Город, который будет [Феликс Григорьевич Лев] (fb2) читать постранично, страница - 2

водорослей, плавают целые стайки.

Бросил я грабли с досады. Вот так, думаю, отличился! Хотел было выкинуть водоросли обратно в море, а мне говорят:

— Чего ж их выкидывать: им теперь всё равно не расти. Только больше не рви.

«Нет уж, — думаю, — теперь я не то что морскую, простую траву рвать не буду». А ту, что уже сорвал, я на берег привёз. Один лист взял себе потом на память. Вложил в толстую книгу между страниц.

Как-то раз зимой, дома, раскрыл я книгу, а из неё выпала пожелтевшая, старая водоросль, совсем сухая, но морем всё ещё пахнет.

Я лизнул её осторожно: и вовсе она не сладкая, а солёная, как морская вода.

На тоне

Мы жили в рыбачьей избушке на тоне, у самой скалы. Эта скала, как большая гора, нависала, загораживала избушку. С берега дует ветер, а здесь, под скалой, всегда спокойно и тихо, очень уютно.

Много у рыбаков на тоне работы. Рано утром, чуть свет, едут в больших лодках ловушки осматривать, новые ставить. Если ночью был ветер и волны, в ловушки набивается много травы и морской тины. Приходится вытаскивать сети, чистить — грязную сеть рыба сразу заметит и уплывёт.

С утра до вечера рыбаки в море. Бывает, даже обед готовят прямо посреди лодки, на камушке: разведут костёр и варят уху. За день устанут они, продрогнут, и так хорошо возвращаться в избушку, под скалу!

На этой скале, на самой вершине, росла сосна. Я и раньше видел издали вот такие одинокие сосны на скалах. Всё думал: и как они только держатся на голом камне? Кажется, подуй посильней ветер — свалит дерево.

Сосна, что росла над избушкой, была высокая — с трёхэтажный дом. Далеко с моря было её заметно, и служила она рыбакам вместо маяка. Только сосна завиднеется — знают, скоро берег. И правят прямо на сосну.

Однажды вышел на тоне весь хлеб, и рыбаки решили поехать за хлебом в деревню. К тому же многие из них давно не были дома, соскучились по родным. Они уехали, а я остался. Сам себе рыбки нажарил, чаю попил, у огня посидел. И лёг спать в избе. В полночь проснулся — что такое? — за стеной грохочет, свистит! Протёр глаза. Выглянул в окошко: там всё мутно. Только и видно, как волны о берег швыряет, будто мокрые тряпки. Я сразу догадался: шторм на море!

И вот уже чудится мне, будто море к самой избе подступает. А тут ещё снаружи как рванёт ветер! Что-то там треснуло, что-то мимо окна пролетело и грохнулось об землю. Перепугался я не на шутку: может, сосну на скале своротило? Ну ветрище!.. Подует сильней — разнесёт рыбачью избушку. «И зачем только, — думаю, — я приехал сюда, на это ужасное море?! Сидел бы сейчас у себя в городе, в крепком каменном доме за толстыми стенами, слушал бы по радио последние известия или читал газету».

К утру шторм утих. Только иногда ещё налетал ветер. Я вышел из дому и увидел: возле избы на камнях валялись разбитые доски. У рыбаков сараюшка была, где рыбу держали и снасти, — так вот с неё ночью крышу сорвало.

Глянул на скалу — сосна стоит как ни в чём не бывало.

И сразу мне стало спокойнее. Забрался я на скалу, а там трещина. Прямо из трещины и растёт сосна, а корни — внутри, в скале. Я подумал: вот какая! Если уж сквозь камень она пробилась, ей теперь любой шторм нипочём. И про рыбаков тоже подумал: они бы, наверное, не испугались! Это море научило их ничего не бояться.

Взял я в сенях топор, доски с земли подбираю — прибиваю на место. Ветер доску отрывает, а я всё равно прибиваю.

Скоро приплыли рыбаки из деревни, привезли свежий хлеб, сахар, соль. Я рассказал им про то, как меня шторм разбудил, а про крышу ничего не стал говорить: она ведь уже на месте была. Взяли рыбаки дрова в сараюшке, пошли топить печь, завтрак готовить. Я тоже проголодался, поставил топор в угол и пошёл завтракать со всеми.

Про тюленя

Зимой Белое море и правда всё белое: лёд кругом, снег и у самого берега и вдалеке. Сверху-то лёд, а под ним всё равно вода. Всё равно рыбаки ловят рыбу и подо льдом.

А по краям больших льдин любят лежать тюлени. Они находят во льдах разводья и трещины и вылезают из воды. За тюленями там охотятся охотники-зверобои.

Но одного тюленя зверобои не трогали: он с рыбаками дружил, был совсем как ручной. Вот что мне про него рассказали.

Жил этот тюлень возле лунки, в которую рыбаки опускали невод. Подъедут они на лошадях — тюлень сразу под лёд и уплывает куда-то. Только уедут — он снова на льду. Рыбаки шутили: он, мол, у нас за сторожа. И правда, другие все лунки замёрзнут, затянутся льдом — приходилось их снова пешнёй пробивать, а та, где тюлень поселился, — всегда чистая. Он в этой лунке купался, чистил её.

Рыбаки люди суровые, работа у них такая: весь день на морозе, на снежном ветру. Ещё и в ледяную воду руками приходится лазить — тяжёлую сеть опускать да обратно вытягивать. А тюлень для них вроде забавы. Только рыбаки подъедут — он вытянет морду и нюхает, как обыкновенная