Афорист [Валерий Владимирович Митрохин] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (79) »
Валерий МИТРОХИН АФОРИСТ Роман
Благими намерениями выстлана эта дорога.«Дама червей» за всю жизнь ни разу не вышла замуж. Но, как все здоровые женщины, рожала. Можно было бы подумать, что к ней захаживал какой–нибудь инкогнито. А может, и не один. Однако ни разу за все годы ничего подобного замечено не было. Просто она полюбила невидимку и прожила с ним всю свою родимую жизнь. Автор.
Роман об этой даме я сочинял два месяца. Он стал бестселлером. Теперь вот — «Афорист». Пишу его в течение двух жизней, а конца не видно. И всё–таки эта работа много лучше, нежели редактирование. Чужие тексты править — словно гнутые гвозди ровнять. Как ни осторожничай, а пальцам больно. Автор.
Ассоциативный ряд: Править бал. Править народом. Правёж.
У лика — улика. На лица молиться.
Жизнь быстра, как пуля. Не жаль, что прошла мимо.
Цикадия — то самое место, где некогда жили три ведьмы, три прорицательницы–мойры, бравшие за свои пророчества человечиной. Анчоус — так называется деревня, куда ведут все дороги Цикадии. А почему бы и нет? Есть ведь посёлок Судак, порт Осетровый или городишко Кальмар! В Анчоусе мы и собрались в конце тысячелетия. Во дворике над морем развели огонь и варим уху. Из кефали, чудом попавшейся на крючок спиннинга. Из молодой картошки, которую даже ошкурить не пришлось, и других овощей — тугих, жестких и сочных. Эти оранжевые, полные юных фасолин стручки, головки ещё не успевшего набрать горечи чеснока, вышибающего слезу суходольного лука, крошечные фаллической формы патиссоны и прочая всячина, без которой уха не уха, а рыба никогда не отдаст бульону того самого аромата, от которого слегка покруживается голова.
В скалах побережья кишмя кишат ящерицы. Особенно красивы золотистые и, пожалуй, фиолетовые. Попадаются зеленые (малахитовые), серебристо–серые и даже розовые. Последних почему–то называют лесбиянками.
Вдоль моря ходят индюки, важные и устрашающе похожие на орлов–стервятников.
Женщины — с большими бёдрами, длинноногие — стояли и сидели, лежали, выпятив солнцу кто грудь, кто пах. Промеж них сновали нагие, как херувимчики, ребятишки. Тут же сверкали ягодицами голые мужики. Смотреть на последних было неловко; но как было не стыдно им самим?! Особенно тем из них, кому нечем было гордиться: так, что–то мелкое в сморщенном мешочке. Быть может, не стеснялись они своего убожества только потому, что такими же ценностями обладало большинство из них? — А чего комплексовать? Геракл, какой гигант, а предмет преткновения у него был весьма скромных размеров. — Так лишь кажется. Среди груды титанических мышц, какой угодно большой смотрится скромнягой.
Шли берегом: то обжигая стопы раскалённым песком, то охлаждая их в малосолёной воде залива. Казалось, не прибой шипит, а обожжённые ноги.
Боги, если они не настоящие, исчезнут. А звезды, которым дали их имена, останутся. Автор.
Ночью на пляже: — А теперь держи меня крепко, я полетела. Свадебное платье лежало белой невесомой грудой, словно сброшенные крылья.
— Мы вернулись домой, приятель! — Муст широким жестом осенил улицу, посреди которой горел большой костёр. — Поздравляю! — ответил Пиза. — А что это за огонь? — Празднуем. В этом пламени мы сжигаем все наши чемоданы. — Зачем же добро губить? — Обычай. Чтобы избавить себя от искушения куда–нибудь уехать отсюда. — Сжигаете мосты? — Чемоданы. Привыкайте. Мы народ особый, в нас всё незаемное. Всё по–своему. Не мосты, а чемоданы. А вообще, заходи. Кумыс есть. Буза. Приглашая, Муст был искренен. Но Пиза всё равно чувствовал себя не в своей тарелке. — Спасибо. И я не с пустыми руками. У меня водочка. — Нет! Нет! — замахал руками Муст. — Мы водку не пьём. Пиза откупорил бутылку, подал Мусту. Тот сразу же сделал несколько глотков из горла, словно и не было перед этим ни жестов, ни слов. Бутылка вернулась. Пиза тоже выпил. Снова протянул Мусту. Но тот отстранился. — Брезгуешь? Муст не обиделся. Он был добродушен как никогда. — Пей, не бойся! Водка мощный дезинфектор. К тому же зараза с пьяницей не целуется. — Я не пьяница! — серьезно сказал Муст. — А не пью после тебя, потому что ты иноверец. Религия не разрешает. — Да! Хлебнём мы с тобой когда–нибудь, — констатировал Пиза. — Ладно! Чего откладывать, — переменил тон Муст. — Давай, — отхлебнул жадно, — пока никто не видит, возьму грех на душу. И тут же захмелел. — Это тебе не кумыс или буза! — ухмыльнулся Пиза. — А ты что? — заплетаясь языком, начал Муст не своим голосом. — Ты, быть может, хочешь возвыситься надо мной? Нет, паря! Не выйдет у вас это больше никогда! — Пожалуй, тебе хватит, — Пиза отнял бутылку. — Так вот! Никогда. Никуда до конца своих дней я отсюда не поеду. — И он заорал: — С удовольствием буду сидеть дома! — Не бузи! — рассмеялся Пиза.
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (79) »
Последние комментарии
4 часов 17 минут назад
4 часов 19 минут назад
17 часов 1 минута назад
19 часов 50 минут назад
2 дней 6 часов назад
2 дней 15 часов назад