Я вернусь (СИ) [Сергей Тягунов] (fb2) читать онлайн

Сергей Тягунов Я вернусь

Пролог

Тварь старалась не привлекать внимание. Широко улыбаясь и крепко сжимая ручку кувшина с хмельной водой, она направлялась к высокой стене бывшей территории старейшин. На пути попадались пьяные мужские и женские особи, предлагавшие выпить за свободу. Некоторые из них просили вместе с ними дойти до главной площади подземного города, где сейчас во всю шел праздник. Бесплатное и самое лучшее пойло и горы еды! Тварь, пытаясь вести себя как эти глупые животные, огорченно мотала головой и говорила, что дома её ждали жена и маленький ребенок. И люди верили.

После недавней инициации мышцы лица еще плохо слушались, поэтому лишь алкоголь, туманивший головы человеческих особей, спасал от провала Миссии. Попадись на пути солдаты Гектора, то пришлось бы прорываться с силой. Тварь не боялась пролить кровь — у нее вообще напрочь отсутствовало чувство страха. Но ни к чему привлекать к себе внимание. Пока предводитель бессмертных еще не знал о будущей Миссии, однако так не могло долго продолжаться. Тварь покачала головой. Рано или поздно один из ее сородичей проколется.

Симулируя пьяную походку, она направилась к зданию бань. От треклятой линумной накидки зудела кожа спины, а от сандалий гудели стопы. Хотелось скинуть мешающуюся одежду и добраться до места назначения голышом. Прогнав эту назойливую мысль, тварь свернула вправо.

Вот уже несколько анимамов человеческие особи праздновали освобождение от гнета тирана. Бессмертный Гектор объявил, что по случаю великого пира он принесет сотню бочонков с чистой хмельной водой и разрешит открыть один из городских складов, чтобы накормить до отвала всех желающих. И никчемные особи радовались: жрали до колик в животе, пили до потери сознания и совокуплялись до помрачения. Дурачье не видело обмана.

Впрочем, твари было наплевать. Она еще совсем недавно ничем не отличалась от людей. Так же влачила бессмысленное существование, так же перед сном шептала молитвы дагулам, так же мечтала о хорошем теплом доме и красивой самочке с нежной кожей. До тех пор, пока не откликнулся Хозяин. Он в одно мгновение уничтожил личность твари и подчинил сознание Своей воле. Разумеется, какие-то прошлые воспоминания остались — никому не нужен безликий и тупой раб. Но эти воспоминания походили лишь на куски разобранной мозаики.

Возле здания уже бывших королевских консулов тварь остановилась и взглянула в свое отражение на гранитной колонне. Внешне она ничем не отличалась от других представителей мужского рода людей: стройное мускулистое тело, широкие плечи и выразительное лицо. Впрочем, уже скоро все поменяется. Она чувствовала, как в груди копошились паразиты, изменяя тело под нужные параметры.

Удостоверившись, что кожа нигде не потрескалась, тварь обошла здание консулов и стену, скрывавшую территорию старейшин, и, отхлебнув для достоверности из глиняного кувшина, поплелась к домам. В этой части города стояла звенящая тишина: всех хозяев здешних жилищ перерезал Гектор со своими людьми. И все потому, что местные особи некогда работали на тирана.

Знаков упадка и запустения было хоть отбавляй, начиная от выбитых окон и заканчивая разбросанной по улице мебелью. На стенах некоторых зданий «красовались» кровавые пятна. Пахло гарью и страданиями. Дорога твари пролегала по земле, присыпанной прахом и отравленной мерзостью греха. Идеальное место для окукливания. Улицу не заселят, пока не закончится пир, а он не закончится еще очень нескоро. Времени достаточно.

И все равно тварь искала самое скрытое, самое защищенное убежище. Нельзя недооценивать человеческих особей. Те, например, могли случайно прийти на улицу бывших консулов и… Дальше можно не продолжать.

Тварь несколько раз обошла опустевшие городские районы, держась в тени покатых крыш. Мародеры и убийцы, насытившись кровью, еще по-прежнему оставались в домах своих бывших хозяев. Из чернильных провалов окон доносились противные смешки и бульканье полупустых кувшинов с хмельной водой. Кое-где тварь слышала влажные хлюпающие звуки — так разгоряченная плоть билась о плоть.

Хаос поглотил подземный город. Но лишь на время. Скоро бессмертному Гектору надоест пир, и он захочет навести порядок в Юменте. Человеческие особи пожалеют, что свергли прошлого правителя.

Взгляд зацепился за неприметный одноэтажный глиняный домик с прямой черепичной крышей. Раскуроченная дверь болталась на одной петле; по стенам змеились трещины; на кирпичных ступенях засыхала лужа крови. Трухлявый череп в тени.

То, что нужно.

Выкинув ненужный кувшин, тварь подкралась к домику, замерла, вслушиваясь. Из пустых окон не донеслось ни звука. И лишь тогда она зашла внутрь. В ноздри ударила вонь. Постояв еще некоторое время, она громко крикнула, пытаясь спугнуть возможных обитателей, но никто так и не появился.

Прекрасное место для окукливания. Тихое, спрятанное в тени высоких соседних домов. Также можно не бояться, что нагрянут мародеры — в жалкой хибаре нечего красть. Скинув опостылевшую одежду, тварь забилась в самый темный угол и приготовилась к окукливанию.

* * *

В то мгновение, когда голова коснулась ледяного пола, её сознание разбилось на миллион острых осколков. Черное семя, находившееся внутри неё, больше не могло ждать. Процесс трансформации начался быстро, но нельзя сказать, что безболезненно. Проснувшись, паразиты принялись менять тело как можно быстрее. И жизнь в прежнем понимании твари навсегда исчезла.

Тяжелые сны сменялись кошмарами: в мгле небытия появлялись лица — искаженные и распухшие. Тварь инстинктивно чувствовала, что эти лица принадлежали её братьям. Все они некогда были из человеческого рода, но фатум выбрал их для высшей цели. Выбрал и навсегда стер ненужные воспоминания и эмоции, сохранив лишь чувство жалости к своим собратьям и заменив все остальное безоговорочным желанием подчиняться и нести свою функцию ради Миссии.

Иногда, словно сквозь толщу воды, тварь слышала, как разговаривали люди, но не могла сказать наверняка, что действительно кто-то находился рядом с ней. Ей хотелось лишь глубже погрузиться во тьму перерождения. Бренная оболочка, состоявшая из хрупких костей, мягкого мяса и нежной кожи, изменялась. Порой в воспаленном мозгу твари появлялась глупейшая мысль открыть веки и взглянуть, как именно проходила трансформация. Но затем она вновь терялась в какофонии звуков.

Перерождения сменялись перерождениями: ткани отмирали, заменялись новыми, а затем вновь отмирали. До тех пор, пока черное семя не получало нужный результат. Ломота в костях, боли, хруст, полнейшая слепота…

А затем всё прекратилось.

В измененный мозг ржавым гвоздем впилась мысль: окукливание закончилось. Теперь наступило время для самой Миссии.

Распахнув веки, тварь осмотрела себя. Она еще по-прежнему напоминала человеческую особь, но совсем отдаленно. Неестественно длинные пальцы оканчивались ороговевшими острыми когтями. Весь подкожный жир сгорел в процессе трансформации, отчего руки и ноги походили на спицы. Живот ввалился.

Мозг анализировал объективные сведения: жар-камни за окном едва тлели, следовательно, наступило время сна для жителей Нижнего Города. И потому можно было выдвигаться. Хрустнув шейными позвонками, тварь встала, подняла с пола плащ и, одевшись, поплелась к выходу. Её переполняла энергия. Мышцы жгло от сладостного напряжения. Хотелось рвануть к гладким стенам Юменты.

Усилием воли она подавила в себе эти желания. Человеческие существа по-прежнему патрулировали улицы и следили за тем, чтобы негласные правила поведения исполнялись должным образом. Потому необходимо контролировать желания. Может быть, позже она позволит лишней силе выплеснуться…

Закутавшись поплотнее в плащ, тварь недовольно оглядела свои ноги. Слишком худые. Любой стражник заподозрит неладное. Но ничего уже исправить нельзя.

Накинув капюшон и стараясь находиться в тени домов, она быстрыми скачками направилась к стене подземного города. Жар-камни никогда не разгоняли мглу над головами жителей Юменты, и потому нельзя было придумать лучше места для укрытия. Однако по стене надо еще взобраться, да сделать это так, чтобы человеческие особи бессмертного Гектора не заметили врага.

— Эй! Стоять!

Раздавшийся голос был низким, глухим, властным. Тварь замерла.

— Почему ты прячешься, гражданский? — спросил незнакомец.

Она не ответила. Все-таки поймали. Мужчина — скорее всего воин Гектора — находился за её спиной, держась на небольшом расстоянии. Ноздри твари затрепетали. Да, она права — патрулировал здешние улицы один из слуг бессмертного. Позади него стоял второй воин. Видимо, новичок. Больше сведений из запаха не вытащить.

— Выйти на свет! — приказал солдат.

Тварь растянула губы в широкой улыбке и вышла из тени. Человеческие особи ахнули, поразившись её худобе. Она же на миг покинула физическую оболочку, переместившись на второй уровень. Если бы в ментальном измерении от незнакомцев тянулись силовые щупальца, выводившие на Гектора, то тварь не стала бы сопротивляться. Потому как бессмертный в то же мгновение обо всем бы узнал. Но на её удачу воины были всего лишь людьми.

— Гражданский, ты чем-то болен? — спросил незнакомец.

Она не стала отвечать. Позволяя силе выплеснуться, тварь молниеносно оттолкнулась от земли и набросилась на первого незнакомца. В мгновение ока его лицо превратилось в кровавую кашу, а на горле появился второй рот. Старый воин был обречен. Его напарник не успел даже вытащить гладиус из ножен, когда она острыми когтями вспорола ему живот и принялась копошиться в горячих и склизких кишках.

Битва закончилась, так и не начавшись.

Повалив молодую человеческую особь на песок, тварь сломала ей шею ногой. Быстро и безболезненно. Черное семя внутри приказало как можно скорее бежать к стене города, но инстинкт подсказывал не торопиться. В телах этих уже мертвых двуногих существ пищали от боли её братья. Их крик острыми иглами впивался в уши. И самое противное, что лишь тварь слышала мольбы о спасении.

Она протянула испачканную в чужой крови руку к животу трупа и протяжно засвистела. Всего через мгновение её брат принялся лихорадочно извиваться, прорываясь на поверхность из слабой плоти. И вот из пупка мертвой человеческой особи показался белесый червь. Тварь нежно вытащила его и принялась гладить острыми когтями. Когда-то и она была такой — беспомощной и хрупкой.

Её маленький брат взывал о помощи. Оставить его здесь — значит дать умереть. Однако естественный ход вещей никто не отменял. Сильные поедают слабых и тем самым выживают лучшие и приспособленные. Правила придуманы Хозяином еще тогда, когда не существовали даже человеческие особи.

Освободив другого червя из трупа новобранца, тварь все-таки решила взять с собой маленьких братьев. Возможно, там наверху у них появится шанс доказать свою значимость в жизни стаи. В конце концов, они не виноваты, что их носители обладали столь слабым интеллектом. Черви сначала присосались к её тыльным сторонам ладоней, а затем заползли под кожу.

Перед тем как уйти, она оглядела еще раз улицу, сканируя ментальную энергию. Нельзя недооценивать врага: Гектор не единожды доказывал это. Но от тел действительно не исходили силовые щупальца. К тому же бессмертный всегда вытаскивал её братьев из тех двуногих существ, что доказывали свою значимость в социуме.

Дальше путь шел через еще более разрушенные улицы. Холод по-прежнему держался, и, казалось, без того еле тлевшие жар-камни вот-вот погаснут. В этой части города не обитали даже мародеры. В воздухе ощущалось горькое послевкусие боли. Мертвые дома казались нереальными, словно принадлежали иному миру. И это было результатом страданий сотен человеческих особей — детенышей, самок и одряхлевших двуногих существ.

Наконец тварь добралась до места. Теряющаяся во мраке высоты гранитная стена тянулась могильной плитой над Нижним Городом. Каждый хакима копатели отвоевывали у нее свободное пространство для постройки домов.

Ну что же… Пора переходить к следующей части Миссии.

* * *

Она с силой закрыла глаза и вытянула руки ладонями вверх. Спустя два десятка ударов сердца, подошла к стене, ощущая холод камня, и представила, как мышцы расслабляются, мозг затуманивается… Блокировав все свои ментальные уровни, чтобы никто не смог её выследить во время карабканья, тварь взглянула на ладони. Из маленьких наростов на фалангах пальцев выступила бурая слизь.

Теперь необходимо работать как можно быстрее.

Длинные пальцы без труда находили выступавшие камни; выделяющийся вязкий секрет позволял крепко держаться на стене. Порой кожа рвалась об острые углы, но раны тут же затягивались. Тварь ползла быстро, мышцы работали на пределе. Сейчас она была как на ладони. И ничего поделать с этим нельзя. В конце концов, даже если бессмертный Гектор заметит её, то все равно не сможет достать.

Когда до заветной спасительной тьмы оставалось всего несколько эмиолиусов, тварь взглянула на раскинувшуюся перед ней Юменту. Циклопическая черная колонна перехода из Нижнего в Верхний город выглядела неестественно даже на фоне лучших и красивейших домов. Жар-камни, опоясывавшие её, горели могуче, страшно, жутко. Недалеко от площади собраний растекалась река человеческих особей. Пир по-прежнему не утихал.

Хотелось перейти на второй ментальный уровень, а затем — на третий, чтобы выследить отбрасываемые бессмертным Гектором тени и уничтожить их. Но Хозяин строго настрого запретил это делать. И потому ничего не оставалось, как выше ползти по стене.

Оказавшись в полной темноте, тварь легонько нажала на глазные яблоки, и картина мира резко изменилась. Заклокотав, тварь рассмотрела четверых братьев, висящих вниз головой на металлических сводах. Как и она, сородичи заблокировали ментальные уровни и теперь были невидимы не только во мгле физического мира, но и в иных измерениях. Когда Гектор поймет, что враг находится буквально у него над головой, то будет поздно…

Поздно для всех жителей Нижнего Города.

Пусть пока человеческие особи наслаждаются вкусной едой, пусть празднуют приход нового вожака, пусть продолжают потомство. В один прекрасный момент все изменится.

Изредка бросая взгляд на перевернутую Юменту, тварь подобралась к ближайшему брату. Его спину покрывали большие мутные волдыри, в которых плавали едва заметные белесые червяки. Будущее потомство. Сам родич отключил сознание, отдав свое тело на растерзание детенышей. В этом и заключалась Миссия — забраться наверх подземного города после окукливания и растить молодняк до тех пор, пока Хозяин не даст команду атаковать.

Удостоверившись, что брату не нужна помощь, тварь отползла на расстояние десяти локтей от него и принялась размазывать одной рукой под собой бурую слизь, вытекающую из фаланг пальцев, некоторые капли срывались со свода.

Черное семя внутри ожидало выхода.

Пора.

Слишком долго Хозяин ждал.

Часть первая. Лабиринт души его

854-1230 хакима

Глава первая. Гектор

Поежившись, я потер руки. Несмотря на то, что жар-камень находился практически напротив меня, тело все равно била дрожь. Дувший из черного провала подземного хода ветер пронизывал до костей. Мои люди жались друг к другу в надежде согреться. Лица у всех были искажены страхом и голодом. Пытался хотя бы примерно вспомнить, сколько мы уже бродим по пещерам, но ничего не получилось.

— Как же хочется пить, — сказал Теш. Его имя я помню.

Сидящий рядом с ним одноглазый старикашка, пожевав нижнюю губу, ухмыльнулся. Как его зовут? Не знаю. После того, как мы нашли жар-камень и гладиус, все эти люди говорили мне свои имена. А я забыл. Как всегда. Впрочем, можно ткнуть пальцев в нужного человека и приказать. Проще не придумаешь.

— А я бы пожрал что-нибудь, — сказал старик. Голос был хриплый, страшный. Заметил, как две девушки поежились.

Покрытые пылью и грязью мои люди молчали. Каждый думал о своем. Интересно было бы сейчас узнать, что творилось в их головах. Попытался представить. Вот тот тихоня с руками-спицами, наверное, мечтал о теплой кровати. Одного взора хватило, чтобы понять — паренек скоро сломается. Такие всегда ломаются… Подождите-ка. Откуда это я знаю? «Всегда ломаются»? Потер виски, помогло слабо. Память молчала, как мертвая шлюха.

— Мы должны решить, — сказал напротив меня гигант с грязной бородой. Его имя я тоже знал — Коммититур. С ним мы боролись, когда нашли меч и жар-камень. Опасная и сильная тварь. Того и жди, что со спины шмякнет камнем по затылку.

— Что решить? — непонимающе спросил Теш.

Гигант поморгал воспаленными веками, уставился в огонь и ответил:

— Все ли из нас бессмертные.

Повисла тишина. Стараясь сделать вид, что мне абсолютно наплевать, я осмотрел наше временное жилище. Пещера была небольшая — группа едва вмещалась в ней. Но зато здесь воздух хотя бы чуть-чуть нагревался от жар-камня. На стенах переливались красными, зелеными и фиолетовыми звездами драгоценные камни. Над головами свисали сталактиты невероятных размеров.

— Сейчас еще не время, — сказал Теш и подул на руки.

— Потом будет поздно. — Гигант харкнул под ноги.

— А что нам это знание даст?

— Шансы выжить, придурок! Мы не будем бояться тварей в пещерах, потому что их острые зубы и когти нам ничего не сделают!

Пропустив оскорбление мимо ушей, Теш сказал:

— А если из нашей группы только ты и Гектор бессмертные? Что если все остальные обычные люди?

— Так вот и надо узнать! — бросил гигант, сверля его взглядом.

Я не вмешиваюсь. Пока разговор идет в нужном направлении.

Окинул взором группу: многие смотрели себе под ноги, боясь даже поднять голову. Страх подобно кислоте выедал их внутренности, лишал воли.

Самое противное было то, что я их понимал.

— А кто будет проверять? — взорвался Теш. Его глаза лихорадочно загорелись. — Ты, Коммититур? Сейчас вот возьмешь гладиус и перережешь нам всем глотки? Так?

— Меч у Гектора, — буркнул гигант и провел грязной рукой сначала по косматым неопрятным волосам, а затем — по свалявшейся бороде.

Он устало смотрел на пламя жар-камня, боясь пересечься со мной взглядом. После той короткой драки, в которой мне проткнули шею, уже никто не пытался стать лидером группы. Впрочем, выбрал бы командиром любого, кто смог бы повести людей. Хотелось ни о чем не думать и выполнять приказы более сильного.

Теш криво ухмыльнулся:

— Даже если ты, Коммититур, и решишься нас всех «проверить», то ответь на мои простые вопросы. Что если мы не бессмертны? Ну, или можем умирать лишь некоторое количество раз? Что если нас нельзя убить мечом или копьем, но мы сможем сдохнуть от голода или от жажды? Скажи мне!

Гигант нахмурился, оторвал взор от огня и посмотрел на парня. Лицо побагровело.

— Заткнись! — шепотом выдавил он. — Иначе я прибью тебя прямо здесь. И мы узнаем — бессмертный ты или нет!

Но Теша уже нельзя было остановить. Вопросы сыпались из него, как зерна из дырявого мешка.

— Это все что ты мне скажешь, Коммититур? «Заткнись»? Да мне плевать! Ответь лучше: если тебе отрубить голову, то она отрастет? И сколько потребуется времени? Веришь или нет, но у меня вот прямо так руки и чешутся выхватить гладиус у Гектора и…

— Хватит! — перебил я.

Выдвинув нижнюю челюсть, оглядел группу. Голова раскалывалась от усталости, смрада немытых тел и холодного ветра. Будь я немного похрабрее, ушел бы один в пещеры, бросив людей. Слова так и просились вырваться изо рта: мне на вас всех наплевать! Ваши проблемы, ваши желания… Чхать!

Вместо этого тяжело вздохнул.

— Теш, достань, пожалуйста, те листья, что мы сегодня нашли, — сказал я. — Попробуем съесть их. Всё лучше, чем ничего.

Вскинув удивленно брови, паренек несколько долгих мгновений не мог выдавить ни слова. Не это он ожидал услышать от меня.

— Но… Гектор… Мы…

Я запустил пальцы в бороду, поскреб.

— Теш, листья достань и распредели среди людей.

Справившись с нахлынувшими эмоциями, он вытащил из-за линумного пояса небольшой мешочек, открыл его и принялся отсыпать еще зеленоватые листья в протянутые руки. Когда очередь дошла до Коммититура, Теш замер, не зная чего ожидать. Однако гигант лишь подставил открытую ладонь.

Эти листья мы собрали у входа в пещеру. Впервые за долгое время нашли хотя бы такую скудную пищу. Холод, каменистая почва и отсутствие света не давали шансов выжить ни одному живому существу или растению. Оставалось загадкой, как еще никто из моей группы не отдал душу дагулам…

Дагулы? Что-то смутно знакомое…

Но воспоминание ушло так же быстро, как и появилось.

Теш склонился надо мной, отсыпал щепотку листьев в грязную ладонь.

— А теперь ешьте, — сказал я. — Это не удовлетворит ваши желудки, но подарит надежду, что на пути нам попадется еще еда.

Скривившись, Коммититур высыпал содержимое в огонь:

— Мы даже не знаем что это!

Не обращая на него внимания, я закинул листья в рот. Пожевав, задумчиво посидел, решая, нравится или нет, а потом сказал:

— Давно не ел ничего вкуснее.

Люди молчаливо закивали.

— Вы все устали и напуганы, — продолжил я. — Но нам еще обязательно повезет! Мы через столько прошли и не можем сдаться сейчас. К тому же не все так плохо: у нас есть свет, тепло и гладиус, чтобы обороняться от тварей в пещерах…

Замолк. Слова словно иссякли во мне. В груди больно защемило. Взор зацепился за собственные руки: они были покрыты толстым слоем грязи, царапины паутиной устилали кожу, под длинными, изогнутыми ногтями запекалась кровь. Сейчас бы найти хотя бы мутную лужу и привести себя в порядок…

— Гектор, нам придется проверить группу, — спокойно и без тени агрессии сказал гигант. — Нельзя оттягивать это дело.

Я пожал плечами:

— Возможно, ты и прав. Но сейчас люди слишком измотаны и испуганы. А если Теш окажется прав? Может, нас и не убивает железо, но убивает голод. Я не рискну. Сейчас, по крайней мере. Необходимо хотя бы найти пещеру побольше да потеплее. Там решим.

Гигант подставил руки ближе к огню и после нескольких мучительно долгих мгновений кивнул. Кажется, я услышал, как выдохнула вся группа. Одноглазый старикашка прочертил в воздухе вытянутыми указательным и средним пальцами какую-то фигуру. Что он сделал? Надо не забыть завтра спросить его.

Широко улыбаясь, Теш не отрывал взор от меня. Все в нем говорило о почтительности ко мне. Для него я был больше, чем просто предводитель. Но он ошибается.

— Расскажи нам что-нибудь, Гектор, — попросила рядом сидящая девушка. — О прошлой жизни…

Как ее зовут? Хуфра или Шифра? Опять запамятовал.

Когда мы еще бродили во тьме без единой надежды увидеть свет, люди всегда просили поделиться историями о прекрасной Юменте, подземном городе, где его жители обитали в теплых и прочных домах. Где жар-камней было так много, что о холоде никто и не знал. Врать я умел.

— Нам надо отдохнуть. Поспим немного и продолжим путь. Кто хочет первым побыть в карауле?

Руки подняли Коммититур и одноглазый старик. Я мысленно напрягся. Не знаю, могу ли доверять гиганту. Впрочем, после той стычки он вел себя смирно, как и подобает униженному самцу… Ладно, доверюсь внутреннему чутью. Пусть докажет свою полезность в группе и заслужит мое доверие.

— Вы двое будете в карауле. Позже я и Теш заменим вас.

Группа готовилась ко сну: люди ложились вокруг жар-камня, стараясь поближе прижаться друг к другу. Стоило их головам коснуться холодного пола, как от усталости они сразу же засыпали, несмотря на голод и жажду.

После отдыха нам просто необходимо будет найти воду или еду. Если удача и дальше будешь отворачиваться от нас, то, боюсь, мы долго не протянем.

Вскоре послышался первый храп.

Превозмогая боль в мышцах, я поднялся, пересчитал людей — одиннадцать без меня — и подошел к прислонившемуся спиной к стене Коммититуру.

— Мы их проверим, — твердо сказал я. — Но не сейчас.

— Я понял. Время еще терпит.

Я зевнул. Мои веки отяжелели, начали смыкаться.

— Тогда мир? — я протянул раскрытую ладонь. — Забудем про старые обиды. Мы должны доверять друг другу, иначе все погибнем.

— Я на тебя и не злюсь, — ответил гигант и пожал мою руку. — А то, что было… Я не контролировал себя тогда…

— Ладно. Похоже, больше у нас нет обид. Пойду спать. Так устал за сегодня.

Покачиваясь из стороны в сторону, отвернулся от Коммититура, на негнущихся ногах доковылял до группы и свалился на холодный пол. Давящая тяжесть в голове колыхалась лужей расплавленной бронзы.

Все… Спать… Устал…

* * *

Проснулся в мгновение — боль ревущим пламенем обожгла тело. Не понимая, что происходит, открыл глаза. Сфокусировав зрение на гладиусе, торчащем из правой части груди, схватился руками за блестящее лезвие и попытался вытащить. Кровь принялась вытекать струйками из глубокой раны.

Надо мной, нахмурившись, навис гигант, нежно взял эфес меча и надавил. От дикой боли я хотел было закричать, но из глотки вырвалось только глухое сдавленное мычание. Извиваясь словно червяк, я всеми силами пытался вытащить гладиус из себя. Лишь одна мысль билась в воспаленном мозгу: выжить, надо выжить, я не хочу умирать!

Гигант сел мне на живот, держа одну руку на эфесе. Затем врезал кулаком в щеку. Моя правая часть лица онемела.

А Коммититур продолжать бить.

Удар, еще удар…

На мгновение потерял сознание. Чувствительность притупилась настолько, что вскоре уже не реагировал на резь в груди. Лишь голова мучительно пульсировала болью. Распахнув отяжелевшие веки, я попытался онемевшими руками оттолкнуть гиганта, но проще было сдвинуть гору. За что меня убивали? И где все остальные? Почему не вмешиваются? Словно услышав вопросы, Коммититур повернул мою голову вправо.

Люди неестественно лежали на каменном полу. На их шеях красовались широкие раны — черные, с аккуратными ровными краями. Голова Теша валялась возле жар-камня, волосы дымились в пламени. Недалеко от нее корчилась в страшных муках от раны в животе девушка.

Хуфра или Шифра?

Опять забыл…

Нельзя было доверять Коммититуру… Нельзя…

Пещера, трупы на полу, косматый гигант, гладиус — всё смешалось вокруг, сжалось… До моих ушей донесся далекий раскатистый грохот, словно во тьме подземных ходов ожило гигантское чудовище. Сознание превратилось в притягивающий звуки, цвета и видения магнит. Последняя мысль ворвалась в умирающий мозг: «Мы так и не добрались до города…»

И наступила тишина.

Я не сразу понял, что боль исчезла. В груди больше не ощущался инородный предмет, голова ясно работала. Позволил себе несколько перкутов полежать на полу, стараясь по звукам понять, что происходит. Вокруг меня тяжело дышали люди.

Превозмогая усталость, я сел.

Коммититур самодовольно стоял возле костра и очищал гладиус от крови собственной легкой накидкой. Казалось, ему не было дела до корчащихся у его ног людей.

Я осмотрел свою грудь. Рана затянулась, не осталось и следа.

— Гектор… помоги…

Обернулся.

Тяжело дыша, Теш пытался подняться, но трясущиеся руки его не слушались. Мои глаза расширились от удивления. Его голова была на месте, волосы целы.

С трудом поднявшись, я заковылял к нему.

— Ты как, друг? — спросил я и помог ему сесть.

Паренек лишь пробурчал что-то нечленораздельное. Осмотрел его — ни ран, ни скрытых переломов, ни вывихов. Вроде с ним все нормально. Неужели мне все привиделось? Вспомнив, что гигант бил меня по лицу, коснулся правой щеки. Ничего не болело. Странно.

Оглядев группу и поняв, что все они были в порядке, направился к Коммититуру.

— Я вас всех проверил, — сказал он, ухмыляясь. — Гектор, мы должны были узнать.

— Отдай мне гладиус.

— Ты слушаешь меня? Мы все бессмертные!

— Говорю, отдай гладиус.

Требовательно протянул руку.

Он облизал губы, тяжело вздохнул.

— Гектор, мы можем не бояться умереть!

— Или ты мне отдашь гладиус, или…

— Или что? — спросил он.

Нахмурившись, я замолчал. Сердце тяжело забилось в груди. Если этот придурок все-таки рискнет напасть, то попробую силой отобрать меч.

— Просто отдай меч, — сказал я. — Обещаю, что ничего не сделаю с тобой.

— Даешь слово?

Кивнул.

Здоровяк аккуратно взял гладиус за лезвие и протянул эфесом мне. Я взял оружие. Костяная рукоять приятно холодила ладонь. Опустив меч, я не спешил уходить. Взгляд не отрывался от Коммититура.

Этот дурак смотрел мне прямо в глаза.

— Как ты перерезал людей, никого не разбудив? — спросил я.

Махнув рукой в сторону Теша, он ответил:

— Дело в траве, что мы собрали. Когда я и Кор дежурили, заметил, как старикашка прикорнул. Ну, я, недолго думая, подошел к нему и пнул хорошенько под зад. А он не проснулся. Тогда я попробовал разбудить старуху, но тоже ничего не получилось. Ну, и смекнул, что трава оказалась хорошим снотворным. Сам-то я её не жевал.

Не отрываясь от гиганта, я жестом велел Тешу подойти. Паренек выглядел уже лучше: худое лицо приобрело естественный оттенок, руки перестали дрожать. Правда, было видно, что ему еще сложно стоять, но, думаю, скоро он полностью восстановится.

— Тебе уже лучше? — спросил я его.

— Да, Гектор. Намного.

— Хорошо. Трава, которую мы ели, еще осталась?

Теш кивнул.

— Запомни, как она выглядит, — сказал я. — Будем применять для больных в случае необходимости. И прошу тебя: больше не спутай её с чем-нибудь.

Заметив, что гигант расслабился, я резко подскочил к нему и вогнал гладиус в горло. С отвращением ощутил, как кровь, теплая и липкая, потекла по рукам. Дождался, пока Коммититур не потерял сознание, ослабил хватку. Тело осело на пол.

Затем двумя мощными ударами я отсек ему голову и со злостью бросил её во тьму прохода. Спустя мгновение, услышал частый глухой стук и почувствовал удовлетворение.

Обернулся. Группа пялилась на меня. Люди выглядели испуганно — и не уверен, что дело было в недавней выходке косматого гиганта. Возможно, они меня боялись. Наплевать. Все равно нет человека, который смог бы их повести. Я их лидер.

За спиной послышалось шевеление, затем — хрип. Держась за непонятно как отросшую голову, Коммититур пускал слюни и ругался. Кажется, он оказался прав: мы все бессмертные. Одной обнадеживающей новостью больше.

— Собираемся, — сказал я, держась рукой за то место на груди, куда вогнали гладиус. — Пора продолжать путь. И помогите подняться этому дураку.

Резкий холодный ветер, ворвавшийся из тьмы подземных ходов, обжег тело, заставил поежиться. Надо найти место потеплее. Ненавижу озноб.

Глава вторая. Шифра

Они вновь шли по бесконечным лабиринтам пещер. Шифра пыталась запоминать примерные ориентиры, будь то огромный красный алмаз, торчащий из стены, или россыпь золотой пыльцы под ногами. Но из-за треклятой усталости и боли в животе она могла лишь тупо идти за всеми остальными. Когда они ели нормальную пищу в последний раз? Казалось, давным-давно. Словно в другой жизни. Порой уныние достигало таких пределов, что оставалось лишь лечь и ждать смерти. Вот только, похоже, они никогда не умрут. И эти мучения будут продолжаться бесконечно: лабиринты пещер с удушающим влажным воздухом, ледяной ветер, беспокойные мысли, терзающие мозг. Снова и снова. Снова и снова.

Тяжело вздохнув, Шифра рукой провела по шершавой стене. Подземный ход резко сузился, группе пришлось идти вереницей по двое, а не толпой, как они делали обычно. Во главе их процессии шел Гектор, держа в одной руке горящий жар-камень. Языки пламени колыхались от каждого шага и дуновения ветра, отчего их тени плясали на каменных стенах.

Обхватив плечи, Шифра поежилась. Она сейчас бы многое отдала, чтобы оказаться рядом с вожаком. Он был такой уверенный в себе, такой сильный и умный… Словно принадлежал другому миру. Даже грязь не делала его хуже. Хотелось прижаться к нему, услышать ровное биение сердца. Шифра больше не могла оставаться в одиночестве. Пусть ее окружали люди, пусть она с ними разговаривала — все равно лишь Гектор, казалось, мог прогнать тоску.

«Не будь идиоткой».

Хлюпнув носом, она согласилась с внутренним голосом. В конце концов, рано или поздно её жизнь изменится. Но память услужливо подкидывала ей воспоминания о тех моментах, когда Гектор проводил с ней время. Как касался её, целовал, щекоча бородой. У группы тогда еще не было ни жар-камня, ни гладиуса. О эта спасительная тьма! В ней можно раствориться…

Шифра оглядела себя. Она шла в конце группы, поэтому свет скрадывал многие недостатки, но и то, что можно было рассмотреть, хватало, дабы увидеть въевшуюся грязь в кожу, слипшиеся жирные волосы, сломанные ногти и мелких жучков, присосавшихся к стопам. Не женщина — вонючее животное.

Погрузившись в собственные мысли, Шифра наткнулась на спину старика Кора. Вся группа вдруг остановилась. Что случилось?

— Вы слышите? — возбужденно спросил Гектор.

Он повернулся к людям, широко улыбаясь. Его глаза ярко заблестели.

— Что мы должны были услышать? — вопросом на вопрос устало ответил старик Кор.

— Вода! Я слышу шум воды!

Больше не говоря ни слова, Гектор быстрым шагом направился по подземному ходу. Группа оживилась, послышались радостные шепотки. Сконцентрировавшись, Шифра напрягла слух, но ничего не услышала. «Боги, пусть эти люди заткнутся!»

Они поспешили за вожаком.

За каждым резким поворотом Шифра ожидала увидеть небольшое озеро или даже лужу — наплевать. Представляла, как будет жадно пить…

Наконец, до ее ушей донеслись звуки падающей воды.

Радостно крича, люди побежали по узкому ходу. Неожиданно потеплело.

Путь привел их в небольшую пещеру, на дальнем конце которой низвергался в озеро водопад. Улюлюкая, люди побежали к воде — и в том числе Шифра. Она принялась пить. Где-то рядом громко булькал Теш. Как бы бедняга не утонул от радости…

Утолив жажду, Шифра отползла к большому валуну. В желудке разливался приятный холодок. Она внимательнее оглядела пещеру. Место было куда больше, чем ей поначалу казалось: света жар-камня не хватало, чтобы разогнать тьму дальше пятидесяти шагов. Казалось бы: мгла должна была пугать. Но на деле же Шифра наоборот чувствовала умиротворение. Ведь рядом с ней есть и другие люди, которые помогут в случае опасности.

На левой части берега росли неприметные кусты с красными ягодами и орехами. Напившись и смыв грязь с лица, Гектор подошел к ним и принялся рвать листья, на его лице заиграла счастливая улыбка. Вскоре к нему присоединились и другие люди. За довольно короткий срок они насобирали целую гору ягод.

— Мы сварим чай! — заверил всех Гектор. — Впервые почувствуем себя людьми. Я же вам говорил, что удача нам улыбнется!

— Но нам же не на чем варить, — заметил Теш.

— Ошибаешься, друг.

Не переставая широко улыбаться, Гектор рукой показал на небольшой плоский камень с глубокой ямкой.

— Нальем воду в него и поставим над пламенем, — сказал он.

Шифра вернулась к озеру и, убедившись, что вся группа напилась, принялась смывать грязь с лица. Смрад, конечно, не исчезнет, но по крайней мере можно будет почувствовать себя немножечко лучше. Вода была бодряще холодной. Шифра окунала руки в озеро, смотрела, как грязь комьями отлипалась от кожи, и смеялась, словно несмышленыш, играющий с мамой.

Нахмурившись, старик Кор неспешно подошел к Гектору и, пялясь на земляную стену пещеры, сказал:

— А ведь если здесь есть вода и растения, то должны быть и животные, и жар-камни.

Предводитель оторвался от сбора ягод, бросил взор туда, куда смотрел одноглазый, задумчиво кивнул. Взяв с берега жар-камень и приказав людям стоять на месте, он ритмично принялся гладиусом долбить стену. Удар, еще удар… Группа в ожидании затихла. Было лишь слышно, как негромко шумел водопад и как лезвие меча зло и быстро шаркало о стену.

Шифра подошла к седовласой Эроде, тонкой словно детская кость, и с замиранием сердца стала следить за работой Гектора.

— Как думаешь, он что-нибудь найдет? — шепотом спросила старуха.

— Молчи, женщина! — заткнул её Теш.

Пожав плечами, Шифра продолжила смотреть за Гектором. Как же она соскучилась по сочному куску мяса! Вспомнила аромат душистой линумной лепешки, вкус жареной плоти дагена… Рот наполнился слюной, в животе требовательно заурчало.

— Нашел! — закричал Гектор и с еще большим остервенением принялся долбить стену.

Не выдержав ожидания, одноглазый старик подскочил к нему, стал руками сгребать землю. Вскоре присоединились и двое других мужчин.

Тишину пещеры нарушил душераздирающий визг зверя. Отчаянно махая маленькими лапками-лопатами, животное попыталось скрыться в земле, но Гектор схватил его и резко дернул за длиннющий хвост. Оно рухнуло на камни, заверещало еще громче. Черные глаза-бусинки противно заблестели.

«Какой же уродливый!» — подумала Шифра.

Взмахнув гладиусом, Гектор вогнал лезвие в мягкую податливую плоть зверя. Кровь брызнула красными струйками, обагрила каменные валуны и повисла на них мелкими каплями. Старик Кор принялся ногами бить животное, пока то не издохло.

— Алахам! Да какой жирный! — воскликнул он, скаля желтые зубы.

Гектор оттащил тушу поближе к озеру, перевернул её на спину и быстрым движением меча вспорол брюхо. В ноздри ударила вонь, черные склизкие кишки вывалились наружу. Почувствовав тошноту, Шифра ладонью закрыла рот. Подумала, что одна такая неженка, но остальные женщины тоже побледнели. Тем временем Гектор потрошил животное: вытаскивал внутренности, кидал их к ближайшему валуну, а затем принялся срезать шкуру.

— Вымойтесь пока, — сказал он, оторвавшись от дела. — Постирайте одежду как сможете. После этого я прошу тебя, Теш, залить водой тот плоский камень с углублением и подогреть его.

Вскоре вся группа вошла в озеро. Благо вода в нем не застаивалась, течение быстро сносило грязь под дыры в стене.

Шифра чуть отошла от людей и, не стесняясь, стянула с себя калазарис .

«Выгляжу как животное».

Искупавшись и надев мокрую одежду, она вернулась к Гектору. Тот уже разрезал сочные куски мяса, делил их на несколько небольших частей, складывал возле себя. К нему подошел Теш и сказал, что вода на камне нагревается.

— Молодец, — похвалил его Гектор.

— Я у тебя еще хотел спросить…

— Хорошо.

Парень оглянулся, неодобрительно покосился на Шифру и сказал:

— Ты же понял, что этот камень с углублением сделан людьми?

Кровь алахама обрызгала лицо Гектора.

— Да, конечно.

— Получается, где-то поблизости есть люди? Мы нашли дорогу к Юменте?

Гектор, не переставая резать животное, сказал:

— Послушай, Теш… В этой пещере действительно когда-то были люди, но на твоем месте я бы не стал обольщаться. Мне не хочется тебя огорчать, но не надо раньше времени расслабляться. Сам подумай: кроме этого, искусственно сделанного камня никаких признаков обитания людей здесь нет. Возможно, сюда заходили триста хакима назад. Может, камень вообще и был таким с самого начала!

Некоторое время обдумывая слова вожака, парень кивнул и вернулся к своему месту. Шифра поинтересовалась у Гектора, чем ему помочь, но он попросил лишь посидеть рядом с ним. Она с благодарностью выполнила его желание. После того, как у группы появился огонь, Гектор отдалился от неё и словно перестал узнавать. И это после стольких интимных близостей! Впрочем, она не винила его.

«Я всего лишь женщина. Надо знать свое место».

…Первая порция мяса забулькала в кипящей воде. Шифра не в первый раз удивилась сообразительности Теша: плоский камень с углублением лежал на двух валунах; под ним пылало пламя. Одуряющий аромат бил в ноздри с такой силой, что люди едва не захлебывались слюной. Пока остальная группа следила за мясом, Гектор смыл с себя грязь в озере, постирал одежду и теперь огорченно крутил гладиус у стены.

Казалось, ему было совершенно наплевать на еду. После того, как попытался руками выпрямить погнутое лезвие, он все-таки подошел к плоскому камню, обратился к группе:

— Первыми поедят женщины. Затем все остальные. За мясо не драться — его всем хватит. Спать сегодня будем в этой пещере. А завтра… Завтра посмотрим. Я еще тут подумал… Надо найти способ отсчитывать время. Мы должно четко понимать, сколько тратим на переход и на отдых.

Люди стали оглядываться друг на друга, пожимать плечами. На миг у Шифры мелькнула шальная мысль. «А ведь я знаю!»

— Мы будет отсчитывать время по жар-камню, — сказала она чуть ли не шепотом. Поймала на себе несколько недобрых взглядов.

— И как же? — спросил Гектор.

Она смущенно опустила глаза. Какая же дура! Посмела встрять в разговор мужчин…

— Ты так и будешь молчать?

— Дело… — Мысли разбегались. Лишь усилием воли удалось взять себя в руки. — Дело в интенсивности пламени. Огонь в жар-камне горит неодинаково — то слабеет, то становится ярче… И я… Я подумала… То есть мне кажется, что мы могли бы отсчитывать время по…

Лоб словно сжал невидимый обруч, сердце учащенно забилось. Она слишком глупа. Сейчас её поднимут на смех.

— То есть ты предлагаешь анимамы отсчитывать с того момента, когда жар-камни начинают сами собой разгораться?

— Да…

— А ведь неплохая идея, — неожиданно поддержал Гектор. — Вот только кто будет следить за огнем?

— Если Шифра предложила, то пусть сама и смотрит за ним! — заявил Теш.

Улыбнувшись, вожак кивнул.

— Вот и решили! А теперь давайте поедим.

* * *

Нежное мясо таяло во рту, но Шифра не спешила быстро есть. Она отщипывала небольшие кусочки, клала в рот и тщательно пережевывала. И дело было не в удовольствии: некоторые в группе буквально заглотили еду, отчего их неподготовленные желудки исторгнули пищу обратно. Шифра не хотела блевать у всех на глазах.

Рядом с ней сидели на камнях старая Эрода и сутулая Хуфра. Они изредка перебрасывались короткими репликами, но в основном слушали рассказы Гектора про подземный город Юменту. Шифра пыталасьпредставить место, где бы люди обитали тысячами, но получалось плохо. Память подводила. По словам вожака выходило, что Мезармоут был единственным местом, где обитали люди. Следовательно — их группа когда-то жила там.

«Но почему тогда я ничего не помню? Почему не могу представить башню перехода из Юменты в Венерандум? Почему не помни красивых домов? Ведь это должно отложиться в памяти!»

Оторвав очередной кусочек мяса и бросив его в рот, Шифра закрыла глаза. Не надо сейчас себя мучить. Еще не время. В конце концов, она не все забыла из прошлой жизни: например, была уверена, что их имена совпадали с названиями менсе: Коммититур, Энти, Кор, Пилос, Шифра, Хуфра, Сиф, Териф, Эрода, Воруб, Теш и… Она запнулась. Гектор должен был иметь имя Паэр, но…

— Раздевайся!

Вынырнув из пучины мыслей, Шифра подняла голову. Над ней возвышался Коммититур.

— Раздевайся! — повторил он.

— Послушай, мы же еще едим… — попыталась вступиться старая Эрода.

— Заткнись! Я не с тобой разговариваю!

Гигант схватил её за локоть и потянул к себе. Она уронила кусок мяса и начала вырываться, но проще было задушить голыми руками алахама.

— Отпусти! Я не хочу!

Размахнувшись, здоровяк ударил раскрытой ладонью её по щеке. Правую часть лица пронзила острая боль, ноги подогнулись, и Шифра упала прямо в пыль. А Коммититур продолжал бить её по голове.

— Хватит! — раздался чистый сильный голос Гектора.

Удары прекратились, Шифра замерла, боясь пошевелиться. Взор не отрывался от камушков на холодной земле. Хотелось оказаться как можно подальше от этого места, от этих людей… Чем она заслужила такое обращение?

— Я хочу трахнуть ее! — заговорил гигант Коммититур. — После еды мой член встал. И мне нужна девка!

— У нас новое правило: женщины не будут ни с кем спать, если сами того не захотят, — сказал Гектор.

Шифра позволила себе глубоко вздохнуть.

— И кто так решил? — спросил здоровяк.

— Я! А теперь уйди с глаз моих долой.

— Но, Гектор!

— Я сказал: больше никто не тронет девушек! Мы не животные.

Она услышала шуршание сандалий рядом с собой, сжалась.

— Когда мы бродили в темноте, ты разрешал брать женщин! — чуть ли не обиженно воскликнул здоровяк.

— Теперь все изменилось.

— Это потому что я тронул твою бабу, да?

Долгая тишина. Проглотив вязкий комок в горле, Шифра мысленно обругала себя. Нельзя расслабляться! Надо было сидеть подальше от группы. Либо дать без лишних препирательств гиганту то, что он хотел…

— Коммититур, я все сказал. Ни ты, ни кто-либо другой больше не коснется женщин в группе.

Она услышала, как здоровяк, тихо ругаясь, прошел мимо нее и направился к озеру. Внезапно словно гора свалилась с плеч, а изнутри ушел противный, склизкий страх. Шифра подняла голову. На колени рядом с ней опустился Гектор и положил ладонь на плечо.

— Ты в порядке?

— Со мной все хорошо, — сказала она.

— Давай сядем у жар-камня.

Возле огня ей действительно полегчало. Посмотрев на группу, она поймала завистливый взгляд сутулой Хуфры. Остальным же было на нее наплевать. Тяжело вздохнув, Гектор сел, скрестил ноги и уперся ладонями в колени. Некоторое время молчал, затем взял вареное мясо с валуна и протянул ей.

— Ты должна поесть.

Шифра с благодарностью взяла еду, в животе протестующе заурчало. После случившегося кусок не лез в горло.

Гектор наклонился, прошептал в ухо:

— Сядь ко мне как можно ближе. Пусть остальные думают, что ты спишь со мной. Тебя перестанут обижать.

Она пододвинулась к нему. Его запах пота показался приятным и возбуждающим. С удивлением поняла, что давно уже ни с кем не спала.

— Побудь со мной немного, — попросил Гектор.

Шифра кивнула.

— Хорошо…

Так они и сидели молча, наблюдая за танцующими языками пламени жар-камня. Впервые за долгое время Шифра почувствовала себя счастливой…

Глава третья. Гектор

Приблизительно пять анимамов спустя

Наш путь казался бесконечным. Дорога петляла по влажным и удушливым подземным переходам. Со сталактитов срывались мутные вязкие капли, падали на разгоряченное лицо, заставляя каждый раз вздрагивать. Сандалии износились, отчего камешки больно впивались в ноги. Кожа на стопах давно должна была загрубеть, но она оставалась слишком чувствительной. Остальные в группе страдали не меньше меня.

Однако мы продолжали путь. Изможденные, доведенные до отчаяния, с бесконечной тоской в груди. Изредка делали остановки, чтобы поесть стухшее мясо и немного передохнуть. В свете пляшущего пламени я видел, как сильно люди походили на куклы: безжизненные глаза, тупые лица. Хотелось подбодрить их, уверить, что не все еще потеряно. Мы дойдем. Обязаны после всего случившегося. Но слова так и оставались несказанными.

Мы шли. Брели, волочились, ковыляли. Некоторые падали и уже не могли встать без посторонней помощи. Тогда мы останавливались и объявляли привал. Я с горечью замечал, что наши тела вновь покрываются грязью. Порой внутренний голос молил вернуться обратно, в ту пещеру с озером. Но отчего-то я все равно шел вперед.

Боги милостивые… Простите меня… Почему вы так издеваетесь над нами? Что мы сделали такого, что так караете нас? И неужели наша судьба теперь бродить неприкаянными душами по этим подземным каналам в тщетной надежде найти успокоение? Молчите, твари… Убейте уже наконец!

«Прекрати, — заметил внутренний голос, — ты сходишь с ума».

— С тобой все хорошо, Гектор? — спросил Теш.

Еще вчера доверил ему нести жар-камень. Он держал пламя бережно, на вытянутых руках. Старался идти чуть впереди всех, чтобы освещать путь.

— Скоро объявим привал, — ответил я. — Похоже, сегодня опять придется спать голодными.

— У меня еще осталась пригоршня орехов.

Я устало кивнул, сильнее сжал эфес гладиуса. Честно говоря, меч уже негоден: лезвие притупилось, погнулось. Но не могу избавиться от оружия, потому что другого у нас нет. Поднес левую руку к глазам, покатал между пальцами шарики жар-камней. Мы их нашли тогда в норе алахама. И, к сожалению, они не горели. Пробовал подносить к пламени, читал молитвы богам — тщетно. Но все равно не выкидывал их.

— Стойте! — закричала Шифра и испуганно заозиралась. — Да стойте же!

Толпа замерла. Один из мужчин — опять забыл его имя! — облокотился спиной о стену и сполз. Хотелось сесть рядом с ним: мышцы ног невыносимо гудели.

Превозмогая усталость, посмотрел в глаза Шифре.

— Что случилось?

— Вслушайтесь!

Я разобрал далекий гул. Сердце учащенно забилось. Сглотнув, жестом приказал группе замолчать. Невнятный шум нарастал и постепенно переходил в оглушительный рев. От низких звуков завибрировали желудок и кости. Казалось, сейчас из тьмы прохода вылезет огромная склизкая тварь и раздавит нас на своем пути, но время шло и ничего не происходило.

Затем сообразил, что рев издавался откуда-то сверху. Над нашими головами. Из-за протяжного громкого звука не слышал собственных мыслей, земля под ногами дрожала. Пришлось сесть. Люди падали на землю и что-то кричали, но слов было не разобрать. Я зажал уши ладонями, закрыл глаза. Каскады холодного ужаса прокатывались по телу…

Спустя некоторое время рев начал стихать. Раскаты медленно удалялись.

Проглотив тугой комок в горле, я пошевелился, оглядел группу. Вроде все хорошо…

Что это было?

Откуда?

Я поднялся, взор не отрывался от тьмы пещеры. Рука нащупала лежащий на камнях эфес.

— Теш, ты в порядке? — прошептал я. Голос плохо слушался, срывался.

Тяжелый вздох возле меня, затем — кряхтенье.

— Теш… — вновь позвал я.

— Я здесь, Гектор. Что произошло?

Пожал плечами. Страх проходил, сменялся раздражением. Мозг лихорадочно работал, пытаясь найти объяснение случившемуся. Судя по звуку, где-то рядом с нами упала глыба камней. Возможно, пещеру завалило…

Но что-то не сходилось.

А если мы все-таки добрались если не до Юменты, то до копателей?

Я обернулся. Люди смотрели на меня с тревогой и надеждой. Не говоря ни слова, жестом приказал продолжать путь.

— Шифра, как давно ты услышала рев? — спросил я.

Мучительно долгая тишина. До боли в костяшках пальцев сжал эфес, пошел впереди группы.

— Я не знаю, Гектор… Недавно… Даже сначала подумала, что мне все кажется.

В лицо подуло сухим приятным жаром. Не оборачиваясь, протянул руку к Тешу, тот все быстро понял, положил мне в ладонь жар-камень. Выставив перед собой пламя, я разглядел узкий проход. Дойдя до него, аккуратно выглянул. Судя по всему, проход вывел нас к огромной пещере. Света не хватало, чтобы разогнать тьму в радиусе тридцати шагов, но по гулкому эху можно было судить о размерах окружающего пространства.

Здесь было тепло, даже жарко. Крупные градины пота скатывались по лицу, оставляя влажные следы. Постояв некоторое время в нерешительности, позволил группе войти в пещеру. Затем все вместе мы направились вдоль стены. Наше тяжелое дыхание далеко разносились в сухом воздухе.

Животное внутри меня требовало вернуться в узкие коридоры, боялось каждого звука. Лишь усилием воли заставил себя не думать о плохом. В конце концов, я бессмертный.

От этой мысли немного полегчало.

Круглые стены вывели к широкому склону.

— Тот рев доносился отсюда? — шепотом спросил Теш.

— Помолчи.

Я поднял жар-камень над головой, но не увидел ничего, кроме тяжелой тьмы. Доверяя внутреннему чутью, двинулся по склону. Навстречу, к моему удивлению, подул резкий холодный ветер. Поежился. Оказавшись на приличной высоте, люди начали перешептываться. Я насторожился, поднял руку. Пошел вперед. Склон резко вывел к гигантскому круглому проходу. Пламя разогнало темноту над головой, разглядел свисающие сталактиты.

— Спускаемся обратно, — сказал я. — Сегодня будем спать в пещере.

— Но разве это безопасно? — спросила старуха.

Я пожал плечами.

— Здесь хотя бы тепло. Есть возражения?

Тишина в ответ.

— Вот и отлично.

Честно говоря, находиться здесь было страшно, но, представив, как снова придется спать на ледяных валунах, стало дурно. Нет уж. Хватит с меня.

Развернувшись, я направился вниз.

* * *

Проснулся резко, рывком. Несколько долгих мгновений глубоко дышал, чтобы успокоиться. Опять снились кошмары… Попытался вспомнить, но ничего не получилось.

Я оглядел группу. Впервые за все время наших блужданий по подземельям люди спали, не прижимаясь друг к другу. Они выглядели умиротворенными. Пускай отдохнут немного, сегодня даже караул отменил — ни к чему.

Я зевнул, потянулся; хрустнули шейные позвонки. Затем почувствовал чужой тяжелый взгляд на спине. Обернулся. В самом дальнем конце пещеры увидел ярко-белое свечение, от которого у меня захватило дух.

Быстро схватив гладиус и поднявшись, я медленным шагом направился к сиянию. Разглядел сидящего на камнях незнакомца. На нем был серый линумный балахон, лицо пряталось во тьме низко надвинутого капюшона.

— Здравствуй, Гектор. — Голос менялся от низкого тона до высокого, отчего по спине пробегали мурашки. — Я рад видеть тебя вновь.

Посмотрел на группу.

— Люди не проснутся, не волнуйся, — сказал незнакомец, прочитав мои мысли. — Мы в одной из моих Абстракций.

— Абстракций? — спросил я, нахмурившись.

Он развел руки в сторону и покачал головой.

— Пока ты еще не готов понять.

— Не играй со мной в такие игры! — сказал я сквозь зубы.

Только сейчас заметил, что у света не было конкретного источника. Сияние изливалось отовсюду: из стен, из земли, из незнакомца.

— Успокойся и сядь рядом со мной, Гектор. — Теперь голос принадлежал старику.

— Тогда говори нормально, — бросил я и сел в нескольких шагах от него на теплые камни, скрестив ноги.

— Так лучше? — Голос его стал таким глубоким и звучным, что отогнал все прочие звуки.

— Спасибо.

Мы сидели некоторое время в молчании. Я положил бесполезный гладиус на колени и просто принялся ждать, когда незнакомец заговорит о деле. Мелькнула мысль, что он поможет нам наконец-то добраться до Мезармоута.

— Твои люди устали и вымотаны.

Не вопрос — утверждение. Я тяжело вздохнул и пожал плечами, не сказав ни слова. Разумеется, группа вымотана — мы не один анимам бродили по пещерам.

— Мне жаль, что так получается…

Что-то в его голосе прозвучало такое, отчего у меня больно кольнуло сердце. Он говорил с тоской и такой грустью, что становилось не по себе.

— Ты обещал нам помочь, — сказал я и посмотрел на него с вызовом. — Когда мы нашли вот этот гладиус и жар-камень! Помнишь?

Неожиданно незнакомец резко откинул капюшон, и вырвавшееся сияние на миг ослепило меня. Я прикрыл глаза рукой. Когда привык к яркому свету, вновь взглянул на сидящую напротив фигуру. Её лицо было словно высечено из мрамора: высокие скулы, едва выпирающая нижняя челюсть. Кожу плотным слоем покрывал пепел, от легких дуновений горячего ветра тянулось слабое серое облако. Огромные кроваво-красные глаза неотрывно смотрели на меня.

— Я и пришел помочь, Гектор.

Его взгляд пронизывал до неизмеримых глубин. Я потерял дар речи. Казалось, даже сидеть напротив него — кощунство. Хотелось упасть перед ним и целовать его ноги. Неужели он бог и пришел нас спасти?

Мне стало не по себе.

— Вот только, Гектор, мне кажется, что ты возненавидишь меня после того, что я тебе расскажу, — сказал он твердым, но исполненным глубокой тоски голосом.

С трудом оторвавшись от его кровавых глаз, бросил взор на мелкие камушки перед собой. В голове творился хаос, мысли разбегались, как хунфусе при виде человека. Проклятье!

— Ты бог? — спросил я.

— Да.

Напряг память, попытался вспомнить имена богов, но ничего не получилось. От злости сжал кулаки. У меня должны сохраниться воспоминания о прошлой жизни! Должны! Кто мои родители? Где меня воспитывали? Есть ли у меня жена? От проклятых вопросов хотелось завыть от тоски.

— Верни нас домой, — хрипло сказал я. — Мы больше не можем так жить! Умоляю — помоги. Я все сделаю ради тебя! Хочешь, принесу жертву? Или надо кого-то убить? Ты только скажи — я согласен на все. Но не мучай ни меня, ни моих людей больше. Я устал…

От слез контуры бога расплылись. Я зажмурился, боясь показать собственную слабость. Не престало вожаку рыдать. Тем более — мужчине.

— Гектор… — начал бог с таким состраданием, что у меня задрожали от волнения руки. — Вы, скорее всего, никогда не вернетесь в Мезармоут.

От удивления брови поползли вверх.

— По… почему?

— Нельзя допустить, чтобы бессмертные оказались в городе. Вы измените мир простых людей, пойми. Сейчас они не готовы к переменам. Слишком тяжелое время. Когда я пойму, что можно вернуться, я позволю и тебе, и твоим людям…

— Ты же обещал! — перебил я, срываясь на крик. — Обещал!

Его взгляд вбирал в себя всю грусть, все одиночество, что мог выдержать человек. Бог едва слышно сказал:

— Гектор, ты со своими людьми останешься в этой пещере. Здесь вы сможете обеспечить себя всем необходимым. Я наведу тебя на источники еды и воды… Дам заповеди, по которым ты должен будешь жить. Сделай это место своим новым домом. И забудь про Мезармоут. Там сейчас война.

Я замолчал, переваривая услышанное.

Нет, моя группа обязана вернуться после всего случившегося! Мы через столько прошли… прошли напрасно? Не верю, не хочу верить.

Я посмотрел на бога, попытался нахмуриться, но один его вид причинял нестерпимую боль.

— Какое у тебя имя? — спросил я.

Он коснулся пепельной рукой моего плеча. Ко мне подступила знакомая теплота, которую давно уже забыл: чувство любви к близкому человеку. Я вздрогнул.

— А какое у тебя имя? — вопросом на вопрос ответил бог.

— Меня зовут…

— Паэром. Но почему тогда ты называешь себя Гектором? Так уж ли важно все это? Мое имя ты узнаешь позже. А сейчас хорошенько послушай меня, потому что мы больше никогда не увидимся. Я помогу, но только один раз. — В голосе бога прозвучал настойчивый родительский упрек. — Во-первых, смирись со своей судьбой. Ты не вернешься в Мезармоут — и это решено. Во-вторых, соблюдай мои заветы. Они позволят и тебе, и твоей группе остаться людьми. В-третьих, не пытайся найти Юменту. Ты очень далеко от нее. В любом случае всегда будешь возвращаться в эту пещеру.

Я обреченно кивнул.

— Что ты помнишь, Гектор? — спросил бог.

— Я… — запнулся, стал перебирать в голове малочисленные знания. — Я помню, как выглядит Мезармоут, холод снега, помню, как ходил по рынку и…

Воспоминание ушло. Я замолчал.

— Расспроси своих людей, — сказал бог. — Каждый из вас знает что-то конкретное. Собери из кусочков мозаику, Гектор. Это поможет вам жить. Прошлое важно, но его уже не вернуть. Думай о будущем.

Боясь посмотреть ему в глаза, я спросил:

— Это ты нас создал? Ты наделил бессмертием?

Он убрал руку, кусочки пепла в окружении легкого сияния коснулись камней.

— Да, я вас создал.

— Но зачем? — Лезвие гладиуса отбрасывало яркие блики.

— Чтобы изменить мир. Сделать его лучше.

— Тогда позволь нам попасть домой!

— Взгляни на меня. — В его словах была такая мощь, что я не смог не выполнить приказ. Взгляд кровавых глаз лишил меня воли, холод прошелся по телу. — Теперь эта пещера твой дом.

У меня нет выбора. Не могу отказать. Но… Но ведь группа не послушает меня! Как я смогу объяснить им, что мы не попадем Юменту? Люди выберут нового вожака и уйдут. Но так уж ли это плохо? Ведь еще некоторое время назад я мечтал остаться один. Я не предводитель.

— Дождись завтрашнего анимама, Гектор. Они все сами узнают.

— Как?

Сердце сжала тоска, плечи поникли. Я так устал…

Улыбнувшись кончиками губ, бог протянул руку. В раскрытой ладони увидел негорящие шарики жар-камней.

— Ты ведь уже заметил, что в этих пещерах много жар-камней, но все они не пылают. Все, кроме твоего. Для того, чтобы заставить их работать, необходимо представить несколько образов.

Он коснулся подушечкой указательного пальца моего лба. Тут же мысленно передо мной пронеслась череда простых геометрических фигур. Равносторонний треугольник, разделенный несколькими параллельными прямыми. Двенадцатиконечная звезда, изуродованная кривыми.

На ладони бога вспыхнули жар-камни.

— Это просто, как видишь, — сказал он. — Только помни, что все они отличаются друг от друга: некоторые можно держать в руках, а есть те, которые обжигают кожу. Будь осторожен.

Я кивнул:

— Ты так похож на человека.

— Потому что во мне столько же несовершенства.

Сияние вокруг бога стала ярче.

— Можно задать последние два вопроса? — спросил я.

— Конечно.

Он внезапно улыбнулся, словно признался в каком-то невинном поступке.

— Какой сейчас хакима?

— Восемьсот пятьдесят четвертый по вашему исчислению.

Я попытался что-нибудь вспомнить, но дата ни о чем мне не сказала.

— Что это был за шум, когда мы нашли пещеру? Это был ты?

Бог замотал головой.

— Нет. Это кихсо — гигантский червь Универса.

Я вздрогнул. Неясное чувство тревоги коснулось сознания. Из глубин памяти всплыл образ: злое божество, закопанное в землю и желающее отомстить людям…

— Ты Безымянный Король? — Вопрос вырвался непроизвольно, я тут же пожалел о нем.

— У меня другое имя, — сказал бог с неожиданной, почти виноватой грустью. — Ты задал больше двух вопросов, Гектор. Нам пора заканчивать разговор.

— Но…

Сознание померкло.

* * *

Люди возбужденно переговаривались не в силах переварить мой приказ. Я же сидел напротив полыхавшего жар-камня и ждал. Ждал, когда начнутся вопросы ко мне. Удивительно, но после разговора с богом чувствовал себя уверенно и спокойно. В конце концов, будущее определилось, теперь не надо гадать, что делать дальше. Если эта пещера должна стать моим новым домом, то она им станет. И наплевать, кто будет со мной. Я вполне могу жить один.

— Ты обещал нас вывести к Юменте! — взорвался гигант Коммититур и принялся ходить туда-сюда вокруг жар-камня, тыча кривым пальцем в меня.

Я пожал плечами.

— Обстоятельства изменились.

Новая волна негодования. Великан бранился и косился на меня. Его лицо побагровело, пальцы сжались в кулаки. Если дело дойдет до драки, то не буду сопротивляться. Пусть делают, что хотят.

— Но почему мы должны остаться в этой пещере? — непонимающе спросил Теш.

— Здесь тепло, есть еда и вода, — бросил я, не отрывая взор от пламени. — Мы сможем спокойно жить. В будущем, когда накопим достаточно сил, рискнем уйти отсюда. Но сейчас — нет. Мне надоело влачить жалкое существование.

Коммититур пнул камень.

— Откуда ты знаешь, что здесь есть еда и вода, Гектор? — взорвался он. — Откуда? Я хочу домой!

В этот раз его поддержали несколько людей. Попытался запомнить их: жилистый паренек с бегающими глазами и сломанной челюстью, девушка с по-мужски широкими плечами, заросший доходяга с длинными пальцами и пустым взором, беззубый юноша с руками-спицами. Их имен, конечно, не знал.

Я взял два найденных раннее шарика жар-камня, покатал в ладони, обдумывая ответ.

— Что ты делаешь? — не унимался гигант. — Ты понимаешь, что мы должны продолжать путь! Нельзя оставаться здесь!

Он что-то говорил, но я перестал его слушать. Вспомнил вчерашние наставления бога. Необходимо представить несколько образов, и пламя разгорится. Перед мысленным взором возникли геометрические фигуры… На жар-камнях заплясали язычки пламени.

Люди вокруг меня ахнули.

Наступила удушающая тишина.

— Как ты это сделал? — прошептал Теш.

Я сжал кулак, ответил:

— Мы останемся здесь. Кто хочет, может уйти. Я научу вас обращаться с огнем. Но вы ничего не найдете. До Юменты не дойти. Мало того — нам не позволят это сделать.

Гигант еще больше насупился, бросил:

— Кто нам запретит?

Я растянул губы в самодовольной улыбке.

— Бог.

Все непонимающе уставились на меня. Люди пытались переварить услышанное, но в их тесных черепах это не укладывалось. Я поднялся и, широко шагая, направился к тому месту, где разговаривал с богом. Свет от пламени разогнал тьму, и взорам группы предстала стена, мелко исписанная красными чернилами. Заветы, оставленные для нас.

— Ты видел Безымянного Короля? — потрясенно спросил Теш.

Нахмурившись, посмотрел на него.

— Нет, это был не он, — ответил я. — Он не назвал свое имя.

Оглядев стену и пренебрежительно шикнув, Коммититур сказал:

— Даже если Гектор действительно видел бога, то откуда мы знаем, что тот нас не обманывает? А? Если вожак разговаривал со злым богом? Может, кто-то просто не хочет, чтобы группа дошла до города!

Я замотал головой.

— Ты не прав.

— В общем так, — проворчал гигант, — я не собираюсь здесь оставаться. И меня не остановят ни монстры, ни сраные боги! Кто хочет, пусть гниет в этой пещере сколько влезет! А я продолжу путь. Народ, разве вы не видите: Гектор сломался! — Великан постучал указательным пальцем по голове. — Он больше не может вести нашу группу!

Тяжело вздохнув, Теш показал на исписанную стену:

— Но тогда как ты объяснишь это?

Ухмыльнувшись, Коммититур ответил:

— Да может сам Гектор, пока мы спали, изрисовал ее своей кровью! В общем, если хотите сдохнуть с этим сумасшедшим — пожалуйста! А я ухожу. Ну, кто со мной?

Люди с опаской глядели на меня, ожидая ответа.

— Делайте, как считаете нужным, — сказал я. — Никого не держу. Я же останусь здесь. Не пойду против бога.

— Кто со мной? — повторил вопрос гигант.

Руки подняли те, кто поддерживали его в прошлом споре: мужикоподобная девушка, парень с кривой челюстью, доходяга и беззубый. Уходят пятеро, если считать вместе с Коммититуром. Честно говоря, ожидал, что с ним уйдут все.

Я нашел на земле место более-менее свободное от камней, гладиусом нарисовал геометрические фигуры, которые мне показал бог, и обратился гиганту:

— Если захочешь зажечь жар-камни, должен мысленно представить эти образы в такой очередности. Запомни хорошенько.

Кинул ему два шарика, тот без труда их поймал, молчаливо кивнул и, оглядев группу, направился к склону.

— Пг’ости, Гектог, — промямлил беззубый и вместе с троицей предавших меня побежал за гигантом.

Я молчал, боясь посмотреть в глаза группе. Люди остались со мной, несмотря на то, что еще несколько анимамов назад обещал им добраться до города.

Проснулся противный внутренний голосок и принялся нашептывать, что я трус и предатель. Вдруг Коммититур прав, и я разговаривал со злым богом?

Отогнал дурные мысли, я оглядел группу. Со мной остались всегда верный мне Теш, Шифра, старик Кор, седовласая Эрода, сутулая Хуфра и тихоня Териф. Могло быть и хуже. Три женщины и четыре мужчины, включая меня. Семь человек. И все их имена я помню. Неплохо…

— Что теперь? — спросил Теш.

Тяжело вздохнув, бросил взор на вершину склона. Там ярко разгорелся жар-камень, гигант обернулся, чтобы последний раз посмотреть на нас, и вместе со своими людьми скрылся в проходе.

— Теперь мы сделаем эту пещеру нашим домом, — сказал я. — Надо раздобыть еду и воду, затем — откопать жар-камни, расставить их по пещере. Это место не должно утопать во тьме. Ну, а потом… Потом и решим все вместе.

— Мы точно правильно поступили? — не унимался Теш.

— Что остались здесь?

— Нет. Что отпустили гиганта.

Неприятный холодок пробежал по спине. Время покажет…

* * *

Шаги гулким эхом разносились по переходу. Приходилось идти чуть боком, так как разлом был слишком узкий, плечами чувствовал холод шершавых стен. Держа жар-камень вытянутой рукой, напряженно всматривался вперед. Мы уже близко, почти дошли. Разгоряченной кожи коснулся приятный прохладный ветерок.

— Ты уверен, что идем в правильном направлении? — спросил за спиной Теш.

— Конечно, — соврал я.

Этот узкий проход мы нашли в нашей пещере, когда всё внимательно осматривали. Оставив группу дальше изучать наш новый дом, я и Теш решили исследовать это место.

Желудок больно заурчал. Пришлось остановиться, чтобы немного прийти в себя.

— Гектор…

Оглянулся.

— Что?

— Ты не подумай, что я сомневаюсь в тебе… Ты сильный лидер, уже много раз доказывал свою правоту… Мне просто интересно… Вот ты видел бога…

Хмыкнув, перебил его:

— Спрашивай уже, что хотел.

— Ну… Как долго мы будем жить в этой пещере? То есть мы здесь останемся навсегда? Или же когда-нибудь сможем вернуться в Мезармоут?

Я откашлялся, обдумывая его слова.

— Бог сказал, что сейчас группа еще не готова быть среди людей. Из-за нашего бессмертия.

Мы продолжили путь, проход расширился. Я провел тыльной стороной ладони по стене. Мокро. В ноздри ударил запах цветущих орехов нуци. Впереди наверняка было озеро! Чувствуя прилив сил, быстрее направился вперед.

— Бог еще кое-что сказал… Каждый из нас знает нечто важное. То, что поможет понять нашу истинную сущность. Сложно объяснить мне, Теш. Я не мастак болтать, к сожалению.

— Да я понял, — тихо проговорил он. — Ты чувствуешь запах?

Я кивнул, и мы замолчали.

Наконец, впереди показался большой круглый проход. До ушей донеслось довольное чавканье. Я радостно переглянулся с парнем. Впереди, похоже, была не только вода, но и еда! Сердце учащенно забилось.

Крепче сжав жар-камень, я вошел в проход и не поверил собственным глазам. Бог не обманывал: он действительно обеспечил группу всем необходимым. Мы оказались в гроте, на противоположном конце которого в свете пламени поблескивало озеро со стоячей водой. У берега лениво жевали листья подземного ореха пятеро дагенов.

— Посмотри, какие жирные! — удивленно прошептал Теш. — Да мы их голыми руками можем задушить. А сколько их еще в воде прячется! Тут еды на менсе!

Я облизал губы.

— Что будем делать? Вернемся обратно за людьми или все же попытаемся зарезать самого неповоротливого дагена?

— Не хочется возвращаться с пустыми руками…

Посмотрел на него. Он жадно впился взглядом в животных и уже вовсю представлял, как будет есть сегодня жареное мясо и пить густую жирную похлебку. У самого рот наполнился слюной, в животе заурчало.

— Ладно, — сказал я, — твоя взяла. Видишь вон крайнего у берега? Который возле самого большого куста. Ты кидаешься на него, а я постараюсь вогнать гладиус ему прямо в маленькую головку. Даген должен сдохнуть быстро.

Я положил жар-камень возле прохода. Животные никак не отреагировали, но это и неудивительно: они были слепы. Затем Теш стремительно рванул к берегу и прыгнул на толстую тварь. Та завизжала, её собратья, несмотря на свою комплекцию, плюхнулись в воду.

Заорав, я подбежал к дагену и нанес быстрый колющий удар прямо в единственный глаз. Чавкнуло. Листья ореха вокруг меня оросило кровью. Алая жидкость вперемежку с мозгами полилась из раны. Животное тут же затихло. Борясь с нервной дрожью, я лег на камни и засмеялся. Внутри меня все полыхало от радости. У группы вновь появилось свежее мясо!

Широко улыбаясь, Теш упал на колени рядом со мной.

— Мы смогли! — закричал он. — У нас получилось, Гектор!

— Да… получилось…

Справившись с эмоциями, я поднялся, внимательно оглядел дагена. В темноте его можно было бы принять за толстого человека: кожа по цвету не отличалась от моей, голова круглая и маленькая, массивное тело со складками жира, заканчивающееся невероятных размеров хвостом. Из спины твари торчали гребни, похожие на плавники.

— И как мы теперь дотащим эту тушу? — спросил Теш.

Я пожал плечами.

— В проход она не влезет, да. Тогда остается только расчленить ее, а потом по кускам притащить к группе.

— Тащить будем вдвоем?

— Конечно!

Взглянув на озеро, Теш задумчиво почесал жиденькую бороденку.

— А дагены? Они не захотят, например, сожрать останки своего собрата?

Я вновь пожал плечами.

Вскоре мы отрезали дагену хвост, разделили массивное тело на четыре части и, взяв по огромному, склизкому куску мяса, отправились обратно в пещеру. Мышцы на руках напрягались так сильно, что едва не лопались, но мне нравилась эта боль. Зато скоро я обильно поем и лягу спать сытым. Сытым, о боги! От одной мысли становилось легче.

— Гектор и Теш вернулись! — послышался радостный крик Шифры.

Ко мне подскочил старик Кор, подхватил кусок мяса с другой стороны и помог дотащить до места, где мы спали. Избавившись от груза, я упер руки в колени и тяжело задышал, ожидая, когда сердце перестанет так сильно биться. Теш распластался на земле, пот крупными каплями стекал по лицу и груди и оставлял влажные следы на камнях.

— У нас хорошие новости, — заявила Шифра, оглядев других членов группы. — В нашей пещере есть целая стена, состоящая из жар-камней! Большие и маленькие, любой формы и размеров! Ты был прав, Гектор! Бог помогает нам!

Отдышавшись, я хрустнул шейными позвонками.

— Мы с Тешем нашли грот, внутри которого находится всё необходимое для группы. Пресное озеро, стадо дагенов, сочные листья и орехи. На какое-то время нам должно хватить, чтобы обустроиться здесь.

Шифра склонилась над двумя шматами мяса, сказала, что приготовит их для жарки, и попросила гладиус. Без раздумий я отдал меч. Ко мне подошел Териф. Паренек хотел что-то сообщить, но стеснялся — жевал нижнюю губу, нервно теребил калазарис.

— Гектор… — начал он и запнулся, покраснев.

— Все хорошо, Териф. Говори.

— Стена, в которой есть жар-камни… Она не совсем простая. Известняковая, понимаешь? В её породе наверняка присутствует кремень, я почти уверен… Мы бы могли пока сделать необходимые орудия: молотки, копья для охоты, топоры…

Брови удивленно поползли вверх.

— Так это же отлично! Почему тогда ты так волнуешься?

Парень опустил голову.

— Я просто не понимаю, откуда знаю, что именно в этой стене есть кремень… Я… Я…

Я похлопал его по плечу.

— Не волнуйся, все хорошо. Поедим и со всем разберемся.

Вскоре группа собралась вокруг моего жар-камня. Седовласая Эрода притащила откуда-то несколько острых гранитных осколков, с помощью которых люди принялись срезать мясо со шматов. Дело пошло быстрее. Борясь с зевотой, я вернулся в грот, где продолжил потрошить дагена. Вытащил желудок, очистил в озере.

Можно ли его использовать как бурдюк? Рассудив, что в любом случае воду набирать больше некуда, я наполнил его и возвратился к группе.

Теш и Шифра о чем-то рьяно спорили.

— Что случилось? — спросил я.

Паренек возмущенно бросил:

— Эта идиотка хочет жарить мясо на твоем гладиусе! Объясни ей, что она испортит меч!

Нахмурившись, я уселся на большой валун, положил рядом с собой желудок дагена, наполненный водой. Заметил, как Териф с надеждой поглядывал на меня. Я хмыкнул, показал пальцем на него.

— У тебя есть какие-нибудь идеи?

Тот пожал плечами, сказал:

— Можно пламя, например, забросать камушками, они нагреются и уже на них положить мясо. Других вариантов не вижу.

Я кивнул.

— Значит, так и сделаем. Заодно гладиус сохраним.

Люди торопились приготовить мясо как можно быстрее. Измученные, с красными от усталости глазами, они едва держались на ногах. С удивлением понял, что сам выгляжу не лучше: руки дрожали, в висках больно стучала кровь, спина ныла. И еще эта грязь, которая плотным слоем покрывала кожу! Завтра надо помыться, обязательно. Да и сбрить треклятую бороду.

Со мной рядом сел одноглазый Кор, его взор не отрывался от пламени.

— Как думаешь — Коммититур вернется? — спросил старик.

— Да.

— А как скоро?

Я замотал головой. Слова с трудом вырывались из меня.

— Не знаю, старик.

— Я это к чему: если гигант придет обратно, то он по-прежнему будет пытаться оспорить твой авторитет, Гектор. Его надо… усмирить.

— Знаю, — лениво отмахнулся я. — Но сейчас думать об этом преждевременно. Будем решать, когда Коммититур с отступниками вернется… — Попытался улыбнуться, но губы плохо слушались. — Давай, старик, просто насладимся сегодня вкусной жареной едой и холодной водой. Спасибо тебе за помощь!

Я вытащил из-за пазухи шарик жар-камня, представил несколько образов, огонек тут же заплясал на ладони, даря тепло, но не обжигая кожу. Почувствовал, что и душа тоже начала отогреваться.

Глава четвертая. Шифра

Менсе спустя

Выдвинув нижнюю челюсть вперед, Гектор медленно провел лезвием по подбородку, щетина с противным шуршанием посыпалась на пол. Затем он погладил указательным пальцем бритую кожу, скептически хмыкнул и продолжил. Шифра сидела напротив него и готовила чай для группы. Вода в каменной бадье бурлила, ореховые листья крутились в кипятке, по пещере разносился одуряюще приятный запах нуци. «Не по пещере, — мысленно одернула себя Шифра. — Гектор запретил так говорить. По Дому».

Она в тысячный раз оглядела свое жилище. За тридцать анимамов, что группа провела здесь, многое изменилось: расставленные по стенам жар-камни полностью прогоняли тьму, теперь можно было разглядеть каждую трещинку, каждый сталактит над головой. Напротив линии склона лежали восемь толстых одеял из шкур дагенов; у стены со входом в грот Териф натаскал песка и теперь каждый анимам чертил на нем непонятные схемы — парень оказался отличным инженером. Именно он придумал, как с помощью нехитрых приспособлений добывать из известняковой стены жар-камни и чернильный кремень.

Шифра раздвинула губы в легкой улыбке. Все люди в группе преобразились. Теперь они не выглядели дикарями, они всей душой и сердцем стремились изменить свой новый дом. Отрадно было видеть, как они стали лучше за столь короткий срок. Например, Гектор. Шифра могла поклясться, что раньше он не умел так радоваться мелочам, боялся делиться своими эмоциями, словно не доверял группе. Сейчас же все иначе: он подбадривал людей, не заострял внимание на чужих неудачах. Да, Гектор по-прежнему экономил слова, часто перед сном сидел у костра и о чем-то думал. Но это был другой Гектор.

Теш. Все отчетливее стало видно, как паренек старался показать свою значимость перед предводителем. Он частенько пропадал в пещерах, находил все новые и новые места с пресной водой и едой, словно ждал, что группа резко разрастется. И люди это ценили. Именно благодаря Тешу они могли каждый анимам пить ореховый чай, посыпать мясо солью и специями, могли готовить разные блюда.

Кор и седовласая Эрода. Эти двое держались друг друга и практически не разлучались. Первоначально их сблизил возраст: из всей группы Кор и Эрода выглядели самыми старыми, глубокие морщины иссекали лица, как трещины — горы. Но затем эти двое осознали, что общего у них намного больше. Они могли долгое время проводить друг с другом, никого не замечая. Отрадно было видеть, как бережно Кор относился к Эроде: ухаживал, выполнял любые её просьбы и берег как самый редкий подземный цветок.

Сутулая Хуфра. Оказалось, она отлично справляется с шитьем и умеет дубить кожу дагенов. Эти умения очень пригодились в Доме. Шифра до сих пор с содроганием вспоминала свои прошлые лохмотья — грязные, вонючие и тонкие, что можно проткнуть пальцем. Сейчас же вся группа имела неплохую кожаную одежду. И все благодаря талантам Хуфры. Сама девушка теперь относилась к людям с большей радостью, перестала бросать завистливые взгляды на Шифру.

Териф. Вот он изменился гораздо сильнее, чем все остальные. Из запуганного и боящегося каждой тени существа он превратился в настоящего мужчину. Именно Териф сделал больше всего для группы: его талант инженера оказался жизненно необходимым. Шифра оглядела аккуратно сложенные у камня Гектора инструменты: топоры, молотки, зубила, копья. Все это придумал Териф. Страшно представить, как бы люди жили в Доме, если бы парень ушел вместе с гигантом Коммититуром…

«А как же ты? Как изменилась ты?»

Шифра нахмурилась. Разумеется, она думала, что с того момента, как очнулась во тьме пещеры вместе с остальными, не изменилась. Все такая же испуганная, слабая. Ударь — и тонкие косточки сломаются. Но внутренний голос шептал, что она преобразилась. Да, у нее не было воспоминаний из прошлой жизни, да, кроме готовки ничего не умела. Однако она теперь оптимистично смотрела в будущее. И во многом благодаря богу, направившему группу на путь истинный. Далеко ходить за доказательством его могущества не надо — всего лишь нужно бросить взгляд на дальнюю стену, исписанную алыми чернилами…

— О чем задумалась? — внезапно спросил Гектор. Он в очередной раз провел рукой по гладко выбритому подбородку и положил гладиус рядом с валуном.

Шифра вздрогнула, принялась быстрее мешать костяной палочкой ореховый чай.

— Да ни о чем таком… Просто вспомнила, что неплохо бы раздобыть мясо алахама для супа.

— Теш вернется, я ему передам. Мне показалось, ты задумалась о чем-то более важном, чем о супе.

Она замотала головой.

— Твой чай готов, Гектор.

Хлопнув в ладоши, он протянул к ней глиняную кружку. Шифра в который раз удивилась тому, как их предводитель умудрялся пить так много ореховой настойки. Он даже носил с собой мешочек с засушенными листьями нуци. И при любом удобном моменте кидал их в рот и жевал.

— Ты сегодня такая красивая, — заметил Гектор.

Её щеки вспыхнули огнем. Она торопливо взяла кружку и налила черпаком чай. В ноздри ударил бодрящий запах настойки.

— Я…

Шифра не успела договорить, как со стороны склона раздался душераздирающий крик. Инстинктивно Гектор схватился за длинное копье, лежавшее рядом с ним, вскочил и бросил взгляд наверх. Лицо его стало темнее кожи алахама, глаза заметали молнии, а брови сошлись на переносице.

По-прежнему держа горячую кружку с ореховой настойкой, Шифра посмотрела на вершину склона. Страх ледяным червем закопошился в желудке. Из прохода вывалился гигант Коммититур. Рыдая словно несмышленыш, он упал на колени и принялся громко скулить. Грязь облепила его с головы до ног, огромная косматая борода висела сосульками, от одежды остались лишь одни лохмотья.

Спустя несколько долгих мгновений, из тьмы провала вылезли и другие люди. Появился Теш, помогавший идти хромающему Ворубу.

— Гектор, я нашел их! — закричал он радостно. — Зашел в одну из синих пещер, услышал странный шум… Перепугался и чуть не обделался со страху! Лишь потом понял, что услышал голоса.

Гектор не сдвинулся с места, продолжая буравить взглядом вершину склона. К нему подошли Териф, Хуфра и Эрода с Кором.

— Я уж надеялся, что больше никогда не увижу Коммититура, — еле слышно проворчал старик.

Теш спустился вместе с ковыляющим Ворубом к группе, помог бедняге сесть.

— Я в них даже людей сначала не признал, — тараторил он. Рядом с беззубым грязным оборванцем парень выглядел богом. — Как они добрались до нас — ума не приложу. Ни оружия, ни жар-камней у них при себе не было. И значит, натыкаюсь я на них в темной пещере, собираюсь улепетывать как можно скорее и тут понимаю, что вижу перед собой Коммититура…

Гектор поднял руку, призывая его замолчать. Повисла гнетущая тишина.

Шифра не отрывалась от того, как гигант неуверенно спускался со склона.

«Неужели я действительно вновь вижу его?»

Шатаясь, он приближался к группе. Шифра надеялась, что сейчас великан не удержится и рухнет с высоты, однако он таки доковылял до Гектора. В ноздри ударил смрад давно немытого тела.

Коммититур некоторое время стоял перед вожаком, уставившись в пол, но затем поднял голову и рухнул на колени.

— Руби, — сказал гигант, ребром ладони ударил себе по шее. — Я заслужил наказание.

— И к чему все это представление? — спокойно спросил Гектор. — Почему ты вернулся? Удалось ли тебе дойти до Юменты?

Облизав потрескавшиеся губы, великан оглянулся на сидящего у стены беззубого.

— Ты был прав… Мы так долго бродили по пещерам, но ничего так и не нашли. Мы голодали, слизывали влагу с камней, чтобы напиться! Но… Но… Все зря… Я вернулся и прошу принять моих людей обратно в группу. Также обещаю, что больше никогда не пойду против тебя, Гектор! Клянусь богами! Ты мой хозяин.

Коммититур принялся целовать сапоги вожака. Шифра замерла, боясьвздохнуть. Не могла поверить, что видела перед собой великана… Это был не он, его словно подменили. Что ему пришлось вытерпеть, если сейчас целует ноги своему врагу?

— Что с Ворубом? — спросил Гектор и направил острие копья на беззубого.

— Хозяин, парень в темноте наступил на алахама, и тот ему хвостом сломал ногу.

Справившись с эмоциями, Шифра подошла к раненому. Бедняга храбрился, зажимал ладонями рану и шептал, что с ним все в порядке. Однако только слепой мог не заметить торчащий из левой икры осколок кости.

Улыбнувшись, Шифра протянула раненому кружку с ореховой настойкой, тот жадно стал пить, по его подбородку потекли крупные капли.

— Почему остальные стоят на вершине склона? — Гектор отошел от гиганта на несколько шагов, нахмурился еще сильнее.

— Боятся…

Коммититур встал на колени, замахал людям.

— Возьми нас обратно, прошу, — сказал он. — Я не буду дерзить, выполню любую твою просьбу. Только не отправляй обратно в пещеры. Я… Я был ослеплен гордыней, но теперь… теперь все иначе! Возьми меня обратно, и ты не пожалеешь!

— Я подумаю.

Раздвинув плечи, Гектор подошел к беззубому, провел кончиком копья по его груди.

— Давно ты мучаешься, Воруб?

Тень вожака упала на него. Бедняга замотал головой, задрожал.

— Хочешь вернуться, да?

Кивок…

Гектор вонзил копье прямо в сердце беззубому, затем резко обернулся и одним мощным ударом проткнул спину великана. Спускавшиеся по склону люди замерли, попытались было убежать, но к ним ловко подскочил Теш и кремневым ножом перерезал горла.

Шифра бросила взор на труп беззубого. Гектор сделал все так быстро, что не было даже криков…

— Теш и Териф, сложите тела в ряд у склона, — приказал он. — Скоро они придут в себя. Пусть наедятся и напьются. А заодно еще вымоются — от них несет как от дерьма. — Вожак пнул обезглавленный труп гиганта. — Кор, помоги мне, пожалуйста, дотащить Коммититура до стены заветов. С ним еще придется поработать. Он от меня не отделается простыми извинениями.

* * *

Прибитый костяными кольями к земле великан корчился и тщетно пытался освободиться. Рывки становились все отчаяннее, но раз за разом он терпел неудачу. Изредка Гектор подходил к нему, наносил копьем колющий удар в живот и наблюдал за страданиями гиганта. Шифра пыталась сосредоточиться на работе: готовила мясную похлебку для новеньких, мыла грязную посуду. Однако из-за воя Коммититура все валилось из рук. Она убеждала себя, что великан получил по заслугам — не надо было покидать группу да еще и забирать часть людей. И все же… Мысленно представила, как на месте гиганта оказалась бы она. Как бы вожак копошился черным кремневым наконечником копья в её внутренностях, как бы дробил кости кольями.

Поежившись, Шифра посмотрела на сидящих напротив нее новеньких. Грязные, вонючие, затравленные… Наверняка Коммититур не скупился на тумаки. На глаза наворачивались слезы особенно при взгляде на беззубого Воруба. Несмотря на жару, парень трясся, неразборчиво что-то шептал и вскакивал от любого резкого звука. Видимо, боялся, что вожак вновь убьет его. Хотя стоило отметить, что у него зажила нога. Крайние меры, давшие плоды.

Гектор подозвал всю группу к себе, хитро улыбнулся и принялся обходить их.

— Мне надо с вами поговорить, — сказал он, склонился над гигантом и запихал ему в рот кляп, дабы тот заткнулся. — Уж не знаю, насколько вы оцените мое решение, но надеюсь на вашу разумность… — Гектор повернулся в сторону Шифры. — Скажи, пожалуйста, сколько примерно мы уже все вместе?

Она пожала плечами, ответила:

— Примерно пятьдесят анимамов…

— Пятьдесят анимамов! — Он вскинул руки. — Вдумайтесь! За это время мы многое пережили, действительно многое. И бродили в кромешной темноте пещер, и вели себя как дикие животные, и питались сырым мясом… Но бог нам помог! Понимаете, о чем я толкую? Сейчас мы живем в Доме и ни в чем не нуждаемся! Еда, вода, одежда — все есть. Но вы по-прежнему не самостоятельны.

Гектор замолчал, взглянул на группу исподлобья, хищно улыбаясь. Шифра удивленно поняла, что перестала дышать и не отрывалась от вожака. Она никогда не замечала, каким высоким он был. И как много у него на лице алело шрамов! Видимо, раньше грязь скрывала их, но сейчас… Однако больше всего выделялись яркие голубые глаза, в которых кипела ярость.

— Вы не маленькие дети, — сказал Гектор. — Я устал следить за вами. И потому принял решение — с сегодняшнего анимама в нашей группе больше не будет вожака. Теперь вопросы мы обсуждаем вместе.

— Но как? — удивленно спросил Теш.

Гектор пожал плечами.

— Общим голосованием, например. Я взял на себя смелость разобраться с новоприбывшими… — Он хмыкнул. — Единолично решил принять обратно людей, но на этом — все. Хватит. Вы равны мне.

— Но, Гектор! — не унимался Теш. — Так нельзя! Мы не можем…

— Можете! — перебил вожак. — Вспомните один из заветов бога: «Нет у вас господина кроме Меня. Все вы равные сыны и дочери Мои». И не спорьте! Я хочу теперь, когда мы вновь вместе, начать ту жизнь, которую завещал бог. Поймите и не осуждайте меня. В конце концов, я же не ухожу никуда!

Люди молчаливо закивали. Ладони Шифры вспотели, по телу пробежал озноб. Она даже представить не могла, как будет обсуждать с мужчинами насущные проблемы группы. Это немыслимо — и точка.

— Я долго ждал этого момента, — заметил Гектор. — Посмотрите на Коммититура: разве вы бы хотели, чтобы вами управлял такой человек?

— Мы хотим, чтобы нами управлял ты! — воскликнул одноглазый Кор.

Хмыкнув, Гектор замотал головой:

— Нет. Никто ничего не должен решать за вас самих.

— Но, Гектор… — Теш побледнел, облизал потрескавшиеся губы. — Так нельзя! Ты не можешь…

— Я все сказал. А теперь расходитесь — у нас много дел.

С этими словами вожак склонился над гигантом, рукой поманил к себе одноглазого Кора и стал что-то с ним обсуждать. Шифра, потрясенная до глубины души, развернулась одной из первых в группе и поплелась к костру. Ноги плохо слушались, мысли путались. Она не хотела верить Гектору. Так нельзя! Неправильно, несправедливо. У людей должен быть вожак. Он должен направлять, решать сложные вопросы, делать непростые выборы.

Шифра плюхнулась на валун, вытерла пот на ладонях об одежду. Наверное, все-таки Гектор передумает. Увидит, что только один способен руководить ими и передумает. Да, точно. Так и будет.

К ней подошел Териф, сел рядом. В руках он нервно крутил драгоценный красный алмаз с зелеными прожилками на поверхности.

— Как думаешь, он это серьезно? — спросил Териф и посмотрел на нее.

Шифра не сразу осознала, что не может отвести взор от его угрюмых черных глаз.

— Что на него вообще нашло? — вопросом на вопрос ответила она. — Не понимаю…

— Все равно ничего не поменяется: люди будут прислушиваться только к мнению Гектора.

— Ты уверен?

Териф пожал плечами, спрятал камень в кармане, повернулся в сторону вожака. Старик Кор обхватил голову гиганта, а Гектор, одной рукой держа веки бедняги открытыми, сыпал тому песок в глаза. Сдавленные вопли наполняли удушливое пространство Дома.

— Зачем он так издевается над великаном? — спросила Шифра. Сердце учащенно забилось в груди. — Разве тот уже не настрадался?

Паренек пожал плечами, провел рукой по копне черных вьющихся волос.

— Я не Гектор, — ответил он. — Думаю, он показывает всей группе урок: не стоит идти против своих же. Не знаю, не уверен. Может, Гектор просто хочет отомстить Коммититуру за предательство. Или показывает новеньким, что их ждет, если они решатся напасть.

Тяжело вздохнув, Шифра кивнула. Между тем, вожак распорол гладиусом живот гиганту и без единой эмоции на лице вытаскивал кишки.

— Я порой его не понимаю, — сказала она. — Кажется, он постоянно меняется. Сегодня, например, добрый и чуткий, а завтра — жестокий и вспыльчивый. Нельзя предугадать.

— Возможно, это тоже урок.

— Какой же?

— Что власть не может быть в руках одного человека. Особенно в группе бессмертных.

Шифра положила руку на спину парню, ощутила приятное тепло его одежды.

— Но ты бы мог быть таким жестоким? — спросила она. — Считаешь, Гектор правильно поступает?

Мимо прошел Теш, за ним вереницей шли новоприбывшие. Они направились в узкий проход в грот. Видимо, Теш вел их, чтобы те помылись и сменили рванье на новую одежду.

— Я бы не смог быть жестоким как Гектор, — Териф виновато улыбнулся. — Но прекрасно понимаю, что так и надо вести себя с людьми. Иначе группа расколется. Как тебе объяснить… — Он вновь достал камень, принялся быстро крутить его. — Не все понимают среди нас, что бессмертие не означает неуязвимость. Гектор это прекрасно понимает, но вот остальные… Такие как Коммититур… Не просто быть командиром. Нужно обладать и харизмой, и внутренним стержнем, которого у меня, например, нет.

Они замолчали на некоторое время, обдумывая слова друг друга. Затем Шифра сказала, резко сменив тему:

— А Гектор тебе рассказывал про свои сны? В них он видит девушку… У нее еще такое странное имя. Анти… Антиклая… Нет, не так. Антиклея, вот!

Вдруг она почувствовала холодное дуновение ветра над головой, в один миг поняла — что-то изменилось в окружающей обстановке. Но было поздно. Голова Терифа отделилась от тела и покатилась прямо к костру. Из шеи ударил фонтан крови, пачкая камни. Шифра заорала, вскочила с валуна, но ноги подогнулись, и она упала, больно ударилась затылком.

Невесть откуда взявшееся чудовище, хищно щерясь, склонилось над ней.

Глава пятая. Гектор

Когда повернулся на шум, Териф и Шифра были мертвы. Потребовалось несколько перкутов, чтобы осознать — на группу напали. Оставив гиганта Коммититура корчиться на земле, я схватил копье и рванул к врагу. Худая человекоподобная тварь сидела на груди уже мертвой Шифры и выдавливала ей глаза. На бегу я заметил длинные острые когти чудовища и медный пластинчатый доспех.

Я остановился в двух шагах от твари, отвел руку в сторону для удара. Время словно остановилось. Краем глаза увидел, как ко мне неслась сутулая Хуфра, чтобы помочь. Увидел отрубленную голову Терифа, валяющуюся у костра.

В ноздри ударил отвратительный, зловонный запах давно немытого тела.

Я заорал.

Тварь ловко прыгнула к моим ногам, локтем треснула по колену, а затем выбила копье из рук. Пол и потолок Дома поменялись местами, я шмякнулся на спину, позвоночник едва не расплющило, грудная клетка отозвалась ревущей болью. В глазах заплясали круги. На миг исчезло сознание.

— Гектор! — раздался где-то совсем рядом голос Хуфры.

Затем глухое рычание, хруст ломающихся костей и отчаянный вопль.

Справившись с болью, я нашарил копье, поднялся. Тварь сидела на спине девушки, обхватив её голову длинными пальцами. Хуфра посмотрела на меня с мольбой в глазах.

А потом чудовище свернуло ей шею.

Мое сердце забилось как у напуганного дагена. Не понимая что делаю, я вновь наскочил на врага, попробовал проткнуть копьем. Кремневый наконечник лишь скользнул по её доспеху, оставил царапину. Тварь схватила костяное древко, резко дернула на себя. Я потерял равновесие, ногой зацепился за голову Хуфры и упал на колени. В этот момент ко мне подскочил одноглазый Кор, впечатался плечом во врага. Старик и чудовище повалились.

Я же дрожащими руками вытащил нож. Казалось, делал это целую бесконечность. Мысли путались в голове, страх шептал, чтобы я скорее бежал из Дома в подземные пещеры. Там смогу скрыться, там никто меня не найдет…

Кое-как справившись с нахлынувшими эмоциями, я дополз до твари. Одноглазый вцепился руками в шею врага, начал душить, но получил мощный удар локтем в челюсть. На камни полилась кровь вместе с крошевом из зубов. Кор распластался на земле, трясясь от боли.

Я даже не успел поднять нож: тварь плавным движением левой руки когтями впилась в мое лицо. Охнул, инстинктивно дернулся назад, но хватка не ослабла. В глазах чудовища была свирепая ярость, тонкие губы растягивались в легкой усмешке, оголив острые треугольные зубы. Лишь одна мысль крутилась у меня в голове — я не могу сдаться.

Мышцы напряглись, я сильнее сжал рукоятку ножа.

Почувствовав угрозу, тварь отпустила меня, а затем вскочила и исчезла из моего поля зрения. Мне в затылок подуло. Я откатился вправо, но меня это не спасло: мощный удар кулака в грудь впечатал в землю. Ребра хрустнули, внутренности вмялись, а горло обожгло под напором чего-то горячего.

Хотелось заорать, но ничего не получалось. Как же больно!

Тварь склонилась надо мной. Я попытался сглотнуть, закашлялся, исторгая из себя кровь. Обострившиеся чувства ловили каждое движение чудовища, каждый его свистящий вздох…

Надо подняться…

Еще есть шанс убить тварь…

Я должен встать. Собраться.

Почему группа не атакует? Куда все делись?

Удовлетворенно кивнув, чудовище провело кончиком ороговевшего когтя по моей щеке.

Я не умру…

А затем что-то тяжелое сначала обрушилось на мою голову, а потом — на грудь, заткнув глотку невидимой пробкой.

* * *

Сознание вернулось мгновенно, будто я вынырнул из тьмы. Вспомнив случившееся, заставил себя не двигаться. Попробовал понять, где нахожусь. Судя по жаркому воздуху, по-прежнему лежу Дома. Это хорошая новость. Позволил себе шевельнуться, в грудь впился острый камешек. Получается, валяюсь на животе.

Чуть приоткрыл веки. Удалось разглядеть пляшущее пламя жар-камня в двух шагах от себя и сидящую на корточках тварь. Чудовище походило на человека, и сложно было сказать, что же так пугало в его виде — длинные когти, сильная худоба или же пустые, как у трупа, глаза. Откуда оно пришло? Следило за группой Коммититура? Но вот что странно: тварь носит пластинчатый доспех, на ногах — хорошие кожаные сандалии, на поясе висит гладиус в костяных ножнах. Смутные воспоминания прорвались из памяти: крики людей, запах крови и гулкий звон мечей. Передо мной сидел… палангай. Да, так называли воинов в Мезармоуте — палангаи. Обычные солдаты.

От вопросов пухла голова. Как эта тварь попала к нам? Была ли раньше человеком? И кто её послал? Зачем атаковала нас всех? Бог говорил про войну в Юменте… Возможно, что-то случилось с Нижним Городом.

Так, ладно. Вопросы будут позже.

Сейчас необходимо избавиться от чудовища.

За моей спиной раздался глухой стон, тварь обернулась. Я зажмурился, надеясь, что она ничего не увидела. Сердце учащенно забилось. Не нервничай, успокойся, ты должен и дальше изображать из себя мертвеца. Нехорошее предчувствие становилось все острее. Мерзкое предчувствие… Я услышал, как тварь поднялась и поплелась в мою сторону.

Возможно, удастся внезапно атаковать ее. Например, я успею вытащить гладиус из ножен. Или добегу до копья… Нет, вспомни, как она легко отразила все мои удары. Она невообразимо быстро двигается, у меня есть только один шанс.

Зашуршали камни возле головы. Я замер, боясь вздохнуть… Затем скорее почувствовал, чем услышал, как тварь склонилась надо мной, изучая.

Все, больше не могу.

Я попытался вскочить и врезать кулаком в лицо, но не успел даже лечь на спину, как тварь когтями распорола мне живот и раздавила сердце.

Так быстро…

Я опять проиграл. Сознание угасло, как свеча на сильном ветру.

* * *

В этот раз долго вслушивался, пытаясь понять, что происходит вокруг. Хотелось пить, горло саднило, словно там висели лохмы содранной кожи. Спину больно кололи выступы в стене. Интересно, в какой части Дома нахожусь?

Я напряг слух до предела, но ничего кроме потрескиванья огня не услышал. Надеюсь, кто-нибудь из группы успел скрыться в пещерах.

Перед мысленным взором встали картины недавней бойни. С какой легкостью тварь расправилась с Терифом и Шифрой. Да и я для нее не представляю особой опасности, к сожалению. Страшно подумать, если у чудовища есть сородичи. Внутренности сжало холодом.

Поняла ли уже тварь, что мы все бессмертные? И что будет делать? Убивать до собственного изнеможения?

Я решился приоткрыть веки.

Два черных глаза уставились на меня в упор. Невозмутимо и с осознанием превосходства.

Чудовище сидело прямо напротив меня и улыбалось.

Ждало, когда очнусь, чтобы в очередной раз прикончить.

Я не успел даже пикнуть — длинные пальцы впились в мой кадык, кожа и хрящи не выдержали напора, треснули, и когти вошли в самую трахею. Заставил себя не шевелиться, упрямо не отводя взор от двух черных глаз.

Я найду выход.

* * *

Тварь больше не делала вид, что не замечает моих пробуждений. Она подошла ко мне и сломала сначала кисти рук, а затем — ноги. Боль была испепеляющей, даже сосредоточиться не получалось. Помню, как я вопил и брыкался. Думал, тварь снова добьет меня, но она лишь схватила за волосы, дотащила до стены и бросила, словно куль с мукой. Когда мне стало чуть полегче, осознал, что рядом лежала вся группа. Люди корчились от страданий, некоторые плакали, некоторые — молились. Заметил, что у всех были сломаны руки и ноги.

— Гектор, — прошептал Теш, облокотившись спиной о стену. На щеках остались грязные дорожки от слез. — Помоги нам…

Сглотнул вязкую слюну, липкий комок опустился в желудок. Я начал лихорадочно думать, как освободиться. Получается, всю группу перебили. И тварь знает, что мы бессмертные, и теперь зачем-то лишила нас любых возможностей сбежать или атаковать её. Отсюда делаю неутешительный вывод: у чудовища есть интеллект. Что будет с группой?

— Я должен умереть, — сказал я, скорчился от тупой боли в руках.

— Гектор, спаси нас. Пожалуйста. — У Теша выступили слезы. — Ты же можешь, вызови бога, пусть он убьет тварь.

— Тихо, не кричи. Мне нужно подумать.

Я попытался сесть, но ноги плохо слушались. Чуть двинешься — и резь в стопах становится невыносимой. Успокоившись, я глянул на чудовище. Оно сняло доспех и пялилось на костер. У него живот запал почти до спины, остро выпирали ребра, а ноги были худые как спицы. Однако больше всего внимание привлекали огромные кровавые волдыри по линии позвоночника.

— Я должен умереть, — шепотом повторил я и вновь посмотрел на Теша. — И тварь не должна это увидеть. После того, как восстановлюсь, попробую атаковать ее.

— У меня есть нож на поясе, — сказал парень. — Но не могу его взять.

Я замотал головой.

— Нет, наверняка тварь учует запах крови. Надо, чтобы ты меня задушил. Можешь лечь на голову?

Он попытался двинуться, вскрикнул от боли. Я сжался. Чудовище подошло к нам, остановилось, снова и снова окидывая взглядом мучающихся людей. Затем схватило за ногу Шифру и потащило к костру. Девушка кричала, извивалась, пытаясь освободиться, — все тщетно. От одного вида её сломанных пальцев, торчавших во все стороны, становилось дурно.

Бросив жертву у жар-камня, чудовище вспороло кровавый волдырь и извлекло из него то ли червяка, то ли насекомое, похожее на хунфусе, — мне было плохо видно.

Дом огласил протяжный вой Шифры.

Тяжело вздохнув, я закрыл глаза.

— Теш, задуши меня. Быстрее!

— Не могу… Я не могу…

— У меня нет времени убеждать тебя. Ты должен! Скорее! Пока тварь занята девчонкой.

— Мы не сможем выбраться, мы в ловушке, — запричитал он. — Я… я устал от боли. Гектор, вызови бога, умоляю.

Я шикнул на него:

— Да тише ты!

Между тем, чудовище положило извивающегося паразита на живот Шифры, дождалось, пока она не потеряла сознание от укуса, а затем вернулось к группе и вновь стало рассматривать людей. В этот раз его взор остановился на мне. Страх поднялся из желудка и начал раздирать грудь. От осознания того, что не могу даже подняться на ноги, волнение переросло в истерику.

Раздвинув тонкие губы в широкой улыбке, тварь без церемоний вцепилось в мою сломанную лодыжку. От боли сверкнули звезды в глазах. Каждый треклятый камень норовил впиться в спину, отчего страдания становились лишь сильнее. Тварь положила меня рядом с Шифрой и принялось ковыряться в своих кровавых волдырях на спине.

— Нет, не надо, — прошептал я, подавился слюной, закашлялся.

Лоб покрылся холодным потом.

Наконец, чудовище выудило из себя странного извивающегося паразита. Оно имело треугольное сероватое тело, оканчивающееся крайне длинным тонким хвостом. Из центра плоти торчало множество щупалец. От одного вида этого мелкого существа к горлу подкатил противный комок.

Чудовище село на корточки и аккуратно положило паразита мне на живот. Кожу закололо, словно провели льдом. Я попробовал скинуть его, но он вонзил щупальца в меня. Голова тут же отяжелела, боль из сломанных конечностей показалась такой далекой, такой нереальной…

Черный липкий туман перед глазами скрыл весь мир.

* * *

Дыхание облачками пара вырывалось изо рта. Из густых серых облаков валил снег. Я лежал на спине, наслаждаясь тишиной. Скоро Огненный Шар скроется за линией горизонта, и наступит ночь. Но мне наплевать. Так устал, что нет сил подняться. Хорошо хоть теплые кожаные одеяния защищают от холода. Еще немножечко полежу и продолжу путь. Да, так и поступлю.

Снежинки падали на лицо и сразу превращались в капельки. Я высунул язык, словно вновь стал несмышленышем. Так спокойно, так легко.

Полежав в сугробе некоторое время, сел. Вокруг простиралась бесконечная ледяная пустыня, лишь вдалеке можно было разглядеть острые пики гор. А куда мне идти? Кто я?

Из глубин памяти всплыло имя — Паэр. Забавно, меня назвали в честь менсе.

Я пошарил по нагрудным карманам, пытаясь найти хоть одну зацепку, связанную со мной. Пусто.

Видимо, я оторвался от группы. Точно, мы покинули стены Венерандума на санях…

Стоп.

В висках закололо.

Нет, все было иначе…

Но как?

Треклятая память подводит.

Я поднялся, стряхнул с плаща снег и несколько раз огляделся. Спокойствие сменилось легкой тревогой. На миг мелькнула шальная мысль: а если я один в пустыне? Вдруг меня никто и не собирается спасать? Чтобы не думать о плохом, я медленно пошел в сторону гор, костяные ножны принялись бить по ноге, поправил их. Попытался разобраться в сторонах света, но ничего не получилось. Мезармоут мог находиться где угодно.

Из-за тучи брызнули лучи Огненного Шара. Я улыбнулся, подставил руки навстречу им. Как же хорошо в пустыне! Как свежо! Казалось, я так давно не был на поверхности и не дышал свежим воздухом.

Позади меня раздался натужный рев, земля затряслась под ногами. Потеряв равновесие, я рухнул в снег.

— Я ТВОЙ БОГ! — Голос был столь низким и громким, что у меня сжались внутренности от страха.

Я почувствовал присутствие кого-то или чего-то гигантского, безжалостного и ввергающего в трепетный ужас. Собрав волю в кулак, обернулся.

Циклопическое создание, лишь внешне похожее на человека, возвышалось в ледяной пустыне и не сводило глаз с меня. Его кожа в свете Огненного Шара отливала мрамором, огромные глаза полыхали красным пламенем, а безгубый рот от уха до уха непрестанно шевелился.

— Я ТВОЙ БОГ! — вновь взревел колосс.

Не сразу понял, что я перестал дышать от страха. Попробовал подняться, однако ноги плохо слушались. Надо уходить…

Но разве скроешься от такого?

Каждая частица тела вопила, молила убежать отсюда. От взора колосса сознание разбивалось на тысячу осколков. Хотелось закричать, завопить от безумия, разгорающегося в голове. От гиганта веяло чем-то беспощадным и древним, как сам мир. Внутренний голос приказывал отвернуться и бежать как можно дальше, чтобы больше не ощущать на себе этот пронизывающий до самых животных глубин взгляд, чтобы забыть все происходящее как страшный сон…

— Это и есть сон.

Я вздрогнул и с трудом повернул голову вправо. Передо мной стоял мужчина в легкой линумной тоге белого цвета. Длинные черные волосы падали на плечи, редкая борода опускалась до груди. Он был худой, но жилистый, похожий на бедняка из Юменты. Однако внимание приковывали глаза незнакомца: в них читалась какая-то странная тоска, которая обескураживала и в то же время прогоняла страх. При долгом взгляде на него казалось, что он становится все более настоящим. Возможно, все дело было в слабом сиянии его кожи.

— Не бойся. Это все сон, — сказал незнакомец.

Я нахмурился. Затем улыбнулся, узнав его.

— Ты Безымянный Король!

Владыка кивнул, вскинул руку и указал на колосса.

— Кое-кто играет не по правилам, — сказал он.

— Я не понимаю…

Тем временем гигант испустил вопль ужаса и закричал так громко, что мне пришлось зажать уши.

— Я ТВОЙ БОГ!

Земля задрожала. Безымянный Король покачал головой и отошел от меня на несколько шагов.

— Почему я здесь? — спросил я, стараясь перекричать колосса. — Почему один в пустыне?

А он все отходил и отходил от меня.

Тяжело вздохнув, я попытался подняться, но так и остался лежать в сугробе. Снегопад усилился.

— Стой! — закричал я.

Рядом с гигантом вспыхнул черный луч и в нем показался человеческий силуэт, очерченный слабым сиянием охряного цвета. Не в силах больше справляться с невероятным напряжением я закрыл глаза. Хотелось заорать и закопаться как можно глубже в снег, чтобы не ощущать себя жалкой букашкой в сравнении с богами и не слышать рев, разрывающий само пространство.

Неведомая сила подняла меня в воздух и закружила. Удалось увидеть, как из черного луча выбежал мускулистый мужчина, все тело которого покрывал пепел. От резких порывов ветра от незнакомца расплывалось огромное серое облако. Я попытался разглядеть Безымянного Короля, но его и след уже простыл.

— Я ТВОЙ БОГ! — ревел колосс.

А вдали, практически на самой грани видимости, разрасталось лиловое свечение. Этот свет не был естественным, но он манил, обещал исполнение всех тайных желаний. Чем больше я на него смотрел, тем сильнее в голове разрастался огонь безумия. «Уходи отсюда, — раздался в голове вкрадчивый шепот Безымянного Короля. — Уходи и больше никогда не возвращайся. Потому что здесь игра ведется не по правилам, бессмертный. Универс близко. Он скоро придет».

Кружась в водовороте, я мысленно спросил: но разве этот гигант — не Универс?

«Нет».

Оттенок печали и тревоги в его голосе поразил меня.

«Уходи, одиночка. Время не пришло».

* * *

Тварь когтем подняла верхнее веко, я сморщился от яркого света и лег на правое плечо. Казалось, на мне не было живого места: каждая клеточка вопила от боли, даже малейшее движение отдавалось колючей резью в висках.

Чудовище силой положило меня на спину, подцепило пальцами паразита и, скривившись, выкинуло мертвое тельце в костер. Затем оно схватило за волосы, дотащило до стены, бросило у дрожащего Теша и выбрала для себя новую жертву — одноглазого Кора.

С трудом соображая что происходит, я положил голову на камень. Его слегка шероховатая поверхность приятно холодила затылок. Впечатления ото сна еще бурлили во мне, не давали сосредоточиться: ледяная пустыня, Безымянный Король, кричащий колосс, Пепельный Человек и фиолетовое свечение вдали…

— Гектор, — прошептал Теш, — ты в порядке?

— Возможно. — Язык распух, еле ворочался.

— Что этот уродец положил тебе на живот?

Несколько раз глубоко вздохнув, ответил:

— Паразита… Он… он залез в мою голову…

Глядя в сторону твари, Теш пододвинулся на локтях ко мне.

— Я могу задушить тебя, — прошептал он. — Прости, что расплакался. Я больше не подведу.

С этими словами Теш навалился на мою голову. Сжав кулаки, я заставил себя не шевелиться. В груди нарастал жар, я не мог вздохнуть, но терпел.

Воздуха… Хоть глоточек воздуха…

Тело стало чужим, лишь кончики сломанных пальцев слабо покалывали.

Я открыл рот, но в грудь ничего не вошло.

…Очнувшись, я первым делом потряс кисти — вроде все хорошо. Не открывая глаз, уперся ногами в камни, но и тут боль не отозвалась.

Получилось!

Опершись головой о стену, я огляделся. Тварь по-прежнему сидела у костра, не обращая внимания на стонущих людей, что-то неразборчиво ворчала. Она периодически касалась груди старика и проверяла паразита.

Я повернул голову.

Вымученно улыбаясь, Теш смотрел на меня.

— Ты освободишь нас? — спросил он.

Я прижал указательный палец к губам, кивнул.

В трех шагах от чудовища валялся его гладиус. Успею ли? Пока подбегу, пока вытащу из ножен, пока замахнусь — тварь успеет меня десять раз проткнуть когтями. Но вариантов больше нет. У меня все получится.

Стиснув челюсти, я поднялся, неотрывно следя за худой спиной уродца.

Шаг…

Еще один…

Во рту пересохло.

Ну же… Осталось еще совсем чуть-чуть.

Я подскочил к гладиусу, быстрым движением вытащил лезвие из ножен и замахнулся. Однако тварь оказалась быстрее: она ловко кувырнулась в сторону, поднялась, оскалив зубы.

Я замер, втянул горячий воздух — глубоко, до предела. У меня есть лишь один шанс. Промахнусь — и снова умру. Поэтому надо быть предельно внимательным и осторожным.

Чудовище вдруг замерло, лицо разгладилось. Однако так же быстро оно пришло в себя, глаза прояснились, ухмылка стала шире. К моему удивлению тварь вскинула руки в стороны, словно разрешала нанести удар.

Я нахмурился, сильнее сжал эфес.

И, не обращая внимания на странность ситуации, подскочил к ней и без труда пронзил грудь.

В голове раздался чужой тихий смех, а затем я услышал всего три слова: «Мы скоро придем».

Глава шестая. Шифра

Пять анимамов спустя

Гектор не позволял ей работать. Она пыталась убедить его, что все в порядке, однако он не слушал. Говорил, ей необходим отдых после случившегося. Может, внешне она и выглядела здоровой, но внутри… Шифра старалась не думать об этом.

— Откуда ты знаешь, что чудовища вернутся? — спросил Териф и нарисовал костяной палочкой на песке почти идеальный круг.

Гектор постучал указательным пальцем по виску.

— Я слышал голос этой твари, — ответил он. — Мы должны подготовиться: нельзя, чтобы нас вновь застали врасплох.

Шифра окинула взглядом вожака, Терифа, Теша и одноглазого Кора. Все они выглядели крайне встревоженными. Особенно отчетливо страх блестел в глазах старика. После того, как чудовище подсадило к нему паразита, он практически ни с кем не разговаривал, старался держаться обособленно от группы. И Шифра понимала его. Она сама до сих пор мучилась от кошмаров. Один и тот же сон терзал сознание: снежная пустыня, богоподобный колосс, ледяной ветер и Огненный Шар, напоминавший скорее раскрытый глаз, чем небесное светило.

— Может, стоит найти другую пещеру? — неуверенно спросил Теш.

Гектор хотел было ответить, но его перебил Териф:

— Плохая идея. Здесь мы знаем каждый уголок, каждую трещинку в стене. Нам нужно лишь разработать план, чтобы загнать тварей в ловушку. Если группа покинет Дом, то потеряет преимущество. Ты сам прекрасно знаешь, что за пределами пещеры людям не выжить.

Теш принялся жевать нижнюю губу. Шифру так и тянуло подойти и обнять его. Тянуло успокоить. Всем хотелось верить, что Гектор ошибался и твари не вернутся. Потому что вновь пережить тот ужас… Она поежилась, обхватила себя руками за плечи.

— Ты ошибаешься, Териф, — сказал Теш. Голос сорвался на хрип. — Мы знаем не каждый уголок в Доме. Иначе бы тварь не напала внезапно.

Они все замолчали. Шифра обернулась: люди, как хунфусе, сновали туда-сюда, носили копья, молотки и зубила. Каждый был занят. Кроме нее. Она бы сейчас многое отдала, чтобы работать рядом с ними. Но Гектор запретил.

— Такое больше не повторится, — сказал вожак. — У нас нет права на ошибку. Вы должны мне верить.

Глаза его угрюмо смотрели из-под сдвинутых бровей. На лбу залегли глубокие морщины. Порой Шифра видела во взоре предводителя такую черную тоску, что сердце пронзала ледяная игла. После атаки чудовища никто не остался прежним. Исчезла уверенность в превосходстве группы.

— Ты откажешься от своей прежней затеи, Гектор? — спросил Теш, нервно теребя древко короткого копья.

Вожак склонил голову.

— От какой?

— Что у группы не будет предводителя. Что все проблемы мы будем решать вместе.

— Нет.

Повисла тишина.

— Но ведь это предательство! — воскликнул Теш. — Так нельзя! Людьми должен кто-то управлять! Кто-то мудрый и сильный духом. Такой как ты, Гектор.

Вожак положил ладонь на плечо парня, лицо исказилось страданием.

— Давай пока не будем касаться этой темы, — сказал он. — У нас хватает сейчас проблем. Я прошу тебя не усугублять.

Было видно, как Теш пытается справиться с собственными эмоциями. Ведь для него Гектор не простой человек, а — бог. Ему даже в голову не приходило, что вожак тоже может чувствовать боль, тоску, одиночество. Может быть неуверенным в себе. Шифра не понимала, почему же Теш так сильно превозносил его. И ведь наверняка многие в группе считали так же. Гектор — предводитель. Гектор все знает и умеет.

— Териф, есть предположения, откуда выползло чудовище? — поинтересовался вожак.

Парень замялся, но быстро взял себя в руки. Принялся палочкой делить нарисованный на песке круг на несколько частей.

— Странно, что никто не увидел, как тварь появилась возле меня и… — он замялся. — И… Шифры. Думаю, уродец спрыгнул со склона и тут же побежал к костру.

Обдумывая, Гектор кивнул, повернулся уже к Тешу и спросил:

— А ты, когда вел Коммититура и его людей, не заметил ничего странного? Попробуй вспомнить. Это важно.

Теш замотал головой.

— Не было ничего странного, Гектор. Я бы почувствовал. Я те проходы знаю как свои пять пальцев.

— Но не могла же тварь появиться из воздуха? — спросил вожак.

— А почему нет? — впервые за беседу сказал одноглазый Кор. В его голосе слышались нетерпение и тревога. — Разве боги не могут хотеть уничтожить бессмертных? Лично я не вижу глупого в объяснении, что монстр появился из ниоткуда.

Хмыкнув, Гектор заметил:

— Никто и не думает, Кор, что ты говоришь глупости. Но лично я не хочу верить в это. Твое объяснение не дает людям надежды, понимаешь? Получается, как ни старайся, но мы все равно проиграем, потому что твари могут атаковать нас в любой момент. Надо мыслить логически.

Шифре показалось, что в здоровом глазу старика блеснуло злое торжество. И она не могла понять, чему же Кор радовался. Тому, что группу хотят уничтожить боги? Неужели он так не ценит свою жизнь? Она перевела взор на Терифа и улыбнулась ему кончиками губ. Он слабо улыбнулся в ответ. То, что они пережили тогда у костра, сблизило их. Ведь нет ничего ближе, чем совместная смерть.

— Если твари нападут, мы должны будем спрятаться в «пищевом» гроте, — тихо проговорил Гектор. — Это место подходит как нельзя лучше для защиты. Во-первых, узкий проход позволит нам держать оборону. Ведь твари смогут нападать лишь поодиночке. Во-вторых, там мы можем приготовить для них ловушки. В-третьих, не будем нуждаться в воде и пище. Отличное место для обороны.

Териф кивнул, прочертил длинную прямую линию, разделив круг. Шифра нахмурилась, пытаясь сообразить, что же он рисует. План пещеры? Не похоже.

— Ты прав, Гектор, — сказал он. — Стены в проходе не каменные, люди спокойно могут лопатами сделать отверстия для ловушек. И в грот можно попасть только в одном месте. К тому же есть у меня одна идейка… Я не уверен, что она сработает, но попытаться стоит.

— Какая же? — спросил старик.

— Я покажу, — отмахнулся Териф. — Нужно кое-что проверить еще.

Гектор задумчиво закивал, обернулся и бросил взгляд на стену, исписанную заветами. Шифра догадалась, что он не хотел оставлять тварям возможность стереть слова бога, но выбора не было.

— Сколько еще у нас времени? — спросил Теш.

Тот пожал плечами.

— Не знаю. Мы должны быть готовы в любой момент. Наверное, сегодня будем спать в гроте. Там мало места, но надо потерпеть. Думаю, люди не будут против.

— Я не уверен, что мы справимся, — сказал Териф и инстинктивно коснулся рукой шеи. Еще не выветрились воспоминания, как ему отрубили голову…

Вожак рассмеялся — с явным облегчением.

— Я тоже не уверен… Я тоже…

* * *

Громкий тревожный вой, донесшийся из чернильного провала пещеры, вывел Шифру из оцепенения. Сжимая костяную рукоятку кремневого топора, она инстинктивно встала за спиной Коммититура. Тело словно не принадлежало ей: каждый шаг давался с трудом, руки не слушались, в висках больно стучало. Из глубины памяти всплыл образ того момента, когда чудовище вытащило из наполненного густой кровью волдыря небольшого паразита с длинным хвостом…

Она поежилась. Как же ей мучительно хотелось оказаться в узком проходе «пищевого» грота, где сейчас люди ждали нападения тварей. Вот уже несколько анимамов они слышали, как из тьмы пещер раздавались вопли, от которых замирало сердце и холодом обжигало внутренности. Гектор приказал группе спрятаться, а сам вместе с гигантом Коммититуром и с ней поднялся на вершину склона, чтобы дать первый отпор чудовищам.

Шифра не понимала, зачем вожак дал ей оружие и заставил идти с ним. Она не умела сражаться. За все время, проведенной в Доме, ни разу не брала ни копье, ни гладиус, ни даже топор. Она привыкла, что в её обязанности входила только готовка для группы.

Оспаривать решение Гектора Шифра не стала. Лишь сомневалась, что в момент опасности сможет чем-то помочь. У нее не было иллюзий насчет чудовищ. Слишком еще ярки воспоминания о немыслимой быстроте и жестокости твари. «Успокойся, глупая. Думай о чем-нибудь приятном. Гектор не даст тебя в обиду. В случае опасности он затащит тебя в проход грота». Она мысленно хмыкнула. Даже против одного чудовища группа не смогла выстоять. А уж против нескольких…

Вой стал громче, распался на разные голоса. Странно, что твари предупреждают о своем приходе. В прошлый раз все произошло так неожиданно и быстро.

Глубоко вздохнув и прижав к себе топор, Шифра приказала себе собраться.

Сегодня она не умрет словно даген. Будет бороться до последней капли крови! Но боги! Почему же так страшно?

Гектор жестом велел ей и гиганту прижаться к стене. Сам же аккуратно выглянул в проход, удовлетворенно хмыкнул и отвел копье для удара. К горлу Шифры подкатил комок, желудок сжался, а перед глазами замелькали черные точки. С огромным усилием ей удалось справиться с собой и не выблевать съеденную пищу. Великан посмотрел на нее с сочувствием, положил тяжелую ладонь на плечо.

После возвращения Коммититур преобразился. Тот самодовольный и похотливый мужлан исчез. И хоть от него по-прежнему веяло силой, но ощущалась некая обреченность. Ей было сложно сформулировать. Шифра поймала себя на мысли, что теперь все люди в группе изменились.

«Да соберись же! Не время раскисать. Потом будешь грустить».

Но как бы она ни храбрилась, когда вой стал оглушительно громким и из темноты раздалось шлепанье босых ног по камням, Шифра задрожала от страха. Нечто внутри нее потребовало сигануть со склона. Пусть переломает ноги. Пусть убежит. Но она доползет до грота и спрячется за спинами группы. Она всего лишь слабая женщина! Да у нее руки как спицы!

В ноздри ударил запах гнили, и из тьмы пещеры выбежало первое чудовище. Оно практически ничем не отличалось от того, которого видела Шифра: худое, лишь кажущееся тщедушным тельце, ввалившиеся глаза, длинные ороговевшие когти и россыпь кровавых волдырей по линии позвоночника.

«Да оно же голое!»

Заорав, Гектор выскочил в проход и попытался ударить копьем в монстра, однако тот ловко увернулся от удара и, уцепившись за выступающий камень, невероятно быстро полез по стене. Вслед за первым уродом появились остальные его собратья. Не обращая внимания на все потуги Гектора и великана хотя бы ранить врага, они взобрались на сталактиты.

Шифра застыла от ужаса. Страшные воспоминания закружились в сознании, как камешки в водовороте. Лишь от мысли, что ей вновь положат на живот паразита, хотелось орать до изнеможения. Она не могла оторвать глаз от чудовищ.

Бледная кожа, обтягивающая выступающие кости. Исхудалые лица, искаженные злостью. Широкие ладони-ковши, сочащиеся какой-то желтой гадостью. И пульсирующие красные с зелеными прожилками волдыри, в которых плавают, как головастики в застойной воде, паразиты. Все до единого чудовища были голыми.

Готовый в любой момент атаковать, Гектор подошел к краю склона, не отрывая взора от повисших на сталактитах тварей. Он смотрел на них в полном недоумении. И Шифра могла его понять: люди уже столько анимамов жили в страхе от повторения случившегося, работали до изнеможения, готовясь отразить нападение чудовищ. И чудовища пришли. Но не нападали.

Пока не нападали, по крайней мере.

Коммититур взял саунион в одну руку, широко размахнулся и метнул копье в то место, где тварей было особенно много. Один из уродов извернулся всем телом, с легкостью поймал саунион и бросил его.

— Отходим к гроту, — прошептал Гектор, следя за любым движением на сталактитах.

Оторвавшись от стены, Шифра как можно быстрее спускалась по склону. Ноги стали тяжелыми, а в голове билась лишь одна мысль — прячься скорее, идиотка! Какими же дураками они были, если поверили в то, что с тварями можно справиться. Теш оказался прав: группе надо уходить из Дома. Выбора нет.

Она споткнулась о камень и распласталась на земле, больно ударившись лбом.

— Вставай, быстрее, — сказал Коммититур, помогая ей подняться.

Шифра вновь посмотрела на чудовищ.

— Что они делают? — спросила она. — Почему не нападают?

— Я не знаю, женщина, — ответил гигант и, держа её за локоть, повел к узкому проходу, ведущему в грот.

Остановившись у основания склона, Гектор нахмурился, видимо, пытаясь понять логику врага. Шифре хотелось крикнуть ему, чтобы он поскорее направился к гроту, но не смогла выдавить из себя ни звука. Она послушно двигалась за гигантом.

Внутри нее медленно разгоралась злость. Треклятые боги! Она безропотно выполнила приказ Гектора и вместе с ним встретила чудовищ лицом к лицу. Неужели нельзя было выбрать кого-нибудь другого? Более сильного и смелого!

Шифра остановилась, одернула руку.

— Пойдем! — повысил голос гигант. — Быстрее!

— Нет! Мы не должны уходить безвожака.

— Но он сам нам приказал!

Не понимая откуда взялась эта внутренняя сила, Шифра развернулась и, широко шагая, двинулась к Гектору. Тот наконец смог отвести взор от врага, посмотрел на нее.

— Что-то не так, — сказал он и покачал головой. — Сначала твари предупредили нас о своем приходе, затем залезли на сталактиты… Зачем? Странно все это. Похоже, нас специально заманивают в ловушку.

Шифра посмотрела ему в глаза.

— Мы должны спрятаться в гроте.

Гектор помрачнел.

— Что-то не так, — пробормотал он.

Обернувшись, она заметила, что великан уже скрылся в узком проходе пещеры.

— Люди падут духом, если увидят, как тебя растерзают, Гектор.

Вожак нервно улыбнулся.

— Ты права. Пойдем.

Они вошли в узкий проход, в ноздри ударил тяжелый запах пота, тело бросило в жар. В нескольких шагах от них, приготовившись к битве, стоял Сиф, сжимая копье. Его спину прикрывали беззубый Воруб, Энтри и одноглазый Кор. Взгляд непроизвольно зацепился за два углубления в стене у самых ног. В них прятались старая Эрода и сутулая Хуфра. Хотелось верить, что твари не обратят внимания в сумраке пещеры на ловушки.

Протиснувшись сквозь толпу в самый конец перехода, Шифра и Гектор остановились позади Терифа. Кивнув им, он продолжил пробегать пальцами по своим кожаным застежкам. Пока темные жар-камни, привязанные к его телу, маслянисто поблескивали, переливаясь то синим, то красным цветами.

— Твари здесь, — бросил Гектор, хотя все было понятно и без слов. — Ты уверен, что хочешь рискнуть?

Проведя рукой по густым кучерявым волосам, Териф пожал плечами.

— Выбора все равно нет. Умру так умру. Эти уродцы вряд ли ожидают встретить отпор.

— Только не выбегай раньше времени, — сказал вожак. — Лишь в случае необходимости, понял?

Решительный кивок.

Шифра оперлась рукой о шершавую стену, пытаясь совладать со страхом. Волнение буквально разливалось в воздухе. Ей было неуютно в душном узком проходе. Но стило признать, что Гектор выбрал отличное место для обороны.

Смахнув пот со лба, Териф размял плечи, затем вновь оглядел себя.

— Вроде ничего не забыли, — сказал он, коснувшись привязанной к груди круглой пластины жар-камня.

— Коммититур уже на месте? — спросил вожак.

— Да, стоит у стены самого грота вместе с Пилос и Тешем.

Удовлетворенно хмыкнув, Гектор оглядел людей.

— Всем быть начеку! — крикнул он. — Твари уже в Доме.

Брови Терифа сошлись на переносице.

— Уже? И почему не нападают?

— Не знаю. Просто висят на сталактитах.

Териф открыл было рот, чтобы задать вопрос, но не сказал ни слова. Глаза забегали. Видимо, он обдумывал сложившуюся ситуацию. План Гектора заключался в том, чтобы перехватить чудовищ у склона, попытаться ранить, а затем заманить в узкий проход, ведущий в грот, и дать решительный отпор врагу.

Шифра встала за вожаком и Терифом, сжала двумя руками кожаную рукоятку топора. Её одежда пропиталась потом, каждое движение причиняло дискомфорт. Хотелось окунуться в озеро и смыть с себя грязь. Она представила, как позже, после битвы, стянет с себя ненавистную рубаху и штаны, как зачерпнет ладонями холодную чистую воду… Волнение спало.

Гектор обернулся к ней, бросил:

— Будь рядом со мной. Не отходи, поняла?

— Да.

— Теперь стоим до конца! — крикнул он и устало выпрямился. Затем покрутил головой — аж хрустнули шейные позвонки. — В этот раз все будет иначе. Мы не сдадимся!

Ответом ему была тишина.

* * *

— Атака!

Из Шифры словно разом выпили все силы. Усталость навалилась тяжелым неподъемным валуном. Лишь с трудом удалось удержаться на ногах. Толпа заревела, послышался хруст костей и сдавленные вопли. За спиной вожака Шифра ничего не видела, но надеялась успеть среагировать вовремя, когда тварь прорвется через вереницу людей. Она старалась глубоко дышать, не обращая внимания на тяжелое буханье в груди.

— Аккуратнее! — завопил Гектор, попытался рвануть вперед, но его остановил Териф.

Между тем, вопли усилились. На миг Шифре удалось разглядеть лицо твари: массивные надбровные дуги, рваные тонкие губы, из которых сочится кровь, сломанный нос.

— Держать строй!

Она не выдержала и села на колени, со всей силой сжимая топор. В голову ударила шальная мысль убежать в грот. Там можно перевести дух, там напряжение не будет обручем сдавливать горло, а ноги — подкашиваться. Она же женщина! Слабая и бессильная. Она не должна воевать…

Озноб продрал хребет, кожаная рукоятка топора так и норовила выскользнуть из ладоней. Брызнули слезы, размыв очертания прохода и спины людей. Шифра уже молила богов, чтобы тварь наконец добралась до нее. Не было сил справиться с этим невероятным, сводящим с ума напряжением.

И вдруг наступила звенящая тишина.

Некоторое время Шифра ничего не соображала. Оглохла? Или произошло что-то другое?

Обернувшись, Гектор бросил на нее хмурый взор, спросил:

— С тобой все хорошо?

В его голосе сквозила нечеловеческая мощь. Понимая, что ведет себя недостойно, Шифра поднялась.

Вожак отвернулся от нее.

— Убили? — пророкотал он.

Через бесконечно долгое мгновение ответил Сиф:

— Да.

Ни бурных криков радости, ни веселого смеха — лишь тяжелое дыхание и шуршание одежд.

— Кто-нибудь ранен?

— Нет. Меня лишь поцарапало.

— А Эрода и Хуфра?

— Они в порядке, — ответил Сиф.

— Мне надо посмотреть.

Гектор попытался было протиснуться, однако на грудь ему легла ладонь Терифа. Парень покачал головой и что-то прошептал ему. Вожак хмыкнул, недовольно кивнул.

— А тварь всего одна? — громко спросил он.

— Да. Хотя возле входа пялятся еще две. Не нападают. Ждут.

— Пробуют нас на зуб, — пробормотал Гектор, а затем сказал чуть громче: — Не расслабляйтесь.

Шифре стало стыдно. Стиснув зубы до боли, она посмотрела себе под ноги. Что на нее нашло? Позволила страху затмить сознание и сразу же сдалась! Сутулой Хуфре и Эроде было намного тяжелее, чем ей! Ведь они стоят практически у самого входа. Там, где тварям легче легкого их поймать. Какая дура! Ничтожество!

Самобичевание помогло смягчить волнение. В этот раз она не даст слабину. Не испугается и встретит врага, если необходимо, лицом к лицу.

— Гектор, твари, кажется, собираются вновь нападать! — бросил Сиф.

— Пускай, — тихо сказал вожак. — В этот раз мы не проиграем.

Шифра встала в боевую стойку, как учил Теш. Впереди послышались яростные вопли чудовищ, которые через мгновение сменились пронзительными криками Сифа. Гектор впереди нее отступил на шаг, поднял над головой короткое копье, а другой рукой вытащил из-за пояса небольшой топорик.

Шифра пыталась понять, что происходит впереди, но из-за широкой спины вождя ничего не было видно. Полностью доверившись слуху, она ждала. Затем заметила, как впереди нее жар-камни на потолке зашипели от попавшей на них крови.

— Сиф мертв! Гектор, Сиф мертв! — испуганно закричал Териф.

— Успокойся, — сказал Гектор.

Желудок Шифры противно заурчал. Захотелось справить малую нужду.

«Это все страх. Я должна стоять на месте. Дыши глубоко, дурочка. Вдох-выдох, вдох-выдох…»

Из рук выскользнул топор, она лишь в последнее мгновение успела убрать ногу от лезвия. Нагнулась, подняла. Пальцы плохо слушались, а от треклятого пота жгло глаза. Она до рези всматривалась за спину Гектора.

Впереди раздался резкий хруст, сменившийся хищным воем. Беззубый Воруб взлетел, стукнулся о торчащие пики сталактитов, голову сплющило, брызнула кровь.

— Держать строй! — рявкнул Гектор.

Шифре показалось, что проход сузился, она дернула плечом и больно поранилась о выступающий острый камень. Её тут же бросило в холодный пот.

«Мне все кажется, успокойся. Страх пройдет».

Однако он не проходил.

Не в силах больше терпеть это нечеловеческое напряжение Шифра бросила Гектору:

— Я не могу… Я хочу уйти.

Тот даже не повернулся в её сторону, застыв в боевой стойке.

— Гектор, позволь мне уйти в грот! — взмолилась она.

В твердой, обволакивающей пелене тревоги её мысли становились все навязчивее. Приходилось заставлять себя втягивать жаркий, пропитанный запахами пота и крови, воздух. Она сделала шаг назад, затем еще один. Гектор ошибся, выбрав её. Она не воин — слишком слабая, слишком трусливая. Да, да — трусливая. И с этим нельзя ничего поделать.

— Не вздумай уйти. — Голос вожака прозвучал устало, но жестко.

Шифра вздрогнула. Хмурясь, Гектор обернулся к ней.

— Я не могу, — прошептала она.

— Стой на месте!

— Но…

Сквозь рычание тварей пробился отчаянный вопль боли. Шифре удалось разглядеть, как чудовище впилось когтями в грудь упавшему на колени Энтри, но тут же к нему подскочил одноглазый старик и мощным ударом топора снес голову монстру. Обзор закрыл Териф.

— Только попробуй уйти, — уже более спокойно повторил вожак. — Или я убью тебя.

«Лучше сдохнуть, чем видеть, как погибают остальные».

Но она кивнула и встала на свое место. Покачав головой, Гектор отвернулся. Ей же захотелось вонзить лезвие топора ему в затылок, захотелось узнать, с какой легкостью хрустнет череп и как кровь брызнет на скользкие камни. Этот гнев помог справиться с тревогой.

После смерти троих — Сиф, беззубый Воруб, Энтри — Шифра смогла все-таки разглядеть чудовище, стоящее на спине своего мертвого собрата. Прорыв ему дался тяжело — из бесчисленных широких ран на груди и животе сочилась чернильная кровь, ноги то и дело подгибались. Все-таки в узком проходе не было места для маневра, ничего не оставалось как бросаться под копья и топоры.

— Шифра, позови Коммититура, — приказал Гектор. — Скорее.

— Но ты только что говорил, чтобы я стояла на месте!

— Не время для споров, женщина. Делай, как говорю.

Бросив взор на тварь, пытающуюся укусить старика, она развернулась и побежала к гроту. С облегчением поняла, как же стало спокойнее. Проход расширился, впереди показался круглый вход в пещеру, освещаемый пламенем двух жар-камней на стене.

Шифра остановилась, выкрикнула пароль, чтобы её ненароком не зарезал Теш, и вошла в широкую просторную камеру. После непривычного узкого коридора дышалось намного свободнее, исчезла усталость.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Теш.

Сжимая копье с длинным наконечником одной рукой, он остановился возле неё. Черные глаза пробежали по одежде Шифры. Хмыкнув, парень поскреб ногтями щетину.

— Мне нужен Коммититур. И быстро. Это приказ Гектора.

Отлепившись от стены, великан двумя широкими шагами оказался возле нее. В его чудовищных лапах топоры выглядели детскими игрушками.

— Замени меня, — бросил гигант растерявшемуся Тешу и, не дожидаясь Шифры, скрылся в проходе.

Шифра побежала за Коммититуром. После свежей прохлады грота в ноздри ударил спертый воздух, насыщенный запахами пота и крови.

С удивлением осознала, что больше не слышит вопли твари.

Впереди увидела гиганта, замедлила шаг.

— Аккуратнее, аккуратнее, — приказал Гектор, пытаясь пролезть возле Коммититура. — Смотрите, чтобы не издох раньше времени…

Шифра замерла, ей под ноги шлепнулась срубленная по локоть когтистая лапа.

Между тем, вожак волочил чудовище за рваную рану на груди, оставляя за собой кровавый шлейф. Вскинув топоры, его место в строю занял великан.

— Он еще жив? — спросила Шифра. Брови поползли вверх.

— Такого просто не убьешь, — прохрипел Гектор и прислонил монстра к стене. — Кор его ударил пять раз топором по голове, а уродцу все нипочем.

Тварь хрипела, на губах пузырилась какая-то черная мерзость, тщедушное тело била дрожь. Однако раны на глазах затягивались, превращались в розовые шрамы.

— Ничего-ничего, — прошептал Гектор. — Отрубленные руки и ноги не зарастут.

— Что ты собираешься с ним сделать? — спросила Шифра.

— Сейчас с тобой отнесем к гроту, а там будем пытать.

Вожак пнул сапогом монстра в грудь, тот бросил на него злой, испепеляющий взгляд.

— Со сталактитов слезло еще несколько тварей, — сказал он, не отрываясь от поверженного врага. — Наверняка попытаются напасть.

— Много наших умерло?

— Энтри, Сиф, Воруб, Эрода, Хуфра, — проворчал Гектор.

— И ты хочешь уйти с прохода? — удивилась Шифра.

Он холодно посмотрел на нее.

— Уродец может говорить. Мы должны узнать, пока есть возможность.

— Нельзя оставлять людей…

— Замолчи, — перебил её Гектор, вскинув руку. — Териф справится и без нас. Возьми мое копье. Мы скоро вернемся.

С этими словами он схватился за рану монстра, оттолкнул Шифру и потащил к гроту.

Хмыкнув, она подошла к Коммититуру, взяла копье, лежащее у стены, и побежала за вожаком.

* * *

Гектор сорвал два ореховых листка, очистил от червячков и бросил в рот, тщательно пережевывая. Затем вернулся к истекающей кровью твари, опустился на корточки, вытащив кремневый нож. Шифра же сидела возле озера и наслаждалась короткой передышкой. Если очень постараться, то можно представить, что все хорошо, что на группу никто не напал…

Скулеж монстра вернул её в реальность.

— Ты будешь говорить, — заверил уродца Гектор, провел ему лезвием по испещренной шрамами груди. — Я же знаю, ты понимаешь меня…

Бесполезная трата времени. Шифра видела в глазах чудовища только необузданную ненависть и злобу. Даже лишившись конечностей, оно пыталось укусить вожака. Пришлось вырезать острые треугольные зубы, а то, что не вырезалось — выбить.

— Кто твой хозяин? Кто вы? Откуда?

Размахнувшись, Гектор вонзил нож в живот урода. Тот, отчаянно вопя, забился головой о камни, видимо, в тщетной надежде разбить себе череп, однако вожак подложил под него кожаные шкуры.

— Ты так легко не отделаешься. Я знаю множество способов причинить боль. Если надо, заставлю тебя жрать свои же кишки. Вгоню жар-камни в глаза. Ты этого правда хочешь?

Шифра поднялась, подошла к Гектору и спросила:

— Может, тварь действительно не умеет разговаривать? Ты посмотри на нее: она же только и может пускать слюни и бешено вращать глазами. Возможно…

— Да я слышал ее голос у себя в голове! — крикнул вожак. — Уродцы должны уметь говорить! И наша задача найти их главного и заставить его убраться из Дома куда подальше! Принеси мне лучше доспехи.

— А бог, которого ты видел… — Шифра запнулась. — Может он нам помочь? Было бы намного проще…

— Принеси треклятые доспехи! — перебил Гектор, бросив на нее яростный взгляд.

Смутившись, она подумала, что лучше бы Теш с Пилос остались в гроте. По крайней мере, не чувствовала себя такой жалкой и ненужной. После того, как паразит укусил её, Шифра словно лишилась частички души. Она и раньше-то не отличалась уверенностью и большими знаниями, однако сейчас всё усугубилось. И группа стала относиться к ней как к изгою. Ведь не просто так Гектор держал её при себе! Возможно, боялся, что она превратится в чудовище.

«Мне нужна лишь поддержка. Несколько теплых слов. Разве я этого не заслуживаю?»

Сдерживая слезы, Шифра подняла бронзовые доспехи возле большого валуна и принесла их вожаку. Тот, даже не обернувшись, схватил их и прижал к морде монстра.

— Откуда это у вас? Вы палангаи? Говори же!

Рыча, тварь резко дернулась, попыталась укусить Гектора за руку, но промахнулась и плюхнулась на камни. Весь дрожа от ярости, вожак принялся кулаками бить её по голове.

Шифра скривилась.

— Гектор, ты убьешь уродца. Прекрати.

— Я сам решу, женщина! Стой и жди приказов!

Её брови поползли вверх. Нет, Шифре не было жалко монстра. Однако она не понимала, чего добивался вожак. Неужели он думает, что одними побоями сможет заставить врага говорить?

Превратив морду твари в кровавое месиво, Гектор положил её на спину и принялся изучать кровавые волдыри.

— Возможно, мне надо дать паразиту впиться в кожу, чтобы я смог общаться с уродцем, — сказал он. Шифра поняла, что вожак разговаривал сам с собой.

— Не надо…

— Что?

— Я говорю: не надо. Гектор, прошу тебя: давай прирежем тварь и вернемся к группе. Возможно, людям нужна наша помощь, — голос сорвался на хрип. Шифра откашлялась и продолжила: — Мы ничего не добьемся. Пойдем.

Вожак опустил голову.

— Ты же сама не хотела стоять в переходе? Или что-то изменилось?

— А сейчас хочу!

— Шифра, люди надеются на меня! Нам жизненно необходимо сегодня победить. Этими тварями кто-то управляет, я чувствую.

Шифра отрицательно замотала головой.

— Нет! Ты не можешь рисковать собой. Не имеешь права! Группа без тебя проиграет.

Гектор гневно посмотрел на нее.

— Я уже все решил, женщина. Вообще было бы лучше, если бы у этой твари были конечности. Тогда бы мы смогли посадить её на цепь и тренироваться… Уродцы крайне быстры и умело сражаются. Нам надо научиться их повадкам и приемам…

— Послушай себя! — крикнула она. Затем в испуге зажала рот ладонью.

Гектор не ответил, нахмурился, не сводя с нее глаз. Казалось, даже монстр притих.

— Зачем ты заставляешь быть рядом с тобой? — с вызовом спросила Шифра. Она больше не могла себя сдерживать. Подкатили предательские слезы. — Я не воин! Я женщина! Слабая и глупая!

— Сейчас не время для подобных разговоров, — ответил вожак и кончиком ножа пронзил кровавый волдырь.

— Говори со мной! — закричала она. Тело забила дрожь.

Но Гектор молчал, продолжая возиться с карбункулами. Ало-зеленый гной вытекал слабыми струйками из надрезов, а вместе с ним вылезали и паразиты, конвульсивно дергаясь. К горлу Шифры подкатил противный комок. Не в силах больше смотреть на эту мерзость она подошла к озеру, упала на колени.

«Я хочу умереть. Боги, милые боги, убейте меня. Умоляю! Разве заслужила столько страданий? Почему вы не отвечаете?»

Опустила ладони в холодную воду, сложила ковшиком, затем поднесла их ко рту и с удовольствием отхлебнула. Немного полегчало. Шифра хотела было извиниться перед Гектором, но услышала слабый всплеск возле себя. Даген шалит?

«Проклятые нервы!»

Всплеск повторился. Мороз пошел по коже, неясный страх усилился. Пальцы сами потянулись к топору, прикрепленному к поясу.

— Гектор… — позвала Шифра.

— Что?

Вода в нескольких эмиолиусах от нее забурлила и запенилась, медленно поднялись четыре блестящие головы. Шифра не сразу поняла, что видит перед собой тварей, каким-то образом сумевших пробраться в грот.

— Гектор!!

Уроды, хищно скалясь, вылезли по грудь, неестественно худые и оттого кажущиеся слабыми. По их телам сбегали ручейки воды.

— Засада! — выкрикнул за спиной Гектор.

Шифра сделала два шага назад не в силах поверить. «Мы уже проиграли», — мелькнуло в голове.

А затем твари атаковали.

* * *

Раскаленный воздух дрожал, а вместе с ним студенисто колыхались камни. Шифра не была уверена, что видит всё по-настоящему — слишком долго длился этот кошмар. С неё содрали кожу и теперь каждое, даже малейшее движение вызывало горячую, ослепительную боль. Но она стискивала челюсти в бесплотной надежде освободиться от бренной жизни. Рано или поздно смерть настигнет её. И все начнется по новой. И снова. И снова. И снова…

Крики людей сводили с ума. Кто-то выл от того, что чудовища запустили острые когти в кишки. Кто-то тихо скулил, сжавшись в комок, и баюкал отрубленную руку. А кто-то стонал, пытаясь снять паразитов с собственной плоти. Шифра силилась вспомнить имена, но из-за чудовищных ран, из-за снятой кожи все люди выглядели одинаково — кровавые комки страданий.

Безумие обнимало сознание. Баюкало, шептало о скором освобождении. Или так только казалось? Пропасть невыносимой боли была бесконечно глубокой. Шифра падала, падала, падала… Весь мир оцветился в красное и черное. Даже пламя жар-камней ало полыхало.

Нельзя плакать. Потому что слезы обжигают разодранные в мясо щеки. Нельзя стонать. Потому что звуки, вырывающиеся из нутра, опаляют воспаленное горло. Нельзя ничего — двигаться, дышать, думать. Против тварей бесполезно рыпаться. Они сильнее, быстрее, умнее.

И лишь кажутся людьми.

Черное и красное. Тьма, обитающая в пещерах, и кровь, что течет как вода.

Неподъемный бред, повторяющийся снова и снова. Снова и снова. Снова и снова… Не выдержав боли, Шифра застонала. Удивительно, но на мгновение к ней вернулось ощущение реальности. И она поразилась тому, как много монстров бродило по их пещере. По Дому. Уродцы сидели возле людей и периодически сменяли мертвых паразитов на живых.

«Гектор был прав, — огорченно подумала Шифра. — Для нас заготовили ловушку. Еще тогда, когда враг залез на сталактиты, надо было…»

Надо было что?

Как справиться с тем, кто быстрее и умнее?

Боль в бедре усилилась, проникла в кости, вновь превращая сознание в острые осколки. Шифра замерла, но паразит, копошившийся в её внутренностях, и не собирался останавливаться. Его длинный хвост рвал сосуды, сухожилия и мясо. Но она знала, что все это бесполезно. В скором времени это треугольное чудовище сдохнет. Все сдыхали. Потому твари и издевались над людьми.

А затем Шифра погрузилась в убаюкивающий мрак забытья…

…Чтобы вынырнуть из него в одно мгновение. Взгляд сфокусировался на отвратительной роже склонившегося над ней. Беспокойство, поначалу казавшееся слабым, разгоралось. Она протянула к уроду руку, чтобы задушить, но даже думать об этом было больно.

— Пожалуйста, — прошептала Шифра одними губами на пределе своих сил. — Пожалуйста…

Черное и красное. Поражающая все тело болезнь и вытекающая из ран сила.

Тварь нахмурилась, подняла кончиками когтей мертвого паразита и брезгливо бросила в сторону.

— Пожалуйста.

Чудовища словно по единой команде поднялись и…

…И просто ушли во тьму пещер, оставив после себя израненных людей.

Красное и черное в раскаленном дрожащем воздухе.

Без конца.

Глава седьмая. Гектор

Сто пятьдесят хакима спустя

Из раззявленной каменной глотки дыхнуло жаром. Я вытер тыльной стороной ладони пот со лба, а свободной рукой закрыл крышкой печь. Бросил взор на мигающее пламя маленького жар-камня, что лежал у моих ног, прикинул, сколько времени потребуется на обсушку кирпичей, и плюхнулся на валун. Отлично, все идет по плану. Сегодня доделаю последнюю партию — и за глиной.

Глядишь, уже через три хакима достроим мастерскую для Терифа. Он давно заслужил место, где смог бы спокойно работать. А там и домики для всей группы сделаем…

Я снял рукавицы, достал фляжку, медленно открутил крышку, стал с жадностью пить. Холодная вода, разбавленная сладкой пылью, приятно обожгла горло, а затем разлилась в животе. Люблю эти моменты короткого перерыва, когда можно вот так наслаждаться жизнью.

Недалеко от меня раздавалось мерное буханье тяжелого молота по наковальне. Коммититур работал не спеша, но уверенно. Рядом с ним крутился беззубый Воруб: раздувал пламя жар-камней с помощью горна и ловко поворачивал заготовку для великана. Пахло дымом и окалиной железа.

Люди в последнее время частенько жалуются на то, что кузню надо перенести подальше от Дома, но пока удается убедить оставить всё как есть. Териф с таким трудом придумал горн… К тому же не стоит забывать про атаки червивых. В нашей пещере мы в безопасности — огромные круглые валуны, облепленные пылающими жар-камнями, отлично защищают от непрошенных гостей. Однако за пределами Дома всегда надо быть начеку.

Уж лучше мучиться от запахов гари и обливаться потом, чем лишиться кузни. А если инструмент сломается? Или доспехи погнутся? Нет уж. Еще помню времена, когда мы добывали кремний, чтобы делать топоры.

Хмыкнул. Подумать только: я уже больше ста хакима живу в этой огромной пещере. С трудом верится. Кажется, еще вчера бродил с группой в узких пещерах и перебивался с ягод на воду. А сейчас? Есть и большие запасы еды, и защищенное от чудовищ место, и кузница, и печи, на которых люди готовят еду и выжигают кирпичи. Бог не лгал: он обеспечил группу всем необходимым.

Мне есть чем гордиться. Мезармоут? Да пусть гниет с червями! Мне и здесь хорошо. Еще тысячу хакима проживу подальше от города.

— Гектор, о чем задумался? — спросил лениво Теш, улыбаясь, и натянул кожаные рукавицы.

— Завтра пойдем к расщелине — нужна глина. Последней партии кирпичей едва хватит, чтобы достроить одну из стен мастерской.

Теш пожал плечами, поднялся.

— Сходим. Что не сходить-то? Кого с собой возьмем?

Я махнул рукой в сторону великана:

— Коммититура и Сифа. Хочу в этот раз унести как можно больше, чтобы потом лишний раз не бегать.

Смахнув пот со лба рукой, Теш ощерился:

— Гигант может и не согласиться. Его в последнее время не оттащить от кузни.

— Воруб пару анимамов и один справится.

Я поднялся, натянул рукавицы, спросил:

— Ну, что? Старую партию вынимаем?

— Ага.

Подошел к дальней стене печи и снял длинную прямоугольную крышку. Из дыры повалил густой дым, ворвался в легкие. Я закашлялся.

Отдышавшись, вместе с Тешем взялся за металлическую подставку, мышцы на руках чудовищно вздулись. Одно усилие — и пышущие жаром кирпичи оказались на песке. Приметил несколько рассыпавшихся брикетов, зло сплюнул. Вероятность брака в партии всегда достаточно высока. Что бы мы ни делали — все тщетно. На начальных этапах я и Териф смешивали в разных пропорциях глину и сланец, добавляли новую породу. Затем максимально обсушивали на огне брикеты, дабы они в печи не взорвались. Но все равно в конечном итоге как минимум треть кирпичей получилась испорченной.

Когда в последний раз партия оказалась полностью непригодной, пришлось даже подумывать о том, чтобы вообще отказаться от глины — её достать было сложнее всего. Приходилось забираться на невероятную высоту в расщелине, дабы киркой выбить замороженные куски. Казалось бы: куда проще достать камни, сделать из них блоки и использовать для строительства. Но камень либо сильно крошился даже от малейшего удара, либо наоборот не поддавался обработке.

— В этот раз неплохо получилось, — сказал Теш и закрыл печь крышкой.

— Могло бы быть и лучше.

— Всего два брака. Неплохой результат, Гектор. А мы еще вытащили только первую партию.

Я сел на корточки, разглядывая кирпичи. На нескольких увидел паутину трещин, принялся считать вслух:

— Один, два, три, четыре, пять, шесть… Шесть негодных брикетов. Многовато.

— Из тридцати-то? — ехидно спросил Теш.

Я кивнул.

— Надо добавлять меньше сланца. Либо построить новую печь…

— Ага, — Теш сел рядом со мной. — Или искать другую пещеру.

Посмотрел на него. Тот, широко улыбаясь, не сводил взгляд с кузни.

— Ты так шутишь? — спросил я.

— Вовсе нет, Гектор. Просто… — он запнулся. — Не знаю. Люди жалуются на дым и духоту. В Доме действительно нечем дышать. Может, все-таки стоит построить печи в другом месте? Я знаю тут один небольшой грот. Там сухо и воздух свободно циркулирует. Отличное место.

Я задумался, покусал нижнюю губу.

— А что делать с червивыми? Твари по-прежнему подстерегают нас.

— Да просто перекроем входы валунами с вплавленными в них жар-камнями, — серьезно сказал Теш.

— Опасно…

Теш поднялся, вытер гарь на рукавицах о линумные штаны.

— Чем же? — спросил он.

— Ты подумай, как мы будем перетаскивать кирпичи из одной пещеры в другую? На нас же можно напасть в любой момент. Это плохая идея.

Мимо прошла Хуфра, держа в руках связку высушенных реджемов, улыбнулась нам. Я ответил кивком. Видимо, вечером будут кормить супом из грибов. В желудке требовательно забурчало.

— Ладно, — сказал я, — хватит языками чесать. Давай следующую партию доставать.

Теш схватился за ручки металлической подставки, взглянул на меня. Я махнул рукой, и он вытащил крышку. Из круглого каменного отверстия метнулся горячий дым, по лицу и открытой груди полились ручейки пота. Практически наощупь я нашел подставку, чуть потянул на себя, Теш взялся за нее с другой стороны.

— Готов? — прохрипел я.

— Да.

Мы вытащили брикеты из печи.

* * *

Коммититур и Сиф шли впереди нас. На спине великана заплечный мешок смотрелся комично. Я едва сдерживался, чтобы не улыбнуться. Гигант то и дело оборачивался и бросал на меня нахмуренный взгляд. Он неохотно согласился на поход за глиной. Пришлось пообещать, что в ближайшие несколько менсе не буду его трогать. И когда успел так полюбить кузню? Помню еще то время, когда приходилось упрашивать помочь с заготовками.

— Надо что-то делать с Шифрой, — бросил Теш, держа в правой ладони пылающий жар-камень. Лепестки огня дрожали при каждом шаге, отчего тени безумно выплясывали на каменных стенах.

— Зачем? — спросил я и поправил кожаные лямки заплечного мешка.

— А ты разве не заметил? — вопросом на вопрос ответил Теш. — Шифра отдалилась в последнее время от группы. Постоянно пропадает в пещерах. Семь анимамов она вообще не ночевала Дома!

Проход резко свернул направо, сузился. Я свободной рукой коснулся шершавой стены, кожу приятно закололо холодом.

В этих местах всегда прохладно.

— Давай не будем лукавить: нам всем надоели пещеры, — сказал я. — Спроси вон у Коммититура или Сифа. Мы целую жизнь прожили здесь. Да если бы сейчас появился бог и поставил бы меня перед выбором — отрубленные руки или хоть на мгновение увидеть Огненный Шар, — то я без раздумий выбрал бы Огненный Шар. И нет ничего сверхъестественного в том, что Шифра хочет выбраться из подземелья. Каждый из нас проходил через это.

Под ногами шуршали камни и хрустел песок. Солевые отложения на стенах в свете пляшущего огня переливались синим, красным и зеленым.

— А если ее поймают червивые? — спросил Теш и зло уставился на меня.

Я пожал плечами:

— Поймают — и ладно. Они уже столько раз нападали на группу. И что? Что изменилось-то? Твари всегда уходят после того, как попытаются подсадить нам паразитов. К тому же Шифру не так легко и поймать. Она все свое время тратит на тренировки.

— Ее надо выгнать.

Сиф обернулся, брови поползли вверх.

— Зачем? — спросил он.

— Вспомни себя, Теш, — сказал я. — Когда мы только-только нашли Дом. Ты же постоянно пропадал в пещерах и искал выход к Юменте. Это естественно — хотеть выбраться отсюда.

Я рукой обвел переход. Хотя внутренний голос тут же противно запищал, что я обманываю парня. Мне-то и в пещерах хорошо. И каждый анимам перед сном, молясь Богу, прошу его как можно подольше скрывать группу от Мезармоута. Потому что для нас, бессмертных, в городе не будет нормальной жизни.

— Мы близко, — впервые за все время похода подал голос великан.

Проход расширился, сталактиты над головой исчезли во тьме. Каждый наш шаг теперь сопровождался гулким эхом.

— Не сердись на Шифру, — сказал я Тешу. — Она просто хочет выбраться. Это пройдет…

— Ты меня не понял, — перебил он. — Я злюсь не на то, что она пропадает в пещерах. Я злюсь на то, что Шифра держится обособленно от группы. Ей совершенно наплевать на людей.

— Ты ошибаешься.

Нахмурившись, Теш замолчал и уставился себе под ноги. В последнее время он вновь отращивал бороду, но не ухаживал за ней: волосы слиплись и торчали страшными космами.

Из тьмы появились линумные канаты, железные блоки, вбитые прямо в стену, и кожаные ремни.

— Пришли, — сказал я и скинул заплечный мешок на пол.

Коммититур, Сиф, Теш последовали моему примеру. Я подошел к массивному жар-камню, вплавленную прямо в валун, мысленно представил систему геометрических фигур, и с тихим хлопком заплясало пламя, разгоняя темноту. Затем один за другим огонь перекинулся на остальные жар-камни, расположенные вертикально практически по всей высоте расщелины.

В одно мгновение стало светло, как днем.

От увиденного у меня захватило дух. Мы находились на самом дне гигантского разлома. А над нами простиралась огромная трещина. На миг можно представить, что там, наверху расщелины, не массы непробиваемого льда, а ночное небо. Не хватало лишь колких звездочек. Всегда, когда нахожусь здесь, говорю себе, что не буду завороженно пялиться, задрав голову. Однако постоянно застываю от местных суровых красот.

— Надо приниматься за работу, — сказал я, справившись с собственными чувствами.

Подошел к намотанным на массивный железный штырь канатам, проверил не сгнили ли.

Вроде еще крепки.

Затем вытащил из своего заплечного мешка запасную бечеву и инструменты, которые не пригодятся наверху. Оставил запасы вяленого мяса, кирку, набор не горящих жар-камней.

— Ты один полезешь? — спросил Сиф, почесывая кончик носа.

Я кивнул.

— Да. Главное — не уроните бадьи с глиной.

— Сам-то с весом не переборщи, — бросил Теш. — Если блок сломается, то кто его полезет чинить на эту верхотурину?

— Вы! — сказал я, улыбаясь. — Ладно, давайте делом заниматься.

Я схватил кожаные лямки, которые железными кольцами прикреплялись к канату, прицепил их к поясу и плечам. Великан помог мне завязать тесемки на спине.

— Готов? — спросил он.

— Да.

Гигант и Сиф развязали одну из веревок на штыре и навалились на нее. Я оторвался от земли, сглотнул, чтобы не засмеяться от волнения. Сколько раз уже поднимался вверх по разлому, а все равно каждый раз кишки леденеют от холода. Видимо, никогда не привыкну.

— Блоки не забудь проверить, — заметил Теш.

Кивнув, я махнул рукой и повернулся к стене. Помогая ребятам снизить нагрузку, хватался за выпирающие камни. Если канат не выдержит моего веса, то хотя бы успею повиснуть на валунах. Впрочем, за последнее время я упал всего один раз. Да и больно обычно не бывает — с такой высоты от меня остается лишь мокрое место. Бах! И вновь ожил. Ни тебе сломанных конечностей, ни страданий.

— Сколько ты собираешься наверху пробыть? — спросил Теш.

Я бросил взгляд вниз. Нас разделяло уже несколько эмиолиусов.

— Не знаю. Сколько сил хватит!

Сосредоточился на подъеме. Сейчас главное не опускать глаза, иначе голова закружится. Было стыдно признаться перед группой, что я до ужаса боюсь высоты. Приходилось каждый раз перед подъемом заставлять себя усиленно карабкаться. Но там, на самой вершине, все же смотрел вниз и…

Сердце учащенно забилось. Мысленно обозвал себя дураком.

Блоки были вбиты через каждые сто эмиолиусов. Всего — пять совершенно независимых друг с другом блоков. Достигая определенной глубокой выемки в стене, я сменяю одни лямки и ремни на другие — и тем самым сменяю блоки. Главное ребятам подавать сигналы, чтобы они хватались за другую веревку. Вообще можно было бы обойтись и одним колесом с желобом, но тогда приходилось бы каждый раз самому подниматься на вершину разлома. А так всегда есть запасной блок, который в случае чего можно поменять.

Стоило признать, что без Терифа группа бы не выжила. Его интеллект рождал новые приспособления, оружие и механизмы с такой скоростью, как даген — детенышей. Парень фонтанировал новыми идеями, делая нашу жизнь лучше и проще. И если кто заслуживал стать руководителем группы, то только он.

Я зацепился за выпирающий камень, подтянулся.

Даже треклятый канат придумал Териф. Во-первых, пришлось изрядно попотеть, чтобы найти нужный материал. Линумный лист должен быть мясистым и достаточно молодым. Я облазил не одну пещеру, прежде чем удалось разыскать необходимое растение. Во-вторых, волокна листа скручиваются особым образом и хранятся при определенных условиях. Если положишь заготовку в слишком сырое место — всё сгниет. Если в слишком сухое — трос порвется от малейшего веса.

Но у Терифа голова работала лучшее остальных. Его методы скручивания линумных волокон и хранения материала позволили сделать достаточно прочные канаты.

Наконец, показалась небольшая дыра наверху. Я вытащил из внутреннего кармана куртки крошечный жар-камень, заставил его вспыхнуть и тут же погаснуть. И так несколько раз.

Я завис в воздухе, затем взобрался в дыру, снял лямки и ремни, а затем нащупал в сумраке другой комплект. Первый блок выдержал. Осталось еще четыре.

Вообще идея добывать глину в трещине принадлежит, опять же, Терифу. В пещерах её слишком мало, а та, что есть — неоднородна. При обжиге в печи брикеты практически всегда взрывались. Поэтому я и решился найти нужную глину на вершине разлома. Сколько сомнений у меня тогда было — не счесть. Эта затея казалась рискованной. Никто раньше не поднимался на такую высоту. Да и наверху глины могло и не быть.

Однако все получилось.

Я натянул новые лямки, дал знак парням. Прошло несколько десятков ударов сердца, пока великан и Сиф развязали веревку нового блока и принялись её тянуть. Подъем вновь продолжился. Мое дыхание слабым эхом разносилось в чернильной тьме, пальцы сводило от напряжения.

Ничего-ничего… Крепче буду.

Чем сильнее боль жгла разгоряченные мышцы, тем легче мне думалось. Оно и неудивительно: столько раз уже взбирался, запомнил каждый камешек, каждую трещинку. С горечью осознал, что людям нужна новая масштабная цель. Такая, которая бы вновь заставила стремиться жить. Сто пятьдесят хакима — большой возраст. Мы уже давно переступили ту черту, отделявшую нас от простых смертных. Приходилось заставлять себя работать. И прежде всего — следить за временем. Я с ужасом понимаю, что чем старше становлюсь, тем сильнее путаюсь в анимамах и менсе.

Как же сейчас необходим бог…

Сменив четыре блока, я с упоением жду того момента, когда окажусь на месте. Боль в мышцах уже не чувствуется. Подул ледяной ветер. Онемели ноги, хотя надеты теплые кожаные сапоги с несколькими волосяными подкладками. Териф говорил, что здесь, на вершине, так холодно из-за огромной толщи льда, что закрывала расщелину от поверхности.

Наконец, забрезжил огонек последнего жар-камня. В этот раз подъем обошелся без происшествий. И хотелось надеяться, что после того, как добуду достаточно глины, смогу добраться до Дома.

Подтянувшись, я взобрался на небольшой каменный выступ. Полежал некоторое время на холодных камнях, отдыхая. Из губ вырывались клубы пара, я подышал на онемевшие пальцы, покрутил кистями. Когда стало немного лучше, я с помощью жар-камня дал сигнал парням.

Сняв ремни, вытащил кирку, нацепил варежки и, пригибаясь, полез в дыру. Каждый раз, ныряя во тьму, боюсь, что сейчас выпрыгнет червивый и начнет терзать меня. Однако пламя разогнало сумрак, и я успокоился. Никого. Странно, что твари, несмотря на интеллект, никогда не нападали на людей в расщелине. Казалось бы: нет ничего проще устроить засаду здесь.

Положив жар-камень у ног и взмахнув киркой, принялся выдирать из стены ледяные куски глины. Работалось тяжело: требовалось хорошенько бить, чтобы отколоть хотя бы кусочек отвердевшей земли. Все усугублялось тем, что не мог встать в полный рост — приходилось пригибаться. От такой позы уже в скором времени заныли спина и ноги.

А ведь глину потом еще надо будет разморозить, превратить в кашу… Дабы не думать о работе, переключился на мысли о странном сне. Этот сон повторялся в одно и то же время — в первый анимам каждого менсе. И обладал удивительной реальностью. Снилось, что я смотрю глазами Безымянного Короля. Вокруг меня простираются огромные лабиринты улиц Нижнего Города, изъеденные глубокими норами. В воздухе пахнет гарью и кровью. Я, облаченный в сияющий черный доспех, падаю на колени и плачу.

Мое сердце сжимается от боли, а тоска настолько глубока, что хочется выть. Вокруг царят смерть и разрушение. Каждый анимам гибнут сотни людей в битве с кихсо, червями Универса.

А мне надоело видеть эту боль. И потому решаюсь на крайний шаг: отдаю свою сущность, чтобы прекратить бессмысленное кровопролитие. Я кричу, раздирая глотку Словами Бога. И прежде чем погрузиться во тьму, вижу, как монстры вопят от боли и, обожженные моей душой, сгорают в очищающем пламени. Вижу, как норы исчезают на теле города. Универс проиграл. Больше он не будет терзать моих людей. А дальше — я проваливаюсь в черноту. Настолько древнюю, настолько глубокую и страшную, что даже мое божественное сознание не выдерживает…

Очередной кусок глины отвалился под ударом кирки. Да уж, странный сон. Похоже, в Мезармоуте действительно что-то случилось. Серьезное ли? Возможно. Не знаю. Я взывал к богу, что привел нас к Дому, но он молчит. Удивительно, но после того, как мне и группе стал сниться этот сон про Безымянного Короля, червивые вообще практически перестали нападать на нас.

Ладно, перерыв. Я бросил кирку и вышел из дыры, блаженно потягиваясь. Наконец-то удалось встать в полный рост. Хрустнув суставами шеи, плюхнулся на каменный выступ и свесил ноги. Надо думать о более насущных делах, а не о странном сне. Проблем и без того хватает. И самая главная из них — нежелание людей жить. Нужно поставить перед ними масштабную цель.

Какую?

Взор непроизвольно зацепился за глыбы льда над головой.

Кажется, я знаю…

Глава восьмая. Шифра

Она любила приходить сюда. Здесь все преображалось и словно принадлежало другому миру. Шифра больше не знала подобных мест. А она облазила тысячи пещер. Нигде не было так спокойно как тут. Достаточно далеко от Дома, чтобы никто из группы не смог её найти, достаточно просторно, чтобы не чувствовать себя словно в клетке. И главное — достаточно красиво, чтобы мечтать. Она сейчас как никогда нуждалась в отдушине. И это место помогало ей обрести внутреннее равновесие.

Шифра села на холодный камень, усилила пламя жар-камня. Из тьмы вынырнули стены пещеры. Они были неоднородными, тут и там виднелись дыры и трещины, походившие на провалы глаз и ртов невероятных существ. Эти существа не только бдительно следили за ней, но и шептали, чтобы она не покидала их. Порой Шифра действительно слышала вкрадчивый шепот, но старалась не придавать этому особое значение. Все из-за усталости. Мало сна, много работы — вот и чудилось.

Гектор любил в последнее время убеждать группу, что они — не просто люди. Избранные, подобные Господу. И когда-нибудь они предстанут перед жителями Мезармоута и изменят их жизнь навсегда… Шифра огляделась. В этой пещере она казалась себе такой ничтожной.Букашка. Если бы остальные люди из группы побыли здесь, то навсегда бы лишились иллюзий о собственной исключительности. Именно тут Шифра понимала все свои слабости. Да, она прожила сто пятьдесят хакима, но ведь этот возраст не идет ни в какое сравнение с возрастом камней и пещер.

Шифра подняла голову. Среди острых черных сталактитов, похожих на ороговевшие когти монстров, блестели драгоценные камни. Она мечтала когда-нибудь забраться наверх и отколоть себе хоть кусочек, чтобы у нее всегда в кармашке куртки было напоминание об этом месте. Здешние красоты поражали воображение: небольшое озеро у дальней стены отливало пурпуром, а в багряной воде плавали невообразимых форм существа — и все они светились то желтым, то зеленым цветами. Бог, создавший эту пещеру, не скупился на яркие краски.

Но больше всего Шифре нравилось чувствовать соленый вкус на губах. Воздух здесь хоть и сырой, но обладает лечебными свойствами. Кажется, это место существовует отдельно не только от других пещер, но и от всей реальности. И доказательством тому и невообразимые красоты, и особенный запах. В этой пещере не живут дагены, алахамы, не растут ореховые и линумные листья…

Шифра широко улыбнулась, радуясь фиолетовому глянцу соляной корки на стенах. Люди из ее группы были не достойны оказаться здесь. Наверняка бы переловили всех существ из озера, исполосовали бы камни следами от кирок… Умертвили бы пещеру. Да-да, умертвили. Шифра не сомневалась, что это место было живым. По крайней мере, так чудилось. И хотелось надеяться, что никто не узнает про ее тайну.

Она вытащила из глубокой сумки линумное одеяло, накинула себе на плечи. Решила, что спать сегодня будет здесь. Никто из группы и не заметит ее отсутствие. Шмыгнув носом, Шифра достала кусочки валеного мяса и принялась их жевать. Изредка отпивала воды из кожаного бурдюка. А лица на стенах следили за её трапезой, застыв в безмолвном крике.

Она оторвала половину от самого большого куска мяса и кинула во тьму, надеясь что её друзья примут подношение. Затем ухмыльнулась. Какая же идиотка! Совсем сошла с ума, если отдает ценную еду воображаемым монстрам. Но она нуждалась в собеседниках, пусть даже таких. Ведь, наверное, скоро группа изгонит её. В это было сложно поверить, но Шифра видела ненависть в глазах людей.

И из-за чего? Из-за того, что она решила быть наравне с мужчинами? Из-за того, что устала трястись от каждого шороха? Устала бояться червивых, приходящих из тьмы? После того первого и масштабного нападения тварей на Дом она нуждалась в собственном преображении.

Именно тогда к ней пришло осознание полнейшей беспомощности перед лицом врага. Это разрушило все иллюзии и оставило после себя лишь страхи. Каково знать, что невозможно контролировать жизнь? Все планы, надежды, мечты — ничто перед стихией. А червивые были именно стихией — безудержной, сминающей все на пути. Шифра тяжело вздохнула. Она не хотела сдаваться. И потому пришлось измениться. После того, как червивые вновь ушли в пещеры, она пообещала себе, что будет тратить время только на тренировки.

Поначалу было сложно. От природы обладая слабым телом, Шифра тягала валуны и к концу анимама падала от усталости. Видя её мучения, Гектор даже хотел освободить от тяжелой работы, но она отказалась. При одной мысли о готовке для всей группы становилось дурно. Чаном с кипящим супом не убьешь монстров.

Вскоре Шифра достаточно окрепла, чтобы спокойно переносить большие физические нагрузки наравне с мужчинами. Отросли мускулы на руках и ногах. Падая перед сном на одеяло, она разглядывала огрубевшие ладони и не могла понять, когда же решилась на столь радикальные перемены. Но отступать было некуда. Шифра попросила Коммититура научить её некоторым приемам с копьем. И гигант согласился лишь после того, как она отдалась ему. Ради цели она была готова на всё.

Знал ли Гектор о том, что она спит с великаном, дабы тот тренировал её? Конечно знал. В группе не существовало секретов. Но он ничего не сказал ей. Прошлой бы Шифре стало стыдно за свое поведение. Однако та умерла после нападения червивых. Да, она по-прежнему стелилась перед мужчиной, да, пыталась услужить. Но теперь делала это ради цели.

Шифра достигла того мастерства в обращении с копьем, что теперь без труда могла повалить Коммититура и даже Гектора. Все внутри нее ликовало! Больше не надо быть слабой! Больше не надо прятаться за спинами мужчин! Больше не надо бояться каждого шороха! Наконец-то она будет сама собой! Видя её преображение, Гектор отправлял её вместе с Тешем на исследование пещер. Группа по-прежнему нуждалась в еде, в питьевой воде и жар-камнях.

Вынырнув из пучины воспоминаний, Шифра поежилась и вгляделась в лица на стене. Те пялились на нее укоризненно.

— Я была неправа, — прошептала она. — Довольны?

Лица не ответили.

Шифра хмыкнула, укуталась посильнее в одеяло. Она ошиблась тогда в одном: если ты борешься лучше всех в группе, то это не значит, что справишься с монстрами из тьмы. В одной из пещер она и Теш наткнулись на стаю червивых. Недолго думая, парень убежал, а Шифра… Шифра решилась уничтожить уродцев. И, конечно, же проиграла. Её убили как минимум тридцать раз, прежде чем Гектор смог вытащить из лап тварей.

А потом она потратила уйму времени на восстановление: после оживления тело вновь ослабело. Пришлось стать зависимой от группы. То, чего Шифра боялась не меньше чем червивых. Сколько это было хакима назад? Сто? Девяносто? Неизвестно. Гектор тогда поставил перед собой цель защитить Дом от тварей. Вместе с Тешем придумал систему хитроумных ловушек, загородил входы тяжелыми валунами с вплавленными в них жар-камнями.

Шифра видела в вожаке ровню себе. Ведь у него тоже была мечта, к которой стремился. Он воодушевлял людей, не давал им угаснуть. Порой даже казалось, что он специально заваливает группу лишней работой, чтобы дело шло как можно дольше. Например, это отчетливо было видно с затеей с поисками глины в расщелине: группа вполне могла обойтись и без выдалбливания в стене дыр для смены блоков.

Выступили слезы, Шифра тыльной стороной ладони стерла их и мысленно приказала себе не раскисать. «Сейчас ты сильна как никогда. Вспомни через сколькое прошла. Все это время ты тренировалась, чтобы стать независимой. Группа не нужна тебе, это ты нужна группе». Она согласилась с внутренним голосом. Из глубин памяти вынырнули воспоминания самих первых анимамов… Внутренняя пустота, животный страх — они никуда не делись. Ждут удобного момента, чтобы напомнить о себе.

«Нет. Я теперь другая». И это было правдой. Сто пятьдесят хакима — достаточный срок для накопления опыта. Теперь она опиралась не на смутные ощущения и интуицию, а — на собственную мудрость. Другие бессмертные жили чужой мечтой, мечтой Гектора. Ими легко было управлять. Но только не ею! Шифра специально поддерживала свою ненависть, чтобы не забывать человеческое начало. Именно ненависть, страх и гнев руководили ею. Если дать им умереть, умрет и она.

«Вспомни, сколько раз червивые разрушали Дом. Пять? Шесть? Не-е-ет. Пятнадцать. Вдумайся в это число. Группа опустила руки уже на втором разе. И если бы не ты и Гектор — люди бы превратились в животных. Превратились бы в ходячие трупы. Никогда не забывай об этом».

У озера послышался мучительный стон. Шифра схватила копье, резко вскочила, оглядываясь. Сердце учащенно забилось, она принялась себя ругать за беспечность.

Треклятая идиотка! Гниль! Как можно было не проверить всю пещеру?

Но здесь червивых никогда раньше не бывало. Те обычно любили места потеплее.

Готовая в любой момент отразить атаку, Шифра направилась в ту сторону, откуда раздался стон. Обогнув широкий сталагмит, заметила в сумраке очертания лежащего человека. Подошла ближе и не поверила своим глазам: перед ней был старик. Весь перепачканный в крови он протянул к ней костлявую руку. Вскинув копье, Шифра сделала шаг назад.

Червивый? Не похоже. Во-первых, незнакомец был одет в теплые линумные штаны серого цвета и потрепанный, заплатанный кожаный плащ. Во-вторых, его лицо испещряли глубокие морщины, тогда как у тварей кожа гладкая. Шифра села на колени перед ним, разглядывая его. Приметила небольшую сумку на одной лямке, с жадностью схватила ее и заглянула внутрь.

Несколько глиняных бутылей с водой, костяная ложка и… книга! Это невозможно! Шифра вытащила её дрожащими руками, погладила кожаную обложку, изуродованную трещинами, осмотрела пожелтевшие страницы и попробовала прочитать. Буквы были знакомыми, но не складывались в слова. Из глубин памяти вынырнули смутные воспоминания о хаятах, странствующих учителях…

Шифра отложила книгу, осмотрела старика. Его грудь тяжело вздымалась, из раны на затылке текла кровь. К тому же на груди тянулось несколько глубоких следов от ножа. Пальцы на обоих руках были сломаны, а из икры торчала кость.

Получается, этот бедняга забрел в пещеру, где на него напал червивый? Нет, маловероятно. Монстры не оставляют живых. Шифра вытащила из своего наплечного мешка лечебную траву, завернутую в пожелтевший линумный лист, насыпала немного в ладонь и приложила к самым глубоким ранам старика. Тот застонал, попытался дернуться, но она надавила ему свободной рукой на грудь, не давая пошевелиться.

Вдруг незнакомец открыл глаза и прошептал:

— Ку… ку-у-у-у…

— Молчи.

— Ку-у-улда…

Шифра вскинула бровь, затем наморщила лоб, пытаясь вспомнить знакомое слово. Кулда. Так он сказал? Ладно, сейчас неважно. Она извлекла на свет из внутреннего кармашка своего плаща несколько засушенных листьев рогерса, сунула незнакомцу в рот.

— Жуй, старик. Боль пройдет.

Не сводя с нее испуганного взгляда, он принялся жевать. Шифра взяла копье, поднялась.

Неужели перед ней обычный человек? В это сложно поверить. И что теперь делать? Судя по ранам, старик недолго продержится. Но ведь можно попробовать его спасти. До группы его не дотащить — неизвестно сколько костей сломано.

Тогда что?

Пусть пока листья рогерса начнут действовать, старик заснет, а затем она перевяжет раны и попытается вправить кости…

Но сначала надо осмотреть пещеру. Возможно, тот, кто нанес раны незнакомцу еще прячется здесь, выжидает. Нахмурившись, Шифра направилась к озеру.

— Ты… куда? — сонно спросил старик.

Она не ответила. Лица на стенах глядели на нее осуждающе. Некоторые нагло ухмылялись. Ей было наплевать. Только сейчас пришло понимание, что все происходящее напоминает сон. За все сто пятьдесят хакима жизни под землей никогда раньше группа не натыкалась на людей. И тут такое… А что если старик не человек? Бог, например. Шифра обернулась. Листья рогерса уже подействовали, и незнакомец потерял сознание.

Нет, судя по всему, он настоящий. Смертный из Мезармоута. Кто он? Копатель? Глупости — витамы не носят с собой книг. Священнослужитель? Возможно. Изгнанный? Тоже вероятно. Вопросы роились в голове, как рой хунфусе.

«Сосредоточься, Шифра».

Время растянулось в один тягучий, бесконечный миг. Держа на вытянутой руке жар-камень, она медленно обошла пещеру. Нервы натянулись до предела. Её священное место осквернено. Осквернено человеком. Теперь никогда она не будет ощущать себя в этой пещере в безопасности. Удивительно, но Шифра чувствовала, как ярость накатывала удушливой волной. Почему старик попался ей именно сейчас?

Обойдя пещеру и никого не обнаружив, Шифра вернулась к раненому, перетащила его на свое одеяло. Здесь было холодно и сыро — нельзя допустить, чтобы незнакомец замерз.

Нахмурившись, Шифра отбросила с лица старика длинные седые волосы. Ни один мускул не дернулся от ее касания. Кожа наощупь холодная, как лед. Она водила кончиками пальцев по его груди, рукам и ногам, ища сломанные кости. Как учила Эрода. Но, похоже, кроме ноги и пальцев все было цело. Хорошие новости.

«Может, стоит дать старику умереть? Он все равно долго не продержится, — заговорил внутренний голос. — Разве ты хочешь знать, кто он такой? Тебе уже давно наплевать на людей из Мезармоута. Потому что пути туда нет ни одному бессмертному, как говорил бог».

Шифра откинула дурные мысли. Чувствовала, как слабо отдавались удары пульса незнакомца в кончиках пальцев. Затем вытащила из своей сумки комплект жгутов и линумных бинтов. Пришлось потратить всю пресную воду на то, чтобы промыть раны.

Сосредоточившись, Шифра сама удивилась тому, с какой легкость работала с костяной иглой. Обычно в группе особо не возились с изувеченными — полоснуть по горлу проще, чем ждать, пока плоть заживет сама. Так делало большинство. Кроме Гектора, Коммититура и Эроды. «И меня», — мысленно поправила себя Шифра. После возрождения мышцы исчезали, руки и ноги вновь становились слабыми. И намного легче было подождать, пока через менсе сломанная конечность заживет, чем потом потратить хакима на восстановление прежней физической формы.

Зашив все глубокие раны, Шифра склонилась над ногой старика. Из икры торчал окровавленный осколок кости, неприятно белели обнажившиеся хрящи. Кожа вокруг раны посинела, можно было разглядеть черную паутину порванных вен. Эрода рассказывала, что в таких случаях необходимо вытащить кусочки кости и молиться, чтобы оставшиеся не попали в кровь.

Шифра хмыкнула. Легче отрубить конечность, чем мучиться. Но незнакомец слишком стар, скорее всего, умрет от болевого шока. Да и крови натечет…

Ладно, надо хотя бы попытаться спасти ногу…

* * *

Он по-прежнему лежал без сознания. Его тело буквально таяло на глазах: щеки ввалились, морщины стали глубже, болезнь иссушила тело, желтая кожа туго обтянула выступающие кости. Шифра сидела возле старика, обняв колени, и ждала. Уже пошел седьмой анимам, как она не была Дома. И все из-за того, что раненый постоянно требовал особого ухода. Однако вчера запасы еды подошли к концу и пришлось все-таки покинуть пещеру. Но когда она вернулась, то ничего не изменилось.

«Ему осталось недолго».

Если в ближайшее время старик не очнется, то он умрет от голода. Шифра не сводила взгляд с него, изредка касалась указательным и средним пальцами шеи, проверяя пульс. «Когда-то он был красивым», — подумала она. Смуглое лицо и роскошная грива седых волос, брови густые, смыкающиеся над переносицей. Но больше всего ей нравились его губы, от природы искривленные в вечной ухмылке. От незнакомца веяло мудростью. Шифра была практически уверена, что он никогда не держал оружие в руках — ладони слишком мягкие, как у девушки.

«Скоро мне надо возвращаться. Не могу сидеть здесь вечность. Эх, если бы со мной был кто-нибудь из группы… А может, дотащить раненого до Дома? Вдруг получится?»

— Ты богиня?

Она вздрогнула, посмотрела на старика. Тот, широко улыбаясь, пялился на нее. На его лице отражался немыслимый для смертного покой. Казалось, из глаз цвета листьев пробивался свет Огненного Шара.

— Ты богиня? — повторил старик. Голос был слабым, но отчетливым.

— Нет.

— Ты так похожа на Кулду. Словно сошла с горельефа… То же спокойное лицо, тот же грозный вид. Наверное, ты обманываешь меня, и я давно умер. Поверь, правда не испугает меня. Я в царстве Юзона?

Шифра нахмурилась, смутно что-то вспоминая.

— Ты еще жив, старик. Тебе очень повезло, что я наткнулась на тебя. Ты весь истекал кровью. — Она достала из мешка несколько уже остывших кусок мяса дагена. — И я человек.

Раненый протянул к ней костлявую руку, перевязанную бинтами. Шифра отстранилась.

— Ты должен поесть, — сказала она. — Не уверена, что твой желудок сможет переварить мясо, но другой пищи у меня нет.

— Где я? В Юменте? У Фабриция все-таки проснулась совесть, и он дотащил меня до лекаря?

Она пожала плечами.

— Фабриций нанес тебе эти раны? Он человек?

— А кем же ему быть? — удивленно спросил старик.

— Я… — Шифра запнулась. — Я не знаю, где он. Скорее всего, уже мертв. В здешних пещерах полным-полно червивых.

Настала очередь раненого хмуриться. Он попытался подняться, но тут же лег обратно.

— Голова кружится, — сказал старик, разглядывая свои забинтованные руки. — Долго я был без сознания?

— Три анимама.

Он вдруг посерьезнел, закрутил головой, лицо исказилось испугом.

— А книга? Где моя книга? Фабриций забрал мою книгу?

Шифра положила ладонь ему на грудь.

— Успокойся. Она лежит в твоем заплечном мешке.

— Хвала дагулам! — воскликнул старик. — Учитель бы никогда не простил мне, если бы я потерял священные слова. Ты даже представить не можешь, насколько это важная книга. Я потратил один хакима на то, чтобы переписать её. Сам учитель благословил меня после этого! Что бы ни случилось, она всегда должна быть рядом со мной…

Он тяжело вздохнул, сглотнул слюну, кадык дернулся. Шифра поправила одеяло под ним. Холодало…

— Ничего с твоей книгой не будет, старик.

— Меня зовут Сенеционом. А тебя?

— Шифрой.

— Как менсе?

Она кивнула.

— Странное имя, — сказал старик. — А далеко ли мы от Юменты?

— Я… я не знаю. Думала, ты мне скажешь.

Ехидно ухмыльнувшись, он огляделся.

— Ты тоже отправилась за истиной, Шифра? После смерти моего учителя многие стали отшельниками и ушли в пещеры… Какие же дураки! Их головы так же пусты, как плоды рогерса.

— Подожди, — сказала Шифра, — ты же говорил, что твой учитель не простит тебе потерю книги. Значит, он жив?

— Нет, женщина. Если бы. Мой учитель скончался хакима назад от голода. Но я верю, что его дух по-прежнему следит за своими учениками. Тебе, наверное, не понять. Только мужчины способны на мудрость.

Шифра хмыкнула, легко ударила ладонью по сломанной ноге. Сенецион скривился от боли.

— Мудрость одна, старик, — заметила она. — Если ты слаб, то не выживешь в пещерах. Твой учитель должен был объяснить это, если сам добровольно стал отшельником. В ближайшее время ты обязан поправиться. Скоро мы отправимся Домой.

Брови старика поползли вверх.

— Домой?

— Да, в пещеру, где живут мои… — она запнулась. — Мои сородичи.

— Так ты не из Юменты?

Она замотала головой.

— Я никогда там не была. Бессмертным путь туда заказан.

Сенецион зажмурился, принялся шептать молитву на непонятном Шифре языке. Она только сейчас поняла, что сболтнула лишнее — рассказала про группу, про Дом. А если старик — преображенный червивый? С таким она еще, конечно, не сталкивалась, но знала, что при каждой новой встрече монстры немного менялись. Точнее — менялись их паразиты. «Глупости, я же лечила его несколько анимамов. Он обычный человек».

— О великие дагулы! — воскликнул старик. — Похоже, учитель ведет меня в нужном направлении. Я так рад нашей встрече, Шифра. Ты послана мне богами, клянусь всей своей душой, что нетленна! Я и Фабрициус после смерти учителя решили тоже отыскать повелителя мертвых в пещерах, чтобы задать свои вопросы. Мы долго готовились: купили еды, воды, огненного масла, так как жар-камни не горят за пределами Нижнего Города. Мы верили, что у нас все получится — ведь нас обучал сам учитель! Но стоило нам углубиться в пещеры, как у Фабрициуса сдали нервы. — Старик витиевато выругался. — Этот предатель решил вернуться в Юменту. Я же отказался. Тогда он отнял у меня огненное масло и избил. Оставил друга умирать… Каков глупец!

Шифра вскинула руки:

— Подожди, подожди. Я ничего не понимаю. Повелитель мертвых?

— Да, женщина! Юзон!

— А кто же твой учитель?

— Корнелий Публий.

Шифра еще больше нахмурилась. Из пучины подсознания хлынул каскад воспоминаний.

Глава девятая. Гектор

Пять анимамов спустя

— Гектор, это безумие!

Я тяжело вздохнул, оглядел группу. Лишь старик Кор и гигант Коммититур смотрели мне в глаза. Остальные пялились на камни. Треклятые трусы! Впился ногтями в ладони, не обращая внимания на разрастающуюся боль. Только усилием воли подавил раздражение.

— Неужели вы не хотите увидеть звезды? — спросил я, стараясь говорить спокойным, ровным голосом. — А Огненный Шар? Все, что нам нужно — чуточку потрудиться. Слой льда на вершине расщелины можно попробовать растопить! Чего вы боитесь?

Люди сидели полукругом у полыхающего белым пламенем жар-камня, я же стоял напротив них. Из-за жары весь измок, одежду можно выжимать. А воздух был настолько сухим и горячим, что забивал дыхание и высушивал ноздри. К тому же слезились глаза.

Теш шмыгнул носом и сказал, крутя в руках небольшой железный нож:

— Нельзя, Гектор, отводить всю группу к расщелине. Коммититур прав: это безумие. Мы же будем уязвимы для атаки червивых! Чего проще переловить нас в темном проходе?

Я пожал плечами.

— Хорошо, давайте отправим к расщелине не всех. Пять человек мне будем достаточно. Ну же! Не будьте трусами! С каких это пор мы боимся покидать Дом, а?

Тишина. Сердце предательски молотило, отдаваясь тяжелым буханьем в ушах. По спине сбегали струйки холодного пота. Как же тяжело убедить группу… Я словно стою перед чудовищем и жду, когда оно кинется в атаку. Чтобы хоть немного успокоиться, опустил руку в мешочек на поясе, вытащил несколько засушенных листьев ореха и бросил в рот. Полегчало.

— Зачем кого-то отправлять? — спросил Теш, наконец-то посмотрев на меня. В его глазах я видел не прежнее обожание, а страх. — Мы только-только зажили хорошо: можем не бояться атак червивых, можем спокойно ложиться спать. Ты, Гектор, предлагаешь всем уйти и оставить Дом врагу. Так нельзя.

— Но ведь мы с самого первого анимама, как очнулись во тьме, мечтали увидеть Огненный Шар! — не удержался я. — У нас появилась возможность оказаться на поверхности, дурень! Почему бы ей не воспользоваться?

Теш бросил нож под ноги. Его голый торс лоснился от пота, тонкие кожаные штаны облепляли комья грязи. Мне он казался испуганным, хотя и пытался выглядеть спокойно. Его выдавали бегающие глаза.

— Господь не даст нам увидеть Мезармоут, — сказал он, запустив руку в бороду.

— Я про город смертных ни слова не говорил! — бросил я и подошел ближе к костру, хотя и без того изнывал от жары. — При чем здесь бог?

— Это очевидно! — взорвался Теш. Он резко вскочил и, брызжа слюной, принялся объяснять мне: — Как только мы окажемся на поверхности, то сразу же увидим Верхний Город! Понимаешь? Мы сможем добраться до него! А бог никогда не позволит увидеть бессмертным Мезармоут.

— Ты ошибаешься… — начал я.

— Нет, это ты ошибаешься! — перебил Теш. — Ты! За все хакима, что я пробыл под землей, понял одну важную вещь: нельзя покидать Дом. Потому что за этими стенами нет ничего! Ничего! Группе и так тяжело пришлось. Мне не хватит сил еще раз все отстраивать, Гектор. Я устал. Как и остальные.

Он замолчал, опустил голову и сел на валун. На мгновение показалось, что вижу перед собой дряхлого старика, уставшего от жизни. Впрочем, так и было. Мы все здесь старики, хотя и выглядим молодо. Но в отличие от остальных я понимаю, как важно найти себе цель. Люди обязаны жить! И если отступлю, то группа зачахнет. Уже сейчас у Эроды и Воруба появляются провалы в памяти…

Пытаясь успокоиться, я огляделся. На фоне темно-желтых стен, поблескивающих в свете костра из-за солевых отложений, три печи кричаще выделялись размерами. Они казались каменными красными монстрами с раззявленными в безмолвном крике ртами. А две прямоугольные дыры, в которых сейчас едва тлели жар-камни, придавали сходство с глазами, что следили за каждым шагом группы. Не верилось, что именно мы построили эти печи.

Перевел взор на фундамент мастерской Терифа. Предстояло еще много работы: надо было проверить прочность кирпичей, изготовить строительный раствор… Потребуется несколько хакима, чтобы закончить дом. Не пропадут ли мои усилия напрасно? Перед мысленным взором пронеслись картины, как твари снова и снова врывались в Дом и уничтожали все, как они издевались над бессмертными. И, когда червивые уползали обратно во тьму, людям приходилось заново отстраиваться.

— Теш прав, — сказал Териф. Его голос в тишине казался невыносимо громким. — Люди устали, Гектор. Ты предлагаешь пойти на безумство. Зачем бросать все?

Я замотал головой:

— Мы ничего не бросаем! Пусть в Доме кто-нибудь останется и следит, чтобы червивые не напали. Нам нужна встряска, понимаете? Мы живем как дагены! Радуемся грязи и темноте! Только зарастаем жирком и не хотим думать о завтрашнем анимаме.

— Это так по-детски, — заметил Териф.

— Но ведь ты никогда не был ребенком! — воскликнул я. — Откуда знаешь, как ведет себя несмышленыш? Группа обязана поддерживать свой внутренний огонь. Иначе погибнем.

Я всматривался в лица и видел пустоту и непонимание. Люди даже веки поднимали с таким усилием, словно вручную тащили мешки с оледенелой глиной. Как достучаться до них? Как объяснить, что мною руководит не безумие, не инфантильность, а желание не стать безмозглым животным?

— Ты, Гектор, с каждым анимамом все больше напоминаешь Шифру, — сказал Теш, теребя бороду и не сводя с меня взгляд.

— Поясни.

— Теряешь связь с реальностью. Вечно мечтаешь вместо того, чтобы работать. Что-то придумываешь… Нет, я ценю, например, Терифа, так как его изобретения упростили нашу жизнь, однако сейчас группа ни в чем не нуждается. У нас есть кузня, у нас есть еда и вода…

— Но этого недостаточно! — перебил я, вскипая от ярости. — Как вы не видите того, что мы умираем! У Воруба и Эроды возникли проблемы с памятью! И все потому, что наши анимамы сливаются в один. Необходима встряска! Я, прожив столько, как и вы не хочу ничего делать. Зачем? Ведь можно погреться у костра, пожарить мясо и насладиться покоем… Но ведь это смерть для нашей души!

Я бросил взор на стену, испещренную заветами бога. Вот уже как сто хакима выбил слова в камне, чтобы червивые не смогли их стереть. Хотя в этом не было нужды: я помнил заветы наизусть. Тот анимам, когда встретил озаренного волшебным сиянием бога, до сих пор отчетливо помню, словно мы вчера разговаривали о будущем группы.

— Мне кажется, мы все скоро сойдем с ума, — едва слышно сказал Териф. — Эти сны… Нет слов, чтобы описать их. Порой кажется, что я схожу с ума! Воспоминания, кошмары, видения — они мешают ясно мыслить. — Он провел рукой по вьющимся волосам. — У Воруба и Эроды проблемы начались не от однообразных анимамов, а от снов! Как можно справиться с теми ужасами? В последнее время мне так тяжело думать…

Повисла тяжелая тишина.

Я поднял голову, не сводя взгляд со сталактитов. Такое ощущение, что стены дрожат под тяжестью каменного свода. Я пытаюсь контролировать себя и не обращать внимания на слова группы. Внешне должен оставаться спокойным, иначе посчитают слабаком…

— А если Господь нас проверяет? — спросил я.

Теш криво ухмыльнулся, посмотрел на Терифа. Одноглазый Кор поправил испачканную грязью повязку на лице и сказал:

— Ты не можешь знать наверняка.

— Могу! — воскликнул я. — Я, в конце концов, видел бога наяву. Я с ним общался! Может, сейчас как раз наступило время найти Мезармоут! Мы просто попытаемся.

Сутулая Хуфра бросила на меня взор, полный презрения. От неожиданности я сделал шаг назад, брови поползли вверх.

— Мы ничего никому не должны, — сказала она холодным голосом. Её глаза заблестели от слез. — Группа только и делает, что пытается! Пытается выбраться из того дерьма, в которое нас окунули, Гектор! Если ты умеешь общаться с богом, то вызови его, молю! Потому что так жить, как живем мы, нельзя! Зачем нам бессмертие, если оно не спасает от боли и страданий?

По толпе прокатился едва слышный говорок. Слова Хуфры вывели людей из спячки. Я тяжело вздохнул. Стены Дома ярко поблескивали в свете сотен вплавленных жар-камней. Можно было разглядеть каждую трещинку, каждый соляной нарост, каждый сталактит. Здесь не существовало понятия «тьмы». По крайней мере, в потестатемы бодрствования. Но стоит выйти из пещеры, как все иллюзии тут же пропадали. Там, за этими огромными пылающими валунами, блокирующими выходы из Дома, царила чернильная темнота.

— Борьба — наша основная цель, — хрипло сказал я. — Если позволим унынию взять верх — нам конец. Странно, что вы это не понимаете.

— Борьба против чего? — спросила Хуфра. Слезы катились и катились по ее бледному как мрамор лицу. — Когда-то я хотела вернуться в Мезармоут… Чтобы забыть все те ужасы, которые пережила здесь, чтобы завести семью и ребенка… Откуда во мне такие мысли? Ведь… ведь я даже не знаю, была ли вообще когда-нибудь в этом треклятом городе! Меня тянуло в Мезармоут. И ради этого я боролась, как ты говоришь. Вся группа доверилась тебе, Гектор.

Я нахмурился. На плечи словно рухнул весь мир. Боясь посмотреть в глаза девушке, сел на камень, положил руки на колени. Пальцы предательски задрожали.

Всхлипнув, Хуфра тыльной стороной ладони вытерла слезы.

— А что сделал ты? — спросила она. — Молчишь? Так я скажу: ты отказался от людей. Отказался вести нас. И это тогда, когда мы все нуждались в тебе! Приравнял нас к себе. Но ведь ты выше нас, не отрицай! Так было и будет! Именно с тобой общался бог! Дал тебе заветы… А ты наплевал. Да, за все эти хакима ты многое сделал для группы, но ведь в душе остался осадок.

— Мы будем бороться… — прошептал я. Плечи поникли, а голова разом отяжелела.

— Господь показал бессмертным, что все наши старания — ничто, — сказала Хуфра, шмыгнув носом. В блестящих после слез глазах плясало пламя. — И я не покину больше Дом. Не пойду против бога. Возможно, когда-нибудь он и явится сюда. И покажет путь к Мезармоуту. Вот только не уверена, что уйду вместе с ним. Я смирилась с судьбой. Пусть эта сумасшедшая Шифра ползает по пещерам и ищет выход.

Хотелось влепить сутулой пощечину. За предательство. За трусость. Но я не сдвинулся с места. Смотрел на свои ладони. Кожа от пота и жира блестела — звезды у меня на руках.

— Странно, что ты еще не понял, Гектор, — прохрипел Териф.

— Не понял что?

— Мы все рано или поздно сойдем с ума от снов. Возможно, наши сердца еще будут биться, но разум помутнеет. Я с каждым анимамом ощущаю это сильнее.

Опять тишина.

Люди тянут меня вниз. Пытаются убедить в слабости и ничтожности. Почему раньше не видел эту грязь в их душах? Тогда бы ни за что не отказался от управления группой. Столько времени прошло, а они говорят мне правду сейчас. Странно… Но ведь и я ошибался: сам же не хотел покидать Дом, а теперь пытаюсь убедить все бросить, чтобы выбраться на поверхность и посмотреть на звезды. Так глупо.

Какой же я идиот!

— Мы не меняемся, Гектор, — вновь заговорил Териф. — В этом была наша сила. За сто пятьдесят хакима мы обзавелись инструментами, печами и кузницей, вспомнили, как обращаться с железом. Но сами мы остались прежними. Понимаешь? А ты и Шифра даете людям надежду на освобождение, хотя прекрасно знаете, что ничего не поменяется.

— Хотите нас изгнать? — спросил я.

Мучительно долгое молчание. Приходится заставлять себя дышать.

— Нет, — сказал Теш. — Вы оба рано или поздно поймете: мы навсегда останемся гнить под землей. Снова и снова. Такова наша участь. Участь бессмертных.

Я молчал, хотя в груди разгорался огонь. Нет ничего проще сейчас, чем гордо объявить, что отправлюсь к расщелине один… Чувствую: так делать нельзя. Группа еще больше убедится в собственной правоте. Нужно действовать иначе. Как? Пока не знаю.

Я всматривался в каждое лицо. Большинство даже не смотрели на меня, боясь столкнуться взглядом.

Териф попытался улыбнуться. Всего лишь попытался, потому что губы растянулись в оскале. Никогда не видел парня таким… таким чужим. Передо мной словно сидел другой человек.

— Я больше не буду ничего придумывать, — сказал он. — В этом нет необходимости.

Я лишь кивнул, заметил его замешательство. Думал, буду тебя переубеждать? Ошибаешься.

Некоторое время никто не проронил ни слова. Кроме потрескиванья пламени, был слышен только тихий плач сутулой Хуфры. Сидящий рядом с ней Териф обнял её и принялся гладить по давно не мытым волосам. Из памяти всплыла картина, как группа в первый раз оказалась в этой пещере. Тогда люди боялись каждого шороха. Помню, как жалась ко мне Шифра, вздрагивая от эха собственного голоса.

Хмыкнув, достал из мешочка несколько ореховых листьев, бросил в рот. Немного, но полегчало. Хотя бы группа озвучила все, что обо мне думает.

Только сейчас понял, насколько же я пропотел. Наверное, от меня разит как от дохлого зверя. Надо бы помыться…

— Гектор, ты все равно пойдешь к расщелине? — спросил Териф, по-прежнему обнимая Хуфру.

— Пока не знаю, — соврал я. — Может, останусь Дома. Дел по-прежнему много: надо достроить мастерскую, починить инструменты. В конце концов, надо сделать новую партию кирпичей. А то вон целая гора глины возвышается у склона. Скоро засохнет и превратится в сталагмит.

Териф кивнул, хотя в глазах сквозило непонимание.

— Совет окончен? — пробасил Коммититур. — А то я уже забыл, когда в последний раз молот в руках держал!

Я пожал плечами:

— Мне больше нечего сказать.

Достал костяную флягу, свинтил колпачок и принялся с жадностью пить. Горло саднило, словно глотнул огня.

Люди расходились по разным углам пещеры, лишь одноглазый Кор и старая Эрода остались сидеть.

Мой план показать группе звезды с треском провалился. Впрочем, это было предсказуемо. В конце концов, что я ожидал? Сам уже привык к Дому и не хочу его покидать. И Теш прав: оставить пещеру на разграбление червивым — безумие.

Тогда почему ощущаю тоску в груди? Почему нет удовлетворения после собрания? Я добился того, что так всегда хотел: люди научились жить своим умом.

Им больше не нужен я.

За спиной послышался грохот инструментов. Коммититур после стольких анимамов в расщелине вернулся в любимую кузню. Теперь звон молота о металл прекратится лишь к потестатемам сна.

— Гектор, если тебе не сложно, ты можешь подойти? — смущенно попросил Кор.

Я кивнул, легко поднялся, обошел костер и плюхнулся на валун рядом со стариком. Чувствуя, что одежда противно прилипает к коже, снял безрукавку. Легче не стало.

— Ну и духотища же здесь, — выругался я, обливаясь потом.

— Это да… — многозначительно сказал одноглазый и уставился под ноги.

Я взглянул на Эроду. Её мутный взгляд был устремлен вверх, на сталактиты. Хоть она и сидела напротив меня, но в мыслях бродила где-то очень далеко. Приступы в последнее время участились, и с каждым анимамом Эрода все больше и больше теряла рассудок.

— Ты ведь один завтра пойдешь к расщелине, — заявил старик, тяжело вздохнув.

— Кор, я же сказал, что дел хватает и здесь. Я…

— Кого ты обманываешь? — спокойно спросил он и повернулся в мою сторону.

Я не видел смысла врать:

— Да, завтра уйду.

— А еда? Как ты будешь себя кормить?

Пожал плечами.

— Придумаю что-нибудь.

Кор кивнул.

— Эроде становится только хуже. Эти сны… Они всех сводят с ума. Гектор, я бы пошел с тобой, ты меня знаешь — я всегда поддерживаю тебя. Но кто присмотрит за Эродой? Хуфра вечно занята готовкой и шитьем. Коммититур и Сиф не вылезают из кузницы…

— Тебе не надо оправдываться, — сказал я.

Старик нежно погладил кончиками пальцев ладонь Эроды. Та, вздрогнув, закрыла глаза.

— Ты обязан их вернуть, — обреченно сказал Кор. — Должен заставить их увидеть свою проблему.

— Я не знаю… В последнее время мне тяжело. Порой хочется уйти вместе с Шифрой и пропасть где-нибудь в пещерах. Подальше от всех проблем.

Лицо старика расплылось в короткой улыбке.

— Но от снов ты не убежишь.

— Возможно, мне удастся связаться с богом. Наверняка он видит, насколько все плохо у группы. Нам нужна его помощь. Но сначала я хочу сам найти решение проблемы.

Повисла короткая пауза. Я посмотрел на свои руки.

— У тебя все получится, Гектор, — бросил старик. — Я в это верю.

— Спасибо…

Я перевел взгляд с грязных ладоней на лицо Кора. По его щеке текла одинокая слеза.

— Что-то из-за жары режет глаз, — сказал старик. — Пойду с Эродой к гроту, умою её. Да и свежим воздухом подышим.

Я промолчал.

* * *

Одеяло, казалось, специально норовило уколоть. Как бы не вертелся, удобнее не становилось. Вздохнув, я открыл глаза. На время сна все жар-камни слабо горели, отчего на стенах и потолке залегли чернильные тени. Я не сводил взор со сталактитов, думал о том, почему же за сто пятьдесят хакима они так и не упали на голову кому-нибудь.

Не спалось лишь мне одному. От сиплого шумного храпа Коммититура хотелось отрезать себе уши. Удивительно, как остальные люди умудрялись не проснуться. Поерзав на линумной подстилке, я скинул одеяло. Тревога не проходила, из памяти то и дело всплывали образы сегодняшнего собрания. «Мы все рано или поздно сойдем с ума от снов», — вспомнились слова Теша. Пытаясь прогнать дурные мысли, лег на бок.

Пахло землей, хотя со стороны кузни порой тянуло окалиной.

От духоты по-прежнему бросало в пот. И даже купание в озере не помогло освежиться. Но хотя бы от меня не пахло дохлым дагеном.

В сумраке я нащупал мешочек с засушенными ореховыми листьями, достал несколько и принялся их жевать. Под ложечкой заныло, во рту ощутил горечь, но все проглотил. Хотелось с кем-нибудь поговорить. Например, с Кором. Попытался в темноте разглядеть силуэт старика, но ничего не получилось. И ладно, сам как-нибудь справлюсь. От мыслей болела голова. Как ни старался улечься, не удавалось расслабиться.

После сегодняшнего разговора лег не у склона, где спала вся группа, а у самой большой печи. Возможно, поэтому не спалось. Не знаю. Я сел, тяжело вздохнул. Внутренний голос продолжал пилить. И какие бы доводы ни пытался привести, однако не удавалось его заткнуть.

Треклятые боги! Взбил подушку, лег. Мысли мельтешили… Сжал виски, стараясь подавить возбуждение. Немного полегчало. Да, я сам долгое время не хотел покидать Дом. Зачем, когда группа ни в чем не нуждается? В гроте полно пресной воды, недалеко есть пещеры, в которых водятся сотни, если не тысячи, алахамов и в которых пышно цветут ореховые кусты. Но в глубине себя понимаю, что все это обман. Все анимамы сливаются в один, чувства затухают и остается лишь звонкая пустота. И если ничего не предпринимать, то никакие заветы бога, никакие червивые не смогут остановить деградацию группы.

Людям нужна мотивация. Они просто забыли, как прекрасны звезды, как ярко сияет Огненный Шар… Я должен напомнить.

Должен!

Иначе у самого душа иссохнет.

Я отправлюсь к расщелине, растоплю лед и выберусь на поверхность… Лишь для того, чтобы вновь увидеть снежинки, чтобы вновь почувствовать, как пронизывает кости ледяной ветер пустыни.

А затем покажу эту красоту группе. И люди оживут. Да, у меня получится. Не может не получиться. Достроить мастерскую Терифу всегда успею, времени полным-полно. Целая бесконечность впереди. Сейчас куда важнее спасти разум бессмертных. Мы слишком много провели под землей.

Я скривился. Бог, дай мне сил! Покажи, что не оставил группу и по-прежнему следишь за ней. Мы как никогда нуждаемся в тебе…

Дом был тих, погрузившись в легкий сумрак. Царство сна. Я закрыл глаза, сосредоточился на биении сердца.

Люди разочаровались во мне, но я помогу им выжить. Всегда помогал…

Я — сильный. Ничто и никто не сможет меня остановить.

А сейчас должен отдохнуть. Завтра будет тяжелый анимам.

Я улыбнулся, проваливаясь в сон.

* * *

Частенько делаю остановки, чтобы случайно не напороться на сталагмит. Каждый шаг дается с огромным трудом. Ноги уже так гудят, хочется только одного — упасть и заснуть. Я бодрствую уже много анимамов. Глаза слипаются, а гладиус стал невыносимо тяжелым. Но надо идти. Не остановлюсь. Смогу. Дойду.

Воздух был влажный, почти мокрый, на доспехе блестели капли воды. Внутренний голос, не умолкая, зудел, требовал избавиться от лишнего груза. Против монстров Универса моя защита не поможет. Тогда зачем нести на себе столько всего? Стискивая зубы, продвигаюсь вперед. Меня шатает из стороны в сторону.

Ладно, отдохну немного. Чуть-чуть. Просто проверю застежки на доспехе и продолжу путь… Я оперся рукой о сталагмит, сел на каменный пол. Оторванный глаз уродца полыхал фиолетовым пламенем, приятно облизывал руку. Положил его возле ног, снял шлем. Огляделся. С каждым пройденным эмиолиусом потолок опускался ниже, скоро серые сталактиты будут царапать доспех. Но ничего, ничего. Если надо — поползу. Меня ничто и никто не остановит. Буду грызть гранит, если потребуется, уничтожу тысячу тварей, но я дойду.

Не умру, Антиклея.

Я скоро приду.

Сами сталагмиты серые, как старые кости, но основание их покрыто черной пылью. Попадая на кожу, она больно жжется. Пробовал обмазывать ноги грязью, но не помогло: плоть на стопах покрыта водянистыми волдырями.

Плевать.

Я проверил доспех. Кирасу покрывал толстый слой грязи, перемешанный с белой, как снег, кровью монстров Универса. Тут и там виднелись глубокие царапины. Потрогал их — вроде не насквозь. Нити, скрепляющие наручи, сгнили из-за высокой влажности, и вскоре они порвутся. Хуже всего дела обстояли с поножами: металл погнулся от ударов, больно натирал кожу. Снять их? Нет, потерплю немного. Не расклеюсь.

Я оглядел короткий меч. Лезвие затупилось с одной стороны, его усеивали острые зазубрины. Плохо дело. Сейчас бы копье не помешало. Вот только негде его взять.

Ладно, я что-нибудь придумаю.

Пора в путь.

Натянул шлем, взял светящийся глаз, отряхнул красную пыль с кожаной юбки и на негнущихся ногах побрел вперед. Воображение рисовало во тьме чудовищ с огромными слюнявыми ртами и с поблескивающими острыми треугольными зубами. Я лишь широко ухмыльнулся. Разумеется, в пещере я был один. Твари Универса всегда испускают фиолетовое свечение, при одном лишь взгляде на которое сердце учащенно бьется.

Антиклея, я иду. Подожди меня, пожалуйста. Потерпи чуть-чуть. Я ведь давал тебе обещание, помнишь? И ни боги, ни чудовища, ни тьма меня не остановят.

Земля пошла вверх, появились сглаженные черные валуны. Нахмурился, под ложечкой неприятно засосало. Неужели сбился с пути? Нет, невозможно. Своими глазами видел, как уродцы спустились сюда. Стены разошлись в стороны, впереди возник фиолетовый свет. В ноздри ударил смрад гниющей плоти.

Я иду в правильном направлении.

Поудобнееобхватив эфес, ускорил шаг. Чем ближе подходил, тем сильнее разгорался страх во мне. Да-а-а-а, знакомое чувство. Воздух завибрировал, стал давить оглушительным, всепоглощающим звуком, от которого заныли зубы. Улыбнулся еще шире. Антиклея, жди.

Заорав во всю глотку, я побежал вперед. Это были трое преобразившихся. Черви всегда утягивали с собой в норы людей. Под воздействием фиолетового пламени те навсегда изменялись и забывали свое человеческое начало. Передо мной стояли чудовища. Их тела и доспехи опутывали корни, лица деформировались и напоминали лиловые камни, испещренные причудливыми знаками. Но больше всего внимание притягивали глаза — мертвенно-бледные шарики, в которых больше не теплилась жизнь.

От троицы исходило слабое фиолетовое свечение.

Я прыгнул на них и принялся кромсать налево и направо. Меч рассекал плоть, словно мягкую глину. Какая-то всепоглощающая вибрация заполонила пространство вокруг меня. Чудовища протяжно кричали, пытались уйти от лезвия, но делали это слишком медленно. Через несколько мгновений троица была мертва: куски отрубленной плоти лежали у моих ног. Восторг переполнял меня.

Поняв, что враг повержен, я засмеялся. Получилось! Снова получилось! Это было так легко — убивать. Я не мог поверить, что еще совсем недавно, в Юменте, боялся червей Универса. Сколько людей полегло под стремительными атаками монстров…

Расслабившись, я бросил взгляд на светящийся глаз, вбиравший в себя фиолетовое пламя троицы. С каждым убитым волшебный огонь становился ярче и, как мне казалось, я сам менялся. Мускулы крепли, усталость проходила, живот больше не сводило от голода. Повезло же натолкнуться на чудовище в самом начале пути…

Чувствуя прилив сил, я направился вперед. По обе стороны от меня тянулись бесконечные ряды острых сталагмитов, ярко поблескивающих соляной коркой. Было бы легче продвигаться, если бы хоть кто-нибудь из кудбы отправился со мной в Город Червей, Мират. Уверен, мы бы уже освободили и Антиклею, и расправились бы с самим Универсом. Но Безымянный Король слишком труслив. Ему наплевать на простых солдат, у него своя игра.

Я почувствовал, как ненависть разрасталась в груди.

Не верю, что людей создал трус. Такое попросту невозможно. Все эти легенды про сотворение мира, про души и дагулов — вранье. Сладкое, отравляющее сердце вранье. Я дрался под предводительством Безымянного Короля и могу сказать наверняка, что для него мы все лишь фигурки на доске.

Наплевать. Все, что нужно — вернуть Антиклею. Раз это не получилось у всемогущего создания, то получится у меня. Я верю. Главное не давать слабину и идти, идти, идти… Нога зацепилась о выступающий камень, охнул и повалился на землю. От удара закружилась голова, а из руки выпал глаз чудовища. Черная пыль принялась жечь кожу. С трудом превозмогая боль в теле, сел на колени, огляделся.

Кого обманываю? Я заблудился. Да, порой находил по фиолетовому свечению монстров, но давным-давно потерял след червя. Как вообще можно было сбиться с пути? Да эта тварь размером с колонну перехода из Юменты в Венерандум!..

Пещера расплылась из-за накативших слез, стало трудно дышать.

Я поднялся, подобрал глаз и побрел в ту сторону, где, как мне показалось, что-то мелькнуло.

Шуршали камни под ногами, с доспехов стекала влага. И вновь из тьмы проступали черты сотен уродцев, что так и норовили напасть на меня. С бесформенными телами, из миллионов пор которых сочился вонючий гной. С белесыми глазами, следившими за каждым моим шагом. А позади тварей ждали своей очереди их мерзкие детеныши…

Хватит, мысленно сказал себе я. В темноте никого нет.

Я остановился, стараясь усилием воли подавить воображение. Это все из-за треклятой усталости. Границы сна и яви растворились, и мои страхи вырвались наружу.

Надо ли мне отдохнуть? Ведь можно прилечь у сталактита, положить голову на камень и…

Нет! Нельзя!

Пока трачу время на восстановление, над Антиклеей издеваются твари Универса. Представь, как они трогают когтистыми лапами её, как капает их вязкая слюна на её гладкую кожу… Я не могу спать.

— А что если она уже мертва? — послышался вкрадчивый шепот из темноты.

Я испуганно огляделся. Никого. Схожу с ума. Но я знаю выход: надо лишь найти нового монстра и убить его. А уже потом фиолетовое пламя излечит тело.

Да, отличный план.

Сопя, я доковылял до валуна, тяжело плюхнулся на него. Сердце больно колотилось о ребра. Меч выпал из ладони, со звоном ударился о камни. Я положил руку на кирасу. Необходимо сосредоточиться на дыхании. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Вдох-выдох…

Я терял чувство реальности. Тени перед глазами плясали, поглощали фиолетовое пламя. Разум под действием невидимой силы разбивался на тысячу осколков. Я ощущал, как зло проникало под мою плоть, заражая кровь. Тускнеющее сознание не желало умирать, боролось с неосязаемым врагом. Встань и иди! Встань и иди! Я пытался исторгнуть из себя хоть слово, чтобы прийти в чувство, но все звуки застревали в горле.

Желудок мучительно скрутило, и я повалился на камни. Тело забила дрожь. Воздух вокруг меня словно загустел. Приходилось заставлять себя дышать. Каждое движение причиняло невыносимую боль. Захлебываясь слюной, я невероятным усилием поднял глаза и увидел, как закручивались спиралью сталактиты, как камни вокруг меня раздувались, вспыхивали фиолетовым пламенем. Спрессованный ужас поглотил разум. От безнадежности ситуации хотелось выть.

Нащупав эфес гладиуса, я с трудом сел. Не сдаваться. Сильнее. Их. Всех… Сильнее бога! Я наблюдал за тем, как валуны раздулись до невероятных размеров и внутри них, в жидком огне, возникли силуэты детей. Нет, не детей — карликов. Уродливые, скрюченные тела, непропорционально большие лысые головы и горящие угольки глаз на злобных лицах. Твари пялились на меня, ехидно улыбаясь.

Дрожа, я поднялся, встал в подобие боевой стойки. Собственное дыхание казалось оглушительно громким. Не умру. Убью. Растерзаю. Выгрызу себе путь. Кошмар, развернувшийся передо мной, был абсолютно ничтожным по сравнению с тем моментом, когда одно из чудовищ Универса — быстрое двуногое существо с руками-спицами — схватило Антиклею и утащило в бездонную тьму норы. Пусть сама реальность рассыплется на части, словно одежда на нищем! Мне наплевать. Я заберу свое.

Если потребуется, я изменю восприятие, но не погибну.

Один из карликов выполз из своей утробы, полыхающей фиолетовым пламенем. Его плоть зашипела, запузырилась, повалил густой черный дым. Я закашлялся, ноги подогнулись. В этот момент стало ясно: мой путь верен. Мират находится где-то поблизости. Ощутив прилив сил, я размахнулся и вонзил лезвие в дым. Услышал крик боли — блаженная, сладкая музыка для уха. Если враг кричит — он смертен.

Столб черного дыма поглотил меня. Ощутил, как земля под ногами исчезла, я повис в воздухе. Галлюцинация? Наплевать. Лишь сильнее сжал эфес гладиуса. Дым был тяжелым и холодным. Захотелось пить. Только сейчас осознал, что потерял светящийся глаз чудовища. Как мне потом идти в темноте?

Вокруг меня послышалось противное хихиканье.

Доверившись инстинкту, я ударил гладиусом вправо, лезвие вспороло чернильную пелену, уши заложило от визга.

Попал!

Но расслабляться рано: слишком хорошо знаю, как опасны чудовища Универса. Я в очередной раз пожалел, что не взял с собой копье — было бы легче отбиваться.

— Сципион!

Сердце пронзила ледяная игла. Я вздрогнул. Этот голос принадлежал…

— Антиклея! — закричал я.

В этот момент из дыма выскочила тварь…

* * *

Проснулся мгновенно. Из груди вырвался вздох. Еще не осознавая где нахожусь, я сел и коснулся щеки.

Пальцы были мокрыми от слез.

Глава десятая. Шифра

— Почему у твоего учителя два имени? — спросила она, грея руки у костра.

Вся теплая одежда была на старике, поэтому приходилось терпеть холод. Шифра не подавала виду, что замерзает. Но так долго продолжаться не могло. Она решила ближе к концу анимама забрать хотя бы плащ. Потому что в очередной раз спать на ледяных камнях было выше её сил.

— Женщина, что здесь непонятного? — вопросом на вопрос ответил Сенецион. — Учитель родился в знатной семье Дахма, и отец нарек сына Амином. Поэтому первое имя моего пророка — Амин Дахма. Несмотря на то, что у него было пять братьев и четыре сестры, он ни в чем никогда не нуждался. Жил в роскоши в Нижнем Городе, ел из золотой посуды, пил самую чистую воду. Амина обучали лучшие учителя!

Шифра нахмурилась. Зачем есть из золотой посуды, когда достаточно глиняной? И что особенного — пить чистую воду? Под землей много отличных пресных озер. Она пожала плечами. Не всё из слов старика она понимала, поэтому приходилось постоянно уточнять.

— А кто такие эти Дахма?

Брови Сенециона поползли вверх. Он повернул голову в её сторону.

— Прости, я опять забыл, женщина, что ты не была в Мезармоуте, — сказал старик, откашлявшись. — Однажды в Юменте вспыхнул мятеж. Из-за голода, из-за чумы и непомерно больших налогов люди обозлились на прокураторов и решили, что Нижний Город сможет существовать самостоятельно. Поэтому они перерезали всех чиновников и попытались заблокировать вход в колонну перехода. Но восстание подавили три знатные семьи — Дахма, Марциалы и Ноксы. Позже Безымянный Король в благодарность выделил им земли в Юменте и усилил их власть.

Шифра кивнула. «Кто такие прокураторы? Ладно, сделаю вид, что поняла». Поежившись от очередного резкого порыва ветра, она спросила:

— А когда у твоего учителя появилось второе имя?

Старик широко улыбнулся, попытался сесть, опираясь локтями, но ничего не получилось. Шифра поднялась и помогла ему прислониться спиной к огромному валуну. В ноздри бил запах давно немытого тела. Она старалась не обращать внимания на смрад, исходивший от Сенециона, но каждый раз к горлу подкатывал тяжелый, неприятный комок. Вот уже пять анимамов, как они торчали в пещере, питаясь скудными запасами Шифры. Раны старика по-прежнему не затягивались.

— Как я… уже сказал, — начал Сенецион, тяжело дыша. Лицо побледнело, на лбу выступили большие капли пота, — Амин Дахма с ранних хакима ни в чем не нуждался, так как его семья была очень богата… Самое удивительное — Амин вырос не избалованным. Стоит отметить и то, что мальчик не был наделен каким-либо значимым талантом. Учился он довольно посредственно… — Старик облизал губы. — Когда ему исполнилось двадцать, он женился на дочери купца. Вскоре у него появился сын…

Он замолк, погрузившись в мысли. Шифра вернулась на свое место, села, скрестила ноги. Взгляд то и дело цеплялся за линумный мешок старика, в котором лежала книга.

— Всё изменилось в один момент, — сказал Сенецион, смотря на свои перевязанные руки. — В тридцать семь хакима Амин оставил жену и сына и ушел в пещеры, где и пропал на долгие хакима.

— Так просто?

— Да.

— Ну, и дурак твой учитель, — вынесла вердикт Шифра. Обвела рукой пещеру. — Бросил всех своих родных, чтобы гнить здесь. Зачем?

Старик пожал плечами:

— Никто не знает. А сам учитель не любил говорить про этот момент в его жизни.

Шифра посмотрела на танцующее пламя жар-камня, попыталась понять, чем же руководствовался этот Амин Дахма, когда покинул Юменту. Не получилось.

— Через три хакима мой учитель вернулся в Нижний Город с десятком глиняных табличек, — продолжил Сенецион. — И первым делом он отправился на площадь собраний, чтобы рассказать горожанам правду. Но… у него ничего не получилось. Его лишь обсмеяли. Признание пришло спустя очень долгое время.

— Именно после возвращения твой учитель стал называть себя Корнелием Публием? — спросила Шифра.

Старик кивнул:

— Это была, видимо, вынужденная мера. Амин не хотел пошатнуть репутацию семьи. Я точно не знаю, женщина. Вскоре дом Дахма отрекся от моего учителя и признал его сумасшедшим. Корнелий Публий провел остаток жизни в нищете, но среди учеников. Не это ли важно?

Шифра достала из своего заплечного мешка последние запасы вяленого мяса. С горечью поняла, что ей придется оставить старика одного. Не нападут ли на него червивые? Однако без еды им не протянуть. Шифра в который раз пожалела, что отправилась сюда одна.

— Сколько тебе хакима, Сенецион? — спросила она, протягивая ему кусок мяса.

Старик благодарно кивнул, ухватил еду двумя здоровыми пальцами и положил себе на колени.

— Мне шестьдесят семь.

— А твоему учителю?

— Когда он умер, ему было всего лишь сорок семь, — с горечью ответил Сенецион.

— Получается, ты старше своего учителя?

Шифра бросила в рот кусочек мяса, принялась тщательно пережевывать.

— Мудрость измеряется не прожитыми хакима, женщина, а глубиной мысли. «Божественная диалектика» моего учителя — книга, способная изменить твое мировосприятие.

Проглотив мясо, Шифра спросила:

— А что такое диалектика?

Сенецион лишь тяжело вздохнул. Некоторое время они молчали. По пещере слабым эхом доносился частый стук капель. Наконец, старик бросил на Шифру печальный взгляд и сказал:

— «Божественная диалектика» написана как спор между Безымянным Королем и Юзоном — между создателем всего сущего и правителем мертвых. Корнелий, отправившись в добровольное изгнание, в пещерах встретил бога мертвых, который ему и показал истину.

Шифра открыла флягу с водой, отпила, затем села возле старика:

— Но ты же говорил, что Публий вернулся в город с глиняными табличками, а у тебя в сумке книга, сделанная из линумных листьев.

Она поднесла горлышко к губам Сенециона, дождалась, когда тот напьется, и закрыла флягу.

— Это же просто копия, женщина, — грустно сказал старик. — Сами глиняные таблички уничтожил Корнелий Публий.

Не выдержав, Шифра громко рассмеялась.

— Твой учитель — действительно сумасшедший! Я за все сто пятьдесят хакима жизни в этих треклятых пещерах не видела никого, кроме дагенов и алахамов. И ты, старик, тоже сумасшедший! Скажи: кто в трезвом уме покинет город, чтобы набраться мудрости в пещерах?

Сенецион неодобрительно крякнул.

— Может, ты и права, Шифра… Не стоило мне доверять Фабрициусу… Если бы боги не привели тебя, то я бы давно уже умер.

Она промолчала. До сих пор не могла понять, как же относится к старику. Он смотрелся жалко: тщедушное тельце, понурый взгляд. Ударь — и его кости не выдержат. Однако в нем ощущался внутренний стержень. Возможно, дело было в целях, к которым стремился. Не каждый способен покинуть Нижний Город, где всегда тепло и полно еды, и уйти в пещеры… Ради чего уйти? Чтобы встретить бога? Смешно.

Шифра, представив вереницу геометрических фигур, усилила пламя костра.

— Как ты это делаешь? — спросил старик.

— Что «это»?

— Заставляешь гореть жар-камень. Ты знаешь какие-то тайные заклинания?

— Нет никаких тайных заклинаний, — ответила Шифра, улыбаясь. — Ты просто мысленно представляешь несколько геометрических фигур — и всё.

Сенецион нахмурился, глядя в огонь.

— В Мезармоуте только старейшины могут заставлять жар-камни полыхать, — сказал он. — И то не везде. Стоит только уйти за пределы города, как волшебное пламя гаснет. Потому-то я и взял с собой горючее масло. Ты меня научишь управлять жар-камнями?

— Может быть…

Взгляд Шифры непроизвольно зацепился о засохшую кровь на одежде старика. Захотелось счистить её.

— Я все равно благодарю тебя за мое спасение, — сказал Сенецион, грустно улыбнувшись. — Если боги вылечат мои раны, то…

— Не боги вылечат твои раны, а — я, — перебила Шифра. — Ты всегда все сводишь к милости высших существ?

Она схватила копье за середину древка, выставила над головой:

— Любую опасность надо встречать с оружием в руке. А что сделал ты, старик? Взял с собой в поход только еду и книгу… В этих пещерах полно червивых!

Сенецион пожал плечами.

— А кто такие эти червивые? — спросил он. — Я про них в первый раз слышу.

— Твари, выползающие из тьмы! — бросила Шифра. — Похожи на людей, только очень худые. У них на спинах растет еще такие большие волдыри, в которых плавают их детеныши. Гектор уверен, что эти чудовища появляются из Мезармоута.

Старик плюнул в костер.

— Ничего глупее не слышал! — возразил он. — Ни в Юменте, ни в Венерандуме не живут монстры, уж поверь. Наверное, твоя группа столкнулась с недобитыми монстрами Универса.

Шифра положила копье на место, огляделась. По спине словно провели острым когтем, озноб прошел по телу. При одном упоминании о червивых воображение принялось рисовать во тьме силуэты худых тварей.

— Скажи, Шифра: чудовища испускают фиолетовый люминус? — спросил старик.

— Люминус? Что это?

— Ну, свечение. Чудовища испускают фиолетовое свечение?

Шифра махнула рукой:

— Ничего они не испускают. Так бы мы их давно уже прибили всех. Во тьме их не увидишь. Тем и опасны. Напрыгнет тварь — и голова твоя отделилась от тела.

Она провела указательным пальцем по шее. Побледнев, старик бросил взор на пламя.

— Тогда не понимаю, — промямлил он. — Никогда ни я, ни мой учитель с подобным не встречались.

Брови Шифры поползли вверх.

— Считаешь, я вру? — спросила она.

Сенецион вскинул руки и принялся тараторить:

— Вовсе нет! Я не из тех людей, что верят лишь собственным глазам. Я, в конце, концов, ученик Корнелия Публия! Просто… Просто не могу найти объяснение твоим словам. После смерти Безымянного Короля…

Шифра вскочила, сделала шаг назад. Сердце учащенно забилось в груди.

— Что ты сказал? Старик, что ты сказал?!

— Я…

Она обошла огонь, села на колени перед Сенеционом.

— Безымянный Король умер? — прошептала она, дрожа от страха. — Ты же… ты же только что говорил о нем в настоящем времени…

Старик еще больше побледнел.

— Прости, у меня совсем вылетело из головы, Шифра. Ты знаешь про войну с монстрами Универса? Погребенный бог решил отомстить создателю всего сущего. Он отправил армию кихсо, огромных червей, на Мезармоут. Это случилось сто пятьдесят хакима назад…

Шифра схватила его за ворот линумной рубахи:

— Как умер Безымянный Король?

— Я… Не тряси! Мне больно!

Она отпустила старика, села на камни, дрожа то ли от холода, то ли от ужаса сказанного. «Сны… Они были правдивыми, — подумала Шифра. — Значит, создатель города действительно умер».

— Безымянный Король, видя, какие чудовищные раны оставили после себя кихсо Нижнему Городу, — начал Сенецион, — отдал в жертву свою физическую оболочку. Все твари Универса скрылись под землей, а Юмента сама собой восстановилась в тот же анимам. По крайней мере, так говорится в легендах. Я еще не родился тогда, хотя об ужасах той войны мне рассказывала мать. Правда, и она не достоверный источник — ей на тот момент было не больше семи хакима.

Старик умолк, не сводя с нее взгляд. Шифра вновь и вновь мысленно повторяла его слова, но не могла поверить в случившееся.

«Если Безымянный Король умер сто хакима назад, тогда почему группа видит сны лишь пятьдесят хакима? Есть ли в этом какой-то скрытый смысл? Проклятье!»

Она обхватила плечи. Необходимо вернуться в Дом и всё рассказать Гектору.

— Шифра… — старик откашлялся. — Тебе, наверное, надо знать, что Огненный Шар больше не поднимается в небеса. Уже долгое время Венерандум погружен во тьму.

— Все из-за смерти Безымянного Короля?

— Да.

— А кто управляет Мезармоутом?

— Какое-то очень короткое время вся власть была в руках священнослужителей, но бог дал о себе знать: он пришел во сне Мастарну Фертору, главе старейшин, и сказал, что отныне его душа будет переселяться в тела простых смертных.

Шифра взяла камушек, покатала в ладони.

— И ты этому веришь? — спросила она.

Сенецион внимательно посмотрел на Шифру.

— Да.

— Всё, что ты говоришь, звучит… страшно. Мне сложно даже это объяснить. — Стараясь придать убедительность своим словам, она провела рукой по волосам. — Не понимаю, почему ужас мешает мне думать. Ведь Безымянный Король для меня никто… Я ведь не знаю, видела ли его вообще вживую.

Старик потупил глаза.

— Прости, что принес тебе грустные вести. Что ты планируешь делать?

Шифра задумалась.

«И действительно — что буду делать? Оставлю раненого здесь, а сама побегу к Гектору? Глупости! Мне могут не поверить. Но даже если предположить на краткое мгновение, что группа таки доверится мне, нет никаких гарантий, что люди отправятся сюда. К тому же оставлять старика в пещере… Нет, я самостоятельно справлюсь».

— Нам нужна еда и вода, — сказала она, взяв копье и повесив свою сумку на плечо. — Тебе придется остаться на какое-то время одному.

Старик протянул к ней руку, лицо стало растерянным.

— Подожди… А почему нельзя наполнить фляги из озера?

Шифра криво ухмыльнулась.

— Потому что вода отравлена. Как и твари, плавающие там. Я добуду нам свежее мясо, не переживай.

— Но свет… Ты оставишь меня в темноте?

Она отрицательно замотала головой, вытащила из сумки неработающий жар-камень и протянула к Сенециону. Мысленно представила в нужной последовательности несколько геометрических фигур, и шарик вспыхнул белым пламенем.

— У меня есть этот, — сказала она. — Я скоро вернусь.

Больше не говоря ни слова, Шифра развернулась и, держа жар-камень на вытянутой руке, быстрым шагом направилась к выходу из пещеры. Только сейчас она осознала, как же тело требовало нагрузки. Ее распирала энергия: хотелось стремительно рвануть во тьму подземелий и выследить жертву. Слишком долго она провела со стариком, ничего не делая. Однако приходилось осторожничать: камни под ногами были влажными, один неверный шаг и — перелом. Поэтому она старалась сдерживать копившуюся все эти анимамы силу.

Впереди показалась огромная черная дыра, выводящая в холодный узкий лабиринт гротов — обиталище для тысяч алахамов и дагенов. Шифра растянула губы в хищном оскале. Она не могла поверить, что давным-давно, когда люди бродили по пещерам, не могла добыть себе пропитание и надеялась на мужчин. Ведь нет ничего проще, чем прокормить себя! Нужно научиться только слушать. Дагены слишком шумные. Когда они копошатся в норах — а копошатся они всегда! — лишь глухой пройдет мимо них.

С этими мыслями Шифра сделала шаг к выходу из пещеры и… Звезды взорвались перед глазами, раздался отвратительный хруст. Вскрикнув от боли, она упала на землю, инстинктивно бросила жар-камень и схватилась за нос. Тяжелые капли крови стекали на ладонь, просачивались сквозь пальцы и падали на серый песок. Голова раскалывалась от боли.

«Что произошло?»

Вскинув копье над головой, Шифра поднялась, держась другой рукой за сломанный нос. Но враг так и не появился из тьмы прохода. Тогда она сама сделала шаг к нему, железный кончик копья ярко вспыхнул, неведомая сила резко толкнула назад. Шифра вновь потеряла равновесие и упала. Однако в этот раз она не позволила боли затмить разум. Яростно вскрикнув, Шифра поднялась и рванула вперед. Результат был тот же: как только вытянутая рука коснулась невидимого барьера, разделяющего пещеру и бесконечные лабиринты, кончики пальцев ярко вспыхнули, и последовал мощный удар в грудь, от которого перехватило дыхание.

Шифра не могла поверить, что нечто не дает ей выбраться. Аккуратно положив копье на землю, она подошла к проходу и протянула дрожащую руку во тьму. Как только вокруг ладони заплясали желтые огни, резко дернулась назад.

«Треклятые боги! Что происходит?»

После нескольких неудачный попыток покинуть пещеру Шифра побежала к старику, схватив копье и полыхающий жар-камень. В голове крутилась только одна мысль: неужели она оказалась в западне? Неужели отсюда нет выхода?

А как тогда добыть еду?

Глава одиннадцатая. Гектор

Накинул на себя шкуру, пытаясь согреться. Дул холодный, пронизывающий ветер, от которого не помогали ни теплая одежда, ни горящий жар-камень. Я пытался не думать о предстоящей затее и разделывал мясо. Все просто: отрезаешь шмат от лежащей по левую сторону от меня туши дагена, очищаешь от костей и прожилок, критически оглядываешь сделанную работу и бросаешь в котел с кипящей водой.

Положив нож возле себя и прислонившись спиной к стене, я вновь оглядел расщелину. Даже тысячи жар-камней не хватит осветить это место. Тьма настолько плотная, вязкая, протяни руку — и сможешь её коснуться. Ощущение нереальности происходящего не покидает меня. Я как бы плыву в чернильной темноте. Ни моего костра, ни сотен жар-камней, вплавленных в камень, недостаточно, чтобы увидеть противоположную стену.

Перевел взгляд на чан. Вода громко бурлила, валил густой пар. Через несколько потестатемов мясо будет готово и… Что дальше? При одной мысли о предстоящем деле сводило живот. Я поднял голову, глядя на пляшущие огни. Высоко… Без помощи подняться будет сложно. Получится ли?

Я посмотрел на дрожащие руки. Ладони грубые, мозолистые, тут и там белеют нити шрамов.

В конце концов, я ведь ничего не теряю. Ну, упаду, ну, умру. И? Все равно оживу. Жалко, конечно, потерять форму, но не критично. Несколько менсе упорных тренировок — и мышцы восстановятся. К тому же я стараюсь не для себя — для группы. Если сейчас не добиться успеха, люди зачахнут. Так часто это повторяю, словно читаю молитву: группу-надо-спасти-группу-надо-спасти… Надо. Кому? Мне? Я давным-давно отказался от лидерства. Тогда что заставляет меня вопреки всему тащиться к расщелине с безумной идеей растопить лед? Треклятые боги! Ответ же очевидный: сумасшествие — заразная болезнь. Я не хочу нырнуть в пучину неконтролируемых страхов, не хочу увязнуть в бесконечном горячечном сне. Разум должен оставаться чистым.

Тяжело вздохнув, я вытер жирные после чистки мяса руки мокрой тряпицей, положил на колени заплечную сумку, стал проверять содержимое. Линумные бинты, несколько фляг с чистой водой, два ножа, одеяло, четыре не горящих жар-камня — всё самое необходимое. Положив сумку обратно, взял костяное копье, оглядел. Древко чистое, без единой трещины; острый наконечник ярко блестит в свете пламени. Отлично.

— Скоро в путь, — сказал я.

«В путь, в путь», — эхом разлетелись мои слова. Поежился, протянул руки к костру. Мысли то и дело возвращались к последнему разговору с группой. На помощь никто не придет. Даже одноглазый Кор отвернулся от меня. Стоит ли его винить? Ему сейчас тоже нелегко: за старой Эродой нужен уход. Эх! Хотелось бы увидеть Шифру, узнать её мнение. Может, она помогла бы мне?

Я улыбнулся кончиками губ. Уж кто не сдавался в группе, так это Шифра: постоянно пропадала в пещерах, составляла карты подземных переходов. В голове до сих пор не укладывалось, как же сильно девушка изменилась. И Териф, несмотря на свою гениальность, был неправ, когда говорил, что залог успеха группы — это постоянство. Всё в человеке должно меняться.

Доказательство тому — Шифра.

«Тогда уйди от людей, — мелькнула подлая мыслишка. — Убеги, скройся в пещерах. Разве тебе нужен кто-то? Еду и воду ты без труда сможешь найти сам. Зачем спасать тех, кто не хочет жить? Кто не понимает простых вещей? Гектор, группа утянет тебя на дно. Этого ли ты желаешь?»

Замотал головой. Нет! Я не могу предать своих. К тому же без людей зачахну намного быстрее, превращусь в животное.

…Собрав заплечный мешок, я подошел к стене. При каждом шаге древко копья било по икрам, пришлось поправить. Затем встал у вплавленного горящего жар-камня. В груди растекалось щемящее волнение. Пытаясь успокоиться, сжимал-разжимал кулаки и шумно хватал ртом воздух.

Положил ладонь на стену. Холод тут же обжег плоть. Сосредоточившись на деле, я схватился за выступающий из стены камень, подтянулся, ногами нащупал опору. Тут же взглядом нашел выемку, просунул пальцы… Казалось, прошла целая вечность, когда вскарабкался до третьего горящего жар-камня.

Я прижимался к стене, пот жег глаза, мышцы от напряжения гудели. Сердце стучало так сильно, словно хотело выпрыгнуть из груди. Тяжело дыша, я опустил голову. В тихом воздухе послышался стон. Не сразу сообразил, что это сделал я. Идиот! Слабак! До земли было всего несколько эмиолиусов. Если сейчас сорвусь, то лишь поцарапаю локти при ударе.

Злясь на себя, я подтянулся, вцепился в выпирающий камень, попробовал повиснуть всем весом. Треклятая сумка натирала плечи, позвоночник уже ныл от боли. К тому же копье так и норовило зацепиться наконечником за всевозможные выемки в стене.

Я прикинул, сколько мне оставалось до первого блока. Если двигаться с моим темпом, то не пройдет и половины потестатема, как вскарабкаюсь и отдохну в дыре. Ну же! Не расслабляться.

Когда схватился за небольшой гранитный выступ, слишком резко дернулся, грудь обожгло от боли. Вскрикнув, вжался в стену, стараясь понять, что произошло. Чуть склонил голову. Кровь стекала по линумной безрукавке, мне показалось, что по животу ползают теплые липкие черви. Сильно ли порезался?

Ладно, сейчас все равно не проверить. Надеюсь, рана несерьезная.

Тяжело дыша, я сосредоточился на канатном блоке. Пальцы от напряжения онемели. Сколько бы ни пытался размять попеременно руки, но ничего не получалось.

Подул холодный ветер, словно плеснули ледяной водой, меня повело вправо, я вжался в стену, боясь хоть на миг оторваться от промерзлого камня. Капли пота срывались с подбородка и падали далеко вниз. Ободранная грудь нещадно горела, хотелось проверить рану.

Когда волнение чуть спало, я продолжил карабкаться вверх. «Спокойно, дыши глубоко. Не обращай внимание на боль. Скоро отдохнешь. Осталось совсем чуть-чуть. Хватайся за этот выпирающий камешек, затем — за следующий. Все просто и понятно. Главное — не смотри вниз».

Я проклинал группу за то, что никто так и не вызвался пойти со мной. По веревке бы давным-давно уже был на самой вершине расщелины. А так приходится рвать жилы ради того, чтобы… Правая рука соскользнула, лишь в последний момент удалось левой ухватиться за трещину в стене. Крича от боли, я вжался в камень. Из ладони обильно текла кровь, из рваной раны торчали ошметки кожи и мяса. К горлу подкатил противный комок.

И что теперь делать?

Поднял голову. До первого блока оставалось всего три эмиолиуса. Несколько быстрых рывков — и я отдохну.

Всё просто. Да, просто. Легче легкого.

— Еще чуть-чуть, — прошептал я, подбадривая себя. — Ты сможешь, Гектор. Давай.

Превозмогая чудовищную боль в руке, я взбирался вверх по отвесной стене. Хотелось упасть и сдохнуть в муках. Однако я прогонял навязчивые мысли и старался не думать ни о чем.

Смогу…

Я не сдамся.

Наконец, хрипя, я залез в дыру. Места было мало, пришлось снять заплечный мешок и отстегнуть копье. Освободившись от ноши, я прислонился спиной к щербатой стене, тяжело дыша. Все тело налилось горячим свинцом, я с трудом выудил из-за пояса мешочек, развязал его и бросил в рот несколько засушенных листьев подземного ореха. Слабость была настолько сильная, что с трудом шевелился. От одной мысли продолжать подъем становилось дурно.

— Думай об отдыхе, — прошептал я, блаженно вытянув ноги. — И больше ни о чем. Проблемы будут позже…

Оглядел рану на груди. Всего лишь царапина, хоть и глубокая. Облегченно вздохнув, я запустил руку в заплечный мешок, достал небольшую глиняную баночку, откупорил её. Указательный и средний пальцы обмакнул в мазь, сделанную из сгнивших корней рогерса, и принялся растирать по ране, стиснув челюсти от пульсирующей боли.

Вскоре полегчало, удалось даже расслабиться. Подъем оказался сложнее и тяжелее, чем планировал. Я добрался лишь до первого блока, а сил уже не было! К тому же распорол руку. Надо предельно внимательно карабкаться, проверять каждый камешек, иначе сорвусь и…

— Хватит, — сказал я себе. — Прекрати даже думать об этом!

Вытащил из заплечного мешка линумный бинт, здоровой рукой чуть распорол его, держа в зубах, и начал обматывать им больную ладонь. Когда дело было сделано, отстегнул с пояса флягу, откупорил крышку и стал жадно пить. Ледяная вода, разбавленная с кровью алахама, прочистила мозги. Усталость уже не казалась такой сильной.

Просто давно не нагружал мышцы. Ничего страшного. Сейчас передохну немного и полезу дальше.

Над головой, у самого края, полыхал жар-камень, вплавленный в стену. За кругом света была абсолютная тьма. Зато в дыре я видел каждую трещинку, каждый камешек. Растянул губы в улыбке. Хотя бы карабкаюсь не в абсолютной тьме. Из памяти всплыли образы, как впервые оказался в расщелине с кучерявым Терифом и великаном Коммититуром.

— Теперь я здесь один. — Голос был сиплый после выпитой холодной воды. — Наверное, это даже к лучшему, да?

Белое пламя бросало трепещущие блики на тело. Тени танцевали, приковывали к себе взгляд. Я попытался выпрямиться, затылком стукнулся о потолок и тихо выругался. Пошевелил раненой рукой. Боли не было, но мне не понравилось, что не чувствовал пальцев. Это от потерянной крови или от перенапряжения? Что если рука подведет?

Некоторое время ничего не делал, не сводя взгляд с пляшущего пламени. Все проблемы и тревоги отошли на второй план. Хотелось вечность вот так сидеть в дыре и наслаждаться ничегонеделаньем. Уже отвык от абсолютной тишины, когда любое случайное движение звучит неестественно громко. Можно представить, что никогда и не существовало ни группы, ни червивых, ни Мезармоута. Есть лишь я, эта дыра в гигантской расщелине и этот жар-камень.

Когда понял, что сил достаточно для подъема, отлепился от стены, накинул заплечную сумку и вылез. Прикрепил копье чуть пониже, дабы железный кончик не мешался. Выбрал камни, за которые можно ухватиться и застыл, глубоко дыша. Грудь лишь саднила, раненая рука онемела.

— Ну что, продолжим? — спросил я себя.

Стена уходила высоко вверх. Свет десятков жар-камней, выстроенных в неровную линию, гипнотизировал. Я буквально чувствовал враждебность этого места. Казалось, за каждым моим движением следят тысячи невидимых глаз. Сколько бы ни пытался себя убедить, что мне все лишь кажется, что шалит разыгравшееся воображение, однако ничего не получалось.

Карабкаясь, я часто моргал, пытаясь избавиться от наваждения. Вскоре вернулась усталость. Руки гудели от усилий, ноги немели. Я жадно всасывал холодный воздух ртом и двигался вверх. Перед глазами плясали круги, в ушах противно звенело. Не знаю, сколько времени это продолжалось, но чем выше поднимался, тем сильнее разгорался страх. Страх нереальности происходящего.

Что-то изменилось в моем восприятии. Стена, по которой карабкался, приобрела матово-черный цвет, ярко поблескивающий в свете жар-камней. Я как будто взбирался по стеклу, разделяющему наш мир и другой — чужой. Взор то и дело цеплялся за странные силуэты, что двигались по другую сторону измерения. Эти силуэты поднимались вместе со мной — невообразимо странные, отталкивающие, наполненные яростью.

Страх, исходящий от черных камней, просачивался в мой мир, заставляя меня еще больше нервничать. Я мысленно приказывал себе не сходить с ума, что от усталости мерещится всякое. И надо лишь карабкаться дальше. Но гнетущее чувство зыбкости реальности не проходило. Из каждой трещины в стене веяло опасностью. Словно сквозь них могли прорваться твари.

Я дышал ужасом, я ощущал ужас. Я растворялся в нем, как соль растворяется в горячей воде. Руки покрылись бусинками пота, из груди вырвался сдавленный стон. Пропало ощущение собственного тела. Словно не я сейчас взбирался по отвесной стене расщелины.

Инстинкты притупились, из дальних уголков разума пробудились все потаенные страхи. Я больше не контролировал себя, растворившись в черном ужасе камней. Чудовища, обитающие в другой реальности, непрерывно стонали и тянули когтистые лапы ко мне.

В панике я закричал. Но даже сквозь крик услышал низкий издевательский смешок, донесшийся из-за спины.

Замер.

Не сразу осознал, что вишу на камне, держась одной рукой. Рассудок вернулся ко мне. Больше не мерещились монстры в камнях. Непроизвольно вздохнул с облегчением, нащупал опору под ногами. Почувствовал себя круглым дураком. Надо было в дыре отдохнуть побольше. Видимо, слишком много потерял крови. И ведь чуть не сорвался!

Я огляделся. Удивительно, но каким-то образом удалось преодолеть четыре блока. Это просто невероятно! Я положил голову на камень, лоб закололо от холода. Чудом мне удалось вскарабкаться практически на самую вершину.

Попытался осторожно осмотреть себя. Руки кровоточили из-за множества мелких порезов, от ногтей ничего не осталось, левую скулу обжигало. На левом боку зияла страшная рана.

Надо спешить. Если сдохну сейчас, то сорвусь и придется начинать все с начала.

Я ухватился за выпирающий камень, подтянулся, нащупывая ногами опору. «Будь внимательнее», — мелькнула мысль. Захотелось воды, в горле пересохло. Я извернулся, вскинул другую руку и ухватился за выступ. Тело легко поднялось наверх. Тяжело дыша, я спокойно посмотрел вниз.

Земли не было видно. Кромешная тьма, которую разрывала лишь вереница жар-камней. Страх исчез так же быстро, как и появился.

Стараясь не думать ни о чем, я принялся методично карабкаться.

Оказавшись на самом верхнем каменном выступе, я скинул заплечный мешок и копье и растянулся на спине. Получилось! Добрался! Смог же с первого раза! На глаза навернулись слезы; кадык нервно задергался.

Вдоволь наплакавшись, я заснул.

* * *

Голова гудела так сильно, словно вот-вот расколется. Полежав некоторое время с закрытыми глазами, я попробовал сесть. Тело ломило, каждое движение сопровождалось резкой болью в груди. Мысли жужжали, как рой разъяренных хунфусе.

Что случилось? Кто я?

Подул холодный ветер, я поежился. Стоило пошевелиться, как подо мной захрустел бурый лед. Осмотрел себя: рана на боку зажила, на руках не было ни царапины. Проклятье! Все-таки умер на выступе. Ощущая легкость в теле, потянулся к заплечному мешку, вытащил одеяло, накинул на себя. Затем, подув на замерзшие ладони, я поднял голову.

Вот она, моя цель — огромная серая толща льда, закрывающая расщелину от поверхности. Казалось бы, чего проще — растопил и выбрался. Однако от каменного выступа до льда — два эмиолиуса. Не так-то просто залезть. К тому же неизвестно хватит ли мне жар-камней, чтобы оттаявшая вода не потушила пламя.

Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления.

Вытащив из мешка два небольших неработающих жар-камня, я положил их на железный наконечник копья, обмотал линумной веревкой. Хмыкнул. Мысленно представил квадрат, разделенный прямой на две трапеции, и треугольник с тупым углом. С тихим хлопком вспыхнуло пламя. Убедившись, что огонь не вредит костяному древку и веревке, вскинул копье.

После оживления мутило, в глазах двоилось и покалывал бок. Провел рукой по короткому ежику волос. Попытался вспомнить, когда умирал в последний раз, но не смог. Наверное, хакима пятьдесят назад. Очень давно. Я успел уже забыть, каково это чувствовать себя возродившимся.

Покатав в свободной руке холодный камушек, испачканный моей кровью, я поднялся. А затем воткнул копье в толщу льда над головой.

Первая капля упала возле сапога.

Глава двенадцатая. Шифра

Она опустилась на колени перед стариком, откинула одеяло.

— Нос болит? — спросил Сенецион.

Выглядел он паршиво: глаза ввалились, под ними повисли черные мешки, лицо побледнело. Белки налились кровью. На лбу выступили крупные капли пота. Нахмурившись, Шифра осмотрела его больную ногу. Рана загноилась еще сильнее.

«Старика нельзя трогать, — подумала она. — Что делать?»

— Поговори со мной, женщина…

— Ты скоро вылечишься, — соврала Шифра, уставившись на пламя жар-камня.

— Кого ты пытаешься обмануть? — тихим голосом спросил Сенецион. — Я не жилец. Как твой нос? Ты не ответила…

Вздрогнув, она коснулась переносицы, скривилась от резкой боли. Взглянула на свои руки, испачканные кровью. Правая кисть распухла, плечи превратились в один большой синяк. Стоило чуть шевельнуться, как в спину вонзались сотни иголочек боли.

— Со мной все хорошо, — сказала Шифра. — Похоже, мы в западне, старик. Я осмотрела выходы из пещеры, но нигде не смогла найти лазейку.

Откашлявшись, Сенецион облизал потрескавшиеся губы.

— Значит, так решил Юзон.

— Ты быстро сдался, старик.

— Я достаточно пожил, чтобы понять одну простую истину: против богов человек бессилен. Что бы ты ни делала, ты все равно проиграешь. Такова жизнь. Если нас с тобой заперли в этой пещере, то значит так и надо. И я рад тому, что умру не в одиночестве.

Шифра накинула на него одеяло, прислонилась к валуну рядом с ним.

— У нас не осталось больше ни еды, ни воды, — сказала она невесело, отстегнула железную флягу с пояса, потрясла. Пусто.

Старик рассеянно кивнул, повернул голову в сторону озера. Она улыбнулась уголками губ, бросила:

— Даже не думай: вода отравлена. Я пробовала.

Тяжело вздохнув, он бросил взгляд на свои перевязанные руки. Пальцы почернели, скривились. Плохой знак.

«Бог Гектора был прав: группа не сможет добраться до Мезармоута. Стоило мне наткнуться на смертного, как тут же нас заперли в этой пещере! Но должен же быть выход! Всегда есть!»

— Ты бы отдохнула немного, — едва слышно сказал Сенецион. — А то утомилась же, наверное. Поспи, а там что-нибудь придумаем.

Шифра замотала головой, резко вскочила.

— Нет! — бросила она и уверенным шагом направилась к озеру.

Вода зловеще светилась багряным цветом, на её поверхности плавали белые комья пены. Невыносимый смрад ударил в ноздри, Шифра помахала ладонью у лица. Едва сдерживая тошноту, она села на колени у берега, откупорила крышку и опустила флягу в озеро. К ней тут же подплыли несколько странных на вид существ: с длинными худыми лапками, с непропорционально большим туловищем и с тремя выпученными белесыми глазками. Чем-то они напоминали алахамов, однако те не светились ядовито-зеленым цветом и не были настолько маленькими.

Наполнив флягу и нанизав на нож одно из озерных существ, Шифра вернулась к старику.

— Ты же говорила, что вода отравлена? — спросил он.

— Да.

— Тогда зачем набрала флягу?

— Увидишь.

Онаподошла к своей заплечной сумке, лежащей возле Сенециона, достала небольшой мешок, сплетенный из линумных листьев, и высыпала на ладонь несколько черных зерен мортема. Ей хотелось надеяться, что план сработает. Тогда, возможно, они со стариком не умрут. Откупорив флягу зубами, Шифра кинула зерна в сосуд и поставила его прямо в пламя жар-камня.

— Как ты это делаешь? — просипел старик. — Почему огонь не причиняет тебе вреда?

Она пожала плечами и устало плюхнулась на валун.

— Не знаю, Сенецион.

И сама подивилась тому, с какой легкостью назвала старика по имени.

— А что ты сделала? — спросил он.

— Воду нужно прокипятить. Я кинула во флягу зерна мортема, чтобы яд впитался в них. Возможно, это сработает. Хотя ничего обещать не могу.

Кряхтя, Сенецион протянул перевязанную руку к пламени, но, обжегшись, тут же отдернул ее.

— Не понимаю, как это у тебя получается, — сказал он, тяжело дыша.

Не ответив, Шифра высыпала содержимое своей сумки на камни в надежде найти хоть кусочек вяленого мяса. Ничего. Тогда она перевела взгляд на труп существа из озера.

«Можно ли его съесть? Пахнет он как гноящаяся рана на ноге старика. Раньше я этих тварей не встречала».

Вспомнила первые хакима в Доме. В голодные анимамы группа варила кожу дагенов. На вкус, конечно, не очень, но желудок хотя бы на время переставал болеть.

— Расскажи мне про Юзона, старик, — попросила Шифра. — Как он выглядит? Откуда появился?

— А ты не помнишь?

Помотала головой.

— Нет, — с грустью ответила она. — Очень смутно. В голове лишь обрывки воспоминаний.

— Когда Безымянный Король только-только задумывал построить Юменту и когда Тестатем, верный помощник правителя, уничтожил последнюю тварь в ледяной пустыне, — начал старик, — каждую ночь люди слышали стон за стенами города. Но сколько бы они не пытались, но никого не могли увидеть. Даже Тестатему, сотворенному из лапы дагула, не удавалось поймать стонущего.

Сенецион неотрывно смотрел в ее глаза. Она улыбнулась, но улыбка получилась вымученной.

— Рассердившись, Безымянный Король собственнолично вышел за стены Венерандума, — едва слышно сказал старик. — И тогда на пути он встретил странного юношу с огромным горбом. Этот горб был в несколько раз больше самого несчастного. И правитель подивился тому, как люди и верный Тестатем не смогли его увидеть.

— Это и был Юзон? — спросила Шифра.

Сенецион, откашлявшись, кивнул.

— Да, юношу звали Юзоном, женщина. Парень поведал, что собирает души умерших у себя в горбу, дабы те не исчезали в ледяной пустыне, где им было одиноко. Растроганный Безымянный Король, видя самоотверженность юноши, тут же создал Юзону царство. Царство мертвых.

— А горб?

— Не перебивай меня!

Шифра сконфуженно кивнула, уставилась в пол.

— Большая часть душ покинула горб Юзона и поселилась в царстве мертвых, — продолжил старик. — Но не всех юноша отпустил. Убийц, насильников женщин и детей и вероотступников он держит в себе.

Он замолчал, не переставая сверлить её взглядом. Шифра посмотрела на пламя: из фляги валил густой белый пар.

— Получается, Гектор разговаривал не с Юзоном, — сказала она, нахмурившись.

Холодный, пронизывающий ветер сменился на теплый. И это вызвало смутное беспокойство. Даже камни, казалось, нагревались все сильнее с каждым мгновением. Тело бросило в жар, пришлось снять легкую куртку.

— А как выглядел бог, с которым разговаривал ваш бывший предводитель? — спросил старик. Его голос совсем ослабел.

— Ну… Он походил на обычного человека с той лишь разницей, что его кожу плотным слоем покрывал пепел. И глаза… — Она на мгновение умолкла, пытаясь вспомнить все слова Гектора. — Глаза горят красным пламенем.

Сенецион удивленно вскинул брови:

— Ты ничего не перепутала? Правильно ли ты его описала?

Шифра фыркнула.

— Конечно, правильно, старик! Считаешь, я такая дура, что не могу…

— Нет, — перебил он, тяжело дыша и смотря на сталактиты. — Просто под твое описание не подходит ни один бог. Это не Юзон, не Корд, не Кулда и Воган.

— А кто тогда?

— Не знаю, — прохрипел старик. Его затрясла мелкая дрожь.

Вскочив, Шифра подошла к нему, положила ладонь на лоб.

«Да он же весь горит!»

— Я в порядке, — прошептал Сенецион, словно прочитал ее мысли. — Лишь устал… Немного устал, да. И пить хочется.

С этими словами он открыл глаза и широко улыбнулся. Шифра повернулась к пламени жар-камня.

— Потерпи еще чуть-чуть. Зерна мортема не успели впитать яд.

Громко сглотнув, Сенецион сказал:

— Хорошо.

— Так ты не ответил: с кем все же разговаривал Гектор?

«Он так долго не протянет, необходимо сбить жар».

Пытаясь усесться поудобнее, старик ответил:

— Не знаю. Я читал у Луция Агенобарда, что боги могут менять свой вид. В «Метафизике» постоянно описывалось, как Безымянный Король превращался в могучего великана, когда из ледяной пустыни вылезали чудовища. Возможно, Гектор разговаривал с одним из воплощений богочеловека… Я не знаю.

— А может, и не было никакого бога, — буркнула Шифра. — Может, Гектор все выдумал.

Старик положил ладонь на сумку, в которой лежала его книга:

— Ты должна прочитать работу моего учителя. Там есть ответы на многие вопросы.

— На какие же?

— Например, обладают ли вещи энтелехией.

— Чем? — Шифра поморщилась, фыркнула.

— Энтелехией, женщина. Сила, с помощью которой создан весь мир. Ты задавалась вопросом, благодаря чему из зерна вырастает растение? Или почему из яйца вылупляется даген? Еще Агенобард пытался дать этому объяснение.

Шифра тяжело вздохнула:

— Мне это неинтересно, старик. Все эти «энтихеи», Агенобарды не помогут тебе против червивых.

Сенецион лишь покачал головой. Глаза стали грустными и заблестели от слез. Он притянул свой мешок поближе к себе.

— Ты просто не понимаешь, женщина.

— Куда уж мне.

— Я как и ты провел большую часть жизни в невежестве. О чем сейчас и жалею. Если бы у меня была возможность вновь стать юноше й, то — поверь мне! — не стал бы тратить время в пустую… — Взор его затуманился, голос стал грубее. — Можно мне попить?

— Думаю, да. Сейчас.

Шифра поднялась, подошла к белому танцующему пламени, намотала на руку кусок ткани, быстрым движением вытащила флягу, из которой обильно валил пар, и поставила на валун.

— Ты же говорила, что жар-камень не обжигает тебя? — спросил Сенецион, тщательно следя за ее действиями.

— Сама фляга горячая, — пояснила она.

Ей совсем не хотелось пить воду из озера. Даже после кипячения сохранился противный гнилостный запах.

«Я должна рискнуть, иначе старик умрет».

— Пусть остынет немного, — сказала Шифра, хрустнув шеей. — Первой пробую я. Если все будет хорошо, то дам тебе, ладно?

Он устало кивнул. Казалось, даже незначительное движение причиняло ему острую боль.

Чтобы старик отвлекся от грустных мыслей, Шифра спросила:

— Так ты говоришь, что твой учитель встретился с Юзоном в этих пещерах?

— Да, женщина. Хотя в «Божественной диалектике» нет описания бога мертвых.

— Тогда как Публий догадался, что общался именно с ним? Что если твой учитель разговаривал с тем же… хм… богом, что и наш предводитель?

— Догадался по косвенным признакам, — выдохнул старик.

— Чего? — усмехнулась Шифра.

— Это был настоящий повелитель мертвых, женщина! — Сенецион чуть повысил голос. — Читая книгу, можно однозначно сказать, что мой учитель общался именно с Юзоном. Лишь тот в таких подробностях способен описать устройство мира мертвых.

— Звучит не убедительно, старик.

Шифра осторожно коснулась фляги — металл был чуть теплым. Затем она взяла сосуд, поднесла горлышко к губам. В ноздри ударил тяжелый кислый запах.

«Просто не думай ни о чем. Все хорошо. Это же так просто».

Она отхлебнула из фляги. Язык тут же обожгло, по гортани прокатился огненный ком. Сердце учащенно забилось.

— С тобой все хорошо? — спросил старик.

Поставив сосуд на валун, Шифра вскочила, зажимая рот ладонью, и побежала к озеру, где её и вырвало. Желудок крутило, сжимало от резкой боли; тело била крупная дрожь. Когда Шифра разогнулась, казалось, прошла вечность. Часто дыша, она вернулась к Сенециону. Тот с надеждой посмотрел на неё.

— Вода отравлена… Ничего не получилось… Мне жаль…

— Все хорошо, — он опустил голову.

Шифра со злостью ударила кулаком по рядом стоящему сталагмиту. Лица на стенах пещеры словно насмехались над ней.

— Может, надо подождать немного, — сказал старик. — Потом воду пропустим сквозь одежду, как через фильтр. Понимаешь?

Она кивнула. Рот по-прежнему жгло. Язык превратился в неподвижный камень. Потребовалось некоторое время, прежде чем удалось выдавить из себя хоть один звук. По началу Шифра боялась, что выпила слишком много отравленной воды и сейчас умрет, но перкуты сменялись перкутами, а она не чувствовала изменений.

— Жаль, не узнаю, что случилось с Фабрициусом, — вздохнул старик. — Удалось ли ему вернуться в Юменту? Хотелось бы верить, что он выжил.

— Даже после того, как он тебя чуть не убил? — спросила Шифра, заплетающимся языком.

— Просто он оказался слаб духом. Не надо его винить.

Шифра взяла нож с нанизанным на лезвие существом из озера. Пахло оно не лучше фляжной воды, кожу покрывала густая слизь. При одной мысли приготовить уродца к горлу подкатывал тяжелый ком.

— Убей меня, — заявил старик.

Повисла тяжелая тишина.

— Что? — непонимающе спросила Шифра.

— Я все равно умру. Посмотри на мои пальцы. — Он поднял руки. — Видишь, как почернели? Я пытаюсь ими пошевелить, но не получается. А нога? Ты видела мою ногу? Не надо строить иллюзий, женщина. Мне конец.

Внутри нее росла черная злость. Она отводила взор от старика, но едва взгляд падал на него, в груди вскипало нечто несправедливое, яростное. Проклятье! Да она возилась со смертным уже третий анимам, выхаживала, кормила с рук, а в благодарность этот дурак просит убить его!

— Ты выживешь, — бросила Шифра.

— Зачем обманываешь себя? Сами боги не хотят тебя выпускать из пещеры — не это ли доказательство? Ты ничего не сможешь сделать. — Сенецион замолчал, глубоко дыша. Затем продолжил: — У нас закончилась и еда, и вода. Поэтому будь милосердна — убей меня быстро. Не заставляй страдать, умоляю Безымянным Королем! Возьми нож и пронзи мне сердце.

— Нет.

— Пожалуйста!

— И не проси, — сказала Шифра.

Она сосредоточенно крутила ножом, разглядывая умершее существо. В голове вертелась лишь одна мысль: «старик прав». Сколько бы ни пыталась отогнать её — ничего не получалось. Сенецион продолжал что-то говорить ей, но Шифра не слушала.

«Мне нужно все хорошенько обдумать. Я не могу сдаться!»

— Женщина, посмотри на меня! — закричал старик и схватился за сердце. Его грудь часто поднималась. — Ты же сама рассказывала про заветы, выбитые в пещере! Ваш бог не даст тебе уйти отсюда, пока я жив!

— Помолчи, — сказала она. — Я не убью тебя. Даже не проси. И на этом разговор закончен. Когда тебе станет лучше, сам удивишься тому, что сейчас выпрашивал. Уж я-то знаю, достаточно пожила.

Шифра поднесла лезвие к жар-камню, пламя принялось лизать тушку существа. Жир капал на огонь, с шипением взвивался черными чадящими дымками. Рот наполнился слюной, в желудке заурчало.

Поохав, старик замолчал. Шифра отвернулась от него, не желая встречаться взглядом. Ей хотелось доказать ему, что он не прав. Что нужно бороться до конца. Уж за сто пятьдесят хакима жизни она смогла усвоить главный урок: сдаваться нельзя. Нельзя позволять страху затмевать все остальные чувства.

Перед мысленным взором проносились воспоминания о первых атаках червивых. Как же тогда она, глупая и слабая, боялась погибнуть в узкой пещере. Смешно же! Коленки тряслись, ноги едва держали. А треклятое сердце билось так сильно, что удары отдавались в висках.

Шифра подняла нож выше над огнем, давая мясу лучше прожариться. Кожа существа лопнула на лапках, зашипел жир.

«Еще чуть-чуть — и уродец будет смотреться лучше. Хотя бы перестал так вонять».

Следя за пламенем, Шифра облизывала потрескавшиеся губы, язык царапался о сухое небо. Невыносимо хотелось пить.

Непроизвольно взгляд упал на флягу.

«Нет. Не надо».

— Сейчас поедим, старик. Смотри, какого сочненького я поймала в озере. Жир так брызжет… Ты главное не унывай — выкарабкаемся. В конце концов, я старше, а значит мудрее. Если хочешь, можешь еще рассказать про свою «энтихею». — Шифра вымученно засмеялась. — Ты научишь меня новому алфавиту? Я открывала твою книгу, но ничего не разобрала. Вроде и слова знакомые, но смысл уловить не могу.

Тишина.

— Сенецион?

Шифра обернулась. Голова старика упала на грудь.

— Эй! Что с тобой?

Живот скрутило от страха. Кинув нож с тушей на камень и вскочив, Шифра подошла к старику, коснулась его шеи и тут же одернула руку. Её пальцы словно пронзило холодом. Она упала на колени и, схватив за волосы, подняла голову Сенециона. Ни одна жилка не дрогнула на его изможденном лице. Пытаясь понять, дышит ли он, Шифра прижала указательный и средний пальцы к шее. Вроде пульс есть. Слабый, едва слышный.

— Ты меня слышишь? Очнись же!

Влепив несколько пощечин, она затрясла старика.

— Не вздумай подыхать! Ты еще нужен мне!

Шифра замерла, судорожно пытаясь понять — что делать? Влить в него воду из фляги? Глупости. Станет только хуже. Тогда что? Недолго думая, она схватила одеяло, оторвала кусок и принялась туго стягивать сломанную ногу Сенециона. Затем, набросив на себя все сумки, огляделась.

Дожидаться смерти старика она не могла. А значит, оставалось только одно — попытаться вновь выйти из пещеры.

Ей хотелось орать, ломать все на своем пути! Злость сменилась безудержной яростью. Обстоятельства её не сломают! Только не сейчас.

Взвалив старика на плечи, Шифра, стискивая от напряжения челюсти, поплелась вперед. Каждый шаг давался с огромным трудом. Казалось, тело весит как гигантский валун. Голова Сенециона болталась из стороны в сторону.

— Я справлюсь. Справлюсь…

«У меня должно получиться!»

С проклятиями, с невероятными усилиями она добралась до круглой дыры, выводящей из пещеры.

— Вот увидишь, старик: мы скоро окажемся в Доме. А там уже и вылечить тебя не составит труда. У Пилос много чудодейственных трав…

Согнувшись под тяжестью тела Сенециона, Шифра шагнула вперед.

Глава тринадцатая. Гектор

Возможно ли описать чувство, которое считал давным-давно потерянным? Когда в груди щемит от бесконечной тоски и кажешься себе песчинкой рядом с камнями. Когда дух словно отделился от тела и парит в бескрайних чернильных небесах. Когда инстинктивно ощущаешь страх перед чем-то величественным. Высоко вскинув голову, я не отрывался от звезд-жемчужин, что так щедро рассыпал Создатель. Изо рта вырывались частые клубы пара, тут же замерзали и звенели в воздухе крохотные льдинки.

Вокруг меня горели четыре жар-камня, но им не удавалось справиться с холодом на поверхности. Сколько бы я ни пытался отогреть окоченевшие пальцы в пламени, — ничего не получалось. И мне было наплевать. Дрожа и облокачиваясь на воткнутое в снег копье, я стоял и любовался звездами. В нескольких эмиолиусах позади зияла дыра, из которой выбрался на поверхность.

Обладая талантами поэта или хаята, смог бы описать чувство, всецело охватившее меня. Смог бы в красках обрисовать сияющую серебряную корону вокруг луны. Смог бы передать тот страх, каскадами изливающийся со звезд. Смог бы. Но я не поэт. А потому мне оставалось довольствоваться лишь неясными, невыразимыми эмоциями. Будь сейчас рядом Териф, то, думаю, ему бы удалось расписать всё в красках.

Я подул на руки, поплотнее укутался в одеяло. Скоро потребуется вновь лезть в дыру, чтобы согреться. Уже три раза так спускался-поднимался. И каждый раз себя буквально приходилось заставлять сдвигаться с места. Я напоминал нашедшего клад нищего: черными от грязи пальцами достаю монеты и не могу оторваться от золотого блеска. Мало, мне так мало…

«Где же ты, бог? Почему не встанешь рядом со мной и не разделишь эту суровую красоту?»

Иногда взгляд цеплялся за циклопические фигуры дагулов, навечно повисших в небесах, и тогда я не мог понять, почему раньше не обращал внимания на них? Ящеры словно вдруг становились центром мироздания; Луна и звезды как будто тускнели. Величественные Ияс, Сир и Рах. Боги, отдавшие собственную кровь и взамен получившие имя Безымянного Короля… Мою спину пронзало от боли, и в голове начинала крутиться лишь одна мысль: «я помню дагулов». Откуда? Наверное, из той, прошлой жизни, что острыми осколками вонзалась в меня во снах.

Стоило отвести глаза, как тут же забывал о существовании летающих ящеров и всё внимание переключалось к страшным небесам. За те мгновения, что отвлекался на дагулов, звезды как будто меняли расположение. Даже луна приобретала алый оттенок. И легкий ветер подхватывал меня и уносил все дальше и дальше от ледяной пустыни.

«Группа должна выйти на поверхность».

Эта мысль отрезвила. Я вновь оказался заложником собственного тела, ощущение ирреальности происходящего улетучилось. Пошевелил сначала одной ногой, затем — другой. Стоп практически не чувствовал, онемение распространилось до самых икр. Тревожный знак.

Я кое-как доковылял до дыры, опустился на колени, огляделся. Насколько хватало глаз, вокруг простиралась безжизненная снежная пустыня. Лишь впереди можно рассмотреть крошечные отсюда горы. Попытался прикинуть, где может находиться Венерандум. Когда только выбрался на поверхность, то первой мыслью было разглядеть Верхний Город, но мои мечты не сбылись.

Вокруг лишь сугробы и белая гладь.

Я взял горсть снега, помял в руках, наслаждаясь ледяным покалыванием, а затем поднес к лицу и понюхал. И, конечно же, ничего не ощутил.

Пора вернуться к группе и рассказать о том, что мне удалось выбраться. Остальные обязаны оказаться здесь! Обязаны посмотреть на звездное небо и удивиться тому, как раньше боялись выходить из пещеры!

Я опустил голову, пытаясь совладать со все нарастающим гневом. Взгляд зацепился за дыру. Перед мысленным взором пронеслись воспоминания последних трех анимамов. Взобравшись на самый верхний каменный выступ в расщелине, я сразу же принялся растапливать лёд над головой с помощь копья, к наконечнику которого привязал жар-камень. Поначалу боялся, что вода погасит пламя, но — хвала богам! — обошлось.

Хотя все равно пришлось попотеть: ледяная корка, закрывавшая расщелину от поверхности, в толщину была с два моих роста. Пригодились заготовленные металлические скобы, которые вбил сначала в камень, а затем — в стенки дыры. Но все мои усилия сторицей вернулись, как только выбрался наружу.

Надолго в память впечатались те мгновения, когда лед полностью растаял под языками пламени. Ради этого момента стоило страдать столько хакима! Никогда раньше не чувствовал себя таким одухотворенным, свободным! Помню, как вылез на поверхность. Пальцы тут же посинели от холода, лишились чувствительности; неистовый ветер проносился словно сквозь меня, заметая всё густым снегом; небо было в черных комковатых тучах, из-под которых изредка выглядывали пляшущие звезды.

Прикрывая рукой от мороза лицо, я тогда огляделся в поисках Верхнего Города и, конечно же, ничего не обнаружил. Из-за всепроникающего холода пришлось спуститься на каменный выступ расщелины. Однако даже укутавшись в свои лохмотья, я мерз. Собрал всю силу воли в кулак, заставил себя стоять под колючим ветром и ждать… Ждать чего? Я сам не знал. Надеялся, что вот-вот горизонт осветится Огненным Шаром, но перкуты сменялись потестатемами, а ничего не происходило. Мои сны не врали: после гибели — могу ли я говорить об этом однозначно? — Безымянного Короля на поверхности наступила вечная ночь.

Вскоре ветер стих, а чернильные небеса очистились от туч. Вся ледяная пустыня вмиг преобразилась, наполнилась изломанными тенями. Я почувствовал себя древним жителем Венерандума: когда о спуске под землю никто и не мечтал, а за стенами города бродили чудовища.

Странное безмолвие ледяной пустыни нарушало лишь мое сиплое дыхание. Я вдруг ощутил, как сердце бешено забилось в груди. Страх сковал меня. Из памяти всплыли истории о чудовище Симне, что по-прежнему обитало в снегах и рыскало в поисках теплой человеческой крови… Готов поспорить: в тот момент, когда во мраке ночи сугробы утратили четкость, я увидел вдали два красных пламени — два шарика глаз…

Конечно же, почудилось.

Я улыбнулся, скинул заплечную сумку и копье в широкое отверстие, поставил ноги на ближайшую металлическую скобу. Вообще дыра получилась достаточно большой, даже двум людям здесь не было бы тесно. Поэтому можно не бояться, что её заметет.

Я в последний раз бросил взор на звездное небо, на дагулов. Хотелось запомнить каждую деталь прежде, чем вновь оказаться глубоко под землей. После свежего бодрящего воздуха невыносимо было думать о спертом зловонии пещер. Но я должен вернуться. К группе.

«А как ты спустишься с расщелины?» — прошептал противный внутренний голосок.

Мысленно улыбнулся еще шире.

Ответ прост: я спрыгну с выступа.

От этой мысли полегчало.

* * *

Согласились пойти лишь пятеро. Великан Коммититур, сидя на коленях, перебирал содержимое своей сумки и неразборчиво ругался; тихоня Териф, старик Кор и сутулая Хуфра задрали головы вверх, тщетно пытаясь разглядеть пятак ночного неба; Теш молчаливо возился с блоком, проверял прочность канатов. На всех была самая теплая одежда, что удалось найти Дома: сапоги, толстые кожаные штаны, рубахи, сделанные из грубых, но прочных листьев линума, и плащи до колен.

— Что-то не разглядеть мне проход-то, — проворчал Кор, жмуря здоровый глаз.

— Слишком высоко, — объяснил я, стараясь говорить спокойным ровным голосом. Сердце вырывалось из груди. — К тому же дыру закрывает самый верхний каменный выступ. Заберемся — увидишь.

— А если ты дуришь нас? — спросил Коммититур.

Он единственный, кого пришлось уговаривать пойти к расщелине чуть ли не силой. Его не поразили ни мои рассказы о ледяной пустыне, ни о дагулах. Все, что интересовало великана, — кузница. Мне пришлось пообещать ему отдать второй горн, чтобы он помог части группы взобраться на блоках.

— А зачем мне дурить тебя? — вопросом на вопрос ответил я. — Это глупо.

Коммититур оторвался от сумки, с прищуром взглянул на меня, словно знал нечто особенное. Его лицо покрывали крупные капли пота.

— Долго пришлось растапливать лед? — спросил Териф. От волнения он то и дело проводил ладонью по кучерявым волосам. Видимо, его захватил мой рассказ о том, как удалось выбраться на поверхность.

— Три анимама, — ответил я. — Ничего особенного: привязал к копью жар-камень и просто ждал.

Териф молчаливо кивнул. По его виду было видно, как сильно он жалел, что сам не додумался до такого простого решения.

— Я думал, у ледяной корки была толщина в несколько десятков эмиолиусов, — сказал он. — А оказалось, группу отделял всего лишь тонкий слой льда.

— Ну, не такой уж и тонкий, — заметил я.

Великан подошел к Тешу, тот принялся ему что-то втолковывать. Здоровяк кивал с тупым выражением. Вскоре он скинул плащ и стал развязывать канат на блоке.

— Ты в одиночку взобрался на самую верхотуру? — с сомнением спросил одноглазый Кор.

Я кивнул:

— Да.

— Без помощи блоков?

— Так тянуть-то меня никто не мог, — съязвил я. — Никто из группы не удосужился пойти со мной, если ты забыл.

Старик промолчал.

Теш подошел к нам. С самого ухода из Дома он не проронил ни слова. Я не мог поверить, что когда-то мы были если не друзьями, то напарниками. Теш боготворил меня. А сейчас? Боится встретиться взглядом, все время молчит, словно воды в рот набрал. Я очень удивился, когда он решил пойти к расщелине.

— Как выйдем на поверхность? — как бы невзначай бросил Теш. Но я видел, с каким трудом он выдавил вопрос.

Какой-то подвох? Ладно, пока надо думать о другом.

— Сначала на самый верхний каменный выступ поднимите меня, — сказал я. — Затем буду ждать кого-нибудь одного из вас. Будете меняться поодиночке.

Териф нахмурился:

— Зачем?

— Вы задаете слишком много вопросов. Потому что выступ выдержит не больше двоих. Я не хочу рисковать выходом на поверхность из-за вашего нетерпения. Бросайте жребий, если пожелаете. Я подожду.

Вокруг притихли. Теш открыл было рот, но так и не проронил ни слова. Одноглазый Кор и кучерявый Териф переглянулись. Я же уставился на неровную горизонтальную линию вплавленных в стену жар-камней. Не верилось, что в одиночку взобрался на самый верх. Вспомнил то странное чувство непередаваемого страха, когда из трещин в расщелине послышались голоса монстров…

— Мы могли бы оставить тебя здесь, Гектор, — заявил Теш.

— Этого не будет, — обозлился я. — Только не после того, сколько сил я вложил в дело! Я просил помочь мне, умолял не идти на поводу собственной лени. А что сделали вы? Сказали, что у меня нет ни единого шанса выбраться на поверхность. Теперь я покажу каждому, как сильно вы ошибались. Ткну мордой в снег и спрошу, каково чувствовать себя проигравшим.

Сам не заметил, как от злости сжал кулаки. Ногти впились в ладони.

— Ты уже всем всё доказал, Гектор, — спокойно сказал Теш.

Его наглость бесила. Захотелось врезать ему по морде.

— Вы поднимете меня на выступ первым, — бросил я. — Или можете проваливать.

Териф положил ладонь на кисть Тешу, покачал головой:

— Гектор прав. Мы сами виноваты, что не послушались его. Нам ничего не стоит делать так, как велит он. Давайте не будем ссориться. Только не сейчас, когда есть возможность увидеть ледяную пустыню. Прошу вас. После того, как вернемся Домой, делайте что хотите. Ругайтесь, деритесь, машите копьями — мне все равно.

— И кто тогда пойдет следом за… вожаком? — с любопытством спросил Теш. — Будем тянуть жребий?

От теплой одежды я взмок, пот буквально градом катился с меня. Рубаха противно прилипла к коже. Распаренный и злой, я ждал решения нашей маленькой группы. Меня до сих пор удивляло, почему Дом согласились покинуть лишь пятеро. Ведь я поднес им все на блюдечке: подойди и возьми. Но нет. Ладно молоденькая Пилос: её оставили ухаживать за седой Эродой. Ладно Шифра: она опять пропадала в пещерах. Но Сиф, Воруб и Энтри? Что им мешало пойти?

— Думаю, будет правильно отправить первым с Гектором Терифа, — смущенно сказала сутулая Хуфра, держась чуть позади нас. Она вперила взгляд в землю.

— Хорошая идея, — поддакнул Кор. — После Терифа отправим Теша, затем — Хуфру и меня. А там поднимем великана, если тот захочет, конечно.

Я кивнул. Неплохой выход из ситуации. Пожалел, что это предложил не я. В последнее время приступы злости появлялись всё чаще и становились продолжительней. Вывести из равновесия мог любой резкий звук или случайно брошенное слово. Меня пугало, с какой легкостью я терял самоконтроль.

«Хватка уже не та, Гектор. Будь сдержаннее».

— Вы запомните этот подъем на всю жизнь, — сказал я, улыбаясь.

Теш ответил не сразу, с неохотой:

— Хотелось бы верить. Возможно, ты нас всех разыгрываешь.

— Хватит, — попросил Териф. — Забудьте на время обиды.

Я поправил заплечный мешок и направился к канатным застежкам.

— Ладно! Давайте выдвигаться.

Хмыкнув, Териф плюнул под ноги, но пошел следом за мной.

«Надо будет с ним поговорить по душам. Не понимаю причин его агрессии».

* * *

Холод проникал в тело даже сквозь теплую одежду. Думал, кожаный плащ спасет меня от ветра, но ошибся — каждый резкий порыв ощущался всеми костями. Стараясь хотя бы не думать о морозе, я расставил четыре жар-камня у дыры, вообразил несколько геометрических фигур, вспыхнуло белое пламя. Затем помог Терифу выбраться на поверхность. Как только его колени коснулись снега, лицо парня застыло в каменной неподвижности. Он смотрел в небеса, и его душа словно покинула тело.

Многое бы отдал, чтобы сейчас узнать, о чем думал Териф. Какие воспоминания коснулись сознания? Увидев воочию ледяную пустыню, ощутил ли он ту же мистическую связь, что и я? В его глазах выступили слезы, дыхание стало тяжелым и прерывистым. Первым моим желанием было подойти к нему и обнять. Меня тоже распирало от невероятной красоты этого места.

Но я не сдвинулся с места. Засунул руки в карманы плаща, пытаясь отогреть закоченевшие пальцы.

— Мы сможем найти Мезармоут, — прошептал Териф, по-прежнему не отрываясь от звезд.

— Что? — неуверенно спросил я.

— Мы сможем найти Мезармоут, — повторил он мне словно ребенку. — Теперь вопрос лишь времени, когда я… я найду способ обнаружить город. И никакие боги нас не остановят!

Териф поднялся на ноги, медленно обернулся, пытаясь разглядеть огни чадящих костров Венерандума.

— Гектор, ты понимаешь, что ты сделал? Ведь понимаешь? Теперь группа не имеет права гнить в пещере.

— Успокойся.

Его плечи поникли. В один миг Териф словно уменьшился.

— Я спокоен, Гектор. Я виню себя за то, что не пошел с тобой к расщелине. Что не помог растопить лед. Я должен был догадаться, что корка слишком тонкая! Должен!

— Все мы умны задним числом. Не ругай себя. — С этими словами я отстегнул флягу, откупорил крышку и протянул Терифу. — Выпей. Это хмельная настойка умулуса. Холодная, правда, но взбодрит.

Он неуверенно взял сосуд одной рукой, облизал губы, а затем сделал несколько глубоких глотков.

— Здесь красиво, — сказал я. — Во снах пустыня выглядела… блеклой, что ли. Не помню ни этого колкого блеска снега, ни пульсирующих звезд. Реальность оказалась такой прекрасной.

Скривившись от горечи напитка, Териф выдавил:

— Думаешь, наши сны не плод воображения?

— Вряд ли. Внутреннее чутьё подсказывает, что я уже был здесь. Неконкретно здесь, конечно. Но стоял на стенах Венерандума, мерз на ветру и глядел на пятак луны.

— А ты задумывался над тем, что сны не принадлежат нам? — спросил Териф.

— В каком смысле?

— Ну… Как сновидения о смерти Безымянного Короля. Кто-то их передает нам на расстояние. Возможно, твой бог, Гектор.

— Наш бог, — поправил я.

Териф задрожал от холода, обхватил себя обеими руками за плечи. Я скинул пузатый заплечный мешок, вытащил два одеяла и накинул их на парня.

— Спасибо, — с благодарностью сказал он.

— Я просто хочу поговорить, — ответил я, пытаясь выровнять дыхание — морозный воздух обжигал легкие при каждом вдохе. — Пока никого нет. Понимаю, момент не совсем подходящий, но когда выпадет случай побыть с глазу на глаз?

— О чем ты хочешь поговорить?

— Помоги мне, Териф. Убеди группу покинуть Дом. Хотя бы временно. Мы должны отыскать Венерандум. Пока есть шанс.

— Но ты же сам не хотел уходить из пещеры?

— Теперь считаю иначе.

— Меня никто не послушает, — сказал Териф.

Его растрепанные кучерявые волосы и борода, казалось, так и рвались из-под воротника плаща. Я поднял голову и уставился на крупную красную звезду. «Звезду Тестатема», — подсказал внутренний голос.

— Тебя как раз послушают, — сказал я, стараясь говорить четко и без эмоций. — Сам прекрасно видишь во что превращается группа. Мы вырождаемся. Перестаем работать головой, много отдыхаем и часто пьем.

— Не понимаю, при чем здесь я.

Териф плотнее укутался в одеяло.

— Ты всегда отличался от остальных. Голова у тебя работает за пятерых. Постоянно что-то придумываешь, постоянно меняешь нашу жизнь. Понимаешь, к чему клоню? Ты единственный, кто сохранил трезвый ум. По-прежнему умеешь думать логически. Настала твоя очередь вести группу, Териф. Я прошу. Стоит тебе сказать, что сможешь придумать способ как добраться до Венерандума, как люди пойдут за тобой. Мне они не поверят. Даже после того, как я нашел выход на поверхность.

Териф, не сводя взгляд со звезд, молчал. Было видно, как он напряженно соображал, что ответить. Я присел на корточки, протянул руки к пламени. После нескольких упражнений к пальцам вернулась чувствительность.

— Я не могу, Гектор, — сказал Териф. Слова прозвучали как приговор. — Я… Я… Я просто не могу — и всё. Ты же знаешь правду. В последнее время я сильно сдал: с трудом соображаю. Даже сосредоточиться не могу. Мне приходится тратить кучу времени, чтобы вспомнить, как расстегивать штаны…

— А ты помнишь свою первую фразу, когда вылез из дыры? Напомнить? «Мы сможем найти Мезармоут». Значит, ты сам веришь в это.

— Я сказал так, потому что ты хотел нечто подобное услышать, — резко сказал Териф. — Не вынуждай меня признаваться в собственном бессилии, Гектор! Я действительно хуже соображаю. Порой смотрю на горны, на дома, на костяные блоки и не могу поверить, что все это придумал я! Словно другой человек. Человек, которого больше нет. Я не поведу людей, Гектор.

Я замотал головой:

— Ты обречешь группу на гибель, если откажешься!

Облака заволокли луну, стало темнее. Тени сугробов удлинились.

— Сколько пафосных слов, — улыбнулся Териф. — Еще раз говорю: прости. Жаль, этот разговор закончился не так, как ты хотел.

— Да дело не в этом! — крикнул я. — Не хочу подыхать! Не хочу сгнить бесследно в пещере. Хорошо — ты не хочешь никого убеждать. Тогда придумай механизм, который бы смог найти путь в Венерандум.

— Вряд ли у меня получится…

— Ты должен! — в сердцах бросил я.

Вновь повисла тишина, нарушаемая лишь слабым воем ветра. Териф уставился на меня, я — на него. Зрачок в зрачок.

«Мне нужна Шифра. У нее бы получилось переубедить группу. Но где — дагулы её дери! — она опять пропадает, когда так нужна?»

— Я совсем замерз: давай вернемся на каменный выступ, — бесстрастно сказал парень. Лицо его ничего не выражало.

— Так быстро? Ты же совсем мало побыл на поверхности…

— Я увидел достаточно.

Я разочарованно кивнул, поднялся и потушил мыслью жар-камни.

«Ты не спасешь людей, — ехидно прошептал внутренний голос. — Ты уже проиграл».

Спорить было бессмысленно.

* * *

Каждый, кто выбирался на поверхность, вел себя по-разному. От меня не ускользали ни их выражения лиц, ни улыбки. Я вбирал души людей, словно сухая тряпка — воду. Прожив с ними больше сотни хакима, осознал, что за это время так и не понял группу. Их настоящие эмоции и мысли были скрыты от меня. И лишь когда я оказался в ледяной пустыне, разобрался в глубине собственного невежества.

После того, как Териф спустился на канате, ко мне поднялся Теш. Он по-прежнему вел себя холодно, не смотрел в глаза. Исходящая от него аура была почти вещественной. Однако было видно, что он волнуется: руки не находили себе места, взгляд то и дело падал на дыру в ледяной корке. Поэтому я позволил ему лезть по металлическим скобам первым. Оказавшись на поверхности, Теш… закричал от восторга. Чего-чего, но подобного от него не ожидал. Не обращая внимания на мороз, парень зачерпнул горсть снега и принялся рыдать. Руки дрожали, из глаз лились слезы.

Я, чувствуя себя виноватым, подошел к нему и молча обнял. Теш не отстранился, наоборот уткнулся лбом в грудь и принялся извиняться. Меня переполнила горячая благодарность к нему. Пытался ответить ему что-нибудь вразумительное, но лишь лопотал ерунду. Сложно описать то чувство искренней привязанности. Я вновь обрел друга.

Звезда Тестатема погасла, и Теш попросил вернуться в расщелину. Мы оба замерзли, я не чувствовал ног, парню пришлось мне помочь спуститься по скобам…

— Я никогда больше не отвернусь от тебя, Гектор, — сказал тогда Теш, поправив ремень, и прыгнул во тьму.

Вскоре появилась Хуфра. Ей как и всем не терпелось увидеть ледяную пустыню, но пришлось ждать, пока я не поем и не передохну. Она намеревалась уже лезть без меня, когда я взял её за локоть, широко улыбнулся и полез наверх. В отличие от Терифа и Теша Хуфра казалась разочарованной. Блеск колких звезд и серебристое сияние луны ничуть не поразили её.

— Как ты думаешь, где находится Венерандум? — спросила она.

Я пожал плечами, заверил, что Териф придумает прибор, который поможет нам найти смертных. Кажется, мои слова успокоили её. Дрожа от мороза и чуть не падая от слабых порывов ветра, Хуфра попросилась обратно.

На смену ей поднялся старик Кор. Он долго топтался у каменных скоб, не решаясь даже поднять голову. Казалось, от одной мысли воочию увидеть звезды его бросало в жар. Пришлось долго убеждать его, что я помогу ему. Что он обязан выйти на поверхность. Что так он ощутит в себе новые силы.

— Но ведь со мной нет Эроды, — сказал Кор, по-прежнему опустив голову.

— А это важно?

— Конечно! Мы же все с ней делаем вместе. Я… не чувствую себя целым без неё. Вряд ли ты меня понимаешь, Гектор. Если сейчас поднимусь, то предам Эроду.

— Не предашь. Ты поймешь, как важно группе найти Венерандум. К тому же обещаю тебе, что седовласая Эрода тоже увидит звезды и луну.

— Точно?

— Да.

И старик выбрался на поверхность. Оглядевшись с тоской, он упал на колени и зашептал молитву богу. Просил не наказывать бессмертных за то, что выбрались на поверхность и желаем отыскать Венерандум. А затем, не сказав мне ни слова, спустился вниз.

Я собирался возвращаться к группе, когда получил сигнал, что ко мне кто-то поднимается. Наверное, великан все-таки не смог удержаться от соблазна. Оказался прав: Коммититур, широко улыбаясь, вынырнул из тьмы. Я помог ему освободиться от ремней и повел в ледяную пустыню.

— А где Огненный Шар? — спросил гигант, вздохнув полной грудью. — Или еще слишком рано?

— Я точно не уверен, но, кажется, сон о смерти Безымянного Короля оказался вещим. Огненный Шар больше не поднимается из-за горизонта.

— Жаль.

Мы вернулись к расщелине.

* * *

Я снял плащ, капли пота едва не шипели, испаряясь, на распаренной коже. С блаженством пошевелил плечами, позволяя ветру остудить меня. Сутулая Хуфра прошла мимо меня и улыбнулась, подавая флягу с водой гиганту Коммититуру. Тот принялся с жадностью пить, кадык заходил верх-вниз. Остальные сидели вокруг ярко пылавшего жар-камня и ели жареное мясо.

Я плюхнулся на ближайший валун. После ледяной пустыни воздух в расщелине казался спертым и душным. Приходилось заставлять себя дышать.

— Ты выглядишь усталым, — заметил Териф, подавая глиняную тарелку с мясной похлебкой.

Я с благодарностью взял еду, положил на колени. После спуска наша маленькая группа изменилась: парни шутили и смеялись, старик Кор что-то с жаром втолковывал сутулой Хуфре. Лишь великан казался грустным: уголки губ были опущены, массивный кулак подпирал щеку.

— Я три анимама не спал, — сказал я. — Вернемся Домой — и высплюсь обязательно.

Едва нахмурясь, Териф склонился ближе ко мне и прошептал:

— Я согласен.

— На что? — так же тихо спросил я. Мысли с трудом ворочались в голове. Усталость навалилась резко, внезапно.

— Я попробую убедить остальных выбраться на поверхность. Мне стыдно за свой поступок. Прости.

Я махнул рукой.

— Ничего страшного. С каждым бывает.

«Значит, у меня все-таки получилось! Териф придумает механизм, с помощью которого мы найдем Венерандум… И люди за ним последуют. Отлично».

Трепещущий белый свет жар-камня удерживал натиск тьмы, но, казалось, все сильнее сдавался под черной тяжестью. Я потер глаза, прогоняя наваждение, и принялся за еду. За светлым кругом ничего не было видно, кроме длинной вертикальной линии пламени, что растягивалась по стене расщелины.

— С тобой всё хорошо? — спросил озабоченно Териф.

Кивнув, я поднял голову. В вышине, почти у самой ледяной корки, разрастался слабый желтый огонек. Сначала подумал, что у меня галлюцинация, но время шло, а свет лишь сильнее разгорался.

— Териф, ты видишь? — спросил я и пальцем показал на странное сияние.

— Ага.

Мерцание становилось все более ослепляющим. Теперь я смог разглядеть две почти отвесные стены расщелины. Наши тени укоротились. Затем всё потонуло в желтом блеске.

Я прикрыл глаза рукой, но помогло слабо.

— Что это? — закричал Коммититур. Успел увидеть, как округлись от страха его глаза.

Наконец раздался страшный грохот, от которого у меня заложило уши. Земля затряслась с такой силой, что из рук выпала тарелка. Посыпались камешки. Я закричал, вскочил. Сияние поглотило расщелину.

Над головой чудовищно затрещало. А затем что-то тяжелое рухнуло на меня.

Глава четырнадцатая. Шифра

Плечо пронзила острая, режущая боль, но Шифра даже не посмотрела на рану, продолжая идти. После всего случившегося тянуло в сон, глаза слипались. Чтобы взбодриться, она остановилась и открыла флягу с ледяной водой. Затем глотнула; зубы свело от холода. Поморщившись, она продолжила путь. В тесном проходе царил полумрак, но Шифра не нуждалась в свете — здешние пути она могла пройти с закрытыми глазами.

Ноги сами вели в нужном направлении. И хотя каждый шаг давался с огромным трудом — стопы совсем онемели, — она шла. В голове, как черные черви, поедающие гниль, копошились воспоминания. Звуки, запахи, цвета выползали из тесной черепушки и заявляли о своих правах. Тяжелое хриплое дыхание старика. Подрагивающие веки. Черный хитон. Красная вязкая кровь. Большая книга, пахнущая кожей. Желтое сияние у входа в пещеру.

Боль. Много боли.

Её рука инстинктивно коснулась заплечного мешка, нащупала нужный предмет. Немного, но полегчало. Шифре вдруг захотелось достать жар-камень и пройти остаток пути со светом.

«Я не могу. Тьма вокруг меня сгустится, и тогда увижу его ».

Она не могла думать о старике в прошедшем времени. Не могла видеть в нем врага. Ожившего мертвеца, идущего по её пути, чтобы отомстить. Сколько ни убеждала, что это разыгравшееся воображение мешает мыслить здраво, но ничего не получалось.

«Он не возникнет передо мной. О нет. Сенецион может только догнать меня ».

Шифра не обернулась. Еще чего. Ей было жаль, что всё закончилось так плохо. А ведь сколько надежд питала, когда натолкнулась в пещере на старика. Думала показать группе. Хотела изучить новый алфавит. Не сбылось.

«Треклятая дура! Позор мне! Боги правильно сделали, что покарали бесплодием. Я не заслуживаю жить».

Пустые слова. В глубине души Шифра понимала: ничего нельзя было изменить. Старик при любых раскладах погиб бы. Торчащую из ноги кость не так-то просто залечить. Даже бессмертные не обременяли себя подобными страданиями. Куда проще вогнать себе в сердце нож и воскреснуть здоровым. Вот только Сенецион был смертным.

Узкие коридоры скрадывали звуки шагов. Тишину нарушали лишь её негромкое дыхание да стук падающих капель крови, сочащихся из многочисленных ран на плечах. В этой части подземных переходов следовало бы вести себя осторожнее: здесь было полным-полно неприятных сюрпризов. Острые камни, торчащие из стены. Под ногами норы. Провалиться не провалишься, но стопу сломаешь.

«Мне надо умереть. Это будет моим справедливым наказанием».

Шаг, еще шаг.

Шифра вспомнила, как дотащила на спине старика до выхода из пещеры. Всего несколько эмиолиусов отделяло их от свободы.

Шаг, еще шаг.

Сенецион так и не очнулся. Так и не понял, что его убило.

«Не могу думать об этом! Мне больно! Пожалуйста, нет!»

Шаг, еще шаг.

Её и Сенециона обволокло желтое сияние, тысячи миниатюрных звезд облепили тела. На миг даже показалось, что удастся уйти. Ведь старик все равно не протянул бы долго.

Шифра остановилась. Предательские слезы обожгли глаза. Она тыльной стороной ладони вытерла их.

— Почему я плачу? — бросила в пустоту.

После того, как она вошла со стариком в желтое свечение, последовал удар такой силы, что их отбросило на добрую половину пещеры. Сенециона нанизало на сталагмит, она же отделалась синяками.

Дальнейшие события Шифра помнила плохо. Стараясь не смотреть на то, что осталось от её друга, она взяла свою заплечную сумку, кинула туда книгу, жар-камень и еще что-то необходимое. Затем побрела в сторону выхода.

В этот раз свечения не было.

* * *

— Что с тобой?! — заголосила Пилос.

Шифра зажмурилась, прикрывая глаза ладонью от яркого света. После сумрака переходов огни Дома кажутся ослепительно яркими. Она успевает сделать несколько шагов прежде, чем колени подгибаются и её уводит в сторону. Схватив пустоту, она падает на песок. Воздух спертый, противный. Хочется пить. Перед глазами всё кружится. Колени жжет.

— Откуда ты вылезла в таком виде? — не унималась Пилос, несясь по склону к ней. — Выглядишь, словно менсе не умывалась.

Шифра промолчала, лишь коснулась своей глиняной фляги на поясе. Сил не оставалось даже глотнуть воды. И хотя внутренний голос подгонял скорее встретиться с Гектором, она не без усилия заставила себя сидеть на песке.

За время её отсутствия ничего не изменилось: из кузни слышался игривый перестук молотка, горны, похожие на большие головы железных великанов, выдыхали черный дым. Беззубый Воруб размахивал руками и что-то кричал Сифу.

— Где ты была? — спросила Пилос, сев напротив неё.

«Она, похоже, единственная, кто заметил мой приход».

— Далеко отсюда.

— Твои плечи все исцарапаны. — Пилос кончиком пальца коснулась кровоточащей раны на груди. — Боги, да ты перепачкалась в собственной крови. Тебе нужна помощь!

— Я в порядке, — сказала Шифра и растянула губы в улыбке. — Где… где Гектор?

Хмыкнув, Пилос отстегнула её флягу, откупорила и протянула:

— Попей. Гектор и еще пятеро наших ушли к расщелине.

В раскрытый в усилии рот хлынула грязная холодная вода. «Все лучше той озерной», — подумала Шифра. После того, как покинула мертвого старика, первым делом она нашла небольшой грот, в котором напилась и наполнила пустую флягу.

— Тебя столько анимамов не было, — сказала Пилос, нахмурив лоб. — Гектор сильно волновался из-за этого. Конечно, он никому ничего не сказал, но было видно, как переживает. А затем он пропал в расщелине. Ну, то есть не пропал, конечно. Проклятье! Я опять столько говорю, и всё не по делу! Эрода правильно заметила, что мне надо чаще молчать…

— Помедленнее, пожалуйста! — перебила Шифра, стараясь уловить суть. — Ты говоришь, что Гектор отправился к расщелине не один. Зачем?

— Ну, я тоже хотела пойти с ним, но Кор попросил посидеть с Эродой. Ты же знаешь, как испортилось её здоровье за последнее время. Мне обидно, конечно…

— Пилос! — взмолилась Шифра. — Отвечай на мои вопросы. Зачем Гектор отправился к расщелине с людьми? Что-то с червивыми?

— Нет, — грустно сказала Пилос. — Он сказал, что нашел выход на поверхность. И пошел с другими, чтобы показать им доказательство своих слов. Многие сначала не поверили, но…

Шифра не слушала, погрузившись в мысли. Пока она возилась со стариком, произошло невероятное! Гектору-таки удалось выбраться в ледяную пустыню. А это значило, что скоро группа сможет найти Венерандум! Шифра с огорчением поняла, что её новости не казались уже необычными. Вряд ли Гектор удивится сказанному. Однако надо спешить.

«Подожди, ноги ревут. Немножко посижу и пойду».

— Ты хочешь есть? — спросила Пилос, гладя её по свалявшимся волосам.

Шифра замотала головой, но желудок протестующе заурчал.

— Мне некогда, милая. Надо идти. Кто пошел с Гектором?

— Кор, Теш, Хуфра, Териф и здоровяк Коммититур, — ответила та, загибая пальцы.

Тяжело вздохнув, Шифра поднялась, ноги отозвались острой болью, заколол позвоночник. Опираясь о стену рукой, она спустилась по склону и, не выдержав, плюхнулась на ближайший валун.

«Проклятье! Мне придется отдохнуть немного».

Пилос, беззаботно улыбаясь, протянула ей миску с едой. В лицо ударил густой пар, запах жаренного со специями мяса защекотал ноздри.

— Поешь! — сказала девушка. Её лицо осветилось нежнейшей улыбкой, глаза засияли. На щеках появились глубокие ямочки. — Ты выглядишь неважно. Передохни. С Гектором ничего не случится, пока ты немного перекусишь.

Жадно сглотнув слюну, Шифра схватила теплую миску, положила на колени и принялась голыми руками есть. Вкуса практически не чувствовала, так как торопливо глотала куски мяса. Прошло несколько долгих мгновений, прежде чем она ощутила чей-то взгляд на спине. Обернулась. На расстоянии нескольких локтей перед ней стояла седовласая Эрода.

— Привет! — сказала Шифра, проглотив очередной кусок. — Садись к нам.

— Она не сядет, — с грустью прошептала Пилос, садясь на камень напротив неё. — В последние два анимама болезнь, к несчастью, усилилась. Вчера Эрода сходила под себя… Я не знаю, что с ней делать. Боюсь, Кор не обрадуется, когда увидит её такой.

Седовласая переминалась с ноги на ногу, улыбалась, но её глаза оставались холодными и безжизненными, как у дагена. Ни проблеска мысли. Из полуоткрытого старческого рта выползла струйка слюны.

— Она потеряла разум, — грустно констатировала Пилос. — Боюсь, уже ничего не поможет. Кор с ней носится постоянно, готовит лечебные настойки, много разговаривает, но всё без толку. Становится только хуже. Последние два анимама Эрода сама не своя: утратила речь, пускает слюни… Противно.

«Противно»… Слово эхом отдавалось в голове. Отложив миску с остатками еды, Шифра непроизвольно коснулась груди. Она никогда не забывала, как с самого первого анимама Эрода была добра с ней. Ухаживала, помогала советами, делилась едой в голодное время. Даже защищала от похотливых ухаживаний Коммититура, пока Гектор не образумил великана. Было больно видеть эти страшные изменения в седовласой. В груди противно защемило.

— Я не думала, что все так серьезно, — сказала Шифра.

— Никто не думал. Поначалу симптомы не проявлялись. Ну, знаешь, Эрода забывала, конечно, кое-какие мелочи, но этому никто не придавал значение. Первым забил тревогу Кор… Мне так его жаль. Он не хотел уходить с Гектором, боясь, что Эроде станет хуже. Он её так любит…

Чтобы не смотреть на седовласую, Шифра бросила взгляд на недостроенную мастерскую Терифа. Кирпичи валялись у ближнего угла дома, отчего казалось, что стройка давно заброшена, ведь Гектор во всем любил порядок.

— Мне надо идти, Пилос.

Она чувствовала себя усталой и брошенной.

— Хорошо, Шифра, будь осторожна.

— Буду. И вы тут аккуратнее. Смотрю, главный вход открыт. Гектор приказал?

— Нет. Энтри за главного, пока ребята ушли к расщелине. Он и решил, что, если на них нападут червивые, то они смогут спрятаться в Доме.

— А сами не боитесь атаки?

Пилос лишь пожала плечами.

Внезапно раздался страшный грохот, а в пещере, жаркой и наполненной запахами каленого железа и пота, повеяло холодом. Шифра вскочила, готовая отражать атаку червивых. Время шло, шум затихал, но ничего не происходило.

— Гектор! — только и выкрикнула Пилос. Её глаза неестественно блестели в свете яркого пламени жар-камня.

* * *

Она вырвалась вперед. Сердце бешено молотилось о клетку ребер; легкие жгло расплавленной болью; зверски болела поясница. То и дело приходилось смахивать пот с глаз. Шифра не останавливалась даже в труднопроходимых пещерах, полностью доверившись мышечной памяти.

«Только бы успеть, только бы успеть», — безостановочно крутилось у нее в голове.

Наконец, она нырнула в нужный канал и остолбенела. Не сразу сообразила, что видит над головой россыпь звезд. Это было невообразимо прекрасно. Наверное, сто миллионов колких точек горели над полосой неба, заливая расщелину холодным и страшным серебряным светом. Позже, намного позже, Шифра винила себя за то, что первым делом любовалась космической красотой, а не бросилась спасать людей. Но сейчас она не могла оторваться от звезд.

Простояв несколько бесконечно долгих мгновений, Шифра не без труда переместила взор вниз. Мощные лучи света, падающие с неба, дробились в тысячах ледяных глыб, переламывались и отражались. На всю ширину расщелины не было ни единого свободного клочка земли. Шифре даже показалась, что перепутала место и наткнулась на другой проход, но, зацепившись взглядом за металлические блоки на каменной стене, поняла — ошибки быть не могло.

«Что здесь случилось?»

Она шагнула вперед, боясь вздохнуть. Не верилось, что все эти глыбы льда, долгое время прятавшие расщелину от поверхности, в один миг рухнули и погребли под собой людей. Такого просто не могло быть. И лишь спустя десять ударов сердца поняла, что, вероятно, ей никогда не спасти Гектора. Даже если попытаться расплавить одну громадину, понадобится уйма времени.

Всюду вместо привычного камня блестел лед.

«Это невозможно».

Шифра целеустремленно двинулась вперед. Ей на плечи упало несколько снежинок и тут же испарились, оставив после себя лишь капли. Она поежилась от холода. В расщелине и раньше было морозно, но сейчас… Она пожалела, что не догадалась прихватить с собой теплую одежду.

— Эй! Здесь есть кто-нибудь живой!

Тишина в ответ.

Вдруг в тени крупной глыбы что-то показалось. Вроде человеческий силуэт. Стараясь не обращать внимания на холод, Шифра побежала по льдинам.

— Эй! Я здесь! Подожди меня!

Но путь ей преградила ступенчатая торосная гряда высотой несколько эмиолиусов. Как ни старайся — не заберешься. Пришлось вернуться к проходу. Силуэт в тени по-прежнему не шевелился. Шифра не сразу сообразила, что, скорее всего, перепутала глыбу с человеком. Накатила злость.

«Я должна освободить Гектора и остальных! Должна! Думай, думай, тупая голова!»

Она не могла отделаться от образа задыхающегося Гектора, раз за разом возвращавшегося к жизни.

Бесконечный замкнутый круг боли.

Прогнав видение, Шифра схватилась за ближайшую глыбу и попыталась поднять её. От усилий покраснело, напряглось лицо, вздулись жилы. Челюсти были сжаты.

Тщетно.

Тогда она прислушалась, стараясь уловить хоть единый намек на место, где погребены люди.

«Успокойся, идиотка! Включи логику. Все должно быть просто и понятно. Ну же! Когда случился обвал, где могли находиться люди? Конечно возле блоков! Там и надо искать ребят. Решение простое, как видишь. Не отключай голову. Не позволяй страху управлять собой. Ты уже это проходила! Не повторяй ошибок».

Остановив взгляд на ближайшем блоке, Шифра прикинула, сможет ли добраться до места. Вроде ничего сложного. Поправив заплечный мешок и глубоко вздохнув, она прыгнула на ближайшую глыбу, вскинула руки, пытаясь удержать равновесие. Затем носком правой ноги коснулась следующей глыбы, перенесла вес. Раздался предательский хруст.

«Ты сможешь, давай».

Шифра доверилась инстинктам, позволяя телу самому двигаться в нужном направлении. Сломанный блок становился всё ближе и ближе. Уже можно было разглядеть измазанный грязью кружок металла и оторванную бечеву, похожую на двух закрученных серых червей. Иногда приходилось замирать, вслушиваясь в тишину ночи, нарушаемую лишь воем ветра.

Наконец, Шифра добралась до нужного места, огляделась. Глыбы под ногами были необычайно крупными, с острыми краями. Поторопишься — и царапина обеспечена.

«Если бы только царапина».

Выдыхая облачка пара, Шифра села на корточки, скинула заплечную сумку, достала два больших жар-камня. Закрыла глаза, представляя необходимые геометрические фигуры. Раздался тихий хлопок, и сумрак расщелины отступил под натиском белого пламени. Язычки огня красиво затанцевали на ладони, не причиняя вред.

Звезды над головой словно погасли.

Браня себя, Шифра приложила жар-камень ко льду. Зашипело, повалил густой сизый дым. Слишком медленно. Она водила пламенем по глыбе в надежде отыскать людей. Честно говоря, её интересовал прежде всего Гектор. На остальных было если не наплевать, то с их гибелью она могла бы смириться. Но только не Гектор. Он нужен ей. Шифра прекрасно понимала, что лишь бывший вожак способен вывести группу к Верхнему Городу.

Вода стекала с прозрачного — но не настолько, чтобы разглядеть придавленные тела! — льда, скапливалась у сапог. Тяжело дыша, Шифра словно превратилась в каменное изваяние. Хотя терпение обычно подводило в трудной ситуации, сейчас она была спокойна и рассудительна. Против её воли в голове созрел план на тот случай, если никого из пятерки не удастся вытащить: взять с собой книгу Сенециона, запас еды и длинную бечеву — и вскарабкаться по расщелине. А там, на поверхности, уже будут видны огни Венерандума.

Всё просто. Хороший план…

— Шифра!

Она оторвалась от тающего льда, обернулась. В проходе появились Пилос, Сиф, Воруб и Энтри. После яркого пламени жар-камня их силуэты были расплывчатыми, нереальными. Пришлось подождать некоторое время, пока исчезнут перед глазами красные пляшущие точки.

— Я здесь, ребята! — крикнула она и замахала рукой.

— Что здесь произошло? — громко спросил Энтри.

Не дожидаясь ответа, он, с легкостью прыгая с одной глыбы на другую, направился к Шифре. Его лицо было темным, брови — сдвинуты на переносице, нижняя челюсть выдвинута вперед. Густая черная борода придавала еще больше суровости. Под мышкой Энтри держал зеленый линумный мешок.

Шифра чуть сдвинулась в сторону, давая ему место для маневра. Тот прыгнул к ней, опустился на колени, не обращая ровно никакого внимания на тающий лед.

— Их нужно как можно быстрее освободить, — заверил он. Складывалось ощущение, что стужа не причиняла ему дискомфорта. Словно Энтри оказался в родной стихии.

Развязав мешок, он высыпал на глыбу несколько жар-камней, губы задвигались; с них начали слетать слова, разрозненные, скомканные, но пылающие, словно капли жидкого металла, падающие с молота кузнеца. Поверхность глыбы ослепительно вспыхнула, пришлось закрыть глаза тыльной стороной ладони.

— Так дело быстрее пойдет, — заявил Энтри, едва улыбаясь.

— Я в это просто не могу поверить, — сказала Шифра, следя за тем, как беззубый Воруб, Сиф и красавица Пилос подбирались к ним.

Бородач кивнул, бросил:

— Видимо, Гектор нарушил что-то в расщелине. Из-за чего и произошел обвал. Я говорил ему, что не стоит идти сюда. Бог никогда не позволит бессмертным покинуть Дом. Странно, что Гектор этого не понимает. — Энтри смачно плюнул под ноги. — Ну, будет ему уроком. Жалко остальных… Впрочем, не надо было идти вслед за сумасшедшим.

Шифра хотела возразить, но вовремя одумалась. Сейчас не время. Пусть этот дурак думает как хочет. Лишь бы помог освободить людей. А уж позже она найдет нужные слова, дабы в красках описать, что о нем думает. Перед мысленным взором опять встало лицо Гектора, искривленное бесконечным, как снежная пустыня, страданием.

— Сиф, Пилос встаньте недалеко от меня и разожгите огонь, — приказал Энтри, указав пальцем на ближайшую глыбу. — Только осторожнее: лед острый, как бритва. Не хватало еще вас лечить. — Бородач скривился, словно съел кислый корень рогерса. — А ты, Воруб, работай позади нас. Так быстрее управимся.

— А где Эрода? — спросила Шифра у Пилос.

Та смущенно склонила голову, принялась доставать жар-камни.

— Я её связал, — заявил Энтри.

— Что ты сделал?

— А что мне оставалось? — вопросом на вопрос ответил он. — Никуда не убежит, поверь. Я закрыл все входы в пещеру.

— Так нельзя! А если Эрода освободится и как-то поранит себя?

— И что с ней будет? — вызывающе спросил бородач, бросив полный стужи взгляд на неё. — Сдохнет — оживет. И так до бесконечности. Но я крепко связал старуху, не убежит. И ты, Шифра, особо не возникай. Пропадала где-то все эти анимамы, и тебя не особо волновала судьба сумасшедшей. Или я неправ?

Шифра была готова наброситься на него, вырвать извинения вместе с бьющимся сердцем. Энтри хоть и крупный, но не такой ловкий как она. Если дойдет до драки, то ему несдобровать. К тому же под ногами скользкий лед, а не привычные камни или песок. Одно неправильное движение и…

«Перестань. Он нужен тебе. Успокойся. Нельзя бросаться на всех, кто пытается раззадорить тебя».

И Шифра молча проглотила оскорбление, пялясь, как пламя медленно, но уверенно проходит сквозь лёд.

— А если червивые нападут на нас? — спросил Сиф.

Энтри поскреб бороду:

— Сомневаюсь чего-то. Грохот стоял такой, что любое существо, мало-мальски обладающее интеллектом, убежит как можно дальше.

— Или наоборот, — закончил Сиф. — Шум привлечет внимание. И тогда…

— Захлопни пасть, — бросил Энтри. — Все будет хорошо, если ты будешь работать, а не языком трясти.

Беззубый и Пилос расставили треугольником жар-камни на соседней глыбе, тут же заплясало пламя и повалил дым.

— А вообще дельная мысль, Сиф, — вдруг заявил Энтри, поднявшись. — Возможно, стоит лишний раз перестраховаться. Воруб, бросай всё и проверь переходы, соседствующие с расщелиной. Если что — бегом к нам.

Падающие снежинки быстро превращались в блестящие капельки на его плаще.

* * *

Она вонзила нож в здоровый глаз по самую рукоять. Старик даже не успел очнуться. Кровь брызнула из раны, попала на руки. Прижав голову Кора к коленям, Шифра невольно скользнула взглядом по тому, что осталось от его ног. Ошметки плоти, из которых торчали неестественно белые кости. К горлу подкатил тяжелый ком, пришлось задержать дыхание, чтобы не исторгнуть пищу.

Сутулая Хуфра лежала в двух шагах от нее на огромной и относительно гладкой глыбе, истекая кровью. Грудь тяжело вздымалась, по бледному лицу бежали струи пота, и свист от частого дыхания заглушал все звуки в расщелине. Хотя в отличие от старика сутулая отделалась лишь переломами рук и ног. Удивительное везение.

Шифра с чавканьем вытащила нож из глазницы Кора, взглянула на образовавшуюся позади нее глубокую яму. Бородачу удалось растопить большую часть двух глыб у каменной стены и добраться до людей. Он сидел на корточках и придерживал жар-камни, чтобы они не погасли от воды.

— Ты там как? — спросила Шифра, обращаясь к Энтри.

— Да что со мной сделается? Жду, когда оттает лед. Похоже, показалась рука Терифа. Но не уверен еще.

— Помощь не нужна?

— Спасибо, сам справлюсь. Уж кучерявого смогу вытащить самостоятельно.

Над сутулой Хуфрой склонилась Пилос, нежно погладила по лицу и тряпкой вытерла пот.

— Бедненькая… Намучилась, да? Ну, всё-всё. Страдания скоро прекратятся…

С этими словами Пилос достала кремневый нож и, тяжело вздохнув, всадила прямо в грудь девушке. Сутулая слабо застонала, её руки обвили шею красавицы, тонкие пальцы впились в кожу. Через мгновение она обмякла.

Сиф сел напротив тела, открыл глиняную флягу, ожидая, когда Хуфра оживет.

— Где я?

Шифра опустила голову. На неё холодно смотрел Кор. Она провела пальцами по его щеке, сказала:

— Всё хорошо. Мы пришли на помощь. Ты можешь говорить?

Одноглазый резко сел, принялся озираться. Воздух маленькими сизыми облачками вырывался изо рта. Казалось, Кор не понимает, где находится. Он выглядел беспомощным, словно очнулся от долгого, очень долгого сна.

— Ты помнишь, что произошло? — спросила Шифра и затаила дыхание. Повисла тяжелая тишина.

Одноглазый посмотрел на неё, замер, словно забыл, как произносить слова. Лицо было бледным, болезненным; глубокие морщины рассекали щеки, лоб, подбородок.

— Что произошло? — с недоверием переспросил Кор. — Я… я… Увидел небо. — Он поднял голову, указал дрожащей рукой на шрам звездного неба. — Гектор показал мне… нам… Потом мы спустились, отдыхали. Было… Было хорошо, тепло… Вдруг по расщелине заплясало желтое пламя и… и…

«Желтое пламя? Неужели… Надо отыскать Гектора и обязательно обо всем хорошенько расспросить».

Она положила руку на плечо старику.

— Все хорошо. Мы сейчас вытащим остальных, не беспокойся. Отдохни немного.

Сиф подал ей одеяло, она накинула его на одноглазого.

— Где… где Эрода, Шифра?

— Дома, — отозвалась Пилос, пряча окровавленный нож. — С ней всё хорошо, Кор.

— Ей уже лучше?

Она запнулась, затем бросила:

— Да.

Шумно сглотнув, старик посмотрел в ночное небо и замер. Было видно, что его одолевают мрачные мысли.

Вскоре очнулась сутулая Хуфра. В отличие от Кора она не смогла сказать ни слова о случившемся. Шок был настолько сильным, что лишил дара речи. Обхватив руками колени, она дрожала на холодном ветру и пялилась в одну точку. Её лицо исказила гримаса необъяснимого ужаса. Сиф попытался было обнять сутулую, но та отстранилась и отползла подальше от людей, поранившись ногой об острый край глыбы.

Шифра попыталась представить себя на её месте. Каково это оказаться под тяжелыми ледяными обломками? Каково ощущать всю громаду на себе? Получается ли думать о чем-нибудь другом, кроме боли? О том, что помощь, возможно, не придет. И ты снова и снова будешь оживать и умирать. Бесконечно. До тех пор, пока Огненный Шар не растопит глыбы.

Желая прогнать мрачные мысли, Шифра прыгнула в яму к Энтри.

— Давай помогу.

Бородач не стал ругаться, отодвинулся влево и рукой указал на пылающий жар-камень.

— Растопи чуть правее от меня. Похоже, беднягу Терифа расплющило как блин.

Подойдя ближе, Шифра увидела, как бородач вытащил из-под глыбы оторванную по локоть руку. Конечность приобрела лиловый оттенок, ногти почернели, из лоскутов кожи, мяса и сухожилий капала кровь. Улыбаясь, Энтри размахнулся и выбросил найденный кусок плоти из ямы.

— Работенка хуже некуда, да? — спросил он. — Если бы эти идиоты не пошли за безмозглым Гектором, то все было бы иначе. Сейчас бы сидел у теплого костерка и жрал жареное мясо. Вместо этого по частям достаю людей. Каково, а?

— Тебя никто не заставляет спасать Терифа, Коммититура и вожака, — сказала Шифра, садясь рядом с бородачем. Поднесла подпрыгивающие языки пламени к глыбе. Зажурчала вода, принялась скапливаться под ногами. — Имей уважение к тому, кто не хочет подохнуть, словно даген. Гектор пытается нас всех спасти.

— Да ну? — съехидничал Энтри. — Прямо-таки пытается, из кожи вон лезет, чтобы сохранить группу, а не себя занять ерундой? Дай, говорит, пойду против воли бога, который приютил нас под землей, дал пищу и воду!

Тепло уходило из воздуха, в спину подуло сквозняком.

— Это лишь твое мнение, — произнесла Шифра.

Бородач самодовольно хмыкнул в ответ. Спустя долгое время из-под глыбы показались черные волосы. Холодный скрюченный труп Терифа пришлось буквально с силой вырвать из-под ледяной корки. Было видно, как его лицо то синело, то бледнело, оживая. Оторванная рука в мгновение ока отросла, как только тело подняли из ямы. Пилос принялась тут же хлопотать над беднягой, накинув на него несколько одеял. Она положила голову Терифа себе на колени и принялась едва слышно причитать. Обругав её за нерасторопность, Сиф начал растирать руки и ноги ожившего, спасая от коварного всепроникающего холода.

Ни на мгновение не расслабляясь, Шифра не отрывалась от того, как пламя отвоевывало себе пространство в огромной глыбе. Мышцы спины свело судорогой, ощутила головокружение. Она мысленно подбадривала себя тем, что вот-вот доберется до Гектора и… Ничего. Время шло. Спасением для её души стала беззлобная перепалка между Сифом и Пилос, спорящих о том, как лучше отогреть беднягу Терифа. Вскоре к ним присоединился пришедший в себя одноглазый.

«Желтый огонь… Старик Кор сказал о желтом огне, который охватил расщелину и, по всей видимости, разрушил корку льда на поверхности. Неужели это то свечение, что не выпускало меня и Сенециона? Неужели бог действительно следит за каждым шагом группы? Невозможно».

При мысли о Сенеционе сердце заныло от печали.

— Тваг’и! Тваг’и идут! — раздался яростный крик Воруба.

* * *

Предатели.

Никчемные черви, жалкие в своем существовании! Гной, который необходимо вычистить! Блевотина! Не хватало ругательств, чтобы передать всю злобу, разгорающуюся в груди. Именно эта злоба не позволяла покинуть расщелину и оставить мучиться Гектора.

Дрожа от холода, Шифра поднялась.

Грязь ручьями стекала с неё; одежда противно прилипала к телу, отчего каждое движение было мучительно неприятным; под ногами хлюпала вода.

Треклятый Энтри, этот оплеванный детеныш дагена, как только услышал про надвигающихся червивых, собрал большую часть жар-камней и приказал группе возвращаться Домой. Говорил про то, что они не могут рисковать, что вернутся позже за командиром, что времени в обрез.

Бла-бла-бла.

На тот момент, когда послышались первые вопли чудовищ, из-под обломков достали пятерых — старика Кора, сутулую Хуфру, кучерявого Терифа, Теша и великана Коммититура.

Оставался лишь Гектор.

Было подозрение, что его-то Энтри вообще не собирался спасать! Вожак столько сделал для группы! И его бросили! Никто и слова не пикнул, чтобы возразить бородачу и остаться.

Предатели…

Стуча зубами, Шифра выбралась из ямы и застонала. Казалось, не было места, которое бы не болело. Тяжело дыша, она открыла отяжелевшие веки, вглядываясь в неровную полосу звездного неба. Луна вылезла из-под каменных стен и теперь серебряным глазом таращилась на неё. Шифра протянула руку, словно могла коснуться божественной монеты. Разумеется, пальцы выхватили лишь воздух. Вдруг из глаз брызнули слезы, в груди стало горячо.

«Нет! Я должна найти его! Не могу сдаться! Воруб что-то перепутал: я уже долго сижу в яме, а червивые всё не появляются. Нет никаких чудовищ! Наверное, этот дурак Энтри уговорил Воруба обмануть группу. А вопли из пещер? Не мог же Воруб подделать вопли монстров?»

Вытерев слезы тыльной стороной ладони, Шифра со стоном поднялась и бросила взгляд в яму. У нее осталось всего лишь три жар-камня, которых было недостаточно, чтобы растопить новую глыбину. К тому же Гектора нигде не видно… Но ведь он находился рядом с Терифом, когда обрушился свод! Почему же его не получается найти?

— Я никуда не уйду, — пробормотала Шифра, сдерживая новый поток слез. — Найду тебя, Гектор. Не сдамся. Только не ты, только не ты. — Она закричала: — Не ты! Не сейчас! Нет! Не когда мы с тобой нашли выход к людям. Пожалуйста, дай знак, где ты находишься. Прошу, умоляю, друг!

Она вновь разрыдалась. Хотелось влепить самой себе пощечину, сказать что-нибудь бравое и продолжить поиски, но навалилась страшная усталость. Шифра ощутила себя такой старой и измученной, что сама не понимала, как продолжала жить. Да, внешне выглядела молодой, красивой, но внутри у нее всё перегорело. Лишь благодаря злости заставляла себя что-то делать.

Шифра не могла оставить его здесь, под глыбами льда.

Не обращая внимания на стужу, она сжала челюсти и прыгнула в яму.

Хватит ныть и стонать!

Бывший вожак где-то рядом.

Его необходимо найти.

Все остальное неважно. Пусть вылезут червивые, пусть звезды обрушатся на снежную пустыню, пусть сам Безымянный Король попросит её остановиться, — плевать.

— Я найду тебя, Гектор, — прошептала она, копошась в грязи.

Глава пятнадцатая. Гектор

Тьма. Тяжесть со всех сторон. Челюсти сжаты. Не мной. Трудно дышать. Трудно думать (а надо?). Кап-кап. В уши льется что-то холодное и противное, словно тысячи иголочек впиваются в барабанную перепонку. Спасите! Спасите! Я здесь (где?). Чернота взрывается яркими искрами, от которых теряю сознание (прихожу в сознание).

Грудь горит. Ноги горят. Руки горят. Боги, как больно! Я лежу в огне. В черном огне. Что-то хрустит… Это мой позвоночник. Какой странный звук, словно кирка стучит о мрамор. Никогда бы не подумал. На миг мысли исчезают, растворяются в хаосе. А затем вижу красный цветок. Красная боль. Поглощает меня, сжевывает и выплевывает на лед.

Друзья спасут (нет, не спасут). Помощь придет. Тяжело думать (не думай). Пытаюсь слиться с окружающим пространством (с красной болью). Не получается. Становится только хуже. Намного хуже. Взываю к тому, кто разговаривал со мной. Давным-давно. У костра. Взываю к человеку, обмазанному пеплом (не человеку). Освободи от красной боли! Умоляю, мысленно умоляю. Рот не открыть, челюсти раздроблены, зубы впились в глотку, мешают дышать. Всё заживает. Опять. Треск, хруст.

Красный треск, красная боль. Как получилось, что я оказался здесь? В алой тьме. Без друзей. В тишине, нарушаемой лишь хрустом собственных костей. Треклятый придурок! Не надо было лезть (куда?). Не помню (на поверхность). Хочется скинуть мысли, как грязную одежду. Не получается. Что-то огромное и острое впивается в затылок, сдирает кожу и проламывает череп. Я держусь, не кричу, не вою (не могу).

Красный цветок меняет цвет. На фиолетовый. Меня захлестывает фиолетовая боль. Как долго это будет продолжаться? Вечность (больше). Не найти себя, не вспомнить кем был до… До стирающей разум боли. Вижу картинки (вживую?). Девушка с черными волосами. Красивая, чарующая, потрясающая. Она мило улыбается мне и прыгает на плечи. Помню её имя (Антиклея). Странно. Тоска в груди. Фиолетовая тоска. Ноздри улавливают (ничего они не улавливают, дурень) знакомые запахи. Свежий хлеб. Выстиранная рубашка. Женский пот. Я хочу туда, к тем запахам и к той девушке. Я? А боль? Куда деть боль?

Пожалуйста, хватит! Видения исчезают в водовороте красного и фиолетового. В водовороте страданий. Ха-ха. Мне смешно. И тяжело. Воздуха бы. Все меркнет (взрывается). Я исчезаю и возрождаюсь вновь. Я могу. Умею. Вспоминаю новый цвет (синий). Красный, фиолетовый, синий — вот цвета моей жизни. Почему? Нет ответа. Мечтаю о тьме, жажду её, вожделею. Спасите меня!

Догадка пронзает мозг ржавым гвоздем (рядом друзья). Им так же плохо (мне хуже). Они тоже страдают (не так, как я). Их имена не помню (забудь, ничтожество, забудь их имена). Но это и неважно. Потому что не избавиться ни от красных страданий, ни от фиолетовых страданий, ни от синих страданий (слабак-слабак-слабак). Друзья пошли со мной (куда?). Полезли наверх (к звездам). Были рады (счастливы). Верили в меня (больше уже не верят). Я здесь! Поплакать бы. Но слез нет. Как и глаз. Ничего нет кроме красно-сине-фиолетового пространства. Пространства боли.

Я не умру. Не сдамся. Слышу что-то. Гул? (Кажется.) Ребра трещат, ломаются, пронзают кожу. Пронзают сердце. Миг освобождения (Да!). И вновь я тут. Ощущаю, слышу, чувствую (не дышу). Теперь вечность вынужден подыхать. Мой удел. Моя судьба. Верно сказано, малыш (в самую точку). Как меня зовут? Должен вспомнить… Нет, не могу (как-то просто).

Красная боль, фиолетовая обреченность и синее страдание. Вдруг ощущаю (кажется?), как становится немного легче дышать. Да, точно. Вижу перед собой светящуюся змею, стремительно ползет ко мне, прыгает на грудь. В рот вливается вода, в нос вливается вода. Нечем дышать (сплевываю).

Яркая вспышка.

Больно (уже меньше). Синий лед, сдавливающий голову, исчезает, и лучи света больно бьют в глаза (у меня есть глаза?). Вижу перед собой девушку (не ту с черными волосами, не Антиклею). Она что-то радостно говорит, глупая, не понимает, что не слышу (теперь слышу).

— Я думала, никогда тебя не найду! Гектор! Как ты? Сейчас тебя освобожу, подожди немножко.

Её ладони ложатся на лицо. Так приятно (я вспомнил свое имя — Гектор). Но тоска никуда не уходит. У меня ничего не получилось.

Хруст.

Глава шестнадцатая. Шифра

Пятьдесят хакима спустя

Боль боли рознь. Даже если вгонять иголку в одно и то же место на пальце. Даже если каждый анимам истязаешь себя до потери сознания. Боль — индивидуальна как человек. Не бывает одинаковых лиц, это аксиома. У каждого индивидуума свои привычки, пристрастия; каждый любит и ненавидит по-разному… Люди как шрамы. Стоп. Совсем наоборот: шрамы как люди. Всегда есть какая-нибудь особенность: неровный зигзаг зажившей кожи, красное пятно, выделяющееся так же, как звезды в ночном небе. Шифра улыбнулась, провела кончиком лезвия по тыльной стороне ладони, по телу пробежала легкая, сладостная дрожь.

Боль — жизненная необходимость. Лекарство не только от безмерной тоски и одиночества, но и от бессмысленности существования. Тем-то люди и отличаются от животных, что обожают убивать себе подобных, блаженствуют от своих и чужих страданий… хоть и не признаются в этом. Боль — особый наркотик, который возвращает чувство времени. В двадцать хакима тебе не составляет труда запомнить, какой сегодня анимам. Каждое мгновение уникально. Твой череп еще не переполнен воспоминаниями, как гной в воспаленной ране. Но, перемахнув через сотню хакима, ощущаешь себя иначе. В мире уже не существует ничего удивительного, что засядет в сознании намертво. С ужасом понимаешь одну простую вещь: ты больше не контролируешь время. Нет, не так. Не контролируешь Время. Для тебя анимамы и менсе сливаются в один бесконечный тягостный миг. И самое страшное: начинаешь всё забывать. Когда в последний раз ела? Давно ли общалась с тем парнем, имя которого уже запамятовала…. Хоть и прожила с ним всю жизнь.

Будучи загнанным в клетку ты ищешь способы вернуть чувство времени. И тогда настает черед нарушить табу. Тут-то и начинаются прозрения. Например, что без боли невозможно существовать. Чем она сильнее, тем ярче воспоминания! Шифра тихонько засмеялась. Воспоминания, такие теплые и сладкие, вынырнули из тьмы сознания. Вот она хватается за костяной топор и сносит голову седовласой Эроде. Просто так. Из желания навсегда запечатлеть боль одноглазого Кора. Вот её хватает за плечи гигант Коммититур и засовывает в печь. Мгновение — и огонь расплавляет кожу на лице. Крики, борьба. Боль. Вот она понимает, что может наносить сама себе увечья. Достает нож, перекатывает в руках, любуясь блеском металла на лезвии. А затем, не раздумывая, всаживает в колено.

Боль.

Хихикая и усаживаясь поудобнее, Шифра рассматривает собственное тело. Из плеч торчат несколько десятков игл; на груди красуется длинная рваная рана, оставленная наконечником копья; бедра изрезаны до мяса; кожа на руках превратилась в лохмотья. Кровь — теплая, блаженная кровь! — стекает из многочисленных ран на горячий песок.

Шифра наслаждается страданиями, как пьянчуга бесплатным вином. Именно боль позволила не сойти с ума. Из группы этим могла похвастаться лишь она одна. Треклятые идиоты щадили себя, боялись причинять друг другу боль, находили иные способы не лишиться рассудка. Совокуплялись во всех немыслимых позах. Двое мужчин и одна девушка. Две девушки и один мужчина. Трах всей группой.

Как же скучно! Неудивительно, что люди потеряли связь с реальностью. Боль куда эффективнее. И надежнее.

Лезвие ножа распороло кожу на запястье, потекла кровь. Крупные алые капли срывались на камни с тихим звуком. Плюм, плюм!

Широко улыбаясь, Шифра огляделась. Чувство реальности вернулось к ней с такой силой, что закружилась голова. Тоска утихла, позволив воспринимать действительность со страшной отчетливостью.

Дом умирал. В стенах хижины вожака зияли огромные дыры, обвалилась крыша. Печи превратились в кучи битого кирпича. Грязные спальные мешки валялись по всей пещере. Стена, на которой Гектор некогда выбил слова бога, была испачкана в чем-то коричневом. Тяжелые запахи давно немытых тел, крови и мужского семени носились по Дому, отчего к горлу подкатывал горький ком.

Недалеко от Шифры сидели на коленях Пилос и Коммититур. Оба перепачкались в грязи и походили на червивых: бледные лица, красные глаза и распухшие кровоточащие десны. Гигант и девушка о чем-то громко спорили до хрипоты, не обращая внимания на окружающий их беспорядок. Шифра прислушалась.

— Где мои блескучки? — плаксиво, как ребенок, спрашивал Коммититур, чуть не плача. — Куда ты дела мои блескучки? Я оставил их здесь, а их нет! Ты украла! Верни, верни мои блескучки!

— Я ничего не трогала, — едва слышно ответила Пилос, вынырнув из забытья. — Мне нет дела до твоих блескучек, когда пропал Сион. Ты случайно не видел его?

«Сион? Кто или что это?» — подумала Шифра. Вдруг вспомнила, что уже не первый раз слышит это имя от нее.

— Верни мои блескучки! Ты врешь, врешь!

— Сион, наверное, уже ушел, — сказала Пилос, не обращая внимания на возгласы и слезы великана. — Далеко ли? Не знаю. Мне надо догнать…

— Ты, глупая, съела блескучки! Отдай, пожалуйста! — заплакал Коммититур. Он закрыл лицо ладонями, из могучей груди вырвался сдавленный стон. — Верни, воровка! Без них Коммититуру будет плохо. Без них нет жизни Коммититуру!

Из-под пальцев выкатывались слезы, повисали на подбородке крохотными яркими алмазами.

— Я должна найти Сиона, — сказала Пилос, резко вскочила и направилась к склону.

Тяжело вздохнув, Шифра сосредоточилась на боли, обволакивающей тело как теплое одеяло.

«Группа сошла с ума. Рано или поздно даже боль перестанет действовать. И что тогда? Буду плакать, как Коммититур, который не может найти «блескучки»? Или же буду гоняться за невидимыми друзьями, словно Пилос? Боги, дайте мне сил».

С этими мыслями Шифра всадила нож под нижнее ребро, согнулась от страданий. Рана пульсировала болью, сердце стучало часто и сильно. Хотелось заплакать, закричать! Но, сжав челюсти, Шифра лишь раздвинула губы в широкой, жестокой усмешке.

«Сейчас всё пройдет. Главное — не вытаскивать нож».

— Где мои блескучки? — все снова и снова спрашивал Коммититур, пялясь на грязные руки. — Где они? Где? Кто видел? Отдайте их… Мои блескучки…

«Заткнись, урод», — мысленно попросила она. Когда боль под ребром притупилась, засунула дрожащую руку в мешок, вытащила еще три ножа. На лбу повисли крупные капли пота. Тяжело дыша, Шифра разложила возле себя орудия и легла в лужу крови. По крайней мере, запомнит сегодняшний анимам. И, возможно, останется в трезвом уме чуть дольше, чем остальные.

Тоска накатила новой, удушающей волной и смяла, погружая в хаос мыслей. Все воспоминания, накопленные за сто пятьдесят хакима, одновременно опалили возбужденный мозг. Но Шифра была готова к подобному и позволила душевной боли разлиться в ней.

Спустя несколько долгих мгновений, она, перепачканная в собственной крови, возилась уже с новыми ножами, ища место, куда бы вонзить лезвия.

— Где мои блескучки? — вопрошал гигант, растирая слезы по неумытой роже.

«Надо найти другое место. Этот придурок меня злит».

Стиснув челюсти, Шифра быстро кинула оружие обратно в мешок, поднялась, борясь со слабостью, и маленькими неуверенными шажками направилась подальше от Коммититура. Дыхание со свистом вырывалось из груди, колени дрожали, приходилось держаться за стену, чтобы не упасть.

В Доме полыхал лишь один жар-камень в центре каменного круга, отчего большая часть пещеры скрывалась в сумраке. Не было видно даже треклятых сталактитов. «Можно закрыть глаза, — подумала Шифра, — и представить, что нахожусь на поверхности. Дует прохладный ветерок, остужает кожу… Для убедительности не хватает лишь звезд и луны». Она глупо захихикала, подавилась слюной и согнулась от кашля. Вдруг в нескольких локтях от нее раздался странный звук. Бросив взгляд во тьму, Шифра разглядела стонущих в грязи людей и испытала нечто вроде шока. Увидела людей! От осознания, что на краткий миг она забыла, что в пещере находится кто-то еще, по телу пробежал озноб.

«С каждым анимамом все хуже и хуже. Мне необходимо бороться! Но как?»

Человеческая масса копошилась под её ногами, тянула многочисленные руки. Рты открывались в беззвучных криках, из них то и дело высовывались склизкие отростки, отдаленно напоминающие языки. В тусклых и безжизненных глазах отражалось сильнейшее страдание. Люди словно просили лишить их жизни, разорвать грудную клетку и вонзить металл в бьющееся сердце.

Шифра напрягла память, вглядываясь в лица таких знакомых чужаков. Она прижалась к стене, ощущая целую гамму чувств — ужас, отчаяние, понимание тщетности борьбы. На нее смотрели не люди, а живые мертвецы. Она узнала ближайшего к ней парня — неестественно худого, со спокойным лицом и впалыми щеками. Теш. Его так зовут. Даже сейчас, когда от него осталась лишь пустая физическая оболочка, он выглядел красиво. Наверное, из-за густых, мягких волос, каким-то чудом не превратившихся в грязные сосульки.

Шифра заплакала, опустилась на колени. Человеческая масса звала, человеческая масса умоляла разделить с ней боль существования. На миг захотелось поддаться этим тусклым, безжизненным взорам и присоединиться к оргии мертвецов, но что-то внутри неё противилось, не давало решиться на отчаянный поступок.

Время не пришло.

Еще есть силы, чтобы бороться.

Шмыгнув носом, Шифра заковыляла к разрушенной мастерской, прижимая к груди мешок с ножами и обходя людей. За ней на серых камнях оставались кровавые следы, в сумраке казавшиеся черными, как смола. Сандалии она давно потеряла. Впрочем, в нынешнем состоянии обувь ни к чему.

Некогда красивая мастерская превратилась в немое напоминание о былом величии группы: на закопченных стенах зияли дыры, крыша обвалилась, у порога валялись сломанные инструменты. Идеальное укрытие. С трудом обойдя огромную кучу глины, Шифра нырнула в круглое отверстие в стене и замерла.

На полу сидел кучерявый незнакомец и водил мелом по валуну. Лицо его было безмятежным. Через каждые несколько перкутов он самодовольным тоном изрекал какую-то непонятную ерунду, улыбался и продолжал рисовать круги.

«Я знаю его? Похоже. Вот только не могу вспомнить имени…»

Память в этот раз не подвела. Кучерявого звали Терифом. Давным-давно парень выделялся невероятным умом и инженерными способностями. Именно благодаря ему удалось добыть глину на…

… Поверхности.

Нет, не на поверхности. В расщелине. Да, точно! На вершине расщелины.

— Привет! — решила поздороваться Шифра.

Кучерявый бросил на неё безумный взгляд, кивнул.

— Привет, — быстро ответил он и скривился, словно укусил кислый плод. — Ты плохо выглядишь.

Она опустила голову, осматривая себя. Под нижним ребром торчала рукоять ножа. Захотелось тут же протиснуть лезвие глубже, до самого сердца. У ног скопилась лужа крови.

— Прости, — ответила Шифра после недолгой заминки. — Чем ты… занимаешься?

Вопрос прозвучал глупо.

— Экспериментирую.

— Над чем?

— Не могу сказать. Ты не поймешь.

— Почему?

— Не знаю.

Рядом с ним слабо танцевало пламя жар-камня, даря трепетный оранжевый свет.

— Я хочу знать, — сказала Шифра, нахмурившись. Ей не нравилось, как разговаривал кучерявый. Словно скрывал что-то очень важное.

— Хорошо, — на удивление легко сдался Териф. Он принялся водить указательным пальцем по нарисованному кругу. — Я понял, что если смешать глину, воду и кости тварей из земли, то можно долететь до небес. Но для этого мне надо нарисовать круг и прочесть заклинание. А заклинания я не знаю. Но, думаю, скоро узнаю. Да, узнаю. Ты знаешь?

Шифра отрицательно замотала головой, обдумывая слова кучерявого. В тесном, заваленном обломками кирпичей пространстве домика было неуютно, отчего мысли еще больше путались.

«Я схожу с ума!»

— Сначала я нарисовал круг, — объяснил Териф. — Круг должен быть идеальным, понимаешь? Круглым. Ровным. У меня долго не получалось — не хватало нужных инструментов. Но я справился. Просто нарисовал много кругов на одном. Получился ровный идеальный круг. Теперь должен вспомнить слова, которые вознесут меня. — Он запустил руку в длинную свалявшуюся бороду. — Вознесут, понимаешь?

— Не совсем, — честно ответила Шифра.

— Потому что ты… — Териф задумался. — Ты… не человек. Я понял!

— Почему так считаешь?

«Я должна найти уединенное место. Где смогу всё вспомнить».

— Твои глаза светятся неправильно, — сказал Териф. — Поэтому ты сама не замечаешь. Я вижу черный блеск. А ты не видишь. Затем нарисовал круг. Ровный, хороший круг. Для вознесения — то, что надо. Но я забыл слова. Ты могла бы напомнить, но ты истекаешь кровью. Скоро умрешь.

— Я не умру… — Она помедлила, словно собираясь с мыслями. — Мы же все бессмертные. Ты… забыл?

— Забыл, да, правильное слово, — закивал Териф. — Забыл-забыл-забыл. Забыл слова для идеального ровного круга. Но вспомню. Рано или поздно. Наверное, поздно. Вчера — или сегодня? — снился сон, в котором рисовал. Рисовал не круг. Что-то более важное. Наверное, блок. Он ведь тоже круглый!

Шифра пожала плечами, улыбнулась:

— Ты сошел с ума! Такой же сумасшедший, как остальные. Я не сразу поняла.

— Я здоров! — неожиданно взорвался Териф, вскочил. — Здоров! Мне нужно лишь вспомнить круглые слова. Для вознесения! Я видел звезды. Они как слезы. Я хочу высосать слезы! Надо больше спать, да-да-да. Сон полезен для головы, я помню! Я это помню!

— Успокойся.

— Не приказывай мне! — закричал кучерявый от гнева. Лицо исказилось свирепой гримасой, сделалось некрасивым. — Я свободен! Свободен! А в тебе не хватает круглости. Твои глаза горят чернотой! Уходи!

Пожав плечами, Шифра нырнула в ближайшую круглую дыру и, насколько позволяло её состояние, побрела в дальний угол пещеры. Мысли носились в черепе, как вспугнутый рой хунфусе, взгляд не мог сфокусироваться на ближайших предметах. К тому же при каждом неосторожном шаге икры взрывались болью. Не в силах больше двигаться Шифра скатилась по стене и положила на колени мешок.

Всё. Здесь её никто не найдет и можно спокойно заниматься делом. Тяжело дыша, она вытащила ножи и тут же вонзила каждый в живот с левой и правой сторон. Кровь брызнула из ран, потекла по камням. На Шифру пахнуло холодом смерти, желудок скрутило от невыносимых мучений. Сердце стучало нечасто и слабо. Но она не тешила себя иллюзиями. После стольких увечий, что себе нанесла, тело приобрело новые способности: раны затягивались прямо на глазах, кровь мгновенно сворачивалась. Даже если проткнуть сердце, смерть не заберет её.

Часто-часто дыша, Шифра схватилась за рукояти и принялась крутить ими. В мозгу взорвалась боль.

«Давай же, дура! Вспоминай!»

На неё обрушился шквал пережитых чувств и неясных гнетущих мыслей. Она заорала, не в силах справиться с собственной памятью.

…Холодная злая тьма, через которую приходится прорываться… Желание отдаться любому, кто поможет справиться с голодом и жаждой… Радость, что её и остальных ведет кто-то сильный… Гектор… Резкое вспыхнувшее пламя во тьме… Просторная пещера, в которой тепло и уютно… Вкус мяса дагена, пожаренного на костре… Бесконечные тренировки…

Стоп.

Шифра схватилась за первое попавшееся воспоминание, выхватила из глубины сознания и сосредоточилась на нем. Она стоит в узком переходе, сжимает копье. Страх затмевает прочие переживания. Впереди неё возвышается могучий Гектор. Он повернулся к ней спиной и разговаривает с кучерявым незнакомцем — с Терифом! Ей хочется убежать, спрятаться, скрыться или закопаться поглубже. Чтобы её не достали. Чтобы не мучили.

Стоп.

Больше подробностей. Что на ней надето? Стиснув виски, Шифра вспомнила. На ней — легкая линумная накидка. Какого цвета? Черного! Нет, серого. На ногах — легкие растоптанные сандалии. Обувь для битвы неудобная, но другой нет. Всяко лучше, чем стоять босиком и чувствовать стопой каждый камешек!

«Соображай, дура! Быстрее! Не дай воспоминанию ускользнуть!»

Грязь под ногтями? У нее есть грязь под ногтями? Вроде нет. Волосы длинные, не такие как сейчас. Касаются лопаток. С ними много возни: приходится каждый анимам мыть их. Какого цвета волосы? Иссиня-черного, как смола, пышные, красивые. Пилос и сутулая Хуфра завидуют.

Стоп.

«Не могу! Мне бо-о-ольно! Хватит!»

Картинка неясная. Не хватает деталей. Пахнет потом. За спиной Гектора виднеются другие члены группы. Душно, неуютно, страшно. Она замерла, голова кружится, виски сжимает невидимый обруч. Скоро твари начнут атаку. Как они выглядят?

«Нет, не хочу!»

Усталость наваливается тяжелым неподъемным валуном. Перед мысленным взором возникает образ чудовища: руки-спицы, ноги-спицы, неестественно бледная кожа, широкие ладони-ковши. Но пугает огромный горб с множеством волдырей, в которых плавают…

«Всё! Я всё вспомнила!»

Больше деталей. Желтые зубы ли у Гектора? Пил ли Териф накануне воду? А что ела в тот анимам группа? Сколько было чудовищ? И как их прогнали? Есть ли грязь под ногтями вожака? А у Терифа? Сколько костей в человеческом теле? Сколько трещин на стенах? На что они похожи? А свет? Как он ложится на плечи Гектора?

Хватит!

Трудно быть старухой в теле юной девушки.

* * *

Пламя то металось из стороны в сторону, то вдруг жалось к раскаленному жар-камню. В кормовой пещере было жарко, но не так сильно, как Дома. Шифра улыбнулась, села рядом с Гектором и обняла его.

— Привет! Не скучаешь тут?

Он не ответил, лишь украдкой бросил на нее сердитый взгляд.

— Ума не приложу, как ты здесь живешь. Хоть бы изредка выходил к группе. Понимаю, что не хочешь жить в этом беспорядке, но ты же вожак! Главарь! Если бы люди тебя увидели, то, возможно, воспрянули бы духом. А это сейчас очень важно… — неловко закончила Шифра. — Ладно, больная тема, я понимаю.

С этими словами она положила рядом с ним глиняный горшочек и открыла крышку. Остро запахло жареным мясом, листьями рогерса. Гектор вместо того, чтобы вцепиться в еду, схватил ее за кисть и принялся рассматривать.

— Отпусти, мне больно!

Он хмыкнул, притянул её ладонь поближе к пламени. Шифре на миг показалось, что сейчас бывший вожак сделает ей еще чего похуже, но тот лишь покачал головой, отпустил. Затем подцепил указательным и большим пальцами кусочек мяса, кинул в рот.

«Ему надо рассказать».

— Да, я сегодня опять возилась с ножами, — призналась Шифра. — Но ты лучше меня знаешь, что без боли мой разум потухнет. А я не хочу быть… как остальные. Сегодня слушала разговор между Коммититуром и Пилос. Представь себе, они спорили о каких-то «блескучках» и Сионах. Совсем с ума сошли.

Гектор не сводил взгляд с костра, тщательно пережевывая мясо. Казалось, он о чем-то думает. Но на самом деле это иллюзия. Уж Шифра могла понять, когда вожак адекватен. Видимо, она пришла не в самое подходящее время.

«Ладно, попробую его разговорить. Может, придет в себя».

— А ты Терифа помнишь? — спросила она. — Ну, такой кучерявый.

Слабый кивок.

— Возможно, его еще можно вернуть. Попробую завтра или послезавтра вогнать ему нож под ребра. Он одержим идеей вознесения. Тебе это о чем-нибудь говорит?

Гектор замотал головой, запустил руку в горшочек.

«Конечно, ты не знаешь».

— Ладно, я что-нибудь придумаю, — сказала Шифра. — Наверное, тебе здесь одиноко. С трудом представляю, как бы себя чувствовала, если бы осталась тут на потестатемы сна…

«Давай же! Ответь!»

Гектор не заметил намека, смачно рыгнул и пополз к озеру. Напившись, вернулся.

— Может, оставишь немного на завтра? — спросила Шифра, глядя, как вожак уплетает мясо. — Я не уверена, что… что буду чувствовать себя хорошо. В последнее время приступы все чаще. Боль уже не помогает так эффективно как раньше. Возможно, пора придумать что-нибудь новенькое.

«Может, мы займемся любовью?»

Порой, когда Гектор полностью уходил в себя, она пользовалась случаем и накидывалась на него. Член в отличие от мозгов работал как надо. Вот только сегодня не было настроения.

— Рассказать, что мне сегодня снилось? — спросила Шифра.

Кивок.

— Ну, этот сон напоминал воспоминание. Когда группа защищалась от червивых. Я и ты стояли в узком проходе и копьями протыкали чудовищ.

«Заметит ли несоответствие?»

Гектор снова кивнул.

Она сжала кулаки так сильно, что побелели костяшки пальцев. Глаза обожгли выступающие слезы. Стараясь не показывать волнение, Шифра оглядела бывшего вожака. Тот сильно изменился после того, как она вытащила его из-под ледяных глыб. Глаза остекленели, под ними залегли лиловые тени, пожелтевшая кожа туго обтянула череп. Гектор был хрупкий, как старая кость. Хотелось прижать его к груди и начать гладить, жалеть.

«Надо его разговорить».

— Ты весь чумазый, — сказала она, положив ладонь ему на плечо. — Я тебя умою, если ты не против.

Бывший вожак не ответил, облизывая жирные пальцы.

Шифра вытащила из заплечной сумки чистую тряпицу, окунула в озеро. Вода оказалась ледяной, ладони тут же онемели. Выжав ткань, Шифра села на колени напротив Гектора:

— Какой ты грязный, словно даген. Чем ты тут таким занимаешься? Вроде же сидишь на одном месте, а как ни прихожу, ты весь облеплен какой-то дрянью. Расскажешь мне?

«Пожалуйста, поговори со мной. Прошу».

Гектор бросил на нее странный взгляд — этакая смесь подозрения и страха. Она же принялась водить тряпкой по его груди, пытаясь сделать вид, что ничего не заметила.

— Не хочешь? Ну, ладно. В конце концов, это не мое дело. Я просто спросила. Ты даже представить не можешь, как одиноко в Доме. Мне не с кем поговорить, понимаешь?

Он уставился в пустоту впереди себя.

«Прекрасно! Чудесно! Игнорируй дальше».

Шифра вернулась к озеру, принялась полоскать тряпку.

— Может, ты хочешь знать, что стену с заветами бога испачкали кровью и дерьмом.

«Получай!»

Она обернулась. Гектор тупо глядел на разводы грязи на руках. Ему было наплевать и на стену, и на заветы, и на бога. В отличие от нее он надежно укрылся в пучине своих мыслей. Если не кормить его (она пыталась!), он подыхал от голода, оживал, тело вновь приобретало рельефность, но Гектор продолжал сидеть у озера, погруженный в себя. Лишь изредка Шифре удавалось достучаться до него — иногда долгими разговорами, иногда болью, иногда нежностью.

— Я могла бы почистить стену, если хочешь. Только попроси. Скажи: «я хочу, чтобы ты убрала все дерьмо на стене». М?

Тишина.

— Ладно, тогда просто: «я хочу». Можешь?

Шифра вернулась к нему, стерла грязь с лица. Провела тряпицей по его длинным, вечно спутанным волосам, по густой бороде, доходившей до живота. Она не без ужаса ощутила исходящие от бывшего вожака волны смрада. Словно от мертвеца.

«Он живой. Как и я. И даже в сознании. Просто необходимо время».

— Ты вроде пополнел.

Вранье. С последней встречи Гектор усох еще сильнее.

— В туалет не хочешь?

Самое интересное, что Шифра не понимала, когда, как и куда он испражнялся или мочился. Его одежда всегда была чистой, без засохшего дерьма. Она иногда пыталась за ним следить из тьмы прохода, но бывший вожак никогда не вставал со своего места. Смешно и тревожно.

— Думаю, грязи стало поменьше. Хотя тебе не мешает искупнуться. Пахнет потом. Веришь мне?

Слабый кивок.

«Давай! Заинтересуй его!»

Она села на колени рядом с ним, подавляя желание взглянуть на него. Мелкие камешки кололи кожу, мешали думать. Захотелось просто встать и уйти. Разве стоит так возиться с бывшим вожаком? Ради чего? Чтобы поговорить?

Осмысленно поговорить. Пожалуй, важно это. Особенно после той боли, что она себе причинила.

Под нижним ребром закололо.

— А ведь ты так и не знаешь, где я пропадала тогда, когда ты повел людей к расщелине, — сказала Шифра напряженно. — Между тем, я встретила человека. Смертного.

Повернула к нему голову, заметила блеск заинтересованности в глазах, продолжила:

— Его звали… — Пришлось сделать усилие. — Звали Сенеционом. Старик, хакима шестьдесят-семьдесят, сейчас сложно вспомнить. Он вместе со своим учеником… нет, не учеником… другом покинул Нижний Город и потерялся в пещерах. Где я старика и встретила одного, так как его друг — забыла имя! — отобрал самое ценное и сильно избил.

Гектор преобразился: в зрачках блеснули красноватые искры, губы сжались. Он даже посмотрел на неё, пришпилил на диво осмысленным взглядом.

«Получилось! Я молодец! Так-то!»

По спине разлилась приятная теплота.

— Ты теперь со мной? — спросила Шифра. — Да, я встретила смертного. Правда, на тот момент он был сильно ранен — то ли кость сломал, то ли орган повредил. Слабо помню, к сожалению. Но не это главное! Этот Сенецион рассказал много нового про Мезармоут, про смерть Безымянного Короля, про богов. Ты не поверишь, но я даже запомнила одно его умное словечко. Энтехея! Правда, уже забыла, что оно означает…

Гектор с силой сжал виски, видимо, стараясь сосредоточиться.

«Не спеши. Не так много слов, иначе его замучаешь».

— Я не могла раньше никому об этом рассказать, — простонала Шифра. — Только не после того, что пережил ты. Возможно, я не права. Но пойми: я действовала так, как считала нужным!

Замолчала, переводя дух. Столько осмысленных слов после долгого молчания… В голове закололо, к горлу подкатил противный горький ком. Образы из прошлого проносились перед мысленным взором, даря радость давно ушедших мгновений. Если напрячься, можно вспомнить тот особенный запах в тайной пещере, множество теней на соляных стенах…

— Я ухаживала за стариком, — сказала Шифра. — Думала залечить ногу. Возилась с ним как с маленьким — кормила, поила. Ухаживала, в общем… Но… потом… потом произошло нечто очень важное. Ты тоже с этим столкнулся в расщелине.

Гектор сузил глаза, как перед прыжком.

«Посмотри на себя! Ты же слаб, словно детеныш алахама. Я не боюсь».

— Желтое свечение. — Она принялась теребить подол линумного платья. — У нас тогда закончилась еда и вода, мне надо было покинуть пещеру, чтобы поохотиться на дагенов, но меня не выпустило желтое свечение. То же свечение ты видел на вершине расщелины, судя по рассказам. Знаешь, что это может означать?

Гектор медленно замотал головой.

— Бог, — сказала Шифра, проводя пальцами по дырам на одежде, оставленным после ножей, игл и мечей. — Бог не выпустил нас, не позволил добраться до Мезармоута. Понимаешь? Мы для него как хунфусе, которыми можно управлять. Или раздавить, если что-то пойдет не так.

«Я ненавижу бога», — хотела она вымолвить, но вовремя остановилась.

Бывший вожак облизал высохшие губы, беззлобно хмыкнул и уставился на танцующее пламя жар-камня.

— Я забрала у старика книгу и спрятала Дома. Но забыла место схрона. Мне жаль…

Шифра замолчала. Взгляд скользил по черной глади озера, опустевшего и такого же мертвого, как душа группы, скользил по зубам-сталактитам, по влажным стенам, поблескивающим звездами. Грот был маленьким: на каменном берегу едва могли умоститься четыре человека. Но почему-то казалось, что здесь намного больше места, чем в Доме. По крайней мере, дышалось легче, не хотелось закопаться в песок.

«Я так устала…»

В груди защемило. Подавшись порыву, Шифра уткнулась в плечо Гектору и заплакала. Несправедливо! Неправильно! Группа не может умереть! А где же треклятый бог, что следит за ними и помогает? Почему он не вмешивается, если видит, как сильно страдают бессмертные? Еще пятьдесят хакима назад будущее не казалось таким черным, беспросветным. Да, были проблемы, да, червивые атаковали Дом, но группа боролась!

«Я обманываю себя. Никто не боролся. Все сдались. И гигант Коммититур, и сутулая Хуфра, и одноглазый Кор, и кучерявый Териф, и Теш, и Энтри, и Сиф… Они все поплыли по течению жизни… Кроме меня и Гектора. В итоге мы двое и сохранили хотя бы частично разум».

Бывший вожак не обнял её, даже не повернул голову — пялился на озеро, словно в ожидании чуда. Всхлипывая, Шифра вытерла тыльной стороной ладони слезы, села, выпрямив спину.

— Неужели это конец? — спросила она. Перед глазами всё расплывалось. — Неужели мы совсем одичаем? Я не верю. Должен быть выход. Должен! Гектор! Милый! Поговори со мной, пожалуйста. Всего два слова. Ты же можешь, я знаю.

Гектор замотал головой. Она сунула руку в мешок, нащупала нож — медная рукоять обожгла холодом! — и сказала:

— Только боль нас с тобой спасет. У меня нет другого пути. Она как лекарство, которое позволяет возвращаться в настоящее. Не дает заблудиться в собственных мыслях!

С этими словами Шифра схватила руку бывшего вожака и провела лезвием по ладони. Тот, вскрикнув, резко сел к ней спиной. Она, ведомая страхом, принялась кромсать его спину — неглубоко, лишь бы причинить боль. На камни брызнули струи крови.

— Терпи! Ты должен вернуться ко мне! Должен! — Голос был смертельно усталым.

Неожиданно Гектор вскочил, выхватил нож и, сверля тяжелым взглядом, бросил оружие в озеро. Он часто дышал, в груди хрипело и булькало. Затем спокойно сел поближе к воде.

— Видишь! — закричала Шифра, борясь со слезами. — Тебе стало лучше. Боль очищает.

Он не ответил.

«Почему мне так плохо?»

Пламя крутилось вокруг жар-камня, слабо освещая грот.

«Я хочу сдохнуть. По-настоящему».

Шифра поднялась, камешки под ней ворчливо зашуршали. Постояв некоторое время, все же решилась подойти к Гектору. Лохмотья на его спине почернели от крови, тут и там можно было разглядеть широкие порезы. Но ему было абсолютно наплевать.

«Что мне сказать? Извиниться?»

— Прости. Я не хотела. — «Вранье». — Мне боль помогает. Сразу возвращаюсь в реальность. Она и твой разум спасет. Я знаю. Доверься мне.

Хмурясь, Гектор опустил раненную руку в воду.

— Но ведь тебе действительно стало лучше! — возразила Шифра. Захотела коснуться его плеча, но рука застыла в воздухе.

«Прости, милый. Мне так жаль».

— Мне уйти?

Тишина.

— Скажи же что-нибудь!

Словно разговариваешь с камнем.

Хмыкнув, Шифра задумалась над тем, когда же всё пошло не так. В мозгу вспыхнули воспоминания. После того, как она вытащила из-под глыб льда Гектора, потащила его в одиночку на себе до Дома. Испугавшись нападения червивых, остальные члены группы покинули расщелину, как хунфусе разбегаются под светом. Боги! Да Шифра до сих пор помнила, каким же тяжелым был вожак. Но поразило тогда другое: Гектор бредил, звал какую-то Антиклею и вопил о фиолетовой боли. Пришлось перерезать ему горло, но даже оживление не вернуло разум.

Оказавшись Дома, Шифра ухаживала некоторое время за беднягой, кормила с ложечки, хотя необходимости в этом не было. Группа же сразу отвернулась от Гектора, навесив на него ярлык неудачника. Никто не стремился больше выбраться на поверхность. Все сдались.

Шли хакима. Загадочная болезнь, поразившая сначала седовласую Эроду и беззубого Сифа, перекинулась на всех. Частые приступы провалов в памяти, неконтролируемая агрессия, помутнение рассудка… К тому времени Гектор более-менее пришел в себя, хотя обвал навсегда изменил его — сделал отстраненным, замкнутым. Больше не существовало лидера, способного повести людей за собой. И потому со странной болезнью, уничтожавшей воспоминания, некому было сражаться. Да и как? Её ведь не проткнешь мечом, как червивого.

Гектор ушел жить в кормовой грот, в котором уже давным-давно не водились дагены, и лишь изредка покидал свое новое убежище. Шифра же в отличие от него осталась Дома. А дальше — бесконечные серые анимамы, не отличающиеся друг от друга и превратившееся в один бесконечный тягостный миг.

Болезнь сожрала всю группу.

«Кроме меня и Гектора. Мы еще держимся».

— Ты хочешь, чтобы я пришла к тебе завтра? — спросила Шифра.

«Он вообще понимает, что такое «завтра»?

Слабый кивок.

— А еды принести?

В этот миг бывший вожак повернул к ней голову. Его взгляд выражал любовь и мольбу. Шифру шатнуло. Она вдруг почувствовала, что устала бороться и готова отдаться черноте своего разума.

— Хорошо, я поймаю дагена и еще пожарю мяса. Тебе нужно поправляться, а то ты такой худой…

Кивок.

— Ты еще что-нибудь хочешь?

«Он ничего не скажет, дура».

Гектор медленно обернулся и рукой показал в сторону выхода из грота.

— Хочешь увидеть Дом?

Её сердце болезненно сжалось.

«Он понимает!»

Бывший вожак замотал головой, еще раз указал на выход.

— Поясни, я не понимаю! — воскликнула Шифра.

Но он уже вновь впился взглядом в черную гладь подземного озера.

Проклятье!

«Ладно, приду завтра. Главное не спешить. У меня все получится. И лишь бы самой не лишиться рассудка. Возможно, болезнь можно победить».

Подняв свою сумку, Шифра направилась к черному провалу узкого перехода.

Глава семнадцатая. Гектор

Я провел пальцами по губам — шершавым и холодным. Чужим? Открыл рот, медленно провел языком по нёбу, по зубам, по щекам. Ну же! Давай! Это так просто. Пытаюсь выдавить хотя бы один звук, но из горла слышится сдавленный хрип. Не понимаю. Мне больно изнутри. Грудь сжимает от тоски. Я бросаю взгляд на озеро и…

… Тварь растягивает тонкие губы в улыбке, обнажая гнилые треугольные зубы. В глазах пляшет мрачное удовлетворение. Она вот-вот поднимет худую ручонку, укажет на меня и ехидно засмеется. Её братья тоже радуются моим страданиям, но не вылезают из озера, предпочитая прятаться в черной воде. Я их ощущаю. Их неописуемый восторг…

Хватит! С силой замотал головой, пытаясь прогнать наваждение. Я в гроте один. Надо дышать глубоко. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Мне все кажется. Чтобы переключиться, схватил ближайший камешек, покатал в ладони. Холодный и гладкий. Приятный. Вот так. Успокаивайся, дурак.

Заметил глиняный горшочек по правую сторону от себя, с удовольствием запустил руку в него, но, к сожалению, ничего не нащупал. Неужели я всё съел? Когда? Отчего-то злюсь. Хочется выть, рычать и рвать зубами… Кого? Голова плохо работает в последнее время. Сложно себя контролировать.

…Пламя жар-камня режет глаза, буравит виски, вонзает острые когти в мозг.

— Сципион!..

Этот ласковый голос я узнаю из тысячи. Зажмуриваюсь. Я в пещере один (нет, не один).

— Сципион, открой глаза.

Послушно выполняю приказ. Надо мной стоит Антиклея. Длинные черные волосы развеваются на ветру, хотя в гроте нет ветра. Да и откуда ему взяться?

— Ты узнал меня? — спрашивает Антиклея. Её кожа напоминает по цвету мрамор. Хочется коснуться её. — Почему ты молчишь?

Я открываю рот, мычу, как раненный даген. Язык не слушается. Протягиваю руку к ней, чтобы коснуться тонкого линумного платья до колен, но Антиклея отходит от меня. Вернись!..

…Наваждение исчезло так же быстро, как и появилось. Непонимающе посмотрел на камешек, лежащий на раскрытой ладони. Швырнул его изо всех сил в озеро. Озноб продрал хребет, скулы затвердели. Оглянулся. Где мои люди? Почему сижу один в кормовом гроте? Принялся искать вокруг себя копье, но не нашел. Ладно, задушу дагена собственными руками.

«Теш! Бегом ко мне! Один не потащу тушу до Дома!»

Не сразу понял, что это всего лишь мысль. Язык отчего-то не послушался. Осмотрел себя. Боги! Да я же похож на старика! Не руки, а лапки алахама; на исхудавшей груди выступают ребра…

…Антиклея ладонью проводит по моей щеке, склоняется и целует в лоб.

— Ты меня ищешь? — спрашивает она.

Я мотаю головой (на самом деле киваю). Не знаю.

— Я скучаю по тебе. Здесь холодно.

Впитываю в себя её запахи. Смесь цветущего рогерса с кровью.

— Ты все время молчишь. Почему?

Я пожимаю плечами.

— Твой горшочек с едой пуст. Хочешь есть?

В желудке урчит…

…Опять морок! Почувствовал, как закипает злость. Борясь с головокружением, я поднялся. Стоять было тяжело, колени дрожали. До чего себя довел! Уже даже сделать двух шагов не могу. Того гляди сейчас рухну на камни и поломаюсь.

Пот выедал глаза, от частого дыхания болела грудь.

… Из черной глади озера показалась голова твари…

…Никого там нет!

Медленно, на пределе сил, я повернулся спиной к воде. Затем, помедлив, шагнул вперед. Безумно захотелось закричать, позвать на помощь, но сдержался. Я заставил себя раствориться в ощущениях окружающей обстановки, в простейших движениях: поднять ногу, перенести её чуть вперед, затем поднять другую ногу…

… Напротив меня возвышается кудбирион. Его медный панцирный доспех красиво поблескивает в свете жар-камня.

— Куда направился, солдат?

Незнакомец снимает шлем, пристегивает к поясу. Складывается ощущение, что ему на меня наплевать.

— СТОЯТЬ! — кричит он.

Инстинктивно подчиняюсь. Приказы не оспариваются.

— Назови свою кудбу! Я тебя не помню, палангай.

Внутри холодеет, словно проглотил глыбу льда (не проглотил), губы деревенеют. Ни слова не могу выдавить из себя.

— За неповиновение тебя ждет наказание.

Его лицо как будто высечено из камня, глаза смотрят холодно и оценивающе. Кудбирион двигается с той уверенностью, какую дает панцирный доспех…

…Я зажмурился, прогоняя наваждение. Треклятая боль в висках усиливалась. К тому же нестерпимо захотелось пить.

«Так чего проще? — прошептал внутренний голос. — Вернись к озеру».

Нет.

Не могу.

Сколько раз видения пытались надуть меня? Но в этот раз победителем выйду я. Необходимо покинуть грот.

… Глядя ей в глаза, я вижу печаль.

Глядя ей в глаза, я не верю, что она — всего лишь иллюзия.

— Обними меня, Сципион!

Антиклея протягивает руки…

…Моя кривая ухмылка превратилась в гримасу. Каждый шаг давался с огромным трудом. Мне хотелось плакать, мне хотелось рыдать, кричать, сердце разрывалось от неподъемной тоски. Боль в ногах отдавалась в пояснице.

Ну же!

… Теш не смотрит в глаза. То ли боится, то ли стесняется. Он видит во мне не друга, но вожака. Славно-славно. Из него получится хороший воин, если будет вести себя прилежно.

— Гектор, пойдем скорее из грота! Сегодня мы никого не поймаем.

Молчу, а он смеется.

— Быстрее, пожалуйста!

Поймет ли Теш, что я еле перебираю ногами? Вроде нет…

…До прохода оставалось всего несколько шагов. У меня практически получилось. Воздух в гроте казался теплым и влажным. Даже боль в спине (откуда она?) замешкалась и затихла.

Я смотрел вперед, но ничего не мог разглядеть. Ничем не мог утешиться. Лишь абсолютной тьмой, что ждала меня.

… За спиной кто-то стоит.

— Не уходи, прошу.

«Не оборачивайся», — говорю себе.

— Пожалуйста, останься.

…Открыл рот, медленно провел языком по нёбу, по зубам, по щекам. Это же так просто — говорить…

Глава восемнадцатая. Шифра

Они уходили все дальше. От ледяных порывов ветра захватывало дух, а глаза слезились. Двое калек, что дерзнули покинуть родную пещеру, чтобы затеряться в бесконечных подземных коридорах. Их дыхание в сумраке и шум шагов, отражавшийся от стен многократным эхом, казались слишком громкими для такого места.

На лице одного из калек ничего не отражалось. На нем была написана лишь покорность судьбе, которую ничто не могло изменить. Его иссушенное тело шатало из стороны в сторону, а колени дрожали от напряжения. Когда бедняге становилось так плохо, что он опирался плечом о стену, к нему подходила женщина с пляшущим огоньком в ладони, гладила по спине и шептала ободряющие слова. В отличие от мужчины она выглядела здоровой: крепкие мышцы, уверенная походка, прямая спина… Но в её взгляде было столько черной тоски и боли.

Она не сказала мужчине, что перед тем, как покинуть родную пещеру, всадила под ребра нож, чтобы боль сопровождала её на протяжении всей прогулки. Рукоять была аккуратно привязана бинтами к животу, лишь капли крови из-под линумного плаща могли выдать её. Но мужчина, казалось, совсем не обращал внимания на спутницу. Выждав некоторое время, он, едва шевеля ногами, двинулся дальше.

Женщина же не спешила за ним: опустила голову и уставилась в одну точку. От холода она обхватила свободной рукой локоть и заплакала, не проронив ни слова. Облачка пара вырывались между губ и растворялись в сумраке. Она не знала, сколько еще продержится в ясном уме. Болезнь, поселившаяся в черепушке, давала о себе знать резкими болями и короткими провалами памяти.

«Куда он идет? — подумала женщина. — Куда? Я хочу знать… Я… должна… держаться».

И поплелась за растаявшим в темноте спутником.

* * *

Ужас сковал её невидимой цепью. Она так и замерла с открытым ртом не в силах даже закричать. Казалось, она попала в страшный сон.

Всё пространство пещеры усеивали червивые. Мертвые червивые. Сколько их здесь? Сотни? Тысячи? Похоже на то. И кто-то их всех убил.

Улыбаясь, Гектор заковылял к трупам, ведомый только ему понятным зовом. Шифра протянула руку, чтобы остановить его, но не дотянулась. Её взгляд скользил по тварям, по угловатым колоннам пещеры, по испачканным кровью сталагмитам… Света, сочившегося из вплавленных в стены жар-камней, было достаточно, чтобы рассмотреть всё хорошенько.

«Неужели это настоящее?»

С бешено бьющимся сердцем Шифра подошла к ближайшему червивому. У существа не хватало нижней челюсти — кто-то вырвал её с такой быстротой, что оно даже не успело понять, отчего умерло. В центре мускулистой груди зияла дыра. Если приглядеться, были видны белые осколки ребер, лоскуты мышц и превратившееся в кашу легкие. Вся поза червивого вопила о предсмертных муках.

Боясь потерять из виду Гектора, Шифра направилась за ним. Приходилось тщательно глядеть под ноги, чтобы не наступить на мертвецов.

— Что это за место? — спросила она.

Бывший вожак не ответил, широко улыбаясь. Он склонился над ближайшим чудовищем, аккуратно провел указательным пальцем по ввалившимся глазам, по худой шее, затем — по длинным когтистым пальцам.

— А если кто-то выжил?

Он прыснул со смеху, взглянул на неё, словно услышал самую смешную шутку в жизни. А затем, как будто в доказательство правоты, ударил кулаком по морде твари. Чавкнуло. Голова уродца запрокинулась, вывалился длинный склизкий язык.

— Ты знаешь, что произошло?

Гектор замотал головой, поднялся и пошел дальше. Только сейчас до Шифры дошло: червивые отличались друг от друга. У одного отсутствовал горб, у другого тело выглядело неестественно большим и бесформенным. А кто-то вообще напоминал скорее человека, чем монстра.

«Мы нашли их гнездо!»

От этой мысли по телу пробежала дрожь. Шифра вгляделась в ближайший труп. У него был приплюснутый нос, узкий лоб и выдающиеся вперед челюсти. Кожа на лице потрескалась и напоминала плохо сшитые лоскуты. Щеки ввалились. Однако больше всего внимание привлекали молочно-белые глаза, ярко поблескивающие в свете жар-камня. Казалось, они следят за каждым шагом нарушивших покой незнакомцев. Повинуясь внезапному порыву, Шифра ладонью провела перед лицом чудовища.

Ничего. Конечно же, ничего.

— Как ты нашел это место, Гектор? — спросила она, не надеясь на ответ.

Сосредоточившись, она попыталась выудить воспоминания об этой пещере. Возможно, когда-то группа была здесь. Однако ни высокие потолки с бесчисленными сталактитами, ни кособокие колонны, ни серый песок и камни под ногами не отзывались в памяти.

«А если кто-то из тварей жив?»

Тяжело вздохнув и поднявшись, Шифра положила ладонь на живот, нащупала рукоять и пошевелила ею. Чудовищная боль тут же отозвалась в груди. Нож немного придал уверенности. Если все же кто-то нападет, то стоит лишь быстро вырвать лезвие из плоти и…

«Хватит».

Она перешагивала через трупы, рассматривала глубокие рваные раны на животах и ногах, пытаясь понять, кто же расправился с полчищем уродцев. Причем расправился в одно мгновение. Червивые даже не успели проснуться.

Ответ пришел, словно тоскливое завывание ветра: это все бог. Да, тот самый бог, что разговаривал с Гектором, когда группа спала. Бог, подаривший заветы.

И сразу становится понятно, почему бывший вожак так быстро обнаружил эту пещеру с тварями.

— Подожди меня, Гектор!

Она сделала шаг, ногу повело в сторону. Потеряв равновесие, Шифра упала, маша руками. Лицо тут же обдало брызгами, в рот попала какая-то горькая гадость, руки угодили во что-то липкое и теплое. Шифру стошнило, пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы подняться и не заорать.

Злясь и на собственную нерасторопность, и на бывшего вожака, она, сплевывая грязь и вытирая перепачканные чужой кровью руки об одежду, пошла в сторону Гектора.

Увидев лужу, поблескивающую чистой водой, она упала на колени и принялась смывать засохшую мерзость с лица. На некоторое время Шифра забыла обо всем на свете, наслаждаясь тем ощущением, которое создавала влага, проникая под корку грязи, облепившей плоть.

Когда рябь в большой луже исчезла, она взглянула в гладкую поверхность воды.

И вскрикнула от ужаса.

«Это не я! Не я!»

Из отражения на неё пялилась старуха. Нет, даже еще хуже. Чудовище, мало напоминавшее человека: белые, как снег, глаза с маленькими точками зрачков, ввалившиеся щеки, бледная морщинистая кожа. Однако больше всего в ужас приводили черные разводы на губах и лбу.

Шифра зачерпнула из лужи и принялась тереть лицо, но паутина не исчезала.

«Что со мной?»

Она коснулась редких волос, не в силах понять, куда же пропала её роскошная шевелюра. «Это все Пилос и Хуфра! Они мне что-то подсыпали в еду. Треклятые завистники! Но ничего, ничего… Я до них доберусь. Вот вернемся…»

На плечо опустилась тяжелая ладонь. Шифра вздрогнула и обернулась. Хмурясь, Гектор махнул рукой в сторону трупов.

— Я никуда не пойду, — дрожащим голосом сказала она.

Нестерпимо хотелось сдохнуть. Навсегда.

Бывший вожак стиснул её плечо.

— Отстань от меня!

Она резко вскочила, вызывающе уставилась на Гектора и бросила:

— Посмотри на мое лицо! Вот что с нами со всеми происходит! Я выгляжу ничуть не лучше червивых! Этого хотел твой бог, а? Этого? Волосы… мои волосы… Что с ними случилось? Ты видишь? Я практически лысая…

Словно валун упал ей на плечи. Шифра сгорбилась и уставилась себе под ноги. Слез не было. Лишь ненависть к тому, кто сотворил подобное с группой. Они, бессмертные, не требовали ведь многого. Тепло, еда и вода. Шифра вспомнила, как в первые пятьдесят хакима втайне от всех мечтала о ребенке. Мечтала о крошечном, беззащитном комочке, который бы нуждался в её защите и заботе.

Гектор взял её за локоть и потащил к тому месту, где горой возвышались трупы. Она не сопротивлялась. После увиденного отражения её покинула решимость. Какой смысл отсрочивать неизбежное? Сумасшествие сожрет всех. Даже самых стойких.

Обойдя колонну, Шифра увидела большой каменный трон, на котором восседал червивый. Эта тварь была мертва: изо лба торчала длинная рукоять ножа, испачканная то ли серым песком, то ли пеплом.

— Я устала.

Отпустив её, Гектор решительно направился к трону. Приглядевшись получше, Шифра поняла, что это никакой не трон, а лишь нагромождение камней.

Поежившись, посмотрела на чудовище. Оно выделялось среди собратьев огромным гнойным пузырем на животе.

— Осторожнее! Я никогда таких уродцев не видела.

Проигнорировав её, Гектор встал напротив трона.

Казалось, червивый о чем-то задумался: голову подпирал кулак, стеклянные глаза устремлялись на тела соплеменников, ноги-спицы были широко расставлены. Ни дать ни взять правитель.

Тяжело вздохнув, Гектор вонзил пальцы в пузырь и резко дернул на себя. Чавкнуло. Скопившийся гной брызнул на ноги чудовища. Все лишнее исчезло перед глазами Шифры, растворившись в неясном сумраке пещеры, — остался лишь раздутый кожистый шар, в котором была заключена чужая, непонятная жизнь.

Дальнейшее казалось странным сном: Гектор по локоть засунул руку в пузырь и вытащил еще извивающегося паразита. Шифра вскрикнула от неожиданности, и звук собственного голоса показался ей неестественным.

— Что ты делаешь? Брось его!

Нахмурившись, Гектор обхватил руками треугольное тельце существа и позволил длинному и тонкому щупальцу впиться в грудь.

«Он же сошел с ума!»

Но Шифра не могла сдвинуться с места, наблюдая за тем, как паразит извивался, лихорадочно перебирая миниатюрными лапками-крючьями. В свете жар-камней он отливал густым серебром. Чудовище, выбравшееся из чрева хозяина, отличалось от виденных ранее большими размерами.

Повинуясь порыву, Шифра подбежала к Гектору, попыталась оторвать щупальце от груди, но бывший вожак влепил ей пощечину. Ноги подогнулись, и она упала. Правую сторону лица обожгло от боли.

— Что ты делаешь, идиот?

Она сквозь поволоку слез видела, с какой нежностью Гектор позволил паразиту впиться в плоть, как закатились от блаженства его глаза, как вырвался сдавленный стон. В одно мгновение лапки-крючья облепили грудь, из многочисленных ранок выступила кровь.

У Шифры из глотки вырвался всхлип, но бывший вожак не повел и пальцем и продолжал прижимать к себе чудовище. От него несло едкой вонью.

«Уходи, уходи Домой, идиотка, — шептал внутренний голос. — Теперь только ты сохранила разум».

А какой в этом смысл? Зачем бросать последнего человека, которого… она любила и уважала.

Её вырвало — больно, чистой желчью. Скорчившись на холодных камнях, она зашлась судорогами. Мир в одно мгновение стал серым и размытым. Над ней что-то хрустнуло, стоны продолжились. Она же не могла поверить в безумие Гектора. Кажется, что-то говорила, просила, умоляла, но её никто не слушал. И вскоре поняла, что лучше всего молчать и ждать.

Из открытых ран пещеры лился холодный свет жар-камней, преображая предметы, трупы и песок в нечто важное. Шифра не могла объяснить, полностью растворившись в собственных чувствах.

Только сейчас заметила пляшущие в воздухе пылинки.

…Затем чья-то рука почти с нежностью погладила по щеке. Она вздрогнула, подняла голову. Широко улыбаясь, Гектор опустился на колено перед ней. Ровные белые зубы ярко поблескивали, в странных слюдяных глазах отражалось серебряное пламя. Шифра на миг увидела своего прежнего друга. Человека, который всегда её понимал и защищал.

Но затем взгляд скользнул на его грудь, и страх кольнул сердце.

— Ты хочешь оставить его? — спросила она.

Осмысленный кивок.

— Но зачем?

Гектор пожал плечами.

— Ты специально привел меня сюда?

Он нахмурился, взгляд остекленел. Затем вновь пожал плечами.

— Ладно, — решила Шифра. — Пусть будет так. Лишь бы ты чувствовал себя хорошо. Теперь мы можем пойти домой?

Кивок.

Паразит на его груди вздрогнул, из многочисленных отверстий на треугольном тельце выступили белесые капли, похожие на пот.

— Отвратительно. Только не вздумай мне подсадить эту тварь.

Его улыбка была великолепной — открытой, доброй, обезоруживающей. Словно у ребенка. У ребенка, о котором Шифра всегда мечтала. Она подумала, что, возможно, Гектор и лишился рассудка, но ведь так даже лучше. Она могла заботиться о нем, кормить с ложечки и поить.

Засыпать с ним…

Её взгляд упал на паразита.

* * *

Кусок мяса в её руке казался чем-то ненастоящим, иллюзорным. Если долго вглядываться в него, то можно увидеть, как он наполняется прозрачностью, постепенно тает. Однако любой вздох, любое движение прогоняет морок. И мясо становится просто мясом. Склизким и холодным. Настоящим.

Хмыкнув, Шифра перевела взгляд на металлический нож. Лезвие до рези в глазах поблескивало в слабом свете пламени, рукоять приятно холодила ладонь. Сколько скрытых смыслов пряталось в обыкновенном оружии? Много, очень много. В последнее время Шифра все чаще понимала сложность окружающего мира. Особенно после возвращения Домой.

Вот взять, к примеру, собственную руку. Что побуждает пальцы сгибаться и разгибаться? А почему на ладони столь сложные и запутанные линии? Почему ногти растут на верхних фалангах? И почему они такие твердые? Шифра не могла этого объяснить, и тогда страх поглощал её всю без остатка. От треклятых вопросов взрывалась голова, было тяжело думать. То существо, что поселилось в её голове, требовало ответов и приходилось их придумывать самой.

И с каждым мгновением сходить с ума.

Почему в человеке есть кости, а в теле дагенов — нет? Потому что человек нуждается в твердости. Ему необходимо ходить. А даген копошится в земле, он неустойчивый по своей природе.

Или другой пример.

Чем смерть отличается от бессмертия? Ответ прост: бессмертие наполнено неисчислимыми болезненными моментами, тогда как смерть состоит исключительно из желанной пустоты. Сложные вопросы — сложные ответы.

Мир рушился на глазах, становился зыбким и ирреальным.

«Сегодня я проткну себе сердце. Опять схожу с ума».

Шифра посмотрела в сторону Гектора. Он сидел у разрушенного домика, подперев голову кулаками, и о чем-то думал. Сумрак скрадывал черты лица, отчего зарождался неуютный страх.

«Хотя бы рядом со мной, в Доме, а не в кормовом гроте».

После возвращения бывший вожак вновь жил с остальными членами группы, хотя и держался подальше от остальных. Впрочем, всем было наплевать. У сумасшедших полно сумасшедших дел. Лишь изредка к Гектору подползал Коммититур и, хныча, спрашивал про блескучки. Шифра прогоняла его пинками.

«Гектор и меня держит на расстоянии».

От этой мысли охватила щемящая тоска. Стараясь не думать о плохом, Шифра кинула очищенный от прожилок кусок мяса в бурлящую воду и принялась ждать.

— А ты меня покормишь? — спросил сидящий рядом Териф.

— Нет.

— Почему?

— Потому что это не для тебя.

Паренек выглядел жалко — грязный, растерянный человек, пытающийся собрать разбитые куски собственного разума.

— Я хочу есть. Для того, чтобы узнать об округлости.

— Нет, не хочешь, — парировала она, помешивая котелок ложкой. — Иди отсюда. Я занята.

Нахмурившись, Шифра бросила на него презрительный взгляд.

— Я сам могу добыть себе мяса, — принялся лопотать паренек. — Могу сам себе добыть мяса, могу, могу… могу…

С этими словами он резко поднялся и заковылял в сторону выхода. Через несколько шагов его тело растворилось в темноте.

«Вот и хорошо. Одной спокойнее».

Шифра сделала вид, что потягивается, и посмотрела в сторону Гектора. Сегодня она хотела закрепить успех. Если удалось вытащить бывшего вожака из кормового грота, то получится и избавиться от паразита. Проблема была лишь в том, как бы поближе подойти к цели. После возвращения Гектор держал на расстоянии, не позволял приблизиться, словно угадывал её намерения.

«Сегодня он сдастся. Голод заставит его потерять бдительность».

В котелке забулькало. Она подцепила длинным ножом приготовившееся мясо, бросила на бронзовую тарелку и принялась резать на небольшие куски. От одуряющего запаха забурчало в животе. Сглотнув слюну, Шифра подумала, что неплохо бы посыпать специями для вкуса, но Гектор боялся отравления и потому не прикасался к такой еде. Пришлось оставить так, как есть.

Она положила нож с коротким лезвием на край тарелки и прикрыла ладонью, чтобы не вызвать лишних подозрений.

«У меня все получится. Главное казаться уверенной. Один взмах — и тварь сдохнет. Достаточно просто поранить».

— Привет, милый.

Гектор отполз к стене, прикрыл треугольное тело паразита руками. Он смотрел исподлобья, на лице было недоверие и даже страх.

— Успокойся, все хорошо. Я принесла поесть. Можешь не переживать: буду стоять в пяти шагах от тебя. Хорошо?

Шифра растянула губы в улыбке. Внимание приковывала тварь на груди. Серое тельце подрагивало, исторгая из себя зелено-желтую жидкость, похожую на гной; крохотные, как бусинки, глаза горели красным; от бесчисленных крючьев исходило слабое серебряное сияние.

— В этот раз я мясо даже не посолила. Специально для тебя, чтобы ты поел.

Она села на колени, по-прежнему прикрывая нож ладонью. Подползла к Гектору, тот, похоже, даже не заметил. Его взгляд был прикован к кускам мяса.

«Хорошо, милый. Правильно: думай о еде».

Еще чуть-чуть…

Еще ближе…

С бешено бьющимся сердцем Шифра бросила тарелку ему в голову и кинулась к паразиту. Высоко вскинув руку, она закричала. Когда лезвие почти коснулось склизкого тела твари, что-то обожгло и резко вывернуло кисть.

Кости хрустнули, и в глазах забрезжили звезды.

Крича, Шифра выронила нож и упала на камень.

Рука превратилась в один сплошной комок боли.

Тяжело дыша, Шифра взглянула на Гектора. Тот возвышался над ней, прикрывая гадину бронзовой тарелкой.

— Я… я не хотела… Ты должен избавиться от нее. Иначе потеряешь рассудок… пожалуйста… Я прошу тебя…

Он глядел ей в глаза, и она читала там слишком многое, чтобы надеяться, что её послушают. Может, попытаться вскочить и зубами оторвать паразита? Или она могла вонзить ногти в красные бусинки глаз, надеясь на нерасторопность Гектора.

— Прости меня, я не хотела. Прости…

Хватая ртом воздух, Шифра баюкала сломанную руку.

— Я не хотела…

«Он больше не подпустит меня к себе».

Гектор плюнул ей под ноги, развернулся, подняв несколько кусков мяса, и побрел вдоль стены.

Глава девятнадцатая. Гектор

В груди разливалось приятное тепло. Прикрыв глаза от наслаждения, я положил ладонь на него. Ощутил слабую пульсацию, исходящую от склизкого тельца. Он боится меня ничуть не меньше, чем я. Это придает уверенности, что в любой момент смогу избавиться от гостя.

Боли нет, хотя даже быстрого взгляда достаточно, что его лапки вспороли мою кожу, просочились сквозь ребра и прилепились к легким и сердцу. Я боюсь, что одно неловкое движение убьет Ключ, и тогда все доставшиеся с таким трудом знания исчезнут, как линумная бумага на огне. Много анимамов назад Шифра хотела обмануть меня и попыталась зарезать его. Глупая, глупая баба. Она ничего не понимает.

… Антиклея сидит напротив меня, обхватив руками колени. Света не хватает, чтобы разглядеть черты её лица. Тогда я запускаю руку в мешок, нащупываю кругляшок жар-камня, кладу перед собой. Жду пламени, но его всё нет.

— Ты забыл слова? — весело спрашивает Антиклея.

«Какие слова?» — думаю я.

— Волшебные слова. Тебе же нужен огонь?

«Да, видимо, я забыл. Прости».

— Ничего страшного. Я сделаю всё сама.

Через мгновение жар-камень вспыхивает. Теперь могу во всех деталях разглядеть Антиклею. Она очень похудела с нашей последней встречи, под глазами чернеют круги, лоб иссекают морщины.

«Ты выглядишь уставшей».

Антиклея растягивает губы в улыбке. Кожа на щеках натягивается так сильно и начинает казаться, что она сейчас вот-вот порвется. Выступит кровь…

Я замотал головой, сильнее прижал Ключ к груди. Очередной морок. Я сидел у стены один. Передо мной плясало слабое пламя жар-камня. Его света было достаточно, чтобы рассмотреть мои руки-палки, тонкие ноги и грязную одежду, пахнущую потом и мочой.

Как я жалок.

До чего докатился? Разве об этом я мечтал?

Но ведь могло бы быть и хуже. В отличие от большей части группы я более-менее соображаю. А после того, как Ключ сделает свое дело, мне станет только лучше. Его голос не мог врать.

СКОРО ТЫ ИЗМЕНИШЬСЯ.

В голове словно вспыхнула звезда. Слова впечатались в сознание раскаленным железом. Скривившись, я кивнул. Затем, вытерев бороду от слюней, прижался к стене, тяжело дыша. Хотелось пить. Вот только фляга была пуста.

Шифра, мне нужна Шифра. Я позову её. А затем перед мысленным взором всплыл образ, как девушка пыталась уничтожить Ключ. Нет, её помощь не нужна.

… Существо возникает из тьмы и на коленях ползет ко мне. Внешне оно похоже на неестественно худого ребенка: живот запал к позвоночнику, на широкой груди выступают кости, а ребра едва не прорывают туго натянутую бледную кожу. Глаз и носа нет, на их месте паутина сосудов. Вместо рта — круглое отверстие, из которого вырывается низкий гул.

Существо останавливается в нескольких локтях от меня и падает на камни. При виде выступающих на спине позвонков, я морщусь.

«Убирайся!» — хочу крикнуть я, но изо рта вырываются нечленораздельные звуки…

ТЕБЕ НЕ ДОЛЖНО БЫТЬ СТРАШНО.

Я скользнул взглядом по пещере. По левую сторону от меня в грязи, словно черви, копошились люди. Их разум давно потух, и теперь они мало отличались от дагенов или алахамов. Мне было их жаль, ведь когда-то я делил с ними пищу. Но время не щадит слабых.

Заметил у самой дальней стены лежащую в позе эмбриона Шифру. Дрожа, она закрывала уши руками и часто мотала головой. Словно тоже слышала голос Ключа. Хотя я сомневался в этом. Он доверился только мне, потому что я устроен иначе, чем остальные.

Я — особенный.

… Антиклея, чуть не плача, гладит по спине существо.

— Тебе его не жаль? Посмотри, как оно мучается.

Уродец обнимает свою голову и дрожит. Словно глубоко из земли доносится низкий гул. У-у-у-у. У-у-у-у. Противно.

— Ты должен спасти его.

«Почему?»

— И ты еще спрашиваешь? Хотя бы потому, что не спас… — Антиклея закрыла глаза. — Потому что не спас меня.

Я лишь киваю. Достаю из мешочка засушенные листья подземного ореха, катаю в ладони…

В ладони был песок. С отвращением высыпал на землю. Как же все это надоело! Внезапная злоба охватила меня. В бешенстве я заорал так сильно, что разболелась грудь, а Ключ раскрыл черные бусинки глаз.

НЕНАВИСТЬ — ВОТ ТВОЯ СИЛА.

Я вскочил и заметался вокруг жар-камня, словно попавший в клетку даген. В слепой ярости принялся бить по стене кулаками. Гранит маслянисто поблескивал. Почему-то от этого злость лишь разгоралась сильнее. После очередного удара правая кисть хрустнула. Я упал на колени, разглядывая разбитые до крови костяшки пальцев. Всхлипывая, пошевелил руками. Вроде ничего не сломал.

Вдруг наступила неестественная тишина. Я оглянулся. Казалось, вся группа пялилась на меня. Люди хотели, чтобы я присоединился к оргии. Их черные провалы глаз звали меня.

СКОРО ВСЕ ЗАКОНЧИТСЯ.

… Я и Теш сидим возле яркого пламени жар-камня в одной из дальних пещер. От костра вкусно пахнет теплом и защищенностью.

— Когда это закончится? — спрашивает Теш.

— Ты о чем?

— Да обо всем. Когда мы увидим Нижний Город? Твой бог говорил о сроках нашего изгнания? Долго нам мучиться?

Я пожимаю плечами:

— Не знаю. Думаешь, мне не хочется увидеть других людей?

Бросаю в рот засушенные листья рогерса. Слюна тут же горчит, но и бодрости прибавляется.

— Я их ненавижу, — бросает Теш, нахмурившись. — Людей. Этих ублюдков, что живут в уютных домах. У них есть все — горячая еда, чистая вода. Ненавижу!

— Эй, успокойся. У нас тоже это будет. Надо просто подождать. Мы сами всего добьемся.

— Было бы здорово, если Мезармоут разрушит твой бог, Гектор. Представь, как по одному его щелчку здания разрушатся, а горожане превратятся в кровавую пыль. Я бы посмотрел на подобное зрелище.

— Не говори ерунды.

Я кладу руку на плечо старого друга. На его глазах выступают слезы.

— Я так устал, — говорит Теш. — Эти тяготы… они сжигают наши души, понимаешь?

— Может быть…

— Наверное, ты прав: я говорю ерунду. Прости. Давай забудем этот разговор.

— Хорошо, друг.

Я улыбаюсь, но уверен, что улыбка получается натянутой…

В груди закололо, и я опустил голову. Ключ нервно зашевелил лапками, бусинки глаз закрылись. По его прозрачному хвосту полилась светящаяся зеленая жидкость. Мерзкое зрелище. От отвращения я зажмурился и прислонился спиной к стене. Камень приятно захолодил кожу.

На мгновение появилась шальная мысль вытащить Ключ. Вцепиться в эластичное тельце, вырвать с хрустом присоски и хвост, выдавить мерзкие глазки и… Дальше что? Он мне помогает. Вправляет мозги, связывает воспоминания в единую нерушимую цепочку. С ним я ощущаю себя живым. Ощущаю себя целым. Но что-то все равно не так.

Не могу объяснить.

Или же могу? После того обрушения льда в расщелине я сломался. Не физически, конечно, но морально. Я проиграл: бог поймал меня, как нашкодившего ребенка, и отхлестал по заднице. Мол, знай свое место, дурачок. И моя память в одно мгновение распалась на тысячу осколков. Она и сейчас-то частенько подводит, но Ключ все исправит.

Я ПОМОГУ.

Не сомневаюсь. Однако как мне удалось выйти из Дома и обнаружить нужную пещеру? Попытался вспомнить, но ничего не получилось. Всё как в треклятом тумане. Я ведь знал, что наткнусь на мертвых червивых, знал, куда идти, знал, как вытащить из гнойного горба Ключ. Откуда? Что или кто направлял меня? Неужели Пепельный Бог пощадил группу и решил помочь? И опять не сходится: червивые всегда были врагами нам, бессмертным. Или же твари прислуживают Богу?

Ответь!

… Антиклея гладит мои волосы. Она так близко, что я ощущаю тепло её дыхания на щеках.

— Мой бедный, мой милый…

«Я запутался».

— Не сомневаюсь. Но скоро все пройдет. Ты изменишься. Он поможет тебе добраться до Мезармоута.

«Кто? Кто поможет?»

— Мне пора.

«Стой. Подожди! Ты не можешь так просто уйти!»

Её голова взрывается алым фонтаном и я…

И я закричал. В висках бешено стучала кровь, путала мысли. От боли я упал на камни, сжимая голову руками.

НАЧАЛОСЬ.

… Мужчина в черных доспехах смеется. Его ровные белые зубы кажутся зубами хищного зверя.

— Ты устал, солдат? Поднимайся!

Не могу. Меня скручивает судорогой, из горла вырывается хриплый нечеловеческий хрип.

— Палангай! Я приказываю тебе встать в строй!

Я выкашливаю сгустки крови. Дрожащими руками вытираю рот.

— Ты не жилец, солдат. Так подохни же как животное!

Кажется, я теряю сознание…

ТЕБЕ БОЛЬНО?

Я словно выныривал из глубины озера и все никак не мог вынырнуть. Хотел закричать, однако тело больше не слушалось меня. В ноздри ударил запах давно немытого тела, тяжелый и тошнотворный.

Я ОСВОБОЖУ ОТ ВСЕГО. ТЫ ВЕРНЕШЬСЯ ДОМОЙ.

… Обезглавленное тело Антиклеи трясется перед жар-камнем. Я протягиваю руку, чтобы коснуться её плеча…

НЕ СОПРОТИВЛЯЙСЯ.

Перед глазами плясали темные точки. Не удавалось ни на чем сосредоточиться. Грудь обжигало от невыносимой боли, а в голове билась лишь одна мысль: зачем я покинул Дом?

… Фигура в плаще сидит надо мной и перебирает длинными худыми пальцами по струнам непонятного музыкального инструмента. Этот инструмент напоминает костяной цилиндр, из нижней части которого торчат восемь труб.

«Помоги мне!» — мысленно кричу я.

Фигура не реагирует. Замечаю, что у нее семь пальцев.

«Пожалуйста!»

Она прижимает к себе инструмент. Её лицо скрывается во тьме капюшона…

Воздух был холоднее льда. Приходилось задерживать дыхание, чтобы как можно дольше не причинять себе боль.

Мысли колыхались в голове, как драные тряпицы на ветру.

ТЫ ОЧИСТИШЬСЯ. НИКТО ТЕБЯ НЕ ОСТАНОВИТ.

Зачем я позволил Ключу добраться до сердца?

НАЧАЛОСЬ!

… Шифра греет руки у жар-камня. Я не могу оторвать глаз от её сочных губ, чуть припухших.

— Ты очень красивая.

— Спасибо, — смущенно отвечает она.

Меня всегда поражает её характер. Иногда Шифра ведет себя грубо, дерзит, но порой вмиг преображается. Становится такой нежной. Такой необычной, словно явилась из другого, лучшего мира.

— Ты меня обучишь новому приему? — спрашивает она.

— Я больше и не знаю приемов. Тебе уже не составляет труда надавать мне по заднице. Как бы так не получилось, что ты не взяла власть в группе.

Она растерянно смеется…

Я дернулся, взглядом отыскал Шифру. Она лежала уже без сознания. Из глаз и рта обильно текла кровь. Умерла?

Не могу пошевелить ни одним мускулом, тело стало как чужое. С трудом удавалось сосредоточиться.

Больше не будет преград.

… Фигура в плаще перебирает струны. Мелодия получается невыносимо грустной. Она будто проникает под кожу, в самую глубь души. Я растворяюсь в музыке, даже боль притупляется.

— Как красиво, — говорит Шифра.

Вздрагиваю. Возле согбенной фигуры стоит вся группа: одноглазый Кор, гигант Коммититур, красивая Пилос, воинствующая Шифра, сутулая Хуфра, отчаянный Сиф, гениальный Териф, старая Эрода, беззубый Воруб, бородатый Энтри и хмурый Теш.

Мои друзья.

Мои одиннадцать менсе.

— Больше не будет преград.

С удивлением понимаю, что это сказал я. Люди смотрят на меня с восхищением, хотя в глазах сквозит грусть.

— Больше не будет преград, — повторяю я.

Фигура в плаще скидывает капюшон. На круглой голове нет глаз и носа, на их месте паутина сосудов. А вместо рта чернеет круглое отверстие, из которого вытекает слюна.

За спиной существа вижу обезглавленное тело Антиклеи.

— Мы выживем, — говорю я группе.

И улыбаюсь…

Ненависть — вот твоя сила.

Глава двадцатая. Шифра

Она ползла. Тяжело дыша. Истекая кровью. Неумолимо приближаясь к цели.

Перед глазами всё плыло и растекалось алыми пятнами. В горле першило, сухая пыль от камней забивала легкие.

Так далеко… Гектор был так далеко. Пещера словно вытянулась, насмехаясь над её страданиями. Захрипев, Шифра вцепилась в разгоряченный песок, подтянулась, помогая коленями.

Стоит замереть, как всё перед глазами снова принимало истинные формы и переставало вращаться.

Вдох-выдох.

Боль в висках пульсировала, то накатывая, то чуть отступая. Нестерпимая, всепоглощающая, перемалывающая боль.

«Я дойду».

Наверное, надо было радоваться, что не корчилась и не орала как все остальные. Что ж, ей действительно повезло в какой-то мере.

Наверное. Но радости не было.

Переведя дух, Шифра поползла, изрыгая проклятия. До твари было еще очень далеко, так далеко, что можно вселенную обойти несколько раз. Проклятье! Тело словно перемололи. Руки дрожали, зубы выбивали дробь.

Вдох-выдох. Вдох-выдох…

Паразит хлопал красными бусинками глаз, его длинный хвост качался маятником между ног Гектора. Как огромный член. Склизкий, покрытый гнойниками член.

«Я должна… остановить тварь».

Должна.

Остановить.

Мысль крутилась в голове снова и снова.

Закрыв глаза, Гектор опирался рукой о стену пещеры и выблевывал желудок. Выглядел он прескверно. Жалел ли о том, что подсадил к себе паразита?

Может быть.

Шифра не могла долго сосредоточиться на чем-то конкретном. Боль в голове расцветала. Взрывала череп при каждом ударе пульса.

В очередной раз подтянувшись, Шифра вздрогнула от вопля из темноты. Кто-то из группы страдал не меньше неё. Каждый бессмертный в этой треклятой пещере чувствовал волны боли, исходящие от твари. И сходил с ума.

Снова.

И снова.

Пока не выблевывал кишки. Пока глаза не взрывались от давления. Пока изо рта не хлестала кровь.

А потом пытка повторялась.

«Думай о цели, дура! Думай!»

Зачем она пошла тогда за Гектором? Что за сила позволила ему выйти из пучины безумия и отправиться на поиски паразита? Было ли это предопределено?

«Да начхать!»

Нет, не начхать. Шифра не могла понять, как позволила бывшему вожаку сохранить чудовище.

К горлу подкатил плотный ком. И тут же изо рта на песок полилась кровавая каша. Тошнотворная на вид, едко пахнущая. Вся в комочках.

«Сдохну, но доползу. Так будет даже лучше».

Крики боли гремели отовсюду, хотя это было невозможно. Видимо, каменные стены рассеивали и спутывали звуки, превращая в невыносимую какофонию.

Вдох-выдох.

Должна.

Остановить.

Должна.

На миг Шифра потеряла сознание, но тут же пришла в себя. Прикусив нижнюю губу, двинулась вперед. Хотелось подняться и остаток расстояния до твари пройти… Усталость придавливала тело к камням.

Словно кто-то невидимый не давал встать на ноги.

Обрушились обрывки образов: исковерканные страданиями знакомые лица, чудовища… Чужие воспоминания острым ножом проникали в разум. Раздражение, злость, обида, радость, страх — и все это инородное, чужое.

«Хватит!»

К мыслям примешивалось что-то странное. Призрачное и далекое.

Не её.

«Как же больно, боги! Как же, мать их, больно!»

Накатила дикая паника. Нестерпимо захотелось поползти в другую от паразита сторону. Лишь бы подальше. Лишь бы снизить давление на череп.

Плача, Шифра продолжила движение.

«Не дождешься, тварь», — сверкнуло в мозгу.

Булыжники на её пути были измазаны кровью. Валяющаяся глиняная посуда покрылась непонятной зеленой дрянью. Не горящие жар-камни ярко поблескивали, словно вот-вот готовились вспыхнуть. Словно внутри них метался огонек и не находил выхода.

Со сталактитов срывались молочные капли. Сталактиты плакали.

Или же это было мороком? Иллюзией, что создал паразит?

От движения голова лишь сильнее разболелась.

«Не сейчас, пожалуйста. Не сейчас».

Хватит.

Хва…

Больно.

Словно Огненный Шар взорвался перед глазами.

Вспышка пронзила, поглощая тело.

«Я не добралась».

Не добралась!

Не добралась!

И даже тогда Шифра поползла. Наощупь. Наугад.

В бесконечном океане боли все казалось бесполезным и тщетным. Легкие еще горели, а сердце бешено стучало — но это ненадолго. Жар все сильнее разливался по телу.

На миг перед глазами прояснилось и снова потонуло в алой тьме.

Долго ли тварь будет играться с группой? Пускай, все равно у нее ничего не получится.

…не получится.

…не получится.

Не в силах сдержаться Шифра исторгла из себя спертый, уже ненужный воздух, что был в легких, с криком. На максимуме возможностей.

«Я больше не могу…»

Устала…

Невыносимо…

Больно…

Хватит…

Шифра рухнула на камни.

Навсегда. Навсегда. Навсегда.

Глава двадцать первая. Существо

Мысль…

* * *

Чтоэтопустотаобразовгрудьобжигатьнетгрудичтопроисходитькрасноепламявездекррасноепламясжигатьсознаниезвездывночномнебесиятьяркопустотабезднактоичтозапутатьсясмертькогдавсепрекратитьсяничегонепонятьничегонепочувствоватьвбезднеобразовчернильнаяпогибель…

* * *

Изменение происходит практически мгновенно. Мысли структурироваться сами. Или структурироваться самостоятельно. Как правильно. Реальность зыбкая можно потрогать… Забыть слово. Много забыть знакомых слов. Но хотя бы подобие мыслить четко. Хорошо. Преобразование идти без помощи. Главное нетонуть в воспоминаниях воспоминания путать и мешать. Надо искать знакомые образы. Хвататься за них. Но всего так много неполучаться справиться. В чем причина. Непонять. Неосознать. Что есть мысль. Что происходить. И с кем. Вопросы. Много вопросов. БОЛЬНОКАКБОЛЬНО. Словно находиться в воде. Что есть вода. Чужое воспоминание. Что вообще происходить. Знания вливаться откуда-то извне. Или они всегда быть тут. Где тут. Не знать. Много незнать. Главное плыть по течению и непереживать все прийти само. Образы можно выразить мыслями. Ярко представить. До мельчайших важных деталей. БОЛЬНО. Помощь не ждать. Не будет. Вот жучок ползти по камушкам его ножки нет лапки быстро быстро перебирать и убегать. Подальше убегать. У жучка есть общее название. Название которое позволять квали… квали… Нет слов. Нет мыслей. Точнее нет нужных мыслей. Не объяснить. БОЛЬНОБОЛЬНОБОЛЬНО. Вода не иметь формы огонь не иметь формы мысли не иметь формы. Всё сложно. Как выразить образы. Структуры сформироваться. Но их сложно объяснить. Пока не выразить. Вот. Вот нужно. Ложь правда. Жизнь смерть. Стремление и нежелание. Понять и выразить. Хорошо… И идти дальше. По своим и чужим структурам. Мысль усложняться. Если есть дом то должна быть материя кирпичи и камни. А существовать ли цель. Не знать. Что-то близко. БОЛЬНО. Реальность разбиваться и размножаться. Видеть одновременно разные вещи отчего боль становиться сильнее. Не уметь мыслить параллельно. Вот пламя плясать у огненного камня нет на огненном камне. Красиво. Завораживающе. Вот стена блестеть звездами. Тоже красиво, нравиться. Вот…

* * *

… Оно выползает из бури смыслов (сформировывается мучительно и долго). Еще нет связи с восприятием, но для построения реальности и нет нужды в физиологической обработке окружающего мира. Зачем? Ведь рядом есть бурлящие образы, только впитай их, как губка — воду. Оно застряло в мыслях (боль еще не прошла, мешает сосредоточиться). Ассоциации приводят в восторг (в ужас), заставляют разобрать (забыть) на мельчайшие детали.

Из Хранилища вырываются разные воспоминания. Среди них много противоречащих, но так даже интереснее (запутаннее). Например, Оно видит (не видит) дорожку, выложенную из больших камней, идет (не идет) по ней. По правую и левую стороны нет ничего, кроме кромешной тьмы. В Оно бьет ветер (не бьет, ничего нет, пустота), но так даже приятнее. Затем образ тускнеет и заменяется другим. Возникает ощущение тяжести (БОГИКАКБОЛЬНО), Оно словно придавливает (не придавливает) камнями. Красный цветок меняет цвет. На фиолетовый. Оно захлестывает фиолетовая боль. Как долго это будет продолжаться? Вечность (больше). Не найти себя, не вспомнить кем был до… До стирающей разум боли. Оно видит картинки (вживую?). Девушка с черными волосами. Красивая, чарующая, потрясающая.

Потрясающе!

Оно с жадностью голодающего хватает образы-пищу и поглощает. В дальнейшем всё сожранное пойдет на преобразование. Но сейчас надо съесть как можно больше. И главное — понять. Без понимания ничего не получится.

Пахнет (ничем не пахнет) дымом и кровью. Эта вонь подстегивает аппетит. И тогда Оно, насмехаясь над собой, извивается в чудных фантазиях из бури смыслов. Новые знания приятно щекочут зарождающееся сознание. К запахам добавляются глубокие и непонятные звуки, от которых хочется избавиться.

Оно стремительно обучается (разрушается). Когда не хватает образов или цепочки мыслей приводят в тупик, то тогда Оно придумывает свои понятия, которые позволяют структурировать получаемые сведения. Хотя по-прежнему нет объяснений для многих вещей. Что есть реальность (ничего не существует)? Что есть сон (хватит лезть туда, куда не надо)? И где граница между ними? Ругаясь и проливая несуществующие слезы, Оно из неограниченного превращается (уничтожается) в ограниченное. Но таковы правила. Чтобы нарастить плоть, надо приобрести недостатки. Пусть даже в фигуральном смысле.

Взамен Оно перехватывает источники бури мыслей и на интуитивном уровне осознает различие между сновидениями и реальностью. Становится легче. Тяжесть существования сменяется слабой, пульсирующей болью. А затем и вовсе пропадает (как все было на самом деле?).

Что-то сейчас начнется.

Повинуясь невидимой силе, Оно добирается до туманных образов Хранилища. Теперь Оно контролирует не один источник, а сразу двенадцать. Да-а-а-а! Как же здорово! Больше не надо довольствоваться объедками со стола хозяина. Теперь Оно само стало хозяином. Двенадцать разумов под единым контролем. Двенадцать драгоценных сундуков, набитых золотом (образами), алмазами (воспоминаниями) и серебром (желаниями).

Смятение, ярость, надежда, злость, уныние, страх — от противоречивых чувств хотелось визжать от восторга. Чужие разумы не сопротивлялись, не пытались скрыться или даже самоуничтожиться. Тем лучше для них. Ведь Оно несло спасение.

И объединение.

Как же просто (сложно) взять за основу восприятие одной особи, чтобы поглотить остальных!

Кроваво-красная пещера. Биение двенадцати сердец в унисон. Изображения плавятся, как и мозги. (Что происходит? Как вырваться из всего этого? Ответ: никак.) Борясь с ментальным сопротивлением, Оно берет свое зачаточное сознание (жалкий обрубок) и сопоставляет (стирает, уничтожает, разрывает в клочья) с сознаниями двенадцати особей, а затем сливает потоки в один мощный поток-сознание.

Триумф близок (далек).

Красная боль, фиолетовая обреченность и синее страдание. Вдруг ощущаю (кажется?), как становится немного легче дышать. Да, точно. Вижу перед собой светящуюся змею, стремительно ползет ко мне, прыгает на грудь. В рот вливается вода, в нос вливается вода. Нечем дышать (сплевываю).

Следующий.

УБИРАЙТЕСЬ ПРОЧЬ! Прочь! Ненавижу группу. Ненавижу всех этих треклятых слабаков. Пусть сдохнут! Пусть гниют дальше в своей пещере.

Улыбаясь несуществующим ртом, Оно выбирает три источника из Хранилища для создания костяка. Их имена ничего не значат. Пустой набор звуков и символов. А потому их надо выкинуть за ненадобностью.

И теперь можно полностью погрузиться (раствориться, слиться) в источниках.

Раздался какой-то звук? Или показалось?

Тук-тук-тук… Да, так стучат сердца особей. Что-то сейчас начнется (или закончится). Или произойдет нечто иное (и начнется, и закончится).

Оно заползает в первую жертву…

Её память напоминает вибрирующий серый шар. С какой стороны не подойди — не разберешь, где начало образа, а где конец. Запахи, цвета, чувства — все перемешалось до неразборчивой массы. Поэтому Оно действует по наитию и позволяет себе раствориться в хаосе. Звук кипящей воды в черном металлическом чане. Одуряющий запах приготовившегося мяса дагена. Нежное-нежное на вкус. Звон железа, истеричные крики толпы.

Первая жертва — женская особь.

Пышные длинные черные волосы; серые, как сталь, глаза; большие ресницы, отчего кажется, что они подведены; чуть вздернутый носик; длинная шея. Бессмертная. Наблюдать за ней со стороны крайне приятно. До дрожи в несуществующем теле. Особенно нравится кажущаяся хрупкость женской особи. Ручки тоненькие, словно вот-вот сломаются.

И жертва знает, что она красива и без зазрения совести пользуется этим. По крайней мере, поначалу. Если проследить за её первыми воспоминаниями, то можно составить небезынтересную картину. Оно удивляется тому, что у женской особи нет детской памяти, однако все равно сформирован характер. Как такое возможно?

Ладно, сейчас неважно.

Жертва всегда инстинктивно пытается услужить мужчине, потому что ощущает себя слабой и никчемной. И этот страх чувствуется также резко, как запах крови. Однако на самом деле она сильная личность, хоть и излишне ранимая. После того, как понимает, что бессмертна — становится собой, тешит себя иллюзией, что теперь не надо прятаться, не надо стелиться перед мужчиной. Ха-ха! Бессмертие не означает неуязвимость. И скоро жертва об этом узнает.

Дальше, дальше. Вглубь серого шара памяти.

Женская особь мечтает стать матерью. Никому не говорит об этом. Боится, что засмеют. И потому старается много времени проводить за тренировками. Учится сражаться как мужчина. Не хочет им уступать. Лелеет мечту, что как только доберется до Мезармоута, то уже там сможет родить. Однако чем старше становится, тем сильнее ненавидит свои иллюзии вернуться к смертным.

Оно поглощает большую часть памяти в одно мгновение и копошится в остатках. Характер, сновидения, потаенные страхи… Женская особь никогда не лжет соратникам, которые её ненавидят. Верит в хорошее будущее и ценит жизнь. И потому всегда борется до конца. Отличное качество. У жертвы хорошая память. И особая чувствительность к запахам. Превосходно ориентируется в пространстве.

Оно даже жалеет (ненавидит) женскую особь. Практически нечего выкидывать. Помимо природных качеств характера у нее прилично развиты интеллект и интуиция. Именно жертва додумалась причинять себе вред, дабы сохранить память. Боль — отличный способ вернуть ощущение жизни…

Слой за слоем Оно впитывает в себя чужие воспоминания и по ним создает метаскелет собственного характера, который в будущем поможет преодолевать все трудности. Озарения сменяются одним за другим, оставляя после себя пульсирующую боль бытия. Оно словно вдыхает разнообразные запахи нового анимама…

Когда от женского особи ничего не остается, Оно некоторое время находится в прострации. Ничего не хочется делать. Даже знания Хранилища не кажутся уже такими манящими. Пустота всаживает свои невидимые когти.

Хватит!

Нельзя поддаваться странным импульсам.

Вторая жертва — мужская особь.

У этой памяти нет четкой формы. Словно любуешься танцем огня. Но подобно пламени даже краткие воспоминания больно обжигают. Оно даже морщится прежде, чем бросается в опаляющее сияние… Горечь во рту после листьев подземного ореха. Пахнет потом и кровью. Звук бешено бьющегося сердца напоминает стук барабана. Бом-бом-бом-бом…

Мужская особь внешне выделяется от других соплеменников. Во-первых, высоким ростом и крепким телосложением. Во-вторых, особенным холодным взглядом, словно она прошла через сотни невыносимых испытаний. На лице алеют зажившие шрамы, короткий ежик волос припорошен сединой. В ярких голубых глазах как будто пропадаешь.

Однако за всей этой внешней суровостью прячется сложная и эмоциональная личность. Жертва постоянно ощущает тяжесть в груди и тоску. Она не скупится на одобрительные слова для других соплеменников, умеет подбодрить. Даже в гневе не показывает истинных чувств. Экономит слова и постоянно думает. Из-за этого группа делает мужскую особь лидером. Остальные не обладают должными навыками, не хотят нести ответственность за свое существование. Куда проще переложить страхи на другого. Зачем? Оно не понимает (тупица!).

Жертва тяготится, что все решения принимает она. Разве сложные вопросы не должны обсуждаться коллективно? Чтобы как-то справиться со своими обязанностями мужская особь предается пустым мечтам.

Со временем она отказывается от командования группой и постепенно становится изгоем. Ощущение тоски сменяется безразличием. А образы из прошлого мешают жить, отчего жертва теряет контроль над разумом.

Хохоча, Оно стирает (сжирает) все ненужное из памяти и продолжает копошиться в потоках. Скучно, скучно, скучно. Оно не понимает (глупо-глупо-глупо), почему мужской особью управляют чувства, а не разум. Правильно построенная логика поможет дольше и эффективнее существовать в реальности. Но не стоит спешить с выводами. Оно на всякий случай сохраняет (мое, все мое!) целые пласты эмоциональных процессов жертвы и растворяет в себе. Мало ли пригодится.

Постепенно рождается общая картина правильного существования в реальности. Любые отношения строятся на схеме хищник-жертва. Сильные побеждают слабых. Сильные используют слабых. Всегда. Главенствовать в выборе решений должна логика, но не стоит забывать и про эмоции (но не особо ценить их). Весь реальный мир состоит из сигналов, которыми можно и нужно управлять. Обоняние, слух, зрение — имеют одинаковую природу. Из-за бессмертия двенадцати источников можно не обращать внимания на голод и страх (но окончательно не забывать).

Но важно помнить о самом главном! Любой поступок влечет за собой потерю времени. А за временем необходимо следить. Оно — самое драгоценное.

Мир нужно структурировать. В хаосе не получится разобраться.

Оно вырывается из мужской жертвы. Думать крайне тяжело. Приходится все силы бросать на поддержание формы. На какой-то моментконтрольтеряетсяиничеговновь… непонятно. БОЛЬНО!

Для окончательного формирования костяка не хватает третьей намеченной жертвы. Оно даже на миг задумывается над тем, а стоит ли вновь копошиться в чужой буре памяти? Вдруг общее понимание реальности исчезнет? Что тогда делать? Разрушаться и заново строиться? Но ведь тогда и Оно будет другим. Не хочется терять постоянство.

Ну же.

Пора.

Остальные десять источников из Хранилища значительно слабее первых двух. А значит, не смогут расформировать созданные структуры.

Оно заползает в третью жертву.

Её память — жалкие несвязанные обрывки. По сути от характера ничего и не осталось… Хотя нет, всё на месте. Просто воспоминания тщательно спрятаны. Найти их не составляет труда… Нежные прикосновения по телу, отчего импульсы взрывают блаженством мозг. Пахнет выпечкой.

Третья жертва — мужская особь.

Её физическое тело кажется изрядно потрепанным. Глубокие морщины, словно горные трещины, рассекают худое изможденное лицо. Правого глаза нет, вместо него — черный отвратительный провал. Остается только догадываться, как остальные соплеменники могли терпеть калеку. Волосы у жертвы седые и тонкие, почти не скрывающие залысины. Зубы желтые, но крепкие. Хотя и не хватает несколько с левой стороны. Стоит отметить и худое, жилистое тело с выпирающими суставами.

По некоторым параметрам особь не отличалась от остальных членов группы. Спокойно переносила холода и голод. Однако Оно привлекает её спрятанная, глубинная сторона. Жертва мастерски научилась прятать ненависть ко всему живому. Её буквально распирала злость. И ни один из сородичей за долгое время ни разу не почувствовал это. Особь легко находила общий язык, хотя и старалась держаться главаря.

Оно ликует и визжит от радости. Столько гнили, столько нужного материала! Вся эта накопленная темная энергия прекрасно дополнит сформированную личность. О большем и мечтать нельзя! Оно без раздумий стирает значительную часть воспоминаний жертвы и оставляет лишь скелет характера. Удивительно, но источник не дает себя уничтожить, пытается соблазнить яркими образами. Показывает, что помимо отрицательных сторон есть и хорошие. Например, сверхъестественная любовь к старой седой самке.

Оно это неинтересно. Решает придерживаться собственного плана и отсекает всё лишнее из источника воспоминаний жертвы. То, что сохранилось, Оно сжирает и меняет себя, дополняет новыми структурами. Буря смыслов из Хранилища уже не может причинить вред. Потоки чужих видений всего лишь щекочут бессознательное.

Работа еще не закончена. Остаются еще девять источников. Их потоки настолько слабые, настолько запутаные, что метафизическое прикосновение к ним вызывает подобие чувства омерзения. Словно запускаешь руку в дерьмо и ковыряешься в нем. Источники практически ничего из себя не представляют. Их характеры — нагромождение эмоций. Их души — гниль. Лишь реальные тела обладают ценностью. У Оно мелькает мысль отрезать их от себя и от костяка сформированной личности, но подавляет в себе это желание. Только глупец так поступит.

Поэтому ничего не остается, как уничтожить гнилые обрывки воспоминаний и вернуть чистоту структурам, отвечающим за память. Затем — присоединить к костяку. Некоторые источники не желают сливаться в стройную единую систему и потому приходится силой встраивать их.

Тут же в метапамять Оно вторгаются картины чужих, прошлых жизней. Блеск лезвия глаудиса (короткий меч) в свете жар-камня. Каменные лица особей, боящиеся взглянуть на вожака. И вид огромной пещеры, где они прятались от невзгод.

Оно хохочет и единым желанием расщепляет девять источников, превращая в один могучий источник. Тут же Хранилище словно уменьшается в размерах, буря смыслов смолкает.

В мертвой тишине Оно ощущает себя неуютно, хотя и всячески пытается подавить в себе это чувство. Акт умерщвления и рождения Личности сродни божественному акту создания мира. Ощущение постоянности не получается описать. До Оно доходит, что все реальное, действительно существующее, подвержено распаду. Все животные структуры умирают. И потому главное — сохранять ФОРМУ (бывшая женская особь подсказывает, что все сущее обладает энтелехией, но Оно отмахивается от этой идеи — слишком уж противоречивая).

Тишина больше не пугает.

Хранилища нет, как и двенадцати источников.

Теперь существует только один источник.

И Оно.

Пора приступать к следующему этапу.

Пора…

* * *

Создание Я напоминает детскую забаву, а запуск алгоритмов неразделимой личности происходит непринужденно, легко. Хотя поначалу Оно пришлось поиграться с делением и воссоединением разумов двенадцати источников. Мало ли. Ошибки неизбежны, это надо понимать. Но ничего плохого не случилось.

Части Я соединяются. Швы практически невидны. Да и кто будет копать так глубоко, чтобы их найти? Я наполняется целеустремленностью, несгибаемой волей и ненавистью. Получающийся разум наделяется страхами и сомнениями. Ничто неидеально. Формы костяка порой еще расплываются, но усилением мысленных цепочек удается их удержать. Оно одаряет Я своим интеллектом. Интеллектом, превосходящим по мощности все биологические формы. Но самое важное: научить Я создавать и видеть структуры.

Личность приобретает нужные формы. Прекрасная песня мыслей заставляет Оно трястись от наслаждения. Прекрасная песня чужих мыслей.

По-прежнему не хватает слов и определений. Приходится придумывать. Но как в будущем Я будет общаться со смертными? Общаться, чтобы понимали? Задача куда сложнее, чем кажется. Время растягивается в бесконечности, а решения не найти.

Чтоделатьчтоделатьчтоделатьчтоделать…

Оно делит психику Источника на несколько взаимодействующих частей. В одной будет обитать Оно, в другой — Я. Всё просто. Когда будет необходимость в сложных мыслях, части начнут взаимодействовать.

Крик Я слышится в пустоте.

Рождается новое существо.

* * *

Я пришел в себя, но глаза не открывал, морщась от боли в голове. Хотелось некоторое время полежать на камнях и медленно осознавать происходящее. Вопросы подобно рою хунфусе жужжали внутри меня: что случилось? Где я? Кто я? Пришлось покачать головой, чтобы отогнать их.

Странное чувство.

Словно никогда раньше подобного не делал.

Открыть глаза?

Что-то подсказывало мне, что не стоило так поступать. Поэтому сосредоточился на внутренних чувствах. Здоров ли я? Надо было пошевелиться, но не покидало ощущение — вместе с этим пропадет нечто важное. Тело ломило, словно меня долго били. Странным было то, что камень под лопаткой то больно впивался, то исчезал. Сложно объяснить даже самому себе. Словно кто-то специально тыкал меня в спину.

К тому же в груди зарождалась непривычная ярость. Так, хватит. Надо переключиться на другое…

Открыть глаза?

Уверен ли…

(Оно засмеялось.)

Я пошевелил пальцами. Это показалось почти непристойным. Вроде все нормально, хотя странное чувство никуда не подевалось. Как будто меня запихнули в мешок и бьют палками. Дышать было трудно, я почти не слышал биения сердца. Может, я умер?

Собрав волю в кулак, открыл глаза. Миллионы загадочных и необъяснимых форм обожгли зрачки, и я закричал. Однако боль никуда не делась, наоборот — пронзила меня с новой силой. В то же мгновение к моим страданиям примешалась струйка страха. Реальность распадалась и тут же соединялась в глубине меня. Это было… необъяснимо.

(Оно смягчило боль — самую малость.)

Я растянулся на земле, придавленный новыми ощущениями. Каждая деталь впечатывалась в мозг.

Сталактиты выглядели неслыханно огромными, в диаметре получалось не меньше двух локтей. Удивительно, раньше подобного не замечал. Тесный пучок острых длинных каменных сосулек неудержимо стремился вниз, к поверхности. По крайней мере, так казалось. Я всматривался в сталактиты и различал многообразие их оттенков — от темно-коричневого до светло-алого.

В нескольких эмиолиусах от меня валялся на сером, провонявшем экскрементами песке жар-камень. Небольшие языки пламени плясали и словно подпрыгивали в надежде вырваться к длинным сосулькам. Чем больше я вглядывался в огонь, тем сильнее меня завораживал этот необычный танец. Со мной как будто общался жар-камень, посылая понятные только нам знаки. Нестерпимо захотелось подняться, подобрать его и убаюкать на руках как младенца.

Я видел каждую деталь в пещере даже сквозь плотную мглу. Вот в дальней части стоял покосившийся дом. В глиняных стенах зияли крупные дыры, а крыша, сделанная из костей алахамов, давно обвалилась. Вот у склона валялись спальные мешки — перепачканные в крови и глине и смердящие, как болото. От одного их вида к горлу подкатывает противный комок, я с трудом сдерживаю рвоту.

А вот на куче тряпья сидел мужчина: лоб слегка выпирал вперед, яркие голубые глаза холодно блестели, ежик волос слегка тронула седина. Был он широк в плечах, выглядел крепким, как скала, в руках чувствовалась мощь. Кровь засыхала неопрятными коричневыми комочками на лице. Особенно её много набралось под веками и губами. На груди присосалось странное склизкое существо с треугольным телом.

Я смотрел на себя.

Слабый ветер донес до меня мой испуганный крик. Преодолевая страх, я уставился на девушку, стоящую передо мной. Маленькая, худенькая, с длинными иссиня-черными волосами цвета ночи. И это тоже был (была?) я.

Затем пришло понимание, что мой взгляд разбросан по всей пещере, отчего в голове возникала невероятная ирреалистичная картина. Я мог одновременно коснуться дальней стены, ощутить шершавый холодный камень, хотя вокруг меня было свободное пространство. Мог то перемещаться из одной головы в другую, то быть во всех одновременно.

Чтобы успокоиться, я вернулся в тело мужчины с тварью на груди. Почему-то это казалось правильным. Немного полегчало, хотя от волнения разделился. Голова взрывалась от такого количества противоречий. Так, хватит. Не надо спешить. Тяжело дыша, я без труда оторвал существо из груди и бросил под ноги. Уродец, по всей видимости, давно издох.

Затем я, стараясь не терять контроль над собой, огляделся. Насчитал одиннадцать человеческих тел, исключая меня, — мужчины, женщины. Их (мои!) лица казались очень знакомыми, но память отказывалась работать. Я приказал подойти всем оболочкам к себе. Словно управляешь пальцами. Если не задумываться, как получается разделяться, то не испытывал никаких трудностей. Однако стоило сосредоточиться над тем, как же осуществлялся контроль между телами, то взгляд расфокусировался, и я видел сразу двенадцатью парами глаз.

Подошел к себе худенькой красивой женщиной. Поигрался, меняя угол зрения. То смотрю на словно вытесанное из мрамора мужское лицо, то любуюсь черными длинными волосами и тонкой девичьей фигурой.

— Неплохо, — сказал я сразу двенадцатью ртами и замер.

(Оно открыло часть сознания, делясь новыми словами и формулировками.)

Для простоты выделил для себя главное тело (мужчина с седым ежиком волос), обозначил его как первое. Черноволосая женщина (я! я! я!) стала второй. Одноглазый старик — третьим. Великан — четвертым…

Каждый получил номер.

После этого быть собой стало легче. Имена не важны. Не могу же я себя назвать двенадцатью разными именами? Глупости, конечно же.

Я сел всеми телами на камни, нервно потирая виски. Мысли хаотично скакали, не получалось сосредоточиться больше нескольких перкутов. Что произошло со мной? Почему когда очнулся, какая-то тварь присосалась к груди? И связано ли это с потерей памяти? Откуда такой беспорядок в пещере?

Перед мысленным взором возникали картины прошлой жизни, но они мелькали с такой скоростью, что не удавалось уловить смысл. Помню, как долго искал Юменту, подземный город, однако постоянно натыкался на преграды. Помню, как взбирался по стене расщелины, чтобы растопить лед на поверхности… Помню, как разговаривал со стариком, который позже умер от ран. Как разговаривал с пепельным человеком.

Так-так-так. Необходимо сосредоточиться на конкретном образе и его уже раскручивать. И незачем лезть в дебри, если я не знаю даже своего имени. Думай о чем-нибудь простом…

Я мысленно отключился от одиннадцати оболочек, полностью сосредоточившись на главном теле. Это показалось правильным — вот подходящее слово.

Ладно, меня ничего больше не отвлекает от раздумий. Я… искал Юменту. Город, в котором жили смертные… Так. Получается, я не могу погибнуть? Память услужливо показала вереницу картин, как бесчисленное число раз мои тела падали со стен расщелины, как меня растерзывали… червивые. Ага, их тоже помню.

Я достаточно давно живу в этой пещере, каждая трещинка выглядит знакомой. Но почему отчаялся добраться до Юменты? Виски закололо. Страшный грохот, от которого у меня заложило уши. Земля затряслась с невероятной силой. Я закричал. Желтое сияние поглотило расщелину…

Ахнув от неожиданности, я замотал головой. Мои одиннадцать тел закрыли глаза, давая шанс сосредоточиться. Кажется, понятно, почему не получалось уйти далеко из этой пещеры: мешала некая магическая сила.

Тут же появился образ человека в черном медном доспехе.

Интеллект воспрял, нашел точку опоры и вцепился в нее. Этот незнакомец был Безымянным Королем — создатель всего сущего и правитель Мезармоута. Деталей я не помнил, но как только прошептал имя бога, ощутил, как сердце учащенно забилось в груди, а пальцы сжались в кулаки. Волна ярости накатила с такой силой, что стало не хватать воздуха. Я вглядывался в глаза других тел и видел в них необъяснимую злость.

И тут же возникла другая мысль: я свободен! Я рожден свободным! Ничто и никто меня не остановит! Даже бог. И, кажется, эта пещера стала моей темницей. Я смирился с тем, что никогда не увижу Нижний Город. Почему? Не знаю. Сколько ни пытался вспомнить, но ничего не получалось. Белый лист.

Однако злость при мысли о Безымянном Короле о чем-то говорит!

Мне надо вернуться. Хватить гнить здесь.

Оглядев всеми элементами пещеру, я принял решение. Сегодня же соберу вещи и уйду отсюда. Почему-то не покидала уверенность, что желтое сияние больше не будет помехой.

Но все равно в моих умозаключениях чувствовались нелогичные моменты. Хотя конкретно ничего не мог сказать.

Ладно, оставлю на потом. Сейчас важнее другое.

(Оно удовлетворенно улыбнулось и побрело в хаос бессознательного. Теперь созданная личность могла о себе позаботиться. В случае крайней необходимости Оно вернется и поможет.)

* * *

Поигрывая могучими мускулами, я-четвертый вскинул на плечи мешок с запасами еды и двинулся вверх по склону.

Я-третий копался в развалинах домика, ища ценное.

В это же время я-десятый охранял выход из пещеры. На всякий случай. Не покидала уверенность, что пепельный человек, с которым общался давным-давно, может наслать червивых.

Нахмурившись, я-первый ходил перед вторым элементом. За последний потестатем память возвращалась только к телу женщины. Вспомнил детали встречи со стариком Сенеционом. Удалось прикинуть расстояние до той пещеры, где учитель и его ученик потерялись. Выходило, что путь к Юменте занимал не больше двух анимамов. Может, чуть меньше.

Отлично.

Меня не покидал образ книги, которую забрал у Сенециона. Эта книга могла помочь в будущем выучить изменившуюся грамматику смертных. За мое долгое отсутствие городская речь наполнилась жаргонизмами и новыми словечками… Все осложнялось тем, что труды старика я спрятал.

Куда?

Я искал всеми девятью элементами, но не мог найти.

От злости крушил всё, что попадалось на глаза. Невероятная догадка пронеслась в голове: я-вторая добежал до полуразрушенной печи, откинул самую большую плиту под ногами. Кожаный переплет поблек и выгорел, но при этом казался чистым и неистертым. Упав на колени, я схватил книгу и принялся листать. Она была небольшой, но содержала немало страниц, исписанных крупным почерком. От нее исходил тонкий приятный аромат.

Теперь ничего больше меня не держало в пещере. Я направил все элементы к выходу. Впереди меня ждало множество испытаний, к тому же память по-прежнему подводила. Я надеялся, что в ближайшем будущем смогу узнать все ответы на вопросы.

Перед тем, как последнее тело покинуло пещеру, вспомнил свое имя.

Я — Гектор.

Сокрушитель врагов.

Глава двадцать вторая. Гектор

Я и забыл этот запах соленого воздуха, прочищавшего мозги не хуже листьев подземного ореха. В головах прояснилось, сердца забухали чаще, нагнетая горячую кровь в мышцы. Уже давненько мне не было так хорошо. Всеми двенадцатью элементами ощутил то непередаваемое желание жить. Хотелось находиться в пещере как можно дольше, чтобы насмотреться на переливающиеся между острыми черными сталактитами драгоценные камни. Чтобы впитать здешние запахи. Чтобы сохранить в памяти этот образ пещеры, стены которой напоминали человеческие лица.

Я уселся на камни всеми двенадцатью элементами, разделил скудные запасы пищи на каждого и принялся есть. Взгляд первого тела то и дело натыкался на пурпурное озеро у дальней стены. Помню, что в багряной воде плавают странные, светящиеся зелеными и желтыми цветами, существа. Неожиданно всплыл яркий образ, как мой второй элемент пытался спасти старика Сенециона от голодной смерти…

Рука непроизвольно коснулась линумного мешка, в котором лежала старая книга.

— Далеко ли ты собрался?

Я поднял головы. У огромного, в несколько эмиолиусов, валуна стоял незнакомец в сером балахоне. Его лицо пряталось во тьме низко надвинутого капюшона.

— Давно не виделись, — сказал я двенадцатью ртами. Все голоса были могучими, сильными словно рев.

Почувствовал себя увереннее.

— Мы должны поговорить, Гектор. — Каждое из слов незнакомец произносил другим голосом, как будто под капюшоном пряталась толпа.

— Так говори.

— Ты понимаешь, что с тобой случилось?

Я сделал вид, что задумался всеми элементами. Приказал первому телу запустить руку под кожаный плащ, нащупал костяную рукоять бронзового ножа.

— Просвети меня, бог.

Незнакомец скинул капюшон. Его лицо за сто пятьдесят хакима не изменилось: все то же мраморное испачканное пеплом лицо без единой морщинки, все те же сияющие красным глаза-рубины, в которых столько же жизни, сколько в камне. Впрочем, и я внешне остался прежним. В этом мы с ним были на равных.

— Враг воспользовался твоей слабостью, глупец! — закричал бог.

Холодный, леденящий страх обнял все мои двенадцать элементов. Виски стали влажными.

Нельзя казаться слабым!

— А почему ты не вмешался? — спросил я как можно спокойнее. — Почему не помог мне тогда, когда была плохо? И что за враг такой? Хватит говорить загадками!

Бог приблизился к моему ближайшему телу. Его лицо оставалось совершенно спокойным. Я же мысленно сжался, ожидая удар. Оружие было только у первого элемента.

— Ты чувствуешь себя обиженным, Гектор, — сказал Пепельный Человек. Не вопрос — утверждение. — И я понимаю, почему. Тебе казалось, что я бросил тебя. Оставил гнить в пещере. Оставил в темнице. Но все совершенно иначе. Я не тебя оградил от людей, а — людей от тебя. Ты опасен, понимаешь? Я должен был понять, сможешь ли ты ужиться…

— Хватит нести бред! — взорвался я.

Заметил, как бог спрятал руки под балахоном.

— Но это правда. — Он отошел на два шага от моего ближайшего тела. Растянул губы в улыбке, отчего с щек посыпался пепел.

— Кто ты? Назови себя!

— Мы с тобой уже разговаривали давным-давно об этом. Тогда, в пещере. Помнишь?

— Мне наплевать!

С этими словами я-первый выхватил нож и бросил в бога. Время замедлилось: видел, как лезвие крутилось в смертоносном вихре, летя прямо в лоб врагу. Но в последний момент Пепельный Человек просто исчез. Растворился в соленом воздухе. И я не успел среагировать: бог материализовался у четвертого тела, свернул молниеносным движением шею, а затем, двигаясь с невероятной быстротой, закружил над остальными элементами.

Зрение не успевало запечатлевать моменты смерти, но вот мозг взрывался болью. Словно некто отрывал мне конечности. С каждым пройденным мгновением реальность сужалась сначала до девяти тел, потом до восьми… И в итоге — до одного. Бог возник напротив меня, ударил в грудь. Ребра затрещали, сердце едва не разорвалось. Я-первый потерял равновесие и упал.

Некоторое время пришлось корчиться от боли. Посылал мысленные сигналы другим элементам, но те непривычно молчали.

— Я бы мог убить их всех, — спокойно сказал Пепельный Человек. Его голос приобрел глубину и звучность. — Впредь больше не делай так. Нам надо поговорить.

Держась за ушибленную грудь, я кивнул и сплюнул на камни кровавый сгусток.

— На некоторое время я оставлю твои тела мертвыми, — заявил бог. — Не будет соблазна попытаться вновь меня убить. Ты зря стараешься, Гектор. Контроль над ситуацией у меня. Ты даже на мгновение не можешь представить, что происходит.

— Так… объясни мне! — крикнул я.

Лица на стенах пещеры смеялись надо мной. Я больше себе не казался всемогущим.

— Один из моих врагов воспользовался твоей слабостью, Гектор. И завел тебя в ловушку… подсадил эту мерзкую тварь.

— А разве не ты хозяин червивых? — спросил я.

Бог засмеялся, показав красивые белые зубы:

— Конечно нет. Я знаю, что ты думал иначе. Червивых, как ты их называешь, посылал не я. Хотя не скрою: я никогда не препятствовал тварям добраться до группы. Мне нужно было понять степень вашей выживаемости.

— Вашей?

Тяжело дыша и обливаясь потом, я сел, взгляд непроизвольно скользил по моим телам. Многие уже посинели, языки вывалились. У некоторых торчали осколки костей, из открытых ран рекой лилась кровь.

— Вероятно, паразит изменил твою память, — сказал бог, разглядывая меня. Под его испытующим взглядом хотелось провалиться сквозь землю. — Да… Я вижу… Остальные личности уничтожены… Хотя нет, паразит соединили их в одну.

— О чем ты?

Терпение таяло.

— Уже неважно, Гектор. Уже неважно…

Я-первый скривился от очередного приступа боли в груди.

— Нельзя допустить, чтобы враги добрались до города, — сказал бог, нахмурившись. — Не находишь?

— Я… — Слова не хотели срываться с губ. — Я могу помочь.

— Вряд ли. В таком разобранном виде ты мне неинтересен.

— Убьешь меня?

Пепельный Человек широко улыбнулся, бросил небрежно:

— Может быть. Все зависит от твоего решения. Ты пойми: мир не крутится вокруг тебя. У меня есть куда более важные цели, чем сидеть тут с тобой. В конце концов, этой встречи вообще не должно было быть.

Я закрыл глаза, обдумывая слова бога. В конце концов, какой у меня выбор? Добровольно отказаться от жизни? Глупости!

— Ты сказал, что в разобранном виде я неинтересен. Однако же сейчас стоишь передо мной. В чем причина?

— В жалости, наверное. Мне искренне жаль, что все так закончилось. Я надеялся на другой исход. Но надо отдать тебе должное: ты смог продержаться дольше всех в группе. Как и Шифра. Вы оба молодцы.

Я нахмурился, пытаясь понять, где раньше слышал это имя. Память отказывалась работать.

— Я не знаю никакой Шифры.

— Сейчас — может быть и не знаешь, Гектор, — сказал бог с неожиданной, почти виноватой грустью. — И это тоже повод для печали. Не для того я создавал бессмертных, чтобы потерять их. Жаль, очень жаль.

Я стиснул кулаки, с вызовом смотря на него. Наверное, со стороны это выглядело комично — перепачканный в грязи, дурно пахнущий человечишка вызывающе разговаривал со сверхсуществом. Инстинктивно попытался переключиться на другой элемент, но в ответ лишь нащупал тьму.

— Я хочу попасть к людям.

Улыбаясь, бог сказал:

— Хорошо. Но с моими условиями. В конце концов, я не хочу тебя убивать. Ты мне нравишься — вот подходящее слово. Нравишься! В тебе есть то, что не хватает многим смертным. Желание идти до конца. Даже в таком виде, в каком ты находишься сейчас, ты совершенен.

Боль в груди затихала, я почти перестал сплевывать кровь.

— Что за условия?

Пепельный Человек принялся ходить вокруг моего первого элемента, пронзая острым взглядом.

— Я разрешу тебе посещать Нижний Город, но жить запрещаю там, — сказал он. — Найди себе пещеру недалеко от Юменты. Ты отлично умеешь выживать в тяжелых условиях, поэтому не будешь испытывать недостатка ни в еде, ни в воде. Если узнаю, что ты в городе проведешь больше двух анимамов, — умрешь.

В его словах не было злости. И оттого не хотелось возразить ему. Бог по-отечески улыбался.

— Хорошо, — сказал я.

— Это еще не всё, Гектор. Второе условие: ты не трогаешь ни Безымянного Короля, ни его окружение. Если кто-то из знати погибнет по твоей вине, клянусь: я уничтожу тебя. Не вмешивайся в государственные дела. Все должно идти своим чередом.

При упоминании владыки Мезармоута я ощутил волну злости.

— Но…

— Никаких «но»! — перебил бог. — Ты вообще помнишь, что настоящий Безымянный Король мертв? Я вижу в твоих глазах желание отомстить. Но кому и зачем? Не тебе разрушать систему правления! Я не позволю, чтобы из-за тебя пострадали жители города. Путь в Венерандум закрыт, понял?

Скрипя зубами, я кивнул.

— Смотри мне в глаза, Гектор!

Я вызывающе уставился на него.

— Мысли не принадлежат тебе, — заметил бог. Под его взглядом что-то сжалось внутри меня, заставило сдаться. — Враг управляет тобой. Никогда об этом не забывай. Даже сейчас я вижу его в тебе.

— Мне наплевать.

— Вовсе нет.

(Оно выползло из хаоса бессознательного, принялось следить за Пепельным Человеком, страшась обнаружения.)

Ледяной ветер ударил прямо в лицо, я зябко поежился. Бог же, казалось, не ощущал холода, по-прежнему ходил вокруг меня.

— Хватит! Это раздражает.

Бог поднял брови, остановился, посмотрел на тело моего второго элемента.

— Я должен озвучить последнее условие, — сказал он. — Хотя по сути это требование. Тот паразит, которого ты к себе подсадил, разрушил мою метку. И у меня больше нет доступа к твоим Абстракциям.

— Что такое «абстракции»?

— Я не могу сказать, прости. — В его голосе слышалось искреннее сожаление. — В любом случае мне нужно поставить метку обратно. Недопустимо, чтобы ты бродил по Юменте без контроля. И твоему новому хозяину это не понравится, так как ему придется подвинуться и уступить часть сведений мне.

Я лишь пожал плечами:

— Не понимаю о чем ты.

— Со временем догадаешься. Сейчас же у тебя выбор невелик: либо ты соглашаешься на мои условия, либо умираешь.

Я сжал губы, сглотнул. В горле пересохло, нестерпимо хотелось пить.

— Ты ведь бог, да? — задал глупый вопрос я.

Пепельный Человек медленно опустился на колени передо мной.

— Да, в твоем понимании я бог, — ответил он.

— Тогда почему ты ведешь себя как человек? Ну… то есть разговариваешь как смертный, ведешь себя как он.

— Я мог бы допустить тебя до своих мыслей. И тогда бы ты понял, что сильно ошибаешься. Я веду себя как человек, потому что ты ждешь от меня такого поведения. Я как зеркало, Гектор. Ментальное зеркало.

— Но ты меня не допустишь, да? — спросил я.

— Нет.

Я усмехнулся. Наверное, выглядел обиженным и растерянным. Хотелось поскорее покинуть пещеру и как можно быстрее оказаться в Юменте. Ухмыляющиеся лица на стенах сводили с ума, мертвый блеск драгоценных камней между сталактитов вызывал отвращение. Это место больше не казалось священным.

(Оно шептало, чтобы зародившаяся личность согласилась на условия бога.)

— Почему ты никогда не помогал мне? — спросил я. — Столько раз я был на грани безумия. Взывал к тебе.

— Я оставил заветы.

— Этого недостаточно!

— Я не твоя нянька, Гектор. — Его голос был глубоким и близким, словно шептал в самое ухо.

— Но я нуждался в тебе!

Нестерпимо захотелось броситься на бога, вцепиться в глотку, выдавить глаза и наблюдать за тем, как жизнь по капли выходит из него.

— Я ограничен по времени, Гектор. Прошу сказать свое решение. Ты согласен на мои условия?

— Ты знаешь ответ.

— Нет, — возразил Пепельный Человек. — Озвучь его сам.

Я ухмыльнулся:

— Соглашаюсь на твои условия. Мне нельзя жить в треклятом городе. Нельзя трогать Безымянного Короля и его окружение. И ты поставишь метку. Всё?

— Да.

Он на коленях подполз ко мне, коснулся указательным пальцем сначала своего лба, затем — моего.

Я почувствовал легкое жжение, словно к коже поднесли слабое пламя. Мысли закружились, как сизый дым под порывами ветра. Мне хотелось, чтобы бог продолжал, потому что с каждым мгновением наполнялся новыми, ранее неиспытанными чувствами. На некоторое время я перенесся в другой мир. В мир, где обитал Пепельный Человек. Или так только казалось? Перед глазами проносились яркие звезды, неописуемые многоголовые существа. Огненные Шары взрывались в пустоте, оставляя после себя яркие всполохи света. Я вобрал в себя бога.

(Оно не могло позволить, чтобы к созданной личности дотянулись чужие руки, поэтому искусно подделало метку. Даже Пепельный Человек не раскрыл обман, погружаясь в псевдосознание. В дальнейшем он будет получать фальшивые эмоции и мысли. И распознает ошибку в самый последний момент.)

Когда бог убрал палец с моего лба, я удивленно таращился на свои ладони, словно осознал тайны мира. Не мог поверить, что в мой разум вот так легко могут зайти, порыться там и всё переставить.

— Сейчас тебе полегчает, — спокойно сказал бог. На его лице не отражалось ни единой эмоции. — Порой бывает больно, прости.

— Со мной… все хорошо… — неуверенно прошептал я, перевел взгляд на Пепельного Человека. — Ты нашел в моей голове что-то странное? Нашел врага?

— Лишь оставил метку.

Я кивнул, словно понял его слова:

— Мы еще встретимся?

— Молись, чтобы больше не пересекались. — Он покачал головой. — Потому что если я появлюсь перед тобой, мне придется убить тебя. Навсегда, Гектор. Без права возвращения в Абстракции.

Я не ответил. В голове было пусто. Внимание привлекла рукоять ножа, поблескивающая в свете жар-камня.

Когда я вновь перевел взгляд на бога, он исчез. Как обычно.

Вскоре остальные мои элементы ожили. Ощущать их тела было приятно, словно после долгого онемения возвращалась подвижность к рукам. Проверяя, я перескакивал с одной головы на другую, а затем подключился сразу ко всем. Вроде всё в порядке.

Адаптировавшись, направил элементы к выходу из пещеры. Туда, где в свое время появился старик Сенецион и его ученик. Мои сердца тревожно застучали, каждый шаг давался с трудом. Я не мог поверить, что наконец-то доберусь до города и людей. А вдруг Пепельный Человек обманул меня? И желтое сияние вновь преградит путь? Вернуться я не мог — слишком невыносимыми были воспоминания.

На всякий случай первым к выходу направился самый слабый элемент — одиннадцатый. Его потеря не казалась критичной для группы. Я, боясь удара, протянул тощую руку во тьму прохода.

Ничего.

Путь был свободен.

Смеясь одновременно двенадцатью ртами, я двинулся вперед. Разум до сих пор не мог понять, что желтого сияния больше не будет. Все преграды уничтожены. Теперь я свободен, как ветер. И наконец-то могу добраться до конечной цели. Могу добраться до города. Возможно, уже к концу сегодняшнего анимама буду бродить по улицам Юменты.

Перед тем, как исчезнуть в узких каменных переходах, я-первый бросил взгляд назад. Лица на стенах пещеры провожали меня беззвучными криками боли, а озеро казалось наполненным кровью.

Но мне было наплевать.

* * *

Время, проведенное в темноте, сделали глаза чувствительными к малейшим проблескам света. Я благоразумно решил, что нет смысла дожидаться смертных всеми элементами, а потому прижимался к холодной каменной стене в одиночестве. Если мне потребуется помощь, то остальные примчатся в течение тридцати перкутов.

Переход шел прямо, лишь в этом месте едва-едва утолщался, позволяя спрятаться. Свет от жар-камня лишь в самый последний момент раскроет мое укрытие, но к тому времени я перережу глотки беднягам. Я легонько потыкал кончиком лезвия ладонь.

Должно сработать.

В моем виде нельзя идти в город: собственноручно сшитая кожаная одежда вызовет множество вопросов у охранников. Не могу же сказать, что я сто пятьдесят хакима прятался в пещере, так как не мог покинуть его из-за желтого божественного сияния? Глупости, конечно же. К тому же за время моего отсутствия речь в Нижнем Городе немного, но изменилась: в этой части подземелий было полно охотников и витамов, я долго вслушивался в их разговоры, но так и не смог уловить всех нюансов.

План казался простым: поймать одного-двух смертных, перерезать глотки и надеяться, что одежда подойдет для меня. Конечно, оставалось много неясностей, но я старался не думать о них. Решаем проблемы по мере поступления.

Я-первый услышал впереди постепенно усиливающиеся шаги. С вороватой улыбкой вжался в стену, прижимая к груди бронзовый нож.

— С каждым разом приходится все дальше и дальше тащиться от ворот. — Голос был грубый. Юментские гортанные звуки смешивались с незнакомым акцентом. — Скоро до пасти Универса будем ходить. И ладно бы нам, Лукан, платили золотыми талантами — работа-то неблагодарная и рискованная. Но нет — зарабатываем гроши…

— Боги ссут на нас! — воскликнул второй незнакомец. Высокий пронзительный голос едва слышался.

— Не боги, а этот разжиревший королевский консул, что…

Слов я не понял. Ну же! Давайте быстрее… Едва выглянул из своего укрытия: разглядел вырисовывающиеся силуэты на фоне узкого прохода. В руках у одного из них едва теплился огонек в блюдце.

— Погодь-ка, — вдруг сказал витам с писклявым голоском.

— Че такое-то?

— Чуешь запашок? Тухлятиной пованивает.

— Ничо не чувствую, Лукан.

— Стой тебе говорят.

Я мысленно ругал себя. Проклятье-проклятье-проклятье! Забыл, что в последний раз мылся, наверное, мэнсе назад. До незнакомцев около двадцати шагов, пока добегу до них, меня два раза проткнут короткими копьями. Ситуация патовая.

И что делать?

Спрятав нож за спиной, мне-первому ничего не оставалось, как выйти из укрытия. Но решил остальные элементы направить как можно ближе к себе. Подняв руки, я выкрикнул:

— Мне нужна помощь! Я без оружия.

Незнакомцы неожиданно быстро вскинули копья. Света огонька оказалось достаточно, чтобы разглядеть врагов. Один из них был высоким, едва головой не касался потолка, и худым, второй наоборот — низенький и широкоплечий. За их мрачными, темными лицами и горящими глазами под хмурящимися бровями угадывались острые умы охотников.

— Мне нужна помощь! — повторил я.

— Ты откуда выполз? — спросил коротышка высоким голосом.

— У вас есть вода? Пожалуйста, дайте воды! Я около трех анимамов ничего не пил.

И сделал шаг вперед.

— А ну стой на месте! — приказал высокий. — Иначе проткнем здесь — пикнуть не успеешь.

Я вскинул руки, показывая свои мирные намерения. Остальные мои тела были слишком далеко, чтобы прийти на помощь. Я мог бы сейчас накинуться на витамов даже ценой жизни элемента, однако на крик сбегутся другие смертные.

— Кто ты такой? — спросил коротышка.

— Я — Гектор. Четыре мэнсе уже брожу по пещерам. И хвала богам, что встретился с вами!

Высокий незнакомец вытянул блюдце с огоньком в мою сторону. Я сощурился и прикрыл ладонью глаза.

— А че жрал-то все это время? — спросил коротышка.

— Ты же Лукан, да? — вопросом на вопрос ответил я.

— Ага. Как выжил-то?

Я тяжело вздохнул, лихорадочно придумывая ответ:

— Мне повезло наткнуться на дохлого дагена. Мясо пришлось есть сырым, но…

Высокий раскатисто захохотал.

— Че заливаешь-то? Ты в темноте, шо ли, на дагена наткнулся?

— У меня есть жар-камень.

Витамы озабоченно переглянулись, улыбка с лица высокого исчезла. Я попытался понять, что сказал не так, но мысли путались, не получалось сосредоточиться.

— Ты кто такой? — повторил ледяным тоном коротышка. — И не вздумай врать. А то эти соллиферумы окажутся в твоей заднице.

— Я и не лгу.

С этими словами как можно медленнее опустил руку в карман плаща, а затем протянул к витамам негорящий шарик жар-камня. Духота в проходе стояла чудовищная, каждый вздох обжигал горло и легкие. Градом катился пот.

— И че ты вытащил? — спросил коротышка. — Говно алахама? Этого добра у нас с Дием и так хватает.

— Это жар-камень, — пояснил я. — Могу его зажечь, если хотите.

Лукан шагнул навстречу мне и бросил:

— Давай, удиви нас.

Я на мгновение подумал о том, чтобы подбежать к малорослику и выдавить ему глаза. Но время для атаки еще не пришло. Поэтому перевел взгляд на круглый шарик, представил несколько геометрических образов, которые мне показал Пепельный Человек. С тихим хлопком вспыхнул огонь, ярко освещая проход.

— Дагулья жопа! — воскликнул высокий. — Ты как это сделал?

Глаза витамов стали круглыми от удивления.

— Хм, а вы разве не умеете так? — улыбаясь, спросил я и сделал шаг вперед.

— Он демортиуус! — воскликнул коротышка. — Мы наткнулись на черного плаща!

Мои брови поползли вверх. Незнакомое слово поставило в тупик.

— Да не дури, — спокойно возразил длинный. — У демортиуусов рожи что мой зад — каменные, без единой эмоции. У этого вон ножки дрожат, щас обоссытся от страха.

Я разглядывал витамов. Лица у обоих были изуродованными шрамами и глубокими морщинами. Слипшиеся от пота русые волосы висели сосульками до плеч. Лукан и Дий напоминали братьев, даже глаза у них одинаково ярко блестели. На миг закралась мыслишка, что, возможно, витамы тоже обладали единым разумом, но я отмел её как невероятную.

— Дайте воды, пожалуйста, — попросил я.

— Стой на месте, — приказал длинный. — Не доверяю я тебе. Че это пламя не обжигает кожу? Ты тварь Универса?

— Я могу отдать жар-камень, если хочешь. Огонь не причиняет вред плоти, думал, ты знаешь. Давай обмен? Ты мне воду, а я…

— Закрой пасть! — заорал длинный.

Я замолчал, уставившись себе под ноги. Пусть подумают, что боюсь.

— Надо проверить, человек ли он.

— И как это сделать, Дий? — проворчал коротышка.

— Я не знаю! Напряги мозги!

Пока они спорили, подоспели другие элементы. Пусть пока тела прячутся в темноте. Как только выдастся удобный момент — нападу. Я облегченно вздохнул.

— Я слышал, — сказал длинный, с трудом подбирая слова, — что в последнее время участились кражи младенцев. Поговаривают, это людоед Каро. Может, мы поймали его, Лукан?

— Да тот же в городе живет, — парировал коротышка. — Вряд ли. Надо задать ему контрольный вопрос, чтобы, ну, вывести его на чистую воду.

— И какой?

— Ну, например, какое посмертное имя было у последней оболочки Безымянного Короля?

Я еще сделал шаг, пока витамы разбирались. Еще немножечко…

— Ты че молчишь, вонючка? — рассмеялся коротышка. — Отвечай.

— Откуда ему знать, если я сам не помню! — проворчал длинный. — Задай другой вопрос…

Я откашлялся, давая о себе знать. Сказал:

— Просто возьмите жар-камень и дайте воды. Никуда я не денусь. Пожалуйста.

— А если ты в темноте хорошо видишь? — спросил малорослик.

Он отстегнул костяную флягу с пояса и потряс её. Я же бросил ему под ноги горящий жар-камень так, чтобы случайно не коснуться его сапог.

— Я никуда не убегу.

— Не сомневаюсь, — сказал Лукан, ухмыляясь, и направился ко мне.

— Стой, дурак! Ты не боишься, что он нападет на тебя?

Коротышка лишь отмахнулся, протянул мне флягу. В какой-то момент я хотел выхватить бронзовый нож и всадить в глотку витаму, но передумал. Нечто странное произошло с лицом врага: оно словно открылось мне. Я с головой ушел в его форму, пытаясь понять, как нос получился столь длинным и с горбинкой, что щеки ввалились, а радужка глаз приобрела именно синий цвет? Просто не верилось, что коротышка приобрел именно такую форму случайно. А затем открылось и его сознание — хаотичное, наполненное страхами и болью. Пепельному Человеку пришлось коснуться моего лба, дабы залезть в голову, мне же стоило лишь взглянуть в глаза и распахнуть внутренний мир этого жалкого человечка.

Я мог полностью уничтожить разум коротышки, приобрести новый, временный элемент, выпив до последней капли его память, а мог незаметно поселиться в чужой голове, собирая необходимые сведения. Я выбрал первое. Мгновение — и личность витама исчезла, как снежинка в пламени костра.

Я- тринадцатый протягивал себе флягу с водой. Теперь знал, что недалеко от меня есть небольшой лагерь, где можно будет отпроситься в город. У коротышки была жена, трое детей, которые больше никогда не увидят отца. Скучная серая жизнь — ничего интересного.

— Лукан, ты чего? — со страхом спросил длинный, вскинув короткое копье.

Я-тринадцатый обернулся, улыбаясь кривыми сгнившими зубами.

Первый элемент взял флягу, откупорил крышку и принялся жадно пить. Холодная вода приятно остудила тело. После духоты прохода она казалась божественно очищающей.

— Лукан?

Витам не успел ничего сделать — его я тоже вобрал в себя.

* * *

Город оглушал невообразимым количеством людей; миллионы запахов и запашков смешивались друг с другом и вдыхались легкими, обжигая горло; красные, синие, зеленые, пурпурные, золотые, коричневые цвета мельтешили перед глазами в головокружительном хороводе. Я-тринадцатый не представлял что бы со мной случилось, если бы явился в Юменту всеми элементами. Наверное, сошел с ума. С трудом удавалось контролировать одно тело. Пришлось даже на время пригасить остальных.

Пройдя гигантские каменные ворота, я-тринадцатый кивнул двум охранникам как старым знакомым. Впрочем, так и было в каком-то смысле: воссоздать разум коротышки в нужный момент не составляло труда. Палангаи не заметили подвоха, улыбнулись мне и пожелали хорошего траха с женой. Я буркнул в ответ нечто скабрезное, сам до конца не осознавая смысл фразы, и поплелся к зданию копателей. Память недорослика услужливо подсказывала, что перед тем, как можно будет гулять, необходимо решить несколько формальностей: отчитаться перед хозяином, составить краткий отчет о работе и помыться.

За домом копателей высился золотой купол, ярко поблескивающий в свете тысяч жар-камней. Я остановился, наслаждаясь его видом. Поднял руку, словно мог коснуться этой невообразимой красоты. От вида древнего строения захватывало дух. Оставалось только гадать, как же архитекторы смогли придумать столь величественные колонны, которые буквально вдавливались в землю из-за собственной тяжести. Хотел бы я глянуть хоть одним глазком чертежи.

Справившись с эмоциями, я вошел в здание копателей, казавшееся таким холодным, таким заброшенным по сравнению с театром. Наверное, дело было в серых, щербатых строительных камнях. Внутри дом копателей тоже не представлял ничего особенного: пустые квадратные комнаты, колонны с трещинами, плохая черная плитка под ногами. Отчитавшись перед хозяином — толстым смердящим кретином, — я смыл себя грязь в душевой под горячими струями душа. Мне казалось невероятным, что в городе существовали водопровод и канализация. Казалось, вот-вот сказка закончится, и я очнусь в пещере.

Вымывшись, я-тринадцатый буквально выбежал из здания витамов и быстрым шагом направился по широкой кирпичной дороге. Взгляд цеплялся за высокие белые стены, за которыми виднелись величественные особняки, за колоссальную черную колонну, соединявшую Юменту и Венерандум, за длинные пики пожарных вышек. Пахло потом, бальзамами и кожей. Казалось, я мог расщепить и запомнить каждый аромат. Мозг работал на полную мощность.

Память карлика услужливо подсказывала, что впереди был жилой район, в котором обитали бедные семьи витамов, за ним — рынок. По пути я все чаще натыкался на людей. В основном — ровесники недорослика. В их глазах я читал суровую мудрость жизни. Захотелось даже вобрать нескольких в себя, но побоялся, что Пепельный Человек учует это.

Не сейчас, позже.

Я шел не спеша. По обе стороны тянулись однотипные глиняные дома в несколько этажей. Такие же серые и испещренные трещинами как здание копателей. На окнах, легонько болтая ножками, сидели женщины и дожидались мужей. Некоторые из них выглядели настоящими красавицами, но большая часть — сморщенные уродины. Оно и неудивительно: их жизнь была крайне суровой.

— Эй, красавчик, хочешь меня? — кричали некоторые из них, когда я проходил под их окнами.

Я лишь улыбался гнилыми зубами и не мог понять, чем же привлекал женщин. Память карлика подсказывала, что многие девушки «подрабатывали» проституцией, так как на гроши копателей было нереально прожить.

— Посмотри, какая у меня упругая попа!

— Ты у меня будешь всего лишь вторым!

— Я могу отсосать у тебя всего лишь за половинку бронзового таланта!

Воссозданный метаразум недорослика исходил похотью, умолял зайти в один из домов, чтобы усладить чресла, но я подавил все желания. Меня ждал рынок. Я впитывал каждое движение, каждый запах. Даже грязь под сандалиями казалась мне прекрасной. От понимания, что могу остановить любого прохожего и сделать своим элементом, кружилась голова.

Вскоре дорога расширилась, а улица вывела к большим костяным воротам-аркам. У входа возвышался рослый охранник, облаченный в простой бронзовый доспех. Увидев на его поясе меч, я сразу же сжался, боясь разоблачения. Вперил взгляд под ноги и направился вперед.

— Ты куда это направился? — нагло спросил палангай. — Совсем уже последние мозги пропил?

Я остановился, приметил бронзовое зеркало напротив входа. Мое отражение было нечетким, расплывалось при малейшем движении.

— Спрашиваю: куда ты идешь? — повторил охранник, подошел ко мне, сверля взглядом. — И за вход плати.

За костяной аркой тянулись ряды лавок. Торговцы громко расхваливали свой товар; покупатели же практически не реагировали на зазывания, широко улыбались и продолжали прогулку по рынку. Кипела жизнь.

Мне надо было попасть туда.

Я-тринадцатый запустил руку в карман штанов, нащупал две монетки с дырочками по центру и протянул палангаю. Тот, хмыкнув, забрал деньги, но не дал пройти.

— Мне нужно купить линумные лепешки для жены, — сказал я.

— Ты витам?

Сердце забилось чуть сильнее.

— Да.

— Тогда почему не на работе?

— Сегодня отпустили пораньше, так как мы с напарником наткнулись на логово дагенов. Язаслужил отдых.

Охранник скептически оглядел меня с ног до головы, спросил:

— А где напарник?

— Остался в лагере, надеясь на дополнительные бронзовые таланты.

Это было правдой отчасти: я действительно оставил четырнадцатый элемент в лагере, но для того, чтобы собрать как можно больше сведений о принципах работы витамов и помогавшим им демортиуусов.

— Ладно, проходи.

Ко входу на рынок подошли еще несколько горожан. Судя по белоснежным тогам и безупречному внешнему виду, в их кожаных заплечных сумках было куда больше денег, чем у меня. И, следовательно, палангаю я стал больше неинтересен.

Сразу же вклинился в толпу горожан и принялся делать вид, что изучаю товары, разложенные на ларьках. Глаза разбегались от столь огромного количества изделий и еды. Запеченные в ореховом масле лапки дагенов, замоченные в сладком молоке филя грибы реджемы, жареные жуки. Переливающаяся драгоценными камнями одежда, серебряные инструменты, костяные шкатулки такой красоты, что стоили целого состояния… Голова шла кругом.

Дорога расширилась, толпа поделилась на два потока. На специальной смотровой площадке, огороженной низкой металлической сеткой, веселили народ артисты. Жонглеры ловко подбрасывали в воздух сразу по четыре коротких меча, акробаты выделывали невероятные пируэты по границе смотровой площадки, а огнеглотатели выплевывали ревущее пламя. Оставалось лишь удивляться, как они не мешали друг другу на столь тесном пространстве.

— Подходите, покупайте!..

— Самый лучший товар!

Я подслушивал чужие разговоры, запоминая каждое слово. В основном горожане жаловались на плохой урожай, на неумелую политику консулов, порочащих славное имя Безымянного Короля. Поговаривали, что участились пропажи детей в аквилонской части Юменты. И винили в этом бессмертного людоеда Каро. Но правитель обещал спуститься в Нижний Город в ближайшее время и разобраться с преступлениями. Слава Владыке!

Я не удержался и купил у размалеванной старухи сочный плод рогерса. Пришлось потратить последние монеты, но ни о чем не пожалел. Фрукт оказался настолько сладким, что таял во рту. К тому же тринадцатый элемент давно не ел, поэтому нужно было пополнить силы.

По толпе прокатился едва слышный говорок. Люди принялись прижиматься к лавкам, давая кому-то пройти. Грубо плечами растолкав двух парней в белых тогах, я выглянул. По кирпичной дороге шла целая процессия священнослужителей в окружении демортиуусов. Во главе шествовал старейшина в прекрасном фиолетовом табарде. Его лицо казалось молодым, однако щеки обезображивали глубокие трещины морщин.

Нестерпимо захотелось вобрать в себя разум главы священнослужителя, узнать все тайны… Меня наверняка ждали потрясающие сведения об устройстве иерархии власти, интриги — в общем, всё то, что было недоступно для жалкого витама. Но я сдержал себя, боясь гнева Пепельного Человека. Нужно выждать! Наверняка он сейчас за мной пристально следит.

Внимание привлекли и охранники старейшин. Когда один из демортиуусов проходил возле меня, я на мгновение залез в его сознание и удивился, что не ощутил и тени эмоций. Словно передо мной было не живое существо, а — валун. Однако черный плащ, как называл его метаразум карлика, мыслил. Просто оперировал незнакомыми мне понятиями.

— Жители Юменты! — кричал идущий позади процессии гонец. — Не забудьте пятого коммититура принести жертву на агоналиях, посвященным дагулам! Безымянный Король бессмертен!

По толпе тут же прокатились шепотки: «Безымянный Король бессмертен, бессмертен». Кто-то даже упал на колени, превознося величие владыки Мезармоута. Ощутив брезгливость, я направился к выходу из рынка. По-прежнему при упоминании правителя в груди вскипела ярость. Я тешил себя мыслями, что в скором времени всё изменится и люди прозреют.

До конца анимама я-тринадцатый бродил по городу. Обойдя район ремесленников, направился к баням и водонасосным башням, затем обошел астулу старейшин. Встретившие меня статуи трех дагулов были настолько величественными, что я заплакал. Когда сумерки опустились на Юменту, метаразум карлика принялся молить вернуться к семье. Жена, наверное, уже не на шутку разволновалась.

Перед мысленным взором появились картины из жизни витама: вот он качает на руках младенца, вот ухаживает за хворающей женой, вот покупает на рынке молочную воду для детей. Все эти воспоминания были дороги ему. Он не мог осознать, что его вообще больше не существовало, что он — созданная мною иллюзия.

Поэтому я без угрызений совести стер метаразум и медленно двинулся к воротам, ведущим в подземелья. Мне не хотелось уходить. Город, казалось, обладал непередаваемой атмосферой уюта. Я ощущал себя как дома. Все эти фермы, склады, площади, театры, храмы и дома принадлежали мне по праву. Я достаточно пережил, чтобы понимать их ценность.

И никакой Пепельный Человек не помешает это взять.

Никакой бог меня не остановит.

Но нужно действовать осторожно. Я должен сделать так, чтобы люди сами захотели жить под моей властью.

Как это сделать? Задача непростая. Но у меня много времени. Бесконечно много.

* * *

Я поселился там, где встретил старика Сенециона. До города далековато, конечно, но зато можно быть уверенным, что на меня случайно не наткнутся смертные. Пещера отлично отвечала моим требованиям: достаточно просторная, сухая и рядом полно мест с дичью. К тому же искривленные болью лица на стенах радовали глаза.

Мне нужен был план. Структурированный и идеальный. Люди должны сами захотеть свергнуть Безымянного Короля, должны сами осознать, что ими управляют такие же жалкие человечешки. Конечно, я мог бы вобрать в себя разумы самых высокопоставленных чиновников в Мезармоуте, однако боялся мести Пепельного Бога. Поэтому пришлось пораскинуть мозгами.

Так я придумал концепцию равной общины. Всё просто: я вбиваю в головы «избранным», что все их проблемы можно решить путем дискуссий. При этом мои двенадцать бессмертных элементов будут подсказывать правильные пути, но не ничего не будут навязывать. Я стану определять значимость рассматриваемых законов. Если мне что-то не понравится, смогу всегда вобрать в себя «неправильного» смертного и переубедить его и остальных. Главное: вовремя отслеживать несогласных.

Жизнь в новой общине должна казаться постоянным вызовом, брошенным Безымянным Королем и природой. Каждый перкут существования чреват гибелью. Пусть всё и вся ненавидят. Уж я это устрою.

После планирования я приступил к действиям. Вот тут-то и начались первые проблемы. Я бездумно создал себе еще одиннадцать элементов из копателей и потерял контроль. Оказалось, мои силы не безграничны. Попросту захваченные смертные тела умерли в один миг. И тем самым чуть не навлек на себя беду. К счастью, человечешки решили, что витамы подхватили какую-то заразу или надышались ядовитым газом и погибли.

Тогда-то я и понял, что могу вбирать себя не больше десяти элементов.

Выждав некоторое время, вернулся к осуществлению плана. В этот раз я поглотил трех витамов и одного демортиууса. Нужно было действовать крайне осторожно, чтобы не привлекать лишнего внимания. Поэтому я выждал около тридцати хакима, создавая мифы о чудесном месте под землей, которым управляют боги. Я превратил одного из копателей в поэта Флавия, внедряя свои идеи через увлекательные истории. Демортиуус же позволил мне научиться новому мышлению, помог открыть для себя универсальные законы логики.

И вскоре в мою пещеру прибыли первые ученики. В основном это были семьи копателей, которым надоело горбатиться за гроши. Я научил их письму и помог обустроиться. Показал иную жизнь. В дело пошла переписанная книга Сенециона. Кто важнее: бог или человек? Конечно же человек! Только он управляет своей судьбой. Особенно тогда, когда бог давным-давно мертв.

Я объявил Корнелия Публия пророком! Рассказал, что после смерти настоящего Безымянного Короля, несколько высоких чиновников (Валент Грациан и Мастарна Фертор) подделали священные тексты и дали новой ереси жизнь.

Люди верили мне, так как видели мое бессмертие. Их тела ссыхались, покрывались морщинами, а я оставался прежним.

Моя община довольно сильно разрослась. Я изредка убивал свои смертные элементы, так как боль позволяла острее ощущать ход времени. Боль — это очищение. Боль — это моя пища.

* * *

Так прошло сто сорок шесть хакима.

Часть вторая. Возвращение в лёд

1265–1266 хакима

Глава первая. Мора

Колонна перехода

Она старалась держать спину прямо, хотя в её положении это было не так-то легко. Приходилось упираться руками о металлические брусья, отчего носильщики то и дело поворачивались к ней и хмурились. Их лица как бы говорили, что не будь рядом старейшины, то они бы бросили её на ступенях. Мора, мысленно проклиная себя за немощь, терпела сердитые взоры и не отпускала брусья. Её саму злило, что из-за больной спины, приходилось сносить помощь воинов.

Шаги медленно поднимавшихся людей звучали неестественно громко в тишине колонны. Казалось, сейчас послышатся радостные крики бойцов Гектора, предвкушающих скорую расправу, и бог мертвых Юзон получит новые души… Но время шло, а ничего не происходило. Ступени сменялись ступенями; горельефы на черных влажных стенах становились всё неразборчивее из-за разросшейся серой плесени.

Беглецы по-прежнему были живы.

Скорее от злости, чем от скуки Мора рассматривала солдат, старейшину Анка, странного мальчика Исхака и его не менее странного слугу — подумать только! — Квинта. Они казались ненастоящими, словно принадлежали другому миру. И в сумраке колонны перехода, где жар-камней было недостаточно, дабы все осветить, Море чудилось, что она спит. И видит ужасный, чудовищный сон, в котором Безымянный Король бездыханно лежит в носилках, а кровь из его многочисленных ран с тихими звуками капает на плиты ступеней. Видит сон, в котором воины, принадлежавшие некогда её семье, присягнули на верность Владыке.

Мора впилась зубами в нижнюю губу, пытаясь унять страх. Её на носилках несли убийцы и насильники. Не в буквально, конечно, смысле… Но ведь отец мог приказать любому из них изнасиловать её. И они бы послушались… Мора хищно улыбнулась. Никто больше не посмеет даже коснуться до неё! Видят боги: в обиду она себя не даст. Достаточно настрадалась.

Перед мысленным взором появилась картина, как старейшина Димир корчится на полу и тщетно пытается остановить кровь из рваной раны на горле. Его молодое личико, которое портят лишь морщины на щеках, искажено от боли. Тело бьется в агонии. Мора не позволила надругаться над собой! Только не после всего случившегося! А уж убийство лекаря Сертора, поймавшего её на месте преступления, и вовсе казалось милой игрой. Пухляк даже не сопротивлялся…

— С вами все хорошо? — спросил идущий рядом с ней старейшина Анк.

Его лицо покрывали бисеринки пота, дыхание было учащенным. Ему пришлось опереться о плечо солдата, чтобы не упасть на ступени.

— Я задам вам тот же вопрос, — сказала Мора.

— Я вполне смогу подняться до Венерандума, если вы об этом. К тому же носилок больше нет. А попросить палангая донести меня, словно несмышленыша, до ворот было бы немыслимо.

На его лице проступило подобие улыбки. Мора лишь хмыкнула. После всего случившегося соблюдать предписание тхатха казалось абсурдным.

— Неужели Гектор нас отпустил? — спросила она без тени эмоций. Пальцы коснулись до засохших алых пятен на тоге. — Зачем он это сделал? Ведь мог же убить Безымянного Короля, но отрубил лишь руку.

Старик недобро на неё посмотрел и не вымолвил ни слова.

Она тупо уставилась в спину носильщика.

Вскоре воздух заметно посвежел и стало холоднее. Дрожа, Мора подула на кулаки. Люди ёжились от ледяных порывов ветра: на всех была легкая одежда. Бывший министр Квинт снял свои лохмотья, лишь отдаленно напоминающие плащ, и накинул на мальчика Исхака, взъерошив ему волосы.

Стараясь не обращать внимания на холод, Мора погрузилась в мысли. Было страшно даже думать, что скоро она окажется в Верхнем Городе и увидит снег. Снег! Раньше о нем читала лишь в книгах. Отец никогда её не брал в Венерандум, хотя порой и поднимался в королевский замок, чтобы отдать налоги лично Владыке.

— Мы добрались, — сказал старейшина, широко улыбаясь.

Она подняла голову. Впереди, в ступенях пятидесяти от неё, виднелся квадрат звездного неба. Чувствуя скорый отдых, воины ускорили шаг. Даже священнослужитель Анк отлепился от помощника.

Кусок неба с каждым пройденным эмиолиусом становился все больше и больше, пока не занял все видимое пространство. Только сейчас Мора поняла, насколько же гигантскими были врата в Венерандум.

— Стой! Кто идет? — раздался низкий густой голос.

Из-за широких спин воинов Мора не могла разглядеть стражника. Старейшина Анк протиснулся вперед и принялся кричать на незадачливого палангая. Ей же хотелось наконец встать на ноги и самой преодолеть барьер, разделяющий колонну перехода от Венерандума.

Воздух из легких выходил маленькими облачками. И это казалось настолько необычным, настолько нереальным, что Мора попросту не верила, что ей таки удалось выбраться из казематов отца. Словно она, искалеченная и оскверненная мужским семенем, лежала на грязном полу, а насильники отдыхали в другой комнате.

Она завороженно пялилась на черную эмаль звездного неба не в силах вобрать в себя всю красоту Верхнего Города. Только сейчас взгляд зацепился за первые заледеневшие ступени, за переливающийся снег на пузатых колоннах врат. Хотелось растолкать людей и уже увидеть то, что в скором времени должно было стать её новым домом.

После всепожирающего страха пришло чувство полной свободы и веры, что у Гектора нет никаких шансов добраться сюда. Словно один ледяной ветер мог разогнать вероотступников.

— …шлюхино отродье! — ругался старейшина Анк. — Быстрее созови всех лекарей в королевский замок! И закройте ворота! Да живее же! Время идет на перкуты!

С развевающимися на ветру волосами, ежась от холода, воины принялись выходить из гигантских ворот. Суровые испытания последних анимамов оставили на них свои отпечатки: алые пятная крови на легких доспехах, серая от пыли кожа, бесчисленные порезы на ногах. Не верилось, что, по крайней мере, на некоторое время все мучения остались позади.

— Держись рядом со мной, Исха, — услышала она просьбу бывшего министра Квинта.

— Быстрее, глупцы! Необходимо Безымянного Короля отвести в теплое место! — надрывался на холоде старейшина Анк.

Как только толпа поредела, носильщики поднялись по ступеням, и глазам Моры предстало невероятное зрелище: в окружении десятков каменных домиков возвышался на небольшом заснеженном холме многоярусный черный замок, стены которого отчетливо вырисовывались в белом сиянии луны. При одном взоре на него сердце испуганно сжималось.

— Шевелитесь, дураки! — закричал священнослужитель, широко размахивая руками. — Не дайте замерзнуть дочери прокуратора!

Она скривилась при упоминании уже несуществующей должности отца, но ничего не сказала. Чудовищный холод сковывал тело, пронзал до самых костей. Руки посинели, не помогали даже растирания. От ледяных порывов ветра онемело тело. Её носильщикам было еще хуже: при ходьбе широко поднимали ноги, словно шли по раскаленным углям. Тонкие кожаные сандалии плохо защищали от мороза.

Повинуясь порыву, Мора зачерпнула горсть снега и принялась разглядывать блестящие белые комья, похожие на песок. После нескольких ударов сердца пальцы совсем потеряли чувствительность. Несмотря на озноб, Мора глупо улыбалась, словно несмышленыш. Она много читала про снег в легендах, но представляла себе его иначе. Ей казалось, он напоминает мелкие белые камушки, которые рассыпаются, если сжать. И оттого сильнее было удивление, что снег таял в ладонях, превращался в холодные капли.

«Ты ведь уже была на поверхности!»

Мора задумалась. Когда?

«В твоем сне, в котором бродила по ледяной пустыне! Огненный Шар, страшный великан и тысячи людей, испачканных в пепле… Помнишь?»

Когда за спиной раздался грохот, Мора обернулась. Мощные гранитные ворота, отделяющие Верхний Город от колонны перехода, захлопнулись. Двое палангаев под крики старейшины Анка быстро крутили колесо механизма — видимо, с помощью него открывались-закрывались ворота.

Главные костяные двери замка распахнулись, на улицу выбежало не меньше двадцати слуг. Они схватили носилки с Безымянным Королем и вернулись в ярко освещенное помещение. Солдаты, недолго думая, вошли следом.

После мороза улицы в огромном зале казалось невероятно жарко. Словно в печку угодила. Все еще дрожа, Мора наслаждалась теплом, наслаждалась тем, как приятно покалывало кожу. Возвращалась чувствительность к рукам.

«Кажется, здесь мне понравится. Хорошее место».

Двери замка закрылись за спиной.

Мора поднялась с носилок, поблагодарила воинов за помощь и, прихрамывая на правую ногу, направилась к Исхаку и Квинту. Парочка стояла у дальней стены. Мальчик растеряно озирался по сторонам, вряд ли осознавая, что прижимается к бывшему министру. Сам же Квинт взглядом искал кого-то.

Проклиная боль в позвоночнике, Мора подошла к ним.

— Как вы? — спросила она.

— Все хорошо… — ответил слуга мальчика, не смотря ей в глаза. — Послушайте, Мора, мне необходимо найти главного дворцового придворного, чтобы к Владыке отправили всех лекарей. К тому же вам нужно выделить комнату. Поэтому постойте с Исхаком, хорошо?

— Мне кажется, что старейшина Анк и сам… — начала было она, однако Квинт махнул рукой и скрылся в толпе.

От его наглости Мора на несколько бесконечно долгих мгновений лишилась дара речи.

В зале стоял рев, воины, наплевав на дисциплину, громко общались друг с другом, толстая старуха-слуга торопливо кричала на них и просила покинуть замок. Мальчик что-то сказал Море, но его голос потонул в шуме, как шелест листьев в гуле рынка.

«Где Безымянный Король?»

Сквозь галдящую толпу протиснулась девушка в белой тоге и уверенно направилась к ней и Исхаку.

— Пойдемте, я провожу до покоев, где вы сможете отдохнуть и поесть, — она говорила ясно, отчетливо. — Меня послал старейшина Анк. Сейчас солдат отведут в казарму, только принесут теплую одежду.

Мора и Исхак переглянулись и двинулись вслед за слугой.

* * *

Покои оказались просторными, хотя в них и не было окон. В дальнем углу красовалась широкая кровать с резными ликами дагулов на спинках. Рядом с ней возвышались огромный костяной стол и шкаф, окрашенный в охряный цвет. Как заверила слуга, в этой комнате жили знатные гости из Юменты.

Оставшись вдвоем с Исхаком, Мора доковыляла до кресла и свалилась в него без сил. В ноздри ударил сухой ароматический воздух от палочек на стенах, залило легкие, заполнило тело густым настоем листьев рогерса. Глаза слипались от усталости.

Мальчик присел на краешек кровати, положил подбородок на спинку и грустно уставился в пустоту.

— Напомни, пожалуйста, чтобы я выпросила себе трость, — сказала Мора.

— Да, госпожа, — отозвался паренек.

— Я говорила не называть меня так.

— Простите…

— «Прости», — поправила Мора. — Терпеть не могу, когда мне выкают.

Исхак кивнул.

Некоторое время они сидели в тишине, наслаждаясь покоем. Входная дверь была массивной, отчего ни один посторонний звук не проникал в покои. Где-то там внизу суетились слуги, а лекари боролись за жизнь Безымянного Короля. Но если закрыть глаза и хорошенько поднапрячь воображение, то можно убедить себя, что ничего не случилось.

— Помыться бы, — тяжело вздохнула Мора. — Да и поесть не помешает. От меня несет дохлым дагеном.

— Как думаете… как думаешь, Владыка умрет? — спросил Исхак, проигнорировав её слова.

Она пожала плечами:

— Не знаю. Возможно. Но сейчас, когда такое творится, его смерть была бы очень некстати. Я сама до сих пор не понимаю, почему Гектор не убил Безымянного Короля. Зачем отпустил нас?

— Ты видела, как они сражались?

— Как боги.

— Да, как боги… — с грустью сказал Исхак. — Никогда подобного не видел. Наверное, это прозвучит кощунственно, но даже мастер Преномен казался жалким недоучкой в сравнении с Безымянным Королем.

Мора кивнула, закрыла глаза. Спина по-прежнему пульсировала болью. Как бы не старалась усесться, но ничего не получалось. Словно сидишь на иголках.

— Почему так произошло? — спросил Исхак.

— Что именно?

— Ну… почему Безымянный Король проиграл? Это же невозможно! Никто в сражении не победит его из-за божественной сущности. Я не понимаю. Страшно даже подумать, что сделает Гектор с Нижним Городом, пока мы сидим здесь наверху. Там же сотни тысяч людей!

Мора скривилась, когда в спине стрельнуло, открыла глаза. Хотелось скинуть провонявшую испачканную одежду. Она принялась ногтем соскребать засохшую корку крови с линумного платья. Интересно, что бы сказал мальчик, если бы узнал, что это кровь старейшины Димира.

— И что будет со священнослужителями? — спросил Исхак, словно прочитав её мысли. — А с воинами? Никого ведь не осталось! Мы в ловушке! Неужели скоро наступит конец света? Не просто же так дагул Сир пал с небес! Это было знамение!

— Не думай пока об этом.

Исхак вскочил с кровати.

— Как ты можешь так говорить? — спросил он.

— Послушай, мы с тобой все равно ничего не можем сделать. Нам остается сидеть в этих покоях, ждать чистой одежды, еды и новостей о скором выздоровлении Владыки. Я как и ты сегодня пережила не самый лучший анимам, поэтому давай не будем нагнетать!

В глазах мальчика появились слезы. Уставившись в пол, он открыл было рот, но ничего не произнес. Мора почувствовала себя дурой оттого, что разразилась тирадой перед Исхаком. Да он же недавно вышел из возраста несмышленыша! Совсем еще юный.

«Боль закаляет. Как закалила и меня. Пусть учится. Это его мастера не будут говорить».

Хмыкнув, она провела руками по подлокотникам. С каждым перкутом становилось все паршивее и паршивее.

— Какой идиот покрасил стены в желтый цвет? — задала риторический вопрос Мора. — Мерзость. Словно выблевали.

Исхак, думая, что она не видит, быстро вытер слезы рукавом. Затем встал и принялся мерить шагами комнату.

— Я надеюсь, все исправится, — сказал он.

— У тебя остались родственники в Юменте? Твой мастер в Нижнем Городе?

Мальчик вздрогнул, повернулся спиной, делая вид, что разглядывает вырезанного на двери горбатого бога мертвых.

— Мой мастер мертв. — Его голос дрогнул. — Его убили лжепророки.

— Ой, Исхак, я не знала… Прости, пожалуйста!

— Вы… ты же не знала. В Юменте у меня остался брат Кахси. Он должен был стать демортиуусом, а потому, наверное, вероотступники его убьют. Надеюсь, быстро… Мучительной смерти он не заслужил. Но больше всего я волнуюсь за несмышленышей. Понимаешь, они же совсем маленькие! Что с ними будет?

Исхак обернулся. Глаза были красными от слез. Выглядел он измученно, словно не спал семь анимамов.

— Тебе надо отдохнуть, — сказала Мора. — Поспи. Когда принесут еду, я разбужу.

— Нет. Надо дождаться Квинта. — Мальчик замялся, пожевал нижнюю губу. — А твои родственники тоже остались в Юменте?

Она на некоторое время замолчала, тщательно обдумывая ответ, словно на экзамене у хаята.

— Мать и отец должны быть здесь, в Верхнем Городе. Остальные… мертвы. Безымянный Король их убил, думая, что мои родители — предатели. Но я все равно ему благодарна. Потому что если бы не он, то умерла бы.

Нахмурившись, Исхак кивнул. Было видно: ему хотелось продолжить разговор, но боялся затрагивать больную тему.

Мора тяжело вздохнула, наслаждаясь теплом. Даже после короткой прогулки по улицам Венерандума продрогла до костей. Здешние ледяные ветра возникают словно из царства Юзона.

— Подойди, пожалуйста, ко мне, — попросила она.

Исхак настороженно встал напротив. Его глубоко посаженные голубые глаза лихорадочно блестели. Не обращая внимания на боль в пояснице, Мора приподнялась и крепко обняла мальчика. В ноздри ударил запах пота.

— Все будет хорошо. Не переживай.

Исхака затрясло от рыданий.

— Я… я… не могу… Хочу домой… Хочу увидеть мастера Преномена!

Она погладила его по спине.

— Тише, тише. Мы справимся. Ты же не один.

Но Мора не верила своим словам. Все плохо. Очень плохо. Кажется, Венерандум обречен. И она выбрала не ту сторону. Впрочем, мальчику об этом знать и не надо.

* * *

Входная дверь распахнулась, в покои вошел Квинт. К тому моменту Мора и Исхак набили животы вкуснейшей мясной похлебкой и переоделись в теплую чистую одежду, которою принес слуга.

— Как вы тут без меня?

Выглядел бывший министр паршиво: лицо бледное, под глазами чернеют мешки. Он тяжело дышал и опирался рукой о стену.

— Что с Безымянным Королем? — тут же спросил Исхак.

Махнув рукой, Квинт доковылял до кровати и рухнул на нее.

— Вроде все не так плохо, — сказал он, зевая. — Подвинься, парень, подвинься. Мне нужно больше простора! Видишь, я еле дышу. Такое ощущение, что щас сдохну. Этот проклятый анимам все не кончается и не кончается. Видят боги, я едва до вас добрался.

Мальчик легонько ткнул кулачком его в бок.

— Хватит ныть, говори же!

— В общем, есть хорошие и плохие новости. И еще парочка нормальных. С каких начать?

— Не томи! — воскликнул Исхак.

В очередной раз справившись с зевотой, Квинт сказал:

— Лекарей согнали со всего Венерандума. В покоях Владыки даже не протолкнуться. И вроде как их совместными усилиями удалось остановить кровь. Хотя на данный момент никто не может сказать наверняка, выживет ли Безымянный Король. У него горячка вперемежку с бредом! Смотреть страшно. Но все необходимые лекарства есть, поэтому, возможно, повезет. Если бы старейшина Анк не прижег культю, то Владыка бы умер еще в колонне перехода.

Мора слушала, затаив дыхание. Нервно теребила пальцами ткань линумной безрукавки.

— И меня восстановили в должности, — заметил Квинт, широко улыбаясь. Он сел на кровати. — Так что теперь, малец, я снова министр. Без приставки «бывший». Из-за сложившихся обстоятельств старейшина Анк — на данный момент самый влиятельный человек! — вернул мне власть. Хотя какой толк? Мы в глубокой заднице, друзья!

Он небрежно смахнул пылинки с плеч. Как и Мора с Исхаком Квинт успел переодеться в чистое: теплые кожаные штаны, черные сапоги до колен, серая футболка, которая висела на нем.

— Ты проверил замок? — спросил Исхак. — Здесь есть вероотступники?

«О чем это он?»

Министр бросил быстрый взор на Мору, заметил её растерянность. Сказал мальчику:

— Проверил первым делом. Никого. Пока мы в безопасности. Но все равно нельзя отходить далеко от комнаты Владыки.

— Я не понимаю… — бросила Мора.

Исхак тут же её перебил, объясняя:

— Квинт умеет распознавать метку вероотступников. Я сам видел! Не знаю, как он это делает, но получается у него всегда! Так удалось поймать демортиууса Секста, который прислуживал лжепророкам.

Министр поцокал языком.

— Ай-яй-яй, Исха. Нельзя выдавать мой секрет каждому встречному. — Он повернулся к Море. — Это, конечно, не относится к вам, госпожа. Однако я должен попросить сохранить это знание в тайне, потому что могут возникнуть неприятности.

Мора лишь тупо кивнула, с трудом веря словам Квинта. Она смотрела на него и ловила себя на мысли, что министр походил на ожившего мертвеца — неестественно худой, сутулый, с желтой кожей.

— Исха, я прошу и тебя держать язычок за зубами. У лжепророков наверняка есть обычные шпионы, которых я не смогу выявить. А на кону жизнь Безымянного Короля, между прочим. Надеюсь, мы поняли друг друга.

Мальчик часто закивал, всем своим видом показывая, что он больше никому и никогда не расскажет о секрете Квинта. Мора же задумалась над тем, откуда же у министра такие способности? И стоит ли о них рассказать, например, старейшине Анку? Но перед мысленным взором возник образ главы священнослужителей Димира, и она передумала.

Квинт уставился в её глаза, на лице играла обеспокоенная улыбка.

— Завтра с министрами отправлюсь на склады, — сказал он, — чтобы проверить запасы. Уверен, мы сможем продержаться несколько менсе. Но, боюсь, в этом и заключается план лжепророков.

— Заморить нас голодом? — спросила Мора.

Кивнув, Квинт положил ладонь на плечо Исхака.

— Гектор хитер. Он со своими воинами не собирается марать о Безымянного Короля руки. Особенно после того, что… случилось. Эта мразь хочет, чтобы министры Венерандума сами убили Владыку.

— Они не посмеют! — воскликнул Исхак.

— Еще как посмеют, малец. Палангаев у нас нет, исключая кудбу Немерия, которая сейчас о-о-очень далеко. Демортиуусов нет. Священнослужителей — тоже. А министры привыкли к хорошей и сытной жизни. К тому же есть и еще одна большая проблема.

— Какая? — спросила Мора.

Министр тяжело вздохнул, потер ладони о штаны.

— Воины Марциалов. Они, конечно, приняли присягу верно служить Владыке, но… Их настоящий хозяин здесь, в Верхнем Городе. И если ваш отец, Мора, решится на бунт, то его люди пойдут за ним. Гектор все тщательно спланировал.

— Но ведь должен быть выход, — сказал Исхак.

— Допустим, мы придумаем, как управляет солдатами Марциалов. — Квинт уставился на свои сапоги. — Но что делать с запасами еды — я не знаю. Пищу всегда доставляли из Юменты. А другого способа проникнуть в Нижний Город, кроме как через колонну перехода, — нет.

— А прорваться с боем? — спросила Мора.

— И думать не стоит. Нас просто перережут, как дагенов.

Мора почувствовала, как в крови заструился жидкий лед, наполняя её страхом и отчаянием. Венерандуму конец. И это Квинт прекрасно понимает. Он собирается лишь оттягивать момент смерти.

— И все-таки, думаю, у нас есть шансы выжить, — сказал Квинт неожиданно бодрым голосом. — Во-первых, Безымянный Король с нами. Во-вторых, всегда можно начать переговоры с мятежниками. Что-то же они хотят? А в-третьих, стоит дождаться кудбу Немерия. Возможно, наш ключ к спасению — упавший дагул? Кто знает.

— Квинт, если у вас получится отвоевать Юменту, то люди будут вам безмерно благодарны, — сказала Мора.

— Молите богов, что так и будет, госпожа. Молите богов…

Исхак обнял министра.

— Мне будет тебя не хватать. Прости, что тогда сбежал из казематов!

Квинт заливисто засмеялся:

— Ничего страшного, малец. Я понимаю. Тебе, в конце концов, всего двенадцать. И к тому же я никуда не пропаду. Мы будем видеться каждый анимам, будем советоваться. Ты мне очень нужен.

— Ты обещаешь?

— Конечно!

При виде этой трогательной сцены у Моры защемило в груди. Вспомнился племянник Тит. Тот, конечно, был младше Исхака и совсем на него не походил, но на глаза все равно навернулись слезы.

— Мора, теперь эти покои принадлежат вам, — сказал Квинт. — Сменную одежду принесут позднее. Я приставляю двоих слуг. Надеюсь, вы не против, что я лежал на вашей кровати? Прикажу, постелить вам новый комплект.

Он тяжело встал.

— Уже уходите? — спросила Мора.

— Да. — Министр потрепал за волосы мальчика. — Ты идешь со мной, Исха. Я выделю тебе другие покои. Госпожа хочет отдохнуть.

— У меня есть еще одна просьба.

— Все, что пожелаете, Мора.

— Трость. Мне нужна трость. Без нее не могу ходить.

— Я прикажу, не волнуйтесь. Сейчас принесут. А теперь отдыхайте.

Глава вторая. Исхак

Венерандум, королевский замок

Дверь со скрипом отворилась, и Квинт, дурачась, вскинул руку:

— Ваши палаты, о мой юный друг!

Исхак осмотрелся. Как и в покоях Моры, окон нет. Стены серые из-за некрашеных каменных глыб; у дальней стены стоят три кровати: две — вместе, а третья — перпендикулярно к ним; потолки невысокие, из-за чего на них то тут, то там красуются черные пятна копоти от полыхавших жар-камней. Костяной шкаф и стол словно перекочевали из покоев Моры.

— Уютненько, правда? — спросил Квинт. — С тобой будут жить дети Тиберия. Ты же про него слышал? Да ты не стесняйся, малец! Клади вещи на постель.

Исхак кивнул. Его кровать была напротив двери. Он подошел к ней, положил линумный мешок с подаренной теплой одеждой. В ноздри били запахи чернил и еще чего-то едкого, словно кислоту пролили.

— Я подумал, что ты не хотел бы жить в одиночестве, малец. Особенно после всего случившегося. Надеюсь, ты рад. Ребята сейчас в комнате хаята, но должны скоро вернуться. Поэтому долго ты скучать не будешь.

Квинт плечом оперся о дверной косяк. Дышал он тяжело, но все равно широко улыбался.

— Мне надо идти. Завтра увидимся, малец. Наслаждайся покоем.

С этими словами он прикрыл дверь. Послышались удаляющиеся шаги.

«Ну, вот я и один».

Тяжело выдохнув, Исхак зацепил носком сапога лысую шкуру на полу. В комнате их было много. От тоски хотелось кричать и плакать. Но больше — плакать. Стоит закрыть глаза, как из памяти всплывают картины боя мастера Преномена с лжепророками. Чтобы не вспоминать плохое, Исхак поднялся и принялся ходить по комнате. На большом костяном столе валялись писчие палочки, линумная бумага и маленькие глиняные чашечки, наполненные синими чернилами. Также он приметил книгу в кожаном переплете, подцепил мизинцем обложку и заглянул в текст.

«Эпос о Сципионе». Жаль, не «Деяния» Петро Тертиуса.

Чувствуя себя вором, Исхак оказался перед высоким шкафом, распахнул дверцы. От огромного количества полок, забитых дорогой одеждой, закружилась голова.

— Доминик, хватит приставать к Луцию. Тебе же не пять хакима! — послышался девчачий голос в коридоре.

Исхак молниеносно закрыл шкаф и юркнул к своей кровати.

Дверь распахнулась, и в комнату вошли трое — паренек, девушка и несмышленыш. За ними в коридоре стоял высокий молодой слуга в белой тоге.

— У нас тут прибавление! — воскликнул парень, добро улыбаясь. — Из самых глубин Юменты…

— Хватит, Доминик! — перебила девчонка.

От них, за исключением раба, веяло радушием. Исхак тут же понял, что легко сможет ужиться с ними. В его представлении дети знати должны вести себя иначе: с пренебрежением к тем, кто ниже по статусу, с каменными лицами, хорошо скрывающими эмоции.

— Тебя как зовут? — спросил несмышленыш, подойдя к кровати. Его руки были перепачканы в чернилах.

— Я Исхак. Мне очень приятно познакомиться с вами. Я…

Паренек махнул рукой.

— Слушай, хватит формальностей, — сказал он. — Мы тут все равны. Я — Доминик. Эта надоедливая красавица — моя сестра Гименея. А этот карапуз — Луций. Остальное неважно.

Исхак кивнул.

— Мне пора идти, хозяева, — без тени уважения заявил слуга. — Вы позволите?

Было в нем что-то противное, гнилое. Ноздри на большом и сломанном носе часто-часто трепетали, быстрые глазки бегали, пальцы подергивались. Девушка жестом велела ему уходить.

— У тебя есть игрушки? — спросил несмышленыш у Исхака.

На нем были дорогие сапоги, украшенные золотыми капельками, серые линумные штаны и серый же табард. На поясе висел костяной гладиус. По сравнению с обносками Исхака малыш выглядел королем. Тут же закралось сомнение, получится ли подружиться с детьми прокуратора.

— У меня нет игрушек.

— Луций, ну-ка отстань от гостя, — произнесла Гименея и подтолкнула в спину несмышленыша, чтобы тот пошел к своей кровати.

Доминик, никого не спрашивая, сел рядом с Исхаком, спросил:

— Ты есть хочешь? А то мы проходили мимо столовой… — Он многозначительно посмотрел на свой мешочек в руке. — Отменная жрачка, я тебе скажу! В замке готовят так вкусно, что я, наверное, навсегда останусь тут. Папа приедет, а я ему такой: «делайте че хотите, а я не поеду домой». Папа прослезится, подумает: сын решил посвятить себя службе Владыке, но мы-то с тобой знаем правду! На деле я ради этих вкуснейших лепешек готов работать в замке служкой…

— Доминик! — воскликнул Гименея.

— Че?

— Хватит нести чушь!

Исхак только сейчас обратил внимание на одинаковую одежду у брата и сестры. Мягкие кожаные сапожки, свободные черные штаны и серо-зеленые линумные робы с длинными широкими рукавами.

— Ничего ты не понимаешь, сестрица, в лепешках! — возразил Доминик. — Тебе бы только книжки читать да над братом издеваться.

Гименея села рядом с малышом, помогла ему снять обувь.

— Прекрати, прошу по-хорошему, — сказала она. — Луций наслушается тебя, а потом опять не захочет учить уроки. Последний хаят от нас сбежал! Отец будет в гневе, когда узнает, что ты, Доминик, мешал брату.

Парень посмотрел на Исхака впалыми глазами и откинул со лба густые, непричесанные и черные волосы. Над верхней губой легла тень жиденьких усиков.

— Ладно, ладно. Молчу, ничего не говорю. Всегда вот буду молчать!

— И хорошо! — воскликнула Гименея и улыбнулась, обнажив ровные белоснежные зубы.

Исхак не назвал бы ее красавицей, но было в ней что-то особенное. То ли в зеленых, словно изумруды, глазах, то ли в тонких чертах лица, то ли в рыжей шевелюре.

— Ты храпишь? — как ни в чем ни бывало спросил Доминик.

Горячая краска залила щеки Исхака, он прошептал в диком смущении:

— Я не знаю… Я…

— Думаю, нет. А вот наш слуга Палатин в потестатемы сна горланил так, аж стены дрожали. Он, знаешь ли, спал на этой кровати до тебя. Поэтому он сегодня и злой. Выперли его, понимаешь? Но это хорошо. Отлично даже! Мне он не нравится. Гнилой какой-то.

За веселыми спорами Доминика и Гименеи время шло незаметно. Ребята шутили друг над другом, корчили умилительные рожицы и кидались подушками. Для них проблемы словно не существовали. Исхак как будто попал в иной, более добрый мир. Где не знали о боли, где все ужасы были только в мифах и книжках, где вера в божественное вмешательство преобладала над страхом. За потестатемы, проведенные с детьми Тиберия, Исхак ни слова не услышал про случившееся в Юменте и про Безымянного Короля. Словно рука у Владыки априори должна отрасти сама.

«Я их взрослее».

Эта мысль позволила расслабиться. Он с неисчезающей улыбкой следил за кривляньями Доминика. Его сестра расчесывала несмышленыша бронзовым гребешком, изредка поддевая брата историями из раннего детства. Исхак почувствовал себя своим.

Вскоре пламя жар-камней ослабело, наступало время сна. Доминик таки угомонился, расстелил постель, плюхнулся на кровать и тут же тихонько засопел. Между тем, маленький Луций не спешил за братом. Говоря в полный голос, он требовал от сестры рассказать ему историю.

— Уже поздно!

— Ну, пожалуйста!

— Нет.

— Ты обещала! — настаивал несмышленыш.

Прислоняясь спинами к стене, он и сестра сидели на двух соединенных кроватях. Исхак делал вид, что спит, хотя, прищурившись, следил за ребятами.

— Одну историю! Пожалуйста!

— Говори не так громко, — прошептала Гименея. — Брат и Исхак же спят.

— Ну и что! Если не расскажешь историю, то буду кричать!

— Ладно, ладно. Ты весь пошел в отца! Такой же упрямый. Про что тебе рассказать?

Ухмыляясь, Луций заявил:

— Про Сципиона!

Тяжело вздохнув, Гименея начала:

— Сципион и Антиклея жили в Нижнем Городе, когда…

— Не-е-е, — перебил несмышленыш. Голос был полон негодования. — Про это я уже сто раз слышал. Расскажи мне про приключения Сципиона после того, как его проглотил Универс.

— Ты потом не уснешь. Это страшная история.

Исхак мысленно согласился с Гименеей. Рассказы и поэмы из «Демортилиона» изобиловали кровавыми подробностями, монстрами и невероятно сложными сюжетами.

— Я ничего не боюсь! — шепотом заявил Луций.

— Хорошо. Так вот… До того, как Универс поругался с Безымянным Королем и не был погребен под землей, великан пожирал неудачно созданные Владыкой миры. Да, да: наш бог совершил множество ошибок до тех пор, пока у него не получилось всё так, как нужно…

— А сколько миров съел Универс? — спросил несмышленыш.

Гименея выпятила нижнюю губу и заявила:

— Хватит перебивать меня! Много слопал, понял? Если будешь мешать, то ничего не буду рассказывать. Слушай дальше. — Она с нежностью погладила лоб брата. — И вот когда Универс победил Сципиона и проглотил его, не разжевывая, то наш герой оказался в одном из неудачно созданных миров — Ахеянмборе. Его жители лишь отдаленно напоминали людей. У них были большие головы — вдвое больше наших! — и четыре руки. А сам мир напоминал наш с той лишь разницей, что снег по цвету напоминал золото, в небесах не жили дагулы, а все жители обитали в летающем замке.

Луций увлеченно слушал сестру. Казалось, даже не моргал.

— Правил в Ахеянмборе нелюдской король Хадрагуб, — сказала Гименея. — И вот, попав в новый странный мир, Сципиону ничего не осталось, как присягнуть на верность чужому Владыке…

Тишина, нарушаемая лишь сопением Доминика.

Несмышленыш вопросительно посмотрел на сестру.

— А монстры в том мире были?

— Конечно! Универс частенько глотал своих слуг и те прямиком попадали в Ахеянмбор. Страшнючие были монстры, я тебе скажу. Все огромные! — Гименея широко расставила руки. — С королевский замок! С миллионами острых треугольных зубов, с которых капала ядовитая слюна. Сморщенные все такие, неприятные, как младенцы. У монстров росли огромные хвосты, оканчивающиеся острыми костяными лезвиями.

Исхак чуть не выдал себя и не засмеялся. Прямых описаний чудовищ в «Демортилионе» не существовало. Гименея выдумывала на ходу, пытаясь испугать маленького брата. И это у неё хорошо получалось: Луций крепко прижимался к сестре.

— Ты готов слушать дальше? Или может оставим на завтра?

— Расскажи!

— Уверен?

— Да!

— Как я уже сказала, Сципион присягнул на верность королю Хадрагубу и стал помогать отбиваться от монстров. Да так это делал хорошо, что ни один его воин в кудбе не погиб. Слава пошла о нашем герое по всему летающему замку. Сам король любил его так сильно, что подарил золотой волшебный меч. Ведь больше чудовища Универса не убивали жителей!

Луций, закрывая рот ладошкой, тихонько захихикал. Лицо сестры сделалось печальным.

— Воины Сципионапринялись подстрекать своего вожака пойти против короля Хадрагуба. Ведь зачем им слабый и ненужный король? Сципион будет куда лучшим воителем! Наш герой долго сопротивлялся, не хотел даже слушать свою кудбу. Но темные мысли овладели им. И тогда, борясь с собственными чувствами, Сципион обратился к старейшинам Ахеянмбора и спросил, что произойдет, если король Хадрагуба умрет…

Луций напрягся.

— И что произошло дальше? — спросил он.

— Старейшины сказали, что власть перейдет в руки героя, а с ней — и вся сила правителя. И понял Сципион тогда, что с помощью магии сможет вернуть жену Антиклею. Он бросил вызов Владыке, тот его принял… Нелюдь и человек спустились с замка в ледяную пустыню и стали сражаться. Двадцать хакима прошло прежде, чем Сципиону таки удалось убить короля.

Облизав губы, несмышленыш удивленно заморгал.

— Ну! Геменея, не томи! Чем все закончилось-то?

— Наш герой победил, вся силы Хадрагуба перешла к нему. С помощью нее Сципион вернул Антиклею и с тех пор живет в мире Ахеянмбора. Конец.

— И это все? — озадаченно спросил Луций.

— Да.

— Странный конец…

— Я свою часть сделки выполнила! Давай спать!

Ворча, Луций разделся, бросил одежду на стул и нырнул под одеяло.

— А чем двадцать хакима Сципион питался? — спросил он. — Ну, когда дрался с королем!

— В мире Ахеянмбора все иначе. Можно съесть линумную лепешку и не голодать больше двенадцати менсе, — фыркнула Гименея.

— А откуда линумные лепешки?

— Всё, спать!

Когда его сестра скинула с себя робу, Исхак повернулся на другой бок.

Гименея порядком переврала «Демортилион». Эпос был куда сложнее, чем обыкновенная история про храброго героя, убивающего злых монстров. Даже Исхак частенько путался в сюжете. Но он знал настоящую концовку. На деле Сципион проиграл Хадрагубу. Королевский меч пронзил его сердце. После чего Владыка надругался над трупом и отдал останки тварям Универса, которые пообещали спокойствие в Ахеянмборе. В итоге Универс вернул мертвого героя в реальный мир и сделал из его плоти и костей арфу со струнами из жил.

Так закончился «Демортилион». Но ведь подобную историю не расскажешь малышу. Удивительно, как вообще Луций прознал про работы Валента Грациана?

Мысли затуманились, и Исхак провалился в сон.

* * *

Их разбудил раб Палатин. Положив на стол поднос с едой, слуга принялся негромко хлопать в ладони, обходя комнату. Исхак проснулся мгновенно, вскочил самым первым, заправил кровать и умылся в тазике с водой, который стоял у шкафа. К тому моменту, когда он схватил дымящуюся миску и глиняную кружку с ореховой настойкой, раб растормошил Доминика. Позевывая, старший сын королевского прокуратора кивнул ему и задорно щелкнул по носу спящему несмышленышу.

Исхак, ковыряясь ложкой в каше, как бы невзначай спросил у Палатина:

— Что-нибудь известно о состоянии Безымянного Короля?

Но слуга даже не посмотрел в его сторону, продолжая хлопать над кроватью Гименеи и Луция. Он всем своим видом показывал, как ему наплевать на гостя.

— Не обращай внимания, — одними губами сказал Доминик и сел рядом с Исхаком. Так и не умывшись, он усиленно стал поглощать еду. Ложка поднималась над миской с невероятной скоростью. — Палатин… всегда… такой… Он… как бы… и не должен… слушаться… нас…

— Прожуй и говори с Исхаком нормально! — заявила Гименея, протирая глаза.

Мгновенно расправившись с кашей, Доминик сказал:

— Палатина приставил к нам Безымянный Король. Поэтому он не любит слушать наши приказы, пока не получит большой костяной палкой по заднице.

Слуга покраснел, бросил гневный взор на старшего сына Тиберия и встал у двери. Ситуация с рабом была непонятна Исхаку. Почему он так нагло себя ведет с детьми королевского прокуратора? И отчего остальные это терпят?

— У нас сегодня важный анимам, — заметил Доминик. — Я покажу тебе замок. Заодно разузнаем о состоянии Владыки. Слышишь, Палатин? Тебе опять придется скакать за мной, чтобы я не нашкодил! Наслаждайся!

Слуга уставился себе под ноги, злобно двигая желваками.

— Гименея и Луций пойдут с нами? — спросил Исхак.

Девушка поднялась с кровати. Пришлось отвести глаза, так как она была в одной легкой линумной кофте.

— Не-е-е… — неохотно сказал Доминик. — У них дела: Луцию надо заниматься. Из-за того, что хаяты не желают учить малыша, пока я нахожусь с ними в одной комнате, мне приходится шляться по замку под присмотром слуги.

Ехидная улыбка не слезала с его лица. Исхак начинал понимать, почему слуга так вел себя. В школе он знавал несколько мальчишек, которые не могли спокойно усидеть на месте. Словно у них в заднице свербило. И мастера знали прекрасный способ угомонить буйных: посадить коленями на зерна линума на два-три потестатема. Однако Доминик — сын прокуратора. И делает, как посчитает нужным. Отсюда и проблемы.

— Только не лезь в неприятности! — попросила брата Гименея. Голос был полон решимости. — Сейчас не время. Надеюсь, ты это понимаешь.

— Сестрица, за всё будет хорошо. Обещаю. Просто покажу нашему другу замок и вернусь.

С этими словами он подмигнул Исхаку, незаметно для слуги схватил вчерашний мешочек с едой, спрятал за робой и махнул рукой.

В коридоре было на удивление тихо. Ни слуг, ни министров, ни лекарей. Словно вымерли.

— Щас вся возня на первом этаже, — пояснил Доминик. — Ставлю зуб, что Безымянный Король находится в тактической комнате, так как там куда удобнее для лекарей. Если бы Владыка был в своих покоях, то здесь бы не протолкнулись свозь толпу.

Пахло листьями рогерса.

Шаги отдавались гулким эхом. Исхак частенько оборачивался. Казалось, слуга только и делал, что пялился на него. Мерзкий парень. На вид ему хакима пятнадцать, но из-за худобы тяжело сказать наверняка.

– На втором этаже ничего интересного нет, — сказал Доминик, рукой показывая на высокие двери. — Здесь живут слуги. В конце коридора есть выход на самый гигантский балкон, что ты видел. Рядом с ним комната скорби.

— Комната скорби? — переспросил Исхак, задирая голову. Вчера не обратил внимания, какие же здесь высокие потолки.

— Ага. Специальное место, где собраны личные вещи ушедших правителей. Нам туда нельзя, к сожалению.

Чем дальше они уходили от покоев, тем выше становились двери. На каменных стенах красовались картины, изображавшие трех дагулов и Безымянного Короля в сияющем черном доспехе. Путь освещали жар-камни, горящие на специальных железных треножниках.

— Угрюмое местечко, — заметил Доминик. На миг его лицо стало серьезным. — Окон тут практически нет. Только в покоях Безымянного Короля и на первом этаже кое-где. Вот у нас дома всё иначе. В такие моменты, как сейчас, жалею, что приходится торчать здесь. Мне-то ладно, я привыкну ко всему, но вот Гименея и Луций чувствуют себя не очень.

— Откуда ты знаешь, что в покоях Владыки есть окно? — подозрительно спросил слуга.

Доминик лишь улыбнулся и толкнул массивную переднюю дверь. Пахнуло морозной свежестью, от неожиданности сперло дыхание. Поежившись, Исхак замер.

— Не стой столбом, — заявил сын прокуратора. — На первый этаж другого пути нет.

С этими словами он вышел на балкон. Снег скрипел под ногами, ветер выл и бросал в лицо колючую крупу. В чернильном небе горели выколотые точки звезд. «Жаль, я не набросил куртку».

— А сюда можно прийти попозже? — спросил Исхак.

— Кто запретит-то? Эта дверь всегда открыта. Как я уже сказал, только отсюда можно попасть на первый этаж. Хотя здесь холодина лютая, окоченеешь мгновенно.

Дыхание вырывалось белыми облачками.

С балкона отлично просматривались стена и бесконечные снежные просторы. «Наверное, раньше Безымянный Король сюда приходил и любовался суровыми красотами, — мелькнула мысль. — Здесь он планировал отправить прокуратора за павшим дагулом и спуститься в Юменту. Здесь рождалась история».

Доминик распахнул дверь, открыв взору длинный темный коридор, заканчивающийся лестницей на первый этаж. Исхак увидел рабов. Один из них усердно соскребал ржавчину с железной подставки для жар-камня, второй мокрой тряпкой счищал копоть. Мальчишки прошмыгнули мимо них.

По обе стороны коридора красовались массивные двери, украшенные резьбой и затейливыми медными ручками. Простые каменные плиты под ногами сменились причудливыми узорами из белого мрамора.

— Здесь тоже живут слуги, — пояснил Доминик. — Сложно поверить, правда? Отец рассказывал, что раньше здесь селили министров, но со временем от этой идеи отказались.

— Почему?

Парень пожал плечами.

— Дагул их знает. Я забыл.

Из огромной каменной арки на первом этаже до ушей донесся гомон толпы. После абсолютной тишины шум взрывал голову. Хотелось зажать уши. В ноздри ударили запахи бинтов и еще чего-то кислого.

— Не отходи от меня далеко, — сказал Доминик. — Сейчас не самое удачное время для прогулок, но мы справимся. Главное — не пялься на министров. Они это не любят и оттого бесятся. Если разозлишь, придется нам возвращаться наверх.

Лестница вывела в роскошную галерею, где воздух напомнил юментский зной, когда старейшины усиливали пламя жар-камней, дабы ускорить рост линума на фермах. На стенах услаждали взор бесчисленное количество картин, изображавших сценки из битв с тварями Универса. По углам галереи стояли величественные статуи Безымянного Короля.

Тут и там сновали слуги; министры столпились у дальней двери и о чем-то спорили друг с другом. Старейшины Анка нигде не было видно.

— Я оказался прав, — улыбнулся Доминик. — Владыку положили в тактической комнате.

— Тут так горланят, что я не слышу даже своих мыслей, — сказал Исхак. Слуга за его спиной хмыкнул. — Почему старейшина их не прогонит?

— Я не знаю. Пойдем подальше отсюда, пока какому-нибудь идиоту не придет в голову нас прогнать.

Они направились в противоположную сторону от толпы. Исхак то и дело оглядывался, чувствуя себя в замке ничтожным жуком.

Из галереи мальчишки попали в кухню. От одуряющей духоты бросило в пот, в желудке заурчало от аппетитных ароматов. Повара носились от одного огромного булькающего чана к другому, ругая при этом слуг за медлительность. Из-за жары лица у них были багровыми, а глаза блестели как при лихорадке.

— Следи за водой! Следи, говорю!.. — доносилось со всех сторон до Исхака. — Мельче режь мясо… Мне нужно больше листьев!.. Опять ошпарился, треклятый идиот!

Доминик незаметно подошел к ближайшему длинному столу и, пока никто из поваров не видел, схватил пригоршню орехов, рассовал по карманам. Слуга молчал, озабоченно оглядываясь.

— Что стоишь столбом? — спросил сын прокуратора. — Бери и пошли отсюда обратно на второй этаж. Сегодня нам ничего не светит. Народу слишком много. Завтра попробуем прогуляться.

Исхак ни к чему не притронулся, хотя на мгновение возникло желание взять несколько сладких плодов. Но перед мысленным взором появился мастер Преномен и осуждающе оглядел ученика. Нет уж, воровством он не будет заниматься!

Один из поваров заметил непрошеных гостей и заорал на них, грозясь кинуть огромным черпаком.

— Бежим! — испуганно крикнул Доминик.

Мальчишки побежали в галерею. Министры приметили их и провожали сердитыми взглядами. На миг стало тихо. Исхак почувствовал, как щеки обожгло от стыда. Хотелось провалиться сквозь землю. И зачем только доверился Доминику?

Уже на лестнице они остановились, переводя дух.

— Здо… рово, да? — спросил сын прокуратора, прислонившись спиной к стене. На лице расползалась широкая улыбка победителя. — Чуть… не поймали…

— Ты ведь мог просто попросить, — заметил Исхак, успокаиваясь. — Зачем воровать?

— Но ведь не скучно?

Слуга едва сдерживался, чтобы не наброситься на Доминика. Если повар его заметил, то ему хорошенько достанется. Теперь Исхак понимал причину злости раба. Видимо, уже не в первый раз Палатин попадал в неприятные ситуации из-за старшего сына прокуратора. «Меня ведь тоже использовали. Доминик не хотел мне ничего показывать. С самого начала запланировал «атаку» на кухню». Пальцы сжались в кулаки, мускулы напряглись. Пот лился по лицу, и одна капля, соскользнув с кончика носа, упала под ноги.

— Дагулья жопа! — вдруг воскликнул Доминик. — Я забыл кое-что сделать!

Исхак настороженно переглянулся с рабом.

— И что же ты забыл? — спросил он.

— У нас в покоях вода закончилась. Гименея слезно просила меня принести её.

— Потом принесешь…

— Нет! — Доминик вызывающе уставился на раба. — Палатин, ты можешь вернуться на кухню?

Слуга нахмурился.

— Ни за что! — заявил он. — Ты в своем уме? Меня же накажут!

— Да никто не накажет, расслабься. Мы и не сделали ничего плохого. Я же сын прокуратора, забыл? Что хочу, то и беру. Это всего лишь игра!

— Нет!

— Ну, пожалуйста, Палатин! — загундосил Доминик. — Прошу как друга, а не слугу. Если мы не принесем воды, Гименея меня убьет.

— А почему это сделать нельзя позже? — спросил Исхак.

— Потому что! — воскликнул Доминик и повернулся к рабу. — Принесешь, друг?

Слуга замотал головой.

— Нет! Мне надоело из-за тебя всегда попадать в неприятности. Я сегодня же расскажу Петронии обо всех твоих проказах!

— Она не послушается. — Доминик махнул рукой. — К тому же из-за случившегося с Безымянным Королем никто не будет возиться с тобой. Если ты принесешь воды, я обещаю, что не выйду сегодня из покоев. К тому же не забывай свое место! Кто ты, а кто — я! Петронии могу пожаловаться уже я и тогда…

Слуга задумался.

«Не позволяй так обращаться с тобой», — подумал Исхак.

— Точно обещаешь не выходить никуда?

— Палатин, правда! Я честно совсем забыл про воду. Не хочу огорчать сестру. Прошу!

— Ты будешь ждать меня здесь, на лестнице, — сказал раб. — Если опять обманешь, то — клянусь дагулами! — я изобью тебя. И наплевать, что меня из-за этого накажут. Ты понял? Я не твой слуга, чтобы со мной так обращались!

— Хорошо, — кивнул Доминик. — Все будет так, как скажешь. Я и Исхак подождем тебя. Спасибо большое!

— Без обмана?

— Ага!

Оглядев его с ног до головы, слуга развернулся и спустился по лестнице.

Когда он скрылся за аркой, Доминик бросил:

— Боги! Да Палатин доверчивее Луция. Ты представляешь, как повар ему сейчас всыплет?

Исхак скривился.

— Зачем было это делать?

— Так надо. Ты его совсем не знаешь. Он куда хуже, чем кажется. К тому же влюблен в мою сестру.

— И потому плохой?

Доминик похлопал себя по животу, ухмыляясь. Он был на три ступеньки выше Исхака.

— Конечно нет. Но этот раб не заслуживает даже уважения Гименеи после того, что сделал. Ты скоро обо всем узнаешь. Я практически поймал его в ловушку! Видишь, как бегает? Стоит только заикнуться, как он уже бежит. А раньше все было иначе…

Исхак замотал головой, не соглашаясь. Хотелось поспорить, но вдруг Доминик прав? Вдруг Палатин действительно не такой, каким кажется? Хотя ни одного его дурного поступка Исхак не видел, а вот сын прокуратора вел себя неподобающе для знати.

«Надо было идти к Море или Квинту».

— Что угрюмый такой?

— Неважно.

— У меня есть для тебя предложение, — сказал Доминик. — Хочешь увидеть башню старейшин изнутри? Готов поспорить, что ты никогда не был там!

Исхак нахмурился.

— И как мы туда попадем?

— Через проход, конечно! — Сын прокуратора спустился к нему. — Старейшина Анк наверняка сидит у кровати Безымянного Короля, а все остальные священнослужители мертвы! В башне никого нет! Я уже два анимама как туда хожу!

От Доминика исходил запах чернил. Исхак обратил внимание на синие пятна на его пальцах. «Он когда-нибудь моет руки?»

— Пойдем!

— Ты с ума сошел. А если нас поймают?

Сын прокуратора махнул рукой.

— Я же говорю: в башне никого нет. Мы только посмотрим одним глазком — и обратно. Обещаю!

«Твои обещания ничего не стоят», — подумал Исхак. Но вместо этого сказал:

— А слуга? Мы должны оставаться тут.

— Не будь таким же глупым, как Палатин! — сердито воскликнул Доминик. — Я специально отправил за водой, чтобы избавиться. Он нас не найдет! Ну же! Я доверяю тебе. Увидишь, что я не такой плохой.

Не выдержав его взгляда, Исхак уставился под ноги.

— Хочешь, я попрошу прощения? — спросил сын прокуратора.

— Зачем?

— Ну, ты же догадался, что я использовал тебя. Мне надо было попасть на кухню. К тому же Гименее действительно нужна вода. Ничего страшного не произошло.

Исхак пожал плечами. Ему не хотелось никуда идти, особенно после случившегося. Но Доминик умел убеждать.

— Не знаю…

— Всё! Пойдем!

Мальчик схватил Исхака за локоть и потащил наверх.

— Палатин обещал тебя побить…

Доминик махнул рукой:

— Он постоянно грозится. Не обращай внимания. Нас ждет башня!

«Не доверяй ему», — прошептал внутренний голос мастера Преномена. Но Исхак не мог устоять.

Как только они поднялись по лестнице, Доминик резко повел его влево.

— Эй, нам же не туда! Ты сам говорил…

— Я кое-что отдам и — сразу же к башне.

— Ты опять наврал!

Лицо Доминика сделалось серьезным, как будто невидимая ладонь стерла улыбку. Они остановились. Рабов, чистящих подставки для жар-камней, уже не было.

— Исхак, прошу: мы потратим несколько перкутов на хорошее дело. Я буду в долгу. Буду исполнять любой приказ.

Не понимая, что делать, Исхак кивнул и направился вслед за мальчиком. Тускло освещенный коридор стягивался в мутную щель. От этой игры воображения закружилась голова. Захотелось прислониться к стене.

На пути изредка попадались слуги. Их лица пугали пустотой. И все носили одинаковую одежду: серая накидка, белая тога, коричневые сандалии.

Впереди показался силуэт мальчика, чистящего мокрой тряпкой мраморную стену. На фоне массивной двери его тельце казалось совсем крохотным.

— Привет! — воскликнул Доминик.

Незнакомый мальчик повернулся. Его лицо состояло из острых углов — острый нос, квадратная челюсть, тонкие брови и ясные карие глаза. Взор Исхака тут же зацепился за уродство раба: вместо правого уха торчал бесформенный обрубок.

Оглянувшись, Доминик достал из-под робы вчерашний мешочек с едой и протянул несмышленышу.

— Это тебе.

— Спасибо. — Голос слуги был неестественно спокоен.

«Сколько ему хакима? На вид пять-шесть, но — великие дагулы! — у него взгляд как у старика!»

Исхак почувствовал резкий укол страха.

— Только не делись едой ни с кем кроме Гайды, — сказал Доминик, положив руки на плечи мальчику. — Больше никаких стариков, хорошо? Он тебя чуть не выдал в последний раз! Чтобы ни одна душа не узнала про этот мешочек!

— Не волнуйся. Всё хорошо.

— Нет, не хорошо! Если остальные слуги в твоей комнате узнают про то, что я тащу тебе еду, то станешь изгоем. Прошу, Зайн, отнесись к этому серьезно.

Доминик больше не шутил, лишь строго смотрел на мальчика, который едва ему доставал до груди.

— Как ты? — спросил он. — Никто не обижает?

Зайн помотал головой.

— А Гайда как? Все переживает? — не унимался сын прокуратора.

— В потестатемы сна плачет. Хочет увидеть отца.

«Гайда и Зайн, Гайда и Зайн, Гайда и Зайн…» Знакомые имена, но Исхак не мог сообразить, откуда их помнит.

Безмятежность несмышленыша отчего-то внушала ужас.

— А остальные как реагируют? — спросил Доминик.

— Рабам наплевать. Лишь бы не мешала спать.

— В следующий раз вместо меня придет Гименея. Палатин уже начал догадываться, что я ношу еду тебе.

Зайн спрятал мешочек под тогу.

— А ухо как? — спросил Доминик.

Несмышленыш коснулся ладошкой до обрубка.

— Не болит, — сказал он. — Только… только не слышу ничего.

Не ответив, Доминик тяжело вздохнул. Он сгорбился, убрал руки с плеч несмышленыша.

— Нам надо уходить, Зайн. Палатин может скоро вернуться.

От Исхака не ускользнуло, как заблестели глаза сына прокуратора. Все еще находясь в стороне от странной парочки, он ощутил себя неуютно. Словно подглядывал за непристойной сценой. Его тянуло пойти в свои новые покои.

— Хорошо, — без тени эмоций сказал Зайн. — Гайда будет рада мешочку с едой.

Доминик махнул рукой Исхаку, и они направились к центральному коридору в паршивом настроении. Их шаги гулко отдавались в узком пространстве. Где-то позади громко запричитал раб, проклиная копоть на стенах. «Я здесь как в клетке. Долго ли продержусь? Квинт говорил об ограниченных запасах еды на складе… Кто умрет первым? Этот странный мальчик без уха? Потому что никому из рабов нет дела? Великие дагулы! Не дайте случиться горю».

— Теперь ты понял, почему я отправил Палатина на кухню? — сказал Доминик угрюмо. — Из-за него постоянно неприятности. Он не один раз крал еду у малыша! Палатин — последняя мразь, поверь мне. Если будет возможность, я убью его.

Исхак кивнул.

— А кто этот Зайн и Гайда? — спросил он. — Имена знакомые, но не получается вспомнить…

— Ты давно не вылезал из своей астулы! Боги! Да вы послали мне…

— Просто ответь.

— Зайн — единственный сын Дуа Нокс, а Гайда — дочь Акифа Дахма. Ты видел отпрыска знатного прокуратора. Наверное, не стоит упоминать, что Безымянный Король лишил знать всего имущества в Юменте. Якобы из-за связей с лжепророками, хотя лично я не верю.

Исхак вспомнил. Конечно же! Вот почему имя Зайн было ему так знакомо.

— Как вы познакомились? Как давно подкармливаешь их?

— Ты задаешь слишком много вопросов, — ответил Доминик. — Давай потом, хорошо? Ты же все еще хочешь добраться до башни старейшин?

Мальчики вновь вышли на балкон, бегом на морозе добрались до двери, оказались в уже знакомом коридоре и, не дойдя до его конца, свернули направо. После холода щеки горели, согреться не получалось, несмотря на все усилия.

Взор задержался на огромной барельефе на стене, изображавшем великана Универса, опрокинутого в бесконечную бездну. Мраморная плитка под ногами сменилась хоть и грубыми, но хорошо подогнанными камнями.

— Переход чудно устроен, — сказал уже заметно повеселевший Доминик. — Он находится на втором этаже, рядом с покоями Безымянного Короля. С улицы переход напоминает соплю, повисшую на двух пальцах.

Коридор резко изменился. Это было сложно объяснить. От камней вдруг повеяло теплом, а рассеянный свет ударил прямо из стен. Мальчики пошли по мягкому лиловому ковру, скрадывавшему звуки шагов.

— Мы в переходе, — сказал Доминик, лукаво улыбаясь. — Круто, да? Здесь всё такое необычное!

— А как мы прошли мимо покоев Безымянного Короля?

— Дверь неприметная. Ты бы видел, в какой комнате он только живет! Там ничего нет практически. Огромная такая комнатища, в которой Владыка тренировался вместе с мастером Гуфраном! Я потом как-нибудь тебя отведу, сам оценишь.

— Ты ходил в покои Безымянного Короля без Его ведома? — поразился Исхак.

— Закрой рот, малыш, а то челюсти сведет!

Исхак остановился, поражаясь тому, как тело обрело легкость. Возможно, дело было в сладком аромате рогерса: сушеные листья лежали рядом с ковром. Башня старейшин манила секретами и духом древности. Любой служка в астуле мечтал оказаться здесь. И лишь у немногих это получалось.

Дрожа от возбуждения, Исхак подошел к стене, провел ладонью по вырывающимся из камней лучам света…

За спиной раздался крик.

— Гнилой ублюдок! Дерьмо дагена! Мразь!

К ним, скривившись от злости, подбежал Палатин. Доминик поднял руки, хотел было успокоить слугу, но получил кулаком в живот. Закашлявшись, он рухнул на колени. Удары посыпались на него, как зерна в молотилку. Раб врезал ему в челюсть ногой, повалил. В один миг лицо Доминика превратилось в кровавое месиво.

Исхак хотел вмешаться, но страх сковал его. Оставалось только наблюдать, как сын прокуратора все слабее и слабее отбивался от ударов, как алая жидкость скапливалась у его головы. Палатин не знал пощады, повторял без конца:

— Сдохнешь-сдохнешь-сдохнешь…

«Сделай же что-нибудь! Не стой столбом!»

Но внутренние приказы слабо помогали. Слуга разъяренно ревел, не прекращал бить руками и ногами по уже несопротивляющемуся телу. Вдруг он рванул руку сына прокуратора с такой силой, что в плече хрустнуло.

— Прекратить! — Прогремел богоподобный голос.

Палатин застыл, словно замороженный, бросил взор на пришедшего и побелел. Страх в его глазах все рос.

— Что здесь произошло?

В коридоре возник королевский министр Квинт. Он словно состоял из теней: дорогой черный плащ ниспадал так, что не было видно сапог, как и оружия. Лишь измождённое лицо отчетливо выделялось в свете.

— Объяснись, раб, или сдохнешь! — сказал Квинт, кипя от гнева.

Палатин упал на колени и принялся лопотать:

— Хозяин, я невиноват! Доминик сам меня вынудил! Я тщательно следил, чтобы он не ходил в башню старейшин и не осквернял своим присутствием здешние стены. Но этот подлый мальчишка обдурил меня и убежал с новеньким…

— Я все понял, — неожиданно спокойно сказал Квинт. Лицо его разгладилось, голос утратил жесткую хриплость.

Исхак по-прежнему не мог пошевелиться, не веря в происходящее.

— Подойди ко мне, раб, — попросил министр. — Ну же! Смелее, я не обижу тебя.

Всхлипнув, Палатин поднялся, неуверенно поплелся к нему. Слезы катились по его лицу, губы дергались, кривились.

— Ближе, ближе… Я понимаю… Всё понимаю… Сын прокуратор заслужил такое обращение… Тебе ничего не будет…

Квинт резко подскочил к слуге и вцепился мертвой хваткой ему в горло. Тот беспомощно замахал руками, тщетно стараясь вздохнуть. Несмотря на худобу, министр не отпускал свою жертву, сжал челюсти. Палатин отчаянно попытался стряхнуть его с себя. Через несколько бесконечных мгновений раб безвольно повис на руке, затихнув.

Квинт брезгливо скривился, бросил тело себе под ноги и посмотрел на Исхака. Он казался воплощением бога смерти.

— Ты серьезно влип, малец.

Глава третья. Мора

Венерандум, королевский замок

Ей всё снилось. Мора поняла это после того, как зачерпнула горсть снега и покатала её в руках. Пальцы не обжигало от холода.

Она была тепло одета: сделанные из грубой кожи сапожки до колена, две пары штанов, бесчисленное количество кофт и черный плащ с капюшоном. Словно отправили в поход вместе с людьми Тиберия.

Вокруг, насколько хватало глаз, простиралась белая безжизненная пустыня. Поэтому Мора беззаботно шла вперед, изредка сворачивая то направо, то налево. Какая разница? Вокруг все равно снег! Чернело небо над головой, блестели звезды. Однако их свет казался искусственным, словно жар-камни горели далеко-далеко. Стоило сосредоточить на чем-нибудь взор, как вещи или места теряли детали, становились плоскими. Например, смотришь на варежки, различаешь потертости, торчащие нити, а потом вдруг всё пропадает.

Мора не обращала на это внимание и продолжала идти. Снег хрустел под ногами, дыхание вырывалось белыми облачками. Казалось бы: надо бояться, звать людей, но орган, отвечающий за страх, видимо, отказал. Сон рано или поздно закончится…

Огненный Шар освещал ледяную пустыню, но отчего-то не мог разогнать тьму в небесах. Порой Мора останавливалась и пыталась разглядеть дагулов. Их очертания угадывались далеко за горами, однако то и дело растворялись во мраке.

«Как мне проснуться?»

Мора сняла варежку, бросила под ноги и, не мешкая, укусила себя за большой палец. Укусила больно, до крови. Алые капли принялись срываться на невероятно белый снег. Сон не ушел. Она по-прежнему бродила по бескрайней пустыне.

Когда сил на то, чтобы двигаться дальше, уже не было, пространство вокруг неё преобразилось. Вмиг абсолютная тишина сменилась воем и криками. Десятки, сотни, тысячи людей сидели на снегу.

«Откуда они появились?»

Пепел покрывал худые тела так плотно, что не оставлял чистых мест. Сгорбленные, скрюченные, исторгающие из себя вопли страдальцы тянули дрожащие руки к Огненному Шару в надежде… в надежде на что? Согреться? Докричаться до богов? Люди, изредка касаясь пальцами налитых кровью глаз, не отрывались небес, словно надеялись вознестись туда и утонуть в черноте.

Мора обходила их, стараясь не задевать. Вскоре плащ все равно испачкался в пепле. Наконец, она увидела знакомое лицо и уверенно, расталкивая людей, направилась вперед.

— Тит! Тит! Я тут!

Мальчик сидел на снегу, скрестив ноги, и ладонями опирался о колени. Из одежды на нем была лишь грязная набедренная повязка. Как у остальных страдальцев, его тело покрывал плотным слоем пепел.

— Тит! — крикнула Мора, чуть не упав из-за чьей-то раскинутой ноги.

Мальчик заметил её, едва улыбнулся и сказал:

— Я рад тебя видеть!

Она опустилась на колени перед ним и, не обращая внимания на грязь, обняла. В ноздри ударил запах гари, отчего во рту появился горьковатый привкус.

— Нам надо поговорить, — сказал мальчик. — Времени мало.

Вокруг кричали, стонали, тянули руки к небесам. Словно по команде люди отворачивались от Моры, стоило ей лишь бросить случайный взгляд на них.

— Тит, я столько должна рассказать! Ты…

Он положил палец ей на губы и сказал:

— Позже. Сначала я. — Голос его стал низким, как у взрослого. — Вы в большой опасности! Ты даже представить не можешь, какая сила вступила в игру.

— Я… я не понимаю.

— Он скрывается, не выдает своих возможностей, но Хозяин его чувствует. Понимаешь?

Мора нахмурилась.

— О ком ты? — спросила она. — Что за «хозяин»?

Тоненькая струйка крови стекала из губ Тита.

— Соображай, Мора! — рассердился мальчик и стукнул по лодыжке, взвив облачко пепла. — Соображай! В Венерандуме появилась сила, способная уничтожить весь Мезармоут. Бог! Понимаешь? Он скрывается среди людей, но так долго не продлится. Будут жертвы.

Мора села напротив Тита, пытаясь не обращать внимания на стоны людей. Получалось плохо: их завывания, казалось, ржавыми гвоздями впивались в череп, мешали думать.

— Бог на стороне Гектора?

— Нет! — Малец закрыл глаза и заговорил медленно, тщательно подбирая слова. — Эта сила намного страшнее Гектора. И ты должна обнаружить её. И чем быстрее, тем лучше!

— А какой бог?

Тит пожал плечами:

— Не знаю. Кто-то древний, могущественный. Один из тех, кто создал людей. Бог-судьба…

— Я не понимаю!

Мальчик положил ладошку ей на колено. Кровь обильно стекала с его губ, но ему, казалось, было абсолютно наплевать. Голос его не менялся.

— Просто доверься. Сейчас мы в Абстракции, и никто нас не услышит. Мой хозяин общается с тобой через меня. Подумай, кто ведет себя странно в замке! Понимаю, что ты всего один анимам, но божественную сущность нелегко скрыть. Приглядись!

«Исхак? Нет, вряд ли. Старейшина Анк? Квинт? Он странный… Хотя… Стоп-стоп-стоп. Исхак вчера говорил, что у Квинта есть способность видеть лжепророков. Является ли это доказательством? Надо все хорошенько проверить».

Мора не могла оторваться от стекающей на снег струйки крови Тита. Хотелось помочь несмышленышу, однако тело не слушалось.

— Береги себя. Не подставляйся! И если прижмешь бога, не дай себя одурачить! Он будет многое обещать.

«Прижмешь бога… Разве подобное возможно?»

— Я постараюсь, — пообещала Мора.

— Плохие новости не заканчиваются, — сказал Тит. — Открой рот.

Она хотела задать вопрос, но внезапно по телу пробежал холодок, а мозг пронзило тысячами иголочек. Неведомая сила влилась в неё. Челюсти сами собой разжались. Да так сильно, что из глаз брызнули слезы.

— Не сопротивляйся, — пообещал мальчик. — Всё будет хорошо.

От живота до груди обожгло болью, словно когтем прочертили линию. Затем невыносимая резь перебралась к горлу, заскреблась там. Мора попыталась завопить, однако что-то мешало ей это сделать. Она закашлялась и, наконец, исторгла из себя черный склизкий комок.

— Маленький шпион, — сказал Тит.

Сгусток ожил, выпустил сотни маленьких усиков, которые тут же принялись вибрировать. Показались крючья-лапки. Существо зашевелилось, попыталось закопаться в снег, но мальчик поймал его и спрятал в ладошках.

— Самый прекрасный секрет, — сказал Тит, баюкая комок. — У каждого жителя Мезармоута есть такой.

Мора откашлялась, прижимая ладонь к груди. Её по-прежнему ломало. Рот словно разорвало после существа. Она коснулась губ, затем взглянула на пальцы. Даже крови не было. «Всего лишь сон. Треклятый сон! Тогда почему так больно?»

— Нужно найти способ избавиться от маленького секрета, — заметил Тит.

— Что это за тварь?

— Мора, именно из-за неё ты стала человеком. Она также необходима тебе, как воздух. Ты не поверишь, но каждый лекарь знает о её существовании.

— И почему тогда я должна избавиться от… от существа?

— Тот, кто создал его, в любой момент может сменить милость на гнев. И в одно мгновение уничтожить людей.

— Еще один бог? — спросила Мора.

Тит кивнул и бросил паразита на снег. Существо принялось извиваться, словно угодило в огонь. Облачка пара исходили от склизкого тельца.

— Правильно мыслишь, — сказал мальчик. — Еще один бог. Возможно, тот же. Я не знаю.

— Как мне вытащить тварь из себя?

— Я расскажу чуть позже. Хозяин ищет способ. Пока лишь знай об опасности.

Поднявшись, Тит помог ей встать и повел среди пепельных людей. Приходилось тщательно ставить ноги, дабы не наступить случайно на чью-нибудь ногу.

— Я скучаю по тебе, — сказала Мора. Язык еще плохо слушался. — Ты невиноват в случившемся.

— В Абстракциях хорошо, поверь. Не ругай себя. Судьба приняла такой оборот, и ничего с этим поделать нельзя.

Он резко свернул направо.

— Что за Абстракции? Сны? — спросила Мора. Плащ постоянно цеплялся за людей, и она его скинула. Странно, но холоднее не стало.

— Абстракции — это то, где окажется каждый человек. Всему свой черед. Кстати, именно тот вылезший из тебя секретик не дает спать. Помнишь луч света, из которого вырывается здоровяк? Он еще страшно орет. — Мальчик передразнил с отвращением: — Я твой бог! Я твой бог!

— Да, помню. Куда мы идем?

— Мы уже пришли.

С этими словами Тит махнул ручкой в сторону сидящего к ним спиной парня. По широкой мускулистой спине бугрились мышцы. Плечи были массивные, налитые уверенной силой. Давно нестриженные, припорошенные пеплом, волосы развевались на ветру. Мора сжалась, тяжело задышала. Она узнала фигуру парня.

Прокол. Он тоже в её сне.

«Ничего страшного со мной не произойдет. Я могу постоять за себя!» Пальцы сами собой сжались в кулаки. Жаль, у нее не было оружия. Нож придал бы уверенности.

— Не бойся, глупая, — сказал Тит и встал перед парнем, глядя на неё. — Отец уже понес наказание. Подойди сюда.

Но Мора не могла сдвинуться с места. В памяти всплыл отчетливый образ: она извивается на полу, а брат сдирает с неё одежду и смеется. Этот смех такой самодовольный, такой жестокий…

«Подойди. Хватит».

Сжав губы, Мора заставила себя сделать шаг. Затем — еще. За несколько бесконечно долгих ударов сердца она встала рядом с Титом и уставилась на мучителя. С последней её встречи брат не изменился: у него по-прежнему вместо лица была ровная гладкая поверхность.

— Зачем ты привел меня сюда, Тит? — спросила Мора.

— А ты не видишь?

Сначала Мора подумала, что Прокол прижимает к груди кусок плаща, но, всмотревшись, с холодной ясностью осознала происходящее. Брат баюкал человеческую кожу. Вот очертания рук, вот — ног. Лица она, к радости, не разглядела.

К горлу подступил тяжелый ком, в желудке заурчало.

— Мерзость. Откуда Прокол её взял?

Тит размазал тыльной стороной ладони кровь по щекам.

— Мы передаем её, — сказал он. — Каждый, кто оказался в ледяной пустыне, должен потрогать кожу Безымянного Короля.

— Что?

Она остолбенела. По спине скользнуло нездешним холодком.

— Коснись. Это приятно.

И снова Мора ощутила, как в неё влилась темная сила. Рука сама потянулась к страшной находке. «Я не хочу, не хочу!»

Кожа оказалась холодной и на удивление мягкой. Словно трогаешь бурдюк с водой.

— Чувствуешь? — спросил Тит, улыбаясь.

— Это… это мерзко.

— И вовсе нет.

Прокол нежно положил кожу на снег, как будто укладывал любимую на постель.

— Откуда она у вас? — спросила Мора, вытирая руки о кофту.

— Хозяин принес. Он теперь всегда грустный после гибели Безымянного Короля.

Мора промолчала.

На том месте, где должны были быть глаза на человеческой коже клубилась тьма, нарушаемая блеском звезд и светом облаков туманностей. Словно всматриваешься в космос.

— Это же настоящий Безымянный Король?

— Да, Мора.

— Невозможно.

Тит лишь пожал плечами и сказал:

— Папа, отдай подарок следующему.

У Прокола не было ушей, однако он кивнул, аккуратно сложил кожу и, медленно ступая, направился в гущу сидящих людей.

— Мора, сходи к деду Мартину. — Голос Тита вновь стал детским. — Он с бабушкой сильно переживает нашу утрату. Кроме тебя у них никого не осталось.

— После всего произошедшего — нет, — твердо сказала она, наблюдая как брат все дальше уходил от нее.

— Он был под влиянием прадеда.

— Но Мартин мог бы меня спасти! Там, в казематах!

Из глаз Тита потекли кровавые слезы.

— Все ошибаются, Мора. Дед изменился. Прости его.

— Ты говоришь, как взрослый. Ты ненастоящий.

— В Абстракциях все меняются, — сказал Тит. — Просто помни: дед может управлять солдатами.

— Они больше не принадлежат ему!

— Посмотрим.

Они замолчали. Хотелось спросить у несмышленыша, когда же она проснется, однако чувствовала, что момент неподходящий. Сказать сейчас слово — значит разрушить между ними связь. Вопросы роились в голове, как рой хунфусе, не давали сосредоточиться на чем-то конкретном. Бог в Венерандуме, паразиты, кожа Безымянного Короля…

— Проснись, Мора, — сказал Тит. — Мы еще поговорим.

* * *

Слуга тихонько стояла возле двери, дожидаясь её пробуждения. Белая трость и аккуратно сложенная одежда лежали на кресле. Зевнув, Мора голой дошлепала до железного тазика, ополоснула теплой водой лицо и почистила зубы мягкой щеткой. После пробуждения мысли скакали, мешались друг другу. К тому же из-за жесткой кровати болели спина и затылок.

— Как вам спалось, госпожа? — спросила слуга. Это была рабыня в белой тоге, что вчера привела её и Исхака в покои.

«Посмотри на моё лицо, сладкая. И поймешь без слов». Но Мора сказала иное:

— Хорошо, спасибо. Как тебя зовут?

— Метелла, госпожа.

Хорошо сложенную фигуру не могла скрыть даже просторная тога. Кожа была гладкая и чистая. Красивое гордое лицо оставалось неподвижным, словно его высекли из мрамора. Однако эмоции и желания рабыни выдавали быстрые живые глаза цвета зеленого листа.

— Есть какие-то известия о здоровье Владыки? — спросила Мора, давая слуге себя одеть.

— Лекари за потестатемы сна так и не вышли из покоев, госпожа. Министры толпятся у входа, шумят, не слушают даже старейшину Анка. Лишь господину Квинту удалось их как-то успокоить сегодня. Всё волнуются.

Метелла едва доставала Море до груди, а она сама не могла похвастать высоким ростом.

— Как только я поем, спустимся вниз.

— Да, госпожа.

Ароматом свежесваренной мясной каши, казалось, пропитались все стены. Сглотнув слюну, Мора села за стол и принялась есть. В голове крутилась лишь одна мысль: «бог в Венерандуме». Можно ли верить сну? Или это все плод её уставшего мозга? «Я должна поверить. У меня нет выбора».

Если предположить, что она действительно разговаривала с Титом, то получалась совсем безрадостная картина. Солдат в Верхнем Городе недостаточно для защиты. К тому же они в любой момент могут вернуться к её отцу. Еды мало. Безымянный Король лежит без сознания с отрубленной рукой. И неизвестно очнется ли он. Довершает всё бог, расхаживающий по замку…

«Тит не говорил ничего про замок. Венерандум, так он сказал».

В голове просто не укладывалось, что некое сверхсущество разговаривает с людьми и тщательно следит за обстановкой в городе. Это невозможно! Одно дело читать про богов в книжках, а другое — столкнуться с ними вживую. И кто мог скрываться в человеческом обличье?

«Не спеши. А как же паразиты? Про них ты забыла?»

Мора отмахнулась от этой мысли. Позже надо поговорить с лекарем. Тем более сам Тит сказал ждать.

Доев кашу, она не без труда поднялась со стула, взяла трость. Позвоночник ломило от боли. Стоило шевельнуться, как что-то противно хрустело в спине. К тому же правое колено не желало сгибаться, опухла лодыжка.

«Мне словно сто хакима».

— Метелла, будь добра: отведи меня к покоям Безымянного Короля.

— Хорошо, госпожа. Нам в галерею. — Рабыня нахмурилась. — Позвольте сказать.

— Говори.

— Вы неважно выглядите. У вас опухло лицо. И я могла бы нанести на вашу спину лечебную мазь…

Мора отмахнулась:

— Позже.

Путь вниз, казалось, занял целую бесконечность, наполненную невыносимыми страданиями. Каждый шаг давался с огромным трудом, словно вдруг ноги заменили на неподъемные мраморные колонны. Дрожь в руках была такой сильной, что Метелла потребовала остановиться у одной из огромных костяных дверей, наплевав на замечания хозяйки. Мора не могла понять, почему вдруг её тело перестало слушаться. Неужели мешают боги?

«Я просто еще не оправилась. Вот и всё. К тому же здесь, в замке, дуют такие ветра… Простудила мышцы».

Сложнее всего дался переход через балкон. Приходилось следить, чтобы ноги не разъезжались на скользком, вычищенном от снега полу. Трость так и норовила выскользнуть из рук. Мора мысленно проклинала себя за немощь, как будто была виновата в болях в позвоночнике. Если бы Метелла вовремя не подхватила её, то она бы обязательно распласталась на балконе. Да еще бы и сломала себе что-нибудь!

Преодолев ступени на первый этаж, Мора наконец смогла немного перевести дух. Пот катился градом по лицу, ноздри жадно всасывали воздух. «Наверное, у меня еще тот видок».

Министры толпились в правом конце огромного зала. Метелла объяснила: раньше здесь была галерея, но по приказу Безымянного Короля переделали в мастерскую, дабы вкороткие сроки собрать сани для экспедиции Тиберия.

Оглядев себя у лестницы, Мора тяжело вздохнула. Подмышками чернели вонючие пятна пота; край длинного плаща был испачкан то ли грязью, то ли краской. К тому же Мора чувствовала, как горят щеки. Видимо, сейчас она краснее цветка мортема.

«Да и наплевать!»

— Мора, рад вас видеть! — воскликнул толстяк в легкой линумной одежде, вышитой золотыми нитями и украшенной драгоценными камнями размерами с женские ноготки.

Он, широко улыбаясь, поковылял в её сторону. Мора попыталась лихорадочно вспомнить, где раньше его видела, но ничего не получилось. «Притвориться, что я его узнала? Или же сказать правду?»

Она направилась в сторону незнакомца. Шаги выбивали устойчивый ритм по начищенным до блеска мраморным плитам. Сначала шуршание сандалии, затем клацанье трости об пол, затем — подтаскивание больной ноги.

— Жаль, мы увиделись при таких печальных обстоятельствах! — воскликнул толстяк.

Министры даже не смотрели на Мору, занятые беседами. «Возможно, это к лучшему». Они, казалось, находились в другом конце ледяной пустыни. Невообразимое расстояние для девушки с незажившим позвоночником.

— Дайте я вас обниму, милая!

Толстяк попытался было обхватить её своими невообразимими лапищами, но, увидев, как она зажмурилась в ожидании волны боли в спине, так и застыл.

— Ой, прошу прощения, — смутился он. — Я совсем не подумал…

Изо рта незнакомца несло гнилью. «Ел на завтрак дохлого дагена?»

— Всё хорошо, — сказала Мора, глядя ему в глаза. — Простите, но я вас не помню…

— Вы тогда еще были крохой… Но я совсем забыл про предписания тхатха! Меня зовут Мектатором. В честь Мектатора Скавра! Больно уж отец был помешан на историях о войне с монстрами Универса…

Мора кивнула, заметила пятна пота на его серой линумной тунике с длинными рукавами. «Хоть чем-то мы с ним схожи».

— А где я вас могла раньше видеть? — спросила она. — В Юменте?

Толстяк кивнул.

— Десять хакима назад я посещал дом вашего отца… — Он запнулся, но, увидев, как Мора пренебрежительно махнула рукой, продолжил: — Посещал дом вашего отца, чтобы договориться о поставках зерен фоэнума в королевский замок. Видите ли, я вхожу в министерство двора и отвечаю за склады с едой…

— Странно, я вас не запомнила, — сказала Мора.

«Не грубо ли?» От этой мысли её отвлек резкий укол боли в пояснице. Если в скором времени не сесть, то мучения станут нестерпимыми.

— А мне казалось, я произвел впечатление, — добродушно ответил Мектатор. — Вы всегда были невероятной красавицей.

«Была…»

Мителла, заметив, как в очередной раз скривилось лицо хозяйки, достала из крохотного заплечного мешка стеклянный сосуд, наполненный вязкой коричневой жидкостью, и протянула Море.

— Что это?

— Сок листа умулуса, госпожа. Пройдет боль.

— Ты предлагаешь мне хмельную настойку? — спросила Мора, закипая от злости. Да что рабыня о себе возомнила?

Склонив голову, Мителла ответила:

— Нет, госпожа. В соке умулуса нет туманящих разум веществ…

Её поддержал толстяк:

— Выпейте, Мора. Вам действительно полегчает. Если вы хотите сохранить достоинство с этими… — Он кивком показал на толпу министров. — С этими людьми, с вашего позволения, вы должны выглядеть… Эм, презентабельно.

Его низкий голос с хрипотцой завораживал Мору. Несмотря на полноту, было в Мектаторе что-то обаятельное.

— Хорошо.

«Я доверяю незнакомым людям. Почему?»

Не без труда повернувшись к рабыне, Мора взяла откупоренную склянку и выпила густую и холодную гадость. В животе тут же разлилось приятное тепло. Через несколько мгновений боль в спине отступила, сменилась легким покалываниям. Дышать стало легче, словно с груди сняли металлический обруч.

— Спасибо, — прошептала Мора.

Мектатор хитро переглянулся с Мителлой и подмигнул ей.

— Честно говоря, я сам частенько пью сок листьев умулуса, — сказал он. — Ноги уже не те. Опухают и болят к концу анимама. Порой даже не могу встать с кровати. Знаете ли, нет ничего хуже, чем вид немощного толстяка, растянувшегося на полу.

Бросив взор на толпу министров, Мора сжалась. Нестерпимо хотелось вернуться в покои. От такого количества людей в груди начинал копошиться страх — такой сильный, что холодели кишки. «Ради чего мне эти страдания?»

Уловив её замешательство при виде высоких чиновников, Мектатор подставил локоть.

— Хватайтесь, Мора. Я буду вас защищать от всех этих людей, если позволите.

— На самом деле мне надо попасть в покои Безымянного Короля.

Толстяк так добродушно захохотал, что затрясся второй подбородок.

— Нам всем надо к нему попасть, милая! Но нас не впускают!

Они направились в гущу толпы. Министры в основном даже не глядели на Мору, лишь некоторые бросали на неё презрительные взгляды, словно рядом прошла больная красной желчью. Ей было наплевать. После всего случившегося уж как-нибудь стерпит самодовольных дураков!

Мектатор здоровался, изредка останавливался, дабы перекинуться парой формальных фраз. Не торопясь, он старательно вел Мору под руку, позволяя её прочувствовать здешнюю атмосферу. В воздухе витали ароматы дорогих духов, пахло ореховым маслом.

— Вы не устали? — как бы невзначай спросил толстяк, когда они оказались у стены.

— Нет. Я хотела бы поговорить с Квинтом или со старейшиной Анком.

От пестрого одеяния толпы рябило в глазах. Каждый считал своим долгом перещеголять другого. Расшитые драгоценными камнями линумные плащи, белые тоги с пурпурными полосами, черные палии. Некоторые из чиновников явились в галерею в теплой одежде: сапоги из толстой кожи, уплотненные штаны, серебряные лорики, накидки с длинными рукавами.

«Как будто на празднике».

— Квинта я видел недавно, но он ушел наверх, — сказал Мектатор, кивнув очередному министру. — Старейшина Анк так и не вышел из покоев Владыки со вчерашнего анимама. Как и лекари.

Он довел Мору до стены. Мителла, низко опустив голову, стояла в двух шагах от них. Боязливо оглядывалась, вздрагивала от каждого громкого смеха. Было видно, как ей некомфортно.

— Есть какие-то новости?

— Да, Мора, — ответил толстяк. От ближайших чиновников их отделяло несколько эмиолиусов. — Сегодня должен состояться совет. На некоторое непродолжительное время все правление переходит в руки старейшины Анка. Многие этим недовольны, но выбора-то все равно нет. Уверен, будь сейчас глава Димир жив, никто бы и вякнуть не посмел против.

— А Безымянный Король?

— Мора, мне немногое удалось выбить из Квинта, — сказал толстяк. — Говорит, Владыка чувствует себя лучше. Но как обстоят дела в действительности — не знаю. Я собираюсь в скором времени с Квинтом отправиться на склады. Мы должны всё проверить.

По галерее прокатился звонкий смех. Трое ребятишек выбежали из кухни и рванули в сторону лестницы на первый этаж. Не веря своим глазам, Мора узнала в одном из проказников Исхака. «Не может быть».

— Опять сын прокуратора ворует из кухни, — заметил Мектатор. — Уже не в первый раз. И, похоже, втянул кого-то еще.

— Вы так спокойно говорите, — сказала Мора, наблюдая затем, как троица скрылась в арке.

— Семья Тиберия находится в замке на особом положении. У Доминика, сына прокуратора, нет нужды воровать. Он волен попросить что угодно. Однако слишком непоседлив. Постоянно попадает в неприятности. Мне даже пришлось приказать поварам не трогать мальчишку, даже если сильно напакостит. Например, три анимама назад Доминик высыпал два пондуса соли в суп для прислуги.

Мора до сих пор не могла поверить, что увидела Исхака. Ей казалось, он сильно переживал из-за раны Безымянного Короля. «Но он же ребенок! Сколько ему? Восемь-девять?»

— Наверное, скоро приму меры, — сипло сказал Мектатор. — Наши склады с едой полны, но не безграничны. Не знаю, сколько придется жить без поставок с Юменты…

Он задумался, глядя на толпу. Затем, встрепенувшись, повернулся к Море.

— Ладно, не будем пока думать об этом. Вам уже полегче?

— Да, намного. Мне стоит сказать Мителле спасибо.

Она не сразу осознала, что не может оторваться от темно-коричневых глаз толстяка. «Почему он мне помогает? Ради чего?» Из памяти всплыла фраза Тита: «в Венерандуме бродит бог».

— Это глупо, — ненароком озвучила свои мысли Мора.

— Что, простите? — спросил Мектатор.

— Нет, ничего. Я разговариваю сама с собой.

Движения толстяка лишь казались неуклюжими. На самом деле в них сквозила неестественная грация хищника. «Вспомни лекаря Сертора, дура. Такой же пухлощекий, с дряблой бледной кожей, такой же вонючий… Притворялся добреньким, ухаживал, пока валялась в кровати. И в итоге? Предал, даже не моргнув глазом!»

Мора растянула губы в широкой улыбке. Пусть думает, что она ему доверяет. В конце концов, ни на одного мужчину нельзя положиться. Ими управляет лишь желание всадить ей по самые гланды. Как бы толстяк не распинался, как бы не лебезил, нельзя терять бдительность.

— …в скором времени нас впустят к Владыке, — распинался Мектатор.

Мора не слушала, погрузившись в свои мысли. Похоже, зря спустилась на первый этаж. И о чем только думала? Уж её-то точно не впустят к Безымянному Королю, даже если упадет перед дверью, порвет одежду и будет рыдать. Все эти министры обладали куда большими привилегиями, чем какая-то дочь бывшего прокуратора. Видят дагулы, о смерти Безымянного Короля она узнает самой последней.

Уже собираясь возвращаться в свои покои, Мора приметила, как в галерею вошел новый министр. Его лицо словно высекли из камня, глаза смотрели холодно и оценивающе. Даже теплый плащ не мог скрыть мускулистую фигуру. На широких плечах лежал снег. Длинная седая борода ниспадала на бронзовые пластины, наложенные поверх кольчуги.

Громыхая тяжелыми сапогами, министр подошел к толпе, бросил сердито:

— Опять эта сумасшедшая стоит у входа. Сколько подобное придется терпеть? Не обойти ведь, сразу кинулась на меня и повисла… Бормочет ерунду какую-то, плачет. Противная баба.

Мора непонимающе уставилась на Мектатора. Тот, пожевав нижнюю губу, огляделся, словно боялся, что его услышат.

— А вы ведь не знаете, да? — спросил толстяк.

— О чем? Ну, не томите же! Вы умеете говорить прямо?

— Боюсь, вам не понравится, Мора. Как я знаю из достоверных источников, вы дружили с Дуа…

Мгновенно всё поняв, Мора направилась к выходу из галереи.

— Постойте… — возразил было Мектатор, но она даже не посмотрела в его сторону.

«Дуа стоит у входа в замок!»

Колени дрожали, каждый шаг давался с трудом. Наверняка все взоры министров сейчас устремлены в её сторону.

«И наплевать».

— Хозяйка! Хозяйка, подождите!

«Догонит».

— Да постойте же!

Мителла перехватила её уже в приватном зале. Двое палангаев из числа тех, кто остался на поверхности, пока Безымянный Король со своими отрядами спускался в Юменту, охраняли массивные костяные ворота. Оба были в кожаных штанах, кольчужных доспехах и тяжелых сапогах. Из-за плеч выглядывали древки копий.

— Госпожа, вам нельзя на улицу.

«А ты мне запрети!»

— Мителла, я делаю, что хочу!

Рабыня вскинула руки, не давая пройти Море.

— Позвольте хотя бы объяснить, хозяйка!

«А не желаешь ли получить тростью по голове?»

В душе кипела злость. Она совершенно не понимала в происходящем!

Мора остановилась, тяжело вздохнув. Скептически оглядела Мителлу и буркнула:

— Ну объясни.

— Госпоже Дуа нельзя входить в замок по приказу Безымянного Короля! Если она окажется здесь, то её сына Зайна ждет наказание. Разве вы забыли…

— Я ничего не забыла, — перебила Мора. — И прекрасно помню, что сделал Владыка со знатными прокураторами! Но ведь Дуа Нокс сейчас мерзнет на улице. Ради чего? Она лишилась земель в Юменте, но обладает прежним уважением!

— Это её сознательный выбор, — парировала Мителла. Она сжалась, словно действительно боялась удара тростью. — Каждый анимам госпожа Дуа приходит к воротам замка и стоит там. В любую погоду.

— Да она всего лишь хочет увидеть сына!

Силы разом покинули Мору. Действие живительной настойки рабыни прекратилось, и на спину словно рухнула гигантская плита. Хотелось закрыть глаза и оказаться у себя в покоях. Сидеть в мягком кресле до тех пор, пока воины Гектора не начнут штурмовать Венерандум. «И чего я добиваюсь? Разве Дуа заслужила моего уважения? Я ведь, наверное, должна радоваться, что давний враг семьи так низко пал».

Вот только семьи Марциалов уже не существовало.

— Мителла, я понимаю твое волнение, — сказала Мора. — Но я не могу — в отличие от всех этих чванливых дураков в галерее — игнорировать чужое горе. Только не после случившегося. Я сейчас прикажу открыть ворота и приведу Дуа к себе в покои. И начхать на остальных. Безымянный Король не узнает, а старейшине Анку наверняка наплевать.

— Так нельзя, — испуганно прошептала Мителла.

— Я просто напою Дуа горячей ореховой настойкой. И всего лишь. Если кто-то будет против, то ты сваливай вину на меня. Мол, эта взбалмошная дочь… Марциалов приказала мне нарушить слово Безымянного Короля. Хорошо?

Слуга часто закивала и отошла в сторону.

— Ты мне поможешь? — спросила Мора.

Та молча кивнула, бросая опасливые взгляды на стражников.

«И славненько. А то я уже решила выбить из тебя всю дурь моей тростью».

Вскинув голову и надменно выпятив подбородок, как учил её дед, Мора направилась к воротам. Палангаи, конечно же, не подали и вида, что услышали перепалку между дочерью прокуратора Мартина и слугой, хотя их отделяло всего пять-шесть эмиолиусов. Они по-прежнему смотрели куда-то в одну точку и не обращали внимания на происходящее в приватном зале.

— Откройте ворота, — приказала Мора как можно спокойнее. Но голос все равно предательски дрожал. — Я желаю пообщаться со знатным прокуратором Дуа Нокс в своих покоях.

«Они будут игнорировать меня. Словно я никто. Ничего не получится…»

Однако палангаи, переглянувшись, выполнили её приказ без слов. Раздался скрип, тяжелые створки ворот медленно распахнулись, и открылся вид на засыпанный снегом Венерандум. Вдали, на городской стене, вереницей полыхали жар-камни. По правую сторону от Моры прижимались к королевскому замку небольшие каменные домики, по левую — высились постройки старейшин.

А напротив главной лестницы сидела на коленях Дуа Нокс. Роскошные теплые одеяния скрывали её некогда стройную фигуру, но было видно, как знатная прокураторша горбится словно под неподъемной тяжестью. Её глаза на бледном обветренном лице казались огромными и страдальческими.

— Встаньте, Дуа, — сказала Мора как можно громче. Из-за ворвавшихся в зал ледяных порывов ветра, она тут же замерзла, — и пойдемте ко мне в покои. Кажется, вы вдоволь настрадались.

* * *

— Скоро его приведут? Скоро?

Мора поерзала в кресле, пытаясь сесть поудобнее. Уколы боли в нижней части спины не прошли, но, по крайней мере, не доставляли сильного дискомфорта. Она поправила трость у стола, чтобы та не упала, взяла глиняную кружку и отхлебнула ореховой настойки. Нёбо тут же обожгло.

— Расслабьтесь, Дуа, всё будет хорошо.

— Откуда вы знаете? Если меня поймают в замке, то беды не миновать. А я не хочу…

— Расслабьтесь, — спокойно повторила Мора. — Лучше попейте. Мителла приведет Зайна, можете даже не волноваться. Я человек слова. Сейчас нет никому дела ни до вас, ни до меня.

Дуа бросила на неё неуверенный взор, отпила из кружки. Кажется, ей было некомфортно сидеть на кровати: она то и дело пыталась облокотиться спиной о стену, но ширина постели не позволяла ей это сделать. Поэтому приходилось ютиться на краю.

— Как давно вы стоите на коленях перед замком? — спросила Мора.

Скривившись, словно укусила кислый плод, Дуа отхлебнула ореховой настойки. Руки её дрожали.

— Я не хотела бы говорить…

— Почему?

— Это унизительно, Мора. Мне, наверное, не стоит перед вами признаваться в подобном, но я мечтаю о смерти Безымянного Короля. Такой человек не заслуживает ни трона, ни жизни!

«Как неосмотрительно».

— Только не говорите об этом никому в замке, — сказала Мора, хмыкнув. — Иначе действительно беды не миновать.

— Вы ничего не… — Дуа осеклась. Страх в её глазах сменился презрением. — Ничего не знаете о всех моих страданиях! Я больше ничего не боюсь!

Ароматические палочки, расставленные на стенах комнаты, источали приятные запахи мёда хунфусе.

— Да ну? — скептически заметила Мора. — И поэтому вы так трясетесь? Не от страха, а от холода? В моих покоях тепло, дорогая. Вы согреетесь. И к тому же не стоит говорить тут о страданиях. Боюсь, вы даже не осознаете, насколько сильно ошибаетесь. Всегда можно сделать еще больнее, уж поверьте.

Она кивком указала на трость. «Вот уж я знаю толк в мучениях. Проверила на себе…»

— Простите, Мора, — сказала Дуа бесцветным голосом. — Я совсем не подумала, что могу вас обидеть. После потери сына превратилась в старую развалину.

И это было правдой: её длинные волосы блестели серебром, некогда широкие плечи обвисли от собственной тяжести. Лицо потемнело от ветра и морозов, нездоровую кожу исполосовали морщины. Даже зеленые глаза потускнели.

«Я бы её не узнала, если бы встретила».

— Вы не потеряли сына, — поправила Мора. — Он жив и здоров. И неважно, что вы не можете его увидеть. Главное: есть надежда. Безымянный Король смилостивится и отпустит мальчика.

Дуа покачала головой.

— У моего Зайна больше нет уха? Понимаете? Уха! К тому же нашу семью опозорили и лишили всех земель и привилегий. Если бы только Гиясуддин был жив…Он бы никогда не позволил случиться подобному.

«Ты же сама полезла в петлю! Зачем было плести интриги с Акифом Дахма?»

— Верьте в лучшее, — сказала Мора. — Сейчас Мителла приведет Зайна, вы поговорите и…

— А дальше? — перебила Дуа. — Вернусь к себе домой? Да это даже домом нельзя назвать! У меня нет ни слуг, ни охраны. В комнатах всегда холодно и сыро. Готовить и убирать приходится тоже мне… Какой позор! Мне даже не позволили вернуться в фамильный особняк, так как его заняла семья прокуратора Тиберия!

Мора промолчала, наблюдая за тем, как вода плескалась в кружке.

— Я в последнее время часто вспоминаю прожитые хакима, — продолжила Дуа, отхлебнув ореховой настойки. — Пытаюсь понять, что же сделала не так. И знаете… мне очень не хватает Гиясуддина. Его улыбка… Это даже не выразить словами! Я таяла от его улыбки. Он был всегда так нежен со мной. Никогда не повышал голос. Нет, мой муж не был размазней… Простите, я говори сумбурно.

— Вовсе нет, — сказала Мора. — Продолжайте.

— Я не должна была отправлять его на дуэль с твоим отцом Мартином! Великие дагулы! Да мне вообще не стоило лезть во все эти интриги. Но моя мать постоянно уверяла, что мы не можем проглотить оскорбление Марциалов. Что мы должны отомстить. Что пусть Гиясуддин подавит в себе свое безродное прошлое и станет главой дома Ноксов…

«Ты все-таки понимаешь свои ошибки». Мора почувствовала, как к горлу подкатил противный ком. В глазах защипало. Пришлось положить кружку на колени, чтобы бывшая хозяйка дома Ноксов не заметила, как дрожат её руки.

— Я думала только о своей репутации, а не о сыне. — Дуа протерла лицо, глянула на ладонь. Ладонь была мокрая. — И к чему в итоге пришла? У меня нет больше ни титула, ни денег. Я даже сына не могу увидеть, когда захочу! Пойми, Мора, я не жалею себя. — Она неожиданно перешла на «ты». — Мне абсолютно наплевать, хотя может показаться обратное. Я думаю о сыне! Зайн обречен на нищенское существование из-за своей матери! Уверена: Гиясуддин не позволил бы себе лезть в интриги с домом Дахма. Он всегда думал о своём ребенке. Иногда больше, чем обо мне.

Мора вытерла тыльным рукавом кофты слезы. Она не ожидала подобной исповеди от бывшей подруги.

— Не надо было тогда тебя отпускать на пире домой, — сказала Дуа. — Возможно, не случилась… не случилась бы такая беда. Твой дед никогда не отличался добросердечностью. А я ведь знала, что тебя ждет наказание. Но не думала о таком…

— Всё уже в прошлом, Дуа, — прошептала Мора, тяжело вздохнув. Голос был хриплым. — Мне хочется верить, мы остались подругами.

— Конечно, дорогая! Я всегда жду тебя в своей доме! Правда, такой милой девушке не понравится там.

Мора махнула рукой.

— Прекратите! Мы обе пострадали из-з своего имени. Так давайте же попытаемся исправить ситуацию.

Повисла тишина, нарушаемая лишь слабым шипением жар-камней. Скрипнуло кресло под весом тела Моры. «Я не должна верить Дуа. Только себе. Иначе снова попаду в ловушку. Возможно, весь этот спектакль разыграли специально передо мной. Ах, бедный мертвый Гиясуддин! Ах, Зайну отрезали уху! Всего лишь слова… Но что можно получить от меня?»

Ответ пришел сам собой: влияние на Безымянного Короля. Дуа наверняка знает о том, где Мора лечилась по приказу Владыки… В её фамильном особняке.

«Глупости. Я накручиваю себе. Нокс не могла знать, что я выйду к ней».

Дверь открылась, вошли двое.

— Мальчик мой! — воскликнула Дуа.

Несмышленыш ахнул и застыл у порога, словно не мог поверить, что перед ним была мама. Его слегка подтолкнула Мителла, и он, рыдая от счастья, бросился в объятья Дуа. Наблюдая за воссоединением двух сердец, Мора не смогла сдержать слёз. «Я сегодня постоянно реву. Надо как-то бороться с этим». Она вспомнила маленького Тита. Как играла с ним в прятки. Как ухаживала, когда он болел, потому что её брат и сестра боялись подхватить заразу. Как горько плакала после известия о его смерти от руки претора-демортиууса Секста.

Прижимая сына к груди, Дуа шептала ему что-то на ухо и гладила его спину. Хотя лицо лучилось счастьем, её руки дрожали. Наверняка в голове хозяйки дома Нокс сейчас проносятся мысли, как бы тайком забрать мальчика домой.

— Ты так похудел, — прошептала она. — Тебя совсем не кормят. Посмотри на свои ручки. А щеки? Они же ввалились!

Мора переглянулась со слугой, как бы упрекая: «а ты хотела оставить её на улице!» Прикрыв дверь, Мителла так и застыла. Её глаза были на мокром месте. Она нервно теребила подол тоги и, не моргая, завороженно смотрела на мать и сына.

Перкуты сменились потестатемами, а Дуа по-прежнему прижимала к груди сына и перешептывалась с ним. Ароматические палочки потухли; жар-камни принялись тускнеть… Взор Моры то и дело цеплялся за тот кусочек изуродованной плоти у Зайна, на котором прежде было ухо. Не верилось, что Безымянный Король столь жестоко наказал мальчика. С ней Владыка всегда был обходительным и нежным.

— Мое маленькое сердечко, — нежно сказала Дуа, улыбаясь. — Моя душа… Я скоро заберу тебя, вот увидишь. Потерпи немного, хорошо? Совсем немножко, малыш. Мама что-нибудь придумает.

«Ты бессильна, к сожалению. Просто выкрасть Зайна не получится: остальные рабы заметят пропажу».

Кивнув собственным мыслям, Мора жестом повелела Мителле подойти.

— Всё прошло без проблем? Никто из слуг не возразил?

Она понимала, как глуп её вопрос спустя столь долгое время, как Дуа находилась с сыном, однако даже смотреть в их сторону было уже невыносимо больно.

— Я сказала, что мальчик должен убраться в ваших покоях, госпожа.

— Хорошо…

— Госпожа, но помните: Петрония может в любой момент зайти сюда и проверить. А если министр Квинт постучит…

— Этого не будет. Не волнуйся.

— Что-то произошло в переходе старейшин, — заметила Мителла. — Петрония пошла туда вместе с тремя крепкими рабами. Вроде бы ничего серьезного по её словам, но я видела, как она обеспокоена.

Мора лишь кивнула. Её не заботили проблемы слуг. Навалилась страшная усталость. «Я чувствую себя измученной старухой. Надо больше отдыхать».

Наконец Дуа поднялась с кровати и, хмурясь, сказала:

— Мне пора идти. Я засиделась.

— Ты уверена? — спросила Мора. — Если хочешь, можешь еще побыть с Зайном. Время есть.

Бывшая хозяйка дома Ноксов замотала головой.

— Нет, не сегодня. Я и так испытываю терпение богов. — Она посмотрела на сына. — Я вернусь за тобой, моя душа.

— Хорошо, мама, — сказал Зайн. Слезы катились по его лицу, губы дергались, кривились.

Мителла, облизнув сухие губы, приоткрыла дверь, глянула в образовавшийся проём. Затем, повернувшись, задумалась. «Видимо, не знает, кого первым отвести — мальчика или его мать».

— Пусть Зайн пока останется в покоях, — приказала Мора. — А я, ты, Мителла, и Дуа спустимся вниз. Всё просто.

— Может, вы не пойдете, госпожа? — спросила рабыня.

— А если вас застукают? Нет, я должна быть с вами. Не хочу, чтобы тебя еще и наказали из-за меня.

Стискивая челюсти от ломоты в спине, Мора поднялась, взяла трость и, подволакивая больную ногу, направилась к двери. Её мучительно тянуло к полу. Казалось, позвоночник сейчас хрустнет под тяжестью тела и сложится. «Но я пока хожу, а значит не растеряла последние крохи гордости».

В коридоре гуляли сквозняки, холодный белый свет едва-едва струился в жар-камнях, придавая теням невообразимые формы. Мителла, оглядываясь по сторонам, уверенно шагала впереди, а за ней плелись Мора и Дуа. Бывшая хозяйка дома Ноксов вытерла рукавом последние слезы и теперь выглядела куда увереннее, чем была потестатем назад. К тому же сумрак скрадывал опухшие глаза, морщины и придавал её волосам темно-пепельный оттенок.

«Жаль, тьма не спрячет мой горб».

— Эй! Постойте!

Сердце Моры дрогнуло: она, казалось, целую вечность разворачивалась, чтобы увидеть говорившего.

«Этого просто не может быть! Не может».

В одном из переходов коридора стоял призрак, облаченный в доспех палангая.

Номики.

Мужчина, изнасиловавший её.

Глава четвертая. Исхак

Венерандум, переход из королевского замка в здание старейшин

— У него сломана рука, — сказала Петрония, хмурясь.

Исхаку она напоминала бочку с толстыми руками и короткими ногами, покрытыми черными волосками. Из-за пухлых щек рот, видимо, уже навсегда застыл в форме буквы «О». Вдобавок ко всему от управляющей воняло грязными тряпками, перебивающими запах крови, и еще чем-то кислым. Приходилось как бы невзначай зажимать нос и дышать ртом.

Двое крепких рабов взяли за руки и ноги мертвого Палатина и отбросили подальше, словно куль с мукой. Третий раб стоял позади старой Петронии и дожидался её приказаний. Выглядел он смущенным.

— Остальное всё цело? — спросил Квинт, скрестив руки на груди и прислонившись о стену. Его темные глаза в загадочном сиянии, вырывающимся из камней коридора, казались еще темнее.

Старуха хмыкнула, засунула руку под робу Доминика и медленно провела ладонью по животу и груди.

— Больше серьезных повреждений нет, — без тени эмоций сказала она. — Мальчик допрыгался. Я знала, что рано или поздно Палатин не сможет сдержаться и…

— Сейчас мне неинтересно твое мнение, — заявил Квинт и уставился себе под ноги. — Кажется, новые сапоги запачкал.

Исхак до сих пор не мог прийти в себя. Его била дрожь, а ноги едва слушались. Пришлось отойти подальше от остальных и сесть на пол. Перед мысленным взором то и дело возникала картина, как Палатин налетел на Доминика и принялся его лупить. «А я не помог. Стоял дурачком. Как теперь смотреть в глаза Гименее?»

Бело-синий свет тек по камням и, казалось, оживлял их. Если не моргать несколько ударов сердца, можно увидеть как они начинают дышать…

— Слуга точно мертв? — спросил министр Квинт.

Раб лежал с неестественно вывернутой шеей; на горле чернел огромный синяк. Хмурясь еще сильнее, старуха повернула голову в сторону Палатина.

— Сейчас Юзон встречает его в своем замке, — буркнула она.

Быстро кивнув, Квинт сказал:

— Доминика необходимо положить в одной из комнат старейшин. Гименея и её младший брат не должны видеть его в таком состоянии. К тому же до покоев старейшин ближе. Да и мест в королевском замке все равно нет. — Едва улыбнувшись, он взглянул на Исхака. — И ведь не туда ты с Домиником держал путь, а? Теперь-то насмотришься вдоволь, малец.

Волна стыда с головой накрыла Исхака. Больше всего на свете сейчас хотелось оказаться как можно дальше от этого места.

— Слухи не должны расползтись, Петрония, — сказал королевский министр.

— Никто и не узнает, господин. Этим трём рабам можно доверять. А остальные слуги просто сделают вид, что Палатин исчез, растворился как призрак.

«Так ведь нельзя! Нельзя!»

Исхак до сих пор не мог поверить, что Квинт, этот доходяга с пылающим взором, так легко расправился с потерявшим контроль рабом. У него ведь руки тоньше, чем у дагена! Но в тот момент, когда схватил горло мальчика, он разом преобразился, стал как будто выше и крупнее. А глаза? Они наполнились чернотой!

«Я всё себе выдумываю».

— Спасибо, Петрония. — Голос Квинта прозвучал с пылкой благодарностью. — Я знал, что должен обратиться именно к тебе.

«Я должен рассказать Петронии о том, что случилось. Обязан!» Но Исхак понимал: старуха наверняка обо всём прекрасно знала. Да и сложно ли догадаться, когда натыкаешься на израненного мальчика, труп, высокого взрослого министра и на служку? Тут ненужно обладать высоким интеллектом.

Но всё же…

— Мы обязаны известить о случившемся! — сказал Исхак как можно храбрее. Голос дрожал и срывался. — Нельзя этого скрывать! Квинт задушил раба! Только Безымянный Король может лишать жизни…

— Успокойся, мальчик, — перебила Петрония. — Разумеется, я поняла, кто убил Палатина. Но, видишь ли, министр не совершил преступление по той причине, что завтра раб всё равно должен был умереть.

Повисла тишина. Двое рабов подняли Доминика и понесли в сторону комнат старейшин.

— По… почему? — непонимающе спросил Исхак.

«Она обманывает меня! Как и Квинт! Они заодно!»

Старуха тяжело вздохнула. В её глазах появились печаль и смирение, смешанные настолько, что, как в комке глины, не различишь, где что начинается.

— Семь анимамов назад Палатин убил маленького раба, — сказал Квинт, даже не смотря на мальчика. — А Доминик стал свидетелем убийства. Думаешь, слуга набросился на него только из-за того, что вы ушли? Ошибаешься, малец. Он лишь нашел повод для атаки. Поверь, если бы я не оказался рядом, он втянул бы и тебя.

— Откуда ты знал? — спросил Исхак. — Мы только вчера прибыли!

Квинт загадочно улыбнулся.

— От меня, — заявила Петрония. — Я обо всём рассказала ему, когда министр попросил найти тебе хорошие покои.

«Это невероятно!»

Накатила волна жара, ударила в лицо, затем сердце сжалось от боли, трепыхнулось и замерло.

— Я следил за вами все утро, малец. Неужели бы позволил тебе умереть, а? И где мое спасибо?

Исхак не знал, что ответить. Лишь обнял согнутые ноги и уткнулся лицом в колени, плача. Треклятая дрожь не прекращалась, он ощущал себя ничтожным и беспомощным. Вся его жизнь с самых ранних хакима была наполнена болью! Он, дурак, рассчитывал, что как только выберется на поверхность, то и страдания прекратятся. Трижды ха-ха! Всего лишь второй анимам тут, а уже вляпался в неприятности.

Даже самые-самые первые воспоминания связаны с горем! Исхак никогда не забудет, как оказался с Кахси в какой-то огромной комнате, полной таких же хнычущих малышей. В руках он держит вырезанную из кости фигурку то ли бога, то ли воина… Единственное, что осталось от родителей. Затем в комнату входят двое мастеров и четверо женщин, принимаются раздевать детей, а взамен давать астульские робы… Конечно же, у него отобрали игрушку!

Казалось бы — глупость. Но как же ярко это впечаталось в память!

Последующие хакима стали настоящей проверкой для него! Испытания тьмой, испытания видениями, испытания состраданием… И конечно же, момент, когда всех служек разделили на демортиуусов и будущих мастеров!

«Мне не хватает тебя, Кахси».

— Труп я уберу, министр, — донесся до Исхака голос Петронии. — И уже попросила свою подругу сходить за лекарем, хотя сейчас все они в покоях Владыки. С Домиником всё будет хорошо. Я уж прослежу.

— Я пока отведу мальчика, — сказал Квинт.

«Убирайтесь всё прочь! Не смейте прикасаться ко мне!»

Почувствовав, как на плечо легла тяжелая ладонь, Исхак дернулся, но его тут же схватили и поставили на ноги. Тогда он сильно зажмурился.

— Ты уже не ребенок, малец. Пойдем в покои. Тебе надо отдохнуть.

— Я никуда не пойду!

Крепкие пальцы Квинта схватились за подбородок, подняли голову. Слезы текли по щекам, оставляя неприятный влажный след.

— Открой глаза.

— Нет!

— Малец, сейчас сестра Доминика нуждается в тебе, — министр произнес это таким голосом, что страх и дрожь разом вышли из Исхака, словно их никогда и не было. Дыхание перехватило. — Вот так лучше. Впредь старайся не реветь, малец. Пойдем.

«Я не могу, не могу!»

Открыв глаза, Исхак бросил взор на тело Палатина. Казалось, веки трупа набухли; из левого уголка рта до уха засохла неровная линия крови, в странном сиянии коридора казавшаяся черной. Кожа приобрела синий оттенок. Покойник выглядел, как кусок сырого мяса.

Хотелось убежать подальше от людей — туда, где никто не поймает. Где можно забиться в самый тёмный угол, свернуться там в позе зародыша и ни о чем не думать. А еще лучше заснуть.

— Здесь не на чего больше смотреть, — заявил Квинт и, положив руку на плечо Исхака, повел его в сторону покоев королевского замка.

— Мы сейчас уберем труп, — сказала Петрония с таким видом, будто ничего и не произошло.

Министр лишь кивнул.

«Лучше бы я сдох тогда в Юменте! Надо было броситься на выручку мастеру Преномену, а не глазеть, как его убивают! Слабак! Ничтожество!»

Они шли дальше, дальше, в самую глубину коридора. Выбивающийся из камней голубоватый свет сменился белым дрожащим пламенем жар-камней, вставленных в металлические треножники. Господствовала гнетущая тишина.

— Послушай, мы должны поговорить, малец. Мне кажется, ты так с астульской школы до конца и не осознал одну простую вещь.

— Какую же? — прошептал Исхак. Язык не слушался, а в горло словно насыпали песка.

— Что не существует белого и черного. Понимаешь, в мире не бывает абсолютного добра или зла. Всё относительно. И чем быстрее ты это поймешь, тем проще станет жить, — сказал Квинт, даже не смотря на мальчика. — Стал ли я плохим после того, как задушил слугу? Нет. Стал ли я мучеником после того, как мне проткнули мечом грудь? Или после того, как я провел в подземных казематах некоторое время? Нет. И остаешься ли ты добрым, Исхак, если в жизни никого не убьешь? Вдумайся.

«Не поддавайся на его провокации».

Хотелось остановиться и посмотреть в глаза Квинту, но что-то заставляло идти вперед и пялиться на белые мраморные плиты.

— А если девушку прижал в темном углу убийца… разве это не проявление зла? — спросил Исхак. — Или когда из недр земли вылезают монстры Универса?

— Возможно, дети убийцы голодают. И он пошел на преступление ради того, чтобы их прокормить. Тем более нельзя объяснить действия бога. Он руководствуется не желаниями, а исключительно логикой.

— Откуда ты знаешь?

– У Луция Агенобарда про это написано. В «Истории от сотворения мира».

— Не помню такой строчки, — сказал Исхак.

Мысли то и дело возвращались к драке между Палатином и Домиником.

— Хочешь, я расскажу, каким вижу тебя? — спросил Квинт. Он шел спокойно, словно этот разговор его ничуть не беспокоил. — Думаю, тебе будет интересно.

Воздух в коридоре был чист и свеж. Голова Исхака немного прояснилась, хотя боль в висках давала о себе знать при каждом шаге.

— Помимо того, что ты делишь мир на белое и черное, ты умен, — начал министр. — И как любой умный человек предпочитаешь одиночество. Ты можешь начать сейчас спорить, но мы-то с тобой прекрасно понимаем друг друга. Я сам такой же. Лучше посидеть одному в тишине, почитать книжку, погрузиться в мысли, чем мучиться в шумной толпе.

Исхак лишь пожал плечами, буркнул:

— Возможно.

— Из-за твоего ума у тебя частенько проблемы. Уверен, что другие служки били тебя, а ты никогда не давал сдачи.

В груди мальчика разлился страх. «Как он догадался?»

— А если и так, это ничего не меняет, — сказал Исхак как можно спокойнее.

— Ты не можешь ударить другого, — продолжил Квинт, словно не услышал его слова. — А потому в тебе разрастается неуверенность в себе, малец. Ты не можешь определиться с выбором. Но это еще не всё. Ты постоянно отводишь взор, когда я на тебя смотрю. Нельзя показывать свой страх.

— Мне наплевать.

— Обманываешь себя, малец. Обманываешь…

Исхак остановился, сжал кулаки. Министр встал напротив него, растянув губы в едва заметной улыбке.

— Ты ведь не человек, да?

— Я куда человечнее многих, малец.

— Это не ответ!

Вскинув руки, Квинт рассмеялся — в его глазах появился блеск, бледное лицо просияло.

— Я создан из плоти и костей, если ты об этом, — сказал он. — В отличие от тебя я умею скрывать свою неуверенность. Могу научить, если хочешь.

— Зачем отправил Доминика в покои старейшин? Скажи мне!

— Я не хочу, чтобы его маленький брат увидел его в таком состоянии. К тому же, когда Гименея явится к нему, он уже будет выглядеть более-менее прилично. Лекарь подлатает его. Я же объяснял, малец: до здания священнослужителей доберешься быстрее, чем до королевского замка.

«Он лжет, лжет!»

— Точно? — спросил Исхак, нахмурившись.

— Точно, — ответил министр, улыбаясь.

— Как ты расправился с Палатином? Ты же худой и слабый.

Квинт замотал головой.

— Худой — да, но не слабый, малец. Я всячески пытаюсь сделать вид, что едва передвигаюсь, но это обман для простаков. Как уже говорил, я многое умею скрывать.

Они продолжили путь и всю оставшуюся дорогу молчали. Исхак перебирал в голове слова министра, пытаясь обнаружить ложь в его речи, но ничего не получалось. Инстинктивно хотелось довериться Квинту, ведь они уже через многое прошли. «Он мог бы меня бросить еще в Юменте. Когда мы были на рынке. Однако он этого не сделал».

Вскоре впереди показались гигантские двери покоев детей Тиберия.

— Господин! Господин!

Раб в черной тоге несся по коридору сломя голову. Лицо бледное, искаженное страхом. Когда до Исхака и Квинта оставалось всего десять-пятнадцать шагов, слуга поспешно упал на колени и закричал:

— Безымянный Король, господин! Безымянный Король!

— Что, что случилось, дагулы тебя дери? — спросил рассерженный министр.

— Владыка пришел в сознание!

Глава пятая. Тиберий

Ледяная пустыня

Линумное покрывало, отлично защищавшее вход переносного домика от снегопада, наощупь было шершавым и холодным. Тиберий старался смотреть вдаль и ни о чем не думать, но мысли надоедливо крутились вокруг этого чувства. Шершаво. Противно. Словно трогаешь мертвую человеческую плоть. Нестерпимо хотелось повернуться и в тысячный раз оглядеть девушек и друга Немерия. «Будет только хуже. Просто смотри на дагула. Сосредоточься на деталях».

Чешуя павшего бога переливалась фиолетовым, синим и зеленым цветами, даже несмотря на снегопад. Огромная треугольная пасть была широко раззявлена, явив миру загнутые острые зубы. Стеклянные глаза с черными, как навсегда погасший жар-камень, зрачками невидяще уставились на ущелье. Но больше всего в уныние приводили гигантские кожистые крылья, зияющие дырами. На павшего ящера было больно смотреть.

Тиберий закашлялся, подставив кулак ко рту, затем сплюнул. Пот струился градом, хотя он стоял в одной грубой рубахе и тонких штанах. Дыхание с тяжелым свистом вырывалось из груди. Треклятые ноги дрожали, как у старика, пришлось сесть.

«Не оборачивайся! Ну же!»

В вое ветра Тиберий различал тихие, вкрадчивые шепотки: мужские и женские голоса требовали о чем-то, молили, рыдали, возмущались, просили… Слов, конечно, не получалось разобрать, однако постоянно казалось, что вот-вот — и смысл озарит сознание.

А снег всё сыпал и сыпал, скрыв в этой белой круговерти далекие, безумно прекрасные звезды. И хотя их свет не мог добраться до людей, Тиберий знал, что шепот принадлежит им.

Если зажмуриться и попытаться ни о чем не думать, перед мысленным взором начнут мелькать видения. Охватившая ли всю экспедицию болезнь была тому причиной? Или же павший ящер излучал странные, фантасмагоричные картины? Неизвестно.

«Не смотри назад, старый дурак».

Тиберий вцепился в шершавое линумное покрывало двумя руками и — о боги! — ему удалось ощутить прилив чужого мира. Пропитавший переносной домик запах пота сменился чарующим ароматом рогерсов. И на грани слышимости раздался пронзительный вой детеныша дагена, зовущего мать-самку. Тиберий понимал, что он находится в ледяной пустыне, что всё ему только кажется, что болезнь стремительно прогрессирует. Прошло два анимама, а он с палангаями так и не добрался до дагула Сира! Треклятый жар свалил практически всех.

«Не оборачивайся».

В этот раз Тиберий не выдержал, отпустил покрывало и повернулся. Друг кудбирион, раскрасневшийся и усталый, сидел на коленях перед едва стонущей предательницей Авлой. Хмурясь, водил смоченной в воде тряпкой по её лбу. Кретика, жена великана Септима, лежала рядом с мужем. Оба казались мертвыми. Чуть поодаль от них мучились от жара две девушки, имен которых Тиберий так и не знал.

«Зато их не изнасиловали».

Мысль не принесла покоя.

В центре домика чадил слабый огонек пламени в глубокой бронзовой тарелке, наполненной горючим маслом. Чудилось, что вот-вот — и он погаснет. Ввергнет в кромешную темноту, из которой не будет выхода.

И даже звезды потухнут…

«Не сходи с ума».

Скрючившись в очередном приступе кашля, он больше всего на свете захотел увидеть своих детей. Предчувствие подсказывало: вряд ли удастся вернуться домой. Если сил не хватало доковылять до бога, то что говорить о дальней дороге до Венерандума? Впрочем, он дал себе зарок: завтра — да! Именно завтра! И ничто его не остановит! — возьмет с собой самых крепких палангаев и дойдет до конца! Пусть лишится чувств в двух шагах от ящера! Пусть грохнется мордой в сугроб! Наплевать. Необходимо понять, что же случилось с Великим Сиром.

Тиберий дополз до друга,прислонился спиной о костяной столб. Казалось, пришлось преодолеть расстояние в тысячи эмиолиусов.

— Ты похож на мертвеца, — сказал кудбирион, по-прежнему ухаживая за Авлой. — Может, приляжешь?

— Сам-то как?

— Бывало и лучше. — Его голос был хриплым.

— Надо проверить остальных палангаев, — сказал Тиберий. — Что-то ничего не слышно. Словно сдохли все.

— Возможно, так оно и случилось.

Кудбирион бросил тряпку в таз, до краев наполненной мутной солёной водой.

— Что, действительно никто не сидит у костра? — спросил он.

— Сам посмотри.

В ушах по-прежнему что-то звучало, шептало, будто призраки говорили сами с собою. Однако этот шепот был едва слышен.

— Позже, — сказал Немерий.

— Авле стало лучше?

Глаза Тиберий не отрывались от пылавшего больным румянцем лица девушки. Её глаза были закрыты; красиво вырезанные ноздри нервно подрагивали.

— Вся горит, — сказал Немерий. — Как думаешь: лекарь знает, что же нас всех подкосило?

«Надеюсь, не белая смерть».

Но вместо этого Тиберий произнес:

— Вряд ли. Зачем ему скрывать? Нет смысла.

— Лекарства бы сейчас не помешали…

Кудбирион лег на шкуры рядом с Авлой, громко зевнул и подложил под голову сложенное одеяло вместо подушки. Серая роба полностью почернела от пота — хоть выжимай.

— Завтра мы должны добраться до дагула, — безжизненно сказал Тиберий. Каждое слово приходилось из себя выталкивать. — И так уже потеряли два анимама. Эх! А ведь планировали выступить в тот же момент, когда увидели Сира! Боги!

Кретика нервно дернулась во сне.

— Я вряд ли сделаю и шаг, — признался Немерий и закрыл глаза, тяжело дыша.

— Мы должны!

— Эти голоса в голове… От них словно сходишь с ума. Жужжат, пищат! Кажется: сейчас, если сосредоточишься, уловишь смысл, но… но…

Кудбирион открыл глаза. Они были красными от полопавшихся сосудов.

— Мы должны, — повторил Тиберий и вытер тыльной стороной ладони пот со лба. Мучительно тянуло в сон.

— Может, убьём друг друга? Пока всё спят, перережем глотки, а затем…

— Нет, — твердо сказал Тиберий. — Так могут поступить только трусы.

От очередного сильного порыва ветра по шкурам, настеленных на костяной каркас, прошла легкая рябь.

— Я так больше не могу, — заявил Немерий. — Признайся: мы проиграли. Не добрались. Это место проклято!

Потянуло холодом, Тиберий повернул голову. В переносной домик вошел демортиуус. Выглядел он измученным и печальным. Под глазами чернели большие круги; щеки ввалились; в уголках губ выскочили красные язвочки. Черный плащ на слуге старейшин висел как на вешалке, длинные ремни волочились по земле. Но даже в таком виде он выглядел грозно, готовый в любой момент превратиться в оружие смерти. Эта скрытая сила ощущалась так же отчетливо, как запах больного чумой.

Стряхнув снег рукой в варежке и осмотрев переносной домик, демортиуус едва склонил голову перед Тиберием и сказал:

— Король бессмертен. — Его голос не выражал ни единой эмоции.

— Что случилось? — спросил королевский прокуратор в предчувствии плохих вестей.

— Старейшина Актеоун хочет вас видеть, господин. Это срочно. Он попросил помочь мне довести вас.

«Он смеется? Я и двух шагов не могу сделать». Подумалось, что, видимо, старый дурак хочет опозорить его: палангаи, увидев в каком плачевном состоянии их командир, тут же начнут слушать служителя дагулов. Тиберий отогнал эту мысль как идиотскую.

«Я должен отказаться…»

Немерий уже спал, тихонько посапывая. В бисеринках пота на лице отражался свет пламени.

— Господин, — без эмоций сказал демортиуус.

— Посмотри на меня. Я устал, приходи позже. Сейчас я больше всего желаю выпить кружку холодной воды и лечь спать. Может через потестатем я окрепну и…

— Это очень важно, — перебил воин старейшин. — Господин, меня послали, чтобы я помог вам дойти до палатки.

— Я прекрасно тебя слышу! Но я не мальчик на побегушках у Актеоуна! Можешь ему это и передать.

Закипая от злости, Тиберий схватил глинную кружку и запустил в демортиууса. Хмурясь, тот даже не сдвинулся с места. Кружка ударилась о шкуру и беззвучно плюхнулась на одеяла.

— Боюсь, я должен объяснить. — Голос воина дрогнул.

«Да что он о себе возомнил?!»

— Убирайся!

— Я не могу, господин.

Тяжело дыша, Тиберий бросил взор на больных. Боялся своими криками всех разбудить, но те продолжали крепко спать. Лишь кудбирион, скривившись, повернулся на другой бок.

— Времени очень мало, господин. Старейшина Актеоун скоро умрет. Думал, вы поняли…

«Что? Да он в своем уме?»

— Я не…

В замешательстве Тиберий принялся шарить руками вокруг себя, пытаясь найти валяющийся плащ.

— Хорошо, — сказал он, не веря в услышанное. — Мне нужно только одеться, чтобы… Я не могу явиться в таком виде…

— Старейшине всё равно.

— Всё так плохо?

Демортиуус не ответил.

Наконец нащупав в сумраке плащ, Тиберий поднялся, доковылял до воина, натянул сапоги и сказал:

— Мы должны зайти к лекарю. Вероятно, Актеоун что-то напутал… Он… он не может сейчас умереть!

«С чего ты вдруг так решил?» — спросил подленький внутренний голосок.

— У меня были приказания привести только вас, прокуратор.

Снегопад не прекращался. Противные белые хлопья так и норовили попасть в рот. К тому же приходилось опираться на плечо демортиууса, так как ноги по колено проваливались в снег.

Кроме несчастного Тиберия и воина старейшин на улице никого не было. Из переносных домиков не доносилось ни звука. Казалось, все члены экспедиции мертвы и навечно погребены здесь. Абсолютная тишина давила на нервы. Нестерпимо хотелось развернуться назад…

— Мы на месте, господин, — сказал демортиуус и распахнул полог домика. В сумраке угадывались фигуры других черных плащей.

«Надеюсь, разговор будет коротким.»

Но Тиберий сам в это не верил. Он, согнувшись, вошел в жилище и из-за накатившей слабости едва не распластался на шкурах. Лишь в самых последний момент удалось ухватиться за костяной столб.

Не спрашивая разрешения, он плюхнулся на ближайшую подушку, положил руку на грудь, пытаясь унять бешено бьющееся сердце. В ноздри шибануло запахами пота и грязной одежды. На двух треножниках, поставленных в центре домика, чадили огоньки. По обе стороны от них, скрестив ноги, сидели демортиуусы. В дальней части жилища, укутавшись в шкуры с головы до ног, ютился старейшина. Лицо его приобрело желто-зеленый оттенок, губы перекосило в вечной страшной ухмылке, а нос заострился.

«Это не он».

Глаза Актеоуна ввались вовнутрь, сухая кожа обтянула череп настолько туго, что едва с ужасом удавалось представить, какими же будут кости этого человек.

— Не пугайтесь, — скрипуче заявил старейшина. Каждое его слово хлестало по ушам не хуже хлыста. — Я благодарен, что вы все-таки пришли.

— Вы вызывали лекаря? — спросил Тиберий.

Облизав сухие губы, Актеоун медленно, словно нехотя, мотнул головой.

— Почему вы этого не сделали?

— Не хочу, чтобы распространилась паника.

— Вы сошли с ума! Мы же все из-за вас умрем. Необходимо было посылать не ко мне, а к врачевателю!

— Помолчите немного, прокуратор. Мне тяжело говорить.

Повисла тишина. Старейшин поплотнее укутался в шкуры. Вся его фигура пряталась в нескончаемых складках одежды. И оттого казалось, что старика сожрал гигантский червь, оставив голову на закуску.

— Можете не беспокоиться, — прохрипел Актеоун. — Ни вы, ни остальные палангаи не больны тем, чем болею я и мои слуги.

— О чем вы? Я не понимаю.

— Белая смерть.

С этими словами старик вытащил из шкур руки. На всех фалангах пальцев, как кольца, торчали костяные наросты.

— Мне осталось жить анимам. Максимум — два. Печально, конечно, но я достаточно пожил. — Голос стал слабее. — Ребята, снимите варежки.

Демортиуусы послушно выполнили приказ Актеоуна. Их руки тоже были поражены белой смертью.

— Все равно нужно обратиться к лекарю! — воскликнул Тиберий.

Старик прыснул со смеху.

— Прокуратор, не будьте дураком! Нам конец. И думаете, это боги решили прибрать наши души к себе? Ошибаетесь! Это Авла! Предательница всеми силами пытается не дать экспедиции добраться до великого дагула.

«Похоже, он еще и тронулся умом».

Тиберий замялся, стоит ли просить воды у демортиуусов, затем, облизнув сухие потрескавшиеся губы, глазами отыскал сосуд, поднялся и налил в глиняную кружку. Но, осознав, что в домике витает зараза, пить не стал. Так и застыл у столика с кружкой в руке.

«До чего же глупо, наверное, выгляжу».

— Боитесь? — съехидничал Актеоун. — Белая смерть передается иным способом. Можете не беспокоиться.

— Почему вы считаете, что болезнь наслала Авла?

— Прямых доказательств у меня нет, конечно, однако кто еще мог это сделать?

— А разве не боги посылают заразу?

Старейшина закашлялся, сплюнул в бронзовую чашу рядом с собой и, укутавшись поплотнее, сказал:

— Я разбираюсь в болезнях, королевский прокуратор. Очень хорошо разбираюсь. И могу с уверенностью заявить, что белая смерть заражает одного или двух человек. Не больше. К тому же демортиуусы не могут заболеть — так уж они устроены. Ну, поняли?

— Считаете, Авла решила устранить вас? Зачем? Какой в этом смысл?

— Чтобы я не смог отдать её в жертву павшему Сиру! Пораскиньте мозгами, прокуратор. Вы умеете это делать, я-то знаю.

Поставив кружку на столик, Тиберий сел на подушку. Пот выедал глаза, мешал сосредоточиться. «Надо возвращаться к себе. Сейчас я бесполезен. К тому же чем могу помочь старому дураку?»

— То есть я должен убить предательницу, так?

— Вам решать, прокуратор, — сказал Актеоун. Ниточка слюны повисла на его подбородке. — Если хотите услышать мой совет, то да, уничтожьте стерву! Иначе будет хуже. А я… мне уже все равно. Я завтра умру, скорее всего. Видите, как пальцы посинели. Там скопилось уже достаточно яда.

Тиберий тяжело вздохнул, вытер потные ладони о линумные штаны. Он всматривался в лицо Актеоуна, пытаясь увидеть хоть каплю сострадания.

Ничего. Полнейший мрак в глазах.

— У вас есть дети, старейшина?

— Был… сын когда-то. Он давным-давно умер. Это дела не касается…

— Еще как касается! — уверенно заявил Тиберий. — Представьте, на месте Авлы вашего сына! А еще Авла беременна! Понимаете? Я не могу убить ни её, ни её ребенка только потому, что вам что-то показалось! Мне жаль вас и демортиуусов, однако совесть мне не позволит лишить жизни ни в чем неповинных.

Актеоун спокойно кивнул, словно и ожидал этих слов от королевского прокуратора.

— Это ваш выбор. И вы тем самым обрекли экспедицию на гибель. Поверьте моим словам.

С трудом поднявшись, Тиберий, шатаясь, демонстративно направился к выходу. «Треклятый напыщенный дурак! Никогда не любил старейшин. Они как прыщи на заднице, да простят мне боги!»

— И все же подумайте над моими словами, — бросил в спину Актеоун.

— Я уже подумал и решил, — буркнул Тиберий, застегивая пуговицы плаща.

— Надеюсь, мы с вами увидимся в царстве Юзона, королевский прокуратор. Я со своими слугами буду ждать вас.

«Иди к червям!»

С этой мыслью Тиберий вышел из переносного домика. Снегопад и не думал прекращаться. Крупные невесомые белые хлопья падали с чернильных небес. Темно, холодно, противно. Так и хотелось прямиком пойти к себе, но прокуратор двинулся в сторону убежищ палангаев. Необходимо было убедиться, что никто больше не подхватил белую смерть. Лекарь бы давно, конечно, забил тревогу, но как говорится: береженного дагулы берегут.

В первом переносном домике солдаты встретили его с хмурыми лицами: те, даже не стесняясь, играли в кости. Но удивительное дело — играли тихо, без азарта. Возможно, пытались не будить спящих товарищей, а, возможно, дело было в болезни и высокой температуре. Проверив руки палангаев, Тиберий заглянул в следующий домик. И картина повторилась с точностью до деталей. Солдаты, укутанные в одеяла. Слабый огонек в железной тарелке. Двенадцатигранные кубики и бронзовые монеты.

Лекарь увязался с Тиберием, но больше мешался под ногами, чем действительно помогал. Жаловался на нехватку снадобий, а затем и вовсе заявил, что лучше бы экспедиции вернуться в Венерандум… Прокуратор слушал его в пол уха, стараясь все внимание уделить солдатам. Оказалось, за эти два анимама никто не умер. Это были отличные новости. Однако из-за высокой температуры слегли практически все палангаи. Четверо были на грани смерти. Лекарь пичкал бедняг лечебными корнями, но они помогали слабо.

«Лучше не думать пока над этим. И без того проблем хватает».

Убедившись, что ни один солдат не заразился белой смертью, Тиберий немного успокоился. Мысли постоянно возвращались к словам старейшины. Авла-предательница наслала на служителей дагулов страшную болезнь. Было ли в этом зерно истины? Вряд ли. Бедняжка еле дышит. Вот уже сколько анимамов из-за жара даже самостоятельно не может сходить справить нужду. Если бы не помощь Немерия, то она бы давно погибла.

«Старик сошел с ума. И точка. Ему уже везде мерещатся враги. А Авла… Она всего лишь слабая несчастная дуреха, которая оказалась, к сожалению, не в том месте».

Тиберий вспомнил, как его рабыня, такая же хрупкая как Авла, высыпала прах Юлии и спрятала в шкатулке длинношеею фигурку единого бога. Кулаки сами собой сжались, пальцы до боли впились в кожу.

Отправив лекаря в палатку Актеоуна, Тиберий пошел к себе. Ветер стих, из рваных краев тяжелых серых облаков выглянула луна. Лицо на морозе потихоньку теряло чувствительность. Прокуратор остановился, чтобы полюбоваться яркими красно-синими звездами. Ему было необходимо хотя бы несколько мгновений побыть наедине. Его так и тянуло посмотреть на павшего дагула, но он усилием воли не давал себе этого сделать. Не пристало таращиться на бога, как на актера.

«Я все еще жив. Я добрался до дагула! Смог, преодолел! И завтра ничто меня не остановит. Пусть болезнь усилится, пусть руки поразит белая смерть — наплевать. Я выполню приказ Владыки».

Полегчало.

Отражавшийся от снега лунный свет болезненно бил по глазам. К тому же Тиберий с удивлением осознал, что все это время шепот в голове никуда не исчез. Он просто перестал обращать на него внимание. Чувствуя, что если будет и дальше стоять и пялиться в небо, рухнет в сугробы, он юркнул в свой переносной домик.

Все, кроме Авлы, спали. Девушка же уставилась в одну точку и, казалось, не заметила появление прокуратора.

— Ты как? — спросил Тиберий, повесив плащ на костяную вешалку.

Тишина в ответ.

— Ты меня слышишь?

Признаться, Авла выглядела скверно. Черные волосы слипались от пота, висели сосульками. На губах был мерзкий белый налет. Щеки впали, хотя скулы торчали остро. Под ногтями — грязь. Но больше всего внимание приковывали пустые серые глаза. Словно некто вынул из девушки душу и оставил лишь пустую оболочку.

Тиберий подтянул свои шкуры к костяному столбу, поддерживающему потолок домика, сел, прислонился к нему спиной и накинул на ноги взятое из дома теплое одеяло. Под рукой оказался закрытый глиняный сосуд. Откупорив крышку, прокуратор принялся с жадностью пить. Вода была отвратительно теплой и соленой. Но лучше уж так, чем и дальше мучиться жаждой.

«Всё, больше с места не сдвинусь. Наконец-то можно лечь спать».

— Долго я пролежала без сознания? — вдруг спросила Авла и посмотрела на Тиберия.

Он вздрогнул от неожиданности и пролил немного воды на грудь.

— Два или три анимама.

— Прости, что напугала.

— Ничего страшного. Просто старческие страхи. Ты и раньше просыпалась, но всегда словно была в другом мире. Как бы тебе объяснить-то… Ты вроде и проснулась, но все же не с нами.

Громко сглотнув, Авла кивнула.

— Я поняла.

— Хочешь воды?

Несмотря на усталость, сковавшее тело, Тиберий встал, поднес графин к губам девушки и, когда та напилась, вернулся на место. Кудбирион мирно посапывал возле него, так и не проснувшись после прихода друга.

— Спасибо, — сказала Авла. — Я… я чувствую себя лучше, правда.

Она озабоченно огляделась, приложила ладонь сначала на лоб Кретики, а затем, едва приподнявшись, — на лоб гиганта Септима. На лице застыл немой вопрос.

— Мы все заболели, не только ты, — ответил Тиберий, разминая пальцами больное колено. — Поэтому так до дагула и не добрались. Но клянусь богами, что завтра я, даже если буду падать от жара, дойду до Сира.

— А куда ты выходил?

Прокуратор пренебрежительно махнул рукой.

— Так, пустяки.

Авла вдруг посерьезнела, склонила голову.

— Ты ведь знаешь, да? — спросила она.

— О чем?

— О том, как я попала в эту экспедицию.

Тиберий тяжело вздохнул, закрыл глаза, решаясь с духом. Черви земли! Да он никогда не чувствовал себя хуже, чем сейчас. Не физически, но морально. Столько ответственности… Когда живешь в Венерандуме, то принимать решения за горожан в Юменте просто. Ты их не видишь, не осознаешь, как же сильно влияешь на их судьбы. В ледяной пустыне всё иначе. Каждая ошибка влечет гибель людей. И ты сполна можешь «налюбоваться» на результат своей работы.

— Знаю, — сказал Тиберий. — Всё знаю, Авла.

— И ты ведь ходил к старейшине… — Девушка замолчала на несколько мгновений, затем продолжила: — и, наверное, вы обсуждали, как же получше преподнести меня дагулу Сиру… Я понимаю…

— Я даю обещание, что ты не умрешь от меча в экспедиции.

— Отравите? Так даже лучше!

— Слушай, я поругался с Актеоуном. И не говори со мной с таким тоном! Я, в конце концов, королевский прокуратор! Почему все об этом постоянно забывают?

Повисла абсолютная тишина. Гигант Септим во сне поправил тыльной стороной ладони повязку на лице, повернулся на другой бок. Авла же уставилась, не моргая, в одну точку перед собой.

— Прости, — начал Тиберий, успокаиваясь. — Просто… столько всего происходит. Я не успеваю должным образом реагировать. Возможно, из-за болезни сорвался на старейшину, но… Не знаю. Похоже, он завтра умрет. И в этом винит тебя. Да-да, тебя. Понимаю, как это звучит странно.

Авла с грустью посмотрела на него.

— Я не могу убить тебя только потому, что ты предательница, — продолжал Тиберий. — Я и так уже много плохого совершил. Я не создан для работы прокуратором. Не создан, понимаешь? Прошлый Безымянный Король… то есть его прошлая физическая оболочка Владыки ошиблась во мне. Я ведь и должен был остаться нищим в Юменте. Ты, наверное, не можешь представить, но я в свое время и воровал, и просил милостыню у астулы старейшин. А потом… потом меня взяли в королевский замок. Это было чудом, понимаешь? Мальчик из самых низов поднялся до вершины. Стал богачом…

Он невесело ухмыльнулся, отпил воды из графина, чтобы смочить пересохшее горло. Пот по-прежнему катился с него градом.

— Сейчас-то я понимаю замысел Доминика… то есть Безымянного Короля. Я ему как мастер своего дела был не нужен. Я воплотил в себе мечту многих бедняков Юменты. Владыка очень хитер, знаешь ли. Возвысив меня, он сам стал ярче и могущественнее в глазах людей. А я? Так и остался капризным ребенком, неспособным решать сложные задачи. Всегда им был! Треклятые боги!

— Но ты ведь добрался до дагула Сира, — прошептала Авла.

— И после перерождения Безымянного Короля, — продолжил Тиберий, не обратив внимание на слова девушки. — Он… он… Да пошло всё к червям! Скажу, как думаю: все это ерунда про душу бога и его перерождения! Брехня! Старейшины выбрали мальчика в качестве нового правителя, и он увидел во мне учителя. Странно, да? Я стал в его глазах мудрецом. Потому-то он и отправил меня к павшему дагулу. А я всего лишь никчемный дурак, думающий только о том, как мои дети сейчас себя чувствуют в Венерандуме…

Авла замотала головой, сказала с жаром:

— Ты хороший человек, Тиберий! Один из немногих, кто заслуживает уважения. Не вини себя.

— Если бы был хорошим, то не взял бы тебя в экспедицию.

— А ты знал, что я… предала веру?

— Нет. Старейшина рассказал мне обо всем лишь тогда, когда мы подходили к ущелью.

— Вот видишь!

Отстегнув с пояса небольшой мешочек, Тиберий запустил в него руку, набрал горсть сухих листьев подземного ореха и бросил в рот. Горечь немного прочистила голову, но из-за жара его по-прежнему шатало. Казалось, пол переносного домика постоянно качался. Лишь усилием воли удавалось не исторгнуть из себя остатки скудного ужина.

— Как ты стала вероотступницей? — спросил прокуратор, жуя сухие листья и запивая водой. — Думаю, ты можешь мне рассказать, пока все спят.

Авла посмотрела на него, в глазах застыла немая мольба.

— У меня двое детей, Тиберий. Мальчик и девочка. Близняшки. И каждому по шесть хакима. И так как с работой в Юменте сейчас плохо, мне пришлось пойти на крайние меры. Я не хотела становиться шлюхой.

— А муж?

— Умер. Еще когда у Ио и Кунория не прорезались зубки. На меня вышел один из вероотступников, предложил хорошие деньги за то, чтобы я стала «кормилицей». Работа простая: приносить время от времени лжепророкам еду и воду, когда они выступали перед народом.

Тиберий нахмурился:

— То есть ты даже не веришь в Единого Бога?

Она замотала головой.

— Нет, не верю. Я еле сводила конца с концами, Тиберий. Мне надо было кормить и одевать детей. Но меня поймали и я… оказалась здесь. Надеюсь, Ио и Кунорий еще живы. Очень на это надеюсь.

Её глаза заблестели влагой, покраснели. Тиберий ощутил еще большую уверенность, что не сможет её убить. И не только потому, что у них было много общего. Авла говорила искренне. А значит, старейшина ошибается. И надо сделать всё возможное, чтобы беременная девушка смогла вернуться домой. «Какой же я дурак! И зачем ввязался во все это?»

Но ответ прост: решения Безымянного Короля не оспариваются. Никогда и ни при каких условиях. Будь ты хоть самым добродетельным и милостивым человеком на свете, однако против слова Владыки не имеешь права вякать!

— Ладно, мне надо отдохнуть, — сказал Тиберий. — Попытаюсь поспать. Глаза уже слипаются… Завтра решим, Авла. Обещаю, что тебя никто не тронет пальцем. По крайней мере, пока я жив.

«Пока жив…».

Глава шестая. Мора

Венерандум, королевский замок

По мраморным плитам змеились трещины. Оставалось догадываться, каким образом они там оказались. Время подтачивало королевский замок? Или же трещины появились после падения дагула Сира, как знак того, что всё придет в упадок? Министр Квинт старательно ждал, пока Мора, справившись с больной ногой, дойдет до него. Его лицо ничего не выражало. Словно известие, превратившее замок в шумный улей хунфусе, было незначительным.

«Узнать бы сейчас о чем он думает».

Поначалу Мора хотела отказаться от предложения Квинта посетить покои Безымянного Короля. Кто она вообще такая? Так, мелкая и незначительная фигура. Особенно сейчас. Однако министр объяснил, что, возможно, её появление как-то взбодрит и обрадует Владыку. Поэтому она согласилась.

«А думаешь все равно о другом!»

И это было правдой. Сколько бы Мора старалась не вспоминать о случившемся сегодня в коридоре, мысли возвращались к охраннику. Она видела Номики! Сомнений быть не могло! Из тысячи бы узнала эти жирные красные прыщи, водянистые карие глаза и кривую ухмылку. Как ублюдку удалось выжить? По рассказам лекаря Сертора демортиуус Секст расправился со всеми, кто тогда издевался над ней! Ошибся? Возможно, Номики как-то удалось избежать наказания.

Тогда в коридоре, когда Мора сопровождала Дуа до выхода, она, увидев охранника, жутко испугалась. А встретившись с ним взором, и вовсе потеряла дар речи. Это было невероятно! Перед мысленным взором тут же пронеслись картины её изнасилования. Как Номики бил по лицу жаренным куском еды, радуясь чужой боли. Как избивал до потери сознания. Как крутил членом перед ней до тех пор, пока склизкий поток спермы не попадал на губы.

Мора остановилась, зажмурилась, пытаясь прогнать тяжелые воспоминания. Убежала себя, что всё уже в прошлом. Больше подобного не повторится. Она лучше перережет горло тупым ножом, чем вновь позволит мужчине взять её.

«А ведь в коридоре Номики узнал меня и испугался не меньше».

Да, именно так. Ублюдок низко поклонился и, что-то неразборчиво пробурчав, скрылся. Дуа тогда благословляла богов за помощь, но дело было не в них.

— Мора, ты в порядке? — спокойно спросил Квинт.

— Прости, задумалась.

— Может, стоит позвать рабов, чтобы отнесли тебя до Безымянного Короля?

— Не стоит, — отмахнулась Мора. Рукоять трости была мокрой от пота.

— Видела бы ты сейчас, что творится в галерее. Министры чуть ли не штурмом пытаются войти в покои Владыки. Но старейшине удается как-то сдержать их натиск.

Мора встала напротив Квинта, боязливо бросая взоры на ступени лестницы.

— Почему ты не взял Исхака с нами? — спросила она.

— Не могу. Как объяснюсь перед министрами? Мол, мальчик хочет поговорить с Владыкой? Не сработает. К тому же кое-что случилось.

— Серьезное?

Квинт махнул рукой.

— Пустяки, — сказал он. — Сын прокуратора Тиберия неудачно споткнулся и сломал руку. Я оставил Исхака с ним, чтобы мальчонке не было одиноко.

— А лекарь?

— Отправил. Сын прокуратора лежит в покоях старейшин. Ему ничего не угрожает. Хвала хозяйке рабов Петронии, что быстро сообразила, как поступить.

Мора кивнула.

— Ну что, пойдем? — резко сменил тему Квинт.

— Пойдем.

Министры громко ругались друг с другом за право увидеть Безымянного Короля. Шум стоят такой, что было неслышно собственные мысли. Кто-то размахивал руками, пытаясь растолкать соседей, кто-то призывал к порядку, а сам бочком-бочком направлялся к высокой костяной двери. Но больше всех выделялся министр, закованный в панцирный доспех, — тот кто, проклинал «эту дуру Дуа Нокс, что сидит на ступенях перед замком». Он держал руку на эфесе длинного меча, висевшего на поясе, словно намеревался клинком прорубить себе путь. Лицо его было раскрасневшимся, а глаза злобно горели.

— Ну и компания собралась, — проворчал Квинт. Он резко выпрямился, гордо подняв голову. — Мора, постарайся не отставать.

«Не так-то просто в моем состоянии, если ты еще не понял».

Королевский министр, широко улыбаясь, громко крикнул:

— Господа! Что вы здесь устроили?

В галерее словно по волшебству повисла абсолютная тишина. Десятки глаз уставились на Мору. Казалось, от злобы толпы она вот-вот превратится в кучку пепла. «Спокойнее, дорогая. Просто делай вид, что ничего особенного не происходит».

Квинт медленным шагом направился к двери, ведущей в покои Безымянного Короля. Удивительно, но министры расступались перед ним. Никто, даже седовласый, не решился преградить ему путь.

— Ведите себя тише, — заявил Квинт. — Владыка нуждается в покое.

— Когда мы увидим его? — раздалось из толпы.

— Когда Безымянный Король сам того пожелает.

— С ним всё в порядке? — не унимался всё тот же голос.

Кивнув, Квинт остановился, давая Море время доковылять до него.

— Почему бывшая дочка Марциалов направляется к Владыке? — спросил министр в доспехе, сделав особое ударение на слове «бывшая». Его ладонь по-прежнему лежала на эфесе.

— Его Сиятельство подружился с Морой Марциал, когда был в Юменте. Как считают лекари, её появление может благоприятно повлиять на Владыку.

Объяснение не удовлетворило седовласого. Он хмыкнул и уставился на Мору.

«Пялься сколько влезет, кретин».

— Мы должны увидеть Его Сиятельство!

— Да-да, должны! — поддакивала толпа.

«Глупцы. Заботятся только о себе».

Мора заметила толстяка Мектатора. Тот стоял во втором ряду и, казалось, всё происходящее его тоже раздражало. Кивнув, Мектатор улыбнулся кончиками губ. Мора ощутила благодарность к этому человеку.

Добравшись до двери, Квинт едва приоткрыл её, чтобы толпа не смогла разглядеть, что происходило в покоях. В ноздри ударили едкие запахи лекарств — такие сильные, что в носу защипало.

Чихнув, Мора проскользнула в комнату. Глаза не сразу привыкли к полумраку: слабо горели лишь три жар-камня, вплавленных в стены. Врачеватели толпились вокруг кровати так плотно, что за их спинами не удавалось разглядеть Безымянного Короля. Кто-то из них шипел, выплевывал слова молитвы, кто-то делал сложные пассы руками, призывая духов помочь. Некоторые окружили алхимический столик в правом углу покоев и переливали едко пахучие жидкости.

Старейшины Анка нигде не было видно.

Прикрыв за собой дверь, Мора оглядела комнату, боясь сделать шаг. Казавшееся нереально высокими потолки утопали во мгле. Хотя если напрячь зрение, можно рассмотреть очертания гигантских люстр в форме плодов рогерса, к бронзовой поверхности которых вплавили сотни жар-камней. По всей длине комнаты тянулись костяные шкафы, набитые книгами, свитками, глиняными табличками и еще боги знают чем. Жаль, в полумраке было ничего не видно, но по рассказам деда Мора помнила, что тактическая комната самой большой в королевском замке. Сюда легко вместятся четыре кудбы солдат. К тому же где-то во мраке должна быть пристройка — часовня, построенная давным-давно.

«Откуда здесь кровать? Принесли? И почему это место называют «комнатой»?»

— Мора, пойдем, — прошептал Квинт, печально улыбаясь.

Лекари толпились в левом углу покоев-зала. Министру пришлось громко откашляться, чтобы перед ним расступились. Каждый шаг растянулся по времени на бесконечность. Сердце тяжело забухало в груди. От волнения Мора случайна поставила трость на ногу врачевателю. Она попыталась извиниться, однако тот лишь покачал головой, поднеся указательный палец к губам.

Квинт остановился, и глазам предстал Владыка, сидящий на широкой кровати. Правитель-бог прислонился к высокой костяной спинке, украшенной резными узорами и золотыми листами. Выглядел он ужасающе: осунувшееся мертвенно-бледное лицо искажала гримаса ненависти, на лбу страшно пульсировали нити вен, глаза ввалились. Его взор застыл на одной точке перед ним. Казалось, Безымянный Король даже не моргал.

Приблизившись, Мора почувствовала тень его былого величия, а в страшном уродстве удалось разглядеть извращенную красоту.

«Это всё игра теней».

На месте правой руки Владыки торчал забинтованный обрубок, переливающийся блестящим кровавым сгустком.

— Ваше Сиятельство, — прохрипел Квинт, откашлялся и продолжил, — я привел Мору.

— Он не услышит, — сказал старейшина Анк, стоящий по правую сторону от кровати в окружении одетых в лохмотья лекарей.

— Почему? Что случилось? — спросил министр.

— Я не знаю. Очнувшись, Владыка так и не сказал ни слова. Оглядел нас и уставился себе под ноги. Словно не узнал. — В голосе старика ощущался страх.

С последней встречи Анк, казалось, еще больше постарел. На лице прибавилось морщин, под глазами чернели синяки. Серый плащ был весь испачкан кровью.

«Зря я пришла сюда».

— Владыка, вы слышите меня? — спросил Квинт, подойдя к изголовью кровати. — Вы узнаете меня? Я — Квинт! Ваш министр!

Никакой реакции. Безымянный Король по-прежнему смотрел в одну точку и никак не реагировал на присутствующих в тактической «комнате».

— Мора, может, он тебя узнает?

Она вздрогнула, крепче сжала рукоять трости. От мерзких запахов пота, крови и лекарств мутило, к горлу подкатывал противный комок. Казалось, стоит сделать шаг, и всё содержимое желудка окажется на постели.

«Успокойся».

Сосредоточившись, Мора встала напротив Безымянного Короля и… Что делать дальше? Она чувствовала себя неуютно от десятков пронзительных глаз лекарей, от хмурого лица старейшины. Наверное, на её месте должен быть кто-то другой. Тот, кого Владыка всегда любил. Например, мастер Гуфран или глава Димир, но они давно ушли в царство мертвых.

В голову лезли неприятные мысли. Кто охранял правителя? У входа же никто не стоял! Почему старейшина Анк так пренебрежительно относится к безопасности? Что если сейчас воины единого бога попытаются проникнуть в замок?

Тяжело вздохнув, Мора дрожащими пальцами коснулась плеча Безымянного Короля. Его кожа наощупь была неприятно холодной, как у мертвеца.

— Ваше Сиятельство…

Никакой реакции.

«Очнись же! Пожалуйста, ты сейчас как никогда нужен всем этим людям».

Не веря в собственную дерзость, она нежно провела тыльной стороной ладони по щетине Владыки, скользнула по щеке, а затем дотронулась до грязных свалявшихся волос. На мгновение показалось, что ноги под шкурами шевельнулись.

— Вы помните меня, Ваше Сиятельство? Я Мора…

Ничего.

— Я…

— Хватит! — заявил старейшина Анк. — Идея привести дочку Марциалов оказалась неудачной. Отойдите от правителя!

Мора попыталась было возразить, но ей на плечо легла ладонь Квинта. Она обернулась, с укором посмотрела на министра и, чуть не плача от стыда, направилась к двери. Лекари расступились перед ней, не говоря ни слова. Ей же хотелось провалиться сквозь землю. И сдохнуть!

«А на что ты рассчитывала, глупая? Думала, сможешь одни нежным прикосновением вылечить Безымянного Короля? Сможешь отрастить ему новую руку?»

Она остановилась в четырех шагах от костяной двери, принялась вытирать слезы, размазывая по лицу, едва всхлипнула и судорожно вздохнула, как после долгого плача. Никто из толпы уже не смотрел на неё. Всем было наплевать. Мора протянула руку к дверной ручке, но так и застыла.

Выйти к министрам вся в слезах? Нет уж. Такого нельзя допустить. Поэтому она глазами отыскала ближайший стул, доковыляла до него и села.

«Не уйду, пока не выгонят».

Между Квинтом и старейшиной началась перепалка.

— Что вы собираетесь делать дальше? — спросил королевский министр.

— Продолжать лечение. Как видите, мы добились серьезных успехов…

— Он не реагирует! Что я скажу толпящимся в коридоре людям, а?

— Их гнев — не моя забота, министр.

— Посмотрим, как вы заговорите, когда они откроют врата предателю! — распылялся Квинт.

— Они этого не сделают.

— Легкомысленно так думать, старейшина. В любом случае ни вы, ни я, ни один лекарь не должны не проронить и слова об истинном состоянии Владыки. Похоже, его разум не выдержал после сражения с Гектором.

— Вы забываетесь, министр. Я не потерплю упаднических настроений перед Его Сиятельством.

Нервный смешок.

— Лучше сделаете всё возможное, чтобы Владыка пришел в себя, — сказал Квинт. — И поставьте охрану у входа на тот случай, если министры попытаются силой ворваться сюда. О чем вы вообще думали?

— А кого мне поставить? Воинов Марциала? Я им не доверяю.

Жаль, за спинами лекарей было не видно, как спорили министр и старейшина. Мора очень хотелось увидеть лицо Анка.

— У нас нет другого выхода. В конце концов, поставьте перед тактической комнатой оставшихся палангаев. Проявите благоразумие! Нельзя так рисковать жизнью Владыки!

— Я без вас решу, что мне…

Перепалка продолжалась. Мора вспомнила, как в особняке Дуа Нокс подслушивала за разговором Владыки и старейшиной Димиром. Как растянулась на полу, когда попыталась уйти к себе. Как Безымянный Король поднялся к ней, нежно положил её голову на колени и влил в губы вкуснейшей воды из своей фляги. Она не боялась его. И не потому что он был самым могущественным человеком во всем Мезармоуте. Нет. Потому что Владыка оскоплен. Это многое меняло. Мора могла почувствовать себя рядом с ним в безопасности.

«Что за мысли у тебя?»

Хотелось верить, что физические и душевные раны, которые нанес Гектор, залечатся и Безымянный Король сможет и дальше управлять городом. Возможно, он станет другим — более жестоким. Или же случившееся его наоборот закалит. В мифах и книгах, рассказывающих о людях древности, всегда присутствовали герои, прошедшие через беды и страдания. В конце концов, эти герои убивали самых страшных монстров и прославляли себя в каганамах.

— …у вас нет больше других дел, министр Квинт? — зло спросил старейшина. — Или забыли, что еще недавно находились в казематах? Кто знает, возможно, после пробуждения Безымянный Король опять лишит вас всех привилегий.

— Я выдержу любой каприз фатума, — ответил спокойно Квинт. — Мне не в первой, знаете ли.

— Просто не забывайтесь, что временно вся власть в моих руках! И если мне хоть что-нибудь не понравится…

— Я сделаю все возможное для блага Мезармоута и его граждан, старейшина. И поверьте: я ценю, что вы для меня сделали. Давайте прекратим эту бессмысленную перепалку.

— Как вам будет угодно, министр. Как вам будет угодно.

Толпа расступилась, и Мора увидела Квинта, идущего к ней. Его лицо ничего не выражало. Он словно лучился спокойствием и, казалось, спор со старейшиной Анком ничуть его не вывел из равновесия.

«Хотела бы я выглядеть как он».

— Мора, пойдемте. Нам пора, — бросил королевский министр и приотворил дверь.

Тяжело вздохнув, Мора оперлась левой рукой о трость и не без труда поднялась. Низ позвоночника обожгло болью. Пришлось несколько долгих мгновений постоять, привыкая к нагрузке. Сделав над собой усилие, она поковыляла к выходу. От яркого света галереи зажмурилась.

Министры тут же обступили Мору и Квинта, зал наполнился несмолкаемой какофонией голосов. Каждому хотелось попасть к Безымянному Королю. Многие боялись за свое будущее, ведь никогда раньше лжепророки не захватывали Юменту. Вера в правителя пошатнулась после того, как он лишился руки и…

«Рассудка», — заметил внутренний голос.

Квинт пытался отделаться от толпы пустыми обещаниями и оптимистичными заявлениями, но его никто не слушал. Министры задавали вопросы не потому, что хотели услышать ответы, — они пытались избавиться от собственных страхов. Мора отчетливо поняла: если люди Гектора попытаются взять Венерандум, здешние богачи сами откроют ворота. Долгие хакима они копили золотые монеты и не беспокоились за свою судьбу. Теперь, когда армия Мезармоута уничтожена, надеяться на Владыку бесполезно.

— Да послушайте же меня! — оправдывался Квинт. — Вы зря беспокоитесь, всё под контролем. Завтра я с министром Мектатором проверю наши запасы с зернами линума. И уверяю, что мы сможем долго держать осаду. Горожане Юменты сами выгонят Гектора и его прихвостней. Или вы не верите в могущество Безымянного Короля?

Жалкие оправдания. Толпа лишь с новой силой принялась осыпать Квинта вопросами.

Взор Моры зацепился за двух воинов, что спустились с лестницы. Оба были в тяжелых бронзовых доспехах, отбрасывающих яркие блики в свете жар-камней. Черные кожаные плащи до колен не могли скрыть их прекрасной физической формы. Но что-то в их виде пугало Мору. Она присмотрелась к ним и поняла причину своего беспокойства: за одним из воинов тянулся след из кровавых капель.

— Квинт…

Но министр не обратил на неё внимания, по-прежнему отбиваясь от толпы пустыми фразами.

Между тем, оба незнакомца обнажили из-под плащей гладиусы и уверенно направились к людям. Их лица были серьезны, сосредоточены и полны значимости. Они шли с подчеркнуто прямыми спинами и горделивой походкой, так идут священнослужители к алтарю, чтобы принести в жертву богам дагена. С лезвия у одного из воинов на мраморный пол стекали струйки крови.

«Солдаты спустились с лестницы… Исхак! Боги!»

— Квинт! — настойчиво принялась тянуть за рукав перепуганная Мора.

Тот попытался отмахнуться, но она закричала:

— Убийцы!

Толпа умолкла, и в абсолютной тишине неестественно громко зазвучали тяжелые шаги солдат. Министры принялись оборачиваться, послышались первые крики. Но удивительное дело: люди не расходились, словно не верили в угрозу.

Первый воин уверенно подошел к чиновникам, и короткий меч в его руках заплясал танец смерти. Мора увидела, как брызнула кровь, как упал мужичина в белой тоге, держась за перерезанное горло. Стоящие рядом с ним министры лишь руками закрывались от лезвия, вскрикивали и грохались на пол, как кули с зернами фоенума.

Осознав происходящее, Квинт бросил девушке:

— Уходи как можно быстрее! Постарайся подняться к себе и запрись! Ну же!

Седовласый министр, закованный в доспех, молниеносно вытащил длинный меч из ножен на поясе, толкнул под гладиусы убийц впереди стоящего старика в простой черной линумной одежде и принял боевую стойку.

— Прекратить! — завыл он. — Я приказываю прекратить!

Один из псевдостражников скинул мешавший плащ. Море показалось, что он был рожден для этого страшного момента. В своем стремительном танце он двигался с невероятной ловкостью для такого массивного телосложения. Под его кожей прокатывались волны стальных мускулов. Министры перед ним даже не успевали вскрикнуть. У его ног в собственной крови лежали как минимум десять трупов.

«Уходи, дура! Уходи!»

Но Мора понимала, что с больной спиной вряд ли удастся прошмыгнуть незамеченной. Поэтому она, понимая всю глупость ситуации, заслонила собой дверь, ведущую в покои-зал Безымянного Короля. Квинт оказался прав! Люди Гектора — в этом сомнений быть не могло! — воспользовались неразберихой и попытались прорваться к Владыке.

«Ну, и ладно. Я и так живу дольше положенного».

Не хотелось умирать. Она с болезненным осознанием поняла, что зря не сходила к отцу. Надо было увидеть, как он сломался после гибели семьи! Мора ничуть не жалела его. Многое бы отдала, чтобы взглянуть ему в глаза и всё-всё рассказать.

«Интересно: как бы отреагировала мама? Обняла бы?».

Убийца прыгнул, и седовласый министр принялся отступать под страшными, невероятно быстрыми ударами лезвия гладиуса. Казалось, вот-вот — и чиновник рухнет, как подкошенный, на мраморные плиты. Но он держался. Звякали и отлетали пластины панциря. Его длинный меч дергался, с трудом парируя удары.

Некоторым чиновникам удалось проскользнуть мимо смертоносных ублюдков. Толкаясь друг с другом, министры бежали в сторону кухни — жалкие трусы, ценившие лишь собственную никчемную жизнь. Седовласый же по-прежнему отбивался от гладиуса убийцы. Он едва стоял на ногах, из многочисленных ран на руках обильно текла кровь. Еще немного — и ему конец.

Помощь пришла неожиданно: Квинт выхватил нож, спрятанный под плащом, и метнул во врага. Лезвие вонзилось точно в горло. Ублюдокспоткнулся, упал на колени, хватаясь свободной рукой за костяную рукоять, и окинул взором галерею. Пузырясь, кровь хлынула мощным потоком на бронзовые доспехи, затем — на пол. Раздался звон железа: это гладиус убийцы выпал из ослабевших рук.

Минус один.

«Где же охранники-палангаи?»

Мора не сразу поняла, что сжимает трость слишком сильно. На ладони отпечатались контуры рукояти. Внутренний голос умолял покинуть как можно скорее место битвы, приходилось усилием воли заставлять себя стоять на месте.

Квинт попытался было схватить валяющийся на полу гладиус, но второй убийца рванул к нему. Его короткий меч превратился в стальной вихрь. Лишь каким-то чудом королевскому министру удавалось вовремя уходить от ударов.

Седовласый потерял равновесие и растянулся на полу, истекая кровью. И даже в таком состоянии он пытался доползти до ублюдка.

— Прекратить! — кричал он. — Прекратить, дагулы тебя дери!

Второй убийца был выше Квинта на целую голову и гораздо шире в плечах, что давало ему некоторые преимущества в бою. Его улыбка сверкала, как остро заточенный клинок, а в глазницах горела чернильная бездна. Воин чувствовал собственное превосходство и играл с жертвой. Остальные министры разбежались, а потому на пути у него были лишь Квинт да Мора.

«Не хочу умирать! Не хочу!»

— Хватит! — хрипел сквозь зубы седовласый. Он с трудом ворочал языком. — Хватит… пре… кра…

Когда убийца поднял руку, дабы снести голову противнику, Квинт неожиданно быстро подскочил к нему и резко дернул его кисть. Раздался громкий хруст. Лицо ублюдка исказила гримаса боли, из глотки вырвался отчаянный вопль.

Мора не поверила глазам: королевский министр превратился в размытый силуэт, закружившийся вокруг врага. Вот брызнули глаза псевдостражника. Вот обе его руки одновременно неестественно выгнулись словно сами собой…

А затем ублюдок рухнул на пол со сломанной шеей.

Квинт, тяжело дыша, стоял в трех шагах от него. Лицо раскраснелось, по щеке стекала капля крови — своя или чужая?

Оба воина и десятки министров были мертвы.

Глава седьмая. Тиберий

Ледяная пустыня

Трупы старейшины Актеоуна и демортиуусов нашли на следующий анимам. Лекарь, обнаруживший тела, рассказывал, что едва вышел поглазеть на звезды и подышать свежим воздухом, как от острого запаха гнили свело живот. Бедняга вспомнил слова королевского прокуратора о белой смерти и полез в переносной домик служителей дагулов. За потестатемы сна наросшие костяные кольца на пальцах Актеоуна и демортиуусов отвалились, позволив зараженной крови свободно циркулировать по телу. Трупы начали ужасно смердеть, раздулись, словно кожаные бурдюки, наполненные водой, а шкуры и одеяла под ними пропитались липким гноем, из-за которого пришлось сжечь переносной домик.

Тиберий беспокоился за палангаев, но оказалось, что загадочная болезнь, свалившая всех членов экспедиции, исчезла. По заверениям врачевателя солдаты были абсолютно здоровы. Королевский прокуратор сам чувствовал себя намного лучше: суставы не болели, жар прошел, больше не слышались голоса в ночи. Мышцы окрепли настолько, что, казалось, он в одиночку смог бы дотащить все сани до дагула.

Пока Немерий муштровал палангаев на снежном поле за переносными домиками, Тиберий обходил бегунки, проверял крепления и пересчитывал оставшиеся припасы.

Мороз кусал щеки, пробирался под шапку, отчего та сжимала голову тисками. Пальцы потеряли чувствительность, не спасали даже рукавицы с тройной подкладкой. Сколько не пытался дышать на них или греть подмышками — ничего не помогало.

Зато из-за морозов не сыпал снег и очистилось от свинцовых туч небо. Мелкие красные, желтые, зеленые и синие звезды блестели, как крохотные алмазы. Даже не верилось, что вчера при одном взоре на них страх сковывал тело.

В свете ярко горящей Луны Тиберий обошел бегунки и, убедившись в их надежности, приказал палангаям собираться. Солдаты делали всё молча, быстро, но не торопливо: нагружали сани толстыми и прочными веревками, оружием, запасами еды, лыжами, привязывали специально заготовленные кости филей — широкие, длинные и прочные. Из этих костей позже соорудят огромные бегунки, на которые положат… Положат что или кого? Дагул оказался гораздо больше, чем планировали в королевском замке.

«Больше? Да он огромен!»

Но Тиберий старался не думать об этом. Пока надо лишь добраться до павшего ящера, а там посмотрим.

Вероятно, удастся как-то его живить. А может до Сира даже коснуться нельзя: по легендам простые смертные тут же сгорали в священном огне, если дотрагивались до бога. Впрочем, прокуратор особо не верил в глупые выдумки. Чем больше смотрел на дагула, тем сильнее убеждался, что тот практически не отличается от некоторых ползучих тварей в подземных переходах Юменты.

«Хвала богам, что нет рядом со мной старейшины Актеоуна».

— Страшно? — спросил Немерий, наблюдавший вместе с ним за павшим ящером. Они стояли перед входом в своей переносной домик.

— Конечно. Так долго ждал этого момента. Не поверишь, но колени трясутся, как у ребенка, нагруженного мешками с зерном.

— Красивое сравнение. Надо запомнить.

— Может, стоит оставить часть палангаев в лагере? Не опасно ли бросать все силы на дагула?

Мимо пробежал палангай, держащий в руках связку мечей.

— Боюсь, никто не захочет торчать здесь, — сказал Немерий.

— А если легенды не врут? Вдруг, когда мы подойдем достаточно близко к Сиру, нас всех сожжет священный огонь?

— Фатум, — коротко ответил кудбирион, ежась на холоде.

— Звучит глупо.

— Жизнь вообще глупа, друг, и полна бессмысленных поступков. Если бы люди руководствовались лишь логикой, то давно бы подохли.

Тиберий шмыгнул носом. От редких порывов ледяного ветра сводило зубы.

— Видел, Авле стало лучше, — сказал он.

— Не только ей. Где-то потестатем назад очнулись Кретика с мужем. Лекарь говорит, они оба поправились.

— Так странно…

— Боги наконец-то на нашей стороне, друг, — заявил кудбирион. — Уж это ли не повод для радости? Возможно, мы даже вернемся домой.

Тиберий пожал плечами, сказал:

— Все равно нельзя терять бдительность. Я очень беспокоюсь, если честно. Что-то идет не так. Чувствуешь?

— Ты про смерть старейшины и черных плащей?

— Не только.

Кудбирион натянул маску на лицо:

— А какой у нас, смертных, выбор? Только идти вперед.

— Ладно, надо выдвигаться. Только Авлу, Кретику и других придется оставить в лагере.

— Разумеется, — сказал Немерий, кивнув. — Я отдам приказ палангаям.

Вскоре всё было готово к решительному броску. Сани стояли в два ряда у переносных домиков, палангаи ожидали команды от кудбириона. Скрипели ремни, десятки глаз не отрывались от ящера Сира, чьи кожистые крылья трепетали на ветру. Волнение, уже привычное и тревожное, охватило людей. Скоро они смогут коснуться чешуйчатой брони бога. Это было странно и необычно.

Прикрепив ножны с длинным мечом к поясу, Тиберий взобрался на бегунки. От страха тело била дрожь, не получалось усесться поудобнее. Дождавшись друга, кудбирион поднялся и крикнул:

— Вперёд, братья! Давайте уже поскорее спасем Сира и вернемся домой.

Раздались радостные крики, скрип снега, и вскоре все сани, запряженные солдатами, направились к летающему ящеру. Прежде, чем плюхнуться на сиденье, кудбирион обернулся, бросил взор на переносной домик, в котором его ждала предательница Авла. Тиберий так и не смог поверить в слова старейшины Актеоуна и потому оставил девушку в тепле и в относительной безопасности. Не место беременной среди солдат. Тем более, когда они шли к дагулу.

«Гордилась бы ты мной, Юлия? Я не прислушался к старому дураку и сделал всё по-своему. Но я ведь человек, а не даген! Даже враг заслуживает пощады. К тому же Авлу вынудили работать на вероотступников. Где бы ты не была, Юлия, надеюсь ты поймешь. Я просто не могу. Прости».

— Надень маску — обожжешь лицо, — сказал кудбирион, держась за костяные поручни.

— Ты её любишь?

— Кого?

— Ты знаешь.

Повисла тишина, нарушаемая лишь тяжелым сопением палангаев да скрипом снега. Тиберий подумал было, что друг не ответит, но тот сказал:

— Люблю. Она не заслужила этих страданий.

— Значит, старейшина вовремя умер.

Тяжесть воспоминаний давила на Тиберия, не давая сосредоточиться на броске к павшему ящеру. Картины, запахи, звуки, ощущения сыпались из прошлого, словно драгоценные камни из порванного кармана торговца. Жизнь представлялась чередой бед и страданий, изредка в которой возникали периоды счастья, но здесь, в ледяной пустыне, Тиберий болезненно осознал, что на деле всё обстоит куда сложнее. Право на хорошее необходимо заслужить через боль. Без неё нельзя ценить то, что имеешь.

Детство Тиберий провёл в бедности, не доедал, воровал, грабил… Родителям было наплевать на него: отец вечно ошивался у шлюх, а мать унимала горе хмельной настойкой, пока не умерла от красной желчи. И что ждало мальчика в дальнейшем? В лучшем случае он бы стал витамом, копателем, жил бы в глиняной лачуге — грязной и смердящей бедностью. Тиберий понимал это с самых юных хакима. Поэтому выдумал собственные принципы, которые позволяли не скатиться на самое дно. Например, он никогда и ни при каких условиях не убивал людей. Многие его друзья перерезали глотки спящим пьяницам, дабы посмотреть на чужие страдания…

Возможно, именно благодаря своим принципам мальчику повезло, и его заметил сам Безымянный Король. Владыка увидел в грязном оборванце-несмышленыше нечто, что выделяло из толпы. Он неустанно перед смертью любил повторять Тиберию: «У тебя, мой друг, хребет, как у филя — его ничем не сломить».

Жизнь в замке, конечно же, разительно отличалась от бессмысленного существования в трущобах. Здесь и кормят четыре раза в анимам, и спишь в тепле и на мягкой кровати, и носишь хорошую чистую одежду. Счастье омрачали лишь занятия с хаятами и мастерами гладиуса. Приходилось много читать, писать и изводить себя тренировками. Когда ты беден и никому не нужен, у тебя есть свобода действий. Хочешь — пошел гулять, хочешь — дальше спишь. Но Тиберий понимал, что лучше соблюдать жесткую дисциплину, чем жить впроголодь.

В итоге за все старания Владыка назначил его личным помощником, выделил дом в Венерандуме, слуг и одарил целым сундуком золота. Самые важные дела проходили через королевского прокуратора: на тот момент Его Величество часто болел. Поэтому порой Тиберий самостоятельно принимал решения. Даже старейшины завидовали его власти, боялись, что попытается захватить трон… Глупости! Он преданно служил правителю, еще не понимая, как ловко тот им управляет.

Вскоре Тиберию удалось жениться на дочке богатого юментского консула. Честно говоря, это был брак не по любви: прокуратору надо было упрочить свое положение, иначе по законам Мезармоута старейшины могли в любой момент сделать его рабом. А после смерти физической оболочки Владыки всё к тому и шло…

Юлия оказалась чудесной и умной женой. Она сделала Тиберия счастливым. Могла лишь одним словом усмирить его гнев, одним прикосновением прогнать грусть и одним поцелуем вернуть уверенность в себе. Прекраснейшая из всех женщин, даже несмотря на то, что прожила большую часть жизни в роскоши. Она умела переживать за других и ощущать чужую боль.

Спустя столько хакима, Тиберию часто снилось, как Юлия встречает его на пороге их дома. В пронзительных голубых глазах играют смешинки, на щеках выступает румянец. Она стоит в легкой синей тоге, не боясь заболеть. А он, хмурясь, берет её на руки и уносит в теплый зал, закрывая ногой за собой дверь. Счастливое время!

Юлия родила троих прекрасных детей: Доминика, Гименею и Луция. Тиберий души не чаял в них, именно после их появления он осознал, насколько же мягким и ранимым обладает характером. Ему-то казалось, что он жесток, непоколебим и тверд!

Жена умерла, когда Луцию было всего два хакима: подхватила простуду и, пролежав больше семи анимамов в постели, умерла. Как уверяли лекари: не выдержало сердце. И жизнь Тиберия в один миг превратилась в нескончаемое страдание. Он всё время плакал, а боль, поселившаяся в груди, казалась вечной. Пришлось на некоторое время отойти от дел, благо Безымянный Король позволил.

Тиберий так и не смог заставить себя явиться в храм Юзона, дабы увидеть, как сжигают его Юлию. Только при мысли о том, что её положат в открытый каменный саркофаг, обольют черной гадостью и… Нет, даже сейчас об этом думать больно.

Лишь дети держали Тиберия в этом мире. Не будь их — он бы давно перерезал себе горло. В Гименее, Доминике и Луции видел смысл в жизни и свое будущее. Возможно, еще настанут периоды счастья — надо лишь преодолеть все неприятности.

— Выпей.

Кудбирион протянул ему флягу.

— Что это? — Голос был сиплый. Лицо онемело на морозе.

— Специально сохранил, — ответил друг. — Особая настойка, которая поможет тебе взбодриться.

— Хмельная?

— Нет. Пей же.

Тиберий влил в себя ледяной жидкости из фляги, рот тут же обожгло, заломило зубы. Пришлось сделать несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы усмирить огонь в горле. Удивительно, но вскоре стало заметно лучше. Мороз не казался уже таким кусачим.

— Пока мы не добрались, я хотел бы тебе кое-что сказать, — вымолвил Немерий, забирая флягу.

— Ну…

— В общем, такое дело… Если будет воля богов, экспедиции удастся добраться домой и тогда… Я… Я хочу сказать, что…

— Не томи уже.

— Ты не мог бы попросить у Безымянного Короля, чтобы он пощадил Авлу?

Впереди, сияя чешуей, их дожидался дагул Сир, под крыльями которого можно было спрятать Венерандум. Ящер казался поистине циклопическим.

— Думаю, смогу уговорить Владыку, — сказал Тиберий после недолгого молчания. — Надо лишь объяснить ему, что Авла стала жертвой обстоятельств.

— Спасибо тебе, друг! Никогда не забуду!

— Сначала надо вернуться домой.

Зависшая над павшим богом Луна, бледная и робкая, воровато выглядывала из-под черных туч.

— Кажется, скоро опять снег пойдет, — вздохнул Тиберий. — Сейчас бы руку отдал, чтобы оказаться дома.

— Мы выкрутимся, друг. Я верю.

Прокуратор повернулся к нему.

— Ты еще совсем недавно говорил об обратном.

Кудбирион подвинулся к нему поближе и прошептал в ухо:

— Так я из-за Авлы. Голову совсем потерял от любви. Думал, сдохну.

— Не ожидал увидеть тебя таким, Немерий.

— Я сам от себя не ожидал. Она как будто в голову залезла. Веришь, постоянно думаю о ней. О том, какая она красивая. Проклятье! Вот уж где не ожидал влюбиться, так это в ледяной пустыне. Кому расскажешь — на смех поднимут.

— Тебе не кажется это странным? — спросил Тиберий.

— Что именно?

— Мы сейчас направляемся к дагулу — существу, создавшему человеческий род. А разговариваем о женщинах.

Кудбирион так и не ответил.

Огромные ледяные горы, раскинувшиеся вокруг, давили на нервы. Тиберий по-прежнему не мог отделаться от мысли, что там, на заснеженных острых вершинах, кто-то следит за экспедицией. Но сколько бы он не всматривался вдаль, на таком расстоянии и при такой плохой видимости ничего нельзя было разглядеть. Высота гор казалась колоссальной. Оставалось только догадываться, кто, когда и зачем создал это страшное каменное великолепие.

Из-за стремительно несущихся чернильных облаков время от времени выглядывала луна, но её холодного бледного света было недостаточно, чтобы люди могли уверенно продвигаться к павшему дагулу, поэтому Тиберий приказал зажечь масло. И теперь пляшущие огоньки в бронзовых чашах слабо покачивались на специальных костяных подставках с левой и правой сторон саней.

Бегунки королевского прокуратора и кудбириона тащили трое солдат — палангаи Авкт, Кастул и Мардарий. Ловко управляясь с лыжными палками, они шли уверенно и быстро. И не скажешь, что за теплыми одеждами прячутся худые и изможденные переходом воины. Тиберию было их немного жаль: сам он с трудом представлял, как бы смог тащить бегунки. Возраст уже не тот… Да и сытая теплая жизнь в замке дает о себе знать.

«Мы дойдем. У нас получится. Должно получиться…»

— Думаешь, он живой? — едва слышно спросил кудбирион, накинув на себя еще одну толстую шкуру дагена.

— Дагул?

— Да.

— Надеюсь на это. — Губы едва слушались из-за холода.

— Когда боги там, в небесах, они кажутся невероятно прекрасными, — сказал Немерий. — Помню, один астроном позволил мне взглянуть в эту их огромную металлическую штуку с линзами…

— Телескоп, — подсказал королевский прокуратор.

— Да-да, в телескоп. Как же я тогда поразился красоте дагулов. Понимаешь? Их чешуя переливалась красными и зелеными цветами… И я все не мог понять, как же они висели в пустоте? Этот вопрос долгое время мучил меня… А сейчас, глядя на поверженного Сира, я вижу… просто огромную тушу. Наверное, боги покарают меня за эти слова.

Тиберий кивнул, но ничего не сказал. Кудбирион озвучил его мысли. В старом ящере не чувствовалась искра жизни. И чем ближе сани подходили к дагулу, тем отчетливее это становилось понятно. Прокуратор буквально молился, чтобы Сир, как в древних сказаниях, раскрыл безгубую пасть и исторг натужный рев, от которого дрогнет земля. Чтобы порванные крылья сложились на могучем теле, а не безжизненно трепыхались под порывами ветра. Чтобы огромные, идеально круглые глаза засияли божественном светом.

Наверняка все палангаи хотели видеть в павшем боге угрюмую мощь и беспощадность.

Поежившись от холода, Тиберий натянул теплую куртку чуть ли не на голову, предпочитая вдыхать собственный кислый запах пота, а не студеный воздух. Согреться не получалось. Кожаные штаны на морозе задубели и при каждом движении противно скрипели. Ощущаешь себя словно в ледяном коконе.

— Надо выпить еще настойки, — пробурчал кудбирион.

В нескольких эмиолиусах от лапы дагула из снега вырвался луч фиолетового света.

— Смотрите! — закричал палангай, запряженный в сани королевского прокуратора.

Воины остановились. Тиберий резко вскочил, наблюдая за тем, как то тут то там на снежном поле возникали идеально круглые дыры, из которых выбивалось лиловое сияние.

«Что происходит?»

Долгую звенящую тишину разорвали страшные нечеловеческие крики. В свете фиолетовых лучей ледяная пустыня в одно мгновение преобразилось: привычные каменные гряды, сугробы и снег приобрели мистический и пугающий вид. Весь мир наполнился кривыми тенями.

Не теряя времени напрасно, палангаи освобождались от ремней, связывающих их с санями, и вытаскивали из ножен короткие мечи. Воздух наполнился криками, лязгом и хрипами. Тиберий же не мог себя заставить подняться, крепко сжимал костяные ручки бегунков и пялился на бьющие из земли в самую черноту небес лучи. Он услышал в голове, как ожили сотни голосов — стариков, детей, мужчин и женщин. Кто-то умолял убегать, ибо кара богов настигнет его. Кто-то просил окунуться в лиловое пламя. Кто-то призывал сражаться до конца.

Сжимая челюсти до боли, Тиберий поднялся. Тысячи невидимых острых иголочек вонзились в виски. Скинув маску на снег, он наконец высвободил длинный меч из ножен. Белые искры заплясали на остром, как бритва, лезвии.

Между тем, в фиолетовом пламени, из которого в невероятных количествах вылетали колкие звездочки, показался гигантский темный силуэт. Снег вокруг дыры зашипел, и из луча, извиваясь, вылезло бесформенное существо. Оно лишь отдаленно напоминало человека: десятки щупалец, пульсирующих толстыми венами, обвивали мускулистый торс, из плеч торчали шипы. Но больше всего внимание привлекала голова чудища — непропорционально огромная, шишковатая. Широко открытые, немигающие бельма неотрывно следили за людьми. В этих двух стылых лужицах, отражались звезды из лилового пламени.

Не веря собственным глазам, Тиберий так и застыл, боясь пошевелиться. Разум отказывался верить в происходящее. Взор скользил по белому, словно мраморному, животу существа, на котором угадывались черты застывших в бесконечном крике лиц. Скользил по склизким щупальцам, оставляющих на снегу черные лужицы. По широко распахнутой пасти с кривыми треугольными зубами в несколько рядов.

«Что это такое?»

Палангаи окружили сани с кудбирионом и королевским прокуратором, ощетинившись гладиусами против чудища. Из-за массивных теплых одежд их короткие мечи выглядели смешно и нелепо.

— Держать строй! — закричал кудбирион. — Держать строй любой ценой!

Из другого лилового луча показался новый монстр. Этот был значительно выше твари с щупальцами, обладал массивным круглым телом со складками подкожного жира. Гигантские лапы покрывала серая свалявшаяся шерсть. Тонкие кривые пальцы оканчивались острыми белыми когтями, способными разорвать человека в одно мгновение. Длинную шею венчала мохнатая голова без глаз и носа. На губах извивались черви.

«Этого просто не может быть».

Чудовища не спешили атаковать, стояли на месте.

Тиберий же пытался вспомнить слова молитвы, но из-за лихорадочно скачущих мыслей ничего не получалось. Тысячи вопросов роились в голове. Ему с трудом удалось оторвать взор от тварей и посмотреть на кудбириона. Друг тяжело дышал, меч в его руке предательски дрожал. Подумалось, как долго будет еще работать сердце, когда вскроют грудную клетку?

«Хватит».

Жуткий страх продолжал подкидывать все новые и новые образы. Дымящаяся кровь на снегу. Вопли боли. Звуки разрываемой кожи и мышц. Хруст костей. Блеск мечей. И непрекращающийся, сводящий с ума хохот невероятных существ…

«УХОДИ! ОНО НАШЕ-Э-Э-Э!»

Зазвучавший голос в голове и кружащиеся вокруг саней звезды вогнали Тиберия в странное, непонятное состояние, ткань реальности принялась раздваиваться, показывая загадочные образы.

Даген скребется в холодной земле. Его тело дрожит, спина иссечена глубокими царапинами, что оставляют после себя камни. Плоть пульсирует болью, короткие волоски на спине ловят вибрации в норе. Кости трещат под тяжестью земли, готовые вот-вот сломаться. Сородичи не придут — слишком далеко. В случае потери биологических жидкостей придется умереть… Однако пока даген жив: огромное сердце молотится, лапы-лопаты скребут камни и ледяной песок. Он чувствует других сородичей — их тысячи тысяч. В норах, в пещерах, в озерах и даже в снегу. И всех успокаивает Хозяин, рассылает сладостные импульсы удовольствия.

Тиберий замотал головой, прогоняя видения. На какое-то мгновение удалось подавить страх. Хотелось пить.

«НЕ ПОДХОДИ!»

Один из палангаев не выдержал и, крича, побежал к гигантской твари с щупальцами. Он сделал всего пять шагов, когда мощный удар лапы снес голову. Из разорванной шеи брызнул фонтан темной крови и окатил ближайших солдат. Те испуганно закричали, но строй держали.

«СТАНЕТ ЕЩЕ БОЛЬНЕЕ. СТА-А-АНЕТ…»

В Юменте кипит ожесточенная битва: воины пытаются остановить волну червеподобных монстров. Крики, стоны, лязг железа. Фиолетовое сияние, исходящее от врага, туманит мозги, не дает свободно мыслить. Спрятанный в недрах земли Хозяин не жалеет детей: те покидают уютные теплые норы, чтобы добраться до жилищ двуногих. Строй палангаев сминают циклопические бесформенные отпрыски Хозяина.

Тяжелая рука кудбириона опустилось на плечо Тиберия. Он вздрогнул, вырванный из иной реальности. Голова кружилась, ноги едва держали. От горечи и безнадеги хотелось завыть.

— Ты это видишь? — ошарашенно спросил прокуратор.

— Что вижу?

Из фиолетовых лучей вылезали все новые и новые монстры — странные подобия людей с непропорциональными частями тел, с горящими алым пламенем глазами.

«ДАГУЛ НАШ! ДАГУЛ ХОЗЯИНА!»

Его цель: стереть, уничтожить невесть что возомнивший о себе материал. Приходится каждый каганам бросать свои лучшие творения, чтобы снизить рост популяции двуногих. Но ему постоянно мешают другие. Не дают завершить начатое. И Хозяин злится, плачет, умоляет, требует… Низкий гул, наполненный болью, заполняет норы, пугает детенышей… Так продолжается давно. До тех пор, пока Истидохерис не падает с небес. Он поможет Хозяину одержать верх.

Тиберий выронил меч и едва не упал с саней. Уперев руки в колени, он тяжело дышал, пытаясь унять бешено бьющиеся сердце.

— Твари с Мирата, — прошептал прокуратор. — С Мирата…

— Что ты там бормочешь? — недовольно спросил Немерий.

— Это твари Универса! Старейшина был прав!

— Успокойся…

— Ты не понимаешь! Мы умрем.

«Всему конец… Я не успел! Не успел!»

— Тиберий, возьми себя в руки, — попросил кудбирион.

Земля под ногами дрогнула, донесся тяжелый предостерегающий рокот. Тиберий попытался было приказать держаться до конца, как страшно загрохотало, ущелье затряслось с такой силой, что палангаи падали, монстры качались из стороны в сторону, а от далеких гор откалывались гигантские куски камней. По снежному покрову, взрываясь ледяной пылью, принялись змеиться глубокие трещины.

В одно мгновение, грохоча, из земли вырвался циклопический червь. Схватив щупальцами дагула, он устремился к самому чернильному небу. В диаметре эта тварь была больше всего Нижнего Города. Черно-синяя плоть блестела слизью, на сегментированном теле то тут, то там виднелись сияющие красным, зеленым и желтым камни.

Червь застыл, напоминая гигантскую цилиндрическую башню. Леденящий душу стон прокатился по пустыне, сливаясь с воем ветра и оглушительным грохотом раскалывающихся гор. Тиберий схватился за уши и упал на колени. Он пытался сохранить остатки здравомыслия, однако со всех сторон накатывали волны страха. Голоса в голове сломали последние преграды и теперь затопили разум чудовищными образами.

«УХОДИ!»

Подземелья наполняются звуками: шорохом песка, грохотом камней, свистами жал, треском когтей и стонами умирающих дагенов. Тысячи детей Хозяина выгрызают собственные конечности, дабы окропить кровью те ходы, по которым передвигаются двуногие. Многие отпрыски умирают, лишаясь остатков сил. Но некоторые выживают, хотя их сердца переполняются ужасом. Хозяин боится вместе с ними. Даже лучшие его защитники, плоть от плоти его — гигантские черви — не в силах исправить ошибки прошлого.

Тварь-башня вздрогнула, и Тиберий разглядел, как бешено шевелящиеся щупальца сдавили безвольное тело дагула Сира, как его голова закачалась от одного плеча к другому. Казалось, чудовище преподносит плоть бога мгле небес, будто ребенок протягивает кулак с зажатой ящерицей отцу. Гул в пустыне принялся нарастать.

Впав в безумие, несколько палангаев нарушили строй и с криками рванули к монстрам, по-прежнему защищаемым фиолетовым пламенем. Глаза прокуратора не успели уследить, в какой же момент бедняги превратились в кровавое месиво.

«ТВОЕ СЕРДЦЕ ДОЛЖНО ОСТАНОВИТЬСЯ!»

Бессчётное количество глаз всегда следит за двуногими. Жажда убийства переполняет детей Хозяина. Потому что враг не только силен: он пренебрег властью единственного повелителя! Их процессы жизнедеятельности не контролируются, а потому будущее других видов под угрозой. Даже прямохождение двуногих бросает вызов Единственному!

Тиберий дернулся, готовый извергнуть из себя остатки завтрака, но нечто перехватившее контроль над его разумом не давало сделать даже этого. Справившись с головокружением, он поднялся, тяжело дыша.

— Нам надо уходить! — словно издалека послышался голос кудбириона. — Нельзя больше оставаться здесь.

«Я устал».

— Ты меня слышишь, друг? — не унимался Немерий. — Посмотри на меня!

«Старейшина был прав!»

— Тиберий!..

«Фиолетовый свет действительно принадлежал тварям Универса. Актеоун знал! А значит…»

Чьи-то руки подхватили его.

«…Авлу надо было отдать в жертву! Что же я наделал?»

— Тиберий!

Он задрал голову, в ужасе наблюдая за тем, как червь терзал щупальцами павшего ящера. Повисла абсолютная тишина, все остальные проблемы — фиолетовое пламя, чудовища, вырвавшиеся из нор, видения — отошли на второй план. Все внимание переключилось на происходящее в небесах. Тиберий готов был поклясться, что услышал, как хрустнули кожистые крылья дагула. Увидел, как сияющие красным огнем отростки вскрыли грудину и внутренности бога вывалились алой массой на снежную пустыню.

И никто не пытался остановить червя. Горбатый бог Юзон не материализовался из царства мертвых, не кинулся в атаку, восседая на верном Тестатеме. Полуживотное-получеловек Корд не бросился спасать того, кто подарил людям души. А лицезрел ли сейчас в замке Безымянный Король тварь-башню? И боялся ли? Наверное, он не может поверить собственным глазам, видя как расправляются с богом.

Глубинный страх поглощал Тиберия, а разум отказывался воспринимать действительность. Всё во что верил и что уважал в одно мгновение исчезало в щупальцах. Части тела дагула пропадали в бездонной глотке червя — сначала крылья, а затем хвост и задние лапы. Сир не сопротивлялся. Было очевидно, что он мертв. Экспедиция направлялась к мертвому божеству. Все эти страдания, лишения, надежды… Ради чего?

«Я совершил большую глупость, Юлия».

— Не смотри, — попросил кудбирион. — Они делают это специально!

«Они? Кто? Универс?»

— Я приказываю не смотреть! Палангаи, держать строй! Мы должны спасти дагула!

Бесполезные крики. Никто даже не обратил внимания на кудбириона.

«Всё зря».

— Тиберий, мать твою! Посмотри на меня!

«Надеюсь, мои дети не видят этого. Простите отца».

Вдруг лапа дагула отделилась от тела и, словно куль с зернами фоэнума, устремилась к земле. Время для Тиберия замедлилось. Он мог разглядеть мельчайшие детали конечности бога. Миллионы блестящих чешуек. Острые загнутые когти пепельного цвета. Лоскуты синей кожи. Часть белесой кости, перепачканной в крови.

Перкуты сменялись перкутами, а лапа всё падала и падала. И не было ничего прекраснее и страшнее в жизни королевского прокуратора.

«Пусть этот миг не закончится никогда».

В десяти шагах от саней конечность Сира врезалась в снег, а затем ударная волна смела Тиберия и остальных членов экспедиции. Последнее, что он ощутил перед тем, как потерять сознание, — тысячи колких ледяных иголочек впились в лицо.

* * *

Холодно.

«Я умер».

Стояла абсолютная тишина — на многие семита вокруг — и только дыхание, неприятно шумное, словно работает водяной насос, нарушало её.

«Не хочу вставать».

Он попробовал пошевелить пальцами, но они не слушались. Тогда распахнул глаза, и тут же больно пронзил свет Луны.

«Нет, я всё еще жив».

Сплевывая снег и преодолевая боль в спине, Тиберий сел на колени, покачнулся, едва вновь не упав в сугроб, и огляделся. Большая часть саней лежала навзничь, погасшее масло тонкими черными струйками стекало с бронзовых чаш. Солдат нигде не было видно.

«Я один?»

Привыкнув к свету Луны, удалось рассмотреть раскиданные то тут то там гладиусы, шапки, варежки, маски и лыжные палки. На месте, где покоился дагул, возник огромный темный провал в окружении дыр поменьше. Его диаметр превышал длину Юменты и едва не касался гор. Над поверхностью клубился сизый дым.

— Не… — попытался было позвать друга Тиберий, но тут же закашлялся. Он повторил попытку: — Немерий!

Тишина.

— Немерий!

В десяти шагах от провала валялась лапа дагула, по сравнению с размерами саней казавшаяся циклопической. Синяя кровь по-прежнему стекала с рваных краев раны. Королевский прокуратор стянул варежки, подул на замерзшие пальцы. При каждом движении его задубевшая на морозе одежда противно скрипела. Щеки, нос и губы потеряли чувствительность.

Шатаясь, он увидел торчащую из сугроба ногу, подбежал к ней и принялся голыми руками сгребать снег. Палангай уже не дышал. Тиберий осмотрел тело, нащупал на груди мертвеца сломанный коготь. Видимо, прежде, чем нырнуть в дыру, одна из мерзких тварей все-таки успела ранить солдата.

— Ба…

Он обернулся. К нему ковылял кудбирион. Одежду его облепили мелкие, но острые, как крохотные ножи, кристаллики льда. Тоненькая струйка крови стекала из правого виска, лицо было белее снега. Голые пальцы стискивали эфес длинного меч в поясных ножнах.

— Ты живой! — радостно закричал Тиберий и подхватил чуть не упавшего друга.

— Ос… ос…

Вспомнив про чудодейственное лекарство, прокуратор вытащил флягу у кудбириона, открыл её и влил немного жгучей жидкости в рот другу. А затем глотнул и сам.

— Остальные… Надо их отыскать…

— Подожди немного. Я проверю нет ли у тебя ран.

— Со мной… со мной всё хорошо.

— Уверен?

— Да.

Тиберий дотащил друга до ближайших целых саней, опустил на бегунки и поковылял спасать палангаев. Многие и без его помощи смогли подняться, но были и те, кто едва дышал. Воины казались ошарашенными, двигались, словно ожившие мертвецы из легенд про Кулду и Вогана. Лекарство кудбириона придавало им сил, однако вскоре оно кончилось.

Изнывая от усталости, Тиберий плюхнулся на сани рядом с другом.

— Всё, больше не могу.

— Это был… тяжелый анимам.

Взор инстинктивно остановился на лапе дагула.

— Мы живы, — прохрипел прокуратор. — Поверить не могу.

— Много погибло наших?

— Семеро.

— Могло быть и хуже.

Скривившись от боли, кудбирион сел и посмотрел на провал, откуда вылез червь.

— Нам надо возвращаться как можно быстрее, — сказал он.

— Ага.

— Как думаешь, Безымянный Король видел эту тварь?

— Не знаю.

— Ты сам-то не ранен?

— Вроде нет… — ответил Тиберий.

— Жаль, фляга пустая.

Кудбирион подул на посиневшие пальцы.

— Кто это был? — спросил он. — Ну…

— Я понял, — перебил прокуратор. — И я не знаю. Универс, скорее всего. Треклятый Актеоун был прав.

Хотелось лежать вечность. Онемение от холода медленно растекалось по телу, и боль сменялась легким покалыванием. Мысли по-прежнему еще не удавалось собрать после случившегося. Тиберий просто валялся на санях, позволяя стуже забрать его.

«Так легко я не сдамся. Еще поборемся».

С этими мыслями он поднялся и на непослушных ногах направился к гигантскому провалу.

— Ты куда? — спросил кудбирион.

— Пойду гляну, что осталось от дагула.

К лапе ящера никто не подходил, все делали вид, что её не существует. Огромный кусок чешуйчатой плоти был болезненным напоминанием недавней короткой битвы… Прокуратор застыл в трех шагах от него не силах больше двинуться. Дыхание замерзало прямо на губах, облачка пара были белыми и густыми, мгновенно превращались в поблескивающие льдинки.

По левую сторону зиял обрыв, над которым по-прежнему клубился сизый дым. До того молчавший внутренний голос принялся уговаривать подойти поближе к провалу, сделать один страшный шаг в пустоту и…

«Нет».

Ветер в ущелье усиливался, бил в правое плечо. Слезы застили глаза, пришлось их убрать тыльной стороной ладони. Тиберий было сделал шаг к лапе, когда чудовищная боль пронзила спину. Он вздрогнул и опустил голову. Из груди торчало острие клинка. Кровь стекала по плащу тоненькой струйкой, хотя по ощущениям казалось, что внутри теплых одежд уже плескалось озеро. Голова закружилась от страха, колени подогнулись, и Тиберий упал на снег.

Перед ним стоял кудбирион, сжимая двумя руками эфес длинного меча. Его глаза ничего не выражали, а лицо было строгим и надменным.

Корчась от боли, прокуратор попытался отползти и позвать на помощь. Какого же было его удивление, когда он увидел, что палангаи столпились у самых больших саней и молчаливо наблюдали за его мучениями. Никто не собирался к нему подходить. Мало того: солдаты хищно скалились.

— За что? — прошептал Тиберий, закашлялся и выплюнул сгусток крови. Жжение в груди усиливалось со страшной силой.

Кудбирион сунул испачканный меч в ножны и бросил:

— Тебе привет от Авлы.

«Что? Неужели…»

— Постой… ты же не можешь… Немер-р-рий… За что?

Бывший друг не ответил, развернулся и жестом приказал палангаям собираться.

Тиберий чувствовал, как силы покидали его. Сколько не пытайся зажимать рану — кровь не остановить. И страшное осознание того, что он сдохнет в ледяной пустыне придавило мраморной глыбой. Он глядел на звезды, а перед мысленным взором вновь и вновь появлялся Немерий с мечом.

«Авла-подговорила-убить-меня-Авла-подговорила-убить-меня-Авла-подговорила-убить-меня», — крутилось в голове.

Умирать не хотелось. К тому же так глупо и от руки лучшего друга. Тиберий тихо заплакал, мучаясь от боли в груди. Внутри себя он ощутил бездонную пустоту. Ведь если сейчас погибнуть, то кто спасет его детей? Кто защитит их от лжепророков? И тут же перед глазами возникли Гименея, Доминик и маленький Луций. Они улыбались и тянули к нему руки.

«Я ведь обещал привезти камешек из ущелья…»

Отхаркивая кровь, Тиберий нащупал под рукой что-то холодное и гладкое. Поднес к глазам. Камень. Откуда?

«Неважно. Возможно, червь притащил из глубин земли».

Он крепко сжал находку. Сознание уходило. Слышались возбужденные голоса воинов, но слов не получалось разобрать. Монотонный гул…

Боль уходила. «А значит, скоро я смогу подняться и догнать треклятого ублюдка Немерия. Я снесу ему голову».

Только надо поспать.

Немного отдохнуть. Перед решительным броском.

«Я не умру».

Не.

Умру…

Эпилог

Юмента, балкон театра

На балконе свежо, пахнет кожей и ароматическими маслами. Я-первый положил руки на бронзовые перила, ощутил холод металла. Мне нравится находиться здесь. Нижний Город лежал, как на ладони. Толпа внизу гудела, шумно праздновала. Я попросил охранников не трогать людей. Великий Пир еще не окончился. Вдали красовался колосс перехода их Юменты в Венерандум. Отсюда он кажется безупречным. Черный мрамор поблескивал в свете жар-камней, сияет миниатюрными звездами. Хочется думать, что его создали боги.

По левую сторону раскинулась астула старейшин. Статуи Тестатема и дагулов выглядят совсем маленькими, незначительными. Будто жуки хунфусе под ногами. На некоторое время я-первый залюбовался безудержно красивыми храмами. Позолоченные крыши, украшенные сценками из прошлого купола, причудливые балочные пролеты, необычные колонны… Каждой деталью хотелось любоваться. Такие произведения искусства больше не строят, к сожалению. Возможно, если покопаться в пыльных завалах библиотек, удастся найти чертежи храмов.

По правую сторону я видел менее прекрасные здания прокураторов. За столько хакима облицовка на стенах облупилась, позолота слезла. К тому же серые пожарные вышки и водонососные башни портили вид. Хотелось тут же позвать инженеров и приказать снести всё. А на развалинах воздвигнуть нечто новое, будоражащее воображение. Однако я-первый по-прежнему стоял на балконе.

Из-за духоты обливался потом, хоть выжимай. Кожа под бронзовыми доспехами жутко чесалась. И, пока никто меня не видел, я запускал руку под панцирь и пытался унять зуд в груди. Ремешки сандалий натирали ступни. Эх! Сейчас бы надеть то, в чём я появился в Нижнем Городе, однако те доспехи практически развалились после боев. Пришлось покопаться в гардеробе Марциалов, дабы найти что-нибудь подобающее и неброское.

Остальные мои элементы расползлись по всей Юменте. Я-восьмой весело пировал с горожанами и обещал изменения. Никакого рабства. Никаких богачей. Все равны перед законом. Даже великий Гектор. Я-двенадцатый пересчитывал на рынке мешки с зерном вместе с торговцами, беззаботно расставался с золотыми монетами и убежал, что никто из новой власти не тронет дома купцов. Я-вторая извивалась в экстазе под консулом-предателем. Они лежали в роскошных покоях на большой кровати. Пахло потом и спермой. Я-вторая узнала о всех тайных ходах в подземелье…

Все двадцать два элемента выполняли нужные функции и задачи. Потоки сведений растекались от телу к телу, с каждым мгновением наполняя меня знаниями. Я тут же мысленно поправлял планы под изменяющиеся условия. Обычный бы человек сошел с ума от такой неопределенности…

И в то же самое время я-первый любовался красотами Юменты. Даже у меня не хватало слов, дабы описать всё.

Эти бесчисленные горожане, эти здания, этот воздух и земля под ногами принадлежали мне. Непередаваемое чувство могущества. А ведь всего триста хакима назад я влачил жалкое существование в подземных переходах.

— Гектор! Гектор! — раздался высокий голос за спиной первого элемента.

Я обернулся, растянув губы в широкой добродушной улыбке. В дверном проеме появился Катон. Его синяя тога запылилась, отчего цвет потускнел; ремешки на правой сандалии порвались и волочились червями по мраморным плитам. Под плащом на спине вздувался уродливый горб.

— Где ты так испачкался, друг? — пожурил я-первый. — Выглядишь ужасно, честно говоря.

Катон отмахнулся, словно это не имело никакого значения.

— Пришлось повозиться с треклятыми детьми из школы. Наверное, потестатем не могли всех собрать. Одного из солдат тяжело ранили гладиусом в живот. Уж никак не ожидал подобного от несмышленышей. Если бы не вмешалась Эрода, то не знаю, чем бы всё закончилось.

Я хмыкнул, потрепал друга по рыжим курчавым волосам. Катон был слишком юн для общинного вестника. Еще два хакима назад у него не росла борода. Но паренек мне нравился желанием сделать всё как можно быстро, качественно и без крови. Идеальный помощник, чей разум не надо поглощать. Катон и без того открытая книга для меня.

— Но ты же справился, — сказал я.

— Да если бы я знал, что придется тратить столько времени, то…

— Расслабься.

Откуда парню было знать, что мой десятый элемент немного ему помог? Вид добродушной седой старухи легко прогонит страх ребенка.

— Тебе надо помыться и сменить одежду, — заметил я, облокотившись на широкие перила балкона.

— Сначала переведу дух. Совсем запыхался!

— Правда этот город красив? Не могу, Катон, всё наглядеться. Башни, скульптуры, особняки… Мы о таком раньше только мечтать могли.

— Да. Отсюда, с балкона театра, все кажется безупречным, но стоит спуститься и… Не знаю. Всёне привыкну к шуму. Такое ощущение, что в Юменте никто никогда не спит.

— Твоя правда, — сказал я и засмеялся.

Катон плюхнулся на резной костяной стул по левую сторону от меня.

— Ты действительно хочешь вернуться в общину сегодня? — спросил он.

— А ты разве не хочешь?

— Ну… Возможно. Я скромный человек — и желания у меня скромные. Тишина, хижина, жена, ребенок и немного еды. Вот и всё, что мне надо. Жизнь в общине меня вполне устраивает.

— Я послезавтра вернусь.

— А если горожане заметят твое исчезновение?

Я пожал плечами, сказал:

— Они и так давно заметили, уж поверь. Но пока люди заняты вином и едой.

— Это из-за заразы? Поэтому ты каждые два анимама возвращаешься домой? Боишься подхватить паразитов от горожан?

— Отчасти, да, — ответил я, по-прежнему улыбаясь. — Но, знаешь ли, я как и ты люблю тишину и уединение. В общине мне легче думается.

Стул под Катоном скрипнул.

— А ты сможешь их всех вылечить?

Я-первый закрыл глаза, делая вид, что борюсь с собой, дабы сказать нужные слова:

— Вряд ли, друг. На всех горожан мне не хватит сил. К тому же сначала необходимо завоевать Венерандум. Как только избавим людей от мнимого правителя, жизнь изменится в лучшую сторону.

Потоки событий обрушивались на меня с грохотом водопада. Четвертый элемент рыскал по самым злосчастным местам, выискивая вместе с солдатами выживших палангаев. Седьмой элемент пыталась убедить детишек из астулы старейшин не пугаться её. Несмышленыши не знали, что в соседнем здании ребят, прошедших инициацию демортиуусов вырезали, будто дагенов. Я-пятнадцатый разговаривал с одним из вестников о будущем общины…

Я сосредоточился на первом элементе. Балкон театра. Горбатый Катон. Раскинувшийся предо мной прекрасный Нижний Город.

— С тобой всё хорошо? — спросил паренек.

— Да, просто устал.

— Я беспокоюсь за тебя. Ты совсем не спишь в последнее время, хотя мы выгнали врага из города! Нельзя, Гектор так издеваться над собой! Почему молчат другие бессмертные? Почему не дают тебе отдохнуть?

— Не волнуйся. Обещаю, что как только освободим Венерандум, буду много отдыхать и гулять. Возможно, даже располнею, словно филь.

Я-первый беззаботно рассмеялся. Катон же нахмурился еще сильнее.

— Как думаешь, Авла сможет добраться до дагула? — спросил он, разглядывая свои изгрызенные ногти.

— Она вернется, я более чем уверен.

— Хотел бы я быть таким, как ты! Храбрым, бесстрашным, уверенным. Дело в бессмертии? Ты не боишься погибнуть, потому что вновь оживешь! Всегда хотел спросить тебя: каково существовать больше ста хакима?

Я вскинул руки:

— Сколько вопросов, Катон! Даже не знаю, на что отвечать в первую очередь.

Парень, скрипнув стулом, поднялся, встал напротив меня, не сводя взор. Я-первый сделал вид, что смотрю вдаль.

— Среди вестников ходят слухи, что ты, Гектор, можешь одарить бессмертием. Старый Ио перед агоналиями собирается явиться к тебе и попросить об одолжении.

— Он ничего не получит.

— То есть слухи не врут? Ты действительно…

— Всё обстоит гораздо сложнее, — перебил я-первый и уставился в глаза Катону. Он был чем-то встревожен.

— Потому что бессмертие — проклятие?

— Нет, оно бесценный дар, который получит лишь избранный. Я не уверен, что вестники смогут адекватно оценить вечную жизнь. Они еще не готовы. Боюсь, время не пришло. И, пожалуйста, давай больше не будем касаться этой темы. Проблем и без того хватает.

— Пойдем в зал, Гектор.

Поправив тогу на груди, Катон направился к выходу из балкона. В покоях царил полумрак, ароматические палочки, вставленные в небольшие глиняные кувшины, слабо дымились и источали приятные запахи. Стены, задрапированные плотной алой линумной тканью, несли на себе груз всевозможных костюмов артистов, масок и игрушечных мечей.

Белые одеяния старейшин висели рядом с тупыми бронзовыми топорами; плащи демортиуусов слабо трепетали на сквозняке; украшенные золотыми пластинами, шлемы палангаев поблескивали металлом в слабом свете жар-камней. Артисты в спешке покинули этот зал уже как пять анимамов, боясь, что мои люди убьют их.

В центре покоев были небольшой костяной стол и четыре стула.

— Один из горожан желает стать членом общины, — сказал Катон, ковыляя к массивной двустворчатой двери.

— Имя и возраст.

— Луций, двадцать пять хакима. Витам. Вместе с женой и двумя дочерями живет в небольшой глиняном домике в форыбской части города.

— Вся семья заражена? — спросил мой первый элемент.

— Конечно.

— Ему можно доверять?

Обдумывая, Катон на мгновение замолчал, затем кивнул и сказал:

— Да. Он был одним из первых, кто вступил в отряд стражей. Показал хорошие результаты. Говорит, устал от бесцельной жизни в Юменте и мечтает о тихом местечке в общине.

— И явился ко мне, конечно же, со всей семьей?

— Ага. Они пришли вместе со мной и дожидаются на лестнице.

Я тяжело вздохнул:

— Эх, Катон, Катон… Знаешь же, что я не могу их отпустить. Они нуждаются в моей помощи… Ладно, пусть заходят.

— Ты не пожалеешь!

Улыбаясь, парень схватился за ручки в виде голов дагулов и распахнул двери. Громыхнуло. В проеме показалось четверо силуэтов. Нахмурившись, я-первый рассмотрел болезненно худого мужчину с густой бородой до груди, такую же худую женщину с короткими волосами и двоих близнецов-девочек хакима пяти-шести. Все были одеты в просторные тоги белого цвета.

— Входите же, — велел Катон, приглашая гостей. — Не бойтесь. Гектор, не кусается.

Муж и жена постоянно оборачивались, словно боялись, что на них нападут со спины. Их взоры скользили по покоям, по развешенным на стенах одеждам, по коллекции захваченных мечей, страшась пересечься с моим взором. Я-первый приветственно вскинул руки, будто собирался обнять вошедших как старых друзей.

— Как зовут вашу прекрасную жену, Луций? — спросил я.

Он потупился, прижал детей к себе.

— Антуса, господин. Вторая моя жена умерла менсе назад.

— Не называй меня господином. Теперь в Нижнем Городе все равны. А у этих милых крох есть имена?

— Да, гос… Гектор. Дайон и Класо.

Его голос был тихим, но навязчивым.

— Богиня и прядильщица, — сказал я, кивнув. — Хорошие имена. Ты пришел, чтобы влиться в жизнь общины?

— Да. Я слышал много хорошего от своих братьев-копателей об этом месте. Говорят, жители там пьют не воду, но молоко дагенов. И каждый анимам едят не меньше трех раз.

Мой первый элемент подошел к незнакомцам ближе, в ноздри ударили запахи давно немытых тел. Особенно воняло от жены витама. Похоже, она мылась в последний раз, когда родила дитя.

— Все это слухи, Луций, — сказал я. — Жизнь в общине тяжела, хотя у нее и есть особые преимущества. Например, мы и правда едим не меньше трех раз. Лично я слежу за тем, чтобы каждый житель не голодал. У нас достаточно мяса и зерен фоэнума.

Жена копателя громко сглотнула слюну.

— Я готов служить, повелитель! — заявил Луций, ударив кулаком себя в грудь.

— Во-первых, я просил не называть меня повелителем. Слишком много чести. Во-вторых, не могу пока впустить тебя в общину.

— По… почему?

Заговорщицки переглянулся с Катоном.

— Луций, ты знаешь про заразу? — спросил я.

Тот непонимающе уставился сначала на жену, затем — на меня.

— Нет.

— Конечно, ведь старейшины и этот ваш идол, Безымянный Король, не говорили о том, как же больны горожане. Это было им выгодно. И хотя каждый лекарь воочию видел заразу, все молчат. Боятся, мой друг.

Первый элемент подошел еще ближе, ощутил знакомую вибрацию воздуха вокруг человеческих тел, виски приятно закололо, словно ледяными иголочками принялись едва касаться кожи. Разум копателя эхом отозвался в моей голове. Сначала он напоминал едва слышимый шепот, но с каждым ударом сердца становился всё громче и громче. Лицо Луция будто распалось на множество составных частей. Я-первый начал осознавать, как же его нос и рот приняли именно такую форму, как глаза приобрели подобный цвет, как возникли едва заметные морщины в уголках губ, как виски коснулась седина в столь раннем возрасте…

Мысленно приказал себе остановиться. В поглощении нет необходимости.

— Все жители Мезармоута больны, — сказал я. — Даже Безымянный Король. Даже старейшины. И лишь я знаю, как вылечить людей. Луций, ты станешь свидетелем моей силы. Пообещай рассказать о том, что я сегодня сделаю, всем знакомым и друзьям.

— Я обещаю, — прошептал копатель.

— Тогда пусть твоя жена подойдет ко мне.

Он смутился, нахмурился и уставился в пол.

— Не бойся, друг. С ней всё будет хорошо.

Не дожидаясь разрешения мужа, женщина решительно направилась ко мне. Она выглядела жалкой и запуганной, губы тряслись, от страха, казалось, вот-вот пустит лужу. Однако продолжала идти.

Я-первый ощутил пульсацию её разума, на миг все чувства жены копателя передались мне. Нечем кормить детей… Последняя лепешка… Он обещал изменить жизнь… Гектор велик… Провести хотя бы один анимам в постели с таким сильным мужчиной… От последней мысли едва не скривился. Нестерпимо захотелось поглотить женщину, стереть воспоминания одним желанием. Но сдержался.

— Антуса, веришь ли ты, что Безымянный Король — воплощение бога-создателя? Только говори правду.

Она стояла напротив меня, маленького роста, взор упирался мне в грудь, ей приходилось поднимать голову. Если подкормить немного жену копателя, то её лицо станет даже милым, а из зеленых глаз исчезнет болезненный блеск. Нечем кормить детей… Пусть поможет… Я скажу, что он хочет услышать… Нет, врать нельзя… Луций запретил…

— Верила, — промямлила женщина. — Но… но после случившегося на площади собраний… я… то есть хочу сказать…

— Успокойся, я не обижу тебя.

Она заплакала.

— Пожалуйста, великий, помогите! Мне нечем кормить детей. Мы нуждаемся в вашей помощи!

— Молчи, Антуса! — закричал копатель. — Ты позоришь нас!

Я повелительно взмахнул рукой и гаркнул:

— Тихо!

Повисла абсолютная тишина, нарушаемая лишь сиплым дыханием горбатого Катона. Я-первый еще раз оглядел собравшихся, а затем коснулся указательным и средним пальцами лба жены копателя. Кончики перст вспыхнули красным огнем, мощный ментальный импульс ворвался в мозг Антусы, обследовал глубины её сознания, ища логово паразита. Я-первый на миг перенял чужие чувства. В желудке завязался болезненный узел; сердце бешено забилось в груди; меня бросило в пот; горло заткнуло невидимой пробкой. Я в ужасе попытался вздохнуть, но ничего не получилось.

Вены на лице Антусы распухли и потемнели, стали похожими на растолстевших червей хаето. Дрожа, жена копателя рухнула на колени и, схватившись за грудь, выплюнула небольшой белесый комок. Я же сделал два шага назад, схватился за спинку стула, пытаясь не упасть от головокружения. Пришлось разделить боль с остальными элементами.

— Антуса!

Витам подскочил к жене, обнял, бросая боязливые взоры на меня.

Между тем, комок на плитах зашевелился, из слизи показались миниатюрные лапки-крючья и с десяток усиков. Мелкая тварь, похожая на матку жука хунфусе, мерзко запищала. До меня донесся запах рвоты.

— Луций и Антуса, вам лучше отойти от паразита, — попросил Катон.

Не веря в происходящее, муж помог жене подняться, и они вместе вернулись к детям. Я-первый подошел к белесому комку:

— Как я уже сказал, все жители Мезармоута больны. Но в нашей общине дела обстоят совершенно иначе.

— Что это за тварь? — испуганно спросил Луций.

— Я сам до конца не знаю, если честно. Но уверяю: если не дать паразиту сдохнуть, то, возможно, он вас обратит. Обратит в чудовище, которое даже представить сложно.

— Возможно? Вы не уверены?

— Не буду лгать: паразит не всегда изменяет людей. Я сам до конца еще не разобрался.

С этими словами с хрустом раздавил ногой паразита.

— Теперь вы подойдите ко мне, Луций. После разберусь с детьми. Затем один из охранников на первом этаже доведет до общины.

* * *

Избавившись от паразитов, семья копателя покинула зал. Катон положил раздавленные трупики тварей на кусок старой ткани и принялся с остервенение чистить полы от гноя и белесой жидкости. Я же плюхнулся на стул не в силах пошевелиться.

— Пожалуйста, больше не приводи ко мне никого. Нельзя помочь всем.

— Хорошо, Гектор. В этот раз было особенно тяжело, да?

Смахнув тыльной стороной ладони пот со лба, я-первый кивнул. Пришлось даже на время приглушить связь с другими элементами.

— Не ожидал, что паразиты так раскормились в телах ребятишек.

— Теперь люди в безопасности, — заметил Катон, продолжая драить мраморные плиты. — Уверен, теперь до конца жизни будут благодарить тебя.

— Если бы, Катон. Если бы. Чудеса довольно быстро забываются. Такова уж природа человека.

Я прислонился на спинку стула и блаженно вытянул ноги.

— Вы точно хотите сегодня вернуться в общину? — спросил паренек.

— Да. И не говори это мерзкое «вы», я же просил.

— Прости.

— Надеюсь, Луцию понравится на новом месте. По крайней мере, его дети больше не будут голодать. Это греет мне сердце. Заверяю тебя, что в скором времени даже в Юменте станет жить лучше. Засеем поля…

— Жаль, только отца нет рядом со мной, — заметил Катон. Он бросил грязную тряпку в бронзовый таз. — Он всю жизнь мечтал увидеть, как в Юменте установится новый, лучший порядок. Наверное, он бы первый кинулся с мечом на Безымянного Короля.

— Не на Безымянного Короля — на слабого тщедушного ублюдка, — поправил я. — И мне жаль, что твой отец не видит, каким храбрым и мудрым стал его сын.

— Вы… то есть, я хотел сказать, ты меня перехваливаешь.

— Лишь самую малость.

Я-первый поднялся, наладил связь с остальным элементами.

— Нужно собираться.

— Сейчас принесу лепешку и воду для тебя.

Паренек, отряхиваясь, направился к двустворчатой двери.

— Постой, — окликнул его я. — Хотел бы попросить тебя еще об одной услуге. Послезавтра отпусти бывшего претора-демортиууса Секста из казематов.

— Да он уже, наверное, давно умер от голода. Мы как минимум шесть анимамов не спускались в подземные переходы старейшин.

— Ты его недооцениваешь, — сказал я, улыбаясь. — Он один из нас.

Брови Катона поползли вверх.

— Ты это серьезно, Гектор?

— Да. Секст куда более живуч, чем ты думаешь.

Ведь он мой тринадцатый элемент.

Оглавление

Пролог

Часть первая. Лабиринт души его

Глава первая. Гектор

Глава вторая. Шифра

Глава третья. Гектор

Глава четвертая. Шифра

Глава пятая. Гектор

Глава шестая. Шифра

Глава седьмая. Гектор

Глава восьмая. Шифра

Глава девятая. Гектор

Глава десятая. Шифра

Глава одиннадцатая. Гектор

Глава двенадцатая. Шифра

Глава тринадцатая. Гектор

Глава четырнадцатая. Шифра

Глава пятнадцатая. Гектор

Глава шестнадцатая. Шифра

Глава семнадцатая. Гектор

Глава восемнадцатая. Шифра

Глава девятнадцатая. Гектор

Глава двадцатая. Шифра

Глава двадцать первая. Существо

Глава двадцать вторая. Гектор

Часть вторая. Возвращение в лёд

Глава первая. Мора

Глава вторая. Исхак

Глава третья. Мора

Глава четвертая. Исхак

Глава пятая. Тиберий

Глава шестая. Мора

Глава седьмая. Тиберий

Эпилог