Былое и думы (Часть 7) [Александр Иванович Герцен] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (49) »
Герцен А И Былое и думы (Часть 7)
Герцен А.И. Былое и думы ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ (ВОЛЬНАЯ РУССКАЯ ТИПОГРАФИЯ И "КОЛОКОЛ") <ГЛАВА I>. АПОГЕЙ И ПЕРИГЕЙ. (1858-1862) I ...Часов в десять утра я слышу снизу густой и недовольный голос: - Me дит комса колонель рюс её вуар. - Monsieur ne recoit jamais Ie matin et... - Же пар демен. - Et vorte nom, monsieur... - Mais ву дире колонель рюс1, - и полковник прибавил голосу. Жюль был в великом затруднении. Я спросил сверху, подошедши к лестнице: - Quest ce quil у а? - Се ву? - спросил полковник. - Oui, cest moi2. - Велите, батюшка, пустить. Ваш слуга не пускает. - Сделайте одолжение, взойдите. Несколько рассерженный вид полковника прояснился, и он, вступая вместе со мной в кабинет, вдруг как-то приосанился и сказал: (273) - Полковник такой-то; находясь проездом в Лондоне, поставил за обязанность явиться. Я тотчас почувствовал себя генералом и, указывая на стул, прибавил: - Садитесь. Полковник сел. - Надолго здесь? - До завтрашнего числа-с. - И давно приехали? - Трое суток-с. - Что же так мало погостили? - Видите, здесь без языка-с, оно дико, точно в лесу. Душевно желал вас лично увидеть, благодарить от себя и от многих товарищей. Публикации ваши очень полезны: и правды много, и иногда животы надорвешь. - Чрезвычайно вам благодарен, это - единственная награда на чужбине. И много получают у вас наших изданий? - Много-с... Да ведь сколько и лист-то каждый читают, до дыр-с, до клочий читают и зачитывают, есть охотники - даже переписывают. Соберемся так, иногда, читать, ну и критикуем-с... Вы, надеюсь, позволите с откровенностью военного и искренно уважающего человека? - Сделайте одолжение, нам-то уж не приходится восставать против свободы слова. - Мы так между собою часто говорим; польза большая в ваших обличениях; сами знаете, что скажешь у нас о Сухозанете, примерно, - держи язык за зубами; или вот об Адлерберге? Но, видите, вы давно оставили Россию, вы слишком ее забыли, и нам все кажется, что больно много напираете на крестьянский вопрос... не созрел... - Будто? - Ей, ей-с... Я совершенно согласен с вами, помилуйте, та же душа, образ, подобие божие... и все это, поверьте, теперь видят многие, но торопиться нельзя, преждевременно. - Вы думаете? - Полагаю-с... Ведь наш мужик - страшный лентяй... Он, пожалуй, и добрый малый - но пьяница и лентяй... Освободи его сразу - работать перестанет, полей не засеет, просто с голоду умрет. (274) - Да вам-то что же за забота? Ведь вам, полковник, никто не поручал продовольствие народа русского... Из всех возможных и невозможных возражений полковник наименьше ждал того, которое я ему сделал. - Оно, конечно-с, с одной стороны... - Да вы не бойтесь с другой; ведь не в самом деле он умрет с голоду оттого, что хлеб сеять будет не для барина, а для себя? - Вы меня извините, я счел долгом сказать... Мне кажется, впрочем, я слишком много отнимаю у вас вашего драгоценного времени... Позвольте откланяться. - Покорнейше благодарю за посещение. - Помилуйте, не беспокойтесь, У е мон каб?1 Далеконько живете-с. - Не близко. Я хотел этой великолепной сценой начать эпоху нашего цветения и преуспеяния. Такие и подобные сцены повторялись беспрерывно; ни страшная даль, в которой я жил от Вест-Энда - в Путнее, Фуламе... ни постоянно запертые двери по утрам - ничего не помогало. Мы были в моде. Кого и кого мы ни видали тогда!.. Как многие дорого заплатили бы теперь, чтоб стереть из памяти, если не своей, то людской, свой визит... Но тогда, повторяю, мы были в моде, и в каком-то гиде туристов я был отмечен между достопримечательностями Путнея. Так было от 1857 до 1863, но прежде было не так. По мере того как росла после 1848 и утверждалась реакция в Европе, а Николай свирепел не по дням, а по часам, русские начали избегать меня и побаиваться... К тому же в 1851 стало известно, что я официально отказался ехать в Россию. Путешественников тогда было очень мало. Изредка являлся кто-нибудь из старых знакомых, рассказывал страшные, уму непостижимые вещи, с ужасом говорил о возвращении и исчезал, осматриваясь, нет ли соотечественника. Когда в Ницце ко мне приехал в карете и с лон-лакеем А. И. Сабуров, я сам смотрел на это, как на геройский подвиг. Проезжая тайком Францию в 1852, я в Париже встретил кой-кого из (275) русских, это были последние. В Лондоне не было никого. Проходили недели, месяцы... Ни звука русского, ни русского лица2. Писем ко мне никто не писал. М. С. Щепкин был первый сколько-нибудь близкий человек из дома, с которым я увидался в Лондоне. О свидании с ним я рассказывал в другом месте3. Его приезд был для меня чем-то вроде родительской субботы, мы справляли с ним поминки всему московскому, и самое настроение обоих было какое-то похоронное. Настоящим голубем ковчега с маслиной во рту был не он, а доктор В - ский. Он был первый русский, приехавший к нам после смерти Николая, в Чомле-Лодж в Ричмонде, постоянно удивляясь, что она называется так, а пишется Chol-mondeley Lodge4.- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (49) »
Последние комментарии
20 часов 54 минут назад
21 часов 13 минут назад
21 часов 21 минут назад
21 часов 23 минут назад
21 часов 26 минут назад
21 часов 43 минут назад