в белом костюме на фиолетовую рубашку. С мягким белым лицом и волосами ёжиком. Узкие глазки мужчина немедленно выцепили девушку на земле. Они переглянулись, и Жожо, после мимолётной растерянности, ему кивнула. На лице мужчины мелькнула улыбка, и в ту же секунду, как меняется лицо актёра, также быстро она сменилась яростным оскалом, когда он перевёл взгляд на Линь Фана. Толстяк рявкнул на него: — Ты что творишь, пьянчуга поганый?! Линь Фан ничего не ответил. Он уже поглядывал в переулок, как вдруг его целиком закупорила толпа. Люди услышали крики девушки, но помогать сперва спешили немногие; а потом они услышали рёв полного мужчины и поняли, что помогать было не нужно, и что их ожидает представление. Сразу же пришло несколько десятков человек, затем подтянулись остальные, и вскоре в узком дворике стало совсем не протолкнуться. Линь Фан цокнул языком. Меж тем двое мужчин в чёрных деловых костюмах поставили Жожо на ноги. Она взглянула на Линь Фана, вздрогнула и прижалась головой в грудь одного из вышибал. В толпе поднялся шум. — Бомж проклятый, денег нет так решил за так взять? Тьфу! — Руки прочь от неё! Люди негодовали; Линь Фан выдохнул, заставил себя успокоиться и обратился к ним, — спокойным, громким голосом: — Это всё ошибка, я… Я пойду… — он повернулся и было пошёл в сторону другой подворотни, но и там уже сгущалось столпотворение. Мужчина огляделся, не обнаружил нигде выхода и замер. — Стоять, стоять… У нас может быть и бордель, но если ты думаешь, что каждому ублюдку можно обижать моих девочек, то ты явно уже давно себе мозг пробухал, дрянь эдакая, — проговорил полный мужчина и вышел вперёд, показывая на Линь Фана своим жирным, как варёная сарделька, пальцем. — Я… — Линь Фан огляделся. Теперь уже было очевидно, что он попался на обман. Его хотели развести. Но мужчине не нужны были проблемы, да и деньги тоже особо не нужны. Обманули старика? Молодцы, теперь отстаньте… Поэтому он сперва пытался замять это дело. Но теперь уже было очевидно, что так просто ему уйти не позволят. Вариантов что теперь делать было не много, мужчина немного помялся и решил идти напролом. Он повернулся к толпе и заговорил: — Она врёт, я дал ей денег, она просила для отца… Это была ложь, я к ней не первый раз хожу, она мне сама назначила встречу здесь… — Не первый раз ходит, постоянный клиент у нас значит, — усмехнулся толстый мужчина и мощно хлопнул в свои мясистые ладони, а затем стал цокать языком: — Говорил я, гиблое дело заводить постоянных клиентов, опасное. Всегда найдётся дубина, который по уши втюрится и попытается прибрать девочку только себе. Но так нельзя; они здесь у нас общие. Мужчина явно искал одобрения у толпы, и он его нашёл — после его слов последовали пьяные смешки и недовольные восклицания. Линь Фан дождался, пока накал народного недовольства спадёт, а потом поднял, как только мог не переходя на крик, свой голос: — У меня есть доказательство. Я дал ей денег, только что, проверьте в её сумке, — откуда у неё столько? Они — мои. Линь Фан звучал уверенно и вполне трезво, — в толпе даже поднялся растерянный ропот. Полный мужчина в белом костюме немного опешил, но только на одну секунду. Потом глазки его вспыхнули хитрым блеском, и он сказал, улыбаясь: — Ну ладно, давай проверим что ты сам себе придумал. Эй, — крикнул он своему вышибале, — проверь, что в сумке? Вышибала в чёрном немедленно залез в сумочку девушки, которая всё ещё вжималась ему в грудь. Жожо вздрогнула, но так, слабенько, и не пошевелилась. Линь Фан же напрягся. Толстый мужчина, — по всей видимости хозяин заведения и зачинщик всей этой коварной схемы, — явно что-то задумал, — но что? Просто на всякий случай мужчина стал следить за движениями телохранителя, если тот попытается спрятать деньги. Случая этого, однако, не вышло, и бугай действительно вытянул несколько сверкающих купюр. Самая большая купюра в обращении была в тысячу духовных кредитов. Их настолько густо посыпали пылью растёртых духовных кристаллов, что они заметно сияли даже при свете дня, что и говорить о ночном тёмном дворике. Сияющая стопка немедленно привлекла всё внимание толпы, люди притихли. Дело вдруг стало совсем нетаким однозначным, каким казалось оно изначально. Но Линь Фан не спешил считать себя триумфатором. Что-то здесь было не так, понимал мужчина по довольной и жадной улыбке владельца борделя, что-то явно было не так, но что… — Слушай, — вдруг заговорил толстяк, с трудом отлепляя собственный взгляд от денег: — А ты кем работаешь? У тебя есть вообще работа? Или ты бомж? — обратился он к Линь Фану. Тот нахмурился, а потом слегка приоткрыл губы. Ему вдруг сделалось ясно, что на самом деле задумал толстяк. Тот говорил, сдерживая смех в каждом слове: — Просто одет ты как будто с помойки, и запашок такой — фу! Что-то я сомневаюсь, что ты мог наскрести столько денег… А вот Я мог дать ей столько бабла. У девочки вообще-то папаша больной, вот я подкинул ей на лечение. Мы же тут это, как одна большая семейка, я о своих работницах забочусь… И тут уже Лин Фан ничего не мог ответить. Сколько бы он ни пытался убеждать теперь людей, что всё это ложь, что нет у шлюхи никакого отца, ни больного, ни в долгах, и что мужчина в её кулоне — фальшивка, хитрая наживка для людей с излишне большим сердцем, — всё это уже было поздно. Кто-то швырнул в него бутылку, но промазал, и она разбилась о стену. Зазвенели осколки, и пара капель брызнула мужчине на спину. — Проучите его, но не убивайте, — сказал владелец борделя и свёл свои полные руки на груди. На Линь Фана пошли вышибалы. Их было двое — один очень рослый, мускулистый, с короткими чёрными волосами и в чёрном костюме, который сидел на его выпуклых мышцах, как на горилле, и второй — немного тощий, очень высокий и с крашенной серебристой шевелюрой. Линь Фан сразу определил их культивацию, — у второго её не было, не было её и у первого, но он, несмотря на это, вполне себе мог, как и тот мальчишка, Лян Чао, потягаться с воином на стадии Первого Касания. Только не благодаря эликсирам, а благодаря своей родословной. Родословные бывали самые разные, но свойство у них было одно — они наделяли своих носителей определённой силой. Величина и природа этой силы зависела от ранга родословной. Самые слабые из них назывались Звериными, и они не давали никаких особенных преимуществ, кроме разве что дополнительной мышечной массы и остроты нюха. Для культиватора такая родословная была даже вредной, потому что вместе с ней в голову проникали животные инстинкты, которые туманили разум и мешали познанию великого Дао, но зато среди людей мирских она очень даже ценилась. Пока Линь Фан всё это обдумывал своей замутнённой головой, ему в лицо уже вытянули мощный кулак. Да, именно вытянули кулак, назвать это ударом было немного глупо, — бугай если и старался, то без особого результата. И снова Линь Фан едва не сжал свои пальцы, но в последний момент что-то заныло у него в груди, и они сами собой расслабились. Вышибала врезал ему прямо в лицо. Линь Фана сбило с ног. Он свалился на землю и проехался аж до стены переулка. Его лицо пылало, а голова бешено кружилась, как будто её натянули на пружину, надавили на неё, а потом отпустили прыгать туда-сюда, туда-сюда… Мужчина попытался подняться, опираясь руками на стену, как вдруг вышибала снова завис перед ним, поднял руку и врезал Линь Фану в плечо. Потом по ребру. У мужчины перехватило дыхание, и тело его скрутило от боли. Удар за ударом опускались на его грудь, в живот, по ногам… Сперва мужчина ещё пытался заграждаться руками, но затем перестал, позволяя избивать себя. Скоро это должно закончиться, думал Линь Фан. Скоро всё закончиться, — повторял он себе, пока его сознание стремительно ускользало… Но вдруг ясный крик вырвал его из небытья: — Мастер!? Стойте, хватит! — слипающиеся глаза Линь Фана немедленно раскрылись шире некуда, а его сердце, совершенно непоколебимое несмотря на избиение, бешено забилось в груди…10. Ярость
Линь Фан с трудом приподнялся и повернул свою тяжёлую как чугунный шар голову. Среди всей собравшейся оравы — вышибал, владельца борделя, даже нескольких других его работниц, которые тоже выбежали посмотреть представление, — Линь Фан последний среди них разглядел худенькую девочку. Ростом в метр полтора, не больше, в белой воздушной блузке и высокой, поясом заходящей на живот тёмной юбке. Девочка слегка дрожала: её лицо было бледным, нездоровым. Её волосы, тёмные и не очень длинные, длинной до подбородка, были чрезвычайно взъерошены и неряшливы. Она была вся помята, потому что ещё пару секунд назад проталкивала своё тельце сквозь плотную грубую толпу. Но несмотря на всё это, на дрожь и на тяжёлую отдышку, её крик всё равно вышел пусть высоким, но громким. Как лязг клинка. А потом голос Маи сорвался, и свои следующие слова произнесла уже шёпотом: — Мастер… — сказала она дрожащими губками, смотря на Линь Фана, забитого возле стены, грязного, с ползущей по подбородку кровавой каплей. Сам мужчина, взгляд которого ещё секунду назад был совершенно спокойным и апатичным, оживился; и в его глазах промелькнул огонёк. Сам не зная почему, он разозлился и заревел хриплым криком: — Ты что здесь, кх… забыла… Вон! — Линь Фан хотел, чтобы она скорее ушла, но Мая его не послушала. Глаза ребёнка вымокли и сверкнули мутными огнями далёких вывесок. Мужчине показалось, что она сейчас упадёт и заплачет, но снова Мая опровергла его ожидания и лишила дара речи. Девочка вдруг схватилась за свой чёрный браслет, и случилось странное: он вдруг раскрылся, выпрямился, удлинился, словно чернила, которые растекаются после обильного мазка по свитку, и превратился в чёрный меч. Мая схватилась за него обеими своими руками спичками и молча наставила на вышибалу, похожего на гориллу, который возвышался над разбитым Линь Фанем. Тут хозяин борделя, немного растерянный появлением ребёнка, пришёл в себя и прищурился. Малявка прибежала совсем некстати. Она ещё и выглядела так жалко, что зеваки из толпы, даже его собственные шлюхи, сразу растеряли свой запал праведной ярости. Нужно было срочно что-то сделать, но первое время мужчине ничего не приходило в голову… И только когда девочка обнажила меч, его осенило. — Вот же тварь, — ругнулся толстый мужчина, вычурно и громко изображая злобу. Зеваки опомнились и посмотрели на него. Толстяк взял паузу и скоро продолжил ругаться: — Скотина, ещё и дочурку свою сюда привел. Ух скотина, — повторял он, с фальшивой злобой смотря на Линь Фана. — Чего стоите? Заберите у неё эту игрушку, а то ещё поранится, — рявкнул хозяин заведения своим подчинённым, и сам пошёл на мужчину. Вышибалы опомнились и обступили Маю. Девочка растерялась. Её большие чёрные глазки стали бегать от одного бугая к другому, мелькая как свечки во время бури. У Линь Фана ныло всё тело. Он попытался встать на ноги, но толстяк в белом уже подошёл к нему и врезал в живот своей огромной ручищей. Линь Фан ударился головой о стену, в его глазах потемнело. Мая вскрикнула и бросилась с мечом, но мужчина, поглядывая на её расплывающийся в его глазах силуэт, сразу понял своей ходящей ходуном головой, что ничего из этого не выйдет. Девочка действительно была мечницей, но только в том плане, что она привыкла держать меч. Махать им она не умела. Мая закрыла глаза и слепо пырнула вперёд, но сразу же высокий телохранитель поймал её сзади и схватил за живот. Девочка попыталась брыкаться, и тогда телохранитель похожий на гориллу сильно сжал её тонкие ручки своими лапами. Мая жалобно вскрикнула и выронила клинок на землю. — С ножиком лучше не носиться, девочка… — сказал владелец борделя, поднимая чёрный меч и внимательно его разглядывая. Глазки толстяка, чёрные на его тучном белом лице, засияли жадным блеском. Любое оружие, которое могло вот так изменять свою форму, было непростым. Оно могло стоить приличных денег. Мужчина сделал заметку показать его своему сыну, который был мечником, настоящим культиватором, и спрятал пока меч себе за пояс, а потом сказал: — Это мы заберём, чтобы ты не поранилась. Ну а теперь уводи своего папу и веди его в отрезвитель, ну или к вам домой, но чтобы он больше не приставал к моим работницам. И вы все тоже, все идите, вон, нечего тут больше смотреть, — мужчина стал размахивать своими полными руками, прогоняя зевак. Люди стали нехотя расходиться. Потом они пошли немного живее, когда работницы борделя начали уводить их за руки. Вскоре во дворе остались только одни вышибалы. Худощавый выпустил Маю, и девочка, совершенно потерянная, свалилась коленками на грязную землю. — Хватит с ним, пошли, — сказал владелец борделя вышибалам и пошёл ко входу для персонала. Мужчины проводили его и закрыли за ним дверь. Переулок опустел. Линь Фан всё ещё лежал, опираясь спиной о стену, а Мая пустыми глазами смотрела в землю. Мужчина хотел ей что-то сказать, сам не понимая, что, как вдруг девочка ринулась к закрывшемуся проходу. Она пробежала пару метров, ножки её дрогнули, и она снова свалилась на землю. — Фух… — Линь Фан покачал головой, с трудом поднялся и пошатываясь пошёл к ребёнку. Мая медленно встала на ноги, всё ещё пялясь на землю. — Идём, — сказал ей мужчина и побрёл через подворотню. Спустя пару секунд он остановился и повернулся. Девочка неподвижно стояла посреди тёмного бетонного дворика и растерянно поглаживала свою кисть, на которой у неё был браслет. — Да ладно… — Линь Фан поморщился, прошёлся назад, осторожно схватил Маю за руку и повёл за собой. Девочка пошла, медленно и неуверенно переставляя ноги.Линь Фан совершенно не слышал её шагов, голова его раскалывалась, и постепенно всё его тело, немое от ударов, разгоралась пламенем боли. Кости у него в груди хрустели как деревяшки в костре. Нужная машина нашлась простой удачей. Мужчина завалился в неё, и Мая залезла следом. Движения девочки были тихими и неловкими. Они зашли так нежданно, что таксист, который попивал из баночки пива, не успел её спрятать. Он испугался, попытался её немедленно куда-нибудь засунуть и в итоге уронил на второе сиденье. Баночка прокатилась по нему, разливая своё содержимое, и куда-то упала. Мужчина поморщился и взглянул в зеркало заднего вида. И тут он так ужаснулся, что обеими руками схватился за свой руль и замер. — Езжай, — прохрипел окровавленный мужчина. — Я-я… там… — таксист что-то залепетал, на что Линь Фан махнул рукой и прикрыл глаза. Спустя, кажется, вечность они действительно тронулись, и в окне забежали сверкающие улицы и мутные звёзды. Потом машина покинула городскую черту, кончалась которая довольно резко, и звёзды стали яркими и маняще-прохладными. — Окно… — пробурчал Линь Фан, будто бы не своим голосом, а потом сам открыл окно дрожащей и грязной рукой. Ему в лицо дунул холодный ветер. Он колол по синякам мужчины как ледяной ножик. Веки мужчины чуть сошлись. Потом он с трудом повернул голову и взглянул на бледную как луна девочку. Она смотрела себе в коленки и поглаживала руку, на которой у неё недавно была браслет. Теперь у неё на руках было два больших красных пятна от грубых пальцев рослого вышибалы. Линь Фан поморщился, отвернулся, и снова он стал смотреть на то, как раскручивается за окном звёздный холст. Но тут поперёк него промелькнула одна звезда. Падающая. Ночью нередко можно было увидеть падающие звёзды на небосводе. Иногда это были корабли, которые пролетали рядом с луной, или даже мечи Древних Бессмертных, иногда просто космический мусор, а иногда могучие воины, которые могли сами, своими силами рассекать Звёздный Небосвод. Фан Линь наблюдал за падающей звездой, пока она мчалась среди прочих, неподвижных, и пока она не скрылась за чёрный горизонт. Веки мужчины медленно сошлись. — Назад… Раздался голос за спиной водителя. Тот вздрогнул и растерянно повернулся. — Назад, — повторил избитый, грязный и окровавленный мужчина. — Поворачивай, — сказал он севшим голосом, неподвижный на своём сиденье. Таксист напрягся, вспомнил про купюру в бардачке, заскрипел зубами и резко повернул свой руль. Водитель развернул машину посреди дороги и сдавил педаль газа. На всех порах такси рвануло назад. Мужчина меж тем всё время молчал, смотря в окно полуприкрытыми глазами. Таксист даже подумал в какой-то момент, что он уснул, как вдруг в окне мелькнул розоватый свет, и снова раздался голос: — Здесь, — сказали окровавленные губы, и машина резко остановилась. Девочка на заднем сиденье качнулась. Мужчина тоже качнулся, а потом наклонил голову, вжимаясь теменем в сиденье перед собой, и пробурчал: — Пакет… Водитель не знал, как на это реагировать, но даже если бы и знал, всё равно было уже поздно — мужчина вдруг выплеснул в салон содержимое своего желудка. Водитель поморщился, то ли потому что ему это было потом убирать, то ли от вони. — Благодарю, — кивнул Линь Фан, открыл дверь и ступил на холодную улицу — Сиди здесь, — сказал мужчина неподвижной как куколке девочке, которая всё ещё поглаживала свою кисть, поднял голову и пошёл, покачиваясь, к сверкающему фасаду борделя. Сразу же на него обратили внимания люди, зазвучали смешки. Снова стала собираться, уже, казалось бы, рассосавшаяся толпа. Люди соблюдали определенное расстояние и не подходили к грязному мужчине. Кто-то засмеялся и выкрикнул глупую шутку, когда увидел, что он снова идёт в бордель. Линь Фан не обращал на них внимания. Он завис перед высокой деревянной дверью со стеклянной узорчатой вставкой и шатнулся. Потом шатнулся ещё раз. Люди гадали, когда же он упадёт. Мужчина замер и вдохнул полную грудь холодного воздуха. Фан Линь встал прямо, сжал кулак и с грохотом и хрустом снёс ударом ноги дверь с обеих петель.11. Воин
С грохотом и треском обрушилась дверь и вставленное в её рамочку стеклянное окошко, с цветастой мозаикой. Вся задорная, пьяная, смеющаяся, пришедшая смотреть представление толпа разом умолкла — кто свистел, те перестали свистеть, кто выкрикивал что-то — замолчали. Линь Фан прошёлся вперёд, хрустя ступнями по стеклянным осколкам, и вдруг почувствовал острую боль. Он посмотрел на свои ноги и только сейчас обнаружил, что у него не было одной туфли. Мужчина наклонил голову и стал растирать свою правую ногу о цветастое стекло, похрустывая осколками и размазываю по полу кровь. Закончив с этим, он пошёл дальше, внутрь бурого помещения, оставляя за собою кровавый след одной ноги. Люди сперва растерялись; затем они стали шумно протискиваться вслед за мужчиной. В главном зале борделя началось столпотворение и довольно-таки приятная, для некоторых, толкучка. Зал заведения представлял собою просторное помещение. Пол был выкрашен в красное и застелен тут и там бурыми коврами. Повсюду стояли кресла, кушетки, столы и даже табуреты, о предназначении которых догадаться было довольно просто. Место напоминало скорее кабаре, чем бордель, но в том и была его главная идея. Следовало отдать должное, у хозяина заведения был вкус. Девушки развлекали не только самим телом, но и подачей. Сейчас в главном зале находилось несколько десятков клиентов и работниц. И последние не только всячески спаивали мужчин совершенно бесплатными спиртными напитками, но и мелькали своими белыми телами. Но не все. Был контраст. Некоторые девушки были оголены с головы до ног, за исключением приклеенных тут и там звёздочек, в то время как другие были наряжены в платья, за которыми было совершенно ничего не видно. Посетители заведения сидели на диванах и рассматривали девушек. Трогать в главном зале строжайше запрещалось, для этого следовало пройти по узкой лесенке на второй этаж, где распологались комнаты для уединения. Когда Линь Фан ворвался в бордель, немедленно поднялся женский писк; девушки стали разбегаться, толкаться, падать; охмелённым гостям и вовсе сложно было прийти в себе. Какой-то толстяк живо рванул на лестницу второго этажа, но поскользнулся, свалился, заблокировал своей тушей проход и притих. По красному помещению мелькали белые тела. Толпа сперва заворожённо наблюдала всё это копошение; потом вдруг раздался грохот, скрыпнула потайная стена в самом конце помещения, и появился вышибала, тот самый, похожий на гориллу. Всё это время он сидел в небольшом чуланчике, откуда через щель смотрел в зал. Таким образом он не волновал гостей своим присутствием, но и следил, чтобы сохранялся порядок. В случае если один из гостей заведения посмеет тронуть девушку не заплатив, вышибала немедленно появлялся, избивал его, забирал его деньги, разумеется, и выкидывал излишне пьяного, похотливого или просто неловкого человека на улицу. Толпа уже привыкла к этому представлению и сразу же на него настроилась. Люди снова посмотрели на Линь Фана, сравнили его с огромным вышибалой, который уже шёл на него, грохоча ногами, как слон, и как будто протрезвели. Зеваки поняли, что мужчина был на самом деле, несмотря на немного грозный вид, простой буйный алкаш. Его недавно уже избили, но, видимо, не хватило — ещё захотел. Люди расступились, открывая входной проём. Все они помнили, что обычно этот вышибала, по прозвищу Горилла, хватает нерадивых клиентов за шкирку, выбрасывает их из борделя, и разбирается с ними уже на улице, чтобы не пачкать пол заведения. Только пол уже был запачкан. Меж тем на грохот пришёл другой вышибал, высокий и худощавый, с модной причёской. Он сперва был хмур, но когда увидел Линь Фаня слегка усмехнулся: — Мало тебе было, ублюдок? Эй, СунЧэнь, смотри какой он беспорядок устроил, — весело заговорил мужчина, опираясь на перила. — Тут нужно прямо капитальный урок давать, в лицо его. Вышиби дурь из башки. Горилла не ответил. Он сперва шёл, а потом вдруг рванул на Линь Фана с кулаком на перевес. Но это был не удар. Линь Фан просто не мог назвать то, как горилла выкидывал свою руку, ударом. Старик, пошатываясь, шагнул вперёд таким образом, что кулак и ручища гориллы прошли слева от его лица. Потом мужчина быстро схватил их обеими руками, скользнул прямо на месте, на своей кровавой ступне, зацепил другой ногой Гориллу чуть выше пятки и в развороте потянул его к земле. Горилла зашатался, потерял равновесие и с грохотом бахнул о землю. Всё произошло настолько внезапно, что сам он ничего не понял. Весь мир просто закрутился, и вдруг у него перед глазами открылся высокий потолок. А потом он увидел окровавленную грязную ступню, которая мощно опустилась ему на лицо и вбила его башкой в пол. А потом ещё раз, и ещё. Ещё. И ещё. Линь Фан колошматил опрокинутого вышибалу по голове. Мужчина бил совсем не жалея сил, смачно врезая ногой в уже сломанный нос Гориллы и разбрызгивая кровь. В какой-то момент тот пришёл в себе и попытался подняться, но Линь Фан сперва придавил ему, прямо когда он пытался встать, горло, а потом резким движением приподнял другую ногу и повернул ею голову бугая. Раздался хруст. Шея гориллы повернулась, адамово яблоко набухло, как шишка, и массивное тело мужчины забилось в конвульсиях. — Лежи, — прохладным голосом и щуря мутные глаза проговорил Линь Фан: — Попытаешься встать — шею себе сломаешь, — сказал он. Но горилла его не слушал и продолжать брыкаться. Его лицо покраснело, налившись кровью, а ручищи задрожали на земле. Линь Фан взглянул на его ладони и вдруг вспомнил красные пятна на нежных ручках девочки, которые она медленно поглаживала сидя в машине. — Знаешь, — вдруг сказал мужчина и встал возле ног гориллы. — Ты явно не знаешь, как вести себя с детьми, так что… Считай это я так лишил тебя родительских прав, — проговорил Линь Фан и топнул по паху гориллы. Прозвенел леденящий душу рёв. Мужчины в толпе поморщились, девушки заохали, а другой телохранитель, совершенно онемевший от всего происходящего, невольно сжал коленки. Линь Фан занёс ногу и ударил ещё раз, а потом ещё несколько раз, пока между ног гориллы не стало разливаться мутное красное пятно. Сам вышибала к этому времени давно потерял сознание, — по губам его стекала пенка. Тогда Линь Фан наконец отошёл от великана и взглянул, немного щурясь, на второго вышибалу. Его вдруг пробрала дрожь. Он повернулся и как безумыный помчался на лестницу на второй этаж. Перед нею всё ещё лежала жирная туша. Мужчина её перепрыгнул, врезался головой о низкий потолок и, перебирая ступеньки руками, как обезьянка, быстро забрался наверх. Линь Фан проводил его взглядом, после чего повернулся к толпе. Но поворот получился слишком резким; мужчина зашатался и свалился на рядом стоявший диван. — Фух… — прохрипел Линь Фан. — Как же раскалывается башка… Зеваки смотрели на него, разинув рты.12. Нуль и Единица
Высокий вышибала со взглядом самого настоящего безумца ворвался на второй этаж и побежал мимо всех так называемых «рабочих» комнат направо, потом налево и в конец коридора, где располагался личный кабинет владельца борделя. Вышибала рванул туда со всех ног. Мужчина был в ужасе и всё ещё не мог поверить в то, что только что произошло. СунЧэнь, другой вышибала, хотя и не был культиватором, имел, однако, родословную. Силой он не уступал культиватору на нулевой стадии. Так-то говоря, на этой вот стадии, которая называлась Первое Касание, человек ещё не представлял собою ничего особенного или экстраординарного. Да, он никогда не болел и не страдал ни от каких телесных дефектов, как плоскостопие, например, или кривой позвоночник. У него было острое зрение, он почти не уставал, а в бою был настолько же способным, как очень хорошо тренированный боец. Но и всё. Умелый воин, освоивший Первое Касание, мог победить пять или шесть обычных людей. В этом был его предел. Поэтому многие вообще не считали эту стадию за полноценную, и называли её не первой, а скорее нулевой. На эту тему в академической среде велись оживлённые диспуты… Про которые сам вышибала и слыхом не слыхивал. Он верил только своим глазам. И прямо сейчас у него на глазах едва стоявший на ногах старик, побитый алкаш, вдруг повалил целую гору мышц, — и как он это сделал! Мужчина ничего не понял, так быстро всё произошло. Он так испугался, что даже не постучал, когда ворвался в кабинет своего босса. Вышибала забежал на ковёр, открыл рот и сконфузился, не зная, с чего и начать объясниться. Сам же владелец борделя, полный мужчина в белом костюме и пурпурной рубахе, с причёской ежиком, в это время разглядывал чёрный меч. Когда в комнату кто-то вломился, мужчина вздрогнул всем жиром своего тела, взглянул на своего вышибалу, потного и красного, и сперва перепугался, но потом очень быстро рассвирепел: — Ты что творишь, ублюдок проклятый… Опять обкурился, шваль?! — Босс, босс… Он вернулся, он снова тут… — запинаясь и задыхаясь проговорил вышибала. — Кто?! — снова напрягся толстяк. Вышибала растерянно пробежался глазами по комнате и показал на чёрный меч. — Ах?…Этот алкаш? Вот значит как, — проговорил мужчина, потирая подбородок. — Так я и знал, что дело не чисто было. Откуда у парочки бомжей столько денег? И такая штучка? Артефакт вещица ценная… Он культиватор? — мрачно спросил мужчина и уселся за стол. — Н-нет… вроде… — пролепетал вышибала. Старик сделал что-то очень страшное, но при этом он был совсем не похож на настоящего культиватора. Настоящие культиваторы были особенными созданиями. Сам вышибала знал только одного, сына своего босса. Когда тот был рядом, мужчина всегда чувствовал, как будто ему нож приставили к сердцу. Пьяный старик в свою очередь не вызывал в нём похожих ощущений. — Не культиватор, значит… Знаю! — хлопнул своими мясистым ладонями толстяк: — У нас же тут свалка, небось копался и нашёл клад, или мертвяка какого, и спёр у него и меч, и бабло всё это, и может ещё пилюльку какую, чтобы сильным стать. Но эта дрянь работает только временно. Наверное, он её сейчас проглотил, а потом возьмёт и перегорит. Такую хрень нельзя есть, если у тебя хреново со здоровьем. Сегодня он во, а завтра уже встать не сможет. Рассказывал со знанием дела мужчина. Постепенно и в глазах вышибалы сквозь облака страха стал пробиваться свет: — Вот, вот как… И нам, получается, просто ждать? — Ещё чего, бестолочь, предлагаешь мне закрыться и выжидать, пока он сам копыта не откинет? Кто вообще тогда заглянет потом в эту помойку? А работать кто будет, а? Бабы пугливые, они вообще тут тогда не покажутся. Сам будешь их заменять? А? Клиентов ублажать у нас будешь? Может хоть какая от тебя будет польза, — злобно рявкнул мужчина и едва не запустил в вышибалу тяжёлым часами, которые стояли у него на столе, — тот от страха дёрнулся. — Ладно, — сказал толстяк, делая тяжёлый вздох. — Я по поводу этой штучки — показал на меч — звякнул сыну, он скоро будет. Вот он этого ублюдка и прирежет. Когда речь зашла о сыне мужчины, молодой вышибала сразу засиял. Юный господин был как раз самым настоящим культиватором, на стадии Девяти Рун, которая следовала сразу за Первым Касанием, и которую уже вообще все считали полноценной. Звали сына Лин, Чжан Лин, толстого отца — Чжан Сюнфэй. У Чжан Лина был талант, и какой. Его даже взяли в высшее учебное заведение, и образование своё он получал на Золотой Звезде. — Хорошо все полёты отложили на завтра. Помехи там какие-то. Лин его здесь, он его точно прирежет, он ему… — опираясь на края своего стола говорил уже больше сам с собой Чжан Сюнфэй. Вышибала поддакивал и кивал. Причём даже искренне. Он своими глазами видел, как Чжан Лин орудует мечом, — у мужчины волосы каждый раз дыбом вставали, когда тот хватался за свой клинок и начинал махать им во время тренировки. Смотришь на медленно рассекающее воздух лезвие у него в руках, а в голове только одно слово: «Смерть». Вдруг толстый мужчина повернулся, пробежался до окна и выглянул из него, приставляя к стеклу свою белую щёку: — Вон, он уже тут. Ну всё, идём скорее, и возьми швабру. — Швабру? — Швабру, ублюдок, швабру, или языком будешь кровь слизывать? Вышибала заволновался и побежал в коридор, а там — в дверь на лево, в чулан. Сам Чжан Сюнфэй меж тем подумал, открыл ящичек своего увесистого стола и достал небольшой арбалет и три железных болта. — Доверяй, но проверяй… — проговорил мужчина, спрятал оружие за пазухой и тоже побежал и хлопнул дверью. Меж тем на первом этаже Линь Фан кое-как, как тяжёлая кукла под управлением кукловода с переломанными пальцами, поднял себя с дивана. Мужчина понял, что лежать и дальше было опасно: глаза его слипались, тело немело, — ещё бы немного, и он бы просто уснул. Сказывалась давняя проблема Линь Фана, что он уже давно выжег себе все адренорецепторы. Мужчина поднялся и уже было потянул своё ноющее тело на второй этаж, как вдруг за спиной его зазвучали крики, потом был шум и сквозь него раздался чей-то ясный голос. Линь Фан повернулся и увидел, как из толпы спокойно вышел довольно молодой юноша в очень гротескном для своего окружения одеянии: на нём был лазурный халат и круглая шапочка учёного. Лицо у него было светлое, овальное, брови тонкие, как иголки и, кажется, немного подкрашенные. Когда Линь Фан увидел шапочку молодого человека, он нахмурился; а когда он разглядел у него на поясе длинный меч, на лице мужчины и вовсе отобразилось крайнее отвращение. — Кто ты такой и что делаешь? — воскликнул юноша напыщенным звенящим голосом: — Говори, или я лишу тебя головы!13. Настоящий Культиватор
После своего выкрика молодой человек пробежался глазами по всему залу и задержал свой взгляд на мускулистом вышибале, который лежал в красной лужице на земле. Юноша снова вскинул голову, и в его глазах появился опасный блеск. — Говори, — крикнул он. Мощный голос молодого человека прогремел на всё помещение. Зеваки, которые к этому времени спешили отойти подальше, чтобы Небеса упаси не оказаться между двумя безумцами, сперва нашли всё происходящее гротескно комичным. Очень странным казался им то ли мечник, то ли учёный, который будто выпрыгнул прямиком с древнего свитка, ворвался в бордель и потребовал объяснений у… Тут люди задумались и вдруг поняли, что всё ещё не имеют ни малейшего понятия, кто такой был этот старик, который вломился сюда и устроил погром. Он был сильным и опасным, значит совсем безвестным он быть не мог. Значит у него было имя. Но какое? — Разбойник это, буйный, дрянь! — вдруг рявкнул чей-то голос, и вся собравшаяся толпа немедленно взглянула на полного мужчину, хозяина заведения, который сбежал по лестницы со второго этажа, мощно врезал и отшвырнул толстую тушу у себя на пути, и вскинул палец на Линь Фана: — Разбойник, грабитель… Руби его, Лин! — Отец… — прошептал молодой человек. Вдруг он нахмурился и сам закричал на толстого мужчину: — Отец, я говорил тебе, тебе пора кончать со своим грязным бизнесом. Ты наживаешься на людской похоти, на пороке! Разумеется, тем самым ты привлекаешь всякую дрянь, — юноша вдруг достал с пояса не меч, но длинную нефритовую линейку, и указал на Линь Фана, который и вправду выглядел далеко не презентабельно: — Посади сад, и в нём поселятся пчёлы, вырой болота, и в него набежит вся мирская дрянь! Одумайся, отец! Толпа обомлела. Сам хозяин борделя, Чжан Сюнфэй, опешил; но потом он весь покраснел, выпучил глаза и с такой силой схватился за перила, что они затрещали и зашатались. Мужчину разрывало от злости. С тех пор как мальчишка поступил в эту его школку, он просто не мог не читать нотации. И наряжался ещё как клон, а ведь всего года два назад сам запрыгивал на шлюх… Толстый мужчина едва сдержался, чтобы не ругнуться на своего сына. — Но пусть, — говорил меж тем Чжан Лин, качая головой. Все совершают ошибки, отец… Это будет тебе уроком на будущее… А ты! — и снова он вскинул свою линейку на Линь Фана: — Ты та самая грязь, ты гниль нашего мира, средоточие убогого… Я сделаю тебе одолжение, когда снесу твою голову с плеч. И наконец, после такой долгой болтовни, молодой человек убрал линейку и схватился за свой меч. Жадные до крови зеваки сперва возликовали, а потом их пробрала леденящая кости дрожь, и все в помещении сделали шаг назад — кто-то упёрся в стену, а кто-то и вовсе вышел на улицу. Когда юноша взялся за свой меч, странная прохлада наполнила зал. Во рту появился металлический привкус, а на руках, у кого они были, завибрировали часы. Сперва толпа испугалась и растерялась; но потом, постепенно, они поняли, кем именно был молодой человек: он был культиватором. Когда людям пришло осознание этого факта, уже ни у кого не осталось сомнений, что сейчас голова мужчины слетит с его плеч, и в потолок ударит кровавый фонтан… Сам Линь Фан, однако, всё ещё был спокоен. Возможно потому что он был пьян. Он поднял руку и цокнул по своему ногтю — раздался тихий звон. Мужчина к нему прислушался, со знанием дела, как слушает ювелир брильянты, и сказал: — Течёшь. — Что? — растерялся юный мечник. — Ты потёк говорю. До стадии Эманации своё Дао нужно держать в себе. Ты примерно на… Первой руне. И уже потёк. Знаешь, это вообще-то должно быть стыдно. Как пятно на штанах. Тебя этому ещё не учили? Вот почему общественное образование — дрянь. — Т-ты… Да как ты смеешь?! — юноша рассвирепел и обнажил свой меч. Он был длинный и серебристый, и сверкал словно прекрасная звезда… Как только он блеснул светом высокой лампы, у всех людей в помещении вдруг появился звон в ушах; у кого были железные пломбы, — у тех заныли зубы. Но Линь Фан даже бровью не повёл: — Ой как мы течём, ой-ой-ой… — слегка улыбнулся мужчина. — Беру слова назад, это не в образовании проблема, это ты у нас — дырявая бездарность. — Мерзавец, ты ответишь за свои слова. Я буду тебя пытать, я выжгу тебя светочем моего Дао и прорублю на куски… Я вырву моим клинком твоё гнилое сердце и твой поганый язык… — едва ли не шипел молодой человек. Зеваки почувствовали холодок на душе. Линь Фан тоже замолчал. Его лицо застыло, как будто он вдруг протрезвел и понял, что наговорил. Казалось, его тоже вдруг сковал ужас; мужчина даже сделал неловкий шаг назад и испуганно отвернул от мечника взгляд… Юноша триумфально улыбнулся. Линь Фан же опустил голову и вдруг проговорил, тихо-тихо: — Клинок… — Что? Ах, ты дивишься моего меча. Он порубил десятки преступников, и сейчас ты поплатишься за свои преступления! — Клинок, — кивнул мужчина, поднял взгляд на юношу и сказал с предельной серьёзность в голосе: — Засунь его себе в… На этих словах Линь Фан рванул вперёд. Одним широким шагом он преодолел половину расстояния между собой и юношей и наступил ногой прямо на голову Гориллы, который лежал на земле. Мечник растерялся, а потом яростно заревел и рубанул вперёд. Сверкающий клинок словно открывшийся веер проделал сияющую арку. Но Линь Фана уже не было перед ним. Как только мужчина опустился ногой на голову вышибалы, он сразу прыгнул и так повернулся посреди воздуха, что меч прошёл от мужчины на пару миллиметров левее; меж тем удар его собственной голой ноги пришёлся прямо по голове юноши. Нижняя челюсть Чжан Лина сдвинулась, его меч лезвием углубился в землю. Линь Фан грохнулся на пол и сделал прерывистый вдох. Всё его тело заныло, но мужчина немедля поднялся на ноги, — его кости захрустели, — схватил Чжан Лина, который уже вырывал свой клинок из-под земли, за воротник, и врезал его головой о дверной проём. Юный мечник оскалился. Он крепко схватился за свой меч и приготовился ударить, как вдруг потерял противника из виду. Вокруг только мялась растерянная толпа, на которую юноша смотрел мутными краснеющими глазами. Вдруг кто-то схватил его за горло, ударил ногами по пяткам и повалил на землю. Линь Фан схватил юношу за шею и стал душить. Но было сложно. Шея у него была крепкой, как у питона. Начиная уже с Первой руны стадии Девяти Рун, которая шла сразу после Перового Касания, культиватор обретал силы, выходящие за пределы человеческих возможностей. А Линь Фан был именно обычным человеком, даже хуже: он был уже стариком. Молодой мечник сперва растерялся, но потом напряг мышцы своей шеи и улыбнулся. «Ха, — усмехнулся он про себя. — Жалкий смертный думает, что сможет ранить культиватора. Идиот! Он понятия не имеет, насколько выше я, познавший великое Дао, чем он… Он поплатится за свою дерзость». Чжан Лин ради спортивного интереса решил попытаться вырваться силой одной только своей шеи. Ему хотелось унизить противника, показать ему его собственную беспомощность. Постепенно пальцы Линь Фана стали соскальзывать с его горла, и вскоре соскользнули совсем. Мечник был триумфатором. Но вдруг у него перед глазами потемнело, а потом его веки вспыхнули сухой болью. Линь Фан резко отпустил шею юного мечника, и когда тот уже начал её поднимать, вдавил свои большие пальцы в его глазные яблоки. Они лопнули. Последовал безумный жалобный рёв. Чжан Лин вскочил на ноги и закричал. Его глазницы сочились кровью. Все люди ужаснулись. Мечник в порыве ярости стал махать своим мечом направо и налево, в то время как Линь Фан продолжал держать его за спину. Вскоре юноша и вовсе заревел и как бешеный и рванул в толпу с мечом наперевес. Люди стали разбегаться, но одна, совершенно голая девушка поскользнулась, и меч культиватора без особого усилия раздвоил её тело. Брызнула кровь. Линь Фан немедленно отпустил хват на шее юноши и спрыгнул на пол. Потом он сделал несколько шагов назад, пытаясь справиться с отдышкой наблюдая за его бешенством. — Ненавижу мечников, — прошептал мужчина, сделал вдох и уже собирался пойти вперёд, как вдруг глухая боль ужалила его в спину. Мужчину схватила дрожь, потом судорога. Ноги его стремительно заледенели. Он повернулся и увидел Чжан Сюнфэя, который дрожащими пальцами сжимал арбалет. Болт был уже выпущен. Немая прохлада стремительно разливалась по телу Линь Фана. Вдруг его из-за спины схватил другой вышибала. — Сюда, сюда, — заревел он, и Чжан Лин, всё ещё в бешенстве, повернулся, пробежался с рёвом и вонзил свой меч прямо в грудь Линь Фана. Клинок прошёл сквозь его солнечное сплетение и вышел, покрытый кровью, из спины высокого вышибалы. В глазах Линь Фана помутнело…14. Шучу
В глазах Линь Фана всё потускнело, как будто кто-то щёлкнул выключателем и погасил половину лампочек и так уже мутно сияющей люстры, — после этого стало совсем темно. Мужчина ощутил, как трепещет его плоть вдоль всего протяжения вонзившейся в него холодной стали. Безглазый мечник уставился на него своими пустыми глазницами и заскрежетал зубами. Линь Фан, сжимая кулак, попытался поднять руку, но стоило его мышцам напрячься, как они сжались вокруг арбалетного болта, въевшегося в его плечо, и немедленно расслабились от болевой вспышки, а потом и вовсе — онемели. Его рука расслабилась и повисла. Линь Фан оказался в западне, — он не мог ни пошевелиться, ни вообще что-либо сделать, и только жизнь медленно покидала его тело, пока юноша перед ними, бешено скалясь, ворочал клинком в его груди. Вышибала, который держал Линь Фана за спину, шагнул назад и грохнулся на землю. Линь Фану меч пронзил солнечное сплетение, — ему же повезло меньше, и ему клинок вошёл прямо в сердце. Линь Фан взглянул на этот меч, на убогий и неловкий хват, которым мальчишка за него держался, и вдруг наполнился невыносимой фрустрацией и лёгкой пепельной грустью. Внутри мужчины, в темном пространстве его души, всё ещё парило огромное Звёздное Колесо. На нём было начерчено девять рун, когда-то пламенных и ясных, а ныне серых, как пепел на месте пожарища. Внутри колесо было пустое. Больше не было в нём Дао Сердце, и вообще всё оно было пронизано трещинками и держалось, страшно сказать, на одной воле. Но если бы оно совершило хоть один оборот, то даже так, без Сердце, без Эманации, мужчина всё равно бы превратил и этого проклятого мечника, и его отца, жирного уродца, в голые костяшки… Нет, даже не костяшки: он бы оставил от них один прах. Но всё это были мечты. Если бы… Мечты теперь всё больше затмевали его неумолимо тускнеющее сознание, пока в груди мужчины извивалась сталь. И вот уже Линь Фан наклонился, затопал на месте и едва устоял. На его губах выступила и закапала на землю кровь. — Добей его, добей эту тварь, Лин! — заревел за спиной мужчины Чжан Сюнфэй. Он глубокого вздохнул, взглянул на труп разрезанной напополам женщины, на своего дохлого вышибалу, и с раздражением поморщился. Неприятно будет всё эту историю потом пытаться умять, думал мужчина, неприятно, но что-нибудь сделать всё же можно. Тут взятка, здесь взятка, а потом взять эту шлюху и этого ублюдка, который посмел к нему ворваться, скинуть всё на него и зарыть их на одной свалке, и дело с концом… Чжан Лин меж тем всё ещё сгорал от ярости и боли; он всё ещё не мог прийти в себя. Своего отца он как будто не слышал, продолжая с безумным наслаждением ковырять мечом в груди мужчины. А тот уже выдыхал кровью. Глаза Линь Фана теряли последний свет, рана в груди становилась всё вычурнее, и только какой-то бессознательной волей он ещё умудрялся держать себя на ногах. А Звёздное Колесо в его душе всё ещё было неподвижно, и было ясно, что никогда уже оно не сдвинется и не обернётся… А возле него, в тенёчке огромного колеса, лежало небольшое ледяное яйцо. Оно лежало неподвижно уже многие годы. И вдруг, впервые за много лет по нему прошлась дрожь; внутри мелькнуло два жёлтых огонька… Линь Фан снова выплюнул кровь, и она струйкой потянулась с его нижней губы и на пол. Кровь пролилась на землю и вдруг заледенела и превратилась в ледяную лужицу. В лицо Чжан Линя повеяло холодом, его руки онемели. Он растеряно открыл рот, но не успел ничего сделать, как вдруг ощутил такой холод, будто перед ним стоял километровый айсберг. Юноша сразу застыл. Его отец, Чжан Сюнфэй, который стоял за спиной Линь Фана и наблюдал всё со стороны, обомлел от ужаса. Прямо у него на глазах его сын вдруг превратился в ледяную статую. Затем побелел весь пол помещения; струя крови, которую испускала порубленная на две половины голая женщина, заледенела прямо посреди воздуха. Одновременно с ней в ледышку превратился и сам толстый мужчина. Черты его лица застыли в выражении глубокого ужаса. Линь Фан же почувствовал только приятный холодок. Мужчина выдохнул и напряжением последних сил вытащил меч у себя из груди; на месте оставленной им широкой раны сразу же появилась красная ледяная заплатка. Линь Фан осмотрел заледеневшее помещение мутным взором и почему-то усмехнулся. На ватных ногах он прошёлся к ледяной статуи толстяка. Мужчина осмотрел его, но браслета, который искал, не нашёл. Тогда Линь Фан подобрал швабру, которая лежала почему-то на полу, и неловким взмахом повали жирную статую. Она свалилась и разбилась в груду ледышек. То же мужчина проделал и с мечником, а потом, едва переставляя ноги, пошёл на лестницу. Мужчина поднялся на второй этаж и растерянно огляделся, затем побрёл направо. Потом он снова повернул, кое-как проковылял коридор и вошёл в кабинет владельца борделя. В нём мужчина и обнаружил то, что искал, и кое-что ещё. На столе лежал чёрный меч. Под столом, обнимая колени и дрожа своей внушительной грудью, пряталась женщина. У неё были волосы пшеничного цвета, завязанные в косички, и немного маленькое и пухленькое личико, которое сделалось белым как снег, когда она увидела ворвавшегося в кабинет окровавленного мужчину. Линь Фан взглянул на Жожо, шатнулся, опустил руку на стол, чтобы не упасть, и заговорил: — Не бойся, я… Я за этой штучкой, — сказал он едва поворачивая языком и взял со стола чёрный меч; но девушка ещё больше ужаснулась и вся затрепетала. Мужчина продолжал говорить: — Я тут… Не ради себя я тут, на себя мне вообще… — он зажмурился и покрутил рукой. Потом сделал глубокий вдох. Женщина всё не могла успокоиться и вдавливала свои длинные ногти себе плечи. Мужчина протянул к ней руку, и Жожо закрыла от страха глаза. — Ну не бойся… — мужчина замялся, пытаясь найти потерянную мысль. — Я не бью женщин, расслабься, не бойся ты… — пролепетал он. Мужчина выглядел совершенно безобидно. Постепенно девушка расслабилась. Она приоткрыла свои большие глазки и увидела грязный ботинок, который вдруг врезался ей прямо в лицо. Раздался вскрик, женщина схватилась за свой нос и стукнулась головой о стол. — Шутка, — сказал Линь Фан, плюнул на неё слюной и кровью и пошёл на выход из кабинета. Кое-как мужчина прошёл запутанные коридоры, спустился по лестнице и вернулся в главный зал, — поскользнулся на луже крови и грохнулся на пол. Встал и проковылял на воздух. Толпы уже не было. После смерти женщины все разбежались и на улице стало как-то пустынно. Таксист меж тем ещё несколько минут после того как мужчина вышел, и он нашёл где припарковаться, крепко сжимал руль. Потом он кое-как пришёл в себя и начал вспоминать и скорбеть о своих планах на вечер. Вскоре на улице зазвучали крики, и тогда водитель вздохнул и живо представил себе, как его клиент сейчас валяется где-то в луже крови. Затем он посмотрел в зеркало заднего вида на девочку на заднем сидении, которая обнимала свою свою руку, и вздохнул ещё раз. Не бывает на свете ничего лёгкого, подумал таксист, и в очередной раз погладил бардачок своей машины, куда спрятал чудесную купюру. Сперва старик думал, что ему сегодня крупно повезло, что за такую суму можно хоть двадцать раз прокатить клиентов туда-сюда, и что бы ни случилось на дороге, это будет того стоить, но теперь он сомневался. Что ему было делать с этим ребёнком на заднем сиденье? Понятно же, что мужчина уже не вернётся, что его забили где-то в подворотне, и хорошо если он вообще ещё жив. А если нет? Придётся говорить с полицией. А там могут и лицензию потребовать… Унылые мысли мужчины прервал грохот. Таксист весь встрепенулся и вдруг увидел ужасающего кровавого монстра, который завис возле его машины. Старик обомлел от страха, а монстр залез в салон, попал на свет и оказался мужчиной, с ног до головы кровавым и побитым, и даже как будто обмороженным. Мужчина кинул на колени неподвижной девочки чёрный меч и сказал хрипящим голосом: — Езжай… Таксист как безумный надавил на газ и едва не врезался в машину рядом, а потом кое-как выровнял руль и выдавил из головы все прочие мысли кроме езды. Линь Фан откинулся на сидение и прикрыл глаза. Буря в его душа медленно затихла. Мужчина уснул. Мая же всё ещё была в некотором оцепенении и смотрела в никуда. Но вот девочка как будто очнулась и увидела чёрный меч. Она вздрогнула, схватила его обеими ручками и обняла. Потом она опомнилась, забегала своими тёмными глазами по салону, заметила мужчину рядом, который весь с голов до ног был пропитан кровью, и так громко воскликнула: — Мастер?! — что таксист от страха едва не свернул с дороги в овраг…15. Педофил!
В совершенно тёмном пространстве стояло огромное каменное колесо. Оно было серое, покрытое пеплом и прахом, как будто много веков пролежало в руинах… Линь Фан смотрел на это колесо; потом он медленно перевёл взгляд на относительно небольшое, примерно ему по пояс, ледяное яйцо. Мужчина вложил руки в карманы. Он находился в пространстве внутри своей души. Линь Фану это место было хорошо знакомо, однако он не бывал здесь уже очень давно. Поэтому мужчина сперва удивился, когда по пробуждению не обнаружил на себе никаких ран, — лишь спустя время он понял, что его нынешнее тело — это только проекция его сознания, и что он сейчас находится внутри своей головы. Линь Фан наклонился перед ледяным яйцом и всмотрелся в него — оно было совершенно непроницаемым. — Спасибо, наверное, — сказал мужчина с ядовитой ироничной усмешкой. Благодарностей на самом деле было не нужно, но почему бы и нет? Тридцать лет назад он одолел Императрицу Ледяных Гу, но своим предсмертным ударом она вонзилась духовной эссенцией в душу мужчины, и спряталась. Нашли её довольно скоро, но найти и удалить — это не одно и то же. За те несколько дней после битвы, на протяжении которых душу Линь Фана осматривали самые способные врачи Звёздного Небосвода, Императрица Ледяных Гу уже пустила корни, и избавиться от неё стало совсем непросто. Даже Звёздный Владыка не мог уничтожить её без того, чтобы повредить чахлое Звёздное Колесо рядом, а это бы означало для Линь Фана смерть. Благо сама Императрица больше была не опасна. Её увечья были даже страшнее ран мужчины, и единственная причина, почему она до сих пор была жива, это потому что она поглощала его жизненную энергию. Она прилипла к нему как пиявка. Даже после разрушения его Дао Сердца и поломки Звёздного Колеса, у Линь Фана оставалось ещё невероятно крепкое, подпитанное всевозможными эликсирами, закалённое в планетарном ядре тело. Он мог жить ещё столетие, предел жизни обыкновенного человека — не то чтобы в такой жизни был особый смысл, — но всего за тридцать с чем-то лет Императрица впитала из него почти все соки, так что мужчина превратился в самую настоящую развалюху. В самого обычного пятидесятилетнего старика. По самым оптимистичным прогнозам, жить ему оставалось лет шесть, семь… А потом всё. — …И ты уйдёшь вместе со мной. В чём смысл паразитировать, если всё равно потом умрёшь? Мстишь за то, что я тебя убил? — Линь Фан покачал головой и поднялся. — Но за сегодня благодарю, считай оплатила аренду за месяц… но вообще давно уже пора тебя выселять с таким должком, — мужчина повернулся и уже собирался уходить, как вдруг ледяное яйцо вздрогнуло, и прозвучал холодный и шумный как вьюга голос: — Не приближайся к ней. Линь Фан напрягся и повернулся назад. Он был немного удивлён, потому что за все эти годы Императрица Вечного Хлада никогда не выходила с ним на связь. Нахмурившись, мужчина увидел, что яйцо вдруг стало гладко-голубым, с прозрачной корочкой, как конфетка, которую промочили слюной; на его зеркальной поверхности вдруг появилось изображение взволнованного личика. Бледного, детского, с зарослями волнистых чёрных волос Линь Фан напрягался, прищурился и спросил: — А она тут причём? Яйцо показывало ему Маю. — Она опасна, — ответил голос. — Тебе не стоит к ней приближаться. — Серьёзно? — мужчина улыбнулся. — Дайка подумать, а как насчёт… Пошла ты. — Я больше не смогу тебе помогать ближайшие несколько месяцев. Беги. Или мы умрём, — холодным голосом чеканило фразы яйцо. — Ха, — Линь Фан хмыкнул: — Я и так скоро откинусь, если ты не заметила, и ты вместе со мной. Вот разница между зверем и человеком: мы хотя бы знаем, как умереть нормально, а вы животные до последнего держитесь за всю эту… Жалкую «как бы жизнь». Яйцо замолчало. Но потом вдруг снова зазвучало новым, даже более сильным голосом: — Если бы я была уверена в моей смерти, я бы давно вернулась в великое Дао; мои отпрыски готовы умереть за меня, и я тоже не собираюсь идти против предопределения. Страх смерти есть только у вас, потому что вы далеки от Пути. Мы рождаемся из него напрямую и уходим в него после смерти. — Даже так? Знаешь, звучит не очень убедительно, особенно от голодной пиявки, которая присосалась к полумёртвому старику. Линь Фан злобно усмехнулся: — Есть оправдания? — Мне не нужно оправдываться. Я всё ещё жива, ибо всё ещё могу жить и верю, что буду жить и дальше. — Поделишься причиной своего оптимизма? — Если хочешь, — спокойно ответил голос: — Это ты. — А? — Линь Фан вскинул бровь. — Я культивировала тысячи лет, но ты одолел меня спустя всего лишь три года. Я знаю, вы люди способнее нас, вы глупые, но любимые дети великого Дао, наследники Нюйвы, но даже среди других себе подобных ты — особенный. Ты талантлив и силён, и в тебе не было страха, когда ты вышел против меня, ты не сбежал, ты сражался, хотя был слабее и знал свою судьбу… — О как, я прямо смущаюсь. Но всё это в прошлом. Если ты не заметила, — Линь Фан показал на своё Звёздное Колесо большим пальцем. — Я как бы всё, мусор. — Не важно, что ты о себе думаешь. Важно, что я вижу своими глазами. — … — Я в тебя верю. Мужчина растерялся на мгновение, а потом прыснул и сказал: — Спасибо, очень ценю. Но комплименты на хлеб не намажешь, так что с тебя всё ещё рента за тридцать лет, с процентами, — сказал он, беззаботно повернулся и растворился. Пришёл в себя Линь Фан не сразу, но медленно, постепенно вбирая ощущения окружающего мира. Сперва немоту во всём своём теле, ноющую боль, кровавый привкус во весь рот и на всё горло… Потом более приятные чувства: нежные покрывала, едкое тепло где-то рядом, лижущие веки языки света… Мужчина с трудом приоткрыл глаза и качнул чугунной головой, пытаясь выкинуть сон. Он повернул голову и увидел справа, прямо напротив холодильника, пылающий костёр. Мужчина напрягся на некую долю секунду, но потом вспомнил, что дом его так просто не сгорит, и всё было в общем-то в порядке. Тогда взгляд его медленно перешёл к чёрненькой девочке. Она сидела возле костра, в своей чёрной юбке, в лёгкой белой блузке с короткими рукавами, и грелась. Девочка обнимала поджатые ноги и отражала своими глазами-стекляшками пламя. Примерно с минуту Линь Фан просто наблюдал, как она то и дело механически ворочает рукой в пакетике с сушеными семечками лотоса. Потом ребёнок сам его заметил. — Мастер! — Мая встрепенулась и будто ожила. Она вскочила на ноги, и мужчина заметил трясущийся у неё на руке чёрный браслет. — И тебе тоже доброе утро… — Мастер вы… Вы… — Мая не могла подобрать слов. Она сжимала кулачки. — Живой я, живой пока. Даже, наверное, и дальше буду жить. Вроде, — прохрипел Линь Фан. — … — Девочка повесила голову. Она казалась виноватой, и, как предположил Линь Фан, не знала, как извиниться. — Расслабься, это я дурака валять решил. Ты тут никаким боком. Есть что в холодильнике, проверь. Мужчина был не против выпить пива. Мая спешно кивнула и стала рыскать в холодильнике, водя рукой по его тёмным полкам. Тут Линь Фан вспомнил, что последнюю баночку он уже «выпил», и что кроме неё в доме ничего съестного не было. Но девочка явно слишком серьёзно отнеслась к его просьбе. Она оставила холодильник, пробежалась глазками по тёмной комнате, и в итоге с видом озарения на лице сунула мужчине пакет с семечками. Линь Фан, вдруг проголодавшийся, кое-как заглянул в него, но увидел только крошки. — Ладно, я не так уж и голоден… — прошептал мужчина, ибо девочка стала ещё более неловкой и виноватой, а потом вздохнул, — всё его тело заныло от этого вздоха: — Иди ты уже домой. Возвращайся в свой клан. Ты ведь сбежала, так? Мая не пошевелилась и стала мять руки. — Серьёзно? Всё ещё настаиваешь, чтобы я был твоим мастером? — Линь Фан улыбнулся: — Ты меня видишь вообще? Чему я могу тебя научить? Как быть мешком для битья? Меня чуть не прибили несколько идиотов, — почти, добавил про себя мужчина. На самом деле у одного была родословная, другой был тренированным бойцом, а третий так и вовсе уже нанёс себе Первую Руну. И ещё мужчине выстрелили в спину, а это было уже совсем нечестно. Но Линь Фан хотел скорее отделаться от ребёнка, а потому решил себя немного принизить. В этом он был хорош. — Иди уже… — Нет, — вдруг выпалила девочка и вскинула голову, сверкая своими пламенными чёрными глазками. Что было немного странно, потому что костёр был у неё за спиной. — Я… Я не могу. Линь Фан сперва растерялся, а потом он ощутил странное раздражение и даже поднял голос: — Я тебе гов… Кх… — загремел он и вдруг закашлял. Внутри его сдавила холодная острая боль. Линь Фан скривил лицо и свалился спиной на матрас. — М-мастер?! — Мая испугалась и растерянно вскинула руки, не зная, как ему помочь. — Живой, кха… Наверное. Был бы живее, если бы меня не нервировали, — пробурчал мужчина. — Мастер… Я… — девочка сглотнула. — Я хочу у вас учиться. — Советую сходить к психиатру. — Вы вернули мой меч. — Потому что я идиот. — Вы герой, — сказала Мая с придыханием. — Бывший. — Мастер! — Школьный учитель. Теперь, наверное, тоже бывший. За такой бардак меня могут и выпереть. — Вы… Вы… — девочка стремительно краснела. — Мастер, если… Если… Вы не сделаете меня своей ученицей, я себе наврежу. — Валяй. — Мастер! Вы… Если вы не станете моим Мастером… — глаза Маи засияли совсем уже безумным и отчаянным светом. Вдруг она зажмурилась и подняла голос: — Я расскажу всем, что вы педофил! Линь Фан выпучил глаза, подавился собственной кровью и закашлял как столетний курильщик.16. Исповедь Героя
Линь Фан поперхнулся кровью, а потом закашлял, разбрызгивая красные капли по мятому покрывалу. — Мастер! — вскрикнула Мая и испуганно выпучила глазки. Мужчина взглянул на неё ошарашенным и одновременно возмущённым взглядом. Сама ты педофилка, думал Линь Фан, вся семейка твоя — орава педофилов… Но в слух он разумеется ничего такого не сказал. Мужчина заставил себя успокоиться, через силу сдерживая кашель, а то ребёнок совсем уже побледнел от страха и не знал, как себя пристроить, и, похрипывая, спросил: — С чего ты взяла, что я педофил… Это шантаж? Где-то здесь запрятана камера? Девчонка сейчас попытается сделать компромат и запрыгнет на него? Лишь бы не на грудь, а то у него, кажется, сломаны рёбра… Мужчина предельно напрягся, и, кажется, вызвал себе очередное кровотечение. Девочка же сглотнула, подобрала один из журнальчиков из кучи, которая горела рядом ярким пламенем, и неловко показала мужчине его обложку. Линь Фан взглянул на неё и побледнел. «Юная Мода!», — гласили розовые литеры. А под ними была изображена совсем ещё молодая девочка в платьице с открытыми плечиками. Голова мужчины немедленно закипела, придумывая как же ему объясниться, а Мая уже подобрала второй журнал, который оказался альманахом конкурса красоты для «юных девушек», — в том смысле юных, что ростом в пять футов (без двух вершков, хотя желательно в обоих носках). Мужчина сглотнул и начал медленно оправдываться: — Это… Совсем не то что ты думаешь и на самом деле это совсем не так, — сказал Линь Фан и почувствовал сильнейшее желание стукнуть себя по голове. — М-мастер… — пролепетала девочка, подрагивая сухими губками. — В-вы… Если в-вы никого не трогаете, а я знаю, вы бы не стали, т-то в этом нет ничего дурного… И-и ещё… Мне… Я уже взрослая… Я… Слишком стара для вас… Мне уже четырнадцать… «А выглядишь на тринадцать» — проговорил мужчина, про себя, чтобы ребёнок совсем не сломался от страха. Объясниться тут и вправду было сложно. С одной стороны, объяснение было, и даже очень хорошее, ведь на самом деле Линь Фан не был никаким педофилом. Ему наоборот нравились пышные женщины, — но с другой рассказывать, как всё на самом деле было немного неловко, по многим причинам. В том числе и потому что это было личное. Мужчина пораскинул мозгами, что было совершенно неприятно, потому что голова его раскалывалась, поморщился и решил рассказать всё немного общими словами, утаивая некоторые подробности: — Отрой страницу с… Тай. — А? — растерялась Мая. — Тай, имя. В оглавлении указано. — Д-да, сейчас Мастер, — кивнул ребёнок и с непонятным энтузиазмом стал листать журнал. Вскоре она нашла нужную страницу и невольно засмотрелась на неё. — Опусти, — сказал Линь Фан. Мая опомнилась и опустила журнал, так чтобы мужчине был виден разворот, а потом немного его повернула, чтобы по глянцевой картинке переливался свет от костра. На открытой странице была изображена девочка в пышном чёрном платье с обилием белых рюшей и красным бантиком на груди. Волосы её были чёрными, глаза тоже, цвета оникса, а кожа белой, как у фарфоровой куклы. Лицо ребёнка было кукольно-холодным. Внизу страницы, в углу, было указано имя девочки: «Тай» Линь Фан взглянул на фотографию, приподнимаясь на локтях и цокнул языком. — Тс, лицо всё ещё каменное… — Мастер? — У неё, лицо каменное, — сказал Линь Фан, не сводя глаз с фотографии. — Двадцать лет уже работает, и до сих пор не научилась улыбаться на камеру. Я ведь я говорил ей… — тут мужчина прервал себя и замолчал. — Мастер, вы её знаете? — спросила Мая. Линь Фан слегка кивнул: — Знал, когда-то очень давно, но это уже история. Прямо как я, ха. А сейчас она «модель». И кстати, никакой она не ребёнок, ей уже лет триста… — Триста? — Может больше, она мне сама тогда назвала эту цифру; могла и приврать. Так что никакой я не педофил, уяснили? Просто слежу за её карьерой, по-дружески, — знаешь, это как родители, если у них дочь играет на чём-то, ну или там картины пишет, обязательно скупают все её альбомы и ставят пылится на почётную полочку, хотя содержание им не интересно… — нашёл аналогию Линь Фан. У него была полочка таких вот журналов. Довольно дорогих, кстати. Мужчина вспомнил об этом и печально взглянул на пылающий костёр. Мая же молча опустила голову. Следующая минута прошла в полной тишине. В какой-то момент Линь Фану стало неловко. Он уже задумался, как бы приободрить ребёнка, как вдруг девочка упала коленями на пол и достала будто бы из ниоткуда чёрную шкатулку. Не успел мужчина даже погадать, что в ней такое было, как Мая её уже открыла. Вспыхнул свет. Внутри шкатулки переливались и сияли три радужные жемчужины. Линь Фан сперва неуверенно поморгал; потом он прищурился, растерялся и наконец сделался хмурым: — Пилюли Сансары? Откуда они у тебя? — спросил мужчина строгим тоном. Пилюли Сансары были чрезвычайно редким алхимическим сокровищем; они относились к тому особому классу пилюль, которые нельзя было найти ни на рынке в массовом производстве, ни даже на самых элитных аукционах. Ими располагали только наиболее могучие секты и кланы. По сути своей, они были бесценны. Принявший такую пилюлю воин как будто проходил Сансару и возвращался на вершину своих сил. В бою это было чрезвычайно полезно, — ибо с помощью можно было залечить любые раны, — и особенно польза такой пилюли была очевидна для старых культиваторов, культиваторов в возрасте, которые с каждым годом только хирели. И поскольку именно такие культиваторы были сильнейшими, подобные пилюли были для любого клана на вес золота. Единственная неприятность была в том, что действовали они всего лишь несколько минут. Последний раз Линь Фан видел пилюлю Сансары много лет назад. Один его старый друг предложил мужчины несколько штучек в подарок. Линь Фан тогда отказался, аргументируя, что ему это было ни к чему. — Мастер, прошу вас принять это подношение и взять меня в ученицы… — Я спрашиваю, откуда они у тебя, — повторил Линь Фан прохладным голосом. Мая прошептала, помявшись: — Я их украла. Мужчина удивился: — Откуда? — У моей семьи. Линь Фан кивнул и задумался. Семья у девочки явно была незаурядной, если такие ценности хранились у них в сокровищнице, в которую мог проникнуть и стащить что-то ребёнок без капельки культивации. Всё это звучало крайне подозрительно и странно. — Спасибо за предложение, но оставь себе; кстати, если у твоей семейки есть такие ресурсы они наверняка куда более компетентны учить тебя, чем я. У меня даже еды нету, если что. Хочешь умереть с голоду? Нет? Тогда возвращайся домой. — …Я… Я не могу, Мастер. Я не могу больше вернуться… — прошептала Мая, сжимая свой браслет. — Почему? Боишься, что тебя за кражу накажут? И правильно сделают. — Нет, я… Я не могу. Я просто не могу. Они… Злые люди — вдруг выдохнула Мая и качнулась. — А я значит человек хороший, — усмехнулся Линь Фан. — Вы герой. — Бывший. — Но вы вернули мой… Хотя бы… Хотя бы поэтому… — пролепетала она и замолчала. Линь Фан сунул ладони себе под голову и разлёгся на подушке. Он действительно вернул девчонке её меч, но это не повод называть его героем. Он ведь сделал это вовсе не по доброте душевной, на самом деле, а потому что… — Я это не ради тебя сделал, а ради себя. — Ах? Мужчина выглянул в окно напротив кровати, полное звезд над чёрными кучами мусора, и неожиданно все тревоги оставили его сердце. Линь Фана захватило удивительное спокойствие. Он задумался, и сами собой его растерянные мысли стали превращаться в слова: — Знаешь, ещё лет тридцать назад это луна была настоящей помойкой. Миазмы, Гу, мальчишки босяки ломают друг другу шеи за еду… А если кто спрятал заначку, его пытают. Никто так не умеет пытать, как это умеют дети. У них в этом талант, — улыбнулся мужчина. — … — Мая сжала губки, прилежно слушая рассказ. — …Я тут вырос, аж до двадцати лет. Не то чтобы жалуюсь, жалуются только идиоты, но жизнь это была не из приятных. Можно было смириться, наверное, если не знаешь ничего лучше. Но мы знали. Всё из-за этой проклятой планеты, которая каждую ночь зависала у нас над головами. Земля была чёрная, мы все бродили в темноте, по помойке, но каждый раз над нами горела огромная Золотая звезда, заграждая нам солнце… «Как будто мы были её тенью», — говорил, вспоминая те тяжёлые дни Линь Фан. Каждый день он засматривался ввысь, на сияющую планету. Она была намного больше солнце и ярче любой звезды. Относились к ней по-разному, — многие её ненавидели, многие прятались от неё, боялись её сияния, многие использовали её свет, чтобы осматривать мусор когда не было солнца, но его, тогда ещё мальчишку, всегда радовала эта планета. Он всегда находил её, такую близкою, но неприступную, красивой. Золотая Звезда была самым прекрасным, что юноша видел во всём тёмном и уродливом мире. Постепенно, пристально наблюдая за ней и не упуская ни одного её появления, у Линь Фана зародилось желание самому быть как эта планета. Сиять на весь мир. Именно тогда он и решил сделаться героем. Юноша вполне мог стать злодеем, но зачем? Куда приятней, когда тебя любят, благодарят, одаривают цветами, чем ненавидят и боятся. Ему не чужда была и простая мораль, и совесть, разумеется. Но всё же он мог их побороть, если бы на то была его воля и нужда. Линь Фан вырос на свалке человеческой жизни, и выжил, а это было непросто. Для этого нельзя было не запачкать рук. Это он, а не его, пытали за гнилой ломтик хлеба, вбивая бритвы под ногти. Но когда предстал шанс Линь Фан решил стать именно героем. Просто потому что свет был ему приятней И три года юноша действительно сиял подобно яркой звезде. А затем погас. Жалел ли он о своём решение? Жалел разумеется, и возможно будь у него второй шанс, он поступил бы иначе. Кто знает. Но одного Линь Фан позволить себе не мог. Он не мог позволить, чтобы эти три года, самые драгоценные в его жизни, кто-то мешал с грязью. На себя ему было уже всё равно, но он понимал, что никогда уже не сможет вспоминать свои звёздные времена на пьяную головую и улыбаться, если позволит на своих глазах обидеть глупую девочку. Это было бы убого. Это было бы гнилью на его воспоминаниях. А кроме них у него ничего и не осталось. Мужчина вздохнул. — А дальше? — вдруг спросил его голосок. — Что дальше? — спросил мужчина уставшим голосом. — Что было дальше, Мастер? Как вы улетели отсюда? Линь Фан взглянул на Маю и увидел в её глазах подлинный интерес. Мужчина растерялся, не зная, плакать ему или смеяться. Вообще-то он тут душу изливает, а не историю рассказывают, но… Пусть. — Ха… Ладно. Дальше вот что было: я любил смотреть на небо, на звёзды, и вот однажды вижу, — он протянул руку к окну. — Одна звёздочка падает. — мужчина потянул рукой вниз, и действительно, как будто в симфонии с ним звездочка полетела вниз… — Падает, падает, становится всё больше и больше, и тут я понимаю: она же сейчас упадёт на меня… И словно по его велению, звёздочка в окне действительно становилась всё больше и больше, и уже стало ясно, что она стремительно приближается к земле. Линь Фан опустил руку на кровать, тихо наблюдая за её приближением. В голове мужчины было мутно, и ему казалось, что его заволакивает в нежный сын… Звездочка свалилась на землю. И вдруг вся комната заходила ходуном, загрохотала, бутылки покатились по земле, и Линь Фан так встрепенулся, что запутался ногами в покрывале, свалился с кровати и крякнул от боли. — Мастер?! — вскрикнула ошарашенная Мая и поддержала его обеими руками. Мужчина меж тем глазами блюдцами уставился за окно, где на земле, возле горы мусора, вздымалось облако дыма. Немедленно Линь Фан услышал холодный голос Императрицы Гу прямо в своей голове: — Беги.17. Отчаяние
— Беги, — сказала Императрица Ледяных Гу. Линь Фан её разумеется не послушал, и не только потому, что бежать сейчас был не в состоянии. Мужчина попытался подняться, — безуспешно, пока ему не помогла Мая. Поддерживая мужчину за бок, она поставила его на ноги. Линь Фан прокашлялся, вырвался из её хвата и еле-еле переставляя ноги доплёл до окна, оперся на подоконник и повис. Мая же встала у него за спиной, на носочки, поглядывая то на самого мужчину, — как бы он снова не свалился, — то на улицу. За окном застилая звёзды вздымались чёрные дымные облака. Линь Фан прищурился. У него мутило в глазах — да и не только, — так что разглядеть что-либо было затруднительно. Но вот из дыма медленно проявилось существо. Кажется, движущееся, и даже кажется живое. Линь Фан присмотрелся к нему и растерянно моргнул. Во дворе его дома появилась девушка. С короткими, примерно до висков, ровными белыми волосами; в облегающем чёрном костюме, плотном ровно настолько, чтобы скрывать все подробности её фигуры, но при этом ясно подчёркивать изгибы её тела. Не то чтобы было что подчёркивать, однако, подумал Линь Фан. Своим ещё немного плавающим сознанием мужчина заметил, что девушка, несмотря на свой внушительный рост, — причиной которого вскоре оказались высокие каблуки, встроенные в её костюм — была довольно непримечательная. Её фигура была ещё недоразвита. Ей было примерно пятнадцать-шестнадцать лет и она сидела на диете. Сильнее внимания мужчины привлекло её личико. Его можно было бы даже назвать милым, если бы не совершенно каменное выражение и нездоровая, меловая бледность; её лицо было не просто беленьким, а совсем белым, как у мертвеца. Глаза этой девушки, — молочно-серые пятнышки на кромешной белизне, — схватились за Линь Фаня, удерживая дыхание мужчины, но ненадолго. Девушка быстро оставила его, не предавая особого значения раненному мужчине, после чего медленно перевела свой взгляд на девочку у него за спиной. Мая вздрогнула. А девушка вытянула свою руку в облегающей чёрной коже, и на ней вытянулось острое чёрное лезвие. В именно в это мгновение Линь Фан ощутил самое бодрящее чувство, которое только может быть в этом мире: жажду крови. Мужчина немедленно отпрянул от окна, поскользнулся и полетел на землю. Мая встрепенулась и бросилась его поддержать, но хрупкая девочка не смогла выдержать вес высокого взрослого мужчины, и он повалил её на землю. Раздался тихий вскрик. Линь Фан немедленно скатился с ребёнка, оскалился от боли и со всей силы врезал кулаком о пол, что аж пыль поднялась, и рявкнул: — Формация! В следующую же секунду девушка снаружи вдруг отпрянула назад, очень резко, как будто его вытолкнула невидимая сила, после чего перед нею вспыхнул сияющий барьер. Вокруг дома загорелись мудрёные узоры. Явила себя непреступная черта. Линь Фан с напряжением всей своей воли приподнялся и свалился на кровать. Дыхание мужчины было частым и нестройным. — Кто это? — спросил он, смотря на Маю. Она к этому времени уже тоже приподнялась и совершенно растерянно, с приоткрытыми губками, смотрела в пол. Голос мужчина как будто привёл ей в себя. Мая быстро качнула головой, вдохнула, — её дыхание было нежным, как у маленького зверька — и покачала головой — Она из твоего клана? — спросил Линь Фан. — Н-нет, точно нет, — ответила Мая. Мужчина кивнул и снова выглянул в окно, на неподвижную девушку по ту сторону сияющего пузыря. Формацию вокруг своего дома Линь Фан разместил уже очень давно, как только тут поселился. Сделал он это разумеется не своими руками. Техническими вопросами занимался один его старый друг, с которым мужчина в качестве благодарности поделился в тот вечер пивом. Формация была нужна на случай, если кто-нибудь из старых недругов Линь Фана решит однажды заглянуть ему на огонёк. Пока мужчина рассматривал девушку, она тоже внимательно разглядывала сверкающий барьер, двигая только своими зрачками. Потом она протянула к барьеру руку, попробовала его на ощупь. Он был как будто одновременно и жидким, и твёрдым. Девушка занесла руку и вонзила в формацию чёрное лезвие. Вспыхнул свет, и лёгкая дрожь охватила весь дом. — Примерно… — проговорил Линь Фан, разглядывая колебания пространства вокруг чёрного лезвие. — Она примерно на стадии Дао Сердца, точней не скажу. Продержимся минут пять… Мужчина прикинул время и покачал головой. Формацию поставили двадцать лет назад, и с тех пор не запускали её ни разу. Наблюдая теперь переливы её сияния снаружи, Линь Фан даже немного дивился, как он вообще о ней вспомнил. За эти годы, в условиях неспокойного Ци, которое витало на свалке, формация сильно захирела. Если бы за ней постоянно следили и ухаживали, она могла бы продержаться целый час, а так у него было совсем немного времени. Мужчина ещё раз взглянул на Маю. Девочка смотрела в окно, крепко сжимая свой чёрный браслет. — На холодильнике нажми кнопку, — окликнул её Линь Фан. — Ах? — растерялась Мая. — На холодильнике нефрит. Нажми на него, — проговорил мужчина и снова скривился от приступа боли. — …Это сигнал бедствия. — прохрипел он, жмурясь одним глазом. Сигнал тоже оставил тот самый старый друг, и его он тоже уже много лет не использовали. Мая пришла в себя, причём очень быстро, чему Линь Фан немного удивился, подбежала к холодильнику, мимо уже чахнувшего костра, и что-то там сделала. Мужчина расслабился и уже начал размышлять, сколько времени уйдет, чтобы пришла подмога, когда его снова прервал потерянный голос: — Не работает. — Что? — Мастер, оно… Оно не работает… Тут царапина… — проговорила Мая. — Неси сюда. Девочка сразу махнула через всю комнату и протянула ему нефритовую табличку. Линь Фан, одним глазом выглядывая в окно, взглянул на неё и сразу заметил ту самую царапину, много царапин и даже определённый изгиб на краю некогда прямой таблички. — Ах… Да… — кивнул мужчина. — Я использовал её как открывашку. Девочка растерянно заморгала. Линь Фан слегка смутился, но потом покрутил головой: — Не важно, это не должно влиять — сказал он и прикоснулся к табличке. Она загорелась зеленоватым свечением, но потом свет её как будто не смог разгореться. Он быстро замелькал, и табличка потухла. Мая свела руки. — Это не поломка, — медленно и задумчиво проговорил Линь Фан: — Нас глушат… Мужчина выглянул в окно, где белая девушка продолжала врезаться чёрным лезвием во всё менее ясный барьер. — Она точно никак не может быть из твоего клана? — Нет, — ответила Мая. — А ты что скажешь? — спросил мужчина и закатил глаза, пытаясь разузнать что-нибудь от Императрицы Ледяных Гу. Ответом ему было леденящее молчание. — Тоже нет, ясно, — прошептал мужчина и снова обратился к напряжённой Мае. — Может это быть какой-то враг твоего клана? Кто угодно? Потому что она здесь за тобой, — заметил Линь Фан. Когда девушка только появилась, она проигнорировала самого мужчину и сразу взглянула девочку. Именно на Маю была направлена её жажда крови. Даже сейчас девушка поглядывала на ребёнка своими серыми глазами. — За мной? Я не знаю. У… нас много врагов. Таких я не помню. Девочка отвечала на удивление сдержанно и спокойно. — Ладно, — кивнул Линь Фан и устало выдохнул. Мужчина решил ей пока что поверить. — Тогда… — он замялся и поглядел на шкатулочку с пилюлями, пустую, потому что девочка их все разроняла во время переполоха. Однако они были рядом, под кроватью. — … Линь Фан сжал зуб. Он понимал: выбора нет, но всё равно мялся. В его голове снова раздался голос Императрицы Ледяных Гу: — Я в тебя верю. — Ты это уже говорила. — Мне захотелось повторить, — кратко ответил ему голос и притих. Линь Фан растерялся, но потом недовольно прыснул, откинулся на кровать и сказал: — Давай их сюда. Мая промолчала. — С тобой говорю. Пилюли давай, куда они там закатились?.. — А… Я сейчас… Сейчас! — тут Мая догадалась, что мужчина говорит уже с ней, а не с самим собой, свалилась на колени и стала разглядывать пол. Линь Фан же в это время слегка улыбнулся. Как странно всё складывалось, думал мужчина, воистину, волю небес не угадаешь. Ведь на самом деле у него и прежде уже были мысли попробовать пилюли Сансары, хотя бы разок, чтобы вспомнить былое, но каждый раз он отказывал себе, потому что живо воображал тот горький привкус, который будет у него после. Страшно иметь, но потерять, и ещё страшнее пройти через такое дважды… — Вот, мастер, вот, я… Мужчина прервал свои мысли и повернулся. Мая нашла все три пилюли, — зачем, хватило бы одной… Ну ладно — и держала их в своих беленьких ладошах. Мужчина протянул руку, ощущая дрожащее предвкушение в груди, над которым не имел власти, как вдруг девочка сложила свои ладони, повесила голову и спросила тихим, но дрожащим голосом: — Мастер, з-значит, если вы принимаете подарок… Вы согласно быть моим Мастером? Линь Фан сперва растерялся, настолько бредовым был этот вопрос, а потом он вдруг так разозлился, что аж рявкнул на девочку: — Совсем из ума выжила? Не время сейчас об этом, давай сюда скорее… Оставалось ещё полторы минуты до полного уничтожения барьера, и тогда им конец, совершенно точно, — против культиватора на стадии Дао Сердца, мужчина, раненый, не раненый, не продержится и секунды: — Давай сюда скорее. — Нет. Только если вы согласны, — зашептала девочка. — Ты… У тебя с головой всё в порядке? Нет, я сказал. Давай сюда эту дрянь или мы умрём. — Я умру, не вы, — вдруг заявила Мая. — Вы… Вы сказали, что она за мной, и я… Я вижу, она смотрит на меня… Я умру, а с вами всё будет в порядке. Вы сможете убежать. Линь Фана аж передёрнуло. Зоркая малявка. Мужчина заскрипел зубами и вдруг расслабился и разлёгся на кровати, и даже положил себе руки за затылок, что было совсем не просто, потому что его тело ныло от боли: — Ладно, — сказал он Мае спокойным голосом. — Ладно, как хочешь. Подыхай. Мне то что. Девочка молча опустила голову и крепко сжала три пилюли в ладошах. Прошло несколько секунд. Дрожь внутри помещения усиливалась, — как будто кто-то открыл дверцу огромного холодильника, и он затрещал на весь дом. Костёр пепекинулся на жирные упаковки. Линь Фан вскочил и бросился на девочку; Мая вскрикнула и отпрянула: — Дай сюда! — прохрипел мужчина и едва удержался на ногах, а потом стремительно заковылял в сторону ребёнка, зажимая её в угол. Мая забегала глазками, растерялась, — у неё за спиной тело пепелище, спереди мужчина похожий в тенях и пламенных языках на какого-то демона. У девочки стукнулись зубки, задрожали руки, и вдруг её глаза сами вспыхнули тёмными огоньками. Она взяла и… Запихнула все пилюли в себе в рот. Мая набила ими губы, как тушканчик. — … — … … … …18. Извинения
У Линь Фана отвисла челюсть. Потом он чрезвычайно напрягся, посмотрел на Маю как на что-то очень хрупкое — вазу на высоком и тонком пьедестале — и сглотнул. Девочка была вся бледная, и лишь глаза её сверкали безумными огнями, — а может это так падал свет от костра, чёрт его знает, — но мужчина на всякий случай сделал шаг назад. Оставалось примерно тридцать секунд пока барьер не прорвут. Мало времени. Настолько мало, что теперь уже двадцать восемь, двадцать семь… Мужчина заговорил глубоким и спокойным голосом: — Только не глотай… Не вздумай глотать… Мая, со щёчками, набитыми как у тушканчика, осторожно кивнула. Вдруг дом задрожал ещё сильнее. Линь Фан едва не потерял равновесие и не свалился с ног. Девочка дёрнулась и чуть не упала. — Так, давай я сейчас… — мужчина, опираясь на кровать, попытался придумать что-нибудь, чем бы ему отвлечь ребёнка, заинтересовать её, чтобы пока она мешкает подобраться к ней, наброситься и легонько хлопнуть по шее, — заставить выплюнуть драгоценные пилюли. Но когда мужчина уже подбирал слова, и когда оставалось всего пятнадцать секунд, прежде чем формация снаружи бы треснула, Линь Фан вдруг заметил кое-что: как ребёнок до белых костяшек сминает свои руки. Мужчина увидел это, и вдруг он понял, что и проблески упёртости на её бледном лице, и пламя в её чёрных глазках, всё это… Всё это было от отчаяния. Вот почему её глаза так сверкали, хотя пламя было у неё за спиной, — потому что ребёнок сдерживал в них океаны слёз. Линь Фан приоткрыл губы, но промолчал. Он поднялся на свои кривые ноги, и сказал, выдыхая и сдерживая боль: — Ладно… — мМ? — девочка похлопала ресничками. — Ты победила говорю, ладно, — устало произнёс мужчина, и отметил, что остаётся всего семь секунд. — Буду учить тебя, если так хочешь. Сперва Мая ничего не поняла, так это было внезапно, — но постепенно до неё дошёл смысл сказанного, и бледное личико девочки засияло как звёздочка, так ярко, что Линь Фану даже захотелось поморщиться: — Благода-…хва! — она заговорила, и одна пилюли вырвалась у неё изо рта. Линь Фан бросился вперёд, словил её, — одна секунда, — быстро и неважно протёр о свой рукав и закинул себе в рот. Раскусил. И одновременно девушка в чёрном за границей дома отвела руку, которой пилила барьер. Она осмотрела белый купол перед собой своими серыми глазами и занесла чёрное лезвие над головой. Секунда, и рука девушки полетела вниз. Раздался лёгкий хлопок. Купол посыпался и стал таять. Запутанные письмена на земле вспыхнули в последний раз и погасли. Рука девушки застыла; а потом она снова её отвела, снова замахнулась и снова ударила в направлении бетонного домика. Страшная сила была сосредоточена в этом ударе, ещё немного и от дома остались бы одни руины, как вдруг… Лезвие опять встало. Как будто снова врезавшись в нерушимый барьер. Девушка приподняла взгляд. Перед нею, возвышаясь на целую голову, а то и на полторы, стоял мужчина в грязной рубахе. Он держал чёрное лезвие крепким как тиски хватом. Девушка, совершенно не изменившись в лице, попыталась шагнуть назад. Не вышло. Её тело только дёрнулось, как будто она была куклой на ниточках. Мужчина держал её крепко. Но вдруг он её отпустил, и не успела девушка пошевелиться, как мощнейший удар пришёлся ей в живот; её согнуло надвое, раздался грохот, и она с шумом и ветром пролетела насквозь целую массивную гору мусора. А потом вдруг ей на лицо опустилась голая нога, и девушка врезалась в землю и ушла даже немного под землю, на несколько сантиметров. А потом был ещё один удар, и она ушла ещё глубже, и ещё, и ещё… Линь Фан топтал её несколько секунд; потом он остановился и присмотрелся. У него под ногами вздымалось серое облако дыма; мужчина прищурился, и вдруг из этого дыма вырвался чёрный клинок и прошёлся ему прямо по щеке. Линь Фань шагнул от него в самый последний момент, а потом вскинул руку и девушка, стремительно вскочившая на ноги, напоролась обоими глазами на его вытянутые ножницами пальцы… … …Приближалось утро, первые лучи солнца освещали грязную, заваленную хребтами мусорных гор свалку. Вытягивались длинные тени, а на лугу звучало пение журавлей, перебиваемое ещё очень далёким и почти неразличимым грохотом. Вдоль шоссе шли трое ребят. Двое были очень рослыми, мускулистыми и вообще удивительно похожими друг на друга, — третий был немного пониже, но тоже очень внушительным для своего возраста. Это был Лян Чао, и лицо его в свете раннего солнца было таким кислым, как будто на завтрак он съел целый лимон. — Кто бы сомневался, алкаш живёт на помойке, — пробурчал юноша, в ответ на что его бугаи вместе закивали. Но не засмеялись, слишком раннее было время, чтобы смеяться. Его кузены всё ещё были сонными, в то время как сам Лян Чао был скорее бодрым, но очень хмурым. Юноша был крайне рассержен и недоволен. Ибо по приказу школьной директрисы, а затем ещё и своего отца, его заставили идти извиняться перед тем никчёмным учителем, которого он тогда избил. Лян Чао находил такое положение дел чрезвычайно несправедливым. В конце концов этот поганый алкаш сам на него полез. С чего это он, настоящий, полнокровный дворянин из клана Четвертого ранга должен теперь просить у него прощения? Сам факт этой несправедливости злил Лян Чао намного больше, чем то, что ему приходилось самым ранним утром переться, причём на своих ногах, ибо в качестве наказания он теперь именно так был обязан добираться в школу, а не на машине, на проклятую помойку. А то что алкаш жил на помойке — это вообще была какая-то дурная шутка. Юноша был так взбешён, что у него даже не было желания язвить, когда он встретит этого старика. Ему просто хотелось покончить совсем и поскорее отсюда убраться. И вот Лян Чао шёл, недовольно хмурился, как вдруг утреннее щебетание, репетиция птичьего хора, тоже чрезвычайно раздражительные для юноши, прервал какой-то грохот со стороны свалки. — Что там ещё такое? — вспылил юноша и недовольно посмотрел на горы мусора. — Рабочие, может это — разумно предположил один из его Бугаев, на что Лян Чао только поморщился. — Не важно, пошли, — сказал он и уже было побрёл дальше, как вдруг грохот повторился, только ещё громче, и отдалённая гора мусора вдруг развалилась. А потом прогремело ещё раз, даже ещё громче, и развалилась ещё одна гора, уже немного ближе. Юноша растерялся и вместе со своими кузенами уставился на мусорные хребты. И тут с поистине громовым треском обвалилось самое ближайшее нагромождение. Раздался свист, и в нём появилась дыра, как будто кто-то пустил через него пушечное ядро. Гора стала валиться и складываться. Само же чёрное «ядро» впечаталась в небольшой склон возле лестницы на помойку. Мальчишки переглянулись и побежали посмотреть. Они сбежали по лестницы и посмотрели на склон. Затем все юноши разом охнули. Они увидели создание наподобие девушки, впечатанное в гору. Именно наподобие, а не конкретно девушку, потому это существо походило не столько на кого-то живого, сколько на побитую куклу. У девушки не было одного глаза, не было одной ноги и руки. Всё её тело, обтянутое облегающим чёрным материалом, было во вмятинах как будто оставленных чьими-то кулаками — проглядывался рельеф пальцев. Лян Чао разинул рот. И тут юношу пробрал холодок. Он до белизны в костяшках сжал ограждения лесенки, а его ладони стали сочиться холодным потом. Всё потому что девушка, а вернее сказать создание в форме девушки, мимолётно обратило на него свой огромный и холодный как луна в зимнем небе глаз. Одного её взгляда хватило, чтобы Лян Чао понял, что это существо одним своим движением могло стереть и его, и даже его отца, в порошок. Своей силой оно было сравнимо с его дедушкой, старейшиной клана. У мальчишки затряслись зубы. А потом в его голове точно молния мелькнула, и он немедленно уставился назад, туда, откуда девушка собственного прилетела. И сразу там появилось какое-то копошение: в густом облаке пыли стал проявляться чей-то силуэт. Рослые мальчишки уставились туда же. Сердце Лян Чао бешено забилось в груди. Юноша, как и все его ровесники, больше всего в мире уважал могучих воинов. И потому он трепетал, воображая воина, который был настолько сильнее даже этого страшного монстра, что смог довести его до такого состояния. Кто же это мог быть? Неужели на этой помойке обитали настолько сильные культиваторы? Может это был таинственный мастер, который живёт в затворничестве? Лян Чао сгорал от нетерпения и хотел поскорее увидеть великого воителя своими глазами…19. Декретный Отпуск
Одним из самых сильных воинов на безымянной луне был отец Лян Чао, — он работал управляющим какой-то компании, филиала их клана, и находился на Восьмой руне. Кроме него за луной значился приписанный надзиратель Федерации, и вот он уже был на стадии Дао Сердца, но этот человек не часто бывал в своих владениях. Половину года он проводил то в отпусках, то в официальных визитах, так что вряд ли это был он. И потому Лян Чао сгорал от нетерпения увидеть, кем же был таинсвтенный воин; загадочность только подполяла его интерес. Его кузены тоже были очень заинтересованы, и тоже с горящими глазами вглядывались в облако пыли, из которого медленно проявлялся высокий мужчина… — Фух… Надо было сперва размяться… — проговорил Линь Фан, потирая свой немного морщинистый лоб. Длинные волосы мужчины были ещё более растрёпанными чем обычно, — сейчас на них ещё и лежал густой слой пепла; его грязная пепельная рубаха была местами рваной, с кровавыми пятнами, а штаны превратились в шорты и протёрлись на месте коленок насквозь. Линь Фан был похож на какого-то бомжа и, в общем, не многим отличался от своего обыкновенно облика. Лян Чао от удивления округлил глаза. Он разумеется узнал в этом человеке того проклятого учителя, лицо которого стояло у него в печёнках ещё со вчерашнего вечера. Но юноша никак не мог в это поверить. Он даже начал засматриваться и щуриться в дымное облако за спиной мужчины, а не идёт ли там кто-то ещё, но подул ветер, и облако развеялось, открывая сплошную пустоту. По спине Лян Чао стали неприятно сбегать капли пота, как муравьи своими острыми лапками. Линь Фан же взглянул на троицу ребят совсем мимолётно и повернулся к девушке, впечатанной в склон. Она смотрела на него единственным серым глазом, неподвижно, как сломанная кукла. «Которой самое место на свалке», — подумал мужчина. Он тоже внимательно пригляделся к этому созданию: у девушки на месте правой руки выпирала кость, рваная, и ещё одна на месте левой стопы — немного более целенькая. Её тело истекало кровью, и все её мышцы пребывали в предельном напряжении, как будто она пыталась выдавить собственные вены… Картина была крайне печальная, но самым главным, на что обратил внимание мужчина, были не раны, но особенности строения этого существа: её кости были чёрными как чугун, кровь, тоже чёрная, была блестящей и маслянистой, а мышцы, сплетённые в несколько раз туже чем у обычного человека, из очень толстых мышечных волокон, наоборот — были меловой белизны. Милое личико девушки в свете восходящего солнце было бледным под слоем пыли, как у статуи. Мужчина задумчиво присел перед девушкой на корточки и сложил руки, подпирая пальцами губы. Что-то здесь было не так, думал Линь Фан, и странное строение организма этого создания было лишь самым явным, внешним признаком странности. В конце концов и непонятную кровь, и окрас её внутренностей можно было бы объяснить каким-нибудь особым телосложением. Точно также можно было объяснить и лезвие, в которое она превращала свою руку, — которую мужчина оторвал. Всё это было приемлемым. Самое странное было в другом. Во-первых, странна была её внешность. На вид убийце было примерно шестнадцать лет, плюс-минус год. Она была ещё ребёнком, и при этом культивация её была аж на стадии Дао Сердца, причём примерно на Третьем ранге стадии Дао Сердца. Как ни посмотри, в таком возрасте и с такой силой её впору было считать по меньшей мере юным дарованием. Таких как она берегут, их растят в тепличных условиях. Насколько нужно быть глупым или расточительным человеком, чтобы использовать такой талант в качестве убийцы? Ещё было странно, что Линь Фан сперва не распознал силу девушки, — отчего и заработал шрам, который теперь красовался у него на щеке. Однако ошибку мужчины можно было понять, — концентрация Ци вокруг неё была очень жиденькой. Она была во много раз меньше, чем ожидаешь от воина с такой культивацией. И ещё, ещё одна странность, что это Ци не вихрилось вокруг неё, как ему полагается, но исходило из её тела, как будто девушка была артефактом. Человекоподобные артефакты действительно существовали. Они назывались Марионетками. Линь Фан повидал немало таких, и современных, и времён Золотой Эры, и даже работы Древних Бессмертных, — мужчина как-то навещал музей одного ценителя, — но никогда он ещё не видел такой вот марионетки. Девушка отличалась от обыкновенного артефакта кое-чем очень очень важным: по тому как пристально она на него смотрела, пытаясь, однако, скрыть проблески фрустрации в глазах, по её повадкам, по её сжатым зубкам Линь Фану было видно: у неё был разум и была душа. У Артефакта тоже может быть душа, но только если он Небесного ранга. Во всей Федерации было всего два известных Небесных Артефакта, и ни один из них не являлся марионеткой. Ну а если даже кто-то и нашёл третий, этот человек должне быть совсем безумным, чтобы использовать его просто чтобы убить ребёнка. Линь Фан вздохнул. Слишком много было вопросов, а дымка в его голове с каждой секундой становилась всё гуще. Мужчина, кряхтя, поднялся на ноги, хрустнул спиной и произнёс: — Не люблю убивать детей, если честно, не по-геройски это… — … — …Но я не знаю, что ты такое, и запечатать тебя сейчас не могу, так что… — оставалось всего несколько минут действия пилюли Сансары, Линь Фан не мог позволить себе риск оставлять это существо в живых, пусть даже настолько изувеченное. Мужчина ещё раз взглянул в холодный и круглый глаз создания, поднял ногу и мощным ударом, с хрустом, свернул девушке шею. Её голова завалилась на бок, а веки почти сомкнулись, оставляя между собой тонкий беленький зазор. Линь Фан взял труп девушки и забросил его на вершину склона, а потом неожиданно повернулся к троице ребят, которые толпились на лестнице. Лян Чао ужаснулся, и сразу ему вспомнились все его фантазии о том, как он будет «просить прощения» у этого мужчины. Лян Чао его даже репетировал, он хотел сделать всё как можно более небрежным, более презрительным, но теперь, теперь… Юношу придушил такой ужас, что он вдавился пальцами в ограждение лестницы и со всей мочи врезал о него головой, и прошептал: — П-простите… — Вы из нашей школы? В смысле той, рядом? — спросил мужчина плавающим голосом и немного щурясь. Лян Чао растерянно поднял голову, — его лицо вдруг стало чрезвычайно тупым. Тут один из его дружков опомнился и сказал: — Да, мы там учимся! Линь Фан кивнул: — На занятия идёте? Дайте-ка ручку и на чём писать. Другой юноша немедленно вспорол свой портфель, вывалил всё его содержимое на землю, нашёл ручку, вырвал листок из учебника и передал их мужчине через плечо одеревеневшего Лян Чао. — Спасибо, — кивнул Линь Фан, прыжком забрался на вершину склона и начал что-то строчить. Потом он вернулся, держа труп девушки за шкирку. В её пустую глазницу была вставленна свёрнутая бумажка. — Притащите её в школу и передайте директрисе, скажите послание, чтобы она переслала, — код и адресат указаны. Школа кроме всего прочего была приспособлена как избирательный участок. Там была размещена мощная формация связи прямо со столичной планетой, — такую заглушить не получится. — Д-да, — немедленно закивали юноши. — Вот и хорошо, если справитесь, всем десятки по физре. За четверть, — сказал мужчина, спрыгнул к подножию склона и пошёл куда-то вдоль него по помойке. — Ах да, — он сделал такое движение, как будто что-то вспомнил. — Скажите ещё, что с этого дня я в… декретном отпуске, — сказал мужчина и пошёл дальше. Дети проводили его взглядом, пока он не скрылся за горой мусора. И сразу же Лян Чао вдруг свалился на колени и тяжело выдохнул. — Не узнал… — прошептал мальчишка. Не узнал… Повторил он про себя с невыразимым облегчением.20. Итоги
Линь Фан действительно не узнал мальчишек, даже Лян Чао. По нескольким причинам. Во-первых, когда Линь Фан впервые их увидел, мужчина был с бодуна и голова его работала неважно; во-вторых, потому что сейчас он спешил, — до конца действия пилюли оставалось всего несколько минут, — и его мысли были заняты делами поважнее. Правда, сказать, что дела эти ну очень важными, было бы преувеличением. Шагая вдоль ската, между нагромождений мусора — спасибо хоть, что не зловонного — Линь Фан как-то очень расплывчато и бессвязно обдумывал, что ему теперь делать дальше, что вообще происходит, как его жизнь так круто повернулась, и что он скажет этому проклятому бесёнку, как её там… Мае, когда встретит. Но постепенно все эти мысли ушли на второй план; в мужчине забурлило детское веселье. На его лицо сама собой стала лезть улыбка. Он шёл, улыбался и вдруг подпрыгнул и цокнул ногой о ногу. Потом он прошёлся ещё немного, увидел баночку на земле, и вдруг как повернулся, как врезал по ней носочком, что запустил её аж в небеса. Мужчина накрыл глаза ладонью, прищурился, наблюдая за полётом баночки, и глупопрыснул. Разумеется, это было временно. Скоро силы опять его оставят, и он снова станет дряхлой развалюхой, но пока он ещё мог, Линь Фан наслаждался своей возращённой культивацией. Ну как, почти, поправил он сам себя. Вообще его настоящая сила была намного выше. Если бы он снова стал как Звёздный Владыка, Линь Фан бы одним взглядом испепелил девушку, а то и всю луну, если бы захотел, стёр в порошок. Но потому что его тело, по вине одного ледяного паразита, значительно зачахло, пилюля не смогла возвратить ему всю его былую мощь, но только лишь жалкие её крохи. Мужчина всего лишь вернулся на почти на пик стадии Девяти Дао Рун. Теперь ему было даже немного жалко потраченной пилюли Сансары. Учитывая сколько одна такая штучка стоит, использовать её чтобы вернуть жалкую силу Девяти Рун было страшным расточительством. Процент КПД приходилось искать с лупой. Даже Федеральные проекты не казались на фоне этого такой уж страшной тратой денег, но некоторое оправдание себе Линь Фан всё же имел: он, как-никак, был гением, и потому даже на Девятой руне с лёгкостью только что прибил воина — если девушка была воином, с ней было немного непонятно, — на Третьем ранге стадии Дао Сердца. Для многих это было бы немыслимо, но для него — обыденность. Как гласила одна поговорка, талант всегда бьёт на ранг выше, гений на два ранга, а Фан Линь — на всю стадию. И кстати говоря, вспоминал мужчина, удивительно, что несмотря на то, что эта поговорка была довольно известной, никто до сих пор не догадался об одной его тайне, которую знали, пожалуй, только он сам, Императрица Ледяных Гу и ещё одно создание нечеловеческого вида. Сам Линь Фан особенного желания рассказывать эту тайну не имел, по многим причинам, включая и то, что ему было бы неприятно видеть глаза человека, который бы о ней узнал, а их мужчина мог представить себе очень ясно… И вот пока он шёл и воображал, спереди раздался крик: «Мастер!». Линь Фан опомнился и обнаружил себя во дворе своего дома. К мужчине выбежала Мая. Девочка остановилась перед ним, запыхалась, стала глубоко дышать и закашляла, потому что вокруг всё ещё летала искрящаяся в лучах солнца пыль. Линь Фан посмотрел на ребёнка и едва сдержал усталый вздох. Девочка была грязная, бледная, мятая и пыльная, и одновременно щёчки её были красными, а глаза сверкали как драгоценные камешки; она едва держалась на своих ножках-шпильках и всем своим видом выражала волнение. Она о нём волновалась. — М-мастер, вы в порядке? — спросила Мая тихим и дрожащим голосом. — Да, вполне, — кивнул Линь Фан. — Хорошо… — девочка улыбнулась. Потом замялась и заговорила немного неловко: — Мастер… — Слушаю, ученица. Тут она вздрогнула, мелькнула в него глазками, и сразу повесила голову и радостно смутилась. Линь Фан сперва усмехнулся и хотел было сказать ещё что-нибудь весёлое, — и заодно он отметил про себя, что у него ещё две минуты, — как вдруг Мая присела коленями на грязную землю и произнесла: — Мастер, я… — её голос превратился в шёпот. — Спасибо… Девочка замялась. — Я… Простите, что я вас… Линь Фан поморщился и прервал её извинения: — Давай без этого; ты меня вынудила получается, но в мире не так много людей, которые могут это сделать. Гордись, ты только что вошла в очень узкий кружок. Он, кстати, не официальный, так что в школе себе тоже что-нибудь подыщешь. Клуб дебатов, например. Убеждать ты умеешь. Мая кивнула, а потом что-то вспомнила и заволновалась: — Мастер, нам… — И ещё, давай без этого «Мастер», только стал мастером, а уже голова болит это слышать. Давай лучше… — задумался. Цокнул языком. — Ничего в голову не приходит… Вот тебе первое домашнее задание, придумай что-нибудь на замену «Мастеру». А я пойду отсыпаться… А, ну и ты пережди пока тут, и если надо меня разбудишь… Я уже отправил сообщение, так что скоро должны прийти уполномоченные органы… — быстро говорил Линь Фан, попутно считая время. На слове «органы» Мая, которая внимательно слушала мужчину, слегка растерялась. Девочка сглотнула, опустила голову в землю и проговорила: — Мастер, мне нельзя… Чтобы меня находила Федерация… — Что, прости? — Они… Вернут меня в мой кла… В мою семью… обязательно вернут, а мне нельзя возвращаться, — поджала ноги. Линь Фан наклонил голову: — И что ты предлагаешь? Бегать от Федерации и твоей семейки, и ещё от непонятных убийц. Ты в своём уме вообще? — … — ребёнок промолчал. Линь Фан видел только её чёрную макушку. — Тс… — мужчина выдохнул и взглянул в ясные голубые небеса. На его слипшиеся пыльные волосы дунул весенний ветерок: — …Ладно, — медленно заговорил Линь Фан. — Тогда слушай меня. Внимательно. Мая подняла голову. — Через тридцать минут, примерно, сюда должен прилететь перевозчик мусора. Со свежей партией отходов. Потом он полетит назад, на Золотую Звезду. Нам нужно попасть на него. Кто бы за тобой ни гнался, он смог выследить тебя аж до сюда, прямо до моего дома. Значит они как-то могут узнавать, где ты прямо сейчас находишься. Наш единственный шанс, — сбежать в густонаселённый город. Там они не посмеют ничего сделать… А потом… Потом можно было слетать в ещё одно, уже точно надёжное местечко… И ещё на Золотой Звезде проживала старая подруга мужчины, она тоже могла помочь… Линь Фан стремительно обдумывал варианты. — В обще вот: мусоровоз, тридцать минут. Кивни. Мая опомнилась и кивнула. — Умеешь кивать, молодец. Теперь твоя задача. Эта махина приземлиться в трёх километрах отсюда. Ты должна, во-первых, меня туда дотащить, во-вторых, убедить мусорщика взять тебя на борт. Обычно он берёт наличными, — скажи, что так он выплатит мне свой должок. Времени терять нельзя. Ясно?! — вдруг рявкнул мужчина последнее слово. Мая вздрогнула и попыталась кивнуть, но голова её была так близко к земле, что девочка стукнулась о неё лбом: — М-мастер, — вдруг пролепетала она. — А почему вас тащить? — Потому что, — ответил Линь Фан и отметил про себя, что время вышло. Немедленно его схватила слабость, ноги его онемели и подкосились, и мужчина стал падать прямо на девочку. Она испуганно вскочила, едва удержала его, упираясь ногами в землю и плечом ему в живот. Мая была в шоке, она кричала: Мастер, Мастер… Но Линь Фан её не слышал. Мужчину окутывал хваткий сон. Время действия пилюли закончилось, и за всё надо платить. Ближайшие часа два он будет в коме. Мужчина стремительно падал в тёмную и глубокую тишину. Меж тем в его душе горело девятью пламенными рунами огромное каменное колесо. Но вот по нему пробежала трещина, потом другая; фантомное колесо померкло и отделилось от колеса настоящего: тёмного и серого. Фантом начал стремительно развеиваться, словно пламя на ветру, как вдруг некая сила схватила его и потянула в сторону. Сияющее колесо превратилось в шарик. Шарик вошёл в ледяное яйцо. Вспыхнул свет. Внутри яйца вспыхнула бело-голубая девушка в позе эмбриона; её едва приоткрытые глазки мелькнули жёлтом светом и померкли, после чего яйцо снова наполнилось непроглядной белой дымкой…21. Линь… Фан Линь
Будильник грохотал по металлическому столику уже полторы минуты, пока старик, пошатываясь, пытался подняться на ноги. Но каждый раз он падал, руки его скользили по столику, и грохот так больно, так мерзко, врезался ему в уши. Линь Фан застонал… И открыл слипшиеся веки. Мужчина приподнял голову, тяжёлую как звенящий железный шар, и осмотрелся. Вернее, попытался осмотреться: не вышло. Стояла кромешная темнота. Он, кряхтя, поднялся на свои локти, и случайно, поднимаясь, стукнулся макушкой о железный потолок. Линь Фан лежал в небольшом металлическом гнезде. В голове мужчины гудело после сна, и это гудение наслаивалось на страшный металлический треск, который он в полудрёме спутал с будильником… И кстати о будильнике. Линь Фану вдруг вспомнились все события вчерашнего дня, начиная с его болезненного пробуждения. Произошло столько всего, и всё это было настолько запутанно, а во многом и бредово, что дабы прийти в себя ему даже пришлось снова уложить свою голову на плоский твёрдый матрас. Несколько минут мужчина лежал на нём и пытался размышлять; потом его нервы не выдержали, он потянулся вперёд, выбил ногой крышку своего гнезда и стал вылазить, протаскивая себя за железные поручни по бокам, на свет, откуда доносился такой мерзкий скрип. Линь Фан вылез, выпрямил спину и осмотрелся ещё раз. Всё ещё было темно. Вокруг открывалось не очень просторное металлическое помещение, полностью проржавелое. Ржавыми были пол, стены; ржавым, верно, был и потолок, но он проглядывался только едва-едва, потому что единственным источником света были тут и там расставленные цветастые светильники, питаемые духовными кристалликами. Возле светильников, особенно красных, сжимались люди в обносках, — по два-три человека. Они сидели плотно окруживши огоньки. Когда Линь Фан заметил, что при этом они открывают на свет свои ладони, и понял, что это люди так греются, его и самого пробрала дрожь — в помещении было довольно прохладно. А потом мужчину опять передёрнуло, потому что снова его пробрал металлический скрип, такой мерзкий, как будто ему смычком водили прямо по нервам. Линь Фан выследил источник звука и обнаружил в углу помещения старика в рваном белом халате, который сидел перед старинным — в самом дурном смысле этого слова — гуцинь (1) и «играл». Играл увлечённо, с одухотворённым выражением на лице, как будто полностью отдавая себя музыке и при этом страшно фальшивя — аж уши вяли. Линь Фан перевёл взгляд немного в сторону. Возле старика он заметил маленькое создание, которое обнимало свои ноги и тихо сопело. Это была девочка… Мая. Мужчина побрёл к ним, мимо нескольких светильников, которые приятной теплотой обласкали его ноги, и встал у ребёнка за спиной. Мая была спящей. Сперва мужчина удивился и даже чутка пожалел девочку, — насколько же она была уставшей, раз смогла задремать рядом с таким ужасающим шумом, но потом она, словно отвергая его сочувствие, встрепенулась, взглянула на мужчину своими слипшимися глазами и прошептала: — Мастер… Прошло ещё несколько мгновений, и наконец Мая очнулась, вскочила на ноги, резко поклонилась мужчине, зашаталась и чуть не потеряла равновесия; Линь Фану пришлось её удерживать. Девочка отстранилась и сказала с улыбкой: — Спасибо, Мастер. — Не мастер, — заметил мужчина. — А? — Мая захлопала глазками. — Я тебе не «Мастер», говорю, — повторил Линь Фан и присел на землю со скрещенными ногами. Мужчина взглянул мимо девочки, на старика, с интересом рассматривая одухотворённые гримасы, которые тот корчил во время своей игры. Мая в свою очередь и дальше продолжила стоять на ногах, совершенно сконфуженная. Потом девочка присела, неловко, и уставилась в землю. Линь Фан усмехнулся про себя, решил, что довольно над ней издеваться, и сказал: — Я же сказал тебе, придумай другое обращение. Любое, в принципе. А то Мастер да Мастер уже в печёнках сидит. — Мас… Как… Как скажите, Мастер! — Мая немедленно оживилась и, Линь Фан мог сказать даже и не поворачиваясь, её глазки засияли. Он поморщился и спросил: — Сколько я спал? — А… Час, наверное, — сказала девочка. — Час, значит мы только взлетели… — Линь Фан понял, почему у него так гудела голова. Всего лишь час сна после такого денёчка был той ещё пыткой. Это как с пивом. Если дать один глаточек, а потом забрать бутылку, то всё горло будет ныть от обиды. Сейчас мужчина и девочка находились в трюме мусорного корабля, мусоровоза, одного из многих, которые каждый день циркулировали между луной — свалкой и планетой, на орбите которой она вращалась, Золотой Звездой. Разумеется, возить им позволялось только мусор, но каждый из капитанов такого судна хотел себе немного заработать, а потому некоторые из них перевозили ещё и всяческих нелегалов, кто по каким-либо причинам не мог получить разрешения на официальный перелёт. Для этих целей капитан конкретно этого корабля закупил несколько особых контейнеров. В них находились духовные кристаллы всех пяти стихий, которые поддерживали внутри атмосферу и воздух. В них он и прятал беженцев, потому что разумеется возить их просто так, в мусорном трюме, было невозможно. Они бы сразу замёрзли насмерть. Знал об этом Линь Фан потому, что как-то раз пилот этого судна пожаловал ему прямо в дом и предложил долю, чтобы мужчина держал всё в секрете, а когда надо мог и подсобить, чтобы не было проверок. В ответ на это щедрое предложение Линь Фан вежливо заметил, что его, кажется, спутали с заведующим свалкой… Это был не самый приятный эпизод. Для пилота. Линь Фан разумеется согласился на долю, но уже не за помощь, а за молчание. — Не хочешь ни о чём меня спросить? — вдруг обратился мужчина к Мае. Она растерянно похлопала глазками: — Как думаешь, почему я сказал, что у тебя только тридцать минут чтобы меня дотащить? Вообще это было верно. У девочки было тридцать минут до прибытия корабля, но потом судно ещё столько же разгружалось. Если бы она знала это заранее, Мае бы не пришлось тащить мужчину и бежать. — Это… — Мая нахмурилась. — Это было Испытание? Линь Фан выпрямил голову: — …Да. Девочка выдохнула. А Линь Фан неловко улыбнулся. На самом деле это не было никаким испытанием. Просто конкретно тогда, в ту минуту, его голова была не совсем свежей, и он совершенно забыл этот факт, что кораблю ещё надо разгрузиться. Теперь же он его вспомнил, и решил обыграть как «Испытание» чтобы оправдать себя перед ребёнком. И кажется получилось. Меж тем вдруг особенно громко брякнула струна, и старик, играющий на цитре, резко вскинул голову, точно петух, который собирается кричать восход, а потом опустил её и сделал живописный вздох, как великий музыкант после чудесно исполненной партии; у Линь Фана появилось странное желание метнуть в него гнилым помидором. — Ох, — вдруг заговорил старик одновременно и манерно-высоким, и фальшивым, и кряхтящим голосом: — Друзья, прошу прощения; мной завладела мелодия, во мне звенело будто великое Дао музыки… Я вас совершенно не заметил. — Не обижены, — ответил Линь Фан и начал подниматься на ноги. Но старик вскочил за ним: — Прошу прощения, но кто бы мог подумать, что среди пассажиров нашего чудесного путешествия найдутся люди, ценящие музыку… — старик обвёл глазами весь остальной народ, который будто намеренно — собственно, так оно и было — сидел от него на отдалении, — …Нынче это редкость. — Действительно, редкость, — кивнул мужчина с иронией в голосе, а старик уже тыкал ему свою руку: — Меня зовут Лань, просто странствующий Лань. А вас? О, и вас, как зовут вас, юное дитё? — обратился старец к Мае, которую только заметил. Девочка замялась, взглянула немного растерянно на Линь Фана и ответила: — Мая… «Мая», — задумчиво повторил про себя мужчина. Пусть. Мая. — А вас, друг, позвольте узнать? — дальше спрашивал старец. Линь Фан в свою очередь ответил моментально, без запинок… А вернее, он хотел ответить моментально, но потом вдруг растерялся, задумался и сказал: — Линь… Фан Линь, — а потом ещё раз повторил, уже для самого себя: — Меня зовут Фан Линь. — Фан Линь… — протянул старик, и мужчина уже был уверен, что он скажет что-нибудь про того самого героя Фан Линя, но старик только заметил: — Чудесное имя, мелодичное. — Мне тоже по вкусу, — кивнул Фан Линь и обратился к Мае: — Пошли, у нас мало времени. Девочка встрепенулась и встала на ноги, не спрашивая, куда это они так спешили. Она кивнула старику на прощание, и они пошли. — Собственно, какой план: я решил захватить этот мусоровоз и сделать его нашим флагманом, — заговорил по дороге мужчина. Девочка сконфузилась, а потом быстро побежала за ним. Следующие пару секунд глаза её беспомощно бегали, а губы были полуоткрыты. — А… — наконец она решилась и спросила. — А это обязательно? — Нет. Это я так тупенько шучу, — ответил Фан Линь и вдруг остановился посреди более-менее свободного, но освещённого и даже согретого пространства. — Ах… — кивнуа Мая, на что мужчина только закатил глаза: — Я скоро пойду дальше дрыхнуть, потому что если спать только час в день можно и чокнуться. Но сперва раз уж я проснулся, проведу первый урок чтобы не терять время. Потом сама будешь практиковаться всю дорогу. — Урок? — Урок, — кивнул мужчина, и вдруг нашёл всё происходящее немного забавным. Он прыснул: — Будем учиться культивации. ________________ 1. Или же «古琴», семиструнная цитра.22. Стадии Культивации
— Будем учиться культивации… — сказал Фан Линь, и сразу немного растерялся. Как странно эта фраза прозвучала его голосом, как странно, что… Он действительно был чьим-то Мастером. Осознание этого пришло к мужчине так внезапно, что он аж присел на землю, — скрестив ноги, как привык сидеть он обычно, — и едва ли не пять секунд просто всматривался в пустоту; потом он тряхнул головой и взглянул на девочку перед собой. Она смирно стояла на месте и всем своим видом показывала, что прилежно его слушает. — Ты ведь из большого клана, так? Тебя всему этому уже учили, наверное?.. — задал мужчина наводящий вопрос. Согласно плану, довольно смутному, который был у него в голове, она примерно сейчас должна была сказать, что всё и так уже знает. По крайне мере так поступил бы любой нормальный ребёнок. Но Мая слушала его смиренно и внимательно. Настолько смиренно и внимательно, что даже на вопрос ответила она ему с некоторым запозданием: — А, да, Мастер, учили… Мне рассказать, что я уже знаю? Фан Линь вспомнил её лекцию по истории и поморщился. — Оставь; повторение — мать учения. К тому же… Скажем так, я примерно уверен, что знаю побольше того, чему тебя учили… — ведь он знал больше чем любой другой воин на Звёздном Небосводе… почти, отметил про себя Фан Линь. — И… Знаешь, как бы так сказать… Всегда полезно, когда в голове у тебя цельная картина. Лучше вобрать её сразу такой вот, чем дополнять по кусочкам — тогда она будет крепче держаться. Понимаешь меня? Мая кивнула. — Вот и хорошо, тогда начинаем с основ. Первая стадия… — Фан Линь было заговорил и вдруг резко замолчал. Он собирался рассказать ребёнку о стадиях культивации, но вдруг понял, что ещё не рассказал ей, что, собственно, такое культивация. И нужно ли было вообще об этом говорить? Как вообще ему будет правильно построить урок? Что преподавать, в каком порядке, как?.. Сразу несколько вопросов прозвучали в голове мужчины, и ответить он не мог ни на один. И тут Фан Линь понял, что хотя сам и был великим воином — когда-то — и знал немало тайн, которые удивили бы даже Звёздного Владыку, он на самом деле не имел ни малейшего понятия, как ему всё это выразить словами и особенно как этому обучить; мужчина растерялся. Взгляд девочки, такой тихой и внимательной, — она ни слова не сказала о его затянувшемся молчании, но как будто стала даже более пристальной, — вдруг сделался невыносимым. Мужчина нервно сглотнул. По-хорошему ему следовало сейчас сослаться на усталость, перенести урок и к следующему разу всё хорошенько подготовить, но… Делать это было неловко. Мужчине в его растерянности даже вспомнилась небольшая книжка, «Как Быть Педагогом», последнюю ревизию которой ему прислали незадолго до начала учебного года, и которая с тех пор обитала у него в уборной, сильно за это время истощав… Теперь Фан Линь жалел, что ни разу её так и не открыл чтобы почитать. — Знаешь, — молчания слишком затянулось, и мужчина решил сказать хоть что-то: — Культивация это такая штука, которую каждый должен понять сам… ясно?.. То бишь, хороший учитель не может показать тебе дорогу, но может научить тебя ходить. Поэтому и учить я тебя буду… Простому. В смысле я буду учить тебя самому общему, а всё остальное додумаешь сама… Ну и как-нибудь я поделюсь ещё своим пониманием, но это потом, а сейчас я не хочу, чтобы оно сильно влияло на формирование твоего собственного, — с уверенным видом наплёл он какой-то пурги. Мая задумалась, даже опустила голову, погрузившись в свои мысли. Мужчина боялся, что она её сейчас поднимет и посмотрит на него как-нибудь подозрительно, но благо, когда она действительно вернула на него свой взгляд, её глаза были ясными как весенние ручейки. — Я постараюсь, Мастер, — сказала девочка искренне. Фан Линь слегка виновато усмехнулся и перевёл тему: — Ну тогда самое базовое… В общем. Что такое культивация ты сама подумаешь, поэтому я кстати и сделал паузу, когда собирался тебе рассказать, чтобы ты сама додумала мои следующие слово. А сейчас я расскажу тебе про Стадии. Сколько их, знаешь? — Восемь, — ответила Мая. Фан Линь хотел было её поправить, что на самом деле их было семь, если только девочка не знает какой-то там восьмой, но в самый последний момент вдруг вспомнил, что была ещё нулевая стадия, которую он в собственных расчётах пропустил… Пронесло. Ему надо поспать… — Да, восемь. А если быть конкретнее, то были это: Первое Касание, Девять Дао Рун, Звёздное Сердце или же Сердце Дао… — Можно и так, и так, — сказал Фан Линь. …Эманация Сердца, Звёздный Владыка… — Таких всего трое в мире… — Не считая вас, Мастер? — выпалила вдруг Мая. — Ну да, — кивнул Фан Линь. …Магистр Дао, — этот всего один, но мужчина решил его пока не упоминать, оставить на будущее, так сказать, в качестве сюрприза, — Дао Предок и наконец… — Исток. — Исток? — Исток, — повторил Фан Линь с лёгкой улыбкой, а Мая напряжённо кивнула, как будто он посвятил её в некую великую тайну. Но эта тайны вовсе не была великой. Просто мужчина один из немногих во всём мире знал, как на самом деле называется стадия, на которой в своё время был Основатель Звёздного Дао; обычно её называли просто «Его» стадией. Стадией Основателя. Но у неё было и настоящее название — Исток. Вот и все восемь Стадий, — Фан Линь кивнул сам себе. — Ну а теперь… — и мужчина уже начал было говорить дальше, как вдруг заметил некоторое волнение на лице девочки. Она опустила голову и неуверенно перебирала пальцы. — Вопросы? — спросил мужчина. Мая тут же кивнула и неуверенно спросила: — Мастер… А какие стадии были у древних Бессмертных? — У Бессмертных? А какая разница, их больше нету. — Да…. Нету… Нет, но, — Мая смутилась неловко улыбнулась: — Мне хочется знать… И ещё Мастер, вы так рассказывали про Бессмертных, что я… — Рассказывал? Ах да. Было дело, — вспомнил Фан Линь свой монолог про Ци. — У них их тоже восемь, вроде. Вообще я знаю не все. Сперва у них идёт Концентрация Ци, потом Формирование Фундамента, Золотое Ядро, Юаньин… На слове «Юаньин» глаза девочки засияли, а когда мужчина упомянул следующую стадию, Девять Испытания, либо же Небесную Кару, они и вовсе зажглись ярким пламенем. — Потом Бессмертный, ну и дальше ещё какие-то виды Бессмертных, я не помню, — признался Фан Линь. — А тебе зачем знать? — спросил он совершенно спокойно. Мая немного покраснела. — Ладно, не важно, — отмахнулся мужчина, чтобы дальше её не смущать. — Собственно, всё это для тебя далеко в будущем, а для меня — ещё дальше в прошлом. Ты ещё даже не на нулевой стадии, так-то говоря. И пока мы ещё не прилетели, это лучше начать исправлять. Мужчина зевнул и подпёр щёку кулаком: — Вторая домашняя: для начала тебе нужно коснуться своего Дао…23. Мелодия
— Собственно, что нужно для этого сделать… — потирая слипающиеся веки заговорил Фан Линь. Сделать нужно было следующее: для достижения Нулевой стадии культивации, Первого Касания, следовало совершить два шага. Первый был довольно простым и состоял из одной только мантры. Мантрой называлась особая техника, с помощью которой культивировали Духовное Сознание. Когда оно становилось достаточно крепким и упитанным, в душе воина открывалось особое пространство, где и находилось его Звёздное Колесо, или Колесо Дао, или Колесо Звёздного Дао… Всё это валидные названия. Затем колесо следовало пустить в движение. А для этого требовалось уловить, так сказать, течение Дао. Обрести Озарение. И тут уже стоял вопрос не столько времени и усердия, сколько именно удачи и таланта, потому что первую фазу пройти мог почти каждый, была бы только мантра, — кроме некоторых обладателей звериной родословной, у которых голова была хоть и просторной, но душа настолько мелкой, что даже мантра не помогала, — но вот второй этап, вылавливание Дао, был намного сложнее. Ведь у каждого человека была предрасположенность к своему Дао. Некоторые, например, обретали его во время игры в вэйци, или рисуя, или занимаясь каллиграфией, или даже просто сидя в павильоне и любуюсь небесными телесами; Дао было подобно вдохновению — кто знает, когда его словишь, но если уж словишь… От него, говорят, зависит вся твоя судьба. — Но это так, теория, — заметил, зевая, Фан Линь. Было множество мнений на этот счёт. Самые распространённые из них, полярные разумеется, даже получили названия: Школа Небесного Пути и Школа Истинных Бессмертных. Школы не в том смысле, что это были прямо фракции, но скорее, как определённые идеологии. Первые считали, что Дао — это путь, которому культиватор следует, поворачивая на каждом его изгибе, как смиренный паломник; другие же наоборот утверждали, что Истинный Бессмертный обязан силой завладеть небесным Дао, взять его в свои руки… Между приверженцами разных Школ велись ожесточённые споры. Сам Фан Линь предпочитал не принимать в них участия. Он не был рьяным приверженцем ни одной идеологии, в основном потому, что ему всегда было всё равно на что там думают другие; его никогда не забавляло переубеждать других людей просто ради самого процесса. Хотя чисто индивидуально он придерживался мнения, что Дао — это всё-таки инструмент. Что культивация — это инструмент, а не сама цель. — Мастер, можно… задать вам вопрос? — неловко спросила Мая. — Валяй. — Вы правда… сразу были на Нулевой Стадии? — глаза девочки загорелись. — В смысле что я на ней родился?.. Нет, это миф. — Значит вы нашили своё Дао, когда сражались против злодеев? — её голос приподнялся. — Нет. — Дао, — её голос задрожал. — Вас нашло «само»? — Тоже мимо; ты где всего этого набралась? — Я… — Мая смущённо опустила голову и отвела глазки: — Читала про вас… У меня полная коллекция всех ваших биографий, — девочка сжала коленки. — Полная в смысле все тома? Их так много? — Нет, — мотнула головой. — Все варианты. От всех издательств… — сказала она одновременно и смущённо, и как-то гордо. — …Даже так? — мужчина задумался и вдруг улыбнулся. — А хочешь, поделюсь кое-чем, чего не сказано ни в одной моей биографии? Мая похлопала глазками, огляделась почему-то, хотя их никто не слушал, и сделала маленький кивок. Фан Линь улыбнулся, махнул девочке, чтобы она наклонила к нему ушко, занёс над ним губы и вдруг рявкнул: — Все они брехня! Мая вздрогнула, отстранилась и чуть не свалилась на спину. А мужчина закашлял, — видать слишком резко поднял голос. — Кхе… Так это из-за этих бредней ты ко мне пристала? Тц; знал бы, поднялся с дивана и засудил жульё… — с раздражением поморщился Фан Линь. Дело, правда, было не совсем таким простым, чтобы просто судиться. По факту его все считали мёртвым, а потому, даже если бы у мужчины было желание сидеть в душном зале суда, среди парящей в лучах солнца пыли, даже попасть туда было бы затруднительно. Он мог бы, конечно, воспользоваться связями в правительстве, чтобы Бюро Цензуры прикрыло все эти лавочки, но мужчина не хотел лишний раз видеть своих старых знакомых. Это всегда было немного неловко — терпеть их полные сожаление взгляды… Линь Фан предпочитал держаться подальше от своей прежней жизни. Единственный раз, когда мужчина пошёл против этого принципа, был когда он прознал, что кто-то продаёт так называемую «воду из его ванной», заявляя, что она якобы положительно сказывается на культивации. Тогда уж он не выдержал и потрудился, чтобы эти пройдохи сели за решётку и оплатили штраф. Ему в карман. — И ведь кто-то покупал эту дрянь, — проговорил Фан Линь под конец своей животрепещущей истории, а Мая низко-низко опустила голову и покосилась в сторонку… — Но вообще одна твоя теория была близкой, — перевёл тему назад мужчина. — Я не помню своего Дао. — Не помните? — Мая округлила глаза. — Не-а; я как-то нашёл копаясь в мусоре книжку, с мантрой, ну и прочитал. Вернее, попросил одного знакомого прочитать для меня, сам я читать тогда не умел. Потом собственно культивировал мантру, долго, как упёртый осёл. Открыл колесо, а Дао само нашлось, я даже не заметил. На самом деле эпизод это был довольно грустный, хотя с вышины лет достаточно забавный. Фан Линь тогда думал, что нашёл самую всамделишную технику культивации, возможно даже древнюю и драгоценную, потому что разумеется всё самое ценное валяется в мусоре — чему только не учат сказки — и первое время «культивации» он, тогда ещё юноша, был на девятом небе от своих успехов. В какой-то момент, повторяя мантру по девять часов в день, он обнаружил, что действительно стал немного здоровее. Но потом начался затык. Силы Фан Линя, после первичного всплеска, больше не росли. Позже он понял, что это потому что мантра помогала только с Нулевой стадией, но тогда юноша этого ещё не знал. Он подумал на так называемый «предел» в культивации, о котором тоже слышал из рассказов, и который в них пробивали усердием. Тогда Фан Линь начал культивировать по двадцать часов в день, по двадцать два часа — он весь исхудал, почти не спал, тратил драгоценные часы, в которые обычно выходил на охоту… Юноша бы совсем себя угробил, если бы однажды не потерял сознание от слабости прямо во время очередной сессии, и не понял, что так дальше нельзя. На следующий день он выбросил книжку и смиренно пошёл лазить в поисках еды. Это был самый первый раз, когда у Фан Линя разбились надежды. Он пережил тот случай настолько болезненно, насколько это возможно. Но потом с неба свалилась звезда, и надежда воссияла снова на целых три года… «Второй раз, видимо, будет последним», — проговорил про себя мужчина. Воспоминания о былом счастье, о крахе, который закончился надеждой и светом, лишь для того, чтобы затем померкнуть снова, навсегда, мужчина невольно поддался меланхолии: он ощутил слабость всего своего тела, сонливость; почувствовал, как мерзнет его геморрой, прижатый к холодному полу… Мужчина вздохнул. — ….Вот тебе мантра: делай девять вздохов, ровно, но не считая, и обращай внимание на потоки воздуха вдоль глотки. Ничего сложно. Ну всё, культивируя, а я пойду посплю — сказал он и поднялся на ноги. — И ты кстати тоже вздремни. Мая взглянула на него с растерянным беспокойством, кивнула и приобняла своё плечо. Фан Линь посмотрел на неё, прыснул и вдруг спросил: — А где тут туалет, кстати? Девочка растерялась, смутилась и показала пальцем направо. — Ясно, благодарю, — мужчина пошёл в уборную, и Мая отвернулась. Но вдруг он опять обернулся к ней: — И ещё; вот тебе дополнительный урок. Если не хочешь страдать от геморроя — всегда подмывайся холодной, а лучше ледяной водой, ясно? Всё, иди культивируй мантру. Девочка стала пунцовой и быстро закивала. — …Ну и последний совет, раз уж я так разговорился, — мужчина покосился в угол контейнера, в котором их перевозили. Там всё ещё сидел, но уже не играя, а давая отдых пальцам, старик над старой цитрой. — Ты вроде не глухая, поэтому сомневаюсь, что ты там концерт слушала; хочешь поиграть? — спросил Фан Линь. Когда он только проснулся, девочка сидела возле «музыканта» и как будто слушала его игру. Но на самом деле потом, по её взгляду мужчина понял, что Мая засматривалась на саму цитру. Дети всегда так делают, когда стесняются что-нибудь попросить: они просто смотрят на желанную игрушку на витрине, пристально-пристально, и надеются, чтобы родители это заметили. И действительно, ответ ребёнка был категоричен: — Нет, нет я не… Я… Мне и так хорошо, я не хочу беспокоить… — стала она отнекиваться. — Не хочешь беспокоить? серьёзно? Это ты мне говоришь? — Фан Линь прищурился и прыснул: — Значит великому гению докучать можно, а старому бездарю — нет? Мая отвернулась в пол. — Иди, не стесняйся. А если откажет, можешь поплакать, — тогда он точно согласится, — сказал Фан Линь с лёгкой издёвкой. Мая замялась, но всё же кивнула. Она поднялась и побрела на ватных ногах к старику. Мужчина же сделал свои дела в уборной и вернулся к своему гнезду. Залезая в него, Фан Линь поглядывал на старика. Тот говорил с девочкой, и та просила его о чём-то. Потом он уступил своё место, и Мая неуверенно присела за цитру. Фан Линь залез и прикрыл глаза. А спустя пару секунд зазвучала, тихо, как капли дождя под водой, музыка; сперва неуверенная, лёгкая мелодия, как будто ветер игрался по струнам — потом сильнее, но тоже нежно, словно нежные длинные пальцы ощупывали одну струну за другой, как врач сперва ощупывает пациента вопросами… Мужчина слушал музыку и плавал на её волнах. Потом он приподнял взгляд и увидел девушку в голубом за цитрой, в павильоне на берегу озера, с лицом, спрятанным вуалью. Девушка улыбнулась, и Фан Линь понял, что спит; он тихо, как только мог, чтобы не нарушить сновидение, вздохнул.24. Все вы теперь наши Рабы
Стоял жаркий полдень, и тёплый ветерок разносил по лугу дурманящий кровавый аромат. Густая и липкая кровь лежала на траве, в окружении белых разорванных тел. Су Мьяо окинула их взглядом. Затем она скинула в траву немного пепла со своей сигареты. — Что скажите? — спросила женщина. — Хм… — протянула ей в ответ старуха примерно семидесяти лет, одетая в чёрное. Она была совсем немного ниже Су Мьяо и держала свою старую спину удивительно ровно. Седые волосы старой женщины были собраны в пучок на затылке. Старуха посмотрела на кровавый пейзаж и медленно заговорила: — Кто бы этого ни сделал, он был охвачен яростью… — Яростью? — Да, — кивнула старуха и слегка прищурилась. — Сперва он обезглавил этого мальчишку, — она указала чёрной тростью на отрезанную голову, опущенную лицом в землю. — Одним ударом… Потом взял паузу, после которой вырвал позвоночник этого мальчика, — трость переместилась к телу с огромной красной раной на спине, — и перерезал им того, как хлыстом, — а потом переместилась на последний труп, на полноватого мальчишку, ноги которого были отделены от туловища, разливающего на свежий луг свои внутренности. — …Убийца был в гневе, — заключила старая женщина, снова опираясь на свою тросточку. — В гневе… — прикрывая свои накрашенные веки проговорила Су Мьяо. — Почему? — спросила она ясным голосом. — Глупый вопрос, — старуха покачала головой. — Откуда мне знать. — Прошу прощению, — улыбнулась женщина. — …Все дети принадлежали к клану Лян. Может это был их враг? — Возможно, — протянула старая женщина, никак не выражая собственного мнения об этой теории. — Кто-нибудь ещё пропал? — спросила она вдруг. — Ещё одна девочка, но… С ней есть некоторые странности. — Странности? — Она не ученица школы. Не значится в наших списках. Старая женщина кивнула. — И ещё… — Су Мьяо раздражённо улыбнулась. — «Он» тоже пропал. — Вот как… — прошептала старая женщина. — Будем преследовать? — Нет, — она покачала головой. — Нас назначили следить за этим мальчишкой, — если он сам ушёл, пусть. Это его право. Мы наблюдатели, а не надзиратели… — …Действительно. Правда я сама ощущала себя скорее воспитательницей, — Су Мьяо выдохнула и кивнула. — И это всё, — старуха провела тростью по кровавому полю, — тоже не наше дело. Напиши о нём рапорт. Отправь как дело важности третьего ранга. И собирайся. Мы возвращаемся. — Третий ранг? — удивилась Су Мьяо. — Да, определённо… — кивнула старуха, как будто сама себе. — Но… Почему? — растерялась женщина. — Из-за запаха. — Запаха? — Су Мьяо совершенно сконфузилась, и даже позабыла про свою сигарету, которая капала пеплом на зелень. — Запаха… Здесь пахнет Дао, Дао смерти… — проговорила старуха и провела ногой по траве. И вдруг травинки, несмотря на свою зелёную пышность, посыпалась, как прах. — Кто бы ни был убийца… Он смог потрясти Дао, а значит был способен на Эманацию. — Эманацию… — удивлённо протянула Су Мьяо, а затем вскинула голова и посмотрела в небеса, где в голубой дымке проглядывался край огромной серой планеты. Круглый день вокруг неё, словно мухи, роились корабли. Торговые и военные, пассажирские суда и приватные яхты особенно богатых людей. И разумеется мусоровозы. Проснувшись на одном таком, Фан Линь первым делом услышал копошение вокруг; мужчина похлопал слипающимися глазами и кое-как вылез из гнезда, в котором провёл столько-то часов. Оказавшись на ногах, он уныло осмотрелся. Люди больше не налипали на блеклые обогреватели, но все толпой собрались возле едва заметных в темноте железных врат. Судя по лёгкой вибрации металлического пола, корабль уже преодолел атмосферу и шёл на скорое приземление. — Мастер… — Идём, — сразу махнул рукой Фан Линь и повёл за собою Маю. Они встали на самом краю толпы. Не успел мужчина вдоволь насмотреться на спины стоящих спереди, как ещё кое-кто ещё встал в один с ними ряд. Присоединился старик в старом белом халате, который нёс в футляре цитру. — Ох, вы проснулись, друг мой Линь. С добрым утром. — Доброе, — кивнул, сдерживая зевок, Фан Линь. А потом заметил про себя, что настолько недоброго утра у него не было уже очень давно. — Похоже вот и конец нашему совместному путешествию; великое Дао свело нас вместе, оно же нас разъединяет. Впрочем, — старик вздохнул, вздох одновременно печальный и смиренный: — Таков путь странника; вот она, плата за право каждый день видеть новое — обязательно приходится с ним расставаться… — Согласен, — сказал Фан Линь, лишь бы он поскорее заткнулся. — Ах, и вы тоже прощайте, юная Мая. Я был рад нашему знакомству, — улыбнулся старик. — Благодарю, — кивнула девочка. Ей на глаза опустились неряшливые волосы. — У вас, я скажу, замечательная ученица, дорогой мой друг Линь, — снова переключился старик на Фан Линя, который как раз раздумывал, не отойти ли ему в сторону. — У неё поразительный талант; учите её усердно, и кто знает… Возможно однажды она сможет достичь моих музыкальных вершин! Фан Линь отметил про себя, что дабы достичь музыкальных вершин старика, Мае нужно переломать себе все пальцы и набить уши ржавыми гвоздями. — Н-нет, я совсем не умею играть, — покачала головой девочка. — Не принижайся, — вставил Фан Линь. — Мне понравилась вчерашняя твоя, как там называется мелодия…. — Туту-туту-ту-та-ту… — проговорил мужчина ритм, вспоминая вчерашнее. Мая смутилась: — Я не играла такой мелодии. — Да? — вскинул бровь мужчина. — Значит мне приснилось… — покачал он головой и притих. Вдруг корабль тряхнуло; люди в толпе стали валиться, сыпаться друг на друга и путаться между собой. Фан Линь же, к своему же удивлению, так ловко поставил ногу, что удержался и не упал. Одновременно с этим тряска его немного приободрила и сбросила с него сонную вуаль. А затем стали открываться железные двери, и в лицо мужчины ударил свет. Толпа, всё ещё неловкая, быстрым шагом устремилась на волю. Люди покинули контейнер, в котором провели всё путешествие, и стали сходить по ржавому и ровному железному трапу на землю. Вскоре начали раздаваться чертыхания — народ стал закупоривать носы. А Фан Линь наоборот, ещё немного оживился, ибо повеяло таким привычным ему поутру запахом свежей свалки. Вся толпа вышла из корабельного трюма на просторное прямоугольное поле, окруженное со всех сторон невысоким заборчиком, посреди которого стоял корабль, похожий на чёрную муху. За заборчиком возвышались свежие мусорные нагромождения. Люди осмотрелись и застыли в нерешительном ожидании. Можно уже идти? Или их ещё кто-то должен встретить? Ответ приехал довольно скоро. Вдруг прямо напротив корабля, посредине заборчика открылись железные врата, и выехал массивный грузовик. Он тащил за собой широкий прицеп, доверху набитый мусором. Чем ближе он приближался, тем сильнее в нос въедалась тошнотворная вонь. Вдали машина казалась не очень большой, но постепенно стало понятно, что она была вышиной едва ли не в два человеческих роста, а с горой мусора — в три. Толпа наблюдала за её приближением растерянно и неподвижно; машина ехала прямо на людей и на вид даже не собиралась замедляться. Наконец кто-то опомнился и отскочил в сторону. После него очнулись, испугались и побежали другие. А грузовик после этого как будто ещё ускорился, рванул ещё быстрее, так что люди едва успели отскочить, когда он наконец остановился, немного заезжая колёсами на железный трап. Сразу же с прицепа спрыгнуло трое рослых мужчин, а потом ещё один, самый высокий, лысый, с очень мощными плечами. Он посмотрел на толпу нелегалов, усмехнулся и рявкнул: — Чего стоим? Живо за работу, ублюдки. Разгребайте эту помойку. Он указал большим пальцем себе за спину, на фуру с мусором. Последовало несколько секунд тишины. Вдруг один человек всё же выбежал из толпы. Это был седовласый старик в белом, Лань. Он поклонился лысому мужчине, сбросил свой белый халат на землю, открывая костлявое и сморщенное тело, и побежал забираться на прицеп. Все остальные, и даже сами мужчины, приехавшие на грузовике, сильно удивились; но вскоре лысый усмехнулся и кивнул: — Вот так вот, поняли? Живо все за работу, полчаса вам чтобы всё разгрузить… — А… — вдруг из толпы нелегалов вышел мужчина в потёртом костюме и с небольшим саквояжем в руках. — Прошу прощения, но… Все мы, я так понимаю, заплатили некоторые деньги за этот перелёт, — он окинул взглядом остальных прилетевших. — Мы… Мы правда обязаны заниматься этим? — Хе-хе, — лысый посмотрел на своих людей и засмеялся. Они тоже посмеялись. — Такое дело, — заговорил он. — Вы заплатили, но это была только половина стоимости перелёта. А вторую вы обязаны отработать у нас, — лысый разве руками. — Но… — человек с саквояжем растерялся: —…Но когда мы платили, нам ничего не говорили про… — не успел он договорить, как вдруг лысый подошёл к нему и улыбнулся ему в лицо. А потом резко зарядил в живот. Мужчину скрутило, он выронил саквояж исвалился на колени. Лысый же схватил его за голову и ещё раз врезал прямо по лицу коленом. Затем он швырнул саквояж одному из своих человек. Тот его поймал, открыл и сразу начал рыться в содержимом, выкидывая на землю всё, что не было ценным… Вся остальная толпа отбежала и затрепетала от ужаса. — Вам похоже кое-что надо напомнить, — сказал лысый, опуская ногу на плечо упавшего человека. — Вы тут все нелегалы — скот, и прав у вас никаких нет. Мы сказали работайте, значит будете работать. А кто работать будет плохо, кто не сможет заработать себе на свободу, те будут платить по-другому, — мужчина улыбнулся, — …своими органами. Он надавил на плечо упавшего человека. Оно затрещало, и тот болезненно заныл. Все люди были неподвижны, они оцепенели от ужаса, как вдруг вырвался единственный голосок: — Стой! Отпустите его! Лысый опешил и повернулся. Он увидел черненькую девочку, которая выбежала из толпы и взволнованно смотрела на него и на человека у него под ногами, сжимая губки. Сперва мужчина удивился; потом он присмотрелся к девочке, и в его глазах вспыхнул хищный и жадный блеск…25. Современное Крепостничество
Мужчина хищно прошёлся глазами по тёмненькой девочке. Она была немного грязной, здесь и тут чернели мазки масла и копоти, но все они только подчёркивали меловую белизну её кожи. Лицо у неё было ещё очень детским, но миловидным, с большими глазками. Этому ребёнку к лицу были слёзы. Её шея была тонкой, но довольно длинной для её лет, а на ключице, открытой совсем немного, выпирали полные белые косточки. Лысый немедленно вспомнил условия своего контракта: каждый день на свалку прибывало столько-то нелегалов, которые по каким-либо причинам не могли попасть на планету другим, законным способом. Согласно федеративным законам, любой человек, проживающий в границах Федерации, являлся её гражданином и обладал как минимум паспортом первого уровня. Вот только для каждой планеты была своя, особая приписка в паспорте. Если человек покидал свою планету приписки, он считался нелегалом и не имел совершенно никаких прав. Если его находили соответствующие органы, его немедленно депортировали, да ещё и выписывали ему огромный штраф, который часто просто невозможно было заплатить. А пока его не находили, все совершенные с ним преступления не считались за таковые. Много было причин для столь строгой политики: и перенаселение на некоторых планетах, и проблема разницы в уровне дохода, ведь на горстке развитых планет зарплаты были в разы, а то и в сотни раз выше, чем на сотнях других, из-за чего нередко молодые люди с развивающихся миров становились гастарбайтерами, что не только ломало перспективы развития на их родине, но ещё и совершенно уничтожало и без того бедную тамошнюю экономику, и много чего ещё. Даже чаевые, которые получает официант на Золотой Звезде, могли легко прокормить целую семью на заурядной луне-свалке. Вот и получалось, что кто-то один из семьи работал официантом, в то время как все остальные жили за его счёт и не работали совсем, из-за чего экономика их родного мира загибалась ещё сильнее, а это вызывало ещё больше повальной эмиграции… Образовывался замкнутый круг. Отсюда и такие драконовские меры к нелегалам. Но это вызывало свои проблемы, а именно — рабство. Тем или иным способом люди всё же проникали на желанные планеты, но потом они попадали в полную зависимость от тех, кто их туда привозил, и не смели прибегать к помощи закона, страшась депортации или расправы. Их заставляли выполнять самый изнурительный труд, а некоторых… Некоторых особ женского пола, — да и мужского, если они были в должной мере молодыми и привлекательными, — ожидала особенно печальная судьба. Когда лысый мужчина увидел чёрненькую девочку, он сразу понял — это джек-пот. За такую находку ему полагается премия. Можно даже договориться с парнями и не отдавать её начальству, но самим продать подороже… Главное было найти клиента, а на такую он уж точно найдётся… Мужчина покачал головой, прогоняя все лишние фантазии, и снова пригляделся к девочке, но уже так, будто это было самое настоящее сокровище. Мая вздрогнула от его взгляда. Девочка побледнела, но не отступила, а только крепче взялась за свой чёрный браслет, готовая снять его в любую секунду. Она выговорила, уже немного более тихим голосом: — От… Отпустите всех. — Отпустить значит? Слушай, деточка, а так не пойдёт, — наигранно улыбаясь покачал головой мужчина. — За всё надо платить, понимаешь, а? Мы вас сюда привезли, а ведь мы могли попасться, и тогда бы у нас было больше проблем чем… Ух. Совсем плохо было бы. А вы теперь просто убежать хотите? — Мы… — Мая запнулась. Она хотела сказать, что они уже заплатили, но потом вспомнила, что сама ничего не платила. Девочка растерялась. — И это вам же будет полезно: немного работёнки ещё никому не вредило. А потом мы вас отпустим. А может, чего уж там, и поработаем, чтобы всем вам раздобыть прописку. После этих слова в толпе нелегалов зашептались. Лысый мужчина покосился на них и улыбнулся. И как-то незаметно люди расступились вокруг девочки. Она вдруг осталась совершенно одна перед лицом лысого бугая, который сам хоть и не был высоким, всё же был намного её выше и напоминал мышцами быка. — Ну и знаешь ещё что… Ты такой работёнкой заниматься не будешь. Для тебя, деточка у нас есть особая. Подходящая… Для ребёнка, — тут один из бугаев не сдержал смешок. Вся троица кроме лысого в это время встали вокруг девочки, так что если бы Мая бросилась бежать, её бы наверняка поймали. Остальные люди отступили ещё дальше, как бы показывая, что даже и не думают мешать. Между Маей и лысым мужчиной оставался от силы шаг. Фан Линь, тоже притаившийся в толпе, сам в это временя на сонную голову пытался разобраться с обстановкой. Всего врагов было четверо. Трое были обыкновенными, но довольно внушительной массы людьми. Лысый был особенно опасным — у него была родословная, какая-то бычья, кажется, но так с ходу Фан Линь не мог её распознать. Да и не нужно было. Сейчас следовало придумать, что же делать. Ибо хотя враги были слабыми, их было немного слишком… Много. Если бы Фан Линь был сыт, если бы он был немного моложе, если бы… Если бы да кабы, он бы справился с ними в два счёта. Но сейчас у него могли быть проблемы, если все они навалятся одновременно. Хорошо ещё, что после того, как он съел пилюлю Сансары, все его раны, полученные в борделе, зажили, а не то он бы вообще не мог не то что сражаться, даже ходить. Но и так его победа была далёко не самым вероятным исходом. Любая ошибка была непозволительна. Любой удар железяки по затылку, и он всё, он в ауте, а потом? Что тогда потом будет с девочкой? Мужчина хмуро посмотрел на Маю, и вдруг она тоже взглянула на него. Фан Линь удивился, потому что взгляд её больших глаз был как-никогда потерянным. Мужчина привык видеть в глазах ребёнка неестественную уверенность, просто ослиную упрямство, пусть и скрытое за постоянным смущением. Но теперь его не было. Теперь чёрные глазки смотрели на него со слепой верой, и как будто спрашивали: «Что делать»? Фан Линь замер. Потом он подумал, что если сейчас накинется на бугая неподалёку, и тот заревёт, он таким образом отвлечёт внимание лысого. И если Мая тогда вонзит меч в спину, в сердце, она его убьёт, и тогда уже сам мужчина без труда разберётся с двумя оставшимися. Мужчина уже обдумывал свой план, как вдруг осёкся и покачал головой. Он вспомнил, как тогда, когда он лежал на земле, весь побитый, девочка тоже выставила свой меч. Но не ударила, и клинок вырвали из её хвата голыми руками. Она была ещё ребёнком. Она была не готова. Потом Фан Линь и вовсе засомневался, что он вообще здесь забыл. Он помогает этой девочке? Или действительно учит её? И что значит — действительно учить?.. Мужчина решил оставить все эти мысли на потом и приступил к исполнению своей второй задумки. Мая меж тем всё смотрела на своего Мастера, смиренно ожидая от него какого-нибудь намёка, как вдруг снова её отвлёк гремящий голос лысого мужчины. Тот вдруг шагнул к ней ещё ближе, ближе даже расстояния вытянутой руки, и протянул свою ручищу, говоря: — Давай я тебя провожу… Девочка немедленно зажмурилась, она попыталась потянуть за свой браслетик, как вдруг раздался дикий крик. Мая резко вздрогнула и открыла глаза. Лысый мужчина тоже вздрогнул и повернулся. Прямо у него за спиной одного из его людей сжимал за горло старик в потёртой и грязной рубашке. Старик зажимал горло мужчины рукой и душил его. Лысый помешкал, заревел и рванул прямо на них, — тогда старик вдруг одним движением свернул шею мужчины, — его голова качнулась, как у тряпичной куклы, — и резким толчком запустил мёртвое тело прямо лысому под ноги…26. Демон
Брошенный мужчина полетел в ноги лысого. Тот, настолько же мощный, насколько неповоротливый, на него натолкнулся, влепил ногой ему по голове, — раздался глухой хлопок, — запутался и свалился на землю, вздымая целый пыльный холм. Фан Линь рванул в этот холм, наступил лысому на затылок, кажется — тот крякнул — и так быстро, как только мог, оказался перед ещё одним противником. Он был совершенно обескуражен, но всё равно бросился на Фан Линя, когда тот показался рядом, тараня его плечом. Мужчина увернулся и выставил перед ним ногу, прямо над его стопой. Бугай налетел на подножку Фан Линя и на всех парах грохнулся о землю. Лёгкие его сами собой заглотили воздух, и не успел мужчина выкашлять пыль, как ему на шею наступили, и что-то в ней хрустнуло… Фан Линь сразу же отскочил назад. К этому времени к нему прибежал ещё один работник свалки и с бешенством на лице выбросил ему в лицо кулак. Фан Линь ушёл от удара, методично повернулся всем своим телом и вытянул ногу; в одно мгновение мужчина стал ровным, как часовая стрелка. Бешеный с кулаком наперевес натолкнулся животом на его ногу, весь вздрогнул и свалился на колени. Его глаза побелели, а по толстым губам повалила пена. Фан Линь столь же методично опустил вытянутую ногу, перекинул на неё вес и приподнял другую, и в резком развороте зарядил противнику прямо в висок — прибил его к земле. Наконец мужчина опустил ногу и вздохнул. Вдруг во время вздоха его лицо перекосило, и страшная боль сдавила его левую голень. Кажется, свело мышцу… И ещё кажется, только эта сведённая мышца заглушала другую боль, — мужчина ко всему ещё и растянул паховую связку. Он наклонился, едва удержался на ногах и тяжело вздохнул. И тут вокруг зазвучали крики, овации, словно сотни белых птичек захлопали крылышками, взмывая в небеса. Мужчина, сжимая зубы, растерянно осмотрелся и увидел, как люди, секунду назад расступившееся, такие испуганные, теперь снова сошлись вокруг него и хлопали. Их глаза горели. В них сверкала благодарность, подполяемая испугом. Сперва хлопали совсем немногие, всё-таки такая уж собралась толпа, — нелегалы по своей природе были тихими. Но потом как-то так пошло, что аплодисменты охватили вообще всех. Как круги на воде, когда бросишь камешек, — они расходятся всё шире и шире… Фан Линь растерялся; ему вспомнилось, как ему хлопали раньше, много, много раз… Он всегда купался в овациях, всегда овации его как будто возвеличивали, но сейчас… Сейчас у мужчины были свежи воспоминания, как все эти люди убежали, пропуская уродцев к ребёнку, к девочке. Никто из них за неё не заступился. Они были слишком напуганы. И если так подумать, они даже сейчас были в ужасе. Когда Фан Линь раскидал всех этих бугаев, люди увидели в нём нового хозяина, новую власть. Какой смех. На самом-то деле он просто дряхлый старик, который едва стоит на ногах. И сами они кто такие? Жалкие твари. Чего вообще стоят их овации? — Дрянная фальшь, — с кислым лицом прошептал Фан Линь. Всё это было похоже на какое-то издевательство над его прошлыми подвигами, на пошлую пародию, на зарисовки, которые он наблюдал плавающими глазами на детских утренниках. Мужчине стало мерзко на душе. Ему захотелось скорее отсюда убраться. Он быстро выловил взглядом Маю, хотел позвать её и замер. Потому что девочка тоже не сводила с него взгляда, только в её глазах был совершенно другой коктейль из чувств: она смотрела на него с пламенным благоговением. Оно было искренним. Мая улыбалась. Даже её тихое дыхание сделалось неровным… Фан Линь растерялся, и вдруг все его чувства затрубили о тревоге. Мужчина резко перевёл взгляд на лысого, который всё ещё лежал на земле, у Маи за спиной. Тот с трудом достал что-то у себя из кармана. В его дрожащих, пыльных, больших как сардельки пальцах мелькнула красная пилюля. Мужчина положил её себе в рот. — Беги! — заревел Фан Линь. Все вокруг вздрогнули, и Мая тоже. Она растерялась, а когда сообразила, что мужчина обращается к ней, было уже поздно. Лысый вдруг весь покраснел; на его голове пробились сперва небольшие, а потом внушительные острые бычьи рога. Нос его сделался шире, губы стали голубыми. Он взревел и как бешеный рванул вперёд. Благо не на девочку, подумал Фан Линь, но на него самого… За несколько секунд прежде чем «Бык» до него добрался, Фан Линь успел проанализировать, что же он был за тварью, и что за пилюлю только что съел. Называлась она Пилюлей Бешеного Демона и служила для того, чтобы временно стимулировать силу родословной. Обычно родословные возникали оттого, что кто-то в роду человека был демоном. Демоном обезьяной, собакой, лисой, быком… Почти все демоны вымерли после краха Девяти Небес, но кровь их всё ещё струилась в представителях человеческой расы, проявляясь иногда и через тысячу поколений. Её можно было разбудить, и тогда воин на краткое время обретал силу своего древнего предка. Не всю силу, разумеется. Многое зависело и от того, насколько силён был сам демон, которому принадлежала кровь, и насколько качественной была пилюля. Очевидно у лысого мужчины пилюля была самая поганая, да и демон он был такой, слабенький. Он был бык, но далеко не Нюмован (1). Его силы после того, как он съел пилюлю, едва ли были как у воина на стадии Первой Руны. Немного, но для нынешнего Фан Линя даже такой враг был чрезвычайно опасен. «Бык» рванул на него и за пару секунд махнул через несколько метров. Фан Линь едва успел швырнуть своё тело в сторону и свалился на землю. Мужчина немедленно вскочил на ноги, но бык уже бежал на него, сверкая своими рогами. Фан Линь едва успел схватиться за них руками, как его ноги оторвало от земли. Фан Линь пронёсся по воздуху, сжимая рога. Его спина врезалась в стальную пластину Бык пригвоздил мужчину к машине, и с такой силой, что оставил на кузове грузовика вмятину. Мужчина попытался врезать ногой в грудь полудемона, но тот удара даже не заметил. Он смотрел на мужчину своими яростными, тёмными, жадными на кровь звериными глазами… (1) Или же «牛魔王», мифический демон, огромный белый бык.27. Везение
Полудемон был немногим сильнее того мальчишки, мечника, которого Фан Линь ослепил во время потасовки в борделе, и который сам не смог нанести ему ни одной раны. Ну, по крайне мере пока бой был честным. Поэтому можно было подумать, что у Фан Линя было преимущество, и что скорее всего победа снова будет за ним, однако на самом деле всё было немного иначе. Во-первых, потому что тот парень был довольно туповат, даже для мечника. Сражался он из рук вон плохо, опыта у него не было никакого, да в добавок ещё в самом начале боя Фан Линь вывел его из себя; если бы даже с учётом всех этих факторов мужчина не смог победить, ему в пору было бы искать ближайшую дверную ручку, чтобы на ней повеситься. Сейчас же условия были не столь благоприятными. Демон хоть и был зол, даже безумно, его ярость была не человеческой, а именно животной. Животные сражаются не головой, для них самое важное — инстинкты, и бешенство только прибавляет им запала. Кроме того, демоны физически очень сильны и особенно способны в ближнем бою; они обладают страшной взрывной мощью. У Фан Линя онемела спина, когда монстр вдавил его в машину. Мужчина кое-как, с трудом, удерживал его за рога, но зверь продолжал прижимать его, словно пытаясь раздавить мужчину в лепёшку. А случиться это должно было довольно скоро: Фан Линь ощущал, как гнётся его спина, и как вибрируют все косточки его позвоночника. Мужчина взглянул за спину быка, на остальных людей, но те стояли как вкопанные и с ужасом смотрели на монстра. И точно также как они захлопали, сперва один, потом второй, теперь один из нелегалов первым шагнул назад. Потом ещё, а потом он повернулся и бросился бежать со всех ног. Сработала цепная реакция, и вот уже все люди бросились наутёк, не оборачиваясь и даже не думая помогать. Фан Линь бы прыснул, да только зубы его скрежетали от страшного давления. Все сбежали; осталась одна девочка в помятой и когда-то белой блузке, с грязными волосами, похожими на водоросли, и в чёрной высокой юбке. — Мастер! — вскрикнула Мая и побежала на быка. Она остановилась у него за спиной и резко стащила свой браслет, который сразу выпрямился в чёрный как смоль меч. Затем девочка продемонстрировала удивительно отточенную технику: она расставила ножки, чуть шире плеч, и выставила меч перед собой, сжимая рукоятку обеими руками, лезвием вперёд и немного кверху. Мая сделала всё настолько технично, что Фан Линь был уверен, если он сейчас измеряет угол её меча, он будет без малейшего отклонения ровно столько градусов, сколько было указано в том руководстве, которое она читала не раз, и видимо, даже не десять раз. Мая всё сделала правильно. Она приготовилась. И застыла. Встала как вкопанная. Огоньки в глазах девочки, сиявшие так ярко ещё мгновение назад, вдруг застыли и стали плоскими; её глазки сделались стеклянными. Мая смотрела на огромную мускулистую спину лысого мужчины и не могла пошевелиться; казалось даже, что если просто потянуть пальцем за меч в её руках, его можно совершено просто вырвать, как тогда, ночью в подворотне борделя. Фан Линь нахмурился: он понял, здесь что-то было не так, а потом его размышления прервал железный треск, и мужчину ещё сильнее вдавило в металлическую пластину. Его кости захрустели. Кровь брызнула ему в горло и на зубы. Фан Линь пытался что-нибудь придумать; руки его были заняты, он никак не мог взять пилюли Сансары. Да и к тому же они были обыкновенно у девочки, а она явно сейчас его не услышит, даже если он заорёт на неё во всё горло. Но что ещё ему оставалось? В прошлый раз его спасла Императрица Ледяных Гу; больше она спасать его не могла, по крайней мере по её собственным словам. Верить ей было глупо, но ещё дурнее было бы на неё полагаться. Мужчина думал, упорно, каждый раз с ненавистью возвращаясь к мыслям о собственной слабости, забывая в порыве гнева даже боль, как вдруг откуда-то сверху, сквозь шум стали и грохот его собственного сердца в ушах, до Фан Линя донёсся выкрик: — Айда! Потом хлопки голых стоп о железо, снова крик, и вдруг что-то шугануло сбоку. Это нечто едва устояло на кривых ногах, закашляло и оказалось вдруг тем самым стариком, по имени Лань, которые во время перелёта насиловал цитру, а потом первый и единственный бросился разгребать мусор; сейчас же старик был с оголённым худощавым торсом, в одних только шортах, босой, и с длинным чёрным копьём в руках. Он поднял крик и вонзил копьё демону в бок. «Бык» вздрогнул, вскинул свою рогатую голову и заревел. Фан Линь же свалился на ноги, и ему очень захотелось свалиться потом ещё и на землю, и прилечь, но мужчина выдержал соблазн; он сжал свои ладони, как будто в буддистской молитве, и ударил выпадом кончиками пальцев прямо в трахею демона. Та углубилась в его горло, бык закачался и закашлял, широко открывая рот и брызгая слюной. Фан Линь же схватился за копьё, вырвал его из дряхлых рук старика, поднял и просунул прямо в открытую пасть демона остриём вниз. Но демона убить было непросто: даже после всего этого рогатый лысый мужчина не упал, продолжая стоять и только немного покачиваясь. Тогда Фан Линь взялся за копьё обеими руками и надавил на него. Он запихал его ещё глубже, а потом ещё, пока из глотки монстра не стала заметна только небольшая чёрная палочка, и сзади у него, примерно в районе копчика, не показался острый чёрный хвост. Из горла монстра стал исходить гортанный шум. Сработал глотательный рефлекс, и он силился заглотить копьё. Фан Лин, наблюдая за этим, вдруг придумал одну пошлую шутку; мужчина открыл было рот, но потом снова сомкнул свои тонкие губы и решил припасти её на случай, когда рядом не будет несовершеннолетних. — Фух… — выдохнул Фан Линь и взглянул на старика. Тот нагнулся, опираясь руками на колени, и едва справлялся с тяжёлой и хриплой отдышкой. Фан Линь посмотрел на его усталое, дрожащее старое тело, а потом как будто вспомнил про своё собственное, закачался и упал в углубление, сделанное своей же спиной в железном кузове. Примерно с минуту, или дольше, он и старик просто кряхтели; когда же Фан Линь наконец отдышался, он сказал: — Спасибо… Старик. — Вам… Вам спасибо, о-ох… вы меня спасли… Я благодарю вас от всего сердца и отныне вечный ваш должник! — вдруг заявил Лань, выпрямился и снова согнул свою спину в вычурно-официальном поклоне. Фан Линь почувствовал было раздражение, но вдруг то ли по низкому изгибу старой спины, то ли ещё по чему, понял, что старик-то на самом деле был искренним. Он, в отличие от всех, кто сбежал, благодарил его искренне. — …Я припомню должок, — сказал ему мужчина. Лань улыбнулся и начал выпрямлять спину, как вдруг схватился за бок и заныл; его лицо приняло такое выражение, как будто он испытывает страшные муки. В себя он пришёл только почти минуту спустя, медленно отпуская свой бок: — Ох годы мои годы, годы скитаний сказали своё! Сложно держать копьё, когда тебе уже шестьдесят шесть лет… Тут уже сам Фан Линь задеревенел. Шестьдесят шесть, шестьдесят шесть лет… А ему сколько сейчас? Пятьдесят три, уже почти пятьдесят четыре… Мужчина ещё раз взглянул на старика, на его дряхлое тело, на белую бороду, седые волосы, серые волосики на груди и выпирающие тут и там косточки… Между ними разница всего в тринадцать лет Мужчина сглотнул. — Что-то не так? — удивился вниманию старик. — Да так… Холодок по спине пробежал, — отмахнулся Фан Линь и пожалел, что ему нечего было сейчас выпить. А хотелось. — В таком случае прошу меня извинить, но думаю мне уже пора идти. Прощайте, сир Фан Линь, прощай, юная Мая — сказал старик с пафосом, развернулся и трусцой побежал куда-то в сторону мусорных гор, что, впрочем, было неудивительно, потому что они опоясывали всё поле. Фан Линь в свою очередь отбросил все размышления о своём возрасте и ещё немного передохнул. Прошла едва ли не минута, прежде чем мужчина таки пришёл в себя и поднялся на уставшие ноги. Затем он сразу принялся за работу. Первым делом Фан Линь заглянул в машину, — в ней был водитель, но с начала битвы от него было совсем не слышно. И вскоре стало ясно, почему. У него была широкая кровавая дыра на весь затылок; стеклянное окошко, выходившее на кузов, имело в себе круглое отверстие. Кто-то подобрался к водителю сзади и пырнул через это окно копьём. Потом Фан Линь вытянул копьё из горла лысого мужчины и внимательно осмотрел. Его догадка подтвердилась. Это было непростое копьё, но военное, из особой чёрной стали и покрытое раствором духовных кристаллов. Старику очень повезло отыскать что-то подобное в горе мусора. Мужчина повертел оружие в руках и вздохнул. Пришло время взяться за самое сложное. Фан Линь повернулся к Мае. Девочка стояла повесивши голову и упорно пялилась в пол. Её лицо было потерянным, и вообще она казалась душевно опустошённой. Пальчики ребёнка теребили чёрный браслет. Фан Линь с большим трудом сдержал очередной вздох.28. Новый Опыт
Фан Линю всегда было довольно просто с детьми, даже несмотря на то, что он работал учителем — физруком — а значит, по всем порядкам этой стародавней профессии, должен был пропитаться жгучей ненавистью к детям уже в свой первый год. Но этого не случилось, и мужчина все пятнадцать лет в должности прослужил без единого визита к психотерапевту. В школе, правда, обязанности оного исполняла медсестра, но это не важно. Ну а секрет мужчины, почему у него всё было так гладко, в отличие от коллег, был довольно прост: пиво. Пиво как следствие, а как причина — абсолютное безразличие к учебному процессу. Фан Линю всегда было совершенно всё равно, что там делают его ученики — бегают они, не бегают, отжимаются, не отжимаются… Не важно. Главное, чтобы ему голову не морочили. И всё. Тогда они хорошие дети. Фан Линь даже мог похвастаться, что не помнил ни одного своего ученика за всю свою преподавательскую деятельность. Как там звали того парнишку со странным именем, в очках, немного полненького? Без понятия. Но вот одно имя мужчина теперь помнил прекрасно. — Мая, — сказал Фан Линь и щёлкнул пальцами прямо перед лицом девочки. Она вздрогнула и медленно приподняла свои чёрные глаза. Большие и потерянные, — Фан Линю они показались похожими на пепелище, над которым прошёл дождик. Но не сильный, девочка не плакала. — Расслабься, со всеми бывает. К тому же я хоть и опустился довольно низко, но ещё не настолько, чтобы полагаться на ребёнка, — сказал мужчина, разминая хрусткие плечи. — Мастер… — проговорила Мая. — Я… — и прикусила губы, а потом ещё шмыгнула носом. — Моя ученица… — сказал Фан Линь, а потом как будто сам удивился этому заявлению: — Кстати, совсем забыл об этом, — кивнул сам себе мужчина. — А!? — Мая вздрогнула, и Фан Линю даже пришлось спешно махать руками и оправдываться: — Шуточку пошутил. Расслабься говорю, — сказал он с лёгкой, немного раздражённой улыбкой, пока сам думал. Думал, что действительно позабыл, что девчонка, как бы, его ученица. Не светская ученица, а самая настоящая, преемница его Дао, он принял её как таковую. Можно было конечно заметить, что когда он действительно сказал ей «Да», она ему не поклонилась, и потому не было официальной церемонии принятия… Ещё можно придраться, что у него не было ни капли сил, он не был культиватором, а значит формально не мог взять себя наследника… Но всё это было не важно. Самое важное было согласие. Он тогда согласился. Дал обещание. Обещания надо соблюдать. Просто сделать это было немного сложно; Фан Линь обернулся к высоким нагромождениям мусора на горизонте и задумался. Если честно, всё это время, с тех пор как он стал Мастером девочки, — не очень много времени, надо заметить — он не видел в ней своей ученицы. Он видел в ней ребёнка, которого ему надо спасти. Которого ему надо между прочим учить, раз уж такой был договор. Но чтобы он был её Мастером? Чтобы он учил её просто так, а не ради обещания? Такого мужчина представить себе не мог. — …Тч. Фан Линь покачал головой. Сейчас было вообще не время о таком думать. Он взглянул на труп лысого мужчины. Рога у него на голове к этому времени уменьшились. Кто бы ни послал этих бугаев, он уже должен был заметить, что дело неладно. Хотя бы потому, что пилот мусоровоза наверняка сообщил об этом. Сам он с очень большой вероятностью заперся в своей кабине. И даже если он никому ничего не сообщил, сообщили прочие нелегалы беглецы своим присутствием. Следовало валить, и поскорее. — Умеешь водить? — вдруг спросил мужчина. Мая вздрогнула, опомнилась. Фан Линь стоял к девочке спиной. Она проследила за его взглядом и взглянула на огромный грузовик. Ей пришлось повернуть голову, чтобы осмотреть громадную махину целиком. — Нет, — ответила Мая, даже не запинаясь. — Сколько раз разбивалась? — спросил Фан Линь, вытягивая труп с водительского сиденья за ногу и швыряя его на землю. Тело с грохотом упало, поднимая пыль. Голос Маи вздрогнул: — Я не ездила… — Ну и отлично, не ездила, значит не разбивалась, значит… — Фан Линь влез по лестнице и подвинулся на сиденье возле водительского. — Значит уже лучше, чем у меня статистика… Садись давай. Мая ещё немного помялась, но потом её глаза вдруг сверкнули с какой-то непонятной решимостью. Девочка вдруг пошла прямо на машину. Она со рвением забралась на железную лесенку, а потом Фан Линь не успел даже подать её руку, так быстро она сама себя втянула на водительское кресло. Там было немного мокровато, на кожаном буром сиденье чернели пятна крови. Мая сперва растерялась, но потом уверенно схватилась за руль. Все её действия были настолько стремительными и резкими, что Фан Линь даже задумался, а не совершает ли он большую ошибку. Но останавливать девочку было уже поздно. Она провалилась в сиденье, чтобы достать ногами до педалей. Затем последовала возня и попытки дать задний ход, в процессе которых грузовик несколько помялся, а пилот мусорного корабля, который, как и предполагал Фан Линь, заперся в своей рубке, едва не обмочился от страха, думая, что его таранят. Затем было ещё больше утомительного действа, несколько раз машина таранила забор, не способная попасть во врата, несколько раз она едва не застревала в мусоре… Фан Линь был уже совершенно уверен, что намного быстрее было бы пойти пешком, но останавливать предельно сосредоточенного ребёнка, — Мая старалась, как могла, — у него не было сил. Вскоре мужчина даже заволновался, как бы она из-за излишнего напряжения не впечатала их куда-нибудь, и не раздавила одного из бомжей, которые копали под мусорные горы; мужчина решил её отвлечь разговором. Тема пришла сама собой: — Смотри сколько их, — он показал на людей, копавшихся в мусоре. — Мы кстати тоже теперь бомжи, бери пример. — А? Мастер? — девочка растерялась и вдруг будто впервые заметила людей, ошивавшихся на свалке. Многие лежали на коленях с пакетами в руках и перебирали мусор. У одного волосатого мужичка в спортивном костюме, плешивого и бородатого, и вовсе было сразу три тележки с собой, доверху набитые хламом. Все бомжи держались вдали от дороги. — Их всегда тут было много: на Золотой Звезде хорошая погода, можно спать на улице и не замёрзнуть насмерть. Некоторые родились на улицах, некоторые потом сюда угодили. Они перебирают мусор на предмет ценного, сдают всё найденное местным заправилам, а те их кормят. А ещё говорят в мирах Федерации нет рабства в отличии от земель великих кланов… Ха, — прыснул Фан Линь. — У них оно даже помягче будет, потому что регламентируется. Мая опустила голову. — Тормоз! — вдруг крикнул мужчина. Девочка встрепенулась, растерялась и вдавила случайную педаль. Мотор вдруг заревел, машина вздрогнула и с рёвом врезалась в железные ворота и сбила их с петель…29. Мастер — это…
Фан Линь едва успел сам вытянуть ногу и надавить на педаль тормоза, но при этом навалился на Маю. Девочка пискнула как мышка. А мужчина с трудом нащупал дверь, открыл её и вывалился наружу. Он пролетел как будто целый метр, потрепал руку о рёбра лесенки и приземлился на ноги; но потом его передёрнуло, и он едва не рухнул на землю. Вся нижняя половина его тела онемела. Мая меж тем сидела в машине и пыталась успокоить дрожащее сердце. Девочку разрывали самые пёстрые чувства, но вскоре всех их заглушило самое сильное — и лицо её заалело. Мая шмыгнула носом и молча вылезла наружу салона, на тёплое солнце. Потом она медленно спустилась по лесенке и повесила голову. Фан Линь взглянул на неё, цокнул языком и осмотрелся: машина выбила ворота и выскочила на асфальтовую дорогу. Напротив, на другой её стороне, велась какая-то стройка. Возвышались строительные леса. Они выходили на улицу, в довольно новенький и очень пустынный район. Вдали виднелись высокие и очень близкие друг к дружке многоэтажки; между ними тянулась дорога, между крыш — черта голубых небес. Фан Линь осмотрелся, снова с трудом залез в машину и взял с бардачка карту. Второй раз он спустился медленно и аккуратно, после чего упёрся спиной о кузов и прочёл карту в его тенёчке. — Ладно, пошли, — сказал мужчина спустя примерно минуту и побрёл по тротуару. Мая после некоторого промедления пошла за ним, следом, но на некотором расстоянии, вся мрачная как дождливый день. Первое время Фан Линь ломал голову, что же тут можно сделать и как ему приободрить ребёнка; затем ему вспомнились все его прошлые неудачные попытки, и мужчина благоразумно решил оставить это дело времени. Тогда же он, когда мысли о ребёнке перестали занимать всё его внимание, внимательно осмотрел своё окружение. Вокруг возвышались новенькие и совершенно однообразные дома. Фан Линь и Мая шли по спальному району, ещё почти незаселённому, что было немного странно, потому что краска на скамейках и на песочницах хоть и не была облезлой, но уже высохла. Значит район не был совершенно свежим. Его уже должны были заселить если не доверху, то хотя бы наполовину. Откуда же тогда у мужчины было такое ощущение, что он… Они идут по городу призраку? На детских площадках никто не играл, улицы пустовали. Фан Линь ясно слышал свой размеренный шаг и унылые, тихие шажки девочки у себя за спиной, которая шла так медленно, что мужчине время от времени приходилось становиться на месте и дожидаться её, опасаясь, как бы ребёнок не отстал, — в такие моменты Фан Линь чувствовал себя рыбаком. Но в остальном вокруг стояла тишина. Странно. Фан Линь на своём опыте, надо заметить довольно богатом, знал, что всё странное предвещало проблемы. Мужчина напрягся, остановился на тротуаре возле посаженного рядом тонкого деревца, и ещё раз, очень внимательно, замечая даже мелочи, осмотрел район. Во-первых, заметил мужчина, потирая острую щетину, жильё это было довольно бедное. Оно было очень невыразительно серым, и лишь самую малость, минимальный уровень приличия, отличалось от человейников на его родной луне. И даже они были как-то аккуратней. Здесь же и тени падали криво, так что некоторые детские площадки были в постоянном мраке, и магазинчиков никаких не было… Людей расселили? Тоже нет, потому что кто-то тут всё-таки жил. Понятно это было по мокрому белью, развешенному на балконе шестого… Седьмого этажа многоэтажки рядом, по шторам в цветочек за окнами второго этажа, по наполовину пустой бутылке возле качелей на детской площадке… Фан Линь уселся на эти качели, взял бутылку и принюхался. Пахло пивом — рисовым. Мужчина поморщился, но всё-таки взболтнул бутылку, налил в грязный стаканчик, который лежал тут же, рядом, погребённый в песочек, и махом брызнул жижу прямо в лицо унывающей девочке. — Пф, ай! — Мая пискнула, вздрогнула и едва не свалилась на песок. Глаза девочки округлились под теперь уже мокрыми волосами, и она залепетала: — М… Мас… — А потому что хватить ходить унылая как ночь. Ты мне настроение портишь. — Мастер… — Цыц, Мастер сказал молчать. Фух… Слушай меня сюда, — Фан Линь нахмурился. Он понимал, что ему сейчас нужно было что-то сказать, такой уж был момент, но никакой речи мужчина не знал. Его мозг вскипел, и он стал медленно выговаривать свои мысли, сочиняя на ходу и произнося каждое слово с особым ударением, чтобы казалось, что у него есть причина говорить так медленно: — Знаешь, кто такой Мастер? Это тот, кто учит. Смысл мне быть твоим Мастером, если ты и так совершенна? Бред. Все совершают ошибки, по себе знаю. Но Мастер это тот, кто должен исправлять твои ошибки. Твои ошибки, это его ошибки. Значит, что ты не должна ошибаться? Ещё чего. Ошибайся, ошибайся сколько надо. Главное, чтобы ты старалась. Понятно? Старайся и всё, а остальное оставь своему Мастеру… Мне. «Потому что именно так должен поступать Мастер, — подумал Фан Линь, неожиданно удивлённый собственной речью». Как будто в ней даже был смысл. Но убедился в этом мужчина немного позже. Сперва Мая смотрела на него пустыми стеклянными глазками. Потом, медленно, в них вспыхнули огоньки, девочка затрепетала, и вдруг… — Мастер! — она согнулась в поклоне. Фан Линь слегка улыбнулся, наблюдая как капает с её пенистых волос бурое пиво. Потом Мая выпрямила спину и растерянно осмотрелась, будто впервые замечая окружающие пейзажи: — Мастер… А почему никого нет? На нас устроили западню? — Догадайся, даю три попытки. Мая кивнула и стала осматриваться с очень серьёзным выражением лица, напряжённо думая; вскоре девочка высказала свою первую догадку: — Из-за бездомных… Которые живут на свалке, да, Мастер? — А вот и нет… В смысле да. Бинго. Ты умней, чем кажешься, — кивнул Фан Линь, слегка удивлённый тому, как стремительно девочка пришла к верной разгадке. — В этом проблема. Район так-то не очень дешёвый, но при этом конкретно этот его участок граничит со свалкой. Вот вокруг неё никто себе квартир не покупает, да и сделано тут всё поэтому абы как. Кто захочет жить рядом с гнездом бездомных? Тут ещё много полицейских и охрана повсюду. Небеса упаси, бездомные оккупируют квартиры. — Вот как, — кивнула Мая, думая обо всём сказанном: — Тогда что теперь делать, Мастер? Мы должны найти всем им новый дом? Вы хотите помирить владельцев этого района с нищими и помочь им устроить свою жизнь? — глаза девочки засияли. — …Нет? С этим нам ничего не нужно делать. Сейчас нужно пройтись до коммерческой зоны. Там мне надо кое-что купить, чтобы связаться с одной… Старой знакомой, а уже потом с её помощью доберёмся до одного местечка, где нас точно не найдут ни эти преследователи твои, ни твоя семейка… Много от тебя головной боли, ты в курсе? Мая опешила и неловко улыбнулась. Фан Линь же поднялся с качелей, размялся и сказал: — Но сперва у нас компания… Эй, выходите уродцы, хватит прятаться, я каких ттолько рыл не повидал, ваши меня не испугают. Не стесняйтесь! — вдруг закричал мужчина. Мая растерялась, снова глазки её забегали, и вскоре девочка заметила, что на дорожку к детской площадке вышли двое человек. Один среднего роста, в костюме, немного неловкий. Другой — рослый мужичина в красном грубом халате, весь наросший мышцами, с угловатым каменным лицом. Он смотрел на Фан Линя, как мясник смотрит на мясо, сжимая толстыми пальцами широкую железную саблю…30. Мясник
Рослый мужчина в красном халате игрался пальцами на рукоятке своей сабли, похрустывая косточками. Взгляд его был прямо как у мясника, смотрящего на мясо, которое ему нужно разделать — то бишь он не был ни особенно яростным, ни боевым, но скорее скучающим, как и полагается человеку, исполняющему рутинную для себя работу. Другой же мужчина, немного ниже, да и вообще довольно приземлённый на фоне своего напарника, был куда менее спокоен. Он выглядел вспотевшим и нервным. То и дело он подёргивал за свой воротник, и так уже совсем не касающийся его выпирающего адамова яблока. Звали этого человека Шу Хунлэй, и в данный момент он внимательно разглядывал парочку беглецов. Выглядели они, надо сказать, немного не так, как он предполагал. Так, например, мужчина, которого он представлял себе безликой громадой мышц, оказался стариком в рубахе, которую стыдно уже было называть белой, в грязных штанах и в потёртых совершенно нескладных с остальным его «прикидом» сапогах. Его же друг, маленький и злой карлик с мечом, как описывал его капитан мусоровозного судна, оказался немного помятой и тоже грязной девочкой — ну прямо вылитой попрошайкой. Сперва Шу Хунлэй даже засомневался, а тех ли они вообще поймали? Это точно вот эти двое перебили их отряд? Или они выловили каких-то других нелегалов? Так-то сбежало их довольно много… На спине мужчины от мысли об ошибке выступил холодный пот. Когда только стало известно, что его людей кто-то убил, Босс Шу Хунлэя, заведующий над всем бизнесом на свалке, рассвирепел; он и так был немного на нервах в последнее время, потому что его свалка близилась к неминуемому закрытию из-за начавшейся вокруг неё перестройки, а тут ещё и такое происшествие. Мужчина приказал найти виновных, схватить их и засунуть в агрегат, который сжимает неисправные машины в кубики… Перед его подчинённым, в том числе Шу Хунлеям, встала нетривиальная задачка. Погибшие, в том числе лысый мужчина, были сильнейшим их отрядом. Разумеется, большую часть времени они просто держали бездомных в ежовых рукавицах, но в бою они были вполне себе ничего и при определённой удаче могли даже завалить культиватора нулевой Стадии. К тому же по слухам, пьяным разговорчикам, лысый главарь этой банды что-то скрывал, был у него какой-то козырь… Но теперь всё это уже было неважно. — Так… Он какой культиватор? Сильный? Справишься? — спросил Шу Хунлэй своего напарника, поглядывая на Фан Линя. Человек в красном халате ответил просто: — Никакой. Ответ очень удивил мужчину; как это он никакой культиватор? У старика что, нет культивации? Это же что тогда получается… Это получается… Взгляд его перешёл на тёмненькую девочку. — А… а она?.. — У неё есть, «Касание», — снова заявил мужчина в халате, а потом добавил, опуская железную саблю себе на плечо: — И всё, — мужчина плюнул в песочек на детской площадке. В это время Фан Линь, напряжённо бегавший глазами по всему дворику, вдруг немного удивлённо посмотрел на Маю; но сразу же мужчина снова уставился вперёд, не смея отвлекаться от более насущных дел. — Значит они обычные люди… — проговорил Шу Хунлэй, всё ещё немного не веря в сказанное. Но прошло несколько секунд, и медленно-медленно на лицо его прокралась глупая улыбка. «Обычные люди» — повторил он про себя и ощутил приятную расслабленность во всём своём теле, как будто внутри него подул лёгкий летний ветерок. Если они и вправду были самые обыкновенные люди, если у них правда не было культивации, то никаких проблем в принципе возникнуть не могло; можно было просто их прибить, и дело с концом… — Я всё равно возьму полную плату, — проговорил своим гремящим голосом мужчина в халате, и Шу Хунлэй снова вздрогнул и немедленно заверил его, что получит, обязательно он всё получит… Мужчина, после некоторой нервирующей паузы, кивнул, и Шу Хунлэй в очередной раз поправил свой воротник. Звали этого бугая Ван Сюн, и он был культиватором, самым настоящим. Причём культиватором Третьей руны, так что можно было себе представить, насколько удачным было стечение обстоятельств, позволившее им его нанять. Ван Сюн заявился на свалку некоторое время назад, и впервые дал знать о себе, когда ранним утром нашли рублёный труп одного из местных рабов… Ну или бомжей. Потом таких нашли ещё несколько, а потом обнаружили и самого Ван Сюня, который не особенно и пытался прятаться. Тот сказал, что ему для овладения Дао Сабли нужно время от времени омывать своё оружие свежей человеческой кровью. Несмотря на грубое обличие и словесную скупость, мужчинаоказался умён и заявил, что пока он убивает нелегалов, никто на него в полицию заявления писать не будет. Босс первое время был взбешён такой наглостью; но потом немного успокоился, когда нашёл в этом выгоду. Ван Сюня можно было использовать. Да и ничего плохого в том, чтобы время от времени сокращать популяцию бомжей, пуская под нож самых немощных, тоже не было. Всё равно их органы ничего не стоили… Звали Ван Сюня только для самых жёстких дел, так как плату он брал немалую. Это дело казалось таким вот, но теперь… Шу Хунлэй покачал головой и снова взглянул на пару из старика с длинными чёрными волосами и на худенькую девочку, которая заметно волновалась и почему-то держалась за свой браслет. «Переплатили…» — мимолётно подумал мужчина. Вдруг из размышлений его вырвал удивлённый вздох. Это Ван Сюн вздохнул, а потом засвистел как соловей. Шу Хунлэй растерялся, посмотрел на него и заметил в глазах рослого мужчины жадный блеск; он проследил за его взглядом и увидел, что в руках девочки появился тонкий чёрный меч. — Откуда у тебя эта штучка? — спросил Ван Сюн гремящим и неприятно-слащавым голосом. Его слова будто бы потрясли своими вибрациями маленькое тельце ребёнка, — девочка вздрогнула. Вдруг вперёд неё выступил мужчина. Он окинул Ван Сюна взглядом и сказал: — На помойке нашла. Там же где ты свою саблю нарыл, уродец. Шу Хунлэя всего передёрнуло; он уставился на мужчину как на безумца, а потом в ужасе покосился на Ван Сюня. У старика что, деменция? Ругался про себя Шу Хунлэй. Он совсем из ума выжил провоцировать этого громилу? Он же его даже без сабли своими голыми ручищами в кубик сомнёт… Благо Ван Сюн не разозлился на провокацию; он только прищурился немножко, и пальцы его быстрее заиграли на рукоятке сабли, отбивая глухой металлический звон: — О чём ты? — О чём я? — отвечал ему Фан Линь, немного растягивая фразы и всё посматривая куда-то за спину мужчины. — Да, тут надо подумать, что я вообще несу… Ты Третьей Руне, так? Или на второй. Где-то в этом диапазоне… Но сабля у тебя хорошая, даже слишком. Ты бы такую не украл и не купил. Значит нашёл где-то? Я прав? — Может прав, — Ван Сюн покачал головой и пожал плечами. — А может мне её дал старейшина моего клана. — Клана, конечно, — прыснул Фан Линь. — От старейшины того самого тайного клана уродцев, о котором никто не знает, потому что все они прячут свои рожи и живут на помойках. — Ваша свалка, — тут Фан Линь задел взглядом ещё и Шу Хунлэя, — она же не ваша на самом деле, так? Просто бандиты такой бизнес вертеть не могут. Если я прав… Вас крышует какой-то клан. Вы ему платите дань, но при этом он сам предпочитает не показываться, чтобы репутацию не портить. Вряд ли бы они бы выделили вам такого уродца в качестве охранника, особенно просто чтобы догнать и зарубить меня… Нас, — говорил Фан Линь. Рослый мужчина кивнул. Потом сказал: — Ты догадлив. Но что с того, что у меня нет клана? Какая разница, какое у тебя происхождение? Величайший гений за всю историю, Фан Линь, был вольным культиватором! Даже такое жалкое создание как ты должен был о нём слышать, — спокойно заявил Ван Сюн. У Фан Линя дёрнулся глаз. Он прокашлялся и сказал с лёгким раздражением: — Во-первых, не был. Но это долгая история. А во-вторых действительно, разницы никакой нет. Можешь быть из клана, можешь быть вольным культиватором — мне похер. Я просто говорю случайные замечания и пытаясь тебя отвлечь… — признался Фан Линь, резко схватил с земли совсем уже опустевшую бутылку, замахнулся и запустил её прямо в рослого мужчину. Ван Сюня опешил, но немедленно лицо его расплылось в широченной улыбке. Он сделал мельчайшее движение в сторону и увернулся от стеклянного снаряда. Потом мужчина шагнул вперёд, выставляя перед собой железную саблю. В сердце его вспыхнула жажда крови; он вспомнил приятное ощущение, когда тёплый кровавый дождь брызгает на руки и на лицо… Ван Сюн облизнулся и посмотрел на Фан Линя и Маю с вожделением. Он уже предвкушал, как порубит эту парочку на куски…31. Мусор
Ван Сюн шагнул вперёд. Его просторные мышцы надулись и теперь распирали грубый красный халат. Сабля у него в руках зазвенела протяжённым металлическим эхом. Всё спокойствие у него на лице, вся его былая сдержанность испарились, — его зубы сверкнули полумесяцем в ужасающей улыбке… А потом грянул треск, посыпалось стекло, и заревел бешеный писк. Ван Сюн вздрогнул, повернулся и посмотрел на другой конец просторного дворика. Взгляд мужчины прошёлся по оранжевой стене многоэтажки и остановился на окошке первого этажа. В нём зияла дыра, по всей видимости оставленная брошенной бутылкой. Из дыры доносился тревожный рёв сирены. Ван Сюн и Шу Хунлэй растерялись; грохот сигнализации на пару мгновений заглушил их мысли. Этот неприятный пульсирующий звук наполнил собою весь дворик, все находящиеся в нём уши, и даже стал разливаться на улицу… Для Маи визг сигнализации тоже оказался большой неожиданностью, — девочка поморщилась, — и только Фан Лин воспринял его как само собой разумеющееся, и даже слегка улыбнулся, закрывая уши ладонями. Всё шло в точности по его плану. В этом спальном райончике находилось целое гнездо бездомных, так что разумеется любой человек, который вообще думал сюда поселиться, обезопасил бы себя охранной системой. А даже если бы он сам этого не сделал, этим занялась бы строительная фирма, чтобы бездомные не проникали в ещё непроданные квартиры и не оккупировали их себе. Именно поэтому Фан Линь, как только появилась парочка преследователей, начал бегать глазами по стенам дома — он искал окошко, прикрытое шторами, за которым кто-то живёт и где совершенно наверняка будет сигнализация. — Полиция… Копы, они патрулируют улицы, он хочет привести их сюда! — опомнился и воскликнул Шу Хунлэй. Он вдруг вспомнил, что улицы этого района патрулировало очень много полицейских, и не просто так. Строительная фирма доплачивала местному участку, чтобы он работал особенно активно, выслеживая любых «нежелательных» жильцов. Чем больше их находили, тем больше у фирмы было аргументов в суде, что свалку нужно закрыть… Так что на сигнализацию полиция ответит моментально, у них было совсем немного времени… Что теперь делать… Шу Хунлэй неуверенно посмотрел на Ван Сюна, и вдруг перепугался и вздрогнул. Рослый мужчина пошёл вперёд с саблей наперевес. Шу Хунлэй понял: его напарник хочет немедленно, пока ещё не прибежали полицейские, порубить парочку на куски и сбежать. Мужчина сразу бросился его останавливать. Он схватил пояс его красного халата. Ван Сюн повернулся и уставился на Шу Хунлэя жадными на кровь глазами. Мужчина немедленно отпрянул, — и случайно дёрнул его за пояс, потому что забыл отпустить — а потом испугано вскинул руки, сделал шаг назад и затараторил: — Стой, ненужно… Ненужно это… Всё схвачено, — сказал он с испугом, а потом и некоторым самодовольством в глазах. — Подождём, — проговорил Шу Хунлэй и слегка улыбнулся. Ван Сюн некоторое время не сводил с него глаз; затем он сам как будто что-то понял, тоже улыбнулся и так посмотрел на Фан Линя и Маю, как будто намечалось какое-то занятное представление с ними в главных ролях. Девочка сжала губки и перевела глаза на Фан Линя; тот её взгляд заметил и кивнул. И немедленно Мая совершенно успокоилась и опустила свой меч… — Спрячь, — вдруг шепнул мужчина. Девочка встрепенулась. Её оружие снова превратилось в обыкновенный чёрный браслет, и как раз в это мгновение новый человек пожаловал во дворик. Это был полный мужчина в тёмно-синей полицейской форме, со значком — серебристой звездой на груди — и с длинным кинжалом с овальной рукояткой и без гарды в пухлых пальцах. Мужчина забежал во двор, осмотрелся. Замер и нахмурился. Он увидел нескольких человек, всех очень примечательных и каких-то даже неправильных в окружении самого обыкновенного спального района. Один и вовсе был в халате и держал на плечах огромную саблю. Толстый полицейский сглотнул и демонстративно положил руку на небольшой камешек у себя на поясе, показывая, что в любой момент может вызвать подкрепление. У Шу Хунлэя, как только он заметил полицейского, засияли глаза. Мужчина улыбнулся. По профессии он был переговорщик. Именно поэтому его отправили вместе с Ван Сюнем, переговаривать с этим безумцем… Дело это было непростое, но вот в полицейском намётанный глаз Шу Хунлэя сразу увидел человека сговорчивого. Мужчина улыбнулся ему, очень ярко: — Здравствуйте. Ох, говорил я тебе — он очень осторожно хлопнул Ван Сюна по руке. — Блюстители закона сразу явятся на место происшествия! Полицейский растерялся, но тоже ответил легкой улыбкой. — Да, это мы можем… Так что тут… — Понимаете… Понимаете. Мы работаем на свалке, которая тут, рядом, — жестикулировал Шу Хунлэй. — Скажем так, мы следим, чтобы на ней всё было в порядке. Сами понимаете. Но возник казус. Во время рейса одного из наших кораблей к нам проникло несколько нелегалов с мусорной луны, собственно, вот они, — он показал на Фан Линя и Маю. — Так уж вышло, простите, что создаём вам проблемы… — мужчина поклонился полицейскому. Тот смутился, но улыбка его стала ещё ярче, и на Фан Линя с Маей он посмотрел с некоторой неприязнью и подозрительностью… А потом толстяк заметил, какие они были грязные и потёртые. Полицейский поморщился: он почувствовал запашок мусора. — И… Вот вы понимаете, — продолжал Шу Хунлэй. — У нас могло быть поэтому много проблем… Вот мы и придумали сами их поймать, я и мой друг, — он показался взмахом руки на Ван Сюна. — И перевезти назад. Прошу простить, что мы поступили так и не связались с вами сразу! — Ничего… Ничего, понимаю, — кивнул полицейский, уже немного взволнованный и потирающий свои руки в ожидании, что же будет дальше. Шу Хунлэй и сам потёр руки, а потом застыл на секунду, как будто о чём-то думая, и «подумавши» вытянул свою руку. Полицейский немедленно подошёл и жадно пожал её. Потом ладони разошлись, и между ними блеснула синеватая купюра. — Вот я и думаю, можем вы нас извините и не будете создавать для нас проблемы? Просто позвольте, прошу вас! Мы их проведём к себе на рабочее место, а потом сами доставим их назад, без проблем, без вреда… — маленькими, как кубики, уточник сам про себя Шу Хунлэй. — Ну… — протянул полицейский, уже совершенно откровенно похрустывая купюрой. — Можно и так, наверное… — Нет! — и вдруг зазвенел громкий детский крик. Все шугались, полицейский растерялся и аж скомкал купюру у себя в руках. А девочка, то краснея, то бледнее на глазах шагнула вперёд и посмотрела на мужчину пламенными глазами: — Они говорят не правду, так нельзя… Вы не должны соглашаться… — проговорила она, едва не срываясь на шёпот. Полицейский тоже покраснел и засмущался. Он был как будто на перепутье. Но потом его снова уже за другую руку схватил Шу Хунлэй, и снова он пожал её, и снова на лице мужчины заиграла жадная улыбка. Полицейский втолкал обе купюры в узкие карманы своих штанов и прокричал: — Ничего не знаю, мерзавка. Ты чего закон нарушила!? Благодари этих людей. Они тебя назад отвезут, а так бы ты штраф платила, хотя откуда у тебя деньги… В колонию бы поехала, вот… Так что молчать! Молчать! Бомжи проклятые… — рявкнул мужчина. Мая замолчала. Но глаза её выражали больше, чем могли слова. Девочка смотрела на мужчину одновременно просящим и ясным взором. Полицейскому стало неловко, ему захотелось поскорее отсюда уйти. Он уже развернулся, и Шу Хунлэй с Ван Сюнем уже переглянулись, последний уже даже шагнул на старика, собираясь схватить его, переломать ему кости, заткнуть рот, когда… — Стоять, — вдруг окликнул Фан Линь. Полицейский вздрогнул и развернулся: — Ты как со мной… — Молчать, — прервал его Фан Линь и достал небольшую кожаную квадратную книжку из кармана рубашки. — Что это? — растерялся полицейский и прищурил свои глазки. — Они говорят, я нелегал, так? Ну так давай, проверь, — мужчина помявшись вытянул книжку и вздохнул: — Мой паспорт…32. Всегда бери с собой Паспорт
Полицейский сперва опешил — потом он стал мяться. Шу Хунлэй тоже, как только упомянут был паспорт, очень растерянно приоткрыл рот, точно рыба; а затем он вытаращил глаза и побледнел. Паспорт! Паспорт, чёртов паспорт… Думал себе мужчина. Откуда взялся этот проклятый паспорт, это же, это же что теперь, это же… Хотя… Хотя это ведь совершенно не проблема, вдруг понял Шу Хунлэй, и глазки его заблестели. Что такого может сказать паспорт? Да ничего, что не было бы правдой, а правда была в том, что этого старика совершенно точно привезли сегодня вместе с остальными нелегалами. Никакого штампика на разрешение на переезд у него быть не могло, так что тут всё легально… В смысле нелегально. Шу Хунлэй сделал глубокий вдох и вернул себе душевное спокойствие. «Проверяй, проверяй» — стал причитать он про себя и одобрительно хлопнул полицейского по плечу. Тот охнул и вдруг так недовольно уставился на Шу Хунлэя, что мужчина немедленно свою руку убрал, а потом спрятал обе руки за спину и неуверенно улыбнулся. Полицейский же поправил пояс, прошёлся вперёд и бесцеремонно вырвал из рук Фан Линя его паспорт. Мужчина небрежно пролистал его до страницы со штампиками и усмехнулся… Потом пролистал назад и завис… И Шу Хунлэй, ещё секунду назад совершенно успокоенный собственными аргументами, тоже завис; само время вдруг стало тянуться медленно, как улитка. Шу Хунлэй взглянул на часики у себя на руке, потом ещё раз. Он уже собирался окликнуть полицейского, спросить, что там такое, неужто паспорт — краденый, как вдруг заметил, что верхняя губа толстяка немного подрагивает. И вместе с ней неожиданно затрепетало сердце Шу Хунлэя. А потом он, к своему полнейшему замешательству и ужасу увидел, как толстяк вздрогнул, закрыл паспорт, взялся за него обеими ручищами и вдруг опустился перед сбежавшим бездомным в нижайшем поклоне, — вместе с толстым белым телом на землю рухнуло, прямо в пятки, и сердце Шу Хунлэя. И наступила удивительная тишина. Шу Хунлэй смотрел на полицейского, полицейский пялился на землю, Ван Сюн растерянно хмурился, а Фан Линь с лёгким раздражением и немного щурясь поглядывал в переливающиеся небом окна окружающих многоэтажек. Наконец мужчина сказал: — Ну что? Полицейский сглотнул, протянул книжку и заговорил дрожащим голосом: — П-прошу вашего прощения, уважаемый. Я готов, — он сглотнул, — принять любое наказание и выполнить любой ваш… приказ. — Верни-ка тогда, для начала — спокойно ответил ему Фан Линь и вырвал свой паспорт назад из покладистых рук мужчины, после чего вложил его себе в карман. Вся эта ситуация была для Фан Линя совершенно неприятной, и во всех действиях мужчины читалось явное раздражение. И Фан Линя можно было понять; он не любил прибегать к силе своих бывших регалий. Ему это было неприятно, и даже если пришлось, он хотел как можно скорее покончить с этим процессом. Мужчина в принципе брал свой паспорт всегда с собой только потому, что как-то раз ему отказались продавать пиво по той причине, что он может быть несовершеннолетним. Фан Линь разумеется ошалел от такого и на выходе из магазина сильно ругал слепую кассиршу. Потом он правда догадался, что эта полная дама таким образом с ним заигрывала, но от этого ему стало ещё более дурно… С тех пор он всегда носил паспорт с собой… Фан Линь вздохнул: — Сделай что-нибудь с этими двумя, вон тот рослый на стадии Третьей Руны, с ним осторожнее, а мы… Мы пойдём уже отсюда, — сказал мужчина, отмахнулся и побрёл по тропинке из дворика на улицу. Мая побежала за ним. — Эй… — тут дал о себе знать давно уже молчавший Ван Сюн. Он вдруг шагнул вперёд и загремел своим мощным голосом: — Это ещё что значит? Тебе заплатили, — гремел он, грозно смотря на полицейского, как будто пытаясь раздавить его своим взглядом. Но толстяк неожиданно не струхнул, он встретил этот взгляд взглядом своих собственных маленьких глазок и даже сам шагнул вперёд, хотя и без особого рвения, а как будто его вилами тыкали в спину: — Ты что несёшь тварь? Что заплачено? Это заплачено?! Ты меня подкупить думал? Это преступление! — завопил полицейский, сунул себе руки в карманы, с трудом вытащил купюры и демонстративно выкинул их на песок. А потом сделал подобие улыбки, смотря в спину удаляющегося Фан Линя. Мужчина остановился, повернулся и кивнул. А потом он задумался и прошептал кое-что девочке рядом. Та смутилась, но всё же побежала назад. Она пробежала мимо полицейского, взяла две купюры, которые он бросил на землю, и вся красная быстрым шагом пошла назад… — … — … — В общем, нет никаких денег, ничего я не брал! — снова завопил толстяк, а потом мощно нажал на значок у себя на поясе. Тот вспыхнул один раз, потом второй, и сердце Шу Хунлэя ушло в пятки. Мужчина только что позвал себе подкрепление, причём судя по тому, что мелькнул его значок дважды, — Шу Хунлэй немного разбирался в сигналах правоохранительных органов, — он вызывал себе в подкрепление культиватора. Тот, заведующий всем участком, гарантированно был на Шестой или Седьмой руне. Ван Сюн опустил свою саблю и нервно огляделся. — Может, может можно это как-то уладить… Может вы… Вы случайно нажали на эту кнопочку, так ведь? А нас тут не было, да, не было ведь? — дрожащим голосом говорил Шу Хунлэй, одновременно доставая бумажник и перебирая в нём синеватые купюры. Он достал три, потом пять, а потом вдруг закрыл бумажник и протянул его весь целиком толстяку и даже слегка поклонился. Полицейский опешил, посмотрел на Фан Линя, которые был уже далеко, помялся и всё-таки выхватил бумажник. Шу Хунлэй расслабился и улыбнулся, — ему даже захотелось по-дружески стукнуть Ван Сяо по плечу, но благоразумие сдержало его… А потом мужчина снова разинул рот, потому что полицейский вдруг бросился бежать. Он побежал вслед за Фан Линем, кое-как догнал его, поклонился, передал ему в руки бумажник, — мужчина его взял, — и сразу побежал назад и снова, весь запыхавшийся, встал перед парочкой. — Ублюдки, ха-ха… Подкупить меня хотели… Конфисковано! Совсем полицию не уважаете, — качал толстяк головой. — Вы знаете вообще, на кого вы позарились, бандюги? У этого… У почтенного господина… Звездный Паспорт! — проговорил он с трепетом и благоговением. — Звёздный… Паспорт… — промямлил Шу Хунлэй и почувствовал, как его ноги превращаются в жиле. Паспорта у всех граждан Федерации были разные, — был паспорт обыкновенный, планетарный, обладателю которого нужна была виза, чтобы ему разрешили покинуть родную планету. Был ещё паспорт планетарно-системный — чтобы его получить нужно было внести определённую денежную суму и платить удвоенный налог, хотя для особенно талантливых учеников гос. Сект были льготы. И ещё был так называемый Федеральный паспорт, — нужно было ещё немного доплатить, причём довольно приличные деньги, и платить десятикратный налог — и вот этот паспорт уже позволял свободное перемещение по всему Звёздному Небосводу, без нужды получать штампики, и даже предоставлял некоторые особые права. А ещё был Звездный Паспорт. И он был особенный. Обладатель Звёздного Паспорта получал не просто абсолютную неприкосновенность в рамках юридической системы вплоть до Высшего Федерального суда, у него ещё было множество вольностей. Он был выше законов, он мог выносить любые приговоры только по собственному суждению, даже смертельные… И никто не был против, ведь выдавали этот паспорт не за деньги и не за силу, но за наивысшие заслуги. Это была награда. Символ настоящего героя. … — Неплохо, неплохо, хотя бы не придётся спать на улице, — говорил Фан Линь, перелистывая купюры внутри добытого бумажника. Он и Мая покинули дворик и снова вышли на пустынный тротуар. Теперь они направлялись туда, где, согласно карте, которую Фан Линь выкрал из мусоровоза, находился коммерческий квартал, ну или улица с магазинчиками. Мужчине нужно был кое-что купить, чтобы связаться со своей старой знакомой… Вот только… Фан Линь спрятал бумажник в карман и вдруг представил себе, как именно будет «это» покупать. Мужчина нервно улыбнулся. — Нужно кое-что прикупить, сходишь… — заговорил он, поворачиваясь к Мае, и неожиданно умолк. Потому что девочка тоже молчала и кажется очень напряжённо о чём-то размышляла. — Что такое? — спросил её Фан Линь. Мая опомнилась и спросила: — Мастер, можно спросить? — Ты уже спрашиваешь. — Ах, да… Ха-ха… — расширила глазки девочка и нервно усмехнулась. — Валяй, — махнул рукой Фан Линь, а потом вдруг обнаружил у себя на губах улыбку и очень этому удивился. — Я… Мастер… Вы ведь взяли машину, чтобы привлечь к себе внимания, так? — спросила Мая, задумчиво сверкая своими чёрными глазками. — Возможно, — ответил Фан Линь и пошёл дальше. Мая побрела за ним. — Значит вы… Вы специально сказали ехать нам на машине, чтобы мы привлекли внимание преследователей, и чтобы все остальные смогли сбежать… Хотя если бы мы сбежали как они, нас бы не смогли найти… — Наверное не смогли бы. Херню я сделал, да? — прыснул Фан Линь. — Он действительно сказал девочке садиться в машину и ехать не только потому, что у него болели ноги, но и чтобы все остальные, кого тоже привезли вместе с ними с луны, смогли сбежать. Вспоминая об этом сейчас, мужчина вдруг заодно вспомнил как все эти люди расступались, когда лысый громила хотел схватить саму Маю, и как все они потом разбежались, когда он пытался самого Фан Линя раздавить… Мужчина вдруг почувствовал дурной привкус во рту. Разумеется, он так потел не ради этой сволоты, они были так, фоном. И если бы у него не было пилюли, гаранта безопасности себя и девчонки, он бы так никогда не поступил. На самом деле мужчина пытался помочь только старику Ланю, всё же он тоже его спас… По сути Фан Линь так возвращал ему должок. Но Мая явно видела его поступок в ином свете. — Мастер, вы всё ещё герой, — сказала девочка и смущённо, и радостно. И тут уже сам Фан Линь слегка смутился и прыснул: — Дурная привычка, пытаясь её в себе изжить… — Не надо! — Молчать. Тч… Ты скажи лучше, ты когда наша своё Дао? — спросил мужчина и внимательно присмотрелся к девочке. Шаг её был лёгким, а движения воздушными, как будто ей в спину постоянно дул ветер. Так оно и было, в общем-то, и был это ветер Великого Дао. Совершенно незаметно для мужчины, что, в прочем, было объяснимо, его голова была занята другими делами этого во всех смыслах занятного утра, Мая стала культиватором первого, ну или нулевого Ранга. Сама Мая, когда об этом услышала, округлила глаза и растерянно поморгала. Потом зажмурилась и кивнула. — Вы правы, Мастер… — Знаю. — Я… Но как так… Честно говоря, я не помню, как я это сделала, Мастер, — проговорила девочка с лёгким замешательством. — Не помнишь? — тут уже пришёл черёд Фан Линя удивляться. Мужчина трижды моргнул, взглянул на задумчивого ребёнка, который удивлённо смотрел в землю, видно пытаясь припомнить, когда именно стал культиватором, а потом положил руки в карманы и взглянул в голубое небо. Как раз в этот момент из-за белого облака выглянуло кислое полуденное солнце… Фан Линь наклонил голову: — …Ха.33. Цена Слабости
Стояла жара. Фан Линь снял сапоги, которые присвоил у лысого бандита, и опустил свои грязные ноги в самую малость тёплую воду фонтанчика. Сразу зашипели мозоли, но потом, спустя время, их остудила приятная нежность. Мужчина сидел на каменном ребре одного из фонтанчиков, ряд которых пробегал вдоль бульвара. С одной стороны улицы возвышались новенькие, сверкающие и не очень высокие небоскрёбы, — торговые центры, развлекательные залы, кинотеатры… — с другой же стороны бульвара, сверкало, сквозь шумную человеческую толпу, искусственное озеро, обсаженное персиковыми деревьями. Именно из него, наверное, поступает вода в фонтанчики, подумал вдруг Фан Линь, когда заметил плавающий возле своих ног мятый розовый лепесток. — Мастер! — вдруг из шумной толпы вырвался голосок, как будто с заднего плана на передний. Фан Линь повернул голову и увидел нагромождение всяческих цветастых продуктов, а потом и саму девочку, которая кое-как удерживала всё это в своих белых ручках. — Почему пакет не купила? — спросил мужчина, и не дожидаясь ответа он провел по тёплой, гладкой и широкой стенке фонтана, и сказал: — Выкладывай. Мая немедленно разложила всю свою добычу из магазина. А именно: прозрачный пакетик с копчёными ножками, вокруг которых разливался жир, ещё один прямоугольный пакетик с сырокопчёными колбасками, баночку энергетика с имитацией экстракта женьшеня и бутылочку воды. И ещё блестящий глянцевый журнал. Фан Линь посмотрел на всё это, посмотрел на немного смущённую, но довольную выполненным «заданием» девочку и спросил: — Всё что я заказывал есть… Себе ты ничего не купила? Мая сразу показала на бутылочку воды. — … Фан Линь выдохнул и покачал головой: — Садись давай. Мая кивнула и забралась коленками на ребро фонтана. Мужчина меж тем открыл колбаски и положил упаковку между собой и ребёнком. Повеяло, среди всех ароматов лета и толпы, мясом и специями. Одновременно заурчали сразу два желудка: — Налетай, — сказал мужчина, а потом добавил, когда Мая смутилась: — Будем делиться, — и только тогда девочка наконец протянула пальцы и схватилась за еду. Фан Линь же взялся за журнал и быстро положил его себе на колени, чтобы никто из людей не увидел обложки. Это был журнал детской моды — Неловко покупать эти штуки, — цокнул языком мужчина. У него самого была подписка, а потому ходить в магазин и стоять в одной очереди с мамашами и девочками, испытывать эту неловкую пытку, Фан Линю не приходилось. — Да, — Мая кивнула. — В очереди были одни мужчины, — она улыбнулась и повесила голову. — Было немного неловко… — … Фан Линь покачал головой, открыл оглавление и быстро нашёл строчку с «Тай». Затем он пролистал до нужной страницы. И снова перед ним предстала то самое создание, милый ребёнок, которого он за все эти годы повидал в стольких пёстрых облачениях. В этот раз на ней было длинное белое платье. Оно было обмотано множеством разноцветных ленточек, другие концы которых крепились на маленькие крючки внутри комнатки, в которой находилась девочка. Картинка была пёстрая, чудесная. И было даже как-то правильно, что лицо ребёнка, прекрасное, белое, с немного высоким лбом, сохраняло кукольную непоколебимость. Мужчина выдохнул. Потом он посмотрел на этой же странице на графу «контакты» и отложил журнал в сторону. — Вот оно, — сказал мужчина, привлекая внимание Маи, которая в это время смотрела на игру света, заточённого в водах фонтана. — Теперь нужно только с ней связаться и попросить об одолжении, а потом я отвезу тебя в один мирок, где тебя никто не достанет — ни твой клан, ни те преследователи, — рассказал мужчина свой план. Девочка кивнула, а потом сама посмотрела в журнал и спросила задумчиво: — Мастер, а можно… В смысле кто она такая, можете сказать? — Да так, старая… — мужчина вдруг замялся. — Честно, я без понятия, кто она мне теперь, — прошептал он, и в глазах мужчины промелькнула какое-то непонятное, быстрое чувство, которое он сразу же выбросил, как потряс головой. Фан Линь посидел немного в тишине и снова взглянул на Маю, которая вновь смотрела на воду, провожая взглядом розовый лепесток, и между делом, сама этого не замечая, догрызая последнюю колбаску. Мужчина, открывая теперь уже упаковку копчёного мяса, отметил про себя, что журнал девочку не занимал совершенно; потом он обратил внимание на её одежду. Мая была во всё той же школьной юбке, немного ей великоватой, и уже не в такой белой, но пыльной, но тут и там с чёрными мазками, блузке. Мужчина взглянул на подпираемые ноги Маи, и на её спортивные кроссовки, которые выглядели так, как будто их бросили кошке и забыли на пару месяцев. Вдруг Мая наклонила голову и спросила: — Мастер, можно… — Можно. Если промочишь ноги, — ответил Фан Линь. — Ах? — Давай, вода нормальная, — кивнул мужчина на фонтан. Мая помялась, но всё-таки стянула кроссовки, отложила их в сторону и осторожно макнула свои красноватые тонкие ножки в воду. Девочка сглотнула, но в итоге пересилила себя и окунула свои ступки. Сперва её лицо было напряжённым, — потом, постепенно, оно сделалось даже расслабленным. Фан Линь же откупорил энергетик, омывая свой пустой желудок, который по такому случаю едва не свернулся в узелок. Девочка меж тем снова потянулась рукой к копчёным ножкам. — Мастер, — вдруг одёрнула себя Мая и положила руки на свои ноги. — Тот воин, с саблей, он был… Убийцей? Фан Линь вспомнил рослого мужчину в красном халате. — Да, — спокойно кивнул Фан Линь. — Заметила, как от него разило кровью? У него Руны запретного Дао. Ему нужно убивать время от времени, вон от него и разит теперь мертвичиной. Поэтому нужно мыться, кстати говоря. — Но… Тогда мы должны что-нибудь сделать, или он же… — Расслабься, — медленно заговорил Фан Линь. — С ним разберутся. Не копы, так его собственная верхушка. — Верхушка? — Да, верхушка, — кивнул Фан Линь, а затем он рассказал девочке о довольно распространённой схеме. Кланам тоже нужно было кушать, им нужны были материалы, духовные травы, оружие, кушанья, напитки, наркотики… Им нужны были деньги. И если алхимики и кузнецы были в этом отношении более чем обеспечены, то вот кланам, у которых наследие было преимущественно боевое, приходилось выкручиваться, приходилось заниматься бизнесом. И поэтому современные кланы напоминали уже не столько закрытые и властные семейства, властителей феодов, которыми они были во времена Звёздного раздора, сколько корпорации или даже целые конгломераты… Ну а семейства поменьше, падкие до лёгкой наживы, превратились во своеобразную мафию. Они взялись за нелегальный бизнес. Не как за свой основной источник дохода, но так, между делом, в качестве неуказанной строчки в годовом отчёте. И разумеется все свои нелегальные делишки такие кланы могли с ходу отрубить, если к ним возникали хоть малейшие подозрения… — Эта свалка под каким-то кланом. Им не нужны проблемы. Если этот уродец сможет улизнуть от полиции, они сами его прирежут. Вообще странно, что они в принципе его себе наняли. Даже самые отбитые семейки должны уже знать, что в запретное Дао лучше не соваться, — ибо за него было строжайшее наказание, добавил про себя Фан Линь. Смерть. А потом он добавил про себя ещё кое-что. Что был и такой вариант событий, что мужчина сможет улизнуть. Если он будет действовать умно и пустится в бега прямо сейчас, у него были даже неплохие шансы убежать. Вот только тут Фан Линь ничего не мог сделать. Если бы он рассказал про запретное Дао тому толстому полицейскому, мужчина с саблей бы это услышал и убил их обоих на месте; чтобы точно его остановить нужно было схватить его прямо там, но этого Фан Линь сделать физически не мог. Потому что он был слишком слаб. Можно было воспользоваться пилюлей Сансары, но эти штучки были на вес золота, пока за ними велось преследование. Ещё был вариант дождаться подкрепления, которое вызвал толстый полицейский, и рассказать уже его старшему офицеру про то запретное Дао. Но тогда была вероятность, что сам старший офицер начнёт задавать вопросы. Например, кто такая эта чёрненькая девочка? По словам Маи, её преследовала не только её семья, но и вся Федерация. Поэтому им лучше было лишних раз не попадаться на глаза хранителей порядка. Но ничего из этого мужчина Мае не сказал. Ему не хотелось, чтобы девочка винила себя в том, что убийца может быть был сейчас на воле. Сам то он уже привык к своей беспомощности. Мая слушала его очень внимательно, временами, однако, перебиваясь на собственные мысли, и грызя уже совсем голую куриную ножку. Когда девочка сгрызла её совершенно, она потянула руку взять ещё одну, но нащупала только пустую жирную упаковку. Мая растерялась, а Фан Линь вдруг протянул ей баночку воды: — Запьёшь свой завтрак? И сразу же девочка сделалась алой. Она вдруг поняла, что съела вообще всё, что купила, хотя покупала не для себя. — Я-я сейчас же схожу в магазин, Мастер! — переполошилась она, доставая ноги из воды и поднимая брызги. Фан Линь отмахнулся и сказал: — Пойдём уже, найдём, где снять номер. — Номер? — переспросила девочка. — Да. Займёмся всеми делами завтра. Нужно время всё подготовить, да и у меня башка раскалывается. И мышцы ноют. Я точно себе ничего не сломал? Кажется, сломал, — причитал мужчина, одновременно поглядывая вокруг и выискивая достойный отель. В итоге найти его оказалось несложно. Хороший отель стоял прямо на берегу озера, но к нему пришлось немного пройтись, и под конец прогулки Фан Линь уже едва стоял на ногах. То и дело он пил свой энергетик, а когда выпил — сразу побежал в кусты возле озера. На выходе из них мужчина сказал Мае унылым голосом: — Никогда не теряй культивацию… Никогда не старей… Потом они добрались до отеля, но дальше дверей пару не пустили. Снова причитая, Фан Линь, уже совершенно вымотанный, пошёл купаться не снимая одежды. Затем он и Мая долго высыхали, лежа на скамейках на берегу, и наконец, под вечер, их всё-таки пустили снять себе номер. Он был почти у самой крыши. Из просторного окна открывался вид на озеро, а за ним на возвышающиеся серые громадины старого города. На настоящую Золотую Звезду, где кипела страшная и бурлящая жизнь. Маленький новенький райончик, в котором находились мужчина и девочка, напоминал снежный шарик под куполом… — Грустный пейзаж. Вот почему верхние этажи дешевле тех, что посредине, — сказал Фан Линь, падая на кресло. — Оттуда видно было бы только озеро… Тч, ладно, — он посмотрел на Маю, которая освободилась уже от своих кроссовок и щупала ногами пушистый ковёр. Девочка сразу подняла голову, всем своим видом показывая, что внимательно слушает. Мужчина помедлил и сказал: — Займёмся твоей культивацией…34. Дао Руны
Первой стадией после Касания, и первой вообще, если не считать нулевую, была стадия Девяти Рун. Либо же Дао Рун, либо же… Впрочем, всё это не важно, а важна только сама суть, и она находится в Рунах, которые воин накладывает на своё Колесо, обретая таким образом всё большую и большую силу. За каждой Руной стоит одно какое-то своё Дао, например, Дао Пламени, или Смерти, или Разрушения, и каждая Руна, пусть очень ограничено, но позволяет воину использовать это Дао, причём с каждой последующей сила всех прошлых Рун растёт в геометрической прогрессии, и если только с одной, дарующей Дао «Остроты», воин мог порубить разве что дерево, то уже к восьмой он мог резать сталь как бумагу. Всего же Рун могло быть не больше девяти, но собрать полный комплект было далеко не просто. Каждое новое Дао вносит определённый дисбаланс в Звёздное Колесо, оказывает на него давление, и если культиватор не может удерживать баланс между ними, то уже Руне на пятой его ждёт прискорбная кончина… Чтобы вынести больше, у воина должен быть талант. К примеру, чтобы называться человеком с определённым потенциалам, а не совсем мусором, которого и кормить то жалко, нужно держать хотя бы семь Рун. Восемь — это уже вполне себе дарование. Девять — великолепно, настоящий гений, наследник великого клана. А десять… Десяти рун быть не может, максимум девять. Но точно так же как у человека только две руки и две ноги, хотя встречаются один на миллиард люди трёхрукие, так и тут. Был один воин, один на семьсот миллиардов населения Федерации, у которого было десять Рун… — Но на меня не равняйся, — сказал Фан Линь. — Мне тогда просто повезло. Мужчина расслаблялся в вязком, как будто специально для него нагретом лучами солнца кресле, и смотрел на Маю, которая стояла рядом, ноги на ширине плеч… Первое касание, действительно… Как ни разглядывал мужчина тощую девочку в лучах закатного солнце, она была уже на стадии Первого касания. Железно. И причём она не знала, как так вышло и что именно тронуло её Дао. И ещё, если так подумать, когда это она успела открыть своё Звёздное Колесо? Фан Линь научил её мантре совсем недавно, всего несколько часов назад. Мантра была хорошая, но даже человеку гениальному нужно было время, чтобы её усвоить… Впрочем, если девчонка была родом из большого клана, вполне вероятно, что у неё даже молоко в рожке было с примесью Духовной энергией; возможно сама мантра послужила всего лишь последним толчком для открытия Колеса. Но да нет смысла о таком думать: — В общем, с тобой мы будем целиться в Девять рун. Десятую я бы не получил, даже если бы сам начал сейчас заново культивировать. — Нет, Мастер, — вдруг возразила Мая. — Чего нет? Хочешь десять? А не лопнешь? — Нет, вы… Вы бы получили все Десять рун, потому что… На стороне настоящего гения всегда есть удача. Я уверена, Небеса на вашей стороне. — …Возможно, — кивнул Фан Линь, наблюдая неловкий свет в глазах девочки и опуская подбородок на ладонь. Мужчина задумался и прошептал сам себе: — Но если это была небесная удача, я бы жизнь отдал, чтобы Небо забрало её назад. — А? — Мая растерялась, на что Фан Линь махнул рукой и после вздоха продолжил свою лекцию: — Руны могут быть разного качества, но ты это знаешь, наверное. Чёрные, красные и белые… Градация по цвету была не просто так. Чёрные Руны были ближе всего к смертному, к праху, низменному и материальному. В них слабее всего было Небесного Дао. Красные были уже получше, а белые — Небесным пределом. Ну и наконец были разноцветные Руны — они не были ограничены ничем и представляли собою Дао в чистейшем его олицетворении… У Фан Линя все Руны были такими. Как конфетки. — Тут тоже вот тебе совет — не пытайся собрать самые лучшие. Пустая трата времени. Качество зависит от того, как сильно ты ломаешь голову над своим Дао. Тут и время важно, и удача, и талант. Но перфекционизм опасен — может привести к обсессии. Есть вполне себе воины, которые могли бы давно сделать своё Дао Сердце, но вместе этого сорок с лишним лет пытаются собрать все Руны идеально… Тч… И кстати… А, впрочем, ладно, — Фан Линь опёрся щекой о кулак. На самом деле весь этот рассказ про обсессии и прочее он говорил не по своему опыту, а из общих постулатов, которые можно было найти в любом учебнике. Сам мужчина ни с чем таким не сталкивался. Ведь был гением… «И похоже теперь это проблема», проговорил про себя Фан Линь. В своё время у него всё получалось по наитию. У него не было опыта ошибок, столь необходимого, чтобы набраться мудрости, которую можно было бы передать другим. Да, мудрости, подумал мужчина. Мудрый человек ошибается, но учится на ошибках, и впредь их избегает. Человек же умный, гений, не ошибается, у него всё выходит сразу, с первой попытке, ему нечему учиться, а если ты не учишься — чему ты можешь научить? Нельзя рассказать дорогу, которую ты прошёл с закрытыми глазами и не споткнувшись ни об одну кочку — твои советы никому не помогут… Меж тем у девочки энтузиазм бил просто через край. По её глазам, напряжённым, но где-то в глубине радостным и взволнованным, по её сжатым губкам Фан Линь видел, — она чудесная ученица. Ей нужен был чудесный Мастер, а он… «А я и не просился учить…» Фан Линь откинулся в кресло и уставился в потолок. Сперва мужчина смотрел просто так; потом он начал вспоминать и вскоре погрузился в дали своей памяти. Тикали часики номера, гуще становился цвет солнца, темнея как желток, оставленный на сковородке. Мая смиренно стояла на месте, но вот прозвучал голос, и девочка навострила уши: — Зачем ты культивируешь? — спросил Фан Линь. — И не говори, потому что так делают все. Потому что в нашем мире это надо. Не нужно. Человеку просто ничего не нужно. Скажи, зачем именно тебе это? Мая хотела ответить сразу, но потом надолго задумалась. — Я… — протянула девочка, невольно хватая кисть одной руки другой. — Я хочу уничтожить мою семью… — прошептала она и опустила голову. Наступило молчание. Долгое молчание, в котором громко отдавалось нежное дыхание девочки, взволнованное и как будто облегчённое. Мая будто сбросила с себя тяжкий груз. Она закрыла глаза и расслабленно выдохнула. Фан Линь, следивший за ней краем глаз, тихо кивнул. — Хорошо, — а потом добавил. — Хорошо, когда есть цель. Знай, куда ты идёшь, и дорога… Дао найдётся, — повторил он вовсе не свои слова и улыбнулся. — Ну ладно, хватит на сегодня. Отбой, — сказал мужчина и разминаясь поднялся на свои скрипучие ноги со скрипучего кресла. Фан Линь оглядел небольшую комнату. Потом посмотрел на пусть двуспальную, но единственную в ней кровать. Мая тоже посмотрела на неё и смутилась: — Я… Я посплю на полу… — Не нужно, — отмахнулся Фан Линь и завалился на белые простыни. Всё тело мужчины вдруг заныло болезненно-сладким онемением. А девочка зависла посреди комнаты. Мужчина хотел было её проигнорировать, но в итоге не выдержал, приподнял спину на подушку и показал на кресло: — На нём спи, ты поместишься, — а старичку надо в кровать, добавил про себя мужчина. Мая сразу кивнула, покраснела и убежала в ванную. Вернулась девочка спустя всего минуту. Она залезла на кресло. Наступила тишина. Солнце совсем уже упало за далёкие небоскрёбы, и небо в большинстве своём было тёмным. Там, далеко на горизонте, зажигались уже окна и вывески старого города, в то время как в маленькой тепличке спального района было вполне себе темно. Когда Фан Линь закрывал глаза, перед ним стоял сплошной мрак — нежная и ласковая мгла. Но несмотря на это, заснуть у мужчины не получалось. У него ныл бок, ныла спина… Всё его тело, которым он едва ли мог пошевелить, после того как бросил его на кровать, изнывало от старых болячек, от самой старости. Это было нестерпимо. Мужчина думал даже спросить девочку, а не завалялась ли внутри её меча, который служил заодно и Артефактом для хранения всячины, снотворных пилюль. Он мучился ещё, наверное, час, переворачиваясь с бока на бок, но заснуть не выходило, как будто его тело тяжёлым и ржавым якорем держало его за границей нежного мира забвения. Казалось бы, думал Фан Линь. Прошло тридцать лет. За тридцать лет можно смириться, особенно если другое ты знал всего три года. Но он не смог. Не смог привыкнуть к своей слабости и к своему убожеству, не смог привыкнуть засыпать в смертном теле. На ладони мужчины зачесался и заныл старый ожог. Линь Фан вспомнил, как получил его. Давным-давно он случайнокоснулся раскалённой плиты и сразу одёрнул руку. Ладонь мужчины тогда охватила страшная боль. А потом на него что-то нашло, какая-то ярость, ненависть к своему телу, которое раньше могло шагать по звезде, а теперь было таким жалким, и он целую минуту держал ладонь у раскалённой стали, пока всё его тело не охватили судороги, а кровь с разодранных губ не закапала на пол… Фан Линь однажды коснулся небес. Ему было отвратно жить по шею в прахе. Но ничего — подумал мужчина, улыбаясь жалкой улыбкой. Ничего. Сколько сказала Императрица ему осталось? Семь лет? И всё? И всё… Густая темнота вокруг Фан Линя вдруг изменилась. Она перестала быть нежной, но стала глубокой как сквозящая в никуда бездна. Мужчина уже думал ей отдаться, как вдруг услышал что-то в тишине. Тихое дыхание. Тихое, тихое сопение где-то в комнате. Он прислушался к нему, и постепенно бездна исчезла, его душа успокоилась, и мужчина оказался в состоянии нежного, но тяжёлого дрёма. Фан Линь спускался всё ниже в глубины своего сознания. Вдруг мужчина подумал, засыпая: а что если это не эликсиры? Что если у девочки и вправду ушло всего несколько часов, или даже меньше, чтобы с нуля открыть своё Звездное Колесо? Глупость конечно, это невозможно, но если… Если… Мужчине оставалось семь лет. Звёздный Владыка не мог его спасти, не мог и Дао Магистр, но может Дао Предок сможет? Семь лет… Улыбаясь своей глупой фантазии, Фан Линь медленно поднимался в небеса сновидений.35. Настоящее Имя
Проснулся Фан Линь ранним утром, в самый тёмный час, когда зарево от города уже потухло, но солнце ещё только выкатывалось из-за незримого за линией небоскрёбов горизонта. Мужчина встал у панорамного окна и стал наблюдать, как медленно редеет разросшаяся за ночь у берегов озера туманная дымка. Потом он открыл окно, впуская прохладный сквозняк в душное пространство, и побрёл умываться. Фан Линь положил руку на ручку двери в ванную. Завис. Мужчину неожиданно одолело страшнейшее предчувствие. Каждый опытный воин в какой-то момент ты как бы учился предвосхищать угрозу, не силой Небесного Дао и триграмм, как делают это настоящие гадатели, но просто чуйкой; у Фан Линя была такая чуйка, и сейчас она била бешеную тревогу, чтобы он ни при каких обстоятельствах не открывал дверь. Мужчина медленно отошёл от неё, вернулся в комнатку и смиренно присел на кресло. Спустя всего несколько минут, дверь, не щёлкая предварительно никаким замочком, открылась сама собой и вышла Мая в своей помятой, но чистой школьной блузке и длинной школьной юбке. Чёрные волнистые волосы девочки налипали на её лоб и на щёки, и лежали на ней как на мокрой собачке… Было видно, что она только что помылась. Фан Линь выдохнул и поблагодарил свою интуицию за то, что он не открыл тогда дверь. Страшно представить, что было бы, если бы он это сделал. Его и так подозревают в педофилии…. Мужчина расслабился и размяк в кресле, как самый настоящий победитель. Затем Фан Линь достал журнал и позвонил по указанному там номеру. Нужно было узнать, где сейчас была Тай. Мужчина планировал для этого представиться журналистом, который хочет взять интервью у столь заслуженной модели. Но пошло всё немного неловко. Сперва из трубки донёсся нежный и приятный женский голосок — «Здравствуйте…» — Но как-только сам мужчина заговорил, стараясь держать улыбку на устах и звучать как можно более доброжелательно: «Здравствуйте, есть такая одна просьба, я вот работаю в одной газете, и мне бы хотелось…» как — только он всё это сказал, из телефона как будто подул ледяной сквозняк… Мая меж тем стучала зубами, но не могла закрыть окно, потому что оно было слишком высоким. Фан Линь был немного обескуражен, но всё же, продолжая улыбаться, вежливо сказал, что ему просто нужно знать, где будет проходить следующая фотосессия, чтобы он… И тут зазвучали гудки. Мужчина посмотрел на телефон и ещё раз набрал номер. Следующий разговор вышел даже более лаконичным: кто-то прокричал в трубку «Смерть педофилам!» и засвистел что есть мочи толи в свисток, а толи в самую настоящую трубу. Свист иголкой врезался в уши мужчины, и трубка выпала у него из рук и повисла на проводе, — и снова гудки. — … Фан Линь медленно пришёл в себя, вложил руки в карманы и растерянно осмотрелся. Мая как раз в это время закрыла окно, используя свой чёрный меч как палочку. Потом девочка нацепила назад себе на руку браслетик и вдруг заметила взгляд мужчины. — Твоя очередь, — сказал Фан Линь, протягивая ей телефон. Уже вскоре Фан Линь услышал чудесную трансформацию. Холодный как метель голос, стоило к нему обратиться нежному детскому голоску, растаял совершенно и стал даже каким-то кисленько-сладким. Мая, краснея, рассказала про «свою давнюю мечту» заполучить автограф Тай, и совершенно просто всё разузнала про то, где она будет сниматься для следующего номера, а потом с трудом распрощалась с женщиной по ту сторону телефонной линией, — это было также сложно, как отлепить от себя конфетку — положила трубку и устало выдохнула. — Мне сказали, нам нужно на «Маленький Пляж», — поведала девочка. — Маленький пляж?.. — переспросил Фан Линь, отрываясь от журнала, в котором немного растерянными глазами рассматривал каменное лицо девочки. — …Луна-курорт, пару часов лететь, должны успеть к полудню, — размышлял вслух мужчина, а потом подумал о чём-то и спросил: — У тебя есть купальник? Мая покачала головой. — Купить? Покачала ещё раз, очень выразительно. — Как знаешь. Ладно, — Фан Линь поднялся. — Завтрак и в астропорт. И нужно ещё вызвать такси… Такси вызвали через персонал отеля, после чего мужчина и девочка дожидались его, сидя в столовой со стеклянными стенами, из которых открывался вид на уже наливающееся золотыми отблесками озеро. Фан Линь ел свинину, вымазанную в обжигающим горло соусе, Мая — яичницу. Девочка ловко заворачивала яйца палочками и макала их в соевый соус. Потом пожаловало такси. Фан Линь с Маей уселись и поехали. — Надо было сказать, чтобы консьерж купил билеты, — вдруг вспомнил Фан Линь, а потом покачал головой и стал смотреть в окно. Слишком поздно он спохватился. Придётся постоять в очереди. Мужчина рассматривал мелькающие за окном новенькие многоэтажки, ряды молодых деревьев, — интересно, как они называются, — и мокрые, сверкающие капельками росы газончики. Но вскоре машина пошла на выезд из спального района, и примерно тогда же Фан Линь прикрыл глаза, расслабляя свои плечи на сидении. Старый город, большой город, не нравился мужчине. В основном из-за своих размеров, которые были поистине грандиозны. Когда-то, давным-давно, весь мир был для Фан Линя как большая песочница. Мужчина стоял на самой вершине мироздания, он держал ту чудесную звезду, которая манила в небесах его детства своей сияющей красотой, в своих руках. Но теперь она выскочила и снова сдалась огромной и недостижимой. А сам он стал как маленький червячок в той песочнице. Воспоминания о том, какой небольшой может быть мир, когда стоишь достаточно высоко, чтоб окинуть его взором, и бескрайность его каменных и стеклянных просторов, когда находишься на самом дне, особенно остро напоминали Фан Линю его убожество; мужчине казалось, что в любой момент он может засмотреться на рой машин на широкой трассе, на высокие небеса, и просто потерять себя, такого маленького на такой громадной планете… Особенно ясно Фан Линь всё это почувствовал, когда приоткрыл глаза и увидел в окне астропорт. Он представлял собою громадное бетонное здание высотой в две сотни этажей, на вершине которого была стартовая площадка, заставленная по меньшей мерей тысячей звёздных кораблей. В самой бетонной коробке было множество прямоугольных отверстий, стоянок, из которых, извиваясь и сплетаясь, выходили запутанные серые трассы. Их было больше, чем корней у дерева. Огромное каменное строение вгрызалось этими трассами в землю, они извивались вокруг небоскрёбов и бежали всё дальше, дальше и дальше… По каждой дороге катились машины, — чёрные, жёлтые, красные, белые… С такого расстояния они напоминали Фан Линю опарышей, растекающихся из выпотрошенного трупа… Невольно мужчине скрутило желудок. Он оторвался от окна и вздохнул. Салон машин показался ему неожиданно уютным. Мужчина расслабился, а потом обратился к Мае: — Так мне закрывать уши? — А? — удивилась девочка. — Скоро будем покупать билеты. Нужно будет показать паспорт прямо на месте. Скорее всего, тебя переспросят. Повторят твоё имя. Мне надо закрыть уши, когда они будут говорить твоё? — спросил Фан Линь, а потом добавил спокойным голосом, когда Мая повесила голову: — Или хочешь всё-таки сказать мне своё настоящее имя? Девочка промолчала Мужчина отвернулся от неё и сказал в спину таксисту: — Функцию приватности, пожалуйста.36. Пей!
На просьбу Фан Линя таксист сперва растерялся; но уже вскоре он отворил бардачок, достал свежую пачку берушей и стал пытаться кое-как открыть её одной рукой. Когда мужчина оглох, Фан Линь повернулся к поникшей, обнимающей свою руку девочке, и сказал громким голосом: — Собственно, план следующий: сейчас я схвачу водителя, выпотрошу и мы съедим его внутренности. Мне желудок, тебе — кишки. Мая выпучила глазки и поморгала. — Хочешь желудок? — поинтересовался Фан Линь и заодно проследил за лицом таксиста в зеркале заднего вида. Тот не шелохнулся, и даже зрачки его ничуть не расширились от страха. — Не слышит, — заключил мужчина. — Можешь говорить, — сказал он Мае и даже предоставил ей в качестве простора, чтобы всё рассказать, выжидающую, но не требовательную тишину. Девочка ей не воспользовалась, однако. Она ещё ниже повесила голову, свела коленки и стала нервно гладить свой чёрный браслет. Фан Линь наблюдал за ней примерно с минуту; потом покачал головой. — Ладно… — цокнул он языком. — Как знаешь. Мая выдохнула и расслабилась; но потом её как-будто охватило чувство вины, и всю оставшуюся дорогу девочка провела молча и смотря себе на коленки. У Фан Линя мелькали мысли разговорить ребёнка, сказать какую-нибудь глупость, снять с неё этот груз, но в итоге мужчина промолчал. Ведь, честно говоря, он и сам был немного расстроен. Или разочарован. Даже, наверное, рассержен. «Опять», подумал Фан Линь, сохраняя спокойное выражение лица. Всё это уже было раньше, и теперь повторялось опять. Точно также девочка уже молчала, пока они ехали в такси. Ей было почему-то страшно рассказывать про свою семью. Возможно, конечно, с ней была связана страшная тайна. Да и вообще люди не склонны говорить про свои семьи незнакомцам. Это был вопрос доверия. Вот только несмотря на то, что прошло едва ли тридцать с чем-то часов с их встречи, Фан Линь уже не был просто незнакомцем. Он был по неволе «Мастером» девочки. Но Мая всё равно ему не доверяла и ничего не говорила. Мужчине было от этого было немного неприятно. Нет, разумеется можно было смотреть на всё это и под другим углом, размышлял Фан Линь. Возможно это он виноват, это он ей не доверяет, раз не позволяет хранить одну простую тайну. Но Фан Линю не нравилось так думать, слишком это был шаткий аргумент. Это был аргумент мужа, в телефон которого полезла его жена и обнаружила, что он ей изменяет. И разумеется муж теперь мог кричать, что она ему не доверяет, раз вообще полезла читать его сообщения, и что именно из-за её безумного недоверия он и пошёл на измену, но… Нет. Просто нет. Каждый раз, когда Фан Линь наблюдал эту ситуацию, смотря в три часа ночи женские сериалы, слишком пьяный, чтобы переключить канал, мужчина был на стороне подозрительной жены. Не просто так, думал Фан Линь, у слов доверие и доверчивость такие разные оттенки… — Выходим, — вдруг сказал мужчина, и как будто разбудил своим голосом девочку, которая совершенно забылась в своих мыслях. Они вышли. Вокруг простиралась парковка, где плотными рядами умещалось несколько тысяч машин. Всего таких парковок было несколько десятков. Они напоминали соты массивного бетонного здания, которые вертикально пронзало несколько лестниц, тоже очень широких. По лестницам непрерывно сновали человеческие толпы, двумя потоками, разграниченными красными перилами, кто вниз, а кто вверх. Фан Линю даже и представлять себе не хотелось, как у всех этих людей заболят ноги, когда они поднимутся на нужный этаж. Сам он не поскупился купить поездку на лифте. Довольно дорогом, надо заметить. Настолько дорогом, что сперва мужчина подумывал выдать себя за инвалида, — что было не так уж далеко от правды, — а Маю, — за двенадцатилетнего ребёнка, — что тоже было вероятно, ибо кто знает, что там у неё в паспорте, — чтобы их пустили в лифт бесплатный, но потом оказалось, что бесплатный лифт давно не работает, и пришлось заплатить. Затем мужчина долго смотрел, как один за другим за стеклянными дверцами лифта мелькают этажи парковки. Спустя почти пять минут они закончились, лифт остановился, дверцы открылись, и сразу же хлынул, как морская волна, шум толпы. Перед Фан Линям протянулось просторное, но плотное забитое людьми вытянутое помещение, которое завершалось широким, на всю стену, окном. Из него открывался вид на город. Слева были другие лифты и лестницы — на посадочную площадку. Справа бежали кассы: 349-я, 350-я, 351-я… И почти возле каждой была очередь. Возле некоторых касс она была похожа на маленькую гусеницу, возле других — на гигантскую сколопендру, но были и совсем пустые кассы, к которым люди, разместившиеся на скамеечках, подходили в как будто произвольном порядке. Чтобы попасть в эту «сидячую» очередь следовало купить особый жетончик. Для этого Фан Линь подошёл к небольшому встроенному в стену терминалу. Мужчина всадил в него несколько купюр, потом немного подумал и всадил ещё несколько, после чего нажал на гладкую нефритовую кнопочку. Ему выпала небольшая зелёная табличка с золотой каймой. Фан Линь её взял и вернулся к ряду сидений, где уже ожидала Мая. Мужчина сел, и они неловко замолчали. «Как хорошо, — подумал вдруг Фан Линь, — если соришься, когда вокруг много людей и надо что-то делать». Вскоре табличка у него в руках загорелась. — Паспорт, — сказал Фан Линь. Мая вздрогнула и стала мяться. Фан Линь собирался её подогнать, ну или на крайний случай пойти пока самому купить билет, чтобы не пропадали деньги, а Мае, раз ей так не хотелось, чтобы он узнавал её имя, позволить купить свой отдельно, но в итоге мужчина кое-что подумал и просто замолчал. Мая тоже поникла. Табличка мелькала ещё примерно секунд тридцать, после чего совсем потухла. Время вышло, и теперь нужно было покупать место в очереди заново. Фан Линь встал и не говоря ни слова снова пошёл к терминалу. Мёртвую табличку он оставил на сиденье. Мая покосилось на неё с огромной жалостью в своих чёрных глазках. Вернулся мужчина уже с двумя табличками. Одну он молча передал Мае. Она взялась за неё обеими руками. Потом, когда снова настал черёд покупать билеты, мужчина подошёл первым. За застеклённой кассой его встретила миловидная девушка с очень красными и мягкими на вид губками. — Вот, — сказал Фан Линь, протягивая ей свой паспорт: — На «Маленький пляж». Девушка улыбнулась, взяла его паспорт, открыла и обомлела; её красные губки слегка приоткрылись и затрепетали, как лепестки розы на ветру. — В-вы… — залепетала девушка, но мужчина прервал её взмахом руки: — Один билет, — произнёс он раздражённым голосом. Девушка кивнула и стала дрожащими руками пытаться срезать для него билетик. — Ах да, ещё вот такое дело, — вдруг протянул Фан Линь: — Я тут анонимно, так что меня в базу не вносить. И вот ту черненькую девочку — тоже. Девушка сразу кивнула. А потом напрягла свои чёрные брови и тихо спросила, есть ли у девушки тоже такой паспорт. — Нет. Вроде… Я без понятия, — прыснул Фан Линь. Кассирша ещё раз поклонилась и, разливая капли пота по лбу, сказала, что в таком случае она не уверена, позволяется ли ей так сделать. — Позволяется, — сказал мужчина. Касирша помялась, но всё таки кивнула. Фан Линь отошёл и выдохнул. Одна из главных причин, почему он и Мая вообще добирались на Золотую Звезду мусоровозом — кроме того, что им нужно было поскорее убраться с мусорной луны, — была в том, чтобы имя Маи не попало в базу данных. Ведь по словам девочки, её семейка прямо сейчас её ищет, им даже помогает Федерация, а значит, чем меньше она светит свой паспорт, тем лучше. Фан Линь посмотрел на широкое небо в дальнем окне, и на протяжённый город, в которой подобно кабелям выходили шоссе. Затем взгляд мужчины переместился немного правее, на лестницу, ведущую на второй этаж помещения, где на железной платформе выстроились рядом всякие кафе и магазинчики. — Пойдём перекусим, — сказал Фан Линь и повёл за собой Маю, которая как раз вернулась с кассы. На платформе мужчина сразу присел за столик прямо у лестницы и ограждения; когда девочка присела напротив, мужчина встал: — Куплю выпить, — и пошёл, вложивши руки в карманы. Фан Линь прошёлся вдоль пёстрых магазинчиков, и ноги будто сами привели его к дьюти-фри. Мужчина остановился и, смотря на нефритово-зелёную бутылку ликёра за начищенным стеклом, вдруг вспомнил, что вот уже целую вечность ничегошеньки не пил. А если быть точнее, его трезвость длилась уже почти два дня. Мужчина вздохнул. Понятное дело, он не был действительно рассержен на Маю. Как вообще может взрослый человек долго сердиться на ребёнка, который ему во внуки годиться, причём за какой-то там секрет. У него самого тоже были секреты, причём один из них Фан Линь не рассказал бы никому во всём мире. Просто мужчина понимал, что если он снова будет утишать девочку, та почувствует себя только ещё более виноватой. Но что ему делать, мужчина не знал. А Мая меж тем совсем поникла. Фан Линь уже давно заметил, что она была до дурости доброй. И вот Фан Линь ломал голову и смотрел на ряды зеленовато-бурых бутылочек. Вдруг солнце выглянуло из-за облаков, и всё помещения на секунду наполнил ясный свет. Одна бутыль блеснула, и синхронно в голове Фан Линя как будто зажглась молния. Его осенило: вот оно! Спустя минуту стеклянный столик, на который уныло пялилась Мая, вздрогнул. Девочка тоже вздрогнула. Фан Линь, с чрезвычайно строгим выражением лица, поставил перед ней высокую нефритово-зелёную бутыль Лаобайгара (1) и сказал: — Пей. 1. Или же «老白干儿». Крепкий алкогольный напиток. Примерно 70 % спирта.37. Пьёт!
— До дна пей, — добавил мужчина. Мая посмотрела своими большими чёрными глазками на огромную зелёную бутыль, высотой почти с её руку начиная с локтя… Девочка трижды моргнула. Фан Линь же не церемонился, — он поставил на стол высокую стеклянную кружку с приклеенной на донышке белой этикеткой и стал изливать в неё содержимое бутылки. Мая растерянно наблюдала, как в прозрачной кружке вздымается пенистый напиток; вскоре в нос девочки ударил сладковатый спиртуозный аромат. — Я… — Цыц, — покосился на неё Фан Линь. Он поставил бутылку на стол, потом сел за него сам, скрестил руки на груди и заговорил: — Не хочешь говорить мне своё настоящее имя — значит не слушаешь приказа своего Мастера. За такое полагается наказание, — Фан Линь прищурился. — Пей. Мая сперва смутилась, когда упомянули её имя, потом сглотнула. Девочка помялась пару секунд, и вдруг вдохнула и крепко схватилась обеими руками за пивную кружку. Она приподняла её и посмотрела на мутный напиток внутри. Один только его аромат таинственно дурманил её голову. Наконец Мая выдохнула, и её сухие губки приоткрылись. Она медленно преподнесла к ним кружку… А потом отвела её назад и сказала: — М-мне четырнадцать. — Правда? Так прямо в паспорте и написано? Покажешь? — холодно и быстро парировал Фан Линь. Девочка сглотнула и покачала головой… И наконец, помявшись ещё мгновение, она прильнула к кружке и стала заливать её содержимое в своё горло, глоток за глотком, — Фан Линя даже мог наблюдать, как подрагивает с каждым глотком её тонкая лебединая шейка. Мужчина осмотрелся: на железной платформе, где располагались магазинчики и кафешки со столиками, людей тоже было немало, но все они тихо таяли на своих стульях, сильно уставшие после страшной толкучки в очередях первого этажа. Оттуда доносился такой шум, как будто это было настоящее море, в то время все, кто добрался до второго этажа, как бы стояли над ним, на утёсе, только что выкарабкавшиеся из его яростных волн. Никто не обращал внимание на то, как ребёнок распивает алкогольный напиток. Хотя на самом деле это только выглядело, как что-то запрещённое. В действительности же действо было совершенно легальным. Согласно законам Золотой Звезды, пить алкоголь и принимать лёгкие наркотики разрешалось с четырнадцати лет, но только в умеренных дозах. Не превышающих какой-то там миллиграмм, который мерили или рисовали лишь в том случае, если нужно было засадить в отрезвитель — по политическим причинам, разумеется — отпрыска какого-нибудь клана. И даже эта мера была действенна, только если данный отпрыск ещё не достиг хотя бы стадии Первой руны. Ибо даже малолетним культиватором разрешалось употреблять что угодно и сколько влезет, кроме совсем уже убойной дряни… Раздался звон. Мая поставила кружку назад на стол. Лицо у девочки было красное как помидор, дыхание сделалось тяжёлым. Она немного покачивалась на своём стуле и смотрела в пустоту. Фан Линь, как будто совсем не обращая на это внимания, снова взял бутылку и снова стал беспощадно наполнять из неё кружку. Мая наблюдала за ним мутными глазками — её нижняя губа слегка подрагивала. А потом девочка вдруг выдохнула, и Фан Линь снова удивился, потому что её глаза загорелись. Она схватилась за кружку и стало яростно пить её содержимое, прерываясь только на дыхание. А потом девочка схватила уже саму бутылку, и сама стала наливать из неё в кружку. Мая пила, пока кружка сама собой не выскользнула из её совсем уже желейных рук, не прокатилась по столику и не стукнулась о пол. Сама же девочка размякла на стуле, совершенно вымотанная, но с таким лицом, как будто сбросила с сердца тяжелейший груз. Фан Линь без лишних слов подобрал кружку, поставил её назад, а потом достал из кармана квадратную книжку с голубоватой обложкой. Мужчина повертел её на пальцах и сказал: — И всё потому что ты не хотела показывать мне эту штучку… Мая сперва ничего не поняла. А потом в её помутневшей голове вдруг сделалось ясно, что в руках мужчины был её паспорт, и девочка в ужасе приоткрыла рот и выпучила глазки. Она попыталась встать, но не смогла и упала руками ни стол. Фан Линь усмехнулся: — Так что же у нас тут такое… — он раскрыл её паспорт и посмотрел на первую страницу, зачитывая стремительно бледнеющий девочке: — Год рождения… Ох, вот оно что. Про возвраст мы соврали значит… Дурная привычка. Не делай так. Мая задрожала. — Что тут у нас ещё… Группа крови и… Ха! Теперь понятно, — закивал мужчина. Мая меж тем то бледнела, то краснела — как светофор. — Вот что ты всё это время скрывала. Как будешь объясняться, а? — мужчина протянул ей открытый паспорт, подчёркивая своим пальцем одну конкретную строчку: «Пол — мужской». Мая посмотрела на эту строчку, икнула, и совершено обескураженно заморгала. А Фан Линь вдруг усмехнулся и положил паспорт на стол, больше не закрывая фотографии своим большим пальцем. На фото был изображен юноша с длинными чёрными волосами и золотистым колечком в ухе. Под фотографией было имя: Фан Линь. — Шучу, это мой паспорт. Ты свой сразу вложила в меч, помнишь? Как бы я, по-твоему, достал его из артефакта хранения? Пьянство мозг разжижает, — с довольной улыбкой говорил мужчина, пока Мая растерянно зависла; потом девочка опустила голову и тоже, сама не зная почему, неуверенно улыбнулась. — Расслабься, — сказал ей Фан Линь уже более серьёзным голосом: — У всех секреты, у меня их полно. Неприятно конечно, когда тебе не доверяют, но… Давай ты расскажешь, если будет оно действительно нужно. Договорились? — спросил мужчина. Мая немедленно кивнула, так что аж закачалась. А потом она вспомнила, что умеет вообще-то ещё и говорить, и сказала: — Д-да, да Мастер! — крикнула она вдруг, привлекая немало осуждающих взглядов. Девочка смущённо и горячо улыбнулась. Фан Линь посмотрел на неё, кивнул и поднялся со стула. — Наш рейс минут через двадцать, посиди пока, куплю чего-нибудь перекусить. А, ну и ты уже на нулевой стадии, так что алкоголь должен сам быстро выветриться, — сказал мужчина, взял бутылку и сам сделал пару глотков сладковатого-воздушного напитка. Разумеется, мужчина дал ребёнку не всамделишное пойло под восемьдесят градусов. Сам Лаобайгар он вылил в туалете, а потом наполнил бутылку пивом и чутка разбавил газировкой, чтобы шло помягче. Фан Линь ещё раз взглянул на Маю, красную как алкаш в три часа ночи, и покачал головой. Как и ожидалась, пришла в себя девочка довольно скоро, как раз к моменту посадки на рейс. Напротив ряда касс открылись двери просторного лифта, в котором уместилось несколько десятков человек. Их потянуло на крышу, где они стали взбираться по траппу в свой корабль. Когда он пошёл на взлёт, Фан Линь повернулся к окну и бросил последний взгляд на удаляющийся город и на самое высокое строение после астропорт, — на гротескную стеклянную башню, напоминавшую шпиль с насаженным на него стеклянным шариком. Меж тем в этой самой башне, в том самом шарике, почти на самом верху была небольшая комнатка с одной стеклянной стеной и наполовину стеклянной крышей. В комнате был красный ковёр. На ковре сидела женщина. Со стороны двери были видны только её волосы — бледно-рыжие, длинные, завязанные как крендель и спадающие на чёрную ткань её платья. По наклону головы было видно, что женщина смотрит в голубое небо, куда прямо сейчас удалялись роем корабли. Вдруг дверь открылась, и в комнату вошёл мужчина в костюме. Он поклонился на входе, подошёл к женщине и положил перед ней нефритовую табличку, после чего поклонился ещё раз, очень низко, и немедленно вышел. Женщина притронулась к табличке, мелькая своими длинными пальцами с матово-жёлтыми ногтями. Голова женщины слегка качнулась, после чего она заговорила, как будто сама с собой, но делая паузы, словно слушая ответы незримого и неразличимого на слух собеседника: — Юная госпожа нашлась… Однако обнаружилась странность, — она не явилась на планету, но покидает её… Нет, уже поздно. Мы не смогли её задержать… Я всё сделаю. С ней был один человек… Но самый обыкновенный, без культивации, он не представляет ни малейшей опасности… Понимаю, мы добудем его голову… Отправляюсь встречать их… Немедленно.38. Засада, Рубите ему Руки и Ноги
Пёстрые картинки мелькали на экранчике, встроенном в спинку сидения, — они изображали прекрасные виды, прямиком с рекламных буклетов: вот сверкающее рябью голубое море; вот выкрашенный белой краской деревянный пирс, с подвешенными на перила пёстрыми замочками, — и рядом в текстовом окошке описание некой чудесной традиции, никак не выдуманной маркетологами; вот столик под сенью пальмы, на котором лежат две половинки кокоса, и в каждую вставленная трубочка; вот бассейн, неестественно свободный от людей, и рядом с ним большая пластмассовая горка… На всё это Фан Линь поглядывал одним глазом, в то время как другая половина его внимания была обращена в овальное окно. В нём, среди звезд, медленно разрасталась песчано-голубая планета. Вскоре планета наполнила собою всю нижнюю половину окошка. Открылся вид на желтоватую пустошь, до самого горизонта. Мужчина вздохнул и щёлкнул пальцами возле головы Маи, — девочка вздрогнула и немедленно стала вставать. Он сам тоже начал подниматься со своего сидения. Уже вскоре пара вместе с остальными пасажирами спускалась по длинной белой лесенке. Фан Линь, стоя посреди трапа и толпы, ещё раз окинул взглядом окружающее пространство. Вокруг простиралась сплошная пустыня, самая настоящая. Налево и направо протянулась выровненная, забетонированная посадочная площадка, но за её границей лежал песок. На нём чернело тонкое шоссе. Океана было не видно, единственная на многие километры вокруг рябь была песочной. Но это разумеется не означало, что реклама была лживой. Просто «Маленький пляж» был искусственно созданной курортной луной. Несколько лет сюда свозили воду кометами и создавали водоем, наполняли его целебными солями, а потом построили вдоль берега получившегося моря длинную линию курортов с отелями, пляжем и всем прочем. Большая же часть луны оставалась песчаной гробницей. Возникал закономерный вопрос: зачем такие усилия? Если всё здесь было искусственным, в чём тогда смысл использовать целую луну? Почему бы не построить курорт на самой Золотой Звезде? Причин было несколько. Самая тривиальная: цена на недвижимость. Фан Линь вдохнул раскалённого воздуха и прошёлся с остальными людьми к трассе. Мужчина присел и свесил ноги с бетонной платформы. Прочие туристы усаживались на свои чемоданы. Мая присела рядом с мужчиной, на коленки. Фан Линь пощурился на солнце, достал из кармана чёрные тёмные очки, купленные в астропорте, и нацепил на нос. А потом передал похожую, но поменьше и розового цвета пару Мае. Девочка взяла их, неуверенно покрутила и тоже надела. Мужчина, вытирая уже запотевший лоб, спросил её: — Забыл купить покрывало. Есть там у тебя? Он взглянул на её браслет. — Нет, — покачала головой девочка и стала пытаться удобнее расположить свои ноги на бетоне. А потом вдруг скривила личико, неловко встала и откинула въевшийся в коленку острый камешек. Затем она снова осторожно присела. — Садись на юбку, если не хочешь чтобы ноги были в ссадинах, — сказал Фан Линь, поглядывая на дорогу. Мая кивнула, помялась и сменила позу. Она тоже свесила ноги с бетонной платформы. Фан Линь меж тем заметил, что у одного из её кроссовок порвалась подошва — она отвалилась, как челюсть. — Другого у тебя ничего нет? Мая покачала головой. Мужчина цокнул языком. — …Где ты взяла их кстати? И тот спортивный костюм? — вспомнил он костюмчик, в котором встретил Маю в школьном дворике целую вечность… А вернее целых два дня назад. Это была стандартная форма, которая выдавалась малоимущим школьникам. Вот только Мая явно не была ни малоимущей, ни школьницей. Фан Линь уже давно догадался, что она просто проникла в школу, чтобы тайно встретиться с ним. Кстати, а как она вообще добралась до его мира? Наверное также, как ускользнула из своего клана. — Они… Не мои… — после некоторой паузы ответила Мая. Она сглотнула и виновато улыбнулась. — Это я понял. — Я взяла в шкафчике. — Школьную форму ты тоже украла? Вот почему она тебе великовата… — заметил мужчина и девочка немного покраснела. — Я… Оставила оплату. — Надеюсь не пилюлей, — сказал Фан Линь, и как раз в это время подъехал красный автобус. Люди немедленно побежали к нему, как намагниченные, а когда двери его открылись, стали наводнять просторную машину с удивительной прытью — сложно было поверить, что всего пару секунд назад все они уныло таяли на палящем солнце. Фан Линь наблюдал за волокитой со стороны, а сам не шевелился. Он дожидался такси и уже готов был заплатить в неминуемых торгах за него наивысшую цену — все свои оставшиеся деньги. — …Нужно будет купить тебе новую обувь, когда приедем, — вдруг предложил он Мае. — Если там не будут одни шлёпанцы. Девочка кивнула. Фан Линь проследил, как отчаливает автобус, и вдруг откинулся и сказал Мае: — Ну и как тебе быть моей ученицей? Девочка повернула к нему лицо с тёмными очками. — В смысле… Сидим, ждём машину на жаре. Не этого ты ожидала, наверное? Небось думала будем расхищать руины древних бессмертных. Ха, а вместо этого слушаешь старика, которому нечего делать и который задалбывает тебя своей болтовнёй. — Нет, нет, — быстро залепетала Мая, а потом добавила, отвечая на лёгкую улыбку Фан Линя: — Правда нет, Мастер, вы… Мне нравитесь. Я имею в виду, мне нравится быть вашей ученицей! Вы именно такой… Каким я вас представляла… Почти… И вы обо мне думаете… Спасибо вам, — девочка благодарно опустила голову. Потом поправила обеими руками слезающие очки. Фан Линь слегка растерялся, а затем прыснул и отвернулся. — А вот и машина, — мужчина взглянул на приближающийся на горизонте жёлтый автомобиль. Он был ещё далеко, но люди уже тянулись к нему, как муравьи на мёд. — Чувствую, аукцион будет тот ещё. Аукцион, кстати, — Фан Линь почесал шею и усмехнулся. — Пока кто-то тратит миллионы, чтобы выкупить себе сокровище, я… Мы то есть пытаемся купить себе поездку на такси… Вдруг мужчина прищурился: — Если денег не хватит, возможно придётся сражаться… Готовься, — сказал он грозным голосом. — Мастер! — Мая вскочила на ноги и взялась за свой браслет. Фан Линь взглянул на неё, покачал головой и достал бумажник. Аукцион прошёл на удивление гладко. Довольно быстро водитель согласился взять именно парочку из учителя и ученицы. Наверное, потому что выглядели они наиболее убого, и в нём разыгралась жалость, думал Фан Линь. Мужчина и девочка сели в машину, занесли в неё немного песка, на что водитель опять же не сказал ни слова, и поехали. Фан Линь разлёгся на сидении. Он ожидал, что в салоне будет смертельно душно, но воздух в машине оказался даже каким-то свежим. Похоже машинка была непростая. Может в неё положили Духовные кристаллики для регулирования атмосферы? Они проехали какое-то расстояние, а потом машина неожиданно заглохла. — Опять эта проблема, — вдруг заговорил грубым, но каким-то сухим голосом всё время молчавший водитель. — Помоги подтолкнуть, — обратился он к Фан Линю. — Ха, — мужчина выдохнул, махнул Мае, которая тоже хотела помочь, чтобы она сидела, и вышел из салона на дорогу. Он встал сзади машины, в то время как водитель достал со своего сидения какую-то урну. Не успел Фан Линь к ней приглядеться, как она полетела на землю и разбилась в дребезги об асфальт. Вспыхнули тени, из урны показалось несколько человек в чёрных боевых одеяниях. Зрачки Фан Линя сразу расширились. Засада — прогремело в голове у мужчины, и он немедленно бросился к дверям машин, как вдруг вспыхнул свет, и вокруг неё протянулись сияющие цепи. Формация. И сразу же один из четвёрки явившихся человек словно ветер оказался возле Фан Линя. Он ударил мужчину в бок чёрным жезлом; одна единственная мысль промелькнула в голове Фан Линя, «Четвертая руна», враг был на Четвертой руне, а потом его сбило с ног. Фан Линя почувствовал страшную боль и свалился на раскалённую землю. — Он смертный, — раздался сверху прохладный голос. — Действительно смертный? Подумать только, и эта жалкая тварь посмела наложить руки на юную госпожу… — отвечал ему другой, напыщенный голос. Он заговорил с презрением: — Он должен заплатить за свои преступление. Отрубите этой шавке руки и ноги.39. Унижение
Фан Линь лежал на земле. Над ним звучали голоса, но до мужчины они доносились как будто из незримых высот — из-за грозовых облаков, сверкающих вспышками обжигающей боли. Бок его пылал, как будто его откусили, и, если бы Фан Линь не был привычен к боли, если бы не его стальная воля, мужчина давно бы лишился сознание от шока; вместо этого он стал подниматься. Кое-как он встал на колени. Потом он стал поднимать своё тело выше, хватаясь руками за машину. Мужчине это давалось с большим трудом. Сотрясение мозга, которое он достаточно скоро обнаружил за собой, тоже не помогало. Потребовались страшные усилия, чтобы Фан Линь смог более или менее встать на ноги, и чтобы образы его врагов, расплывающиеся в его глазах в безумном хороводе, сошлись воедино. Фан Линь увидел четверых. А вернее, сперва он увидел троицу, трёх очень похожих мужчин, замотанных в чёрные ткани с пят и до шеи, одного бритого до блеска, двух других с бородой; потом Фан Линь разглядел за ними ещё одного человека, в чёрном халате с зелёной каймой, примерно пятидесяти лет и худощавого, с чёрными усиками над сухой и бледной губой, напомнившей опустевший кокон бабочки. Мужчина смотрел на машину, и глаза его довольно сверкали; потом он повернулся к Фан Линю и их блеск померк, сменившись холодным пренебрежением: — Отрубить этой шавке руки и ноги будет слишком просто, — заговорил мужчина спокойным голосом. — Он убог, но совершил неслыханную дерзость. Сперва вырвите ему язык, или лучше засыпьте песка в глотку, чтобы не орал. Смертный посмел похитить юную госпожу, за это он заслужил наивысшего наказания, изъятия души… Но мы не можем тратить на него времени, а потому он обойдётся малым. Приступайте, — махнул он рукой. К Фан Линю стала медленно и деловито приближаться троица в чёрном. Мужчина знал, что один из них, который его шибанул, был на Четвёртой Руне. Остальные примерно на ней же. Удивительно, но человек в халате, несмотря на свою напыщенность, сам находился только на Пятой. Ну как «только», прыснул мужчина. Только… Этого «только» вполне хватит, чтобы оставить его чахнуть с глоткой полной песка. Шансов не было никаких, понимал Фан Линь. Ему нужно было срочно есть проклятую пилюлю, вот только… Мужчина, опираясь на машину, заглянул в её салон сквозь заднее стекло. Внутри он увидел бледное, испуганное лицо девочки. Мая смотрела то на него, то в окно правой дверцы и отчаянно дёргала за ручку. Та не поддавалась, дверь была закрыта. Она отказывалась открываться даже при сильнейшем напряжении тонких ручек Маи, ибо машина уже была непростая. Её окутывала непроницаемая формация. Они попали в ловушку. Мая и сама это прекрасно понимала, она была умна, но всё равно как безумная рвалась наружу. Всё потому что внутри чёрного браслета, что на её руке, в пространственном кармане, витала шкатулка с двумя радужными пилюлями. Те были ценным алхимическим творением, и потому у них была определённая и очень заметная аура, как бы радиация. Единственным местом, где можно было безопасно хранить пилюли Сансары, был пространственный карман. А единственным артефактом хранения был браслет девочки — использовать его могла она одна, так как он был привязан к её душе. Поэтому Фан Линь, хоть и предполагал, что возможно на них когда-нибудь случится засада, ничего не мог поделать, чтобы к ней подготовиться. Мужчина решил просто надеется на лучшее. Не вышло. Девочка была в отчаянии. Она разбивалась своим хрупким плечом о неподвижную железную дверь. Меж тем Фан Линя окружили; в него полетел ещё один удар. Мужчина его заметил, едва-едва, и попытался увернуться, унести из-под него своё ноющее тело, но это оказалось физически невозможно, и железная палка врезалась ему в колено, ломая кость и разрывая сухожилия. Фан Линь снова рухнул на твёрдую асфальтированную дорогу. Его схватили за длинные волосы и потащили на песок. Мая наблюдала за мужчиной из окна машины; девочка колошматила его гардой своего чёрного меча, упорно и безрезультатно. Несмотря на всё свои попытки выбраться, Мая только и могла, что испуганными глазами смотреть как Фан Линя тащат на песок. Мужчина в чёрном халате прошёлся к нему медленной, размеренной походкой, и встал возле его головы, а потом посмотрел на него сверху-вниз и заговорил: — Смертный, ты не можешь даже представить себе всю тяжесть своего преступления. Ничего удивительно, — мужчина прищурился. — Как жалкий червь ты родился и рос в прахе, и тебе неведомы дела небожителей… За похищение юной госпожи следует вырвать твою душу и пытать её адскими огнями тысячи лет; к сожалению, — мужчина покосился на машину. — Даже эта смерть будет для тебя слишком почётна, а потому ты умрёшь как полагается такой жалкой твари. Ты червь, твоя смерть в песке. Давайте, накажите эту тварь за её преступление! — напыщенно махнул он рукой. Один из его прихвостней улыбнулся и щёлкнул пальцами. С земли стали подниматься песчаные струйки. Они начали проникать в ноздри, в уши и в горло Фан Линя; обжигающий песок смешался с пламенной кровью внутри его глотки, а потом впитал её всю в себя и стал наполнять желудок. Фан Линь, едва державшийся к этому времени за сознание, вдруг ощутил всё вокруг с предельной ясностью. И пока его тело извивалось в агонии, пока его разрывало от невыполнимого рвотного рефлекса, пока одна за другой сухие грубые песчинки падали на его мокрые глазницы, мужчина осмотрелся. И спокойно оценил обстановку. Всего было четыре противника. Трое в чёрном и мужчина в халате. В среднем они были на Четвёртой Руне. Значит любой из них мог раздробить его череп одним лёгким ударом. Они его повалили и вывели его тело из строя, причём после удара по колену мужчина с большой вероятностью не сможет ходить ближайшие несколько лет, если не использует никаких чудодейственных пилюль. Как пилюли Сансары, например, но до них было не добраться. Ещё недавно Фан Линь ещё слышал, как Мая билась о дверь; теперь в уши ему засыпали песка, и единственным шумом для мужчины осталось биение его собственного сердца. Оно билось громко и яростно, но вовсе не потому, что мужчина был на грани смерти. И не потому, что он ненавидел своих врагов. Нет. Фан Линь испытывал ярость, но не к ним, а к себе. К своему ноющему, жалкому, слабому телу, которому самое место было во прахе, как и сказали эти ублюдки. Если бы только, думал мужчина, если бы только у него была бы хотя бы капелька его былой силы… Фан Линь пробовал взывать к Императрице Ледяных Гу, но белое яйцо в его Душе было неподвижно, как самая обыкновенная льдина. Да и вряд ли даже Гу могла ему помочь. Ведь в прошлый раз, когда она спасла его, у неё на это ушли едва ли не все силы, которые она копила столько лет, да и враги тогда были намного слабее… Фан Линь сжал зубы и попытался повернуться лицом в землю. Но мужчина в чёрном халате немедленно поставил ногу ему на плечо и надавил с такой силой, что все косточки внутри треснули: — Не двигайся и принимай своё наказание, смерд, — сказал он с беззаботным презрением, после чего поднял ногу и отряхнул её, как будто наступил в грязь…40. Обыкновенный Смертный
Мая разбивала своё плечо о непроницаемую дверцу машины; одновременно девочка старалась напирать на неё гардой своего меча, — она давила, давила, но все старания были напрасны. В какой-то момент силы оставили ребёнка. Меч выскользнул у неё из рук и свалился куда-то в ноги. Мая застыла. Она повесила голову и стала тяжело дышать; потом, когда её дыхание успокоилось, девочка опустила руки в ушибах и сталапросто смотреть, содрогалось как мятый цветок на ветру, как медленно, медленно и ужасно набухает живот Фан Линя, наполняясь песок. Вот он уже стал похож на беременную женщину, невольно сравнила девочка. Она смотрела на него красными, потерянными глазами. Ещё немного, ещё немного, думала она, и он совсем… Лопнет. Вдруг раздался нежный женский голос: — Прошу вас, юная госпожа, не смотрите. Это неприятное зрелище… Голос прозвучал удивительно знакомым в ушах девочки. Она вздрогнула, моргнула и посмотрела на переднее сидение машины. Там, на водительском кресле, сидела женщина в платье. Мая не видела её лица, только тонкую белую руку, с матовыми жёлтыми ногтями, которой женщина держала руль. — Т-тётя Жуа… — прошептала растерянная девочка. — Прошу, не называйте меня своей тётей. Я всего лишь ваша верная служанка… Хотя благодарю вас, мне приятно, — проговорила женщина и Мая ясно представила, а вернее вспомнила, на её лице тёплую улыбку. ‐ Тётя… Тётя Жуа, скажите, скажите, чтобы они его отпустили! — проговорила девочка дрожащим голосом. — Боюсь, я не могу этого сделать, юная госпожа, — спокойно отвечала ей женщина, пока её пальцы водили вдоль кожаного руля: — Ваш дедушка приказал вернуть вас любой ценой, но потому, как вы волнуетесь об этом человеке, я вижу, что вы просто так не согласитесь его оставить… — Ох, а не первая ли это любовь? Надеюсь нет, он для вас староват, госпожа… Нет, нет, если он будет жить, вы снова сбежите, и тогда нам придётся опять за вами гоняться. Вот почему он должен умереть, — заключила служанка. — Я… Я… — Мая сглотнула. — Но если, — вдруг более высокие нотки прозвенели в лёгкой речи женщины. — Если бы согласитесь оставить его сами. Если бы пообещаете больше не убегать, тогда я смогу помочь этому мужчине… Мая раскрыла губки. — Поклянитесь, юная госпожа, — повторила женщина. Девочка растерялась: она снова выглянула в окно, на Фан Линя, и сразу вздрогнула и отвернулась; потом она вспомнила свой дом и вместе с тем вспомнила то событие, которое пустило её в бега от собственного клана. Маю схватил страх; она стала неуверенно поглаживать свою руку, на которой обычно держался чёрный браслет. Но сейчас его не было. Рука была голой. Мая застыла. Её глаза нашли в ногах чёрный меч. А потом что-то случилось, какой-то огонёк вспыхнул в тёмных и нежных глазках девочки. Она схватилась за лезвие двумя руками, порезала свои ладони, сжала зубы и вонзила острие меча в собственный живот. Женщина на переднем сидении, сидевшая в улыбчивой тишине, совершенно точно не ожидала подобного развития событий; она растерялась на несколько секунд, а потом её рука с матовыми жёлтыми ногтями резко схватилась за меч, удерживая его. Она попыталась его вытянуть, но Мая, уже совершенно обезумевшая, сама бросилась вперёд, ещё глубже насаживая себя на лезвие. На сухих губах ребёнка выступила кровь, её глаза помутнели, но где-то там, за их нежностью и за болью, которую девочка едва терпела, сжимая зубки и подрагивая, ещё ярче вспыхнул чёрный огонёк. Мая выглядела жалкой и безумной: — Скажи… Скажи, чтобы его отпустили… Скажи… Или я убью себя… — проговорила она дрожащим, — но без слёз, на глазах Маи не было ни слезинки, — голоском. Женщина замолчала, и молчала она едва ли не несколько секунд, после чего её голова наклонилась, демонстрируя рыжеватые волосы, завязанные на затылке узелком, похожим на крендель. — Как прикажете, юная госпожа… Мая едва-едва кивнула и отпустила руки, которыми держала лезвие. Её порезанные ладони брызнули кровью. На животе девочки стремительно набухало на её белой блузке красное пятно. Женщина вытянула меч и отложила его в сторону. Потом она схватила саму Маю, — девочка тихо охнула, — и уложила её тельце на соседнее сидение. Женщина неясно откуда достала небольшую пробирку и посыпала из неё на живот девочки белым песочком, а потом втерла ещё две щепотки в её ладони. Мая к этому времени едва держала глаза открытыми. Когда женщина наконец закончила обрабатывать её раны, вышла из машины и пошла к Фан Линю и остальным, — только тогда девочка наконец позволила усталости захватить себя целиком и сомкнула веки. Женщина вышла на дорогу, под палящее солнце. Ясные лучи сразу осветили её пыльное чёрное платье, а потом подчеркнули, как будто на контрасте с ним, очень белые, будто напудренные руки, длинную белую шейку и светло-рыжие волосы. Лицо женщины было красивым. Оно казалось довольно молодым, но в то же время все черты её лица, и особенно выражение, передавали особый взрослый шарм. Губы женщины сверкали розовой помадой. А ещё у неё было крайне заметное декольте. Когда она вышла из машины, пытавшие Фан Линя мужчины сразу остановились и стали на неё засматриваться; даже мужчина в зелёном халате быстрым взглядом окинул её тело, прежде чем нахмурился и спросил: — Что такое, мисс Цинь? Вы обязаны сторожить юную госпожу. Мы сами накажем это созданием, — сказал он, даже не смотря на Фан Линя. — Действительно, это моя обязанность, — кивнула женщина. — А потому прошу вас на сегодня удалиться, сир Тань. — Что? — нахмурился мужчина. — В каком смысле мне удалиться, мисс Цинь? — в его голосе звучало заметное недовольство. Женщина хоть и была сильнее его, и в данной конкретной операции находилась выше по статусу, мужчине всё же было неприятно слушать приказы обыкновенной служанки. С самого начала их кооперации он испытывал сильное недовольство. — Юная госпожа попросила не трогать этого человека; я просто передаю её указание, Тань Чу, — заявила женщина быстрым голоском. — Что… — мужчина опешил. — Уйти же вас я прошу сама, — сказала женщина, улыбаясь. — Потому что мне кажется, вид вашего лица будет неприятен юной госпоже, сир Тань. — Хм, — мужчина хмыкнул. — Я правильно понимаю, что ты хочешь забрать всю славу о возвращении юной госпожи себе, Цинь Жуа? Женщина улыбнулась: — Именно так, вы очень проницательны, сир Тань. А теперь прочь, — кыш, кыш, — она помахала рукой. Мужчина растерялся от её наглости, а потом вдруг покраснел от злости: — Ты… Тут женщине шире открыла свои сверкающие жёлтые глаза — в них мелькнул острый свет, — и снова их медленно прикрыла. — Мне повторить? — спросил служанка и улыбнулась. Мужчина вздрогнул. Потом сглотнул. — Я… Я требую, чтобы в отчётах было упомянуто моё участие… Служанка кивнула: — Разумеется. Я напишу о вашей посильной помощи. — Тогда… Тогда я оставлю это дело на тебя! — сказал Тань Чу и повернулся. — А у меня сейчас… Другие важны дела. Но я надеюсь ты проводишь юную госпожу в целости и сохранности, хм, — он напыщенно свёл руки за спиной. — Обязательно. — И… И сама разберёшься со смертным, который посмел её похитить, — добавил мужчина, поглядывая на Фан Линя. — Обязательно, сир Тань Чу. А теперь — прочь. Мужчина вздрогнул и, делая вид, что не слышал последнего слова женщины, махнул своим слугам. Потом он раздражённо махнул ещё раз, ибо все слуги смотрели в сторону, смущённые тем, как служанка говорила с их господином, и не видели его первого знака. Лысый мужчина достал из кармана чёрный шарик и бросил его о землю. На его месте вдруг разросся чёрный дым, и выросла карета, запряжённая двумя лошадьми. Мужчина уселся в неё, и карета поскакала на голубой горизонт. Служанка проводила её взглядом, а потом, продолжая улыбаться, посмотрела на лежащего на земле Фан Линя. Мужчина выглядел страшно. Женщина подошла к нему и немного надавила на его разбухший живот; её ножка вздрогнула, и мужчина вдруг сильно закашлял. Он кашлял песком, рассыпая его себе на грудь. Служанка меж тем посыпала на места кровавых пятен на его теле немного белого порошка, после чего она достала другую склянку, с красным порошком… Прошло полторы минуты. Подул сильный ветер, сдувая с мужчины песок. Служанка убрала заметно опустевшие склянки и посмотрела на его помятое, едва дышащее и дрожащее тело. Женщина покачала головой. Мужчина был вымотан, и духовно, и физически. Он был простым смертным, а потому, думала женщина, в ближайшие несколько часов не сможет даже пошевелиться. Служанка развернулась и пошла назад, к машине. Но вдруг она остановилась и посмотрела назад. В её желтых глазах промелькнули нотки удивления. Фан Линь, подрагивая всем телом, медленно стал поднимать себе на ноги. Его ноги скользили по песку, он казался неловким, как пьяница на льду, но мужчина поднимался. Он вставал. И он встал. Женщина удивилась. Это было немного за пределами её ожиданий, что мужчина, обыкновенный смертный, всё ещё сможет стоять после всего случившегося. Она собиралась его поприветствовать, как вдруг случилась вторая, ещё более удивительная странность. Мужчина посмотрел женщине за спину и пошёл. Он прошёл мимо неё, как будто не замечая, подошёл к машине и свалился в салон. С большим трудом мужчина слипающимися глазами разглядел спящую девочку, — её веки были красные, как ранки. Фан Линь приставил два пальца к её сонной артерии. Мужчина замерил пульс. Спустя пару секунд он выдохнул и вдруг свалился на сиденье и размяк; вскоре послышалось его беспокойное спящее дыхание. Женщина посмотрела на спину мужчины, посмотрела на свою юную госпожу и задумчиво наклонила голову…41. Планы и Планы на Вечер
Когда Фан Линь проснулся, его разум был на удивление ясным. Для мужчины это было чрезвычайно необычным ощущением, ведь он уже привык просыпаться со звенящей после похмелья головой и с ноющим телом. Но сейчас его тело не ныло, а наоборот, ощущалось одновременно полным сил и свежим какой-то прохладной мятной свежестью; мужчина приподнялся и настороженно осмотрелся. Он обнаружил себя на кровати, застеленной, в небольшой белой комнатке с картиной чернилами на стене. Справа от него, из-за открытой дверцы балкона, дул тёплый курортный ветерок. Фан Линь присмотрелся, что там было за балконом, но окно загораживали жалюзи. В комнатке, номере отеля, как уже догадался мужчина, стояла приглушённая тьма. Фан Линь взглянул направо и увидел Маю. Девочка была накрыта тонким покрывалом и заметно поджимала под ним коленки. Её дыхание было немного неровным, но в пределах нормы, так что скорее всего ей просто снился какой-то волнующий сон. Стоило мужчине посмотреть на лицо девочки, прикрытое её волнистыми чёрными волосами, как ему сразу же вспомнились события вчерашнего дня, — или это было утром, — и в его горло как будто вернулся обжигающий вкус песка. Фан Линю вдруг захотелось выпить. — Менять простыни не нужно, принесите лучше чего-нибудь промочить горло, с градусом, — сказал он служанке, которая неожиданно, прямо в этот момент, вошла в номер. — Как скажете, — улыбнулась женщина, прошлась в номер и нагнулась перед маленьким холодильником возле столика напротив кроватей. Под картиной. Женщина достала из него зелёную бутылочку и покачала головой: — Прошу прощения, достопочтенный гость; у нас только лимонад. Но можете обратиться к администрации отеля, я уверена, они возместят нанесённый вам моральный ущерб. — Газировка тоже сойдёт, — махнул рукой мужчина. Женщина слегка кивнула, взяла стаканчик со столика, и наполнила его зелёной пузыристой жидкостью, цвета бледного мохито, после чего передала его в руки Фан Линя. Мужчина взял прохладный стакан и стал заливать бурлящую, щиплющуюся, — прямо как песок, — жидкость в своё горло, пока не выпил всё до последней капли. Потом Фан Линь выдохнул, с отрыжкой, — на что женщина только улыбнулась, — и спросил, переводя на неё свои мутные глаза: — Так, кто ты такая ещё раз? Служанка взяла из его рук стакан, унесла его назад на стол и повернула своё красивое личико. Разумеется, она не была никакой работницей отеля. Мужчина это понимал, и сама женщина прекрасно понимала, что он всё понимает. Для них это была забавная игра, весёлое притворство. Но теперь пора было уже прекратить притворяться, пришло время серьёзного разговора… У Фан Линя преэмптивно заболела голова. Он ещё раз окинул женщину взглядом. На ней было чёрное платье, пышное ровно настолько, чтобы казаться совсем чуть-чуть неудобным, и довольно длинные рыжие волосы, заплетённые за головой в каком-то интересном узоре и разливающиеся ниже, на её ровную спину. Лицо женщины было светлым, как будто припудренным, а губы сверкали на нём розовым блеском. На левой щеке у неё была милая мушка. Женщина казалась тридцатилетней, — не в плане своего лица, оно у неё было удивительно молодым, но именно по темпераменту. Если вообще можно было назвать женщину «как будто» тридцатилетней в качестве комплимента, то это был именно такой единичный случай. Но разумеется больше всего внимания в женщине привлекало её декольте и пышная грудь. Женщина положила между ней и ключицей руку, и Фан Линь заметил матовую желтизну её ногтей. — Можете называть меня Цин Жуа, сир. Я просто верная прислужница моих работодателей. — И кто твои работодатели? — спросил мужчина. — Ей семейка? — кивнул на Маю. — К моему великому счастью… Да, — сказала она с улыбой. — А вы, сир? Могу я узнать ваше имя? — Я… — протянул Фан Линь. И завис. Ему вдруг стало немного неловко. У него было предчувствие, что если он сейчас назовётся, эта женщина, явно знающая намного больше обыкновенного простофили, сопоставит точечки и узнает в нём того самого Фан Линя. Ему это было бы неприятно, особенно теперь. Мужчина вспоминал события вчерашнего дня, когда он показал себя настолько жалким, насколько это возможно, и ему совсем не хотелось, чтобы кто-то увидел, насколько он опустился. Потому что такой человек мог его пожалеть, а Фан Линь не терпел к себе жалости. А ещё потому что, несмотря ни на что, даже спустя столько лет у Фан Линя осталась гордость. Сложно было признаться, что совсем недавно его, Его, набивали песком, как какое-то чучело. Мужчина уже думал назваться Линь Фанем, но и это ему показалось почему-то неправильным, как шаг назад, или наоборот, вперёд, в том смысле, что последние два десятка лет он шагал вперёд к могиле… Наконец мужчина сказал терпеливо улыбающейся служанке: — Я её… Мастер, — у него с языка чуть не сорвалось «физрук», но нет. Всё же Мастер. Странное чувство захватило Фан Линя, когда он сказал это в слух. — Мастер, — повторила женщина и задумчиво посмотрела на Маю. — Вот как, — вдруг произнесла служанка и кивнула. — Мастер, Мастер… Так значит она… — во взгляде её бледно-золотистых глаз читалась смесь удивления, растерянности, «злой» нежности и ещё какого-то странного чувства, которое Фан Линь, за неимением нужного слова на языке, окрестил уважением. — Иди к мечте и завладей ей, такие глупые слова, но как много можно внести в них смысла… — женщина вздохнула, немного вычурно. А потом она вдруг повернулась к Фан Линю и присмотрелась уже к нему своими золотистыми глазами. У мужчины ёкнуло сердце. Он сразу понял — его узнали. — В таком случае, «Мастер»… Или мне вероятно следует называть вас господин, вы согласны? — Я предпочёл бы без формальностей. Хотя можно господин Линь, конечно. — В таком случае, господин Линь… Я не буду просить у вас прощения за вчерашнее. Согласившись быть Мастером юной госпожи, вы взяли на себя риск, думаю, вы это понимаете… — Теперь-та понимаю, — усмехнулся Фан Линь, снова вспоминая вчерашнее. — Теперь?.. Она вам не рассказала? — женщина вдруг нахмурилась. — В смысле про свою семью? Нет, ничего. Знаю только, что это какой-то клан. Сам догадался, — как будто смакую своё прискорбное положение сказал Фан Линь. Честно говоря, мужчина всё ещё был немного недоволен молчанием Маи в этом плане, особенно после вчерашнего, потому что было очевидно, что тогда за ними пришла семейка девочки. — Не сказала, но… — меж тем служанка этому сильно почему-то удивилась. Она посмотрела на Маю и напряжённо задумалась. Но постепенно её лицо сделалось спокойным. — Ах, вот почему… — протянула женщина и покачала головой. — Тогда я прошу вас не винить её, Господин Линь. Поверьте, причина её молчания… Тронет ваше сердце, — служанка улыбнулась. — Очень надеюсь, — прыснул Фан Линь. — Если оно будет ещё биться. — Спасибо вам… И всё же, — продолжала Цинь Жуа, — я обязана спросить, есть ли у вас планы на дальнейший ход событий? — Есть, возможно, — ответил Фан Линь и поднялся с кровати. У него действительно были планы, и нужно было скорее за них взяться. Судя по календарику, который он заметил на холодильнике, день был тот же, так что он вроде ещё успевал встретиться с Тай, — Фан Линь называл её этим именем даже в своей голове. Он уважал псевдонимы, — но час вполне мог быть и поздним, солнце, согласно брошюрам, заходило на Маленьком пляже медленно, но закат был стремительным, а потому времени могло быть впритык. — Кстати говоря, — вдруг сказал мужчина, снова поглядывая на декольте женщины и на белизну её… Белизны. — У вас как? Есть планы на вечер? — Ох? — женщина сперва удивилась, а потом с интересом и лукаво улыбнулась своими розовыми губками: — У меня нет. А у вас, господин, я так полагаю есть планы на «мой» вечер? — Можно и без господина. Просто Линь. А так, у меня планы на приятный вечер, и без тебя его представить как-то слишком сложно. — Как интересно, что вы такое себе представляете… Мне даже самой хочется узнать. Вот только я немного смущаюсь такое говорить, но разве в «вашем возрасте» вечер это не шесть часов? В таком случае он уже давно… Упущен, — сказала женщина с беспощадной улыбкой. Но Фан Линь так просто сдаваться не собирался. — Почему упущен? Между мужчиной и женщиной должна быть разница тридцать лет. Вам ведь двадцать?.. Цинь Жуа ярко улыбнулась: — Нет, но благодарю за комплимент. Моей матушке он бы пришёлся по вкусу… Впрочем, — женщина снова посмотрела на мужчину, но уже по-другому, и глаза её задумчиво сверкнули, а потом она почему-то ещё покосилась на совсем притихшую девочку. — …Впрочем, яблоко от яблони недалеко падает… — Так это «да»? — Это возможно… Да. Мы увидим вечером. — Буду ждать, ну а пока у меня дела, да — усмехнулся Фан Линь и пошёл на выход. Женщина проводила его взглядом, а потом присела на кровать и провела своей нежной белой рукой по волосам Маи и прошептала. — Юная госпожа… Если вы и дальше будете притворяться спящей, я могу увести вашего Мастера… Или он может увести меня… Уши девочки стремительно покраснели. Она резко дёрнулась и скинула одеяло.42. Первая Руна?!
Фан Линь прошёлся по коридору, завернул направо и спустился по лестнице, — из ступенек, отдающих приятным звенящим стуком на каждый его шаг, — в просторное фойе. Примерно в это же время его нагнала Мая. Она хотела ему что-то сказать, но мужчина показал ей, чтобы она пока молчала, и осмотрелся. Людей в зале было немного, — пожилая супружеская пара сидела на буром диванчике перед высокой бежевой стеной, несколько девушек рассматривали вырезанную в белом камне статую дракона с ушками, похожими на плавники, и ещё несколько человек стояли в кучках и о чём-то говорили. Когда Фан Линь спустился, его сперва не заметили, но постепенно, пока он шёл сквозь фойе, мужчина ловил на себе всё больше и больше взглядов — как магнит, которым провели над коробкой с иголками, — и уже на выходе он едва ли не физически ощущал покалывание многих глаз; Мая же опустила голову, и мужчина отметил про себя, что как-то странно что она, принцесса большого клана, вместо того, чтобы встречать чужое внимание с распростёртыми объятиями, как будто закрывалась от него. Причём делала это девочка как что-то очень для себя привычное. Наконец они вышли за двери. Но и там мужчина и девочка продолжили собирать на себе пристальные взгляды. В какой-то момент Фан Линю это надоело, он зашёл в туалет и вернулся оттуда с вантузом в руках. После этого на него стали обращаться чуть меньше внимания, принимая за сантехника. Проблема была в том, что, как заметил мужчина почти сразу, они заселились в дорогой отель. Что в принципе логично, Фан Линь понимал Цинь Жуа, если есть деньги, то почему бы ими не пользоваться? Вот только большинство здешних жильцов были богатыми, а значит они принадлежали к кланам, а значит они были культиваторами. Может не очень сильными, но культиваторами. А культиваторы чем хороши, так это тем, что судят они друг друга не по внешнему виду, а по культивации. Поэтому для здешнего контингента появление Фан Линя, самого обыкновенного смертного, было всё равно что если бы на обычный курорт забрёл бомж в обносках. Вообще мужчина и вправду был бомжом в обносках, но не суть…. Фан Линь ещё вовремя схватил вантуз, а так он уже заметил, как одна старая женщина поглядывала то на него, то на охранника, и явно уже подумывала обратиться к последнему, чтобы мужчину вышвырнули. А если его вышвырнут, будет довольно проблематично отыскать потом Тай. Фан Линь покрутил вантузом и посмотрел на Маю, которая всё смотрела в пол. — Пошли, — сказал он и побрёл по направлению, откуда дул нежный штиль. Вскоре мужчина вышел к тропинке, обрамлённой с двух сторон газончиком. За ним был резкий склон, ведующий на пляж. Над ним, проходя немного по песочку и уходя в нежный светлый океан, возвышался пирс. Мужчина зашёл на него по деревянным, выкрашенным в белое ступенькам, и медленно вместе с Маей прошёлся до самого краю; Фан Линь прилепил на перила вантуз, положил на них руки и выставил своё лицо навстречу ветру с моря. — Ну, можешь… — не успел договорить мужчина, как раздался хлопок. Фан Линь повернулся. Мая упала перед на колени, снова вытягивая свои тонкие острые локти и вжимаясь головой в деревянные дощечки. — Прошу… Прошу вас… Наказать меня Мастер. Фан Линь подумал и ответил: — Не хочу. — Мастер, я виновата, я заслужила… — Вставай, — сказал Фан Линь таким спокойным и глубоким, как океан, голосом, что Мая, сама не зная как, оказалась на ногах. Но голову она всё равно держала опущенной и мяла свои руки. — Я понимаю, о чём ты думала… — завёл Фан Линь. — Правда, Мастер умнее ученика. Если нас и так уже преследует непонятно кто, то зачем признаваться, что за нами гонится ещё и твоя семейка. Я и так буду все меры использовать, чтобы нас не нашли, так что не важно, буду я знать из какого ты клана или нет. — Ты правильно думала. Я даже не шучу сейчас. Мая сжала свои ручки вместе. — Но знаешь, мне это надоело, — Фан Линь постепенно давал волю своему раздражение. А оно было, просто он его сдерживал. Но предел терпения был достигнут. Мужчина, смакуя жестокость, произнёс: — Я чуть не сдох там, вот прямо серьёзно. Тебе сыпали песок в горло, а? Мне сыпали, и это было неприятно. Я жив, всё хорошо, но по-твоему это повод просто падать на колени и просить извинения? А ты вообще думала, что будет, если я тебя не извиню? Или это так, формальная просьба простить? — напирал мужчина, пока девочка стремительно бледнела и сжимала до белизны губки. Слова мужчины ранили её и едва не подкосили. Фан Линь даже сам себе казался жестоким, но ослаблять напора не собирался. Он уже понял свою ошибку: нельзя было просто так сдавать на попятную. Нужно было ещё тогда, перед отбытием, заставить девчонку назвать своё настоящее имя. Не из-за этой вот засады, нет, всё равно бы не получилось её избежать, даже если бы он знал, из какой именно она семьи, а просто потому что уже слишком много с этим делом получалось мороки. Фан Линь понимал, что уже который раз Мая винит себя во всём произошедшем. Эта её тайна висела на её собственном сердце тяжёлым грузом, это было уже нездорово. Такими темпами она превратится в трещину на фундаменте её культивации. С такими штуками нужно разбираться быстро и решительно. А потому мужчина намеренно давил на ребёнка, чтобы она наконец лопнула и выговорилась. Пока что получалось даже слишком хорошо. Девочка напряглась, она теребила свой браслет и уже начинала краснеть, как будто действительно могла в любой момент лопнуть. — Как тебя зовут? Говори, — сказал Фан Линь. — Или я сейчас уйду… — добавил мужчина, вкладывая руки в карманы. Молчание. Фан Линь пошёл вперёд. — Мэй! — сказала девочка. — Тан… Мэй. — произнесла она шёпотом. — …Тан? — повторил за ней Фан Линь и замер. Он повернулся: — Тот самый Тан? Мая медленно кивнула. — Надо же, — повёл бровью мужчина. Клан Тан был одним из всего двух Небесных Кланов на всём Звездном Небосводе. Наряду с кланом Фан, у них был культиватор на стадии Звездного Владыки. В случае клана Тан это был их патриарх, тот ещё ублюдок. Да и вообще сам клан Тан имел далеко не лучшую репутацию. У Фан Линя в своё время были с ними некоторые разногласия. — Тай Мэй… — проговорил мужчина. — «Мэй» как пузырёк? (沫) — Н-нет. Нет. Мэй как едва светлеющее небо. Или омовение. (沬) — Пишутся почти одинаково… Ну… — Фан Линь протянул. — Нормальное имя, я знавал и похуже. Так чего было стесняться? Тан Мэй опешила и заморгала своими большими глазками. — Нет, если конечно тебя постоянно называют пузырьком, то действительно, немного стыдно… — Мастер… — Я всё ещё не понимаю, почему ты не сказала мне сразу, Мэй. При упоминании своего имени девочка немного покраснела, но и улыбнулась, явно незаметно даже для самой себя: — Мне было страшно, что если вы узнаете про мою семью, вы не будете меня учить… Фан Линь внимательно посмотрел на Маю… На Тан Мэй. Потом наклонил голову от удивления и спросил: — Тебя головой в детстве не роняли? — Нет, наверное, — быстро ответила девочка. — …С чего мне тебя бросать? Потому что у меня были тёрки с с кланом Тан? Ну так, если ты от них сбежала явно мне наоборот надо тебя взять. Такой-то плевок в лицо Тан Луня. Или потому что это опасно? Если что, нас уже преследуют непонятные индивиды, — мужчина покачал головой. — Я… — протянула Мая, смотря в пустоту. Она думала что-то сказать, но пока подбирала слова незаметно для себя улыбнулась и растворилась в удивительно наступившей радости. Фан Линь посмотрел на её сияющее нежным светом личико и покачал головой. Мужчина уже собирался спросить, как ему теперь к ней обращаться, Мая или Мэй, и почему она до сих пор зовёт его Мастером, хотя он говорил ей этого не делать, как вдруг зазвучали скрипящие шаги. Фан Линь посмотрел за спину Тан М. Девочка тоже пришла в себе, повернулась и увидела у себя за спиной мужчину в белой рубахе и с прикреплённым на грудной карман бейджиком. Это был охранник. Фан Линь взглянул сперва на него, — примерно Вторая руна, оценил мужчина, — а потом ему за спину, — за ней стояла та самая женщина, которая всё грозила Фан Линю взяглядом и явно намеревалась позвать охрану. И видимо таки позвала. Мужчина посмотрел на бесполезный вантуз и цокнул языком. — Вы что здесь забыли, — прохрипел грубым голосом охранник. — Номер снимаем, — ответил Фан Линь и прошёлся немного вперёд, чтобы Мая/эй была у него за спиной. — Ты снимаешь? — удивился рослый мужчина и усмехнулся. — А карточку вашу можно посмотреть, уважаемый? — спросил он издевательски любезным тоном. И тут Фан Линь вспомнил, что никакой карточки у него так-то не было… Они были только у Цинь Жуа, наверное. Мужчина преэмптивно почувствовал мигрень и уже подумал, как бы ему выкрутиться, — паспорт что ли показать? А его он в номере часом не забыл? Как вдруг раздался ещё один тихий голосок. — Даже если у нас нет его… — выступила вдруг девочка по имени М… — нас нельзя просто выкидывать, это… Неправильно. «В своём репертуаре», — подумал Фан Линь. Охранник усмехнулся: — А чего это нельзя? Слушай сюда, малявка, ты… Ты… — мужчина посмотрел на девочку и было заговорил с ней с насмешкой, как вдруг притих. Как язык проглотил. Он моргнул несколько раз и сделал шаг назад. — П-прошу прощения, — сказал мужчина таким тоном, как будто это извинялась машина. Фан Линь нашёл это немного странным. Он ещё раз пригляделся к охраннику, а потом посмотрел на свою ученицу. Мужчина прищурился к ней, немного сконфузился и вдруг опустил руку на её мохнатую голову. — А? — девочка растерялась. Фан Линь прикрыл глаза и сосредоточился, как будто замеряя её пульс. Спустя пару секунд мужчина выдохнул: — Ха, — и уже сам уставился на ребёнка с искренним удивлением: — Ты… Ты когда открыла Первую руну?..43. Молчать!
Сколько лет было Фан Линю, когда он сам обрёл свою Первую руну? Двадцать, двадцать лет, но это неправильный вопрос, и поставить его следует по-другому. Правильно будет спросить, сколько дней Фан Линь культивировал, прежде чем обрёл свою Первую руну? Многие его биографы, а также люди, ведущие всяческие списки рекордов, долго ломали головы, себе и друг другу, рассуждая над этим вопросом. Некоторые утверждали, что Фан Линь обрёл Первую руну за шесть дней, другие — что у него ушло три дня. Были и такие, кто и вовсе ратовал за один день или даже за двадцать три часа…Кто из них был прав, а кто преувеличивал, а вернее преуменьшал, мужчина и сам не имел ни малейшего понятия. Просто потому что сам Фан Линь тогда настолько увлёкся культивацией, что просто не следил за временем. Теперь мужчина был уверен только в одном. У всех этих личностей станет ещё больше головной боли, потому что Мая, судя по её растерянному и удивлённому лицу, тоже не знала, когда именно нашла свою Первую руну. Можно было только гадать. Возможно это был день, возможно — двадцать три часа, а может быть даже и меньше… Фан Линь отвел глаза от ребёнка и покосился на высокое голубое небо. На каждой планете, знал мужчина, небосвод был свой, особый. На его родной свалке он был жиденьким и низким, и сквозь него просвечивали звёзды, на Золотой Звезде он был высоким и ровным, как потолок. Здесь же мужчина увидел чистое-чистое небо, по которому разливало свои лучи слепящее золотистое солнце — Фан Линь прищурился от света. Ему вспомнились глупые бредни, которым он предавался, засыпая не так давно в номере отеля. Что-то про Дао Предка. Про то, как быстро можно стать Дао Предком… Мужчина покачал головой и опустил взгляд на белые дощечки у себя под ногами. Не время было о таком думать, не время ещё и не время в принципе. Сейчас у них были дела поважнее. Фан Линь снова посмотрел на охранника. Тот заметно опешил, когда обнаружил культивацию Маи, но видимо был хорошо вымуштрован, потому что сразу же начал извиняться: — Прошу прощения, я не заметил, уважаемые гости… — сказал он и наклонил голову. Мая же в свою очередь тоже была растеряна и удивлённо рассматривала свои руки. Охраннику ответил Фан Линь: — Не заметил что именно? — Я… — мужчина замялся. С одной стороны, ему хотелось сказать, что он не заметил культивации девочки, а с другой у этого старика её как будто и не было совсем, и понятное дело так отвечать было нельзя, чтобы не оскорблять его. Охранник встал, как вкопанный. Он всё никак не мог уразуметь, что ребёнок с культивацией, да ещё такой высокой для своих лет, делает рядом со стариком, который на вид только что вылез из помойки. Так мужчина и мялся, пока за его спиной не зазвучали недовольные шаги. Фан Линь посмотрел за спину телохранителя и увидел, что к ним, полыхая, приближается та самая женщина в возрасте, которая всё это время стояла за спиной охранника и злобно на них поглядывала. — Ты что творишь, что это такое? Я сказала избавиться от них, вышвырнуть. Хватит им тут говорить то, сё… Они не поймут, знаю я этот липучий скот, за шкирку его надо… Небось по помойкам пришли шарится, да? Что б их тут не было, а не то я тебя… — стала каркать женщина, смотря на охранника и бросая на Фан Линя и Маю только редкие недовольные и полные презрения взгляды. Фан Линь меж тем заметил, что сама женщина была только на Первой руне. — Мисс… Прошу прощения, но… Кажется, вы ошиблись, — кое-как проговорил охранник сквозь шквал страшного карканья. Женщина нахмурилась и сразу же сделалась ещё свирепее: — Что значит я ошиблась? Ты что себе такое позволяешь? — Мисс, они не обычные люди, они… Вот, — сказал охранник и кивнул в сторону Маи. Старуха хмуро на неё уставилась: — Что ещё с… С… — и тоже зависла. Сперва она была слишком свирепа, чтобы что-либо заметить, но теперь ей тоже стала очевидна культивация девочки. Женщина вдруг заткнулась, а глаза её сделались пустыми, как стёклышки. — Мисс, пожалуйста, давайте сделаем вид, что ничего не было… Глупая ошибка… — Я… — женщина нахмурилась, морща своё и без того морщинистое лицо, и вдруг перевела растерянный взгляд на Фан Линя. Она внимательно к нему присмотрелась, и снова глаза её сверкнули молниями: — А это ещё что? Слуга? А с чего это ты взяла с собой слугу? Родители тебе не говорили не тащить мусор в приличные места? Вот я и ошиблась, — наехала вдруг женщина на Маю. — Но всё равно, это не позволительно. Я из клана Хань, это клан третьего Ранга, и даже… Я не брала своих слуг. Пусть он уйдёт! — рявкнула старуха. — Мисс, я… Как скажите, мисс… — охранник начал было оправдываться, но в итоге просто смиренно кивнул. Мужчина хорошо знал правила отеля, и согласно им, брать слуг или смертных совсем не запрещалось. Но в то же время всегда были индивидуальные случаи и проблемные клиенты. Мужчина решил попробовать договориться с девочкой, чтобы она, может быть, перевела своего слугу в их же отделение победнее, где проживали в основном смертные, чтобы он не мозолил глаза другим посетителям… Но стоило ему только повернуться к Мае, как девочка сказала: — Он… мой Мастер. — Мастер?.. — каркнула старуху. — Ты чего несёшь? Больная, что ли? — нависла она над девочкой. Мая сжала губки. Фан Линь же наблюдал всё происходящее со стороны. Но тут ему в голову пришла занятная идея, мужчина усмехнулся, выступил вперёд и спросил женщину: — Клан Хань говоришь… А как там поживает Хань Фэй? — Чего, какой ещё Хань Фэй? — взревела по инерции старуха. — Ваш патриарх, Хань Фэй. Или ученица клана Хань уже собственного патриарха не знает? — Фан Линь цокнул языком. — Жалко его, конечно. — Я… — загремела женщина, как будто собираясь взорваться, как вдруг опешила и задумалась. Хань Фэй… Патриарх Фэй! Вдруг в её голове произошла логическая связь, и у старухи отвисла челюсть. Откуда этот раб знает Патриарха Фэя? И как он посмел назвать его «Хань Фэй»? Этой твари жить надоело? Старуха ошалела от его наглости. Охранник в свою очередь посмотрел сперва на неё, потом на старика, и вдруг в голове мужчины точно молния сверкнула. Ему всё вдруг стало понятно, и он даже затрепетал от своего осознания. Почему самый обыкновенный мужчина был «Мастером» девочки с культивацией? Откуда он знает патриарха клана женщины, клана 3-го ранга, да ещё смеет упоминать его в таком ключе, как будто они знакомы друг с другом лично? Всё просто. Мужчина никакой не смертный. Просто его культивация настолько высока, что никто из них не может её распознать. Воины на стадии Дао сердца казались воинам на стадии Девяти рун самыми обыкновенными людьми, хотя на самом деле могли одним взмахом превратить любого из их в мясную лепёшку… Осознание как хром бабахнуло в голове мужчины. За секунду он покрылся большими каплями холодного пота и в ужасе уставился на старика с золотистым колечком в правом ухе. Культиваторы на стадии Дао сердца, Звёздного сердца, были элитой; они занимали высокие должности. Некоторые из них, особенно сильные, даже правили небольшими лунами. Для таких, как он, они были недосягаемыми звёздами. Охранник сглотнул и перевёл взгляд на старуху. И сразу количество капелек пота у него на спине удвоилось, потому что по её мимике, по тому, как подрагивала её верхняя губа, мужчине стало понятно: она сейчас закричит на этого человека… Этого нельзя было допустить ни в коем случае. Охранник вдохнул и вдруг сам заревел на старуху во всё горло: — Молчать!
Последние комментарии
12 часов 21 минут назад
12 часов 23 минут назад
13 часов 21 минут назад
13 часов 43 минут назад
1 день 7 часов назад
1 день 7 часов назад