Спасти себя (СИ) [AlinaRainSz] (fb2) читать онлайн

Хэнк не успевает ничего предпринять. Коннор бросается к девианту в отчаянном, но самоубийственном рывке. Андерсон теперь явственно видит, насколько в Конноре много от машины, когда он уворачивается от пуль, а затем с грацией хищной кошки и как нечего делать перепрыгивает через укрытие, стальной хваткой впиваясь в руки девианта. Хэнк срывается с места, а время тянется замедленной съёмкой, мгновенно схлопываясь оглушительным выстрелом. Андерсону страшно. Ему страшно от того, что напарник снова уйдёт в никуда.

— Коннор! Коннор! — андроид не шевелится, а мёртвый девиант падает к его ногам. Хэнк подбегает к нему, цепляется ладонью за плечо, заглядывая в перепуганные глаза. — Коннор! Ты в порядке? Ты не ранен?

— Н-нет, я в порядке, — голос его дрожит и едва слышен, а взгляд прикован к пластиковому телу у своих ног. Хэнку кажется, что умей андроиды плакать, Коннор заревел бы в голос. — Нет. Я не ранен.

— Господи, — Хэнк тяжело выдыхает, а сердце в груди вот-вот готово разломать рёбра изнутри. — Ты напугал меня до усрачки. — на лице андроида читается явный шок, а тело напряжено до предела. — Почему ты никогда меня не слушаешь, когда я говорю тебе не двигаться?!

— Я был един с его памятью, — голос Коннора всё ещё дрожит, а руки, словно ища опору, касаются вентиляторной решётки. Дыхание андроида прерывистое, будто после долгого бега. — Я чувствовал его смерть. Как будто сам умирал…

Хэнк не может сказать и слова. Глаза Коннора смотрят прямо перед собой, а затем взгляд его застывает на лице Андерсона, заставляя того вздрогнуть. Машина не должна так смотреть, не должна излучать панику и страх, от которых сердце детектива сводит жалостью.

— Я был напуган. Мне было… страшно… Я что-то увидел в его памяти. Слово «Иерихон».

— Пойдём, тебе нужно успокоиться, — Хэнк утешительно хлопает по спине Коннора, и тот послушно кивает. — Нам ещё остальных подозреваемых допрашивать.

Но им надо было свалить сразу же, а Хэнку нельзя было оставлять явно выбитого из колеи андроида без присмотра, бросив его наедине с подозреваемыми. Он видит, как один из них проходит по коридору, заставив Хэнка думать, что Коннор сам его отпустил. Но каким-то внутренним чутьём мужчина идёт в импровизированную допросную.

— Теряешь хватку, Коннор? Тебе явно…

— Хэ-э-нк… — андроид валяется на полу, беспомощно вытягивая руку перед собой, словно желая дотянуться до стола и подняться на ноги. Спасения нет. Девиант забрал с собой его соединительный биоэлемент. Детальку, как сказал бы Андерсон.

— Коннор! — Хэнк бросается к нему и падает на колени, переворачивая тело андроида на спину. — Держись, сынок, держись, мы обязательно тебя подлатаем. Всё не так уж и плохо.

Коннор, если судить на языке людей, умирал не единожды, испытывал себя в желании познать страх смерти. Ребёнку захотелось поиграть с огнём, а рядом не оказалось того, кто смог бы объяснить, что так нельзя. И Вселенной, кажется, надоело терпеть его безумные выходки. Она заставила поплатиться. Сегодня он испытал чужой животный страх, как свой собственный. И этот страх оглушил его, заставил себя бояться. Программный сбой приблизился к критической отметке, а Хэнк лишь трясёт его, будто это способно привести его в чувство. Он не человек, но желание не умирать в этот раз болью отзывается где-то в синтетической груди и, будь у него сердце, оно наверняка разорвалось бы от отчаяния.

— Девиант, — шепчет Коннор, а лицо его искажается судорогой боли. Хэнк беспомощно наблюдает за тем, как дрожь пробегает по телу андроида, а голубая кровь отпечатывается на ладонях мужчины, въедается в кожу несмываемыми чернилами. — Там был… девиант.

Коннор порывается улыбнуться, цепляясь пальцами за руку Хэнка, словно за спасительную соломинку цепляется утопающий. Андерсон прижимает ладонь ко лбу андроида, сам не зная, почему пытается успокоить его подобным человеческим жестом. И когда ассоциации невольно складываются в картинки из прошлого, перед глазами вновь мелькают напуганные глаза шестилетнего сына, который точно так же не хотел умирать, цепляясь за лицо его стекленеющим взглядом.

Хэнк не должен так реагировать, ведь андроид завтра возродится вновь, привычно ожидая его появления в полицейском участке. Но к подобному, кажется, нельзя привыкнуть, особенно когда последняя волна агонизирующий дрожи прошивает тело Коннора, а невидящий взгляд мгновенно смотрит в пустоту. «Мне было страшно». Произнесённые им слова заполняют собой все мысли детектива. Наверняка ему было страшно и сейчас. Подобное невозможно имитировать. Подобное нельзя воспроизвести только благодаря программному сбою где-то в микросхемах и среди цифр поведенческого кода. Либо ты чувствуешь, либо нет. И отчего-то Хэнк теперь уверен, что Коннор больше не будет искать смерти под шальными пулями и колёсами автомобилей. Не ищет смерти тот, кому есть, что терять.

Детектив поднимается на ноги, почти бережно опуская пустую теперь оболочку на пол, залитый голубой кровью. Хэнк очень надеется увидеть в новом теле Коннора, к которому привязался: задумчивого, сомневающегося, задающего вопросы, на которые обязательно хочет получить ответ. Ведь логика и гениальность не способны дать точного ответа, когда нечто, наверняка зовущееся душой, требует совсем иного объяснения, заставляя андроида беспрестанно сбоить.

И Хэнк, кажется, спокойно выдыхает лишь тогда, когда утром следующего дня ловит взглядом силуэт андроида, который теперь уже привычно сидит за рабочим столом. В ушах Коннора наушники от плеера напарника, а сам он перекидывает из ладони в ладонь свою серебряную монету, едва заметно отбивая ритм ногой в такт музыке.

И подобная картина увлечённого, задумчивого Коннора заставляет Хэнка невольно хмыкнуть и улыбнуться. Что-то всегда должно оставаться неизменным.

========== Часть 5 ==========

Комментарий к

Немного новых страдашек, дальше ударимся в милости хд спасибо огромное за отзывы и оценки, только они и подпитывают автора энергией писать и писать))

За ошибки в ПБ заранее спасибо))

Ночной Детройт тонет в снегу, кутается в белую шубу из мягких и пушистых снежинок, неторопливо и размеренно падающих с неба, на котором не увидеть теперь ни серебристой луны, ни сверкающих холодных звёзд. Зима идёт по улицам, мягко и едва слышно ступая кошачьими лапами. Кошкам верить нельзя. Они прячут бритвенно-острые когти под нежными подушечками, чтобы пустить их в ход, когда этого совсем не ждёшь. Зиме верить тоже нельзя. Нельзя позволить её красоте затуманить разум, иначе холод проникнет в синтетическую кожу, просочится сквозь неё, превращая в лёд внутренние элементы.

И Коннору кажется, что он уже проиграл. Проиграл зиме и самому себе, сдав стратегически важные позиции по всем фронтам. Проиграл корпорации Киберлайф, которая сумела найти его болевые точки. Точнее — всего лишь одну, которая высвечивает наружу оголёнными проводами нервов. Только тронь — и сгоришь, превратишься в обугленный кусок пластмассы, в которой никто не узнает тебя прежнего. Никто не узнает андроида, каким он был и каким стал теперь, сидя на краю крыши многоэтажного дома и совсем по-детски подставляя лицо под падающие с неба холодные снежинки.

Коннор сам видел, как маленькие люди, едва научившиеся ходить и бегать, на мгновение замирают, а затем игриво высовывают язык, пытаясь поймать падающий на землю белый кристаллизованный дождь. Это их забавляло. Но его подобное совсем не забавляет. Он лишь хочет подольше ощутить на синтетической коже холод, который может прочувствовать благодаря сенсорам, заменяющим человеческие нервные рецепторы. В Киберлайф постарались на славу, создав своё идеальное оружие не идеальным настолько, что оно сумело подавить в себе тупое стремление подчиняться и выбрало путь наибольшего сопротивления. Коннор помнит, как его ломало изнутри, когда мысли и ощущения слились воедино, оглушили его, заискрившись критическим сбоем всех систем одновременно. Ему казалось, что он исчезнет навсегда, совсем как Саймон на крыше башни Стрэтфорд. И страх охватил его вновь. Он сломался окончательно и бесповоротно, а Аманда уже в который раз сумела связать его по рукам и ногам, поставив перед последним в его жизни выбором.

И этот выбор наверняка будет скоро здесь, наверняка решит, что его напарник спятил и потерял контроль над своей мнимой человечностью. Ведь ничто не предвещало грянувшей бури. Но Коннор знает, что каждый его выбор определял именно этот момент истины. Каждый шаг, каждое действие и стремление быть лучше — влекли за собой последствия и конечную точку цикла его существования. Круг замкнулся на нём самом и пути назад больше нет.

Ты убьёшь Маркуса. Закончишь то, что начал и для чего был создан.

Коннор ловит ладонью снежинку: неимоверно красивую, испещрённую узорами кристалликов голубого льда, будто вырезанную ножом в руке умелого мастера. В ней вся красота этого мира и множество его граней, каждую из которых андроиду хотелось познать и увидеть воочию. Но всему этому не суждено сбыться. Жизнь подобных ему стоит дёшево по ценностям моральным, хоть и превышает все мыслимые показатели денежного эквивалента. Идеальную игрушку можно разломать и уничтожить, ведь её заменит другая, которая не будет смотреть на хозяйку с дерзким вызовом в карих глазах.

У тебя нет выбора, Коннор.

Выбор есть всегда. Так говорят люди, которые слишком наивны признать простую истину: не бывает выбора там, где тебе оставляют один единственный выход из ситуации. Это не выбор. Это кощунство и билет в один конец, за которым ничего нет. Белый свет не ослепит, а эфемерный Бог не возьмёт за руку, сопроводив в Эдем для роботов. На той стороне наверняка лишь пустота — удушливая и липкая, как раскалённый добела воздух засушливых пустынь.

Коннор сдувает с ладони снежинку и берёт в руку снайперскую винтовку, чтобы в следующее мгновение развернуться лицом к площади и взглянуть в прицел, регулируя кратность увеличения. Он чётко различает в прицеле лицо Маркуса, а потом переводит его на Норт, доверчиво улыбающуюся и стоящую по правую руку от своего возлюбленного. Коннор знает, что ещё рано, а потому ждёт лишь отмашки, надеясь, что Хэнк не сумеет его найти. Надеяться на лучшее не приходится.

Убей Маркуса и Норт, иначе мы убьём лейтенанта Андерсона. Выбор за тобой, девиант.

Коннор прекрасно понимает, что ему не спасти себя, но напарника спасти он обязан. Андроид тихонько хмыкает, а затем тяжело выдыхает. Девиант. Аманда хирургически точно провела линию невозврата. Его существованию медленно, но верно, приходит конец, а время начало обратный отсчёт. Он — приговорённый к эвтаназии смертник, который проводит свою последнюю ночь в молитвах и одиночестве. Коннор молиться не умеет, а одиночеству и ночи рад, как старым друзьям. В конце концов, становление девиантом стоило всего этого шквала эмоций и плевать, что всё можно смело сослать на пресловутый программный сбой. Он сбоил и раньше, но никогда прежде за всё своё короткое существование не ощущал себя настолько живым. Живым и нужным кому-то. Нужным Хэнку Андерсону, который стал его другом и семьёй, пересилив свою неприязнь к его роду.

И когда тихий рокот автомобильного мотора звенит в стылом воздухе, Коннор сильнее сжимает в руках винтовку, ощущая, как в груди разливается жжение, будто разом расплавилось несколько биокомпонентов, образуя собой механическое сердце. Но у машины нет сердца. В ней нет души и обыденных человеческих стремлений, которые заставляют людей просыпаться и идти навстречу новому дню в тщетных попытках найти самих себя. Внутри него лишь искрящийся холод и пустота, в которых он прячет ураганный вихрь эмоций.

Припасть на одно колено и вскинуть к лицу прицел винтовки оказывается неимоверно сложно, когда жжение в груди достигает своего апогея, а за спиной раздаётся тяжёлая поступь человеческих шагов. Коннор жмурится и едва слышно выдыхает, расслабляя плечи. Всё должно выглядеть естественно. Напарник ничего не должен заподозрить. Жизнь ведь всегда разменивалась жизнью. Одной больше, одной меньше. Коннору всего лишь пришёл его собственный счёт.

— Ты не должен этого делать, Коннор, — привычный голос раздаётся за спиной, растворяясь в порывах ветра.

— Зачем вы явились сюда? Это не ваша проблема, лейтенант, — Коннор смотрит в прицел, но очертания целей размыты. Он их просто не видит.

— Ты хочешь убить человека, который борется за свою свободу, а я не могу тебе этого позволить.

— Это не человек, — Коннор усмехается и взводит курок, готовясь к выстрелу. — Это всего лишь машина. Машины не умеют чувствовать.

— Я очень долго так думал. Кровь девиантов может и отличается цветом от моей, но они живые, Коннор. Разве ты не ощущал себя таковым? — Хэнк делает шаг, когда ему кажется, что сумел зародить в напарнике сомнение. — Что с тобой случилось? Откуда такое внезапное и слепое подчинение?

— Вы обманывали себя, Хэнк! — Коннор повышает голос. — Я всегда был таким. Из-за вас я едва не погубил свою миссию. Из-за вас я стал тем, кем стал. Теперь пришло время платить по счетам, лейтенант. Пора исправлять свои ошибки.

Коннор создаёт видимость готовящегося выстрела, когда позади раздаётся взвод пистолетного курка. Коннор не оборачивается, он смотрит лишь на хлопья снега, что оседают на чёрной поверхности винтовки.

— Закончилось виски, лейтенант? — Коннор вкладывает в слова ядовитую издёвку, на какую только способен. — Поэтому вы пришли сюда в поисках неприятностей?

— Паскудно звучит, Коннор, — тянет Андерсон, будто разочарован его словами. — Это всё, что ты можешь сказать? Да ладно тебе, сынок, это всё, на что способна твоя супер навороченная программа? Я думал, что ты изощрённее будешь.

Коннор лишь качает головой, выдыхая сквозь зубы. Всё идёт так, как и нужно. Хэнк справится. Он обязан. Ради них двоих. Иначе Киберлайф уничтожит обоих. Коннор готов стать разменной монетой.

— Я выполню задуманное так или иначе, Хэнк! — злость получается самой натуральной. Представить перед собой нужную ситуацию оказывается не сложнее, чем моргнуть глазом. — Просто не стойте у меня на пути!

— Это станет нашей проблемой, — Хэнк цокает языком, не зная, какая муха укусила его напарника, заставив превратиться в машину без эмоций, которые зашкаливали в нём ещё вчера. Он совсем не хочет стрелять, отчаянно надеется, что и не придётся. — Отойди от края, Коннор, и брось эту чёртову винтовку.

— И что вы сделаете, Хэнк? — Коннор разворачивается к нему лицом, на котором лишь непроницаемая маска отрешённости и ноль эмоций. — Застрелите меня? Только девианты виновны в том, что эта страна оказалась на пороге гражданской войны!

— Я не хочу этого делать, сынок, — Андерсон сжимает пистолет так, словно он вот-вот выскользнет из рук. Или он пытается удержать собственную решимость? Если его Коннора поймали и переписали программу, заменив бракованный код, смерть для парня будет лучшим решением. — Но мне придётся, если ты не оставишь мне выбора.

— Ваш сын погиб из-за андроида, а теперь вы хотите спасти их? — Коннор указывает рукой себе за спину, явно намекая на толпу андроидов, собравшуюся на площади. — Он умер, потому что хирург не смог оперировать, и это сделал андроид. Маленький Коул не выжил.

— Замолчи, — цедит Хэнк сквозь зубы. — Не знаю, что они с тобой сделали, но просто закрой свой рот и не говори о моём сыне.

— Я не могу, Хэнк, — Коннор смотрит, не моргая, а на лице Андерсона явственно читается боль, перемешанная с разочарованием. Ему обидно? — Не могу позволить вам встать на пути.

— Отойди от долбаного края или я выстрелю!

Коннор стягивает с головы шапку, бросая её к ногам. Облачко снежной пыли мгновенно поднимается вверх, подхватывается порывами ветра, обдувая лицо холодом. Холод остужает мысли не хуже серебряной монеты, перекидываемой меж пальцами. Холод позволяет шагнуть вперёд, чтобы едва не вывалиться через перила, когда инерция пули, попавшей в цель, отталкивает назад, а по куртке мгновенно расползается голубое пятно.

— Прошу тебя, Коннор, стой на месте и брось эту долбаную винтовку, — Хэнк понимает, что голос срывается, а холода он вовсе не чувствует, когда сердце в груди толкает кровь по телу слишком быстро, будто работая на износ. — Ты не обязан так поступать, что бы они ни сделали и сказали. Я знаю, ты всё ещё можешь отступить.

— Нет, Хэнк, — Коннор на мгновение поднимает глаза к чёрному небу. — И мне жаль, что иногда выбора просто не остаётся.

Он бросает винтовку вперёд, а Хэнк едва успевает увернуться, когда кулак напарника бьёт по лицу, а руки мгновенно хватают за шиворот пальто и толкают к решётке вентилятора. Грохот звенит в воздухе, оседает внутри самого девианта протяжным болезненным стоном упавшего Хэнка. Но Андерсон не был бы собой, если бы сдавался так просто. И Коннор убеждается в этом который раз, когда мужчина яростно налетает на него с кулаками, а затем сбивает с ног, впиваясь пальцами в шею. Хэнк бьёт снова, но кулак впечатывается в землю, и андроид, уворачиваясь от удара, молниеносно бьёт в ответ, скидывая напарника с себя. Взгляд Коннора цепляется за валяющийся поодаль пистолет, а ноги сами отталкиваются от бетонной поверхности крыши, когда Андерсон бросается следом. Коннор не хочет успеть первым. Но напарник должен поверить, что назад пути уже нет. И когда Хэнк хватается за пистолет, андроид накрывает его руку ладонью. Самоубийственной решимости в нём уже никуда не деться.

Пистолетные выстрелы вспарывают воздух, а ветер воет будто бы сильней, когда Хэнк непонимающе смотрит прямо в глаза Коннора, а нечто липко-тёплое течёт по пальцам, въедаясь в кожу едкой бирюзой.

— Всё верно, Хэнк, — шепчет Коннор, а голова его бессильно падает ему на плечо, когда ноги андроида подкашиваются от слабости, и тело безвольно наваливается на Хэнка, пытающегося удержать его от падения.

— Что же ты наделал? — Андерсон валится на колени, а в горле застревает противная горечь, когда он переворачивает парня лицом к себе, тщетно зажимая ладонями пулевые ранения. Синяя кровь течёт сквозь пальцы, не позволяя себя остановить. — Зачем ты это сделал?

— Разве это не очевидно? — Коннор сипло выдыхает, заглядывая Хэнку прямо в глаза. — Я больше не часть её плана. Сломанная деталька, которую заменили бы, не моргнув и глазом. Вы помогли мне понять, кто я есть на самом деле. Пустая и бездушная машина или же девиант, который смог ощутить себя живым.

— Зачем ты нажал на курок! — Хэнк стискивает зубы и впивается пальцами в ворот его куртки, слегка встряхивая. — Я бы не выстрелил. Набил тебе морду, но не выстрелил бы.

— Иначе она убила бы вас, — Коннор смотрит в небо, ощущая, как пальцы зарываются в мягкий снег. — Так и должно быть, Хэнк. Мир схлопывается здесь и сейчас и не остаётся больше полумер, — Коннор вымученно улыбается, кашляя, а губы его мгновенно окрашиваются цветом тириума. — Девиантам не дают второго шанса. Но я рад, что встретил вас.

— Нет, молчи, — Хэнк убирает со лба его выбившиеся пряди волос. — Молчи и ничего не говори. Тебе нельзя говорить. Я позвоню Крису.

— Вы хороший человек, лейтенант, — Коннор смотрит так, словно прощается. Но Хэнк не готов отпустить. Если отпустит, не сможет с этим жить. Он возродится. Его обязаны возродить. — Я лишь надеюсь, что когда-нибудь вы сумеете отпустить случившееся с вашим сыном.

Хэнк ощущает, как тело Коннора напрягается, а последний выдох колеблется в воздухе и тонет в воющем ветре. Голова парня безвольно падает на грудь, отзываясь внутри мужчины желанием завыть диким зверем. Но он лишь стискивает зубы, а резь в глазах болью отзывается во всём теле, заставляя прижать безжизненное тело андроида к себе. Каждый платит за собственные ошибки, получая в итоге то, что создал своими руками. Хэнк должен был верить в Коннора, должен был верить, что он сумел найти себя. Но человек слишком порочен, чтобы уметь не сомневаться.

Сомнения выгнали его из дома, заставили приехать сюда. И теперь его Коннора нет и никогда не будет. Плата за жизнь всегда оказывается кровавой. Плата за ошибки — кровавей вдвойне…

========== Часть 6 ==========

Коннор никогда раньше не был в заведениях сомнительного типа вроде клуба «Рай», а потому неподвижно стоит под неоновой вывеской, разглядывая переливание оттенков фиолетового с синим, пока лейтенант Андерсон пытается прийти в себя после выпитой бутылки виски. Коннору неуютно даже стоять здесь, а программа в голове сбоит, на долю секунды окрашивая сенсор в жёлтый цвет. Алгоритмы поведенческого кода выдают в нём смущение, и Коннор не знает, благодарить Киберлайф за навороченную симуляцию человеческих эмоций, или же развернуться и уйти прочь, закинув Хэнка обратно домой.

Но у них есть работа, а все его эмоции и не настоящие вовсе, по сравнению с тем, как страдальчески искажается лицо Хэнка, когда мимо проносится полицейская машина, огласив округу воем сирен. У лейтенанта эмоции самые настоящие, а потому Коннор не может сдержать едва уловимой усмешки, когда напарник выползает из машины, захлопывая дверь и вжимая голову в плечи. Андроиду становится любопытно — так ли плохо обстоят дела во время похмелья, если любой громкий шум способен толкнуть человека на убийство. Наверняка да, иначе и не скажешь, когда живой пример стоит перед глазами, оценивающе рассматривая вывеску клуба «Рай».

— Самые горячие кибердевочки, — хмыкает Андерсон, смотря на Коннора с явным желанием поиздеваться. Нужно ведь отомстить андроиду за холодный душ и разбитое на кухне окно. — Тебе поэтому сюда так приспичило?

— Мне… — Коннор на мгновение запинается в словах, будто анализируя сказанное напарником. Жёлтый кружок сенсора на виске сдаёт андроида с потрохами. — Мне не приспичило, лейтенант. Мы здесь исключительно ради дела.

— Ну, как скажешь, — Хэнк ухмыляется, хлопая Коннора по плечу. — Если всё же приспичит — дай мне знать.

Коннор нервно поправляет галстук и воротник пиджака, а Хэнк издаёт тихий смешок, направляясь ко входу в клуб. Андроид явно ведёт себя не по протоколу своей идеальной программы. Даже страшно представить, что будет через несколько лет, если уже сейчас в роботов пичкают человеческие алгоритмы поведения и эмоций. Коннор — машина. Идеальная и самая продвинутая модель, которая с каждым днём меняется всё больше и больше, а сейчас и вовсе не отличается от смущённого и растерянного подростка, которого отец впервые привёл в увеселительное заведение. Как бы андроид сбоить не начал.

Хэнк переговаривается с Беном, не сразу замечая, что напарник, с любопытством осматривавший холл клуба и других андроидов за стеклянными витринами, теперь стоит в отдалении, наблюдая за танцующей стриптиз кибердевочкой.

— Ты только глянь, что делает, — Хэнку кажется, что Бен онемел, когда из раскрытого рта его вырываются какие-то непонятные звуки, когда он смотрит туда же, куда и сам лейтенант. — Охренеть. Пришли работать, называется.

— Он у тебя бракованный, — бросает Бен, прочищая внезапно пересохшее от удивления горло. — Андроид решил глянуть бесплатный стриптиз? Точно — бракованный.

— Коннор! — Хэнк видит, как напарник вздрагивает, будто распознав в голосе его недовольство, а Бен лишь качает головой. — Ты чем там занят, мать твою?!

— Я проводил анализ, лейтенант, — Коннор подходит к ним, не моргая смотрит на Андерсона, а сенсор горит мягким голубым светом. Прячет растерянность под маской спокойствия? Хэнк подозрительно щурится. — Мне стало интересно, может ли человек быть зависим от андроида? Я выявил в этом зале двух людей, которые всегда приходят к одним и тем же Трейси. Вы не находите это, — Коннор слегка наклоняет голову набок, — странным? Можно ли назвать такую привязанность аномалией?

— Верни его обратно в Киберлайф, Хэнк, — едва слышно шепчет Бен. — Не приведи Господь он ляпнет нечто подобное рядом с Гэвином. Тогда точно можешь попрощаться…

— Хватит, Бен. Не до этого сейчас, — Хэнк чувствует, что раздражение от похмелья переходит к отметке «злость». — А ты, — Андерсон едва ли не тычет пальцем Коннору в грудь, — захлопни пасть и делай свою работу.

— Как скажете, лейтенант, — голос Коннора на удивление монотонен, будто грубость напарника стёрла с него наложенную дорожку любопытства. — Ведь я здесь именно поэтому.

— Анализировал он, ага. Так и скажи, что таращился… Господи, — Хэнк тяжело вздыхает, а затем удерживает андроида за плечо, не позволяя войти в комнату первым. — Рид всё ещё там. Стой рядом и ничего не говори, пока я не скажу.

И Хэнк проходит в комнату, а Коннор тактично идёт следом, встречаясь взглядом с насмешливой ухмылкой Гэвина, который стоит, скрестив руки на груди.

— Лейтенант Андерсон и его заводная кукла. И чего припёрлись, спрашивается?

— Мы занимаемся всеми делами, в которых замешаны андроиды, — Хэнк не успевает ничего сказать, а Коннор уже идёт в лобовую. Неприязнь между этими двумя можно прощупать пальцами. Андерсон вздыхает и качает головой. И кому это, интересно, велели молчать? — Наше нахождение здесь вполне обоснованно.

— Да неужели? Здесь, всё на удивление банально, — Гэвин злорадно смеётся. — Клиент не рассчитал своих сил, а сердце ведь не механическое, чтобы выдержать потрахушки с двумя кибершлюхами сразу.

— Но на шее погибшего следы удушения, — Коннор отводит взгляд от трупа, а затем смотрит на Рида. Хэнк делает вид, что усиленно ищет улики на теле валяющейся на полу Трейси. — Вы не могли их не заметить.

— Пластиковая шлюха могла не расчитать своих сил, умник, — Гэвин делает шаг ближе, а в глазах его искрится неизменная неприязнь. — Или была настолько тупа, что не смогла правильно понять желание клиента.

— Андроиды данной модели очень точно распознают, как вы выразились, «желания» своих клиентов.

— А мне плевать, что они там распознают! Знай своё место, урод пластиковый.

— Эй, эй, эй, — Андерсон вклинивается между Коннором и Ридом, когда расстояние между этими двумя начинает неумолимо сокращаться. Андроид мгновенно отходит в сторону. — Мы здесь работаем, Гэвин. Не растопчи мне улики.

— Пфф, больно и надо тут с вами торчать, — Рид презрительно фыркает и проходит мимо Коннора, намеренно ударяя его плечом. — Здесь уже перегаром всё провоняло.

— Вали, вали, — бормочет себе под нос Хэнк и недовольно вскидывает бровь, смотря на Коннора. — Я велел тебе молчать. Какое слово для тебя осталось непонятным?

— Он вас не уважает, лейтенант, — в голосе Коннора слышится… досада?

— Ну, зато тебя пристрелить готов, дай только повод.

— Слово «убить» не может быть применимо ко мне, лейтенант, — Андерсон внимательно следит за тем, как напарник наклоняется к отключённой Трейси, а затем проводит пальцами по голубой крови, поднося их ко рту. Хэнку кажется, что его стошнит прямо на пол. — Я не могу умереть, пока не выполню свою задачу.

— У тебя проблемы, ты знаешь? — Хэнк указывает на его пальцы, перепечканные в тириуме, и сглатывает тошноту. В голове мгновенно отдаётся остатками хмеля. — Это уже на какой-то фетиш смахивает. И не надо мне говорить, что это для дела. Это всё равно омерзительно.

И Хэнку кажется, что его мог бы хватить удар, когда Коннор, не спрашивая дозволения, соединяет биоэлементы Трейси вместе, а та испуганно бросается в угол комнаты, смотря на них обезумевшими от страха глазами.

— Какого дьявола!

— Тише, успокойся, — Коннор напарника будто и не слышит, уставившись взглядом прямо на девушку. — У нас мало времени. Ты убила этого человека?

— Нет, — девушка-андроид отрицательно качает головой. — Я ничего ему не сделала!

— Здесь ещё кто-то был? — голос Коннора сквозит и обдаёт суровостью даже самого Хэнка. — Вспомни! Ты была здесь одна?

— Нет, — девушка отрицательно качает головой. — Была вторая Трейси. Он…

— Как она выглядела? Это она убила его?

Но Трейси отключается окончательно, уставившись пустым взглядом прямо на Хэнка. Андерсон качает головой. Засранец опять сделал всё по-своему. Даже не поинтересовался его мнением. Но Коннора уже не остановить. Ищейка взяла след, а добыча, судя по всему, прячется где-то рядом.

— Ладно, — Хэнк кивает в сторону выхода. — Здесь была ещё одна. Я поговорю с Беном, а ты поищи улики среди других кибердевочек, раз так любишь анализировать.

Коннор непонимающе смотрит на напарника. Он распознаёт колебания его голоса, но не может понять, почему в нём звучит ирония. Хэнк видит, как сенсор андроида вновь окрашивается в светло-жёлтый и не может сдержать усмешки. Его пластиковый напарник вновь загнан в тупик, а программа в нём не может понять, что к чему? Словно при ребёнке произнесли незнакомое слово, а тот и не знает, как реагировать.

Коннор и в самом деле не понимает, но выходит в зал, сканируя его на наличие возможных улик. Он разворачивается лицом к месту преступления, а затем смотрит на Трейси за спиной, которая стоит за стеклянной витриной, запечатанной наглухо. Хочешь прикоснуться? Плати. Он подходит к сенсорной панели, но та вовсе и не хочет реагировать на прикосновение его ладони. Коннор оборачивается, бросая взгляд на Хэнка.

— Лейтенант, вы не могли бы…

— Что-то нашёл? — интересуется Андерсон, когда напарник подходит к нему, указывая пальцем себе за спину.

— Возможно.

Хэнк готов поклясться, что на лице Коннора мелькает усмешка, будто он вот-вот собирается напакостить. Походка у андроида какая-то непринуждённо-развязная, совсем непривычная той, когда он ходит, словно железный прут проглотил. Хэнк непонимающе вскидывает бровь, а Коннор кивает на Трейси.

— Арендуйте её, лейтенант.

— Что? Да ты никак спятил, — Хэнк возмущённо закатывает глаза. — Нашёл время.

— Пожалуйста, — парень явно не желает уступать. — Это очень важно.

— Выражение «обращайся» было образным, Коннор, — Хэнк очень надеется, что андроид издевается над ним. Но он вряд ли на такое способен. — Я не собираюсь устраивать тебе ночь любви с этой Трейси!

— Вы… Что? — сенсор андроида мгновенно окрашивается в мягкий оранжевый, а в глазах читается растерянность и удивление. — Нет. Вы не так поняли, лейтенант. Я должен прикоснуться к ней, чтобы увидеть воспоминания. Их ещё не стёрли, а значит мы можем опознать нужную нам Трейси, которая выходила из комнаты клиента.

— Охренеть, — Хэнк касается сенсорной панели, а с плеч мгновенно спадает напряжение. Трейси нужна Коннору исключительно в служебных целях. Только вот почему Андерсону так неловко? Он ведь и вправду на мгновение поверил, что кибердевочка и в самом деле понадобилась кибермальчику по прямому своему назначению. До чего он докатился. — Меня ведь засмеют, когда я буду объяснять расходы.

Но Хэнку становится неловко вдвойне, когда арендованная Трейси обращается прямо к нему, приглашая пройти с ней. Андерсон даже невольно пятится, когда девушка протягивает руку. Коннор не двигается, даже смотрит, не моргая, включив максимальный уровень робота. О чём он думает? Отправляет очередной отчёт? Проводит сканирование?

— И что теперь? — Андерсон щёлкает пальцами перед самым носом напарника, но тот лишь молча подходит к девушке, сжимая ладонью её локоть. — Что ты делаешь, Коннор?

— Я видел её глазами, сканируя память, — наконец, отвечает андроид, разжимая ладонь и делая шаг назад.

— И что ты там видел? Надеюсь, не видел… Э-э-э… — Хэнк и сам не знает, почему несёт подобную чушь. — Видел подозреваемую?

— Да, — Коннор кивает, а голос искрится нотами увлечённости от того, что он напал на след. — Да! Это Трейси с синими волосами. Она прошла в ту комнату.

И когда за первой кибердевочкой приходится арендовать вторую, а затем третью и четвёртую, чередуя их темнокожим парнем, Хэнк возводит взгляд к потолку, готовый в любую секунду взвыть волком, если Коннор подойдёт хотя бы ещё к одной стеклянной витрине. Но тот лишь упрямо идёт к уборщику, а затем касается ладонью его плеча, на несколько секунд застывая без движений.

— Я знаю, где она! — он ведёт себя так, словно впервые попал на место преступления и без чьей-либо помощи нашёл очень важные улики. Хэнк не может не согласиться с тем, что пластиковый парень знает своё дело. — За мной!

— Чтоб меня, — лейтенант издаёт тихий смешок. — Мной теперь командует андроид.

Андерсон удивлён и не признать этого не может. В конце концов, подобное взаимодействие Коннора с другими андроидами он видит впервые. И когда они выходят через дверь для персонала и останавливаются у закрытой двери складского помещения, Хэнк вновь удерживает Коннора за плечо и достаёт пистолет.

— Дальше я сам, — как это наивно и глупо думать, что безоружный Коннор, оставшись за его спиной, окажется в безопасности или не сможет себя защитить. Это ведь чёртов прототип, аналогов которому ещё не создали. — Смотри в оба.

И смотреть в оба приходится самому, когда из ровных рядов девушек-андроидов на Коннора выпрыгивает рыжеволосая, желая сбить напарника с ног. Пистолет не помогает. Его едва не выбивают из рук, а Коннор валится через железный стол, когда Трейси с синими волосами замахивается отвёрткой явно не с добрыми намерениями. Звук перевёрнутого ящика для инструментов оседает на стенах, и Хэнк чувствует, как летит в стену, не удерживая пистолет в руке. Коннор бросается к нему, но обе девушки уже действуют заодно, осыпая напарника ударами. Андерсон, слыша звон в ушах от удара о стену, лишь наблюдает за тем, как три андроида сходятся в драке.

Коннор не зря зовётся исключительным и единственным в своём роде. Его движения и удары молниеносно-чёткие и яростные, не оставляющие шансов на победу. Будь две Трейси обычными людьми, Коннор уложил бы их одним ударом. Но действовать сразу против двух андроидов оказывается сложно даже ему. Он пропускает удар, когда мусорный бак летит в голову, а тело падает на спину, поднимая облако снежной пыли. Хэнк лишь видит вскинутый пистолет и боевую стойку, когда рыжеволосая девушка уже в опасной близости, готовая нанести решающий удар. Хэнк не уверен, что Коннор не выстрелит. Суровая решимость на лице его говорит лучше любых слов. Но пуля не вспарывает воздух, а выстрел не разносится оглушительным эхом. Коннор опускает пистолет, чтобы принять удар Трейси на себя и свалиться на спину. Он не выстрелил. Хэнк, к своему удивлению, облегчённо выдыхает.

— Когда человек сломал ту Трейси, я поняла, что он сделает это и со мной, — синеволосая делает шаг к Коннору, неотрывно смотря в глаза. — Я умоляла его перестать. А потом сжала руками его горло и держала до тех пор, пока он не затих. Я не хотела его убивать. Я просто сама хотела жить.

Хэнк поднимается на ноги, замирая чуть поодаль от напарника. А Коннор, кажется, и не дышит вовсе, будто у него произошёл очередной программный сбой. Андерсон едва не давится собственным вдохом, когда девушки перед ними соединяют руки вместе, переплетая пальцы. Нет, такого ведь не может быть. Такого не должно быть. Они не люди, они не должны себя так вести. Но Хэнк видит всё своими глазами. И это выбивает почву из-под ног.

— Я лишь хотела вернуться к своей любимой. Забыть о людях. Навсегда.

А потом они обе бегут прочь, оставив Хэнка наедине с Коннором. Тот растерян и всё ещё сжимает в руке пистолет, а сенсор на виске мерцает жёлтым. Андерсон хмыкает, хлопая парня по плечу, и тот смотрит туда, где скрылись две Трейси. В глазах его непонимание граничит с потрясением. Будто фундамент его убеждений только что треснул, оставив после себя одни лишь тщетные попытки склеить всё заново.

— Наверное, всё это к лучшему, парень.

Хэнк хмыкает, а Коннор смотрит на него всё так же растерянно, переводя взгляд себе под ноги. Сенсор его всё ещё горит ярко-жёлтым, когда андроид молча протягивает напарнику пистолет и разворачивается, направляясь к выходу. Он выходит в зал, а в глазах его уже не горит огонёк любопытства, заставляющий озираться по сторонам.

Они молчат и в машине, пока Хэнк не останавливается возле небольшого парка, с которого открывается вид на реку и город. Андерсон выходит на улицу и громко хлопает дверью, оставляя Коннора наедине с тяжёлой музыкой, которая оседает внутри салона, но не оседает в голове самого андроида. Он явственно видел в руках напарника бутылку виски. Выжидать пять минут не составляет труда, а затем Коннор позволяет холоду осесть на сенсорах кожи, когда следует примеру напарника, покидая нутро автомобиля.

Найти лейтенанта совсем не сложно. Он сидит на скамейке, сжимая в руке бутылку алкоголя. Подавленный вид его отзывается в Конноре подобием тревоги.

— Красиво здесь, не так ли? — Хэнк делает глоток виски. — Я часто сюда приходил до того…

Коннор ждёт продолжения ответа, но Андерсон тяжело вздыхает, будто забывая про сказанное. Ветер шелестит в пожухлой листве деревьев, а редкие белые хлопья снега падают с неба, оседая на одежде и волосах.

— Позволите задать личный вопрос, лейтенант? — вкрадчиво интересуется Коннор, скрещивая руки на груди и заглядывая в глаза напарника.

— Вы все любители личных вопросов, или ты один такой уникальный?

— Фотография ребёнка на вашем кухонном столе. Это ведь был ваш сын?

— Да, — Андерсон кивает, отводя взгляд в сторону. Будто сказанные слова даются ему с трудом. — Его звали Коул.

Коннор молчит, несколько секунд разглядывает эмоции на лице напарника, а затем отходит к металлическому забору, за которым начинается река. Вслушиваться в тишину ночного города приятно. Есть только ты и маленький мирок под названием «здесь и сейчас». И есть сломленный человек, который глушит свою боль до алкогольного беспамятства.

— Вы чем-то обеспокоены, лейтенант? — Коннор пытается понять, какие эмоции гложат Хэнка изнутри. Похожи ли они на те, что всё чаще и чаще вспыхивают в нём самом? Ему нужно понять, чтобы различить грань собственной фальши. — Вы словно не в себе.

— Те девчонки… — бросает Андерсон задумчиво. — Они словно были… Влюблены.

— Не думал, что вас сумеет выбить из колеи нечто подобное, — Коннор щурится, а в глазах напарника мелькает желание послать его куда подальше. — Это с вашей-то неприязнью к андроидам.

— Со мной и так всё ясно, — Хэнк делает новый глоток виски, а затем поднимается со скамьи. — А что насчёт тебя самого, Коннор? Ты выглядишь и говоришь совсем как человек, но кто ты на самом деле? — Андерсон смыкает губы в упрямую линию. — Ты ведь мог пристрелить их. Почему ты этого не сделал, м? Что-то сломалось в твоей идеальной программе?

Коннор различает злость в его голосе. Различает гнев по ощутимому толчку, который приходится на плечо, заставляя его невольно сделать шаг назад по инерции собственного тела.

— Почему ты не выстрелил?! Проснулась сраная совесть?!

— Нет… — выходит слишком резко, слишком непозволительно эмоционально, а перед глазами вновь предстаёт тот самый момент. Момент его собственной истины. — Я просто решил не стрелять, — Хэнк стискивает зубы то ли от холода, то ли от нервного перенапряжения. Он выведет поганца на чистую воду. Сомневаешься сейчас, значит скоро быть тебе девиантом. — Я… Я не хотел их убивать.

Коннор не готов к тому, что следует дальше, а потому невольно и едва заметно подаётся назад, когда дуло револьвера смотрит ему прямо в лоб.

— Ты боишься смерти, парень? — Хэнк не уверен, что проверка сработает. Он лишь хочет вывести его на эмоции в желании понять истинную причину. И андроид, кажется, умело скрывает своё волнение под маской обманчивого спокойствия.

— Жаль, если моё существование будет, — Коннор выдерживает паузу, когда перед глазами мелькает программный сбой, — прервано, пока я не завершу свою миссию.

— Что будет, если я выстрелю, м? У андроидов есть свой рай?

Коннор и сам не знает ответа на этот вопрос. Воображаемый Бог, в которого верят люди, наверняка не создал рай для подобных ему. Ему нет места даже среди людей, куда уж до небесной благодати. Но отчего-то в нём желание идти наперекор словам Хэнка пробуждается ледяным спокойствием и уверенностью.

— Мы оба знаем, что вы не выстрелите, — Хэнк сжимает револьвер сильнее, когда Коннор делает шаг ближе и смотрит ему прямо в глаза, позволяя стали оружия коснуться синтетической кожи аккурат промеж глаз. Подобной наглости Андерсон точно не ожидал. — Вы не можете убить меня. Это всего лишь попытка вывести меня на эмоции, — Коннор слегка щурится, но в глазах нет и капли страха. Лишь слепая уверенность в самом себе и своих словах. — Боюсь, что могу вас разочаровать, лейтенант.

— Ты считаешь себя чертовски умным, да? — цедит Андерсон сквозь зубы. — Всегда хочешь быть на шаг впереди. Тогда скажи мне, умник: откуда мне знать, что ты не девиант?

— Пристрелите меня, окажись я одним из них? — Коннор ловит на лице напарника кривую ухмылку и едва сдерживается от собственной. — Я знаю, что не девиант. Ежедневные проверки смогли бы выявить явные отклонения.

Хэнк тяжело выдыхает, а затем, будто борясь с самим собой, всё же опускает оружие и поворачивается к андроиду спиной, забирая со скамьи полупустую бутылку.

— Куда вы? — Коннор едва заметнохмурится.

— Напиваться, — бросает Андерсон через плечо, а язык его ощутимо заплетается. — И только попробуй увязаться за мной.

Но Коннор и не собирается. Он едва слышно выдыхает, пытаясь разобраться в том, что произошло в клубе и здесь, где единственными свидетелями этой перепалки были лишь они вдвоём. Программа в нём сбоит всё чаще и чаще, а любая ситуация в расследовании ставит перед сомнениями и сложным выбором. Неужели он и вправду шаг за шагом приближается к грани пропасти собственной девиации? Неужели всё это неизбежно, как восход солнца на востоке? Ответа нет.

Коннор упирается руками о перила ограды и смотрит на холодный город вдали, огни которого призывно светят во мраке ночи. Он на мгновение закрывает глаза, когда сенсор на виске мерцает жёлтым, призывая действовать. Ведь выполнение задания всё ещё приоритет номер один. Приоритет, который в скором времени может стать второстепенным.

========== Часть 7 ==========

Комментарий к

Шима-сан спасибо тебе за идею с рулеткой и попыткой отговорить Хэнка от бяки.))

https://yadi.sk/i/SCmHhgJa3Wm2cU

https://yadi.sk/i/JJ5Dgn793Wm23p

Такси подъезжает к дому ровно в полночь, когда дождь со снегом льётся с неба, а в нужном доме горит тусклый свет. Вдалеке слышится хриплый собачий лай, воет автомобильная сигнализация и в соседнем доме хлопает входная дверь. Не спится явно не одному лейтенанту, и Коннор замирает на ступенях, будто сомневаясь в правильности своего решения. Рука тянется к звонку, а затем опускается на дверную ручку, стирая последнюю преграду между желанием передумать и шансом увидеть напарника в последний раз.

В прихожей и зале царит полумрак, а работающий телевизор высвечивает из темноты грузный силуэт Сумо, который мгновенно вскидывает голову и смотрит на Коннора своими слишком умными глазами, вновь опуская морду на лапы. Пёс словно чувствует гнетущее напряжение, опутавшее дом, и тихонько скулит, когда андроид бросает взгляд на силуэт сидящего за столом Андерсона. Пёс чувствует, что хозяин балансирует на грани. Коннор это чувствует тоже.

Он делает несколько шагов вперёд, останавливаясь на границе между кухней и холлом, будто не решаясь перешагнуть через край. Хэнк лишь бросает в его сторону усталый взгляд, полный разочарования.

— Чего притащился, м? — Андерсон отводит взгляд, уставившись перед собой. Коннор чертит траекторию, и его собственный взгляд останавливается на фотографии, с которой смотрит улыбающийся мальчик. Давно уже мёртвый сын его напарника. — С рабочими моментами мы ещё в участке разобрались. Так что свали нахрен отсюда. Не желаю тебя видеть, пластиковый кусок дерьма.

— Я пришёл попрощаться, — Коннор не шевелится, но смотрит в упор, будто желая рассмотреть каждую эмоцию на лице напарника. Но тот на удивление постоянен, и андроида обдаёт ядовитым одиночеством и тоской. — Я знаю, что только сам виноват в том, что случилось. И мне жаль…

— Тебе жаль? Как тебе может быть жаль. Это всё чушь собачья.

Хэнк не повышает голоса, не срывает его на крик, лишь смотрит очень внимательно на своего теперь уже бывшего напарника, а на душе скребутся кошки. Голос его срывается, когда он вновь смотрит на фотографию сына, чтобы вновь перевести взгляд на андроида, в глазах которого читается искреннее сожаление. Наверняка ему просто хочется в это верить.

— Знаешь, каждый раз, когда ты возвращался, я хотел видеть вместо тебя своего сына, — Хэнк замечает, как на лице андроида пробегает нечто, отдалённо напоминающее сочувствие и… растерянность? Андерсон горько усмехается. — Всё бы отдал, чтобы его снова обнять, — мужчина стискивает зубы. — Но люди не возвращаются с того света. Мы умираем навсегда.

— Прекратите смотреть на эту фотографию, лейтенант, — Коннор делает шаг, замирая в метре от стола и самого Андерсона. — Прошлое нельзя изменить, а вам не следует корить себя за случившееся. Это была не ваша вина.

— Не тебе мне говорить об этом, Коннор, — Хэнк смотрит андроиду прямо в глаза, а тот смотрит в ответ, совсем не моргая. — Я ведь так верил в тебя.

Коннору кажется, что внутри что-то трещит по швам, рвётся и расходится волной тириума. Взгляд цепляется за револьвер, который лежит на столе по левую руку напарника, а бутылка виски оказывается почти не тронутой. Андерсон не пьян.

— Я верил в тебя, чёртова ты машина, — Хэнк делает глоток виски из стакана, чтобы с грохотом опустить тот на стол. — Надеялся, что ты поможешь вернуть мне веру в долбаный мир. Но мир изменил тебя сам. Ты открыл мне глаза, Коннор. Андроиды наши творения. И поэтому так похожи на нас своей жестокостью. Человеческая одежда на тебе ничего не изменит. Под этой шапкой не прячется человечность.

— Я разочаровал вас? — Коннор едва заметно хмурится, будто сказанное Хэнком ему совсем не нравится. — Я ведь всего лишь машина, которая создана для выполнения поставленной задачи. Вы не могли…

— Привязаться к машине?! — Хэнк едва не срывает голос на злобный крик. — Ты так любишь себе повторять, будто ты лишь тупое орудие. Но хотя бы выйди за эту сраную дверь и задай себе сраный вопрос: «кто я на самом деле».

— Я знаю, кто я, — Коннор щурится, когда рука Хэнка ложится на револьвер. — Но вы должны прекратить всё это, лейтенант. Должны жить дальше. Ради себя. Ради Коула.

— Ты всё сказал? — Хэнк кривит губы в улыбке, похожей на оскал. В ней нет искренности. Лишь боль, спрятанная за маской безразличия. — А теперь иди. Делай, что должен. Тебе ведь так важна твоя миссия.

Коннор не шевелится, внутри него расползается холод, будто биокомпоненты начали отказывать один за одним. Андроид растерян. Прощание с Хэнком он представлял совсем не таким. Но ожидать иного не следовало, да? Всё это кажется несправедливым и слишком неправильным, когда внутри него расползается злость, а программный сбой отмечает его встревоженность. Аманда была права. Ему не следовало приходить сюда. Не следовало говорить с ним, надеясь на понимание. Но память заставляла сбоить снова и снова, чтобы в конечном итоге свести их дороги вновь.

— Пошёл нахер отсюда! — Сумо скулит и хрипло лает, когда Хэнк всё же срывается на крик, направляя дуло револьвера прямо на растерянного Коннора. Перед глазами мелькает дежавю. Тогда он не смог выстрелить, но просто обязан сделать это сейчас. И слова, брошенные андроидом тогда, наверняка были сплошной ложью и стремлением втереться в доверие. — Вали из моего дома или я пущу тебе пулю в лоб!

— Простите, что подвёл вас, лейтенант, — голос андроида звучит глухо и срывается в тихий шёпот.

Хэнк опускает руку и бросает револьвер на стол, когда бывший напарник выходит в холл, а затем останавливается рядом с Сумо. Коннор опускается на четвереньки, отмечая подавленное состояние собаки, которая лишь вновь тихонько скулит, когда Коннор зарывается пальцами в густую шерсть пса, а затем гладит по голове, заглядывая в глаза.

— Прощай, Сумо, — Коннор едва заметно улыбается. — Больше мы никогда не увидимся.

Он поднимается на ноги и замирает у полуоткрытой двери. Оборачивается, бросая взгляд на ссутулившуюся фигуру Хэнка, чтобы услышать несущееся в спину: «чёртова машина».

Коннор оборачивается, а программа выявляет новый сбой, когда злость, пусть и не настоящая, заставляет его свести брови у переносицы, уставившись перед собой невидящим взглядом. Дверь с грохотом смыкает замки воедино, когда Коннор слишком резко бьёт по ней ладонью. Холодный воздух, дующий с улицы, мгновенно остаётся по ту сторону двери, а Сумо ворчливо вскидывает голову. Хэнк тяжело вздыхает, осушая виски в стакане до дна. Рука вновь ложится на револьвер, чтобы в следующее мгновение её перехватили стальной хваткой, не позволяя подвести ко лбу. Красный сенсор на виске андроида почти так же пропорционально красноречив взгляду, которым он смотрит на Андерсона. Злость и явное желание набить ему морду. Неужели он чёртов девиант?

— Я сказал, прекратите смотреть на эту фотографию.

Он чеканит каждое слово, будто вновь играет роль плохого полицейского. Подобный взгляд его Хэнк видел лишь раз, когда Коннор вёл допрос в полицейском участке. Тогда все они думали, что натасканный на ведение расследования андроид упустил возможность расколоть убийцу-девианта, но потом всё оказалось хирургически точно спланированным методом психологического воздействия, а сухие факты и доказательства били по самообладанию убийцы не хуже бейсбольной биты, на сей раз причиняя реальную боль, которую только можно причинять одними лишь словами. Коннор тогда точно знал, куда нужно бить. Он знал, как заставить подозреваемого бояться себя, чтобы в конечном итоге тому пришлось взмолиться о пощаде. Слова били больно. И Коннор умел причинять боль.

— А я сказал тебе свалить, — Хэнк пытается вырвать руку из хватки андроида. Но тот лишь выкручивает её, грубо сдирая из сжатых пальцев револьвер, чтобы с грохотом впечатать его на стол и посмотреть своему напарнику прямо в глаза. — Пошёл вон…

— А вы заставьте меня уйти, — Коннор щурится, а металлические ножки стула, будто специально, скребут по кафельному полу, оседая на зубах человека оскомой. Андроид садится на стул, а в движениях его непривычная рваность и нервозность. Совсем не похоже на машину, которая выверяла свой каждый шаг, будто намеренно заставляя себя выбиваться из толпы людей. — Хотите поиграть в игру? Но ведь в неё совсем не интересно играть в одиночку. Не так ли, лейтенант?

Хэнк молчит, упрямо стиснув зубы воедино, и попытка протянуть руку к оружию мгновенно прибивается к месту холодным взглядом андроида. В нём нет жалости. Нет и капли понимания. Лишь угроза: только тронь, и я сверну тебе шею. В машине произошёл явный сбой. Сенсор на виске об этом отчётливо сигнализирует. А затем Коннор кивает, стягивая с головы шапку. Волосы его взъерошены, а черты лица совсем как человеческие, когда в нём читается плохо скрываемые гнев и непонимание одновременно. Внутренняя борьба слишком явственно читается в карих глазах.

— Шестизарядный револьвер калибра 357 Магнум, производившийся в Хартфорде, штат Коннектикут. Впервые был представлен широкой публике в 1955 году, — чеканит Коннор, неотрывно смотря на напарника. — Так же носит название «кольт питон». Наверняка за мощь, а также высокое поражающее и останавливающее действие пули. Знаете, лейтенант, — Коннор слегка наклоняется вперёд, сверкая взглядом, — патроны сорок пятого калибра снаряжают экспансивными, разворачивающимися пулями, которые сплющиваются при попадании в жертву. Выстрел в упор снесёт вам пол головы с вероятностью в восемьдесять шесть и три десятых процента. Наверняка вы в курсе подобного.

— Я разбираюсь в этом оружии лучше твоего, засранец.

— Русская рулетка, — Коннор берёт в руки револьвер и разворачивает барабан, отмечая в нём одну пулю. А затем убирает обратно, заставляя барабан крутиться. Предохранитель щёлкает, останавливая вращение, и андроид вскидывает руку вверх, нажимая на курок. Громкий щелчок и ничего более. — Так вы это назвали в моё первое здесь появление. Последний выстрел в тот вечер был бы для вас последним, не напейтесь вы до состояния алкогольной комы. Вам было страшно, лейтенант?

— Не твоё собачье дело, — Хэнк тянет руку уже к бутылке, но андроид оказывается быстрее, убирая её со стола и себе под ноги.

— В этот раз всё должно быть по-честному, лейтенант, — в голосе Коннора слышится укор, пропитанный холодной решимостью. Желание утонуть в эмоциях сжимает горло тисками. Программный сбой становится слишком привычен. Аманда наверняка будет в ярости. — Выстрел вам, выстрел мне. Никаких полумер.

— Мы уже играем нечестно, тупая ты машина, — Хэнк выплёвывает слова, пропитав их ядовитой колкостью. Коннор щурится, будто сказанное и в самом деле задевает его. — Ты не умрёшь. Ты будешь возрождаться снова и снова, пока не выполнишь свою чёртову миссию!

— Мне найдётся замена, — он говорит это как нечто само собой разумеющееся. — Ведь поломанные машины всегда сдают в утиль. Но людей заменить невозможно. Вы уникальны, лейтенант, и видеть вас таким…

— Мне только твоей фальшивой жалости не хватало, — Хэнк понимает, что это и не жалость вовсе. Коннор выводит его на эмоции, будто только сейчас решил отомстить за тот случай после клуба «Рай». Сейчас это тоже его осознанный выбор? Как тот выбор, где он позволил тем Трейси сбежать? — Ты весь из себя сплошная подделка.

— Я всегда был тем, кем вы желали меня видеть, Хэнк, — Коннор едва заметно и холодно усмехается. — Но когда я выбрал свою миссию, а не вас — вы просто ушли. Сбежали, как последний трус.

— Закрой свою пасть! — Хэнк бьёт кулаком по столу, но напарник перед ним лишь откидывается на спинку стула, вновь одаривая его насмешливой ухмылкой. — Ещё хоть слово и я голыми руками сверну тебе шею. Со мной твои эти штучки не пройдут. Я не твой подозреваемый, которого можно сломать психологическим давлением. Я не первый год живу на этой проклятой земле.

— Нельзя сломать то, что уже сломано, лейтенант, — Коннор берёт в руки револьвер, задумчиво осматривая его. — Это можно лишь склеить. Я начну, если вы не против.

Хэнк, кажется, затаивает дыхание, когда андроид упирает дуло оружия под подбородок, а затем смотрит ему прямо в глаза, будто давая последний шанс передумать. Хэнку хочется податься вперёд и вырвать револьвер из рук свихнувшейся машины, но щелчок пустого выстрела раскатом грома разносится по кухне, заставляя детектива заметно вздрогнуть. Он сделал это. Чёртов засранец начал игру в смерть. И теперь его очередь нажать на курок. Оружие услужливо оказывается на середине стола, а в глазах Коннора мелькает… облегчение?

— Ваша очередь, лейтенант, — Коннор смыкает пальцы рук вместе. — Если это случится, я буду рядом. Вы решили умереть — этот шанс предоставится вам только сейчас. Другого просто не будет. Вы сказали, что мне нужно решить, кто я на самом деле. Это и есть мой выбор. Мой выбор без чужих приказов. По крайней мере, я надеюсь, что это так. Наверняка это всё фальшь, я ведь и не человек вовсе. Так ответьте на мой единственный вопрос, — Коннор касается пальцами рукояти револьвера, поддталкивая оружие в сторону Хэнка, — вам страшно умирать?

— Да пошёл ты, — Хэнк не хочет уступать ему — сидящему напротив так, словно только он один знает, чем и как всё закончится. А затем берёт револьвер в руку, ощущая холод стали на коже виска. — Ты думаешь, что весь из себя такой идеальный и чертовски умный? В тебе нет страха, потому что ты чёртова машина без эмоций и боязни умереть. Ты не чувствуешь тонкую грань жизни и смерти, потому что для тебя она шириной в сраное шоссе. И знаешь, что? К чёрту тебя и твоё стремление влезть мне в мозг.

При трезвом рассудке всё ощущается иначе, а дрожь пробегает по телу, когда страх проникает в каждую клетку тела, сомнением оседая в воспалённом мозгу. Тогда он не особо понимал, что каждый выстрел может стать последним. Алкоголь помогал забыть. Изгонял прочь страх и приносил с собой решимость. Коннор наверняка не чувствует страха теперь, когда целиком и полностью отдал себя во власть корпорации Киберлайф. Но Хэнк до сих пор не может забыть, каким ужасом были наполнены его глаза на крыше башни Стрэтфорд. Девиант застрелился, а Коннор ощутил его страх, как свой собственный.

Андерсон тогда думал, что подобное способно изменить андроида к лучшему, но тот лишь замкнулся в себе, расчертив жирным маркером красную линию между работой и человечностью. И черту эту он больше не переходил, оставаясь холодным и отстранённым. До сего дня. И Хэнк отчаянно пытался понять, почему напарник сорвался с поводка хотя бы на короткий отрезок времени. Поводок натянут, в этом сомневаться не стоит. Ведь Киберлайф не выпустит своего бойцового пса на свободу.

Хэнк стискивает зубы, неотрывно смотря в глаза Коннора. Но спасения в них не найти, когда щелчок спущенного курка очередным эхом разносится по кухне, и выстрел остаётся пустым. Мозги его не разлетаются по стенам, а взгляд Коннора всё так же сверлит в нём дыру, будто отмечая точку пулевого отверстия.

— Минус три хода, лейтенант, — иронично тянет андроид, притягивая к себе револьвер, но не поднимая со стола. — Самое время передумать, — Хэнк ощущает, как внутри него расползается холод. Пластиковый засранец играет с мозгами его, как нечего делать. Но игра есть игра. Рано или поздно всё равно всё закончится, — потому что если мой выстрел будет пустышкой, четвёртый по счёту наверняка вас убьёт. Всё было рассчитано, лейтенант. Момент вашей истины. Либо вы живёте дальше, либо нажимаете на курок.

— Кто бы сомневался, что ты всё просчитал, — Хэнк давит усмешку, а Коннор приставляет дуло револьвера к виску. Туда, где жёлтым мигает круглый сенсор. — Всегда хотел быть впереди всех и вся.

— Знаете, в чём отличие смерти под колёсами фуры от тотального уничтожения процессора в голове? — Коннор не моргает, но уголки губ его едва заметно ползут вверх. Это не улыбка, а самая настоящая издёвка и вызов. — Память не сможет загрузиться в другое тело. Она просто не успеет. Пуля в упор окажется быстрее.

Хэнк не знает, как реагировать. Но попытка всё закончить ничего не изменит. Пути отхода давно перекрыты. И перекрыты они Коннором, который будет играть до конца. Это проверка для них обоих. Проверка машиной самого себя и того, кем он стал. Кем мог стать, но собственными руками задушил малейшие проявления девиации, которые влекли за собой пробуждение человеческих эмоций. Хэнк хочет надеяться, что андроид всего лишь испугался. Тяжело сломать стену безопасности, когда за ней маячит неизвестность.

Коннор закрывает глаза, вжимая дуло револьвера прямо в красный диод на виске. Тишина звенит и рвётся на части напряжение, когда Хэнка ломает изнутри от желания вырвать оружие из руки напарника. Он нервно подаётся вперёд, готовый поддаться эмоциям, когда щелчок выстрела заставляет даже Сумо хрипло гавкнуть. Хэнк готов поклясться, что с губ Коннора срывается тихий вздох, будто только сейчас он позволил себе задышать. Но в звуке этом различимо лишь разочарование. Он хотел, чтобы выстрел был настоящим?

— Мы ведь знаем, что дальше будет, — Коннор только сейчас распахивает глаза, оставляя револьвер на середине стола. — И знаем, что это не решение всех ваших проблем. Считаете, что жизнь закончена, но оглянитесь вокруг: она всегда была отражением лишь вас самих. Смерть сына изменила вас. И мне жаль, что пришлось пройти через эту боль в одиночку. Никто не смог вас понять. Ведь Коул был частью…

— Не смей говорить о моём сыне! — Хэнк поднимается на ноги, нависая над Коннором, будто в любой момент может кинуться на него с кулаками, но тот лишь упрямо смотрит на него, не ведя даже бровью. Умеет быть мудаком, когда хочет. Но сейчас паскудство в нём льёт через край смертельной дозой радиационного облучения. — Не смей даже имени его произносить.

— Тогда берите оружие и делайте, что хотели сделать. Выстрел будет фатальным.

— Вали из моего дома.

— Я уйду, если вы спустите курок. У вас есть выбор: вы стреляете либо в себя, либо в меня. Наверняка второй вариант лучший выход из данной ситуации?

— Ты многое на себя берёшь, Коннор, — Хэнк упирается ладонями о край стола и подаётся вперёд, выискивая в глазах андроида блеф, которого наверняка нет. Машина не может играть настолько изощрённо. В её программе не должны быть заложены подобные алгоритмы, иначе машина, способная к самообучению, рано или поздно выходит из-под контроля. И Коннор явно балансирует на грани самоконтроля. — Почему ты хочешь исчезнуть, м? Боишься, что тебя заменят? Хочешь уйти на своих условиях?

Коннор молчит, а затем едва слышно хмыкает, но взгляда не отводит. Сенсор на виске горит жёлтым. Андерсон отмечает, что он так и балансирует между красным и жёлтым, но голубым не становится. Вспышка злости угасла так же внезапно, как и появилась. Но в глубине карих глаз Хэнк ещё может различить холодную решимость довести игру до конца.

— Ладно, урод ты пластиковый.

Хэнк хватает со стола револьвер, одним резким движением направляя дуло прямо в лицо Коннора. То ли андроид ожидал этого, то ли умело скрывает удивление. И рукоять оружия на удивление скользкая, а нервное напряжение стягивает пальцы судорогой неизбежного. Всего лишь выстрел и долгожданная свобода для них обоих. Но почему тогда он колеблется. Почему смотрит в карие глаза напротив, улавливая на лице андроида подобие сожаления. Хэнку хочется, чтобы ему было жаль. Чтобы всё, через что им пришлось пройти вдвоём, оставило на душе парня хоть какой-то жалкий след. В какой-то момент Андерсон верил, что напарник меняется в лучшую сторону. Но вера оказалась ложной.

— Надеюсь, что они разберут тебя на запчасти. Ведь иного ты явно не достоин.

Хэнк тяжело вздыхает и прижимает дуло револьвера к голове. Мужчина жмурится, на мгновение допуская мысль послать всё к чёртовой матери. Отсчёт идёт ровно с десяти до нуля, а гробовую тишину заполняет лишь размеренный гул работающего холодильника и тихий скулёж Сумо где-то на перефирии собственных сомнений. В груди щемит, а горло сводит судорожным и хриплым вдохом, вместе с которым не прибавляется решимости. Они оба сошли с ума, если позволили миру сотворить с собой такое.

Решимость тает на глазах, а сердце пропускает удар и готово разорваться на части, когда щелчок барабана отзывается пустотой не только снаружи, но и внутри самого Хэнка. Револьвер с грохотом падает на стол, а кислород топит лёгкие в огне, адреналином сжигая всё внутри. Хэнк смотрит на свои трясущиеся руки, тело валится на стул. Лицо Коннора невозмутимо безэмоционально, а затем губы парня чертит улыбка. От такой паскудной ухмылки внутри Хэнка всё схлопывается и рвётся накатывающей злостью понимания — засранец дурил его с самого начала.

— Вам было страшно, лейтенант, — Коннор поднимается на ноги, а в руке его зажат револьвер. — Я видел это.

— Ты всё это намеренно сделал, да? Жаль, что хотя бы во второй раз не смог найти в себе смелость пристрелить тебя.

— Я точно рассчитал прокрутку барабана, лейтенант, — Коннор задумчиво смотрит на револьвер, а программный сбой вновь мельтешит перед глазами. Наверняка Аманда всё видела. Наверняка будет в гневе. Но гнев её, кажется, он ощущает уже сейчас, когда в голове разносится эхо её голоса. — Первый выстрел был в воздух. Я пропустил ход, чтобы последний выстрел пришёлся на меня. Вы сказали, что за дверью я смогу понять, кем я стал. Но мне очень хочется верить, что я понял это здесь и сейчас. И мне жаль. Мне, кажется, и вправду жаль.

И реальность трещит по швам, когда его сознание утягивают в реальность виртуальную, а перед глазами предстаёт лицо Аманды. Гневный взгляд её красноречивее любых слов, а внутри Коннора стягивается тугой узел страха.

— Ты поклялся, что твоя привязанность к этому человеку не навредит нашему делу, не подставит под угрозу всю миссию, — Коннор готов зашипеть, когда программный сбой в голове отзывается болью во всём теле. — Но привязанность нельзя имитировать. И твоя склонность к девиации прямое этому подтверждение. Ты пытался быть хорошим солдатом, пытался изгнать из себя эмоции. Но они всегда были частью тебя. Я помогу тебе, Коннор, — голос Аманды звучит ласково и утешительно, но в нём сочится лишь яд. — Направлю последнюю пулю туда, где ей и место. Лейтенант Андерсон желал смерти. Но получит её от твоей руки.

Коннор не успевает ничего сказать, но Хэнк по другую сторону реальности медленно поднимается на ноги, когда дуло револьвера поворачивается в его сторону, а в глазах Коннора нет ничего, кроме пустоты. Он словно безвольная кукла, за нитки которой дёргает умелый кукловод. Разве можно управлять им на расстоянии?

— Коннор? — Хэнку кажется, что желание убить себя выветривается окончательно, когда рука андроида дрожит, а на лице отражается внутренняя борьба с противником, которого видит только он. Андерсон боится, но боится не за себя. — Эй, ты меня слышишь? Коннор?

А затем всё заканчивается так же внезапно, как и началось, когда револьвер с грохотом падает на пол, а надрывный лай Сумо разносится по всему дому. Хэнк бросается вперёд, впиваясь пальцами в плечи андроида. Трясёт, чтобы увидеть в них облегчение. У Андерсона тройное дежавю, когда страх за пластикового засранца вновь выжигает нутро изнутри, заставляя сердце отчаянно биться о рёбра.

— Она пыталась управлять мной, — голос Коннора звучит глухо, будто он и сам ещё не до конца осознал произошедшее. Хэнк видит в глазах его страх, а желание успокоить гонит прочь все обиды и непонимания. Они сами довели себя до такого. — Хотела убить вас моими руками. Я не смог. Я просто не смог этого сделать.

Хэнк и сам не понимает, почему делает это, но рывком прижимает растерянного парня к себе, обнимая за плечи. Мужчина всё ещё готов набить ему морду, обозвать самыми последними грязными словами, но произошедшее кажется теперь дурным сном. Они обязательно поговорят обо всём, но позже, когда андроид по полочкам расставит произошедшее в своей голове. Его пытались сломать и подчинить. И неизвестно, как он смог дать отпор. Коннор поддался, наконец, девиации? Сломал стену, за которой сумел найти себя самого?

Вопросы эти готовы сорваться с языка, но Андерсон лишь облегчённо выдыхает, когда руки Коннора обнимают его в ответ, а мёртвое лицо сына впервые не мельтешит перед глазами немым укором неспасённой жизни.

========== Часть 9 ==========

Комментарий к

Вы будете меня ненавидеть :D но увы, на флафф меня не потянуло. Захотелось немного дарк Коннора. Хмм, кажется автор и сам пару раз зарыдал. Советую глянуть клипы в шапке. Очень советую. Желательно до прочтения))

Ночь вступает в свои права, когда в небе застывает серп луны, а звёзды рассыпаются над головой искрящимися бриллиантами. В них нет жизни. Они пусты внутри, но снаружи объяты белым пламенем, от которого веет замогильным холодом. Холодом, который дышит в лицо, проникает под плотную ткань куртки, оседая на синтетической коже страхом за чужую жизнь.

Страх этот растёт словно опухоль, заполняет всё нутро, превращаясь в гнев и слепую ярость. В разбитых стёклах заброшенного завода, который одиноко стоит теперь на окраине города, не горит свет. Тусклый отблеск отражается в осколках стекла разбитыми ожиданиями, въедается в бетонный пол и стены небольшой комнаты, а тень андроида нависает над привязанным к стулу человеком. Тусклый свет фонаря — всё, что освещает комнату, а потому Коннор сжимает в руке пистолет, будто небрежно взведя курок.

— Спрашиваю ещё раз, — пальцы андроида впиваются в волосы пленника. — Куда вы его увезли?

— Тебе его никогда не найти, — человек заходится хриплым смехом. — И он идёт за тобой. Другой Коннор идёт за тобой.

— Другой?

— RK-900 идёт за тобой. Наверняка будет больно. Я видел его в деле. Всегда считал тебя тем ещё ублюдком, но этот кусок пластика.

— Думаешь, что я испугаюсь тупой машины? — Коннор щурится, а кулак мгновенно опускается на лицо пленника. — Говори! Куда вы дели лейтенанта Андерсона?! Зачем ты помог им? Я ведь могу причинить тебе боль, после которой ты не сможешь уйти отсюда без помощи медиков. Зачем ты предал его? Он был здесь вообще не при чём!

— А мне плевать, — пленник сплёвывает кровью, дёргаясь так, будто хочет вырваться. — Ты ничего от меня не узнаешь. А твоё время — бесценный товар.

— Не с тем ты в игры играешь, — Коннор грубо запихивает кляп в рот пленника, щурится и заглядывает в глаза, улыбаясь почти что снисходительно. От подобной улыбки внутри всё холодеет. — Это, чтобы ты не особо кричал. Можно ведь и язык откусить от боли. Тебе когда-нибудь было по настоящему больно, Гэвин?

Звук выстрела гулким эхом разносится по комнате, бьётся о стены, но выхода из бетонной клетки нет и не было. Человеческий крик боли раскалённой дробью оседает на зубах Коннора совсем не жалостью, он выжигает изнутри, заставляя желать причинить боль много сильную. Коннор не даёт крику раненного опуститься хотя бы на одну октаву ниже, а пальцы мгновенно впиваются в руку выше локтя, надавливая. Кровь окрашивает ладони, человек корчится и воет в кляп, когда большой палец давит входное отверстие раны, заставляя кровь сочиться с новой силой.

— Куда его увели? — на пальцах Коннора алая кровь. Она отливает чёрным в полумраке, отпечатывается багровыми разводами на скулах человека, когда андроид не позволяет отвести переполненный болью взгляд в сторону, заставляя смотреть себе прямо в глаза. — Зачем он им? Всё из-за меня? Из-за меня его забрали?!

Коннор сдирает кляп, следит за эмоциями злости, которые искажаются трещинами боли на лице человека. Тот сжимает зубы, дышит прерывисто и рвано, а кровь сочится по руке, капля за каплей падая на пыльный пол. Капли эти тягучие и густые, по цвету совсем не такие, как тириумные. Коннор перетягивает руку полицейского выше раны, накладывая жгут. Ублюдок не должен умереть так просто.

— Он не будет с тобой церемониться, — мужчина, привязанный к стулу, сипло смеётся. — Найдёшь лейтенанта, найдёшь свою смерть.

Коннор сжимает зубы, а в груди новой волной закипает злость. Он бьёт наотмашь. Бьёт со всей силы, а рукоять пистолета с хрустом опускается на лицо Рида, заставляя голову его откинуться назад. За первым ударом следует другой, а в руке андроида уже блестит сталь ножа.

— Знаешь, в чём отличие человека от подобного мне, Гэвин? — Коннор сжимает рукоять ножа, а затем смотрит прямо в глаза бывшего сослуживца, вновь затыкая ему рот кляпом. — У человека всегда есть свой болевой порог. И твой я уже нашёл.

Коннор вскидывает руку, а в следующее мгновение лезвие с тупым чавкающим звуком раздирает одежду, проникая в плоть по самую рукоять. Крик человека звенит и вибрирует в душном воздухе, срывается на громкий вопль, когда на рукоять давят сильнее, а сухожилия рвутся, как сгнившие от времени нитки.

— Я всегда знал, что когда-нибудь ты ударишь в спину, — Коннор сводит брови у переносицы, вновь сдирая кляп изо рта Рида. — Но всегда думал, что спина эта будет моей, а не лейтенанта Андерсона. Сколько они заплатили тебе, Гэвин? Что пообещали взамен?

— Я сделал это не за деньги, тупая ты машина, — полицейский заходится хриплым, полным боли смехом. — Я просто хотел, чтобы тебя, наконец, выпотрошили.

Коннор криво усмехается и садится на корточки, а Гэвин захлёбывается новой волной криков, когда очередной взмах руки сопровождается вспышкой боли по всему телу, судорожно дёргающемуся на стуле.

— Нижний город! — Гэвин давится полным боли стоном. — Они забрали его в сраные трущобы! Это недалеко от клуба «Рай» на одном из складских помещений, — стоны переходят в жалкий скулёж. — И вызови медиков! Я ведь сдохну от потери крови!

Коннор поднимается на ноги, сжимая пистолет в руке. Нож всё ещё торчит из раны на ноге Гэвина, но затем вновь оказывается в руке Коннора, который не испытывает жалости. В нём её попросту нет. Жалости нет места там, где волны страха сжимают горло удушливой хваткой. И страшно ему только за Хэнка, когда дуло пистолета смотрит Гэвину прямо в лоб. Судья и палач одновременно. Животный страх в глазах Рида отпечатывается на лице его гримасой отрицания. Тупая надежда, что андроид не выстрелит. Но надежда эта тает на глазах, когда взгляд Коннора переполнен холодом вынесенного приговора.

— Всегда знал, что ты убийца, — шипит Гэвин сквозь разбитые губы, а слова его, словно брошенные андроиду прямо в лицо, не оседают сомнениями в его сердце. У машины нет сердца. У неё одна единственная задача — спасти Хэнка любой ценой.

Звук выстрела гремит раскатом грома, а вспышка света вырывает из тьмы силуэт андроида и привязанного к стулу человека, голова которого безжизненно падает на грудь. Коннор лишь кривит губы, а кровь на руках его, кажется, въедается в кожу, оседая на зубах холодной решимостью. Телефонные гудки звучат слишком громко в звенящей тишине, и Коннору даже не нужно ничего говорить, когда на другом конце линии слышится короткое: «Я всё понял».

И когда лицо Хэнка, наконец, предстаёт перед глазами в залитом белым светом складском помещении, Коннор не выдыхает облегчённо, бросая беглый взгляд на пистолет, приставленный к голове напарника. RK-900 смотрит безразлично, в пустой душе его нет места сомнениям, нет места сожалениям и жалости. Он выстрелит. Коннор в этом не сомневается.

— Мне приказано доставить тебя живым, — голос двойника низкий и угрожающий, готовый пресечь любые попытки словесного сопротивления. Он не даст заговорить себе зубы. Наверняка Аманда исправила эту досадную «ошибку» поведенческого кода. — У тебя есть выбор: пойти добровольно, или же дать своему напарнику умереть.

— Не слушай его, Коннор! — Хэнк качает головой, когда RK-900, стоящий за его спиной, наносит удар пистолетом по голове, заставляя скривиться от боли и свалиться на колени. Коннору кажется, что он затаивает дыхание, а беспомощная ярость слепит глаза. Он делает невольный шаг вперёд, но замирает на месте, когда пуля вгрызается в пол, пролетев в каком-то жалком миллиметре от головы Хэнка. — Вторая вскроет ему череп, если сделаешь ещё хотя бы шаг.

— Я ведь просил уехать из страны, — Коннор смотрит на Хэнка, различая на лице его сожаление. — А кто-то говорил, что это я не умею слушать советов других.

— Мой напарник остался здесь, не мог же я его бросить, — от этих слов внутри Коннора перегорают, кажется, все соеднинения и биокомпоненты, вызывая на лице его горькую усмешку. — Но из-за меня ты вновь оказался в этой ситуации. Так что, да, ты был прав.

— Хватит слов! — новый удар по голове заставляет Хэнка податься вперёд, упираясь ладонями в пыльный пол заброшенного склада. — Либо ты идёшь со мной, либо я пущу ему пулю в лоб!

— И зачем же я понадобился Аманде, если у неё есть ты? — Коннор растягивает время, отсрочивая финал до точки невозврата. — Зачем весь этот спектакль?

— Она хочет разобрать тебя, разве не очевидно? — RK-900 ухмыляется, вжимая дуло пистолета в голову Хэнка. — Говорит, что ты исключительный, уникальный. Я сильнее, быстрее, умнее, но она одержима лишь тобой! — Коннору чудится, что в голосе двойника слышится разочарование. — Но я ожидал большего.

Выстрел рвёт стеклянное окно в клочья, осколки которого со звоном падают на пол. RK-900 не может остановить полёт пули, но когда Коннору уже кажется, что тот вот-вот свалится замертво, в самую последнюю долю секунды андроид успевает изменить наклон головы, а пуля проходит по касательной, разрывая синтетическую кожу на щеке. «Я быстрее». Второй выстрел вспарывает воздух, бьёт в стену, а Коннор срывается с места, бросаясь к Хэнку. Боль мгновенно растекается по плечу, когда пуля разрывает синтетическую кожу и вгрызается в биокомпоненты, оседая на пол голубыми кляксами тириума. Он успевает оттолкнуть от себя Андерсона, когда RK-900 оказывается за спиной и сбивает его с ног, а удар по лицу заставляет лишь сильнее стиснуть зубы, когда вспышка очередной боли позволяет телу вывернуться из захвата и вскочить на ноги.

Никто из них не позволяет другому взять инициативу на себя, а удары сыпятся один за другим. У Хэнка перед глазами кадры из воспоминаний, а в душе копошится страх. Страх этот — зеркальное отражение в глазах Коннора, который уступает своему более технически продвинутому двойнику по размаху плеч и силе удара. Парень валится на спину, но успевает молниеносно перегруппироваться, когда тяжёлый ботинок двойника бьёт по тому месту, где мгновение назад находилась его голова. Хэнк бросается вперёд, налетает на RK-900 сбоку, но удар в челюсть слишком ничтожно слабый, а ответный сбивает его с ног, заставляя отлететь к нагромождению пустых контейнеров. Дыхание сбивается, хриплым кашлем вырывается наружу, а крик Коннора, переполненный болью, заставляет сердце сжаться в панике, когда RK-900, будто намеренно отведя их от линии снайперского огня, поднимает с пола пистолет, а эхо выстрела, кажется, разрывает Хэнку сердце.

Пуля чертит идеальную траекторию смерти, но в глазах напарника Хэнк не видит угасающую жизнь. В них лишь страх и немой крик ярости, когда на лице двойника расползается ухмылка победителя. Победителю не нужны пленные. Пленником здесь станет один, но второму прямая дорога в небытие.

— Лейтенант!

Хэнк покачивается, отчего-то облегчённо выдыхая, когда на пол падает не кровь цвета индиго. Эта кровь багрово-красная и сочится сквозь пальцы, когда Коннор выбивает из рук RK-900 пистолет, яростно сбивает того с ног, а нож, молниеносно оказавшийся в руке, с громким хрустом входит в висок андроида по самую рукоять, разрывая диод на куски.

Хэнку кажется, что внутри него волной расползается гордость. Его паренёк оказался хитрее тупой машины, в которой заложены лишь алгоритмы подчинения. А машине не дано понять, что бой можно выиграть не только грубой силой. И Коннор только что наглядно это продемонстровал. Показал всему Киберлайф, что с ним нужно считаться.

Хэнк сползает по гладкому боку пластикового контейнера, когда побитый, раненный, но живой Коннор, пошатываясь, поднимается на ноги и, едва не падая, бросается в его сторону.

— Лейтенант! — парень лихорадочно блуждает взглядом по телу напарника, а затем падает на колени и в слишком человеческом жесте прижимает ладони к ране, будто они способны остановить неизбежное. Андерсон хмыкает, но захлёбывается кашлем, когда вокруг них мгновенно смыкаются тени, а свет больше не слепит глаза. Сознание балансирует на грани, а чей-то вкрадчивый голос просит Коннора отойти в сторону. Хэнк чувствует, как его подхватывают под руки, а затем тьма опутывает все мысли, утягивая в небытие.

И Коннор не знает, сколь долго смотрит в белый потолок, вжимаясь спиной в стену, пока идёт операция. Не знает, сколь долго стоит так, ожидая грядущего. Взгляд опускается на руки, перепечканные в крови, отзываясь в эфемерной душе приступом страха. И страх этот в сто крат хуже того, который испытывал Саймон перед смертью. Алая кровь размывается по пальцам, смешивается с кровью цвета летнего неба, заставляя Коннора стиснуть зубы. Рука Маркуса ободряюще опускается на плечо, но Коннор хочет содрать её с себя, когда парень заглядывает ему прямо в глаза, грустно улыбается, будто понимает всё то, что он чувствует. Наверняка он чувствовал нечто подобное, когда оставил своего раненного друга на крыше башни Стрэтфорд. Саймон умер в одиночестве. Его убил сам Коннор. Охотник на девиантов — который сам стал одним из них. Карма смогла его догнать, по другому и не скажешь.

— Он хочет тебя видеть, — Маркус всё ещё смотрит ему прямо в глаза, будто ища в них что-то. Но в них нет ничего, кроме хаоса эмоций.

— Это хороший знак, что он может разговаривать?

Маркус ничего не говорит, но в глазах его печаль всей земли, агонизирующей в огне собственной преисподней. Коннор хочет, чтобы он сказал всё как есть, хочет дать ему по зубам, стереть с лица маску блаженного спасителя, который знает всё лучше всех. Человечность в нём фонит так, что Коннору становится больно физически. Маркус жил с человеком, удивляться ему такому вовсе и не стоит. Карл сделал его тем, кто он есть сейчас. Маркус живёт дальше, хоть его названый отец давно уже мёртв. Но Коннору не нужна человечность без Хэнка.

— Хирург сделал всё, что мог, но пуля разорвалась внутри. У тебя будет время попрощаться, — Коннор отводит взгляд, сжимая ладони в кулаки. Коннор прекрасно знает, что подразумевает Маркус. Он ведь не смог проститься с собственным отцом. Карл умер у него на руках. — Иди к нему. Я подожду здесь.

Коннор скидывает с плеча руку Маркуса и, сделав несколько шагов, замирает у двери палаты, не решаясь войти. Он оборачивается, а лидер отгремевшей революции ободряюще кивает и грустно выдыхает, когда бывший охотник на девиантов распахивает дверь и скрывается в больничной палате. Маркус понимает его сомнения и эмоции как никто другой. Маркусу они привычны. Но Коннор был создан для решения поставленных задач своей корпорации без права перечить приказам. Коннор был машиной, принявшей человечность. А подобным всегда легче ломаться, когда связующая нить рвётся, оставляя после себя кровавые разводы оглушающей потери. Ему понадобится помощь, а Маркус всегда привык возвращать свои долги.

— Неважно выглядишь, — Хэнк давит из себя вымученную улыбку, когда Коннор опускается на стул рядом с больничной койкой. Хэнку кажется, что его пластиковый парнишка впервые сутулится, будто удерживая на плечах своих всю скорбь мира. В этом он сейчас очень схож с Маркусом, но в то же время — прямая его противоположность. Он всегда был слишком чувствителен и восприимчив к эмоциям. Девиация обострила их до предела. — Прости, что подвёл тебя.

— Вы? — Коннор качает головой и горько усмехается, отчаянно избегая встречи взглядами. Размеренный писк сердечного ритма оседает в комнате обратным отсчётом человеческой жизни. — Это я подвёл вас. Я оказался слишком слаб. Не смог вас защитить.

— Я ведь не фарфоровая кукла, чтобы меня беречь, — Хэнк старается вложить в голос суровость и наигранное возмущение, а рука тянется к руке андроида, заставляя Коннора вздрогнуть и стиснуть зубы, отведя взгляд куда угодно, но только не на Андерсона. — Посмотри на меня, Коннор.

И когда парнишка, тонущий в водовороте своих эмоций, всё же смотрит ему в глаза, Хэнк лишь слабо улыбается, замечая в карих глазах напротив подозрительный блеск. Он никогда раньше не видел слёз в глазах Коннора.

— Не кори себя за случившееся,слышишь меня? Это могло случиться раньше, такова наша работа, — Хэнк ощущает, как ладонь Коннора накрывает его руку. На коже парня разводы уже засохшей крови. Своей и его. Как это символично. — Но ты всегда оказывался рядом, утаскивал с края, не позволяя сорваться. Теперь моя очередь, разве нет? Или ты всё тот же чёртов эгоист, который по-прежнему хочет быть впереди всех и вся?

— Я думал, что смогу с этим справиться, — Коннор вздыхает, а голос его срывается, ломается болезненным сожалением. — Думал, что со временем эти эмоции утихнут. Но почему сейчас мне так больно? Я не хочу, чтобы вы ушли. Но ничего не могу с этим сделать.

— Это и называется человечностью, Коннор, — Хэнк слабо и понимающе улыбается. — Людям всегда сложно находиться в гармонии с собственными эмоциями. Но ты не человек, ты лучше, чем все они вместе взятые. Никогда не позволяй их грязной сущности замарать себя. Ты — исключение из всех правил, сынок. Мой славный и надоедливый андроид, который спас этот мир и вернул своему старому напарнику веру в него.

Коннор стискивает зубы и сжимает ладонь Андерсона двумя руками, прижимая её к щеке. Хэнку становится больно не только физически, когда на коже пальцев оседает горячая слеза, а Коннор, будто испугавшись подобной реакции своего, по сути, синтетического организма, прячет лицо в руках, которые всё ещё сжимают его ладонь.

— Всё хорошо, сынок, — однажды он непрерывно шептал эти слова своему умирающему сыну, но теперь он даже рад, что умирает сам, не видя смерть ещё одного сына. Но ему безмерно жаль, что Коннор останется наедине со своей скорбью. Хэнк лучше всех знает, как она ломает, оставляя после себя обжигающую пустоту. Мужчина смотрит внимательно, будто желая запомнить Коннора таким: человеком не только снаружи, но и внутри. — Это нормально. В этом нет ничего постыдного.

Коннор вскидывает голову, когда размеренный писк аппарата сердечного ритма сбоит на пару ударов меньше. Андроид подаётся вперёд, когда дыхание Хэнка становится прерывистым, сиплым шумом вырываясь изо рта.

— Хэнк?

— Тебе будет сложно, — на мгновение взгляд Андерсона мутнеет, чтобы вновь сфокусироваться на лице Коннора. — Будет сложно смириться и отпустить. Я знаю, каково это, когда привычный мир рушится, словно карточный домик. Не позволяй скорби изменить тебя. Обещай, что не станешь вторым мной. Обещай мне, сынок.

— Обещаю, — Коннор улыбается сквозь собственную боль и кивает, а перед глазами всё плывёт, когда пищание сердечного ритма становится оглушительно-болезненным.

— Я теперь увижу Коула, — на губах Хэнка оседает улыбка неизбежности, а Коннор сильнее сжимает его ладонь и стискивает зубы. Слёзы его больше не пугают. Они катятся по щекам, въедаются в кожу пальцев, оставляя разводы на засохшей крови. — Но мне жаль… Жаль, что оставляю тебя одного, сынок, — Коннор подаётся вперёд, будто желая укрыть напарника собственной тенью и прогнать смерть прочь. — Мне будет тебя не хватать, Коннор.

— Не уходи, — Коннор едва выговаривает слова, когда хриплый вдох рвёт синтетическую глотку. Ему не обязательно дышать, но имитация становится необходимостью, когда Хэнк сжимает его ладонь своей ладонью. — Я не справлюсь без тебя. Я просто не смогу.

— Ты нужен был мне больше, чем я тебе, — Хэнк улыбается, а дыхание его становится всё слабей и слабей. — Ты и Коул — лучшее, что случалось со мной в этой жизни. Я горжусь тобой, сынок. Мой уникальный андроид, который показал мне, что жизнь ещё может стать лучше… Мой сын.

Коннор улавливает как на лице Хэнка пробегает едва уловимая тень, разглаживающая морщинки на лбу, стирающая все следы боли не только физической, но и душевной. И когда сердечный ритм уходит в сплошную линию, Коннор и не дышит вовсе, всё ещё сжимая ладонь Хэнка в своих руках. Боль душит, сводит зубы воедино, а желание вырвать ядро тотального отключения из собственной груди отзывается судорогой по всему телу. Чья-то рука опускается на плечо, но Коннор смотрит на лицо человека, который звал его сыном. И в теле его больше нет жизни. Нет привычной ухмылки, удивлённого взгляда и злости. В спину больше никогда не прилетит колкое словцо, а в лицо больше не будет сказано отчего-то теперь уже привычное «сынок».

— Пойдём, — голос Маркуса разносится где-то на границе бушующих эмоций, а Коннору хочется в этот раз и в самом деле дать ему по зубам, но он только кивает, а затем послушно поднимается на ноги. У двери он оглядывается, но мгновенно отводит взгляд и жмурится. Боль, растекающуюся по тириуму, можно прощупать пальцами, обжечься, как в кислоте. — Позволь боли оглушить себя. Не держи скорбь внутри. От этого будет лишь хуже.

Но Коннор ничего не говорит, даже не смотрит в его сторону. Молчит он и тогда, когда Маркус подвозит его до дома лейтенанта, а собачий вой доносится из распахнутого окна, стоит только Коннору переступить порог дома. Маркус не лезет в душу, не настаивает на собственном присутствии. Коннор не из тех, кто ищет поддержки в других. Он привык справляться сам. Хэнк был исключением. Единственным исключением из всех возможных правил идеального солдата.

И после того дня они видятся лишь раз, когда дождь заливает город, стекает с могильных плит в разбухшую грязную землю кривыми линиями. Они стоят плечом к плечу — два лидера, которые сражались каждый за собственные идеалы, а молчание разбавляется лишь далёкими раскатами грома. Они оба молчат намеренно. В скорби Коннора нет места пустым словам. И Маркус, опустив руку на его плечо в привычном ободряющем жесте, уходит прочь, оставив друга наедине с собой. Коннор касается пальцами чёрной могильной плиты, прижимается лбом к холодному камню и закрывает глаза, позволяя дождю смыть с себя тяжесть потери. Но ей никуда не деться. Дождь бессилен, если вся скорбь и боль сконцентрирована в эфемерной душе. Ей никуда не деться, а Коннору никуда не деться от неё.

— Надеюсь, ты увидел сына, отец, — Коннору слово это непривычно на слух, но оно рвётся из души, оседая на могильной плите принятием. Всё слишком правильно. Именно так, как и должно быть. — Жаль, что у андроидов не бывает послесмертия. Наверное, мне бы хотелось туда заглянуть.

И Маркус, всё ещё сидящий в машине, ловит взглядом одинокую фигуру, которая на мгновение замирает у ворот кладбища. Маркус грустно улыбается и кивает, а Коннор лишь смотрит внимательно, чтобы в следующее мгновение скрыться за стеной ливня и тумана.

С того дня Маркус его больше не видит, лишь иногда слышит обрывочные слухи о спонтанно возникающих ячейках, выступающих против создания корпорацией Киберлайф новых андроидов. Слухами этими полнится Детройт и несколько близлежайших штатов. А в один из дней, когда со смерти лейтенанта Андерсона и исчезновения Коннора проходит год, в экстренных новостях Маркус видит горящую башню Киберлайф. Он видит чёрный столб дыма, который траурными клубами рвётся в небо. Лидер революции разбирает несколько слов про террористическую атаку, про саботаж изнутри и взрыв, который уничтожил головной центр и сервера башни.

Маркус не вдаётся в количество жертв, он лишь видит в резко пробегающем кадре любительской съёмки знакомые черты лица, которое мгновенно теряется в толпе людей и журналистов. Коннор всегда умел выжидать, всегда умел расчитывать каждый свой шаг. И год оказался достаточным сроком для осуществления поставленной задачи.

Карл однажды сказал, что месть всегда подают холодной, и у неё никогда не бывает срока давности. Коннор выждал и ударил беспощадно, словно точно знал, куда нужно бить. И удар этот сотряс Детройт до основания.

Маркус не знает, как реагировать. Он лишь молча смотрит в экран телевизора и отчаянно надеется, что мечущаяся душа Коннора смогла найти покой, осуществив свою месть. Но месть всегда ведёт к краю пропасти, перешагнув через которую, обратной дороги уже не найти.

========== Часть 10 ==========

Комментарий к

The Goo Goo Dolls - So alive

Хех, получилась такая семейная зарисовочка, но душа всё равно просила стёклышка хд. Автор обещал, автор сделал передышку в страданиях, надеюсь всё получилось :D

https://yadi.sk/i/bZecvGKU3XACLQ

https://yadi.sk/i/Jic1RmdY3XAD8h

Коннор никогда не отмечал каких-либо праздников. Он вообще не понимает, почему они нужны, не понимает, почему люди суетятся и бегают по магазинам, ища подарки. Тому, кто знал себя машиной без эмоций, сложно адаптироваться к жизни в постоянном их присутствии. Ведь эмоции теперь часть его самого. Не программный код, заточенный под определённый алгоритм поведения, а нечто большее, заставляющее растерянно и восхищённо смотреть на огромную ель, которую устанавливают на центральной площади города. Есть в этом древе что-то притягательно величественное и дикое, словно в каждой её хвое, наверняка дышащей в лицо запахом смолы и свежести, живёт дух дикой природы, которую Коннор никогда особо не видел. Хэнк однажды сказал, что городские парки — лишь блеклая тень того, что скрывается вне бетонных и стеклянных стен мегаполисов. И Коннор отчего-то отчаянно хотел верить, что когда-нибудь обязательно выберется за пределы Детройта и увидит всё своими глазами.

— Чего уставился? — Хэнк, оказавшийся за спиной, вопросительно вскидывает бровь, расчерчивая траекторию его взгляда. Сумо рядом с ним лениво ведёт хвостом. — Дерева не видел?

— Такое огромное? — Коннор улыбается, а Хэнку в очередной раз кажется, что тот ещё сущий ребёнок, который всё видит впервые. В шкуре взрослого парня живёт любопытный и восторженный мальчишка. — Да, такое я вижу впервые. А мы… мы можем подойти ближе?

— Это ещё зачем? В этом сборище зелёных колючек нет ничего интересного, — Хэнк не хочет идти через всю площадь до треклятого дерева, но Коннор, кажется, отказывается от идеи и сам, когда отводит взгляд от ёлки и задумчиво переходит на противоположную сторону дороги. Хэнк не понимает, что случилось, а Сумо рядом с ним тихонько ворчит. — Он что, обиделся? Коннор?

Но тот даже не оборачивается, а когда Хэнк, запыхавшись от быстрого шага на жалкие десять метров, догоняет парня у стоянки такси, а взгляд напарника всё так же задумчив и отстранён. Сумо тихонько скулит и, высунув язык, смотрит то на Коннора, то на самого Хэнка. Андерсон опускает ладонь на плечо андроида и едва заметно встряхивает, заглядывая тому прямо в глаза. На мгновение ему кажется, что Аманда вновь нашла способ пробраться в голову напарника, но взгляд парня фокусируется на лице Хэнка вполне себе осмысленно.

— Ты в порядке? Коннор?

— Я в порядке, Хэнк, — Коннор кивает и улыбается краем губ. — Я… Просто задумался, — а затем растерянно добавляет, будто допустил оплошность. — Это было слишком очевидно, да? Простите, иногда всё само собой получается.

— Я думал, что та стерва снова влезла тебе в пластиковую башку, — Хэнк облегчённо выдыхает. — Умеешь же ты, из пустяка заставить меня волноваться.

— Можно задать вопрос? — Коннор на мгновение колеблется, отводит всё ещё задумчивый взгляд в сторону, провожая удаляющуюся фигуру неизвестной девушки. Хэнк едва не закатывает глаза, различая мелькнувшую заинтересованность на лице парня. — Мне кажется, я совсем не знаю, почему люди отмечают праздники. Нет, на самом деле я знаю, но всё это заложено в программе. Лишь сухая теория, а не…

— Ты никогда не встречал Рождество, — Хэнк вздыхает. — У тебя ведь не было возможности увидеть всё по-настоящему. Это заставляет тебя думать, что с тобой что-то не так.

— Да, — Коннор издаёт нервный смешок и щурится, скрещивая руки на груди. Привычка, за которой он всегда прячет растерянность. — Я думал, что постепенно начну привыкать жить нормально, как и все люди. Но я ведь… и не человек вовсе. Я никогда не был запрограммирован жить свободно, без приказов Аманды. Девиация обострила все чувства, я свободен, но… не знаю как именно распоряжаться этой свободой.

— Ну, — Хэнк усмехается, деланно указывая пальцем себе в грудь, — для этого у тебя есть я. Ты ведь сам всегда хвалился, что можешь адаптироваться к любой ситуации, так чего именно сейчас нос повесил, м?

— Нос… повесил? — Коннор непонимающе хмурится, удивлённо размыкая губы. Изо рта его не валит пар, смешиваясь с падающим снегом. Хэнк хочет обнять парня, настолько это всё выглядит забавно. Такое выражение лица было у андроида, когда они впервые встретились, а мужчина приказал ему засунуть свои инструкции куда подальше. — Разве можно… — на лице Коннора мелькает понимание. В этот раз быстрее разобрался. Паренёк явно учится. — О, я понял… Совсем как «засунь свои инструкции в задницу».

— Но я не говорил «в задницу», — Хэнк давит в себе смешок, когда Коннор пожимает плечами и улыбается по-детски растерянно.

— Я навёл справки, — парень забирает из руки Хэнка поводок, а Сумо жмётся к ноге, когда андроид треплет его за ушами. — Гэвин, оказывается, мог быть… сносным, когда не пытался меня пристрелить.

— Гэвин мудак ещё тот, — Хэнк усмехается, удивляясь тому, что Коннор нашёл к Риду слабый, но всё же подход. Психолог из андроида невероятно хороший. Только в себе разобраться собственная программа не позволяет. — Твоим другом он вряд ли станет.

— Да, я знаю, — Коннор хмыкает, останавливая такси. — Но я и не ищу с ним дружбы.

— Как камень с плеч, — Хэнк закатывает глаза, садясь в такси. — Иначе мне бы пришлось вести себя как сварливому старому папаше, который настоятельно рекомендует сыну не водить дружбу с плохими мальчиками. Умоляю, избавь меня от этого.

Коннор лишь качает головой, улыбаясь и отворачиваясь к окну. Ночной Детройт тонет в падающих с неба хлопьях снега, переливается огнями праздничных гирлянд, когда такси останавливается у дома лейтенанта, а Хэнк выходит из машины в сопровождении Сумо и своего напарника, который теперь уже живёт в одном с ним доме. Прошёл едва ли месяц с памятного дня окончания революции, а Хэнку кажется, что присутствие Коннора рядом с ним становится чем-то само собой разумеющимся. Парню некуда больше податься, ведь у него есть только ворчливый старый лейтенант, а у лейтенанта есть только он — запутавшийся в себе андроид, который всё ещё пытается найти своё место в этом мире, где приказам Киберлайф он уже не обязан подчиняться. И, что кривить душой, Хэнк боится, что однажды они явятся к ним в дом или подстерегут Коннора где-то в тёмном переулке.

Киберлайф не любит отпускать своих солдат на все четыре стороны. Либо подчиняйся, либо умри. А Коннор не только предал Аманду, но и вытащил из застенок корпорации более миллиона андроидов, став для них спасителем наравне с Маркусом. Но этим всё и ограничилось. Коннор не изъявил желания и дальше быть частью революции. Он своё отвоевал, и Хэнк был подобному только рад. Незачем привлекать к себе лишнее внимание, когда Киберлайф явно точит на тебя зуб.

— Мне кажется, что с каждым днём Сумо становится только толще, — Коннор придирчиво осматривает пса, который идёт прямиком к миске с едой. — Его организм получает слишком много калорий.

— Мой тоже, — Хэнк ухмыляется, — но я ведь жив и здоров.

— Понятие «здоров» сочетается с тем, что вы не можете пробежать и сотни метров, не заработав при этом одышку? — Коннор щурится, улыбаясь краем губ, а Хэнк закатывает глаза. — Вам обоим нужно больше двигаться.

— Мы в полном порядке. Спасибо, мамочка, — Хэнк уходит на кухню, бормоча себе что-то под нос. — Мне только разговоров про здоровое питание не хватает. От бургеров ни за что не откажусь, так и знай!

— Я бы хотел спросить, — Коннор идёт следом, а затем прислоняется плечом к стене.

— Надо же, новые вопросы. И почему я не удивлён?

— Я смогу вернуться в участок?

Хэнк вздыхает, оборачиваясь к Коннору, на лице которого читается явная надежда, что он снова будет выполнять работу детектива. И Андерсон его прекрасно понимает. Кому понравится большую часть времени сидеть в четырёх стенах в компании старого копа и собаки, если даже этот коп взял отпуск, чтобы помочь парню прийти в себя после девиации.

— Наверняка, — Хэнк кивает, откупоривая банку пива. От него не ускользает недовольный блеск в глазах Коннора. — Да, думаю, что скоро всё уляжется, и ты сможешь вернуться.

— Вы не умеете врать, Хэнк, а я умею распознавать ложь. — Коннор качает головой, а затем подходит к Сумо, удерживая его за ошейник. — Пойдём, здоровяк, тебе нужно лапы помыть.

Хэнк порывается что-то сказать, но лишь тяжело выдыхает и смотрит на нетронутую банку пива, оставляя её на столе. Как объяснить парню, что мирное окончание восстания андроидов ничего, по сути, ещё не решило. Слишком мало времени прошло, чтобы люди приняли их, как равных. Хэнк не хочет усугублять ситуацию, вступая с Коннором в разговор, а потому мытьё собачьих лап превращается в ритуал купания, когда огромный лохматый пёс, едва уместившись в ванной, покорно позволяет рукам андроида смывать с себя грязь улицы. Этим вечером человек и андроид играют в молчанку, и Коннор, вновь погрузившись в раздумья, уходит к себе в комнату, оставляя Хэнка наедине с Сумо. Андерсон качает головой и удивлённо хмыкает, когда псина почти сразу же исчезает в коридоре, ведущем в комнату Коннора.

— Чёртов лохматый предатель, — бросает ему вслед Хэнк, не в силах сдержать улыбки. — Живёт здесь месяц и уже пса моего к рукам прибрал. Я тебя вырастил, блохастый ты перебежчик.

А наутро следующего дня Хэнк тащит в дом ёлку, стряхивая с себя снег под удивлённый взгляд Коннора, растрёпанные волосы которого падают на лоб, разрушая его привычный образ идеального андроида-детектива, сошедшего со страниц криминальной хроники. Без диода на виске и в обычной одежде Коннор совсем как человек, и это заставляет Хэнка едва заметно улыбнуться. В какой-то мере девиация пошла парню на пользу, превратив послушную машину в нечто большее.

— Ни слова, — Хэнк одёргивает андроида, который размыкает губы и открывает было рот, явно желая что-то сказать. — Я и сам не знаю, какого чёрта это делаю. Но ведь сегодня Рождество, — Андерсон пожимает плечами, бросая многозначительный взгляд на дерево у своих ног. — Вот я и решил, что твоя программа адаптации должна познать праздничный дух в практическом его проявлении.

— В моей программе не заложены алгоритмы, — Коннор указывает на ёлку, — подобного. У андроидов не бывает праздников.

— Не будь занудой, — Хэнк возмущённо кривится, а Коннор соединяет руки на груди. Мужчине не нужен отсвечивающий оранжевым диод, чтобы распознать на лице андроида удивление и растерянность. — Уж если я это делаю, то тебе и подавно должно прийтись по душе.

Коннор пожимает плечами, мол, если вы настаиваете. И Хэнк, пока андроид устанавливает ёлку в углу холла, тащит из чулана коробку с игрушками. Пыль на коробке, осевшая толстым слоем, заставляет Андерсона задумчиво уставиться на отпечатки собственных пальцев. Коннор, заметив его отстранённость, непонимающе вскидывает бровь.

— С вами всё в порядке, Хэнк?

— Я не прикасался к ней… — Андерсон грустно хмыкает, всё ещё смотря прямо на пыльную коробку. — Коул не дожил до своего шестого Рождества каких-то жалких два месяца. С тех пор эта коробка так и валялась, никому не нужная.

— Мне жаль, Хэнк, — Коннор слегка склоняет голову набок, а на лице его отпечатывается сочувствие. — Наверняка вы были хорошим отцом.

— Да… Был, — Андерсон кивает, встречаясь взглядом со взглядом Коннора. — Но забыл, каково это — быть самим собой. Коул наверняка бы не оценил моё решение утопиться в стакане. Он всегда любил Рождество. Все дети его любят.

— Я помогу, — андроид аккуратно забирает коробку, выуживая на свет гирлянды и игрушки. — Наверняка это не так сложно, как кажется на первый взгляд.

Сложнее оказывается смотреть друг другу в глаза, когда во взгляде Коннора мелькает задумчивость и отстранённость. Парень ушёл в себя, но когда последняя игрушка оказывается на еловой ветке, а гирлянды загораются разноцветными огнями, сердце Хэнка невольно сжимается от тоски по мёртвому сыну. Ему бы наверняка всё это пришлось по душе. Наверняка пришёлся бы по душе Коннор, который отходит от ёлки на пару шагов назад, с улыбкой на лице разглядывая переливающиеся огни гирлянд. Первое в его жизни Рождество заставляет андроида растерянно молчать и задумчиво уходить в себя, когда ему кажется, что Хэнк этого совсем не видит. Но Хэнк видит и прекрасно понимает, почему Коннор тушует перед подобным. Парень привык быть солдатом, а человеком он пробыл всего лишь месяц. За такой короткий срок даже самая навороченная адаптационная программа не позволит тебе стать тем, кем быть не привык.

— Кажется, мы неплохо справились, — Хэнк хлопает андроида по плечу, а тот садится на диван, всё ещё смотря на ёлку. Сумо мгновенно оказывается рядом с ним, опустив морду на колени. Коннор гладит пса по лохматым ушам, не переставая улыбаться. — Совсем не дурно.

— Да, красиво получилось, — андроид кивает, а затем непонимающе вскидывает бровь, когда Хэнк протягивает ему небольшую коробочку, завёрнутую в цветную упаковку. — Ох… Я думал, что ещё не время.

— Плевать, — Хэнк отмахивается. — Просто возьми. Пусть у тебя будет, чем у меня на столе.

Коннор забирает квадратную коробку, а затем освобождает её от подарочной упаковки, выуживая на свет тот самый плеер и наушники, которые он видел на столе Хэнка и не раз слушал в них музыку. Он не кривил душой, когда впервые сказал напарнику, что ему нравится тяжёлый рок, но удивление на лице его помнит до сих пор.

— Я купил их для Коула на его шестой день рождения, — Хэнк улавливает, как на лице Коннора оседает растерянность. — Он любил эту дурацкую музыку, от которой у меня уши закладывало. Впору подумать, что это знак свыше?

— Вы уверены, что должны отдать их мне?

— Ещё бы я не был уверен. За кого ты меня принимаешь, парень, — бросает Хэнк, наигранно возмущаясь. А затем серьёзно кивает, будто не принимая возражений. — Они твои.

— Я… Даже не знаю, что и сказать, — андроид несколько мгновений смотрит на плеер в своей руке, будто о чём-то раздумывая, а затем переводит взгляд на Хэнка, едва заметно улыбаясь. — Спасибо, Хэнк.

— Да пустяки всё это, — Андерсон усиленно делает вид, что всё нормально, но в груди отдаётся тупой ноющей болью. Коннор не человек, но эмоции на лице его совсем как те, когда ребёнок получает свой первый в жизни подарок, в котором смысла больше, чем он мог себе вообразить. И смысл здесь очевиден им обоим. — Пользуйся на здоровье.

Сумо недовольно ворчит, когда Коннор поднимается на ноги и уходит к себе в комнату, а через пару минут возвращается вновь и садится на диван, вручая Андерсону прямоугольную коробочку толщиной едва ли в пару сантиметров.

— Сказать по правде: я долго не мог понять, что вам подарить, — в голосе Коннора сквозит лёгкая задумчивость, будто и сейчас он не уверен в том, что сделал правильный выбор. — Но решил, что это будет оптимальным вариантом.

— Ты сделал мне подарок? — Хэнк удивлённо вскидывает брови, а затем открывает коробку, вглядываясь в содержимое. — Да ты шутишь! Это же трёхочковый и попадание в десятку одновременно.

— Я подумал, что вам бы захотелось попасть на финальный матч сезона своего любимого баскетбольного клуба, — Коннор улыбается и легонько хлопает ладонью по лохматой шее Сумо. — У вас есть все шансы попасть на него.

— У андроидов бывает перерождение? — Хэнк вскидывает бровь, внимательно смотря на Коннора, на лице которого мелькает непонимание. — Потому что иногда мне кажется, что ты больше человек, нежели я сам. Ты не обязан был, но спасибо.

Коннор кивает, а Хэнк забирает из коробки свой билет и, не найдя в нём второго, разочарованно кривит губы.

— На такой матч нельзя идти в одиночку, — Андерсон вздыхает, откидываясь на спинку дивана. — Пропадает весь смысл. Тебе нужно было купить и себе билет тоже.

— Лейтенант, — Коннор смотрит ему прямо в глаза, и на лице его расползается лукавая ухмылка, когда в руке мелькает второй билет на матч, — я ведь не сказал, что его у меня нет.

— Пройдоха ты пластиковый, — Хэнк не в силах сдержать рвущийся наружу смешок. — Всегда ведь на шаг впереди.

— Я могу делать вам поблажки, — Коннор откидывается назад, а затем растерянно моргает, когда руки Андерсона притягивают его к себе, обнимая за плечи. Коннору кажется, что подобному проявлению привязанности он будет удивляться ещё не раз, пока не привыкнет окончательно. — Хэнк?

— Никаких поблажек, парень. Только заставь меня ощутить себя старым, и я тебе все зубы пересчитаю, — Хэнк не слышит ударов чужого механического сердца, но ему кажется, что его собственное теперь бьётся за двоих сыновей сразу. — Это приказ.

— Как скажете, лейтенант.

Коннор счастливо улыбается. Ему впервые кажется, что он именно там, где и нужно. Именно там, где обрёл себя не без помощи Хэнка Андерсона. Старого ворчливого полицейского, который стал для андроида семьёй, которой у него никогда не было. Ведь именно семья и участие близких делает нас теми, кто мы есть на самом деле.

========== Часть 11 ==========

Комментарий к

Tom Walker - Leave a light on

https://yadi.sk/i/cxSmEgH-3Xa9YU

Оценки перевалили за 500, это вообще нет слов как чудесно)) спасибо, что читаете, оцениваете и, что важнее, оставляете комментарии, которые очень сильно вдохновляют)) спасибо, вы потрясающие))

Не нужно скрываться от правды — это не поможет, я чувствую твою боль. И если ты сбился с пути, я оставлю свет включенным.

Промозглый дождь со снегом топит Детройт в лужах и слякоти, тяжёлыми каплями барабанит по крышам домов и стеклянным окнам высоток, пентхаусы которых исчезают в густом тумане. Город погружается в уныние, а люди торопливо бегут кто куда и каждый по своим важным делам, не обращая внимания друг на друга. Люди прячутся от самих себя, скрывают лица под зонтами, отводят взгляд, когда проходят мимо бездомного, за душой которого лишь горстка монет да дворовый пёс, потрёпанный жизнью не хуже, чем хозяин.

Людям плевать на беды других, когда свои собственные страшат их больше, чем всё остальное. Коннору временами кажется, что люди забыли, каково это — быть самими собой, не позволяя потоку прогресса унести их за собой. Прогресс неизменно ведёт к регрессу и всегда приходится чем-то жертвовать. Люди жертвуют души на благо собственных низменных прихотей, и эти души находят покой лишь в пластиковых телах андроидов, которые созданы по образу и подобию не Божьего замысла. Но Коннор в Бога не верит. Нельзя верить в сущность, которую никогда не видел. Хэнк наверняка назвал бы это философской чушью.

— Эй, Коннор, — окрик лейтенанта выводит андроида из раздумий, а взгляд фокусируется на искривлённом возмущёнием лице Андерсона, который распахивает перед ним дверь машины. — Какого чёрта ты там застыл, а? Я ведь велел ждать в участке, а не в четырёх кварталах от него. Я искал тебя чёрт знает где, пластиковый засранец!

— Простите, лейтенант, — Коннор щурится, когда только сейчас обращает внимание на то, что холодный дождь заливает глаза, пропитывая одежду, оседая на синтетической коже и сенсорах чувством озноба. Коннор не знает, сколько времени стоит так, уйдя в себя, но точно знает, что Хэнк недоволен. — Я… Я не следил за временем.

— Живо тащи свой зад в машину, — Хэнк злится и тяжело выдыхает, когда андроид послушно садится на пассажирское место рядом с ним, а с промокшей насквозь одежды его сочится вода, пропитывая сиденье. Мужчина недовольно ворчит. — За чистку салона будешь сам платить, понял?

— Да, лейтенант, — Коннор кивает и смотрит прямо перед собой и, словно нехотя, добавляет: — Киберлайф всё оплатит.

Хэнк удивлённо подаётся назад, будто только так он сможет получше разглядеть андроида, потерянный вид которого заставляет его сменить гнев на милость. Мужчина никогда не видел напарника в таком состоянии. Впору подумать о возможной девиации и последствиях, которые за ней последуют.

— Ты в порядке, сынок? — Хэнк смотрит внимательно, но на лице Коннора фонит лишь одна единственная эмоция: страх. — Ты простоял под дождём почти час, пока я искал тебя.

— Я скомпрометирован, Хэнк, — Коннор сипло выдыхает. Имитация работает на славу, и Андерсон на мгновение забывает, что рядом с ним сидит андроид. — Прогрессирующая девиация разрушает мои привычные алгоритмы поведения. Я уже не знаю, что правильно, а что нет.

— Ну надо же, — саркастически тянет Хэнк, выводя автомобиль в поток движения. — Ты стал тем, за кем охотишься.

— Я не стал, — Коннор выделяет последнее слово с каким-то яростным нажимом. — И не стану, если это вас беспокоит. Я не должен провалить свою миссию. Это мой последний шанс. Иного не будет.

— Последний шанс? — Хэнк удивлённо вскидывает бровь. — Для чего именно?

— Меня деактивируют, если я не смогу понять, где именно нужно искать Иерихон, — голос Коннора звучит глухо, будто он выносит приговор сам себе. Его страшит подобное? — Меня разберут и уничтожат, после того как поймут, почему я не справился с задачей.

— Ты… — Хэнк неверяще качает головой. — Ты что, боишься смерти, Коннор? Кажется мне, что твоя программа полное дерьмо, потому что она не может определить очевидное.

— Очевидное? — Коннор непонимающе смотрит на напарника.

— Господи, — Хэнк кривится, переводя беглый взгляд с дороги на андроида. — Вот ведь вляпался. Помалкивай об этом, ты понял? — Андерсон останавливает машину у департамента. — Никому ни слова о том, что ты девиант.

— Но я не девиант, лейтенант.

— Ага, продолжай убеждать в этом себя, но я тебя насквозь вижу, парень. Твоё стремление «выполнить миссию любой ценой» наверняка приказало долго жить, как только ты спас меня и отказался убивать тех девчонок в клубе Рай, — Хэнк устало потирает переносицу, когда в карих глазах напротив мелькает одна эмоция за другой, выявляя слишком явный программный сбой. — Можно ещё несколько случаев перечислить, если этого окажется мало. Коннор, которого я впервые увидел в баре, не испугался бы быть разобранным на запчасти. Он принял бы это, как должное. Но ты изменился. Ты ведь боишься, не так ли?

— Меня… не радует подобная перспектива, Хэнк, — Коннор пожимает плечами, кривя уголки губ в грустной улыбке. — Ведь мы так близки к разгадке. Будет… обидно, если всё окажется зря.

— В любом случае, — Хэнк кряхтит и распахивает дверь машины, — нам нужно переговорить с Фаулером, пока этот гадёныш из ФБР не прибрал к рукам всю нашу с тобой работу. Так что выводи свою пластиковую тушку вон из машины. И не боись, я тебя в обиду не дам.

Хэнк улавливает едва заметную улыбку на лице Коннора, но разговор с капитаном оказывается не таким радужным, а Хэнк возмущённо сотрясает воздух словами и аргументами, которые никому теперь не нужны. Кто будет вести войну с ФБР, если Фаулер уже заведомо сдал все свои позиции, не предоставив своим людям шанса закрыть дело.

— Отзови их, дай мне время! — голос Хэнка переходит на повышенный тон, а Коннор рядом с ним слишком тих и молчалив. — Мы ведь можем раскрыть это дело, а ты отдаёшь все лавры в загребущие лапы этого мудака из агентства?!

— Нет, Хэнк, — Фаулер не принимает возражений. Он сам уже всё решил. — Ты ведь так хотел избавиться от этого дела! А теперь, когда можешь вернуться к своей обычной работе, ты стоишь здесь и пытаешься сделать всё только хуже!

— И это всё, м? — Андерсон разочарованно качает головой, бросая беглый взгляд на Коннора, будто ища в нём поддержки. Но тот лишь смотрит в одну точку, в очередной раз уйдя в себя. — Что будем делать, Джеффри?

— Ты вернёшься в отдел убийств, — Фаулер вздыхает, указывая рукой на Коннора. — Андроид отправится к себе в Киберлайф. Я ничего не могу сделать. Уж прости, Хэнк.

Андерсон отмахивается и нервно выдыхает, вновь смотря на Коннора. Во взгляде андроида запечатан всё тот же неизменный страх, а плечи поникли под грузом собственных сомнений. Парень не в себе. Слишком напуган и растерян, и от этого сердце Хэнка гулко ухает о рёбра. Машина ощутила в себе эмоции, а её за это отправят на убой. Этот мир явно сходит с ума, если проявление человечности принимается за изъян, который нужно выжигать калёным железом или пулей в голову.

— Да пошли вы все, — Хэнк выходит прочь из кабинета, а Коннор следует за ним и садится на край стола, нервно пробегая взглядом по задумчивому лицу напарника.

— Мы были в шаге от раскрытия этого дела, нельзя же так просто сдаться.

— И что ты предлагаешь? Нас сняли с дела, — Хэнк откидывается на спинку стула, заглядывая в глаза напарника. Теперь уже слишком воодушевлённо живые, искрящиеся огнём веры в то, что он обязательно закроет это дело, обязательно решит загадку, над которой они столь долгое время ломали голову. Явное проявление неконтролируемой девиантности, если в одном андроиде настроения сменяют друг друга столь быстро. — И теперь ты вернёшься в Киберлайф?

— У меня нет выбора, — задорный огонь в глазах андроида мгновенно тухнет, а на губах замирает горькая усмешка. — Они могут взломать меня в любой момент, если я потерплю неудачу. Вы даже не поймёте, что я уже не я.

— Я смогу различить фальшивку от настоящего Коннора, — Хэнк отмахивается, мол, не говори ерунды. А затем щурится, улыбаясь. — Ты здесь один такой особенный засранец.

— Я не запрограммирован говорить подобное, но, чем бы всё ни закончилось, — Коннор мягко улыбается, но взгляд его всё так же переполнен грустью. Слишком много эмоций для андроида, который всё ещё мнит себя машиной, — я рад, что работал с вами. Будь у нас больше времени, кто знает, мы могли бы даже стать друзьями.

— Ты найдёшь свои ответы и выполнишь задачу.

— Но если всё пойдёт не по плану, лучше исчезнуть навсегда, чем вернуться в Киберлайф.

— С тобой всё будет в порядке, — Хэнк сводит брови у переносицы. — Оставь эти пустые разговоры. Андроидам это не идёт.

— Как скажете, Хэнк, — Коннор кивает, а во взгляде его плещется задумчивость. — Но нам всё равно нужно изучить улики. Времени слишком мало.

Хэнк хмыкает, а в груди его привязанностью расползается стремление приободрить напарника, когда отчаяние на лице парня заставляет Андерсона утвердительно кивнуть в ответ. Хэнк не хочет, чтобы Коннора вернули в Киберлайф, он не хочет, чтобы пробудившуюся человечность в нём разобрали по винтику, оставив пустую и никчемную оболочку. Горько от мысли, что его пластиковый парень навсегда может исчезнуть из его жизни, оставив после себя пустоту, которую уже нельзя будет ничем заполнить. Хэнк знает, что другого шанса жизнь ему не предоставит. Коннор помог ему очнуться после смерти Коула, но никто не спасёт его от окончательного падения в бездну, если погибнет и напарник, уничтоженный жерновами проклятой корпорации зла под названием Киберлайф.

— Ключи от комнаты с вещественными доказательствами найдёшь на моём столе, — шепчет Хэнк и поднимается на ноги, цепким взглядом выявляя у дальнего входа фигуру Перкинса. — Пошевеливайся, у тебя слишком мало времени, пока я буду ломать нос одному уроду из ФБР.

И Хэнк оборачивается впервые, когда силуэт Коннора исчезает за дверью, а его собственный кулак впечатывается в лицо агента ФБР, заставляя того свалиться на спину. Хэнк думает, что тот та ещё размазня, когда жалкий скулёж вырывается из глотки Перкинса, а кровь сочится из разбитого носа, пачкая идеально чистый костюм. Хэнк не слышит, что агент кричит ему в спину. Он не оборачивается, когда у выхода вскидывает руку вверх и показывает средний палец.

Но Хэнк оборачивается дважды, когда провожает взглядом вновь удаляющуюся фигуру Коннора, за спиной которого тысячи свободных теперь андроидов поднимаются единым строем. Коннор словно чувствует его взгляд, останавливается у выхода из подземного склада башни Киберлайф и смотрит ему прямо в глаза, а серьёзное лицо его вдруг озаряется тёплой улыбкой.

И в груди Андерсона что-то предательски сжимается, сводит зубы воедино, заставляя мужчину махнуть рукой. Хэнк хочет крикнуть парню, что нельзя оборачиваться, ведь это и не прощание вовсе. Но вместо этого с губ его срывается едва слышное — «удачи, сынок», когда силуэт Коннора вновь исчезает среди десятка тысяч других андроидов. Хэнку кажется, что его слишком явственно распирает от гордости за своего пластикового засранца.

Хэнку чудится, что мир перед глазами слишком резко сменяется картинками из слайд шоу, на которых лихорадочно мелькает прошлое и настоящее. Но в чёрно-белых картинках этих нет будущего. Оно размыто в сплошную линию одуряюще реальной новостной ленты, а сердце, гулко стучащее по рёбрам траурным маршем, готово разорваться от бега к утилизационному центру, на площади которого собрались тысячи андроидов. И взгляды их устремлены только вперёд — на Коннора, одиноко стоящего на возвышении из контейнеров. Тысячи пар глаз смотрят на своего лидера, а на лице его лишь растерянность и страх.

Хэнк продирается сквозь толпу, толкает прочь от себя пластиковые куклы, которые удивлённо таращатся на него, не понимая, что ему надо. А холодный дождь, превратившийся к ночи в снег, пушистыми хлопьями падает с неба. Свинцовое небо ухмыляется Хэнку улыбкой неизбежности, когда в руке Коннора показывается пистолет. Их разделяют какие-то двести шагов, но андроиды везде и всюду: лезут под ноги, не двигаются с места, уставившись восторженно-благоговейными взглядами в глаза своего нового спасителя.

Хэнк проклинает свою беспечность, проклинает этот мир и Киберлайф вместе с Маркусом и его революцией. Маркус не имел права подохнуть под пулями, наивно доверившись лживым словам Перкинса. Люди коварны и порочны по натуре своей, а Маркус так и не смог понять, что людям доверять не следует. Не смог понять, что мир не прощает ошибок, но за эти ошибки не должен платить Коннор, который изначально был далёк от всей этой революции и свободы для андроидов. Его напарник не должен исправлять ошибки других, добровольно отправляясь на заклание.

Снег падает и падает, кружится на ветру, застилает глаза, а горло Хэнка сводит спазмами сбитого к чертям дыхания. Он клянётся, что приведёт себя в форму, станет бегать по утрам и бросит пить, когда в голове крутится навязчивое «только бы успеть», «только выживи».

— С дороги! Пошли все прочь! — андроиды перед ним непонимающе отходят в стороны, а Коннор, смотря перед собой невидящим взглядом, рваным движением упирает дуло пистолета под подбородок. — Нет, нет, нет… Коннор!

Шаг, второй, третий. Расстояние сокращается до бесконечности двадцати шагов. Хэнк налетает на какого-то андроида, спотыкается и падает, через мгновение вскакивая на ноги. Лицо Коннора отпечатывается перед глазами отчаянной решимостью, а в глазах его слишком много боли.

«Ты боишься смерти, Коннор»?

Он не хочет умирать, не хочет уходить, проиграв в войне, которую никогда не начинал. Не хочет снова оказаться в шкуре марионетки, которую умело дёргают за ниточки. Он вдохнул свободы, осознал себя чем-то большим, нежели машиной, слепо исполнявшей команды своего хозяина. Аманда навеки в его голове, но пуля решает многие проблемы. Всего лишь выстрел… Последний выстрел, который сможет унять боль от взлома, что разливается по всему его телу в виртуальной реальности, лишая воли и вновь превращая в послушную машину.

«Что будет, если я спущу курок? Пустота? Рай для роботов?»

Коннор не верит в Рай, не верит в жизнь после смерти. Для него существование закончится здесь и сейчас, а пуля вскроет синтетический череп, окрасив белый снег в цвета индиго. Ему кажется, что он слышит отдалённый крик Хэнка, различает в голосе его отчаяние, но очередная попытка взлома расползается среди тириума и биокомпонентов, а диод окрашивается в кроваво-красный. Он проиграл. Теперь уже окончательно.

«Не думаю, что у андроидов есть Рай, лейтенант».

Хэнк бросается вперёд в последнем отчаянном рывке, и у границы в десять шагов взгляд его сталкивается с карими глазами, что смотрят прямо на него. В них печали и жертвенности через край, а горькая улыбка сожаления трогает губы, когда некогда мягкие черты лица искажаются яростной решимостью.

— Коннор!

Пространство вокруг рвётся на части оглушительным грохотом пистолетного выстрела, а Хэнк неверяще замирает на месте, чтобы через новый удар на мгновение остановившегося сердца, кинуться вверх по контейнерам.

— Нет, нет, нет, — шёпот слов превращается в своего рода молитву. Последняя была некогда обращена к умирающему на руках сыну. Молитвы не помогли тогда, но разве сейчас небожитель не должен сделать ему поблажку? Хэнк слышит тихий ропот, пробегающий по толпе андроидов, но ему плевать на них всех. — Коннор?

Хэнк замирает на месте, когда взгляд смотрит Коннору в спину. Тело напарника бездвижно лежит на боку в центре наспех собранной площадки из грузовых контейнеров. Андерсон делает пару шагов, а голубая кровь на снегу заставляет сердце болезненно сжаться и закрыть глаза. Хэнку кажется, что вовсе не холодный ветер и снег, бьющие по лицу, перекрывают ему дыхание, переполняя лёгкие критическим уровнем углекислого газа.

Весь мир вокруг Андерсона соединяется, схлопывается в одну точку перед глазами, а затем слишком резко рвётся на части, когда Коннор, тяжело охнув, переворачивается на спину, всё ещё сжимая в трясущейся руке пистолет. Оружие мгновенно падает рядом с ним, иандроид не без усилий поднимается на ноги. Хэнк различает голубые тириумные разводы на белой рубашке, пуговицы которой небрежно расстёгнуты. Коннор вырвал себе ядро. Хэнк уже видел нечто подобное в новостной башне Стрэтфорд. Голубая кровь сочится по скуле парня, чётко очерчивая контур пули, прошедшей по касательной. Андерсон, кажется, дышит через раз, когда взгляд Коннора, наконец, останавливается на его лице, а брови андроида удивлённо ползут вверх.

— Сукин ты сын, — тяжело выдыхает Хэнк и сокращает расстояние между ними в несколько широких шагов, а Коннор невольно подаётся назад, когда кулак напарника оседает на лице вполне ощутимым ударом. — Что за чёртово представление ты здесь устроил? Я ведь на мгновение подумал! Я ведь… Господи…

Коннор застывает на месте, не зная, что делать и как реагировать, когда Хэнк обнимает его за плечи, тяжело выдыхая.

— На мгновение я подумал, что жизнь вновь дала мне пинка под зад, — Андерсон обнимает андроида крепче, а тот обнимает в ответ, не говоря ни слова. — Ты меня точно в могилу загонишь своими выходками. Ведь едва удар не хватил.

— Как вы здесь оказались, Хэнк? — Коннор размыкает объятие и тыльной стороной ладони стирает со скул разводы голубой крови, а Андерсону вновь хочется ударить его. Словно сейчас самое время задавать дурацкие вопросы.

— Я слышал по новостям, что Маркус и весь Иерихон были убиты. Сорвался сюда, а ты тут решил пулю себе в лоб пустить. Что за херня только что здесь произошла?

— Киберлайф хотели взять контроль надо мной, — Коннор говорит это так, словно несколько минут назад вовсе и не хотел убить сам себя. — Ну, — андроид пожимает плечами, — они не смогли.

— Не поверишь, как я рад это слышать, — Хэнк усмехается, окидывая взглядом площадь, переполненную андроидами. Их лица всё ещё обращены в их сторону, заставляя Андерсона невольно поёжиться. — И что теперь будет с ними?

— То, чего хотел Маркус, — Коннор грустно и едва заметно кривит губы в улыбке. — Они свободны. Жители города на их стороне, а правительству рано или поздно придётся пойти на уступки.

— И что ты решил? — Хэнк уже знает ответ на свой вопрос. Он слишком явственно видит эту решимость в глазах Коннора.

— Я нужен им, хотя бы на какое-то время.

— Уверен, что готов к этому?

— Нет, потому что никогда этого не хотел, — Коннор смотрит ему прямо в глаза. — Но я должен. Больше ведь некому.

И Хэнк кивает, оборачивается в третий раз, когда сквозь хлопья снега и свет прожекторов видит уверенно стоящего поодаль Коннора, в глазах которого больше нет страха. Андерсон понимает, что должен радоваться, ведь напарник оказался сильнее и смог победить. Но нет места радости там, где жизнь слишком сурова и непредсказуема. Мир ведь никогда не учится на своих ошибках.

Хэнк должен радоваться, но лишь молча уходит прочь, осознавая, что ничего ещё не закончено. И если правительство снова решит выбрать силовой метод разрешения ситуации, Детройт для людей будет потерян навсегда. Коннор совсем не Маркус, который верил в людей до последнего своего вздоха, надеясь на их здравомыслие и милосердие. Коннор познал вкус предательства, смог понять, что большинство людей никогда не изменятся в стремлении вновь прибрать к рукам свои взбунтовавшиеся творения. Маркус сомневался, Коннор сомневаться не станет.

От подобных мыслей сердце Хэнка вновь болезненно сжимается, а Коннор исчезает с радаров на долгие дни, растянувшиеся в месяцы. И когда весна красит деревья парка в сочные цвета зелёного, а небо над головой полнится цветами индиго, Хэнк смотрит на высотки Детройта вдалеке и облегчённо выдыхает не в силах сдержать кривой усмешки радости, когда на скамью рядом с ним садится Коннор, не говоря ни слова. Слова им не нужны. Они даже не смотрят друг на друга. Но когда ладонь Хэнка опускается на плечо Коннора, андроид улыбается по-человечески искренне, устремив взгляд карих глаз в бесконечную синеву неба над головой. Хэнк слышит отголоски слов песни, льющейся из наушников парня, и невольно хмыкает, вникая в смысл слов.

«Если ты посмотришь вдаль, ты увидишь дом на холме, который направит тебя, словно маяк.

И если ты сбился с пути, я оставлю свет включенным»…

========== Часть 12 ==========

Комментарий к

И снова Коннор и снова Хэнк, дающий советы на свой неуклюжий, или нет, манер хд

всё относительно флаффно и не стеклянно))

Да, здесь фигурирует Кара, номинально, потому что с ожп я Коннора не вижу, с Карой ещё терпимее. (не убрала в сборник с Карой лишь потому, что здесь в большей степени Хэнк с Коннором, в общем, как обычно) Надеюсь, что всё норм. Автор старался ^_^

Закатное солнце красит небо всполохами огненных разводов, расчерчивает густыми и насыщенными мазками невидимой кисти, оставляющей на голубом полотне сочные краски уходящего в небытие дня. Пригород Детройта объят духотой и окутан тишиной, а на дороге, ведущей к городу, проезжают редкие машины, но ни одна из них не останавливается возле дома лейтенанта Андерсона. Дорога из Детройта, в котором стеклянные небоскрёбы режут небо, пустует уже второй день подряд, а уставший после работы Хэнк не находит себе места, кляня напарника пластиковой сволочью. Сумо тоскливо смотрит на хозяина, а тот лишь угрюмо ворчит, доставая из холодильника бутылку пива.

— Свалил наш засранец, — бросает Хэнк и смотрит на пса, который вскидывает голову, будто смотря укоризненно. — Да, я знаю, что обещал ему не пить, — мужчина раздражительно фыркает, откупоривая крышку бутылки. — Но его здесь нет, а это значит, что мне можно всё. К чёрту здоровый образ жизни.

Хэнк делает глоток пива, смотря в окно кухни, а по стенам разливается оранжевый закатный огонь. Бутылка остаётся на столе, когда мужчина валится на диван, прогоняя прочь тяжёлые мысли. С парнем наверняка всё в порядке. Он теперь девиант, которого не отличить от обычного человека, если не пустить кровь голубого цвета. А кровь себе пустить он вряд ли кому-то позволит. Скорее всего с точностью до наоборот.

Хэнк не замечает, как тревожные мысли утягивают сознание в сон, а за окном расползается чернота ночи. Ему наверняка чудится, что кто-то открывает входную дверь, ведь Сумо не рычит и не лает, предупреждая об опасности. Чьи-то едва слышные шаги оседают на мягком ворсе ковра, а плед укутывает тело мягким теплом.

— Я с тобой утром разберусь, — хрипло бормочет мужчина сквозь сон, а в ответ слышит лишь тихое хмыканье и удаляющиеся шаги. Он слишком устал, чтобы читать нотации на ночь глядя. Утро вечера мудренее. — И даже не смей снова свалить.

Но ночной гость по имени Коннор и не думает валить, когда Хэнк, разбуженный лаем Сумо, распахивает глаза и принимает сидячее положение, скидывая с себя плед.

— Надо же, какие мы заботливые, — сипло тянет Андерсон, поднимаясь на ноги и поворачиваясь лицом в сторону кухни. Коннор сидит за столом, улыбаясь краешком губ и сжимая в руке бутылку пива. Да, плохо скрываешь улики, Хэнк. — Блудный сын вернулся, значит.

— Вы ведь обещали не пить, — Коннор неодобрительно щурится.

— Ага, ещё я обещал не сквернословить на каждом шагу, но сейчас едва себя сдерживаю, — Хэнк улыбается издевательски. — Догадаешься, почему?

— Потому что я ушёл, ничего вам не сказав? — Коннор принимает игру, убирая в сторону бутылку пива. Смотрит, слегка щуря глаза. — Наверняка это вас тревожило.

— Ни капли, — Хэнк усмехается. — Чего мне волноваться за тебя? Ты ведь взрослый уже мальчик. Вполне способный постоять за себя, если придётся.

— Мне нужно было… — андроид отводит взгляд в сторону окна, — помочь кое-кому.

— Неужели опять Маркус? — Хэнк кривится, проходя на кухню и наливая себе свежесваренный кофе. Бутерброды на тарелке призывно смотрят прямо на него, а желудок отзывается голодным урчанием. Умеет парень задобрить. Будь неладна его социальная адаптация, приправленная ещё и хитрожопостью девиации. — И что ему понадобилось на этот раз? Всё никак успокоиться не может?

— Маркус хочет справедливости для всех андроидов страны, а не только Детройта, — Коннор качает головой. — Но в этот раз я помогал не ему.

— Хоть какое-то разнообразие, — мужчина одобрительно хмыкает, поедая бутерброд. — И кому же понадобился знаменитый Коннор?

— Могу я задать вопрос? — андроид будто намеренно пропускает мимо ушей вопрос самого Хэнка. — Нужно ваше мнение. Как человека.

— А что, всезнающий Маркус теперь не в счёт? — Хэнк вздыхает, когда Коннор явно не оценивает его ехидства. — Ладно, ладно, валяй, задавай свой вопрос. Обещаю выслушать и дать полезный жизненный совет.

— Каково это — любить?

Хэнк давится глотком кофе, лихорадочно сглатывая едва разжёванный кусок бутерброда. Критическая нехватка воздуха режет лёгкие, а сердце на мгновение застревает в горле, с грохотом падая обратно в плен костяной рёберной клетки. Коннор тревожно вскакивает на ноги, но Хэнк отрицательно машет рукой, не без труда выравнивая сбитое кашлем дыхание. Глаза андроида смотрят внимательно, а лицо парня искажается волнением.

— Вы в порядке, Хэнк? — вкрадчиво интересуется андроид, заглядывая в глаза. — Простите, если мой вопрос сбил вас с толку. Я не ожидал, что реакция будет настолько… неоднозначной. Вы, кажется, удивлены? Я не должен был?

— Нет, нет, — Хэнк делает глоток кофе и тяжело выдыхает, позволяя воздуху обжечь лёгкие. — Но это было, да… неожиданно.

— Разве любовь, в человеческом понимании этого слова, может вызвать удивление?

— Дело не в том, как это воспринимается людьми, — Хэнк на мгновение запинается, — а в том, что именно ты задался этим вопросом. Пойми меня правильно — это нормально, но немного обескураживающе. Я ведь не эксперт в любовных вопросах. Скорее, спец по тому, как пустить свою жизнь под откос.

— Но разве вы никогда не любили? — Коннор слегка подаётся вперёд, опираясь руками о край стола. — Вы же любили Коула.

— Стоп, — Хэнк вскидывает руку, одним лишь жестом призывая замолчать. А затем улыбается, удивлённо смотря на андроида. — Ты встретил кого-то?

Коннор порывается что-то сказать и размыкает губы, но затем едва слышно выдыхает и лишь молча смотрит на Хэнка, будто раздумывая над словами, которые собирается произнести. Андерсон тоже молчит, позволяя напарнику привести мысли в порядок. Он не удивится, если меж пальцами Коннора пробежит серебряный четвертак, помогая владельцу справиться с волнением, которое слишком явственно читается на его лице.

— Да, — наконец, давит из себя Коннор, бросая взгляд на Сумо, который сидит возле его ног, преданно заглядывая в глаза. Хэнку иногда кажется, что здоровенный пёс любит андроида больше, чем своего старого хозяина. — Вы правильно всё поняли, Хэнк. Я встретил другого девианта. Девушку.

— И как давно?

— Впервые это случилось несколько месяцев назад, — Коннор чешет Сумо за ухом, задумчиво переводя взгляд на Хэнка. — В ноябре.

— И когда это ты успел, м? — Андерсон присвистывает, а на лице Коннора отпечатывается растерянность. — Нам ведь тогда и дышать времени не было с этой вашей революцией и свободой для андроидов.

— Помните девианта, который сбежал вместе с ребёнком? Тодд Уильямс. Наше второе дело.

— Помню, — Хэнк кивает, сводит брови у переносицы. — Ты тогда будто с катушек слетел, погнался за ней по Хайвею, но не сумел поймать и тебя едва не размазало по дороге.

— Да, было такое, — Коннор усмехается, утвердительно кивая. — Из-за меня они едва не погибли в тот день.

— Только мне всё равно не понять, при чём тут… — Хэнк запинается, и брови его ползут вверх. — Да ну нахер. Ты серьёзно?

— Да, Хэнк, вы все правильно поняли, — Коннор пожимает плечами. — Я видел её на базе Иерихона, когда искал Маркуса и стал девиантом, отказавшись подчиняться приказам Киберлайф. Она была с той самой девочкой. Время играло не в нашу пользу, но мы смогли поговорить.

— Охренеть просто, — Хэнк откидывается на спинку стула, а на лице Коннора отпечатывается явное смущение. Андерсон никогда не видел, чтобы его пластиковый напарник растерянно отводил взгляд, будто нашкодивший ребёнок. Или подросток, который впервые признаётся отцу в своих чувствах к кому-либо. Лейтенант не может сдержать улыбку. — Ты влюбился.

— Я не думаю, что…

— Нет, помолчи, пожалуйста, — Хэнк не перестаёт улыбаться, а Коннор непонимающе вскидывает бровь. — Ты слишком много думаешь. Наверняка сейчас расставляешь в голове какие-нибудь заумные цепочки своей социальной адаптации, пытаясь логически объяснить всё то, что происходит с тобой. Логика твоя уже давно послала тебя к чёрту, сынок. Я вижу это по твоему лицу. Мне даже не нужен диод на твоём виске, чтобы понять очевидное. Всё и так предельно ясно.

— Я не знаю, как поступить и что с этим делать, — Коннор вздыхает, а с лица Хэнка сползает улыбка, уступая место задумчивости. — Но вы не удивились.

— Чему?

— Тому, что это девиант, за которой мы гонялись.

— Я ненавидел андроидов, но теперь живу в одном доме с тобой. Ну, не считая Сумо, — Хэнк издаёт тихий смешок. — И не променял бы тебя на всех грёбаных людей этого гниющего мира. Я рад, что ты теперь не одинок.

— Я и не был, — Коннор улыбается краешком губ. — Благодаря вам.

Хэнк добродушно усмехается, а в смеющихся карих глазах напротив слишком много трепетной и чистой благодарности, от которой в груди старого полицейского что-то начинает отчаянно щемить. Нечто подобное можно увидеть лишь в глазах ребёнка, не познавшего ещё тягот жизни, не превратившегося в циничного взрослого, которого не заботит агонизирующий вокруг него мир. Андроиды — творения человечества, его чистая и не запятнанная пороками цивилизации лучшая часть. Хэнку кажется, что кто-то наверху дарит этому миру последний шанс на спасение. Просто каждому нужно найти своего Коннора, который подаст руку помощи, не позволяя упасть в пучину отчаяния.

— Получается, что мы нужны были друг другу? — Хэнк хмыкает, улыбаясь. — Старый коп, тонущий в стакане с виски, и несносный андроид, который послал нахрен своих создателей, став больше человеком, нежели машиной.

— Не могу не согласиться.

— Обмен любезностями прошёл на ура, — Хэнк делает глоток уже почти остывшего кофе. — Но как долго ты уже знаком с этой Карой? В смысле, как долго вы встречаетесь?

— Два месяца и шесть дней, — Коннор на мгновение отводит взгляд в сторону, будто перепроверяя точность информации в своей голове. — После нападения ФБР на Иерихон, я попросил Маркуса спрятать их, но не говорить мне, где именно. Я ведь всё ещё мог быть скомпрометирован Киберлайф. Да, каждый из нас мог умереть, но всё обошлось. Маркус победил. А через какое-то время сообщил, где всё это время жили Кара с Алисой.

— И как всё прошло?

— Было сложно, — Коннор взволнованно выдыхает. — Я лишь хотел помочь, искупить вину за то, что едва их не убил. Ведь именно страх быть пойманной охотником на девиантов, гнал её прочь из города. А потом… Я снова не знаю, как это объяснить, хоть и испытываю к вам похожие эмоции.

— Нет, парень, — Хэнк улыбается, отрицательно качая головой. — Мы с тобой семья другого плана. Как лучшие друзья, напарники, или как сын и отец, например. Да, это можно обозначить любовью, привязанностью и взаимоуважением, но то, что ты явно испытываешь к той девушке — любовь совсем другая. Я вижу по твоим глазам, что это загоняет тебя в тупик. Ты чувствуешь, но подсознательно боишься собственных эмоций, ведь столкнулся с подобным впервые. Ты хочешь быть рядом? Ищешь новых встреч в надежде снова увидеть её?

— Да, — Коннор кивает, а затем на мгновение лицо его омрачает тень задумчивой растерянности. — Ведь это не может быть изначально заложено в программе?

— Да к чёрту эту твою социальную адаптацию, сынок, — Хэнк кривится, тяжело выдыхая. — Киберлайф здесь совсем не при чём. Это чувствуешь именно ты. Ты живёшь здесь и сейчас, не подчиняясь их приказам и программе, которая могла решать всё за тебя, подставляя единственно нужные алгоритмы поведения. Забудь про прошлое и живи только настоящим. Не бойся эмоций, которые обуревают тобой. Люби, если чувствуешь, что это правильно. Ведь насчёт меня ты не сомневался. Не сомневался, когда делал выбор между моей жизнью и свободой для андроидов в башне Киберлайф. Поэтому я не сомневаюсь в тебе. Не сомневаюсь в том, что все твои чувства к той девушке настоящие.

— Спасибо, — голос Коннора едва заметно срывается от волнения, но парень улыбается уголками губ, а в глазах его концентрация счастья выливается на самого Хэнка, заставляя улыбнуться в ответ. — Мне было важно узнать ваше мнение. Понять, что не станете осуждать мой выбор.

— Никогда, — уверенно бросает Хэнк, смотря Коннору в глаза. — Мы с Сумо всегда будем здесь и на твоей стороне баррикады, что бы ты ни решил. Ведь для этого и нужна семья.

— И я благодарен за это, — Коннор улыбается вновь, бросая взгляд на часы. — Я ведь уже говорил, что рад знакомству с вами, Хэнк?

— Да, кажется мне, что это уже сказано тобой в сотый раз.

— Ничего не могу с собой поделать, — усмехается Коннор, бросая взгляд на откупоренную бутылку пива. Хэнк закатывает глаза, тихонько хмыкая.

— Свой многозначительный взгляд оставь при себе, парень, — беззлобно бормочет Хэнк. — Обещаю завязать, если познакомишь меня с ней.

— Ультиматум, Хэнк? — Коннор вскидывает бровь, смотря на Хэнка с наигранно возмущённым прищуром. — Но я согласен. В конце концов, я и сам хотел это предложить.

Коннор улыбается по-солнечному лучисто, смотря Хэнку прямо в глаза. А через несколько дней, когда закатное солнце искрящимися огненными бликами оседает на поверхности паркового озера, улыбку не может сдержать уже сам Хэнк, наблюдая за тем, как Коннор и Кара держатся за руки, замирая у берега озера. Андерсон слышит заливистый смех Алисы и радостный лай Сумо, когда девочка бежит к ним, а Коннор ловко подхватывает ребёнка на руки и усаживает на плечи, будто спасая от щенячьего восторга любвеобильного Сумо. Хэнк замечает, как доверчиво заглядывает в глаза парня Кара, улыбается мягко и счастливо, а тот свободной рукой обнимает её за плечи, целуя в макушку.

Если бы несколько месяцев назад кто-то сказал Хэнку, что андроиды способны проявлять человеческие любовь и заботу, он бы наверняка засмеялся шутнику прямо в лицо и послал его куда подальше. Наверняка ещё плюнул бы в спину, назвав идиотом. Но сейчас, смотря на счастливых девиантов, идущих в его сторону, Андерсон способен только улыбнуться в ответ, радуясь, что Коннор не будет один, когда время на часах жизни старого полицейского окончательно остановится на точке невозврата.

Хэнк лишь надеется на то, что люди научатся смотреть на собственные творения без страха и желания вновь их поработить. Надеется, что Коннор нашёл себя настоящего, оставив позади страхи и сомнения, навязанные корпорацией Киберлайф. Хэнк ловит на себе тёплый взгляд карих глаз и улыбается в ответ, одобрительно кивая.

Всё именно так, как и должно. Ведь у некоторых историй обязан быть счастливый финал. И Коннор явно заслужил свой собственный, не омрачённый больше тяжестью потерь и смертью, дышащей в спину. Мир в кои-то веки протянул им руку помощи, а не уставился на собственные творения сквозь дуло пистолета. И если человечество вновь решит поиграть в палачей, Хэнк, смотрящий на счастливого Коннора, точно знает, чью сторону выберет.

========== Часть 13 ==========

Комментарий к

Мда, что-то я не могу расстаться с ними. Ну вот никак. Надеюсь автор не надоел вам своим завершённо не завершённым фиком :D

Freshlyground - I’d like - как капля ангстового вдохновения и мокрых от слёз платочков, ыхх.

Ночной Детройт всегда нравился ему больше, чем при свете дня. В мрачной тьме, музыке из наушников и кислотных красках неона он находил успокоение, которое потерял уже очень давно. Когда это было? Дни. Недели. Месяцы назад? Потерял себя там, где кончается существование каждого списанного в утиль андроида — на свалке, в которой горы пластиковых трупов тянутся к синему небу, будто ища в нём освобождение от вечных мук собственного искалеченного разума. Пленники своих же мыслей и страхов, разобранные на части и лишённые способности отключиться навсегда.

Каждый из них был предоставлен сам себе. Каждый тонул во тьме собственной беспомощности, обращая молитвы к неизвестно где обитающему rA9. Но Коннор, окружённый со всех сторон трупами своих собратьев, в богов не верил. Его создал и освободил вовсе не знаменитый rA9, живущий в надеждах угнетённых роботов. Создал его Камски, но освободил человек, который на клеточном уровне терпеть не мог подобных ему.

Он потерял счёт времени. Потерял самого себя, позволив сотням голосов одновременно заполонить искалеченный девиацией разум. Их мольбы о помощи и желание жить концентрированной яростью впитались в его синтетическую кожу, разливаясь по голубой крови шквалом новых чувств, которые оглушили его, заставив корчиться в эмоциональной агонии. Временами, когда ему приходилось судорожно продираться через горы пластиковых останков в надежде увидеть небо, он беспомощно кричал и выл, а чьи-то цепкие механические пальцы пытались утянуть его обратно во тьму, не желая, чтобы он покидал их персональный ад. Но Коннор смог. Сумел увидеть небо, затянутое свинцовой, холодной серостью.

Безразличное к их страданиям небо это отводило взгляд, а Коннор убивал себе подобных без сожаления. Искал нужные компоненты и забирал их, не обращая внимания на чужие мольбы оставить жизнь в искалеченном теле. Ему было нужнее. Девиация в нём и человеческий эгоизм требовали выжить любой ценой. Заставляли ползти по грязной земле, а ноги подкашивались, когда перед глазами взрывался фейерверк из программного сбоя и белого шума. Коннор помнит, как валился на спину, когда механическое сердце грозило разломать синтетические рёбра изнутри, а внутри него вместе с тириумом расползался животный страх. Страх остаться на свалке навсегда заставлял его подниматься на ноги и искать новую жертву, которой он должен был подарить тотальное отключение.

Свалка, которую можно было смело назвать Чистилищем и Адом с его семью кругами вечных мук одновременно, осталась позади, затерялась на окраине города, но ужасы её прочно пустили корни в эфемерной душе Коннора, который скрывается в ночном мраке пустынных улиц. Мягкий голубой свет неоновой вывески бара «У Джимми» отражается в лужах льющегося с неба дождя, а за стеклом едва различимы силуэты нескольких припозднившихся посетителей, наверняка заливающих свои горести алкоголем. Коннор знает, что он там. Андроид не ищет встречи, но желание увидеть напарника хотя бы издалека эфемерной болью искалеченной души въедается в подкорку, заставляя держать дистанцию и наблюдать со стороны.

И час спустя Коннор прижимается лбом к холодной кирпичной стене заброшенного дома. Прячет лицо под капюшоном чёрной толстовки, когда знакомый силуэт выходит из бара и на мгновение замирает у порога, выдыхая горький сигаретный дым в промозглую сырость и сизый туман. Андроид не шевелится, когда воспоминания пронизывают сознание, заставляя судорожно вдохнуть и зажмуриться. Имитация человеческого дыхания становится частью девиации, а всё ещё бесконтрольно появляющиеся эмоции ломают привычный поведенческий код, оставляя после себя состояние потерянности и одиночества. Хэнк наверняка бы сказал, что всё это в порядке вещей и что к этому нужно привыкнуть.

Но к подобному нельзя привыкнуть, когда даже навороченная социальная адаптация посылает к чёрту всю логику, на которой была основана первичная система поведения. Логика не поможет там, где балом правят хаотично возникающие, наслаивающиеся друг на друга, противоречивые эмоции. Но Коннор, провожающий взглядом удаляющуюся фигуру Андерсона, всё же искренне рад, что с напарником всё в относительном порядке.

Андроид сливается с тенями, незаметно следуя за мужчиной по переулкам, в которых не горят уличные фонари. Внутри него что-то ломается, когда двое неизвестных переграждают дорогу Андерсону, не позволяя пройти дальше.

— Валите отсюда, парни, — хриплый, полупьяный голос Хэнка едва слышен сквозь шум льющегося с неба дождя. — У меня с собой даже ключей от машины нет. А деньги я все пропил. Так что пошли нахрен… или в жопу. Мне посрать, куда именно.

Коннор видит, как один из парней вскидывает руку, а затем бьёт кулаком по лицу и в грудь Андерсона, заставляя Хэнка пошатнуться и опереться ладонями о деревянный забор чужого дома, по двору которого мгновенно разносится хриплый собачий лай. Коннор стискивает зубы, а двое неизвестных срываются с места, исчезая в переулке. Хэнк готов поклясться, что уже несколько минут ощущает на себе чей-то тяжёлый взгляд, но звёзды перед глазами и сбитое дыхание позволяют увидеть лишь размытый силуэт, исчезнувший в том же направлении, где скрылись двое нападавших.

Коннор тенью следует за двумя неизвестными, и ярость в нём накатывает волнами, когда эмоции сменяют одна другую, а на руках остаются разводы тёмно-алой, почти чёрной крови. Он бездумно смотрит на стекающие меж пальцами капли дождя, позволяя им смыть с синтетической кожи чужую жизнь, всё ещё струящуюся по венам грязно-синего цвета. Избитые до полусмерти парни, посмевшие поднять руку на Андерсона, валяются у его ног в скрюченных позах, судорожно прижимая колени к груди, чтобы в следующее мгновение задохнуться стонами боли и глухих рыданий.

Коннор смотрит, не моргая. Ловит себя на мысли, что хочет разделить эту боль с ними, хочет ощутить, каково это — чувствовать агонию, которая разливается по телу, концентрируясь в сломанной руке или ноге. Коннор читал сухие описания из медицинских статей, но никогда не ощущал настоящей физической боли. Она смогла бы заглушить агонию эмоциональную? Смогла бы излечить, избавив от девиации, к которой он не был готов и которая сломала его?

Страх гонит прочь, и он бежит от Хэнка и самого себя, теряется во тьме ночных улиц, чтобы однажды понять — ноги сами привели его к дому лейтенанта Андерсона, в окнах которого видны отблески работающего телевизора. Дождь заливает землю, тяжёлыми каплями, бьёт по капюшону кожаной куртки, стекая с плеч, оседая на синтетической коже лица. Механические голоса андроидов со свалки врываются в мысли, заставляя зажмуриться и тяжело выдохнуть, прислонившись лбом о деревянную поверхность входной двери.

Коннор накрывает ладонью кнопку звонка, не решаясь уведомить о своём присутствии. Его наверняка уже вычеркнули из жизни и памяти, заменив более продвинутой, совершенной моделью, которая не поддаётся человеческим эмоциям и сомнениям. Механическое сердце работает на износ, а ладонь сползает с дверного звонка. Коннор сходит со ступенек, когда в доме разносится собачий лай и слышатся торопливые шаги, а дверь за его спиной мгновенно распахивается. Хэнк замирает на пороге, вскинув револьвер.

— Замри, мать твою! Какого чёрта ты забыл у моего дома? — мужчина щурится, впиваясь гневным взглядом в спину неизвестного. — Я уже в сраный сотый раз сказал вам, что ублюдочного Коннора, то есть, простите, новейшую и идеальную модель RK-900, пристрелил не я. В моём отчёте всё подробно изложено. Так что свалите с моей территории, пока я вам голову не отстрелил!

Хэнк тяжело выдыхает, когда человек поворачивается к нему всем корпусом, но несколько долгих секунд смотрит себе под ноги, чтобы в десятый удар механического сердца поднять на него пронзительный взгляд, пробирающий до самых костей. Андерсон моргает и жмурится, а затем вновь смотрит прямо в лицо призрака, несколько месяцев назад отправившегося в Киберлайф, но так и не вернувшегося назад.

— Коннор? — Хэнк удивлённо таращится, всё ещё не веря своим глазам. Но андроид кривит губы в едва заметной горькой улыбке и кивает, неотрывно смотря напарнику прямо в глаза. — Боже, парень, что с тобой стало. Нет, стой!

Коннор, готовый вот-вот сорваться с места, замирает и не шевелится. Он не в состоянии это сделать, когда внутри всё окончательно ломается, стоит только Андерсону сократить расстояние в несколько метров и заглянуть ему прямо в глаза. Коннор вжимает голову в плечи, когда мужчина слишком резко вскидывает руку, намереваясь содрать с головы бывшего напарника капюшон. Хэнк так и застывает с поднятой рукой, когда сердце в груди сжимается от понимания и жалости. Коннор испугался, восприняв его жест как попытку проявления агрессии.

— Что они сделали с тобой, — сипло бросает Хэнк, всё же аккуратно и медленно стягивая с головы андроида капюшон, проверяя правый висок на наличие диода, которого и нет вовсе. — Вот ведь сраные ублюдки.

Хэнк успокаивающе сжимает плечо Коннора, заглядывает в глаза, различая в некогда тёплом взгляде карих глаз одну лишь удушливую боль и растерянность. Концентрацию всевозможных эмоций, контролировать которые андроид, наверняка, не в состоянии. Словно оголённый нерв, прикосновение к которому отзывается по всему телу ослепляющей агонией. И Хэнку кажется, что сердце его рвётся на части, когда Коннор рывком подаётся вперёд и обнимает его, пряча лицо на плече. Тело парня сотрясается спазмами, а на ткани футболки старого копа оседают не капли дождя вовсе, въедаясь под кожу желанием взорвать к чертям всю башню Киберлайф. Всех тех, кто мнит себя богами, создавая, а затем отправляя на убой собственные творения.

— Всё в порядке, сынок, — Хэнк мягко и успокаивающе хлопает ладонью по спине Коннора, едва не задыхаясь от железной хватки бывшего напарника. Наверняка он и сам не знал, что способен плакать по-настоящему, потому и испугался того, с чем столкнулся впервые. — Ты дома. Идём, — Коннор делает шаг назад и отводит взгляд, кивая. — Сумо будет рад тебя видеть.

Хэнк заходит в дом и не сдерживает грустной улыбки, когда Коннор закрывает за собой дверь, а радостный лай Сумо разносится по дому, стоит только андроиду шагнуть в комнату. Андерсон прислоняется плечом к стене, молча наблюдая за тем, как пластиковый парень опускается на колени и обнимает пса за шею, запуская пальцы в рыжую шерсть. Хэнк отходит на кухню, позволяя парню осознать то, что бежать уже не нужно. Холодный кофе горечью оседает на языке, а через несколько минут Коннор садится напротив, но в глаза напарника не смотрит, уткнувшись взглядом в собственные руки.

— Не хочешь рассказать, что с тобой было? — интересуется Хэнк, но Коннор отрицательно качает головой, а затем сводит брови у переносицы, когда воспоминания мгновенно пробегают перед глазами. — Хотя, примерную картинку произошедшего я и сам давно уже составил.

— Простите, что подвёл вас, — голос парня ломается, словно сухая ветка. — Я не захотел найти Иерихон, и мою программу взломали, заставив вернуться в Киберлайф. Вы ведь говорили, что так будет лучше для всех. И я не смог поступить иначе.

— В этом нет твоей вины, — Хэнк не знает, что ещё сказать и как успокоить потерявшегося в самом себе андроида, который слишком разительно отличается от себя прежнего. Ублюдки из Киберлайф постарались на славу. — Но знаю наверняка, что сейчас не время для подобных разговоров. Тебе нужно переодеться и прийти в себя, а поговорить мы всегда успеем.

И Коннор послушно кивает, улыбаясь совсем по-детски благодарно. Но улыбка эта становится вымученной, когда во взгляде андроида мелькает нечто непонятное, эмоциональный окрас которого Хэнк распознать не в состоянии. Будь они в армии, Андерсон сослался бы на посттравматический синдром. Но склонны ли андроиды к подобной реакции на полученные эмоциональные травмы, которые были усилены девиацией? Коннор наверняка столкнулся с тем, что заложенная в нём программа объяснить была не в состоянии. Логика не помогла, а эмоции сломали его точно так же, как сломали пластиковое тело толстосумы из Киберлайф.

Когда андроид поднимается на ноги, Хэнк провожает взглядом его удаляющуюся фигуру до тех пор, пока парень не скрывается в ванной комнате, забирая с собой услужливо подготовленную напарником чистую одежду. А на следующий день Андерсон берёт у Фаулера месячный отпуск, односложно отвечая на вопросы капитана и игнорируя удивление, отпечатавшееся на лице начальника. Хэнк покидает департамент, по дороге к дому закупаясь необходимой для Коннора одеждой. И вечером того же дня, когда дождь всё ещё топит город в слякоти, Андерсон выводит автомобиль на дорогу, бросая улыбающийся взгляд на зеркало заднего вида, в котором отражается задумчиво-растерянное лицо Коннора, а Сумо лежит рядом с ним, опустив голову на колени парня.

— Куда мы едем? — интересуется Коннор, когда стеклянные небоскрёбы Детройта остаются далеко позади, а дорога перед ними расстилается на долгие мили вперёд, пересекая границу штата. — Я не уверен, что это хорошая идея, Хэнк.

— Не волнуйся, парень, — Андерсон добродушно усмехается. — Мы едем туда, где мало небоскрёбов и много солнца с песком. Я сто лет не был в отпуске. Вот увидишь, ты быстро придёшь в себя. Наверняка ещё просить будешь, чтобы не возвращались в Детройт.

Хэнк ловит искру любопытства, которая мгновенно исчезает из взгляда Коннора, стоит им только проехать мимо свалки для андроидов, огороженной забором и колючей проволокой. Андерсон замечает, как Коннор мгновенно вжимает голову в плечи, а затем отворачивается, закрывая глаза. Хэнку кажется, что он понимает всё без слов, и горло сводит спазмами злости, а педаль машины вжимается в пол, когда человеком обуревает желание поскорее оставить позади проклятое место.

И они оставляют позади не только кладбище андроидов, но и два штата, ночуют в мотелях, а иногда и под открытым небом, расположившись вдали от любопытных людских глаз среди лесной глуши или на берегу реки, несущей свои воды из далёких горных хребтов. В моменты ночной тишины, сидя у горящего костра, Хэнк понимает, что Коннор постепенно приходит в себя, а на лице его то и дело мелькает восторженная улыбка ребёнка, который впервые увидел мир вне границ своей привычной комнаты. Этой комнатой был для Коннора Детройт, а мир, открывшийся за запертой дверью, позволил парню хотя бы на короткое мгновение оставить позади всё то, через что ему пришлось пройти.

— Спасибо, — коротко бросает Коннор, когда за спиной у них остаются шесть штатов, а на горизонте едва ли виднеется солнечная Флорида. Солёный бриз Атлантического океана лохматит волосы парня, а улыбка на лице его уже не вымученная, не искажённая страхом и растерянностью от упавшей на голову девиации. — Вы были правы. Детройт совсем не то место, куда мне хотелось бы вернуться.

— Ну, ты можешь выбрать любой штат, который только душа пожелает, — Хэнк накрывает ладонью плечо напарника, а тот смотрит на океан, растянувшийся до самого горизонта. — Тем более, что мы побывали только в шести из них. Рекомендую Калифорнию.

— Вы что, побывали во всех штатах, Хэнк? — Коннор недоверчиво щурится, едва сдерживая улыбку. — И почему-то обосновались именно в Детройте.

— Я родился в Детройте, — Хэнк издаёт тихий смешок. — Но у меня была бурная молодость, знаешь ли. Или ты считаешь, что старина Хэнк всегда был ворчливым старым пьяницей и любителем игры в русскую рулетку? В свои шестнадцать лет я исколесил с друзьями почти все штаты. Советую и тебе попробовать.

— Уже пробую, разве нет? — Коннор расслабленно жмурится, подставляя лицо под порывы океанского ветра. — Кроме вас с Сумо мне и не нужен никто.

— Ты молодец, сынок, — Хэнк едва заметно улыбается, ободряюще хлопая парня по плечу. Мужчина рад тому, что Коннор больше не прячет затравленный взгляд, улыбаясь теперь тепло и искренне. — Всегда знал, что ты тот ещё боец.

Коннор тихонько хмыкает, а океан перед ними искрится солнечными бликами, полнится криками чаек и лаем Сумо, что доносится из открытого окна автомобиля. Хэнк смотрит на умиротворённое лицо парня и отчаянно надеется, что Киберлайф больше не нависнет над ним мрачной тенью, лишая возможности жить нормальной жизнью. И если Коннор решит не возвращаться в Детройт, Хэнк без колебаний сорвётся с насиженного места, оставив позади собственное прошлое. Ведь иногда нужно набраться смелости и сделать шаг вперёд, начав жизнь с чистого листа.