Космические тетради (СИ) [Ольга Роленгоф] (fb2) читать постранично

Космические тетради

Памяти Михаила Штанько

В конце августа, перед школой, мы с подругой узнали новость — наш учитель французского утонул во время сплава. Подробности, окружающие это известие, были не менее красноречивы: ближайший друг, учитель химии из нашей школы, после телефонного звонка сразу же помчался в глухомань (на севере края все глухомань — притягательная и опасная), чтобы привезти тело. У Викто’ра, как мы его прозвали, в городе была только пожилая мать. Двое суток трясся учитель химии в буханке рядом с распухшим трупом, который, впрочем, мы не видели и даже не могли представить.

Подруга моя была благополучной дочерью живых родителей, племянницей живых тетушек и дядюшек, внучкой бабушек и дедушек, на ее орбите пока никаких смертей не случалось. «Мои» же смерти — по сердоболию семейства — мне не были показаны, о чем, впрочем, семейство потом сожалело.

Теперь нам больше никто не скажет: «Ouvrez vos gros cahiers cosmiques!» («откройте ваши огромные космические тетради!») и не принесет на урок перевода недавно изданного на русском всего Артюра Рембо. Я была невнимательна и мало запомнила из его рассказов, но интерес к внешним атрибутам — поэтическим сборникам на учительском столе, остроумным коллажам из французских журналов, развешанным по стенам, игре в группе на контрабасе — все это со смертью получило развитие в тупике. Подруга Саша, к которой я по привычке зашла в гости, не зная, куда себя деть, а гулять как думать я тогда еще не умела, разрывая прошлогодние тетради и складывая их в пакет, призналась ожидаемо, что была в него влюблена.

«Да, — произнес тихий голосок внутри, — наверное, так и называется это чувство. Ты тоже была влюблена и потеряла. Навсегда».

Осень началась рано. Шли дожди. Тетя, которая воспитывала меня как дочь, пыталась повесить чистые шторы и упала с подоконника, ударившись о стоявшую внизу швейную машинку. Ее увезли в больницу.

Недавно я видела сон: компания друзей получила по наследству очень красивый мяч. «Что же с ним делать?» — задумались они. Собрали совет и долго решали, как его поделить. Но мяч был один, и на всех не делился. Тогда они решили играть с ним все вместе — перебрасывали мяч друг другу, пока не надоело. Мяч продолжал оставаться таким же прекрасным, но теперь каждый хотел поскорее отделаться от него. Тогда они еще раз подумали и поделили время. Первой мяч достался самой младшей из компании. Она положила сияющий мячик в кукольную коляску и стала возить его по двору, укачивая. Тут пришел ее папа и отобрал мяч. «Мала ты еще!», — и положил в дипломат, щелкнув замками. Его племянник хитростью выманил мяч у дяди и принес домой. Там он достал молоток и гвозди, но вбить гвоздь в несущую стену не смог и отправился к соседу за дрелью. Вернулся домой вместе с дрелью, оленьими рогами и соседом и за пять минут они просверлили два отверстия над дверью, повесили туда оленьи рога и закрепили посредине мяч…

А в том августе, десять лет назад, сны мне снились в пустой квартире совершенно другие. Проводя последние дни тоскливого лета в городе — а лето в городе — ужас моей юности (это время, когда все подруги разъезжались, и я оставалась одна в интеллигентской квартире, заставленной книгами, с тетей, замученной работой и болезнями, с массой свободного времени, которая после окончания четвертой четверти сразу и вся наваливалась на меня — и не отпуска ла до сентября; маленькие доходы семьи не предвещали никаких поездок и впечатлений, город вымирал — дачники перебирались до холодов на свои требующие ухода сотки, подруги махали руками и покидали квадратные коробочки, расширяя свое жизненное и опытное пространство, а мне оставались — чудесная летняя погода, которую не с кем разделить, книги, не имевшие ответов на мои смутные вопросы, и полная бессмысленность отдыха) — я хотела соединиться со своими подругами, чтобы продолжить вместе бездействовать… Не сказать, чтобы все раздражало. Вокруг располагался красивый, конечно, в прошлом, квартал старого центра города — место, подобное греческим развалинам. Центр уже начал перемещаться правее, к новостройкам. Я даже испытывала некоторое подобие гордости и удовольствия от того, что жила именно здесь. Эту часть города возводили после войны, и была в этих полногабаритных квартирах с высокими по - толками и домах, выкрашенных в приятные пастельные цвета, поза победителя. Строились дома не кем-то безвестным, а под присмотром главного конструктора завода, расположенного рядом. И знание имени тоже придавало постройкам известную ценность. С тех пор большой стиль, сталинский ампир, изрядно потускнел, за четыре-пять лет до появления Интернета денег на ремонт домов, видимо, не выделяли, а жители — населившие землю подросшие варвары — довершали то разрушение, которое было начато природой. Когда-то окружавшие дома каменные столбы и кованые решетки исчезали необъяснимым