Легенда о несчастном инквизиторе [Геннадий Падаманс] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (6) »
Геннадий Падаманс Легенда о несчастном инквизиторе
Дон Адольфо не спал. Позади была нудная ночь, он выпил вина, он изрядно устал, и, казалось, имелась веская причина уснуть, наконец-то уснуть — но он снова не спал. Никогда он не спал. Никогда. Окно всё ещё оставалось распахнутым, он забыл затворить, он всегда забывал, — и свежий утренний воздух упругими волнами прокатывался по огромной комнате. Слишком огромной для него одного. Часы пробили восемь, и тотчас же в дверь постучали. Шелестящей походкой, как будто бумагами были напичканы даже его башмаки, вошёл секретарь. — Доброе утро, Мой Вождь. Как изволили почивать, Ваша Милость? — Никак, — буркнул в ответ дон Адольфо. — Давай к делу. У меня болит голова. — Может, прикажете… — заикнулся было секретарь, но тут же споткнулся, остановленный резким взглядом. И сменил тон: — Да, к делу, Мой Вождь. Наше доблестное войско, ведомое Вашими бессмертными повелениями, ожесточённо бьётся с вражьими ордами на востоке. — Короче! — потребовал дон Адольфо. — Да, Мой Вождь, если короче — на востоке измена и коварство этих бешеных степных псов лишили нас, временно, ещё трёх городов. На западе, временно, — всего только двух. — Всего только двух, — усмехнулся дон Адольфо. — Зато каких… Но к делу! — мрачно напомнил он снова. — Да, к делу, Мой Вождь, — подхватил секретарь. — Сегодня Гиммель готов удавить десять тысяч и сжечь восемьсот шестьдесят человек. — И всего-то! — дон Адольфо наконец поднялся с постели, сунул ноги в тапочки, но полностью не встал, а остался сидеть на краю кровати: — Так не пойдёт. Передай, что я недоволен. Весьма! Удавить — двадцать тысяч, сжечь — столько же. И ещё колесовать, хотя бы сотню, но непременно колесовать. Трупы уничтожить, как обычно. Вот теперь дон Адольфо мог встать — дело сделано, — и он направился к окну, чтобы выглянуть: как там на воле, какое там утро? Но путь был не близок, а секретарь, семеня за ним вслед, испуганно залопотал: — Но никак невозможно, Мой Вождь. Никак. Слишком много, нам не по силам, такая прорва, так много, уж очень… И тогда дон Адольфо забыл про окно и закричал. По-настоящему закричал, и глаза его налились кровью. Кровью сорока тысяч: — Это приказ!!! Никаких обсуждений!!! Секретарь записал и молча подал на подпись. Дон Адольфо подмахнул не глядя, он давно уже набил руку и смог бы, наверное, подписывать даже во сне, если бы только когда-нибудь спал. Секретарь повернулся и собирался уж было уйти, но едва сделав шаг, спохватился: — Мой Вождь, какую сегодня вину предъявить этим? — Какую вину? — дон Адольфо сверкнул злыми глазами. — Разве не видишь, что у меня болит голова? Зверски болит. Сходи к дону Иосифу, пусть придумает, этот умеет всегда. Я же… Ко мне никого не пускать! — Слушаюсь, Мой Вождь, — шаркнул башмаками секретарь и почтительно удалился. Дон Адольфо опять остался один. Он лежал будто мёртвый, но глаза его были открыты, глаза вперились в потолок, в красивый лепной потолок, аккуратный, ажурный. Он мог лежать так часами, неторопливо размышляя о чём-то грустном, невнятно-грустном, — но на сей раз в его голове складывался стих. Стих как стих — он знал, что поэт из него не удался, потому он никогда не произносил вслух своих стихов, чтобы эти не слышали, не холуйствовали понапрасну, ведь он знал, что поэт из него не удался. И святой не удался. Никто. Наверное, никто. А стих… стих он свой прошептал:- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (6) »
Последние комментарии
5 часов 40 минут назад
14 часов 43 минут назад
1 день 14 часов назад
1 день 14 часов назад
1 день 14 часов назад
1 день 14 часов назад