Мой босс - Оборотень (СИ) [Лана Черная] (fb2) читать онлайн

Мой босс — Оборотень Лана Черная

Глава 1.

Ради.

Неделя первая.

— Ты пришла…

Хриплый голос дурманит, а горячие ладони воспламеняют кровь. Выдыхаю рвано, откидываясь на мужскую грудь. Позволяя мужским рукам скользнуть по бедрам. Забраться под тонкий плащ…

— Раади…

Протяжный полурык-полустон отзывается удовольствием в каждой клетке, тугим узлом скручивается внизу живота. Длинные пальцы сминают горячую кожу бедра и я замираю от их прикосновений к моей возбужденной плоти — горячей, бесстыже-мокрой и обнаженной.

Только для него.

— Ррраади… Маленькая хулиганка, — в тихом рыке слышится смех пополам с удовольствием и мои губы трогает улыбка.

Я поднимаю голову, отрываясь от вида его пальцев между своих ног, и кусаю за плечо.

Отвечаю, зализывая место укуса:

— О да… Все для тебя, Лука…Ох!.. — .вскрикиваю от остроты наслаждения, пронзившего насквозь, когда наглые пальцы раздвигают набухшие складочки, касаются горошины клитора. — Дааа…

Запрокинув голову, длинно выдыхаю, встречая волну жара, что плавит кости и мышцы.

Этот мужчина подчиняет меня, а иначе почему колени подгибаются и я едва не сползаю на пол? Почему отвечаю ему со всем желанием, забывая обо всем?

Я таю от его прикосновений, но сильные руки удерживают на ногах, прижимая к себе.

— Отзывчивая, — жаркий шепот обжигает.

Лука прихватывает губами мочку уха, а пальцами растирает клитор. Играется, постукивая по нему, как по клавишам пианино. Он словно виртуозный пианист играет свой шедевр на моем теле. Посылая микроразряды тока, от которых пальчики поджимаются на ногах.

— Сладкая…

Холодок поднимается по щиколоткам, щекочет колени и ласковым дыханием ласкает бедра. Еще немного и я разлечусь сотнями нот, создавая новую мелодию. Я мечусь в его руках, подмахивая бедрами. И всхлипываю от разочарования, когда мелодия неожиданно обрывается.

Распахиваю глаза, сходя с ума от чувства пустоты, когда Лука убирает руку. Тянусь следом, влажной развилкой потираясь о его ногу.

— Нетерпеливая… Рраади…

Похоже, ему нравится мое имя.

И Лука повторяет его, когда влажными пальцами трогает мои губы, раскрывая.

Его пальцы пахнут мной. Хочу поймать их в плен, но Лука снова обманывает. Кружит по щеке, прочерчивает дорожку по шее, вдоль рвущей кожу артерии. Оставляет влажный след на груди, кружа по темным ареолам.

Подаюсь ему навстречу, но он грубо впечатывает меня в себя.

— Лука… — всхлипываю.

Но он словно не слышит меня. Оглаживает мое тело горячей ладонью, повторяя каждый изгиб. Трется носом за ухом, с шумом втягивая мой запах. И табун мурашек стекает по позвоночнику, заставляя прогнуться, попкой ощутить его твердое желание.

— Лука…

Хочу его в себе. Снова ощутить то восхитительное чувство наполненности, когда он внутри.

— Что, моя сладкая? — урчит он обманчиво нежно.

Я-то знаю, что он напряжен. Каждый его мускул кричит об этом.

Он вот-вот сорвется. И я хочу этого.

Хочу увидеть его настоящего. Сильного самца. Хищника.

Моего Оборотня.

— Ты еще не готова, — читает мои мысли и тут же стирает возмущение легким укусом в плечо.

Вздрагиваю от жалящей боли, а следом от жгучего удовольствия, пульсирующего в месте укуса. Словно испытала клеточный оргазм. В одной точке. На плече.

Никогда не верила, что такое бывает. Но вязкая влага, стекающая по бедрам, лишнее подтверждение, что ох как бывает.

Лука ослабляет хватку, накрывает место укуса языком, слизывает выступившую кровь. И я ощущаю, как стягивается кожа, не оставляя ни единого следа.

— Не хочу, — мотаю головой, накрываю его затылок ладонью и притягиваю к плечу. — Заклейми меня… — шепчу, срываясь на хрип.

Один рывок и моя грудь расплющивается об его. Алчный рот впивается в мои губы.

Лука целует дико, жадно, уводя в страстный танец мой язык. Все глубже. Лишая дыхания, но даря взамен свое.

Это не поцелуй. Чистый секс. Пошлый и невинный. Жаркий. Влажный. Лишающий рассудка.

Его нога вклинивается между моих бедер, разводит широко, задевая клитор. Вскрикиваю, на мгновение вырвавшись из плена мужского рта.

Мы тяжело дышим, чтобы спустя вдох наброситься друг на друга, как изголодавшиеся животные.

Лука впутывает пальцы в растрепавшиеся волосы, накручивает на кулак, запрокидывая голову. Прогибаюсь ему навстречу, промежностью врезаюсь в твердый член, и протяжный стон слетает с губ.

Боги, как же я хочу этого Оборотня.

И пока его рот исследует мою шею: целует, кусает, зализывает собственные метки, — я слепо нашариваю ширинку его брюк, расстегиваю и накрываю его возбужденную плоть ладонью. Сжимаю. Наши стоны сливаются в один.

— Дааа, маленькая… Сожми его… Вот так…

Лука запрокидывает голову, закрыв глаза.

Я вижу, как натягиваются жилы на шее, а скулы прорезают кожу.

— Оох…да… Да!

Не сдерживаюсь, когда Лука собирает мои складочки в горсть, как самый сочный фрукт. И к удовольствию примешивается дикий восторг, когда он направляет мою руку, рыча от наслаждения.

Провожу ладошкой по крупному стволу, даже через ткань боксеров ощущая, как он подрагивает. А мне хочется большего. Коснуться его бархатистой кожи, поиграть с его тугими яичками, перекатывающимися под пальцами. И даже испытать что — то новое, попробовав, каков мой Оборотень на вкус.

Лука отрывается от моей шеи и одной рукой рвет плащ. Шуршащая ткань стекает на пол, открывая жадному взгляду мое голое тело.

— Проклятье, Ради… — рычит Лука, сгребая меня в охапку и прижимая к стене.

Тихо смеюсь, ощущая, как влажная головка его члена упирается в мою плоть.

— Что, моя Мятная девочка, напросилась?

И одним сильным толчком заполняет меня до предела.

— О даааа…

И я взрываюсь точно сверхновая: ослепительно, мощно, разлетаясь на мириады звезд…

…Распахиваю глаза, тяжело дыша, и скручиваюсь калачиком. Всхлипываю.

Сон. Снова этот проклятый сон. Издевательство сплошное. Всовываю руки между бедер.

Ох…

Там жарко и мокро.

Провожу пальцами по бедру, а после несколько минут тупо пялюсь на пальцы, не веря своим глазам. Растираю вязкую влагу на подушечках и…принюхиваюсь. Горький аромат с отголоском мяты.

Пахнет мной и…

Я не могу пахнуть боссом. Но его запах, горький и пьянящий остался на моих пальцах.

Или я просто схожу с ума.

Откидываю одеяло, но рассмотреть себя не позволяет противный звон будильника.

Бросаю взгляд на часы. 7:45

Что?!

Слетаю с кровати в один миг.

— Чтоб тебе секретарша пургенчику в кофе подсыпала, Лука Накари, — ругаюсь, стягивая постельное белье и запихивая его в стиралку.

Вечером включу.

Вызываю такси, попутно заталкивая свое еще не проснувшееся тело в душ.

Но сегодня все не так. Смыть с себя весь запах не удается. Горячие струи душа причиняют боль.

Сглатываю, рассматривая себя в зеркале. Моя кожа «пестрит» засосами и следами от укусов. На бедре отпечаток ладони. Прикладываю свою, но отпечаток раза в два больше. Здесь явно побывала мужская рука.

У меня не было секса, только во сне.

Или…был? Хмурюсь, напрягая память. Но кроме ночных фантазий там пусто, как в вакууме.

— Лорка!

Подруга отзывается быстро, словно только и ждала моего звонка.

— Что вчера было? — рычу, не обращая внимания на ее довольный и бодренький голос.

Это в восемь утра? Подруга после ночных тусовок обычно либо дрыхнет до вечера, либо выходит на охоту за мужиками. Тогда она вообще пропадает на несколько дней. А тут свежа и весела.

Что — то тут не так. Или мне определенно нужен хороший психоаналитик.

— А что вчера было? — веселится подруга. — Потанцевали, выпили и разбежались. Я тебя прямо до дверей доставила. А что? Снова, да?

— Ой, Лоркааа… — тяну я и пересказываю подруге свой "сонный” секс, попутно влезая в чопорный костюм. Ткань царапает и без того болезненную кожу. Влезть бы в джинсы и толстовку, но "дрес — код", будь он неладен. При этом сам босс никогда не соблюдает собсвенные же правила.

А вот другим штрафы выписывает напропалую, а мне лишиться зарплаты сейчас, когда нужно платить за квартиру, очень не хочется. И так критически опаздываю.

Вжикаю молнией юбки, но та "закусывает" кожу бедра.

Матерюсь в голос. И плевать, что юным девам не пристало ругаться. Кроме Лорки меня все равно никто не слышит.

А подруга взрывается смехом.

— Дура ты, Радка, — сквозь смех выдает она. — Кончила во сне, радуйся, нецелованная ты моя.

— Ну…не такая уж и нецелованная, — бурчу в ответ, наспех меняя колготки на чулки.

— Один раз не считается. Хотя удивительно, как твой родитель еще не прознал, что ты уже не невинная дева рода Бекер.

Фыркаю в ответ. Не рассказать подруге о своем случайном знакомом я не смогла — у Лорки нюх на амурные дела, хоть никакой любовью там и не пахло.

Вот и о боссе и о своих ночных фантазиях с намеком на альтернативную реальность пришлось рассказать. Так она теперь каждый раз не упускает шанса сказать:

— Я с тебя фигею, подруга. Такой мужик, а ты до сих пор тупишь. Я бы на твоем месте…

Вот — вот. И сейчас та же песня.

— Да ну тебя, — отключаюсь, ныряя в машину такси.

В офис я влетаю почти в девять, посылая на босса все проклятия мира.

Его никто не приглашал в мои сны! И неважно, что я хочу его так, что прятать желание с каждым днем все сложнее. Особенно, когда мы остаемся наедине. Но ему об этом знать совершенно необязательно, как и нагло влезать в мои сны!

Опустив голову и стараясь не думать о том, что мой "парфюм" заводит каждого оборотня в этом здании, ныряю в лифт и оказываюсь в ловушке.

Прямо передо мной стоит виновник моих бед и нереального удовольствия.

Лука Накари — вожак самого сильного клана и глава строительного холдинга “Небо”. Высокий, так что я со своими полутора метрами с хвостиком, чувствую себя карликом, даже на каблуках. Косая сажень в плечах, бугры мышц под дорогой одеждой. Но при этом он гибок и пластичен, и ходит совершенно бесшумно.

Хищник он и есть.

Взгляд поднимается выше, по крепким ногам, скрещенным в лодыжках, скользит по длинным пальцам с тонкой вязью родового узора.

И мои мысли тут же улетают к тому, как эти пальцы умеют доставить удовольствие.

Проклятье, Ради. Перестань думать о сексе с собственным боссом. Все равно тебе ничего не светит, потому что ты человек, а он оборотень. И наверняка у него уже есть пара. И отсутствие обручального кольца совершенно ничего не значит — у оборотней свои традиции. И по этим традициям тридцатидевятилетний вожак древнего и могучего клана никак не может быть холостым.

Так что возьми себя в руки, Ради, и поздоровайся.

— Д-доброе утро, — заикаюсь, но выдавливаю из себя два слова.

Смотрю в его глаза. Сейчас они темного почти кофейного цвета.

Он…злится?

Ладно, попробуем отвести бурю, а то попадет всем. Босс в гневе страшен, хоть и отходчив. А у меня пока неплохо получалось подрабатывать "громоотводом": принимать гнев босса на себя та еще задачка, но зато коллектив не страдает, а я уже привыкла. И потом, иногда это даже весело.

Например, в прошлом месяце таможня задержала оборудование и пришлось ехать за три девять земель, на месте выяснять, в чем причина простоя. Оказалось, в отделе, что занимается закупкой нового оборудования, недооформили пакет документов, из — за чего техника и застряла на таможне. Напортачила новая сотрудница, а по сути — начальник отдела, который не проконтролировал процесс, а спихнул все на новенькую. Ей бы и досталось, потому что начальник тот еще хитрожопый сукин сын. Поэтому перед "летучкой" пришлось запасаться кофе, новой компьютерной стрелялкой и идти успокаивать босса. Мы просидели до ночи, уничтожая орков и гоблинов.

Слишком близко. Но тогда эта близость не напрягала, а казалась чем — то правильным и родным. После Лука отвез меня домой и дал выходной. Когда я вышла на работу, то узнала, что начальника отдела Лука все — таки уволил, зато организовал школу молодого специалиста, где должны были обучать новичков азам работы в "Небе". И это всего за сутки!

В общем, порой у меня получалось даже перенаправить гнев босса в созидательное русло.

Стоит попробовать и сейчас. Тем более сегодня в моем опоздании есть и его вина.

И нечего тут сверкать глазами!

Набираю в легкие побольше воздуха, о чем тут же жалею — в голове туманится, потому что горький запах вытесняет кислород, — но все же выдаю, пока еще стою на ногах:

— Лука, прости, я опоздала, но…

Он обрывает меня одним движением: хватает за руку и тянет на себя. Я падаю в его руки и чувствую, как он с шумом втягивает носом воздух.

— Проклятье, Ради… — его пальцы уже в моих волосах, растрепывают наспех скрученную косу. — Ради… — растягивая мое имя, катая на языке, как самое изысканное угощение. — Удовольствие. Мятное. Мятная девочка…

Замираю в его руках.

Нет.

Этого просто не может быть.

Глава 2.

Ради.

Неделя первая.

Я замираю в его руках.

Сердце срывается в галоп, расшибаясь о грудную клетку. Он назвал меня Мятной девочкой…

Он…

Пытаюсь поймать за хвост ускользающую мысль, но мой босс делает то, что не должен ни при каких обстоятельствах.

Он обнюхивает меня, словно я его самая желанная добыча. Кончиком языка лижет за ухом и довольно урчит.

Готова поклясться, что внутри меня что — то отозвалось на звериное урчание. Дрожью прокатилось по телу, пощекотало позвонки, даже пальчики на ногах поджались. Захотелось выпустить на волю то, что прячется внутри. Что — то животное, мощное. Тихо заскулила и босс довольно выдохнул, обжигая дыханием кожу.

В венах с новой силой вспыхивает огонь желания, а между ног тотчас становится влажно. Закусываю губу, сдерживая стон, и свожу бедра. Сбежать от слишком сильного удовольствия, потому что кажется — я не выдержу, если наслаждения станет больше. Но Лука вклинивает свое колено. И я трусь о его бедро, напрочь растеряв стыд и контроль.

Низ живота пронзает током.

Мне мало. Хочется еще. Больше. Сильнее.

Ощутить его каждой клеткой возбужденного тела. Самой пройтись ртом по его влажной коже и позволить…позволить… все.

Даже если после этого я умру.

Лука дергает за волосы, запрокидывая мою голову.

Прикрываю глаза, не в силах выдержать этот ослепительный свет желтых глаз.

Большой палец очерчивает контур пересохших губ, надавливает на нижнюю, раскрывая их. Кончиком языка ударяю по нему и тут же прихватываю зубами, утягивая в горячий плен.

— Посмотри на меня.

Не просьба — приказ.

И ослушаться нет сил. В конце концов, в глаза можно и не смотреть.

— Порочная… — горячее дыхание ласкает губы.

Мотаю головой. Это его рот порочный. Темные полные губы блестят влагой, которую босс растирает большим пальцем. Тем, что побывал в моем рту.

— Мятная… — облизываясь.

И я копирую его жест, потому что до одури хочу его поцеловать. Сейчас, когда у него на губах мой вкус.

Пальцы выпускают волосы, оглаживают шею, и я подставляюсь под его руку в поисках ласки. Не замечаю, как Лука расстегивает пуговки моей рубашки, запускает в вырез руку и сжимает налившуюся грудь.

— Ооох… — выдыхаю, прогибаясь и вцепившись пальцами в широкие плечи, сминая черную плащ — куртку.

Чертов босс не носит пиджаки и не повязывает галстуки.

Закидываю ногу на бедро Луки, впечатываясь в его мощное тело. Раскрываясь ему бесстыже. Так, как хочется уже давно.

Ткань узкой юбки трещит и я торопливо задираю ее на талию.

— Сумасшедшая, — смеется Лука.

И я зависаю на его низком, проникновенном смехе. Он будоражит, жаркими всполохами блуждает по телу. Толкает на безумные поступки.

И я поддаюсь искушению. Сама нападаю на улыбающийся рот Луки, обхватив его талию ногами.

Лука отвечает с диким рычанием, перехватывает инициативу. И уже не я, а он терзает мой рот, жадно и грубо. И я шалею от его напора, чувствуя, что вот — вот взорвусь от ввинчивающегося между бедер удовольствия.

— Лука… — хнычу, расстегивая брюки и сжимая ладошкой его плоть. Упоительно твердую ожившую фантазию.

— Лукаааа… — выстанываю в губы, когда он сжимает пальцами клитор.

Мысленно радуясь, что все — таки надела чулки и он может без препятствий добраться до самого сокровенного.

Круговые движения разгоняют по венам жидкий огонь, еще туже закручивают узел между ног. А мужские зубы стягивают лифчик, прикусывают сосок. До сладкой боли и пульсации между ног.

Кружу бедрами, пытаясь нагнать темп.

Еще. Быстрее.

Рукой провожу по широкому стволу от основания до крупной головки, влажной от желания. Растираю влагу по всей длине.

А потом делаю то, чего не позволяла даже в самых откровенных фантазиях. Медленно, поймав затуманенный желанием взгляд, накрываю языком свою ладонь. Слизываю терпкую влагу мужского желания.

Лука замирает и взгляд его темнеет почти до черноты. На дне его вспыхивает адово пламя.

Сглатываю, не в силах убежать от этого взгляда. Под ним, таким острым и пронзительным, облизываю каждый пальчик, а потом снова опускаю ладонь на горячую плоть своего босса. Сжимаю, выдирая громкий стон из горла Луки.

В ответ он ускоряет темп, растирает клитор, постукивает и…вдруг… зажимает между пальцами, оттягивает и отпускает.

Удовольствие пронзает от ног до самой макушки, разрывая на кусочки.

Это конец света.

И я кричу от мощного оргазма, вымывшего сознание.

Прихожу в себя от колкого пощипывания.

Лука по — прежнему держит меня на руках. Внизу живота пульсирует отголосками крышесносного оргазма.

А босс прижимает меня к прохладной стене уже не лифта — ого, вот это я отключилась! — и зализывает собственные метки.

Пытаюсь выкрутиться — мне нравится быть заклейменной ним, но Лука рычит зло.

Верхняя губа его подрагивает, обнажая прорезавшиеся клыки. Замираю и даже стараюсь не дышать. Когда мой несносный босс заканчивает свою процедуру — отпускает, разворачивает спиной, подталкивая к темной стеклянной двери.

— Тебе нужно отмыться, — ледяной голос, властный тон.

По позвоночнику прокатывается дрожь, и я снова мокрая. Сосочки напрягаются, покалывают и низ живота стягивает сладкой истомой.

— Иначе следующий раз петтингом не отделаешься, Мятная девочка, — снова ведет носом за ушком, с шумом втягивая мой запах.

Оставляя на моей коже свой.

— Нарвешься на грубый, грязный секс, — закусываю губу, покачиваясь на вновь ослабевших ногах. Еще немного и я превращусь в бесформенное желе от его хриплого, с рычащими нотками, голоса. — Но не факт, что это буду я. Мы же твари похотливые, — рвет юбку, которая стекает по ногам, вернее то, что от нее осталось после лифта, — загоним тебя… стаей, — рубашка рвется вместе с бюстье. — Ты уверена, что выживешь?

Вздрагиваю.

Меня словно в лед швырнули.

Дрожу, обняв себя. Мечтая убраться отсюда как можно дальше. Желательно на другой конец планеты. В глухую деревеньку, где нет оборотней и этого гада — босса, которого так и тянет стукнуть чем потяжелее.

— Следующий раз, Ради, — шепчет, обхватит широкой ладонью шею, — не являйся сюда… грязной.

И уходит, оставив меня посреди ванной комнаты, совершенно голую и злую.

Грязная, значит.

Злость подкатывается колючим комком где — то в затылке, пульсирует. Прикрываю глаза и сжимаю кулаки.

Как облизывать меня в лифте — он первый. И мой вывернутый на боссе мозг незамедлительно напоминает о том, как меня облизывали, кусали, ласкали…

Дыхание учащается. В висках тарабанит. И в животе снова растет и ширится огонь желания. И кожа горит там, где побывали его губы, зубы, руки. Особенно пальцы.

И не побрезговал грязной, засранец.

Окидываю взглядом ванную комнату: сталь, камень, стекло и много пространства.

Очень много пространства…

— Нифига себе, — выдыхаю, стараясь широко не открывать рот, чтобы челюсть с пола не поднимать.

Еще бы глаза не выпучивать, но куда там. Я даже дышать перестаю, уже не впервые за последние минуты. Потому что здесь нет ничего…лишнего. Ни тумб, ни стиральной машины, только душевая кабина, раковина, панорамные окна и ванна. Огромная овальной формы, она утоплена в сером камне.

Подхожу к этому чуду и заглядываю внутрь. Глубокая, длинная и…черная. В такую хочется забраться и не вылезать сутки.

Сглатываю, проводя ладошкой по теплому камню. Серые стены пронизаны стальными прожилками, между которыми словно листья из дерева вырастают стеклянные полки причудливых форм. А на полках бутылочки, скляночки, флакончики.

Похоже, босс просто помешан на запахах. И шальная идея вспыхивает моментально.

Грязная, говоришь. Ну что ж, поглядим, что ты скажешь на это.

Пока вода заполняет мой персональный мини — бассейн, я перенюхиваю каждый флакончик и стройным рядочком выставляю на бортике ванны.

Будет тебе, чувствительный ты мой, чистая девочка Ради.

Коварная ухмылка растягивает губы. И сладкое предвкушение колет пальцы.

Но сперва я получу свою порцию удовольствия, раз уж выпал такой шанс.

Вода обжигает, но мне плевать. Я погружаюсь в нее по самый подбородок, постанывая от удовольствия. Пена обнимает невесомым одеялом, укрывая от случайных глаз. А зеркальный потолок демонстрирует отражение раскрасневшейся девицы с “гнездом глухаря” на голове, искусанными губами и блестящими от возбуждения глазами.

Хмыкаю, закрыв глаза. В таком виде действительно не стоит появляться на рабочем месте. Если не зажмет в укромном уголке какой — нибудь ловелас, то сплетен не оберешься.

Привыкнув к температуре, изучаю пульт и включаю гидромассаж.

— Ооох…

Тугие струи ласкают точно умелые руки любовника.

Ныряю пальчиками между складочек, раздвигая. Струя бьет в средоточие удовольствия. Другой рукой накрываю потяжелевшую грудь. Мну, пощипываю сосок. Оргазм накатывает ленивой волной, но этого мало. От разочарования едва не плачу.

Чувствую себя законченной нимфоманкой, которой нужен секс как доза наркоману. Потому что без босса я не могу нормально кончить, как ни пытаюсь.

Кажется, я подсела на своего босса.

Намертво.

А ведь он совсем рядом. Стоит только позвать и…все случится наяву. Не так как в лифте, а на полную катушку.

Проклятье, хочу его в ванне. В этой ванне. Впрочем, и на полу можно, он теплый. Да и у стены, но…

Бросаю взгляд на огромные окна, полукругом опоясывающие комнату.

Холод стекла…жар кожи…откровенно…напоказ… босс сзади…хриплые стоны…влажные шлепки тел…и…

Все, хватит! Распаленное воображением либидо бунтует, возбуждает.

Но пока я еще властна над собственным тело, беру в узду невесть откуда взявшуюся похоть и вытаскиваю на белый свет притаившуюся злость.

Хватаю первый флакончик и выливаю все содержимое в воду. Проделываю это со всеми.

От резкого запаха слегка мутит, но я так просто не сдаюсь. Набрав в легкие побольше воздуха, ухожу под воду с головой. Мстить так по полной.

Выбираюсь из ванны, воняющая дивной смесью духов, шампуней и зубной пасты. Самое то для чувствительного носа оборотня. Даже странно, что у него так много этих самых запахов.

Наскоро отираюсь полотенцем и отбросив его за ненадобностью, — я горю изнутри и жар этот обостряет все чувства, особенно бесшабашность, — отправляюсь на поиски своего босса.

В квартире пахнет корицей. Пряный аромат спасает мой нос от меня самой.

И я иду на запах, попутно разглядывая логово босса.

Привычные уже после ванной серо — черные тона разбавлены яркими цветами. Вот на белоснежном диване разбросаны зеленые подушки. А в коридоре — желтые пуфы и матовые перегородки радужных цветов.

Это так странно и притягательно. Я бы ни за что не поверила, что здесь живет мой вечно хмурый босс. Притормаживаю у кухонной зоны, окончательно и бесповоротно сбитая с толку.

Мой босс стоит спиной ко мне, колдуя над плитой и насвистывая веселый мотивчик. Серая майка обтягивает идеальное тело, а руки…эти жилистые руки, перевитые жгутами мышц, которые перекатываются под смуглой кожей, заводят похлеще эротической фантазии. Но вид крепкой задницы в джинсе просто нокаутирует мой здравый смысл. Этот спелый орех так и хочется пожамкать, а еще лучше укусить.

На цыпочках сокращаю пространство между нами и прижимаюсь к этому невероятному мужчине, руками облапив его зад так, как хотелось.

В конце концов, после лифта могу позволить себе такую маленькую шалость!

— Твою мать, — злой рык дрожью отзывается в каждой клетке тела.

Прикусываю плечо и тут же оказываюсь на нем. Охнуть не успеваю.

— Ради, ты что побывала в эпицентре взрыва химзавода?!

И не дышит почти. Ты гляди, какой чувствительный.

Я же молчу, наслаждаясь видом шикарной задницы своего босса. Подцепляю край майки, тяну на себя.

Все — таки запашок от меня тот еще, но вот Лука пахнет…

Утыкаюсь носом в мужскую майку. Не поняла?!

Теплый древесный аромат с ноткой корицы. Мягкий аромат, нежный. Так пахнут мальчишки — оборотни или девственники.

Но Лука точно не девственник. Он дерзкий, горький, острый, как запах его тела. Я столько дней и ночей впитывала его в себя, что ни с кем не перепутаю. Бью этого наглеца по спине. Колочу что есть силы и даже умудряюсь цапнуть за бок. Он шипит, ставит меня на пол.

Толкаю его в плечо и напираю, но…словно влетаю в невидимую стену. На меня смотрят солнечные глаза моего босса.

— Что за ересь? — встряхиваю головой.

Влажные волосы бьют по голой спине. Глаза незнакомца — или нет? — темнеют с каждым рваным вдохом.

— Ради, — хрипит он, наступая. На красивом и таком знакомом лице проступают острые скулы. Делаю шаг назад. — Девочка, тебе нужно помыться.

Мягкий баритон теплом растекается под кожей. Отступаю еще, стряхивая наваждение. Это не Лука, тогда кто?

— Ты кто?

— Твой босс, радость моя. И если ты сейчас не смоешь с себя всю эту дрянь, я сделаю это сам, — и движения мягкие, плавные.

Хищные. Почти как у босса. Почти…

— Ты не Лука.

— Конечно, я не Лука, — смеется он. — Я бы трахнул тебя еще в лифте. А потом в коридоре. И в ванной…

Хриплый голос завораживает, как и губы в мелких трещинках, на которых я бесстыдно залипаю.

И пропускаю, когда он делает резкий выпад, хватает меня в охапку и заталкивает в душевую кабинку. Захлопывает стеклянную дверцу и смотрит на меня так, что мне одинаково хочется забиться в угол и наброситься на него с поцелуями.

— Кто ты? — повторяю вопрос, вжимаясь в стеклянную стенку.

— Я тот, кто будет тебя трахать, малышка.

Глава 3.

Ради.

Неделя первая.

Я отступаю, взглядом выискивая, чем защищаться от поползновений этого странного оборотня. Но в этой громадной душевой кабине все привинчено и прикручено намертво.

На короткое время забываю об угрозе, рассматривая душевую. Полукруглая, как и вся ванная комната, матовые стеклянные стенки, серые с черными нитями узора, хромированные краники, кнопочки и сама душевая лейка на длинном шланге, и много камня.

Но самое восхитительное — каменное ложе, занимающее половину кабины. Невольно закусываю губу, представляя, что можно вытворять на таком…траходроме, как сказала бы подруга. Ну не мыться же на нем, в самом деле?

Вздрагиваю, когда на упругие полушария груди ложатся горячие ладони. Тут же вспоминаю, что стою голая в душевой, а сзади — возбужденный оборотень, поймавший меня в ловушку.

— Тшшш, — прихватывает губами мочку уха, — я просто помою тебя, девочка.

Слегка перегибается вперед, подхватывает из ниши темную бутылочку и выдавливает гель на ладонь. Вспенивает, тут же заполнив пространство запахом мяты и лимона. Шумно втягиваю носом аромат и слышу над ухом тихий смешок.

— Мятная девочка… — говорит то ли с упреком, то ли с восхищением.

А я что? Я обожаю запах мяты. Лорка называет меня мятоголиком, говорит, что я сама уже как мята — можно в чай добавлять. Хотя в последнее время я пью слишком много кофе, что иногда даже пугает.

Но сейчас странно другое, о чем я благополучно забыла — Мятной девочкой меня называет только Лука и только в моих снах.

Тогда откуда этот…двойник босса знает об этом?

— Ты пахнешь мятой, — упс, кажется я спросила вслух, — особенно когда возбуждена, моя Мятная.

Его ладони снова на моих грудях, обнимают, слегка сжав.

Опускаю взгляд. Идеально уместились в мужских ладонях.

А проворные руки уже опускаются ниже, поглаживая живот, щекоча ямочку пупка. Кожа покрывается мурашками под его прикосновениями. Прогибаюсь, сбегая от его ласки, и попкой упираюсь в твердый и обжигающе горячий член. По телу прокатывается крупная дрожь, моментально реагируя самым примитивным образом.

Чертову телу плевать, что это не Лука. Оно жаждет разрядки, снова заведенное умелыми руками оборотня, так похожего на босса.

— Кто ты? — спрашиваю в очередной раз, вытягивая себя из транса, вызванного умелым оборотнем.

А мозг лихорадочно просчитывает: если это не Лука, то кто? Кажется, у босса есть брат, но я никогда его не видела. Близнецы? Похоже на то. Или же мой босс решил поиграть. Ну что ж, милый, можно и поиграть.

— Твой самый сладкий сон, — шепчет, рывком разворачивая меня к себе лицом, прижимает к стенке.

— Поласкай себя, — хрипит, рукой проводя по своему члену.

Он красивый: длинный, толстый, с крупной розовой головкой. Просто кадр из моей ночной фантазии. И длинные пальцы, оставляющие на нем следы пены, смотрятся идеально.

— Ну же, девочка, — подначивает, проводит между складочками крупной головкой.

Подаюсь к близнецу, влажной развилкой скользя по всей длине.

Когда его руки оказываются на попе, сминая, обнимаю его за шею, прикусывая мочку уха.

— Хочу тебя… сама… — языком по коже, пробуя на вкус рвано дышащего оборотня, ощущая как под пальцами перекатываются тугие мышцы и что — то зарождается внутри…дикое, острое. Что — то невыносимое, после чего я точно не выживу. — Только без рук, — выворачиваясь из объятий.

Увлекаю близнеца за собой, толкаю на каменное ложе.

— Руки за спину, — командую, достав душевую лейку.

Глаза близнеца темнеют, а член подрагивает от предвкушения.

Ох и наивный, однако. Но красивый, с ума можно сойти. Словно вылепленный гениальным скульптором. Идеальный даже в росписи светлых нитей шрамов.

Седлаю его, кайфуя от его твердости.

И то дикое, разбуженное еще Лукой, точным ударом ломает ребра. Еще немного и я поддамся первобытному желанию отдаться сильному самцу здесь и сейчас.

Рвано выдыхаю и кусаю щеку изнутри. Боль проясняет разум. Возвращает злость, что колет пальцы. Поиграть они со мной вздумали, самцы тоже мне.

Только я не игрушка! И становиться ею нет никакого желания, даже если все пылающее вожделением нутро хочет обратного.

Грудью трусь о напряженное мужское тело, запуская между его сведенными за спиной руками гибкий шланг. Обматываю крепко, стягиваю, наскоро прикидывая, успею ли я хотя бы до лифта добежать. Касаюсь губами порочного рта, двигая бедрами, дразня. Все — таки он невероятно похож на Луку и если бы не запах, я бы ни за что не отличила.

Прихватываю зубами нижнюю губу, сползаю с близнеца и…сбегаю.

Дикий рев оглушает, но я не останавливаюсь. На ходу хватаю одежду близнеца. Вперед по коридору к входной двери, которая — о чудо! — не заперта.

Одеваюсь я уже в лифте. Майка тут же промокает, но мне плевать. Главное успеть убраться отсюда и усмирить свое либидо. И то темное и дикое, что сводит с ума.

Персональный лифт босса опускает меня прямо в гараж, а в кармане джинсов обнаруживаются ключи.

Жаль, я водить не умею, если только…

Нажимаю брелок и мне отзывается черный спортивный байк. Едва не визжу от радости. Водить мотоцикл меня брат научил еще в четырнадцать, поэтому я седлаю железного монстра и беспрепятственно выезжаю с подземного паркинга. До своей квартиры на окраине добираюсь без происшествий.

И даже соседи по пути не встретились. Вот был бы повод лишний раз перемыть мои и без того белоснежные косточки. Конечно, среди бела дня являюсь домой в мужской одежде, мокрая, насквозь пропитавшаяся запахом оборотня. Приличные девушки так себя не ведут.

Особенно люди.

Фыркаю себе под нос, запирая за собой дверь.

Быстро переодеваюсь, просушиваю волосы и звоню Лорке.

Мне срочно нужна помощь!

— Радка?! Что случилось?

— Ох, Лорка, кажется, я пропала…

Лорка приезжает вечером и приносит с собой запах пошлости и цитрусов. С грацией пантеры, вышедшей на охоту, она проходит в мою маленькую кухоньку, выставляет на стол бутылку вина, сыр и усаживает свою пятую точку на старенький табурет. Да, у меня совершенно обычная однокомнатная квартира в не самом благополучном районе. За эту "халупу", как заявила Лорка, впервые переступив порог моего пристанища, хозяйка драла баснословные деньги. Но меня все устраивало хотя бы потому, что сюда не совались мои родственники. А единственный родитель брезговал и очень хочется надеяться давно поставил жирный крест на своей непутевой дочурке. В мою жизнь не лезет и на том спасибо.

— Неси бокалы и рассказывай.

— Мы что, пить будем? Опять? — смотрю на подругу с сомнением.

После вчерашней ночи повторять посиделки совершенно точно не хочется. Я уже и так глупостей натворила — не сосчитать.

Мало того, что повелась на оборотня — и не на одного, чего уж греха таить, — так еще и работу потеряла как пить дать. Братец наверняка нажалуется на дерзкое поведение нерадивой сотрудницы. А для оборотней, особенно вожаков сильных и многочисленных кланов — святыня. Думать не надо, на чью сторону встанет мой босс.

Эх…снова работу искать.

— Не опять, а снова, — кивает Лорка с совершенно серьезным видом, сдув упавшую на лоб челку.

Сегодня ее смоляные густые волосы стянуты в конский хвост, обнажая красивую смуглую шею и изящные ушки с кольцами серег.

— И не пить, — в назидании вскидывает вверх указательный палец, отчего на ее тонком запястье звякают браслеты, — а расслабляться. Мы девочки, дорогая моя, нам это нужно, — Лорка поднимается, оттесняет меня плечом в сторону второго стула и я в который раз ловлю себя на мысли, насколько чужеродно она смотрится в моей квартире.

Подруга достает из верхнего шкафчика два бокала, которые сама же и подарила мне на прошлый новый год вместе с путешествием на горнолыжный курорт.

И пока Лорка откупоривает бутылку и разливает темно — красное вино, я вспоминаю то сумасшедшее путешествие.

Обжигающий морозный воздух на горной вышине, злая метель, треск поленьев в камине и сумасбродная я, потерявшая невинность с незнакомцем, чьего лица умудрилась не запомнить.

Чувствую, как щеки заливает румянец.

— Эй, подруга, о чем мечтаешь? — смеется Лорка. — Небось о своем боссе — красавчике, — и бровями неоднозначно поигрывает.

А я хватаю бокал и делаю жадный глоток, пряча в ароматном напитке свое смущение.

— Сегодня я едва не занялась с ним сексом в лифте, — выдыхаю.

Подруга закашливается, поперхнувшись вином. Делаю рывок в ее сторону, чтобы помочь, но она останавливает меня ладонью.

— А потом в душе…только то был уже не мой босс.

— И почему не занялась? — интересуется Лорка, справившись с удивлением, хотя то еще плещется на дне ее карих глаз, раскосых в оправе длинных и густых ресниц.

— Потому что они хотели не меня, — вздыхаю и отпиваю еще вина. На этот раз я не глотаю его впопыхах, катаю на языке, наслаждаясь сочным насыщенным вкусом.

Я целый день думала об этом, пока выдраивала квартиру. И пришла к одному выводу, который и озвучила подруге.

Все просто: я явилась в офис пропахшая сексом. Какой оборотень не захочет меня? Та там и заурядный мужик встанет в стойку. Поэтому о петтинге в лифте я благоразумно умалчиваю. Иначе Лорка поставит целью свести меня с боссом. А она девушка пробивная, привыкла добиваться своего, особенно после того, как не смогла найти моего новогоднего незнакомца.

— Это с чего такие выводы? — щурится подруга, явно готовясь гонять моих тараканов.

— С того, что ночью мне опять снился босс, — злюсь, ставя бокал на стол. — Я бурно кончила…

— Ага, я помню, — все еще хмурится Лорка, тоже отставив бокал. — Мокрая вся была, да? И засосы, синяки…

Киваю, снова краснея, кажется, до кончиков волос. Только после встречи с боссом на теле не осталось ни единого следа ночного сумасшествия.

— Ну вот… — нервно дергаю плечом, отгоняя накатывающее возбуждение от одного упоминания собственных фантазий. — А потом проспала, опаздывала и не смыла с себя запах. Вот Лука и сорвался…

И наверняка решил, что я легкодоступная: с засосами, запахом другого мужчины едва не отдалась первому встречному. Да что там! Отдалась! Босс же не знает, что виновник моего запаха и следов на теле — он, живущий в моих ночных фантазиях.

— А позже и его брат…

— Ммм, — подруга ухмыляется довольно, — тройничок — это круто. Я восхищена, Радка.

— Ты меня совсем не слышишь, — качаю головой, тяжело вздохнув.

— Ну отчего же? Сегодня ночью во сне тебя хорошенько оттрахал твой босс, а потом он же едва не воплотил твою фантазию в реальность. Да еще и брат…Если он настолько хорош, как этот твой…

— Лука…

— …как этот твой Лука, то вообще не вижу проблемы, — откидывается спиной на стену. — Берешь обоих и получаешь удовольствие. Поверь мне, — теперь ее алые губы растягиваются в соблазнительной улыбке, — это ни с чем несравнимый кайф, когда тебя ласкают в четыре руки и трахают в…

— Они оборотни, Лорка, — тоже улыбаюсь.

Подруга как всегда неисправима. Впрочем, с ее внешностью она может все: и даже двоих мужчин за раз. Да что там двоих — целый гарем! Фыркаю, живо представив, как голые мужики ползают у ее ног, выпрашивая ласки.

— Ты о чем там подумала, подружка? — настораживается Лорка.

Мотаю головой, прикусываю губу, чтобы не рассмеяться. Ну не рассказывать же ей о гареме и ползающих мужиках?

— Ладно, не хочешь говорить — твое дело. Возвращаемся к нашим ба…ой, оборотням. Что с ними не так? Ты извини, подружка, мне как-то не доводилось. У них там что, член короткий? Или вовсе отсутствует?

Все-таки прыскаю со смеху. Лорка подхватывает и мы долго и от души смеемся.

— Все у них там в порядке, — утерев слезы веселья, признаюсь. — Но оборотни и люди никогда не заключают браков, не влюбляются друг в друга и стараются избегать интимной близости.

— Это еще почему? Что за несправедливость такая? Если у этих особей такие шикарные агрегаты, то я просто обязана попробовать.

— Потому что женщины привязываются к ним после первой же близости, — доливаю себе вина и осушиваю бокал. — Они…мы слишком слабы, чтобы выносить их потомство. И очень часто просто сходим с ума.

— Охренеть, — выдыхает подруга, наливая полный бокал и выпивая с жадностью умирающего от жажды. — Тогда к бесам этих оборотней, — рывком поднимается. — Сегодня гуляем с нормальными мужиками. Хватит уже киснуть. Тебе нужен грязный секс. И я знаю отличное место. Давай, недотрога, поднимай свою хорошенькую задницу, будем творить из тебя леди-вамп.

— Скорее уж леди-моль, — бурчу, но послушно поднимаюсь и топаю за подругой.

Она перехватывает меня на полпути, разворачивает лицом к зеркалу в коридоре.

— Смотри на себя. Какая же ты моль? Ты же вся светишься, дуреха.

Я и смотрю. Белые волосы растрепаны и торчат в разные стороны. Морщусь. Забыла расчесать после душа и теперь тут полный ужас. Пытаюсь пригладить этот кошмар, но Лорка перехватывает мои запястья.

— Смотри, — настаивает она.

— Да ну тебя, — отмахиваюсь. — Что я там не видела?

Бледные тонкие волосы, прозрачная кожа, под которой видны все вены и капилляры, плоская грудь, задницы вообще нет. И в довесок ко всему разные глаза. Чучело, а не женщина.

— Дура ты, Радка, — вздыхает подруга так, словно я несмышленый ребенок. — Вот увидишь, сегодня все мужики будут твои.

Лорка не ошиблась. Едва нам стоило попасть в поле зрения парней в клубе, как меня увлекли на танцпол.

Вино, разбавленное текилой, плавит тело, распаляет огонь в венах. Высокий брюнет закруживает в танце, то отпуская, то притягивая к себе. На танцполе я забываю обо всем, прикрываю глаза, на третьей мелодии избавившись от всех партнеров.

Музыка течет по венам, она часть меня. Я сама музыка. Скольжу руками по телу, прогибаюсь, кружусь, отдаваясь всей собой ударным ритмам. Кожа вспыхивает и электрическая волна пронизывает до кончиков пальцев.

Я запинаюсь, выпадая из ритма, оступаюсь, лечу вперед и влетаю в мужские руки, пахнущие горькой полынью.

— Лука…

— Ради…

Глава 4.

Лука.

Неделя первая.

Запах. Зверь учуял его первый. Зарычал.

Ее запах. Свежий, тонким шлейфом пробивающийся сквозь пот, дешевый парфюм и алкоголь.

Прикрываю глаза и с жадностью втягиваю этот волшебный аромат. Мята ласкает нюх, впитывается в кровь.

Моя мятная девочка здесь, совсем рядом, в этом притоне. Злость вспыхивает горьким ядом. Сжимаю кулаки, забывая про собеседника.

Мальчишка тоже злится. Его злость пахнет острым перцем. Чистая, искренняя.

Бросаю на него короткий взгляд. Смотрит в толпу, практически не мигая. Ладони в карманах брюк сжаты в кулаки, по скулам гуляют желваки. Любопытно.

Прослеживаю его взгляд и вижу ее.

Вернее, сперва я вижу ноги. Стройные, на высокой шпильке. Скольжу взглядом по светлой коже, представляя как эти ножки будут смотреться на моих плечах. Член в штанах оживляется, подсказывая, что это будет просто шикарное зрелище.

Кожаные шорты до середины бедра обнимают упругую задницу. Развести бы руками эти округлые половинки, пройтись языком по ложбинке, выбивая из этой упрямицы стоны удовольствия.

А еще лучше поставить ее на колени и хорошенько…наказать, чтобы не то что танцевать, стоять не смогла бы. Запах вожделения пробивается сквозь мяту и я морщусь, отключая к бесам все тормоза.

Просто иду к ней.

Сгрести в охапку и увезти отсюда домой. А там уже долго и со вкусом наказывать за плохое поведение.

Ловлю каждое ее движение: изгиб бедер, поворот, руки скользят по животу, груди, обтянутой тонкой маечкой, ничего не скрывающей. И от прикосновенияладошек к полушариям, сосочки натягивают темную ткань.

Проклятье, совсем девчонка с катушек слетела! Явиться в клуб без нижнего белья.

— Убью, — рычу, когда какой-то хлыщ тянет к моей девочке свои грязные лапы.

Но она даже не замечает, выгибается, запустив пальцы в белоснежное облако волос, улыбается, а я застываю на месте, нокаутированный увиденным.

Ее белоснежная кожа вдруг вспыхивает золотом. Огненные змейки скользят под кожей, солнечным цветком расцветая в животе. Запах мяты усиливается, сводит с ума.

Зверь внутри меня поднимает голову, рычит, рвется наружу.

Почуял свою самку и теперь у него одно желание — утащить в свое логово и сделать своей. Обладать, заклеймить, присвоить и никому не показывать.

Ох, как я понимаю тебя, друг. Но еще не время.

Зверь скалится, пытаясь вырваться, но я сильнее.

Просто жду, когда девчонка сама упадет ко мне в руки.

— Лука… — шепчет, не поднимая глаз, с шумом втягивая мой аромат.

— Ради… — носом за ухом, усмиряя зверя, давая ему временный антидот от его наваждения.

Она горячая, тяжело дышит и пахнет так, что мои яйца вот-вот взорвутся от возбуждения. Сжимаю ее, приподнимая над полом. Она тут же обнимает меня своими ножками, потершись промежностью о налитый желанием член. Выдыхает рвано, прижимаясь всей собой.

И тело тут же отзывается. Вспоминает, какая она податливая и дикая, когда возбуждена. Дерзкая и дурманящая. И я хочу ее всю в безраздельное владение.

— Что же ты творишь, девочка? — хриплю, прикусывая плечо, на котором тут же остается багровый след. Накрываю след языком, зализывая рану. Но она дергает плечом, уводя из-под ласки, оцарапывая кожу о мои зубы. Словно ей нравится, когда на ее коже мои метки. — Проклятье, Раадии…

Зверь радостно хохочет внутри, в предвкушении подняв голову.

— Я не проклятье, — шепчет моя девочка, запуская руки под куртку, ловко справляясь с пуговицами на рубашке.

Одна, вторая, третья.

— Я твое удовольствие…

И вот уже ее холодные ладошки скользят по коже груди, очерчивая напряженные мышцы. А губы оставляют влажный след на шее, скручивая желание в тугой жгут.

— Хочешь заняться сексом прямо здесь? — рычу, сжимая в ладонях ее упругую попку.

Она отрывается от моей шеи, которую самозабвенно облизывала, смотрит своими поразительными разноцветными глазами, до краев наполненными желанием. Облизывает искусанные губы.

И мой “дружок” едва не рвет ткань брюк в желании оказаться внутри этой сладкой девочки. Ощутить тугие объятия ее плоти, погрузиться в шелковый жар, смешать свое семя с ее соком, чтобы все знали — моя.

И зверь довольно урчит внутри.

А Ради тем временем приходит в себя: взгляд проясняется и запах меняется, позволяя проступить ноткам жасмина. Мотает головой и вцепляется тонкими пальчиками в мои плечи.

Не сдерживаю улыбки, наблюдая, как в золотисто-синих глазах серыми точками проступает страх. Румянец заливает щеки, шею, острые плечи.

И желание заглянуть, вся ли она превратилась в соблазнительную пунцовую конфетку, сводит с ума. Проклятье, так я точно подохну от перевозбуждения.

— Мамочки, — стонет она, пряча лицо на моем плече, — что я творю?

— Соблазняешь меня, — подсказываю, выгнув бровь. Утром она была куда смелее и развратнее, хотя ее смущение вставляет похлеще ее смелости. Ради что-то мычит в ответ. — Согласен, место не самое подходящее, но…

— Забери меня отсюда, Лука, — просит так тихо, что я скорее чувствую ее слова.

— Без проблем.

Разворачиваюсь на пятках и врезаюсь в стену гнева и ярости. Она настолько осязаемая, что невольно отступаю на шаг, схлестываясь взглядом со сверкающими черными глазами Влада Бекера, хозяина этого мерзкого заведения.

— Отпусти ее, Лука, — рычит, готовый рвануть в атаку, если я тотчас не выполню приказ. — Отпусти, иначе я за себя не ручаюсь.

Я бы рассмеялся ему в лицо — глупый мальчишка вздумал бросить вызов вожаку, да я его порву в два счета, — если бы не Ради.

Она сама ловко выворачивается из моих рук. Я не держу, помогая ей устоять на полу на своих тонких шпильках, но не отпускаю, обнимая за талию. Давая мальчишке понять, что эта девочка моя. Даже если он против.

— Влад? — изумляется Ради, хмурится, окидывая взглядом клуб.

И я ощущаю, как ее накрывает понимание, где она находится. Ее страх, изумление и каплю злости. Любопытно, что же ее так напугало: само место или Бекер, скалящийся, точно пес?

— Ради, отойди от него сейчас же! — и снова хлесткий приказ.

Ради морщится, всем своим естеством противясь приказу. И Бекер это понимает. Выдыхает. И запах острого перца смазывается ароматом скошенной травы. Вот значит, как пахнет нежность. Летом, луговыми цветами и свежескошенной травой.

— Ради, пожалуйста, отойди от него. Он же…

— Оборотень, — заканчивает за него моя Мятная девочка. — А еще он мой мужчина. И сейчас я уйду вместе с ним.

— Ради! — пытается вразумить Бекер так, словно имеет на нее все права.

И зверь внутри рванулся, а я позволил проступить ему…в запахе, отблеске глаз….в чертах лица…

Бекер боится, а Ради не замечает, она упрямее всех бесов ада. Сплетает наши пальцы и снова просит увезти ее отсюда.

На этот раз Бекер мне не помеха. Но этот мальчишка так просто не отступает, настигает нас уже на улице, хватает Ради за руку, тянет на себя.

— Бекер, — предупреждаю тихим рыком, задвигая девчонку себе за спину.

Липкий запах страха стирает все другие, но Бекер тоже упрямый. Он боится меня, но готов сражаться за девчонку до последнего вздоха. Зачем? Кто она ему?

— Ради, подумай об отце. Он не перенесет, если и ты…

Отец? Чем дальше, тем веселее.

— Лука, — тянет меня Ради.

Я иду следом, усаживаю ее в машину, сам сажусь рядом, сгребаю ее в охапку, приказывая водителю ехать домой.

Она сразу же забирается на меня, обнимает и затихает, мелко дрожа. Укутываю ее в свою куртку и отдаю свое тепло, согревая. И через пару минут она мирно сопит в моих объятиях.

Целую ее в висок и делаю себе мысленную зарубку выяснить все про семью Бекера и его связь с Ради. А заодно и исключить его из жизни своей девочки.

Не успел…

Глава 5.

Ради.

Неделя первая.

Мне жарко. Невыносимо. Кожа горит огнем, а внизу живота — целый пожар. Закусываю губу, зажав ладони между ног, и скручиваюсь калачиком. Реальность проступает сквозь сон рваными пятнами летнего солнца, звоном посуды и горячим дыханием, ласкающим спину.

— Лорка, — сиплю, — угомони своего повара.

Последние слова почти шепчу. В горле сухо, как в пустыне. Сейчас бы водички, но подняться с постели — почти подвиг. Меня лихорадит, а голова болит так, будто я всю ночь билась ей о стену. Сколько же мы вчера выпили? Видимо, много, раз снова ночуем у подруги и спим в одной кровати.

С тихим стоном переворачиваюсь на другой бок и утыкаюсь носом в обнаженную и явно не Лоркину спину.

Гладкая, чуть влажная кожа, крупные позвонки, четко очерченные мускулы и запах…мягкий, древесный. Совершенно точно мужской запах, от которого в виски врезается тупая боль, а желудок решает станцевать брейк.

Сглотнув, открываю глаза и часто дышу, унимая тошноту. Но видимо сегодня точно не мой день, потому что мужчина — сексуальный мужчина с крепкой задницей и очень внушительным достоинством в полной боевой готовности, — переворачивается на спину, обдав меня ароматом дерева и секса.

Ох, мама, роди меня обратно.

Зажав ладонью рот, слетаю с кровати, поздно сообразив, что я не знаю, где туалет. И тут же оказываюсь в кольце рук.

— Далеко собралась, Мятная девочка? — насмешливый баритон дрожью по телу, с новой силой распаляя поутихший пожар.

Мотаю головой, выворачиваясь из тисков.

— Плохо? — участливо, ловя мой подбородок.

Да что же такое? Ещё немного и я опозорюсь по первое число.

— Иди сюда, — прижимает теснее, впечатывая в себя.

Пытаюсь сбежать, но Лука не пускает.

— Дыши, девочка, просто дыши.

И я дышу, с наслаждением вдыхая горечь мужчины из снов. Острый, колючий запах щекочет нос, ласкает горло, теплым комком скатывается в желудок, успокаивая. Тошнота отступает и тело вспоминает, что рядом стоит роскошный мужчина с явными намерениями уложить меня в постель.

— Ммм… — протягивает Лука́, ладонями сжимая мою попу без трусиков, — какая же ты соблазнительная в моей футболке. Тебе идёт.

— Вообще-то, — хриплый после сна голос за спиной звучит довольно, — это моя футболка, братец.

Ага, всё-таки брат. И этот самый брат подкрадывается сзади, обнимает, кладет руку на живот.

Сердце бьётся часто-часто, потому что руки Луки́ уже наглым образом вклиниваются между бедер. Ребром ладони проводит между складочек, рассылая по коже табуны мурашек.

Ох…что же это делается?

— А ты не догадываешься?

Жаркое дыхание опаляет ухо, а горячая ладонь собирает футболку на животе, обнажая пылающую кожу.

Я догадываюсь, и очень даже не против, но не признаваться же в этом.

— Стоп! — пытаюсь возмутиться, а сама двигаю бедрами навстречу руке Луки, растирающей клитор.

— Э нет, девочка, — братец босса прижимается ко мне сзади, прикусывает кожу на шее, — больше ты от меня не убежишь.

Да не сильно и хочется, чего лукавить. Острое желание кружит голову, скручивается тугим узлом в одной точке, которую умело массируют пальцы Луки.

Или уже не его?

— А это имеет значение? — дыхание босса рвется, как у марафонца.

Киваю, цепляясь за остатки здравого смысла.

— Ладно, моя Мятная девочка, — смеётся близнец, языком щекоча ухо. — Сейчас я опущусь на колени, разведу твою сладкую попку и…

— Ах… — выдыхаю, когда юркий язычок ныряет в ложбинку между ягодицами, кружит вокруг тугой дырочки, заставляя выгибаться навстречу другому языку, что играется с клитором.

— Подними свою ножку, — приказывает этот наглец.

О нет, иначе я рухну на пол и растекусь лужицей удовольствия.

— Рради, — настойчивый рык Луки и цепкие пальцы на бедре.

Моя нога оказывается на его плече. Теперь я вся перед ним как на ладони. Это так…порочно и восхитительно.

А потом он накрывает языком мою истекающую соками плоть и…

Меня больше нет. Остаётся только вышедшая из строя электростанция, в которое превратилось мое тело. Каждое прикосновение как мощный удар тока прошивает от ног до головы, искрит и трещит.

Кто-то смелый разрывает футболку и я прижимаюсь к оборотню, изворачиваясь и находя его губы.

Реальность снова уплывает, остаётся только голое желание. Почти животное, на грани инстинкта.

Я не помню, как оказываюсь на кровати.

Чьи-то губы играют с грудью, облизывают, посасывает. Кто-то другой разводит мои бедра и накрывает языком мою плоть. Лижет, постукивает по клитору, ныряет в горячее лоно.

Я забываю обо всем. Мечусь на кровати. Кричу и кажется даже рычу.

А потом просто разлетаюсь на молекулы.

— И что это было? — спрашиваю вслух, закинув руки за голову.

По телу гуляет приятная истома и оно до кончиков волос пропахло сексом. Я лежу на огромной кровати в черной мужской футболке — на этот раз Луки! — глупо улыбаюсь и гляжу в белоснежный потолок с черно-золотыми нитями.

Присматриваюсь, отбрасывая в сторону мысли о двух оборотнях, что довели меня до оргазма, после которого я отключилась.

Смущает, что черные кружева трусиков, что прикупила недавно по баснословной цене, на мне. Нет сомнений в том, что сумасшедший на троих секс — реальность. Все-таки я не совсем рехнулась. Это точно не сон.

Но…когда они успели меня снова одеть?

Вздыхаю. Похоже, отбросить мысли о братьях никак не получится, слишком хорошо мне было в их руках. Настолько, что я хочу все повторить. И не знаю, нужно мне это или нет.

Щурюсь, изучая причудливый узор, в какой сплетаются нити. То ли буквы, то ли силуэты.

О, точно, силуэты.

Соскользнув с кровати, подхожу к окну, где нити стекают вниз по оконным откосам и рассыпаются золотыми брызгами по стеклу. Веду пальцем по стеклу, очерчивая огромную кошачью лапу в центре окна.

Босс — любитель кошек? Они что, излюбленное лакомство его “зверя”? Интересно, как выглядит его вторая ипостась?

— Доброе утро, — мягкий баритон рассыпается мурашками по коже.

Оборачиваюсь и сталкиваюсь с улыбающимися солнечными глазами босса.

— А оно доброе? — вскидываю бровь, оценивающе глядя на Луку, свежего и довольного жизнью.

Одет с иголочки, прическа волосок к волоску. Завидный жених с обложки. А брата где подевал?

— Судя по недавним событиям — просто шикарное, — ухмыляется этот змей-искуситель.

А я ощущаю, как жар затапливает тело и румянцем опаляет щеки. Прикладываю к ним ладошки, но помогает слабо.

— Ну что, Мятная девочка, понравилось?

Глупо отрицать очевидное, поэтому…

— Возможно.

— И как лучше: во сне или наяву? — не унимается.

Откуда он знает про сны?

— Умаялась, вот и заснула. Спала крепко, даже не почувствовала, как я тебя одевал. А какие сладкие стоны…ммм, — и облизывается, гад. — Хотелось все повторить. Еле сдержался. И что же тебе такое снилось, моя Мятная девочка? Или кто?

И шаг в мою сторону. Вжимаюсь спиной в холодное стекло, за которым бездна в тридцать два этажа.

— Ты, — сглотнув отвечаю.

— Что я? — он уже совсем рядом, я чувствую его горький запах.

Дыхание щекочет шею. Лука зарывается носом в мои растрепанные волосы, с шумом втягивает запах.

Выдыхаю, прикрыв глаза от наслаждения. Проклятье, я уже вся мокрая. Еще чуть-чуть и сама наброшусь на собственного босса. Я точно рехнулась, превратилась в чокнутую нимфоманку.

— Нет, — мотаю головой для верности. Я видела таких чокнутых и не хочу становиться такой же. — Я не хочу.

— Тогда тебе нужно научиться скрывать свои желания, девочка, — фыркает Лука и отступает.

Ерошит идеальную прическу, расстегивает верхнюю пуговицу рубашки и дублирует мою позу. Теперь мы вдвоем стоим над пропастью: одно неверное движение и разобьемся.

— Ты возбуждена, Ради. В таком состоянии я не выпущу тебя отсюда.

— И что делать? — нещадно сиплю.

— Снять напряжение.

Холодный ответ, как пощечина. Отрезвляет голову, но не тело, в котором натянута каждая жила. Телу плевать на полутона и намеки. Тело хочет одного: того, что предлагает Лука. Тело хочет его. И меня тянет поддаться искушению и просто сойти с ума. Снова. Можно и не только с ним. Ведь было же хорошо?

— Могу помочь.

И снова эта лукавая усмешка и бесы в солнечных глазах.

— Если только добраться до ванной, — кажется, краснеть больше уже некуда, но куда там — с моей тонкой кожей я покраснела насквозь.

Лука смеется, подхватив меня на руки. Обнимаю его за шею и делаю то, что никак нельзя, но так хочется, — прихватываю губами кожу там, где бьется артерия, смакуя терпкий вкус босса.

Лука замирает на месте. Тяжело дышит.

Хищник, загнавший свою добычу.

Медленно ставит меня на пол, подталкивает за дверь и смотрит так, что все внутри сворачивается в тугой комок и пальчики на ногах поджимаются.

— Хочешь пометить, — хрипит, наклоняясь к моей шее. Как загипнотизированная наклоняю голову набок, открывая доступ его рту. — Делай это правильно, девочка.

Вскрикиваю, когда острые зубы прокусывают кожу. Но боли нет, только жгучее желание, бьющее между ног. Подаюсь навстречу Луке, животом чувствуя его внушительное возбуждение.

Ой, кому-то тут явно тесновато. Но мои руки, уже добравшиеся до ремня, наглым образом останавливают.

— Ты еще не готова, Ради, — шепчет, запирая в ванной комнате. — И да, — добавляет, когда мы оказываемся по разные стороны стеклянной двери, — чтобы пометить свою самку, оборотню нужно кончить в нее. Если в самке хоть раз побывало семя оборотня — ее не возьмет ни один самец.

— То есть… — упираюсь ладонями в матовое стекло, глубоко дышу, справляясь с возбуждением, — женщина обречена на одного оборотня и поэтому сходит с ума?

— Самки, — намеренно поправляет меня, — сходят с ума, потому что не умеют контролировать свои эмоции, — хмыкает Лука. — Так что иди в душ, Ради. Будь хорошей девочкой, усмири свои желания. У нас еще много дел.

— Каких дел?

— Хочу показать тебе кое-что.

— Только при одном условии…

Даже сквозь стекло я вижу, как он пытливо щурится и скрещивает на груди руки в ожидании. Осторожно приоткрываю дверь, чтобы убедиться.

Точно. Стоит, привалившись плечом к стене: сощурился, руки скрестил.

Закусываю губу. Идеальный мужчина.

Лука ловит мой изучающий взгляд, улыбается уголком рта.

— Познакомь меня со своим братом, — сдаюсь я, распахнув дверь и отзеркалив позу Луки.

— А я думал, вы уже… — бровями играет с прямым намеком на тесное знакомство.

Ну да, оргазм-то я получила от них двоих. Да и спала явно не с боссом в одной постели.

— Да нам как-то не до того было, — стыдливо опускаю глазки. — Или ты забыл, в каком состоянии меня покинул? — а в каком нашел брата, так и подмывало добавить, даже губу пришлось прикусить. — Да и утром…

— Ради, — рычит Лука, в один широкий шаг сократив расстояние между нами.

Взвизгиваю и несусь в душевую кабинку.

Лука настигает внутри. На ходу стягивает рубашку, оттесняя меня к каменному ложе, которое явно изменилось.

Ремонт? Плюхаюсь на него пятой точкой, затаив дыхание. Рассмотреть новую обстановку не позволяют. Да и какая обстановка, если рядом роскошный мужчина избавляется от брюк?!

И теперь он стоит надо мной в одних трусах и носках. Злой и нереально красивый.

— И что теперь? — сглатываю, одним взглядом облизав этого самца с ног до головы.

— Буду тебя мыть, моя Мятная непослушная девочка.

Смеется, направляя на меня тугие струи воды. А я ловлю себя на мысли, что уже видела рисунок, черными нитями расписавший тело моего босса.

Глава 6.

Лука. Неделя первая.

Смешная.

Сидит, подогнув под себя ноги, и делает вид, что изучает пейзаж за окном. А сама меня разглядывает украдкой.

Ее взгляд обжигает. Оставляет следы на коже даже сквозь одежду. И я откровенно балдею от ее любопытства.

А как она смущается — это же просто срыв башки. Краснеет от кончика вздернутого носика до аккуратных ушек с россыпью веснушек.

Пальцы колет от ощущения ее мягкой кожи. На них до сих пор ее запах: мята и нота шоколада. Замысловатое сочетание, но такое притягательное. Запах, который тянет попробовать, слизать с ее кожи, наслаждаясь мятным послевкусием. А ведь она даже не подозревает, насколько притягательна. И как сильно я ее хочу даже сейчас.

Переключаю скорость, вхожу в поворот и через пару километров мы выезжаем за черту города. Постукиваю пальцами по рулю под ритм тихой музыки, заглушающей тишину, откровенно фальшивя. Один…два…и…

— Лука, ты издеваешься? — кривится малышка, а я не сдерживаю улыбки. — Надо вот так… — перестук ноготками по торпеде.

Точное попадание в ритм. У этой строптивицы абсолютный слух.

— Так? — повторяю, снова сбиваясь.

Каждым рецептором ощущая ее возмущение. Веселье растекается под кожей, щекочет зверя внутри. Тот урчит довольно, тоже кайфуя от этой малышки.

— Да нет же… — злится, делая музыку громче и вторя барабанщику.

Тук-тук-туки-туки-тук…

На секунду ловлю ее горящий взгляд, в котором вспыхивает понимание. И снова румянец. Закусывает губу, пряча лицо в вороте толстовки. Пришлось попутно заехать в магазин и переодеть малышку в нормальную одежду, а не в те тряпочки, что она нацепила на себя в клуб. Как вспомню — хочется убить всех мужиков, чтоб не пялились на мою женщину.

— У оборотней абсолютный слух, — ворчит обиженно.

Да, малышка, как у тебя. В доказательство ее словам выстукиваю ритм песни по рулю.

— Мне нравится, когда ты злишься. Ты очень красивая.

И живая. Забывает обо всех своих комплексах.

Злость, секс и работа пробуждают ее. И луна, пожалуй.

Раскрывают ее истинную. А она боится сама себя, прячется в коконе предрассудков. И даже не догадывается, какое она сокровище.

— Угу, моль поджаренная.

Все, захлопнулась, как жемчужная раковина. Упрямая и вредная. Ничего, маленькая, сейчас я тебя растормошу.

Съезжаю на проселочную дорогу. Редкие ели сменяются столетними буками.

— Буковая роща, — ахает Ради, опуская стекло. В салон врывается запах влажной листвы и летнего солнца. Она тут же меняется, расцветает вся, напрочь забыв о смущении. — Лука… — в разноцветных глазах — океаны восхищения.

Я знаю, как она обожает это место. Сама нашла его несколько месяцев назад. Сначала ткнула в него на карте, а потом притянула сюда и заявила, что это идеальное место для нашего проекта.

Член наливается желанием и сидеть становится неудобно. Только поэтому я поддаюсь этой девчонке и торможу посреди рощи.

Она вытягивает меня наружу и увлекает по первой попавшейся узкой тропке. Петляет между крапчатыми стволами и перепрыгивает через мощные корни. Ради бежит впереди, принюхиваясь к букам, ласково оглаживая их ладошками, и подолгу замирает, задрав голову.

Интересно, что она там видит? Слышит?

В такие минуты я выпадаю из реальности, привалившись к гладкому стволу и наблюдая за игрой теней на точеном личике своей малышки.

Шорох в кустах заставляет застыть на месте. Зверь поднимает голову, оскаливается, чуя запах дичи.

Лисица. Сидит красавица под лопухом, принюхивается. Приструниваю зверя.

Мы не охотимся на тех, кто нам доверяет.

Эта белявка — на землях моего клана, значит почти член семьи. Никакой охоты там, где живу. Вдох-выдох, маскируя запах хищника внутри.

Перевожу взгляд на Ради и…охреневаю. Она стоит на четвереньках напротив осмелевшей лисы, тихо урчит и улыбается, когда белявка запрыгивает ей на спину и ловко перебирается на плечо. Устраивается удобно и засыпает, хвостом обнимая шею точно шарфом.

— Лука? — в ее голосе столько потрясения, что у меня внутри все сжимается от удовольствия.

Помогаю ей подняться на ноги. Прижимается к моему боку, улыбается и трется щекой о мордочку лисицы.

Да, Лука, попал ты не по-детски. Не ожидал, что все настолько быстро получится.

Белые лисы — настолько редкое явление, что увидеть их сродни цветению папоротника. Истинное чудо.

— По преданиям наших предков, — заговариваю, когда мы выходим к тихой реке, — белые лисы приходят к тем, кто ждет потомство. Верный знак здоровья и силы наследника — признание лисицы.

Ради спотыкается, мертвой хваткой вцепляется в мою руку.

— Осторожно, — обнимаю за талию, притягиваю к себе, вдыхая аромат мяты и шоколада. Заправляю за ухо выпавшую из хвоста прядку и целую в кончик зардевшегося носа. — Не пугайся, малышка, это всего лишь старая-престарая легенда.

— Я и не боюсь, — заявляет смело, мягко почесав спящую белявку за ухом. — Мне не от кого ждать потомства. Так что расслабься, босс, в декрет пойду не скоро.

И сбегает вверх по реке к висячему мосту. А я прикипаю взглядом к соблазнительной попке, обтянутой джинсой, и понимаю, что пора вытягивать малышку из мира ее эротических фантазий.

— Лука, — выдыхает Ради восхищенно, едва мы оказываемся на другом берегу. Мост с тихим скрипом раскачивается за спиной, а впереди — маленькая деревенька, сейчас напоминающая огромный незатихающий муравейник.

— Это…это… — оборачивается, сияя восторгом.

Запах мяты кружит голову, впрыскивает в кровь персональный допинг. И зверь вскидывает голову, рвется в клетке человеческого тела. Ему отчаянно хочется вырваться наружу и продемонстрировать себя этой самке во всей красе. Хочется обладать ею. Пометить ее раз и навсегда, показать всем, что эта самка — его. И, будь оно все проклято, но я понимаю своего зверя, потому что сам хочу того же.

И я поддаюсь зверю и дикому первобытному желанию. Перехватываю малышку за талию и притягиваю к себе, низким рыком прогоняя белявку. Та спрыгивает с плеч, но устраивается у ног Ради, глаза которой вспыхивают желанием. К бесам ее фантазии и собственное терпение. От нее пахнет мятой и шоколадом. Шоколадом, твою мать! А это значит, что все получилось! И сдерживаться уже бесполезно.

Ее губы мягкие и податливые. Они раскрываются навстречу, впуская меня. И тут же ее юркий язычок сплетается с моим, отвечая со всей страстностью и жаром.

Малышка подается ко мне, прижимаясь с тихим стоном, от которого сносит крышу. Целовать ее — как пить дорогое вино. Пьянит, но невозможно оторваться. Она дурманит, как самый изысканный наркотик. Незаметно, но смертельно. И как бы губительна она ни была, хочется еще и еще.

Ее ладошки ложатся на мои плечи, скользят по шее вверх и зарываются в волосы на затылке. Маленькая, ей приходится встать на носочки и я кожей ощущаю, как она балансирует, чтобы устоять, не оторваться от поцелуя.

Подхватываю ее под попку и она тут же оплетает меня ногами, прижимаясь пульсирующей плотью. Член рвется наружу, оказаться внутри малышки, ощутить горячий шелк внутри нее и до краев заполнить ее собой.

Запускаю ладони под ее джинсы, сжимая упругие ягодицы. Кожа под моими ладонями вспыхивает и зверь вдруг затихает, чувствуя волнение внутри малышки.

Прислушивается к той, что пробуждается внутри малышки.

— Шалят и без меня, — насмешливый голос брата заставляет Ради вздрогнуть и резко отпрянуть.

Не так быстро, сладкая. Провожу носом за ее ушком, приподнимаю волосы, гладя ее шею. Знаю, ей это нравится.

Она прикрывает глаза, откидывая голову, принимая ласку, и тихо урчит от удовольствия. Руки брата ложатся на ее живот, ползут выше, накрывая грудь. Опускаю ее голову на его плечо, губами прохожусь по шее, оставляя влажный след. Руки брата уже под толстовкой, играют с сосками малышки. Она стонет, изворачивается в моих руках и сама тянется к брату за поцелуем.

Зверь чувствует ее маленькую львицу. Она взбудоражена, ей хочется вырваться из плена, рвануть прочь, поманить и позволить себя догнать…

Но Ради не позволяет. Она снова убегает от своей сути, прячется в раковине предрассудков. Упирается ладошками мне в грудь.

— Не надо… — шепчет рвано. — Пожалуйста…

Лео замирает, тяжело дыша. Он на грани, как и я. Я чувствую волнение его зверя и первобытное желание достать из человека свою самку, поиграть и завалить в высокой траве, овладеть.

Но он тормозит, уткнувшись носом во влажную шею малышки. Легко кусает, оставляя метку, и отступает.

Ставлю Ради на землю. Ее покачивает и я придерживаю ее за талию, позволяя прийти в себя. Несколько минут она просто стоит, уткнувшись лбом мне в грудь, восстанавливая дыхание. И даже когда делает шаг назад, я чувствую пряный запах мяты. Каждой клеткой ощущаю ее желание, которое она прячет за своими фантазиями. Приседает, берет белявку на руки. Та снова устраивается у нее на плече. Не обращая на нас внимания, Ради любуется видом разворачивающейся стройки.

— Белая лисица? — первым нарушает тишину Лео.

— И наша девочка пахнет шоколадом, — голос все еще нещадно сипит.

— Какая прекрасная новость, — его глаза вспыхивают торжеством.

Для нас — да, а для самой Ради? Что будет, когда малышка узнает правду?

— Как тебе удалось? — Ради смотрит на меня своим персональным восторгом, но ей не скрыть темные вихри желания на дне разноцветных глаз. — Что ты им предложил?

— Не им. Ему, — дергаю плечом, отмахиваясь от довольного брата. — В каждой общине есть старейшина.

— Это тот похотливый старик, который облапил меня взглядом? — она кривится.

Фыркаю. Старейшину Илиама похотливым не называл никто.

— И как ты его уговорил, признавайся?!

— Дал клятву завести потомство до того, как закончится строительство, — отвечает вместо меня брат.

— Ого, — малышка ошеломлена и ее взгляд враз тускнеет. Рассеянно гладит белявку. Та не спит, следит за нами своими черными бусинами глаз. — Я знаю, клятву оборотня нельзя нарушить.

— Да, Мятная девочка, — брат замирает за ее спиной, кладет ладонь на живот. — Но нам не придется.

— Лео… — предостерегаю, но мой брат никогда никого не слушал. Как и сейчас.

— У тебя есть невеста? — смотрит только на меня.

— Невесты нет, но есть ты, малышка.

— Я? В каком смысле? — она растеряна и, наконец, опускает взгляд на руку Лео.

Он наклоняется к ушку малышки и шепчет с довольной улыбкой.

— Поздравляю, Ради, ты беременна.

Глава 7.

Ради. Неделя вторая.

— Что, прям вот так и сказал? — переспрашивает нахмурившаяся Лорка.

Киваю. Минуту назад я закончила пересказывать подруге события минувших дней. Остановилась на ошеломительной новости, которую мне озвучил брат Луки. Лео.

О да, мой босс нас познакомил.

— Это мой младший брат, Лео, Ради. Всегда несет всякую чушь.

— А мы уже знакомы, да, сладкая? — ухмылялся этот гад, щекоча дыханием шею.

Его запах окутывал приятным теплом, манил. И что-то внутри тянулось к нему. Хотелось потереться щекой о его небритый подбородок, пройтись губами по скулам и поймать его рваное дыхание. Так, как минуту назад, когда я потерялась в их ласках.

Проклятье! Закусила губу, приводя себя в чувства. Распаляя острую злость.

Как же захотелось огреть его чем потяжелее. Жаль, ничего подходящего под рукой не оказалось, пришлось отбиваться словами.

— О да, сладкий, — растягиваю елейным голоском. — Думаю, твоему брату понравилось представление. Кстати, — развернулась к нему, плечом касаясь плеча, — начальник IT-отдела звал меня на свидание. Обещал выполнить любой каприз. Думаю, сходить…

— Рради!…

Грозный рык содрогнул саму землю под ногами.

— А что? — невинно похлопала глазками. — У него есть доступ ко всей сети Неба, а у меня выход в Интернет. Ты будешь в топе, гарантирую.

Рывок и меня прижали к деревянному срубу. Ахнула, не заметив, как луг остался далеко позади, а я осталась один на один с разъяренным оборотнем в старой сторожке на другом конце деревеньки. Гул машин и крики рабочих скрадывали иные звуки. Вздумай я кричать, меня никто не услышит.

— Играешь с огнем, Рради, — прошептал с тихим рыком растягивая мое имя. — Или тоже хочешь стать звездой? Понравилось ласкать себя в ванной?

Что? Он…

Проклятье! Он видел, как я…в его ванной…

— Так что, Ради? — перекатывая мое имя на языке. — Поласкаешь себя для меня?

Прижалась к стене, дрожа всем телом. С силой удерживая себя на месте. Да что это такое? Я не понимала, что творится с моим телом. Жар плавил его, тяжелым шаром наливался низ живота. Становилось трудно дышать. Легкие горели. А живот скрутило в спазме.

— Ради? — в низком голосе мне почудилось беспокойство и хватка ослабла.

Схватилась за горло, оттягивая ворот толстовки. Воздуха по-прежнему не хватало. Одним рывком стянула с себя удушающую одежду, сделала рваный вдох и тут же очутилась в цепких руках.

Горький аромат ударил в нос, затопил легкие, заменяя кислород. Вцепилась в широкие плечи, жадно вдыхая горечь Луки…

— А ты что? — вытягивает из воспоминаний подруга.

— А что я? Разозлила его и, кажется, обидела, — вздыхаю. — А потом…так увлеклась. Ты представляешь, оказывается это не просто деревенька, а закрытая община. Старейшина, истинные пары. Там только оказываешься и просто утопаешь в ауре любви. А старейшина Илиам…

— Это тот, который “похотливый дед”? — уточняет Лорка и отпивает вино.

Подруга приехала час назад с полным дамским набором: вино, шоколад, сыр и море позитива. В одиночку она оприходовала уже полбутылки красного полусладкого, но даже не захмелела. Всегда поражалась удивительной способности подруги не пьянеть. Вот что значит — кровь оборотня. И хоть моя подруга не оборачивается никаким зверем, на четверть она — оборотень и порой даже гордится некоторыми своими качествами.

Я же пьянею с двух бокалов. Выбраковка как она есть.

— Радка, — тихо зовет подруга.

Встряхиваю головой, отгоняя плохие мысли. Гляжу на Лорку, только сейчас отмечая, что на ней — глухое платье в пол и ни капли макияжа.

— У тебя все в порядке?

— Конечно, — удивляется Лорка, а потом вдруг понимает. — А, — улыбается, становясь прежней, — ты об этом, — оглаживает себя руками. Да, что ни говори, а фигуристая Лорка даже в парандже будет секс-бомбой. — Я же только со службы. У меня же боссы, сама знаешь, строгих правил.

Боссов Лорки, верховных судей нашего города, знаю не только я. И они действительно честные, амбициозные и чтящие законы засранцы. Помнится, однажды Лорка так опаздывала на работу, возвращаясь от нового ухажера из элитного поселка, что не удосужилась переодеться. Так эти братцы-кролики, как называла их подруга, хотя они были точно не братья и уж тем более не кролики, на целый месяц устроили из работы каторгу: сложные дела, командировки в “задницу мира” и куча ненавистной бумажной работы.

Подруга приползала домой совершенно без сил и за месяц превратилась из сексапильной соблазнительницы в тростиночку, качающуюся на ветру. Зато после этого Лорка предпочитала опоздать, чем явиться на службу в неподобающем виде.

— Ладно, хрен с ними, с боссами, и со старейшиной тоже, — подруга залпом осушивает свой бокал. — Ты лучше скажи, что делать собираешься?

— Я тест сделала, — закидываю в рот зерно арабики, разжевываю, наслаждаясь чуть горьковатым вкусом с ноткой шоколада. — В тот же день.

— И? — подруга подается ко мне.

Ее глаза блестят ожиданием. Высыпаю из руки на стол кофейные зерна и рядом выкладываю семь разных тестов.

— Соврал, выходит, — фыркает подруга, рассматривая тесты с одной полоской на каждом. — Отрицательные все.

— Эти — да. Их я купила в аптеке у дома.

Еще одно зерно отправляется в рот. Один прожорливый хулиган довольно урчит и тошнота отступает. Кажется, я знаю одного такого же оборотня: он пьет горький черный кофе и совершенно не ест сладкое.

— Варить не пробовала? — кивает подруга на зерна.

— Ему так больше нравится.

— Кому? — смотрит подруга ошалело.

— Ребенку, — и выкладываю на стол еще три теста.

— Положительные, — изумляется подруга, вертя в пальцах тонкие полоски тестов.

— Эти я купила вчера в клинике оборотней.

— Ничего не понимаю. Ты у врача была?

— Была. Извини, — встаю, из холодильника достаю манго, зажевываю им горький вкус арабики. — У меня же особенная беременность, ее обычные человеческие тесты не фиксируют.

Подруга смотрит на меня так, будто я открыла не холодильник, под завязку набитый манго, а восьмое чудо света. Захлопываю дверцу.

— Больше ничего не спасает, — поясняю, — только манго и арабика. Проклятый токсикоз.

— Так. Стоп.

Лорка наливает себе полный бокал вина, выпивает залпом, закусывает долькой манго. Морщится. Она с детства не любит сладкое. Полусладкое вино — единственное, что она себе позволяет. Помню, как в универе она могла съесть килограмм лимонов, ни разу не поморщившись. И попросить добавки. Я же была страшной сладкоежкой и люто ненавидела лимоны, которые выращивала бабушка. Зато их обожала Лорка. Так и сдружились.

— Ты беременна или нет?

Киваю, улыбаясь своим мыслям.

— Огогошеньки! Ну ты даешь, подруга! Я-то думала, а ты… Обалдеть можно. Какой срок?

— По нашим меркам, пять-шесть недель.

— То есть ты хочешь сказать, что…

— Похоже, я беременна от своего босса.

Глаза Лорки превращаются в два огромных блюдца. Рот приоткрывается, но не издает ни единого звука.

Хмыкаю, наблюдая за реакцией подруги. Еще немного, и глаз дергаться начнет. Зависла Лорка, как старенький компьютер. Жаль, кнопки “перезагрузка” на ней нет. Придется ждать, пока придет в себя. Или еще хуже: в красках распишет перспективы союза с оборотнем. И не важно, что это изначально обречено на провал. История еще ни разу не знала браков между оборотнем и человеком. А я уж точно не та, кто может стать исключением из правил.

— Радка, это же здорово, — отмирает подруга.

Откидывается на спинку стула, слегка сощурившись. Явно что-то просчитывает. Сразу становится похожа на хитрую лису из детских сказок. Кстати, о лисах. Закусываю губу и срываюсь с места. Где-то у меня была интересная книга.

Лорка приходит следом. Замирает в пороге, скептически глядя на мои поиски. Я прохожу от полки к полке, ведя пальцем по плотным корешкам.

— М-да, — вздыхает подруга. — Это не квартира, а городская библиотека.

Оборачиваюсь, наконец, отыскав заветный корешок.

— Ты что-то сказала?

— Да. Говорю, — вынимает из моих рук раскрытую книгу, — собирай вещи и проваливай к своему боссу. У тебя же тут ничего не приспособлено для ребенка.

— Детей, — машинально поправляю я.

Окидываю взглядом свою комнату: удобный диван с маленькими подушками, огромное окно и много книг. Книжные полки от пола до потолка. Чтобы достать книгу с верхней полки приходится таскать сюда кухонный стол. Тяжело, конечно, но меня все устраивает. Мне нравится моя квартира. И другой я не хочу.

Но подруга права. Детям здесь не развернуться. Маленьким оборотням нужно пространство. Только я не представляю, как заявлюсь к боссу вся такая пузатая.

— Тем более. О, белая лиса!

Подруга хмурится, заглядывает в начало книги, читает название.

— Легенды лис-перевертышей? — выгибает бровь в немом вопросе.

— Представляешь, в буковой роще встретила, — загораюсь, вспоминая смелую белявку.

Тяну губы в улыбку. И в солнечном сплетении расцветает радужный цветок.

— Так они же исчезли много лет назад, — Лорка недоверчиво глядит на меня.

Пожимаю плечами.

— Да, я читала. Сама удивилась, когда она вышла мне навстречу.

— Вышла к тебе, говоришь? — щурится подруга, переворачивая страницы. — О, нашла! — Зачитывает, напустив в голос таинственности: — Хранитель рода Львов старейшина Илиам уверен, что белые лисы вернутся только тогда, когда будет рожден двуглавый наследник клана и… Фу! — отшвыривает книгу на диван. — Радка, прекращай читать всякую дрянь. Лучше расскажи, когда ты успела босса закадрить.

— Не знаю, — отвечаю рассеянно.

В голове крутятся слова из книги. Старейшина Илиам… Интересно, это один и тот же старик? Закусываю большой палец. И если это тот самый старикан, значит, можно у него выпытать подробнее.

— Радка! — толкает в плечо подруга.

— Я никого не кадрила, Лорка! Все началось с той поездки в горы, помнишь?

— Такое забудешь, — фыркает.

Сама не замечаю, как снова улыбаюсь. Мне приятно вспоминать то время в снежных горах. Становится тепло. Появляется легкое томление между ног.

Полгода прошло, а я помню каждый изгиб мужского тела. Его умелые пальцы, ласкающие возбужденную плоть. Я помню все. Каждый стон. Каждый оргазм: свой и его. И только лицо стерлось из памяти. Прикусываю большой палец до крови.

— Вот. После того, как я…как у меня…

— Был отвязный секс с горячим альфа-самцом, — томным голосом подсказывает Лорка.

Киваю, краснея до кончиков ушей.

— С той ночи мне снится босс. И это ерунда какая-то. Как можно забеременнеть от эротической фантазии?

Вскидываю голову. Смотрю на подругу с надеждой, что вот сейчас она ответит на все мои вопросы. Развеет все сомнения, как делает это уже десяток лет. И непременно найдет решение.

— Нельзя, — резонно замечает Лорка.

— Лорка, а куда ты задевала мои рисунки?

Неожиданная мысль выползает из памяти. Родовой рисунок Луки. Я точно где-то его видела. Но где?

Подруга смотрит на меня вопросительно.

— Ну те, с татуировками моего курортного незнакомца?

Лорка лишь пожимает плечами.

— Выбросила. скорее всего. А что?

— Мне кажется, что мы встречались уже. Раньше. Его рисунок…Возможно, тот незнакомец и есть мой босс…

Почти фантастика, но эта мысль не дает покоя. Тревожит. Толкает на странные поступки.

— Значит, нужно вывести твоего босса на чистую воду.

И не только его, похоже.

— Есть у меня идея. Но мне понадобится твоя помощь.

— Говори, что надо делать.

Звонок в дверь раздается неожиданно, что я невольно вздрагиваю.

— Только не говори, что это твой босс примчался.

— Не скажу, — бросаю в ответ, направляясь к входной двери.

Открываю и замираю на пороге.

На лестничной клетке стоит мужчина. Дорогие брендовые туфли припорошены пылью. Руки спрятаны в карманах брюк с идеальными стрелками. Мелькает отстраненная мысль, что жена у гостя просто умница. И я точно знаю — красавица, каких поискать.

Поднимаю глаза выше. Темная рубашка обтягивает поджарый торс. Мой взгляд застывает на нервно дернувшемся кадыке с мазком родимого пятна.

— Бекер, — выдыхаю и все-таки встречаю тяжелый взгляд старшего брата.

— Привет, сестренка, — улыбается.

Мне не по себе от его улыбки, циничной, почти неживой. Так улыбаются палачи, выносящие приговор. Так пахнут убийцы, наносящие смертельный удар. Кисло, с привкусом горечи на языке.

— Я войду, — наступает на меня, оттесняя с порога.

Прижимаюсь к стене.

— Похудела совсем, — Бекер касается костяшкой пальца моей щеки.

Сглатываю вязкую слюну и задыхаюсь от боли. Она пронизывает живот раскаленным штырем. Разрывает меня изнутри. Я кричу, сползая на пол.

Слышу чей-то голос. Не разбираю слов.

Боль везде. Звенит в каждой молекуле. Рвет мышцы, ломает кости.

Чьи-то руки пытаются помочь, но я рычу диким зверем. Скручиваюсь на полу, накрывая руками затвердевший живот.

Вдох. Выдох.

И темнота уволакивает в свои объятия.

Глава 8.

Ради. Неделя третья.

— Ты не имеешь права! — злюсь, меряя шагами огромную гостиную отцовского имения.

Отец сидит в кресле напротив камина, щипцами то и дело поправляя поленья.

Даже в лютую жару в этом доме обязательно разжигают камин.

Брат стоит рядом, поигрывая ключами. Те постоянно позвякивают, что неимоверно раздражает. И не только меня.

Боль внизу живота отрезвляет. Выдыхаю рвано, унимая злость. Лишние эмоции вредят малышам. Никак не привыкну, что они развиваются гораздо быстрее обычных детей. И чувствуют все, что и я.

— Успокойся и сядь, — жестко, властным тоном содрогая сами стены.

И мальчишки в животе бунтуют. Им не нравится, когда чужаки командуют их матерью. А для них мой отец — чужак.

Тошнота вязким комком застревает в горле. Сглатываю и дышу. Просто дышу.

Если меня стошнит перед отцом — это будет конец всему.

МаксимилианБекер никогда не потерпит смешение крови. Чистота рода — его пунктик. Именно поэтому мой братец женат на девушке с идеальной родословной.

Красивая, холеная, под стать Владу. Они идеально смотрятся вместе. О них говорят все, кому не лень. Их ставят в пример. И никто не знает, что мой брат ненавидит свою жену. Никто не знает, что в тайне от всех он сделал вазэктомию.[1]

Зато их брак укрепил положение отца в мире бизнеса. Своим сыном отец гордится. Внуков ждет. И скоро дождется. Правда не таких, каких хочет. Но это не мои проблемы. Сейчас моя главная задача успокоить моих детенышей и не позволить ни отцу, ни брату узнать о беременности.

— Родные мои, — шепчу, положив ладони на живот. — Тише-тише… Все будет хорошо.

Круговыми движениями наглаживаю живот. Посылая мальчишкам тепло.

Смотрю в окно, за которым тает закат. Небо еще горит багрянцем, но ночь уже протягивает свои руки, тенью накрывая поселок.

Дети успокаиваются, нежно толкаясь в ладонь. Замираю, прислушиваясь к собственным ощущениям. Может, показалось?

Мягкий толчок повторяется.

Нет, не показалось. Удивительно! Я их чувствую. Невероятно.

Тепло растекается по венам. Рисует по коже причудливые узоры. Сплетается в солнечном сплетении. Согревает.

Прикрываю глаза, отдаваясь новым ощущениям.

Но голос отца отрезвляет.

— Ради Бекер, сядь немедленно! И прекрати витать в облаках!

На коже тут же проступают бисеринки пота. И малыши затихают, прислушиваясь ко мне. Готовые защитить в любой момент.

Улыбаюсь. Я справлюсь.

Оборачиваюсь к отцу, с вызовом встречая его тяжелый черный взгляд. Я больше не маленькая девочка, боящаяся отцовского наказания. Я взрослая самодостаточная женщина. И мне есть за кого бороться.

— Упрямая, — качает головой отец, когда я остаюсь стоять на месте. — Как мать.

А вот это уже нечестно.

Растираю плечи. Моя мама бросила меня ребенком. Влюбилась и сбежала с любовником. А я все детство глупо верила, что отец врет. Не дает ей видеться со мной. Верила, что однажды она вернется и заберет меня с собой. Увы, чуда не случилось. Но воспоминания о ней до сих пор приносят боль.

— Ради, пожалуйста, присядь, — это Влад.

Брат умеет быть вежливым. И это единственное, что отличает его от отца.

Киваю брату.

В отцовском доме большие окна с широкими подоконниками. Будучи маленькой я обожала играть в прятки со старшими братьями и часто пряталась за тяжелыми портьерами на подоконнике.

Вот и сейчас отодвигаю тюль и присаживаюсь на подоконник. Если и выслушивать нотации, то на комфортном расстоянии.

— Ради, ты не можешь работать на…

— Оборотня, — подсказываю братцу, который решает начать разговор.

Спасибо, хоть не ходит кругами, а говорит прямо и по сути.

— Это не просто оборотень, дочь, — тяжело вздыхает отец.

Он поднимается с кресла и я отмечаю, как он постарел. В движениях больше нет плавности хищника, пальцы подрагивают, а шаги стали тяжелы. Будто каждый приносит мучительную боль.

— Что с тобой, отец? — настораживаюсь, когда он неуклюже садится в кресло. — Ты болен?

— Просто погода…меняется, — отмахивается он.

Но почему я ему не верю?

— Лука Накари, — выдыхает отец.

Я подбираюсь, услышав знакомое имя. По телу стаей проносятся мурашки. И что-то внутри меня замирает в волнении. Дыхание сбивается.

Лука…

Я не видела его больше недели. С того самого дня, как очнулась в отцовском доме. Десять дней я не была на работе и крепко спала по ночам. Этот несносный босс не приходил ко мне даже во сне. И вовсе не торопился вызволить меня и своего детеныша из ловушки.

Равно как и его брат. В той волшебной книге про лис-перевертышей, подобный томик которой отыскался и в отцовской библиотеке, написано пророчество старейшины Илиама. Лорка фыркала и называла это дрянью, а я три дня думала о нем, пока не поняла. У моих детей двое отцов. И они оба обязательно получат, как только я выберусь отсюда.

— Лука Накари — мой босс, — заполняю паузу. — Лучший в своем деле. Профессионал. И крайне щепетильный в отборе персонала. Так что мне крупно повезло работать в его команде.

— Кем? — рычит братец. — Его личной шлюхой?

И швыряет на подоконник стопку фотографий. Мне хватает только одной: голая я стою посреди огромной ванной в пентхаусе Луки. Той самой, что так потрясла мое воображение и где босс назвал меня грязной. Он тоже есть на снимках, как и Лео, брошенный в душевой.

Улыбка сама растягивает губы при мысли, каким беспомощным в ту минуту был этот нахал. И вместе с тем до одури красивым. Настолько, что даже глядя на него на фото у меня перехватывает дыхание. И шальные мысли вихрем взмывают в голове, формируясь в одну-единственную: я соскучилась.

Но она стирается другой: в окружении Луки завелся предатель. И он шпионит для моего отца. Зачем?

— Что молчишь, сестренка?

Я не молчу, любуюсь красивыми представителями своей расы. Чувствуя как желание стягивает тугими путами тело.

— Не думал, что ты…

Вскидываю голову на замершего в полушаге от меня брата.

И злость разжигает огонь. Заставляет вспомнить, кто я. Я Ради Бекер. Дочь своего отца. И меня не посадить на поводок.

— Что я? Ну давай, братишка, договаривай.

Злость выжигает внутренности. Пробуждает что-то дикое внутри. Оно растет и ширится. Перекраивает меня наново. И это пугает и…восхищает.

Влад отступает. В его глазах тенью пролегает страх. Боится? Пусть!

— Мне двадцать семь лет, Влад. Я давно выросла и сама решаю, где мне работать и с кем спать. Я не лезу в твою постель и ты…

— Хватит! — окрик отца останавливает. — Посмотрите, в кого вы превратились. Ненавидите друг друга. Разве такими должны быть наследники славного рода? Разве в этом ваша сила?

— Извини, отец, — виновато опускает голову братец.

Само послушание, надо же.

— Ради…

Отец подавляет, но сегодня я сильнее. Смотрю на него, гордо вскинув подбородок. В ушах гудит отголосками ярости, подчинившей меня себе. Пусть так.

— Лука Накари — сын того, кто убил твою мать. И все, что ему нужно — твое тело, чтобы выносить наследника. Зверя, который убьет и тебя.

— А еще он ест на завтрак маленьких детей, — парирую, не позволяя себе осмыслить услышанное.

Доведенная до автоматизма привычка.

Не знаю, почему, но так повелось с самого первого дня. Как только я переступила порог строительного холдинга “Небо”, меня “кормили” страшилками о боссе на завтрак, обед и ужин. А ужинать на работе приходилось частенько, особенно когда появлялся крупный проект. Да и завтракать, чего уж. Преимущественно в кабинете большого босса, только поначалу этого никто не знал. Уже потом нагло пользовались моим умением успокаивать босса.

А поначалу чем меня только не пугали. От историй, что наш босс сексом занимается исключительно с девственницами и любит пожестче, до того, что ему не одна сотня лет, а жизнь он себе продлевает настоящей человеческой кровью. Иногда было действительно жутко, но скорее из-за моей мнительности.

Никто ведь не догадывался, что с того дня, как он впервые заявился ко мне домой — я запала на него, как осы на мед. Он стал моим наваждением. Моей эротической фантазией.

И однажды с моим коллегой, очень перспективным инженером, мы столкнулись в лифте с секретарем босса.

Илона Рамировна, миниатюрная женщина за сорок, в руках несла сверток, который подозрительно агукал.

Заглянула через плечо.

Точно. Ребенок. Смешной такой малыш. Щекастый и голубоглазый.

Завидев меня широко улыбнулся, показав мне аж два передних зуба. Подмигнула мальцу, вызвав у него бурю эмоций.

Тогда провожая Илону, скрывшуюся в кабинете босса, я пошутила:

— А вот и завтрак подоспел…

Так и повелось. Я всегда твердо верила, мой босс — не монстр, каким его рисуют. “Страшилки” никуда не делись, только теперь они переросли в незатейливые перепалки. К тому же теперь я периодически становилась соучастницей "темных дел" босса. Пугать стало весело. А отбривать “пугачей” — привычкой. Как сейчас.

Брат напрягается моментально, отец морщится.

— Все шутки шутишь, — недовольно.

— Издержки профессии, — парирую, глядя брату в глаза. — Надо же как-то…любовника развлекать.

И черная злость полыхнула в братовом взгляде. Но ответить ему не даю.

— Все, хватит с меня страшилок. Моя мать, насколько мне помнится, сбежала с любовником, потом сошла с ума и доживает свои дни в лечебнице.

И не больно…почти.

— Ради! — останавливает отец.

— Я устала и хочу спать.

Я просто ухожу, наплевав на окрики отца. Не позволяя брату себя нагнать.

Запираюсь в комнате. Дыхание срывается. Внизу живота колет. Сажусь на пол у двери.

В отцовском доме у меня своя комната. Огромная, почти пустая. Окна в пол, зеленые обои с рыжими подсолнухами. Большая кровать с балдахином и ни единого зеркала.

С детства не дружу с собственным отражением.

А сейчас вдруг остро захотелось взглянуть на себя.

Говорят, беременность меняет женщин. Любопытно, изменилась ли я. Но в комнате зеркал нет, даже в личной ванной. А телефон отобрали еще в первый день. Или его и вовсе не было. Не помню.

Значит, вывод один. Нужно бежать.

— Ну что, дети, надо возвращаться к папам. А то эти…хищники город по кирпичику разберут. Если уже не разобрали.

И мальчишки радостно пинаются в ответ. Накрываю живот ладонью и глупо улыбаюсь.

Живота еще не видно, но это дело времени. Отцу такая новость вряд ли понравится. Не знаю, за что они так ненавидят Луку — потом разберусь. Сейчас…

Просто закрыть глаза и вспомнить…тайные ходы, которыми в детстве меня водил Константин, самый старший из нас. Представить двор, где выставлена охрана и сколько. И понять, что человеком мне отсюда не выбраться.

Но попробовать стоит. Переждав ужин и улизнув от вечернего молока, спускаюсь в каминный зал. Впервые за десять дней заточения чувствуя себя необыкновенно бодро.

Здесь тихо. Поленья уже догорели. По ногам тянет прохладой. Приседаю у камина. Кочергой отгребаю золу. Я точно помню, что прячется за каменной кладкой старого камина.

Вдавить старый гвоздь в стену. Скрип открывающейся двери.

— Ух ты! — смеюсь находке, вдыхая запах сырости, повеявший из темного нутра прохода.

Ничего не изменилось. Мы — да. А дом остался прежним: старым и манящим своими тайнами.

— Ради?

Влад шагает ко мне. Острая боль пронзает тело насквозь. Вскрикиваю, ныряя в темный коридор.

Боль исчезает, сменяется жаром, полыхающим в каждой мышце. И светлее становится. Запахи обостряются.

Я бегу, точно зная дорогу. Память не подводит.

Желание сбежать гонит вперед: по узким тоннелям особняка, через винный погребок, наверх. Вдохнуть летнего тепла, наполненного стрекотом сверчков и гомоном псов. Холодок щекочет позвонки. Прижимаюсь к стене, прячась от песьего воя. Ночь заботливо укрывает темным покрывалом, словно говорит: “Давай, девочка, беги!”

И я срываюсь в темноту, перепрыгиваю через каменный забор и мягко приземляюсь на лапы…

Что?!

Торможу и со всего маху шлепаюсь на пятую точку. Выставляю перед собой руки. Вернее, я так думаю. Но вижу действительно лапы. Розовые подушечки, покрытые белой шерстью. Обнюхиваю. Вскакиваю.

Нет! Выпустите меня отсюда! Верните мне мое тело!

— Она забавная, — хриплый голос босса примораживает к месту.

Оборачиваюсь с тихим рыком. Нет, не босс. Его брат-близнец. Стоит у черного байка. Ловит мой взгляд и тут же облизывает меня алчным взглядом, аж шерсть заискрила.

— Строптивая, — о, а вот и босс нарисовался. — Моя.

Явились вдвоем, окружают. Мало им, что детей мне заделали…во сне. Оценивают теперь. Поздно, мальчики, метаться. Теперь вам от меня никуда не деться. Будет вам служебный роман. На троих.

А пока…

Изворачиваюсь, хватаю босса за руку, прикусываю. Отборный мат радует мое кошачье самолюбие.

Тепло растекается по венам, плавит кости, перестраивает, как конструктор.

— А нечего тут! — отбриваю хрипло, радуясь своему вновь обретенному человеческому телу. — Вас никто не приглашал. Без вас отлично справляемся.

— Ради, садись в машину, — рычит босс в унисон с братцем.

Ого, какое единодушие.

Растрепываю волосы, взметая в ночной воздух запах мяты и шоколада.

— Рради… — и синхронный шаг в мою сторону.

Лука распахивает дверцу. Лео обходит со стороны.

Ага, сейчас, только разгон возьму. Я и взяла. Совершенно голая рванула в темноту.

Попробуй догони.

[1] Вазэктомия — хирургическая операция, которая приводит к стерильности (неспособности иметь потомство) мужчин.

Глава 9.

Ради. Неделя третья.

На этот раз все иначе. В первый раз я ничего не понимала, а сейчас… странно. Обжигающе.

Неудобно.

И если человеком я бежала легко, не замечая своей наготы, то зверем падаю, кубарем скатываясь с дороги.

Мордой в мокрую траву.

Разве шел дождь?

Тряхнула головой, усевшись. Где-то вдалеке взвыли псы. Позвоночником прошелся холодок и загривок встопорщился.

Оборачиваюсь. Псов нет.

Зато есть…он.

Огромный золотистый лев на массивных лапах. Он идет медленно, не то опасаясь, что я снова сбегу, не то…сдерживая гнев.

А он злится. Верхняя губа подрагивает, обнажая острые клыки. И глаза… огненные глаза сощурены.

Пытаюсь встать, но лапы разъезжаются в разные стороны. А еще хвост мешает: путается между лапами и дергается то вправо, то влево. И меня заносит следом за хвостом.

Вздыхаю, устав бороться с лапами и хвостом.

Тяжело. Сложно.

Смотрю на длинное чудо с острой кисточкой невообразимого ультрамаринового цвета. Ну почему он такой длинный…этот хвост?

Насмешливый рык отвлекает.

Лука.

В свете луны он красив и страшен. Но красивый больше. Особенно шерсть. Длинная. Густая. И сверкает.

Смеешься, босс?

Ну-ну…

Вытягиваю шею и осторожно поднимаюсь. Не качаюсь и не падаю, что уже хорошо.

Делаю шаг навстречу Луке и попадаю в свет лунной дорожки. Он замирает. И я.

А босс ворчит и отступает.

Гриву распушает, которая тоже мне нравится. Шерсть на ней длинная и острая, словно иглы. И лунные отблески играю на ее кончиках. Завораживающе.

А потом он садится, позволяя себя рассмотреть. И я обхожу его, но замираю в полушаге, окутанная горьким ароматом.

Все исчезает и я понимаю, что происходит нечто непонятное, но мне это нравится. И боссу, похоже, тоже.

Он зарычал вопросительно. Фыркаю в ответ и щелкаю его по носу.

Босс зашипел — натуральный кошак! — и затряс головой, но с места не двинулся. Надо же, какой непрошибаемый.

Ладно, зайдем с другой стороны. Но босс тянется ко мне, шумно втягивает мой запах. Я позволяю ему…ненадолго, а потом опрометью бросаюсь вперед по шоссе.

Легкая и гибкая, я забыла, что значит играть. Вспомнила.

Моя львица умела пригибаться и проскальзывать между лап…вожака. О да, она признавала в нем вожака.

И млела.

И сдалась бы, едва заслышав требовательный рык.

Но мне нравится играть.

Весело же!

И я почти поддаюсь львице и боссу, в последний миг ускользая из его загребущих лап. Он же сперва злился, а потом понял, что это игра такая.

Нагнал в несколько прыжков, повалил набок. Перекатилась на спину, принимая его правила, и заглядываю потемневшие глаза.

Босс. улыбался.

Потянулась к нему, нежно лизнула. Он отпрянул, озадаченный и растерянный. Снова сел. Перебралась к нему поближе. Потерлась мордой о шею, смешивая наши запахи. А грива, показавшаяся острой и опасной, оказалась шелковой. Об нее приятно ласкаться, зарываясь носом.

Слушать тихое урчание, готовое родиться в песню.

И, кажется, я уже слышала эту песню раньше. Только голосов было…

— Заканчивайте свои брачные игры…

…два…

И этот сердитый.

— Пора убираться отсюда. Псы… — и плечом дергает.

Боится?

И ответом многоголосье псов, низким рокотом летящее вдоль шоссе. Мне кажется, или они стали ближе?

Пячусь, прижимаясь к поджарому боку Луки. Сильному, горячему. Приседаю на передние лапы, когда вой повторяется. На октаву выше и на пару миль ближе.

Лука рычит. Лео ругается. Снова синхронно.

…Они и поют, чувствуя каждую вибрацию голоса. Понимая друг друга с полурыка. Пробирая меня. Завораживая. Их песня — чистое наслаждение.

Сначала низко, утробно, отдаваясь вибрацией в каждой клетке, но с каждой секундой…

Мысль снова ускользает, разбивается о барьеры памяти. А все потому, что Лука хватает меня за холку и как слепого кутенка несет к машине…в зубах.

Рычу и пытаюсь вырваться. Что за самоуправство? А просто попросить не умеем?

Но хватка усиливается и моя львица сдается, покорно повиснув в пасти вожака.

Вот и покатал.

— Тебе нужно обернуться, Ради, — голос Лео хрипит и рвется.

Лука мягко опускает меня на асфальт и подталкивает к машине.

Ворчит. Хочет, чтобы я послушалась. Поторапливает.

А я не хочу меняться. Мне гораздо безопаснее здесь и сейчас. И моя львица со мной солидарна. Она сильнее человека.

— Ради, — снова Лео.

Да что же он никак от меня не отстанет?

— Ради, девочка моя, послушай, — он перетягивает внимание на себя.

Взъерошенный. Сердитый. Дышит тяжело, словно не Лука, а он гонял меня по парку вдоль трассы. Под обжигающе синими — не может быть! — глазами залегли тени. Скулы заострились, того и гляди прорежут смуглую кожу.

И запах поменялся — исчезла мягкость древесины, появилась острота перца чили, выжигающая нюх.

Пячусь, избегая близкого контакта, но запах тот еще хитрец. Пощекотал ноздри, скатился по горлу, проникая в кровь.

Запах хотел подружиться. Но мой нос возмущенно чихнул. Он категорически не согласен с таким наглым вторжением!

Запахи смазались, затертые жгучей остротой. Бесов оборотень!

Снова чихнула!

Мир поплыл и на короткий миг я ослепла. Зажмурилась.

Огонь прошил тело, перекраивая.

Пришла в себя я уже в машине. Рядом обнаружился Лео. И все.

— Очухалась, это хорошо, — каждое слово сочится сарказмом.

А вот лицо — непроницаемая маска, ноль целых и ноль десятых эмоций.

— Где Лука?

Горло все еще жжет и говорить громко мне больно. Но Лео и так прекрасно слышит мой вопрос.

— Там, где должен.

Какой исчерпывающий ответ. Да он просто ходячая энциклопедия.

— А…

— Ради, ты носишь наших детей, — о, а вот злость прорезалась.

Пальцы сжал на руле, аж костяшки побелели. Похоже, не все так гладко в датском…ой, простите, в братском королевстве. А я тут как камень раздора или…

— Ключевое слово “наших”, — говорить легче, но ожог ощущается каждым нервным окончанием и я едва сдерживаю слезы.

— Твою мать, Ради, — на это раз я ощущаю его злость кожей.

Она колется точно первый заморозок. Ею хочется дышать словно спасительным кислородом и я делаю жадный вдох.

Выбираюсь из кокона пледа, в который меня заботливо укутали. На плече, ладони оседают бисеринки влаги, и я вздрагиваю от холода. Как будто в снежный сугроб нырнула. Влага впитывается в каждую пору и унимает пожар внутри.

— Так легче?

Что? Вскидываю голову, встречаясь с растревоженным синим взглядом, в котором ярится шторм.

Это…он? Для меня?

Киваю, растирая плечи. Меня начинает потряхивать, но я не спешу закутываться обратно.

— Сейчас знобить начнет и, возможно, температура поднимется. Но это ненадолго.

— Спасибо.

Смотрю в лобовое стекло. Мы стоим. Не заметила, как Лео съехал на обочину.

— Прости, я должен был подумать, что ты…

— Не переношу тебя? — выгибаю бровь.

Ерошит волосы и откидывается на спинку водительского кресла.

— Такое бывает. Женщины редко принимают двоих мужчин. Львицы тем более.

— Где Лука? — спрашиваю снова, оттесняя любопытство, которое так и норовит всунуть нос в мир оборотней.

Я его понимаю: все-таки оно вместе со мной стало частью этого мира. На “радость” папочке.

— Лука на переговорах. По закону он — вожак. И ему разруливать, почему мы оказались на чужой территории, да еще и выкрали дочь…

— Я сама сбежала!

Мальчишки пнули живот. Ощутимо так, явно не согласные с моим возмущением.

Отвлекаюсь, едва не пропустив самое важное.

— … их старейшины…

Что-о?!

Мне и озвучивать не надо, все отразилось на моем лице.

Тихое проклятье стало мне ответом. Нет уж, Лео, так просто ты не отвертишься. Сказал “а”,будь добр доберись до конца алфавита.

— Ради, ты устала. Ты потеряла много сил. Оборот…

— Лео, не беси меня, — рычу, подавшись к нему.

Он ловит меня одной рукой, притягивает за затылок. Близко. Опасно. Острый запах разжигает новое пламя.

Но увернуться не успеваю. Его губы накрывают мои. Нежно, словно знакомятся. Они исследуют с осторожностью канатоходца. И я отвечаю.

Львица внутри рвется к нему, мечтая только об одном — подчиниться, стать его. Быть покоренной сильным самцом — это ли не лучшая награда. Самцом, которому она уже принадлежала. Ей хочется повторить. Окунуться в жар страсти. Сойти с ума и рвануть навстречу ночи и ветру. Забыться.

— Я…чувствую, — шепчет, дыханием лаская влажные губы, — волнение твоей львицы. Сладкая, — облизывается.

Но руку не убирает. Поглаживает, умело отыскивая нужные точки.

Виртуоз.

Так и хочется подставить шею для почесать. И это уже вовсе не львица, что одобрительно урчит где-то за грудиной.

— Тебе нужно отдохнуть, моя Мятная девочка.

И что-то щелкает внутри.

Тело обмякло, налилось тяжестью. Захотелось спать.

— А утром… — почти касаясь губ, — мы тебе все расскажем.

— Ты… — бормочу на границе яви… — кошачья задница.

Тихий смех — лучшая колыбельная.

Глава 10.

Лео. Неделя третья.

— Ты… — бормочет малышка на грани сна и яви.

Замираю, едва дыша, вслушиваясь в каждое слово.

А она:

— …кошачья задница.

И вырубается прямо на глазах, уронив свои белобрысую головку на мою ладонь. Смешная. И я не сдерживаюсь, смеюсь тихо, носом проводя по виску.

Кайфуя от ее сладкого запаха. И от того, как во сне она тянется ко мне. Ласкается, позволяя моему запаху остаться на ее коже.

Во сне она другая, эта упрямая Мятная девочка. Нежная, отзывчивая. Откровенная в своих желаниях.

Во сне она отпускает свою львицу и даже не догадывается об этом.

Ее кошечка…забавная.

Маленькая, поджарая альбиноска с разноцветными глазами и синей кисточкой на длинном хвосте.

Осторожно укладываю малышку на сидение, опустив то, и наблюдаю, как она удобно устраивается, натягивая на себя плед.

Засыпает.

Кожа ее вспыхивает золотом, выплетая причудливый узор рода. Хитросплетение рун и линий пока еще свободной львицы. Но очень скоро в вязь ее узора вплетутся новые нити, навсегда связывая малышку с кланом Накари.

Только вряд ли это ей понравится.

Откидываюсь на спинку сиденья. Мне тоже нужна передышка.

Подумать. Но выгнать из головы малышку не удается. Упрямая девчонка так и норовит установить свои правила даже в моей голове.

Выбираюсь из машины.

Ночь обнимает прохладой. Здоровается далеким уханьем совы.

Ну здравствуй, подруга.

Проказница оживляется, зашелестев листвой и растревожив старую неясыть, сорвавшуюся с ветки. Радуется, что узнал.

Легким ветерком скользит на ладонь, оплетает запястье, щекоча кожу по темным нитям узора. Манит за собой.

Прости, подруга, но сегодня нам с тобой не по пути.

Ночь замирает. Оглушает тишиной, растерянной и глухой, чтобы удар сердца спустя ожить новыми звуками и шорохами. Растрепать волосы и умчаться прочь вольным ветром.

Когда-то и я был таким же. Любил ночь и ветер.

Когда-то я сам был ветром: диким, необузданным, рвущимся вперед, где есть только свобода и…

И ничего не стало в один миг. Только калека, изгнанный из дома. Больной и никому не нужный не то оборотень, не то человек.

Обо мне забыли так легко, словно и не существовало вовсе Лео Накари. Меня похоронили живьем.

Выродок — позор рода. Я выродок. А я не сдох.

Сжимаю кулак, запирая на замок старые воспоминания. В них только боль и мрак.

Лука говорит: надо отпустить прошлое и станет легче. Этот хренов праведник считает, что все так легко и просто. Щелкнул пальцами и все стерто. Белый лист. Только на этом листе уже не написать новый портрет.

Мое прощение не вернет мне меня.

— Твою мать, — бью кулаком по капоту. — Бесова девчонка!

Все из-за нее. Я вернулся из-за нее.

Маленькая альбиноска, порвавшая в клочья мое половинчатое сердце.

Она появилась на пороге моего шале полгода назад. Сидела у двери, нетерпеливо постукивая хвостом по полу.

И этот хвост ее забавлял. Она то и дело пыталась поймать его лапой, а когда припечатывала к полу, смотрела так, словно к ней прицепили хвост дракона как минимум. Фыркала, позволяя “добыче” выскользнуть из-под лапы. А уже через мгновение снова ловила.

— На улице веселее, — заметил я, когда она, в очередной попытке приручить хвост, щелкнула себя им по носу. — Снег идет.

Подняла голову. Замерла. И я застыл, слету понимая — молодая еще, оборот наверняка первый. А это значит, что где-то рядом должен быть вожак. Отец, брат, муж…

И надо бы отыскать вожака, но что-то останавливало.

Белая львица с разноцветными глазами. Поджарая с отсветом луны в нежной шерсти. Она завораживала. Манила жгучим обещанием. Чего? Я не понимал.

— Ты чья такая, малышка?

Она тихо зарычала, поднимаясь на лапы. Покачнулась, едва не завалившись на бок. Заворчала недовольно, когда я засмеялся, наблюдая ее попытки совладать с новым телом.

Уже тогда она была упрямой. Подошла, не разрывая взгляда, и боднула меня в бок.

А я едва не задохнулся от запаха. И меня повело. Я видел только ее. Чуял только сладкий запах мяты и голод…дикий животный голод одичавшего самца, дорвавшегося до своей самки.

Весь остальной мир исчез.

Очухался я утром в своей постели, абсолютно голый с вязью родового рисунка и запахом мяты на человеческом теле.

Следующей ночью все повторилось…

Снег. Мороз. И ветер в ушах, в голове, во мне самом. Я помню этот пьянящий вкус свободы. Она хрустела под лапами белым снегом, сверкала звездами на белом покрывале. Искрилась, стеля нам под ноги…под лапы золотые дорожки. И мы спешили по ним. Неслись, утопая в сугробах, намокая и стряхивая с себя холодные комья.

Я шел за ней…

А она…

Она была гибкая, словно лоза, оплетающая старое родовое имение. Быстрая, что воды шумной реки, изрезавшей долину далеко внизу.

Она ныряла в снег, смеялась и увлекала меня за собой. Играла. И эта игра сводила с ума зверя, который вырвался на волю. Он выкарабкался из плена слабого человеческого тела и радовался жизни. Захлебывался морозным воздухом и поддавался игре.

Нагонял свою самку, чуя ее сладкий запах, тонкой нитью прошивающий зимнюю стужу, и отпускал, позволяя ей ускользнуть. Втянуть себя в только ей ведомую игру.

Он чувствовал себя подростком. Да он, по сути, и был подростком! Только получившим силу и эта сила огнем рвала вены, переполняла его до краев. Ему нужно было поделиться.

Догнать. Присвоить. Отдать часть огня, что полыхал внутри.

Ей. Той, что пахла мятой и снегом. А еще небом, которое вдруг стало таким близким. С желтобокой луной, расписанной черным узором, так похожим на его собственный, что черными нитями расписывал львиную шкуру. И звездами, отражающимися в ее разноцветных глазах.

Она падала на спину, раскинув лапы. Шерсть на животе шелковая и пахла снегом и чуть-чуть шишками. Смолой, что янтарными каплями стекала по шершавым стволам вековым сосен. И эта самая смола сбила колтунами мягкую шерсть.

И я вылизывал ее, зубами выбирая сладкую смолу, отплевываясь и сетуя, что она такая непоседливая. Надо же было умудриться забраться на вершину сосны, чтобы…залечь на разлапистой ветке, поджидая меня. А потом спрыгнуть, засыпав нас снегом.

А спустя удар сердца карабкаться на новое дерево.

Я добрался до нее на очередной ветке, которая хрустнула под весом двух немаленьких хищников. И мы оказались в снегу, откуда пришлось вытягивать эту строптивицу, которая вдруг начала облизывать меня, ластиться.

Зверь не позволил себе обмануть. За холку вытащил самку из сугроба, повалил на спину. И теперь вылизывал.

Она пыталась вырваться, рычала и даже цапнула за ухо — больно! На ухе выступила кровь. Остро пахнуло железом…горячим и будто живым. Отступил, усевшись в снег и недоуменно смотря на нее. Ухом дергал, которое непривычно дергало. Потер лапой, на которой остался багровый след. Заворчал обиженно.

И львица…хотя, пожалуй, она не была львицей. Кошкой — да. Большой, гибкой, хищной и…растерянной. Она не хотела причинить ему боль. Только не ему, своему вожаку. Приблизилась к нему, боднула легко и…лизнула ухо. Осторожно, стирая кровь.

К запаху железа примешалась мята и…весна, вдруг расцветшая в морозную ночь.

Она плавила снег и пахла талой водой. А еще подснежниками и пролесками, пробивающимися между растопыренных лап. И теплой землей, ласковой и мягкой, что перина, на которую мы упали вдвоем.

Запах кружил голову, будоражил инстинкты, распалял. Сладкий. Мята. Мед. И немного хвои.

А еще счастье, пьяное, терпкое.

Счастье-дурман. Жаль, короткое.

Утро принесло головную боль и новую роспись на теле. Человеческое тело слабое по сравнению со зверем. Но за годы я сделал его выносливым. Почти звериным: гибким, сильным. Научился выносить любую боль. Не чувствовать холода, голода. А еще двигаться так, как может только хищник.

Я потерял себя, когда от меня отказались. Потерял своего льва и огонь перестал быть мне другом. Я смирился. Поначалу злился. Казалось, весь мир был несправедлив ко мне.

Не весь. Был брат, которому было плевать на род и то, что я оказался не нужен собственной семье.

Клан Накари не прощал ошибок. А я наделал их бесову дюжину. И сам стал такой ошибкой. Лука единственный, кто принял меня таким, как есть: сломленным, но не сдавшимся.

Отец ждал, что я вернусь. Приползу просить прощения. Не приполз. Вылепил себя заново. Пусть человеком. Но люди тоже могут быть хищниками.

Я научился. Зверя вернуть пытался. А кто бы не пытался? К старейшинам ходил, колдунам, гадалкам, даже к псам.

Пес и сказал, что зверя разбудит весна. Я свою потерял, кажется.

После второй ночи самка исчезла. Не приходила больше. А я звал. Оборачивался зверем, выбирался на гору. Ту самую, где все еще цвели подснежники и пролески, разукрасив склон бело-синими цветами.

Звал. А в ответ лишь луна смотрела своим желтым глазом и смеялась надо мной, бестолковым зверем. А самка не отзывалась.

Зато появилась Ради. Мятная девочка с белыми волосами и глухой тоской в разноцветных глазах.

Она сидела за столиком в маленьком кафе у подножия той самой горы и размешивала ложкой чай. Смотрела в окно, задумчиво кусая губы.

Я сел напротив, не сводя глаз с ее тонких пальцев, сжимающих серебряную ложечку, а она вдруг сказала с тихой улыбкой:

— А я весну люблю. Весна пахнет подснежниками. А вы любите весну?

Кивнул, глядя в ее блестящие глаза.

Моей весной была она.

Глава 11

Лео. Неделя третья.

Смотрю на девчонку, свернувшуюся клубком на пассажирском сидении, и едва сдерживаю зверя, рвущегося к ней. Она спит, подсунув под щеку сложенные лодочкой ладошки. Но сон ее беспокоен. И зверь это чувствует.

А у нее кожа светится золотом, вырисовывая на молочной коже нити причудливого узора. Цвета весеннего неба, как ее смешная кисточка. И узор этот меняет ее. Перекраивает.

Запястье обжигает. Сжимаю кулак, поверх которого скручиваются воронки пламени. Черного, как вязь древнего узора.

И мой собственный зверь проступает темными иглами по позвоночнику.

Э нет, девочка, гулять мы сегодня не идем. Нагулялась.

Выдыхаю, унимая пламя. И иглы его, острые, обжигающие, плавящие кости и мышцы, стекают по коже липкой влагой.

Вот гадство. До сих пор не могу нормально контролировать оборот. Погано. Без девчонки совсем худо придется.

Обхожу машину, распахиваю дверцу.

Она красивая. Невероятно просто. Молочная кожа медленно уступает место такой же шерсти, мягкой, что шелк. Во сне она меняется медленно. Сонно. Вот скулы заострились, прорезая кожу. И разрез глаз…

Красивая. Роскошная.

Моя весна.

И у этой весны несносный характер. Вспомнить только, как она лихо обвела меня в душевой. Обидно конечно, но правильно она сделала. И зверь соглашается — правильно, хоть и разнес половину ванной. Я ведь ее как увидел — раскрасневшуюся и голую совершенно — повело меня конкретно.

А она не испугалась. Нет, возражает зверь, испугалась. Он чуял ее страх.

Лука как нашел меня — долго ржал, засранец. Я потом злился и сутки провалялся с головной болью. И нюх пропал. Док говорил — аллергия, мол из-за того, что обоняние у нас острое.

Это у Ради аллергия. На меня.

Просто чудесно.

Зверь внутри рычит. И темное пламя опутывает запястье.

Мягко касаюсь влажного виска. Нити пламени соскальзывают с пальцев, вплетаются в белые пряди волос и расцветают черной орхидеей.

Ради хмурится, сонно трет свой хорошенький нос и вдруг…улыбается. Широко. Счастливо. Черты львицы разглаживаются. Сияние гаснет, пряча и нити узора.

Вот и славно.

— Отдыхай, моя весна, — шепчу и все-таки не сдерживаюсь, провожу подушечкой пальца по щеке.

Усаживаюсь на влажную землю, запрокинув голову на сидение у ее колен. В затылке наливается свинцом тяжелый шар.

И снова гадство. Головная боль — это беда. Не усмирить ничем, кроме водки. А пить сейчас — нельзя.

Мятный запах дразнит, но не более. Дышать им легко. Не опасно.

И зверь притихает. Он тоже устал. И боль он чувствует. Ворчит.

Все-таки человеческое тело слабо. Пусть. Но когда-то оно меня спасло. Не будь его, что стало бы со мной? Дерьмо сплошное.

Вздрагиваю, когда макушки касаются нежные пальцы. Зарываются в отросшие волосы и замирают там.

Тепло растекается по коже, поглаживая зверя. Тот урчит довольно. И свинец в затылке растекается по венам. Он еще вернется, как и боль. Позже.

Сейчас я заставляю себя подняться и сесть за руль.

Дома тихо и спокойно. Слишком тихо.

Значит, Лука еще не вернулся. Плохо. Или нет?

Встряхиваю головой, выбираюсь из машины.

Ради легкая и когда я беру ее на руки, трется щекой о мое плечо и тут же обнимает за шею. Теплая. Мягкая.

И оторваться нет сил. Да она и сама не отпускает. Укладываю ее в постель и сам ложусь рядом.

Она тут же забирается на меня и оплетает руками и ногами. Притихает.

Усмехаюсь, носом зарываясь в светлую макушку и позволяя воспоминаниям разукрасить сегодняшнюю бессонницу.

— Бестолочь хвостатая, — брат злился и затрещина получилась знатной.

Я бы сказал — мозги прочищающая, от которой увернуться не успел. Они и прочистились, аж в глазах посветлело, хотя в комнате царил спасительный полумрак.

— У меня нет хвоста, — буркнул в ответ.

Потирал затылок ладонью. А под пальцами наливался тяжестью свинцовый шарик. И хрен теперь избавишься от головной боли, если только…Метнул взгляд в сторону кровати, но тут же зажмурился от ослепившей боли.

— Что, не вырос? — издевался Лука, буравя и без того треснувший по швам затылок своим взглядом.

Дернул плечом. Не вырос.

Почему-то стало обидно. Хвост…роскошный, от которого млели все самки и боялись самцы, я потерял, когда был самоуверенным идиотом. Псы отгрызли.

Звякнуло стекло и остро запахло коньяком. Брат налил полный стакан, предложил мне. Осторожно качнул головой, отказываясь. Шарик катался внутри, обжигая и пульсируя. Алкоголь сейчас — не самое лучшее средство.

Лекарство лежало на моей кровати под пуховым одеялом и мирно сопело, сложив под щекой ладошки.

— У вас уже…

Лука не договорил, тоже рассматривая девчонку, но я и так все понял.

Кивнул. И волна злости, черной, полынной припечатала к дивану, вжала в спинку, сковала по рукам и ногам. Зверь внутри заскулил, принимая наказание вожака.

Его горькая злость душила, выпускала на волю зверя, опасного и гораздо более дикого, чем мой неопытный подросток.

— Я… — заговорил, нещадно сипя. Ощущая на горле смертельную удавку. Говорить было нужно. Объяснить, иначе…что? Поединок? Драться с братом я не хотел. — Я…сам не понял, как произошло. Мы сидели в кафе, а потом…

А потом она спросила, люблю ли я весну. А я позвал ее танцевать. Она согласилась.

— Мы танцевали и я поплыл.

Как мы оказались здесь — помнил смутно. Только ее запах. Он пьянил. Сводил с ума. Подчинял. Если бы я только знал, что она невинна.

— Зверь? — Лука тоже хрипел, сдерживая зверя и его необузданную ярость.

Снова кивнул. И хватка ослабла, но злость, горькая, пахнущая полынью и коньяком, никуда не делась.

Глянул на брата. Он отпускал своего зверя: скулы прорезали кожу, окропив ту темной кровью, а по коже заскользило рыжее пламя, что трещало за решеткой камина.

— Лука, я…

— Что Лука? Лука… — в голосе отчетливо слышался рык.

Он налил себе еще коньяка. Махом опрокинул стакан, поморщился.

— Ее работа? — кивнул в сторону террасы, на которой цвел ковер из подснежников. И это в снежном январе.

А я ощутил себя китайским болванчиком, которому и оставалось, что кивать головой, осторожно, не позволяя боли вырваться из тесных стенок черепа.

— Ты хоть понимаешь, что ты наделал?

Сейчас — да. Я понимал, что нельзя было ее трогать. Маленькую альбиноску с разноцветными глазами, что так притягательно пахла мятой даже сейчас. И по ее молочной коже гуляли золотые всполохи, расписывая узором, что таял так же, как и появлялся — в солнечных сполохах ее сна.

— Я не знал, что она…

— Что она что? Человек? Девственница?

— Она не…

— Человек! — он зарычал, взмахом руки швырнув меня на диван.

Я и не заметил, что успел вскочить на ноги. Ощерился. И черные иглы прорвали футболку, опалили позвоночник.

— Человек, — повторил Лука, не отводя взгляд.

Огненный… И когти полоснули каменную кладку камина.

И я выдержал. И взгляд вожака, подчиняющий, выворачивающий наизнанку. И злость, способную переломить пополам.

— Проклятье, — выдохнул брат и отвел взгляд.

Злость схлынула, будто снег по весне, оставив после себя горький привкус на губах. А я только сейчас ощутил то, что не должен был. Усталость. Терпкую, что коньяк в пузатой бутылке. Не свою.

Лука подошел к окну, уставился на весеннюю поляну среди снега. Лбом уткнулся в стекло.

— Зов львицы в ней силен, но человек сильнее. Человек не позволяет взять верх ее второй…ипостаси, — брат говорил тихо, будто у него враз закончились все силы. — Человек сойдет с ума.

— Почему?

Я никогда не понимал этих баек о сумасшествии, но и не связывался с человеческими женщинами, даже когда сам стал человеком. У меня просто отпала нужда в женщинах да и в сексе в принципе.

— Потому что ты стал ее первым мужчиной. Ты…попробовал ее кровь. А она твою. Ты… — он вздохнул тяжело, со свистом. — Ты все испортил.

Испортил? Возможно. Но далеко не все.

— Человек…ты говоришь, человек. Но ведь есть еще кошка…

— Весна, — ухмыльнулся Лука, и в его шепоте мне почудилась боль.

— Ее можно разбудить… — я говорил осторожно.

— Можно, — он обернулся и теперь смотрел на девчонку, которая вдруг улыбнулась. Так ярко и счастливо, что у меня заломило затылок. Захотелось пробраться в ее сон и узнать, что она там видит. Или…кого?

— Значит, надо попробовать. Что я должен делать?

— Мы…

Глава 12.

Лука. Неделя третья.

Старейшина встречает меня на пороге своего особняка. Седой, с тростью в руке, на которую опирается, слегка согнув правую ногу. Окидывает меня цепким взглядом и под ним не комфортно. Видок у меня еще тот, конечно, и одежда вся провонялась бензином.

Но не в том дело.

Старик принюхивается. Напрягается. И его черные пиджаки: двое у ворот, один с юга и еще парочка на востоке, — встают в стойку. Псы. А старик — нет. И это странно. Псы редко выбирают старейшин из людей. Что ж, выходит Бекер — исключение.

Рядом безмолвной тенью застыл Влад. На правой щеке его красовался багровый шрам, рассекший половину лица и только чудом не зацепивший глаз.

Делаю вдох, и тяжелый запах крови оседает на языке. Зверь скалится, наслаждаясь вкусом. Но к запаху крови примешивается еще один, знакомый до одури. Мята и горечь шоколада. Значит, след на мальчишке оставила моя малышка.

Улыбка так и просится, и я поддаюсь, что не ускользает от Влада. Скалится в ответ, обнажая клыки. И тут же получает быстрый и острый взгляд отца. Отступает в тень нехотя. Его выдает запах злости и выступившая на ране кровь. А ведь не затянулась рана. Значит, парень — помесок. А я сразу и не почуял. Зверь недовольно ворчит. А мальчишка силен, только не контролирует эту самую силу.

Не поэтому ли Бекер и стал старейшиной?

Любопытная у Ради семейка.

Только чутье подсказывает, что она не совсем в курсе, с кем жила под одной крышей. Но с этим разберемся позже. Сейчас надо уладить формальности и спать. Десять дней без нормального отдыха даже зверь не выдержит.

А дома Ради. Полагаю, они уже добрались. И зверь прислушивается. Да, на месте. Это хорошо. Лео позаботится о нашей девочке, пока я буду стараться не свернуть ее родственникам шею.

— Приветствую, Старейшина. Мир дому твоему.

Склоняю голову в знак уважения. Никаких эмоций, только голая вежливость.

— Разве приходят с миром воры?

Похоже, вежливым здесь собирался быть только я. У каждого свой выбор. И я принимаю его.

— Вас обокрали? — выгибаю бровь и делаю шаг назад. Прячу руки в карманы — подальше от искушения, а то не ровен час прибью кого-нибудь, — и приваливаюсь плечом к колонне.

— Тебе виднее, Накари, — голос старика холоден, как колонна под боком.

Только я устал и не настроен играть в слова.

— Максимилиан, я ненавижу теннис, — зверь некстати поднимает голову и желание отпустить его становится ярче. — И Ради я вам не отдам.

— Я могу расценить это как вызов, — усмехается старик и на этот раз не останавливает сына, когда тот выступает вперед, порыкивая.

— Или я.

— Ты…

Рычит Бекер-младший, кидается на меня. И я с удовольствием позволяюзверю показаться. Нити узора вспыхивают на коже, перекраивая тело наполовину.

Зверь рычит. Перехватывает Бекера, прижимает к колонне.

— Максимилиан, угомони своего пса.

Другой рукой швыряю старику свиток. Тот ловит его налету. Хмыкаю, уходя из-под удара Влада. Бью под дых. Мальчишка сжимается, делает рваный выдох, но на ногах стоит. Неплохо.

Старик разворачивает свиток. Читает. И холод его плавится яростью.

— Влад, остынь, — и голос старика сипит, а пальцы сминают бумагу. — Влад!

— Все, — поднимает руки, показывая моему зверю, что не будет нападать.

Врет. Опять его запах выдает. Горький, жгучий.

— Бумага все стерпит, — отпускаю мальчишку и тихим рыком разгоняю ощетинившихся "пиджаков". — Но это всего лишь копия.

— И…

— Обряд проведен старейшиной Илиамом по всем законам. Так что я прямо сейчас могу свернуть шею твоему щенку и мне ничего за это не будет, но…

Бекер-младший дышит тяжело, но успевает поддержать отца, когда тот покачивается. К злости примешивается страх с привкусом плесени.

— Но я просто уйду. Устал, знаете ли.

— Я соберу Совет. Это незаконно.

— А это пожалуйста. Сколько угодно. Вот только…обряд запечатан.

— Быть не может, — Бекер-младший изумлен. — Это вранье. И я заберу сестру.

— Влад, — останавливает очередной порыв сына старик. — Уходи, Лука.

Усмиряю зверя и возвращаюсь к байку, на котором приехал.

Все. Домой.

К своей девочке и неугомонному брату, который встречает меня настороженным взглядом.

— Все завтра, — отвечаю на все вопросы разом. — Пошли спать.

Глава 13.

Ради. Неделя шестая.

— Она просто спит, — низкий мужской голос звучит глухо, но твердо. Его хозяин пахнет лекарствами и дешевым табаком, от которого хочется чихать. — Жизненные показатели…

— Жизненные показатели?.. — этот голос с низким рычанием я узнаю из тысячи.

Лука. И сейчас он очень зол.

Почему? И что так противно пищит над самым ухом? Спать мешает.

Пытаюсь отмахнуться от звука, даже пальцы сжимаю в кулак, но замираю, когда Лука снова говорит.

— Ты мне это три недели повторяешь, — теперь в злости звучит усталость. — И ничего не меняется.

Его усталость соленая, что кровь на языке. Прокушенная губа саднит. Отлично, значит, живая. Уже хорошо. И писк не прекращается. Стискиваю зубы.

Три недели? Я сплю все эти три недели? Можно, конечно, спросить у Луки, но вряд ли расскажет. Лучше пока ему не знать, что я уже не сплю. И…

— Подслушиваешь? — насмешка в хриплом шепоте лучше всех признаний.

Лео.

Улыбаюсь. Оба брата в порядке.

А я? Ну да, подслушиваю. Верный способ выяснить нужную информацию без лишних вопросов. Особенно когда мне достались такие упрямые мужчины.

Осталось выяснить, где я, что произошло и как мои дети.

— С малышами все в порядке, — Лео будто читает мои мысли. — Они тоже спят. Одна из особенностей беременности самки оборотня. Оказалось, в тебе гораздо больше нашей крови, чем мы думали.

Я слышу его улыбку, которая согревает точно весеннее солнце. Выдыхаю, когда на живот ложится тяжелая ладонь. Кожу обжигает даже через покрывало. Не удивлюсь, если там останется отпечаток его ладони. Но я не против. И малыши отзываются на прикосновение.

— Привет, принцесса, — счастье ослепляет даже сквозь сомкнутые веки.

Его счастье. Терпкое. Мужское. Такое осязаемое, что хочется заграбастать его в ладони и ни с кем не делиться.

Бум…

Ощутимый толчок в мужскую ладонь выбивает дыхание. Еще один. Кто надел на моего ребенка тяжелые бутсы? Кажется, у меня в животе живот настоящий футболист, перепутавший мамин живот с мячом. Еще один такой пинок и этот несносный ребенок продырявит меня и выйдет наружу.

— Вредина, как мама, — фыркает Лео, поглаживая живот и что-то нашептывая на непонятном языке. И малышка — неужели все-таки футболистка? — больше не пинается, только едва ощутимо толкается, словно в ладушки играет с отцом.

Выдыхаю, прислушиваясь к себе. Кажется, лишних дырок не появилось. А тихая…колыбельная?… растекается по венам нежностью, тягучей и сладкой, что карамель.

И я снова закусываю губу, чтобы постыдно не разреветься.

Просыпаться страшно. Снова увидеть мир, в котором нет места сказкам и фантазиям одной бестолковой кошки. Страшно вернуться в мир, где я, кажется, влюбилась по уши.

— Совершенно точно влюбилась, — смеется Лео.

Осторожно поднимаю руку. Она тяжелая, словно бревно, но я накрываю ею мужскую ладонь и тут же распахиваю глаза.

Свет слепит и весь мир сплошное размытое пятно. Но я знаю точно — Лео рядом нет. И на животе лежит только моя ладонь, сминающая покрывало.

Ну и где этот засранец?

— Ради… — Лука оказывается рядом, заглядывает в мое лицо, совершенно ошалевший от радости.

— Привет, — пытаюсь улыбнуться, но губы трескаются и язык опаляет вкус раскаленного металла.

— Боги, Ради…

Он прижимается губами к моей ладошке и мурашки захватывают в плен неожиданно продрогшее тело. Он не целует, просто касается, словно ветер ласкает тоненькое деревцо. В груди щемит и хочется одернуть его осторожную ласку. Топнуть ногой и заявить, что я не хрустальная.

Вдох. Выдох.

Пальцами другой руки касаюсь волос на его макушке, посеребряной сединой. А еще он похудел и из янтарных глаз пропало солнце.

— Что…что произошло?

— А ты ничего не помнишь?

Задумываюсь.

— Помню. Мы с Лео ехали домой. Потом я заснула, а проснулась здесь. Вернее, Лео меня разбудил. Кстати, где он?

Пытливый взгляд настораживает. В нем столько эмоций, что хочется залезть под кровать и не вылезать до старости.

— Лука… — голос рвется, точно струна. — Не смотри на меня так.

— Как?

— Будто я чокнулась.

Он вздыхает, растирает лицо, на котором проступили острые скулы хищника.

— Ты не чокнулась, — улыбается с грустью.

Осматривается по сторонам, взглядом отыскивает кресло-каталку и усаживает меня в него.

Я пытаюсь возмутиться, что и сама дойду, но кто слушает мои жалкие потуги отстоять свое право быть сильной?

В длинном светлом коридоре все сверкает идеальной чистотой, что я ловлю свое отражение в кафеле пола. С удивлением отмечаю, что у меня вырос живот и кажется чем-то инородным на не изменившемся теле. Я не поправилась, а даже наоборот, еще похудела. И теперь похожа на бегемота-дистрофика.

Фыркаю от собственной мысли.

— Что? — спрашивает озабоченный Лука, вкатывая меня в лифт.

— Да так…

Не признаваться же ему, что я…чувствую себя совершенно непривлекательной. Особенно, когда в зеркальном лифте отражаюсь рядом с сошедшим с обложки глянца боссом.

Красавец и чудовище, новая версия.

И неудивительно, что во взгляде медсестры, что провожает нас от лифта, читается недоумение. Никому не понять, что такой красавец делает возле такой уродины, как я. Радует только одно: мой босс не обращает внимания на медсестру, и без ее помощи находя дорогу.

Но надолго ли его хватит? Вон какая длинноногая. Как раз под стать такому, как Лука Накари. Статусная.

Вздыхаю, чувствуя, как ревность горчит на языке.

Да, Ради, самое время думать о внимании мужчины. Но что поделать, если кошка внутри, едва почуяв горький аромат своего самца, встрепенулась, взбудоражив мое либидо?

— А куда мы, собственно… — спрашиваю, когда Лука останавливается возле палаты, точной копии моей, только этажом ниже.

Договорить не получается, потому что ответ лежит на больничной койке, утыканный иголками и окруженный приборами. Его черные волосы заметно отросли и разметались по белоснежной подушке. На смуглой коже причудливыми переплетениями застыл черный узор, рассыпался по телу черными иглами. А наполовину человеческое лицо расчертил косой шрам.

Не человек. Не лев. Пограничье. Но…

— Лео, — шепчу одними губами.

— Привет, малышка, — звучит в моей голове хриплый шепот. — Прости, я немного не в форме, чтобы начистить братцу его унылую рожу.

— Что…что происходит? Что с тобой случилось?

— Ради?

Лука разворачивает кресло, приседает напротив меня, сжав мои холодные ладошки.

— Ты…ты его слышишь? — и в глазах его столько надежды, что речь отшибает начисто.

Киваю.

— Мятная моя, передай старшенькому, что я слышу все его мысли и они мне не нравятся. И твои тоже. Так что выметайтесь отсюда и дайте подумать в тишине.

Кажется, сегодня я совершила что-то невероятное, потому что Лука смотрит на меня, как на восьмое чудо света. И я принимаю единственно верное сейчас решение. Похоже у меня появился верный шанс выяснить все о происходящем вокруг.

— Лука. Похоже, я переезжаю, — тру переносицу и ловлю хмурый взгляд босса.

Лео фыркает недовольно.

Улыбаюсь, устраиваясь на соседней кровати.

— Будем считать, что все согласны.

Улыбаюсь, устраиваясь на соседней кровати.

— А теперь рассказывайте, что случилось и как это исправить. Если вы не в курсе, мне рожать скоро. А я предпочитаю, знаете ли, обоих папочек под боком.

И дети со мной согласны, выражая свое недовольство игрой в футбол.

— Будете с ними в футбол играть, а я лежать на диване и есть конфеты, — бурчу под тихий смех моих невыносимых мужчин. — И ничего не смешно. У меня на шоколад аллергия из-за этой беременности.

— И не только на шоколад, — добавляет Лео.

Выгибаю бровь. Странно. Ничего больше не замечала.

И на что у меня аллергия?

— На меня.

Перевожу взгляд на застывшего в пограничном состоянии Лео. И понимание обрушивается на меня ледяной лавиной.

— Это я, — на выдохе. — Я тебя убила.

Я проснулась неожиданно рано: выспавшаяся и странно счастливая. Потянулась, вслушиваясь в шум дождя за распахнутым окном.

Улыбнулась, дико радуясь, что меня не тошнит. Впервые за эти недели.

Положила ладонь на живот и малыши тут же отозвались нестройным перестукиванием.

— Доброе утро, мои хорошие.

Маленькая ножка толкнулась в ладонь. А следом ещё одна. Ответили, значит.

Маленькие хулиганы ещё не совсем проснулись. Через пару часов станет веселее. Куда там кучке футболистов до моих мальчишек.

Врач сказала, что будут мальчики, хоть один и упрямился, не желая показываться аппарату УЗИ. Но у оборотней не бывает разнополых близнецов, так что ответ очевиден.

Мальчишки. Все в своих несносных отцов. Которых и след простыл, даже запаха не осталось.

— И где же их носит, когда они нужны? — наглаживала живот.

А внизу разгорался настоящий вулкан. Только не рвануть ему без этих красавцев-миллионеров. Огненная лава текла по венам, превращала кожу в раскалённое плато. Горло пересохло и оставалось только надеяться, что эти оборотни не сбежали слишком далеко.

Пол под ногами теплый, хоть и совершенно точно каменный. Черный, с золотистыми прожилками. Они словно сосуды каменного тела дома. По ним струится огонь, распекая холодный…гранит?

Переступила босыми ногами, пальцами пошевелила. А камень чуть шершавый, щекочет пятки. Приятно до дрожи в солнечном сплетении.

А в лицо пахнуло запахом дождя с терпкой ноткой взбудораженного хищника.

Шагнула к распахнутой двери балкона. Обнаженное тело обласкал влажный ветер. Брызги тут же рассыпались по ещё горячей коже колкими мурашками.

Но я шла, ведомая запахом зверя. В животе тут же ожили и встрепенулись проклятые бабочки. Просто как у героинь любовных романов. Усмехнулась и напоролась на любопытную и…пугающую картину.

Внизу, в пелене дождя и отсветах наступающей грозы, стояли двое: зверь и человек.

Зверь был прекрасен. Длинное поджарое тело. Тугое, расписанное родовым узором по короткой черной шерсти. Ветер играл его гривой с серебряными нитями. Дождь ручейками стекал по покатым бокам, и зверь вздрагивал, словно в лихорадке.

Как зачарованная, вернулась в дом, безошибочно нашла лестницу на первый этаж, вышла на террасу и…замерла, встретившись со штормовым взглядом, в котором отражались молнии.

Сзади окатило волной горечи и…страха.

Хотелось обернуться, успокоить того, чье сердце грохотало громче раската грома, содрогнувшего небеса, но взгляд черного льва манил, будоражил.

И этот шрам, разрезавший широкую морду. Не удержалась, коснулась его.

И меня повело…

— Ты очень красивый, знаешь? — говорю тихо, все еще погруженная в воспоминания.

Лео в голове фыркает лишь. Качаю головой.

— Очень красивый, — говорю.

— Бесхвостый урод, — беззлобно, скорее с тихой тоской, огрызается Лео.

Да, хвоста у черного зверя действительно не было. Я помню. Как и все шрамы на поджаром теле, что изрезали застывшее в пограничье тело. Как и то, что я виновна в каждом из них.

— Не надо…себя винить, — Лука напряжен, следит за каждым моим движением.

И снова мысли читает, надо же.

— На нас напали, — говорю неожиданно хрипло. — Когда я…когда мне…

На нас действительно напали. Псы. Их было много. Целая стая. И это я…привела его в ловушку.

Лука смотрит внимательно и ладони мои в своих сжимает. Большим пальцем поглаживает запястье. И волны тепла растекаются под кожей. Это помогает взять себя в руки.

Делаю глубокий вдох. Выдыхаю.

— Мне стало плохо. Поэтому мы не смогли уйти. Это я. Я виновата, что Лео…

— Все, хватит! — рыкает Лука. — Самобичевание ни к чему хорошему не приведет. Ты ни в чем не виновата. Лео поступил так, как поступил бы я. Никто из нас не может тебя бросить. Мы оба привязаны к тебе намертво.

Выгибаю бровь в немом вопросе.

— Лука прав, — вздыхает Лео. — Теперь мы единое целое.

— Помнишь нашу встречу со старейшиной Илиамом? — перетягивает мое внимание Лука.

Киваю. Разве такое забудешь? До сих пор озноб по телу от вкрадчивого голоса старейшины, от его взгляда, выворачивающего наизнанку.

— Это был обряд. Старейшина Илиам связал нас узами брака, а твоя беременность запечатала обряд. Теперь нашу связь не разорвать. В нашем мире бумажки ничего стоят.

А я думала, меня уже ничем не удивить. Ошиблась.

— Лихо вы все провернули, — криво усмехаюсь, осторожно вынимая свои ладони из рук босса. — И даже меня не спросили.

Обидно. Так, что на языке горчит. Или это от запаха Луки? И глаза щиплет непрошеными слезами. Даже малыши притихли от накативших на их непутевую мамашу эмоций.

— Ты сама пришла… — бурчит обиженно Лео.

Только обида эта напускная. Странное чувство колет затылок. Как будто меня облапошили. Смотрю на братьев. Лео даже в своем странном обличье напряжен, как его старший брат.

Усаживаюсь поудобнее, уложив под поясницу подушку. Лука дергается, чтобы помочь, но я останавливаю его взглядом.

Ну не могли псы напасть просто так. Из того, что я знаю — львы и псы заключили перемирие несколько столетий назад после того, как почти истребили друг друга. Они разделили сферы влияния и успешно сосуществовали каждый на своей территории.

Что же изменилось? Зачем псам так рисковать, убивая наследника древнего рода? Это же вызов в чистом виде. Зачем? Ради чего?

— Ты сказал, что бумажки в вашем мире ничего не значат, — говорю осторожно, пытаясь ухватить убегающую мысль. — А что значит?

Лука хмурится. Его запах наполняется пряными нотками, а между бровей залегла глубокая морщинка. Он не хочет говорить, я чувствую. Но мне надоело жить как в полусне.

— Лука… — зову тихо и тянусь к нему всей собой, но боль простреливает поясницу. Охаю, тут же оказываясь в стальных объятиях босса.

— Ради, проклятье, — рычит он, укладывая меня обратно на подушки. — Лежи и не двигайся, иначе я за себя не ручаюсь.

Только не страшно совсем, скорее, наоборот. Возбуждение горячей волной окатывает с ног до самой макушки. И сердце срывается в галоп. Проклятое либидо.

— Это нормально, — эхом отзывается Лео. И от его низкого баритона колени слабеют и внизу живота скручивается тугой узел. — Во время беременности желание секса со своей парой возрастает. Ничего страшного в том, что ты…нас хочешь, нет. Не пугайся.

— Успокоил, — бурчу, носом потершись о заросшую щетиной щеку босса.

Он по-прежнему хмурится, но запах изменился. В нем проявились ноты кофе и полыни. Тоже возбужден. Пальцы вплетаю в волосы на затылке, притягивая Луку ближе. Губами скольжу по скуле, слизывая выступившие на коже капли крови. Прихватываю зубами мочку уха.

— Так что значит, Лука? — выдыхаю в самое ухо.

Его запах резко меняется, становится жгучим, острым.

— Ты такой сексуальный, когда злишься, — скольжу ладонями по напряженной спине. Мне отчаянно хочется почувствовать его без одежды. Напомнить своему телу, что это такое — быть с Лукой Накари. Но он отстраняется первым. Ерошит волосы.

— Если мы сейчас трахнемся, — от его резкого тона коробит, — Лео потеряет много сил.

Заглядывает в мои удивленные глаза. Я, конечно, горю от желания, но заниматься сексом с одним, когда второй ни жив, ни мертв — нет уж, увольте. Только слова Луки не выходят из головы.

— Ты спрашивала, что имеет значение в нашем мире, — на его обветренных губах кривая усмешка.

Лео в моей голове пытается возразить. Он злится и совершенно против решения брата ответить на мой вопрос. Но Лука его не слышит.

— Ты, Ради, имеешь значение. Погибнешь ты, сдохнем и мы.

Глава 14.

Ради. Неделя шестая.

— Ты, Ради, имеешь значение. Погибнешь ты, сдохнем и мы.

Эти слова проступают на коже липким страхом, каплями пота стекают по позвоночнику. И глаза Луки, цвета карамели, пугают. Хочется сбежать. Спрятаться в самом темном углу, замереть и не дышать. Чтобы никто не нашел. Чтобы не слышать того, что Лука будет говорить дальше. А он будет.

И зверь проступает родовым узором, выплетает хищные черты. Он меняется на глазах и даже не замечает этого. Как и того, что цифры на приборах Лео взлетают до запредельных цифр.

— Ты появилась в моей жизни, и все изменилось. Истинная. И при этом настолько человечная. Соблазнительная, — облизывается, с шумом втягивая воздух. — Мятная. Такая живая. Яркая. Невозможно устоять.

— Лука, — пытаюсь дозваться своего босса. — Лука, мне страшно.

Касаюсь ладонью колючей щеки. Короткая щетина щекочет пальцы. Лука вздрагивает. Щурится и встряхивает головой, что неопытный кутенок. Удивленно. Растерянно. Переводит взгляд на монитор, где сходят с ума цифры. И сердце Лео того и гляди лопнет.

— Лука, нужно позвать врача.

— Врача…нет, не надо, — растирает ладонью лицо, стирая черты хищника. — Сейчас успокоится. Это я…Лео чувствует меня. Меняется и не может. Мы же близнецы, Ради. А я…прости. Устал. Третью неделю нормально не сплю. Сорвался. Поеду я.

— Никуда ты не поедешь, — говорю, наблюдая, как нормализуются показатели жизни моего второго оборотня. — Тебе нужно отдохнуть, — отодвигаюсь на другой край кровати, приглашая босса улечься рядом.

Страха больше нет, но возвращаться к прежней теме совершенно не хочется. И пусть я трусиха, сейчас я хочу, чтобы мой босс пришел в себя и поспал. А поговорить можно и после.

Он сомневается, но я настойчивее, а он действительно устал. Лишь поэтому сдается. Стягивает туфли, куртку, забирается на больничную кровать, которая слишком узкая для нас двоих.

Лука проблему пространства решает быстро и эффективно: сгребает меня в охапку, укладывает на себя. Пытаюсь противиться, но Лука обнимает ладонью затылок, прижимает к своей груди, пахнущей лекарствами.

Морщусь от настойчивого горького запаха.

— Не бойся, Ради, — шепчет Лука, иначе истолковав мое сопротивление. — Я никогда тебя не обижу, родная.

— Я не боюсь, просто… — отрываю лицо от его груди, заглядываю в глаза цвета полуденного солнца. И правда ведь не боюсь. Никогда, с самой нашей первой встречи. И это понимание смывает остатки липкого ощущения, согревает. — Ты воняешь, босс, — и демонстративно зажимаю нос двумя пальцами.

А он смотрит ошалело несколько мгновений, а после просто хохочет, откинувшись на подушку. И Лео фыркает в голове одобрительно.

Вот и славно. Разрядить обстановку никогда не лишнее. А серьезные разговоры никуда не денутся. Нам спешить некуда.

— Да ты тоже, — сквозь смех издевается этот наглец, сжав мои ягодицы и подтянув повыше, — не сладкая карамелька.

Упираюсь ладонями в кровать над плечами босса. Волосы падают на лицо, пряча нас как за занавеской.

Скалюсь, намеренно позволяя проступить своей волчице. Та отзывается с волнением: жаждет вдохнуть своего самца. Кожа вспыхивает огнем, жжется в особенно чувствительных местах босса.

Лука напрягается тут же. Морщится. На висках выступают капли пота.

— Друг друга стоите, — хмыкает Лео, наблюдая за моей шалостью.

— Слушай, босс, — трусь носом о нос Луки, коготками распарываю провонявшую больницей футболку, — а вы всегда делите женщин на двоих?

Лео присвистывает, а Лука на мгновение теряется. Что, босс, не ожидал?

Он перекатывается на спину, сгребает меня в охапку, обнимая за талию и устроив ладонь на животе. По коже растекается тепло, проникает внутрь и я ощущаю лёгкую щекотку. Хихикаю тихо куда-то в плечо.

И малыши отзываются на отцовское прикосновение. Урчат. Я чувствую.

— Что это? — в голосе тихое удивление, а под мужскими пальцами лёгкие толчки. Как вибрация.

— Это твои дети, босс.

— Эй, малышка, я все слышу, — недовольно сопит Лео.

— Ладно, ладно, — улыбаюсь, наслаждаясь горьким запахом и нежными поглаживаниями босса, — ваши дети.

— Им нравится, — довольно скалится Лука. — Я им нравлюсь.

Фыркаю. Ещё бы! Нравится, конечно.

О связи детей с отцами-оборотнями слагают легенды. Как и о том, что разнополые близнецы могут родиться только у истинных альфа, которых истребили во времена столетней войны между львами и псами. Тогда же исчезли прайды — семейные стаи, связанные родовым узором и кровными клятвами, а на их место пришли кланы с человеческими законами. Оборотней очеловечили, только их сущность изменить не удалось.

— Так что там с женщинами и вашими пристрастиями, а, босс? — вытягивая себя из мыслей и приятной неги.

— Накари — единственный выживший род истинных, — тихо говорит Лука, перебирая пряди растрепавшихся волос. — Древний род. Сильный. А сила эта шальная, не каждый выдержать сможет. Нам повезло. Близнецы и сила, разделенная надвое. Отец нас учил, мастера привел. А у мастера того невеста красавица, — в его голосе тепло растекается, словно мед.

А у меня внутри огнем ревности жжет и горько на языке становится. Странное ощущение, нехорошее. Но львица внутри скалится недобро. Ее самец не может говорить о другой самке так нежно. Он — ее. Выдыхаю рвано.

Босс смеется тихо.

— Ревнуешь? — фыркаю в ответ, словно он сказал самую большую глупость на свете. — Ревнуешь. Мне нравится. И Лео нравится, я точно знаю. Влюбился.

— А ты? — приподнимаю голову, смотрю в улыбающиеся глаза цвета янтаря.

— Ее звали Рина, — шепчет, целуя висок, когда я вздрагиваю на имени. Рина. Так звали мою маму. Но откуда Лука знает ее? — Ты на нее очень похожа. Только глаза отцовские.

— У моего отца черные глаза, — это я точно знаю, потому что я всегда боялась этого взгляда, непроницаемого, нечитаемого, в котором никогда не было отцовской любви. Ни ко мне, так точно.

— Бекер — не твой отец и никогда им не был.

Лео рычит в голове, явно не одобряя откровения брата. А я притихаю, осмысливая услышанное. И вот что странно — меня не удивляют его слова. Скорее, расставляют все на свои места.

Еще в пять я поняла, что отцу нельзя попадаться на глаза. И вообще лучше всего забиться в темный угол и носа не показывать, особенно когда он не в духе. А он всегда был не в духе для меня. Это я уяснила в семь.

Вот Влад был его любимцем, хоть и приемышем. Об этом я узнала в десять, когда сломала ногу и подвела отца, ведь теперь ему приходилось возиться со мной.

— Он меня не любит, — вздыхаю, украдкой подглядывая, как отец учит Влада верховой езде.

Тот держится в седле уверенно и упрямый жеребец Лори его слушается. Мой Лори. Отец отдал моего коня Владу и заставил меня смотреть, как брат отнимает у меня единственное дорогое, что осталось в этом доме.

— Не говори глупости, лисенок, — Костя приседает на корточки и поправляет сползший плед, укутывает загипсованную ногу.

Костя, долговязый брюнет с карими глазами, самый старший из нас. Ему уже восемнадцать и он все чаще не ночует дома. И мне грустно от того, что когда-нибудь он уедет насовсем и я останусь совсем одна. Няньки не в счет. Им всем плевать на меня. Им бы только в постель к отцу забраться. Это я тоже поняла давно. Вернее, подглядела, как одна такая нянька совершенно голая прыгала на отце, как наездница.

— Отец не может не любить тебя, ведь ты же его дочь.

— Ну и что? — упрямлюсь я, шепотом уговаривая Лори не поддаваться чарам Влада, но он, предатель, только фырчит и послушно пускается в галоп. — Ты тоже его сын, но вы постоянно ссоритесь.

— Я, лисенок, совсем другое дело, — Костя улыбается и вытягивает меня из коляски, плюхается на траву вместе со мной, обнимает. У него жилистые руки с темными реками вен и жгутами мышц. Они пахнут деревом, влажным, свежеспиленным, немного краской и, кажется, лаком. Снова что-то мастерил. — Нас с Владом усыновили еще мальчишками, а ты его дочь. Понимаешь?

Мотаю головой.

— Папа любит Влада. Он ему даже Лори отдал.

— Это потому что ты девочка, лисенок. А отцу наследник нужен. Так что не думай глупости.

— Ты тоже наследник, — все еще упрямлюсь.

— Мне это не нужно. Я сам прекрасно зарабатываю.

— Вы поэтому ссоритесь?

— И поэтому тоже, — кивает Костя. — Хватит думать ерунду, лисенок. Лучше смотри.

Он словно фокусник, вытянувший из шляпы кролика. Разжимает кулак и я не сдерживаю изумленного вздоха, когда вижу на его ладони маленькую белую лису. Она словно живая. Выточенная так идеально, до самых маленьких штрихов. Удивительная.

— Это мне? — спрашиваю чуть дыша.

— Конечно тебе, лисенок.

— Красивая, — шепчу, заглядывая в ее разноцветные глаза.

Большим пальцем оглаживая ее маленькую головку, покатые бока с рыжими подпалинами, длинный хвост.

— Как и ты, лисенок, — смеется, нежно целуя в висок. — А еще она волшебная. И когда-нибудь она исполнит твое самое заветное желание.

На следующее утро Костя навсегда уехал из отцовского дома.

— Кто такой Костя? — голос Лео звучит приглушенно, словно он из последних сил сдерживает рвущуюся злость.

— Кажется, кто-то тоже ревнует, да, Лео? — улыбаюсь.

— Кто такой Костя? — повторяет Лео едва ли не по слогам.

Точно ревнует. Надо же. Это, оказывается, приятно.

— Я бы тоже ревновал, если бы ты так думала о другом мужчине.

— Как?

— С нежностью и любовью. У тебя запах изменился, — отвечает Лука на все вопросы разом.

— И ты не ревнуешь?

— Нельзя ревновать к воспоминаниям, — его пальцы запутываются в волосах. — Особенно если они о брате.

— Ты умеешь читать мысли? — на этот раз я действительно удивлена.

— Не умею, но я умею тебя чувствовать. Это из-за беременности. Она связала нас крепче любых цепей. Мы чувствуем тебя. Ты — нас. А еще я знаю Константина Светлого, гениального мастера по дереву и твоего родного брата, о котором ты так ярко думаешь.

— Брат, значит? — но в голосе Лео явно нет облегчения. Странно, потому что глупо ревновать к тому, кто родной по крови. — Светлый твой брат?

— Я не знаю никакого Светлого. И вообще больше ничего не хочу знать.

Пытаюсь вывернуться из рук Луки, но у меня ничего не выходит: тошнота скручивает желудок, дыхание срывается и мир плывет перед глазами.

Лука резко садится, перехватывает меня и силой укладывает рядом, заставляет дышать собой. И я дышу. Горьким запахом тела своего босса и острой злостью Лео, застывшего в пограничном состоянии.

— Мы действительно предпочитаем секс втроем, — продолжает Лука, гладя мою спину и то и дело принюхиваясь ко мне. Да я и сама чувствую, как меняется запах. Сейчас в нем только кислота лимона. — Но это не прихоть, а необходимость. Способ сбросить лишнюю энергию. Мы пробовали иначе, но однажды Лео чуть не сдох после моей бурной ночи. Потом нам понравилось. Совсем другие ощущения, скажу я тебе. Но мы никогда не трогали людей. Обычные женщины просто не выдержат двоих молодых оборотней. А наши самки — легко и по обоюдному согласию. Но одно дело развлекаться и совсем другое — найти ту, что примет нас такими, какие мы есть. Со всеми потрохами.

— Нашли? — на вдохе, заполняя легкие запахом полыни и горького шоколада.

— Ты сама нас нашла. Поманила. Увлекла. И вернула Лео его льва. Мы просто не могли тебя упустить. Но и рассказать все, как есть, тоже не могли. Тогда мы использовали твое снохождение. Так и появились твои фантазии.

Ну…то, что фантазии — не сон, я поняла давно. У меня в животе неопровержимое доказательство. Меня интересует исполнительная часть вопроса: как они проникали в мою квартиру, а после исчезали, не оставив следов. Разве что на моем теле.

Проникали, как воришки, через окно? Вряд ли. Крыльев я у них не заметила, а я живу на пятом этаже и ни пожарной лестницы, ни водосточной трубы под окнами не имеется. А представить, что большой босс Накари колупается шпилькой в моем замке никак не выходит. Получается, им кто-то помогал. Кто?

— Ты смешная, когда думаешь, — Лука аккуратно высвобождает из зубов нижнюю губу, которую я умудрилась прикусить до крови. Босс стирает ее большим пальцем, облизывает, а после разглаживает морщинку между бровей. — О чем, если не секрет?

— Да вот представила, как вы ко мне через форточку…заходите в гости, — не сдерживаюсь и все-таки прыскаю со смеху.

— Зачем через форточку? У меня ключи есть.

Ключи. Мои точно на месте: я их не теряла и сумку нигде не оставляла, разве что на работе, только как-то сомнительно, что босс рылся в моих вещах. Остается один вариант и он мне совершенно не нравится.

— Лорка, да?

— У тебя хорошая подруга, все поняла слету. А еще она прирожденная ищейка.

И актриса гениальная, ни разу не прокололась, когда я с ней откровенничала.

— Она просто звонила в нужный момент, а после подчищала следы, чтобы ты не догадалась. Ты не злись, — говорит Лука, когда я оставляю на его плече след от своих зубов. — Молодой самке самец нужен постоянно. Отпусти мы тебя одну ночью, что бы случилось, как думаешь?

Явно ничего хорошего, я понимаю. Но понять и принять — не одно и тоже.

— Твой первый оборот привел тебя к Лео. Вы были вместе неделю. И ты была девственницей. Идеальная связка.

Да, все правильно. Во времена столетней войны так уничтожили целые прайды. Псы похищали самок львиц. В основном девственниц. Привязка на крови самая сильная — это верно. Самки становились зависимыми от псов, что лишили их девственности, и ради дозы секса были готовы на все, даже предать собственных сородичей.

— А почему Лео? Я точно знаю, что в горах были и другие оборотни.

— Лео — один из близнецов. Да еще и лишенный второй ипостаси. Твоя львица несет жизнь. Ее сила привела тебя к тому, кто почти умер. Ты разбудила его.

— Это хорошо, — улыбаюсь в сильное плечо.

Тошнота оставила в покое мой многострадальный желудок, мир встал на место и дыхание выровнялось. А вместе с тем неожиданно накатила усталость. Возвращение в прошлое вымотало меня подчистую. Но одно я знаю точно: если я сумела разбудить Лео один раз, смогу снова.

Надо только хорошенько выспаться.

Глава 15.

Лука. Неделя шестая.

Ради заснула в один момент. Как будто и не она вовсе минуту назад выпытывала у меня подробности прошлого. Спит так крепко, уткнувшись носом в мое плечо, как детеныш, досыта накормленный материнским молоком. Она сама как тот детеныш, маленькая, несмышленая, но на удивление мудрая и неожиданно родная. И носит под сердцем моих детей.

— Не только твоих, — фырчит Лео.

Да, я тоже его слышу, но не чувствую. Поэтому испугался, когда вдруг не ощутил его три недели назад.

Вот он несся по лесу, играя в салочки со своей…нашей самкой. Вот нагнал ее, повалил в траву, лапой придавил к земле. Вспыхнул желанием, когда она прикрыла глаза и потерлась об нее, ероша короткую черную шерсть.

А вот он уже припадает к земле, прислушиваясь, пряча за собой самку и страх, тотчас скрутившийся в черную воронку ярости. И…исчез, острой болью распанахав меня в лохмотья.

Я не думал ни о чем, оборачиваясь. Позволяя реальности измениться, заостриться, расцвести темными красками ночи.

Я шел на запах, точно пес.

По следу Ради.

И опоздал. Снова.

Сломанные деревья. Разрытая земля. Влажная от дождя, пропитанная кровью. Острый запах пробивает реальность, заполняет ее до краев.

На изломанных деревьях — псы. Белая шерсть. Вывернутые лапы. Тела, испачканные багровой кровью, переломаны.

И запах. Невыносимый. Тягучий. Забивающий все.

Я переступил через труп. Другой пес, словно перекушенный надвое, сипел, отчего кровь пузырилась и рвала уцелевшие сосуды. Рваный вдох и его забрала эта ночь и луна, выкатившаяся из завесы туч.

А чуть дальше, в свете полной луны лежала белая кошка.

По ее телу плелся черный узор, а по лапам текла такая же кровь.

Она была красива и страшна.

Я сделал шаг. Хрустнули ветки под лапами.

Кошка дрогнула, подняла голову. На короткое мгновение я встретил черный взгляд. Удар сердца. Верхняя ее губа дернулась, обнажая клыки.

Зверь зарычал, а я позвал…

— Ра-ди…

Но она стряхнула мой зов, отвернулась и завыла…

Рядом тихо стонет Ради, ерзает, устраиваясь удобнее у меня под боком. Прижимается так тесно, словно хочет врасти в меня.

Отодвигаюсь на край, давая ей больше пространства, но Ради тянется следом, оплетает меня руками, ногами, округлившимся животом упирается в бок.

— Не уходи, — шепчет сквозь сон.

— Не уйду, — целую пропахшие больницей волосы. — Больше никогда не уйду.

— Я уйду, — брат говорит устало.

Ему больно.

Я знаю эту боль: бесконечную, как кольцо автострады. Невыносимую и почти смертельную. И нет ни единого шанса свернуть на главную дорогу, только колесить по кругу.

— Я могу просто остановиться, Лука. Это не сложно. Я уйду. Она останется. Вы останетесь.

Он рационален и не подвластен чувствам с того самого дня, как его признали бешеным.

Лео всегда был слишком эмоционален. Яркий, как палитра художника, многогранный.

В нем жизнь бурлила огненной лавой.

Самки выстраивались в очередь за один только его взгляд.

Женщины сходили с ума, едва получали его тело.

А он пил их сумасшествие, как самый сладкий нектар. Пользовался и рвался вперед. Жить на полную катушку.

А потом в его жизни случился Светлый и лунное затмение.

Люди считают, что луна для волков и псов. Вранье.

Луна — наше проклятие. Она свела с ума брата. Забрала у него краски, оставив лишь черную тушь. Кривыми мазками нарисовала его новую жизнь. Только в них оказалось слишком много алого.

— Ты же знаешь — так будет лучше.

Кому?

— Всем. Род избавится от бешеного льва, а ты получишь нормальную семью. Поведешь за собой новый прайд.

Выдумщик, надо же. А я думал, все умерло в ту ночь.

— Ради меня воскресила, ты же знаешь.

Знаю. Как и то, что каждое слово отнимает прорву сил. А вместе с ними и время, чтобы найти выход. У нас его и без того нет. Сколько Лео так протянет? Сутки? Неделю? Несколько часов? Кто знает?

— Не дури, брат. У нее не хватит сил.

Один раз же хватило.

— Она не понимала, что делает.

Она вырастила подснежники. В январе.

— Я не подснежник. Она просто умрет.

Она все равно умрет. Мы связаны. Намертво. Забыл?

— Ты можешь разорвать привязку. Ты — альфа. И у тебя будет наследник. Силы хватит.

У нее тоже хватит сил. У нее два наследника. И она дочь мастера и сестра Светлого. А Светлый — истинный, хоть и человек. Дар всегда отнимает самое дорогое. Светлый заплатил слишком высокую цену.

— Да он скорее меня прикончит, чем помогать станет.

В ней его сила. Ради — его сестра-близнец.

Молчание брата мне понятно: он устал и растерян, — но точно слышит мои мысли.

Я сам до недавнего времени не понимал, как такое возможно.

Светлый разъяснил. Он теперь многое знает и умеет, только и потерял многое, если не все.

Ради — единственная, что у него осталось. И он боится за нее настолько, что доверил ее жизнь врагу.

— Это я — враг, не ты, — отголоском моих собственных мыслей голос брата.

Только мы одно целое, нас не разделить.

— Майя разделила.

Рыжая девчонка с голосом-колокольчиком и глазами цвета первой зелени. Она была не такая как все, наша сводная сестра, и по уши влюблена в своего жениха. В тот вечер она торопилась к нему, выбирала платье, крутилась перед зеркалом и мной, совета спрашивала. А я смеялся, наблюдая, как она стремительно краснела, стоило мне посоветовать ей чуть более откровенный наряд.

Подушка прилетела в меня тут же, едва Майя разгадала мою игру. В итоге на свиданку к жениху она убежала в джинсах и зеленой шелковой рубашке.

В этой самой рубашке ее и нашли, задранную зверем. А рядом — Лео, весь в крови и ничего не помнящий.

Женихом Майи оказался Светлый.

— Ее задрал пес, Лука. Он был там. Я узнал его запах.

Усмехаюсь. Надо же, Светлый и это предугадал. Провидец, чтоб его.

Три недели назад, когда Бекер увез Ради, до трясучки напугав ее подружку, мой лучший хакер принес полное досье на всю семью Бекер. На той маленькой флешке и нашелся Константин Бекер, сейчас известный как гениальный реставратор Светлый.

Светлый действительно гений, а еще Истинный, один из немногих, кто сумел приручить магию. И не просто приручить, а перенаправить ее в правильное русло. И ведь смог! Его работы завораживают силой, красками, энергетикой. Те Истинные, что сумели выжить после резни вековой давности, давали выжженное потомство, без капли магии.

Светлый стал чудом за много лет после той войны за очеловечивание оборотней. Львы против Псов. Мы проиграли в той войне. Все мы, оборотни. Выиграли люди. Они действительно создали на наших костях новую цивилизацию, более развитую, более сильную, где мы оставались их шарнирными куклами, а они умелыми кукловодами. Все изменилось лишь десяток лет назад, когда мой с Лео отец занял руководящий пост в правительстве. Политика всегда имела огромный вес и тогда кардинально изменила положение оборотней в обществе.

Отец нырнул в это болото с головой, а мне отдал бизнес. Тогда у него уже был один сын. Второго, лишившегося своего зверя, он вышвырнул на помойку. Разве может оборотень существовать без своей сути? Отец вычеркнул Лео из нашей жизни, из рода, похоронил.

Я не отец, бросить брата не смог. Ввел в бизнес, а он с маниакальным упорством решил доказывать, что сам чего-то стоит. Стал моей тенью и доказал, сделав себя сам. Так и жили, пока не появилась Ради.

Девочка-загадка, что родилась спустя восемь лет после своего близнеца.

Когда Бекер захотел Рину, она уже была беременна от Мастера. Но чужие дети Бекеру были не нужны, поэтому когда родился Светлый, Рина от него отказалась. Так он попал в приют. А когда Бекеру понадобился наследник, а Рина не смогла родить, они решили усыновить мальчишку. Так у них появился Влад, который по дивному стечению обстоятельств вырос вместе со Светлым. Тогда Рина, будучи законной женой Бекера, поставила условие усыновить обоих мальчишек.

Еще через три года на свет появилась девочка Ради, альбиноска с разноцветными глазами, так похожая на своего отца. К тому моменту Мастера уже не было в живых. Его смерть разрушила магию, которой он оберегал все эти годы свою нерожденную дочь.

И сейчас моя Мятная девочка смешно сопит мне в плечо и даже не подозревает, как была права. Той ночью в лесу псы пришли с одной целью: убить ее и наших детей.

Ради заснула в один момент. Как будто и не она вовсе минуту назад выпытывала у меня подробности прошлого. Спит так крепко, уткнувшись носом в мое плечо, как детеныш, досыта накормленный материнским молоком. Она сама как тот детеныш, маленькая, несмышленая, но на удивление мудрая и неожиданно родная. И носит под сердцем моих детей.

— Не только твоих, — фырчит Лео.

Да, я тоже его слышу, но не чувствую. Поэтому испугался, когда вдруг не ощутил его три недели назад.

Вот он несся по лесу, играя в салочки со своей…нашей самкой. Вот нагнал ее, повалил в траву, лапой придавил к земле. Вспыхнул желанием, когда она прикрыла глаза и потерлась об нее, ероша короткую черную шерсть.

А вот он уже припадает к земле, прислушиваясь, пряча за собой самку и страх, тотчас скрутившийся в черную воронку ярости. И…исчез, острой болью распанахав меня в лохмотья.

Я не думал ни о чем, оборачиваясь. Позволяя реальности измениться, заостриться, расцвести темными красками ночи.

Я шел на запах, точно пес.

По следу Ради.

И опоздал. Снова.

Сломанные деревья. Разрытая земля. Влажная от дождя, пропитанная кровью. Острый запах пробивает реальность, заполняет ее до краев.

На изломанных деревьях — псы. Белая шерсть. Вывернутые лапы. Тела, испачканные багровой кровью, переломаны.

И запах. Невыносимый. Тягучий. Забивающий все.

Я переступил через труп. Другой пес, словно перекушенный надвое, сипел, отчего кровь пузырилась и рвала уцелевшие сосуды. Рваный вдох и его забрала эта ночь и луна, выкатившаяся из завесы туч.

А чуть дальше, в свете полной луны лежала белая кошка.

По ее телу плелся черный узор, а по лапам текла такая же кровь.

Она была красива и страшна.

Я сделал шаг. Хрустнули ветки под лапами.

Кошка дрогнула, подняла голову. На короткое мгновение я встретил черный взгляд. Удар сердца. Верхняя ее губа дернулась, обнажая клыки.

Зверь зарычал, а я позвал…

— Ра-ди…

Но она стряхнула мой зов, отвернулась и завыла…

Рядом тихо стонет Ради, ерзает, устраиваясь удобнее у меня под боком. Прижимается так тесно, словно хочет врасти в меня.

Отодвигаюсь на край, давая ей больше пространства, но Ради тянется следом, оплетает меня руками, ногами, округлившимся животом упирается в бок.

— Не уходи, — шепчет сквозь сон.

— Не уйду, — целую пропахшие больницей волосы. — Больше никогда не уйду.

— Я уйду, — брат говорит устало.

Ему больно.

Я знаю эту боль: бесконечную, как кольцо автострады. Невыносимую и почти смертельную. И нет ни единого шансасвернуть на главную дорогу, только колесить по кругу.

— Я могу просто остановиться, Лука. Это не сложно. Я уйду. Она останется. Вы останетесь.

Он рационален и не подвластен чувствам с того самого дня, как его признали бешеным.

Лео всегда был слишком эмоционален. Яркий, как палитра художника, многогранный.

В нем жизнь бурлила огненной лавой.

Самки выстраивались в очередь за один только его взгляд.

Женщины сходили с ума, едва получали его тело.

А он пил их сумасшествие, как самый сладкий нектар. Пользовался и рвался вперед. Жить на полную катушку.

А потом в его жизни случился Светлый и лунное затмение.

Люди считают, что луна для волков и псов. Вранье.

Луна — наше проклятие. Она свела с ума брата. Забрала у него краски, оставив лишь черную тушь. Кривыми мазками нарисовала его новую жизнь. Только в них оказалось слишком много алого.

— Ты же знаешь — так будет лучше.

Кому?

— Всем. Род избавится от бешеного льва, а ты получишь нормальную семью. Поведешь за собой новый прайд.

Выдумщик, надо же. А я думал, все умерло в ту ночь.

— Ради меня воскресила, ты же знаешь.

Знаю. Как и то, что каждое слово отнимает прорву сил. А вместе с ними и время, чтобы найти выход. У нас его и без того нет. Сколько Лео так протянет? Сутки? Неделю? Несколько часов? Кто знает?

— Не дури, брат. У нее не хватит сил.

Один раз же хватило.

— Она не понимала, что делает.

Она вырастила подснежники. В январе.

— Я не подснежник. Она просто умрет.

Она все равно умрет. Мы связаны. Намертво. Забыл?

— Ты можешь разорвать привязку. Ты — альфа. И у тебя будет наследник. Силы хватит.

У нее тоже хватит сил. У нее два наследника. И она дочь мастера и сестра Светлого. А Светлый — истинный, хоть и человек. Дар всегда отнимает самое дорогое. Светлый заплатил слишком высокую цену.

— Да он скорее меня прикончит, чем помогать станет.

В ней его сила. Ради — его сестра-близнец.

Молчание брата мне понятно: он устал и растерян, — но точно слышит мои мысли.

Я сам до недавнего времени не понимал, как такое возможно.

Светлый разъяснил. Он теперь многое знает и умеет, только и потерял многое, если не все.

Ради — единственная, что у него осталось. И он боится за нее настолько, что доверил ее жизнь врагу.

— Это я — враг, не ты, — отголоском моих собственных мыслей голос брата.

Только мы одно целое, нас не разделить.

— Майя разделила.

Рыжая девчонка с голосом-колокольчиком и глазами цвета первой зелени. Она была не такая как все, наша сводная сестра, и по уши влюблена в своего жениха. В тот вечер она торопилась к нему, выбирала платье, крутилась перед зеркалом и мной, совета спрашивала. А я смеялся, наблюдая, как она стремительно краснела, стоило мне посоветовать ей чуть более откровенный наряд.

Подушка прилетела в меня тут же, едва Майя разгадала мою игру. В итоге на свиданку к жениху она убежала в джинсах и зеленой шелковой рубашке.

В этой самой рубашке ее и нашли, задранную зверем. А рядом — Лео, весь в крови и ничего не помнящий.

Женихом Майи оказался Светлый.

— Ее задрал пес, Лука. Он был там. Я узнал его запах.

Усмехаюсь. Надо же, Светлый и это предугадал. Провидец, чтоб его.

Три недели назад, когда Бекер увез Ради, до трясучки напугав ее подружку, мой лучший хакер принес полное досье на всю семью Бекер. На той маленькой флешке и нашелся Константин Бекер, сейчас известный как гениальный реставратор Светлый.

Светлый действительно гений, а еще Истинный, один из немногих, кто сумел приручить магию. И не просто приручить, а перенаправить ее в правильное русло. И ведь смог! Его работы завораживают силой, красками, энергетикой. Те Истинные, что сумели выжить после резни вековой давности, давали выжженное потомство, без капли магии.

Светлый стал чудом за много лет после той войны за очеловечивание оборотней. Львы против Псов. Мы проиграли в той войне. Все мы, оборотни. Выиграли люди. Они действительно создали на наших костях новую цивилизацию, более развитую, более сильную, где мы оставались их шарнирными куклами, а они умелыми кукловодами. Все изменилось лишь десяток лет назад, когда мой с Лео отец занял руководящий пост в правительстве. Политика всегда имела огромный вес и тогда кардинально изменила положение оборотней в обществе.

Отец нырнул в это болото с головой, а мне отдал бизнес. Тогда у него уже был один сын. Второго, лишившегося своего зверя, он вышвырнул на помойку. Разве может оборотень существовать без своей сути? Отец вычеркнул Лео из нашей жизни, из рода, похоронил.

Я не отец, бросить брата не смог. Ввел в бизнес, а он с маниакальным упорством решил доказывать, что сам чего-то стоит. Стал моей тенью и доказал, сделав себя сам. Так и жили, пока не появилась Ради.

Девочка-загадка, что родилась спустя восемь лет после своего близнеца.

Когда Бекер захотел Рину, она уже была беременна от Мастера. Но чужие дети Бекеру были не нужны, поэтому когда родился Светлый, Рина от него отказалась. Так он попал в приют. А когда Бекеру понадобился наследник, а Рина не смогла родить, они решили усыновить мальчишку. Так у них появился Влад, который по дивному стечению обстоятельств вырос вместе со Светлым. Тогда Рина, будучи законной женой Бекера, поставила условие усыновить обоих мальчишек.

Еще через три года на свет появилась девочка Ради, альбиноска с разноцветными глазами, так похожая на своего отца. К тому моменту Мастера уже не было в живых. Его смерть разрушила магию, которой он оберегал все эти годы свою нерожденную дочь.

И сейчас моя Мятная девочка смешно сопит мне в плечо и даже не подозревает, как была права. Той ночью в лесу псы пришли с одной целью: убить ее и наших детей.

Глава 16.

Ради. Полгода назад.

— Как же я соскучилась, Радка, — смеется подруга, обнимая и забирая у меня небольшую дорожную сумку.

Я только сошла с поезда. Воздух родного города вдохнуть еще не успела, как Лорка едва не сшибла меня своей неотразимостью, радостью и едва сдерживаемым желанием выведать все подробности моего “горного” романа.

— Брось, неделя всего прошла, — беру Лорку под руку и позволяю себе расслабиться.

А ведь всю дорогу как на иголках просидела. Постоянно казалось, что за мной кто-то наблюдает: позвоночник чесался нещадно. А ночью не давала себе заснуть тяжелым роком в наушниках и физическими упражнениями. Вымоталась, сама не понимая, что так сильно меня встревожило.

Но Лорке об этом лучше не говорить, а то она развернет целую масштабную операцию, с нее станется. А я уже взрослая и не нуждаюсь ни в чьей опеке, даже если это моя лучшая подруга. Но все равно тянет обернуться. И я, слушая вполуха болтовню подруги, все-таки бросаю короткий взгляд через плечо, и перестаю дышать. Там, в не замирающем потоке пассажиров и провожающих, стоит мужчина.

Привалившись плечом к колонне платформы и спрятав руки в карманы брюк он неотрывно смотрит на меня. Темные волосы взъерошены и ладонь зудит странным ощущением. Кожа пахнет деревом и снегом, а еще мужчиной, что ловит мой взгляд.

И я спотыкаюсь, останавливаюсь.

Сбрасываю руку подруги. Отмахиваюсь.

Его синие глаза притягивают как магниты. И я послушно иду сквозь толпу, не обращая внимания на косые взгляды прохожих. Как отрицательно заряженная частица стремится к положительной, слетев с орбиты. Потому что невозможно противиться притяжению.

Лорка хватает за руку, когда до незнакомца в черном распахнутом пальто остается всего несколько шагов. Разворачивает так резко, что я оскальзываюсь, нелепо взмахиваю руками и падаю пятой точкой на обледеневшую платформу.

— Боги, Радка, — охает Лорка, попутно послав кого-то далеко и надолго. — Да что с тобой такое? — тревожится, когда я вместо того, чтобы подняться, кручу головой, выискивая незнакомца с глазами-магнитами.

Но того и след простыл. И внутри протяжно завыло зимним ветром.

— Проклятье, — стону, дергая ворот куртки, дрожащими пальцами пытаясь подцепить “бегунок” молнии.

Подруга перехватывает мою руку и сама ловко расстегивает на мне куртку. Шумно выдыхаю и осторожно поднимаюсь на ноги. Те дрожат, разъезжаясь в стороны, как у незадачливого хоккеиста, впервые ступившего на лед.

Колонна оказывается очень кстати. Приваливаюсь к ней плечом, шумно дыша. Зажмуриваюсь, прячась от тревоги подруги, и прислушиваюсь к вьюге за грудиной.

Странное ощущение, словно внутри поселился дикий, неприрученный зверь. Запертый в клетке человеческого тела и одинокий. Упираюсь затылком в неожиданно теплый бетон, выдыхаю.

— Это просто бессонница, — отвечаю на все вопросы Лорки одним махом, заодно и себя убеждая в этом.

Бессонница, почти сутки пути и пара горячих ночей до этого. Или не пара. Память вот тоже подводит.

— Это ничего, — подхватывая меня под локоток так крепко, словно в стальные тиски зажала, успокаивает Лорка, — вот отоспишься и все вспомнишь.

Не вспомнила. Проспала почти двое суток, а кроме черной вязи татуировок на смуглой коже, ничего в памяти не всплыло. Я уже даже начала сомневаться в реальности мужчины и жаркого секса с ним.

Подруга разубедила.

— Ты пахнешь иначе, — отставила чашку с чаем и принюхалась, словно полицейская ищейка. — Мятой. Вкусно, — улыбается. — Хоть сейчас в чай добавляй.

Точно! Запах!

Горечь полыни и сладость мяты. А еще мороз, подснежники и древесная нотка меда. Он пах медом. И глаза у него синие-синие, как зимнее небо на вершине гор.

— А татуировки нарисовать сможешь?

Глянула на задумчивую подругу, теребящую серьгу в ухе, и кивнула. Нарисовать можно, наверное.

Если закрыть глаза. Вдохнуть аромат мужского тела. Пальчиками прочертить путь вдоль первой черной нити на шее, скользнуть по широкому плечу и задержаться на шраме, небрежной кляксой разорвавшем рисунок груди…Коснуться губами белесого следа и продолжить свой путь под тихое рычание…выплетая все новые и новые линии…

— Красиво, — протягивает Лорка, когда я кладу перед ней белый лист, расписанный причудливым узором. — Теперь можно будет попробовать найти твоего мачо-мена.

— Зачем? — спохватываюсь, когда подруга ловко прячет рисунок в сумочку. — Мне…мне ничего не нужно от него.

— А зря, — фыркает Лорка уже в дверях. — Судя по тебе, секс был чумовой. Мне бы повторить хотелось, как минимум. А еще лучше получить такой экземпляр в безраздельное пользование.

— Лорка! — шиплю, чувствуя, как нещадно краснею.

— Ой, недотрога ты моя, — смеется, чмокая меня в щеку. — Не волнуйся, ни слова о тебе. А вот убедиться, что он не одарил тебя чем повеселее крышесносного оргазма, стоит.

— О! — прикрываю рот ладошкой.

А ведь Лорка права. Первое, что нужно было сделать, — сдать анализы. А я тут в воспоминания ударилась. И совершенно не подумала о собственном здоровье. Да я даже не помню, предохранялись мы или нет. А если…

— Я рада, что в тебе проснулось здравомыслие, — перебивает подруга мои тревожные мысли. — Страсть — это конечно здорово, одобряю. Тебе, в твои нежные двадцать семь, стыдно не познать магию секса, так что давно пора. Но осторожность — залог долгой и здоровой жизни. Так что я в тату-салоны, а ты — к гинекологу.

— А еще не помешало бы найти новую работу, — вздыхаю, закрывая за подругой дверь.

Но работа нашла меня сама. Там, где я совершенно не ожидала.

Сначала была она. Невысокая беременная женщина с длинными кудрявыми волосами, самая заурядная, в простом белом пальто и смешной шапке. Шапка эта без конца наползала на глаза, пока женщина неуклюже пробиралась по снежным валунам. Смешная, но такая…светлая, чистая, что у меня невольно зачесались пальцы.

Я не рисовала уже давно. С того дня, как мой начальник неожиданно решил, что больше не нуждается в моих услугах. Ему, видите ли, не по карману мои идеи.

Карандаш в моей необъятной сумке нашелся быстро, как и блокнот, давно забытый на самом дне. Среди моих коллег уже никто не рисует на бумаге, все давно и безнадежно освоили новомодные программы дизайна и рисования. Я тоже умела в них работать, но машина, даже самая навороченная, никогда не передаст все краски жизни.

Как сейчас, когда на белом листе появляются разметавшиеся из-под шапки кудри, теплая улыбка и мужские ладони, поймавшие в плен милое женское личико.

На мгновение засматриваюсь на мужчину, что словно соткан из темноты: темная кожа, смоляные волосы, черное пальто. Мощный и высокий, но неуловимо нежный.

И я спешу зарисовать то счастье, что теплым медом растеклось между ними.

А после догнать женщину, едва не рухнув в снег, и протянуть рисунок.

Но лист перехватил мужчина, внимательно посмотрел на рисунок и на меня, хмыкнул, отдал жене (и никак иначе!) и ушел кому-то звонить.

— С ума сойти, — охнула женщина, оказавшаяся Маргаритой. — Никогда не видела ничего подобного.

Пожала плечом. Да, мой мастер рисунка когда-то давно сказал, что кисти в моих руках оживают, а вместе с ними живут и картины на холстах. Только я никогда ничего подобного не замечала.

— Рик, посмотри, — она дергает за рукав мужа.

В голове мелькает мысль, что зря она лезет к мужчине, когда тот занят важным разговором. Но этот мир еще способен меня удивлять, как и самые обычные люди.

Мужчина, которого Рита назвала Риком, бросает телефон в карман и весь оборачивается к жене, сгребает ее в охапку и, стянув с ее головы несуразную шапку, вдыхает носом аромат ее волос.

Шумно, как самый настоящий пес, берущий след. Но он — человек. Я знаю, научилась различать запахи. В женщине вот течет кровь оборотней. Сильная, чистая, она пахнет родниковой водой и летним лугом. А в последнее время я чувствую оборотней особенно остро.

Врач сказала, что скорее всего это связано с тем, что моим партнером по сексу был оборотень. Не сказать, что меня это предположение обрадовало — оказаться в психушке не хотелось совершенно точно — но и не напугало. Ведь это всего лишь предположение. Вряд ли бы оборотень по доброй воле сунулся к такой как я. Если, конечно, сам не псих.

А пара передо мной необыкновенная. Исключительная даже. Таких не бывает: красивые, счастливые. Настоящие.

— Я уже позвонил Луке, — говорит Рик в макушку жены.

Она тихо фыркнула и потерлась о мужа, кажется, всей собой.

— Снова все решил за меня? — недовольно морщит свой аккуратный и чуть вздернутый носик.

— Все решил Лука и, наконец, отправил мою жену в декрет, а себе нашел талантливого художника. Как ты и просила.

И глянул на меня так, словно я сию секунду превратилась в диковинное животное. А мне было просто интересно наблюдать за этой парочкой: мужчина-гигант и хрупкая беременная женщина, едва достающая ему до плеча. И смутно знакомая.

— Спасибо за рисунок, — улыбнулась мне тепло и спрятала листок в карман пальто. — Это мне. А это, — достала из того же кармана визитку, что-то написала на обратной стороне и протянула мне, — тебе.

Взяла визитку и тут же перевела изумленный взгляд на Риту.

— Ведущий архитектор Неба? — подала голос, не веря своим глазам. Строительный холдинг “Небо” — самый крутой на рынке недвижимости. Они строят целые города, а сейчас — создают поселения для оборотней в сердце самой природы, не нарушая баланс. А еще “Небо” — холдинг, где не работают люди или не задерживаются надолго. Если верить журналистам и слухам о монстре-генеральном. Тот едва ли не завтракает человечиной. Враки, конечно. Но ведь дыма без огня не бывает.

И Рита показалась мне знакомой именно по "Небу" — пересекались по работе.

— Не верь слухам, — словно прочитав мои мысли, улыбнулась Рита. — Садись, подвезем. А заодно кое-что расскажу о нашем генеральном. Или… — она на мгновение замешкалась, постучала розовыми ноготками по крыше черного внедорожника, — я опять поспешила, да, и тебе не нужна работа?

Она выглядела растерянной, что показывать характер или выяснять, чем я так похожа на безработную, я не стала. Просто кивнула, а потом поспешно добавила:

— Работа нужна, очень, — не стала лукавить.

Как и в том, что сунуться в “Небо” можно только дойдя до крайней точки отчаяния. Я еще до нее не добралась или…уже?

В общем, кто не рискует, тот не имеет в этой жизни ничего, кроме старой однушки, пустого холодильника и разочарования.

И я рискнула.

На собеседование я собиралась особенно тщательно.

Первое и самое главное, что сообщила Рита — Лука Накари не переносит запахи.

— Только все натуральное, — тут же продолжала она, заметив мое замешательство.

Не переносить запахи и жить в мире, переполненном ими до краев — это просто невозможно.

Оказалось, возможно. Просто перед работой нужно тщательно отмыться особым средством, что убивает любой запах, кроме собственного.

Средство выглядело обычным гелем для душа, только слегка кололо и щипало кожу. Но работало безотказно — ни один оборотень холдинга не среагировал на запах.

От волнения пришлось избавляться таблетками.

Остановилась перед дверью из матового стекла, нервно одернула узкую юбку. Еще один пунктик в досье генерального — сотрудники носят исключительно деловые костюмы из определенных тканей. Что возвращает нас к пункту номер один о непереносимости запахов.

Интересно, что еще не переносит великий и ужасный Лука Накари, за несколько лет ставший монополистом на рынке недвижимости?

Коротко постучав и получив обрывистое: “Войдите!”, — мышкой юркнула в кабинет да так и застыла, спиной распластавшись о стеклянную дверь.

Огромная черная тень метнулась ко мне, замерла в полушаге, обдав колким запахом мороза и полыни. Не тень — мужчина, огромный, широкоплечий, с горящими золотом глазами и узорами рвущегося наружу зверя.

Сглотнула, пытаясь дышать.

— Ты… — рыкнул не то зверь, не то человек, — выйди…

Дважды просить не пришлось. Могла бы бежать — неслась бы со всех ног. А так…осторожно попятилась, пока не плюхнулась пятой точкой на софу в приемной.

— Пришла на собеседование, называется, — пробубнила, ошалев от происходящего. Зато стало понятно, что еще не переносит босс-оборотень.

Меня.

Глава 17.

Ради. Полгода назад.

Перевожу дух и украдкой осматриваю приемную. Огромная, светлая. Много стекла и белого камня. Даже стол секретаря каменный со стеклянной стойкой. Все кажется таким хрупким, даже обилие камня не добавляет “тяжести”. Удивительно, как кресла не каменные. Заглядываю под свою пятую точку. Ан нет — и тут те же белые глыбы, обложенные подушками.

И ни единого запаха, как в вакууме.

Поэтому горький аромат кофейных зерен кажется спасительным оазисом в жаркой пустыне.

— Не переживай, — мелодичный голос звучит совсем близко, а в руках оказывается чашка с ароматным кофе. Вдыхаю с наслаждением, пропуская запах в каждую молекулу. Я не люблю кофе. Но этот пахнет так божественно, что удержаться и не попробовать просто невозможно. — Лука — отходчивый. Порычит и успокоится.

Поднимаю голову на голос. Его хозяйка — секретарь отходчивого большого босса. Причем большого в самом прямом смысле. Даже жутко представить, каков он в облике зверя, если человеком едва не превратил меня в лепешку. Громадный, наверное.

А вот секретарь — женщина миниатюрная, чем-то похожая на Риту, только ее волосы острижены в модное каре и совсем не вьются.

— Он вообще хороший. Во всех ипостасях. И тебе бы понравился, — говорит секретарь с тем восхищением, с каким хвастаются матери своими детьми.

Что ж, плюс себе в карму босс заработал. Не разменивается на длинноногих секретуток, мечтающих только о толстом кошельке и красивой жизни.

— А вы давно здесь работаете? — делаю осторожный глоток и жмурюсь от удовольствия. В меру сладкий, немного сливок и нотка корицы — очень нежный вкус, ласкающий язык и нюх, с которым в последнее время просто беда. Очень вкусно. Хм…и почему я раньше не пробовала нечто подобное?

— Давно. Поэтому уверена, что вы еще подружитесь.

Фыркаю. Подружимся? Это вряд ли. Тут бы выжить на одной территории. Это если меня еще возьмут, конечно.

Но интуиция просто вопит, что собеседование я благополучно провалила. А значит, пора все-таки драпать отсюда, пока злому и “отходчивому” боссу, очаровательному во всех ипостасях — вот уж точно проверять не хочется! — не захотелось меня слопать в прикуску к кофе.

— Спасибо. Очень вкусно.

С вежливой улыбкой возвращаю чашку хозяйке сей берлоги. Она кивает машинально, погруженная в работу, и даже не замечает, когда я быстро и почти бесшумно покидаю приемную.

Меня никто не останавливает, хотя все время чудится чей-то внимательный взгляд. И между лопатками зудит так сильно, словно там засел небольшой рой пчел.

И лишь выйдя из высотки — оборачиваюсь. В огромной стеклянной поверхности отражается зимнее солнце, слепящее и холодное. И никаких наблюдателей, видимых глазу.

Не хватало еще паранойю подцепить для полного счастья.

Да только назойливое ощущение слежки не покидает меня даже дома. Я не нахожу себе места: трижды проверяю замки — заперто. Под окнами никаких подозрительных машин, только жителей дома, которые я выучила в первый месяц самостоятельной жизни. Тогда мне казалось, что семья никогда не отпустит меня и что рано или поздно на мой порог явится братец или что еще хуже — отец. Но время шло, вернуть в лоно семьи меня не пытались и я перестала просыпаться по ночам от каждого звука в подъезде. Хотя кавалеры из моей жизни пропадали с завидной регулярностью. Явно без брата не обошлось. И я просто перестала их заводить.

Сегодня я почти не сплю, все кажется, что за дверью кто-то топчется. Проверить страшно, а позвонить некому. Лорке нельзя. Да и что она сделает, если там и правда кто-то есть? Остается только трусливо прятаться под одеялом и отсчитывать часы до рассвета. А утром обязательно позвонить Лорке и напроситься к ней в гости…на пару дней.

Усталость берет свое с первыми лучами солнца. Притупляет страх сонной апатией.

Поэтому когда звонят в дверь, я с закрытыми глазами плетусь в коридор, уверенная, что в такую рань могла припереться только Лорка после очередной бурной ночи.

Распахиваю дверь и не сдерживаю крепкого словца.

— И тебе доброе утро, — смерив меня насмешливым взглядом отвечает…Лука Накари, своим могучим плечом подпирающий облупившуюся стену подъезда.

Кажется, я снова ругаюсь, потому что увидеть Луку на своем пороге с утра пораньше — настолько нереально, как уронить Пизанскую башню. Вроде она сама падает, но крепко стоит на земле. Почти чудо. И это почти чудо смотрит на меня насмешливо, сканируя словно рентген.

Машинально стягиваю на груди одеяло, в которое успела закутаться еще в спальне, чувствуя себя крайне неловко — стою почти голая перед незнакомцем. А он разглядывает меня так, словно оценивает, как лучше приготовить. Переступаю ногами, чувствуя, как внимательный взгляд скользнул по босым ступням, тонким щиколоткам, норовя забраться туда, куда вход надежно заперт для таких, как большой босс. Интересно, он ко всем подчиненным является вместо будильника или это мне в качестве бонуса такое “счастье” привалило?

Ах да, я же и не сотрудница вовсе. Вчера меня выставили за дверь, даже не глянув в мое резюме. Так что сейчас он на моей территории и я сбрасываю его взгляд, прячась в коконе из одеяла. Отзеркаливаю его позу, плечом привалившись к стене коридора и ловлю его золотой взгляд. Но что-то такое мелькает на его дне. Что-то темное, злое.

Это еще с чего?

— Добрым оно было пять минут назад, — пропускаю по венам горькую злость.

Стоит тут такой весь из себя, еще и насмехается. Его сюда никто не приглашал.

— И вообще я спать хочу. Так что будьте любезны, — о да, я сама вежливость, даже губы кривлю в улыбку, — излагайте, зачем явились и проваливайте на все четыре стороны.

— Злость — это хорошо. Упрямство — тоже, — кивает сам себе.

Еще бы записал, ей-богу.

— Оценили? — почти рычу.

Моей вежливости, похоже, пришел конец. Да что же это такое? Почему все не так рядом с этим оборотнем? И моя выдержка трещит по швам, а внутри просыпается вулкан.

Вместо ответа Лука бросает взгляд на часы и я залипаю на мужском запястье, которое обнимает посеребренный ремешок дорогого хронометра. Узкое с росчерком темных линий, наползающих на кисть руки и теряющихся где-то на ладони. Интересно, а там узор обрывается и где начинается?

Лука хмыкает, застав меня за разглядыванием его рук, и делает то, что нокаутирует мой здравый смысл. Нарочито медленно, почти небрежно, вынимает из петлицы рукава черную запонку, отлипает от стены и безошибочно находит мою ладошку, удерживающую одеяло, вкладывает в нее хищно блеснувший металл с синим камнем. Проделывает тоже самое с другим рукавом. Сжимает мои пальцы в кулак, спрятав в нем свои запонки. И все с это с чуть кривоватой усмешкой на полноватых губах.

Все так же медленно закатывает сперва один рукав, открывая моему жадному взгляду хитросплетение темных линий по смуглой коже. Медленно. Слишком медленно. Хочется его поторопить. Не издеваться надо мной, а показать свой узор во всей красе. И я закусываю губу, на излете поймав требование. Но, похоже, от Луки не ускользает моя жалкая попытка казаться нормальной. И его движения становятся еще медленнее. А когда рукава закатаны до локтя, снова бросает взгляд на часы. У него красивые руки. Жилистые, с выпуклыми венами, переплетающимися с черными нитями родового узора, перевитые жгутами мышц. Не тех, что накачивают в спортзале, а самых настоящих, дарованных природой. Тугих, твердых, которые так и тянет потрогать.

— Душ, деловой костюм, минимум макияжа, — до меня не сразу доходит смысл сказанных слов.

Длинные пальцы приподнимают подбородок, заставляя снова встретиться с насмешливым взглядом с темной тенью на самом его дне.

— У тебя пятнадцать минут. Опоздаешь, пойдешь пешком.

И ушел, оставив меня на пороге собственной квартиры с разинутым ртом. Даже возмутиться не дал! Ну не кричать же ему в спину, в самом деле. А хотелось рассказать ему, какой он придурок.

Внизу хлопнула тяжелая металлическая дверь. В старом доме каждый шорох подобен взрыву атомной бомбы. Слышно, во сколько уходят и приходят соседи, на каком этаже замирает лифт. Я по звуку могу определить, чья дверь открылась и что кто-то вошел в подъезд. Вот и сейчас подъездная дверь закрылась, но не слышно ничьих шагов. Значит, Лука вышел на улицу. Только его спускающихся шагов я тоже не слышала. Хищник, чтоб его. И зачем приходил? Куда я должна с ним ехать?

В недрах квартиры зазвонил телефон. Надрывающаяся трубка нашлась на кухне, где я просидела полночи, опробывая новую кофемашину и попутно опустошая запасы кофе, заведенные только вчера.

Незнакомый номер и холодный голос в динамике:

— Совсем забыл сказать, — и почему мне кажется, что он нагло врет? — Со вчера ты ведущий архитектор и у тебя осталось одиннадцать минут.

— А не пошел бы ты в задницу…босс, — почти прорычала, в пылу не подумав, как двояко прозвучали мои слова.

— Заманчивое предложение, — хохотнул этот гад. — Я подумаю, — и отключился.

— Сволочь! — рявкнула, стукнув кулаком по столу, и тут же зашипела от боли.

Разжала пальцы. На ладони лежали черные запонки, сейчас окрашенные кровью из расцарапанной кожи.

Да уж, похоже, наше сотрудничество будет сложным. Но отказываться от престижной и хорошо оплачиваемой работы из-за босса-самодура я не собиралась.

Собралась за семь минут, чем знатно удивила своего — теперь же можно его так называть, верно? — босса. Впрочем, эмоциями он владел виртуозно. Только хмыкнул, когда я плюхнулась на пассажирское сидение рядом с ним.

А я снова залипла на мужских руках, уверенно управляющими машиной.

И только когда мы подъехали к ресторану, вдруг вспомнила, что запонки так и остались на столе в моей кухне.

Но босса, кажется, это нисколько не смущало и следовать дресс-коду он явно не собирался.

Распахнул передо мной дверцу и даже руку подал. Надо же, а вчера шарахался от меня, как псы от львов.

Вкладываю свою ладонь в его, с тонким шрамом вдоль линии жизни. Кожа у него гладкая, горячая. И спину колят мурашки. Передергиваю плечом и нахожу взглядом название ресторана. Только бы не смотреть на мужчину, что пахнет искушением. Горьким и пряным одновременно.

Бесы его раздери. Как и это место. Сжимаю его ладонь, ногтями распарывая кожу. Лука смотрит на меня со смесью изумления, боли и…тревоги.

Мотаю головой, избегая его прямого взгляда.

— Я туда не пойду, — говорю на удивление твердо и прячусь в нутре машины, дверцу которой так и не успели захлопнуть.

Глава 18.

Лука. Полгода назад.

Я от нее дурею. С самой первой минуты, как увидел на какой-то конференции, темы которой уже и не вспомню.

Маленькая и хрупкая, словно хрустальная статуэтка — тронешь такую и рассыплется осколками к ногам.

В джинсах и вязаном свитере, она сидела в дальнем углу и…спала, виском прислонившись к стене. Смешная и притягивающая к себе, как магнит.

Уже тогда, дождливой осенью, она стала солнцем, сжигающим в пепел одним касанием.

Опасная. И все инстинкты вопили, что ничем хорошим это не кончится, потому что солнце нельзя трогать. Потому что с ней не будет так, как с другими. Если вообще будет.

Потому что она — человек.

Но она манила своей чистотой, невинностью и…волнением внутри нее самой. И я повелся, как пацан. Наплевал на вип-места, где удобно разместились мои партнеры, и просто сел рядом с малышкой на галерке.

Ее запах окутал словно тугой кокон, взял в плен и свел с ума зверя.

Тот рванулся к ней, проступая родовым узором, меняя медленно, но неумолимо. Я забылся, а зверь учуял…ее отклик. И это обескуражило меня, что я едва успел его приструнить.

Она же человек. Или нет?

Она пахла мятой. Сладко, пьяняще. Я не сдержался, потянулся к ней, стягивая с белоснежных волос, собранных в высокий хвост, резинку. Волосы невесомым облаком рассыпались по плечам.

Малышка тихо вздохнула, потянулась и распахнула сонные глаза. И зверь внутри заскулил, почуяв маленькую хищницу за ясным взглядом разноцветных глаз.

— Ненавижу конференции, — без предисловий, как будто мы сотню лет знакомы, заявила она.

— Может, кофе? — поддерживая ее тон, говорю почти шепотом, наклонившись слишком близко.

Вдыхая ее аромат. Добровольно пуская по венам свой персональный ад.

Она придвигается, носом к носу и выдыхает мне в губы.

— Не люблю кофе, — и улыбается неловко, будто покаялась в смертных грехах и теперь ей верный путь — на плаху. — Кроме горечи ничего не чувствую.

— Ты просто никогда не пила кофе со мной…

Через полчаса мы сидели в беседке на набережной и слушали дождь.

Малышка пила кофе маленькими глотками, обхватив ладошками бумажный стаканчик и жмурясь от удовольствия. На ее тонких губах то и дело мелькала робкая улыбка, будто вместе с кофе в нее проскальзывали теплые воспоминания.

В белые волосы вплетался ветер и я дико завидовал ему, потому что он мог касаться ее, а я — нет. Точно сорвусь.

— Что? — выгибает бровь, поймав меня с поличным.

— Вкусно? — вопросом на вопрос, игнорируя ее любопытство, блеснувшее в разных глазах.

— Очень, спасибо, — тянет губы в хитрую улыбку. — А у тебя?

Вместо ответа я просто протянул ей свой стаканчик, приглашая попробовать. Вот так…из моих рук.

Она придвигается чуть ближе, оставляя свой кофе на скамейке. Обхватывает пальчиками с аккуратно остриженными ноготками мое запястье и делает осторожный глоток. Медленно, будто лаская.

И я точно псих, потому что это откровеннее поцелуя. Интимнее секса. Я залипаю на ее губах, которые она облизывает с явным наслаждением, на маленьких ямочках от смущенной улыбки и нежном румянце на бледной коже.

— Горько, — выносит свой вердикт малышка, не выпуская моей руки. И делает еще один жадный глоток. — Но невозможно оторваться.

Мы еще долго слушали дождь, а потом гуляли по набережной, не чувствуя колких капель. Говорили или просто молчали.

А еще строили замки и я никогда не видел человека счастливее малышки в те моменты, когда она вылепила последнюю остропикую башенку. Мы договорились встретиться через два дня в той же самой беседке.

Но на следующий день я впервые в жизни слег с воспалением. Две недели провалялся на больничной койке. И потерял малышку. Потому что как дурак совсем забыл узнать ее имя. А в списке участников и гостей конференции ее просто не оказалось.

Я встретил ее снова лишь четырнадцать месяцев спустя.

В постели родного брата.

А сейчас смотрю на нее, спрятавшуюся в салоне машины, и в голове только одна мысль: плюнуть на все и увезти ее к себе. Запереть на все замки и не выпускать из постели, пока не вспомнит.

Да, пробуждение второй ипостаси стирает многие человеческие воспоминания. Особенно ревностно очищая мысли от других самцов. И неважно, что мы с Лео — одно целое. Он — ее первый партнер. С ним она связана не только его семенем, но и своей кровью. Их связь всегда будет крепче.

Мне же нужно ее приручать к себе постепенно. Иначе пострадаем мы все.

Выдыхаю и бросаю взгляд на часы. На уговоры нет времени. Летучка, которая сегодня проходит в этом ресторане, чьей переделкой мы занимаемся в числе прочего, вот-вот стартует, а я не привык опаздывать. Даже если без меня ничего не начнется.

— Сама напросилась, — фыркаю и ловко вынимаю Ради из машины, перебрасываю через плечо.

Она визжит, брыкается.

— Будешь упрямиться, проведешь вот так все совещание, — говорю, втягивая ее аромат.

Она ведь даже не подозревает, как соблазнительно пахнет. И что никакие средства не сотрут запах ее желанного тела.

Я успел забыть, поэтому едва не рехнулся, когда она вошла в кабинет. Не удержал зверя, учуявшего свою самку. Нарычал. Выгнал.

Только малышка не из робких. Не испугалась. Допила кофе. Тот самый, что пила на набережной, и дала деру.

А потом всю ночь маялась бессонницей. Я же разнёс вдребезги весь этаж и поэтому оперативные совещания временно перенесли в этот ресторан, который мой приятель пару недель назад перекупил у юного Бекера.

Теперь вот с какого-то перепугу малышка решила поупрямиться. Но мне не до детских игр. У меня проект горит, а лучшая моя архитектор вдруг решила, что ей пора в декрет. А мне расхлебывай.

Одна надежда на малышку, которая странным образом притихла на моем плече. Видимо, перспектива провести на моем плече свой первый рабочий день ее не прельщала.

А жаль.

Я бы не отказался. И если не так, то на моих коленях точно. А еще лучше у меня дома. На кровати. На четвереньках. Наслаждаясь видом ее тугой попки в своих ладонях.

Проклятье. Притормаживаю у входа, отгоняя порочные мысли. Ставлю Ради на ноги. Она отступает от меня на шаг. Одергивает пиджак, поправляет юбку. Все такое скучное до зубовного скрежета.

— В джинсах и свитере ты выглядишь лучше.

И просто не даю ей опомниться, подталкивая внутрь, где уже идет жаркое обсуждение предполагаемых кандидатов на должность ведущего архитектора и начальника проектного отдела.

— Всем доброе утро, — чуть повышаю голос.

И все замирают, глядя на нас. Димка Черепанов, наш главный “топограф”, а на деле — скучный и дотошный инженер-геодезист, делает круглые глаза и восхищенно присвистывает.

— Ты все-таки сделал это, босс. Ради, подскажите, как старый хрен Молин умудрился вас упустить?

Он шустро оказывается рядом с моей — моей! — малышкой, тянется, чтобы поцеловать ей руку, но я делаю шаг вперед, плечом закрывая растерянную Ради.

— Жене ручки целуй, Казанова доморощенный.

И слышу за спиной благодарный выдох. Ну хоть так.

— Ради теперь наш ведущий архитектор. Так что прекращаем пялиться и начинаем работать.

Усаживаю малышку рядом с собой. На всякий случай. А то выглядит зашуганной и дергается едва ли не от каждого шороха. Ровно до тех пор, пока перед ее глазами не оказывается макет нового проекта.

Она меняется в один момент. В глазах вспыхивает азарт. Никакого страха и озираний по сторонам. Полное погружение в работу.

Наблюдаю, как она лихо отметает идеи Риткиного зама и перекраивает все на свой лад.

Буковый город? А что, очень даже интересно. Оборотням действительно нужен простор, свобода. Место вне города. И она показывает мне такое место. Но эта земля — не просто запретная. Эта земля — мое персональное проклятье. И вернуться туда означало расписаться в собственной несостоятельности.

— Неее, — тянет Мила-дизайнер, — эта земля наших конкурентов. Там Молин давно на нее глаз положил.

— Молин — хитрый делец. А еще человек. А здесь главный, — она стучит пальчиком по карте, — старейшина из древнего рода оборотней. Человеку с ним не договориться. Я пробовала. Там роща Буковая просто невероятная, — вздыхает мечтательно и смотрит на карту так, будто там собраны все ее заветные мечты.

И вот тут у меня в голове, наконец, все складывается. Так вот, значит, о ком говорила Ритка, когда вернулась с последнего тендера, где ее проект разнесла в пух и прах какая-то “бледная поганка”.

Вот кто едва не пустил меня по миру, умыкнув госпроект шесть лет назад, когда "Небо" ещё не стояло так крепко на ногах, как сейчас. Вот кто раз за разом бодался с моими лучшими архитекторами. Со мной.

И всегда оставалась безымянной "бледной поганкой. Но нереально талантливой.

Действительно странно, что Молин уволил ее. Лишиться золотой жилы? Глупо, но мне только на руку. Не пришлось портить старику репутацию, а себе нервы. Пусть работает Молин спокойно. Конкуренция — часть большого бизнеса. Даже если она чистой воды иллюзия. И если с малышкой у Молина был хоть какой-то шанс бодаться со мной, то теперь все козыри у меня на руках.

Усмехаюсь, ловя на себе блестящий азартом сине-золотистый взгляд.

Судьба поистине хитрая дама. Сама привела мне ту, кого я не один месяц безуспешно пытался переманить в “Небо”. И не единожды линчевал в мыслях, получая наполненные вежливым сарказмом отказы.

Ну что ж, малышка, сама напросилась.

Будет тебе Буковая роща и парочка оборотней в придачу.

Глава 19.

Ради. Неделя седьмая.

Снова идет дождь. Крупные капли стекают по стеклу, ветер гнет деревья. Странное лето в этом году, грустное.

Но мне не нужно солнце, мне хочется распахнуть окно, вдохнуть влажный воздух, глотнуть сладкой дождевой воды.

Так уж вышло, что с солнцем у меня отношения не сложились. А дождь — он лучший друг и прекрасный собеседник. Под тихий перестук капель рождаются самые безумные идеи.

И я медленно встаю с кровати, задержав свой взгляд на Лео.

Его жизнь истончается с каждым днем и это пугает, потому что я совершенно запуталась. Ничего не понимаю. Ничего не могу.

Только распахнуть створки окна и позволить не по-летнему холодному дождю обрызгать мое лицо, забраться в стерильную теплоту палаты. Зажмуриваюсь, подставляя себя дождю, и тут же чувствую горячую ладонь на животе и запах кофе с корицей.

— Простудишься, глупая, — низкий голос вибрирует под кожей и пружинит в солнечном сплетении, согревая.

Запрокидываю голову и встречаюсь с лукавым прищуром Луки. Он улыбается и в уголках его красивых глаз собираются морщинки. Только я-то знаю цену его улыбки и чувствую, что таится на дне солнечного взгляда.

— Я не люблю кофе, — оттягиваю момент, лишь бы не говорить о самом тяжёлом.

Запах корицы кружит голову.

Или это не корица, а мужчина рядом? Оба мужчины, что невероятным образом проникли в мою жизнь и прочно там обосновались? Мужчины, которых я не отдам никому в этом мире. Во всех мирах. И даже если сейчас одного я не слышу — уже третий день, раздери его бесы! — я точно знаю — он рядом. Иначе, клянусь всеми святыми, я достану его даже по ту сторону мира, чтобы придушить собственными руками.

— Кажется, твои мысли сейчас совершенно не о кофе, — Лука снова точно подмечает мое настроение.

— Умеешь читать мысли? — выгибаю бровь.

Он качает головой. Закусываю губу: я уже спрашивала об этом и не единожды, только его ответы кажутся неправдивыми.

— Просто я живу немного дольше, малышка. А твой кофе давно остыл.

— Но я…

— Врунишка, — перебивает этот невыносимый мужчина и мягко разворачивает меня лицом к себе.

Теперь я вижу как заострились его скулы, на которых давно и безнадежно обосновалась темная щетина, как потускнел взгляд и в каждом жесте сквозит непомерная усталость.

— Идем, я покажу тебе, как ты не любишь кофе, — улыбается уголками губ. — Потому что я уже видел твое "не люблю".

— И накормишь? — веду носом, улавливая теплый запах свежей сдобы и овощей.

— Обязательно, — ещё шире улыбается Лука.

— Но сперва, — беру его за руку и тяну за собой в ванную комнату, — тебя нужно отмыть.

Лука выгибает брови и кажется что-то хочет спросить, но я уже втягиваю его в ванную и запираю дверь. Чтобы не сбежал.

— От тебя отвратительно воняет обреченностью, — морщу нос и берусь распутывать узел галстука, который впервые вижу на своем боссе. И тянет спросить, с чего вдруг такие перемены, но ведь не ответит. — Ты устал, наверняка опять всю ночь не спал, поэтому, — отшвыриваю темно-серую "удавку", — предлагаю принять душ, а уже потом позавтракать.

Глядишь, и засранца Лео растормошим. Пусть ревнует.

— Заманчивое предложение, только… — он перехватывает мои руки, когда я уже добралась до пуговиц на дорогой рубашке, — душ я уже принимал…дома. А вот тебе я буду только мешать.

И почему я ему не верю?

— Лука, что происходит?

Чтобы мой извращенец-босс отказался от явного приглашения "на сладкое", должно случиться нечто из ряда вон. Да, он говорил, что нам лучше не заниматься сексом без Лео, но ведь можно расслабиться и без секса. Просто принять горячий душ и позволить себе немного побыть слабым… Просто мужчиной, о ком заботится его женщина.

— Ничего не происходит…нового, — говорит с тихой злостью. — Я просто забочусь о своей женщине и своих детях.

— А я о своем мужчине! — тоже злюсь.

И малыши волнуются, сильно пинаются. Охаю, невольно покачнувшись. Боль простреливает спину и скручивается пружиной внизу живота. Обжигает огнем, судорогами прокатываясь по бёдрам.

— Ради… — Лука обнимает за талию, падает на колени, губами прижимается к затвердевшему животу. — Проклятье, — ладонями растирает поясницу, —прости, я совсем забыл…

Задирает пижамную рубашку и целует живот. Каждый миллиметр ставшей сверхчувствительной кожи. И холод распускает цветок удовольствия, притупляя боль. А ладони кружат вдоль поясницы, изредка опускаясь ниже, слегка сдавливая и будоража.

Невыносимо остро и сладко. Рождая совсем другую боль в самой чувствительной точке женского наслаждения.

И я бесстыдно пользуюсь этим, тяну Луку на себя и таки добираюсь до его рубашки. Только теперь, чувствуя его силу, что течет по венам, стирая боль и успокаивая малышей, я не заморачиваюсь с пуговицами, а просто рву дорогую ткань. Пуговицы с тихим перестуком осыпаются на пол. А я замираю, кажется, перестав дышать.

Темные нити родового узора истончились и посветлели, словно выцвели. Зато мои стали ярче, насыщеннее. Горло сжимает тисками.

— Ради…

Он пытается что-то объяснить, но я не слышу.

В голове звенит только одна мысль: мои мужчины умирают и отдают мне свою силу.

Это понимание оглушило, выморозило все внутри. Нет даже злости, а ведь они снова все решили за меня.

Как с моими эротическими фантазиями, когда захотели привязать меня к себе.

Играли с запахами, манерами настолько виртуозно, что даже сейчас, зная об этом, я не могу найти ни единого различия. Не могу понять, где был Лео, а где Лука.

И теперь снова. Я смотрю на Луку и не понимаю, как ему так ловко удавалось скрывать свое состояние столько времени. Но я не произношу ни слова.

Я вся превратилась в каменную глыбу, которую не сдвинуть, но Луке это удается.

Я прихожу в себя уже в душевой кабинке под тугими струями теплой воды.

Мужские руки оглаживают бедра, задерживаются на резинке пижамных брюк, одним рывком тянут их вниз. Я послушно переступаю ногами, выходя из штанин. Сама снимаю пижамную рубашку, подставляя онемевшее тело нежным, но настойчивым рукам.

Лука гладит, выписывая круги на моем животе, который лично мне кажется чем-то инородным. Наверное, слишком мало времени прошло, чтобы привыкнуть к переменам. Но большего не будет. Если верить врачам, то мои дети появятся на свет уже на следующей неделе. И это пугает не на шутку.

Иногда кажется, будто я совсем не готова быть матерью.

Иногда проклинаю все на свете, особенно когда меня скручивает от дикого, неконтролируемого желания. И это желание с каждым днем становится только острее и все труднее переносить его в одиночку. Даже волшебные пилюли, подавляющие гормоны, уже давно не помогают. И хочется хоть раз побыть эгоисткой, получить все и сразу.

Останавливает лишь одно: мое наслаждение не может быть без удовольствия мужчины, что исследует мое тело.

Бесов босс!

Сжимаю кулачки и закусываю губу, когда его проворные пальцы безошибочно находят средоточие моего удовольствия. Надавливают на тугую горошину клитора, заставляя задохнуться от удовольствия.

Перехватываю его руку, сжимаю запястье, пытаясь сбежать от слишком острого удовольствия, от осознания, что ему не будет так же хорошо, как мне. А еще от муторных мыслей, что гложат изнутри, разъедают, превращая всю в один натянутый нерв.

— Не думай ни о чем, — хриплый шепот в самое ухо. — Просто доверься мне, — а пальцы ныряют в жаркую глубину, заполняют собой.

И я остро понимаю, что мне этого мало. Хочется его всего. Получить целиком и, наконец, осознавать все, что я чувствую. Ощутить, как он заполнит меня всю без остатка. Как будет двигаться во мне, сначала осторожно, наращивая темп, отпуская себя, не сдерживая, и как взорвется оргазмом в самой сокровенной глубине.

— Умница, — подбадривает Лука, другой рукой обнимая потяжелевшую грудь. Сжимает ее до колючей боли и острых мурашек внизу живота.

Закусываю губу и откидываюсь на его грудь, всецело отдавшись его рукам. И он вытворяет ими…волшебство. Жгучее, мелкими молниями пронзающее до кончиков пальцев.

Я вся пылаю. Огонь расползается юркими змейками, прожигает кожу, обнажая до молекул. И кошка внутри волнуется, рвется наружу испытать то наслаждение, что дарят искусные пальцы моего босса. Кусаю губы, сдерживая стоны, и вкус собственной крови будоражит зверя внутри.

И я отпускаю ее. Позволяю ощутить своего самца.

Кожа вспыхивает золотом. Кошка довольно урчит, выплетая на влажной коже нити родового узора.

— Ради… — хрипит Лука.

Запрокидываю голову, отыскивая его взгляд. Солнце на дне его глаз слепит и жжется, но я не в силах отвернуться.

По острым скулам тоже вырисовываются нити его зверя. Серые, что предрассветные сумерки, они окрашиваются рыжим золотом.

Сплетаются в едином танце кошка и лев.

Самка и ее вожак.

Обнимаю его за шею и притягиваю к себе. Нахожу его влажные губы. В этом поцелуе нет нежности, только острая потребность отдать себя всю целиком. И получить все в ответ.

Тяжелая ладонь ложится на затылок, запутывается в мокрых волосах. Пальцы другой безжалостно таранят мою плоть, и дыхание рвется. Еще немного и я сойду с ума. Терпеть почти не осталось сил.

Лука чувствует, что я на грани. Усиливает натиск, перехватывая инициативу. Теперь его язык хозяйничает в моем рту, сплетаясь с моим, пленя и клеймя.

Он настойчив и неумолим, этот горячий и огромный мужчина, в чьей груди бьется сильное сердце зверя. Сердце, в которое льется моя энергия, наполняя его своим огнем. Разжигая в нем пламя страсти и жизни.

И я все-таки теряюсь в удовольствии, с тихим всхлипом рассыпаясь на осколки. Мир плывет перед глазами. Краем сознания я понимаю, что плачу. И слезы смешиваются с водой, стекающей по лицу.

— Ради? — в золотых глазах застывает немой вопрос.

Прослеживаю взгляд Луки и глупо, как-то по-детски улыбаюсь, чувствуя запредельное счастье. Узкое запястье оплетает черный, точно ночь, родовой узор.

— Теперь все правильно, — сиплю и покачиваюсь на ослабевших ногах.

Оказывается, я тоже кое-что умею. Жаль только, что это ненадолго.

— Ты что сделала?! — он подхватывает меня, едва стоящую на своих двоих, и усаживает на стеклянную ступеньку.

Закрывает воду и закутывает меня в огромное полотенце.

Меня колотит и зуб на зуб не попадает, зато низ живота больше не тянет и малыши в полном порядке, как и их бестолковый папочка, что растирает меня полотенцем.

— Молока, — голос подводит и я невольно растираю шею. — Можно с медом, — а сама морщусь от перспективы пить то, что с детства терпеть не могу. Но это единственно верное средство восстановить силы.

— Будет тебе молоко, глупая, — Лука злится и я замечаю, что его руки дрожат.

Только поэтому отмахиваюсь, когда он пытается взять меня на руки.

— Даже не думай, — рык получается жалким, — я тяжелая. А у тебя сил и так нет.

— Благодаря тебе их теперь через край, — о, а вот и зверь прорезался острыми скулами и хищным рыком.

— Вот и славно, — счастливо жмурюсь, затылком упираясь в стеклянную стенку душевой.

— Только это не поможет, Ради, — фыркает и уходит, но возвращается быстро с крынкой молока.

И где только раздобыл? Но я не спрашиваю, а жадно пью. Теплое, сладкое, молоко словно раскрывает за спиной крылья. Наполняет силой и жаждой бороться не только за себя, но и за этих таких умных, но глупых оборотней.

— Вкусно?

Киваю, облизывая губы.

— Хочешь? — протягиваю Луке крынку.

Но он лишь качает головой, странно хмурясь.

— Львы не пьют молоко.

Пожимаю плечом. Львы не пьют, а я очень даже. Еще в отцовском поместье удивилась тому, как хочется молока. Не думала только, что мой братец нагло воспользуется этим, чтобы усыплять меня и не давать и шанса на побег.

Молоко обожал Костя, он и заставлял его пить, когда я болела. Мешал с медом и сливочным маслом и отпаивал, когда я мучилась кашлем или валялась в постели с жуткой ангиной.

А еще я удивительным образом согрелась и теперь чувствовала шевеление детенышей.

— Почему ты ничего не сказал?

Спрашиваю, когда Лука укладывает меня в кровать и устало смотрит на брата.

— Чтобы ты не делала вот таких, — он протягивает мне руки, перевитые чернильными нитями узора, — глупостей.

Глупостей?! Я вспыхиваю моментально, стискиваю кулаки.

Значит вот так он расценил мою помощь?!

И никаких тебе спасибо, Ради. Вот так и делай доброе дело.

Впрочем, разве я ожидала иного? О нет, я еще легко отделалась. Думала, рвать и метать станет. Рычать, орать. Видимо, у него просто не осталось сил даже на злость.

И это паршиво. С этим нужно что-то делать. Но что? Где найти ответы?

— Я просто не могу, — говорю тихо, на изломе дыхания, но знаю точно: Лука услышит все, даже если я не произнесу ни звука, — вас потерять.

Меня снова начинает лихорадить. Натягиваю одеяло до самого подбородка.

— Спи, малышка, — ложится рядом и обнимает, делясь своим теплом. — Все будет хорошо. Ты справишься.

Конечно, справлюсь, мысленно соглашаюсь я, устраиваясь поудобнее в надежных руках.

А вечером, когда Лука уходит на очередную деловую встречу, я, переодевшись медсестрой, сбегаю из больницы на встречу к единственному человеку, который знает ответы на все мои вопросы.

И даже не подозреваю, что добровольно отправилась в клетку с псами.

Глава 20.

Ради. Неделя седьмая.

Сбежать незамеченной из почти военного объекта (а иначе клинику, окруженную высоким забором, камерами по периметру и вооруженной охраной, не назовешь) — миссия сложная, но вполне выполнимая. Даже если я похожа на колобок в больничной пижаме. Да и в медицинской униформе краше не стала.

Мне повезло — наш лечащий врач задерживался на сложной операции, а у остального персонала во всю кипела пересменка.

Самое удачное время пробраться в ординаторскую, торопливо переодеться, мысленно уговаривая малышей не мешать маминой авантюре.

И они, похоже, одобрили. Толкнулись в ладонь и ни разу не среагировали на больничные запахи, от которых прежде мутило, как в первые дни беременности. Даже привычная слабость отступила.

В крови до сих пор гуляет адреналин минувшего утра и сладость парного молока. А перед глазами то и дело всплывает тусклый родовой узор моего мужчины.

Это подстегивает уверенно двигаться по коридору клиники. Прятать дрожащие руки в карманах униформы и даже — о чудо! — не выронить карточку, а приложить к сенсору и беспрепятственно добраться до первого этажа, с улыбкой здороваясь с встречающимся персоналом.

На первом этаже замираю, оценивая диспозицию: несколько медиков на ресепшене, посетители в приемном, ждущие своей очереди, охранник на входе пристально проверяет каждого, кто входит или выходит. И только с персоналом радушен, зная, кажется каждого по имени.

Плохо. В чужой одежде через парадный вход мне не выйти, как и в своей. Наверняка я внесена в базу данных, как пациентка, которой прописан строгий постельный режим. И на улицу, даже на прогулку, мне путь заказан.

— Далеко собрались, леди Накари? — уставший голос за спиной заставляет сердце совершить кульбит и камнем рухнуть вниз.

Я даже голову опускаю, убеждаясь, нет ли его у моих ног. Усмехаюсь, найдя только каменный пол и обутые в бахилы собственные ноги.

Странно, что я могу разглядеть их за своим животом. Странно, что я вообще стою на своих двоих, а не заваливаюсь вперед под весом своих не маленьких детенышей. А судя по размерам я проглотила как минимум баскетбольный мяч.

Растираю поясницу, глубоко дыша.

Вдох. Выдох. И еще разок: вдох и длинный выдох.

Медленно оборачиваюсь и смотрю в уставшее лицо доктора Ария. Высокие скулы, раскосые серые глаза, светлые, почти выцветшие, но с чернильными прожилками от черных зрачков.

Вымесок, но талантливый. И красивый. Поджарый с рыжими отметинами рода на смуглой коже. Интересный.

И смотрит на меня с любопытством.

— Как прошла операция? — вопросом на вопрос, не узнавая собственный голос, лишенный всяких красок. Холодный, деловой.

— Одним живым стало меньше, — а в пристальном взгляде насмешка. Он прекрасно понимает, что меня это мало волнует. — Поэтому, леди Накари, сделайте одолжение, вернитесь в палату и дайте мне отдохнуть. Встречу с разъяренным вожаком я вряд ли сейчас вынесу.

В его голосе — смертельная усталость. Как у чаровника, что иссушил себя до дна и держится на чистом упрямстве.

— Ваша мать была ведуньей? — искренне удивляюсь я.

Встретить живого чаровника, пусть и половинчатого — редкая удача.

— Леди Накари, — хмурится доктор, уходя от ответа.

Другого я и не жду, но и отступать не собираюсь. Если в нем течет кровь ведуньи он должен меня понять.

— Если это так, то вы поймете меня, — сглатываю, бочком опершись на стену. Все-таки стоять мне еще тяжело. На чистом адреналине и держусь, похоже. — Вы же видели Лео и понимаете, что он умирает.

— Именно поэтому вам нужно вернуться в палату и…

— И смотреть, как он…как они умирают? Ну уж нет. Я не из тех кисейных барышень, что смиряются с неизбежным. Я точно знаю, что у них есть шанс, доктор. И я единственная, кто может их спасти. А для этого, доктор Ария, мне нужно уйти на несколько часов.

— В вашем положении…

— Я все знаю о своем положении! — резко перебиваю я.

— В вашем положении, — не унимается этот…бестолковый чаровник. — Любой стресс может привести к преждевременным родам. На данном сроке, — он одним взглядом, вдруг налившимся темными красками, останавливает мои попытки возразить, — риск потери детей очень велик. Оборотни — не люди, леди Накари, они не рождаются недоношенными. Они умирают, рожденные не в срок. Поэтому я прошу вас избегать любых физических нагрузок и чрезмерных волнений. И никаких оборотов.

Выгибаю в немом вопросе брови. Раньше я оборачивалась и все было нормально. Даже будучи уже беременной, когда сбегала из поместья Бекеров.

— Оборот отнимает слишком много сил, — вздыхает доктор так, словно перед ним неоперившаяся девчонка, только вступившая во взрослую жизнь.

Пожалуй, в какой-то степени он прав. Что я знаю о жизни оборотней? Только то, что успела вычитать в книгах. Но много ли там правды?

— А родить вы должны в человечьем облике. Дальше, — трет ребром ладони переносицу, — у служебного входа черная “Тойота”. Водитель отвезет вас куда скажете. И привезет обратно. Но если через три часа вы не вернетесь, я буду вынужден сообщить Луке. Все ясно?

Киваю, ошеломленная неожиданной помощью.

— И последнее. Помните, что от ваших действий зависит слишком много жизней. В том числе моя. А теперь проваливайте и дайте мне, наконец, нормально выспаться. Одна головная боль от вас, истинных, — ворчит он мне в спину.

Но я уже тороплюсь убраться с глаз пока еще доброго доктора.

У служебного входа меня действительно ждет машина и молчаливый водитель везет по названному адресу.

Я не знаю адреса Константина Светлого, талантливого мастера, в чьих произведениях действительно живет жизнь. Но я знаю того, кто может найти кого угодно.

Даже того, кто не хочет быть найденным.

В городской квартире Лорки нет и я тороплю водителя, который плетется как черепаха по городским дорогам. Времени остается все меньше, а подруга упрямо не отвечает на мои звонки.

Мне стыдно, что я вспомнила о ней только сейчас, когда мне снова нужна ее помощь. Стыдно, что не спросила у Луки, где она и все ли с ней в порядке. Но сейчас не до чувства вины. Сейчас мне нужно найти брата и спасти своих мужчин.

Во что бы то ни стало.

Загородный дом Лорки выглядит добротно. Деревянный с покатой крышей и вишневым садом. Выбираюсь из машины, завидев на калитке необходимый номер. Надеюсь, я ничего не перепутала.

Странно, мы дружим с Лоркой со второго курса, но я ни разу не была в этом доме, хоть и знаю его адрес. Возможно, потому, что это место всегда было личной территорией подруги, куда она не пускала даже самых близких. А возможно по сотне других причин.

Выдыхаю и толкаю калитку, оказавшуюся незапертой. Уверенно иду вглубь двора, выискивая входную дверь.

У Лорки аллергия на собачью шерсть, иначе я бы не решилась ступить дальше калитки. Но злых собак на участке точно нет, а подруга может не услышать моего зова.

Лорку я нахожу на веранде в компании нескольких мужчин. Малыши тут же начинают нервничать, больно бьются и я обнимаю живот, поглаживаю, пытаясь утихомирить своих детенышей.

Но уже через пару шагов понимаю причину их тревоги и боли, что сплетается тугим комком внизу живота.

— Опа, а вот и наша пропажа пожаловала, — скалится Бекер, поднимаясь из-за стола. — Какая приятная неожиданность.

А собаки все-таки есть.

Псы. Бешеные.

Один из них дышит мне в спину, а другой смотрит алчным взглядом хищника, загнавшего жертву.

И среди них абсолютно спокойная подруга, разливающая чай Бекеру и…еще одному псу?

Неважно.

Похоже, сегодня я рискнула слишком многим и…проиграла.

Глава 21.

Лука. Неделя седьмая.

— Это никуда не годится, — отбрасываю чертежи.

Листы с тихим шорохом разлетаются по стеклянной поверхности стола. В конференц-зале становится тихо.

Тишина непривычно режет слух. Тяжелая, густая. И дышать трудно.

Расстегиваю верхние две пуговицы, делаю глубокий вдох. Воздух проникает в легкие, но не приносит облегчения.

Встаю из-за стола и подхожу к окну. За ним разлегся беспокойный город. Он бурлит жизнью, неутомимо, без сна и отдыха, даже ночью.

Выдыхаю.

— Все свободны.

Это не чертежи никуда не годятся. Это я медленно подыхаю. Даже передышка, которую мне подарила Ради, не спасает положение.

— Лука… — тихий голос заставляет обернуться.

Ритка. Невысокая, лучащаяся счастьем.

Осторожно веду носом. От нее пахнет ребенком: молоком и медом. Сладостью жизни. Прикрываю глаза, позволяю запаху вытеснить кислород из легких. Даю себе шанс насладиться, потому что другого не будет.

— Прекращай лапать мою жену, — мужской рык приводит в чувства.

Рик стоит за спиной Ритки и хмурится. Ему не нравится, что жена бросила семью и рванула сюда. Зачем?

Поднимаю руки и даже отступаю на шаг, хотя меня с Риткой разделяет длинный стеклянный стол и с десяток метров конференц-зала. Спиной встречаюсь с холодом стекла.

— Рик! — возмущается Ритка, осторожно выбираясь из загребущих рук мужа.

Воинственная и странно красивая. Определенно, материнство ей к лицу. Моей малышке тоже пойдет материнство.

— Все нормально, Рит, — торможу ее на полушаге. И себя заодно. Моим фантазиям сейчас не время и не место. — Я немного увлекся. Прости, Рик.

Вожак клана Дассо фыркает от удивления. Ну да, сам Накари извинился — невиданное дело. Раньше я бы все обратил в шутку. Раньше слова извинения вожаку Накари были чужды.

Раньше и я был другим.

Коротко киваю Рику, подтверждая, что я это действительно я. И сейчас я вот такой, умеющий признавать свои ошибки. Умеющий говорить “прости”. Одна строптивая малышка научила.

Только Ритка восприняла это иначе. Нахохлилась, развернувшись к мужу. Ручки в бока уперла.

— Какой же ты чурбан неотесанный, — покачала головой, словно мужчина напротив — ее самое большое разочарование. — Ты разве не видишь, что он умирает?

— Рита, остынь, — спокойно произносит Рик, но как-то так, что эта маленькая воинственная женщина враз растеряла свой пыл и снова глянула на меня. — Слухи быстрее ветра, — пожимает плечом Рик, внимательно присматриваясь ко мне.

Не верит. А зря. Я действительно умираю. Вернее, умирает зверь внутри меня. Уходит вслед за близнецом. А для оборотня, особенно вожака, уход хищника равносилен смерти.

— Я хочу, чтобы ты принял клан, — говорю, глядя Рику в глаза.

Ритка охает, прикрыв рот ладошкой. Даже став матерью она ничуть не изменилась. Все такая же трогательная и верная.

— У тебя будет наследник, вот он и…

— Наследнику сперва нужно родиться, — а судя по моей малышке, это непростая задача. Она так и норовит вляпаться во что-нибудь. Один ее фокус подпиткой чего стоит. Глупая, не понимает, что это не поможет.

Отлепляюсь от окна и возвращаюсь в свое кресло.

— Ты не можешь сдаться, — снова говорит Ритка и ее голос обретает новую силу несломленной, идущей напролом женщины.

Такой я взял ее на работу. Такой помог получить своего мужчину, когда весь мир был против.

Человек и оборотень — немыслимый союз, особенно когда она чистокровка.

— Ты должен бороться, Лука.

— Я борюсь, — ухмыляюсь уголками рта. — За свой клан. Поэтому хочу, чтобы твой муж его возглавил. Уверен, слияние двух родов только укрепит оба.

— Лука…я же всего человек, — пытается отвертеться Рик.

Да, человек. Но сильнее и мудрее многих моих сородичей.

— Ты вожак, Рик. И мне больше некого просить.

А ведь действительно некого.

— Лука! — Ритка оказывается близко в два счета.

Такая маленькая, а такая быстрая. Хватает меня за руки, заставляя посмотреть в ее лучистые глаза.

— Должен быть шанс, слышишь? Так не бывает, чтобы не было пути все исправить. Может, ты просто…

— Рита, — Рик обнимает жену за талию, отводит в сторону. — Он выбрал уже, разве ты не видишь?

— Лука? — она все еще не верит, что уже все решено.

— Рик прав, Рита. Я уже все решил.

Перевожу взгляд на хмурого Рика. Сейчас он принимает важное решение и я не имею права ему мешать, но у меня нет времени.

— Рик?

— Я согласен, Лука. Но только до инициации твоего наследника. После я отдам ему все, что принадлежит ему по праву рождения.

— Вот и отлично, — хлопаю ладонями по столу и…

Боль врезается в солнечное сплетение огненным шаром. Опрокидывает на спину. Вырывает из грудины отчаянный вой.

Краем сознания улавливаю, как Ритка пытается кинуться ко мне, но Рик перехватывает ее.

Сам приседает надо мной, ловит запястье, отсчитывая пульс.

— Дыши, Лука. Просто дыши.

Я дышу. Но боль отравой вливается в глотку. Сжигает внутренности. Обращает в пепел.

И зверь внутри рвется с привязи. Разламывает грудину.

— Нет, Лука! — рычит Рик, фокусируя внимание на своем голосе. — Обернешься, обратного пути не будет. Нельзя.

Смотрю в светлые глаза Рика, цепляюсь за них, как за якорь. И мне почти удается усмирить зверя.

Почти. Потому что спустя удар сердца я слышу ее.

Песню. Она завораживает. Манит за собой. Увлекает в другой мир.

Стирает человеческий облик.

— Проклятье! — слышу вдалеке встревоженный голос, но смахиваю его как назойливую мушку.

Песня сейчас главнее. Ее музыка чарует. Ее голос ведет за собой, как путеводная нить. Золотисто-синяя, как расписанные солнцем небеса. Дорожка, выстланная подснежниками. Дурманящими жизнью.

И я иду на зов.

Зов?

Замираю, прислушиваясь. Горячий ветер кружит вальс из лепестков подснежников и пушинок снега. И хочется рвануть в эту круговерть. закружиться в вальсе, счастливо скалясь.

Обнять ту, что зовет.

Я слышу ее голос в дыхании зимы, что сливается с весной и разбивается о жару лета.

В гуле горных родников, что пробиваются от сердца земли.

В свисте лавины, срывающейся с острых вершин.

В раскатах грома, раскалывающих надвое черное небо.

В шорохе листьев и перестуке дождевых капель.

Нежный и прозрачный, но отчаянно сильный, он неуловимо вплетается в канву жизни.

И я слышу, как он звенит в биении сердца моего брата и в собственном, срывающемся на хрип дыхании.

— Ради, возвращайся, — зовет Лео, гладя поющую кошку, что разлеглась посреди палаты, только чудом ничего не сломав.

— Живой, — выдыхаю, усмиряя зверя.

Падаю на колени рядом с женщиной, что снова никого не послушала.

— Возвращайся, Ради, — повторяет Лео, как мантру.

Золотые нити обвивают запястье, устремляясь к локтю и дальше, выше, пуская побеги на мощную шею с рвущейся шальным пульсом артерией. И золото расцветает черными подснежниками.

Перевожу взгляд на свои руки. По коже медленно расползаются плети лозы, выпуская один за одним черные бутоны.

Что ж, теперь мы навеки связаны жизнью и смертью.

Пусть так.

Осталось вернуть назад свою строптивую малышку.

Глава 22.

Ради. Неделя седьмая.

Боль ползет по венам, вспыхивая огнем, прожигая насквозь. Живот превращается в камень и как будто становится больше.

Я даже перестаю дышать, потому что вместо легких — раскаленная лава. Кажется, еще немного и я превращусь в дракона, что изрыгает огонь вместо нормального дыхания.

Я вся словно пламя. И узор на коже вспыхивает золотом. А на животе расцветает огненный цветок.

И я чувствую…силу. Она ластится ко мне. Ее рокот не пугает. Ее пламя больше не причиняет боли. Я позволяю рыжей лаве затопить себя с головой. От нее исходит такой жар, что я просто заменяю ним кислород. Я дышу огнем. Живу огнем.

Сила щекочет пальцы. Искрит на губах и я чувствую во рту вкус огня.

Горький, точно полынь.

Пряный.

И немного терпкий, точно вино.

Живой.

А следом во мне вспыхивает ослепительная радуга: родники, цветы, деревья, — все отзывалось на Силу, что перекатывалась золотом по витиеватым нитям нового узора.

Сама земля откликалась на боль, что больше не страшила.

Подстегивала.

Говорила со мной шелестом ветра, вплетающимся в волосы. Звоном родников, что совсем близко.

Стоит только руку протянуть. И на ладони скручивается воронкой живая вода.

И в ней отражается рыжее — рыжее пламя.

Перевожу взгляд на свои ладони. На одной играет радугой юркий родничок, звенит и хохочет, не способный причинить вреда. Но стоит только поманить, как он наливается силой, рычит и гудит, точно лавина.

И я улыбаюсь, позабыв об опасности и боли, что все еще блуждает по закаменевшему телу.

Поднимаю вверх другую ладонь, и между пальцев скользит огненная змейка. Ласковая.

Она плетет по ладони новый узор. Золотые нити с черными бутонами подснежников.

Вписывает его в каждую молекулу, в каждый вдох и в биение сердца.

Трех сердец. Теперь я слышу своих малышей. Чувствую нити их жизни. И их силу, что срывает в галоп стук их сердец. Маленьких, но таких сильных.

— Радка… — восхищение в голосе заставляет поднять голову и по-новому взглянуть на тех, кто рядом.

Оценить, кто друг, а кто враг. Вспомнить, зачем я здесь.

Лорка стоит в шаге от меня и смотрит так, словно на голову свалился метеорит.

Склоняю голову набок, едва сдерживая в узде злость, что горьким огнем проступала сквозь…все. Оставляла в чистом пламени темные кляксы.

— Что, не нравлюсь?

В голосе прорезаются рычащие нотки. И, кажется, это пугает мою “подругу”, потому что она невольно отступает на шаг. Оглядывается на мужчину, что по-прежнему сидит ко мне спиной.

— Ожидала увидеть слабачку-выбраковку, да? — не унимаюсь я, а горечь становится все сильнее.

Отравляет.

— А ты? — Бекеру, что сидит словно парализованный. — Отчего всю армию не привел?

Но он не отвечает, только как-то странно ведет головой, словно хочет возразить и не может.

Он весь…странный. Застывший в пограничном состоянии.

Что-то не позволяло ему обернуться. Что?

— Ради, ты все не так…

Останавливаю подругу взмахом руки, когда она делает шаг в мою сторону, и из земли прорастают прочные нити, связывая “подружке” ноги, припечатывая к месту.

Бросаю взгляд через плечо, где должен стоять цепной пес Бекера, но того и след простыл.

Хмурюсь. И огонь волнуется внутри, распаляется.

— Проклятье, Ради, — шипит Лорка, пытаясь вырваться из моих пут, но те лишь сильнее стягивают свои живые кольца. — Совсем спятила со своими оборотнями! — злится и на ее коже проступают белые руны.

А в чертах лица прорезывается…лиса?

Что за ерунда?

Лорка рычит и снова оборачивается на мужчину, что медленно, словно ему тяжело дается каждое движение, поднимается на ноги.

— Костя, хоть ты объясни своей сестре, что к чему, пока она не развеяла нас пеплом по ветру! — выдает на одном дыхании моя…подруга?

Обхожу ее и замираю напротив мужчины, что на голову выше меня.

Одетый во все черное он кажется таким огромным и пугающим, словно тени, что жили под кроватью маленькой девочки Ради.

На бритой голове светлеют тонкие нити шрамов, сплетаются в причудливую паутину.

И одна тонкая нить этой паутины расчерчивает острую скулу, сжатые в тонкую полоску губы, волевой подбородок и теряется за высоким воротом тонкого свитера.

— Костя? — сглатываю удивление пополам с горечью злости.

И сила откатывается, уже не злая — ласковая. Нежностью растекается под кожей, не чуя больше опасности.

— Ну привет, лисичка, — хрипло отвечает он и даже пытается улыбнуться.

Поднимаюсь на ступеньку и ловлю его взгляд.

— Костя? — смотрю-смотрю, но вижу лишь туманы, что клубятся на дне некогда ярких и живых глаз.

— За все приходится платить, лисичка.

Да, за все приходится платить. И он заплатил красивыми глазами, что сейчас абсолютно слепы.

Но за что с него потребовали такую непомерную цену?

— Костя… — сотня вопросов застревает в глотке.

Мы не виделись много лет и это время сильно изменило нас обоих.

— Радка, — и его тонкие, чуть потрескавшиеся губы трогает улыбка.

Меня отпускает окончательно. Осторожный толчок маленькой ножки словно говорит: опасности больше нет. И хоть ничего до сих пор не хорошо, я выдыхаю.

Шагаю в объятия родного брата.

Его запах словно старый приятель усаживается на плечо. Нежный, едва уловимый. Запах родом из детства. Из тех времен, когда жилистые руки подбрасывали меня, казалось, к самому солнце. И я ловила ласковые лучи, пускала солнечных зайчиков и была счастлива.

И счастье это, огромное, ширится во мне с каждым ударом сердца. Словно я вернулась домой.

— Рад тебя видеть, заноза, — он отодвигает меня и…аккуратно касается ладонями лица.

Большими пальцами очерчивает проступившие скулы, ощупывает нос, ведет по пересохшим губам. Словно знакомится заново или…вспоминает.

— Ты стала красавицей, — наконец, выдыхает он.

Фыркаю в ответ. Нашел тоже королеву красоты. Так я и поверила.

— Ты мой брат и не можешь быть объективным, — качаю головой.

— Светлый всегда прав, — звучит за спиной голос Лорки. — Магия отняла у него не только зрение, но и умение лгать.

Она, освобожденная от пут — я и не заметила, когда сняла их, — проходит мимо нас и опускается на лавку за спиной брата.

Усталость проскальзывает в каждом ее движении, жесте, хоть она и старается держать спину и ровный, почти равнодушный тон.

— Нужно отпустить Бекера, — снова Лорка.

И руки на колени сложила, как примерная ученица.

— Если ты не хочешь его прикончить.

Костя ведет ладонью, в воздухе повторяя силуэт Влада, тянет на себя. И я вижу тонкую, поблескивающую серебром нить. Серебро опутывает Влада причудливой паутиной, парализует. И Костя легкими пассами скручивает паутину в волшебный клубок.

— Ну точно нить Ариадны, — нервно хихикаю я.

— Книжек в детстве начитался, — поддерживает Костя шутку, за пару мгновений освободив Бекера.

Тот бесформенным желе стекает на лавку и становится невероятно похожим на мальчишку, что однажды покорил моего коня. Сейчас он кажется безобидным, когда спит. Но мы все знаем, что это лишь иллюзия. Стоит зверю очнуться и он нападет.

— Позаботься о наших гостях, Клэр, — и в его голосе океан нежности.

Лорка — или Клэр? — лишь кивает в ответ.

Костя берет меня под руку и ведет в дом.

Внутри неожиданно светло. Стены из светлого дерева идеально гармонируют с белыми диванами и белым камнем камина. На диванах разбросаны пестрые подушки, а на окнах такие же яркие шторы. Узнаю свою подругу: незаурядную и жизнерадостную. Не удивлюсь, если дизайн — целиком ее идея. Она всегда любила яркие краски и простор. Поэтому в доме почти нет дверей, а огромная светлая кухня — продолжение гостиной.

Брат жестом предлагает мне располагаться, где заблагорассудится. Сам же он замирает у камина. Такой…неподходящий этому дому. Но знающий каждый закуток.

— Я рад, что ты пришла ко мне, — говорит Костя, когда я усаживаюсь на диван, закинув за спину подушек и с наслаждением откинувшись на них. Давая передышку разламывающейся надвое спине.

— Пришло время узнать тебе правду.

— Да уж хотелось бы. Хотя знаешь, сейчас на повестке дня только один вопрос: как мне спасти своего мужа.

— Мужей, — поправляет Костя. — Спасти их можешь только ты. Но риск, лисичка, слишком велик.

— У меня нет выбора. Я должна, понимаешь?

— Выбор есть всегда, сестренка. Лука свой сделал.

— Лука? — настораживаюсь и это тут же отдается болью в пояснице.

Охаю, закусив губу.

Костя напрягается, готовый тут же спасать меня от всего на свете. Выдыхаю, устраиваясь поудобнее и наглаживая живот.

— Вы встречались?

— Да, несколько недель назад.

Несколько недель. А мне ничего не сказал.

— И какой же выбор сделал мой муж?

— Твою жизнь.

Глава 23.

Ради. Неделя седьмая.

Нечто подобное я и ожидала услышать. Только Луке могло прийти в голову защищать меня таким диким способом: пожертвовать собой и братом ради меня.

Глупость несусветная!

Кто принимает подобные решения в одиночку?

Качаю головой и закусываю губу. Злюсь. И она колет пальцы. Царапаю подушечки отросшими ногтями.

— Не злись, лисичка, — снова улыбается Костя. — Он поступил как настоящий мужчина. Это его долг — защищать свою женщину. Он делает то, чего не смог я. Так, как умеет.

— Костя… — выдыхаю.

Я знаю, о чем он говорит. Двенадцать лет назад мой брат потерял невесту и на несколько лет исчез из виду. Как потом сказал: искал гармонию с собой. Но судя по сжатым в кулак пальцам — не нашел по сей день. После гибели Майи мы виделись лишь однажды. И десять лет разлуки и бесконечных разговоров.

— Что ты помнишь о своем первом обороте? — ловко переводит тему, когда я уже почти решаюсь спросить его о Майе.

Вопрос застает меня врасплох и я тупо пялюсь на нахмурившегося брата, силясь понять, о чем речь. И он, похоже, все понимает.

Фыркает тихо и терпеливо повторяет вопрос.

Что я помню?

— Это было в поместье Бекеров, я…

— Нет, Ради, — тихо, но жестко перебивает Костя.

Трет переносицу совсем как Лука. И я невольно думаю о том, где сейчас мой муж и какие еще сумасшедшие идеи пытается воплотить в жизнь.

Я скучаю. Мы не виделись пару часов, а мне уже нестерпимо не хватает его горького запаха, горячих рук и тихого голоса.

А еще я много думаю о Лео. Это так странно, потому что я скучаю по нему так же сильно, как по Луке.

Я никогда не была ханжой, но всегда с настороженностью относилась к таким вот отношениям. И уж точно никогда не думала, что сама буду жить с двумя мужчинами, скучать по ним и хотеть их так, что от одной мысли хочется свести колени.

— Ты их любишь, — вдруг произносит Костя совсем рядом.

Вздрагиваю, потому что слишком увязла в своих мыслях.

Вскидываю голову и смотрю в затянутые слепотой глаза брата. Они улыбаются. Так…осторожно, словно Костя опасается собственных чувств.

— Светишься вся, — губы тоже тянутся в улыбку.

— В каком смысле свечусь?

— В самом прямом, — вмешивается в разговор Лорка, — ослепнуть можно, — и в ее голосе столько…восхищения. — Никогда такого не видела. Костя?

— Я… — он выглядит растерянным и даже отступает, но натыкается бедром на угол стола, морщится.

Лорка оказывается рядом в считанные секунды, берет его под руку так ловко, словно делает это постоянно.

Смотрю на нее, Костю и их сплетенные пальцы. Но не успеваю ничего спросить, вижу собственные руки.

Они действительно светятся. Как будто их натерли солнцем.

Золотое сияние скользит по коже слепящими всполохами, сплетаясь в причудливом танце с родовым узором, что распускает по коже лазурные бутоны пролесков.

— Что это? — голос подводит.

Страшно отчего-то.

— Это…то, о чем я тебе говорила, Радка, — фыркает Лорка, но не обидно, а как-то так по-родному, что ли. Словно она действительно моя самая настоящая подруга.

Но ведь это не так?

Только Костя не смотрит. Сидит на углу деревянного стола с закрытыми глазами. Лорка на краю дивана напротив, держит его за руку, поглаживает запястье и рассеянно улыбается.

Она не просто держит его за руку. Напитывает энергией. Я вижу серебристые нити, что натянулись между ними. Слышу их тихий перезвон, словно на них нанизали хрустальные капли. Такая связь не возникает на пустом месте. Теперь я знаю.

Как и то, что нужно делать, чтобы вернуть своих мужчин.

— Ты должен ей рассказать, — осторожно просит Лорка.

— Она уже сама все поняла, — невесело усмехается Костя. — Да, Ради?

— Да, — тихо.

Потому что не до конца уверена, что права. Как и то, что образы в голове — не плод моего воображения.

— Я помню кофе. Ты спрашивал…

Кивок в ответ.

— Я никогда не любила кофе, — прикрываю глаза, отыскивая в закоулках памяти картинки прошлого. — Но с ним он был нереально вкусным. Мне даже казалось, что это какое-то волшебство. Ну не может кофе быть настолько восхитительным. Особенно его. Мы гуляли под дождем. Строили песчаные замки. А мне хотелось его поцеловать.

Касаюсь пальчиками губ. Они помнят его поцелуи, властные, жгучие. И горький вкус кофе.

Проклятье. Я пила кофе в офисе “Неба”, когда пришла на собеседование. После этого я завела дома кофемашину, накупила разных сортов кофе. А тогда в офисе я пила тот самый кофе, что и на набережной с мужчиной из моих снов.

— Лука говорил, что моя связь с Лео гораздо крепче, потому что на крови. Он… — чувствую, как краснею до самых кончиков своих белобрысых волос.

Но мне нужно озвучить мысли, иначе я снова запутаюсь.

— Лео стал моим первым мужчиной, — все-таки выдыхаю я. — Но кофе я пила с Лукой. А потом он пропал. Я случайно узнала, что он в больнице в тяжелом состоянии.

В последний день конференции мы договорились встретиться. И я высматривала его на вип-местах. Разговор двоих мужчин я услышала случайно. И то, что они говорили о моем кавалере не вызвало никаких сомнений.

Через пару часов я уже стояла напротив высокого седовласого доктора, и в его глазах я читала едва ли не смертный приговор.

— Оборотни не болеют, — нарушает молчание Костя. — У них особенный иммунитет. Его поражает только особый вид сумасшествия, который люди называют “бешенством”.

— У него было воспаление, — возражаю. — И он умирал. Сгорал заживо. Я видела собственными глазами.

Я чувствовала. По рваному дыханию и аппаратам, что сходили с ума. По коже, что сделалась похожей на землю в жерле вулкана: черную и обжигающую. Врач пустил меня…попрощаться.

Но первое, что я увидела, войдя в палату — пакеты крови в штативах капельниц.

— Переливание бы помогло, но его организм отторгает все чужеродное.

— Почему?

— Думаю, все дело в его происхождении. Высшие оборотни редко принимают чужую кровь.

— А родственники?

Врач так устал, что даже не удивился моему вопросу. А ведь я представилась невестой Луки.

— Брат прилетит утром. Но…

Я поняла сама. До утра Лука не доживет.

— Возьмите мою.

Врач покачал головой, мол, не поможет.

— Ну же! — подсунула врачу руку под самый нос, рукав закатала, оголив тонкое запястье. — Вы же ничего не теряете! И он…а я…

— Ему сделали переливание моей крови. Я стала идеальным донором.

— Что еще, Ради? Должно быть что-то еще. Что…

— Я пела, — снова смущаюсь, поймав на себе два любопытных взгляда. — А потом он…

— Стал зверем, — договаривает Костя. — И ты. Только так ты смогла вытащить его зверя. Потому что он действительно умирал. А без зверя оборотни подыхают, Ради.

— Я не помню. Но если это так, то выходит, что я…

— Ты их пара. Но вытащить внутреннего зверя Истинного может только твой зверь, Ради. Ты уже делала это. Дважды, Ради. В больнице и в горах. Лука и Лео.

— Но я…мой док говорит, что мне нельзя…оборачиваться.

— Только в том случае, если твои дети останутся людьми. Но они тоже умеют оборачиваться. Когда это происходит, в тебе просыпается сила.

— Сила…Откуда?

— Отцовское наследие, — теперь он злится. — Думай, Ради. Осталось слишком мало времени. Когда ты родишь, твои львы умрут.

Глава 24

Ради. Неделя седьмая.

Когда ты родишь, твои львы умрут.

Слова брата торчат в голове, точно заезженная пластинка. Стучат в висках дрянным страхом. Мешают мыслить здраво.

Впервые я не знаю, что делать дальше.

Костя приказал думать, но все мысли разбежались трусливыми крысами. И сидят в темных углах, носа не показывают. Разве можно о чем-то думать, если внутри поселился жуткий холод? Будто вымерзло все.

Зажмуриться бы сейчас и проснуться в своей квартире: совершенно свободной от обязательств и леденящего страха.

Не знать ничего.

Быть просто Ради Бекер, перспективной художницей, работать в архитектурном бюро и не выбирать между детьми и любимыми мужчинами.

Проклятье, как же болит голова!

Запутываю пальцы в волосы, слегка оттягиваю, чтобы одна боль вытеснила другую. Пальцы находят серьгу, что цветет золотом, оплетая ухо драгоценным цветком. Это украшение я обнаружила месяц назад, когда наскоро отмывалась ото сна в доме Луки и Лео.

Украшение напоминало подснежник или пролесок с синим топазом в сердцевине. Красивое и невероятно дорогое. И гадать не стоило, откуда эта красота взялась в моем ухе. Но я не могла принять такой дорогой подарок. Попыталась снять и…не смогла.

И вот теперь снова, сидя в пассажирском кресле спортивной машины Лорки, пытаюсь нащупать застежку.

Без толку. Серьга словно вросла в кожу, стала частью моего уха.

— Это родовой артефакт, — Лоркин голос звучит странно хрипло.

Заболела, что ли? Странно. В доме все было нормально.

— Снять его может только тот, кто надел. Тем более, — ловлю его колкий взгляд, — артефакт тебя признал. Зачем снимать?

Родовой артефакт. Выходит, род Накари меня принял? Их магия меня приняла. Задаваться вопросом, почему именно меня, глупо. Да я и не стану.

Бекер с самого детства рассказывал, что нельзя противиться магии, как нельзя ее приручить. Магия сама выбирает, с кем поделиться своими талантами.

Магами рождаются.

Получается и мой брат был таким с самого рождения?

И никто не замечал, иначе Бекер никогда бы не согласился его усыновить.

Он ненавидел магов иоборотней. Возможно потому что сам был обычным человеком.

Кошусь на Лорку, уверенно ведущую машину. Вот только у меня такое чувство, будто она из последних сил сдерживается, чтобы не развернуть свою “малышку” обратно и все-таки пересадить меня в "Тойоту", что уверенно следует за нами.

— Как давно вы вместе? — спрашиваю, когда Лорка с силой сжимает руль.

— Мы не вместе, — отвечает быстро.

Слишком быстро, чтобы быть правдой.

— Врешь.

Лорка тихо фыркает и все-таки сворачивает с трассы на обочину. "Тойота" тормозит в сотне метров.

Подруга не глушит мотор и долго сидит, упершись подбородком в скрещенные на руле руки.

— Мы действительно не вместе, — говорит Лорка так тихо, что мне приходится затаить дыхание. — Просто…компаньоны.

Последнее слово она выплевывает, словно отраву.

— Странно, — снова трогаю серьгу. — А мне показалось…

— Тебе показалось, — перебивает слишком резко.

Хмыкаю в ответ. Так я и поверила.

Если мой брат полный кретин, раз не замечает очевидного, то я все поняла в тот самый момент, когда Лорка взяла его за руку. Та связь, что между ними, — нечто большее, чем “компаньоны”.

— Светлый нанял меня приглядеть за тобой и помочь, если будет нужно.

— Помогла, спасибо, — не сдерживаю сарказма, вспоминая встречу с Владом, после которой я оказалась запертой в поместье Бекеров.

— Прости, — Лорка смотрит на меня и закусывает губу. Кажется, она понимает, о чем я толкую. — Меня тогда Лука еле откачал.

Выгибаю бровь, изумленная услышанным. Лука ничего мне не рассказывал. Впрочем, я и сама не сильно интересовалась судьбой подруги.

— Когда ты отключилась, я пыталась остановить Бекера, но он просто приложил меня головой об стеночку, — морщится, словно само воспоминание приносит ей физическую боль. — Пришла в себя на твоей кровати, а рядом — твой муж. Надо сказать, что в бешенстве он страшен. Наполовину человек, наполовину зверь. То еще зрелище.

А у меня перед глазами — Лео, застывший в пограничном состоянии.

Страшно и завораживающе.

— Снова светишься.

Пламя перекатывается на пальцах рыжими всполохами. Теплым мерцанием растекается по нитям родового узора. Золотые нити с черными бутонами. Но стоит сиянию коснуться их, как они лопаются синими цветами пролесков.

— Потрясающе, — выдыхает Лорка.

Киваю, зачарованная причудами силы, что бурлит в крови. Перевожу взгляд на Лорку.

— Кажется, мне пора.

— Просто слушай свое сердце, подруга, — тепло улыбается Лорка. — Но дальше тебе придется самой. Мне нельзя в город. Парня, — кивает на "Тойоту" позади, — я задержу, но ненадолго. Светлый…слишком слаб. Я нужна ему, хоть он никогда в этом не признается, упрямая задница.

— Он мужчина, Лорка, — тяну губы в улыбку. — Да еще и маг в придачу. Такие как он никогда не признаются в собственной слабости.

Особенно влюбленной в него женщине. Но я молчу. Лорка не маленькая, сама должна понимать.

— Говорю же, упрямая магическая задница, — не остается в долгу Лорка.

Мы тихо смеемся, а после вместе выбираемся из машины.

— Ради, — зовет она тихо, когда я начинаю избавляться от одежды.

— Все нормально, подруга, — улыбаюсь криво. — Я все решила.

— Ты уверена?

— Я слишком сильно их люблю, чтобы позволить умереть.

— Они тоже тебя любят, — вздыхает Лорка. — Я даже завидую, правда. Когда Бекер тебя забрал, они были готовы убить каждого, кто посмеет причинить тебе вред. Светлому с большим трудом удалось их остановить.

— Они виделись с моим братом? Оба? — хмурюсь.

— Только Лука. Ему Светлый и объяснил, что из поместья ты можешь выйти только по собственной воле и не человеком. Так и получилось, да?

— Да.

— Ради, ты должна знать: я никогда не предавала тебя. И наша дружба, она не потому, что Светлый нанял, понимаешь?

В два шага я оказываюсь рядом и обнимаю Лорку так крепко, как могу.

Подруга охает и кривится, притворно ужасаясь, что я ее раздавлю.

Сейчас она не так далека от истины.

Сила снова бурлит во мне, прорываясь наружу яркими всполохами. И живот превращается в камень. Вот он, оборот моих малышей. Единственная возможность им выжить в теле зверя.

Отступаю от Лорки, избавляясь от последней одежды. Прохлада вечера обнимает нежно, словно любовник. Ластится.

Закрываю глаза.

Я не помню, как оборачивалась, только дикое желание сбежать, успеть. И сейчас я должна успеть.

Только в этот раз все иначе. Малыши показывают мне путь. И я тороплюсь. В который раз боюсь опоздать.

И боли почти нет. Лишь огонь, что заполняет вены и артерии.

Он плавит кости, перекраивает наново.

Вылепливает, точно умелый гончар глиняный кувшин..

Малыши довольно урчат и их тихие голоса сливаются в унисон с биением сердца. Сильным, ровным и…нечеловеческим.

С легким удивлением переступаю лапами по горячему асфальту. Растопыриваю пальцы, выпускаю когти. Делаю шаг, но собственный хвост сбивает с ног.

Фырчу, когда шлепаюсь пятой точкой на асфальт.

Детеныши недовольно пинаются. Ругаюсь тихим рыком.

Я и раньше с трудом справлялась с этим неповоротливым телом. А сейчас, с двумя детенышами внутри — устоять на лапах почти подвиг.

Осторожно поднимаюсь, но хвост снова сносит с лап. И вот я снова сижу на попе, злясь на никчемный хвост с лазурной кисточкой, который точно уж выскальзывает из-под лап.

Проклятье! Бью лапой по асфальту. Из-под когтей разлетаются искры. Радужной россыпью по черному асфальту, оставляя разноцветные кляксы.

— Ты действительно Истинная, — восхищается Лорка.

Гляжу на застывшую в шаге от меня подругу. Темные волосы растрепаны, на красивом лице — пестрые родинки, а в раскосых глазах — смех.

— И пятнистая, — смеется в голос, подавшись вперед на слегка согнутых ногах.

Склоняю голову на бок и весело скалюсь — сама не лучше. Она прослеживает мой взгляд, трет ладонью щеку и с изумлением ребенка смотрит на собственные пальцы.

— Жжется, — задумчиво, растирая отпечатки силы. — Ты даже кошкой художница.

Фыркаю.

Моя злость оказалась вот такой вот…яркой.

Неожиданно.

Все — таки поднимаюсь на лапы и стряхиваю с себя пятна. Они разлетаются брызгами и испаряются точно дождь, пригретый солнцем.

Делаю осторожные шаги, ощущая себя ребенком, пытающимся ходить. И выхожу в лунный свет. Задираю голову, встречаясь взглядом с лупоглазой луной.

Ну что, подруга, покажешь мне путь?

— Ты очень красивая, Радка. Ты…

Оборачиваюсь на подругу, но она неотрывно смотрит на меня и молчит. Так выразительно, что появляется острое желание найти любую отражающую поверхность.

Нашли красотку, тоже мне. Вряд ли бледная моль превратилась в царицу всех оборотней. Скорее уж в глубоко беременную гончую.

— Жаль, нет огромного зеркала, — качает головой Лорка, угадывая мои мысли.

Неважно. Все.

Сейчас бы достучаться до луны. Снова смотрю в усеянное звездной пылью небо.

Ну же, серебряная, ты так часто мне помогала. Помоги и сейчас. Просто покажи путь. А дальше я сама. Я справлюсь, обещаю.

Но упрямая луна молчит и прячется за верхушками деревьев.

Только я еще упрямее, бегу за ней, вылавливая серебристый диск меж черных крон. Лапы вязнут во влажной земле, цепляются за корни деревьев. Мешают. Не пускают. Куда?

Но луна — проказница не позволяет додумать, снова сбегает в темную глушь леса. Где — то вдали ухает неясыть. Меж лап путается ветер. Играет сверкающей серебром шерстью.

Помогает, выстилая путь. Поднимая колючие ветви. Раздвигая густые заросли. Отводя диких волков, путая запахи.

И плетет невидимую нить из пряного аромата того, кого почти потеряла.

Луна выныривает неожиданно за мгновение до того, как расступается лес и я вылетаю на каменистый берег.

Озеро похоже на круглую монету, что выпала из дырявого кармана, да так и осталась на сырой земле, усыпанной острыми камнями. И у самой кромки лежит огромный черный лев, в холодном свете луны кажущийся абсолютно седым.

Трясу головой, отгоняя глупые мысли. Львы не седеют, только люди.

Пряный запах с древесной ноткой кружит в воздухе, манит. И я иду на запах.

К тому, кто смотрит пронзительным синим взглядом.

Дыхание рвется и выдержка подводит.

Усталость накатывает волнами, зазывая прилечь рядом с вожаком. Отдаться магии луны и навсегда обрести покой.

С тем, кто так давно ждет.

Только он не хочет!

Налетает черным смерчем у самой воды. Кубарем качусь по камням, рыча от боли. Когтями цепляюсь за так удачно подвернувшийся ствол старого бука.

— Ты! — тело окатывает волна ярости. — Убирайся отсюда!

Магия ударила в землю, взметая вверх стену из земли и корней. Запирая меня в буковом лесу.

Убраться?! Не дождешься, упрямая львиная задница!

Отряхнувшись от земли, шагаю в самую толщу магической стены.

Глава 25.

Ради. Неделя седьмая.

Стена осыпалась под лапы, едва я в нее ступила. Земля отзывалась на каждый шаг, пружинила и как будто ластилась к шкуре.

Ворчала отголосками ветра, швыряла горсти в непокорного зверя, что стоял на краю берега.

Синие глаза вынимали душу, сковывали своей яростью. Холодные, точно лед.

А у меня в крови бурлил огонь, рвал артерии неистовым пульсом. Плавил. Казалось, будто в меня запихнули целый вулкан, что вот — вот рванет и выжжет все до последней песчинки.

Огонь требовал выхода. И я рванула вперед.

Пряная ярость сплеталась в тугой клубок с силой, что обжигала изнутри. Сила окрыляла. А черный зверь оказался слишком самоуверенным, чтобы воспринять всерьез разъяренную самку.

Пролетела между массивными лапами — изящество и миниатюрность — роскошное преимущество в драке!

Когти полоснули землю, на которой тотчас расцвели белоснежные бутоны.

Выгнать он меня решил, надо же! Упрямый засранец!

Зверь обернулся, едва я поднялась на лапы.

Зарычал и боднул меня. Отступила назад.

Зарычала в ответ, выпуская когти. Земля тут же проросла зелеными побегами, что стянули мощные лапы черного льва с льдистым взглядом.

Я ради него рискнула всем, а он…он…

Удар получился сильный и на черной морде вспухли багрянцем царапины. Зверь пошатнулся и завалился на бок.

Заскулила, припав на передние лапы. Лев заворчал, выпутываясь из цепких побегов.

На черный нос стекала кровь, но он словно не замечал ее.

Злился.

Запустила когти в рыхлую землю. Шепнула всего одно слово и зеленые стебли выпустили льва.

Бестолковая, — посетовал зверь. отряхиваясь от земли.

Боднула его, снова заваливая на бок. Лизнула там, где сочилась кровь. Извиняясь за боль. Я просто хотела, чтобы он выслушал меня. Чтобы вернулся. А он снова решил за меня.

Злость и обида полыхнули с новой силой. Укусила за холку.

Лев зарычал и, обхватив меня лапой, повалил на себя. Кубарем скатились к воде. Задние лапы коснулись озерной воды.

Лев придавил собой к песчаному берегу. Спину защекотали колкие песчинки.

А этот упрямый…оборотень принялся меня вылизывать.

Морду, шершавым языком собирая пестрые кляксы силы, что осталась на шоссе вместе с Лоркой. Зубами вычесывал набившиеся в шерсть комья земли и песка: холку, живот и даже хвост!

Не удержалась и щелкнула лазурной кисточкой его по носу. Лев рыкнул, озадаченно глянул на меня.

Фыркнула в ответ и лизнула его снова, зубами слегка прикусив ухо. Носом ткнулась во влажную шею, пахнущую острым перцем и мокрым деревом.

Чихнула, вдохнув слишком глубоко.

Лев отполз, на этот раз глядя с опаской. Лапой стряхнула навязчивый чих и в удар сердца оказалась рядом со своим зверем.

Хищник. Опасный. Сильный.

А еще очень быстрый и ловкий. Теперь он играл со мной. Заманывал в ловко расставленную ловушку. Я чувствовала, но не боялась. Сейчас мы хотели одного: друг друга.

И это желание расцветало внутри яркой радугой. Соединяло нас даже в воде, куда мой хищник все-таки заманил.

Снова озеро. Прозрачное, изрезанное зелеными островками. Сияющее солнечными бликами и пенящееся узкой лентой водопада. Здесь тихо, спокойно настолько, что даже жгучее желание притупилось, словно припорошенное водой.

На скалистом выступе было удобно стоять и наслаждаться видом. Вдыхать сладкий запах этого дивного места по ту сторону жизни.

А еще изучать собственное отражение.

Лорка была права: я красивая. Поджарое тело с покатыми боками покрывала лунная шерсть. Острые уши топорщились причудливыми кисточками. Разноцветные глаза на чуть вытянутой морде то ли кошки, то ли псицы. И длинный с лазурным кончиком хвост, что сейчас не мешал, а наоборот, дополнял. Делал цельной.

У моего черного хищника хвоста нет. И я всерьез намерена его вернуть. Он должен быть красивый. Потому что он сам восхитителен.

Черный с мягкими, но опасными иглами вдоль позвоночника. И шерсть тоже словно иглы, но касаться их сплошное удовольствие.

Он возник из ниоткуда. Вылетел из гущи леса на длинной лиане. Я едва успела пригнуться и отступить на шаг, как огромный черный лев рухнул в воду, окатив берег снопом брызг.

И пропал.

Лео?! — насторожилась, подступив к краю.

Зря. Он вынырнул быстрой тенью и утащил меня с собой.

Сумасшедший!

Вцепилась в него когтями, отплевывая воду.

Я же не умею плавать!

Или умею?

Лео научил.

А потом мы дурачились, то ныряя в поток водопада, то гоняясь за стайкой золотых рыбешок.

Выбирались на берег и тогда Лео приносил фрукты и кормил меня, выдавливая сок прямо в рот. А потом слизывал сладкие капли.

И ничего не существовало, кроме острого запаха моего вожака и солнца, что расцветало внутри.

Алым цветком разукрашивало реальность. Пенило кровь. И малыши напитывались силой, что растекалась золотом по влажной коже. Они рвались на свободу.

Но я помнила, что должна родить человеком.

На этот раз обратиться было легко. Боль смазала теплая вода водопада. Вошла в водопад кошкой, а вынырнула — человеком.

— Лео! — позвала я. — Лео, ты где?

Но мой хищник исчез.

Зато появились псы.

Псов было много.

Они обступали меня со всех сторон, появлялись из темной гущи леса. Замыкали в кольцо. Тихий рык перекатывался между матерыми самцами, путался эхом в шуме воды, что била меня по плечам.

Никогда в своей жизни я не видела столько особей разом. Поджарые, с отражением луны в чернильных глазах. Они замирали у самой кромки воды, глядя только на меня.

Проклятье, Лео, где же ты, когда так нужен?

Невольно опустила руки на живот в защитном жесте и едва не рухнула в воду. Покачнулась, не веря своим ощущениям.

Живот исчез! Моего твердого баскетбольного мячика, с которым я только начала свыкаться больше не было.

И детей…

Их сердца не бились в унисон с моим. Опустила глаза, чтобы…в одночасье сойти с ума.

Боль пронзила насквозь. Жгучим льдом выкрутила мышцы.

И я все-таки потеряла равновесие, рухнула в воду, что приняла в свои теплые объятия.

Легкие горели огнем, а в горле застыл немой крик. Песчаное дно оцарапало спину. А я смотрела в лицо крутобокой луны и ненавидела ее, оборотней и того, кто пытался вытащить меня из воды.

Белая львица с карими глазами нырнула в воду, когда запели псы. Сквозь толщу воды я слышала их песню, что тревожила ровную гладь озера.

Озеро беспокоилось, наращивая шум водопада. Его воды разбивались о дно, утягивали меня в пенящийся водоворот.

А я до боли сжимала абсолютно плоский живот и…выла. Дико. Отчаянно. Захлебываясь соленой водой. Раздирая грудную клетку неистовым пламенем.

Выла, не в силах справиться с болью, что затапливала чернотой. И не понимала, почему до сих пор живу.

А когда в воду нырнула львица, просто закрыла глаза. Вода озера заменила кровь, утопила легкие, даруя покой.

Я должна уйти сейчас вслед за своими малышами. Уйти с верой, что Лео удалось вернуться и эти упрямые мужчины смогут найти свой смысл жизни.

Новая боль оказалась неожиданной. Обожгла. Вернула к жизни. На каменный выступ над озером.

Меня трясло и рвало озерной водой. Тело сводило судорогой. А где-то вдалеке пели псы. Дивное многоголосье больше не пугало.

Выплюнув последнее, что осталось в моем организме, без сил легла на теплый камень. Скрутилась клубком, дрожа и плача.

Боли было так много, что я терялась в ней.

А потом чьи-то заботливые руки коснулись волос.

Вздрогнула и подняла глаза.

Женщина, что сидела рядом, была красивой и смотрела на меня лучистым взглядом карих глаз. Белоснежные волосы крупными локонами лежали на острых плечиках, а под светлой, почти прозрачной кожей исчезали черты зверя.

Львицы, что вытащила меня из озера.

— Зачем? — прохрипела и не узнала собственный голос.

Поморщилась. Я ведь почти увидела их, своих беспокойных близнецов. Почти дошла к ним. Какая же я мать, если теперь брошу их там одних, за чертой?

— Твое время еще не пришло, — мягкий голос женщины казался родным.

Он успокаивал. Согревал. И тепло струилось по измученному телу. Выплетало на мокрой коже черные нити родового узора. Яркого. Живого. Черная лоза выпускала синие бутоны цветов, что распускались пролесками и исчезали золотыми вспышками. Снова и снова.

— Почему он исчезает?

Растерянно посмотрела на свои ладони, на которых вновь и вновь плелся узор, чтобы спустя удар сердца раствориться в золотом сиянии.

— Потому что ты разделила себя, девочка моя, — с грустью улыбнулась женщина.

А я вдруг поняла.

— Мама?

— Здравствуй, доченька.

Осторожно села, кутаясь в тяжелый мужской плащ. Магия искрила в плетении ткани. Щекотала, не принося боли, согревая. И странным образом даря покой и проясняя голову.

Так, теперь надо сосредоточиться и подумать. Истерить и выть можно и потом.

Но боль прокатилась колким отголоском, скрутила низ живота, где больше ничего не было.

Закусив губу, подтянула колени к груди и с настороженностью взглянула на женщину, что оказалась моей матерью.

Точеная фигура, заостренные черты лица и усталость в теплом взгляде. Она выглядела так, будто не я, а она едва не утонула в озере за ее узкой спиной.

Там же стояли и псы. Свита? Охрана? Или же плод моего воображения? Быть может, отголоски страха? Я так долго боялась, что псы придут за мной. И вот, они пришли. Но за мной ли?

— Что значит, разделила? И что это за место?

Нахмурилась, стараясь не смотреть в глаза хищников, где отражалась боль. Мне и моей хватит на целую вечность.

— Это Лунное озеро. Здесь звери, ушедшие в лунный свет, обретают покой.

Кивнула, нервно сглотнув. Я читала про Лунное озеро. Пристанище душ потерянных зверей оборотней.

Легенды рассказывали, будто звери, что навсегда оставили человеческую сущность, уходили именно сюда. Но не каждый мог войти в воды Лунного озера.

— Псы не могут войти в воду, — сказала, наблюдая, как один из неоперившихся щенков попытался напиться, но у самой кромки словно наткнулся на призрачную стену. Попятился, обиженно заскулил. — Это значит, что они — неприкаянные? А я?

— Они не могут примириться с тем, что больше никогда не будут прежними. Их души не станут цельными. Сейчас они просто мои верные стражи, — в ее словах тихим шорохом проскользнула тоска. Глухая и черная, точно небеса над нами. — Ты же смогла вернуть своего льва. В это место приходят только с истинной парой. Те, кто не готов здесь остаться. Но ты обернулась в человека и твоя львица ушла вместе со львом.

— Значит, Лео…проснулся?

— Да, доченька. Твой лев снова стал цельным. А ты — нет. Как и они, — она окинула тоскливым взглядом лунных псов.

— Кем они были раньше?

— Псами. Дикими и голодными псами, которым подарили красивую игрушку.

Она ненадолго прикрыла глаза, а когда заговорила — на ее коже расцветали серебряные всполохи.

— У меня был жених. Никого не было в мире прекрасней его. Он умел разговаривать с птицами, — на искусанных губах расцвела мечтательная улыбка, а по бледному лицу заскользили лунные блики. — И приручать хищников. Он пришел в наш дом, едва растаяли снега. Мне тогда было семнадцать. Пришел и просто забрал с собой, нагло заявив, что я его пара. Его единственная и он никогда и никому меня не отдаст.

— Соврал? — спросила тихо, когда мама задумалась.

Подползла к ней поближе, чувствуя, как ей холодно сейчас, делясь своим теплом.

— Твой отец никогда не врал, — она обняла меня, поцеловала в макушку. — Я сама ушла от него, — она снова помолчала, но я больше не нарушала тишину вопросами, ощущая, что ей сейчас непросто говорить об этом. Она тоже не примирилась с прошлым. Но ведь озеро впустило ее? Почему?

— Потому что я сама выбрала это место, — улыбнулась мама, ответив на мой все-таки произнесенный вопрос. — И забрала их всех с собой.

Псы затихли, окружив нас плотным кольцом. И стало так тихо, что я слышала их дыхание, как одно. Они словно были единым целым. Стаей. Только здесь и сейчас. Так…странно.

— Я познакомилась с твоими львами, когда им было всего четыре. Лиам учил их управлять силой. Ее было слишком много и маленьким мальчикам приходилось непросто. Лиаму тоже было сложно справляться с обоими разом. Только поэтому в тот день он привел меня с собой. Пока он тренировал одного, я играла с другим. В тот день я впервые познакомилась с Бекером. Шальной Лео утащил меня купаться, потом пришлось обсыхать, такой меня и застал Бекер. Уже тогда я все поняла: он бы взял меня прямо там, но Лео помешал. Я больше не приходила в дом Накари, но Бекер нашел меня сам. По всем законам я принадлежала роду, который не признавал союз оборотня и человека. И его вожак отдал меня Бекеру.

— Но…Бекер тоже человек?

— Лишь наполовину, — покачала головой мама. — Его пес тогда еще был силен… А потом мальчишки попали в беду и Лиама обвинили…Он же был их мастером. Подверг детей опасности. Бекер пообещал спасти его от гнева старика Накари в обмен на меня. Я согласилась…

Она говорила о том, как узнала о беременности и рождении Кости. Как отдала его в приют, а потом нашла и заставила мужа забрать мальчика вместе с Владом. А потом снова встретила Лиама. Оказалось, он был тренером Кости. Учил драться собственного сына.

— Я все ему рассказала. Тогда я больше не боялась Бекера. А зря…

Мой отец погиб спустя два месяца. А еще через семь родилась я, его точная копия. выяснилось, что все эти годы мой отец уберегал меня своей магией от рождения. А когда погиб — чары разрушились и я появилась на свет. Маленькая несуразная альбиноска, которую обманывали столько лет.

Теперь все встало на свои места: ссоры Бекера с Костей и его нежелание становиться наследником. Он просто ушел и бросил меня, даже не подозревая, что я его родная сестра.

Зато Бекер знал. Тогда почему не убил? Зачем растил столько лет, дал фамилию, принял в род? Если только…

Правда оказалась такой очевидной, что я едва не стукнула себя по лбу за тугодумие.

— Он знал, да? — спрашиваю тихо, боясь собственных мыслей. Смотрю в теплые мамины глаза и вижу в них ответ, но все-таки озвучиваю мысль до конца: — Бекер знал, что я предназначена Луке и Лео, да?

— Подозревал.

И окончательно убедился, когда моя кровь спасла Луку. Костя был прав — оборотни не болеют пневмонией. Луку отравили. И тот подслушанный разговор вовсе не был случайностью. Меня направили в нужное место. Страшно представить, что Лука бы просто умер, не оправдайся подозрения Бекера.

Горечь растекается по горлу, застывает восковой маской. Он просто использовал меня, чтобы что? Уничтожить род Накари? Львов в целом? Сейчас слова Луки, что они умрут, если не станет меня, обрели новый смысл.

И, похоже, единственно верный.

Глава 26.

Лео. Неделя восьмая.

Сигарета жжет пальцы, но я не тороплюсь ее выбрасывать. Физическая боль отвлекает от дерьмовых мыслей.

Смотрю на уголек у самого фильтра: из последних сил тот вспыхивает красным и черным пеплом просыпается на землю. Точно моя душа. Она сейчас черна, как шкура зверя, что нервничает внутри.

Воет, запертый в клетке из человеческой плоти. И не выпустить на свободу, потому что одна маленькая засранка оказалась слишком упрямой и непредсказуемой.

Она появилась, когда я уже почти нашел то, зачем сдался. Я не планировал подыхать, но у меня оставалось незаконченное дело.

Тогда, в лесу, когда мы с Ради попали в ловушку псов, я его почуял. Тот запах, \удушливый, словно плесень. Тот самый, что много лет назад привел меня к Майе.

Он был все время там, на той проклятой поляне. И я рвал каждого пса, выискивая хозяина запаха. Зверя, что порвал мою маленькую сестренку.

И не нашел. Зато подставился сам. Но я не мог иначе.

Перед теми, кто нашел свою пару, никогда не стоит выбор. Он давно сделан за нас — мы защищаем свою пару, даже ценой собственной жизни.

Магия была холодной точно смерть. Они и были смертью, что протянула свои когтистые лапы к моей паре. Ради ничего не почувствовала, когда лунные нити коснулись ее загривка, скользнули по спине, щекоча и зовя обернуться. Магии нужны глаза.

И мой зверь сделал то, что должен — заглянул в сизые тени магии. Впустил их в себя, позволил опутать зверя обжигающей паутиной. Завоняло гарью, а следом потянуло плесенью, удушливой, гнилостной, точно из могилы.

Зверь рванулся было прочь, выпуская человека, да так и застыл в пограничном состоянии.

А я понял, что пес, убивший мою сестру — подыхает. Магия смерти отбирала его жизнь капля за каплей. И чтобы жить, ему нужна моя девочка и наши дети. Сила, что крылась в наследниках, была несоизмеримой.

Но магия та еще хитрая тварь. Заполучив моего зверя, она насытилась и отобрала все силы пса. Временно, пока он не найдет способ для новой ловушки.

У меня было мало времени, чтобы узнать его имя и лишь один способ.

Найти Майю на озере оказалось непросто. Тысячи душ приветствовали меня на берегу черного точно ночь озера. Выходили на каменистый берег…знакомиться.

Я искал только одну. Маленькую рыжую львицу с белыми подпалинами и синими глазами.

— Лео? — сиплый голос брата вытягивает из мыслей.

Растираю между пальцами истлевший фильтр. Лука морщится.

— Ну и навонял ты тут, — он до сих пор слишком чувствителен к запахам.

Усмехаюсь. Я потерял нюх с той самой ночи, когда открыл глаза и обнаружил себя на полу палаты рядом с поющей львицей.

Дикой хищницей, потерявшей свою человеческую суть.

Вместе с нюхом я потерял и свою девочку. Мы…потеряли.

Смотрю на брата, выгнув бровь.

Не нравится запах, проваливай к бесам.

— Не рычи на меня, — отмахивается Лука.

Он по-прежнему слышит меня в своей голове. А я разучился говорить.

Вот такая насмешка судьбы. Ей было мало то, что я потерял. Она измывалась, как хотела. А справлюсь ли?

Мне было наплевать. Я не хотел говорить, видеть, слышать. Чувствовать не хотел. Но приходилось. Раз за разом просыпаясь с восходом солнца, зверь тянул меня жить. Сам запертый в живой клетке, он не давал этой клетке издохнуть.

Привез?

Лука кивает, привалившись к дверному откосу. Пару часов назад он должен был привезти к нашей львице старейшину Илиама.

И что сказал дед?

— Зовите ее. И если захочет — она вернется.

Стряхиваю с пальцев пепел и смотрю на красные следы от огня. Ожоги светлеют на глазах и спустя удар сердца кожа снова цела и невредима.

Сжимаю кулак, криво усмехаясь сбитым в кровь костяшкам. Прошла неделя, а они до сих пор не зажили. Да и морда сверкает следами хорошей драки. Сцепился с одним истинным магом, из-за которого наша девочка сейчас хрен знает где. Одна. Беззащитная в своем человеческом облике. Разделенная и уязвимая как никогда.

Проклятье, зачем она обернулась? Злость накатывает раскаленной волной, впечатывает кулак в подоконник, оставляя вмятину.

Зверь воет и ломает ребра. Рвется наружу и задыхается, не в силах вырваться.

— Она вернется, Лео. И мы до сих пор живы.

Живы. Значит и Ради жива. Но надолго ли?

— Тебе нужно к ней, брат.

Нужно? Возможно. Только я не могу. Боюсь, что она не вернется. И тогда…

— Не думай, — тяжелая рука брата ложится на плечо. — Она вернется. Иначе не может быть. Она же упрямая, разве ты забыл?

Киваю, закусив кулак. Боль неожиданно дерет глотку и пускает в галоп еще живое сердце.

— А сейчас тебе нужно привести себя в порядок. Я нашел предателя.

Через сорок минут мы приезжаем в офис. Луке трудно уходить из дома, оставлять там…Ради одну. Он верит, что эта…самка и есть наша девочка. Заглядывает в глаза полусонной львице и ищет ту, которой там нет. Я знаю.

Потому что сам оставил ее в Лунном озере, под потоками водопада. Хотел принести ей лунное яблоко, дивный фрукт с деревьев на берегу озера.

Но эти яблоки растут слишком высоко, а мой зверь слишком тяжел для тонких веток.

Рухнул на землю, а очнулся в палате. Я звал.

Дед Илиам говорит, что мы должны звать ее.

Я звал. Тогда, в палате. Человеком. Зверем. Рычал. Кричал. Выл. И…пел.

До хрипа. Лука появился, когда я просил Ради вернуться. А следом появился он. Тот, кто однажды проклял меня и едва не убил.

Тот, кто рассказал этой бестолковой девчонке, как она может меня спасти. Светлый.

Ярость рванулась черными вихрями. Я ударил наотмашь…магией. Промахнулся и черный клубок разбился ледяной крошкой.

Второй удар пришелся в цель и на лице Светлого остались царапины, как после осколков.

Третьим рубанул по ногам и Светлый покачнулся, но девица рядом удержала.

А я…не чувствовал ничего. Не слышал ни звука, кроме песни львицы. И одного единственного желания — убить того, из-за кого я лишился сестры, зверя и женщины, без которой не мог дышать.

Это было похоже на избиение младенца, потому что Светлый не ответил ни разу. Только девицу собой закрывал и упрямо поднимался на ноги. Раз за разом, когда моя тьма сшибала его с ног и ледяными осколками разрывала кожу.

Меня сшибло с ног огнем. Впечатало в стену. Опалило лицо.

Лука. Брат замер напротив, закрывая собой Светлого с его девицей.

— Хватит! — прорычал так, что у меня заложило уши.

— Уйди, — прохрипел, отряхиваясь от штукатурки.

— Лео, хватит! Да что с тобой?! — изумился, когда в моих ладонях снова завибрировала магия.

Магия…уставился на свои руки просто схлопнул все.

Подхватил на руки свою бестолковую львицу. Двинул к выходу. Ей здесь не место. Врачи ей уже не помогут.

Остановился рядом со Светлым. Взглянул в глаза, один из которых заплыл кровью.

Майю убил Бекер, Светлый. Из-за тебя.

Не сказал, подумал, потому что голоса не стало.

Но взгляд выдержал, и лишь когда Светлый отвернулся, посмотрел на заснувшую львицу. Она забрала все, даже умение говорить, и ушла.

— Прости…

Вскинулся, встретившись с отчаянием в слепых глазах.

К бесам все! Я не благородный рыцарь и срать хотел на его простить.

Перехватил львицу и ушел.

Осторожный стук каблуков возвращает в кабинет брата и к женщине, что замерла в пороге.

Илона Рамировна работает в «Небе» очень давно. Она была личным помощником еще у отца, и когда Лука встал у руля, то ничего не стал менять. У него не было причин усомниться в доверенном человеке главы клана Накари.

До того дня, когда Ради рассказала о своих подозрениях. Это было спустя два дня после ее пробуждения в больнице. Она вспомнила о снимках, что показывал ей Бекер-младший из нашего пентхауса и уверенно заявила, что в «Небе» — предатель. И это кто-то из близкого круга.

— Вызывал, Лука? — ее голос звучит уверенно и я не чувствую в ней страха.

— Да, Илона Рамировна, проходите.

Брат поднялся и предложил женщине присесть.

В свои почти пятьдесят она выглядит превосходно: ни морщин, ни пластических операций, свойственных многим человеческим женщинам в этом возрасте.

Лука отодвигает стул, как истинный джентльмен, и я невольно морщусь. Его галантность сводит скулы. Илона Рамировна вежливо улыбается, занимая свое место за столом, и тотчас раскрывает ежедневник, приготовилась записывать указания босса.

Ее история стара как мир: забеременела от женатого богатея, который не захотел портить свою жизнь бастардом. Дал ей денег на аборт, но она глупо верила, что стоит ей родить, а любовнику увидеть наследника — и все изменится.

Не изменилось. В роддоме ее вынудили отказаться от ребенка. Да и что она могла ему дать без работы и жилья над головой? Вот и повелась. Она перебивалась, как могла. А потом появился отец ребенка и предложил ей сделку: он принимает сына, дает ему имя и статус, а она становится личным помощником Накари.

Она шпионила столько лет, а отец даже не подозревал об этом. Да и Лука…

Мятная девочка Ради, ворвавшаяся в наши жизни маленьким смерчем, перевернула все с ног на голову. А оказалось все так просто. Вот и сейчас Илона Рамировна сидит за столом с идеальной осанкой, сосредоточенная и готовая к очередным задачам. Профессионалка до мозга костей. Чопорная и наглухо застегнутая на все пуговички.

Вспоминаю, что она всегда носила одежду, закрывающую ее шею, даже в невыносимую жару.

Никто никогда не задумывался об этом. Да мало ли, что может прятать женщина.

Оказалось, родимое пятно. Такое же, как у ее сына.

— Ну что, Илона Рамировна, поговорим?

Она не стала ничего отрицать, эта холеная женщина в деловом костюме. Женщина, которая всегда подкармливала меня сладостями, а Луку таскала на стройку.

Отец ее потом отчитывал, премии лишал. А она все равно подкармливала и таскала.

А теперь вот выясняется, что все эти годы она была…кем?

— Я ни о чем не жалею, Лука, — говорит тихо, но твердо. — Влад мой сын и ради него я сделаю все, что угодно. Все, о чем попросит Максимилиан. А ты разве нет?

А сама мне в глаза смотрит.

Со стола Луки беру ручку и на белом листе пишу всего один вопрос: «Его бешеного пса ты кормила?»

— Ты ничего не понимаешь, глупый мальчишка, — криво усмехается. — Ему нужна была кровь, чтобы выживать. А потаскушки эти сами виноваты.

Сжимаю кулаки, чувствуя, как зверь беснуется внутри, рвет мышцы и ломает кости.

— Ты… — эта тварь отшатывается от меня с диким ужасом в глазах. — Ты…вы не имеете права! Я требую созвать Совет старейшин. Я…я…

В один прыжок оказываюсь рядом и снимаю эту тварь со стула. Лука шагает в мою сторону, но на этот раз я не дам мне помешать. Тоже мне праведник хренов.

Магия отзывается покалыванием пальцев, скручивается в тугой клубок. Лука замирает в шаге. Злится. Ну что ж, в этом я с ним солидарен.

Илона брыкается, пытается оторвать мои пальцы со своего горла, но хрен там у нее что-то выйдет.

— Майя… — выговариваю одними губами. — Ты?

— Я… — хрипит, а губы посинели уже. — Он…мальчишка…второй.

— Лео, — рычит Лука.

Разжимаю пальцы. Илона бесформенным кулем оседает на пол. Кашляет, царапая горло.

— Ну? — в голосе брата клокочет ярость.

Отступаю на шаг, чтобы не сорваться и выслушать все спокойно. Если получится.

— Девчонка… — хрипит, но говорит, тяжело и со свистом. — Она мага разбудила. Силы в ней было много. Я…я не хотела, но Макс…он же совсем бешеный. А когда девчонку попробовал, то…

Звон стекла оглушил, а под потолком взвился ветер, смел со стола бумаги.

Брат замер в окне, ладонями упершись в откосы с кривыми осколками.

Бекер не просто убил Майю, он позволил псу…

— Лео, не смей!

Не сметь что? Думать о том, как этот старый ублюдок отдал своему бешеному псу маленькую невинную девочку только потому, что в ней была магия? Что он сперва изнасиловал ее, чтобы получить силу, а потом просто разорвал в лохмотья, потому что оказалось мало?! Этого не сметь, да, брат?

— Не смей его трогать, Лео, — выдыхает Лука, когда Илону Рамировну уводит служба безопасности. — Он должен ответить за все по закону. Иначе новой войны нам не избежать. А оно нам надо? Нам бы Ради вытащить.

Да, эту несносную девчонку вернуть не мешало бы.

Глава 27.

Лука. Неделя девятая.

Максимилиан Бекер исчез. Старейшины пускали по его следу поисковиков, но все бесполезно. Этот старый пес даже собственного сына бросил, спасая свою бешеную шкуру.

Мальчишка выглядит жалко, запертый в каменной клетке, куда его сдала подружка Ради. Но по-прежнему скалится, едва чует мой запах. И тут же выпрямляется, готовый с достоинством встретить противника.

Но я сегодня не намерен воевать. И, кажется, Влад это понимает, потому что без сил падает на каменную лежанку.

От него воняет плесенью и пόтом: кисло и горько одновременно. И задохнуться можно от этого запаха.

— У меня бешенство, — говорит, замечая, как я невольно морщусь.

Усмехается.

— Давно знаешь?

— С того дня, как…

Он не договаривает, только желваки по скулам заходили. Но я сам знаю ответ: с того дня, как Максимилиан Бекер убил нашу Майю.

— Я могу помочь, Влад.

Он смотрит на меня, как на полного придурка, и я его понимаю. Бешенство оборотней — наследственная и неизлечимая болезнь. Смертельный приговор. Но я знаю одно лекарство.

— Бешенство не лечится, Лука, тебе ли не знать?

— Бешенство поражает только хищников и не касаются людей, — говорю, поймав на себе заинтересованный взгляд Влада. — Двенадцать лет назад одному юному магу удалось разделить человека и его зверя.

— Этого не может быть, — голос Бекера подводит, сипит нещадно. Да и выдержка трещит по швам, хоть он и пытается держать лицо. — Оборотень без зверя подыхает.

— Мой брат не сдох.

— Но я…я видел его льва…

— Которого вернула твоя сестра, — и хоть Ради ему не родная, но есть что-то в этом пацане, так похожее на Лео, когда он остался без зверя и едва не рехнулся. И на меня, когда я пытался спасти брата от самого себя, и ничего не мог.

— Ради… — хрипит Влад, до белых костяшек сжимая край лежанки. — Я не хотел, чтобы все так… Просто отец говорил, что нас спасет только магия. А твои дети…

Щелкаю пальцами, и камеру освещает огненный шар. Влад шарахается на своей лежанке, впечатывается в стену, не сводя глаз с потрескивающего сгустка магии.

Хмыкаю, чувствуя, как в камере поселился гнилостный запах страха. Оборотни не обладают магией, но Ради не просто оборотень, она вымесок мага и чистокровной львицы. Наши дети действительно могут стать сильными чаровниками, если когда-нибудь родятся.

— Магию нельзя забрать насильно, — говорю, рассеивая пламя под потолком, прячась от собственного мрака. И теперь на темном камне поселились рыжие мотыльки. — Странно, что твой отец не понял этого после… Майи.

Я получил после того, как Ради отдала мне свою кровь. Ее магия спасла мне жизнь, выжгла из крови псиный яд. И подарила Силу. Мне огонь, а Лео — лед, черный и жгучий, как он сам.

— Ради… — сглатывает Влад. — С ней все в порядке?

— Нет.

Я не собираюсь врать этому мальчишке, которого вырастили в ненависти к маленькой девочке, что просто хотела быть любимой. А те, кто должен был ее защищать — предали.

Все, как один.

Не собираюсь облегчать ему совесть. Я и так предложил ему слишком много. Но я знаю, что Ради хотела бы этого.

Ради… Моя маленькая альбиноска…Две недели прошло, а она до сих пор не вернулась.

Зато зверь Лео победил-таки человеческое тело и вырвался на свободу. Да еще и с хвостом! Теперь этот…лев не отходит от львицы, песни ей поет.

Зовет. Уже неделю не меняя облик.

Я своего зверя по-прежнему не слышу.

— Я знаю, где может быть отец. Тебе же он нужен, верно?

— Верно.

— Убьешь его? Убьешь, по глазам вижу.

Мне не нужно отвечать. Все и так ясно. Да, убью. Даже если это не вернет мою малышку — я должен. Чтобы жить дальше, не оглядываясь. И плевать на Совет. Я в своем праве.

Влад называет место и уже в пороге окликает меня:

— Лука, — оборачиваюсь к нему. — Прости.

— Завтра за тобой придут. Выживешь — получишь свободу. Не справишься, не обессудь.

Короткий кивок мне ответом.

Максимилиан Бекер прятался в домике леснике в дальнем заповеднике львов. Надежное место, что тут скажешь. Искать пса на собственной территории ни один лев не станет, как и псы.

Вековые буки, стрекот зябликов, шелест реки в ста метрах, шуршание…шагов.

Запах меда и мяты выдал хозяина еще до того, как я его услышал.

— Что, братишка, в одиночку решил этого ублюдка достать? Не ожидал, — насмешливым шепотом протягивает Лео, замирая в по левую руку.

— Что один пойду?

— Что вообще пойдешь, — не прекращает язвить.

— О, язвишь, — прекрасно. А теперь идем. Бекер у реки. Рыбачит.

Лео только фыркает. Но у сторожки кладет руку на плечо, тормозя.

— Нужно разделиться, — одними губами.

Киваю. Лучше псу вдвоем не показываться. Бес его знает, что можно ожидать.

Но Бекер спокоен. Медленно поднимается на ноги, отложив удочки. И с достоинством главы рода встречает мой прямой взгляд. Только в выцветших глазах плещется одна болезнь, мутная и вонючая.

— Живой… — хрипит он и закашливается, а на губах проступает алая пена.

— Все живы, — легко парирую я.

— Неет, девчонки нет.

— Ты так в этом уверен? — выгибаю бровь и проделываю тот же фокус, что и с его пацаном.

О, а вот и первая живая реакция: лицо плывет, пропуская черты зверя, а в глазах вспыхивает ненависть.

— Завтра ты предстанешь перед судом, Максимилиан Бекер…

Он смеется надрывно, звериным нутром.

— Я уже труп, Накари. Что мне твой суд?

А пес все больше проступает сквозь человечий облик.

Со стариком я справлюсь даже человеком, но…

Лука…

Легким дыханием по затылку.

Ради?

Лука…Лука…

Мягким шепотом в шелесте листьев.

Оборачиваюсь, растерянный услышанным. Это не может быть правдой!

Ради!

Лука?!

Пес напал со спины. Повалил в песок и клацнул зубами над самым ухом. Вывернулся, схватив его за холку, и оказался нос к носу с бешеным псом. Когтями полоснул по груди, лопнула кожа.

Пес завыл, а его глаза затянула тьма.

Сладкий запах магии забился в нос.

Проклятье!

Пальцы закололо и потянуло гарью. Пса выгнуло судорогой, а следом прогремел выстрел.

Пес взвизгнул и повалился на бок, так и не обернувшись.

Бешеные оборотни подыхают псами.

Выдыхаю, когда рядом останавливаются знакомые кроссовки.

— Ну и чего лежим, кого ждем? — насмехается еще. — Бекер уже не встанет. С пулей в голове даже бешеные не живут.

Хватаюсь за протянутую руку. Брат помогает подняться.

— Не ожидал, — киваю на пистолет в руке Лео.

— Поединок для него слишком большая роскошь, — дергает плечом брат, бросая пистолет в реку. — А жизнь тем более.

Смотрю на разодранную грудь, наблюдая, как рыжее пламя стягивает раны.

Ищейки найдут труп, а в нем пулю, которую никогда не свяжут с нами. Оборотни не стреляют друг в друга.

— Да уж, волшебная нам досталась девочка, — смеется Лео. — Поехали. Ради вернулась.

Эпилог.

Ради. Полгода спустя.

— Ну нет, это уже ни в какие ворота!

Рычу, захлопывая крышку ноутбука. Тот жалобно хрустнул и по корпусу растянулась некрасивая трещина.

— Что за шум, а драки нет? — в гостиной появляется довольная и глубоко беременная Лорка. Глядит на меня, застывшую над ноутбуком с самым грозным видом. Опускает взгляд на несчастную технику.

— Ан нет, драка все-таки есть, — смеется, приподнимая крышку ноута, которая с треском съехала на столешницу. — М-да, и за что ты его так?

— Меня уволили, — выдыхаю сквозь зубы.

Сила бурлит в крови, распаляя.

— Ого, — только и выдает моя подруга, отыскивая мой взгляд. — И?

— Что "и", Лорка? Эти чертовы боссы меня уволили! В связи с несоответствием занимаемой должности, — цитирую строчку из письма и все-таки всхлипываю.

Обидно до жути. И ведь со мной даже не обсудили! Отделались вежливым письмом, засранцы.

А вчера все так хорошо было! Умопомрачительно просто! Мой гинеколог, наконец, дал добро на полноценную сексуальную жизнь.

Я готовилась к этой ночи с особой тщательностью. Получить, наконец, своих оборотней. Двоих. Сразу. От одной мысли дрожали колени и сладко ныло между ног.

Целую неделю я не видела своих мужчин: ездили в командировку подписывать важный контракт. Все это время мы обменивались жаркими сообщениями. А вечерами, после того, как я укладывала спать наших мелких проказников, Дану и Тима, пускалась во все "тяжкие", слушая хриплые пошлости своих оборотней.

Показывать им себя не торопилась, опасаясь, что они разгадают мою задумку.

Они прилетели вчера днем, но дома появились лишь поздним вечером. К тому времени я уже сходила с ума от возбуждения. Но выдавать себя раньше времени — нет уж.

Дети давно спали, мирно посапывая в кроватке маленькими хищниками. Черная Дана с белыми нитями узора и золотистый Тим, расписанный черной лозой, родились полгода назад, в день полной луны, в коконе из магии и львиной сути. Они родились не людьми, потому что у меня не было сил обернуться в человека. Да и не нужно было.

Мой отец, с кем я повстречалась на Черном озере — том самом, где нашла Лео, сказал, что наследники Накари должны родиться в облике хищника. Только так они смогут повести за собой новый прайд и вернуть былую славу Львам и Псам. Вернуть мир.

Черная псица и золотистый лев.

Я с детьми спала в отдельной спальне, потому что некоторые…тираны решили, что так будет безопаснее. Заботились, отлучив от тел на добрых шесть месяцев.

И даже доводы в пользу оральных ласк их не убеждали.

— Малышка, — говорил Лео, целуя меня в макушку, когда Лео в очередной раз выгнал меня из своей спальни. — Мы же оборотни, нам нужно быть в тебе, понимаешь? Только так мы получаем удовольствие.

— А я?

— И ты. Оральных ласк тебе будет мало, а мы не сможем остановиться и сделаем только хуже.

И снова расходились по своим комнатам.

Но не в этот раз! Зря я, что ли, запаслась интимными игрушками. Всю неделю я изучала вопрос двойного проникновения и как подготовить себя к этому.

Подготовилась. И, дождавшись, когда мои оборотни разбредутся по своим комнатам, сняла с себя все лишнее и отправилась покорять своих тиранов.

Босая, одетая только в свое возбуждение, вязкой влагой стекающее по бедрам.

Лео обнаружился в душевой.

Вошла, не закрывая двери. Лео замер с полотенцем в руках. По исчерченному белесыми шрамами телу стекали капли воды, они прочерчивали влажные дорожки по буграм мышц, сбегая вниз. И я проследила их путь, наблюдая, как наливается желанием его член: увеличивается, твердея и под бархатистой кожей проступают темные вены.

Во рту враз пересохло, так захотелось вобрать его всего. Пройтись губами по длинному стволу. Облизать тугие яички и покатать эти крупные шарики на языке.

Проклятье. Переступила ногами, невольно сжимая ягодицы. Пробка внутри расширилась, надавливая на стеночки влагалища. Охнула и покачнулась.

Лео оказался рядом в удар сердца. Сжал так сильно, что я пискнула. По коже пронеслись мурашки и я едва устояла на ногах. Между ног пульсировало и жглось так сильно, что терпеть не осталось сил. Я хотела этот член внутри прямо сейчас.

— Пожалуйста… — прошептала, чувствуя, что еще немного и просто сойду с ума от желания.

Я горела и истекала огнем собственной похоти. И пробка внутри распирала, растягивая и заполняя, отзываясь на мое желание.

— Р-ради… — прорычал, едва дыша, упираясь своей твердостью в мой живот.

Такой большой и горячий.

— Уже…можно, — выдохнула едва слышно и прижалась к его члену всей собой. Влажной развилкой потерлась о ногу, давая ему почувствовать, насколько уже можно.

— Твою мать, Ради!

Прорычал, схватил меня и поставил раком перед огромным зеркалом в пол. Уперлась ладонями в стену, не сводя глаз с собственного отражения. Растрепанная с лихорадочным румянцем на щеках и черной похотью в разноцветных глазах. Сумасшедшая, дикая. Но именно такой я себе нравилась. Потому что именно такую меня хотел этот роскошный оборотень с черными вихрями на дне синих глаз, что сжимал своими огромными ручищами мою попу.

— Рради…твою мать… — прохрипел, пальцем касаясь камушка на пробке.

Охнула, когда по телу пронеслась волна дрожи, и прогнулась, выпячивая попку.

— Лео… — разозлилась, когда этот засранец вместо того, чтобы наконец войти в меня, осторожно подхватил металлическую игрушку и…покрутил.

Закричала от удовольствия.

— Готовилась…

Кивнула, всхлипнув, ничего не соображая. Мечтая только об одном, чтобы этот паршивец унял огонь, что горел между бедер.

— Лео… — тихий рык окатил холодной волной, а следом сильным толчком в пульсирующем клиторе.

Лука принес с собой злость и горький запах своего разгоряченного тела.

— Идем, сладкая, — прошептал Лео, притягивая меня к себе. — Пока наш грозный вожак не сожрал нас с потрохами.

Но Лука опередил его. Шагнул к нам и впился в мой рот страстным поцелуем, вышибая почву из-под ослабевших ног. Выдохнула стон ему в губы, обняла за шею, оказавшись в тисках между двумя горячими оборотнями.

— Хочу вас, — захныкала, потираясь об их вздыбленные члены.

С тихим рыком Лука подхватил меня на руки и утянул за собой на постель.

Устроившись на нем сверху, в который раз восхитилась красоте его тела, будто вылепленного специально для меня. Изогнулась, чувствуя, как его член трется между моими ягодицами, задевая пробку.

— Это еще что? — изумился Лука, пальцами раздвигая мою попу и нащупывая то, что доводило до исступления целый день и что я так отчаянно хотела заменить твердым, горячим членом моего оборотня. — Покажи… — прохрипел, теряя остатки контроля.

Послушно развернулась задом, прогнулась, демонстрируя ему свою шалость.

— Бесова девчонка, — засмеялся он и вытянул из меня металлическую каплю и я тотчас ощутила дикую пустоту. Дернулась, но тут же звонкий шлепок ожег попу. Вздрогнула, замерев. Лео оказался передо мной, притягивая к себе и целуя.

Нежно, будто знакомясь, провел языком по нижней губе, чуть прихватил зубами, коснулся кончика моего языка, углубляя поцелуй, ныряя во влажную глубину моего рта.

А язык Луки коснулся ложбинки между ягодицами, прошелся вверх-вниз, растирая мои соки, и нырнул в пульсирующее колечко попы.

Оххх….я едва не задохнулась, но уже через мгновение сама насаживалась на острый язык Луки и дико целовала Лео, сжимая их подрагивающие члены.

— О Боги, — прошептала, разрывая поцелуй с Лео.

— Иди ко мне, сладкая, — и потянул на себя.

Теперь я оседлала его, истекающей соком плотью чувствуя его желание.

Лука не отставал и разместился сзади меня, мял наливающиеся огнем ягодицы, укусил шею.

Снова выгнулась, клитором ударившись о головку члена Лео. Тот зарычал и одним резким движением насадил меня на себя.

Закричала, но Лео запечатал мой крик поцелуем. Диким, необузданным. И двинулся во мне, заполняя до предела. Заставляя огонь скручиваться воронкой где-то там, где соприкасались наши тела.

Но…мне было мало. Так чертовски мало, что я едва не заплакала от разочарования.

Нежный поцелуй между лопаток заставил вздрогнуть от неожиданности.

— Не останавливайся, — прошептала незнамо кому.

Плевать. Главное, чтобы они оба были здесь. Я хочу их чувствовать, вбирать в себя.

Лука оставил дорожку из поцелуев вдоль позвоночника, прикусил попу, запустив под кожу разряд тока. Дернулась, меняя угол проникновения и Лео впился зубами в торчащий сосок. Мои ногти вспороли смуглую кожу, заполнив комнату тяжелым запахом крови.

— Я схожу с ума, — простонала, слизывая кровь с мужской ключицы.

— Вот так, детка, — прохрипел Лука. — Наклонись еще.

Подчинилась и ощутила, как Лука поцеловал копчик и медленно провел языком вниз до самой дырочки, что так и манила заполнить ее тем, что упиралось в мое бедро.

— Хочу вас, — шептала, как заведенная, двигаясь на Лео. — Одновременно. Пожалуйста…

— Ты восхитительная, — шально улыбается Лео, зализывая следы от своих зубов. И каждое его прикосновение отзывается точечными ударами между ног.

Там, где пальцы Лук собирают горстью мою влагу и смазывают ею мою попу изнутри. И я готова взорваться от удовольствия, но Лео не позволяет, снова перетягивая мое внимание на себя, целуя припухшие губы.

А сам разводит мои половинки и я чувствую, как Лука трется между ними влажным от желания членом. Стучит головкой по половинке, выдирая из горла то ли рык, то ли стон.

— Люблю тебя, — выдыхаю ему в губы.

— И я, малышка, — отвечает едва слышно и в этот же момент Лука рывком входит в меня.

Боли нет, только что-то настолько огромное, что распирает и заполняет изнутри. О Боги, не что-то, а два огромных мужчины, что двигаются синхронно, мощными толчками впечатываясь в меня. И я отвечаю им, ускоряя темп, сама насаживаясь на них. Наши тела переплетаются так, что не понять, где я, а где они. Мы одно целое. Торопимся. Рвано дышим. Заполняя спальню влажными шлепками, пошлыми стонами и пряным запахом секса.

Огонь внутри душит, ворует дыхание и рвет в клочья сердце, рождая что-то новое, немыслимое. Настолько огромное, что невозможно удержать в себе. И оно накрывает меня с головой, погребая в волне удовольствия.

Кажется, я кричу. И не только я, потому что вдруг на короткое мгновение вижу перед собой лицо своего хищника с прорезавшимися скулами и косым шрамом.

Всего мгновение, чтобы услышать хриплое:

— Люблю тебя, моя Мятная девочка.

— И я тебя, босс…

— Вижу, ночка удалась, — тихий смех Лорки вытягивает из сладких мыслей в реальность, где эти засранцы меня уволили!

Дергаю плечом, отгоняя от себя порочные мысли.

— Боги, Радка, да от тебя возбуждением за версту несет, — качает головой подруга.

— Это была их последняя удавшаяся ночка, — злюсь, позволяя своей кошке поднять голову и недовольно заворчать.

И шальная мысль кружит голову. Через два часа у этих…больших боссов встреча с потенциальными клиентами. Вернее, у одного босса. Лео сегодня на объектах. Ему нравится рулить процессом изнутри. Лука же занимался всем остальным.

И сегодня должны приехать клиенты, а наши архитекторы представить несколько проектов на выбор. Клиенты выберут лучший, а его автора назначат ведущим на этом проекте.

Проект просто шикарен: детский парк развлечений.

И мой проект никто не видел. Они же меня уволили.

Ладно, мальчики, посмотрим, кто кого. Уволить они меня вздумали, надо же.

— Лорка, приглядишь за малышней?

— О, придумала план мести?

Киваю, закусив губу.

— Ну так что, приглядишь? Они-то еще часа три проспят, но все же…

— Да беги уже, коварная мстительница.

Выглядит соблазнительно и при этом не привлечь лишнего внимания — задача не из простых. Поэтому я появляюсь в офисе, когда из конференц-зала выходит последний претендент на денежный проект.

Дэн Золов, приятель нашего "топографа" Димки Черепанова, выглядит воодушевленным, поигрывая флешкой на длинной цепочке. Дэн — талантливый архитектор, но его амбиции порой прут впереди него, мешая развиваться таланту.

— О, Ради? — удивляется Димка, оторвавшись от флирта с новым секретарем моего босса. — Тоже на презентацию?

Киваю, вежливой улыбкой приветствуя всех соискателей. Извините, ребята, но вам со мной не тягаться. Я знаю, потому что сама лично отбирала все ваши проекты. Свой вот предложить не успела.

— Добрый день, Лиля, — подхожу к секретарю, юной, умненькой и счастливой в браке девушке. — Как настроение босса?

— Рвет и мечет весь день, даже Лео сорвал с объекта, — а вот это здорово путает мне все карты. С двумя справится сложнее. Закусываю губу и стучу пальцами по каменной столешнице.

Лиля же тянется ко мне и тихо шепчет:

— Клиенты капризничают, все им не нравится.

— Ясно, — значит, Лука вызвал тяжелую артиллерию в лице брата.

Хмыкаю. Опять мне спасать этих самоуверенных самцов.

— Доложить?

— Нет, я сама.

У стеклянной двери делаю глубокий вдох и на выдохе переступаю порог конференц-зала.

— Добрый день, дамы и господа, — улыбаюсь, цепким взглядом окидывая всех присутствующих, половина из которых оборотни. Другая половина — люди.

Совместить несовместимое. Что ж, похоже я все-таки попала в точку.

— Прошу прощения за опоздание, пробки, — и открытую улыбку в массы, заставляя мужчин растечься патокой, а моих боссов дать волю своим хищникам, позволяя им проступить в чертах лица.

О, злятся. Прекрасно!

Вставляю флешку в проектор и на экране появляется радужная картинка будущего парка развлечений для детей.

— Итак, дамы и господа, представляю вашему внимаю проект "ДанаТи". Главная цель проекта — преодолеть барьер предрассудков и распрей. Позволить детям оставаться детьми, какой бы расы они ни были. "ДанаТи" — не просто парк развлечений. Это целый город, где найдется место каждому ребенку: будь он лев, пес или человек…

Картинки сменялись одна за другой. Вопросы сыпались как из рога изобилия и после двухчасовой презентации мне не хотелось ничего, только добраться до ближайшей горизонтальной поверхности, желательно мягкой и уснуть.

После родов, которые длились почти тринадцать часов, я не чувствовала себя столь опустошенной. Ноги гудели с непривычки и было невыносимо жарко. Но раздеваться я не собиралась, потому что под черным весенним плащом до колен у меня не было абсолютно ничего.

Наказывать боссов, так по полной программе. Уверена, они оба поняли, что я прячу под плащом. И не только они, потому что их злость до сих пор блуждала по коже колкими мурашками.

Но мужчины лишь смотрели, пряча свои намерения, потому что прекрасно видели венчальную руну на тыльной стороне моей ладони. Она появилась, когда я вернулась с той стороны и смогла обернуться. Сплеталась из нитей и цветов родового узора, соединяя в себе три наших имени. Такие же руны навсегда застыли на руках моих оборотней.

Свободных мест в холле нет и Лиля поспешно уступает мне свое, еще и молоко приносит. После родов я ничего другого не пью. И мое собственное молоко стало гораздо вкуснее, пробовала. Да и Лео ночью облизывался точно мартовский кот, когда посасывал мою грудь.

И ее тотчас закололо точечными разрядами.

— Ради, — зовет Лиля. — Ты бы разулась, ноги, наверное, устали. Два часа там…

Качаю головой. О нет. Что-либо снимать с меня будут мои боссы и то только после взаимовыгодного соглашения.

Похоже, Лиля поняла все правильно, потому что ее щеки заалели смущением.

Позвонила Лорке.

— Твои хулиганы уже разнесли весь дом и опустошили холодильник, — возмущается подруга, а на заднем фоне слышится возня и тихое рычание.

— Дерутся, что ли? — удивляюсь. Никогда не замечала за моими малышами агрессии друг к другу.

Наоборот, они необычайно ладили. А Тим так вообще вечно вылизывал свою непутевую сестрицу, которая умудрялась вечно во что-то вымазываться: то в муку влезет, то молоко на себя опрокинет.

— Моются, — смеется Лорка. — Данка угодила в репейник, так Тим теперь выбирает колючки. А она огрызается и цапнуть его пытается.

Тихо смеюсь, живо представив себе эту картинку.

— Слушай, подруга, а им точно полгода всего? Они такие…

Я ее понимаю. Сама такой была. Да и сейчас все время удивляюсь, как быстро они растут и насколько их развитие отличается от обычных детей, даже оборотней.

Лука говорит, это нормально. Они станут старше и рост замедлится. А Лео так вообще вечно фыркает, уверяя в самом главном: наши сорванцы здоровы и счастливы, а большего и желать не нужно.

И я с ними согласна.

— Вот родишь, сама увидишь.

И хоть у подруги ребенок, скорее всего, родится человеком, зато тоже особенный. Сын истинного чаровника, как никак.

Да, мой слепой брат все-таки разглядел свое сокровище в лице влюбленной в него Клэр, как Костя ее зовет. Они обручились тайно, на маленьком острове в дали от всех. Вернулись месяц назад с будущим наследником в Лоркином животе.

Подруга только фыркает в ответ и отключается.

Нас собирают в конференц-зале спустя еще полчаса, за которые Лилька мотается туда и обратно раз сто и все время с какими-то бумажками, и выносят единогласный вердикт — они будут строить город "ДанаТи". И не один, поэтому подписали долгосрочный контракт с сеньором Накари.

В контракте осталось только поставить мою подпись. Что я и делаю под пристальным взглядом моих боссов.

А когда мы остаемся одни, Лука утягивает меня в кабинет, а Лео запирает его на ключ. И пространство тотчас заполняется горько-древесными ароматами, волнуя и кружа голову.

Чертовы боссы! Был один, что с ума сводил, теперь — двое. И не отделаться ведь. Да и не хочется. Разве что воспитать немножко, чтобы послабляли свои тиранские замашки. А то им дай волю, они вообще меня запрут в какой-нибудь современной пещере и буду им борщи варить, да детей растить. При мысли о наших хулиганах улыбка растягивает губы, а грудь наливается молоком.

Проклятье! Совсем забыла сцедить перед поездкой.

— И нечего в меня молнии метать, — говорю устало, наливая себе из графина воду. — Вы меня уволили, — делаю жадный глоток, прикрыв веки. Какое блаженство. Жажда ненадолго отступает, а грудь тяжелеет.

Скинуть бы с себя еще этот плащ.

Хотя, а что меня мешает, собственно?

Под хмурыми взглядами мужчин развязываю пояс плаща и расстегиваю верхнюю пуговицу.

— Ради, что ты творишь?

А что я творю? Смотрю на свою мокрую ладонь, которой вытираю шею, ныряю в распахнутое пальто, отирая налившуюся грудь.

Проклятье, как же душно-то а?

И внизу живота ноет и печет, как будто туда набросали тяжелых раскаленных камней.

— Ради? — оба мужчины оказываются рядом, но я отступаю на шаг.

— Э нет, мальчики, так не пойдет. Сперва вы выслушаете мои условия.

— Серьезно? — выгибает бровь Лука.

— Угу.

— Ну давай свои условия, малышка, — голос Лео у самого ушка заставляет меня вздрогнуть и нервно выдохнуть.

Кажется, своей местью я загнала саму себя в ловушку.

— Я хочу работать, — шепчу, чувствуя, как рука Лео сминает плащ, пробираясь туда, где давно горячо и мокро, — над проектом.

Его бесстыжие пальцы раздвигают набухшие складочки и ныряют в жаркую глубину.

Сжимаю бедра и пытаюсь вырваться, но Лука останавливает, снова зажав меня между собой и братом.

— Ты появишься в офисе снова только через мой труп, — рычит, разрывая плащ.

Стону, выгибаясь ему навстречу, расплющивая грудь о его. Боль прошивает острым удовольствием.

Он оглаживает мое тело и под его ладонями вспыхивает огонь, что распускает синие пролески узора.

— Но я, — выворачиваюсь из загребущих рук Лео и тяну их к угловому дивану у дальней стены кабинета, — могу, — толкаю Луку на диван и опускаюсь между его ног на колени, — работать, — высвобождаю из плена брюк его возбужденную плоть, беру его в ладошку, выбивая из Луки рваный стон, — дома, — провожу ладонью до самого основания.

— Дома… — рычит Лука, запуская пальцы в мои распущенные волосы, наматывает их на кулак и притягивает лицом к паху, — нам нужна жена.

Вскидываю голову, ловя потемневший от желания взгляд босса и залипаю на его заострившихся чертах лица, на котором проступают темные нити узора.

Он впервые сказал…нас, не деля меня между собой и братом. И это…

— Не отвлекаемся, малышка, — насмешливый голос Лео растекается жгучей лавой под кожей.

Но черта с два я поддамся на ваши тиранские замашки, любимые боссы.

Сажусь на пятки, продолжая лениво поглаживать своего босса.

— Нууу, — тяну, пощекотав бархатистую кожу, — раз уж вам нужна лишь моя половина, то, думаю, и мне хватит лишь половины.

Лука напрягается и подается ко мне, но я сильнее сжимаю его плоть, пригвоздив к месту и выгнув в удивлении бровь.

Грозный рык вожака Накари смешивается с искренним смехом его брата.

— Ай да, малышка. Ну что, вожак, уделала тебя наша девочка, да?

Лука смотрит на меня очень внимательно. А я что? Наглаживаю член босса с самым невинным видом.

— Рради… — рычит Лука, притягивая меня к себе, не разрывая взгляда. — Ты…из дома без моего ведома ни ногой, — а в глазах, в этих солнечных глазах беснуется чистый огонь ярости. — И никаких ночных дел. Ночью. Ты. Спишь. В нашей. Постели. Поняла?

Закусываю губу, сосредоточенно киваю и обхватываю темную головку губами.

Доставлять удовольствие одному мужчине и знать, что за этим наблюдает другой и видит не только, как я вбираю в рот член, но и истекающую соками плоть. Это будоражит, впрыскивая огонь по венам, и выглядит до сумасшествия пошло и сладко.

— Рради… — рычит Лука, наматывая мои волосы на кулак.

Но только я хочу подразнить своего хмурого босса, выписывая языком узору по горячему бархату, как Лео рывком входит в меня сразу на всю длину.

Взвизгиваю от острых ощущений, но тут же оказываюсь в плену настойчивых губ Луки. Целует жадно, словно хочет выпить досуха. Превращая меня в безвольную куклу, подчиняя и присваивая. Как и его брат, тараня меня сильными толчками.

А я, похоже, не против такого самоуправства.

— Сладкая девочка, — хрипит Лео, прикусывая шею, — давно хотел трахнуть твою попочку.

— Чертов извращенец, — парирую, отлепившись от губ Луки.

— Но тебе же это нравится…

— Ох…даа, — почти кричу, теряя реальность, когда внутри взрывается удовольствием Лео, заполняя меня собой без остатка в унисон с братом.

А вечером, когда мы укладываемся спать, и мои грозные мужчины сгребают меня в охапку вместе с нашими непоседами, я думаю, что тиранские замашки — не так уж и плохо.

Главное, они делают меня самой счастливой львицей на свете.

А тиранов и приручить можно!

Оглавление

Мой босс — Оборотень Лана Черная